Приподнявшись на локте, Кирилл наблюдал за уходящими соратниками. Последние сутки он провел в каком-то странном маловменяемом состоянии. Видимо, сказалось нервное напряжение после всх этих штучек с нацистами, расстрелом и глюками в тоннеле. Все было точно в тумане, в голову будто бы набилась вата. Он почти не разговаривал с остальными. Он безучастно наблюдал из темноты за их действиями. Вот подходят шаман и этот человек, как там его по имени... Вот Саше вынимают из плеча пулю. Вот высокая Анфиса применяет "анестезию", и ничего: ни желания вступиться за Сашу, ни одобрения. Словно во сне, он мало обращал внимания на них, а они на него.

Но сейчас, когда все собрались уходить... Сделан первый шаг вглубь тоннеля, и он должен выбирать: либо уснуть снова и проснуться в одиночестве, либо связать свой путь с этими странными людьми, с которыми вроде бы его ничего не связывает... и которые фактически спасли ему жизнь. Знакомо сдавило грудь тоскливое ощущение неизбежности. Как ни крути, все решено за тебя. И тут к этому чувству внезапно прибавилось другое: страх. Страх, что они уйдут, не обернувшись, не позвав за собой. Просто раз и навсегда исчезнут из его жизни, и когда-нибудь он узнает кого-то из них в рассказах соседей за вечерним чаем.

- Стойте! Подождите! - неожиданно для самого себя крикнул Кирилл. - Вы ведь еще в Полис? Я с вами, можно, да?

Поддавая коленом синюю спортивную сумку, Никифор в компании двоих других студентов и завхоза шагал по коридору в сторону своего будущего жилища на ближайшие пару месяцев. В общем и целом, расстановка дел ему нравилась. Побыть в сказке лишние деньки - почему бы и нет? Даже если сказка не всегда такая сказочная, какой должна быть в идеальных условиях...

К несказочности сказки относилась и новость о том, что Ника будет жить в одной комнате с Кириллом Звездуновым, самым старательным учеником эльфов. Слава о нем ходила по всему СИМСиМу, опережая его самого на добрую пару верст. Не то чтобы Дуля-младший был против творческих экспериментов - нет, но перспектива проснуться на потолке соседнего помещения или посреди воронки от взрыва его не прельщала.

- Кирюх, - проникновенно произнес Ника, в очередной раз пиная несчастную сумку с личными вещами, - слушай, ты только не обижайся... а давай ты будешь свои опыты ставить не у нас в комнате?

- В Полис? - глаза Кирилла расширились. - Вот так здорово! Я ведь тоже туда шел. Пока на этих гадов не нарвался... Схватили, заорали, что документы не в порядке... Да все в порядке было. Просто такой я невезучий, куда ни пойду, везде одни неприятности. Слушайте, а вы по-прежнему собираетесь в Полис?..

На последнем слове Кирилл осекся, потому что из глубины тоннеля раздался женский смех.

- Э... там кто-то есть?

Не обращая внимания на болтовню встреченного, Кирилл назвал свое имя и стал разглядывать невольных попутчиков. Сбитая им в переходе Анфиса (ну и имечко!) оказалась неожиданно высокой, выше него самого, и явно была о себе немалого мнения. Другая девушка, Саша, на вид оказалась очень симпатичной, насколько это вообще бросалось в глаза при тусклом свете. Плечо ее пропиталось кровью. Имени третьего человека Кирилл не знал, но, кажется, это он истерил в камере. А может, другой? Хрен их разберешь... В любом случае, он ему сразу не приглянулся.
- Так вы давно знакомы? - спросил он у девушек. - Ну, вся ваша группа? И куда вы шли?
Тут его взгляд опять упал на Сашино плечо.
- Сейчас, секунду, - он зашарил по карманам. - Где-то тут банданка была, если не выронил, перевязать... Бинты ж сволочи отобрали... Так, кажется, тут должна... Черт, все-таки посеял!
Ругая себя последними словами, он продолжал рыться в боковых карманах штанов.

- Остальных... - повторил Кирилл. - Но где они? Ни черта не видно, нужен свет.

Он окончательно успокоился. То ли так подействовал контакт с человеком, то ли пришло осознание того, что где-то тут есть и остальные, его бывшие сокамерники, люди, уж во всяком случае зла ему не желающие. Сердце перестало колотиться, и непроглядная тьма тоннеля стала просто привычной подземной темнотой.

- Наверное, все в порядке, - неуверенно произнес Кирилл и, шагнув туда, откуда недавно доносился голос незнакомой девушки, зашарил руками в темноте. - Давайте руку. Поищем остальных.

Пробежать удалось недолго. Ослепленный страхом, Кирилл ринулся во мглу с такой скоростью, какой сам от себя не ожидал. Но буквально через несколько секунд в лицо неожиданно ударила боль, как будто в него со всей силы ударили листом горячего железа. И эта боль протрезвила его. Паника медленно отступала.

Негромко ругаясь и шипя сквозь зубы, Кирилл ощупал голову. Кажется, из носа шла кровь. Как же это он... бежал, испугавшись... чего?.. не помнит... кажется, сна какого-то или... нет, бесполезно... бежал и споткнулся. Ну и чертовщина.

Он зашарил руками по полу вокруг себя, ища опору, чтобы подняться на ноги. Внезапно пальцы наткнулись на что-то нестерпимо горячее. Кирилл вскрикнул и отдернул руку. Дуя на пальцы, он медленно обернулся. Темнота. Лишь сзади кто-то...

...дышал.

- Эй? - осторожно произнес парень. - Кто тут? Вы живы?

Наверное, потом Кирилл будет пытаться вспомнить, как все это было, - и не сможет. Сначала была усталость, такая, что не хотелось сопротивляться. Ведомый этой усталостью (и группой нацистов), парень вместе со своими спутниками прошагал положенные метры до туннеля. Стукнулся коленками в пол.
- Итак, за преступления перед Великим Рейхом! - словно сквозь вату доносился голос офицера.

Кирилл закрыл глаза. Скорее бы. Ему надоело стоять коленями на жестком полу. Надоело чувствовать боль от ударов. Надоело жить в метро. Сейчас все закончится. Что дальше?.. Мать была верующей, не так, чтобы через край, но дома у них регулярно отмечались Рождество, Сретение и Пасха. Она рассказывала сыну про существование души после смерти тела, про ад и рай. Ад Кирилл еще мог себе представить: всюду хаос, костры, больные и обожженные люди... С раем дело обстояло хуже. Сложно объяснить человеку, рожденному под землей, что такое простор, густые сады, бескрайнее голубое небо, реки, солнце.. Картинки в книгах и журналах не сильно помогали. Вот и получалось, что сверху голубое, по бокам зеленое, а снизу...

Выстрел! Еще! Кирилл дернулся. Неужели все? Конец? Но боли не было. В другого? В кого?

Он резко обернулся, открывая глаза. В туннеле царила неразбериха. Кто-то в кого-то стрелял, еще кто-то кричал. Кажется, казнь прервалась. Пятна света от фонарей плясали по стенам и потолку. Еще выстрелы...

Тело фашиста упало совсем рядом. Кирилл вздрогнул. Значит, наши? Надо помочь, но как и кому? Оружие бы достать... Парень вскинулся было, но тут ему в лицо ткнулся свет от чьего-то фонарика. Зажмурился, закрыл лицо руками. В глазах плясали сине-красные пятна, а голоса и звуки борьбы сходили на нет...

До полной тишины. До звона в ушах. Все звуки исчезли, плавно погрузившись в черную пропасть с разноцветными скачущими пятнами. Кирилл не понимал, что происходит. Колени болят - значит, он все еще стоит скрючившись, прижав ладони к лицу. А вокруг не было ничего, значит, все умерли?

"Нет, - шепнул ему знакомый голос. - Это значит, умер ты."

Да. Первые выстрелы были вовсе не не в фашистов. А в него. А остальное - лишь последнее торжество воображения.

"Я не могу умереть, - возразил парень. - Я столько раз выживал..."

"Можешь. Открой глаза. Не бойся. Увидишь рай."

Кирилл неожиданно понял, что боится открыть глаза. Он не хотел видеть того, что мог бы, совсем не хотел... А голос подгонял, просил, снисходительно хмыкал... Рай. Неужели правда - рай?

Он медленно отнял от лица ладони. Зрение возвращалось постепенно. Стало светлее. Все было освещено не красным "аварийником" станций, а уютно-желтой лампой, как на станциях Ганзы. Будто несколько мощных фонарей повесили наверх. Туннель, в котором они находились, не исчез, но стал... больше. И притом существенно. Противоположной стены почти не было видно. А пути были всюду. По низу тоннеля попарно шли серебристыми линиями рельсы. И почему-то шли они не параллельно друг другу, а пересекались, причем без стрелок. Местами они переваливались через другие рельсы, местами вливались в них. А самое идиотское - они налезали и на стены и порой даже уходили в них. Кирилл обернулся и посмотрел на ту стену, возле которой еще недавно ожидал расстрела. Теперь на ней отчетливо были видны следы краски, которой рисовали прямо поверх кабелей. Зеленая масляная краска изображала, видимо, деревья: от толстых дуг отходили дуги и прямые потоньше, а они, в свою очередь, были усеяны овалами и кружками. Иногда попадалались пятна белой краски в тех же зеленых овалах. "Березки", - вспомнил Кирилл и перевел взгляд выше. Там начинались голубые полосы. Весь верх тоннеля, ставший вдруг выше, чем обычно, был измазан голубым. Красили неаккуратно: мазки наслаивались друг на друга. Одна линия путей, самая наглая, забралась по стене наверх и проходила теперь по потолку. И она была особенно странной. Если до этого Кирилл испытывал лишь сдержанное удивление, то теперь оно сменилось мурашками, бегущими по спине. Рельсы пересекались. То есть, и до этого они пересекались, но исключительно попарно. Эта же пара явно плевала на акисому о параллельности, на все законы физики и здравого смысла. Рельсы скрещивались друг с другом. Шпалы торчали вразлет. А в самом высоком месте тоннеля, в месте скрещения рельс, торчал выкрашенный желтым шар. Но этого же не может быть! Это ведь метро! Рельсы обязаны быть параллельны!

"Видишь? Здесь все такое же, как тебе описывали. Поздравляю. Теперь пора найти ушедших до тебя. Погляди, это не они там?"

Кирилл механически повернул в голову в сторону дальней стены и увидел мельтешащие разноцветные силуэты.

"Подними руку и помаши им. Ну же!"

Медленно, нехотя парень поднял руку и случайно перевел на нее взгляд. С руки на пол падали тяжелые капли масляной краски телесного цвета.

Кирилл позабыл о том, что ему уже девятнадцать, и он мужчина. Позабыл и о расстреле, и о Полисе, и о своих спутниках, и о чуме, и о Добрынке своей родной забыл начисто, и истошно, пронзительно закричал. А затем бросился в туннель, туда, где еще была спасительная, мгла...

... ты, и вот ты, - палец нациста ткнул и в Кирилла. - На выход!

"Вот тебе и чума, - мелькнуло в голове. - Куда нас, на расстрел? Или может, отпустят? За что стрелять? За что?!"

Задвигались в камере люди. Кирилл механически встал, и давя тошноту, пошел следом за выходящими узниками. Мозг отказывался верить в страшное. Сердце же бешено выстукивало о ребра: "смертьсмертьсмертьсмертьсмерть". А ноги, ноги двигались размеренно, неторопливо, лениво так. И ни желания сопротивляться, ни желания что-то спрашивать, кого-то умолять или наоборот, угрожать... Паренек шел, как шли в самых страшных книгах узники режимных лагерей: послушно и медленно.

Понял, спасибо. )
Итак, попытка 2. Никифор Дуля, 17 лет.

Никифор (чаще его зовут просто Ника) учится уже на третьем курсе и широкими твердыми шагами приближается к поставленной цели. Какой? Конечно же, закончить СИМСиМ. С отличием, без отличия, - дело десятое, главное, чтобы со знаниями по практическому чародейству. Для достижения, стало быть, этой цели приходится трудиться: налаживать отношения с другими студентами и списывать у них задания, учиться бесшумно открывать под партой учебник, а иногда даже (о ужас!) учить. Успевает в основном по двум предметам: физкультура и необходимое ему чародейство. Почему необходимое? О, это целая история.

До 15 лет Ника жил самой обычной жизнью в самом обычном городе Земли. И любовью его были самые обычные сказки. В детстве многие мечтают попасть в сказку. А потом вырастают и мечтают попасть в фэнтези или НФ. Потом - попасть в ВУЗ. Потом - на престижную работу и куда-нибудь на Карибы. А потом - мечтают попасть в детство, чтобы мечтать попасть в сказку. Нике все это, кажется, не грозит: сказками он грезил, и выйдя из дошкольного возраста. Понятно, что при таком раскладе бешеной популярностью у сверстников он не пользовался. Друзей особо у него не было. Но в возрасте 13 лет у Никифора появился компьютер, подключенный к интернету. И первого своего друга он нашел именно через сеть. Это была девчонка, но несмотря на это, они отлично друг друга понимали. Вскоре общение исключительно в виртуале им надоело, и они решили встретиться погулять по городу. Тут и крылась засада. Девчонка Милка, оказалась толстенной и рябой, да еще и с передними зубами, как у кролика. Но кто смотрит на внешность? В друзьях надо ценить душу. И общение у ребят складывалось отличное. Однако, они взрослели, и случилось малоприятное. Милка в Нику влюбилась. Просто втюрилась - так крепко, как только может 14-летняя девочка в 14-летнего мальчика. А что делать нашему герою? Только терпеть... А еще через годик вера в чудо, можно сказать, перевернула его жизнь: ему открылась дверь... в подсобку? нет, в сказочный мир! А именно, в институт мира сказок и магии. Куда Ника не замедлил держать экзамены. И поступил-таки, потому что появилась у него такая мысль: он станет отличником в чародействе и переколдует Милку в красавицу. Или заставит ее себя разлюбить.

Позже Ника узнал, что волшебство сказочного мира в мире реальном бессильно. Но он не привык унывать и решил, что что-нибудь придумает. А пока можно не торопиться. В конце концов, жизнь в сказке удивительна сама по себе...

Внешность у Ники самая обыкновенная: ростом чуть ниже 180, волосы русые, прическа - как у ребят из "Битлз" на пике их популярности. Глаза серо-зеленого цвета. Телосложение нормальное, особых примет не имеет. Студент Факультета Сказочного Чародейства.

Чума?

Чушь какая. Наверное, еще не до конца проснулся. Но вот затихли его сокамерники, и кто-то из них переспросил...

Чума - одна из страшилок метро. Конечно, на Добрынке ходили о ней слухи. Их приносили торговые караваны Ганзы, путешественники-приключенцы с автоматами через плечо, а иногда даже свои, добрынинские люди, по делам отлучавшиеся на соседние станции. Но слухи эти неизменно соседствовали с рассказами о крысах величиной с овчарку и байках про какую-то черную нечисть не то с ВДНХ, не то с Алексеевской. Разговоры у костерка... Кирилл любил размышлять, но чума редко занимала его воображение. Слишком нереальным это казалось. И потом, когда ты перенес десятки болезней, когда в детстве ты буквально угасал (а все шептали: он не жилец), но опять и опять выбирался, выживал... когда ты привык к тому, что болезни сопровождают почти каждый твой шаг, легко ли поверить, что у какой-то одной есть маленький шанс свести тебя в могилу? Кирилл привык болеть. Но привык и выздоравливать. А чума на обжитой станции существовала лишь на словах.

А теперь... Как глупо ломаются все представления о жизни. Эта девочка, она больна чумой? Значит, все, кто здесь есть, умрут? Чушь, ошибка. Разве эта девушка - врач, чтобы ставить диагноз?

А вообще-то... какая разница. Все, кто здесь есть, умрут. С чумой или без. Нацисты не дадут им уйти просто так.

Окей) квенту сейчас перепишу... только такой вопросик: а отучившиеся в институте где живут: в реальном мире или сказочном? Если реальном, как они без волшебства живут? Если в сказочном, разве они не могут обзавестись семьей?

Студенто нумеро дуэ.
Никифор Дуля. 17 лет.

Никифор (чаще его зовут просто Ника) учится уже на третьем курсе и широкими твердыми шагами приближается к поставленной цели. Какой? Конечно же, закончить СИМСиМ. С отличием, без отличия, - дело десятое, главное, чтобы со знаниями по практическому чародейству. Для достижения, стало быть, этой цели приходится трудиться: налаживать отношения с другими студентами и списывать у них задания, учиться бесшумно открывать под партой учебник, а иногда даже (о ужас!) учить. Успевает в основном по двум предметам: физкультура и необходимое ему чародейство. Почему необходимое? Это целая история. Дело в том, что отец Ники, Дуля-старший, сам большой любитель сказок и выпускник СИМСиМа, решил с детства причастить сына таинствам волшебного мира. Для чего, как только Никифору исполнилось 15, ему был выдан спортивный лук с гуманизированной стрелой (одна штука) и наказано было: стреляй, да не по кустам, а в небо. Где стрела приземлится, там и невесту свою найдешь. "Хорошо, не из пневматической винтовки", - подумал Ника, выпуская стрелу. 9 шансов из 10 у нее было затеряться где-нибудь в траве. Но надо было такому случиться, что приземлилась стрела аккурат у ног единственной дочки местного царя. Думаете, назначил он Нике непроходимое испытание? Как бы не так. Он дочь свою уже и выдать за кого отчаялся. А видели б вы ее, так и не спросили бы, почему. Короче, обрадовались все родители, с обеих сторон, и не теряя времени, Нику с Милкой-царевной обручили. Свадьбу, правда, не сыграли. Во-первых, рановато, во-вторых, Никифор категорически воспротивился обзаводиться семьей до того, как закончит институт и найдет работу. Он все-таки не тунеядец какой.

Так вот, Милка. Мало того, что рябая и толстая, так еще и умом не шибко блещет. Целыми днями только и делает, что губы подкрашивает, колдоприемник слушает и маговизор смотрит, да напевает: "ля-ля-ля, крошка, люби меня-а, как я люблю тебя-а..." Ника уж отчаялся с ней общий язык найти. А тут лето как раз, вступительные экзамены. Он особо-то не готовился, но сдал их просто с налету, с перепугу. Решил тщательно изучать чародейство, чтобы переколдовать Милку в нормальную девчонку. А если совсем никак, то хоть отцово слово отменить и помолвку разорвать.

Внешность у Ники самая обыкновенная: ростом чуть ниже 180, волосы русые, прическа - как у ребят из "Битлз" на пике их популярности. Глаза серо-зеленого цвета. Телосложение нормальное, особых примет не имеет.

Берете такого?

Когда что-то мешает тебе провалиться в сон, а ты слишком устал, чтобы окончательно проснуться, сон и явь мешаются в одно целое.

Кириллу снился дом. Добрынка, Добрынинская. Ганза. Такая светлая и уютная. Их с матерью двухместная палатка, старенькая, на отшибе, зато своя. Мать протягивает ему алюминиевую кружку с чаем, и он пьет горячий отвар, обжигая разбитые губы...

Разбитые? Да... Сволочи... Постарались...

Спать... Снится Илюха. Илья Сергеич, если точнее. Кириллу всегда казалось странным так запросто звать по имени человека, который по возрасту годится тебе в отцы. Словно приятеля-ровесника. А впрочем, он и был приятелем. Нет, другом. Конечно, самым хорошим другом на станции. Помнится, когда пять лет назад они с мамой только переехали на Добрынку, как Кирилл хотел, чтобы Илья почаще заходил из своей "общаги" в их палатку на чай!.. Конечно, они с мамой понравились бы друг другу, и стала бы у них самая настоящая семья... Но у жизни мало общего с детскими грезами. Илюха по-прежнему оставался холостяком, однако, от этого их с Кириллом дружба не исчезла. Именно он доставал для парня редкие, ценные книги. И частенько рассказывал про прошлое, про чудную жизнь наверху, никогда не забывая добавлять: "Прошлое, Кирюх, спину тебе прикрывать должно, а ствол всегда направляй в будущее". Кстати, о стволах: из Калашникова стрелять - тоже он научил. И ножик свой любимый в дорогу отдал, и горсть пулек. Эх, Илюха...

...Выстрелы, крики. Замолчите, замолчите! Сколько можно...

Полянки он испугался, не пошел через Полянку. Думал пройти по Кольцу до Павелецкой, там до Тверской дошагать, на Чеховскую перейти, а там и Полис рядом. Не испугали его ни близость Красной ветки, ни фашисты на Чеховской. Это все, как чума, - разговоры идут, а на деле ни разу не сталкивался. Где ему, жителю Ганзы...

Новеньких привели. Ну как привели - втолкнули, бросили, наверное, как всех остальных. Целую кучу. Шум. Кирилл попытался уйти обратно в сон, но организм не желал. На лице запеклась кровь. Ломило виски и затылок, слегка подташнивало.

Как так получилось, что схватили его нацисты? Да, сам он темненький, но без крайностей. И кожа бледная. А в паспорте, самое главное, одни только русские слова. Может, скучно им было? Или чистенького солдатика, который документы проверял, девушка бросила? Ох, Кирюха... Одно слово - "невезюка".

Рядом говорили. Кирилл поморщился, приподнялся на локте, открывая глаза. Рядом заплакали. И снова говорили о чем-то. Прислушался: "из-за меня, из-за меня все". Чокнутый, не иначе. Девушка плачет, ее успокаивают.

Шмяк! Еще один. Кричит, ругается. И опять разговоры. Виновен! Не виновен! Убей меня, отпусти ее, или наоборот, убей ее и отпусти меня... Достали!

- Что тут проиходит, е-мое? - измотанно и раздраженно бросил Кирилл, пытаясь встать. Затошнило сильнее.

Калинин Кирилл Алексеевич.
Возраст: 19.
Внешность: рост 175 см, сложения худощавого, кожа бледная, как у большинства обитателей метро, лицо скуластое, нос, пожалуй, длинноват. Волосы темные, но при стрижке "под ноль" в глаза это не бросается. Карие глаза лихорадочно блестят. Одет в поношенные камуфляжные штаны "флора", стянутые армейским ремнем, и старенький черный свитер с вытянутыми рукавами; на ногах - берцы, их подошвы порядочно стерты. Есть и черная бандана, которую Кирилл порой натягивает на бритую голову.
Характер: порывист, неврастеничен. Легко загорается идеей. Кирилл мечтателен, любит раздумывать как о жизни, так и совсем об отвлеченных вещах. Вероятно, излишне замкнут в себе. Довольно молчалив.
Биография: Кирилл родился уже после катастрофы, в метро, на станции "Тульская". Причем родители его тогда были ненамного старше, чем он сейчас. Судьба не делает скидок на возраст: отец Кирилла не дожил даже до рождения сына. По рождении недоношенного, болезненного мальчика все предрекали ему смерть. Но шли годы, он переболел всеми мыслимыми болезнями, однако, остался жив, что неизменно поражало соседей по станции, давших ему в итоге прозвище "Невезюка". Когда Кириллу исполнилось 13, его мать сильно поссорилась с видными на станции людьми и вынуждена была с сыном переселиться на Добрынинскую, в Ганзу, где у нее были кое-какие знакомства. Там паренек открыл для себя книги, и с головой погрузился в литературный мир. Далее юность его проходила обычно, со всеми, так сказать, присущими. Пределом его мечтаний было добраться до Полиса, культурной столицы метрополитена и свести знакомство с браминами-книгочеями. Когда Кириллу иполнилось 19, он решил, что пора "ковать железо" и отправился в путь, в Центр. Казалось бы, от Добрынинской до Полиса пара прогонов, а не все так просто. Про Полянку всякое сказывали, и Кирилл не решился идти напрямик...
Из снаряжения с собой: нож складной Cold Steel, скорее инструмент, нежели оружие, подарок старшего товарища; пара ИПП; за ремень пристегнут альп.карабин.