Воронморр не вздрогнул от оклика по двум причинам, во-первых, он ожидал чего-то подобного, во-вторых, этого не позволяло чувство собственного достоинства. Поэтому Каркель подождал, пока Ульяна его пересадит (тратить на такой пустяк собственные силы - нерационально) и прежде чем приступить к еде - все-таки ведьма внушало ему грандиозное...хм...уважение, слово "страх" неуместно в компании разумных людей и априори разумных воронморров - все так же с чувством собственного достоинства ответил:
- Госпожа, я не ем живую пищу. Это неэстетично и антисанитарно, и посему я предпочитаю пищу, подвергнутую термической обработке, - и воронморр, преисполненный чувства собственного достоинства, принялся за еду. То, что это был третий ужин за день, ничуть не мешало птице. Наоборот, то, что он не был особо голоден, а ел скорее по привычке, дало возможность одновременно говорить - на сей раз с Ульяной, а не с чародейкой - и есть.
- Э...."сесть на шею" не стоит понимать столь буквально, это...скажем так, аллегория, обозначающая крайнюю степень наглости, что сама понимаешь, ко мне не применимо, - Каркель так возгордился изящностью определения, что чуть не подавился. Хлебом - окороком он бы не подавился никогда, это сродни святотатству. - Криминал - это, например, если я тебя сейчас зверски зацарапаю до смерти. Или ты меня. В общем, криминал - это противозаконное деяние, кхе-кхе, - и все-таки подавился...

Покупая тонкую самиздатовскую книжицу за 50 р., не ждешь, что проймет вот так, до последних складочек сердца. Однако в жизни случаются приятные неожиданности.

Ольга Нечаева. Названия (если они и есть) не помню, а вот сами стихотворения прямо-таки врезались в память.

--------------------------------------------------------------------------------

Так темно, но не добудешь огня.
И на сердце тяжело-нелегко.
Улетает жизнь моя от меня,
Улетает далеко-далеко.

Не отыщешь ни воды ключевой
Или водки, чтобы выпить до дна.
Не осталось у меня ничего,
Кроме смерти. Да и эта - одна.

Нет мне воздуха прощанье сказать,
Нет мне времени рукою махнуть.
Мне положено остаться лежать,
А хотелось бы отправиться в путь.

И за жизнью я вослед поспешу,
Тёмной тенью проползу по земле,
В телефонных проводах прошуршу o
Да и сгину в наступающей мгле.

____________

Раковая опухоль забвения
Тихо расплывается по воздуху,
А случайно вырванный у памяти
Номер телефона отзывается
Частыми, как пульс, гудками "занято"...

Ты опять идешь по темной улице,
Поднимаешь воротник и ежишься -
На дворе последний приступ осени..

А в пустой квартире дожидаются
Сумерки, и хриплый голос радио,
И письмо, которое отправлено
Самому себе во вторник вечером.

Осень. Самая середина осени. И не потому что она символ увядания, смерти или обновления. Удивительное время года. Мне нравятся её цвета, её запахи, её мягкость, её нежность. Вообще, осень - самое нежное время. Это странное ощущение, когда ты идешь в молоке сиреневого от отсветов фонарей тумана, и тебя захлестывает безудержная нежность: этих мягких приглушенных цветов, чуть терпких запахов с чуть слышными нотками зимы, нежность прощания - не смерти, прощания, с летом, с зеленью трав и деревьев... Осеннее настроение- самое увидительное в мире: мягкой, нежной и пронзительной грусти, легкости, обновления...
Наверное, дело в личных ассоциациях и бзиках, но себя я тоже всегда ассоциировала именно с осенью

...в злонравии ведьмы воронморр и не сомневался. Эту фразу он мог бы повторять бесконечно, пробуя на вкус различные зловещие оттенки и полутона, на сей раз - выражая опеределенные сомнения в том, что вообще стоило все это затевать. Поскольку уже дважды - а Каркель был понятливой птицей - ведьма ясно дала понять, что ей нужен исполнительный и безусловно подчиняющийся чародейской воле воронморр. Определение "исполнительный и безусловно подчиняющийся чародейской воле воронморр" на отъетую в выскомерном отношении ко всему роду человеческому тушку налазило с трудом. Однако теплый, сухой - Каркель на это надеялся - чердак был лучше неудобного и костлявого плеча Джека, и к тому же - опять-таки смутные надежды воронморра - служба воронморром при чародейке, а ещё лучше её доме, означала раскрытие его яркого артистического дарования. Посему Каркель проглотил пипюлю, не поморщившись, то есть выслушал чудодейственную рецептуру, не переставая изображать умирающую птицу, а когда слабо приоткрыл глаза, увидел миловидную девушку, видимо, ту самую ученицу, как её там...Ульяна, да. И зачем людям имена?.. Вот воронморры существа действительно стоящие, а людям хватило бы номеров, например Ноль-первый-дробь-три... Каркель вовремя заткнул фонтан мыслей, сообразив, что чародейка может и мысли читает, и тогда точно плакал его хвост.
Как бы то ни было, девушка была милой, ну, может чуть простоватой, а уж её методы лечения точно свидетельствовали о том, что с воронморрами Ульяна никогда не общалась. "Первый урок монстроведения", ну-ну...
Каркель слабо пошевелился, сунул клюв в миску, живо выпил - ещё бы с такими нервами кто пить не захочет? - и обратил несчастный взор к девушке:
- О чудо! Я, кажется, чувствую себя лучше, смертельный недуг отступил, сраженный вашей добротой, сией чудодейственной влагой и общей атомосферой магии, царяжей в этом жилище...Я благодарю вас. Я - Каркель, а вы, прелестная леди чародейка?
Пожалуй, хорошо, что это происходило за печкой и никто в этот момент не видел воронморра, а Ульяна не могла оценить чуть заметного блеска хитрющих глаз. Каркель, пользуясь случаем решил обзавестись источником информации, а заодно завоевать расположение той, которая заведовала - Каркель был наблюдательной птицей и заметил, кто накрывал на стол - кухней, самым важным местом в жизни воронморра. Умная птица прекрасно оценила, кому здесь можно сесть на шею - ну, не конкретно в этой чародейской компании, но ведь Джек тоже в доме сейчас - кого надо беспрекословно слушаться, а к кому лучше мягонько подлизаться...Да, да, воронморрье искусство, благодаря которому эти двернейшие птицы до сих пор не вымерли, людям никогда не понять...

Душа

Как холод по спине и жар ладоней,

Как силуэт, увязший в мертвом камне,

Как едкий дым в моем тяжелом вдохе,

Тугой комок, внутри меня зарытый,

Стальной кулак, сжимающий мне пальцы…

Как плетью по воде, как резкость ветра,

Как кислорода теплый ток под кожей,

Во мне – так глубоко в пространстве тела,

Не отпустить, не сжать, не дотянуться...

нрпг: спасибо Ri, забираю Каркеля обратно в свои лапки

...в злонравии ведьмы воронморр и не сомневался. Ведьма - и все тут, он бы и не подошел ( и тем более не подлетел) к её дому, но раз уж занесла нелегкая... К тому гроза плохо сказывается на здоровье и целостности драгоценного хвоста... а попутчика ещё понесет куда-нибудь, где его воронморрству оборвут хвост и - не дай Лига - попортят перышки....

...после более чем недвусмысленного намека ведьмы беседа, казалось, снова смягчилась, но тут Каркель захрипев, рухнул на стол. Глаза широко раскрылись и - знакомый Джеку маневр - драматически завращались, на сей раз изображая агонию. Хриплое карканье напоминало предсмертный вопль. Крылья подергивались - то ли в конвульсиях, то ли в попытке взлететь, подергивались слабо, потому что Каркель был птицей опытной и не любил переигрывать. В голове воронморра мелькнула мысль, что можно ещё и задними лапами подергать для пущего эффекта, но передумал, решив что для нужной ему реакции и этого достаточно, и, выждав ещё секунд пять конвульсий и мучений, вдруг бессильно обмяк.
- Простите, простите меня...И ты, Джек, прости. Видимо, мое старое больное тело не выдерживает этого путешествия. Джек! Дже-е-е-е-к! - воронморр говорил с надрывной хрипотцой, а последнее слово и вовсе хрипло взвыл, распугивая окрестную живность. - Джек, прости, дальше я не смогу идти с тобой. Мне остается лишь смиренно просить почтенную госпожу чародейку о снисхождении к бедному воронморру. Госпожа, - воронморр на секунду замялся, но все же вспомнил имя вед...чародейки, - Криселла, прошу вас предоставить приют усталой птице, неспособной лететь дальше... я готов быть вашим верным помощником в вашем магическом процессе....

И обессиленный воронморр упал, прикрыв усталые глаза, готовый как вскочить и драпать, если вдруг ляпнул что-то не то, так и драматично стонать в благодарность ведь...да что ж такое! Каркель, запомни, во имя хвоста и крыльев - ча-ро-дей-ке.

И снова это я, вот только на сей раз я ищу сомастера или оргмастера, то есть умного человека, способного управлять приключенцами. Собственно, о самой идее. Цена есть у всего. Простой и незамысловатый факт, известный каждому обывателю с раннего детства. У всего есть цена, вот я и предлагаю опытным путем проверить, есть ли у чуда цена и трудно ли быть чудом. Вдохновленная Стругацкими, я нафантазировала примерно следующее: где-то на периферии вселенной существует профессиональная контора, сумевшая путем долгих и сложных генетических изменений вытащить из человека паранормальные способности. Они научили человека творить чудо и быть чудом, чтобы помогать развитию других. То есть там готовят "магов" для отправки в отсталые регионы. Не ученых, а координаторов развития, некое чудо, помогающее выжить нужному и искоренять ненужное. А теперь представьте, что компания зеленых выпускников попадает на территорию, раздираемую революциями и внутренними войнами, где велик соблазн взять всю власть в свои руки, и где очень сложно остаться просто - независимым чудом. Почти невозможно, если очень четко стоит задача - поддержать конкретную силу, а так называемый "личный фактор" бурно протестует. Почти невозможно, учитывая, что вдруг впервые ощущаешь пьянящее чувство превосходство, могущество, власть над судьбами. Когда вас только отправляют, вам кажется, что цель проста и понятна, поддержи этих, усмири этих, и непонятно зачем столько человек на такое простое задание. А потом мир встает с ног на голову, и целью становится принять решение - и будь что будет.
Это - набросок, я, если честно, плохо представляю как впринципе должен быть организован прикл и этот в частности. Зато идею эту знаю от и до, во всех подробностях и деталях, поэтому и ищу помощи.

Воронморр, несмотря на то, что был птицей на редкость обленившейся, так и не смог победить в себе заложенную в генах привычку просыпаться на рассвете и встречать надвигающийся день хриплым карканьем. Однако, проснувшись, каркнув и увидев, что малолетний попутчик нагло храпит, не обращая на его голодное воронморрство внимания, Каркель, переваливаясь как утка - видимо, излишний вес виной - подошел к Джеку и захлопал крыльями над его головой, периодически истошно каркая.

Джеку снились саблезубые змеи…Они ползали, ползали вокруг и что-то шептали, будто ветер. Вот только Джек не мог разобрать слов. Самая крупная из змей вдруг подползла к нему и начала громко хлопать по земле хвостом, громко каркая.. постепенно Джек проснулся и понял, что каркает не саблезубая змея. Это Каркель, хлопая крыльями, пытается его разбудить.

- А? Что? - пробормотал паренек рассеяно - Уже утро?
- Утро! Утро! Ты это называешь утром! Давай, давай, поднимайся! - воронморр заболиво похлестал парня крыльями по щекам, придавая Джеку бодрости. - Доставай еду, не забудь мою лепешку и пойдем!

Уже окончательно проснувшись, Джек поднялся, свернул плед на котором спал и сложил его обратно в мешок. Из мешка же появилась фляга с водой и пара лепешек - одна Джеку, одна Каркелю.. Закидав землей остатки костра, он начал собираться в дорогу.

Тщательно прожевав лепешку - есть надо долго и вдумчиво - воронморр начал инструктировать Джека, пока тот собирался.
- Так, пойдем сейчас к домику ведьмы, я тебе покажу тропинку. То есть ты пойдешь. Ты же не против, если я у тебя на плече поеду? Так хоть тропинку не потеряешь. Нам сейчас почти по прямой на север, там домик обойдем, а то мало ли... - воронморр зябко поежился
- Если идти на север, путь пройдет прямо через лес. Ты уверен, что на нас не нападут местные хищники? - с сомнением проговорил юноша - Тут ведь, наверное, всякое водится. А моего лука и трости вряд ли хватит, чтобы отбиться от всех.
- Нет, - беззаботно ответил воронморр, - хищников можешь не боятся. Хищники бродят чуть восточнее, ближе к реке, тут людей много, да и нашим тоже нужна кормовая база. А вот наши...да нет, с нашими тоже проблем не будет, - кого хочет убедить воронморр, Джека или себя, было не понятно.
- Наши? - опять не понял Джек - Кто именно "наши"? Вчера ты упоминал некий то ли союз, то ли лигу.. Это что, какой-то тайный воронморрский союз?
- Да собирайся ты, в конце концов, раньше выйдем, раньше дойдем, может, ведьму не застанем! Лига монстров, Лига ужасающих существ этой земли, Лига против варварского господства людей... - воронморр почти перешел на свои излюбленные драматические завывания, но опомнился, посмотрев в непонимающие глаза Джека. - Это такая организация защиты видовых меньшинств, хотя я лично не согласен считаться меньшинством и ни в какие Лиги не вступал. А наши - просто местные. Ну змеи там шерстистые, саблероги...
- А, ясно. - Джек попытался сделать вид, что хоть что-то понял кроме "монстры". - Ну, тогда в путь, - он накинул плащ и повесил мешок на спину, на ремне через плечо. - До реки должно быть уже не так далеко…

Каркель молча и выразительно смотрел на Джека, который явно собрался в дорогу, намекая, что парень забыл самое главное - воронморра.

- Ты скоро? - обратился Джек к воронморру. Свободного места на его плече было предостаточно.

К сожалению, воронморры не умеют мученически вздыхать, иначе бы Джек услышал целую серию мученических вздохов в исполнении Каркеля. Воронморр ограничился укоризненным взглядом, не зная, как бы объяснить своему попутчику, что сытый воронморр - птица гордая.

- Ох.. Забирайся и идём, а то приползут саблезубые змеи. - пошутил Джек, затем присел, вытянув вперед руку, чтобы Каркель мог перебраться на плечо.

Воронморр забрался Джеку на плечо, гордо уселся там и незамедлительно приступил к своему излюбленному делу - болтовне. - Ну, что пойдем? Аккуратнее, я не мешок с картошкой! Так, горизонт чист, - Каркель был очень горд своим высоким положением проводника, чувствуя себя начальником экспедиции к реке. - Итак, четче шаг! Каки вы люди, странные, вот мы, воронморры...

Поправив ремень мешка и протерев фибулу на плаще, чтобы та хотя бы пыталась изображать блеск (что было бесполезно - она давно почернела от времени), Джек бодро зашагал на север, сквозь не успевший до конца рассеяться утренний туман. Солнце еще не до конца взошло, и было прохладно, но свежий воздух действовал бодряще, стирая остатки сна.
- Чем же это мы такие странные?


Последовавший за этим диспут о людях и воронморрах затянулся надолго.. Джек и Каркель не заметили, как подошли к тому самому домику ведьмы.. По крайней мере, впереди стало виднеться что-то, напоминающее домик в лесу. И скорее всего это был именно домик в лесу, а не что-то иное..

Марита пришла на первое свое занятие в Академии ровно за две минуты до начала - по старой и уже глубоко пустившей в ней корни привычке. Зал с ровными рядами столов, стульев и кафедрой преподавателя, она мысленно назвала "аудитория", пробуя на вкус незнакомое слово, услышанное из рассказов одного семинариста, так давно, что даже в прошлой жизни - преуменьшение. Преподаватель - мэтр Базиль - оказался магом, уж это-то Марита поняла сразу, хотя ничего другого и не ожидала. Марита невольно внутренне насторожилась, собралась, нет, не хватаясь за рукоять меча, не глядя на мага с подозрительным прищуром - просто подобралась. Впрочем, это была скорее дань прошлому - закоренелая привычка, вместе с синяками вколоченная в армии наемников - от магов жди беды. И хотя сама Марита давно уже избавилась от неприязни ко всем магам в целом, невольно насторожилась.
Марита быстро вошла в зал... аудиторию, стараясь не чеканить шаг, мимолетно удивившись тому, что оказалась не первой, затормозила чуть дальше порога. Повернулась к мэтру:
- Здравствуйте, мэтр Базиль, - не зная, как правильно называть преподавателю, решила, что лучше не сокращать. - Мое имя Марита, меня назначили в вашу группу. Можно войти?

Соглашусь со Светозаром в том, что постановка вопроса некорректна.



Поясните мне, пожалуйста, для начала, кто - мы? Кого вы имеете в виду? Некий безликий аморфный социум? Среднего человека из таблиц по Ильфу и Петрову? Или человека, индивидуальность? Я считаю, что в принципе нельзя ставить вопрос таким образом, потому что понятие "истинный путь" невозможно конкретизировать. То есть невозможно определить, что есть за зверь такой - "истинный путь". К тому же, поясните пожалуйста, а почему это технократичный путь развития стал препятствовать развитию внутреннему? Лично я не считаю его неправильным, хотя бы потому что, всю свою историю с эпохи мезолита мы занимались совершенствованием орудий труда и методов обработки земли, камня, железа и так далее. В истории человечества, на мой взгляд, такие вещи так техническое и скажем так, моральное развитие находятся в прямой пропорции. Например, в эпоху технологических скачков так же резко шло вверх искусство. Опять же, возвращаемся к тому, что такое "истинный путь" и почему он не у каждого свой, а должен быть один для всех "мы".
Я думаю, что вся многовековая и многотысячелетняя история человечества плавно шла к этому, и признавать неправильность этого пути - значит признать полную неправильность всех сколько-там-было-тысяч-лет нашей истории.
И я не думаю, что будущее нашего мира , потому что мне кажется, что как раз для этого и существуем мы - не аморфная масса социума, а люди, каждый из которых может внести свою лепту в будущее.

[i]Два небольших эссе/i]

Поле битвы Бога и Дьявола – душа человека. Сейчас, наверное, уместнее сказать: поле битвы машины и души. Как много кричат о том, что культура умирает, что искусство изжило себя, что мы – дети урбанизации – носители исключительно компьютерного интеллекта, который бережем и храним в КПК-кашках за пазухой. «Пластмассовый мир победил». В нас, да, победил. Мы же мертвые. Мы же сейчас едем в метро – я и молодой паренек - и наши уши надежно заткнуты музыкой в плеере, взгляд устремлен куда-то в пустоту, где нет пьяных кавказцев, назойливых торговцев, невыразимо шумных женщин с крашенными хной волосами, крикливых детей… Весь этот мир вокруг нас – вся популярная и вроде как «настоящая» литература кричит, нет, выплевывает эти слова – мертвый, и мы тоже.
Иногда я устаю улыбаться, слушать и слышать. Иногда мне до тошноты противно стоять в этом потном вагоне, слушать чужие разговоры, видеть в чужих лицах только отражение собственной усталости.... А потом я думаю, насколько же цивилизованны люди, если безропотно трясутся в душном вагоне, проталкиваясь к выходу на нужной станции нечеловеческими усилиями, когда тебя со всех сторон сжимают и толкают. Попробуйте проделать то же самое с любой молодой собачкой, которая радостно виляет хвостом перед каждым (как и «современные девушки», как любят злобно и занудно говорить те старухи, которые сами в молодости не навилялись хвостом), и она искусает вас так, что вы сможете пойти работать в школу пособием по биологии типа скелет. Если все-таки этот парень с залепленным наушниками слухом молча и брезгливо, но уступает место не слишком опрятному старику, если мы молча – молча! – сжимаем кулаки, глядя на кучку крикливых грязнуль-цыганок, если мы находим в себе силы улыбаться маленьким детям с испуганными глазами – значит, мы живые. Мы, которые не хотим слышать, видеть, прикасаться, которые устремлены куда-то глубоко в себя, которые, может быть, говорим звонит или ихний и не знаем, кто такой Мусоргский. Какие угодно неправильные, хуже, чем все, что были раньше, но – живые. «Пластмассовый мир» никогда, никогда не победит.

______


- Вчера стоим на Пушке, я, там ещё два чувака, пиво пьем, и…
- Просмотреть конкурсную документацию и…
- Ну че ты ржешь, я с тобой серьезно разговариваю…
- Давай лучше в среду? Я с обеда отпрошусь, поедем…
Вы говорите, говорите, говорите, я буду стоять здесь, в уголке, я прижмусь к стене, я буду слушать, вы говорите, говорите…
Вы, простые и сложные, блондины и рыжие, толстые и тонкие, разные, разные, разные – я люблю вас. С полной аморальностью ученого – хорошие, плохие, правильные, неправильные, все равно – я не могу на вас насмотреться, разобраться в вас, раскопать вас до самого дна, исчерпать неисчерпаемое, понять – как же вы устроены.
Девушка, ты похожа на маленькую симпатичную бульдожку. Короткие чуть косолапые ножки, низенький лоб, водянистые круглые глазки, верхняя губа сильно выступает над нижней – лицо, выражающее мгновенную готовность к команде «взять!», работу усеченной мысли в тесном пространстве узенького лба… Расскажи мне, как ты думаешь, маленькое загадочное существо? Коротко, рвано, по-бульдожьи: «взять!»? Или?..
Я когда-нибудь пойму, я разгадаю тебя – как ты думаешь, как проходит твоя простая, не заумная жизнь там, у тебя в голове?
Я млею от хороших стихов, я люблю их, они обладают надо мной странной властью, я сама пишу, пытаясь выразить – не мир в себе, а себя в мире, но… Я не поэт, наверное. Закон звезды и формула цветка – в этом вся суть поэтического сознания. А я не хочу закона звезды, не хочу формулы цветка, я хочу наглядеться, насмотреться, я хочу разобрать вас по винтику, внутренних, простых и сложных, странных и обычных, любых… Я хочу научиться говорить так, чтобы в моих словах можно было услышать разных людей, не учить вас – упаси Боже, с собой бы справится – но показать вас, выразить, выписать…
Вы говорите, говорите, я буду стоять здесь, в углу, я буду слушать, я буду пытаться понять вас по этим словам, вы говорите, говорите

Душе хочется смеха, замешанного на фентези. Так как хочется уже долго, родилась соответствующая идейка.
Кредиторы есть везде. Да-да, даже в самом дремучем фентези мире тоже есть свои кредиторы, ростовщики и просто добрые люди, с неизменно милой улыбочкой предлагают "взаймы, исключительно по доброй воле" деньги, требуя потом все с той же милой улыбочкой проценты "в связи с обстоятельствами". И так же есть и люди, которые потом от кредиторов бегают. Вот я и предлагаю создать партию не вполне сложившихся приключенцев (просто как пример: ведьма-недоучка или вор, прогоревший на том, что ему катастрофически не везет с бьющими предметами в квартирах предполагаемых жертв), отправить её по горам и долам в бегах от кредиторов, с первоначальной целью от них отделаться, а там - как получится.

С разных библиотек я беру книги. То, что читается на пробу и, как правило, не подразумевает пересчитывания (исключения попадаются, так, к слову, ко мне в книжный шкаф попала все та же Громыко), бессовестно льется с бесплатных, поскольку мне катастрофически жаль свое время, проведенное в книжном, деньги, спущенные там же и место в своем шкафу, которого и так становится все меньше. То, что на бесплатных сайтах найти затруднительно, например, четко подобранная по жанрам и авторам литература на английском и французском, которую даже в богатой на это добро Москве днем с огнем не сыщешь в магазинах, современная драматургия, которую по каким-то неизвестным мне причинам вешают на свободных библиотеках в мизерном количестве, я качаю в платных. И поскольку львиная доля моего времени занята изучением языков, то на долю платных сайтов уходит порядочно. Кстати, ещё один явный плюс в копилку электронных книг: даже на платных ресурсах книги на иностранных языках стоят гораздо дешевле, чем их бумажные аналоги. Даже за книги на достаточно широко распространенном английском меньше 500 рублей (при чем это карманный формат) выложить не удастся, по крайней мере, сужу по Москве. Всякие китайские, португальские и греческие стоят в разы дороже. Между тем пухленький томик сказок Киплинга (мною горячо любимых), который обошелся моей знакомой в что-то около 700 рублей, я приобрела пусть в электронном варианте, зато минимум в 7 раз дешевле. И это не считая бесплатные ресурсы вроде тех же Инглиштипс-ов, где сколько кинешь, столько и скачаешь. Так что для тех, кто в поте лица изучает язык, электронные библиотеки - это чуть ли не единственный способ не оказаться в долговой яме)

Уважаемый АвтоГр, я вам одно могу сказать, человек, которому совершенствование и литературный труд в тягость (подразумевается, что у слов "тягость" и "тяжело" все-таки разная лексическая окраска), а не в радость, заниматься этим не будет. Потому что это тяжело, это долго, но это - не в тягость, а в радость.

PS: я при этом полностью признаю право на собственную графоманию. И, последнее на тему электронных библиотек (если уж зашла речь о графомании) это в чем-то уступка чужой несбыточной и невозможной мечте: вот я писал-писал, меня не публикуют, зато я могу где-то как-то выложить свое творения. А вдруг кому-то понравится. Всякое бывает... Зато, если забыть про нас, читающих эти опусы, в мире прибавляется счастья - ура, наконец-то меня прочитают) И не всегда это именно "опусы".

Буду первой, кто выберет электронные. Не потому что не люблю бумажные, просто мой темп жизни не оставляет времени для того, сварить себе кофе, купить шоколадку и сесть дома с хорошей книгой. Я читаю почти всегда на бегу, в метро, в электричке. В бумажном варианту только внушительное собрание русской и зарубежной классики, которую просто нельзя читать на бегу - толка никакого. Но до них - каюсь - удается дорваться достаточно редко, посему больше половины пока не освоено, поскольку собираю я их давно и больше "впрок".

Небольшое отступление от темы:
Оллам, я конечно, извиняюсь, но говоря о том, что , вы просто не понимаете, что такое, когда литература - это больше чем занятие, хобби или услада собственного эго. А знаете, вот странный парадокс, их все не становится и не становится меньше. Нет, конечно, если смотреть на поверхность, не заглядывая вглубь, их вообще нет. Сплошные Перумовы. А вот если дать себе труд хоть раз присмотреться к тому, кто и что публикуется, выступает и пишет, поймешь, что все далеко не так однозначно, как вы тут обрисовали. Потому что настоящяя литература - это всегда фанатизм автора. Это девочка, которая разбежалась с парнем и с горя села рифмовать, которую похвалили, а в газете не напечатали, бросит писать и пойдет дальше, не особо волнуясь. А вот когда все по-настоящему, ты не бросишь, потому что настоящяя литература с самого истока требует фанатичной преданности. Это тоже работа, которая, к тому же, требует полной душевной самоотдачи.
И - кстати - если уж до конца, то внимательно посмотрев, что именно стоит на полках в книжных, заметишь далеко не только Перумова. Улицкая, Исаева, Цветков, да Павлова с Витухновской в конце концов, и это только из наших. Молодых и не очень, но талантливых. И совсем уж до точки - вот интересно, а как в вашу теорию вписывается тот же, скажем, Литинститут в Москве, в котором преподают (приведу в пример хотя бы Волгина) и учатся далеко не Перумовы с Донцовой?

Отступление от темы, кроме всего прочего - вещь наказуемая =) Не говоря уже о повышенных тонах.
Со всем возможным уважением,
Китти =)

На опушке Глухого леса, около Джека

Каркель был чем-то похож на ворона, только вид имел гораздо более зловещий - в прошлом. Теперь же, свив гнездо на придорожном дереве около Чертополошного тракта и заняв хлебную должность местного предвещателя несчастий (хотя даже ученикам учеников волшебников известно, что воронморры обладают каким угодно, но не пророческим даровнием) он радостно растолстел, накаркивая беды всем желающим и нежелающим. Естественно, каждый из тех, кто оставлял ему подачки во избежание грядущих бед, с радостью задушил бы птицу, но - увы для крестьян - стойкое поверье гласило, что смертью предвещавшего предвещанное не отменяется.
Но последнюю неделю движение по тракту практически сошло на нет. Ходили периодически вооруженные люди, но их он прозорливо облетал стороной, считая, что они люди необразованные и на их суевериях не покушаешь. Поэтому бедняга Каркель с горя полетел искать добычу в лес. На второй вечер грузных и беспорядочных перелетов ему повезло - на опушке горел костерок, подлетев поближе, (с трудом, два года богатой на калории "службы" сказались на качестве полетов не лучшим образом) воронморр заметил парня, который, не догадываясь о присутствии рядом зловещей птицы, обгладывал чью-то жаренную ножку.
Театрально взмахнув черными крыльями и не слишком элегантно - возраст и вес, имейте снисхождение - плюхнулся напротив парня и с хорошо отработанным надрывом в голосе произнес:
- Не будет счастья тебе, о путник! - долгая, внушительная пауза. - Крест на судьбе твоей! Я воронморр, путник!
И Каркель застыл , драматично вращая глазами.

Казалось, ожидание не закончится никогда. Остальные переговаривались, знакомились, общались, а Марита просто стояла чуть в стороне, потому что говорить с присутствующими не хотелось, да и и не о чень представлялось, о чем. Привратник молчал. А потом...
- ...прошу, проходите на жилой этаж и выбирайте себе комнату.
Выбирайте... Почему-то показалось, что кот издевается, что это какой-то странный тест, что она должна показать дисциплину и готовность подчиняться...Но глаза привратника были серьезны, и Марита, коротко склонив голову в знак уважения, попрощалась и твердо, не оглядываясь, поднялась по лестнице.

На одобрение мастера.
Монстроведение, часть вторая. Клисса.

Мало кто знает, что у трудолюбивых горных народов помимо общеизвестной «лучше гор могут быть только горы» есть и другая столь же популярная поговорка «лучше хорошо разведанной тобой пещеры может быть только хорошо разведанная другим пещера». И не думайте, это не из-за банальных пауков-медведей-василисков, методы борьбы и обнаружения которых давно и широко известны. Просто в горах остались ещё странные существа, которых волшебники гордо называют «давно вымершими», а то и вообще «не существовавшими», и которые, выбрав пещеру посуше, доживают свой век в тишине и покое – до тех пор, пока их не трогают.
Вот и древняя (называть её старой не позволяет банальная справедливость – это колоссальное преуменьшение) Клисса последовала примеру остальных. Давным-давно, устав от бесконечных приключенцев, магов и просто дураков, она уползла себе тихонечко (в буквальном смысле – черепаха, она и есть черепаха) в горы, где и обосновалась.

Клисса то ли настолько стара, то ли настолько ленива, что проигнорировала даже шествие через её горы варваров лет 200 назад. Зато ищущих совета, прошеных и непрошеных, любила и всегда старалась помочь, ободрить и подсказать. Советовать Клисса любила беззаветно и бескорыстно, готова была тратить часы (хотя, в её случае, скорее годы) своего бесконечного досуга на пространные советы, рассказы о своем богатом прошлом. Как правило, в конце своей долгой речи она делала вывод, что "напрасно вы суетитесь, деточки, посмотрите лучше, какое сегодня солнышко».
Горняки, встречавшиеся с ней, всегда выходили живыми и здоровыми, но это не прибавляло им нервов - они-то наивно полагали, что знают о монстрах все и черепах в их рядах нет, а тут - по виду - типичная черепаха - если, конечно, не обращать внимание на рога, шипы на хвосте, нетипичную для черепах ало-желтую расцветку и обгорелые кусты вокруг. В общем-то, знай они хотя бы приблизительных её возраст, реагировали бы по-другому – в Лиге поговаривают, что Клиссу смог бы зарубить даже парализованный рыцарь. И что с того, что плеваться огнем умеет, черепаха – она и есть черепаха, скорость плевков ненамного больше скорости передвижения. Да и к тому же, она миролюбива, и, скорее всего, во время боя (читай: убийства слабо отплевывающейся черепахи), она будет лежать и говорить противнику, что он "зря суетится, вышел бы лучше, посмотрел на солнышко".

Когда к ней влетела разъяренная Тахиомера, пожаловавшись на глупость окружающих, которые не хотят вступать в Лигу, Клисса охотно её утешила, дала совет и пообещала помощь в любой ситуации – ценным советом и ободряющим словом. На вопрос, а не хочет ли сама Клисса деятельно вступить в Лигу, клиссопея вздохнула и спокойно спросила, мягко и добро глядя Тахиомере в глаза: «А зачем?». Той, слава крыльям, хватило ума понять, что Клисса не выползет, даже если перед её пещерой буде стоять легион архимагов. Лень.
Однако с тех пор наладилась регулярная поставка уточек раз в месяц – раньше Клисса хоть за пропитанием выползала – сеть связных и вполне мирные отношения с Тахиомерой.

И немного о том, почему же все-таки маги и монстры никогда не смогут жить дружно.

Взмик изо всех сил спешил домой, торопился как мог – видел, как по тропинке в направлении его драгоценной норки шел сначала какой-то бугай, по виду – типичный дровосек, потом – летала какая-то странная псина с пастью крокодила, потом топал какой-то толстячок… Больше всего его беспокоила псина. Люди, хоть и не смотрят под ноги, вряд ли полезут исследовать его норку, а вот она… В общем, змерек (ну что вы, ничего страшного, просто хорек, покрытый змеиной чешуей и с парными гадючьими клыками – даже не ядовитыми) – бежал домой.
Увы, опасения подтвердились. Взмизла – верная и давняя подруга – металась около останков норки, пытаясь, видимо, спасти хоть что-нибудь из полузасыпанного жилища. Заметив Взмика, она засуетилась вдвое энергичнее, но теперь уже вокруг него самого.
- Налетели! Распотрошили! Засыпали! Видишь вот, вот чешую поцарапали! А ты где был? Вот где ты был?!
Взмизла лопотала так быстро и громко, что было слышно не только Взмику, но и всему лесу.
- Да кто налетел? И куда убежал?
- Ни стыда у них, ни совести. Муху – слышал? – обидели, связной улей сломали, на-а-а-а-а-а-ашу – лопотание Взмизлы как-то незаметно переходило в явную истерику, - но-о-о-орку поруши-или-и-и-и-и…
Взмик посмотрел на подругу, которая уже прекратила метаться и теперь, стоя на задних лапках, сосредоточенно издавала нечто среднее между воем и скулежом, оплакивая утрату. Так же громко; хотя по человечьим меркам, может, и тихо, но у змереков очень тонкий слух. Выносить звуки, издаваемые Взмизлой, не было никаких сил.
- Я пойду к связному улью, тому, который у коряги трималлиона, скоро приду.

…на полпути к улью, все ещё слыша завывания подруги – у змереков же очень тонкий слух – раньше миролюбивый (змереки вообще считаются существами безвредными и безобидными) Взмик внезапно понял, что он на самом-то деле страшный и свирепый. И полностью верен мстительными целям Лиги.

История истории: «Саш, ну не помогут в этом ни твои многослойные стихи, ни крошечные рассказики! Всю яркость, какую-то варварскую красоту и адскую жестокость жизни никак нельзя поместить в пространство трех листов А4. Это невозможно, ты никогда не сделаешь ту жизнь, которую рисуешь, одновременно жестокой и обаятельной».

А я не верю в слово «невозможно». Не верю, что мои жалкие три листа не смогут стать одновременно брызжущей энергией жизни и её безжалостностью.


Антонимы

Я однажды держала в руке живого скорпиона, надежно запертого от мира в пол-литровой стеклянной баночке с тоненькими стенками. Он был каким-то неприлично маленьким для сосуда со смертью, и помахивание его хвоста не было угрожающим, оно было обманчиво ласковым, отвратительно гипнотическим. Он безуспешно пытался ужалить поставленный на стекло палец, он раз за разом за разом впивался жалом в тонкую кожу, но всегда, всегда между мной и ним оказывалась твердая прозрачная стена. Невидимый барьер, отделяющий меня от смерти. Я отчаянно люблю жизнь – именно поэтому эти глупые игры вызывают во мне взрыв ликования – ты меня не достанешь. Черт тебя подери, не достанешь.

Есть такие квартиры, в которых застыло время. Где вчера, сегодня и через тысячу лет сходятся в одной точке. Огромные стеллажи с книгами, аккуратно сложенные на полках шкафов вещи, идеально чистая мебель, на столе стопочка бумаг, испещренных маленькими круглыми буковками, тапочки всегда четко на одном и том же месте, грязная посуда никогда не задерживается в раковине. Обезличенные, тусклые дома, с которых всякое ощущение жизни стерто. Это делает их скорее склепами, чем домами, как люди, с которых стерли плоть, оставив ослепительно белый остов. Та женщина жила именно в такой квартире.

Когда-то я ударила по лицу одну свою одноклассницу. Ничего похвального, даже наоборот. Но я никогда не забуду эту пелену ярости, ослепляющую и одновременно погружающую в чернильную темноту, ярости, которая может решить за тебя, как поступить. Чего-то звериного, спящего раньше в генах, подступающего к горлу, сжатых в кулак пальцев, что болезненная, острая обида мгновенно исчезла даже с окраин сознания – я никогда этого не забуду. Мне стыдно за тот случай, но… Когда мое глупое сердце начинает толкать по моим венам страх или боль вместо крови, я ищу в себе ту наглухо запертую комнатенку, где я храню ярость, я ищу этого ослепшего взгляда, оскаленных клыков и шторма, закипающего внутри. Чтобы жить и ощущать себя живой.

У той женщины было белое и худое, словно засушенное лицо, длинные, глубокие морщины на лбу и горькие как анальгин складки около губ, в них видилось это пронзительное и горькое «никогда, о nevermore!». У неё не было глаз, были белки, радужка и зрачок, но не было, не было глаз. Белоснежные кисти её рук до сих пор преследуют меня в кошмарах: в этих тонких пальцах, узенькой ладони, четко выделенных суставах, обтянутых сухой кожей, ярко-голубых выступающих венах было что-то невообразимо жуткое. Мы с той женщиной когда-то жили в одном подъезде.

Я безумно боюсь высоты. Никогда, ни сейчас, ни до, мне не было так страшно, как когда я прыгала с высоченной - с точки зрения моих 9 лет – тарзанки в реку. Я не закрывала глаз, потому что я гордячка, позволить всем ребятам увидеть, что я трушу – нет уж, но все равно я ничего, ничего не видела. Какие-то рваные пятна голубого, белого, зеленого, мутно-синего цвета, я ничего не могла видеть, меня захлестывал страх, смешанный с бешеным восторгом. А потом – болезненныйa удар о воду спиной и ногами, борьба с течением, отсутствие дна под ногами, какие-то крики, цветные пятна, мокрый песок под животом и восторг. Пьяная, буйная радость, причины которой я тогда даже не понимала. Но я победила. Эту мысль помню четко. Я победила и – теперь понимаю – я жива. Хватая воздух ртом, с саднящей спиной, мокрая, испуганная, но пронзительно, яростно живая.

Я часто видела её, во дворе нашего дома и в музыкальной школе, где она преподавала нам сольфеджио. Монотонно здоровалась, монотонно говорила, проверяла то, что было заданно. Казалось, она давно забыла, что значат эти странные закорючки в нотном стане, она знала их названия, применение, читала долгие нудные лекции, но давно забыла, что эти ноты по-настоящему значат. Я заходила к ней домой один раз, забрать какую-то бумажку, в её неживой дом за гранью времени. Она жила одна, мы, которые постоянно днем играли во дворе, ни разу не видели, чтобы она приводила гостей. Она входила в класс, здоровалась, не глядя на нас – там могли сидеть шестиногие синие слоны, она бы так же поздоровалась, проверила задания, и начала говорить, собранная и спокойная, со своей неестественно прямой спиной и отсутствием глаз. Про неё рассказывали нелепые смешные истории страшные сплетни об её прошлом, мы смеялись и перешептывались, пока она говорила что-то о теории музыки, она была пряма и спокойна, как будто её не было. Не только здесь. Нигде.

Это так странно – не помнить. Все есть – лица, номера телефонов, шесть шагов от двери до зеркала, аксиомы планиметрии, и список дел на завтра, а где-то между этими разрозненными ярлычками в архиве моей памяти – пустота. Ctrl-X, вырезать, чтобы не вспоминалось по ночам, чтобы не пугало мою заячью душонку, чтобы не знать, не знать… Как облака и крыши, то, у чего даже в темноте есть цвет и контур, а между ними – провал неба, просто пятно, все оттенки черного. Я очень хочу знать, неужели смерть – это тоже просто темнота? Темнота, и надежда – действительно глупое чувство?

Иногда, когда до нас, девчонок в музыкалке, доходили слухи о страшных событиях её прошлого, все перешептывались, жалея: «бедная!» - а я молчала. Та женщина не будила во мне жалости – немного сочувствия пополам с презрением. Когда я уже ушла из музыкальной школы, переехала в другой дом и благополучно забыла эти её белые пальцы с выступающими суставами, безглазые глаза и складки около рта, одна из подружек, которые до сих пор учились там, рассказала, что ту женщину сбила машина. Все были ошарашены, все жалели её. А мне никогда не было жаль её. Ту женщину, которая всегда ходила, говорила, даже смеялась так, как будто её нет. Не только здесь. Нигде.
Мне было жаль ту женщину, которой я никогда в ней не знала. Ту женщину, которая давным-давно умерла.

Я, наверное, не решилась бы на самоубийство. Душа умеет отрастить новые крылья. Мокрое сердце умеет мерно отсчитывать удары, даже когда все внутри кричит: остановись, перестань, я не могу, не могу. Инстинктивное, звериное сидит в нас крепко, заставляя выживать, даже когда у нас ничего не осталось. Я, наверное, не решилась бы на самоубийство. Только если сломается то, что держит меня, заставляет меня жить и цепляться, вгрызаться зубами в эту жизнь и по-змеиному шипеть в бессознательной ярости на все, что пытается меня сломать. Мне никогда, никогда до сих пор хоть сколько-нибудь серьезно не приходила мысль убить себя. Особенно – заживо.


Прошу, не принимайте местоимение "я" за четкое зеркало автора. Зеркала литературы - кривые, все до одного. Если вы к концу рассказика начали ненавидеть героиню рассказа за её жестокость и безжалостность и одновременно восхищаться её несгибаемой жизненной энергией, значит задача, которую я поставила перед собой, выполнена. Если нет - смело ставьте мне минус в харизму.

Жизнь похожа на апельсин. Ярко-оранжевая, с толстой коркой горечи, но внутри свежая, сладкая... Маленькая собачка до старости щенок. Это про меня. Я жадна до жизни, потому что всегда знаю, что мне есть что терять. Не только родные, семья, друзья, а весь ещё не увиденный мною мир, не сыгранные произведения для фоно, люди, которых я ещё не знаю, все, чего я ещё не видела, не чувствовала. Для меня главный стимул жизни это стремление узнать эту жизнь, в которой гораздо больше хорошего, яркого, неповторимого. А все остальное, что можно записать в разряд неприятного - просто апельсиновая корка.

Пока остальные присутствующие отвечали на вопросы привратника, Марита ждала своей очереди и внимательно их рассматривала. Ей все казалось странным и непривычным, во всем было слишком много свободы и слишком много слов, а как раз и с тем, и с другим она обращаться не умела. Но на сей раз кот задал ей простые и понятные вопросы, и не нужно было переплетать и тасовать слова, пытаясь казаться не хуже других.
- Учились мы там же, в армии, за год обучения вносилась плата, потом мы уже становились солдатами и получали свое небольшое жалование. Набор оружия очень прост - мы были пехота и изучали в основном то, что требуется пехоте. С луком и арбалетом нас просто знакомили, уделяя не слишком много времени тренировкам с этим оружием. В основном мы использовали мечи, однако так же хорошо владели копьями.

Стихотворение в прозе


Уходить в осенний туман легко, легко окунаться в него, легко растворяться в нем, легко говорить прощай вместо пока.
Что останется после? Разноцветные дни - картинки в альбоме памяти, подаренные книги, два одинаковых брелка на связке ключей, несколько взглядов, которые не выведешь никаким порошком забвения, дежурно-приятельский звонок раз в месяц и две чашки на грязном столе.
Наверное, это не разум в напудренном судейском парике строго вынес вердикт, и не сердце, захлебываясь в потоке упреков и слез, прокричало его за меня, это придумала осень, осень и музыка.
Но, послушай, если ты выходишь на мокрую от недавнего дождя, словно вспотевшую улицу, мягко закрываешь дверь, и слово прощай отдается в тебе пружинящей легкостью, разве это не правильно? Все вовремя. У каждого будет завтра, щемящее, одинокое, пронзительное завтра, в котором никто не нужен, потому что есть осень, осень и музыка.
Уходить в осенний туман легко, сладко и щемяще-благодарно, ведь разве это не все, что останется после - память и мягкое, улыбчатое спасибо?
Разве стоит пытаться воскрешать мертвых, реанимировать полутрупы? Зачем, скажи, портить себе это магическое, обещающее - все! - завтра, в котором любовь может стать не копеечным подаянием прошлым клятвам и не оброком, которым надо нести из чувства долга, а волнующей мякгостью, близостью, осенью?
Уходить в осенний туман легко, только если ты закрываешь дверь за прошлым, а не обрубленным в приступе раздражения и усталости друг от друга будущим.
Завтра и ещё, может быть, тысяча завтра расставят все по своим местам, покажут роль каждого движения в изломанном сюжете нашей жизни, и вовремя сказанное прощай окажется последним аккордом осени, моей яркой, щемящей, сладкой и такой родной осени.

Количество книг в помещении одновременно ужасало и вызывало восхищение. Марита, хоть и умела читать, подумала, что эдакую прорву книг она бы до седых волос пыталась прочесть. Видимо, старичок этим и занимался последние годы свое долгой, судя по количеств морщин, жизни. Девушка, войдя, не забыла вежливо склонить голову (уважение к старости, Марита, чтобы тебе самой когда-нибудь вернулось) и прямо перешла к делу:
- Я никогда прежде не бывала в учебных заведениях, подобных этому, и хотела спросить, а возможно ли совмещать учебу и так сказать полевую практику? Мне пока не очень понятно как в таких городах, как этот, идет жизнь, и мне кажется, если я попробую учится и одновременно потихоньку "вливаться" в практику.
И ещё, скажите, я много слышала слово "литературный" относительно этого места,насколько это правда и где можно почитать, что является "литературным" в вашем понимании, а что нет?

Люди, я вас заранее люблю - надо же так описать ту ненавистную мне даму, которая подпортила не одну ночь моей единственной и неповторимой жизни!.. Почему-то мы с ней встречались только в те моменты, когда я переживала смерти или просто потери, когда больше всего на свете хотелось заснуть и хотя бы на несколько часов не помнить. А эта мерзкая дамочка садилась рядом и заботливо подсовывала фотоальбомы - а помнишь, вы с ним ходили в парк месяц назад; вот он улыбается, а его уже нет... Честно, я её ненавижу, за эти бесконечные фотографии и злые напоминания о простом и безжалостном - "больше нет". Но вы описали её так, что поневоле задумываешься - а может, мы с ней просто не знакомы по-настоящему?

- Это вполне возможно. Но для принятия… я попрошу вас рассказать о себе. Подробно, если возможно.

Не просят показать - навыки, ловкость, скорость, силу. Рассказать о себе... А как она объяснит сейчас, глядя на кота, который переводил взгляд с одного из стоящих в зале на другого, но уделял каждому равное внимание, как она объяснит, что слова - это просто переплетение букв, да и не умеет она правильно их сплетать.
Но если занес руку для удара... Хорошо.
- Мне 21 год, и я была когда-то дочерью мясника, который отрекся от меня, когда я сбежала. Я два года, не считая учебный год, служила в наемной армии. Я владею мечом, копьем и длинным луком, сумею использовать алебарду и арбалет. У меня есть все бумаги и все рекомендации, если они вам требуются, - и, подумав, добавила, - и я умею читать и писать.

А то, что она в 18 сбежала от вонючих шкур и полуразделанных туш, то что в её глупой голове, видевшей достаточно за два года в наемной армии, еще остались какие-то мечты, и только потому она пришла сюда, Марита никогда не смогла бы объяснить. Её с грехом пополам научили писать и читать, а вот сплетать нужные буквы в нужном для таких случаев порядке её не учили никогда. Зато научили прятать свой панический страх так глубоко, что он не заставляет руки дрожать и не мешает стоять прямо и спокойно, твердо глядя на кота, на странных людей и нелюдей, стоящих здесь, хотя больше всего хотелось развернуться и убежать без оглядки. Но она стояла, потому что убежать - значит вернуться к вонючим шкурам и окровавленным топорам.

Тема затронула настолько живое и больное, что не могла не отметиться...
Творчеством я занимаюсь довольно давно, и сейчас на моем счету уже около 10 рассказов, опубликованных в разных журналах, неотвратимо приближается момент, когда я наберу их достаточно для первой своей книги. Можете закидывать помидорами - не фентези, а реалистических рассказов, которые я про себя окрестила акмеизмом в прозе, зарисовок и ессе.
У меня есть одна давняя мечта: я хочу все-таки закончить свою пьесу, над которой работаю уже около двух лет, но от этого она все равно не становится лучше... У неё есть все - сюжет, название, герои, но сколько я не бьюсь головой об это произведение, оно мне не дается. Так вот, когда-нибудь, когда мои руки наберут достаточно творческих сил, я все-таки закончу эту пьесу для четырех актеров под названием "Графа".