Айзек закончил трапезу и сложив руки на животе откинулся на спинку стула, предавшись сытой томности. К нему возвращался сон и благостное настроение, и теперь он готов был простить всех варварских обитателей этого мира, которые в течение дня успели испортить ему настроение.
«Однако же здесь таки не плохо кормят. Может стоит задержаться здесь подольше. Приударить за кем-нибудь, нашептать пару заговоров директору, повесить каких-нибудь врагов народа. Или к черту политику, я ж на отдыхе,» погрузился в свою больную голову Хоконсон. Он смотрел в темное окно и думал о разных приятных вещах и уже начал засыпать, но вспомнил про дырку в своей двери и сон как рукой сняло.
«За такие вендибогеры меня на фиг выпрут,» думал Айзек спеша к своей комнате, которая встретила его покалеченной дверью. Он спешно зашел в комнату и включил свет.
Теперь при свете он мог получше познакомиться со своей жилплощадью. Это было помещения на двух человек, не большое и не маленькое, в общем, в самый раз. В углу кровать, рядом тумбочка, за ней под самым окном ящик, наполненный землей из которой растут комнатные растения, со стороны выглядящие как мини джунгли. Само окно было достаточно внушительных размеров, на столько высокое, что Айзек мог стоять на подоконнике в полный рост, а шириной позволяло ему же сидеть на подоконнике свободно вытянув ноги. За клумбой было пустое пространство, не мешавшее проходу в дверь ванной комнаты. Напротив окна была дверь по обе стороны, которой расположились гардероб и книжный шкаф. Между шкафом и дверью в ванную стоял письменный стол и еще куча свободного места.
Айзек стоял, разглядывая гардероб, исполненный в стиле барокко, и вспоминал, зачем нужен данный элемент интерьера. Затем его осенило, и он закинул в него шинель. Потом решил пройтись к окну, но его тяжелые ботинки так стучали, что Хоконсону казалось, будто все общежитие знает о его передвижениях. Тогда он снял ботинки и размотав портянки немедленно предал ноги мытью с мылом. Портянки же были замочены.
Вдоволь наглядевшись на комнату, Айзек принялся за дырку в двери. Для расходных материалов он использовал тумбочку. Выломал заднюю станку одного из составляющих ее ящиков и прибил поверх дырки, гвоздями которые ранее прикрепляли ножки тумбочки к ее днищу. В качестве молотка использовал один из своих ботинков.
По окончании работы Хоконсон наконец открыл окно и вдохнул свежий ночной воздух. Расположившись на подоконнике, он предался воспоминаниям о счастливом детстве, как весь день сидел за партой в школе, бегал по пыльному, знойному плацу спорт площадки или в пыльных шумных цехах мастерил оружие для Волькрига. И только ночью вот так сидя в тишине на подоконнике он мог предаться праздности и не о чем особенно не думая просто созерцать звезды, лес, светлячков…
Тишину ночи нарушил негромкий звук разлетевшегося на куски предмета. Айзек боковым зрением уловил как что-то падало из одного окна. Его тут же охватило любопытство, что его соседи по общаге могут выкинуть из окна, да еще по среди ночи… в принципе это могло быть не то что принято брать в руки после использования… молодежь все таки… Но любопытство пересилило и Хоконсон свесившись с подоконника на руках, аккуратно и тихо спрыгнул в росистую траву. В темноте он как можно тише, прижимаясь к стене, захваченный шпионским азартом, двигался под то окно, куда упал предмет. Наконец до окна остались какие то пару метров и тут Айзек наступил на какую то негостеприимного острого ощущения вещь. Он сдавленно хрипнул схватился за левую ступню и свалился на бок.
- Святые боже, какого такого понадобилась выкидывать страусиную скорлупу среди ночи, да еще на глазах у любопытных граждан, - тихо хрипел он сквозь зубы. Негостеприимная вещь действительно оказалась скорлупой, но не страусинной и вообще, скорлупой не в классическом смысле этого слова. Рядом он обнаружил еще кусочки такого же происхождения. Так как не чего более под окном не было Айзек заключил, что именно эту штуковину и выкинули. Предмет был не обычный, в окно выкинули либо из-за природной неряшливости, либо из-за того, что не хотели выкидывать в урну…
Делать было не чего, поэтому Айзек решил заняться выяснением обстоятельств данного пустяково происшествия. Через окно он вернулся в комнату, а от туда вышел в коридор и аккуратно начал наблюдать за комнатой, из которой выкинули скорлупу. Из той спальни как раз выходил, какой то молодой человек. Светлые волосы, светло-голубые глаза, да парень правильный гой. Когда юноша скрылся в своей комнате Айзек тихо подошел к двери интересующей его комнаты, благо тяжелых ботинок на нем не было, и обнаружил на ней резную надпись гласившую «ANDORUS». Судя по звукам в комнате еще кто-то был и Айзек не решился входить. Он положил кусочки кокона под дверь и так же тихо удалился к себе, погасив свет и улегшись на кровать…

Ну, тягу к прекрасному ни кто не отменял, поэтому есть вариант стать писателем. У меня была бы убойная фантастика про людей будущего, которые общаются через маленькие коробочки и ездят на стальных телегах без лошадей. Надеюсь, на костре за такое не сожгут. Ну а уж если там полыхаю оные костры, что косвенно указывает на религиозную организацию, то есть вариант стать монахом, вход ведь свободный, и может даже подняться вверх по церковной иерархии, где не существует сословных ограничений. Если повезет, может, не отравят. Другие плюсы монашеского пострига. Я ведь могу начать научное описание местного мира, не заботясь о желудке и крыше над головой. Может, выйдет какой фундаментальный труд, который обеспечит мне щедрого мецената и память потомков за основные законы термодинамики, описание явления всемирного тяготения, электричества, реактивности, изобретения доменных печей, стали, чугуна, вертолета, подводной лодки… короче выжму по максимуму из своего технического образования.

Уткнув нос в поднятый воротник серо-голубой шинели, засунув руки глубоко в карманы оного же аксессуара, Айзек спешно широко шагал к одиноким огням оранжево-коричневого домика через зимнюю ночь. «Черт. Давно ведь хотел купить шапку,» думал он. «Украсть или снять с трупа,» поправил один из внутренних голосов. «Какая разница. Главное голова в тепле». Дом встретил его полутеплыми сенями, которые обещали по-настоящему отогреться в «учебном зале». Айзек помедли в сенях, думая снимать шинель или так зайти, но не обнаружил крючков и решил зайти так. Учебное помещение оказалось комнатушкой с очень камерной атмосферой: мужчина постарше в кресле, наверно учитель, напротив, на скамье худой парень, наверно высокий, так как сидит не понять, но скорей всего ученик. Айзек даже опешил от всего этого уюта.
- Здравствуйте, если я не ошибся помещением, то я Айзек Хоконсон новый ученик Джима Криса. Надеюсь не помешал, - Хоконсону стало как то не ловко за первую достаточно «вольную» фразу и он добавил, - Вы извините господа я не знаком с местным этикетом, да… в общем я немного не в своей тарелки от магии, а она тут везде… - он заметил что от волнения начал живо жестикулировать и совсем засмущавшись просто сел на край скамьи не смотря в лица его невольных слушателей, продолжил, - раз я все равно всех перебил, может, проясните один вопрос: что мы тут изучаем? Если вам конечно данное не затруднительно.
Уже имевшийся в аудитории ученик собирался уходить, что и сделал покинув помещение через дверь…

В тяжелые девяностые в свое безрадостное детство разделял музыкальные вкусы с мамой и папой: Алла Пугачева, Алена Апина, На-на, Круг, советские шлягеры и другие круги ада… Как вспомню аж холодный пот прошибает. Дальше собственные музыкальные вкусы стали прорезаться у старших сестер и я был в этой когорте неразумных потребителей всякой западной и не очень попсы: Бекстрит Бойс, Спайс Герл, Отпетые мошенники и прочие VIP пыточные испанской инквизиции. Потом мои друзья начали знакомить меня с «продвинутыми» музыкальными тенденциями провинциальной молодежи: Децл, Шеф, Каста, Эминем, Рамштайн и другие завсегдатае ящика. И на конец в результате тяжелой черепно-мозговой травмы я успешно отчуждался от общества и именно в этом уедини у меня сформировались собственные музыкальные взгляды: ансамбыл Русичи, хор Казачий круг, Собрание Мировой классической Музыки и тому подобная волновая польза, а ну и Рамштайн, но только поздний…
Почему я слушаю именно ЭТО, потому что-то от этого меня не тошнит, а все остальное не связоное с белым фольклором и белой же классикой отвергаю в силу нездорового отвращения на почве здорового снобизма.

Покинув Сапфировую Башню, Айзек, следую инструкциям кота, пошел в направлении, не привязанном к какой то определенной конечной точке и уже через десять минут вошел в рощу в центре которой расположилось трехэтажное здание общежития. Хоконсону дико хотелось есть и спать, поэтому он не стал задерживаться на более детальное рассмотрение подробностей и еле волоча ноги вошел в общагу, а потом, ведомый интуицией, поднялся на второй этаж, открыл ногой первую попавшуюся дверь и с ходу упал на кровать. Айзек распластался на мягком одеяле и тело, наконец, расслабилось. После двух дней отсутствия сна было трудно не податься искушению и заснуть. Сон подкрадывался незаметно проникая своими тонкими длинными пальцами из затылка ко лбу, готовясь схватить сознание и утащить во владения грез… Айзек лежал не в силах сопротивляться и уже забыл про тревожно урчащий желудок, который не видел ни крошки уже два дня. Хоконсон неспешно думал. Он был здесь один в полутемной комнате освещаемой только светом луны и звезд из окна, поэтому голоса в его голове просыпались с нарастанием звона в ушах, который рождает тишина. «Они поверили. Они нам поверили, - думал Айзек, - Мы в безопасности. Чертовы ублюдки из трибунала нас не достанут. Но, черт, как мне надоело врать». «Ты уже давно врешь не краснея, - говорили голоса, - Ты постоянно врешь. Не обманывай нас, тебе это нравится. Ты чувствуешь себя таким ловкачом, таким умником…» «Но они владеют магией, мы беззащитны, нам остается только врать, чтобы уровнять шансы…» «Врать! И ты позволишь этим выродкам и животным опустить себя до их него уровня». «Но что я еще могу? Я безоружен. Я в бегах. Что?..» «А что ты делал на Онзорисе или в Дерби? Ты был собой – гордым сыном великой расы, солдатом Волькрига, братом ордена Мертвая голова, настоящего ордена, а не той сопливой породи которую ты насочинял этим выродкам. Вспомни. Тысячи твоих солдат ведущих на костры магов и колдунов…» «О, да я помню. Это было прекрасно. В этих кострах, пыточных, чистках мы выплавляли новое человечество, новый мир. Только сталь, кровь и огонь. Так делают новый порядок. И мой Брат был со мной. Мой верный Брат». Айзек вспомнил свой ритуальный топор. На длинной стальной ручке, с изукрашенным топорищем. Острый и холодный. Айзек сложил руки так словно держал его перед собой и нежно поцеловал лезвие. «Мой Брат. Ты сейчас не со мной. Тебя отобрали чертовы выродки. Но скоро я тебя верну. Как возвращал уже не раз. Ты снова будешь говорить со мной, ты снова будешь убивать для меня. Как тогда на фронте у нас дома. Когда чертовы выродки с южных земель бросали свое оружие и бежали. И пленных не было. Были только мертвые. Брат, ты обрушивался на спины бегущих и шеи молящих о пощаде обосаных врагов, с разбитыми нашими сапогами лицами. Ты всегда давал мне почувствовать дождь крови, орошающий мое лицо, когда ты входишь в мягкую плоть солдат женщин, детей…врагов». «Что ты тут разлегся! – услышал Айзек знакомы рев ротмистра Малха, который во плоти стоял перед ним, здоровенный, более двух метров ростом, с черным от гнева лицом, - Чертов ублудок, какого черта родина кормит такого труса. Ты тряпка, что ты тут делаешь, когда орден на пределе сил сражается на всех фронтах. Тебя растили ни чтобы тут валяться. Ты нужен родине! Марш! Вперед! Ни какой пощады! Убивайте выродков!» Голос ротмистра превращался в голос самого Айзека. Он уже видел себя во главе чернорубашечников - инквизиционных ополченцев в мире Онзорис. Они обступили площадь небольшого горного городка, где-то на северо-западе Латинга. Низкие серо-свинцовые тучи отрезали верхушки крутобоких гор, черных от росших на них пихт. Опешившие шахтеры притихли за спинами здоровенных ополченцев оцепивших круглую площадь в центре которой был собраны два костра. На одном измученная худая женщина, на другом ее дочь – маленькая девочка лет десяти с длинными каштановыми волосами из под которых угрюмо глядели два больших темных глаза. «Народ Латинга! Этих ведьм обвиняют в колдовстве и пользовании магией. За что они будут преданы смерти через сожжение, как гласят инквизиционные уложения. Все это делается во благо и ради вашей же безопасности и счастливого будущего ваших детей…» вещал адъютант Айзека. Сам Хоконсон стоял с довольным лицом на верхней ступени ратуши сжимая рукоять топора и властно оглядывая толпу. «Гансушка, приступай!» отдал приказ экзигутару Айзек. Один из молодчиков в черной рубахе подошел к костру с девочкой держа в руке факел. «Нет пусть эта маленькая ведьма посмотрит как дохнет ее мать. Может от слез дрова отсыреют и она не сгорит до конца, что будет для нее божьей милостью,» распорядился Айзек. Костер с женщиной занялся быстро. Ведьма завопила. «Похоже мы ошиблись она не ведьма иначе сбежала бы,» наклонившись к адъютанту громко сказал Айзек и они оба засмеялись, потом Хоконсон подал знак экзигутару, «Ведьма девочка. Наверно». Они с адъютантом снова засмеялись. Девочка большими глазами смотрела как горит ее мать. У нее наворачивались слезы. От криков матери даже у Айзека словно ножами резали душу, но он привык. Неожиданно девочка закричала: «Мама!». В глазах у Айзека потемнело. Он на мгновенье выпал из реальности, а когда очнулся было темно как при сумерках, даже костер с ведьмой горел как то тускло и каким то синим пламенем. Он огляделся. Все площадь была завалена трупами ополченцев и шахтеров. Он был один. Нет. Не один прямо на него с костра сходила это чертова ведьма в теле маленькой девочки. Она шла на него. Ее темные глаза светились недобрым, проникающим в душу огнем. Ужас сдавил горло Айзека. Его била мелкая дрожь. Дыханье перехватило. «Магия. Магия. Чертова магия,» думал он сквозь первобытный страх оковавший его разум. Он пытался ухватится поудобней за топор, но руки были словно деревянными и постоянно тряслись. Девочка подходила, все ближе и ближе. Ее губы что то беззвучно говорили. Нечто вставало по сторонам от Айзека, нечто готовое его разорвать… Ведьма подходила все ближе и ближе… Руки отказывались хвататься за топор… Все ближе и ближе…
- Айя! – вырвалось у Айзека, когда он вскочил с кровати и со всего маху ударил в дверь рукой. В двери образовалась дырка, а рука Айзека оказалась на половину в коридоре. Айзек опешил:
- Наверно мне понадобится молоток, гвозди и деревяшка.
Он отошел от двери и сел на кровать. Через дыру доносились звуки чьих то голосов. Айзек вспомнил сон и вздрогнул.
«Магия. Магия. Чертова магия».
«Так, - решил Хоконсон взять себя в руки, - надо пойти к людям иначе эти голоса меня с ума сведут».
Айзек встал и вышел в коридор. Есть все еще хотелось, поэтому Айзек направился на первый этаж в столовую. Была ночь, а в ней была куча народу, которая, похоже, только что закончила крушить столы. Айзек обрадовался тому, что не придется опять оставаться один на один с голосами. Подлетел дух, унылый. «Чертова магия».
- Вы уважаемый, видимо, гарсон. Ну что ж мне трюфелей, сыра, молоко и мятный листик.
Сказано подано. Айзек с удовольствием принялся поедать не хитрую снедь…

- Благодарю, - откланялся Айзек перед котом и направился к выходу. Поворачиваясь, он чуть не споткнулся о ноги какого-то трансвестита, который расселся прямо перед столом, а потом лицом к лицу столкнулся с ног до головы заляпанным кровью верзилой, сжимающего урчащий технотопор. «Это что маньяк на выгуле или местный учитель труда. Чертовы варвары, бардак какой то. В учебном заведение, целая толпа вооруженных людей.» Неодобрительно качая головой, под грохот своих армированных ботинок, Хоконсон покинул Сапфировую башню, так же как и вошел, через дверь.

- Я бы был рад продолжить нашу беседу, но не хочу мешать вам работа, да и кушать очень хочется, - он улыбнулся, положив ладонь на живот, при этом, примяв одежду к телу которое оказалось раза в два худее, чем виделось со стороны, - Наверняка для подобных тем у вас существует соответствующий факультет. Поэтому если позволите. Как пройти в общежитие и где там кормят? Конечно, если у вас больше нет ко мне вопросов и каких-либо рекомендаций или наставлений… Ну и если я все таки принят.
Айзек стоял и чувствовал себя крайне неудобно, прям как бедный родственник в гостях…

- Во истину, вы и ваш народ доказательство непредсказуемой выдумки Творца! Волшебный кот… Признаться, надеюсь вы мне это простите, я с начала «обидел» вас интеллектом, но как видно самоуверенность хомосапиэнс в венцетворености меня подвела. Теперь же я готов отдать должное вашему виду как равному, - и Айзек слегка поклонился, - так как проявление высокой культуры и разумности ценю превыше всего. Может я покажусь вам слишком назойливым, но все же ваш рассказ вызвал у меня несколько вопросов. Вы говорите «МЫ» занимаемся исполнением обязанностей», но здесь я вижу только одного вас… И для чего магам волшебные коты, а волшебным котам маги? Как путешественника, хоть и по неволе, меня интересует мир Риннема, что он из себя представляет? Конечно, если последний вопрос будет для вас «громоздок» можете на него не отвечать.

- Вы так искушено спрашивайте, что можете сойти за опытного слушателя. Впрочем, это видимо ваша работа. Но все-таки предмет вашего выяснения наталкивает на мысль что вы и сами не прочь атрофировать какой-нибудь организм и не обязательно государственный, - при этом Айзек пошло подмигнул, выглядело, конечно, глупа, - Но к делу… Я не посвящен в историю ордена в период его формирования и подпольной деятельности. Это является умышленно не оглашаемой темой. Как я мыслю, подготовка к атрофии началась задолго до появления ордена его предтечами. Они, как я думаю, изучали теорию вопроса и объект проблемы, то есть государство и поведение масс в отсутствии направляющей силы в кризисные моменты. Вторым этапом была подготовка членов ордена к атрофии, естественно это было разумно начинать уже, после того как весь этот разношерстный грызущийся конгломерат был приведен к одному знаменателю, то есть стал орденом не только по названию, но и по духу. Так как орден долгое время существовал в подполье, в состоянии полной секретности, то времени на подготовку у них было предостаточно. Тем более они могли позволить себе выбрать удобный момент для начала действий. В общем, не стоит и сомневаться, как мне кажется, что целью первых поколений ордена был именно акт атрофии, ну и дальнейшие действия, связанные с массовыми расправами, они, видимо, только и делали, что к этому готовились. Ведь потом всех кто не образовал Волькриг и был не годен для воспитания нового поколения - казнили. Переходя к вашему второму вопросу, хочу заметить, ни какой информации внутри ордена на эту тему нет, об этом не разговаривают там вообще. Зато в Академии я обнаружил целый факультет, который изучал орден. Впрочем, им было известно только о паре софистов имевших отношения к теоретическим разработкам совместно с предтечами ордена. Вот собственно все, что я знаю об основателях… Хотя лично меня тема очень интересует.
Если вы позволите, я то же попрошу вас рассказать о себе, а то, как-то не культурно получается. Расскажите о себе.

- Приятно что вы меня по крайней мере слушали, а то у некоторых такие затяжные пике в мое прошлое вызывают реакцию, ну что-нибудь в духе: хватить пичкать меня этой фигней, а то у меня диабет будет.
Ну а по части кружков… Ну это были достаточно разношерстные в основном изолированные группы разной направленности. Одни проводили семинары, слушанья и другие просветительские мероприятия, но разве можно докричаться до того кто не хочет слушать. Вторые пытались организовать политические партии, которые либо не добивались успеха, либо по ходу деятельности перенасыщались людьми с неправильными взглядами и совсем забывали, зачем они эту партию создавали. Третьи занимали откровенно террористические или экстремистско-радикальные позиции, ну тут уж и говорить не чего… Все осложняло и то, что эти организации видели в друг друге идейных или политических противников, к тому же многие были националистами или религиозными фундаменталистами, поэтому противостояли другим национальным и религиозным организациям. В общем, этим идиотам было невдомек, что у них один враг и одна цель и бороться надо сообща ища общие места друг в друге, а не различия. Я даже удивляюсь, как из этого песка удалось выплавить камень, такой как «Мертвая голова». Это для меня остается загадкой.
Атрофировать государственную систему можно тремя способами. Заставить массы не подчинятся правительству, посеять недоверие и открытый конфликт в руководящих органах, или отрубив у государства голову. «Мертвая голова» пошла по третьему пути. Главное было сделать все быстро. Стремительно расправится с главой государства, его администрацией, военным командованием, честными функционерами местных администраций, остальные будут лично встречать победителя с хлебом и солью, самыми видными государственными деятелями, способными взять на себя роль лидера, и нарушить коммуникации. Далее главное не сбавлять темп. Ликвидировать руководство основных партий, религиозных организаций, общественных объединений, распустить государство образующие отрасли: вооруженные силы, здравоохранение, образование, банковскую систему, органы местного самоуправление и так далее…
Что же касается Академии софистов. Она занимает небольшую территорию в труднодоступном месте, которое без труда могут оборонять небольшие вооруженные силы, тем более оснащенные по последнему слову техники, состоящие на службе у Академии. Создать какую-то тайную организацию в нутрии академического сообщества не возможно, взять штурмом проблематично. Да и зачем, толку от этого места без его ученых… Свои технологии Академия с охотой продавала всем желающим. Особенно спрос на них вырос в странах Альянса во время войны начатой орденом. Поэтому их не трогали. Сама Академия долгое время находилась вдалеке от территорий, где действовал орден, поэтому была в относительной безопасности.
К вам я попал… Точнее… Короче, я попал в один мир и начал там как всегда просвещать народ, ну и долго впаривал одному мужику свои идеи ему это, наверно, надоело, и он отправил меня учится. То есть сказал, что я редкой породы недоносок и мне намешало бы набраться мудрости, щелкнул пальцами и бац я оказался в окрестностях вашего заведения

Айзеку стало жаль жаждущего внимания Кристиана. «Парень совсем зеленый, ни грамма выдержки», рассуждали сами собой внутренние голоса. Хоконсон там временем подошел к зеленоглазому молодчику и искренни дружелюбно улыбаясь, протянул руку для рукопожатия:
- Айзек Хоконсон. Дважды подумайте, перед тем как подать мне руку. Во многих местах я крайне пренебрегаемся личность, можете ненароком «замараться». Образно говоря конечно, - видя нетерпеливый взгляд парня направленный на кота, он добавил, - Сударь секретарь сейчас занят, видите, какая толпа собралась. Не волнуйтесь, со временем очередь дойдет и до вас. За время посещения разнообразных учреждений я понял, что бороться с очередями помогают только связи и терпение. Так как вы тут новенький советую вооружиться последним. Да, что-то я разболтался…

Айзек с удовольствием отметил, что пыльный незнакомец затушил сигарету, внутренние голоса на его ликование ответили новым потоком шизофрении: «Господа, спешу отметить, что на примере «мальчика-коровы» мы убедились в податливости, управляемости, стопроцентной подверженности манипуляциям и провокациям, к тому же все это поддернуто реваншизмом с оглядкой на общественное мнение…» «Вообще лепота. Мы по адресу. В этом мире есть, по крайней мере, один стопроцентный представитель охласа». Но их прервал кот, который к вящему удивлению Хоконсона заговорил. Так как животинка оказалась с двойным дном, да еще и представителем администрации все внимание Айзека переключилось на него:
- Я Айзек Хоконсон из мира Vz.700, его так называют в научной литературе других миров, сами мы его просто «миром» называем. Сами в смысле те, кто там живет. С чего бы начать. В общем, родителей я не знал, воспитывал меня орден «Мертвая голова». Название немного мрачное, но в целом это очень позитивная организация, конечно, если не учитывать что у них руки по локоть в крови, ну и то, что они развязали самую страшную войну в истории нашего мира. Но несмотря на такие сомнительные достижения, цели у них самые благородные. Дело в том, что цивилизация нашего мира пришла к глубокому кризису. Люди окончательно престали быть людьми и с радостью опускались в пучины преисподни рука об руку с содомией и гоморией, ведомые кучкой алчных развращенных манипуляторов. Все в жизни людей функционировало не так, культура удовлетворяла самое низменное, экономика работала исключительна в интересах мещан и вершин экономических пирамид, а о религии вспоминали лишь тогда, когда нужен был повод для войны… Но были и те кого это все не устраивало. Они образовывали кружки и пытались, как-то бороться с происходящим. Все было тщетно. Тогда появилась какая то сила, которая объединила эти воскресные клубы в тайную организацию – орден «Мертвая голова». Мертвая голова, в понимании членов ордена, это символ греховного человека, человека из старого мира. Тогда как орден хотел создать новое, чистое человечество. Они долго не давали о себе знать и вот однажды ночью в странах которые сосредоточили у себя самую мощную индустрию и управляли миром по средствам системы колоний, протекторатов и сателлитов, произошли государственные перевороты. Орден стремительной одной стремительной атакой атрофировал всю государственную систему. Затем были казни. Казнили всех, кто был старше трех лет, естественно через отрубание головы. Это стало чем-то вроде ритуала. Мировое сообщество сразу не отреагировало на угрозу со стороны ордена. Сами понимаете, десятки государств получили независимость и тому подобные регалии самостоятельности. Во всем мире начались разборки. Орден же, казнив всех кто уже имел культурный багаж, начал воспитывать, тех, кто его не имел. В «Мертвой голове» считают, что новорожденный это чистый лист и его можно воспитать как богом, так и амебой. Вот из доставшихся им детей и начали воспитывать новое человечество. Правда, ритуал с отрубанием антикультурной головы себя не отжил. Ее стали рубить представителям старого поколения, так как они либо жили в старом мире и понабрались от туда, либо их воспитывали те кто жил в старом мире, либо их воспитывали те кого воспитывали те кто жил в старом мире и так далее, поколение за поколением. Как только член ордена производит на свет необходимое количество детей его либо убивают, как мою мать, либо отправляют на фронт, как моего отца. Орден учил хорошим вещам, например, личной ответственности за каждого человека в этом мире. Основой человеческого архетипа были Десять Обязательных к Исполнению Правил Творца. Мы по ним и жили, пока находились на территории ордена, у нас процветали наука, искусство, духовная жизнь, экономика. Но потом, примерно в шестнадцать лет, когда у меня родился второй ребенок меня оторвали от мой любимой жены Анахен и отправили в Волькриг, это название вооруженных сил ордена. Ее, наверное, казнили те «наиболее чистые товарищи», которые заведуют воспитанием нового поколения. Вам наверно может показаться, что весь этот круг казней бессмысленен, но таким путем пытаются окончательно искоренить старую породу человека. Но новое человечество должно было восторжествовать во всем мире, иначе соседи стали бы оказывать отрицательное культурное воздействие на наше общество. С этими целями и создали Волькриг. Из него не возвращались обратно, служба была пожизненной. Я прибыл туда юнцом, который со зло бы и людей то не бил ни когда, только в рамках спорта. Уже через месяц силами двух изащереных садистов и талантливых педагогов сержанта Варнавы и ротмистра Малха я стал универсальной боевой машиной. Правда, превращение сопровождалось некоторыми злокачественными модификациями психики. Нам в основном прививали комплекс Ахиллеса: чисто психологический настрой на непобедимость, который руководит телом в бою как программа… В общем это сложно объяснить. Но и армейское издевательство над человеческой сущностью тоже вынужденная мера. Орден довольно успешно воевал, чем натравил на себя весь мир. Нам очень не хватает человеческих ресурсов, поэтому приходится добиваться качественного превосходства над противником. Наши солдаты должны быть сильней, быстрей, умней, храбрей, оружие мече, смертельние, долговечнее и так далее. Правда, после боя, рота против полка, когда тебя твоя уверенность в непобедимости гоняет бегом и ползком, по сопкам и болотам, возращаешся как загнанная лошадь. Потом много ешь и спишь. Некоторые становились инвалидами. Кроме войны у Волькрига была еще одна важная задача. Мы носили с собой топоры, которыми расправлялись со всеми пленными и мирным населением противника старше трех лет, через отрубание головы, естественно. Остальных отправляли на родину. Мне тоже приходилась это делать. Должен признать это гораздо сложней, чем убивать в бою. Моя военная карьера закончилась во время одного очень длинного боя. Я упал в обморок от истощения и попался отряду вражеских разведчиков, которые искали языка. Попадись я солдатам, убили бы на месте. Из плена я бежал. Долго пробирался через территорию противника к своим, тогда и пришлось срезать с формы знаки отличия. Их мирное население с удовольствием носило нашу трофейную форму, ведь у нас была мануфактура высшего качества. Контрразведка преследовала по пятам, пробиться к своим шанса не было. Тогда я узнал про Академию софистов – сосредоточие знаний в нашем мире. Академия была чем-то вроде независимого государства. Там я и скрылся, став учеником этого заведения. Им было все равно кто я, за что меня преследуют, если я смог сдать вступительные экзамены, меня уже не выдадут. Благо в ордене первоклассное образование. Софисты странные люди. Они много говорят, много думают, но почти не чего не делают, кроме изобретений. Но среди них был немолодой человек с совершенно чуждыми для меня и софистов взглядами на жизнь. Он говорил, что случайно попал в наш мир в результате своих экспериментов с «точками», так он называл материю на самом нижнем уровне, даже ниже чем субатомный. Перемещение между мирами было побочным эффектом, но очень заинтересовало того ученого. Он называл себя Мангока. Я стал его ассистентом в исследованиях этого феномена, и мы добились больших результатов. Но как раз когда мы уже подошли к разгадке, Академию захватил Волькриг. Всех поубивали, меня поместили под стражу перед церемониальной казнью. Я считался предателем. Еще бы, Родина из последних сил обороняется, а я уютненько себе живу в Академии. В общем, то на этом моя жизнь могла бы и окончиться, но в тот момент, сидя в камере, я почему то в первые за всю свою жизнь испугался за себя, и энергия страха послужила толчком к перемещению в другой мир. Это получилось спонтанно. В основном причиной послужило то, что я был подопытным кроликом во всех экспериментах, которые мы проводили с Мангока. В мире, куда я попал, был полный бардак. Я все еще оставался верен идеалам ордена, поэтому решил навести порядок. С начало все было неплохо, но потом я переборщил малеха и пришлось снова очень испугаться за свою жизнь. Меня так и кидали разные сильные эмоциональные стрессы по мирам. Это необязательно должен быть страх за жизнь. Пока таким образом странствовал, сильно изменился. В каждом новом мире пытаюсь сделать людей лучше. Вот собственно и все.
Айзек закончил и посмотрел на кота в ожидании вопросов, которые наверняка должны были посыпатся после такого скупого рассказа.

К беседе подключилась невысокая особа, ее угрозы вызвали у Айзека откровенную и издевательскую усмешку. Внутренние голоса, существовавшие в своем временном разрезе, заполнили голову: «Похоже, хамство здесь возведено в ранг нормы». «Действительно здешняя цивилизация находится в упадке, наверное, нынешняя ее регрессивная формация находится на уровне диктатуры подвального пролетариата или какой-нибудь деспотии маргиналов и, видимо, таким недугом как интеллигенция не страдает». «Господа, да как же не страдает, мы с вами находимся в образовательном учреждении». «Тем неимение пока что мы имели примеры крайней не эффективности просветительской отрасли». «Завязывай. Нельзя судить по двум гуманоидам с явными признаками вырожденцев, особенно это касается этой агрессивной дамочки». «Думаю отсутствие культуры у нее продиктовано расовой нечистоплотностью родителей». «Или заниженной самооценкой…»
Айзек тем временем, продолжая издевательски улыбаться, обратился к низкорослому «миротворцу»:
- Вы уж извините, сударыня, если чем вас задел по ходу речи, хоть это было видимо и не возможно не сделать, ведь вы такая «высокая» фигура, - и тут же отвернулся, полностью потеряв интерес к «вырожденцу». Он, было, хотел продолжить до сей поры бесплодные выяснения расположения администрации, но почувствовал мерзкий запах табачного дыма и непроизвольно замахал перед лицом рукой. Прямо перед ним сидел пыльный «вырожденец» и с упоением гробил себе легкие, присосавшись к вонючей трубочке как к материнской груди. Видимо, успокаивал себе нервы. Наверное, его неосторожно задел Хоконсон или страдающая от недостатка внимания, в силу невыдающейся внешности, девушка-«миротворец».
- Друг, вы б постыдились, как никак в обществе, - нравоучил Айзек отходя от вооруженного незнакомца, чтобы не дышать дымом, - Со всем не обязательно доказывать, что вы мужик с большой буквы «м», иначе все подумают что «м» на самом деле маленькая и только выдается за большую, дабы скрыть этот позорный факт.
Шизофренийные голоса в голове Хоконсона продолжали буйствовать параллельно с его общественной жизнью: «Господа, похоже, я зная кем работает пыльный коврик сидящий на столе. Он пастух». «С чего ты это взял?» «Его имидж обозначается словом, которое в переводе с очень искаверкавоного санскрита означает «мальчик-корова»». «То есть это что-то вроде определенной касты. Что ж это объясняет его не выдающиеся умственные способности и полную культурную деградацию, раз он что-то вроде коровы». «Я же считаю что имидж продиктован стремлением удовлетворить социальный заказ на не форматного героя и выделиться из толпы». «То что он жертва унификационых тенденций массовой поп культуры это вполне доказывает». «У человека просто низкая самооценка, наверно он хорошо учился в детстве и часто становился жертвой издевательств. Внутрени он всегда стремился быть непохожим, что было его протестом, и смог позволить себе это только став взрослым». «Или же всегда завидовал раскованным и грубым хулиганам и поэтому принял их образ на вооружение». «Я считаю, господа, что все это внешнее не искренне и напускное, и служит одной цели - привлечь самок, потому как истинное свое лицо он боится показать из-за внутренней не уверенности и зажатости. В полнее возможно он действительно жертва детских травм. Может, у него родители любили приложиться к стакану и частенько лупили сынка по поводу и без повода. В следствии он стал замкнутым ребенком, что сделало его изгоем…» «Или же он просто неотесанная деревенщина, ведь он днями на пролет пасет крупнорогаты скот. А теперь заткнитесь, а то у меня мозг лопнет четыре процесса сразу выполнять», пресек обсуждения первый внутренний голос.

На вопрос Айзека моментально среагировал пыльный предмет сидящий на стол, издав архаичную шутку в стиле мужлаватого пирата, да и одет он был примерно в той же направленности. «Бомж», мысленно заключил Айзек, более чательно разглядев предмет на столе. «К тому же хам», подержал второй внутренний голос, «Дай ему пинка», предложил третий голос, «Этот половик наверняка давно не выбивали». «Если мы подержим конфликт, то уподобимся местным варварам, он видимо у них главный, раз сидит на столе», рассуждал первый голос. «Далеко не факт. Может он просто в конец деградировал», подключился четвертый внутренний собеседник. «Блин, господа, люди подумают, что я тормоз, завязывайте обсуждение», пресек первый голос. Айзек радушно улыбнулся и подошел к восседающей на столе фигуре:
- И как девицы, красоток пока не всех разобрали? – посильно имитируя голос «пыльного плаща» спросил Хоконсон (фамилия Айзека), и уже по своему продолжил указывая на скрытый под одеждой незнакомца арсенал, - А вы с такой кучей вооружения, видимо, случайно заскочили в любимый институт благородных дев дабы отомстить за поруганное детство?
«Даю голову на отсечение, что этот социопат достанет из под плаща что-нибудь, что проделает в тебе дырку размером с небольшой город», подключился не надолго третье проявление шизофрении Айзека. «Стоит сударю Черная Борода дернутся в мою сторону все его конечности окажутся сам знаешь, где и на какой глубине», ответил первый голос. Айзек продолжал корчить добродушие с хамоватым гуманоидом:
- Ну так, сударь, где здесь можно зачислится в эшелоны учащихся, если вы конечно в курсе? – вновь обратился он к пыльной личности.

Имя: Айзек Хоконсон.
Пол: Мужской
Возраст: На вид не более 19, но реальную цифру забыл даже Айзек.
Происхождение: Стопроцентный человек, без расовых примесей и каких либо инородных этнических включений
Внешность: Из-за высокого роста, коей составляет примерно два метра, Айзеку трудно смешатся с толпой. Не поспособствует незаметности и внешность, заточенная под норди: узкий правильной формы череп, волосы цвета пшеницы, большие бело-голубые глаза и прямой нос. Так же Айзек очень бледен, что, собственно, в его глазах является единственным изъяном. При чем оттенка природного цвета кожи не касается ни какой загар. Единственное что меняет цвет лица Айзека это смущение, что он не однократно демонстрирует в присутствии девушек. Одет Хоконсон почти всегда в одно и тоже (исключение составляет стирка): серо-голубую длиннополую армейскую шинель ордена «Мертвая голова», длинную белую рубаху с национальным орнаментом на высоком воротнике, черные выдающегося объема армейские брюки, подпоясанные очень тяжелым ремнем, и тяжелые армированные ботинки с высокой шнуровкой, рыжего цвета. Он же в этом ходит на пляж, потому как лишенный материнских щей страдает худобой, правда обтянутой голодными, но мышцами.
Биография: Родился Айзек в мире, который его обитатели ни каким специальным словом не называли, а на картах измерений он значился как Zv.700. Мир этот был населен исключительно человеческим материалом. Детство Хоконсона тесно связанно с орденом «Мертвая голова». Смысл названия ордена раскрывает его идеология и история. Дело в том, что настал момент в мире Айзека, когда цивилизация начала развиваться по пути регрессии: порок и грех стали обыденным делом, общество стремительно набирало обороты в никуда. Но у складывающегося положения дел были противники. Одна группа таких «несогласных» объединилась в тайный орден «Мертвая голова». Они считали что человек приходит в мир без какого либо культурного багажа и представляет из себя читсый лист, тогда как в последствии жизни и культурного влияния испорченного общества он преобритает отрицательный культурный вектор. Была составлена программа исправления общества, которая в одну прекрасную ночь была приведена в действие. Члены общества учинили расправу над всеми жителями группы стран, в которых действовали, физическую расправу, т. е. под корень вырезали, пощадив только младенцев. Их они начали воспитывать по своему разумению. Расправу же над всеми негодными к новой жизни, т.е. людьми уже имеющими культурный багаж, они производили по средством отрубания головы. Мертвая голова, в их понимании, являлась символом старого, греховного человеческого архетипа. Но на этом круг насилия не заканчивался. Всех кто воспитывал первое поколение новых людей то же казнили, потому, как они имели культурные корни в старом мире, а затем казнили это самое поколение, когда у них появились дети, ведь их воспитывали те, кто жил в старом мире. Палачами естественно были наиболее «чистые» в духовном смысле члены ордена. И так поколение за поколением пока не выкристаллизуется новая цивилизация. Но и это было только началом. Как можно создать новое человечество, когда твоя страна окружена старым. Поэтому за долго до окончания процесса выкристаллизации орден начел войну с соседями. После того как «Мертвая голова» одержала целый ряд быстрых и великолепных побед, весь остальной мир объединился силясь противостоять их мощи. Единственное чего не хватало ордену для победы были человеческие ресурсы, поэтому война затянулась. Ну а теперь собственно к Айзеку Хоконсону. Он даже не знал имен родителей, вполне возможно отец где-нибудь на войне и как настоящего патриота судьба детей его не волнует пока они в руках ордена, а мать казнили. Воспитывали его «чистейшие люд» – палачи матери и военкомы отца, но несмотря на запачканные руки эти «святые» смогли сделать из него прототип нового человека. В примерно 15 лет, орден поощрял ранние браки, у него появилась семья, и как только в 16 у него родился второй ребенок, его тут же отправили на войну, где он умудрился попасть в плен. Бежал. Убегая от погони, он скрылся в Академии Софистов – учебном заведении-государстве. Став учащимся он был вне опасности, но и на родину ему путь уже был заказан, как культурно испорченному. Софисты проповедовали странные идеи, которые во многом повлияли на Хоконсона, так как эти люди были непревзойденными «словоискусстниками» и умели пудрить мозги, хотя сами не всегда верили в то что говорили. В Академии Айзек познакомился с неким авторитетным профессором, коей в результате экспериментов случайно был заброшен мир Айзека. Вместе с профессором он начал изучать это явление, но закончить работу не успел, Академию захватили войска ордена. Хоконсону грозила смертная казнь, но он при крайне загадочных объстаятельствах каим то образом бежал в другой мир. С тех пор Хоконсон вынужден скитается где придется. Но Айзек до сих пор лично предан ордену и взял на себя миссию распространения нового человеческого архетипа, пусть и более «мягкими методами»… Наиболее яркая страница последующей биографии это его работа в инквизиции Онзориса, откуда он бежал как военный преступник…
Что умеет: Умеет постоять за себя, как ни как окончил армию и являлся участником боевых действий; два образования сделали его недурным инженером широкого профиля, ну и немного софистом; так же очень способно валяет дурака, врет, притворяется, лицемерит, придает, играет в благородство и т.д.
Личностная характеристика: (по материалам военного трибунала империи Латинг, мир Онзорис) Непостоянный шизофреник, мнительный, ограниченный во взглядах, моральное разложение чатльно скрывает под маской интеллигентного скромняги, склонен к насилию, страдает раздвоением, разтроением и разчетвирением личности, деятелен, крайне убежден в своей правоте, считает себя истинной в последней инстанции. Цитата: «Если во что-то веришь, то должен заставлять себя делать это искренне, ни сколько не сомневаясь в своей правоте и никогда не ставя под сомнения предмет веры, иначе сам не веришь что веришь».

Пока суть, да дело, к строению, наделенному иллюзорным сапфировым свечением, неторопливой походкой, коя представляла из себя странную неестественную смесь армейской чеканки и матросского козыряния вразвалочку, направлялся рослый парень. На солнце блестели светлые волосы цвета соломы, покрывавшие правильный узкий череп и нависавшие невнятно зачесанной челкой над большими бело-голубыми глазами, которые соседствовали с прямым носом и венчали во всех отношениях правильное и красивое лицо, единственным недостатком которого была природная, несколько, нездоровая бледность. Молодой человек, выдающийся бледности, был одет в военную длиннополую шинель серо-голубого оттенка, со следами некогда оторванных знаков различия. Так как шинель не застегнута под ней легко можно было разглядеть длинную белую рубаху, высокий воротник которой покрывал причудливый витой орнамент, а так же безразмерные армейские штаны черного цвета, заправленные в тяжелые высокие армированные ботинки. На вид парню и девятнадцати не было. Но вид у него был достаточно мужественный, хотя возраст и не позволил пока достаточно близко познакомится с бритвой.
Молодой человек не спеша, подошел к башне и учтиво постучавшись, вошел. Лицо его и так не излучавшее счастья, а скорее наоборот какую то таску, немедленно потеряло последние предпосылки к довольному выражению.
«Очередь, черт все миры грешат одним и тем же», подумал Айзек (это тот самый рослый блондин, о котором речь выше), узрев собрание людей собравшихся вокруг большого стола, на котором восседал кот, а не, что было бы более логично, секретарь (или что-то в этом роде), хотя тот бы ограничился стулом. К коту как животному, для Айзека лично, традиционно неразумному, хотя чем творец не шутит, молодой человек сразу потерял интерес. «В очереди стоят неохота, этаж, нать, стоять надо. И когда еще этот секретарь, или что у них там за диковинка такая что стулом не пользуется. Может он с собой его носит, ну чтоб просители не сели. Вот варвары», продолжал сам собой рассуждать Айзек, но его прервал второй внутренний голос: «Ты можно подумать лучше, может ты единственный кто догадался сесть на стул секретаря». Айзек смутился такому повороту мыслей. Ждать он был не намерен, к тому же он не был уверен что он вообще туда попал, поэтому решил взять ситуацию в свои руки…
- Господа, а где тут приемные покои! – окликнул он помещение и всех в нем собравшихся.