- Хорошо, - без лишних раздумий отвечал монах. - Хорошо. Они здесь?
Король, чей жестокий лик явился во всей неприглядности после подавления бунта, мог приказать живьем содрать кожу за укрывательство предателя, был таковым Сварт или нет, и членов его семейства. Однако обезумевший от страха Этельвульф, со всеми своими заплечных дел мастерами, были способны лишь на жалкое подобие того, что творили его собственные закаленные в бесконечных сражениях соплеменники, коли не удовлетворялись одной только поживой, и потому Мартин не ведал страха.
- Я спрячу их здесь, в церкви. Здесь их никто не найдет, в отличие от дома, - голос священника звучал спокойно, ведь тот пытался вселить в Гейра уверенность в том, что солнце еще не раз взойдет для его жены. - Там бывает слишком много посторонних.

Об Эгиле из Вересдаля отец Мартин вспоминал лишь по весне, с щемящим чувством в сердце, когда в далекой Норвегии берега фьордов украшались скупой, но все же милой его душе растительностью, да со стыдом каясь в мыслях своих за прежние прегрешения. Норманны, саксы или валлийцы - все были для смиренного монаха равны, даже те из них, кто по сю пору чтил мудрость Одина и трепетал перед молотом Тора.
- Что я могу сделать для тебя? Позвать лекаря? Ты ранен?
Преследователи-саксы, много ранее принявшее крещение, чем первые из норвежцев, решивших последовать учению Белого Бога, не всегда чтили защиту, что давала церковь тем, кто попросил об убежище в ее стенах. Коли дружинник оказался здесь, почти без сил, стоило ожидать других, вооруженных до зубов, что шли за головой Гейра и не погнушаются присовокупить к ней и бритую голову Мартина, ежели тот попадет под горячую руку. Но что есть страх перед мученической гибелью, когда бездна Ада разверзнется перед тем, кто не протянет руку утопающему в болоте страдания в этом бренном мире?
- Ты один?

К тому же отец Мартин вовремя подставил потемневшие от работы руки, и тяжелый, как и сам он, дружинник лишился возможности распластаться на каменном полу и замерзнуть насмерть прежде, чем его схватят палачи Этельвульфа. По пальцам можно было пересчитать число раз, когда Провидение сводило священника с суровым и молчаливым пришельцем - с молодой женой тот, как и многие его товарищи по оружию, проживал в другом приходе, тогда как паства Мартина состояла большей частью из простых ремесленников. Что же забыл Сварт здесь, в такой неурочный час, еще предстояло узнать, хотя неустанная молва гласила, что после злополучного мятежа воины из королевской свиты один за другим попадают на плаху. Коли не успевают бежать от слепой мести венценосца.
- Держись, - выдохнул норвежец, подхватывая Гейра под руку и придерживая за пояс. Вскоре дружинник был усажен на скамью, стоявшую ровно у стены, а священник, нахмурившись, пытался разглядеть раны на его теле.

Кто мог постучаться ночью в двери церкви? Нередко случалось, что лихие люди без зазрения совести святотатствовали, сперва оглушив или отправив в лучший мир служителя Божия, а после сгребая в латаную суму потиры и украшенные самоцветами распятия, коли таковые находились. В эти темные дни вера отступала перед жестокими варварскими богами, вновь овладевшими сердцами людскими, несмотря на то, что их обладатели получали крещение и с детства заучивали Pater Noster.
Отец Мартин не боялся разбойников, в прошлом его собратьев по ремеслу, и не стал бы роптать, ежели те принудили его принять смерть от их нечестивых рук. Но даже воры и убийцы предпочли бы в эту ночь поплотнее закутаться в плащ и крепко заснуть перед очагом. А стало быть, Господь привел к дому Своему не заблудших во тьме стяжательства овец, но путников, не нашедших иного приюта.
- Кто здесь? - вопрос был излишним, поскольку сопровождался лязгом порыжевшего от времени засова. Дверь отворилась, и скупой свет через проем упал на заиндевелую землю.

Хельги, его брат, однажды пошутил, что молиться Богу - все равно что бездельничать. При этом он избивал тщедушного монаха, пришедшего на север проповедовать веру, которой с недавних пор следовали в его родной Саксонии. Хельги был силен и мог голыми руками прикончить свою жертву. Но монах почему-то не хотел умирать. С каждым ударом он продолжал читать молитву - теперь Эгиль, вернее, отец Мартин знал, что это был "Отче наш" - и только изредка поскуливал от нечеловеческой боли. Он замолчал, лишь когда нож, сверкнувший лезвием в отблесках тусклого норвежского солнца, выпустил из горла миссионера темную струю крови.
Что теперь сталось с Хельги? Нашел ли он свой путь в Вальхаллу или по-прежнему рыщет морской рысью, лютой яростью наводя ужас на жителей прибрежных деревушек и монастырских насельников? Как знать. Отец Мартин молился за него. Он молился и за отца с матерью, при жизни не познавших света, исходившего от Белого Бога. Но Господь милостив, в этом невозможно было усомниться. Он пощадит их души и выведет из мрака Шеола, как извлек прародителей Адама и Еву и праведников Своих.
Также он молился за паству, которую с десяток лет назад без лишних раздумий предал бы мечу или увел в рабство. А теперь, сам не ведая, как то случилось, отец Мартин утешал их в скорбях, больших и малых, помогал добрым словом, советом или делом. Они приходили сюда, в маленькую каменную церковь у самой городской стены, где он сейчас стоял на коленях, не обращая внимания на студеный пол и ветер, продувавший через щели в ставнях. Это было малым неудобством, по сравнению с молитвой во спасение мира, воистину тяжким трудом, что он принял на себя и нес добровольно и во славу Божию.

Имя: отец Мартин, урожденный Эгиль, сын Олафа.
Возраст: 30 лет.
Происхождение и социальное положение: норвежец, священник.
Внешность: северянин как северянин - высокий, широкоплечий, светловолосый и голубоглазый.
Биографическая справка: сын дружинника из войска Харальда Свирепого, как и положено, пошел по стопам своего отца. В двадцать лет отплыл с ярлом к берегам Нортумбрии, но в первом же бою был тяжело ранен. Товарищи его вынужденно отступили, а его, сочтенного остальными погибшим, выходил отец Катберт, местный священник. Добрый пример заразителен, и Эгиль принял учение Христа, став в крещении Мартином. Несколько лет побыв служкой у своего спасителя, а заодно выучившись саксонскому и латыни, письму и молитвам, бывший воин был рукоположен, а после отправлен епископом в новый приход, где служит уже три года.