- Не много, - согласилась леди Матильда, продолжая расчесывать перед зеркалом волосы. - Всего-то хорошо вооруженный отряд стражи. Если память меня не подводит, часовня, о которой вы говорите, расположена посреди леса, а насколько спокойны наши леса, вам известно и самому. Впрочем, если хотите себе лишних хлопот...
Плечи норманнки, блестящие от втертого на ночь крема, слегка приподнялись в жесте полного безразличия.

Со дня рождения.

Виола, перестав захлебываться рыданиями, покачала взлохмаченной головой.
- Значит, я буду первой, - с каким-то мрачным удовлетворением буркнула она. Справив по себе заупокойную, девушка ощутила тягостное, могильное спокойствие. А толку трепыхаться? Чему быть, того не миновать...
- Королева мне такой дерзости не простит, разве что получится потрясти ее шедевром, - уныло пояснила она. - А где взять такую оду, о которой она еще не слышала, с ее-то кусачим "плохо разбираюсь"? - рифмачка доверительно рассуждала вслух, не задумываясь о том, что этакие откровения могут здорово огорошить постороннего человека. - Даже если сумею кое-как переделать...
Виолетта снова вздохнула.
- И эпитафию мне нарочно напишут не в рифму. Не заслужила.

Виола уткнула покрасневший нос в платок, и поверх черного (а как же!) батиста на шута уставилась пара припухших глаз, обрамленных слипшимися от слез ресницами.
Ну конечно. Сначала напугал до полусмерти байкой про арфиста, потом, не дав опомниться, потащил к королеве... Только ведь при дворе все равно узнали бы о "приезжем таланте". Не сегодня, так завтра... Эх! Надо было остаться дома. Придумать любую причину, лишь бы не ехать с герцогом...
Ну что сказать, крепка ты задним умом, Виолетта.
- Нелепое положение, - всхлипнула поэтесса, передернув сгорбленными плечами. - Это еще не очень... нелепое. Вот как несуразно я буду смотреться без головы..
Представив себя в таком мизерабельном виде, рифмачка прерывисто вздохнула и разрыдалась в полную силу, некрасиво распустив рот и утирая глаза рукавом - забытый платок она комкала в горсти.

- Разве я могла предположить, что могущественная королева захочет от меня... импровизации? - горько прошептала Виола, склоняя голову и кидая на Лианну взгляд исподлобья - взгляд котенка, ни за что ударенного ногой. Дескать, воля ваша, подозревайте, но читать заготовленные речи...
- Ваше Величество, осмелюсь доложить вам, что искусство элоквенции нисколько не сродни поэтическому искусству, ведь рифма и ритм...
Виолетта умолкла, осознав, что уже бубнит в гордую королевскую спину. Когда за Лианной закрылись двери, поэтесса шумно перевела дыхание и огляделась, ища, куда бы присесть: колени у нее ощутимо дрожали. Но задев испуганным взглядом роскошных фрейлин, незадачливая рифмачка почувствовала себя вороной в кругу блистательных пав, и ей так стало себя жаль, что в носу защипало от подступающих слез.
Поэтесса кое-как изобразила деревянный реверанс и опрометью бросилась вон.

В квенте была ссылка на портрет: http://www.ljplus.ru/img/d/a/damiana_hexen/viola.jpg


И вдруг особа, которую со стороны можно принять за небогатую, строго одетую родственницу знатной особы, превращается в расхристанное огородное пугало. Кислотный дождь? Черная магия? Восстание ультралевых лемуров на Мадагаскаре?

Я бы порекомендовала больше читать (не мысли, а книги), чтобы научиться правильно воспринимать метафоры и сравнения. Если я напишу "на ней не было лица", отреагируете так, словно увидели оголенный череп? Вздор.
Если человек смертельно испуган, разумеется, он чем-то напоминает покойника. Я даже перечислила, чем именно, чтобы ограничить полет воображения. Но все это не значит, что персонажу необходимо пройти водные процедуры или переодеться.
Благодарю за понимание и внесенные поправки.


Хроническим расположением духа, к сожалению =/ У меня веские причины при каждой игровой неурядице сжимать виски и навзрыд шептать "силмоихбольшенету". Но я покамест держусь.
Еще раз всем спасибо.

Погибать - так с музыкой. Фанфары, прошу!

- Удивить?! - в торжественном голосе Виолы послышался горький надлом, будто зазвучал надтреснутый церковный колокол, справляя тризну. - Разве я балаганный фигляр или, - быстрый взгляд на Блямса, - какой-нибудь скоморох? Ваше Величество! Служенье муз не терпит суеты, а импровизация - удел площадных гаеров. Только недостаток таланта бывает причиною того, что импровизаторы делаются импровизаторами: они импровизируют потому, что не могут быть поэтами. Истинный поэт, увлекаясь по легкомыслию импровизацией, отрекается от своего достоинства, от своего высокого призвания, дабы тешить публику в качестве простого лицедея.

Виолетта болезненно откашлялась, и ее голос окреп, зазвучал в полную силу, сопровождаемый порывистыми жестами рук:
- Импровизатор превращает поэзию в шарлатанство, является перед толпой, кричит, ломается; и все это для того, чтоб прикрыть блистательным облаком бледность своего воодушевления, жертвы, к коим принуждает его рифма, услуги, коих требует он в это время от памяти. Поэт подобен воину, который сначала покоен, но мало-помалу возвышается к одухотверенности и, схватываясь в рукопашном бою с трудностью, приобретает в самой борьбе силу продолжать ее; импровизатор есть дикарь, возбуждаемый к бою дурманным настоем. Поэту внимают его отечество и весь свет, его век и вся будущность; на импровизатора дивятся как на ученую собаку, изумляясь легкости, с которой он подбирает рифмы, так, как изумляются ярмарочному фигляру, когда он выкидывает разные фокус-покусы...

Поэтесса перевела дыхание. Сейчас Вран была еще бледнее прежнего, зато ее глаза лихорадочно разгорелись, потеряв бессмысленное выражение.
- Я бы сложила для вас оду, лучшая из королев, - драматично заключила она, опять сбавив тон. - Но это займет время - и я должна буду проникнуться божественным светом, исходящим от вашей особы, дабы не возводить безликий памятник церственности, но запечатлеть в рифмах черты, свойственные лишь вам одной.

Есть такая штука - чувство противоречия. Недоумевающий взгляд королевы, в котором так и читалось "это еще что за чучело?" прибавил поэтессе уверенности в себе. Ну хорошо, ее волосы - в богемном беспорядке, но за одеждой, лицом и руками она следит не хуже любой фрейлины.
И нечего так пялиться, да.
Когда же заговорила незнакомая леди, девушка просто вспыхнула:
- Я тоже знавала особ, которые почище некоторых умели привечать таланты, моя госпожа, - бросила она прежде, чем успела задуматься о последствиях.
Призрак арфиста неслышно расхохотался.

"Милая спутница"?.. Виола напоминала свежевыкопанную и наскоро приведенную в порядок покойницу: изжелта-бледное лицо, стеклянные глаза и кривенький червячок губ. У нее и компания была подобающая - призрак убиенного арфиста, видимый только самой поэтессе.
Н-да, хорошенькие дела...
- Да я... Муза, как говорится, не терпит насилия... На заказ только мастеровые... А вдохновение посылается небесами, -чуть ли не заикаясь, бормотала она, еле перебирая ногами. - Как бы королева не разгневалась...

Виола покрутила чернявой головой, высматривая галерею. Да, хорошо бы укрыться от дождика...
После того, как герцог Корвин круто обошелся с Блямсом, поэтесса из одного чувства противоречия перестала хохлиться и щелкать клювом. Пародия на человека... А эта пародия, между прочим, умеет рифмовать так, как иным людям и во сне не виделось.
Тут Виолетта вздохнула, уже беззлобно, и пробормотала, будто бы обращаясь к себе самой:
- Посуше... А не под этой ли самой крышей творились мокрые дела, о которых гудит весь город?

Ах, так это королевский шут!
У Виолетты отлегло от сердца, и она крепко на себя подосадовала за то, что сразу не догадалась, чем этот горбун добывает себе на хлеб, по профессионально дурацкому выражению его физиономии. Ну нет, шут ей не соперник. Кто же доверит ему сочинять солидные стихи?
Поэтесса представила, как Паула манерно тянет "Ах, эту оду сложил для меня почтенный Блямс...", и усмехнулась. Блямс... Да, подходящее имечко для скомороха.
Теперь у Виолы не было повода точить на шута зуб, но, как в известной истории с крадеными ложками, неприятный осадок остался, и виршеплетка все еще была мрачнее туч, поливавших двор дождиком. Когда прозвучало предложение Блямса, она вопросительно глянула на Паулу: что решит госпожа?

Тут уж Виола так растерялась, что разом выдохнула воздух из мрачно надутых щек. Хорошенькое дело! Ей-то приходится часами корпеть над свитком, роняя чернильные капли и витиеватые ругательства, чтобы получилось хоть что-нибудь складное, а из этого горбатого сундука так и вылетают отличные рифмы!
- Госпожа! Это придворный поэт... такой странный? - спросила девушка, едва шевеля губами и грозно скашивая глаза на соперника.
- Ой, не знаю! - Паула хихикнула, прижав к губам кончики пальцев.
- Ну просто шут... - похоронным шепотом произнесла Виолетта, вздыхая.

Леди Матильда небрежно отставила кубок. Интересно было сейчас наблюдать за ее красивым лицом, повернувшимся к храмовнику: в глазах скучавшей хозяйки пира, принужденной развлекать и приструнивать недалеких гостей, появились мерцающие огоньки, похожие на болотные обманки.
- Возможно, вы удивитесь, но я не так уж сильно удивлена, - мед и лед смешались в ее голосе, - я слышала о гибели Раймонда Первого и де Монферрата, а также о том, кто нанес им удары. Правда, не знала, что кинжалы гашишинов поднимаются так часто, и впервые слышу о том, что питомцы Горного Старца известны и в Персии. Да, сэр де Мурье, я непременно напомню вам про обещание рассказать больше... причем в самом скором времени, - глаза госпожи де Моллар на мгновение вспыхнули, как сухой мох от жгучей искры, но их тут же скрыла густая тень опустившихся ресниц.
- Что же касается саксов, то им далеко до изощренных убийц, - продолжила норманнка чуть погодя. - Что необычного в их повадках? Чернь бунтует, когда ей не хватает хлеба, а зрелищ слишком мало, чтобы отвлечь ее от мыслей о бурлящем желудке. Вам, сэр, пришлись не по нраву мои мысли о том, как лучше усмирить и заставить плясать саксонского медведя?

Пока горбун декламировал белые вирши, Виола мрачнела все больше и больше, наливаясь едко-зеленой ревностью, как паук - ядом. Соперник! Да какой соперник - пародия на поэта! Кривляка, урод...
И талант. С таким заведешься, себя уронишь, а если решишь не замечать, не подумают ли, что молча уступила первенство?

- Где бы вы ни появились, миледи, вашу красоту спешат воспеть в стихах, - угрюмо заметила поэтесса, сцепив руки за спиной и нахохлившись. В этой позе она действительно походила на черноперую птицу. - Так спешат, что даже обходятся без рифм...

Как и обещала.

***
На пирах XII века были очень распространены танцы, исполнявшиеся одной единственной танцовщицей. Обычай этот мог иметь восточное происхождение. Длинная одежда танцовщицы была легкой, обрисовывала форму тела. Виньетки в рукописях, скульптурные работы сохранили образы таких танцовщиц, которые обычно аккомпанировали сами себе на колокольчиках [барельеф с капители колонны, хранящейся в Тулузском музее].
На барельефах XII и XIII веков часто встречаются фигурки гистрионов, которые во время трапез и пиров ходят по канату или делают акробатические упражнения [Плита перекрытия северной двери церкви в Семюре-ан-Оксуаз].
Труверы, странствующие поэты, выступали в стихах против конкурирующих с ними гистрионов, вредивших, по их мнению, поэзии, которая, как они считали, - искусство благородное и заслуживающее особого поощрения (Виолле-ле-Дюк, «Жизнь и развлечения в Средние века»).

***
Письменные источники XII - XIII веков указывают на существование двух видов танцев: медленных, "тягучих" и быстрых с прыжками. Первые традиционно считались придворными, хотя их танцевал и народ на вольном воздухе.
Для знати описывалось следующее: кавалер брал за руку одну или двух дам (в Германии, во Франции - всегда одну), сдержанными шагами с вытянутым корпусом церемониально проходил с ней кругом залы. И это у них считалось веселым времяпрепровождением.
До XII века минезингеры восторженно воспевали любовь с призывом по весне (в мае) праздновать возрождение природы и танцевать. Как выглядели эти танцы, они не описывали, но, очевидно, собравшиеся водили цепи и хороводы. Парные танцы появились не раньше XIII века (Худеков, "История танцев").

***
Чопорный и замедленный придворный кароль отличала известная манерность. В "Романе об Александре" его танцуют под музыку виолы и двойного барабана. На другой миниатюре под ритмическое сопровождение барабана, тарелок и колокольчиков чинно выступают две цепочки девушек и молодых людей. На нижнем бордюре л. 58 кароль отличается утонченной грацией. Цепочка из двух юношей и трех девушек неторопливо шествует вправо, руки их едва касаются (Даркевич, "Средневековые танцы").

***
Бранль подсвечников, или канделябров, или свечной. Все стоят в кругу, у одного из танцующих в руке подсвечник с зажженными свечами. Танцор идет внутри круга обычным шагом, подпрыгивая на каждый третий шаг (шаг вперед левой, шаг правой, шаг левой , подпрыгнули на левой, поднимая правую в воздух ). Когда он находит понравившуюся ему даму, он делает простые шаги влево вправо, она ему отвечает, на третий шаг он отдает ей подсвечник и встает на ее место, а она начинает ходить по кругу. Я видела множество описаний этого бранля, том числе сделанных различными хореографами. Обычно сохраняется общая идея танца, но добавляется множество куртуазных моментов, поклонов, реверансов и т.д. (автор потерялся).

Назвать беседу жениха и невесты изысканно-куртуазной не смог бы даже галантный Д’Арси, а норманнка сразу же окрестила этот разговор дуэтом ягненка и волка. Вид у леди Матильды была недовольный: ну что толку устраивать за столом сцены? Глупая девочка.Не понимает, какая удача готова свалиться ей в руки. Разве она не видит, что барон Ревенсворд прямо-таки мечтает подставить под хомут могучую шею? Да стоит ей захотеть, и он будет прислуживать, как верная собачонка, - посмотреть только ему в лицо, и все становится ясно: пропал рыцарь, потерял голову. Некрасив он? Ах, какая беда! Во-первых, не смазливость делает достойного мужчину мужчиной, во-вторых, тем лучше – души в своей супруге чаять не будет, считая ее, веснушчатую пигалицу, самой королевой Гвиниверой.
И, кстати говоря, никто не мешает ей со временем избрать себе Ланселота.
Слабо, мимолетно улыбнувшись свои мыслям, леди Матильда перевела взгляд на сэра Конрада и опять нахмурилась: с этого станется и пожалеть девчонку, отступиться... И барон де Тайбуа вряд ли обрадуется, что свадьба сорвалась.
- Будьте снисходительны к леди Уиннифрид, сэр де Ревенсворд, - хрустальным голосом проронила красавица, покручивая в руках кубок. – В ней говорят ее неопытность и юность; разумеется, она сильно напугана. Не стоит принимать всерьез эти слова. Я уверена, что пиршество вас сблизит... да, милорд, вы ведь распорядились, чтобы сюда привели Бетти?
Косо взглянув на шерифа, леди Матильда продолжила:
- Моя сарацинская прислужница исполнит для нас танец. А затем лютнисты сыграют кароль или бранль.


---
Материалы по танцам будут в обсуждении.

После девятой кружечки Брюзгинса развело и пробило на лирику. Эта особенность водилась за ним давно: как нажрется, давай заниматься вампирским извращением - "импровизация" называется. Без заданной темы. Мол, что вижу, о том пою.

По очереди прочистив обе ноздри, Хрюдо задрал морду к закопченному потолку и заунывно завел:

Хренеет гоблин одинокий
Бухая в стойбище чужом:
Что он забыл в стране далекой?
Какого прет он на рожон?
На нем штаны из тролльской шкуры,
При нем крутой уруцкий найф,
А он, оболтус, просит дури,
Как будто в дури вечный кайф...

По гоблинской роже прокатилась мутная слеза. Потом Брюзгинс утерся, встряхнул лохмами и другим, обыденным уже тоном деловито спросил:
- Есть?..

Виола Вран

Сборы во дворец заняли у поэтессы ровно втрое меньше времени, чем у кокетки Паулы: Виолетта знала это наверняка, потому что, ожидая свою патронессу, уныло смотрела на оплывающую воском свечу. Виршеплетка оделась просто, как обычно - в строгое темное платье; выбирая наряды кладбищенских тонов, она гордо отрешалась от мира персикового шелка, лазурного атласа, блестящих лент, кружев, ароматной помады и прочих заурядных вещиц.
Дорога оказалась не менее скучной, чем сборы. Вполуха слушая предвкушающее воркование своей леди, Виола развлекала себя тем, что поглядывала в переднее окошко на спину кучера. Забавы ради она представляла, как бы она настрадалась, если б страхолюдный Кнут стал важной персоной и потребовал себе оду. А что, упражнение для ума неплохое... Говорят, король молод и красив, но мало ли у него знатных приспешников? А вдруг какой-нибудь советник окажется безобразнее хорька, а ее, Виолу, заставят увековечить его имя в стихах?
Поэтесса неуютно поежилась, вообразив себе такое нелегкое испытание. Д-да, попробуй найти во внешности кучера хоть что-то хорошее...
Тут карета остановилась, и предмет Виолиных размышлений открыл дверцу для его милости, герцога Корвина. Следом выпорхнула Паула, тут же начав сетовать на капризы погоды, а поэтесса замешкалась - поправляла перо, сменившее венец на ее голове. Наконец и она выбралась под моросящий дождь, огляделась...
И думать забыла о жуткой физиономии кучера. Подумаешь, объект для поэтических экзерсисов! Что-нибудь мрачное, героическое о нем написать - проще простого. А вот попробуй сложить панегирик уроду, при взгляде на которого рот так и растягивается в улыбку...

Кое-что о городе Ноттингеме (информация с http://www.nottshistory.org.uk/Brown1896/nottingham1.htm ). Начала с перевода, закончила пересказом, но ничего не переврала. Честное демоническое.

Ноттингем расположен в самом сердце Центральных графств Англии на реке Трент. Первые упоминания о нем относятся к 869-му году, когда город был осажден датчанами. Последние удерживали Ноттингем до тех пор, пока король Эдуард Старший не вытурил их взашей (919). Затем на южном берегу Трента была построена крепость, которую соединили с городом каменным мостом.
Когда в Англию вторгся Вильгельм, он, добравшись до Ноттингема, приказал возвести там замок. Постройка вышла основательная - Вилли был человек суровый и халтуры не терпел. О ноттингемском замке Вильям Ньюбургский (этот дяденька - наш современник и, пока мы ловим вольных йоменов, как раз работает над своей "Историей Англии", ) сказал, что его не под силу взять ни одному врагу, кроме голода.
Разумеется, эта каменная конфетка вызывала повышенный интерес у полководцев. Сначала на замок наложил царственную лапу король Генрих II, потом дачку на речке облюбовал Ричард Львиное Сердце и контролировал ее до тех пор (полагаю, для нас "контролировал" - это лично выбирал шерифов), пока не отправился подышать воздухом Палестины. Тут-то и нарисовался жадный принц Джон, да так основательно, что вернувшемуся Ричарду пришлось брать Ноттингем штурмом - город симпатизировал бедняжке Безземельному и, в отличие от других, отказался возвращаться под королевское крылышко.
Брали Ноттингем долго. Брали Ноттингем силами целой армии, и только когда Ричард лично возглавил осаду, защитники стушевались и запросили пощады...

А вот здесь можно почитать о замках XII века.
И напоследок - сторожка, через которую можно было попасть в замок шерифа.

- Так значит, вы обвинили эту женщину в предательстве, а не в колдовстве? – взгляд госпожи де Моллар уже не вспарывал острыми гранями льда, но остался прохладным. – Это меняет дело, сэр Гай... но не настолько, чтобы порадовать шерифа Ноттингемского, - леди Матильда, поставив на стол кубок, выразительно посмотрела на мужа. «Я подсказываю вам, милорд, как надо отнестись к поступку сэра Гисборна, и уж будьте добры мне не перечить», - ей хватило едва заметного прищура, чтобы высказать это сэру Ральфу.
Затем красивое лицо норманнки вновь повернулось к начальнику гарнизона.
- Я уже говорила почтенным баронам, что чернь должна чувствовать себя под защитой руки закона. За предательство полагается смерть, но смерть по приговору, вынесенному на городской площади...
Проследив за взглядом Гисборна, леди Матильда мысленно усмехнулась. «Конечно, сэр Гай, вам нужна овечка, а не львица, чтобы чувствовать себя в седле боевого коня. Вы не умеете принимать вызов, как...»
Имя не было названо даже беззвучно.
После короткой паузы ровный голос норманнки продолжил:
- Знахарку следовало взять под стражу и доставить сюда. Свидетелей бы допросили, и если б никто не показал, что женщина виновна в сговоре с разбойниками, то ей предстояло бы испытание водой. В Кларедонской ассизе...
- Пощадите, миледи! – полушутя взмолился Д’Арси, растягивая в улыбке рот, блестящий от гусиного жира. – Когда закон говорит вашими божественными устами, я чувствую у горла холод клинка и готов сознаться во всех грехах, как на исповеди.
- Знаю я ваши грехи, Д’Арси, - хохотнул Вальдемар де Гравиль, погрозив соседу полуобъеденной костью. – На м-месте де Моллара я б не п-позволил говорить о них с дамой.
Леди Матильда понимающе опустила ресницы: бароны хотели вкусно поесть и выпить, а не обсуждать поимку преступника. Ну что ж, всему свое время...

Оправдывая славу проницательной женщины, госпожа де Моллар с улыбкой обратилась к барону:
- Мне следовало бы рассердиться на вас, сэр Конрад, за то, что вы явились похитить у нас огонь, - взгляд красавицы намекающе коснулся рыжего буйства, наспех прикрытого жемчужной сеткой, – но я понимаю ваше желание обогреть домашний очаг.
Матильда пригубила серебряную чашу с чистой водой: горячая кровь норманнки легко закипала, поэтому хмельного она не пила никогда, держа острый язык на надежной привязи.
- А вы, сэр Гай, рассказали бы нам что-нибудь поинтересней – например, как распознать в женщине колдунью, - когда леди произносила эти слова, на ее ярких губах змеилась поистине ведьмовская усмешка. – Или, может быть, доблестный рыцарь Храма поделится тайнами своего Ордена с мирскими особами? Представьте только, сэр де Мурье, близ Ноттингема запылали костры, как некогда под Лиллем. Вы помните ту старую историю? В свое время она была на слуху...
Мельком взглянув на озадаченного Д’Арси и красного от вина де Гравиля, на чьем лице был написан по-детски искренний интерес к разговору о казнях, норманнка пояснила:
- Владетельный граф Фландрии переходил реку, и некая женщина брызнула в него водой, от чего у графа, как утверждают, спеклись внутренности. Эту крестьянку сожгли... правда, не служители власти, а дворовые люди, темный и суеверный народ. Но прославленный город Ноттингем всегда был впереди христианского мира... У нас злыми колдуньями считают даже тех, кто лечит болезни травами, - леди Матильда была серьезна, как никогда, и говорила с живым одобрением, вот только ее ироничный, колючий взгляд крест-накрест перечеркивал все слова.

- Это Пын Пых, это Хам Грыжа, - перечислил Брюзгинс почти без запинки и не загибая пальцев. - А я Скрючинс.
Подумав, гоблин выпятил брюхо и для пущей важности прибавил:
- Тля буду.
- Ну-ну, - Хавр то ли хмыкнул, то ли икнул. - А за окном ваши блохастики? Ща пристоим. Эй, Клоп! - заорал он. - Куда провалился, мозгляк?
- Тута я, - из-под стола показалась окосевшая гоблинская морда. Завидев сородичей, Клоп вежливо отрыгнул.
- А Жлоб где? Ну че хлебалку разинул? Не знаешь - найди! Давай, шевели окороком! Скажешь ему, во дворе две блоховозки, нехай паркует.
Клоп тяжко вздохнул, со второй попытки вздернулся на четвереньки и, не поднимаясь, по вихлястой кривой пополз к дверям.
- Так это, о чем я вам тут втираю? - Хавр задумался, потом махнул рукой. - Ладно, отдыхай, гобла. Башка дырявая, да еще заморочился, вкалываешь тут, как гном-стакановец, ни задницу уронить, ни пойло посмаковать, все на бегу. А вы че стали? Двигайте к публике, там народ как раз заскучал, потащится с кодлы недомерков. Приятно ужраться. А соберетесь орать песни, так крикните, чтоб я уши заткнул.

Ноттингем, пиршество

Леди Матильда сдержанно кивнула в ответ, слушая, как шумно приветствует Гисборна цвет окрестного рыцарства, и выгнула красиво очерченные губы в прохладной улыбке:
- Удачно ли завершился ваш крестовый поход, сэр Гай? Я слышала, вы отправились воевать с травницей из Сайлса. Хотелось бы знать, что побудило столь доблестного рыцаря скрестить меч с метлой деревенской старухи...
- Да, походы, - некстати ввязался барон Ревенсворт. – Походы и забирают лучших. Не из кого набирать отряды, ваша правда, Гисборн. А войне все не видно конца. Что говорят, сэр храмовник, долго ли продлится перемирие? – внезапно обратился он к рыцарю Ордена. – Я –Конрад Ревенсворт, - он приложил руку к золотому шитью на груди, - к вашим услугам.

Виола Вран

Виоле надоело делать вид, что дождь ей нипочем, что жалкий каприз погоды беспокоит ее не больше, чем тревожил бы древнее изваяние с каменнным лавром на голове. Лавровый венец – настоящий, правда, вполне годящийся на расщипку для супа – и был тем единственным, что роднило ее со статуями античных муз, которых еще никто не изображал завернутыми в плащ и вымокшими до нитки. К тому же, мрамор никогда не краснеет («Разве что от пролитой крови», - подумалось машинально), а нос Виолы уже напоминал оттенком розовый бутон. Это красавицы с точеными ноздрями могут позволить носу зарумяниться. Они и рыдать умеют красиво. Если же нос – уточкой...

«Лебедем, - одернула себя поэтесса. – Лебедем, а не уточкой. Не стоит и в мыслях упоминать неблагородных птиц. Курица – это перепелка, голубь – горлинка, воробей... Соловей. Не похож, зато рифмуется».
Вздохнув и плотнее запахнувшись, Виола побрела в дом.

«Призраки фёлюньерцев... Хорошая тема. Ах, рыдайте, фёлюньерцы, у тюремщиков нет сердца... А история с Десницей? Гм-м... Столицей, сторицей, девицей... Хотя девицы тут ни при чем. Или все-таки?.. Не верится, что в темном деле не замешана ни одна прекрасная женщина. А если и не замешана, то придется вплести. С канонами не поспоришь....»
Только сейчас поэтесса заметила, что она уже давно идет по коридору, оставляя на полу мокрые следы и дорожку капель, стекающих с плаща. Подняв руку, девушка отбросила на спину капюшон, поправила зеленый венок, сползший на сторону, как у хмельного фавна.
«Под колеса истории сунешься - сомнут. Те за этих, эти за других... Заговоры, интриги, - Виолетта шмыгнула носом, который в тепле стал обычного цвета, зато наполнился влагой. – Уж лучше сочинять баллады о старых, давно умерших королях. Все о них известно, занесено в анналы, утверждено в народной молве... Не ошибешься. А еще осталась любовь. Бездонный источник».

Поравнявшись с раскрытым окном, поэтесса остановилась. Стены постройки были толстыми, возведенными на века, подоконник шириной в полтора фута так и просил устроиться на нем в задумчивой позе и глядеть на падающие капли.
«Любовь, кровь, бровь, свекровь, готовь, вновь, - девушка прислонилась к камню, обхватила колени руками. – Морковь нельзя. Какая в поэзии морковь? Из овощей можно только артишоки и патиссоны...»

Ноттингем, пиршество

Первым заговорил длинноносый Рауль д’Арси, изнеженный кутила, мечтавший о славе рыцаря-трувера. Здесь, в Ноттингеме, он слыл образцом красноречия и знатоком куртуазных манер.
- Клянусь небесами, во всей Англии нет лучшего охотника, чем Ральф де Моллар!
- Вот как? – с безучастной вежливостью отозвалась леди Матильда, глядя на свои скрещенные запястья.
- Он поймал в силки саму Диану, пронзающую сердца стрелами. Запиши, Обри.
Паж, стоявший за плечом своего господина с дощечкой и пергаментом, расторопно застрочил облезлым пером. Из его кармана уже показывал краешек свиток, исписанный мелкими буквами, - как видно, д’Арси прибыл одним из первых.
Позабытый всеми де Гравиль оторвался от чаши с мальвазией.
- Угу. И оттого шериф п-почивает на лаврах, когда н-надо л-вить другого стрелка, - буркнул он с пьяной неучтивостью.
- А, прославленный Робин Гуд! – Ревенсворт оперся локтями на стол. – Да что там ловить! Выйти из города с отрядом, прочесать лес...
- Проще отыскать сакса под его длинным плащом*, чем разбойника в Шервудском лесу. Обри!
- А если сакс и под п-плащом, и в лесу? – уныло сострил де Гравиль. Никто не нашелся, что на это ответить, и за столом повисло молчание. Сэр Вальдемар опять поднес к губам чашу, Рауль д’Арси ломал голову над новой остротой, угрюмый Ревенсворт просто сопел.
Негромкий голос госпожи де Моллар уверенно разрезал тишину.
- Это значит, что у него нет крыши над головой – или что над ней сгустились тучи. К Робин Гуду уходят нищие и преступники. Его хваленая вольница - всего лишь отребье, шайка бродяг, но в народе их любят. И пока простой люд стоит за разбойников, шерифу их не поймать.
Бароны слушали внимательно, даже с почтением. Другая женщина удостоилась бы только презрительных взглядов и насмешливых шепотков за спиной, но – не леди Матильда, хозяйка города Ноттингема.
- И что, миледи, вы предлагаете делать? – спросил Ревенсворт.
- Толпа изменчива, - медленно проговорила Матильда. Ее взгляд, спокойный и отстраненный, блуждал по лицам гостей. – Сегодня носит героя на руках, славит его как пророка, а завтра готова закричать «Распни!». Почему Робин Гуда так любят и почитают защитником? Потому что ноттингемские стражи бесчинствуют, а не исполняют приказы. Им нужна хорошая муштра. За грабеж и убийство отсекать руку, за насилие...
Вальдемар де Гравиль поперхнулся вином и, скорчившись, хрипло закашлялся.
- ... карать на площади, чтобы люди знали - шериф печется о них. Sed lex. Один для всех. Но правитель должен быть и милосердным: тех, на ком не очень тяжкая провинность, следует иногда прощать... пусть благодарят. По праздникам надо выставлять бочки с кислым вином – эта щедрость окупится. А когда сердца людей обратятся к законным властителям, то...
Быстрый взгляд норманнки обвел очертания креста на белом плаще. Она гордилась собой: сэр де Мурье должен быть восхищен ее мудростью...
- Робин Гуд может и оступиться. Как-никак, он только разбойник. Наживается на деньгах богатых путников, отдавая беднякам лишь самую малость. Если его самого или зеленую вольницу уличить в непотребном деле...
Прозорливый д’Арси откинулся на резную спинку и восторженно поцеловал кончики пальцев. А де Гравиль удивленно вскинул голову:
- Т-так они же... н-ничего такого?..
- Случаются и недоразумения, - безмятежно ответила госпожа де Моллар, опустив густые ресницы. – Ведь главное, чтобы прекратился разбой, купцы начали странствовать без опаски и Ноттингем зажил спокойно...

---
*Норманны носили короткие плащи. Длиннополая одежда саксов вызывала их постоянные насмешки.