Между прочим, по части резких и крутых (в старинных смыслах данных слов) сюжетных поворотов как раз Мартин-то и является, по-моему, абсолютным лидером...
Впрочем, есть еще такой сериал "Спартак" от "Старз", так вот в телесериале-то этом сюжетных поворотов еще похлеще - и сплетение судеб еще запутаннее, страшнее, бескомпромисснее.
И, вот как-то оно так выходит, заодно и расчлененки с распутством невпроворот уж вовсе - видимо, также в расчете на тех, кто станет смаковать клубничку, даже не пытаясь всмотреться в сложнейшее плетение судеб и характеров персонажей, как поступят товарищи повзрослее) М-да.
Книги Мартина я слабо перевариваю давно - еще с "Гавани ветров", кажется... Просто мне трудно читать про мир, в котором человек предоставлен самому себе. А тут - все персонажи действуют на собственный страх и риск... и это очень жутко. Оч-чень.

Ничего не закончилось, вот что услышал акрит вместо слов эльфокровного. Ничего не осталось позади, в залитом кровью и испражнениями переулке приречного селения. Следы не остыли, следы не исчезли, и волки пошли по следу, словно дворяне по мощеной площади Триумфаторов.
Вытропили. Дошли. Опять.
Акрит почувствовал, что вот-вот нальется тугой яростью, что еще пару мгновений, и чуждый правому воину государя раздирающий душу гнев, густо замешенный на слепой ярости, помчится в его доспехах и с его оружием.
Крушить и рубить.
И акрит двинулся вперед…
…для того лишь, чтобы услышать ржание. И вопль.

Акрит молчал, мрачнея.
Эльфий, пусть и несколько искаженный в этой части державы, он распознал и понял. Но его речь оказалась незнакомой стрелку, и это не могло понравиться никому, кто хотя бы иногда читает общеруководные циркуляры. Кто понимает, что встретить в глубине государства разумного, не владеющего официальной речью в час войны – более чем странно. И в любом случае неудобно в общении.
Но это пока не мое дело, сказал себе акрит. Я пришел не в государевой заботе. Не державным промыслом. Когда-нибудь это станет мне обузой. Будет меня тяготить. Но не сейчас.
Помотал головой.
И услышал воронов.
Они что-то нашли.
Акрит повернул голову и, забывшись, спросил:
- Что это там?

Оглядываться акриту не требовалось. Он почувствовал особенный запах из-за спины. Тот запах, который навсегда сделался для него узнаваемым и даже почти родным, навсегда – с той поры, как он выполз из-под руин Мефистомы и, срывая ногти, пополз вниз по скале – к источнику Женщин. За годы этого пути до покрятого пеплом зеркала водной глади у него осталось всего две важные вещи на свете – вода и нож. Нож и вода.
Но тогда казалось, что вокруг невыносимо пусто, и ветер лишен даже и легчайшего аромата.
Позже, много позже, акрит обнаружил, что так оно и есть – он ли стал частью запаха смерти множества, запах ли врос в него, - но он всегда чувствовал, что мир неполноценен, пока не ощущал запаха. И всегда находил место, где его бытие обретало смысл.
Так он пришел сюда.
Так он понял, что метать люшпу не потребуется: встречный враг не собирался убивать его.
И акрит решил подождать, пока не узнает, зачем его хотели подранить и ослабить.
Ему не хотелось думать, что только что он познакомился хотя бы с двумя поводами для такого поступка.

А мое ник-имя обозначает мою цель.
Оллам - кто не знает, конечно, - это самый главный филид. Самый могущественный.
Филиды - опять же для тех, кто не в курсе, - это предшественники бардов. Нечто среднее между юристами и бардами. Они писали хроники и решали тяжбы. Сочиняли песни и твоили заклинания. Многогранные личности.
Впрочем, на магию я как бы и не претендую... Мне бы быть тем, кто ведет и повелевает армией писателей... хотя бы русских. Вот она - заветная мечта))))

А интересные результаты выходят...
Лень все ругают. То ли хвалят. Ну, ссылаются на нее, вот.
А вот я...
Сам я выбрал зависть.
Именно мой грех. Да, лень мешает что-то сделать идеально. Да, гнев мешает адекватно оспринять конструктивную критику - все это случается. Но только зависть истощает меня, вместо того, чтобы стимулировать добиваться того же, что все, кто преуспел прежде меня. "Ну как же так?" он ведь работал в разы меньше моего, так почему? Так за что?

Будущее нашего мира - серое, унифицированное и удобное.
Если по пути туда мы не окажемся в яркой, красочной яме с посткатастрофичными ужасами.
Все так. С одной стороны, глобализация убивает все, до чего дотягивается. То есть - Все вообще.
С другой-то... с другой стороны, мы рискуем не дожить до той поры, когда прогресс уравняет всех (читай - 97 процентов населения), удовлетворив потребности и заглушив ропот того, что еще останется в черепушках. Мы рискуем каждую минуту, мы помним об этом и нервничаем. А зря. Надо помнить всего одну штуку: мы не вправе РАССЧИТЫВАТЬ на то или иное будущее. На будущее человек может только уповать. В конце концов, уже тысячи лет на этом тесном шарике все так живут.

Ну, как я понимаю вопрос...
Совпадение - есть событие, обусловленное двумя векторными рядами. Я искал человека на место водителя, Н искал себе работу по специальности водителя. Так получилось, что мы встретились, разговорились и все сраслось.
Но если бы не было вектора с одной из сторон - это была бы случайность. Мелкое событие, никак не происходящее из предыдущей нашей жизни. Тогда я мог бы попробовать что-то сделать для человека, но скорее всего - просто послушал бы и ушел.
Кроме того, часто человек воспринимает за случайность последствия своих действий... ошибочно принимает. Если долго работать спустя рукава, то проверка не может быть случайностью. Реакция пройдет. Да, без предуведомлений, но - не случайно.

Уверенности нету ни в чем.
Ни в ком.
И нигде.
Да, неуверенность - половина неудачи, но проигрывая уже во второй раз, начинаешь понимать, что и впредь не можешь расчитывать ни на партнеров, ни на удачу, ни на себя и свою уникальность, ибо всегда есть кто-то, кто не слабее, или поработал больше, или вообще заранее превосходил тебя по способностям...
Уверенности нет.
Если понимать психологическую уверенность, конечно.

Бороться?
Бороться, возможно, нужно. Только вот для начала следует строго определиться, за что именно. Борьба ПРОТИВ чего-то сводится к полной разрухе, а в лучшем случае к борьбе "за то же самое, но в других карманах". Примеры? Массовые восстания рабов случались ведь не только в Риме. Кто знает историю, они происходили и в Египте. И бывали успешны. Тогда рабы становились на места господ и начинали награбастывать. но то, что прежние династии знати накапливали годами, новые пытались обрести в сжатые сроки. Итог - обычно спустя пару десятков лет происходила полная реставрация прежних порядков.
Нет. Надобно знать, за что боремся. И в данном случае ЗА ЧТО означает, что ограничиваться желаниями пожрать вволю и заиметь дорогую "телку" и престижную машину - идти в ту же яму, что и при не сформулированных идеалах вовсе. Надо знать, что хочешь соорудить. Возвести и построить, да.
Ибо были в истории и империя инков, и государство иезуитов в Южной Америке, и СССР... Многие утопии пытались реализоваться. Более того, - сбывались! и рушились, только столкнувшись с обыденным сволочизмом стандартного устройства мира и возни ради куска послаще. Без идеалов.

Ну, а если представить, что защищаться нам ни от чего стало не надобно... просто представить, да? - то бороться в целом - не нужно. Нужно трудиться. Во всем и всегда. Формировать в себе особое, ответстенное отношение ко всему, что вокруг, где бы ты ни был и чем бы ни занимался. Дело надо делать.

Моему городу лет тоже не то, чтобы мало. На данный момент - 356. В то время тут была глушь и пустошь. Дикие земли. По преданию, основали город для защиты от кочевников... кто основал, если не учитывать того, что основывали-то украинские казаки (а на тот момент, нетрудно подсчитать, они должны были кого-то представлять, скорее всего. Может, даже уже царя русского... а может, еще поляков, или вовсе Гетманский край...), сказать крайне трудно.
Прошло не так уж много лет. Теперь вместо сотенного гарнизона - здесь сотни тысяч мирных и не особенно жителей. не знаю, нравится ли мне возраст моего города, его сравнительная старость и сравнительная молодость... Но уже то, что, к примеру, города Западного побережья США по сравнению с ним - малолетние выскочки - радует. Добавляет гордости хоть за что-то.

А потом вытер оба меча о плотную пятнистую одежду убитого, и наклонился присмотреться поближе.
Когда хрустнула веточка, было уже просто поздно: подняв глаза, он увидел только сверкающее жало срезня.
Щелкнула тетива, и ветерок ворохнул волосы на виске акрита. Сзади глухо стукнуло, и что-то шумно рухнуло, покатившись. Выпрямившись, акрит посмотрел прямо в глаза тому, кто его подстрелил. Перевел взгляд вниз – и снова на лучника.
Эльф, разумеется. Не чистокровный, скорее всего, но уж эти уши… кто ж спутает форму эльфьих ушей с чьими-то еще?

И все же мертвеца еще хватило на яростный рывок куда-то в сторону, вверх по склону.
И на последний стылый, жуткий вой.
Бурая, темная кровь павшего стекала по клинках. Тот, что в левой руке, мелко дрожал.
А ведь это еще не все, сказал себе акрит, поворачиваясь к проему лаза в кустарнике. Это ведь был зов. Медленно, пошатываясь, он направился к колючим ветвям. Глаза акрита, однако, были холодны и непроницаемы. Ничего с этим не сделать – да и не понадобится, решил он. Будем надеяться.
Надеяться на то, что подмога будет спешить, а не вглядываться в глаза обидчика.
И тут кусты буквально взорвались – поспешающие резервы не стали тратить время на то, чтобы ввинтиться в узкий тесный проход, а проломились напрямик.

Внизу начинался густейший кустарник, и акрит мгновенно понял бесполезность и опасность дальнейшей погони.
Стрелявшего уже не было видно. Только откуда-то, словно шепот умерших из-за грани бытия, долетали отзвуки шелеста, возня… и акрит остановился. Похоже, там кто-то с кем-то боролся.
А в следующий миг он уже падал вниз, перекатываясь, уходя от удара бесшумно налетевшего сзади противника. Вскочил, обернувшись - и хлестко рубанул обеими клинками. Попал, заранее сощурившись навстречу брызгам крови. Но присмотреться получше – не успел.
И едва-едва успел смягчить мощный удар с правой. В голове засияли дневные звезды, как говаривал Джуд. Крутанув клинки, акрит рубанул еще раз и еще, потом – снова уходя от не теряющих силы ударов – поднырнул под руку, и не оборачиваясь, всадил узкий клинок в тело врага – надеясь, что сумет попасть под лопатку. В сердце. Развернулся сам – быстро, виляя корпусом, чтобы не получить в ответ – и всадил второй клинок в затылочную впадину.

…но сперва вырви врагу печень, а потом причитай о своей боли.
И никак иначе.
Потому что в других случаях враг всегда возвращается – пусть через годы, пусть через века, если речь идет о племенах, а не людях, - но возвращается.
Чтобы добить.
Проломившись сквозь первый куст, акрит заскрипел зубами и взмахнул здоровой рукой, снося возникшую перед лицом ветвь быстрым ударом клинка. Выпрямившись, он понесся на звук – где-то впереди мягко катился шелест торопящегося и не вполне здорового лесного жителя. Будь он поздоровее – возможно, ему еще даже и не пришлось бы бегать, подумал воин, просто влепил бы стрелу куда и как хотел. Ну, или… в любом случае – ближе к моей смерти.
"Эльф?" - пытался понять он, ломясь вослед.

Хорошему дестрие не надо видеть оружия, чтобы почуять врага.
И вот уже Алый взвивается на дыбы – массивное тело, бьющее воздух мощными копытами… Он не видит, но чует. И готов сражаться. И предупреждает хозяина.
Но еще прежде затянутые в перчатки руки странника ложатся на рукояти боевых клинков.
Хорошему акриту не надобны подсказки верного коня, чтобы понять, что рядом враг.
Слишком тут тихо. Слишком удобно для засады.
Снизу доносится вполне отчетливое "Нет!", и странник мгновенно обнажает мечи… ищет глазами в густой зелени слева…
Стрела пробивает ему мякоть левого плеча – повыше локтя. Чутье никого не подвело. Подвела расслабленность, окутавшая при въезде в графство, да так и не отпустившая до конца, невзирая на все непонятки. Стрела, изорвавшая бы ему живот, будь он сиволапым вилланом, не прошла вовсе уж стороной, как ни молниеносно скользнул вправо.
Но он жив!
Молча путник срывается с места.
Какова бы ни была рана…

Закат был невыносимо ал; завтра, самое позднее к вечеру, задождит.
Вороны несносно шумны и бестолковы; как-то их слишком много, что ли, - или они просто непривычно велики?
Впрочем, и на это плевать.
Что здесь случилось?
Вот что стучало в его сердце все эти дни в Заозерье.
Тишина. Пустые дороги, уже соскучившиеся по следам. Поля, полные буйных трав - вместо честной ржи. И по ночам - ни огонька вокруг. И что ни день - ни дымка вдали.
И обманутая душа тихо скулит - в самой темной и отдаленной своей глубине. Сны не ушли. Покой не вернулся в душу. Вместо него пришли чуждые, незнакомые опасения. Опасения, страхи, которых ему не хотелось узнавать в лицо.
Ибо цвет их был ал, и имя им наречено...
Нет!
Не вслух, дабы не накликать. Не в мыслях, дабы не отвернуться равнодушно от того, что может дать подлинный ответ. Ни вслух, ни в мыслях - не НАЗЫВАТЬ, потому что я...
Я не знаю, что здесь случилось. Но узнаю.
Ведь Мой Город близко.
Ведь уже виден Задорожьий Холм, из-за которого кроваво щурится закатное солнце.
И ноги замедляют шаг, и в этот миг сзади в спину мягко подталкивает Алый. Вперед. Давай же.
Тихо вокруг. Уже тринадцать дней вокруг тихо - немыслимо тихо для оживленного, шебутного Заозерья, из которого он ушел еще три года назад, чтобы уж в этот раз сгинуть надолго.
Уже тринадцать дней он спит с мечом в руке. А ножны кладет поодаль.
Вороны орут громко, громче и еще громче... Человек поднимает голову, а потом внимательно смотрит в сторону буерака в овраге.
- Что-то там есть, Алый, - негромко произносит он. - Падаль, что ли? Нет, - они не просиживали б на деревьях. Что тогда?
Алый молчит. В овраге нет опасных зверей, и ему безразлично, что там привлекло здоровых сытых падальщиков.
Человек сходит с дороги и бредет через Юстарово поле, ожесточенно топча гибкую, заплетающую ноги траву.
Вскоре он оказывается у края оврага.

Было бы о чем шуметь.
Сейчас есть трансгенетические продукты и так далее и тому подобное - но проблема голода в мировых масштабах не решена. Почему так? Да просто использовать средства для накормления голодных и утешения скорбящих - нерационально. И если начать всерьез, вплотную заниматься именно накормлением... конкуренты есть у всех. Конкуренты, действующие согласно здравому смыслу.

К чему притча?
А так, как бы и ни к чему.
Теперь приступим к вопросу о том, в каком виде мы предпочитаем читать книги... если предпочитаем.
1. Бумажный вариант. "За":
- Традиционный. Удобный. Это, между прочим, целая процедура и целый процесс, которому нет и не будет смерти, как не померла верховая езда. Ощущение от страниц, запах бумаги и краски... о-о-о... м-да. Редкий кайф, кто понимает. Знакомые странички, послушно развернувшиеся на любимом месте. Все такое.
- Полезный. Для здоровья читающего (полезней, чем монитор, имеется в виду) - и для благосостояния издателя-автора. Мало кто при этом задумывается о третьей стороне медали. О ребре, на котором вычеканено "Дальнейшее развитие литературы". Обратная связь, играющая роль стимулятора и катализатора.
"Против":
- Устаревание. Для быстрой работы с чужим текстом, для удобного и эффективного слямзивания метафор, цитат и прочего... для работы с источниками - эффективней файл.
- Удобство. Которое пропадает, едва мы пытаемся с книжкой наперевес лезть на скалы, деревья, в трущобы Гарлема, ну или еще сотню экзотических мест, куда последнее, честно скажу, что стОит брать - так это книги.
- Стоимость. Да. Она выше - якобы - чем у файлов в местах вроде Литреса. Ненамного, кстати. И эта разница компенсируется вещностью получаемого товара. Ну а если говорить о местах вроде уважаемого мною безгранично Либрусека... то это просто воровство, дорогие мои. Не у автора, хотя и автору от этого несладко. Но в первую очередь у тандема "издатель-распространитель печатной продукции".

2. Электронный формат. К нему прибегаем, когда:
- нет денег на хорошую и интересную, но дорогую книгу (чаще всего на нее и впрямь затрачено больше труда, мы все прекрасно всё понимаем... но. Денег (свободных денег) - НЕТ...);
- надо присмотреться к новому автору/новой книге, не рискуя кровными деньжатами. Попробовать на вкус;
- факультативная причина: нету в продаже бумажного варианта. Почему-то в подобных случаях чаще идут искать файлы, предоставляемые на принципах Либрусека, чем Литреса. Говоря проще - отмаз это...
Что могу сказать против файлов? Это, прежде всего, вещь, которая - мы все уйму лет уже работаем в текстовых редакторах, не так ли? - не вызывает ощущения ЗАКОНЧЕННОСТИ. Ощущения ЦЕЛОГО. И уважения к таковому.
Второе. И главное. Это цензура. Поясню: мы имеем возможность прочесть книгу, и если нам хочется ИМЕТЬ ЕЕ НА ПОЛКЕ - не просто если она неплохая или хорошая! - мы ищем ее, чтобы купить. Да, реально снятие с библиотек раскрученных брэндовых авторов объясняется не столько потерями в тиражах, сколько требованиями цивилизованного издательского бизнеса. Ну, нехорошо продавать издателю то, что другим отдается даром. Не согласны, что ли?
Но в данном случае речь о тех, кого мы НЕ покупаем в бумажном варианте. Им приходится туго. Скорее всего, издавать их перестанут. или станут меньше и еще меньше. И скорее всего, они перестанут даже пытаться творить, совершенствовать стиль и себя, чтобы когда-нибудь вырасти в Моэмов и прочих поздних гениев. Мы теряем в гениях и талантах, которых поначалу не видно. Это цензура. Ведь наше понимание книг для полки тоже формируется нашими детскими еще представлениями... а они более-менее стандартизируются нынче.
Цензура? Цензура. Самоорганизовавшаяся.
Бумажных книг станет меньше? Вполне вероятно. Но не тиражей Перумова (...), а имен на обложках. Перумов окупится. Вдвойне окупится, если сойдут с дистанции талантливые и молодые, не так ли?
Но с этим нельзя ничего сделать. Всех голодных накормить нельзя - ибо нерационально. Всем начинающим писателям руку помощи не подашь. Ибо нерационально. И в том числе еще и из-за Закона Старджона.

Если кому интересны заключительные шаги данного эссе - милости прошу... Пока же - все. Благодарю.

Речь не о том, что наличие у Есенина мата в определенных вещах обсеценивает вершины его творчества.
Речь о том, что стихи с матами, равно как подростковые пробы пера НЕ ЯВЛЯЮТСЯ с моей точки зрения сколь-нибудь значимыми при определении веса и роли писателя/поэта.
Великие суть великие, несмотря на то, что баловались мальчиками или матом, не так ли? Или величие Чайковского включает его пристрастия в любовной сфере? или как?
Вот в чем дело.
Я считаю, что не следует обращать внимания на подобные вещи. "Да, у него случались похабные виршыки по случаю... но у него были и шедевры", а не "он великий, потому что и виршыки мог ваять и шедевры". Мат в творчестве - не мера широты кругозора творца. И широты его таланта.
Иначе, как уже упоминалось, чересчур просто сделать вывод типа "Моцарт ковырял в носу, сочиняя свои произведения, потому я, сочиняя свои произведения, тоже стараюсь поковыривать в рубильнике, ибо так я становлюсь равноценным Моцарту..."

Забавно во всем этом деле то, что я пришел в тему почитать... несколько не то, что в ней обнаружилось.
И что интереснее всего - Пушкин-то причем? Пусть те же Довлатов, Алешковский, Есенин хоть знаки препинания матами заменяют, но главное - уличить Александра Сергеича?
Я вот и говорю... забавно.
Строго говоря, что я прочел в постах двух дискутантов "по теме":
1) великих уважаем за всю совокупность их творчества, в том числе и за матершинные стишки (так звучало поначалу). - се есть позиция г-на Момуса;
2) великих уважаем за вершинные достижения творчества, НЕСМОТРЯ НА матершинные стишки. - се позиция Аларика.
Прошу уважаемых дискутантов попправить меня, коли был не вполне внимателен. И учесть, что с этих мнений, как я вижу, спор НАЧИНАЛСЯ.
Затем , к моему великому облегчению, как мне кажется, пришли к конкретным вопросам.
А именно...
"Дело не в том являлся или нет мат главной составляющей творчества. Дело в том считать великих литературы великими зная, что такая творческая составляющая присутствует или нет.
Второй вопрос нами затронутый - величие литератора складывается из всего его творчества или только из кусков, которые нравятся конкретному читателю."
Третий вопрос заранее предлагаю считать демагогичным, а отнюдь не философским. В данный момент я не имею склонности обсуждать именно его. Предлагаю в качестве рабочей версии признать обладателем эталонного литературного гения (или для людей не вполне русских - "признать литературным гением") меня лично *спокойно смотрит по сторонам*. И покуда поставить точку.
Вернемся к предмету разговора.
Ответ на первый вопрос на самом деле одинаков у обоих дискутантов, да и у меня тоже.
Да, великие остаются великим, даже если учесть, что у них была и матершинная составляющая творчества. Да.
Второй вопрос - литература, как, увы, и кухня народов мира - адресна. Возьмем литературу России и литературу Японии. Будут ли вполне накладываться требования к психотипу воспринимающего произведения, признанные в этих странах шедеврами отечественной литературы, если мы будем иметь в виду признание воспринимающим данных произведений как равнозначных шедевров? На пальцах: русский человек ценит как в книгах, так и в людях (персонажах) несколько иной ряд параметров, нежели человек японский. Увы. Потому величие писателя - столь же релятивно, как и любые, скажем, физические величины. Даже более того.
Человек попроще просто НЕ СУМЕЕТ прочитать в "Войне и мире" глубинных слоев подтекста. Возможно, при этом он не заметит и вагона корявостей и ошибок... но и не найдет ничего увлекательного. Будет ли субъективно великим для такого автор той книги? С каких пирогов? За что его уважать-то? За работоспособность? Так это каждый пашет по целым дням... *улыбается*утрирую и передергиваю. Все так. Но только ради наглядности.
В любом случае... давайте так. Не будь у Толстого "Анны Карениной" и "Войны и мира" - был бы он гением? А не будь его рассказов для детей при наличии вышеуказанных книг?
Так что писатель оценивается выборочно. И это правильно.

Хорошая тема.
Как говорит один мой знакомый об одном хорошем знакомом...
Ну да ладно.
Итак.
Ви-Зет... есть у хорошего беллетриста С.Кинга ряд книг, в которых ГГ выведены писатели. Вот это и есть Ви-Зет. Почему? Потому что те писатели - это отчасти и есть Кинг. Многоликий, многоодаренный, много-, много-... Вот такая многоликость в общем присуща и Ви-Зету.
*улыбаясь* и не покидает ощущение, что у него тоже есть свой скелет в шкафу.

И Номихин.
Предстоящий. Стоящий в тени. Творящий чудеса, когда подхватывает волну "своей", нужной веры. Человек, делающий нечто особенное и прекрасное.
Не понять только, которой силе он предстоит.

А потом вытер оба меча о плотную пятнистую одежду убитого, и наклонился присмотреться поближе.
Когда хрустнула веточка, было уже просто поздно: подняв глаза, он увидел только сверкающее жало срезня.
Щелкнула тетива, и ветерок ворохнул волосы на виске акрита. Сзади глухо стукнуло, и что-то шумно рухнуло, покатившись. Выпрямившись, акрит посмотрел прямо в глаза тому, кто его подстрелил. Перевел взгляд вниз – и снова на лучника.
Эльф, разумеется. Не чистокровный, скорее всего, но уж эти уши… кто ж спутает форму эльфьих ушей с чьими-то еще?

И все же мертвеца еще хватило на яростный рывок куда-то в сторону, вверх по склону.
И на последний стылый, жуткий вой.
Бурая, темная кровь павшего стекала по клинках. Тот, что в левой руке, мелко дрожал.
А ведь это еще не все, сказал себе акрит, поворачиваясь к проему лаза в кустарнике. Это ведь был зов. Медленно, пошатываясь, он направился к колючим ветвям. Глаза акрита, однако, были холодны и непроницаемы. Ничего с этим не сделать – да и не понадобится, решил он. Будем надеяться.
Надеяться на то, что подмога будет спешить, а не вглядываться в глаза обидчика.
И тут кусты буквально взорвались – поспешающие резервы не стали тратить время на то, чтобы ввинтиться в узкий тесный проход, а проломились напрямик.

Внизу начинался густейший кустарник, и акрит мгновенно понял бесполезность и опасность дальнейшей погони.
Стрелявшего уже не было видно. Только откуда-то, словно шепот умерших из-за грани бытия, долетали отзвуки шелеста, возня… и акрит остановился. Похоже, там кто-то с кем-то боролся.
А в следующий миг он уже падал вниз, перекатываясь, уходя от удара бесшумно налетевшего сзади противника. Вскочил, обернувшись - и хлестко рубанул обеими клинками. Попал, заранее сощурившись навстречу брызгам крови. Но присмотреться получше – не успел.
И едва-едва успел смягчить мощный удар с правой. В голове засияли дневные звезды, как говаривал Джуд. Крутанув клинки, акрит рубанул еще раз и еще, потом – снова уходя от не теряющих силы ударов – поднырнул под руку, и не оборачиваясь, всадил узкий клинок в тело врага – надеясь, что сумет попасть под лопатку. В сердце. Развернулся сам – быстро, виляя корпусом, чтобы не получить в ответ – и всадил второй клинок в затылочную впадину.

…но сперва вырви врагу печень, а потом причитай о своей боли.
И никак иначе.
Потому что в других случаях враг всегда возвращается – пусть через годы, пусть через века, если речь идет о племенах, а не людях, - но возвращается.
Чтобы добить.
Проломившись сквозь первый куст, акрит заскрипел зубами и взмахнул здоровой рукой, снося возникшую перед лицом ветвь быстрым ударом клинка. Выпрямившись, он понесся на звук – где-то впереди мягко катился шелест торопящегося и не вполне здорового лесного жителя. Будь он поздоровее – возможно, ему еще даже и не пришлось бы бегать, подумал воин, просто влепил бы стрелу куда и как хотел. Ну, или… в любом случае – ближе к моей смерти.
"Эльф?" - пытался понять он, ломясь вослед.