Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

[Тёмная госпожа >>>]

Хардаланд

Первый пробившийся лучик солнца нежно Гюды коснулся, в постеле сладко потянуться заставляя. Слегка на локте приподнимаясь, отогнала дева остатки сновидений мрачных. Не в родном доме же очнуться суждено было, не привиделось ничего ночью, правдой всё оказалось. Колдуна хижина пробужденную в объятья приняла вместо комнаты привычной. Повела головой дева в сторону другую. Так и есть: Витгейр рядом лежал, сквозь сон улыбкой сладкой мыслям своим отвечая, слезу одинокую из ока девичьего вырваться заставляя по щеке к губ уголкам неспешно скатывая. Не любимый рядом лежал, как недавно совсем мечталось, не тот, кто ночами бессонными грезился.
“Видно, так и было судьбой назначено, коль случилось так. Пусть противен колдун, но уж лучше с ним ложе раз разделить, нежели отца побежденным видеть да пленницей у Харальда томиться. Может и есть он тот, кого ждала я, непризнанный мной лишь остался, - вновь Гюда взгляд на любовника своего перевела, как ни приглядывалась, для себя достойного ничего в нем не находя”.
- Заплатила я цену обещанную - за тобой, колдун дело стало, - смахивая слезу еле слышно прошептала дева с ложа поднимаясь, да шкурой оборачиваясь от взгляд сторонних скрываясь.
Желание огромное было в каждый уголок хижины заглянуть, секреты, от посторонних скрытые, разглядеть, каждой мелочи, каждой вещи назначение угадать, пока спит колдун сном крепким. Лишь пройтись себя Гюда уговорила, опасностей пугаясь. Не поймёшь его, лжёт ли, правду ли говорит, а уж с вещей волшебных и вовсе спроса никакого нет. Пересилило чувство страха любопытство девичье.
Неспешно вещи собрав, оделась дочь конунга, Витгейра разбудить страшась. Ни к чему время лишнее на разговоры тратить, и так уж переполох в усадьбе начать могли, пропажу обнаружив.
Практически бесшумно выбравшись из дома, в обратный путь Гюда двинулась. Опасно затемно идти было, с появлением солнца вдвойне дорога опасней стала. Просыпаются жители деревни, с любопытством странника одинокого разглядеть стремясь, чтоб языки о чём почесать было, да опасность вовремя не проглядеть. От взглядов таких под плаща капюшоном запросто не скрыться, к усадьбе по дороге открытой не пройти.
Путь весь дева тряслась, любое укрытие при виде людей найти пытаясь, сквозь лаз в заборе усадьбы, одной ей известный пробираясь.
С недоверием выслушала заждавшаяся в комнате нянька историю о желании юной госпожи ранних прогулок, никогда ранее незамеченного, пообещав лишь Эйрика-конунга пустяками не тревожить, от дел важных проказами дочери не отвлекать, но глаз с той лишний раз не спускать.

[SergK >>>]

Войско Харальда конунга в Альвхеймаре. За один день пути до усадьбы Гандальва Серого. Эйвинд Ягнёнок с товарищами и Альвир скальд.
(при морально-материальной поддержке Тельтиара)

Войско Харальда Косматого было велико и двигалось медленно. Эйвинд весь извёлся – первый раз шёл Ягнёнок в такой большой и важный поход и битвы, что обещал знатную славу и добычу, не мог дождаться. Всё время старался он со своими людьми покинуть основные силы конунга и в стычке с альвхеймарцами доблесть свою показать. Это стремление молодого викинга приметил Харальд, да зарубку в памяти сделал. Когда остался до усадьбы Гандальва один дневной переход, вызвал он Эйвинда к себе и дал ему поручение: верхами подобраться к усадьбе Серого Конунга, да разузнать, как подготовился тот к войне, да много ли людей собрал вокруг себя. В тот же вечер, пока воины Косматого разбивали лагерь и готовились ко сну, Эйвинд Ягнёнок, Эйрик Топор да с ними двое братьев Сигурдссонов оседлали коней и уже к рассвету добрались до усадьбы. Эйрика послал Ягнёнок в ближайшую деревню, чтобы узнал тот, прикинувшись человеком Гандальва, о чём говорят люди и как относятся к Серому.
Усадьба вражья укреплена была на совесть: городище окружали три насыпных вала, ощетинившихся тут и там острыми кольями, но даже преодолев их, осадчики наткнулись бы на толстый частокол в два человеческих роста и крепкие ворота, что не всякий таран возьмёт. Под стеной приметил Эйвинд палатки да землянки, жмущиеся друг к другу – немало, знать, собрал Гандальв воинов, чтобы отпор дать Харальду. Вскоре вернулся Эйрик и рассказал товарищам, что деревенские только и судачат о том, как долго осада идти будет, да о том, пожжёт Харальд их дома или нет. Ещё сказал о том, что ярл Асгейр увеличил дань, чтобы прокормить всех викингов, которых собрал Гандальв, и о том, что рыщет ярл со своей дружиной по окрестным лесам и ловит волков - показалось это диковинным викингу из Бердлы, и Ягнёнок решил, что непременно о том расскажет конунгу. На том и поспешили они обратно: за частокол всё равно не пролезть, а поблизости ошиваться только глупец станет, которому шкура недорога.

К полудни встретили они передовой отряд войска своего, и Эйвинд сразу к конунгу направился, чтобы обо всём ему рассказать. Признав сына Кари, телохранители пустили его в шатер Харальда, и правитель внимательно выслушал все, о чем сумел Эйвинд разузнать, после же велел позвать ближайших ярлов, а храброго хельда наградил серебрянными монетами и отпустил. Тогда-то и попался на встречу Эйвинду его брат Альвир, с видом потерянным по лагерю бредший.
- День добрый тебе, Альвир! - подошёл к скальду Ягнёнок, - Почему невесел ты перед битвой? Неужели тревожит тебя то, что не можешь ты ныне поднять меча? Так не печалься, брат: в любой дюжине найдётся по двенадцать храбрых воинов, зато умелый скальд, что сложит о них красную вису - один на добрую сотню...
- Порой, одна виса больше беды принести может, чем целый хирд, - вздохнул Альвир скальд, но все же приветственно брату улыбнулся.
- Самая большая неприятность, что может случиться - если скальд отведал мёда не из клюва Ворона, а из под хвоста, - улыбнулся Эйвинд в ответ, легко было у него на душе после конунжьей похвалы, - тогда виса его может в бегство целую армию обратить, как только возьмёт в руки арфу. Но тебе это не грозит, Альвир…
- Идем, - Хнува взял за плечо родича и повел его в сторону, где палатки фиордцев стояли. - Ты слышал уже, что Хакон Хладирский погиб?
Прошептал он, шага не сбавляя.
Нахмурился недоверчиво Ягнёнок:
- Неужели проклятый Атли осмелился поднять руку на человека Харальда? На самого Хакона Медведя?
- Да не только осмелился - на берегу Ставанессвага настоящее побоище случилось, - торопился Альвир, быстро слова произносил. - Грютинг ярл уж на что хитер был, а тоже не ушел от погибели, и великан этот Ахти, - помнишь, которого у усадьбы сожженной приметил бонд беглый, - с ними сгинул.
- Выходит, что все те погибли, кого подозревал отец в поджоге усадьбы Рогволда ярла! - удивился Эйвинд, - Постой, брат... не себя ли ты винишь в том, что Харальд на гибель их отправил?
- А кого еще винить можно? Сын Хакона на меня зуб точит, говорит, чужими руками я свою месть свершил! Видел бы ты тот блеск злой, каким глаза его сверкали!
- Но ведь кроме правды ничего не сказал ты! Если младший Хакон удумает недоброе - конунг защитит тебя. И мы с отцом не дадим тебя в обиду!.. Да и наверняка сгоряча он то говорил, ведь не мог ты знать, что Хакон и Атли свару устроят.
- Атли тоже мертв, брат.
- А кто же теперь станет править в Согне?
Пуще прежнего помрачнело лицо Альвира:
- Халльстейн, старший сын Атли стал ярлом, - много злости было в словах этих, казалось - вновь боль почувствовал юноша, будто вновь увечья претерпел от недруга. - По слухам судя - сам он Ахти в бою заборол.
- Неужели люди пошли за ним, после того преступления, что он с братьями совершил... - Эйвинд осёкся, не хотел он лишний раз говорить о горе Альвира.
- Память людей коротка, - отрезал скальд. - Утопили Херстейна, так и показалось многим, что достаточна плата.
Положил тогда Эйвинд брату руку на плечо:
- Послушай, Альвир... Лучше будет тебе пока держаться рядом с нами и сторониться Хакона. Ни к чему свара перед битвой, конунг тому не обрадуется. А что до Халльстейна - не у всех память короткая, как у жителей Согна. Вспомнится ему всё и звонкой монетой отольётся.

[Тельтиар >>>]

Альвхеймар. Известно кто
С Дарклайт

Асгейр ярл в ярости великой смотрел на охотников - те истребили почти всех волков в округе, но беловолосого слепца так и не нашли. Сбежал, сбежал убийца, вокруг пальца их обведя - не иначе, как сам Локи помогал негодяю! Конечно, и от такой охоты прибыток был, поскольку у дружинников конунжих новые плащи из волчих шкур появились, да только за облавой об ином деле совсем запамятовал ярл, о приказе конунга. Теперь же поздно было что-либо предпринимать, еще день и у ворот усадебных воинство вражеское будет с Харальдом ненавистным во главе и не миновать тогда сечи лютой. Потому-то, едва вести добрые гонцы принесли, как поспешил к Гандальву Асгейр, желая расположение господина вернуть.
Гандальв был мрачен, как туча. Ведьмин внук оказался быстрей, чем надеялся конунг, и опять шел не в ногу с традицией. Вместо того чтобы отдыхать после сражений, празднуя победу и теша себя пивом и женщинами, проклятый волчонок спешил отдать долг. Серому конунгу и самому надоело бегать от молодого агдирца, коего он, отчасти заслуженно, почитал трусом. Вот только три ночи последних конунг альвхеймарский почти что не спал: наваждение злое отнимало у него отдых, и не могли помочь тут ни прогулки вечерние, ни объятия ласковых дев. Каждую ночь являлась ему утопленная ни за что Хедвиг с младенчиком на руках, да другой его сын, что был ее мужем. Выходцы молча стояли рядом, будто семья, и смотрели на Гандальва осуждающе. Конунг, не боявшийся на медведей, ни лютых волков, ни секир вражеских перед взглядом тем бледнел и терялся. А в конце сна молодое лицо Хедвиг искажалось, становясь уродливым ликом кельтской колдуньи. И снова звучали слова предсказания… надо ли говорить, что вошедший Асгейр получил взор, приязни отнюдь не исполненный.
- Явился-таки? – нелюбезно молвил властелин своему ярлу. – И что теперь скажешь?
Потупил взор воин, но для того лишь, чтобы не видел Гандальв его злого взгляда, хоть и знал Асгейр, что за дело на него конунг гневается, а все же противился.
- Моя вина, государь, - наконец, гордыню смирив, произнес он. - Но получил я весть, которая тебя обрадует.
- Что за весть? - на лице усталом лице Гандальва появилось вялое любопытство. Хорошие новости были нужны, будто воздух, но бессонница измотала владыку Альвхеймара, подтачивая его силы, как кабан - корни могучего дуба в поисках желудей.
Не стал долго томить конунга Асгейр, да и самому ему нетерпелось поскорее рассказать услышанное:
- Хладирец мертв, Хакон сын Гротгарда!
- Как? - конунг невольно подался вперед. - Кто... - он не стал договаривать, спохватившись о конунжьем достоинстве, но смысл вопроса был ясен.
- Поехал в Согн, да там и сгинул, - губы Асгейра расплылись в столь плотоядной улыбке, что ее и под бородой видно было. - Атли ярл его прямиком в Хель отправил.
- Атли? - брови Гандальва удивленно взлетели вверх. - Не думал, что ему это под силу. Хладирский медведь, видимо, и впрямь выстарился.
- Не иначе, сам Один благоволит нам, раз отнял у Харальда столь мудрого советника, - продолжал ярл. - Слухи говорят - большая битва была, и с обеих сторон едва ли не по десять сотен воев полегло! Знатная жатва валькириям - да и ворога нашего рати обескровлены ныне!
- То славно, - уронил конунг Альвхеймара, привычно запустив пятерню в бороду. - Но почему атли не ответил моим гонцам? Мы могли бы выступить против Харальда вместе, а ныне Согн, хоть и показал себя врагом роду агдирскому и транделагскому, молчит и дружин в битву не шлет.
- Сдается мне - то Атли сделал, чтобы бдительность Хакона усыпыть...
После паузы небольшой, задумчиво Асгейр процедил.
- Но то раньше, теперь уж не проведаем.
- Кто ныне стал во главе Согна?
- Халльстейн Атлиссон, - воин даже не удивился, что Гандавльв с полуслова понял про гибель Атли Тощего. - Перед смертью ярл простил его и обязал дружину признать его власть. Молва идет - в битве Халльстейн проявил большую доблесть, своими руками погубив многих витязей Хакона.
- Отрадно видеть, что кровь викингов еще не стала ключевою водицей. Но у нас ныне другие заботы. Даже если новый владыка Согна решил выступить против Харальда, он не поспеет к Альвхеймару до сражения.
Гандальв не сказал: "Если он того хочет", - но то было понятно.
- Значит встретим волчонка своими силами, - уверенно бросил Асгейр, кулак сжав.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-10-2008, 10:56

[DarkLight >>>]

Недалеко от усадьбы Гандальва Альвхеймарского. Харальд, молодой Хакон и прочие.
Мы с Тельтиаром.

Ничего не ответил на слова гневные осиротевшему конунжичу Альвир, лишь с глаз его долой поспешил убраться, а Хакону вскоре не до того стало - нашли его люди Харальда и велели поскорее к конунгу идти, поскольку тот ближников всех на совет собирал.
К тому времени, когда поспел к шатру юноша, речи многие сказаны уже были, однако же приветливым взглядом встретил его Харальд и велел за стол усаживаться подле ярлов и херсиров иных. О том разговор шел, как сподручнее усадьбу гандальвову брать - штурмом неистовым или же осадой длительной.
Как не велика была печаль Хакона, а все ж кровь горячая да молодая черную скорбь одолела. Пришел сын Медведя Хладирского на совет бледный, что выходец из царства Хель, а тут оживился, и даже свое слово сказал:
- Решать тебе, конунг славный, но мыслю я, что усадьбу Гандальва лучше брать сразу. Враг наш хитер и наверняка послал мужей за подмогой. Вои твои зорки, как соколы, но даже орлу не под силу поймать сразу несколько дюжин мышей: одну скоготит, прочие разбегутся. Мы так быстро шли на Альвхеймар, что опередили зов Серого Конунга, но - кто знает, сколько врагов твоих возжелают в битве участвовать да скольких бондов соберет вскорости клич своего властелина?
- Вот они, слова настоящего удальца!
Харальд довольно улыбнулся, точно и не ждал иного от молодого Хакона.
- Все наши победы были добыты в бою - какую усадьбу заполучили мы долгой осадой? Нет такой! А сколько взято земель доблестью нашей и клинков остротой?
Несколько седобородых ярлов о чем-то зашептались, молодые воины одобрительно загомонили, и только Рогволд с братом своим Сигурдом сохраняли молчание, точно им все равно было, какое решение конунг примет.
- Дозволь мне вести воинов в бой! - глаза Хакона засверкали, будто острая сталь на северном солнце. Осиротевший конунжич жаждал крови. А желанье стяжать ратную славу, живущее в каждом мальчишке с младых ногтей, указало ему нужный путь. Смерть врагам конунга!
- Твой отец гордился бы тобой сейчас, Хакон.
Взгляд Харальда немного осуждающе пробежался по присутствующим и остановился, смягчаясь, на молодом воине. Коль скоро Хакону не терпелось доказать свою преданность и выпустить накопившуюся ярость - то зачем отказывать ему?
- Ты возглавишь штурм!
Не смог транделагец скрыть радости от такой милости властелина, бросил довольный взгляд на других ярлов да гридней – и поклонился Харальду:
- Сделаю все, что возможно, конунг. И пусть звон наших мечей донесется до стен славного Асгарда, радуя предков.
«И Хакона».
Молодой викинг то не сказал, но все мужи понимали, чьи уши желает усладить звоном оружия молодой транделагец. Судя по тому, как спешил Хакон в битву, многие жены в Альвхеймаре не дождутся мужей с поля битвы, и много раз Хеймдалю придется отворить ворота крепости асов. И все во славу Харальда, любимца мудрого Одина.
Викинги разошлись готовиться к штурму. Не всем седобородым ярлам пришлось по нутру веление Харальда, многие, уходя, шептались, что у Хакона лишь недавно стала рости борода, а про себя добавляли и про незаконность рождения конунжича. Но ныне слава агдирца была такова, что никто не осмелился сказать слова против решения Харальда. Тем паче, что Хакон был старше конунга на несколько зим…

[Барон Суббота >>>]

Перед битвой.
(с Варлоком)

Окончился совет, и стали мужи, один за одним покидать шатёр конунга. Лишь Гутхорм-ярл остался, но пока молча, внимательно рассматривая новый боевой нож.
- Спасибо, дядя, - удостоверившись, что никто у полога не стоит, кроме телохранителей верных, Харальд молвил. Благодарен был конунг, что Гутхорм не стал решений его оспаривать при ярлах, хотя, несомненно, имел что сказать.
- Хакона потерять не боишься? - кивнув спросил ярл, проверяя балансировку клинка. - Юн он и горяч, полезет ведь в самое пекло.
Конунг улыбнулся.
- Худшее, что случится может - это его смерть, а коли выживет, так будет мне до конца жизни благодарен, что я ему доверил войска вести.
- Приставь к нему пару испытанных воинов, да вели негласно беречь и прикрывать. Лучше слугу верного получить после битвы, чем труп хладный. Но, речь не только о Хаконе. Что ты думаешь делать с крепостью? Я имею ввиду, как ты хочешь её штурмовать?
- Воины мои окружат ее с трех сторон, и от деревни отгородят - коли там затаились еще враги, то они не смогут на помощь придти Гандальву.
- Да. они смогут ударить в тыл, - согласился ярл.
Конунг немного помолчал, размышляя.
- Думаю я - послать Рогволда разорить деревню. После на него ненависть бондов обескровленных обратится.
- Тоже хорошо, - кивнул Гутхорм. - Вели доставить Гандальва живым. После битвы сойдёшься с ним в поединке. В твою победу я верю, а славы тебе это принесёт куда больше, чем просто отдача велений на поле боя.
- Велю, несомненно.
Конунг кивнул, но в глазах его нехороший блеск отразился.
- Куда меня отправить думаешь?
- Подле меня останешься.
- Хорошо, - Гутхорм несколько раз подбросил нож на ладони и неожиданно спросил: - Не боязно родича близкого убивать?
- Мои родичи - это ты и мама, - холодно заметил Харальд.
- Верно, племянник, - Гутхорм улыбнулся, поднялся из-за стола и положил руку Харальду на плечо. - И мы с тобой придушим Гандальва. Вместе.
Конунг с силой стиснул родича в объятиях, точно пытаясь показать, что стал не слабее дяди за прошедшее время.
- Когда он умрет - вернемся в Сарасберг, и я вырву свои земли из лап этих стервятников из Рагаланда.
- И пророчество будет исполнено?
- Будет.

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Перед первым штурмом усадьбы Гандальва.

Гордый оказанной честью, Хакон Хаконсон велел воям строиться, да и сам снарядился для битвы. В скором времени он и еще пара викингов знатного рода выехали вперед, чтобы с возвышения осмотреть вражьи порядки. Гандальв защитил усадьбу на славу: дома конунгов редко были легкой добычей, северяне слишком привыкли нападать на других, чтобы быть легковерными да беспечными. А властитель Альвхеймара, которого научили осмотрительности военные неудачи, не жалел для защиты родового гнезда ни звонкого серебра, ни сил бондов. В итоге перед Хаконом со товарищами возвышался частокол из заостренных бревен в два человеческих роста. Земля за частоколом была перекопана ямами, таившими смертельно опасные сюрпризы. Со слов соглядатаев да перебежчиков нападающие уже знали, что впереди еще два частокола, да и сама каменная усадьбы была ныне укреплена, будто крепость в земле англов.
Хакон поправил дорогую броню, прежде принадлежавшую знатному ярлу из Мера, и призадумался. Даже трудность задания, ныне представшая его взору в полной красе, не охладила энтузиазма молодого воителя. Но Хакон бы не был сыном отца своего, если бы не рассуждал перед действиями.
- Хорошо укрепился Альвхеймарский волк, - сказал он попутчикам, - но любое зверье можно выкурить из норы дымом да пламенем. Конунг наш поручил деревню Рогволду и брату его, так что нам остается усадьба.
- Их дело легче… - протянул один из ярлов.
- Зато нам больше славы, - оборвал речи крамольные молодой Хакон. – Однако же, личники за частоколом, мыслю я, не все кривые да полуслепые. Так что – вперед пусть идут союзники новые, что набрал Харальд в Мере да в землях Фьордов. Должны мы узнать, можно ли голову с ними одним шитом прикрывать… «и, коли Один их заберет – не столь жалко», - закончил он про себя.
- Как мыслишь ты взять усадьбу? – спросил между тем второй ярл.
- Мыслю я, что с одного раза не выйдет, - признал Хакон Хаконсон. – Не сдюжим повалить сразу три частокола. Так что – пойдем ныне вперед. Я с отрядом моим прямо на усадьбу пойду, а ты, Свен, обойдешь слева. Тогда с тем отрядом, что ныне стоит на опушке по правую руку от нас, мы сможем врага взять в тиски, да сдавить его крепко.
- Слева деревня, - заметил помянутый ярл.
- Истинно так. Не будет Рогволд долго воевать с бондами. Как разберется с деревней – к вам подойдет, укрепив силы.
- Подойдет ли?
- Он – викинг, а, значит, кровь его тоже кипит при звуках начавшейся битвы, - начал было Хакон. Но потом запнулся, и ответил по существу: - А, коли решит тут чужими руками угли загребать – то конунг голову снимет.
Все невольно оглянулись назад, туда, где за спинами удальцов в сияющих бронях вилось алое знамя Агдира с волчьей головой. Конунг выбрал хорошее место: рассмотрит все, что ему нужно. А глаз у Харальда острый, впрочем, как и топор его дяди. Так что едва ли кто-то сегодня рискнет проявить лишнюю осмотрительность. Даже Рогволд.

[Барон Суббота >>>]

Бой продолжается. Рогволд с присными
Тем временем, пока войска молодого Хакона поднялись на штурм, Рогволд, исполняя приказ конунга, направил свои силы на захват деревни, что близ усадьбы лежала. Хитроумный ярл не хотел участвовать в самом штурме, понимая, каких жертв ему это стоит, и приказал выдвигаться пешими, да щитами прикрываясь, если стрелять будут.
Четыре сотни бойцов, ведомые лично Рогволдом, добрались до самого частокола, что окружал поселение и остановились, повинуясь властному взмаху руки ярла.
- Лучники, стрелами с огнём! - коротко скомандовал он, и десятники разнесли его приказ среди своих подчинённых.
Хмурое небо над Альвхеймаром осветилось сотней маленьких огоньков, которые по пологой дуге миновали частокол, и обрушились на деревню. Тут и там заполыхали пожары. Из домов и амбаров стали спешно выбегать люди, толпясь и толкаясь, а хирдманны Коршуна, тем временем, беспрепятственно прошли через частокол, подрубив его в нескольких местах.
- Бей! - взревел Рогволд, и его воины лавиной устремились на смешавшихся и почти безоружных бондов.
То был не бой, но резня, ведь что могут противопоставить наспех вооружённые землеройки опытным воинам, при полном боевом снаряжении? Верно, ничего, и они гибли, словно пшеница, под ударами косы.
Однако, когда хирдманны Рогволда вошли в деревню, простая жизнь закончилась. В центре поселения, надёжно защищённые с боков горящими домами, ощетинились мечами и топорами почти две сотни воинов Гандальва, перестроившихся в боевой порядок. Их круглые щиты были сомкнуты, над ними поблёскивали покатые бока шлемов, а от оружия прямо-таки исходила жажда крови.
- Сдавайтесь, вои! - воззвал Рогволд, не столь надеясь на добровольную сдачу истинных хирдманов, сколь на то, что ещё время потянуть сможет.
- Иди в Хель! - мрачно ответствовал кто-то из строя. - А мы дорогу укажем...
Рогволд вздохнул и махнул рукой, посылая воинов в битву.
Навалилась одна стена щитов на другую, крякнули воины, удерживая натиск, из задних рядом ударили мечами, и первые бойцы Рогволда упали на Альвхеймарскую землю, но их собратья не сдавались, числом и силой тесня Гандальвовых хирдманов к горящему общинному амбару. Поняли воины, что отступать скоро некуда и разорвали стену, завязав настоящий бой, когда кровь горит в жилах священным огнём, ярость полощется в глаза Торовым плащом, а руки не знают усталости, вздымая оружие! Меч схлестнулся с топором, топор с хрустом врубился в щита, а щит, направляемый твёрдой рукой, врезался в вражьи рёбра. Люди смешались, неистово рубя друг друга, страшась не смерти, а лишь того, что уйдут в Валгаллу не прихватив с собой как минимум пятерых. Увы, Рогволд не мог позволить себе такого размена, а потому его хирдманнам заранее был дан приказ - беречь свои жизни и жизни своих товарищей. Стоило какому-нибудь альвхеймарцу увлечься схваткой, как в его спину врезался меч, или топор раскраивал ему шлем с затылка, а то и копьё пропарывало насквозь. Мало чести было в таком бою, но упрёков не было. До них ли, когда направляешься прямо за пиршественный стол к Одноглазому?!
Вскоре всё было кончено. Воины добивали последних верных Гандальву и пытались найти что-нибудь ценное в развалинах, но тщетно. Всё мало-мальски могущее заинтересовать алчных воев был заранее вывезено и укрыто в окрестных лесах. Ищи, если не лень!
- Хирд! - скомандовал Рогволд, видя неудовольствие среди бойцов своих. - Двигаемся на усадьбу! Покажем молодому Хакону, как бьются зрелые мужи!
Он успел заметить, что сын Медведя уже прорвал первый частокол и рвётся дальше, а потому собирался на его плечах дойти до очередного рубежа, а там показать конунгу Харальду, кто тут верный слуга, а кто неумелый мальчишка...

Сообщение отредактировал Orrofin - 16-10-2008, 21:18

[Тельтиар >>>]

Усадьба и рядом
Принадлежит перу ДЛ

А в это время по другую сторону частокола, Гандальв тоже держал совет с приближенными. Основную надежду в грядущей битве альвхеймарцы возлагали на крепость частокола да коварство вырытых рвов, которые, по замыслу конунга, должны были уменьшить число нападающих. Но такой большой армии у своих стен Гандальв не ожидал, и это стало неприятным сюрпризом. Ярлы снова стали шушукаться по углам, вспоминая плохие знаменияда неудачи, словно преследовавшие род конунгов альвхеймарских с самого совершеннолетия Харальда. Один лишь Асгейр не участвовал в тех разговорах, и это мсягчило сердце владыки. Гандальв, разумеется, был зол на ярла за скверно исполненный наказ: по сути, именно из-за охоты Асгейра на волчье племя дружина, защищавшая ныне усадьбы, была столь малочисленна. Но конунг всегда склонен был оправдывать поступки своих людей, вызванные чрезмерным радением или жаждой сражения, и, напротив, презирать осмотрительность да осторожность. И Асгейра Гандальв любил. С его точки зрения, ярл был почти идеальным викингом, чем выгодно отличался от его вот, гандальвого, отпрыска Хаки. А потому сегодня конунг промолчал об оплошности ярла, не став корить его перед братьями по оружию, а вместо того заговорил о сражении:
- У Харальда ныне много людей, вовсе не нужных агдирцу. И он может бросить их на наш частокол, словно скот на убой, не считаясь с потерями. Один готовит нам славную битву, и в этом для нас честь. Но кровь наших людей требует личной мести Харальду, а этот трус снова намерен вести войну, не махая секирой.
- Ты вызовешь его на поединок, Гангдальв? - спросил один из ярлов.
- Ну, разумеется, - снисходительно улыбнулся конунг, - агдирцу везет. Не знаю, кто помогает ему: Один или Локи, но в битве против меня он не сдюжит. Однако же, Харальд подл, и, мыслю я, вряд ли стоит слать вызов, когда его рать превосходит нас в несколько раз.
- Он может счесть, что мы испугались.
- Он может судить по себе всех. Но я не отворю ворот, положившись на слово конунга, что нападает на конунгов по ночам, а в честном бою - прячется за дружиной.
Если кто в этот миг и вспомнил перемирие, нарушенное альвхеймарцами в Сагасберге, то у ярлов хватило ума промолчать. Тем паче, что с тех пор Харальд показал себя конунгом хитрым и изворотливым, получившим от Локи удачливость в смеси с жестокостью.
Конец совещанью в усадьбе проложил тревожный звук рога: враги на приступ пошли. Альвхеймарцы похватали с лавок шлемы да со всех ног бросились к частоколу. Даже Гандальв в усадьбе не усидел: планируя вызов на поединок, конунг не желал ныне идти впереди войска. Стрелы направляют норны, а властитель Альвхеймара слишком долго ждал своей мести, чтобы умереть, не забрав с собой ненавистного Харальда. Нет, ведьмин внук должен умереть от его руки, видя отраженье собственной смерти в глазах Серого Конунга.

Пестрая волна нападающих скатилась с холма и ударилась о частокол. закипела жаркая битва, послышались крики раненых и умирающих. Но эта схватка лишь скрывала движение нападающих, обходящих усадьбу со стороны деревни. Гандальв мог только скрежетать зубами, глядя на легкий дымок, что потихоньку начал куриться в той стороне. Будучи окруженным с трех сторон, он никак не мог помочь своим воям, оставшимся в той деревне, да и мирным селянам - тоже. Конечно, селяне, наученные опытом междоусобиц, наверняка уж попрятались в лес, бросив имущество на поживу захватчикам: жизнь ведь дороже чем серебро. Но все равно, кровь прольется, и будет она дополненьем к гигантскому долгу, что накопился за Харальдом.

Сражение длилось несколько часов, альвхеймарцы дрались, как звери, прижатые загонщиками к обрыву: чувствуя за спиной пропасть, они не щадили сил для сражения. Но все же, большое число нападающих, и ярость предводителей - прежде всего, молодого Хакона, в которого будто вселился сам Тор, сделали свое дело. Первый частокол пал и обороняющиеся поспешили укрыться за вторым, оставив врагу тела убитых. Сражение временно стихло: Хакон Хаконсон оставил отряд зализывать раны да оттаскивать прочь мертвецов, дабы живые в бою не спотыкались об их ноги, и направился к Харальду.
Как раз в этот-то миг появились из селения воины Рогволда, к усадьбе спешащие - их завидев, многие рати, до того в резерве остававшиеся, так же на штурм ринулись, в бою сменяя усталых и раненых. Свежие силы навалились на альвхеймарцев!
Конунг Агдира же в тылу на жеребце вороном восседал, спокойный и собранный. Казалось, он знает нечто, неведомое другим. Спешивший к нему Хакон счел это зримым проявленьем величия.

[DarkLight >>>]

Битва за альвхеймарскую усадьбу, продолжение. С Тельтиаром.

Когда Хакон миновал ряды щитоносных дружинников, конунг сам выехал ему навстречу, заставив телохранителей посторонится - все едино, стрелы из-за вражеского частокола не долетели бы так далеко:
- Воды поднесите герою, - небрежно бросил он слуге, а после обратился к Хакону:
- Видел я, как ты приступом стены взял - отец твой, несомненно, гордиться таким сыном, наблюдая из Валгаллы.
- Спасибо, конунг, - Хакон низко склонился в поклоне. - Твои воины, ведомые мной, бились, будто берсерки, но враг наш силен и упорен. Каковы будут твои повеления?
- Передохни, да посмотри, как другие сражаются - надо же и им дать возможность славу стяжать.
Молодой правитель рассмеялся, указав на усадьбу: новые отряды уже миновали проломленный Хаконом частокол, и теперь крушили землянки, в которых укрылись не успевшие отступить за вторую стену враги. Таких было немного, конечно, однако из-за частокола то и дело высовывались лучники, стараясь хоть ненадолго сдержать наступление харальдовой дружины.
- Благодарю за заботу, конунг, - еще раз склонил голову Хакон. - Но - ты же сам знаешь, как тяжко стоять в стороне, когда вои стяжают ратную славу. Я, словно скакун боевой - покоя не ведаю, слыша звон стали. Прошу: дай мне самому завершить штурм.
- Завершишь, - сын Хальвдана обвел широким жестом несколько сотен отборных воинов, все еще не вступивших в сражение, то были его лучшие дружинники: агдирцы, прошедшие через всю Норвегию, следуя за конунгом; халейги, во главе с Бардом; хирдманы, некогда служившие Гудбранду - все в добротных кольчугах и с дорогим оружием. - Им тоже не терпится в битву вступить, но не время пока.
Харальд замолчал, взглядом найдя Рогволда, чьи отряды как раз добрались до подножия холма:
- Посмотри - те, кого ты вел на первый штурм - мерийцы и люди фиордов, к ним у меня нет доверия. Как и к их ярлу, а потому пусть он сначала докажет свою верность, а уже после ты принесешь мне победу.
- Как скажешь, конунг, - отозвался молодой транделагец. Харальду пришлась по душе такая покорность: большинство советников, включая и Гутхорма, и покойного тестя, были заметно старше агдирского конунга, а потому он не получал от ни того, что хотел - подчинения. Харальду, уж вкусившему власти, хотелось править самостоятельно, а потому поведение Хакона молодого было ему, что мед сладкий.
Альвхеймары оборонялись яростно, не подпуская врагов к ограде так долго, как только то было возможно - многие дружинники провалились в волчьи ямы, а иных сумели достать коварные стрелы, или клинки не сумевших отступить воинов Гандальва, однако войска у Харальда было что травы в поле, а потому - сколько с скашивали их альвхеймарские ратники, но на место каждого убитого по двое новых вставали. Реяли знамена ярлов и херсиров уже возле самого частокола, щиты сомкнув шли дружинники, неся тараны, а то и вовсе топорами себе путь прорубить желая через заграждения вражеские.
Рогволд же вперед иных не шел - людьми его в гуще битвы Ивар и Хрольв управляли, а сам ярл только приказы отдавал, за действиями всех отрядов штурмующих следя, да волей единой действия их сковывая. Вот уже то там, то здесь проломы появились в частоколе, и пусть не могли пока в них пробраться нападавшие, а все же пришлось альвхеймарцам многих людей отозвать, чтобы натиск этот сдерживать - и стрел ливень поредел заметно.
Тем не менее, битва длилась до самого вечера. Харальд Хальвдансон имел возможность послать в бой свежие силы, пока викинги, участвовавшие в первом штурме, отдыхали. А альвхеймарцам было что защищать, и то удесетеряло их силы. Ко всему прочему, частокол был сделан на совесть, и нападающим приходилось платить жизнями на каждый вынутый кол да засыпать ямы трупами, чтобы подобраться к врагу. Но, едва над полем битвы стала сгущаться вечерняя тьма, оба войска прекратили сражение и разошлись - раны зализывать. Второй частокол тоже пал, и теперь костры армии Харальда горели почти у порога Гандальва.

Сообщение отредактировал DarkLight - 17-10-2008, 17:25

[Тельтиар >>>]

Переговоры

В эту ночь Харальд велел выставить множество часовых - преимущество его воинства было очевидным, однако конунг не хотел, чтобы под покровом темноты, альвхеймарцы устроили вылазку и нанесли хоть сколько-нибудь ощутимый урон его ратникам. Впрочем, опасения его были неоправданны - гандальвовы люди слишком устали держать оборону, и едва на ногах держались, а потому ночь использовали для того лишь, чтобы силы восстановить, и не думая даже о дерзком ударе. Да и мало осталось воинов у конунга Альвхеймара после сражения, едва хватало, чтобы последний частокол охранять, у Харальда же людей было, что капель в море, фиорды омывающем.
Потому, мало кто удивился, увидав поутру дружинника под белым стягом, что усадьбу покидал осажденную.
- Вон, сдаваться идет, - кто-то в усы усмехнулся.
- Попробует жизнь свою выкупить, как Грютинг, - другой воин согласился. С той поры, как погиб ярл Оркдаля, все чаще стали нелестным словом его вспоминать харальдовы ратники, до того опасавшиеся грютингова гнева.
Харальд сам ему навстречу вышел, предвкушая, как милости его будет альвхеймарец просить, но нет - гонец не упал на колени, и даже головы не склонил.
- Чего надобно? - Презрительно бросил конунг.
- Гандальв Альвхеймарский поединка от тебя требует, Харальд из Агдира, - отвечал воин. - И если не трус ты, то принять должен вызов этот и в честном бою с ним сойтись, дабы решить сражения исход!
Хотел было в лицо наглецу рассмеяться сын Хальвдана, но слишком уж хмурыми стали лица окружающих, так словно ждали они согласия своего правителя на поединок, и потому глаз с него не спускали. Откажись он сейчас, и потеряет уважение воинов, но если согласится, то у Гандальва будет шанс победить, а Харальд не желал давать врагу ни единого шанса, и уж тем более подвергать собственную жизнь угрозе!
- Обговорим условия.
Конунг развернулся, и пройдя мимо удивленных воинов, скрылся в шатре. Вскоре туда же пропустили и альвхеймарца, а за каждым его движением внимательно следили двое телохранителей Харальда.
- Итак, какого поединка желает мой родич? - Юноша опустился на резной стул, жестом велев гонцу занять табурет, однако тот остался стоять.
- Пеший бой на любом оружии в круге протяженностью пять шагов, - отвечал воин. - И, если он одержит победу, твои люди должны снять осаду и уйти.
- Пусть будет так - завтра на рассвете я сражусь с Гандальвом, - резким движением Харальд отбросил с лица спутанную прядь грязно-серого цвета (верный клятве, он давно уже не расчесывал волос, и почти столь же долго не мыл их). - А когда твой конунг умрет, я не оставлю в усадьбе ни одной живой души.
При этом в глазах Харальда застыла столь холодная решимость, что альвхеймарец не посмел усомниться в истинности этих слов.
- Так и передай своему господину, Асгейр ярл.
Гонец едва заметно вздрогнул, когда враг назвал его по имени, но догадался, что не иначе, как кто-то из дружинников агдирца узнал его и сказал о том Харальду.
- Теперь иди, - юноша дождался, пока альвхеймарец окажется у выхода и произнес, будто бы самому себе, но так, чтобы Асгейр услышал: - Но если бы кто избавил меня от Гандальва, то я высоко ценил бы этого человека.

[Барон Суббота >>>]

Перед поединком. Шатёр Харальда

(с тем, чей профиль стоит оценить!)

После того, как посланец Гандальва ушел, Харальд велел слугам разнести по лагерю весть о предстоящем поединке. Все воины должны были знать, что их правитель решил лично отсечь голову конунгу Альвхеймара и этим положить конец древнему противостоянию. А заодно сын Хальвдана велел дать хирдманам немного браги, но ровно столько, чтобы они не захмелели.
- Что думаешь, дядя, растерзает молодой волк старого?
Харальд улыбнулся родичу, до этого лишь молча наблюдавшему за ходом переговоров.
Гутхорм не поддержал лёгкого тона племянника и нахмурился.
- Подготовься, Харальд, - посоветовал тот. - Оружие проверь и себя. Богам принеси жертвы. И, если Гандальв падёт, даруй жизнь тем, кто тебе присягнёт. Не лей кровь своих же воинов понапрасну!
- Кто станет служить мне - выживет и сохранит свое добро, а непокорные сами станут жертвой Одину.
- Пусть так и будет. А теперь, вспомни, что знаешь про Гандальва. Что может помочь тебе в бою?
Призадумался юноша, о враге старом не так много он знал, да и в бою его не видел ни разу.
- Говорят, силен еще альвхеймарец, хоть и стар.
- Силён, да левая нога, говорят, к холодам его беспокоит, - заметил хитроумный ярл. - Чем биться будешь?
- Мечом, - тут же ответил Харальд, про давний трофей Асгаута припомнив. - Золотой Рукоятью.
- Нет. Возьми своё оружие, верное, а не трофей. Преломится клинок силой взятой.
- Этот меч кольчугу рассекает, что ткань! - Оспорил совет дядин конунг. - К тому же, по праву меч этот принадлежит моему роду, и лишь подлостью вражеской ранее украден был.
- Харальд, возьми верный меч и испытанный! - стоял на своём Гутхорм. - Бился ли ты Золотой Рукоятью ранее?
- Раньше я и вовсе не бился, - ничуть не смущаясь, заявил Харальд, поскольку кроме них в шатре теперь никого не было. - Разве что тренировки были.
- Тогда доставай свою Рукоять! - сказал Гутхорм и набычился. - Посмотришь сам!
Молодой конунг рассмеялся, и отошел к сундуку, в котором хранил оружие - уже вскоре он вынул из деревянных ножен меч, с рукоятью, которую оплетали золотистые драконы. Острие смотрело прямо в горло Гутхорму.
- Бей, - сказал ярл, вытянув из ножен свой не раз испытанный в боях меч, что с ним от самого Агдира шёл.
Размахнувшись, конунг нанес простой рубящий удар в голову Гутхорму.
И бывалый воин отразил этот удар также просто - ударил навстречу движущемуся клинку конунга. Знал ярл - не выучку племянника испытывает, но меч в его руке.
Оба лезвия со скрежетом скрестились, но Харальд, вместо того, чтобы разомкнуть клинки, сильнее надавил, точно стараясь пересилить дядю.
Рука Гутхорма окаменела, застыла, удерживая меч так. что, казалось. проще низвергнуть гору соломинкой, чем передавить его.
Стиснул зубы молодой воин, хрип натруженный из глотки его вырывался, так не хотелось ему признавать, что слабее он, однако уже мышцы изнывать стали от напряжения этого и пришлось юноше отступить на шаг, но с тем лишь, чтобы выпад сделать в грудь берсерку.
- Посмотри на клинок, - посоветовал Гутхорм, отступив и опустив меч.
- Чего на него смотреть?
Вместо ответа, ярл просто указал в ту часть клинка, где красовалась широкая зазубрина.
- Оружейники справят.
- Решай сам, Юный конунг, - Гутхорм специально употребил старое прозвище племянника, - да вспомни, часто ли тебя мои советы подводили?
Сказав это, ярл покинул шатёр конунга, убирая меч в ножны. Харальд остался один.
Со злостью вбросив меч в ножны, правитель так же покинул шатер. В голове его уже иная мысль зрела, пусть тоже к поединку обращенная

[Тельтиар >>>]

Конунг и Воин.
С Дарки

Покинул шатер конунг, и телохранители тенями следовали за спиной его, а вои расступались - и удивленно смотрели на конунга. Сын Хальвдана Черного не имел обычно привычки разгуливать по лагерю, придерживаясь мнения о том, что место бонда - у походного костра, а конунга - в теплой избе... или - хотя бы в походном шатре. Хакон Хаконсон сыскался вскорости. Сын транделагского Медведя в одиночестве сидел под деревом в стороне от дружины, и грыз веточку. Харальд увидел в его хмуром лице отражение собственных невеселых дум: если конунгу не хотелось битвы с Гандальвом, то Хакона, очевидно, печалили иные вещи. И, не в последнюю очередь, - мачеха. За делами военными Харальд как-то забыл обсудить новости из Хладира. Но сейчас, глядя на Хакона, вспомнил о нерожненном наследнике старого конунга транделагского. Все это придало мыслям агдирца совсем новое направление: когда Хакон, завидев Харальда, вскочил с земли, конунг махнул рукою - сиди, мол - и присел рядом, заботливо расправив нарядный плащ, отороченный волком.
- Невесел ты ныне, - сказал повелитель.
- Да и ты тоже, конунг, - эхом откликнулся Хакон. - Скажи, отчего ты меня не позвал, а пришел сюда сам, будто простой воин. Случилось что важное?
- Твоя отвага сломила дух Альвхеймра, - Харальд хлопнул воина по плечу, подбадривая его. - Гандальв более не может отсиживаться за стенами и зовет меня на поединок, видя в этом последний шанс сохранить свою пошатнувшуюся власть.
- Но тебя то не радует? - ответил вопросом Хакон. Вообще-то молодой викинг не отличался особой чувствительностью к чужим огорчениям, да и знатоком людских душ, подобно отцу, пока не был. Но этим вечером чувства транделагца были странно созвучны тем, что родились в сердце агдирца. Может, поэтому молодой Хакон был столь проницателен?
- Потому что это - шанс для Гандальва и риск для меня, - молодой конунг попытался улыбнуться, но уголки губ едва поднялись. - Продолжи мы осаду, и усадьба пала бы к нашим рукам, а здесь - я и проиграть могу, а что тогда станет со всей той силой, которую я собрал? У кого хватит власти, чтобы удержать мои земли и чести, чтобы передать их моему сыну?
- Твоя правда, конунг, - мрачно кивнул Хакон. - Старые обычаи устерели. Я воюю всего несколько зим, но никто не упрекнет меня в трусости. Однако же, мыслю я, что победа по праву принадлежит более мудрому конунгу и ныне споры судит сам Один, а не Тор, что ранее благоволил к рубаком, а не к мудрецам.
- И все же, он - родич твой, - продолжил после паузы транделагец. Плохо будет, если его убьют твои вои. Уж лучше... - взгляд Хакона красноречиво метнулся на обгорелый частокол, скрывавший альвхеймарцев.
- С тех пор, как я взял тебя в дружину, все более убеждаюсь, - на этот раз улыбка конунга была искренней: - Что ты волю мою понимаешь лучше иных ближников.
- Надеюсь на то, - в улыбке Хакона была гордость с крохотной толикой самодовольства. Жизнь незаконного сына - не мед, поэтому транделагец давно научился быть... полезным властителям.
- Вызов мне принес некий Асгейр ярл, может слышал о таком?
- Люди многое говорили, - туманно ответил молодой Хакон. - Да только не ясно, где правда в тех россказнях. Лучше бы самому посмотреть, что за зверь этот ярл: медведь, волк али белочка.
- Вот и съезди к этой белочке, условия поединка обсудить.
Кивком указал правитель на частокол, усадьбу окружающий.
- Сдается мне, хочет он предать своего конунга.
- Как мне представить себя, конунг? - спросил Хакон. Вопрос далеко не праздный: одно дело - просто ворон от властелина Агдира, другое - его родственник, пусть и не кровный.
- Братом назовись, - понимал Харальд, сколь приятно то будет услышать сыну рабыни - потому и произнес.

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Возле усадьбы Гандальва. Хакон и Асгейр.
На сей раз – только я, без Тельтиара.

У некоторых людей трудности лишь стимулируют природную живость ума, и молодой транделагец был как раз из таких. Беседа с Харальдом вытряхнула Хакона из столь чуждой ему кручины и побудила к кипучей деятельности. К тому моменту, когда он подъехал к остаткам альвхеймарского частокола, молодой викинг уж знал про Асгейра все, что смогли рассказать вои Агдира - и домыслил для себя остальное. Судя по россказням гридней Харальда, не раз сталкивавшихся с ярлом Гандальва, Асгейр был доблестен, но тщеславен и склонен к жестам, которые можно было назвать скорее красивыми, чем полезными. Хакон с удовольствием отметил, что, если не брать разный цвет знамен (да его, Хакона, сомнительную законность рождения), у них с альвхемарцем много общего, включая сложности с женщинами. Транделагца это порадовало, ведь всегда проще найти общий язык с тем, кто смотрит на мир почти так же, как ты. Не так давно мать преподала ему первый урок коварства, надоумив соблазнить мачеху. Сейчас, время спустя, сын отчетливо понимал, что это было на руку больше матери, чем ему, но урок был усвоен. За время, проведенное с Харальдом, семена дали всходы: молодой человек понял, что хитрость порой берет то, перед чем сила бессильна. И собирался применить свое новое знание против альвхеймарского конунга.
- Что надо? - нелюбезно окликнули Хакона из-за частокола. То, что приветствовали его голосом, а не стрелой, значило, что знак ворона на полотнище, что нес транделагец, враги все же приметили. Хакон на всякий случай поднял полотнище повыше: будет жаль, если вся их с Харальдом задумка сорвется по глупости полусонного гридня.
- Я - сын хладирского конунга и родич Харальда Агдирского, - проорал в ответ молодой Хакон. - Пришел говорить с властителем вашим о поединке.
- Наш конунг слишком славного рода, чтобы якшаться со всякими... - страж не договорил, но смысл был очевиден. Надо сказать, что уязвимое место у любого незаконного отпрыска очевидно и дураку, но транделагец был слишком хитер, чтобы вступать в пререкания со слугой. Тем более, сейчас, когда за ним стояли Харальд и его войско.
- Ваш конунг прислал вызов. Мне передать Харальду Агдирскому, что Гандальв испугался? - Хакон вложил в эту фразу долю издевки, и почти услышал скрип зубов собеседника. Наверное, так хищная птица слышит движение мыши в норе.
- Жди здесь. Я передам конунгу речи Харальда.
Побуждать людей исполнять свою волю оказалось проще, чем он предполагал. Сердце Хакона застучало быстрее, как порою бывает в предвкушении битвы. Да и что это было, если не поединок пусть даже в нам сражались отнюдь не секирами, а в собеседника летели не стрелы, а речи.

- Конунг, - гридень протиснулся в дверь боком, опасаясь недовольства Гандальва. После дня боев властитель был явно не в духе. - Пришел посланник от Харальда, хочет беседовать.
- Значит, волчонок все же решил постучаться в Вальхаллу,- хохотнул конунг. - Правда, едва ли его туда пустят, ведь в жизни агдирца не было доблести. Кого он прислал?
- Младшего Хакона.
Гандальв нахмурился:
- Хитрец... Хакон ему, вроде как родич, так что не придерешься. Но вместе с тем - мне ли, конунгу славного рода, на равных беседовать с непонятно чьим выродком, у которого возможных отцов больше, чем эйнхириев в дружине у Одноглазого?
- Позволь мне конунг, - вскочил с лавки Асгейр. Ярл помнил свою вину и хотел побыстрей помириться с Гандальвом. - Ты сам говорил, что тебе я, как сын.
- Истинно то, - усмехнулся Гандальв в усы. - Иди же, беседуй. Можешь даже сделать волчонку пару уступок: я побью его даже одною рукой да после ночи с парой красоток.
Альвхеймарцы с готовностью засмеялись. Асгейр ярл вышел из горницы и направился к частоколу.
Хмурый Асгейр подошел к частоколу, и какое-то время молча смотрел на Хакона. Супротив тайных ожиданий альвхеймарского ярла, молодой транделагец не выглядел смущенным нерадушным приемом. Ярлу пришло в голову, что слуги агдирца уж возомнили себя победителями. Это, конечно же, не улучшило и без того скверное настроение Асгейра.
- О чем ты желал говорить? - прокричал он.
Хакон хмыкнул:
- Я кричал про это так громко, что слышали даже вороны Вотана. Может, выйдешь сюда?
"Или боишься?"
Невысказанный вопрос молодого нахала заставил шею ярла налиться багровую краской. Никто никогда не обвинял его в трусости, напротив - владыка Альвхеймара всегда ставил в пример ярлову храбрость. Да и впрямь: не приглашать же лазутчика вражьего прямо внутрь частокола? Разумность меж тем говорила, что едва ли для Харальда или его соратников есть какая-то тайна в расположенье строений в усадьбе. Но посланник Харальда мог счесть, что ярл просто боится выйти в открытое поле, из-под защиты бревенчатой стены - и это соображение заставило ярла согласиться без долгих раздумий.
- Жди, бросил он - и поспешил к воротам, звеня кольчугой.
Хакон Хаконсон улыбнулся: ему только и надо было, чтоб ярл был один. Что же, пока его предположенья о нраве Асгейра полностью оправдались.
После недолгой возни (вороты были укреплены, добротно завалены бочками да для верности подперты парой телег), альвхеймарский ярл предстал перед вороном Харальда. И с недовольством отметил, что транделагец мало того, что держится отнюдь не смиренно, как в понимании ярла было положено полукровке да незаконному отпрыску, но и не ниже его ростом. Асгейр привык смотреть на людей сверху вниз. Ваны, боги плодородия и здоровья, не многих в Альвхеймаре благословили сложением, позволяющим быть не только выше - вровень с ярлом. А уж его спесь, казалось, росту еще добавляла: собеседникам так и хотелось голову опустить да, может, еще и шапку скинуть долой. А Хакон нагло смотрел прямо в глаза да еще, стервец, ухмылялся. Асгейр не славился железную выдержкой и в более мирные времена: в Альвхеймаре и особо в тех землях, что ложились под ноги воям Гандальва, хорошо знали горячий нрав ярла. руки так и чесались стереть эту усмешку с лица транделагца... но это значило - лишить конунга поединка. Для Харальда этот "брат" - что собака: одной больше, одной меньше - без разницы. А вот как повод отменить честный бой - вполне подойдет. И без того странно, что агдирский трус согласился на поединок.
Все эти мысли привели к тому, что ярл сделал-таки над собою усилие - и заговорил тоном спокойным:
- Ты желал говорить.
- Ты слишком молод для конунга, - откликнулся Хакон. - С каких пор речам властителей внимают не конунги?
Он потряс стягом со знаком ворона, напоминая обычай: что говорит ворон, говорит конунг.
- Мой властелин уже высказал свою волю, послав вызов Харальду. У властителя слишком много забот, чтобы вникать в тонкости. Пославший тебя тоже не пришел сам.
- Харальд послал меня, Гандальв - тебя. Значит, начнем?
Асгейр скрипнул зубами от того, как ловко Хакон поставил их двоих на одну доску: и не придерешься ведь, не ударив лицом в грязь.
Какое-то время викинги чинно обсуждали детали грядущего поединка: где проводить, сколько мужей с каждой стороны нужно, дабы признать законность божьего суда. В ходе беседы каждый из ярлов показал себя знатоком оружного боя, и Асгейр, скрепя сердца, признал, что, отпрыск транделагского конунга удался в северную породу. Хакон выбрал именно это время для коварных речей:
- В тебе, ярл Асгейр, вижу я знатока ратного дела и жаль мне, что вражда конунгов ныне заставила нас быть врагами. А еще жальче - что время, когда все решала честная сталь, видимо, кончилось.
- Что ты имеешь в виду? - нахмурился ярл, мигом заподозрив коварство. Асгейр был, разумеется. прав - не может опытный зверь не чуять ловушку - да только не там он ее видел, где надо бы.
Хакон тяжко вздохнул, изображая кручину:
- Конунг твой силен и все в войске знают: Гандальв победит Харальда. Только - что дальше? Отец мой, ревнитель устоев, мертв ныне. А подле конунга - коршун из Мера, что уже раз предал своего конунга. Как думаешь, что значит для Рогволда договор, заключенный Харальдом?
- Есть еще Гутхорм,- напомнил Асгейр. В душе его вскипело смятенье: Хакон говорил дельные вещи. И потом... разве альвхеймарцы сдержали слово, данное Хаки Харальду? Ужель от мерийцев можно ожидать того, на что не пошли даже вои Гандальва?
- Гутхорм силен, но он - один. Войско хочет сражаться, а у Рогволда достаточно хитрости, чтобы направить желание викингов биться в русло мести за конунга. К тому же, дядя конунга - берсерк. Едва сеча начнется, его захватит безумие. Кто потом вспомнит, что он был против? Да и будет ли - утратив сына сестры, который вырос у него на глазах? - юноша вздохнул, показывая, что опечален. - У Гутхорма нет сыновей, он все вложил в Харальда.
Асгейр слушал Хакона, и чувствовал, как почва уходит у него из-под ног. как будто он ступил с твердой земли в трясину. Прав был конунжич транделагский, кругом прав.
- Вот и говорю я - прошли времена чести, завершил речь Хакон Хаконсон. Асгейр выглядел задумавшимся, так что транделагец какое-то время прикидывал, додумается ли он сам до очевидного выхода, или же мысль ярла стоит еще чуть подтолкнуть. Тут следовало осторожность блюсти: гордый ярл не прости попыток внушить ему чуждые мысли. Ну ничего: сыну рабыни не привыкать к изворотливости.
- Сам я не знаю, как сложиться жизнь моя с Рогволдом в конунгах, - задумчиво сказал Хакон. - Харальд к тем, кто ходил под его стягом, был всегда щедр. И к врагам суров, как потомок Одина. Да что говорить: они же с Гандальвом одной крови, я ваш конунг, слышал я, крепок в отеческой вере и часто асов жертвами радовал?
- Правда то, - подтвердил ярл Асгейр и обдумал ловко поданную идею, что Харальд и Гандальв похожи, как братья. И бранятся как принято среди родичей. - А вот ваш конунг с белобожниками дружбу водит, - нашел-таки изъян в сужденьях альвхеймарский ярл.
- Один с тобою, Асгейр, разве то дружба? Когда приходит беда, даже славные конунги ищут помощи. Вы же искали подмоги в Мере, и, помниться, даже родниться с детьми Змея думали?
Удар попал в цель: позор сватовства к Хильд и оскорбленья, полученного в Южном Мере, терзал Асгейра до сей поры. Да и неудачная свадьба Гандальва на дочери Неккви, что ныне грела ложе Рогволда, как простая наложница, тоже было сложно забыть.
- Полагаю, надо нам обсудить с конунгами то, о чем мы договорились и время для поединка назначить, - сказал между тем Хакон, чуя. что семена сомнения упали на плодородную землю. - Позволь же еще раз высказать сожаление в том, что не могу я стоять рядом с тобой в ряду воев и внимать твоей мудрости, как младший - старшему.
Так, медом полив на самолюбие Асгейра, транделагец надеялся укрепить возникшее между ними доверие.

[Тельтиар >>>]

Лагерь Харальда

День клонился к закату, молодой Хакон еще не вернулся из вражеской усадьбы, и Харальда начали одолевать неприятные предчуствия. Быть может, действительно придеться сойтись в схватке с Гандальвом, а тогда он вполне может погибнуть. В прошедших битвах Харальд ни разу еще не скрестил оружия с врагом - его всегда окружали верные телохранители, к тому же он старался находиться вдали от сражения - но теперь, видимо, поединка было не избежать.
Спрашивать совета у дяди было бесполезно - заместо себя другого бойца не выставишь, а уж коли Гутхорм столь легко отражал его удары - то и Гандальву это будет не в тягость. Оставался, правда еще один человек, чьей помощью было необходимо заручиться - служитель асов, Торлейв. К нему-то и направился молодой конунг. Жрец, казалось ждал его, хотя скорее - он просто ждал что к нему кто-нибудь придет, поскольку в последнее время, из-за штурма, о Торлейве позабыли. Более того, даже жертвы перед боем приносил Бедвар, и это, несомненно, сильно ударило по самолюбию служителя Тора.
- Конунг, рад видеть тебя, - привстал со шкур, Торлейв.
- И тебе долгих лет, - хмуро ответил юноша, усаживаясь напротив жреца. - Слышал уже о Гандальве?
- Как не слыхать, о чем весь лагерь судачит.
Служитель асов криво усмехнулся, проведя пальцами по бороде.
- Все поди уже доблесть твою прославляют, да в неминуемую победу верят.
- Хорошо это, что столь преданные воины у меня, - кивнул Харальд. - Но что люди говорят - это одно, а что Асы думают о поединке сем?
Быстро смекнув, чего пожелал Харальд, Торлейв снял с пояса мешочек с рунами, вырезанными на костях.
- О том самих Асов и спросим - никогда еще не оставляли они потомка своего без ответа, и без поддержки! - Взгляд жреца остановился на лице правителя: - Всем ли богам мне задать вопрос или же Отцу Ратей?
- Пусть Один ответит мне, - не раздумывая решил Харальд.
- Ансуз, - изрек Торлейв, достав из мешочка руну. - Получение. Владыка Асгарда говорит тебе, что желаемое близко, стоит лишь руку протянуть - и взять.
- Дальше, - велел сын Хальвдана, едва скрывая охватившую его радость.
Жрец разложил перед собой наугад четыре руны, и улыбнулся, прочитав их значение:
- Руна Судьбы - знак Одина, добрый знак, - он показал Харальду пустую кость. - Случиться то, что предначертано, и никто уже не в силах этому помешать. Тебе, конунг, следует довериться мудрости Всеотца, и позволить ему вести тебя - уже скоро, он даст тебе ответ на все вопросы.
Правитель мотнул головой, отбрасывая грязные космы с лица, на губах его застыла торжествующая улыбка.
- Далее, Гифу, - продолжал тем временем Торлейв. - Союзник, друг. Носитель Шлема не даст тебе остаться в одиночестве, однако и ты должен будешь проявить щедрость по отношению к тому, кто поможет тебе.
"Хакон, не иначе - это он про Хакона говорит, - понял конунг Агдира. - Что же, значит он не подведет меня, а уж за наградой я не постою".
- Третьей легла Лагу, перевернутая - предостерегает она от поспешных решений, да о том говорит, что велик соблазн с правого пути на более легкий, но бесчестный свернуть. И путь это, может не просто ошибочным, но гибельным стать!
- Ты жрец, обвинять меня решил?
Процедил Харальд, вперед подавшись.
- То не я, а Один устами моими говорит, и не обвинение то - предостережение лишь. Конунг же в своем праве любой путь избирать, какой верным считает.
- Вот и помни об этом всегда, жрец, - правитель велел. - Дальше.
- Тир-руна, большую силу она обещает и разрешение ситуации благоприятное, - не зря на последок оставил этот знак хитроумный Торлейв, знал он, как умилостивить повелителя. - Решимость нужна здесь и вера безоговорочная в правоту свою и могущество - тогда, и только тогда все, о чем желаешь ты, сын Хальвдана, твоим станет! Однако, предупреждает Тир, что после придется ответ держать за поступки, коими цель достигнута была.
Презрительная усмешка по губам конунга скользнула:
- Не впервой мне это. Но благодарю тебя, славный жрец - успокоил ты сердце правителя, развеял сомнения последние. А за то, завтра награду получишь, едва только умрет Гандальв.
- Мне в радость государю услужить, - голову склонив, Торлейв отвечал.
Харальд рывком поднялся со шкур и направился к выходу из шатра, однако уже приподняв полог, обернулся:
- Еще руну брось, - слишком уж гладко все шло, если сладким речам жреческим верить, а потому хотел повторить свой вопрос Одину юноша.
- Лагу, - немного удивлен был велением таким служитель асов, но все же вытянул знак из мешочка в скорости: - Имеешь ты, конунг, власть над думами других людей, способен их воле своей подчинять и использовать, как тебе одному надобно. Так Отец Воинов говорит.
Кивнул Харальд, да наружу вышел - стемнело уже, покуда он у жреца находился, время урочное близилось и одна надежда оставалась - на изворотливость Хакона и гордость Асгейрову.

Иными думами ныне объят был Асгейр ярл - все слова ему вспоминались, пасынком хаконовым сказанные. В благодатную почву семя сомнений упало, и с часом каждым все более вызревал росток крамолы, бережною рукою хладирца посаженный. Не раздумывал ранее о подобной подлости ярл альвхеймарский, а ныне все обиды вспомнились, какие Гандальв причинил ему, даже самые незначительные.
Верен был до этого часа конунгу Асгейр, но сумел хитрый Хакон мелодию подобрать такую, чтобы на душе его, точно на гуслях сыграть, умелой рукой струны перебирая. К гордости взывал, да к желанию выжить ценой любою - ведь ему, отступнику, пусть даже в битве падет он, нет пути в Золотые Залы, ибо сам он отверг заступничество Асов, да словами последними поносил их. Не задумывался тогда, речи злые говоря - но теперь осознание пришло к Асгейру, что до гибели мира будет он в Хельхейме томиться. И захотелось ему жить дальше, как никогда раньше не хотелось - жить, всему вопреки, жить, пусть даже имя его навсегда опозорено будет!

Кипели раны,
От влаги бранной,
При Хрингасакре
В ночи коварной.
Грядет расплата,
Даритель злата
Ценою станет
Для жизни ярла.

Прошептал он ссохшимися губами. Любой скальд засмеял бы его за подобную вису, однако Асгейр и не гнался за красотой слоги и изяществом сравнений - просто так ему проще было думать о том, что еще предстояло сотворить. Ярл уже не сомневался, в том, что сделает это, но на душе все равно остался неприятный осадок. То, что он собирался сделать, спасет ему жизнь, несомненно:
- Прошли времена чести, - мрачно повторил Асгейр слова Хакона. Сейчас главное самому уцелеть, а после, вне ловушки гибельной оказавшись он уж решит, что дальше делать.

[DarkLight >>>]

Альвхеймар. Утро поединка. Харальд и все, все, все.
С Тельтиаром и Оррофином, конечно.

Утро окрасило усадьбу осажденного властителя Альвхеймара золотисто-алым цветом, словно предвещая кровопролитие, однако дружинники и с той, и с другой стороны знали - сегодня предстоит сражаться не им, но их правителям, должным в смертельном поединке, как того требовали древние законы, разрешить свой спор.
В урочный час, как и было оговорено, конунг Харальд подошел к подножию холма, где два дня назад кипело сражение. Агдирца сопровождало два десятка знатных мужей, в числе коих находились и Гутхорм, и Бард, и Рогволд, и Эйвинд и Хакон, с которым сын Хальвдана успел перемолвится поутру. Именно разговор с юным ярлом Транделага, а так же гадание Торлейва, сейчас придавали уверенность Косматому, несколько нервно сжимавшему золотую рукоять подвешенного на пояс меча (не смотря на совет дяди, конунг все же взял трофейный меч, поскольку тот с легкостью рассекал кольчуги и рубил шлемы). О нет, не сражаться пришел Харальд, не жажда битвы в его льдистых глазах светилась, но лишь нетерпение, с каким весть важную ожидают.
Позади воинов Бедвар шел, должный поле для поединка оградить - не стал конунг Торлейва брать, а младшему жрецу такую честь оказал.
Гутхорм ярл был в полном боевом доспехе, как и пятёрка телохранителей, молчаливыми тенями застывших чуть позади конунга.
Напряжение так и витало в воздухе, все ждали прихода Гандальва.
- Не доблесть мужа - это, опаздывать на Божий Суд! - раскатил над окружающими своим зычным голосом Гутхорм. - Неужели, конунг Альвхеймара струсил?
Слова эти взвились над агдирцами, и унеслись куда-то за частокол, там затихнув, однако ответа не последовало. Над полем грядущего боя воцарилась гнетущая тишина, изредка нарушаемая язвительными, но пока еще негромкими, насмешками харальдовых дружинников. Бедвар, как и было положено, обошел оговоренный круг, воткнув несколько кольев и натянув меж ними веревку, после чего сын Хальвдана спокойно шагнул в огороженное пространство, уложив к ногам щит и шлем, а копье воткнув в землю, и в так застыл, ожидая противника.
- Неужели и правда испугался Гандальв? - Прошептал Бард из-за спины хрингарийца. - Но ведь он сам поединок назначил.
Повинуясь знаку Гутхорма, двое телохранителей со щитами встали по бокам конунга, чтобы защитить его, если альвхеймарцы решатся на вероломство.
- Смотрю, ты не удивлн, племянник, - тихо сказал ярл, подойдя к племяннику сзади. - Не оборачивайся, я и так услышу.
- Теперь-то вижу я, в кого уродился Хаки Малодушный, - усмехнулся Косматый, тряхнув головой. - Но даже он не посмел избегать поединка, освященного асами.
- Если только он уже с Хель не беседует, ну, или не готовится к этому...
На мгновение конунг сдвинул брови, но затем рассмеялся в голос:
- К ней-то я его прямиком и отправлю, уж тогда наговорится вдосталь!
- Харальд! Харальд конунг!
Закричали, повинуясь знаку Хакона, дружинники, ударяя по щитам рукоятями мечей.
- Альвхеймар! - снова возвысил голос Гутхорм. - Выйдет ваш конунг, или послед от штанов отскребает?!
Ворота неспешно отворились, являя хмурые лица защитников обреченной усадьбы. Впереди дружинников стоял ярл Асгейр, вчера приходивший оговаривать условия поединка - он был бледен, а в глазах его, прежде злых, теперь застыло безразличие. Кто-то из гридей толкнул его, и ярл сделал несколько неуклюжих шагов, припадая на левую ногу. Затем, остановившись шагах в десяти от обозначенного круга, он на вытянутой руке продемонстрировал агдирцам то, что скрывал до этого за спиной:
- Вот тебе ответ, Харальд Косматый, - процедил Асгейр.
Пальцы его за волосы держали отсеченную голову альвхеймарского конунга, чья седая, перепачканная кровью борода развевалась на ветру.
Гутхорм молчал, ожидая дальнейших слов. Он верил, что его племяннику хватит мудрости проявить милость в необходимом количестве. Но не сверх того...

Упали песчинки в чести часах
И золото смоет в памяти быль.
Победу прославя в саги слогах
Правду сказать скальд позабыл.
Уснула она в холмах да кострах
Даже земля пылью скрыла следы
Там, где доверье рассыпалось в прах,
Там, где конунг тихо выдохнул: ТЫ?»

Агдирцы не знали подробностей и могли только домысливать то, что случилось за частоколом. А было все так…
В тот вечер, ожидая Асгейра, Гандальв почему-то не находил себе места. Он давно уже не волновался перед боем. Чай, минули времена, когда был он безусым юнцом, желающим славы да боящимся посрамить честь недостаточной доблестью. Завтра один поединок решит, быть ли Харальда владыкой Альвхеймара, или же правосудие все же свершиться, и кара за все бесчестные вещи, свершенные Харальдом и его родичами, все же настигнет агдирца. Гандальв был уверен в своем мастерстве… так жнее, как и в том, что в бое перед двумя дружинами Харальд жульничать не посмеет: как бы ни хорошо он кормил своих воев да не осыпал их чужим серебром – викинги чтили силу. Так почему же сегодня ему вспоминалось… нет, на сей раз – не пророчество кельтской колдуньи, но клятва, которую зиму назад исторгла из его уст ненависть. Проклятие Харальду и его потомкам, пожелание убивать друг друга за власть и не найти мира с родовичами. Над родом инглингов, к которому принадлежали и Харальд и Гандальв, итак тяготело бремя убийства родичей. То, что случилось с отцом и братом Гандальва Альвхеймарского было подтверждением действенности старой волшбы, хоть мудрые жрецы и не нашли тогда вины Ассы в содеянном. То ли – не предполагая такого коварства в юной женщине, то ли – будучи соблазнены посулами да звоном монет. Но, даже если тот случай счесть спорным, ибо ведьма все же не принадлежала к инглингам, то сам Харальд отправил на смерть столь нелюбимого Гандальвом Хаки. Какие бы чувства не испытывал к сыну конунг Альвхеймара, он все же не мог выцедить свою кровь из жил этого труса. По всему получается, что древняя ворожба сильна по сей день. Так какова же будет сила его, Гандальва, проклятия? И, когда завтра он отнимет жизнь Харальда, не падет ли его удвоенная сила на потомков от его нового брака? В том, что он еще даст жизнь множеству сыновей, Гандальв даже не сомневался, но с богами шутки плохи. Знать, вовсе не головой думал он там, в лесу, проклиная Харальда кровью, текущей в его жилах. Их общей кровью, если уж на то пошло.
От раздумий конунга отвлек шум: дозорный у входа попытался остановить гостя, говоря о том, что конунг уж почивает, но властный голос Асгейра оборвал разговор. Гандальв с гордостью подумал, что ярла асы наделили всеми достоинствами, коих, по велен6ию Тора и Одина был лишен его собственный сын. Асгейр был вождем и умел приказать. Наверняка, он показал транделагскому выродку, что такое настоящий воин скандинавского Севера, заставил его скулить как собака и изнывать в зависти. С улыбкой Гандальв поднялся навстречу ярлу… и та же улыбка застыла на его лице. Нож воина, привыкшего убивать, быстро сделал своре подлое дело. Конунг умер даже без оружия: не желая риска, Асгейр отказал своему властителю в праве стучаться в ворота Асгарда. Проклятье колдуньи из далекой английской земли исполнилось, но странным образом: могучий враг не вырезал твердой рукой сердце из груди конунга. Нет, в него вонзил нож тот, кого Гандальв при жизни любил больше родных сыновей. И этот же человек, заглянув в мертвые глаза властелина, одним движением отрубил ему голову.
***

Вашего конунга больше нет!
Едва сдерживая торжествующую усмешку бросил альвхеймарцам Харальд. Тяжело ему было сейчас не рассмеятся, видя, что вернейший из людей Гандальва поступил в точности, как то задумывалось сыном Хальвдана.
- Вам более не за что сражаться, воины, но я ценю вашу доблесть, а потому: всякий, кто пойдет под мою руку, сохранит все, чем владеет, иным же я дозволяю беспрепятственно покинуть усадьбу и пределы моих владений в течении трех дней, забрав с собой все, что сумеет унести одна лошадь!
Еще во время этой речи, Харальд подал знак хладирцу, и молодой Хакон, обойдя оказавшийся ненужным, круг, забрал голову конунга из рук Асгейра, наградив того презрительной улыбкой, мол "вот так все сложилось, что ты - знатный ярл, теперь ниже собаки подзаборной".
- А что до этого убийцы, поднявшего руку на своего конунга, - голос юноши здесь стал тверже стали.
- Но ты же сам обещал мне, Харальд... - прошипел Асгейр, почувствовав, как тянуться к нему ледяные пальцы старухи Хель.
- Скажешь может, что это я тебя на убийство надоумил?
- И рабеныш этот твой, - от злобы бессильной скрипел зубами ярл, однако в следующее мгновение Хакон ударил его кулаком в лицо, ломая нос, и убийца Гандальва рухнул на землю, под хохот дружинников.
- Убирайся с глаз моих, - властно велел правитель Агдира. - Даю тебе полдня срока, а после того, коли кто из людей моих тебя встретит, так сможет убить невозбранно.

Сообщение отредактировал DarkLight - 1-11-2008, 15:11

[Хелькэ >>>]

Сарасберг.
Вебьернссоны и Ко.

Месяц в Сарасберге прошел, да не прошел, а пролетел с тех пор, как определила кюна Рагхильда верных слуг своих, братьев Вебьернссонов, под присмотр Хемунду. Братьям искать его долго не пришлось – сообщил тот через воина своего, что сам их найдет.
Про мужа этого до сих пор только слыхали братья, да и то самую малость. Отчего-то не любили про него говорить, а может, просто и не знали о нем достаточно для разговоров.
.. А не знают о ком обычно? Про кого и знать не хотят. Не потому что неприятен; а просто оттого что помнишь – есть здесь, неподалеку, один такой человек, и уже от одного этого не по себе становится. Вроде и не представляет из себя ничего особого, так, простолюдин, даже в пятом колене знатным происхожденьем не отличается, но к трону близко находится… и хорошо, если не ближе, чем всякие прочие. Там, за троном, самое место тем, кто глотку за конунга зубами кому угодно порвет. Впрочем, Хемунд не из таких, зубами для него – слишком просто.
Когда вошел он в дом Халльварда и Сигтрюгга (вот тоже подарок от кюны – переселили братьев из барака, мол, негоже конунжим слугам на соломе ютиться; да и дружине их места там же отделили) – сразу и не подумали братья, что это он и есть, преданный слуга Харальдов.
Худой, даже тощий Хемунд никак не производил впечатление хоть сколько-нибудь крепкого воина, и братья, увидев его на пороге дома, переглянулись недоуменно – этот ли?.. Оказалось, что этот. По сравнению с ярлом Асгаутом, рослым, плечистым, сильным, Хемунд, зябко кутавшийся в длинный плащ, и мужем-то не смотрелся.
- Вот вы какие, - произнес он тихо. Голос шелестел, как гадюка в траве. – Добре.
- Такие, - согласился младший, по обыкновения заговорив прежде брата. – А ты, видно, тот самый…
- Тот самый, - перебил знакомец новый. - Ну что, намного искуснее стали вы в бою с тех пор, как начал вас учить Асгаут? Нем удивляйтесь, мне Рагхильда о вас все рассказала.
- Сразу испытать хочешь? – поднял бровь Халльвард. – Что же, проверь, мы оружие возьмем только.
- Вам не понадобится.
И тут же, неуловимо быстро двигаясь, он ударил старшего Вебьернссона в грудь – вернее, попытался: Халльвард увернулся, но вот подставленной тут же подножки не заметил и растянулся на полу. Сигтрюгг, как более увертливый и ловкий, удачно избегал посыпавшихся на него ударов, но скоро Хемунд перехватил его правую руку и заломил ее за спину.
- Да уж, - усмехнулся Хемунд, поймав удивленный взгляд поднимающегося Халльварда, - вот и испытал. Слыхал, что нет в Сарасберге воинов, кто будучи в вашем возрасте слыл бы столь метким, быстрым да сильным… или обманули меня живые слухи, или без оружия не так вы и хороши, как кажетесь.
- Так где же нам без оружия-то драться придется? – возмутился Сигтрюгг. – Стрелок без лука – что за воин?!
- А безрукий – что за воин? А оскопленный – что за муж? Нет, братья, так дело не пойдет.
Он еще раз обвел их внимательным взглядом.
- Завтра, как светать начнет – чтобы у крыльца стояли, - мягкой была речь, но чувствовалась в ней не просто суровость, а приказ, который чем нарушить, лучше уж на ближайшей осинке удавиться.

После тех боев – вернее, побоев, - которые Хемунд отныне стал каждодневно братьям устраивать, прежняя жизнь им медом показалась. Халльвард в шутку сказал однажды, мол, и у Харека Волка в плену не так худо было, но потом вспомнил про плен Харека Волка, да язык прикусил.
Учил их сражаться без оружия воин, да не так, чтобы на силу рассчитывать, но – на хитрость, на подлость, на различные уловки, которых сам он знал множество: как двигаться неслышно да неприметно, как по лесу пройти, чтобы ни человека, ни животное не насторожить, как следы заметать за собой… После того, как пообвыклись Вебьернссоны (обоим тяжко эта наука давалась, но старшему все ж тяжелее – это Сигтрюгг хитрить был мастер, а Халльвард больше напрямик привык действовать), стал учить их и с оружием драться, по-новому – не честно, не яростно, а чтобы наверняка победить.
Вот только зачем, для чего их натаскивает – не говорил.

[Тельтиар >>>]

Вкус победы

Едва лишь альвхеймарские дружинники сложили оружие (а что им еще оставалось, после гибели конунга - если теперь, ближайшим родичем его, имевшим все права на владение фюльком стал Косматый), Харальд в окружении приближенных разместился в усадьбе, заняв те самые покои, в которых этой ночью Асгейр совершил убийство своего господина. С пола даже не отмыли пятна крови - слуги так торопились спасти собственные шкуры, что бежали прочь, едва только конунг позволил всем желающим покинуть усадьбу. Впрочем, агдирца кровь убитого родича занимала мало, ведь он не жить здесь собирался, а лишь одну ночь провести.
Хмурой тенью позади ложа конунга стоял Олав, возле двери на табурет уселся Укси - конунг рассудил, что двоих телохранителей ему сегодня будет достаточно, тем более, что перед сном он собирался переговорить лишь со скальдами. Все четверо уже собрались, и теперь сидели перед ним на медвежьей шкуре, а Харальд гадал, кто из них более достоин исполнить его волю. Бард был верным человеком, но скверно складывал висы - видать мало великаньего пива довелось ему испить; Альвир же напротив скальдом показал себя знатным, вот только темы для того, чтобы талант свой явить довольно странные выбирал.
- Вот что решил я, - говоря так, конунг протянул Хнуве серебряное обручье. - Родич твой, Бард, хорошо сражался в нынешней битве и никто более не посмеет упрекнуть его том, что он, лендрман, клинка в руках не держал. - Здесь властитель перевел взгляд на напрягшегося сына Брюнольва. - Помню, помню я уговор, что лишь в сражении себя показав, возьмешь ты красавицу Сигрид в жены, а потому даю тебе на то свое дозволение, и чтобы никто не смел права твоего оспорить, родич твой, Альвир сложит вису о твоей доблести.
Оба родича переглянулись, довольные решением конунга.
- То честь для меня, владыка, - склонил голову сын Кари-берсерка.
- Это не все еще, дабы отблагодарить Альвира, ты Бард, воспоешь подвиги его брата Эйвинда.
- Мне это в радость, повелитель, - в свою очередь согласился лендрман Халагаланда.
- Когда исполните мое повеление вы оба - явитесь ко мне, а пока - идите!
Он властным движением отослал обоих из светлицы. Теперь остались лишь скальды, достойные большего внимания: Тормунд Насмешник и Торбьерн Хорнклови - оба, без сомнения, лучшие сказители Норвегии, вот только Тормунд не раз уже являл свое пренебрежение к желаниям покровителей и норов вольнодумный демонстрировал, Ворон же напротив всегда в точности исполнял веленое.
- Ты, Лисий Язык, - указал на Тормунда конунг. - Большой похвалы достоин, как скальд и как мой человек, а потому хочу я, чтобы ты брата моего названного, Хакона, порадовал. Всем известно, что именно он большую доблесть проявил, хребет сокрушив альвхеймарскому воинству, а потому сложи о нем вису.
- Как желает даритель злата, так скальд и сделает, - хитро сверкнули глаза Насмешника, однако Харальд разгадал немудреный намек и дал ему перстень с драгоценным камнем, а затем отослал. - Вы двое, тоже выйдете.
Так велел он телохранителям, и дождавшись исполнения приказа, улыбнулся Торбьерну:
- Тебя особое поручение ждет, скальд.
Тот молча кивнул, ожидая разъяснений.
- Я слышал твою драппу о покорении Рогволдом Фиордов, - Харальд слегка насупил брови, наблюдая за реакцией Ворона, однако тот продолжал невозмутимо смотреть в глаза конунгу. Это понравилось сыну Хальвдана - Торбъерн обладал умением переплетать ложь и правду столь ловко, что никто уже не разобрал бы где одно, а где другое, и что более важно, скальд сам начинал верить в придуманное. - Мне понравилось, а потому, хочу я от тебя услышать драппу о захвате Альвхеймара, о храбрости моих дружин, о коварстве врага и подлости Гандальва. Но запомни, ни слова... ни слова не должно быть в песне твоей про отрубленную его голову и Асгейра этого.
- Потомок Фрейра доволен будет словами скальда, - легкая улыбка коснулась губ Торбьерна. - Скальд все скажет, что он видел, и ни слова не прибавит.

[DarkLight >>>]

Близ границы Альвхеймара. Альвхеймарцы (новые и почти позабытые старые).

Вести о битве за альвхеймарскую усадьбу и предательстве ярла Асгейра быстро разлетелись по сторонам на крыльях молвы. Долете ли они и до крохотной деревеньки, притаившейся в ельнике близ самой границы земли альвов. Селение это было достаточно бедно, чтобы избегать внимания своих ярлов, и достаточно неприметно, чтобы чужие войска обходили его стороной. Так вышло, что большинство событий, потрясших Альвхеймар с возвращения Гандальва: и гонения на "раскольников", желающих отбежать под руку Харальда, и поборы ярла, оставленного конунгом надзирать за землями, и его смерть от волков, - не смутили покоя крохотного селения. Лишь недавно тут появились вои Асгейра. Но тогда они охотились на волков, и на людей внимания не обращали. А зря.

Грязный оборванец, в котором, судя по остаткам яркой одежды,струдом, но можно было узнать воина богатого и уважаемого, закончил рассказ. За его спиной переминалась с ноги на ногу женщина, прижимая к себе белокурую девочку. Они жили в селении, и муж поспешил схоронить жену с дочерью в дебрях лесных при приближении вражьего воинства. Живя на свете не первую зиму, он хорошо понимал: ничем добрым поход Харальда в земли родича не закончиться. Но сам вернулся к защитникам, невзирая на плач жены, хватавшей кормильца за ноги. И видел все, что случилось в то утро. Когда потрясенные жители Альвхеймара потянулись к развалинам своей прошлой жизни, он не пошел вместе с ними. Вернувшись на поляну, где ждала его жена с дочерью, Рагнар поспешил прочь от Альвхемара. В честь врагов, принимающих с охотой победу, купленную предательством, он не верил. Старший сын, уже вошедший в возраст, решил остаться с Харальдом. Отец перечить не стал.
Шли путники лесом, не выходя на дорогу - этим и объяснялось плачевное состояние одеяний. На второй день здоровье девочки заставило воя замедлить ход. Тут и показалось меж елей селение - будто вынырнуло ниоткуда. Кабы не сбавили ход, желая передохнуть, - и не заметили бы, как мимо прошли.
Белобородый муж, бывший старшим в деревне, выслушал печальную повесть молча - да велел женщинам позаботиться о пришедших. Семью Рагнара увели в ближайший дом, сопроводив это действие традиционными вздохами да причитаниями. А сам Рагнар рассматривал оставшихся мужчин. В деревеньке их было всего пятеро. Рядом со старейшиной стоял еще один муж, похожий на него, как отражение в озере. Такой же дородный, плечистый и кряжистый. Сразу видать - брат. Еще двое были мальчишками, едва отрастившими пух над верхней губой. А пятый воин заставил Рагнара присмотреться к себе повнимательнее. Хотя бы потому, что он, Рагнар, сразу подумал о нем, как о вое - даже здесь, среди бондов. Если четверых остальных мужей явно объединяли как общая кровь, так и работа на земле, от которой мускулы делаются бугристыми, а фигура наливается негибкою могутой, то этот, похоже, был пришлым. Что же, немирие многих заставило покинуть насиженные место. вот сам он, Рагнар, пришел под кров к Гандальву аш от самых владений Гудбранда , присоединившись к отряду Асгейра после ночной резни. Скорее всего, зять старейшины: мужи в таких вот маленьких селениях, где все друг другу братья да сестры, с охотою отдавали дочек пришлым мужчинам. Сказывали, что таков был завет самого Хеймдалля, основателя родов.
Итак, пятый был воином. И, судя по бледности на лице, вести Рагнара были для него не просто страшным отзвуком чужой беды: не задела, и ладно. имена "Гандальв" и "Харальд" не были пустым звуком даже в этой глуши: бонды знали, в чьих землях стоит и дом, но, по большому-то счету, не ждали больших перемен со сменою конунга. Кушать-то все хотят. А вот этому мужу, похоже, было отнюдь не плевать. Так что Рагнар нисколько не удивился, когда он задержался после ухода остальных.
- Ты рассказал страшные вещи, Рагнар. Но скажи: как вышло, что никто из дружины альвхеймарской не поднял оружия на предателя? Харальд - грозный вождь, но ведь Гандальв был им как отец. Ты говорил, что еще с вечера мужи, защищавшие частокол были готовы лечь в битве все поголовно, и занять одну скамью в Вальхалле, чтобы сподручнее было бы обсуждать подвиги.
Рагнар наморщил лоб, вспоминая то утро. Честно сказать, сейчас, услышав вопрос он тоже счел это странным: как не сильна была оторопь от чудовищности злодеяния, кто-то же должен был опомниться вовремя. Там было много мужей... но у них не нашлось вожака. Однако же, говорить о том, что никто не решился первым нарушить приказ Харальда, давшего Асгейру возможность убраться живым с его глаз, было обидно. Так что викинг нашел-таки иное объяснение:
- Не думал про это. Наверное, никто не хотел прослыть трусом: Асгейр был побежден в состязании воль, а Хакон так даже сломал ему нос. Какая честь поднять на него меч?
- Он потерял право говорить слово честь год назад, - откликнулся собеседник. - Когда позволил себе измываться над безответной. А теперь потерял также и совесть. Наверное, ты прав, воин: Асгейр не заслуживает того, чтобы доблестный муж убил его добрую сталью, и он бы попал на радужный мост. Пусть лучше какой-нибудь трус удавит его упряжью из корысти, ради доспеха, когда в руке у него не будет меча.
- Асгейр - отличный воин. Сейчас он как раненый зверь, и это сделало его много опаснее. Едва ли трусы осмелятся подойти к бешеному хищнику. Так что твое пожелание, не скрою, милое моему сердцу, вряд ли исполниться... - Рагнар сделал паузу, сообразив что собеседник до сей поры не назвался.
- Ульв, ты мне нужен, - раздался с крыльца властный голос старейшины.
- Отдыхай. После договорим,- доброжелательно кивнул Рагнару названный "волком". И поспешил на зов.

Сообщение отредактировал DarkLight - 1-11-2008, 16:17

[Тельтиар >>>]

Уппсала. Конунг Эйрик и Оттар Рваный.
Естественно с Кошкой



Уппсала, темная твердыня язычества. Если верить древним сказаниям - этой землей правил сам Один, а после него Фрейр, когда они были людьми. Точнее - они и были людьми! Ведь Бог один, и глупы те, кто не принимает этой истины! А Один и Фрейр покоятся в своих курганах, почитаемые глупцами, сотворившими себе кумиров вопреки божьей воле!
И все же, Оттар чувствовал неприятный холодок, пробежавший по его спине. Неуютно было воину находиться в этом языческом оплоте. Да и жрецу увечному, что с собою привел Рваный, тоже не по себе было - он то волю богов всегда к своей выгоде обращал, а здесь древний дух чувствовался, дух магии отвратительной, в коей, если тем же сказаниям верить, весьма преуспел Один.
"И было искусство, в котором никто не мог с ним сравнится - называлось оно волшебством. Так мог он принимать облик любого зверя или человека, и проходить сквозь стены домов, и брать все, что желал..."
Вспомнились Оттару слова одного скальда, которые он слышал еще в детстве, но лишь теперь, приняв крест, осознал он истинную суть этих слов. Один не был божеством, но лишь простым колдуном, обманувшим доверчивый народ и введшим людей во грех идолопоклонничества. Но когда-нибудь этому настанет конец, и люди поймут, что есть только один бог. Иезус. Белый Бог.
Оттар Рваный прибыл в Уппсалу два дня назад, вместе с гаутскими торговцами, к которым он попал под видом верманландского дружинника, сопровождающего больного родича. Уж коли гауты не распознали в нем вестфольдца, то свеи и подавно не смогут - для них все норвежцы одинакого выглядят, а из тех, кто в лицо его знал, врядли кто выжил после набега ругов. И все же, воин предусмотрительно убрал крестик под рубаху - узнать не узнают, а уж всяко не стоит язычникам показывать, какой он веры на самом деле.
Сегодня же, встав поутру и расплатившись с хозяином дома за гостеприимство, направился Оттар прямо в усадьбу конунга. Не так давно, как слышал он, вернулся Эйрик из набега на Руян остров, а значило то, что хоть и поугасла в нем жажда мести, но можно еще попытаться разжечь ее. Для того и вел он с собой жреца, для того жрец этот вообще в живых оставлен был.
Конунг же последние дни занимался хозяйственными да распорядительными делами. Новых походов не предвиделось пока, с тех пор, как за разгром руянам они отомстили, и время воцарилось спокойное. Вот только - омраченное, пасмурное, серое, как дождливое утро.
Казалось ему сначала, что уже не печалится Сванхильд, но нет - то и дело мелькала слеза в синеглазом взоре. Никак не могла забыть женщина о потерянном сыне, а если упрекал ее в том Эйрик, еще больше горевала и в ответ пеняла ему, что жизнь ребенка, пусть нерожденного, для него ничего не значит. Не знал, что отвечать на это, конунг. мог только надеяться - со временем, быть может, отпустит, затянется рана.
Чтобы поменьше бывать рядом с супругою, ибо никак ей это не помогало, а даже вредило последнее время, Эйрик то держал с Вальгардом какие-то советы касательно содержания земель, то отдавал распоряжения – беспредельно скучно и просто. И ни в коем случае не предвидел того, что скоро уготовала ему судьба, сплетенная, свитая нитками норн.
В этот час и подошел к воротам усадьбы Оттар Рваный, Рагнаром сыном Свена представился, да велел стражам передать, что желает лично конунга видеть, а чтобы не выгнали его прочь, добавил: мол дело его напрямую отношение к погибшему в Гиллисберге Свену ярлу имеет. Переглянулись стражи, словно думая - сразу взашей гнать наглеца или же правителю о нем доложить, но вот один во двор усадебный пошел. Тут дух перевел Оттар - узнает все же Эйрик, губитель христиан, о визите его.
Конунг, от стражника весть услыхав странную, задумался. Это кто же, в самом деле, пожаловал, чтобы свет пролить на свенову гибель? разве что кто-нибудь, после набега ругов уцелевший объявился... вот и проверить можно догадку. К незнакомцу сам Эйрик не пошел, в сени велел провести его, сам стал ждать там, на лавку усевшись да руки на коленях сцепив напряженно.
Вскоре привели Оттара, да спутника его в плащ закутанного. Оба головы склонили почтительно перед конунгом.
- Дня доброго, пришельцы незваные, - хмуро конунг рек. - Ну и кто же из вас Рагнар-то будет, с кем разговор вести о смерти моего херсира?
- Со мной, владыка, - ответствовал воин. - Друга моего языка лишили палачи жестокие, с ним никто уже поговорить не сможет.
- Вот как... - еще больше помрачнел конунг. Встал с лавки, подбоченился, вперил взгляд в говорившего. - Так чего же ты мне нового скажешь? Думаешь, я не знаю, как умер Свен? Докладывались мне уже воины, кому бежать удалось живыми - в поединке пал друг мой верный, за главного мною там оставленный.
- То верно, что в поединке, - кивнул Оттар. - Но с кем тот поединок был, сказывали тебе?
- Не сказывали, - покачал конунг головой.
"Еще бы, иначе бы струги твои не на Руян поплыли".
Такая мысль мелькнула в голове Рваного, но сказал он иное:
- И кто ругов привел к усадьбе твоей, о бедственном положении защитников зная, тоже, конунг, никто не сказал тебе?
- Руги - народ вольный да разбойный, - отчеканил Эйрик. - Или ты в том убедить меня хочешь, что ими кто-то со стороны командовал? И не надейся, что я поверю, коли доказать не сможешь.
- И все же, до наглости такой обычно не доходят они.
Уверенно воин произнес, вперед подавшись.
- Чтобы так глубоко забраться в земли чужие, да еще на кораблях, нужно проводников держать знающих, да уверенными быть, что никто тебя не остановит ни сейчас, ни на обратном пути, с добычей-то.

[Хелькэ >>>]

(и-и-и... продолжение следует!)

Озадачился Эйрик.
- Пожалуй, что и так... мыслишь здраво. Так что же? - не томи! Кто же так зуб на меня точил, что на такую дрянь отважился - чужими руками жар загрести, да заодно и в крови их омыть по локоть?
Помолчал немного гость, обменялся взглядом со спутником немым, а после так сказал:
- Ты ведь, конунг, и этими словами располагая, можешь ответ найти - коварный то человек был, подлый безмерно - сумев и ругов натравить разбойных, и месть твою по следу ложному направить, к вящей своей выгоде. А выгода в том была, что не осталось свейских воинов в Вингульмерке.
- Вингульмерке... - напрягся конунг. Мысль смутная, неясная пока, блуждала в уме, точно хвостом заметая след... а чтобы ухватить за хвост, кажется, только руку и надо протянуть, вперед потянуться, да покрепче ее, чтоб не ускользнула окаянная... - Уж не о Хареке ли сказать пытаешься?
Искривились губы Оттара, словно в улыбке, да только в сердце как иглой кольнуло - ежели не переубедить свея, так не ровен час войной в Ранрики он придет, а тогда получиться, что на своих же братьев-христиан он ворога натравил! Нет, не бывать этому!
- Владыка, слухи ходили, что большая неприязнь есть между тобой и Хареком, - вздохнув, молвил Рваный. - Но то - не он привел рать разбойную под стены Гиллисберга. Харек Волк слово свое чтит более других вождей в Норвегии, а меж вами мир. Да и выгоды ему мало за Вингульмерк воевать. К тому же, фиорды и острова, через которые, несомненно, руги плыли - не ему принадлежат.
Немой тут промычал что-то, и в глазах его лютая злоба сверкнула.
- Да так, - одобрительно по плечу хлопнул спутника Рваный. - Имя врагу твоему - Харальд Косматый, славный конунг.
- Мальчишка?! - полыхнула ярость в глазах Эйрика.
И тут же угасла, сменившись ледяным холодом. Ведь не такой уж он и мальчишка, Харальд этот... а если ума ему или, быть может, советникам его не занимать, вполне мог придумать и такое.
- Ты не ошибаешься ли...?
- Покажи ему, - только и бросил Оттар, а спутник его плащ распахнул, изувеченную руку являя. - Его зовут Трюггве, раньше он был жрецом Одина и советником кюны Рагхильды, женщины коварной и жестокосердной, ныне правящей всеми землями конунга Харальда, своего сына. Именно она задумала вопреки всем законам чести и традициям древним, ругов на твое владение натравить.
Жрец в подтверждение вновь замычал.
- А Трюггве против бесчестья этого был, потому и учинили с ним такое злодейство. Только чудом уцелеть жрецу удалось!
- Это он тебе рассказал уже после того, как у него язык отрезали? - скривился конунг. Это злость проснулась, голову подняла... и все равно, поверил он людям этим, хоть и странен, неожидан был их рассказ.
Помолчал он, потом такой вопрос задал:
- Ты мне это для чего донести решил? На награду заришься али еще какие цели преследуешь?
- Справедливости ищу! - Воскликнул Оттар, и искренне его слова прозвучали. Действительно, изыскивал он способа с Рагхильдой коварной счеты свести, только не за Свена, а за казнь Эйнара поквитаться желал. - А что же до Трюггве - так есть умельцы-охотники, что по губам читать могут. Пришлось, правда, жрецу почтенному пришлось бороду сбрить для того. А не веришь мне - позови своих следопытов, пусть они рассказ служителя Асов тебе передадут.
- Знаю, знаю про таких людей... - махнул рукой владыка свейский. - И у самого есть при дворе, только что толку их звать. Небось товарищ твой рассказ этот повторит. Впрочем, - помолчал он, добавляя напряженности тишине повисшей, - я верю тебе. Награду получишь - оба получите. Правда, она такая... за нее воздавать надо. Как и за обиду. Как и за коварство и ложь.
- Благодарю, владыка, - склонил голову Оттар.
"Неужели, действительно получилось? Так просто? Один язычник раздавит другого! Кто бы из них не победил - победим мы!"
- Если позволишь, я бы хотел быть в твоей дружине, когда она выступит к Сарасбергу. Я знаю там тайные тропы и видел укрепления - так уж вышло, что раньше я служил Харальду... пока он не стал нарушать заветы богов!
- Какие заветы? Только их нарушение Харальдом тебя на предательство толкнуло, признайся? - Эйрик в лице изменился, вновь подозрительным стал. - Как я отношусь к предателям, это во всей Уппсале знают... пусть ты добро мне сделал, а двуличности - не терплю. Чем докажешь, что не слуга больше Харальду?
- Если потребуется - я сам мать его убью, - процедил воин. - А как еще доказать тебе искренность свою - не знаю. Коли желаешь - испытай меня, конунг, как сочтешь нужным.
- Испытаю, - кивнул он, - когда придумаю способ. А покуда же оставайся, зла причинить вы вдвоем все равно не сможете здесь никому.
- Благодарю тебя, владыка.
Оттар поклонился, и вышел, с собою жреца забрав. Все вышло, как Асмунд сказал - теперь только дождаться следовало, когда Эйрик войско соберет, чтобы в земли Харальда нагрянуть. Хитрый план сын Альхейма удумал, и не со всем согласен был Рваный, вот только другой возможности отомстить Рагхильде он не видел, кроме как чужими руками. И хорошо будет, если действительно, именно он жизнь ведьмы агдирской оборвет.