OBB* - Недалеко от Истины и Блюза, Одна гангстерская история

[Тео >>>]

(Monsieur Le Chiffre и Joseph)

По законам дешевого (или не очень) гангстерского фильма, которые быстро наводнили страну и стали непреходящей классикой на все времена – вот она, мечта о красивой жизни и якобы героической смерти, преследовавшая наших предков с момента, когда Адам нацепил на себя фиговый листок и решил, что он не подходит по цвету к костюму! - в этот момент лежащему на спине мужчине положено было изящным и абсолютно нереалистичным движением выхватить из ниоткуда «бульдог», а то и целый Томми, и с торжествующей улыбкой навести его на неосторожно подкравшегося китайца. Но господин, лежащий ничком, был только наполовину представителем славной профессии, о которой снято было (и будет) великое множество метров целлулоидных лапши,- а уж американцем был даже меньше, чем коньяку положено протомиться в бочке, чтобы производитель мог поставить ему первую маркировку выдержки*; поэтому он просто открыл глаза, и, несколько раз облизнув губы, чтобы вернуть подвижность пересохшему рту, проговорил:
- Надеюсь, в вашем представлении меня не обнимал старик Спарки?*
Улыбка, сопровождавшая эти слова, не таила ни той брезгливости, с которой приезжий обращался со своими многочисленными провожатыми, ни раздражения, адресованного прочим представителям рода человеческого; пожалуй, в ней можно было разглядеть толику того недовольства, какое испытывает разбуженный, вот уже вторую неделю тщетно пытающийся заснуть и внезапно изыскавший для себя такую возможность. Но даже это вполне понятное чувство почти совершенно исчезло, когда мужчина пошевелился и сел, крупно моргая, стряхивая с себя остатки видений – а затем и вовсе поднялся, одергивая пиджак и теперь уже действительно поправляя широким узлом завязанный галстук.
- У вас очень удобная кровать, Тенгфей,- произнес он вместо извинений.
- Можете отдыхать столько, сколько хотите. Мне надо извиниться, что не встретил вас лично.
На английском Тенг говорил в совершенстве. Лишь порой произношение отдельных букв получалось вязким, рассчитанным на острый слух, но это скорее было особенностью голоса, нежели артикуляции.


------
*первая отметка о выдержке коньяка (V.S. (Very Special), Selection, de Luxe, Trois Etoiles ) – составляет 2 года
*старик Спарки (старик Искорка) – жаргонное название электрического стула

[Joseph >>>]

вместе с Monsieur Le Chiffre

… И вот они встретились. Гуань Ди и Чжун Куй. Бог войны и повелитель демонов...
Так уж было заведено, что чужие традиции в китайском исполнении наделены многочисленными особенностями, поэтому, когда Тенгфей протянул руку – длинные худые пальцы были хронически обожжены, потому как он все не мог избавиться от привычки переворачивать маленькую лампу-коптилку голыми ладонями, - его друг должен был быть готов к тому, что китаец еще некоторое время не закончит рукопожатие, раскачает, добродушно похлопает по кисти. И все это будет выглядеть так, словно прикосновение – некий ритуал, подкрепляющий их взаимоотношения, доверительность и внимание.
Рукопожатие - se serrer la main – во Франции тоже традиционно отличается от принятого по всему миру. Северные соседи, потомки светловолосых воинов, подошли к этому со всей суровостью, тогда как их легкомысленные и рыцарственные кузены могли заменить руку локтем или мизинцем, а то и вовсе расцеловать близкого или же просто понравившегося им человека, за что и снискали свою романтичную славу. Вплоть до пятнадцатого века поцелуй был самым распространенным видом приветствия и благодарности там, где звучал le français*, пережив и католический аскетизм и даже черную смерть. И только перед одним он отступил: иссушающая, выхолащивающая, как сифилис, и идущая с ним рука об руку цивилизация – порождение заводчиков овец и потребителей дешевого порто.
Гость Тенгфея был англичанином еще менее, чем американцем, хотя хамелеонова шкура, исправно носимая в течение последних лет, вынудила его усвоить часть чуждых обычаев. И все же его рукопожатие отличалось гораздо меньшей основательностью, чем можно было ожидать – и легко, словно мазок краски в большом полотне, влилось в долгое, по-азиатски значащее, по-дружески испытующее прикосновение ладони китайца.
- Присвоение вашей кровати – простительный грех,- мужчина сопроводил свои слова улыбкой, быть может, немного еще напряженной, но вполне искренней.- Но присвоение вашего времени – не та разновидность вины, которую я отпущу себе с легким сердцем. Ваше время, я полагаю, довольно дорого,- он коротко кивнул, не подозревая, насколько близок в этот момент к печальной истине.

------
*le français – французский язык

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Что-то изменилось в лице Тенга, но что – разобрать не смог бы, пожалуй, ни буддийский монах, опоясанный бумажными лентами сутр, ни бесхребетный настойчивый верзила - если вдруг таковой найдется, чтобы выбить из китайца дурь, – вооруженный до зубов и позабывший омерту*. Тенгфей отвел взгляд, словно сдвигал в сторону большой чан с грязным бельем – туда не следовало заглядывать ни при каких обстоятельствах.
- Жан, когда я беседую с вами, время тянется так медленно, что порой кажется и вовсе – остановилось, – улыбка получилась бледной, блик от застывшего в углу абажура – не больше. – Поэтому если вы согласитесь остаться в моем доме на одну ночь, кто знает, возможно, мы проживем лет на сто больше. К тому же я все еще рассчитываю обыграть вас в шахматы.
Точно такой же игрой света, правда, куда более явной, могла показаться случайному зрителю тень, пронесшаяся по лицу гостя при упоминании своего имени. Сам он не слышал его так давно, как если бы тот, кого нарекли в честь любимого и самого юного ученика Христова, действительно, упокоился на глубине двух метров под землей в далеком северном городе возле озера Мичиган. В каком-то смысле так оно и было, потому что Жан Дюран – мальчик, впоследствии юноша, а еще нескольким позднее – весьма двусмысленно зарекомендовавшая себя личность, действительно, остался лежать на туманных берегах южной Канады, вместе с бесчисленными призраками и хвостами, тянувшимися из старых замков и новых алхимических орденов красавицы Европы. Хвостам этим мог бы позавидовать и китайский дракон… вот только магической способностью изрыгать огонь, поражая бесчисленные полчища врагов, или же менять обличия, превращаясь в прекрасных дев, старцев и тонких юношей, теперешний гость Тенгфея не обладал.
Хотя… это как разобраться. Внезапное появление в этом городе, в Китайском квартале, в этом доме отчасти было свидетельством не совсем уж полной беспомощности посетителя в этих вещах. И, как знать, не обретет ли он еще каких-то тайных умений, приобщившись к тому, во что Тенг намеревался его посвятить.
- Надеюсь, что мы проживем эти сто лет, а не состаримся на них,- он закинул голову, отбрасывая вновь упавшие на лоб волосы.- И очень надеюсь, что за эти сто лет мне удастся получить хотя бы одну чашку кофе. При всем уважении, пойло, которое именовали этим словом в дороге, могут пить только американцы.

----------
*omertà — «кодекс чести» мафии

[Joseph >>>]

вместе с Monsieur Le Chiffre

Молодой китаец заливисто, точно пенистая, веселая речка Миньцзян, рассмеялся, хлопнул в ладоши – он удивлялся только своей невнимательности, - а потом, желая выправить положение, развернулся к двери. Но что-то пошло не так.
Холодный коридорный свет, белый и скорбный, сгущался на пороге, заворачивая царящие ароматы трав в зловонный фетор протухших яиц. Каким образом обычное млечное облако, поднявшееся с кухни, искажало цвета и запахи, хозяин дома, который вне всяких сомнений был единственным его свидетелем, не знал. Только догадывался.
Он вытянул руку и нащупал стену, как будто на одно мгновение – совсем секунду! – усомнился в дальнейшей способности стоять на ногах. Весь этот миг, незаметный стороннему наблюдателю, Тенгфей разглядывал в проеме то ли собственную тень, то ли злодея в черном цилиндре, безучастно смотрящего прямо на него. Конечно, поверить в демона, с чьего молчаливого одобрения умирают люди, было куда проще, чем в то, что медленно, но настойчиво приходит твой конец.
Когда приступ прошел, оставив во рту паточный вкус меди, Тенг – не говоря ни слова – вышел из комнаты: он ни на минуту не забывал о чашке кофе.
Когда хозяин дома развернулся, Дюран – здесь он мог себе позволить быть Жаном Дюраном, по крайней мере, пока – на мгновение почувствовал себя подброшенным в воздух и не пойманным. Тонкости восточного гостеприимства продолжали оставаться для него тайной за семью печатями, и то, что Тенг самолично теперь отправился куда-то (несомненно, за кофе) вызвало острое желание послать вожделенный еще мгновенье назад напиток к чертям. Но поступить так (он не столько понимал это, сколько ощущал - кожей, загривком, пульсирующей жилкой на виске) значило отнять у молодого друга что-то для него важное и личное, показать тому, что забота, проявленная с такой готовностью и таким самопожертвованием, никому не нужна.
И все же… эти проклятые тонкости и церемонии скребли его изнутри сотней невидимых коготков. Сейчас, здесь, он не имеет права указывать Тенгу, что и как тому делать, хотя бы из-за того, что может уронить того в глазах слуг. Дармоеды! Набит полон дом улыбающегося народа, а никто даже не удосужился поинтересоваться такой безделкой, как чашка кофе!

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Совместно с Joseph

Висок запульсировал сильней, и по веку, словно по глади вод, растревоженных брошенным камнем, пробежала первая волна судороги. Пальцы привычно легли поверх, оттягивая уголок глаза, как будто гостю пришла странная фантазия уподобиться жителям Поднебесной,- по крайней мере, на одну сторону. Одновременно он извлек из кармана чистый платок и, рывком расправив его, отер повлажневшее веко. Да, кофе был бы теперь в самый раз. А еще лучше… Нет, этого он не станет просить, по крайней мере не сейчас. А то этот новоявленный «крестный отец», чего доброго, лично сорвется в наркопритоны Колумбии.
Мужчина вернулся к кровати, и, усевшись на примятое покрывало, дал себе слово дождаться. Он гость.
И он дождался. Тенгфей пришел спустя несколько минут: внес поднос с двумя чашками и плетеную из тростника вазу, переполненную сладостями; на фарфоровых стенках сосудов под патиной коридорного света - он тут же исчез, стоило прикрыть дверь, - затаились изображения персиков, лотосов, пионов и ветвей ив. Хотя в будничные дни этого человека очень редко можно было застать за приготовлением даже чая, с чапань* молодой китаец обращался невероятно ловко. Сам он уже забыл - или делал вид, что забыл, - время, когда в родном Шанхае, будучи еще ребенком, приходилось трудиться среди остальных сыновей Дракона* под высокие речи учителей о кэ цзи*, духовном возмужании, очеловечивании себя, прислуживать жирным боровам, заботиться об их безопасности и сне. Но руки помнили и невольно выставляли чашки таким образом, чтобы любой наблюдающий исключил мысли о недовольстве и плохом воспитании, проникся симпатией к «слуге», почувствовал свое преобладание и господство. Однако даже если с возрастом в движениях китайца появилось что-то еще: предостережение о тигре, что прячется под шкурой благонравного поведения – то с европейским другом вновь было все иначе.
- Завтра я сам отвезу вас в новый дом.
Настаивая на отдыхе и проведении небольшой трапезы прямо на кровати, xinаshеng* Тенгфей занялся разливкой по пиалам крем-супа из свиной рульки; его только что внесла уже знакомая гостю молодая китаянка. В отличие от своего господина, который был занят и не мог видеть, а если бы увидел, забил бы взглядом до смерти, девчушка смотрела на незнакомца исподлобья и с явным недружелюбием.

------
*чапань – китайский поднос
*сыновья Дракона - сыновья и дочери Дракона – с Х века так называли проституток, работающих во благо нации – считалось, что исцеляют бесплодие. Позже названии стали использовать для обозначения этой профессии
*кэ цзи – понятие в китайской философии о «превозмогании себя»
*xinаshеng – господин, вышестоящий у китайцев

[Joseph >>>]

автор Monsieur Le Chiffre

Казалось, господин в модном галстуке не заметил, что, кроме них, в комнате появился кто-то еще: проигнорировав сверкающие теплой еще карамелью и сахарным кляром лакомства, вид которых заставил бы любую школьницу облизываться от удовольствия, а у него вызывал неприятные и непроизвольные сокращенья желудка, гость в возрастающим нетерпением ждал, пока его молодой друг закончит колдовать над подносом. Прикосновение к шероховатой поверхности вызвало у него дрожь, а кончики пальцев заставило затрепетать от горячей боли,- но все же таинственный знакомец Тенгфея не отступился от своего намерения и взял-таки в руки полную темной жидкости, хитро украшенную чашечку. Конечно же, удовольствию, получаемому от кофе, трудно было сравниться с тем, которое поднималось в нем при одном только взгляде на белый, искристый как снег порошок, выложенный аккуратными дорожками – но оно было одним из немногих, что еще оставались доступны; лоскут бархата в ворохе серой, пахнущей пылью и мышиным пометом ветоши, порыв теплого ветра с Монмартра, украшенного, словно безе, сверкающим куполом Сакре-Кёр*.
Первый глоток был обжигающим, как первый сон, когда мальчик становится юношей,- или тот первый вдох, обволакивающий ноздри серебряной пудрой наркотика; Дюран даже закрыл глаза, сосредоточившись на этом сказочном ощущении. Но вкус и аромат растаяли в горле, вынуждая его сделать второй глоток, а потом третий…
… и отшатнуться, с растущим омерзением чувствуя, как в мир гармонии и тепла вторгается неуместный, убийственный, тошнотворный, разрушающий все и вся запах свинины.
Пожалуй, зловоние разложившегося трупа или формальдегида – вечного спутника анатомических театров и моргов – в этот момент показалось бы гостю Тенгфея менее отвратительным. Дюран поперхнулся, плюнув струйкой кофе, забрызгивая и чашку и воротник рубашки – и торопливо, ища, куда бы поставить затанцевавший в руке сосуд, почти швырнул его на поднос. Стиснутые зубы помогли ему удержать следующий позыв – и, тяжело дыша, мужчина упал на кровать, зарываясь лицом в покрывало.

------
*Basilique du Sacré Cœur – базилика в византийском стиле, выстроенная в конце XIX –начале ХХ века в самой высокой точке Парижа.

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Совместно с Joseph

Молодой хозяин дома не растерялся: деликатно, но в то же время, позволяя себе проявить вольности больше принятой, приблизился и положил руки мужчине на плечи. От шелковой ткани наглухо запахнутого халата пахло цветением гибискуса, смешавшегося с букетом благоухающего каркаде, и Тенг, как если бы его затолкали в анкерок на чайном клипере и заставили дышать кипящей мятой с огромным количеством сахара, поморщился, одернул ладонь – наверное, поругал себя за грубую ошибку. Черные глаза – точно два камня-мориона – теперь смотрели на стену, где висел поблекший плакат, рекламирующий сигаретную марку «Lucky Strike» с яркой надписью на весь лист «Ok, Miss America! We thank you for your patronage» - единственная неуместная деталь в этой квартире, вылизанной китайскими традициями; деталь, которая никогда не давала Тенгфею забыть, в какой стране он находится.
Китаец чуть одернул удушливо стягивающую ткань собственной одежды – вероятно, все эти знакомые с детства запахи, провинившись, стали в одно мгновение ему ненавистны. Поддельные запахи. Потому что Тенг хорошо помнил, как пахнет настоящая мокрая от дождя ягода, что росла на лоскутных полях Дончуань или та же свиная, теперь забытая всеми, похлебка – ее мать готовила с тмином и шафраном, - чей истинный вкус повторить уже не возможно.
- Ná. Shì xīn de kāfēi.* - велел китаец притихшей в дверях прислуге. Говорил он сухо, считая ее неторопливость резким основанием для раздражения. Это был один из редких случаев, когда Тенгфей высказывался на родном языке в присутствии друга, поэтому этот факт подкидывал в голос изрядную долю перца. - Bìng zhǔnbèi chē. Wǒ zìjǐ qù*.
Когда девочка выбежала из комнаты вместе с горячим супом, Тенг сел на край кровати. Он тепло улыбался.
- Если не захотите поспать, сейчас же поедем в ресторан. Уверен, там окажется что-нибудь по вкусу.
- Благодарю.
… Выражение poker face* придумали не такие уж глупые люди. Можно стоять перед захлебывающимся от ярости отцом, кричащим тебе в лицо, что ты – ублюдок, замаравший честь почтенной фамилии. Можно выслушивать слова сочувствия (более или менее поддельные), глядя на наштукатуренную, как шлюха, жену, лежащую в гробу в провинциальном морге, обложенном венками из фальшивых цветов. Можно лежать на кровати у друга, понимая, что ты чуть не заблевал его спальню, потому что пошел второй месяц, как ты отказался от кокаина. И после всего этого можно выпрямиться и, невозмутимо глядя в лицо, произнести:
- Благодарю.

------
*Ná…– (кит.) убери. Принеси новую чашку кофе
*Bìng… - (кит.) и скажи приготовить машину. Я поведу сам
*poker face – «хорошая мина при плохой игре», иначе говоря, невозмутимое лицо.

[lana_estel >>>]

(Плод совместного труда Джозефа и Monsieur Le Chiffre)

Дюран сел на постели именно с таким выражением. Ослабил узел, а после и вовсе снял испорченный галстук и принялся методически скатывать его вокруг пальцев. Убрал в карман (убрал бы в мусорное ведро, да в обозримом пространстве не наблюдалось). Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и внезапно понял, за что бы продал душу. Прямо сейчас, без обиняков. Нормандская клубника с шампанским. Боже, кто только выдумал эту пытку – зиму – и маленькие провинциальные города? Как эти люди не сходят с ума, существуя в приторном смраде своих благовоний?
- Свежий воздух,- стараясь подавить мысли о том, что где-то за пределами этих стен есть места, не воняющие приторными цветами и свининой, сглатывая тошноту, проговорил мужчина. По его виску, по напряженно пульсирующей жилке, текла капелька пота.- Не думал, что скажу это, но… глоток воздуха – единственное, в чем мы оба нуждаемся, друг мой.
- Поехали!
Слова гостя снова не нарочно заставили хозяина дома улыбаться, и теперь Тенг был похож на того китайского парня, что два года назад в канадском городе, - он накурил опиумом соучастников вечера так, что те не могли вставать и ходить по комнате без посторонней помощи, - пообещал, что никто никогда не помешает ему добраться до воли, птице, что взаперти, даже если клетка неожиданным образом станет золотой. На самом деле - всего лишь слова из народной шанхайской песни, но в тот день это мало кого волновало.

[Joseph >>>]

Вместе с Monsieur Le Chiffre

И сейчас xinаshеng Тенгфей, заработав вместе с репутацией огромное количество обязанностей и недоброжелателей в качестве вознаграждения, с удовольствием бы оставил китайский квартал и вместе с другом, без сопровождения и любопытных ушей, отправился куда-нибудь подальше. Будничный распорядок дня травил его желания и перекрывал дыхание возможностям, и вот теперь только что прибывший гость, за уют которого Тенг многое бы отдал, стал частью этого самого распорядка.
- Только дайте мне одну минуту – надо переодеться.
Когда он вышел, молодая прислуга принесла европейцу обыкновенную чистую классическую рубашку, что-то шикнула на родном языке и вышла, хлопнув дверью.
… Рубашки, пожалуй, были единственным, в чем Жан Дюран признавал безоговорочное и полнейшее преимущество китайцев перед всеми остальными народами – а, судя по популярности китайских прачечных, расплодившихся по всем крупным городам мира, не он один. Правда, их громкую славу слегка замарывали торговля наркотиками и участие в знаменитых триадах – но все это мало заботило сейчас человека, неторопливо раздевавшегося в темной спальне на втором этаже.
Собственная рубашка, обезображенная коричневатыми пятнами, полетела на пол; запонки с глухим стуком упали на ковер. Хрустящая словно снег ткань на мгновение вздулась парусом, и прильнула к телу, вогнав в позвоночник еще одну холодную иглу наслаждения. Не так уж плохо. Не так уж плохо спустя всего месяц.
Тенгфей, твой должник.
… Он как раз успел застегнуть жилет, когда на пороге со сладкой улыбкой и полупоклоном возник давишний коротышка. Под его неусыпно любящим взором гость завершил свое облачение и спустился вниз, к ожидающей машине. Вдохнул порыв ветра, попытавшийся сдернуть с головы шляпу, покосился на солнце, как по заказу, укрывшееся на набежавшее облако – и вновь подошел к переливающейся чистыми стеклами и вишневым лаком машине, дверца которой раскрылась перед ним на этот раз безо всякого напоминания. Да, все не так плохо.

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Ресторан "Stradivari",
Tight Springs, штат Арканзас,
5 февраля 1930 год, 12:00

Совместно с Joseph

Точно сошедшие с карикатур гонконгских маньхуа* - не хватало придать выездной дороге в город чёрно-белого исполнения и забрызгать алыми пятнами крови, - двое мужчин в костюмах занимали просторный салон новенького "де сото", который был презентован Тенгу лично одним из родственников Уолтера Крайслера. Ну как презентован – китаец собрал на махинатора значительный компромат, а когда вдруг нашелся покупатель, стало ясно, что бутылочка коньяка Леро из богемского стекла, чистейшего хрусталя Pate de verre* - не последний сделанный подарок.
Сам Тенгфей, сменивший национальный наряд на рубашку и брюки, все равно был похож на столетний спирт – утонченный и неизменно требующий особого почтения. Хотя глядя в отражение, - в «город» он одевался исключительно скромно, чтобы не дразнить «западных варваров», пусть и бессовестно пользовался их гостеприимством, - китаец так и хотел поскорее облачиться в пао*, на ярко-красном фоне которого распускаются солнечные пионы.
Но стоило собрать волосы в хвост, наклеить тонкие полосы усов, надеть шляпу и сесть за руль, Тенг начинал напевать мелодию «Makin' Whoopee»*, будто это должно было вышибить из него остатки национального духа. В такие минуты поддельность эдакой оболочки американца, если не смотреть в узко-разрезанные глаза - в них томился непокорный азиатский огонь, - распознать не мог никто.
По дороге, что была не долгой, объезжая шумные улицы пустыми проулками, китаец рассказывал своему европейскому другу о наличии и количестве господствующих кланов, полиции, делающей вид, что пребывает в глубоком сне; говорил он до тех пор, пока автомобиль не подъехал к высокому зданию ресторана и их не встретил улыбчивый администратор.
… Гость слушал почти не перебивая, и даже, кажется, не шевелясь, утонув подбородком в длинных пальцах – разве что красные как обрывки маковых лепестков губы иногда сжимались в faire la moue*, не то от услышанного, не то от продолжающихся приступов тошноты. Только когда рассказ подошел к своему логическому завершению, мсье пошевелился, поднимая лицо и переведя на друга темные непроницаемые глаза. Но распахнувшаяся дверь авто и улыбка, вплывшая в салон в лучах солнечного света, заставили спутника Тенгфея отложить появившиеся вопросы.

------
*mànhuà — китайские комиксы; гонконгские маньхуа обычно рисуются со сценами драк и наличием мафии
*Pate de verre – "тесто из стекла" - техника плавления стекла
*pao - разновидность китайского халата
*«Makin' Whoopee» - «Устраивая свадебную пирушку» - песня из музыкальной комедии «Whoopee», впервые исполненная Эдди Кантором
*faire la moue - губы «уточкой», выражение недовольства.

[Joseph >>>]

Вместе с Monsieur Le Chiffre

Администратор, бельгиец по происхождению, один из тех, что населяли «фламандский ромб», учтиво проводил гостей в атриумный вестибюль, усадил за самый дальний столик, покрытый белоснежной скатертью, назвал Тенгфея господином Тенгфеем – он явно рассчитывал на чаевые, - то ли намекал, что кто-то должен заметить лишения, которыми испытывал его город, то ли полагал, что китаец чувствителен к лести.
Тенг же, искренне расположенный к здешним «маленьким» людям, - он знал почти всех официантов по имени, но относился к ним скорее как к кудахчущим куропаткам, несущим яйца в нужное время в нужном месте, - молча, кивал. Ему хотелось остаться с другом наедине в прохладном углу, оформленном буро-коричневым деревом, потемневшими средневековыми щитами и картинами художников-маринистов. И когда garçon* принес бокал с горячим напитком, сваренным из зерен самой темной обжарки, лицо китайца, освещенное приглушенным мерцанием свечи, удовлетворенно улыбнулось: все это время он думал о той злополучной чашке кофе.
Бельгийский акцент, увековеченный известной писательницей уже в не менее чем десятке рассказов о кругленьком детективе, еще не окончательно выветрился с языка метрдотеля; однако, на сей рай спутник Тенгфея не позволил себе выразить неудовольствие так же явно, как на вокзале. Правда, причиной тому была вовсе не радость от встрече с почти-соотечественником (люди, хотя бы немного знакомые с тонкостями взаимоотношений между этими двумя странами, охотно бы подтвердили, что назвать их так значило бы глубоко оскорбить обоих), а снисходительная улыбка, адресованная молодому товарищу, решившемуся на жертву, чтобы привести его в «настоящий» европейский ресторан. Поэтому мужчина дождался, пока спина официанта с почтительной неторопливостью отходящего от их столика, очутилась на достаточном расстоянии,- и уже тогда задал вопрос, прямота которого показывала и всю благодарность и всю готовность содействовать интересам своего молодого друга.
- Весьма познавательная и полезная лекция о местных нравах и положении дел, уважаемый Тенгфей… но какое же место во всем этом карточном домике вы отводите мне?

------
*garçon - (фр.) - мальчик - официант или посыльный во Франции

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Совместно с Joseph

Если корыстность, раболепие и продажность считались в этом городе сущностью азиатского характера, то Тенг всем своим внешним видом - его спокойный взгляд мог быть превзойден только изящной манерой потирать пальцем позолоченный ободок блюдца, - разрушал устоявшиеся стереотипы. Посадить его на траве между двумя треугольниками зеленого бамбука, так вылитый Цзяньчжэнь*! Тем не менее, глаза – точно бусины аллигатора – будут проникать в человека до тех пор, пока китаец сам не потеряет к нему интерес.
Некоторых людей молодой выходец из Шанхая считал нелогичными, тщеславными, живущими по соседству с собственной гордыней и три раза по дню питающимися своими же предрассудками; чтобы понять, как воевать с ними и - что еще более важно - приручать – пришлось научиться проявлять самообладание, почивая на кружале с порохом. Но даже тех, кого Тенг мог держать на коротком поводке, он никогда не подпускал ближе, чем на расстояние вытянутой руки. К своему европейскому уважаемому другу Тенгфей никогда не примерял ни намордников, ни шлеек и, пожалуй, только в его жизни мог оставить следы своего угасающего существования. Оставить – когда придет время.
А пока он, откинувшись на спинку стула, с вежливостью и откровенной дружеской нежностью разглядывал лицо собеседника – лик Гуань Ди, образа, который ни чуть не изменился с их первой встречи.
- В городе есть клуб, которому нужен хороший игрок в покер: от невинных ставок до настоящих пари. Человек, который будет следить за порядком на игровой арене, прощупывать азарт изнутри и не бояться типов с пистолетами, что при первой же возможности захотят отправить оппонентов на кладбище, – Тенг улыбнулся и развел ладони так, будто показывал начинку правды-матки. – А мне нужен свой человек, Жан, чтобы достать мед, не опрокинув улий.
Перламутровые ладони, как раковина, заключали в себе жемчужину правды. Или иллюзии правды: если смотреть слишком пристально, может рассеяться. Поэтому мсье Дюран предпочел опустить взгляд на зеркальную, мутноватую поверхность напитка, где, словно перламутр, переливались оседающие частицы кофе.
Маковые лепестки дрогнули над молочно-белым краем чашки. Выигранные мгновения, короткие удары пульса в висках.
- Shill*?- с ноткой презрения (было бы ради кого стараться в такой-то провинции) проговорил он, прежде чем сделать первый глоток. Кофе был из Бельгийского Конго, мягкий, чуть кисловатый, с послевкусием свежего хлеба. Как видно, у хозяина заведения хорошие связи.
- Вы знакомы с владельцами казино? Мне нужно знать больше, прежде чем…- он не договорил, делая еще глоток и проглатывая вместе с ним очевидную невозможность отказать Тенгу в подобной просьбе. В работе. В том, от чего даже сейчас у него дрогнули кончики пальцев. Снова играть, быть за столом, чувствовать запах только что вскрытой колоды. Согласие не было вопросом, дело было лишь в сумме, но едва ли китаец разбирался в этом достаточно хорошо, чтобы с ним прямо сейчас утрясти все до конца.

------
*Цзяньчжэнь - китайский монах - основатель учения тяньтай
*Shill – подсадной игрок, работающий на казино. Буквально – «зазывала», человек, провоцирующий своими действиями других игроков на ставки.

Сообщение отредактировал Monsieur Le Chiffre - 10-03-2012, 12:20

[Joseph >>>]

Совместно с Monsieur Le Chiffre

Возможно, Тенг догадывался о маятнике, который может разбудить его предложение, потому что он тут же положил ладонь на середину стола и указательным пальцем провел по скатерти, как если бы рисовал жирным красным карандашом цифры с бесконечными нулями, масти, карточные комбинации.
Потом его взгляд, эфирный, но в меру вызывающий, словно стая домашних голубей, выпорхнул из под ровных черных линий бровей – позвал официанта – и так же осторожно, скользя вдоль зала, вернулся к другу. Но заговорил китаец лишь тогда, когда table d'hote* лег перед Дюраном, а сам кельнер* оказался вне поля зрения.
- Я понимаю. Это опасные игры. Одни из тех, что соблазняют преступников и открывают перед ними перспективы знакомств с теплыми местами, вроде электрического стула или глубокой могилы. Но вы лучше любого другого человека понимаете ход «телячьих» мыслей, а хороших игроков в городе не так уж и много. Я знаю хозяев, - Тенгфей смотрел прямо в глаза. – И если бы не уверенность, что игра стоит свеч, я бы ни за что не стал знакомить вас с этими ублюдками. Овцы и волки ходят разными тропами, но рано или поздно им приходится сталкиваться.
Волки и овцы…
Кончики пальцев теперь держали чашечку так, будто на дне ее, скрытая под глянцевым осадком, написана была судьба. Оставалось только перевернуть ее, как карту, быстро, как это делают новички, или с неторопливой уверенностью, как поступают люди солидные, но он не стал делать даже этого. Последний круг завершился, осталось вскрыться. Свои карты он знал, оставалось посмотреть карты других.
- Эти люди – не ваши друзья, не так ли?- мужчина облизнул губы и снова сделал глоток, не отрывая взгляда от бледного, призрачного лица Тенгфея. Странный вопрос: как будто в их деле бывают друзья, а не просто партнеры. И не менее странный ответ: эти двое, сидящие напротив за столиком в «европейском» ресторане американской провинции, имели право задать друг другу и не такие вопросы.
Белая чашка с негромким звуком вернулась на блюдце. Двумя пальцами, словно снимая колоду, Дюран отодвинул на край глянцевитые листы prix fixe*, блюда на котором напоминали ему американскую демократию: равенство возможностей за одну, весьма скромную, плату, быстро и ненакладно для клиента, а уж какое удобство для повара!- и с улыбкой проговорил, складывая пальцы в замок:
- Волк в шкуре ягненка нужен вам или им?

------
*table d'hote - (фр.) комплексный набор блюд, предлагаемый на установленную сумму
*кельнер - (нем. стр.) официант
*prix fixe - то же, что table d'hôte

[Тео >>>]

(Тео, Joseph, Monsieur Le Chiffre)

- Мне, - признался Тенгфей.
Так просто – сходу, как будто отмечал свою заинтересованность в каких-то совершенно пустяковых делах, а вовсе не предлагал мсье Дюрану - другу, жизнью которого дорожил, вероятно, даже больше своей, - лакомый кусок вишневого десерта с порцией яда, которая или обречет на поражение или подарит огромную незабываемую победу.
Но Тенг был абсолютно спокоен – и не потому, что часто приходилось отгадывать, какую наживку следует нацепить на крючок, чтобы удовлетворить внимание самой крупной рыбины.
Даже если драгоценный случай будет упущен, он никогда не покажет вида, что огорчен – таким был молодой китаец, таким сделал его этот сидящий напротив человек, подарив однажды что-то гораздо большее, чем возможность провернуть удачное дельце.
- Жан, я бы все отдал за перерождение в каменный мост, чтобы тысячу лет стоять под дождем рядом с вами, поэтому ваш ответ…
Он не договорил. Развязный смех ворвался в уютное пространство зала за несколько секунд до того, как двери распахнулись перед прибывшими посетителями. Шум, издаваемый вошедшими, можно было сравнить с криками гуахаро*, множащих эхо по пещере, - и совершенно невероятно было представить, что всего трое человек могут быть настолько громкими. Судя по расторопности, с которой администратор забрал пальто у мужчины, тот был здесь частым гостем. С вальяжной уверенностью человек - меньше всего ему подходило обращение «господин», карамельной патокой истекшее с губ бельгийца, - прошествовал к столику, не дожидаясь своих глупо хихикающих и обменивающихся многозначительными взглядами спутниц.
На фоне столь яркого появления этой веселящейся компании, прибытие следующей гостьи осталось практически незамеченным. Молодая китаянка терпеливо дождалась, пока администратор обратит на нее внимание, и отдала ему куртку. Девушке, очевидно, не часто приходилось бывать в подобных заведениях, и ее движения, пусть и лишенные неловкой суетливости, выдавали смущение, охватившее ее. Желание быстрее стать незаметной тенью за выбранным столом сыграло с посетительницей злую шутку, когда она, подгоняемая собственными мыслями по узкому проходу, зацепила носком туфли ножку стула.
- Извините, - полный искреннего раскаяния тихий возглас сопровождал быстрый виноватый взгляд.


------
*гуахаро, разновидность козодоев – самая шумная птица. Гуахаро общаются между собой с помощью громких, резких криков

[Joseph >>>]

Совместно с Monsieur Le Chiffre

Если бы у Тенга в рукаве были припасены маски, выражение лица, с которым он смотрел в сторону нарушивших беседу звуков, можно было сравнить со слепком морды Хуньтунь*: длинношёрстой собаки с медвежьими лапами, что не видит, не слышит, но остро чует приближение гнилого человека - точно взболтанное содержимое испорченных куриных яиц. По традиционным поверьям в брюхе этого зверя нет ничего кроме прямой кишки - она пропускает насквозь неугодных, - и китаец с выжидающим и туго сдержанным раздражением, пристально разглядывал толстяка, не побоявшись назвать того вслух большой котлетой, которую можно есть до бесконечности.
Однако когда в картину вмешалась еще одна деталь: китаянка, так «вовремя» оказавшаяся в этом месте, - Тенгфей, который, вероятно, ее узнал, окончательно опустил плечи, скрыл лицо в ладонях и со вздохом покачал головой, будто впервые за всю жизнь упомянул подгадившее ему Божество.
Громогласное появление не прошло незамеченным и для Дюрана: его руки вытянулись вдоль стола, как у крупье, демонстрирующим отсутствие припрятанных карт или денег под манжетами; не говоря ни слова, мужчина откинулся на спинку дивана, опуская ресницы – ни дать, ни взять, пастырь, услышавший покаянное признание от забредшего в храм грешника. Немногим ранее он испытал бы раздражение от вторжения шумной компании в приглушенный разговор – но теперь физическое страдание, доставляемое ему голосами и криками, получило иную окраску. Теперь игра вступила в другую фазу, и каждый встречный мог завтра оказаться его противником за столом, а дать такому унюхать, как гончему псу, хотя бы лоскут своего гнева – роскошь, которую нельзя, невозможно себе позволить.

------
*Хуньтунь – мифологическое животное

[lana_estel >>>]

(авторы Joseph & Monsieur Le Chiffre)

Если китаец в глазах просвещенного в таких делах человека был сейчас похож на основателя «лотосовой школы», то его собеседник надел куда более простую и прозаическую маску, которая, как знать, не стала ли его «первым» лицом?
Впрочем, его молодой друг недолго оставался воплощением невозмутимости: руки, еще недавно державшие зерно истины, взлетели к лицу, изменившемуся – он понял это с внезапной остротой – со времени их первой встречи, как меняется молодое дерево, в корнях которого обосновался Червь-победитель*.
Француз, глаза которого были опущены, не успел уловить причины этой пугающей перемены – но, ощутив движение, он лицом к лицу столкнулся с ее последствиями.
- Что с вами, Тенгфей?- наклонившись и уже подняв руку, чтоб подозвать метрдотеля, проговорил Дюран.- Вы плохо себя чувствуете?
- Колесница на одном колесе, мой друг, - кротко отозвался молодой азиат.
Убранные через секунду ладони демонстрировали извиняющуюся улыбку, вернувшую себе внешнюю идилличность, словно он только что ополоснул лицо холодной водой и нашел в кадке с прозрачной гладью собственное отражение с так постыдно и скоротечно потерянным самообладанием.
Но на этом Тенг не остановился - настоял на своей неловкости, ведь он позволил другу испытать беспокойство, - и едва заметным движением руки коснулся плеча мсье Дюрана.
- Сегодня Дракон не благоволит, но не стоит забивать вашу и без того занятую голову моими личными заботами.

------
*"Червь-победитель" - стихотворение Эдгара По.

[Тео >>>]

(Joseph, Monsieur Le Chiffre )

Впрочем, если европеец и мог одним своим присутствием повлиять на Тенгфея, как если бы останавливал Хуанхэ*, выходящую из берегов, то шумные визитеры с той же минуты стали не больше, чем напоминанием о проходящем мимо стаде беломордых коров.
Отведя взгляд - при этом казалось, что китаец лишает неожиданных гостей удовольствия быть им замеченными, - Тенг обернулся на китаянку. Та уже заняла место у зарешеченного окна, и теперь сидела, закинув ногу на ногу – подол вязанного шерстяного платья сдвинулся вверх, обнажая острые колени, - с отстраненной улыбкой выслушивая рекомендации подоспевшего официанта относительно блюд, которые ей стоит непременно отведать.
«Колесница на одном колесе…»
Темные глаза продолжали смотреть на Тенгфея, словно их обладатель пытался пробраться сквозь многочисленные маски на лице сидящего напротив юноши. Все равно что читать карты, разложенные под рукой крупье на столе. Покривившийся рот, трепет ресниц, полуулыбки, дрожь в руках, когда открывается новая карта – комбинации мастей и значений, куда более однообразные, чем на зеленом столе.
«Колесница не поедет на одном колесе. Так и судьба не везет, пока человек сам не начнет помогать ей».*
Словно утомленный этой попыткой проникнуть в несказанное, Тенгфей шевельнулся. А потом и вовсе отвернулся от сидящего напротив человека, то ли разглядывая кого-то, то ли просто желая избежать навязчивого внимания. То ли перед ним был просто юноша, увидевший соотечественницу, которая привлекла его внимание потому что была молода.
Оттолкнув пустую чашку, Дюран позволил себе улыбнуться.
- Сдается мне, вашу колесницу влекут вперед довольно резвые лошади,- с долей лукавства заметил он, делая знак подскочившему официанту повторить кофе и добавить к заказу пепельницу.

------
*Хуанхэ - одна из двух Великих рек Китая
*"Колесница не поедет..." автор – Елена Блаватская

[Тот >>>]

(Joseph и Monsieur Le Chiffre)

Тенг склонил голову на бок - едва заметно, точно искал подходящий ракурс, - либо для того, чтобы вновь подарить другу бестревожный взгляд миндальных, с легкой горчинкой, глаз, либо, чтобы не выдать в себе неопытного гриндера*, находящегося все это время за покерным столом.
- Они бегут, потому что приходится думать о вещах, которых когда-нибудь не будет, - губы, натянутые медной проволокой, увлажнились. - Ведь даже деревья цветут в отведенное им время, Жан. Как думаете, если дерево решит выстоять, ветер прекратится?
- Я думаю, что это дерево выстоит вне зависимости от того, какова будет сила ветра,- Дюран запустил руку во внутренний карман пиджака, и, помедлив, извлек оттуда небольшой портсигар темного камня с единственным украшением – замком в виде двух колец, одного в другом, пересеченных горизонтальной линией. Пальцы скользнули по гладкой поверхности – так, будто внутри было скрыто от чужих глаз некое сокровище,- но, с неохотой прервав эту малопонятную ласку, собеседник Тенгфея откинул крышку и приподнял коробочку, вопросительно приподняв одну бровь.
Взгляд его между тем почти воровато скользнул на внутреннюю сторону крышки, где в специальный замок была вставлена небольшая, сильно уплощенная трубочка, серебряные отполированные бока которой отразили мир в искаженном и перевернутом виде. Незнакомый с привычками Дюрана человек принял бы ее за мундштук – но перед старым знакомцем (в очередной раз) не было нужды увиливать и притворяться.
- Тот, кто бежит, увеличивает расстояние, но не время,- проговорил он, помедлив и кусая губы, чтоб не была видна складка, образовавшаяся в углах при быстром взгляде на драгоценную безделушку.

------
*Grinder - игрок, который последовательно играет на протяжении нескольких часов с целью медленно и осторожно собрать крупную сумму

[Monsieur Le Chiffre >>>]

Совместно с Joseph

Вот оно – влияние Гуань Ди: обезоруживающее, развинчивающее мнимое равнодушие, призывающее к немедленному акту повиновения.
Как часто Тенг ловил мысль о том, что его дорогой друг с земель создательницы «маленьких штучек для уикенда» и благородных напитков на самом деле, - так гласили предания о божественном полководце, - был рожден из киноварно-красной крови дракона, откуда и получил умение их устрашать. И Тенгфей, наблюдая в этом человеке гораздо больше мудрости, чем во всех вместе взятых неряшливых китайцах Шанхая, и, продолжая в восхищении присваивать ему все новые и новые титулы, с душераздирающей печалью жалел, что никогда не сможет - спустя годы, в глубокой старости - облачив Дюрана в фиалковый ханьфу*, вместе с ним встретить закат, глядя с высоты Эмэйшань* на весь остальной беспечный мир.
Но все эти чувства пожелтели как осенний лист и скрылись под улыбкой, подобной подделке - дешевому светильнику, что подбрасывают слепому и нарекают солнцем.
- …fugerit invida аetas: carpe diem, quam minimum credula postero…* - отозвался китаец, смакуя каждое будто запретное для него французское вино. - Не идти вперед для меня - значит идти назад. Именно поэтому я все еще очень хочу услышать ваш ответ, каким бы он ни был.
Официант, поставивший на стол хрустальную пепельницу и застывший возле столика с зажигалкой, дал еще несколько секунд на размышление – но сейчас Дюран не нуждался в столь длительной форе, чтобы укрываться от друга за спиной наемного лакея. Жестом отпустив обслугу, он вытащил из портсигара одну длинную, тонкую палочку, распространившую слабый запах ванили. Вынул серебряную зажигалку и высек огонь – все так же бесстрастно, как если бы речь шла – почему-то ему внезапно так показалось – не о жизни и смерти Тенга, а, может быть, и его самого. На кончике сигареты появилось огненное пятно (как будто заглядываешь через замочную скважину в вулкан или горящий лес),- и, глубоко затянувшись, столь неотступно расспрашиваемый гость выпустил две струйки дыма из ноздрей.
Морж и плотник.

------
*hànfú – традиционное одеяние императоров
*Эмэйшань – одна из священных буддийских гор Китая
*fugerit invida... - время ж завистное мчится. Пользуйся нынешним днем, меньше всего веря грядущему.

[Тео >>>]

(Joseph, Monsieur Le Chiffre, и чуть-чуть Тео)

- Вы знаете мой ответ,- проговорил он сухо, даже, пожалуй, жестоко, с выражением, которое можно было бы назвать отстраненным, если бы не два лепестка огня, полыхающие в черных зрачках.- Вы знали его, когда позвали меня сюда. Но если вы все-таки хотите услышать его…- пальцы щелчком стряхнули в хрустальный цветок первую микроскопическую горку пепла; держа сигарету слегка на отлете, француз сквозь медленно разворачивающуюся дымную вуаль смотрел на собеседника, ощущая себя одновременно более близким и более далеким ему, чем когда бы то ни было. Завеса меж ними выходила прерывистой и нечеткой: пальцы его ощутимо дрожали. - Если дерево решит выстоять, ветер прекратится, Тенгфей. Когда-нибудь.
Тенг отвел глаза – возможно, впервые намеренно, ведь прямо сейчас, прямо здесь из рук выскальзывало то, благодаря чему он однажды приобрел ощущение собственной значимости.
В млечном табачном облаке, запах которого Тенгфей вдыхал только для того, чтобы развеять коварную пелену, - как будто это она только что стала причиной, нарушившей царящее умиротворение, - он искал укрытие, способное оправдать его не только в глазах друга, но и своих собственных.
… колючее «дымное зелье» застряло в глотке, и молодой китаец болезненно закашлял, точно уже с целую неделю находился взаперти дома, чей воздух наполняла свинцовая пыль.
С его неосторожного движения хрустальная пепельница упала на пол и разлетелась на крупные осколки. Потрясающая тишина, наступившая после того, как воздухе разнесся звон бьющейся посуды, через несколько кратких мгновений отступила, и зал постепенно снова наполнялся привычными звуками - недоговоренные фразы, застывшие в воздухе, оживали, вплетались в монотонный ресторанный гомон, мерно звякали столовые приборы...