Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Spectre28 >>>]

"В самом деле, где я беру этих блаженных? Что Рисса на боженьке свихнулась, что эта вот... просто с ума сошла. Эх, где же ты, Кат?"
Чтобы привести в разум вассалов, пришлось грохнуть кулаком по столу и нахмуриться. Хизер и бровью не повела, и это было нехорошо. Кто будет бояться синьора, которого не опасается даже вот эта пигалица?
- Забываетесь, - процедил он. - Хемпден, если вы хотите дуэль, я к вашим услугам. После того, как подпишете мировое соглашение и выплатите всё, до пенни. Я вас обоих больше не держу.
Дождавшись, когда спорщики выйдут и жестом выгнав другого вассала, поспешившего заскочить в кабинет, Дик потарабанил пальцами по столу. Он трезво понимал, что Хизер еще долго будет такой чудной и блаженной, что совладать с собой - сложная задача даже для сильных духом людей, но причуды Хи утомляли.
- Тебе нехорошо, Хизер? Голова болит? Да так, что мысли сами вырываются наружу?
- Нет, почему? - Хизер взглянула на него слегка удивлённо и с почти королевским - королевски-обиженным - достоинством. - Мысли никуда не вырываются, я их говорю. Потому что леди и должна давать здравые советы, когда речь заходит о вассалах, спорах и прочем. Прочем таком. Или неправду говорю?
"Пошлите мне кто-нибудь терпения".
Дик неопределенно пожал плечами, думая, как без занудства и помягче сообщить Хи, что нельзя советовать избавиться от жён, позволять себе ремарки о разрушительных качествах вассалов и пророчествовать прилюдно. Потому что всё это чревато для репутации, разума и жизни. Впрочем, засиживаться в особняке тоже не годилось. Где-то там в Гринстоуне ждали дела, так и не принятые у Дакра по королевской воле, и теперь для них в кои-веки нашлось время. Решать проблемы богопротивных тварей, по меткому описанию сэра Клода, было удобнее решать будучи полковником и командиром богопротивных эльфов.

[Leomhann >>>]

6 мая 1535 г. Лондон.

Двор короля Генриха Восьмого вполне можно было приравнять к пороховому складу, а королевскую спальню - к полю битвы, где любой неосторожный поступок мог стоить жизни. Тем, кто желал быть как можно ближе к королю, приходилось терпеть множество неудобств. Извне, из домов крестьян и джентри казалось, что жизнь при королевском дворе похожа на сказку, а на самом деле это была суровая служба, полная неудобств и бытовых неурядиц. В Хемптон-корте было всего тридцать лучших комнат. Их занимал король и члены его семьи, а также самые привилегированные и обласканные придворные. Кроме того, что это были самые просторные и светлые комнаты, в таких покоях были - о чудо! - собственные уборные. Всем остальным приходилось ютиться в маленьких комнатках безо всяких удобств. Для естественных человеческих потребностей был построен «Великий дом облегчения», и конечно же ароматы от этого помещения были мало приятными. Даже сейчас, когда майский ветерок уносил запахи прочь от садов, сменяя их на сладость цветущей сирени, тонкая нотка вони просачивалась, щекотала ноздри, заставляла хмуриться сквозь улыбку. Зато при дворе Генриха неприлично было быть неряхой и не следить за чистотой одежды и тела - король очень трепетно относился к гигиене и требовал от приближенных быть чистыми и благоуханными. А еще он очень любил женщин - именно поэтому Дик сегодня не взял с собой ни Хизер, поручив той позаботиться о припасах в дорогу, ни Эспаду, который обзавёл серьгой-крестом Йорков и зачем-то отращивал кудри. В конце концов, чего бояться при дворе самого богоспасаемого и богохранимого короля?
Дик одёрнул черный, шитый серебром колет, оправил цепь, высматривая монарха. Взгляд скользнул по пёстрой стайке дам - фрейлины оживленно обсуждали что-то, хихикая, упёрся в огромного Саффолка, нежно склонившегося к своей миниатюрной жене, миновал пажей. Король обнаружился у площадки для бадминтона. Его Величество оживленно размахивал ракеткой, во всё горло орал, подсказывая Брайену, как ударить, и выглядел настолько здоровым, что на враки, будто он гниёт заживо, хотелось плюнуть. Вздохнув пару раз и полюбовавшись тисами, Дик пристроился к толпе придворных лизоблюдов, громко восторгавшихся статями короля. И тихо, деликатно кашлянул.
- Cэр Ричард, ага! - Король развернулся на пятках, словно заправский танцор и одарил пространство рядом с Диком широкой улыбкой. Впрочем, одуловатое, нездоровой серости лицо тут же помрачнело, и он ткнул в сторону Дика ракеткой. - Как быстро вы справились с тем дельцем в Гринстоун. Думал, побольше займёт. А где же леди Хизер? Лишаете сестру королевских пирожных, недокармливаете? Впрочем...
Король взглянул на леди Бадб, потом поднял взгляд небесам, словно призывая в свидетели и её, и их тоже. Свита, следуя примеру, дружно уставилась на проплывавшие облачка, а Брайен, зазевавшись, даже уронил пушистый волан.
- Впрочем, у вас, Фицаланов, всех ба... женщин недокармливают. Та, другая сестра, помнится, тоже тоща. Хотя там и понятно - михаилит объедает, щетину вон нажрал. Но у вас-то в особняке? Нет, требуем предоставить леди пирожным. Откармливать леди - это вам не с ополчением этим серым Лондон оборонять. Вот за них хвалю, отменно послужили, не то, что все эти бездельники.
Злобные взгляды бездельников Дик чувствовал даже спиной, а король продолжал так, словно ему и дыхание переводить не требовалось.
- Странные они, конечно. Небось, шотландцы, все они такие, вот хотя бы на мужа леди Бадб посмотреть. Только почему это шотландцы серые и тощие? Повелеваю раскрасить и откормить так же, как леди Хизер, и через месяц - или полтора, но не больше двух - на парад и раздачу милостей. И чтобы все на волынках играли, надо показать, что нам милы любые подданные, даже такие. К слову, и вообще, а как сэр Ричард смотрит на то, чтобы пару разков на ближайшем турнире того? Мечом помахать? Это приказ, да-да, королеве полезно смотреть на бравых воинов, когда она вынашивает наследника, вот и леди Хизер заодно посмотрит, и другие леди тоже. И - главное.
Король поднял толстый палец и посерьёзнел. Наклонился ближе.

[Spectre28 >>>]

- Новым рыцарям, которых будем чествовать на пиру, это полезно вдвойне. Втройне. Вот, например, баронету, скажем, очень полезно, а то милорд Кромвель говорит, что он тыква. Конечно, не после любой тыквы монастыри исчезают, и в целом мы скорее довольны, но надо признать: эти новенькие баронеты... они такие не рыцарственные. Монастыри надо пропадать с изяществом и куртуазностью, а где их взять? Повелеваем к турниру научить баронета манерам, рыцарственности и владению всяким оружием, а то баронет ведь нынче де Манвиль, положение обязывает. К слову, он с прелестной Леттой поладил? Ох, эта проказница де Манвиль!.. С такой проказницей ему очень важно проявить себя. И вы, сэр Ричард, лично отвечаете, чтобы проявил. А то ведь и послы все будут, а тут такой рыцарь. Стыдоба на всю Испанию. И Францию и даже, прости, Господи, Мальту, потому что и оттуда обещались послать. Послы - они ведь посылаемые всеми человеки, ха-ха. Ой, ну не смейтесь, что ж я вам, шут? А, ещё же этот констебль, которого мы недавно осчастливили рыцарством! У него еще жена такая... недокормленная. Соммерс, как его? Сливелл? Клайвелл! Его тоже надо на турнир бы, запиши. А то негоже в спальнях его смотреть, даже после покушения. И, возвращаясь к леди Алетте: намекните баронету заодно, пока учить будете, что мы тоскуем и скучаем. Как была леди при батюшке - а дядя Рольф и сам батюшка, и друг моего батюшки, ха-ха! Говорю же: не смеяться! Всегда при дворе была, а баронет с собой таскает, со свадьбы и не видели. Небось, тоже не кормит, а если кормит, то не тем. К слову, слышал, вас можно с разводом поздравить? Бастарда признаете или как? Я бы не признал, пусть Дакр нянчит. Держите ракетку. Да не мою, отберите у кого-нибудь. Раз кашляете, значит, вам для здоровья нужен свежий воздух, активность! Сыграем. Где там наш волан?
- Это такая честь - проиграть вам, Ваше Величество, - прозвучало вполне в духе двора, по-придворному льстиво, и Дик одобрительно улыбнулся. Тыквы-баронетов, эльфов с волынками, недокормленных леди и Алетту вполне можно было проигнорировать, бастардов - тоже, а вот Гринстоун требовал признаний, что о нем не то что не вспоминали, а попросту забыли в суете жизни. - Такая честь, что я с великой неохотой уступлю её сэру Френсису Брайену. Признаться, мне нужен ваш совет по Гринстоуну, Ваше Величество. Совет, помощь и ваше отеческое благословение.
"Вот ведь breugaire, - не без одобрительной иронии подумала леди Бадб, не переставая приятно улыбаться. - И ещё этот, как его... подхалим. Мелкий".
- Вчера вспомнил, или сегодня за завтраком? - король тоже улыбнулся, но приятности в этой улыбке было куда меньше. Совсем не было. - Вот ведь поганец и этот... как там наши серые шотландские подданные говорят? Бургунд? Да, полный бургунд. И ведь серыми своими получил ты наше всяческое благоволение и довольство, а теперь взял и всё похерил.
Бургунд в понимании Дика был либо варварским племенем, создавшим Бургундию, либо цветом этой самой Бургундии - геральдическим, в оттенках бордового. С поганцем полагалось согласиться и покаянно повесить голову, пригорюнившись. Что Дик немедленно и сделал, преданно глядя на короля.
- Я всегда помню о воле Вашего Величества. Но будь я в Гринстоуне, разве успел бы с серыми, чтобы заслужить ваше довольство? Вы наставляли нас, что всему своё время. И вот теперь, когда всё успокоилось, оно наступило для Гринстоуна.
"О нет, госпожа, я этот... scoundrel".
Король вздохнул. И отвесил Дику звонкий подзатыльник тяжелой, уверенной рукой мечника.
- Говарды, прелестная Бэби, - обратился он к Бадб, - всегда были засранцами. А этот... кузен - прямо истинный Говард. Увы, увы, горе нам. Горе королю, у которого приближенные стали решать, чему какое время! Это горе скрасит только ваш сладкий поцелуй! Прямо сейчас. Нет? И вы отказываете, примерная шотландская жёнушка! Ступайте за мной, сэр Ричард, и покуда мы изволим вести вас в наш кабинет, читайте "Отче наш". Громко. Ибо вам следует смирять гордыню.
- Отче наш, сущий на небесах...

[Leomhann >>>]

Спустя сотню-другую отченашей, произнесенные скороговоркой, спустя коридоры Хемптон-корта, кланяющихся челядинцев и стражу, распахнулись двери королевского кабинета. Удивительно, но он мало отличался от того, что принадлежал Дику - такой же массивный стол, сплошь заваленный бумагами. Такое же тяжелое кресло с зелёными подушками, те же книжные шкафы. Разве что в кабинете короля стоял аптекарский шкафчик с небольшим алхимическим столиком - Генрих Восьмой всерьез увлекался медицинской наукой.
"Забавно, что в случае чего я даже не пойму, что сменил кабинет. Главное, вовремя остановиться, когда начну менять королев".
За Хизер было тревожно. Она осталась в особняке одна и творила там бог весть чего. И поганый Эспада вряд ли останавливал её, разве что присматривал, чтоб не поранилась. Но сейчас Дик не мог быть рядом с ней, а потому, приняв почтительную позу, он приготовился к выволочке.
Король величественно опустился в кресло и повернул лицо к окну. Словно по команде, в двери спиной вперёд протиснулся Ганс Гольбейн, балансируя мольбертом с прикрытым шёлковой тряпицей полотном. Протиснулся - и принялся раскладываться, бормоча себе под нос что-то о мужественной линии подбородка, остром взгляде и чудесном свете, в котором всё это должно непременно запечатлиться и восхищать потомков до невероятного количестве колен. Художнику король не возражал, зато ругать Дика всё это ему не мешало.
- Вот вы претендент, сэр Ричард. Нет, не протестуйте, знаю. Всё знаю, вижу, запоминаю. Вот вы поглядываете на трон своего короля, а мыслите негосударственно. Совершенно. Почему? Потому что как были сквайром-земледельцем в душе, так и умрёте. Только плохо баронетов воспитывать да хорошо мечом махать. Даже завидую. Что вы там хотите от уставшего Гарри?
- Знаний, Ваше Величество. Если позволено будет узнать, то я так и не смог понять, где находится Гринстоун и какого рода миссия мне поручена.
И не поспорить - мыслить государственно у Дика возможности пока не было. К тому же, он сам себя в мыслях именовал сквайром, и соглашаться с этим оказалось почти приятно.
- Знания, - король усмехнулся. Ласково и душевно, под недовольную гримасу Гольбейна. - Что же, поделимся. Будете знать, сэр Ричард, что промедление с этим делом - почти измена. Быть может, сэр Ричард хочет погостить в Тауэре? Рядом со своим дружком Дакром? Тоже тот ещё мелкий, как там наши подданные... балахон.
- Вы в своем праве, Ваше Величество. Хотя должен заметить, что сидя в Тауэре я точно никуда не успею.
"А Хизер в это время зарежет Эспаду, отравит слуг и вассалов, а потом сбросится с крыши. Насмерть. Чудесно".
В тюрьме Дик еще не сидел. Впрочем, всё случалось впервые, а в Тауэре сиживали и короли - перед коронацией.
- О своих правах я осведомлен, мой бесполезный рыцарь, - уведомил его король. - Что ж, я позабочусь, чтобы у вас была сухая камера, а то идти на эшафот, скрипя суставами... Недостойно турнирного светила, считаю. И домочадцев уведомлю. Прелестную Бэби, чтоб сообщила своему лишнему в её жизни супругу. Кого еще? Ах да, леди Эмму, вашего наследника и баронета.
Отчаянно хотелось съязвить о самодурстве. О том, что госпожа на милое дитя похожа также мало, как дитя походило на слона в королевском зверинце. Что королю стоит сообщить всё это в лицо лэрду лично. Особенно про то, что он лишний. А баронета хотелось посоветовать засунуть в задницу, причем почему-то Кромвелю. Но вместо этого Дик только злобно улыбнулся и поклонился.
- Где наш секретарь? - Генрих похлопал в ладоши, вызывая тщедушного на вид мужчину и двух дюжих стражников. - Ах вот вы где, мой милый. Значит так, пишите нашу волю. Чтоб Ричарда Фицалана, лорда Грея и графа Суррея заточить в Тауэр. Дознание поручаем вести сэру Джеймсу Клайвеллу и сэру... сэрице... Боже милосердный, пусть будет леди-рыцарю Анастасии Инхинн. Примите его, господа.
Стражники заломили руки Дику, и король, полюбовавшись на это, кивнул.
- Так-то лучше. А то сам не дойдет. Как в Гринстоун.
Сопротивляться Дик не стал. Что-либо говорить - тоже. Врожденное благоразумие и наглядный урок госпожи о том, как должен вести себя воспитанный илот, замыкали речь надежнее проклятья. Тюрьма так тюрьма. Всякое заточение заканчивается так или иначе. Конечно, хотелось бы обойтись без палача, лучше - ссылкой. Но... Никто не мог предсказать, куда повернется самодурство короля Гарри.
"Вот гадство".

[Spectre28 >>>]

6 мая 1535 г., Тауэр, Лондон.

Многократно пра- дедушка Роджер Мортимер чувствовал себя здесь как дома. Говорили, будто он мог воспроизвести в памяти каждый закоулок тюрьмы Тауэра, никогда их не увидев, а лишь слушая на протяжении двух лет. День за днём он вслушивался в гулкие шаги стражи, рисуя в воображении карты и схемы, планируя побег. Впрочем, не дружи он с епископом Херефорда, это знание ему никак не помогло бы. Яд порой надежнее всяких карт. Дик пнул низкий топчан и немедленно пожалел об этом - отправляясь утром к королю, он надел легкие сапоги, узкие, со слегка заостренным носом. Совершенно немодные, но дорогие и, увы, не дорожные. Пришлось рухнуть на этот топчан, шипя от боли в ушибленной ноге, злости и беспокойства.
Самодур-король был меньшим из зол. Он мог внезапно подобреть и отпустить, внезапно казнить, внезапно выгнать в ссылку, но всё это ничего не стоило рядом с тем армагеддоном, который была способна устроить Хизер. В мыслях рисовались руины особняка, горы трупов, Хи, вгрызающаяся в оторванную руку Эспады, и хотелось выть.
И ведь ничего не мешало оставить её в Портенкроссе, под присмотром разумной Леночки и шотландской прислуги, приученной к тому, что за убогими надо следить и отбирать у них острые, вяжущиеся и горящие предметы. Всё отбирать, в общем. Поняв, что размышляет не как страдающий от разлуки супруг, Дик пожал плечами. Благосостояние и свобода Хизер зависели от него. Так что, лучше бы ей отбросить сейчас свои чудачества и самой немножко пострадать от разлуки. В славной своими традициями Англии-матушке от сумы и тюрьмы зарекаться не стоило. Голодать снова Дик не намеревался, а значит сидеть в темницах предстояло с незавидной регулярностью.

[Leomhann >>>]

Мысли перескочили на Эмму и почему-то Алетту. Во-первых, у Дика было неприятное чувство, что пропажа сестры спровоцирует охоту на него самого. Та же Великая Королева вполне может счесть, что негоже терять еще и Зеркало, когда Светоч пропал. Во-вторых, безо всякой связи с во-первых, внезапно очень жалко стало жену неудачливого комиссара. Дик сосватал её, вовлёк тем самым в сумбурную кутерьму, а теперь её украли работорговцы и вассал вряд ли справится с этим сам!
"Удивительно, чего только не надумаешь, когда появляется время".
Впрочем, могло статься, что времени не было. Обвинения в измене подразумевали пытки и допросы, а Дик не хотел первого и опасался второго. О том, что они совмещались в одной процедуре, думать не хотелось вовсе.
Впрочем, к вечеру он так намаялся, что нелюбезному приглашению на допрос почти обрадовался. Его долго вели узким душными коридорами, мимо камер с отребьем, через маленький двор, в отдельно стоящую башенку, за дверью которой приглушенно слышались голоса - знакомый, констебля, и какой-то женщины.
- Криворукие идиоты! Всё не на своих местах! - женский голос, недовольно. - На дыбе ремни растянуты - и как прикажете работать? Вдвое сильнее колесо закручивать, или втрое, или, может, по тангенсам высчитывать?
- Это потому что набирают кого попало, - констебль, меланхолично.
- Ты посмотри только, клещи ржаветь начали! А если он заражение крови подхватит? В рабочее время мучиться - это всё хорошо и правильно, так он и после будет. А потом такой же криворукий хирург ногу отпилит. Или руку. Или и то, и другое. А это ж звезда ристалищ. Тот гонец нас на месте порешит. Вместе с хирургом. Толпу таких же ценителей приведет - и порешит.
- Сразу голову надо. Без ног впадет в уныние, уныние - это грех. Оно ведет к самоубийству, а это грех вовсе непрощаемый. Так миссис Элизабет говорит.
- Предложить вместо хирурга вернуться сюда? Я могу отпилить голову медленно, чтобы успел покаяться. Только пилу свою возьму, потому что на этих - вот, гляди, сюда, на линию! - даже зубья не развели. Застрянет в кости, как пить дать.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался Дик, втолкнутый в пыточную и вынужденный прервать эту увлекательную беседу. - Не сочтите за наглость, но нельзя ли обойтись без тангенсов, отпиливаний и прочих... прелестей?
Констебль Клайвелл со времени последнего свидания изменился разительно. Посмуглел, раздался в плечах, коротко подстригся и обзавелся ошеломляюще красивым палачом. Который был женщиной. Дик оглядел её, дыбу, рядом с которой она стояла, поклонился и снова оглядел Клайвелла. В ухе у того поблескивала серьга - точная копия той, какую Эспада совсем недавно сменил на крест Йорков.
- Поклон от Эспады, сэр Джеймс.
Шансы, что один гладиатор знает другого, были ничтожны. Но попытаться стоило.
- О, - оживился констебль, отрываясь от тощей папки, которую проглядывал, позёвывая. - Как он? Где вы его видели?
- Без тангенсов - это на глазок, - отстранённо заметила палач, поглаживая - видимо, тот самый, растянутый - ремень. - Методики такое не рекомендуют, потому что порча материала.
- Эспада в добром здравии, нагл и дерзит, - пожал плечами Дик, с интересом наблюдая за палачом. С интересом - и надеждой, что дыбу готовят не для него. - Живет у меня, довелось выкупить в Ирландии. Вы позволите узнать, что мне вменяют? А то схватили, притащили.
- Вам вменяют покушение на жизнь короля, попытку государственного переворота, языческую ересь и почитание епископа Рима, - Клайвелл сверился с папкой и кивнул. - И шпионаж в пользу Испании.
"Да уж, братец Эд обзавидовался бы".
- И это всё - один я? Любопытно, как трактуется опоздание в Гринстоун по причине спасения Лондона от орд нежити.
"По приказу лэрда, между прочим. Кто выше - король или синьор? Впрочем, сейчас не об этом".
- Это вы опоздали до того, как занимались работорговлей в Ирландии, или после? - с интересом осведомился Клайвелл. - Впрочем, за Бермондси я вам благодарен. Неприятно сидеть в блокаде. Госпожа Инхинн?
Палач с равнодушным лицом шагнула ближе, провела пальцем по швам рубашки. Запахло горелой тканью, и одежда сползла с плеч и рук, открывая татуировки, на которых констебль задержал взгляд.
- Хм. А что, здоров ли лэрд?
- Это я опоздал вообще, - Дик проследил за обрывками одежды и сложил руки на груди. - В промежутке между спасением Эспады, попыткой выжить после покушения - подумать только, родной брат Эд хотел убить! - и поисками сестры. Украденной из вашего дома, сэр Джеймс. Ох уж эти испанские шпионы...

[Spectre28 >>>]

Дыба стала ближе, и снова вспомнилась Хизер. Слова Лилитаны о том, что с Хи делали на подобном... оборудовании вспыхнули ярко, накрывая тяжелой головной болью, но почти сразу Анастасия Инхинн коснулась виска, и боль пригасла, смирилась, хотя и намекала, что - на время.
- Чтобы не было ничего лишнего, - пояснила палач и хлопнула в ладоши. - Чтобы ничего не мешало.
Дверь скрипнула, и в пыточную, сразу сделав её меньше и пахучее, вошли двое - одинаковых, мускулистых, лоснящихся. Вошли и встали у стены, разглядывая Дика с неожиданно живым и умным интересом.
- Да, - покивал головой Клайвелл, не обращая на них внимания. - Ваши испанские братья даже до моего дома лапы дотянули. А ведь леди Фламберг воистину святая! А как сэр Фламберг теперь скорбит и молит Господа помочь ему! Все полы в нашей церкви коленями протёр. Госпожа Инхинн, подследственный упорен в своих заблуждениях. Что посоветуете?
- Culla di Giuda... посоветовала бы я, но рано, - протянула госпожа и, поймав взгляд Дика, кивнула на толстый клинообразный кол, схваченный металлическими обручами. Над колом висели цепи - ржавые, как валяющеся на столе клещи. - Вот оно, колыбелька. Человека подвешивают, а потом - опускают. Действует всегда, пусть и не всегда быстро. Поэтому - посоветовала бы, но рано, рано. И не всегда получается потом срастить всё правильно, понимаете? Некоторым потом сложно сидеть. Дыба - вот эта, неухоженная... посмотрите, дерево всё в пятнах от... всякого. С дыбы советуют начинать, но местные палачи такие растяпы, что не могу посоветовать и её. Мне стыдно использовать такой инструмент, он оскорбляет моё образование. Но знаете, что? Всё это, - Инхинн обвела рукой всё блестящее, ржавое и пахучее, - для дилетантов. Со времён, когда в таком ещё была нужда. Нам же...
Она провела холодными пальцами по щеке Дика, от подбородка до уха. Словно следуя за касанием, в костях и словно глубже вспыхивала боль - и гасла.
- Убрать головную боль непросто, с этим справится не всякий. А если добавить? Сколько было? Больше? Чуть меньше? Намного больше? Вот так...
- Где вы были апреля двадцать второго сего года? - Голос констебля стал низким, бархатным, вкрадчивым. Усиливающим головную боль, и без того нестерпимую. - Ну же, отвечайте. "Никто ниоткуда не слетит, если моё высочество окажется на дыбе" - помните?
- Я сказал тогда: "и разве мы все не верны королю?", - прохрипел Дик, отчётливо понимая, что все его мигрени обратились в ничто в сравнении с этой болью. - Я сказал: "Я не могу поступиться своими клятвами, забыть об обязанностях, сойти со своего пути".
Думать становилось всё сложнее, но в этом была определенная свобода. Безмыслие приводило к воспоминаниям, а в воспоминаниях неизменно жила Хизер, смеющаяся при виде играющего волчонка.
Клайвелл сокрушенно хмыкнул.
- Неужели вы думаете, что госпоже Инхинн и мне хочется проводить время здесь? Вот вы упираетесь, изворачиваете факты, как адвокат какой, а у госпожи Инхинн там кот некормленый. Что же, животному страдать из-за вас? "Что хуже, люди, захватывающие власть или власть, захватывающая людей, господа?" - сказали вы в то время, когда должны были землю носом рыть в Гринстоуне. Забавно, что у вас нашлась возможность посетить свою мать - настоятельницу монастыря в Лонгфрамлингтоне... К слову, госпожа Инхинн, а ведь монастырь этот Харпер, Брайнсов сын, разрушил. Уж не затирал ли следы присутствия французских католичек?
Боль отпускала плавно, возвращая мысли вместо звенящей пустоты. Инхинн взглянула на него так, словно и правда кот был стократ важнее. И обратилась так же, почти с презрением.
- На колени.
Ноги подогнулись сами, словно из них вынули кости. Колени стукнули о пол, а потом, когда тело ниже шеи отказалось служить, Дик просто повалился на камни. Палач вздохнула.
- А ведь ещё даже падать не приказывала. Поторопился. Эдак, глядишь, ещё и подтирать придётся. Эй, помогите лорду Фицалану.
Подручные подхватили Дика подмышки и приподняли. Один даже вежливо поддержал голову, чтобы она смотрела на констебля.
- Фицалан я по праву рождения, а не милостью короля. Даже если мне отрубят голову, я останусь Говардом, - констебль в свою очередь смотрел исключительно в папку, но кивнуть что-то прошептавшей ему Инхинн не забыл. - Тюрли, февраля семнадцатого сего года. Граница Ноттингемшира. Конечно, тогда вы еще не опаздывали в Гринстоун, но говорили уже много и интересно. Да еще и с изменником Дакром. Якобы в споре за некую безымянную шлюху.
- "Его Величество - истинный рыцарь, это все знают", - пришлось глубоко вздохнуть и напомнить себе, что буквально недавно его как нашкодившего кота валяли пинками по лесу, а потому ни одно унижение не страшно. Хоть и ужасно хотелось хорошенько вмазать и констеблю, и подручным. - Сказал я тогда, вступаясь за униженное, забитое дитя перед изменником Дакром. Боже милосердный, с каких пор судят за помощь несчастной дочери Фанни Пиннс?!
- Фанни Пиннс? - Клайвелл вскочил из-за стола, прыжком оказался рядом. - Леди Хизер - дочь Фанни Пиннс? Госпожа Инхинн?!
Палач кивнула, и констебль заглянул в глаза Дику.
- Ты даже не представляешь, рыцарь, сколько я её...
- Хм-м, шарообразные овцы, растущие на деревьях? - Перебила Инхинн. - Даже для той Ирландии звучит странновато.
- Господи всеблагой. Это всё в Ковентри, дорогая. Тамошние фанатики и не такое могут, а наш сэр Ричард наведался туда с леди Хизер. И даже беседовал с монахом, дав ему золотую монету. А еще сэр Ричард был в Балсаме - жуткое место, доложу вам. И после его визита туда исчез юный Буршье. И некий торговец вином. А в Стратфорде-на-Эйвон пропала некая Лилитана, чье тело нашли выпотрошенным неподалеку от избитого кнутом содержателя борделя по имени Герберт. По чести - туда им и дорога. Но! Слишком много совпадений. Верните ему конечности, госпожа Инхинн. А вы, - Клайвелл кивнул подручным. - Принесите вино.
Дик, которого бесцеремонно уронили, уселся на пол и подниматься не спешил - сидя не так далеко и больно падать. Чего ожидать от этого человека он не знал, и потому опасался. Каким бы хорошим бойцом ты не был, а в казематах, в заточении, под такими вежливыми пытками поневоле теряешься.
- Мне нельзя вино, - спокойный тон давался с трудом. - Зверею. С юным Буршье, сэр Джеймс, я не знаком. А водиться с торговцами вином и содержателями борделей вовсе зазорно. Впрочем, мой брат Эд - тот еще затейник. И он совершенно точно был в Балсаме.
Говорить правду было легко и приятно, не теребить шрам от болта на шее - сложно. А еще очень хотелось, чтоб всё закончилось - так или иначе. По крайней мере, перед казнью дали бы поспать.
- Принесите воды сэру Ричарду, - миролюбиво кивнул сэр Джеймс подручным. Вино, которое они принесли, констебль всучил палачу. - И кресло. Пара вопросов, сэр Ричард, и я отпущу вас спать. Возможно, даже разрешу свидание и смену одежды, хотя прелесть этих привилегий вы пока еще не познали. Первый вопрос - в чем из перечисленного вы признаёте себя виновным?
- Лишь в том, что не поспешил в Гринстоун.
"И вы всё равно читаете мысли, но... Языческая ересь может быть дорогой к костру, а может - путём в вечность. И сдаётся мне, что вы это уже знаете".
Горло, точно назло, немедленно пересохло при упоминании воды. Не позволяя жажде занимать мысли, Дик поднялся с пола и оперся о дыбу, на которой так и не полежал, к счастью.
Палач долго шептала что-то на ухо Клайвеллу. Тот то хмыкал, то улыбался, то кивал. Наконец, их совещание закончилось.

[Leomhann >>>]

- Хорошо. И второй вопрос - в чём вы сами хотите сознаться, сэр Ричард?
- Мне не в чем сознаваться, сэр Джеймс.
"Меня вообще почти нет уже".
Осознание, что сегодня - всё, что были обещаны только два последних вопроса, накатило с такой силой, что Дик чуть было не рассмеялся. Но - совладал с собой, запретил и смех, и слёзы. Разве что смирился с сильным головокружением и усталостью.
А когда его наконец отвели в камеру - рухнул на топчан, показавшийся мягче всех перин на свете. И уснул. Сегодня он не выиграл в диспуте за свою свободу и жизнь, но и не проиграл. И это было хорошо.

После разговора с Джеймсом.

Джеймс Клайвелл на службе и после был разными людьми. Жёсткий законник, вызывающий страх и неохотное уважение, как по щелчку пальцев превратился в доброжелательного джентльмена, способного поделиться своим плащом. Дик поуютнее завернулся в колючую шерсть, сожалея, что Клайвелл не догадался принести рубашку. Одетый лишь в штаны, впервые обнаживший свои татуировки, Дик чувствовал себя нагим и каким-то мерзко беззащитным. Что Хизер додумается принести смену одежды, надежды и вовсе не было.
"Странно, что я думаю сейчас о том, как мне холодно. Надо бы молиться. Или звать госпожу на помощь. Или писать королю, умоляя о прощении. А я - мечтаю о рубашке".
Как всегда бывало после мигреней, отчаянно кружилась голова. Но сон сбил Клайвелл, и ничего не оставалось, как лежать, глядеть в потолок и говорить с самим собой.
Почему он не помчался в Гринстоун, да и по чести сказать, не собирался мчаться, теряя подмётки и подковы, даже после помилования, буде такое случится? Потому что сначала его отвлекло поручение госпожи - а оно важнее. Потом - нежелание общаться с Дакром. После о Гринстоуне Дик попросту забыл. Да и не мальчик на побегушках он, право. Не придворный пёс, выслуживающийся за милость монарха.
"Королём быть не могу, до герцога не снисхожу, я - Фицалан", перефразируя знаменитый девиз Роганов. Дик потерся щекой о плечо, мимоходом думая, что бритву и мыльный корень Хизер тоже не принесет. И на эшафоте надменный, гордый своей фамилией граф Суррей будет щеголять смешной рыжеватой щетиной.
Кто вообще будет о нём скорбеть? Хи, которой по вдовьей доле отойдет один из особняков в Уэльбеке? Сын Ричард - единственный наследник всего? Госпожа? Сестра Эмма? Отчего-то казалось, что скорбеть не будет никто. Мгновение поразмышляв, трогает его это или нет, Дик закрыл глаза.
Всё-таки, нужно было заснуть.

[Spectre28 >>>]

7 мая 1535 г. Всё ещё Тауэр ин Ландон.

Сквозь сон пробивались голоса. Говорили констебль и палач, и Дик сказал бы, что в их речи слышались нотки почти любовные, но открывать глаза не хотелось.
- Проклятье, снова забыл ему рубашку принести.
Если открыть глаза, то придётся вернуться в мир, где Джеймс Клайвелл и Анастасия Инхинн снова пришли, чтобы спрашивать и пытать, чтобы услышать то, чего не было. Во сне же, под теплым плащом, было безопасно, и даже голова не болела.
- Воронову отдай. Всё равно в плечах узкая.
Голова всё еще не болела. Страшно - становилось. Сердце принялось бешено колотиться, и Дик сел на топчане, но голова так и не удосужилась заболеть. И это было так странно, что даже страх на мгновение пропал.
- Она у меня единственная. Пока. А, доброе утро, сэр Ричард.
- Доброе утро, леди Анастасия, сэр Джеймс. Чем обязан?
- Могу свою отдать, - проворчала Инхинн, старательно не прислоняясь к дальней стене.
- А потом мне придется отдать тебе свою. Нет, решительно, надо кого-то отправить на рынок за сменой одежды!.. Сэр Ричард, я послал за леди Хизер. Думаю, с минуты на минуту будет.
- А я воронову не приму, - леди Анастасия пожала плечами, разглядывая Дика с интересом хирурга. - Приходит леди Хизер в камеру, а тут все полуголые и делят две рубашки. Мне нравится.
Дик тоже пожал плечами, и собирался было съязвить, что эти двое могли бы поделить свои рубашки без свидетелей, как в камеру не то вошла, не то влетела Хизер, прижимающая к груди какой-то свёрток. Она испуганно огляделась и влепилась, вросла в Дика, обхватила руками. И мир перевернулся.
- Ну что ты? - только и смог неловко сказать Дик, обнимая её и целуя светлую макушку. Арселе на удивление не помешало. Вообще ничего не мешало, даже жуткий констебль, даже палач. - Что? Жив, цел. Ну же, Хизер!..
- Точно? - тихо спросила Хизер. - А они не?..
- Если сам за ночь не покалечился, то точно цел, - заметила леди Инхинн, потирая висок. - Душевное же не лечу.
Дик помялся, выбирая между правдой и успокаивающей ложью. И выбрал правду.
- Допрашивали и немного пытали. Всё уже позади. Видишь, руки на месте, ноги тоже. Хочешь, нотацию прочитаю?
Последнее прозвучало сквозь улыбку, чему тоже пришлось удивиться. События вчерашней ночи будто перемололи и заново собрали, а Хизер довершила эту перестройку своим страхом.
- Немного?! А ещё... будут снова?
Палач фыркнула.
- Соберись уже и объясни этой блаженной, что происходит.
Дик нахмурился, и подхватил Хизер на руки, усаживаясь с нею на топчан. Прижал, делясь собой.
- Пожалуйста, леди Анастасия, воздержитесь называть мою жену как-то иначе, нежели "леди Хизер". Хи, это - леди-рыцарь Анастасия Инхинн, она палач. Констебль - сэр Джеймс Клайвелл. Сэр Джеймс хочет задать тебе несколько вопросов, поэтому тебе необходимо взять себя в руки и отвечать правдиво, хорошо? А будут ли снова - я не знаю.
То, что лорду палач тыкала, можно было пропустить мимо ушей. Хуже, что при мысли о допросе начиналась нервная дрожь, которую с большим трудом удалось унять. Дик прикрыл глаза, вдыхая запах волос Хизер, заставляя себя успокоиться.
- Сэр Джеймс?
Констебль, до того наблюдавший за всеми с благодушным лицом, просиял улыбкой.
- Не волнуйтесь, леди Хизер. Ваш супруг цел, и пытать его дальше совершенно незачем. Дознание проведено, вины не найдено. Разве что суд потребует дополнительного следствия. Я вот о чем хочу поговорить. Сэр Ричард кратко рассказал вашу историю. Скажите, что вы помните о том лекаре, который приходил к вам у мадам Лилитаны?
- Плохо помню, - тихо ответила Хизер. - Ни лица, ни рук. Сладкий до отвращения, и... тёмный? И почему-то мел.
Успокаивалось плохо. За закрытыми веками мелькали картинки, яркие до тошноты. Густо набеленная девушка в чудной московитской одежде с совершенно невозможным арселе в виде башенки. Полная и почти голая девица, прикрытая лишь бусами синего цвета, но зато с криво намотанным тюрбаном, и беловолосая, раскрашенная вайдой, будто недавно из хоранова полка сбежала. Коренастый низенький мужчина с упитанным брюшком и на деревянной ноге - Сивый Пью, хозяин борделя. Собственная окровавленная перчатка. Дик никогда не подумал бы, что единственный виденный им бордель так потрясет его. Почти отстраненно он погладил Хи по волосам.
- Он говорил вам что-то? Слышали ли вы его голос? Если я вам покажу несколько людей, а в числе прочих будет он, то сможете ли вы его узнать?
Констебль подался вперед с азартом ищейки, взявшей след. Хизер начала было мотать головой, но потом задумалась. Глянула на Дика, старательно не смотря на Инхинн.
- Может быть, голос, чуть - движения. Но лучше всего я помню... - она помедлила. - Касания.
- Я против, чтобы Хизер узнавала кого-либо через касания, пока я не смогу сопровождать её, сэр Джеймс.

[Leomhann >>>]

Внезапно Дик осознал, что сказал констебль. Дознание проведено, вины не найдено. Это означало только одно: если и пэры с этим согласятся - он свободен. Вот только пэры были покорны королевской воле. А если Генриху Восьмого что-то втемяшилось в голову, то он это сделает. Например, лишит этой самой головы Дика.
- Взяли в моду казённые помещения использовать. - Дверь с жутким скрипом, доселе неслышанным, раскрылась и явление лорда-канцлера Кромвеля лишь на мгновение опередил кивок госпожи Инхинн. - Полы изнашиваются. Впредь, сэр Джеймс, будьте любезны новое дознание начинать как положено, в специально отведенных для этого местах. В конце концов, вам в Бермондси постоянно выделяются деньги то на табуреты - ломаете вы их, что ли? То госпожа Инхинн половину бюджета страны вытянула на какие-то новомодные инструменты... О чём это я? Ах да. Сэр Ричард, король в своей бесконечной доброте вас помиловал.
Дик покачнулся. Порадовавшись, что сидит и не может упасть вместе с Хизер, он только и смог, что благодарно поклониться. И совершенно пропустил момент, когда из камеры исчезли Джеймс Клайвелл и палач. Сколько он так просидел, понять было сложно. Невероятное облегчение от того, что всё разрешилось, что свободен, что жив заполнило до краёв, вскипело и вытекло. И только тогда Дик понял, что всё это время Кромвель что-то говорил.
- ... должны понимать, что вас удалось вытащить буквально из-под топора. Конечно, вас, Йорков-полукровок, осталось мало. Король, вы да Реджинальд Поул. Да, у вас прав на престол больше, чем у Поулов, вы потомок Эдмунда Мортимера, который старший среди потомков Эдуарда Третьего. Но это тем паче делает вас обязанным показывать пример покорности королевской воле! Вы бы сами хотели, чтобы против вас бунтовали? Вот и я думаю, что нет. Вы должны понимать - ваша жизнь держится на благосклонности короля к леди Бойд и доверии ко мне. Как только всё это будет утрачено - а оно будет- ваша голова слетит. Возможно, вместе с моей. Будьте почтительны и послушны. И не принимайте никаких милостей от королевы. Сроку, чтобы успеть в Гринстоун, я вам даю... мало. Буквально три дня на сборы, не более!
- Я вам очень благодарен, милорд Кромвель. Но, право, что мне делать в этом самом Гринстоуне? Где он находится? Признаться, тяжело ехать туда, не знаю куда.
Дик аккуратно пересадил Хизер с коленей на топчан и взял у неё из руки свёрток. В нём оказалась рубашка, бритва и даже мешочек с чем-то сыпучим. Рубашке он обрадовался даже больше, чем помилованию. И лишь надев её, застегнув все пуговицы, почувствовал себя уверенным.
- Не вижу, чтоб вы были благодарны, - Кромвель педантично разложил бумаги на шатком тюремном столике. - Самоуверенный и самовлюбленный... принц. Так вот, принц, ехать вам на Север. В Лланелли. Лланелли в документах проходит как Гринстоун, за цвет скал. Но откуда вам это было знать, верно? Там существуют некие проблемы со сбором жемчуга. Мешают морские твари. Почему я не пошлю туда михаилита? Да потому что эти твари - фоморы. Понимаете меня, лейтенант из Портенкросса, который носит такие красивые татуировки на руках?
- Полковник, - с достоинством поправил его Дик, слегка обидевшись за самовлюблённого принца. И пояснил, поймав недоуменный взгляд. - У вас устаревшие сведения, милорд Кромвель, я - полковник. Но если опустить, что я не знаю, что такое фоморы и не понимаю, о чем вы, то михаилит лишним не был бы.
О фоморах много рассказывали однополчане. Ужасные при свете дня, прекрасные ночью, эти существа были богами до прихода туатов. До прихода госпожи и ее сестер в эти земли. Разумеется, худшего решения Кромвель принять не мог. Что сделают поверженные, изгнанные в леса, моря, горы фоморы с человеком, носящим клейма илота одной из победительниц?
- Михаилит исключительно за ваш счет, лорд Ричард. И всё вы понимаете, не надо изображать тыкву, как ваш вассал. У вас это хуже получается, - Кромвель оглядел Хизер, всё еще сидевшую в оцепенении. - Нет, это не приказ учиться у Харпера. И вот еще что. Либо покажите эту вашу б... миледи лекарю, либо подыщите другую. У меня на вас большие планы, не желательно, чтоб вы пребывали в неравновесии.
- Не стоит пренебрежительно говорить о миледи, сэр Томас. Чего именно мне нужно добиться от этих... фоморов? Замечу, что я не дипломат и не посол. И с тварями справляться необучен. Это какой-то извращенный способ казни?
Хизер и впрямь нуждалась в лекаре. Возможно, стоило обратиться к лэрду, или к другим орденским целителям. Еще могла бы помочь госпожа Инхинн. О палачах издавна шла слава целителей. Чтобы кого-то правильно покалечить, сначала надо научиться лечить. В том числе и разум. Но всё это ждало того счастливого момента, когда Дик окажется за стенами тюрьмы.
- Ну что вы, лорд Ричард. Пожелай я вас казнить, не отправлял бы на Север. К подданным, так сказать. К слову, можете по пути их утешить, что нашли себе жену чёрного происхождения и поэтому ваши права на престол теперь сомнительны. Что до фоморов... Местные по старой памяти приносили им жертвы. Девок. Фоморы вытаскивали жемчуг - много. Хватало на декокты от лихорадки и на припарки для ноги короля. И в торговлю перепадало. Но один придворный маг нашёл Каббалу. И создал големов. Они не требуют жертв, послушны и выносливы. Всё остальное выясните на месте, Дакр ничего внятного пояснить не может. Конечно, ему достался не такой хороший палач, как вам. Но это ведь не повод мямлить! А теперь идите, лорд Ричард. Ночью в вашем особняке был пожар.
Кромвель кивнул, пришлепнул лист с помилованием ладонью и вышел.
"Пожар?!"
Дик поспешно схватил бумаги и почти поволок Хизер по Тауэру к выходу и свободе.

[Spectre28 >>>]

Утреннее солнце ослепило его, улица ошеломила теплом, щебетом птиц и зеленью. На миг забыв о пожаре, Кромвеле, короле и вообще всех, Дик глубоко вздохнул. И наконец смог собраться с мыслью.
- Что случилось-то, Хизер?
- Ночью в особняк вломились, - Хизер вздохнула и крепче прижалась к руке. - Дворецкий говорит, воры, Эспада ругается по-испански и говорит, что профессионалы. Они ему руку проткнули, и рёбра ещё порезали, когда услышал стук в кабинете и пошёл проверить. А до того, днём, заходили фрейлины, утешали... а это правда, что теперь тебе из-за меня на престол нельзя?
- Сэр Ричард! Madre de Dios! Наконец-то! - навстречу спешил Эспада, ведущий за собой лошадей. Сквозь рукав рубахи проступала кровь. - Хизер, как он? Лекарь нужен?!
- Смотрю, вы заключили перемирие. Я цел, Эспада. Не правда, Хи. Правда в том, что с нашими детьми никто не захочет породниться из монарших семей. Но престол занять ты мне не мешаешь, если б я этого хотел. Ты считаешь, что фрейлины и ночное нападение связаны?
Фрейлины наводили на мысль о том, что шлюшьи сектанты прощупывали почву и желали то ли убить Хизер, то ли вернуть её в своё лоно. И тут бы заболеть голове, затянуть мысли темным покрывалом, но боль упорно отказывалась приходить. Вместо этого хотелось пожать руку Эспаде и поцеловать Хи, что Дик и проделал поочередно.
- Э... Ну она дурочка, конечно, - растерянно ответил телохранитель, ошарашенно глядя на свою осчастливленную Диком руку. - Но раны шьет как святой Пантелеймон.
- Только в кипящее олово не бросай. И ноги можно не лизать, - Хизер даже улыбнулась но тут же посерьезнела, а когда заговорила снова, даже голос немного изменился, стал выше, писклявее. - Ой, леди Хизер, ну прямо как пышная роза в саду, соловья из клетки ожидаючи. А вот его Величество про весеннюю чистку вчера говорил, жалко-то как, если не дождётесь.
- Сэр Ричард, а что это с вами? - Эспада похлопал лошадь Хи по крупу, успокаивая. - Как подменили, право-слово.
- И много ли сгорело? Впрочем, не важно. Я в порядке, Эспада.
Даже если сгорел весь особняк, то убытки были небольшими. Дик мог себе позволить потерять дом-другой, хотя память о голодных годах никуда не делась. Она так же тревожила, но теперь - меньше. А после того, как они с Хизер посетят лекаря, можно будет поехать в Гринстоун, по пути пожив в других своих поместьях. И забыть о Тауэре.

[Leomhann >>>]

УИЛЛ "ДРУДЫНЬ" ХАРПЕР

6 мая 1535 г. Ливерпуль - Ланкастер.

Когда Уилл проснулся, пляска в зале так и не прекратилась, но сквозь окна в внутрь пробивался утренний свет, и воздух в зале стал как будто свежее. Он на удивление хорошо выспался.
На столе рядом стояла овсяная каша с молоком и мёдом, ветчина и отваренные яйца. На заднем плане, задумчиво ел хлеб с ветчиной Скрамасакс. Уилл потянулся, зевнув.
- Доброе утро. Ты до Ланкастера верхом.
- Это приказ или констатация? - Оживился михаилит. - Впрочем... Верхом, разумеется. Хотя хотелось бы просто щелкнуть пальцами и перенестись. Верно поговаривают, что друиды так умеют?
Уилл задумался. Он вообще мог назвать себя друидом? Жрецом он себя не чувствовал, ничего не знал, не понимал и, однозначно, был чужим для гэлов .
С другой стороны, хоть и по глупости, но он, по крайней мере, выбрал это сам. В отличие от рыцарства, женитьбы и ещё десятка понятий, которым он был должен. Да и Морриган, при всех её недостатках, как будто всегда была рядом. Уилл пожал плечами, сменив задумчивость на улыбку.
- Не знаю. Умел бы я так, я может быть, никогда бы и не женился. Насчёт верхом - предположение, а вообще, насчёт умений друида я знаю меньше тебя.
Скрамасакс продолжал незаметно вызнавать у него всё больше деталей, не особо рассказывая про себя. С другой стороны, про некромантию, хоть и косвенно, он признался. Так что назвать обмен совсем нечестным, было нельзя. Уилл пододвинулся к столу и положил кусок ветчины на хлеб.
- Не расскажешь, что вообще должен уметь друид? По слухам.
- Мне казалось, что на гримуар бесценных знаний я не очень похож, - вздохнул михаилит, поднимаясь из-за стола. - Спроси у того идола, которому служишь.
Уилл пожал плечами, посмотрев на хлеб с ветчиной в руках. Раньше он тоже часто использовал это слово, например, по отношении к Папе Римскому. Для Морриган оно точно не подходило. В исконном христианском понимании идол не мог отвешивать оплеухи.
- Это как посмотреть... Встретимся через три часа на северном выезде из города, хорошо?
Скрамасакс согласно кивнул и пошел к выходу. Уилл решил так не спешить, потому что не знал, когда в следующий раз сможет нормально поесть и побриться.

Сообщение отредактировал Leomhann - 16-07-2023, 8:50

[Spectre28 >>>]

Где-то в городе закукарекал припозднившийся петух. Уилл зевнул и с улыбкой потрепал по шее каурую лошадь. Годива обошлась ему в небольшое состояние, но кобыла была в расцвете сил, и нрав у неё был неплохой.
Они стояли у выезда из городка. Со стороны домов доносился стук молотка по металлу, мычание, детские крики и какая-то возня. Несло навозом и кухонным дымом. Время от времени по дороге тяжело переваливалась телега, поднимая пыль там, где уже просохла роса. Но совсем рядом несколько скромных огородов переходили в лес, и оттуда пахло елью.
Уилл был рад, что получилось так передохнуть. Он смог побриться, проверить оружие и вещи, которые у него остались. В сумке откуда-то появилась исписанная рунами грамота. Читать руны он не умел, но грамоту решил пока не выкидывать. Оказывается, у него остался флакон единороговой крови. На меч такого бы не хватило, максимум разъесть колодки.
Радель отказалась брать плату за ночлег и еду, а когда Уилл начал настаивать, отвесила ему по шее. Да так, что шея и часть плеча до сих пор ныли. После этого Уилл посчитал, что с трактирщицей они так или иначе в расчёте.
На дороге ведущей из города показался, восседающий на рослой, в яблоко лошади Скрамасакс. За это время михаилит успел расплести косички, расчесаться и собрать волосы в длиннющий хвост. Оказалось, что шевелюра у него эльфья, платинового цвета. Из волос торчали кончики острых ушей. Одет Скрамасакс был в щегольской, ярко-синий плащ.
Уилл ещё раз потрепал Годиву по шее, и поднялся в седло, щурясь от солнца.
- Хорошую таверну ты выбрал, и кормят хорошо. Хотя рука у Радель тяжелая... Почему она не берёт плату за ночлег?
- Потому что, - пожал плечами михаилит. - Тебе ж лучше, сэкономил деньги на жену.
Таверна Радель, наверное, была единственным интересным местом в Ливерпуле. Но он сомневался, что побывает в неё ещё раз. Скорее, в следующий раз здания просто не окажется на прежнем месте. Уилл потёр шею.
- Сомневаюсь, что так у меня получится накопить на выкуп. Даже примерно не знаю, какие деньги требуют за рабов. Если ты про это, а не про то, что Алетта хотела бы тратить каждый день. Там вообще никаких богатств не хватит.
- Никогда не покупал рабов. Могу написать Тракту, чтоб спросить, сколько такое стоит. Наверняка он встречался с чем-то подобным. Но если твоя Алетта так же хороша, как о ней говорили, то стоить она должна немало.
Скрамасакс без интереса покосился на обочину, где буйно цвели одуванчики.
Уилл задумался, глядя в гриву лошади. Ему не хотелось просить Скрамасакса об одолжении. И вообще не хотелось опять оставаться перед кем-то в долгу из-за того, что он искал Алетту. Уилл потёр шею.
В памяти всплыла картина, как потерявшая память Алетта мутузит себя по животу кулаками. Пусть она и была избалованной дворянкой с замашками шлюхи, от такого щемило в сердце. Он погладил лошадь по шее. Не велика беда быть у кого-то в долгу. Всяко лучше рабства.
- Это было бы кстати, спасибо.
Уилл проследил за взглядом михаилита.
- Эта дорога опасна, стоит быть внимательным? Не считая того, что лучше всегда глядеть по сторонам.
- Это просто одуванчики. Taráxacum, ежели на латыни угодно. Они жёлтые, - терпеливо, точно ребенку пояснил Скрамасакс. - Из него салат в Суррее делают. Ты ж суррейский баронет, должен знать. А дороги нынче все опасные. То комиссара встретишь вот, то иную тварь.
Уилл улыбнулся про себя.
- Да, комиссары это опасно. Такой и покусать может...
Суррей. Он и забыл про Суррей. Не то, что бы надел был ему нужен, но раз земля была его, нужно было держать её в порядке. Так что туда нужно было заехать. Сразу после того, как Кромвель повесит его за невыполнение приказов. Надел. Уилл поправил сумку на плече.
"Госпожа, у меня, часом, нет надела, за который я отвечаю? Или у нас, как у христианского монаха - весь мир надел, все люди паства?"
"Люди не стадо, чтобы его пасти, а ты - не христианский пастух, не раб раба, - судя по мыслеголосу, Морриган была крайне недовольна такому вопросу. - Ты - мерлин, любимец богов, чистая мысль природы. И если уж говорить об ответах и наделах, то мой прошлый мерлин не смог закончить одно дело. И теперь вряд ли закончит."
- Что, уже кусал?
Уилл улыбнулся чуть шире. Больше возмущению Морриган, чем вопросу Скрамасакса. Утреннее солнце стало тусклым и в лесу поднялся туман. Стало сыро, и по-весеннему прохладно. Вместо елей на дороге всё чаще попадались молодые дубы и ясени. Всюду рос мох и кусты смородины. Уилл по очереди закатал рукава и тут же потёр озябшую кожу.
- Ну я же не единственный комиссар на свете. А так, то конечно, кусал. А ты что, никогда никого не кусал?
"Какое дело, Госпожа? И что с ним сталось?"
"Илоты моей сестры, Вороны Битв, Пророчицы, Бадб должны вспомнить своё место, подчиниться, - задумчиво сообщила ему Морриган. - Понять, что вернуть в мир нужно то, что было, так, как было. Без притворства, обнажив грудь. И в первую очередь - тот, кого она называет мужем. Сделаешь так, Уилфред-мерлин, и настанет мир, который - всё, и ты станешь - часть его".
- И как, покусанные в тебя превращаются на полнолуние?
На дороге показались несколько необычных очертаний. Деревья тут росли как-то странно, образуя живые кольца, шириной в два-три шага. И дорога шла прямо сквозь них. Уилл бегло посмотрел по сторонам.
- Да нет, просто недовольно потирают рану и живут себе дальше. Я же не католик. Странные какие-то кольца.
Уилл сомневался в том, что он мог убедить хоть кого-то хоть в чём-то. Тем более, Бойда.
"Значит, я должен убедить всех, что раньше было лучше. Но ведь я не знаю, как было раньше. И вряд ли у меня теперь выйдет это узнать".
- Странные, - из-за трубки согласие михаилита вышло каким-то невнятным.
"Убеждать буду я, о мой Prìomh Amadan - и это отныне твоё имя! А ты устрой так, чтобы они меня слушали. Не важно - по своей воле или против неё".
Звучало имя, как ругань. Впрочем, как и вообще всё на шотландском. Всё-таки ему было сложно быть проповедником непонятно чего. Не веря и даже не понимая. Это нужно было исправить, раз уж он был мерлином. Раз уж Суррей, раз уж мерлин, раз уж муж. Глаз зацепился за висевшую на дереве старую сумку и Уилл плавно остановил Годиву.
- Там сумка на ветке, я схожу гляну. Если повезёт, даже не сьёдят по дороге.
Он спрыгнул с лошади. Вдохнул полной грудью, осматривая лес вокруг.
"Имя - это почётно. А что оно значит?".
Скрамасакс только пожал плечами, от Морриган ответа вовсе не последовало.
"Видимо, придётся узнавать самому... Ну... благодарю за имя".
Уилл подошел к дереву и снял сумку с ветки. Внутри оказалась испачканная кровью ряса. Он обернулся и у видел примотанное к ветке распятие. Причём, примотали его так, чтобы голова указывала на чащу, всторону от дороги. Для убедительности на распятии была нарисована стрелка, конечно же кровью. Уилл потёр нос указательным пальцем.
"Скажем так, лучше бы я проехал мимо".
Он бегло осмотрел землю рядом с деревом. Долго искать не пришлось, потому что следов вокруг оказалось уйма. И взрослых и детских. Многие уходили в чащу.
Создавалось впечатление, что в соседней деревне почти все жители состояли в культе. Все, потому что если бы культисты прятались от местных, то для указателя они бы подобрали не настолько исхоженное место.
Уилл пошел обратно к дороге. Было удивительно, что он к ряду встретил некроманта и культистов. В то, что Скрамасакс мог быть дьяволопоклонником, не верилось. Но он совсем не умел разбираться в людях.
С другой стороны, если орден ещё мог стерпеть относительно благопорядочного некроманта, то культиста - вряд ли. Так что Скрамасакса не стоило слишком уж сильно подозревать. Уилл подошел к лошади.
- Ничего необычного, окровавленные ряса и распятие. - Он поднялся в седло. - Я так думаю, местных лучше не спрашивать где их священник.
- И в самом деле, - Скрамасакс спешился почти одновременно с тем, как Уилл угнездился в седле. - Каждый день на деревьях висят сумки с рясами, да еще и кресты так красноречиво прибиты. Пойдём, комиссар. Учинишь это, как его, визионерство. А то вдруг облачение католик сбросил, пытаясь скрыться от твоих соратников?
Уилл вздохнул, глядя на чащу. Ему не хотелось туда идти, — что-то между плохим предчувствием и здравым смыслом.
- Судя по рясе, осматривать этого священника будет уже апостол Пётр...
Ведь, по сути, культисты были не его делом. Он был слаб и неподготовлен, не мог защитить даже жену. Глупо было при этом строить из себя мирового констебля.
Уилл погладил Годиву. Знал бы он ещё, зачем оно нужно было Скрамасаксу. Михаилит был ценным спутником, вдобавок деревня была не так далеко от штаб-квартиры иоаннитов. Может, получилось бы узнать чего-нибудь ценного. Уилл спрыгнул с лошади.
- Хотел бы и я так по-хозяйски относиться ко всей Англии. Тебя в детстве не дразнили прозвищами за любопытство.
- Отродясь любопытным не был. Но - дразнили.
Скрамасакс наступил на хрусткий сучок у ноги Уилла, бесшумно перепрыгнул на корень дуба, и скрылся, растворился в кустах, только белый хвост мелькнул вьюгой, россыпью снежинок.
- Иди вперёд, - прошелестело откуда-то из-за спины, - и шуми поменьше.
Уилл поглядел на растоптанную ветку. Наверняка, в детстве Скрамасакса дразнили Снежинкой. Звучало удобно и достаточно оскорбительно, чтобы иметь смысл. Если Снежинка пошел сзади, рассчитывая на его способности друида, то он, конечно, погорячился. Уилл привязал Годиву к ветке, так чтобы если нужно та могла сорваться и попытался прислушаться к лесу. Он же был друидом, прости Господи. Снежинку за спиной он не ощутил, только сырость под корнями, и то, что у ели справа чесалась одна из верхних веток, потому что там сидела сойка.
Уилл улыбнулся. Не совсем то, чего он хотел, но для первого раза и это было неплохо. Он слегка согнув ноги в коленях и осторожно пошел вперёд, стараясь не шуметь.
Около трёх миль он пробирался по лесу. Иногда где-то вдалеке начинала петь и сразу затихала птица, но кроме этого было тихо. Сапоги испачкались в грязи и сам Уилл слегка продрог от сырости. Опасности от леса он, как ни странно, не чувствовал.
Когда он начал уставать и задумался о том, чтобы просто повернуть назад, впереди появились просветы, а потом поросшие мхом стволы расступились и он вышел на опушку. Чуть поодаль виднелся шалаш, а рядом с ним монах с топором в руках. Монах, судя по всему не в первый раз, занёс топор над головой и опустил его на полено.

[Leomhann >>>]

Уилл хмыкнул. Это совсем не укладывалось в идею с культистам и, как и сказал Снежинка, больше было похоже на беглого священника. Но для беглого священника ряса и крест на дереве имели мало смысла. На вид монах был стар, одежда у него была засалена, волосы - седые, грязные и давно нестриженные. Уилл вздохнул, стряхнув с головы кусок сухого листа. Чем он вообще занимался?..
- День добрый, я тут заплутался, не до конца понимая куда иду и зачем. Здесь что, монастырь поблизости?
- Будь здесь поблизости монастырь, разве пребывал бы я в стольких скорбях? - резонно поинтересовался монах, без особого интереса глянув на нарочито громко чихнувшего Скрамасакса, который появился напротив Уилла, с другой стороны поляны. - Равно ты мог бы спросить, не здесь ли обитают братья во Христе, михаилиты, завидев одного из них на дороге. Если ты, сын мой, пришёл поглумиться надо мною нелепыми вопросами, то спаси тебя Господь и благослови, ступай с миром. Если же ты желаешь вспомоществовать страждущим...
С этими словами монах вонзил топор в чурбан и утёр пот.
Уилл улыбнулся, глядя на старика. Дед ему не нравился.
- Если есть чем вам помочь, то так и говорите. Религиозные убеждения и искренний страх заставляют меня относиться с уважением к страждущим и пожилым, пока они страждут и сожалеют.
- Это правильно, это по вере Господней, - согласился монах. - Укажу я, куда тебе идти, и зачем тоже. Так что уважай и слушай, ибо стражду я чужими стражданиями, и зело велики они, потому что много. Ой, много страдают в славной Англии, и почти все - от католиков. Вот вы, сыне, верный слуга Его Величества? Рвут вам душу дела папские, ака змиивы?
Было непохоже, чтобы сам старик был католиком и прятал правду за религиозным рвением. Кажется, монах был из тех людей, которые могли заложить собственного брата, и которых всем вокруг были одни беды. Уилл скрестил руки на груди, не переставая улыбаться.
- Конечно, очень. Так и где, и как обижают?
- Везде и всячески, - наставительно произнёс монах, поглядывая на топор. Снежинка почти молитвенно смотрел на монаха. Топор не смотрел ни на кого, но если смотрел бы, то наверняка укоризненно. - Ибо земля суть печали юдоль. И слёз. Но сейчас реку я о мерзкой папистке леди - тьфу, ещё таким словом называть! - Мине и страданиям оркристским. Деревенским то есть. Поверите, сыне - а впрочем поверите, ибо чему тут не верить? - с работорговцами оная Мина спуталась, а то и руководит. Люди пропадают, а недавно так она и вовсе стыд потеряла - трёх ребятёнков у трижды безутешного отца исхитила и в поместье уволокла, потому что нет такой гадости, на какую папист не пойдёт, а папистка - тем паче. Небось, только следующего каравана ждёт, чтобы продать - дорожка у них здесь натоптанная и слезами напоенная. А там - до моря и фьють.
Фьють звучало протяжно и как-то по-иностраному. По-восточному.
- А деньги понятно, на что, раз папистка. Так что прошу помощи в спасении невинных детей, - буднично закончил монах и почесал грудь. Затем, подумав, добавил: - И деревушки целиком тоже, конечно, хотя этим страдать за грехи положено. Лбы здоровые, а чтобы на исповедь, или там покаяться, да подношение святому отшельнику поднести - не дождёшься. Но пусть уж и они заодно спасутся. И от этого, сын мой, станет мне если не хорошо, то лучше. Страждать придётся меньше, а радоваться благодатьи Божьей - больше.
Уилл скрестил руки на груди. Это могло занять много времени, а он спешил. Но проигнорировать похищение детей было сложно. Непонятно правда, как кого это было его делом - как комиссара, друида или рыцаря, прости Господи. Он вздохнул, почесав затылок. Да без разницы.
- О, ну вы щедры и милосерды, как не погляди. А каково полное имя этой Мине? Всмысле чьих она будет и с кем живёт?
- Трандафир, прости Господь Всемилостивый, родофамильным прозванием она, - благочестиво перекрестился монах. - А живёт одна, будто.
Уилл огляделся, и заметив подходящий пенек, сел. Фамилия звучала как выдуманная и как-то по-дурацки.
- Деревня принадлежит ей? Как она здесь появилась?
- Ногами пришла, вестимо, - лениво заметил Скрамасакс, опираясь на дерево. - Или приехала на чём. Ты б в деревню сходил, да там поглядел... Инквизитор.
Последнее прозвучало отнюдь не молитвенно - издевательски.
Уилл упёрся рукой о подбородок, глядя на Снежинку. Даже если вспомнить, что он был комиссаром, оп сути дело его не касалось. С тем же успехом, можно было пристать к дереву, убеждая всех что оно католическое, и потому требует проверки.
- На тот же самый вопрос в деревне может никто не захотеть отвечать. Или ты уже знаешь, что это за дворянка? Всё-таки ты работал не так далеко отсюда.
Скрамасакс в ответ глубоко вздохнул, явно собираясь выдать длинный и обстоятельный ответ. Но монах его опередил.
- Сыне, откуда же брату моему во Христе знать, кто суть госпожа этих мест, равно как и мне самому? Ежели определено Господом и законом государя нашего, что женщина хозяйкой стать может не иначе, как через мужа? Воистину, если ты горишь верою, аки свечой воска ярого, чтишь закон Его Величества, святого Генриха Восьмого, то путь тебе в Оркрист. Там и вопрос, там и ответ. Но, помнится мне, что король наш пожаловал деревню в награду мужу её. Видать, правильный рыцарь был. Не то, что жена.
Уилл вздохнул, потерев глаза. Как можно было не знать на чьей земле ты живёшь? Он поднялся, обращаясь к михаилиту.
- Ну пошли, посмотрим. Можешь по дороге рассказать мне свой длинный и обстоятельный ответ.
- Иди, - мотнул головой Снежинка. - Я догоню. Мне исповедаться надо. Благословите, отче?
Уилл закатил глаза.
"Там жена рыцаря детьми с прилавка торгует, по полсоверена за фунт, а этому лишь бы исповедаться".
Монах казался ему человеком недостойным, который чаще оправдывался верой, чем руководствовался ей. Так что перед ним изливать душу Уилл бы точно не стал. Будь то хоть сосуд святого духа, хоть ещё кто.
- Ну как знаешь.

[Spectre28 >>>]

Деревня выглядела плачевно - несколько старых домов без изысков, да горстка срубов на фермерских угодьях вдалеке. Из того, что когда-то было деревенской таверной сделали сарай для коз.
"Хорошо бы найти место для ночлега, а то придётся ночевать в обнимку с козами".
В глаза бросались несколько относительно целых мест - кузница, конюшня и швейная мастерская. Видать, всё что было нужно местной хозяйке.
Тропинка, ведущая от главной дороги, извилисто убегала вверх по холму, к небольшому двухэтажному особняку. Особняк был удивительно красивым, и не подходил ни безлюдной деревушке, ни скромным угодьям вокруг. Большие стеклянные окна с белыми рамами, пышные клумбы с сиреневыми и светло-голубыми кустами. Место как будто вырвали с южного побережья Франции и переместили в нищую Англию. По крайней мере, Уиллу так казалось, потому что во Франции он никогда не был, и быть не собирался.
При таком виде было проще поверить в продажу местных работорговцам. Но с выводами лучше было не спешить. Кто знает, может быть детей местная Вильгельмина просто ела. Тогда дело было проще, потому что оно было Скрамасакса. Уилл почесал лоб, взглядом ища кого-нибудь необычного среди местных. Кроме пары женщин и мужчин в поле, никого найти не получалось.
Снежинка так и не появился. Видимо, священник во славу Духа попросил его доколоть дрова. Уилл спешился и, взяв Годиву под узду, пошел к особняку. При взгляде на деревню, только больше захотелось проехать мимо, но если Мина была связана с работорговцами, то нужно было хотя бы попробовать что-нибудь разузнать. Всё-таки, иоанниты были только предположением.
Уилл пошел прямиком к особняку. Думалось ему, что от местных он узнает не намного больше того, что уже услышал от монаха. Да и подозрительно это было, вот так шататься и расспрашивать крестьян. Лучше, сразу напроситься в гости к Мине. Снежинка, пришиби его телега, зачем-то не дал расспросить старика, да ещё и сам куда-то пропал.
Когда крутая тропинка закончилась, перед Уиллом открылся двор поместья. С одной стороны было большое открытое крыльцо, а с другой росла громадная черная акация. Деревянная табличка рядом с крыльцом гласила: «Пожалуйста, не ходите по лужайке». А возле ствола акации лежало несколько комков, похожих на мёртвых птиц. Уилл присмотрелся и оказалось, что это мёртвые воробьи.
"Хорошо хоть не вороны, а то пришлось бы разбираться..."
Он взошел на крыльцо, попутно осматривая двор, и остановился возле двери. Как-то вокруг было очень уж тихо, газон казался неухоженным, да и птиц никто не убрал. Окна были наглухо забиты, и тоже навивали какое-то беспокойство. Уилл развернулся и ещё раз пробежался взглядом по двору.
"Лишь бы хозяйка детей продавала, а не ела..."
Положение друида было незавидным, - просить христианского бога о защите было как-то нагло. А просить о защите Морриган была вообще опасно, - богиня могла взаправду явиться, и тогда всё становилось так плохо, что не помог бы уже ни бог, ни все святые вместе взятые.
Уилл постучался в дверь, но та оказалась незаперта и, поддавшись, со скрипом приоткрылась. На сам стук никто не отозвался. Уилл провёл рукой по подбородку, борясь с нежеланием заходить внутрь. Он немного подождал, и снова постучал в дверь. На шум никто не явился, но ему показалось что внутри что-то испуганно зашебуршилось. Уилл недовольно хмыкнул и настежь открыл дверь.
Внутри была прихожая. Стены были оштукатурены и расписаны венецианским узором - черные виноградные лозы и белые цветки розы поднимались к потолку, где несколько цветков образовывали луну, дающую тусклое освещение. Выглядело жутко богато.
На противоположной стороне прихожей можно было разглядеть приоткрытую деревянную дверь. Входить в чужой дом без разрешения не особо хотелось, такое мало кому нравилось. Уилл прочистил горло.
- Эй! У вас всё в порядке? Может, нужна помощь?
Ну делать было нечего, не мог же друид пройти мимо нуждающихся. А комиссар, так вообще не мог пройти мимо, даже мимо тех, кто ни в чём не нуждался. Уилл сделал шаг вперёд, придерживая дверь одной рукой. Сила не перестала его слушаться, это было хорошо. Он отпустил дверь и прошел дальше, рассматривая комнату.
Слева из комнаты выходила большая двойная дверь. Уилл пробежался по прихожей взглядом. Достаточно быстро, получилось разглядеть в стене по обе стороны от большой двери два потайных прохода, замаскированных тем же рисунком, что и стены. Ни ручек, ни замочных скважин видно не было. Он опустился на колено возле одного из ходов. Стена была ровной, ничего не выступало. Пол во всей комнате был из венецианской мозаики. Уилл пригляделся к элементам мозаики возле двери. Судя по износу, царапинам и цвету окантовки, потайными ходами часто пользовались и сдвигаться потайная дверь должна была внутрь. Он поднялся, отряхивая пыль с колена, и попробовал надавить на дверь. Та не поддалась.
"Прямо как католик на допросе".
Странное место для потайных ходов - по обе стороны от двери в прихожей. Может, двери были нужны для того, чтобы через них выводить рабов на торги? Уилл через плечо глянул на искусственную луну на потолке, потом на плотно закрытые окна. Или дверцы открывались только в определенное время суток.
"Госпожа, а вы когда-нибудь имели дело с вампирами?"
Уилл обратился к Морриган больше от чувства одиночества. Он сомневался, чтобы дело было таким уж страшным и касалось кровоядных. Но всё равно, он как будто был один во всём особняке, и от этого становилось не по себе.
Морриган только фыркнула где-то вдалеке. Уилл пожал плечами, открывая большую дверь.
"Вампиров, наверное, боится".
В комнате было светлее и просторнее, чем в прихожей. Возле окон стояли несколько картин. Наброски на холстах, кажется, изображали мужчину и женщину в стандартной для портрета позе. В дальнем углу комнаты был вход в помещение поменьше, судя по торчащему оттуда краю обшитого дорогим московским мехом плаща, - гардеробную.

[Leomhann >>>]

"Странно, что за такими богатствами никто хотя бы не приглядывает".
Уилл зашел в комнату, придерживая рукой дверь, пока не убедился, что сила его слушается и потолок не спешит падать на голову. Движение, конечно бесполезное, потому что потолок мог упасть и сильно позже. Но так всё равно было как-то спокойнее.
Он заглянул в гардеробную. Там тоже не было ничего необычного, — несколько плащей, начищенные женские сапоги для верховой езды. Пыли вокруг было мало - особняк точно не пустовал неделю до его прихода. Неожиданно он почувствовал себя толи вором, толи похитителем. Чем он вообще занимался, расхаживая по чужому дому без приглашения? Уилл развернулся и пошел к прихожей.
- Эй! Есть кто живой?
- Ты что, себя не видишь? - издевательски удивился голос Морриган. - Или уже не живой? Хотя, я бы, наверное, заметила. Или нет. Иногда с вами, смертными, не понять. И вообще, какой идиот зовёт живых в таком месте? Что тебе от них надо, добить, что ли?
Уилл хмыкнул, заглядывая в следующую комнату.
"Ну не мёртвых же мне звать, от них толку мало. А что не так с этим место? Тут проходил королевский сборщик податей?"
Идея встретить одних мертвецов, хоть ходячих, хоть нет, ему не очень нравилась. Но если и встречаться, то лучше с неходячими
"От комиссара все разбежались, - ехидно просветила его богиня. - Известно, что вы тащите всё, что не прибито. А что прибито - отдираете и снова тащите. Беззаконие и подражание моей сестрице, Бадб".
Уилл улыбнулся, открывая ту дверь, что вела из прихожей направо.
"Мы? И тащим? Не может быть. Ну, а то, что я должен вашей уважаемой сестре мешок золота - это и правда беззаконие. Тут могу только согласиться".
Комната была достаточно просторной, но тёмной. Полупрозрачные окна, которые по поднимались почти до потолка были закрыты снаружи металлическими щитами. Стёкла украшали изображения роз. Уилл пробежался по комнате взглядом. Внутренние стены были обшиты панелями из тёмного дуба, посередине комнаты широким кругом расставили мягкие кресла, а рядом с ними небольшие столики из того же дуба. Из комнаты вели две, замаскированные под цвет стен двери. На столиках лежали игральные карты, стояла начатая шахматная партия, на подоконнике - стопка бумаг. Судя по обстановке, уходили из зала неспеша, - ничего не валялось на полу, никто случайно не задел столик или кресло. Уилл подошел к окну и заглянул в бумаги.

Почерк был аккуратный.

Мы подчиняемся Той, которая следует за нашей процессией, которая, скрывшись в своем паланкине, изучает по книгам Гермеса судьбу мира; это наша Королева, наша Герцогиня, Великолепная Повелительни­ца Огня и Металла. Ах! Темный лоб, который венчает сверкающая корона, волнистые волосы негритянки, ассирийский плащ, на котором поет золото в окружении глухих драгоцен­ных камней. Ты, что следует за глашатаем, несущим ветку шиповника. Нищенка, Верховная Жрица!

Уилл устало вздохнул, потирая глаза. Либо это было неудачное описание Анны Болейн, либо речь шла о другом божестве, которое занесло в Англию из какой-то оплеванной пустыни. В худшем случае, с этим же тёмным лбом был связан Рольф. Но это вряд ли. Он перевернул лист.

Ярость совсем поглощает Эспаду. Он бьет одного из двух мужчин, с которыми борется, прямо в горло. Хватает за руку другого мужчину с мечом и дергает ее вперед так, что меч вонзается в грудь держащегося за горло гладиатора. Выгодный товар.

Я стояла над гладиатором, израненным бойцом, лежащим на полу в своей клетке. Думала - вот лежит он, сильный, мощный, статный, порезанный таким же самцом на потеху публике и во имя моей прибыли.

Они осознают, что попали в плен, когда приходят в себя под аренами, с раскалывающей головной болью. Толстый, тяжёлый ошейник, затянутый вокруг их шей, не даёт дышать. К ошейнику пристёгнута цепь, и она, протянувшись вниз, связана с кандалами на запястьях.

Не могу забыть, каков Актёр на Арене! Жаль, что эта стерва заломила за него такую цену... Жилистый, вёрткий, кровожадный. Совсем, как я. Я облизываю губы, глядя на его пронзительные серые глаза. Это возбуждает – находиться под властью такого человека. Жар внизу живота становится всё сильней и сильней, и я представляю, как скольжу ладонью по широкой и твёрдой как камень груди, скрытой под старой тогой. Много бы я отдала поглядеть на его бой против чемпионов других арен...

Уилл повёл ладонью по подбородку. Эта Мине была помешанной из-за вседозволенности дворянкой. Очень опасной. Человек, который держал рабов для гладиаторских боёв, наверняка, имел сильную охрану, ну или какие-то магические приспособления. От таких мыслей становилось не по себе. В дополнение, кажется речь шла о знаменитом королевском констебле с серьгой в ухе. Уилл отложил листы с описанием гладиаторских боёв.

[Spectre28 >>>]

И католицизм, и Реформация короля Гарри изжили себя, как и христианство в целом. Только мешают!

Привезли очаровательно красивую блондинку. Строптивая, как и все аристократки. Кажется, беременная. На рынке в приграничье за неё отдадут немалую сумму. Там любят норовистых кобылок с приплодом.

Уилл тяжело вздохнул, оперевшись руками о подоконник. В груди зацарапала перемешанная с усталостью злость. Он схватил один из столиков и с размаху ударил им по тому месту, где в стене была замаскированна дверь, потом ещё раз. И откинув столик в сторону, упал на колено, приложив руку к полу. Пол охотно отозвался цоканьем когтей и в коридор вышла собака. Здоровенная, состоящая сплошь из костей, скрепленных усохшими сухожилиями, она по всем законам природы не должна была двигаться. Но - двигалась, да еще и поглядывала на Уилла пустыми глазницами. Отчего-то казалось, что делает она это плотоядно.
Уилл тяжело вздохнул, доставая михаилитский меч из ножен. Пытаться договориться с нежитью, скорее всего, было бесполезно. Он приготовился рубануть гончую, если та прыгнет на него. Но собака прыгать не спешила, только скалила зубы, невозможно, глухо рокоча горлом.
Уилл хмыкнул, не сводя глаз с собаки. На деле тварь была очень опасной, умудрится схватить за шею и всё, пиши пропало. Не разжимая рукояти меча, Уилл попробовал силой прощупать пол под собакой, но камни впитали магию как сухая земля воду. Это не вселяло веры в завтрашний день. Эффект был похож на тот, что бывает в тюрьмах. Уилл уставился на гончую.
- Слушай, давай ты оставишь меня по-хорошему. Я не от бессилия предлагаю, а от природной доброты.
Собака фыркнула, сожрала кусок кресла, которое Уилл сломал о дверь, развернулась к нему задом, презрительно загребла задними лапами, как будто закапывала дохлую крысу, и пошла куда-то вглубь дома. Уилл подождал ещё немного и улыбнувшись вернул меч в ножны.
"Кто бы знал, что Англия теряет здесь такого великого дипломата".
Он присмотрелся к полу, силой пытаясь разобрать, где начинается и заканчивается всасывающая пустота.
Судя по всему, пол поместья мало чем отличался от пола тюрьмы. Момент, однозначно, был отрицательным. Уилл не любил находиться в помещении, которое не мог развалить. Интересно как делались такие полы? Было ли дело в материале или в каких-то чарах. Раньше он об этом как-то не задумывался, но вряд ли на месте особняка раньше была тюрьма. Получалось, что государственными тайнами владел кто попало. Ну или для настоящих дворян это было не такой уж и тайной...
Уилл ещё немного поразглядывал комнату, и пошел дальше, осторожно ступая и глядя по сторонам. Было непонятно, что стряслось в поместье, когда искать кого-то живого Морриган не советовала, но и следов крови нигде не было. Уилл на ходу поправил сумку.
"Местные отправились на поиски гроба господнего, не иначе".
Из комнаты он вышел в зал. В углу стояла большая арфа, замотанная в пыльный матерчатый чехол. Пол был выложен мозаикой, которая изображала танцующих крестьян, за которыми подглядывал сатир. Если бы не человеческое туловище, сатир бы походил на Кромвеля. Стены в комнате были странно пустыми, а большим камином, явно, долго никто не пользовался. Уилл придирчиво посмотрел на арфу. Такую большую арфу он видел впервые в жизни.
"Даже слово какое неказистое - Арфа..."
"Это комиссар - неказистое слово, а никакая не арфа, - просветила его богиня. - Сам подумай, арфа. Благозвучно, таинственно, воздушно. А комиссар? Берешь com, добавляешь missio - и выходит "с посланием". С каким, от кого, кому, зачем?.. Кстати, а правда - с каким и зачем? Если это про кресло и дверь, то это странные упражнения для друида. Знаешь, мышцы ты себе и так нарастить мог бы. Как то дерево. Они ого-го какие сильные! А корни!.."
Уилл хмыкнул, высматривая потёртости на мозаике. Глаз у сатира бы немного затёрт и как будто мог вдавливаться в пол, платье селянки - тоже, он сам уже не понимал, кто и чем занимается. То ли друид, то ли комиссар, то ли рыцарь. Дурак. Дурак - это наверняка.
"Что, правда? А цвет волос поменять можно? А то меня с этой шевелюрой за милю видно, никакой тебе конспирации. Тут и правда не комиссар, а сплошные "кому?" и "зачем?". А дерево, оно что здесь какое-то особо коренастое?"
"Дерево? - Было почти ощутимо, как богиня всплеснула руками. - О, о деревьях я знаю всё!"
Она звонко рассмеялась и откуда-то повеяло цветущими яблонями.
"Прям такие всё? Ну вот что самое важное можно знать о деревьях?"
Уилл поднялся с пола и полез под чехол арфы.
"А ты видел, как сосновые корни из земли так и выпирают, так и выпирают, толстые, бугристые, ах!.. - не сбиваясь с тона, продолжила богиня, добавляя в яблочный дух хвойный привкус, - А дураком можно быть с любыми волосами. Хоть с летними, хоть с зимними. Хоть зелёным ходить, хоть лысым, в общем. Ох, знала я однажды лысого друида, так такое вытворял!..".
"Не... лысым я быть не хочу, даже если после этого можно будет вытворять всякое. Да мне и так, наверное, можно. Знать бы только что... Вот что вытворял этот лысый друид?"
Арфа была обычной. Уилл отпустил материю, подняв в воздух облачко пыли. Чем он вообще тут занимался, если Алетта, должна была быть в другом городе? Он подошел к стене и стукнул костяшкой пальца по штукатурке. По стене пробежалась вибрация, в стороны и вверх, ровно отражаясь от углов. И только справа внизу от камина, волна провалилась, как в колодец. Уилл подошел к спрятанной нише и, став на колено, пару раз потыкал в замаскированную дверцу пальцем. Та не отрылась.

[Leomhann >>>]

"Растения и деревья – это одежда мира, - задумчиво сообщила богиня, - его счастье и радость. Эфемерный, каменный мир замков – это тюрьма, которую люди построили сами для себя. Я считаю, что человечество сегодняшнего дня лицемерно в своих нуждах. Вы восхваляете природу, пишете о ней стихи, рисуете ее на картинах, любите гулять в ее лесах, смотреть на деревья. И вместе со всем этим, вы осознанно уничтожаете растения, деревья. Для меня самый страшный тип человека-вредителя – это тот, который осознает, что вредит, страдает от того, что вредит, но продолжает виновато понурив голову это делать".
"Ну ведь тут всё не так однозначно... Большую часть времени мы голодаем. Чтобы не голодать, вырубаем лес и засеиваем больше полей. Нам начинает хватать еды. Рождается больше детей. И все, что родители, что дети снова голодают. Получается, что возделывание земли, - это большая ловушка. И выйти из неё уже нельзя, потому что лес столько ртов не прокормит".
Уилл переборол желание выломать дверцу и вернулся к полу, разглядывая мозаику. Всего в пол вжимались зеленый глаз сатира и семь разноцветных платьев селянок. Уилл пальцем вдавил в пол сначала глаз, потом зеленое платье. Доверия ко всем этим архитектурным махинациям у него не было.
"Тьма, которая обнимает нас вот уже скоро год – это не тьма богов, которая чревата жизнью, новым солнцем, светом, да и вообще – продолжением цикла бытия, в котором чередуются жизнь, смерть и возрождение, - недовольно сообщила ему богиня. - Это тьма человеческой мерзости, тьма, противная богам и людям, тьма, которую создает только человек".
Эффекта нажатие не дало, но он заметил, что вдавливаются сегменты в пол по-разному. Платье щелкнуло всего три раза, а глаз - раз семь. После небольшой проверки оказалось, что каждый сегмент щелкал разное количество раз. Уилл начал прожимать сегменты по возрастанию, чтобы шума становилось всё больше.
Слова Морриган вызывали тревогу. Он, конечно, мог сказать, что последний год дела в стране идут из рук вон плохо. Но сказать так можно было и год назад, и пять. Это же была Англия. Видимо, происходило что-то поглобальнее.
"Тьма?"
"- А друид тот, - радостно сообщила богиня, - даром, что лысый был, а цветы трахал, как волосатый. Чисто шмель. Они такое рожали - ууу... Римлян сжигал. Чувства чужие понимал, опять же. Беду ногами чуял. Ну, зелья варить и девок кустами ожившими спьяну пугать все умеют. А вот еще - в междумирье ходил, как к себе домой. Богинь всех ублажал. Потому что обычный человек не сдюжил бы. А уж как богини его любили... А потом он чуть этого генерала-любовника Бадб не убил, да. И история пошла вспять. Но и сначала. А может, и с середины наискосок - но пошла.
- А если ты, о покровительница детей, идиотов и полных идиотов, скажешь, куда именно эта история пошла, я тебе её туда и засуну, - меланхолично сообщила богиня. - Уже б засунула, да некогда. И вот ведь сжигали недавно, сжигали, а всё не в прок".
Впечатление было такое, будто у него в голове заседал парламент, в не лучшие для парламента времена. Уилл пальцем вжал зеленый глаз в пол, слушаю как тот отсчитывает семь щелчков. Вообще, спор богинь заставлял задуматься о том, как мало он знал о месте, которое занял. Из всех подвигов лысого друида его заинтересовала возможность "ходить в междумирье". Может быть, так можно было быстро перемещаться между городами. На седьмой щелчок ниша возле камина издала ужасно противный звук и отворилась. Внутри клубилась какая-то недобрая тьма. Уилл пригнулся, пытаясь рассмотреть, что было внутри.
- Ой, девочки, не ссорьтесь, - протянула богиня, хихикнув. - От этого морщины появляются, как у карги.
- Возраст - се почтенно, - не согласилась богиня, - сие цикл рождения и смерти, который нарушать нельзя. Ибо это противно закону.
Кажется, он начинал различать голоса богинь у себя в голове. Последняя реплика, явно, принадлежала Морриган. Уилл подошел к камину и засунул руку в нишу. Внутри оказался клубок цепочек и ключей. Цепочки выглядели культистскими - на одной был изображен чёрно-огненный глаз. Ключи были похожи на те, что он видел за стойкой в таверне.
"Опасные штуки... Но и оставлять жадность замучает".
Уилл снова засунул руку в нишу и вытащил оттуда портрет. Портрет изображал одного из братьев-вампиров, которые угостили его сыром, в обтягивающем костюме. Походило на любовные фантазии какой-то престарелой дворянки.
"- Я помню, - голосом, полным неизбывной тоски, продолжила богиня. - Когда-то всё было иначе. Мы были едины, как перья в крыле, несли закон и мир этим землям. Без притворства, обнажив грудь. Теперь же одна смотрит преданными глазами течной суки на своего илота, опрометчиво вознесенного до мужа, другая - нянчится с пасынком первой, а третья... Эта всегда была дурочкой. И даже друид отвратен, задолжал гривны и верность.
- Жадность - се почтенно, сие цикл зависти и смерти, который неизбывен, ибо окован законами, - издевательски дополнила богиня. - Гривны небось тоже зажадил, потому что где это видано, чтобы комиссары отдавали? Хотя, странно, послания же относили. Может быть, несли, но не отдавали?"
"С обнаженной грудью..."
Уилл отрезал кусок полотна, которым была накрыта арфа, и закутал в него клубок цепочек и портрет. Непонятно к чему в особняке лежал портрет вампира. Может, он здесь вырос, может, был зачем-то нужен хозяйке поместья. При встрече, нужно было предупредить и показать портрет. Всё-таки сыр на дороге не валялся.
"- Чего это я нянчусь? - Возмутилась богиня, с металлическим треском тряхнув чем-то. - Взрослый, красивый мальчик. Сам себе на уме. Или завидуешь, о Старшая?"
Уиллу становилось интересно, случись богиням подраться у него в голове, он бы поумнел? Или просто вспомнил бы про гривны. Он поднялся, запихивая свёрток в сумку. Нужно было собрать всё, что могло помочь с поисками Алетты и, по-хорошему, сваливать из поместья от греха подальше. Уилл вернулся в комнату с креслами и окинул её взглядом. Кроме двух дверей, сделанных под цвет стены, ничего в глаза не бросалось. Он вдавил одну из дверей и та поддалась, открыв вход в коридор. В нескольких метрах от него, посреди узкого прохода сидела гончая. Справа в стене было что-то похожее на очертания входа, — как будто под штукатуркой был потайной проход в виде арки.
Разглядеть штукатурку получше не вышло, потому что гончая с радостным видом подскочила к нему и отодрала от ноги кусок мяса, вместе со штаниной. Уилл выругался, не зная, хвататься за меч или обдать собаку пламенем.
"Вот сволота-то!"
При этом, вид у твари был такой, как будто он специально принёс ей пожрать, а не оказался жертвой вероломного нападения. Уилл прикрыл левой рукой кровоточащую рану, не сводя взгляда с гончей.
"О, а я такого на ярмарке видела! - Восторженно поделилась богиня. - Только не собак, а змей заклинал, вот ровно таким же взглядом. Так уставился, и смотрел, и смотрел, аж дым из ушей. Я бы его тоже цапнула, как та гадюка. Два раза. Не люблю, когда смотрят, от этого форма появляется".
Уилл подвёл левую руку к ране, кривясь от боли.
"Если бы меня никто не кусал, то я бы и не пялился".
Пока гниль с клыков гончей не разошлась по телу, нужно было вытолкнуть зараженную кровь из раны и попробовать залечить укус. Уилл использовал магию, не сводя глаз с собаки. Кровь смешанная со слизью потекла вниз по штанине, а на месте раны появился большой шрам. Боль тоже отступила и он перестал хмуриться.
"А вот штаны я лечить не умею, придётся пока ходить с дыркой".
Так и оставаясь в полуприседи, он провёл рукой по стене. Лёгкая рябь отразилась от углов и, рассеиваясь, ушла вглубь камня. Кажется, дверь можно было задвинуть внутрь стены. Мешали только спрятанные каменные штыри.
Заскучав, ну или не выдержав его грозного взгляда, гончая махнула хвостом и поцокала вглубь особняка. Уилл поднялся с колена, отряхивая штанину и меряя взглядом дверь. Глаз сразу цеплялся за весящий вверху портрет толстой, красноволосой дворянки. Две трети портрета занимала грудь, оставшуюся часть - пухлое, ярко раскрашенное лицо. Где-то между ними краснел медальон, чем-то похожий на те, что были в шкафу.
Ему не понравилось лицо с портрета, взгляд у пухлой дамы был неприятным. Уилл поближе рассмотрел стену, ища потёртости.
Ничего необычного видно не было. Единственное, - у портрета был слегка побит нижний левый угол. Уилл заглянул под картину. Крепилась она на обычный гвоздь, и для потайного рычага подходила плохо. Висела неудобно и высоко.
В остальном стены в коридоре были голыми. Внимание привлекала только стоящая в углу пустая ваза со странным рисунком. Разрезанная пополам чёрная голова, между двумя половинами парили песочные часы и золотая фигурка женщины с нимбом. Уилл попробовал подвинуть вазу. Внутри шуршало что-то вроде кожуры от орехов, он упёр вазу о носок сапога и высыпал содержимое на пол. На паркет посыпалась шелуха от лесных орехов, два пенни, засохшая мышь, кусочек усохшего сыра, лепестки розы, собачья шерсть, клубы пыли, опилки, щепки, обрывки промасленной бумаги.
"Ну вот, только намусорил..."

[Spectre28 >>>]

Уилл поставил вазу на место, сапогом затолкав мусор за неё и вернулся к портрету. Подёргал его из стороны в сторону и пару раз ударил рамой по стене. После удара стена заскрипела и дверь открылась внутрь, запуская тусклые лучи света в небольшую комнатку. Стены, пол и потолок внутри были покрыты мягкой, толстой тканью. На каждой из трёх стен висело по металлическому кольцу. Судя по всему для цепей.
Кажется, комната предназначалась для рабов и мягкие стены были нужны, чтобы человек не мог разбить себе голову о камень. Уилл нахмурился. Как и портрет, комната вызывала неприятные эмоции. Магии он не чувствовал, следов внутри комнаты видно не было. Уилл взял монетку из кучи за вазой и кинул внутрь комнаты. Иллюзий внутри тоже, вроде бы, не было... Он ещё раз стукнул картиной по стене и дверь с тихим шорохом закрылась.
В этот же момент на него с потолка посыпались пауки, каждый размером с кулак. Уилл вздрогнул от неожиданности. Твари тут же начали ползать по всему телу и больно кусаться. Судя по весу они были полыми внутри. Уилл схватил одного из пауков и разбил о стену, потом схватил второго и точно так же ударил им по стене. Пауки кусали пальцы, а от удара взрывались, выпуская облачко пыли.
"Не работает".
Уилл упал на пол и начал кататься по холодному камню, стараясь не дышать пылью. Несколько пауков хрустнуло под плечом и бедром, но он не заметил как в коридор вернулась гончая. Собака прыгнула ему на спину, и Уилл чудом успел извернуться и откинуть её ногами. Гончая с неприятным стуком грохнулась в стороне.
Уилл рывком встал на колено, не сводя взгляда с твари. Руки и ноги болели от укусов, было тяжело дышать. Гончая, стуча костями, поднялась на лапы. От неё нужно было избавиться. Уилл зацепил одну из фоновых вибраций в противоположной стене, усилил её, вывернул и выпустил. В гончую с пылью полетел кусок кладки, перехватил её в прыжке и припечатал к потайной двери. До того как стена поглотила всю кучу костей, половина собаки оторвалась, упала на пол и оттуда тут же прыгнула на него. Голень обожгла боль, которая усилилась, когда второй камень сорвал остатки гончей с него и впечатал их в стену.
"Ну нахрен..."
Уилл поднялся, упираясь рукой о колено и тяжело дыша. Стена потайной комнаты поглотила последнюю косточку и выровнялась, как будто ничего и не было. Уилл ладонью вытер лицо, взглядом ища пауков в коридоре. Те, судя по всему, разбежались. На полу валялось пару зубов гончей, и кажется кусок мяса с его ноги.
"Не буду заводить собак".
Когда он начал лечить рану на ноге, боль потихоньку утихла, уступив место тишине. Даже в ушах засвистело. Уилл выпрямился, глядя в конец коридора. Нужно было подумать, что делать дальше.
Ему не нравился особняк. Понятное дело, что будь здание обычным, он бы никогда не позволил себе разгуливать по чужому дому и ломать чужие кресла. Но ни гончая, ни записки, ни обшитая тканью комната не вызывали доверия. Комната, по виду, была одной из тех, двери которых сами по себе захлопывались у тебя за спиной.
Что он вообще надеялся найти в особняке? Саму хозяйку, у которой можно было спросить про Алетту или комнату с рабами? Судя по всему, кроме костяной гончей, в особняке вообще никого не было. Он был не вор и кулоны с портретом взял только по тому, что кулоны были прокляты, а портрет касался одного из братьев-вампиров.
Уилл вздохнул. Хозяйка поместья занималась работорговлей, а Алетту похитили совсем недалеко. Нельзя было уйти, не перерыв весь особняк. Нужно было пройтись по комнатам и проверить, нет ли в них всё-таки кого-нибудь живого. Ещё в здании должно было быть место, через которое внутрь попадали рабы. Вряд ли торговля шла через парадную дверь. Это место тоже нужно было найти. Уилл пошел дальше по коридору, прислушиваясь к малейшему шороху, чтобы уклониться, если на него снова вылетит какая-нибудь зараза.
"Покрытое мыльной пеной тело, - с придыханием сообщила богиня, - напоминало туго натянутый лук. Ни намёка на дряблость или вялость".
"Вы что там, любовные поэмы читаете?.. Или просто намекаете, что мне нужно помыться?"
В коридоре было тихо, но из-за того, что пол не пропускал силу было сложно сказать, что сзади, не оглядываясь. Да и пауков на потолке он пропустил.
"Следовало выпороть тебя еще в день прибытия, - теперь богиня говорила задумчиво, - именно этого ты и заслуживаешь".
"О...Да! Да! Да! О..."
"Вы совершенно рехнулись. Все, - резюмировала грустно богиня. - Кроме Викки".
Уилл вздохнул. Кажется, разговор шел в никуда. В последнее время ему казалось, что и его собственные мысли превращаются в бессмысленную перебранку. Где одна его часть глупо шутит, вторая пытается быть взрослой и серьёзной, а третья вообще... третья.
Пыльный коридор повернул направо и через десяток шагов вывел его в тускло освещённый зал. В большом камине этого обеденного зала пылал огонь, отбрасывающий длинные колеблющиеся тени на пол и стены. Большую часть комнаты занимали длинный узкий стол, освещённый тремя массивными канделябрами. На дальнем конце стола сидела крупная фигура в кольчуге, склонившаяся над тем, что когда-то было остатками передней части козы. Голова мёртвого животного свисала со столешницы и истекала кровью. На несколько мест дальше сидела женщина в эффектном, забрызганном кровью белом платье, но не очень красивая. Она не спеша потягивала что-то из рога.
Увидев Уилла, женщина ласково улыбнулась. Одновременно с этим фигура в кольчуге поднялась из-за стола и, как-то не по-человечески топая, побежала на него. В зале начало страшно вонять мертвечиной, так что Уилла чуть не стошнило прямо на пол. Если женщина была некромантом или вроде того, то стоило сначала убрать её. Скелеты вообще падали, когда умирал некромант? Да она и по виду была не очень жива...
Он успел отскочить от рыцаря в сторону, стараясь дышать ртом. Но если некромантша умела говорить, то нужно было сначала спросить у неё об Аллете. Уилл крикнул, внимательно следя за мертвецом в доспехах.
- Послушайте! Давайте лучше поговорим! У меня в голове много женских голосов, я уверен, мы найдём общий язык!
- Ленута Йорга, вторая невеста Войтеха Толмаи, не говорит с едой, - лениво потянулась не очень живая некромантша. - Но сейчас я сыта. Говори, зачем ты пришёл? Ты хочешь погубить нас? Ты ищешь их, наших отпрысков, наших Николаса и Микаэля?
- Зачем вы коверкаете английские имена? - Уилл отвлёкся, думая, что на время разговора громила остановится, но мертвец в броне попёр дальше и на ходу плюнул в него целой лужей жижи. Уилл запоздало скакнул в сторону. Лужа больно ударила в плечо, прожгла одежду и обдала всё вокруг такой вонью, что заслезились глаза. Сгустки зелёной блевотины стекли по одежде и попадали на пол. Уилл подавил рвотный порыв и тут же увернулся он меча, ушел на несколько шагов в сторону. Рыцарь бил тяжело, так что разрубил бы и лошадь. Доставать меч против такого было бесполезно. Уилл положил руку на стену, напряженно глядя на мертвеца.
"Горе вашему дому, вы испортили мне штаны...".
Рыцарь сделал шаг вперёд, тяжелый, громкий. Вибрация пробежала по полу и ударилась о стены. До того как мертвец сделал второй шаг, дальний угол стены за его спиной изогнулся. Каменная кладка хлестнула рыцаря сзади, и замоталась вокруг него, как полоска ленты. Уилл сжал клубок, чувствуя как от напряжения начинает кружиться голова. И тут в комнате стало очень тихо. Не дыша, он прислушивался к особняку. Здание скрипнуло, но осталось стоять. Он вернулся взглядом к женщине. Хотелось блевать и помыться.
- Я не собираюсь вредить вашим отпрыскам, а просто ищу свою жену. Её недавно похитили работорговцы. - Уилл постарался восстановить дыхание. - Молодая девушка со светлыми волосами и голубыми глазами, зовут Алетта. Раз я всё равно еда, которой посчастливилось наткнуться на вас, пока вы сыты, проявите великодушие и расскажите мне, если вы что-то слышали о ней.
- Ты просишь без уважения, - прошипела женщина, обнажая острые и длинные клыки. - Ты даже убил брата Романа!
Она вскочила со стула, сделала шаг-другой и рассыпалась мелким туманом, который спешно начал всасываться под дверь.
Уилл секунду стоял, зло глядя на клубы тумана, а потом топнул ногой по полу. Пол волной покатился вперёд и хлопнул по нижней части двери, как раз, когда половина тумана уже выплыла в коридор. Вампирша зашипела как змея, на землю упала пара ног. А за дверью, судя по звуку, упало и поползло дальше всё остальное. Уилл посмотрел на оторванные ноги. Из них даже не текла кровь...
"Я вспылил...".
Уилл поднял взгляд на дверь, думая, что делать дальше. Плечо, на которое попал плевок, дернуло от боли. Одежда шипела и плавилась и в голове гудело, как в пустом кувшине. Нужно было сначала переодеться и успокоиться. Не стоило забываться, реши вампирша драться, могла прикончить бы его на месте.

[Leomhann >>>]

В одной из комнат нашелся белый дворянский костюм. Слегка щегольской, но когда от него воняло как из могилы, выбирать не приходилось. Уилл попытался стереть с себя слизь обрывками испорченной одежды, перед тем как надевать новую. Без одежды в комнате было неприятно холодно. По коже бежали мурашки.
Куда делся Снежинка?.. Может, стоило уйти, пока его не загрызли? Уилл представил как он едет дальше, думая, что упустил возможность узнать хоть что-то. Это был дом рабовладельца... Алетта вообще могла оказаться в подвале, куда уползла вампирша. И даже без этого, он уже каким-то чудом убрал мертвяка. А тот, наверняка, прикончил бы несколько местных. Если вампирша была последней, то её тоже нужно было убрать, а особняк сжечь. Уилл застегнул ремень на поясе, устало глядя в сторону коридора.
Дверь, за которую уплыл туман оказалась не заперта. За ней была маленькая комнатка с винтовой лестницей, вверх и вниз. Следы и обрывки одежды вели в подвал. Уилл вернулся в зал, снял со стены факел и осторожно пошел вниз, вслушиваясь в каждый шорох.
Лестница вывела его в небольшую комнату, из которой вело три двери. Одна была из тёмного дерева вся покрытая резьбой, к другой, что была напротив лестницы, было прикреплено огромное зеркало и запирающая её железная щеколда. Третья дверь на вид была обычной. В центре комнаты стояла небольшая кушетка с ремнями. Уилл нахмурился. Комната ему не нравилась, ощущение почему-то было как от пыточной. Пятна крови уходили к двери с зеркалом. Оттуда доносились тихие всхлипывания. Уилл вздохнул, рассматривая дверь.
Зеркало, наверное, было как-то связанно с вампирами. Ещё казалось, что щеколду лучше не отодвигать. Он подошел к двери, собираясь с мыслями. Если бы Уилл был дипломатом, он бы сказал, что у него слабая переговорная позиция.
- Я прошу прощения... - Он сделал пол шага в сторону, чтобы если дверь резко откроется, ему не дали по носу. - Может всё-таки расскажите про Алетту?.. А я бы пошлел себе... дальше.
Ответа из-за двери не последовало, зато стало слышно что всхлипывания больше напоминают хлюпанье, как будто кто-то жадно пьёт. И ещё был еле заметный стон. Перед мыслинным взором выросла картина вампирши, которая туманном проникала под дверь, а сейчас напивалась крови запертого там пленника и восстанавливала силы. Нужно было что-то делать. Но открывать дверь было страшно, - он не умел убивать вампиров. Уилл поёжился.
"Сейчас она ноги отрастит, а убивать вампиров с ногами я вообще не умею".
Он отодвинул щеколду и дернул дверь, держа факел наготове. В тёмной комнате вампирша спешно доедала крестьянина. Лицо у мужчины было такое, что самому хотелось выть. Кровь хлюпала на землю, как будто её лили из черпака. Крестьянин жалобно посмотрел на Уилла. В углу неподвижно лежало несколько бледных ребят.
- Я б свалила, -- заметила в голове богиня. - Тут пахнет плохо. И вот, смотри, вооон то пятно над детишками особенно гадко выглядит. Не то чтобы прочие были приятные, конечно, но это - особенно. На сиськи похоже. Голые. Жуть.
"Страшно, хоть плачь".
Уилл со всей силы ткнул факелом в лицо вампирше. Та могла превратиться в туман, а что делать с туманом, он не знал. Как минимум нужно было отогнать её от сельчанина и остатков его крови. Голов в голове был благоразумным, точно не Морриган. Но драться пришлось бы всё равно, что сейчас, когда ещё можно было спасти крестьянина, что потому, когда Уилл убегал бы по лестнице.
Вампирша ярко вспыхнула и завыла так, что Уилл чуть сам не свалился на пол. Упырица оттолкнула крестьянина и, упав на землю, начала кататься из стороны в сторону. Часть огня перекинулась на мужчину. Уилл одной рукой потянул того за шиворот, разгоняя пламя с одежды.
Вампирша тухнуть не собиралась. Уилл быстро пробежал взглядом по комнате, ища любое другой движение. Ничего. Он вернулся к изорванному мужчине. Тот благодарно булькнул, кажется, на грани того, чтобы испустить дух.
Уилл остановил кровотечение, стараясь тратить как можно меньше сил. Нужно было следить за собой, чтобы не потерять сознание от натуги. Крестьянин удивительно быстро смог выдавить из себя фразу.
- Ох, благодарю вас, милорд!
- Ага. - Собственный голос казался чужим и хриплым. Уилл то и делом возвращался взглядом к горящей вампирше. Кричать та тоже не забывала. В подвале было тяжело дышать, жар обжигал лицо. Хотелось выбежать наружу. - Тут был кто-то ещё, кроме неё?
- Мина... Леди Мина... Умоляю, спасите моих детей!
Женский крик резко прекратился. Уилл бросил взгляд на совсем догоревшую вампиршу, потом на лежащих в углу детей. С упырицей, кажется, было покончено, но учитывая Леди Мину из подземелья нужно было выбираться. Он быстрым шагом подошел к детям и опустился на колено, так чтобы обгорелые останки были в его поле зрения.
Дети оказались совсем плохи. Даже без магии было понятно что в них почти не осталось крови. Уилл покривился, прикоснувшись к одному из мальчишек. Чудом было, что тот вообще ещё дышал. Крестьянин, явно, был не в состоянии поделиться, а его собственная кровь не годилась.
Уилл встал на оба колена. Обычно, когда он залечивал рану, он использовал ресурсы, которые уже были в теле. Просто направлял их куда нужно и ускорял лечения. В случае детей, направлять было нечего. Он нахмурился, пробуя ускорить выработку крови, но попытка как будто прокрутилась на месте. В детских телах для этого просто не было сил. Это было очень неприятно. Когда он залечивал рану, например горло отца ребят, чувствовалась приятная завершенность. А сейчас ему как будто били по рукам.
Уилл рукавом вытер пот со лба, пытаясь вспомнить что он чувствовал, когда воскресил михаилиток. Дело было не просто в словах. Сейчас казалось, что он мог вообще ничего не говорить, просто почувствовать. Что он тогда чувствовал? Уилл выдохнул, глядя на бледного ребёнка. То, каким сейчас был этот парень было неправильно. Это было несправедливо, вроде маленького изъяна на теле Вселенной. Он постарался зацепиться за это чувство. Как и говорила Морриган, все рано или поздно умрут, потом возродятся и снова умрут. А этому парню просто было рано умирать. Он прокрутится в колесе, станет старым и немощным, но сначала побудет молодым и здоровым.
Неожиданно из-за стены послышался страшный женский крик. Как будто кого-то резали. Уилл сжал губу, концентрируясь на детях. Если бы он сейчас отвлёкся, то второй попытки могло не представиться. Он глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь не просто исцелить тела, а привести их к правильному состоянию, исправить изъян. Вместе с его выдохом шрамы на детских телах затянулись и совсем исчезли, дети на глазах повзрослели на несколько лет, лица наполнились румянцем. Парни по очереди открыли глаза. Чувство было неповторимым. Как будто он зашел в каждый дом в Лондоне и переложил тарелки на каждом столе, чтобы они лежали ровно. Главное, чтобы теперь не повторилась история с михаилитками. Уилл посмотрел в глаза одному из парней, уже прислушиваясь к тому, что было за стеной.
- В порядке?
Парень что-то невнятно промямлил, но в целом было ясно, что он в сознании. Уилл вскочил и быстро пошел к комнате, откуда доносился крик. После того, как в этой центральной дверью оказалась вампирша, заходить в следующую комнату было страшно. Там могла оказаться та самая Мина. Он завернул за угол, взяв факел в правую руку.
Новая комната оказалась даже тусклее прошлой. Напротив единственной двери стояла деревянная стойка высотой до потолка, на которой хранились пухлые бочки. В спёртом воздухе витал слабый запах гнилого мяса, и от его сочетания с видом бочек выворачивало. В одном из углов громоздилась куча мусора. На полу посередине комнаты лежала, скрутившись в клубочек и кричала девушка. Очень симпатичная, белокурая, с длинной косой. На вид лет пятнадцати. Разглядеть получше Уилл не успел, потому что в её сторону неспешно топал обтянутый кожей скелет.
Вампирша вспыхнула как щепка, а кожа на скелете выглядела сухой. Уилл сделал несколько быстрых шагов вперёд и ткнул факелов в мертвеца, силой раздувая пламя. Красно-желые лоскутки разлетелись в стороны от факела и по телу скелета. Несколько упало на пол, отбрасывая тени по стенам. В лицо ударил жар. Скелет жутко заорал. Через пламя проступила целая голова и мертвяк как ни в чём не бывало попёр вперёд. Гад невероятно точно и быстро ударил когтищами, целясь в грудь. Уилл постарался уйти в сторону, но не успел и когти впились ему в плечо. От боли помутнело в глазах, и на секунду показалось, что сейчас остатки пламени за спиной скелета завертятся кругом и он потеряет сознание. Когти с ещё одной вспышкой боли вошли в грудь и мертвец подтянул Уилл к себе, принюхиваясь к его лицу остатками носа.
Внутри всё сжалось от боли, отчаянья и злости. Уилл выдавил из себя то ли стон, то ли выкрик и изо всех сил потянул вверх кусок пола между ним и скелетом. Кривая каменная стена ударила по локтям нежити, оторвав руки. Уилл отшатнулся назад, но остался стоять на ногах. Рывок отдался жуткой болью в груди, как будто ему попробовали вырвать рёбра. Он последним усилием толкнул стену и та упала вперёд, перемешивая остатки мертвеца с полом. Когтистые руки так и остались висеть в груди. Всё внутри сжалось от страха.
"Сердце... Он что, достал до сердца?"
Уилл оперся липкой от крови рукой о стену, медленно опускаясь на пол. Мысль о смерти не укладывалась в голове. Он упрямо сжал губы, упираясь спиной о каменную кладку и медленно садясь. Было хреново, но сердце, кажется, не задело. В голове стало дурно, как будто он перепил, а потом оказался на сильном морозе. Он усилием воли, сконцентрировал внимание на здесь и сейчас. Осторожно положил руки на обтянутые высохшей кожей кости и на выдохе вытянул сначала одну лапу, потом вторую. В глазах потемнело. Кровь хлынула из груди, как из пробитого ведра. Уилл дрожащими руками попытался закрыть раны, силой останавливая кровотечение. Вся грудь ощущалась как месиво, где ничего нельзя было различить.
"Было бы проще лечить кого другого... я нихера не могу разобрать".
Медленно, но кровь остановилась. Уилл осторожно сделал вдох, потом выдох и опять вдох. Было больно, но о чудо, он был жив. От этой мысли тело размякло, захотелось завалиться на бок и уснуть. Уилл заставил себя оставаться в сознании. Он несколько раз моргнул, замечая как перед глазами из тьмы проступают черты комнаты. Полки с бочками справа, серая стена впереди и скрутившаяся на полу девушка в нескольких ярдах от него.