Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Сарасберг
Горм

Тяжкий груз лег на плечи Горма после бегства из Агдира.
Хорошо ведал молодой ярл, что то не поражение, когда у тебя сохранилось войско и сам ты можешь перевести дух. То не поражение, ибо можешь с новыми силами возвратиться и вновь искать счастья воинского и победы в битве.
Но еще молодой была кровь Горма, кипело все внутри у него и ярость заставляла его улыбаться – натянуто, говорить – едко и зло, и день напролет просиживать наравне с простыми воинами на веслах, дабы унять сжигающую изнутри жажду действия.
И после прибытия в Сарасберг не знал он успокоения.
Пришлось выделить воинов для бережения кораблей, поручить Свибрагеру-ярлу обустройство лагеря на окраине Сарасберга, но главное – пришлось вести беседу тяжкую с Гуннаром Одноухим, что пока еще оставался при Горме.
- Благодарен вам и славным датским воинам Агдир, - соловьем пел Гуннар в шатре Гормовом. – Великое мужество показали витязи конунга Хардакнута...
- Много наших пало, Гуннар-ярл, - оставил в стороне обиняки да восхваления обильные Горм и прямо уставился на знатного норвежца, немалое неудовольствие тому доставив таким презрением своим к учтивости.
- Много наших ушли пировать к богам, - повторил Горм, щурясь недобро. – Скорблю я о них всемерно, как, уверен, станет скорбеть и Хардакнут-конунг. Кровь их взывает об отмщении. И о плате.
- Сможешь ты месть править над Сульки-конунгом, ярл Горм, - заверил его Гуннар, пряча глаза вспыхнувшие.
- Не только о мести речь веду, - покачал головою Горм, - Каждый воин сюда шел за плату норвежскую. Думаю, пришла пора отдать злато да иную плату за павших, ибо нет удержу простому воинству, коли не находят они поддержки и сочувствия у вождей и воевод своих.
- Понял я тебя, - склонил низко голову Гуннар-ярл, - Нынче же доложу о том Рагхильде-кюне. Сил не пожалею, дабы плату урочную получили даны хоробрые.
- И в самом деле поняли мы друг друга, - усмехнулся в спину Гуннару Горм и следом вышел из шатра.
Чуяло сердце его: недоброе что-то замыслили Асгаут да Гуннар. Но верно ли то чутье от асов шло, или же усталость немереная одолевала, в черный цвет облачая всех вокруг, - не знал Горм. А потому не желал он и гадать, где да когда с коварством переведаться доведется. Прежде следует дать воинам отдых да самому сил набраться.
Недолго и искать пришлось Горму: отыскал он кумирню, в которой красовалась стаутя Одина. Преклонил колено Горм перед богом и поведал о муках и сомнениях своих, а жрецу, в тени скрывающемуся, отдал запястье серебрянное – из тех, что даром были от Асгаута-ярла.
Когда же вышел он из кумирни, увидел, что ждут его витязи-телохранители, а рядом стоит Альрик-ярл, с ноги на ногу переминается, словно кручина его привела какая, но опасается он назвать ее.
- Говори, брат ярл, - сказал Горм, чувствуя, как волосы на затылке словно рука ледяная пригладила.
- Собрались нынче на пир кюны обе, а затем совет держали, - произнес Альрик, на воеводу глядя.
Понял Горм и то, что невысказанным осталось: немалую обиду обе кюны нанесли ему, поставив его не с собою вровень, но вровень со своими ярлами. Скрежетнул он зубами, порешив, что возьмет свою виру еще.
- Идем, Альрик-ярл. Надобно нам совет созвать, да со всеми ярлами обсудить, сколь великую виру править будем с норвежцев за павших витязей данских. Там и об этом поговорим.
Шумела вокруг них пристань, но мрачными тенями двигались даны через толпу.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-08-2007, 2:26

(с ДаркЛайт)
Трое лесных странников двигались быстро, стремясь покинуть владенья Кровавого ярла. Даже Эльдис спешила, очень уж ей не хотелось снова испытать его сомнительное гостеприимство. К счастью, Локи-обманщик не оставил Эгиля да Хаки явленной единожды милостью. Знать по нраву их дерзость пришлась богу Огня, он, как гуторят, любит мужей, что живы умом да горазды на выдумки. Эгиль сын Эгиля, живший в лесах норвежских пол жизни, все зимовья здесь знал неперечет. Кк ни боязно было Эльдис у людям идти, но переход по лесу со всей очевидностью показал: она, женщина, едва ли может соперничать с мужами в выносливости, только грузом тяжким на них, легконогих, висит. Вот и выбрали они девевеньку в четыре домину, в тени лесной схороненную да беженцами от войны назвались.
Правда, почти всю стаю пришлось в лесу оставить – кто бы поверил пришедшим с волками? Только Серый Снег с Эгилем пошел, не оставляя вожака в одиночестве.
Странно было Эгилю в чужом доме. Иные тут запахи, и другие люди; вздрагивал лесной житель среди людей.
Был он среди друзей, был среди врагов… да только раньше не был среди людей, которым почти безразличен оказался. Пожалели мимоходом слепого, и дальше пошли.
И потому сильнее он тянулся к Эльдис, хотя того пока не показывал.
- Нам надо разведать, что там да как, - молвил Хаки попутчикам. - Здесь Эльдис в безопасности до времени. а, ежели местные что умыслят. так ты, Эгиль, волков мигом кликнешь. А мне тяжко сидеть на полатях, не зная, что там за лесом. Ох, и смутное время настало, даже не ведомо , где друзья, где враги. мыслю я - хорошо бы разведать. Схожу я туда, где мужей больше живет, посмотрю да поспрашиваю.
- Сходи, - согласился Эгиль. - Один ты чужих глаз не привлечешь; мы же заметны чересчур будем. Хоть и не мне говорить о том, кто в глазах людских более приметен.
- Возвращайся скорее, - произнесла Эльдис. Бояздно ей было Хаки в лес отпускать, но - когда жена мужчину от войны удержала? Поход сына Гандальва хоть и не был ратною битвой, но все же... риск был немалый.
- Конечно, - кивнул тот в ответ. то. что рождалось между его спутниками, не было для Хаки тайной. и не желал он мешать юной любви, счастья обоим желая. То была одна из причин, почему конунжич прочь торопился. Третьему в таких делах места нет, а так.. может, и будет им милость ванов. найдут друг друга два сердца...
Слышал Эгиль, как уходил Хаки; острым был его слух и остальные чувства.
А когда скрылся сын Гандальва - не промолвил ни слова; только снова на Эльдис... нет, не поглядел. Прислушался к ней.
- Ты меня поначалу боялась? - неожиданно спросил он.
Она головой помотала, и тут же вздохнула. испуганно, вспомнив, что Эгиль жестов не видет. Не спепца дева боялась - лишь обитдеть его ненароком. Ведь викинги таких, как Эгиль за достойных мужей не считали. Впрочем, и таких, как Хаки - тоже. Отец ее, херсир славный, такого слепца со двора бы погнал, да и сына Гандальвого - тоже, даром. что тот Харальду родич. просто побрезговал бы. а она.. она вот задумалась: хорошо ли то, как она жить привыкла?
- Не слышу тебя, - улыбнулся Эгиль. - Слух мой тонок, да только не под силу ему чувства по лицу читать.
- Был во мне страх - но не перед тобою, - робко ответила Эльдис. - Когда друзья хуже врагов вдруг оказываються - сложно верить в добро и участие.
- Сложно... - задумчиво повторил Эгиль. - Мне, наверное, легче пришлось - с самого начала у меня друзей не было. Теперь вот появились...
Он помедлил. И спросил потом:
- Твоего лица я касался; могу представить тебя. А каким ты меня видишь? Никогда не знал, что за лицо у меня в других глазах.
- Ты очень красивый, - сегодня она впервые позволила себе рассмотреть его прямо, до того - кидала лишь робкие взгляда да больше - искоса. Боялась, сочтет, что любопытство праздное ее взором движет. - Совсем светлый... и глаза и волосы. Словно тебя серебром в детстве обсыпали, и смыть позабыли.

Мер. Гандальв-конун и гридень его верный.
С Тельтиаром.

Вскоре бабки невесту увели от конунга серого, сказав, что не закончена свадьба еще, а до той поры не нужно им вместе находиться. Недолго, однако, один Гандальв оставался в покоях, что ему отвел Неккви. Пришел человек из свиты альвхеймарской, да просил дозволения речь держать важную.
- Говори, славный муж, - сказал конунг.
- Повелитель могучий, не сердись, коли сказанное не по нраву тебе будет, - начал воин степенно. - Но вспоминаю я свадьбу расстроенную и диву даюсь, как раньше не сумел заметить вещей тех, что ныне в памяти моей всплывают. Но слушай же, конунг, все как есть тебе скажу, - странно мне то, что на свадьбу дочери младшей и друга старинного, не пригласил Неккви всех приближенных своих, а паче того, даже родичей близких приглашением обошел.
: - Ты прав, дело то не обычное, - поскреб Гандальв дланью седеющую бороду. - Впрочем, мы же не знаем, сколь хороши отношения их меж собой. Может, не позвал, чтобы не осрамиться? У меня у самого такие родичи были - что впору козни Локи поминать через слово.
- Так одно дело, Хаки, не к ужину будь помянут, а другое - конунги, слава о которых по всему побережью гремит, - покачал головою хирдман. - Да и еще не понравилось мне, владыка, что ушел Неккви, будто бы по делу вызванные в тот миг самый, когда жертву роковую жрец приносил. Как знал, чем дело обернется.
- Стыдно мне друга подозревать - да только ты ладно гуторишь, - мрачно сказал конунг Альвхеймара.
- Да и мне, государь не с руки конунга славного лаять, но ведь боязно за тебя, владыка, - продолжал гридень. - А ну как вспомнили бы обычай древний, по которому жених сам жертвы приносить должен? Или запоздали бы лучники?
- Не столь я немощен, чтобы волка не забороть без меча! - грозно сдвинул брови властитель Альвхеймара. - Но вои Неккви не все о том ведают. Скажи, знаешь ли ты, кто на Астрид до меня виды имел? Не может такая дева желания в мужчинах не побудить, да и род ее знатен. С таким породниться - мед сладостный.
- То не тайна, властелин, что до женитьбы, Рогволду ярлу ее руку обещал Неккви, - с готовностью ответил воин.
- Рогволду... - протянул серый конунг. - Знаю я его лишь наглядно. Богат да силен?
- Самый могущественный человек в Мере после конунга, - продолжал гридень говорить, все припоминая. - Да, ты, властелин, сына его видел на свадьбе - самый хмурый молодчик, шириной плеч таков, что в дверь едва проходит.
- Да уж, такого и захочешь - не проглядишь. - недовольно протянул конунг. сыновья ныне ему больной темой были. - Что же. мало ему одного молодца, решил всю Норвегию детками заполонить на старости лет?
- Да, кто ж говорит об одном, этот просто приметный самый, а там, подле папаши еще двое стояли - Ивар да Торир-молокос, - все-то углядеть верный гридень сумел, пока другие пили да веселились. - А еще у него и от рабынь приплоду немало.
- Хорошо, что у ярлов друга моего Некки мужской силы в достатке, - скривился Гандальв, - но то, что они рот на конунжий каравай разевают - дело не доброе.
- Но то домыслы все, господин, - головой покачал воитель. - Другое много хуже.
- Что же? Скажи, не тяни жилы, и так мочи нет.
- Слухи пошли неприятные, государь, слушать их мне было тяжко, запоминать - того хуже, но все же слово в слово повторить могу все, злопыхателями сказанное, - поближе подобрался к конунгу воин. - Знаки, говорят, асы послали, что не угодна им свадьба эта. Что Рагнарок приблизит, да что от тебя, властитель, народятся у Астрид одни Хаки трусливые и в том никакой Меру выгоды.
- Змеиные языки! - грозно воскликнул Гандальв. - Воистину. этого щенка Локи сам подменил, мне на погибель. Уж давно он в земле, а слава трусливая. что патока: не отмоешь, коль вымазался. Проклятие Хаки на голову!
- Да будет ему в Хель каждое слово наше, что нож острый, - поддакнул хирдман. - А еще говорят-де, что как волк загрыз Гереварда жреца, так ты Неккви глотку перегрызешь, коли на дочери его женишься. Но пуще всего слухи пошли, будто, хочешь ты весь Мер в войну втравить, да чужими руками победу получить.
- Не поверю я. что они только сейчас те речи измыслили, - вздохнул Гандальв. - Зверь проклятущий лишь языки развязал.
- А было ли это случайностью?
- Что ты имеешь в виду? Ужель Неккви... нет, ему проще было мне дочь и не предложить, ведь не я вовсе на браке настаивал.
Воин помолчал. Он не первый год служил Гандальву и состоял при нем в ближней дружине, знал и о том, сколь близки были раньше конунги Мера и Альвхеймара, ведал, что дружба их пока крепка. Но ведь странное что-то делалось в Нидорасе:
- У Неккви, помимо несостоявшегося зятя, есть еще и вполне реальный зять, со своими видами на правление, - наконец молвил муж. - Именно его ты, конунг, еще по приезду своему задел сильно словом неосторожным.
: - Я далек от того, чтобы оскорблять людей под кровом гостеприимным моего друга верного, - недовольно молвил конунг со все возрастающим раздражением в тоне. - Но тот, кто ищет себе неприятностей, их найдет, везде оскорбление видя.
- В тебе соперника опасного Хуньов видит, господин - он же сам ничтожен и как воин, и как правитель, а ты, на Астрид женившись, претендовать на Мер сможешь, или дети твои.
- Думаю. такие земли. как мер не заслуживают жить под рукою ничтожества. - фыркнул Гандальв. - Но тебе, воин, удалось посеять сомнения в чувствах моих и разуме. Поговорю я с Неккви прямо сейчас, пусть снимет камень подозрения с моего сердца.
- Погоди, господин, еще одного человека я знаю, кому ты не мил, - воин молвил.
- Ужели никто в Мере не рад мне сегодня?
- Как союзнику - рады, как господину грядущему - отнюдь, - с грустью дружинник произнес. - Ты, государь, словам моим волен не верить, но люд здешний привык к тому, что конунг сквозь пальцы на дела их смотрит, а о тебе слава, как о властителе грозном идет, что ярлов в кулаке держит. Оттого и бояться.
-Пусть крепче пугаются, потому что, коль прав ты - им тяжко придется.
- Почуяли волю, ублюдки, - осмелел альвхеймарец. - Совсем как Хильден, покуда ты в Вествфольде воевал. Только тут у них конунг на месте, а все одно - вольничают. Но я про третьего говорил - то младой внук Неккви любимый, Сельви Разрушитель. Опасен он, да хитер, словно лис, в бою же берсерк настоящий.
- Неккви гуторил, что с внукам как раз у него согласие полное, – скептически скривил губы Гандальв.
- Деда то внук любит, а вот тебя, народ говорит, еще до встречи невзлюбил. Сказывают, старым козлом тебя за глаза называл, что до молодых козочек охоч. Да еще говорил этот юнец, по слухам, будто не оттого ты Хаки держал наследником, что сын он тебе был, а оттого, что других сыновей сделать уже не мог по слабости.
- О «слабости» моей дети рабынь лучше слов говорят. А вот лагодникам. что языками чешут вместо того, чтобы мечами в сече махать, я бы руки повыдергал.
- Оттого и наушничают, что им Хунтьов бесхребетный милее на троне будет, - согласился воин. - Надобно с Неккви разговор вести, государь. Быть может и укоротит он языки негодяям.
- Воистину, так я и сделаю, отозвался альвхеймарский конунг.

Мер. Рогволд и присные
Большая часть принадлежит Некропехоте

- Ты, брат, глаголешь хорошо, да только вот к суnи переходи, - устало, ибо солнце за окном уже давно закатилось за горизонт, отвечал Рогволд, - не девка я тебе, шоб предо мною подвигами красоваться.
- Хорошо, не буду блуждать вокруг да около, - хмыкнул Сигурд, - был у меня товарищ один, связала друг с другом нас судьба-чертовка, да так тесно, что вроде ягоды и не с одного поля, а пути жизненные сплелись - по одной ножом проведешь, так и другая напополам разойдется.
Был то торговец знатный, богатый и влиятельный. Да вот в переплет угодил - в долги по самые уши залез, на товар деньги собирая, но потом едва ль не все добро у него под самым носом и погорело. Прямо на складах. В общем туго было купцу, да сам в петлю влез и, как говорится, своими же руками петлю затянул.
Впрочем, на его счастье рядом я с дружиной малой зимовал. Голодно было, хоть и снега уже вроде как сошли, ну и решили мы, значит, пощипать местных торгашей. Подкараулили где-то мои вои обоз небольшой да оружием его и взяли. Среди пленных купец тот оказался. Очень скоро, когда до меня таки донесли его, мы пришли к выводу (освободил его, как понял, что за муж предо мной стоит) - тягостно жить последнее время стало и несправедливостью теперь приходится на кусок хлеба зарабатывать.
Ту весну мы с ним вдвоем и шустрили по местным дорогам да речкам. У меня сила в кулак собрана, не каждый разожмет, а у него - связи, в узел тугой затянутый. Все знал - когда, кто и куда с чем отправляется. Оставалось лишь явиться в указанном месте да забрать злато, погрузить товары, пересадить рабов к нам на за весла.
Выяснилось потом, что купец сей - харальдов близкий прихвостень. Впрочем, мне-то какое до того дело... мы с тех пор частенько с ним вместе сходились и всякий раз прибыльно для сум.
- Ты, значит, хочешь, чтобы я положился на продажного выродка, - подивился искренне Рогволд, - что своих же тебе перепродавал?
- В том то и дело, что такие как он - деньгам верны и почитают договоры пуще судий иных. Говорю тебе, брат, надежнее человека тебе не найти. Ежели, конечно, ты вознамерился за честь поруганную отомстить.
- Сигурд, ты заканчивай, - поверх сплетенных пальцев взглянул на брата Рогволд, - давно не юнцы мы. И сам понимаешь, доверчивые еще ранее безрассудных сгнивают.
- Не купцу этому довериться прошу, - отвечал Сигурд, - но мне, родне твоей. А уж мне ты, сам знаешь, доверять можешь.
Надолго молчание воцарилось в покоях Рогволда. Наконец изрек ярл Мера:
- Хорошо, брат, поступим так. Ты мое слово во Хладир свези, к Харальду. Растолкуй своему купцу о делах... одним словом, поступай на свое разумение. Волю и желание мое ты знаешь. А я тем временем займусь делами здесь, в Мере. На свадьбу женушки своей обещанной собираться надо.

На том и порешили братья, а под утро снарядил корабль Сигурд, в дальний путь отправляясь, да сына молодого с собой взяв, чтобы уму-разуму учился, дело-то не шуточное предстояло им, потому со всем тщанием товары грузили на драккар, да воинов отбирали из тех, кто язык за зубами держать приучен. Для всех отправлялся Сигурд в новый поход на Англов, о том повсюду юнцы кричали, обиду на то, что их с собой не взяли, затая.
Но вот отчалил корабль, а Рогволд с войском отправился к Нидорасу, поперед себя людей верных отослав.
Не хотелось идти сыновьям Рогволда на свадьбы, да не могли не повиноваться воле батьки, а потому понурые, хоть и стараясь изображать радушие да веселье, Ивар и Хрольв влились в праздную толпу гостей, Торир же, по младости лет и вовсе рад был, что на праздник попал. Отец уже занял отведенное в зале ему место, сыновьям лишь оставалось занять места одесную его.
Ивар мельком взглянул на лицо батьки и подивился тому, насколько отец умело скрывает гнев праведный. Ничего не выдовало в нем расстройства - ни в осанке, ни в лице, ни в движении каком. Многие из гостей поглядывали на Рогволда, ибо всем известно было кому изначально обещал дочку свою старый Неккви. Многие поглядывали, да разглядеть ничего не могли.
А вот в Хунтьове, напротив злость виделась - не умел непутевый зять конунга чувств своих скрыть, да к тому же то пренебрежение, с каким к нему гость обращался злости добавило. Оттого и вид у него был такой, словно одолжение великое сделал он всем, на свадьбу придя. Подле отца и Сельви сидел, вино поглощая, да смеясь в голос и смешное что-то рассказывая соседям, да мнилось тем, кто далече от него сидел, что поскальзывали там имена Астрид и Гандальва, в рассказе конунжича.
Своим ходом шла церемония. Обменивались цветастыми словами конунги, друг другу уши умысливая. Непринужденно переговаривались гости, расхваливая красоту невесты да удаль жениха. В зале царила радость и веселье, которому вот-вот было суждено выплеснуться в шальную гулянку. Среди всех кручинилась одна лишь невеста, видать, тяжелым бременем на нее легло приказание отцовское.
Но вот, подбежал к Неккви человек один, что-то на ухо шепча. Переменился в лице конунг, и прочь поспешил. Легкая улыбка едва губ коснулась рогволдовых, славно справил холоп приказание, владетеля из зала выманив. После наградить надобно будет.
Едва лишь покинул трапезную конунг, как промолвил жрец верховный, Геревард, уговору верный:
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами! - с этими словами жених и невеста направились к выходу из зала, на улицу, где их ожидали подарки богам высоким, чтоб церемонию не только на земле и не только люди одобрили. Может кто и поспорил бы, что не дело это, без отца невесты жертвы приносить асам, да только Геревард слишком уверен был в правоте своей, пальцами костистыми мех плаща поглаживая. Плаща, подаренного ему Рогволдом.
Одно за другим случались жертвоприношения и вот наконец вытащили на поляну волка, что должно было зарезать во имя Тюра, да привязали к алтарю. Знатный зверь попался - не оголодавший и от-того едва спобоный лапу задрать, но настоящий матерый волчище, исполненный природной силушки и живости. Уж и не знал никто, где зверину такую выловить удалось, да только ловчие, когда им денег щедро отсыпают и не на такие чудеса способны.
Произнеся слова подобающие, Геревард уже было потянулся к жертвенному ножу, как случилось невероятное: волк, что до того все бился в путах, да сорвать с себя ремни кожанные, почуял скорую погибель. Рванул изо всех сил последних, да хрустнула упряжь, поддалась силе зверя лесного.
На свободе оказался волк да тут же на Гереварда-жреца набросился, одним ударом опрокинув на землю да разорвав пузо. Истошно закричал Геревард, почувствовав телом гнев волка, Тюру обещанного. Не ожидал того властный златолюбец, что раньше судьбы чужие вершил, да за награду богатую волю богов толковал так, как людям угодно было. То с ним приключилось, что сам любил он с врагами проделывать, за волю богов расправу преступную выдавая. Но разве знал Геревард, что один из ловчих ремни кожанные ножом полоснул, когда к алтарю привязывал зверя? Разве мог предположить, что его, жреца верховного, кто-то убить возжелает? Оттого и умирал сейчас с брюхом разодранным, да устами слабеющими все пытался произнести имя чье-то, но сил не находил.
Временем тем лесной обитатель уже повернулся было к Гандальву, да не судьба была тому пасть от клыков да когтей зверя дикого. Вмешались гридни да на раз пригвоздили стрелами волка к земле, кровью жреческой окропленной. Изобразил испуг и недоумение на лице своем Рогволд, за происходящим наблюдая, да сам первый к жрецу на помощь поспешил, а следом за ним и Ивар, все же не сумевший улыбку спрятать.
По усадьбе же слухи потянулись, умело нужными людьми пущенные, а что в них правда, что кривда - и сам Один бы не смог разгадать.

Арнвинд размышлял над складывающейся ситуацией в одиночестве сидя в длинном доме. Такое состояние не было ему свойственно, он привык действовать, как любой из викингов. Теперь же из-за творящегося в Норвегии они застряли тут. Лето бушевало в Скандинавии, а волки севера не вышли в свой набег. Воины не знали куда приложить свою энергию, потому тренировочные поединки все чаще становились похожи на настоящие.
Конунг протянул руку к чаше с медом, когда дверь скрипнула.
- Здрав будь, славный конунг, - поприветствовал Арнвинда вошедший Эйрик, однако поклона не отвесил. - Чего не весел так?
- А чему радоваться? – ответил Арнвинд. – Людям приложиться некуда. Походов нет.
- Зато ты, конунг, времени даром не теряешь, - ярл возвысил голос, глядя в глаза господину. - Дошли и до меня слухи, что ты Хильд вздумал не мне, а кому другому в жены отдать.
Арнвинд нахмурился еще больше, если конечно такое было возможно.
- И откуда же такие слухи пошли? Чье имя называется?
- А слухи, вестимо отовсюду идут! Как я могу людям в глаза смотреть, коли каждый тралл судачит, будто бы не сумел я невесты удержать!
Конунгу слова ярла не понравились, он подался вперед, впившись в Эрика взглядом холодных как Северное море серых глаз.
- Ты меня решил обвинить в том, что тралы судачат? Или может я сам слухи, как баба распускать начал?
- Слухи, они не на пустом месте растут, конунг! - С вызовом бросил Эрик, потрясая бородой.
Во взгляде конунга полыхнул настоящий гнев, как лесной пожар метнулся, когда огонь с подожженной деревни на кроны перебегает.
- Осторожнее, Эрик Торвальдсон, ты сейчас по лезвию клинка ходишь. Обвиняешь конунга в обмане. Я тебе виру назначил за Хильд? Соберешь, твоя будет. Нет, не обессудь. Она дочь хевдинга, родич двух конунгов славных. Просто так я ее отдать не могу. Или ты слово конунга сомнению подвергаешь?
- Слову конунга верю я, но и ты помяни мое, владыка - коли еще сваты пожалуют до срока, пошатнеться вера моя, - Эрик ответствовал, а после добавил: - А виру я соберу... уже собрал бы, коли в поход отпустил ты меня.
- Если посольство придет, я буду вынужден принять его. Вот о том, что соглашусь, можешь не беспокоится. Слово конунга нерушимо, ибо Одином поклялся. А про походы, ты ярл мой, должен знать причину того, что сидим на берегу, да драккары морем не поим.
- Неккви, родич твой, видно из ума выжил на старости лет, - проскрежетал ярл. - Войска томятся, а он все ждет чего-то. Сейчас бы уже выступить.
- Знать, не время еще. Выжидает Неккви благоприятный момент, когда напасть на Харальда можно будет. Да войско то толком и не собралось. Вот ты ярл верный, сразу по зову пришел, а у брата моего Аудбьерна, что не ярл то трус на полатях возлежащий. Отказываются на Харальда идти, хотят дождаться когда пес за ними придет. Вот скажи мне, Эрик сын Торвальда, имеет ли право в волчий мех он рядиться?
- Все, что слыхал я о Харальде, один дает мне вывод сделать - трус он, каких поискать, - воин отвечал, по палате расхаживая, поскольку устал на одном месте стоять. - В битву никогда воинов не ведет, издали наблюдает, а победы его все дядей добыты.
- Может ему предложить лисий мех одеть? Все равно баба его воинами управляет.
- Да на это отродье мне бы и песьего меха жалко было, лучше уж с него самого шкуру содрать на сапоги.
- Как бы я был счастлив наблюдать его муки в плену у Хель, сам пируя в Вальхалле.
- Рано тебе, конунг, в Вальхаллу еще, - покачал головой Эрик. - Как предкам в глаза посмотришь, коли наследников не оставишь?
- К тому моменту как я попаду на пир к Одину, Харальд уже будет жалок после того что Хель с ним сделает.
- А я отрублю голову Гутхорму, в том моя клятва! - Выкрикнул ярл.
- Зачем он Хель без головы? - задумчиво поинтересовался конунг.
- А зачем ему вообще голова, коли он берсерк?
- Слушай, я вот все подозревал, что он с Локи союз заключил. Может не Один ему помогает а Великий Обманщик?
- О том давно слухи ходят, - согласился Эрик, вспоминая, что скальды да пришлецы гуторили. - Ни одной битвы честно не выиграл щенок - там Хальвдан из Хель вышел, здесь ночью сонных гридей в усадьбах пожгли, Оркдаль, пока конунг в походе был, разграбили.
- От битвы глаза в глаза бежит, мальчишка. Как и все их собачье племя. Интересно если собаку его породившую, явно любовницу Локи, воинам отдать, это лишит его хоть на время его покровительства?
- До нее пойди еще, доберись, - скривился Эйрик.
- В этом ты прав, Локи хорошо свою подстилку охраняет.
- Пойду я, славный конунг, людей надо занять чем-нибудь, пока от безделья совсем разумом не помутились.
- Ступай, - махнул рукой конунг.

(в роли Эрика Тельтиар)

Мер. Конунг Гандальв.

Едва лишь конунг от себя гридня отпустил да к Неккви в покои собрался, в дверь его запыленный гонец постучал. Хоть и был он видом своим не пригож после дальней дороги, но осанку имел гордую и глаза соколиные, так что не посмели рабы препятствий стопам его учинить. Явно же – не челядинец какой. А вой не из последних в конунжьей гриднице.
Поднял конунг брови, вторжением удивленный. А, как лик прискакавшего рассмотрел – и того пуще забеспокоился: был то Олав, первый подручный ярла Асгейра. Видать, что то, и впрямь, знатное в землях стряслось, что не рискнул ярл довериться ни памяти гонца из простых, ни чернилам.
- Здравствуй, конунг, - Олав скинул долой шапку и теперь стоял перед властителем, голову опустив. – вести худые я вез – но и то, что здесь бают не лучше.
- Про здешнее я уж наслушался досыта, - скрипнул зубами серый конунг. – Сказывай, что дома случилось.
- Случилось то, что вои, тобой в помощь Асмунду из Раумарики отряженное, вернулись оборванные и всего парой дюжин. Да плели всякую чушь про призраков да происки Хель, - Олав решил пока не упоминать имя Хаки, якобы встреченного над телом Дунгаля. Гандальв и без того в бешенстве был.
- Однако же, ясно было Асгейру, что лишь видения страшные едва ли могли их число так уменьшить. Так и есть, что волки агдирские поводом малым воспользовались, чтоб глотки воям твоим перерезать. Осерчал на то ярл твой, да повел дружину с земли Асмунда, обещая кишки его на клинок намотать да тебе переслать морем.
- Боюсь, что стухнут они по дороге, - ответствовал конунг. – А Асгейр – истинный викинг, и хорошо знает, что за виру брать надобно. Пусть же тор будет с ним в битве а Один даст мудрости избегнуть коварства. Скачи же обратно к нему, Олав, да благословение мое передай.
- Ярл будет столь же беспощаден к врагам, сколь верен он тебе, конунг славный, - снова поклонился Олав.
- Передай ему еще вот что, - остановил владыка гонца, повернувшего к двери. – Слышал я, что у родича Неккви, Арнвинда, есть девица на выданье. Пусть Асгейр к ней сватов направит. Не дело то – рисковать, чтобы столь славный род от шальной стрелы оборвался.
- Все молвлю, как ты сказал, властелин.

Фиорды. Двор Кари-берсерка.

Торольв, Эйвинд-Ягненок и Кари.

Меч звенел о меч, высекая искры. Любо посмотреть как тешатся битвой славные викинги. Каждый из них к лету поведет в поход свой хирд – пускай! Тем более не гоже забывать им ратную науку. Ловко кружили и разили железом молодые парни – наотмашь, не на шутку. Видать, знали каждый свою и друга силу и боевой норов, не в первый раз бились, поблажки не давали один другому. Да только и зла не желали, без того заработали уже на телесах шрамов без числа.
- А что, Эйвинд, не слыхал ли чего об Альвире-скальде? – Торольв, не довершив замах-обманку, сделалал нижний выпад, разя клинком побратиму в живот. Ай не успел бы остановить удара! Только Эйвинда-Ягненка уже в первом походе было таким ударом не взять. Не сбив дыхания отбил в сторону Торольва меч, поморщился только, словно от старой едучей раны:
- Не слыхал я о таком скальде. Небось и мёд его не из клюва вытек, а из под хвоста! – Крутанулся Эйвинд и полетел круглый заточенный кончик клинка в шею Торольву. Тот, в свою очередь, остановил удар, да так, что похлипче боец уже бежал бы в кусты за выбитым из руки клинком. Но Ягненок и меч удержал, и от побратима отскочить успел на две руки. А тот не унимался:
- Ужель не простил ты брата? – и вот уже заносит меч Торольв над головой, скользя вперед и обрушая прямой удар на голову противнику– даже не запыхался викинг! Эйвинд плавно ушел в сторону, наклонив свой клинок так, чтобы меч Торольва послушной змеей заскользил по нему да и ткнулся в землю. Тут бы и рубить ему шею Торольву, а тому уходить в отчаянном кувырке через согнутую руку с клинком… Да только отступил Эйвинд и меч опустил.
- Не брат он мне, коли ради девки пригожей род свой оставил. – сказал Эйвинд так и уложил меч в ножны. – Славный бой, побратим.
Отвернулся и пошел к дружинному дому. А Торольв остался стоять, уставив в землю меч. И предупреждал ведь отец его, чтобы об Альвире не заговаривал ни с Кари, ни с Эйвиндом, а язык свой сдержать не сумел. Клинком не смог поразить побратима, а словами рану разбередил.

Близилось лето и, казалось, старый Кари совсем выкинул беспутного сына из головы. Только осунулся весь, словно годы наконец догнали крепкого берсерка, и седина стала своё брать. Он обходил подворье, когда навстречу ему попался Эйвинд, шагавший к дружинному дому. Не заметил Кари его печали, да и сын не стал лишний раз душу отцу бередить.
- Что твои хирдманны, все ли пойдут с тобой в поход, кто раньше ходил? Послал ли стрелу по деревням, викингов собирая?
- Храбрых воинов нынче немало, да только собирает Аудбьерн войско и многие достойные викинги за ним пошли.
- Не пойдут мои люди ни за Аудбьерном, ни за Атли Тощим, ни к Неккви-конунгу! Хватит нам и в море добычи. То же и Ульв скажет. Что братья Сигурдссоны?
- Младший уже оправился, на ноги встал. Все трое пойдут в поход. Эйрик Топор родичей приведет. Халльгорм кормчим пойдет с нами…
- Халльгорм славный кормчий и войн. Наберется ли людей, чтобы по двое на весло посадить, да еще гребцов на смену?
- Уже набралось нас десятка три…
- Мало того!
- Будут еще викинги.
Помолчали отец и сын. Каждый вроде о своем думал, о все об одном на деле.
- Как у Торольва дела? К нам погостить приехал – неужто хирд уже собрал?
- Так и есть. За ним люди с охотой идут. Он хороший хёвдинг…
- А за тобой?
Промолчал Ягненок.
- Ты хороший викинг и… хороший сын. – Кари посмотрел на Эйвинда. Тот склонил голову.
- Возвращайтесь скорее. Я чую, грядет большое немирье. Не будем мы двумя щитами играть – раз и навсегда решить надобно, за кого стоять будем.

Сообщение отредактировал SergK - 10-08-2007, 14:53

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Две недели уж празднества длились устроенные медведем Хладирским в честь гостей дорогих, в честь их свадеб совместно сыгранных. Сладкими эти дни останутся в памяти молвы людской, только имение Хакона не Валгаллой кличут, и не след воинам прежде времени пиры без конца устраивать, предаваться хмельному бражничеству. До тех пор лишь в руках силу они сохраняют, пока сталь в их руках песнь поет славную, пока недруг коварство замысливший будет вздрагивать слова песни той, заслышав, издали. Да и хозяину земель своих не след оставлять без присмотра лен свой только ради чары пенной, воинов своих приучать к безделью. Так мыслил Грютинг каждое утро ложе невесты своей оставляя. Чтоб совсем не взвыть от безделья, не приучать себя к лености мысли, третий день ярл оркдальский засылал гонцов на конях резвых к Торстейну да к Мера границам – ясно уж куда поведет их дальше Харальд, супротив какого врага им придется выступить. Так и надо знать о враге своем будущем больше, чем он сам о себе знает, чтоб не стало никакое его действие неожиданностью для дружин славных водителей. Принимать все вести полученные, поручил Грютинг Асгейру, чтоб отсеивал важное. Смысл и польза в том двойная была – и малец поучиться должен принимать решения не мечем одним диктуемые, да и сам Грютинг для других дел время иметь будет. А дел таких набиралось не мало. Хоть и поставил Хакон за порядком Ахти следить Йотуна, а оркдальский ярл Исхера, только каждый день меж собой люди удалью и силою похвалялися, а потом и меряться начинали. Доходили они и до поединков, пока еще не смертельных, но скука смертная свое дело сделает, не занять сейчас воинов если ничем, то тинги мечей средь союзников станут не вымыслом вовсе. Потому ярл за порядком средь свих сам приглядывал, сурово наказывая ослушников. Да еще бонды мятежные, хоть и присягнули они в верности, да пригляда особого требуют, ибо земля на которой родились они не далеко осталась еще. Побыстрее их надо на землю посадить, хоть польза какая будет от них, а из Оркдаля так просто не выйти им будет – тропы и перевалы знать надо. А и если узнают дорогу они, не беда, наученный набегом Харальда неожиданным, сторожу Торстейн ставит теперь везде где пройти могут гости незваные.
Размышления ярла прервал голос Асгера младого, призывавшего к себе внимание Грютинга:
– Господин, из Оркдаля вести пришли тревожные. Брат гонца прислал, от границ самого Мера спешил он. Выслушай, что он скажет тебе.
– От Мера границ?! Здесь не место нам обсуждать дела важные. С гонцом вместе идем в шатер мой, там разговор держать будем.
Словно ветер тревоги подул на душе Грютинга, вновь он силу военную из родных мест вывел, и ворог тем может воспользоваться. Потому не медлил он боле, и сразу в шатер вестника потащил за собой. Лишь только воды тот с дороги испил, как вопросил его ярл:
– Как дела обстоят в имении моем? Что привез ты мне? С чем тебя Торстейн отправил?
И так пристален был взгляд ярла, что невольно вздрогнул под ним посыльный:
– Вести тревожные я привез, хозяин. С имением твоим родовым все хорошо, поднимают там стены новые Торстейн, сгоревшим взамен. Только как бы не стали труды его напрасными – вновь угроза повисла над нами крыльями черными. Собирают соседи наши из Мера силы тяжкие, и слух ходит поганый, что не в дальний поход они собираются, а в госи к тебе наведаться.
– Точно ли то, что сказал ты мне? Кто о том вести принес?
– Говорили о том купцы заезжие. И слова чтобы их проверить, заслал Торстейн людей, чтобы в Мере самом посмотрели они, что твориться. Я сам был средь них.
– Что ты видел, говори все без утайки.
– Видел и слышал я, как стрелу боевую возили по селениям вестники Некви-конунга, призывали людей за добычей и славой идти. Только не в дальний поход они собираются славы искать, а дома наши предать разорению.
– Весть принес ты лихую воин, но лучше быть предупрежденным о беде грядущей, чем принять удар рока. Вот, тебе наградою будут эти монеты, прими их в награду за службу свою.
Грютинг достал из кошеля на поясе приточенного серебра горсть и высыпал его в протянутые ладони гонца.
– Асгейр, стрелою лети к Харальду, скажи, что вести дошли с гонцом к нам тревожные, что враг показал нам лицо свое истинное и готовит на нас нападение. Пошли с той же вестью еще гридней к Гутхорму, дяде конунга и Хакону, хозяину нас приютившему. Пусть готовы будут они к совету военному, мы не можем угрозой той попуститься.
Бегом выскочил Асгейр выполнять поручение Грютинга, и не только верность господину гнала его, но тревога за дом и близких за спиною оставшихся.
– Скоро Харальд нас с тобой позовет, там ты все, что мне сейчас рассказал перед повторишь. А пока в порядок себя приведи, с дороги умойся, одежду почисти, да садись поснедать пока время есть, от обеда еще оставалось там.
Вновь к гонцу обратился Грютинг, тот кивнул на его слова быстро и сполнять все отправился, как сказано было.
Выслушал Харальд гонца Грютингова - да бороду наметившуюся поскреб пятерней. Немногим ранее на двор к нему пришел муж, с предложением интересным, и речи от Грютинга слова гостя того подтверждали.
- Ступай к пославшему тебя, да вели именем моим лично явиться, - повелел он вою. - Будем судить о делах важных да нужных.
А, после ухода посланника ярла орклальского, послал конунг Харальд слуг за Гутхормом да Хаконом с теми же словами.
Знал ярл Оркдаля, что не заставит ждать себя совет воинский, нельзя от такого отмахиваться, когда на владения твои враг зарится. Потому и готов он был к приходу посыльного Харальда, хоть немедленно к нему отправиться. Словно мысли свои подтверждая, отвечал он гридню агдирскому:
– Сейчас буду, ступай.
И своему уже человеку, перед конунгом ответ державшему на ходу уже бросил:
– Пока совет идет отдыхать можешь, но как вернусь, хочу с тобой еще о делах домашних моих поговорить, так что не пропадай никуда, рядом тут будь, чтоб искать не пришлось тебя.
Одним из первых явился Грютинг по зову Харальдову, и приветствием с ним обменявшись молвил слово:
– Видать долго мы по гостям стали сиживать, пока отдых заслуженный принимаем ворог наш козни за спинами строит, на владения наши зарится. Снова Локки коварный нашел себе прихвостней.
– Твоего гонца я выслушал. Дерзость такую без внимания мы не оставим, а пока дожидаем остальных на совет, расскажи, сколько воев ты сможешь выставить.
– Хотелось сказать бы, что в дружине у меня тысячи, да неправдой то будет. Лихие ветры войны вдоволь пожали средь моих воинов, пять сотен хирдманов у меня с собою сейчас и сотен восемь бондов имеется. Из Оркдаля я помощи особой не жду, перед походом против мятежников, всех я оттуда собрал, а ведь надо чтоб и за порядком и законом там кто-то следил. Бондов вновь присягнувших мне, я хочу посадить на землю, чтоб не чахла она без внимания. Так что в поход сейчас я могу выставить около тысячи. Пополам бондов с хирдманами. Маловато чтоб с Мером ратиться, на твою помощь конунг рассчитываю.
– Не оставлю тебя без внимания, и земли что дал тебе править под моею рукою.
Тут Хакон вошел, разговор прерывая. Замолчал Харальд, не желая дел важных без Гутхорма обсуждать. Запали в сердце его речи дяди о неблагодарности черной, и не желал он еще раз повод родичу дать себя срамословить. К счастью, и сам берсерк быстро пожаловал. не заставил собравшихся ожиданьем томиться.
- Здравствуйте, родичи! Собрал я вас сегодня не для веселья праздного, как в дни прошлые, но чтобы о сечах гуторить, - начал молодой конунг. – Слухи до меня дошли черные, что Гандальв. враг мой лютый. союз с Мером измыслил. Коли выйдет все по воле волка Альвхеймарского – нам туго придется. от того и жду я от вас, мужи многомудрые, указания да совета.
Знал Харалд, что он ныне властен, но после урока ночного решил гордость конунгов бывших потешить чуток, да заслуги признать. А кроме того – опыт боевой у них, правда, солидный. Так не грех и на ус мудрость воителей намотать. Все одно, к его. Харальда, славе все деянья будут вершиться.
Вот и собрались в итоге за одним столом четверо властителей. трое - в летах, и один юный, которому боги уготовили жребий взлететь выше всех. Даже Гутхорм сегодня смотрел на него снизу вверх, ничем о речах ночных не напоминая.

Лес. Хаки Гандальвсон.

Оставив друзей в безопасности, альвхеймарский конунжич пошел лесными тропами из Раумарики в Хейдмерк, по следу ярла Асмунда. Ох, и ужасен был этот след! Не зря в землях суровых викингов, милосердьем не славившихся, молва его назвищем «Кровавого» нарекла.
Узнав, что Эльдис от него вместо заботы плен получила, Хаки уж тогда ярла за глаза невзлюбил, да подивился, как Харальд землю молодцу такому доверил. Теперь же в душе бывшего конунжича мутным облаком поднималась лютая злость. Чувство то было новым для сына Гандальва: он не лгал, говоря, что по-настоящему никого не ненавидел. До ярла Асмунда.
- Может, отношусь к нему так, потому что альвхеймарцу да родичу Ганвальва так легко ненавидеть агдирца? - размышлял Хаки. Но тут же вспоминал сожженные деревни, разоренные земли да селян, смерти лютой преданных без счета – и возражал себе:
- Нет! Харальд – ведь тоже агдирец. Но таким врагом можно гордиться. Как и Хареком Волком и…
Перечислять достойных врагов, с которыми некогда свела его сеча, можно было бы долго. Увы, ныне один недостойный многое перечеркивал. Трудно будет Харальду конунгу эту землю отстоять да доверие народа вернуть. Запугал их Асмунд. Правда. Как слышал он от старухи, Асмунд Кровавый себя конунгом звал а властелина законного поносил да мальчишкой в речах обзывал. Знал ли то Харальд? Ой, вряд ли! Но конунг далече, и врагов у него не убавилось. К тому же – не ему, Хаки раскрывать глаза Харальду Хальвдансону. Если он так умен, как казалось при встрече, сам про все догадается. Альвхеймарец и сам не знал, зачем хочет увидеть Асмунда. Попытаться убить? Вряд ли получится: охрана у ярла лютая, и даже своих не щадит. Что и говорить о бродяге?
Хаки Гандальвсон все это отлично знал, и все же – как колдовством тянуло его вслед за Кровавым. Хоть и знал он: если будет битва какая, он к ней опоздает.

Харек Волк, Ранрики
Спустя четыре дня войско ирландцев, сопровождавшее супругу Харека, прибыло в усадьбу конунгов Ранрики. По прибытии остального войска был собран тинг фюлька, куда съехались все хёвдинги, хёльды, и старейшины родов, и просто уважаемые люди, и даже многие вожди вольных викингов, которым старый конунг дал корабли и клочок земли для корабельных сараев и зимовок. Харек торжественно был провозглашен коннунгом. Но куда больше было вождей, которые предпочли покинуть берега Ранрики, и обосновались на многочисленнеых мелких островах , растянувшихся в заливе от Ранрики до самого Вестфольда.
Харек освободил всех рабов, кто проживал здесь, и многие из них пожелали остаться либо вольными карлами у своихъ хозяев, а кто имел какие-то средства, те стали вольными бондами. Еще сюда стали стекаться люди, бежавшие из Вьярманланда от войска конунга свейского, и много тревожных известий стекались теперь в новый дом Харека.
Через 2 дня после избрания Харека конунгом на тинге фюлька, прибыл к нему один из его гонцов, ирландец, сообщивщий ему про встречу с людьми Асгаута ярла, и про то что Фреалаф поехал постеить кюну лично.
- Сдается мне, не без ведома кюны все это делается, или она не про все знает. -сказал Хареку ирландец.
Харек написал новое послание кюне, и еще одно послание Харальду, вырезав руны на дощечках, и отправил с ними двоих своих вольноотпущенников, наказав им говорить всем, что они идут от нового конунга Ранрики с предложением мира и союза, но имени его просил не называть. На этот раз Харек оставил копии посланий у себя.
Тем временем военоначальники Харека укрепляли побрежье, строили там форты и сторожевые башни, и тренировали новых хирдманов. Широко разошелся слух о том, что в земле Ранриики тепреь новй конунг, и многие молодые бонды и даже беглые рабы из земель свейских и данских при ходили сюда, чторбы поступить на службу.
Трижды отправлял Харек корабли в Хедебю, чтобы выкупить там рабов, и привозил сюда новых воинов, а также мастеровых и ремесленников из земель саксов, англов и франков. Были среди них также и венды, и даже ливы и эсты с восточного берега Варяжского моря. Стучали топоры в лесах, и молоты в кузницах, и крепла новая держава, готовясь к новым битвам....
И вот прибыли посланцы от Эйнара, сообщившие что идет Асмунд ярл на Вингульмерк, а Эйрик -конунг свейский уже стоит с войском на границе, на другом берегу реки Ран Эльв. Уже настала пора сева, и многих бондов отпустили по домам, оставив лишь постоянную дружину.
Долго советовался Харек с другими военоначальниками, и в конце концов решил остаивть ирландцев в Ранрики, чтобы они следили за порядком и правили от его имени, и обрегелаи его супургну, а сам же, собрав множество кораблей, стал готовить войско к походу, чтобы придти на помощь своему данному другу Эйнару - ярлу Вингульмерка.
Ветер сейчас дул попутный, и за 3-4 дня можно было войти в устье реки Скаун. Всех, кто не был занят посевными работами и умел владеть оружие, стал собирать Харек в поход, и только верных нортумбримйцев и данов он брал с собой, ирландцев же решил поберечь для более серьезных битв. Сначала ирлнадцы были обижены этим решением, но Харек был непреклонен.
- Кому я еще, как не вам могу доверить защищать свою спину, кто лучше вас позаботиться о моих владениях, и кто лучше вас охранит мою супругу?
Многие ирландцы выкупили на невольничьем рынке своих соотечественниц, британок или венедок, и многие здесь уже обзвелесь отдельными домами. Целый город в сотню домов уже вырос немного поодаль от усадьбы коннунга, и число домов росло с каждым днем. Ранрики застраивалось, и все больше людей прибывало сюда в посиках лучшей доли, услышав про щедрость и доброту нового коннунга. Даже бродячий скальд из Халланда забрел в Усадьбу, и данский наместник в Халланде прибыл в усадьбу, заверяя Харека в своей дружбе, и сообщил ему о союзе между Харальдом и коннунгом данов Хардакнутом. И о том, что ныне владения данов в Халланде и Скании теперь соседствуют с владениями свеев, которые завхатили все земли гаутов, и лишь Кальмар на востоке остался свободен и заключил союз с данами против свеев.

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Выслушал Хакон Трондский Харальда Хальвдансона – и такие слова ему молвил:
- Был бы я рад, если бы ты, зять, под крышей моей задержался. Но викинги – люди войны, и мои старые уши уж слышат крики валькирий. Если и вправду враги твои подняли головы – не след дать им время мечи наточить.
- Истину молвит твой тесть, - поддержал Хакона Гутхорм. – давно мой топор по шее Гандальва Альвехмарского плачет. Помощью Локи, дважды уходил он от смерти, но в третий раз сталь в руке моей колдовство пересилит. А, ежели Неккви конунг столь стар да разумом слаб, чтобы сторону Гандальва выбрать – то быть и ему в Хель, или не зовут меня Гурхорм из рода Оленя! Корабли застоялись, так вели же, племянник, гридям на весла садиться да паруса распускать.
Улыбнулся Хакон речам харальдова родича, молодость вспомнил. И повел речь такую:
- Славные слова достойного викинга я из уст твоих слышу. Наши предки, наверняка, сейчас подняли чаши и медом в честь твою, Гутхорм. Но поспешность порой столь же вредна, сколь и промедленье, рожденное малодушием. Мыслю я, что ловушку врагам надо с толком расставить, чтобы и впрямь не смогли они в нору забиться да продолжать пакостить Харальду.
Тут все согласно кивнули: всем им хотелось победить окончательно.
- Есть мысль у меня, если молвить дозволишь, - обратился к Харальду Грютинг. Тот кивнул милостиво, и ярл Оркдаля продолжил речи свои:
- Думаю я, что удар наш разделить надобно. Тяжела поступь войска твоего, много больше воев под рукой твоей ходит чем у любого другого властителя, потому и разделить войско можем мы без ущерба для дела нашего. Мыслю я что зажать врага надобно между сопко скал, что в Оркдале высятся и гремячим берегом моря. Словно молотом вдарить по наковальне по врагу сможем мы.
– Дело гуторишь ты, родич, - ответил Хакон, потому что Харальд молчал. – Но сам посуди: вои по морю быстрей доплывут, чем по суши отсюда дошли бы. Не выйдет ли, что часть нашего войска к битве в раскладе таком припоздниться? Хоть и быстры ноги у наших воителей, но все ж не быстрей славного драккара в море.
Харальд повернул голову к Грютингу, с интересом ожидая, что ответит на то хитроумный оркдальский ярл.
– Долог твой путь по земле и мудрость свою не забыл ты собрать по дороге, – головной кивнул на слова Хакона Грютинг. – Самое слабое место ты в плане моем увидел. Только ведь не зря нам боги предками были, неужели мы потомки их для войны рожденные не сумеем с этим справитья?!
Грютинг взглядом окинул присутсвующих, может кто хочет слово вставить свое, только все ждали продолжения замысла ярла оркдальского.
– Враг ведь еще не ведает, что прознали мы о его замысле, потому считает что время у него есть подготовиться. Чтобы войско собрать и с ним выступить тоже время нужно не малое, как раз мне поступью спорой добраться до рубежей наших. Лишнего брать мы не будем, впереди войска гонцов зашлю быстры, чтобы бонды помощь войску давали всяческую, на быках их повезем то немногое, что с собою возьмем. Да и взять нам собою лишь нужно припасу сьестного, потому как после гостей конунга нашего, долго бегать и собирать нам прийдется его для воинов.
Ответил на эти слова ярлу Хакон:
– Можно будет запас взять, что для свадеб гуляний мной приготовлен, много его сюда свез я, для всего нашего воинства.
– Не ждал других слов я от родича, что с отцом моим вместе крававую жатву делили. Прими от меня благодарность за то. А драккары, пусть на дюжину дней позднее выходят, или действительно обгонят волчат сухопутных и удар с двух сторон канет втуне. А вот если я первым на землю Мера с войском ступлю, Некви с Гандальвом навстечу мне двинуться, наказать чтоб меня. Вот тогда нужно вам на попережье с моря ступить, чтобы с берега стрелами не встретили викингов наших, без крови лягут земли под ноги воинам конунга.
– Дело славное ты замыслил, только вот двинет ли враг наш все войско навстречу тебе, и сумеешь ли выстоять ты не в горах своего Оркдаля? – вопросил Гутхорм Олень Грютинга. Не получится ль так, что напав один раз ты отступишь назад, а войну нам прийдется выигрывать?
Вскинул голову Грютинг на слова дяди конунга, обидными они ему показались:
– Что людей против двух конунгов у меня маловато прав ты, только мои воины не приучены врагу спину показыать. А что до верности, то мечами своими доказали ее мы когда в спину врагу общему удар нанесли. Или может Гутхорм Сигурдсон какую обиду на нас затаил? Так сейчас скажи, как достойному мужу следует.
- Едва ли стоит нам поход усобицей начинать, - примирительно молвил Хакон. И Харальд его поддержал:
- Воистину, прав родич мой новый. но и дяды слова верные говорит: даже самые храбрые войны перед натиском сил много больших не устоят. Может быть ты, Хакон Трондский, с ярлом Грютингом вместе отправишься да делу мечами гридней своих подсобишь?
- Мысль хороша, - ответил старый конунг. - Конь мой, поди, уж в яслях застоялся. да и вои заотдыхались. Решено! Пойду я в Мер с Грютингом, как хочешь ты, Харальд Хальвденсон.
С совета вернувшисьразослал Грютинг гридней своих, чтоб воев его всех собрали, да приказ его донесли до них, по утру выступать порешили они с Хаконом. Немного времени нужно собраться для дружинникам, да только и тратить не след его зря. Покончив с делами велел снова гонца крикнуть он, да расспрашивать стал о том как справляется Торстейн с делами домашними, все ли в порядке в имении, как раненные мужи, что остались в Оркдале после того как Грютинг и Харальд заратились, поправляются.
– Люди вернулись к работе, весна, страдный день. Потому Торстейн для построек сгореших и порушенных людей взял из оставленных вами, тех чьи руки вновь стали крепки и твердо мечь и топор держать могут – говорит нечего им хлеб твой задаром есть. Только вот бонды одни его слцшают, хирдманы же, из тех что пришли с агдирцами, не хотят возмещать ущерб причененный ими. Говорят, так как будто они здесь хозяева, что их конунг оружием взял эти земли и никто его кроме им не указ. Нет сил у Торстейна сладить с такою толпой. Почитай их три сотни набралось уже.
Стиснул зубы Грютинг услышав такие известия, да ответил голосом враз хриплым ставшим:
– Ничего, недолго им предаваться праздности да девок наших по углам тискать. Подойду я вскоре с дружиной своей и зятя своего. Вот посмотрим тогда, что запоют эти птицы горластые. Топором на строительстве не захотели работать, так кровью долг свой вернут за заботу о них проявленную.
Затем добавил, к гонцу обращаясь:
– Ты не рассиживайся тут долго, скачи обратно к Торстейну, пусть бондов с быками навстречу нам гонит, спешным шагом мы выступим, Оркдаль нужно нам пролететь словно птицам навстречу подвигам ратным.
Со словами этими отпустил гонца ярл Оркдаля, а спустя час тот уж мчался обратно исполнять волю своего господина.

Харек Волк. Берег Вингульмерка
(с Тельтиаром)
Корабли входили в залив. По берегам виднелись сожженные корабельные сараи и склады. И ни души не было видно ни на правом. ни на левом берегу.
- Похоже здесь кто-то уже прошел. - сказал Хареку Аудмунд.
- Странное дело, - согласился другой воин, сидевший на корме. Его звали Ульвбранд и он был родом из Вестфольда. - Война по слухам не добиралась до этих мест, а Асмунд Кровавый ведь выступал из Хедймерка. Конунг, стоит ли нам осмотреть развалины?
- Стоит. -ответил Харек угрюмо. - Даже финны и то оставляют следы. И нашим гребцам нужен отдых. Объявляйте привал
Вскоре они пристали к берегу, возле руин. два десятка воинов, надев брони, направилось к остовам домов, остальные стали дожидаться их возвращения.
- Скажи, конунг, - обратился к нему Ульвбранд. - Ты все еще веришь Харальду
- Харальду да. -ответил Харек. Он что-то тщательно высматривал в грязи, качая головой. - Тем кто его окружает -нет. И тем кого он оставил - тоже нет.
- Асмунд - мясник, - произнес хирдман. - Я служил у его отца и видел как этот звереныш рос. Но до той поры, пока его не сделали ярлом - его забавы были отнюдь не столь кровавы. Торлейв домогался твоей жены, конунг - а ведь это большое оскорбление, неужели ты стерпишь?
Ульвбьерн был одним из тех, кто присоединился к Хареку недавно и потому сам был свидетелем того, как жрец в исподнем бегал по деревне.
- Не стерплю. И отомщу, когда придет время. Но пока я должен сдержать клятву. И когда Харальд вернется, потребую у него суд богов.
- Жрец может отказаться, или выставить вместо себя умелого бойца, - покачал головой воин. - Того же Асгаута. Этот муж люто ненавидит вас - христиан. Но он близок к матери конунга, как и Торлейв до этого.
- Я не боюсь поединков. И верю что победа достается достойному. Пока что мать коннунга на нашей стороне... если ничего не поменялось за то время, пока нас не было... И я уже отправил ей письмo, где просил ее определиться - хочет ли она по прежнему видеть во мне друга или союзника, или превратить меня во врага.
- Ты прости мои речи, господин, но - я слышал Шона, когда он с тобой говорил, на страже я тогда стоял. Слух у меня острый.
Ульвбранд помолчал.
- Тот мальчик, которому ты прижег руку - родич кюне. За это может она осердиться сильно. Да и за Фреолафа я беспокоюсь - ему гнев принимать, если что.
- Я пока надеюсь, что у Харальда хватит выдержки и рассудительности, а у Гутхорма мудрости и благородства, чтобы не терять верных друзей, и не заводить новых врагов. А если нет - любой конунг будет рад теперь принять нас на службу.
- Харек, я принес тебе клятву, но я человек Харальда, - произнес Ульвбранд. - Таких много в твоем отряде. Почитай все, кто присоединился в Сарасберге к тебе. Если ты перейдешь к другому конунгу - у нас не будет выбора, кроме как выступить против тебя.
Да и к кому ты пойдешь? К Эйрику Свейскому? Или к Гандальву? Или к Сульки?
- Я полагась на Харальда и не изменю той клятве, которую когда-то давал его отцу. И покуда жив Харальд, и покуда он сам не избавит меня от этой клятвы, я буду верен его роду, и иначе быть не может.
- А мы будем верны тебе, - произнес хирдман. - Но вон возвращаются наши люди, конунг!
И действительно, несколько воинов вели испуганного мальчишку, который до этого прятался в развалинах одного из домов.
- Успокойся отрок. Мы не сделаем тебе ничего плохого. Дайте ему воды. Расскажи нам. что здесь произошло. и что за люди сделали все это?
Парень смотрел затравлено, но воду принял.
- На ладьях люди, - наконец он сказал. - Много...
Послышался смех.
- А еще на них были шлемы... с рогами? и шкуры? И дубины с шипами? - спросил Ульвбьерн, смеясь. Харек шикнул на него, сердито сверкая глазами. Затем подошел к парню и схватил его за плечи.
- Что за люди? Что за стяг у них был? Что у них было на щитах? Говори, все что помнишь, и все что знаешь... ты ведь хочешь отомтсить этим людям?
- Не помню... - мальчик шарахнулся от Харека. - Только собачьи головы.
- Собачьи головы? Что за собачьи головы? Где ты их видел? Успокойся. Мы тебя не обидим.- Харек крепко держал вырывающегося мальчшику.
Парень дрожал, и прятал взгляд:
- На палках, на... на стягах тоже. А на щитах... было слишком много разных щитов.
- Гандальв! -рявкул Ульвбьерн.
- Каких щитов?- Харек опомнился, и немного ослабил хватку- Какие цвета? Что там было? Скажи все что знаешь.
Мальчишка немного успокоился, увидев, что ему никто не собирается причинять какой-то вред.
- Деревянных! - Выпалил мальчишка - Еще кожей обтянутых!
- Гандальв носит волчье знамя, - поспорил кто-то из хирдманов.
- Нужно узнать, кто еще был! - Добавил другой.
- Еще зубастая рыба! - Наконец вспомнил паренек. - Зеленая...
Харек угрюмо смотрел на паренька, хотя его лицо и оставалось невозмутимым.
- Кто-то знает эти знаки? -обратился он к хирдманам
Хирдманы качали головами.
- Значит морские коннунги. Мы их выгнали из Ранрики-и они пришли сюда. Пойдешь с нами.-сказал он мальчику. - Накормить, напоить, и глаз не спускать. Развести костры. И поищите в округе, может еще кто-то выжил.

Разошлись воины, не скоро вернулись - уж и солнце сесть успело, но привели людей с собой еще из тех, кто убежать успел. Всех их к Хареку Волку подвели. Сначала все они дрожали от страха, увидев грозных витязей в кольчугах и шлемах, но почуствовав что им не причинят вреда, понемногу успокаивались, и старались вспомнить все что видели... А эти люди уже больше рассказали о знаменах пиратов, и что там были люди Торира Собаки.

Как и обычно, с Тельтом.

Удачно сложилось путешествие Сигурда к Трандхейм в качестве посланника Рогволда Мудрого. Несмотря на все опасения брата, Харальд благодушно принял Сигурда Эйстенсона и во всем согласился с его предложениями. Ну а тот факт, что пришлось оставить сына, нисколько не печалил посланника из Мера, поскольку это был предсказуемый поворот событий. Драккар Сигурда уже отчаливал от пристани Трандхейма – предстоял долгий путь, а потому бывший пират позволил себе погрузиться во воспоминания.

C тоскою Сигурд глядел на берега Мера, что в дымке утренней растворялись. Лишь по смутным очертаниям Сигурд угадывал город, в котором он надеялся хотя бы на ненадолго отыскать пристанище, отдохнуть от кровопролития да кривды. Пиратская жизнь утомила его. Увы, надеждам было не суждено сбыться - о чем Сигурд в тайне от себя самого знал, рассчитывая на спокойную и тихую зиму. Не сложилось.
По наставлениям брата Сигурд не стал дожидаться свадьбы дочери Неккви, а сразу, лишь только позволили обстоятельства, погрузился с верными гриднями на драккар да отплыл в сторону Трандхейма, где, насколько ведал Сигурд, находилась на сей момент ставка Харальда. Чуял Сигурд, что неладное заподозрит конунг в посланце из Мера враждебного, однако уповал на собственное красноречие да на здравый смысл Харальда. А потому почти и не тревожился за жизнь свою ярл пиратский.
Раз за разом погружались весла в студеную воду, все дальше и дальше от берега отходил корабль - туман сомкнул объятия над горизонтом, сокрыв от пытливого взгляда кромку земли. Впереди путешественников ждал долгий путь.

Бесприпятственно скользнул в гавань драккар Сигурда, тут же затерявшись среди прочих судов, среди которых, правда, привлек внимание пиратского ярла корабль крупный, знатный, украшенный по всякому - конунгу местному принадлежал он.
Трандхейм встретил Сигурда и гридней его сдержанным молчанием. Лишь вои у пристани поприветствовали посланника ярла мерского, никого, присутствием которого пришлось бы тяготиться да придумывать оправдания чего, мол, Рогволд хочет от Харальда, не было. Оставив часть гридней стеречь драккар, Сигурд сошел на берег. До усадьбы конунга пришлось добираться на санях. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Сигурд наконец завидел вдали стены, что опоясывали ставку Харальда.
Трандхейм промолчал и здесь. К остановившимся у ворот саням подошли стражники и самый важный из них, хмурый, весь в шрамах гридень прогудел:
-Чего вам надобно, почтенные?
-Требуется мне поговорить с конунгом твоим, ибо дело у меня к нему наивысшей важности имеется, - распрямившись, проговорил Сигурд, - поскорее проведи нас к нему, ибо видят боги высокие, будет над чем поразмыслить ему в деньки ближайшие...

Не скоро пропустили Сигурда Эйстенсона к конунгу, но все же упоминание купца знатного да злато дело свое сделали. Согласился викинга Харальд выслушать, повелел впустить в горницу конунжию. Забрали оружие у Сигурда, спутникам же его велели остаться у ворот усадьбы.
Двое хирдманов провели гостя в просторные сени, а после и в покои Харальда. Сам конунг в алой рубахе, подпоясаной шелковым кушаком сидел на кровати, а чуть поодаль стояли его телохранители. Супругу же, видимо, отослал он прочь на время разговора.
Сигурд с почтением поклонился, не без любопытства разглядывая того, о ком столько разговоров во владениях Неккви да его союзников ведется. И так молвил бывший пират:
- Долгих лет тебе, Харальд. Судя по деяниям твоим, вижу я, что мудр ты не по годам, а потому сумеешь по достоинству оценить послание, которое я привез из самого Нидароса, из самого сердца земель врагов твоих. Не все средь них желают зла тебе, Рогволд Мудрый шлет привет тебе и предлагает союз против общих врагов.
Одновременно сила и грация сплетались в словах Сигурда. Ловкий пират, скорый на всякую выдумку, говорил также складно, как и набивал сундуки златом да шелками.
- Ярл Рогволд? - В голосе Харальда проскальзывало любопытство. Не каждый же день приходит посланец от сильнейшего из ярлов врага с предложением мира. Хотя - скорее такое предложение стоило бы назвать предательством. - Я наслышан о его доблести и благоразумии. Что же он хотел передать мне?
- Хотел он передать, что устал от того, как выжившая из ума старость направляет многие сотни на бойню никому не нужную. Рогволд, которого прозвали Мудрым вовсе не за просто так, не желает боле служить тому, кто за его таланты и преданность платит черной неблагодарностью, не держит данного слова и требует повинности в делах заранее обреченных.
- Не зря прозвали его Мудрым, коли так, - согласился Харальд, на посланца глядючи. Для таких дел не простого гонца шлют, лишь того, кому доверять можно, как самому себе. - И чем же обидели ярла твоего, коли он не желает служить своему законному конунгу?
- Старый Неккви обещал Ровголду дочь свою в жены, - отвечал Сигурд, - однако вместо того, чтобы сдержать данное слово, он выдал ее за Гандальва, чем нанес смертельную обиду Рогволду и всему его семейству. Такое простить и забыть невозможно.
Потемнело лицо Харальда от крови прихлынувшей, когда имя его врага заклятого прозвучало. Никак не успокоиться старик, хотя ему уж и в могилу пора, а нет - жениться надумал. Но и в этом польза своя была, коли такой ярл как Рогволд оскорблением это посчитал.
- Понимаю я тот гнев справедливый, что овладалел сыном Эйстейна, - конунг молвил. - Но и в твоих словах злость слышиться так словно это не ему, а тебе оскорбление нанесли. Или близок ты, посланец к ярлу своему так сильно, что его беды за свои считаешь?
Не теряя головы и самообладания, Сигурд сжал кулаки, словно злостью обуянный.
- Сигурд имя мое и братом родным Рогволду Мудрому прихожусь. И оскорбление Неккви также легло и на меня, как и на любого, в чьих жилах кровь нашего рода течет. И не будет мне покоя до тех пор, пока кровью обидчик не отплатит за свои деяния грязные. Ибо на то воля богов высоких.
Приятна была Харальду ярость такая, улыбнулся он:
- И на погубу Неккви вы союза со мной ищите.
- Вижу, не ошибся брат мой, решившись встать на твою сторону. Скажи мне, Харальд, что передать Рогволду Мудрому?
- Дружба брата твоего по сердцу мне. Коли вместе расправимся мы с Неккви и Гандальвом, отдам ему весь Мер во владение, ярлом своим поставлю над всеми прочими. Но и он постараться должен в ратном деле, чтобы доверие мое заслужить.
- Славится брат мой не только умом да ловкостью на выдумки. Будь спокоен, Конунг. В нужный момент Ровголд и сыновья его обернутся супротив Неккви, да вместе с твоими воями опрокинут войска его.
Сигурд удовлетворительно кивнул головой, видя, что все гладко и по плану прошло.
- Благодарю тебя, Харальд. Ты мудр и щедр. Я слышал твои слова и передам их Рогволду. Долгих лет тебе.
- Постой, Сигурд, - молвил юный конунг. - Люди мои мне сказали не один ты приехал, а с юношей к которому, как к сыну обращался. Пусть отрок пока у меня погостит.
Улыбнулся Харальд. Глупо было бы на слово верить посланцу незнакомому, что правды своей еще с мечом в руках не доказал.
- Да, действительно, - кивнул ожидавший такой просьбы Сигруд, - среди моих спутников есть сын мой. В качестве доказательства намерений моего брата, а значит, и моих. Оставлю его тебе.
- Ему будет оказана честь, как сыну ярла, - сказал Харальд. - Иди Сигурд, и передай брату, что я хочу видеть его и его людей охраняющими берега Мера, когда мои драккары доберуться до него.
- Так тому и быть. Прощай, Харальд.
Поклонившись, Сигурд покинул хоромы конунжьи. Стражи вернули ему оружие и вскоре он встретился со спутниками, что сопровождали его в это опасное путешествие. По улыбке, игравшей не лице предводителя, они догадались о благополучном исходе и присоединились к Сигурду в его ликованье. Несколько поубавилась их радость, когда стало известно, что Гутхорма, сына Сигурда, в качестве заложника потребовал Харальд, но поскольку отпрыск сигурдский также ожидал подобного, никто особо не печалился.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 22-08-2007, 11:24

Раумарики. Ярл Асгейр

Быстро шли альвхеймарцы под началом Асгейра ярла, да все равно подгонял он их - не терпелось наместнику гандальвову меч обагрить в крови вероломных союзников.
Так ладно баял Асмунд о походах совместных, а вот ведь как обернулось, что из двухсот мужей славных - три десятка возвернулось, а остальные сгинули, конунгу самозванному доверившись.
Хаки-признака увидали! Коробило Асгейра от упоминания одного мужа этого недостойного. А хирдманы-то каковы! Хель сама за ним стояла! Надо же!
Скрипнули зубы, едва в пыль не крошась.
- А ну стоять! - Прокричал Асгейр, останавливая войско свое. Заметилось ему на дереве движение какое-то. - Слезай, добрый человек, покуда стрелами тебя не достали!
Бросил Асгейр, вновь шевеление в ветвях началось. Вскоре уже, ловко по ветвям спустился мужик в одежде ободранной, да с волосьями спутанными. Затравленно он смотрел на воев, да как знамя увидал, в ноги бросился к Асгейру:
- Не вели ярл казнить! Пощади!
Отпихнул его воин, признал отродье трусливое, что десятком командовало.
- Иди, обогрейся, - как сплюнул Асгейр. Сколько их еще таких по лесу бродит?

Альвхеймарцы все больше шли лесом. Сказывался тот урок, что при Хрингасакре получили - в лесу войско не заметно так, как если по дороге широкой идет. К тому же хотели и финнов найти селение лесное - но не нашли. Асгейра это не слишком расстроило - с финнов ведь и добычи не взять, и воевать с ними сложно, не по чести сражаются, полузвери.
До усадьбы добрались под утро - три штурма пережила домина ярлов Раумарики, а все еще была цела. Но не долго ей оставалось тут стоять - не захватывать землю пришел Асгейр - мстить местью лютой.
Разорили деревню, покуда спали люди, повелел поджечь с четырех сторон ее ярл - с радостью исполнили приказ такой воины, с особым упоением тот дом огню предавая, где призрак Хаки Дунгаля сгубил.
Ворота усадьбы воины успели запереть, поэтому альвхеймарцы расположились осадой вокруг частокола, готовя тараны из срубленных деревьев и обстреливая горящими стрелами укрепления. На штурм Асгейр людей пока не бросал, хотел вымотать тех, кто укрылся за стенами, а после вынудить их сдаться - к чему было терять людей.
Два дня стояли лагерем вокруг усадьбы воины, а на третий трое разведчиков пленника привели Асгейру - Откеля жреца. Припомнили тут другие многие полоненые, что это он призывал их от Асмунда отречься и против Альвхеймара вновь мечи точить. Усмехнулся Асгейр в усы густые, на жреца глядя, да повелел его в клеть посадить и возить вокруг усадьбы голым, да копьем острым время от времени щекотать.
- Людей моих повесить велел, будет и тебе награда за то, - жрецу он бросил, сам же первый плетью по его спине пройдясь.
- Будь ты проклят! Навек благословения асов лишишься, зверь, как и Асмунд-предатель, за то, что на служителя богов руку поднял!
- Боги меня не слышат больше с тех пор, как я в Хрингасакре от них отрекся, - рассмеялся Асгейр. - Но посмотри - удача воинская со мою до сей поры!
Жестока была клятва, данная ярлом Асгейром на руинах Хрингасакра. Обещал он ни одной жертвы больше не приносить асам до той поры, покуда жив Харальд.
Еще два дня возили Откеля вокруг частокола, на третий же появились люди, что были ярлом в Вестфольд засланы и сказали, что идет осажденным на подмогу рать большая, а во главе ее старый лендрман Торвард, Асмунда в своем владении свергнувший, и людей с ним вдвое против Асгейром собранных.
- Не хотят мне боги помогать, не слышат меня, - проскрежетал ярл. - Может хоть его послушают!
Повелел он Откеля прикончить, да отступать из Раумарики с тем, чтобы после еще вернуться, сил поднабрав.

Мер. Конунг и внук его
с Аденом

Запер дверь старый Неккви на засов, после того, как внук его в горницу зашел, да сел на табурет, взгляд усталый на Сальви направил:
- Говорить будем, внучек, - произнес он сурово, так что не слышно было дребезжания старческого в голосе его. Силен был голос, да сам Неккви слаб казался сегодня, слишком много навалилось на него бед - и свадьба расстроенная, и недоверие побратима, и гибель жреца верховного.
Сельви зевнул, знал он последние новости и знал что дед того выдержит, но знал, что надо помочь ему... Он кивнул...
-Да, дедушка, слушаю... - Сельви чуть вздрогнул. Сложно быть конунгом, Разрушитель то уже знал...
- Скажи-ка мне вот что, - старик начал. - Что за слухи по усадьбе ходят? Да почему имя твое слышу я в числе первых? Люди говорят, будто ты на пиру зятя моего словом обидел... То не о Хунтьове я - он мне разве что на словах зять, на деле же место пустое. Но Гандальву зачем оскорбление нанес? Отец твой еще не родился, а он уже под парусом ходил!
Сурово звучал голос старческий. Любил внука Неккви, но и дерзости спускать не желал.
-Врут все. - усмехнулся Сельви. - Это когда я Гандальва оскорблял? Может быть, перед тобой, когда сестру защищал, но не иначе, союзников не оскорбляю, не люблю когда топор из спины торчит... А на пиру... На пиру я был в хмелю, да не настолько, чтобы безудержно языком молоть...
Сельви даже знал кто распустил этот слух.
- Другое люди говорят - мол сказывал ты, что нет больше с Гандальвом благословения Фрейра и не сможет он наследников родить, и что жена ему молодая, как седло корове, коли сам он, словно мерин. Не твои это слова, скажешь? - Прищурился внимательно старый Неккви.
-Не мои, дедушка. Кто сказал? - Сельви почернел от злости. - Кто мою тетку обозвал седлом? Я за это и в лицо могу... Знаешь сам - не зачем мне, не зачем мне, грязнословить на друже нашего, знаешь ведь, мне его было бы проще убить, ты меня знаешь.
- Я тебя знаю, - потеплел немного голос конунга, но тут же как холодом обдал: - Да Гандальв не знает. Осерчал он сильно. Сам же видишь - какие дела творятся. Да еще Геревард помереть вздумал так невовремя. Дурно мне, что-то Внучек... Помоги до окна дойти.
Поднялся старик с табурета, пошатнулся. Никогда раньше такого с ним не случалось.
Сельви подошел к Неккви и поддержал его за руку.
-Да, тяжело стало... Тяжелые времена... Главное, чтобы ты жил подольше, конунгом быть тяжеловато, я еще не скоро привыкну...
Разрушитель помог Неккви подойти к окну.
Вдохнул воздух свежий, морской конунг. В море сила Мера, в волнах нет равных викингам мерским.
- А привыкать тебе надобно. - Молвил. - Не желаю я Хунтьову отдавать ни селения - все тебе отойдет в час урочный. Но ты это и так знаешь.
Сельви посмотрел в морскую даль, а потом на Неккви.
-Знаю, юн, но придется стараться... Опыт хоть какой - то есть... Можешь на меня положиться, дедушка...
Глубоко вздохнул, вслед за дедом...
- Придет время - своих внуков поучать будешь, - дед улыбнулся. - А пока, скажи лучше, как думаешь - кто слухи такие может нашептывать. Что за крыса на корабле завелась.
- Хм... Боюсь я, может это недруги наши соглядатаев заслали... Чтобы разладить наши с Гандальвом дружеские узы... Но может и Хунтьов на меня наговорил... Может смерть мне с тобой задумал, дабы трон занять? Не знаю... Но все же, Хунтьову то не выгодно, ведь Гандальв знаменит своей свирепостию, и если бы напал он на нас, Хунтьову тоже пришлось бы туго...
- Отец твой дурак, - согласился Неккви. - А тут ведь не по дурости все сделано было. Ты ремни видел, какими волка привязывали к алтарю?
- Если честно, не обращал внимания... - чуть пригорюнился Сельви. - Не видел...
- А я видел, - пожурил внука дед. - Не волком разорваны, надрезаны были. Кто-то смерти хотел жреца нашего.
- Значит - точно соглядатаи вражии... Может, подошлем наших к Харальду?
- Подошлем, - кивнул Неккви. - Ты, внучек людей сам подбери. Да в Оркдаль их отправь, а оттуда пусть и к Трондхейму подбираются.
-Хорошо... Жаль что Грик погиб... Он - надежнее всех был...
- Грик был хорошим воином и родичем, - согласился старик, отходя от окна. - Но он ныне в Валгалле, а нам за ним еще рановато. Ты сможешь найти других?
-Да, думаю да... - Сельви улыбнулся. - Нам надо мстить
- Мстить... а разве ты не расправился с теми, кто убил Грика?
- Да, но боюсь, не один Скират к тому причастен...
- Помни - месть может подождать, - дед назидательно поднял палец. - Харальд ждать не будет. Пусть он займет все твои мысли, мой внук. Он младше тебя, никогда не показывался на поле битвы, но уже владеет большой державой.
- Медведь ждет своего часа и бьет добычу лишь тогда, когда ему выгодно. - согласно кивнул Сельви. - Харальд - не будет... Не знаю, дедушка, но мне кажется - что он довольно неплохой тактик...
- Но он волк, Сельви. Волк слабее медведя.
- Да, но волк хитрее медведя... Юный волк всегда не прочь полакомиться ослабевшим медведем...
- Он уже полакомился державой Хакона Трондского, - вздохнул Неккви. - Старик отдал ему свою дочь и всю полноту власти. Раньше Трандхеймом правил медведь - теперь лишь волки воют. Но Мер далеко не так слаб.
- Да, дедушка, пока мы с тобой живы, да не перевелись такие как Грик на наших землях, не бывать юнцу Харальду властителем земли нашей!
- Поклянись, Сельви... поклянись, что до конца будешь отстаивать свободу своей земли и изведешь поганое семя волчонка. Лишь тогда я смогу отправится к Одину, зная что мой народ в надежных руках!
-Клянусь, дедушка, клянусь что убью каждого из его семьи, кто попадется мне на глаза, клянусь! А еще клянусь, что твой народ никогда не будет выступать под чужими знаменами!
- Только под змеем! - Прошептал Неккви, тяжело опускаясь на кровать.
- Дедушка, тебе умирать еще рано, погоди... - Сельви чуть поддержал Неккви, чтобы тот не ударился ненароком.
Неккви улыбнулся, положив руку на плечо внуку:
- Я еще не умираю. Этот день был тяжел, я устал и хочу поспать, а завтра... завтра я еще погоняю тебя по двору мечом.
Сельви сдержал смешок, но его лицо и так говорило за себя - внук был доволен...
-Поспи, поспи... Посмотрим кто кого... - съехидничал Разрушитель.
Неккви уснул быстро. Он всегда быстро засыпал, а вот просыпался медленно, словно нехотя.

На подступах к Вингульмерку.
Эйрик (и не только)


Прядь волос выбилась из-под обруча серебряного, упала на узкое, бледное лицо. Поморщившись, вновь убрала ее за обруч Сванхильд, продолжила руны выводить чернилами по коже... послание мужу, уже в который раз - и со счету она сбилась. А каждый знак на коже - раною на сердце жены и матери запечатлен.
"...Сообщить спешу тебе, что у нас все ладно идет, как в хозяйстве нашем, так и в державе целой, без исконного властителя оставшейся".
Шаги послышались сзади, легкие, словно осторожные - кто-то заглянул просто так, но побеспокоить боялся. Гудрун!
- Что такое, милая? - обернулась Сванхильд, беспокойно на дочь глядя. Та перед ней в одной нижней рубахе стояла и встревоженным выглядело лицо девочки.
- Мне сон дурной приснился, мама... Проснулась, к тебе пришла. А ты почему не спишь, ведь поздно совсем?
Словно и сама ото сна очнувшись, отодвинула Сванхильд занавеску на окне - а там уж ночь глубокая была, звезды в небе фигуры складывают. "Да неужто так засиделась я? Ведь, кажется, совсем недавно детей перед сном целовала!.."
- А ты письмо пишешь? - улыбнулась Гудрун, но грустной та улыбка была. – А почему он не отвечает нам, мама? Или письмо так дого идет, все не придет никак?
- Не знаю уж, что думать, - вздохнула женщина, - но мнится мне, что не посланник это медлит. Недосуг конунгу ответы писать нам... Слухи ходят, на Вермаланд Западный он двинулся... Значит, хотя бы жив-здоров и по-прежнему славы ратной жаждет...
- Недосуг... - повторила Гудрун. - Только я и забыла уже, как выглядит отец. Только ты не пиши ему про это и сама не думай, - тут же произнесла она, видя, как задрожали слезинки в уголках глаз материных.
Девочка подошла к матери, обняла ее.
– Не плачь, мама – он же вернется, раз мы его так ждем.
- Конечно, вернется. Ладно, милая, поцелуй меня и беги спать. Больше тебе не приснится ничего плохого, обещаю…
И, поцеловав Сванхильд, вернулась Гудрун к себе в опочивальню, а кюна осталась одна, с тлеющей лучиной, кожи куском да горькими думами.
"Понимаем мы, нет сейчас времени у тебя, занят ты одной войной – как и всегда, ведь всегда ты занят был только ею! Но на коленях молю тебя, хоть строчку, хоть словцо пришли супруге и детям своим, чтоб мы уверились наконец в том, что ладно все и у Эйрика-конунга…"
И закапали долго сдерживаемые слезы, падая прямо на тонкие черные символы, размывая их очертания…

Летит конь гнедой, ветром развевает гриву и хвост его, из-под копыт чуть не искры летят – и летели бы, не будь земля столь сыра. Весной уже все вокруг дышит, но покуда не отогреет солнце ясное землю всю, так и останется весна та лишь ощущением в воздухе, каплей росы на едва пробившемся на свет зеленом ростке.
Куда спешишь ты, конь гнедой? Зачем гонит всадник тебя так нещадно вперед? Почему нельзя остановиться ему, спешиться, вдохнуть полною грудью утреннего воздуха, свежего, прохладного, хмельного?
Нет, не след гонцу останавливаться, медлить. Задача его – как можно скорее послание доставить, а путь-то неблизкий. Сказывают ведь – слышал он по дороге, да не просто слышал, а точно указание получил – на Вингульмерк со всем войском могучим отправился отважный Эйрик, конунг свейский и гаутский, владыка Вермаланда, и дня через три уж у границ Вингульмерка, верно, будет. Значит, туда гонцу и дорога – так лети же скорее, конь гнедой, мчись быстрее ветра!

И правда, Эйрику и рати его славной рукой подать было до владений Эйнара Губителя Заговоренных. Однако до наступления отдохнуть надо было, а заодно и подготовиться: оружие наточить, коли затупилось, да силы распределить, на части войско разбить на над каждою главного поставить. За тем и созвал конунг совет военный в шатре своем.
- …Хорошо, что вернулся Вальгард к нам с отрядом своим, уж привык я, что он мне как рука левая, - так Эйрик говорил, а Свен Черный Молот в бородищу густую усмехался по обыкновению своему. По праву гордился херсир, что сам-то он правою рукой конунжей является. Да и не диво то: Вальгард молод еще, а уж он-то, Свен, и в стольких битвах побывал, и столько раз конунга самого ыручил…
А Вальгард мыслил в то время – ничего, скоро и правою рукою стану. Черный Молот – норову буйного, неспокойного, да и годы его скоро свое брать начнут. Недолго ему подле Эйрика быть осталось, а на место Свена хоть и много охотников, а все же он, Вальгард, средь них, пожалуй, первым будет.
Эйрик тем временем распределил уже, кому какой частью войска командовать, и речь вел о другом уже:
- Хочу, чтоб запомнили вы – сейчас мы против иноверцев идем. Сам Эйнар Белому Богу молится, и подданных своих в ту же веру обратил… А потому сразу говорю, хоть и первую важность для нас земля его представляет, а все же слуг Распятого не щадить, в полон не брать.
- Верно говоришь! – Свен выкрикнул. – Нечего жалеть их, предателей! Посмотрим, как поможет им крест супротив мечей наших острых.
- Как удачно… застал я вас… - задыхаясь, юноша незнакомый произнес, в шатер входя.
- кто таков? – коннг нахмурился, обернувшись. И тут же грамоту в руках вошедшего приметил.
- Гонец я, Аскель имя мое, - отвечал тот, - весточку привез тебе, конунг, с земли родимой, из дому.
Кивнул Эйрик, вышел из шатра да кого-то из гридней окликнул.
- Доведи до того навеса гонца сего, да скажи там, пусть угостят его, чем пожелает сам. Отдых с дороги необходим ему.
А после того, как ушли оба, сорвал печать Эйрик, взглядом внимательным по строкам пробежал – и помрачнело чело его.
- Неужто вести дурные? – Вальгард нахмурился. Сам он в земле свейской жену молодую на сносях оставил, скоро уж разрешиться она должна была – со дня на день воин весточки ждал.
Покачал конунг головой, но по-прежнему беспокойно лицо его было. Присел он, заново письмо перечел…
- Быть не может того – разве не ответил я на последнее послание? А ведь и верно, не ответил – как раз на запад Вермаланда идти сбирались, решил – подождет ответ… да забыл, забыл!
Взгляды воителей на себе почувствовав настороженные, махнул рукой Эйрик.
- Сегодня ввечеру – на Вингульмерк, когда меньше всего они ждать нас будут. А сейчас ступайте, други-братья, оставьте одного меня.
Когда поднялись да вышли все, развернул оборотной стороной письмо к себе конунг, да перо взял, чернильницу к себе поближе придвинул… А через час уж обратно скакал гонец, все с тем же письмом – только на нем и другая рука уж начертания оставила.

Южный Мер. Арнвинд конунг сотоварищи
С Сариной.

Арнвинд поднял задумчивый взгляд от чаши с медом. "Сваты? Вот только сватов сейчас для полного бардака и не хватало. Эрик взбесится, Хильд неуправляема итак" - мгновенно пронеслось в голове конунга, но тем не менее он встал со своего кресла и отправился навстречу гостям.
Ветер завывал во фьордах, погода портилась. Будто бы сам Один был против такого посольства.
- Привет вам гости, с чем пожаловали? - поинтересовался Арнвинд, замирая на пороге длинного дома.
- Приветствуем и тебя, славный конунг Южного Мера, родич великого Неккви, - поклонился седобородый хирдман, что главным был в посольстве этом. - Ярл наш, Асгейр, что по правую руку от Гандальва Серого всегда сидит, прослышал о красоте родственницы твоей Хильд и просит ее руки. С тем и нас послал, дабы просьбу его до тебя, конунг донесли мы!
Поклонились и другие мужи, что из Альвхеймара прибыли.
- Хильд сокровище Южного Мера сама Фрея ее приголубила, да красотой одарила, - подхватил конунг. - А что ваш славный ярл может родственнице моей предложить?
- Ярл наш - воитель известный и нет мужей в Альвеймаре, по доблести ему равных, - ответствовал сват. - И богатства его столь велики, что лишь конунг большим златом владеет. Коли пойдет за него Хильд, не будет ей ни в чем отказа - ни в обручьях, ни в серебре-злате, ни в каменьях, ни в нарядах заморских!
Говоря это, повелел он знаком людям своим сундуки отворить, дабы блеск подарков увидал Арнвинд Мерский.
- Станет она хозяйкой владений самых обширных в Альвхеймаре.
Задумался Арнвинд. Эрику слово дал, а тут и правда интересный союз назревает, хотя бы политически. Задумался конунг, но никто и не требовал от него сразу ответ давать, да слово свое держать.
- Проходите гости, отведайте, то что мы добыли на охоте, да медом запейте. А уж потом мы с вами обсудим все вопросы брака.
Сам тем временем подозвал мальчишку и послал за Хильд.
- Благодарствуем, Арвинд-государь, - посланец повелел сундуки закрыть, да людям конужим их отдать с почетом. А после к столу перешли они, да за явства принялись, порою о незначительном говоря. Но вот, немного времени прошло, подбежал к конунгу человек один видом испуганный и прошептал тихо:
- Эйрик ярл с тобой говорить желает, великий Арнвинд, но лично без людей чужих.
"Один, за что мне это?" - мысленно воззвал к богам конунг, кивнул посланцу и извинившись перед гостями вышел из-за стола. Эрик ждал у дверей длинного дома.
- Слушаю тебя, Эрик.
С укоризной смотрел на господина ярл:
- Так ты слово свое держишь, конунг, - только и произнес.
- А ты предлагаешь гостей, возможных союзников взашей гнать?
- Они и так союзниками нам будут, коли Гандальв на Астрид жениться, - покачал головой Эйрик. - Хильд же ты мне обещал, помнишь?
- Обещал, - конунг кивнул. - А им ничего не обещал.
- Альвхеймарцы на шею тебе сядут, только дай срок, - поуспокоился немного ярл. - Это с Неккви их конунг дружит, а здесь... Выпроводи ты их, от беды.
- Законы гостеприимства соблюдать следует, - спокойно ответил Арнвинд. - И нас от их соблюдения никто не освобождал. Посему, успокойся, Эрик, пусть люди отдохнут с дороги.
- Ты конунг, тебе и решать, - вздохнул Эйрик, а после так спросил: - Скажи лучше, конунг, почему родич твой Неккви на свадьбу дочери нас не позвал?
- Я вот тоже все думал, да ответ не нашел. Только вот обиду затаить мне времена жестокие не дают.
- Странно это и на него не похоже, Арнвинд, он ведь и Аудбьерна не пригласил, и других родичей.
- Думается мне, что торопится Неккви, да ждать боится.
- Мечи наши он ждать может, значит, а как пир - так торопится.
- Говорят, что жених столь стар, что может не дожить до брачного ложа, - усмехнулся Арнвинд.
- А еще говорят, что он может и всех нас пережить, - усмешка Эйрика получилась немного грустной.
- И это тоже, - конунг хлопнул Эрика по плечу. - Все мы можем завтра головы на поле брани сложить.
- Можем, - Эйрик кивнул. - Оттого и прошу я у тебя руки Хильд, что боюсь умереть, так с ней ложе и не разделив.
- Не могу я против слова своего идти.Иначе Один меня из Вальгаллы к Хель отправит в чертоги. Виру собери.
- Я тебе больше виру соберу, чем все эти Альвхеймарцы с собою привезли, - проскрежетал ярл.
Конунг расхохотался. Как раз в сей момент и прошествовала Хильд, мимо дома длинного в свое жилище.
- И ты хочешь всю жизнь воевать с женщиной этой?
Воин проводил девушку взглядом и ответствовал конунгу:
- Лучше воевать с женщиной, чем привести овцу на брачное ложе.
- Ну чтож, мне останется только Одина и Тора в помощь тебе призывать, - совсем уж повеселел Арнвинд.
Временем тем из трапезной и альвхеймарец показался захмелевший:
- Конунг, - произнес он. - Щедр и гостеприимен ты, да нам господин наш в скорости вернуться сказывал. Какой ответ ему принести? Приезжать ли ему самому на невесту смотреть?
- Скажи господину своему, что Арнвинд-конунг, родственницу свою выдавать за достойного будет. А дела такие на одном пиру не решаются. Пусть приедет и сам разговор поведет, - молвил Арнвинд, дернув Эрика за рукав, да сквозь зубы ему едва слышно сказав. - Поединок устрою, победишь, Хильд благосклоннее будет.
- Нет человека в землях северных, достойнее Асгейра ярла, воспитанника Тормунда Старого! - Провозгласил сват. - И он делом это докажет!
Сказал так и ушел, а Эйрик усмехнулся, ручищи могучие разминая:
- Утрем нос соседушке, - рассмеялся. - Не убью, так покалечу.
Арнвинд усмехнулся:
- Ну пошли к гостям, а то что-то они не захмелели совсем.

Мер. Конунги Гандальв и Неккви.
Совместно с Тельтиаром.

Завершился день свадьбы нарушенной, новый настал. Неккви конунг, как проснулся поутру, да водой студеной умылся, сам к побратиму своему направился, благо слабости вчерашней в нем уж не было, всю немощь сон отогнал. Постучал в дверь дубовую, да отворил, внутрь заходя.
- Здесь ты, Гандальв? - Спросил, глаза прищурив.
В ответ на стук в дверь конунг Альвхеймара, до того почивавший, сел на ложе, сжимая рукой рукоять боевого ножа. Неспокойно ему спалось ныне, не чувствовал серый конунг боле себя в безопасности под кровом старого друга.
- Да, Неккви, входи, - сказал он, узнав голос властителя Мера.
- Все спишь, я погляжу, - присел рядом конунг мерский. - Ты сиди, не вставай, слышал уже, поди, как мои люди тебе гостеприимство свое являют. Стыдно за них.
- Да уж, - протянул Гандальв конунг. - Не был бы ты мне другом столь давним да не уважай я твой дом так сильно - за половину речей тех охайники бы кровушкой захлебнулись.
- А что проку холопью головы сечь, - поспорил Неккви. - Коли они речи, что кто-то в уста их вложил, точно дети малые, повторяют.
- Когда в холопах страха довольно, они молчат по углам, а не болтают словно сороки, - не согласился Гандальв.
- Быть может и прав ты, но людей сейчас карать - дружину ослаблять и без того не слишком великую.
Старик поднялся, так словно ноги у него сидючи затекли.
- Мер - не Альвхеймар, земля у нас суровая, каменистая - людей мало, а ты не хуже меня знаешь, что волчонок бешеный в Трандхейме уже женку молодую тискает.
- Это так, - скрипнул зубами альвхеймарский волк. - А милостью тех, кого ты карать не желаешь, моя свадьба расстроена и род под угрозой.
- То и для меня горе большое, ибо не найти мне для дочери мужа достойнее, но теперь жрецы младшие супротив свадьбы этой стоят, - вздох тяжкий из груди Неккви вырвался. - Испугала их Гереварда смерть лютая. И слушать ничего не желают - попробуй переспорь их ныне.
- У меня со жрецами тоже говор короткий, но не дело гостя хозяину в доме указывать, - жестко ответил Гандальв. - Коли желаешь ты забрать назад слово, мне данное - нечего боле искать мне в земле Мера. В память о наших деяниях прошлых уйду я, голов не снимая, но не проси о том, чтобы память утратил. Сам знаешь: жестоко то оскорбление, что должен я лепет холопский сносить, меча из ножен не обнажая, будто и впрямь немощен. Но отказ в свадьбе еще хуже
Взгляд грустный из под бровей седых бросил на друга старого мерский конунг:
- Уезжай Гандальв, - тяжело ему было слова эти произносить, побратима прогонять, все слова и клятвы нарушая. - Когда найду я тех, кто слухи дерзкие распустить посмел - головы их пришлю тебе, хоть бы это ярлы были или даже дети мои родные.
Конунг Альвхеймара положил тяжелую длань на плечо старому другу:
- Тяжко мне, что радость ожидаемая печалью сменилась. Остаться после случившегося мне честь не позволит, а помощь мою в наведенье порядка ты сам отверг.
- Не по нраву мне рубить без разбора, кто прав, кто виноват допрежде вызнать надобно.
Сжали пальцы морщинистые ладонь Гандальва, да слаба оказалась хватка эта. Незаметно подступала немощь телесная к Неккви - то, назад отходя, то вновь хищным зверем набрасываясь.
- Астрид, как пересуды поулягутся, я к тебе сам пришлю. Не по нраву богам в моей усадьбе свадьба, быть может в доме Альвов благосклоннее они окажутся.
- На все воля богов, - отозвался на то Гандальв. - А мой путь ныне лежит прочь от Мера. Мы отплывем на закате.
- Кораблей в сопровождение дать тебе? - Спросил старый конунг, желая хоть как-то вину свою загладить.
- Еще отроками мы вместе в морские походы ходили, - ответил Гандальв. - Ужели зрелым мужем мне охрана потребна? Благодарю тебя, но - нет, откажусь. Пусть все, что от Мера в мере и остается, я даже дары привезенные не заберу. Жрецы пусть говорят о знаменьях что хотят, но я, зверь матерый, чую: все руки верные да клинки острые тебе ныне потребны. Плохо, когда вороги ходят кругом, как падальщики в ожиданье костей с волчьего пира, но когда они в доме твоем гнездо свили - то хуже намного. Все мы сторонних людей судим по мерке одной, а своих родных - по иной. Змее пригревшейся лишь то и надо, чтобы ее к сердцу прижали.
- Многих возвысил я, ни в одном нет ко мне благодарности, - голову уронил Неккви. - Лишь ты мне всегда другом был, но теперь и наши дороги порознь лежат. Боюсь я - не сдюжить мне будет ныне с Харальдом. Коли в последний раз видимся, о том прошу - не держи на внука моего зла.
- Внука твоего мало я знаю, но дела его достойны славного викинга, - склонил Гандальв голову. - Коли то просьба твоя - для него будут открыты и двери моего дома и мои уши и сердце, коль решит он другом Альвхеймару стать.
Улыбнулся благодарно конунг, обнял побратима:
- Ну, прощай Гандальв! Не думал я, что так вот расстанемся, но норны свою пряжу плетут, людей не спрашивая.
- Пусть Один даст тебе мудрости разобраться с друзьями, а Тор - сил, чтобы врагов забороть, - ответил на то альвхеймарец. - Прощай, Неккви. Если пресечется наш путь земной - то в Вальгалле за столом одним попируем.

Оркдаль.
Совместно с DarkLight

Тяжким скрипом да топотом по земле разносились звуки войска, что под руками Грютинга и Хакона на врага нового двигалось. Исполнил в точности наказ господина свое Торстейн, и теперь, вместе дружинами славными, листья брусники едва только цветом зашедшиеся топтали и бонды с быками да волокушами на помощь пришедшие. Не в пример другим походам шли быстро воины, словно волки резвою рысью запах крови врага услыхавшие бросились. Пожирали ноги натрушенные одну за другой версты, потому как времени оставалось все меньше, до момента когда отчалят драккары Харальда от берегов Транделага. Боги, словно от солнца палящего решив укрыть воинов и свежесть воздуха подарить им, затянули все небо тучами, первая в том году гроза собиралась. Становиться лагерем нужно было, только хател до усадьбы своей одним разом дойти Грютинг, потому и людей своих гнал, а за ними следом ступала дружина Хакона.
– Вопрошает тебя ярл господин мой, отчего не прикажешь остановиться, воям? – подбежал гридень Хаконов. – Истомились уже дружинники, долог путь перед нами еще и не сможем покрыть его за день мы, а роздых не давать если и вовсе дойти не удасться.
– Передай господину своему, имение свое я увидеть спешу, потому как с зимы не был я в нем. Хочу знать как справляет дела в нем Торстейн мной оставленный, не хочу чтоб успели приготовить нам встречу. Видеть желаю как дела обстоят в доме моем без украс. Да и встать нам там будет лагерем лучше, роздых лучше вкушать не во поле чистом, а в доме хозяина.
Поклонился гридень слова ярла выслушав, да назад к господину своему бросился, передать ответ Грютинга.
– Веселее шагай дружинники! На привале следующем встреча нам приготовлена, девы младые уж эль устали варить для славой покрывших себя и домой возвращающихся! – Прогремел над головами голос Грютинга.
Хакон выслушал слова посланника и понимающе улыбнулся. Ну, еще бы: будь он на месте оркдальского ярла, он бы тоже домой поспешал. Однако же, хоть резоны Грютинга были понятны, не желал Хакон людей своих гнать, будто пожар вдали видя. А потому дружина конунга Транделага чуть поотстала, ход сбавив.
«Пусть Грютинг сам все прознает, да ярлов своих пожурит али златом лсыпит без чужих глаз да ушей», - думал про себя Хакон.
Видел он, что, хоть и стали ныне оркдальцы родичами да союзниками, не все им поход на Трандхейм позабыли. Начни Грютинг про людях Хакона суд судить – еще зароптать могут. Вот конунг и не спешил родича нагонять. Успееться.
Приободрились от слов этих хирдманы, да шагать веселее начали, и всего через пару часов шага спорого добрались таки до имения ярла окрдальского. А на встречу ему уж спешили слуги прочий люд хозяина увидавший, криками радостными приветствовали они владыку своего. Чуть подале, гридней отпихивая Торстейн верный бежал на встречу прибывшим.
– Что-то долго собирался на встречу мне, смотри, за нерадение почту это. Доказал ты верность свою мне в поле бранном, а каков ты на поприще хозяйском хочу поглядеть, как справляешься, – пожурил запыхавшегося хевдинга ярл.
– Не гневись понапрасну. Не ведал я, что сегодня вы явитесь. Иначе бы первым был, кто вас встретит.
Не успел дыханье свое перевести Торстейн, потому и фразы ронял короткие.
– А к приходу твоему готово уж все, лишний раз гридней гоняю, чтоб порядок держали в имении.
– Так готов ли мой дом к приему гостей? Слышал я, что огонь погулял в нем вдоволь.
– Было такое. Когда я прибыл сюда головешки одни да угли от него оставались. Лютой осада была. Людей из лесов на старое место чуть не силой волок. Однако же справились, и дом твой опять возвышается над окрестностями.
– В том благодарность прими от меня, потрудился на славу ты. А как те дружинники, что оставили мы в Оркдале с Харальдом?
– С нашими проблем никаких нет. А вот агдирцы попили мне крови, много их слишком здесь. Пока хворые да раненые лежали, спокойно было, но здоровья набрались они, и решил я их к делу приставить – не зря хлеб свой есть. Не смог сладить тогда с ними я, за хозяев себя почитают они здесь, по праву сильного думают, мы должны перед ними стелиться.
– Хорошо, этого я не оставлю так. Больше тебя они тревожить не станут, – пообещал Грютинг и взгляд бросил в сторону.
Там в стороне, поодаль от других собирались отрядом обособленным агдирцы и волками смотрели на прибывших .К ним направил коня своего Грютинг.
– Почему я не слышу приветствия вашего?! Я хозяин домой возвратившийся. – вопросил у стоявших ярл. – Али вежеству вы не обучены?
– Вежество нам знакомо. Только хозяин тут Харальд, конунг наш.
– Харальд землю эту под моею рукою оставил и признал мою власть над ней и живущими тут. А вы, как я посмотрю, в том сомненье нашли?! Али с конунгом своим несогласие имеете? Так скажите, послушаю я.
Тишина ответом была Грютингу, попритихли даже бонды с родными с похода пришедшими встретившиеся.
– Дошло до меня, что неблагодарностью вы ответили приютившим вас. Подчиняться за меня человеку оставленному не желаете. Что ж, гостеприимства закон не позволит мне наказать вас за то, ибо гости вы тут, мне доверенные. Но как воины, вы отплатите, за хлеб вами съеденный, да за жалованье конунгом установленное. Хватит девок по углам тискать. Пора собирать жатву средь врагов конунга. Выходите все, кто меч держать может во поле, да становитесь рядом с моими дружинниками. А если кто несогласие выскажет, то свидетелем будет Харальда зять, что пришел со мной, не стерплю пренебрежения службой такой, за измену ее посчитаю!
В этот момент как раз Хакон со дружинниками выехал из подлеска, и ослушники вовсе с лица спали. Слышал конунг транделагский последние слова Грютинга и кивком справедливость их подтвердил. Ибо нет того закона в Норвегии, чтобы дармоедов приваживать, если человек сам вежество не блюдет, то и принудить его инструменты найдутся.
- Верно все молвит Грютинг Оркдальский, - бросил Хакон Трондский свое веское слово. – Харальд бы то одобрил, а вам, мужи агдирские, совестно быть должно своего конунга ленью позорить.
Из подлобья агдирцы смотрели на дружины все прибывавшие, и не осмелились спорить они с Грютингом, вместе с оркдальцами стали во поле шатры свои ставить. Невзначай словно только, они оказались в окружении самых крепких дружин, те слово конунга помня, сами приглядывали на нерадивыми.
– Асгейр! – Позвал юношу Грютинг. – Этих тебе отдаю под командование, жалеть в бою их особо не будем, но если кровью своей за прием тут отплатят, то будет им мое снисхождение. Заодно посмотрю как с отрядом таким ты управишься.
До конца дня стояли дружины, у имения Грютинга, как и обещал он воинам, выкатил перед ними несколько бочек с элем – воины домой пришедшие, хоть душу погреть чтоб смогли. С семьей не свиделись многие, а уже вновь уходить в поля битв им надобно. Родилась в тот же день идея у ярла оркдальского, как привлечь к себе внимание Некви с Гандавом и сдержать обещание перед Харальдом данное - силу Мера всю на себя стянуть. Позвал пред очи свои гонца он из воинов верных и велел передать письмо Некви с Гандальвом он ему вместе с медведем хладирским писанное.

«Слышал я, что недоброе замыслил конунг Мера супротив власти Харальда и людей его, собираешь на нас войско немалое. Что ж, готовы проверить мы крепость стали мечей твоих. К Оркдалю ступай, там и встретимся. Ну а коли слабость проявишь, не придя по моему зову, как мужчинам положено, то сам я явлюсь к тебе, гостем незваным. Испытать тебя и людей твоих желаем мы.
Хакон конунг Транделага
Грютинг ярл Оркдаля »
Хакон тоже был недалече и Грютинг, не желая быть в своеволье повинным, письмо ему показал. Прочел старый конунг руны начертанные, да взгляд уважительный кинул на оркдальца:
- Воистину. Сам Локи тебя хитростью наградил, ярл, и рад я, что мы вместе ныне воюем.

Рассвет гордо подымал голову, озаряя землю, Сельви же брел по лесу, размахивая секирой, разбрасывая кровь с лезвия на землю, грудь его была расцарпана волчьими когтями, кровь медленно текла из раны, Разрушитель провел рукой по ране, сморщился от боли и приложил ладонь к лицу. След от крови покрывал половину лица викинга. Так что выглядел Сельви вполне солидно, как подобает берсерку. Он срубил у ближайшего дерева коры и приложил к ране... На этот раз злобная гримасса возникла на его лице...
"Больно... Задел меня этот волк... Есть в нем что - то... Что - то отцовское... Без предупреждения... Но напал спереди... Испугался, бедняга... Волки просто так не нападают... Только если чувствуют, что терять им нечего... Почему он напал? Ладно, надо идти домой..."
К счастью, кровь остановилась довольно скоро и Разрушитель быстро достиг дома, где и отдохнул немного от пережитой встречи с волком. Затем, пошел к дружине, разбудил одного из них и велел чтобы тот разбудил остальных, ибо проклятий в своей жизни он наслушался больше чем кто - либо другой...

Вскоре дружина восседала вокруг Сельви в тронном зале, а тот, прислонившись к стене, опираясь на дубовый стул, говорил такие речи:
-Тяжелые времена наступают, братья, юнец Харальд - сам в бою не бывавший, взял уже которые земли во свои владения... И союзников наших он на свой лад заговаривает, а значит - братья, предстоят нам страшные битвы... Владений у него множество, людей - еще больше, но ведь они - не из Мера! А значит - каждый из них - боец хуже чем наш. А значит - есть надежда у Мера, да не перевелись на свете еще друзья. Но вот в чем странность - клевещут на меня, братья, причем Тор - свидетель, все до последнего слова клевета, что я обругал союзника нашего, хоть, честно и не был я доволен, что тетку мою замуж за него выдают, да не позволил бы я себе таких слов... Пусть Один мне судьею будет - не говорил я зла, разве что в мыслях кипели у меня думы сии, но не смел я об этом и слова проронить, ибо знаете, говорю я прямо что думаю, но перед тем как сказать, думаю, а надо ли говорить... Так вот братья... Будете ли вы сражаться со мной до конца, идти за Змеем до тех пор, пока не погубят вас или меня?
Дружина шумно загудела, кивая головами...
-Конечно, Сельви, идем на смерть за Змея с тобой или без тебя!
Сельви позволил себе улыбнуться.
-Ну спасибо, братья, удружили... Так вот... Нужны мне те соглядатаи что ходили в Оркдаль...
Внезапно из окруживших дружинников вышел Карон Тихий, один из соглядатаев Мера.
-Я здесь. - тихим зыбким голосом произнес тот, и дружина расступилась.
-Неккви велел чтобы ты и твои ребята шли в Трондхейм... Чую буря там назревает, нужно чтоб ты шел туда и разведал, что там...
-Хорошо... Что - нибудь еще?
-Поосторожнее... Если что - сразу ко мне, Неккви пока не тревожить, сложно ему жить стало...
-Хорошо, выступать сейчас?
-Да.
-Отлично, скоро прибудем обратно. - Карон также тихо ушел, и дружина вновь окружила Сельви.
-А что делать нам?
-Готовиться, братья, чувствую я - скоро будет праздник смерти...

Халагаланд,Брюнольв
пасябки Тельтиару =)

Дождливое небо хмуро нависло над кораблем. Казалось ещё чуть-чуть – и мачты корабля порвут это небо, и дождь выльется вниз, прямо на людей, в тревоге смотревших вверх.
Мерно бились волны о нос корабля брюнольвского, ветер южный нёс тепло, но сулил лишние дни плаванья.
-Долго ещё этот ветер будет? - раздражённо спросил Брюнольв у стоящего за его спиной кормчего.
Тот лишь развёл руками.
-Знаю я, знаю, что ничего ты ответить не можешь. Но из-за этого ветра…-лендрманн вздохнул. – Ладно, хватить понапрасну злиться, сделать-то всё равно ничего нельзя. Но чую я, нехорошее что-то дома затевается. Поспешить бы нам…

Лишь к вечеру подул слабенький западный ветер. Брюнольв в раздражении метался по кораблю, не находя себе места. Все мысли его заполнила тревога – что же такого дома могло случиться? Пожар ли, ворогов набег…братья ли возвратились?
Тревожно было лендрману, но не от страха бесился он – от бессилия!

До дома оставался всего день, когда подтвердились опасения Брюнольва – стал виден им чёрный дым, что вверх от острова их поднимался.
-Поднажали! – крикнул он гребцам. Те лишь молча налегли на весла. Злость поднималась в груди у них – на землю их родную посмели вороги напасть! Исказились лица их, злоба проступила на лице, и в глазах огонь беспощадный разгорелся.
Но лишь подъехали они, им стало ясно, что опоздали они.
Тихо тлели обугленные дома, головёшки, рассыпание по земли. От них, как тысячи светлячков, поднимались в воздух искры…и таяли в чёрном небе.
-Что случилось здесь? – спросил лендрманн грозно.
Свейн, вышедший встречать корабль, понурил голову:
-Пожар!
Тотчас изменились лица Брюнольва и воинов – злость сошла с лиц их. Улыбнулся лендрманн:
-А мы уж и что думать-то не знали. Самое страшное представили – что напали на вас враги, пока мы в отъезде были. Вот оно как, хрутово проклятье-то сказалось! Не на род и не на меня пала кара Асов, а на дом мой…-но неожиданно нахмурился Брюньольв, вдруг и на близких его кара эта пала.
Он поспешно спросил-Умер ли кто?
-Лишь старуха Рэвкель. Не успела она из дому выйти.
Брюньольв кивнул, хоть и жаль ему старуху было, но хорошо, что умерла лишь она.
-А где Бард? – спросил…кажется Виги, один из друзей сына.
-Он остался в дружине харальдовой.
Виги со вздохом сказал:
-Я ему немного завидую.
Брюнольв улыбнулся и сказал ему весело:
-Ничего, и на твой век войн хватит.
Потом он повернулся к Свейну и приказал:
-А теперь пойдём в усадьбу и по дороге расскажи мне о ущербе, что этот пожар нам принёс.
И они ушли, оставив воев, матерей и сестёр обнимающих, рой светлячков-искр, умирающих в ночном небе и алые проблески в тлеющих брёвнах, похожие на быстрый злой взгляд.