Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Reytar >>>]

Склон горы Асама

На появление маленького человечка с большой корзиной за спиной, Старое Солнце внешне не отреагировал никак. Хотя бы потому, что к своему стыду не смог почувствовать его присутствие ни с помощью обостренного чутья, ни с помощью искусства воина, до тех пор, пока скрипнувший под ногой коротышки песок не выдал его местонахождение самураю.
Индеец отнюдь не считал себя величайшим воином, но все же не был и новичком, не раз участвуя в походах и читая следы зверей на тропах так же легко, как невидимые непосвященным знаки силы, при общении с духами. И тем ни менее, все внимание Старого Солнца и весь опыт выходившего один на один против седого медведя, охотника, оказались бессильны перед маленьким, болтающим ногами в воздухе, потому что висит в железной руке самурая, человечком. Это настораживало.
Индеец вновь испытующе взглянул на странную женщину, только что встретившуюся им. Женщину, непонятную, но могучую силу которой, он ощущал почти осязательно. Затем перевел взгляд на коротышку, назвавшегося носильщиком и опять таки не почувствовал ничего. То ли тот и правда был маленьким человечком из стоянки у подножия горы, то ли столь искусно умел скрывать свою истинную сущность, то ли, и эта мысль больше всего заставляла задуматься, присутствие странной могущественной женщины искажало чутье шамана, сбивая его с толку и почти лишая способности чувствовать незримое.
В любом случае, эта загадка была слишком интересной, что бы отказаться от попытки разгадать ее, а значит, стоило взять маленького человечка с собой, что бы расспросить его на привале и провести несколько ритуалов, которые, возможно, помогли бы открыть истину о том, кто и что он на самом деле.
- Пусть идет. – На голос самурая эхом откликнулся голос шамана. – Здесь не место и не время для долгих споров. Пока милостью Отца-Солнце злые духи оставили наш след, нужно пройти так много как сможем, что бы оторваться от их преследования. А если новые знакомцы не понравятся нам, или мы им – на первом же привале каждый сможет идти своим путем.
С неизменным выражением спокойного достоинства на лице, Старое Солнце приблизился к муджине, опустил на камни навязанный неугомонным Малым Духом Леса, мешок и направился вверх по склону, давая понять, что если все за то, что бы взять женщину и коротышку с собой, то и говорить тут долго не о чем – путь впереди не короткий.

[Bishop >>>]

Чем выше забирались по склону путники – тем более уныло становилось вокруг. Вскоре остались позади даже редкие, черные, будто облизанные огнем, кусты, под ногами скрипел крупный темно-серый, как пепел, песок. Неглубокие трещины в шкуре дремлющего дракона были заполнены уцелевшим буреломом и камнями. Время от времени огромными бородавками вылезали огромные валуны.
Среди общей подавленности радовались лишь трое. Маленький хенгэ, освобожденный от ноши, был счастлив, словно ребенок; носильщик – этот, наоборот, хоть и оказался теперь навьючен, но все старался заговорить с новыми попутчиками, подергать выдра за... уха не нашлось. Опасливо поглядывая на одноглазого роши с двумя мечами, носильщик все равно старался подойти к нему поближе, держась подальше от двух взрослых мужчин. Когда от него отмахивались – как от назойливой мухи – Цуива заговаривал с мальчиком, старался отвлечь от тревожных мыслей. Один раз – дернул ворона за хвост и чуть не лишился зрения.
- Хватит с нас одного дурака, - усмехнулся, глядя на него, Мицуке, поправил тряпку, скрывающую поврежденный глаз.

[higf >>>]

В том, что со старым знакомым его столкнула рука Господня, и это нужно, чтоб выполнить его миссию, священник не сомневался. А вот та же рука или происки нечистого принесли на встречу загадочную женщину и носильщика, при появлении которых подозрительно быстро и бесследно исчезли зловещие монахи – были серьезные сомнения. Однако делиться не с кем: шамана он мало знал, тот все больше помалкивал, мальчишка и есть мальчишка, а одноглазый пока роши оценил бы предосторожности, пожалуй, не больше Себастьяна-Фердинанда.
Португалец посматривал по сторонам, постукивая палкой, служившей опорой, и вытирал пот. Все же отвык от дальних дорог, ли годы, или проклятая местность?.. Когда единственным, чего хотелось, оказалось желание присесть на ближайший камень, они пришли к крестьянской хижине, в огороде копались дети.
Компания ввалилась в дом, создав ощущение части карнавального шествия, отбившегося от остальных, чтоб потешить своим видом соскучившихся по зрелищам людей. Наверное, в благодарность за это их тепло приняли, предложили ужин и ночлег. Путники выглядели смущенными, поняв, сколько место они займут в небольшом домике, однако на этот вопрос нашли ответ. Деревянная некрашеная лестница вела на второй этаж, где хранилось сено. Неугомонный муджина успел ее опробовать несколько раз, заставив всех поморщиться от скрипа ступенек. Опередив остальныех, он с гордым видом сказал, что они примут угощение, но и сами не поскупятся по отношению к хозяевам, и бросил на Мицуке взгляд, говоривший: «а без меня тебе б перед ними было стыдно!»
Наконец, утомившись, он уселся спокойно, тем более ужин как раз был готов.
Пожилой священник открыл глаза – оказывается, он успел задремать.
«Все же старею» - мелькнуло в голове, и стало очень грустно. Будто давно не глядел в зеркало, а посмотрел – и не узнал себя... Всплыли воспоминания почти двадцатилетней давности, как он бегал от стражников в Шиобаре, а его защищала девочка с нагинатой. Где-то она теперь?
- Скажи, не знаешь ли ты, что сталось с Олури? – голос неожиданно вздрогнул при обращении к старому знакомому, словно память пробудила прежние ощущения.

[higf >>>]

- Олури?
Имя прозвучало эхом давнего прошлого. Мицуке покачал головой; прогонял то ли мысли о той отважной пичуге, готовой идти войной на весь белый свет, то ли - горечь.
- Если выжила и не выдали замуж, то где-нибудь в Кии, вместе с кланом. Хозяевам Белого феникса не повезло. Алый демон - убит, его старший брат служит сегуну.
Цуива немножко угомонился и занялся починкой сносившихся дзори, не только своих, всех какие нашел или сумел отобрать. Пальцы привычно вязали солому, но по наклону головы было видно, что вниманием его владеет разговор. При упоминании сегуна носильщик заинтересованно дернулся и даже хотел было рассказать историю, но замолк.
Священник склонил голову и минуту помолчал. Руки лежали на коленях как-то совсем безвольно, не был напряжен ни один мускул - так очень редко бывает у людей наяву. Потом, как будто заставлял себя продолжать расспросы, и то ли уже не желал, то ли боялся ответов, нехотя и негромко спросил:
- А остальные?
- Такеда рыбачит и воспитывает детей. Может быть, даже внуков, - Мицуке приподнял крышку на чайнике, что висел над огнем, зачерпнул ковшиком воды; еду еще готовили, а есть уже хотелось. - Мы давно не встречались.
Он подумал, о ком еще рассказать.
- У Аканэ скоро тоже будет ребенок.
Лицо священника наконец стало радостнее - хоть кто-то не скитается по свету без приюта, а живет благополучно, оставив после себя продолжение в детях, как начертал Господь. Хотя ему трудно было представить воинственного десятника рыбаком...
- Такамори и... Амэ? - перед этим именем он запнулся.
Хотелось спросить еще о кицунэ, но это могло задеть собеседника.
- Кинджо-доно? Отправился в северные провинции, - одноглазый роши усмехнулся. - Может, ищет просветления, а может, чего-то другого, не знаю. Наш с ним договор пока в силе.
Хаяши - несмотря на прежнюю недоверчивость, беглый чиго взялся помогать гостеприимным хозяевам по хозяйству, - принес воды. В незакрытую дверь был виден кусочек темнеющего к вечеру неба; ниже, у подножия гор, должно быть, шел дождь, в тучах застрял осколок радуги. Мицуке улыбнулся, глядя на него.
- Амэ танцует для всех и ни для кого одного, - задумчиво проговорил роши. - Ее легко увидеть, нельзя удержать.
- Понимаю, - кивнул головой европеец и замолчал, не зная, что более сказать. Говорить о чем-то другом пока желания не было, и он обводил взглядом уже такие знакомые и привычные предметы обихода: яма для очага, циновки на полу, скудная утварь, свисающий с потолка котел, из которого шел парок. Кстати, судя по запаху, еда была готова.

(с Бишем и Даларой)

[Далара >>>]

Горная хижина на краю провинции

День шел для Миеликки обрывками, как дорога, то погружающаяся в туман, то выныривающая на солнечный свет. Она шла по этой дороге, потому что надо же было куда-то идти.

Сидит в углу под светильником. Перед ней на циновке лежит свиток. Бегут вертикальные строчки, везде картинки с непонятными пока подписями. Миеликки сосредоточенно водит по ним пальцем. Непривычно чистый ноготь замирает над той картинкой, смысл которой Тошимару объяснял в прошлый раз. Четыре существа вокруг центра, пять сторон света. Верхнее существо почти не разглядеть, кто-то давно посадил на него мохнатую многоногую кляксу.
- Аукусти.
Поворачивается, смотрит вопросительно. Ужасно похож на птицу.
- Что ты делал у нас, на севере?
Бросает взгляд искоса на Тошимару. Миеликки смотрит следом, но тот перебирает какие-то травы, даже не смотрит в их с Аукусти сторону.
- Ну? – нетерпеливо подталкивает девчонка.
- Говорил с северным народом. – Замечает удивленный взгляд, добавляет: - Не людьми.
- Зачем?
Картинки позабыты.
- Хочу помочь им, привести сюда. Подальше от топчущего их единого бога.
Миеликки задумчиво теребит блестящую медную пряжку-оберег.

Стоит в двери сарая. Перед ней на соломе прикованный человек. Миска с водой под ногами. Тянется к ней, но вовремя вспоминает наказ Тошимару. Нельзя ставить ближе, нельзя давать пить. Бедный человек, он ведь не умрет от жажды? Не должен, не так быстро. Девочка подходит ближе, садится рядом с косматым существом. Настороженный взгляд темных глаз исподлобья. Чем-то он похож на пса, жившего в кузнице дома.
- Бедный...
Звенит цепь. Миеликки протягивает руку, гладит лохматую голову. Шаги, тень в дверном проеме.
- Госпожа Миэ?
Садаро смотрит на существо, уже вовсе не напоминающее его дядю. Смотрит удивленно и с отвращением, как на змею, забравшуюся вдруг в миску с едой.
- Он же хороший, смотри, - не выдерживает Миеликки. - Подойди, не бойся ты его.
Садаро храбро делает один шаг и останавливается. Девчушка нетерпелива и знает свою правоту. Схватив руку юноши, заставляет дотронуться, погладить. Вырвался, но преодолел брезгливый страх, присел рядом.
- Ведь правда он славный? – подначивает Миеликки.
- Правда.

Аукусти пропал.
Миеликки ходит как потерянная, выглядывает за дверь, то и дело откидывает занавески в дальнем конце хижины – вдруг вернулся, вдруг неправда, что его похитил злой колдун. Но нет Аукусти, пустота.
- Нужно найти его, победить колдуна!
- Дождемся утра, - спокоен Тошимару, но видно, что и ему нетерпится.

[higf >>>]

Киото, 1582 год

Гион Мацури развернулся во всей красе. На узких улицах Киото едва оставалось место для зрителей, вовсю глазевших на процессию. Празднично одетый в пестрое, многоцветное хаори Масуми нашел себе удобное место на краю площади с трудом, не без помощи самурайского статуса.
Мимо медленно проезжали огромные колесницы, что были сделаны лишь ради нескольких недель в году, а остальное время лежали разобранными в хранилище. Но они того действительно стоили, производя грандиозное впечатление. Лучшие мастера работали над шелковыми полотнищами и гобеленами, покрывавшими огромные сооружения. Тела драконов и ветки растений, колеблемые легким ветерком, гнулись, как живые, а слух сам среди уличного шума выискивал подходящие к картине звуки, напоминавшие грозный рев или шелест листьев. Узор очередной изображал освященное оружие - шестьдесят шесть нагинат - по одной от каждой провинции Ямато. Они окружали храм, и пришедших туда людей, напоминая об истории праздника.
Танака был уверен, что мастера не ошиблись в счете. Каждая обозначала провинцию страны в год, когда появилась страшная напасть. Болезнь, изъязвлявшая тело пятнами, валила с ног всех от мала до велика, пока освященное оружие не установили перед Ясака-джинджа – храмом Сусаноо. И грозный бог смилостивился, защитив людей.
Вовремя ловко взмахнув рукой, Танака поймал брошенный с колесницы тимаки* и улыбнулся – год должен пройти без болезней.
Даже те, кто двигал гигантские сооружения, налегая на канаты, казалось, несли на себе отпечаток праздника и важности своей миссии. Впрочем, как и одетые в белое носильщики, на плечах которых лежали балки от паланкинов. Крыши последних казались уменьшенной театральной сценой, на которой вместо людей – куклы и украшения-декорации. Вот Йошицунэ ведет в бой армию Минамото, а там слагает музыку принц Гэнджи. А следующий украшен женщиной, которая застыла в танце, хотя кажется невозможным остановить такое стремительное, плавное движение – богиня радуги во время дождя вызывает затворившуюся в пещере солнцеликую Аматэрасу.
Масуми улыбался. Пока продолжается шествие, не надо думать о заботах мира, о собственных надеждах и страхах. Есть время для дел, и есть время веселиться. Кто смешивает их – враг сам себе.

__________________
*тимаки - завернутые в бамбуковые листья пучки соломы (залог здоровья на год).

Сообщение отредактировал higf - 18-07-2007, 11:10

[Reytar >>>]

Склон горы Асама

Долгий переход, камни под ногами, вес мешка за спиной, тихие разговоры спутников – чаще всего недавно встреченного носильщика с остальными, особенно с юным воином, все это успокаивало, притупляло настороженность, навеивало воспоминания, но не могло полностью избавить шамана от уже проснувшихся сомнений. Старое Солнце шагал с невозмутимым лицом, словно ничего необычного не происходило, но разум его находился в сомнении. Странная женщина, так вовремя повстречавшаяся на пути, в тот момент, когда злые духи в очередной раз настигали путников, не давала ему покоя. Странная женщина, чью великую силу он ощущал почти осязательно, но не мог понять суть этой силы, дружелюбна или враждебна она, беспокоила его, будила сомнения и настораживала.
Даже во время трапезы в крестьянской хижине, даже отдыхая после нее, краем уха прислушиваясь к разговорам спутников, индеец время от времени поглядывал на женщину, пытаясь понять ее силу, почувствовать ее во всех оттенках, оценить ее, но не преуспевал в этом трудном деле. Он пробовал одну молитву за иной, стараясь не привлекать внимания окружающих, совершал малые, не требующие жестикуляции обряды, искал ответ, но не находил его. Наконец, Старое Солнце устало прикрыл глаза и решил на некоторое время прекратить выматывающие его поиски ответа, слушая беседу самурая и жреца Распятого Бога. Он слушал плавное течение их речи и погружался в поток воспоминаний, сплавляясь по которому в прошлое, заново видел картины успехов и неудач, радуясь первым и без злости принимая вторые. Он вновь, как в четырнадцать лет в одиночку постился на вершине Горы Семи Вождей, вновь как шестнадцать охотился на серого медведя – Гитчи Мокве, вновь участвовал в обрядах, силой духа преодолевал слабость своего тела, отдавая себя на пытки в праздник Отца-Солнце. Он вновь проходил свой путь, черпая из воспоминаний силу и уверенность в себе и своем пути, отдыхая душой и телом от хлопот нынешнего дня.
Не почувствовав как это произошло, Старое Солнце уснул, но чутким, готовым в любой момент прерваться, как только обостренное чутье подаст сигнал опасности, был его сон.

[SonGoku >>>]

Ивакуни, 1593 год

Кони стучали копытами по утоптанной улице, мимо склоняющихся перед путниками крестьян и рыбаков – к речке Нишики-гава. Сквозь воду, совсем неглубоко, блестели камни на дне совсем мелкие и покрупнее.
- Дом Киккава на другой стороне, готовься к переправе, - оглянувшись, негромко сказал Танака не столько слуге, сколько Иэмону.
Иэмон остановился у самого края берега; негромкие переговоры и хихиканье речки немного пугали мальчика, но и звали сделать следующий шаг, войти в холодную быструю воду. Он протянул руку, но слуга уже завел коня в поток, и пальцы схватили воздух.
- Может быть, мне лучше остаться здесь?
Конь самурая уже вступил в речку, копыта взрывали ее поверхность фонтанчиками искрившихся на солнце брызг. Однако рука всадника заставила его попятиться на два шага. Масуми обернулся и посмотрел на юного спутника с тем странным чувством, что рождается из смеси готовности и неожиданности, когда наступает то, чего ты ждал. И, несмотря на ожидаемость, застигает чуть врасплох.
- Если хочешь – конечно, хотя прощаться лучше без спешки.
Слепой музыкант сделал невольный шаг на голос; в монастыре его предупреждали, чтобы он никогда не спешил, иначе можно попасть в беду, большую или маленькую, но он редко слушал.

(плюс Далара и Хигф)

[Далара >>>]

Наполненный солнечным теплом воздух вдруг словно вобрал холод реки. Зрячим показалось, что вода струится теперь сквозь нечто невидимое взгляду, но тем не менее присутствующее. К пению реки добавился тяжелый шорох ткани. Рядом с Иэмоном прозвучал голос, слышный только ему:
- Иди вперед, не бойся. Здесь они тебя не тронут.
Первый шаг дался с трудом, еще надо было заставить себя сделать его, но потом (когда выяснилось, что зашел уже по колено, а ничего страшного пока еще не случилось) дело пошло веселее.
Когда слепец спокойно и в одиночку пошел вперед, Масуми взяла оторопь - самурай приоткрыл рот, пару раз растерянно моргнул, а затем бросил сердитый взгляд на слугу. Но когда бива-хоши прошел мимо, нащупывая босыми ногами менее скользкие камни, самурай полусердито крикнул:
- Осторожнее!
И тронул коня следом, готовый подхватить Иэмона.

(втроем)

[higf >>>]

Переправлялись под вечер, и в дом Киккава въехали, когда ночь уже начала густо устилать землю тенями, которые сливались, росли, чтоб затем подняться в воздух и царить на протяжении нескольких часов.
Масуми еще раз пожалел, что Иэмон не может видеть этого зрелища. Конечно, ему доступен мир духов и многое другое, он различает тончайшие оттенки звуков, и все же, все же... Рассказать бы, да как?
- Ты знаешь, что такое тень? - вопрос показался ему самому глупым.
Впрочем, глупым в последнее время казалось многое, что волновало еще не так давно, словно последние несколько лет тоска все гуще закрывала душу - как эти тени почву. Но умирание дня сменяется вскоре ярким рассветом нового, а костенеющая душа может стать живой только в следующем рождении. Он даже знал, когда это началось - после смерти племянника и бегства воспитанника. Этот мальчишка как-то встряхнул душу, но тоска вернется, как делала все чаще, тем более, что настала пора расставания.
- Тень там, где становится прохладно, - отозвался слепой музыкант, прислушиваясь к новым для себя звукам. - Когда теней становится очень много, делается темно и наступает ночь.
В его мире не существовало установленной смены света и тьмы, Иэмон отмерял время по другим, придуманным им самим признакам.

(с Сон и Даларой)

[SonGoku >>>]

При всех качествах, отличавших Самми от других призраков, и несмотря на помощь Хранителя юга, проявление в мире живых ночью давалось ему гораздо легче, чем присутствие там среди бела дня. Ночь - время демонов и духов. За шорохом тяжелого многослойного шелка не слышно было шагов, когда придворный подошел к Иэмону. Вечерняя прохлада стала глубже, морознее.
- Снова встретились, - судя по интонации, призрака забавляло и немного удивляло это обстоятельство.
Мальчик широко улыбнулся; привычка его нового знакомого появляться и исчезать, как будто он был тенью от облака, скользящей по земле в летний день. Мимолетный холодок, и снова солнце печет спину сквозь одежду.
- А мне-то казалось, что проживу всю свою жизнь при храме.
- Где им тебя запереть! - рассмеялся Самми.
Он окинул взглядом вход в дом, освещенный фонарями двор, слуг, опасливо разглядывающих мальчика. Подойти никто из них не решался. Будто никогда не видели слепого бива-хоши, рассердился придворный. Деревенщины.
- Здесь большой дом, много комнат, - рассказал Иэмону Самми. - Людей тоже много, но они не станут тебе досаждать. Хозяин еще не вышел, его ты сразу определишь по голосу. Тебе нравится чувствовать новое?

(те же трое)

[Далара >>>]

- Тень - где прохладно, - пробормотал воин.
Как он чувствует и понимает мир? Не понять... Или понять, но нет столько времени, ни у кого нет... Амулет снова изменил температуру. Масуми вгляделся - воздух слабо заколыхался. И ощущение знакомое. Похоже, у мальчишки появился спутник.
- Я уеду утром, - буднично, спокойно.
- Да, - кивнул Иэмон.
- Хотелось бы услышать твою игру еще раз, перед тем, как мы расстанемся. Музыка делает удачным путь и смягчает грусть... - последнее вырвалось невольно.
На веранде появился каро Киккава в сопровождении двух воинов с фонарями. Усталое, ничего не выражающее лицо. Пронзительный взгляд.
- Сейчас твой спутник будет добывать вам место, - весело шепнул Самми на ухо слепому
Он выглядел так, будто во дворце собирались давать представление. Даже развернул веер и стал небрежно им помахивать.
- Может быть, у меня получилось бы лучше? - отозвался так же вполголоса Иэмон; струны бивы под пальцами отозвались негромким гулом, словно тоже смеялись.
- Кто вы и зачем прибыли в этот дом? - спросил каро старшего из путников.

(и снова втроем)

[higf >>>]

Самурай посмотрел на встречавшего. Кажется, бывалый человек...
- Меня зовут Танака Масуми, - негромко, спокойно. - Я возвращаюсь домой из паломничества к храму на мысе Данноура и хотел бы получить приют на ночь.
Один из стражников зашептался с кем-то невидимым в темноте. Донеслось тихое: "Он сказал Танака". Взгляд каро был направлен куда-то сквозь Масуми. На Иэмона и не посмотрели.
- Кто с вами?
- Мое имя - Иэмон из Акамагасэки, - юный бива-хоши вышел на середину двора. - Знаю всю историю Данноура-но татакаи*.
О том, чтобы поклониться, мальчик даже не подумал.
Из теней за спиной каро выступил молодой человек невысокого роста. Черты освещенного фонарями лица не отличались изысканной тонкостью, но все же носили в себе несомненное благородство. Каро посторонился. Самми опустил веер, на губах появилась задумчиво-ироничная улыбка.
- Паланкин истории не знает прямого пути, - сказал он в воздух.
Молодой человек смотрел на Иэмона, на лице был написан живейший интерес.
- Я Киккава Хироиэ и я прошу вас провести эту ночь в моем доме.
- Порой друзей можно отыскать среди потомков врагов, - пробормотал слепой музыкант.
Масуми сперва поднял руку, чтоб остановить музыканта, потом передумал, да и добавить было нечего. Он поклонился хозяину дома, чувствуя себя странно - как будто не Иэмон едет с ним, а наоборот.
- Рад знакомству, - произнес буси вежливо, скрывая некоторую растерянность.
----
*Dannoura-no tatаkai - Битва при Данноура

(снова втроем)

[SonGoku >>>]

Гора Асама, хижина

Все затихли на то время, пока первый голод рассеялся, как любое удовлетворенное желание. И снова первым, держа палочки в руке, заговорил священник – может быть, потому, что не отличался столь завидным аппетитом, как его спутники.
- Здесь, наверное, опасно и неуютно жить? – спросил он хозяйку дома, пряча за простыми словами любопытство и опасения.
Женщина на миг оставила свое занятие; ее рука замерла над рамой небольшого ткацкого станка, постукивание, которое сопровождало ее работу, оборвалось.
- Зато никакое зло сюда не доберется, - улыбнулась хозяйка.
- Разве злу надо идти куда-то, где его не хватает? – быстро возразил священник тоном человека, полжизни проведшего в подобных спорах. – Увы, таких мест мало в мире, и уж тем более к ним не относится Ямато-но-Орочи.
Крестное знамение было неторопливым, как будто не существовало в стране гонений на веру гайдзинов.
Почуяв спор, выдр насторожил уши торчком, хотя активно жевать не перестал. Хаяши открыл рот, будто собирался что-то сказать, - так и остался сидеть. Только взгляд блестящих любопытных глаз метался с одного собеседника на другого. Мицуке расправился с едой быстро, поблагодарил кивком и устроился в углу. Прислонился к стене и дремал. Кинув на него быстрый взгляд, женщина сложила на коленях руки; только кончики нежных пальцев выглядывали из длинных рукавов.

(целая толпа: Рейтар, Далара, Хигфе и Биш)

[Далара >>>]

- Говорят, когда Кобо-Дайши отправлялся в путешествие, чтобы познать учение Будды, многие демоны воспротивились этому и подняли на море огромные волны, чтобы потопить его корабль. Но каждый раз, когда вот-вот казалось, что все пойдут ко дну, появлялся огромный дракон и прогонял демонов прочь. И оберегал корабль, пока тот не добрался до места. И на обратном пути случилось такое же чудо, а когда корабль подошел близко к берегу, дракон выпрыгнул из воды и улетел на север.
Она улыбнулась завороженному ее рассказом мальчику.
- Кобо-Дайши вскарабкался в горы, чтобы поблагодарить милосердную Канон, и увидел в расщелине большого дракона. И построил в честь него храм, - она замолчала, поддразнивая притихших слушателей. - Говорят, это случилось на горе Мани, которую с тех пор стали называть Футатаби, поскольку Кобо-Дайши поднимался на нее дважды. Но говорят, что это на нашей горе чуть выше по склону стоят тории, не отбрасывающие тени.
Цуива, забившийся в угол подлатать прореху в одежде, но больше возившийся с детьми, чем занятый делом, позабыл о нитках.
- Как же это, не отбрасывают тени? - благоговейно прошептал он. - А что дальше, за ними?
- Лестница, которая ведет к храму, конечно, - рассмеялась необычная женщина и снова взялась за работу. - Но это необычный храм. Он то появляется, то исчезает. В нем никто давно не живет, он разрушен.

(та же сборная)

[Bishop >>>]

Она снова бросила сосредоточенный взгляд на дремлющего роши.
- Не его ли ты ищешь?
- Как знать, - не открывая глаз, проворчал долговязый роши.
- Должно быть, интересное место, - тряхнул головой сытый португалец, обнаружив, что к нему начал осторожно, на цыпочках подкрадываться сон.
- Есть, есть такой храм, - голос вытянувшего шею Себастяна-Фердинанда стал звонким, а потом неожиданно снизился, когда он громко, полуиспуганно-полузловеще прошептал: - Но туда нельзя ходить!
- Не ходи, - предложил роши.
- Почему? - в голос с ним спросил Хаяши.
- Это... очень плохое место! Страшное. Там все умрут! - взволнованный голос обакэ разносился по хижине.
В повисшей тишине было слышно только, как постукивает ткацкий станок под руками хозяйки и булькает вода в чайнике. Притихли даже неугомонные дети.
- Почему? - вместо онемевшего вдруг чиго спросил Мицуке.
Выдр суматошно взмахнул лапами.
- Демоны. Много... Десятки. Страшные. Хотят крови, жизни!
Одноглазый роши протянул быстро длинную руку, легонько щелкнул оборотня по влажному носу:
- А тебе почем знать? Ты там был?

(да, много людей)

[Reytar >>>]

Ворон вытянул крыло, как человек руку, и впал в задумчивую ностальгию, перебирая клювом перья. Демоны, страшные... давненько он кое с кем не виделся, навестить бы.
Муджина чуть обиженно и возмущенно отшатнулся:
- Ты чего? - Затем опустил лапы и признался. - Ну... был.
Индеец, наблюдающий за спутниками сквозь узкую щель между прикрытыми веками, заинтересованно приподнял уголки губ, так, словно еле заметно улыбнулся. Странное священное место, которое то есть, то его нет, заинтересовало его. Что же касается рассказов об огромном числе страшных и могучих, алчущих крови и жизни, духов, то в них, на взгляд шамана, не было ничего удивительного. Покинутые, разрушенные святилища всегда привлекали алчущих духов, детей Кен-маниту, - Духа Смерти, остатками своей силы, которой было слишком мало, что бы их изгнать, и которой эти духи не брезговали питаться. Естественно, изгнать большое количество сильных духов с облюбованного ими места было по плечу отнюдь не каждому жрецу Солнца, а только наиболее сильным, к которым Старое Солнце себя никак не относил, по этому индеец с большим вниманием вслушивался в разговор, стараясь вычленить полезные сведения из всего вороха слов, которыми обменивались окружающие.
- Ну и что?! - вступился за оскорбленного в лучших чувствах оборотня Хаяши. - Мало ли кто где был, чтобы сразу так во всем признаваться?!

(ой много, однако!)

[SonGoku >>>]

- А ты-то что пищишь, недокормыш? – добродушно хмыкнул роши.
- Устами юного воина куда чаще, чем языком опытного вождя, может говорить Маниту… - не открывая глаз и ни к кому не обращаясь, произнес индеец. – Мальчик прав, не обязательно все видеть своими глазами, лишь для того, что бы знать, что это – есть.
Цуива тихонько возился со своими нитками, не открывая больше рта. Каждому деревенскому жителю известно, что когда самураи, колдуны да монахи ведут беседу, крестьянину лучше не лезть, голова сохраннее будет. Относятся ли к этому правилу обакэ, Цуива не знал, но решил, что это их, обакэ, дело. Тощего носильщика интересовали лишь еда, когда он голоден, вещи господина, которые надо донести, куда скажут, и как остаться при этом в живых.
Священник смотрел заинтересованно, не вмешиваясь в сцену, продолжал сидеть, но сонная пелена в глазах пропала.
- Не ходите туда. Там такие... Ну, такие! - Отчаявшись описать и пронять спутников словом, выдр раздосадовано топнул по земляному полу и стал меняться. Он сразу вырос, шерсть стала густой, косматой и неухоженной, лицо превратилось почти в обезьянье, только чуть умней и гораздо злее. Затем он снова стал собой. - Или... - перед гостями и хозяевами небольшого домика оказался огромный паук с зеленым телом и почти кошачьей головой, с усами и заостренными ушами.
Когда выдр вернул свой облик, он тяжело дышал, но смотрел на зрителей с торжеством, уверенный, что они все поняли и прониклись.

(хор, настоящий хор)

[Далара >>>]

Португалец незаметно улыбнулся, глядя на своего последователя.
Женщина спрятала лицо за рукавом, домочадцы охали и ахали, привлеченные представлением, громко заплакал ребенок.
Только на внимательно следившего сквозь щель в веках шамана, это представление не произвело ровным счетом никакого впечатления, вызвав лишь чуть заметную улыбку, угнездившуюся в уголках губ. Индеец знал, что наиболее страшны и опасны не те духи, которые стараются показать свои силу и злобу, а те, кто достаточно могуч, дабы скрывать свой истинный облик за личиной слабой и безобидной, вызывающей умиление или сочувствие у будущей жертвы. Но стоило жертве расслабиться, не ожидая подвоха, как они наносили удар, и мало кто после этого имел шансы уцелеть.
"А на этих причудливых рысепауков стоит посмотреть своими глазами…" - подумал Старое Солнце. - "Особенно если удастся добраться до этого заброшенного святилища живыми…"
Индеец метнул острый испытующий взгляд в сторону женщины, силу которой никак не мог постичь, и носильщика, о котором так же не мог сказать ничего определенного. Обрадованный представлением и разулыбавшийся Цуива, почувствовав, что на него смотрят, покосился на жуткого иноземца. Отвлекшись от шитья, уколол палец и тихонько взвыл, сунув обиженную конечность в рот.
Хозяйка дома поднялась, привлекая к себе внимание.
- Стыдно предлагать гостям столько скромный ночлег, - произнесла она, - но лучшего у нас все равно нет. Мы живем небогато, уж простите нас.

(заключительный гол команды)

[higf >>>]

Неужели и это не помогло? Муджина осмотрел своих спутников, но не увидел в них желания обойти неприятности. Обиду смягчило только восхищение и интерес хозяев. Тем не менее обакэ улегся носом к стенке, искренне недоумевая, почему люди такие непонятливые и безрассудные?! Вот увидят, он что был прав! Хотя будет поздно, пропадут ведь, если не помочь. Надо их оберегать, особенно святого отца. Поговорить бы попозже с кем-то из сородичей - обитателей этих мест... Устроить так, чтоб люди узнали, кто всех спасет!
Мысли выражались сопением, которое долго не хотело совсем переходить в сонное.