Проклятье замка Кайлентор, Мрачная легенда

[V-Z >>>]

Проникавшие в комнату лучи солнца не коснулись лица – но Римор проснулся, как привык пробуждаться всегда, без посторонней помощи. В походах спать, пока тебя не разбудят – чревато неприятностями, и такой непрактичности ни один феалари никогда себе не позволял.
Нежиться в кровати он тоже не стал, благо не допускал этого еще и в Канфеорне. Легко выскользнул из постели, и занялся приведением себя в порядок.
Черный костюм привычно облек тело; плащ Римор пока что оставил на стуле – сейчас он совершенно не обязателен. А вот прическу изменить придется, идти со свободными волосами в такое место – притягивать неприятности.
Короткими, заученными движениями Римор стянул длинные волосы на затылке, связал в тугой узел. Он знал, что теперь для взгляда арделли выглядит еще менее обычно – полностью открытое лицо, новая прическа четко подчеркивает нечеловеческие черты.
Пусть. Это никогда не имело большого значения для феалари.
Хотелось поесть, но Римор подавил желание; не стоит пренебрегать упражнением до завтрака. В конце концов, к этому его приучил Лекемаль, мастер оружия Восьмого Дома, и наука его до сих пор не подводила.
Захватив с собой меч и кинжал, феалари спустился в зал; вежливо кивнул вчерашней знакомой и нынешней спутнице, беседовавшей с… да, кажется, этот молодой человек вчера чрезмерно пил. Что она нашла в нем интересного?
Неважно.
Римор вышел во двор, огляделся и удовлетворенно кивнул. Место вполне подходящее.
Меч и кинжал выскользнули наружу; ножны феалари аккуратно поставил у стены, и отошел подальше, на свободное пространство. Прикрыл глаза, привычно воскрешая в памяти тихий, чуть хрипловатый голос Лекемаля.
И меч рассек воздух.
Широкий, стремительный взмах, почти сразу – обратное движение, уводящее невидимый вражеский клинок, и резкий укол кинжалом… поворот, блок кинжалом, удар мечом… десять шагов вперед с непрерывной атакой – сплошным давящим валом темной стали… кинжал снует в пальцах иглой вышивальщицы, меч мелькает как хвост змеи-молнии… ноги не отрываются от земли – это не для «пещерного стиля»… обратный хват и укол за спину, перевод в обычный, двойная атака…
Римор не показывал своих чувств – но наслаждался такими моментами. Как и тогда, в Канфеорне, каждый раз при тренировках с Лекемалем, когда был лишь звон стали и удивительное, неповторимое мастерство противника, которому и проиграть не зазорно. Или столь же звонкое, но куда более страстное столкновение клинков с Митарин – саймеллэ* была партнером по тренировкам куда чаще мастера оружия.
Он уже много лет не встречался с ними обоими, но всегда, начиная ежедневную тренировку, слышал голос Лекемаля или видел перед собой полную озорного азарта улыбку Митарин.
И это помогало.
Римор застыл – могло показаться, что на середине движения, на самом деле – доведя его до конца. Если голова противника уже отделена от тела – зачем продолжать взмах?
Наступало время для иной тренировки – Третьего Дара. И хрипловатый неслышимый голос сменился другим – глубоким, мощным и всегда неизменно ровным. Именно таким запоминали голос Роменкора, мастера магии Дома, все его ученики.
Феалари медленно выдохнул, пробуждая силу крови, дар Звезды Бессмертия. Вновь пришел восторг – но теперь уже иной, не звенящий азарт стали, а ощущение темного, истинно высокого могущества, проснувшегося глубоко внутри.
Фигуру Римора окутали снежные змеи; ледяное заклинание вилось вокруг него белой спиралью. Меч он сейчас устремил в небо, кинжал держал обратным хватом, направив острие вниз и соединив их рукояти – так что со стороны казалось, будто феалари держит в руках темный посох.
«Лед есть вода. Добавь к воде огня – и получишь воздух».
Внутренний жар разгорелся сильнее, и полный пламени приказ коснулся снежных струй, испаряя их, преобразуя… и вот уже не холод, а пронзительный ветер засвистал вокруг Римора, окружив его щитом из ветра. Великолепная защита, и прекрасное ощущение – словно стоишь в самом центре урагана.
«Ветер изменчив. Добавь к ветру жар – и раздуй свое пламя».
Воздух нагрелся мгновенно; капли пота на лбу, оставшиеся после тренировки, моментально испарились. Но горячий ветер окружал Римора недолго – спустя считанные мгновения вокруг уже вились алые ленты пламени, разбрасывающие мелкие жаркие искры.
Зрителю могло показаться, что феалари опутал жуткий огненный змей, но лишь один взгляд на спокойное, бесстрастное лицо жителя Канфеорна доказывал – ему ничто не угрожает.
«Огонь есть сила. Прими его в себя – и ощути свою власть над силой».
Пламенная спираль сжалась, прильнула к белой коже и черной одежде – и растаяла без следа, впитавшись в тело хозяина. Не в тело, конечно – в то, что феалари называли «колодцем силы», а арделли – «запасом энергии».
И Римор был доволен – три изменения, и потеряны сущие крохи силы, которые восстановятся еще до того, как подадут завтрак. Роменкор бы одобрил – коротким кивком. Для того, чтобы мастер магии произнес слова похвалы, надо было совершить что-то уж совсем непредставимое.
Феалари глубоко выдохнул, двинувшись с места. Забрал ножны, вернул в них меч и кинжал, и двинулся обратно в таверну. Надо подкрепить силы и собираться в дорогу.

*Саймеллэ – дословно «заботливая», по значению – «любовница-телохранитель». Для феалари достаточно обычное дело; мужской вариант того же термина – «саймелл».

[Барон Суббота >>>]

День-ночь, сутки прочь. Монета пляшет по самому краю стола танго с ловкими пальцами, вертящими её в волосе от падения. Потрескивает свеча, играя тенями, поскрипывают половицы, отзываясь на покачивания ноги уже обутой в сапог, и лишь лицо молодого Гамбета неподвижно, в предрассветном полумраке. Руфус давно привык просыпаться засветло, и на этот раз привычка сыграла с ним злую шутку - перед поездкой в Кайлентор он не мог нормально выспаться, вместо этого коротая тягучее безвременье между днём и ночью за странными мыслями, что закрадываются в голову так незаметно.
Когда солнце уже поднялось над горизонтом, Гамбет в последний раз крутанул монетку, подбросил её, поймал и принялся собирать вещи, что, впрочем, не заняло много времени: мешок он не развязывал, основная часть поклажи была на конюшне вместе с седлом и упряжью, а пояс с мечом висел на стене у кровати. Собравшись, дворянин спустился вниз, как раз столкнувшись с Римором.
- Доброе утро! - поприветствовал он феалари. - Надеюсь, ваша ночь была хороша!

[Scorpion(Archon) >>>]

Утро расцветало, наливаясь красками и светом. Аэлар улыбался миру, сияющие лучи подогревали землю, окатывали сияющим золотистым блеском "Последнюю свечу" и всех, кто шатался утром во дворе - нескольких кур, постояльцев, уже шмыгающую туда-сюда Джеззу, кузнеца, вышедшего из своей пламенеющей обители и теперь жадно вдыхавшего чуть прохладный воздух вместе с каплями солнечного света.
Старый Ганс был сам не свой от счастья - конечно же, наконец-то его Сильва, его прекрасная золотая розочка, его огонёчек могла обрести истинное счастье в жизни. Счастье, которое отец так и не смог ей дать, привязав к хозяйству после пропажи матери. Гости, постояльцы, путники... Разные среди них попадались люди и нелюди, некоторые из них приглядывались то той доченьке, то другой... Однажды даже Джезза Аэларом клялась - влюбилась! В полурослика бродячего влюбилась, торговца пирожками! Пирожки у него вкусные, и сам он добрый, а уж какие истории знает, а как их рассказывает... И ушки у него - прелесть, и носик картошечкой, и кудряшки-вихрушки! Ганс тогда мохнолапого прогнал со двора вон поганой метлой, а Джезза едва не плакала - он потом ей и петушков сахарных приносил, и платок новый купил, и в лесу ёжика нашёл, еле прощенье себе вымолил. Отпустило, забылось. И слава Аэлару!
И вот заезжая менестрельша, что сродни самим эльфам, грозилась теперь сосватать для Сильвы такого жениха, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И, как ни боязно было Гансу, как ни тяжко на сердце, а только и дочка уж решилась, и сам он втайне-то рад был.
Пробежав до конюшни, старый трактирщик на ходу помахал рукой кузнецу.
- Как здоровьице? Всё в порядке?
- По милости Аэлара да с Дибаром за плечом! - гоготнул в ответ кузнец.
- Небось всю ночь опять простоял, ковал чего? - осведомился Ганс, отпирая конюшню.
- А то. парнишка заходил, меч просил, а в кармане - мыши пляшут. Ну и подарил ему, а то ведь тоже в туман лезет.
- Совсем ты себя разоришь, - покачал седой головой Ганс. - А и меня заодно. Один меч продашь - десять раздаришь. Одну пику смастеришь - а десять не выйдет, как тебе надобно.
- А те десять по цене тридцати пойдут. А один меч, что я продам, меня полгода кормить будет. И тебя, старый скряга, - беззлобно крякнул кузнец, с громким хрустом разведя плечи.
- Так для дочек ведь стараюсь, сам знаешь. И чем тебе у меня плохо? - развёл руками Ганс. - Крыша, кузница, еда да питьё, перина - всё есть. Жениться надумаешь, деток завести - так и тут помог бы! Чего тебе ещё надобно?
- Будь надобно, ты бы первый узнал, старик, - рассмеялся кузнец - А ты чего весь загнанный, словно продыху всю ночь не знал? Али ведьма какая запрягла, пахать приневолила?
- Типун тебе на язык! - отмахнулся Ганс. - радость у меня. Дочка замуж выходит!
- Это какая?
- Старшая, Сильвушка моя ненаглядная!
- Ну раз такое дело - с меня подарок к свадьбе. Назначено уж? - спросил кузнец, растирая мозолистые руки.
- Нет пока. Ой, не сглазить бы, Аэлар сохрани!
- Сохранит, сохранит, - подбодрил старого трактирщика кузнецу.

[Orin >>>]

С Архоном.

Судя по восходу солнца, день обещал быть прекрасным. Во всяком случае в плане погоды –точно. От ночного дождя не осталось ни следа.
Не смотря на довольно ранний час, во дворе трактира уже во всю кипела работа. Тишину утра разрывали крики петухов, блеяние скота и прочие звуки неотъемлемо сопутствующие любому крупному хозяйству.
Подъехав к гостинице, Айвор направил лошадь в сторону конюшни рядом с которой стояли двое. Один из них- здоровый рыжий амбал бы, видимо, местным вышибалой или кузнецом. А возможно и тем и другим. Суетившийся-же у входа в стойла больше походил на хозяина.
-Утра доброго, благослови вас Аэлар. – Церемонно поклонился Айвор трактирщику. – Как я понимаю это Последняя Свеча ?
- Она самая, мил человек, - откликнулся Ганс, успевший уже и кликнуть мальчишку-конюха, и посмотреть, как тот расталкивает своих сонь-братцев, и проследить, чтобы за конями гостей был достойный уход, особенно - за теми, что намеревались отправиться в путь уже сейчас. - А вы, может, комнату ищете или голодны? так это у нас мигом! Мы здесь всем всегда рады
-Ну, на счёт комнаты не уверен, а вот хороший завтрак и горячая ванна мне-бы не помешали. А за одно, если не затруднит, хочется новости послушать.- Айвор соскочил с седла, перебросив поводья подбежавшему мальчишке.- Эх, знали-бы вы как утомляют несколько часов в седле.
- Врать не буду - не знаю, я всю жизнь только на телегах, ну или уж так, недалеко разве что, - улыбнулся приезжему Ганс. Лицо человека показалось трактирщику излишне жёстким, но старик уже привык, что к нему забредали люди и пострашнее, и поопаснее на вид, и помрачнее. Да и мало ли, кто тебе как видится? Платить-то всё одно будет. - Могу приказать для вас мыльню истопить, только не сразу будет, уж извините, а что до завтрака - так это дело проще! Джезза! Джезза! Где тебя носит, егоза! Извини, мил человек, сейчас!
Трактирщик опрометью кинулся через двор, как-то даже чересчур прытко для своего живота и густых седин.
- Волнуется, - улыбнулся приезжему кузнец. - У него старшенькой жениха нашли, вот и хлопочет.
Айвор проводил взглядом умчавшегося по своим делам трактирщика. Ничего особенного в нём не было. По лицу видно –тот ещё пройдоха. Выгоду не упустит никогда. Скорее всего, за душой несколько мелких грешков и махинаций, но ничего такого из-за чего стоит побеседовать поближе.
-Жених, это дело хорошее. Что может быть лучше для отца, чем нянчить внуков ? Понимаешь, что годы не зря прожил. Ну, пусть им Аэлар путь освещает.-Айвор благочестиво склонил голову. – Да, прошу меня простить, я совершенно забыл о манерах. Позвольте представиться- Айвор фон Рихтер. А вы, я полагаю, работаете в местной кузнице ?
- работаю, живу... толькотем и живу, что работаю. Кузнецу ведь лучше счастья, чем хорошая работа, и не надобно, - усмехнулся кователь, сложив руки на груди. Солнце золотило косматую гриву и бороду матсера, и казалось, что огонь так и не отпускал человека от себя, следуя за ним по пятам тонким сверкающим ореолом.
-Согласен, особенно если душа к работе лежит… Говорите, вы тут живёте ? И не беспокоит вас такое.. кхм… соседство ? Чего только люди об этих местах не рассказывают. Такие ужасы, что хоть в храм беги как услышишь…
- Зато каждый, кто мимо проедет - у кого клинок купит? Али кольчужку, а то и зерцало новое? - с лукавой улыбкой отвечал кузнец. - Да я тут боаче иного городского дворянина-лорда, а то и самого короля Маркуса, крепкого ему здоровьица! Он бы и сам у меня меч купил бы, кабы надумал с кайлентовой заразою сражаться, да всё героев ищет. А вон они, герои - едут да не вертаются.
- А я слышал, что двоим Аэлар все-таки путь подсветил назад. Значит, шансы есть. Правда, думаю, даже лучшая гномья сталь супротив той заразы, что в замке окопалась, не сдюжит. Сюда-б лучше священников побольше. А еще лучше – На лице Айвора проступил натуральный испуг - к самим Наказующим обратиться. Уж говорят хоть они иной раз и демонам по характеру фору дадут, но дело своё знают.
- Так вроде ж и обращались. Король в былое время об этом сам говаривал, или нет... - пожал плечами великан. - Не помню уже. Кажется, кто-то из нпих туда хаживал - да среди тех, что вернулись, таких не было. Да и кто вернулся-то? Орк? Так рехнулся пуще прежнего, а маги - они маги и есть. Никогда не знаешь, что у них на уме, да и откуда ум такой берётся.

Сообщение отредактировал Orin - 13-03-2009, 1:04

[Черон >>>]

Утро вползало в сумрак кладовой блеклым светом в приоткрытую дверь. Мальчик проснулся резко – будто из мягкого, уютного забытья его вырвали чьи-то неласковые руки. Тряхнули, схватив за грудки, и растаяли, оставив наедине с самим собой. Он не сразу понял, где находится. Прохладный воздух, ароматная бочка, согретая теплом его рук – может быть и не самое лучшее место на свете, но уж точно не худшее из тех, в которых ему доводилось бывать.
Хальк огляделся. Кое-как обглоданные кости, разбитая кринка, рыбья чешуя, щедро усеявшая земляной пол… Будто ураган прошелся. Нет, не ураган. Он, Хальк – отчетливо и ярко вспомнился вчерашний вечер. Пальцы, рвущие жилистое мясо, и сведенный судорогой живот.
Осторожно выглянув из-за бочки, мальчик убедился, что он по-прежнему один. Встал, сорвал с крюка окорок и, на ходу вцепившись в него зубами, двинулся к двери.
Тихо, не скрипнув, выскользнул в щель и осторожно двинулся по ступеням. Где-то вверху раздавались голоса.
Медленно. Бесшумно. Только сердце грохотало внутри – да кто ж его услышит, кроме самого Халька?.. Грязная рука крепко сжимала добычу – пригодится еще, когда опасность останется позади.
Мальчик уже почти поднялся, когда неподалеку послышались шаги.
Хальк рванулся обратно. Опрометью сбежал по ступенькам, змеей скользнул в узкий раствор, не потревожив дверной створки, и метнулся за бочки.
Только бы не заметили. Только бы не заметили. Только бы не заметили. Других мыслей в голове не было.
- Сейчас-сейчас, папа! - послышался тонкий детский голос, скрипнула входная дверь, и на пороге кладовки появилась девчонка. Наверное, дочка хозяина - улыбчивая, растрёпанная, с озорными глазами, которые так забавно расширились от страха, когда увидели весь учинённый Хальком бардак.
- Папа, подожди минутку! - голос девочки дрожал от страха. Подумать только, кто мог пробраться ночью сюда, в кладовую, и такого натворить...
Джезза осторожно, на цыпочках начала обходить обглоданные рыбьи косточки и содранную чешую, черепки и осколки, оглядывая масштаб разрушений. Похоже, это всё-таки был не зверь.
- Эй! - тихо, почти шёпотом позвала она. - Э-эй, кто тут? Покажи-ись!
Двое-как-Один сжались в упругий, теплый комок, скручивая насытившееся тело пружиной - сильнее, еще сильнее, не жалея ноющих связок - сжаться в точку, раствориться, исчезнуть... а если эта тишина пополам с осторожными шагами вдруг разорвется криком или ударом - прыгнуть, распрямившись, как арбалетная дуга.
Пальцы мальчика судорожно сжимались-разжимались, едва не вонзая отросшие ногти себе в ладонь. Если под ними оказались доски бочек, за которыми съежился Хальк - хрупкое дерево бы затрещало, проламываясь.
Он весь дрожал, лихорадочно шепча губами какие-то беззвучные слова, и ждал того самого момента, когда за краем бочки покажется лицо гостя. Тогда - вот сейчас! еще шаг! - выпрыгнуть, сбивая хлипкий деревянный заслон, рвануть наотмашь - как тот же копченый окорок...
еще шаг...
- Покажись! Я тебя не трону! - продолжала кликать кого-то девочка, шагая всё медленнее, всё напряжённее... Всё боязливее. Каждый шаг становился страшнее и страшнее, черепки на полу дрожали, скрипнула половица, качнулась полная крынка сметаны на полке, и лишь вовремя подставленная рука не дала ей разбиться вслед за предшественницей.
- Ну где же ты? - голос раздался совсем рядом с бочкой, пол снова заскрипел - жалобно, болезненно - и милое девичье лицо перегнулось через край, в изумлении застыв над Хальком.
Еще…
Все стучащиеся в висок назойливой мухой мысли разом вылетели у него из головы. Были - и нету. Запрокинув голову, он во все глаза смотрел на удивленно-испуганное личико, казавшееся чем-то странно знакомым, совсем не страшным, и - каким-то другим, не таким, как прячущиеся в тумане скалящиеся лица...
Руки, задрожав, повисли плетьми.
Хальк почти не дышал, обида злым комком подступала к горлу. Он ведь был почти готов броситься на врага – будь он хоть вдвое больше, был готов драться за свою жизнь, а тут… С ней что ли драться? С девчонкой?

(с бессменным невротиком и мастером)

[Woozzle >>>]

(Сам невротик! Два невроза и один мастер. Продолжене)

- Ну и что смотришь? – грубовато, но беззлобно спросил он.
Вот это зверь... Диковинный, ничего не скажешь. Джезза готовилась увидеть что угодно - волка, медвежонка, вора, беглого преступника... А тут - нате вам.
- Ты кто? - а что ещё было спрашивать? Это, кажется, самое важное.
Глупее вопроса не придумаешь. Мальчишка смотрел на нее настороженным волчьим взглядом исподлобья. Упавшая на лоб прядь льняных волос щекотала кожу. Сердце отсчитывало убегающие минуты.
- Хальберг, - он передернулся от звучания полного, взрослого имени и тут же поправился, – Хальк.
И что еще сказать? Я - воришка, что пробрался в твой дом ночью? Это я тут все у вас разгромил?
Он дернул плечом и вновь окинул взглядом сумрачный погреб.
- А откуда ты... такой? - Джезза взобралась на бочку, поджав под себя ножки. - И что тут делаешь? Это ты тут всё, наверное, разнёс? Зачем, а?
Хальк только вздохнул.
- Тут темно было, - голос звучал немного виновато. – Я не нарочно. Я есть хотел.
Мальчик уже совсем перестал бояться и сел на полу, подтянув колени к подбородку…
- Заметно, что хотел, - улыбнулась Джезза. - Ты много съел. Не всякий взрослый столько закажет. Так откуда ты, такой голодный?
Он глянул на нее искоса. Ужасно захотелось вдруг поделиться хоть с кем-то страшными событиями вчерашнего дня. Хоть кому-то рассказать о белом тумане, густом, как кисель, о дороге, которая прорывает эту завесу… О том, что сидит внутри – вспомнив об этом, Хальк вздрогнул и загнал мысли поглубже.
Она, конечно, не поверит. Но слова уже обжигали горло.
- А я в Кайленте был, - он облизнул пересохшие губы. – Вчера. Весь день.
Кайлент.
Слово вскрикивает изнутри, как будто рвется заживающая рана - лицо на миг передернуло змеистой судорогой. Эта девочка... он вдруг нестерпимо захотел взмахнуть рукой, разорвать пополам видение, казавшееся таким настоящим и таким - из-за этого - пугающим. Она не могла быть... почему она такая?!
Останавливал другой ужас. Снова остаться одному посреди тумана, если окажется, что все это - очередной сон из цепочки ночных кошмаров...
- Врёшь, оттуда не... ой, что с тобой?!
Джезза мигом спрыгнула с бочки и очутилась на коленях рядом с мальчиком.
- Пойдём со мной, наверх. там мой папа, сёстры... Мы тебе поможем! Вот увидишь, у меня очень добрый папа, честное слово! Его Ганс зовут, и все говорят, что он старый... Ой, я ведь даже себя не назвала! Прости-прости, я случайно, я вообще-то знаю, что надо представляться... Я Джезебелла. Джезза - меня так все зовут.
Идти? Руки слепо шарятся по стене, словно надеясь найти, за что ухватиться - здесь тепло, здесь есть еда, тесные стены, куда можно вжаться... зачем ты меня тянешь?.. уходи!..
Волнами обрушивается апатия, и он едва может устоять на ногах.
- П-пойдем, - прохрипел он, не находя в расплывающихся перед глазами контурах лица Джезебеллы - и, отпустив натягивающие тело цепи, шагнул вперед.
Это далось намного легче, чем казалось.
- Если тебе тяжело, ты обопрись на меня. Ты долго не ел? папа говорит, что если совсем долго не есть, а потом очень наесться - можно умереть, потому что отвыкаешь есть, - Джезза взяла Халька за руку. - Только иди осторожно, тут осколки - можно пораниться, ты что-то разбил, я уж и не пойму, что - тут такой беспорядок. Ничего, я потом приду и уберу всё, ты не бойся, отец ругаться не будет - он совсем-совсем не злой, а если что - я за тебя попрошу.
- Нет, я сам, - мальчик отстранил протянутую руку.
Мелькнула мысль, что там, наверху, можно будет броситься вперед – по тому коридору, каким он шел вчера, толкнуть дверь, оказаться на свободе… С другой стороны.. У девочки были такие теплые глаза. Тепло – то, чем он бредил весь вчерашний день, чего так не хватало ему всю эту короткую жизнь, а тут – плещется через край, только загляни. Он знал, что это тепло – не для него. Просто не может быть других глаз у девочки, у которой отец, и он очень добрый, и все зовут его Ганс. Но так хотелось погреться – еще немного. И он шагал покорно – следом за ней.

[Scorpion(Archon) >>>]

(с разрешения Ши-Фиенд полностью написано мной)

Собиралась Сильва и правда недолго. Уже через пятнадцать минут девушка подлетела к Ниаре, сжимая в руках два больших походных узелка и ларец - небольшой, но тонкой работы, в котором, наверное, хранила все драгоценности.
- Я готова, - выпалила девушка. - Только попрощаюсь с родными, ладно?
- Девочки, там приехал какой-то... - Ганс влетел через свою комнату, ещё краснее прежнего, отчего всклокоченная борода старика казалась белее снега. - Глаза недобрые, как по мне. Как бы худого не насглазил. Госпожа, нам бы наверное поскорее... Чтобы никто не помешал, то есть. Я конечно доченьку отпускать боюсь, но чтобы... если уж...
- Взялись делать, так делаем, проще говоря, - подытожила пронесшаяся мимо Марианна, набрасывая на Сильву ещё один мешочек, поменьше - с едой на дорогу. - А чужие глаза не к добру, и то верно.
на постояльцев никто из всей семьи внимания уже не обращал - настолько всем хотелось счастья для сестры и дочери. Только Джезза ещё продолжала возиться с чем-то в кладовке, то и дело грохая и гремя крынками.
Ниара стянула с Сильвы мешок с едой, стоило ей только заподозрить посторонний запах. - Это тебе ни к чему. Ты же не собираешься привлекать внимание гигантских червей? - Далее она уже обращалась к всему семейству, - Итак, господа, мы отправимся на задний двор. Где нам не должны мешать. И вы тоже. Все что будет происходить в кругу не должно вас беспокоить отныне. - Бард взяла за руку златовласую девушку и повела за собой. - Идем. - Когда все вышли во двор, шаман указала Сильве место, где ей лучше всего встать. Было непонятно по какому принципу эльфийский менестрель выбрала именно это место. Затем она стала обходить девушку, шепча наподобие шелеста листвы в кронах древ. - Не бойся, - присела рядом с Сильвой Ниара, так что ее плащ с эльфийским белым древом ровно лег за ее спиной, и коснулась руками травы.
.- Это не страшно. - Сильва почувствовала вибрацию под ногами и пока заворожено смотрела на белого всадника, то у нее под ногами стали появляться стволы молодых древ. Быстро вырастая, они оплетали девушку, заключая ее среди себя. Ниара старалась не отрываясь смотреть ей в глаза. Сильва не должна была испугаться. Губы леди-барда продолжали шептать, а напряженность лица говорила о сильной сосредоточенности, даже напряженности. – Запомни, Сильва, - произнесла Ниара когда девушку почти скрыли стволы от взора, - Не открывай глаза, не бойся и стремись… стремись в Долину Теней. Удачи… - С громким треском кокон погрузился под землю, вздыбливая ее поверхность. Растения издали какой-то человеческий крик и исчезли в прорытой дыре.

При виде возвратившейся Ниары Ганс вскочил, опрокинув стул, и громко выпалил:
- Ну что? Как?
Марианна, осторожно подойдя к отцу, положила руку на плечо старика, и тот тут же сдулся, болезненный блеск в глазах погас.
- Простите, отец очень волнуется, - проговорила девушка, с трудом скрывая дрожб в собственном голосе. - Всё прошло нормально?
- Она не была испугана. Значит... все прошло хорошо. Лишь бы она не ослушалась меня. Пара часов и она будет в Теневой Долине. Древо, которое я создала, должно оберегать ее. - Глаза Ниары были очень уставшими. - Не могли бы вы налить мне чаю? Я слишком устала...
- Конечно-конечно, - Ганс кинулся к чайнику на очаге, так быстро, что едва не разлил содержимое. - Спасибо вам огромное... И не знаю, как вас благодарить даже. такое дело сделали... я вам вовек не забуду, слово даю!
Шаман едва сумела забраться на стул и дрожащими руками оперлась о поверхность стола. - Для было бы честью, если бы вы сохранили обо мне хорошую память. Это... было бы... самым лучшим... - Она говорила так, словно после многочасовой пробежки в доспехах. Да и выглядела не лучше.
- Вы побереглись бы. И так вон на вас лица нет, вся побледнели, - озабоченно покачала головой Марианна. - Может вам вина налить, или настойки из трав?
- Хорошо бы, но только не для Кайлента. Не скажите ли, мисс Клио и мистер Арсен уже проснулись? - Она сделала небольшой глоток горячего бодрящего чай.

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 19-03-2009, 21:09

[Мара >>>]

Хрупкая утренняя тишина сломалась под топотом ног и шелестением голосов. В обеденную залу таверны спускались едва успевшие проснуться постояльцы, принося с собой свои тревоги и проблемы. Аридел с привычкой художника успевал подмечать и запоминать необычные и интересные лица, многозначительные взгляды и улыбки и как раньше тянуло сесть в уголке и испачкать углем парочку белых листов, чтобы потом они превратились в такой же неоконченный набросок маслом или темперой. Но сейчас среди многообразия сюжетов будущих картин он искал шедевр совершенно иного рода. Редкую жемчужину среди серой речной гальки. Вот только эта жемчужина никогда не смотрела на себя со стороны, искренне веря, что такая же серая, как и все.
- Марианна, - громко позвал ее Аридел, мгновенно притянув к себе с десяток взглядов, но всеобщее внимание было не долгим.
- Иду-иду! Сейчас, уже бегу...
Девушка - растрёпанная, еле одетая, в накинутой на плечи шали выбежала из задних комнат, чтобы столкнуться с Ариделом нос к носу и, удивлённо отпрянув назад, уткнуться спиной в кого-то из "посидельцев", занимавших место за столом.
- Меня звали? - растерянно проговорила девушка, ища взглядом кого-нибудь, кто мог бы это сделать - хотя не узнать голос Аридела она точно не могла.
- Это я звал, - смущаться парень не умел, но очень тонко мог это изобразить, причем преуспел в этом настолько, что теперь сам не мог понять, искренний этот румянец на щеках или нет.
Деревянный цветок на тонком стебле вынырнул из-за спины скульптора-неумехи и распустил свои резные листья.
- Марианна, это тебе. Это эдельвейс, горный цветок. Он растет там, куда не добраться не зверю, не человеку, цепляясь за самый краешек склона. Глядя на его стебелек и листочки, трудно поверить, что в столь нежном создании столько силы и смелости. Он так похож на тебя.
Девушка залилась краской, попыталась завернуться в шаль ещё глубже, но пальцы, так ловко орудовавшие иглой, вдруг изменили хозяйке.. Шаль дёрнулась, плавно скользнула с плеч, и Марианна лишь чудом успела поймать её и снова закутаться... после чего робко протянула руку к цветку.
- Почему? Почему... ты... Беспутный мастер на все руки, - улыбнулась девушка. - Зачем ты уходишь... сейчас... коснувшись лепестков, тут же веешь холодом... Как ранняя осень. Вечная ранняя осень...
В её прекрасных глазах стояли слёзы, а губы дрожали, не в силах ни улыбнуться, ни проклясть.
Женщины умеют задавать вопросы, на которые невозможно найти ответы. Всего скромного поэтического таланта не хватало Ариделу, чтобы выжать из себя хотя бы слово.
«Аэлар всемогущий, что я делаю» успела пронестись в голове столь знакомая мысль, а юноша успел поймать узкую ладошку и припасть к ней губами. И вложить в этот мимолетный поцелуй желто-красный жар осенних листьев.
- Эх ты...
Шаль повисла на плечах бесполезной шерстяной тряпкой. Марианна, сжимая в ладони цветок, подошла к Ариделу и остановила взгляд на глазах юноши.
- Ты всё-таки... вернись. Пожалуйста.
Свободная рука Марианны ласково коснулась щеки Аридела. Словно заботливая мать, девушка гладила горе-творца, не обращая внимания на всех собравшихся вокруг.
- Я буду стараться, - пообещал Аридел, нехотя, почти с силой отводя глаза от Марианны. Понимая, что если не уйдет сейчас, не уйдет уже никогда. Обратно к столу с сестрой Хелаксой он почти бежал.

со Скорпионом

[Серина >>>]

Клио разбудили ласкающие веки рассветные лучи, красочный сон, полный огненных искр, срывающихся с волос и платья, коротких ударов кастаньет и переплетения рук, ещё не ушёл доконца, оставив пряный аромат южных ночей, да такое родное, живое лицо перед глазами.
Девушка хотела было ещё понежиться в постели, но вовремя вспомнила, что находится совсем не дома, где "рабочий день" ближе к закату.
Клио одела светлую рубашку. а каштановые волосы заплела в толстую косу, оставив свободными только передние пряди, в которые, на манер бродячих артистов, были вплетены цветные нитки и яркие бусины.
Наскоро собрав вещи в сумку, она бросила её на постель, чтобы забрать перед самым выходом, последними она убрала костяной гребень, рукоять которого была украшена бирюзой, и небольшое зеркало, обшитое змеиной кожей - её когда-то первая "добыча", своеобразный талисман, и перед тем как убрать зеркало, танцовщица с минуту смотрела в бесконечную череду отражений между стеклом и собственными черными глазами.
Девушка вышла из комнаты, и, плотно закрыв дверь за собой, пошла в зал, чтобы перекусить перед дорогой и встретиться с попутчиками, за наличие которых она была очень благодарна судьбе - собственных навыков, будь она хоть трижды одной из лучших в них, ей вряд ли хватило бы на Туманы Кайлента.

Сообщение отредактировал Серина - 22-03-2009, 5:17

[V-Z >>>]

– Здешняя ночь ничем не отличается от любой другой, – пожал плечами Римор, кивком ответив на приветствие. – Даже странно.
Это и в самом деле было странно – от сновидений по соседству с колдовскими туманами феалари имел полное право ожидать чего-то необычного. Но обошлось – и хорошо. В Канфеорне не верили в вещие сны, но в Одиннадцатом Доме, например, неплохо умели через сны убивать.
Так что спальни любого Властителя надежно защищались чарами еще и против гостей, ходящих между Границами. Римор, покинув родную страну, обходился без них – с Домом Альми у него никогда не было конфликтов, а кроме Канфеорна искусство ходить во снах сохранялось разве что где-то далеко в восточных землях.
Разумеется, это озвучивать вслух феалари не стал.
– Надеюсь, утро будет куда лучше, если соблаговолит Звезда Бессмертия. Вчера я убедил присоединиться к нам служительницу ваших богов; думаю, ее молитвы окажутся полезными в Кайленторе.

[Scorpion(Archon) >>>]

(Я, Вуззль, Черон)

Как зачарованные, Двое-и-Один брели вслед за девочкой в своем вечном парном сне-пробуждении - поочередно сбиваясь то на ровный, слегка деревянный шаг, то на дрожащую походку влекомой куклы. Все вокруг носило отпечаток непривычной, смутно знакомой искусственности - это место странным образом напоминало одновременно и дом, и ловушку. Может быть, если бы не Джезза, они бы не выдержали и забились бы в угол, прячась от льющегося в окна утреннего света... но фигура человеческого существа словно гипнотизировала незримого обитателя тела. Его кукла - его вторая душа насытилась, и вслед за утоленным страхом просыпалось любопытство.
Люди пугали, но и интересовали его. Девочка. И вот теперь - в комнате, куда его привели - еще один, огромный, нависающий тенью... Короткий укол: опасный? Нет, кажется, нет...

Хальк, и без того переставлявший ноги не слишком уверенно, теперь и вовсе сбился с шага, а потом – остановился, будто приклеенный к крашеному полу. Пойманным волчонком оглянулся на дверь – вроде бы еще не поздно сбежать? Путь к бегству был открыт, и это придало если не уверенности, то смелости точно. Все так же дичась, исподлобья глядя на хозяина, он все-таки подошел ближе.
- Папа, ты только не бойся, это Хальк. Ему негде жить, и он был голодный, - Джезза, смущённо водя ножкой по полу, смотрела на отца исподлобья. - Ну ничего ведь, что он немного набедокурил внизу?
- Немного? Хальк, тоже мне, - всплеснул руками Ганс. - Что же он, воришка?! Ты хоть знаешь, дитя, что с ворами делают?
- Он не вор! - выпрямилась Джезза. - Он просто очень устал и был голоден. Что в этом дурного? Ему плохо было, пап!
- Это он тебе так сказал? - деловито осведомился Ганс.
- Ага, - кивнула Джезза. - И я ему верю, вот что!
Хальк сжался в угрюмый нервный комок. Вот его сейчас – за ухо и под замок, а там и страже сдадут… Мучительно хотелось рвануть отсюда, да так, чтоб только пятки засверкали. Что-что, а бегать он за свою не слишком долгую жизнь научился отменно – слишком часто приходилось уносить ноги, слишком часто от быстроты зависела жизнь. Он и сбежал бы, но девочка защищала его с таким жаром, что… Хальк и сам не понимал, какое именно «что…», но казалось почему-то, что сбежать сейчас – значит подвести ее, признать свою вину – хотя чего уж там признавать, и так все очевидно. Но Джезза упрямо сверкала глазами, Джезза стояла за него горой, и Хальк оставался на месте - молча. Язык прирос к нёбу.

Он не знал, что делать. Человек перед ним был настолько... не подобрать слов - огромен, высок, невозмутим? - что всякая попытка подтянуть ниточки куклы и заставить ее ударить сразу рассыпалась в дрожь. Страшно... вот сейчас, как только он встанет, и тень, отбрасываемая им, вырастет еще - сцепить пальцы в кулак, ударить, как только попробует коснуться - и бежать, бежать отсюда...
Но руки снова не слушаются. Глупые, деревянные руки, выточенные неумелым мастером. И кукловод, трясущийся от страха...

- Ладно, - пожал плечами Ганс. - эээх, все, все на мне наживаются, все! ты там хоть насытился?
Если да, то посиди и о себе расскажи. Коли горе какое - пособим, чем сможем.
- Я же говорила - он добрый, - просияла Джезза.
Рассказывать о себе Хальк умел плохо. Вообще не умел, по правде говоря – кого и когда эти рассказы интересовали? Но продолжать и дальше молчать было совсем глупо, а потому он, неловко помявшись, все же заговорил.
- Я… от бандитов убегал вчера. Куда ноги несут, - он болезненно сморщился, вспоминая события вчерашнего дня, - и, в общем… в туман попал. В тот самый. В Кайлент. Бродил там, бродил… Сам не знаю как вырвался. А холодно. И есть хочется. И страшно еще. Ну вот я и…
Мальчик вздохнул. Продолжить сбивчивые объяснения духу не хватило. Впрочем, и нужды особой не было – что было дальше, хозяин наверняка догадался и сам.
- В Кайлент? И вернулся? В рубашке ты родился, парень, в рубашке, вот что я тебе скажу! Оттуда редко кто вернуться может! Эээх, - Ганс махнул рукой. - Погоди, я тебе чего тёплого выпить снесу. Дрожишь ты, чтоли? небось несладко всю ночь в холодной кладовке, а?
- Там тепло, - Хальк робко улыбнулся. – Правда. После туманов-то…

"Туманы" - и улыбка сама собой трескается, завязываясь в тугой узел, сквозь который лицо отчаяно старается не выплюнуть все ледяное бессилие, бессмысленность, сосущую пустоту. Потому что - страшная мысль, которая приходит к сытому сознанию только сейчас - все это еще не кончилось. Даже сейчас, при свете дня, тонкая ниточка зыбкой тени тянется к ним обоим из-за туманной стены, и эта хрупкая нить прочнее десятка железных цепей. Ему сразу стало ужасно холодно, так холодно, что обещанное горячее питье, наверное, превратилось бы в льдышку прямо у него в глотке...

Джезза обняла его, пытаясь согреть.
- Не бойся, тут будет тепло и хорошо. Папа тебе поможет, - ласково шепнула она Хальку на ухо.
Ганс, кряхтя и поправляя бороду, ушёл за горячим.

- Сколько событий сегодня, - молвил трактирщик, выходя за стойку. - Сюрприз на сюрпризе. Дочь потерял - так авось сына найду! Бывают же такие дни, гости дорогие! В сердце - бардак, в кладовке - кавардак, у дочки - брак, а у меня - мальчуган ничейный завёлся!

...только кожа мальчика, на вид - живого, теплого, робкого и чуть смешливого - оказалась обжигающе-холодной, как будто пригоршню снега в ладонь набрала. Он зашипел и отшатнулся - для них, сплетенных Двоих-и-Одного, это прикосновение с непривычки обожгло, как пламя. Зрачки на мгновение сузились в щелки, лицо ощерилось оскалом, Джезза замерла, едва не взвизгнув от страха - брошенный взгляд был звериным, принадлежащем не иначе как очень разозленной и до смерти перепуганной собаке...

Миг – и взгляд изменился. Все такой же собачий, такой же испуганный, недоверчивый - словно мальчишка ожидает, что следом за нечаянной лаской последует насмешка, окрик, удар. Страх бился в темных глазах, но злобы в них больше не было.
- Ты что? - не замечая, как и её губы задрожали, а язык начал заплетаться, произнесла Джезза. - Ты, может, болен? Может, тебе целителя надо? Или священника? У нас тут есть монахиня, мы можем с ней поговорить, она тебя посмотрит...
- Нет! Нет-нет, - мальчишка резко замотал головой. – Не надо, я совсем не болен. Это от неожиданности. Пожалуйста, не надо… никого. Давай я лучше пойду отсюда…

Невидимые когти неохотно втягиваются. Это обычно. К этому нужно привыкнуть. Не бояться, не делать резких... движений...

- Ну куда ты пойдёшь, - улыбнувшись, молвила Джезза. - ты же совсем слабый и чувствуешь себя плохо. Вот что - пошли со мной. Посидишь, отдохнёшь, к народу присмотришься. Тебе всё лучше будет, правда! ну пошлии!
Схватив Халька за руку, не заботясь о его мнении, девочка потащила парня за собой. туда, куда только что ушёл её отец. В обеденный зал.

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 26-03-2009, 1:49

[Барон Суббота >>>]

- Для вас, мой бессмертный друг, ночи действительно могут быть неотличимы, - Гамбет улыбнулся, - но я, как смертный, в каждой нахожу своё, особое очарование. Что же до помощи богов...дарует ли её молитва или случай?
Монетка при этом почему-то спокойно лежала у него на тыльной стороне ладони, не спеша взмывать к потолку.
- Скажем так - молитва доносит наше желание помощи, а случай может определить волю божества, - пожал плечами Римор. - Хотя Звезда Бессмертия склонен отзываться Своему народу.
- Может быть, присядем? - предложил Гамбет, указывая на ближайший стол. - И обсудим приблизительную...схему действий в Кайленторе.
- Пожалуйста, - кивнул феалари, опускаясь на стул. Меч и кинжал он бережно прислонил к стене рядом.
- Итак, - Руфус уселся напротив и слегка рассеяно закрутил монетку на столешнице. - Если я хоть что-то понимаю в происходящем, то корень всего произошедшего в самом замке.
- До которого надо дойти, - кивнул Римор. - Проблема усугубляется тем, что крайне слабо понятно - что именно нас ждет на пути к замку и в нем самом.
- Было бы очень неплохо обзавестись картой города...хотя не известно, поможет ли она. Скажите, Римор, вы владеете магией?
- Да. Третий Дар во мне достаточно развит.
- Это хорошо...в таком случае, мы сможем двигаться одновременно под защитой чар, молитв и меча. Как вы думаете, наши шансы от этого вырастут?
- Уверен, - кивнул феалари. - Иной вопрос - насколько.
- В зависимости от того, с чем мы столкнёмся, услышат ли боги молитву, окажется ли магия достаточно сильна, а меч быстр. Ну, и конечно же, от того, на чьей стороне будет случай...
- Похоже, вы верите в случай превыше всего, - заметил Римор. - Не встречал ранее таких воззрений.
- Просто, мало кто по-настоящему способен поставить на кон всё. Сделать так, чтобы решил именно случай! Ту поневоле поверишь в его могущество.
- Я все же предпочитаю расчет, - пожал плечами Римор. - Четкий план, которому случайности не помешают.
- Знаете, Римор, однажды во владениях моего отца...давно, я тогда даже не родился, ходил некий проповедник, всю округу взбаламутил, и вот однажды, когда он читал свои речи с вершины одного холма с неба на него...упал камень! Средних размеров, раскалённый докрасна булыжник, ушедший в землю и до сих пор торчащий там. Как вы думаете, можно ли предсказать подобное? Можно ли это рассчитать?
- Нет, - признал феалари. - Точнее - нельзя нам. Но уверены ли вы, что это не было в расчетах кого-то из небожителей?
- Вполне допускаю! Но от чего зависит, куда упадёт их взгляд?
- А вот об этом надо спрашивать теологов, - чуть усмехнулся Римор.
- В любом случае, - Руфус улыбнулся, чувствуя необычную для человека симпатию к этому феалари, - я не хотел бы, чтобы вы сочли меня бездеятельным фаталистом. О, нет! Я - фаталист вполне деятельный!
- Оригинальное сочетание, - слегка приподнял бровь Римор. - Впрочем, думаю, путешествие в туманах покажет, что важнее - расчет, случай, или чья-то воля, руководствующаяся одним из этих двоих.
Гамбет расхохотался. Он сотрясал воздух громоподобными раскатами здорового, молодого смеха, утирал выступившие слёзы, пытался что-то сказать, но не мог совладать с собой, и вообще, вёл себя примерно так же, как и любой человек, которому очень весело.
- Римор, это потрясающе! - наконец сказал он. - Путешествие туда, откуда вернулись лишь двое, под эгидой проверки подобных ценностей?! Неслыхано, и мне оно нравится!
- Почему бы и нет? - коротко улыбнулся феалари. - Маэрон Кеаль'мар однажды, как говорят, совершил путешествие в недра земли, потому что поспорил, что бросит четыре монеты в самое сердце мира.
- Неординарная он, видимо, был личность!
- Несомненно, - согласился Римор. - Хотя в его собственном Доме до сих пор спорят, был ли он безумен, гениален или и то, и другое сразу.
Гамбет улыбнулся, но как-то иначе, чем обычно. Может быть, более хищно?
- А есть ли разница? Или гениальность - это просто полезное, приемлимое обществом безумие?
- Не слышал ранее такого определения, - признал феалари, - но оно похоже на правду.
Про себя он слегка пожалел о том, что небрежно читал "Записки о безумии" Виальта Фаэль'мира, и не сможет сейчас процитировать то, что говорил на эту тему один из лучших магов в истории Дома.
- Среди дворянства ходят упорные слухи, что среди Гамбетов абсолютно нормальных нет, так что, у меня было время изучить вопрос со всех сторон.
- Возможно, безумие придется как раз к месту в Кайленторе? - предположил Римор. - Как дополнительное преимущество.
- Отчего бы и нет? Посмотрим!

(писано с ВиЗетом)

[Scorpion(Archon) >>>]

(Вуззль, Черон, Орин, Я)

Что может быть лучше лохани полной горячей воды, и хорошей мочалки после длинной дороги.
Смыв усталость от поездки, Айвор спустился в главный зал таверны. В ожидании заказанного завтрака, Наказующий скучающим взглядом осматривал посетителей. Публика, не смотря на ранний час, собралась пёстрая. Эльф, с характерным для феалари высокомерием на лице, вёл непринуждённую беседу с рядом стоящим человеком, судя по осанке бывшим солдатом гвардии, или дворянином. Орк с гномом с азартом стучавшие по столу игровыми костями, судя по красным глазам обоих игра велась уже давно. Какой-то паренек, судя по взгляду - поуши влюбленный, и чего такому понадобилось в замке ?
Через пару минут служанка принесла заказ-яичницу с беконом, свежий хлеб, головку сыра и кружку травяного чая.
Гостиница оживала с каждой минутой. Снаружи подъехала какая-то повозка, и было слышно, как кузнец громко обсуждает с возчиком цену за выправку оси и перековку лоашдиных подков. Ганс суетился по залу, то поправляя скатерти, то интересуясь у гостей, как им спалось, иногда что-то бросая между делом дочерям, из которых сегодня было видно только двух младших. Марианна, скоренько приведя себя в порядок и переодевшись, уже разносила чай, пироги, каши и запеканки, а самая маленькая притащила какого-то парнишку-оборванца в зал, усадила за столик у самой стойки и, ни на кого не обращая внимания, выставила перед ним большой кувшин с молоком, ломоть свежего белого хлеба и плошку с мёдом, уселась рядом и, подперев руками подбородок, стала смотреть на приговорённого к столь питательному завтраку юнца.
Мальчик, похоже, был ошарашен подобным обращением: он покорно следовал за Джеззой, недоверчивым взглядом окинул выставленное на стол великолепие, быстро, как напуганный звереныш, схватил краюху… И тут же словно устыдился – положил обратно на стол. Он не был сейчас так уж сильно голоден, просто вечная привычка – хватай, пока можешь – дала о себе знать. Но здесь, где к нему отнеслись так по-доброму, так неожиданно тепло, это вдруг показалось.. неправильным. Он даже вспомнил давно забытые правила вежливости, эти условности, совершенно лишние в бродяжьей его жизни.
- С-спасибо, - как-то робко, чуть заикаясь, выдавил он, вновь потянувшись к горбушке. Острые зубы все же вонзились в ломоть слишком жадно, но все же сейчас это были зубы не зверя – человека.
- Ешь-ешь, не стесняйся, - улыбаясь, подбодрила Джезза. - Только жуй хорошенько. Мама мне всегда говорила, что если долго не есть, а потом съесть много, то может плохо стать. ты в мёд макай, и запивай обязательно - это тоже полезно, меня мама так учила.
И мальчик ел. И макал. И запивал. Стараясь не выглядеть при этом совсем уж диким – выходило, кажется, не очень.
Чумазый паренёк, которого заруку притащила одна из служанок, вроде ничего особенного в нём не было, но на задворках сознания крутилась мысль, что что-то тут не так.
Нарастающий в зале шум постепенно отошёл на второй план, силуэты посетителей потеряли чёткость, в зале остался лишь один мальчишка. Сосредоточившийся Наказующий пристально сверлил парня взглядом, стараясь понять, что в нём не так. Чувство неправильности не покидало его. Демонических эманаций от мальчишки не было, резкости и дёрганности будто ведомых кукловодом тел, характерных для одержимых духами вроде не было тоже. Но какая-то деталь всё равно привлекала внимание. Айвор еще не мог просто понять - какая.
- А что ты дальше будешь делать всё же? Нет, ты не думай, я не навязываюсь и не выспрашиваю... Но интересно же! Ты ведь вроде не... ты только не обижайся, - Джезза на миг закусила губу. - Не обижайся, но ты же не какой-то великий, чтобы просто так вот взять да и уйти, верно?

Острая вспышка иголками в плоть - обожгло, словно плетью, откуда-то со стороны. Он дернулся от боли, и дрожа, понял, что чужое болезненное внимание и не собиралось исчезать - повисло тяжелым грузом на плечах, наливаясь свинцовой тяжестью, пригибая к полу так, что хотелось забраться под стол и спрятаться подальше от людских глаз.

Хальк, уничтожающий остатки краюхи, вдруг поперхнулся, закашлялся. Слишком резким был толчок изнутри, почти болезненным. Желудок скрутило в тугой узел. Он хватнул воздух ртом, затравленно оглянулся вокруг, в панике вскочил с места – сразу забыв и о Джеззе, и о ее вопросах, и о недоеденном хлебе.
- Что с тобой?! - Джезза подскочила и обняла паренька, пытаясь успокоить, хоть как-то унять внезапный приступ. - С тобой что-то не так, я же вижу! Давай я помогу! Хочешь, найдём кого-нибудь, кто тебя осмотрит, а? Хочешь? Мне правда нетрудно, ты только скажи, как тебе помочь!
Голос девочки пробивался издалека – будто сквозь тот же злосчастный туман, который глотает слова, пережевывает их, сминая в бессвязные звуки, и нехотя выплевывает то, что кажется неаппетитным. Хальк слышал их, но не понимал сути. Неужели проклятый Кайлент достал его и здесь? Загустел, забился колючим комом воздух в сведенном горле. Руки, обвившие плечи, казались путами, гибкими плетями хищного растения, отрезавшего пусть к двери, к свободе, к воздуху. К спасению.
Хальк рванулся, пытаясь стряхнуть тонике пальцы, оттолкнуть, оторвать от себя неприятное существо – хрупкое, но такое цепкое…

...он уже не мог сопротивляться так, как раньше - просто приказав кукле замереть, впившись когтями в ее дрожащий хребет - потому что они были Двое-как-Один, и чтобы заставить сотрясающееся в судорогах тело успокоиться, ему пришлось налить его тяжестью, пригибая к полу. И переводя взгляд. Не девочка - милая, добрая, теплая - а вон там, обладатель остро отточенного ножа-взгляда, который вот-вот метнет этот нож и пригвоздит их, как бабочку. Страх. Кровь загустевала в жилах каплями ртути, и ледяными струйками вливалась в сердце, заставляя окаменеть на месте и быть готовым...

- Папа! Папа, ему плохо!
- Что такое? Эй, парень, ты чего? - Ганс, бросив все дела, кинулся к парню.
- Он просто трясётся, рвётся и... с ним что-то не так, папа, я точно вижу! - лепетала Джезза. - Хальк! Хальк! ты меня слышишь? Тут ты, с нами ещё?! Не бойся, всё хорошо...
Хальк слышал – прекрасно слышал. И даже начинал что-то понимать. С глаз спадала белесая пелена. Таверна. Дубовый стол с остатками трапезы. Девочка, встревожено вглядывающаяся в лицо… Мальчик со свистом втянул в себя воздух, и легкие не отозвались болью – он снова мог дышать. Что это было?! Хальк не знал, не чувствовал, а подсказки изнутри не приходило. Его горькая тайна, свернувшаяся холодным клубком под сердцем, молчала - настороженно, будто ожидая удара.
- Д-да, - Хальк вновь с жадностью глотнул воздуха. – Да.
Уточнить, что именно «да» сил у него не хватило.
- Слушай, - старый трактирщик присел рядом с Хальком, поглаживая седую бороду. Джезза снова примостилась напротив, с тревогой глядя на своего гостя. - Тебе нужно помочь. Что-то с тобой не в порядке. Ну-ка, припоминай, что с тобой последнее время было. И не "был-не был", я сурьёзно интересуюсь - а на деле, что?

Существо внутри резко оскаливается, предупреждающе проходясь пальцами по внутренностям. Он не собирается кусать, этот внутренний друг - он предупреждает, и взаимопонимания между ними достаточно, чтобы смолчать Хальку. Холодок пробирается по жилам снизу, сжимает горло, что-то шепчет непослушными губами - и Хальк замирает в ужасе, понимая, что если он попытается противоречить шепчущему голосу из глубины, то грызущая белая боль не преминет скрутить его судорогой, как занесенный над рабом хлыст. Нет, говорит шепчущий голос, не рабом. Ты - это я. Просто не перечь мне, пожалуйста...
- Ничего, - утробным, мерзлым голосом шепчет мальчик. - Ничего не было...

- Если ничего не было, то почему ты тогда дрожишь как лист на ветру при таких вопросах ?- Спросил Айвор, подойдя сзади к сидевшему пареньку.- Ты можешь не бояться, тебе здесь совершенно Ничто не угрожает.
- Ээээ, а вы тут причём? - насупился при виде новоприбывшего Ганс. - Или вы к таки делам касательство имели? Не ожидал. То-то мне показалось - странный вы человек, деловой у вас взгляд. Но учтите, я здесь бедокурить никому не дам, будь он сам Солнцезарный! Так что вы с пареньком-то поласковее!
- Хальк, не бойся, - ласково шепнула Джезза на ухо пареньку.
Он дернулся было – голос, раздавшийся из-за спины, голос, уверяющий в отсутствии угрозы, сам по себе был угрозой. Тембр, интонации – было в нем что-то такое, настораживающее, заставляющее вспомнить все навыки, обретенные за годы бродяжничества. Всех навыков, по правде сказать, было… Изворотливость. Изворотливость. И еще раз изворотливость. Нет, другие тоже были, но отнюдь не такие полезные. Почувствовав себя чуть увереннее от громогласного заступничества Ганса и теплого, щекочущего шепотка Джеззы, Хальк осторожно обернулся.
- Д-дрожу? З-замерз, дяденька. В погребе ночевал, - и шмыгнул носом для убедительности.
- Сир, я совершенно не держал на уме ничего дурного.- Айвор уважительно поклонился трактирщику- Просто я вижу, что малченка перепуган не на шутку, и да, в какой-то степени я имел дело с подобным. И не сочтите за труд- вскипятите ему кружку вина со специями. Как я знаю, это очень хорошее успокаивающее средство, и ему сейчас совсем не повредит.
- Сейчас сделаю, - Ганс кивнул Хальку. - Не бойся его, сынок. Тут никто тебя не обидит, будь ты хоть тать ночной. Только за дело - а ты ещё толком и провиниться-то не успел!
Хальк поежился и кивнул. Искоса глянул на того, опасного, весь собранный, натянутый, как тугая тетива. Задень – и бросит острую стрелу в полет, прочь, подальше от изучающих колючих глаз. Или прямо в них?..
«Замёрз, значит… да ?»
-Сир, мне нужно поговорить с вами- догнав трактирщика, негромко окликнул его Айвор.- Тут есть место где можно провести… приватный разговор ?
- Давайте поднимемся к вам, - тихо шепнул Ганс в ответ. - Но осторожнее. Приватные разговоры, господин, они до добра нечасто доводят.

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 13-04-2009, 21:32

[Woozzle >>>]

(невротический кашляющий дуэт под чутким управлением дирижера мастера)

- Он тебя испугал? - Джезза не переставая гладила Халька и улыбалась. А что ей ещё оставалось делать? Хотелось ведь хоть как-то помочь. - Может, пойдём посидим на солнышке? Или на крышу влезем - я покажу, где. Сегодня день такой хороший!
- Он, - Хальк быстро оглянулся, не слышит ли кто из взрослых, – он нехороший. То есть, может и не плохой, вот только на меня смотрит, как кот на мышонка.
Сердце и правда билось, как мышь в когтях у здорового кота. Мальчик только сейчас заметил, что сжимает дубовую столешницу до боли в побелевших пальцах.
- Пойдем… на крышу? Или еще куда-нибудь подальше… Где не найдет… - просьба далась нелегко. Внутри гулко билось – откажется. Откажется, только посмеется.
- Пойдём! - просияла девочка, схватив паренька за руку и вприпрыжку кидаясь к дверям.
На улице и правда светило солнце - как в первый день мира, если верить преданиям. Теплело, ночная прохлада и утренний холодок сгинули в один миг, солнце просияло и разогнало облака. Джезза повлекла Халька за собой, смеясь и лопоча что-то без умолку, не обращая внимания, слушают её или нет.

С души - или того, что ей называлось - как будто свалился груз; большой дом с его косыми тяжелыми взглядами сразу остался позади, чувство опасности хоть и не отпускало - но разжало клыки, позволив бездумно бежать вслед за девочкой, главное - дальше, дальше от дома... и ближе к...
Он споткнулся, едва не упав.
Где-то в области груди, чуть слева от середины, по бьющемуся, живому словно провели холодным лезвием. Медленная, растекающаяся по жилам боль, от которой заныло в теле - он едва не побежал ей навстречу, туда, откуда звали туманы.
Нет... только не снова!
Нельзя.

Хальк встряхнулся. Что это было? Что за наваждение?! Он стоял на дороге, вцепившись в тонкую девичью руку, но глядел – глядел совсем в другую сторону. В ту сторону, где, как ему казалось, еще колышутся ветви от вчерашнего бега, где еще можно различить в дорожной пыли его же собственные след.
Неужели он и правда был готов бежать назад, в Кайлент? Мальчик крепче сжал узенькую горячую ладошку – она казалась сейчас самой прочной связью с окружающим миром.

- Хальк, ты чего? нам не туда! - Джезза дёрнула своего спутника за руку, чуть не сорвав с ног, и ткнула пальцем в здоровенный сенной сарай при конюшне. - Вон там можно пролезть, и выберемся на крышу. Я там сплю обычно. Посидим, посмотрим на небо, солнышку улыбнёмся... А ещё там ветер - мягкий, приятный, так волосы треплет обычно. Мне там нравится. А ночами - звёзды очень-очень близко! Ну полезли.
Одним рывком отворив дверь конюшни, Джезза гордо прошагала мимо наваленных охапок сена и с разбегу взобралась на самую большую - только пятки сверкнули.
- Лезь сюда! - крикнула она сверху. - Аккуратнее, не свались, хотя тут мягко.
- Ага, - Хальк послушно вскарабкался за ней. – А на крыше нас видно не будет?
Он бы предпочел сейчас не крышу. Нору, берлогу, да поглубже и потемнее. Пусть без звезд, без неба, без ветра, лишь бы не нашли. Но даже такое – наивное, смешное – пристанище доброй Джеззы была куда лучше обеденного зала, где весь он – как на ладони, где каждому интересно, что за бродяжку привечает хозяин. Где ждет человек с неприятно пристальным взглядом.
- Так, и тут вот открыть, - Джезза подтянулась, заползая на длинную балку, и чуть подтолкнула кровлю. Люк, специально сделанный для выхода на крышку, открылся с тихим скрипом. - Лезь за мной. И тут тоже держись крепче!
Подол платья девчушки и босые ножки дрыгнулись и исчезли снаружи, оставив на потолке квадратный кусок голубого неба.
И он нырнул в это небо – как в другой мир, теплый и светлый.
Чуть прогретая утренним лучами крыша ласкала ступни – к полудню она станет жалить, но сейчас прикосновение было до дрожи приятным.
А ведь кто-то, с горькой завистью подумал Хальк, живет так всегда. И не боится, что сюда, на крышу, заявится… Он едва не зарычал от злости, поймав себя на этой мысли. От злости, от досады.. От тоски? Нет для него другого мира. Нет, и не будет никогда.

Вспышка.
Рваная серая вспышка, и снова - перевитые струи шепчущего холода, блуждание за осколком луны, упавшем в клубящийся туман... Дороги, собирающиеся в кольцо, вечный бег куда-то без конца.
Было?
Будет?..
"Вечно", произносит чей-то мертвенный голос словно бы сзади.
Но, как и ожидалось, когда Хальк испуганно дергается и оборачивается - там никого нет.

- Ну что ты? Тут никого нет, кроме меня! - Джезза сидела, подобрав под себя ноги, облокотившись на отставленную руку и щурясь ан солнышке. - Смотри, вон птица полетела. Большая, чёрная! Ворон наверное. Тебе вороны нравятся?
- Еще как, - он согласно кивнул, - главное, прожарить хорошо. Жесткая, конечно, и костлявая, но это ерунда!
Хальк смутился, слишком поздно сообразив, что Джезза имела в виду какое-то другое «нравится».
- И как же можно так изголодаться, чтобы только о еде и думать? - ухмыльнулась в ответ девочка, словно и не заметив странности. - Вот я люблю воронов. И голубей, и орлов. А ещё, помню, у нас однажды проезжал Сокольничий - это он сам себя так звал. Воин в перьях огромного сокола. Он мне показывал, как умеет обращаться в сокола и летать. А вот покатать не согласился... жалко, да?
Он на миг представил себя, сидящим на спине огромного сокола. Птица вспарывала прозрачную синеву небес острыми крыльями и насмешливо косилась на седока; ветер дышал в лицо хмелем, вплетал солнце в спутанные пряди волос, ветер смеялся и пел утробным голосом, а у Халька все дрожало внутри, не разобрать - от восторга ли, от страха высоты…
- Жалко, - мальчик все же кивнул, хотя и с некоторым сомнением. – А ты бы совсем не испугалась? Вот нисколечко?
- А кто знает - не летала ведь! - пожала плечами Джезза. - Думаю, что визжала бы на всю округу! Но от радости, это точно. А у тебя такое бывало? Что-нибудь, чтобы вот так радостно-радостно было, аж до визгу? расскажиии!
Расскажи. Знать бы еще, о чем... Хальк запустил ладонь в кудлатую гриву, задумчиво перебирая в уме давние воспоминания – сухие, как опавшие октябрьские листья, и такие же безжизненные. Поводов для радости находилось немного, а уж чтобы до визга – и вовсе не сыскать. Если только очень давно, когда еще жива была мама – но разве это была его жизнь? Кажется, что чья-то чужая и далекая.
Впрочем, выглядеть совсем уж нытиком не хотелось - он и так, наверное, был в глазах Джеззы похож на запуганного вечно голодного звереныша…
- Я когда совсем маленьким был, мы жили в таком красивом месте… Там был большой пруд, в нем вода прозрачная-прозрачная и ивы на берегу. Мы туда ходили купаться часто – обычно с мальчишками, а иногда с мамой, - Хальк неумело улыбнулся, воспоминания словно обняли его теплыми мамиными руками. – Это, наверное, кажется скучно, когда рассказываешь, но тогда было действительно здорово. Мы плавали, и брызгались, и смеялись… А мама меня звала солнечным ёжиком – волосы у меня тогда были совсем светлые, короткие и колючие.
- Здорово... Мы с мамой тоже ходили купаться - за час отсюда. Там река есть - ты может видел? Широкая, - вздохнула Джезза. - Нас ведь четверо было, а теперь вот две осталось. Сильву утром замуж отправили, а мама... мама... - и Джезза снова вздохнула.
Вот значит как... В чем-то они с ней похожи, выходит. Ну да, мог бы и сам догадаться – она только про папу и говорила. Он придвинулся ближе.
- Грустно, да? Ты знаешь… Она, конечно, смотрит на тебя с неба и улыбается. Вон какая у вас семья дружная, - Хальк отчего-то смутился и смолк.
- Дружная, - кивнула Джезза. - Только очень маленькая стала, нас теперь всего трое... Слушай, а куда тебе идти отсюда? Может... останешься? - в глазах девчонки сверкнуло что-то похожее на просьбу... или мольбу? Она смотрела на Халька, ковыряя пальчиком крышу возле себя и улыбалась так невинно, так добродушно... Словно второе солнышко тут, совсем рядом.
Как же тепло, так просто не бывает… Одно солнце, большое, яркое, что щурится от собственного света, ласкало продрогшее тело, другое солнышко, маленькое совсем и неприметное на первый взгляд, согревало окоченевшую душу. Словно подарок судьбы – за все лишения, что довелось испытать, за всю тоску, за все метели. И, конечно же, за промозглый Кайлент… Стоило подумать о проклятых туманах, как на солнце набежала тень – вроде бы и светит по прежнему, а тепла как не бывало. Призрачным арканом взвился отголосок вчерашнего дня, захлестнул горло колючей петлей, рванул, как хозяин непослушного пса – знай свое место!
Хальк съежился. Он бы остался, непременно остался. Но и два солнца не обогреют, когда сердце сжимают чужие ледяные пальцы.
- Я не знаю… Может быть, - он все-таки не смог сказать «нет», но упорно смотрел в сторону.
- Оставайся, - Джезза обняла парнишку за плечи. - Хотя бы на время, а там решишь. У нас тут всего много, а сколько интереностей! народ разный бывает - ну совсем-совсем разный. Маги, эльфы захаживают, а героев-то, героев! Кто и не в Кайлент - а всё равно заезжают. Кто-то верит, что у нас место счастливое... а кто-то - что проклятое, но ты им не верь, ладно?
Дернулась призрачная петля на горле, затянулась плотнее – или это от невинной девичьей ласки стало больно дышать? Колючим ежом под ребрами свернулось сердце, вот-вот шипы наружу полезут. Не оцарапать бы ее - светлую, теплую, не обидеть ненароком…
- Может быть, - глухо повторил Хальк и отстранился.
Солнце на небосводе превратилось в глыбу ослепительного льда.

Сообщение отредактировал Woozzle - 14-04-2009, 23:22

[Orin >>>]

-Я не собираюсь долго тянуть ваше время, и очень надеюсь, что наш разговор не покинет этих стен. Последствия этого могут быть крайне… неприятные, если вы меня понимаете. Человек, вы, я вижу, совсем не глупый и потому, надеюсь примете правильное решение.- Обратился Айвор к трактирщику сразу, как тот закрыл дверь комнаты.
- Если это угроза - вы зря тратите время. Угроз я здесь давно не боюсь, - пожал плечами Ганс, поглаживая бороду. - А если у вас ко мне дело, господин, выкладывайте быстрее. А то у меня и без ваших своих хватает.
Вместо ответа Айвор просто достал из под рубашки медальон и протянул трактирщику.
-Я надеюсь, что это подтвердит для вас весомость моих заявлений. Я хотел поговорить о этом мальчике. Вам ничего не показалсь в нем странным ?
- Побрякушку вроде этой я вижу каждый год. И каждый год - только один раз, а говорите вы все одно и то же, - подбоченился Ганс. - СТранным - да, он странный, но парню досталось крепко. Что ж тут удивляться?
- Да так… Просто велика вероятность того, что он одержим. И в данный момент находится вместе с вашей дочерью. Младшей, как я понимаю ? Так вот, мне глубоко плевать на вас и ваши довольно сомнительные дела, но сейчас под угрозой невинная душа. И, думаю, в ваших интересах сейчас помочь мне разрешить эту проблему.
- Да, сейчас он с моей дочерью. И да, он странный парень и очень голодный. Сколько вы, господин судия, голодали в своей жизни? Я вот знаю, что это такое - убегал из дома в детстве, пару недель почти ничего не ел - и скажу вам, что вернулся большим дичком, чем этот Хальк. А Если хотите помочь как-то - то помогайте, только не машите медалькой и не бросайте громкие слова - я старик, много их от таких, как вы, слышал - страшных ан вид, а пропадали как все. ПАереходите к делу - что можете да как!

-Всё просто. Думаю, вы и сами понимаете. Позовите дочь под любым безобидным предлогом. Парень не должен догадаться к чему это. И я вполне могу отличить «дичка», как вы его соизволили назвать, от одержимого или покоренного.Потом, поговорите с дочерью, узнайте как можно больше о разговоре. Особое внимание уделите на возможные упоминания имён или названий каких-либо мест. Если вас волнует судьба паренька, то прошу помочь. Даю слово, что ему ничто не грозит, думаю вы знаете, что мы не проливаем крови невинных.
- Знаю... Не проливаете, если не уверены в чьей-то вине, - старик нахмурился. - Сделаю, не волнуйтесь. Только вы поаккуратнее. Этот парень мне, конечно, никто - но сами говорите, живая душа. Давайте разбираться, раз такое дело. Вина я ему сейчас сделаю, а вы продолжайте вести себя, как вам виднее - только никого не пугайте. Вашего брата ведь боятся - не я, так другие. У всех грешки за душой имеются, кто знает - хватит на его долю, нет ли?
- У страха глаза велики это точно… Люди считают, что мы их за спёртое яблоко на воротах повесим-усмехнулся Наказующий. - Мы вмешиваемся только в поистине серьезные дела. На остальное обычный суд есть.
Спускались трактирщик и посланец Майри уже вместе. Ганс поглядывал на гостя осторожно, но уважительно.
- Значит, вино со специями, гвоорите. Такой рецепт я знаю, - делая вид, что ничего такого они и не обсуждали, заметил хозяин. - Дочку пойду позову. Марианна, хватит любезничать с гостями, подогрей вино, да травок туда, каких господин гость скажет! Я вас оставлю? - кивнул он Айвору и вышел на двор.

[Сигрид >>>]

Римор, Руфус, Хелакса и тень Аридела

(втроем)

Ах, вот растяпа, сумку-то оставила наверху! Сестра Хелакса наскоро извинилась перед Ариделом и убежала наверх, подобрав рясу. Благодаря чему пропустила все самое интересное.
Вернулась она через несколько минут, которых хватило бы на добрых полчаса, зато уверенная, что в сумке через плечо лежит все, что она брала из дома. И скрипка тоже.
Монашенка разглядела в зале феалари, с которым вроде как условилась вместе идти в проклятые туманы, осторожно тронула за плечо.
- Доброго утра вам, господин Римор.
- Доброго утра, - феалари поднялся и вежливо наклонил голову. - Познакомьтесь с третьим участником нашего отряда. Сестра Хелакса - Руфус Гамбет.
Кажется, по человеческому этикету надо было выражаться как-то иначе... ну да ладно. Эти вопросы Римора не занимали ни сорок лет назад, ни сейчас.
- Рад приветствовать вас, сестра, - Гамбет склонил голову в приветствии. - Господин Римор уже рассказал мне о вашем решении идти вместе с нами.
- Очень приятно, - отозвалась монашенка. - Простите за дерзость, вы уже позавтракали?
- Только слегка. Если вы голодны, мы можем поесть здесь, да и в дорогу провизии купить не помешает. Едва ли в Кайленторе представиться возможность пополнить запасы.
- Я бы не возражал подкрепиться еще немного, - заметил феалари. - Время ушло на тренировку, а раз предстоит поход... то стоит подготовиться. Во всех аспектах.
- Я распоряжусь, - кивнул Руфус, поигрывая монетой. - Хозяин! Сделай нам троим завтрак!
- Ой, нет-нет, благодарю, я уже поела. Но была бы не против, если бы вы разрешили девушке разделить ваше общество. И еще, у меня к вам просьба, - монашенка несколько замялась, подыскивая слова, которые бы сразу убедили феалари и человека
Римор удивленно поднял бровь, не понимая замешательства.
- Какая именно?
Руфус заинтересованно глянул на Хелаксу.
"Помолиться богам?" - хотел было сказать он, но промолчал, видя, что монета в его руке лежит орлом вниз.
- Некий молодой юноша, Аридел, возможно, вы его видели вчера в зале, только, боюсь, не в лучшем виде, бесы его попутали. Так вот, юноша этот пожелал отправиться с нами к замку. Он все одно туда идет, а в компании двух воинов все безопаснее. А юноша хороший, на моих глазах из чурки цветок сделал, и стихи рассказывает, ...
- Который был пьян? - без особенной деликатности уточнил феалари. - Видел. Только, боюсь, стихи и искусство резьбы в Кайленторе будут бесполезны. Если только он не владеет стихотворной формой Тре... магического искусства.
- Вы знаете, - Хелакса в задумчивости прижала палец к нижней губе, - тот, кому "стихи и искусство резьбы" доступны, наверняка чист душой и крепой сердцем. А только такие в Кайленте и могут с мороком справиться, не так разве?
- Вероятно, - не мог не признать Римор. - Хотя я предпочел бы что-то более существенное; крепкое сердце - хорошо, но к нему стоит приложить еще и крепкое тело и волю.
- Не могу не согласиться. Я, кажется, видела при нем меч.. да и ловкость, с которой господин Аридел обращался с рубанком и стамеской, - она весело прищурилась, - наводят на мысль о том, что юноше не чужды по крайней мере метательные ножы. Ну и без дров в сырую ночь мы не останемся
- Тогда это полезно, - согласился феалари. - Я думаю, нам не помешает еще один спутник.
И вопросительно глянул на Гамбета.
Усмехнулся Гамбет.
- А если и нет, то отчего бы не взять нам хотя бы того, кого вперёд можно пустить, если понадобится?
Хелакса подавила недостойную волну гнева, только ладонь на столе сжалась немного.
- Можно вперед самого смелого пустить, если он того хочет. Или зверя какого. Или морока на худой конец. А человек он Аэларом благословлен, а не везь бездушная.
Римор пока комментировать не стал, хотя по формулировке выходило, что пустить вперед не-человека - вполне возможно. Впрочем, нельзя было не признать - любой священник феалари мог бы произнести тоже самое с заменой Аэлара на Звезду Бессмертия.
Руфус тольуо чуть пожал плечами. Пустить вперёд создание Аэлара, во всём походящее на них, ему казалось всё же более надёжным. Монашенка кивнула, удовлетворившись хотя бы отсутствием протестов.

[Scorpion(Archon) >>>]

Параллельно
(С Сериной и мной вместо Ши-Фиенд)

Ниара чувствовала себя странно. Словно что-то мешало ей сосредоточиться. Оно издавало звуки, которые она не слышала, хотя непонятно как знала, что они есть.
Казалось оно передвигались и бывало застывало на месте. Оно пугало своей силой. Сердце трепетало от ужаса, словно она жертва на алтаре. Шаман оглядывалась, резко, как это бывает в лесу, когда ты заблудился ночью. Трудно было думать. Разум заволакивало дымкой. Она старательно моргала, пытаясь сохранить видение этого мира. Быстро проносились фигуры постояльцев, хотя день не отличался особой торопливостью.
- Оно здесь… - тихо произнесла она. – Оно здесь… едва не задыхаясь, повторила она, но уже громче. – Оно здесь!.. – выкрикнула она, истошно, как перед смертью. Кружка с чаем от резкого разворота упала на пол, и разбилась. Это хоть как-то вернуло Ниару Ас’Сарен в реальность.

– Аштар! – позвала первым делом друид свою огромную черную пантеру. – Клио!? Арсен!? – неуверенный нотки прозвучали в ее голосе. Бард упиралась дрожащими руками в стойку и высматривала своих спутников.
Танцовщица как раз подходила к стойке, когда резкий звук бьющейся посуды заставил ее оглянуться, развернувшись на каблуках. Секунда, и она услышала собственное имя произнесенное Ниарой. Еще несколько долгих мгновений и девушка оказалась прямо перед столиком, где спутница.
- Что-то случилось? - и, будто опомнившись, добавила - Доброе утро.
Ниара была рада уцепиться за кого-то знакомого сейчас. Страх сдавливал сердце тисками. – Оно… прямо над нами… - шепотом, медленно, произнесла она, словно боясь взглянуть наверх. – Словно щупальца его распознаются у нас над головами. Оно вырвалось.
- Я... я не понимаю - танцовщица не чувствовала ничего, что могло бы так испугать Ниару. Похоже, в кои-то веки она не представляла себе, даже примерно, что происходило вокруг. - Что за "оно", в конце концов, насколько это опасно? - девушка взяла друида за руку, слабо надеясь, что это поможет ей прийти в себя.
Вдруг воздух прямо у ног девушек огласился громким хлопком, и перед Ниарой возник Зубарь - взлохмаченный и выпучивший глаза до размера блюдец:
- Зубарь знать. Оно странный! Странный-странный-странный! Оно прийти сюда... Оно не один! Два, два, два! Оно... Зубарь бояться, но оно много знать. Оно полезный! Оно... Оно не тронуть никто здесь! Здесь огонь, здесь Аэлар! Оно здесь не сильный!
 Клио сделала шаг назад, увидев домового, бормочущего что-то не очень связное. - Да что происходит, может кто-нибудь объяснить?! И что за "оно"?
- Оно внутри! Внутри! Здесь! - подскакивая, снова затараторил Зубарь. Здесь оно есть, там оно... оно туда боится! Оно тянется, но оно и боится!
- Зубарь, отведи нас, прошу тебя, к нему... - чуть ли не простонала Ниара насколько болезненным было выражение ее лица. - Я хочу ЭТО видеть.

[Woozzle >>>]

(С неврозом и мастером)

- Джезза! Где ты? Где ты спряталась?
Голос Ганса раздался неожиданно совсем близко. Отец, конечно же, знал все любимые места своей дочери - и крыша была первейшим из них.
- Тут, папа! Тебе что-то нужно? Я мигом, сейчас...
- А наш гость с тобой?
- Он о тебе спрашивает, - тихо шепнула Джезза. - тебя... звать? Пригнись, если что, снизу будет незаметно, - в глазах девочки мелькнул озорной огонёк. Кажется, она уже придумала для себя и своего приятеля игру повеселее, и Ганс волей-неволей становился её участником.
Хальк насупился. Можно подумать, если его всерьез станут искать, открытая, продуваемая всеми ветрами крыша, может стать надежным убежищем. С другой стороны…. Если будет совсем плохо – можно попытаться спрыгнуть и дать деру. Мальчик распластался по прогретой солнцем соломе, мечтая стать тенью – неуловимой, неуязвимой, невидимой.
- Можешь сказать, что не знаешь, куда я делся? – тихо выдохнул он.

Тень дернулась из глубины, едва о ней вспомнили - уже знакомым натяжением нитей в пальцах, дрогнувших звериной лапой. Тот, кто внутри, больше не боялся. Едва различимый шепот давно знакомых слов сочетался с тем, что говорила девочка, кукла-Хальк и другие люди...
...я тоже могу говорить?..
Ш-шш.

- Пап, я не знаю. Он куда-то ушёл.
- Погоди, я поднимусь, ты мне нужна.
- Плохо дело, - прошептала Джезза. - Кто бы знал, зачем я ему? ты отсюда слезть сам сможешь? А то... я могу пойти вниз, попробовать его отвлечь. Подойдёт? Только... можно вопрос?
Сердце гулко бухало о ребра, отсчитывая убегающие секунды. Сколько еще раз оно успеет дернуться, прежде чем сюда поднимется здоровяк Ганс?..
- Да? - в тоне чуть заметно скользнуло нетерпение. Сейчас мальчику хотелось только одного – чтобы Джезза побыстрее ушла, задержала отца, не позволила ему обнаружить Халька.
- Ты... правда особенный, да? - тихо спросила девчушка. Уходить очень не хотелось, но... да, Хальк ей чем-то нравился. Наверное тем, что казался таким несчастным... Или таким непонятным. - Я пойду. Ты... ты не убегай далеко, если что. Я ещё поговорить хочу.
- Да какой я особенный… - в груди неприятно шевельнулся холодок, будто тот, кто затаился внутри осторожно натянул ниточки – особенный, особенный../ - Ты иди, пожалуйста.. А то если твой папа сюда поднимется, я совсем никуда не убегу. И неизвестно тогда, куда меня отправит этот… страшный.

Он проводил упорхнувшую девочку взглядом, в котором серым и матовым читалась опаска. Слишком близко. Никого нельзя подпускать слишком близко. Особенно самого себя - ту часть, которая называется куклой.
Резко пригнувшись на четвереньки, он в считанные секунды вскарабкался по косому скату крыши, и перегнулся через карниз. Напряженные до белых костяшек пальцы вцепились в доски, удерживая тело с противоестественной силой - впрочем, по сравнению с испытанной болью, эта была совсем незаметной.
Отсюда можно было, свесившись, заглянуть в окно. Он боялся раскрыться - тот, высокий и страшный, все еще должен быть внутри - но если ему повезет, и ставня будет открыта, то можно будет расслышать разговор...

- Пап, ну чего тебе?
- Тот господин хотел бы поговорить с Хальком. Ты можешь уговорить его спуститься?
- Не могу. Нет его там!
- Джезза... не ври мне, а? - Ганс попытался подмигнуть, но вышло плохо, неискренне. - Он там. У тебя на крыше. Может уже на крыше самой гостиницы. Куда ты его дела?
- Никуда я его не девала! Нет его! нет!
- Тогда я пойду проверить...
- Не надо. Паап, ну поверь мне!
- Почему? Можешь привести его или нет?
- Нет. Его там нет.
- Тогда я полез проверять...
Надувшись, Джезза смотрела, как Ганс сам взбирается наверх. Конечно, крыша вряд ли выдержала бы старого трактирщика, но заглянуть туда он вполне мог бы.
Протяжный скрип. Хлипкая лестница вздрагивала под тяжестью Ганса, откликаясь на каждое его движение болезненным стоном. Хальк встал в полный рост – прятаться больше не имело смысла. Внизу колыхались мягкие зеленые волны – ветер, играя, раскачивал верхушки трав.
Мальчик замер, примеряясь, как половчее спрыгнуть и не ободрать коленей…

Не медлить. Не дать загнать себя в ловушку, схватить как зайца за длинные, просвечивающие розовым уши. Всего один прыжок – послушная кукла сделает все правильно, нужно лишь немного подтолкнуть, направить. Помочь.

Резкий толчок и падение – полет! – вниз. На миг Хальку показалось, что у него выросли крылья. Нет, он не парил, как птица, раскинув руки, но его тело, рассекающее воздух, казалось почти невесомым. Он приземлился мягко, на пружинящие ноги, готовый тут же сорваться, нестись прочь, превозмогая усталость и боль – столько, сколько потребуется.
Распахнутое окно хлопало на ветру занавесками – им тоже хотелось стать крыльями. Хальк оглянулся, прощаясь, замешкался. Все-таки там, за этими окнами, ему было тепло и уютно. Там он почти поверил, что у него тоже может быть дом. Это как игра – все знают, что так не бывает, но молчат, чтобы не портить удовольствие. Это было не взаправду. Но все же что-то вздрагивало внутри при мысли, что игра закончилось.

Не медлить!

Халька обожгло, будто ударом кнута, и тело, покорное воле нового хозяина, сорвалось с места.
- Ты куда ещё?! Хальк! Хальберг! Куда ты несёшься? - изнутри слышались вопли Ганса, пронзительно закричала Джезза, донесся топот и громкие шаги. Кажется, во двор выбежал ещё кто-то, громко заскрипела дверь...
- Ловите его скорее! Он же пропадёт один, сгинет - хоть даже и в Кайленте! - раскатисто кричал, то и дело кряхтя, Ганс, выбегая вслед, весь в соломе - видно старик-таки споткнулся. - Дай стой же ты, заполошный, куда тебя несёт?!
Но догнать мальчишку, да ещё и такого дичка... Голос Ганса пропадал за спиной, как и Джезза, и теплота домашнего очага, и постояльцы... и страшный мужчина с непонятным тревожащим взглядом.

Сообщение отредактировал Woozzle - 23-05-2009, 0:23

[Orin >>>]

Сбежал! Чертов маленький гаденыш! Ничерта нельзя никому поручить! Все начинает идти через то место, на котором люди обычно сидят. Да и сам хорош. Решил в чуткость поиграть. Вот и доигрался. Надо было еще в зале мальчишку прижать. Оказался бы обычным бездомным шкетом – получил бы пару монет, да и свободен. А теперь считать его «обычным»…
Айвор пребывал в легком состоянии ярости граничащей с бешенством. Его провели как мальчишку. И он упустил один из, возможно, важнейших ключей. Выпрыгивать в окно, и гнаться за шкетом задавшим стрекача, было не самой разумной идеей, но поторапливаться стоило. Благо, вещи Айвор еще не разбирал. Однако, учитывая, куда понесся малец, надо было уделить время на подготовку, чтобы не оказаться, как говаривали мечники, с голым задом против роты лучников.
Из мешка были быстро извлечены баночка для чернил, каллиграфическая кисточка и бинт.
Слегка поморщившись, Айвор провел лезвием меча по ладони, затем подождал, пока его кровь в чернильнице не растворила чернила. Быстро перевязав руку, наказующий взял кисточку. Размешав полученную из крови и чернил субстанцию, Айвор начал выверенными движениями наносить узор на лезвие клинка. Через пару минут на лезвии получилось три знака, чем-то похожие на руны.
Плавно изогнутый, текучий Ирт – знак Очищения.
Аст, чьи линии, казалось, живут своей жизнью- знак Изгнания.
И Кат, состоящий и нескольких коротких, рубленых линий. – Знак Разрушения.
После того, как Айвор стер чернила с клинка, знаки не исчезли, а как будь-то вплавились в его сталь. Теперь, лезвие клинка было опасно не только для живых, но и для нематериальных сущностей…
Завершив приготовления, Айвор убрал вещи в мешок, и спустившись вниз положил на стойку таверны несколько монет платы, и направился к выходу. Кайлентор ждал…

[Черон >>>]

Невротический дуэт на пути в места принудительного содержания.

Жизнь похожа на змею. Огромную ядовитую гадюку, что свернулась кольцом, вцепившись зубами в собственный хвост. И он, Хальк, бежит по ее черной гладкой спине, бежит, спотыкаясь и оскальзываясь, каждую минуту боясь сорваться. От хвоста к треугольной зубастой голове, раз за разом, по кругу без конца и начала.
Он еще помнит, как хлестали вчера ветви по лицу, рассекая кожу, как пойманной птицей бился за пазухой ветер и клевал в грудь, силясь вырваться, как ноги несли вперед сами, не выбирая направления, повинуясь одному извечному инстинкту бродяги – спастись. Спастись, во что бы то ни стало. Как неясной дымкой маячил где-то впереди пугающий Кайлент, звал, обещал укрыть от погони мягким крылом – и укрыл-таки, не обманул.
Все повторяется. Будто и не было этого мучительного дня в туманах, и изнуряющей дороги, и ночи на полу тесной кладовой. И теплой руки, что поддерживала, не давая упасть – тоже не было.
Он снова бежит – неуклюжим волком-подростком, выгнанным из норы загонщиками. Огрызается, путает следы, но нюх – единственное верное оружие маленького хищника – говорит, что нет иных путей. Капкан ждет и серой шкуре не избежать острых зубьев.

...гниль изнутри.
Вторая сущность, искусно обвивая глухими струнами души позвоночник, заходилась в безмолвном крике. Как змея, жадно грызущая свой хвост в припадке насыщения, она стремилась туда, где властно шептали струи гнилого тумана - и в ужасе цеплялась за каждый подвернувшийся корень, ствол дерева, травинку - лишь бы остановить это неминуемое движение.
Рождение обратно.
И вопящего младенца вталкивают во чрево, спешно застегивая живот на грубые стежки.
Снова забыть, как дурной сон, полузабытое ощущение тепла. Забыть людей, их пульсирующие голоса, которые были пищей, которую дух неожиданно обнаружил среди голых камней.
Снова.
Снова вечная бессонница, снова иссушающий голод, снова утратить себя, замерзнуть, погрузившись в явь, неотличимую от сна.
И видеть сны...
Он хотел остановить перепуганного мальчика-куклу, ударить когтями по нитям марионетки - и не мог.
Должно быть, потому, что пальцы куклы были его пальцами.

Цепляется рваный башмак за корни, хищными пальцами тянущиеся из земли, летит кудлатый мальчишка, в кровь разбивая и без того ободранное лицо. Ничего. Сегодня – не смертельно. Погоня еще не наступает на пятки, но Хальк чует – где-то вдали охотник уже вышел на след. Кто-то выбирает рассудком, кто-то – сердцем, Хальк же всегда – из двух зол. Хальк выбирает желанием жить - сжавшимся, пульсирующим комком в желудке и ногами, несущими подальше от опасности. А это значит…
Он поднимается – медленно, тяжело; утирает лицо – и ладонь становится красной. Кровь. Должно быть, у того, с холодными внимательными глазами, у того, кто объявил себя охотником в этой игре, точь-в-точь такая же кровь – густая, горячая, алая… Мысль обрывается перетянутой нитью.

...дрожь порванного звука: охотник.
О, нет, его кровь – не горячая, его глаза застыли рыбьими чешуинами, и соки его тела такие же холодные, склизкие, тяжелые – словно ртуть. Необъяснимо, но он даже чувствует некое подобие родства с человеком, который идет по его следу – идет, чтобы убивать и не быть убитым. Мертвый, высушенный до костей... кукла, живая кукла, которой тоже вертит безликий кукловод, пустивший корни в тело.
Сородич.
Возможно ли спастись?! – колотится сердце. Укроют ли мертвые туманы, сейчас кажущиеся ближе и роднее, чем кожа сросшейся с кукловодом марионетки? Смогут ли закружить безумца в своих снах, опрокинуть против себя самого, заставить блуждать, не находя выхода?.. Смогут ли убить то, что и так мертво изнутри?
Сможем! – лающе смеется воронье. Сможем, подхватывает ветер, кружа клочья серой вуали перед глазами, услужливо застилая дорогу и затирая следы. Все, что угодно, дитя. Любую волю – в прах, любую силу – в бессилие, любую жизнь...
Сможем.
Укроем.
Убьем.
...только в глазах оскальзывающегося мальчика – по-прежнему страх.
Еще больший, чем перед преследователем.

Он уже не бежит. Нет сил - легкие горят изнутри, судорожно впитывают вязкий воздух, что мальчишка с хрипом проталкивает вовнутрь. Колючий кустарник под пальцами – ненадежная опора, болью отрезвляющая сознание. Словно удар хлыста обжигает понимание, что ждет впереди. Снова. Снова липкий, безжалостный холод, снова муть перед глазами, снова страх и безысходность, вырвавшаяся из берегов, затопившая собой все.
Эй ты, тот, что сидит внутри, неужели тебе так хочется туда, назад?! А мне плевать!
Резким, быстрым рывком – главное, не думать о том, кто идет следом - Хальк разворачивается назад.

...нет!..
Жилы прорастают льдом, обессиленные руки повисают плетьми – ему с трудом удается это, потому что мальчик – больше не кукла, а едва ли не большее, чем он сам... И приходится вонзать шипы не в чужое, равнодушное тело, а в собственное – чувствуя впервые ту безжалостную боль, которую дух без раздумий причиняет телу.
Но иначе – нельзя, никак, невозможно!.. Глупое, непослушное тело, он же убьет тебя насовсем – разделит две половинки сросшейся души по самолично выбранному крою, а потом, для надежности, еще раз, еще и еще, пока не останутся одни только клочья...
Бежать!
И – словно горло захлестнуло невидимой удавкой – Халька неудержимо сбивает с ног, волоча в сторону знакомого холода.

Нутро разрывается, скручивает мучительной судорогой – как спорить с тем, кто внутри, кто неизмеримо сильнее, кто одним лишь движением перекраивает твои мысли, твои чувства? С тем, кто сминает твою волю, будто хрупкую бумажную фигурку в пудовом кулаке.
Хальк ползет, отчаянно цепляясь за вздыбившееся корни – не в силах понять, какая часть двигается вперед, а какая – пытается прекратить движение. Он еще бьется – глупая, обессилевшая муха, не видящая перед собой стекла, он еще надеется освободиться, доказать самому себе, что в силах противиться этой силе, тянущей его, как пса на поводке, но тело – дюйм за дюймом продвигается вперед. Туда, где за кривыми черными деревьями уже проступает белое колышущееся марево.

...так. Тебя прогнали оттуда дважды, затравили собаками – сначала сворой безмозглых пустобрехов, затем послали по твою душу гончую, обученную перегрызать горло.
Ты ведь не сделал ничего плохого!..
После этого – все еще цепляться за тот мир? За людей, которые видели в тебе врага?
...но та девочка?
И тот охотник.
Туманы, по крайней мере, не умеют предавать.
Они вообще ничего не умеют. Только…

Они вообще ничего не умеют – кричит Хальк, повторяя мысль, что пришла изнутри – чужую мысль. Кричит, будто хочет убедить, но срывается, заходится кашлем, царапает ногтями горло, силясь выскрести застрявшие в нем слова. Ничего – только убивать. Блеклый шепот – таким и себя-то не убедить, не то что другого. Только вытягивать жизнь, выпивать – до капли, выжимая сердце, как прогнившую тряпку. Пересохшие, в кровавые клочья искусанные губы слабо шевелятся, но ветер не срывает с них ни звука. Впрочем, тот услышит и так. Услышит – но вот поймет ли?..

...пусть так!
Пусть существование на грани жизни, пусть судороги голодной души, пусть!.. Ледяное, мерзлое, не оставляющее надежды - но все-таки знакомое, и все-таки он будет жить.
И мальчик, которого больше не удерживают нити кукловода (сменившись куда более страшной и крепкой привязью) тоже будет жить.
Но если остановишься, запнешься, повернешь назад - умрешь.

Хальк не верит. Не верит, что там, в высасывающем душу промозглом тумане, можно жить, что это можно называть жизнью. Стать такой же тенью, как тот, что внутри - вечно голодной, вечно одинокой, вечно ждущей кого-то – и тут же теряющей найденное в клочьях липкого морока… Разве это не хуже всего? Страх затопляет душу, плещется в глаза, солеными каплями падает с ресниц.
Но больше нет сил спорить. Биться, вгрызаться в перевитую канатами корней землю, кричать - бороться за право самому решать, где и как умереть.
Одеревеневшее тело покорно, безвольно движется к зыбкой границе. Боль, ставшая уже привычной, прошивает мышцы, но даже в ней есть что-то механическое - так, должно быть, болит сжатая до предела пружина, навеки лишенная возможности распрямиться, выстрелить, дребезжа выплескивая свою боль.

...и холодные пальцы Того, кто внутри, почти не чувствуются, когда на плечи ложатся липкие объятия тумана.
Добро пожаловать домой, дитя.