Karasu no douwa, Сказки ворона

[Далара >>>]

Темной летней ночью молодая луна серебрила верхушки деревьев, не заглядывая в подложку нетронутого человеком леса. Вдалеке изредка ухали совы. Юный волк, еще подросток, неторопливо вышел к поляне и оглядел одинокое жилище. Принюхался, чихнул и, с отвращением мазнув лапой по морде, потрусил прочь.
Запах гари, смутный поначалу, перерос в удушающий и едкий смрад. Длинный острый нос проснулся первым, вобрал в себя запахи, разделил их: горит дерево, тлеет бамбук, занялась бумага с привкусом туши. Бумага! Свитки! Горят, горят драгоценные свитки!
Обладатель носа взметнулся с постели. Воды на них. Одно ведро... мало! Сухопарый босой старик, точь-в-точь отощавший ворон, выметнулся наружу из одинокой хижины. Остановился на границе леса. Сплел пальцы и склонил голову, забормотал едва слышно. Да, воды. Много. Пусть льются потоки.
По траве зашуршал дождь. Хруст – занялась солома на крыше. Отчаянный вой быка в стойле. Распахнулась дверь, сама собой расплелась привязь, и животное с дико выпученными глазами вырвалось на свободу.
Горит! Столько полезных вещей – все в огне! Какая жалость, какая боль!
Дождь оборачивается сплошным непроницаемым ливнем. Огонь строптиво пытается подняться, но опадает. Тянется жаркими лепестками вверх и бессильно стелется по земле. Пригибается, стремится к выживанию, но затухает, тяжко вздыхает под обугленными досками пола и умолкает наконец.
Ливень стих так резко, будто перекрыли воду. Обугленная хижина зияла прорехами в крыше и черными костьми остова. Старик, чьими длинными седыми прядями играл ветер, заглянул внутрь. Мальчишка. Где мальчишка? Оглянулся - не видно, хоть темнота его взгляду не помеха. Потянул острым носом – запаха горелого мяса не слышно. Опустился на колени, узкими морщинистыми пальцами разгреб кучу пепла и опаленных обрывков там, где раньше была кладовая со свитками. Столько всего погибло... Ох. И ни следа тела, никаких останков. Старик поднял холодный знающий взгляд круглых глаз к луне и по-змеиному улыбнулся.
- Ты думаешь убежать, маленький Хаяши? Ты надеешься убежать от меня?

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-01-2009, 14:37

[Bishop >>>]

За несколько часов до тех событий...

Целых пять свитков? Да он до послезавтрашнего утра не закончит! Уснет над вторым... нет-нет, еще над первым... если не прикорнет во дворе у повозки, положив голову на какой-нибудь сверток из поклажи. Которую надо выгрузить и перенести в комнату. Ой! Забыл про воду для чая! Оправдывая прозвище, Хаяши помчался вокруг дома, чтобы раздуть угли в жаровне и подвесить над ними небольшой бронзовый чайник, украшенный рисунком - веткой сливы - до того, как учитель поменяет одежду и усядется у хибати почитать перед сном. Как назло, огонь разжигаться не хотел, кремень норовил выскользнуть из пальцев и лягушкой ускакать в щель между досками.
- On chi ri chi ba… ой... i ba ro tay da yo, то есть tay ya!
Да что ж это делается? Мало ему сегодняшних бед, и без того учитель пообещал наказание таким голосом, что стало ясно – трепкой не отделается, будет что-нибудь хуже. Несколько раз уже было такое хуже, повторять не хотелось. Хаяши надкусил безымянный палец, сплюнул кровь в жаровню, поднес к углям ладони с растопыренными пальцами, только указательные и большие соединялись:
- Yake useru!*
Хаяши вытер со лба пот, сунул в рот обожженные пальцы. Из всех стихий с огнем он управлялся хуже всего. Кажется, получилось. Хотя осталось смутное ощущение, что он опять что-то сделал не так. Услышав поскрипывание половиц и шаги учителя, чиго выскользнул наружу. Он принял решение, осталось дождаться, когда учитель отправится спать.

Пальцы разжались, выпустили кисточку, и свиток украсился длинной размашистой линией. Хаяши вздрогнул и проснулся, протер кулаком слипающиеся глаза. Пятно света от тусклого фонаря из желтого превратилось почти в оранжевое; жмот-учитель опять поскупился на масло, а может, абура-акаго* пробрался в дом, несмотря на защитные заклинания, в поисках еды. Спросонья мальчишка попытался стереть не просохшую тушь пальцем, в результате - оставил на бумаге жирное уродливое пятно. Ой-ёй... придется все начинать сначала... Хаяши вспомнил об отложенном на утро наказании, погрустнел. Таким голосом хозяин говорит редко, а значит, не просто стукнет по уху, порки не избежать, это точно, или запрут без еды, или еще что-нибудь похуже. Да и за испорченный свиток придется отвечать дополнительно.
Чиго встряхнул ладонью, капли крови с прокушенного пальца разлетелись веером по циновке. Хаяши облизнул пальцы, вытер их о короткие драные штаны. Прислушался. Вроде бы – все стихло, только из комнаты учителя доносится легкое похрапывание. Вот старый дурень, уснул прямо у жаровни, клевал, видать носом над чтением, вот и сморило. Ну... или сейчас, или никогда. Иначе живым ему отсюда ни за что не выбраться.
Хаяши собрал разложенные свитки, а подумав, добавил к ним и другие, что хранились на полках. Брал те, что ценнее, чиго отлично знал, что где лежит, сам же их и раскладывал, приносил учителю по первому требованию, переводил и переписывал. Некоторые даже знал наизусть – столько раз переделывал, если хозяину что не нравилось. Получилась целая охапка. Удерживая их одной рукой, Хаяши второй, свободной, стал расправлять платок-фуросики. Один свиток все же выскользнул, укатился... Чиго замер на одной ноге. Нет, все спокойно, учитель только всхрапнул и опять засопел. Пока завязывал все в узел, заметил небольшой сверток из плотной грубой ткани, перевязан красным шнурком, под который засунута бумажка с охранным заклинанием. С замирающим сердцем мальчик-чиго дотронулся до запретного предмета, зажмурился, ожидая или демонов-стражей, или огненного дождя на свою бедовую голову, или молнии. Когда ничего не случилось, приоткрыл глаза, а затем развернул дорогую, затканную красивым узором материю. Резной амулет из молочно-белого нефрита, казалось, светился изнутри в полутьме. Тигр на нем оскалил клыки, в круглых выпуклых глазах отражались крохотные огоньки лампы. Хаяши сглотнул – в горле пересохло от такой красоты. Завернул опять вещицу в ткань, снова завязал шнурок, а для верности – добавил заклинание от себя. И сунул амулет за пазуху.
Половица в коридоре под ногами заскрипела пронзительно. Хаяши превратился в каменное изваяние. Если учитель поймает его сейчас, наверняка убьет, и утра ждать не станет. Но тот спал.
Во дворе было прохладно, белесый жгут тумана в лощине – это просто завтра будет хорошая погода или хари-онаго распустила свои ловчие волосы. Хаяши зажал себе рот ладонью, только бы не рассмеяться в ответ, иначе пустится в погоню и задушит. Говорят, молодые мужчины и мальчики – ее излюбленная добыча. Нет, не к добру он видел лошадиную голову на дереве, не к добру. Даже мороз по коже...
Хаяши оглянулся на дом, где прожил столько лет, попытался найти хорошие слова, но не вспомнил ни одного.
- Да сгори оно все огнем! – выкрикнул он и со всех ног побежал прочь.

---
* Почти правильно прочитанная на санскрите мантра для повелевания стихиями.
* yake useru - "гори дотла!"
*абура-акаго – досл.: «масляное дитя», призрак в виде летающего ребенка, который выпивает масло из ламп; им становится тот, кто при жизни воровал масло.

[Далара >>>]

Совсем другие края

На берегу, там, где начинается водяная пустота, уходящая куда-то за горизонт, то и дело встречаются громадные пестрые валуны выше человеческого роста. Они разбросаны там и сям, словно позабытые детьми игрушки. На одном из камней, неведомо как туда забравшись, восседала юная девушка. Сложив руки кольцом вокруг коленей, она хмурилась на море, отвечавшее тем же. Девушка елозила и кусала губы, словно могла думать только во время движения; волны так же беспокойно тыкались носами-бурунчиками в подножие камня.
Мысль, занимавшая девушку, была проста: давно пора замуж. Конечно, уже пятнадцать скоро. Но не за кузнеца же! Ну и что, если она ему нравится, и он уже ходил свататься, даже обещал в следующий раз прийти со свахами, честь по чести? Не хочет она за кузнеца. И не пойдет! Он грубый, страшный и вообще... А родители никак не хотят понять, особенно это «вообще». Отец уже начал терять терпение, грозился выдать замуж насильно. И что тогда делать?
Девушка надула губы, чиркнула подобранной в лесу веточкой по камню. Что тогда? Топиться и все. Внизу плеснулась вода, то ли приглашая, то ли предостерегая. Топиться не хотелось. Вот если бы пришел кто-нибудь молодой-красивый-сильный... как в сказках, что мамка рассказывает на ночь. Девушка подняла мечтательный взгляд на облака, вдруг подскажут, где такого искать. Не подсказали. Только чайка пролетела на север. Миеликки пожевала губами, еще поводила веточкой. Остается самой его искать. Вот прямо сейчас и пойти – чего откладывать-то?
Вскочила, подхватила подол, тощими босыми ногами протопала по камню и сверзилась в воду. Зашлепала к берегу, задирая подол простой домотканной рубахи чуть не до пояса. Выбивающиеся из косы пряди зло сдувала с лица. Чайка крикнула вслед, засмеялась, что ли? Ловкие пальцы выудили со дна камешек, бросок... эх, чуть-чуть не попала.
Дома была мать, кормила кур во дворе. Братья еще с утра ушли на рыбалку, сестра увязалась с ними, а отец уж дня три как отправился в село продавать ткани, сотканные всей женской частью семьи. Не желая попадаться матери на глаза – опять пристанет, где Миеликки гуляет, лучше бы пол в избе подмела – девчушка протиснулась в собачий лаз под забором. К мокрым пятнам на рубахе добавились пятна грязные. Неважно, все равно в таком виде нельзя ловить женихов, надобно переодеться. Да так, чтобы мать не поймала, не пустит ведь. Шустрым котенком девушка шмыгнула в дом, по дороге шикнув на пса, чтобы не поднял радостный лай.

[SonGoku >>>]

В сундуке Миеликки нашла рубашку почище, натянула. Заглянула в медное зеркало и призадумалась, опять кусая губы. Не то. Надо что-нибудь этакое, чтобы сразить на повал, и жених тут же согласился бы стать мужем. В своих и сестриных, бывших своих, рубахах ничего подходящего не нашлось. Тогда девушка нырнула в материнский. Тоже простые рубахи, пояс – ничего, но не сразит, это точно. О! А это что такое? Ух ты, красотища какая... Праздничный наряд матушки. Девчонка сей момент нырнула в наряд, чуть не запуталась, куда руки, куда голову, но разобралась. Глянулась в зеркало – красавица писаная. Еще бы волосы лежали в косе, а не топорщились из нее в разные стороны. Где там гребень? Обвязать голову вышитой лентой, да пониже, чтобы часть лба захватывала. Осталась обувка. Нет, за сапожки мамка убьет на месте. Придется босиком, зато так удобнее, ноги землю чувствуют, а в обуви словно их связали-спеленали.
Выбраться из дома оказалось гораздо труднее, чем туда забраться – через лаз нельзя, одежку попачкаешь, а матушка по всему саду бродит, цыпленка потерянного ищет. Шорох в траве, тихий, едва слышный писк. Цыпленок желтенький сидит в траве и жалобно так хнычет. Руки сами потянулись его взять и отнести матери, да тут же и отдернулись. Мать же в погребе запрет за покраденный наряд. В ногу ткнулась морда пса, Миеликки схватила цыпленка, сунула его собаке под нос:
- Миленький, отведи его к матушке. Мне уйти надо, понимаешь?
Пес задумчиво посмотрел на маленькую хозяйку, на птенца, сжавшегося в комочек, и тихонько гавкнул. Миеликки выпустила малютку, и тот чуть не запрыгнул обратно в траву, но пес лапой преградил ему путь и погнал к старшей хозяйке. Пока мать охала над цыпленком, девчушка проскочила в калитку и была такова.

Наряд есть, теперь не хватает лишь одного – самого важного в женской красоте. А добывается оно известно где, в лесу. Обойдя деревню по задам, Миеликки украдкой огляделась и спрыснула в рощу, за которой начинался уже настоящий лес. Пошла по тропе, оглядывая деревья. Береза – спасибо, нам не то надо; елки разлапились – и вы сейчас не годны. Дуб! Дуб-то дуб, да не тот. Снова не тот. Вот, может, этот? Ох нет, прости дядюшка-дуб, не трону тебя. Ну где же?.. Ага!
Подпрыгнув до нижней ветки, девчонка вскарабкалась на нее, упираясь в ствол попеременно пятками и пальцами ног. Забравшись, мгновение сидела, оглядываясь, затем поползла по ветке вперед туда, где торчали веточки и сучки поменьше. Цепкими, привыкшими к работе, пальцами она перебирала сучки, иногда гладила их, иногда лишь мельком касалась. Наконец, обнаружено требуемое. Промурлыкав извинения и просьбу, Миеликки срезала толстый сучок и, держа его в зубах, по-беличьи заторопилась вниз. Поддернув подол, чтобы не запачкался, села прямо на землю, оперлась спиной о ствол и принялась очищать сучок от коры да вырезать из него две неширокие пластины в ладонь длиной.

(помогаю класть пост)

[Далара >>>]

Времени девчонка не наблюдала, и за работой ей показалось, что оно проскочило стремглав, будто заяц. Наконец все было готово. Глянув на себя в пруд со стоячей водой, Миеликки удовлетворенно хмыкнула и пошла искать предмет охоты. Следовало поторопиться, после заката придется вернуться домой. Как назло, добыча отыскиваться не желала, упорно избегая охотницу. Проще было бы изловить куропатку, но ведь Миеликки ловила не обед.
Уныло опустив руки, девушка брела по лесу, ногами раскидывая еловые шишки, когда удача повернулась к ней лицом. За березовыми стволами мелькнуло что-то черное, большое. Сначала девчушка испугалась, не медведь ли. Вдруг она забрела в его владения без разрешения, и он решил наказать дерзкую? Но нет, то не медведь, то человек в черном блестящем наряде идет среди деревьев. Мужчина и, похоже, молодой. Вон как шустро идет. Миеликки издала радостный крик, и тут же зажала рот ладонями. Добычу нельзя пугать, сбежит. Надо действовать с осторожностью.
Когда человек достиг ближайшей поляны, там его ждала девушка в расшитой рубахе, стоящая к нему спиной, грустно прижавшись головой к березовому стволу. Мужчина остановился в нерешительности, не зная, что делать с таким видением посреди леса. То ли спасать, то ли читать заклинание, чтобы сгинула. Миеликки надоело ждать, и она обернулась. Увидела привлекательное, хоть и странное до ужаса, молодое лицо со стремительно расширяющимися глазами и перекашивающимся ртом. Оглянулась. Волков нет, медведей тоже, даже лосей не видно. Чего ж он так испугался? Эй, ты куда?! Ну стой, я же тебя только поймала, а ты уже бежать!
Неудачливая охотница подхватила подол и ринулась вслед за черным нарядом, только босые пятки замелькали. Мужчина оказался хорошим бегуном, но Миеликки бегать тоже умела, а потому расстояние между ними хоть и не сокращалось, но и не увеличивалось. Пробежали сквозь лес, на луг, к большим земляным курганам, поросшим травой. Мужчина нырнул за курган... да нет, внутрь кургана. Девчонка притормозила в удивлении, но тут же бросилась следом.
Головокружение, падение, полет, земляные стены. И черный наряд, стремительно удаляющийся. Боясь глянуть по сторонам, Миеликки опять погналась за ним. Сбоку что-то мелькало, какие-то цветные пятна, звуки, запахи, ощущения, но она видела только черную фигуру впереди. Земляной пол сменился каменным, полутьма – светом дня, потом опять тьма, черный наряд приблизился и осветился огнем. Она бежала, бежала, и вдруг поняла, что больше не видит его. Позади темная прореха пещеры, по бокам два желтых валуна, каких и не бывает, а впереди залитая вечерним солнцем трава и щебетанье птиц. Оглядываясь во все стороны сразу, девушка осторожно вышла на свет. Все не так, все странное: трава другая, птицы не те, деревья шумят по-иному, и даже холм не холм, а... ой, вот это всем холмам холм, откуда такой взялся-то? Пришлось задрать голову, чтобы увидать вершину. Зато ноги нащупали тропинку, по которой Миеликки и пошла вниз. Добралась до потока, попрыгала с камня на камень, не допрыгнула, сверзилась в воду, взметнув тучу брызг. Кое-как выкарабкалась на берег, и вот тут-то и разрыдалась.

[Bishop >>>]

Ему приснилось, как деревенская ребятня играет с зайцем. Хаяши тоже позволили погладить зверушку, хотя обычно его сторонились. И - перешептывались за спиной, когда Тошимару посылал своего ученика отнести приготовленные на заказ снадобья или купить съестных припасов на неделю. Уши зайца были длинные и мягкие, а носик - розовый и дрожащий.
В сон прокрался – нет, ворвался, будто вороний карк, - надреснутый голос: Хаяши, завари чай! Хаяши, куда подевалась кисть? Хаяши, сбегай к господину Амагаве, передай, что предсказания на свадьбу его старшей дочери уже составлены! Хаяши, отнеси госпоже о-Тами лекарство и не забудь передать, что принимать надо на голодный желудок, а не после еды... Мальчишка заворочался на влажных прохладных камнях. Он так долго бежал – не оглядываясь, со всех ног, мимо черных корявых деревьев, мимо болота и нескольких могильных камней у развилки дороги, - что не помнил, как очутился в небольшой сырой пещере за водопадом. А когда приоткрыл глаза, то не сразу сообразил, почему под головой скользкий от влаги и плесени валун, почему одежда сырая, а все тело ломит, не разогнуться... Может, это и есть обещанное наказание? А что это шумит?
Хаяши протер кулаком глаза и понял, что лежит, свернувшись в клубок, обнимая драгоценный сверток с украденными свитками. Надо бы выбираться отсюда, пока не зарос мхом по макушку...
Сунул руку в сверток, пошарил там – нет, все сухое. Кажется. Потом проверил, на месте ли амулет. На месте. И флейту не потерял, а вот соломенные вараджи теперь можно выбрасывать. Собрав все нехитрое имущество в охапку, беглец вылез наружу – почти вылез. Нога соскользнула, он кубарем скатился в озеро, куда обрушивался водопад.

[Далара >>>]

Ревела Миеликки недолго, побоялась, как бы не выплакать все глаза. Солнце сместилось к закату, а вокруг так ничего и не изменилось: щебетали незнакомые птицы, по-прежнему ластилась к камням слишком крутого склона непривычно яркая трава, звенела нескончаемая песенка бегущей воды. Совершенно точно слезы ничему не помогали, значит, и смысла реветь никакого. Размазав по щекам остатки соленой влаги, девчонка встала на колени, стиснув зубы, умыла лицо сводящей пальцы ледяной водой. Нащупала висящую на шее металлическую бляху с цветами да птицами, обхватила ее пальцами, шепнула пожелание. Любопытная пичужка скакнула на землю, стала таращить глазенки.
- Птичка, птичка, покажи мне дом, - попросила беловолосая.
Сине-белая птаха внимательно осмотрела человека, открыла клюв, чирикнула и вспорхнула, не пропадая из виду. Девчонка стремглав кинулась за ней. На этот раз даже в воду не сверзилась, хоть и неслась по камням без разбору. Соскочила на берег, зашуршала высокой травой.
Бег меж деревьями закончился неожиданно – земля-земля под ногами, и вдруг ничего. И грохот в голове, ни на что не похожий. Девчушка не сумела вовремя остановиться, и приземлилась на четвереньки под обрывом. Да какой там обрыв – валун, на котором она утром сидела, и то выше был. Но коленку все-таки оцарапала. И, кажется, потеряла слух. Прочистила уши, но не помогло.
Плеск, мельтешение в озере. Миеликки присмотрелась и поняла: человек! И его надо спасать, а то она снова останется одна одинешенька. Нет уж! Как была, в нарядной рубахе, кинулась к воде, сделала полшага от берега и вдруг не обнаружила под собой дна. Мгновение паники, зеленые блики солнца над головой, и девчонка вынырнула, отплевываясь и фыркая. Вода будто зимой в проруби.
- Заморозить хотите?! А ведь подавитесь!
Отец всегда говорил: если стало слишком трудно, разозлись и сделай. Сейчас злость на обманчиво теплое с виду озерцо пришла сама, и стараться не надо было.
За почти утопленником пришлось нырять – он уже перестал барахтаться и покорно опускался на далекое дно. Миеликки вытащила безвольное тело на поверхность, потом дотянула до берега. Оглядела, сидя на корточках, выложенный на травку «улов». Вроде человек, только очень маленький, темный, черноволосый и замотанный в тряпки, какими и полы в избе мыть не станешь. Ткнула пальцем в щеку, проверить, а настоящий ли.

[Bishop >>>]

Выловленному из воды парнишке на первый взгляд не стукнуло и десяти зим, только не было детской округлости; слишком жилистый, слишком сильный для своего возраста, по-деревенски крупные руки. Он лежал, будто мертвый, с закрытыми глазами, слипшиеся мокрые волосы залепили ему глаза. Потом неподвижное тело выгнул спазм, мальчишка закашлялся, перекатился на один бок, изо рта и носа у него текла вода. Не успел он прийти в себя, как на четвереньках из последних сил подобрался к заветному свертку, подцепил обкусанными ногтями мокрый узел. А затем поднял голову поднял голову - и так и застыл на четвереньках с разинутым ртом и округлившимися глазами.
- Namanari... – обреченно прошептал он. – Koko ni wasureteita ka nanimono? Anata no danna dewa arimasen!*
Ой, ну и страшное же у него лицо... Перекошенное все, злобно оскаленное, цвета непонятного. Урод какой-то. Еще и лопочет что-то, ничего не понять, только шипение слышно. А вдруг это змеи, перекинувшиеся в людей, а она наткнулась на их логово? Миеликки застыла, напряглась.
- Не тронь меня! – крикнула. – Не тронешь, не обижу.
Недоутопленник зажал пальцами уши, сморщился, но все-таки начертил в воздухе что-то похожее на защитный знак. Миеликки исчезать отказалась.
- Naze hinaka ni samayou imasu ka? Anata no toki dewa nai! Gahayaika nezumitoki koi! Ora e nai!!!**

_________
*Наманари... Что здесь забыла? Нет тут твоего мужа...
**Ты почему бродишь среди дня? Твое время – час Крысы! Вот в него и являйся! И не ко мне!

(Далара mo)

[SonGoku >>>]

А таинственный незнакомец, с преследования которого началось путешествие юной северянки, все еще шнырял по кустам, пребывая в неведении о неожиданных «попутчиках». Он как будто стал ниже ростом и теперь напоминал гриб на толстой ножке и с широкой обтрепанной по краям шляпкой. Время от времени он останавливался и крутил острым носом, как будто что-то вынюхивал в подлеске; тогда из-под шляпы доносилось сосредоточенное и деловитое сопение. При беглом взгляде могло показаться, что из-под выцветших, но некогда зеленых, будто летняя трава, штанов высовывался кончик пушистого хвоста.
- Koi-koi-koi... – вздохнул странный путник и уселся на корточки.
Из вместительной холщовой сумки, с какой в путь отправляются обычно монахи, он последовательно достал: связку сухих грибов, две айвы, завернутые в зеленые листья сладкие пирожки (один надкусан) и узелок-фуросики в желто-фиолетовую клетку. Фуросики был расправлен на земле и со всеми предосторожностями путник взял три ростка, которые хранил в узелке. Он умело выкопал ямку и, посадив растеньица, огородил место веточками. Затем утоптал землю и полил из фляжки. И на всякий случай привязал рядом обрывок красной ленточки, попросив местных лесных жителей обосноваться и прижиться новым соседям.
Когда все было сделано, он, довольный собой и перекусивший, затопал дальше по тропинке и скрылся бы из глаз... позже, если бы не споткнулся и не полетел кубарем в овражек, откуда некоторое время доносилось ойканье, недоуменный драконий взрык, металлический звяк чего-то тяжелого о камень и оханье. Напуганный внезапным переполохом вьюрок осмелился заглянуть одним глазом, раскачиваясь на тонкой веточке, в полумрак. Склон оврага кое-где был перепахан чем-то тяжелым, но никаких следов человека видно не было.
Лишь в зарослях исчезал распушенный от негодования рыже-бурый хвост.

[Даниэль >>>]

Последним, что помнил Лин, был шторм, или нечто вроде того. Волна, перевернувшая утлое суденышко, заодно угробила и небольшой улов, который мальчишка собирался приготовить себе на ужин. От лодки остались одни щепки, которые та самая волна успела разметать на многие жэнь вокруг.
Сам же китаец очутился в абсолютно неизвестном месте. Где – он и сам не знал, потому что лежал на берегу без сознания. Сколько прошло времени, никто не знал, но вокруг недвижимого тела уже начали кружить маленькие мушки, которые так и норовили присесть на гладкую кожу мальчика. Наконец, послышался стон, тело подняло голову и помотало ею из стороны в сторону. Сказать что – либо Лин было не в силах. Разлепив, наконец, веки, он увидел перед собой расплывчатые силуэты каких – то домиков, которые никак не желали приходить в нормальное состояние.
Полежав таким образом еще некоторое время, парень собрал остатки сил и, уперевшись ладонями в грязь, поднялся.

[Далара >>>]

С приходом утра стало окончательно ясно, сколь немного осталось от дома в лесу. Тошимару досадливо хмыкнул, глядя на руины. Надо было заговорить и от пожара тоже. Так вот что значило непонятное сочетание знаков, над которым он недоумевал позавчера. Оставалось лишь махнуть рукой и отправиться туда, откуда удобнее будет достать наглого мальчишку. Шаман уже мысленно перебирал, кого из духов можно послать за обнаглевшим чиго.
Без Хаяши казалось, что вокруг царит тишина. Не на кого прикрикивать, чтобы поторапливался, некому давать указания, никто не путается под ногами в самый неудобный момент. Другой колдун давно бы рвал на себе волосы и вопрошал небеса, как его угораздило взять такого неудачного неуправляемого ученика. Другой, но не Тошимару.
Резкий стук изогнутого посоха разбивал молчание леса на короткие отрезки уходящего времени. Птицы и звери приветствовали шамана, и он отвечал им взаимностью. Их общество он находил куда более приятным, чем людское.
Да, Хаяши был ребенком, капризным и непоседливым. Или – милым и непосредственным. Тошимару выбрал его не зря. Хищная тонкогубая улыбка заставила случайного зайца поспешно убраться с дороги. Колдун остановился, опираясь на толстый посох. Длинные землистого цвета космы упали на лицо. Принюхался, раздувая ноздри: мальчишка сбежал на восток. И унес драгоценный талисман. Свитки, кража амулета... нет, на этот раз всего лишь поркой он не отделается.
И тут на Тошимару беспардонно налетели и чуть не сбили с ног, вдобавок почти оглушив звонким возгласом. Изогнутый конец посоха уперся наглецу в живот, и тут-то выяснилось, что нарушитель спокойствия – девица. Тошимару пришлось задрать голову, чтобы увидеть ее лицо с оскаленными клыками. А когда увидел, тут же пробормотал заговор от демонов.
Мгновение неопределенности.
Беловолосое существо с прозрачными глазами никуда не исчезло. Живое существо, хоть таких и не водилось никогда на островах. Испуганное и изумленное существо. Смертное.
Еще мгновение, когда оно могло умереть.
Сырая неприрученная энергия, исходящая от девицы, колола пальцы, била в ноздри и резала глаза. Колдун прищурился, наклонил голову. Улыбнулся с видом гурмана перед деликатесом. Эту силу можно поглотить на месте, впитать и пользоваться потом несколько месяцев. А можно приручить...
Протяженный и непрерывный, похожий на движенья крыльев бабочки, взмах сложенных пальцев заставил девчонку отступить на шаг и что-то забормотать.
- ...-матери и во имя покровителя леса меня не трожь, - разобрал он конец фразы.
- Не бойся, не обижу, - сказал он ей.
И наблюдал, как на удивительно непропорциональном лице отражаются дикое изумление – что ее понимают, и она понимает, - затем облегчение и надежда.
- Поможешь мне вернуться домой? – спросила невероятно наивная она.
- Помогу, - пообещал он, - если захочешь, - и поднял палец, пресекая возглас, мол, конечно хочет, и прямо сейчас. – Услуга за услугу.
Закивала: согласна. Что угодно отдать согласна.
- Тогда слушайся меня.

[Bishop >>>]

Дорога неподалеку

Нога за ногу... нога за ногу – так можно дойти куда угодно. Если знать – куда. Хаяши не знал. Он бы вернулся, если бы не был уверен, что учитель не убьет его на месте. Ну, пусть даже превратит в лягушку... или в каппу... или еще во что-нибудь. Нет, хозяин так разозлился, что лучше на глаза ему не попадаться совсем. Хаяши споткнулся, покрепче прижал к груди узелок с подсохшими свитками. Может, если их подновить, их купит городской предсказатель? Можно, конечно, разобраться в письменах самому. А что? Он же грамотный, переписывал свитки по множеству раз, он...
Мальчишка уселся на обочину, крепко обхватил колени руками. Не будет он плакать.
Подумаешь – никому не нужен, голодный и растерянный. Подумаешь – откуда-то вкусно пахнет жареным мясом... совсем рядом, из-за кустов. Хаяши наскоро размазал грязь по мокрым щекам и раздвинул ветки.
Два путника – долговязый ронин с повязкой на левом глазу и пронырливый жилистый, точно высушенные солнцем корни, носильщик - устроились на обед, но мальчишка их почти не видел, смотрел только на плоский камень и дымящиеся куски мяса на нем.
- Не бойся, - кивнул вдруг ронин, не оглядываясь; ему было некогда, он вгрызался в еду. – Садись. Пищи хватит.
Беглый чиго сглотнул накопившуюся слюну и шагнул.

[Даниэль >>>]

Пошатываясь, Лин стоял на вязком мокром песке и щурился от слепящего солнца. Мотнув головой, вытер грязь со лба и, подтянув штаны, пошел по берегу. Повода спрятаться пока не находилось и, он двигал вдоль песчаного пляжа, одновременно пачкая ноги и поправляя рубаху.
Зеленая вода, мутная от быстрых волн у берега и зеленая, почти нефритовая вдали, расступилась, выпуская на солнечный свет и чистый воздух смуглое небольшое существо с золотистой гладкой кожей и темными волосами, забранными повязкой. Из одежды на юной ныряльщице имелся только пояс с кинжалом и сеткой, набитой ракушками.
Почти ослепленный бившим в глаза солнцем, мальчишка был вынужден прикрыть лицо рукой, чтобы разглядеть девушку, выходившую из воды. Вдруг Лину почудилась улыбка на лице красавицы, но спросить о том, что это за место, он так и не решился. И прошла бы мимо прекрасная ныряльщица, если бы волна не выбросила на берег небольшую рыбешку, к которой он и кинулся.
Девушка подскочила, будто ужаленная, что было бы не удивительно, учитывая отсутствие на ней одежды. Соленая вода оставила на ее коже дорожки.
- Dare desu ka?* - требовательно спросила дикарка, выхватывая нож и недвусмысленно давая понять, что сделает с первым встречным, если тот перейдет рамки приличия.
Поймав рыбку обеими руками, он словно впился в нее взглядом, но услышав недобрые интонации в голосе девушки, отшатнулся, даже не пытаясь ее обезоружить :
- Danshi,wo you zuo shen!* - дрожащим голосом произнес мальчик. И куда девался тот храбрый парнишка, который ни разу не испугался девушки?
С такой же он еще ни разу не встречался...
Она тряхнула головой, с мокрых волос сорвались капли.
- Wakarimasen... - ныряльщица тряхнула головой; нагота ее не стесняла. - Chuugoku jin desu ka?**
– Wo? Ni shi yi difang?** – ответил вопросом на вопрос мальчишка и весь подобрался, приготовившись защищаться.

(you SonGoku)

___________
*- Кто ты такой?
- Я же ничего тебе не сделал!

**- Ты из срединной земли?
- Я? А ты сама кто?

Сообщение отредактировал Даниэль - 3-11-2008, 23:54

[SonGoku >>>]

Неподалеку от деревни Куцукакэ

Морщинистые стволы в три обхвата, в осыпающихся кружевах лишайника и янтарных четках смолы, возносились почти к небесам, - будто лестница в Облачную равнину, - но сквозь переплетение ветвей просачивалось достаточно солнечного света, чтобы раскидать по пружинящему хвойному ковру яркие желто-оранжевые лоскуты. Горбоносая ворона, раскачиваясь на суку, углядела далеко внизу бегущего со всех ног человека, примерилась, чтобы нагадить ему на голову (она была в хорошем настроении и хотела поделиться удачей), но промахнулась. И со скрипучим карканьем улетела прочь.
Человек и не заметил, так спешил, что не видел ничего вокруг, и может быть, только поэтому не переломал на крутом склоне ноги. Когда ты самый младший (в семье ли, в компании весельчаков или в маленьком отряде, который хранит порядок в маленьком городке), твоя судьба по большей части предрешена. Даже если отважных ревнителей сего трое. Кто-то все равно будет крайним. Напоминая того же вороненка сосредоточенностью на деле, целеустремленностью и хлопками широких штанин (он забыл их подвязать, пустившись в обратный путь), минарай-ёрики во всю прыть спешил выполнить поручение. Одной рукой он придерживал норовившие выпасть из-за пояса мечи, второй - прижимал засунутую за пазуху дощечку с приказом, которую было велено укрепить у моста для всеобщего ознакомления. От быстрого бега, свежего горного воздуха и осознания своей ответственности юный хранитель порядка цвел щеками почище алой магнолии. Два объявления о розыске - настоящее событие для их крохотного городка.

(унд Биш, пока что)

[Далара >>>]

Желающие ознакомиться появились незамедлительно и сгрудились вокруг объявлений. В толпе нашелся один грамотный, и его пустили вперед – читать вслух остальным. Тут же завязалось громогласное обсуждение, пошли гулять слухи (до драки дело не дошло, постеснялись). В сторонке от местных зевак остановился незнакомец в пропыленной дорожной одежде, с двумя мечами и узлом-фуросики за спиной. Немолодой уже, он щурился, читая надпись, несмотря на ладонь, которой защищал глаза от солнца. Затем он протолкался к юному минарай-ёрики.
- Это ты здесь поставлен защищать закон и порядок?
Тот, преисполненный чувством, громко шмыгнул и, приосанившись, торопливо вытер нос кулаком. Взрослое имя он получил аж месяц назад, и почти сразу же после этого семья договорилась отдать поднадоевшего всем отпрыска в ученики.
- Ага.
- Значит, ты мне и нужен.
Незнакомец сложил веер, с наслаждением почесал им в затылке и заткнул за пояс, откуда затем вытащил медную табличку с выбитыми на ней немногочисленными символами и сунул мальчишке под нос.
- Омура Такахару, - представился он, - из Уцуномии. Прибыл по делу, - и кивнул на одну из двух дощечек о розыске.
Ёрики-ученик осторожно покосился туда же – как раз на ту, которую только что прибивал.
- Не советую, - басовито мурлыкнул у него над ухом еще один голос. – Займись лучше беглым чиго. Больше шансов.
Сжав мгновенно вспотевшие ладони в кулаки, будущий хранитель порядка оглянулся. И уткнулся носом в рукоять чужого меча. На губах хозяина оружия играла непонятная улыбка - из тех, при виде которых лучше беречь молодость, а не честь. Собеседник был нездешний, сразу видно. И самого его хорошо было видно даже в толпе, возвышался над ней почти на голову. Видимо, потому и смотрел на жизнь снисходительно.

(теперь присоединяюсь я)

[Далара >>>]

Толпа крестьян, глазеющих на объявление, рассеялась подозрительно быстро; у всех неожиданно обнаружились дела. Старуха, которая по своему обыкновению плела вараджи на пороге дома через дорогу от моста, проворчала себе под нос, но так, чтобы слышала ближайшая стайка домашних хозяек:
- Недоброе время грядет, все приметы о том говорят. Вот увидите, грозят нам неприятности похуже украденной Цуивой курицы.
Шу-шу-шу – заволновались женщины кто с метелкой, кто с бамбуковым ведерком для воды. Некоторые, посмелее, отваживались посмотреть на предвестницу бед, но ни одна и подумать не могла подойти. А старуха втянула крючковатым носом воздух и подняла голову, будто учуяла что-то. Взглядом подслеповатых, под тяжелыми морщинистыми веками глаз впилась в удивительную пару, приближающуюся по берегу реки. Старый колдун уже не раз появлялся в Куцукакэ, и хоть его появление обычно не несло в себе зла, каким-то образом он умудрялся оставлять о себе память. Старуха не могла похвастаться знакомством на короткой ноге, знала лишь, что шаман этот гораздо больше, чем всеми потерянный старик-чудак в провинциальном лесу. По-столичному больше, большими деньгами и связями, могуществом. Она робела перед ним, чего не любила показывать даже больше, чем собственное дряблое тело в бане.
Рядом с колдуном, чье имя было Тошимару, шествовало существо куда более удивительное, чем самые удивительные события в крохотном городке, случавшиеся до той поры. На голову выше любого из мужчин-крестьян, его одежду составляло лишь не запахнутое, а странно сшитое кимоно даже – ужас! – без единого рисунка. Нечто грубое наподобие вышивки виднелось только на подоле и краях рукавов. Существо сверкало прозрачными глазами и лицо имело не мужское, не женское, а неведомо какое. Бабка при взгляде на него зашептала молитвы.
Они прошли мимо, не обратив на нее внимания. Вернее, так сделал колдун, неведомое существо же наоборот, обращало слишком много внимания на все вокруг и, казалось, терялось в многообразии форм и цветов.

[SonGoku >>>]

В крошечном городке было целых три заведения, где при желании можно было поесть за умеренную или не очень плату. К одному из них Тошимару направился без раздумий, видимо, знал или предпочитал именно это место. Миеликки настороженно отодвинула в сторону повешенные вместо дверей полотна ткани с загадочными рисунками и нырнула следом за проводником в полутемное после яркого солнца помещение. Хорошо, успела пригнуться, иначе б неминуемо расшибла себе лоб.
При явлении странных посетителей харчевня почти опустела. Остались только дрожащие хозяева и единственный смелый посетитель. Или, может быть, не слишком внимательный посетитель.
Ибо он был занят. Он устроился в уголке, за столом, уставленным многочисленными плошками, и опустошал их с завидным усердием и скоростью. Одновременно он чавкал, хлюпал и причмокивал, просил добавки, время от времени деловито вытирая нос рукавом. Нос был похож на сладкую картофелину, которую кто-то приделал к картофелине побольше размером. Северянка заворожено следила за его действиями, гадая, сколько же полей он вспахал, что проголодался так сильно. Колдун, напротив, не обратил на него внимания, занял самое удобное место за длинным столом по центру не слишком уж большой комнаты (дома и коровники порой бывали побольше) и жестом подозвал хозяйку. Та – средних лет дама с полными щечками и уложенными в гладкую сложную прическу черными волосами (опять черными!) – склонилась к нему, слушая заказ. Миеликки подумала, что вблизи должно рябить в глазах от мелких клеток на ее сине-сером переднике.

(помощь Даларе, почти)

Сообщение отредактировал SonGoku - 21-11-2008, 10:50

[Далара >>>]

Сама она подкралась к любителю обильной пищи и заглянула, что это он такое ест. Смотреть было удобно: столешница находилась ниже, чем дома. Девчонка от удивления сунула палец в рот, разглядывая содержимое плошек. Нечто белое, какая-то жидкость цвета мокрого песка, нечто рыжевато-белое, нечто красное, то ли маленький фрукт, то ли большая ягода, странные пирожки...
- Вот это да-а... – не удержалась белобрысая.
Незнакомец без смущения хлопнул широкой ладонью по деревянной низкой скамье: не стесняйся, мол, на всех хватит. И отправил в рот кусок мяса, которое Миеликки наконец-то удалось распознать. На душе сделалось теплее от того, что в неведомом странном краю держат куриц. Тут, похоже, любили диковинные прически, вот и этот обжора соорудил у себя на голове подобие вороньего гнезда. От него пахло засаленной дорожной одеждой, мускусом и еще чем-то, совсем уже непонятным. Наконец, человек все же что-то сказал, но курятина еще не была прожевана до конца, и северянка ничего не поняла. Она сморщила нос, потом неуверенно посмотрела на колдуна в поисках поддержки, но тот даже не повернул головы.
Подошла хозяйка с новым подносом, уставленным плошками. По лицу, по движениям видно было, что приближаться к диковатому на вид незнакомцу ей не хочется до глубины души, но обязывают работа и законы гостеприимства. Женщина, стараясь держаться как можно дальше, быстро расставила блюда на столе и тут же убралась прочь. Странно... Может, он больной чем-нибудь и заразный? Хотя когда это больные ели с таким аппетитом? А может, он проклятый?.. Бабка-колдунья учила, как посмотреть, да только разве ж что останется в ветреной голове.

(вместе с Сон)

[SonGoku >>>]

Но как бы там ни было, а отказываться от приглашения нельзя, могут обидеться. И будут правы, а ей будет стыдно. Девчонка с опаской села на скамью так, чтобы между ней и охочим до еды незнакомцем оставалось не меньше двух локтей пространства. Хозяйка принесла поднос, на котором аккуратно и красиво, будто вышивка на ткани, были расставлены миски, мисочки и тарелочки. И отдельно – плоскую вытянутую посудину со свернутым валиком полотенцем. Белобрысая кинула взгляд вправо: сосед с урчанием расправлялся с кусочками курицы, макая их в темную жидкость. Взгляд вперед: Тошимару, сидящий к ней в профиль, нарочито медленно и демонстративно развернул свое такое же полотенце и вытер им руки. Миеликки последовала его примеру. Тихонько ойкнула, когда ткань оказалась холодной и влажной. Немножко усилий, и из светлой тряпочка превратилась в буро-серую, спасибо лесным похождениям. Девчонка придирчиво оглядела разводы и осталась довольна.
Есть хотелось, но наперед следовало познакомиться с соседом по столу.
- Вы местный, да? – не придумала она спросить ничего лучше.
За легкой занавеской из тонких палочек возник спор. Миеликки не поняла ни слова, но суть ухватила без труда: мужчина сердился, женщина пыталась его успокоить. Сосед хохотнул, подмигнул белобрысой.
По столу раскатилось несколько металлических кругляшей с квадратной дыркой посередине. Таких Миеликки еще не видела: то ли на шею надевать, то ли на палочки и выставить дом охранять, то ли нашить на одежду, пусть красиво звенят.
- Круглые штуки зачем нужны?

(и опять с Даларой)

[Далара >>>]

На звон выскочила хозяйка, сгребла кругляши (один попробовала на зуб) и убежала стремглав в кухню, за занавеску. Спор сразу же прекратился, а вскоре перед белобрысой и ее соседом на стол водрузили блюдо с чем-то жареным и огромным. Сосед что-то сказал, наверное, имя. Северянке оставалось лишь хлопать глазами. И дело было вовсе не в занятом рте собеседника. Желудок попытался заглушить мысли отчаянным бурчанием при виде и особенно запахе неведомого блюда, но Миеликки решила сражаться до конца.
- Обожди немного, не съедай все, - попросила она уже немного знакомого незнакомца и отправилась к Тошимару исправлять положение.
Дальнейшая сцена была достойна театра Ёсэ. Девица, которой и пудриться не пришлось бы, лицо и так белело на головокружительной высоте, ходила вокруг колдуна с завидным упорством и непереносимым нытьем пополам с требованием. Она возникала то с одной, то с другой стороны, нависала над столом, теребила за рукава и все-таки добилась своего. Хозяева втихомолку подглядывали из-за занавески, гадая, уничтожит шаман ее сразу или сперва превратит во что-нибудь отвратительное. Но тот, отвлекшись наконец от еды, пожал плечами, сделал несколько пассов руками, пробубнил нараспев что-то себе под нос и велел:
- Иди, разговаривай.
Девчонка ринулась пробовать новообретенную способность. С разбегу плюхнулась на лавку.
- Это как называется? – ткнула пальцем в изрядно уменьшившееся блюдо.

(мы же)

[SonGoku >>>]

Ее собеседник не удался ростом даже по здешним меркам, зато неплохо раздался вширь; начиная от крепкой шеи и заканчивая основанием, он был похож на пенек, весь кряжистый, плотный и с трудом выкорчевываемый из земли. Ловко орудуя деревянными палочками, он выдирал из жареной массы большие куски и отправлял их в рот. Не забыв и просветить любознательную девицу:
- Жареная расческа*! Попробуй, здесь ее вкусно готовят.
- Расческа?!
Она представила себе костяной гребень, которым еще вчера расчесывала волосы какая-нибудь знатная госпожа, а сегодня его запекли в тесте и подали на стол.
- Фу, как это можно есть?
Собеседник показал – как. Оказывается, это можно есть, хрустя поджаристой корочкой, причмокивая, хлюпая и нахваливая. И запивая коричневым супом из небольшой деревянной плошки. Желудок возобладал над отвращением, и Миеликки отбросила сомнения. Девчушка понюхала суп, пахнущий чем-то совсем чужим. Вкус тоже был странный. Тут желудок взбунтовался, и Миеликки в мгновение ока выхлебала всю плошку, не особенно заботясь о звуках, которые издает при еде. Суп быстро закончился, а есть еще хотелось, что за беда. Миеликки оглянулась на наставника. Колдун невозмутимо поедал двумя тонкими палочками нечто маленькое и белое. Прямо муравьиные личинки, только побольше. Фу, гадость! Рядом в отдельной плошке переплелись тонкие белесые полупрозрачные червяки. Как они это едят вообще?! Миеликки точно не будет. А как же тогда питаться? О, вот какие-то пирожки! Тошимару даже съел один, и ничего плохого с ним не сделалось.

---------------
* название этой темпуры - kakiage (掻き揚げ) – записывается иероглифами «гребень, расческа» и «хорошо прожаренный в жире».

(мы же)

[Далара >>>]

Подражая колдуну, девчонка взяла в правую руку палочки... и они немедленно перекрестились, а концы разъехались в разные стороны. И что теперь? Как?.. Подсмотрела у «наставника». У него они лежат совсем не так, и вообще двигаются будто сами. Левой рукой переложила палочки у себя в правой. Попробовала двинуть – опять разъехались. Ну есть же хочется! Пирожки стали милее всего на свете. Решив, что не мытьем, так катаньем, Миеликки взяла палочки в обе руки – по одной на каждую. Так-то они не разбегутся. Взяла с двух сторон в пирожок. Ура! Нет... Тот оказался ловчее и выскользнул, как угорь. Второй заход. Белобрысая со всего размаху ткнула палочками в кусок теста. Во все стороны полетел соус, но деться пирожку было некуда, и он повис, побежденный. И все же до рта донести его не удалось. Оказалось, он только притворялся мертвым, а едва она ослабила внимание, тут же и соскочил. Северянка разозлилась и цапнула мокрый кусок теста с начинкой рукой. Торопливо засунула в рот и сжала зубы, покуда тот не улизнул снова.

(продолжаем)

[Барон Суббота >>>]

Однодневка-солнце стремилось к завершению своего бытия на алтаре зари и уже заливало небо своей кровавой агонией. Чёрная птица ночи чистила перья и собиралась простереть свои крылья над Идзумо, выпустив на волю странные шорохи и духов, кому больше по сердцу тьма. Людям не место под сенью чёрных крыл, но одиноких путников, крестьянина и монаха-ямабуси, это обстоятельство, казалось, нимало не волновало. Оба шли размеренно и не слишком быстро, словно весь путь, что они миновали до этого, навалился им на плечи, сделав походку шаркающей и усталой, а разговор неспешным.
- Скажите, Сагара-хоши, а правда ли, что в этих местах водятся тенгу? Я видел их огни, когда мы шли рядом с горами.
- Укроти свой страх, - медленно, стараясь совладать с одышкой, отвечал монах, которого лоснящаяся от пота лысина и двойной подбородок несколько мешали назвать смиренным. – Тенгу преследуют лишь тех, кто не твёрд в своей вере и возгордился.
Ямабуси остановился у чёрного в наступающей темноте и удивительно корявого дерева, чтобы перевести дух и утереть пот.
- Бери пример с меня, прославившегося на всё Ямато своими подвигами на поле смирения, и тебя никогда не постигнет кара за гордыню.
Крестьянин собирался ответить монаху что-то смиренное, когда одна из ветвей дерева неожиданно изогнулась и потянулась к вороту одежды ямабуси. Клацнули внушительные птичьи когти, дерево озарилось неверным, призрачным светом, в котором крестьянин, цветом лица в миг сравнявшийся с рисовой бумагой, увидел, как тяжёлая туша Сагары-хоши взмывает вверх.
- Что ты знаешь о каре за гордыню, погрязший в ней?! – спросил скрипучий, отвратительный голос, и ямабуси узрел перед собой громадный клюв, над которым рдели два жёлто-красных глаза.
-Т-т-тенгу, - просипел он, - п-п-по-щади!
Ответом ему стал громоподобный, издевательский хохот, ввинчивающийся в уши, оглушающий и делающий тело подобным бамбуку, трепещущему на ветру. Рука тенгу неуловимо быстро дёрнулась, и земля ринулась навстречу монаху, а хохот не утихал, становился всё более ужасающим. Плеснули крылья, тенгу взмахнул веером, зажатым в другой руке, и в лица путникам ударил порыв ураганного ветра. Усталость слетела с их плеч, подобно палой листве, и оба припустили не разбирая дороги. Листва хлестала их по рукам и лицам, ямабуси бросил котомку, а с головы крестьянина слетела его соломенная шляпа, а ветер не унимался, толкал их вперёд, заставлял спотыкаться и бежать-бежать-бежать…
Тенгу, подобно кошмарному видению, возникал то слева, то справа, хлопал крыльями и оглушал хохотом, щёлкал клювом и метко бил беглецов ножнами меча-тати по спинам, плечам и чему придётся. Лес, который они намеревались миновать за половину ночи, пролетел мимо ночной марой, рисовое поле, напротив, растянулось на целую вечность, хватая за ноги влажной, обильно удобренной почвой, а злобный лесной дух не отставал.
- Смееееерть вааааам! – завывал он, пикируя на своих жертв и нанося им удары жёсткими гэта.
Наконец, поля кончились, и огни небольшого города замаячили совсем близко, в глазах крестьянина и монаха став искрами надежды. Казалось, не могут эти двое бежать быстрее, но нет, удвоили свою прыть, покрыв оставшееся расстояние считанными прыжками.
- В храм! В храм!!! – вопил ямабуси на бегу, пытаясь уцепиться за крестьянина.
Тенгу, обогнав беглецов, спланировал на крышу харчевни и заткнул веер за пояс и ласкающим жестом положил руку на оголовье тати. Жертвы были уже совсем близко, ночь сгустилась и приготовилась припасть к земле губами в кровавой трапезе, и вдруг тенгу пронзило сааки. Ощущению судьбы врезалось ему в разум, пронзило сердце, как когда-то когти последнего противника его человеческой ипостаси. В харчевне сидел кто-то могущественный и отмеченный печатью судьбы. Тенгу чувствовал скрытую, управляемую мощь, напитавшую воздух, словно уксус ветхую ткань. Он отпустил рукоять меча и, забыв о своих жертвах, пытавшихся снести ворота храма ударом с разбегу, вонзил когти в стену и медленно пополз к окну. В темноте ночи он был почти невидим, эдакая, вязкая чернильная клякса, медленно стекающая с крыши. Осторожнейше заглянув в окно, тенгу всмотрелся внутрь. Обострённое обоняние донесло до него запахи пищи, а чуткие уши позволяли слышать всё, что происходит внутри.

[Bishop >>>]

Капризные крупные губы, пренебрежительный взгляд из-под полуопущенных век – этот человек не привык кланяться. Зато хозяйка, угадав силу жителя северных гор, склонилась в три погибели, уговаривая отдохнуть, не идти никуда на ночь глядя, когда в округе расшалились демоны и прочая нечисть. Неожиданный порыв ветра швырнул людям мелкий сор в глаза, подтверждая слова женщины. Путник проводил взглядом монаха и крестьянина, что взбили пятками дорожную пыль и исчезли за поворотом, недоуменно приподнял брови.
На веранде под легким навесом из тростника было много прохладнее, но присевший на корточки гость все равно достал из-за пояса веер. Лениво обмахиваясь, он слушал разговоры, чавканье и хохот в мешийя*... и к шороху у себя над головой.
- Oi... – негромко позвал он. – Не свались.

______________
*meshiya (飯屋) – харчевня.

Сообщение отредактировал Bishop - 4-12-2008, 20:39

[Барон Суббота >>>]

Говорят, что чародеи ведают всё. Говорят, что тенгу – воплощенный хаос. Говорят, что лиса оборотень, достигнув тысячи лет, может возложить себе на затылок кость и, отбив пятьдесят поклонов обернуться человеком. Много чего говорят, и не всё из этого чистое враньё, но Хошибэ знал, что сколько не планируй он и не рассчитывай наперёд, всё равно, в самый ответственный момент власть возьмут порывы и сиюминутность. Был ли он таким всегда или это бытие карасу-тенгу накладывает свою печать? Хошибэ не знал, плохо помня свою человеческую жизнь. Ну да, был. Самураем был. Ронином был. Умер от когтей тенгу. И всё: детали, подробности и полутона смазывались, истлевали, оставляя в неприкосновенности только имя.
Когти вышли из плотной древесины с еле слышимым скрипом, и чёрная капля духа легко, словно падающий лепесток вишни, соскользнула вниз и перетекла в густую тень деревянной колонны, поддерживающей навес над верандой.
- Упаду, если захочу, - тихо ответил человеку скрипучий голос, нагнавший такого страху на монаха и крестьянина. – А тебе что, жарко этой ночью, человек?

[Bishop >>>]

Простой дешевый веер - бумага протерлась на сгибах, рисунок давно выцвел, можно разобрать лишь сосновые ветки, - проделал путь вверх, затем вниз. После второго взмаха раздался ответ:
- Мне жарко везде, где нет снега.
Если бы магию можно было увидеть, то воздух внутри маленького помещения рябил бы от ее потоков. От беловолосой девицы разило всплесками сырого, необузданного колдовства. Вокруг малоприметного старика с корявой клюкой все кипело от скрытого в сухих руках могущества. От любителя темноты и прохлады и хозяина старого веера, может быть, и исходил запах магии, но - другой. Слабый, едва различимый отголосок, будто эхо в горах.
Зачастую самый смертоносный клинок таится в непритязательных и скромных ножнах, не блистая вычурностью цубы и красотой рукояти, как говаривал умудрённый годами сенсей, ещё в человеческой жизни Хошибэ, и тенгу запомнил его слова, даже в посмертии. Из-за того ли, что, забыв об этой мудрости, он лишился жизни? Вполне возможно. Сейчас же дух не стал повторять давней ошибки и продолжил разговор.
- Отчего же ты не в горах? - спросил он, провожая взглядом двоих рокуро-куби, пролетавших невдалеке от города.
Третья голова – помоложе, с длинными, отливающими синевой при свете луны, волосами - отстала и спряталась между ветвей, ловила зубами светлячков среди густой хвои, подслушивала.
- Почему ты не в лесу? – вопросом на вопрос ответил человек.

(orrofin mo - первый опыт)

Сообщение отредактировал SonGoku - 23-01-2009, 13:01

[Даниэль >>>]

На морском берегу
- Nín hǎo? – еще раз спросил парень, пусть с некоторой боязнью, но и интересом разглядывая красавицу. А она почему – то не отвечала, а только зло смотрела и, по – видимому, ожидала ответа на свой вопрос, которого Лин так и не понял.
Ныряльщица вытерла клинок о бедро и засунула нож в укрепленные на поясе ножны. Присев на корточки и поглядывая снизу вверх на злосчастного рыбака, она в несколько взмахов нарисовала на влажном песке острова и береговую линию далекого материка. Затем несколько раз ткнула пальцем туда, откуда должен был прибыть гость.
- Doko?
Лин сам не понимал, как попал в это место, где странная красивая девушка говорит на очень странном непонятном языке. Прикрыв глаза от солнца, он посмотрел на далекий горизонт и ответил :
- Shìde wǒ zài – и показал рукой куда-то вдаль.

(и Сон)

Сообщение отредактировал SonGoku - 5-12-2008, 15:13

[SonGoku >>>]

Кажется, ныряльщица успокоилась окончательно, хотя поглядывала все так же настороженно и быстро, каждый раз отводя взгляд, стоило задержать его чуть дольше мгновения.
- Ike (пойдем).
В свою очередь мальчишка тоже оглядывал ее с головы до маленьких пальчиков на ногах. Ныряльщица взяла Лина за руку, но ладонь ее и вправду была слишком жесткой и грубой. Поняв, что та собирается куда-то его вести, решил было отдернуть руку, но что-то в глазах девушки будто подсказало, что так делать не стоит. Хотя и надо бы...
- Shén? Zài nǎ? (зачем? куда?)
- Tako! - рассмеялась ныряльщица. - Namamono ga tabe tsumori sou desu ka? (Глупенький! Собираешься есть сырую пищу?)
На плотном мокром песке ее следы быстро исчезали, стоило волнам облизать берег.
А Лин послушно пошел за ней, потому что не знал, что делать и куда идти. Девушка понравилась рыбаку и сейчас он ни за что не собирался выпускать ее руку.

(+Даниэль)

[Кысь >>>]

Деревня Куцукакэ

В этот вечер на пустых горных дорогах можно было увидеть двух женщин, похожих, словно родные сестры. Обе были долговязы и очень худы, обе не закалывали волос и давно не чинили одежды, обеих спокойно провожали взглядами пугливые звери окрестностей, словно знали, что не стоит бояться. Их дороги разминулись едва ли на час, и сейчас вторая, та, что носила хакама, недоуменно подняла из дорожной пыли тяжелый веер. Эта женщина была более медленной, спотыкалась босыми ногами о ветки, а длинный меч в ножнах то и дело скреб по земле концом. Похоже, обращаться с ним путница не умела тоже. Заслышав звуки жилья, бродяжка сначала остановилась на месте, потом ускорила шаг. Уже темнело, а женщине уже грозила возможность сбить ноги в кровь до новой деревни.

Значение мешийя путница понимала, но чем в ней можно платить - пока нет. Полезла в пояс - мешочек сухого риса, два гребня, спица, звездочка-лезвие, чашка. Невелико богатство. Подумав немного, женщина остановилась на звездочке - зажав ее в ладони, легко, словно не шла целый день, вспорхнула наверх. Обувь снимать не пришлось - ее не было. Манер, кажется, тоже - остановившись, женщина долго разглядывала людей, прежде чем ступить шаг. Потом направилась прямо к надменному воину.
- Это принадлежит вам, - долговязая церемонно опустилась на колени, прежде чем вручить мужчине найденный веер.

(не совместка, но с попустительства всех участников)

Сообщение отредактировал Bishop - 8-12-2008, 16:50

[Bishop >>>]

Ронин недоуменно вздернул густые брови, взвесил на ладони подарок. Тот был очень увесистый даже на вид, с укрепленными планками. Отложив свой, воин большим пальцем выдвинул несколько планок – на темной плотной бумаге изображение белой лисы, что обвила хвостом лапы. Еще щелчок – еще два хвоста, подняты вверх.
- Что ты хочешь за него?
Оборванка была ему незнакома, хотя может, и сталкивались где-нибудь. Воин никогда не приглядывался к толпе.
- Еду, - не растерявшись, хлопнула глазами бродяга.
- Не из пугливых, верно? – рассмеялся мужчина.
Черная тень – будто кто-то выплеснул тушь, много туши, и та повисла в ночном воздухе, словно призрак дурного сна, - к которой он обращался, не ответила. Должно быть, неведомый собеседник хотел сначала узнать побольше. Или был недоволен, что прервали их разговор. Рокуро-куби в ветвях пинии затаила дыхание, позабыв об угощении под самым носом. Девушка молча ждала, на неподвижном лице двигались только ресницы. Старших перебивать не стоило.

(Кысь mo, Orrofin mo)

[Барон Суббота >>>]

Ронин подозвал хозяйку. Неизвестно – хватило бы у него денег, чтобы расплатиться за все, что он заказал, неизвестно – собирался ли он вообще платить, но чем дольше он перечислял, тем круглее становились глаза у хозяйки таверны. Затем он поманил к себе женщину, шепнул на ухо что-то еще. Громыхая деревянными гэта, хозяйка убежала на кухню, но быстро вернулась с подносом.
Ронин не стал дожидаться, налил в чашку белесую пахучую жидкость, протянул оборванке.
Та недоверчиво втянула ноздрями воздух, прежде чем принять чашку.
- Говорят, если напоить демона, то можно тоже стать демоном.
- Неужели? – ронин задержал руку над третьей чашечкой. – Ну, а если двоих?
- Быть может, тогда один из них станет вами?
- Что ж, тогда ему не позавидуешь, - кивнул воин, неторопливо разделил напиток на троих, взял свою чашечку. – Мое имя Нагао. Нагао из Эчиго. Как тебя зовут?
- Не знаю. Меня еще никуда не звали, - девушка, наконец, решилась попробовать сладкий напиток. Повернулась к "кляксе". - Вы хотели бы стать господином Нагао?
Хошибэ сначала даже и не понял, что обращаются к нему. Так и продолжал стоять неподвижно, словно ученик мастера меча, которому наставник поставил на плечи две малые чаши с горячим чаем.
Бродяжка изучала молчаливое пятно пару мгновений, потом подняла его чашку и протянула с изысканным поклоном придворной дамы.
- Пожалуйста, прошу вас разделить нашу трапезу, - даже руки подняла так, словно за ними стелились огромные рукава.
Вот тут-то и понял Хошибэ Умагоро, совсем юный по меркам духов Карасу-тенгу, что его не просто заметили, но и обращаются к нему по ритуалу, не ответить на который - оскорбление, подобное пригоршне земли в лицо. Медленно, низко опустив клюв и сокрыв голову плащом, он показался на свет.
- С величайшим удовольствием принимаю ваше приглашение, - тихо, но отчётливо проскрипел он, принимая чашу.
Бродяжка снова цапнула собственную плошку и сунула в нее нос, с интересом рассматривая нового собеседника.

(и Бишоп, и Кысь и немножко меня)

Сообщение отредактировал Orrofin - 10-12-2008, 14:11

[Далара >>>]

У кого точно не было манер, так это у спутницы старика. Тошимару, казалось, вообще забыл о ее существовании. Отца и матери здесь не было, половником за шумливость получить было не от кого. И Миеликки пользовалась моментом. Она крутила головой, она то и дело принималась размахивать руками и болтала с новым знакомым без умолку. Ну и что, что понимали оба лишь половину сказанного другим. Северянка выспрашивала подробности о каждом блюде, и улыбчивый коренастый сосед описывал их с большим вкусом, не забывая при этом набивать ими собственный рот.
Новая проблема явилась неожиданно.
- Ой, - пискнула девчонка, схватившись руками за живот, - а где найти...
И стремглав вылетела наружу, дробно протопала босыми ногами по темным доскам веранды, в темноте не разглядев, о чьи ноги чуть не споткнулась, а кого чуть не сшибла, и скрылась в кустах.

[SonGoku >>>]

Розовощекий минарай-ёрики оказался работником расторопным, но весьма разговорчивым и успел ознакомить высокого (ну, фигурально выражаясь, конечно) гостя из соседней провинции (не откуда-нибудь, а из столицы, из Уцуномии!) со всеми значительными и не очень происшествиями за отчетный период. Хорошо, что вопрос звучал: «Что нового в последние дни?», иначе мальчишка бы начал в лучшем случае от Секигахары. Но даже этот список показался усердному стражу порядка несолидно коротким, и юнец добавил к нему «сводку» по окрестным деревням.
Если отмести шелуху, то оставались сгоревший недавно дотла дом местного заклинателя, пропавший его ученик, вместе с ним пропавший носильщик (но тут быстро все выяснилось, носильщик не исчезал, это староста выгнал его из деревни), драка местных с каким-то загульным ронином и украденная с головы каменного изваяния-дзидзо старая шляпа.
- И курица, - добавил ревнитель закона.
- Да, дела, - подытожил инспектор и сорвал плод с яблони около дороги.
Фрукт оказался покрытым тонким слоем пыли, но пожилой и опытный в подобных делах гость деревни решил проблему, вытерев его о собственные штаны.
- Засахарить бы, - сказал Омура, с хрустом поедая сочное горьковатое яблоко. – Курица, говоришь... У кого-то был хороший обед. А нам бы не помешал ужин.

(+Далара)

[Далара >>>]

На него безотлагательно вылился поток информации обо всех трех местных заведениях, приправленный отзывами, в каком кормят лучше и кто из хозяев щедрее. Словами неугомонный мальчишка не ограничился и привел спутника к тому из трех, которое, по его мнению, было лучшим. Мнение его разделяли многие, и мешия не пустовала: сидели и внутри, и на веранде, хоть там и стоял всего один фонарь, в двух шагах от которого начиналась глубокая темнота летней ночи. Света хватало, чтобы разглядеть три плошки с бутылочкой-токкури, ронина, небрежно играющего веером, и маленький темный силуэт рядом. Третьего в компании не было.
- Это с ним подрались ваши местные? – перебил Омура повествование о происшествии здесь прошлой весной и указал черенком от яблока на ронина.
- Нет, тот был ниже ростом немного, - будущий ёрики глубоко задумался.
Определить было сложно, потому что тот, на кого указывал гость из столицы, сидел на веранде, а тот, который вступился за стража порядка, показался мальчишке огромным. Он возвышался над поверженным в грязь местными хулиганами ёрики подобно знаменитому кедру, что растет неподалеку от Нары.
- Нет, - решительно вынес суждение юнец. – Не этот. Тот был одноглазый.

(& SonGoku)

[SonGoku >>>]

Выше по склону горы Асама

Дождь шел и снаружи, и внутри, как будто хотел очистить и небольшую поляну от следов недавнего сражения, и заброшенный горный храм от грязи, оставленной недавними его обитателями, теми, чьи тела лежали под грудой веток в яме неподалеку. Моталась на ветру истлевшая до ниток веревка, привязанная к дырявому, колокольчику, в котором сырость и старость проели дыры, как в ветхой одежде. Треньк...
В прореху на крыше заглянул краешек голубоватого призрачного покрывала. Свесился почти до прогнившего пола, сторонясь особенно полноводных ручьев, лившихся внутрь храма. Словно блуждающий огонек, ночной гость пугливо замер, когда один из спящих людей пошевелился, что-то пробормотал сквозь чуткий сон. Могло показаться, что призрак затаил дыхание.
Треньк..., повторил колокольчик.
Под светящейся тонкой тканью, будто сотканной из светлячков, прорисовалась фигурка в многослойной одежде, две небольшие руки приподняли край накидки. У видения было аккуратно выбеленное лицо и капризные алые губы. Любознательный призрак исследовал путников и их пожитки, лишь от длинного свертка под головой одноглазого воина отдернул тонкие пальцы, как будто боялся обжечься, а затем устроился под самой крышей на балках, чтобы переждать дождь. А когда последние капли выбили звонкую трель на лужах, выскользнул через дверь и помчался огромным ночным мотыльком туда, где под скальным выступом устроился на ночлег еще один путешественник. Там притаилась спелая ярко-оранжевая звезда, а белоснежный призрак сушил над ней длинные фиолетовые одежды. Рядом с ним рассыпались мертвые мотыльки.
Когда затерянный огонек стал маленьким, но вполне различимым костром, призрак превратился в старуху в нижней одежде, бабочки тоже исчезли - вместо них у огня сохли раскрытые веера и полусвернутые листы бумаги. У их владелицы была грация молодой женщины и рябое, застывшее в камень лицо бродяги. И живые глаза безумицы. Она отбросила кимоно в сторону, и застыла, словно вслушиваясь в неразличимую еще поступь ночного гостя.
Дзынннь... совсем другую песню спели бронзовые бубенчики, вплетенные в длинные волосы призрака. Ярко-красные губы казались на бледном лице мазком свежей крови.
- Меч! – в ужасе выдохнул запыхавшийся хотару*, колокольчики и бубенцы согласно звякали в такт словам. – У одного из них священный меч!

____________
*hotaru -蛍 – светлячок.

(ну, без Кыся не обошлось)

Сообщение отредактировал SonGoku - 22-12-2008, 21:52

[Bishop >>>]

Деревня Куцукакэ

Тенгу неожиданно поднял голову, и на ронина уставились два изжелта-красных глаза с нечеловеческими ромбовидными зрачками, при свете ламп, сузившихся до толщины режущей кромки клинка. Будь на его месте человек - такой взгляд непременно был бы вызовом, но в исполнении духа это было просто получение зрительной информации. Не более.
- Прошу меня простить, - снова проскрипел Хошибэ, ставя чашку на стол и коротко кивая в знак поклона. - У меня дела здесь.
Он двинулся вглубь мешия, задел краем одежды веер ронина и остановился.
- У вас проклятая вещь, - это было уже почти неразборчивое шипение.
Нагао держал сложенный веер на весу на ладони - будто бабочку, птицу или хрупкий цветок. Но тэнгу был прав, от вещицы, простой, хрупкой на вид и тяжелой на ощупь, жар шел, как от костра. Не удивительно, что Хошибэ не хотел опалить перья.
- От судьбы не уйдешь, - произнес ронин, - если к ней уже прикоснулся. Не всем даны крылья.
И поклоном дал понять - он не оскорблен, между ними нет недопонимания. Тенгу тихо-тихо засмеялся нездоровым, перхающим смехом, больше похожим на кашель застывшей на промозглом дожде лисы.
- Получить их проще чем ты, человек, думаешь! - он сказал это? Или просто мысль лесного духа была громче, чем он хотел. В любом случае, эти слова вполне можно было принять за поскрипывание половиц под его уже босыми и вполне человеческими ногами.

(Orrofin mo)

Сообщение отредактировал Bishop - 15-01-2009, 13:41

[Барон Суббота >>>]

Хозяин мешия был человеком по-своему мудрым. Он уже не первый год носил хаори с вышитым на спине названием своего заведения у дороги и понимал, когда надо просто почтительно склонить голову перед новым гостем, а когда лучше уставиться в пол и делать вид, будто всё идёт так, как должно. Что бы ни было на самом деле. Тенгу же, мало обратив внимания на по-своему мудрого, но безнадёжно человека, приблизился к сидящему старику и поклонился, значительно ниже и почтительней, чем ронину до того. Впрочем, из его клюва на сей раз не вылетело и звука.
Колдун неторопливо уложил палочки поперек миски и поднял голову. В обрамлении длинных седых прядей, не забранных в прическу, его лицо казалось узким и острым. Взгляд круглых глаз под тяжелыми веками пронизывал насквозь, как зимний ветер в горах. Прямая словно палка спина противоречила видимой старческой немощи.
- Слушаю тебя, Хошибэ, - речь шамана разительно отличалась от местного наречия, похожая на непрерывный бег воды в реке, где не так уж много камней и порогов.
Наиболее глупого вопроса в подобной ситуации из клюва тенгу так и не прозвучало. Незачем ему было знать, каким образом старик узнал его имя, ведь свершившегося это не изменит. Впрочем, человек на его месте вряд ли смог бы так рассуждать.
Люди, они вообще редко поступают мудро, несмотря на множество правил, данных им существами, которые живут и совершенствуются много дольше...

(унд Далара)

[Далара >>>]

- Приветствую тебя, сэмпай. Позволишь ли узнать твоё имя?
- Я тебя еще в помощники не брал, чтобы называться сэмпаем, - недовольно проскрипел старик. – Сядь, не стой столбом.
Снаружи на ближайшем дереве хрипло каркнул ворон, устроившийся на ночлег и потревоженный разговорами. В кустах неподалеку шумно завозились и вновь затихли.
Колдун дождался, пока собеседник осторожно сядет на лавку рядом с ним – тот придерживался насколько возможно почтительного расстояния, – и продолжил нараспев, словно высыпая песок из ладони:
- От Акамагасэки до Киото, от Киото до Эдо, от Эдо до Эчиго меня называют Тошимару. Кто нужен тебе, юный Хошибэ: мастер чайной церемонии, онмиёджи или тэнгу?
Глубоко, словно глаза красавицы, почтение клювоголовых карасу к мудрым и могучим ямабуси-тенгу, чей век посрамляет иные горы, а деяния сияют среди памяти людской и не только, и настолько же глубок был поклон вновь поднявшегося на ноги Хошибэ.
- Покорно прошу простить меня за моё невежество и близорукость, Тошимару-сама. Я не сумел разглядеть за вашей личиной истинного ямабуси.

(Orrofin mo)

Сообщение отредактировал Далара - 15-02-2009, 22:15

[Барон Суббота >>>]

Колдун окинул собеседника цепким взглядом с головы до ног и прищурился. В уголке его рта затаилась довольная улыбка.
- Сядь, - велел он и жестом подозвал хозяйку.
Та выслушала заказ, немало ее удививший, и через некоторое время принесла глиняную плошку, почти до краев наполненную чистой водой, и горсть сухой земли на тарелочке.
Старик кинул три щепоти земли в воду. Приложил два пальца ко рту и пробормотал несколько слов так тихо, что даже Хошибэ не сумел расслышать, какие именно. Подвинул плошку так, чтобы тот мог в нее заглянуть.
- Что ты видишь?
Хошибэ склонился над миской так низко, что казалось, будто его клюв сейчас коснётся воды, которая мерцала и переливалась, образуя своего рода окно в другое место... а может и время.
Вот двое - самурай в трёпанной дорогой одежде, которая, впрочем, выглядит почти роскошно на фоне парнишки человеческих тринадцати лет на вид, настолько тощем и заморенном, что его можно было бы принять за жертву кладбищенской нежити, чудом вырвавшейся из лап мучителей. Звуков окно не передавало, но понять о чём говорили можно было и без того. Знакомство, самурай делится едой, мальчишка не выпускает из рук тряпичный узелок. Зрачки тэнгу сузились, он попытался присмотреться внимательней и...

(ладно-ладно...Далара mo)

[Далара >>>]

- Я видел покой, отдых после долгой дороги и трапезу, Тошимара-сама, - проговорил он. - А сейчас вижу бой. Двое сражаются против многих... нет, сражается лишь самурай, а человеческий ребёнок больше прячется.
Неожиданно, мальчишка что-то выкрикнул, и изображение в воде замерло, словно замерзло.
- А сейчас всё замерло. Самурай не из худших воинов, среди людей, но противников много, так что, смею предположить, он скорее следует Пути буси, чем надеется победить.
В хриплом смехе старого колдуна отчетливо слышалось воронье карканье. Даже длинный нос сейчас навязчиво напоминал острый птичий клюв.
- Не стоит недооценивать этого одноглазого воина, юный Хошибэ. Берегись его.
Тошимару забрал плошку и провел по изображению в воде двумя сложенными вместе пальцами. В чашке осталась просто вода. Земля намокла и теперь лежала грязью на дне.
- Мальчишка – сбежавший от меня ученик. Если сумеешь вернуть его мне в целости и сохранности со всем, что у него есть, - от улыбки старика продирал мороз, - исполню одно твое желание. Любое.

(=))опять мы)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке

Когда солнце перевалило через полдень и начало сползать к западным горам, для начала вызолотив их вершины, чтобы нырнуть за них, погрузив провинцию в ночную тьму, по толпе начал расползаться слушок, что новый наместник специально отложил приезд, чтобы заставить себя ждать. Хотели даже выслать ему навстречу дозорных, чтобы известили, когда же, наконец, прибудет тот, ради которого переполошился весь город. Но пока выбирали из самых быстроногих, с дороги раздался пронзительный крик: «Теншо Такаши Токисада, новый наместник провинции Шимоцуке, прибыл в город!» У ворот случилась давка, потому что сразу не спохватились и не успели растащить заграждавшие дорогу повозки, а потом еще долго разгоняли хлынувших навстречу процессии зевак.
Три всадника, возглавлявшие свиту, были более чем странны. Нет, два воина в полных доспехах ни у кого не вызывали удивления, разве что - трепет и желание убраться с их пути как можно быстрее и дальше, но между ними ехала то ли переодетая мужчиной девушка, то ли мальчик, слишком длинные волосы которого забрали в чересчур сложную для мужчины прическу. На штандартах, прикрепленных за спинами верхового отряда, замыкающего процессию, распустило прямые лучи восходящее солнце.
Горожане пониже рангом, торговцы и крестьяне, тоже не преминувшие удовлетворить любопытство и съехавшиеся со всей округи, поспешно сгибались в поклонах, самураи неторопливо склоняли головы, но все, тем не менее, хотя бы украдкой пытались разглядеть за занавесками паланкинов лицо наместника. И только когда процессия проезжала мимо, людям в голову приходила одна и та же мысль, что носильщики тащат лишь груз, многочисленные коробки и свертки. И взгляды толпы бесполезно блуждали по спинам слуг и синим доспехам воинов.

[Grey >>>]

На дороге к деревне Куцукакэ

- Поганая погода. Поганые насекомые. Поганые людишки. Поганая гора. Поганое задание...
Монолог одного из двух путников, приближавшихся к деревне, продолжался уже на протяжении более чем двух ри и состоял исключительно из коротких предложений, где первым словом непременно было определение "поганый", существительные, идущие следом, иногда варьировались. Впрочем, напарник ворчуна мог похвастаться поистине безграничным терпением, к тому же бурчание товарища позволяло легче настроиться на ритмичный походный шаг.
- Еда.
Только сделав еще с десяток шагов, ворчун заметил, что его спутник что-то сказал и нехотя прервался.
- Нас сюда не за этим послали.
- Я знаю, но пахнет хорошо... К тому же там может быть интересно.
- Вечно ты любишь искать себе приключения, как наш хозяин, - попытка облить собеседника желчным сарказмом разбилась о поистине детское непонимание.
- А, почему ты думаешь, что там обязательно будет плохо? Может там все добрые... Ну, относительно нас...
- Относительно нас добрых не бывает, - ворчун цыкнул зубом, в звуке послышался легкий металлический шелест.
- Ну почему, помнишь тех троих, что топили корабли между островов Мьёй и жрали потом матросов, когда те хорошо просолятся в воде? Они же нас нормально встретили.
- Троица полудурков с интеллектом кальмаров, причем с одним на всех. Как раз твой уровень...
- И покормили нас тогда хорошо, - не замечая слов напарника, продолжал другой. - Ты даже тогда так напился, что полез на скалу свои стихи читать, помнишь? Я, правда, так и не понял, почему они тогда сначала побледнели, потом похватались за уши, а потом бросились на тебя и кричали еще...
- Заткнись, а!
- Во-во, именно это и кричали.
- Если я пообещаю, что мы остановимся поесть, ты можешь мне пообещать, что больше не будешь вспоминать тот случай?
- Ладно, - беззаботно кивнул друг ворчуна. - Еду дают там, там и там...
Напарник нехотя поворачивал взгляд в те стороны, куда указывали пальцы любителя покушать.
- Но вон там веселее всего! Там запах проклятья, силы и демонов.
- Местная шелупонь,- зубы острые, как гребенчатая пила, - ощерились в хищной усмешке.
- И готовят лучше, чем в других местах. Пошли уже!
- Иду, иду. Бедные мои ноги... Поганая дорога...

Сложно было сказать, сложились ли так звезды в эту ночь, или было это шуткой кого-то из небесных сфер, но, похоже, сегодня в маленькой чайной суждено было появляться только самым необычным гостям.
- Да, это тут, - жизнерадостно возвестило высокое плечистое создание, принадлежность которого к роду людей либо других существ, мешала установить белоснежная шкура огромного зверя, которую неизвестное нечто носило вместо одежды. Если бы не размеры и окрас, опытный охотник с другого берега моря смог бы, наверное, признать в бывшем владельце меха медведя, но ведь разве бывают медведи белого цвета?
- Поганые… - запнулся его спутник, невысокий человечек в обычной дорожной одежде, плаще-мино и шляпе-амигаса. – И чего стоим?
- Ничего, - радостно согласился меховой гигант.
- И за что мне это наказание, - снова начал ворчать коротышка, едва переступив порог. Ни одного предмета одежды, издающей при ходьбе легкое позвякивание, он так и не снял.

Сообщение отредактировал Grey - 17-01-2009, 19:02

[SonGoku >>>]

Уцуномия

На одном из перекрестков ровный ход сбился. Первые трое всадников одновременно натянули поводья, тот, что ехал (или все-таки ехала?) посередине, что-то негромко произнес, указывая в сторону городской стены. Левый телохранитель энергично покачал головой, до толпы долетел обрывок фразы:
- ...слишком опасно...
Четко очерченные губы тронула быстрая улыбка.
В спор вступил второй телохранитель, но даже вдвоем им не удалось переубедить молодого господина, который развернул коня и двинулся сквозь толпу, как через реку. Горожане расступались перед ним с нехорошим предчувствием, что странного молодого человека не заботит, собьет ли он кого-нибудь с ног. Следом за ним, по-прежнему не отставая ни на шаг, ехали оба телохранителя, оставив отряд ждать на перекрестке. У самой стены люди отхлынули в разные стороны, и наконец-то обнаружился мертвец, неподвижной кучей лежащий в пыли и до сих пор не замеченный из-за давки и волнения. Несколько минут молодой человек без выражения смотрел на тело несчастного, потом указал на рану, из которой уже перестала течь кровь.
- Полагаю, пребывание здесь будет занимательным и не таким скучным, как я предполагал, - усмехнулся он.

[Далара >>>]

Центр людского внимания переключился с ворот и перекрестка на узкий закуток, еще несколько минут назад ничем не примечательный. Все стремились увидеть труп своими глазами, но не оказаться слишком близко к наместнику и его охране. Но нашелся тот, кого больше заинтересовали всадники. Он стоял в толпе, но каким-то образом отдельно от нее, не смешиваясь с крестьянами и торговыми горожанами, они словно бессознательно держались хотя бы в полушаге от него. Меч в ножнах он закинул на плечо, вместо того чтобы заткнуть за пояс. Этот человек откровенно, не таясь, разглядывал нового управителя провинции и, судя по задумчивому выражению, подсчитывал что-то про себя. Все попытки двоих, явившихся с ним, привлечь внимание к мертвецу и добиться действий – они тянули его за рукава и горячо шептали на ухо – начисто игнорировались.
Зато стоило ему перехватить безразлично скользнувший по пестрому сборищу взгляд главного всадника, как он сделал движение рукой, словно обмахиваясь веером.
Левый телохранитель решительно перехватил повод лошади, уговаривая наместника продолжить путь. Но привыкший слушать хозяина жеребец мотнул головой. Токисада рассмеялся. Видимо, было в его смехе нечто такое, что заставило неизвестного весело хмыкнуть. Он проводил Теншо с охраной сонным, но заинтересованным взглядом. Его спутникам наконец удалось обратить на себя частичку его внимания, и они, обрадованные, зашептали одновременно с обеих сторон, указывая на тело и строя гримасы. Он кивнул, принимая неприятную обязанность, которую ему так горячо навязывали. Опустился на одно колено рядом с мертвецом, проверил одежду и разочарованно щелкнул языком.

(а тут подвернулась я)

[Fennec Zerda >>>]

Ночная тьма пала с неба, смыла сумерки, задушила свет черным покрывалом и воцарилась в городе, дозволяя слабым людям искать спасения лишь у огня.
Мертвые бабочки, распластавшие ломкие сухие крылышки по поверхности круглого фонаря, и хищно тянущиеся к ним длинными полосатыми лапками пауки. Рисунок на плотной бумаге гифу. Пауки светились изнутри мягким золотистым светом, тела бабочек были темны и безжизненны.
Шаги женщины были неслышны, полы темного фуридосэ, чей узор посверкивал золотом в свете фонаря, не трепетали при ходьбе, и казалось, что женщина парит над землей, не касаясь. Мужчина, державший палку с круглым фонарем, напротив, был виден и слышен издалека. Массивные руки, широкие плечи, и преданный, как у старого пса, даже нежный взгляд на женщину, ступавшую чуть впереди него.
- Кто явился сюда? – голос женщины был негромок, но звучен и певуч.
- Наместник провинции Шимоцуке, госпожа – глухо откликнулся мужчина.
- Со свитой…
- Да, госпожа.
Губы женщины тронула легкая улыбка.
- Отведи меня туда.
Мужчина вышел вперед и неторопливо зашагал по направлению к дому, где остановился наместник. Женщина следовала за ним, опустив голову.
- Это здесь, госпожа, - проговорил мужчина.
Женщина скользнула во тьму, словно скрылась за шелковыми занавесями, и мужчина остался стоять на улице. Качнулся еще пару раз фонарь на палке, и замер, недвижим.
Молодой мужчина резко обернулся за какой-то звук и резко вскинул оружие, приготовившись позвать на помощь. Но там была всего лишь девушка. Быть может, кто-то из прислуги?..
- Господин, - проговорила она как будто слегка испуганно, и он опустил нагинату и подошел ближе на шаг.
Внезапно она бросила на него взгляд, точный и пронзающий, как укол боевой спицы. И улыбка ее мелькнула во тьме, быстрая и светлая, как лезвие ножа.
- Не бойся, - прошептала она, и он услышал. И сделал еще шаг к ней. Она коснулась его лица кончиками пальцев, и он закрыл глаза, чувствуя, как слабеют колени. В его сердце словно забил горячий источник, по жилам разлилась горячая пряная кровь и закружилась голова. Она обняла его за плечи, и он выронил нагинату. Она была пленительна, и он сдался в плен без боя.
Прикосновение ее прохладного тела к его разгоряченной коже, ее запах - запах тишины и пустоты, и ее глаза, как черный хрусталь с потаенными в глубине вспыхивающими и пропадающими золотыми искорками. Он сходил с ума, умирал и воскресал с каждым движением, каждым биением сердца…
Он открыл глаза и увидел, как она перебирает пальцами запутавшиеся пряди волос, вынимая из них листья.
- Кто ты? – спросил он, облизнув пересохшие губы и приподнимаясь на локте.
- Йонако, - ровно произнесла она, не обернувшись.
Он снова закрыл глаза и откинулся на землю.
- Йонако…
Внезапно нечто пронеслось над ним, он попытался резко подняться, но был сбит ударом. Что-то липкое и тягучее связало ему ноги и примотало руки к слабому после любви телу. Он смотрел в черноту широко раскрытыми глазами и ничего не мог различить, кроме неясного матового отблеска… пока вдруг не понял, что все это время смотрел прямо в глаза огромного паука.
И только теперь он закричал, и кричал ровно две секунды, пока паучиха не пробила ему гортань. Еще живой, заливаемый собственной кровью, он необычайно отчетливо чувствовал, как сжимаются жвалы, впиваясь в его плоть. Он сучил руками, земля забивалась под ногти, и не было мыслей, была только боль и парализующий всепоглощающий ужас. А потом наступила тьма.

[Grey >>>]

Деревня Куцукакэ

- Иди, найди место, где-нибудь снаружи, внутри от тебя будет слишком много… запаха, - буркнул спутник гиганта, замотанного в белую шкуру.
Сдвинув амигаса назад, коротышка развязал тесемки, позволил шляпе повиснуть за спиной, вновь завязал узелок у шеи и двинулся внутрь заведения в поисках хозяина. Внешность у ворчуна была вполне обычной, выделялись разве что крупный лоб и заостренный подбородок. Волосы на голове и брови были чисто сбриты, глаза напоминали узкие щели, а уши были плотно прижаты к черепу. На лице не было морщин, но пигментные пятна на щеках говорили о том, что этот человек уже в солидных годах.
Вынырнувшему навстречу хозяину мешия, коротышка ухмыльнулся левым уголком губ, демонстрируя блеск стали у себя во рту.
- Мне и другу тащи всё, что найдешь, мясного и печеного, я-то много не ем, - улыбка стал еще желчнее, - а вот мой приятель… Если не наестся тем, что подадут, он сам найдет чем или кем полакомиться.
В глазах ворчуна блеснули холодные черные огоньки, и хозяин, покрываясь холодным потом, бросился выполнять пожелание гостя. А тем временем, напарник острозубого коротышки отыскал на веранде место, где ему было бы достаточно свободно сидеть, и, устроившись поудобнее, откинул меховой капюшон, основой которому видимо служил череп того самого животного, чьим мехом щеголял здоровяк. Как ни странно, под белыми покровами скрывалось жизнерадостное одутловатое лицо с большими мясистыми щеками и внушительным вторым подбородком. Платиновые волосы великана были заплетены в толстую косу, конец которой исчезал где-то под одеянием. Черные глазки гиганта отражали в себе лишь вселенскую простоту, а непосредственная детская улыбка, похоже, никогда и не исчезала с полных алых губ. Взгляд великана скользнул по ронину и его спутнице, задержался на мгновение на веере и тут же обратился в ту сторону, откуда уже слышались позвякивающие шаги.

(пока один)

Сообщение отредактировал Grey - 23-01-2009, 17:35

[Кысь >>>]

На новых посетителей - скоро придется раздвигать перегородки, чтобы небольшое строение вместило всех желающих укрыться под его крышей сегодняшней ночью, - бросили оценивающий взгляд. Голова любознательной нукекуби затаила дыхание так надолго, что едва не задохнулась с натуги, создание даже подобралось еще ближе, теперь пряталось за навесом.
- Интересные собираются гости, - заметил ронин, кивая белому великану.
На рукавах старого хаори красовались гербы в виде трех листьев дуба, заключенные в круг. Радушная улыбка великана стала еще шире, и здоровяк приветственно кивнул в ответ. Его спутник, подходивший к столу, обратил внимание на обмен любезностями.
- Уже нашел себе дружка? Или ужин?
- Так за ужином ты же пошел?
- Забудь, - коротышка с лязгом опустился рядом, при этом ни одного металлического предмета в его одеянии, оружия или чего-то еще попросту не было.
- У него проклятая вещь.
- Да ну... А где другие обещанные радости?
- Колдун и демон внутри. Демон - молодой, колдун - старый.
- Насколько?
- Не знаю, - пожал плечами громила.
- Больше сказок, чем были, - улыбнулась долговязая оборванка, приютившаяся рядом с ронином.
- Маловато, - не согласился тот.
- Ему - хватит, - девчонка указала взмахом ладони в сторону хозяина мешийя, что суетился в переполненном людьми общем зале.

(вроде бы втроем, но может быть больше =) )

Сообщение отредактировал Bishop - 4-02-2009, 12:42

[Bishop >>>]

- Эй, - коротышка обернулся к этим двоим, но обращался только к мужчине. - Что ты хочешь за свой веер?
Ронин снова выщелкнул несколько планок, ухмыляющаяся лиса вновь заиграла хвостами. Голова нукекуби едва не скатилась с крыши на двор перед верандой. В кустах облегченно крякнули.
- Ничего, - ответил Нагао. – Он не продается.
- Я знаю, где можно найти похожий, - улыбнулась бродяга. - Иди эту дорогу, потом еще, и так восемью девять. Потом сверни на восток и пройди еще трижды четыре дороги. Потом вернись, и уйди обратно. На пути его встретишь.
- Не, меня мама так далеко гулять не пускает, - звякнул зубами ворчун. - А заплатить за веер я все ранво не могу, не для себя спрашиваю.
- А для кого? - не понял великан.
- Вот повезло мне в жизни с тобой встретиться, - обреченно вздохнул коротышка. - Для кого я могу спрашивать?
- Не для меня, - догадался спутник и от радости снова заулыбался. - Значит...
- Смотри не перетрудись, а то пар из ушей пойдет, - напарник здоровяка снова обернулся к Нагао. - А зачем он тебе вообще?
Ронин улыбнулся:
- Не знаю пока что. Подарок.

(втроем)

Сообщение отредактировал Bishop - 4-02-2009, 12:42

[Кысь >>>]

- А! - громогласно провозгласил белый гигант. - Я понял!
- Хвала Будде, что даровал этому куску мяса хоть какой-то разум, -крякнул коротышка.
- Кстати, а где мясо? - тут же потерял мысль великан.
- Сейчас принесут. А не принесут, можешь сам сходить.
Веер с треском сложили и отправили за пояс. Ронин встал.
- Жарковато становится, - обронил он лениво, посмотрел на бродяжку. - Ты со мной?
Та посмотрела еще раз на гостей, потом торопливо кивнула и принялась выбирать, что из еды захватить в дорогу.
Первый поднос с жареными цыплятами появился на столе у новых гостей все-таки до того момента, как белый гигант начал подниматься. Звук разрываемой плоти и хруст костей разнесся с веранды далеко окрест. Нукекуби на крыше громко сглатывал слюнку.

Сообщение отредактировал Bishop - 4-02-2009, 12:43

[Даниэль >>>]

Все на тм же побережье

Ладонь девушки была грубой и не очень приятной на ощупь, но мальчишке не очень хотелось ее отпускать. В лицо ныряльщицы он не всматривался, но ощущение того, что улыбка не сходит с ее лица, никак не отпускало Лина. Да, она улыбается, а ему остается только следовать за ней.
- Куда мы идем? (women zai nali qu?) - в который раз уже спросил парень, но ответа так и не дождался.
- Koko (сюда)!
Девушка остановилась возле плоских камней, скатившихся некогда с отвесных скал, поднимающихся над узкой полосой берега, и достала из-под них одежду: непривычно короткую и выгоревшую на солнце. Повязку с головы она сдернула и, размотав, подпоясалась ею, а просоленные морем волосы оставила распущенными.
- Ты красивая... (ni shi meili di) - пробормотал Лин и покраснел. Отвернувшись, чтобы красавица не заметила, он смущенно вжал голову в плечи и замолчал, боясь, что она будет смеяться.
- Nishi? (запад) - удивилась ныряльщица, подбирая сетку с добычей, положила ладонь на плечо Лина. - Meiri... wakarimashita! Mahoutsukai wa sagamasu ka? (Слава и удача... Поняла! Ты ищешь колдуна?)
Мальчишка, в свою очередь, так ничего и не понял, но то, что она не поняла его признания было настолько заметно, что пришлось еще раз повторить :
- wo zhen bu mingbai ni, wo shuo, ni hen meili! (я совсем тебя не понимаю, я говорю, что ты очень красивая!)
Чувствуя, что слова опять улетят в пустоту, Лин все - таки решился на что - то большее. Закрыв глаза, он поцеловал девушку в краешек губ и тут же отпрянул, боясь, что она разозлиться и теперь точно сделает с ним что - нибудь...
Ныряльщица тоже отскочила, только в другую сторону. Схватилась было за рукоять ножа, но передумала, разжала пальцы.
- Naze... (почему?)
Она с досадой тряхнула волосами, затем прикоснулась к своим губам, потом к губам Лина и вопросительно подняла брови.
Мальчишке надоело повторять одно и тоже, он сел на песок, уставился куда - то вдаль и замолчал. Солнечный зайчик, игравший на волнах прибоя, внезапно переместился на лицо, мешая созерцать умиротворяющую картину освещенного солнцем пляжа. Через секунду, щурясь, Лин поднялся и вновь посмотрел девушке в глаза. Ему очень захотелось вновь поцеловать ее, но страх получить удар ножом был гораздо сильнее.
Ныряльщица улыбнулась. Кажется, она пока не была намерена убивать наглеца.
Осмелев, он подался вперед и вновь поцеловал ее.
Она напоминала то ли кошку, то ли выдру: выражения глаз не разобрать, а сама такая же гибкая и ловкая. И кусачая.
Лин вдруг перестал ее бояться и, коснувшись руками талии девушки, поцеловал вновь. Отодвинувшись, он внимательно посмотрел на девушку - не разозлится ли?
Она лишь покачала головой, чтобы показать, что не сердится. И еще больше: придвинувшись вплотную к найденышу, сама быстро мазнула губами по его губам; теперь в темных глазах ныряльщицы прыгали солнечные блики.
- Tian... (милая) - на его губах мелькнула улыбка. Наклонившись, мальчик поднял поднял ракушку, замеченную им немного раньше.
- Zhe shi gei ni (это тебе) - и протянул ее девушке.
- Arigatou (спасибо).
Ныряльщица все-таки достала нож, но вместо того, чтобы защищать свою честь или совершать другие подобные глупости, она расширила выточенную морем дырочку и продела сквозь нее кожаный шнурок, который раньше браслетом обвивал ей запястье. После чего повесила ракушку себе на шею.
- Iku(идем), - она показала на мыс впереди; скалы там образовывали почти вертикальную стену, над которой поднимался синеватый, полупрозрачный дымок.
Теперь он первым взял девушку за руку, показал вдаль и выжидающе посмотрел на нее.
- Yuan ma (далеко?)
Кажется, они начинали понимать друг друга.
- Iie, - покачала она головой. - Совсем близко.
- You? (что там?) - ему все - таки было страшновато идти неизвестно куда, но если там помогут вернуться домой, то...
- He qu he cong (пойдем?) – вновь спросил мальчишка.

(SonGoku ling yi))

[SonGoku >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
13 день минадзуки 2-го года Генна


В легкий павильон, возведенный над прудом на значительном расстоянии от основных построек дома, можно было попасть сначала по дорожке, выложенной плоскими камнями, а затем по узким деревянным мосткам. Черная поверхность воды, гладкая, точно зеркало в оправе из старых ив и с узором из покачивающихся листьев кувшинок, отражала свет небольшой масляной лампы, которую слуги принесли для наместника, прежде чем оставить его одного. Токисада отослал даже телохранителей, несмотря на их возражения и недовольство, и теперь сидел, погруженный в молчание, разглядывая остывший чай в черно-белой, привезенной кем-то из-за моря, чашке. На низком столике кроме чайных принадлежностей на небольшом подносе лежали сладкие бледно-розовые мидзуботан*, как следует из названия, символизирующие бутоны еще не распустившегося пиона. Длинные плети ивовых ветвей спускались к самой воде, порой в их тени можно было, приглядевшись, разобрать блеск рыбьей чешуи. Ветер стих, как будто из почтения к молодому наместнику.

-------------
* мидзуботан (水牡丹) – сладкая, окрашенная в розовый цвет бобовая паста, завернутая в тесто, которой придается вид бутонов пиона, чью красоту эта сладость призвана олицетворять; подается только в июле.

Сообщение отредактировал Далара - 17-02-2009, 11:32

[Далара >>>]

Молодой воин, чей сонный взгляд ничуть не изменился к вечеру, явился к воротам дома, где остановился наместник, в тот час, когда азартные люди уже вовсю играли, а семейные наслаждались домашним уютом. Меч по-прежнему был небрежно перекинут через плечо, а за пояс заткнут веер. Фонаря не было. Когда припозднившийся посетитель стукнул в ворота, там открылась дверца в ладонь шириной. Стражник выглянул и тут же отпер сворки, но заступил дорогу. С поклоном сообщил:
- Господин Инаба, не могу вас пропустить, простите. Господин наместник уединился в летнем павильоне и велел не пускать никого.
- Ты дурак? - беззлобно поинтересовался гость. - Я к господину Мацуоке.
Пристыженный молодой стражник дернулся проводить, но его успокаивающе потрепали по плечу. И оставили ему меч.
- Дорогу знаю сам.
Посетитель уверенно направился к дому, но стоило цветущим кустам скрыть его, как он свернул на дорожку, ведущую к мостику через пруд и павильону за ним. Изящную фигуру в желтом свете лампы перепутать было невозможно. Вечерний гость сел в треть оборота на край веранды там, где мешались свет и тень.
- Здравствуй, - мимолетная улыбка. – Давно не виделись.
Токисада баюкал на ладони чашку, взбалтывая в напитке чаинки. Ночи в горных районах прохладные даже летом, пусть горы и далеко на западе. Как-то всегда выпадает из памяти... Наместник поежился, хотя ветерок, опять покрывший рябью черное зеркало воды, еще нес тепло. С некоторых пор ему всегда было холодно, и ничто не согревало, ни раскаленные угли в хибати, ни огонь костра, ни теплые одеяла. Токисада отставил чашку, взял палочки для еды, покрытые черным лаком, с узором неразборчивой надписи.
– Говори, я выслушаю тебя, только не обещаю, что буду слушать долго, - наместник, не меняя позы, перевел взгляд на тень, затерявшуюся среди других теней; язычок масляной лампы качнулся, и могло показаться, что по губам Токисады скользнула улыбка.

(и тут к Сон в гости явилась я)

[SonGoku >>>]

Инаба повернулся к нему в профиль, следя за неподвижно застывшей над гладкой водой веткой. Туда доставали лишь отблески скромного огонька и казалось, что в тенях ходят почти невидимые создания.
- Удивительно, что ты теперь здесь. Какое странное совпадение, - ночной гость вынул из-за пазухи свиток, положил рядом с собой, не разворачивая. – Новый сегун опасается слишком близкого твоего присутствия? Впрочем, я по другому делу, - гость вздохнул и повернулся к собеседнику, хоть и смотрел больше на изящный свиток в токонома. – Сегодняшний мертвец был недавно слугой того, кто сейчас платит мне деньги. И прежде чем умереть, он похитил одну ценную вещь. – Короткая пауза. – Ее не нашли при нем.
- Новый сегун не любит рассвета, - усмехнулся в ответ Токисада.
В доме, должно быть, отодвинули перегородку, впуская свежий ветер в душную комнату, потому что оттуда прилетел неожиданный взрыв смеха и треньканье сямисена. Наместник поморщился, он не любил пронзительный голос этого инструмента, предпочитая биву. Есть не хотелось, хотя долгая поездка верхом была утомительна; на уговоры свиты остановиться и передохнуть немного, чтобы въехать в горы свежим, Токисада лишь небрежно отмахивался узкой ладонью. Наместник опустил взгляд на кончики пальцев, белоснежные длинные рукава надежно прятали руки.
- Должно быть, твой наниматель очень ценил эту вещь, нэ?
- Он по ней сходит с ума, - безучастно пожал плечами Инаба. – По его словам, это семейная реликвия, переходившая из поколения в поколение, начиная с эпохи Хэйан. Теперь он мечется по всему дому и раздает бессмысленные приказы. Нам никак не удается добиться от него, что она из себя представляет. Раньше она всегда лежала завернутая в дорогую ткань.

(в паре, ун)

[Далара >>>]

Гость проследил за взглядом собеседника и не сумел сдержать улыбки, в чем-то даже сентиментальной. Желто-черный паук, танцующий на тоненькой ниточке, был почти незаметен в игре света и тени; он то ловко карабкался вверх, то бесстрашно планировал к самым доскам маленького павильона, уцепившись за паутинку.
- И ты просишь меня отыскать ее?
По воде проползла желтая дорожка света: на той стороне пруда кто-то медленно прошел с фонарем. Постоял у моста, потом скрылся за пышной акацией.
Инаба, чья простое косодэ, в городе считавшееся одним из лучших, по сравнению с одеждами Токисады выглядело невзрачным, покатал в пальцах рулончик с витыми красными завязками.
- Нет, я не стал бы.
Оставив соломенные сандалии-вараджи под верандой, он сел перед наместником и церемонно вручил ему свиток.
- Прошу дать письменное разрешение вести поиски, чтобы никто не мог чинить помех.
Юный наместник оставался безмятежным, как зеркальная поверхность небольшого пруда, на котором была выстроена беседка, он сидел неподвижно, точно миниатюрное изваяние богини Каннон, по-детски сложив на коленях руки, и действительно напоминал сейчас куклу-хина, если бы не выбившиеся из прически пряди, которые упали на лицо, слишком черные на слишком бледной, словно выбеленной рисовой пудрой, как у актера-оннагата, кожи.
- Ты завидуешь мне, Киккьё-кун?
Уголок пухлых необычных губ (некоторым чудилась на них постоянная горделивая улыбка) дернулся, как от чего-то неприятного. Инаба выпрямился, но потом вдруг передумал поддерживать официозность и сел, как обычно сидел дома у жаровни, подогнув одну ногу под себя, вторую, согнутую в колене, выставив вперед. Резкий контраст между ним и наместником усилился до почти театрального гротеска.
- У каждого своя дорога, Акира. Не уверен, что твоя лучше моей.
Теншо Токисада впервые поднял взгляд на своего гостя; глаза у него были темные, слишком темные, зрачки терялись, как будто их не было вовсе.
- Тому, кто сейчас процветает, суждено пасть... – наместник помолчал. – О ком бы это?

(опять же на пару)

Сообщение отредактировал Далара - 4-02-2009, 14:23

[Bishop >>>]

Деревня Куцукакэ

Но пуститься в тот вечер путь им не дали - хозяин встал поперек дороги, растопырил в стороны руки, позабыв от жадности страх. Веселый обжора, рядом с которым разыгрывалась эта сцена, чуть не подавился жаренной до хруста лапшой и отложил палочки, вытирая о не первой свежести штанины жирные ладони. О мече он не думал, но присмотрел себе крепкую палку - метлу, оставленную у входа хозяйкой.
Зато северянин потянулся к мечу.
- Убьют же! - испугалась бродяга.
- Меня? – удивился ее спутник.
- Его, - пояснила долговязая.

Минарай-ёрики звонко икнул, нарисовав в своем молодом еще, а потому живом (и безудержном) воображении, как он останавливает резню. Юного служителя порядка смущало и преимущество в силе у противника, и гербы клана Яманоучи на его же одежде. Запоздало и одиноко в голове стража закона мелькнула недооформившаяся мысль: а что человек из семьи, чьи владения есть и на севере, в Эчиго, и на юге, в Тоса на Сикоку, и в центральном Овари, где они соседствуют с самими Ода, делает в их захолустье?
- Ну и что? Кому какое дело? - ронин недоуменно пожал плечами.
Раньше Омура почему-то не спешил заходить, хоть о его желании поужинать заявляли не только он сам, но и громкое бурление у него в животе. Теперь же он наконец поднялся на веранду.

(Далара to, Кысь to, SonGoku to)

[Далара >>>]

- Смертью больше, смертью меньше, тебе никакой разницы, да? – поинтересовался он у ронина почти с той интонацией, с которой мог бы спросить об урожае.
Хозяин, обрадованный поддержкой, повернулся так, чтобы видеть обоих, и принялся перечислять, за что не заплатил скаредный гость. В обвинение вдобавок к саке тут же были включены рисовые лепешки и сладкие пирожки. Минарай-ёрики, заслушавшись, облизнулся; он тоже проголодался. Обоих нежданных защитников окинули полусонным взглядом.
- Кто ж их считает? – вопросом на вопрос ответил ронин.
- Кому посчитать, всегда найдется, - Омура стряхнул с рукава прилипший яблоневый листок и посмотрел снизу вверх на высоченного ронина скептически. – Но находятся и те, кого не трогает счет чужих жизней. Те, кто не задумывается прежде чем отправить кого-нибудь в Павильон белой яшмы. Как вы думаете, почему так?
Инспектор приглядывался к лицу собеседника, но в полутьме все не получалось до конца удостовериться, похоже ли оно на то, что изображено на табличке о розыске.
- Пусть господин лучше не гневается, а сам посмотрит, что на улице почти ночь, - проблеял осмелевший хозяин.
Забота в его словах плохо сочеталась с жадным блеском в глазах от мысли, что у столь высокого гостя не все деньги потрачены в мешийя. Хозяин даже подумывал, не послать ли племянника к кузену жены по отцовской линии (тот держал на дороге в Нагано игорное заведение) с известием о возможной наживе.
Ронин кивнул, убрал руку с меча. Младший ёрики с облегчением перевел дух. Обжора хохотнул и вновь взялся за палочки для еды.

(вместе)

[Кысь >>>]

Хозяева бы мешали уснуть до утра, так и кланялись бы у лестницы вниз, извиняясь за скудность, если бы Нагао не выгнал бы их пинками, пообещав, что если не хозяйка, так ее супруг уж точно пересчитает ступеньки - за двоих. Бродяжка похоже изобразила аристократку, вежливо-недовольную то ли хозяевами, то ли грубияном-знакомцем, то ли обоими вместе, но очень сдержанную и молчаливую. Истрепанные циновки пахли прелой соломой и пылью, Нагао отдал обе спутнице - все равно лишком жарко спать, укрывшись. Сам же устроился возле окна, прислонился к стене, как будто собирался дремать сидя.
- Так как же тебя называть?
- Как хочешь, - сверкнула глазами долговязая. Она устроилась на обеих циновках сверху и теперь старательно выдирала из пояса самые экзотические предметы: кисточки, нож, черпак без ручки, обрывок яркого шелка, заколку, срезанный с чьей-то одежды мон и чашечку для саке.
Внизу, на веранде под навесом хрустели косточками и чавкали - белый гигант, похоже, все никак не мог набить брюхо. Он, должно быть, сожрал всех куриц в деревне. Или принялся за население? Нагао отодвинул раму, жара не собиралась брать передышку. Казалось: воздух загустел, едва - по каплям - втекал в легкие. Он достал веер, за окном в листву ближайшего дерева метнулась округлая тень, волоча шлейф длинных черных волос. Тяжелые веки слипались сами собой.

[Bishop >>>]

...В ручье лежал труп. Ледяная вода сохранила тело, хоть и не добавила привлекательности. Зато птиц и мелкие рыбы - а если взглянуть на отметины острых клыков, то и звери, - не отличались почтением к смерти. По изорванной в клочья одежде не понять, был ли этот человек при жизни монахом или ремесленником, продавал меч или порошки от кашля, жил он в городе или топтал дороги...
По всему выходило: это сон. Потому что заросшее камышами и ряской болотце находилось не здесь. Да, вдали угадывались горы - не такие, как здесь. И уж больно знаком был хлипкий, в три доски, мостик, и кривые перила, обопрись и почти с головой окунешься в ржавую жижу. И огромное камфарное дерево, за которым тропа поворачивает к жилью, давно выучено до мельчайших трещин в коре. Даже старая веревка с бумажными змейками вокруг ствола на прежнем месте.
Он проверил, хорошо ли вынимается меч, делал первый шаг.
За поворотом дорога полезла вверх по горному склону, вынырнула из-под деревьев на открытое ветру пространство. Из-за каменного горба выглядывали крытые тростником крыши.
Очень странно...
Тут, конечно, не город, жителей не так много. Все мужчины покрепче и посмелее обязательно уходили наниматься кто в армию, кто поденщиком. Но так тихо - чтобы звенело в ушах - здесь бывает только в глухую зиму, когда перевалы завалены снегом и из занятий остается сбор хвороста и ожидание лета. Было пусто, как будто все жители превратились в грубо вытесанные каменные изваяния, переселились к воротам. Отыскав харчевню, путник сел у ее дверей и стал ждать хоть кого-нибудь. Рядом с ним скользила неясная тень, похожая на женщину, что прижимала к груди собранный в дорогу узелок.

[Барон Суббота >>>]

   Человеку ночь почти всегда кажется непроницаемой и тихой, словно вечный страх темноты сжимает привычный мир до размеров освещённого круга, а всё, что вне его размазывается и становится единой чёрной кляксой, населённой лишь бесплотными духами. Хошибэ знал, что это не так. Ромбовидные зрачки в обрамлении изжелта-красной радужки легко проницали покров тьмы, отыскивая и тех её обитателей, что не имели материальной оболочки и намного более телесных...

   Тенгу сидел на крыше мешии поджав под себя ноги и плотно запахнувшись в плащ. Обычно, мелкие йокаи избегали приближаться к местам, облюбованным вороноголовыми для отдыха, но сейчас в синеватом свечении, окутавшем строение, был недвусмысленный призыв, и вокруг нахохлившегося Хошибе, как мошкара вокруг светильника, вились нуке-куби, опирался на мотыгу сдёрнутый со своего поля доротабо*, рядом с котором примостилось семейство тануки**, а на самом краю крыши, рядом с тенгу, сидел пожилой абура-сумаши***. Никто не произносил ни слова, лишь постукивали когти Хошибэ по рукояти меча, но всё же беседа велась, размеренно и неторопливо, на том языке чистого духа и тела, доступного лишь тем, кто уже шагнул через водную границу или никогда не покидал той её стороны.

   Тенгу наклонил голову и прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Духи и призраки исчезли незаметно, как это принято в их народе: вроде только что были, а вот и нет их уже, только ветер шелестит как-то по-особенному.

   Незадолго до рассвета они вернутся и принесут Хошибэ требуемое. Тенгу кивнёт и взмахнёт крыльями, направляясь в сторону вулкана Асама, но маленькие тануки, оказавшиеся расторопней остальных, будут знать, что теперь они под его личной защитой.

__________________________________________________
*Восставший из мёртвых крестьянин
**ёнотособаки-оборотни
***гоблин, ворующий масло из ламп

Сообщение отредактировал Orrofin - 4-02-2009, 12:44

[Bishop >>>]

В пыли рылись черные, с маслянистым отливом на перьях вороны. Их хриплая перебранка напоминала хохот. Одна из птиц - самая крупная, с серебристой сединой в клочковатой "бороде" - взлетела на кучу тряпок у перевернутой тачки, разворошила их. Остальным приглянулась добыча недельной давности, еще две вылавливали из мутновато-белойлужи возле входа в харчевню какие-то серые хлопья.
Ронин повернул голову на легкий шорох - к ним вышел хозяин; наконец-то заметил, наверное. Бамбуковая штора-суноко висела криво. Странно подергиваясь, хозяин прошаркал, едва волоча ноги, к дверям.
- Верни его...
Тоненький голосок почти не расслышать за карканьем переполошившегося воронья; на бледном лице шевелились синюшные губы, глаза казались углями в провалах глазниц.

[Барон Суббота >>>]

Духи
Сияние одежд Правительницы Небесных полей Такамагахара только начало пробиваться из-за водной границы мира, когда Хошибэ, распластав крылья, тихо, как смерть старика, спустился к вулкану Асама. Его ромбовидные зрачки обшаривали местность на зависть любому волшебному зеркалу, и вскоре тэнгу нашёл, что искал.
Ветхая хибара прилепилась к склону горы так непрочно, что казалось, будто она вот-вот съедет вниз в ущелье. Тростниковую крышу основательно потрепал ветер, а кое-где остались свидетельства чьих-то укусов, словно какие-то проворные зверьки изрядно повеселились, когда трепали ее. Внутри кто-то ворочался и кряхтел, то и дело причмокивая и подчавкивая чем-то хрустким. Если что тут и было недавнее, так это - несколько плоских камней, положенных друг на друга. Небольшое сооружение очертаниями напоминало пагоду. По другую сторону из земли торчали клыками пять могильных камней.
Пространство перед хижиной было перепахано, как будто здесь недавно сражались, а посреди красовалась черная проплешина от огня. Хошибэ опустился на более или менее ровном участке земли и размеренным шагом двинулся к хижине, удостоив могильные камни и прочее лишь быстрым, но внимательным взглядом.
Дверь висела на петлях, наперекосяк, выбитая сильным ударом, хозяин же горного жилища сидел на полу и сортировал дайкон – брал из левой кучи клубни, отрывал ботву и раскладывал по корзинам. Плешивая его голова покрывали не волосы, а роговые наросты, длинный нос свисал над губой так, что даже тэнгу позавидовал бы. Старик вытянул к пришельцу длинную трехпалую руку.
- Что еще понадобилось? – он подслеповато моргнул. – А-а... новый гость.
Дед сунул в пасть клубень и задумчиво похрустел им.
- А что дашь за то, что скажу?
Тэнгу постучал когтями по рукояти меча. Времени на выбивание ответов из духа в его же доме просто не было, так что, приходилось договариваться миром.
- Я знаю, что у тебя здесь были люди недавно. Один из них - одноглазый буси, другой - мальчишка. Мне нужно знать, кто они такие и где сейчас. Можешь назвать свою цену.
Яма-орочи закряхтел. В углу хижины завозился невидимый кто-то, в него кинули свежей ботвой.
- Воин начал свой путь из Нары, но давно, - дед махнул чешуйчатой лапой. – Почему-то мне кажется, что не он тебя интересует, а сопляк.
Он поскреб когтями подбородок.
- Тоже хочешь попробовать его крови? - горный дед причмокнул. - У мальчишки сладкая кровь, древняя, хороша для колдовства...
- Ужели семя кого-то из ками? - тэнгу подумал и не стал делать вид, что удивлён. - И где же его теперь искать?
- Все может быть... все может...
- И где же его теперь искать?
Дед заперхал, как будто наконец-то подавился дайконом; по двору неожиданный ветер смел жухлую прошлогоднюю хвою.
- Посмотри на запад. Что видишь?
- Гору, что безмолвствует только до поры, - Хошибэ прищурился и всмотрелся внимательней. - И свет на нижней части склона.
- Там они. То, что этот одноглазый безумец несет с собой, можно вновь сковать, лишь воспользовавшись огнем вулкана. Древний меч, очень древний. Принесешь мне амулет, который хранит беглый мальчишка?
- Амулет?
- Из нефрита, - кивнул горный дед. – Ты спрашивал о цене, вот я и называю.

- Всё может быть, - ответил тэнгу. – Всё может.
Крылья ударили, подняв тучу пыли, враноглавый, устремился к склону вулкана. До восшествия Аматэрасу оставалось совсем недолго, и он очень хотел успеть.

(с Сон)

[Далара >>>]

Деревня Куцукакэ

Ёрики, к радости которых инцидент был исчерпан, очутились внутри мешийя по-разному: Омура шел вперевалочку, сохраняя некоторую видимость достоинства; младший влетел вихрем. Но их надеждам на сытный ужин не суждено было сбыться... по крайней мере, не так сразу. Уже почти опустившись на лавку, инспектор обнаружил круглощекого любителя поесть до отвала. Здесь не требовалось долго сверяться с памятью – на объявлении о розыске художник изобразил его невероятно похоже. Омура досадливо крякнул и, поманив за собой юнца, отправился выполнять работу. Встал перед столом, на котором скопилась уже гора грязной посуды, и объявил:
- Ты преступник по прозвищу Одуванчик, обвиняемый в двенадцати кражах, одном поджоге и участии в заговоре с целью похищения наместника провинции. Ты арестован.
Веселый обжора сыто отдувался и ковырял щепочкой в зубах. Выслушав обвинения, он кивнул и полез в рукав. Младший ёрики схватился за меч и присел, раскорячившись, чтобы не зацепить потолок. Одуванчик подмигнул ему, достал связку денег и отсчитал ровно столько, сколько (по его мнению) стоил обед.
- Что ж... пойдем на ночь глядя?
Омура скептически покосился на кромешную тьму снаружи.
- Идти-то до Уцуномии далековато, да и лошадь моя не отдохнула еще, - вздохнул он. – Придется тебя покамест сажать под арест прямо здесь.
Он еще днем выяснил у словоохотливого минарай-ёрики, что тюрьмы в деревне отродясь не водилось, там и держать-то было некого.
- Младший, свяжи его.

(это мы развлекаемся с Сон)

Сообщение отредактировал Далара - 4-02-2009, 15:54

[SonGoku >>>]

У того нервно дернулся кадык; должно быть ученик полицейского живо представил, как все будет происходить. Вот он с веревкой подходит к преступнику, вот тот встает, вот кого-то хоронят... И уж точно не Одуванчика!
- Да не бойся, - хмыкнул тот дружелюбно, вытягивая из-за пояса ножны с мечом.
Их, положенные на широкую столешницу, Омура придвинул поближе к себе, на всякий случай. Бывало всякое... Из-за занавески у входа в кухню выглядывала хозяйка, которой хотелось и денег получить, и посуду прибрать, но приближаться было очень боязно. Младшего пришлось на деле обучать хитрой науке правильного обращения с веревкой. У того выходило то слишком туго, то чересчур слабо, а один раз он в усердии чуть не придушил Одуванчика к вящему недовольству не только его самого, но и инспектора.
- Если вы так со всеми, - отчитал тот ученичка, - неудивительно, что вам не нужна тюрьма.
Арестант, помогавший советами стражам порядка, возмутился, да так, что чуть не лопнула веревка, обвязанная вокруг плеч.
- Это что же? – забеспокоился он. – Не буду я ночевать под открытым небом! Раз уж взяли под стражу, так и обращайтесь со мной соответственно.
Кажется, он гордился своим задержанием.
Омура пересчитал скудные денежные запасы, вздохнул, но рассудил, что за поимку такого преступника расходы ему возместят, и позвал хозяйку. Та подбежала, шурша босыми ногами по струганным доскам пола, и первым делом подхватила монеты со стола. Смущенно поклонилась улыбчивому гостю-преступнику.
- Драгоценная, - сказал ей инспектор, - нет ли у вас сарая?

(с Даларой, ага)

[Fennec Zerda >>>]

Перешептывание листьев в ночи едва слышно, воздух был тих и чернота неба, воды и листвы смыкалась вокруг мягко, словно объятия нежной любовницы.
Йонако Ночная Песня замерла возле изогнутого ствола клена, чуть поводя жвалами, словно прислушиваясь. Глаза паучихи неярко светились в темноте, как заблудившиеся далекие золотистые звезды.
Кто-то был там, возле воды. На миг она увидела этих двоих глазами маленького паучка, пробежавшего по доскам беседки в темноту, почувствовала присутствие таких огромных человеческих тел, их тепло, волны их голосов.
Наваждение пропало, Йонако вновь ощутила себя в собственном большом и сильном теле – паучья скорость, больше сотни канов жестокости и голода. Голода?.. Нет. Сыта, уже сыта… Но любопытна. Еще миг недвижимости и Йонако двинулась вперед. На границе ощущаемой опасности она вновь замерла, укрывшись в зарослях, похожая на диковинную скульптуру, в которой нет ни души, ни жизни. Йонако была раздосадована – из зарослей людей не видно, ближе не выйти. Она перевела взгляд на гладкую черную воду, казавшуюся такой же мертвой, как взгляд самой паучихи. Ей нужен кто-то, кто станет ее глазами. Кто-то больший, чем ее крохотный и слабый слуга-паучок.
Йонако нетерпеливо шевельнула жвалами, словно пыталась что-то произнести. Там в пруду она чуяла мертвых. Их души, не получившие воплощения, застыли в толще воды и во времени, как насекомые в янтаре. И одна из них вдруг пробудилась, откликнулась на зов черно-золотой госпожи, застывшей на берегу, поднялась выше, покинула пруд, выплыла в ночь голубоватым блуждающим огоньком и, помедлив на кромке воды, поплыла к беседке.
Йонако опустилась ниже, легла на землю плоским животом и затихла. Вся она была теперь там, горела синим пламенем над черной водой.
Девушка с распущенными волосами, в богатом белом одеянии и мужчина, наверняка тот самый наместник провинции Шимоцуке, чьим охранником она поужинала сегодня. Кто из них обречен? Женщины нежнее, слаще на вкус, но мужчины умеют любить и страсть, что горит в их глазах за секунду до того, как сменится смертным ужасом, так прекрасна и так сладка… Сыта. Сегодня - сыта, но будет новое завтра, а Йонако предусмотрительна.
Йонако засомневалась, и блуждающий огонек подплыл ближе к беседке, наблюдая и выбирая.
Девушка с напудренным очень белым лицом или мужчина?
Кто из них обречен?

Сообщение отредактировал Fennec Zerda - 5-02-2009, 15:18

[Bishop >>>]

Деревня Куцукаке, ночь

Он почти распознал металлический негромкий звон - как по умершим в момент подношения. А девчонка-служанка, что поскреблась к ним с вопросом, не нужно ли чего, подумала, будто клиенты вознамерились не заплатить, дурочка, выбежала следом под дождь, ухватила за промокшую вмиг одежду. Нагао оттолкнул ее, потом - еще раз, потому что она не отставала. Из соседнего дома подсматривали в щелку; услышали громкие крики, наверное. Не сказать, что в тесном проулке разыгрывалась невиданная ранее сцена - просто делать им было нечего.
Из-за ливня кора дерева блестела полированным металлом, а зеленые лоскутья мха пропитались, как губка, сочились водой. Капли срывались с веток, барабанили по перевернутой тачке, по рябой поверхности ручья, что извивался между домов.
- Что тебе? - Нагао разжал пальцы, отцепил от себя чужие руки; девчонка вскрикнула от боли.
- Ничего, - бродяжка выпрямилась во весь свой немалый рост и посмотрела куда-то в сторону, в темноту.
На влажной ткани расплывались темные пятна, но что именно – не разобрать в полумгле ночного дождя. Нагао сгреб оборванку за затрещавшую - и без того прореха на прорехе; новых дыр и разводов никто не заметит, - одежду, притянул к себе.
- Что ты со мной сотворила?

(neko chan soshite)

[Кысь >>>]

- Оставила пять синяков? - повернуться девчонка не соизволила.
Боль скрутила желудок так, что северянин едва устоял на ногах. Захотелось проверить, не сжимает ли оборванка в другой руке нож. Не воспользовалась ли она им... Волосы облепили девчонку, будто водоросли, и сейчас было видно, насколько она – иная. То ли пойманная в силки человеческого тела птица, то ли олениха.
- Убирайся... – выдохнул он. – Оставь меня в покое.
- Кто тогда за тобой присмотрит? - бродяжка подставила узкое плечо. - Пойдем.
Подошвы рваных соломенных сандалий не хуже босых ног скользили по раскисшей земле. Беглецы – теперь они действительно ими стали – сумели проковылять лишь до раскидистого высокого дерева там, где улица расширяясь, превращалась в подобие небольшой площади. Под ним было бы совсем темно, если бы в каменном светильнике у ног местной Канон не трепыхался на ветру оранжевый огонек. Нагао прижал спутницу к мокрому шероховатому, в струпьях лишайника и мха стволу. Одежда сползла с плеч девчонки, кожа на ощупь была ледяной.
- Ты в порядке? - долговязая серьезно, почти печально смотрела в глаза воину. - Тебя никто... не укусил?
Вопрос прозвучал диссонансом, словно начиналась фраза совсем иначе. Девчонка сама поморщилась от контраста. Встретившись с непонимающим взглядом, объяснила:
- Ты выглядишь так, будто вокруг только смерть.

[Bishop >>>]

Шуршал дождь, заглушая все звуки. Струи воды били почти отвесно – мерцающий черный занавес, что отделял их двоих от деревни, от мира вокруг. Нагао прижался раскаленным лбом к плечу оборванки, чтобы хоть немного унять жар.
- Нас послали с поручением, а когда мы вернулись, повсюду были лишь трупы... и лужи с рвотой. А потом район оцепили, никого не выпускали, убивали всех, кто попадался на глаза, - он с усилием глотнул влажный воздух. – Трупы сваливали в большие ямы. Помоги мне.
- Не вспоминай об этом сейчас, - девчонка коснулась висков Нагао холодными пальцами, опустилась на раскисшую землю сама и заставила опуститься рядом. - Я расскажу тебе историю, только слушай, ладно?
Он кивнул.
- В ваших краях лежит О-Кагами-сама. Оно дальше и выше прочих озер, его окружают непроходимые склоны и очень старый, забытый даже животными лес. Но если пройти по руслу высохшего ручья, а потом найти нужный склон, его все еще можно найти. Там тихо, и ветки склоняются к самой воде. С них сыплется снег, и, не тая, неслышно падает в глубину. Вода озера чуть подернута белизной, и кривой бродяга в нем приобретает кожу аристократа. Туда приходили смотреться женщины в очень старые времена, и озеро помнит каждое из сотен и сотен лиц. И если приходить туда часто, каждый раз твое отражение будет иным.

(ma-a)

[Кысь >>>]

Нагао вдруг вспомнил – высокие криптомерии вдоль тропы и два каменных льва, что охраняют дорогу к храму... как же он назывался? Дверь в тайное.
- Храм Тогакурэ*. Я помню.
- Леса, в которых пряталось солнце, - улыбнулась бродяжка. - Я была там зимой, и видела только зимние сказки. Старое с новым сливается в одну долгую, словно вечность, историю, и кажется, что будущее тоже уже написано здесь.
- Я с западного побережья, из Идзумодзаки...
Воспоминания возвращались, но медленно.
- Хотя родился в замке Касугаяма, - Нагао вытер ладонью мокрое лицо. – По крайней мере, мне так говорили.
Он оттянул рукав испачканного хаори.
- Расскажи мне еще что-нибудь.
- Может быть, в октябре? Тогда я расскажу, куда прячутся боги. Или о лисьих праздниках в дни урожая.
Пламя в каменной чашечке возле ног изваяния кланялось и плясало, как девушки в храмах.

-----------
togakure - 戸隠 - "дверь в тайное" или "потайная дверь", дверь-скала, что закрывала вход в пещеру, где пряталась Аматэрасу.


(почти все - Биш ))))

Сообщение отредактировал Bishop - 6-02-2009, 17:44

[Bishop >>>]

Склон вулкана Асама

День пришел вместе с туманом. Белесые реки стекали по горному склону, струились ленивыми водопадами, клубились в ложбинах. Пепельные и молочно белые жгуты переплетались, смешивались; на миг показалось - если бы было кому подглядывать, - что на скальном выступе, на подстилке из темно зеленого с изумрудными стрелками хвоща мха, положив тяжелую массивную голову на могучие лапы, лежит огромный зверь. Дунул ветер, прогнал видение.
Пелена, что паутиной затягивала вход в небольшую пещеру - нет, скорее крохотный грот, образованный пористыми, шероховатыми валунами, - колыхалась в такт басовитому монотонному мурлыканью. Голос шел изнутри, словно из-под земли, и лишь присмотревшись, можно было заметить обитателя пещерки.
Неожиданный порыв ветра подергал за выцветшие красные переднички на округлых булыжниках возле входа, разорвал туман. В прореху ударили пиками солнечные лучи. Тот, кто пел заклинания, оборвал их и основательно, сладко потянулся. Птицы на миг замолчали, когда он вышел из своего убежища - предварительно хлопком отогнав духов от чьей-то могилы. Человек огляделся по сторонам, жмурясь от света. Одежда на нем когда-то была чисто-белого цвета, сейчас ее украшали грязные разводы, будто полосы на тигриной шкуре. Бродяга запустил пятерню во всклокоченную шевелюру, безнадежно подергал. Сморщился по-кошачьи, чихнул.
- Теперь не в свое время, - громко сказал он, обращаясь непонятно к кому; в ветвях над его головой возмущенно загалдела невидимая птица. - Что-то я стал частенько промахиваться.
Он ступал босыми ногами по камням и хвое безмятежно, почти величаво – сейгакэ* при дворе императора, не иначе. Длинные штанины давно разорвались по низу, лохмотья волочились по земле хвостом.

-------------------
*Seigake (清華家) – второй, считая с высшего, ранг придворных-кугэ (не самураев), из них могли назначаться министры-дайджин, включая дайджо-дайджин, старший из четырех придворных министров. Происходили из семей Фудзивара или Минамото и были потомками императоров.

[Далара >>>]

Сиятельная Аматэрасу не успела ещё и на треть выглянуть из-за водной границы мира, а Хошибэ уже спланировал в ближайший к склону Асамы лес, скрываясь от лучей Великой богини. Огнеглазые карасу-тэнгу не слишком любили дневной свет, застящий им взор и жгущий кожу. Никаких опасностей это в себе не таило, но отвлекало, мешало, а рисковать Хошибэ не собирался...
Сень древних деревьев приняла его под свой полог, укрыла, обратившегося в чёрного ворона тэнгу и спрятала от чужих взглядов. Хошибэ устроился в кроне могучего, разветвлённого древесного исполина и прикрыл глаза. Нужно было дождаться ночи...
- Ты и вправду считаешь, что это Химико там, среди облаков, а не раскаленный шар? – промурлыкал внизу чей-то голос.
Зашуршала листва рядом с дремлющим вороном. Мелодичный женский голосок прозвенел колокольчиком:
- По-твоему, она ленится выходить сама и пускает вместо себя кататься мячик? Я бы на ее месте не стала. Представь, что будет, если люди забудут ее.
Снизу зашуршали травой – как будто встряхнулся кто-то очень крупный.
- Но ее там нет.
Хруст ломаемых сучков, легкий запах паленого листа, тут же унесенный ветерком. Скрип, словно кто-то весело раскачивается на ветке.
- Это тебе твои камешки сказали? – костяной щелчок. – Или ты спросил у Охотника?
- Камни, веточки и монеты говорят одно и то же, - тот собеседник, что стоял под деревом, шумно вздохнул. – На Облачной равнине нет ни Химико, ни ее младшего брата. Мир по-прежнему не в равновесии.
- Тьфу! – с выражением сказали на ветке; посыпалась сухая листва. – Ничего не изменилось с тех пор. И нашего по-прежнему не видно и не слышно, будто и не было его никогда. Поискать-то их некому.
- Что? – без тени сочувствия спросили внизу. – У тебя тоже не получилось?
- Внизу никого из них нет, только зря измаралась в грязи. Перо подаренное мальчишка с собой носил. Но на этом их каменном поле он так изменился, что я подумала – вот, сейчас. И забрала. А оказывается, не вернулся он. Пусть теперь они сами разбираются, - гневно прозвенел девичий голос.
Внизу кто-то поточил когти – большого размера – о дерево.
- Ты не одна?

(выяснилось, что Биш не один, есть еще я и Оррофин)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Роль благовоспитанной скромницы давалась О-Кисаки с большим трудом, но девушка заставила себя просеменить по галерее со стопкой одежды в руках и опуститься на колени возле комнаты молодого наместника. Что уж происходило после за задвинутыми перегородками, осталось для многочисленных любознательных домочадцев господина Мацуоки тайной, но оттуда доносились приглушенные веселые голоса, время от времени заговорщицкая беседа прерывалась взрывами хохота. Недоумевающие гости и родственники господина Мацуоки предпочитали думать, что обезьянка, любимица молодого наместника, снова выкинула какую-нибудь шутку. Вскоре во двор, где и так было тесно, высыпала пестрая стайка телохранителей Теншо Токисады. Если не считать двоих - тех, кто был немного постарше остальных и был одет в полные доспехи, разве что шлемы они держали в руках, - свиту наместника скорее можно было принять за отпрысков знатных семей, собравшихся на увеселительную загородную прогулку. От ярких разноцветных одежд рябило в глазах.
Когда два дюжих носильщика вынесли паланкин, появился и сам молодой наместник в сопровождении верной О-Кисаки; лица обоих были скрыты широкими полями соломенных шляп, надвинутых на самые глаза.
- Уже к обеду нас будут осуждать за непристойные для паломничества наряды, - заметила вполголоса девушка.
- Кого это должно волновать?
- Не меня! - захихикала смешливая О-Кисаки.
Юный дайкан разместился в небольшом паланкине, О-Кисаки уселась в седло, чтобы возглавить процессию; теперь девушка больше молчала, отдавая распоряжения жестами, а не словами.

[Далара >>>]

Ее брат ехал рядом; казалось, он совсем не расстроился, что сегодня честь хранить меч господина выпала не ему, а сестре. Миновав городские ворота, не обращая внимания на склоняющихся в поклоне людей, компания молодых людей направилась к горным храмам Охийя, вызвав смешанные чувства у горожан. С одной стороны все приветствовали благочестивое желание наместника, а с другой - зачем превращать поездку в веселье? На развилке у большого камня О-Кисаки заметила в густой траве огненный рыжий росчерк.
- Что там? – брат-близнец проследил ее взгляд.
- Ничего особенного, - шепнула в ответ девушка, прикладывая к губам палец. - Всего лишь лиса.
Ее брат оглянулся на растянувшуюся по пыльной дороге процессию. Двигались они без спешки, да и куда спешить, час поездки, и они на месте.
- Нас кто-то догоняет, - Миги прищурился. - Кто-то некрупный...
Через несколько минут пронзительно визжащий от негодования пушистый комочек с красной ленточкой и золотым бубенчиком на шее забрался к О-Кисаки на колено и подергал за рукав.
- Смотри-ка, господин Каку опять отвязался! Ты устал, малыш? - девушка погладила обезьянку по голове.
- Надо сделать привал, - предложил Миги.
О-Кисаки согласно кивнула и приблизилась к паланкину, чтобы отдать усталого зверька хозяину. Процессия свернула на небольшую лужайку у ручья и расположилась там на короткий отдых, чтобы переждать особо жаркие дневные часы.

Сообщение отредактировал Далара - 12-02-2009, 16:54

[SonGoku >>>]

Перед ними уже открывалось священное ущелье Охийя, когда процессия сделала еще один короткий привал, потому что конь О-Кисаки вдруг заупрямился и скинул наездницу прямо в преграждавший дорогу ручей; хорошо, что было не глубоко, обошлось фонтаном брызг и хохотом спутников. Но все-таки пришлось остановиться, чтобы девушка смогла переодеться, а наместник, воспользовавшись случаем, размять ноги. О-Кисаки передала меч брату, взяла сухую одежду и, огрызаясь на шутки, нырнула в густые кусты. Никто не обратил внимания, как из короба с подарками настоятелю и монахам выскочил рыжий лисенок и, едва заметно прихрамывая, убежал к скалам. Солнце зависло над самой кромкой гор и, хотя еще не стемнело, настоятель выслал навстречу гостям послушников с фонарями, чтобы указать путь и отпугнуть возможных злоумышленников. В почтительном молчании притихшие молодые люди миновали огромную высеченную из скалы фигуру Хейва Каннон, с бесконечным терпением взирающей на несовершенный мир вокруг. Угомонились даже самые голосистые. У ног богини, где тропа расширялась, всадники спешились и отгородили полотнищем место для отдыха.
Наместник в сопровождении послушника прошел внутрь глубокой пещеры, где его уже ждал настоятель и старшие монахи. Туда же отнесли и подарки. Обезьянку привязали возле лошадей, и та немедленно поднял крик. О-Кисаки принялась угощать возмущенного зверька кусочками персика, только так удалось кое-как успокоить негодующего господина Како. Разложили циновки и приготовились ждать, когда Теншо Токисада насладится беседой с монахами и молитвой; впрочем, на счет последнего свита к недоумению и беспокойству обитателей храма отпускала двусмысленные шутки.

[Далара >>>]

Если длинный разговор между настоятелем горного храма и Теншо Токисадой мог слышать хотя бы старший послушник, который прислуживал им за едой, подливал чай в опустевшие чашечки и приносил закуски, то мысли, посетившие молодого наместника, когда он сидел перед вырезанной в стене пещеры Тысячерукой Каннон, остались известны лишь ему и богине. Некому было даже поделиться догадками и подозрениями; к наместнику отнеслись с пониманием и оставили его в одиночестве, а небольшой масляный светильник отвоевывал у мрака только маленький клочок пространства. На лице Токисады лежала глубокая тень.
Казалось, обезьянка понимала, где находится, и не шумела, даже золотой бубенчик на ее шее звенел не так громко, как обычно. Пробравшись по длинным подземным коридорам, маленький пушистый зверек отыскал вход в большую пещеру, где горел одинокий светильник, а каменное лицо богини словно парило над сидящим перед алтарем молодым человеком в нарядных одеждах. Здесь обезьянка, похоже, утратила воинственный пыл, подкралась к хозяину и дернула его за рукав. Нелепо думать, что можно уснуть перед величественной Каннон, но Токисада вздрогнул, как будто только проснулся. С радостным визгом обезьянка залезла к хозяину на руки. Наместник приложил палец к губам.
- Найди хотя бы каплю уважения, - шепнул Токисада на ухо обезьянке; зверек сморщился и вздохнул.
Наместник поднялся, поклонился каменному изваянию и, забрав светильник, направился к выходу. Обезьянка прижалась к хозяину.
- Воины бога вернутся за мной, - задумчиво проговорил Теншо Токисада. - Но не сегодня. Не бойся.

[SonGoku >>>]

В ущелье собралась темнота, когда наместник в сопровождении монахов вышел из храма. К этому времени половина его телохранителей успела задремать, половина развлекала себя игрой в кости. Подсвеченное кострами полотнище с гербом Теншо, что отгораживало их стоянку, казалось великанским фонарем.
- Разумно ли пускаться в дальний путь на ночь глядя? - бросив взгляд на закатное небо, настоятель с сомнением качнул головой; от закатного оранжевого зарева осталась небольшая окантовка горных вершин.
- Вот и проверим, насколько усердно молился ваш недостойный слуга, - рассмеялся в ответ Токисада, оглядываясь на гигантскую фигуру богини.
Настоятель опять покачал головой, но не стал отговаривать, лишь пожелал скорейшего и безопасного возвращения домой и еще раз поблагодарил за подношения и подарки. Токисада поклонился в ответ. Лагерь свернули так же быстро, как и разбили, и вскоре процессия двинулась в обратную дорогу, которая, прежде чем выйти на равнину, некоторое время шла между высоких деревьев.

[Далара >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
13 день минадзуки 2-го года Генна

От дома по мостику и к веранде тенью проскользнула тонкая босая девочка-служанка. Она принесла на подносе набор для сакэ, глиняный кувшин и легкую закуску из фруктов и орехов. С трудом удерживая дрожь в руках – вдруг наместник разозлится на непрошенное появление - поставила столик-поднос точно так, как учили, и растворилась в темноте, только шаги прошуршали по гравию. Из дома через щель между перегородками за освещенной беседкой наблюдали несколько пар блестящих глаз.
Инаба всегда был не прочь выпить, неважно, в компании или в одиночку, лишь бы сакэ было хорошее. И редко отказывался, если предлагали, но сейчас он заколебался, когда ему протянули тонкую сакэдзучи кончиками пальцев, выглядывающими из-под белой с почти незаметным узором ткани рукавов. Чашечку он взял, даже поднес к губам, но насторожился, прислушиваясь к чему-то вдали, и опустил руку.
- Удивительные птицы, по рассказам, водятся в этих местах. Кричат по ночам человеческими голосами. Но я их не слышал раньше и, честно говоря, считал выдумкой.
На выложенную речной галькой дорожку упала первая капля дождя. Промчался ветер, по пути встряхнул ветки деревьев.
- Говорят, у любви и у боли одинаковые голоса, - усмехнулся Токисада.

Перед тем, как удалиться, молодой человек в синих доспехах несколько раз перечитал свиток, только что подписанный «грозным старцем», чем вызвал еще один недовольный шепоток среди окружения Токугава, затем поклонился, принял у слуги поводья и отвел коня к подножию холма. Там он сунул драгоценную бумагу за пазуху и ловко взлетел в седло. Чем завершится этот день, он не знал и не загадывал, но даже если ему не повезет увидеть завтрашний рассвет, день и жизнь он окончит свободным человеком. Он огляделся.

(я по-прежнему в гостях у Сон)

[SonGoku >>>]

Неподалеку быстро превращался в развалины охваченный пламенем Санада-мару, за ним, оставшиеся без защиты «храбрейшего из храбрых» осажденные в замке открыли боковые ворота и пытались с боем прорваться сквозь ряды противника. Любопытно, сколько еще нужно времени, чтобы триста пушек обрушили наконец-то величественный замок, некогда белые стены которого сейчас почернели от дыма и копоти.

Молодой человек надел шлем, потуже затянул завязки и еще раз проверил оружие. Затем остановился у груды трупов, некоторое время отыскивая и выдергивая из мертвых тел еще целые стрелы. Лук он предпочитал любому другому оружию, так что не следовало отказываться от неожиданного подарка судьбы. А затем, прикрикнув на коня, он послал его в самую гущу сражения.

- Значит, Эцуо-доно тоже наскучило в Эдо... – то ли спросил, то ли заключил юный наместник.
Ответить Инаба не успел, потому что у самой воды над краем беседки повис комочек голубого пламени; как будто красуясь перед зрителями, огонек поворачивался то одним боком, то другим и даже иногда плевался крохотными искрами, когда ему снизу наподдавала волна.
- Ониби,* – наместник протянул ему ладонь, как будто приглашал присесть себе на руку. – Похоже, кто скоро умрет.

---------------------
*onibi (鬼火) – «демонический огонь», блуждающий огонек, обитающий в лесной глуши и возле могил; его часто считают душой человека, который вот-вот умрет или уже умер, но не похоронен должным образом.

Деревня Куцукакэ

Сарай хозяин мешия и его жена содержали в порядке. Ни одна стенка не покосилась, в поилках для лошадей всегда свежая вода, а в яслях целый ворох ароматной соломы. Вдоль дальней стены был выставлен на хранение немалый запас бочонков с сакэ, которые хозяйка демонстративно пересчитала прежде, чем оставить ёрики и арестанта одних. Омура, который приглядывал то ли за Одуванчиком, то ли за мальчишкой, убедился, что все в порядке и убыл в дом – за провизией. Пленник огляделся, выбирая себе кучу соломы помягче, хотя весь его потрепанный вид свидетельствовал, что он привык спать, где придется.
- Так и будешь сидеть всю ночь? – полюбопытствовал он, разглядывая минарай-ёрики, который не выпускал из рук веревки, которой связали преступника. – Не боишься?
Мальчишка судорожно сглотнул.
Вернувшийся Омура застал юного стража порядка на посту, мелкий бдительно таращил глаза. Одуванчик же завалился в ароматную сухую траву и оглашал сарай оглушительным храпом. Инспектор поставил свою ношу – поднос, на котором выстроились в ряд и источали ароматы даже из-под крышек несколько разномастных плошек, - перед бледным и даже с виду очень голодным юным ёрики.
- Я ночую у госпожи Токома, - уведомил Омура. – Если случится что-нибудь непредвиденное, немедленно сообщай мне. До того, как бросаться в погоню, драку, расследование или что-нибудь еще.
Он знал, у него в помощниках ходило чуть меньше десятка таких же, как этот.
Их пленник, не просыпаясь, на миг прекратил «музицировать» и принюхался, но затем блаженно захрапел вновь. Мальчишка оглянулся на него.
- А он, правда, покушался на жизнь наместника? – недоверчиво (но не без зависти) уточнил минарай-ёрики.
- Без вины не выписали бы приказ на арест, - проворчал Омура, который сам поесть не успел; его ужин ждал в общей комнате.
Не к месту вспомнилось лицо Токисады – слишком белое, слишком узкое и изящное. Взгляд, от которого становилось неуютно, словно ты мошка, и тебя в любой момент могут прихлопнуть за надоедливый писк. И в то же время лицо чистое и располагающее, как у ребенка. Инспектор похлопал себя по плечам, словно прогоняя озноб, хотя ночь не принесла прохлады.


(и опять с Даларой, ун)

Сообщение отредактировал SonGoku - 19-02-2009, 10:36

[Grey >>>]

Деревня Куцукакэ

Первые лучи солнца касались коньков крыш, пробуждая мир от ночной дремоты, но еще не изгоняя прохладу минувших часов. Где-то во дворах не слишком уверенно издал свой утренний клич петух, но, словно смутившись чего-то, оборвал его так же резко и внезапно.
На веранде мешью было слышно, как ветер играет листьями деревьев, и только надсадный храп сгорбившейся белой фигуры разрушал гармонию момента. Маленький спутник гиганта сидел, привалившись к столбу, а его лицо, похожее сейчас на грубо выточенную из камня маску, хранило полную неподвижность. Глаза ворчуна были открыты, но в них не было жизни, что делало их похожими на глаза мертворожденного младенца. Низкий столик перед странной парочкой носил следы ночного пиршества. Кроме нескольких куриных костей, лежавших с того края, где сидел коротышка, столешницу покрывали подсохшие бурые пятна. В миске великана остались загрубевшие тряпки, еще недавно бывшие частью одеяния, и матерчатый мешочек омамори с разорванным шнурком. Потому, что осталось, трудно было сказать, кто именно оказался жертвой трапезы, но судя по цвету лоскутков материи, этих жертв было не меньше двух.
- Интересно, хоть когда-нибудь я застану вас в другом виде?
Мягкий вкрадчивый голос, отдаленно похожий на шум прибрежных волн во время штиля, произвел совершенно неожиданный эффект. Взгляд маленького путника в одно мгновение обрел осмысленность, а белый великан, подавившись очередным гортанным вдохом, сразу же проснулся и привычно улыбнулся человеку, стоявшему напротив него.
- И как та картина, которую я сейчас наблюдаю, согласуется с той миссией, что вам была поручена?
Говоривший оказался невысоким коренастым мужчиной с длинными седыми волосами до плеч. Одет он был в суо, искусно расшитый волнистым орнаментом, в цветах костюма преобладал изумрудно-зеленый, остальное имело более травянистый оттенок. За широким поясом без ножен висел бледно-желтый меч-цуруги, в котором не было и грамма железа, а остро заточенное лезвие составляло с рукоятью единое целое. Лицо у мужчины было невыразительным, нос имел приплюснутую форму, широкий рот окаймляли бескровные губы, а подбородок покрывала редкая седая борода. Только причудливо вытянутые уголки темных, почти черных, глаз позволяли хоть за что-то «зацепиться» случайному взгляду.
- Хозяин, мы… - начал было великан, но его перебил коротышка.
- Мы собирали информацию, чтобы все знать точно, а здесь это можно было сделать лучше всего.
- Что мне всегда в тебе нравилось, Тетсумару, - улыбнулся седой, - так это твой просто безграничный оптимизм. Ты ведь действительно надеешься, что я поверю в твои слова?
- Не совсем, - тихо ответил собеседник, сразу заметно сникнув.
- Но мы были голодные, - привел резонный, по его мнению, довод спутник ворчуна.
- Ты всегда голоден, Китацуга, и поэтому, чтобы хоть как-то контролировать твои порывы, я и приставил к тебе Тетсумару. Но, похоже, это в очередной раз себя не оправдало. Иногда мне тяжело поверить, что вы и вправду лучшие из всех моих слуг.
- Хозяин…
- Хватит, - резко оборвал великан седой. – Вы итак уже натворили дел. Пока вы мне больше не нужны, поэтому возвращайтесь на место.
Чистый утренний воздух на веранде на мгновение стал мутным и масляным, затуманиваясь, как бывает в жару на открытом месте. Спустя секунду, у стола стоял уже только один человек. А на тонкой серебряной цепочке, висевшей на шее у седого поверх одежды, появились две крохотных фигурки – забавный человечек из белого пуха и крохотный железный солдатик с обломками копья-яри в разных руках.

Сообщение отредактировал Grey - 19-02-2009, 22:53

[SonGoku >>>]

Минарай-ёрики трепетал от волнения настолько, что едва сумел поделиться со столичным гостем свежей новостью: убиты хозяева мешия, той самой, в которой вчера вечером собралось великое множество необычных гостей. А служанка, которая моет пол и готовит особо почетным и денежным гостям ванну-фуро, перепугана так, что отказывается говорить. Лишь мычит и пучит глаза, будто каппа. Омура принял известие стойко: отставил посудину с супом, который с утра пораньше поедал со смаком, и задрал бровь, сам став похожим на речного демона. Ложка дополняла образ.
- Так-таки убиты?
Малец застеснялся. Некоторое время он тянул «ну-у...» и «это-о...», а затем все же решился.
- Их никто не может отыскать. А еще... на полу повсюду пятна крови. А еще... за домом, в проулке нашли вторую служанку... – минарай-ёрики шумно сглотнул. – Так ее вот зарезали.
Инспектор с шумом и причмокиванием допил суп, вытер рот влажной тряпочкой и с сомнением покосился на младшего.
- Что не значит, что убиты хозяева. Как насчет кошелька? Остался он при ней?
Здоровый крепкий румянец потомственного деревенского жителя стал понемногу сменяться зеленоватой белизной. Минарай-ёрики виновато поерзал на месте; он забыл осмотреть место преступления, но был готов немедленно сбегать и наверстать упущенное. Хоть и без восторга.
- У нас тут такого раньше никогда не было, - признался несчастный ученик.

(а вот с Даларой! не ожидали?)

[Далара >>>]

Омура тяжко вздохнул, отставил поднос с посудой из-под завтрака и, кряхтя, поднялся на ноги. Погода установилась жаркая с самого утра. Сейчас бы сидеть себе на веранде, попивая холодный чай, слушать пение птиц и разговоры жены с соседками.
- Там еще кто-нибудь остался из вчерашних гостей?
- Колдун пока там, и его наманари, а того... рослого нету, и женщины, что была с ним. И в комнате, где они ночевали, кровь повсюду...
Крови было даже в избытке, непонятно – откуда взялось столько?
- А еще нет белого великана и такого... железного. И другой воин, в черном и похожий на ворона, тот тоже ушел, - продолжал добросовестно перечислять малолетний охранник порядка. – А еще...
- А еще меня там тоже уже нет, - обиженно объявили с порога.
Новый гость был по-прежнему связан, а потому сердито отдувался.
- Где мой завтрак?
Омура смерил его расчетливым взглядом, прикинул количество монет у себя за поясом и твердо сказал:
- Твой завтрак за твой счет пока не доберемся до тюрьмы.
- Э нет! – заспорил Одуванчик, отодвигая с дороги младшего из ёрики. – Так мы не договаривались!
- Мы вообще никак не договаривались, - не подумал уступать инспектор, которого совершенно не грела мысль тратиться на чужого ему человека. – Ты преступник, и хотя тюрьма обязана тебя кормить – я-то нет.
Из-за занавески в кухню выглянули любопытные служанки с метелками из перьев. Слишком мало всего обычно случалось в деревне.

(какая неожиданность, ага)

[Далара >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Июньский душный вечер был наполнен звоном насекомых и криками птиц. Затянутое тучами небо казалось черным, и лишь у горизонта злым алым глазом пылало солнце. От земли поднимался накопленный за день жар. Шевелились густые тени, и трудно было сказать чему или кому они принадлежат. Самые высокие горные вершины еще полыхали, словно факелы. Время, когда духам легче всего попасть в мир живых. Уверенный дробный перестук копыт по сухой земле наводил на мысль, что кое-кто из них уже здесь.
Во тьме было не разглядеть дороги, и всаднику оставалось положиться на умение коня находить правильный путь. Впереди черным силуэтом на фоне подсвеченных дальней молнией туч встали деревья. Всадник натянул поводья, останавливая коня. Прислушался и шепнул:
- Едут.
Конь всхрапнул, соглашаясь, и почти без понукания направился в пространство между деревьями, оставляя всаднику самому заботиться о низких ветках. Тот, облаченный в темную, под цвет земли, одежду, припал к шее животного, слушая что-то вдали, а может и внутренний голос.
- Стой.
Конь фыркнул, но покорился, хоть и не одобрял, похоже, выбор места. Всадник легко и бесшумно спрыгнул на землю.
- Жди здесь.
И удалился вглубь леса к пролегающей меж деревьями тропе.
Звуки процессии сделались громче, между стволов заметалось эхо: цоканье копыт вперемежку с шарканьем босых человеческих ног, спокойные деловитые выкрики, звон, треск факелов. Красновато-желтое сияние наползало, выхватывая из темноты деревья и кустарник на обочинах. Одинокий человек в темном затаился на ветке, жадно вглядываясь в процессию. Паланкин, ближайшая охрана, обычная охрана. Все правильно. Обмотанная тканью рука в котэ нырнула за пазуху. Извлеченный оттуда маленький предмет на мгновение поймал отблеск факела, и человек улыбнулся под скрывающей лицо тканью. Жестокая, кровожадная улыбка. Работа работе рознь. Свист, еще и еще. Три "звездочки" одна за другой полетели в цель. Человек в черном проворно вскарабкался выше, еще выше, до тех пор, пока ветки могли выдержать его вес. Вновь затаился, глядя вниз. Суетилась охрана. В занавеске паланкина зияла дыра.

Сообщение отредактировал Далара - 8-05-2009, 13:12

[SonGoku >>>]

Неспешный ход лошадей сбился, события набрали силу и скорость, как ручей, который взломал наконец-то запруду. Несколько всадников сгрудились в кучу вокруг паланкина, закрывая наместника от невидимого врага. Первой опомнилась О-Кисаки; выхватив меч, девушка выбила из рук слуги фонарь, развернула коня и промчалась вдоль процессии с криком: "Гасите огни!" Широкополая соломенная амигаса ей мешала и полетела на дорогу, где была втоптана в пыль копытами лошадей. Восьмиконечная "звездочка", испортившая шляпу и оставившая на скуле О-Кисаки глубокую рану, разрезала и ленту, которая стягивала волосы всадницы, и теперь они водопадом обрушились девушке на спину.

Человек в черном, вцепившийся в ствол высоко над тропинкой, откинул ветку, чтобы лучше видеть, и раздосадованно зашипел. По охраннику, поправка - охраннице, вышла промашка. Со вторым... человек пригляделся, нет, ну чтоб ему не повернуться лицом? Но, кажется, тоже промашка, раз не сильно отвлекся. Понять бы еще, что в паланкине.

Юные воины настороженно притихли, сдерживая лошадей, которые, почуяв волнение седоков, норовили всхрапнуть. Только неугомонная О-Кисаки вновь прогнала коня по дороге и натянула поводья лишь у паланкина. Охранница спрыгнула на землю, откинула легкую шторку, но даже если надеялась что-то разглядеть внутри, то все равно не смогла бы. Зато хорошо слышала злое кряхтение перепуганной обезьянки. Паланкин был взломан одним ударом меча.
- На коня, - едва слышно выдохнула охранница; волосы растрепались, свешивались черными жгутами на лицо. - Садись на моего коня.
Голос у нее был сиплый, а может, только казалось, что он звучит ниже обычного. Из паланкина донесся неразборчивый ответ. Брат О-Кисаки тоже спешился, с его помощью удалось усадить раненого в седло, всадник тяжело склонился к шее лошади. Миги набросил ему на плечи темное покрывало.
- Головой отвечаешь, - по-прежнему хрипло приказала охранница и ударила ладонью коня по лоснящейся спине.

(Далара soshite, как говорит один наш знакомый)

Сообщение отредактировал SonGoku - 24-02-2009, 16:18

[Bishop >>>]

В разрушенном храме

Они бы задержались еще немного, но ливень смыл кровь с их рук не хуже воды в ручье, и когда мерцающий ночной мрак сменила серая пелена дождливого утра, были далеко от деревни. Не сговариваясь, они продолжали идти, поддерживали друг друга, стоило кому-нибудь одному споткнуться. Они молчали, чтобы сохранить оставшиеся силы как можно дольше. Дождь то прекращал лить, то начинался снова, и, кажется, смывал не только соль с кожи, но и самые лица. Стоило прислушаться к его звукам, и в голове поселялась та самая тихая пустота, что приходит только с бегущей водой. Бродяжка давно не чувствовала ни сбитых ног, ни суставов, ни даже усталости, но слова все равно не приходили на ум, словно все были смыты под землю. Но подставляла плечо попутчику, может быть, чаще, чем стоило бы, отчасти из сопричастности, отчасти - опасаясь, что он не делит этого безмятежного чувства. Без тишины, без нечувствительных ног - сейчас было бы очень плохо.
Одинокий дом рядом с дорогой - почти по крытую тростником крышу утонувший в кустарнике - стал бы неплохим убежищем, но на стук в щель выглянула только девочка. Пискнула, что ни отца, ни матери нет дома, и придут они не скоро, и замолчала, угрюмо разглядывая незнакомцев. Больше взглядов досталось оборванке, чересчур необычной - тонкой, ломкой, длинношеей, как олениха - та была. Северянин мог поразить воображение девочки только ростом; в остальном он ничем не отличался от таких же, как он, ронинов. Но гербы на одежде малолетка рассматривала с любопытством.
- Дай нам хотя бы плащ.
- У нас есть еда, - добавила оборванка. - И тебе нужен кто-нибудь, способный тебя защитить.
Девочка приоткрыла дверь шире и выскользнула в щель. Обычная деревенщина - коротконогая, со слишком большой головой, что казалась еще крупнее из-за растрепанных сухих, будто прошлогодняя трава, волос. Некрасивое лицо, все изрытое оспинами, было серым от грязи. Серой была и одежда. Девочка постояла, насупившись, хлюпнула носом - и вдруг сорвалась с места, шмыгнула за дом. Нагао оглянулся на свою спутницу.
- Непохоже на приглашение, - сказал он.
Сейчас – когда в разрыв сизых туч просачивался солнечный свет, - он чувствовал себя лучше. Хотя и едва стоял на ногах. Ночные события отодвинулись далеко, слились с давним кошмаром, про который можно забыть – на время. До следующего заката.

(Кысь mo)

[Кысь >>>]

- Я не хочу оставаться в сказках, - покачала головой спутница воина. - Пойдем.
Девчушка вернулась, но - не с охапкой соломы, за которую легко принять плащ-мино, а с цветами. Белые с желтым камелии, казалось, были сделаны из раскисшей под дождем бумаги. Девчонка сунула цветы самураю, неумело улыбнулась потрескавшимися губами и торопливо закрыла дверь. Было слышно, как она опускает засов.
- Хороший цветок, - бродяжка уже вышла под дождь, и капли стекали с волос, удлиняя пряди почти до земли. - И хороший плащ.
Нагао сунул бутоны за пазуху, хотя больше хотелось – втоптать их в грязь. Раздавить, посмотреть, как сломаются лепестки. Дождь высасывал злость, но заполнить образовавшуюся пустоту было нечем.
- Ты знаешь... – произнес северянин спустя долгое время, когда они все-таки нашли пристанище – в старом храме с прохудившейся крышей и следами костра на полу. – Но пока я не выполню поручение, нам придется жить. Даже в сказке.
- Это уже настоящая быль, - девчонка умудрилась разыскать где-то не только небольшой склад из сухих веток, но и хорошее настроение. - Поручение?
Нагао поднял с пола бронзовую небольшую чашу, понюхал липкий зеленый осадок в ней, покачал головой. Если поднести ладонь к углям – можно было почувствовать тепло. Костер жгли недавно.
- Вернуть одну ценную вещь ее законному владельцу.
- А если он возьмет ее с трупа?
- Какая мне разница? – северянин уселся спиной к стене, достал оружие; на клинке остались разводы от влаги. – Может быть, ему придется убить меня, чтобы забрать эту вещь... Я не знаю. Если бы хозяин меча был уверен, что получит его обратно, мои услуги ему не понадобились бы, верно?
Он закрыл глаза. За стеной шуршал дождь.
- Может быть, никакая, - девчонка замолчала тоже.
Развязала узел с едой, набрала в плошку дождевой воды. Один за одним достала из-за пазухи немудреные пожитки, разложила сушиться. Долго смотрела на руки, еще серые, но уже с проступающими яркими пятнами. Отжала волосы - небольшой водопад хлынул на пол.
- Ты – ками? – спросили ее.
- Нет, но я тоже люблю жить. А ты?
- Нет, но когда-то я любил тоже.
- Сейчас?
Бутоны камелии на ладони казались почти невесомыми.
- Говорят, что гордые живут лишь мгновение. А еще – что цветы без запаха умирают преждевременно.

(и Биш ))

[Далара >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
12 день минадзуки 2-го года Генна

Где-то неподалеку началась гроза, пока без дождя, хотя сырость уже пропитала воздух. Сверкнула вспышка, следом недовольно забормотал гром. Еще одна вспышка, поярче, осветила занявшую всю дорогу процессию. С дерева раздалось змеиное шипение: наместник был еще жив, хотя и ранен. Лошадь с двумя седоками поскакала к деревне. Шиноби скользнул вниз по стволу, пользуясь темным перерывом между молниями, бившими все чаще. Гром ворчал все ближе, скоро пойдет дождь. Тихий свист - не искать же коня по всему лесу - шорох растоптанных копытами сучков, и вот уже рука нашаривает поводья. Всадник одним махом взлетел в седло, коленями и пятками понукая коня. Следом за ним еще кто-то запрыгнул коню на круп, вторым скачком оказавшись у противника на плечах. Не долго думая, отважный зверек вцепился ночному убийце в шею.
Лес огласил вопль - от неожиданности и боли шиноби завизжал, как девчонка. Выпустив поводья, он обеими руками схватил маленький пушистый комок; тот оказался неожиданно плотным, под мехом прощупывались твердые мускулы.
Убийца нащупал пасть, сунул пальцы между острых зубов, чтобы избавить от них собственную шею. Зверь тут же сжал челюсти, под перчаткой ощутимо заструилась кровь. Второй рукой шиноби изо всех сил дернул маленького врага вверх и в сторону, пытаясь скинуть его с себя. Как же! Зверек лишь вцепился сильнее. Оглушительно бренчал маленький бубенчик.
- Ах ты тварь!
Победа осталась за человеком. Размахнувшись, шиноби зашвырнул скалящуюся обезьянку подальше в кусты.
- Сиди там. Такая добыча не про тебя.

(мы с SonGoku)

Сообщение отредактировал Далара - 31-03-2009, 15:38

[Fennec Zerda >>>]

Дом господина Мацуоки


Блуждающий огонек подплыл ближе к уединившимся в павильоне людям, неторопливо преодолел край воды и окутал руку девушки призрачным голубым пламенем – невесомо-прохладным.
Йонако сомневалась.
Который из них? Который?
Оба.
Огонек заметался на ладони девушки.
Алчность – удел слабого, сильный не позволит своему разуму затмиться. Алчность – так грубо, так примитивно.
Но Йонако могла позволить себе жадность. Может же девушка побыть слабой...
Оба.
Будь Йонако сейчас женщиной – ее красивые четко очерченные губы сложились бы в тонкую слегка лукавую ухмылку.
Паучиха Йонако, опустившаяся на влажную землю возле пруда, чуть шевельнула жвалами.

[SonGoku >>>]

Намегата, провинция Хитачи

Говорили, что дождь в эту ночь в Ибараки хлестал с такой силой, что в соседней провинции смыло с горного склона деревню, прямо в реку. А еще говорили, будто ночь выдалась на удивление тихая; над лугами по берегам кружились бесчисленные светляки. Как узнать, где тут правда? Лишь одно было известно наверняка – да и то со слов монаха, который присматривал за небольшим храмом, а монах врать не будет. Или нет?
За тем самым святилищем в Намегате не требовался особый уход. Смести листья и ветки да проверить, не прохудилась ли крыша. Позабыв про благодарность, местные жители ворчали, что с подобной работой справится и один, так что незачем им кормить сразу двоих. Впрочем, особенно недовольства и не выказывали: одного из монахов давно уже не встречали, ну а раньше он вел тихую жизнь, вырезал из дерева фигурки и свистульки детишкам или грелся на солнце. И ушел точно так же негромко.
Люди в этот храм не ходили, и монаху (его звали Сэшин) приходилось просить милостыню по домам и у моста. Собирал он немного; завидев его тощую нескладную фигуру, крестьяне старались отделаться от него побыстрее. В удачный день какой-нибудь бродячий торговец кидал в деревянную плошку одну-две медные мон и спешил по своим делам.
Но монах не обижался, лишь кривил в улыбке обезьянье лицо и кланялся. Вечером он поднимался в гору к святилищу, проверял, не сорвал ли ветер бумажную полоску о-фуда с дверей, не ослабли ли узлы на толстой веревке, опоясывающей весь храм. После наступало время для дел насущных. В крошечной хижине, больше напоминающей шалаш, монах вытряхивал из плошки еду, которую удалось заполучить за день. Небольшую порцию выносил во двор и оставлял у невысокой груды камней в корнях старого кедра.
Сегодня ему повезло несказанно: он раздобыл еще и немного сакэ, дешевого и воняющего прогорклым маслом, зато крепкого.

[Далара >>>]

Сегодня ему повезло несказанно: он раздобыл еще и немного сакэ, дешевого и воняющего прогорклым маслом, зато крепкого. Осторожно, чтобы не пропало и капли, разлил его в две маленькие плошки, выточенные из ствола упавшего в непогоду дерева еще его предшественником. Другой посуды для напитка не нашлось. Понюхал желтоватую мутную жидкость и весело сморщился, став еще более похожим на обезьяну.
- Не лучшие столичные вина, конечно, - сказал он вслух, хотя слушать и отвечать было некому.
В приоткрытую дверь заглянула любопытная макака, и престарелый монах кинул ей горсть орехов. С необычной для его возраста и сложения легкостью он поднялся и, прихватив обе плошки на маленьком подносе, отправился наружу, держа на вытянутой руке фонарь.
В тени старого кедра, почти неразличимый в ней в густых сумерках, кто-то стоял, пряча лицо за широкими рукавами. Гостя можно было принять за высокий стоячий камень... если бы Сэшин не знал, что не было там никаких таких валунов, лишь булыжники, которые он собственными руками сложил в невысокую пирамиду. На уровне головы незнакомца покачивался привязанный к толстой ветке меч в ножнах; шнур-сагео выцвел на солнце.
Монах не стал выражать недовольство тем, что его одиночество нарушили в такой неподходящий момент. Поставил свою ношу на плоский камень и приблизился к гостю.
- Чем обязан столь позднему визиту? – мягко спросил он, моргая в попытках приглядеться. – Хотите посетить святилище?

(присоединяюсь)

[SonGoku >>>]

Гость медленно опустил руки. Волосы его не были прибраны, как должно, а скуластого молодого лица как будто никогда не касались солнечные лучи – таким оно было бледным. Серой тенью из-за его спины выскользнула вторая тень, много ниже ростом – женщина под серым, в муаровых разводах покрывале. Женщина вышла вперед и, не сводя взгляда с монаха, поежилась под промокшей накидкой. Ее спутник остался стоять на краю давней, почти сровнявшейся с землей борозды.
- Отсюда и выше по склону – земля ками, - негромко произнес он. – Но отсюда и ниже – жилища людей.
Маленькая серая женщина обошла монаха по небольшому, но чисто очерченному полукружью, словно брезгуя подходить ближе.
- Так сказал когда-то Матачи из семьи Яхадзу, который основал здесь поселение, - кивнул старик и сделал еще шаг навстречу гостям. – Здесь, на границе, есть только древнее святилище и мое скромное жилище. Я могу предложить усталым путникам лишь очень скудный кров, но... – Сэшин не договорил.
Сделав еще один шаг, он, наконец, разглядел черты лица молодого человека. Характерные, необычные и врезающиеся в память, они не изменились за прошедшие годы. Дрогнула рука с фонарем.
- Это вы! – пораженно вымолвил монах, отступил, перевел взгляд ниже. – И госпожа, что была с вами в Акамагасэки.
Женщина без улыбки раскрыла рот в беззвучном «мяу».
- У тебя есть желание, старик? – юный воин смотрел, не узнавая.
- Ну уж нет, - невесело рассмеялся Сэшин, по-деревенски обнажив зубы, как обезьяна. – Я видел, что бывает с теми, кто просит исполнения желаний у вас.
Нужно было бы убежать, но ему терять было уже нечего. Да и бояться, собственно, тоже.

(И Кысь тоже с нами)

Сообщение отредактировал SonGoku - 5-03-2009, 17:52

[Далара >>>]

- Если вам двоим нужно переночевать, я предоставлю вам крышу над головой. Если нет, идите лучше своей дорогой.
- Ты позволишь нам занять святилище на одну ночь? – молодой человек перешагнул через старую борозду.
- Не позволю, - твердо ответил монах.
У него не было меча, но даже и с ним он не мог бы надеяться силой отвадить незваных гостей. Его старый лук давно был в чужих руках, а молитва... один взгляд в глаза воина давал понять, что того не заботят подобные мелочи.
- Можете занять мой дом, но святилище останется запечатанным.
- До каких пор?..
Воин положил ладони на шероховатые от времени, никогда не знавшие лака и краски деревянные створки дверей и прислушался. Внутри маленького святилища, в затхлой тьме, кто-то ворочался, тяжело наваливался на поскрипывающие стены и шуршал пересохшей соломой.
- Помоги нам, мы... – прошелестело оттуда.
- ...долго не... – подхватил мольбу второй голос, не отличимый от первого.
- ...выдержим... – вступил третий.
С сухим треском лопнула бумага с выцветшим заклинанием и распалась на две половинки. По вершинам деревьев прогулялся ветер и стих, будто тоже изнемогал от нетерпения. Оставалось лишь толкнуть посильнее.

(вместе)

[SonGoku >>>]

Сэшин открыл глаза и тут же с возгласом недовольства заслонил их рукавом. Лицо заливал дождь, холодный, пробирающий до костей, он шел стеной. Верхушки деревьев гнулись под ветром, который словно взбесился и грозил разрушить все на своем пути. Второй рукой монах смахнул с лица мокрые листья и поднялся на локте. В спину больно впились даже сквозь одежду сучки. Куст. Куст?! Человек вскочил на ноги, раздвинул густые ветви. На веревке над грудой камней раскачивался под порывами ветра меч. Поздние гости исчезли без следа, оставив после себя лишь ощущение, будто смеется кто-то невидимый. Храм... скрипящими от старости дверьми играл ветер. Обрывки бумаги сиротливо жались к потемневшей сырой древесине, а веревка обмоталась вокруг дерева и зацепилась концами за тот же куст.
- Милостивая Каннон, во имя Будды... - потрясенно вздохнул Сэшин, стоя, опустив руки, перед пустым святилищем.
Стоял он не долго. Подошел к аккуратной груде камней, сложил молитвенно длинные, по-деревенски широкие кисти рук, прошептал несколько слов старому другу и деловито отвязал меч в ножнах. Привычным жестом заправил за пояс.
- Прости, дайгаро, нам помешали.
В прикрытые густой листвой куста грубые плошки нападали капли, взмутили напиток почти до белизны. Монах поднял обе, словно произнося тост, затем вылил содержимое одной на пирамидку из булыжников. Вторую порцию выпил сам.
- Пожелай мне успеха.

(вместо автора - Далары)

[Далара >>>]

Деревня Куцукакэ, ночью

Девчонка оказалась испытанием для старого колдуна. Она ни минуты не могла высидеть на месте, всё ее интересовало, везде ей надо было сунуть нос. Казалось бы, на такое громадное тело должно уходить невероятное количество энергии, тем не менее, вернувшись из кустов с блаженной улыбкой на лице (вот же зубы скалит, как зверь), она горела любопытством не менее чем раньше. И огорчилась, не найдя своего круглолицего нового знакомого. Потом глупая женщина попыталась сунуться с разговорами и вопросами к отродьям тьмы, один из которых все никак не мог насытиться мясом.
- Миэ, - окрикнул ее колдун. – Подойди сюда.
Миэ – так сократил он ее слишком длинное и неудобное для произнесения имя. Поначалу она не понимала, но затем ей даже понравилось зваться так, и она некоторое время повторяла свое новое прозвание на все лады.
Подошла, нависла как скала над морем.
- Сядь, - поморщился Тошимару. – К этим не приближайся.
Села.
- Почему?
- Потому что я так сказал.
Обиделась, надула щеки.
- Если я не буду знать, как же я научусь твоим премудростям? Бабка ведунья всегда поясняла, что да как.
Колдун усмехнулся, провел ладонью (едва дотянувшись) перед серыми, будто штормовое море, глазами. Девица охнула и скорчилась, глядя безумным взглядом на тех двоих.
- Они... Оно же... Как...
- Вот так-то, - произнес Тошимару и поднялся с лавки. – Идем, нам уже должны были приготовить комнату.
- Но ведь надо же что-то сделать... – И запоздало: - Я что, теперь всегда буду видеть так?
- Нет, скоро перестанешь. Но, - склонился он к ее лицу (ей показалось, что смотрит она на угрожающего вида ворона, а не человека, глаза-то точно птичьи), - можешь научиться, у тебя есть способности.
- А как же мой жених?
- Здесь его нет, - отрезал колдун и первым поднялся на второй этаж по узкой крутой лесенке.

[SonGoku >>>]

Никаких сомнений, беспечное любопытство вновь овладело девчонкой очень скоро. Комната «ой, а что это окон нет вовсе?» была ей внове. Миеликки открывала и закрывала перегородки, проткнула в нескольких местах пальцем, чтобы узнать, из чего сделаны, свесилась наружу.
- Здесь высоко, - сообщила она. - У нас дома куда ниже. Еще бывает чердак, а второй этаж только в столице, мне папа рассказывал.
Обернулась, когда ей не ответили. И тут же придумала новый вопрос.
- На чем тут спят?
Тошимару жестом указал на два раскатанных рядом футона. Девица разворошила свой, встряхнула, ощупала, свернула, развернула, снова положила на место. И засмущалась.
- Мне уже пятнадцать, - краснея, уведомила она спутника. – Мне уже нельзя...
- Видишь ширму? – перебил он.
Не видела. Пришлось встать и показать, а потом еще и самому поставить между футонами, чтобы Миэ не просидела рядом с ней всю ночь, разбирая рисунки.
- А дома вешают занавески...
Колдун задул огонек масляной лампы, и комната погрузилась в глубокую и мягкую ночную тьму. Где-то вдалеке ухнула сова.
- Тошимару-у...
Молчание.
- Тошима...
- Что тебе?
- Куда здесь спрятали печку?
- Что?
- Ну печку. Знаешь, такую, большую, широкую, ее топят дровами, чтобы было тепло, еще там хлеб пекут, а наверху...
Она не договорила, схватилась обеими руками за горло, которое вдруг перехватило, словно кончился воздух. Перед глазами возникло видение, от которого Миеликки выпучила глаза и разинула рот, но закричать не сумела, только шевелила губами.
- Веди себя смирно, - сказало видение не мужским и не женским голосом. – Не то отправишься в подземное царство куда быстрее своего срока.
И растаяло, оставив девчонку глубоко вдыхать такой необходимый воздух и потрясенно гладить уже ничем не сдавленную шею.

(ни слова моего, помогаю только)

[Барон Суббота >>>]

Лес близ горы Асама

(Bishop и Далара mо)

- Ты не одна?
Хошибэ своим безмолвием способный пристыдить седые скалы и не различимый на фоне тёмной от времени коры старого дерева, посмотрел вниз, туда, где на выпирающих из земли корнях сидел человек в пропыленной белой одежде. То ли припорошенные пеплом, то ли тронутые сединой космы придавали ему сходство с тигром. В янтарного цвета глазах то сужался, то расширялся вертикальный зрачок.
- Что уставился? - без обиняков полюбопытствовал оборванец. - Не узнал?
Тэнгу не счёл нужным, а может, просто поленился, менять облик и не ответил вслух, удостоив незнакомца чисто по птичьи склонённой головой и внимательным взглядом, как бы говорящим:
"Не узнал. А должен?"
Оборванец поднял шишку и швырнул ее – нет не в тэнгу, а в птицу, что хихикала на ветке. Та увернулась, видимо, по привычке. И в ответ накрошила на голову наглецу целый ворох сучков и листвы, сопровождая действие бессловесной, но оттого не менее понятной бранью. Похожая на куропатку с невероятно ярким оперением, она перепорхнула так, чтобы ворон оказался между ней и человеком внизу.
- Может, он боится и потому не хочет с тобой разговаривать? – предположила она из безопасного места.
- А, может, все зашло чересчур далеко. Эй, птичьи мозги, спроси у своего черного родича, узнает ли он тебя!
- Сам и спроси, белая шкура, - без злости огрызнулась его собеседница.
Но в противоречие собственным же словам задиристо мазнула кончиком крыла по спине ворона, привлекая внимание. Кокетливо наклонила голову с чересчур хищным для куропатки клювом.
- Ну как, узнаешь?
Хошибэ немного подумал, стоит ли ему просто сменить дневное укрытие, не удостоив безызвестных ответом, но потом всё же спланировал с ветки, ещё на подлёте к земле принимая форму карасу-тэнгу.
- Кто вы такие, что я должен вас узнать? - учтивости в его голосе не было, угрозы тоже, а когтистая ладонь лежала на рукояти тати скорее по привычке

[Bishop >>>]

Оборванец в одежде, провонявшей могильным холодом и пожаром, восхищенно расхохотался:
- А каков наглец! Кайо, мне он нравится, хотя это...
Он был безоружен и не так уж высок ростом. Скорее - крепок в кости и плечах. Человек несколько раз сжал и снова разжал кулаки, будто тигр, разминая перед прыжком лапы. Сильные пальцы и впрямь напоминали когти.
- ...не отменяет трепки.
- Вечно ты благоволишь к разным выскочкам, Кацукесуми, - фыркнула птица, которая птицей уже не была – на ветке сидела, изящно поджав под себя одну ногу, юная девушка в таком же пестром и ярком одеянии, какими только что были перья.
Умудрённый годами и силой ямабуси-тэнгу, на месте Хошибэ, либо процитировал бы высказывание подвижника, а то и самого Гаутамы, или позволил бы противнику напасть первым, дабы повергнуть его расчётливо и изящно, а после опять же процитировать что-нибудь подходящее к случаю и выйти из боя несомненным победителем. Да, это было бы изящно и мудро, жаль только, что карасу-тэнгу не отличаются терпением и хладнокровием, необходимым для чего-то подобного.
- Чжак-шу! - потряс кроны деревьев-исполинов клич взлетающего Хошибэ.
Тати сверкал в его руке, а крылья немедля подняли тэнгу-кадзе, достаточный, дабы смести любого младшего или даже среднего духа, подобно тому, как удар волны сметает неосторожно оставленную бамбуковую лодчонку. Его противник уперся ногами в землю покрепче, но и его чуть не опрокинуло, не протащило по земле неожиданным порывом ветра. Сомкнутыми в «печати молнии» ладонями – указательные пальцы вытянуты, образуя подобие клинка, - оборванец прикрылся от атаки.
- Откуда ты? Из Кацураги? – с любопытством спросил он. - На хребте Хира я тебя не встречал. И на острове Ицукушима... Неужели, на горе Курама не осталось незанятых криптомерий?

(Далара mo, Orrofin mo)

[Барон Суббота >>>]

Тэнгу не отвечал - он усиливал нажим, заставляя крылья вопить от боли, подобно горным духам-пугачам, стремящимся своими воплями заставить путников обрушиться в пропасть.
- Вот ведь дурень...
Ветер будто разрезало надвое, один поток смел прошлогоднюю хвою и листья, второй раскачал ветви соседних деревьев. Девушка с легкомысленным интересом наблюдала с высоты, поставив локти на ногу и положив подбородок на ладони. Ветер обходил ее стороной. Оборванец взрыкнул – в кронах тут же притихли собравшиеся поглазеть на сражение обезьяны.
- Всего тысячу лет назад меня чтили как повелителя всех животных, - он развел руки; в глазах цвета пламени свечи зрачок сузился в тонкую нить. – А теперь жалкий тэнгу...
Шаг вперед, трава под ногами оборванца желтела и жухла.
- ...и даже не настоящий [i]карасу[i/] бросает мне вызов?
- Он очень молодой и глупенький, - подзудила недавняя собеседница бродяги. – Еще немного, и таким он и останется навсегда.
- Я настоящий! - хотел было возмутиться Хошибэ, начинавший понимать, на кого поднял клюв (с коим, возможно, сейчас придётся расстаться), но гордость сковала его язык молчанием.
Тэнгу, вновь чувствуя под ногами Путь Буси, взял тати в положение о-гасуми камаэ и молча спикировал на духа, неизмеримо сильнейшего, чем он.
"А что теперь со мной будет после смерти?" - успел подумать он до удара. Меч вошел бы противнику снизу вверх в подвздошье, но оборванец с хлопком – как будто вздумал отогнать демонов – свел ладони вместе, развернулся. Клинок запутался в широком рукаве. Запах падали, вороньих перьев смешивался с сильным ароматом мускуса и потной звериной шкуры.

[Далара >>>]

- Глупец! – процедил белый тигр. – Ты действительно хочешь закончить жизнь здесь и сейчас и не узнать то, что мог бы?
- Что-то ты очень добрый сегодня, никак недавно хорошо поел, - россыпью колокольчиков рассмеялась девушка. – Хватайся за возможность, - это уже Хошибэ, хоть и с легкой издевкой, но совет. – Хватайся, пока еще есть шанс.
Хошибэ умирать не хотел. Наоборот, сейчас, когда его мечта близилась к исполнению, он впервые чувствовал жизнь в себе! Но гордость мешала. Она вставала поперёк горла, она двигала его телом, она, как вага марионетку, тянула тэнгу вперёд.
Хошибэ отпрыгнул и усилием воли опустил меч. Молча.
Его недавний противник по-кошачьи встряхнулся, уселся на траву перед ним. Оттянул грязный рваный рукав, изучил в нем новую прореху.
- Ты силен, - признал оборванец с одобрительным кивком. – Ты силен даже не для новообращенного тэнгу. Хочешь стать еще сильнее?
- Да, я хочу стать сильнее! - воля Хошибэ непривычно, обжигаясь, боролась с его же гордостью. Обычно эти два аспекта души молодого тэнгу шли рука об руку, а сейчас...
Под рукой оборванца зашуршала – пригнулась и вновь выпрямилась – трава.
- На Облачной равнине боги кое-кого потеряли...
Их окружала мертвая тишина. Такой, наверное, не бывает даже в могилах. Как будто все живые и неживые существа прислушивались к разговору.
- Для такого наглого... сильного ворона не составит труда разыскать их пропажу.
- Кого потеряли боги? - молодой тэнгу очень постарался не подумать о том, что слишком многие пытаются его пристроить к какому-то делу, которое в итоге сводится к одному и тому же...

(втроем)

[Барон Суббота >>>]

- Мальчишку. И его сестру.
Белый тигр подставил лицо солнечным лучам, сладко зажмурился.
- Как - отыщешь?
- Человеческих детей много в Идзумо, - неохотно проскрипел Хошибэ. - Как я узнаю тех, кто нужен вам?
- Один из них купается в солнечном свете, второй несет с собой бурю.
Такие слова – произносить бы нараспев, как положено, под звуки бивы. Но инструмента под рукой оборванца не нашлось, а сипловатый голос плохо подходил для песнопений.
- Они – первые дети, что когда-либо родились в этом мире, - продолжал белый тигр. – Меч, зеркало и талисман, три великих сокровища островов, принадлежат им.
Девчонка хихикнула – будто капли воды упали в медный кувшин. Легко спорхнула с ветки, держа в руке веер из птичьих перьев. Обошла по кругу оборванца.
- Не выступать тебе в театре, голосом не вышел. – Ловко увернулась от взмаха длинного рукава (так обычно прогоняют назойливое насекомое) и продолжила из-за спины Хошибэ: - А вот рассказы твои в любой деревне послушают с большим удовольствием. Ты у нас известный мастер наплести таких узоров, что мало кто разберет. Но... – наглая девица легонько стукнула тэнгу по плечу веером, - тебе-то разобраться придется.
- Я уже связан словом и делом, - хмуро проскрипел Хошибэ, - Но если встречу их и узнаю, то дам вам знать.

[Далара >>>]

Совсем в другом месте

Тучи над городом снизу были подсвечены багровым и оранжевым – отсветами пламени, которое пожирало деревянные строения с жадностью оголодавшего демона. Даже луна в разрыве их имела кровавый оттенок. Жуткий знак.
Кто-то вышиб городские ворота после того, как их закрыли на ночь. Несложный подвиг снести хлипкую преграду из нескольких бамбучин, связанных веревками, но одним ударом перерубить толстый брус, а затем перебить охрану – дело другое. Тела стражников валялись там, где застали их чужие мечи. Три человеческих фигуры скользили по спящему городу как хищники в лесу. Искали будущих жертв. Прислушивались. Запоздавший пьяница шарахнулся от них в страхе и побежал прочь, шепча воззвания к забытым им давно ками. Один из троих обернулся, посмотрел ему вслед. Выплюнул с презрением:
- Отвратительно. Пусть умрет.
Багровый свет луны придал лихорадочный румянец узкому лицу с выступающими скулами и холодными глазами. Наконечник стрелы с чавканьем впился в спину человека.
Лучник усмехнулся; впрочем, это могла быть и женщина. Третий ночной гость - в немигающих желтых глазах, то ли птичьих, то ли змеиных, не отразилось веселье, - расхохотался, подрубил с одного замаха опору пожарной вышки. Шаткое неустойчивое сооружение накренилось, завалилось на соседний дом. Жалобно звякнул медный гонг.
Захлопали опущенные на ночь ставни, застучали, открываясь, перегородки. Людской недоуменный и встревоженный гомон, тихий поначалу, разросся до многоголосья, поднялся над площадью, сопровождаемый топотом ног. Вытащенные из постелей горожане сбегались посмотреть, что случилось: спасать ли кого-то, спасаться ли самим. И как на стену наткнулись на троих незнакомцев, ожидавших их прибытия. Окружили, не смея подойти, еще не зная, что надо бежать.

(японское трио)

[Bishop >>>]

Лучник скривил бесцветные губы.
- Повеселимся.

Когда стихли последние крики, ночь опять стала принадлежать неумолчным цикадам; их скрипучий затейливый хор заглушил потрескивание начинающегося пожара. В его отсветах одежда нежданных гостей - там, где она не намокла в крови, - отливала змеиной чешуей.
- Кто-то выжил, - произнес задумчиво лучник, почесывая стрелой в волосах. - Я...
- ...чувствую, кто-то... - в тон ему отозвался второй; он единственный неуловимо отличался от своих спутников.
- ...наблюдает за нами, - подтвердил третий; клинок укороченной нагинаты в его руке был почти черным и влажным.
Между его тонких губ высунулся кончик острого языка, ночной воин пил запахи, будто воду. Шипение напоминало о змеях. Первый с заливистым смехом поднял лук, положил стрелу с оперением из черных перьев.
- Где-ты пря-чешь-ся, вы-хо-ди! – пропел он высоким голосом.
Повел оружием, нацеливаясь.
- Ви-ижу тебя!
И опустил. Обернулся, глянул плутовски из-под полуопущенных ресниц на третьего.
- Твоя добыча, а?
Тот то ли сделал шаг вперед, то ли скользнул, пригнувшись, готовясь к броску, вперед и вдруг крутанулся на месте. Дыхание свистом вырвалось сквозь стиснутые зубы. Круглая, будто шар, голова каменного изваяния ударилась о землю, покатилась вниз по тропе, мимо лучника, мимо поворота дорожки, подпрыгивая, как детский мячик. Осквернитель ждал. Он не изменил позы, так и стоял с рукой на отлете, только по-кошачьи склонил голову на бок, прислушиваясь к тому, что творилось у него за спиной. Когда треск кустов подсказал ему, что игра окончилась, он выпрямился и вытер красной тряпкой, сдернув ее с обезглавленного дзидзо, клинок.
- Куда идем дальше, Гайдоку?
Третий – он был чуть старше (или так казалось) двоих своих спутников, - прикрыл глаза. Длинные чуткие пальцы, сложенные в мудру, едва заметно подрагивали.
- Продолжить наш род.

(втроем)

[SonGoku >>>]

Уцуномия,
дом господина Мацуоки

...Миги не надо было хлестать коня, тот сам помчался выпущенной из лука стрелой, услышав позади дикий вопль, несомненно принадлежащий рассерженному демону, упустившему добычу. К такому же выводу - что нападающий не принадлежал к миру людей, - пришли и юные воины из свиты наместника. Что уж говорить о слугах, один из которых попытался под шумок ускользнуть, но наткнулся на меч в руках О-Кисаки.
- Кто еще боится потусторонних гостей? - поинтересовалась воительница, вытирая клинок.
Желающих испугаться не отыскалось.
- Езжайте вперед, я следом.
- Но... - подал голос один из «детей» и осекся.
- У вас кровь, - добавил второй.
- Все будет в порядке.
В громовом раскате, лишь на мгновение опередив, сверкнула новая молния, осветив бледные лица.
- Езжайте, - повторила О-Кисаки...

За небесными барабанами можно было расслышать музыку и веселые крики из дома.
- Что ты нашел смешного? – спросил гость.
- Представляю лицо шиноби, когда он все узнает, - донесся едва слышный ответ.
На скуле там, где чиркнуло лезвие сюрикена, под тонким слоем рисовой пудры виднелся тонкий след. Он становился еще заметнее, когда наместник поворачивал голову.

(э-эээ... кажется, в паре)

[Далара >>>]

Несколько человек выскочили из кустов, точно зайцы; вот только в отличие от ушастых, они были вооружены, и неплохо. Они не были воинами, не имели понятия о какой-то там чести, зато знали практически все о том, как отправить как можно больше противников к праотцам – отпетые головорезы, отчаянные, безжалостные и жестокие. Позади них, то ли подгоняя, то ли случайно приотстав, раскручивая над головой короткую нагинату, бежал широкоплечий коротышка, больше похожий на мешок с бататами.
Казалось, что они сомнут телохранителей наместника, словно пестрых бабочек.
Но дети – именно, как те самые мотыльки, - упорхнули в разные стороны, пропуская нападающих и снова смыкая круг. Кто-то беспечно расхохотался, будто ночная засада доставляла им не меньшее удовольствие, чем игра в мяч. Кто-то швырнул факел в валежник, и сухие ветки занялись с веселым треском.
Прорвавшаяся вперед О-Кисаки направила коня прямо на коротышку с нагинатой, намереваясь смять его с наскока, но просчиталась, ее противник подсек коню ноги, и отважная воительница покатилась кувырком по земле. Но и малорослому разбойнику победа не досталась, к распростертой на тропе девушке подскочили два его подельника, первый замахнулся мечом, второй сунул почти в лицо факел. Должно быть, хотел разглядеть жертву получше, чтобы не ошибиться.
- Да это ж девчонка! – удивленно выкрикнул он.
И со стоном согнулся, зажав ладони между ног, как раз там, куда его ударила О-Кисаки. Телохранительница откатилась в сторону.

Инаба отвел взгляд от шрама, вынул из-за пояса веер и постучал им по темным лакированным доскам веранды, словно был чем-то недоволен или искал возможность отвлечься. Принялся, не раскрывая, теребить в руках. Метнул острый взгляд на собеседника и снова будто бы заинтересовался прудом. Усмехнулся своим мыслям, сказал, не глядя:
- Ты заставляешь восхищаться тобой.
Похожие на лепестки, чашечки для сакэ пустели слишком быстро.

(und SonGoku)

[SonGoku >>>]

Господин Каку был озабочен: ему не хотелось покидать хозяина темной ночью, но речные запахи и негромкий плеск воды в прибрежных зарослях манили обезьянку обещанием вкусных мидий, ракушек и, может быть, даже улиток. Зверек подергал за веревку, которой был привязан к перилам. С узлом не пришлось долго возиться, это слуги затягивали его потуже, на совесть, а хозяин не особенно утруждал себя. Вскоре господин Каку, пробравшись сквозь заросли, уселся на мокром песке в ожидании подходящего момента. Ловкое стремительное движение лапой, и в пальцах зажата черная скользкая раковина, внутри которой (нужно лишь постучать ею о камень или разгрызть, но тогда на зубах будут скрипеть осколки) спрятано угощение. Спустя короткое время речная волна вынесла на берег новую мидию, отыскать третью не составило большого труда, а вот четвертую господин Каку упустил. Он отложил ее в кучу к остальным, а когда прискакал с пятой, выяснилось, что мидия уползла обратно в воду, оставив за собой тонкий извилистый след.

Берег был завален перламутровыми скорлупками, а господин Каку поедал уже седьмого моллюска, когда в омуте плеснуло что-то тяжелое, огромное и опасное для небольшого зверька, с могучей пастью, способное не просто уволочь обезьянку на дно, но и, вполне возможно, заглотнуть ее целиком в один присест. Несмотря на доблестное имя, господин Каку был осторожен, чтобы не сказать трусоват, и немедленно вскарабкался на ближайшее дерево, спустившее плети ветвей почти до самой воды.

[Далара >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна

С тех пор, как дошла до нас весть о смерти господина Иэясу, стало неспокойно в нашей скромной, но все же столице. Поначалу было еще ничего, даже если не считать сообщения о том, что господин сегун завещал похоронить его не где-нибудь, а в Никко, который, надо сказать, является местом остановки многих, едущих на источники, то есть богатым и суетливым городом. Затем выяснилось, что хоронить его надо в храме, ему же посвященном, коль скоро он теперь хранитель всей Японии. Следом, немного запоздало, оказалось, что кто-то напутал, и господин Иэясу – тут мой помощник не мог удержаться от смеха, пришлось на него прикрикнуть, надо же узнать, в чем дело, - так вот, господин Иэясу хоть и возжелал быть хранителем и защитником всей Японии, стал по ошибке хранителем провинции Микава. Но храм ему все равно полагается, так что местные власти немедленно кинулись его строить. Только быстро такие дела не делаются, нужно много денег, рабочих, да и материалов.
А потом дела и вовсе покатились, как бочка, пущенная с лысой горы.
Перво-наперво к нам приехал новый наместник, Теншо Такаши Токисада-сама, по слухам, чтобы лично присмотреть за подготовкой к приему похоронной процессии. Нам это, конечно, только добавило хлопот, хотя молодой наместник, к счастью, не возжелал самолично проверять каждую службу в городе, а удовлетворился ленивым времяпровождением благородного бездельника. Мы даже подумали было написать ему благодарность об этом, но тут-то он и подложил нам дикую свинью. Свинья оказалась невелика, но весьма шустра, впрочем, все по порядку.
Уже в первый вечер его пребывания в Уцуномии, вернее, сразу после прибытия, случилась неприятность, доставившая нам немало хлопот, особенно после того, как люди господина Канацубы заполучили у наместника разрешение на любые действия для поисков того, кто убил и обокрал его слугу, оставив труп неподалеку от городских ворот. Самого несчастного пришлось спешно похоронить, уж больно погода выдалась жаркой. Наместника, по рассказам, это происшествие не взволновало, скорее, толкнуло на лирику. То ли он еще не пробовал вкуса смерти, то ли наоборот, пробовал слишком часто.

Сообщение отредактировал Далара - 10-04-2009, 20:51

[SonGoku >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна

В большом доме господина Мацуоки, просторном и вместительном, способном принять много народа, с раннего утра кипела работа, несмотря на то, что официальный прием по желанию наместника Токисады назначили на час Обезьяны*. Но надо было убрать следы вчерашнего пиршества, удостовериться, хватит ли еды для новых гостей, проверить, достаточно ли фляг сакэ осталось в кладовой, расставить низкие столики и разложить в два ряда толстые циновки-дзабутоны. Телохранители, у которых хмель выдуло из голов еще во время ночного переполоха, с возобновленным рвением обшаривали сад, хотя что именно они там намеревались отыскать, оставалось тайной. В догадках терялись не только многочисленные домочадцы гостеприимного господина Мацуоки, но и сам молодой наместник. Его видели на галерее второго этажа, когда юный Токисада с интересом наблюдал оттуда за слаженными, но безуспешными действиями своей свиты. Сначала невысокую ладную фигуру с длинными распущенными волосами и в слишком яркой юкате приняли за женщину, что вызвало новую волну пересудов.
- Могли бы найти кого-нибудь посолиднее, что ли... Нас хотели оскорбить, не иначе, - проворчал Тагучи, управляющий делами дома, наблюдая, как наместник отворачивается и уходит в отведенную ему лучшую комнату; фусума задвинулись, представление окончено. - Ему самое место на сцене, пусть по нему сходят с ума зрители.
Его старый товарищ и соратник Яхэй неодобрительно покачал головой, но не сказал, относится ли его упрек к наместнику или поведению Тагучи. Шутку могут и не оценить; особенно те, чьим ушам она не предназначена.
- А почему в такой странный час?
- Так пожелал молодой господин дайкан*.
- Почему вечером?
- Почему бы тебе не спросить у него самого?

_______________
*daikan - 代官 – наместник провинции в эпоху Эдо.

Сообщение отредактировал SonGoku - 10-04-2009, 16:26

[Далара >>>]

Почему-то все думали, что начало придется отложить, но наместник не заставил себя ждать; не успели гости рассесться по местам и обменяться первыми впечатлениями, как отодвинулась перегородка, ведущая в смежную комнату. Первыми вошли не телохранители, хотя после вчерашнего никто не удивился бы, а два молодых человека, почти мальчика, в ярких праздничных нарядах. Тот, который шел слева, с почтением нес меч, завернутый в черный с белой вышивкой шелк. Следом торопливой, почти деловитой походкой мимо согнувшихся в поклоне людей под шуршание плотной ткани своих одежд прошагал сам Теншо Токисада.
Ровным монотонным голосом, глядя куда-то поверх голов собрания, молодой наместник произнес несколько положенных фраз о том, что долгожданная передышка между войнами обрадует даже тех, кто не мыслит своей жизни без сражений, потому что даже истинным слугам микадо требуется отдых, чтобы набраться сил перед новыми подвигами. Слушатели отметили про себя, что перед тем, как упомянуть императора, Токисада вроде бы усмехнулся. Улыбка получилась такая стремительная, что даже те, кто сидел в первых рядах, не могли поклясться, что видели ее.
- Кто преданно служит своему господину и хозяину, тот должен ковырять в зубах, даже если он и не ел, - добавил в конце своей речи наместник и замолчал.
Второй его спутник, сидящий по правую руку, вежливо попросил гостей не церемониться и отдать должное угощению, и сам подал всем пример, наполнив из белой глиняной бутылочки прозрачную, точно лепесток цветка, сакадзучи* и протянув ее Токисаде. Слуги унесли ширму, за которой прятались девушки-музыканты с флейтами и сямисеном; обстановка сразу же разрядилась. Наместник поднес плоскую алую чашечку к губам.

(SonGoku)

Сообщение отредактировал Далара - 10-04-2009, 16:25

[SonGoku >>>]

Новость стремительно разнеслась по полю битвы и потрясла обе стороны. Санада Юкимура мертв! Эта фраза косила ряды воинов сильнее огня аркебуз, эффективнее стрел и мечей. Единственно, кого она не затрагивала, так это молодого человека лет двадцати пяти, который направил коня к холму, над которым холодный ветер трепал штандарт с тремя листьями дерева гинко в круге. Направленные на него копья стражи и натянутые луки он тоже оставил без внимания, а на предложение отдохнуть и подождать, когда слуги передадут тяжелый сверток тому, для кого тот был предназначен, молодой человек коротко покачал головой.
- Нет. Передайте, что Нишио Нидзаэмон хочет видеть вашего господина.
Он спешился и опустился на колени прямо в грязь, оставленную недавней грозой. Завернутый в платок предмет молодой человек почтительно положил перед собой и стал ждать, когда к нему выйдет «грозный старец». А когда тот все-таки появился, растолстевший, грузный, неторопливо что-то пережевывающий, и брезгливо уставился на «незначительную помеху» у своих ног, обеими руками протянул ему свою ношу.
- Свою часть уговора я выполнил, - сказал молодой человек, не поднимая взгляда от закованных в поножи ног старца. – Теперь очередь моего господина.
В тот момент самураи, собравшиеся посмотреть, что же такого мог привезти безусый мальчишка самому могущественному человеку на островах, да еще требовать что-то взамен, пришли к выводу, что сейчас покатится чья-то голова. А конкретно – голова дерзкого молодого человека. Синий лак на доспехах странного посыльного растрескался, напоминая миниатюрные молнии на грозовом небе. Шлем юный наглец снял, волосы его перевязывала сине-белая лента. Грузный старик неторопливо развязал узлы платка-фуросики, некоторое время молча смотрел в ослепшие глаза своего врага, затем передал сверток ближайшему помощнику и неохотно кивнул.
- Ну что ж... – сказал он. – Настало время очищения*.

Вкус сакэ показался наместнику солоноватым, точно вкус свежей крови. Сделав вид, будто прислушается к словам хозяин дома, Токисада протянул чашечку-лепесток сидевшему справа телохранителю, чтобы тот вновь наполнил ее.
- Кто в городе следит за порядком?

__________________
*tokisada - 時貞 – почти дословно «время очищения».

[Далара >>>]

- Кто в городе следит за порядком?
Неудивительно, что вопрос этот вызвал среди приглашенных легкую панику. Стоило взглянуть на серьезное лицо дайкана, как становилось понятно, что сейчас не время для шуток. К тому же все уже были наслышаны о поисках в саду утром – слухи распространились быстрее пожара. И сейчас, услышав вопрос, люди, занимавшие не самое низкое положение в городе и сидевшие ближе всех к наместнику, начали переглядываться, словно застигнутые врасплох проказники. По комнате прошел шорох одежд от того, что люди поворачивались друг к другу или неуютно ерзали на своих местах. Гул торопливых тихих совещаний прокатился волной до самых дальних и обратно. Наконец, жертва была избрана и оглашена, вернее, почти вытолкнута вперед.

Омура Такахару

На большой прием, как положено, собрались все местные представители власти, надели парадные одежды, не забыли выставить на обозрение моны. Куда ж деваться, присутствовал там и ваш покорный слуга. Обставлено все было богато и красиво, так что и дотронуться порой было страшно, но вот с гьёдза* они промахнулись... Наместник решил нас удивить, и пришел не с телохранителями, а с двумя детьми в ярких одежках, чем вызвал, разумеется, перешептывания. Слухи о нем ходили разные, противоречивые, а иногда и совершенно дикие, так что каждый стремился рассмотреть его как следует. Ваш покорный слуга, разумеется, тоже.
Господин Теншо оказался молодым человеком с тонким набеленным лицом, черными бровями, немного капризной и в чем-то жесткой складкой пухлых губ. Волосы ему уложили в высокую сложную прическу, больше подобающую женщине, но, может быть, при сегуне сейчас так принято, не знаю. В общем и целом его можно было принять за женщину, и я бы так и подумал, если бы не его нос (моя профессия требует смотреть в том числе и на носы, хоть это и неприлично) и руки, выглянувшие из-под рукавов.

(и Сон тоже)

[SonGoku >>>]

Когда Токисада спросил, кто следит за порядком, и почему-то я немедленно оказался единственным, хотя когда из столицы присылают вознаграждение или хвалебные грамоты, причитаются они многим. Но, как бы то ни было, кому и отвечать, как не мне? Пришлось выйти и сесть перед самым помостом, на котором расположились наместник со своими телохранителями. Вблизи они, все трое, казались еще младше, чем издалека. Подростки, облеченные властью и облаченные в такое яркое, что не каждая приличная женщина нарядится. Я поклонился, как того требовали правила.
- За расследование всех преступлений в этом городе отвечаю я.
Тот, кто сидел справа от наместника, наклонился и прошептал что-то Токисаде на ухо. Ну прямо дети, которые перешептываются на уроках, подшучивая над фразами учителя. В такие моменты я радуюсь, что у нас с женой нет детей, которые шептались бы с таким выражением, подсмеиваясь над нами, стариками. Теншо кивнул, на его губах мелькнула мимолетная улыбка и тут же превратилась в маску серьезности. По-правде сказать, у него и лицо-то смахивало на театральную маску. Это ж сколько пудры на него ушло?..
- В день, когда мы приехали сюда, я видел мертвеца у городской стены. Как он был убит?
И что смешного в смерти? Я посмотрел на охрану наместника со всем скепсисом и всей строгостью, какие позволяло нынешнее мое положение.
- Он был убит одним ударом в шею. Судя по характеру раны, удар был нанесен чем-то вроде наконечника копья-яри.
- Яри? - наместник приподнял бровь. - В многолюдной толпе?
- Тело лежало у городской стены, там немногие ходят, - возразил я.
И надо узнать, благодаря чьему попустительству там оказался Теншо. Кто-то попляшет у меня! Впрочем, как ни неприятно это признавать, этот юноша, у которого молоко на губах еще не обсохло, прав, место узкое, достаточно легко просматриваемое, не развернешься там с яри-то.
- У Теншо-сама есть какие-то предположения?
И опять, один в один школьники на уроках - переглянулись. Нет, конечно, так же переглядываются хорошо обученные воины, спору нет. Да только как же этих детей воинами воспринимать-то?

(и я тоже! и я!)

[Далара >>>]

Телохранитель, больше похожий на богатую игрушку, вынул из-за пазухи бумагу, положил на поднос и толкнул. Вот манеры! Задирает нос выше вершины Фуджи-сан. Толкнул бы сильнее, поднос и вовсе слетел бы с возвышения, не остановился бы на краю. Я взял бумажку, раскрыл свернутый вчетверо листок и поднял тремя пальцами вложенный туда сюрикен. Хороши игрушки!
- Тот, кто использует это оружие, может использовать и другое. Рана от которого похожа на рану от яри.
Моя бровь задралась сама собой. А наместник-то, несмотря на нежный вид, разбирается в оружии. Ох, нужно держать с ним ухо востро, неровен час напоремся не хуже того бедолаги-слуги.
- Теншо-сама полагает, что это убийство - дело рук того же шиноби, что совершил попытку нападения сегодня ночью?
Играть так играть, вот мои фишки. Наместник ответил пустым взглядом, словно я вовсе не с ним разговариваю. Второй телохранитель, слева, заменяющий пострадавшую девушку, заерзал. В воздухе разнесся тихий звук, будто змея зашипела. Взволнованный телохранитель замер, будто превратился в камень. Я бы тоже замер на его месте, честно вам сказать. Левый охранник, явно более доверенный, придвинул поближе к руке наместника рукоять дайто. И что, интересно, это должно у них означать?
- Или того, кто побывал в саду господина Мацуоки ночью раньше. Или столицу провинции наводнили воины тени.
Почем мне знать, я не их глава.
- Сомневаюсь, что наше скромное захолустье пользуется у них большой популярностью. До вашего приезда их активности и вовсе не было заметно.
Я живо представил, как этот самый дайто опускается мне на голову за кощунственные слова. Я, почитай, чуть не впрямую назвал наместника шиноби. Ничуть не удивился бы, окажись моя голова отдельно от тела. Но вместо этого дайкан расхохотался намеренным, излишне громким смехом. Присутствующие облегченно рассмеялись следом, кто-то даже икнул у меня за спиной.
Один из нарядных мальчиков бросил предупреждающий взгляд на своего двойника, который с невозмутимым видом держал меч наместника в непосредственной близости от хозяина и, быстро переступая босыми ногами, приблизился ко мне.
- Его светлость впечатлили слова господина Омуры, - звонко сообщил негодник. – Его светлость желает, чтобы господин Омура лично нашел злоумышленников, даже если придется обшарить всю провинцию от края до края.

(и продолжаем)

[SonGoku >>>]

Ох, не было печали. Плакали мои домашние гьёдза. Я хотел возразить, даже рот открыл, но меня ткнули в спину, и я опомнился, даже вспомнил, что надо поклониться. Наглый мальчишка глядел на меня так, словно у меня на лице были написаны все мои мысли. Впрочем, может, так оно и было. Не усмехался, и на том спасибо. Смотрю – вытащил из-за пазухи лист, положил на помост и подвинул ко мне. Никак очередная подлость. А этот сидит, наблюдает, как собакой, сделает она нужный трюк или нет. Ну а я пес старый, все эти трюки знаю.
Развернул я тот лист, и понял, что такой подлости со мной еще не случалось. Четыре золотых монеты. Столько золота одновременно я держал в руках только раз, когда повязали троих разбойников вместе с награбленным. А здесь оно что значит? На расходы? Премия вперед (это ж сколько народу переловить надо, чтобы ее отработать)? Или подкуп, мол, скройся-ка ты с глаз да побыстрей?
Воцарившееся было чинное спокойствие не затянулось, в коридоре послышались удивленные вскрики, смех и визг перепуганной служанки, сопровождающийся звоном разбитой посуды. Пока гости недоумевали и спрашивали друг друга, не стоит ли взяться за оружие, юные стражи раздвинули фусума - ненамного, совсем чуть-чуть, и в щель проскочила круглоголовая взъерошенная обезьянка. На шее зверька на красной шелковой ленточке раскачивался золотой бубенчик. При виде съестного изобилия малыш окончательно потерял всякий стыд и понятия о манерах; толкаясь и мешая друг другу, люди бросились спасать угощение и ловить проказника, а поскольку сидеть на месте маленький незваный гость не пожелал, то оставалось лишь изумляться выдержке музыкантов, которые так и не сбились с мелодии, несмотря на переполох. Наконец кому-то удалось схватить нарушительницу порядка, обезьянка тут же злобно оскалила крохотные, но острые клыки, а когда удачливый господин разжал руки, бросилась к наместнику и принялась с жалобными криками дергать его за узорчатый длинный рукав. Токисада расхохотался, смеялась и вся его свита, даже облеченный высоким доверием нести меч господина невозмутимый телохранитель позволил себе едва заметную улыбку, а второй и вовсе заливался хохотом, не стесняясь.
- Как ты сумел отвязаться? - поинтересовался наместник и взял обезьянку на руки. - Перегрыз веревку?
Обняв Токисаду за шею, зверек доверчиво прижался к хозяину и в награду получил ломтик персика.

(ун-ун!)

[Далара >>>]

Частный дом в Уцуномии
Ночь с 13 на 14 день минадзуки 2-го года Генна

- Ну как так можно? – с деланной строгостью ворчал Масачика, коренастый и крепкий мужчина тридцати трех лет от роду, хотя выглядел он старше из-за непреходящего выражения заботливости об окружающих на лице.
В доме – не богатом, но и не крестьянском, - куда Масачика переехал чуть меньше года назад, сейчас находились только они с племянницей. Последняя была младше всего на три года, но упорно звала его дядей. Неожиданно прибывшая в город незамужняя, гибкая станом, как молодой бамбук, и миловидная девица вызвала немало толков. Особенно такая бойкая и резкая в поведении, как эта Макуро. Но приезд наместника и связанные с ним события, особенно покушение, заставили даже соседей позабыть о ней.
На ночь глядя хозяин дома и племянница уединились в комнате, закрыв все перегородки. Приходящие слуги – садовник и служанка, убирающая дом, – вечером получили распоряжение идти домой и не беспокоить, если только не начнется пожар.
- И как тебя угораздило? – продолжал Масачика, промывая чистой тряпицей, смоченной в воде, ранки на белой шелковистой девичьей коже.
- Откуда я знала, что на меня бросится эта мерзкая тварь? – поморщившись, фыркнула Макуро.
Кровь на покусанной руке запеклась, намертво слипшись с черной тканью наручи. Пришлось отдирать.
- Ты сама шипишь и фыркаешь, как зверь, - упрекнул дядя. - Не дергайся так.
- А ты будь поаккуратнее, - парировала «больная», придерживая здоровой рукой длинный рукав сиреневой в белый цветок домашней юкаты.
- И так уже шрамов больше, чем у любой женщины.
Масачика огорченно рассматривал в свете масляных ламп руку Макуро, расчерченную не только свежими царапинами. Племянница налила себе сакэ из пузатой бутыли и демонстративно выпила.
- Дядя Чика, шиноби становится женщиной или мужчиной только когда того требует задача. Если она не требует пола, бесполы и мы.
- Ты похожа на своего брата.
В комнате сгустились тени, несмотря на свет нескольких светильников. И будто стена встала между собеседниками. Лишь тихо плескалась вода, когда из нее вынимали сполоснутую тряпицу.
- Дайсукэ тоже так говори... – Масачика запнулся, сделал вид, что ему что-то особенно не нравится в одной из ранок. – Говорит. Прямо как ты.
Племянница не обратила внимания, занятая собственными мыслями.
- Скажи, я в его возрасте вела себя так же?
- Не знаю, мы же с тобой впервые встретились, когда тебе было уже пятнадцать. Тогда ты была такая же, как он. И тебя было не оторвать от нагинаты – ты еще хвасталась, что она подарена кем-то очень важным для тебя.
-У меня было два брата... - пробормотала Макуро.
И отмахнулась, когда дядюшка переспросил, не расслышав слов.

[SonGoku >>>]

Совсем в другом месте

Голод терзал его, усиливаясь с каждым потраченным впустую мгновением, и Докки завидовал своим уже насыщающимся братьям. Старший, Гайдоку, утолял аппетит в тишине монашеской обители, Докуйя предпочел шум и музыку местного театра, а он все еще не отыскал добычу. Первая жертва оказалась чересчур резвой и спаслась бегством, вторую (та напрашивалась сама) он забраковал, сочтя перестарком, а у третьей нашлись столь ревностные защитники, что пришлось отступить для спасения собственной шкуры.
Хорошо, что Докуйя не видел... но почувствовал, это точно! Докки слышал повисший в ночном воздухе глумливый смешок. Братья знали, что с ним происходит, как он чуял их наслаждение и подпитывался им, пока рыскал по темным улицам.
Чтобы вернуть себе веру в себя, Докки до смерти напугал подвыпившего гуляку, лишил жизни возомнившего слишком много ронина и поквитался с облаявшей его собакой. Но удовольствия не получил.
Он счищал кровь с клинка укороченной нагинаты, когда услышал негромкий стук деревянных подошв: еще один ночной прохожий торопился домой, освещая себе путь фонарем. С негромким шипением Докки сполз за придорожный валун.
В пятне света край одежды казался особенно алым, цвета только что пролитой крови; все, что выше, тонуло во тьме, но воображение дорисовало угольно-черные еще не отросшие волосы и кукольное лицо. Ято-но ками подпустил добычу поближе, чтоб запах ее сказал, что он не ошибся. От маико пахло свежестью и ожиданием. Девочка прошла мимо. Докки замер.
Добыча барахталась, уронив погасший фонарь, в его руках и пыталась кричать; один раз, вывернувшись, вцепилась зубами охотнику в руку и взвизгнула, прежде чем тот успел зажать девочке рот:
- Мне нельзя! У меня же контракт!!!
Потом она хныкала и просила оставить ей жизнь. Луна побледнела и утратила ночную яркость, белесый слабый диск на сером предутреннем небе, как будто все свои силы она потратила на то, чтобы придать блеск росе. Черные бесформенные чудовища превратились в корявые стволы с мохнатыми шапками хвои, на востоке проявились первые краски зари.
- Не плачь, - сказал Докки всхлипывающей маико, приводя одежду в порядок; на воткнутой в землю нагинате негромко позвякивали кольца, ветер дергал за привязанные к ним шнуры. – Человеческие договоры не касаются тебя больше.
Она что-то пролепетала про хозяина их дома. Ято-но ками присел рядом с нею на корточки и прикоснулся одним пальцем к чистому детскому лбу.
- Если что-то случится, скажи мне. Твоя жизнь отныне для меня ценнее всего в этом мире.

Сообщение отредактировал SonGoku - 23-04-2009, 11:00

[Барон Суббота >>>]

Хижина близ горы Асама

И снова ночь, и вновь легли ветры под крыло Хошибэ, вознося его под самый небесный свод. Казалось, ещё чуть выше, и звёзды царапнут между острых, равномерно двигающихся лопаток, выделявшихся на худой спине двумя безумными скалами, пляшущими посреди замершей в страхе равнины. День и земля оставались там, далеко внизу, а вслед за ними уходили и раздражающие воспоминания о долго тянущемся, бесцельном вечере. Тэнгу ненавидел промедление. Он был порывист и непостоянен, он жаждал действия, движения, полёта! А тут ждать...
Впрочем, ещё жизненная выучка воина приучила к отречению от желаний во имя целей. Хошибэ старательно выждал, пока последний лучик солнца не скроется за горизонтом и только после этого взмыл ввысь, оставив далеко позади и облюбованное старое дерево, и весь лес, да и всю землю.
Несколько минут юный тэнгу наслаждался стремительным полётом, но потом снизился, распластал крылья, позволяя ветрам нести его самостоятельно, и зашарил острым птичьим взглядом по земле. Самурай и мальчишка не могли уйти от него

[Bishop >>>]

Следы – неровная цепочка, тот, кто оставил их, пошатывался, не шел прямо, - были заметны издалека. Там, где кровь впиталась в толстую прослойку палой хвои, их можно было отыскать по тягучему запаху, ни с чем не перепутаешь. На камнях – и без того было видно.
Узкий скальный карниз опоясывал скалу галереей. Здесь следы пребывания людей оказались еще ярче, еще явственней. Черная заплата костра, примятый мох, темная, уже подсохшая корочка на каменной стене, там, где кто-то оперся кровоточащей спиной. Хошибэ летел по следу неотрывно и обстоятельно, не упуская ни единого поворота или петли, хотя уже было ясно, что смертные направлялись к вершине горы. В ночном небе тэнгу был почти не заметен, так, невесомая тень, на мгновение скрывающая свет звёзд.
Хижина, что прилепилась к склону на уступе, почти утонула в зелени. Рядом горный ручей взбивал в пену воду в каменной чаше, а затем сбегал вниз, чтобы где-то в ложбине соединиться с рекой. На ветке сосны сидел ворон.
След становился всё более запутанным и петляющим, но сбить Хошибэ было невозможно, и вот, взору тэнгу открылась небольшая, старая хижина. Сааки подсказывало ему: люди там, а внутренний пожар толкал спикировать на них прямо сейчас, пробить ветхую крышу, зарубить буси, схватить мальчишку... Хошибэ не стал этого делать. Он поднялся ещё выше, заложил один широкий круг над хижиной, потом другой, третий. Тэнгу решил ждать и наблюдать.
- Кррр... – приветствовала черная сиплая птица человека, что вышел из хижины.
Тот – подмигнул в ответ единственным глазом. Второй был скрыт не первой чистоты тряпкой, волосы торчали во все стороны. Почесываясь и позевывая, роши подошел к водопаду – не самурай, а позор на весь свой род. Поплескал воду себе в лицо – сделал вид, что умылся, обтерся рукавом. Завязав косодэ вокруг пояса, присел на мох, подставил спину, что исполосовала сетка шрамов, ветру.
Первый утренний луч отразился на узком лезвии меча. роши вскочил на ноги. Неторопливые поначалу движения набирали скорость и мощь до тех пор, пока клинок стал невидим для случайного наблюдателя, только смазанный отблеск клинка, когда меч резал воздух, воду и случайные мелкие веточки, что швырял в самурая разыгравшийся ветер. Водяная мелкая пыль водопада украсилась маленькими радугами – улыбками Амэ-но удзумэ.

(Orrofin to)

[Барон Суббота >>>]

Как не ступить ноге смертного на небесные поля Аматэрасу, так не закралась в голову Хошибэ и тень мысли о том, чтобы ударить в спину. Он не сделал бы этого и будучи человеком, а уж для тэнгу это и вовсе было бы причиной сложить крылья на большой высоте. Но, сколь ничтожным было искушение напасть, когда самурай молча сидел, столь же сильным оно было, когда тот обнажил меч!
Потомок рода Умагоро заложил бешеный вираж на такой высоте, где человеческий глаз не мог различить его, только чтобы остудить ветром разгоревшееся было пламя боевого задора, и принялся наблюдать за тренировкой человека. Школу врага знать будет не лишним.
Если мужчина напоминал норовистого, влюбленного в битву коня, то мальчишка, что выскочил, жмурясь, на солнечный свет, - жеребенка. Тонконогий, мосластый и неугомонный чиго больше путался у всех под ногами, чем действительно помогал. В хижине ночевали не только они, но и носильщик, еще человек странной внешности, а так же совсем несуразное существо – выдра, что передвигалась на задних лапах, помогая при ходьбе себе хвостом. Выдра была одета опрятнее всех остальных. Маленький отряд готовился в путь, готовил и собирал еду, проверял оружие и снаряжение. От нагретой поляны среди горного леса поднимались, как теплые воздушные струи, «ароматы». И сильнее всего магией пах сверток, который нес с собой воин.
Казалось – весь мир замер, когда старую ткань развернули. Четыре куска темного металла, рукоять и ребристый, обоюдоострый клинок, сломанный на три части. Если даже обломки были окутаны невидимым простому глазу мягким сиянием, то каким же должен быть целый меч?
Тэнгу поднялся чуть выше и чуть пригасил сааки. Всё равно, на таком расстоянии люди...и не только они от него не ускользнул, а шестое зрение не отпускал его, не позволяло отвернуться от осколков.
"Нельзя дать им соединить меч, - решил Хошибэ. - Выжидание пора заканчивать!"

[Далара >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна

Солнце еще не село, когда к задней калитке дома господина Мацуоки ленивым прогулочным шагом подошел Инаба и прислонился спиной к забору, одной рукой теребя высокие побеги сорной травы. По выражению его лица, по всей позе становилось понятно, что его одолевает безудержная скука, и он сам не знает, зачем пришел сюда, когда можно было бы продолжать спать себе дома или пойти к девочкам, что всегда рады посетителям. Но человек внимательный заметил бы, что сегодня он изменил привычке носить всего один меч.
Эцуо зевнул, прикрывшись рукой, и только тогда заметил, девушку, которая наблюдала за ним из тени старого дерева. Новенькая в городе. Одета прилично, не служанка, да и лицо простецким никак не назовешь. Но почему-то в руках большая плетеная корзина с продуктами и еще одна на земле между корней. Самурай улыбнулся ей – от этой улыбки девушки либо розовели и начинали запинаться, либо делали все, чтобы состоялось как можно более близкое знакомство. Эта не была исключением. Потупилась, ответила несмелой смущенной, но искренне кокетливой, улыбкой, какая может быть только у той, чей чистый ум не замутнен ничем. Инаба потерял интерес. Но – он нахмурился, присмотрелся внимательнее – показалось или во взгляде незнакомки была уверенность, расчет и твердое знание, как себя держать? Она опустила пушистые ресницы, будто пришла в замешательство, а когда подняла их, широко раскрытые глаза показались двумя зеркальцами, в которых нет и тени мыслей сложнее, чем что приготовить на обед.

Сообщение отредактировал Далара - 15-06-2009, 13:57

[Bishop >>>]

Ожидание было вознаграждено: за стеной раздались торопливые шаги и шуршание дорогих тканей. Кукольное личико посланца светилось в лиловых сумерках безмятежностью младенца.
- Его светлость просит не гневаться! – выдохнул юный телохранитель.
Самурай оглядел утопающего в пестрой одежде мальчишку с головы до ног. В сонном взгляде проскользнуло неприятное подозрение.
- Моим сопровождением будешь ты?
- Это была бы неслыханная честь для меня, но...
- ...но она принадлежит другому, - договорил за юнца подошедший по улице паренек, с виду – ровесник телохранителя; может быть, на пару лет старше. – Сгинь!
Синий плетеный шнур стягивал его волосы в длинный хвост на затылке, и если бы не смуглая от постоянного пребывания на солнце кожа и не расчетливый взгляд, то новое действующее лицо можно было бы принять за подростка.
- Его светлость просит его извинить за столь долгое ожидание.
Почему-то ему сделалось смешно, юнец фыркнул. Телохранитель тоже рассмеялся в рукав и исчез прежде, чем на нем скрестились недоуменные взгляды.
Инаба резким движением выдернул сорняк, кинул его в сторону и отлепился от забора. Бросил взгляд на девицу – та уже нагрузилась корзинами и семенила прочь. Зато новоявленный спутник остался здесь, не прогонишь домой, от опасности подальше.
- Как тебя называть? – поинтересовался самурай.
- Кейка, - улыбнулся его новый знакомый.

(sanbiki desu)

Сообщение отредактировал SonGoku - 2-06-2009, 13:25

[SonGoku >>>]

Люди, которые сменились с поста у ворот дома господина Мацуоки, нашли о чем поговорить, укрывшись от подкрадывающейся вечерней прохлады в общей комнате, куда им принесли из кухни ужин. Сначала мимо них со двора на улицу вышел незнакомый молодой человек. Не прошло и нескольких минут, как с хохотом и громкими криками на прогулку отправился весь цветник юных телохранителей наместника Токисады.
- А кто же остался при нем?
Поговорили и об этом и решили, что если наместнику угодно играть в кэн с провидением, то это его личное дело.
- Да, но случись с ним что, пока он в нашем доме, полетят-то наши головы, - упорствовал скептик.
Замечание развеяло атмосферу веселья, воцарившуюся было в большой комнате. Тем, кому предстояло заступать на дежурство, стало особенно грустно; припомнились недавние события, после которых им всем пришлось обыскивать дом, сад и все постройки усадьбы, хорошо еще, что господин Мацуока, видимо, заступился перед наместником за нерадивых слуг.
- Вот странно, - вдруг заговорил Ясабуро, который только принялся за еду, но отложил палочки и озабоченно поглаживал реденькие усы.
В его памяти со всей четкостью недавнего воспоминания встала картина: молодой человек в подвязанных сашинуки* и безрукавке поверх косоде, похожий на переодетую мужчиной девушку, если бы не решительные размашистые движения, при мечах, но без гербов, странно знакомый, но Ясабуро не смог вспомнить, где он его видел, так вот этот молодой человек, проходя мимо стражников, вдруг рассмеялся чему-то и заговорщицки приложил палец к губам. И сейчас, вновь увидев перед внутренним взором этого незнакомого воина, Ясабуро не сумел продолжить рассказ о нем и поэтому снова взял палочки для еды и придвинул ящичек-вариго*.

(втроем, ун!)

[Далара >>>]

В пути от деревни Куцукакэ

Говорливая речка, как положено горным потокам, была узкой, стремительной и глубокой. Перепрыгивая через валуны, огибая те, что побольше, она весело булькала и журчала в ущелье. Там, где ее пересекала дорога, на, пожалуй, единственном плоском месте на всю округу, речка милостиво мелела, но зато растекалась в три ширины от себя прежней.
Переправа, гласила табличка, приколоченная к шесту, стоит пять мон.
- Ну уж нет! - заявил Одуванчик и уселся на придорожный валун. - Я не буду мочить ноги.
Пухлощекий и розовый, как поросеночек, юный минарай-ёрики, который от самой деревни вел опутанного веревкой преступника, как коня в поводу, по инерции сделал несколько лишних шагов и затрепыхался привязанной за лапу птицей. Несколько груженых корзинами и коробами местных жителей остановились поглазеть на бесплатное зрелище, самый сообразительный начал принимать ставки на исход поединка. Одуванчик потребовал себе долю от выигрыша.
Подошел Омура, мучаемый жарой, от которой не спасали ни веер, ни платок. Платок, повязанный вокруг головы, уже высох, хотя его смачивали в ручье совсем недавно. Шлем ёрики нес за спиной на завязках, бормоча под нос, что его можно приспособить под котелок, но никак не использовать по назначению.

(с Сон)

[SonGoku >>>]

Весь путь он шел позади коренастого арестанта и его тщедушного конвоира и веточкой отбивался от мух.
- Что вы тут затеяли, заняться, что ли, нечем? – проворчал он сердито. – Идите, нечего тут, - велел он зевакам.
Щурясь на солнце, прочитал табличку, мысленно пересчитал выданное на путевые расходы.
- Пятнадцать мон не рё, - решил он вслух. – Будем переправляться.
Юный ревнитель порядка сдался и, вытирая со лба пот, попросил Одуванчика по-хорошему.
- Не пойду, - уперся тот.
- Почему?
- Опасаюсь схватить простуду, - объяснил арестант и в доказательство раскатисто чихнул.
- Ты еще и не коснулся воды, - указал Омура, который опустился на корточки у кромки берега и полоскал свой платок.
На всякий случай он окунул в реку и шлем, с интересом послушал шипение. Оглядел разномастную толпу.
- Подберем тебе самого крупного перевозчика. Впрочем, - старший ёрики почесал нос, - другой тебя и не поднимет, вместе со всей едой, которую ты положил в себя утром.
Арестант ухмыльнулся и рискнул пожать плечами; веревка, стягивающая их, угрожающе заскрипела и собралась лопнуть. Минарай-ёрики запаниковал. Богатое воображение этого рьяного мальчишки уже нарисовало ему, как поступит с ним вырвавшийся на свободу Одуванчик.
- Не-е... Мне бы на носилках, - добродушно ухмыльнулся тем временем тот.

(вдвоем, ун-ун!)

[Далара >>>]

Деревня Куцукакэ
ранним утром того же дня

Отодвинув перегородку, человек в темно-зеленых одеждах на мгновение замер на пороге, словно прислушиваясь к каким-то внутренним ощущениям. Широкие губы, окаймленные редкими седыми волосками, растянулись в улыбке.
- Приличия требуют представиться, - пробормотал он под нос сам себе.
Колдун, что сидел в углу и смотрел в одному ему понятные дали, поднял голову, подслеповато сощурился, разглядывая слишком раннего по утру посетителя.
- Кого это принесло к нам? – весело протянул он и склонил голову набок по-птичьи.
- А кого только не заносят ветры в эту глушь, - осклабился гость непривычно широким ртом, направляясь в сторону вопросившего. - Итак, излишне ли будет называть имена?
- Кто-то больше любит рассуждать, чем действовать, - философски отметил Тошимару и улыбнулся, похожий на готовую к охоте змею. – Может, отсюда проистекают все твои неудачи?
Облик никогда не мешал ему узнавать сущность человека. Когда-то Тошимару сразу опознал владельца меча Кусанаги, и человека, попавшего под влияние меча, тоже. Узнал он и стоящее перед ним существо.
- Что ищешь ты здесь?
- Уместно ли посвящать в такие дела недостойных? - с вызовом бросил пришелец, давая понять, что не пропустил мимо ушей насмешку Тошимару. Замерев в шаге от колдуна и скрестив на груди руки, он продолжил. - Быть может, я пришел за тобой, ведь у меня есть странная привычка собирать диковинных созданий.
- Хоо-хо-хо, - засмеялся-закаркал шаман.
Он бережно и точно долил бамбуковым ковшичком в широкую плошку нужное количество воды и снова принялся взбивать до пены травянисто-зеленую жидкость.
- Слишком велика честь для твоей коллекции. Ее... части ночью развели здесь грязь. Очень неаккуратные создания.

(мы с Греем)

Сообщение отредактировал Далара - 12-05-2009, 12:06

[Grey >>>]

- Скорее как раз прибрали, за другими не слишком аккуратными существами. И заметь, совершенно бескорыстно... Не считая удовольствия, конечно...
Пришлец зыркнул из стороны в сторону, развел руки и потер одну ладонь о другую.
- Не буду бродить окрест, и рассыпаться рассказами о чудесной погоде этих краев, - хмыкнул широкоротый. - Ты уже слышал об одноглазом воине, убившем бывшего хозяина замка у залива Пенных Скал?
- Боюсь, эта история нова для меня. Ученики – такая обуза.
Колдун закончил взбивать непрозрачную жидкость и подвинул плошку к невероятно уродливому с человеческой точки зрения собеседнику.
- Выпей чаю, расскажи о том воине.
Собеседник не стал оказываться от приглашения, возможно, только его и ждал. Опустившись на предложенное место, пришлец аккуратно переложил свой костяной меч, так чтобы он всегда был под рукой, и взялся за плошку.
- Мне рассказал о нем один демон, изгнанный со своего привычного места обитания обугленными монахами из Нагашима. Он был любопытен и решил проследить, куда направляются эти головешки, - широкие губы коснулись края посуды с хлюпающим звуком. - Не без помощи удачи, этот демон уцелел в том пекле, что развернулось в одной мелкой деревеньке, и там он увидел старого монаха, за которым стелилась тень бывшего владельца Камо-Амато. Воплощение Боли сумел вырваться из живой тюрьмы, но один ронин смог победить его, не без помощи умирающего старика-монаха и того кто воплотился в нового Оленя. Теперь тень убитого монстра стелется за ним. Все еще будешь утверждать, что слышишь об этом человеке впервые?

(& Далара)

[Далара >>>]

- Твоя проницательность не знает границ, Самэ-Рю, - ответил Тошимару.
То ли издевался, то ли действительно хотел похвалить. Взялся взбивать чай во второй плошке – уже для себя.
- Но что тебе за дело до человека? Тебе, который всегда стремился к могуществу, недоступному и неведомому этим земным существам.
По деревянной лестнице спустилось розоволицее беловолосое существо с прозрачными глазами. Увидав собеседников, остановилось на середине, раскрыв рот и безуспешно порываясь издать звук.
- Я могу дать тебе ответы, но готов ли ты будешь заплатить за них? - гость втянул в себя остатки чая и поставил плошку на прежнее место. - Ведь те, кто знает слишком много, становятся слишком опасными для тех, кто знает еще больше. Так что же с тем человеком, ты по-прежнему уверен, что не можешь мне помочь в его поисках?
- Для того, кто за все желает оплаты, ничего не может быть бесплатным, - улыбнулся колдун.
Махнул девчонке, чтобы возвращалась в комнату и не мозолила глаза. Та послушно застучала босыми пятками, оглядываясь и бормоча все охранные приговорки, какие пришли на ум. Тошимару сделал глоток чая и закрыл глаза, наслаждаясь вкусом.
- Что ты желаешь отдать за «помощь в поисках»?
- Назови цену, - не стал торговаться собеседник. - Если я смогу выполнить условие или достать требуемое быстро, я заплачу. Если на это потребуется больше сил, чем я готов отдать на самостоятельные поиски, я уйду. Может быть...
- Хо-хо-хо-хо-о, - развеселился старик и причмокнул губами, смакуя густую травянистую жидкость.

(und Grey)

[Grey >>>]

В остром взгляде полуприщуренных глаз не было беззаботности, хотя веселье пробралось и туда. Оценка возможностей собеседника и его надежности заняла лишь несколько мгновений. Потом на тонких губах появилась змеиная улыбка.
- Меч.
- Железка богов? - Самэ-Рю громко хмыкнул. - Он мне не нужен, но итак попадет в руки. Никогда не любил чужое оружие, - пальцы с плоскими прозрачными ногтями бережно коснулись желтоватого изгиба клинка, что лежал подле гостя, - всегда приятнее добыть материал и сделать все самому... Где мне найти то, что нужно тебе?
- Отправляйся в Никко, что в провинции Шимоцуке. Через четыре дня ты найдешь там и Ама-но-муракумо кусанаги-но-мицуруги и того, с кем он ныне. Будь осторожен, этот меч умеет подчинять себе.
Тошимару положил в рот засахаренное яблоко и прожевал его с наслаждением.
- И еще, Акула-Дракон, ты должен небольшой подарок моей ученице. Ты напугал ее.
Тонкие губы снова ощерились в колючей улыбке.
- Разве это само по себе не щедрый подарок? Знать, что есть такие как я - это одно, а осознавать это и видеть - совсем другое.
Колдун больше не взглянул на собеседника, словно тот вдруг прекратил существование. Медленно встал, неторопливо пересек комнату, пошаркивая соломенными сандалиями. Задержался у лестницы. Напомнил, не оборачиваясь:
- Меч, Самэ-Рю. Встретимся, когда он будет у тебя. Если будет.
И пошел наверх. Вот странно, скрипучие ступеньки не издали под его ногами ни звука.
- Интересно, а есть ли у меня теперь хоть одна причина отдавать меч, когда я заполучу то, что мне нужно, - усмехнулось оставшееся в зале существо и, протянув руку, взяло плошку с недопитым чаем колдуна. - Ну, хоть одна?
Крохотные фигурки на ожерелье мелко задрожали, словно разделяя веселье владельца.

(мы же)

[Далара >>>]

- А ведь он не отдаст меч, - в комнате заявила Миеликки колдуну об очевидной неувязке.
Весь разговор девчонка, чье любопытство было равно страху, а то и превосходило его, подслушивала, не решаясь, впрочем, даже носу высунуть из-за широкого столба наверху лестницы.
Тошимару зачем-то собирал в бумагу прах сожженного им только что неизвестного северянке растения.
- Не торопись, не то обгонишь жизнь, - проворчал он почти добродушно. – Ничего еще не знаешь, а уже горазда утверждать что и как.
- Но он же... Большой, страшный и сильный!
В волнении белобрысая начала ходить кругами по комнате и махать руками.
Не отдаст он меч, себе заберет. Я таких много видела, с ними договариваешься, а они и не думают держать слово. В нашей деревне было целых двое таких, никто их не любил и не хотел с ними иметь дел.
- Уймись, - велел старик уже строже. – Причешись и...
Он оглядел ученицу с ног до головы и поморщился, придя к неутешительному выводу. Сунул ей в руки зеркало и гребень, принесенные с вечера заботливой хозяйкой. Еще более заботливой от того, что не хотелось ссориться с колдуном. Девчонка неуклюже приняла непривычно роскошные предметы.
- И найди себе одежду.

(а это только я)

[SonGoku >>>]

гора Асама

Горные хижины похожи друг на друга: деревянные стены со щелями, законопаченными мхом, крытая тем же мхом крыша и надежная деревянная дверь. Они имеют обыкновение встречаться там, где никак порой не ожидаешь; вроде бы карабкаешься, выбиваясь из сил, сквозь бурелом и заросли куманики, с трудом удерживаешь равновесие на крутом склоне, и вот вокруг одна лесная глушь и тишина, ты присаживаешься, чтобы перевести дух и насладиться одиночеством, а под скальным выступом приютился такой вот домишко.
Обитатели таких хижин тоже друг на друга похожи, как близнецы. Вот и здесь поселилась семья дровосеков, исправно поставляющая вязанки хвороста и ветки в деревни, которые рассыпались вдоль дороги, самая обыкновенная семья, за исключением одного... одной. Поговаривали, что семья этой женщины не из здешних и даже не из соседских мест, не иначе, как из столицы, хотя что делать тамошней томной красавице в захолустье?
Она сидела у ручья в тени маленькой ивы, распустив длинные волосы. Поднимался и опускался гребень в небольшой, не знающей работы тяжелее, чем расчесывание волос, сверкающим ворохом лежали в траве рядом заколки и шпильки. Порой женщина наклонялась к воде, чтобы полюбоваться на свое отражение, и тогда вся эта шелковистая ароматная масса, не скрепленная ничем, падала ей на лицо и грудь, обнажая белоснежные плечи и нежную шею. Ярко-алая отметина у основания шеи горела, как только что поставленное клеймо.
Когда жестяной грохот крыльев возвестил о прибытии большой птицы, женщина не вздрогнула и не подняла головы, гребень ровно скользил, пропуская тонкие пряди черных волос между зубцами.
- Молодой тэнгу на нашей горе, - женщина улыбнулась перевернутому искаженному отражению самурая. – Что он делает здесь, любопытно...

(пока одна, но ненадолго)

[Барон Суббота >>>]

Жилище нукекуби. Склон горы Асама.
(С Сон)

Похожи горные хижины между собой, а потому Хошибэ без опасения уселся на конёк, знал: хилых крыш в горах не бывает, иначе дом в первую же бурю вовсе без неё останется! На сей раз тэнгу не спешил, пристально разглядывая и хижину, и окрестности, проверяя, не подвело ли чутьё. Не подвело. Запах йокаев так и носился в воздухе, а, учитывая то, что он слышал о горе Асама, не мог тут жить никто иной, кроме семейства нукекуби.
Хошибэ зажёг на перьях тэнгу-би в знак желания мирно поговорить и стал ждать, когда же хозяева откликнутся.
Женщина, не торопясь, воткнула, собрав волосы в прическу, все шпильки и, усилив искусственную красоту заколок только что сорванным цветком, пересекла двор, придерживая накидку из тяжелой парчи, неуместную здесь в горах, зато плотную, хорошо защищающую от ветра.
- Пусть крылья нашего гостя никогда не устанут.
- Пусть твоя семья будет многочисленна и сплочена, - хмуро, но всё же вполне вежливо ответил Хошибэ, низко наклоняя клюв.
Тэнгу не очень любил обращаться за помощью к вольным младшим йокаям. Приказать им было нельзя, а договариваться, теряя капли бесценного времени, словно воду из сложенных ладоней, он не просто не любил - терпеть не мог! Но приходилось, и потому - поклон, и потому же - мягкий спуск на землю в шаге от женщины.
- Почтительны ли дети твои, уважаемая?

[SonGoku >>>]

- Нескромно хвастать ими, но все же... – женщина хлопнула в ладони, и из дома выскочил мальчик.
Маленький йокай поставил ковш воды перед тэнгу и, хихикая в ладонь, наблюдал, как тот пьет.
- Господин пришел по делу? – как бы между прочим поинтересовалась женщина, усаживаясь, чтобы не возвышаться над гостем.
- Зависит это от того, много ли твоих детей сейчас с тобой, и хочешь ли ты получить некоторую волшебную вещь, - ответил Хошибэ, возвращая ковш и садясь рядом с хозяйкой.
- Нас здесь пятеро, считая меня, - улыбнулась женщина. – Двое вернутся к вечеру, они рубят сучья в лесу на продажу.
В ее глазах за притворным безразличием блеснул интерес.
- О какой вещи говорит господин и что он потребует в обмен на нее?
- Вещь эта - клинок, разбитый на три части, но лезвие его даже сейчас напитано силой. Я укажу тебе, где находится этот меч, а ты со своими детьми поможешь мне получить живым и невредимым одного человеческого детёныша.
Обитательница горной хижины облизала розовым языком губы, словно в предвкушении обильной трапезы; она больше не пряталась за условностями этикета. Мальчик улыбнулся, показав острые хищные зубы, из дверей выглянул еще один нукекуби, он теперь подслушивал разговор, не скрываясь.
- А господин не захочет забрать себе меч, когда дело будет окончено?

(с Оррофином теперь, ун)

[Барон Суббота >>>]

- Не захочет. Если не веришь, заключим договор на крови, - Хошибэ не улыбнулся, но выражение его клювастого лица каким-то непостижимым образом приобрело не менее хищное выражение, чем у нукекуби.
Женщина рассмеялась, ее смех подхватили другие.
- Кто же такой сильный охраняет ребенка, что даже тэнгу, известные похитители детей, оказался не в силах с ним справиться? Разорви его своими когтями! Не поверю, что они затупились.
- Мои когти остры, но человек, что несёт такой меч, не может быть простым смертным. Я заберу ребёнка, вы получите меч, а человек будет очень занят, да, очень!
Женщина мечтательно прикрыла глаза, ресницы ее подрагивали, крылья узкого носа затрепетали, втягивая лесные запахи.
- Хорошо, - сказала обитательница горной хижины и, сложив перед собой ладони, поклонилась гостю. – Ты получишь, что хочешь.
Хошибэ церемонно ответил на поклон, согнувшись в поясе ровно на четверть при идеально прямой спине.
- Тогда нападйте, как только господин Цукуёми обозрит все небесные поля! - сказал он, приседая перед взлётом. - Я буду рядом.
Тэнгу ударил крыльями, и земля сразу оказалась где-то далеко, уподобившись яйцу, которое неведомый искусник расписал всеми оттенками зелени и серого.
(всё ещё с Сон.)

Сообщение отредактировал Orrofin - 12-05-2009, 20:48

[Далара >>>]

Дом господина Мацуоки
Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна, день

Уж не знаю, кто из этих бездельников придумал, что мне нужна лошадь, чтобы побыстрее добраться в лес, где случилось на них нападение. Нет, конечно, верхом оно всяко быстрее. Только кто решил, что мне нужна эта громадина, на которую и влезть-то толком никак? Когда весь наш цветник явился поглазеть, я понял, что надо мной сыграли злую шутку. Будто стая цветастых бабочек спустилась во двор – или певчих птиц, так галдела эта одинаковая, как ни глянь, детвора. Кто из них сам наместник, есть ли он среди них, не разобрать. Кто-то предложил принести лестницу, кто-то пихнул локтем соседа: мол, иди и встань на четвереньки, подсади человека. Чуть было не пришлось разнимать драчунов, но их склока закончилась, так как следует не разгоревшись. Воробьи, одним словом. Чистые воробьи, которые весь день барахтаются в пыли и дерутся из-за крошек. И помощи от них столько же, один галдеж.
А я, надо сказать, с лошадьми хоть и имел дело, но все больше рядом – покормить, потрепать по холке. Верхом почти и не ездил. Положено нам пешком ходить и все тут. А эта коняка мало того что громадная, так еще и своенравная. Как поглядишь на лицо конюха, что привел ее, вообще расхочется подходить близко. Ох, не видеть мне больше гъезда...

(SonGoku mo)

[SonGoku >>>]

Но не стоять же весь день столбом. Чего доброго, наместнику забава наскучит, а у таких как он недолго и головы лишиться по малейшей прихоти; с господином Сакаи, при всем его нраве, и то было легче. Погладил я лошадину эту как можно ласковее и дружелюбнее – хотя какое тут дружелюбие? – и полез в седло. Ногу одну задрал, а вредная скотина возьми и понеси. Вцепился я в удила, аж костяшки побелели, и вишу как дурак. А разряженная, будто сегодня праздник какой-то, молодежь так и покатилась от хохота, даже за животы похватались.
- Обезьяна! – завизжал один из них, ну девчонка девчонкой, даже брови нарисованы, кажется. – Обезьяна украла коня!!!
Выдрать бы их всех для науки! Только кто ж посмеет, когда все только хохочут с ними вместе, хотя по лицам видно, что не смешно им. Те, кто посовестливей, отворачиваются, кто-то даже сочувственно, но что мне за толк в их сочувствии? На мое счастье, конюх был не из подлиз. Его вообще мало что интересовало, кроме лошадей. Даже жена у него была молчаливая и суровая, а детей не было вовсе. Впрочем, не о них речь.
Вопил я тогда знатно, было не до гордости. В такую минуту и самураю жизнь дорога, не хочется ее терять вот так, ни за что. Конюх этот к коню подбежал, тот брыкание свое умерил, узнал, видно. Вижу, кричит конюх что-то. Я ему головой помотал, не слышу, мол, а сам тяну поводья, может, подчинится, не совсем же дикая скотина.

(вроде бы вдвоем)

[Далара >>>]

Чувствую, присмирел конь, только фыркает раздраженно и бьет себя хвостом по крупу. Сполз я на землю, отдышался немного. И понял, что смех-то доносится не только из пестрой толпы, но и сверху, со второго этажа дома господина Мацуоки. Поднял голову посмотреть, кто там.
Двое в легких одеждах и с распущенными волосами, одинаковые, будто сестры, перешептываются и хихикают. То ли девицы из веселого дома госпожи Чиё, то ли служанки какой-нибудь высокородной госпожи. Нет, если приглядеться, то у госпожи Чиё девушке попроще, с курносыми носами и веснушками, а эти – ну будто явились прямиком из столицы, Такэ, которому довелось там побывать, рассказывал про них. Даже носы у них длинные, с горбинкой, как положено высокородным дамам. У одной черты совсем мелкие, точеные, у второй погрубее, но, в сравнении с нашими простушками, настоящий образец изящества. Лица их показались мне знакомыми. Впрочем, цветастых прислужников-прислужниц (кто их разберет?) у дайкана много, и всех я уже видел хотя бы по одному разу.
Не то чтобы мне стало стыдно, это пусть в Киото да Эдо следуют этикетам и блюдут незапятнанную гордость. Но как-то неудобно сидеть в пыли, будто деревенщина какой. Наверное, жена б меня упрекнула, только оторвать взгляд от этих девиц не было никакой возможности.

(вдвоем-вдвоем)

[SonGoku >>>]

Та, что была постройнее, вынула из волос цветок и кинула мне. Голосистая стая телохранителей захлопала в ладоши, кто-то даже с криком: «бандзай» вскинул руки. Остальные подхватили и поздравили, как положено, троекратно. Вторая девушка жестами изобразила, будто перетирает кунжут в миске. Первая засмеялась и указала на злополучную лошадь: мол, прошу вас.
Ради такого не в тягость и повторить приключения с конем. Хотя лучше бы, конечно, обойтись без них. Женщины давно уже перестали бросать мне цветы. А если вспомнить, то и никогда этим не занимались, - не вышел я ни ростом, ни статью, ни красотой лица. А уж зачем им ко мне подлизываться, так и вовсе непонятно. Не такая я важная птица.
Пусть женщины занимаются своими делами, рассудил я, а я займусь своим. Но вечером спрошу у жены, какое значение тут могло бы быть.
Хмурый молчаливый конюх сам подвел мне коня. Я сунул под морду что-то съедобное, что впихнули мне в руку, и угощение было принято. Мы с этой скотиной (лошадью, не конюхом) посмотрели друг другу в глаза и установили временное перемирие с обещанием продолжения войны. Особенно если я буду забывать кормить или привязывать там, где невкусная трава, а она будет пытаться скинуть меня. И я со вздохом опять полез в седло, на этот раз удачнее.

(наверное)

[Далара >>>]

Тот же день, ближе к закату

Всегда, сколько себя помнила, Макуро любила солнечный свет. В детстве она могла нежиться в нем часами, даже когда немного подросший брат звал купаться в реке или тетка велела не бездельничать, а помочь по хозяйству. То время казалось теперь далеким, как острова за морем, скрытым дымкой тумана, через который видны лишь очертания, и непонятно, так было на самом деле или привиделось только. Одно она помнила – солнечный свет был тогда ей другом.
Она не могла точно вспомнить, когда все изменилось, и желанные лучи стали вдруг обжигать, а чаще просто существовать, не неся ничего, как пустая бумага. Возможно, это случилось когда она впервые убила человека. А может быть, все было тоньше, и солнце отвернулось от нее, когда она впервые вызнала и принесла отцу критически важную информацию. Тогда были сломаны жизни, кого-то постигла смерть.
И все, как ножом отрезали. Сколько Макуро ни старалась, не могла вернуть себе благосклонность солнца. Видно, все ее дела, она сама и подношения и молитвы ее не были достаточно хороши для светлейшей Аматэрасу.
- А, Такэ, - заметила движение в тени кустов молодая женщина.
Как он невовремя. Плохо верится, что случайно.
Она поставила корзину на землю, внимательно осмотрела овощ, который показался ей не совсем свежим. Мужчина среднего роста, вечно таскающий на голове платок, круглолицый и смешливый, но серьезный сейчас, вышел на свет.
- Не стоит так погружаться в мечтания, госпожа. На моем месте мог бы оказаться тот, кто желает вам зла, - упрекнул он.
Макуро воздела тонкую бровь.
- Тогда ему следовало бы желать, чтобы поблизости находился хороший священник.
Ухмылка, чтобы показать – он оценил ее задор. Только в глазах недостает веселья.
- Господин Омура отбыл изучать следы нападения на дайкана.
Она поблагодарила его за сведения. Пообещала:
- Я скажу дядюшке.
Собеседник поклонился и сообщил об уходе.
Стало понятно – Такэ положил на нее глаз. Не сказал, но хотел бы. Макуро повертела в руке батат и кинула в корзину. Никаких шансов, даже если бы она доверяла ему.

[SonGoku >>>]

Склон горы Асама, поляна недалеко от хижины нуке-куби

Ночь выдалась темная и сначала очень тихая, словно все обитатели огромной горы ждали, что вот-вот произойдет нечто... ужасное или нет, необычное или нет, сказать было трудно. Но все были уверены: жизнь должна измениться – и необратимо.
Первыми снялись с насиженных гнезд птицы, остались только перепелки, которые суетливо бегали в траве без всякой цели. Одна из них выскочила перед самым носом у молоденькой взъерошенной лисы, но осталась жива, потому что юная хищница была слишком занята, она волокла за шкирку своего отпрыска. Вдалеке тоскливо завыла неприкаянная душа путника, заблудившегося в горах, может быть, год, а может быть, век назад.
Женщина открыла круглые совьи глаза, остальное семейство притихло.
- Мы заключили с чужаком соглашение, но этот тэнгу хитер и обманет моих простодушных детей, хотя сам еще молод, а мы стары.
- Никакого уважения к древним! - раздраженно проскрипела сморщенная, как высохшая тыква, голова; желтоватую лысину, точно пакля на театральной маске, обрамляли желтоватые космы.

(троица)

[Bishop >>>]

Облюбованную нукэ-куби поляну в торжественном молчании пересекла вереница диких кошек, впереди шли коты, дальше – кошки с котятами, замыкали процессию молодые самцы. Мальчишка наладился было укусить кого-нибудь из молодняка за толстый короткий хвост, но получил затрещину и отстал. Его маленькое, по-детски округлое лицо, ночью потеряло свежесть юности. Дряблая кожа повисла складками, морщинистые веки нависли над глазами.
- Тогда не стоило заключать с ним договор, - пробурчал он.
- Когда мы уже сможем поесть?! – нетерпеливо вмешался второй из младших.
- Тише! – вновь заговорила женщина. – Мы все голодны. Дедушка, оставьте в покое светляков, нас ждет угощение посытнее.
Длинные черные волосы ее раскинулись по веткам дерева ловчей сетью паука-великана.
- Он - чужак на нашей горе, и мы не обязаны поступать с ним по-добрососедски, - продолжила глава рода. - Он даже не настоящий тэнгу, он раньше был человеком. Он силен, почему же он сам тогда не сразится с ронином?
- Жить хочет, - фыркнул дед, сплевывая застрявшее крылышко.
- Ждет, чтобы тот поубивал нас, тогда сможет забрать всю еду себе, - проворчал младший.

(hai)

[Далара >>>]

- Ее там много... – пустил завистливые слюнки его старший брат. – Почему мы должны отдавать ребенка? У него же самое сочное, самое мягкое мясо.
Он досадливо клацнул зубами.
- В мече есть магия, но в мальчике тоже, - впервые подала голос мужская голова, что восседала на ветке, словно на балконе в театре. – Я чую обе.
- Это я первый его учуял! - необдуманно пискнул самый маленький, его коротенькие волосы были подвязаны в три пучка. - Я первый!
На него шикнули.
Высокий муравейник, выстроенный среди корней, проснулся в неурочный час и закипел жизнью: во все стороны от него потекли цепочки муравьев, переносящих куколок в безопасное место. Нескольких слизнул самый младший нуке-куби.
- Надо стравить тэнгу с ронином, пусть они убьют друг друга, - промолвила женщина, покачиваясь на волосах. – А мы заберем себе то, что останется.
Она облизнулась.
- Мальчишку, мальчишку съедим! – затанцевал старший из братьев.
Танец головы без тела, рук и ног смотрелся странно и жутковато. В сторону шарахнулась испуганная вереница мышей. Последнего мышонка заглотил разом дед, только хвостик остался торчать между зубов.
- Аппетит дразню, - пояснил он.

(san-nin)

[Bishop >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна, почти вечер

Странно выглядела эта пара, что неторопливо шла по улицам Уцуномии. Да, не смотря на откровенную провинциальность, эта призамковая деревня гордилась несколько улиц. Инабу знали многие, и очень удивлялись, что идет с ним не женщина, а молодой человек, но не из слуг господина Акамацу. Некоторые пожимали плечами и возвращались к своим занятиям. Впрочем, находились и любопытные. Эти украдкой, но тщательно всматривались в невысокого юношу, а когда объект интереса миновал их, принимались строить догадки. Кто-то подошел ближе всех к истине, предположив, что раз молодой человек им незнаком, то, наверное, он из свиты дайкана, но ему резонно возразили, что мальчики - равно как и девочки - наместника одеваются пестро и ярко, ведут себя развязно и нагло и никого ни в десяток мон не ставят, а этот, скромный и целеустремленный, совсем на них не похож. Кто-то предположил, что ученик. Его высмеяли, мол, Инаба поленится вдалбливать премудрости в чужую голову, ему лишь бы пить и развлекаться с женщинами. Он, мол, потому и пошел на нынешнюю службу, что дел ему и его мечу там мало, а сакэ предостаточно.
Женщины из веселого дома – что поделать, это заведение было на весь город одно, - тоже провожали взглядами рослого самурая и его юного спутника. Но думали они при этом совсем не о том, откуда взялся молодой человек или что у этих двоих за дело. Думали они о том, что если дело окажется удачным или хотя бы просто нервным, после него мужчинам потребуется хороший отдых в нежных женских объятиях. Господин Инаба бывал скуп, зато его спутник мог оказаться щедрее.

(sanbiki da)

[Далара >>>]

Женщина, которая спешила мимо, не думала ни о чем таком. Она вообще едва ли заметила тех, чей путь пересекла. Странно, вся ее одежда, от воротника джубана до полупрозрачной верхней накидки была синяя. Разных оттенков от нежно голубого, как незабудка, до густо синего, как небесная высь сразу после заката. Даже дорожные перчатки на ней были синими, а не белыми, как обычно. Она посмотрела на самураев из-под широкополой островерхой шляпы – взгляд кроткой женщины, от отчаяния вынужденной быть сильной – и заторопилась дальше.
Спутник господина Инабы проводил ее недоуменным взглядом, но забыл о странной встрече через пару минут. Он был похож на солнечный зайчик, которому не сидится на месте, и даже по улице шел не степенно, как положено воину, а почти что вприпрыжку, сбивая метелки травы подобранным где-то прутиком.

Уже были видны крытые тростником крыши; всадник, который возглавлял небольшой отряд, поднял руку, второй натягивая поводья.
- К чему медлить? - удивился его сукэтачи*. - Мы сметем эту жалкую деревеньку одним взмахом меча!
- Полагаешь, жители этой жалкой деревни, - передразнил его командир, - не знают про нас? Не заблуждайся, они подготовились к сражению, пока мы проезжали вон тот лес.

(вместе)

Сообщение отредактировал Далара - 9-06-2009, 13:59

[SonGoku >>>]

Нужный дом был велик по размеру, для деревни – даже слишком. И сад за высоким забором радовал глаз, и крышу недавно перестелили свежим тростником. Одним словом, дом выделялся среди прочих уютом и ненарочитым достатком его обитателей. Кейка легонько стегнул себя прутиком по ноге и остановился, по-детски склонив голову к плечу, у него даже рот округлился как будто от удивления.
- Странно, - пробормотал он себе под нос и глянул на Инабу. – Что теперь?
Тот рассматривал дом так, будто собирался рисовать его план.
- Этот Масачика преуспевающий торговец. Но, по-моему, он нечист на руку.
Эцуо прошелся взад-вперед, сорвал цветок камелии, понюхал и сунул себе за ухо.
- Настолько нечист, что я не уверен, только ли он торговец.
Проверил, легко ли вынимается меч из ножен.
- Обычно там он сам и двое или трое слуг. Я слышал, недавно к нему приехала племянница. Может оказаться кто-нибудь еще. Пусть они отвлекутся на меня, тем временем Кейка, - Инаба не глядел на спутника, - пусть ищет свиток. И пусть ищет аккуратно, - вот теперь он посмотрел в упор. – Не хочу платить за ущерб, если ничего не найдется.
- Мне придется перерыть целый дом? – мальчишка капризно сморщил нос. – Хорошо!
Он достал из-за пазухи длинную заколку и небрежно сунул под шнур, которым были стянуты его волосы. Перехватил взгляд старшего, подмигнул:
- Не советую ей оцарапаться.
- Ты неисправим, - хмыкнул Эцуо. – Идем.

(ун-ун!)

[Далара >>>]

Узкие деревянные ворота были заперты на засов – редкость для деревни. Инаба дернул их один раз, хмыкнул и отправился к задней калитке. Та, сделанная из редких бамбучин, была заложена изнутри бамбуковым же шестом. Самурай перерубил его одним ударом и толкнул калитку внутрь.
- Прошу.
Кейка скользнул по нему взглядом; сейчас больше чем когда-либо он был похож на ребенка, который дождался наконец-то обещанного подарка, темные глаза блестели от радости и предвкушения. Улыбка не сразу появилась на его смуглом живом лице. Сначала тонкие, но красиво очерченные губы задрожали, скривились, как будто мальчишка пытался удержать радость, оставить ее лишь для себя одного, но не получилось.
- Есть кто-нибудь дома? – воззвал Кейка, стремительно пересекая двор.
С ближнего куста шумно снялись птицы. Где-то сбоку протяжно откликнулись, что мол, да, есть. А кто пришел-то? Пусть идут сюда. Инаба поправил меч.
- Начинай с противоположной стороны, - сказал он младшему.
Кейка упер палец в цубу, подмигнул старшему: мол, положись на меня, все будет в порядке. И исчез за углом. Слышно было, как негромко отодвинулась перегородка.
Эцуо проводил его настороженным взглядом. Никак не желало проходить неприятное предчувствие, что сейчас план полетит ко всем они.

(мы двое и Биш - консультант)

[SonGoku >>>]

Самурай передернул лопатками, вынул из-за пазухи свиток и отвернулся. Прошел по выложенной камнями тропинке мимо пруда к дому. Поднялся на веранду, где низкорослый мальчишка-слуга оглядывал сад. Взятый за шкирку, он затанцевал на цыпочках, но не успел ничего предпринять. Инаба резко толкнул вбок перегородку. Изумленные слуги повскакали с мест. Он не дал им сказать ни слова, взмахнул неразвернутым свитком (мысленно усмехнулся неуместной театральности собственного жеста).
- Где хозяин?
Два загорелых мужских пальца одновременно ткнули вглубь дома. Женщина лет сорока единственная осталась сидеть и не перестала чистить дайкон. Она недовольно скривилась, будто откусила что-то кислое.
- Отлично. - Вторженец отпустил мальчишку, толкнул к остальным. - Вы все, пойдете со мной. Ты тоже, бабушка.
- Какая я тебе бабушка?! – вот тут взвилась и она.
Инаба усмехнулся и пошел в дом, отшвыривая перегородки, словно те были бегущими на него врагами. Слуги гудели между собой и неохотно плелись следом.
Хозяин дома оказался настороже и при коротком мече – шуму от нежданного посетителя было много. Круглолицый, невысокий, по мнению Эцуо, он напоминал фигурой валуны на северных берегах. Раз или два они встречались в тавернах или в какой-то лавке.

(trinity)

[Bishop >>>]

Масачика гостя узнал, и теперь завязал разговор. Он выяснял, что нужно господину самураю, он предлагал решить вопрос миром, он был невинен и чист, но как истинный торговец обязан был пробовать заключить выгодную сделку, не сходя с места. Инаба пошел у него на поводу, как честный и не очень далекий самурай, который, к тому же, не любит швыряться деньгами за просто так. Кейке, думал он, должно хватить времени.

- Приведите коня, - распорядился молодой человек в темно-синих доспехах.
К седлу крепко привязали заранее приготовленный соломенный плащ, сукэтачи от души вытянул храпящего коня плеткой, направляя животное к воротам деревни. Молодой человек взял лук, опустил наконечник стрелы в протянутый другим воином небольшой глиняный горшочек, наложил стрелу на тетиву. Он не смотрел, куда ускакал конь, лишь склонив голову к плечу, прислушивался к чему-то.
- Они спрятали женщин и детей, - проговорил он. – Или отослали прочь. Я не слышу плача.
Тонкой и пронзительно, отгоняя злых демонов, засвистела стрела, разыскивая свою цель, состав, которым был смазан наконечник вспыхнул и поджег солому.

(sa)

[Барон Суббота >>>]

Склон горы Асама.

Туман, поднимающийся от земли, был создан не иначе, как специально с целью запутать Хошибэ. Молодой тэнгу посылал с высоты своего полёта тысячи проклятий в адрес мелких туманных духов, но, видимо, его внутренней силы не хватало, чтобы заставить их хотя бы почесаться, так что, приходилось кружить над горой в бесплотных попытках найти путников. Раз за разом, круг за кругом, острый взгляд оранжево-красных глаз рассекает пространство, тут и там отмечая мелкие следы присутствия людей. Да, они явно шли, петляя и обходя труднопроходимые места, прямо к…домику нукекуби.
Хошибэ так и не решил, радоваться ему, что добыча сама идёт в когти или сыпать проклятиями, что зря пришлось трепать крылья, и просто скрылся в ветвях одного из деревьев, стоящих напротив. В маленьком окне хижины мелькали силуэты, мерцал огонёк светильника, оттуда доносился слабый запах какой-то еды, но большего тэнгу рассмотреть не мог. Он и не старался, понимая, что если нукекуби нападут, тихо они это делать не будут, а значит, можно просто наблюдать за самой хижиной. Кстати говоря, смотреть было на что: из-под домика выбрался оборотень-выдра. Маленький, с влажной шерстью с недовольной мордочкой и в женском платке, запахнутом на манер косодэ, он, переваливаясь, заковылял в сторону от дома, заставил чёрного ворона заполошно встрепенуться, потом примерился нырнуть в ближайшие кусты…и вдруг заорал так, что не только ворон – Хошибэ едва не рухнул со своего дерева. Запоздалый взгляд в направлении, во всех смыслах этого слова, нечеловеческого вопля, показал, что причина проста и понятна – оборотень наткнулся на обезглавленные тела хозяев дома на горе…

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна, почти вечер

Топот, гомон, а затем громкий крик на втором этаже подсказали, что (как минимум) часть плана пошла не так, как задумывалось вначале. А когда по лестнице большим тряпичным тюком скатился один из домочадцев и, ударившись спиной о непрочную стену, сполз по ней на пол, сделалось окончательно ясно, что и провалился весь план целиком. Инаба выругался сквозь зубы и выдернул из-за пояса короткий меч вместе с ножнами. Убивать он здесь никого не собирался. Зато помрачневший хозяин и возникший неведомо откуда еще один мужчина были настроены серьезно. Слышно было, как за спиной Эцуо женщина подталкивает мальчишку, чтобы бежал быстрее прочь, а двое балбесов-слуг торопливо пятятся за ними. Теснота пространства была преимуществом одного перед двумя, но незнакомец короткими движениями откинул загородки в соседнюю комнату, и преимущество исчезло. Самурай мельком оглянулся, нашел единственную здесь стену, которую невозможно было проткнуть насквозь, и перетек к ней, чтобы не приходилось защищать спину. Отсюда открывался прекрасный вид на второй этаж, ставший помостом для неожиданного представления.
Казалось, Кейка пришел на деревенский праздник, глаза мальчишки горели от возбуждения. Вооруженные мужчины, крупнее и сильнее него, пятились в страхе, стоило их низкорослому противнику указать на кого-то из них мечом в вытянутой руке. Кейка то ли выбирал себе следующую добычу, то ли предупреждал: "Не связывайся со мной, я опасен". Подвязанные тесьмой рукава открывали руки, не по-мальчишески широкие в запястьях, как будто свитые из веревок, руки воина, привыкшего держать меч.

(прежнее трио)

[Далара >>>]

Быстро стало понятно, что он еще и проворен, как кошка. Металлическая звездочка свистнула мимо его головы, едва не задев высоко подвязанные волосы, - паренек увернулся – и пропорола дыру в тонкой бумаге фусума. На балке под самым потолком в полутьме затаившимся пауком сидела облаченная в черное фигура. Оттуда донеслось короткое разочарованное шипение. Воздух разрезала вторая звездочка... и не только воздух. Заточенные острые зубцы распороли темно-синий рукав и срубили несколько тонких, намокших в густой вязкой жидкости прядей из собранных на затылке в хвост волос.
И тут Кейка показал, на что он способен.
Он задерживался на одном месте ровно настолько мгновений, сколько требовалось его противнику для осознания, что все кончено. Стоило чужой крови брызнуть на замерший на секунду клинок, как Кейка терял интерес к будущему мертвецу или калеке и разворачивался в поисках следующего врага.

Затрещали, ломаясь, тонкие планки, лопнула, как чересчур туго натянутая кожа на барабане, с незамысловатым узором бумага перегородки, еще один не рассчитавший силы бедолага со всхлипом повалился ничком. Темно-алые капли необычного цвета жемчужинами брызнули на одежду Кейки, украсив ее жутковатым ожерельем. С занесенным мечом выскочил на подмогу высокий человек с лиловым платком на голове, но утратил воинственный пыл, увидев нацеленный прямо в грудь испачканный в крови клинок. У маленького демона плотно сжатые губы растянулись в улыбке, сделав его похожим на дикую кошку в окружении обозленных деревенских собак. Только складывалось впечатление, что победа останется не за сворой.

(все мы же)

[Bishop >>>]

На первом этаже боевые действия все не начинались. Инаба в безупречной стойке держал меч в ножнах наготове, и при одном взгляде на него становилось понятно, что, случись атака, он не замедлит пустить его в ход. Очевидное превосходство в росте и весе, опытный взгляд заставляли поверить – врагам не поздоровится. Судя по вскрикам и близким к панике переговорам наверху, мальчишка побеждал. А если таков младший, чего ожидать от старшего? Масачика и его помощник не давали самураю уйти, но и не наступали.
На втором этаже нападающие собрались, наконец, с мыслями и бросились на противника сразу с трех сторон. Двое напирали спереди, еще двое, откинув в стороны перегородки, ринулись в бой сбоку, а пятый зашел со спины.
Темная фигура под потолком напряженно следила за всеми.
Кейка коротко рассмеялся и поднял взгляд (только взгляд) к потолку, затем крутанулся на месте, возвращаясь в бой. Он шагнул навстречу пятому, пропустив его атаку мимо себя, и, перехватив меч, нанес болезненный тычок рукоятью противнику в грудь.
Подожженная стрела вонзилась в соломенный плащ, привязанный к спине лошади.
- Ты останешься здесь, - Нишио указал на одного из воинов. – Возьми два десятка людей. Ты поймешь, когда нападать.
Остальные, подгоняя коней криками и ударами плеток, поскакали к деревне. На небе, весь день ясном, а теперь перечеркнутом жирным дымным мазком, появились тучи, над вершиной горы Койя собиралась гроза.

(saa)

[Далара >>>]

Инаба перетек в другую стойку – казалось, вот-вот удастся различить барабанную дробь, под изменчивый ритм которой он двигается и держит паузы, но иллюзия оставалась иллюзией. Фуйю, помощник хозяина дома, опасливо переместился. Он не позволял себе и моргнуть, чтобы не выпустить из виду противника. Несмотря на опытность в таких делах, он никак не мог понять, насколько хороший боец перед ним. Когда и как он начнет атаку.
Масачика же, доверяя Фуйю, отступил на пол шага и позволил себе оглянуться на второго врага.
От мирной жизни глупеешь. В деревне поначалу приняли всадника за гонца. С требованиями, угрозами, чем угодно. Главное – с разговором. И когда он вспыхнул факелом, не сразу поняли что к чему, некоторые даже порывались спасти. А сообразив, наконец, разбежались – деревенщины! Отец был спокоен, когда братья ринулись к нему. Велел спасать самое ценное и забыть о прочем.
Он болел уже несколько месяцев. Никто не думал, что он проживет долго.
Старший брат вспылил и требовал согнать крестьян силой, заставить трусов идти против врага. Отец лишь указал на горящие дома и жалкую кучку перепуганных земледельцев, их жен и детей.
Масачика до сих пор видел во сне их лица. Особенно взгляд племянницы, дочери старшего брата, Макуро.

(mo ichi-do)

[SonGoku >>>]

Еще два сюрикена просвистели мимо верткого юнца, лишь вспороли тонкую бумагу. Их Масачика видел, словно в кошмаре. И он забыл об осторожности, о противнике рядом с собой. Незаслуженные смерти от огня и мечей двинули его вперед. Наверх. Он отталкивал своих людей, будто полые бамбучины, непонятно зачем стоящие здесь. С перекошенным ртом, похожий на взбешенного сторожевого пса, он рвался к человеку по имени Нишио Нидзаэмон, убийце отца и брата. Рвался, чтобы растерзать в клочья.
Возле самой деревни отряд вновь разделился, основные ударные силы лавиной вкатывались в огненный ад, второй отряд вдруг развернулся и осыпал дождем горящих стрел лес вокруг. Нишио бросил лук и, вытащив из ножен меч, сбил конем кого-то из местных, бросившихся наперерез ему с нагинатой в руках воинов. Молнией взлетел и опустился узкий клинок.
- Здесь не должно ничего остаться, - крикнул Нишио солдатам. – Убить всех!
Прядь собственных волос мазнула его по щеке, оставив темный и влажный след, Кейка вытер кровь тыльной стороной ладони. Заточенный серп свистнул у самого лица, заставил отшатнуться и сбить рисунок. Навалились остальные, обрадованные подмогой хозяина дома. Кейка рухнул на одно колено, уходя из-под чужого клинка; его собственный пробил легкий нагрудник одного из противников, вышел у того из спины. Бедолагу насадило на меч, как куропатку на вертел.

(трио)

[Bishop >>>]

Они гибли один за другим, валились уродливыми кулями, их были груды. Среди них было мало тех, кто знал, как обращаться с оружием. Их атаки разбивались о натиск умелых воинов, как волны о скалу, столь же бесполезные.
- Моя дочь, - прошипел на ухо Масачике старший брат. – Защити ее.
Среди резни в безопасности лишь тот, кого там нет.
- Никуда не пойду, я могу сражаться не хуже вас! – упрямо заявила девчонка и поудобнее перехватила нагинату.
Масачике захотелось убить ее самому. Он указал на жмущихся друг к другу женщин и зареванных детей.
- А они нет. Уведи их и защищай по дороге. Поняла?
И вздохнул с облегчением, когда плотно сомкнутая вереница засеменила прочь по едва приметной тропинке под строгое понукание все еще недовольной племянницы. Позже она гордо рассказала, что драк пришлось и на ее долю.
Хозяин дома, рыча, растолкал своих, кого-то спустил с лестницы, кого-то зашвырнул в комнату. Прочие, ошеломленные, расступились. Масачика мельком склонился над окровавленным телом и поднял голову. Взбешенный кабан по сравнению с ним показался бы кротким и ласковым.
- Ну теперь ты получишь сполна.
До противника оставался шаг.
На миг показалось, что наглый юнец примет вызов, но...
Словно дикая кошка, спасающаяся от собак, Кейка перемахнул через низкие (для остальных, которым он был по колено) перила, отгораживающие площадку второго этажа.

(sannen da)

[SonGoku >>>]

Хижина на склоне горы Асама

Нуке-куби не успели добраться до хижины; они только занимали позиции вокруг нее, точно огромные толстые совы рассаживались на ветвях деревьев, так и они брали дом в кольцо. Во двор вышли двое – долговязый ронин волок два обезглавленных тела, следом большой ворон тащил в когтях третье, детское. Огромная птица с трудом взмахивала крыльями, но упорства ей было не занимать. Дверь закрылась, отрезав забаррикадировавшихся в хижине. Из щелей потек странный туман золотистого цвета, он мешал разглядеть хорошенько, чем же заняты люди и... и не только они.
Женщина зажмурилась, сейчас у нее не было ни рукавов, ни ладоней, яркий свет жег глаза, выжимал из них слезы. Волоча за собой шлейф распущенных длинных волос, она камнем рухнула в это солнечное свечение. Атаковать вслепую было странно и непривычно, но она знала свой двор и свой дом – и деревянный ставень, которым на зиму утепляли стены, а сейчас выставили, будто щит. Затрещали старые доски. Второй удар был сильнее, а от третьего ставни чуть было не разлетелись в щепу; затем снаружи затихли, только слышалось приглушенное невнятное бормотание. Головы устроили военный совет.

(а так же Далара, Orrofin и Bishop)

[Барон Суббота >>>]

Тэнгу, тем временем, неожиданно мягко снялся с ветки и в три удара крыльями набрал высоту. Ронин вышел из хижины, нуке-куби отвлекают внимание, а значит, время пришло!
Гортанный боевой ки-ай огласил окрестности, когда Умагоро, в лихом пике пробил бамбуково-тростниковую крышу, врываясь в хижину сверху. Мгновение, и тати уже застыл в его руке, принимая позу защиты от неизвестного удара. Он был готов к любой атаке, но вот к тому, что неизвестная сила, словно распрямляющиеся рога боевого лука вышвырнут его обратно наружу, заставив пробить крышу ещё раз... нет, к такому Хошибэ готов не был!
Он сумел извернуться в воздухе и ударить крыльями, обращая падение в посадку.
- Чжак шу!!! - чёрные крылья тэнгу расправились, словно он собирался обнять ими всех присутствующих, а затем с силой сошлись, порождая волну ураганного ветра. Тэнгу-кадзе, легендарное бедствие далёких гор зарождался на склонах Асама, грозясь снести хижину вместе со всеми её обитателями, но Умагоро было всё равно. В бешенстве он бил крыльями, посылая всё новые и новые волны, и порывы этого ветра закручивали в спирали не только прошлогоднюю сухую хвою и оборванные с веток, они подхватили нуке-куби, закружили их над поляной. Демоны подняли дикий вой, бешено вращая круглыми безумными глазами. Маленький дом шатался и трещал, из щелей сыпался старый мох, но построили хижину надежно (видимо, учитывая соседство). Черная вершина древнего, как мир, вулкана поднималась над местом битвы. Казалось, сама гора взирает на поединок с высоты своего положения.
Туман унесло вихрем, и тогда из всех щелей в стенах хлынул зеленовато-молочный нефритовый свет.
- Талисман! – каркнула женская голова, цепляясь прядями длинных волос за сосновую ветку. – Кто-то в хижине воспользовался талисманом!
- Ха! - Хошибэ поднялся в воздух, и порывы ветра стихли, вернулись на круги своя.
Впрочем, давать засевшим в хижине людям передышку он не собирался - то самое дерево, с которого тэнгу совсем недавно наблюдал за выдрой-оборотнем, не устояло, получив несколько могучих ударов, и подрубленное с нужной стороны. Треща на всю гору, оно накренилось, на мгновение застыло, словно борец, потерявший равновесие, но стремящийся выровняться, и со вздохом тяжеловесно рухнуло на хижину.

(те же)

[Далара >>>]

Нуке-куби взвизгнули хором, сморщенная, в желтой пакле реденьких волос голова оскалила подгнившие зубы и попыталась ощипать тэнгу, совсем забыв, что они вроде как союзники. Остальные нуке-куби, неспособные приблизиться к разрушенному дому ближе, чем на пять сяку, собрались в тесный кружок и забубнили, подскакивая и подпрыгивая в ночном воздухе. Наконец, придя к общему решению, они принялись таскать к хижине сухой хворост и палки, вознамерившись выкурить людей из дома.
Изнутри, из дыры в провалившейся крыше хлынул прежний зеленоватый свет и разлился по поляне, накрыв дом, словно колокол. Из-под веранды тенью вынырнул выдр-оборотень, набрав в лапы камней.
- Ашшш, совсем озверел! - тэнгу был вынужден отвлечься и некоторое время рубить воздух, дабы удержать вздорную летающую башку на расстоянии.
Клинок мелькал в воздухе с почти не доступной глазу быстротой, но по мелкому и проворному нуке-куби попасть было более чем трудно.
- Дедушка! – взвизгнула женщина. – Отстань от него! Наш враг – там!
Вредный старик щелкнул зубами у самого лица встопорщенного и разъяренного тэнгу, едва не укоротив тому длинный нос, но все-таки умчался в ночь в сопровождении двоих молодых нуке-куби. Из темноты с той стороны раздался звучный удар, как будто кто-то ударил дубиной по храмовому колоколу, а затем – злой, больше демон, чем все остальные, на поляну вышел одноглазый роши. В одной руке он держал крепкий сук, второй тащил за волосы одну из голов. Нуке-куби только лязгал бессильно зубами.
– Кому было сказано – сидеть внутри, вы, aho? – спросил роши у выдра в платочке, перевел взгляд единственного глаза на тэнгу. – Ты еще кто?
- Умагоро Хошибэ! - церемонно представился тенгу, убрав тати в ножны и наклонив голову. - А ты кто?

(все вместе)

[Bishop >>>]

Из зарослей черной кляксой выпорхнул ворон. Две головы радостно взвизгнули при виде новой добычи и пошли в атаку. Наверное, решили поживиться хоть кем-нибудь прямо сейчас, раз остальные гости оказывают такое бурное сопротивление. Птица издала воинственный клич, от которого у всех чуть не заложило уши, и спикировала на ближайшего демона, хищно выпустив когти. Второй голове досталось клювом, но первая, на чьем лбу и щеках зияли глубокие раны, вцепилась зубами в крыло. Пока ворон отбивался, вторая изловчилась схватить пернатого за хвост, лишив маневренности. И тут же выпустила, получив наотмашь палкой. Роши зашвырнул плененную голову, сопроводив полет пожеланием, куда головам следует попасть.
- Сейшин Киёмори, - сказал он, бросая палку на землю и вытирая ладони о залатанную не везде одежду. – Из Нары.
За спиной у него, завернутый в несколько слоев плотной ткани, висел длинный и явно тяжелый еще один меч. Должно быть, роши опасался оставлять драгоценный клинок без присмотра – и правильно делал.
- Охайо, Сейшин-доно, - тэнгу упорно продолжал держаться правил своего, кхм, до-смертного сословия. - Ты защищаешь здесь кого-то, кто тебя нанял?
На миг показалось, что ответ последует – а тебе, демону, что за дело? – но громила все-таки склонил упрямую голову. Точно придворный – неохотно, почти мимолетом, но без пренебрежения.
- У меня больше нет хозяина, - сказал он. – Больше нет.
– Смотрите! – взвизгнула рядом серая тень, протягивая тощую руку вдаль. – Солнце!
В возгласе сложились безмерная радость и неверие. На бледном небе над укрытыми туманом горами среди сиреневых полупрозрачных облаков показался рыже-золотой краешек дневного светила.
– Слава Аматэрасу! – завопил оборотень-муджина.
– Еще долго?
– Поторопи рассвет, если можешь, – огрызнулся роши, не двигаясь; он по-прежнему смотрел на Умагоро.

(minna)

[Барон Суббота >>>]

Тэнгу недовольно прищурился, чувствуя приближение рассвета, но от ронина взгляда не отвёл.
- Если ты не связан обязательствами вассала, я предлагаю тебе отдать мне мальчишку со всеми его пожитками. Это не нанесёт урона твоей чести, зато избавит от многих хлопот.
Его слова почему-то развеселили одноглазого верзилу, но – прежде чем пояснить, чем был вызван короткий смешок, - тот размял плечи, как будто заранее знал, чем окончится их беседа. Подвязанные лентой-тасуки обтрепанные рукава не скрывали загорелых едва ли дочерна рук с широкими, почти крестьянскими запястьями.
- Значит, ты будешь первым, у кого появилось такое желание, - он задумчиво посмотрел на разваленную почти пополам великанским ударом хижину. – Не пойдет. Мальчишка останется там, где захочет.
Вой, лязг зубов, угрозы и визг – звуки обрезало, точно ножом. Замолчали даже птицы, которые осмелились сказать первое утреннее «чирик». На поляне сделалось так тихо, что с трудом верилось, будто хозяева горной хижины поглубже забились в расщелину от лучей восходящего летнего солнца, а не затаились за валунами или в ветвях сосен.
- Во всяком случае, я пытался, - неожиданно грустно вздохнул тэнгу. - Надеюсь, это зачтётся в моём кармическом пути!
- Namu Amida butsu, - без злобы кивнул одноглазый роши. – Лично против тебя я ничего не имею...
Умагоро взялся за рукоять тати, но вместо выхватывания меча неожиданно ударил крыльями. Порыв тэнгу-кадзе вновь прокатился по склону горы, сорвал покосившуюся дверь хижины и, как река, разделяющаяся на протоки, обтек разрушенное пристанище нуке-куби. В перекошенном дверном проеме, покачиваясь, с полузакрытыми глазами стоял тощий мальчишка, сжимая в пальцах нефритовый талисман. Неясная серая тень метнулась к нему, но ее не подпустили, большой черный ворон отчетливо пообещал выклевать глаза, если кто-нибудь сунется.

(продолжение)

Сообщение отредактировал Orrofin - 30-06-2009, 12:24

[SonGoku >>>]

– Они ушли? – с надеждой прошептал юный колдун.
Долговязый роши отрицательно качнул головой. Он стоял, упрямо ссутулившись, покрепче упершись ногами в каменистую землю – а для верности, когда его чуть не протащило ураганным ветром, всадив в нее длинный, длиннее и шире обычных клинков меч. Левая, защищенная котэ рука сомкнулась на рукояти. Звонко икнул выдр-католик и зажал себе морду обеими лапами. И – как будто подсматривали или подслушивали, а возможно и то, и другое одновременно – оставшиеся еще нуке-куби испустили дикий вой.
Умагоро продолжал слать ветер, но на этот раз не выводил его на ураганную силу, лишь не давал роши сдвинуться с места. Оранжево-красные глаза тэнгу внимательно следили за всем происходящим, крылья двигались размеренно, тело перетекало из одного положения в другое и момент, когда он ногой подбросил в воздух камень и ударом ладони направил его в голову мальчишки, оказался совершенно неразличим. Для человека. Раненый ворон, который прикорнул у ног паренька и нянчил крыло, с гортанным криком рванулся с места вверх. И принял удар на себя. Что-то звучно хрустнуло, и на руки беглому чиго свалился тяжелый ком перьев и теплой плоти под ними. Птица судорожно дернулась и застыла с приоткрытым клювом. Камень со стуком упал на землю рядом. Ветхий ставень, которым на зиму спасали дом от ветра и снега, рассыпался в щепки.
– Молитесь! – приказал роши, ладонью закрываясь от ветра, что вбивал его же слова ему в рот. – Они не тронут, пока произносишь священные слова.
- Ахххшшш! - одежды сиятельной Аматэрасу всё же плеснули над миром, заливая его светом и жестокой плетью терзая глаза Хошибэ.
Умагоро закрылся руками, попятился, а затем длинными прыжками бросился в сторону спасительной тени деревьев.

(квартет, как никак)

[Барон Суббота >>>]

   Нельзя сказать, что склоны горы Асама были густо покрыты лесом, так что, Хошибэ и не надеялся укрыться от лучей солнечной богини в тенях деревьев. Нет, тэнгу, несмотря шипя, плюясь и поминая чьих-то предков в не очень уважительных выражениях, переползал из тени в тени, в поисках надёжного убежища на день. Впрочем, долгими эти поиски не были: склон вулкана был испещрён небольшими пещерками и короткими тоннелями, в одном из которых Умагоро и нашёл укрытие.

   Обычно горные демоны днём отсыпаются, и Хошибэ не был исключением, но на этот раз, он лишь мотнул головой, разгоняя сонливость, протёр всё ещё слезящиеся глаза и принялся тщательно обследовать оперение. В общем-то, ничего истинно опасного с ним не произошло, но, всё же, дважды проломленная крыша была, а значит, маховые перья могли быть повреждены.
"Лучше удалить сейчас! - решил Умагоро, найдя одно такое. - Потом не будет неожиданностей."
Шелест когтей, короткий рывок и такое количество "добрых" пожеланий талантливому пареньку, что иному человеку на всю оставшуюся жизнь хватит!

   Лесные духи прислушивались к тихим проклятиям из пещерки и старались не подходить к ней слишком уж близко. Тэнгу ждал ночи.

[Bishop >>>]

Тощая странная тень, растопырившись, будто краб, загородила мальчишку и молитвенно сложила руки: чем больше просящих, тем больше шансов, что кто-нибудь из богов услышит. В усердии она вместо того, чтобы склонить голову, задрала ее кверху... И издала дикий вопль, разом позабыв, о чем хотела просить богов.
– А-а, смотрите! – выла тень, тыча пятерней в переплетение сосновых веток.
Там зависла оскалившаяся в ярости голова – космы дыбом, глаза только что не выкатываются из орбит, глядишь вот-вот лопнет с натуги.
– Если мое тело передвинули, мне не суждено соединиться с ним, – заговорила нуке-куби, ее бледное лицо даже сейчас, искаженное гневом, оставалось прекрасным. – Ваши молитвы не задержат меня. Пусть сегодня умру, но разорву на куски...
Обретая вместе с вещественностью и отвагу, носильщик вдруг сорвался с места, как будто насланный тэнгу ветер еще не утих и унес маленького человечка, и нырнул в хижину. Он вскоре вернулся, отдуваясь, пыхтя, но волоча за собой ворох разноцветного шелка, в котором с трудом угадывался человеческий торс.
Помятый ворон встряхнулся. Ни дать ни взять защитник перед воротами. Перья вздыблены, клюв наготове, только меча не хватает. Роняющая хлопья пены разинутая пасть оказалась перед самым лицом, роши отшвырнул настырного демона; нуке-куби врезалась в стену над съежившимся в ужасе носильщиком, отскочила, точно мячик. Одноглазый воин перехватил меч, коротко размахнулся и – изо всех сил всадил клинок в распластанное неподвижное тело:
– Умолкнешь ты или нет?
Меч проткнул нуке-куби насквозь, глубоко вонзился в деревянный пол. Кровь запачкала рукав Мицуке, одна струйка брызнула на Хаяши. Голова демона с громким стуком ударилась об пол, три раза подскочила и наконец-то закрыла глаза. Следом, будто созревшая айва с ветки, посыпались остальные. Долговязый воин выдернул клинок, стер с лица пот и чужую слюну.
– Соберите их, – Мицуке указал клинком на раскатившиеся головы. – Кому-то придется нести мальчишку и оборотня. Сами они не дойдут.

(все)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке
15 день минадзуки 2-го года Генна, почти вечер

Волна внимания и ненависти схлынула на первый этаж. Скатилась вниз по ступеням вслед за обозленным сверх всякой меры хозяином дома. Эмоции передались от него остальным, вытеснили страх.
Целью теперь стал не только увертливый мальчишка, но и его напарник. Он заслуживал ярости всех ополоумевших от запаха смерти псов, ибо пришел с ним, с врагом. И он был ближе. Никого больше не волновали подходы и тактика.

Человек на балке под потолком наблюдал с растущим ошеломлением. Ему не терпелось тоже начать действовать, но он удерживался, заставлял себя сохранять ясность рассудка. Побелевшие костяшки пальцев выдавали, каких усилий ему это стоит. Но метать сюрикены в толпу было опасно, и оставалось лишь дожидаться удобного для новых действий момента.

Инаба обнажил меч, использовал ножны как второе оружие. Ему было не занимать ловкости, ему было не занимать силы, но он был слишком статичен, слишком... никто тогда не задавался вопросом, что еще слишком. Озверелая свора жаждала крови. Без перехода вместо настороженного позиционного боя Инаба оказался посреди войны без правил и пощады. От Кейки его отделяли половина комнаты и несколько разгоряченных бойцов.

Если все решили, что у Кейки закончились трюки, то наступила пора разочарования. Казалось, он подпитывался чужой ненавистью, и чем больше гнева и ярости зарождалось в сердцах его врагов, тем стремительнее и неутомимее становился этот странный мальчишка. Нет, он не был неуязвим (о чем свидетельствовали и глубокие порезы на правой руке, и расплывшаяся кровь на порванной одежде), но даже собственные раны не ослабляли его, наоборот, сил прибавлялось. Словно в дом ворвался дикий зверь, но не с намерением спастись от охотников. Он сам превращал охотников в дичь.

(трио, ун)

[Далара >>>]

Ловко брошенный остро заточенный серп чуть не отхватил Кейке ухо, зло свистнул металл - когда длинный прямой клинок отклонил полет изогнутого полумесяцем лезвия. Серп воткнулся в столб, что подпирал крышу. Кейка извернулся, кубарем прокатился под ногами противников и встал рядом с Инабой.
У того дела шли куда хуже. Казалось, темную его одежду разрисовали темной бурой краской, а кисти рук облачили в алые перчатки. Равновесие Эцуо уже держал с трудом. Посмотрел сверху вниз на приятеля подернутыми дымкой боли глазами, скривил рассаженные губы.
- Уходим.

***

В доме собирали раненых и мертвых. Последних сложили рядком в одной комнате, зажгли ароматические палочки.
- Надо пригласить священнослужителя, - хмуро сказал Такэ.
Он поглаживал забинтованную руку, но так и не снял лиловый платок с головы. Забыл, наверное. Ему не возражали. Масачика и его кузен, Фуйю, подсчитывали убитых. Когда закончили, хозяин дома опустился на складной стул и окинул тела последним взглядом. Кузен все ходил взад-вперед вдоль недлинного ряда. Наконец, не выдержал, шарахнул веером об пол.
- И стоило платить наемникам, - кивнул на мертвецов, - чтобы их убил первый попавшийся мальчишка?!
- Дурак ты все-таки, Фуйю, - отозвался Масачика. – Лучше бы это был первый попавшийся мальчишка.

(мы! Продолжам-с)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
15 день минадзуки 2-го года Генна, вечер

С негромким треском выдвинулась планка веера; с таким звуком ломается под ногой сухая ветка в лесу. Небольшой фрагмент картинки, узкий лазоревый треугольник с мазками облаков. Еще один едва слышный щелчок, еще один синий кусочек, становится видна когтистая лапа с искусно прорисованными чешуйками и длинный ус. В комнате полутемно, и засохшие темные брызги кажутся частью узора; света лампы едва хватает на то, чтобы загнать тени под потолок и в дальние углы, где так легко прятаться. Наместник с улыбкой поднял взгляд на потолочную балку.
- Но сегодня тебя там нет, - произнес Теншо Токисада. - Не правда ли?
Миги, который остановил кровь (от серьезного повреждения руку спасла предусмотрительно надетая наручь-котэ), бросил настороженный взгляд на своего господина; судя по тому, как поморщился юный наместник, ему причинили нежеланную боль.
- Прошу меня простить.
- Это мне следует извиняться, - остановил телохранителя Токисада. - За несдержанность.
На расстеленном перед ним полотне был разложен сегодняшний военный трофей, и наместник поочередно касался каждого сюрикена, будто пересчитывал смертоносные четырехлучевые "звездочки". Веер Теншо Такаши держал в левой руке, предоставив раненую правую заботам верного Миги. В комнате пахло травами. Миги положил деревянную палочку, которой накладывал спекшуюся зеленую массу поверх колотой раны, на обод чашки и закончил перевязку.
- Завтра отправляемся с визитом к господину Сакаи, - проговорил Токисада, пока телохранитель раскладывал на полу футон и вынимал одеяло. - Если твоя сестра оправилась от недомогания, она поедет с нами.

(они же, все они же, ага)

Сообщение отредактировал SonGoku - 16-07-2009, 11:05

[Bishop >>>]

Миги покосился на него; наместник уже переоделся в домашнее шелковое хитатаре и распустил волосы. Телохранителю не понравилось выражение, с которым Теншо Токисада рассматривал сюрикены, но Миги ничего не сказал.
- Нам не уйти от погони, - задыхаясь от усталости, проговорил его спутник; рослый молодой самурай усадил мальчишку, которого нес на спине, под дерево. Даже по испачканному в грязи и крови лицу было видно, как ему жаль своего маленького товарища, холодная раскисшая земля, перемешанная с последним весенним снегом, не лучшее место, но подстелить было нечего.
- Это мне не уйти, - поправил самурая мальчишка. - А ты еще можешь спастись.
Вместо ответа тот уселся рядом, принялся счищать глину с треснувшей под ударом чьего-то копья наручи. Мальчик оглянулся на лес, откуда вот-вот должны были выехать всадники, достал из-за пояса меч и протянул самураю.
- Забери его с собой.
- И что мне с ним делать?
- Твой сломан.
- Ну и что?
- Вернешь его мне... когда-нибудь.
Он открыл глаза, прогоняя сон; лампа погасла, но, проникая через раздвинутые створки, в комнату втекал серебристый лунный свет.
- Поторопись... - выдохнул Токисада. - Прошу тебя, поторопись...

(san-nin)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Если Инабу и разбудил негромкий звук отодвинутой перегородки, то он ничем этого не выдал. Лежал, по-прежнему всем видом напоминая умершего. Ну а если он, притворяясь спящим, подглядывал сквозь опущенные ресницы, то видел, как в комнату вошли двое. Первый, тот, что почтительно открыл дверь, дождался, когда второй опустится на циновку рядом с разложенным в неурочное время футоном, и затем внес деревянный поднос со всей необходимой для чая посудой.
- Мне понадобится горячая вода, - напомнил второй; его длинные распущенные волосы шелковистым водопадом стекали по спине.
Первый коротко поклонился и, не забыв закрыть за собой перегородку, испарился. Эцуо вздохнул полной грудью и чуть не закашлялся. Схватившись за ребра, приподнялся на локте.
Желтый колеблющийся огонек масляной лампы оживлял узор на завязанной спереди легкой одежде; казалось, что цветы сливы, раскиданные по подолу и рукавам, и правда теряют лепестки под дуновением холодного зимнего ветра. Тот же отсвет положил лживый румянец на обычно бледное лицо. Токисада на мгновение закрыл глаза, собираясь с мыслями и силами, затем достал из-за широкого пояса сложенный вчетверо шелковый платок (небольшой керамический сосуд с костяной крышкой уже был извлечен из плотного мешочка-шифуку), медленно протер платком ко-сето* и тонкую бамбуковую ложечку, которая лежала на ободке пиалы.
- Ее сделал Чодзиро, - с безмятежной улыбкой пояснил наместник. - Перед смертью ему удавались особенно удивительные чаван*. И чашаку* тоже он сделал, он назвал ее "Светлячок". Поэтично, не правда ли?

-----------
*ко-сето - сосуд для густого чая, сделанный в период Муромачи (1336-1568) в регионе Сето; изнутри выложен золотой фольгой, так как считается, что она меняет цвет, если в заварку добавлен яд.
*чаван - пиала, изначально привозились из Китая (теммоку) и Кореи (идо).
* чашаку - узкая ложечка, которой насыпают в чашку заварку; имчасто давали различные имена.


(а теперь вдвоем с Даларой, ун)

Сообщение отредактировал Далара - 24-07-2009, 12:51

[Далара >>>]

Инаба с усилием сел. Он не мог позволить себе лежать, когда этот человек сидит перед ним. Раны отозвались резкой болью. В голове царила бешеная круговерть мыслей и ощущений, от которой хотелось согнуться пополам.
- У поэзии есть много применений, - сквозь зубы поддержал разговор Эцуо. – Все зависит от того, чему она служит.
- Кому она служит, - поправил его юный дайкан, сейчас более чем когда-либо похожий на мальчика из кагэмайя*.
Опять едва слышно отодвинулась затянутая плотной бумагой фусума, принесли бронзовый чайник и жаровню; бульканье кипящей воды напоминало шуршание ветра в ветвях сосен. Токисада ополоснул чашку, слил воду в специально подготовленный кенсуи*.
- Говорят, различают шесть тонов этого звука, - сказал наместник, положив бамбуковый ковшик поверх чайника и протирая чашку заранее смоченной салфеткой.
Инаба неотрывно следил за его движениями.
Хотелось взять Кейку за шиворот и отшлепать, как младенца. Но поди его поймай... Самурай хмуро потрогал тугую повязку на плече. Зачем Кейке потребовалось устраивать резню? Почему он привел всех противников туда, где находился Инаба? Нарочно или не знал, что в реальном бою бывший актер едва ли мог сравниться с тренированным воином? По крайней мере, - Эцуо позволил себе легкую улыбку, одними кончиками губ, - убить не хотел, это точно. В противном случае кое-кто лежал бы сейчас в том доме, и было бы очень легко спихнуть вину на Масачику и его людей.

-----
*Кагэма («kagema», 陰間; букв. «тайная комната») – этот термин широко использовался в эпоху Эдо для обозначения проституток мужского пола, клиентами которых также были мужчины. Фактически являлось синонимом к термину «гей». Соответственно, «кагэмая» («kagemajaya», 陰間茶屋) – это чайный домик, специализирующийся на мужской проституции.
*кенсуи - большой сосуд для воды, которой ополаскивают чашку во время церемонии.

(мы!)

Сообщение отредактировал Далара - 24-07-2009, 12:50

[Bishop >>>]

И дайкан вряд ли хочет его отравить. Инаба поневоле залюбовался этим опасным зверем. Ни одна девушка из местного дома развлечений не могла сравниться с ним в красоте и грации, в изяществе столичных манер. Смешок – и это думает он, Эцуо, который никогда не испытывал особой тяги к своему полу.
- Еще говорят, что правильное приготовление чая это большое искусство, к которому способны не многие.
Получилось слишком хрипло и не вполне любезно.
Наместник взял черный высокий ко-сето осторожно, словно тот был живым существом и мог выпрыгнуть и убежать, потом насыпал зеленоватую пудру в чаван; опять зажурчала вода, тонкой струйкой заливая порошок. Оставалось лишь точными и размеренными взмахами кисточки-сен взбить полученный густой напиток в пену. Токисада поставил чашку с изумрудной жидкостью перед бывшим актером.
- Не бойся, - усмехнулся дайкан, убирая с лица непослушную прядь. - Это всего только чай. Видишь, золотая фольга в ко-сето не изменила цвет.
Инаба мельком глянул, чтобы убедиться, но куда больше хотелось ему рассматривать разошедшийся при движении вырез юкаты собеседника. Под ней был лишь легкий полупрозрачный, почти женский, джубан и гладкая, лишенная загара кожа.
При желании, неловкую гримасу на лице гостя можно было принять за улыбку. Которая быстро погасла, уступив место болезненной отрешенности. Инаба потер веки кончиками пальцев.
- Ты уверен, что ты это ты, а не подосланная мне девушка из твоего цветника?
Токисада приложил палец к губам собеседника, призывая к молчанию.
- Жизнь – лживый сон, - сказал он. – Проснется лишь тот, кто отринет мир. Сейчас ты уснешь и возможно, увидишь сон. Не пытайся его разгадать.

------------
*цитата из пьесы Дзеами "Ацумори"

(sanbiki yo)

Сообщение отредактировал Bishop - 24-07-2009, 12:57

[SonGoku >>>]

Инаба отпил терпкий молочно-зеленый напиток и, подчиняясь успокаивающему плавному жесту, снова лег, из упрямства подпер голову здоровой рукой. Боль от ран, утихшая было, снова давала о себе знать, и не так легко уже было отличить, что происходит на самом деле, а что лишь видимость. Токисада раскрыл веер, неторопливые взмахи навевали дремоту и заставляли отклоняться огонек масляной лампы.
... но со стороны кажется, будто его колышет дыхание собеседников. Особенно того, кто скрывается за непрочной завесой. Его мучает одышка, за последнее время он стал грузен. Не так давно его считали почти что аскетом, но теперь все чаще идут разговоры, что и маленькие житейские радости не чужды и великому «Хасами-доно»*.
Как и тщеславие, мысленно добавил его молодой собеседник, который склонился в низком поклоне, лишь бы никто не заметил, как кривятся в улыбке плотно сжатые губы. А ведь он почти сдался, отчаялся и начал искать другой способ, когда пришло известие, что их посетит «грозный старец». Молодой человек выпрямился; его длинные волосы, потревоженные движением, заструились между лопаток черным водопадом.
- Недостойные слуги его светлости считали, что дорога в этот дом позабыта, - негромко произнес юноша; на слегка набеленном лице появился румянец. - Его светлость больше не нуждается в наших ничтожных услугах. Радостно сознавать ошибку.
Из-за занавеса донеслось отчетливое сварливое фырканье; человек, которого скрывала шелковая преграда, никогда не любил церемоний. Много позже, когда все было сказано и выслушано, а лакированный ящичек, внутри которого, завернутый в несколько слоев ткани, лежал хрупкий подарок, был поставлен в токонома под охрану, когда свита разошлась по отведенным им комнатам, а сам «грозный старец» собирался отойти ко сну, в саду встретились двое. Тот, что постарше, только что закончил ежедневные упражнения с мечом, от него пахло усталостью и потом, второй дожидался его, сидя под деревом, и любовался закатом.

---------------

*Хасами-доно ( 螯殿) – букв. «господин Клешни», прозвище, данное Токугава Иэясу за скупердяйство и чрезмерную бережливость.

(а кто ж еще-то?)

Сообщение отредактировал Bishop - 24-07-2009, 12:57

[Далара >>>]

- Завтра мне придется уехать, - сказал он, услышав шаги, которые различал даже в толпе. - Не тревожься, поездка будет короткой.
Над кромкой западных гор полыхало оранжевое вечернее пламя.
- Пойду к нему, - юноша поднялся, кивнул на плотно закрытые ставни комнаты на втором этаже.
- Акира, подожди...
- Он соскучился без меня, но никогда не признается...
В замке Кувана ждали посланника от Токугава. Ши-тэнно* наблюдал из окна верхнего этажа, как во внутренний двор втягивается длинная процессия с бело-черными штандартами и заключенными в круг листьями дерева гингко - конные воины, пешая охрана, носильщики с паланкином... Расстояние сыграло с ним злую шутку; когда слуги открыли дверцы паланкина и помогли выбраться наружу сидящему внутри человеку, глаза старого генерала расширились от изумления.
- Женщина? Он посмел прислать ко мне женщину?!!
Нет, не женщину и даже не мальчика, как показалось в начале. Молодому человеку - он назвался именем Нишио Акира, - можно было дать лет шестнадцать, но генерал привык спрашивать напрямик и без экивоков задал нужный вопрос. Гость честно признался, что ему уже перевалило за двадцать. Он разглядывал выставленный над доспехами шлем с ветвистыми оленьими рогами, и глаза у него блестели от восторга и любопытства. Затем, спохватившись, передал лакированный ящичек.
- Мой господин надеется, что подарок обрадует вашу светлость.

-------------------
*ши-тэнно (四天王) - четверо главных приближенных Токугава Иэясу: Сакаи Тадацугу, Исикава Кадзумаса, Сакакибара Ясумаса и Хонда Тадакацу; последний был особенно яркой личностью, носил шлем, украшенный оленьими рогами, и проявил себя постоянным и верным защитником интересов рода Токугава.

(опять же)

[Bishop >>>]

Ши-тэнно вдруг подумал, что у «грозного старца» хватит извращенного юмора прислать в качестве сувенира этого мальчика со слегка набеленным лицом и стыдливо опущенными ресницами. Старый Хонда провел на земле шестьдесят два года, вырастил двоих сыновей, славно повоевал под знаменами Ода и Токугава, а сейчас, передав управление кланом наследнику Тадамасе, отошел от дел и жил в свое удовольствие. С Токугавы станется так скрасить остаток лет своему верному генералу. Но потом ши-тэнно вспомнил взгляд, брошенный посланником на рогатый шлем.
Красиво очерченный рот Акиры дрогнул в улыбке, как будто гость из последних сил сдерживает веселый смех.
- Так далеко мои полномочия не распространяются, - сказал молодой человек. - Я всего лишь гонец.
В ящичке оказался чайник китайской работы, некогда подаренный Иэясу самим Нобунагой, а утром необычный посланник уехал.
Инаба приоткрыл затуманенные глаза и не сдержал улыбку при виде Токисады.
- Значит, ты мне не расскажешь, чем этот визит закончился для «Неуязвимого воина».
Дайкан подложил под голову собственный локоть и безмятежно спал, почти уткнувшись носом в грудь гостя. Волосы беспорядочно разметались по шелковому одеялу. Сейчас Акире невозможно было дать больше шестнадцати лет, и все злодеяния мира не касались его.
- Он умер, - пробормотал сквозь сон Токисада и по-детски причмокнул. - Говорят, после долгой болезни.

(maa...)

[Далара >>>]

Гора Асама

Два опаленных безжалостным огнем перекрученных дерева поднимались безмолвными стражами по две стороны от ступеней из застывшей лавы, голые ветви их переплелись, образовали верхнюю перекладину ворот. Лестница, которую никто никогда не строил, уводила наверх – к черной на фоне закатного неба лысой вершине и храму, что балансировал на краю каменной чаши.
- Тории... – выдохнул тощий носильщик.
- И они не отбрасывают тени, - подтвердил одноглазый ронин. – Мы пришли.
Пока разводили костер, пока подогревали еду, он сидел на корточках в стороне и разглядывал ворота, образованные деревьями. Выдр-оборотень исхитрился накормить вялого, не опомнившегося после встречи с нуке-куби мальчишку, а ворон устроился на плече у ронина – не нашел, видно, лучше насеста. Птица тоже разглядывала вход.
Отговаривать не буду, все равно не послушаешь. Только помни, что храм – сам по себе несчастный демон, хоть и не простак, вроде тех нуке-куби. Птица переступила, чуть не разодрав когтями и так не слишком опрятное косодэ. И меч... как ты его разбудишь, так он и будет служить.
– Кому? – усмехнулся одноглазый роши. – Меч не мой, как хозяин захочет с ним поступить, не мое дело.
Ворон каркнул – ни дать ни взять недоверчивый смешок. Прикрыл клюв крылом.
Было бы не твое, отдал бы как есть. Мицуке попытался согнать ворона, тот ущипнул его за ухо – в ответ.

(наша бодрая троица)

[Bishop >>>]

臨 – обратившись лицом к опасности
兵 - воин
闘 – борется
者 – с тем, кто
皆 – против всех.
陣 – воинский строй
列 – шеренгой
在 – стоит
前 – перед ним.

Девять плоских камней - девять знаков, написанных кровью на них, - разложены по кругу. Над каждым прочитана сутра. Беглый чиго сел в центр и достал из-за пазухи мешочек из вытертой оленьей кожи. Черная корка, обугленная кожа горы, лопнула, пошла трещинами, выпустила струи раскаленного пара, словно дракон учуял что-то во сне. Шар из молочно-зеленого нефрита в испачканных кровь ладонях мальчишки медленно налился сиянием. Малолетний колдун положил драгоценный талисман на землю перед собой, оглянулся на хмурого – что уже стало привычным, - сосредоточенного роши. Мицуке смотрел в сторону. Тогда ученик колдуна опустил ресницы, глубоко вздохнул...
Знаки на плоских камнях ярко вспыхнули, будто их начертили не кровью – разрезав ножом ладони – а огнем.
– ...отдаю свои кровь и кости, чтобы обрести новую жизнь... – беглый чиго запрокинул лицо к темному ночному небу, что огромной перевернутой чашей висело над миром.
Девять жгутов пламени сплелись в мандалу, а колдун в центре ее стал выше ростом и шире в плечах. Мицуке прикрыл глаза ладонью, чтобы потом не ослепнуть, когда придется идти в темноту, чернее, чем ночная тьма в горах, а огонь продолжал творить магию, превратив залатанный суйкан мальчишки в придворный ярко-алый икан. В глотке спящей горы заклокотало, дракон приоткрыл налитый кровью сверкающий глаз, выпустил из трещин-ноздрей пар. Красные и оранжевые блики заиграли на свежем лаке, что покрывал столбы врат.
- Ну наконец-то! – радостно вздохнула ночь.
Огибая лестницу из черных, ноздреватых валунов, деревья-ворота, площадку с костром, из раскрытой пасти горы ручейками стекала огненная слюна; на раскаленной поверхности лопались, рассыпая темно-алые искры, огромные пузыри. Ночной воздух стал горячим.
– Я, Хата-но Доджи из Сеццу, известный в этом мире как Ашийя Досон, своим именем и своей кровью, приказываю тебе... – колдун в центре каменного круга сложил десятую печать, кровь на ладонях вспыхнула огненным рисунком. – Отвори!

Сообщение отредактировал Bishop - 27-07-2009, 20:32

[Далара >>>]

Гора задрожала, как живая. Почудилось – сейчас распахнется от вершины до сокровенных недр, расколется, обнажая долину скорби. С барабанным грохотом обрушилась груда камней. Ворон, что в такой близости к вершине стал человеком, закрыл черным рукавом глаза от взметнувшегося рядом снопа искр.
– Теперь иди, – велел он Мицуке.
Долговязый роши будто очнулся от сна. Стараясь не оглядываться на колдуна, на остальных, он поправил сверток за спиной, поднялся, тяжело опершись о колено ладонью. Он ничего не сказал – да и о чем тут можно было говорить, когда не время и не место ленивым беседам, как будто сидят они не под самым носом Ямато-но орочи, а на веранде, любуясь садом? Сбил искры с рукава. Узкая черная дорожка между потоками лавы показалась ему нитью, протянутой над огненной пропастью.
Человек-ворон взмахнул очень длинными рукавами, сложил руки перед собой в ожидании. Он больше не смотрел на воина, все его внимание принадлежало колдуну. Не беглому мальчишке, нет – тому, кто пришел открыть врата. В памяти это лицо было разным, таким тоже: скрытая в прищуре глаз сила; самоуверенная и торжествующая улыбка; словно углем нарисованные усы, борода и брови; волосы будто в золе. Человек, которому не стоит преграждать путь. Человек, которого стоит бояться, если ты не... Самми улыбнулся с горечью.
– Ты кто? – вопросил выдр у черной фигуры и придвинулся к ней поближе.
– Генджи Хакуга-но Самми... – человек, в котором не осталось уже ничего вороньего, кроме черного придворного наряда, оборвал представление на полуслове и поднял голову к сверкающему звездами куполу неба. – Как жаль, что моя флейта не со мной.

[Барон Суббота >>>]

Тени потревоженной ночи свивались вокруг Хошибэ змеиными кольцами, трава и листва на редких кустах тревожно шелестела, а камни под ногами чуть подрагивали. Всё вокруг говорило тэнгу, что намечается... что-то. Что-то такое, от чего всё живое на горе Асама трепещет и стремится убраться. Несколько раз он видел мелких духов, удирающих прочь от вулкана с поражающей дух и разум скоростью. Только вот Хошибэ Умагоро, самураю при жизни и в посмертии, было наплевать на страхи низших. У него была цель, она лежала выше по склону, а потому он шёл, чуть согнувшись и сложив крылья. Тэнгу был почти невидим в изменчивых тенях ночи, когда он миновал тории, чем-то напоминающих два скрюченных дерева и увидел.
Мальчишка сидит в круге из пылающих печатей. Перед ним что-то, на что одновременно и больно смотреть, и хочется взять в руки, хотя бы коснуться. Хошибэ притаился в темноте и попытался наблюдать с помощью сааки, но был вынужден закрыть духовное око. На горе Асама творилось нечто такое, от чего и ослепнуть можно! Тэнгу ещё раз всмотрелся в фигуру мальчишки и только сейчас заметил, что недалеко от него стоит тот самый роши. Нет, уже не стоит. Уходит дальше, туда, откуда исходят волны древней и дикой силы. Такой, что перья становятся дыбом, стоит лишь подумать о ней!
Хошибэ отогнал от себя ненужные мысли, подождал, пока ронин скроется из виду, глубоко вдохнул и одним длинным прыжком рванулся к мальчишке. Тати пошёл из ножен в одном из простейших йай-дзюцу. Удар тыльной стороной рукояти в основание черепа. Не убить ученика колдуна – лишить сознания.

Первым развернулся Самми – не на свист крыльев даже, на чувство неминуемой опасности. Сжал-разжал пустые ладони: нет лука и стрел. Потянулся к поясу, но опустил руки: атака мечом столь же бессмысленна, как и попытка вставать на пути – призрак здесь не помеха. Тогда он окликнул тревожно: - Досон!
Привычное когда-то имя отозвалось острым уколом вновь обретших яркость воспоминаний.
Человек в центре круга оглянулся на шум, и злые слова, что были готовы сорваться у него с языка, так и не были произнесены. Взмах широкого тяжелого рукава старинной одежды напоминал взмах крыла.
- Сгинь, - жестко приказал колдун.
Тати описал короткую дугу, тэнгу резко хлопнул крыльями и отлетел в сторону. Меч в его руке поднялся, будто для защиты от чар, а рукав колдуна сполз на землю.

(не в одиночестве, как вы понимаете)

Сообщение отредактировал Далара - 19-08-2009, 19:20

[Далара >>>]

Из-под спутанных прядей жестких волос за происходящим следило новое существо, прячущееся в кустах. На тонких веточках черных деревьев образовывалась и мгновенно таяла ледяная корка. Глаза, неожиданно светлые со зрачками не больше игольного ушка не отрывали взгляда с колдуна – лоб того украсили капли пота. Наверное, когда-то это существо было человеком, но сейчас оно больше напоминало зверя, хотя черты лица оставались человеческими. Одежда превратилась в рваные тряпки неопределенного цвета. Голова словно пребывала отдельно от шеи, казалось, она вот-вот сместится и поплывет сама по себе. Ее окутывало смутное свечение, красновато-желтое, как огонь в храмовой жаровне. Пахло курительными палочками.
- Это еще что такое? – изумился выдр-оборотень, который, несмотря на долгую жизнь в горах, никогда прежде не слышал о подобных существах.
Ответить было нечего. Неведомый пришелец шагнул к погруженному в ритуал колдуну, с губ слетел полу рык, полу стон. На пальцах рук блеснули длинные острые когти. Самми встал на пути. Рык перешел в предупреждающее гортанное ворчание. Придворный вынул меч, сверкнул отблеск на золоченой рукояти. Демон изучающе наклонил голову. Смещение теней и шепот клинка, прерванный вздох сорвался на стон. Мерзкий звук раздираемых ткани и плоти.
Демон сделал еще шаг.
Хэнгэ упал на четвереньки и вдруг обернулся тигром – маленьким, ростом с выдру.
Гора вновь затряслась, и на этот раз в грохоте скатывающихся по ее склонам камней слышался громовой издевательский хохот. Древний почерневший от времени и накопленной за века ярости дракон смеялся над горсткой существ, которые то ли от недомыслия, то ли по какой иной неизвестной причине осмелились бросить ему вызов. Очерченная потоками лавы небольшая площадка перед воротами казалась сценой, на которой разыгрывался последний акт.

(все вместе)

[Bishop >>>]

- Ты решил помериться со мной силой? – удивился мальчишка; детские губы изогнула жесткая улыбка мужчины, который не знает, что такое пощада. – Глупец.
Демон замер, уставившись на протянутую к нему руку – не с подношением, не с едой, это был приказ остановиться и не вмешиваться.
Ткань отрубленного рукава на глазах у всех истлела и превратилась в золу. Колдун поймал ветер, который осмелился дунуть на площадку перед древними тории, в кулак. Усмехнулся. И выставил обе ладони перед собой в печати «солнечного кольца».
- Om chirichi iba rotaya sowaka.
Сквознячок набрал силу тайфуна и подхватил Хошибэ.
Долгое мгновение казалось, что тэнгу устоит, что сила его воли и мышц достаточна, чтобы сражаться даже с таким ветром, но нет. Один шаг назад, второй, Хошибэ плотно прижал крылья к спине и нагибался всё ниже, словно толкая что-то очень тяжёлое. Он чувствовал, что проигрывает этому волшебству, что ещё немного, и его вовсе вышвырнет с горы и закинет за седьмые небеса.
Тати вошёл в землю с решительным лязганьем. Крепко держась за рукоять меча одной рукой, тэнгу вонзил когти другой рядом, закрепился и медленно пополз против ветра, цепляясь за каждый дзё и напрягая всю силу воли. Взгляд рдеющих в темноте глаз демона не сходил с лица колдуна.
Камни с написанными на них знаками стали просто камнями, потеряв волшебную силу, и только нефритовый шар то вспыхивал ярко-зеленым огнем, то темнел, так кровь толчками выплескивается из пробитой груди. С печальным вздохом две скалы, за которыми проступали очертания храма, сошлись, отрезая дорогу назад любому, кто осмелился войти без разрешения.

(minna)

[Барон Суббота >>>]

Цель – пульсирующее, пронзительно светлое сияние зеленого камня – исчезла, и демон остановился с рыком недоумения. Протянул когтистую лапу к облаку ядовитого густого пара, что шел из-под земли, и, обжегшись, резко отдернул. Обернулся к колдуну, плотоядно оскалил рот-пасть. Ни маленький тигр, ни бьющий крыльями тэнгу не заботили его. Все внимание демона было приковано к мальчику – у того пропало старинное одеяние, и вместе с ним ушло нечто незримое и куда более важное.
Ворон, уже снова не человек, хромая, в несколько скачков подобрался к юному колдуну и встал перед ним, расправил одно крыло. Второе, переломанное, висело безвольно. Не слишком серьезная преграда, но пернатый был намерен оберечь мальчика. Тот, то ли от страха, то ли в свою очередь защищая птицу, вцепился в ворона с неожиданной для тонких рук силой.
От муджины страшное порождение чей-то злой воли отмахнулось, как от назойливой мухи. Соперника оно предпочитало не замечать. Оно двигалось вперед медленно, будто каждый шаг давался с трудом, но неотвратимо. Встрепанный отчаявшийся ворон клюнул горе-защитника в руку. Беглый чиго вздрогнул; у него был странный взгляд – так смотрят, очнувшись от глубокого сна, не понимая, что происходит вокруг.
– От инугами нельзя убежать... – сипло выдохнул Хаяши, но страха в его голосе слышно не было.
Кажется, мальчишка еще не расстался с призраком человека, которого вызвал из небытия. Или тот – отказался покидать только что обретенное тело.
- Так кому из вас я нужен больше? – спросил колдун. – Тебе?
Его взгляд мазнул по человеку в образе пса.
- Или – тебе?
Взгляд остановился на тэнгу, который недавно был человеком.

(это продолжение и оно же следует)

[SonGoku >>>]

Но ответа от Хошибэ не последовало. Оранжево-алые глаза демона яростно сверкали, его пламенный дух толкал вперёд, проклинал бездействие, умолял о битве, но всё, что осталось от выдержки самурая противилось этому, разрывая тэнгу пополам. Броситься на колдуна означало подставить спину инугами. Рассечь шею демона-собаки удара вакидзаси? Можно, но это займёт явно больше мгновения, и чародей получит возможность напасть.
Душа требовала одного, разум подсказывал иное, а Хошибэ не знал, не знал, не знал, что делать! С треском лопнув, в вечность ушло ещё одно мгновение.

При ударе о землю выдр-оборотень снова превратился в выдра.
– Вспомни! – взвизгнул он, обращаясь не к Хаяши, а к тому, кого видел в момент заклятия.
Демон утробно зарычал, чуя близкую добычу. Потянул алчущие пальцы к груди юного колдуна. Себастьян-Фердинанд в отчаянии схватился лапой за крестик на груди. Он теперь мог сделать только одно... Воздух пронзил дикий визг, почти сравнявшийся с криком, изданным муджиной этой ночью. Демон вздрогнул. С ненавистью глянул на добычу. В коротком рыке обнажил зубы – человеческие и четыре собачьих острых клыка. Самоотверженный выдр прыгнул к нему на спину.
– Ты человек! – выкрикнул он. – Вспомни это, во имя бога!
Не мелькнет ли в искаженном лице что-то, кроме бешеной злобы? О ком из богов ты говоришь, чужак? не сдержался ворон. И не человек он, ничего он не может вспомнить! Как будто гора заскрежетала каменными зубами, перемалывая в труху того, кто осмелился безрассудно сунуться ей в пасть, – такой раздался звук и заставил всех умолкнуть. Истошные визги оборотня, скрипучие вороньи крики, вопли напуганных людей потонули в нем. Из-за черных валунов зайцем вылетел Цуива, разевая перекошенный рот, и попытался спрятаться в другом месте. Даже неистовый демон-охотник попятился, хоть по-прежнему старался закогтить мальчишку, который стоял неподвижно среди общего хаоса и держал на вытянутой руке перед собой нефритовый амулет, то ли отгородился им от врага – от демона ли, от тэнгу, то ли предлагал ему, словно выкуп. Губы колдуна беззвучно шевелились – на заклинание у беглого чиго не хватало сил.

(толпа народу, ага, кого тут только нет...)

[Далара >>>]

Хошибэ всё же не выдержал. Пламя его души не позволяло выжидать в бою, и здравый смысл капитулировал. С гортанным боевым кличем тэнгу выхватил из-за пояса вакидзаси и резким движением направил его в спину ину-гами. Ещё прижизненная выучка и легендарная скорость демонов-воронов сделали его движение почти неразличимым для глаза. Он должен был успеть ударить, рассечь шею врага коротким, но очень острым клинком, а потом кинуться на мага. Амулет Аматэрасу мешал, жёг саму сущность тэнгу, но Хошибэ заставил себя не замечать этого. Самурай в нём впервые за долгое время поднял голову и бился так, как раньше, несмотря на то, что возвращение к следующему перерождению ему теперь было заказано.
Демон шипел, пригибаясь к земле – то ли готовился к прыжку, то ли собирался уступить победу в странном бою. Колдун шагнул к нему, все так же протягивая нефритовый амулет, единственную свою защиту от тьмы и зла. Получеловек-полузверь отдал еще часть территории, из его глотки вылетало злое ворчание, как будто он хотел что-то сказать, но мог только рычать по-звериному. В глазах, скрытых густой сеткой волос, мелькнула неуверенность.
Удар пришелся между лопаток и свалил бы даже очень крепкого человека. Созданный чьей-то злой (или только лишь любопытствующей) волей демон покачнулся, как будто помнил еще, что такое боль. Ушла неуверенность, красноватые глаза засветились алой злобой; с клыков закапала слюна. Если бы он схватился с Хошибэ, неизвестно, кто вышел бы победителем из жуткой схватки. Но человек-зверь рванулся вперед и вверх. Рукоять вакидзаси выбило из руки тэнгу неожиданным движением, и меч так и остался торчать из облаченной в лохмотья спины. Потерявшее всякое сходство с человеческим лицо в зеленом сиянии амулета надвинулось на маленького колдуна.

(много нас)

[Bishop >>>]

- Ты умрешь, если не принесешь амулет? – взрослая улыбка искривила рот Хаяши. – Впрочем, ты уже почти умер. Забирай.
Демон истошно взвизгнул, словно обжегся о раскаленный камень, но не уронил амулет и со всех ног, оставляя за собой кровавую цепочку, припустил вниз по склону; воткнутый короткий клинок мотался, застряв между ребрами. Ворон кружил над Хошибэ, в его карканье были слышны ругательства осакских портовых рабочих и китайские построения хэйанских придворных.
Поначалу щель была не тоньше волоса, днем никто не заметил бы трещины. Но сейчас в полутьме она светилась ярко-красным, и края ее медленно оплавлялись, меняли форму, наливаясь той же огненной краснотой. Как первая капля летнего ливня с силой ударяет в дорожную пыль, оставляя на ней круглый след, под ноги беглого чиго упал камень. Колдун едва успел отскочить. Следом посыпались другие, мельче – каменный горячий дождь. Словно обитатели Облачной равнины принялись выметать из жаровен угли вместе с золой. Второй удар заставил всех пошатнуться. Гора выплюнула раскаленный каменный шар, рассыпая искры, необычный снаряд улетел в пропасть, прочертив по светлеющему предутреннему небу оранжевую полосу. Волна жара и непереносимой вони заставила всех отступить к краю площадки перед каменной лестницей.
Скала лопнула. Лепестками цветов в воздухе кружились чешуйки пепла.
Колдун не устоял на ногах, чересчур много сил было истрачено за последние дни, магия сжирала мальчишку изнутри, требовала, требовала и требовала, и беглый чиго отдавал все, что было, не умея – не зная, – как восстановить силы.

(вчетвером)

[Барон Суббота >>>]

А Хошибэ уже не думал, действовал, не собираясь останавливаться. Меч остался в спине ину-гами? Ничего, когти целы, а исчезнувшего врага теперь найти будет куда легче, да и путь к Хаяши теперь открыт. Икен Шикацу. Искусство обращения любого действия противника против него самого, делающая воина непобедимым, верно служило Умагоро с тех самых пор, когда горные тэнгу обучили его этому страшному, почти не человеческому умению.
Ину-гами ещё не успел отойти и на два дзё, а Хошибэ, с ужасающе плавной быстротой подхватывал одну из рук Хаяши. Оши таоши, опрокидывание восвояси, а потом, не глядя, получилось или нет, раскинуть крылья и уйти в прыжок, переходящий в полёт, схватить и унести ученика колдуна. И, конечно же, не забыть тати, так и торчавший из земли, но это потом, а сейчас надо всё-таки опрокинуть мальчишку. Малая доля мгновения, и всё сорвалось с места.

Цуива, чей простой деревенский разум не мог вместить столько дикости, почувствовал, что сходит с ума. Страх копился, копился, пока не перелил через край и – растворился в общем хаосе невероятных и безобразных событий. Ошеломленный этим открытием носильщик выскочил из своего укрытия, собираясь дать знать всем кругом, что боится уже совсем не так сильно. И узрел самое безобразное событие из всех. Покушаться на ребенка?!
- Ах ты, курица недошпаренная! – возмущенно заорал он. – Да я тебя так ощиплю, на похлебку костей не останется!
На эффективность слов против врага он не надеялся, горячил ими себя. Бегал он быстро, прыгал высоко – вот где пригодилась щуплость жилистого тела. И стоило тэнгу подняться в воздух, как его ноша вдруг стала вдвое тяжелее.

Скомкался шёлковым платком на ветру, оборвался на середине идеальный бросок, безнадёжно сбитый центр тяжести ухнул вниз, неожиданно затосковав по тверди и устремившись к ней всеми силами духа. Тэнгу не рухнул, словно целый то риса, нет, но плавно, текуче скользнул на землю, перевернулся, освобождаясь от захвата и молниеносно нанося удар. Шомэн атэ, прямой восходящий удар, вышел у Хошибэ не слишком хорошо, но страшные когти, которыми венчались пальцы раскрытой ладони демон-ворона, несколько уменьшили несовершенство этой атаки. Переведя удар в начало броска и даже не обратив внимания, погрузились его когти в плоть или нет, лишь отметив отсутствие лишнего утяжеления, тэнгу вскочил и сразу, без подготовки ушёл в новый прыжок. Мальчишка всё ещё был совсем рядом, любые раны или травмы он почувствует лишь когда всё кончится, да и то, ненадолго, а значит атака, атака и ещё раз атака. Атака до того, как цель будет достигнута или до смерти. Самурай в Хошибэ гордо вскинул голову, и издал боевой клич, излившийся из клюва тэнгу гортанным клёкотом. Хошибэ не видел, не слышал, не знал и не хотел знать, что происходит вокруг. Дух, разум и тело молодого тэнгу слились в единое сверкающее копьё, и сейчас оно стремилось к цели, как удар в открывшуюся дыру на доспехе. Хошибэ сам обратился в оружие, обратив всего себя, все помыслы на единое действие, и оно просто не могло провалиться. Тэнгу всем телом врезался в Хаяши, сметая его, а потом могучие крылья ударили, отправляя их обоих под небеса.

(продолжаем разговор)

[Bishop >>>]

– Ух ты... – произнес тот, кто стоял на каменной лестнице, провожая взглядом единственного здорового глаза огромную черную птицу-человека. – Наверное, превратился не окончательно.
За его спиной бушевало пламя, клубы плотного темно-серого пара были слишком тяжелыми, чтобы их раздул ветер. Одно из деревьев, обугленных еще раньше, составляющих необычные ворота, задымилось, а вскоре на его ветках заплясали язычки пламени. От одежды человека воняло серой и тухлыми яйцами, она тлела и дымилась. От волос тоже пахло дымом. Но в руке он держал прямой обоюдоострый меч, даже на первый взгляд тяжелый и странный в бою.
- Ама-но муракумо-но цуруги*... – восхитился Самми, чье одеяние напоминало поломанные, в крови, вороньи крылья, а весь облик колебался между человеческим и птичьим. – У тебя все-таки получилось!
- А ты сомневался? – Мицуке оттянул прожженный в нескольких местах рукав. – Дайте воды, не хочу умереть от жажды.
Цуива, лежавший, закрывшись руками, горестным кульком, поднял голову. Вытаращил на него глаза, моргнул. И с визгом подскочил с земли, что становилась все горячее. Метнулся к камням, на полдороге передумал и подскочил к своему коробу, обнял его, как родного. Забормотал, словно ополоумевший:
- Плохое место-о, воды нет, травы нет, воздух горит... Мы все умре-ем здесь!
Гора оскорбленно взревела. Мицуке подхватил Цуиву и поставил на ноги, предварительно тряхнув хорошенько. Тот булькнул, зато обрел подобие мысли во взгляде. Помятый, негодующе хрипящий ворон отправился в короб.
– Пошли, – приказал долговязый роши, стягивая кожаными ремешками сверток с мечом, закидывая его за плечо, оглянулся на хэнге. – Лучше бы и тебе убираться отсюда. Дракон разъярился и долго не успокоится. Спасибо за помощь.
И – пинком отправил ополоумевшего Цуиву вниз по склону.
Тьма пришла раньше, чем они успели выбраться в безопасное место. Тьма ревела многими голосами – дракон выпустил демонов, и теперь те искали обидчика Ямато-но орочи и сходили от бешенства с ума, потому что никак не могли отыскать. Тьма душила людей, забивала им глотки обжигающей пылью, слепила глаза. Мицуке не успел понять – оступился он или это земля по приказу дракона раздалась у него под ногами. Он покатился вниз, обдирая локти, колени и ребра об острые камни. А затем – тьма его проглотила.

_________________
*Ama-no murakumo-no tsurugi -天の叢雲の剣 – «меч, собирающий облака», изначальное имя меча, который Сусаноо-но микото нашел, разрубив дракона Ямато-но орочи, и который впоследствии известен как Кусанаги-но цуруги («меч, разрезающий траву»).


(minna)

[Fennec Zerda >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Никто никогда не видел Йонако спящей - она отдыхала только в паучьей форме, человеческая плоть слишком хрупка, чтобы оставлять ее без присмотра. Зато пауки не видят снов. Йонако открыла все восемь глаз разом и поднялась на ноги. Голод испытывали и женская и паучья форма в равной степени. В эту ночь Йонако не раздумывала над жертвой.
Маленький паучок-разведчик пробежал вниз по стене, исследуя покои, в которых должна была находиться та девицы, которую Йонако присмотрела в саду наместника. Комната была пуста и паучиха оставила разведчика ожидать возвращения сладкого мяса. Паучок деловито вскарабкался под потолок и замер, ожидая эту странную и слишком большую для него жертву.
Второй разведчик передал приятные новости - в покоях мужчины обнаружилась вся добыча, и мужчина, и дама.
Молодая женщина в покоях господина ночью. Быть может, не убивать их сразу, но дать время насладиться друг другом в последний раз...
Йонако отправила в комнату еще с десяток мелких скорых паучков, а сама задумалась - забавно ли будет соблазнить мужчину на глазах его обездвиженной подруги, а потом сожрать его, не позволяя девице даже потерять сознание. По всему выходило, что будет забавно!

[Далара >>>]

Проснуться от щекотки – не самое неприятное, скорее неожиданное происшествие. Выяснить, что источник ощущений вовсе не расшалившееся озорное существо с пером, а паук... два, три, пять...
Инаба резко сел, стряхнув не только мелких нарушителей сна, но и более крупного и вполне человеческого вида соседа. Акира сладострастно улыбнулся, но так и не пробудился, только крепче взял в плен руку вместе с рукавом.
- У них что, паломничество к тебе? – пробормотал недовольный мужчина. – Или новая мода при дворе, разводить пауков?
Губы у юного дайкана задрожали чуть-чуть сильнее, дрогнули и опущенные ресницы; кажется, наместник, лишь притворялся спящим, исподтишка наблюдая за давним знакомым. Один из черно-золотых ночных гостей принялся плести паутину между пальцами наместника, другой упал ему на щеку, несколько копошились в волосах, посверкивая в прядях, как живые драгоценности. Эцуо скривил рот и смахнул наглеца вместе с белесыми, чуть-чуть липкими нитями. Провел кончиками пальцев по щеке, чтобы снять второго. Гладкая, бархатистая... Сел поудобнее и, не отнимая руки, принялся второй выбирать членистоногих из волос, медленно пропуская пряди между пальцами. Улыбка к паукам уже не относилась. Но ни одного из них Инаба не убил, старался даже не повредить, лишь отбрасывал подальше. Акира извернулся, чтобы положить голову на колени Инабе, и сладко зевнул. Его обман раскрыли, и притворяться больше не было смысла.
- Какая пакость... – он поморщился. – Надо позвать господина Каку, он любит подбирать всякую мелкую живность.
- Позови, о яснейший, - отозвался гость, язвительности во фразе было столько же, сколько веселья. – Не знал, что ты так не любишь пауков.
- Меня все любят, - рассеянно отозвался дайкан.
Пакость тем временем ползла по спине Инабы, перебиралась на шею и, словно любопытствуя, опускались по плечам вниз до локтей. Пауки покрупнее - с женский кулачок, - опутывали паутиной темные углы, с тишайшим шорохом пробегали по стенам.
- Странная будет смерть,- улыбнулся Акира, закрывая глаза.

(нас много)

[Fennec Zerda >>>]

Йонако ничего странного в смерти не находила, ни в способе, ни в самом факте. Ее маленькая армия опутывала уединившихся любовников, развешивала серебрящиеся нити по стенам, наполняла комнату шелестом, похожим на ласковый шепот. Молодая женщина в темном одеянии с тонким золотым узором по дорогой ткани замерла у порога, глядя тысячью глаз на то, что происходит в комнате, и неслышно отворила дверь. Проем тут же затянули паутиной, словно занавесили легчайшим светлым шелком.
Мягкие, почти невесомые нити опутывали двоих людей, скрепляя их обьятия крепче самых прочных веревок, и сквозь эту белесую шелковистую массу первый раскат грома показался не таким уж и громким. Словно гроза собиралась далеко в горах, а не брала приступом небольшой призамковый городок.
- Говорят, - полусонно улыбнулся дайкан, - что люди всегда убивают тех, кого любят. Эцуо-доно верит, что я желаю ему смерти?
Улыбка Инабы приобрела миллиард оттенков от настороженной иронии до веселья и даже восхищения, с каким восторгаются актерской игрой или мастерски сделанной куклой.
- Он не верит в любовь Токисады-доно.
Тонкие паучьи лапки невыносимо щекотали кожу, но стряхнуть их было невозможно: свободная рука едва двигалась из-за перевязки и боли в раненом плече; вторая по-прежнему находилась во власти дайкана. Тонкие губы Теншо Токисады задрожали, как будто наместник был готов рассмеяться.

(три-о)

[SonGoku >>>]

Господин Каку был озабочен: ему не хотелось покидать хозяина темной ночью, но речные запахи и негромкий плеск воды в прибрежных тростниках манили обезьянку обещанием вкусных мидий, ракушек и, может быть, даже улиток. Зверек подергал за веревку, которой был привязан к перилам. С узлом не пришлось долго возиться, это слуги затягивали его потуже, на совесть, а хозяин не особенно утруждал себя. Вскоре господин Каку, пробравшись сквозь заросли, уселся на мокром песке в ожидании подходящего момента. Ловкое стремительное движение лапой, и в пальцах зажата черная скользкая раковина, внутри которой (нужно лишь постучать ею о камень или разгрызть, но тогда на зубах будут скрипеть осколки) спрятано угощение. Спустя короткое время легкая волна вынесла на берег новую мидию, отыскать третью не составило большого труда, а вот четвертую господин Каку упустил. Он отложил ее в кучу к остальным, а когда прискакал с пятой, выяснилось, что мидия уползла обратно в воду, оставив за собой тонкий извилистый след.
Берег небольшого пруда был завален перламутровыми скорлупками, а господин Каку поедал уже седьмого моллюска, когда в омуте плеснуло что-то тяжелое, огромное и опасное для небольшого зверька, с могучей пастью, способное не просто уволочь обезьянку на дно, но и, вполне возможно, заглотнуть ее целиком в один присест. Несмотря на доблестное имя, господин Каку был осторожен, чтобы не сказать трусоват, и немедленно вскарабкался на ближайшее дерево, спустившее плети ветвей почти до самой воды. Поэтому и заметил через открытое окно в доме более мелкую, но зато более безобидную закуску. В несколько прыжков он добрался до отодвинутой ставни, выхватил из белесой путаницы желто-черного паучка и с хрустом слопал.

(вставное соло)

[Далара >>>]

В горах неподалеку от Асама

Клёкочущий, победный хохот тэнгу рвал ночное небо когтями хищной птицы, и собирающаяся гроза вторила ему раскатами грома. С кончиков перьев ликующего демона срывались яркие искры, ветер под ударами его крыльев стенал в изнеможении и собирались, набухали тяжёлой, недоброй водой облака. Хошибэ Умагоро нёс свою добычу к колдуну, а за его спиной готовилась рухнуть на Землю Богов ужасная буря.
Одной рукой тэнгу крепко прижимал к себе мальчишку, для верности прихватив его плечо когтями, а во второй застывшей молнией горел тати, который Хошибэ в последний момент перед взлётом успел выдернуть из земли.
Земля уносилась назад где-то далеко внизу, и пролетали, смазываясь в одну полосу, огни городов и деревень, мерцали тут и там вспышки отдельных маленьких поселений. Хошибэ начал снижаться. Колдун был уже близко.
Мальчишка затих и не подавал ни малейших признаков жизни.

Тошимару стоял на поляне перед горной хижиной – скрюченный обрубок дерева, пока не приглядишься как следует, - и смотрел в небо. Крылатая тень легла на звезды, и он растянул губы в тонкой змеиной улыбочке. Проскрипел:
- А, пожаловали.
За спиной колдуна пронзительно громко скрипнула рассохшаяся дверь. Безумолчно стрекотали в траве цикады. На вершине посоха загорелся голубовато-белый огонек, яркий, словно одно из небесных светил перебралось на землю. Сигнал для тэнгу.

(пока с Оррофином)

[Барон Суббота >>>]

Нипочём было не различить глазам смертного огонёк, неожиданно вспыхнувший внизу. Не увидеть его и духовному оку ками - слишком много душ сейчас мерцали внизу, подмигивая далёким звёздам. Хошибэ не был ни человеком, ни ками, и его оранжево-багряные глаза с ромбовидными зрачками мгновенно выхватили этот сигнал. Или, может, он просто чувствовал колдуна через узы, связавшие их? Едва ли ему дано будет узнать ответ. За последние годы сааки и обычные чувства Хошибэ настолько срослись, что трудно было отличить, что к какому миру принадлежит. Тэнгу сложил крылья и по пологой дуге слетел прямо к волшебнику.
- Получи своего ученика, почтенный, - сказал он, сгружая ношу на землю, но не отпуская добычу. - Жив и все вещи при нём, как и договаривались.
Тошимару осмотрел и мальчонку, и тэнгу, как будто принюхивался к неразличимому другим запаху. Так ворон примеривается к показавшейся ему съедобной добыче на земле. Длинный нос – точь-в-точь птичий клюв.
- Хорошо-хорошо-о...
Колдун обошел обоих, посмотрел в лицо Хошибэ и неожиданно улыбнулся. Указал на одинокую хижину, что притаилась меж кустов; в звездном свете едва виднелась лишь крыша.
- Идем. Отдохни, выпей со мной чаю. Или, может, желаешь сакэ?
Нетерпение глодало душу тэнгу стаей голодных акул, заставляя его ромбовидные зрачки сужаться до тоненьких щёлочек. Любому другому он бы уже сказал несколько резких слов, но только не Тошимару. Воспитание самурая и духовное око демона властно принуждали Хошибэ к почтительности в отношении этого старого колдуна. Он поклонился, для подчёркивания благодарности уперев руки в бёдра, и шагнул следом за Тошимару, волоча его беглого ученика за собой без видимого усилия.
Колдун на полпути обернулся к Хашибэ (на Хаяши он не смотрел), прищурился.
- Чего ты хочешь сейчас? Стать тэнгу или вернуться к жизни самурая, которую не изведал до конца? Иметь магическую власть – неприятная обязанность.
Он захихикал скрипуче и протяжно, словно чем-то недовольная ворона. Хошибэ остановился и невольно напрягся, чуть сильнее сжав когти на плече добычи. Клювастую голову он начал было клонить к земле, но потом быстро вскинул, пронзив колдуна оранжево-багряным пламенем глаз.
- Я не умею оборачиваться, - хрипло каркнул он, легко заглушив смех Тошимару. - Не могу отступить. Но я ещё не забыл, что иду по Пути. Исполни наш договор, почтенный, дай мне сделать ещё шаг вперёд.
Тэнгу замолк, а потом выпрямился и, раскинув крылья, на которых всё ещё мерцали призрачные огни, прогремел, будто отвечая далёким грозовым раскатам:
- Чародей Тошимару, уважаемый во многих мирах! Обрати меня в ямабуси-тэнгу, согласно нашему договору, скреплённому силами!
- «Силы», «Путь», «чародей»... какие все слова-то вычурные, - проворчал Тошимару, довольный, впрочем, лестью. – Исполнение договора произойдет, нет причин волноваться. Но негоже заниматься этим здесь и сейчас. Спешка, да будет тебе известно, только вредит делу.
Он отвернулся и продолжил неторопливый путь к хижине, бурча под нос:
- Нетерпеливая молодежь нынче пошла...

(продолжение же)

[SonGoku >>>]

Хижина почти до самой крыши заросла кустарником, травой и мхом, никто не чистил от них старые бревна и доски. Прочная грубая дверь распахнулась как от порыва ветра, когда маленькой процессии оставалось до нее несколько шагов. Огонь в трех светильниках на высоких подставках горел ровно, словно не тянуло зябким ночным холодом снаружи. В углу, бок к боку, уткнувшись носами в свиток с картинками, расположились двое. Юноша лет семнадцати для магического взгляда обладал неуловимой особенностью, которая заставляла сомневаться в том, что он просто человек. Но необычность его мгновенно забывалась, стоило взглянуть на пристроившуюся рядом как ни в чем не бывало наманари. Увлеченные разбором надписей в свитке, они заметили явление колдуна и его гостей лишь тогда, когда за теми с треском захлопнулась дверь.
Мгновение тишины, обитатели горного домика разглядывали гостей. Потом оба вскочили одновременно. Молодой человек поклонился – не низко, скорее осторожно. Тошимару взял за плечи Хаяши и пихнул в руки потирающей ушибленную о потолок макушку наманари.
Хошибэ медленно, по-птичьи поворачивая голову, изучил обитателей домика, задержав на каждом свой взгляд так, будто решал: рвать ли их на части прямо сейчас или подождать немного.
Впрочем, плох тот гость, который в доме хозяина не стремится сохранить ва, так что самурай внутри тэнгу пробудился и заставил того поклониться в ответ. Коротко, быстро, но всё же вполне завершённо и в соответствии с ситуацией.
Под низким потолком старой хижины кто-то сосредоточенно и деловито пыхтение, но колдун, в другое время внимательный к каждому шороху, сейчас точно оглох; лишь велел принести воды из ручья, потому что "могут быть еще гости". И попросил снять с огня чайник, да еще усмехнулся, а может, это сова чихнула где-то в лесу. В конце концов, быстрый топоток маленьких цепких лапок завершился пронзительным визгом, и с притолочной балки, кувыркаясь и истошно вереща, свалился довольно упитанный клубок золотисто-бурой шерсти. Над углями вор-неудачник ловко извернулся и уцепился за крюк, на который обычно вешают чайник. Долговязая страшилище-наманари захлопала выгоревшими белесыми ресницами - над очагом раскачивался чугунок, размахивал сердито распушенным хвостом и чихал от поднятой золы и пыли.

(те же авторы и я!)

[Барон Суббота >>>]

Наманари жаждала сунуть любопытный и немного облупленный нос в носик чайника – видно было по лицу. Но ей вверили щуплого и чумазого мальчишку, и оставить его без заботы она не могла. Завернула хрупкое безжизненное тельце в одеяло, уложила поудобнее, смочила губы водой, положила на лоб влажную тряпку. И растерянно огляделась: что бы сделать еще.
Юноша растерял весь надменный и нарочито взрослый вид, фыркнул от смеха в ладонь и метнулся к очагу. Палкой для ворошения углей легонько ткнул хвостатый чайник в бок. Чугунок отрастил не только нос, но и зубы и попытался укусить палку. Юнец отдернул руку и тут же второй вознамерился потянуть заманчиво маячащий хвост.
Хошибэ смотрел на всё это с почти не скрываемым презрением. Полукровки демоны и кицунэ всегда вызывали у него нечто вроде брезгливого раздражения, хотя он признавал, что среди последних бывали и выдающиеся представители, особенно из старых. Тэнгу быстро прошёл в северный угол избы и сел там, привалившись спиной к стене и укрывшись крыльями. Меч он отстегнул от пояса и теперь тяжело опирался на его рукоять своими вполне человеческими руками, утвердив на полу. Как-то некстати зашевелились мысли, что оружие неплохо бы сменить: тати плохо подходил к обычной одежде, а доспехов тэнгу не носили за редкими, совершенно особыми случаями. Ни слова не говоря, Хошибэ внимательно следил за хозяином дома.
Хошибэ внимательно следил за хозяином дома.
Тем временем чайник над очагом вел себя очень активно, пытаясь отхватить Садаро руку острыми зубами. Заодно мазнул хвостом по лицу.
- Сними его и переверни, - велел Тошимару.
Юноша послушно потянулся к странному гостю. В последний момент вспомнил, что бывает, если коснуться раскаленного чугуна, и взял сперва толстую старую тряпицу.

(ну, вы поняли)

[SonGoku >>>]

С притолоки свесилось длинное, точно женский пояс, грязное полотнище, а после небольшой возни перед людьми, солидно косолапя, встал невысокий круглобокий тануки. Ходить на задних лапах ему было не очень сподручно, к тому же, мешали волочащиеся по земле длинные, как у придворного какого-нибудь, штанины.
- Ой, они у тебя всамделишные?
Белобрысая девчонка не удержалась и протянула руку к пушистым ушам на голове малыша, жадно погладила мягкий пух. Кроха по-собачьи выставил одно треугольное ухо для почесывания, второе же свернул и прижал к голове. На смуглой востроносой мордочке разлилось блаженство; вокруг глаз его словно углем измазали. Садаро пытался одновременно не спускать глаз с внушающего недоверие полотнища и найти какой-нибудь амулет или щепотку соли, от чего глаза разбегались в разные стороны, а толку не было никакого. Тошимару тем временем поставил на деревянный поднос еще три чашечки для чая.
Малыш запрокинул голову, понюхал воздух, опять сморщился и уставился блестящими от любопытства глазами на беловолосую великаншу.
- Ты кто? - сварливо спросил он. - Твоего мужа тут нет. Где еда?
- Я Миеликки, - честно ответила девчонка, деревенская ведунья учила, что если нет причин врать духу, лучше говорить правду; Тошимару слабо поморщился. - Мужа у меня нет. Пока. А еда... - желудок подозрительно громко булькнул, - еду еще готовить надо.

(пока что все те же, ун)

[Далара >>>]

- У меня есть немного, - покопавшись за пазухой, Садаро вытащил завернутую в тряпицу рисовую лепешку. – Только она уже почти совсем черствая. Будешь?
Тошимару неторопливо проверил, все ли в порядке в общей комнате, пристроил у двери свой посох, напоминающий корягу, и остановился перед тэнгу. Рук его не было видно – они прятались в длинных рукавах землистого цвета одежды. Угрозы не ощущалось. Вместо этого возникло неуютное полузабытое чувство, что Хошибэ находится на церемониальном приеме.
- Позволь представить тебе моих спутников, - провозгласил колдун; в его речи появились переливы и смазанные почти до небытия согласные. – Имя юноши – Кинджо Садаро.
Наличие фамилии говорило о том, что обладатель ее принадлежит как минимум к самурайскому клану.
- Девушку зовут Миэ.
Та с видом опытной лекарки хлопотала над Хаяши за наполовину отдернутой занавеской, где лежали расстеленными несколько футонов.
Некоторое время из угла не доносилось ни звука, но потом тэнгу шевельнулся и неохотно проскрипел:
- Скажи им, что я Хошибэ из рода Умагоро, тэнгу с гор.
К ним подкатился рисовым колобком незадачливый оборотень и, хрустя сухой лепешкой (только уши подрагивали), придирчиво стал разглядывать Хошибэ.
- Прямо с Курама? – уточнил он сквозь чавканье.
Длинный темный лоскут потянулся за ним, как будто вознамерился ухватить малыша за шкирку.

(опять же)

[Fennec Zerda >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке.
Дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна


Йонако не глядя отправила небольшое войско паучков разобраться с тем, кто только что лишил ее слуги. Их много у нее - этих слуг, - но она знает о смерти каждого, кто сейчас служит ее глазами и пальцами, кто послушен ее воле.
Паутина стелилась по стенам, ниспадала на пол - то ли шелк, то ли туман. Двое в комнате скрывались в этом тумане, но отчего-то Йонако не слышала их страха. Хозяйка Пауков сделала шаг в центр комнаты, затем еще один и остановилась, с отстраненным хищным любопытством разглядывая свой пока еще восхитительно живой ужин.
Многоногая армия между тем окружила нарушителя спокойствия. Авангард с осознанием неизбежной кончины, но одновременно – и выполненного долга – вскарабкался по лапам обезьянки, цепляясь невидимыми коготками за жесткую шерсть. С диким верещанием зверек оскалил клыки, давая понять, что так просто не отдаст драгоценную жизнь, и бросился наутек.

Молния ударила в старую кривую сосну в углу сада - фейерверком вспыхнула сухая хвоя, сгорая на лету, закружились в воздухе огненные бабочки, - так близко от дома, что вспышка отпечатала ветвистый рисунок на изнанке опущенных век. Миги открыл глаза и выпрямился. Комната была пуста, откинутое одеяло не сохранило тепла человека, который предположительно должен был крепко спать. Телохранитель выдохнул бранное слово.

Настоящее оцепенение должно было наступить много позже; наместник с трудом повернул голову, чтобы встретиться взглядом с о-бакэмоно. Края его губ изогнулись в улыбке.
- Мне представлялось, что смерть прекрасна... но настолько...
Йонако сделала шаг навстречу и заглянула в глаза наместника. Все-таки мужчина... Какой стыд.


СонГоку, да я, да мы вместе. И Каку позвали.

Сообщение отредактировал Fennec Zerda - 18-12-2009, 14:41

[SonGoku >>>]

Это был долгий взгляд. Ночная Песня видела, как таится нечто в глубине души красивого мальчика, как гибкое змеиное тело под толщей темной воды, как невиданный страшный морской зверь, притаившийся подо льдом. Вкусен, вкусен, он должен быть вкусен... Он должен быть сладок, как женщина, страстен, как мужчина, опасен, как водная тварь. Он, привыкший повелевать, будет ли он послушен? Будет ли он бороться, срывать путы? Будет ли кровь его горяча от ярости? Будет ли он сладостно покорен своей смерти? Как бы то ни было - он будет вкусен...
Йонако нашла желанную жертву и улыбнулась ей, зачаровывая и обещая самую нежную смерть, какая только могла грозить юному наместнику. Но ей не стоило отвлекаться так сильно. В тонкую кожу на горле, между расходящихся краев шелкового ворота, уткнулось холодящее острие. Гость Токисады, будучи неспособен встать, выпрямился насколько мог. В протянутой руке поблескивала в неверном свете единственной лампы длинная женская шпилька. Будь Инаба ниже ростом или Йонако хоть немного выше, ничего не получилось бы.
- Уходи отсюда, демон, - сквозь зубы велел он.
Тигр, готовый защитить свою территорию от вторжения. Даже лицо, красивое в спокойствии, теперь больше походило на свирепую звериную морду. Наместник положил ладонь ему на руку, почти касаясь щекой плеча; белесые липкие нити паутины растянулись, следуя его движению, некоторые лопнули беззвучно.
- Или присоединяйся к нам, - улыбнулся наместник. – Пока еще не слишком поздно.

(а еще Далара и Фенька, ун!)

[Далара >>>]

Горная хижина

- Вот! – спохватился тот. – Тошимару! Помоги ему, а?
- И с Курама тоже, - неожиданно отозвался Хошибэ, подавшись вперёд, так, что его длинный клюв и рдеющие глаза оказались совсем рядом с оборотнем. - А ты откуда?
- Из замка Инуяма в Овари, - тануки слизнул последние крошки, сел, подперши кулачком мордочку, и опечалился. – Только на этот раз его у нас отобрали Мацудайра, а с ними не очень-то и поспоришь. Я решил, что настало время посмотреть мир.
Мальчишка в два шага оказался рядом с ними, скрестив ноги, бухнулся на пол. Хлопнул по-девичьи длинными нежными ресницами.
- Мой отец тоже из Овари, - сообщил он. – Только наш клан жил поблизости от замка Нагойя. А ты... – Садаро нахмурился, как ученик, встретивший смутно знакомый знак в тексте, - ты, случайно, не из вассалов Ода?
- Из вассалов?! – от возмущения малыш-тануки так распушил мех, что сделался вдвое больше. – Из вассалов?!!!
Буро-рыжая с подпалинами шерсть у него на загривке пошла волнами, как ковыль под сильным ветром в осенний день. Чтобы кое-как успокоиться, кроха-хэнге набил рот сушеными фруктами и с пыхтением и сопением принялся их жевать. Мальчишка пошел красными пятнами то ли от смущения, то ли от гнева. За словом в карман он не лез.
- Можно подумать ты сёгун или императорской крови!
Тэнгу тихо засмеялся. На нормальные звуки человеческого веселья это не походило ничуть, более напоминая хриплый каркающий скрежет, безжалостно режущий ухо.
- Сёгун? Кровь Аматэрасу? - проговорил он, чуть растягивая каждое слово, наслаждаясь им, как глотком сакэ после долгого дня. - Из какого ты рода, хэнге?
- Из Ода, - буркнул тануки, утаскивая еще немного угощения.

(Сон, Оррофин и я)

[Барон Суббота >>>]

Тошимару поворошил посохом угли в жаровне и, как будто не нашел лучшего пути, прошел между спорщиками.
- Петухам на заборе хоть есть за что воевать, - скрипуче проворчал он. – А эти вместо полезных действий затеяли пустую болтовню.
Стук палкой о доски пола показался необычайно звонким. Садаро сверкнул глазами, но вернулся к чистке чайника. Правда, не слишком надолго. Тануки почесал задней лапой в затылке и, похоже, решил, что вел себя недостаточно благовоспитанно. Пристроившись рядом с мальчиком, он долго зачарованно наблюдал за работой, потом дернул обиженного юнца за край одежды.
- Не сердись, - попросил он.
Паренек посопел, пробурчал что-то себе под нос, чуть не уронил посудину, но вовремя поймал. Потом все же сдался и даже выставил мизинец.
- Миримся?
- Тошимару-сан, - уважительную приставку Хошибэ произнёс так, словно рубанул. - Ты прав, говоря о полезных действиях. Я ещё раз прошу тебя: выполни наш договор. Освободи нас обоих.
- Какой ты скорый да быстрый, - усмехнулся колдун. – Даже пауку надо сплести паутину прежде, чем ловить в нее мух.
Он развернул старый, обтрепанный по краям, свиток. Нашел там что-то и удовлетворенно кивнул сам себе. Поднял взгляд на Хошибэ, как будто только что вспомнил о нем.
- До любой цели нужно пройти путь. Ты сделал только первый шаг. Даже если я дам тебе сейчас облик и умения ямабуси-тэнгу, как ты станешь думать? – Узловатым пальцем он ткнул в гостя. – Как нынешний Хошибэ и никак иначе. И стоит подуть ветру, он унесет с собой твою маску. Не-ет, Тошимару не делает фальшивок.
Хитрый прищур старика давал понять: тот придумал нечто веселое и, возможно, очень неприятное для того или тех, кого выбрал объектами задумки.

[SonGoku >>>]

Тем временем Миеликки осторожно потянулась к свисающему с притолоки, позабытому всеми лоскуту и... пальцы прошли насквозь, не задев и ниточки. Будто через дым. Девчонка нахмурилась, глядя на собственную руку.
- Не получается.
- Почувствуй его, - не глядя, посоветовал колдун.
Она сосредоточилась, представила, что касается ткани, достаточно плотной, но мягкой, шелковистой, как трава в заводи... Кончики пальцев нащупали что-то. Вот-вот можно будет сдернуть непонятное существо.
Садаро ухватил тануки за край хакама и потащил в сторону, чтоб ненароком не зацепило. Нагнулся к треугольному уху, прошептал:
- Почему это она светится?
- Потому что она колдует, глупый! – снисходительно и очень невнятно по причине набитого рта отозвался толстячок-хенгэ.
Хошибэ не положил руки на рукоять меча, но гнев, клокотавший внутри тэнгу, вскипел, выплеснувшись алой вспышкой его глаз.
- Говори, Тошимару-сан, - на этот раз уважительная приставка была даже не ударом - уколом. Так не произносят имён, так начинают харакири. Или накалывают врага на копьё. - Говори, а я послушаю и решу, нарушил ты наш договор или нет.
Когти демона-ворона прочертили по полу рядом с ним несколько длинных царапин.
Миеликки тем временем, наконец, схватила демона-лоскут и потянула вниз, но не рассчитала. Из очага под яростное шипение взвился столб дыма пополам с паром, когда демон свалился в угли. Вторя ему, на месте тануки, извиваясь и подпирая спинным костяным гребнем крышу хижины, развернулся дракон, сердито растопыривший усы и гриву. Еще немного, и все вместе они разнесли бы хижину в клочки. Миеликки, пытающаяся то ли разбросать угли, то ли вытащить из них струйку дыма, добавляла неразберихи. Юнец за неимением соли стремился накидать дракону на хвост васаби.
- Хватит, - прикрикнул на них Тошимару.
Дракон издал жалобный свист и на всякий случай превратился опять в чугунок. То ли удивился странным методам борьбы, то ли решил, что его хотят съесть.
- Поставьте его в угол и не переворачивайте, пока не будет готова еда, - распорядился колдун.

(трио, ага)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Йонако легко отступила назад, не отводя глаз от лица наместника. Полчища паучков замерли на своих местах, перестав укутывать комнату, и уже через мгновение направились к Инабе. Изо всех углов они поднялись, как войско, и с едва слышным шорохом и треском двинулись к цели. Мерное движение лапок, перетекание маленьких тел - страшная волна накрыла мужчину, погребла под собой, а Йонако все продолжала смотреть на Токисаду, словно никого кроме него не существовало на всех островах.
Уже не просто тонкие невесомые нити, а жгуты, свитые из белой шелковистой ткани, как веревки, опутывали людей. Опираясь, на плечо своего защитника, наместник все-таки встал: затрудненно, не сразу, но все-таки устоял на ногах. Второй шаг дался ему уже легче. Паутина рвалась с басовитым стоном, будто разом играли сотни музыкантов. Шуршащий громадный ком ворочался рядом, словно внутри шла отчаянная борьба. Оттуда доносились нечленораздельное мычание и воинственный рык.
- Кто ты? – спросил Токисада. – Ты пришла лишь за мной? Или мы нужны тебе оба?
- Меня зовут Йонако, - проговорила женщина, - Я пришла за обоими. Но если ты хочешь предложить свою жизнь за жизнь своего человека - я приму твою жертву.
- А если наоборот? – звонко расхохотался дайкан; глаза его блестели, будто у пьяного.
Затем Токисада на миг стал серьезным.
- Это будет забавно... – задумчиво произнес он. – Пожертвовать собой ради кого-то другого. Да, пожалуй, мне хочется узнать, каково это. Отпусти этого человека.

(втроем мы тут: я+Далара+Фенек)

[Далара >>>]

Йонако опустила ресницы:
- Ты выбрал.
Пауки схлынули с тела Инабы, но лишь затем, чтобы немедленно нырнуть под него, поднимая на сотнях своих округлых тел. Белесый брыкающийся сверток перекатился по комнате к выходу, тела раздавленных насекомых устилали затянутый паутиной пол. Выглядело комично, но никто не смеялся. Растрепанный, в полураскрытой одежде, самурай не прекращал попыток отбиться от невидимого врага и встать. На выходе в коридор ему, наконец, позволили, и он в сердцах пнул босой ногой мохнатую неоднородную массу. Усердные членистоногие захлопнули перед ним бумажную перегородку.
Прекращать войну Инаба не собирался. Как и приходить на нее безоружным. Он успел прикинуть, где в доме могут найтись необходимые предметы. И на третьем шаге столкнулся лицом к лицу с телохранителем наместника – тот успел поверх исподнего накинуть цветастую безрукавку-катагину и вооружиться, отчего вид имел нелепый, взволнованный и решительный. Было слышно, как позади него с топотом бегут по коридору дети-телохранители.
- Есть амулеты, обереги, о-фуда? – нетерпеливо потребовал Эцуо. – Ее воле подчиняются пауки.
В закрытые на ночь ставни, как в барабаны, ударили первые капли дождя. Миги обеспокоено помотал головой. Инабе с трудом удалось придержать рвущегося в бой старшего телохранителя. За о-фуда (а если повезет, то и за онмиёджи) вызвался сбегать кто-то из младших. Миги отобрал у него нагинату, свой меч протянул Эцуо.
- Пригодится.

(ага, трио)

[SonGoku >>>]

Йонако опустилась на колени подле наместника, протянула бледную руку и провела пальцами по красивому по-девичьи лицу.
- Ваш мужчина не оценит вашей жертвы, - проговорила она.
- Возможно, - согласился дайкан и сдул прицепившуюся к волосам паутинку. – Но без жертв игры не интересны.
Он поймал ее руку, удержал ладонь в своей.
- Он вернется.
- Вооруженный и опасный, - выдохнула Ночная Песня, приблизив губы к губам наместника. - Именно такой, как я люблю.
Их дыхание перемешалось.
- Я опаснее, - шепнул Токисада.
- Докажи, - шепнула Йонако.
Сила пролилась на мужчину через прикосновение ее пальцев, через касание губ, запах ее кожи, прерывистый звук дыхания. С каждым поцелуем плененные золотые звезды мерцали в ее глазах все ярче. Одежды сползали на пол, легкие, как паутина, и остывали, лишенные живого тепла. Какое-то время комнату наполняло стесненное дыхание двоих... существ. Затем:
- Скажи мне, - сипло выдохнул Токисада, разглядывая в расширенных глазах женщины собственное отражение. - Что гонит тебя на охоту? Голод? Страсть, похоть? Страх, а? Что заставляет тебя убивать?
От нее исходил аромат смерти, древней и неожиданной, но пахло не тленом, а недавно убитой добычей. После поцелуя на губах остался привкус яда.
Острие заколки скользило по снежно-белой, как будто никогда не видевшей солнца коже, повторяя паутину татуировки и заставляя ночную гостью жмуриться от сладкой дрожи и предвкушения.

(оно же, но третий в коридоре)

[Bishop >>>]

(вместо Фенек Зерда, она - играет с телефона, еще в сцене - SonGoku)

- Голод, - рассмеялась Йонако, и ее смех прокатился по комнате, путаясь в белесых, липких нитях, замирая в углах комнаты. - О, сколько граней в этом слове... Ты так легко говоришь это - "голод", но что ты знаешь о нем?
Женщина выгнула сильную спину, отвернув к тускло мерцающей силой паутинной занавеси лицо, обнажив шею так, чтобы отблеск призрачного мерцания ласкающе и дразняще скользнул по коже.
- Это - голод. Это - страсть. Это - охота. Это - смерть. Это - жизнь. Это - кровь. Это - терпкий чужой ужас. Это - сладость чужой плоти и предсмертного обожания...
Она провела ногтями по груди наместника, почти чуточку сильно для ласки.
- Ты любишь охотиться, - Токисада наклонился к самому уху женщины. - Скажу тебе по секрету, я тоже.
Оранжевое пламя светильника играло шутки с росписью на ширмах. Казалось, будто языки пламени, охватившие усыпанные цветами вишни, шевелятся, пожирая бело-розовые лепестки. Заточенное, будто тонкие кинжалы, двойное жало заколки несильно царапнуло Йонако в ложбинку между ключицами. Наместник прижался лицом к груди женщины, кончик его языка скользнул вверх, слизнул каплю крови.
- Ты не боишься, - прошептала Йонако. - Почему?
Она могла откусить ему голову, вырвать сердце, не слишком напрягая мышц, могла отравить его так, что он сгниет изнутри, оставаясь мучительно живым все это время... и все же он не боялся. Это было не так сладко, как ужас и не так весело, как безумие - у этой спокойной и несуетливой отваги смертного был привкус горечи, но оттого было только интереснее.

[SonGoku >>>]

Он напоминал... нет, не клинок. Он был тоньше, изящнее, хотя равно смертоносен. Можно убить мечом, но можно убить и шпилькой для волос. Вот на эту заколку кадзаши-когай*, длинную, заточенную, узкую, и был похож юный наместник.
- Потому что не цепляюсь за равновесие, - его дыхание обдавало теплом ее кожу. – Не я выдумал жизнь, которой живу, мне не страшно ее потерять.
- В этом высшее равновесие, смертный, - шепот Йонако был едва слышен, потому интонации женского голоса было не распознать. - Но страх владеет каждым, и это твой самый полезный враг и самый верный союзник...
Йонако сместилась чуть ближе и губы ее коснулись нежной и тонкой кожи наместника за ухом. Женщина говорила что-то еще, но слов было уже не разобрать, то ли она бредила, сгорая от страсти, то ли напевала. Ее толкнули, не грубо, но и без деликатности, но и не дали упасть, удержали на грани потери баланса.
Шелковые одежды не липли к разгоряченным телам, а связывали их в единое целое.
- Мы с тобой слишком похожи, - гортанно рассмеялся наместник. – Мы охотники, мы убийцы, и мы оба забираем жизнь не потому что нам это выгодно.
- И слишком опасны, чтобы доверять нам, и слишком притягательны, чтобы оставить нас, - Йонако говорила торопливо, но в говоре ее угадывался ритм. - И слишком мертвы, чтобы жить, и слишком пусты, чтобы хоть на миг перестать пытаться наполнить эту пустоту...
- Вот поэтому во мне нет страха, - Токисада опустился рядом с ней на циновку; больше между ними не было никаких преград, только плоть к плоти и кровь к крови. – Еще не пришел тот, кто наполнит нас.

_____________________
*kanzashi kogai- 簪こがい – заколка для волос в виде «когаи», заостренной шпильки с родовым гербом, которую оставляли на теле убитого врага в качестве своего рода «визитной карточки». На самом деле когай достаточно ценная вещь, чтобы ею так разбрасываться.


(мы с Фенеком)

[Далара >>>]

В горной хижине

Хошибэ, тем временем, медленно приобретал всё большее сходство с чайником, позабытым нерадивым мастером на раскалённых углях. Его ромбовидные зрачки расширялись всё больше, пока не затопили почти все глаза тэнгу, обратив их в смоляные озера, подёрнутые багряной пеленой по краю. Дыхание становилось всё чаще, а потом сосуд его терпения, и без того изрядно выщербленный, звонко лопнул, и Хошибэ бросился вперёд. С гортанным кличем, он ударил старого колдуна когтями снизу-вверх, стремясь распороть утробу и пронзить сердце. Тщедушное тело распалось на клочки. В дыму догорала бумага.
- Ох-хо-хо, самонадеянность юности... – протянул старик, который, оказывается, сидел себе спокойно в углу и смотрел на Хошибэ с понимающей усмешкой; так говорят обычно те, кому не суждено уже испытать подобные страсти.
- Ты подумал, Тошимару шутит с тобой. Отказывается от договора, водит за нос. Наивный мальчик...
Его смех больше походил на воронье хриплое карканье. Согбенный колдун прошел по комнате, словно принюхиваясь, не залежалось ли что гнилое в углах. Устремил взгляд на Хошибэ – два тлеющих во тьме уголька. За спиной его угадывались очертания могучих крыльев. А среди морщин на лице угадывались черты молодого человека.
- Что увидел ты на горе, откуда забрал моего нерадивого ученика?
Хошибэ вжимался лопатками в стену и еле сдерживался от того, чтобы чисто по-птичьи сердито зашипеть. Его перья стояли дыбом, а глаза сверкали подобно драгоценным камням.
- Гора... пробудилась, - выдавил он в ответ. - Это сделал человек, который теперь носит Коси-Траву.
Призрачные крылья недовольно дернулись, и в ответ на поднятый ими порыв ветра вспыхнули злыми алыми огоньками угли.
- Значит, ему, наконец, удалось.

(мы с Оррофином)

Сообщение отредактировал Далара - 27-04-2010, 13:13

[SonGoku >>>]

(помощь в выкладке чужих постов)

Тошимару сделался задумчив, его облик постепенно возвращался к привычному полуседому сухощавому старику в землистых одеждах. Крючковатые тонкие пальцы перебирали шелковые кисточки на кожаном мешочке, что висел на шнуре вокруг шеи. Ноздри длинного острого носа хищно раздувались, будто втягивали едва уловимый аромат.
- Хошибэ! – громко окликнул вдруг колдун, прищурился, склонив голову набок. – Ты боишься этого человека?
- Нет! - разом крикнули самурай и демон-ворон внутри Хошибэ, причём кличи их вырвались куда быстрее, чем сам он принял решение ответить. - Но я почитаю Коси-Траву.
- Хорошо, - кивнул старик, как будто своим мыслям. – Это хорошо.
Девчонка и мальчишка сидели у очага, прижавшись друг к другу. Порой кто-нибудь из них оглядывался и поспешно отворачивался. И тут же с новой силой разгоралось бурное обсуждение шепотом.
- Ама-но муракумо-но цуруги* многократно увеличивает силу и ловкость того, кто владеет им, - нараспев, словно древнюю легенду, произнес Тошимару. – Даже силу человека. И особенно силу тэнгу. Добыв его, ты сможешь достичь нового уровня очень быстро.
Хошибэ достался хитрый взгляд из-под густых бровей.
- Как раз то, чего ты так жаждешь, разве нет?

________________
* Ama-no murakumo-no tsurugi – «меч, собирающий облака», одно из названий меча, который Сусаноо-но микото извлек из хвоста побежденного им восьмиглавого дракона.

[Далара >>>]

- Меч даст силу? - Хошибэ сверлил колдуна взглядом немигающих глаз. - Но я стану зависеть от него. Это будет не моя сила, а его, просто в моих руках. Нет, Тошимару-сан, это будет такая же обманка, как если бы ты лишь придал мне вид и способности ямабуси.
- Какой быстрый ученик, - с довольством и досадой, сплетенными, как два кольца в кольчуге, протянул колдун. – Ты прав, даже если сумеешь добыть его, меч Неистового юнца подчинит тебя себе.
Мимолетная улыбка говорила то, чего недосказали слова: молодой тэнгу слишком слаб и неопытен.
- Некуда спешить, - продолжал старик, который казался теперь немощным и безобидным деревенским старцем. – Садаро, принеси приборы для чайной церемонии. Почтим память великого Сэн-но Рикью*. Пусть каждый из нас проживет дольше тех лет, когда оборвалась его жизнь, и пусть наши судьбы не будут зависеть от чужих прихотей. Хошибэ! – сухопарый хозяин хижины обернулся к молодому тэнгу. – Ты сумеешь искусно подать чай?
- Нет, Тошимару-сан, - неохотно проскрипел тот. - Я никогда не был мастером церемонии.
Колдун склонил голову точь-в-точь как насмешливый ворон. Даже глаза – темные, круглые, немигающие – напоминали о птице.
- Тогда наблюдай.

--------------------------
* Sen-no Rikyu (千利休) – мастер чайной церемонии, основатель современных школ чайной церемонии. Он создал полный регламент чайной церемонии, эталонную чайную комнату, а также стиль ваби, подразумевающий эстетическую простоту, естественность, ассиметричность и незавершенность. В возрасте семидесяти лет совершил сеппуку по приказу Тойотоми Хидейоши, отданному по неясным причинам.

(мы с Оррофином)

Сообщение отредактировал Далара - 5-07-2010, 15:36

[SonGoku >>>]

Уцуномия, провинция Шимоцуке,
дом господина Мацуоки
ночь с 15-го на 16-й день минадзуки 2-го года Генна

Повезло, запыхавшийся младший вернулся в сопровождении онмиёджи. Но пока его не было, Миги приходилось силой удерживать рвущегося в бой Инабу. Священник отдал каждому по второпях написанной о-фуда, осенил знаком дверь и едва успел отступить в сторону. Одолженный меч легко разрубил бумагу и тонкие планки. В образовавшуюся дыру волной хлынули люди.
Йонако подняла на людей затуманенный взгляд и, отыскав среди прочих мужчину, которому сегодня была дарована жизнь, доверчиво приникла к наместнику, словно смущаясь наготы и ища защиты.
- Он не оценил Дара, - шепнула она.
Ее обняли – как будто пообещали, что с ней ничего плохого не произойдет. Токисада смотрел, как маленький отряд спасителей кромсает липкие белые нити.
- Или наоборот, - сказал он, не отрываясь от женщины. – Но в одном ты права. Он слишком рано решил вернуть мой подарок.

Эцуо не хватало места. Один замах – широкий и красивый, как он привык, - и меч грозил застрять в стене или потолке. Под ногами сновали крошечные членистоногие. Противные нити клеились к лезвию, лишая его остроты.
- Демон, уходи сейчас, или я тебя убью.
Позади него клочками цветной бумаги сгрудились телохранители Токисады, а в выломанном проеме маячил зажмурившийся священник – смотреть он не смотрел, но заученно тарабанил мантры.
- Слова, слова, слова, - Йонако потерлась щекой о плечо наместника. - Он всерьез? Так смел или глуп?
- Одинаково. Так влюблен. Он расправится с тобой раньше, чем я успею этого захотеть.
В коридоре скрипнула натянутая тетива.

[Далара >>>]

Йонако рассмеялась, приложила ладонь к щеке, и вдруг ее пальцы без сопротивления проникли в плоть. Женщина словно опрокидывалась в себя, рассыпаясь сотнями пауков и продолжая смеяться. Широкая волна черных с золотым блеском волос ожила и прыснула во все стороны, тело Йонако упало на наместника и по светлой коже мужчины расползлись насекомые, разнося во все углы негромкий женский смех.
- Ты вернешься, - Токисада смахнул со щеки шаловливого паучка. - Ты не стерпишь, чтобы добычу увели у тебя из-под носа, правда?
Перебирая крохотными, полупрозрачными лапками малыш снова вскарабкался к нему на плечо.
Обстановка в комнате напоминала последствия урагана. Перевернутый столик для письма, раскатившиеся кисти, пропоротые кое-где татами. У входа толпилась цветастая свита и среди них – как простая полевая птичка среди павлинов – заробевший онмиёджи.
Инаба опустил меч. Лицо его приобрело сонный вид, только в глазах все еще пылал огонь.
- Господин наместник слишком легко подпускает к себе опасность, - недовольно сказал Эцуо и потрогал рану на руке; из-под повязки опять начала сочиться кровь.
- Тому, кто сейчас процветает, суждено пасть. Гордые живут лишь мгновение, как вечерний сон в разгар весны, - Токисада сдул нить паутины, лицо его осунулось, как после бессонных ночей. - И могучие, в конце концов, погибают...
Дайкан помолчал, уголки его рта вновь дрогнули в стремительной улыбке; он сжал ладонь, сминая в кулаке ткань чужого рукава.
- Они лишь пыль, которую уносит ветер...

[Fennec Zerda >>>]

Ночь была тихой, но это затишье никого не могло обмануть. Примолкли цикады и чернеющие вглубь кроны больше не оживляли птичьи трели, даже ветер утих - все замерло в предчувствии грозы. Йонако открыла глаза и в них отразилась огромная красная луна, висевшая, казалось, совсем близко. Шаги женщины были легки. Йонако остановилась на берегу озера, черная гладь отразила ночное светило без искажений, как вороненый металл. Сверкнула молния, высветив серебром листву. Йонако подняла руки, и поднявшийся ветер покорно лег в ее маленькие ладони, охватил запястья, скользнул вдоль тела, как взгляд страстного любовника. Йонако вдохнула его и запела. Первый слог песни совпал с первым ударом грома.
Ее имя значило "поющая в ночи", но Йонако пела не в каждую ночь. Для этого колдовства требовались особые ночи. Ветер бил и рвал траву, гнул ветви деревьев, словно мотал их на руку, был жесток, но он же был нежен, касаясь щеки женщины, трогая в почтении ее волосы. Озерная гладь дробила кровавый свет Луны на сотни бликов, словно осколков. Волна, поднявшаяся из глуби, накатывала на берег и гасла, запутавшись в траве. Волшебство было разлито вокруг в самом воздухе, Йонако брала его, словно зачерпывала, пила его, дышала им, и все в ней ликовало от этого чувства. Она была вольна, как ветер и столь же жестока и нежна, как он, она ощущала обнаженной кожей каждый всплеск света от недалекой молнии и ловила удары грома, как ловят грудью прибой, как ловят удар меча, как ловят поцелуй и пощечину. Все это было в песне, которая вторила стихии, изливалась в сильном голосе женщины и замирала где-то выше. В эту ночь боги и духи слышали песню Йонако и внимали ей.

[SonGoku >>>]

Наверное, правы были те, кто предсказывал, что вместе с новым наместником в городе (а может и во всей провинции сразу) перестанет быть сонно и спокойно, как было в последние годы, когда даже большая война прокатилась к северу и югу от Уцуномии, не затронув город и окрестные поселения. Все хорошее когда-нибудь тоже кончается, как закончилась эта ночь, а с ней и покой. К воротам дома, где гостеприимный господин Мацуока уже был не рад щедрости своей души, городская стража притащила на циновке мертвое тело. Их долго не хотели пускать, но стражникам удалось доказать, что о происшествии обязательно нужно доложить не иначе как самому Токисаде, да и достойных похоронах тоже следует позаботиться людям наместника. Мертвеца внесли во двор.
Вышедший на шум Миги приподнял вторую циновку, которой тело накрыли для того, чтобы не привлекало ненужных взглядов, нахмурился, разглядывая мертвеца. Затем он оглянулся.
С галереи второго этажа, кутаясь от ранней утренней прохлады в юкату, за суматохой во дворе наблюдал Теншо Токисада. По отрешенному со сна лицу трудно было понять, о чем думает юный наместник. Когда он стремительно развернулся, так что черным вихрем взметнулись длинные распущенные волосы, все перевели дух, но потом оказалась, что наместник и не собирался уходить к себе в комнаты. Он спустился во двор, и тогда уже всем стало ясно, что достаточно одного слова, чтобы расстаться с головой.
Токисада опустился на колени возле мертвого тела, молитвенно сложив ладони, но по подрагивающим сведенным бровям, раздутым, как у породистого жеребца, крыльям тонкого носа можно было точно сказать, что спокойствия на душе у наместника нет. Потом дайкан встал.
- Похороните его, - приказал он. - Миги, мне нужны еще люди. Пусть объявят.

[Барон Суббота >>>]

И Хошибэ наблюдал, с явным трудом смирив нетерпение. Движения Тошимару завораживали. Не ловкостью и отточенностью, даже, а чем-то, что стояло за ними. Неуловимое и не имеющее формы, оно танцевало между пальцев старика, прогибалось вместе со струёй дымящегося кипятка, льющегося в чашки, и отдавалось в тихом шипении, когда напиток заполнял сосуды, зеленый порошок безо всякого колдовства превращался в пенящуюся зеленую жижу.
Ваби-саби.
Умагоро сам не заметил, как полностью ушёл в созерцание, чего с ним не случалось со времён человеческой жизни, да и тогда не было слишком частым явлением.
Тем временем мальчишка, которого он принес, вдруг закашлялся и открыл глаза. Неуверенно поднял руку, потер двумя пальцами лоб над переносицей – словно хотел вспомнить что-то неуловимое, ускользающее, но очень нужное. Сейчас лицо его было старше, лицо мужчины, которым беглый чиго когда-нибудь станет. Возможно. Или мужчины, которым он был когда-то.
Мальчишка огляделся по сторонам уверенным взглядом
- А, - сказал он без удивления. – Наманари.
- Так это был ты? – напротив, изумилась белобрысая девчонка, которая время от времени подходила к нему, смачивала тряпицу и вновь клала ему на лоб. – Хорошо, что живой, я боялась, тебя, такого тощего и хилого, съедят в лесу.
Старик-колдун закончил взбивать бамбуковым веничком молочно-изумрудную жидкость. Строго взглянул на Хошибэ и молча подвинул к нему плоскую невысокую чашку.
- Прочитай это письмо, - велел он, положив руки на колени.

[SonGoku >>>]

Дорога в столицу

Старые ворота перегораживали дорогу, как и много лет назад, но когда-то широкий оживленный тракт, по которому в столицу стекался народ, превратился в тропинку, где из всех обитателей самыми громкоголосыми были цикады. И, спрятавшись в канаве под лопухом лениво квакала одуревшая от жары лягушка. Обочины густо заросли травой, она сумела пробиться даже в трещины на утоптанной до каменной твердости земле. Никто не счищал мох с наполовину обрушившихся ступеней, и они почти скрылись под его толстым одеялом, на сухих досках белел вороний помет.
Нет, люди, которые в тени прохудившейся крыши дожидались, когда влажный обжигающий день сменится такими же жаркими сумерками, не были грабителями и разбойниками в полном смысле. Скорее всего, эти тощие, прожаренные солнцем оборванцы не так давно обрабатывали поля и сушили бобы-адзуки на зиму. Но они хотели есть, а значит, были готовы на любое безумство.
Все говорило за насилие. Они сравнивали добротную одежду из плотного шелка на путешественнике со своим выцветшим дырявым тряпьем, они разглядывали выкованные из металла чужеземные украшения на его пальцах, и в их головах рождалась мысль об убийстве.
И от него пахло богатой добычей.
Не то чтобы странный путник производил впечатление беззащитной жертвы, но он был один, а их семеро, и безоружен, если не считать ножа-танто за поясом. Старинной работы узорчатые ножны тоже притягивали жадные взгляды.
- Они стоят дороже, чем вы думаете, - заверил оборванцев прохожий.
Они больше мешали друг другу, толкались, размахивали дубинами и, несмотря на внутреннюю решимость, никто из них не хотел стать первым.
- О... - кончиками пальцев необычный пришелец почти дотронулся до полоски черной ткани, закрывавшей ему левый глаз. - Вас смущает вот это? Напрасно.
Длинные волосы его напоминали гриву, спутанную ветром.

(пока в одиночестве, но недолго)

[Fennec Zerda >>>]

- Не, нас не смущает - заверил путешественника один из крестьян, тощий не только из-за голода, но и из-за молодости; так бывают худощавы псы-подростки вышедшие из слюнявого лопоухого щенячества, но еще не вошедшие в возраст спокойной уверенной силы.
- За проход, господин, платить надо - перебил мальца мужчина значительно старше.
Интонация была вежливая, но в высохшей темной руке покоился цеп, и ясно было, что платить действительно придется. Так или иначе.
- И напрасно, - повторил необычный прохожий.
Между указательным и средним пальцем он зажал, точно дротик, сорванный не так давно узкий лист абэмаки*, и сейчас задумчиво постукивал им по губам, словно никак не мог придумать, решить ли дело миром или преподать урок. Может быть, эти люди и не были воинами, но со своим импровизированным, но от того не сделавшимся менее опасным оружием, обращались неплохо.
- Но и стражников вы мне очень-то напоминаете.
- Близятся последние времена, - сообщил старик, и все семеро один за другим, смыкая плотнее круг, начали приближаться к путнику. - Люди сами на себя не похожи.
- Твоя правда, оджи-сама.
Неожиданный порыв ветра смел прошлогоднюю хвою с покосившихся, иссохших балок и закрутил пыльный смерч вокруг щиколоток "добычи". Ничего необычного - на первый взгляд, - только разыгравшаяся стихия и не думала униматься. Излишне любознательная ворона, каркая от негодования, черным встопорщенным комком укатилась с ветки в ближайшие кусты.
- Недолюбливаю их, - непонятно кому признался одноглазый.

------------------------
*abemaki -アベマキ – китайский пробковый дуб с длинными, похожими на ланцет листьями.

(SonGoku)

[SonGoku >>>]

- А мы не любим, когда нас не слушают - юный задира выпятил нижнюю губу и приподнял руку с серпом так, чтобы выглядеть опасно и угрожающе
Кто-то из крестьян усмехнулся, и все сделали еще шаг вперед. На месте остался только старик. Он смотрел на ветер у стоп путника и не спешил приближаться.
- Боишься? - раздался откуда-то сверху насмешливый голос. - Я бы тоже не рискнул соваться.
Воздух вокруг одноглазого все сгущался, как будто местные мелкие ками взялись готовить сироп для цубаки-мочи*, назначив в котлы эту низинку. Разбойники вязли в его крахмальных завихрениях, ветер, перемешивая белесое варево, щедро швырял им в глаза мелкий сор и песок; расхрабрившийся (или самый неосмотрительный) бандит-любитель заработал удар в грудь невидимым кулаком. Теперь в колючих зарослях, обступивших с двух обочин ворота, хрустели, ломая ветки, и сыпали проклятиями уже двое. Ворона - определенно исконная столичная фифа - брала верх над недавним крестьянином по части ругательств.
- Колдун - выдохнул старик.
Больше он ничего не сказал, берег дыхание на бегу.
Тот из разбойников, который зашел на одноглазого со спины, взмахнул мотыгой, метя жертве в затылок.
- Как ты считаешь, - из-под крыши старых ворот вылез, отряхиваясь, молодой мужчина. - Этот дурачок все еще рассчитывает завалить увечного дракона ради наживы или уже ради выживания? Что в нем сильнее?
---------------
*tsubaki-mochi - 椿餅 – небольшие рисовые колобки с начинкой из сладкой бобовой пасты, завернутые в лист камелии (откуда и название, tsubaki – камелия); известны еще со «Сказания о Генджи».

(с Фенеком, ага)

[Fennec Zerda >>>]

Не дождавшись ответа незримого собеседника, он спрыгнул на землю, подняв клубы пыли и канув в них, как камень в болоте. Дерево услужливо стряхнуло целый ворох узких, похожих на наконечники стрел листьев, ветер их подхватил, точно перья. Юного забияку один лист чиркнул по скуле, оставив глубокий порез, еще с десяток кусачими осами вились над головами остальных. Вязкий тягучий воздух все ж таки не стена, мотыга продавила его, как лоскутное одеяло. Одноглазый колдун развернулся, принимая удар на скрещенные перед лицом руки.
В оседающем сером облаке проявился темный мужской силуэт; могло показаться, что человек сражается с кем-то, все еще скрытом за пылевой завесой. Он замер в боевой стойке, затем поднял руки и вдруг с силой топнул правой ногой, и в то же мгновение крестьянин с мотыгой упал на спину. Оружие вонзилось в землю в паре шагов от него.
Новый участник стычки взмахнул левой рукой, словно крылом, и рой листьев над крестьянами вспыхнул и мгновенно растаял, опав пеплом. Правая рука опустилась ладонью вниз, будто незнакомец прижимал нечто упругое, и вся поднятая вихрем и его собственным падением пыль улеглась, притянутая к земле.
Теперь он стал виден хорошо: невысокий и худой, он не внушал опасения, но худоба его не была порождением измождения, как у разбойников. Тело его было сухим и жилистым и при этом казалось крепким, словно свитым из металлических тросов. На обоих плечах у него сидело по цикаде, а сам человек улыбался, и становилось понятно, что его лицу привычно только это выражение.
- О Познавший Волю, пощади отчаявшихся. Они поняли свою ошибку, - проговорил он, отвесив поклон одноглазому.
- О Отчаявшиеся, уносите-ка ноги, пока я их вам из задницы не выдернул, - поклонился он и крестьянам.


[мы всех геройски победили волшебным гопаком!]

[SonGoku >>>]

Те не заставили себя упрашивать, поле маленькой битвы осталось за двумя необычными путниками. Первый все еще зажимал в пальцах дротик-лист; из-под густых черных волос скатилась, прочертив влажную извилистую дорожку, струйка пота.
- Меч вечно юного бога выкован заново, - низкий голос одноглазого колдуна звучал ровно, как будто сообщалось нечто обыденное и не стоящее внимания. - Старик прав - наступают последние времена.
Он был по-мужски крепкокостный и широкоплечий, почти так же, как те разбойники, которые необдуманно покусились на его кошелек. Но держался и двигался, точно воин. Сложно было определить его возраст - слишком гладкая кожа, чересчур взрослый взгляд.
Со смешливым хозяином двух цикад он составил бы крайне необычную пару.
- Я слышал об этом, - незнакомец склонил голову набок, словно прислушался к цикаде. - Все сущее говорит, передавая весть все дальше, что мир обрел реликвию. Ты идешь взглянуть на меч?
- Да. А ты?
Ветер сделал у его ног круг, точно верный пес, и улегся вместе с мусором и травой.
- Я путешествовал, - ответил колдун с цикадами. - Но раз уж такие дела происходят в мире, почему бы не направить свой путь к божественным чудесам?
Незнакомец улыбался, ничто, казалось, не могло его удивить и уж тем паче раздосадовать. Одноглазый разжал пальцы.
- Меня зовут Докуган, - сказал он, наблюдая, как ветер утаскивает на обочину зеленый лист абэмаки. - Раз уж какое-то время мы будем идти в одну сторону, почему бы нам не узнать имена.
- Меня называют Дземи-мон, - колдун с цикадами поклонился. - Рад знакомству!

(все еще на пару!)

[Fennec Zerda >>>]

Дорога из Уцуномии в Никко

Путешествие на запад провинции оказалось долгим и скучным, изменялся только вид за покачивающейся занавеской повозки; вот поля с неизменно согнутыми крестьянскими спинами, а вот уже поднимается к небу склон заросшей пиниями горы, вот бамбуковая рощица, а вот снова весело блестят под солнцем зеркало рисовых полей. Как будто процессия движется по широкому кругу.
От мерного покачивания повозки тянет в сон. Вот проехали очередную деревню; жители, в основном дети, старики и те, кто сумел ради такого случая бросить работу, сбежались поглазеть на богатую процессию. Там было на что - возглавляли парад два всадника со столь похожими, почти одинаковыми лицами, что не остается никаких сомнений в их родстве; следом шли слуги, один держал поводья огромного вола, впряженного в украшенную лентами, точно свадебный паланкин, повозку. Стайка юных телохранителей была подобна охапке цветов; в начале путешествия не смолкал их веселый смех, теперь они ждут не дождутся, когда впереди покажутся стены замка.

Паучок спускался вниз по ниточке с потолка так медленно, неторопливо, словно разморенный летней жарой. Достигнув уровня взгляда, мелкий, черный с золотом насекомыш принялся забавно раскачиваться из стороны в сторону, не то веселясь, не то привлекая внимание. Наместник какое-то время наблюдал за его забавами, затем протянул малышу палец.
- Тоже любишь путешествовать без забот?
Насекомыш резво забрался на палец и забегал, щекоча мохнатыми лапками тонкую кожу. Маленький посол передавал наместнику предложение. Та, что его послала, сидела в тени дерева, сомкнув веки. О, разумеется, это опасно. Разумеется, это вызовет чье-либо неодобрение... Но отчего бы нам не путешествовать вместе? О, это весело! Паучок переполз на ладонь молодого наместника и замер, улегшись мохнатым черным брюшком. Разве что не замурлыкал.

(SonGoku)

[Далара >>>]

- О да, - согласился Тэншо Токисада. – Это будет на редкость забавно.
Он постучал веером в прочную стенку повозки, подзывая телохранителя.
- Мы встретим женщину, присмотри за Инабой.
Мальчишка хихикнул в ладонь.

Женщина стояла на обочине дороги, укрытая длинной тончайшей вуалью от широкополой соломенной шляпы почти до самой земли. Вуаль, белая и очень легкая, поблескивала на солнце, под нею виднелись густые черные волосы и складки одежд. Женщина склонила голову так, что тень от шляпы закрыла ее лицо, и сделала шаг к процессии.
Первыми ей перегородили дорогу Миги и О-Кисаки, затем ощетинилась мечами цветастая стайка телохранителей. Оттеснить пестрых птенцов в сторонку не составило труда – сыграли свою роль разница в масштабах и актерская ловкость. Инабу вряд ли можно было назвать массивным, разве что в будущем, но и сейчас он возвышался над «цветником», как Фуджи-сан над холмами. Отвел в сторону чью-то руку с обнаженным клинком. Проигнорировал взгляд Миги. И вынул длинный меч из ножен, которые носил за спиной. Острием приподнял край накидки путницы, выставляя его на всеобщее обозрение. На воздушной ткани серебрились и переливались радугой тончайшие нити, какие не способна изготовить ни одна пряха.
- Демон! – обвинил Инаба.
И без колебаний занес меч.

(теперь втроем)

[Fennec Zerda >>>]

Женщина улыбнулась, словно могла парировать удар клинка одной только улыбкой.
- Не торопись, - шепнула она.
Чем еще больше настроила его против себя. Меч со свистом рассек воздух – и не встретил плоти. Женщина рассыпалась сотнями пауков, больших и малых, черных с золотом, коричневатых и белесых. Горка их расползлась по траве, широкая их волна обогнула воина, чтобы подняться на дыбы в стороне от него, принимая очертания женского тела. Паутина опять стала вуалью.
- Торопишься, - проговорила женщина с оттенком грусти в голосе.
Она стояла за его спиной, такая же, какой исчезла, но больше не улыбалась.
Меч, остановленный на мгновение в нижней точке, продолжил дугу, на этот раз снизу вверх.
- Защищайте наместника! – крикнул Миги и, воспользовавшись ситуацией, нанес удар.
О-Кисаки замахнулась нагинатой, но пока не вступила в бой, остальные отхлынули к повозке. Несмотря на уговоры, Токисада приподнял бамбуковую занавеску и горящими от восторга глазами следил за небольшим придорожным сражением.
Вуаль порвалась еще до удара мечом, словно ее разметало неощутимым взрывом и разнесло вокруг. Паучки, уцепившиеся за тонкие полупрозрачные клочья паутины, разлетелись в разные стороны, часть их осыпалась в траву и разбежалась, часть начала прыжками перемещаться к стайке юных телохранителей. Где-то послышался женский смех, но уловить, откуда он раздается, было невозможно. Ниоткуда? Отовсюду сразу? Только в воображении?
Миги испуганно вскрикнул. О-Кисаки зашипела от злости, как одичавшая кошка.
- Демон! – повторила она, соглашаясь с Инабой.
Токисада захлопал в ладоши, как восхищенный ребенок на праздничном представлении.

(на троих)

[Далара >>>]

Пауки то скрывались в траве, то снова появлялись на виду.
- Защищайте наместника! - раздалось вдруг запоздавшее эхо и рассыпалось десятком шепотков. - Защищайте наместника... Защищайте...
- Демон! - задрожал в воздухе крик. - Демон! Демон!
С опущенными уголками губ и выгнутыми бровями Инаба напоминал немного похудевшего Фудо-Мьё-О. Драться мечами с ордой мелких многолапых противников – что рубить качаемые ветром травинки в поле. Вложив меч в ножны, он достал из-за пазухи тканый мешочек. И метнул в членистоногих три щедрых горсти соли.
- Защищайте наместника! - всхлипнуло эхо.
Паучки корчились под солью, словно листья в огне.
- Демон! - плакало в воздухе жаркое марево над умирающими пауками.
Несколько пауков покрупнее метнулись вдруг к наместнику, налетевший ветер впечатал еще нескольких, путешествующих на паутинках, к занавеске, за которой скрывался молодой мужчина.
Цветастые дети-телохранители безуспешно ловили проворных маленьких противников, кто-то смеялся, как будто все вокруг было игрой. О-Кисаки в раздражении перерубила тонкое деревцо, которое необдуманно вылезло из кустов у дороги, и чуть-чуть успокоилась.

(продолжаем на троих)

[SonGoku >>>]

Уцуномия, дом Омуры Такахару

Вечером дома поджидал сюрприз – только что объявившийся в наших краях и неожиданно заглянувший на ужин старый друг Тецухиса. Приятная встреча, я был так обрадован, что даже жена моя не преминула съязвить по этому поводу. Впрочем, она приготовила вкуснейшие блюда из чего-то, извлеченного из ее многочисленных ящичков. Особенно уважила своими фирменными гёдза. Если бы она всегда так готовила, по праздникам мне пришлось бы обедать в императорском дворце или у сёгуна.
Мы расположились с сакэ на дзабутонах и повели неторопливый разговор о том да о сем. Тецухиса отличный врачеватель, и я не преминул спросить у него несколько советов. Вместо платы он затребовал необычных историй. Пораскинув мозгами, я рассказал несколько удивительных случаев: о человеке, который закапывал в землю кости в надежде вырастить из них золотое дерево; о собаке, которая, по слухам, после смерти так же преданно охраняла дом своего хозяина, как и при жизни.
Мой друг слушал с живым интересом, но чем больше мы пили и говорили, тем задумчивее и мрачнее он становился. В конце концов, я не выдержал и спросил, что мучает его. Тогда он, махом допив половину чашечки сакэ, поделился со мной таким рассказом...

...Самое необычное в той истории - не то, как она завершилась, а как началась. Впоследствии опросили слуг, вообще каждого, кто тем вечером оказался во дворе, но никто не сумел с уверенностью рассказать, как же таинственная гостья попала в дом. Одни утверждали, будто бы она прибыла в черном лаковом паланкине, сопровождаемая большой свитой и воинами. Другие возражали, что девушка приехала одна верхом на низкорослой мохнатой лошадке, украшенной белыми и розовыми кистями. Третьи принимались спорить, доказывая, будто собственными глазами видели, как незнакомка пришла пешком, опираясь на дорожный посох. Отыскались даже такие, кто сказал, что она словно по волшебству очутилась в покоях господина Ишикавы...

[Далара >>>]

- Но хоть в чем-нибудь они сходились? - вмешался я, подливая обоим на правах хозяина.
- О да! - Тецухиса невесело рассмеялся. - Каждый, кто ее видел, мог поклясться, что одеяния прекрасной гостьи хозяина замка сияли белизной свежевыпавшего снега, а подол и рукава украшала россыпь цветов вишни.
- Какова она была на лицо?
- Она пряталась за вуалью... - мой друг смущенно кашлянул в кулак. - Так говорили... Я же видел ее только со спины.

...Всю ночь из комнаты старого Кадзумасы доносились смех и музыка; сын хозяина, нынешний глава рода Ишикава, понуждаемый ворчанием супруги, несколько раз подходил к покоям отца, но заглянул туда только раз. Слуги затаили дыхание, отошедший от дел ши-тэнно до сих пор мог устроить головомойку кому угодно. Но ответил на упреки другой голос, насмешливый и мелодичный:
- Вам мало того, что управляете замком и делами клана? Уходите и не мешайте инкьё вкушать последние радости жизни!

- И ведь не солгала, - завершил он свое повествование. - Утром мы нашли старого Кадзумасу совсем окоченевшим.
- Ты думаешь, то была Юки-онна, - высказал я мысль за него. - Умер ли еще кто-нибудь в доме или окрестностях?
- Нет, разве что... - мой друг почесал в затылке, что всегда для него было делом сложным, ибо он объемист. - Один из самураев чуть замерз, когда охранял дальнюю стену замка, но остался жив. Он сказал, что ему явилась прекрасная женщина в белых одеждах, и после ее поцелуя у него отнялись ноги. А гостью мы больше не видели. Отведенная ей комната оказалась пуста, окно было открыто, а повсюду лежал снег.

[SonGoku >>>]

- Почему вы решили, что это именно женщина? Ведь при определенном искусстве и мужчина может притвориться ею.
Мне вспомнился актер, до того проникшийся своей ролью, что не желал расставаться с ней даже в обыденной жизни. Он убил из ревности троих человек, прежде чем дознались до сути дела. Была ли в этой истории действительно Снежная дева или всего лишь кто-то, желающий посеять смуту в сердцах очевидцев, вот первый вопрос.
Доктор озадаченно потер ладонями толстые щеки, словно хотел так придать себе трезвость мысли.
- Ростом она могла поспорить с мужчинами, - признал он наконец-то. - Но не так уж она была высока. И как бы она убила старика-инкьё?! Он был холодный, совсем ледяной!
- Не тебе ли лучше знать? – перекинул я ему вопрос, словно мяч в кемаи*. – Если исключить колдовство, могло ли что-то убить так, чтобы казалось будто это холод?
Тецухисе потребовалась еще пара чарочек, чтобы вернуть взбудораженные мысли в нужное русло. Округлая проплешина застенчиво проглядывающая на макушке моего собутыльника, подверглась жестокому истязанию.
- Найдется пара-другая ядов... но гостья пила вместе с хозяином. Да и куда же она делась потом? Растаяла? - он залпом осушил еще чашечку. - Жаль, теперь не проверишь...
Взгляд его слегка затуманился.
- Вот что я скажу тебе, таких волос, как у той женщины, не может быть у мужчины. Они были похожи на застывший в мороз водопад.
Мне представились серебристые струи, скованные льдом прямо в воздухе. Красивое зрелище, но лучше наблюдать издалека.
- Раз не нашли лужи, значит, не растаяла. – Во мне уже тоже плескалось достаточно сакэ, чтобы найти юмор даже в такой неприглядной ситуации. – Юки-онна не приходит просто так. Что сделал Кадзумаса, чтобы она вдруг пришла к нему, да еще провела с ним время?
Решили припомнить все истории про Снежную деву, а заодно перечислили деяния (по крайней мере, самые известные и недавние) старого Ишикавы, но ничего не складывалось.

[Далара >>>]

Поднапрягшись, Тецухиса рассказал, что инкьё, когда еще не был не то, что инкьё, а даже и ши-тэнно, да и было ему по тем временам лет тринадцать, служил у ныне тоже покойного господина Токугавы, по тем временам заложника у Имагавы. Из последних новостей, тоже устаревших на добрых двадцать лет, внимания заслуживала лишь одна, о том, что старый Кадзумаса вдруг бросил своего господина и блага, связанные с занимаемой должностью, и переметнулся к бывшему соратнику Токугавы, а потом - заклятому врагу, Тоётоми Хидэёши.
- А господину Клещи пришлось перекраивать всю свою оборону! - возвышенно заявил толстячок-врач, выпив за здра... то есть за упокой сначала одного, потом другого, а потом и третьего участника тех событий. - Кадзумаса знал все его хитрости!
- Э-э, как же это наш сёгун, мир его душе, сумел договориться с Юки-онна? - крякнул я, потряхивая бутылочку; там осталось совсем на донышке. - Впрочем, про него многое говорят, ходили слухи, что он на короткой ноге с обакэ.
- Но заставить служить Снежную деву своим прихотям - невероятно даже для него! - запротестовал Тецухиса и для храбрости потянулся к глиняному кувшинчику; налив и себе, и собеседнику, врач достал большой цветастый платок и вытер им вспотевшую лысинку. - Она ведь своевольная, слушает только себя. Кого хочет - награждает, кого хочет - убивает...
Я чуть было не изрек сгоряча, что знаю одного, кому эти слова можно приписать без зазрения совести. И тут же, непрошенным, перед глазами моими явилось видение Юки-онна, как ее описал Тецухиса. Только вот незадача, как я ни старался, черты лица Снежной девы все складывались в уже до ломоты в зубах знакомые черты наместника нашего господина Токисады. Я потер глаза, прогоняя дикий образ.
- А может так быть, - ударился я в буйство фантазии, чему новый глоток сакэ весьма способствовал, - что он ей нашептал о Кадзумасе да такое, чтобы она сама захотела убить. Взяла и пришла, а увидев старика, решила дать ему немного позабавиться перед смертью. Кто ее знает, что у Снежной девы на уме. Уж точно не мы!
Только я почувствовал себя выступающим перед важным собранием, откуда ни возьмись, явилась жена и нашептала, чтобы я перестал изображать надутого петуха, а отправил доктора спать, и себя заодно.

[Далара >>>]

В горной хижине

Демон-ворон встопорщил перья на загривке и посмотрел на Тошимару вопросительно, впрочем, вслух так ничего и не сказал. Чёрная абсолютно не человеческая ладонь протянулась к чашке. Страшные когти, способные рассечь дерево одним неверным движением, медленно и очень осторожно сомкнулись на ней. Хошибэ ещё раз посмотрел на колдуна и придвинул чашку к себе. Когда-то давно, ещё в бытность свою человеком, Умагоро бывал на чайной церемонии и помнил, что надо делать. Но, боги Земли и Злаков, как же трудно было смирять порывистое, резкое тело, наполняя движения плавностью и осторожность. Он взял чашку в руки, немного помедлил, а потом повернул её «лицом» к Тошимару. Вернее, почти к нему - всё, как полагается. Только вот перья на его загривке так и не опустились, демонстрируя какой ценой дались тэнгу эти простые движения.
Старик расплылся в почти беззубой улыбке, темный провал рта показался бездонной пещерой в призрачном свете тающих в очаге давно обновленных дров.
- Ты не безнадежен, - проскрипел колдун, – птенец. На твоем пути очень много препятствий. И большинство из них в тебе самом. Возьми, пригодится.
Он вынул из-под кучи тряпья вакидзаси без ножен. Мгновение осматривал клинок, будто хотел убедиться, что на нем не осталось пятен крови, а затем протянул Хошибэ – двумя руками, лезвием к себе.

(вдвоем, я и ныне барон Суббота, в прошлом Оррофин)

Сообщение отредактировал Далара - 20-03-2011, 21:13

[Барон Суббота >>>]

Не узнать рукоять и рисунок хамона* было нельзя. Этот меч пропал. Застрявший между лопаток, был унесен демоном – получеловеком-полусобакой – с горы. Демоном, который забрал амулет Аматэрасу.
Хошибэ опустил чашку на стол - медленно и очень аккуратно, по этикету. Он поднялся на ноги, как рождается горное облако, плавно, гармонично. Страшные когти мягко обняли рукоять, и тэнгу с глубоким поклоном принял у колдуна меч. Тихо зашелестел клинок, входя в устье пустующих ножен.
- Ну что ж, - по-вороньи проскрипел старик и покосился хитрым круглым глазом на молодого тэнгу.
Он отвернулся, как будто вдруг потерял всякий интерес к Хошибэ. Начал взбивать чай во второй чашке. Как дожидаются закипания воды, так Тошимару дождался закипания Умагоро, и когда тот уже готов был разорвать его на части, сказал требовательно:
- Вода остыла. Подай мне чайник, ученик.
Хошибэ выдохнул с тем же шипением, что и перегретый котёл, на который вдруг выплеснули ключевой воды, потом поднялся, протянул руку и взял чайник, после чего с глубоким поклоном, медленно и осторожно протянул его Тошимару.
- Вот он, сенсей. Благодарю тебя.

------------
*хамон – линия закалки лезвия у японских мечей.

[Fennec Zerda >>>]

Дорога из Уцуномии в Никко

Токисада приоткрыл легкую занавеску.
- Входи, - негромко сказал он.
Женщина, сидящая напротив наместника выглядела усталой. Она рассеянно тронула шнур из паутины, который удерживал копну густых блестящих волос, погладила по спинке крупного паучка, прячущегося в прядях, словно драгоценность с заколки. Несколько паучков ползли по открытой шее женщины, составляя ожерелье.
- Твоя охрана так старается уберечь тебя, - произнесла Йонако. - Должно быть, это забавляет тебя...
Голос ее чуть взмыл вверх в конце фразы, едва обозначая вопрос.
- Немного, - Токисаде пришлось чуть-чуть потесниться, чтобы они уместились в повозке вдвоем. – Что не значит, будто я им не благодарен. Только тс-с!..
Он прижал палец к губам.
- Это мой секрет.
- Я никому не расскажу, - ответила Йонако так же тихо, и добавила в голос ровно столько обещания и таинственности, чтобы заставить собеседника чуть засомневаться в ее искренности.
Ретивые дети затопотали снаружи; наверное, окружили повозку и теперь думают, что им делать. Не они беспокоили Токисаду, а Инаба. Как бы не рассадил тонкие, украшенные позолотой и гербом доски.
- Если я задремлю, ты убьешь меня?
- Нет, - женщина как будто возмутилась, - мы ведь не достигли цели нашего... путешествия. Я могу позволить себе не торопиться в таких важных вопросах.

(SonGoku)

[Далара >>>]

Вечер того же дня

Снизу доносились музыка, смех и уже не очень стройное пение - там веселье было в самом разгаре. Здесь, в отведенной телохранителям комнате, было полутемно и пусто. За приоткрытой перегородкой в сад завели многоголосый концерт цикады. Сложенные в углу футоны еще не расстилали, может, спьяну вообще забудут и уснут вповалку прямо на полу. Единственный сейчас обитатель комнаты разворошил подернутые золой угли в жаровне. Все, что ему требовалось от праздника, было при нем – пузатый глиняный кувшин сакэ и глиняная же высокая чашка, которую он позаимствовал на кухне.
По мнению всех, кроме него самого, Инаба должен был сейчас быть внизу с остальными: находиться рядом с Токисадой, шпионить за ним же. Только цветастая стайка была рада, когда он категорически отказался – они чувствовали себя неуютно в присутствии долговязого чужака. Объяснять своему опасливому нанимателю, почему он не знает, кто что говорил и как вел себя в этот вечер, Эцуо не собирался.
Все эти сборища походили одно на другое как две капли воды. Каждый раз одно и то же. Смена участников не вносила разнообразия. Давно, когда меч в его руках был лишь театральным реквизитом, Инаба был вынужден присутствовать, теперь времена изменились.
Едва слышный мимолетный скрип половиц, и телохранитель отставил чашку.
Перегородка отодвинулась плавно, без стука, но в приоткрытую щель не протиснулся бы даже ребенок. Гость сидел в коридоре, смиренно сложив на коленях ладони, складки плотного шелка отливали грозовой синевой, и казалось, что ночной сквознячок ерошит перья вышитых журавлей. Из-за сложной, скрепленной тяжелыми бронзовыми шпильками прически почудилось, что пришла женщина; наваждение развеялось, стоило призраку заговорить.
- Обижаешься на меня за сегодняшнее? Но может быть, мне позволено будет войти?

[SonGoku >>>]

Инаба издал короткий звук, который при большом желании можно было принять за резкий выдох. Убрал руку с ножен и крошечной ложечкой положил в чашечку трубки табак, примял сверху. А он-то думал, что избавлен на этот вечер.
- Ты почетный гость этого дома, волен делать, что хочешь.
Перегородка отодвинулась дальше. Потом наместник неподвижно сидел, отодвинувшись подальше от жаровни, как мужское воплощение Юки-онна; между точеных бровей опять залегла складка, делая бледное почти детское лицо старше. Трудно было сказать, о чем он думал сейчас, Теншо Токисада обычно не делился ни с кем своими мыслями и соображениями; разве что по случайно (или намеренно?) оброненным фразам внимательный человек мог бы о чем-нибудь догадаться.
- Сколько еще мне ждать?.. - вполголоса пробормотал дайкан.
Инаба в который уже раз набил трубку. Он с тоской бросал порой взгляд на кувшин, но не притрагивался ни к нему, ни к чашке. В едва освещенной комнате, где отблеск тлеющих углей выхватывал лишь силуэты, пеленой висел табачный дым. Если открыть перегородку в коридор, его унесет ветром, но никто этого не сделал.
- Если б только у алых кленовых листьев на вершине горы Огура были сердца, именно сейчас они бились бы сильнее в ожидании визита властителя*. Впрочем, до осенних красок им далеко. Они не чета нарядам твоих «птенцов». – Эцуо неожиданно усмехнулся. – Скажи, у этих звонкоголосых детей есть сердца?
- Я надеюсь, что нет, - Токисада разглядывал собеседника, как смотрел вообще на весь мир вокруг, внимательно, но почти на грани безразличия, как будто отгораживался от чего-то.

____________
*Ogurayama mine no momijiba kokoro araba, ima hitotabi no miyuki mata namu – одно из стихотворений из «Огура Хьякунин Иссю». Автор: Фудживара Тадахира.

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-05-2011, 12:57

[Bishop >>>]

Сначала его выдали задрожавшие уголки губ, а потом, не сдержавшись, наместник прыснул в рукав. Отсмеявшись, он дотянулся до заветного кувшинчика и налил немного сакэ.
- Ты терял когда-нибудь то, что тебе было дорого? – дайкан протянул чашку Инабе.
Тот взял ее осторожно, словно подозревал тайком добавленный туда яд, хоть и наблюдал весь процесс.
- Отец доставил мне это удовольствие, - телохранителю почти удалось спрятать накопленные непонимание и застарелую боль под маской беспечности; он щедро отхлебнул пахнущий рисом сладковатый напиток. – А ты?
Токисада потянулся за сямисеном; кто-то из его свиты бросил здесь инструмент.
- Я пробовал убегать, - он тронул струны. – Даже пробовал плакать. Но больше не хочу тратить слез.
Длинная прядь волос черной змеей выскользнула из-под гребня, свесилась на ему лицо.

Тем вечером Инаба возвращался поздно, да и не торопился он никуда. Из-за соломенных занавесей на втором этаже веселых домов раздавались треньканье сямисена, нестройные песни и взрывы смеха. Единственным настоящим освещением на узкой, двоим на лошадях едва разминуться, улице был лишь бумажный фонарь на палке, который ему одолжили в заведении. Дождя давно не было, и при каждом шаге с земли поднималась сухая, серая, с примесью глины, пыль. Улица плавно, но все же заметно, шла под уклон. Инаба пнул подвернувшийся под ногу камень.

[Далара >>>]

Прошло уже два года с тех пор, как он ушел из театра, почти три.
- О-Киккьё, - сказал ему наставник, когда семнадцатилетний актер пристал с вопросом, почему ему дают самые распоследние роли, - ты слишком хорошо играешь женщин, куда лучше, чем мужчин. Но посмотри на себя, что же это за женщина на голову выше едва ли не всех вокруг?
Инаба удержал язык, не стал напоминать о госпоже Кавачи, которая если уступала ему в росте, то лишь чуть-чуть, а уж про «вширь» лучше было не заговаривать. Театр есть театр. Вот тогда он и ушел. По протекции наставника получил место десятого телохранителя в доме господина Тамайя. За два года сумел закрепиться там и вышибить – больше в переносном, чем в прямом смысле – пятерых «сотоварищей». Теперь он мог позволить себе сакэ получше и не самых дешевых из дешевых женщин. Впрочем, за последнее частично следовало благодарить маму-сан, которой он почему-то нравился.
Теперь он звался Инаба Эцуо. Имя он выбрал сам, в нем не было отцовских «маса» и «нари». Отказано, значит, отказано, нечего помнить о родстве.
Шум, топот, крики: «Стой!» выдернули его из пьяных размышлений. На всякий случай он отступил поближе к низкому деревянному заборчику перед очередным заведением. Не хватало попасть в чужую свару.
То ли погоню организовали поздновато, наспех и из рук вон плохо, то ли девчонка попалась чересчур прыткая, но только шустрая «добыча» ухитрилась намного обставить преследователей. Она мчалась вдоль по тесной улочке босиком, подобрав часть одежд, чтобы не волочились по земле, голенастая, крепкая, как мальчишка. Легкий белый шелк аиги и шита-гасанэ разлетался, превращая хозяйку в подобие ночного цветка, добавь к расшитым серебристыми нитями одеяниям тяжелое учикакэ, так решишь, что сбежала ночная красавица не из окийя*, а не менее чем из ооку*.
______________
*okiya - 置屋 – буквально «учрежденный дом», дом, в котором на время контракта поселяются гейко и их ученицы и служанки, и хозяин или хозяйка которого оплачивает все расходы на их содержание.
*ooku - 大奥 – буквально «большое внутреннее помещение», часть замка, где обитал «гарем» сёгуна или даймё, и куда было запрещено входить любому мужчине без сопровождения хозяина.

Сообщение отредактировал Далара - 2-06-2011, 15:38

[SonGoku >>>]

Запыхавшаяся девчонка нырнула Инабе за спину.
- Спасите... – сипло выдохнула она.
Две заколки-кандзаши, косо воткнутые в растрепавшуюся прическу, были украшены гроздьями темно-розовых колокольчиков. Эцуо скривился, когда, повернувшись, обнаружил их у себя под носом: ну что за глупая шутка судьбы! Никто не помнил, почему ему досталось именно такое сценическое имя, зато многие частенько напоминали о его значении – совали букетики колокольчиков за шиворот или рисовали их на бумаге перегородок. В симпатии признавались тоже ими, оставленными на пороге. Кикьё-колокольчик.
- Тебя что, так много захотели все сразу?
Ответа услышать не успел, набежали шумной сворой вооруженные, мечи наголо, преследователи. Инаба возмутился вдруг: что за манеры рубить девчонку! Сунул ей фонарь.
- Держи свет.
Первые два удара отбил почти вслепую. Противники отскочили, заняли позиции, он тоже – недаром брал уроки в не ближнем, но показавшимся лучшим, додзё. Спиной оттеснил женщину в какое-никакое убежище входа в очередную окийя.
Не смотреть ни на одно конкретное лезвие – рассеянным взглядом держать поле зрения их все. Подмечать малейшее изменение. Первая настоящая битва, где не на кого положиться, кроме себя, разожгла огонь в крови.
Всё закончилось очень быстро. Он не запомнил, что делал, - одно сплошное движение, будто затянувшийся выдох без вдоха.

[Далара >>>]

Вот перед ним пять тел в общей луже крови. Сухая утоптанная земля жадно впитывает ее вместо воды.
И, наконец, - вдох. Глубокий, до кашля.
Чем-то надо вытереть меч. Реквизит должен быть в порядке...
О, ками, какой реквизит?! Всё по-настоящему!
У девчонки сияли глаза, бледные щеки горели, словно мама-сан надавала ей пощечин за чересчур вздорный нрав и своеволие.
- Какой ты сильный! – она схватила спасителя за руку и потянула за собой, кажется, готовая вознаградить его тут же, не откладывая дела на потом.
Инаба перехватил ее крепкое белое запястье, резко вывернул, заставляя уронить длинную острую шпильку, уже почти воткнутую ему в бок.
- Ах ты...
На округлом личике он увидел озорство и довольство обласканной домашней кошки, заполучившей новую игрушку. А за ними – жаркое, как огонь на сухих дровах, желание. Ее тело под одеждой было гибким, не мягким, как обычно у таких вскормленных и холеных красавиц, а как будто свитым из шнуров; забытый фонарь откатился в сторону и погас, от запаха свежей крови мутился рассудок. Рьяная девчонка затащила Инабу в узкий проход между домами, всего пространства – поместиться одному человеку, - прижалась, одна ее рука скользнула под одежду... ну разумеется, кто сказал, что в ее арсенале, кроме прелестей и заточенных, как кинжалы, заколок, не окажется еще и небольшой нож с перламутровой рукояткой?
Борьба получилась недолгой, но яростной. Девчонка походила на перепуганную до злобы котяру, молотила руками, шипела и плевалась. Еле удалось скрутить дикарку собственной ее одеждой. Спустя какое-то время, когда оба еле дышали от сладкой истомы, юный телохранитель молча всмотрелся в выражение на раскрасневшемся лице девчонки – и оттолкнул ее от себя.
- Не иди за мной.
Только выйдя из тесного пространства, обнаружил, что попал на соседнюю улицу.

[SonGoku >>>]

- Это было окончание моей работы у господина Тамайя. Хорошо, что не полюбопытствовал сразу, что же то были за люди, - Инаба усмехнулся. – Торчать бы моей голове на шесте.
Возвращаться он не стал, спустился по другой улице. Кто они были такие, обнаружилось уже утром. Тогда очень пригодилось актерское мастерство, чтобы отвести подозрения от себя. А они были. И косые взгляды, и пересуды за спиной. Слухи дошли даже до мамы-сан и ее девочек.
- Я ушел сам.
Эцуо вытряхнул из трубки прогоревший табак в жаровню, достал из рукава небольшой незаточенный нож и начал выковыривать им остатки из маленькой чашечки. В скудном свете углей тускло блестела перламутром рукоятка ножа. Наместник улыбнулся краешком губ и, отложив сямисен, вытянул из собранных в сложную прическу волос длинную острую шпильку.
- Некоторые вещи не сразу находят свое место, - Токисада спрятал кандзаши в узкую, как раз по длине, деревянную шкатулку. – И разве награда того не стоила? Ты позволишь?
Он сам набил трубку, отобрав ее в шутливой борьбе у телохранителя, раскурил и протянул обратно; у зеленоватого дыма был пряный вкус.

[Далара >>>]

- То же можно сказать и о людях, - тенью улыбки поддержал легкомысленный тон Эцуо.
Цикады в саду как будто взялись петь сказание о доме Тайра – их стрекот звучал пронзительно и трагично. Впору заслушаться. Или закрыть перегородку.
Инаба взглянул на трубку так, словно подозревал, что ее подменили на змею, но не стал отказываться. Глубоко затянулся. В почти кромешной тьме у наместника по-кошачьи блестели глаза. Телохранитель вытер листом бумаги единственную чашку, налил сакэ – в кувшине его плескалось еще предостаточно – и придвинул собеседнику.
- Прости, я не предполагал компании.
- Меня здесь и нет.
Оттянув двумя пальцами широкий рукав, Токисада взял чашу, но надолго церемонности не хватило; дайкан, сложив из пальцев замысловатую фигуру, поднес руки к фонарю, так чтобы на стену упала их тень – между нарисованных на бумажной перегородке цветов вишни запрыгала ловкая белка. Наместник рассмеялся, ворот его кимоно сполз, открывая длинную, почти женскую шею.

Он потом долго клял себя за то, что впопыхах так и не спросил имя той бойкой и горячей красотки. И описать-то ее мог с трудом – все, что запомнил хорошо, не слишком годилось для обсуждения вслух. Приходилось упирать на одежду, но тут мама-сан, все как одна, складывали губы маленьким круглым "о" и качали головами. На лицах читалось: господину бы лучше подружиться сначала с собственной головой; кто ж позволит даже самой смазливой девчонке нарядиться на стоимость всей окийя? И кто затем выпустит ее почти в исподнем бегать по улицам?

[Bishop >>>]

Наверняка, слухи еще долго ходили потом и о девушке, и о расспросах. Он не удивился бы, услышь через год-другой обросшую небылицами легенду об этой истории.
Отчаявшись узнать о ней напрямую, Эцуо переходил к преследователям. Их он мог описать гораздо лучше, но старался не показывать знакомства. Не из страха осуждения, его он лишился еще в детстве, через несколько месяцев после того, как был отдан – выкинут, спихнут, как ненужный груз, - в театр. Если у тебя нет чести, какой смысл защищать ее? Но господину Тамайя и так было нелегко после убийства пятерых его телохранителей, ни к чему добавлять ему еще хлопот.
Шум слышали все. Пьяные песни, крики: "вернись" и "ах ты, дрянь" тоже. И каждый указывал на соседний дом. В конце концов, Инаба не выдержал:
- Да их убили через два дома от вашего, как они могли сидеть у соседей?
Все равно здесь ее не было, не знали, в глаза не видели, да и он не собирался возвращаться сюда никогда.
Зачем он ищет ее, Эцуо не задумывался. Наверное, хотел еще раз взглянуть ей в глаза.
Вся процессия могла быть покороче. Когда предупрежденные голосистым быстроногим глашатаем каннуши* из Китано-тенмангу вместе с подручными приготовился встречать гостя в воротах Санкомон, а случайные обыватели отступили к обочинам и склонились в поклонах, арьергард еще не достиг больших тории, за которыми начиналась аллея, ведущая к главным воротам. Так что мысль о том, что в свите у Мацудайры-доно слишком много народа, пришла не в одну голову.

-----------------
*kannushi - 神主 – буквально «божественный господин», изначально он посредник между божествами и людьми, позднее человек, который отвечает за содержание синтоистского святилища, а так же проводит в нем ритуалы. Иероглифы названия можно так же прочесть как jinshu, но значение от этого не изменится.

Сообщение отредактировал SonGoku - 5-08-2011, 10:41

[SonGoku >>>]

Посетила она и совсем неожиданного человека - самого Мацудайру Дэва-но ками, который сонно покачивался в седле, порой чересчур опасно кренясь то на один бок, то на другой, но умело удерживая шаткое после вчерашнего равновесие. Будь процессия покороче, не пришлось бы томиться под уже жарким солнцем; небольшой бамбуковый ковшик с прохладной водой вожделенно парил перед княжеским внутренним взором.
- Это ты виноват, - негромко прошипел Мацудайра.
Молодой человек, почти мальчик, который вел под уздцы его лошадь, оскорбленно фыркнул в ответ, вскинув брови.
- Ваш слуга подливал господину, - уголки его губ дернулись в короткой улыбке. - Но не заставлял его пить.

Раздраженный скользкой изворотливостью хозяев веселых домов, жарой и неудачными поисками, Инаба вывалился на улицу, ведущую к Китано-тенмангу, как влекомое потоком бревно переваливает через камни и рушится вниз вместе с водопадом. Пихнул в стороны замерших в поклоне обывателей. Выругался себе под нос, обнаружив перед собой бесконечную процессию.
И переменился в лице. По спине пробежал холодок, вспомнились пять теплых еще трупов и горячее крепкое тело... Он предал господина Тамайю из-за...
В пяти шагах от Эцуо восседала на коне та самая безымянная красотка, на поиски которой он убил почти весь день. В мужской одежде и прическе подстать. При дневном свете, как ни тщись обмануть себя, ясно видно – несмотря на бархатную нежность лица и холеные ручки, - никакая это не девица.

[Далара >>>]

И не обошлось бы без нового кровопролития, не встань между разгоряченным Инабой и такими же пылкими кераи* неожиданный миротворец. Рослому, статному Эцуо он едва ли доставал головой до подбородка, да и лет ему было почти вдвое больше, зато был он шире в плечах и кряжистее - и захочешь, не сдвинешь с места. Лоб он брил не так уж и часто, и одеждой, подобротнее и попроще, отличался от всех остальных. И хоть округлое брюшко выдавало в нем любителя хорошенько поесть и выпить, одного взгляда на породистое лицо хватало, чтобы впредь не перечить.
- И чего шумишь? - с любопытством спросил он. – И не стыдно тебе в храме-то горланить?
Инаба кипел, но сдерживал себя из последних сил, понимая остатками рассудка, что вытащи он сейчас меч, и жизнь оборвана впустую. Одному против этой свиты – куда?
- До храма еще далеко, - процедил он сквозь зубы, несмотря на то, что до высоких каменных тории оставалось всего два дзё*.
Если бы взгляд мог убивать, слишком красивый для юноши спутник господина Мацудайры уже лежал бы в дорожной пыли обугленным трупом.
- Как его имя?
Самурай бросил короткий взгляд на процессию.
- Все его называют Акирой.
Почему-то он сразу сообразил, о ком речь. Выражение лица мальчишки не было надменным, не было и безучастным; скорее, он напоминал девочек-маико, сосредоточенных, полных осознания и красивых не потому что, а просто так.
- Что тебе до него?
Инаба выдохнул шумно, как рассвирепевший бык. Простые горожане попятились, кераи образовали круг, из которого противник не сумел бы уйти живым. Впору почувствовать себя загнанным зверем.


----------------
*дзё - 丈 – jo – мера длины, равная 3,03 метра
*kerai - 家来 – самураи, вассалы из свиты даймё.

Сообщение отредактировал Далара - 16-09-2011, 9:05

[SonGoku >>>]

- Он похож на игрушку, - с неожиданной для себя горечью поделился мыслями Эцуо с крепким и, по виду, достойным доверия самураем. – Но сам играет людьми, будто делает ходы фигурами шоги*. И я его "копье"*. – Усмешка вышла кривая и неестественная, недостоверная даже для себя самого. – Думаете, сумею вывернуться?
В совпадение бывший актер не верил с самого начала, но до этого момента полагал, что оказался лишь инструментом для чьего-то стремления доставить неприятности господину Тамайе. Сейчас же, когда он смотрел на этого «Акиру», зародилось страшное подозрение. Пока только намек, без подтверждения, сформированный лишь наполовину. Но уже хотелось бежать от него, как от стаи разозленных ос.
- Я знал одного мальчика, я сам научил его хитростям профессии, - Инаба говорил скорее сам с собой, чем с кряжистым самураем. – Если бы он исполнял эту роль, он сыграл бы ее именно так.
Один взмах руки – и недовольная свита отправилась догонять процессию. Поворчали, конечно, но лишь ради порядка. Видно, знали, насколько тяжел кулак у этого северянина. В воротах Акира оглянулся; на расстоянии трудно было понять, улыбается он или нет.
- Отойдем, нечего путаться у всех под ногами, - самурай погладил ладонью каменный бок коровы, одной из целого стада, что по обе стороны от дорожки охраняли вход в храм. – Мой тебе совет, ходи так, чтобы ваши тропинки не пересекались.

-------------------
*shogi - 将棋 – японские шахматы
*kyousha - 香車 – "копье", фигура в японских шахматах, ходит на любое количество незанятых полей только вперёд по вертикали. Назад не возвращается.

Сообщение отредактировал Далара - 18-10-2011, 12:58

[Далара >>>]

- Хороший совет, - с видом человека, покорившегося неизбежному, но сохранившего чувство юмора, усмехнулся Инаба и снова выбил трубку – табак прогорел дотла. – С того момента я старался ему следовать, мыкался по каким-то деревням и никак не мог привыкнуть к тусклой провинциальности. Но, похоже, всё это было напрасно. Странная вещь судьба.
Телохранитель снова наполнил чашку, но на этот раз выпил сам. Улыбка его собеседника могла означать многое и ничего.
- Ходят слухи, будто правильно приготовленный мачча* будоражит кровь лучше сакэ, - дайкан придвинул к себе широкую глубокую чашу и достал из рукава небольшой кисет. – Ты осмелишься?
- Что мне терять, кроме собственной жизни?
Взгляд старшего собеседника подначивал: "Ты же не убьешь меня? Не сможешь".
Инаба отправил в рот мелкую сушеную рыбку с блюда, где она лежала когда-то горкой, а теперь едва прикрывала дно. И протянул Токисаде бамбуковый венчик.

------------------
*matcha - 抹茶 - японский растертый в порошок зелёный чай. Именно этот чай традиционно используется в классической японской чайной церемонии.

[Fennec Zerda >>>]

Йонако покинула наместника, когда процессия остановилась, покинула тайно, рассыпавшись на сотни мелких паучков, просыпавшись в траву хитиновым черно-золотым дождем. Никто из прислуги не видел, как она исчезла, потому проводили Йонако несколько изумленных возгласов и ощущаемая злость того телохранителя, и еще кажется, тонкая ухмылка наместника.
В его покоях было просторно. Йонако собрала себя из разрозненных частей, воедино слепила сознание, отличное от человеческого, и, укутавшись в тончайший белесый шелк паутины, прошлась вдоль стен. Ее маленькое человеческое приключение, ее забава, ее авантюра становилась все интереснее. Вскоре должны подать ужин…
Йонако усмехнулась, а затем звонко рассмеялась своим мыслям и так же резко замолчала, слушая летнюю ночь и ветер, разгоняющий волны голосов по саду. Несколько паучков поднялись по спинке Йонако, щекоча прохладную кожу, и переползли на ключицы, замерли так, поблескивая золотом в черноте.
Когда три девушки-служанки вошли в покои наместника, с потолка перед ними упал огромный черный паук. Закричать успела лишь одна из служанок, но ее крик погас в паутине и растворился в ней.

[SonGoku >>>]

Воришку отловили на третий день ("Крутился возле ящиков с костюмами, - пояснил кокен* Ясэй, крепко держа трепыхающегося мальчишку за шиворот; второй, свободной, ладонью он потирал пострадавшую руку) и лишь тогда рассмотрели как следует. Уже не малолетка, лет двенадцать-тринадцать, с острым носом, голенастый, как вороненок. Еще не взрослая птица, но давно уже не птенец.
- Я хотел лишь посмотреть! - возмутился паршивец, не оставляя попыток вывернуться на свободу. - Ничего я не крал!
- А маску лисы кто унес? – возмутился Ясэй, которого вчера строго отчитали за пропажу и даже вычли из жалования.
Хозяин труппы взял насупившегося пленника за подбородок, развернул к свету.
- Осторожно, - предупредил кокен. - Он кусается.
Выяснилось, что мальчишка полагается не только на зубы; стоило его хорошенько встряхнуть, из-за пазухи вывалился длинный нож в деревянных простых ножнах.
Кожа смуглая, зато чистая, да и скулы не выпирают; где бы ни жил мальчишка, там он не голодал. Столь же тщательному осмотру подвергли и руки - кисти хоть и крупноваты, зато пальцы ухоженные и тонкие, более привычные держать меч или кисть для письма, но не серп и мотыгу.
Вердикт вынесли без проволочек:
- Сойдет.
- Он же ничего не умеет, - возразил один из адо*.
- Не беда! - отмахнулся хозяин. - Он научится, а нам скоро понадобится кто-нибудь на женские роли. О-Кикьё перерос все костюмы.

-----------------
*kouken - 後見 – буквально «тот, кто смотрит сзади, охранник», рабочий сцены, в чьи обязанности входит помощь актерам в гакуя, комнате для переодеваний, подача атрибутов и реквизита на сцене, а так же немедленная замена актера-шитэ, если что-то пойдет не так во врем представления.
*ado - アド – актер на второстепенных ролях в кьёгене.

[Далара >>>]

Работники заговорили все разом. Кто-то предложил выдрать поганца, чтобы впредь неповадно было, другие настаивали: отдать его хозяину театра, пусть сам с ним что хочет, то и делает. Громкое "кхм" заставило их умолкнуть, а стоило оглянуться, и дюжина человек смущенно расступилась как один. Они отводили взгляды и опускали головы в поклоне – актеры принадлежат особой касте, особенно такие, как этот, не из театральной семьи. Юноша в дорогой шелковой, небрежно подвязанной юкате проплыл мимо них, не удостоив вниманием, будто по тропинке меж скромными кустами. Гибкий и статный, в свои шестнадцать лет он уже был на полголовы выше большинства работников.
Малец притих и смотрел на него снизу вверх, приоткрыв рот, блестящими округленными глазами.
- Он ничего не крал, - без тени сомнения заявил актер. – Ему это ни к чему, его хозяин мог бы купить весь наш театр. Я забираю мальчика.
Молодой человек протянул руку – изящную и белую, но все-таки мужскую. Ясэй нехотя передал ворот, за который держал пацана. "Кусты" расступились шире, чтобы дать возможность пройти уже двоим, сомкнули ряды у них за спиной. И тут же взялись судачить вполголоса.
В коридоре, ведущем вдоль сада к комнатам актеров, нежданный спаситель выпустил ворот и даже помог расправить его.
- Зачем ты здесь?
На темной от солнца коже бисером выступили капельки пота, у мальчишки азартно блестели глаза, похожие на два очень округлых миндальных ореха.
- Научи меня! – потребовал он.

[SonGoku >>>]

Актер, в чьи забранные в высокий хвост волосы была вставлена единственная шпилька-кандзаши с подвеской в виде бронзовых колокольчиков – при ходьбе они издавали тихий мелодичный звон, – смерил взглядом наглеца с ног до головы.
- Не валяй дурака, возвращайся к господину Мацудайре и живи себе спокойно. Говорят, настает мирное время объединенной страны, - юноша усмехнулся с непонятным пришлому парнишке жестоким довольством. – Даймё не смогут получать заслуги за счет подчиненных им армий. А ты не станешь воителем.
Мальчишка пренебрежительно фыркнул.
- Кому нужен меч?!
Губы его вдруг задрожали, он стремительно отвернулся.
- Без тебя проживу, жил ведь раньше. Все хотят от меня избавиться... – его голос подозрительно сорвался, как у юного неумелого петушка.

Пол и стены чуть заметно покачивались в пелене зеленоватого дыма, превращая комнату в колыбель. В саду, то ли игнорируя шум веселой пирушки, то ли, наоборот, вдохновленные им, пробовали голоса соловьи, и лениво тренькал, вторя птицам, сямисен. Взъерошенный господин Каку, который переполошил дом в поисках своего хозяина, наконец-то его отыскал и пристроился в углу комнаты, вертя в лапках опустевшее блюдо из-под сушеной рыбешки
Веер в руке наместника (тот самый, с темно-синими ирисами по золотому фону, а Инаба-то полагал, что подарок отдали позабавиться обезьянке) то трепетал крылом ночной бабочки, бьющейся о туго натянутую бумагу перегородки-фусума, то медленными плавными взмахами разгонял пряный воздух. Едва слышный шорох белоснежных таби* о татами и удары - время от времени - ступней о пол, вот и все сопровождение танца.
- Если рождаются один раз, не должны ли быть те, кто не умирает?..
Токисада сохранил сипловатый, по-мальчишески ломкий голос, больше годный, чтобы отдавать приказы в бою, чем шептать придворные речи.
Одна маска сменяла другую, вот бы в театре такую прыть. Хейта-номен - храбрый воин на поле боя, вака-онна - юная дева, нежнее, чем иней на траве в ранний предутренний час. момиджи-они в обрамлении алой гривы - демон, кохимэ - напуганное дитя, айякаши* - не знающий сострадания, хладнокровный убийца. Можно лишь на мгновение поймать сквозь разрезы для глаз шалый взгляд.
Порой Эцуо ловил себя на попытке вспомнить текст сопровождающей песни или пьесу, откуда взят танец, но усилием воли каждый раз возвращал себя к действительности с нобутай*.
Словно "лучшая из всех цветов"* погруженная в свои мысли гейко или красочная змейка-акамата, Токисада не давал себе труда нравиться окружающим.

-----------
*tabi - 足袋 - буквально «мешочки для ног», носки с отделенным большим пальцем, которые носят с дзори или гэта.
*названия масок в театре Но. Heita nomen - 兵隊能面 – буквально «маска воина», отличается густыми бровями и темным цветом, что должно обозначать время, проводимое в боях. Waka-onna - 若女能面 – буквально «маска молодой красивой девушки». Momiji-oni nomen - 紅葉鬼能面 – буквально «маска демона кленовых листьев». Kohime - 子姫能面 – буквально «маска юной девы». Ayakashi - 怪士能面 – буквально «маска таинственного человека»
*noubutai - 能舞台 – буквально «помост для талантливого танца», помост, на котором даются представления театра Но.
*то есть oiran (花魁), куртизанка высокого ранга, титул которой означает "лучшая из всех цветов".

[Далара >>>]

Мацудайра-доно изволил прийти не один, смотрителя провинции Дэва сопровождал никому не известный мальчишка, но не чиго, тот сидел, как положено, позади господина, сосредоточенно и серьезно держа в руках его меч. Обратили внимание, что жена господина, приемная дочь Токугавы Иэясу, сказалась больной, а его мать делала вид, будто ничего не замечает. Впрочем, ей, как монахине, не пристало обращать внимание на подобные вещи.
Щелкали, подобно сухим сосновым веткам в костре, палочки-сякубьёши*, стонала, нагоняя печаль, флейта, вторя голосу рассказчика.
- Кто таков? - прикрывая рот веером, поинтересовался вполголоса у соседа один из придворных; два угольных мазка придавали угловатому набеленному лицу удивленное выражение.
- Ходят слухи, что чей-то подарок.
Мальчишка был одет богато, ухожен и причесан. Еще совсем юный, ему не могло быть больше двенадцати.
- Хороша обертка, - похвалил придворный, - но как бы не выпрыгнула из середины лягушка, хо-хо.
Зажгли факелы и воткнули по обе стороны от помоста, ветер раздергивал пламя, как будто перепутал его с цветами, у которых хотел оборвать лепестки.
- Должно быть, Старый тануки* больше не в силах выносить его норов, - поделились соображением с другой стороны, где сидел коренастый широкоплечий человек, одетый по старинке в икан сугата с желто-зеленым хитоэ*.
- О-о! - на этот раз изумление на скуластом лице было неподдельным. – Так любит соколиную охоту, а с молодым соколом совладать не сумел...

---------------------------
*shakubyoushi - 笏拍子 - буквально «молоточки для ритма», пара деревянных палочек, на которых играет солист группы певцов, подчеркивая ритмическую линию каждой композиции. Используются для сопровождения песен и микагура (официальных ритуальных танцев).
*Старый тануки - 狸爺 – или точнее «дед-тануки», прозвище Токугавы Иэясу, данное ему за хитрость.
*ikan sugata - 衣冠姿 – буквально «лучшее одеяние», придворное одеяние, своего рода компромисс, так как его могли надевать и те, кому предписывалось при дворе носить «хоэки-но хо» (гражданские должностные лица) и те, кому полагалось носить «кеттеки» (военные). Поначалу икан считался домашней одеждой, но примерно в середине эпохи Хэйан его стало приемлемо носить во дворце. Хитоэ (単衣, «одежда без подкладки, в один слой») надевалось под верхнюю робу и различалось по цвету: молодым людям – «коки-иро» (кофейно-лиловый), для среднего возраста – желто-зеленое, для стариков – белое или зеленовато-голубое. При ношении икана меч не полагался, ходить можно было босиком, только старикам позволялись носки-шитодзу.

[Bishop >>>]

На мальчишку поглядывали с опаской, но проказник был тих, разве что время от времени прятал лицо за рукавом. Но что он скрывал - зевок или ухмылку?
На заднике над рисованными густыми соснами на фоне золотого неба вздымался безупречный и неизменно узнаваемый горный конус. В белой огородке почти на краю сцены – только протянуть руку – стояла настоящая, живая, хоть и небольшая, сосна. В первых рядах ощущался свежий, терпкий запах хвои и смолы.
Актеры-рыбаки подивились на снятую ими с дерева богато украшенную, но словно воздушную накидку, хотя ей полагалось быть тяжелой, и главный герой, Хакурё, сообщил зрителям, что собирается сделать ее главным сокровищем своего дома. Он и держал ее бережно, как великую ценность.
- Говорят, ради этой накидки предыдущий владелец театра отдал свою жизнь демонам. Какое романтическое безрассудство, - усмехнулся придворный, не утруждая себя наклониться к уху соседа. – И какая прибыльная легенда.
Небесная дева не шагнула на сцену и не была поднята из подпола, она выплыла, словно утренний туман – только что не было, и вот он уже вокруг, меняет очертания, внушает видения. Кукла, какими могут играть дочери императора, но в человеческий рост. И не подумаешь, что можно двигаться так изящно в тяжелых одеждах. Нижние алые расписаны золотом, на белых верхних тонкий тканый узор из павлиньих перьев. В свете факелов вспыхнули искры на затейливом головном уборе. Светился неземной чистотой венчающий его лотос. Дева медленно повернула голову, словно желала заглянуть в лицо каждому зрителю.
Мальчишка наклонился и непочтительно дернул Мацудайру за широкий рукав.
- Что за неслыханная дерзость! - возмутился вполголоса тот, придворный, что был пошире в талии и плечах, пока князь и его юный спутник перешептывались, как подружки. - Но зато каков результат, не правда ли, Мицухиро-доно?

Сообщение отредактировал Далара - 31-07-2012, 14:21

[Далара >>>]

Ответное "хо-хо-хо", вероятно, означало согласие.
Что округлее - приоткрытый в изумлении рот или распахнутые глаза, - так и осталось спорной темой, но мальчишка рассматривал небесную деву так, словно увидел впервые.
- Э? – звонко воскликнул он. – Это не жен...
Мацудайра стукнул чересчур громкоголосого подопечного сложенным веером по колену.
Небесная дева не проронила ни слова, за нее пел рассказчик и говорили движения. Вот она просит Хакурё вернуть ей накидку, но тот не хочет расставаться с обретенным богатством – он нашел, он теперь владелец. Нет, он не жадный, но жизнь рыбака трудна, и нужно ценить и беречь все, что может скрасить ее. Он ни за что не отдаст сокровище.
Маска не изменилась, но пронизывающим насквозь порывом ветра коснулась зрителей олицетворенная в позе печаль: без накидки деве не вернуться в Лунный дворец. Светящееся, неземное существо скорбело об утрате.
- В народе говорят, в обмен она стала его женой, но мы же в театре, здесь подобные грубые материи ни к чему, - ехидно усмехнулся скуластый придворный, но взглядом он косил на Мацудайру и его спутника.
И Хакурё готов отдать сокровище за один лишь танец. Он накидывает деве на плечи легкое, как перышко, одеяние, сетуя зрителям: вот она получила желанное, теперь ее ничто не держит здесь, а я останусь, как был, с пустыми руками. Ведь обманет наверняка. Теперь небесная дева излучает улыбку, хоть маска осталась неподвижной: "На небесах не существует обмана". Повинуясь магии артистичных рук, накидка полощется на ветру, ее рукава похожи на крылья порхающей бабочки. Все персонажи отступают на задний план – танцует тэннин*. Медленные и плавные движения сменяются быстрыми, но в них нет резкости, они подобны течению ручьев и шуму ветра в горных соснах. Льются, перетекают одно в другое, словно вода меж камней. Танец-описание, танец-комплимент, ни один поэт не сумел бы выразить свое восхищение красотой этого поросшего соснами берега так проникновенно.
И так же незаметно, как появилась, небесная дева растворяется во тьме, будто разогнанный светом туман. Факелы освещают лишь пустую сцену.

Сообщение отредактировал Далара - 18-06-2012, 12:12

[SonGoku >>>]

В призрачном красноватом свете подернутых мягкой седой золой углей воспоминание плавно перетекало в сон. А может, все и было сновидением – Уцуномия, Токисада, вечер в зеленом дыму, который никак не развеется, наоборот, словно густеет с каждой минутой. Может быть, реальна лишь нобутай, откуда неприметные кокен один за другим уносят факелы.
Инаба лениво и безуспешно пошарил в поисках чашки, потом трубки – не нашел и ее. Подпертая поставленной на локоть рукой голова становилась все тяжелее. Ветер отстукивал веткой по закрытой сёдзи смутно знакомый ритм. Из какой же это пьесы?.. Полночный собеседник сверкал глазами во тьме, словно кот; его волосы пахли травами.
- И все-таки тебя легко спутать с девчонкой, - криво усмехнулся Эцуо и опустил тяжелую, будто камень, голову на татами, посмотрел снизу вверх на чересчур удачного своего ученика, с которым не собирался встречаться никогда в жизни. – Столько лет прошло, десяток, наверное, а ты ничуть не изменился. Ты демон? Ками? Или съел на обед мясо русалки?
Но если ответ и был, Инаба его не услышал – молочно-зеленое марево дыма превратилось в воды реки Сумида, а треньканье сямисена и птичья трель стали отзвуками буйства веселого квартала в Эдо.

В горах короткие сумерки, не успеет солнце нырнуть за гряду, как темнеет, поэтому желто-оранжевое пятно света, скользившее по коридору второго этажа, часовые у внутренних ворот заметили сразу. Кто-то шел, освещая себе путь фонарем. Человек ступал осторожно - точь-в-точь лис по топкому месту. Словно в каждый миг ожидал, что кочка уйдет из-под ноги, и он в брызгах коричневой жижи ухнет в раскрывшуюся трясину. Уместная мера, если пересекаешь болото, но загадочная (как минимум, а так просто вызывающая недоумение и смешки), если вокруг стены, а под ногами пол.

[Bishop >>>]

В радушии хозяина сквозила натянутость, но гость как будто ничего не замечал вокруг и вел оживленную беседу как ни в чем ни бывало. Когда он наклонялся, чтобы передать что-нибудь из напитков или угощения, перевитые бирюзовым шнурком длинные волосы напоминали первые весенние ручьи, пробившиеся из-под снега, и молодой человек знал об этом. Широкие рукава его одежды были вытканы узором в виде первоцветов.
- Господин Иэясу передал должность своему наследнику Хидэтаде, - говорил молодой человек беспечным голосом, словно не пересказывал важные новости из столицы, а обсуждал рыбную ловлю в горах. – И теперь правит по-прежнему, но уже как огошо*. Наверное, Хидэтада-доно очень разочарован, но он хотел получить место, и он его получил. Что же жаловаться?
Молодой человек весело рассмеялся, пристально глядя в лицо собеседнику, а тот, не заметив развязности гостя, вдруг поперхнулся и схватился за грудь.
- Что с вами, господин Ясумаса?
Хозяин, выпучив глаза, захотел позвать на помощь, но узкая ладонь гостя закрыла ему рот.

----------------
*o-goshyo - 大御所 – буквально «большое почетное место», вышедший в отставку сегун, на время этой истории Токугава Хидэтада.

[SonGoku >>>]

- Говорят, если допустить хотя бы малейшую ошибку в приготовлении рыбы-фугу, результат превосходит все ожидания. Говорят, что повар, виновный в подобной промашке, будет казнен. Мне жаль вашего повара, Ясумаса-доно.
Хозяин тщетно пытался избавиться от чужой руки, мешающей ему крикнуть или хотя бы избавиться от руки. Пальцы гостя были холодными, точно лед.
- Ты... тоже принял яд... - догадался умирающий.
Почти фиолетовые губы на бледном юном лице свело болезненной судорогой, но это все-таки была улыбка; под глазами лежали прозрачные тени, а одна из черных прядей прилипла к взмокшему от холодной испарины лбу.
- Разумеется... - молодой человек с трудом втянул глоток воздуха. - Но не так много... ровно столько, чтобы не умереть. Ровно столько, чтобы не заподозрили.
И слабого толчка хватило, чтобы жертва опрокинулась на спину; Ясумаса впился ногтями в циновку, раздирая татами. Вместо крика из горла вырвался едва слышный хрип. Молодой человек прилег рядом, положив голову ему на грудь и прислушиваясь к дыханию.
- Хорошо... – наконец, прошептал он и нашарил глиняный кувшинчик, из которого всего несколько минут назад наливал себе и своему злосчастному собеседнику. – Пора звать на помощь...
От удара о деревянную балку кувшинчик разлетелся вдребезги.