Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Spectre28 >>>]

- Совсем сентиментальным стал, как омолодился, - с сожалением кивнул Раймон. - Неудивительно, что даже к алтарю не ведут. На алтарь. Хотя, разницы... В аду, небось, котлы погаснут от такого, - он махнул рукой. - Да что тут рассказывать? Ну, дуэль с Королевой, ну, поддалась, ну выиграл. У тебя такое, небось, каждую неделю после завтрака. Ну разве что хватает ума не тащить у богинь илотов и Ланселотов. Кстати, об илотах. Тебе наивный юный рыцарь в армию не нужен? Особенно если в округе найдётся умная славная девочка, которая жить научит. Плюс - у него есть совесть. Минус - думать пока что не умеет.
- Совесть в наше время скорее минус, - усмехнувшись, возразил Роб. - Но лучше бы ему остаться в ордене, если уж от самой Королевы... Драться наверняка умеет, а наставников не хватает. А вот если ко двору не придется - заберу, конечно. Ланселоты?
Ланселотов для завершения всех этих божественно-легендарных дел не хватало явно. Настолько, что хотелось спрятаться в плащ и сделать вид, что здесь никого нет. Совсем никого. Но плаща, уже традиционно, не было. Видимо, он прятался лучше.
Раймон отмахнулся и сделал большой глоток.
- Да не переживай. Он, кажется, глаз на Эмму положил, а, значит, рано или поздно я его убью. Может быть, даже до отъезда, если повезёт. А так, боюсь, я открыл ему врата, когда бежал от Моргейн. Там думать было некогда, а оставлять - сам знаешь все эти миры. Ещё я оттуда, кстати, привёл твоего и моего неудавшегося убийцу: надо же ещё один шанс дать, верно?
- Вот о Листике Ёж успел сказать. Не годится он в воины, не маг, тощий, низкорослый. И из библиотеки не вытащишь. Книжник, на том и стоять будем. Кстати, твой шурин и твой брат, Эмма, младшего своего ордену отдал. Ну, и сам... отдался неистовой. Пока - де юре, принеся клятву илота. Но, кажется, непрочь бы и де факто.
Эмма поспешно приникла к груди Раймона, цепляясь пальцами за воротник. Брат пугал её до сих пор, похоже. Роб улыбнулся ей, покачав в руках кубок и с неохотой отпивая из него. Оскорблять Ворону ревностью не стоило, но и поделать с собой он ничего не мог. Слишком памятны были шатры с героями, а взгляды, каким провожали неистовую мужчины, будили все самое собственническое. Хотя, быть может, это было отголоском её ревности?
- О-о... отдался, говоришь? - Раймон, нахмурившись, пригубил ещё. Карличий самогон, кажется, ему всё-таки нравился, несмотря на неодобрение Эммы. - Любопытно. Любопытно, что на что обменяли.
- Как водится, - Роб потянулся за сумкой снова, всучая ее Эмме, - дочь моя, достань ему оттуда сыр, что ли, пусть заедает. Как водится, Раймон, свободу на благополучие. Лейтенант гарнизона Портенкросса. Вдобавок, неистовая учит из него Зеркало, а мне пришлось проехаться по челюсти. Звучит бредово, не находишь? Всё же, что у тебя вышло с тем некромагом? Неистовая весть соизволила сказать в самый неподходящий момент, я и пострадать, как положено новоиспеченному папаше, не успел.
Правда, к страданиям не слишком и стремился. Сейчас, когда один из тех, кого Роб мог называть сыном, сидел рядом, страдалось плохо. Прямо скажем, вообще не страдалось. Раймон - жив, Эмма - тоже, а из того мальчика все равно наверняка уже озаботились нацедить пинту-другую крови, чтобы достать его, если вдруг дитя исчезнет. Умрет или отобьет отец - не важно.
Раймон поморщился сильнее.
- Да что уж тут рассказывать. Чернокнижник, работал под личиной кукольника. Давал представления, а в это время, как я понимаю, присматривал жертв. Потом при помощи ручных бербалангов устраивал засаду, ну и для жертв на том всё. Девочку вытащить я не успел, одного ребёнка тоже, а второго чёртов кукольник унёс - уж больно быстро он бегает на мой вкус. Так что толком ничего и нет, только внешность, как констебль местный рассказал. Морочник, воздушник и чернокнижник. И вот отчётливо так напоминает Билберри, знаешь?
- Знаю. Не морщись, таково ремесло. Иногда приходится выбирать между одной или многими. Главное, в деревне тихо теперь, а культист этот... Ну, если я им нужен - они меня получат. Надоели, право.
Роб глянул поверх кубка на Эмму, почти вросшую в Раймона, на своего мальчика - и улыбнулся. Если жертва позволяет вести себя в ловушку, то охотник рискует обнаружить себя на ее месте. Главное - искреннее желание спасти сына, единственного и долгожданного, маленького Бойда.
- Как их звали-то? И я бы просил о помощи, для хорошей игры вседа лучше иметь тыл, но тащить Эмму на алтарь к очередным дьяволопоклонникам не стоит.
И спешить тоже не стоит. Понять, откуда разматывать ниточку - первое. Быть может, ему бы помогла Бадб, если понять второе - на кого смотреть, когда мальчик не виден? На самого артиста, на шлейф нежити, которую он тянет за собой? Но таких могло быть много, а спешить не спеша, всё же, приходилось. Выехать на тракт и спрашивать каждого,видел ли, слышал ли, давая понять, что ищет - и пусть они ведут сами? Чревато знакомством с адскими котлами, провалом Ренессанса и вдовством неистовой, но - самое верное. А если подготовиться, как следует, то и рисков нет почти. Эх, где-то Ясень, единственный не озаботившийся пока второй половинкой?
- Эван и Ранульф. Унесли Ранульфа. Но, - Раймон повёл плечами и погладил Эмму по спине, - культисты так культисты, раз надо. Без прикрытия и затевать не стоит.
- Прости, Раймон, но если это те же, что в Билберри - они тебя знают. И Эмму. Я не могу рисковать вами ради ребенка, которого никогда не видел. И до недавнего времени - даже не знал о его существовании. Проклятье, а от Ясеня давно нет вестей.

[Leomhann >>>]

Вихрь же почти наверняка умчался в Ноттингам, Барру Беван слишком выделялся бы своими перьями, и это если он снова не очутился в клетке у великана. Дику Фицалану он не доверял, к тому же, тот должен быть уже где-то подле Балсама. Флу была напарником проверенным, но тащить феечку через всю Англию черт знает куда... Вот же bhod! Роб отпил из кубка глоток, понимая, что выругался вслух и уставился в огонь камина, точно там было решение задачи. Огонь рисовал причудливые узоры, но в них, к сожалению, ответов не было. Странно это - иметь под началом целый полк и в то же время остаться одному. Ранульф Бойд... Сын? Самое что ни на есть норманнское имя для наследника шотландских земель. Чем только Лора думала? И думала ли она вообще хоть когда-то? С другой стороны, чтобы произвести на свет дитя, нужны двое. Следующая порция самогона обожгла горло, помогая уговаривать самого себя. И каким же сложным это было занятием! Когда перебор вариантов закончился, а Роб, не придя к какому-то выводу, остановился на Леночке, в дверь постучали и вошел Артур Клайвелл. С интересом, цепко оглядев Раймона, он сунул в руки письмо, некогда запечатанное маской по сургучу. Кратко пояснив, что не понимает, о чем тут пишет отец, но, несомненно, послание скорее магистру, он откланялся и вылетел в коридор вприпрыжку, счастливо вплетая свой голос в визг, шум и топот.
- Артур Клайвелл, - коротко пояснил Роб, на время отбрасывая мысли о Раймоне, Эмме и Ранульфе, и вчитываясь в послание. - Сбежал сюда сам.
- И его отец пишет тебе, чтобы ты за него надрал отпрыску уши? - Раймон почти не поменял позы, но всё равно казалось, что он хоть чуть, но расслабился. Прижал к себе Эмму плотнее. - Так мог бы и сам приехать, недалеко.
"Tremens factus sum ego...", "...dignum Magister...", "...S. Robert Scottorum beatam Margaritam-by-Pansi..." Роб фыркнул, дочитав до Пэнси и святого Роберта Шотландского. Джеймс Клайвелл умел жить со вкусом, влипать в неприятности и писать подменные письма. Эмма улыбнулась в ответ на его смешок.
- Эмма, cèile-cèile, убеди своего мужа, что опрометчиво... - рассеянно продолжил Роб разговор, прерванный появлением юного Клайвелла. - Хотя, Раймон, если хочешь помочь, то вот тебе письмо нашего друга Джеймса. С ним что-то случилось, но я почти уверен, что он уже сам справился со всем. Однако, проверить нужно. А я пока подумаю. Не спеша и, возможно, с бренди.
Леди де Три с совершенно серьезным лицом повернулась к Раймону и проникновенно произнесла:
- Милорд муж мой, это опрометчиво! Мастер Джеймс, всё же, констебль. - Она покачала головой, сокрушенно и осуждающе. - А где Ясень обычно работает? Нам и в самом деле не стоит поступать столь неосмотрительно - подумать только, с магистром путешествовать! - но быть может, если его охотничьи угодья по пути, то передадим весточку?
- Возможно, с констеблем, - поднял палец Раймон, - и стоит встретиться именно так. Всё лучше, чем потом столкнуться потому, что он внезапно ищет нас, чтобы поймать, а не мы его - чтобы помочь. Может, после Билберри хотя бы не сразу повесит. Но, конечно, стоит подумать. А вот про Ясеня я не знаю ничего. Признаться, не видел его с... - он задумался. - Получается, с декабря. Тогда он, помню, собирался на северо-запад.
Роб вздохнул, понимая, что с декабря - срок ничтожный и одновременно слишком долгий для того, чтобы Ясень дал о себе знать. Пожалуй, стоило послать голубя с приказом от капитула явиться в резиденцию. Пожалуй, не стоило посылать, чтобы не бояться дождаться птицу, вернувшуюся назад с записочкой, потому что Томаса уже нет на свете.
- Не повесит, - подливая в кубок Раймона из быстро пустеющей бутылки, проворчал Роб, - иначе еще бы в Билберри Эмму конфисковал. Понимает. Впрочем... к чёрту проблемы - свои и чужие. Отдыхаем, прежде чем в отправитесь дальше в свое познавательное путешествие по монастырям, а я - совать свою голову в петлю культистов.
Когда враг совершает ошибку и поднимает голову - нельзя его останавливать преждевременно: пусть выглянет повыше - рубить будет проще.

[Spectre28 >>>]

15 февраля 1535 г. Резиденция.

Сегодня Роб тоже встал до свету, но встретил рассвет не за правилом, а на крыше над своей комнатой, куда поднялся, чтобы говорить с ветром. И разговор не складывался, потому что беседовал он с Бадб. Неистовой на крыше не было, но уходить в рейд, не попрощавшись с жёнушкой, он не мог.
- Знаешь, mo leannan, - задумчиво вертя в руках лезвие ножа без рукояти и даже хвостовика, говорил он, - я не знаю, не вижу этого похода за ребенком. Не могу просчитать ходы в этой партии - и потому буду плясать на такой тоненькой нитке, что она может порваться. Прогореть от насыпанных под нее угольев. Знаю лишь одно: если я брошу этого мальчика в руках культистов, ты первая отвернешься от меня. А этого я уже не переживу, потеряв половину души. Одно прошу, что бы там не происходило, что бы я не говорил, не думал и не делал, как бы тебя не вынуждали явиться - не вмешивайся. Через меня могут достать и тебя, а это - самоубийство для обоих. Пока жива ты - жив и я. Надеюсь, ты слышишь меня, моя Бадб.
Судя по тому, как вспыхнули браслеты - слышала. А судя по тому, как долго их жгло - была Бадб на редкость недовольна даже по сравнению с обычным состоянием. По крайней мере, ни являться, ни уточнять причины злости богиня не стала. И это было даже хорошо. Объяснять, что это отнюдь не постыдная для неё забота, а если и забота - то о себе, желания не было. Без него Реннесанс мог двигаться, вдова Бойда имеет такой же немалый вес, как и его жена. Без неё же вся затея становилась настолько бессмысленной, что проще было сразу признать поражение. К тому же, если чертовы адопоклонники нашли способ её устранить... Роб вздохнул, не желая признаваться себе, что уйдет вслед за нею, унеся побольше душ.
Резать кинжалом руку было больно. А уж раздвигать мышцы в ней, чтобы спрятать между ними обоюдоострый нож - больно до слез, до обморока, до безумия. Но зато клинок можно было вытолкнуть в ладонь отчаянно вопящими сейчас от боли жилами. Обессиленно прислонившись к коньку крыши, Роб зажмурился, дыша сквозь стиснутые зубы. Боль пульсировала, пока лекарь сращивал все разрезанное, унимал тело, бунтующее против железяки в руке. Если не будет жара, то выехать стоило к полудню. Но сначала - письмо к Ясеню, посещение орденского художника, который был вынужден заниматься рисунками по коже, татуировками сиречь, и неспешные сборы.
Всё же, отправлять Тому, своему ясному, чистому мальчику, носящему фамилию Бойд ровно потому, что своей не имел - и от того изредка срывался в общении на "отец", письмо с просьбой о помощи Роб не стал. Он его оставил в своей комнате, рядом с мечом, арбалетом, кольчугой, наручами, сменной одеждой, запасными перстнями, чековыми листами и остальной грудой всяческого барахла, которую всюду таскал с собой. Дьявол их знает, как далеко зайдут эти культисты в своем рвении, оставаться без даров неистовой и средств не хотелось. Ясень - умный, получив странный приказ явиться в капитул за подписью магистра над трактом, поймет, что сначала нужно зайти к самому магистру. И если не найдет записку с примерным маршрутом и кратким пояснением того, что необходимо, то его просветит Бадб - и вот на это Роб очень сильно надеялся. Следующий шаг снова усложнил подражательскую жизнь мистера Армстронга, о котором Роб не думал так намеренно, что порой о нем вовсе забывал. Через два часа кропотливого колдовства художника на плече вспыхнул пламенем орденский меч, такой же, как на печатях и перстнях. И - надпись под ним. "Magistri Ordinis S. Michaele archangelo et Zircon". К счастью - и к сожалению тоже, братья так помечали себя редко: иногда лучше не быть михаилитом, но Робу, татуировками покрытому так густо, что хоть в друиды иди, лишний рисунок уже не мешал. Зато давал надежду, что узнают. Хотя бы бездыханным.
В этот раз он даже Феникса не стал брать, благо Луара благодушествовала на конюшнях ордена. Быть может, он зря так надеялся на Тома, который догадался бы и жеребца привести? Но если бы Роб каждый раз в опасных предприятиях разбрасывался имуществом, то давно остался бы ни с чем. Не было у него женщины рядом, способной присмотреть за покинутыми лошадью и вещами, да и в Туата он лишь раз отправился беззаботно, потому что был Вихрь. Впрочем, седельные сумки в этот раз были полны - припасами на двоих, детской одеждой и даже целебными травами. И полезными мелочами, разумеется. Бинты, пропитаные самогоном Избранного и мешочек с порохом из плотной кожи, фиал святой воды, облатки и крест Роб почитал за полезности. Библия была в голове, рядом с решимостью и толикой бесшабашности. Aut Ranulf, aut nihil. С этой мыслью Роберт Бойд, магистр Циркон, выехал из ворот резиденции, свистнув Девоне, и направил свою маленькую кавалькаду - а гончую вполне можно было счесть пони - к Лутону.

[Leomhann >>>]

18 февраля 1535 г. Лутон.

Красивая чёрно-белая, словно шахматная доска, церковь девы Марии с зубчатыми стенами и башенками, совсем не изменилась с прошлого визита, всё так же рассыпала над окрестностями колокольный звон. Почти не поменялась и городская площадь, хотя больше стало ходить по ней важных горожан. Да и старые деревянные дома постепенно сменялись кирпичными. Новое время, разрастаясь глиняными карьерами и мастерскими по обжигу, неумолимо двигало город вперёд. А вот трактир, выстроенный давным-давно прямо напротив приземистой толстенькой ратуши, не поменялся вовсе. Даже за стойкой стоял всё тот же эльф, только ещё более грузный, полысевший до самых ушей - хоть и не так давно доводилось здесь проезжать. И нескольких лет не прошло. Он, впрочем, Роба, кажется, не узнал. По крайней мере, в приветствии не было ничего, кроме обычной вежливости при виде знатного гостя. Угодливости. Вернувшаяся молодость, кажется, сыграла неуместную шутку. Армстронгу, конечно, портить репутацию магистру Циркону стало сложнее - да и можно ли испортить то, что и без того было сомнительным? - но и самому Роб привлекать внимание культистов теперь было непросто. Хотя, должно быть, мальчик стал еще больше походить на него. Или он на мальчика. Впрочем, если без шрама, морщин и седины его не узнают, что весьма странно, оно и к лучшему. Объясняться с роднёй Лоры не хотелось совершенно, хоть Роб и чувствовал себя обязанным навестить ее могилу. И могилу сына, Эвана. Дать ему свою фамилию хотя бы на могильном камне. Но это после, сейчас же - охота на живца, в которой он будет и дичью, и загонщиком.
- Добрый день, почтеннейший, - перед тем, как начать разговор с трактирщиком, опершись на стойку, пришлось рявкнуть на Девону, уже примеривающуюся харчить стул. - Будьте любезны, вино покрепче и разговор посодержательнее.
Соверен перекатился между пальцами с магистерским и обычным орденским перстнями, чтобы исчезнуть в ладони и едва слышно прозвенеть по стойке.
- Брат нашего благословенного и богоспасаемого ордена, побывавший в этом городе и удостоенный чести быть избранным для упокоения нежити на кладбище, говорил, будто выступал здесь фокусник с нечестивыми представлениями. - Роб вздернул бровь, удивляясь полету собственной мысли и укоряя себя за то, что порой становился слишком магистром. - Не слышал ли ты, почтеннейший, куда собирался направиться этот артист? Сомневаюсь, что он мог избегнуть искушения и отказался угоститься в твоей таверне.
Прежде, чем ответить, трактирщик грохнул на прилавок бутыль вина, затем посмотрел на Роба, подумал и добавил ещё одну. Рядом словно по волшебству возникли два кубка, вмещавшие на вид не меньше пинты. И только разлив густое темное вино, эльф покачал головой - довольно скептически.
- Что-то орденский ваш брат не выглядел очень удостоенным. Да и избранным тоже. Как бумажку с доски ухватил, значит - так и всё избрание. А ежели он чего про представления и говорил, так врал, небось, потому что сам с мазелью своей ни одного и не видел. А представления-то первый класс были, не хуже столичных уж, думаю. С магичеством разным, да и с детьми говорить умел он, фокусник этот. Теперь-то, конечно, понятно, а тогда народ, значит, представления его полюблял. Ну и захаживал он ко мне, как не захаживать? Тут другого места, чтобы вкусно поесть, и нету, только если ко вдовушке . Но этот вроде как жил сам по себе. А поесть и выпить - здесь и пил, и ел, бывало, господин. А вот куда дальше собирался... - он задумчиво сделал большой глоток, выдохнул. - А вот на северо-запад, говорил, не будь я Томасом Мэллоу. Только ведь это было до того, как удостоенный брат его не добил.
Поехал бы Роб на северо-запад после того, как его чуть не добили? Вероятно, что да. Хотя бы потому, что искать его там не будут, а погоня отправится, скажем, на юго-восток. А вернее всего - вообще никуда не поехал бы, пока всё не успокоится. Заложить круг подле города, вернуться в него и поселиться на окраине - проще простого, особенно, если ты умеешь в мороки, а под городком - замечательные катакомбы с ходами. Пожалуй, стоило подумать еще и о том, где он ловил бы сам себя, зная, что наверняка приедет в Лутон. И полагая себя добрым, сентиментальным и каким-нибудь ответственным. Бежавшим от злой жены-богини, чтобы вырвать из лап мерзких культистов единственного сына, в чем Роб уже начал сомневаться. Не в мерзости культистов, разумеется. В уникальности Ранульфа, если уж даже целитель не был гарантией того, что случайная любовница не понесет. Ну, и в злобе Бадб тоже сомневаться не приходилось. Это было неизменно, и уж как ты ее не люби, а богиню не исправить. Да и нет надобности исправлять, хотя порой и хотелось малой толики участия, выражающейся не в снеге в лицо, а в теплом слове. Ящер у нее красивый, надо же...
- А где девушку с сыном похоронили?
Доброго, сентиментального и ответственного Роб в первую очередь ловил бы у надгробия той, что подарила сыновей. В мире, где деньги заменяют богов, гораздо проще почтить память на расстоянии, заказав надгробие и мессу, хоть в вероисповедании Лоры уверенности и не было. Но ведь он же не может уклониться от своего долга? Не возрыдать на могилах, не вопросить судьбу, за что она так жестока?
За два дня голубь уже должен был найти Тома Бойда, если брат Ясень еще был жив... Стоило оставить здесь хоть какой-то след, коль уж приходилось рассчитывать на кого-то, кроме себя.
- Так на кладбище, - удивился Мэллоу. - Где же ещё? Конечно, отец Даниэль сперва наново всё освятил, после того, что случилось. Только, господин, но зачем бы вам? Констебулат за фокусника этого не заплатит, а без денег ваши братья, уж простите, обычно и пальцем не пошевелят.
Зачем бы это было Робу, в самом деле, если бы не здравые опасения, что цепочка "мальчик - магистр - богиня" окажется верной? Да и Бойд, как-никак. Брат Джордан не поймет, сам-то он окружил себя детьми - законными и не очень. К тому же, не признайся он сейчас мрачно и покаянно, что:
- Я - отец мальчиков,
пожалуй, в нем не опознают того магистра, что не сумел отбиться от настойчивости Лоры.
- Хоть так проститься с одним из них.
Трактирщик наклонился к нему ближе, всматриваясь в лицо, а затем покачал головой и плеснул себе ещё вина.
- Вот ведь оно как. А я-то и не узнал. Вроде бы и тот, а другой. Прямо помолодели, простите уж за смелость. господин. Вот Лора бы обрадовалась. Или нет. Она ведь в орден и писать запретила, всё, боялась, как бы детей не отняли. Словно сама на вас не вешалась. Получается, не хотела детям того, чего сама добивалась. Ну да кто этих женщин поймёт, верно? Заботилась, правда, о ребятишках так, что большего от матери и требовать нельзя. Пылинки сдувала. Как Ранульф приболел, так аж к знахарке таскала, а это добрых миль десять будет.
К знахарке... В самом деле, должны же были где-то узнать мальчиков, признать сходство. А это означало, что к дьяволопоколонникам примкнул человек, хорошо его знающий. Или попросту имелся опытный маг крови, водник-целитель, что отсылало либо к ордену, либо... Розали водником не была. С ней и воздух-то говорил неохотно, что первый, что второй раз, будто мешало ей что-то. Или кто-то. Тоже мешала. Но узнать в годовалом мальчишке своего Арда она могла, равно как Раймон узнал черты, которые видел с детства. Вот только верить в то, что знахаркой была она, что отдалась рыжая скромница в лапы какого-нибудь Асмодея, не хотелось. По недомыслию, разве что, сказала. Да и жила ли она снова? Прокатиться к знахарке, впрочем, было необходимо. Раз уж Роб все равно ловит себя на себя же культистами, то зачем отнимать у них лишний шанс?
- К знахарке? - Спустив с поводка акцент, поинтересовался он, тут же улыбнувшись эльфу. - Теперь схож? А Лора не порадовалась бы. Она замуж хотела, убечь... убежать отсюда, в столицу. Вот и отомстила, не сказала о детях. Где знахарка та живет, почтеннейший?
Трактирщик скорбно покачал головой.
- Тяжело месть-то встала, коли так. Только вот не говорила она про столицу-то прежде. Ну да ладно, дело давнее. Что до знахарки, то вот прямо на север, господин. Сперва по дороге, а потом, как мост будет, по ручью. У вас, господин, болит что-то? Так ведь, вроде, целителем были? Разве ж наши местные с орденскими сравняться могут? Да вы пейте, господин, вино отменное, старое.
- Душа у меня болит, - буркнул Роб, отпивая глоток и совершенно не чувствуя вкуса - отвлекали мысли, - а ее целитель не поправит. И священник порой не в силах, да и забвение утешения не принесет.
По дороге, мосту и ручью... Не самый близкий и удобный путь, чтобы пройти его с приболевшим ребенком на руках. Право же, странные идеи посещали Лору. Соблазнить, родить, возиться с плодами внебрачной страсти, почти наверняка подвергаться осуждению - и не сообщить об этом другому непосредственному участнику сего греха. Ну подумаешь, сорвался сразу после Белтейна, не попрощавшись даже. Так ведь дела! Припоминалось, что кто-то из братьев попался на кончик пера у законников. Кто именно - не вспоминалось вовсе. Слишком часто михаилиты чудили. Но, воистину, обида женщины переживет её саму. И теперь приходилось осторожно надеяться, что чертолюбы не заставят себя ждать слишком долго и разъезжать по тракту не придётся. Умирать - так весело, в пляске меча, а уж если суждено в ад попасть, то и там постараться сделать весело всем чертям. Представив делегацию демонов, униженно умоляющих Бадб забрать его и богиню, воротящую нос, Роб усмехнулся, по привычке прокрутив несуществующее кольцо на пальце.

[Spectre28 >>>]

Кладбище в Лутоне изменилось столь же мало, сколь изменился сам Лутон. Улица, примыкающая к нему, так и осталась деревенской, с простоватыми деревянными домами, узкими дорожками, расчищенными в сугробах и посыпанными золой. На самом погосте добавилось надгробий, но каменный ангел с укоризненным лицом и усыпальница остались прежними. Приносящими скорбные мысли о спасении души, навевающими тоску и печаль. По крайней мере, именно так, должно быть, думали скульптор и архитектор. Роб осмотрел ангела с праздным интересом, Девона - с алчным, сойка, сидящая на голове статуи, оглядела их с ленивым любопытством, застрекотала, разрушив торжественность старого кладбища - и напускная скорбь ушла. Не получалось у Роба лить слёзы о сыне, которого и назвать-то так не мог. А о Лоре - тем паче. И самая необходимость делать страдающий вид вызывала усмешку, которая вместе с грустной миной преображала лицо в какую-то странную маску, от которой болели скулы. Могилу Лоры и мальчика он искать не стал. С людьми нужно говорить, когда они живы: каяться, признаваться, просить прощения, просто любить, наконец. Мертвые - немы, а Лору и Эвана к жизни не вернет даже неистовая, ибо - христиане. Шаг между жизнью и смертью короток, между верой и неверием - еще короче, чтобы назвать себя слугой иного божества - шагать и вовсе не нужно. Зачастую и вера не обязательна, лишь знание. Перестает ли Раймон быть христианином, связавшись с Немайн, которой Роб недоверял настолько, что молчал об этом? И почему, дьявол раздери, он думает сейчас о таких теософских вопросах, стоя на кладбище, если необходимо ехать к знахарке?

У хижины, огороженной крепким круглым тыном, его встретил мерный стук топора. Орудовал им сгорбленный низкий мужчина, почти карлик - и орудовал легко, словно пушинкой. Несмотря на рост, руки, высовывающиеся из коротких рукавов, вполне подошли бы медведю. На Роба он кинул единственный равнодушный взгляд и, даже не кивнув, продолжил занятие. Зато вышедшая к калитке знахарка улыбалась во все зубы - на удивление хорошо сохранившиеся, учитывая, что было ей никак не меньше пятидесяти лет. Двигалась эта дородная крепкая баба, впрочем, так, словно едва перевалила за тридцать. Из-под цветастого платка выбивались седые пряди вперемешку с тёмно-русыми.
- Добрый вечер, господин. Ужели у такого красивого и сильного хворь какая? Простите уж, а просто так к нам с Хазаром редко гости бывают, да и то всё больше знакомые. А нас, кажется, Господь не сподобил?
- Лоррейн посоветовала, - улыбаясь в ответ, проговорил Роб, - а хвори... Да вот руку левую ломит.
Руку и в самом деле тянуло, стыло и мерзко, точно внутри кусок льда поселился. Но лекарь с этим справлялся, а на боль он давно научился не обращать внимания. Не на дыбе же ломают, потерпит.
- Ну да я не за тем, уважаемая.
А зачем? Поиски обещали быть самыми бестолковыми за полвека жизни михаилитом. Обычно культисты как-то выявлялись сами, проколовшись на мелочи, обнаруживая секту. Чаще - их выслеживали констебли и привлекали орден, как знатоков подобного. Ездить и нарываться на неприятности не приходилось.
- Я узнать хочу, чем Ранульф болел. Лора-то уже не скажет, а мне сына еще разыскивать, так хоть запастись травами нужными.
Папаша-наседка... Роб улыбнулся этой мысли еще шире, осознавая, что для воспитанников таковым и выглядел, наверное, если б в резиденции почаще задерживался.
- Бедная Лора, - знахарка даже всплеснула руками. - Такая судьба жестокая. Поверите, как рассказали - я ночь не спала, рыдала! Такая хорошая девушка, добрая. Заботливая. Думала ведь, что у ребёночка грудная жаба, но я всё послушала, всё посмотрела - и здоровый он ведь был! Простыл только немного, ну так я в припарках кое-что понимаю, сподобил Господь знаниями. Прошло, как и не было ничего. А травами поделюсь, конечно, поделюсь, господин. Но так, может, вы руку-то покажете? Ежели ломит, то помогу. Кто, как не я, тут всех выхаживаю, хоть малых, хоть стариков? Скрюченные приходят, а обратно - как молодые.
И вот тут Робу стало страшно. Что, если знахарка - такой же маг-лекарь, как и он сам, а заманивает в избушку, чтобы отравить и отдать культистам? А ведь если рассчитают дозу, то можно даже не очнуться, когда жертвенный нож вонзится в сердце. Беспечно разъезжать по тракту, изображая заботливого и даже озабоченного папашу было скучно, но безопасно. Но вот добровольно сунуть голову в петлю... Больше всего на свете Роб ненавидел собственную беспомощность, хоть никогда и никому не признавался в этом.
- Пожалуй, покажу руку орденскому лекарю, уж простите. А когда Лора была у вас? Уж не в тот ли день, когда убили?
На северо-запад от Лутона лежали Чалтон, Тебворт, Милтон-Кинс и множество других мелких городков и деревушек, которые прочесывать можно было до тех пор, пока коза не опоросится. Оставалось надеяться, что фокусник увез Ранульфа не в Ливерпуль, и не за пролив. Иначе искать мальчика можно было ровно до того, когда он сам явится, чтобы потребовать свою долю наследства.
Знахарка поджала губы.
- Орденскому, вишь. Брезгуете. Ну да мы, конечно, в университетах не обучались, всё по-простому, от земли. Лоре вот хватало, довольна была, да и мальчишки как на подбор росли. Была она у меня и в тот раз, верно. Захаживала порой, старуху проведать.
Мальчишки росли на подбор, как подозревал Роб, отнюдь не стараниями знахарки, а потому что унаследовали от него столь многое, что им вряд ли нужны были лекари. Но, право, проведывать хижину в лесу, за десять миль от Лутона, зимой, с двумя годовалыми детьми на руках, которые будут быстро уставать и их придется нести, через неспокойное кладбище... Конечно, часто говорят, что у беременных ум пропадает, но у Лоры он, кажется, и не зарождался с утробы матери.
- Ну что вы, уважаемая, - почти искренне огорчился он, спешиваясь, - отнюдь не брезгую. Спешу. Сами знаете, как говорится: "Пока воин снимает кольчугу - дама успевает заснуть". Далековато Лора с двумя детьми на провед ходила. Знать бы теперь, где Ранульфа искать. Душу бы продал...
... за горячую похлебку и хлеб из печи. Роб зябко дёрнул плечами, прогоняя холод, норовящий заползти под кольчугу. Он не мёрз, но душа ему уже не принадлежала - и от этого было стыло. Не фуа, ни оммаж, всего лишь договор, но связывающий его с неистовой прочнее, чем тот, что заключают с дьяволом. Не потому что нельзя найти лазеек, сбежать, нет. Древом жизни проросла эта клятва сквозь него, сквозь Циркона и Арда, скрепила свои корни древним браком. А если душа тебе не принадлежит - то и продавать нечего. Да и на алтарь приносить - тоже. Главное, во что веришь ты сам.
- Что же вы такое говорите, господин! - знахарка истово перекрестилась. - Грех-то какой был бы! Но, ох, - праведное возмущение с лица исчезло, уступив место почти материнскому умилению. - Всем бы такими отцами-то быть! Такого бы папашу - и кажинному детёночку, правда, Хазар?
Горбун, вскинув на плечо колун, утёр пот рукавом льяной рубашки и бросил на Роба хмурый взгляд, не одобряя то ли продажу души, то ли отцовскую любовь. Женщина, не обращая на него внимание, продолжала:
- И ведь кто бы ещё! Так нет, михаилит этот ваш, что бедняжечку Лору нашёл, и не заглянул, констебль - тоже. Хотя он-то, верите, вовсе странный! Степодыр. Ведь про ходы эти знал, а не проверил! - она подошла ближе, понизила голос. - Думаю, знал всё, господин. В сговоре. Да только кто ж его тронет? А душу-то вы, господин, продавать всё равно не спешите. Это ж какое дело погибельное! Неужто других способов нету, дитё-то отыскать? Цельным михаилитским орденом?
Роб приосанился и улыбнулся, за улыбкой скрывая усталость от спектакля и желание рухнуть в кровать, желательно с неистовой, которую показывать сейчас вообще было нельзя. И даже, наверное, лучше было поненавидеть эту стерву рыжую, приучая и себя, и ее к этому. Жаль, что после примирения времени прошло так мало, не успел научить Ворону, что верность неизменна, как бы не пытались попирать. Хватит, набегался, пора и хвост прижать.
- Ребенок - это дело личное, - сокрушенно вздохнул он, перетаптываясь на снегу, чтобы размять ноги после седла, - ни к чему братьев просить.
Способы-то, конечно, были. Тот же Шафран нет отказал, с его-то верой в братство, очертя голову кинулся бы вынюхивать и ясновидеть. Самым надежным способом было вовсе отрешиться от поисков. В конце концов, если культистам что-то от него надо (ха!), то пусть сами и приходят. Но Бадб, злящаяся на него за детей от других женщин, за жертвенность, за запрет вмешиваться, возненавидела бы за безответственность. В памяти всплыл друид, чертов друид, готовый завладеть его душой, чтобы насолить неистовой. "Будь готов верить, рисковать и жертвовать." Сказал - точно гейс наложил. Но, черт побери, готовность ко всему этому не равна обязанности! А ведь старик может быть еще жив, вряд ли неистовая, спеша спасти наказанием, тратила время на убийство пакостного старца.
- А тех, кому Господь открывает тайное - мало, - медленно продолжил Роб, ошарашенный внезапной догадкой. На заре христианства человек, назвавшийся друидом и живущий в Туата де Даннан, заманил его на сигилл. Согласился помочь, имея счеты к Бадб. Что, если преисподняя пришла в мир за пеленой так давно, что они это и не поняли?

[Leomhann >>>]

"Перед тем как ступить на неведомую дорогу, ты нанесешь себе рану, чтобы кровь вытекала не быстро, но и не медленно. Окропи свой путь влагой жизни, воин. Это первое условие нашей сделки и первая жертва твоему желанию". Истекающее кровью тело стремительно слабело, но двигалось вперед, подчиняясь воле. Он шел, не ощущая времени, не чувствуя боли и страха. Вечный удел - служить, сражаться и побеждать. Веками жил Ард по однажды установленным правилам, не ведая сомнений. Но истоптав тысячи дорог, споткнулся на ровном пути, встретил ту, что указала ему иную дорогу, нежностью и доверием опалив холод души. Она поселилась в дневных думах и сновидениях, овладела телом.

Встреча - удар молнии. Ард помнил ее, будто и не утекли пески времени. Он пришел к ручью, протекавшему через луг, чтобы смыть кровь и напиться чистой воды, стряхнуть с себя шум битвы, забыть поле брани - вытоптанное, залитое кровью, усыпанное телами павших, на которых пировали вороны его госпожи. Но здесь, у ручья, было тихо, не доносились стоны раненых, торжествующие вопли птиц. Розали сидела под дикой яблоней и бело-розовые лепетки падали на ее волосы цвета червонного золота и нежно-голубую тунику. И Ард замер. Мир и покой воплощала эта девушка, дарила желание защищать, а не нападать. Дарить жизнь, а не убивать. Тогда он впервые почуял терпкий и сладкий запах неведомой свободы, тогда-то и начали тяготить оковы рабства. "Кто ты? - Ард." Говорил - и боялся связать свои тайные помыслы с Розали навсегда, зная, что это будет мукой. Сам не зная почему, он позволил промыть раны и перевязать полосками, оторванными от туники, скрепить повязку булавкой, которую отколола с ворота одеяния. Простая бронзовая булавка в виде цветущей веточки вереска... Возвращаясь туда, где его ждал долг, Ард снял повязки и украшение, спрятав между корней дуба.

Свобода... Он алкал ее, но и не знал, что это такое. Верность Бадб - это клятва, сродни гейсу. Не запрет, но обязательство, благодаря которому Ард жил. Магия клятвы питала и поддерживала в нем жизнь, делая вечным спутником, вечным генералом, вечным любовником одной госпожи. Нарушить клятву означало не только смерть и бесчестье, это - проклятье его духа, без права на прощение. Он будет обречен вечно искать пристанище в телах смертных, обреченных на рабство, несущих наказание за его предательство, живя и умирая в муках.
Высоко, над кронами дубов Туата де Даннан, за толщами тумана, слышался шум крыльев и вороний грай. Птицы искали его, метались, не в силах проникнуть сквозь наложенные друидом чары. Туман укрывал, но и лишал сил уже почти неживое тело. На миг Ард остановился, вслушиваясь в голоса ворон - и заколебался. Он бессмертен, пока верен Бадб. Но ведь служение ей отныне большее предательство? Служа Неистовой, он предает ту, что полюбил больше жизни? Но Бадб... Как забыть ту, что была и есть его жизнью?
Волоча ноги, он дошел до двух сросшихся вместе дубов, понимая кем-то вторым, кто поселился в его душе после встречи с Розали, что дальше путь лежит в чащу. Вороны злобно и истерично горланили, сопровождая его, но не видя, а Ард, сам слепой от слабости и тумана, шел вперед и, наконец, вышел. На большой поляне его ждал друид, опираясь на жерди, проложенные поперек странной, пятиконечной звезды, испещренной символами.
- Ты нашел меня. Ты выполнил условия нашего договора. Оставшейся в тебе крови должно хватить, чтобы завершить обряд. Встань на перекладины, да смотри не рухни.
Ард молча встал, как ему было велено, замер, стиснув зубы.
- Поспеши, старик, - тяжело уронил он, чувствуя приближение смерти и - Бадб. И почти радуясь обеим.
- Тебе будет дан шанс найти и обрести свою любовь и свободу от власти Бадб. Но для этого нужно, чтобы были соблюдены условия. Слушай, воин, все, что я скажу.
Друид поднял руку, в которой сжимал ветвь дуба, и она засветилась холодным светом, на глазах превращаясь в длинный узкий клинок. Старец приставил острие кинжала точно в середину груди Арда.
- Будь готов верить, рисковать и жертвовать.
Старец говорил - и надавливал на кинжал, медленно вползающий в тело.
- Стой на ногах, воин, пока еще жизнь теплится в тебе. Этот клинок пронзает не только тело. Он достанет душу, ранит ее, но не даст ей вырваться после твоей смерти. Душу я излечу и отпущу на волю, странствовать...
Почти умерев, он слышал, как вопит его душа, пронзенная кинжалом, как она извивается, пытаясь сорваться и ускользнуть. И тут все прекратилось, повисла тишина, в которой замер и друид, не успевший даже удивиться, и он сам. И зазвучали слова Неистовой, не дающие ему умереть, наказывающие проклятьем - и болью. Но болела не смерть. Жизнь. Бадб наказывала его жизнью и дарила ему свободу, которую он так хотел. Дарила семью и детство, которого у него никогда не было. Дарила возможность плакать и смеяться, говорить и учиться. И он заплакал, пронзительно. Так, как умеют только младенцы. Но, в отличие от них, безымянный, не-Ард, оплакивал осознание, прощение и прощание, горечь во взгляде неистовой.
- Роберт, мы назовем его Робертом, mo leannan...

Сообщение отредактировал Леоката - 7-11-2018, 9:25

[Spectre28 >>>]

Дьявол! Стоило вылить всю кровь, чтобы поумнеть! Безмятежно-скорбное выражение лица обеспокоенного папаши удавалось сохранять с трудом, а заставить себя не вышагивать, рассуждая вслух, и вовсе было сверхчеловеческой задачей, вылившейся в суетливое подтягивание упряжи. Впрочем, оправдывало его лишь то, что Ард понятия не имел о печатях Моисея, Ключах Соломона и Хаосе.
Знахарка, сочувственно покивав его задумчивости, тяжело вздохнула.
- И правду ведь вы говорите, господин. Мало кто видит скрытое, а ещё меньше тех, кого не сам дьявол вокруг пальца водит, кривду кажет. И ой, как тяжко это даётся, ой трудно! - она с сожалением покачала головой. - Не хотела я этого говорить, господин, но сподобил меня Господь наш видеть скрытое. Дорого, очень дорого обходится оно мне. Хазар вот подтвердит: неделю, если не больше, потом пластом лежать от переутомления сил душевных! Потому что не выдерживает тело тварное присутствия ангельского, а душа, значит, следом за ними рвётся, на небеса когда уплывают, паруса крыльев расправив. Но так вы, господин, страдаете... - помедлив, женщина затрясла головой сильнее. - Ох, нет, не могу. Это кто же за хозяйством следить будет, страждущих лечить? Тута ведь другой нету на три деревни вокруг!
Роб досадливо нахмурился. Разумеется, знахарка умела еще и в ясновидение, а также в привороты, отвороты и порчи. Такие вот лесные ведьмы с угрюмцами-дроворубами умели всё, особенно - за звонкую монету. А уж действовали ли их примитивные чары, доставшиеся этим землям в наследство от жриц Матери, зависело от самого человека. И его веры, разумеется. Но раз уж он играл роль безутешного папаши, то платить приходилось за любой шанс, даже не обращая внимания на то, как неожиданно грамотно и образно заговорила простая деревенская тётка, описывая паруса крыльев.
- Пять золотых, я думаю, будут достаточной платой за ангельское присутствие?
- Богохульствуете, - поджала губы женщина. - Так говорите, словно за ангелов Господних платите, а не просто расходы возмещаете, на травы потом, на работников, да чтобы хозяйство не развалилось без хозяйки-то. И то, сказать, за обычное дело пять золотых - божеская цена, верная. Только здесь же, господин, чернокнижие знатное. А ну как почуют? Придут? Мстить будут, - она закручинилась. - Как представлю, что петуха красного под стропила пустят, так ведь сразу на сердце тяжело. А вот на десять золотых, может, ту крышу и заново настлать можно будет.
У Роба вообще было ощущение, будто он платит за каждого ангела по золотому, а если припомнить список их, какой приводили различные гримуары, то и вовсе получалось состояние захудалого барона. Эх, не тому они учили детей в ордене.
- Десять так десять, - пожал плечами он, втайне радуясь, что не начались наценки на "а то могут и порчу навести" и "а ну как в жертву принесут, так и похоронить не на что будет". Платить за то, что тебя направят к месту твоей же поимки - а в этом Роб не сомневался с самого начала комедии - казалось несколько абсурдным и даже смешным, и на лицо невольно прокралась обычная, косая усмешка.
Знахарка расплылась в улыбке и зачастила:
- Вот и славно, славно-то как! Уж так-то старая Кочина расстарается, как для родного. Только вы, господин, собачку-то привязали бы где? А то мешаться будет, затаптывать всех, под руку мордой лезть.
Роб покосился на Девону, уже начавшую с интересом грызть забор, и снова пожал плечами. Привязь, которая могла бы удержать гончую, представлялась похожей на якорную цепь, которую он с собой не возил за ненадобностью. Что поделаешь, предметы таких размеров редко нужны в жизни михаилита. Со вздохом подзывая собаку, чтобы отправить ее на охоту, Роб со вздохом подумал, что случись с ним что-то, Девона в лесу выживет и, чем Керн не шутит, даже найдет дорогу в резиденцию.
- Теперь не помешает, - уронил он, наблюдая, как радостно галопирующая собака несется вверх по ручью.
- И хорошо! А за лошадкой Хазар присмотрит, правда, дорогой?
Горбун хмыкнул в ответ и перекинул топор на другое плечо. Знахарка же подошла к поленнице, пробежала пальцами по чурбанам. Наконец, найдя тот, что показался подходящим, отломила веточку с одиноким сухим листом и хмыкнула, рассматривая. Кивнула.
- А вот так - совсем хорошо будет. Эх, старая стала, не гнусь совсем... ну, ничего, господин молодой, выпрямит старуху-то.
Причитая, знахарка, подскакивая как-то боком, обвела большим кругом и себя, и Роба, оставив снаружи "своего дорогого".
- А вот вы, господин, и стойте туточки, только не топчите лишнего. А то кто его знает, что будет? Ну да вы, михаилиты, опытные, не чета мне, бедной, без библиотек да университетий разных.
Как бы там ни было, пентаграмму в снегу она набросала быстро, ровную, недрогнувшей рукой. И продолжила, слегка противореча собственным словам. Ломаные, линии, полудуги, которые шли от углов, порой заканчивались, не доходя снова до круга, оставляя направления открытыми. Одно, другое, третье, перечёркивая пентаграмму. Женщина же продолжала бормотать.
- Вот молодой была - только б уследили! Вжих, вжих - и готово. А теперь-то медленная, теперь-то старая, и кости ломит, и ручки не слушаются, и ноженьки не ходят, а где ходят - не расцветают там уже подснежники, как бывало, не выпускают листики, не кивают головками синими.
"Пойду в лес, лес темный, сорву белену, белену горькую..." Роб хмыкнул, спрятав за смешком невольное одобрение. Речитатив, каким пользовались многие для тонкой настройки самих себя и который многие же принимали за заклинания, обычно повышал оплату работы: страшное колдунство, мать его. Вот только во второй раз он стоял в чужом пентакле, а не нравилось ему это - в первый. Энергия, которую собирал узор, стягивалась не к центру, как бывало обычно, а металась в поисках выхода, словно разгоняясь на кривых. Вздымалась вверх, сперва до колен, потом к поясу, пока круг не стал колодцем силы, в которой следом, отголоском чувствовалось даже что-то... друидское? Знахарка стояла близко к центру, переступив через две линии. Казалось, что юбки её колышет ветер, которого не было. И он же поднимал волосы, тянул из-под платка.
- А теперь, господин, мне бы какую-нибудь вещицу от сына-то вашего, - даже голос её изменился, стал глубже, плавнее. - Вот сюда, в самую, значит, серединку.
С вещицей Девона давно уже встала бы на след, еще от кладбища. Неделя или две для гончей значения не имели, хоть она и глупила на охоте, и петляла, и делала вид, что самая обычная собака. Они оба делали вид, только Роб, кажется, с этим справлялся лучше. Впрочем, было кое-что, роднящее их с Ранульфом. Отдавать это не хотелось совсем, но, назвавшись рыцарем - полезай на лошадь, как любила повторять матушка - большая охотница до странных пословиц.
- Только кровь, одна на двоих.
Знахарка фыркнула, как кошка.
- Что же вы, даже в дом не зашли, за памятью? Ну да ничего. А кровь оставьте себе. Что я вам, чернокнижница какая, вроде кукольника того?! Пф-ф.
Сзади, еле слышно за гулом, донёсся плевок Хазара. А знахарка выписала веточкой символ, словно повторяющий часть пентаграммы, и снег ощутимо дрогнул, пролёг рыхлой, подтаявшей дорогой почти прямо на восток. Женщина довольно кивнула.
- Ага. С вещью-то проще было бы, но не совсем ещё, не совсем... в Лилли вам, господин. Конечно, с башмачком или платочком и дом бы сказала отцу заботливому, да вот... - она горестно развела руками.
- Мне не башмачки нужны, а ребенок, - буркнул Роб, решительно не понимая, для чего люди собирают всякий хлам на память, если она отнюдь не в вещах. Эдак ему телегу за собой придется возить, с горой платочков, книг, кинжалов и прочего, что почиталось за памятки. И дьявол его раздери, если он помнил, что представлял из себя этот Лилли. Должно быть, деревушка из тех, какие и на карты-то не наносят, потому что слишком мала. - Благодарю вас, госпожа.
Десять золотых ли, пятнадцать... Забор Девона, все же, погрызть успела, а знахарка кое-чего могла. Роб раскланялся с нею, передавая монеты из рук в руки. Если вымыть не догадается - лишний след к нему: возил он их с собой так долго, что пахли они теперь морозом и ветром, водой и сталью. Робом Бойдом, в общем. Оставляли шлейф за собой, едва уловимый, но достаточный для ворон неистовой или Шафрана.
Девона догнала его в паре миль от Лилли, дожевывая какую-то дрянь. Роб спешился, чтобы обнять гончую и долго глядел ей в глаза, трепал за ушами и холку, перебирая жесткую шерсть пальцами. Отобранная у жрицы Кейт Симс, она скрашивала ему жизнь, помогала коротать вечера, когда это было необходимо, а теперь получалась ненужной, лишней. Обузой, неизменно радующейся его присутствию. Умная глупышка Девона, сочетающая сметливость старшей суки стаи и бесшабашность щенка, кажется, была его отражением. Вздохнув, Роб оторвал от плаща полосу, привешивая на нее свой, приметный родовой перстень с девизом и гербом. Томас Бойд, брат Ясень, узнает его. А Девона, на шею которой он завязал этот ошейник, узнает Тома Бойда. Особенно - после короткого внушения.
- Жди меня, девочка. Охоться и приведи Тома.
Гончая тоскливо тявкнула, лизнула щеку и поплелась в лесок. Роб провожал ее взглядом до тех пор, пока даже воздух перестал говорить о ее присутствии, а потом, не оборачиваясь и не раздумывая ни минуты, помчался в Лилли.

[Leomhann >>>]

Лилли, после полудня.

Красивое название деревушки было каким-то излишне красивым для местечка, в котором всего одна улица, а кладбище расположено прямо во дворе неожиданно высокой церкви серого камня, занявшей, похоже, почти всю Лилли. Судя по кладбищу, люди в этой деревне умирали часто и охотно, явно для того, чтобы их отпели в этом прекрасном храме, украшенном каменными кружевами и витражами, увенчанном высоким шпилем, чтобы отзвонили по ним в этой колокольне, расписанной страстями Христовыми. К церкви примыкал такой же нарядный, чистенький и веселый дом о двух этажах под черепичной крышей, больше похожий на игрушку, чем на строение. Игрушку напоминала и таверна, приземистая, выбеленная до кипенной белизны, и наверняка летом сплошь затянутая плющом. Больше в Лилли смотреть было не на что.
Впрочем, насчет тишины и величины селения Роб не обольщался. Именно в таких вот маленьких деревнях, в таких аккуратных и красивых омутах водилась уйма чертей, с которыми еще предстояло познакомиться. Но пока эти дьяволовы исчадия таились где-то под сенью аккуратных домиков, корчили рожицы из-за деревьев и изящных, ажурных заборчиков и были совсем не опасны. Как бы то ни было, голод, который пробудила конная прогулка от Лутона, настоятельно требовал заглянуть в таверну и намекал, что на сытый желудок гораздо приятнее приноситься в жертву. Подумав, Роб посчитал за благо согласиться с ним и направился в трактир.
Уютный небольшой зал встретил запахом свежей краски, ошкуренного дерева и ароматных трав. Владелец явно не жалел денег на то, чтобы заведение выглядело не хуже иных, расположенных в куда более крупных и посещаемых местах. Даже пол был, насколько Роб чувствовал снующий между желтоватыми досками ветер, двойным и совершенно не прогибался под сапогами. И стены оказались солидными, толстыми, без щелей, в свежей штукатурке поверх грубого камня. Маленькие окна были закрыты ставнями, но внутри горели несколько ламп, которых вместе с камином хватало, чтобы залить трактир мягким приятным светом. В этот час зал был почти пуст, лишь сидел в углу - почему они всегда выбирают самые тёмные углы? - запыленный путник в сером плаще с капюшоном. Кроме него Роб видел только трактирщика, если это был он. Грузный мужчина с красным лицом как раз ставил перед сероплащным миску с чем-то дымящимся и ароматным. Оглянувшись на стук двери, он заметил Роба и расплылся в улыбке.
- День добрый, господин! Чего изволите? Всё мигом будет!
Роб еще раз оглянулся на путника, искренне недоумевая, где тот среди зимы отыскал пыль - не иначе, как в том же углу - и рухнул на лавку у ближайшего стола, стягивая с руки перчатки, отбрасывая за спину полы плаща.
- Горячего и горячительного, мастер трактирщик.
Темный гранат магистра над трактом в свечном свете казался почти темным - и от того ярко и чисто рядом с ним сияло серебро простого орденского кольца. На другой руке, там где пальцы по привычке прокручивали кольцо брачное, как обычно ничего не было. Хоть и - снова как обычно - ощущалось. Пожалуй, стоило завести привычку крутить локон неистовой вокруг запястья, но когда-нибудь после, в посмертии, если оно будет. Пока живешь - поневоле веришь в бессмертие и неуязвимость, но стоит разок перевидаться с темноволосой девой, чьи косы украшены белыми цветами, как начинаешь дорожить привычками. пусть и самыми незначительными, но делающими жизнь терпкой, с привкусом кислицы и яблок.
- И яблоки, если есть.
- Вот яблок нету, господин, - трактирщик огорчился так, что даже заломил руки - красные, большие, закорузлые от работы. - Может быть, подойдут груши? А горячее и - как высказали, горячительное? - это мы запросто, это быстро. Покрепче, послаще?
- Все равно.
Лишь бы без яда. Роб ухмыльнулся этой мысли, но говорить вслух не стал, незачем пугать трактирщика и заставлять уверять, что в этой таверне не травят гостей, упаси Господь! Хотя, Тоннер наверняка говорил бы то же, услышав подобное. И где, все же, этот сероплащный нашел пыль? И является ли, чёрт побери, пыль на одежде поводом к разговору? Правда, спросил Роб не о том. Чертовы привычки, которые трудно изживать, даже когда ты снова генерал.
- Работа есть?
- Ну, господин, это дело такое... работа - она почти всегда есть, - глубокомысленно заметил трактирщик. - Когда делается, и когда не делается. Вам вот брат Рысь знаком?.. К слову, господин, надолго к нам? Может быть, ещё и горячую ванну, чтобы, значит, и внутри и снаружи прогреться? - он скользнул глазом по руке Роба. - И, может, ещё кого-нибудь тёплого и приятного, постель, значит, согреть? Вы не смотрите, что деревенька маленькая, господин. И девушки у нас не из тех, кого насильничают. Сами, значит, рады.
- Кто же брата Рыся не знает, - досадливо проворчал Роб, раскатывая свое звонкое "р-р" по трактиру, - когда только успевает везде побывать... От ванны не откажусь, почтенный, и от ночлега. А девушек... безнужно, то есть - не нужны они, без надобности. И без того теперь сына приходится искать.
И лучше было не думать о том, что сделала бы с ним неистовая, ответь он согласием. Тем паче, что беседой с теми, которые сами согласны, дело бы не обошлось. Деревушка маленькая, как верно заметил трактирщик, все женихи напречет. Если какая и родит мимо брака, без венчания - ее родня только порадуется, а за рукой девушки очередь выстроится: доказала свою плодовитость.
- Говорил этот ваш Рысь, что по дороге в Бирмингем, - просветил его трактирщик. - Вот и поработал, значит. Бесов гонял. Денег взял, как царь Соломон бы постеснялся, а выгнал, кот улыбчивый, не всех, кажется. Ну да что уж тут... жили же как-то. А вот веры в орден, не обессудьте, мало стало. На корону, выходит, лучше работали. Хотя, простите, господин. Не моё это дело, конечно, а моё - еду нести да ванну гостю готовить. Значит, похлёбка устроит? Мясная, наваристая, как раз недавно в крайней хате порося забили!
- Погодите, уважаемый, - Роб хотел было выдвинуть стул ногой, как привык это делать, но вовремя вспомнил, что здесь лавки. "Кот улыбчивый" - была очень точной, до мурашек, характеристикой как Рыся, так и его самого, что заставляло вспомнить об Армстронге, - магистр над трактом я, брат Циркон. Сколько, говорите, Рысь за бесов взял, и как так вышло, что не всех выгнал? А при короне он также работал. Даже, пожалуй, хуже.

[Spectre28 >>>]

Хотя, право, исхитриться выполнить половину работы при экзорцизме - это признак мастерства. У неопытного заклинателя ни за что не получится оставить кого-то из демонов в жертве, хотя бы потому что неофиты неуклонно следовали протоколам. Впрочем, сказано же: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идёт и берёт с собой семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого». Быть может, и нет в том вины Тео Батлера, а сама жертва не проявляла искреннего богомыслия, не стремилась к богообщению и прочим благостям. Почти наверняка не проявляла и не стремилась, ибо люди - грешны. Роб вздохнул, отчетливо осознавая, что как он ни старайся сейчас, но необходимую для экзорциста святость и праведность все равно не наберёт. Плохой из него христианин был всегда, никудышный, использующий эту веру в своих целях и что самое страшное - знающий о существовании богов, а потому - не верующий. Потому и изгнания приходилось проводить не столько святой молитвой белому Христу, сколько "Imigh sa bhod diabhal!"* Но ведь до экзорцизма дело могло и не дойти. Мешающая культистам Девона разгуливает по лесам, и чего доброго, сколотит еще стаю. Искомый михаилит сам заявился в маленькую, милую деревушку и любопытствует о бесноватых. Почти идеальное сочетание случайностей, чтобы трахнуть жертву пыльным мешком по голове... Роб вздрогнул и снова оглянулся на путника, теперь уже - с подозрением. Тот, впрочем, не обращал на него никакого внимания, и лишь устало хлебал похлёбку, согнувшись над миской так, словно работал весь день.
- Джеки - ну, та, что девочек держит, господин, - охотно пустился в рассуждения трактирщик, - говорила, что две сотни и ещё восемьдесят. Сколько же деньжищ!.. - он даже причмокнул. - С девочкой одной беда там приключилась, понимаете ли. И ступор находил, и болтала странное всякое - да так, что слухать гадко было. Точно богопротивное как пить дать. Негоже такое христианину слушать. Вот Рысь и изгонял, кого надо. Точнее, кого не надо. Вопил страшно, ругался так, что стены тряслись. И вроде получшело ей, а потом наново всё. Да ведь, господин, ей и раньше, бывало, лучше становилось-то. А кот этот, знать, уехал уже. Торопился очень.
Поневоле порадовавшись, что не ест - иначе непременно подавился бы, услышав сумму, взятую грёбаным Рысем, Роб хмыкнул, опираясь локтями на стол.
- Вот tolla-thon, - недовольно проговорил он, - не больше восьмидесяти же оно стоит... Да и девочка, может, вовсе припадочная. Где, говорите, бордель-то, мастер трактирщик?
Впрочем, Тео вполне мог разыграть и спектакль с изгнанием, за такие-то деньги. Если его пока неведомая Джеки упросила,к примеру. Для чего у нее был, должно быть, повод. Жизнь все больше напоминала шахматную доску, по которой двигались фигурки и где Роб сознательно сдавал свои позиции.
- А вот рядом с церковью. Пропустить трудно, здание-то вот только-только отделывали. Специально именно там выбрали. Джеки говорит, удобно. Согрешил - и сразу покаялся. А как покаялся - так и наново грешить можно. Так что, господин, еду нести? И, простите назойливость, как вышло, что сына ищете? Али из дома сбежал негодник? Или из этой вашей... резиденции орденской? Лилли - деревушка небольшая, все чужие на виду. Может, видели?
- Поем после. А сын... Ему год всего, мать - убили, ребенка - украли. В Лутоне это было, некий фокусник-чернокнижник. Слышали уже, должно быть.
История получалась почти сказочная, если бы Роб не излагал ее сухим тоном, в который перестал подпускать отцовского трепета и волнения - надоело. Он уже даже не верил, что ему отдадут этого ребенка, хотя сам избавился бы от мальчика быстро, но и не без разумных потерь среди приспешников, просто для того, чтобы иметь ниточку в Портенкросс. И доступ к Бадб. Фэйрли вряд ли было делом адопоклонников, но Роб был готов рискнуть замком и землями, чтобы взглянуть на все фигурки. И убрать большую часть из них до того, как придется с полком выступать против легионов.
Трактирщик поцокал языком.
- Как же, как же. Вот беда-то какая! Но нет, господин, не было у нас никого такого ведь, вот вам крест. Уж эдакого-то не пропустил бы, конечно, да ещё с младенцем. Оно-то нечасто бывает, чтобы мужчины с маленькими детьми странствовали. А тот ведь, небось, ещё и гнал заполошно. Может, в ночь и проскочил, конечно.
- Не сомневаюсь, - буркнул Роб, поднимаясь на ноги и оставляя пару золотых на столе. - Присмотрите за лошадью, уважаемый. И... где у вас можно найти камень и зубило?
- Зубило? - трактирщик опешил настолько, что на миг даже отвесил челюсть. - Это вы, господин, бесов выбивать из бедной женщины будете, что ли? И, позвольте совет, Джеки будет против побивания камнями... я думаю.
- Отчет написать нужно, - не моргнув, просветил его Роб, - о поганых делах Рыся, значит. И о том, где нахожусь. Патруль констебльский вызвать.
На кой черт задал этот вопрос, он не знал и сам. Впрочем, припоминались методики русичей, о которых рассказывал кто-то из магистров, удостоившийся наблюдать экзорцизм у московитов. Те скалывали куски с камня, придавая ему крестообразную форму, и накладывали их на конечности и лоб. Правда, занимались этим какие-то оголтелые культисты, коих много бывает даже в лоне церкви, но чем дьявол не шутит? С этой мыслью, настойчиво зудевшей в голове, Роб с самым безмятежным видом прошествовал к двери.
- А как патруль камень-то углядит?! - донеслось в спину. - Это что же, каменюку до Лондона тащить?! Так девка и помереть успеет!
Досадливо закатив глаза, Роб открыл дверь, впуская морозный воздух.
- Голубей побольше привяжите, - посоветовал он, поспешно выходя на улицу и оставляя за спиной тепло таверны. Таких любознательных трактирщиков ему встречать еще не доводилось.

[Leomhann >>>]

Вблизи бордель показался ещё более игрушечным, чем при беглом взгляде. Почти пряничным - настолько свеже блестела коричневая краска на стенах, настолько сияли глазурью белоснежные наличники, что хотелось откусить. Тем более, что поесть Роб так и не удосужился. Впрочем, от мадам Джеки, несмотря на широкую улыбку, которой она встретила безутешного отца, откусывать хотелось меньше - можно было обломать зубы. Владелица борделя оказалась сухощавой живой женщиной в годах - больше костей и сухожилий, чем мяса. А ещё она не жалела белил, из-за чего в полутёмной прихожей казалась призраком, который внезапно решил нарумяниться и подкрасить губы ярко-алым, ягодным цветом. Но радовался этот призрак как родному - возможно, потому что по слуху посетителей в это время здесь не было. Или они предпочитали тихие забавы.
- Добро пожаловать в "Сову и оливу", господин! Вижу, вы устали, с дороги. Позвольте проводить вас в залу, и усталость - как рукой снимет. Или заменит другой, но ведь так куда лучше, правда?
- Позвольте с вами не согласиться, мадам, хоть это и сложно, глядя на вас.
Здраво сомневаясь, что усталость от экзорцизма гораздо лучше усталости от дороги, Роб улыбнулся, с восхищением оглядывая женщину - и искренне недоумевая, как демон не изгнался еще сам собой, разок взглянув на это произведение неумелого маляра, какое представляла из себя мадам Джеки. Если у нее и девочки также размалеваны, то оставалось удивляться непритязательным вкусам местных. И беса, если он, конечно, был.
- Брат Циркон я. Наш Рысь, говорят, не справился с дьяволом, поселившимся в вашем уютном доме, но, быть может, это получится у меня? Если в том еще есть нужда. А в залу, конечно, ведите. На пороге о делах не говорят.
Улыбка с лица Джеки пропала, словно её слизнул упомянутый кот.
- Платить второй раз - не стану, господин Циркон, хоть что делайте - или не делайте. Эдак никаких деньжищ не напасёшься! Но если вы по тому, что уже уплочено идёте - извольте. Хотя... - она смерила Роба изучающим взглядом и улыбнулась сжатыми губами. - Девочки будут разочарованы тем, что этот визит - только по делу. Да ещё и не тому. Но идёмте же.
Кивнув, словно сама себе, Джеки повела Роба коротким коридором - мимо кухни. Из полуоткрытой двери на стены падали отблески огня и одуряюще пахло мясом, приправленным чем-то острым и южным. Зал же - по сути просто уютная комната с задрапированными светлой тканью стенами - открылся по правую руку, не доходя до лестницы, что вела наверх. И на мягких диванах здесь расположились три женщины, которые выглядели так, словно Джеки подбирала их специально, по масти, чтобы удовлетворить вкусам любого мужчины. Пухленькая рыжая девушка в кремовом платье раскладывала карты - но, стоило Робу войти, она вскинула голову и приятно улыбнулась, потупив глаза. Золотоволосая высокая северянка с белой кожей, напротив, оглядела его с ног до головы медленно, не стесняясь, и закинула руки за голову. Под тонким платьем на ней не было ничего. Брюнетка же поднялась, мотнула головой, закинув за спину длинные волосы, и присела в реверансе таком изысканном, словно только что прибыла от двора. На этой, впрочем, платье было не в пример скромнее тех, что вошли в моду в Лондне. Владелица борделя, оглядев картину, хмыкнула в голос и резко махнула рукой.
- Он тут по делу. Впрочем... - она искоса глянула на Роба, подняв бровь. - Уверены? Сэра никуда не убежит.
В Лилли все, начиная с трактирщика, любили задавать вопросы, не требующие ответа. Роб, которому этот местный обычай уже начал надоедать, тяжело вздохнул и лениво улыбнулся девицам, не вглядываясь в лица, не запоминая их.
- Уверен, мадам. Хотя, замечу, работать без оплаты - странно. Но, - счел за лучшее предупредить следующую очевидность он, - натурой не возьму, даже не уговаривайте.
- Уверена, Рысь с вами поделится, - поджала губы хозяйка. - Что ж... мы держим её наверху. Вам что-нибудь нужно? Рысь этот затребовал святую воду, облатки, даже алтарный крест - хотя, узнав, сколько он весит, нести отказался. Обошёлся без него.
- Как давно она одержима и почему вы решили, что это так? Лекарю толковому показывали девушку?
Оверкот и кольчуга в деле изгнания были лишними, протоколы вообще предписывали надевать специальное облачение, будучи рукоположенным экзорцистом.Но, должно быть, не стоило так бесцеремонно сгружать тяжелый доспех на хозяйку борделя, набрасывая сверху еще и оверкот. Равно, как не нужно было привлекать взгляды ее подопечных темно-зеленой рубашкой, слегка подранной там, где ее не прикрывал колет. Но демоны зачастую были большими формалистами, чем древние боги, и экзорцистов в неподобающей одежде отказывались воспринимать.
- С полгода как, - ответила брюнетка, опередив Джеки, которая аж охнула под грузом. Голос у девушки оказался медленным, томным. - А показывать - показывали, конечно. Лекарь-то к нам часто заезжает, сами понимаете. И прежде не жаловались.
- А почему решили? - негромко вступила рыжая. - Так ведь по ней видно. Днями лежит, как мёртвая, а глаза открыты. А как проснётся, так говорит. Только язык-то не нашенский. И не норманнов или там спанов. Этих мы уж навидались. И голос-то ведь не её. Мужикастый.
- И гадкий такой, - передёрнула плечами блондинка.
- А священник ваш что говорит? Она ест, пьет? Каким именем ее крестили?
Вряд ли священник говорил что-то, отличающееся от "по делам вашим" и "место сие греховно и демонов привлекает". Счастье, что облатками и прочими святыми вещами, Роб озаботился еще в резиденции. Общаться с пастырями, способными углядеть оковы на его руках, он так и не полюбил.
Джеки скривилась.
- Священник говорит, что заслужила жизнью своей. Словно сам к нам не ходит. А вот с именем не помогу, милый. Она пришлая, знаешь? А мы, когда принимаем, не настаиваем. Сэра и Сэра. Имя не хуже прочих, верно? А то, может, и настоящее.
- Неверно, - мрачно ответил ей Роб, перекидывая сумку со священной ерундой через плечо. - Ведите, госпожа, к этой вашей Сэре. И уж если платить не хотите, то с вас обед.
Или ужин. Или даже завтрак. Экзорцизмы были делом небыстрым, утомительным и иногда опасным. Уповать приходилось на то, что демон окажется сговорчивым. Или на то, что его сейчас стукнут чем-нибудь тяжелым, да вот хотя бы подсвечником, по голове - и он славно выспится в застенках культистов.
--------------------
* указание направления, куда предлагается пойти изгоняемому демону, связанное с демоническими же половыми органами.

[Spectre28 >>>]

Женщина лежала на низкой кровати, отвернувшись к стене, так, что Роб видел только встрёпанные волосы - белые, как снег, - да худые плечи под ночной рубашкой. Несмотря на то, что накрыта она была двумя одеялась, Сэра заметно дрожала, да и дышала прерывисто, резко втягивая в лёгкие возух. Комната была невелика, да ещё, как и всё здесь, её уменьшали плотные гобелены, закрывавшие стены. Даже дверь изнутри была покрыта мягкой волнистой тканью светло-серого оттенка без рисунков. Единственное окно было закрыто ставнями, и единственным источником света служили две лампадки, которых едва хватало на комнатку. Кроме постели из мебели здесь был только шкаф для одежды, плотно закрытый, да стул у окна, неудобный даже на вид. На полу рядом со стулом валялась книга в зелёном переплёте без надписей, с алой закладкой.
Джеки, которая провожала Роба наверх, поцокала языком.
- Вот так и лежит. Всё время. Знаете, некоторые мужчины были очень даже не против. Даже жаль, что это против наших правил.
Первым из комнаты вылетел стул - Робу не нравилось, когда демоны швыряли в него такие неудобные предметы. Следом за стулом последовала Джеки. Вряд ли бесы польстились бы на нее, скорее - напротив, бежали, едва увидев, но мадам попросту не глянулась.
- Pax vobiscum, - вежливо поздоровался с лежащей на кровати он, запечатывая дверь облаткой.
Изгнанием хозяйки борделя нарушался протокол, Rituale Romanum, рекомендующий оставлять помощника в комнате. Впрочем, вынести все эти тряпки, составляющие обстановку, Роб тоже не распорядился, за что его непременно пнул бы наставник, буде он жив и, без сомнения, пнет демон, если он тут есть. Роб покосился на лампадки, представил, как весело будут гореть все эти занавески и гобелены, шкаф и дверь - и удостоил причастия еще и светильни. И прежде чем перевернуть девушку на спину, поднял книгу, открывая её на первой странице. Та оказалась пустой. Ни названия, ни автора, ничего. Так же чиста была вторая страница. А на третьей, поперёк чертежей какой-то комнаты и заметок о том, как сделать стены теплее, алым было выведено размытое: "бог есть то, что убивает любовь". На правильной латыни. Знакомым почерком, но Роб осознал это позже, пролистав заметки о покрое платьев и шитье портьер, о ремонте, поверх которых мелькало то "ненависть уничтожает любовь", то "предатель всего" и "они ждут". "Я помню", "слова из чужих уст" он читал уже спешно, чувствуя, как тот самый пыльный мешок, о котором недавно мечтал, нависает над головой вместе с домом. Бордель ощущался грязно, будто тележка старьевщика, доверху набитая чужими вещами, ставшими ненужными. Не как обычно, не та грязь, несущая аромат женской неверности, боли и разврата, чем он обычно брезговал, а иная - вонючая, мерзкая, склизкая, мерно капающая черным сквозь дно телеги на мостовую.
На "tighinn", возвращении, повторенном трижды, да еще и подчеркнутом, Роб остановился, откладывая книгу на окно. И улыбнулся, поворачиваясь к неподвижно лежащей девушке.
- Rosam*?
Всё же, ее пришлось перевернуть, поспешно, борясь с тревогой и прислушиваясь к тяжелому дыханию ("Одержима? Больна?"). Белые волосы не портили Розали, как не портила и страшная худоба, обнажившая скулы и тонкие косточки плеч. Напротив, девушка казалась одухотворенной, неземной и, возможно, так и было, ведь в хрупкой, изящной руке она держала железный атам. И сколько помнил ее Ард, вполне могла с ним совладать, подчинить себе - хватило бы твердости. Не с Ардом, разумеется, с атамом. Впрочем, Тростник, воспрянувший духом, кажется и не возражал стать на одну лесенку с ритуальным кинжалом.
- Rosam?!
Он удивленно и восторженно глядел на девушку, не веря своим глазам. Потеря и разлука, собственноручно вырытая могила для неё; ярость и ненависть, одинокие годы, когда он был вынужден заполнить пустоту в душе детьми ордена, эта клятва, которую принес неистовой... Всё было напрасно? Он снова поспешил, как спешил вообще всегда? Боже, кому нужна рыжая, мерзкая богиня, у которой даже платья настоящего нет, и белое, стройное, сильное тело под ним - всё равно платье. Или платье - тело? Ард медленно улыбнулся, соглашаясь с самим собой, что это неважно. Розали вернулась.
- Дидуко, дорогой мой. Единственный. Только мой, - голос у Розали оказался тем же. Только кроме любви в нём ещё слышалась жалость. Девушка подняла свободную руку, чтобы погладить его по щеке и вздохнула. - Пусть ты этого пока что не знаешь.
- Чего не знаю? - Рассеянно поинтересовался Роб, присаживаясь рядом с ней и позволяя коснуться себя. - Почему ты так истощена? Больна?
Если хорошо подумать, то и мальчика она велела украсть не на погибель, а спасая от Бадб. Ард заглянул в глаза девушки, чувствуя, как давно забытое тепло всколыхнулось в сердце, стирая прошлое. Не нужно ему стало строгое, прекрасное лицо Бадб, а уж голос ее показался до того отвратным, до того похожим на вороний грай, что Тростник поморщился. Слава Богу, он никогда ее больше не увидит - и для этого ему не нужен друид, не нужна помощь преисподней. Рисунки на руках, пряди волос ничего не значат, хоть брачный браслет все еще плотно облегал запястье. Вся суть тянулась к Розали, у которой внутри бились не стихии, а человеческое сердце, полное горячей крови - и лишь это было важно. И пусть Роб наблюдал за всем отстраненно, даже холодно, точно его звали Fuar a'Ghaoth, Арду было на это плевать, к тому же лекарь говорил, что Розали здорова и, кажется, даже не одержима.
Розали только улыбнулась и отстранилась, прислонившись к стене. Тупой кончик атама выводил круги на ладони.
- Не притворяйся, милый. Я ведь всё знаю. И как ты соглашался, и как предлагал себя этой... ей. Илот. Муж. Предатель. Или будешь рассказывать, что притворялся - тогда, с ней? Каждый раз? Давай.
- Ты об этом, - равнодушно пожал плечами Роб, радуясь, что оковы на руках, кажется, стали просто рисунками. - Если считаешь, что я должен оправдываться, мне придется это делать. Но, счастье мое, ты, я вижу, тоже времени не теряла, bark? Послушай, коль уж я только твой, с чем спорить и не собираюсь, прикажи подать обед, с утра не ел. Надеюсь, у вас на кухне не мальчик жарится? Человечину, как ты помнишь, не употребляю.

[Leomhann >>>]

Конечно, любопытно было бы взглянуть на сына, Ранульфа. Но как скрыть счастье от того, что Розали снова рядом? Пожалуй, лишь притворившись, что не рад. Что вся эта бесовщина вызывает отвращение, а Бадб - желанна, как никогда, иначе, не дай Господь, еще заявится сюда, дабы призвать к ответу за измену, которой не было. С нее станется ворваться, испортить скандалом и карой эти моменты первого счастья, когда так хочется прижать к себе Розали, наслаждаясь единением, прислушиваясь к дыханию, к стуку сердца, ощущая под ладонями не жар, но нежное тепло.
- Не собирался спорить? Хорошо. Тогда - давай, - Розали взглянула ему в глаза. - Если действительно мой. Я не теряла времени даром, ты прав. Призови сюда... её. Прямо сюда. В этот дом. В эту комнату. И мы вместе от неё избавимся. Не будет больше страха за детей. Просто страха. Не будет ощущения, что кто-то стоит за спиной, ждёт, когда споткнёшься. Что подталкивает. Ха! Ты долго ждал, прежде, чем прийти. Наверное, - улыбнулась она, - не хотел подвергать опасности, да? Принимать браслет, конечно, приятнее. И полезнее. А затем - мы поужинаем. Как семья.
- Не будь дурочкой, Розали, - недовольно буркнул Роб, откидываясь на кровать. - Ну какие дети? Тебя сначала откормить надо, в таком состоянии носить ребенка - верная смерть. И звать её не буду, я не самоубийца, да и хоронить тебя надоело.
Забавно, что права собственности предъявляли на него все, кому было не лень. Забавно, что Розали забыла, как улещивала его лаской и уютом, удивительным спокойствием и той покладистостью, которой так не хватало неистовой. Забавно, что ждал не только он. Роб нахмурился, сдерживая себя, чтобы не уронить колкость о том, что престарелый магистр был не так интересен, как омолодившийся.
- Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи, счастье мое. Кто из них? Асмодей? Велиал? Светоносный лично?
- Хоронить. Один раз. И уже надоело? - Розали бледно улыбнулась. - Как ты думаешь, сколько раз мне пришлось вспоминать? Сколько раз не получалось? Но ты неправ. На этот раз всё будет иначе. И ты - ключ. Я знаю. Ты видел, как этих... их можно запереть. Последние знаки. Запереть и разделать. Хотя дом сработает и без этого, но лучше - с ключом. Надёжнее. И чары спадут. Некому будет тебя принуждать, заставлять, заманивать. Ты снова станешь собой.
Роб лениво перекатился на живот, упер подбородок в руки и принялся разглядывать девушку. Как же ему сейчас хотелось спрятать её сердце в ладони, касаясь еще и груди, приникая поцелуем к губам, чтобы пить, не отрываясь, дыхание. Розали, нежная Розали, драгоценная роза его души, его воспоминание о счастье. И лучше бы ей таковыми и оставаться.
- Я храню твое кольцо и твой портрет. Тот, где ты в своем любимом коричневом платье, помнишь? Я не менял ничего в нашем доме. Даже китайская ваза на своем месте стоит, хоть она мне и не нравится. Кто я, если не я сам? Как меня зовут, Розали?
- Пока она существует, - пожаловалась девушка, - ты даже не говоришь о важном. Платье, кольцо, портрет. Какая разница, если это всё забирают раз за разом?! Нет, молчи. От этого я только больше её ненавижу, - Розали постучала атамом по ладони, губы её сжались. - И начинаю ненавидеть тебя. Хотя пока что ты - не ты, и это не имеет смысла. Ненавидеть стоит кукловода и его магию. Сущность. Но что ж. Ужин так ужин. Тебя покормят. А я пока что займусь делом, - она кивнула сама себе. - Знаешь, ты ведь на самом деле для этого не очень нужен. Есть другой способ. Просто я хотела убедиться. Надеялась. Дурочка. Ладно.
- Tha mi sgith 's mi leam fhin
Buain a rainich, buain a rainich
Tha mi sgith 's mi leam fhin
Buain a rainich daonnan**.
В который раз, задумчиво и едва слышно, пробормотал эту песенку под нос Роб, снова вспоминая, как этим нехитрым мотивом давал знать о своём возвращении. С душевнобольными говорить он не умел никогда, а на упёртых баб, которым хоть кол на голове теши, ему в последнее время удивительно везло.
- Даже не обнимешь, Розали?
Та лишь удивлённо наклонила голову и резким движением поднялась с кровати.
- Зачем? Чтобы ты мог меня похоронить и спасти свою хозяйку? Обнимемся после того, как ты её призовёшь, и всё закончится. Кровь - великая сила, Роб Бойд. Порой - слишком великая. А тебе лучше пока побыть одному. Для твоего же блага. Нашего. Высшего. Действительно...
- Хорошо, Розали. Я ее призову.
Не шевелиться, не броситься следом за нею было сложно. Тяжело было удержать тело на этой постели, которая, как и всё здесь, пахла грязью.
- Но сначала, прежде чем я стану собой, отдай мне Ранульфа. Пожалуйста. Роб Бойд, обреченный быть тенью Арда, имеет право на последнее желание. Я хочу хоть раз обнять сына. Не уподобляйся... ей, Rosam.
- Обречённый? - Розали коротко рассмеялась. - Бывают проклятья, милый, которые можно снять только самому. Ты станешь тем, кем должен был стать. А сына... чужого сына! Ты обнимешь. Клянусь пятью стихиями - если после этого ты сам, добровольно и немедленно призовёшь Бадб. Если дашь в этом клятву. Всё же, мне не хотелось бы убивать этого ребёнка для создания куклы с твоим голосом... с тобой. Не хотелось бы. Странное чувство. Это ведь было бы проще всего.
- Потому что Ард тебя потом прибьет за это. И ты это прекрасно знаешь. Ведь так ты станешь сродни неистовой, детоубийцей. Опустишься до нее, превратишься из моего... его солнечного зайчика в очередную истеричку. Ты же его не хочешь разочаровывать, верно?
Руки отчаянно чесались отвесить оплеуху - как у Дика Фицалана, должно быть. И, признаться, Роб его сейчас понимал. Если бы не осознание того, что эти чёртовы куклы превратили дом в один большой пентакль, а потому бить женщину, в руках которой атам - опасно, желание это немедленно бы воплотилось.
- Скажи мне, Розали, это ты подослала демона в резиденцию, чтобы убить меня?
Медленно, неохотно вставая с постели, он опустился на одно колено, собираясь клясться. Красивому плащу с капюшоном терять было нечего. Может, даже лишнюю пуговицу свояченица добавит.
- Демона? Какого демона? - по виду, Розали удивилась искренне. До возмущения. - И - убить тебя?! Нет-нет. Как я могу тебя убить? Это не имеет смысла. Ничего не имеет смысла. Ты - моя жизнь.
- Обычного, - сообщил ей Роб, мысленно скрещивая пальцы не только на руках, но и на ногах, - черного и лохматого, с когтями, рогами и умением ходить сквозь стены. К счастью, меня не было тогда в резиденции, и к счастью же - пострадала лишь капелла. Страшно представить, что могло случиться, доберись он до мальчишек. И сердце мне остановила, конечно же, тоже не ты? Так, что врата в преисподнюю открылись?
Пальцев определенно не хватало, а то, что оставалось свободным, скрещивать было не с чем. Поэтому Роб лишь потёр грудь слева, глядя в глаза Розали.
- До сих пор ноет, - пожаловался он.
- Лохматый и с когтями? Так это Шут, - рассеянно отозвалась Розали. - Он милый, просто порой заигрывается. Но это всё не я! Зачем бы? Это всё... видишь, что она творит? К чему приводит связь с ней? Это она во всём виновата! С самого начала! Ненавижу Ворону. Теперь ты понимаешь, что нельзя - быть с ней? Это просто опасно! Но ты... тебя просто обманули, я понимаю. Заморочили. Ты - не виноват... наверное. Ну, в любом случае всё сотрётся. Всё станет хорошо. Говоришь, болит? Бедненький.
Девушка решительно подняла атам, указывая кончиком на его грудь.
- Здесь?

[Spectre28 >>>]

Роб отшатнулся назад, поспешно отползая.
- То есть, и о том, что некто Гарольд Брайнс получил от князя ада на меня контракт, ты не знаешь? Не знаешь, что он должен привести меня на алтарь и принести в жертву? - Недоверчиво прищурился он. - Твой адский любовничек не сказал этого, да? И прости, после того друида я не люблю, когда в меня железяками тычут. Быть может, ты спросишь своего соблазнителя, почему он подсылает убийц раз за разом, зачем ему в аду Fuar a'Ghaoth, Canan Ard? Ну же, призови его - и спроси! И знаешь... я не верю тебе, не верю, что ты этого не знала, коль уж так хорошо знакома с Шутом. Быть может, это с тобой находиться опасно и ты заманила меня сюда, чтобы принести в жертву на алтаре, в какой превратила дом?
Выговорившись, Роб уперся спиной в кровать, выжидающе глядя на девушку. Воистину, правду говорить было легко. И отчасти даже приятно, особенно потому, что теперь выходило, что во всем виновата Розали, с чем, конечно, она не согласится. Но, как бы то ни было, за этой речью стало возможным провести рекогносцировку. Вняла ли Бадб его просьбе, высказанной на крыше резиденции, и что возобладает в ней, когда она услышит призыв? Deja vu - снова ему приходилось выбирать между сыном и благом, снова - не своим. Как усидеть на двух лошадях разом, сохранив и ребенка, и уверенность, что неистовая проявит благоразумие? Право же, могла бы догадаться прислать какую-нибудь похожую на себя жрицу Инис Авалон, из тех, что готовы жертвовать собой во имя сестричек. И было бы неплохо как раз в тот момент получить развод, чтобы браслет спал с руки. Новыми обменяться недолго, зато фору он бы отыграл. К тому же, если её можно призвать сюда... Возможно, она слышит. Не может не слышать, ведь на руке и на поясе - её части: локон и подол.
Впрочем, на знак с той стороны, на легкое касание руки, как тогда в Туата, рассчитывать не приходилось - лишь на себя.
Брови Розали возмущённо взлетели вверх.
- Про это знаю, конечно. Ну, не об этом, как его... Гарольде? Наверное, кто-то из мелочи. Но как ты не понимаешь? Всё - из-за твоей связи с этой кровожадной сукой. Мы её разорвём - и не станет нужды в контрактах, Шутах и прочем. Я тебя спасаю, дурак одураченный! Конечно, ты мне не веришь. Не удивлюсь, если даже убийство наших детей оправдаешь. Найдёшь красивые слова. Простишь всё. Возведёшь её на пьедестал, как истинную госпожу, чистую и благородную! Всегда ты умел красиво говорить. Только вот над чем подумай, милый. Желай я принести тебя в жертву - говорила бы? Нет уж, - она помотала головой. - Слишком опасно. Ты не прошёл бы даже лестницу. Не ушёл дальше таверны. Не веришь мне? Веришь ей?!
- Убийство детей - что ей, что тебе - я не оправдаю, - зло бросил Роб, поднимаясь на ноги, - и очень сомневаюсь, кто из нас тут дурак одураченный. Впрочем... надоело. Клянусь любимым вороном Морриган и призываю её в свидетели, что вызову Ворону сразу же после того, как смогу обнять своего сына Ранульфа, рожденного Лоррейн из Лутона, без препятствий и без поспешности. Да будет так!
И, право же, лучше бы Розали обращаться с мальчиком помягче. Знакомый холод уже начал ползти вверх по ногам, медленно, но верно погружая его в ríastrad, священное неистовство боя, в котором он не чуял ни боли, ни магии, ни ран. Лишь жажду крови, как какой-нибудь упырь.
- Ворону, которая суть Бадб Ката, - без настойчивости, пригасше уточнила Розали, отступив на шаг, будто у неё кончались силы. И голос теперь звучал неожиданно мягко, устало. - Как до такого дошло, милый? Почему она довела нас до такого? Почему не могла оставить в покое?
- Где ребенок, Розали?
В иное время Роб даже порадовался бы, что две красивые женщины, одна из которых - вообще богиня, дерутся из-за него. Когда-то тогда, будучи молодым и бесшабашным. Сейчас это соперничество только утомляло, более того - он в полной мере чувствовал себя богатой наследницей на выданье, за руку которой устроили бои. К тому же, Розали теперь не пробуждала никаких воспоминаний, кроме как о приятном вдовстве, когда никто не ел мозг огромной ложкой, предварительно хорошо взболтав его. Не лучшим образом на настроение действовало еще и то, что ни одна из упомянутых дам не удосужилась спросить его мнения. Бадб попросту купила для себя, но это было хоть какое-то подобие свободного выбора. Розали решила за него.
- Ребёнок. Да. Я всё думаю, как Лоррейн выбирала, кого отдать, а кого оставить там, на алтаре? Как мать... Но, наверное, это неважно. Внизу, милый. В уютной комнатке в подвале. Живой и здоровый, разумеется. Я думаю, тебе стоит пойти первым? Пусть это и больно.
Роб, который за холодом уже не чуял даже ноющей ножом руки, равнодушно повел плечами. Ну Лоррейн, ну на алтарь, ну и... наплевать. Безразлично-любопытно было, что делала бы Розали, пренебрегай он Ранульфом? Как заманивала Бадб, когда неистовая достоверно бы знала, что ее супруг в Туата? Или спит под боком? Пожалуй, стоило лишь поинтересоваться, собиралась ли она принести своих собственных детей в жертву, появись они на свет. Но и к этому вопросу Роб остался безучастен. Его детей у Розали не будет. А если всё сделать верно, то и шансов для перерождения - тоже. Холодно улыбнувшись, он неспешно направился к выходу.

----------------
*Розочка
** Я устал, я один
Рублю папоротник, рублю папоротник
Я устал, я один
Все время рублю папоротник.

[Leomhann >>>]

Вход в подвал оказался под ковриком у камина в зале, из которого унесли и куда-то спрятали кольчугу, оверкот и меч, что Роба не расстроило - он всё равно не мерз, а воин остается бойцом, пока у него есть хотя бы одна рука. Правда, было странно, что Розали не вытрясла из сапогов нож, фляжку и пару-тройку амулетов. По крайней мере, после его возвращения с тракта, в то счастливое время, когда она еще была нормальной и живой, ревизией девушка занималась с упоением, перемежая ее беззлобным ворчанием. Тогда Розали еще не держала атам как боевой нож или кинжал, да и оружия чуралась.
Внизу, под крышкой, за летницей лежал недлинный коридор, в котором Робу приходилось нагибаться. Он выходил в небольшую комнатку, сухую и теплую, с дощатым полом и каменным алтарем в центре,очерченным большой септаграммой, по всей поверхности которого были выбиты трискели и руны.
Кроватка Ранульфа стояла в углу и была накрыта балдахином. Вот к ней-то и метнулся Роб, не обращая внимания на атамы в руках женщин - а Джеки увязалась за ними, не взирая на алтарь, чертежи на полу, пустое углубление в алтарном камне. Ребенок спал, медленно и размеренно дыша. Спал так, как не спят дети никогда. Мальчик не метался, удобнее укладываясь, не пихал палец в рот и даже не улыбался в этом зачарованном, ровном сне.
Как ни странно, черт Лоры в нем почти не угадывалось - лишь чуть золотились волосы. Зато - Роб в этом был готов поклясться даже под пытками - в разрезе глаз явственно виделась неистовая. В остальном же - в высоких скулах, в тяжелом квадратном подбродке, в поджатых губах - это был истинный наследник Портенкросса, глядя на которого всякий вспомнил бы о младшем Бойде.
Роб украдкой бросил взгляд на алтарь, выискивая в рунах знакомые сочетания. Сила, сосредоточенность, расчет... Уж не здесь ли они собирались ваять из ребенка подобие его отца? И сколь мало тогда знала его Розали, если думала, что в нем всё это есть. Если бы Робу пришлось изготавливать самого себя, то руны собирались в "mo chreach", дерьмо сиречь, если это вообще можно было выразить рунами.
Маленький Ранульф, разменная пешка в партии. На него смотрели сейчас все трое - и Роб, и Циркон, и Ард, и ни один из них не мог решиться остановить сердце собственному сыну, чтобы спасти жизнь его мачехи. Жены. Богини, galla. Под начарованным сном эти дьяволовы шлюхи учуяли бы смерть не сразу, хоть сотню алтарей они построй в доме. К тому же, чтобы задохнуться, малышу много не надо - лишь прижать рукой нежную жилку на шее, где так быстро бьется сердечко. Тридцать ударов - обморок, пятьдесят - верная смерть. Мозг попросту сначала погрузит сына в глубокий сон, а затем - умрет. Отнимать жизнь всегда проще, чем ее дарить. И для этого не нужна магия.
Холод нахлынул волной, захлестнул с головой, заставил на мгновение зажмуриться. Циркон протянул руку, касаясь щеки ребенка. Нет, сына. И замер, когда под пальцы пробилось нежное тепло зазудевшей кожи. Маленький, живой и никогда не видевший своего отца Ранульф, Райн, как звали бы его в Портенкроссе, он не возьмет в руки книгу или деревянный меч, не сядет в седло, не услышит шум моря. На него не будут жаловаться родители девиц на выданье, он не поцелует почтительно руку мачехе, не обнимет отца, возвращаясь с охоты. Мертвецам все это неподвластно. Их удел - тьма и молчание.
- Rainulf, mo mhac*.
Всё же, нужно было что-то решать. Циркон медленно повернулся к Розали, оставшейся у двери, не спеша брать ребенка в руки, памятуя о призыве сразу после объятий. Руна Лагуз на алтаре означала не только сосредоточенность, но была и знаком воды, несла в себе мощную силу этой стихии. Призови ее в помощь - и тебя унесет волной. Или же ты сумеешь вскочить на нее, помчаться к своей цели, преодолевая расстояния и препятствия. В конце концов, магию знаков дали людям древние боги.
- Розали, поди сюда. Что это у ребенка за сыпь?
Он ткнул пальцем в сторону колыбельки, всей своей сутью потянувшись к Лагуз, призывая и убеждая, что он - тоже вода, но не взывая к самой стихии. Говорить с руной - еще не магия.

[Spectre28 >>>]

Розали не пошевелилась, лишь прищурилась.
- Только что он был совершенно здоров. Джек?
Джеки подняла рябиновую палочку и вывела в воздухе знак, похожий на причудливый цветок. Губы её шевелились, а воздух под атамом сиял тёмным огнём - для тех, кто умели видеть. Ткнув палочкой в колыбель, затем она сделала круговое движение, словно подгребала что-то к себе. И скептически подняла бровь.
- Немного чешется, и только. Обниматься не помешает. Готова потом твоего любимого Тростника лично омыть. В ванне с травами.
Розали злобно взглянула на неё, но промолчала, поджав губы. Повернулась к Робу.
- Ты слышал. И, если тебя волнует здоровье ребёнка - мог бы и поторопиться. Чем раньше мы закончим, тем скорее сможешь им заняться. Ты ведь лекарь. Или она и это у тебя отобрала?
Циркон улыбнулся Джеки так обаятельно, как это делал только Роб, совершенно игнорируя вопрос Розали.
- Ванна с травами - звучит заманчиво, - медленно проговорил он, - особенно, в такой очаровательной компании. И всё же, при всём уважении к вам, моя дорогая, сыпи у детей возникают зачастую внезапно, поверьте магистру, вырастившему не одно поколение мальчишек. Подойдите и убедитесь.
- Не смей меня игнорировать! - Розали сделала шаг вперёд, крутя атам в пальцах. Неровный, бугристый металл казался слишком грубым для тонких пальцев. Слишком тёмным. - Сыпь или не сыпь, какая разница?!
Циркон лениво вздернул бровь, не переставая разглядывать Джеки - нагло, с откровенным интересом, любуясь. Если дело не выгорит - так хоть позабавиться, позлить Розали. Погибать всегда следовало в компании злых врагов - смерть становилась ярче.
- Странно такое слышать от тебя, Розали, - вздохнул он сокрушенно. - Дурочка как есть, даром, что тройню родила. Во-первых, сыпь - это признак многих заболеваний. Откуда я знаю, может, вы тут кошек лишайных держите? Во-вторых, ты обещала, что ребенок будет здоров. И что я вижу? Сон начарованный - значит, спит плохо. Зуд и сыпь - значит, еще и накормили, чем ни попадя. А то и заразили. Не правда ли, милая Джеки, это нелепый вопрос для матери?
Ещё шаг. И атам смотрел прямо на Роба. В сердце. А вокруг рвался чёрный ветер, который не был ветром. Расходился волнами, зажигая что-то в стенах и возвращаясь эхом.
- Моих детей убили тысячу лет назад! Убила Бадб Ката, убил ты! Какой гейс, Тростник, помешал тебе рассказать мне о том, что ты - раб-любовник мстительной стервы?! Мы могли бы избавиться от неё уже тогда! Тысяча лет. Двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят три смерти! Ты хочешь знать, сколько своих детей я убила только за то, что они - не твои? Ещё не осознавая, не вернув память? Не хочешь. Сыпь... Нет, Тростник. Нет, Роб Бойд. Я уже не мать.
- Сэра!.. - предупреждающе начала Джеки, отступив к стене, но Розали вскинула руку, и старшая женщина замолчала.
- Ты всегда умел красиво говорить. Выкручиваешься. Лишь бы не позволить убить хозяйку. Ладно. Отойди. Ребёнка я осмотрю сама. Сниму сон. Но после этого отговорок не будет, Тростник. Или ты обнимаешь сына и призываешь Бадб, или не обнимаешь - и её призываю я. Ну же? Отец...
Циркон резко, не задумываясь, нырком шагнул вперед, чтобы обрушить кулак туда, где между челюстью и ухом сходились пути крови. И левой рукой, с отчаянием выталкивая нож из нее - в горло.
- Во имя Бадб!
Притворяться больше не было нужды. Уронив тело девушки на пол, Циркон мрачно вогнал ей в глаз клинок, утопив его так глубоко, что выступил мозг. Что же, он сделал свой выбор - и если Розали не дура, а в этом не приходилось сомневаться, она поймет, что теперь их связывает лишь вражда. А если неистовая прекратит злиться, и подумает о том, чтобы успеть перехватить у ада эту пожертвованную жизнь, то больше никогда он не увидит свою Rosam - и хвала богам. Пусть Бадб и рыжая, несносная истеричка, одержимая той же манией, что и лежащая у его ног мертвая девушка, но она учится, меняется и душу свою не продает. Чужие - покупает, а вот свою - да и его - бережет. Он в который раз задумался, есть ли душа у богини, но снова отбросил этот вопрос до поры. Безразлично это было ему, обещанному медноволосой богине, чьи руки пахнут полынным дымом, а волосах запутался ветер. Тем, самым первым взглядом огненных глаз, первым вздохом и первым словом, Бадб обрекла его вечно идти за ней, искать ее в женщинах. Каждая, кто глянулась ему хоть когда-то, несла в себе частичку неистовой. Даже Лора была воистину неутомима, жадна до ласк, точно тоже хотела жить в мире, где время течет слишком размеренно. Незачем собирать искры, когда рядом - пламя.
Он медленно повернулся к Джеки, не чувствуя боли в спешно заживающей руке.
- Договариваться будем, моя прелесть?

[Leomhann >>>]

Женщина-призрак, называвшаяся счастливым именем, с улыбкой покрутила палочку в пальцах.
- О чём, солнышко? Убрал с дороги эту психованную - спасибо тебе за это. Большое, искреннее и чистое. Кроме того, всегда приятно видеть такую сладкую безжалостность. Но - какое неудобство! - мне ты нужен тоже. И, в отличие от славной глупенькой Сэры - да примет Светоносный её душу и спалит нахрен, - мне тебя отпускать, кажется, резона нет?
- Подыграй ты, уборка закончилась бы раньше, - ласково улыбнулся в ответ Роб, - а вот насчет отпускать... Не получилось бы, как в той истории про дракона. "Отец, мы дракона поймали", знаешь? Если тебе нужен только я, как, впрочем, и всем из княжьей секты, не вижу причин не договориться.
Циркон на время отступил, давая возможность подумать. От холода потряхивало, а губы складывались в ухмылку до того гадкую, что Роб осознавал это сам. Должно быть, именно так и должен выглядеть убийца бывших жён, и на месте Джеки он крепко бы подумал, прежде чем открывать торг. Выдернув нож из тела Сэры-Розали, Роб пальцами стряхнул с него кровь и мозги, звучным шлепком роняя все это на пол. Задумчиво оглядел испачканную руку, задумчиво же посмаковал кровь, еще не начавшую сворачиваться и, не меняя выражения лица, сплюнул. Как и ожидалось, предыдущая леди Бойд на вкус была с горчинкой.
- К слову, Розали тоже не было резона отпускать меня, моя прелесть, - любезно просветил он, - я и в лучшие годы-то к ней под крылышко редко наведывался, а уж теперь... Ну да речь не о ней. Путь тебе расчищен и если меня посетила верная догадка, охота прелестной Джеки стать чем-то вроде тёмной жрицы, прислуживая кому-то из этих адских красавчиков. Но что могут предложить они, чего не могу я? Силу? Рябиновый атам в твоих руках сделан из ветви священного дерева Матери Керридвен. К тому же, кто может дать мощь большую, чем та, кто сама является ею, чем Бадб? Деньги? Лорд Портенкросс вполне способен обеспечить безбедную жизнь твою, твоих девочек и даже оплачивать этот дом, в который его поймали. Положение? Двор тебе не нужен, иначе ты давно была бы там. Но посвященная жрица Инис Авалон будет уважаема и почитаема, как сама богиня, а вот прислужница князьков вполне может закончить свою жизнь на костре. Если же ты хочешь заниматься магией, прячась за этим, уважаемым воинами, ремеслом, то лондонский особняк, где жила Розали - твой. Недурная шутка будет, верно? Особенно, если ты выбросишь чертову китайскую вазу. Но остается еще один аспект бытия, - Роб улыбнулся, ногой нащупывая в сапоге циркон, что получалось плохо. Камни для стопы выглядели совершенно одинаково, а барышни, одарившие его ими, будто сговорились и явно гранили у одного и того же мастера амулетов. - Посмертие. Ты думаешь, он возьмет тебя демонессой, хотя бы младшей? Думаешь, избежишь котла? Такие, как ты - лишь прислуга, игрушки, нужные здесь и сейчас. После - выбора не будет, Мария из Кальчинато это поняла первой. Хочется жить чужедушицей, когда можно попросту выбрать - и прожить свою жизнь? Бадб провожает дух к местам его нового обиталища. Но мало кому позволяется избрать. Думай, прелестная Джеки. Ведь без боя я не сдамся, а в ríastrad все равно не сразу понимаю, что на меня колдуют. Ты же лекарка, ты ведь учуяла, что со мной что-то не так. Да и о берсерках слышала.
Безуспешно уговаривать женщин, кажется, становилось его привычным занятием - утомительным и раздражающим, хоть и казалось заманчивым переманить у преисподней души. Зато под стопой нащупался какой-то камень, затеплел от прикосновения - и оставалось надеяться, что это циркон, отражающий злые намерения, к каковым можно было бы отнести и чужую магию, а не, скажем, аметист от опьянения. И где, ворона его заклюй, носило Ясеня?!
Джеки задумчиво, рассудительно покивала.
- Сколько приятных слов. Даже слишком много, все сразу и не поместится в голове у глупой женщины. Места мало. Надо по очереди, одну мысль за раз. И про дракона позабавил, не спорю. Только ríastrad твой, - слово она произнесла чисто, с явным знанием дела, - конечно, штука хорошая, но я, в отличие от Дросэры, не постеснялась у младенца кое-что позаимствовать. В коллекцию. Как думаешь, твоё безумие, твои амулеты сработают против того, что и само - частично ты? - последний вопрос прозвучал с чуть ли не научным, академическим интересом.
- А частично - Лоррейн, - пожал плечами Роб, безмятежно улыбаясь. - И кто скажет, чьего в этой крови больше? Эффект получается нестабильный и плохо прогнозируемый, хоть и мощный, разумеется. А вот если воздействовать напрямую...
Предателей никто не любил, их презирали даже те, кому они сослужили службу. Разумеется, Джеки нужно было соврать что-то своему патрону, сделать это так достоверно, что и отец лжи не придрался бы. Роб вздохнул, картинно простирая руку вперед и со злобной улыбкой медленно сжимая ее в кулак. Закипающая в венах кровь для лекарки угрозы не представляла. Почти не представляла, если ограничиться только ее шеей, только мелкими сосудами, не позволяя жару подняться к голове или спуститься к сердцу, которого в груди у ведьмы не было. Или попросту не ощущалось.
Джеки пошатнулась и, злобно зашипев, одним движением вывела тройную руну. Ис-эйваз-ис. Кожа на шее покраснела, но атам уже ткнул в Роба, заставляя сердце пропустить удар, зайтись, как тогда, а резиденции. И кулак сам собой начал выворачиваться, до хруста сустава. Сильна Джеки оказалась, как мул упряжной. Если бы Роб не знал, что имеет дело с ковеном, можно было решить, что перед ним - английская версия Абдулы Альхазреда. Сила текла к ведьме от стен, от пола. Тёмная сила, не имевшая ничего общего с рябиной, но каким-то образом питавшая атам. Впрочем, если тебе ломают что-то, совсем не обязательно сопротивляться. Достаточно позволить увлечь себя, потянуться за силой, чтобы резко уронить руку - а вместе с ней и тот жар, что жил на шее. Вниз, в живот, к синеватым завиткам кишечника, к матке, устланной толстой, уютной периной тканей. Вот в них-то и пришлось поселить эту кровь и пламя, полыхающее в ней, заставляя болезненно сокращаться орган, в котором зарождалась жизнь, чтобы изгнать ненужное. И тут же лениво прищуриться, принуждая воздух остыть, зазвенеть льдинками, завыть ветром. Льду Роб, мгновение подумав, придал форму кинжалов, хорошо понимая в этот момент, откуда у Фламберга любовь к фанабериям. Летали по ветру такие клинки препогано, к тому же град был более опасен, но... Битва магистра михаилитов и коварной ведьмы должна выглядеть так, как этого ожидают случайные и не очень свидетели. А что может быть пафоснее летающих ледяных кинжалов? Только, пожалуй, картинная поза упомянутого магистра.
Ведьма согнулась, а потом вовсе бросилась на бок, позволяя льду осыпаться по стенам. Под сбитой штукатуркой показался кусочек сложного выгнутого символа. Когда Джеки поднялась на колени, Роб заметил на её щеке кровавую полосу. Видимо, один кинжал всё-таки попал в цель. Но раздумывать над этим долго не пришлось. Тяжесть навалилась внезапно, словно он стоял в колодце, и сверху медленно опускали тяжёлую плиту, прессуя возух. Одновременно накатило головокружение.
- Вы раз уже проиграли! - прошипела Джеки. Атам в пальцах танцевал, словно ведьма так и не рассталась с детскими играми. Впрочем, сколько истины было в тех играх с волшебными палочками?
- Нас хотя бы с небес пинком не вышвыривали, - не согласился с ней Роб, послушно опускаясь на колено - и обрушивая на женщину поток воды. С её раскрашенным, как у дешевой куклы лицом, все равно нужно было что-то делать. Под водой, теплой, почти летней, воздух отзывался послушно, говорил хоть и приглушенно, но внятно - и Роб слышал его весь. Тот, что проникал в легкие Джеки, неохотно пел о боли, вяло покидал тело, подчиняясь приказу. Должно быть, теперь голова кружилась не только у Роба. Впрочем, и восстанавливалась Джеки не медленнее, чем он сам. Ведьма прислонилась к стене, и Роб ощутил, как чужая сила работает в её теле наравне с его собственной, впитывая часть воды, выгоняя остальное. Голос, впрочем, оставался сиплым, да и слова прорывались через кашель.
- Мы хотя бы воевали, а не сдались. И ещё поднимемся. А вы? Без тебя? Без одного человека, чьё сердце, - она протянула руку и чуть согнула пальцы, - словно в ладони. Его легко остановить, правда? - пальцы сжались.

[Spectre28 >>>]

В подвале, который теперь заволокло туманом, под низким потолком начали собираться облака, перекидывающиеся молниями. Вот тут уж пришлось порадоваться тому, что Ранульф крепко спит зачарованным сном - и всего этого грохота не слышит. А если и слышит, то проснуться не может. Холодный, штормовой ветер ерошил волосы, рвал с колыбельки занавеску, трепал подол платья Джеки, впечатывая ее в стену. Хмыкнув и обозвав себя богопротивным громовержцем, Роб бросил на пол обломок ножа и с силой махнул рукой, разрежая воздух, чтобы указать путь для молнии. Пустой накопитель сгодился бы тоже, но ахнуло бы тогда так, что бой они с Джеки продолжили на том свете. Да и само побоище пора было заканчивать.
- Зажмурься, ведьма зловредная, - громко и величественно обратился он к женщине, - сейчас как... gnè**!
Странное и необъяснимое желание сказать нечто вроде " Yippee ki-yay, ублюдки!" он усилием воли отогнал. Сверкнуло так, что на какое-то время ему самому пришлось зажмуриться. Заодно заново запуская остановившееся сердце. Джеки осела на пол. От одежды и волос поднимались струйки дыма, а плечи отчего-то подрагивали. Вероятно, в смертных конвульсиях.
- Сдавайся, поганая дьяволопоклонница. - Предложил Роб, проморгавшись. Пахло горячей свежестью, а перед глазами плавали забавные цветные круги. - И тогда я, быть может, не скажу, что у тебя румяна размазались. И белила. И хм... Кажется, у тебя вообще все смешалось, и если ты не умоешься, то сдамся уже я.
Он устало потёр виски, усаживаясь на мокрый пол и опираясь спиной о стену. Заветная фляжка, к счастью, так и побулькивала в сапоге.
- Позвольте вас угостить самогоном, мадам?
- О, Вельзевул... - каким-то чудом уцелевшим атамом женщина убрала с лица выбившуюся прядь. На губах играла неожиданно приятная улыбка. - Давай. У вас там что, орден комедиантов?
- А как иначе? - Удивился Роб, передавая фляжку. - Вот так едешь по тракту, видишь какого-нибудь анку и такая, бывает, комедия с ним завязывается... Особенно потом, когда ищешь, кто за него заплатит. Значит, говоришь, Сэра?
Странное имя для Розали. Той, какую он помнил - нежной и покладистой. Впрочем, если в ней всё время жила вот такая сумасшедшая, то, пожалуй, лучше бы она досталась Бевану.
Джеки пожала плечами, сделала большой глоток, от которого её передёрнуло.
- Хха...ну да, Сэра. Дросэра. Я не знаю, почему - с таким именем её к нам прислали. Практикантка, чтоб её.
- Практиканты - воплощенное зло, - охотно согласился Роб, припадая в свою очередь к напитку Избранного. - То мавок лапают, то артефакты на зуб пробуют. То вот... не обыскивают. У меня ж в сапогах какой только дряни нет.
На свет божий, а в подвале, если верить Писанию, был тоже он, из тьмы сапог явились три амулета, засапожный нож, воронье перо и волчий клык. От чего он был заговорен, Роб всё равно не помнил, но безделушка выглядела солидно.
- Красивый, - вздохнула ведьма, глядя, почему-то, только на клык. - Вот и представь, что тебе не только дают практиканта, так ещё и во главу его ставят. На охоту. И он считает, что анку спасёт любовь. Сэра ведь действительно не собиралась приносить тебя в жертву. Думала убить эту вашу богиню, а потом красиво, с боем, пробиться наружу. Изнутри энергетических линий это ведь раз плюнуть, сам понимаешь.
Роб еще раз скептически оглядел зуб, окованный серебром, не нашел в нем ничего необычного, и всучил его Джеки. Памятью о случайной и уже позабытой любовнице стало меньше, равно, как и поводов огорчить неистовую.
- Не в этот раз, пожалуй. И не в следующий. Расколдуешь ребенка, моя прелесть? Загостился я у вас. Куда голубя слать, когда надумаешь, ты знаешь. Туда же, куда и этого... Шута. И скажи на милость, что ты сделала со своим сердцем?
Джеки отобрала флягу и приложилась к горлышку, одновременно покачав пальцем.
- Голубь - это ещё подумать надо. Кто же любит женщин, которые макияж меняют посреди свидания? Да и грех жаловаться, что обещали - то и дали, а если я сверху что взяла, так и не обидятся. Они дали, - для уверенности она указала атамом в пол, - не ваши боги. Но умирать сейчас будет слишком утомительно. Обоим, так я думаю? Регенерируй потом, страдай. Бррр. А сердце мне надоело. Стучит и стучит. Да и противно, когда в него нож получаешь. Был один ревнивец... Поверишь ли, когда-то много их было. Так, что и отбиваться не успевала. Впрочем, не слишком и хотелось. Так что вынула и положила, где посохраннее. Советую, хороший метод. Только щекотно в процессе. А так - даже шрама не осталось. Показать?
- Жена ревнивая, и рука у нее тяжелая, - вежливо отказался Роб. - Поверю на слово.
Он, наконец, подошел к колыбели и взял в руки Ранульфа, прислушиваясь к себе, к дыханию ребенка - и понимая, что пусть и не будет воспитывать мальчика, но совершенно точно не сможет о нем забыть. Роб коснулся губами чистого лба малыша - и улыбнулся. У него родился сын.
------------
* Ранульф, сыночек.
** крайне неприличное обозначение очень громкого взрыва.

[Leomhann >>>]

В который раз зарекаясь пить на голодный желудок, Роб поднимался наверх, прижимая к себе ребенка, мирно спящего уже настоящим, не начарованным, сном в импровизированной повязке из занавески. И стоило большого труда не выругаться в голос, не разбудить его, когда он откинул люк и узрел картину почти идиллическую. Ясень, без кольчуги и в расстегнутой рубахе, возлежал на коврах со всеми тремя девочками Джеки, которые, кажется, должны были помогать ей в убиении некоего магистра михаилитов. И судя по количеству распитых бутылок, припухшим губам и отсутствию частей одежды у дам, занимались они всем этим уже довольно-таки долго. Роб тяжело вздохнул, подтягиваясь над краем люка, помог вылезти Джеки и лишь потом заметил свои вещи, аккуратно сложенные на сундуке.
- Позвольте представить, моя дорогая, - меланхолично отрекомендовал он ей молодого михаилита. - Брат Ясень. Как видите, помогает мне. Впрочем, я гляжу, девушки тоже вовсю вам помогают.
О любвеобильности Тома только что анекдоты в ордене не складывали - и Роб невольно подумал, что все три мальчика нахватали у него худшего, оставаясь притом гораздо лучше его самого. Ясень был бабником, но добрым, светлым, обаятельным. Вихрь - торопыгой, но умным и верным. Фламберг - фанфароном, но удачно совмещал в себе сентиментальность и человеколюбие, хоть никогда в этом и не признался бы. Оставалось мечтать, что Райн вырастет иным. Если у него будет шанс вырасти. Он - нить в Портенкросс, к Бадб... нить ко всему. Его не спрячешь даже на Авалоне, потому что тогда и туда придут демоны, в этот последний оплот язычества. Роб предпочитал иметь хоть одну крепость, куда не мог проникнуть никто. Но и убить ребенка, наплевав даже на то, что он - собственный, оказалось сложной задачей. Нельзя было отнимать жизнь у того, кто только начинал жить: ни у Райна, ни у Бадб.
- Ты вещи привез, сын мой?
Если уж его сегодня не убивали, Роб предпочел бы получить обратно кольчугу, меч и наручи, подаренные Бадб, а не то, что лежало сейчас на сундуке у культисток. Да и без магистерских регалий он порой чувствовал себя раздетым.
Ясень, выпутавшись из объятий рыженькой девушки, с улыбкой кивнул.
- Конечно, Циркон. Всё есть. Только гончая эта... она всегда так жрёт? Ох, - присмотревшись к лицу Роба, он посерьёзнел и покачал головой. - Да ты серый весь. Прости, конечно, но в твоём возрасте две женщины сразу... поберечься бы.
- Кто о чем, а Ясень о ба... женщинах, - беззлобно пробурчал Роб, укладывая ребенка на диван и спешно надевая оверкот. Ведьмы могли и передумать. - Джеки, благодарю вас за науку.
Он почтительно склонился, целуя руку женщине и отгоняя мысль о том, что начинает перенимать придворный этикет.
- Таким противником, как вы, можно гордиться, но лучше иметь в союзниках. Если вас не затруднит - для князей, слово в слово: "Мы готовы говорить - и договариваться. Пьедестал всегда можно разделить, а соперники у нас общие." Всё прочее - при личной встрече. Надеюсь встретить вас, моя дорогая, при более приятных обстоятельствах.
Разумеется, демонам верить было нельзя. Но Грейстокам верилось еще меньше. Демоны хотя бы были свои, почти родные, да и чужие боги им были такой же помехой, как и хозяйкам этих земель. Военные союзы часто заключались вот так, до победы над общим противником, чтобы уже потом делить плоды.
Глава ковена кивнула, вздёрнув бровь.
- Передам, сладенький. Вы точно торопитесь? Я смотрю, ваш друг... очень милый мальчик...
Ясень, который как раз переглядывался с северянкой, виновато вскинулся.
- Да. Нет. То есть, тракт ждёт. В окрестностях Бирмингема видели странного волка, так что придётся ехать. Да? - в обращённом к Робу вопросе звучало некоторое сомнение, подпитанное надеждой.
Роб с тоской покосился на окна, за которыми уже стемнело и неистовая, должно быть, сходила с ума от беспокойства. Но и тащить далеко двоих детей через холод и тьму было нельзя. Ближе всего, в трех часах пути, был Хитчин - небольшой городок, славящийся... да ничем не славящийся. Церковь, рынок, угрюмый констебль и приют для бедных - все, как и везде. Но если помнилось правильно, там был приличный трактир. И, кажется, при нем обитали девицы, не отягщенные моралью.
- Нет. То есть - да. То есть... Тьфу! Простите, моя дорогая, не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством. Если необходимо будет уладить формальности по поводу Роза... Сэры с констеблем, прошу вас ссылаться на меня. Ясень, жду на улице.
Роб в последний раз припал к руке Джеки, подмигнул девицам, и бережно прижимая к себе начавшего ворочаться в свертке из плаща Ранульфа, вышел.
После грязного, липкого тепла борделя воздух улицы показался чистым, прозрачным, будто стеклянным. Густая, темно-синяя, как его старые рубашки, темнота звенела морозом и свежестью, вкрадчиво нашептывала что-то. Ребенок высунул голову в забавной вязаной шапке из плаща, и Роб улыбнулся. Сегодня он выжил и, возможно, даже отыграл несколько ходов, сдав всего пару. И главное, Розали отпустила его, покинула мысли, унесла в свою новую могилу скорбь. А ведь всего-то надо было ее убить... "Слышишь, mo leannan?"

[Spectre28 >>>]

19 февраля 1535 г. Хитчин. Заполночь.

Ранульф, сытый, и с трудом, после долгих уговоров, извлеченный из ванны, спал, зажав в кулачке кусочек яблочного пирога, который отобрать было невозможно. Мальчик знакомо хмурил брови, поджимал губы и щурился, точно всё это можно было передать вместе с семенем. И в год уже умел настоять на своем - думать о себе, как об отце-попустителе, Робу почему-то не хотелось. Сам Роб, вопреки усталости и вопреки себе, сидел в кресле у распахнутого окна. И ждал, без особой надежды, что вот-вот раздастся шорох рыжих крыльев и в маленькую комнату таверны влетит Бадб.
"Чего же тебе нужно, шальная? Пролетала ли ты тогда мимо случайно, чтобы дать еще один шанс самой себе, увлечь гордыней обнаженных плеч, ожечь вечно недовольными глазами? Напомнить место подле себя? Как же получилось так, что обещание встать за плечом превратилось в твою слабость, а это самое плечо - в твой щит? Как же стало, что теперь и у полководца, любовника и спутника мир пуст без тебя, как скорлупа ореха, выгрызенного червями? Неужели лишь ради ренессанса были все эти слова и зря убита нежная и покладистая? "
Роб вздохнул и недовольно нахмурился.
Предательство даже во имя любви, которую и любовью-то назвать сложно... во имя мании, остается предательством, под каким соусом его не подавай. Даже не будучи мужем, илотом, оставаясь лишь стареющим магистром, Роб не согласился бы с такой Розали. Вспоминать о мгновениях счастья приятно, но...
Розали нужен был не он, не Роберт Бойд. Никогда нужен не был, вынужденный откликаться на Арда. Наверное, даже Бадб не понимала того счастья, какое охватывало, когда она звала по имени. Вероятно, даже она, всё еще тоскующая по искре Тростника, не могла осознать, что все ее дары: наручи, меч, кольчуга говорят о приязни меньше, чем простое возмущенное "Роб Бойд" на мельнице. Но, всё же, он оставался один. Несмотря на Фламберга, Вихря и Ясеня. Несмотря на жену. Даже невзирая на этого мальчика, Ранульфа, который и не понял, что у него есть отец. Вечно одинокий Роберт Бойд, алкающий хоть кого-то рядом.
- Mo leannan, не будь жестока. Я ведь жду.
Трепетно, как юнец под окном красотки. И устало, потому что болело всё, душил кашель, какой всегда возникал после перерасхода себя, а бесконечное восемнадцатое февраля все не думало заканчиваться, хоть и превратилось в девятнадцатое.
- Я не вмешивалась - мягкий голос Бадб раздался из-за плеча, от того места, где спал ребёнок. - И даже теперь не уверена, закончилось ли то, о чём ты говорил. Закончилось ли "там"? Не хочу видеть, поэтому скажи - ты.
Разворачиваясь к ней вместе с креслом, благо оно было легким и можно было оторвать его от пола, не отрывая седалища, Роб улыбался.
- Здравствуй, мстительная стерва,- радостно поприветствовал он неистовую, намекающе хлопая себя по колену, - твой раб-любовник приветствует тебя. Закончилось ли? Что-то закончилось, что-то началось, как водится.
Иногда, в такие вот моменты, когда он забывал о том, что рядом с ним сгусток стихий, путей, времени и пространства, ему казалось, что она живая. Она и была живой, горячей, отзывалась на ласку, на обиду, нуждалась в нем, как обычная женщина. Почти. До конца забыть, что она - богиня, не получалось никогда. Заставлять себя не использовать это в своих целях было гораздо проще.
Сейчас, когда Роб говорил с ней, всякие сомнения в правильности смерти Розали отпадали, хоть он и повторял её слова, пусть шутя. Впрочем, девушка отчасти была права. Он и в самом деле был готов простить Бадб убийство сыновей. С годами начинаешь понимать, что отчаяние и боль не вечны, что скорбеть всю жизнь нельзя - слишком малый срок отмерен, чтобы упиваться горем. Да и разве сам Роб не был готов сделать то же? Он глянул на Райна. Мальчик спал, во сне причмокивая, закинув босые ножки на подушку. Спал, не подозревая, что его отец никак не может решиться - и решить судьбу собственного отпрыска.
- Райн - ниточка к тебе, куда его не спрячь, моя Бадб. Но чем дальше - тем сложнее мне его... убрать. Нет, не смотри варианты. Просто скажи, ты примешь его, если я так и не смогу? Потому что... только не бей меня, хорошо? Сначала выслушай. Потому что я намерен предложить преисподней военный союз.
Орден комедиантов? О, да, милая Джеки! Но князья ценили хорошую шутку, а коалиция древних и чуть менее древних против древних же выглядела почти каламбуром, если бы смертный Роб не понимал, во что могут вылиться эти игрища. Очевидными преимуществами такого альянса были разведка среди Грейстоков - и не только боем; опытные ритуальщики вроде Джеки, чью полезность нельзя было отрицать, и обеспечение численного превосходства войск. Недостатки были очевидны тоже, били все преимущества, но пока откладывались на неопределенный срок. А еще этот договор давал время. Пусть немного, но достаточно, чтобы найти способ защитить жену и сына, да и самому на алтарь не попасть.
- Король - падкий до женщин tolla-thone, с беззубыми генералами и горячим, но простодушным Саффолком. Только и может, что собственный народ вешать, да и чем кампания во Франции закончилась, ты знаешь, - в голосе Роба зазвучало презрение. Король Генрих Восьмой исхитрился опустошить военную казну за три года. За три года, galla! И отступить из-под Парижа, именно по этой причине заключив мирный договор. - Я уж не говорю о том, что он любит комнадовать лично, а потому мы с ним не поладим. Но союзники нам нужны. Где-то там бродит еще и брат-лекарь Клайвелла, и я сомневаюсь, что у него благие намерения.
- Они не станут отменять те контракты, которые уже заключены, - ответила Бадб - не о том. Невпопад. - Как не стали бы мы. Чего проще - пообещать за слуг, умолчав о слугах бывших.

[Leomhann >>>]

Роб озадаченно глянул на неё и пожал плечами, списывая её слова на то, что переволновалась, устала или вообще снова находилась в нескольких местах одновременно.
Контракты они, разумеется, не отменят. Но если новые заключать не начнут - и на том спасибо. А с парой-тройкой небольших ковенов справиться можно. Или с такими, как Брайнс. Какого дьявола они вообще назначили на это чертова торговца, если есть Джеки и ей подобные?
- Я даже просить их об этом не буду. Пока мы им выгодны - действие большей части они приостановят. А Брайнс... Ну кому опасен этот торговец, кроме самого себя? Иди сюда, mo leannan. Скажи, ты не успела поймать эту душу?
- Я даже узнала о ней, только когда ты вышел из этого проклятого дома, - пожаловалась богиня, наклонившись над ребёнком и вглядываясь в его личико. - В чужой домен всегда непросто попасть, а там кто-то очень хорошо умеет рисовать. Слишком хорошо умеет рисовать так, чтобы вкладывать душу. Ты просишь не смотреть варианты, но я не знаю, смогу ли его принять, Роб. Честно - не знаю. Могу лишь постараться. Потому что то, о чём ты не думал, - голос её звучал всё так же мягко, - слишком неправильно. Так?
Роб досадливо вздохнул, отворачиваясь к окну. Неистовая избегала его рук, почти как та, другая. И у той, у Сэры, причины хотя бы были оправданы.
- Не знаю, моя Бадб, - честно признался он, подманивая на ладонь снежинки. - Знаю лишь одно: старание - уже половина дела. И благодарен тебе за него. И за это "Роб" сейчас. И за то, что не вмешивалась. Жаль, конечно, что душа тебе не досталась, но, - в голосе неожиданно даже для самого себя зазвучала улыбка, - в следующий раз убью, как положено.
Правильного, на самом деле, и не существовало - лишь сделанный выбор и его последствия. И когда он сделан, когда виден дальнейший путь, становится легко шагать, пусть даже и в могилу. Или на алтарь.
- Даже так я не удержу то, что проклято мной же, пока проклятье не снято.
Бадб подошла ближе, облокотилась на плечи, пахнув жаром, овечьей шерстью и запахом холмов над Портенкроссом.
- И твой огонь не поймала бы. Хотя, не уверена. Если только ради того, чтобы взять в руку ножны и гонять тебя по всему Авалону за то, что сунулся в такое гнездо, позвав с собой мальчика, который играет на поле ковена? Я успела поймать блик, когда они привораживали друг друга, знаешь ли.
- Меч на столе, - Роб блаженно зажмурился, прижимаясь к её руке щекой, - ножны там же, вестимо. Фору дашь, mo leannan? Зачем откладывать то, что можно вбить сейчас?
Ясень не зря пользовался успехом у женщин. Красивый и рослый, он был обаятельным не только потому, что улыбался открыто. Том Бойд умел привораживать. Дар, сродни целительству, эмпатии Эммы - не магия в чистом виде, но если его подхлестнуть силой... Роб втайне был уверен, что тот боггарт просто-напросто влюбился в Ясеня, пока летел на нем с дерева. Иначе зачем эта тварь потом, несмотря на опаленную задницу, томно вздыхала из-за кустов, когда они возвращались в резиденцию с практики?
- Но мне хочется верить, что она прозрела, и проклятье спало, хотя, - он задумался, целуя ладонь неистовой, - если уж я дурак одураченный... Вряд ли. К слову, а что стало с тем друидом?
- Должно быть, давно умер и ушёл на круги, - равнодушно ответила богиня. - После того, как сумел снять проклятье. Через три сотни лет я немного успокоилась и перестала проверять, стоит ли всё ещё то дерево, или он сбежал. Хочешь, поищу?
Простой, казалось бы, вопрос вызвал раздумья, начавшиеся со странностей течения времени в понимании Бадб и Розали. Пока Роб преспокойно заново учился говорить, для них протекали столетия и тысячелетия. Но не мог он не оценить мудрости неистовой, выбравшей для него именно эти годы, годы покоя и Реформации, самые уместные для того, чтобы начать ренессанс. Начать - и не делить его с множеством других из племени богини Дану. Он подозрительно покосился на жёнушку, для чего пришлось извернуться в кресле, но тут же прижался губами к горячему запястью и отбросил эту мысль до поры. Каковы бы ни были желания Бадб, она подарила ему эти полвека. И самое главное - семью. Остальное становилось неважным, даже друид, которого, быть может, и стоило бы поискать, пока он сам не нашел их. Или... уже нашел?
- Не стоит, моя Бадб. Ты и без того занята. Двор, Портенкросс... Теперь я еще на тебя своего ребенка взваливаю. Скоро жить некогда будет.
Утром он собирался в Бирмингем. Точнее, в ближайшую к нему деревню, останавливаться в самом городе, среди шума и уличных беспорядков не хотелось. Но надо было взглянуть на странного волка Ясеня, да и с мистером Армстронгом парой слов перемолвиться. В конце концов, ренегат бесплатно носил цирконью личину. Роб вздохнул, приподнимаясь в кресле и перетягивая неистовую к себе на колени. Не покладистая, не смиренная и даже не человек. Но зато - не дура.