В начало форума
Здравствуйте, Гость
Здесь проводятся словесные, они же форумные, ролевые игры.
Присоединяйтесь к нам - рeгистрируйтeсь!
Форум Сотрудничество Новости Правила ЧаВо  Поиск Участники Харизма Календарь
Сообщество в ЖЖ
Помощь сайту
Доска Почета
Ответить | Новая тема | Создать опрос

> Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

Leomhann >>>
post #1, отправлено 16-12-2017, 3:44


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Ламбетский дворец, официальная резиденция архиепископа Кентерберийского. Раннее утро 22 декабря 1534 г.

Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский устало отложил перо и бумагу в сторону и со стоном встал из-за стола. Годы брали свое, он уже не тот прыткий юноша, что ухлестывал за барышнями, сбегая из общежитий колледжа. По чести сказать, он вообще уже не тот. Кто бы мог подумать, что скромный учитель станет архиепископом? Воистину, неисповедимы пути Господни...И переменчивая воля короля, прихотливо возносившая людей на вершину власти и ронявшая к подножию. Дай Бог, головы в этой должности не лишиться. Впрочем, пока пути и мысли архиепископа и короля были схожи, а значит, опасаться нечего. Но и осторожность следует соблюдать.
За окном вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос, как пишут эти однообразно великие греки. Кранмер вздохнул и распахнул окно. Свежий, морозный воздух наполнил комнату, разбавил приторно-сладкие запахи сгоревших свечей, яблоневых дров и пыли.
- Гарри! - негромко позвал он, но дверь немедленно распахнулась и в покои вошел человек с явной примесью крови низушков: маленький, круглый и весь, каждой морщинкой улыбчивого лица, уютный.
- Гарри, - продолжил Кранмер, кивнув в ответ на поклон слуги, - прикажи заложить возок. Снежно сегодня, смотрю. И все, что в Тауэр я беру обычно.
- Да, Ваше Превосходительство, одеяла тоже прикажете положить? - голос у низушка тоже был мягкий и округлый, этакий приятный сочный басок.
- Да, и одеяла тоже.

По дороге, в мягко покачивающемся на снежных ухабах крытом возке, уютно закутавшись в медвежью шкуру, подаренную русским послом, архиепископ размышлял. Получив этот высокий сан, Томас Кранмер внезапно осознал, что митра не является пропуском в Рай. Апостол Петр, отпирая Врата будет смотреть не на пышное облачение, а на дела. А потому Его Превосходительство, не мудрствуя лукаво, помогал узникам. Вино и горячая еда, грубые, но теплые одеяла из английской добротной шерсти. Исповедь и духовное утешение. Хлопоты об освобождении раскаявшихся и несправедливо осужденных. Чем еще иерарх Церкви может помочь? Была еще одна тайная страсть у Кранмера. Греховная, по его мнению. Отвлекающая от дел, по мнению короля. Заставляющая забыть жену, по мнению жены (незаконной, кстати). История. Будто одержимый демоном охотился архиепископ за артефактами древности, применяя, впрочем, их на благо государства и своего короля. Вот и сейчас голова его была занята отнюдь не благими деяниями, а новой своей целью, такой желанной и такой недосягаемой.
Напротив посапывал низушок Гарри, бодрствовавший всю ночь (негоже спать, ежели господин работать изволит. А ну как, подать надо будет чего?). За мутными оконцами возка становилось все светлее.

У ворот тюрьмы его, как всегда, поджидал мистер Кингстон, смотритель. Педантичный, фанатично преданный своему делу и букве закона, Чарльз Кингстон занимал этот пост уже более двадцати лет. Он оставался глух к мольбам, проклятиями и твердо блюл протокол. Вот и сейчас, сухопарый, чуть сутулый, одетый в черное, отчего издалека был отдаленно похож на виселицу, смотритель встречал архиепископа, не взирая на мороз. Пятница. День посещения Его Превосходительством узников. Четкий, точно выверенный поклон Кранмеру, вышедшему из возка.
- Мистер Кингстон, доброе утро.
- Доброе утро, Ваше Превосходительство. Желаете позавтракать?
- Нет, пожалуй, сначала мы навестим страждущих, - улыбнулся в ответ Томас Кранмер, проходя вперед. Дюжие стражники, вышколенные мистером Кингстоном, тут же принялись разгружать привезенное священником из возка, под аккомпанемент добродушного ворчания Гарри.
- Как этот несчастный, Ларри Тинкер, мистер Кингстон? - Многих своих подопечных архиепископ помнил не только в лицо, но и по именам.
- Все хуже, Ваше Превосходительство, чахотка усиливается. Лекарь не может помочь, в стенах Тауэра магия бессильна, а травники дороги.
- Мы наймем ему травника, мистер Кингстон, пойдемте же скорее, я хочу его повидать!

Ворота Тауэра захлопнулись за спиной Томаса Кранмера. В который раз.

Сообщение отредактировал Леоката - 22-06-2018, 11:45


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Lithary >>>
post #2, отправлено 17-12-2017, 3:00


Айла
*******

Сообщений: 3604
Откуда: Узел Таугодрим
Пол: женский

Положительность: 2779
Наград: 2

нрпг: Мастер и капельку я.

рпг:

22 декабря 1534 г. Уайтхолл.

Мелодия лениво льется из-под тонких пальцев, истома окутывает тело. Трещат яблоневые дрова в камине, чуть сдобренные миррой. Сидящая в алькове у окна черноволосая женщина будто спит. Впрочем, это только морок. Иллюзия. Обман. Бессонница мучает ее с тех пор, как она стала королевой. Боже, о боже, как безнадежно она была глупа, принимая это предложение. О, нет, она глупа была еще в ту пору, когда возалкала титул. Когда захотела отомстить Уолси за разлуку с милым Перси. Когда обещала родить сына. Генрих, Гарри, король...Он непредсказуем. То нежный, заботливый муж и чуткий любовник. То яростный, грубый, даже в самые сокровенные моменты. То спокойный и даже меланхоличный. Им невозможно управлять, с ним тяжело жить. Нет ни семейного покоя, ни королевского величия. Рассеянно намотала локон на палец. Скоро придут фрейлины и уберут эти великолепные, иссиня-черные волосы под арселе, облачат ее в тяжелое платье. Шествуй, королева, на радость подданным, услаждай взор своего повелителя. О, Генрих, отчего ты не родился восточным султаном? Ни одна хорошенькая фрейлина не избежала твоего внимания.

Анна Болейн плавно спустила босые ноги на пол и едва слышно подошла к двери, ведущей в приемную. Там мерно похрапывали дежурные фрейлины. Несколько минут в запасе у нее есть. Несколько минут свободы тел и души. Свободы побыть собой, смешливой девчонкой. Боже, как много бы она отдала за то, чтобы вернуться в детство.
- Ваше Величество, - в дверь робко постучала фрейлина, Мадж, - вы изволили проснуться?
Надменный взгляд и горделиво вскинутая голова, холодный тон:
- Да, Мадж, будьте любезны пригласить девушек для туалета.
- Ваше Величество, король просит вас позавтракать с ним...
- Живее, девушки, живее...

Когда спустя четверть часа она вошла в уютный, маленький кабинет мужа, шурша шелком лавандового платья, ничто не выдавало ее утреннего смятения. Ласковая, приветливая улыбка, низкий реверанс, поцелуй.
- Хорошо ли вам спалось, Генрих? - Боже, в каком настроении он сегодня?
- Без вас мне всегда плохо спится, моя дорогая.

Благодарю тебя, о благодарю тебя, о мой бог, он в хорошем настроении!

- Что, если нам сегодня прогуляться верхом, моя маленькая Анна? - Король Генрих VIII как никто оправдывал свою четверть эльфийской крови. Быть может, где-то в иной Англии, он к этому времени бы уже обрюзг, стал похожим на огромного борова. В иной, но не в этой. Высокие скулы, как говорят - "точеные", чуть заостренные уши, обаятельная открытая улыбка, серые глаза матери... Тюдоры - великие актеры. Неся в себе лишь малую толику королевского происхождения, они сумели заставить поверить всех в то, что иных королей-то и не было. Когда юный Генрих, третий ребенок своих родителей, воссел на престоле, он покорил страну именно этой по-мальчишески открытой, чуть наивной улыбкой. Никто не мог и подумать, какой змей прячется за этой блестящей внешностью. Что этот атлет, способный часами, до полного изнеможения придворных, охотиться (метать копье, стрелять из лука), обожающий турниры и танцы, развяжет войну с Францией. Отречется от Рима.Разведется с обожаемой всеми Екатериной Арагонской, чтобы жениться на этой черной вороне, этой мерзкой орчихе, этой...Болейн!
- Конечно, муж мой, - просияла улыбкой Анна, внутренее поежившись от предстоявшей бешеной скачки по морозу.
- Впрочем, нет, там холодно, а ты у меня такая хрупкая, - продемонстрировал заботу Генрих, беря жену за руку. - Скажите, душа моя, вы не...
Вопрос повис в воздухе. Анна была "не". Небеременна и несчастна. Она медленно покачала головой, за что немедленно была наказана тем, что руку ее, доселе нежно ласкаемую, король бросил на стол. Скомкав тканевую салфетку, он швырнул ее на пол и, буркнув нечто вроде "хорошего дня", удалился. Настроение было безвозвратно испорчено.

Утро не задалось с самого начала. Во-первых, от того, что проснулась Аннетта не в своей комнате, в поместье, а в маленькой, полутемной комнатушке, положенной замужней фрейлине при дворе. Во-вторых, было холодно. Для привыкшей одеваться легко и очень легко Аннетты - не просто холодно, а зябко, мерзко и знобливо. Надев при помощи служнаки это "необходимое зло" - придворный наряд (так она его определяла для себя), леди Анна поспешила к королеве. К утреннему туалету Ее Величества она, ожидаемо, опоздала. Однако, успела присоединиться к свите именно в тот момент, когда она сопровождала свою госпожу к царственному супругу. Анна Болейн бросила злой, негодующий взгляд на рыжеволосую, но от замечаний воздержалась. Пока. А будет ли выволочка зависит от того, как пройдет завтрак королевской четы. Графиня де Бель скромно потупив глаза остановилась у двери , сделала реверанс и приготовилась слушать. Прогулка верхом (о боже, нет!), любезности, что-то сказанное так тихо, что и не разобрать...А еще это поручение от милого Франциска, которое нашептал французский посол во время танца. Зачем, ну вот зачем, скажите на милость, ему знать об изысканиях архиепископа Кранмера? Подумаешь, корпит этот священник над бумагами своими древними. Это всем известно, да и сам он не особо скрывавет, иногда в приемной королевы даже зачитывает то, что узнал. Однко же, король Франции настоятельно рекомендовал выяснить и доложить, над чем работает архиепископ. И чем прикажете его увлечь? Вряд ли он купится на нежные ланиты и невинные очи. Что же, как не противно, придется стать соратницей этого протестанта. Он известен своей помощью несчастным? Отлично, тюрьмы, больницы отныне - дом родной для Аннетты. Король вихрем промчался мимо графини де Бель, задев ее плечом.

- Леди Анна! - Голос Анны Болейн, обычно мелодичный, становился похож на вороньей карканье, когда королева злилась. Или была расстроена. Сказывалась эта злосчастная капля орочьей крови. - Леди Анна!

Стоящая рядом Мадж ткнула локтем в бок графини и расширила глаза, намекая на то, что, мол, зовут вас, миледи, чего вы.

- Да, Ваше Величество. - Миледи почтительно взглянула на Болейн.
- Будьте любезны, подайте мой платок. И прошу вас более не опаздывать. Английский двор горадо более требователен к правилам этикета, нежели тот, к которому вы привыкли.
- Простите, Ваше Величество. - Миледи присела в реверансе и бросилась подавать платок. Впрочем, королева была зла. За платком последовало требование принести зеркало, сопроводить в покои, прогулять собачку и, когда нелепые требования, наконец, закончились, раннее утро сменилось предполуденными часами, а леди Анну усадили чтицей. Библии. Ссылаясь на приятный голос.
Миледи спросила, что читать, открыла книгу и принялась зачитывать строки. Королева уделила ей столько внимания, что эльфийка задумалась по дороге о том, что эта Болейн чего-то хочет от нее, но тут проще подождать и быть услужливой. Возможно, ее что-то тревожит? Собачек Миледи не любила, приходилось слащаво улыбаться, наблюдая, как носится лохматое чудовище, на редкость жизнерадостное. Пуркой однако остался доволен, судя по виду. "Спаниэль несчастный", - подумала про себя Миледи.
- Леди Анна! - голос королевы заметно смягчился, - оставьте книгу! Пошлите кого-нибудь узнать, у себя ли архиепископ Кранмер и передать приглашение посетить нас.
- Слушаюсь, Ваше Величество. - Миледи поймала пажа и распорядилась послать гонца к архиепископу. На ловца и зверь бежит, решила она. С Кранмером надо быть осторожной. После чего Миледи вернулась к королеве. Орка... Король выбрал себе орку, развелся и женился заново. Это кое -что говорит о его характере. В частности, что он возможно разочарован в эльфийках. Впрочем Миледи уже думала на эту тему и пока что так и не пришла к определенному выводу.


--------------------
Наш Дом Прикл для нас на Первом Месте!
№ 'Активистка Прикл', 'Леди', 'омсомолка'
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #3, отправлено 17-12-2017, 12:12


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

Раймон де Три

22 декабря 1534, лондонский Тауэр

Три шага вдоль низкой лежанки, два шага мимо тяжелой двери, утыканной рыжими заклёпками. Пройти обратно. Не разбить голову о низкий свод, аркой выгибавшийся там, где камера упиралась во внешнюю стену крепости. Раймон де Три провёл в Тауэре всего день, но возненавидел его в первый же час. Сразу, как только за ним, противно проскрипев, закрылась разбухшая дверь. Декабрьский холод, пропитавший каменные стены, сырость он мог бы пережить, но отсутствие занятий, возможности отвлечься каким-то действием!..
Поворот, три шага. Говорили, у Роджера Мортимера было развлечение - охотиться за вороном, который подлетал к оконной решётке. Счастливчик. У него было окно. У Раймона - только остаток свечи, за которую пришлось заплатить отдельно. Раймон подозревал, что свечи полагаются и так, но стражник - мрачный брюнет с висячими усами, пропахший кислой капустой - просто тупо смотрел, пока ему в руку не сунули монету. А денег оставалось мало. И, в отличие от Мортимера, Раймона за стенами не ждали друзья, владеющие замками и монастырями. Ордену вряд ли было дело до заблудшего члена. Хватало проблем покрупнее. Например, король, затеявший реформацию из-за того, что в штанах было тесно. Церковь, расколотая надвое, но нетерпимая совершенно одинаково. И посреди всего этого - их орден, который оказался не нужен никому.
Раймон злобно пнул край лежанки. Ну-ну. Посмотрим, как дороги начнут охранять только констебли и йомены. Может, конечно, казне они обойдутся и дешевле. Но умирать - ой не любят. Особенно от тварей, которые могут и душу отправить не туда, куда хотелось бы. Ненадолго их хватит.
Впрочем, злорадство быстро прошло. Как бы там ни было с орденскими делами, а лично он в камеру попал исключительно по собственной дурости. Надо было выбрать именно это время, когда и стража на ушах, и торговцы не знают, открывать ли лавки по утрам, и обычные люди не знают, что и думать - и за кого твой сосед. То за эльфов, то за новую веру, а то и за всё вместе. Чтобы начать бить морду в последние дни порой хватало и подозрения. По крайней мере в портовых кабаках, где предпочитал проводить время Раймон. Там всегда можно было выиграть монету другую... пока тебя не ловили за руку на шулерстве.
Он пнул лежанку ещё раз. Крыса, высунувшая было нос из щели в углу, юркнула обратно. Не ловили его за руку. Но хватило - подозрения. И, если бы он не выпил так много, может, обошлось бы без сломаных костей. Это если тот моряк... как его... Гвидо-что-то-там вообще ещё жив. Дьявол. И он никак не мог решить, плохо или хорошо то, что корабль был французским, а Гвидо - ярым католиком.
Раздумья были прерваны звуком шагов в коридоре. Раймон невольно остановился, прикидывая, что это может значить. Для еды - вроде бы рано. Скорее всего, привели очередного жильца, которому не нужно будет платить ни за постой, ни за жратву. Странно, что не было слышно ругани.
- Новый постоялец, - из-за двери глухо слышался голос мистера Кингстона, - убийца. Суда еще не было, но приговор ясен, хоть постоялец и настаивает на том, что это была самооборона.
"Значит, всё-таки сдох", - у Раймона заныло в желудке. Моряка ему было не жаль, а вот его собственные шансы оказаться на свободе становились совсем призрачными. Словно выбросить шесть шестёрок подряд.
Ключи звенели рождественской мелодией, впрочем, заветная дверь не спешила открываться - слишком разбухла от сырости. Наконец, она распахнулась под аккомпанемент хэканья того самого угрюмого стражника, и в проеме возникли фигуры, темные на фоне ослепительно яркого света галереи.
- Нуждаетесь ли вы в чем-то, сын мой? - спросила та фигура, что была повыше у Раймона, а затем, повернувшись к смотрителю, добавила, - оставьте нас, мистер Кингстон. Я должен принять исповедь. Снова скрипнули петли, исчез яркий свет и стало ясно, что высокий силуэт - это известный всем архиепископ Кранмер, собственной персоной.
- В справедливости, ваше превосходительство! - с Кранмером Раймону встречаться до сих пор не доводилось, и знал о нём в основном по слухам. Одно было точно: назначенный всего два года назад архиепископ, несомненно, относился к партии короля и реформы. Попробовать стоило. - Даже у бедного дворянина остаётся его честь. И когда какой-то французский орк начинает скалить зубы про Бордо, а потом обвиняет в жульничестве - ну как тут не врезать? Откуда мне было знать, что у него такая слабая шея?
"Особенно если сначала выбить колено и запрокинуть голову ударом, чтобы было удобнее".
- Справедливость, - усмехнулся священник, - глуха к тем, кто не слышит своей совести, сын мой. Я не буду призывать вас покаяться, хотя даже разбойнику был прощен его грех и сказано в Писании: "Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю". Однако же, я обещаю вам, что приложу все усилия, чтобы ваше дело было рассмотрено судом беспристрастно. Так, как того желает наш король и наш Бог.
Последняя фраза была явно адресована тем, кто остался за дверью, ведь не ко времени заявившийся с одеялом и корзиной снеди Гарри невольно нарушил тайну уединения. Под неодобрительным взглядом своего господина низушок сложил свою ношу у ног Раймона и поспешно ретировался.
- Мне жаль, что он умер, - с готовностью признал Раймон, и сейчас он говорил абсолютно искренне. - И я раскаиваюсь. Ради спасения души - покаюсь во всём. Но скажите, ваше превосходительство... вы - мудрый человек, и куда ближе к Богу. Если на войне грех солдата берёт на себя военачальник, то виноват ли в гневе солдат, которого отпустили без жалованья, а другого занятия не дали? Если сторожевую собаку научить только грызть чужих, удивительно ли, что она это делает и в чужом дворе? - в его голосе на последних словах невольно прозвучала горечь. Слова про суд явно говорили о том, что ничего Кранмер делать не будет. А, значит, стоило хоть высказаться напоследок в надежде на совесть священника. Пусть даже слова и можно было принять за упрёк в адрес короля... или церкви. Но, в конце концов, теперешнее положение ордена и в самом деле было их виной. Правда, вчерашний вечер не имел к этому отношения, но об этом архиепископу знать было не обязательно. Ведь Раймон и впрямь, сложись история иначе, мог бы вчера не пить по кабакам, а ехать где-то на тракте.
Архиепископ, не чинясь, уселся на лежанку и задумчиво уставился на заключенного.
- Как вас зовут, сын мой? Или, скорее, брат? Крестьяне говорят, что хорошая сторожевая собака обязательно найдет себе нового хозяина. Гнев же, сын мой, не всегда является грехом. Наш Спаситель негодовал по поводу осквернения храма в Иерусалиме. Грехом же благородное огорчение становится, когда человек преследует корыстные мотивы, когда ему позволяют кипеть без сопротивления. Ефесянам 4:15–19 говорит, что мы должны говорить правду с любовью и использовать наши слова для созидания других, но не позволять плохим или разрушительным словам выходить из наших уст. Ибо сказано: “Будьте все единомысленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны, смиренномудры; не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство; напротив, благословляйте, зная, что вы к тому призваны, чтобы наследовать благословение” . Впрочем, вы вряд ли сейчас готовы вести теологические диспуты, вы замерзли, устали и голодны. Прошу вас, подкрепите силы телесные, дабы укрепить дух.
Он указал рукой на корзину, принесенную низушком и снова задумался.
Раймон покосился на корзину. Оттуда пахло вкуснее, чем можно было ожидать, но пока что он решил её не трогать. Есть перед архиепископом казалось... неправильным. Вместо этого он отрицательно мотнул головой.
- Я воспитывался в монастыре, но сана не принял, лишь приобрёл кое-какие знания. А так мой путь, хоть и на службе вере и короне, был путём воина... в ордене, который боролся и борется с порождениями дьявола. Раймон де Три, михаилит, к вашим услугам.
Кранмер уже заинтересованно взглянул на молодого воина. Мысли, одолевавшие его по дороге в Тауэр, внезапно начали приобретать четкую форму.
- У меня есть право священника выкупить некоторое число осужденных на смерть, - неожиданно сказал он, - но вы не осуждены еще. Впрочем, вы правы. Негоже оставлять солдата без жалованья, а верно служившего пса - выгонять из дому. Я готов принять вашу исповедь, сын мой. А затем, убедившись, что ваше раскаяние искреннее, мы подумаем, как избежать вам виселицы. Скоро Рождество. В эти дни каждый заслуживает немного счастья.
Раймон сморгнул. Неужели и в самом деле про благотворительность Кранмера поговаривали не зря, и нужно было только найти правильные слова? Может, мир и не настолько поган, как ему казалось. Впрочем, пока что при нём ещё не было меча, и дверца в воротах Тауэра за его спиной не захлопнулась.
"Если убедимся в искренности?"
На миг он задумался, мог ли архиеписком, в отличие от него самого, использовать в стенах Тауэра магию. Вряд ли. Он бы слышал о настолько выборочных артефактах... наверное. Раймон одёрнул кожаный колет и опустился перед архиепископом на колени. К исповедям он был привычен, правда, в основном со своим исповедником. Брат Саффа в первую очередь интересовался прелюбодеяниями и больше - ничем, и говорить с ним было легко и приятно. Кранмер выглядел птицей другого полёта. Здесь слова придётся выбирать осторожнее. Михаилит вздохнул и опустил взгляд: проявление смирения и одновременно - простейшая защита от некоторых видов магии. И заговорил.
- Господи, согрешил я перед Тобой. Вчера двадцать первого декабря, в преддверии Рождества Твоего позволил я себе...
Перед глазами снова встал кабак у Гленголл, в доках. Совсем рядом со складами, которые использовали как общее временное хранилище мелкие торговцы. У проклятого заведения даже не было названия, только на штыре над входом качалась на отрезке каната бронзовая кружка. Судя по хорошей ковке, её откуда-то стащили. Неудивительно. Стража сюда если и заходила, то только группами по нескольку человек - и патрули придерживались относительно широких улиц. Из приоткрытой двери плеснуло громким хохотом, потом раздался женский взвизг. Раймон знал, что сегодня пришвартовались два корабля - пузатое корыто, которое пришло за грузом тканей, и небольшой галеон. С последнего проку не было, а вот команда торговца...
- ...оскорбил я Тебя прелюбодеянием...
Разносчица отбила его руку в сторону, но Раймон только довольно улыбнулся - поздно. Он проводил женщину взглядом. Конечно, не красотка, но для такого места - неплохо. Он слышал, что здесь заодно сдавали комнаты на ночь. Как знать. Может, ему и повезёт. Хотя когда-то он на такую и не посмотрел бы дважды. Раймон мотнул головой, прогоняя непрошенную мысль. Времена меняются. Цели и место в жизни, самый смысл жизни меняются тоже. Он перевёл взгляд в угол, где по столу сыпались не только пенсы, но и - он присмотрелся - шиллинги. Недурно. Раймон поднялся, подхватил недопитую кружку жидкого эля и двинулся туда, где шла игра. Тот тип с узким лицом и густыми, почти сросшимися над переносицей бровями, не понравился ему сразу.
- ... из-за азартной игры разгневался я на брата своего и позволил ему...
Наверное, стоило отвернуться и промолчать, тогда ничего бы и не было. Но Раймон выпил уже достаточно, чтобы вместо этого сгрести выигрыш и ухмыльнуться, глядя однобровому в глаза. Плохая идея. Против устава, против разума. Раймону в этот момент было плевать на устав. И на разум - плевать было тоже.
- Не собирался я его убивать. Но если так случилось, то раскаиваюсь искренне перед лицом Твоим.
Когда подоспел Том-вышибала, моряк уже корчился на полу, тщетно пытаясь сделать вздох разбитым горлом. Не самое красивое зрелище. Но Раймон радовался всё равно - пока на его голову не опустилась дубинка.
- Аминь.
- Да будет тебе по вере твоей. И, по заповеди Господа нашего, Иисуса Христа, я прощаю тебе твои грехи, во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь. - Кранмер завершил обряд, воздержавшись от обычных напутствий (их, кажется, он уже дал до исповеди) и подал руку коленопреклоненному михаилиту, помогая подняться. - Скажите, сын мой, есть ли за этими стенами кто-то, кто ждал бы вас? Куда вы пойдете, если мне удастся выхлопотать вам свободу?
- За лошадью, - без колебаний отозвался Раймон. - Если её ещё не продали - платил-то я только до утра, - это действительно было важно. Без коня он едва ли мог надеяться на приличный заработок. Деньги на еду в дороге ещё можно выиграть или украсть, но лошадь - уже сложнее. Меч и лошадь были самым ценным его имуществом, тем, что связывало михаилита с орденом, со статусом - или с тем, что от него осталось. - А потом... не знаю, - Раймон пожал плечами. - Наверное, на тракт. Если не платит казна, может, заплатит кто-то другой. Всё польза - и мне, и другим. А больше идти некуда - дома у меня нет, да и у ордена тоже.
- Ждите, сын мой, и не позволяйте унынию овладеть вами, - Кранмер встал и направился к двери, - вера и надежда укрепляют нас в испытаниях. Уныние же - грех.
Дверь за ним захлопнулась и послышались удаляющиеся шаги.

- Скажите, мистер Кингстон, - тихо, по пути к следующему арестанту, спросил архиепископ, - вы уже передали документы этого заключенного в суд?
- Нет, ваше превосходительство. Убиенный скончался поздно ночью. Молодой человек содержится здесь пока лишь как дебошир.
- Отлично, - просиял архиепископ, и, посерьезнев, добавил, - в таком случае, мистер Кингстон, я по праву священника выкупаю жизнь и свободу этого человека. Полагаю, суду не обязательно знать о том, что несчастный скончался, да упокоит Господь его душу. А грех лжи я беру на себя, - взмахом руки пресек он все возражения смотрителя.
Впрочем, несмотря на то, что мешочек с выкупом перекочевал в сундук в кабинете мистера Кингстона почти сразу, и сразу же были подписаны необходимые документы, за Раймоном послали только когда Томас Кранмер засобирался домой, после полуторачасового обхода страждущих и легкого завтрака в компании смотрителя.
- Приведите номер 324, - распорядился Кингстон, - Джеймс, будьте любезны, его оружие и вещи, с которыми он сюда прибыл.


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #4, отправлено 18-12-2017, 3:28


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

22 декабря 1534 г, аббатство Бермондси.

Эмма Фицалан.

Наверное, это было даже почетно - жить здесь, в Бермондси, которое избрала своим пристанищем бабушка короля, покойная Элизабет Грей. Впрочем, монахини ее иначе как "вдовствующей королевой, Ее Величеством Елизаветой" и не именовали.
Стежок к стежку ложилась нить на плотное полотно гобелена. Тишина стояла в келье. Во время работы сестры молчат. Нет чтицы, не поют псалмы, даже словом никто не перемолвится. Эмма украдкой зевнула, прикрывшись широким рукавом облачения. Младшая дочь младшей ветви Говардов, она не могла удачно выйти замуж. Ее приданого едва хватило, чтобы оплатить ее обучение и приготовится к постригу. Впрочем ,до пострига еще год, сейчас она всего лишь послушница, но рутина монастрыской жизни ей уже невероятно опостылела. Целыми днями молись, постись, вышивай, снова молись. Заутрени, обедни, вечерни, ночные бдения. И так каждый день. Магию применять не смей, ибо греховно, да и других сестер в искушение вводишь. А ведь где-то там, за стенами монастыря, ее ровесницы блистают на балах, выходят замуж и не отягощают себя излишней наукой вроде грамоты и травничества. Конечно, постриг принимать необязательно. Можно отказаться, уйти, деньги за обучение все равно заплачены из приданого, но кому она нужна? Замуж бесприданницу не возьмут, а без покровительства мужа в жизни не устроишься. Быть фрейлиной при дворе? Она не достаточно знатна, всего лишь младшая дочь младшей ветви. Нет, все же придется оставаться в монастыре. Невеста Христова...Эмма вздохнула и с ожесточением воткнула иглу в глаз единорогу, которого вышивала.

Мать-вышивальщица Магдалена, пожилая, тощая монашка с сурово поджатыми губами злобно взглянула не девушку. Эмма не была ее любимицей: слишком подвижная для такой кропотливой работы, послушница вышивала неопрятно, широкими, размашистыми стежками. Она торопилась, путала цвета и при первой возможности стремилась сбежать в аптекарский огород матери-травницы Аделы. Ох, вот если бы...В мечтах Эмма часто видела себя хозяйкой небольшого, уютного поместья, с ребенком на руках и заботливым, любящим мужем. Какая же девушка в осьмнадцать лет не мечтает о замужестве? Но изо дня в день послушницу поглощала рутина монастырской жизни и вскоре муж мечты стал настолько далек, что мисс Фицалан о нем даже не помышляла. Вырваться бы хоть на денек в город, прокатиться на муле с забавной кличкой Парвус. Впрочем в город ее пошлют не скоро - нитки для вышивки еще не закончились, необходимые травы и снадобья есть.
Эмма Фицалан снова зевнула и принялась вышивать, стараясь не замечать тяжелого взгляда сестры Магдалены.

Сообщение отредактировал Леоката - 20-12-2017, 1:09


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Lithary >>>
post #5, отправлено 18-12-2017, 10:00


Айла
*******

Сообщений: 3604
Откуда: Узел Таугодрим
Пол: женский

Положительность: 2779
Наград: 2

22 декабря 1534 г. Уайтхолл

Рыжая остроухая стервозина, миледи, прислуживала королеве и размышляла, как втереться в доверие к архиепископу. И когда Болейн отпустила ее вдруг, сменив другой фрейлиной, эльфийка размышляла о том же. Логичным выглядел план обратиться к Кранмеру с разговором и сказать, что решила заняться благотворительностью и нести добро страждущим. Спросить совета, помощи, что собственно делать? Возможно даже попроситься сопровождать архиепископа в его собственных походах к заключенным. Сходу говорить об интересе к древностям глупо. Возможно вообще не стоит даже заикаться, что это интересует нынче графиню. Остроухая не знала еще, как втереться в доверие к подопечному. Он не славился походами за юбками, и простые пути были практически исключены.
В приемной королевы общались свободные от работы фрейлины. Тут же толпились и кавалеры, ищущие милости от королевы, приглядывающие себе невест и разговаривающие о своих важных делах. Девушки играли в мяч. Бегали собаки. Старшая фрейлина сидела в углу и поглядывала на происходящее неодобрительно. Миледи в задумчивости прошлась по зале, поглядывая на гобелены. Вот этот вот гобелен со Святым Георгием, побеждающим Дракона всегда привлекал ее внимание. Эльфийка сочувствовала Дракону. Но и Георгий выглядел обаятельным мужчиной. Типичная ситуация на взгляд миледи - мальчики из-за чего-то сражаются, наверное принцесс не поделили. Впрочем, признаваться в таких мыслях о Святом Писании - верный способ попасть на костер или плаху. Туда миледи не спешила.
Гобеленов было много и все в целом были приятны на вид. Анна с удовольствием их иногда разглядывала. Она и сама превосходно рисовала и потому понимала в искусстве. Задержавшись у камина, эльфийка заметила другой фрейлине, Эллен, что у нее превосходное ожерелье. Про себя она подумала, что такое вообще-то Эллен не идет. Но ожерелье и впрямь неплохое. Чудный в самом деле жемчуг. Миледи обычно говорила, что думала, хотя и не все, конечно, и потому слыла открытой и правдивой особой. К тому же она нередко принимала наивный вид. Ни к чему огочать Эллен, говоря, что ей не к лицу это ожерелье. Наверное ей бы подошли рубины. Они с Эллен поговорили о единороге, изображенном на гобелене с королевой, занятой государственными делами.
Затем миледи улыбнулась хмуроватому, но бравому на вид кавалеру в узком колете. Он заметил улыбку, браво подкрутил ус, но в атаку не пошел. Миледи разочаровалась и отвлеклась на лай собачки, той что-то почудилось в камине. Фрейлины посмеялись и эльфийка вместе со всеми. Потом она посмотрела вокруг. Стулья, диванчик с вышитой спинкой, портьеры на окне. Это был превосходный зал. Миледи подумала об обновлении внешнего вида своего дворца. Но этим она займется, когда выберется в свое поместье.
Попутно она размышляла об архиепископе, чем и объяснялся ее временами рассеянный вид. Решено. Надо с ним встретится. Миледи взяла из шкафа письменные принадлежности, села на стульчик, написала короткое письмо: "Архиепископу Крамеру. Милорд, ваша почтенная слуга, Миледи Винтер просит о встрече, связанной с делами благотворительности. Анна де Бель." Затем она поймала слугу и попросила доставить письмо архиепископу.


--------------------
Наш Дом Прикл для нас на Первом Месте!
№ 'Активистка Прикл', 'Леди', 'омсомолка'
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #6, отправлено 19-12-2017, 17:11


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

Раймон де Три

22 декабря 1534, Ламбетский дворец.

Стоя перед двуглавым Ламбетским дворцом, Раймон в очередной раз просмотрел записку.
"Сын мой, усилиями нашими вам возвращается свобода. Будьте же осторожны и осмотрительны. Если же вы нуждаетесь в крове, прошу вас без всякого стеснения пожаловать в нашу резиденцию, где вам будет предоставлено убежище от невзгод ваших. Томас Кранмер, архиепископ Кентрберийский".
С одной стороны, здесь не было никакого видимого подтекста. Его действительно освободили, вернули оружие, не отобрав остатка денег. Правда, кинжал - любимый кинжал тулузской работы! - сгинул, как не было. Стражники клялись, что такого и не было, но поверить в это было гораздо сложнее чем в то, что его давно пропили. Хорошо ещё, на мече было клеймо ордена - такое уже не сдать любому перекупщику. Раймон на всякий случай тронул рукоять, снова убеждаясь, что оружие - при нём. Потом снова опустил глаза к записке. С одной стороны - всё чисто. С другой... он не верил в архиепископов или иных высоко забравшихся священников, которые были милосердны без задней мысли. И всё же, сколько ни ломал голову михаилит, его освобождение ничего Кранмеру не давало. Освобождение и предложение крова - что было очень кстати. Зима выдалась суровой, и выбираться из города без припасов Раймону категорически не хотелось.
Удивительно было, как в такую погоду не вымерзали чудовища и разбойники. В Лондоне урожай замёрзших людей собирали каждое утро, а ведь здесь было теплее. Хотя, конечно, и сложнее - дороже - добыть лес для костра, добыть дичь... нет, мир определённо был сломан. Раймон не замечал нищих - сознательно. Это не делало ни мир, ни его самого лучше, но жить было легче. Каждый - за себя.
Подумав об этом, воин усмехнулся: не то чтобы он мог чем-то делиться со страждущими. Его собственных денег не хватило бы даже на плотный ужин. А памятной корзины надолго не хватит, особенно сейчас. Сырой холод пробирался под одежду, отыскивая любые лазейки. Раймон поёжился и всё же грохнул кулаком в дверь.
Открыл её, вопреки ожиданиям, не лакей, а все тот же низушок, сопровождавший Кранмера. Улыбнулся, открыто, не подобострастно и пригласил внутрь.
- Проходите, господин, проходите, - тихо говорил он, - его превосходительство обедать как раз собираются. Вы уж не обессудьте, дворец, он для знати, а хозяин наш живет просто. Пожалуйте в малую гостиную, я доложу.
В малой гостиной горел камин, пахло ладаном и лимонами. Опущенные портьеры создавали уютный, почти домашний полумрак.
В ожидании ответа Раймон прошёлся вдоль стен, изучая гобелены. Возле одного, на котором неизвестный мастер выткал псовую охоту, он остановился. Загонщики в старомодных плащах сдерживали рвущихся с поводков гончих. Возможно, если бы история сложилась иначе, это могло бы составлять его жизнь. Мелкий титул при дворе, небольшое поместье с лесом и парой деревень. Свадьба с веснушчатой, но округлой во всех нужных местах дочкой франклина или джентри. Он вертел эту мысль так и эдак, но никак не мог представить в этой картине себя. Ребёнком... возможно, но детства у него было слишком мало. А потом - нет, не прижился бы он в такой картине. Хотя иногда - особенно когда холод кусал за ноги - образ своего дома с камином обретал определённую привлекательность. С камином и, возможно, женщиной, чтобы было, к кому возвращаться. Вместо этого приходится выпрашивать ужин у архиепископа, считая это везением.
Кранмер вошёл так тихо, что Раймон, погрузившись в свои мысли, его не услышал. Когда раздался голос архиепископа, михаилит вдрогнул и обернулся.
- Не стойте, сын мой, - священник слегка улыбнулся, -присаживайтесь. Гарри распорядился накрыть обед в малой столовой, а пока мы можем выпить немного вина.
"Пока выпить вина? Обед в малой столовой?"
Раймон ожидал, что его накормят со слугами или стражей. Ужин с архиепископом стал сюрпризом, и михаилит поневоле задался вопросом, за что ему такая честь. Неужели Кранмера настолько впечатлила исповедь? Или он обедает с кем угодно нуждающимся? Тогда это и впрямь - чудо Господне. Раймон уважительно поклонился.
- Ваше превосходительство! Не могу выразить, насколько я признателен за освобождение. А кров и пища только добавляют к долгу благодарности.
- Это долг любого христианина - помогать страждущим,- ответил Кранмер стандартной фразой, разливая вино по кубкам и протягивая один собеседнику. Сам он, с явным наслаждением, осторожно и слегка неуклюже уселся в одном из кресел у камина и продолжил речь, - тем паче, если страждет сын церкви, хоть и заблудший. Ох, да не стойте вы, сын мой. Вежливость предписывает мне в таком случае также встать, что с больной спиной будет весьма затруднительно. Пожалейте старца.
Сорокапятилетний архиепископ старцем пока еще не выглядел, но в иные дни достаточно полно ощущал себя таковым: ныли спина и колени, огненным обручем охватывала голову мигрень.
Раймон послушно опустился в кресло напротив. Пригубив вино, он одобрительно кивнул: ничего подобного пить ему не доводилось уже давно. Ожидая, пока хозяин дома Ламбета продолжит говорить, михаилит сделал ещё один глоток, побольше. Заговаривать первым он не спешил.
- Как вас назвали при посвящении? - спросил Кранмер внезапно, после недолгой паузы, - де Три, без сомнения - это родовое имя. Слишком знатный род, чтобы его название дали крестьянскому сыну в качестве имени, но недостаточно богатый, чтобы занять место при дворе.
- Фламберг... ваше превосходительство, - Раймон ответил не сразу. Он догадывался, почему наставники дали ему именно такое имя, и не любил его, несмотря даже на кажущуюся похвалу. - Но в наше время, вероятно, я - это просто я.
- И...насколько это имя соответствует вам? - архиепископ взглянул на собеседника и принялся копаться в бумагах, рыхлой горой наваленных на низком мавританском столике.
- Вам доводилось видеть, чтобы магистры ошибались в выборе? - непринуждённо ответил Раймон, гадая, насколько Кранмер разбирается в оружии. Даже орденские порой не улавливали всей полноты смысла. - Знаете, мы сами часто об этом спорили. Люди ведь меняются, поэтому как данное имя может остаться тем же через десять, двадцать, тридцать лет? Но при этом соглашались в том, что магистрам прозвища - подходили.
- Не доводилось, - легко признал правоту собеседника священник, - но если говорить откровенно, я встречал не так много ваших братьев, чтобы судить об этом. Я хочу, сын мой, предложить вам работу, - архиепископ смотрел поверх кубка на огонь в камине, - но прежде чем согласиться, хорошо подумайте. Она не будет отвлекать вас от исполнения устава ордена, если это важно для вас, Фламберг, - усмешка, - но легкости и приятности ее исполнения обещать не могу.
- Трудности и опасность - верные спутники воина, - Раймон - Фламберг - чуть наклонился вперёд. Вот теперь они начали говорить прямо. Свобода, еда, заработок - не просто так, а за что-то, что нужно архиепископу. И вряд ли придётся сопровождать его ко двору в роли дрессированной собачки, несмотря даже на то, что это не было бы ни легко, ни приятно. Ловушка оказалась красивой. Кем бы он ни был, а отказать человеку, который его спас, Раймон - пока ещё - не мог. Оставалось надеяться, что архиепископ не считает, что выдал оплату заранее и сполна. - Не стоило даже упоминать об уставе. Работа на ваше превосходительство не может быть бесчестной. Разумеется, я согласен. Что предстоит делать?
- Мы поговорим об этом, сын мой, после обеда, - резюмировал архиепископ, делая приглашающий жест в сторону приоткрытой двери, ведущей в малую столовую. Трапеза прошла в тишине. Кранмер не продолжал беседу, был умерен в еде и питье, и, когда собеседники вновь заняли уже привычные места у камина, священник, наконец, заговорил.
- Полагаю, уместным будет начать разговор с условий. Все, что можно гарантировать с высоты моего сана - это достойная, даже щедрая оплата ваших услуг, сопроводительное письмо за нашей подписью, а также всевозможная помощь в необходимом: пище, оружии, крове. На всем пути следования. Впрочем, вам необходимо быть осторожным. Не следует злоупотреблять этим документом излишне. Старайтесь соблюдать инкогнито, а еще лучше - оставайтесь тем, кто вы есть. Михаилитом Фламбергом. И еще одно - я понимаю, молодости свойственно искать развлечений. Однако, может статься так, что вам попадется не столь гостеприимный хозяин, каким был мистер Кингстон. И главное, не такой законопослушный. И вас вздернут прежде, чем найдут в кармане мое письмо.
Раймон невольно улыбнулся, несмотря на серьёзность предупреждения. Резкий переход от изысканной речи к простонародныму "вздернут" поразил, видимо, и самого Кранмера. Он помолчал, возвращая душевное равновесие, и, поморщившись от головной боли, продолжил:
- Кроме того, на Севере, если странствия приведут вас туда, не любят ни меня, ни милорда Кромвеля, так что, когда у вас найдут это письмо, вас опять-таки повесят без суда и следствия. Теперь о работе. Мне нужен человек, способный отыскать и доставить сюда...некий артефакт. Вы подходите для этой работы более, чем другие. Вы - михаилит, следовательно, я могу быть уверен как в вашем образовании, так и в воинских навыках. Вы не из моего окружения, а значит, ваш отъезд не вызовет излишнего внимания. Те, кого я вызволяю из тюрьмы, больные после госпиталей, часто бывают в моих домах. Что, Гарри?
Низушок вошел незамечнным для увлеченного беседой архиепископа и все это время скромно стоял в стороне, осмелившись прервать речь хозяина покашливанием. Вместо ответа на вопрос он поклонился и подал две записки.
- От графини де Бель? - вздернул бровь Кранмер, разворачивая послание, - что хочет от меня эта потаску...кхм...грешная дщерь? По поручению королевы..., - а вот содержание второй записки, по-видимому, ввело священника в ступор. - Почтенная слуга?! Прокля...Черт побе...О, боже милосердный!
Михаилит снова смолчал. В делах королевы лучше слушать, а имя графини ничего ему не говорило в любом случае. Но данное архиепископом определение Раймон на всякий случай запомнил. Жизнь в последние дни менялась слишком резко. Кто знает, что могло пригодиться. Тем не менее, сейчас его больше занимали обещания Кранмера. Деньги, оружие, сопроводительное письмо для официальности. Ни слова о навязанных спутниках - хотя бы пока что. Хорошие условия. Даже отличные. И по крайней мере Кранмер явно считает, что задание выполнимое. Раймон мысленно пожал плечами. Ошибался архиепископ или нет, а он намеревался попробовать. От таких предложений не отказываются.
Помолчав некоторое время, архиепископ снова заговорил спокойным, размеренным голосом:
- Гарри, приготовь для господина Раймона комнату потеплее и распорядись насчет ванны и ужина. Ступай. Боюсь , - обратился он к михаилиту, - у меня не так много времени на то, чтобы ввести вас в курс дела. Меня приглашает королева, а потому я могу остаться в Уайтхолле на ночь и на весь следующий день. Вам, несомненно, известна история Альфреда Великого, сын мой, - архиепископ сложил руки на коленях, - король Альфред в детстве был младшим сыном своего отца, самым слабым, болезненным мальчиком. Причина его недуга была неизвестна и в юношеском возрасте принц, устав от насмешек ровесников, отправился в Ирландию искать исцеление. Почему именно туда, увы, остается загадкой. Там, по преданию, он встретил прекрасную деву, которая, пожалев его в немощи, одарила венцом. И лишь только коснулся венец головы юного принца, как он сразу же почувствовал себя сильным и здоровым. Я опущу подробности гибели его братьев и становления его королем. Скажу лишь, что венец этот Альфред Великий не носил постоянно. Но он был всегда при нем. Некоторые источники изображают его с двумя венцами: один на голове, другой в руках. Да вот сами взгляните, сын мой, - Кранмер протянул Раймону гравюру, правда, изображенный на ней человек на великого короля прошлого походил лишь весьма отдаленно, - как видите, здесь у правителя две короны. Долгое время считалось, что артефакт был утрачен. Однако, Реформация...вскрыла документы, из которых ясно, что венец хранится в одном из монастырей. Увы, не известно в каком. Вы спросите, сын мой, почему бы не подождать, пока комиссии милорда Кромвеля сами не отыщут реликвию? Люди, к сожалению, не понимают ценности подобных вещей и я опасаюсь, что венец может быть просто выброшен или ... пропит в кабаке. Я рекомендую начать ваш путь с аббатства Бермондси. Там есть старинные гобелены, изображающие сцены из жизни Альфреда Великого и восхитительный витраж с портретом короля, - произнося речь, архиепископ быстро писал на великолепной, выбеленой бумаге, быстро же заверил написанное своей печатью и протянул два небольших свитка Раймону.
- Сопроводительное письмо и чек на 400 шиллингов. Чек этот не закрывайте, будете получать по нему деньги в казне короля в счет архиепископата, - произнес священник с некоторым сожалением. - А сейчас прошу простить меня, сын мой. Нельзя заставлять королеву ждать. Я прощаюсь с вами и надеюсь увидеть вскоре в добром здравии. Не чувствуйте себя гостем в этом доме, будьте хозяином. Гарри выполнит любое поручение. Гарри! - низушок возник мгновенно, что заставло подумать, будто он подслушивает у двери. - Я уезжаю. Может быть, буду завтра. Господину Раймону оказывай всю возможную помощь.
- Да, ваше превосходительство, - поклонился вслед уходящему священнику низушок.


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #7, отправлено 20-12-2017, 9:32


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

со Спектром

Когда шаги стихли, Раймон проглядел оба свитка и повернулся к слуге - или помощнику - архиепископа.
- Его превосходительство обещал оружие и снаряжение. Ты не знаешь, где я мог бы их получить? Не думаю, что в доме Ламбета есть собственные склады.
Информацию о задании михаилит пока что выбросил из головы. Ещё будет время для того, чтобы переварить и её, и стынущее удивление. Никогда он не предполагал, что станет разыскивать артефакты, которых, может, и вовсе не было уже на свете. Венец Альфреда, надо же. С тем же успехом Кранмер мог попросить котёл друидов.
- Оружие, - слуга вздохнул с видом человека (читай- низушка), уставшего объяснять прописные истины, - в арсенале надо выбрать. Здесь не держим такого. Снаряжение, ну так, смотря чего вам нужно. Ежели куртка новая, или сапоги, я и тут вам все найду, любо-дорого посмотреть. А ежели доспех какой - так снова-таки в арсенал. А это в Тауэр ехать, да по морозцу. - Низушок умоляюще глянул на молодого воина, - может, ванну горячую, а?
- Кольчуга и кинжал. Значит, Тауэр, - Раймон задумчиво провёл рукой по грязному и кое-где рваному колету. - Колет и куртка не помешают тоже. Но правда твоя - лучше начать с ванны. Слишком редкое это удовольствие.
Прежде чем низушок успел уйти, михаилит заговорил снова.
- Скажи, ты давно служишь у архиепископа?
- Лет двадцать пять тому уже, - прикинул что-то Гарри, загнув пару пальцев на руке. - Как женились они первый раз, так и приняли на работу, - слуга, сообразив, что ляпнул лишнее, осекся. Раймон же и бровью не повёл. Песенки о личной жизни архиепископа пели если не на каждом углу, то уж точно на каждой площади. - Вы не думайте, молодой господин, у нас без обмана. Обо всем, что потребно - позабочусь. Эвон, у вас и штаны немного не того, да и сапоги, как говорится, каши просят. Вы ступайте на второй этаж, левое крыло, третья дверь налево. Там гостевая самая тёплая. А я Нэн велю ванну приготовить да белья смену согреть. И ужин в комнату подать прикажу. Так оно вам спокойнее будет. А то шастают тут всякие, не дворец, а двор проходной.
В голову Гарри простая истина, что Раймон - "всякие", похоже, если и приходила, то только до обеда. Видимо, не всех, все же, допускали в малые гостиную и столовую.
- Неудивительно. Архиепископ, кажется, очень добрый человек и христианин, как и подобает его положению. И даже более того, раз приводит всяких прохожих из Тауэра в поместье. Это в Ламбете обычное дело?
- Бывают, - уклончиво ответил низушок, поглядывая в сторону двери, - ну, в людской, бывают, конечно. Самое святое дело - накормить и обогреть.
- Конечно.
Низушок явно знал больше, но едва ли что-то ещё сказал бы. "В людской", точно. А иногда - не в людской, а в гостиной. И Кранмер, говорят, часто ходит по тюрьмам. Выбирает подходящих для работы людей? Интересно, он - первый, кто пытается раздобыть этот венец? Раймон улыбнулся архиепископскому слуге:
- Хорошо. Говоришь, Нэн?
- Нэн, - согласился Гарри, - она, молодой господин, недавно у нас. Из деревенских. Нерасторопна малость, конечно. А вы уж простите, дел у меня много. Его превосходительство уехали, а у меня теперь полная людская страждущих из больницы. Чего и говорю - негоже вам в суету вникать, отдохнули бы.
Раймон кивнул, хотя чем дальше, тем больше ему хотелось вникнуть в суету.
- Спасибо. Непременно воспользуюсь советом.

Нэн действительно оказалась слегка неуклюжей, полноватой женщиной, по возрасту годившейся Раймону в матери. И вела себя почти так же: ворчала о недокормленных рыцарях, полученных по глупости шрамах и криворуких портных, которые не могут шить рубашки на нормальную фигуру. Вероятно, женщина, прислуживавшая гостям архиепископа, и не могла оказаться другой. Раймон не возражал. Сейчас его гораздо больше занимала необычность ситуации. Судя по тому, что михаилиту предложили из одежды, Гарри понимал, что такое практичный наряд, но одновременно разбирался и в моде куда лучше самого Раймона. Последнее было неудивительно, но стоимость и качество вещей оказались гораздо выше, чем можно было ожидать. Ценность Раймона в представлении архиепископа росла с каждым часом, и михаилит никак не мог понять - почему. Почему не накормить в людской? Почему не дать одежду, которая годится простому солдату? Почему ванна и Нэн - хотя такое обхождение обычно оставалось для более знатных гостей? Он не питал иллюзий на тему родового имени. Оно было не слишком известно даже на родине, а уж здесь, после того, как пришлось расстаться с большей частью имений!..
Да, вероятно, задача предстояла опасная, но всё равно что-то здесь не сходилось. Слишком много внимания. Непонимание мешало расслабиться и в горячей ванне, и когда руки Нэн неторопливо, вдумчиво расправляли вышитый воротник льняной рубашки, и когда он лежал в мягкой - впервые за месяцы - кровати, уставившись в потолок. Раймон с удовольствием покинул бы слишком гостеприимный дом ещё вечером, но это не имело никакого смысла. В аббатство, да ещё женское, проще всего было попасть в часы между обедней и вечерней. Привлекать в себе внимание и размахивать письмом Раймон не стал бы и без предупреждения архиепископа. Но завтра - мысль принесла облегчение - он займётся, наконец, делом. И можно будет выбросить из головы странности архиепископа и его слуг.

Сообщение отредактировал Spectre28 - 22-12-2017, 21:59


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Lithary >>>
post #8, отправлено 20-12-2017, 21:28


Айла
*******

Сообщений: 3604
Откуда: Узел Таугодрим
Пол: женский

Положительность: 2779
Наград: 2

с мастерицей

Аннетта. Леди Винтер. Графиня де Бель

22 декабря 1534 г. Уайтхолл

В Уайтхолл Кранмер прибыл ближе к вечеру. Всю дорогу, глядя в мутное окошко возка, он думал о молодом михаилите. Личную трагедию пережить всегда не просто. Если бы Джоан не умерла родами, а следом за ней и малыш, которого едва успели окрестить, сейчас у него был бы сын возраста Раймона. Увидев в камере Тауэра господина де Три священник отчетливо ощутил на руках тяжесть недовольно попискивающего свертка, смешного, сморщенного малыша, с влажной черной прядкой на лбу и чуть раскосыми темными глазами. Маленькую копию жены, так быстро их покинувшей. Впрочем, новорожденный прожил всего семь часов и отправился вслед за матерью. Архиепископ заставил себя забыть самое имя ребенка, погрузился в теологию...И встретил Маргарет, так похожую на Джоан! И Кранмер женился на ней, вопреки здравому смыслу и своему сану. Homo sum, humani nihil a me alienum puto*. Также, как не взирая на доводы разума, он выкупил Раймона. Если хорошо подумать, михаилит не годился для порученной работы - не тому учили. Но если не занять его чем-то, то все труды (и средства!), вложенные в освобождение, станут прахом. Чем черт не...То есть, по милости божией, справится молодой человек с поручением. Хм...А ведь Гарри, несомненно, понял волнение своего господина при виде воина. Верный низушок был с ним в тот день, когда хоронили семью тогда еще простого учителя в колледже. Размышления продолжились и в приемной королевы, где, сидя на неудобном креслице без спинки (Анна Болейн, надо сказать, держала осанку в нем безукоризненно) и ведя с королевой теологическую беседу, Кранмер в мыслях вновь и вновь возвращался к так похожему на образ его собственного сына михаилиту. Взгляд, лениво скользящий по пестрому рою фрейлин, невольно задержался на ярко-рыжих волосах леди Анны Винтер, буйство кудрей которой не сдерживала ни строгая прическа, ни изысканно украшенный арселе.
Королева, любезно улыбаясь, направилась к своему отцу, вошедшему в комнату, и архиепископ приуныл. Необходимо было возвращаться в Ламбет, но строгость этикета запрещала сделать это без дозволения короля или королевы. Анна Болейн забыла отпустить его и, похоже, сделала это намеренно. Он выпрямился (в пояснице премерзко хрустунуло) и подавил желание потянуться. Какой дьяво...Кто был этот сын шлю...Кто эти кресла вообще придумал? Низенькие, без спинок, зато с высокими поручнями и скользкой подушкой. Кранмер с едва слышным стоном встал и пересел на гораздо более удобный диванчик, заваленный вышитыми подушками.

Получал ли архиепископ ее письмо? Миледи задумалась. Мог и получить, мог не получить. Королева отвлеклась от собеседника и занялась другим делом, но он остался. Только пересел поудобнее. Нужен был какой-то повод, чтобы подойти к Кранмеру. Графиня даже подумала, может быть не спешить, и не пытаться заговорить с архиепископом на виду у всего сборища в королевской приемной. Однако вскоре решила ковать железо, пока горячо. Она прошла к диванчику, где отдыхал архиепископ и сказала:
- Простите, что отвлекаю от важных дум, милорд, но мне так нравится этот гобелен. - Она указала на изображение Георгия, побеждающего Дракона и с самым наивным видом, на который была способна, спросила. - Не могли бы вы объяснить мне, в чем смысл победы Святого над змием?
- К архиепископу Кентерберийскому принято обращаться "Ваше превосходительство", дочь моя, - просветил собеседницу Кранмер, - впрочем, вы так долго жили вдали от родины, что вам простительно забыть некоторые нюансы этикета. Легенда же о св. Георгии - не каноническая, а относится к народному творчеству. И, конечно же, повествует о торжестве справедливости над злобой и невежеством.
- Простите, Ваше Превосходительство. - Эльфийка сделала реверанс (в качестве извинения) и продолжила. - Получается никакой битвы Георгия и Дракона не было. Это грустно. Вы знаете, я после обрушившихся на меня невзгод подумала о бренности мирских занятий. Замужество во Франции, смерть мужа на дуэли, переезд обратно на родину. Я бы хотела помогать людям. Но не знаю, что, собственно, можно сделать? Вы славитесь благотворительностью. Подскажите, надо помогать заключенным? Или может быть мне имеет смысл уделять больше внимания своему поместью? Я бы хотела попробовать, каково это - общаться с преступниками. Но я - не священник. Чем я могу им помочь?
Кранмер в мыслях закатил глаза и тяжело вздохнул. Впрочем, наставлять на путь истинный - долг пастыря.
- В Евангелии от Матфея (гл. 6, ст. 2-4) сказано: «Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая. Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Таким образом, дочь моя, вы не должны задумываться о том, кому помочь, ибо это естественный порыв души любого христианина, не требующий награды и восхваления. Желаете подать милостыню - подавайте всем, кто в этом нуждается, не гордясь, не считая добро. Из желания же пообщаться с преступниками благодеяние проистекать не должно.
- Как просто и в то же время сложно. Спасибо, Ваше Превосходительство. Я вам очень признательна. Вы знаете, мне снился сон. Георгий на коне бился со страшным черным чудовищем. Вдруг из ниоткуда появилась девушка необычайной красоты с копьем в руках и помогла Георгию. Вдвоем они убили дракона и тот умер. Я потому возможно и люблю этот сюжет. Простите, что отвлекала вас пустяками.
К несчастью для Кранмера, спастись бегством ему было некуда. Хотя и очень хотелось. А потому он всего лишь сделал утешающий жест рукой и произнес:
- Вы не можете отвлечь, дочь моя. Это мой долг - говорить с вами и нести утешение.
- То есть я могу обращаться к вам за помощью? Я постараюсь поступать, как вы сказали, но мне, наверное, потребуется ваш совет, Ваше Превосходительство. - Графиня улыбнулась.
- Если я в силах помочь чем-то вам, миледи, спрашивайте, - священник поудобнее подложил под спину подушку. И отчаянно позавидовал своему подопечному михаилиту, оставшемуся в уюте дома. "Зависть - грех, - укорил он сам себя мысленно. И тут же добавил. - Ну и черт с ним".
Миледи довольно улыбнулась, разговор складывался лучше, чем она ожидала. Раньше она не общалась с архиепископом и предполагала, что разговор будет трудным. Потому она передумала и вместо того, чтобы уйти к фрейлинам, спросила.
- Святых людей вроде вас когда-нибудь посещают греховные желания? Мне вот на днях очень хотелось убить служанку за то, что она больно дернула мой волос, помогая мне одеть платье. Но я сдержалась.
- Человек слаб, - коротко ответил Кранмер, представив собеседницу на аутодафе в лучших традициях инквизиции,- желание же лишить жизни ближнего своего - постыдно, дочь моя, и осуждаемо не только Писанием, но и самой моралью человеческой.
- Я пошутила, Ваше Превосходительство. - Улыбка миледи сделалась немного грустной. - Я бы сказала, что вы - замечательный собеседник, и хочу спросить, что вас волнует в этой жизни? Я впервые в жизни разговариваю с архиепископом и волнуюсь. Простите.
Формулировки вопросов леди Анны способны были поставить в тупик и более искушенного в риторике проповедника. Однако, Кранмер, сославшись для себя на то, что молодая женщина слишком долго прожила во Франции и слегка подзабыла родной язык, все же ответил:
- Даже шутить не стоит подобным, дочь моя. Сие недостойно благочестивой дочери церкви, к тому же благородной дамы. Даму украшает смирение, скромность, набожность и невинность помыслов.
Миледи мысленно поморщилась, архиепископ ушел от ответа на вопрос. А это был серьезный вопрос. Но повторять его не стоило. Потому она спросила о другом.
- Среди преступников, которым вы помогаете, многие ли вызывают ваше сочувствие?
- Мы сочувствуем всегда другому в бедствиях, от которых избавлены сами, дочь моя, - Кранмер потер ноющий висок.
- Спасибо за беседу. - Миледи сделала реверанс и собралась уйти к фрейлинам.
- Да сохранит вас бог, дочь моя, - буркнул архиепископ, отмахнувшись благословляющим жестом. Разочарованная графиня прошла в сторонку и чуть не пнула с досады пробегавшую мимо собачку. Конец разговора был неудачным. "Нечего заранее думать, что все хорошо. Оно тут же портится и поворачивается к тебе задницей." Однако, она добилась от архиепископа слов разрешения обращаться к нему за помощью. Надо только заранее придумывать достойные поводы, по которым к нему обращаться. Об интересах архиепископа она еще спросит его самого. И если он признается, что собирает древности, будет проще. Согласно составленной графиней краткой стратегии поведения с подопечным, ей ни в коем случае не следовало самой выказывать интерес к увлечению священника. Но , возможно, и этот пункт придется пересмотреть. Миледи оценила успех своего разговора как удовлетворительный. Знать бы еще, отчего вдруг поморщился Кранмер? Но, впрочем, это не важно. Должно быть, вспомнил что-то.

________________
* Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо , фраза из комедии римского писателя Теренция «Самоистязатель»


--------------------
Наш Дом Прикл для нас на Первом Месте!
№ 'Активистка Прикл', 'Леди', 'омсомолка'
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #9, отправлено 21-12-2017, 9:25


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Эмма Фицалан.
23 декабря 1534 г. аббатство Бермондси.

Ночное бдение Эмма самым бессоветным образом проспала, уткнувшись головой в спину молоденькой (а потому еще снисходительной к слабостям) сестры Агаты. Она с удовольствием доспала бы и на заутрене, но тут уж вмешался рок в лице сестры Магдалены, оттеснившей ее поближе к центру, чтоб под присмотром была, и - анку. В самый разгар богослужения, прервав его вопреки уставу и приличиям, в молельню вбежала бледная сестра-привратница, держа в руках слетевший с головы велон. Стряхнувшая последние остатки дремы, Эмма с удивлением наблюдала, как сестра-привратница быстрым шепотком втолковывает что-то покрасневшей было, а теперь стремительно бледнеющей матери-настоятельнице.
- О боже всеблагой, - во всеуслышание выдохнула последння, - сестра Адела, Эмма, во имя господа, скорее идем. Сестры - молитесь.

Эмма оправила хабит и, украдкой зевнув, поспешила за испуганно всплеснувшей руками сестрой Аделой. В страноприимном доме уже хлопотали сестры, на кухне кипел котел с водой, остро пахло шалфеем и кровью. На чисто выскобленном столе (который, между прочим, скоблила сама послушница, до крови стерев руки) лежал мужчина. Точнее, то, что от него осталось. Впрочем, тело, изуродованное так, будто его сначала серпом полосовали, а потом зубами рвали, еще дышало. Как высокопарно выразился бы брат-лекарь Уильям, сейчас отсутствующий, "дух его еще не покинул сию юдоль". Рядом со столом, на низенькой скамеечке, сидел, охватив голову обнаженный до пояса юноша в крестьянских штанах.
- Отец это мой, - отвечал он на вопросы матери-настоятельницы, пока Эмма промывала ему рваную рану предплечья, - ох, больно-то как...Ехали мы, значить, из Лондона. И в аккурат за рощицей страхолюдь эта и напала. Главное, что ведь - тихо было, да и светало уже, мы и не опасались. А оно как выскочит, когтищи огромадные, что твои серпы. Отца-то он сразу заграбастал и драть начал, а я отбивать кинулся. Тут и посветлело совсем, а иначе не отбились бы. Страхолюдь оторвал отцу ногу и в лесок кинулся, а я уж тело поднял, гляжу - жив батюшка мой, да к вам.
- Надо михаилитов звать, - мать-настоятельница нахмурила брови и сложила руки на груди.
- Да где ж их взять. - Адела на мгновение отвлеклась от перевязывания ран мужчины на столе. - Их первыми распустили.
- Маха..., михали... - попробовал выговорить мудреное слово юноша, - тьфу, твареборцев этих, когда надо - нет, а как не надо - тут как тут. Приедет такой, девок перепортит, выпьет все - и морду не набьешь, потому как он первый тебе ее того.
Монахини густо покраснели и возмущенно загалдели, уверяя то ли себя, то ли юношу в обратном.
- Ох...прости господи, да как можно-то так? - возмутилась мать-настоятельница, - сестры, замолчите.
- Все, скончался, - резюмировала гораздо более практичная сестра Адела, - а что за страховидло-то было, парень?
- Тощий такой, - юноша уронил голову на руки и заплакал.

Эмма, не вникая в разговор, мыла руки в тазу. Глядя, как теплая вода розовеет от крови юноши, она прислушивалась к той части себя, что как губка впитывала эмоции окружающих. Льдисто-голубым страхом веяло от матери-настоятельницы, яркой, лиловой тревогой - от сестры Аделы. Темно-синей скорбью от юноши. И - шлейфом - алой яростью и пустотой голода чудовища - от умершего.
Даром это было или проклятием - Эмма не знала. Зато ее отец, Ричард Фицалан, весьма обрадовался, когда малышка обнаружила способности. Да, дитя еще не различало оттенки, но вот яркие цвета чужих эмоций – вполне. Ложь, ярость, стыд…Собутыльники его недолго удивлялись, отчего Дик так воспылал любовью к самой младшей своей дочери, что держит на руках во время игры в карты – до череды выигрышей. А после потребовали убрать «маленькую ведьму» или…Это было первое разочарование Эммы и первый урок, она научилась отличать оттенки привязанности. Нежное чувство отца, резко сменившееся полным безразличием, больно обидело девочку. Больная, вечно беременная мать (впрочем, после Эммы у нее были только выкидыши), уставшая от бедности и грубости мужа, не могла дать столько тепла, сколько требовалось маленькой девочке. Зато она горячо любила своего старшего сына – Ричарда Фицалана-младшего. Жестокий и озлобленный, он был похож на отца, как капля от капли. Однажды утром малышка проснулась от страшной боли, темным облаком затянувшей сознание. И лишь только потом она услышала визг во дворе дома. Выбежав в одной рубашонке, девочка увидела, как брат вешает свою любимую гончую, Грацию. Рыже-подпалая сука извивалась в петле на ветке раскидистой яблони, в тщетных попытках избавиться от петли. Эмма, не раздумывая долго, бросилась вперед, ведомая эмоцией умирающего животного: смертный ужас, отчаяние, горечь предательства, но тут же испытала боль физическую: брат ожег ее кнутом. Рубец долго не сходил с тонкой шейки ребенка, напоминая о втором разочаровании: испытанной на себе жестокости. Годы шли, малышка выросла в очаровательного подростка, стройную, живую девушку. Она научилась контролировать проявления своего дара и почти не обращала внимания на то, что чувствуют другие. Умер отец, не сумев скопить денег и, получившая свою вдовью долю мать ушла в монастырь. Брат, к тому времени женившийся, не захотел приютить Эмму у себя в доме. Благо, что Фицаланы были хоть и побочной ветвью,но Говардами, а потому монастырь, в который приняли девушку, был не из худших. И тут юную Эмму Фицалан ждало третье разочарование. Слушая мессы в деревенской церкви, она представляла всех священнослужителей этакими ангелами во плоти:они не грешили, в ее представлении, посвящали свои жизни служению добру. Но монахини, в большинстве своем, были злы и даже ожесточенны, распутны, все время сплетничали и шушукались, требуя при этом от послушниц целомудрия тела и мыслей. Сколько нежеланных и незаконных плодов вытравила сестра Адела, сколько новорожденных сгинуло в нужниках, пополняя ряды нежити – и не сосчитать. И Эмма, пусть и невольно, перестала сострадать.


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #10, отправлено 22-12-2017, 8:36


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

Раймон де Три

23 декабря 1534 г. аббатство Бермондси

Когда Раймон остановил коня у ворот аббатства Бермондси, обедню отслужили уже больше часа назад. Оружейная Тауэра отняла даже больше времени, чем он думал. Раймон никогда прежде там не бывал, и выбор просто ошеломлял. Король явно отдавал предпочтение испанским и итальянским оружейникам, но попадались оружие и доспехи так же немецкой или даже английской работы.
Кольчугу он нашёл себе сразу - длинную, закрывающую бёдра, двойного плетения. Хорошая, явно немецкая работа, хотя клеймо михаилиту ничего не говорило. Подбирать кирасу или пластинчатую броню он не собирался изначально: она слишком сковывала движения, да и перевозить и снимать-надевать было слишком уж сложно. Такое орден оставлял рыцарям, которые могли себе позволить путешествовать с небольшим караваном. Михаилитам скромность - и подвижность - служили лучше.
С кинжалом проблем не возникло тоже - тут годился любой, был бы нужной длины и хорошей ковки. Красивые, украшенные камнями или вязью гарды и клинки его не волновали. А вот за арбалетами пришлось идти в другое крыло, а потом долго перебирать оружие, примериваясь к весу и силе натяжения деревянных или новомодных стальных луков. И всё же оттуда Раймон ушёл недовольным. Лёгкий охотничий арбалет, который он приторочил к седлу, мог пригодиться, но хотел михаилит совсем другого. Что-нибудь ещё легче и меньше, чтобы удобно было управляться одной рукой. Пусть такой арбалет не пробивал бы лат, зато с ним было бы легко управляться. Оружие скорее убийцы, чем рыцаря, но Раймону было всё равно. В конце концов, кем он был, как не убийцей, играющим роль исследователя?
Двойная башня аббатства тыкалась острыми шпилями в серое небо. Заострённые окна и ступенчатые арки ворот под розеткой тоже стремились вверх - к Богу. Михаилит ухмыльнулся. Шпили - шпилями, гаргульи - гаргульями, а толстые каменные стены и узкие проёмы окон говорили скорее о мирском. Как и тяжелые, в клёпках, ворота, в которых была прорезана обычного размера дверь для посетителей с зарешечённым окошком.
Спешившись, Раймон оставил коня у коновязи при странноприимном доме и постучал в дверь аббатства.
- Во имя Господа нашего, кто там? - после некоторого, непродолжительного ожидания в маленькое окошко в воротах выглянула девушка, судя по видимой части облачения - новообращенная.
- Да благословит тебя Бог, сестра. Михаилит Фламберг. Я бы хотел поговорить с досточтимой матушкой о том, что может касаться дел ордена.
Раймон стянул перчатку с левой руки и поднял руку. На пальце тускло блеснуло серебряное кольцо с изображением пылающего меча. Символ принадлежности к братству он в последний момент спас вместе с конём: отправляясь в доки, Раймон оставил его в седельных сумках, о чём позже пожалел. Возможно, Кингстон обошёлся бы с ним получше. А, может, и нет. Михаилит не был уверен, стал бы он впутывать орден в такое дело, даже если бы верил, что тот сможет помочь.
- Ох, - дверь распахнулась во всю ширь и тонкая рука монахини буквально втащила Раймона внутрь, - а мы все ждем, ждем… О боже мой, какое счастье, что братья ордена так поспешливы! И полдня не прошло, как матушка посылала...
- Ждёте... - сначала Раймон не понял, о чём, сбиваясь, тараторит монахиня, но последние слова заставили михаилита остановиться и развернуть её к себе лицом. В их орден посылали только в одном случае. - Что у вас случилось?
- Так... привезли...- залепетала девушка, высвобождаясь. - Раненых. А один и умри. И весь...изуродованный. А парень, ну сын его, и говорит, что...О, боже мой, что чудовище...
"Всегда одно и то же. Много эмоций, мало пользы", - Раймон мысленно вздохнул. По крайней мере, "привезли" говорило о том, что твари - не в монастыре, где полно вкусного нежного мяса. Михаилит отступил на шаг и успокаивающе улыбнулся.
- Как тебя зовут?
- Сестра Клементина, - монахиня мило зарделась и потупила взор, - поспешите же, брат, матушка ждет вас.
- Тот парень - он сильно ранен, сестра? - Раймон не пошевелился. Лучше было спросить сейчас, чем уже у настоятельницы выяснить, что единственный свидетель происходящего как раз умер.
- Не знаю, - Клементина развела руками, - я на вратах сегодня, а им сестра Адела и Эмма занимались. А Эмма не рассказывает никогда. Отца его, правда, вынесли в ледник пока, скончался, упокой Господь его душу.
Монахиня размашисто перекрестилась. Руки у нее мелко дрожали.
- Ледник - это правильно, - михаилит невольно впечатлился. Кто-то в монастыре всё-таки понимал, что следует делать. - Это вы молодцы. А вот парень... сестра Клементина, я бы поговорил сначала с ним, а уже потом - с матушкой. Если, конечно, он может говорить.
- За Эммой надо послать, - сестра Клементина явно была растеряна, - я не знаю, я не могу...От двери не могу отходить. Меня накажут!
Михаилит кивнул. Для монахини наказание было куда ближе, чем абстрактные чудовища за стенами аббатства. Это он понять мог, хотя ситуации оно и не помогало.
"Не 'сестру Эмму'. Значит, ещё не монахиня".
И всё равно скорее всего она жила в обители, а не где-то во внешних постройках, куда легко мог зайти посторонний мужчина без сопровождения. Раймон сдался. Получалось, что время он потеряет в любом случае. Но аббатиса, вероятно, и сама могла ответить на его вопросы. И провести, куда нужно. Или отправить кого-то за неразговорчивой не-сестрой Эммой, если придётся.
- Не страшно. Как мне отыскать мать-настоятельницу, сестра?
- Прямо, до гобелена с архангелом Михаилом и налево, брат, - монахиня, поняв, что ее никуда от двери не посылают, заметно успокоилась. - Дверь с такой красивой ручкой, голова грифона. Матушка там в это время всегда.
"Даже сегодня?" - впрочем, вслух Раймон этого спрашивать не стал. Девушка этого знать не могла и только снова бы смутилась.
Вместо этого михаилит слегка наклонил голову:
- Спасибо, сестра. Да пребудет с тобой Господь.
- Мир тебе, брат, - кивнула монахиня, усаживаясь на низенькую скамеечку недалеко от двери.

Глядя на сидевшую за столом аббатису, Раймон гадал, каким образом она получила свой пост. Явно не за благотворительность и доброту, решил он. Узкое лицо худощавой, пожилой женщины явно куда больше привыкло хмуриться, чем улыбаться. И на него - михаилита, который приехал после вызова кого-то из ордена - аббатиса смотрела так, словно её оскорбляло самое его присутствие. Или же её злила ситуация, в какой оказалось аббатство. Гостеприимство тоже ярко отличалось от того, какое предоставлял Кранмер. Настоятельница сидела на резной кушетке с расшитыми подушками. Раймону достался колченогий стул без спинки, который едва выдерживал вес мужчины в кольчуге. Это раздражало тем больше, что Раймон предпочёл бы сначала поговорить с раненным, а не тратить время на этикет. Вздохнув, он повторил:
- Достопочтенная мать, чтобы заняться проблемой с тварью, мне нужно как можно скорее поговорить с выжившим человеком. Или, если это невозможно, с теми, кто за ним ухаживал, на тот случай, если парень что-то говорил. Сестра у ворот упоминала Эмму - возможно, она подойдёт, если возможно оторвать её от занятий?
Настоятельница поджала губы, и с нарочитым вниманием принялась разглядывать четки из янтаря, которые все это время теребила.
- Я велю позвать сестру-травницу Аделу, - решила, наконец, она, - в ее присутствии вы будете говорить с Эммой. Ступайте к страноприимному дому, брат.
Раймон кивнул и с облегчением поднялся. Задержку он уже выбросил из головы: как бы аббатиса ни относилась к этой самой Эмме, его это не касалось.


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #11, отправлено 22-12-2017, 8:41


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Со Спектром

Эмма Фицалан

23 декабря 1534 г. аббатство Бермондси.

О том, что в обители появился мужчина и это - о ужас (чудо) - не брат-лекарь и даже не клирик, Эмме сообщила сначала сестра Екатерина, вечно ошивающаяся на верхней галерее двора, а потому видящая все на свете. Затем - послушница София, рослая, статная блондинка, больше похожая на валькирию, нежели на монахиню. Она источала самодовольство, когда говорила Эмме, хмуро растирающей в ступке травы, о том, что мол, сестра Клементина сказала, будто воин молод и рыцарь. Последней заявилась сестра Эмилия, которая появлялась неожиданно, лишь только разговор заходил о мужчинах. Нося в миру имя Элеоноры, эта представительница одной из знатных семей успела на славу...изучить противоположный пол и теперь щедро делилась этими знаниями со всеми, кто был готов слушать. Эмма была не готова, а потому удостоилась эпитета "дикарка". Но, как известно, любопытство сгубило кошку и оно же ее воскресило. А потому, отложив в сторону ступку и пестик, послушница направилась к сестре-травнице, Аделе. Во избежание соблазна пойти посмотреть, что это там за рыцарь. Тем паче, что за нею пристально следила сестра Магдалена и любой неосмотрительный поступок тут же мог привести к жалобе настоятельнице и наказанию. Там, в пропахшей травами и зельями маленькой комнатушке травницы и застала их посланница аббатисы, юная послушница по имени Гесиона.
- А говорили, их всех разогнали, - удивилась Адела, выслушав девочку, - да быстро так приехал. Ступай, Эмма, время не ждет.
- А...
- А я тут побуду. Работы много, да и старовата я уже, с молодыми рыцарями беседовать-то. Ступай, ну же.
Эмма с удивлением воззрилась на сестру Аделу, ранее никогда не нарушавшую ни устав, ни правила обители. Но решив, что наставница уж точно ее не выдаст, все же направилась к страноприимному дому, где ее должен был ожидать михаилит. Воина она увидела издали, еще с галереи. Под темным плащом невозможно было разобрать ни фигуры, ни одежды. Эмма с некоторым сожалением оглядела свой грязный, в застарелых, застиранных пятнах передник, вздохнула и спустилась во двор. Пробежав по холодным камням (все же, тканевые туфли - не лучшая защита от снега и мороза), она приблизилась к мужчине и только сейчас рассмотрела и старые сапоги, и не менее старые перчатки.
- Сэр? - Обратилась она к нему, вспомнив, что монастырские сплетницы именовали михаилита рыцарем, - я - Эмма Фицалан, матушка настоятельница сказала, вам нужна моя помощь.
- Я - не рыцарь, - мужчина покачал головой и наклонил голову. Под распахнувшимся плащом блеснули начищенной сталью рукоять меча-бастарда и воротник кольчуги над тёмным сюрко без эмблем. - Михаилит Фламберг. Я бы хотел поговорить с пареньком, который выжил - если он на это способен. Говорили, что вы за ним ухаживали.
- Ну, - пожала плечами Эмма, - люди с рваной раной предплечья обычно способны говорить. Иногда даже излишне. Идем. Он в госпитале при страноприимном доме. Но вам придется снять плащ при входе. И..хм...сапоги, пожалуй, не надо. Я потом еще раз полы вымою лучше.
Михаилит в свою очередь пожал плечами с видом человека, которому нет дела ни до плащей, ни до мытья полов, и взмахом руки предложил девушке указывать дорогу.
- Сестра у ворот не говорила, что с ним. Эти люди - с монастырских земель?
- Юноша утверждает, что - да. Но мы оказываем помощь всем, независимо от того, принадлежат эти люди монастырю или нет. - Эмма неуклюже взмахнула рукой, подскользнувшись на льду, но удержалась на ногах и продолжила, - отца его в ледник отнесли, если хотите взглянуть. На то, что осталось.
- Хочу, но позже. Зимой мёртвые могут подождать, а вот живые... мало ли, что случится. Может, тварь придёт за ним по запаху, чтобы доесть, - не меняя тона, мужчина кивнул Эмме. - Ты хорошо говоришь. Точно и по делу. Вы с сестрой... Аделой - лекарки?
- Сестра Адела - травница. - Поправила собеседника Эмма, - а я всего лишь послушница в обучении. Пришли.
Девушка указала на невысокую пристройку к обители, с деревянным крыльцом и несколькими окнами. Внутри было тепло, светло, пахло травами. Болящий юноша сидел на низком топчане и скорбящим не выглядел.
- Вы плащ-то снимите, - укоризненно пробурчала девушка, - вот он, парень этот. Рваная рана предплечья, ушибы головы. А тварь его точно придет доесть?
При этих словах парнишка подпрыгнул на топчане и с тревогой уставился сначала на михаилита, потом на послушницу.
- Может, - михаилит одобрительно кивнул. - Если голодная, на месте трупов не осталось, а случилось всё не слишком далеко. Сейчас зима, добычи не так много, - он бросил плащ и перчатки на ближайший табурет, а потом, невзирая на попытку послушницы возразить, на удивление быстро стянул обувь. Под старой вытертой кожей обнаружились чулки из дорогой ткани, а сами сапоги грохнули каблуками о пол так, словно внутри были камни.
Подойдя к топчану, михаилит наклонился к парню:
- Но если её быстро убить, то, конечно, не придёт. Рассказывай, как всё было.
- М-мы рано утром ехали, - заблеял парень,- с отцом, значить. А тут оно как выскочит...Когтищи - что серпы. Страховидло такой, упаси боже...И отца сразу схватило, разодрать чтобы. Я на выручку кинулся, а оно меня отшвырнуло.
- Врет, - перебила его Эмма неожиданно низким голосом. Девушка побледнела, точно ложь юноши вызывала у нее отвращение.
- Правда? - воин внимательно осмотрел послушницу, повернулся к раненному и улыбнулся. - Знаешь, парень, врать михаилитам - последнее дело. Потому что если нам врут, мы потом сильно обижаемся, - он поднял левую руку, с печаткой. - Знаешь, что это за кольцо?
- Н-нет, - окончательно оробел парень, - да не вру я. Ну да, не отец он мне и ехали ночью...Но перед рассветом уже! Вот здесь, как раз за лесочком, на тракте, оно и выскочило. Уилл-то ему по вкусу, видать, пришелся, а я намедни в таверне...ну...выпил чуть. Видать, чего-то не того ему показалось, страховидлу этому, что только вот - он указал на перебинтованную руку, - покуда оно друга моего драло, я сбежать хотел, да тут Уилл так жалостно застонал... В общем, светать начало, оно оторвало ногу покойничку, ну тогда-то он им не был, и в лесок. А я уж на телегу сложил все, да сюда.
- Ночью по тракту, с другом Уиллом, - михаилит поморщился, словно ему стало больно. - Выехали, сталбыть, ещё совсем ночью... если не прямо из лесочка. Зачем, говоришь, ехали-то?
- Да так, везли кой-чего, - замялся парнишка, - ну там припасы, мясо мороженое, репу. Одежонку кой-какую.
- Снова врет. - Эмма уже была бледной с прозеленью. - Про репу - особенно.
Фламберг вздохнул и нежно потрепал выжившего по щеке - или так это выглядело со стороны. Потом он, не убирая руки, наклонился ближе.
- Кольцо это, сын мой, даёт мне право изгонять дьявола. Который заставляет людей лгать. Как известно, дьявол больше всего боится боли, - указательный и средний пальцы скользнули за ухо парню, а большой упёрся в нижнее веко. - Если девушка ещё раз скажет, что ты врёшь, а я, как не полный идиот, с ней соглашусь, то пальцы у меня дёрнутся. Исключительно от негодования при встрече с грехом. Ты знаешь, что глаз потом можно будет вставить обратно? Если аккуратно? А потом - повторить? Попробуй ещё раз.
Эмма с интересом уставилась на михаилита, от удивления даже забыв о вызванной ярко-желтой ложью тошноте. Эмоции воина практически не читались, но словам верилось. Хотя послушница и не представляла себе достоверного способа аккуртано извлечь глаз и вставить его обратно. А вот юноша - верил безоговорочно. Он полыхнул страхом так, что девушке захотелось закрыть лицо руками, и принялся тараторить:
- Не везли ничего, телегу спер я, как мне его везти-то было, лошадей страховидло-то порешило, я его половину ночи на себе пёр вообще! Из ватаги мы, господин, пощадите!
- Не врет, - резюмировала послушница и обессиленно опустилась на табурет, прямо поверх лежащего на нем плаща.
Михаилит на какое-то время замолчал, потом вздохнул и опустил руку.
- Опиши это... страховидло. Насколько сможешь подробно. Как выглядит, как двигается.
- Высокий такой, худой, ажно ребра торчат и косточки видно все, с когтями, - чуть не плакал паренек, поглядывая на Эмму, - да я же все сказал, господин!
- Говорить не пыталось? Одежды - хотя бы рванья - не было?
- Нет! - от предположения, что страшилище могло ещё и говорить, юноше явно стало дурно, - ничего у него не было, когти только!
- Он ничего не знает и боится, - сообщила Эмма михаилиту, вставая, - хватит. Сестра Адела... очень огорчится, если ей обо всем расскажут.
Она решила не уточнять, что огорченная сестра Адела была страшнее всех чудовищ, обитающих за стенами. Хотя бы потому, что нежить была пока еще далеко и не умела раздавать затрещины так, что мысли надолго покидали голову.
Воин бросил на неё странный взгляд, но поднялся.
- Действительно, хватит. Но почему ты думаешь, что меня волнует настроение сестры Аделы? - судя по тону, его действительно интересовал ответ. - Или должно волновать?
- Вас оно, может, и не волнует, - пожала плечами послушница, - достанется-то мне. Вы ледник, то есть, усопшего, смотреть будете?
- Буду. Ты собираешься рассказывать о том, что парень - из разбойников? - михаилит задал вопрос, одновременно натягивая сапоги. На парня он больше не обращал никакого внимания.
- Нет, - Эмме настолько не терпелось выйти из помещения больницы, что она слегка приплясывала на месте, - его повесят сразу. А он хоть и врет безбожно и часто, но все же, не от хорошей жизни в леса подался.
Последнюю фразу она поизнесла уже за дверью. Морозный воздух принес облегчение. Девушка прижалась лбом к холодному столбу крыльца и закрыла глаза. Краски чужих эмоций начали размываться, смешиваться с ее собственными. "А ведь впереди - ледник", - напомнила она себе.
- Кроме того, что врёт, он ещё грабит и, наверное, убивает. Лично или нет - неважно. Может и насилует при случае. Причины - причинами, а ангцев в лесу я пока не встречал, - воин, на ходу накидывая плащ, последовал за ней. Перчатки он нёс в руке. Заметив состояние Эммы, михаилит остановился, не подходя ближе. - Ты в порядке?
- Да, благодарю вас, - девушка выпрямилась, - иногда случается так, что я не в состоянии справиться с этим...даром? Потом наступает расплата.
- Всё равно удобно, - заметил михаилит. - Особенно в дороге. Глядишь, я бы позавчера и не... Как ты это делаешь? Нет. Что именно ты делаешь? Чувствуешь ложь?
- Я все чувствую - девушка осторожно спустилась по ступенькам, - ложь, ярость, любовь, равнодушие. В оттенках цвета и иногда даже в запахе.
- Тяжело, должно быть, где много людей вокруг? Или в монастыре чувства менее яркие? Такое-то у вас, думаю, не каждый день.
- Я привыкла, - Эмма повернулась влево, указывая рукой на крышку, вкопанную в земляную насыпь, - ледник там. - Помолчав, она все же решилась спросить, - что это за тварь, о которой рассказывает этот несчастный?
- Несчастный? - михаилит вскинул бровь. - Ему очень повезло. Не знаю уж, что анку забыл перед рассветом на дороге... наверное, действительно в эту зиму никто нос из тёплого дома не высунет. Но чуть дальше в ночь, и остались бы они там оба, это уж точно. Довольно мерзкая тварь, хотя и не из самых гадких. Нежить. То, что получается из людей, которые не просто умерли от голода, а возненавидели при этом всё живое. Кое-кто говорит, что для этого надо умереть в первый день после Великого поста или Адвента, но сомневаюсь. Скорее это те, в ком была искра... чёрной магии. Время смерти может открывать двери, но чувство - важнее. Некоторые чувства эти двери просто выбивают.
- Тогда понятно, почему на мертвеце такой шлейф голода, - поежилась послушница, - умереть после Поста-то...С вашего позволения, я в ледник спускаться не буду. Иначе эти кури...то есть, сестры не простят мне этого.
Михаилит провёл внизу всего несколько минут. Выбравшись, он опустил крышку, тщательно вытер перчатки снегом и кивнул Эмме.
- Или анку, или какой-то новый, но очень похожий вид. Такое порой случается. Мутации, ведьмы и колдуны... спаривания.
- Сохрани нас Господь, - машинально, по выработанной в монастыре привычке, откликнулась девушка, - что с мертвецом делать? Он не переродится? И еще - вон там на галерее вечно торчит сестра Екатерина. И она только что сообщила, что вас ждет настоятельница. А меня - проблемы.
- Похоронить в освящённой земле со всеми положенными молитвами. Искренняя вера, святость дают защиту. В некоторой степени, - голос звучал совершенно бесстрастно, но на следующих словах в него вернулись краски. - Зачем она ждёт меня - понятно. Небось, будет торговаться. А что за проблемы у тебя? Ты ведь вроде как сделала всё, что я просил у настоятельницы. Или... она говорила, что ты должна быть под присмотром сестры Аделы. В этом дело?
Эмма опустила глаза. И под присмотром, и не должна была демонстрировать дар, да и держаться столь вольно с мужчиной не подобало. А свидетелей, точнее доносчиков - хватало. В монастыре никогда не бываешь одна, множество глаз наблюдают за тобой, подмечают каждое движение, каждый шаг.
- И в этом - тоже, - признала она. Неизбежность наказания будто пригнула ее к земле, заставила съежиться, отчего девушка стала похожа на воробья, нахохлившегося от мороза. Сходство усиливали и серый, потрепанный плащ, и старый передник.
- Глупо. При дворе с такими талантами ты бы с золота ела. Пока никто не отравит. Да и на тракте... - михаилит задумчиво глянул на ворота монастыря. - Ладно, - уже сделав два шага по направлению к двери, он обернулся. - Тебе действительно интересно про ту тварь?
- Мне все новое интересно, - Эмма поплелась следом, гадая, что ее ожидает у настоятельницы. Впрочем, выбор был невелик - строгий пост или розги. И хорошо, если предложат выбор...
Михаилит только неопределённо хмыкнул.


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Lithary >>>
post #12, отправлено 23-12-2017, 0:46


Айла
*******

Сообщений: 3604
Откуда: Узел Таугодрим
Пол: женский

Положительность: 2779
Наград: 2

Аннетта. Леди Винтер. Графиня де Бель

Проводя утреннее служение в придворной церкви, архиепископ Кранмер размышлял о превратностях судьбы. Именно он удалил из утрени все священнодействия, уделил внимание чтениями из Заветов, псалмам и проповеди. И, вероятно, поэтому он делал все машинально, без одухотворенности и вовлеченности. Преклонял колени, отпускал грехи, произносил слова литании отстраненно, будто бы и не он это стоял пред алтарем. Священник, служащий перед королем, должен гореть, его речь обязана вести и побуждать, призывать к человеколюбию и смирению. Кранмер же сегодня был уныл, не красноречив и вдохновить мог, пожалуй, только глупца. Оставалось надеяться, что король, разочарованный утреней, отпустит его от двора, и можно будет вернуться в Ламбет. Томас Кранмер не был из тех, кого можно было бы назвать придворным. Острый ум, позволивший ему быстро решить проблему с разводом короля, возвысил его до сана, но сам архиепископ никогда не стремился вознестись к вершине славы. Двор тяготил его. Он бы предпочел жизнь сельского священника, если уж суждено служить церкви. Маленький домик, двор, усаженный розами. Толстая полосатая кошка умывается на окне, прикрытом тонкими занавесками. Всего этого не было даже в его загородной резиденции, по сути - мызе, где жила Маргарет, что уж говорить про Ламбет. Коты, конечно, были: Гарри не терпел грызунов, и на кухне постоянно крутился кто-то из мышеловов. Но все они, диковатые, с рваными ушами и наглыми ряхами королей помоек, не могли принести того уюта и утешения, какого ждешь от домашнего любимца.

- Благодать Господа нашего Иисуса Христа, и любовь Бога Отца, и общение Святого Духа со всеми вами, - произнес Кранмер заключительные слова утрени.
- Аминь, - нестройно согласилась с ним паства.

Король подал знак, что желает видеть архиепископа, и священник пал духом окончательно. Ему необходимо было оговорить некоторые вопросы реформации с Кромвелем, принять исповедь королевы и пары придворных (сэр Томас Уайетт прямо-таки рвался). Теперь еще и Его Величество. Нет, так он не попадет в Ламбет в скором времени. Люди, гомоня, покинули часовню и Кранмер, вздохнув, направился в свои апартаменты при дворе. Проходя по заснеженному парку, он задержался у статуи Давида. Снег причудливо лежал на мраморе изваяния, отчего казалось, будто Давид закутался в кокетливую пушистую перелину и надел егерскую шапку. Кранмер с наслаждением вдохнул морозный воздух и присел на каменную скамью (разумеется, об этом пожалеет после, расплачиваясь простудой и сильнейшей болью в пояснице).

На Миледи было дорогое палето светлых бежевых тонов и черная шапочка. Она сочла архиепископа несколько рассеянным, наверное, он размышлял о чем-то. Сама Миледи мельком поглядывала, как кто слушает, это было интересно - догадываться о характерах обитателей Двора. Попутно она размышляла, что сказать Кранмеру? И приходила к выводу, что нужно что-то очень веское, чтобы сейчас отвлекать Кранмера. А ничего подходящего на ум не приходило. Архиепископ окончил службу и с заментым облегчением присел на скамейку в парке. Миледи подумала, что вести службу - занятие утомительное и милорд архиепископ отдыхает, как будто вел мысленный продолжительный спор с кем-то и спор, наконец, окончен. Графиня подошла, вздохнула и присела рядом.
- Замечательная погода, миледи, - обратился к ней Кранмер.
- Снег, он успокаивает ум. Зима - прекрасное время года, но холодно. - Миледи взглянула на архиепископа с интересом. Но кажется это была дежурная фраза, милорд просто вежлив, решила она.
Подавив недостойное желание ответить что-то вроде "холод дан нам во искупление грехов наших", Кранмер улыбнулся в ответ:
- В этом и заключается прелесть жизни, дочь моя. Господь в мудрости своей устроил для нас смену времен года. И каждый сезон мы должны не роптать о том, что холодно... или жарко...или сыро, а лишь благодарить Его за эту красоту мира, что он нам явил. Отчего вы не в покоях королевы, дочь моя?
Миледи смутилась. Но оправилась.
- Вы правы, летом идут дожди, осенью опадают листья. Мир устроен с совершенством и мудростью. О, я отлучилась на минутку. Скажите, Ваше Превосходительство, что вы думаете о древних временах. Лучши жили люди тогда или хуже, чем мы? Вам нравится древность?
- Что вы подразумеваете под древностью, дочь моя? - Кранмер безмятежно улыбался, глядя на то, как вьются в воздухе снежинки, - если времена языческие, то о них благочестивому христианину даже думать грех. Ибо все они были идолопоклонники, а это суть мерзость. Те же знания, что мы получаем от них, нужно применять с осторожностью и разумением. Неужели, столь благовоспитанная ("хм..") и благонравная ("мда уж...") дама, как вы, интересуется язычеством?
- Нет, я не интересуюсь язычеством, ни ворожба, ни гадание не привлекают меня. Что толку гадать, если все отмерил Бог? Мне интересно, что люди совершали, когда у них не было Христа. Это да. Но даже это не важно. Вы же знаете, как любят говорить о золотом веке, что потеряли люди в кулуарах. А я не очень верю этим разговорам. Вы не собирались заняться благотворительностью в ближайшее время? Если это возможно, я хотела бы сопровождать вас в этом.
Кранмер с любопытством рассматривал собеседницу. Таких настырных девиц ему еще не доводилось видеть. Переведя речь графини де Бель сначала на французский, а уж затем осмыслив сказанное ею, он некоторое время молчал, собираясь с мыслями ("черт возьми!").
- О так называемом золотом веке, дочь моя, говорится впервые в трудах Гесиода, а уж потом о нем написали Вергилий в "Энеиде" и Овидий в своих "Метаморфозах". Оттуда и пошло это расхожее выражение, смысл которого сравним с мечтами об утерянном рае. Полагаю, вам будет невредным прочитать труды этих язычников, дабы вас больше не тревожили подобные вопросы. Что же касается благотворительности, то это долг каждого священнослужителя - думать о страждущих каждое мгновение и помогать им. Но прилично ли молодой вдове будет посещать тюрьмы, больницы, приюты для нищих? Вам надлежит скорбеть по безвременно ушедшему супругу, дочь моя.
"Господи, как я все это не люблю..." - Подумала графиня, она хорошо относилась даже к преступникам, но встречаться с ними было большим испытанием.
- О, я скорблю о нем. Он был скромный малый. Я, наверное, не самая скромная на свете девушка. К тому же, я не более, чем просто красивая девушка. Но я искренне хочу помогать страждущим. Это не прихоть. В моих силах кому-то помочь, наверное... - Графиня смутилась.
- Близок Господь к сокрушенным сердцем и смиренных духом спасет, - просветил собеседницу Кранмер, главным образом отвечая на слова о скромности, нежели о помощи страждущим. - Как сказано в Притчах "Погибели предшествует гордость, и падению - надменность." А потому не стоит гордиться красотой телесной, ибо она преходяща. Гораздо ценнее красота духовная. Вы можете жертвовать монастырям, сиротам, не прикасаясь к мерзости денег и не покидая молитвенного уединения вдовы. А всего лишь выписав чек от доходов вашего имения. Это будет пристойно и достойно знатной дамы.
- Я выпишу чек. - Весело улыбнулась французская вдова. - Слуга! - Позвала она и добавила архиепископу. - Но я все равно хотела бы вас сопровождать. Я считаю вас достойным подражания примером и вы можете научить меня милосердию.
Кранмер тяжело вздохнул. Графиня вцепилась в него, как репей в шкуру гончей. Похоже, проще было согласиться с ее словами, нежели пытаться донести до миледи прописные истины. Воистину, "имеющий уши..."
- Хорошо...миледи. В следующий раз я непременно возьму вас в госпиталь св. Марии Магдалины, это все же приличнее, нежели посещать тюрьмы. - выбрал меньшее из зол архиепископ, - о времени я уведомлю вас отдельно ("если вообще уведомлю, прости, Господи, мне эту ложь, как я ее сам себе сейчас прощаю!").
- О, я благодарю вас. Я выпишу чек, когда найду слугу с бумагой. На какую сумму писать? - Графиня спрашивала искренне.
- "Иной сыплет щедро, и ему еще прибавляется; а другой сверх меры бережлив, и однако же беднеет", говорится в Книге притчей Соломоновых, - уклонился от прямого ответа Кранмер, - не оскудеет рука дающего.


--------------------
Наш Дом Прикл для нас на Первом Месте!
№ 'Активистка Прикл', 'Леди', 'омсомолка'
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #13, отправлено 23-12-2017, 18:58


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

Раймон де Три

23 декабря 1534 г. аббатство Бермондси

Мать-настоятельница обители в Бермондси не была зла. Вопреки обыкновению, она даже не была рассержена. Она была в ярости. Усевшись в свое кресло,обилием подушек больше похожее на трон какого-то восточного владыки, она поджала и без того тонкие губы так, что они побелели, и говорила с михаилитом дрожащим от гнева голосом.
- Сколько вы хотите? - без обидняков начала она, глядя на замершую в углу Эмму таким взглядом, что девушка должна была бы испепелиться вмиг, - за спасение разбойника много не заплачу. Только то, что выделяется на нужды страждущим.
- Двадцать пять фунтов плюс ещё семь с половиной цехового сбора, - произнося эти слова, Раймон испытывал чуть ли не наслаждение. Это уже было не подачкой архиепископа, а его собственным заработком, тем, ради чего, проклятье на этот мир, существовал - всё ещё существовал! - орден. Кроме того, монастырь, в отличие от какой-то деревни в глуши, мог заплатить и полную цену, и сверх того. Не давая настоятельнице времени ответить, он поднял палец. - Не за спасение разбойника, а за вывод нежити с монастырских земель. Эта тварь, - михаилит говорил негромко и холодно, - жрёт в три горла, но никогда не насыщается, потому что всё съеденное извергает. Поэтому не обходится, как волки, одной охотой на ночь. Они всегда ищут новую жертву в надежде, что хотя бы она утолит голод. И оставляет много... огрызков, которые привлекают других. Обычные звери к добыче анку не подойдут, а вот какой-нибудь боггарт или хобия его не испугаются.
Аббатиса охнула и покрылась пунцовыми пятнами, руки у нее задрожали.
- Это грабеж! - произнесла она фразу, которую всегда говорят люди, услышавшие цену, превышающую их ожидания (или финансы), - я полагаю, десять фунтов будет достойным вознаграждением!
- Грабёж - это то, во сколько монастырю обойдётся рота наёмников, хороший егерь и маг, - парировал Раймон. - И довольствие на всю эту ораву. Конечно, солдаты такие задания очень не любят... А орден берёт столько, сколько оно стоит, не больше и не меньше. Но только из уважения к святости этого места и к вашему сану, почтенная мать, я готов уменьшить собственную долю - но не долю цеха. Вы ведь и сами понимаете, что орден несёт большие расходы, особенно сейчас. Двадцать фунтов и семь с половиной.
- Вы вступаете на тропу греха, сын мой, и грех этот - стяжательство, - при этих словах Эмма чуть слышно хмыкнула в своем углу, за что тут же получила порцию гневных взглядов, - монастырь несет большие потери... Реформация, комиссары милорда Кромвеля так и стараются вывезти ценности. Пятнадцать.
Раймон тяжело вздохнул и поднял глаза к потолку, словно жалуясь на несправедливость мира.
- Достопочтенная мать знает, сколько стоят целебные элексиры? А хороший меч, когда старый изъела кровь очередного монстра? И неужели ордену лучше, чем такому процветающему аббатству? Такому, куда, наверное, часто ездят той самой дорогой желающие приобщиться святости? Семнадцать фунтов едва позволят выжить, какое уж тут богатство. Семнадцать фунтов, полный сбор в семь с половиной... - михаилит через плечо кивнул на Эмму. - И она.
Если до этого настоятельница была похожа на крысу, то теперь стала точной копией гобелена "Святой Антоний изгоняет беса в пустыню". У беса были точно такие же вытаращенные глаза и бессмысленное выражение лица. Впрочем, Эмма выглядела не лучше.
- Да как вы...О, Матерь Божья... - аббатисса будто подавлась воздухом.
Раймон, не обращая внимания, продолжил:
- Анку легче всего поймать на приманку. И больше любой иной добычи он любит молодых женщин. Я бы нанял кого с лондонских улиц, но нищие сейчас слишком заморенные. Зима. Разумеется, - михаилит пожал плечами. Его лицо ничего не выражало, - я буду рядом, так что с девушкой ничего случиться не должно. После охоты она скорее всего вернётся в монастырь целой и невредимой.
- Но я так привязана к Эмме, - в голосе настоятельницы зазвучали почти неподдельные слезы, - если с ней что-то случится - мое слабое сердце этого не выдержит. Но если этого требует благо... К тому же, послушница провинилась. Хорошо, пусть будет по вашим словам.
- Благодарю вас, мать-настоятельница, - Раймон наклонил голову. - Орден ценит вашу жертву, а я, со своей стороны, постараюсь вернуть девицу в целости, - михаилит повернулся к двери, но, словно что-то вспомнив, снова обратился к аббатисе. - Преподобная мать, говорят, ваше аббатство славится гобеленами и витражами с изображением святого нашего короля Альфреда. Не покажется ли чрезмерной просьба на них взглянуть? Разумеется, после выполнения работы.
- Я позволю вам войти в гобеленную в сопровождении, - с видом королевы, одаривающей милостью рыцаря, ответила аббатиса, - и посмотреть на витраж в церкви.


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #14, отправлено 24-12-2017, 0:06


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Эмма Фицалан

23 декабря 1534 г. аббатство Бермондси и дорога на Лондон

Весь разговор Эмма, скромно опустив голову и закрыв глаза, простояла в углу у пыльной портьеры. Чтобы видеть аббатису, зрение ей было не нужно. Чтобы воспринимать того, кто именовал себя михаилитом Фламбергом - тем паче, ведь он вообще не воспринимался в цветах. Легкий, едва уловимый запах можжевельника - когда воин слишком явно реагировал на поведение настоятельницы. Преподобная матушка же пылала всеми оттенками алого, перемежаемыми холодным голубым страха. Она боялась всего: монстра, способного явиться в обитель, дабы отужинать; михаилита - когда тот начинал говорить. Между страхом изредка проглядывала яркая зелень жадности, и - один раз - яркий всплеск изумления, когда Фламберг потребовал ее, Эмму. Девушка широко распахнула глаза, впервые за все время переговоров. Пояснения воина не добавили ему уважения девушки, напротив, его слова напомнили ей о братце. А потому, выйдя вслед за михаилитом из кабинета настоятельницы, она, наплевав на правила приличия, остановилась и пнула его в голень, как в детстве поступала с надоедающими старшими братьями. Нога немедленно заныла: ушиб оказался сильнее, чем она ожидала.
- Что вы себе позволяете, - прошипела она сквозь боль, - я что - вещь?
- Тебе понадобится тёплая одежда, - Фламберг, не обратив внимания ни на удар, ни на вопрос, потёр подбородок. - В этой - даже во дворе дрожала. И обувь покрепче, если захочется пинаться дальше.
- Твари вкуснее будет, если я буду в теплой одежде? - злобно поинтересовалась Эмма, - и в башмаках?
- Да ему вообще плевать, - неожиданно ответил михаилит. - Хоть ты, хоть настоятельница, хоть бродяжка. Хоть нагишом, хоть в бобровой шубе. Всё жрёт, лишь бы сталью и огнём не пропахло, как я. Но тебе так будет куда удобнее. Главное - скажешь мне, когда его почуешь. После этого - сидишь и не шевелишься. Если хоть что пойдёт не так - гонишь коня к ближайшей деревне. Анку туда, где много людей, обычно сам не придёт, разве что совсем оголодал, но... не в этом случае. Даже гнаться не будет. Не сразу, - воин запнулся и посмотрел на Эмму с некоторым сомнением. - Ты же удержишься на лошади?
- Я училась ездить верхом, - хмуро созналась девушка, - дома. Но здесь я езжу только на муле. - Гнев постепенно остывал, хотелось улечься под теплое одеяло и уснуть, как это всегда бывало после пресыщения чужими эмоциями. - Я найду теплую одежду, - устало согласилась она.
- И обувь, - напомнил Фламберг и прислонился к стене у гобелена с архангелом Михаилом. Лицо ангела выражало одновременно решимость и скорбь. Михаилит рядом с ним выглядел блекло, несмотря на одежду. - Лучше выехать когда совсем стемнеет. Или чуть раньше - сможешь вспомнить, как сидеть на лошади. И до того - никаких наказаний. Ещё не хватало, чтобы приманка устала или у неё болели колени... или что-то ещё.
- Это - настоятельнице, - буркнула Эмма, - хорошо, и обувь. Я могу идти?
Яда в голосе девушки хватило бы на троих.
- Конечно, - Фламберг, казалось, даже удивился вопросу. - Ты же не вещь.
Послушница открыла было рот, чтобы съязвить очередную колкость, но передумала. Вместо этого она присела в придворном реверансе и отправилась к сестре Аделе - собираться. Ночь предстояла тяжелая.

- Я решил, что матери-настоятельнице про наказания лучше не напоминать, - встретил её Фламберг у странноприимного дома. - Пусть она пока пребывает в горе, страданиях и молитве. Они очищают душу и отвлекают от земных дел.
- Спасибо, - вполне искренне поблагодарила его девушка, одетая в скромное темно-коричневое палето и лохматую шапку (сестра Адела вытащила все это из своего сунудука и одарила бесприданницу), - ей полезно... иногда пострадать.
Эмма бросила взгляд на галерею, где изнывали от любопытства почти все молодые монахини и даже некоторые почтенные старушки. "Мне лучше сюда не возвращаться", - мелькнула у нее мысль, которую она быстро отогнала.
- Заметно. Посмотрим, чтобы она не вспомнила об этом и после, - неясно отозвался михаилит и показал на высокую мохноногую кобылу. Седло оказалось с высокой лукой, под испанскую моду: в таких можно было спать, не боясь выпасть даже на рыси. - Справишься?
- Я постараюсь, - послушница вздохнула, погладила лошадь по теплой, бархатистой морде, и попыталась влезть в седло, опершись на переднюю луку. Стремя при седловке оказалось подобрано под рост владельца лошади и Эмма позорно сползла вниз. - Высокая, - растерянно пожаловалась она.
- М-м, - Фламберг подошёл ближе и сложил руки в замок, предлагая использовать их вместо стремени. - Ты на каком расстоянии... чуешь? Если близко, то с лошади тебе лучше и не слезать. Я могу не успеть подсадить.
- Я не чую, - девушка, наконец, оказалась в седле, - я... понимаю? Если вокруг нет никого - то достаточно далеко. Отца я слышала, когда он возвращался с попойки, еще за поворотом. Но это было ночью и отца я знала. Тварей же этих я вчера первый раз...поняла.
- Очень надеюсь, что вокруг никого не будет, - михаилит задумчиво отряхнул перчатки. - Тогда всё сложнее. Значит, далеко. Хорошо. Это - очень хорошо. А направление можешь указывать?
- Нет, - развела руками Эмма и тут же, ойкнув, вцепилась в гриву лошади, - это эмоции, ощущения. Это все равно, что пытаться указать направление запаха во время цветения яблонь.
- По ветру, - тут же отозвался михаилит. - Если ты не в середине сада. Ладно, - Фламберг без усилий запрыгнул в седло позади Эммы и оглянулся на галерею, после чего тронул лошадь ко внешним воротам. - Кажется, ты станешь очень... знаменитой послушницей.
Некоторое время они ехали молча. Девушка мрачно размышляла о том, что ее сначала побьют камнями молодые монахини и послушницы (из зависти), а потом еще распнет головой вниз настоятельница (за разврат...неподобающее поведение, то есть).
- Скажите, - заговорила Эмма, пытаясь поудобнее устроиться, - а если бы я вам не подвернулась под руку, как бы вы выманивали тварь?
- Может, забрал бы того парня из лазарета. Не думаю, что ваша аббатиса возражала бы, да и он сам тоже - за возвращение в ватагу и позволение сбежать, как только всё начнётся. Может, купил бы какую-нибудь козу в ближайшей деревне, - судя по тону, михаилит не делал особенной разницы между тем и другим. - Анку едят почти всё, лишь бы кровь тёплая. Хотя обычно они предпочитают людей, этот, кажется, оголодал настолько, что ему всё равно. Иначе не нападал бы под рассвет.
Девушка пару раз шмыгнула носом, но слезы удержала, хоть и предательски сжалось горло. "Хорошо разбойнику, - позавидовала она, - ему было бы куда сбежать." И действительно, беги - не беги, а выход все равно был один: монастырь.
- Тебе, конечно, куда лучше, - продолжал михаилит. - Ты его чуе... понимаешь. Разделаемся быстрее, да и риска меньше. А если помру - так бежать будешь не на своих двоих, а на лошади. С припасами.
- С припасами, - повторила за ним Эмма, - говорите так, будто я буду бежать до Норфолка и мне, конечно же, они понадобятся.
- Лошадь стоит денег. Припасы - тоже, - медленно и разборчиво пояснил Фламберг. - Обратно примут гораздо более охотно, если я правильно понял вашу мать-настоятельницу. Хотя, - по голосу было похоже на то, что воин улыбается. - Можно и до Норфолка. Кто говорил, что любит новое?
- А кому я там нужна? - вопросом на вопрос ответила девушка, - беглая послушница, бесприданница, сирота?
- С боевым конём в поводу - уже не бесприданница. Остальное - тьфу. Делай себя сама. В моём ордене применение твоему таланту бы нашли... по крайней мере те братья, что смотрят выше пояса. Но и не только. Даже торговцам нужен человек, который умеет определять правду. Я не слышал, чтобы такие на каждом шагу встречались.
- Судя по вашим словам, мне нужно убить вас прямо сейчас, если смогу, конечно. И все ради лошади. - Невольно улыбнулась послушница.
- Ради будущего, - поправил михаилит и тоже усмехнулся. - Скажи мне, почему грабителя с тракта не стоит вешать, если завтра он ограбит купца, изнасилует его дочку и уведёт товары, чтобы потом пропить? А не завтра, так послезавтра.
- А зачем такие вопросы задавать, когда я еще живу его чувствами? - Возмутилась Эмма. - Это я потом, по трезвому размышлению, понимаю, что большего он и не заслуживает. А на тот момент... К тому же, запугали вы его так, что удивительно, как его удар не хватил. Я сопереживаю поневоле.
- А с чувствами анку внутри будет так же? - неожиданно серьёзно спросил Фламберг. - Захочется, чтобы он жил?
- Не знаю. А он хочет жить? Судя по тому, что он оставил на теле - он пустой. - Девушка покрутила рукой в воздухе, пытаясь объяснить ощущение, - он не чувствует ничего, только голод и ярость. Но это - всего лишь шлейф, слепок с эмоции.
Фламберг хмыкнул.
- Главное - не пытайся потом в ярости грызть коня. Он слишком хорошо для этого обучен, - немного помолчав, михаилит спросил: - Чем ты занимаешься в монастыре?
- Гобелены вышиваю. Изучаю травничество. Но чаще - часами стою на коленях в часовне. Видите ли, - заметила Эмма, - я не слишком аккуратная вышивальщица. Вся эта символика рисунка очень интересна, конечно, но ковырять иголкой в глазу единорога три месяца подряд... Несколько утомительно.
- Не любишь единорогов?
- Не люблю их вышивать. - Эмма замолчала и в свете заходящего солнца принялась рассматривать давно набившие оскомину пейзажи. За шесть лет пребывания в обители она ездила этой дорогой ни один раз, успела выучить и вот этот дуб, раскинувший ветви над дорогой, и вон ту кочку, о которую сейчас запнется...не запнулась лошадь. Мерная рысь укачивала, хотелось спать и, почему-то, яблок.
Из дрёмы её вырвал вопрос михаилита.
- Те гобелены и витражи, с Альфредом - он на всех изображён с двумя венцами?
- А...нет, он нигде не изображен с двумя венцами у нас. Подобные гобелены есть в Шрусбери, кажется. Такое изображение короля Альфреда не каноническое, скорее светсткое. Хотя, многие аббатства хранят их, как старину. У нас есть гобелен один...Там король с братьями выткан. И с необычной символикой. Такое обычно не вышивают, выглядит так, будто художник оставил в нем какую-то загадку. Я вам покажу его, когда... если вернемся.
- Ты сомневаешься? - в голосе Фламберга звучал искренний интерес.
- Я не знаю. Мне раньше не приходилось быть приманкой, как вы меня любезно назвали, - немного рассеянно ответила девушка, - а он может учуять нас издали?
- Может, причём от ветра это не зависит. Они словно чувствуют что-то другое. Может, жизнь. Огонь души. Второй, Уилл, был покрепче, чем тот парень в лазарете, - михаилит вздохнул, и мимо щеки Эммы проплыло облачко белого пара. - Скажи, настоятельница тебя любит?
- Нет. Она вообще любит только себя. - Эмма задумалась.В сознании ярко вспыхнуло оранжевое пятно чужой заинтересованности и тут же погасло, будто кто-то быстро посмотрел на нее и отвел взгляд. Насчет того, что это мог быть спутник, послушница не обольщалась - он даже можжевельником пахнуть перестал. Блаженная, густая, бархатная тишина, которой не было с другими людьми. И на фоне тишины - снова вспышка, на которую девушка поневоле ответила каким-то глубинным, почти первобытным страхом.
- Мне жутко, - пожаловалась она, поежившись.
Фламберг вздохнул снова, и обхватил девушку за талию, прижимая к себе плотнее.
- Настоятельница любит себя и деньги. Хочет наказать тебя. Отпустила бы она так же легко Эмму Фицалан, если бы михаилит сказал: "эта девушка умеет чуять других, и её помощь будет полезной"?
- Ну вы же до этого как-то справлялись без Эммы Фицалан, - резонно заметила послушница, пытаясь отодвинуться, что получалось плохо. Точнее, вообще не получалось.
- Справлялся. Но с ней может быть проще и безопаснее, - Эмма почувствовала, как михаилит пожал плечами. - К тому же, тебе было интересно и избавляло от наказания за помощь. Так почему бы и нет?
- От наказания меня это не избавляет, - почти равнодушно ответила девушка, прекращая ерзать в седле и удобно устраиваясь головой на плече всадника, - они там сейчас всем куря... обителью гадают, в какой момент вы меня обесчестите. Если уже не. Особенно, сестра Эмилия. Эта - еще и в подробностях, которые расписывает всем очень красочно. Так что, уже не ясно, что будет лучше - чтобы меня сожрала тварь или поставила на покаяние настоятельница. - Эмма закрыла глаза. - Пожалуй, я выберу тварь.
- Если хочешь, - согласился Фламберг без тени сострадания в голосе. - Правда, болезненно, особенно для женщин: их анку обычно убивает не сразу. Мне доводилось видеть тела, так они были просто порезаны на ленты.
- Какое счастье, - лениво заметила Эмма, не открывая глаза, - что я вас не чувствую. А то испугалась бы, больше, чем есть. Долго еще ехать?
- Не терпится? Понимаю, я бы тоже закончил это дело ещё до ужина... как Бог даст. До того места, о котором говорил парень - недолго. А потом всё зависит от того, сколько придётся кружить по округе. И получится ли вообще в этот вечер. Анку может довольно далеко уйти от места прежней засады, так что, может, придётся задержаться.
- Конечно, - согласилась девушка, - не терпится. Вдруг, оно вас убьет, и у меня появится лошадь в приданое?
Михаилит рассмеялся. Смех в застывшем пустом лесу прозвучал резко и отрывисто. Где-то над головами рассерженно отозвалась сойка, к которой тут же присоединились несколько товарок.
- Вдруг. Главное - не беги сразу, девочка. Мозг у анку как у землеройки. Если он увидит тебя, то обязательно захочет сначала своротить препятствие. Держись за мной - и смотри в оба. Я не шутил, когда говорил, что в округе могла успеть появиться и другая нечисть.
- Я вообще не уверена, что смогу бегать, - задумчиво протянула Эмма, - у меня ноги трясутся и холодеют уже сейчас. А еще это ощущение странное...
- Что за ощущение? - мгновенно посерьёзнел Фламберг.
- Как будто смотрят и не смотрят одновременно. Причем, именно на меня. И в ответ на это... любопытство я ощущаю ужас. - Девушка задумалась, пытаясь точнее подобрать слова, - Страшно, холодно и...пусто?
- Далеко или где именно - сказать не можешь? Становится ли сильнее? Давно?
- С разговора о настоятельнице, - призналась послушница, - но не постоянно, через промежутки. Где именно - я же не прорицательница, все же...
Договорить она не смогла. Внезапное ощущение - цвет ярости - алый- заполнило ее сознание. Сил хватило только на то, чтобы в мыслях призвать святую Розалию, которой всегда молилась, прося о помощи. И тут же ярость угасла.
- Он рядом, - прошептала девушка побелевшими губами, - очень близко. Наблюдает.


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Lithary >>>
post #15, отправлено 28-12-2017, 7:03


Айла
*******

Сообщений: 3604
Откуда: Узел Таугодрим
Пол: женский

Положительность: 2779
Наград: 2

Аннетта. Леди Винтер.

23 декабря 1534 г. Уайтхолл, поздний вечер.

Антуан Эскален дез Эмар, посол Франции при дворе короля Англии, считался человеком тонкого ума именно потому, что точно знал, когда нужно этот самый ум демонстрировать. С королем дипломат был учтив и даже подобострастен, с королевой - любезен и весел, с герцогом Саффолком - запанибрата, с милордом Кромвелем - подчеркнуто вежлив. С Аннеттой (le belle Annette) - нежен и ласков, как с красивым, пушистым, но - увы - бесполезным котенком. Танцуя против нее в мореске, посол откровенно любовался совершенными чертами лица молодой вдовы и изяществом движений.
- Милая Аннетта, - сказал он, когда фигура танца в очередной раз свела их вместе, - вы великолепно выглядите. Французский двор лишился главного своего украшения - вас, и это горько.
- Французский двор - безусловно чудо, но мне стало горько там находиться, когда умер муж. Я предпочла вернуться на родину. - Миледи улыбнулась. Танцы ей нравились сами по себе.
Танец снова развел их и посол, с некоторым сожалением наблюдая, как леди Анну кружит здоровяк Брэндон, выполнил необходимые пируэты, чтобы вновь оказался в паре с миледи.
- Вы узнали то, что хочет наш король?- Тихо спросил он. - Смейтесь же, мадам, будто я говорю вам непристойности. Не делайте такого озадаченного лица, иначе нас раскроют!
Графиня хмыкнула и рассмеялась, а потом тихонько ответила.
- Еще нет, но я приступила к работе. Архиепископ не стал открывать мне душу. Но у меня есть план, как его разговорить.
Она опять рассмеялась и сказала погромче.
- Вы меня смутили, Антуан.
- Неужели есть что-то, что может вас смутить, леди Анна? - В тон ей ответил посол, склоняясь в завершении танца. - Позвольте, я провожу вас к окну. Слишком душно.
- Быть может, - продолжил он уже у окна, все тем же интимным шепотом, - вам стоит действовать не напрямую, а через королеву? Она не беременна?
- Увы нет. Это неплохая мысль. Я уже думала ее. - Соврала графиня и обмахнулась платком.
Вдохнув знакомый аромат сирени (некоторое время назад им пропахли покои короля Франциска, свидетельствуя о наличии рыжеволосой любовницы), посол задумался.
- То, что королева не беременна - нам на руку, - наконец, сказал он, посылая любезную улыбку какой-то придворной даме, - и из соображений политики, и вам задачу проще выполнить будет. На чувствах женщины, которая не может зачать и родить наследника, легко играть. Она слаба, уязвима и способна ради своей цели на любую глупость. Ну что же, моя очаровательная Аннетта, мое тайное оружие, действуйте.
Посол откланялся и поспешил к герцогу Саффолку, громогласно рассказывающему об охоте на кабана.
Миледи негромко вздохнула и решила, что идея попробовать добиться чего либо через королеву гениальна. Достаточно лишь намекнуть ей, что архиепископ увлекается артефактами и мог что-нибудь слышать об исцеляющем от бесплодия предмете, и она заинтересуется. Может направить верную фрейлину поговорить с ним на эту тему, может спросить сама, конечно. Но тогда и миледи может поинтересоваться у него ими, ведь ими интересуется королева. Простая мысль. Надо так и сделать.

Проклятый Уолси! Если бы не он, Анна была бы сейчас женой милого Генри Перси и, может быть, качала бы на руках своего сына. Она не бесплодна, нет. Мать родила троих, сестра - двух, да и сама она зачинала многократно и родила в прошлом году дочь. Все дело в проклятой крови короля, она, его нынешняя жена, в этом уверена. Иначе почему дети не задерживаются в утробе у нее, да и Екатерина родила здоровой только эту гордячку, леди Марию. Дочь Елизавета подорвала здоровье Анны Болейн и с тех пор ее преследовала череда выкидышей. Маленькая Бесс, конечно, милое создание и точная копия своего отца, короля, но она - не принц, увы. А потому положение королевы шатко, царственный супруг уже начал поглядывать на сторону.
Леди Винтер в танце подобралась поближе к королеве. Надо было создать ситуацию, в которой королева захотела бы с нею поговорить. Похоже Анна пребывала в раздумьях. Миледи постаралась быть на виду и поймать ее взгляд.

И еще эта, французская подстилка. Король Франциск, конечно, переборчив в женщинах и леди Винтер красива, но... Что если она метит в постель к Генриху? Анна Болейн встряхнула головой, отгоняя дурные мысли и улыбнулась мужу.
- Вы в хорошем настроении, моя маленькая Анна, - отметил король, прихлебывая темно-красное вино из кубка, - поделитесь радостью.
- Я всего лишь счастлива, что вижу вас, муж мой, - солнышком просияла в ответ Болейн, - мы так давно не были вместе.
- О да, - король, прищурившись следил за танцами, наблюдая и подмечая даже такие мелочи, как упавший на пол кружевной платок фрейлины и кавалера, его поднявшего, - ваша фрейлина, вот эта, рыжая...
- Анна Винтер? - королева положила руку на плечо короля.
- Да, - Генрих сделал еще один глоток, - она говорила с французским послом. Я хочу, чтобы вы ее держали поближе и не давали ей возможности повторить это снова.
"Не давать возможности говорить с послом или обеспечить вам оную для постельных утех, милый Генрих?"
- Конечно, муж мой, как скажете.

Поговорить с графиней получилось только когда королеву готовили ко сну. Уже облаченная в ночную рубашку черного шелка, Анна позвала фрейлину:
- Леди Анна! Останьтесь, вы расчешите меня. Остальные - свободны.
Миледи охотно подошла, взяла в руки гребень и приготовилась расчесывать королеву. "Я бы хотела быть королевой, но мне настолько не нравится Генрих, что лучше не думать об этом."
- Да, Ваше Величество. - Сказала она.
Королева проводила взглядом выходящих фрейлин и подставила голову под заботливые руки графини.
- Леди Анна, у вас есть дети? - неожиданно спросила она.
- Да, Ваше Величество, у меня дочь. Очень хороший и послушный ребенок. - Ответила Миледи, удивившись тому, как точно все совпадает. - Я обязательно представлю ее ко двору, когда она вырастет.
- Она похожа на вас? - улыбнулась королева немного мечтательно, глядя на свое отражение в зеркале, - или на вашего мужа?
- На меня, Ваше Величество. - Улыбнулась и Миледи.
- А вот моя дочь, принцесса Елизавета, точная копия Его Величества, - тяжелый вздох, - расскажите мне о Франции, миледи, я так давно там не была. Король Франциск все так же любезен с дамами?
- О, Франциск - галантный кавалер. - Ответила Миледи, подумав, что и в постели он неплох. - Во Франции по сути тоже самое, что и здесь, Ваше Величество, но люди говорят по-французски. Мне нравится Англия.
Анна Болейн хмыкнула, но справедливость замечания об языке французов оспаривать не стала.
- Знаете, леди Анна, мне довелось быть фрейлиной при дворе сестры короля Франциска. Уже тогда я была влюблена во Францию. Изящные манеры, искусства. Сеньор да Винчи... Он писал картину и моя сестра, Мария, даже позировала ему. Это было хорошее время, веселое и беззаботное. - Королева замолчала, вздохнув. - Но вы, конечно, правы, на родной земле и легче, и лучше. Завтра Сочельник, не будем о грустном.
- Ваше Величество, вы позволите спросить? -Попробовала подвести разговор Миледи к том, что ее интересовало.
- Пожалуйста, леди Анна, спрашивайте.
- Я слышала, что архиеписком Кранмер интересуется древними артефактами. Он может знать что либо о предметах лечащих бесплодие. - Напрямую сказала Миледи.
- С чего вы решили, что Его Превосходительство интересуется артефактами? - удивилась Анна Болейн. - Да, милорд архипископ много говорит об истории Англии и часто показывает предметы древности. Но это всего лишь черепки, наконечники стрел, горшки...
- О, я слышала об этом еще при францусском дворе. - Улыбнулась Миледи. - Быть может мне соврали.
- При дворе короля Франциска обсуждают увлечения архиепископа?! - изумлению королевы не было предела. Пожалуй, об этом должен будет узнать король. Анна Болейн, как никто другой была заинтересована в Реформации церкви и нельзя было допустить, чтобы один из ее двигателей - Томас Кранмер - находился в опасности.
- Там все обсуждают. И испанскую моду, и английский двор. - Улыбнулась Миледи.
- Значит, говорите, древние амулеты от бесплодия, - задумалась Ее Величество, - леди Анна, прошу вас исполнить одну мою просьбу. Вы можете поговорить об этом с милордом архиепископом, но так, чтобы не упоминать мое имя? Будто бы это нужно лично вам?
- О, конечно, Ваше Величество. Я притворюсь, что у меня был выкидыш и я встревожена. - Миледи сделала понимающее лицо.
- Благодарю вас, леди Анна, - королева снова посмотрела на свое отражение в зеркало грустно улыбнулась, - вы можете идти. Жду вас завтра, дорогая леди Анна и мы закончим наш крайне интересный разговор.
- Да, Ваше Величество. - Присела графиня в реверансе и удалилась.

Сообщение отредактировал Spectre28 - 23-06-2018, 10:08


--------------------
Наш Дом Прикл для нас на Первом Месте!
№ 'Активистка Прикл', 'Леди', 'омсомолка'
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #16, отправлено 28-12-2017, 7:06


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Раймон де Три и Эмма Фицалан

23 декабря 1534 г. леса между аббатством Бермондси и Лондоном

"А мы ведь ещё не добрались до места прошлого нападения. Почему здесь? Обычно они охотятся глубже..."
Раймон соскользнул с лошади и прошёл вперёд, на ходу распуская завязки плаща. Тяжелая шерсть упала на снег. Михаилит остановился у морды лошади и медленно огляделся вокруг. Лес замер. Луны за низкими облаками почти не было видно, но на фоне снега Раймон всё равно видел кружившую вокруг тень. Раздался высокий, какой-то насмешливо-опасный хруст, словно ломалась корочка льда на пруду. Тварь упорно держалась на самой границе зрения, и воин выругался про себя. Вчера под конец ночи анку лишили добычи, и он надеялся, что монстр сейчас будет особенно голоден и бросится сразу. Вместо этого тот осторожничал, принюхивался, словно выбирал, нападать или нет. Какого дьявола? Идти за тварью в лес Раймону не хотелось до смерти: там анку будет двигаться быстрее чем михаилит, даром, что снега только по щиколотку. И легко сделает круг, вернётся к женщине на лошади и славно попирует.
"Нет, такого мы позволить не можем".
Раймон глубоко вдохнул и выдохнул, прогоняя из тела напряжение. Мороки на нежить почти не действовали: по крайней мере, на такую неразумную. Значит, с запахом и видом он ничего поделать не мог. Но если анку действительно чуял душу?
"Sancti spiritus adsit nobis gratia..."
Старые слова успокаивали, позволяли обрести внутреннюю пустоту, стать зеркалом, которое отражает пламя. Достичь равновесия, в котором есть только действие.
"Maria, Stella maris, perducat nos ad portam salutis..."
Краем глаза он заметил, как пошевелились кусты справа, но не шелохнулся.
"contumelias iniquas, non veras, contra nos oppositas..."
Он уже и забыл, каково это.
"Аминь".
Анку вырвался из леса и огромными прыжками кинулся к Эмме. Когда-то существо было человеком, но сейчас задние конечности выглядели скорее волчьими, с узкой стопой и костистой шпорой за пяткой. Руки оканчивались длинными, чуть не в локоть, серповидными когтями. Михаилит ждал. Если монстр, не обращая на него внимания, подберётся ещё немного ближе... и тут тварь, взрыхлив лапами снег, остановилась и выпрямилась в полный рост. Впервые чётко разглядев облик монстра, Раймон выдохнул богохульство и метнулся вперёд, на ходу выхватывая меч. Обычно анку представляли собой обтянутый кожей и остатками мышц скелет, но у этого живот гротескно выдавался вперёд. Несмотря на раннее время, он успел уже поохотиться, и поэтому был слишком осторожен. Его тело ещё не отвергло проглоченного. Согласно гримуарам - самый паршивый момент для того, чтобы убивать анку.
Встревоженный движением, монстр метнулся к лесу, и михаилит с усилием толкнул воздух свободной рукой. Струя огня, которого боялась почти любая нежить, вспорола воздух. Анку невозможным для человека, ломаным движением сложился вбок. Взметнулся снег, а огонь с шумом ударил в кусты, где пыталось скрыться умертвие. Бросив туда только один взгляд, анку оскалил крупные, бульдожьи клыки и бросился на Раймона настолько быстро, что тот еле успел пируэтом уйти в сторону, подставив клинок под взмах одной из лап. Лезвие начисто перерубило кость. Скелеты были большими, но достаточно лёгкими, так что заученный удар должен был лишить его равновесия, отбросить в сторону и подставить под завершающий удар.
"Легко".
Уже занося меч, Раймон понял, что что-то не так. Скелет и не думал шататься и падать. Вместо этого анку всё с той же скоростью, какую дарует только магия, хлестнул уцелевшей рукой, целясь в голову михаилита. Тот еле успел сбить когти вниз. С треском порвался сюрко, и Раймон сжал зубы, почувствовав резкую боль в предплечье - там, куда не доставал рукав кольчуги. У лица щёлкнули острые зубы. Из пасти монстра пахло свежей кровью.
Места для удара не было. Раймон отвернулся и снова призвал огонь, не заботясь о том, что на таком расстоянии может вспыхнуть его собственная одежда. Дохнуло жаром, и анку, который на таком расстоянии не смог бы увернуться, даже почуяв колдовство, засвистел. Раймон отпрыгнул и поднял меч, но нужды защитаться больше не было. Монстр катался по снегу, пытаясь сбить пламя, но огонь всё равно плясал на сухой плоти, пропитанной тёмной магией. Выбрав момент, михаилит рассчётливо перебил анку позвоночник, после чего наступил на лапу с зазубренными когтями и сломал её в локте ударом сапога. Раймон знал, что нежить быстро залечит и этот перелом, и даже причинённые огнём раны, но ему просто нужно было выиграть немного времени. Отрубив, наконец, голову твари, михаилит тяжело опёрся на меч. Он даже не представлял до сих пор, насколько потерял форму. Ещё бы немного... он ощупал прорехи в сюрко. Рваные разрезы шли через всё плечо и часть груди. Чуть выше, где шею закрывает только воротник рубашки, и... он мрачно усмехнулся. Эмма действительно могла бы получить своё приданое. А он-то полагал, что это будет просто прогулкой. Пугал - и посмеивался про себя. И не учёл, что у обожравшейся твари баланс уже иной, а центр тяжести смещён ниже. Что ж. Урок получен. И хорошо, что это были не мавки или стая лесавок.
Он бросил взгляд назад. Эмма всё так же как влитая сидела в седле. Лошадь за время схватки не сдвинулась даже на шаг.
- Вот и всё. Стоило бояться, - лёгкий тон давался уже не так просто, но Раймон решил, что сойдёт.
Девушка не ответила. Он подошёл ближе, присматриваясь, а потом со вздохом полез в поклажу за флягой с бренди.

"К этому невозможно привыкнуть" , - первая мысль после возвращения к самой себе была у Эммы именно такой. Спроси её сейчас кто, к чему она собирается привыкать, и что вообще произошло - она бы не смогла ответить. Все воспринималось даже не цветами и запахами, не словами и образами, а просто таким мощным потоком, состоящим из всего перечисленного, что девушка просто не способна была вместить это в себе. Сначала она молилась, уговаривая себя не визжать, не шевелиться и не падать в обморок. Затем стало холодно, ярость чудовища навалилась на нее, Эмма видела перед глазами только алую, с вкраплениями багрянца, пелену. Девушка закашлялась, когда в горло полилась жидкость с запахом и вкусом алкоголя, внезапно ощутила холод снега и сквозь навернувшиеся слезы увидела, наконец-то, михаилита с выражением лица, которое она для себя описала, как озадаченное.
- Я понимаю, бой был на редкость скучным, - задумчиво произнёс михаилит. - Но чтобы уснуть за такое малое время!..
- Не хочу знать, каким он может быть захватывающим. - Эмма cжала голову руками, пытаясь унять головокружение . - По крайней мере, пока не научусь не сопереживать.
- Значит, нужно больше практики? Это несложно. С тех пор, как орден лихорадит, твари развелись на самых окраинах Лондона, - Фламберг поморщился, снова полез в сумку и достал кусок чистого полотна, которым принялся, не торопясь, заматывать рану на руке.
- Давайте помогу, - при виде бинтов в послушнице проснулась монастырская травница, которой приходится зачастую быть и лекарем. И если она еще окончательно не стряхнула с себя ощущения боя, то выполнять привычную работу это ей не помешало.
Когда она закончила, михаилит благодарно кивнул и поднялся.
- А ты хорошо справилась. Спасибо. Без тебя я бы эту тварь мог и до завтра не прибить, - продолжая говорить, он направился к останкам чудовища, где принялся методично, по одному, обрубать длинные когти, - а за это время, кто знает, сколько бы ещё мертвецов она за собой оставила.
- Надо промыть рану, - начала было говорить вслед ему Эмма, - справилась?! Не говорите этого настоятельнице, она придумает для меня что-нибудь более изощренное, нежели розги. Надо промыть рану, я сомневаюсь, что тварь мыла руки. И прихватить хотя бы парой швов. Как и ваше сюрко.
- А что говорить настоятельнице, чтобы наказания не было? - михаилит вернулся и бросил Эмме в подол пять когтей. Костяшки глухо стукнули.
- Ничего, - вздохнула девушка, - все равно не поможет. Зачем это? - Без тени брезгливости она подняла один из когтей, - Мы чахотку в монастыре стараемся не лечить, брат-лекарь не умеет. Я их никуда не смогу применить.
- Зато продать, наверное, сможет, - Фламберг пожал плечами. - Помогала - значит, твоя доля, напополам.
- Спасибо, - послушница едва заметно улыбнулась, - но у меня ничего своего не может быть. Поэтому, не вижу смысла вам отдавать свой законный заработок монастырю. Мне на будущий год приносить обет и принимать постриг... Если допустят. Все равно придется отказаться от мирского.
- Оставаться в этом монастыре с этой настоятельницей - дело, конечно, дрянь, - Фламберг протянул ей руку, помогая подняться. - Видывал я и получше, хоть и редко. А что теперь скажешь: кто страшнее - ваша преподобная мать или эта тварь?
- Преподобная мать еще жива, - Эмма принялась отряхивать юбки от снега, - и здравствует. А тварь - нет. Думаю, ответ очевиден.
- Сегодня, - Фламберг помог Эмме сесть в седло. - Преподобная мать разрешила мне осмотреть гобелены и витраж. И, вероятно, заплатит - по крайней мере, я на это надеюсь. Голову анку, если придётся, я поставлю ей прямо на стол. А потом меня ждёт дорога дальше, с новыми, ещё живыми монстрами. Как ты думаешь, они тоже лучше настоятельницы?
- Монстры убивают один раз, - послушница вздохнула, - они не заставляют ежедневно умирать от страха наказания, от холода молельной, ночью, от болей в спине и коленях. От несправедливого отношения. От того, что нельзя даже сострадать. "Это грешно, Эмма, - с точностью воспроизвела она интонации аббатисы, - кичиться даром перед сестрами".
- Так уезжай со мной, - Фламберг говорил настолько обычным тоном, словно в предложении не было ничего особенного. - Твой дар слишком ценен для мира, чтобы запирать его без пользы. Уверен, что смогу показать ещё много монстров для сравнения с преподобной матерью. Может быть, даже получится заработать на приданое перед Норфолком. Хотя когти, конечно, достаются не каждую неделю.
От удивления Эмма чуть не выпала из седла. Некоторое время она лихорадочно соображала, что нужно сказать. Затем, когда изумление прошло и она снова обрела способность мыслить здраво, предложение михаилита обрело определенную заманчивость. Репутацию ее все равно сейчас по клочкам не соберешь, после этой ночи-то.
- Вы серьезно? Я же вам мешать буду... Я подумаю, можно?
- Рыцари ордена привыкли путешествовать с гаремами, и это ничуть не мешает, - михаилит вскочил на лошадь за спиной девушки и снова обнял её за талию. Потом вздохнул. - Шутка. Никаких гаремов по уставу. Да, серьезно. Нет, я думаю, что пользы будет гораздо больше, чем помехи. У тебя несколько часов, пока я не закончил дела в аббатстве.
- Вздох человека, сожалеющего о строгости устава, - откомментировала услышанное Эмма, - и прекратите меня так обнимать... хотя бы, перед аббатством. Иначе я не смогу сидеть в седле, если настоятельница это увидит.

Аббатство Бермондси

В аббатстве, несмотря на час вечерни, их ждали. Эмму, не дав ей опомниться, подхватили под руки две пожилые монахини и увели, а потому раной Фламберга занялась сестра Адела. Она неодобрительно качала головой, промывая ее, и злобно смотрела на михаилита, накладывая швы. Всем своим видом травница выражала неодобрение и несогласие с тем, что воин сотворил с ее подопечной. Впрочем, работу свою она делала споро и аккуратно.
- Вот, - всучила она пациенту пузырек темного стекла, - будет болеть - пить по ложке. Вас мать-настоятельница ждет.

Аббатиса действительно ожидала его, нервно меряя шагами пол кабинета. Заслышав поступь мужчины за дверью, она с неожиданной прытью подбежала к своему креслу и уселась в него, приняв вид королевы.
- Вы выполнили свою работу? - холодно осведомилась она, только лишь воин вошел.
- Конечно, - Раймон открыл полотняную сумку и поставил её на стол перед настоятельницей. Изнутри на неё оскалился обтянутый рваной кожей череп. - Если орден берётся за работу - он её выполняет.
Монахиня перекрестилась, брезгливо отодвигая сумку от себя.
- Это точно оно? - спросила она недоверчиво, - я должна быть уверена, за что плачу пятнадцать фунтов!
- Можете показать тому выжившему, - холодно улыбнулся михаилит и наклонился ближе. - И посмотреть на реакцию. Или, может быть, в вашем собрании книг есть гримуары с описаниями монстров? Ещё можно послать работников, чтобы привезли весь труп - волки его не тронут, так и лежит там. И тогда вы точно узнаете, за что платите двадцать четыре фунта.
- Вот ваши семнадцать фунтов с цеховым сбором, - вздохнула настоятельница, выкладывая на стол мешочек с деньгами, - смотрите гобелены и покиньте обитель. Вы принесли сюда слишком много смятения.
- Семнадцать фунтов, - Раймон покатал сумму на языке, взял мешочек и взвесил на руке. - Вы обещали мне сопровождение, преподобная мать. Та трусливая послушница мямлила что-то про то, что работает с гобеленами. Представляете, перетрусила так, что пришлось хорошо отхлестать по щекам, чтобы перестала визжать.
- Эмма? - Удивилась аббатиса,словно забыла, о ком идет речь, - она не сможет вас сопроводить. У нее время покаяния. Я велю сестре Эмилии проводить вас в гобеленную.
Раймон пожал плечами.
- Главное - чтобы проводили. Благодарю, преподобная мать, и надеюсь, что нам не придётся встречаться по такому поводу снова. Да пребудет с вами Господь.
Настоятельница пробурчала слова благословения и жестом попросила выйти из кабинета и ожидать там.
Сестра Эмилия заставила себя ждать. Когда она проплыла по коридору к памятному уже гобелену с Архистратигом, звонили к ужину. Высокая, ростом почти с самого михаилита, с томным взглядом голубых глаз, она шла, точно по бальным залам Уайтхолла.
- Гобеленная, - лениво и чуть снисходительно улыбнулась монахиня Раймону, - находится в обители. Будьте любезны следовать за мной и не поднимайте головы, чтобы не смущать сестер.
Не дожидаясь ответа. она прошла мимо михаилита и открыла неприметную дверцу в конце коридора.
- Следуйте за мной, - повторила сестра Эмилия, входя в дверь.

Гобеленная комната обнаружилась за парой темных и пыльных поворотов. Светлая, просторная ,с несколькими станками для вышивания и стеллажами, сплошь увешанная гобеленами. В ней легко можно было представить, как благочестивые и трудолюбивые монахини работают, полностью отадавась благословенному труду.
- Вот, - плавно повела рукой Эмилия, - наши работы.
Заметив несколько работ с единорогами, Раймон невольно задумался о том, не их ли так ненавидела Эмма. И о том, сможет ли послушница выбраться из монастыря. Он предпочёл бы обойтись без необходимости придумывать себе новую работу или доставать рекомендательное письмо архиепископа... впрочем, последнее здесь помочь скорее всего и не могло. Гобеленов разной степени завершённости здесь было слишком много, чтобы осматривать все, и он повернулся к проводнице:
- Меня интересуют гобелены с королём Альфредом. Они тоже где-то здесь?
- Это древние работы, - монахиня нежно провела рукой по щеке михаилита, - мы их не показываем обычно. Но для вас...
- Мне разрешила взглянуть на них - и на витраж в церкви - мать-настоятельница, - аббатиса сказала не совсем так, но Раймон не видел смысла передавать её слова совсем уж точно.
- Покажи ему их, - сдавленно, сквозь зубы подала голос от двери Эмма, вошедшая только что. Девушка с трудом передвигалась, держа неестественно ровно спину, отчего ее шаги по коридору слышали, наверное, даже на улице, - постой, я сама.
Она подошла к одному из стеллажей у дальней стены и в несколько приемов вытащила гобелен, завернутый в рулон из пергамента.
- Помогите, - буркнула она михаилиту, - развернуть нужно.
Раймон шагнул к девушке, чуть не сбив с ног сестру Эмилию: та стояла настолько близко, что михаилиту пришлось оттолкнуть её бедром.
- Простите, сестра, - бросил он через плечо и взялся за край гобелена, удерживая его на станке. - Так?
- Да, - процедила Эмма, - разворачиваем.
Морщась от каждого движения, она с трудом развернула рулон.
- Вот, смотрите. Тот гобелен, о котором я говорила. Сцена из детства Альфреда Великого, предполагают, что это работа одной из его дочерей, Эфриды. В центре - сам король в окружении старших братьев.
- Интересно, почему он смотрит на нас? - михаилит прикусил губу. Никогда он не интересовался гобеленами, и никогда прежде не возникала надобность запоминать их в деталях. Он подозревал, что второй раз мать-настоятельница разрешения ему не даст. - И что означает ветка дуба в руках?
- Ветка дуба означает здоровье, силу. Видите, она пожелтевшая?
Михаилит кивнул.
- Это символизирует тяжелую болезнь держащего ветвь. Гораздо более интересно, почему ребенок держит в руках символ августинцев. Вот это пронзенное стрелой сердце поверх книги - эмблема монахов-августинцев. На их присутствие также указывает и сам святой Августин, вот он в левом углу. Он одновременно и благословляет мальчиков, и указывает рукой на женщину с королевскими регалиями: скипетром с резным голубем. С этим скипетром до сих пор коронуются короли Англии. Видите, она будто бы несет его маленькому Альфреду? К тому же небо лиловое. Это и королевский цвет, и одновременно цвет надежды, обещания, - Эмма перевела дух, - выжженную землю трактуют как символ нашествия данов. Почему мальчик смотрит на нас? Обычно художник так изображал либо себя, либо главного героя.
- А ведь августинцев в Англии в то время не было, - Раймон с трудом вспоминал уроки. Слишком давно наставники пытались вбить в него историю. - Или где-то всё-таки существовала община...
- В Августинском аббатстве могут сказать больше, - девушка попыталась сесть за станок, но тут же встала, - у них есть и продолжение этого гобелена. Не ясно, зачем две взамосвязанных работы разнесли по разным обителям.
- Может, для сохранности, - михаилит небрежно пожал плечами, но его этот вопрос занимал тоже. Для сохранности - или чтобы случайный зритель чего-то не увидел. Может быть, в этом задании от Кранмера и был какой-то смысл. Слишком много странностей на одну старую тряпку. И это же снова приводило михаилита к мысли, что ему нужна Эмма. Девушка слишком много умела и слишком много знала. К тому же... порядки в аббатстве не нравились ему всё больше. И послушницу было жаль. Его собственное обучение в ордене было далеко не мягким, но и без бессмысленной жестокости.
- Эмма, - вмешалась сестра Эмилия, доселе нетерпеливо переминающаяся с ноги на ногу и потирающая ушибленный бок, - разве тебя не призвали к покаянию? Что ты тут делаешь?
- Упокоили уже, - буркнула под нос Эмма, но услышал ее, похоже, только михаилит, - меня отпустили подумать о грехах, сестра Эмилия, искупить прегрешения работой.
- Хорошо бы у августинцев тоже нашёлся знаток старинных гобеленов, - Раймон потёр подбородок, пристально глядя на тканный рисунок. - Как думаешь? Будет такой?
- Будет, - кивнула девушка, - обязательно.
- Было бы замечательно, - искренне обрадовался Раймон, после чего скользнул по Эмме взглядом и мысленно поморщился. Если даже он понял ответ правильно, ехать в седле послушница не могла точно. И кто знает, когда сможет. И выбираться как-то из обители ей тоже придётся самой. Во власти Раймона было разве что остаться здесь ещё на какое-то время, невзирая на слова настоятельницы. - Правда, будет это не так скоро, как хотелось бы. Не хочется растрясти рану в дороге, а лекарь здесь хороший.
- Вам надо посетить ночное бдение, помолиться о выздоровлении, - посоветовала послушница, копируя тон Раймона, - к тому же, в церкви есть замечательные витражи с королем Альфредом.
- Выздоровление... нет. Но о всенощной я думал и сам, пусть и по другой причине, - михаилит поднял глаза к белёному потолку. - После этого дня я ощущаю необходимость в том, чтобы Господь просветил меня на путях земных.
На помощь Эмме, раздумывающей, как поточнее намекнуть на последний ряд в церкви, как ни странно, пришла сестра Эмилия, хоть и не подозревая об этом.
- Фи, - сморщила она нос, - ночное бдение так утомительно. Я все время пытаюсь уснуть. Поневоле приходится позади всех располагаться. От двери хотя бы холодом тянет, приятно бодрит.
- Благочестие и стремление говорить с Богом - вот что должно поддерживать наш дух, сестра, - помолчав долю секунды, михаилит вздохнул и продолжил: - Но, конечно, плоть слаба. Если холод помогает христианину - значит, так тому и быть. Иначе Господь в мудрости своей не вдохновил выстроить храм именно так.


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #17, отправлено 28-12-2017, 8:50


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

Церковь во время всенощного бдения

Церковь напоминала улей во время медосбора: суета, гудение голосов и над всем этим царит матка, то есть, аббатиса, бдительным оком наблюдающая за своими подопечными. Обычно вигилия проводится в ночь на Рождество, на Пасху, на смерть короля. До Пасхи было еще далеко, а Его Величество Генрих VIII благополучно здравствовал. Однако настоятельница аббатства Бермондси приказала проводить всенощные почаще, дабы сестры старательнее смиряли плоть и дух. Впрочем, героем этого служения в этот раз был не отец Стефан, каноник аббатства, а михаилит Фламберг, скромно расположившийся позади всех. Молодые монахини и послушницы перешептывались и хихикали, бросая кокетливые взгляды, матери с неудовольствием поджимали губы.

- Эмма рассказывала сестре Эмилии, что, - громкий шепот сестры Бернардины слышался, благодаря акустике старинного собора, даже у входа, но не всегда разборчиво. Впрочем, отрезок, отмерянный двуми изящными ручками монахини в воздухе и равный в длину примерно предплечью человека, не оставлял сомнений в предмете разговора. По храму прокатился восхищенно-завистливый вздох.
- Эмма? Рассказывала? - Презрительно хмыкнула другая, в одежде новообращенной, своей соседке, - из нее и в лучшее время ни слова не вытянешь, а уж сейчас...Врет Бернардина, грех-то какой.
- Может и не врет, - вступилась за рассказчицу ее собеседница, - Эмилия говорила, что была с ними в гобеленной. Так Эмма мало того, что примчалась, как на крыльях, когда узнала, он ей еще и помогать кинулся, гобелен разворачивать, а на саму Эмилию и не взглянул даже. Хотя, Элеанор-то, Эмилия, то есть, покрасивее будет. Эмма против нее, ну что гусенок, тьфу, взглянуть не на что.

- А он хорош собой, - громко шептались в другом углу, - а как на коня вскочил... Если завтра пойдет на перевязку к сестре Аделе, я напрошусь в госпиталь помогать. Помню, в миру у меня был похожий. Истинно говорю вам, сестры, брюнеты - самые страстные.
- То-то ты прошлой зимой плод травила, - не менее громким шепотом отвечали ей из следующего ряда, - будет шептаться, бесстыдницы, нашли чего обсуждать, прости Господи!
- Такой набожный, - умиленно вещали в центре, - сам попросился на бдение, смиренно голову как преклонил. Ну прямо ангел божий! Воистину, силы для борьбы с нечестивыми тьмы порождениями даются не каждому, а лишь глубоко верующему. А сестра Эмилия - бесстыдница, только и думает, что о грехе плотском. Врет, ибо отверг он ее. Так и сказал - изыди, мол, нечестивица, плоть слаба, благочестие желаю сохранить.
- Да, я слышала от сестры Марии, а та от сестры Маргариты, а она от сестры Эмилии, что он гобеленную смотрел, гобеленами сплошь духовного содержания интересовался.
- Ох, сестры, все же есть что-то соблазнительное в таких набожных мужчинах...

- К утру он будет мой, - хриплым шепотком обещала сестра Эмилия (хотя сейчас она скорее была Элеанор), облизнув полные, чувственные губы, - он на меня так смотрел у кабинета настоятельницы...И в гобеленной... Стоял так близко, что можно было почувствовать его дыхание и я видела линию мужественного подбородка и эти черные глаза. Совсем, как у свитского испанского посла, в бытность мою в свите вдовствующей принцессы Уэльской.
- Катерина-то Арагонская, храни ее Господи, тебя сюда и заперла, - одернула ее монахиня в возрасте.
- О да, - Эмилия улыбнулась, - но оно того стоит...

- Эмма-то, Эмма! - захлебывалась послушница ближе к выходу, - едет, как будто так и положено - чтобы впереди мужчины в седле - а он ее за талию придерживает. А я говорю, правильно ей матушка преподобная наша наказание назначила, небось, в сене-то навалялась с михаилитом. Сегодня она сидеть не может, а завтра еще и ходить не сможет, сестра Магдалена сказала, что после бдения ее продолжат вразумлять. И поделом ей, бесстыднице!

Раймон слушал разговоры монахинь и разглядывал витражи. Разговоры были значительно интереснее: мастер по стеклу, в отличие от ткача, не привнёс в работу сколько-нибудь необычных деталей. Король Альфред стоял на фоне холмов, готовясь вытянуть из ножен длинный меч. Лицо короля было преисполнено решимости, а над его головой дугой выгибалась надпись: "Альфред Великий, воин и законодатель". На всякий случай михаилит попробовал запомнить линию холмов, но это казалось делом безнадёжным: из подобных пейзажей состояла немалая часть Англии.

Эмма стояла бдение, будто погрузившись в молитву. Сестра Адела смазала ей рубцы от розги мазью, выпоила большую кружку болеутоляющих трав и теперь девушка была готова ко всему. По крайней мере, ближайшие несколько часов, пока будут действовать мазь и травы. На бдение послушница слегка опоздала, по ряду причин. Во-первых, необходимо было спрятать свой узелок со скудными пожитками (лекарский инструмент, немного трав и денег, смена белья) и теплые вещи в укромном местечке недалеко от врат монастыря. Во-вторых, озаботиться ключами от этих самых врат. Для этого пришлось взять на себя грех и дважды украсть: сначала снотворное у сестры-травницы, потом нужный ключ - у опоенной сестры-привратницы, благо, что в поднявшейся суете можно было относительно безопасно все это проделать. Ключ теперь висел на шнурке, рядом с нательным крестиком и девушка запрещала себе его постоянно трогать. Шепотки, блуждающие по церкви, она слушала с таким отстраненным видом, что складывалось впечатление, будто говорят не о ней. На михаилита, сидящего на некотором расстоянии от нее, Эмма не смотрела вообще, хотя никто и не осмелился занять место в заднем ряду.
Вигилия шла своим чередом. Пение гимнов, чтение молитв, духота. Когда отец Стефан подал знак певчим, что нужно будет переходить к серединной молитве, Эмма пошевелилась, вздохнула и посмотрела на михаилита, не поднимая молитвенно опущенной головы. Убедившись, что все погружены в молитву, девушка украдкой вытащила нательный крест, рядом с которым болтался ключ, погрела в ладонях и спрятала снова. Оставалось надеяться, что Фламберг обратит внимание на нее и поймет, от чего ключ.
Тем не менее, тот никак этого не показал. Михаилит сидел, полностью сосредоточившись на бдении, словно общение с Господом действительно занимало всё его внимание. Из-за мерцания свечей на секунду показалось, что силуэт его двоится и троится. Спустя несколько мгновений Эмма почувствовала движение воздуха рядом, и тихий, бесплотный голос прошептал ей на ухо:
- Когда?
Дыхание на коже казалось совершенно настоящим.
- Когда отвернется, - прошептала девушка, вздрогнув. - Только очень тихо.
Пустота рядом еле слышно фыркнула, и ощущение присутствия пропало.
Эмма ниже опустила голову и сняла тканевые туфли, в которых ходила в монастыре. Ноги все равно заледенели к середине службы, а босиком она ходила тише.. Отец Стефан отвернулся от паствы и воздел руки, монахини опустились на колени, одновременно с ними послушница поднялась на ноги и, осторожно переступая, пошла к выходу. Сердце стучало так громко, что девушке казалось, будто его слышат все. "Тише, тише, - уговаривала она себя, - не спеши". Заветная дверь оказалась приоткрытой и худенькая послушница прошмыгнула в щель, слегка зацепившись подолом облачения за угол. Босые ноги обожгло снегом.
Рядом отпечатались следы подбитых гвоздями сапог, и из тёмного воздуха словно соткался Фламберг. Судя по лицу, ситуация его явно забавляла. Он вопросительно поднял бровь и кивнул в сторону стойла у странноприимного дома.
Эмма отрицательно покачала головой. Сняв с шеи ключ вместе с крестиком, она всучила его михаилиту, жестом показав, чтобы ждал ее у ворот. Ей необходимо было забрать вещи. В спешке, девушка долго не могла отыскать заветный узелок с теплой одеждой и обувью, и готова уже было разрыдаться от отчаяния, как вещи неожиданно нашлись, причем в том месте, где послушница смотрела трижды. Впрочем, ни шапка, ни палето, ни теплые ботинки уже не могли согреть. Оставалось надеяться, что озноб был следствием розог, а не начинающейся лихорадки.
За это время Фламберг успел отомкнуть замок на воротах и подвести к ним навьюченную лошадь. Молился он без кольчуги, и сейчас тоже не стал тратить время на переодеваниие. Когда Эмма подошла ближе, михаилит осмотрел её с некоторым сомнением, но всё же подставил руки. Всё-таки в церкви она держалась гораздо лучше, чем в гобеленной.
- Я выпила болеутоляющие настойки, - сообщила Эмма, устраиваясь в седле, - все, какие нашла. Но меня уже знобит, так что продержусь я не больше получаса.
- Значит, стоит поспешить.
Фламберг отворил створку ворот. Та громко скрипнула, и он на секунду приостановился, слушая. От церкви не доносилось никаких звуков. Михаилит вывел лошадь наружу и прикрыл ворота.


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #18, отправлено 28-12-2017, 9:10


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Со Спектром.

23 декабря 1534 г. Где-то в лесах под Лондоном, под утро

Охотничья заимка, низенькое бревенчатое здание с дерновой крышей, обнаружилась там, где Раймон и помнил. К тому времени, как он остановил лошадь у поляны, под прикрытием деревьев, Эмму била крупная дрожь, и девушка шипела сквозь зубы на каждом шаге. И всё же михаилит медлил. В такую зиму не угадать заранее, кто может оказаться в хижине. Но над трубой не было видно дыма, снег у стены, что примыкала к печке, не растаял, и небольшую разваленную поленницу покрывала тонкий слой снега. Если внутри кто и был, он не нуждался в тепле... и сидел там достаточно давно, чтобы не оставлять следов. И ему хватило ума прикрыть за собой дверь - что исключало всех животных и большую часть неприятных тварей. Кроме самых опасных.
Убедившись, что девушка, по крайней мере, не выпадет из седла, он осторожно обошёл заимку по кругу, заглянул в окна. Наконец, осторожно открыл дверь. Предострожности оказались излишними: внутри никого не оказалось. Обстановку составляли низкая лежанка, вырезанный из цельного пня низкий стол да кривой, но крепко склоченный стул. И тот, кто заходил сюда последним, позаботился о тех, кто придёт после: в очаге были шалашиком сложены присыпанные снегом дрова, а на крюке даже висел небольшой котелок.
Устав не рекомендовал использовать магию там, где без неё можно было обойтись. Раймон разжёг очаг одним жестом, потом снова выскочил наружу и помог бывшей послушнице выбраться из седла.
Эмма со стоном сползла с лошади. Телесные наказания "хороши" не только тем, что смиряют душу. Они еще и надолго уязвляют плоть, с каждым движением, вздохом напомная о совершенном грехе. Спину при каждом шаге будто бы скребли когтями дьяволы. Судя по тому, как стягивало кожу, рубцы начали воспаляться, но посмотреть, что творится, девушка сама не могла. Она и шла-то с трудом, опираясь на руку михаилита. Внутри Фламберг подтащил к огню один из стульев.
- Когда разгорится, станет теплее. Садись, пока я займусь остальным.
У хижины не было навеса для лошадей, но ещё при первом осмотре с той стороны, куда выходила каменная кладка печи, Раймон заметил подобие коновязи: вбитый в землю кол достаточной высоты.
- Сойдёт, - поводив лошадь по кругу, чтобы та остыла, михаилит набросил удила на столб и бросил в торбу несколько горстей ячменя. Затем снял поклажу, насухо обтёр лошадь пучком соломы, который выдернул из-под крыши, и накинул попону. Похлопал лошадь по шее и посмотрел на небо, оценивая погоду. - Навеса нет, но стена скоро нагреется. Не пропадёшь.
Прежде чем вернуться, он ещё некоторое время стоял, барабаня пальцами по камню. Потом усмехнулся. Даже если придётся задержаться здесь на день-два - пускай. Крыша над головой и припасы - есть. Сроков архиепископ не ставил. Если же аббатиса пошлёт кого-то вслед - что же, там будет видно. Раймон не припоминал правил, запрещающих послушницам покидать монастырь до пострига. Обычно всё сводилось к деньгам. Монастыри не особенно гнались за беглецами потому, что в этом случае не нужно было возвращать взнос за приём послушника. Возможная мстительность матери-настоятельницы, насколько он понимал, не подкреплялась законами королевства или церкви. А раз так - пускай. Уже приготовившись открыть дверь хижины, он оглянулся на лес, вглядываясь к тёмные силуэты деревьев. Ни движения, ни звука, кроме посвистывания ветра. Хорошее место.

Эмма, превозмогая себя, набрала снега в котелок и повесила его над огнем. Из заветного узелка с травами в талую воду полетели зверобой, шалфей и календула. Травница понюхала закипающий отвар и, подумав, добавила еще и ромашку. Приготовление отваров, настоев было для нее священнодействием, сродни магии. В такие моменты она отрешалась от всего и серьезным, торжественным выражением лица напоминала языческую жрицу. В узелке нашлась и длинная деревянная ложка для помешивания, столь любимая сестрой Аделой. Невесело усмехнувшись, девушка попробовала отвар и перевесила котелок ближе к устью очага, где дрова уже прогорели, и тлели угли. Эмма уселась на стул. Сейчас было самое время задумываться о том, что будет дальше.Бывшая послушница не обольщалась относительно дальнейшей жизни своей в монастыре. Она еще помнила несчастную сестру Алекси, запоротую до безумия, запертую в одной из келий. Когда родные приехали навестить ее, это была полубезумная, грязная, опустившаяся женщина, все время просившая пить. Но у Алекси были родные. Эмма Фицалан была не нужна никому, хотя, возможно, брат сочтет это достойным поводом, чтобы потребовать ее приданое назад. Он всегда был жадным, Ричард Фицалан-младший. Хотя его и нельзя было назвать глупцом. Узнав, что сестра уехала с михаилитом (если скажут, конечно. Версия для родственников вполне могла звучать как "умерла от чахотки"), преследовать и связываться с орденом он не будет - это означало бы необходимость принять Эмму в доме. Или поместить в другой, более строгий монастырь.
Стукнула дверь. Увидев котелок и учуяв запах, михаилит одобрительно хмыкнул. Положив седельные сумки и оружие у лежанки, он скинул плащ с перчатками и подошёл ближе к огню.
- Что с тобой делали - розги?
- Да, - Эмма оторвалась от созерцания котелка и осторожно повернулась к воину.
- Паршиво, - Фламберг помолчал. - Мы можем остаться здесь, пока всё не заживёт. Запасов хватит. И я не думаю, что мать-настоятельница пошлёт достаточно убедительную погоню. В лесу сейчас мёртво, но я могу достать нужные травы для мазей в ближайшей деревне.
- У меня есть и травы, и основы для мазей, - девушка зачерпнула ложкой настой и попробовала его, - деревенские часто собирают травы не правильно и не в срок. Мне кажется, что аббатиса вообще никого не пошлет. Я не давала обетов и не принимала постриг, за обучение заплачено из приданого. Брат за шесть лет спрашивал обо мне один раз, когда йомен из его поместья проездом был в аббатстве.
- Это смотря у кого спрашивать. Ты не поверишь, насколько часто при моём занятии приходилось интересоваться такими вещами и оценивать качество, - михаилит прислонился к стене, сложив руки на груди. - Как ты думаешь, сможешь научиться не замирать при драке? Я говорю не про помощь, упаси Бог, а про то, что в тот раз ты бы и убежать не сумела. Разве что лошадь бы понесла, но на это полагаться не стоит. Роза - очень спокойное животное.
- Если бы к ярости твари примешивались еще и ваши эмоции, я еще б и в обоморок упала, - заверила собеседника бывшая послушница, - в глубокий. Думаю, смогу. После монастыря тяжело отключаться от чужих чувств, в обители не было в этом необходимости. Монахини... у них переживания разнообразием и силой не отличаются, - девушка улыбнулась, - я думаю, вы слышали их разговоры в церкви.
- О, да. Мне они показались достаточно эмоциональными. Кажется, твоя лекарка - единственная, кого я не впечатлил, - голос михаилита прозвучал сухо, но уголки губ дрогнули. - И всё же странно. Мне казалось, что в этих стенах достаточно чувств. И страха, и боли тоже: вряд ли только тебя наказывали. Значит, бой настолько иной... чем, если можешь сказать?
- Это сложно описать, - Эмма задумчиво уставилась на огонь, - в монастыре - это привычный фон, рутина. Не замечаешь, как отбрасываешь не нужное - и чужую боль, и страх, и радость. Тем более, когда запрещено проявлять себя. Срабатывать начинает только на страждущем в госпитале, как было с тем разбойником. В бою же... Я не была готова к тому, что у твари настолько сильна ярость. На теле убиенного был лишь слабый шлейф, как от эфирных масел.
- Хорошее сравнение, - пробормотал михаилит и видимо встряхнулся. - Хорошо. Значит, нужна практика. Ну, с этим, как поправишься, проблем не будет, думается мне. С тех пор, как орден ослабел, твари вон подползают к самому Лондону. Скоро в Темзе мавки будут хвосты стирать и моряков прямо с палуб стаскивать. Ладно. Для начала - выздороветь. Насколько я знаком с такими делами, тебе в рубцы нужно втереть снадобье?
Эмма, не отрываясь от огня, кивнула, чувствуя, как у нее начинают гореть уши.
- Ага. Дело нехитрое, если руки правильные, а не грабли, как у брата Добни. Такие мозоли, что скорее оставшуюся кожу сдерёт, - Фламберг вздохнул и посмотрел на руки. - Конечно, давно не приходилось.
Цветом лица девушка теперь могла посоперничать с кардинальской мантией. От смущения она опустила голову и выбившиеся из-под чепца пряди закрыли лицо.
- Само пройдет. Скоро.- Неубедительно заявила она.
- Ага, - повторил михаилит. - И огонь в ранах не заведётся тоже сам собой?
- Надеюсь, рассечения нет, и просто очень сильное воспаление, - бывшая послушница принялась нервно теребить края передника, - давайте, я лучше шов ваш посмотрю?
- Посмотришь, обязательно, но потом, - михаилит улыбнулся, а потом посеръёзнел. - Там, где речь идёт даже не о днях, а о неделе или даже больше - не стоит слишком полагаться на надежду. Раны нужно осмотреть и обработать, и ты сама это знаешь. Скромность - это хорошо, но практичность там, где нет настоящего выбора - лучше. Если, конечно, тебя не прельщает последующая канонизация.
- Отвернитесь, - пролепетала Эмма, - пожалуйста.
Девушка медленно стащила с себя палето, аккуратно повесила его на стул. Глубоко, со всхлипом, вздохнув, развязала тесемки облачения, отчего оно упало на пол. В ворот нательной рубашки она вцепилась, как утопающий – в последнюю соломинку. Пальцы мелко дрожали, и узел тесьмы она развязать смогла не сразу. Рубашка пахла лавандой. Эту отдушку для белья бывшая послушница изготавливала сама и очень гордилась, когда у нее это получилось в первый раз. Сейчас, в маленькой хижине, у догорающего очага, раздеваясь перед мужчиной, пусть и отвернувшимся, Эмма подумала о том, что запах цветов – явно лишний и создающий неуместную атмосферу. Она побагровела еще больше (хотя казалось - больше некуда) и спустила рубашку с плеч, придерживая ее в горсти у груди.
- Все, - прошептала она, поворачиваясь спиной к михаилиту.
Раздались шаги. Какое-то время михаилит, видимо, изучал последствия наказания за грехи, потом неодобрительно хмыкнул.
- У тебя есть готовая мазь, или нужно делать? Тысячелистник, фиалка?
- Есть, - срывающимся голосом ответила Эмма, - в узле, на стуле. Мазь, настойка тысячелистника в темной бутылке.
- Всё не слишком плохо, но лучше позаботиться сразу.
Фламберг обошёл бывшую послушницу и развернул узел. Искать пришлось недолго: деревянных плошек с мазью под полотняной крышкой было всего две, а все бутылочки, как водилось у хороших травников, были подписаны. Кусок чистого полотна михаилит достал уже из собственной сумки, после чего снова повернулся к Эмме. На ярлычке пузырька тёмного стекла можно было разобрать часть надписи: "...léa millefó...".
Девушка опустила голову под взглядом воина, плотнее прижав рубашку к груди. Краснеть она больше уже не могла, и без того покраснела до корней волос, а потому от переживаемого стыда покрылась белыми пятнами. Эмма глубоко вздохнула и, немного успокоившись, попросила:
- Расскажите, что вы видите? Много ли вздувшихся рубцов? Есть ли рассечения? Синяки?
- Вижу историю наказаний очень грешной послушницы примерно на полгода назад, если не дальше.
Фламберг снова прошёл к ней за спину. Раздалось бульканье, и девушка почувствовала, как по коже провели влажной материей. Михаилит продолжил:
- Новые рубцы поверх старых, кое-где кожа воспалилась, рассечено только в паре мест. Кто бы ни бил - он знает своё дело.
- Дня два-три, - прошептала девушка, не в силах справится с волнением. - Меня снова начинает лихорадить.
- От одного прикосновения, да ещё через ткань? - в голосе Фламберга прозвучало нарочитое удивление. - Ладно. Надо наложить мазь, потом - ляжешь. Плащей, чтобы укрыться - хватит. Или предпочтёшь сбить настойкой? По-моему, я видел что-то подходящее в узелке.
- Нет, сбивать нельзя. Может быть, позже. Надо еще ваш шов осмотреть, - Эмма вздрогнула, почувствовав на спине руки михаилита. Прикосновения были аккуратными, но все равно причиняли боль. Стыд, скованность и смущение начали уходить, как всегда бывало с фоновыми эмоциями. Девушка вздохнула и слегка расслабила плечи.
- А ещё тебе бы хорошо научиться хотя бы стрелять из арбалета, - тем же тоном продолжил Фламберг. - У меня как раз есть подходящий, как знал.
- Отец учил меня стрелять и пришел к выводу, что это бесполезное занятие, - ответила девушка, - я просто не умею этого. Не дано.
- Предпочитаю убедиться лично.
Эмма практически увидела, как Фламберг пожал плечами. По спине в последний раз прошлись чистой тканью.
- Всё. Можно лежать и греться. Еду я сделаю сам... насколько получится.
Девушка быстрым движением плечей вернула рубашку на место и затянула тесемки, так же быстро надела облачение. О ее манере одеваться сестра Эмилия презртельно говорила "это движения прачки, но не леди, Эмма", но сейчас бывшей послушнице было абсолютно все равно, как она выглядит, главное - прикрыться.
- Я сама приготовлю, - Эмма подошла к очагу и привычным движением, будто все время жила в этой хижине, провела рукой по полке над печью, - дома был точно такой же очаг, и мать всегда хранила тут... посуду.
Посуды на полке, ожидаемо, не оказалось, зато нашлись пара деревянных ложек и покрытый пылью, засохший паук. Паука, после пристального изучения, девушка выбросила в огонь.
- Отвар, похоже, придется пить прямо из котелка, - с грустью констатировала она.
- У меня в мешке есть кружка. Ещё, когда доберёмся до приличного места, хорошо бы тебя и переодеть. Одежда у тебя по виду тёплая, но в дороге в ней едва ли будет удобно. И слишком приметная.
Девушка грустно кивнула, не имея желания спорить. Мгновение подумав, отхлебнула отвар. Протянула котелок михаилиту и уселась на стул. От пережитых волнения, боли и наступившего облегчения кружилась голова.

Сообщение отредактировал Spectre28 - 28-12-2017, 9:16


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Spectre28 >>>
post #19, отправлено 30-12-2017, 21:07


Рыцарь в сияющей футболке
*******
Администратор
Сообщений: 3950
Откуда: Таллинн
Пол: мужской

футболки: 826
Наград: 7

с Леокатой

24 декабря 1534 г. Где-то в лесах под Лондоном, утро

Утренний гомон леса и лучи солнца, пробивающиеся сквозь ставни, не потревожили сна Эммы. Она спала крепко и безмятежно, слегка улыбаясь, в тепле двух плащей, которые, впрочем, пришлось делить с михаилитом. Когда Фламберг улегся на топчан и приглашающе похлопал рукой по нему, девушка безропотно пошла, готовясь к самому худшему. Но воин всего лишь укрыл ее плащом и прижал к себе, делясь теплом. Вырываться не было ни сил, ни желания - слишком бывшая послушница устала и озябла. А потому, полежав некоторое время с закрытыми глазами, Эмма незаметно для себя уснула, уткнувшись носом в плечо мужчины.
Будить её Раймон не стал. Ему самому короткого сна хватило, чтобы освежиться, но послушнице пришлось куда суровее.
"Бывшей послушнице. Беглой".
Глядя на девушку, михаилит покачал головой. Зачем он, действительно, подтолкнул её сбежать? Ради таланта и знаний? Раймон покачал головой. С кредитом от архиепископа он при надобности нашёл бы других специалистов по гобеленам и истории, пусть даже пришлось бы регулярно возвращаться в крупные центры. Ну а с монстрами сама Эмма резонно заметила, что он справлялся и без неё. Справлялся, верно, и справился бы впредь, хотя в том, что он ответил тогда послушнице, была и немалая доля правды: такие способности делали жизнь безопаснее и выгоднее. Несмотря на это - он выживал до сих пор и один. Ради ночных утех? Михаилит фыркнул. Для этого не нужно постоянно возить женщину с собой. К тому же, хотя Эмма ему и нравилась, она не обладала такими формами, как та же сестра Эмилия. Скорее, с ней было... интересно. Раймон задумчиво кивнул. Пожалуй, он нашёл правильное слово. Эта странная послушница, место которой было явно не в монастыре, умела делать всё интереснее. И, с его точки зрения, вполне заслуживала шанса на какую-то другую жизнь. Не в четырёх стенах и не простояв полсрока на коленях. В конце концов, ему самому такой шанс дали.
Поворачиваясь к двери, михаилит улыбнулся. И мать-настоятельница не понравилась ему с первой встречи.

Как Раймон и ожидал, Роза отлично перенесла ночь. Подсыпав в торбу ещё корма, михаилит отошёл к границе деревьев. Столкновение с анку показало, насколько незаметно подтачивает мастерство бездельная жизнь, и с этим нужно было что-то делать. Выходя из дома, он не стал брать ни сюрко, ни плаща, оставив последний спутнице. Мороз даже в безветрие кусал за руки, прикрытые только тонкими рукавами рубашки, но михаилит, не обращая на это внимания, достал меч. Юных кандидатов постоянно испытывали, доводя до края возможностей тела, и он знал свой предел. Но дальше простой разминки дело не ушло; Раймон остановился в полузамахе, услышав доносившийся из чащи глубокий, приятный голос молодой женщины. Девушка пела довольно-таки известную балладу, игриво интонируя в нужных местах:
- Пробудившись, на запад он поглядел,
А потом взглянул на восток
И нагую девушку увидал
Внизу, где шумел поток…
Михаилит невольно улыбнулся, но улыбка вскоре пропала: он не слышал в глубине леса ни звука охотничьих рожков, ни стука копыт, ни собачьего лая. И даже снег хрустел так, словно шёл только один человек. Зимой, в мороз, там, где до ближайшей деревни было скакать чуть ли не час. Дочь какого-то сеньора на прогулке? И кто бы такую отпустил одну? Деревенская травница, забравшаяся так далеко в поисках той же омелы или мха для зелий? В любом случае, разумный человек, по его мнению, бродя в одиночестве по лесу, не стал бы петь по весь голос. По крайней мере, не такие песни. Тем не менее, он убрал меч в ножны.
Пение становилось все ближе, и вскоре из-за деревьев показалась весьма очаровательная особа, судя по одежде - знатная. Короткая шубка темно-зеленого бархата, отороченная мехом лисы, зауженная шерстяная юбка, какую с недавних пор стали носить при дворе на охоту, расшитая золотом, меховая пушистая шапочка, из-под которой струились (иначе и не скажешь) светлые косы. Большие зеленые глаза и нежная кожа - девушка выглядела, как мечта, как воплощение легенд о прекрасных феях. И была настолько же опасна. Незнакомка остановилась и пропела еще один куплет, лукаво улыбнувшись Раймону:
- Вмиг с зеленого ложа вскочил пастух
И спустился к ручью, моля:
- Моя милая, выйди, и платье надень,
И не бойся, радость моя!
- Здравствуйте, милорд, - присела она в изящном реверансе, явно введенная в заблуждение колетом и расшитым воротником рубашки Раймона, - вы заблудились?
"Почему у них у всех зелёные глаза? Волосы разные, фигуры тоже, одежда. Одинаковы только глаза, и ещё - такие вот высокие скулы".
- Миледи, - Раймон поклонился, неглубоко, так, чтобы не выпускать пришелицу из виду. Он не знал, почему фэа, когда окончательно затворились в холмах несколько столетий назад, оставили на земле стольких из своего рода. Только подозревал, что не в последнюю очередь за дверями волшебных земель оказались те, кого не слишком хотели видеть внутри. Но, независимо от гадостности, остатки фэа временами так же, как в старину, ценили вежливость. Иногда. Порой - просто как приятную прелюдию к обеду. - Что столь очаровательная дама делает в заброшенном углу, что не стоит и толики её красоты? Неужели зимой в этих лесах такая хорошая охота?
Уточнять, на какую дичь здесь можно охотиться, он не стал. Слишком многих подобных красавиц он повидал и на гравюрах, и в вивисектарии, где старый полусумасшедший магистр Анстельм всегда рад был показать юным михаилитам железы, из которых глейстиг выделяют летучие яды. И действовал этот яд исключительно на людей. Особенно - на мужчин.
- О,- красавица улыбнулась кончиками губ, - здесь всегда хорошая охота. Но я немного заплутала. Помню, что все ехали от деревни. И я не могу найти дорогу назад теперь , - в голосе зазвучала неподдельная грусть, - лошадь взбунтовалась и выбросила меня из седла. Ничего не остается, только греться песней...
- Вот как, - Раймон глубоко вдохнул. Ветра так и не было, но воздух всё равно успел пропитаться еле заметным горьковатым запахом. Обычный человек уже почувствовал бы, как у него кружится голова от восторга. Михаилит же ощущал слабую, на границе сознания, тягу к этой женщине - и осознавал, что это всего лишь иллюзия. Глейстиг, в отличие от многих других существ, предпочитали, чтобы еда шла к ним сама. И по-возможности не сопротивлялась. Те, кто соглашались потанцевать, а потом и поваляться на лужайке - хотя бы и заснеженной - редко уходили потом на своих двоих. И даже те случаи, о которых упоминали бестиарии, скорее всего были выдумкой мужчин, которым не слишком везло в любви. - И как же называется эта деревня, миледи?


--------------------
счастье есть :)
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
Leomhann >>>
post #20, отправлено 31-12-2017, 1:36


леди серебряных туманов
******

Сообщений: 1332
Откуда: Нидзеладзе-гоу
Пол: женский

туманов развеяно: 131

Со Спектром

24 декабря 1534 г. Где-то в лесах под Лондоном, утро

Эмма проснулась от того, что начала зябнуть. Очаг прогорел, да и михаилит куда-то исчез, половина топчана, на которой он спал, уже успела остыть. Выбросив из головы возникшую было мысль "бросил", девушка прогнала, как нелепую - рядом с лежанкой остались и кольчуга, и сюрко, и седельные сумки. Надев облачение и наскоро заплетя растрепавшиеся волосы в довольно-таки внушительную косу, бывшая послушница взяла котелок и вышла из избушки. Она успела умыться чистым, пушистым снегом, лежащим под кустом орешника и набрать его в котелок, когда услышала голоса - женский и Фламберга. Подавив волной нахлынувшую ревность и удивившись ей ("Я что - ревную?"), Эмма не спеша обошла лачугу и с интересом уставилась на собеседницу воина. Услышав шаги за спиной, михаилит вскинул руку, запрещая девушке приближаться.
- Гринривер, - тем временем отвечала пришлая красавица на вопрос Раймона, неопределенно махнув рукой в сторону, - кажется. Я не помню точно. Если бы вы согласились меня сопроводить...
- Очень жаль, но - не могу, - михаилит сожалеюще развёл руками. - Как видите, я не один, и не могу ни бросить госпожу, ни требовать, чтобы она изменила свой путь. Может быть, я смогу предложить другое благородное развлечение? - за то, что он собирался сделать, магистр ордена долго гонял бы его по замковому двору палкой. Но глейстиг была почти такого же роста, как Эмма, и искушению противиться было очень трудно. К тому же, за глейстиг ему никто не заплатил, и драться михаилиту не хотелось до смерти. - Что миледи скажет про игру в загадки?
- В загадки? - Глейстиг вскинула бровь, оценивающе глядя на мужчину и упрямо делая вид, что не замечает Эммы, скрестившей на груди руки. - В загадки...
- Разумеется, с достойной ставкой, - подхватил Раймон, заранее предвкушая, что на этот счёт подумает Эмма. Он-то знал, как сложно было фэйри противиться древнему искушению этого рода. И какие здесь могли быть ставки. - Я думаю, внешнее против внутреннего. Как насчёт такого: если проиграете вы, я получаю ваше замечательное, сотканное не хуже чем в холме платье. Если я - то нацежу в плошку три глотка... того, что так любят пить благородные дамы вашего круга.
- Три глотка - мало. И для такого сильного мужчины, и для моего голода, - глейстиг, поняв, что нет нужды притворяться, улыбнулась, демонстрируя острые клыки. - Шесть... И не из плошки.
Эмма едва слышно хмыкнула. Ситуация начала напоминать торг в кабинете аббатисы, после которого сама мисс Фицалан оказалась в должности приманки. Девушка вздохнула, закрыла глаза и ... Нечисть (в том, что это была именно она, бывшая послушница не сомневалась - у знатных дам обычно не бывает клыкастой улыбки) полыхнула ярким гранатовым оттенком с вкраплениями изумруда. Она вожделела, в первую очередь, а уж потом была голодна. Оставалось найти способ сообщить об этом Фламбергу. Эмма вздохнула и принялась переплетать косу ("Не хуже, чем у твари, между прочим!").
- Пять - и из плошки, - с нажимом произнёс михаилит. Он тоже улыбался, но не показывая зубов. - Ваши клыки, миледи, содержат слишком много такого, что тело сильного мужчины, боюсь, переносит плохо.
- Хорошо... Четыре - я и поклянусь любимым вороном Морриган, что не буду выпускать то, что содержат мои клыки.
Раймон помедлил. Конечно, клятва считалась верной. Но сколько людей, которых глейстиг обманули, могли вернуться, чтобы пополнить гримуары? Всё же... сколько людей могли похвастаться тем, что глейстиг пила их кровь, а они выжили? И михаилит был почти уверен в том, что, если фэйри обманет, он успеет вызвать огонь. Почти.Он улыбнулся шире.
- И после этого миледи уйдёт охотиться... в другое место, кто бы ни проиграл. Во имя любимого ворона Морриган.
- Это - предмет другой игры, - фэйри улыбнулась в ответ, но улыбка вышла предвкушающей, - и других ставок.
- Тогда какой же интерес, миледи? - даже удивился Раймон. - В ином случае мой выигрыш может пострадать. Жаль было бы портить такую прекрасную ткань.
Коса закончилась, другой не имелось и Эмма со скучающим видом уселась на какое-то бревно, гадая, зачем это все понадобилось михаилиту.
- Сначала выиграй, - прошипела глейстиг, но затем, опомнившись, добавила прежним любезным тоном, - хорошо, я уйду в другие угодья.
- Клятва?
- Клянусь на крыле любимого ворона Морриган, что не отравлю этого мужчину и не испью из его жил больше, чем оговорено было, - охотно поклялась фэйри, - и уйду в другое место, да покарает меня богиня за ложь!
- Мужчину при этом можно просто убить, после чего выпить кровь женщины... и лошади, и уже потом - уйти, - Раймон покачал головой. - Люди заключают с вашим родом сделки на протяжении тысячелетий. Мы, может, плохо помним прошлое, зато уж крючкотворы, чью кровь вы даже пробовать не захотите, теперь в каждом городе. Поклянитесь, что не отравите меня, не выпьете больше крови, чем уговорено, после чего сразу уйдёте, не тронув ни меня, ни эту женщину, ни иного, что принадлежит мне.
- Женщина принадлежит тебе? - Глейстиг явно начала терять терпение. - Хорошо, я клянусь во всем.
- Тогда, миледи, ваше право первого хода, - Раймон снова поклонился.
- Существовать без меня ничто, поверь мне, не может,
Но и обличье мое и лицо навеки сокрыто.
Кто же не знает, что мной руководится вся природа,
Весь небосвод, и движенья луны, и сияние солнца?
Фэйри подпрыгнула и повисла в воздухе, поджав под себя ноги и красиво задрапировав их в ткань юбки.
- Мироздание, - Раймон невольно взглянул на женщину с уважением. Фэа никогда особенно не были известны как раса, которая пытается придать форму миру вокруг. Эта загадка больше походила на нечто такое, что михаилит мог бы услышать в библиотеке или на занятии по алхимии. Или - на проповеди, хотя там ответ был бы сформулирован иначе: "Бог, который суть мироздание". Но Раймон не верил в то, что фэйри взяла бы христианский вариант. И уже с запозданием он подумал, что, возможно, правильным ответом было какое-то старое божество, но... нет. Старые боги не брали на себя весь мир. Ни Дану, ни Кернуннос не управляли всем сущим.
- Верно, - улыбнулась глейстиг, снимая шапку и бросая ее мужчине, - твоя очередь.
- Я воюю с волнами и ветром
А достигну земли - вцепляюсь
Рогом своим, если есть,
И хватаюсь изо всех сил
Чтобы спасти доверенное.
И горе всем - и близким, и далёким
Коль не смогу удержать - кто я?
Загадка была, на вкус Раймона, слишком простой, но, с другой стороны, он не слышал, чтобы оставшиеся фэа хоть как-то занимались мореплаванием.
Глейстиг задумалась и выглядело это настолько уморительно, что Эмма невольно хихикнула в ладошку. Под шапкой у нечисти обнаружились маленькие, аккуратные рожки, которые, впрочем, не портили облика фэйри.
- Корабль? - предположила она.
- Корабль с рогами - это слишком странно, - покачал головой михаилит, довольный, что угадал с морской темой. - И уже давным-давно их не обязательно вытаскивать на берег для безопасности. А вот якорь с парой рогов - или даже гладкий - удержит его и на мелководье. Но горе кораблю, если якорь сорвёт с грунта.
Фэйри зашипела, переживая поражение. Шубка полетела вслед за шапкой.
- Шесть очей у меня и слышу шестью я ушами,
Пальцев десятью шесть на теле своем я имею;
Если бы даже отнять из них четырежды десять,
Все-таки вижу, что мне четырежды пять остается.
Голос глейстиг говорил о тщательно сдерживаемой ярости.
На несколько секунд Раймон задумался. Глаза, уши и пальцы явно говорили о трёх людях. Но один организм, от которого можно отнять два? У такого, действительно, останется только двадцать пальцев. Четырежды пять, как и сказала глейстиг. Тройняшки? Но это три разных человека. Конечно, михаилит слышил истории о сросшихся боками людях, но никогда - о троих. Такое было жутко даже представить - особенно когда речь шла об отнятии одного от двоих. А, значит...
- Мать, которая рожает близнецов, - уверенно ответил он.
- Верно, - в михаилита полетели рукава платья, - спрашивай!
Михаилит улыбнулся и набрал в грудь воздуха.
- Странная штука я:
женщина ждёт меня с предвкушением,
ни одного человека не раню я -
только убийцу себя же.
Жезл мой длинен и прям,
торчит из гнезда под собою.
И порой - ах, что за милая леди ухватит
под основание меня и потянет.
И порой - ах, что за милая леди меня сожмёт
от восторга рыдая.
Договорив, Раймон подмигнул фэйри.
Ответ в этот раз озвучен так и не был. Мрачная глейстиг швырнула юбки, продемонстрировав всем стройные, но увы, покрытые шерстью ноги, заканчивающиеся копытцами.
- Разнообразно звучит, заливаясь, мой голос певучий,
И никогда не издаст мой клюв хрипящего звука,
Цвет мой невзрачен, но песнь отнюдь моя не презренна.
неустанно пою, судьбы не пугаясь грядущей:
Пусть меня гонит зима, но ведь летом опять прилечу я
- Соловей. Жаль, что до их пения ещё нескоро, - для этого ответа Раймону даже не пришлось задумываться. Жаворонки, дрозды, скворцы и прочие певчие твари, мешавшие спать по утрам, были или цветастее, или пестрее.
- Ты выиграл, - глейстиг теперь прикрывалась лишь своими волосами, - но я голодна. Впрочем, в этот раз я уйду, дабы исполнить клятву. Смотри же, воин, чтобы в следующий раз, когда мы встретимся, не оказалось, что ты лгал мне. Древние боги мстительны.
Раймон нахмурился, пытаясь понять, о чём говорит создание. В чём он мог ей солгать? Ответы на загадки и они сами - были честными. Значит, условия. И тут он вспомнил об оговорке глейстиг про принадлежность женщины. Дьявол. И ведь надо же было так выразиться! Фэйри опустилась на землю и, оглянувшись напоследок, убежала, а михаилит всё стоял, глядя на разбросанную одежду. Раймон никогда не знался с древними богами, но мстительность, насколько он представлял, была вполне в их характере. Ещё он не имел представления о том, что для них означало: "моя женщина". И не был уверен, хочет ли вообще таковой обзаводиться именно сейчас. И в том, подойдёт ли "обладание" женщиной в христианском понимании или хватит... обычного. Михаилит пожал плечами и пнул снег. В любом случае, позволять глейстиг или каким-то там богам диктовать ему, что делать и как, он не собирался. Повернувшись к Эмме, он улыбнулся:
- Как оказалось, часть новой одежды не нужно будет даже покупать. Всё - твоё. Только постирать, хотя вообще-то глейстиг довольно чистоплотны.
- Странно, - протянула девушка, не вставая с бревна и не спеша собирать одежду, - вы играете в загадки так, будто всю жизнь учились только этому, но при этом не..понимаете символики гобелена, хотя это, по сути, тоже самое. И самое странное - что я не понимаю ваших чувств. Как будто их у вас вообще нет. Впрочем, это не важно, наверное. Спасибо за заботу.
- Она спрашивала о вещах, которые... про мир, - запнувшись, пояснил Раймон. Ему разница казалась очевидной. - Птицы, рождение людей, законы мира. Нас неплохо учили тому, как всё устроено - как всё работает - иначе на тракте и не прожить. Гобелены - совсем другое. Это... как сказать... особые правила. Зачем михаилиту на тракте знать, как что принято вышивать? Конечно, учили и другому, но, - он пожал плечами, - я был не слишком ревностным учеником. Если бы фэйри задавала вопросы по гобеленам или картинам - боюсь, дальше тебе пришлось бы ехать одной. Если бы, конечно, я не успел её убить.
Эмма подошла к нему и, наверное, впервые за все время, проведенное вместе, сама дотронулась тыльной стороной ладони до щеки мужчины.
- Идите в хижину, - с какой-то странной, отчасти материнской интонацией произнесла она, - простынете. А я соберу все это... И постираю.


--------------------
Когда-нибудь я придумаю такую же пафосную подпись, как у всех.

Организую дуэли. Быстро, качественно, бесплатно. Оптовым покупателям скидки.


Настоящий демон Максвелла © ORTъ
Amethyst Fatale © Момус
Львёнок © Ариэль
Скопировать выделенный текст в форму быстрого ответа +Перейти в начало страницы
2 чел. читают эту тему (2 Гостей и 0 Скрытых Пользователей)
0 Пользователей:

Ответить | Бросить кубики | Опции | Новая тема
 

rpg-zone.ru

Защита авторских прав
Использование материалов форума Prikl.ru возможно только с письменного разрешения правообладателей. В противном случае любое копирование материалов сайта (даже с установленной ссылкой на оригинал) является нарушением законодательства Российской Федерации об авторском праве и смежных правах и может повлечь за собой судебное преследование в соответствии с законодательством Российской Федерации. Для связи с правообладателями обращайтесь к администрации форума.
Текстовая версия Сейчас: 28-03-2024, 19:58
© 2003-2018 Dragonlance.ru, Прикл.ру.   Администраторы сайта: Spectre28, Crystal, Путник (технические вопросы) .