Арена. (Совместно с Clopik (Маска), Coauctor, Странник)

Кентавр все-таки решился продолжить. Погонщик стегает лошадей, а лошади, передавая злость, ударяют о землю копытями - такая чужеродная мысль вдруг посетила его.
- Он - виновен. Как и все мы. Мы Праведники, ибо стремимся искупить свою вину - службой и смирением. Мы оглашаем Существо как Рай, и храним его. Этот... Гость, он не оглашает ровным счетом ничего. Или же то, чего мы не знаем. Потому, я считаю, следует взять его под опеку и научить правильным вещам, вещам истинным. Если он появился здесь, значит должен принять здешний устой. А если он - не более, чем опасный недородок - раздавить.
Потому, я предлагаю составить совет дознающих. Мы назначим ответственных за проверку Братьев, или же каждый найдет и испросит у Гостя то, что сочтет нужным. А по его ответам и будем судить. Но нельзя терять времени.
«Грядут перемены, - слышится Тлену в словах Старших, - а Гость - орудие этих перемен». Орудие, имеющее Силу. Собравшиеся здесь так узко смотрят на события - подчинить или уничтожить. Почему они не думают, что Младший – новое лицо Рая? Что, если Существо призвало в этот мир Силу, что бы изменить его так, как считает нужным? Кентавр верно говорит, что следует получше узнать Гостя, и только потом делать выводы, но праведники в своём искреннем рвении защитить Рай могут принять опрометчивые решения. Лишь потому, что у него нет оснований, Тлен не стал произносить в слух. У него появилась уйма вопросов, на которые он не сможет найти вопросы здесь, и уйма мыслей, которые он не сможет обговорить с Братьями. Как же праведник сейчас нуждался в дорогой Ите.
- Я согласен с вами, Братья, но нельзя принимать поспешных выводов. Думаю, нам всем следует пообщаться с гостем. Пусть каждый проверит его, составит свое мнение – без предрассудков, личное, обоснованное. Пусть каждый смотрит на него не как на угрозу или благословение, и примет как должное. Лишь так мы сможем принять верное решение. – Брат помедлил, подбирая слова. – И если вы позволите, я желаю быть первым, кто с ним встретится.
Скрестив руки на груди, Маска обвел взглядом немногочисленных членов фратрии. Тлен верно отметил: у каждого из них есть мнение, отличное от других. И право каждого Праведника - выказать это мнение в кругу Арены. Но Многорукий, как Старший, обладал обязанностью: выслушать все и свести их к общему, или же выделить из всех одно неверное. Так бывало с еретиками. Так бывало с неверными. Так было в прошлый раз с Сигиллом... Маска прижал к себе руки. Как будто повторяя сам про себя слова Братьев, он посмотрел на каждого из них. Кентавр. Стремительный и наивный, но с таким рвением принявший Служение. Он предлагает не медлить и начать учение Младшего, пока за это не взялся кто-то другой. Странник. Прямолинейный и немного безалаберный - его устроит любой исход. Гробовщик, который за собрание не проронил ни слова, потому как ему наказали старшие. Это первый урок нововознесенного, урок терпения и уважения. Тлен. О, слова его слишком осторожны, чтобы противоречить кому-то. И наверняка он, как всегда, уже что-то про себя придумал, но пока об этом никто не узнает.
- Что ж, решено общим советом, - Маска поднялся со своего места, опираясь на клетку. Это было его самой нелюбимой частью каждого собрания - отрезать все и подвести итог, - Гость слишком отличается от нас, чтобы предпринять какие-то действия, но мы будем за ним внимательно следить. Поступки говорят больше, чем слова. И коль скоро он не знает, кто он, но желает учиться - каждый из нас встретит его и даст первый урок так, как будто сам Младший того хотел. То, насколько смиренно он примет учение, и будет ответом на наши сомнения. У меня нет возражений, чтобы Тлен был в этом первым.

Tube continuous...

Арена. Продолжение.

Многорукий обвел взглядом посетителей Арены, словно проверяя, возымели ли его слова нужное действие:
- И если у вас нет вопросов, то я позволил бы себе перейти к проблеме недородков.
Услышав начало речи, Странник радостно встрепенулся. Наконец-то, закончилось заседание! Сейчас Маска объявит решение и можно будет отправиться в путь. Как-же! Недородки! Проблема... Это Братья являются проблемой недородков. Странник хмыкнул, представив собрание Недородков по проблеме Братьев. Но это значит что сейчас была завершена хорошо если половина заседания. Брат мысленно застонал и начал всерьез раздумывать о перспективе тихо оставить Покой...
Не найдя возражений у присутствующих, Маска кивнул Страннику, чье нетерпеливое движение не осталась незамеченным.
- Я не задержу вас надолго, праведники. То, что я скажу, не будет новостью для вас: Покои по-прежнему полны хищников. Так было всегда, но в этом цикле их стало необычайно много. Они собирают наш Цвет. Они пугают наших Сестер и представляют для них опасность... Я лишь хочу напомнить о вашей несменной обязанности уничтожать недородков. По Пустоши расхаживает омерзительная тварь. Кто из вас желает избавить Рай от нее?
Как всегда, Странник пропустил большую часть речи Маски, кроме той, что обещала возможность покинуть собрание. Услышав о недородке, Брат ухмыльнулся и, пока другие его не опередили, поднялся и сделал шаг вперед.
- Я готов, Брат. Во имя Его и ради безопасности Сестер я избавлю Рай от этого монстра...
Ворон согласно каркнул, по-прежнему стараясь не раскрывать для большинства свою новую способность говорить, хотя сам толком и не понимал, зачем.
- А посему - продолжил Странник - прошу возможности удалиться, дабы набраться сил для боя с этой тварью...
Более очевидного намека было трудно придумать и Странник застыл, ожидая ответа...
- Благодарю тебя, Брат. И благодарю всех вас за своевременный приход сюда. Ступайте, Братья, и да прибудет с вами Цвет. Гробовщик. Тебя прошу остаться. Я расскажу тебе о том, что это за место, - он выделил эту фразу голосом так, что у любого пошли бы мурашки по спине. Если бы была спина, - А потом я выслушаю твои вопросы и постараюсь найти ответы.
Тлен был доволен исходом собрания. Странник принялся выполнять совсем не радующую стоящего в тени Брата работу, а Маска разрешил первым повстречаться с Младшим. С недородками Тлен как-нибудь разберётся. Заодно можно будет посмотреть что из себя представляет гость, взглянуть на его Силу, так сказать. Брат встретился взглядами с каждым из Праведников и, почтительно поклонившись, направился прочь из Покоя.
Как Брат и ожидал, возражений не возникло. Только он любил подобные задачи, возможность поохотиться с иной, кроме как зачистки или добычи Цвета целью. А тут еще крупный недородок... Ооо... Это будет интересно.
Кивнув Братьям, Странник развернулся и поспешно отправился к выходу из Покоя, по пути обдумывая предстоящую охоту...

Колесо Обозрения. Ини.

совместно с Ка-Йи

Длинные и непонятные разговоры быстро наскучили Ини. Все долго и нудно о чем-то говорили, говорили, говорили, а ее, судя по всему, новоявленный Брат пока не собирался удовлетворять ее любопытство, так как еще, видимо, не освоился в Промежутке. Поэтому Ини потихоньку улизнула к себе в Покой, рассудив, что Гробовщик может через некоторое время придти туда. Однако он все не появлялся, и Сестра вновь заскучала. Не зная, чем бы себя занять, она даже собрала ростки Янтаря, посаженые по совету Это в прошлом Цикле, но Брат все не появлялся.
И тут Ини вспомнила, что по пути в покой Это видела не то чьи-то покои, не то сады, - было не разобрать. Поэтому обязательно нужно было их исследовать, и как можно скорее! И она, не мешкая, отправилась в ближайший неразведанный Покой.
Молодых всегда тянет к чему-то необычному, странному, загадочному. Наверно, это потому, что молодые всегда необычны, странны и загадочны, ведь они пока ещё не научились жить, как все, думать, как все, говорить, как все. Так или иначе, есть время гадать, а есть время принимать истину такой, какой она является. Молодую, а потому необычную, странную и загадочную Ини судьба привела к самому необычному, странному и загадочному месту всего Промежутка и, к, пожалуй, самым большим покоям, которые только могут вспомнить ныне живущие. Вряд ли кто-то может похвастать тем, что он изучил Колесо Обозрения вдоль и поперёк, пусть даже время лояльно останавливается в Покоях, позволяя проводить за изучением необычных, странных и загадочных мест столько, времени, насколько хватит терпения, которое, в отличие от времени, всё-таки, ограниченно.
Одни считают, что содержимое кабинок известно заранее, просто та кабинка, которая в то или иное время оказывается внизу, всегда обычна, а другие кабинки всегда стоят в произвольном порядке. Конечно же, сразу ясно, кто строил подобные теории, кто всегда был сторонником логики, не верящим в волшебство – теория принадлежала одному из Братьев, довольно любопытному и настойчивому, но недостаточно собранному, чтобы добыть неоспоримые доказательства своей теории. Да и кому это нужно? У Праведников есть более важные дела, чем поиск подтверждения каким-то там малозначительным догадкам.
Иные считают, что то, что можно найти в кабинках, заранее неизвестно. Что окружающий мир там не задан изначально, а пришедший оказывается в том окружении, в котором больше всего хочет оказаться… или больше всего боится оказаться. Разумеется, сторонниками этой, более волшебной теории чаще всего являются Сёстры, привыкшие доверять, а не выяснять.
Третьи же считают, что Колесо Обозрения – это дверь в другие, отдалённые Покои, куда не добраться, рассыпая свет направо и налево. Оттого, дескать, Колесо Обозрения и называется Колесом Обозрения, а не только оттого, что оно похоже на этот популярный аттракцион. Теория была достаточно логична и волшебна одновременно, чтобы понравиться и Братьям и Сёстрам.
Впрочем, каждый волен строить догадки самостоятельно. Вольна была и Ини.
Сейчас над ней возвышался огромный стальной монстр, которым, собственно, и являлось Колесо Обозрения, освещаемый ниспадающим с вечно-чёрных небес тусклым светом несуществующего солнца. Под ногами был маленький кусочек бесплодной земли, существующий лишь для того, чтобы Колесо Обозрения не парило в воздухе.
Лишь благодаря тусклому свету, который можно было бы сравнить, скорее, с его отсутствием, Ини смогла увидеть почти в самой верхней точке тусклое мерцание.
- Ничего себе, - Ини даже замерла, пораженно разглядывая таинственную громаду Колеса. - Интересно, живет тут кто-нибудь? Вряд ли. В таких местах не живут, в них ходят! - И она пошла прямо к колесу, продолжая разговаривать сама с собой:
- А ходит кто? Правильно, я! Старшие Сестры заняты своими важными делами, Братья истребляют недородков, а я везде хожу. И всё смотрю. - Ини подходила все ближе к громадному колесу, и ее голос становился все тише и тише, и последнюю фразу она произнесла и вовсе шепотом. Несколько мгновений она молча стояла, разглядывая Колесо - не со страхом, с любопытством. Затем, подумав, что еще успеет наглядеться, залезла в первую кабинку.
Первая кабинка была изнутри такой же, как и предполагалось, когда Ини смотрела на неё снаружи. Эту кабинку редко кто исследовал: кому интересно нечто обычное и предсказуемое, когда стоило войти в левую или в правую дверь, и ты тут же оказывался в совершенно непредсказуемом и необычном месте. К чему было задерживаться среди потрёпанного интерьера старой кабинки, с местами покрытыми ржавчиной поручнями, с жёсткими сидениями, не менее холодными, чем окружающая чернота? В этой кабинке никогда не было Цвета. Похоже, это место было скучным даже по его меркам.

Возвращение в Промежуток

Он вернулся.
А как будто и не уходил.
Размеренный хмурый шелест плаща заимствовал шаг, что волочился так, будто бродячая собака схватила зубами подол.
Это были ее Покои, ее Крыша. Ветхие железные ленточные листы тихо стонали – лишь Сигилл умел ходить по ним бесшумно. Он часто поднимался сюда, когда Элан засыпала, вглядывался в кипенно-белый туман, дрожавший взбитой пеной между ветвями деревьев-гигантов. Теперь эта пелена, казалось, комьями липнет к нему и гонит прочь.
Ему не нужна была дверь. Окно. Окно, заглянуть в которое было не менее страшно, чем быть вновь сосланным в уродливую и бесконечную пустыню Кошмара.
Левая ладонь небрежно смахнула со стекла пыль.

Сестра. Худощавая, бледная, хрупкая Элан. Совсем ребенок. Отсюда она являлась размытым светлым пятном, таким же, каким он ее запомнил - заставшим в его пепельно-голубых глазах на пути из горна страданий в Промежуток.
Элан. Теперь Сигилл был точно уверен в том, что она жива. Длинные пальцы невредимой руки сжались от разлагающихся уродливых мыслей: Он не простит ее никогда. Он заставит ее мучиться и томиться так же, как сгорал сам. Ох уж эти Сестры, разве не они причины внутренних падений и скапливающегося пепла в местах, где ранее, давным-давно, вероятно, были сердца Братьев?

Чего хотел от него Промежуток? Чего желал Цвет? Безмятежного радужного пребывания, трепета над Сестрами и ответственности, навязанной все Им же? Это была лихорадка из окрашенных в гнусные тона мыслей, букет с соцветиями сомнений и почками отчаявшегося рассудка. Где же тот покой и благое равновесие, о котором Сигилл так много слышал от Братьев, когда он видел лишь треск, грохот и мрачные внутренности такого прекрасного с виду Рая?
На этот счет у него, опустошенного, угрюмого, печального Сигилла, было свое мнение.

Когда Элан использовала "свечу" - и ушла в темное пространство Чердака, Сигилл отступил.
Теперь ему нужен был Цвет. Ему хотелось вспомнить яркие краски и впустить их в себя. Навестить собственные покои и Братьев.
Столько времени в изгнании не прошло бесследно – Сигилл сгибался под грузом мучительных воспоминаний, понимая, что больше не тот, кем был раньше.
Во всяком случае, не для Нее.

Сообщение отредактировал JoseF - 19-12-2011, 2:07

Чердак. Лабиринты.

Элан вдруг показалось, что кто-то на нее смотрит. Впрочем, она часто, когда была чем-то увлечена, вдруг останавливалась и оглядывалась, словно кто-то мог стоять у нее за спиной. И все же нынче ощущение тяжелого взгляда было настолько реальным, что Сестра не выдержала.

Последние капли Золота ушли на знак. Свеча наполнила воздух вокруг плотным сиянием, выхватив из темноты огромные пространства Чердака. Поборов желание оглянуться, Элан шагнула в лабиринт древних перекрытий.

В минуты отчаяния, или когда просто хотелось быть одной, Сестра всегда скрывалась в своем убежище. Темнота защищала вход в ее комнату надежнее любых дверей. Элан никогда и никому не рассказывала об этом месте. Это была ее маленькая тайна.

Через щели рассохшихся стен в крохотное помещение робкими нитями пробивался свет, озаряя лишь рой пылинок. Комната была пуста. Сестра по обыкновению устроилась на полу в центре, обхватив руками колени. Она смотрела в воцарившуюся темноту. И слушала. На этот раз она точно была не одна в покоях. Но кто? И - как?.. Конечно, это могла быть одна из Сестер - впрочем, те редко заглядывали в покои Элан. И уж тем более, вряд ли скрывали бы свое присутствие. Какой-то недородок? Более вероятно. За те циклы, прошедшие после низвержения Брата, эти твари совсем обнаглели... В висках застучала тревожная дробь. Что, если это действительно недородок? Ведь Элан была, пожалуй, единственной Сестрой, у которой не было боевых знаков. Да если бы и были. Лазури едва хватит на то, чтобы скрасить себе путь до Сада... Нет, - девушка решительно отмела мысль о недородке. Эти не наблюдают - а нападают. Единственный, кто мог быть столь бесшумен, сейчас пребывал в Нижнем Мире - по ее вине. А если?..

Нет, вряд ли это возможно. Холод цепкими пальцами сковал нежную фигурку. Элан забывала дышать. Ей все яснее казалось, что она слышит знакомые шаги. Она слышала их столько раз - в своих мечтаниях. И столько раз - в своих самых страшных кошмарах. Нет. Это не может быть правдой. Она все опять выдумала. Сигилл не вернется. Никогда.

Покой Иты, продолжение. Младший и Сестра (совместно с Coauctor).


...я хотел бы носить имя Цветоносца, и пользоваться дарами Цвета без ограничений и норм.

Ита улыбнулась. Краешками губ, как это делают сдержанные существа света и радости (коих здесь не рождалось испокон веков).
- Это прекрасное имя. Оно прекрасно своей полнотой, венценосностью и безудержным поглощением. Храни его в тайне от всех, даже от меня. Я смогу забыть, а вот Братья - нет.
Помочь забыть самонаречение Гостя Ите смогут её верные подданные. Усохшие подданные. По крайней мере, она так думала.
- Возможно, ты будешь рыдать. В тебе играет Серебро или Сирень, толкая к последнему рубежу, или же это молодцеватость Изумруда, прочного щита всех вопрошающих... Но запомни - нет ничего тоскливее того времени, когда Цвет уходит из тебя попусту. Когда Он уходит из ленты, из дерева попусту. Воля завязывающего ленту может предотвратить увядание хотя бы на несколько циклов. И тогда нет ничего сладостнее ощущения этой (немного самоубийственной) жертвы... Сейчас ты почувствуешь и то, и другое. Завяжи ленту. Не эту, другую, - Ита забрала ткань из полупрозрачных рук Цветоносца, предоставив ему возможность воспользоваться совсем другой тканью.
Новоназваный Цветоносец в сомнении смотрел то на Иту, то на дерево. Чувства, что над ним издеваются, не было. Сестра действительно предлагала ему повязать ленту, которую сама же забрала. Ладно, можно хотя бы попытаться понять правила этой игры... Он осторожно приложил ладони к коре, стараясь как можно чётче представить в своих руках зеленую ленту.
- Помни, что берешь из себя. Не представляй ленту. Отдавай её, оживляй его, жертвуй, насыщай, окутай изумрудной пеленой... - стала вдруг многословной Сестра, но после этого не сказала ничего более.
Цвет тонкой струйкой потянулся из руки Гостя, и он ощутил томную, болезненную негу и настоящий страх - страх перед пустотой. Переплетение чувств, несовместимых раннее, творчество с оттенком самоубийства, оживление посредством маленькой смерти... Да, для этого ощущения средства языка были слишком невыразительными. Потому некоторые существа и рождаются немыми: ведь они чувствуют мир гораздо полнее и богаче, нежели те, кто мыслит.
Древо скрипнуло, то ли благодаря дарующего, то ли алкая еще большего дара. При том, что несколько мгновений назад оно было мертвым-мертво.
Цветоносец отдернул руки.
- Мне не кажутся безопасными твои игры, Сестра. Разве это дерево не хочет отнять у меня Цвет? А ведь это то же, что отнять у меня жизнь. Если это и провокация, то не слишком изысканная, ведь я умею собирать Цвет, смогу и отбирать.
- Это - маленькая смерть, - начала пояснять Ита, - Творческое самоубийство... Называй как хочешь. Чтобы вдохнуть жизнь во что-либо, нужно умереть самому. Важно лишь чувствовать грань, одной рукой собирая звезды, а другой - изливая их в виде магмы наземь. Это присуще Пурпуру, но... Я сказала тебе преступно многое. И за это я буду, скорее всего, наказана Существом. Ты ведь еще такой маленький... То, что ты отдаешь - Донор, Податель. Оживи его, почувствуй меру - и уходи. Уверена, тебя уже ожидают другие тропинки.
- Донор? - Гость искоса взглянул на Иту, затем перевел взгляд на собственные ладони, - Маска предупреждал, что я узнаю нечно важное, нанеся тебе визит... пусть я еще мал, как ты говоришь, но откуда-то я знаю, что такое "донор".
Цветоносец поднял глаза на Сестру
- Ты хотела чтоб я научился отдавать?
Деревцо пустило светящиеся ростки. Короткие, юркие нити Изумруда оплели сухое тело растения. Цветоносец почувствовал, как внутри него прорвалось нечто, доселе нечувствуемое.
- И только это. Будь осторожен с отдачей. Она опасна, убийственна и благодатна одновременно. Даже Существо не знает... Впрочем, не будем об этом. Сейчас собери капли Цвета в моем Покое - они тебе пригодятся. И навести как-нибудь свое творение. Оно ведь жаждет теперь воздать тебе. Не забывай о новой пустоте внутри тебя. Прощай, я сказала тебе всё.
Гость хотел было еще что-то сказать, спросить, но запнулся, глядя в безстрастное лицо Иты. Некоторое время они так и стояли, играя в гляделки, но затем Цветоносец медленно развернулся и неторопливо направился к выходу из Покоя, по пути словно поглаживая ростки Цвета, встречавшие его по бокам тропы. Ростки растворялись, питая Гостя Цветом, а он раздумывал. Думал о том, что Цвет можно брать, и можно отдавать, а значит поток Цвета может быть постоянно в движении. А движение - это Жизнь. И от этих мыслей становилось не так уж и мрачно вокруг.

Сообщение отредактировал Raphael - 19-12-2011, 19:09

Покой Сигилла

Две болезненные бусины-глаза, цвета полевого шпата с синим отливом, вытянули пучок мрака из душного заплесневевшего помещения. Скрипнула сонная дверь.
Придорожный магазин, согласно собственным наблюдениям Сигилла, был не большим. Он твердо знал, что это место не умеет обладать широтой - тесное, замкнутое, хаотичное, такое же, как и он сам. Сигилл никогда не мерил его шагами, никогда, не интересовался, есть ли что-то за хрупкими гипсовыми перегородками и что собой представляют на вкус, разложенные на полках сладости – карамель, монпансье, лилейная помадка.
Взгромоздившись на стену, вывеска, переклеенная три раза - мятая и блеклая, гласила: «És rodó i dura molt, Chupa Chups». Единственное окно обладало точностью картины: взятое из неба колесо Обозрения с множеством кабинок будто зачерпывало его оттенок и превращало во взбитые сливки.
В местной сырости жил беспорядок: разбросанные обертки, игрушки, куклы с рыжими локонами, магово-гуляфными губами, оттопыренными ножками, торчащими из-под подолов кружевных платьев.
Ладонь Сигилла, ослепленного вспышками воспоминаний, грузно обрушилась на стол. Звучно подпрыгнул кассовый аппарат. Элан и здесь преследовала его…
Промежуток был наполнен ею. Цвет, Покои, его собственная память – Сестра словно была везде. Даже утес его одиночества рисовал Ее. И куда бежать? Куда прятаться? И острым штырем после череды вопросов в рассудок врастал еще один – так ли нужно было возвращаться?
За что этот Рай не лишает абсолютной памяти после очередного вознесения? За что мучает его так сильно, что заставляет ненавидеть? За что подстрекает на собственные похороны?
Стул улетел в угол. Прислонившись к стене, Сигилл закрыл ладонью лицо, сумевшее пережить Кошмар, и сполз на пол.
Тогда они поссорились. Тот, кто призван быть стражем Сестры, не смог распознать угрозу, и еще больше просчитался, когда подстегнул на то, чтобы это угроза возникла.
Сигилл размышлял о своем существовании, пока другие Братья были заняты важными делами. Кстати о Братьях – возможно, следовало поприветствовать их своим возвращением.
Впрочем, ноги отказывались вести и в Сады, и в Заповедник, и даже в объятия сочного Цвета…

Сообщение отредактировал JoseF - 20-12-2011, 4:11

Элан и Аве. Персты. (Совместно с ТеО)

Промежуток пугал ее. Безграничная темнота словно хотела поглотить маленькую Сестру всю, целиком. Увлечь туда, где властвуют пустота и холод. Шаг. Кажется, что тревожный стук ее сердец раскатистым эхом разносится далеко-далеко, оглушая пространство. Хотя, конечно, этот грохот был только в ее голове. Вокруг Элан - только пугающая тишина.
Цвета было совсем мало. Сестра никогда не выходила еще в Промежуток такой опустошенной. Вязкими тягучими каплями Лазурь падала с кончиков пальцев, окрашивая путь до Сада. "Быстрее, только быстрее" - путь сегодня был мучительно бесконечен.

Персты. Элан жадно схватила рукой первый же росток. Золото на миг обожгло ладонь и разлилось теплом в Сердце.
- Х-хорош-ш-ооо, - выдохнула она, ложась на спину. Цвет словно сам тянул к ней Руки. Элан улыбнулась. Сейчас... она встанет и соберет его. Только чуть-чуть переведет дух.

Ворвавшись, впитавшись в Покой, Аве вновь оперлась на трость, прикрыв глаза. Ей все еще было это тяжело, особенно, после такого долгого пути. Она не знала, в чей сад пришла, но Изумруда здесь было так много, что Покой сиял издалека. А если его так много, значит кто-то здесь его не любит. Может быть, некрасиво собирать Лимфу в чужом соцветии, но оставлять смертельный Цвет другой Сестре - сродни наказанию. А значит, надо избавить бедняжку от лишней лимфы.
Аве открыла глаза и увидела спускающиеся с потолка огомные каменные руки, заботливо сжимающие стволы деревьев. А еще в туманной дымке она увидела Сестру, хотя это было непросто. Та самая "бедняжка", маленькая и хрупкая, она была почти пустой и незаметной в темном Покое. Не спеша особо с приветствиями - а ведь это хозяин должен первый приветствовать гостя - Аве вновь заколола наверху волосы, выпрямилась. С силой ткнула тростью пробегавшую улитку, всосав неторопливую каплю Сирени.

Тем временем, Элан встала. Нетвердым шагом подошла к дереву, полыхающему золотым пожаром, припала к нему, заключив в объятия, и на миг словно слилась с ним. С едва слышимым шепотом Цвет покидал гиганта. Сама же хозяйка Сада впитывала Лимфу так, словно ее мучила жажда, которую невозможно было утолить. До последней капли, до крохи.
- Я обязательно оживлю тебя, ты еще будешь цвести, - она погладила пальцами посеревшую омертвевшую кору. Казалось, Золота теперь в ней было слишком много - оно мягким ареолом окутывало ее хрупкий стан, подсвечивало рыжие волосы...

Покой и умиротворение внезапно сменились раздражением. Резко обернувшись, Элан "поприветствовала" гостью:
- А ты еще кто?..
Вопрос был, скорее, риторическим. Понятно было, что это Сестра забрела в ее Покои. Вероятно, одна из Новорожденных -Элан не видела эту женщину прежде.
- Прошу прощения за неожиданный визит, - гостья приподняла цилиндр, с жадностью поглядывая на блестящую Зелень ростков. Эти путешествия утомили ее, - Меня зовут Аве, и я еще мало понимаю в здешних правилах. Но мне показалось, что здесь... неприлично много лишнего Изумруда, - она чуть прищурила черные глаза, разглядывая хозяйку соцветия. Похоже было, что ей этот цвет и ни к чему.
Та едва сдержала комментарий, что именно следует делать, когда "кажется", - и холодно кивнула:
- Мое имя Элан, - Сестра чуть склонила голову набок, с неприкрытым любопытством изучая вторгшуюся в ее Сад. Она едва ли была похожа на остальных... но Элан не нравилась самоуверенность, с которой Аве держалась. Впрочем, разнообразия ради, девушка решила побыть любезной: - Ты любишь Изумруд? Что ж... Можешь собрать его весь.
Аве не заставила повторять дважды и отправилась на "зачистку" Покоя. Ей нравилось трогать ростки Изумруда руками. Вязкая и безвкусная Зелень вливалась, впитывалась в пальцы, принося чувство уверенности и защищенности. Казалось, все звуки при этом становятся глухими, а ощущения - смазанными, будто ты погрузился с головой в слой пушистого мха. Сестра огляделась вокруг. Этот сад был таким тихим, умиротворенным. Здесь было немного грустно, но спокойно - совсем не как в Покоях соцветия Аве. Даже шмыгающие кругом улитки не пытались напасть, едва завидев посетителей, а удирали, смешно прыгая на тонких ножках и разгоняя тяжелыми домиками туманный полог. Хищников тут не было в помине.
Все это время Элан стояла неподвижно, внимательным взглядом следя за каждым действием Сестры. Она видела, как та вбирает в себя враждебную, ненавистную Элан Зелень. Это казалось ей странным, немного пугающим: то, что губительно для одной, являлось высшим наслаждением для другой. Маленькая хозяйка соцветия помнила, каким ядовитым жаром полыхает Сердце, залитое Янтарем - вторым ее смертоносным Цветом. Как сжимается все внутри в один комок нестерпимой боли. Как пьяное, отравленное Сердце начинает биться... не в Промежутке - в Покоях! - отмеривая свой срок, пытаясь избавиться от отравы. И Покои подергиваются дымкой, становятся серыми, как будто кто-то выпил из них весь Цвет без остатка. И голова наполняется шумом, и... Элан вздрогнула, освобождаясь из плена воспоминаний.
Гостья уже стояла рядом. Мускулистая и статная, она была почти на голову выше, а жилет с высоким воротником только подчеркивал ширину ее плеч. Сильные руки, которыми, кажется, и без Знаков можно удавить пару недородков, - опирались на трость.
- Скажи, Сестра... Мы тут встретились с моим Братом, и у нас возник ряд вопросов... Вернее, я не знаю, мой это Брат или нет. Так вот, как тут определяется... - Аве неопределенно помахала в воздухе длинными пальцами, подбирая слова, - ...Кто кому предназначен?

(те же, там же)

Элан опасно сверкнула глазами.
- Ты почувствуешь своего Брата. Не так, как остальных. Ты почувствуешь, когда он войдет в твои Покои...
Верила ли она сама сейчас в то, что говорила? Когда Сигилл впервые оказался на Чердаке, Элан растерялась. Ощущение от его появления было настолько сильным, настолько непохожим на все прочие чувства. Кажется, что пришел не кто-то Чужой, а пришел почти такой же хозяин. И это смущало и радовало одновременно. Чужие Братья приносили с собой тревогу и иногда - ужас. Конечно, это могло быть только субъективное восприятие Элан, и все же...
- Твой Брат не будет похож на остальных. Ты не будешь его бояться, - очень тихо завершила она.
Аве кивнула, проведя ноготком по полю шляпы. Действительно, она почувствовала Кентавра по-иному. Но едва ли другой Брат мог бы вызвать в ней страх, разве что... брезгливость? Девушка не стала озвучивать свои мысли, ведь ответ ее вполне удовлетворил. А значит, с этой девченки, пропитанной теперь мягким, безвольным Золотом, можно получить и пользу, и опыт.
- Зачем нам нужны Братья? Ведь Сестры могут сражаться, могут использовать Знаки. Могут хранить и слышать Цвет. В чем прок от этих праведников?
- Братья собирают Цвет и хранят его, они соблюдают Равновесие, - Элан села, скрестив ноги, и теперь смотрела на Аве исподлобья, снизу вверх. - Они забирают те Цвета, которые могут нам навредить... кроме того, не все Сестры умеют сражаться, - последнее совсем не хотелось говорить, но Новорожденная должна знать. Должна ценить и уважать своего Брата.
Гостья вновь кивнула и присела на корточки. Некоторое время осматривала кисть, сжимая и разжимая пальцы. Новорожденная никак не могла понять, как здать следующий вопрос. Вдруг у Сестер этот Кошмар тоже вызывает неприятные эмоции? Может быть, это здесь - запретная тема? Наконец она отвлеклась от своей руки и посмотрела прямо в глаза хозяйке Покоев:
- Скажи мне, Элан, откуда это "снизу" пришли Братья? Что это за место такое, что делает их такими сильными и такими... праведными? - она старалась подобрать тон голоса так, чтоб в нем не сквозило ни иронии, ни излишней настойчивости, - И почему они так уверенны в своей праведности? Мне при рождении Цвет сказал, что нет ничего праведнее моего гнева...
- Ты этой информацией с Братом своим не забудь поделиться - про гнев, - фыркнула девушка, не сдержавшись. И тут же прикрыла рот ладошкой, и долго и старательно покашливала, прежде, чем продолжить серьезный разговор. Но слова застревали в горле и никак не хотели рождаться. Как? Как можно объяснить то, чего никогда не понимал? Рассказать о том, чего не видел? Сигилл каждый раз, когда речь заходила о Кошмаре, закрывался, становился весь похожим на камень. - Знаешь, Сестра... я думаю, что ни одна из нас точно не знает. А Братья знают, но вряд ли скажут. Мы просто должны им верить.
Аве внимательно наблюдала за всеми телодвижениями девушки, и ни капли эмоций не мелькнуло в темных глазах. Казалось, новорожденная слышит больше, чем ей говорят, и усваивает все слишком быстро. Если ей не могут рассказать о Кошмаре ни Братья, ни Сестры, значит надо спросить кого-то другого. Или попасть туда самой.
- Верить - твой удел, крошка, - сказала черноокая без капли издевки, - А мой удел - знать и стремиться.
- Ничего, это пройдет, - ядовито ухмыльнулась Элан. Вновьприбывшая была исполнена того же Превосходства, каким дышали почти все Сестры при общении с ней. Забывая, впрочем, что сама она существует далеко не первый Цикл. - Я думаю, при желании, ты легко попадешь в Кошмар. Только спроси сначала у своего Брата, готов ли он будет последовать за тобой.
На тонких алых губах мелькнула ироничная улыбка. Элан плевалась ядом, но отвечала на вопросы, и это забавляло Аве, хоть она и недопонимала поведения Сестры. Наверное, здесь так принято - отвечать на все вопросы новеньких. Она встала, элегантно провернув трость в руке:
- Нет, я не думаю, что он захочет возвращаться в то место, о котором даже вспоминать тяжело. Но в любом случае, благодарю за поддержку, - Аве коснулась краев цилиндра. Она снова была сдержанной и почтительной, - И спасибо за ответы, ты действительно мне помогла.
- Уже уходишь? - вложив в голос как можно больше искреннего разочарования, ответствовала сидящая, - Что ж. Будут еще вопросы - обращайся. И спасибо, что избавила Персты от Зелени.
Аве остановилась, услышав сожаление в ее голосе, и улыбнулась. Мягко и искренне. К сожалению, она совершенно не представляла, о чем побеседовать с Сестрой.
- Мне сказали, что во мне слаб Изумруд. А здесь его было чересчур много... Твой Брат... не будет злиться, если увидит пустой сад?
Даже слепой мог бы почувствовать, как переменилась Элан, - казалось, даже в Покоях похолодало. Губы стянулись в одну тонкую злую ниточку. Брови дернулись вниз, и на лбу пролегла скорбная складка. Конечно, Новорожденная не могла знать, какую боль причинил ее вопрос Сестре. И Элан это понимала. Поэтому ответила хоть и ледяным тоном, но сдержанно:
- У меня нет Брата, Аве.
- Оу... - Сестра вздернула черную бровь. Она заметила перемены в лице собеседницы, но на этот раз не могла понять причин такой резкой реакции. Ну нету и нету, казалось бы. Кентавр тоже, судя по всему, какое-то время был тут один. Как странно... У этой девчушки нет Брата, и она так печалится по этому поводу, а у Аве есть, но она не знает, что с ним делать, - Наверное, не родился еще достойный...
... она не смогла, не выдержала. Словно зажатая пружина, получившая послабление, Элан вдруг взвилась на ноги.
- У меня был Брат! Самый лучший! Самый достойный! Самый... несчастный, - последнее слово, в контраст к предыдущей пламенной речи, скатилось с губ почти беззвучным, бесцветным шопотом. Сестра встала к гостье спиной и подняла голову, но скопившаяся соленая влага все же скатилась по щеке, оставляя блестящий след. Не оборачиваясь, девушка проронила: - Тебе лучше уйти сейчас.
Аве следила за хозяйкой Покоев. Она все заметила и все поняла, но в ней не было ни понимающего Золота, ни трепетной Лазури. Ей просто было чуждо сострадание.
- Прости, что подняла эту тему, - Аве поправила выбившийся из-под цилиндра локон и направилась к выходу, - Если нужна будет помощь с недородками - обращайся.
Элан не ответила. Лишь когда Сестра покинула Сад, она медленно осела на камень и замерла, подобрав к подбородку колени и закрыв голову руками.

Сигилл и Маска. Придорожный магазин. (Совместно с Джозефом)

Сигилл заставил себя пройтись. Это было не сложно – нужно было лишь придумать цель, чтобы оправдать завтрашний день. Шаркающий по закоулкам, он монотонными слепыми шагами грозил превратиться в вечность: без свободы выбора в этом месте, без свободы желаний, без свободы отречения.
Ему все еще приходилось носить с собой рану гордости – дырявую, болезненную и вечно напоминающую о пути, с которого он умудрился сойти. Потаенные мысли оставляли лишь печальное послевкусие, что купоросными пятнами отражалось в пронзительный глазах, глядящих под ноги так, будто Сигилл вновь боялся оступиться.

Колокольчик позвонил. В магазин вторглась туша, напичканная цепями и имеющая клетку под рукой. Едва ли стоило предполагать кого-то иного, кроме Маски. Войдя в Покой, он поклонился, хотя самым большим желанием сейчас было обнять нововознесенного Брата.
- Приветствую тебя, праведник, в этом дивном месте...
Маска не выдержал, и чуть не рассмеялся, предлагая объятья ново-вознесенному.
Кассовый аппарат – пластиковый блок с цельным металлическим кожухом, нарушил паузу звоном выпрыгнувшего денежного ящика.
Сигилл, склонив голову, сделал шаг от стола навстречу приятному гостю и подставил тонкие кости, наполняющие габардиновый плащ, объятиям.
- Рад видеть тебя, Брат.
Тонкие ручки Старшего Брата сомкнулись на единственной целой части праведника. Маска хохотал, будто увидел сына после долгой разлуки. Впрочем, "хохотал" - будет здесь слишком громким словом. Маска был... доволен.
Хозяин придорожного магазина не поднимал глаз. Один лишь вид Старшего Брата всегда заставлял его быть рассудительным, прежде чем что-то говорить. Но даже сейчас Сигиллу с трудом удавалось скрывать на лице сжатую до предела обиду. Он покорно ждал собственной участи - для недавно вернувшегося праведника сейчас милость Маски была бальзамом для свежих ран, будто пробитых артерий, плюющих остатками жизни.
Многорукий, наконец, оторвался от нововозведенного, сложив ручки на груди. Выражение его лица за пластиковой маской невозможно было понять, он продолжил:
- Ты явился в не самый спокойный отрывок времени, Брат. Но нам стоит отметить твое возвращение в кругу Праведников.
Маска дышал неспокойно, переводя дыхание после каждой фразы:
- Но ты вернулся. Праведником. Я надеюсь.
Глаза, синие афиты, брошенные в жаровню, все же взглянули на Старшего Брата. Весьма смело, немного печально, медленно превращаясь в отражение искалеченного рассудка.
Сигилл не ответил, лишь выдержал паузу – складки изношенной одежды разгладились на выпрямившейся спине.
- Брат, скажи мне, что произошло за время моего отсутствия?
Маска низко наклонил голову. Не сказать, что он был сильно виноват, но тот случай...
- Элан осталась жива, - прямо и без обиняков начал Старший Праведник, - А твоего палача... мы в этом Цикле не видели.
Сигилл развернулся и вместе с собственной вздрагивающей тенью направился вдоль высоких нескладных полок, усеянных, словно инородными яркими мазками, трюфелями в золотистых обертках и мармеладом.
Ничто не могло заставить его оставить Многорукого вне поле зрения, однако собственные мысли следовало держать при себе.
Так хозяин Покоя и продолжил отсчитывать шаг за шагом; сырая стена выросла перед лицом и Сигиллу пришлось повернуть назад.
Но он не выдержал. Лицо, казавшееся прожилками непроницаемой личины, смягчилось. Невредимая бледная ладонь с длинными пальцами легла на большое плечо Старшего Брата и сжала. Сжала так, что сам Сигилл при этом сразу же осознал, насколько тяжел его груз.
- Почему? Почему она это сделала? – плотная линия тонких губ почти не двигалась. – Что я сделал не так? Разве та нить, связывающая судьбы Братьев и Сестер не призвана вносить в их сосуществование гармонию? Разве не это фундамент Рая? Ответь мне, Брат. Твоя Сестра когда-нибудь предавала тебя?
Маска опустил голову и скорбно поник плечами. Эта история оставила в нем глубокий след. И глубокое чувство вины. Он тогда так и не смог привести в действие наказание сам. Он слишком привязан был к Сигиллу, пусть тот и оказался виновен. Как старший, он не мог допустить подобных случаев, как и не мог закрыть глаза на чудовищную оплошность Брата.
- Нет, Сигилл, моя Сестра всегда была верна мне.
Он поднял взор прорезей в маске. Ему так хотелось утешить Брата, но и слишком обнадеживать было нельзя.
- Я не знаю, что произошло между вами тогда. Но она была наказана. Наказана хуже, чем смертью: она осталась здесь. Одна. Без Брата, - Маска вновь властно сложил руки на груди. Так и должно быть. Минутная радость сменилась привычной сдержанностью. Таков удел Главы фратрии, - Был наказан и ты. Но ты отбыл свой срок в Кошмаре, искупив свою вину страданием и восхождением. Теперь ты здесь, и не допустишь прежних ошибок.
- Не допущу?
Он, праведник, вернувшийся из нижнего предела Сигилл, не мог изобразить даже горькой усмешки, свойственной ему и так шедшей бледным губам.
Сейчас он был уверен, что Маска видит его насквозь. Тот внимательно смотрел на Сигилла, словно проверяя, все ли слова дошли до вновьвознесенного, понимает ли он всю серьезность своего положения.
Придорожный магазин заполнила тишина. Птенец игрушечных часов, выскочив из домика, пару раз судорожно хлопнул клювом.
- Не допущу, - тяжелый выдох затушил голос, и Сигилл убрал руку. Где-то внутри него зрела колючая туча сомнений, готовая вырваться и стать беспощадным преследователем. Если она это сделает, то будет неотвратимо наступать ему на пятки – ему, самолично забивающему себя в ужасающий грунт Кошмара молотком, от которого кровоточили ладони. – Сейчас мне нужно снова вдохнуть жизнь Промежутка, я собираюсь поохотиться. Интересно, недородки скучали по мне?
Последние слова были сказаны с улыбкой.

Едва Гость вышел из Покоя, как десятки отзвуков голоса Это наполнили звенящую пустоту вокруг, ворвались в его голову, накладываясь друг на друга, повторяя ее слова: "И помни: Цвет все время уходит. Сколько бы ни было Цвета в Палитре, сколько бы ты ни собрал в Память - ты умрешь, как только все Сердца опустеют. Следи за собой". Последняя фраза прозвучала так отчетливо, будто Сестра была рядом. И тут же он почувствовал сосущую пустоту там, где так надежно согревал Изумруд. Дыру, в которой, казалось, гулял сквозняк, готовый сдуть его в бездну Промежутка.
- Смерть совсем близко, - раздался беспокойный шепот, - Наполни Сердце, иначе опустеешь.
Время, недвижное и неприметное в Покое, вдруг понеслось с пугающей стремительностью. Почти на физическом уровне Младший чувствовал ветер, который оно создавало, проносясь мимо.
Ветер, который выдувал из него Цвет.
Цветоносец машинально схватился за сердце. К собственному ужасу он не ощутил ни его биения, ни даже самого ощущения, что оно есть там, внутри.
"Мне нужен Цвет... Цвет защитит меня... если будет Цвет, не нужно будет ничего бояться!"- замелькали мысли
"Но ведь я только-только собрал весь Изумруд, который встретил в Роще Иты! Неужели и он уже закончился?!"- мелькали в ответ другие мысли.
Пространство вокруг, и без того не отличавшееся четкостью, совсем поплыло. Захотелось закрыть глаза и тихо, спокойно уснуть. И плевать на пробуждение, даже если оно и не наступит.
"Цвет! нужно где-то взять Цвета!"- билась одна оставшаяся паническая мыслишка. Но в Промежутке нет Цвета. Он безцветен и сер как сама смерть, и о Цвете тут остались лишь воспоминания. Яркие, цветные образы, которые ты вынес из Покоя.
Собственная память - единственное цветное место в серой безконечности Промежутка.
В моменты, критические для жизни, хватаешь там, где есть, не успевая подумать о том, как это возможно.
Цветоносец заполнил Сердце собственными воспоминаниями. Цвет, каким он его помнил, стал не таким ярким и живым, но зато ожило Сердце. Приятное ощущение заполненности успокоило мысли. Ветер времени по-прежнему дул, и опасность не исчезла, но по крайней мере она была отсрочена. Зато как же приятно было ощущать Цвет, растекающийся от Сердца по телу! Ради этого чувства можно было и постоять на ветру.
Однако если бездействовать, вновь появляется сосущее ощущение пустоты. Наверное, отвратительнейшее ощущение из всех. Да и образ Цвета в памяти совсем истерся. Нужно поскорее напомнить себе каков он. А значит нужно в Покой. Возвращаться к Ите безсмысленно, да и неловко. Значит, вперед, в неизведанное!
Разлившийся по телу Цвет, Нерва, как его называли Сестры, сосредоточился волей Цветоносца.
- Ты есть жизнь, и смысл, и цель, и проклятье этого мира, Цвет,- обращаясь в никуда, проговорил Младший,- но для меня ты теперь станешь еще и орудием. Я разведу тебя как краску на палитре, и нарисую тобою свою судьбу!
И, прокладывая себе дорогу Цветом, Гость отправился в следующий Покой.

Сообщение отредактировал Raphael - 9-01-2012, 22:03

Крыша. Младший (Raphael)

Младший ввалился в Покой Элан иссушенный и обессиленный. Переход по Промежутку оставил только малую каплю Цвета в Сердце, и Цветоносец шумно повалился на проржавелую жесть Крыши, пытаясь унять дрожь от смертельного ужаса, который успел пережить, когда Цвет едва не закончился.
Неподвижное время Покоя немного успокоило. Здесь остатки Цвета не испарятся из Сердца. Тут можно жить вечно.
Вечно... Если бы тут поселиться, не выходить во враждебный Промежуток, как Сестра... Но что, если у этого Покоя уже есть хозяйка?
Гость собрался с силами, перевернулся на живот и приподнялся на руках. Совсем рядом, прямо перед глазами, из дыры между жестяными листами тянулся росток Цвета. Это был росток Янтаря, совершенно отличного от полюбившегося Младшему Изумруда, но раздумывать не приходилось.
Росток ранее не испробованного им Цвета. Хмельной и искрящийся, он приковывал к себе взгляд, словно манил собрать его весь - до последней капли. Ах, это так свойственно буйному Янтарю! Сохранив в Памяти немного этого Цвета, Гость взглянул совсем по-другому на место, где оказался. Первым делом, он заметил еще несколько ростков вокруг, и сразу же Запомнил их. Еще несколько виднелись чуть ниже, за ними пришлось спуститься по грохочущим листам металла, опасно прогибающимся под ногами, но Янтарь не обращает внимания на такие детали, важна лишь цель.
Спустившись, он собрал столько Янтаря, что уже не мог Запомнить больше. И тут же совершил неприятное открытие. Оно состояло в том, что Цвета наотрез отказывались смешиваться в Сердце. В нем все еще присутствовал Изумруд, и дополнить его можно было лишь все той же Зеленью. Однако ростков этого спокойного Цвета здесь было не в пример меньше, чем буйного Янтаря. Собрав весь Изумруд, Младший наполнил Сердце, и задумался: "Хватит ли на дорожку к ближайшему Покою?"
И кто знает, решился бы он снова выйти в ужасный и смертельно опасный Промежуток, если бы не всё та же буйная безшабашность Янтаря, заполнившая Память, и вытеснившая жуткие образы холода и ветра?
Как бы там ни было, едва прийдя на Крышу, Гость снова покинул пустой Покой.
Торопливо пробросил дорожку Изумруда до ближайшего узла, где время так же неподвижно, и как можно быстрее проследовал туда.

Персты. Младший и Элан (Raphael и ТеО)

Элан почувствовала чужое присутствие чуть раньше, чем увидела своего Гостя. В ее взгляде плеснулось недоумение - вошедший в Сад определенно не был Сестрой, но не был он и Братом. Толком не поняв, как ей стоит реагировать на его появление, она решила просто дождаться, пока ее визитер сам обратит на нее внимание, оставшись сидеть там, где была - под тускло мерцающим деревом, испитым ею до самых корней.
Вошедший ворвался в Покой словно со всех ног улепетывал от самой смерти. Да так оно на самом деле и было. Поэтому, ступив на землю Сада, он облегченно выдохнул, и всем телом обмяк, оперевшись руками о полусогнутые колени. Сестра наблюдала за всем происходящим молча, впрочем, с неподдельным интересом. Похоже, что Гость, кем бы он ни был, испытывал определенные сложности в общении с Промежутком... В отличие от Братьев.
Гость тем временем встрепенулся. Переходы между Покоями сильнее всего пугают в первый раз. И теперь Цветоносец пришел в себя гораздо быстрее. Он выпрямился и огляделся. В туманной дымке было сложно что-либо разобрать, однако первое, что бросалось в глаза - монотонность. Очень мало Цвета, словно кто-то уже собрал весь урожай. Отдельные ростки терялись вдалеке, около подножия громадной композиции из деревьев и двух огромных рук, сжимающих их. Разобрать, наполнены ли деревья Цветом сквозь туман не получалось, поэтому Цветоносец осторожно двинулся вперед, ближе к центру Покоя. Элан тем временем изменила свое первоначальное решение, и ее звонкий оклик достиг ушей Младшего:
- Вас там в Кошмаре не очень-то учат вежливости, а? - она не была вполне уверена, что ее Гость поймет, о чем она, но с чего-то же надо было начать?
Тот от неожиданности чуть не подскочил. Впрочем дернулся он все равно достаточно, чтоб стать похожим на самого мелкого и трусливого недородка.
- Что? Кто тут?! - вырвалось у Гостя, пока он ошарашено оглядывался по сторонам. В дымке не было никакого движения. Источник же голоса так же было невозможно определить. Он словно звучал отовсюду сразу.
Из тумана по направлению к нему двигалась тонкая девичья фигурка. Она не вышагивала, а словно выплывала, утопая по щиколотку в белой пелене - медленно, размеренно и чуть величественно, что шло абсолютно вразрез и с предыдущей репликой, и со звонким детским голоском, и - чего уж там - самим видом Сестры. Хрупкое тело подростка было нежно перехвачено легкой тканью белого коротенького сарафана. Если бы Элан была зрелой женщиной, то, вероятно, почти неприкрывающий ног наряд мог выглядеть эротически вызывающим, но на угловатой фигуре девочки он смотрелся так, словно был в пору пару лет назад.
Несмотря на внезапность, Младший все же сумел сообразить, что перед ним - Сестра. И вероятнее всего - хозяйка этого Покоя. А тот факт, что она уже недовольна, ни капли не помогал побороть испуг.
- Эмм... здравствуй, Сестра. - сумел промямлить он, - я не ожидал что... то есть конечно стоило ожидать, ведь у всех Покоев есть хозяева, просто было тихо, и дымка... - ничтожные капли Изумруда в Сердце не давали уже той уверенности в разговоре, как с Итой.
Она остановила речь Гостя предупреждающим жестом. Подошла ближе и обогнула его кругом, пристально разглядывая, словно большого, диковинного, но безобидного недородка. Карие глаза смотрели чуть насмешливо, а на губах играла такая улыбка, какая бывает у ребенка, поймавшего в банку необычную букашку. Все время, которое занял этот "осмотр", Сестра молчала. На робкие попытки Цветоносца что-то сказать - если ей казалось, что они были предприняты - она прижимала указательный палец к губам.
Под изучающим взглядом тот послушно заткнулся и лишь неотрывно следил за ней настороженным взглядом, совершенно растерявшись, когда она зашла ему за спину и исчезла из поля зрения.
Наконец круг замкнулся, осмотр завершился и Гость приготовился услышать вердикт. Оного, вопреки его ожиданиям, не последовало. Сестра, как будто потеряв к Младшему всяческий интерес, развернулась и, не оборачиваясь, пошла вглубь Перстов. Когда ее силуэт почти скрылся в тумане, она соизволила небрежно уронить:
- Мое имя Элан. Твое?
- Недавно я самоназвался Цветоносцем, - с охотой откликнулся тот, обрадованный удачным исходом осмотра, - А еще меня называют Младшим или Гостем. А ты тут живешь? Или Крыша - тоже твой покой?
Светлые брови дернулись вверх, хотя собеседник Элан и не мог этого видеть.
- Так это ты был на Крыше?.. - вопрос Гостя столь озадачил девушку, что она даже не отреагировала на его странное самонаречение.
- Ну... да, я был на Крыше, - Младший почувствовал, словно его уличили в чем-то плохом, - я был опустошен, а там было так много Янтаря... я и собрал его...
- Спасибо, - едва не перебила его Сестра. Не было понятно, впрочем, то ли сказанное означало действительную благодарность за собирание Цвета, то ли являлось просто знаком того, что она услышала достаточно.
Янтарь. Да, от пришедшего веяло враждебной Зеленью, а теперь Элан четко уловила и пьянящий аромат другого смертоносного ей Цвета. Так же, как и Сигилл, Гость очистил в первую очередь ее покои от самой скверны. Значит ли это, что он - ее Брат? Но тот, кто именовал себя Цветоносцем, не ощущался Братом. Он был другим. Он был иначе "устроен". Мозаика отчаянно пыталась сложиться, но кусочков не хватало.

Гнев. Сигилл. (Совместно с Jozeph`ом)

Сигилл оставил Покой, направившись в заповедник чужой Сестры, изображая пловца после глубокого погружения – ему словно не хватало воздуха. Хотелось дышать, рвать глотку и то, что осталось от легких, вкачивать в их пробоины живительного и вездесущего Цвета. Потоки его радужных нитей, переплетаясь густой мальтой, вязкой сладкой патокой, опьяняющей яркой гуашью, будто подвешивали в Промежутке в неподвижном состоянии.

...и ты покачиваешься на кончиках пальцев, делая тяжелые вдохи и выдохи. А в них скрюченные крупицы обрывков прошлой жизни: массивная скалистая фигура Брата Маски, прекрасные Сестры, хрупкая Элан, притягивающая как оголенные черешки ракиты, приговор и палач...

Отягощенный шаг уплотнял под ногами основу Гнева, а два глаза, сырые темные кристаллы турмалинов, снисходительно разбирали взглядом местность. Сигиллу нравилось наблюдать за недородками. Хитрые и шустрые, хищники по натуре, так и норовили отхватить кусок Лимфы. Ничтожные, они вызывали улыбку. Так и хотелось бросить наземь немного цвета, чтобы тварь оставила свое укрытие и самозабвенно набросился на приманку. Но ему нужно было не это. Сигилл искал кого-то покрупнее.

...Эти копошащиеся твари хотят жить. Чем они отличаются от Братьев с их слепой верой в Рай? Благодаря своей воле Праведники выбрались из инкарнатного Кошмара, но предпочли заткнуть ее за пояс, узрев лакомый кусок - кость, протянутую Цветом на коготке мизинца для своры собак, которую тот сумел приручить. А ведь есть то, что выше… должно быть то, что выше. Что-то еще, кроме этого вечного удушающего круговорота жизни...

Покой, в который пришел Сигилл, оказался... тесным. Заповедник был ему не знаком, да и само соцветие - новым, а посему было достаточно неожиданно упереться лопатками в потолок. Чтобы перемещаться здесь, высокому Брату пришлось бы сильно пригибаться.
Завидев нежданного гостя, зашуршали испуганные мелкие хищники, прячась за присутствующими повсюду грудами мусора, и только выглядывали оттуда блестящими любопытными глазами. Покой представлял собой трубу, в которой гулял воздух. Оранжевые лампочки, помигивая, освещали старые металлические стены со следами ржавчины. Чуть вдалеке виднелся Т-образный перекресток. Металлический сплав с полым круглым разрезом сечения, очерченный длинным швом - листья припаяли намертво - идущим вдоль трубы, втягивал в себя тихие прямые шаги гостя.
От своего незавидного положения, сгорбленного и полусогнутого, Сигилл нахмурился, но решил пойти дальше. Он отступит только тогда, когда Покой потребует передвигаться ползком – никто никогда не заставит встать его на колени.
Праведник шагал вперед. Не смотря ни на что. Гуляющий сквозняк колыхал полы его плаща, бесшумное движение лопастей вентилятора тревожило рассудок. Недородки, как оказалось, вовсе не собирались в страхе убегать от грозного огромного существа. Глаза их следили за каждым его движением, отмечали каждый неточный шаг. Прикрываясь мусором, крысы подходили к посетителю ближе и ближе, оставаясь за спиной. Они не просто разглядывали Брата - они изучали его поведение. Примерялись. Выискивали ошибки. И группировались.
Дойдя до перекрестка, Сигилл смог заметить на стене, чуть выше сестринского роста, нацарапанную углем надпись крупными угловатыми буквами: "Я - бог Гнева, говорит Господь".
Крысы за спиной скопились уже во внушительную армию.
Не отводя глаз от надписи, а Сигиллу вдруг стало интересно кто ее создатель, Брат положил руку на изуродованное плечо, где под тканью жила металлическая щупальца. Гофрированный и подвижный вырост тела уже пришел в движение; острые наконечные стержни-пальцы несколько раз голодно всхлипнули скрежетом, способным достичь ушных раковин животных.
Медленно, разрешая сохранять осторожность скорее им, чем себе, Сигилл обернулся и теперь уже смотрел на кишащую массу, расстелившуюся плотной ватной тенью, с немым раздражением и упреком: если создатель надписи называл себя богом Гнева, то сегодня он займет его место.
Теперь крыс было больше. Много больше, но они так и не спешили нападать, оставаясь под защитой разбросанного хлама, а некоторые из них и вовсе улизнули за неспешный вентилятор в самом начале Покоя. Недородки попискивали, будто общаясь меж собой на чужеродном языке. Такие же звуки и шорохи Сигилл теперь слышал и по обе стороны от себя из боковых труб.
Блеклая улыбка Брата разгладила линию губ. Голубые глаза, такие же мрачные и опасные, как верхушки айсбергов, смотрели на скопление недородков: то ли подсчитывали, то ли придумывали наказание для каждого в отдельности, то ли просто ждали, когда те заполонят собой помещение, чтобы раздавить как ягоду, с хлопком и лужицей цвета.
Сигилл нетерпеливо сделал шаг вперед; на следующем длинная змеевидная пылесосная труба взмыла в воздух, приготовившись к ловле добычи.
Крысы шумели и копошились. Они возвращались из-за лопастей и приводили подмогу. Они скопились теперь в кучку, которая медленно отступала, и тут... Вопреки ожиданиям праведника, последовало нападение сбоку. Беззвучные и шустрые, недородки один за одним впились зубами в пластик ног Брата, в правый рукав, и Сигилл почувствовал, как медленно и обидно выходит из него живительный Цвет, а в чертах лица взбрыкнуло раздражение.
Рык Сигила, блуждая в полутонах звучания, глушащий назойливый писк животных, вырывался из скривленной щели рта; челюсти, как отсеченная и отполированная деталь гранитной статуи, застыли в тризме. Длинная механическая рука пришла в движение, вытянулась полукольцом, собирая плотные шкурки в одну кучу и проделывая в них сочные отверстия. Брат попятился назад к стенке, чтобы не позволить окружить себя и защитить хотя бы спину.
Круглое строение коридора и пригнутая поза Брата на редкость гармонично соприкоснулись. Ни один хищник не успел пробраться за его спину, а значит, теперь она была защищена.

Сообщение отредактировал Clopik - 30-01-2012, 6:28

Гнев. Сигилл. Продолжение

Тела крыс были крепкими - куда крепче многих мелких недородков - но и они не могли противостоять силе оружия праведника. Совсем мелкие, как козявки, и крупные, в треть сестринского роста, они жалобно визжали и скрипели в руке Сигилла, разрываясь, разрезаясь, раздавливаясь и высвобождая Лимфу.
Серая масса хищников перед глазами Брата приближалась, будто приливная волна, но оставалась на почтительном расстоянии. Сигилл не мог ошибаться: они все смотрели в его лицо. Зато та группа недородков, что была по левую сторону, тоже перешла в нападение. Мелкие, колкие укусы добрались до живой ткани руки. "А ведь раньше я избегал испытывать собственное тело…"
Сигилл вздрогнул от вонзившихся зубов. Поймал мысль, казавшуюся невероятно жалкой, за короткий хвост и отпустил; клацнули штыри, весело захлопнулись на трубчатых костях крысы. Скинув выжатую до капли шкурку они принялись за следующего недородка. Их было слишком много, поэтому нападать приходилось даже тогда, когда крошечные глазки животного, зернистые червоточины, только начинали наливаться желанием откусить кусок от Брата.
Длинная рука трубой взвилась над головой и, удлинившись насколько это было возможно, остроконечным лезвием пронеслась по тварям, вспарывая набухшие животики, как плуг вспахивает грядки.
Недородки наступали и наступали, будто им не было конца и края. И вот, когда уже казалось, что они завалят его с головой, волна отступила. Как по команде, крысы разбежались по своим коридорам, не уходя, впрочем, слишком далеко. Они жались плотным кольцом, не обращая внимания на оставшихся хищников, с писком погибающих в руках Брата. Все замерло в ожидании. Сигилл смотрел на живых недородков искаженным от презрения лицом. Собранные на затылке волосы растрепались, спали на глаза; сквозь прядки пробивался голубой влажный свет. Металлические пальцы со скрежетом прошлись по ржавой поверхности стены, когда Брат зашагал к крысам, желая превратить оборону в погоню.
Разом взвизнув, крысы бросились врассыпную, попрятались в недосягаемом убежище за лопастями. Ловить пришлось бы их теперь, что капли ртути, разбегающиеся по полу. Однако, чего ожидал Сигилл, оборачиваясь к другим врагам спиной? Пожалуй, уже ничего. Зато хищники ждали именно этого. Они кусали не сильно. Но их было много. Они прыгали, пытались забраться по одежде прямиком к голове, залезть под рукава. Они были шустры, в отличие от Брата, ограниченного в движениях теснотой Покоя, и Сигилл хорошо понимал, что проигрывает в скорости. Зато он не видел себе равных в меткости, что была куда важнее, когда требовалось одним щелчком металлических пальцев раскрасить шерстку бурными оттенками внутренностей. Внешне не изуродованной рукой Брат хватал тех недородков, что вздумали посягнуть на его лицо – Сигилл зубами перегрызал их шеи. Пятиметровая щупальца со свистом металась направо и налево, превращая тварей в мелкие кусочки.
Бьющийся в яростной схватке Сигилл не заметил, как в Покой вошел еще кто-то, и чем этот кто-то занимался. Так же, как он не замечал, что хищники отступили. Из черной глубины трубы с испугом наблюдали их глаза, как сильный разозленный противник превращает их сородичей в мертвые шкурки, поглощая Лимфу убиенных врагов, и лишь оставшиеся слишком близко отчаянно пытались прогрызться сквозь плащ.
- Повернись спиной, - услышал голос Брат.
Голубые глаза Праведника – злость наделила их пепельным отсветом – попытались вырвать силуэт из темноты точно так же, как удавалось улавливать этот голос в насыщенном напряжением воздухе.
Сигилл ни в коем случае не повиновался, не послушался, он всего лишь хотел посмотреть, что произойдет. Еще несколько уверенных стежков острыми лезвиями, голодно дрожащими в пространстве и выслеживающими добычу, по колышущемуся запаху мертвечины, и Сигилл повернулся рваной спиной. Брат услышал за своим затылком шлепки, будто его окатили из ведра, и вследующий миг, с удовольствием ли или с досадой, почувствовал, как отпускают его мелкие зубы. Неясный темный гость помогал избавиться от оставшихся недородков, при том делал это Цветом.

Гнев. Аве и Сигилл

Облегченный выдох, сорвавшийся с губ в тот же момент, как крысы перестали буровить тело, не заставил Сигилла остановиться. То, что у него не осталось сомнений в личности незнакомца – ну конечно же, Сестра – только подхлестывало завершить начатое.
А Аве наблюдала за беснующимся Братом, вылавливающим и рвущим в клочья мелких хищников. Осматривала стены, покрытые ржавчиной и кровавыми брызгами, пол, устланный трупами крыс. Пурпур в ней рвался в бой, но подходить к грозному гостю она не стала, тем более, что и сражаться там уже было не с кем. Она лишь начертила жирную черту в том месте, где прятались за вентилятором блестящие глаза - уж вездесущий Цвет везде и всех достанет.
Победоносно, вместе с этим под ноги чулками упали тушки животных, просвистело острие - метал разрезал воздух на квадратики. Темное от крысиной крови лицо чуть повернулось к Сестре; среди размытых линий, утолщенных купоросными пятнами, с него взирал бирюзовый глаз. Ребристая труба макарониной втянулась в рукав плаща.
- Зачем вмешалась, глупая? - Холодно выдавил Сигилл.
Острая черная бровь посетительницы взмыла вверх.
- Оу... - справившись с изумлением, она элегантно приподняла цилиндр, - Прошу прощения, что помешала выяснению ваших... непростых отношений.
Девушка оперлась обеими руками на трость, глубоко вдохнула, выждав театральную паузу.
- Меня зовут Аве, и я имею честь называться хозяйкой этих Покоев. По понятным причинам я хотела их исследовать, и... - Голова ее слегка наклонилась, черная четырехконечная звезда шевельнулась, прищуривая глаз, на котором нарисована, - Я благодарна тебе, Брат, за то, что ты уменьшил количество опасных недородков в этом месте... Теперь ты можешь представиться.
Если бы Брат не говорил, его губы едва ли можно было различить на красном пятне. Он слизнул кровь, пробуя ее на вкус.
- Как это великодушно, - усмехнулся Праведник, но все же представился, развернувшись к новой знакомой, – Мое имя Сигилл. Видимо, твой Брат крайне не осмотрителен, позволяя тварям размножаться в этом месте.
- Мой Брат крайне молод, - отрезала Аве, - И многого не знает об этом мире... К тому же, он занят сейчас куда более важными делами.
Красновласая наклонила голову, осмотрев гостя, затем медленно приблизилась к нему.
- А твоя Сестра крайне самостоятельна, если Праведник выплескивает праведный гнев в чужих Покоях...
Напоминание об Элан вывернуло раздражение наизнанку: Сигилл отвел взгляд, делая вид, что ищет оставшихся в живых недородков.
- Как зовут твоего Брата? Мне надо будет преподать ему урок и заодно поблагодарить за подвернувшуюся возможность.
- Возможность надавать кому-то пинков?
Реакция Аве была быстра и пряма, как удар мечем. Как и сама Сестра. Пурпур и Изумруд. Ярость и Защита. Холодный огонь. Праведный гнев. Будто сам Цвет создал ее для поля боя. Но сейчас это поле боя было расчищенно.
- Моего Брата зовут Кентавр, хотя мы еще не уверенны, что он - мой Брат, - Аве подошла совсем близко к собеседнику, - А ты так и не ответил, кто же твоя Сестра, что отпускает тебя гулять по чужим Покоям и губить там источники Лимфы...
Сигилл смотрел на нее сверху вниз, как на насекомое, которое боятся спугнуть.
- И какая тебе разница? Неужели так трудно поверить, что у меня не может быть Сестры? – тихо спросил он; прямая линия рта походила на разрез в бархатном полотне.
Сама же хозяйка Покоев смотрела на него, как госпожа на гостя, или как на существо сильное, но недостаточно разумное. Втайне она и хотела подружиться с ним, но его нынешняя дерзость претила ее властной натуре.
- Не трудно, - примирительно произнесла она, - Я слишком молода, как и мой Брат, и тоже многого не знаю... Мы...
Аве помахала рукой возле лица, будто отгоняя мошек. Что-то многие уж отлынивают от темы Брат-Сестра, что-то многовато казусов встретилось ей в связи с этим вопросом. Надо было переводить тему разговора, либо прощаться.
- Всегда в Покоях так много недородков?
Под грубым шагом Сигилла, когда тот направился к выходу, хлюпнула вязкая масса.
- Да, показатель чей-то беспечности. Поэтому, до тех пор, пока не будешь уверена, что Кентавр – твой Брат, не блуждай по темным углам в одиночку.
Аве проводила гостя взглядом из-под бровей, затем воззрилась на свою ладонь. Задерживать она точно никого не станет, даже если этот кто-то знает много важного. Если здесь принято кусаться и рычать на новеньких - она будет копить силы. И кусать в ответ. Спешить, чтобы отнять, и защищать то, что ей принадлежит. Промежуток жесток, но справедлив.

Колесо Обозрения. Ини.
(совместно с Clopik)

- Куда же мне пойти? Туда или туда? - Ини задумчиво дернула себя за тонкую косичку. - Там может быть что угодно, - она ткнула пальцем в левую дверь. - Но там тоже может быть все, что угодно, только другое. - Тычок вправо. - Например, пещера с сокровищами!
Мысль об огромной пещере, заваленной кучей интересных вещей, настолько восхитила Ини, что она без промедления распахнула правую дверь...
Ее глазам, к великому удивлению, предстала действительно обширная пещера. Своды, освещаемые факелами, уходили высоко вверх, что позволило бы с комфортом перемещаться здесь даже Братьям. Полы были устланы коврами, возле стены стоял столик с резными ножками, на котором ждала редкого путника ваза с неизвестными но притягивающими взгляд фруктами. Коридоры пещеры изгибались и прятались из вида, и, не смотря на общую роскошно-персидскую обстановку, создавали ощущение необъятности и тревоги.
- Ого! - почему-то шепотом сказала Ини, оглядывая пещеру. - И сокровища тоже есть! - Она подошла к столику, протянула руку к вазе, мгновение поколебалась, но любопытство все же пересилило, и юная Сестра ухватила самый яркий фрукт.
Им оказалась хурма. Самая обыкновенная хурма, яркого янтарного цвета, наверное этим привлекла внимание. На вкус она оказалась совсем не такой сочной и буйной, как Янтарь, и даже вяжущее послевкусие будто говорило, что вещи на вид часто могут оказаться совсем не такими, как на вкус. Оставались на блюде еще груши и виноград, финики и инжир, гранат и яблоки. На вкус и цвет все сокровища разные, и каждый выбирает себе свои.
- М-м-м! - Ини облизнула губы. Она не собиралась кусать, это было рефлекторно. Плод словно сам прыгнул ей в рот. Сестра задумчиво догрызла остаток фрукта. По всему телу разлилась какая-то странная наполненность, не та, что бывала при поглощении Цвета; тело Сестры словно отяжелело, но тяжесть была приятной. Но неполной. Это ощущение было непонятным и странным и требовало немедленного изучения. Ини потянулась к следующему плоду...
Следущим оказался огромный персик, сладкий и сочный настолько, что по локтям и запястьям заструилась жидкость, мягкостью и цветом напоминающая нежное Золото.
- Твое тело тяжелеет... - раздался беспокойный голос в голове Сестры.
Тяжелели и веки ее. Захотелось усесться здесь, прямо на ковре, в обнимку с вазой этих невиданных ярких круглых штук, многие из которых еще не были испробованны. И пусть тело потяяжелеет, переполнится ими, но может, это навсегда избавит от необходимости путешествия по темному и страшному Промежутку в поисках этого наглого, своенравного Цвета...
- Нет-нет! - Ини отчаянно затрясла головой. - Мне нравится ходить по Промежутку! - Сестра попятилась от столика и оглянулась назад, в поисках выхода. Выход был на прежнем месте, и Сестра ринулась туда со всей возможной скоростью, пока еще что-нибудь из странной пещеры не попыталось задержать ее здесь.
За дверью она с облегчением обнаружила то же место, из которого пришла: ржавая, заброшенная и скучная кабинка старого аттракциона. Неожиданное влечение к скучным фруктам без лимфы прошло, как проходил и испуг перед искушением, и только липкие полоски на запястье напоминали о реальности произошедшего. Выходов по-прежнему было три: в обе боковые кабинки, и в сам Покой.
- Странное приключение, очень странное, - Ини осторожно дотронулась пальцем до потека на руке. - И место странное. Наверное, потому, что все остальные - не такие странные. Или такие не-странные. Зайду во второе место, может, хоть там будет весело!
И шагнула, на этот раз - налево.

Сообщение отредактировал Шелли - 5-02-2012, 21:17

Колесо обозрения. Ини. (Совместно с Шелли)

Теперь за ржавой дверью глазам Ини предстала совсем другая пещера. Низкий, чуть больше ее роста, каменный проход был влажным и прохладным. Было достаточно темно, и лишь светящиеся под ногами водоросли давали различить дорогу. Где-то за поворотом капала вода, в воздухе пахло сыростью.
- Кажется, это и правда будет интересно! - Возглас Ини эхом разнесся по каменному коридору. Она осторожно ступила на сырой пол и наклонилась поближе к светящимся водорослям, с любопытством разглядывая их. Затем попыталась подцепить кусочек лишайника, но тот так прирос к полу, что оторвать его было почти невозможно. Зато теперь пальцы Ини слегка светились.
Она пошла по проходу, вытянув руки вперед и делая вид, что освещает путь руками.
Маленькая Сестра вышла в просторный грот, в котором росли весьма пышные ростки Цвета. Стены пещеры здесь были покрыты влагой, а в центре Покоя обнаружилось небольшое озеро, в которое и капала вода с потолка. Здесь было бы уютно, если бы не окружающий холод и гнетущее эхо.
- Интересно, здесь живет кто-нибудь? - Эхо откликнулось: "нибудь, будь, уть".
- Ого! - "Ого-го-го", откликнулись каменные своды.
Ини перекрикивалась с эхом еще минут пять (конечно, если бы здесь существовало время), пока ей не надоело.
- Тебя нельзя здесь находиться, - услышала вдруг она голос, почти совсем не отражаемый эхом.
Этот голос можно было бы принять за сестринский, не будь он слишком низким. Можно было бы принять за братовский, не будь голос таким мальчишеским и нелепым.
- Почему это? - Искренне удивилась Ини. До сих пор она считала, что может ходить по всему Промежутку где только вздумается. Разве что Братьям почему-то не нравилось, когда она заходила в их Покои. - А ты кто такой?
- Потому что ты - Сестра, - просто ответил голос, - С вами ничего хорошего не приходит.
- А если бы я была Братом? Или недородком?
- Если бы? - голос приобрел задумчивые нотки, затем стал более раздраженным, - Здесь нет таких предположений. Тебе нельзя здесь находитья.
- Но кто ты и откуда знаешь, что Сестры несут только нехорошее? - Ини оглядывалась вокруг, пытаясь понять, откуда идет голос.
Из грота выходило несколько маленьких пещерок, или, вернее даже будет сказать, "карманов", в которых мог бы скрываться источник звука. Разглядеть подробнее было сложно из-за изгиба ходов и, местами, из-за недостаточной освещенности.
- У меня была Сестра... Она любила петь и веселиться. Она танцевала, как богиня! И строила из себя саму Радоть Жизни... - раздраженный тон перерос в угрожающий, - Пока сама не попыталась уничтожить весь этот мир. Вы - погибель для этого места. Как и для любого другого.
- Была? Где же она теперь? - Ини было искренне жаль и говорившего (похоже, бывшего Брата) и его Сестру. С последней явно случилось что-то плохое, слишком уж явно звучала боль в голосе незнакомца. Однако любопытство не давало ей замолкнуть: - Но разве можно уничтожить Промежуток? Он же... был всегда!
- Сгинула! - раздраженно рыкнул голос, - Исчезла! И мне нисколько не жаль. Такие, как ты, могут уничтожить мир-который-был-всегда, не моргнув глазом, не пожалев об этом, не задумавшись о последствиях!
К своему удивлению, Ини обнаружила два маленьких глаза, наблюдавших за ней под прикрытием одного из карманов пещеры. Вернее даже, эти глаза наблюдали давно, а обнаружила она их, когда существо зашевелилось, высунуло в освещенный грот огромную клешню. Голова существа состояла из тех самых глазок на длинных ножках и гепотрофированной лобной части, зато целой осталась нижняя челюсть с волевым подбородком и тонкой линией когда-то красивых губ.
- Скажи, ты вспомнишь о своем доме, если узнаешь, что есть мир, лучший, чем этот?
- Я знаю! Мне Брат рассказывал. Он где-то глубоко-глубоко внизу. Кошмар называется. Но он говорил, что туда нельзя попасть. Во всяком случае, я не могу, - Ини была ошеломлена: неужели Сестра этого Брата попыталась проникнуть в Кошмар? Невероятно!
- Не правильно! - заверещало существо, подпрыгивая на невидимых ножках.
Оно подалось еще больше вперед, обнаружив домик-панцирь на спине и тонкие ножки... которые оказались ручками. Обыкновенными человеческими ручками, которые есть и у Сестер. Смешно передвигая ими, бывший Брат преодолел озерцо и оказался рядом с гостьей.
- Ты любишь своего Брата? - неожиданно спросил хозяин, приближая такие ужасно-человеческие глаза в таком ужасно-нелепом оформлении.
- Не зна-а-аю... - протянула озадаченная вопросом Ини, - я его видела всего один раз... Но он хороший, это точно!

Колесо Обозрения. Ини. (совместно с Clopik)


- Твой Брат не солгал тебе... - глазки избавились от пристального прищура, пробежав взглядом по всему телу Сестры и втянувшись обратно к голове, - Ты не можешь туда попасть, если не умрешь. А если умрешь... Я видел тех Сестер, что падают в Кошмар. Прекрасные, божественные, сладкие... Они теряют надежду. Они теряют веру. Измотанные, замерзшие, они начинают использовать свой Цвет, чтоб выжить и согреться... Их Сердца скукоживаются и умирают, их память испаряется, их плоть гниет... Они становятся озлобленными и догматичными, и лишь праведное служение когда-то бывшему в них Цвету дает им волю к жизни... Они отрывают от себя куски живой ткани, заменяя ее механизмами или неживыми предметами... Ты понимаешь, о чем я?
- Ты хочешь сказать, все Братья когда-то были Сестрами?! И Гробовщик, и Многорукий, и... ты, получается, тоже?! - Ини пораженно выдохнула, теперь с изумлением и жалостью глядя на стоящего перед ней Брата.
- Я не сказал такого! - бывший Брат опять запрыгал на своих ручках-ножках, зажмурившись, - Я лишь сказал, во что превращаются Сестры, попав туда... И сказал, что память оставляет обитателей. Ты знаешь, сколько душ томится в Кошмаре?... Много, очень много. И не все могут попасть в верхний Предел. Братья решили, что это - награда за Праведность... Но лишь силой можно оторваться от холодной тяжести Кошмара, и подняться выше...
- Силой? - почти прошептала Ини. Её глаза были широко открыты, ресницы чуть подрагивали; взгляд был устремлен прямо на опущенные веки собеседника. Сестра едва могла поверить в то, что слышала. Ничего подобного ей еще никто не говорил, даже Это. Впрочем, старшая Сестра могла и не знать о Кошмаре и о той, которая погибла...
- Да, Сестра, силой... И сила предполагает смирение. Отказ от прошлой жизни. Перерождение, - глазки его вновь приблизились к лицу гостьи, - Ты сможешь забыть, чтобы вспомнить? Ты сможешь смириться, чтобы мечтать? Ты сможешь уничтожить, чтобы властвовать? Сможешь умереть, чтобы жить?
- Я... я не понимаю... Наверно, это слишком сложно для меня... - запинаясь, проговорила Ини. У нее возникло чувство, что все происходящее - какое-то испытание, проверка. Возможно, это Колесо создано для того, чтобы испытывать Сестер? Может быть, все попадают сюда, когда приходят в Промежуток?
Моллюск удовлетворенно прищурил глазки, возвращая их к голове.
- Это хорошо... Это хорошо, потому что в тебе нет стремления уничтожить.
Наверное, этот "Брат" истосковался по обществу мыслящего существа. А, тем более, давно не видел Сестер, не склонных к разрушению. Иначе бы он давно перестал слушать маленькую Ини.
- И это хорошо, что ты любишь Промежуток... Помни: внизу ничего нет. Братья пришли из великого Ничто, и возвращаются туда же. Наверху тоже ничего нет, потому что там нет Цвета. Нет ничего глупее, чем желать мира лучшего, чем этот. Только здесь есть жизнь. Только здесь есть Цвет. Все остальное - глупые сказки! - произнося это, существо шествовало к своей норке.
- Только этот? А как же, все-таки, Кошмар? Брат говорил, то место ужасное, но оно есть, и оно не Ничто... - Ини рамышляла вслух. - Куда ты, погоди! - воскликнула она, заметив движение Брата. - Мы же еще не поговорили, ты даже не сказал, как тебя зовут!
- Я без того сказал тебе слишком много... Кошмар есть, но он - ничто. И Братья там - такое же ничто, - смешной, бесстрастный голос начал тонуть в естественном эхо. Ракушка почти удалилась в карман пещеры, - Остерегайся Серебра и Сирени. Не доверяй Янтарю и Изумруду. За сим все. Ступай, добрая душа.
Что-то подсказало Ини, что от Брата больше ничего не добьешься. Поэтому она вежливо сказала:
- До свидания, Брат, и спасибо за совет. Можно, я как-нибудь зайду к тебе еще раз?
Уже ничего не осталось от него - скрылись во тьму и глаза и огромная клешня.
- Ты добрая... - ответил он одним лишь эхом, - Заходи, если найдешь.
- Спасибо, - Ини просияла и убежала - только хвостик взметнулся.
Возвращаясь по каменному коридору, казавшемуся уже знакомым и привычным, юная Сестра никак не могла решить, стоит ли рассказывать остальным Сестрам, той же Это, о Брате с клешнёй. Голоса в голве спорили - не в первый раз, но такого громкого и яростного спора еще не бывало. Один голос, который почему-то казался Ини едко-желтым, утверждал, что Брат - никакой не Брат, а только притворяющийся им недородок, который ловит неосторожных Сестер и вытягивает из них всю Лимфу до последней капли, и что надо срочно сказать о нем Это, и сидеть в Покое, проращивать Цвет, и больше ни по каким подозрительным пещерам не ходить... Второго голоса было совсем не слышно за первым, но он, кажется, утверждал нечто противоположное.
Ини добралась, наконец, до выхода, вышла из ржавой кабинки, присела рядом с Колесом и крепко задумалась.

Смирение. Это и Ита (Совместно с Coauctor-ом)

С гулким вдохом Та, Что Грезит вынырнула в Покое. После прогулки с новенькой она чувствовала себя так, будто бесконечная пустота Черной Сестры вытягивает силы из самой Это. Женщина зажмурилась. Все, что происходило в этом цикле, было знакомым и не знакомым одновременно, обычным и необычным. Давало надежду и рождало беспокойство.
Старшая открыла глаза. Гигантские статуи обнимали собственные плечи как цикл назад, как сотню циклов назад, так и теперь. Беспокойное коричневатое небо было раскрашено цветными разводами, будто неизвестный художник сделал несколько смелых мазков кистью по мокрой бумаге.

Любовалась сводом небесным и Ита, та, которой следует ухаживать за рудником. Она часто бывала здесь, не покидая при этом узлового Покоя. Так могут все Сестры - но только со своими Соцветиями. Появление старшей Это обрадовало сиренеглазую. Теперь есть с кем поговорить...
- А сколько было циклов всего, как думаешь, Сестра, здравствуй? Я вот тоже спрашиваю у статуй об этом. Они молчат, Это, молчат, но я знаю - они старше нас всех. Не могу сказать, на сколько. Статуи врылись в почву так смиренно...
Это увидела хозяйку Покоев и улыбнулась в ответ. В отличие от всех остальных, называющих ее Старшей, она совсем не была уверена, что рождена раньше Иты. Может быть, в этом слове имелся ввиду не возраст, но статус? Полная беспокойной Сирени, Ита всегда и во всем искала чуда... Кабы она знала, каково оно на вкус, быть может, не стремилась бы больше это чудо приобрести.
- Здравствуй, Сестра. Зная, что твой Брат исправно расчищает жилы, я пришла поставить Гарпуны к тебе, - взгляд светлых голубых глаз, повинуясь примеру, исследовал колоссов, терпеливо несущих бремя вечности, - Думаю, много, очень много циклов осталось за бортом. Исчезающие и появляющиеся Соцветия, новые Сестры, оборванные нити - многое видела я на своем веку, а ведь это - только малая толика всей жизни Промежутка. Когда я родилась, здесь были другие Покои и другие Старшие... Помнишь Яду? И величавую Ано? Тогда по-другому текло время, кажется, и жизнь была другой. Куда ушли наши посиделки в том саду, что возвышался над мерцающим городом? Не важно. Уйдем и мы. И, может быть, когда-нибудь эти смиренники откроют рот, дабы поведать избранному историю мира.
Ита не знала значения слова "борт", впрочем, как не знала она значения многих слов - а ведь Сестра сама использовала их, и на каком-то всеобщем уровне понимала своих собеседниц. Еще одно удивительное свойство Промежутка.
- Если бы мы знали, куда уходят Старшие, сие было бы чудесно и печально. Почему мы не жалеем о них? Или кто-то жалеет, а мы не знаем? Или мы жалеем их, сами того не замечая? Странно, Это, странно. И зачем?.. Вот праведники наши интересуются, наверное, выяснят. А нам расскажут? Или уже рассказали...
Благосклонные Цвета Иты нитями опутывали каждое из слов Сиренеглазой. Как всегда.
Это вдруг стало грустно. Если никто не печалится об ушедших и погибших Сестрах, если сами Братья при случае бросают друг друга в объятья Кошмара, то какова вообще цена жизни в этом Промежутке? И как она может учить Гостя ценить жизнь, если никто из них этого не делает? Или Ита ошибается, и смерть близких оплакивают другие?
- Я беспокоюсь, - Та, Что Грезит всколыхнула коричневую волну своих волос и обернулась к Сестре, - Тот, что пришел со штормом, потерял свою память. В Кукольном Доме родилась такая пустота, которую не напоить и морем Цвета. Сигилл вернулся, а Элан так этого боялась... В прошлом Цикле Промежуток родил любовь, в этом - гнев. Я беспокоюсь, что будет дальше... Что говорят твои деревья, старшая?

Смирение. Это и Ита, продолжение (совместно с Clopik)

Ита боялась этого вопроса больше всего. Она задрожала, пыталась не слушать, но было слишком поздно.
Она - Хозяйка этого Цикла. Она была слишком слабовольна, чтобы воплотить свои мечты - и она расплатится за это. Вклад в будущее Рая. Через неё заговорит Цвет.
- Помогите мне, смиренные статуи... - Сестра воздела руки к небу, а затем в мир ворвались слова.

Снаружи любой Покой - лишь декор, пустующий сосуд для Лимфы: это и постройки, и растительность, и недородки.
Но у каждого из Покоев есть изнанка. Обратная сторона монеты, скрытое назначение.
Покои были преобразованы под влиянием Цветов, их переплавка происходит и сейчас.
Выявить скрытые смыслы Соцветий - задача как Братьев, так и Сестер.
Пока они не познают, что есть принадлежащие им Покои, они не познают себя.
Такова воля Цвета. Выбор Покоев за вами. Ему необходим результат.

Если обитатели Рая не познали себя, они не познали ближнего своего.
Связи между Охотниками и Гадательницами до сих пор непрочны, это смятение передается Существу.
Оно волнами разносится по Его телу, достигая самых дальних углов, и там, в нишах и кавернах, накапливается, порождая вязкие тени - недородков.
Этот вещество следует удалять и впредь. Сейчас очищение проводят Кентавр и Странник.
Ответственность за следующий Цикл примет следующий тандем Охотников, покуда не свершится следующее:

Все Братья и Сестры должны пройти испытание. Тогда связи между ними упрочнятся или расторгнутся навсегда, как тому и следует быть.
Старые звенья разорваны, и они не скрепятся никогда, новые ошибочны, и повторяют ошибку старых. Остановить это.
Такова воля Цвета. Вы же, Старшие, имеете право воплотить её в жизнь любым способом.
Цвету необходим результат.

Ита медленно скользнула на землю, словно шелковый платок. Сиреневый шелк. Её руки были прозрачны, руки призрака.
Это, прикрыв глаза, слушала речь хозяйки. Сирень говорит словами, а Серебро - картинками. Сирень говорит настроением, Серебро - ощущением. Виденные ранее образы сложились в готовый холст, скрепленный нитями Изумруда. Все это было знакомым, и вот теперь обрело объем и задышало.
- Почему он стал так жесток, так требователен к нам? - задумчиво протянула Та, Что Грезит, присаживаясь на корточки рядом с Итой, - Что делали мы не так? Воистину, коварен Цвет...
Прозрачно-голубые глаза смотрели вдаль, сквозь пол рудника. Она не боялась таких слов. Она несла то бремя, которое ей суждено было нести с рождения, и могла бы при случае многое ответить своенравному Цвету.
Удивительны Его пути - испытывать свои творения; любить их, и одновременно требовать исполнения жестокой воли. Иногда малопонятной, иногда сладостной и приятной.
Всё дело в семи различных ликах...
Сиреневоглазой в Смирении не стало, она вернулась в центральный узел. Точнее, её вернули.

Сообщение отредактировал Coauctor - 21-02-2012, 21:36