Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Вновь заскрипело перо и аккуратная вязь франкских букв покрыла пергамент. Отдохнув немного, принялся монах за дело свое, хотя и подтачивал его порой страх, что может он не успеть до конца довести рассказ этот:

Собрав большую рать Харальд и Гутхорм пошли походом в Упплёнд и дальше на север по Долинам и еще дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в Оркдаль, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Когда населению это стало известно, то все, кто только мог, бежали — кто в Транделаг, кто в леса, а некоторые просили пощады, и ее получали все, кто шли к конунгу и становились его людьми. Так конунг и ярл не встретили никакого сопротивления, пока не миновали Оркдаль. Там их встретило войско, и первая битва у них была с конунгом, которого звали Грютинг. Харальд конунг одержал победу, и много воинов Грютинга было убито, а он сам покорился Харальду и дал ему клятву верности. После этого все в фюльке Оркадаль покорились и сделались его людьми.

Рассказывают, что конунг Хакон сын Гротгарда из Хладира заключил союз с Харальдом и просил у него помощи, дабы одолеть мятежных ярлов, отказавшихся признавать его власть. Харальд конунг захватил владения двоих мятежников — фюльки Гаулардаль и Стринда, а затем вернул их Хакону. Тогда жители внутреннего Трандхейма собрались, под началом троих конунгов, среди них тот, кто правил Верадалем, тот, кто правил Скауном, третий — фюльком Спарбюггва и Эйной. Эти три конунга выступили с войском против Харальда конунга, и он дал им битву и одержал победу, а эти конунги — кто пал в битве, а кто бежал.

Харальд конунг вернулся в Хладир и женился на Ассе, дочери Хакона сына Гротгарда, и Хакон был тогда в большой чести у конунга.

Пока же Харальд конунг завоевывал новые земли, Сульки из Рагаланда и Хроальд из Теламерка захватили его исконную вотчину - Агдир, а ярл Асмунд поднял мятеж, желая покорить Вестфольд, Хейдмерк, Раумарики и Вингульмерк. Подходили к границам харальдовых владений и свеи, жаждущие легкой добычи.

И вновь на тонкой нити повисло все, чего добился Харальд...



В Главных Ролях:
Дарклайт
Хеллиш Кэт
Скальд
Мориан
Аварач
Анж
Вито Хальгвар
Темная Госпожа
Некропехота
Сарина
Оррофин
Жак
Эйден Ревенжер
А так же Визет в роли Эгиля...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 26-07-2007, 13:31

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach и Тельтиар

Миновал уж второй день гуляния общего, рассвет третьего дня уж готов был вступить в права свои гордо. Обе свадьбы словно ветра вздох пролетели для гостей приглашенных, только Грютинг не позволил ни себе, ни Асгейру, ни Исхеру с людьми их, на верность долгу уж не раз проверенным, возлияниям предаться чрезмерно.
– Хоть и вместе теперь мы с врагами былыми, только во хмелю может вражда у кого из наших старая вспыхнет, или подвигами своими в землях Хакона похвалятся вдруг станут. Вы смотрите по сторонам внимательно, примечайте таких бражников, успокаивайте их сразу, кого водой ледяной охолаживайте, а кому не уймется кто, разрешаю кулаком добрым мозги вправлять, в погреб особо буйных сажайте. Если что, позовите на помощь Ахти Йотуна, для того его и поставили. Не старайтесь героями стать с захмелевшими сами, коль увидите, что не справляетесь. Дурь хмельная опасна очень, ладно если сам себя человек погубит, а если за собою других потянет?! На вас надежа моя лежит.
– Что ж совсем пировать запретишь со всеми нам? На немилость похоже твое поручение.
Буркнул Асгейр младой на слова господина в ответ. Тут же схлопотал он от Исхера тычок сильный локтем:
– Ты немилость не путай с доверием. Молодой еще, погуляешь не раз.
– Верно Исхер сказал, поучись у него пока рядом с тобой он находится, – слова хельда своего подтвердил властитель Оркдаля. – А гулять я не запрещаю вам, запрещаю самим захмелеть, чтоб порученное смогли вы исполнить.
– Прости Грютинг, понял свою я ошибку, – извинился в поклоне склонив спину Асгейр.
– Службой своею прощенье мое заслужи, не словами, но делом.
– Все исполню как велено.
– То-то же. Прежде чем словами поперек старших бросаться, думать учись. Молод еще ты.
Со словами этими отпустил Грютинг людей своих. Затем, словно походный обычай и гостях для него законом был, отправился он обойти шатры и палатки дружины своей, стоящей за стенами Хладира. Стихло веселье к утру, только звон первых насекомых, что ожили после долгой зимы стоял в воздухе, да звезды ночные уж уходили под натиском солнца встающего.
Наступал день свадьбы самого Грютинга.
Спустя два часа как солнце взошло, подъезжали к лагерю, где оркдальцы стояли всадники, коней своих в мыло загнавшие.
– Грютинг где? Пошлите к нему сказать, что прибыли гонцы от Торстейна с подарками.
Разбудил крик тишину бражного утра.
– Кто тут ор поднял? Слепой чтоль? Аль не видишь устали люди от празднеств, до полудня все потчуют и хозяева и мы, гости их тоже. – На стороже стоявший откликнулся.
– Ах ты песья сыть! Мы с Оркдаля самого сюда поспешали, себя и коней нещадили наших, а ты от ворот поворот нам устроить хочешь?! Иль ты гнева хозяйского ищешь? Живо гридня найди да пошли с вестью о нас к господину.
От тех криков поднялось народу больше куда чем требовалось, нашлись тут же, кто узнал приехавших, да пославший вести о их прибытии к Грютингу. Только вести дошли о прибывших уха владыки Оркдаля, как дела свои в лагере он оставил все, устремившись на встречу к приехавшим. Увидав господина своего к ним спешащего, поприветствовали гости разом поклоном его.
– По приказу от тебя полученному, Торстейн в землях наших оставшийся, собрал для тебя подарки свадебные. Будет чем одарить и тестя нашего, и хозяина тебя принявшего и владыку что конунгом стал над нами.
– Добро. Рад я, что успели вы все, не задержалась в дороге, вовремя прибыли. От меня за то вам награда будет.
Снял с руки своей перстень серебряный Грютинг и отдал его весть принесшему.
– Тебе это. А для спутников твоих, пусть монеты наградою будут.
Вслед за перстнем пригоршня монет последовала.
– Осталось дождаться лишь когда остальные встанут нам, тогда и дары мы вручим с подарками. Эй слуги, приведите дары наши в вид должный, не должны мы лицом в грязь перед всеми ударить.
Подбежали спешно гридни, подхватили под уздцы коня ярящегося, рабов несколько десятков, да сундук пылью дорожной присыпанный, да ковры дивные, из земель ромеев привезенные.
– Кому что дарить собрался, Грютинг? – поинтересовался сзади стоящий Исхер у господина своего.
– Скакуна в коврах иноземных Харальду – достойный подарок для дружин водителя. Рабов Хакону – как извинение за причиненный ущерб в людях. А сундук, золото в нем - тестю моему будущему как откуп за дочь его. Пусть видит, насколько ценим мы невесту.
Меж тем Хакон-конунг снова занимался делами усадебными. Может, и зря он столь рано оставил молодую жену, да дела не ждали. Все свадьбы проходили в стенах Хладира, и старый владыка Трандхейма делом чести считал в грязь лицом не ударить. Случилось так, что как раз в момент разговора Грютинга и людей его, Хакон и Бьярни навстречу им вышли.
- Здравствуй, родич, - приветствовал Грютинга Хакон. – Знатно мы погуляли на свадьбе Харальдовой да на моей. Много зим после нас скальды о том песни слагать будут. Сегодня же твой черед в дом хозяйку ввести. За столом я тебя поздравлю особо – а сейчас хотел лично за жену одарить. Великая честь – воспитать в доме своем деву добрую да благонравную. Фрейа женщин лишь красой от рожденья одаривает, воспитанье же родом определяется.
По знаку Хакона двое рабов вывели вперед дивного жеребца. Сильны были мужи, но коня того с трудом великим удерживали. Глядя на его стать любой человек, толк в лошадях понимающий, без раздумий любую цену бы заплатил, да на дороговизну не жаловался.
- Думал я сам на красавце том ездить, но после свадьбы вчерашней решил тебя, родич, уважить, - довольно молвил Хакон Грютингу. – Пусть будет скакун сей знаком, что забыты все наши разногласия прошлые и будем мы ныне жить, как единому роду положено. Земли мои Харальду отойдут, как мужу дочери и отцу будущих внуков. Но, думаю, что конь ярлу да мужу военному столь же важен, как дом и рабы.
Бросил взгляд на красавца Грютинг, что во след вели Хакону, да залюбовался невольно:
– Дорогим подарком одарить ты решил меня родич. Сердце воина не может не возликовать на такое чудо глядючи. Так прими от меня благодарность сердечную. Сожалею уже я о том, что бездумно во гневе границы порушил твои, да разор причинил им. Так прими ж от меня и ты подарочек, из моей вотчины только пришедший, как будто боги распорядились прийти ему вовремя. Шесть дюжин рабов из мужчин, каждый словно дуб вековой силен, да красавиц рабынь дюжина. От всего сердца дар предлагаю тебе. Пусть дары наши будут знаком дружбы вечной, и да не порушат ее коварство злобное да врагов зависть.
Не успевшие далеко отвести рабов гридни, вновь назад повели их, передать в руки слуг Транделага владыки.
– Ты прости уж за то, что с дороги они усталыми выглядят, спешил я успеть с подарком.
Словно солнце ясное меж врагами былыми проглянуло, рассмеялись дарам друг друга они да обнялись словно братья после долгой разлуки встретившиеся.
- Счастлив я, что мир ныне меж нами, - торжественно проговорил Хакон, руку Грютинга пожимая. - воистину, видать, что раздор наш был Локи навеян, и рад я, что ныне милостью асов мы замирились и забыли обиды старые. Как снег зимой уходит с полей, становяcь влагой животворящей, так пусть и память недобрая истончится, на дружбу верную заменившись.
И новые родичи крепко обнялись, намерения свои добрые подтверждая. Затем Хакон велел передать коня слугам Грютинга, а своим велел отвести новых рабов в усадьбу на на работу в честь праздника определить. Гостей было много и рук не хватало, так что помощь была весьма даже кстати. Конечно, позже властелин Транеделага решит, как их лучше использовать: в дому аль на поле. А рыбынь, может, и воинам в награду отдаст, дружину дарами скрепляя. Но - не сейчас.
После, как и положено было, испросил Грютинг у ярла Снеккольва руки его дочери, тот же разрешение с радостью дал, союз этот повелев перед богами заключить. Индриди жрец на сей раз с медом хмельным кровь козлиную смешал, да поднес испить ее новобрачным, а после молвил им, что руны долгую и счастливую жизнь им обещают, как до этого Хакону говорил, что от новой женитьбы его пойдет славное потомство. Хакон, уже и не чаявший, что дети у него вновь появятся, дюже обрадовался и одарил жреца плащом мехом соболиным подбитым. Сейчас не меньшего подарка жрец и от оркдальского ярла ожидал.
Полным радости предсказание жреца было для Грютинга, ибо роду его процветание оно предвещало. Потому и подарок жрецу был под стать предсказанию – одарил его чашей серебряной, из франков земель привезенной, да расписанной руками умельцев земли норвежской. Не в пример милее невеста досталась оркдальцу, чем Харальду, тот по расчету свой брак заключив, о красе не мог думать. Потому Грютинг, лишний раз не стараясь зависть вызвать к себе, на невесту свою словно Харальд взгляда лишнего не бросал, соблюдал владыки достоинство. Гостем почетным со своей стороны пригласил он Харальда, после обряда жрецом справленного, обратился он со словами уважения полными к ярлу Снекольву, в речи той благодарил он агдирского конунга, в оконцовье же оной преподнес дары свои заготовленные. Жеребец завернутый в ковры золотым и серебряным узором шитые, осторожно глазом косился на бражничавших, рвал поводья свирепо храпя и державших его – дар для Харальда. За невесту же откупом дал властитель оркдальский сундучек полный кубков, тарелок да монет звоном драгоценным рассыпавшийся.
С благодарностью принял конунг скакуна, повелел слугам немедля на конюшню отвести да овсом отборным накормить, сам же Грютингу подарил меч франкской работы в ножнах из резной кости, а жене его ожерелье жемчужное.
- Отрадно будет нам, коли и дети твои, Грютинг, столь же верно служить своему конунгу будут, как ты послужил, - так он произнес. - И меч этот велю я тебе потом старшему сыну передать, когда он у тебя в возраст воинский войдет.
– Благодарю тебя конунг, за дары твои щедрые, от лица своего и жены моей новой. Слово однажды данное человеком крови моей соблюдается и потомками, сын мой как в возраст войдет без сомненья послужит тебе своей силою. Благодарность и всем остальным, кто подарки на свадьбу принес мою. Благодарность и слава воинам и водителям их, что ковали победы наши, этот день приближали сладостный. А теперь, не будем держать заждавшихся, за столы пора приглашать гостей, потому как не воздухом свежим и речами сладкими угощать нам их следует.
Согласились все со словами этими, вновь слуги засновали, кубки и рога наполняя, застучали ложки, когда гости за угощение принялись - но уже не так сильно налегали на еду люди, третий день пировали они уже, а ведь это лишь в Валгалле - пьешь и не пьянеешь, ешь и не насыщаешься, в смертном мире все же легко три пира подряд даже самому крепкому воину выдержать.
С молодою рядом сидел Грютинг на гостей поглядывая, все ли чинно на свадьбе его? Справляют ли порученное Асгейр с Исхером? Только зря беспокойство было его, за все праздников дни, охолонились даже самые горячие головы, хвастались люди своими деяниями меж собою, но соседа задеть не пытались. А если и была драка какая, так то просто силой да удалью молодецкою гости мерялись, таких быстро на воздух выпроваживали, там они и умение воинское свое сравнивали. В час положенный отошел с женою своей в опочивальню ярл оркдальский, чтоб сбылось предсказание годи. Пир же свадебный продолжался долго еще, ближе к утру затихли гуляния лишь.

Сообщение отредактировал avarach - 22-07-2007, 13:42

Cельви был в гневе… Он швырял щиты, топоры, мечи, стулья в рядом стоящих людей, множество раз приказывал страже убить соглядатаев, затем прощал их, но был явно не в себе, и поэтому буквально взрывался от гнева и снова хотел вести ни в чем неповинных разведчиков на казнь. Все же, он сумел взять себя в руки… Оркдальцы присягнули Харальду! Теперь конунг Грютинг стал личным врагом Разрушителя… Как и Харальд. Вполне возможно – что это оркдальские соглядатаи подговорили родню Скирата убить его… А в итоге – умер Грик… Юный викинг пожал руки соглядатаям и велел наградить их, за стойкость перед гневом его. Затем он отошел к трону. Неккви еще спал…
Сельви уселся на троне и взялся за голову… Та начала болеть…
Золотой Змей развивался на фиолетовом полотне. Сельви вспомнил, как совсем недавно вместе с этим знаменем за спиной мстил оркнейцам…
Подошли дружинники, верные друзья, всегда готовые помочь ближнему, особенно если он внук самого Неккви… Один из дружинников подошел к Сельви…
-Сказать об этом Неккви?
-Нет, нельзя огорчать старика до свадьбы. Пусть свадьба пройдет…
Внезапно в залу вошел Неккви и подойдя к трону, взглядом согнал Сельви и сел на него.
-Ты хотел скрыть от меня что – то?
-Нет… Просто не хотел говорить до свадьбы…
-До свадьбы… Во время нее что ль, сказал бы? Ну ты смешной, Сельви, смешной… Вижу по глазам – что – то неприятное случилось… Ты всегда был в гневе, если случалась неприятность… Когда ты сломал свой деревянный меч об доспехи Арвига, о, ты, наверное, и Арвига уже не помнишь? Славный был воин, жаль погиб недавно… Так вот…
Сельви оглянулся и увидел рядом стоящих дружинников, пытающихся не засмеяться. Разрушитель улыбнулся и махнул им рукой, мол, брысь отсюда, пока ваши головы на месте… Не все дружинники поняли этот жест, но уйти – ушли.
-Ты меня слушаешь? Ай, что я, дурак старый, при дружинниках то нюни распустил!
-Ничего, бывает…
-Ладно, говори, что произошло?
-Да вот узнал я… Грютинг…
-Что с ним, жив – здоров, приветы шлет?
-Нет, волк обделай его душу, нет! Он нас предал! Он присягнул на верность Харальду!!!
-Что? Такого и быть не может, он не мог по своей воле!
-Извини, но это правда, я недавно заслал туда соглядатаев… Извини, без твоей воли…
-Не может быть! Как Грютинг…
-Ты знаешь, я с тех пор как его увидел – ему не доверял…
-Ладно, ничего, оркнейцев били, значит и оркдальцам придется умереть… Кстати, ты знаешь, твоя тетка женится…
-Как? Она же еще в девках…
-Так, а чего тебе не нравится? То, что она в девках ходит?
-Она же моложе меня… А за кого?
-Да за союзника одного моего старого…
-Старого?
-Да, и все, прекратили! Лучше сходи к ней, проведай ее, ей, наверное, совет твой нужен… И знай – я тебе просто не позволю что – либо портить – характер твой я знаю прекрасно. Если что – мой друг от нее без ума… И будет она счастлива.
-Да не будет, она ж молодая, а выходит за хрыча, и, небось, без любви, так?
-А ты еще героя из себя строить будешь? – улыбнувшись, Неккви прищурился и пристально вгляделся в глаза Сельви. – Была б твоя воля, ты бы вообще убил бы моего друга, и оставил бы ее в покое…
-Да, такова моя воля!
-Но я – главнее – и моя – не такова, так что тебе придется с ней смириться…
-Ну ладно, что ж я, против родного деда пойду?
-Против Мера – не пойдешь… А против меня – пошел бы как миленький, если б в голове медведь заиграл…
-Медведь не играет – он топчет и ломает…
-Ну… Что тебе ответить – ты можешь мне не угрожать…
-Я тебе и не угрожал. Честно. – Сельви усмехнулся.
-Ладно, я все сказал, я ушел к невесте, надо ж ее поддержать в такую трудную минуту… - Сельви быстро засеменил к выходу.
Неккви поднял щит над головой и бросил его во внука, тот отскочил, заливаясь смехом.
-Что за молодежь пошла… Не почитают стариков, хоть лоб им расшиби, так не расшибешь же! Поднимешь руку – а они отскакивают как зайцы, ух я их бы всех так за шкирку взял… Да что ж это я? Соберись, Неккви, нечего хандрить в тяжелые времена!

Сельви не выполнил поручения деда и ушел на берег. Там он и пробыл весь остальной день, наблюдая за заревом заката… Затем он пошел домой, подхватил пару девок, с которыми уже коротал ночи и… утром вновь проснулся не один…

(совместно с Тельтиаром)
Гутхорм смотрел на деревню с верхушки средних размеров холма. На первый взгляд перед ним было обычное поселение землероек-бондов, но если присмотреться внимательней, то было видно, что жители стараются без крайней нужды из домов не выходить, а в общинном доме так и вообще - наглухо заперты двери и окна.
"Неужто они столь глупы? - подумалось ярлу. - Ведь спалим же прямо там!"
- Рысьи Глаза! - скомандовал он. - Ну ка метни в общинный дом огненную стрелу. Посмотрим, что они нам скажут на это!
Ошибится Гутхорм не боялся - разведчики прекрасно видели, как отряд хирдманнов Скаунского укрывается здесь.
- Остальным быть наготове!
Когда стрела вонзилась в стену дома, изнутри послышалась ругань, однако никто не спешил выходить посмотреть что случилось. Те десять воинов, что заперлись в большом доме, так просто умирать не собирались, да и сдаваться тоже, не смотря на то, что их конунг бежал, а после был обьявлен мятежником и самозванцем.
Гутхорм приказал оцепить деревню, но до времени не входить. Он знал, как удобно устраивать в подобных деревнях засады и решил дождаться, пока огонь, уже перебравшийся со стрелы на соломеную крышу, выгонит хирдманнов на улицу.
- Лучники готовсь! - отрывисто бросил он, и двадцать кованных наконечников устремили свои "дружелюбные" взоры на двери и окна дома.
Когда крыша уже пылала во всю, и, видимо, внутри стало действительно жарко, из двери выскочил, опасливо озираясь слуга и побежал к людям Оленя с криками:
- Не стреляйте! Не стреляйте!
Гутхорм поднял правую ладонь, давая лучникам знак приготовится, а потом произнёс:
- Говори и быстро!
Тот упал на колени и запричитал:
- Великий ярл, не вели казнить, - слуга торопился, проглатывал слова, но все же его речь можно было понять. - Херсир Торбранд просит дозволить его людям покинуть усадьбу и сразиться возле деревни.
- Позволяю! - через секунду молчания ответил ярл. - Мы будем ждать херсира на том холме!
Все еще не веря, в милость Гутхорма, слуга, оглядываясь через плечо бросился обратно к дому, и постучав в дверь, что-то прокричал, а затем скрылся в одной из хижин на окраине деревни.
Вскоре из горящего дома, один за другим стали выходить хирдманы во главе со своим херсиром, так же к ним присоединилось несколько воинов, прятавшихся в других домах, и выстроившись в миниатюрное подобие хирда, два десятка человек направились к холму, указанному Гутхормом.
Когда враги приблизились к подножию холма Гутхорм обратился к ним, своим зычным голосом покачнув облака в небе.
- Хирдманны! Я вижу, что вы настоящие воины и поэтому дам вам шанс спастись! Купите себе жизнь честной службой конунгу Харальду! Клянусь, вам, вы ни чем не будете обижены, присягнув на верность истинному конунгу Норвегии!
- И с каких пор агдирский мальчишка стал правителем всей Норвегии? - В ответ крикнул Торбранд, потрясая топором. - Мы присягали Хруту и сражались за нашу свободу, за нее и умрем, а чужого конунга нам не надобно!
- Стреляйте, - скучающим голосом ответил Гутхорм и двадцать тяжёлых бронебойных стрел устремились с вершины холма навстречу хирду.
А потом в атаку пошли берсерки во главе с самим ярлом, после чего выживших уже не осталось.
"Служи Отцу Дружин так же верно, Торбранд!" - подумал Гутхорм.
- Сложить для воинов погребальный костёр! - велел он. - И разослать по окрестностям гонцов с обещанием жизни всем, кто присягнёт Харальду.
"А заодно приготовтесь к большой бойне местных...Ох, племянничек, ну ты и дал мне работёнку!"
Однако не смотря на опасения Гутхорма - бойни не было. Многие, еще только заслышав о приближении людей Хрингарийского Оленя, спешили выказать свою покорность новому, единственно законному конунгу, другие бежали - кто вослед за своим господином в Халагаланд, а кто на восток, в свободные земли, населенные лишь оборотнями, ведьмами и разбойниками (причем первых никто не видел, вторые встречались очень не часто, а вот третьими леса буквально кишили).
Лишь несколько раз людям ярла было оказано серьезное сопротивление, да и то - безуспешно. Последняя крупное сражение случилось, когда отряд в полсотни воинов, возглавляемый родичами уже к тому времени казненного Раги Иварсона напал на выехавшего из усадьбы Гутхорма.
Сражение то, впрочем, тоже не затянулась - ярла сопровождал равный по численности отряд, причём основой его были верные берсерки Хрингарийского Оленя.
Но вот, по прошествии недели и еще двух дней, прибыл к Гутхорму гонец из Хладира, и пройдя в гридницу, такие слова сказал:
- Возрадуйся, славный ярл Гутхорм сын Сигурда, ибо твой конунг и племянник Харальд взял в жены Ассу дочь Хакона Трондского!
После чего с улыбкой стал он ожидать ответа ярла и награды за весть добрую.
- Сядь, гонец, отдохни, выпей пива с нами, да обскажи мне всё подробно! - улыбаясь произнёс Гутхорм, делая приглашающи жест за стол.
- Благодарю, господин, - отвечал тот, усаживаясь близко к ярлу. - Славное у тебя угощение, да только к свадьбе Хакон много вкуснее явств приготовил.
- А много ли гостей именитых конунг позвал? - спросил Гутхорм, пряча недобрую усмешку в роге с пивом
- Все ярлы знатные были, - продолжал гонец рассказывать, вспоминая праздненства. - А кроме того весь цвет Оркдаля и воины, что с Харальдом пришли, и много бондов богатых, а Грютинг ярл на почетном месте по левую руку от правителя сидел...
Внезапно он осекся, глядя на конунгова дядю, осозновая, что зря сказал о том, кто занимал его место на свадьбе.
- Грютинг значит? Хорошо же..., - скачи к Харальду, гонец. И передай ему, что я поздравляю его с великой радостью! - Гутхорм шевельнул бровью и гонец испарился. Сам же ярл дождался, когда тот отъедет на должное расстояние и велел готовить свиту. Пришла пора самому поговорить с племянником. Причём, когда тот этого ждать не будет...

Облака, пронизанные солнечными лучами, скользили по небу, отражаясь в холодных ярко-бирюзовых водах Северного моря, резкий ветер обжигал щеки еще не до конца ушедшим холодом зимы. Скалы грозно нависали над каменистым берегом, только тут вода отступала от их подножий, оголяя небольшой пляж, усыпанный мелкой галькой и крупными камнями, на которые в вечной ярости бросались волны. Маленькая женская фигурка замерла на краю, над всем этим безумием. Вголову закралась малодушная мысль, недостойная дочери хевдинга, раскинуть руки и шагнуть.
- Хоть бы Хель добралась до Эрика! Хоть бы Финн-Мотул послал на него… - девушка оборвала свою мысль, слегка испугавшись ее, ведь тролли могли схватить за язык, который произносил такие проклятья.
Эрик правая рука Арнвида конунга, как она ненавидела его в этот момент, сидя тут на скале и глядя на северное море, что плескалось и в ее глазах. За спиной выросла тень.
- Что ты здесь делаешь, Хильд? – взгляд Арнвида не предвещал ничего хорошего.
- Думаю, - ответила девушка родичу.
- Характером материнским похвастать решила? - еще больше нахмурился конунг. – Мало мне проблем с Харальдом, так еще родичи меня мучить будут. Как, по-твоему, женщина, с каким сердцем я в поход пойду, коли не решу все сразу.
- А нечего решать, конунг.
- Я виру назначил, заплатит, отдам тебя, не заплатит, еще год в доме моем жить будешь. Завтра я ухожу. Ты остаешься здесь, узнаю, что сбежала, выловлю. К мачте привяжу, да по фьордам пойдем.
Хильд промолчала, когда конунг такой лучше молчать и не спорить. Арнвинд окинул взглядом свою родственницу, отметив про себя, что даже на скале одета она была, как и полагается дочери сильного воина. Также отметил суровый конунг и фибулу, подарок свой, с изображением Фрейи на кошке, искусно заплетенной в древний защитный узор.
«Не пойду», - упрямо говорил взгляд Хильд.
Арнвинд нахмурился, он уже собирался ответить, когда двух говоривших людей накрыла третья тень.
- К тебе гонец от Аудбьёрна, - ответил дружинник, останавливаясь в трех шагах от конунга и его родственницы.
- Уже иду, - отозвался Арнвинд, расправляя тонкую рубаху из домотканого льна. – А ты подумай, Хильд.
Девушка непроизвольно вцепилась рукой в сёлье так, что даже побелели пальцы. Племянник отца решил все за нее, и она ненавидела его в этот момент.
И он направился к длинному дому. Серые скалы, темно-зеленые деревья, низкие облака – типичный майский день. Или все-таки что-то отличает его от длинной череды дней, пронизанных уже летним солнцем, журчанием хрустально-прозрачных горных рек, тихим шепотом седого океана, вечным бегом волн. С тихим клекотом в небе пронесся ястреб, заставив Арнвинда поднять голову. Их ждут тяжелые времена, но когда они были легкими. Как не бывают легкими походы на хищном драккаре.
Неккви лишил их возможности уйти в поход в этом году. Им приходилось жить тем, что добыли они в прошлом набеге на Англию, но война с Харальдом, что пытался подмять под себя всю Норвегию, лишив их той власти, что есть у них сейчас, выходила на передний план и они забывали о походах. Арнвинд не раз задавал себе вопрос, почему он должен подчиниться Харальду, чем тот заслужил преданность морского дракона Арнвинда? Ответ приходил быстро и просто. Ничем. То на чьей он стороне Анвинд решил сразу и бесповоротно.
Драккары мерно покачивались на волнах, которые продолжали нападать на берег. С тем же упорством и с той же яростью, что и викинги, высаживающиеся на чужую землю. Только разница была в том, что эти волны останавливались сушей, горами, лавину викингов не могло остановить ничто.
Арнвинд прошел практически через всю усадьбу отвечая на приветствия своих воинов, радостные крики детей и вошел в длинный дом, где его уже ждал посланник.
- Итак, - прогрохотал в помещении его голос. – Что хочет от меня мой брат Аудбьёрн.

Мер. Нидорас. Неккви и Гандальв

После разговора с внуком, Неккви отправился проверить, как идут приготовления к свадьбе и приему гостей и остался доволен: Нидорас кишел разным людом даже больше, чем во время недавнего тинга. На свадьбу дочери мерского конунга прибыли даже те, кто уже по несколько лет не выбирался из своих владений. Старый Неккви повелел доставить побольше вина и приготовить баранины и свинины так, чтобы хватило на несколько дней пира.
А после отправил полсотни знатных хирдманов, в основном сыновей своих ярлов и херсиров во главе с Хунтьовом встречать Гандальва.
Конунг себя ждать е заставил. Викингам не след опаздывать на битву, и уж точно негоже заставлять ждать себя за столом свадебным. К счастью, Ньорд был благосклонен к путешественникам, и скверная погода Северного моря не помешала альвхеймарцам быстро достигнуть Мера.
- Приветствую тебя, Гандальв властитель Альвхеймара, - чинно произнес Хунтьов, встречая конунга на пристани. Он старался, чтобы в голосе его не промелькнула та неприязнь, которую он испытывал к предстоящей свадьбе. Уж лучше бы Рогволд, чем Серый Конунг, думалось Хунтьову - у того по крайней мере не было бы права на власть в Мере, а с этим альвхеймарцем - кто знает что дальше будет.
- И тебе долгих лет, сподвижник моего старого друга, - ответил Гандальв, глядя на вытянувшееся лицо встречающего. Пусть знает свое место. Конунг может быть и не люб, но пока он конунг не след подчиненным себя с ним ровнять да в деяниях владыкиных сомневаться. - Проводи же меня к Неккви.
Старые друзья - и недавние соратники встетились на земле Неккви, не скрывая своей радости. После долгих месяцов неудач на невзгод жизнь, казалось, налаживалась, и конунги видели в том добрые знаки расположения северных богов.
- Быстро ты приехал, Гандальв, - усмехнулся мерский конунг, обняв будущего зятя. - У меня еще и к свадьбе-то не все готово, ох, не ждал я тебя так рано.
- Знать, сами боги меня торопили, давая парусам полосатым ветер попутный, - улыбнулся Гандальв альвхеймарский. - Будет время дела наши обсудить перед свадебкой долгожданной. Верю я: ты праздник на пол-Мера задумал, потому и не успел до прихода моих кораблей. То лишний знак твоего радушия да щедрости. Прими же и мои дары, - конунг кивнул слугам, чтобы подарки вынгружать начали. - Негоже, чтобы жених в пир свадебный вклада не внес. А, может, еще и на охоту сходим, зверья для гриднева застолья добыв? Коль нет войны - самое то охотой потешиться.
- Прав ты, Гандальв, эй гридни, коней седлайте! У тебя в Альвхеймаре мы знатно поохотились на мятежников коварных, у меня тут дичь иного толка будет - оленей да волков постреляем, а может и медведя на копья поднимем.
- Желал бы я, чтоб вместо медведя того волк Агдира на моем клинке извивался, - ответил Гандальв и чело его на миг омрачилось скорбною думой. Но после усмехнулся властитель: - ну, да всему свое время. Думаю, друг Неккви, что и другая дичь нашей расправы не минует.
Быстро пролетели дни в застольях да славной охоте, много трофеев принесли вои Мера да Альвхеймара из чащи лесной и радостно от того было на сердце у конунгов, все время до свадьбы Некки и Гандальв везде вместе ходили, будто и впрямь - кровные братья.
А между тем не все спокойно было в доме конунга Мера, многие ярлы, улыбаясь Гандальву в глаза, за спиной его проклинали. Жаль было знатным мужам отдавать власть пришлому конунгу. А потому, пока властители развлекались, черные тучи сгущались над свадебным пиром.
Вот и настал долгожданный день, когда все приготовления закончились и дочь Неккви должна была кюной Альвхеймара стать да женою Гандальва назваться.
Неккви поутру в лучшие одежды облачился да на плечи накинул плащ соболями подбитый и за дочерью своей отправился, жрецам же велел на рунах гадать, сколь много счастья отмерят асы новобрачным.
Астрид он нашел в спальне. Девушка в одной нижней рубахе плакала в подушку и отказывалась выходить не смотря на уговоры приставленной к ней служанки.
- Брысь, - грозно прикрикнул на женщину конунг, и та выбежала в одно мгновение. Старый властитель сел возле дочери, оторвав девицу от подушки и взглянув на ее заплаканное лицо:
- Как это понимать, Астрид?
- Я не хочу, отец... - всхлипнула девушка. - Он стар... люди говорят, что он сгубил собственного сына...
- Старушечьи сплетни, - отмахнулся Неккви, покрепче обняв дочь. - Гандальв может и стар, но умудрен опытом - зачем тебе безусый юнец, который дом содержать не может?
- А чем плох был Рогволд? - Внезапно вспыхнула девушка, тут же смутившись и опустив взор, понимая, что слишком дерзко говорит с отцом.
- Рогволд - всего лишь мой ярл, - отвечал ей старец, сделав вид, что не заметил, как она повысила на него голос. - К тому же у него уже есть жена. Разве пристало моей Астрид быть лишь второй? Ты кюна по рождению - так будь же настоящей кюной и супругой моего друга. Роди ему крепких сыновей...
- Что бы он и их сгу...
- Довольно! - Конунг резко тряхнул дочь за плечи. - Хаки был редкостным трусом, ухитрившимся опозорить своего отца и свой род перед всей Норвегией. Я поистине поражаюсь терпению Гандальва, когда вспоминаю, сколько лет он держал его в своем доме. Но нет - те дети, которых родишь ты - будут настоящими воинами!
- Но... папа, я...
- Хватит, гости ждут, Астрид, - молвил Неккви, обрывая разговор. - Одевайся. Не позорь меня.
Сказал конунг, и вышел из комнаты, да служанку обратно послал помочь молодой кюне в наряды облачиться.

Гандальв был уже готов и ждал старого друга в пиршественной зале. Мужчина – не женщина, если деве нужна пара часов да руки служанок, чтоб красоту навести, то конунг справился сам. Невзирая на пять десятков зим за плечами, властитель Альвхеймара был силен да статен. Если бы не тяжелый взгляд – его можно было бы счесть даже красивым. Увы… ненависть к Харальду навеки опалила Гандальва, мешая ему радоваться даже в столь славный день собственной свадьбы. Жрецы уж все подготовили, прочли молитвы да приготовили клинки для жертв ритуальных. Ждали лишь Астрид да старого Неккви.
Жрец Геревард, весь в золоте да украшениях, точно и не жрец вовсе, а дева какая, подле Гандальва сел слуге велев по кубку им наполнить. А после с конунгом разговор завел, дабы ожидание скрасить.
- Что-то тяжел взгляд твой, славный властитель, неужели кручина какая сердце твое точит?
- Воистину так, - ответствовал серый конунг. – Ибо жив еще Харальд, это позорище славного рода моего отцов и дедов. Вот если бы я, перед тем, как жену молодую в дом брать, врага кровного в курган уложил – так и думы тяжкие мой ум не тревожили.
- Харальд - нам всем враг, - кивнул Геревард, да борода его длинная в кубок еще не осушенный угодила. - Извести его должно, однако ж к чему ради мести от радостей иных отказываться?
- Видят асы – сам бы я рад этот камень с души свой снять. Да видать, сильно тяжел этот груз стал – слишком много мертвецов об отмщении просят. И отец мой, и дед… и даже мои сыновья. Все трое. Каковы бы они не было, но – кровь мне родная, и всю ее родовичи Харальда пролили.
- Жестокое кровопролитие то, когда родичи друг на друга мечи поднимают, - вздохнул жрец. - Нет покоя в восточных землях.
Не стал он о том говорить, что и в Мере не все в порядке, да власть Неккви пошатнулась изрядно и, видать для того он свадьбу эту задумал, чтобы ярлов своих, слишком много свободы имеющих, приструнить. Не стал и о том говорить жрец, как пытались внука конунжего во сне убить, да как другой родич Неккви от удара в спину погиб, да что ярлы без ведома конунга друг на друга рати водят, врага общего имея.
Впрочем, Гандальв тоже на земле норвежской жил вовсе не первую зиму. Глаза он имел острые, да и слух – надежда любого охотника – конунга доселе не подводил. А что свои уши недослышали – злато из кошеля, слугам данное, рассказало. Усадьба конунжья – не дальнее поселение в один дом, здесь всегда полно люда стороннего. Купцы, скальды… рабы. Наконец. И всем рты не заткнешь. Так что о событиях в Мере властитель Альвхеймара был наслышан достаточно. Но – думал он, что коль в землях своих управиться сдюжил, то и Неккви подсобить силы найдутся. А тут и сам властелин Мера в залу пожаловал.
Вошел Неккви старый, дочь под руку ведя - все пирующие встали, его приветствуя.
- Здравы будьте, люди честные, и вы ярлы знатные, и вы жрецы почтенные, и вы бонды богатые, а гостей моих и друга сердечного, Гандальва Альвгейрсона особенно рад видеть я!
Сказал так конунг, да на трон свой сел, ладони положил на подлокотники, что в виде голов драконих вырезаны были.

Хладр, Транделаг, Усадьба Хакона Трондского
В основном больше Тельтиар и я
Четвертый день пир во Хладире длился, уж все три свадьбы справили и ныне сидели за столами гости хмельные, да на большом месте конунг Харальд, по правую руку от него Хакон старый, по левую же Грютинг и беседе неспешной предавались, да людей ратных слушали. Но вот зашел разговор о битве в Хрингасакре и вспомнил молодой конунг, как с дядей поспорил он чей скальд больше крови Квасира вкусил. Повелел он тогда позвать Тормунда Лисьего Языка и Торбьерна Хорнклови, что во дворе тогда пировали.

Тормунда Лисьего языка едва нашли на сеновале, где спал он сном младенца, припав к груди одной из служанок Ассы. Скальда довольно бесцеремонно растолкали, сообщив ему что его зовет конунг , желающий услышать его драпы про Хригнасакр. Сон и похмелье сразу как рукой сняло, и вскоре Тормунд был уже в Гриднице, умытый и причесанный. Торбьерн же был в гриднице среди хирдаманов, и искать его долго не довелось.
Наконец предстали оба скальда перед государем, и так повелел он:
- Вы оба сказители прославленные, да помню я спор давний, когда с Гутхормом мы желали узнать, кто из вас - скальд лучший. Ты Тормунд тогда мне драппу неполную о подвигах дяди моего в Хрингасакре поведал, а после отсрочки просил дабы завершить ее. Ты же, Торбьерн, сказал тогда, что к свадьбе моей лучшую драппу сложишь. Прошла уже свадьба моя, пришел вам черед показать, что слова ваши не пустым хвастовством были.
- Не были - отозвался Торбьерн. - Скальд не сыплет пылью речи, скальда слово злата стоит
- Да уж, я то на своем кошеле испытал, - усмехнулся в ответ Харальд. - Но полно. Ты, Лисий Язык, первым будь. Поведай вновь, как горел Хрингасакр.
Тормунд поклонился, его рот растянулся почти до ушей, и состроил уморительную рожицу, идз-за чего почти все женщины, бывшие в гриднице, засмеялись, и даже бывалые воины заулыбались.
Тормунд прокашлялся, и произнес:
- Как и обещал я Бальдру моря колосьев и всаднику плясок валькирий, драпу я закончил, и могу прочесть перед всеми добрыми гостями и славными людьми.
Харальд досадливо поморщился и махнул рукой:
- Читай уже. Не заставляй гостей долго ждать.

Слушай конунг скальда слово
Сечи лютой славу вспомним
Клёнов вихря дев крылатых
Клич клинков созвал в Хейдмёрке
Гудбранд гридней Волком битых
Горечь бегства звал утешить
Пеной пьяной Фрейр застолья
Поил прутья плетня боя.

Скальд же сам все это видел
Скажет все как в правду было
Ну а щедрый ас обручий
Мне за песнь даст награду...

выгнан скальд с палаты пира
вынес пряжу норн благую
в тёмной чаще древ колючих
воев вел волк стежкой тайной
Сын тюленя рощ ветвистых
сонным гридням нес погибель
волк же шел тропою вепрей
ветвей гибель нес с собою
пир в Палатах у Хедина
песни пламени прервали
скальд там был и скальд все видел
стали тверже скальда слово

много ворогов узревший
ноги сделал Альхейм смелый
люд со шкурою медведей
весь ушел в палаты павших...
Харек Волк вел воев смело
хитрый ворог был раздавлен
Гилли храброму на помощь
гнусных карлов бить пошел он
выжег очага питатель
воев дом из шкур и ветвей
скачки гривы Локи видел
скальд был сам тому свидетель

Два жнеца сей жатвы лютой
дважды дятлов сеч питали
но не ждали что им в спину
недобитый Асгейр вдарит
стался всплеск отваги беглых
стали стенкой вышли в поле
Вновь сошлись в кровавом вихре
видя дома гридней гибель...
пали в пляске копий лютой
пенной влаги пить охочи
стал всем огненной могилой
хирда дом,то скальд все видел...


Вепри из земли Хейдмеркской
Не желали стать добычей
Прародителя чудовищ.
Им мечей раздор милее!
С хрипом вырвались из дома,
Оба внука чародея,
Жала копий обагрили
В схватке с воинами оленя.
Только не было спасенья
В битве тем, кто скальда выгнал,
Дети Эйстейна погибли,
Скальд же сам все это видел.

Битвы зуб поднял на данов
С лаем пес цепной Гандальва
Смелых воев бил нещадно
Зная то, что волк далече.
В споре жал жестoкой сечи
Асгейр не снискал удачи
Трубный глас Оленя слыша
Прочь бежал как пес трусливый.
Скальд той битве был свидетель,
Все поведал, так как было,
И за сказ о той победе,
Мне Фрейр гривен даст награду
.

Одобрительные крики раздались, едва лишь голос скальда смолк. Воины, многие из которых были в той битве, стучали по столу ладонями и ложками, выражая свое восхищение. Видно было довольство и на лице конунга:
- Вижу я, славно ты поработал, живо мне битва эта представилась, - сын Хальвдана произнес. - Вот уж порадовал ты меня, Тормунд. Возьми же и награду.
Протянул он кубок золотой, из которого вино пил скальду, а следом за ним и Грютинг нож подарил серебрянный Тормунду, Хакон же повелел вина поднести лучшего сказителю. После и другие ярлы да знатные люди одарили его.

А теперь пускай наш скальд из корабельного сарая мастерство свое покажет. Велики его заслуги, и умение его достойно уважения.
Торбьерн встал из-за стола, поклонился, и начал читать нараспев:

лес льдин кровавой давки
меж грудями подруги Ведрира
враг глада волчья весною
провел мимо Йотунской вьюги
ложе копателей дерна
сельдь битв лавиной накрыла
муж с бубном ходящий мирами
тропкой провел их звериной

В распре оружия коннунг
росы недр сиянье добудет

зерен раздолья ложбины
Фрейр меча предал жатве
жадный до Нанны ниток
мест косящих луга лишился
в каменном лесе турсов
кручи скакун попался
свежую влагу битвы
птицы вражды вкушали
Милостив ратей водитель
вяза льдин сеч взяв на службу

Старый медведь во Хладире
Дочь обещал Бальдру боя
верности клятвы презрели
ярлы - их Много восстало
У дома медведя Трандхейма
вьюгу мечей закрутили
Летами богат конунг Хакон
крыс подлых в сече поранил
Перед избранником Тюра
В страхе бежали трусы

кленов железных рощу
кинул волк в бурю копий
Хакону в помощь в туге
ярлов неверных против
Грютинг коварство Локи
ярлам мятежным сготовил
Другом он им притворился,
В спину мятежным ударив
В буре мечей Бальдр битвы
Власть показал непокорным


Влагою ран умылись
жала змеи доспехов
Много даров валькирий
вязы сражений взяли.
Ярла мятежного тестю
Харальд привел на цепи
Одину в дар смутьяна
Годи на дубе распяли
Любы Властителю Ратей
Жертвы Потомка Ингви


После сыграли свадьбу
Хакона дочь за Бальдра
тына стволов и битв
вышла пред всем народом.
Был пир Валгаллы достойный
радостью пенной полон
славили Харальда гости,
конунга власть признали
На ложе брачном властитель,
Фрейра наследство умножит 

ут уж не меньше похвалы досталось Хорнклови, ведь все, кто на пиру этом были с мятежниками сражались. Даже Грютинг, поначалу нахмурившися, когда о поражении его речь зашла, после улыбнулся скальду, первым в наград обручье золотое ему подарив.
- Складно говоришь ты, скальд, - произнес он. - Да и против правды не грешишь.

- Если скальд правду не говорит, то он не скальд а обманщик - ответил Торбьерн. -А если всю правду говорит, да так что все сразу разумеют, что к чему, значит он не просто плохой скальд, но еще и невежа.
При этих словах лицо Тормунда нахмурилось, а кулаки его сжались. Он-то сразу вспомнил, как его из Хригнасакра за ворота выкинули.

Поддержали Торбьерна гулом одобрительным воины, да тут Харальд с места своего поднялся, не давая ссоре завязаться:
- Славную драппу сложил ты, Торбьерн, - так произнес властелин, горсть монет золотых ему дав. - Вот награда твоя. Хотел бы я теперь спор разрешить, но боюсь будет дядя мой того против, чтобы я с ним об заклад побившись, сам исход дела сего решал.
- Как же тогда быть? - спросил Грютинг. сам уже увлекшийся спором и его исходом - Скажи-ка, Хакон а нет ли у тебя своего скальда?
- К чему нам еще один выскочка, - пробурчал Аудун Плохой Скальд, что подле Харальда сидел. - Быть может ты мне позволишь из этих двух неумех того выбрать, кто не так криво слова складывает?
- Мог бы судить Тюр справделивый, но не муж битву вис проигравший. - ответил Торбьерн.
- Э, нет. - Харальд покачал головой. - Помню я, как один из этих скальдов тебя обошел.
- Тогда пусть самый старший из нас свое мнение скажет - произнес Грютинг, глядя в сторону Хакона
Согласился с тем предложением Харальд:
- Кому как не хозяину усадьбы, победителя определять. Поведай нам решение свое, славный Хакон.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

- Сложную задачку задал ты мне, родич, - ответил Хакон на речи Харальда. – Оба скальда, как видно, со словом в ладу и мед поэзии не единожды пригубили. Одни баял о событиях давних – и словно въяве предо мной те картины вдруг развернулись. Другой же избрал темой сказ о деяньях вчерашнего дня. В памяти участников битв они много свежее, а потому и спрос со скальда особый. Ни приведи Один детали какой упустить – тут же лжецом вмиг ославят. Сам я не в битве одной, ни в сражении втором не участвовал, а потому – оценю их, как муж, крови Квасира не чуждый, а не как очевидец битв славных. Думаю и один скальд, и второй славно трудились, и за таланты немалые награды заслуживают. Сражение мужей в землях Норвежских с чести, но предки заповедовали после него мед из рога одного выпить, чтобы не возникло обиды. Предлагаю сих певцов конунжьей славой наградить поровну, и пусть они ныне замиряться перед троном Харальдовым. Не гоже, чтоб между людьми одного властелина тень вражды пробегала.

Арнвинд ждал. Гонцу поднесли рог, наполненный медом, дабы промочить пересохшее от ветра горло. Викинг сделал несколько больших глотков, удовлетворенно крякнул, вытирая усы, после чего вновь пригубил хмельной напиток. Последний глоток был коротким, небольшим. «Дело превыше всего», - любил говаривать их конунг, выходя в набег и оставляя все радости жизни за бортом своего драккара.
- Мой конунг Аудбьёрн, покоритель морей, гроза Англии и дальних жарких стран, шлет тебе Арнвинд свою братскую любовь, - с чувством произнес посланник, заставив конунга усмехнуться в усы. – Также спрашивает бесстрашный Аудбьёрн, готов ли его брат Арнвинд к походу на Харальда Косматого, власть в землях Одина и Тора захватившего.
Арнвинд прошел мимо гонца и сел на свой стул резной, по совместительству являвшийся троном. Конунг задумчиво подпер подбородок кулаком, на подлокотники в виде змеев и Слейпнира облокотившись. Задумался северный воин над тем как брату своему ответить. Посланник ждал.
- Скажи Аудбьёрну, что готов его брат Арнвинд выступить в великий поход против захватчика власти, никому кроме Одина не принадлежащей. Уже завтра наши драккары полетят навстречу звону стали.
Гонец удовлетворенно кивнул.
- Я так и передам, конунг.
- Не торопись, воин. Сегодня мы будем просить у Тора помощи в этом походе, что во славу отца его мы начинаем. Оставайся, воин.
- Нет, конунг. Мне к Аудбьёрну с вестью от тебя спешить надо.
Хильд не долго злилась на конунга, она понимала, что стоило поговорить с ним. Решить все до его отъезда. Девушка направилась в длинный дом, решительно толкнула дверь и та, скрипнув, послушно открылась.
Конунжий гонец невольно отпрянул, услышав скрип двери прежде, чем створка отворилась, и теперь наблюдал за прошедшей мимо него красавицей. Впрочем взгляд его был не долгим, поскольку уже через мгновение он вновь обернулся к Арнвинду:
- Могущественный государь, ответь, почему женщина заходит в твои палаты не чинясь, как даже воинам не дозволено?
Арнвинд задумчиво посмотрел на Хильд и пробормотал:
- Хотел бы я сам знать…., - но уже громче добавил. – Родственница она моя, а что до того, что она входит так…. Сочувствую я мужу ее.
Последние слова конунга заставили Хильд вздернуть подбородок и одарить посланника полным льда взглядом.
- Не тебе, воин, учить конунга как с родичами обращаться, - снисходительно промолвила девушка.
«С этим надо что-то делать», - почти обреченно подумал Арнвинд.
- Не тебе, баба, поучать мужей, - тихо, но с достоинством произнес молодой хирдман, разглядывая девушку повнимательние. Ведь коли она была родственницей Арнвинду, то и Аудбьерну приходилась родней. До чего же строптивую девицу вырастили в конунжем доме, стократ прав был конунг, что не будет счастья мужу ее.
Хильд вспыхнула, даром, что дочерью фьордов была, как лесной пожар полыхнул.
- Не тебе, гонец, учить родичей конунга, как им вести себя. Молод еще меня поучать, - последние слова девица уже конечно в сердцах произнесла, сама еще юна была.
Конунг явно не собирался вступать в перепалку, более того Арнвинд забавлялся сценой, что в длинном доме происходила.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удастся, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удасться, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
- Что за неучи в дом твой приходят, конунг? – ярилась Хильд, забыв о своих благих намерениях помириться.
- Хильд, покинь меня, - тихо, но от этого еще более опасно произнес Арнвинд. – Иначе мачта тебе игрушкой покажется.
Девушка открыла было рот, чтобы ответить родичу, но вовремя спохватилась и выскочила из длинного дома, едва гонца с ног не свалив, пробежала на облюбованную с утра скалу.

(а помогал мне Тельтиар)

Халагалад-Трандхейм,Брюньольв и Бард

Вечер.

Уже почти погас огонь, и лишь тлели угли, по которым изредка проскакивал язычок пламени и тут же потухал. Бард сидел на полу и смотрел на красные точки, напоминавшие ему жадные красные звёзды.
Голова скальда была абсолютно пустой, в ней не рождалось ни звука, ни слова – будто бы никогда Бард не писал стихи, будто бы мёд поэзии был ему и вовсе неведом!
За дверью послышались шаги… дверь скрипнула и с грохотом закрылась.
-Здравствуй, сын.
Брюньольв сел рядом с сыном и тоже начал наблюдать за вспыхиванием и угасанием искр в чреве очага.
-Знаешь, Бард, я ведь тебя понимаю… Да, да, понимаю! Мне тоже было сложно в твои годы, мне казалось, что законы гостеприимства нерушимы, что традиции должны исполняться неукоснительно. Но…мой отец считал иначе. Он хотел сохранить усадьбу для меня, для тебя… Без подлости это было бы невыполнимо! Пойми, Бард, нам без этого не выжить! Я знаю, тебе не по себе…но, пойми меня! Простить такое сложно, но…постарайся, сын…прошу тебя, постарайся…
Брюньольв устало опустил голову на грудь.
Бард невидяще уставился в огонь. Глаза щипало и жгло, слёзы обиды наворачивались на глаза. Скальд сморгнул и две горячие капли проползли по его щекам, оставляя за собой мокрые блестящие полоски.
-Хорошо…отец…я попытаюсь…понять и простить…тебя…
В очередной раз мигнул огонёк, что-то треснуло, и огонь затих полностью.

Утро следующего дня.

Собрались в трапезной Брюньольв, Бард, Свейн да вои смелые, которым доверял Брюньольв.
-Сегодня же мы плывём в Трандхейм на свадьбу к Харальду. Свейн, на тебя я оставляю управление имением!
Свейн кивнул.
Вскинулся Бард:
-А подарок какой мы к свадьбе везём?
-Корабль, лучшими мастерами Халагаланда сделанный и…Хрута. – при словах этих посмотрел Брюньольв на сына своего. Тот взгляд отвёл, в стену уставился – всё ещё не простил отца своего за попирательство традиций древних да за двоедушие.
-А теперь, Бард и вы – готовьтесь к отплытию. Свейн, останься, мне нужно сказать тебе пару слов.
Бард кивнул и вышел за дверь.
Брюньольв повернулся к Свейну и начал разговор об усадьбе, да о делах хозяйственных.

Бард вышел во двор. Утреннее солнце назойливо лезло в глаза.
Предстояла недолгая, но тягостная поездка – на душе было тяжело и горько, обида жгла грудь и злые слезы давили на глаза.
Взошёл на корабль Бард, остановился, да стал на землю вниз смотреть. Вдруг вздрогнул как от удара Бард – вели к кораблю Хрута. Шёл тот смиренно, тяжело – каждый шаг его к гибели приближал. Но не было дела до этого конугу свергнутому – сам он, своими руками семью на погибель свёл. Оттого и боли не видно было у него на лице, оттого так смиренно шёл он к смерти – жизнь уже не важна была для него.
Бард отвернулся – не в силах был он смотреть на Хрута.

Вечер того же дня.


Дул северный ветер…Корабль летел вперёд, разрезая пенные волны. Сзади, ненадолго отставая, шёл второй корабль. Он был не так изящен и не так быстр. Он был не нов, и ветер и море потрепали его. Доски потемнели, кое-где были видны заплатки.
А корабль, на котором находились Брюньольв с Бардом, был не такой.
Светлые доски были идеально пригнаны друг к другу. Ровная, гладкая древесина чуть потемнела от попавшей на неё воды, но она совсем не утратила свою мягкое сияние. Сине-белый полосатый парус был наполнен ветром.
-Если и далее будет северный ветер, то уже через 4 дня мы будем в Трандхейме. – сказал Брюньольв Барду. Тот лишь молча кивнул.

Ветер то дул, то затихал. Небо тоже, казалось, приняло цвет паруса… Оно было ярко-синим в белую полоску облаков.
Четыре дня пути были наполнены душевной мукой. Но обида и горечь постепенно утихал, и Бард почти перестал винить отца. Но он всё ещё не мог смотреть в глаза Хруту…

Через четыре дня.

Корабль ткнулся носом в пристань, послышался глухой удар. Полосатые паруса с шелестом свернулись.
Торд спрыгнул на пристань, тут же вслед ему полетела верёвка. Он тут же привязал корабль к берегу. Тут подплыл второй корабль. Торд привязал и его.
Из кораблей начали выгружать подарки, складывать их на телеги. Вывели Хрута. Он шёл, болезненно выпрямившись, с высоко поднятой головой. Хрут словно не обращал внимания на насмешки, которыми его обсыпали люди Брюнольва. Бард остановил их, ему было неприятно слышать эти оскорбления.
Наконец, все подарки были выгружены. Брюньольв кликнул местного жителя, вышедшего из дому на шум.
-Эй, подойди-ка сюда! – махнул лендрманн рукою. К нему подошёл сухощавый и абсолютно седой человек.
-Приветствую. Что надобно вам от меня? – отвечавший с трудом подавил зевок – на дворе стояло раннее утро.
-Да вот привезли мы подарок Харальду, - указал Брюнольв рукою на корабль, - да вот не везти же его с собой на волоке?! Оставим здесь мы его, а об этом доложим Харальду. А вы уж за ним проследите!
Кивнул крестьянин, и сказал:
-Конечно, - и отошёл.
Брюньольв же направился по дороге к Хладиру.
Уж вечерело, когда Брюньольв с людьми до усадьбы Хакона дошёл, где свадьбу свою и справлял Харальд. Подошёл к воротом лендрманн, и стража его вопрошала:
-Кто ты и зачем идёшь в Хладир?
-Я Брюньольв, лендрманн Халагаланда с подарками пришёл на свадьбу к Харальду.
Стража тут же расступилась, дав Брюнольву с дружиною внутрь пройти.
Войдя, они увидели всё ещё продолжавшийся пир. Пирующие были уже заметно пьяны, все громко говорили и многие уже валялись на лавках или под ними. Где-то громко орали песню, а невдалеке назревала драка.

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг, Асгаут.
(с неизменным Тельтиаром)

Ехать братьям вместе с воинами славными еще долго пришлось, но будучи сыты и отдохнувши теперь, легко вынесли они этот путь - несмотря на то, что предшествовало ему: застенки, побои... Впрочем, вспоминать о том уже и не хотелось, а хотелось прикорнуть на мягком сене, уже привычной постелью ставшим за то время, что жили они в бараке; хотелось провести в покое хотя бы одну недельку, не выполнять больше поручений никаких, которые могут только худым обернуться, ни к кому не ходить и не разговаривать ни с кем и даже друг с другом - да и зачем, Халльвард и Сигтрюгг без слов понимали, что сказать хочет тот или другой. Но предстоял с Асгаутом разговор - потому омрачились лица братьев, как только подъехали они к Сарасбергу.
"А мы сразу к ярлу поедем или сперва отдохнуть нам позволят немного?" - хотел Сигтрюгг у Бьярни спросить, но так и остались эти слова невысказанными, потому что пред взором младшего из братьев вдруг река оказалась, - река, у берегов которой кораблей было и не счесть. Как и народу, впрочем - и сплошь незнакомого.
- Что происходит здесь? - удивленно Халльвард спросил, недоумение брата заметив.
- О том мне не ведомо, - покачал головой Бьярни, вглядываясь в палатки да стяги, да в народ ратный, что Сарасберг наполнил. Когда уезжал он - одних вендов здесь было более двух тысяч, сейчас же к этому числу еще немало дружинников новых добавилось. - Хотя различаю я знамена данские, да вестфольдские, да вендские. А вон и Асгаута символ!
Указал рукой хирдман, сам же о том задумался, что с немалой ратью собирался на подмогу Ассе идти ярл в Агдир. Так неужели проиграно их дело?
- Поедем туда, посмотрим? - оживился Сигтрюгг. - Может, заодно и самого Асгаута найдем...
Халльвард усмехнулся - видел он, что брату сейчас до ярла уже нет дела никакого, а двигает им живое любопытство - пожалуй, самая заметная черта, что в характере младшего Вебьернссона была.Тронул поводья Бьярни, а за ним и остальные все устремились. Впрочем внимания на них особого никто не обратил - лица все сплошь незнакомые были, а то, что еще один отряд прибыл - так то капля в море.
- Ярл ваш где? - Бросил одному воину Бьярни, когда они по лагерю вдоволь проехались.
- Так знамо где, - дружинник тот отвечал. - В домине своей отдыхает.
- А, чтоб вас, - проскрежетал хирдман, да к братьям повернувшись, приказал: - К дому едем. Славно будет, коли и отобедаем заодно.
- Действительно славно, - мечтательно Сигтрюгг протянул. А брат его в это время по сторонам оглядывался.
Что за люди такие вокруг? Неведомо... да ведь такое сборище, что хоть войной иди против кого угодно. Только непохоже было, что на войну собираются все мужи эти. Вот уж и впрямь нелегкая задача!
Но вот миновали они ворота да к дому ярловому подобрались. Спешился Бьярни, в дверь постучал, а после вошел, Асгауту, что встретить его вышел, поклонившись.
- Доброго дня тебе, ярл, - произнес воин. - Исполнил я в точности приказание твое.
- Вижу я, - кивнул тот, братьев за спиной хирдмана увидав. - Отрадно мне, что столь расторопен ты был. Проходи, Халльвард, и ты, Сигтрюгг, за стол садитесь - знаю я, устали с дороги.
Первым Бьярни к столу направился, да только остановил его Асгаут, вывел из дому и там они говорили, покуда слуги угощение перед Вебьерсонами выставляли. После же вернулся ярл, да без воина уже.
Сигтрюгг уж вовсю уплетал что-то, Халльвард же сидел, словно с печалью потаенной на яства глядя. Когда же возвратился Асгаут, поднял хельд молодой глаза и с улыбкой грустною молвил:
- Поблагодарить тебя хотим, ярл - кабы не ты, плохо нам обоим пришлось бы в плену.
А про себя юноша добавил: "Кабы не ты, мы бы туда и не попали".
- Прослышал я про беду вашу, - рядом сел ярл. - Да разве ж мог оставить вас в плену, коли поручение мое исполняя вы схвачены были. Хорошо, однако, что сумели вы весточку передать своевременно.
- То воины, дружинники наши, не бросили нас в беде, сообразили, что делать нужно, - с благодарностью Сигтрюгг Торхалля вспомнил - как он в темницу пробирался тогда. - Поощрить надобно людей ваших, - кивнул ярл, молока себе наливая в кружку.
- Смекалку такую без награды оставлять не следует. Теперь же расскажите мне, что да как делали вы с момента того, как Сарасберг покинули.
Миску свою опустошив, отставил ее Сигтрюгг в сторонку и поведал Асгауту о том, как разместились они у Эйнара, как церемонию крещения собрались смотреть, про то, как яд - снадобье Торхильды - добавили в вино священное; и как Оттар отпил из чаши, но выжил, и как стрелял он в херсира из лесу, но того ладанка уберегла, и о том , как схватили их - обо всем рассказал парнишка.
- ... А после того разлучили нас с братом: меня Эйнар оставил у себя, в острог бросил, а Халльварда с собой Харек увез. Ну а о том, что дальше было, ты и сам знаешь, ярл.
- Знать-то знаю, но мне то Бьярни сказывал, а сам он тем событиям не свидетель. Ты мне расскажи, Хальвард - что Харек с тобой делал, да каким пыткам подвергал. Руку твою вижу изуродованную, еще что было. А ты, Сигтрюг про то, как у Эйнара жилось - расскажи. Да вот что еще - видел кто, как вы яд в вино добавляли? Али то лишь с признания вашего да догадок своих Харек и Эйнар порешили?
- Никто не видел, - покачал Халльвард головой. Был с нами в это время только Кьярвалль, гонец, что в отряде моем был раньше, мы только благодаря ему в церквушку и попали, - но он видеть никак не мог.
- Точно, - подтвердил Сигтрюгг.- А что же до Эйнара, так в темнице уж больно скучно сидеть было, да и кормили раз в день всего: видишь, как будто тоньше я стал вдвое. Правда, день на шестой заключения моего Оттар Рваный в себя пришел, и решили они с Эйнаром допрос мне устроить... Оттар все избить меня порывался, но ярл ему не позволил. Так что мне куда легче, чем брату, пришлось.
- То спорный вопрос, - пожал плечами Халльвард, на младшего поглядев. - Хотя, не скрою, тяжко мне пришлось, когда Волк пытать меня вздумал. Потому и рука сожженная, правильно ты, Асгаут, заметил... Еще утопить он меня пытался в бочке с водой. Дал тогда мне три дня на раздумье, обещался на четвертый уж на тот свет отправить, если не выдам я ему, кто нас послал херсира убить и для чего... Впрочем, все по-прежнему тайна для них, ни я, ни брат истины не сказали.
- Славные вы воины, - наклонился вперед Асгаут, сжал в руке крепкой ладонь Халльварда, да в глаза ему взглянул. - Теперь же я у вас прощения попрошу, за то, что на дело такое отправил, хотя и знал, что не миновать вам плена будет не зависимо от того, убьете вы Оттара или же жив он останется. И то не проверка верности вашей была, отнюдь.
Перевел дух ярл, видно не готов он был еще всей правды раскрыть, хоть и решился:
- С начала самого, как перешел под руку Харека Рваный, не его я убить желал, а до Волка добраться и дружка его, что Вингульмерком правил. Вам же того не сказал, чтобы не могли вы случайно даже про то никому рассказать. Жестоко с вами обошлись в полоне, верно то, однако деяниями своими себе же хуже сделали и Эйнар и Харек, ибо будет ожидать их за то кара великая.
- Так... значит... - взметнулись вверх Халльварда брови, хотел он уж Асгауту высказать все в лицо, но брат остановил его, перебив вовремя.
- Вот как повернулось все, - произнес Сигтрюгг. - Что же... понимаю я, почему ты не сказал нам этого раньше. А прощения не стоит просить - вызволил нас, и на том спасибо, - но как-то сухо, жестко эти слова прозвучали. - Надеюсь, все же, не уйдут эти двое от наказания и не зря терпели мы невзгоды.
- Я сам за тем прослежу, - пообещал ярл, голос его тверд стал, словно металл. - Теперь же слушайте. Дядя ваш казнен был за службу Гандальву, в которой вы его уличили. Надеюсь новость эта порадует вас.
- Казнен? - на лице Сигтрюгга удивление отразилось вначале, но потом стал понимать он, в чем дело. Да, Асгаут славно все устроил, выгорело дело их... Он-то, Сигтрюгг, думал, что ловко выкрутился, придумал небылицу, а все взяли да и поверили. А получается, что небылица эта былью обернулась, да еще и смертью человека, ни в чем не виноватого - уж по крайней мере, в истории этой точно.
- То есть... ничего нам не угрожает, так?
- Угрожает? - Рассмеялся Асгаут, да так что борода его русая затряслась. - Вы, братья сами кому угодно угрожать можете ныне. Пока же к делу вернемся нашему, ибо не завершено оно еще и от вас только зависит, достойно ли отплатите вы иноверцам за гостеприимство их.
- А что же еще нам предстоит? - озадачился Халльвард. Он, кажется, помнил что-то о разговоре с Рагхильдой необходимом, но помнил смутно, так что сомневался, к тому ли это делу относится.
"Или он хочет, чтоб мы еще что-то для него сделали? Нет уж, не намерен я больше впросак попадать только потому, что одному ярлу вздумалось свести с врагами счеты ценой чужих жизней!"
- Да уж, осталось вам кюне изложить все, как по правде было, - на слове "правда" ударение особое сделал ярл Асгаут. - Вы ей родичами приходитесь не из дальних, так что словам вашим веры больше будет, особенно аргументами такими поддержанным.
Указал он на ладонь Халльварда.
- Слушайте же и запоминайте, что говорить вам надобно будет.
"Понятно все", - тень скользнула по лицу хельда, но он смолчал, приготовившись внимательно слушать. Есть такие игры - начнешь играть, а остановиться уже нельзя.
Обыкновенно так играют с Судьбою...
- О том, что отраву вы добавили в вино церковное - это ложь, иноверцами придуманная, чтобы очернить вас. Под пытками признание вырвано было и нет за вами вины такой, - твердо произнес ярл. - В Оттара вы по приказу дяди стреляли - он свое получил уже. Держали же вас без суда и следствия в остроге, конунжих посланцев, хотя на то права не имели ярлы иноверные. Тебя, Сигтрюгг, Эйнар желал в веру свою обратить под угрозой смерти, да богов наших хаять заставлял. То и Бьярни видел, когда высвобождать тебя приехал.
- Да-да, так и было, - кивал Сигтрюгг. - Больше уж никто не сможет нам сказать, мол, во лжи вас уличили. В точности все так и скажем кюне.
"Асгаут говорит, за нами нет вины", - думал Халльвард в это время, - "а совесть совершенно иное на ушко шепчет, посмеивается, не иначе." Почувствовал он какую-то обреченность, покорность - словно идешь по дороге и знаешь - можно только прямо, а шаг влево или вправо - неминучая смерть. Да ведь так и есть...
- Теперь ты, Халльвард. - Продолжил ярл. - Расскажешь как пытал тебя Харек, без утайки, да как требовал, чтобы ты на ярлов властью обличенных донос говорил и убить тебя грозился. Говори, что словам твоим не верил, в цепи заковал... да что я тебе рассказываю, ты лучше меня все знаешь. А когда сказал ты ему, что конунг родич тебе и кюна наша мудрая, так он тебе, уверен я, в лицо рассмеялся и отвечал, что он конунгу нашему не вассал. Так ведь?
Взглянул Халльвард в глаза Асгауту - хмуро взглянул, но тут же исчезло выражение это с лица его: обычный юноша, просто усталый, бледный.
- Все так, - кивнул он. - Но когда же предстоит нам беседа с Рагхильдой Вещей? Смотрим мы с братом, неспокойно здесь, народ незнакомый, корабли... Стряслось что-то?
- Да, стряслось, - нахмурился тут и ярл сам, да так, словно постарел сразу на десяток лет. - То из Агдира люди. Разбил нас Сульки конунг, ныне нет больше у Харальда владений обширных на юге, все этому брюхотрясу отошло!
- Как так?! - потрясенно Сигтрюгг воскликнул. - Да разве ж есть в землях норвежских войско сильнее харальдова? Неужто Сульки какой-то смог... Но Харальд же собирается владения свои обратно вернуть, правда?
- Харальд о том не знает еще даже, - покачал головою Асгаут. - А войско его - где оно? Все наемники даны да венды воевали, а они слабы с норвежцами то биться. Ну да Сарасберг - не Агдир, сюда он не сунется.
- И то хорошо, - покачал головой младший Вебьернссон. - Горькая все же весть... Ну да ладно, верю я, что потери эти восполнены будут.
- Иноземцы погибли, и поделом им, - усмехнулся молодой ярл на слова Сигтрюга. - Им теперь платить меньше, а что до земель - не удержит их Сульки. Время нынче на нашей стороне будет. Харальд воротится - полетят головы, уж то я обещаю.
- Твоими бы устами да мед пить, - Халльвард, молчавший покуда, улыбнулся. - Впрочем, сдается мне, так оно и будет, ярл. Так что же до кюны?
- Что говорить ей - то вы знаете, коли еще вспомните чего, без утайки ей расскажите, все, что повредить может иноверцам должно сказано быть. Но то завтра.
Поднялся Асгаут из-за стола, прошелся по горнице.
- Ныне Асса кюна прибыла из Агдира и с Рагхильдой беседу имеет. А с Ассой и Торлейв жрец вернулся, во всей полноте власти своей восстановленный, так что будет у нас подспорье великое.
При упоминании Торлейва переглянулись братья с недоумением. Свежа была еще память о той истории, ох, свежа...
- Восстановленный? - решился переспросить Сигтрюгг. - Неужели снова в милости он у Рагхильды?
- О том я лишь догадываться могу, в милости он или нет, но делу нашему лучше него никто не поможет.
- Верно, кто же еще поможет с иноверцами, предателями богов наших справиться, - согласился младший, вновь за чем-то съестным потянувшись. - Значит, завтра... а на сегодня дел больше нету никаких? Ты погляди, Асгаут, на Халльварда - того и гляди под стол упадет. Отдохнуть бы не грех...
И почти умоляюще взглянул он на ярла.
- Дел больше нет, - кивнул ярл. - Награда вас дожидается за службу верную. Эй слуги, внесите сундуки!
Принесли слуги сундук окованный в скорости, да открыли его: тот это сундук был, что братья у пиратов отобрали в начале весны, да и золото все то же в нем было.
- Себе возьмите, сколько желаете, да людям своим, - молвил Асгаут, жестом широким к сундуку юношей приглашая.
Халльвард постеснялся брать больше, чем следовало бы, две горсти зачерпнул неполных, решил - хватит; зато Сигтрюгг уж набрал и в мешочек, к поясу притороченный, и в подол рубахи насыпал приговаривая:
- Это за брата... это за темницу эйнарову... это дружине верной...
- Братец, - остановил его Халльвард, - тебе не проще ли весь сундук забрать сразу?
Тот покраснел и последнюю горсть золота, им взятую, все же обратно высыпал.
- Ну добре, по работе и награда, - за ними наблюдая, сказал Асгаут. - Идите, отдохните. И вот еще - Халльвард, тебе пятнадцать лет скоро будет, пора и в наследство вступать, коли уж Хель дядю твоего так рано прибрала. Быть тебе землевладельцем на Хисинге, и херсиром полновластным. Право свое ты отвагой доказал.
Наклонил голову Халльвард, улыбнулся через силу - вроде и радость должна быть на сердце, а на душе тяжело почему-то. Тронул его за локоть Сигтрюгг - не печалься, мол, что ни деется, все к лучшему.
Попрощались с ярлом братья да отправились к себе. давно же они барака, ставшего им домом родным, не видели! Там и воинов встретили, дружину свою, и тут же золотом одарили богато, пуще всех же - Торхалля, за храбрость его и смекалку; а после, пообещав после отдыха рассказать воям обо всем, спать улеглись оба. И только сомкнулись веки Халльварда, как навалился на него сон, тяжелый, будто каменный, без видений, но беспокойный. А Сигтрюгг не сразу уснул - подсчитывал, сколько золота забрал он из сундука да не много ли Асгауту оставил.

Хладир. Харальд, Хакон и Брюнольв с сыном.
С Жак. Виса принадлежит Скальду


Не много внимания, тем не менее, на хмельных дружинников прибывшие обращали - повел их стражник между столами да к прямо ко входу в усадьбу саму. Однако же те, кто смотрели на гостей, пусть и пьяны были, но сумели фигуру знакомую различить:
- Эй, да это же Хрут! Сам явился, троллиный выродок!
- А с ним-то кто? - Прищурился другой гридь.
- Да тролли их разберут, но вроде не наши то люди.
Брюньольв нахмурился - похоже, не рады ему были здесь. Он оглянулся на сына - Бард выглядел изумлённо.
-Отец, - шёпотом спросил он, - почему они так враждебно встречают нас?
Брюньольв молча указал на шедшего позади них Хрута. Бард понятливо кивнул.
-Эй, страж, веди-ка нас побыстрее! - громко воскликнул Брюньольв.
- Да уж, куда спешить-то, - бросил хирдман, отворяя дверь. - Проходите, чего на пороге стоять, а вот дружинники ваши пусть во дворе побудут.
Быстро люди в сени вошли, а там и в трапезную широкую, где именитые ярлы и хевдинги пировали. На высоком месте сидел молодой Харальд конунг, по правую же руку от него Хакон Хладирский, а по левую Грютинг из Оркдаля.
- Приветствуйте конунга, - прошептал страж, прочь отходя.
-Приветствую тебя, Харальд! - почтительно сказал Брюнольв.- Приветствую и вас, Хакон и Грютинг.
Бард тоже поприветствовал сидевших. Вновь заговорил Брюнольв, расточая почтение и благодушие:
--Прибыли мы на свадьбу, да не с пустыми руками. Привезли мы сундуки с тканями, шкуры тюленьи, украшения, да гордость нашу - корабль, самыми искусными мастерами Халагаланда сделанный.
- Здрав буде, Брюнольв, властитель Халагаланда, отрадно нам, что ты пришел на нашу свадьбу, - чинно Харальд отвечал, однако не стал он с сидения своего вставать, дабы гостя поприветствовать. - Подарки ваши примем мы с гордостью и да будет всем о щедрости Халагаланда известно! Садись, Брюнольв на место почетное, испей кубок браги.
Взмахнул рукой небрежно конунг, повелев одному из пирующих место лендрману уступить, а после слугам бросил:
- А вы, холопы, проследите, чтобы гостям нашим ни в чем отказу не было!
Хакон и Грютинг в очередь свою так же приветствовали Брюнольва, а после поднесли ему слуги явства разные, да людей знатных, что с ним приехали так же за стол усадили.
Кивнул благодарно Брюнольв, да сел на место предложенное.
Плеснул браги из кувшина в кубок свой, да обратился к Харальду:
- Есть ещё один подарок для тебя, на дворе он дожидается.
- Коли не конь-то боевой, сюда тащите, - конунг в ответ бросил, кубок еще один опрокидывая.
Подозвал Брюньольв Барда и что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и вышел со двора.
Через пару минут он возвратился с двумя воями и Хрутом.
Хотел было спросить Харальд, что это за песье отродье ему привели, да раньше того признал Хакон ярла своего мятежного, посмотрел взглядом суровым:
- Вот мы с тобой Хрут и свиделись, - произнес.
- На колени его, - Харальд приказал. Дружинник один по ногам ударил пленника, упасть заставив, а после на плечи надавил, дабы не встал тот. - В угол его усадите, да кости в него бросайте, словно в пса паршивого.
Улыбнулся после конунг, вновь к Брюнольву поворотился:
- Удружил ты мне, лендрман, такую змеюку подлую изловить сумел, какую даже дядя мой не сдюжил. Больше других мне подарок этот по нраву пришелся - проси взамен все, что пожелаешь!
Улыбнулся Брюнольв - доволен он был, что подарок его по душе конунгу пришёлся.
-Хочу я земли свои, Халагаланд, тебе под руку, конунг, привести. Ну да ещё льготы торговые, да право дань собирать с племен финских и с торговцев, в Халагаланд заплывающих. Надеюсь, не слишком многого я прошу?
Хотел было за дерзость такую побранить лендрмана Харальд да вон выгнать, но сам же слово давал, что любую просьбу его исполнит. Оттого и кивнул, поразмыслив немного, да к выводу придя, что человек верный на самом севере владений его весьма кстати будет, поскольку места то дикие да безлюдные, а Брюнольв хорошо знает их и привилегии такие имея добросовестно службу справлять будет. Да и то понимал конунг, что коли отказал бы ему в льготах торговых он, так лендрман хитрый все равно доходы свои укрывать стал бы, а там - и не разобраться было бы.
- Будут тебе привилегии, - поднял кубок Харальд сын Хальвдана. - За Брюнольва выпьем, да за то, что ныне к владениям нашим Халагаланд обширный присоединился и народ его храбрый отныне союзник наш!

Обрадовался Брюньольв. Опорожнил кубок быстро, да еще браги подлил.
-Эй, Бард! Подойди-ка сюда! - крикнул Брюньольв сыну и обернулся к Харальду. - Сына моего я уже представлял тебе, конунг.
Бард подошел к конунгу и сказал:
-Дозволишь ли, чтобы вису я, в твою честь сложенную, конунг, прочитал?
- Богат день нынешний на мед поэзии, - в ответ Харальд усмехнулся, на юношу глядя, что был его немногим старше. - Что же, двоих скальдов прославленных уже слушали мы сегодня и оба славную награду получили, так почему же третьему должно отказывать? Говори свою вису, Бард Брюнольвсон, покажи искусство свое.

Бард кивнул и, закрыв глаза, начал читать:

Полон пенной сытью кубок
Спою песнь владыке срубов,
нивы копий жнец посевов,
жнивы жал в потехе бранной.

Гнал губителей стад тучных
Гневный Бальдр грома Скьёгуль
Улль зеленых дебрей хвойных
веча сечи зуб сломавший.

Дрался дерзко с парой вепрей
Дравгов ужас им сготовил
Знают гости Хейдемёрка
зелья чаши Сив вкус горький

Славься, светоч зала трапез
Скалы троллей перешедший
Фрейр просторов Транделага
ныне Нанной нив владеешь.

Скальд же рад восславить висой
сколь ему достанет силы
Фрейра отпрыска деянья.
Щедр конунг на награду

Закончив, Бард открыл глаза и посмотрел на Харальда, ожидая оценки своей висы.

- Молод скальд, а в мастерстве не уступает Тормунду с Торбьерном, - кто-то проронил и тут же другие воины его поддержали:
- Да, юнец-то мог бы с ними поспорить!
Поднялся тогда с места своего Харальд впервые, и тем уже большая похвала была мастерству Барда:
- Слова твои приятны нам, - произнес конунг, видя, что согласны с ним ярлы ближайшие и тесть. - Возьми же в дар перстень этот, да еще меч Жало Змеиное, что раньше Мару Хладные Пальцы принадлежал. Знаю я, будет он врагов не хуже разить, чем язык твой острый. Теперь же слушай, Бард - в дружину свою тебя я зову, да место почетное обещаю, коли служить мне станешь.
Приятны были похвалы Барду, принял он дары из рук конунга и сказал:
-Спасибо за дары твои, конунг, но ещё больше благодарю тебя за то, что позвал меня в дружину свою! Не под силу мне дома сидеть, когда война рядом ведётся! Пойду я к тебе на службу, да служить верно буду, как служил бы отцу своему!
Брюньольв довольно улыбнулся - была у него давно мечта такая честолюбивая.
Улыбнулся и Харальд, ибо не только человека верного получил, да умом не обделенного, но и верности Брюнольва гарантию, ибо пока был подле него Бард, словно заложник, не стоило бояться, что худое лендрман замыслит.
Временем тем вновь присмотрелся к пленнику Хакон, покуда беседой мужи молодые заняты были, и хотя давно мятеж подавлен был, крепкая обида в сердце конунга оставалась.
- Ну довольно уже костями кормить гостя этого, - молвил он слугам. - К свиньям его в хлев бросьте, там ему самое место будет. По делам его и награда, как богами заповедано.
Не следовало дважды челяди приказ отдавать. Подхватили они Хрута, да прочь выволокли за волосы да за бороду, а после прямо в загон к свиньям и бросили.
Вышел тут из усадьбы Харальд, а за ним следом и другие мужи освежиться после пира жаркого, остановились они у хлева того, крики мятежника полоненого слушая, да мольбы его о смерти милосердной. Мигом вся гордость последняя с Хрута слетела. Слышно было, как в грязи извивался он, от хряков отбиваясь.
- Хакон, сжалься! - Из загона того донеслось. - Дозволь умереть хоть не в дерьме свином!
- Что там он говорит, сын мой? - У Харальда старый конунг спросил. - А то глуховат я стал в последнее время, лишь хрюкание свиное слышу.
- Благодарит тебя Хрут, за то что ты ему компанию подходящую подобрал, - сын Хальвдана усмехнулся.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Подошел Хакон поближе, да на огражденье загона облокотился.
- Отец твой, Хрут, мне служил, - начал он, криков не слушая. – И дед, и прадед верными были. Скажи же по чести: ужель они там, в Вальхалле, ожидают тебя не мечом, но с объятьями. Род очернил, конунга – предал. Так по что я тебе милосердие должен?
Хрут не ответил, сражением занятый, и Хакон нахмурился.
- Эй! Кликнул он слуг. – Тащите обратно.
Рабы мигом достали мятежного ярла из свиного загона да кинули конунгу под ноги. Владыка Транделага брезгливо скривился, разглядывая Хрута, как мерзкое насекомое. И не запах дурной тому был причинй: Ярл выглядел жалко: избитый, весь в синяках, с рассеченной брови кровушка капает, руки веревками стерты.
Но не рождало то жалости в сердце конунга: слишком много бед принесло в земли его Хрутово властолюбие.
- Великая радость в доме моем, - продолжил речь Хакон. – Обрел я ныне нового сына да наследника. И пусть судьбу остальных ярлов мятежных сам я сам решил, но вина их была много меньше. Высокий гуторил, что дурак, слушающий лживые речи, виновен лишь в скудоумии, в то время, как ум, их измысливший – есть порождение Локи.
Конунг повернулся к Харальду:
- Что скажешь, о, родич? Отправим паршивца к богу Огня, али бесправным рабом сделаем, чтоб службой усердной да приглядом за новыми родичами... – Хакон кивнул на свинарник, - … он вину искупал? Реши же судьбу этой твари ползучей, о, конунг. Мненье мое: не стоит он смерти ни от меча, ни от копья честного. Жаль оружие доброе, что воям доблестным предназначено, в свином дерьме пачкать.
Все выжидательно на Харальда глянули. Что ж скажет властитель Агдирский да зять Хакона Трондского? Какую кару мятежнику изберет?

Нидорас. Неккви и Гандальв
с ДЛ

С появлением невесты зал оживился. Да то и не удивительно: дочь старого Неккви не только знатностью рода очи приковывала. Гандальв довольно улыбнулся себе в бороду: дочь друга и союзника ценна, даже будучи лицом неприятна. А, ежели она еще и красива, как Фрейа… свадьба становиться приятной вдвойне.
- Подойди, Астрид, - молвил Неккви конунг. - Напои союзника и друга нашего.
Поднесли девушке рог, медом хмельным наполненный, она же, с поклоном Гандальву протянула напиток этот, голову опустив, дабы глазами не встречаться с грозным конунгом Альвхеймара.
- Вижу я, Неккви, что взрастил ты под кровом цветок красоты дивной, - молвил альвхеймарец конунгу Мера. – Рад буду я принять у тебя драгоценность такую, да дать ей оправу достойную. Слуги!
Прислужники, знака дождавшись, втащили дары будущей кюне. Гандальв взял из шкатулки открытой украшение одно – и к невесте своей обратился:
- Как станешь ты кюной в Альвхеймаре – всю тебя дарами осыплю. Но, пока ты лишь дочь друга – позволь лишь одно ожерелье на шее твоей застегнуть.
Конечно, отказ был немыслем, но дева вздрогнула, едва прикоснулся к ней будущий муж. Гандальв внушал ей лишь страх, и невеста с мольбой на родителя глянула. Неккви лишь улыбался: все девушки нервничают перед замужеством. Он не понимал и не желал разуметь дочкино горе.
- Добрый подарок, - промолвил старый конунг, на ожерелье то глядя. Видно было, что из самого Миклагарда привезено оно, каменьями драгоценными усыпанное. - Укрепит щедрость такая любовь вашу и понимание.
Ярлы же многие и другие гости все больше не на конунгов смотрели, а на подарки дорогие. Знали, что и им перепадет многое из даров привезенных, коли властитель их от радости щедрее станет. Один лишь Рогволда сын меньшой все больше смотрел не на злато, а на самого Гандальва, и нельзя сказать было, что во взгляде его радушие было.
- Благодарю тебя за подарок, - наконец произнесла тихо Астрид.
- Столь же скромна, сколь и прекрасна дочь твоя, Некви, - довольно сказал конунг Альвхеймара. – Воистину. Всего злата в Норвгии мало, чтоб одарить тебя, такое сокровище взрастившего и воспитавшего. Любой муж был бы рад деву достоинств таких подле себя посадить да мед с ней пить из одного кубка. Благодарю тебя за дар бесценный и хранить его пуще земель своих обязуюсь.
- Приятны мне слова твои, - благодушно конунг кивнул. - А ты, дочь, согласна ли конунга Альвхеймарского женою стать?
Медленно кивнула дева. Да и кому согласие ее интересно было, коли отец еще утром пригрозил, чтобы об отказе и не помышляла она.
Меж тем жрецы не дремали и за разговорами конунгов все подготовили, чтобы богов почтить по обычаю, да связать мужа и жену этих узами брака, во славу Фрейру да Одину. Вот и первая кровь на пол полилась… но тут вошел в горницу гридень младой, да Некки на ухо что-то шепнул. Омрачилось чело конунга Мера:
- Простите меня, гости дорогие и ты, родич будущий, - обратился он к Гандальву. – Должен покинуть я вас на время недолгое, чтобы молодцы мои с головами горячими праздник усобицей не омрачили. Эх, заповедовали же предки в рот хмельного не брать до полудня…
Мужи благосклонно кивнули: любовь к меду – порок, мужу понятный, да всем известно, что излишние возлияния могут кружить головы да ножи из ножен вырывать не по делу.
Неккви с гонцом спешно вышел из залы. Геревард, после того, как конунг ушел, с места своего поднялся - один он из жрецов всех вместе с ярлами пировал, как служитель Ньорда верховный.
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами, - так сказал, и к выходу направился, а следом за ним Гандальв с невестой молодой, что старалась хотя бы на шаг от него быть, не ближе. А там и все гости. Во дворе же обильное жертвоприношение ожидало их и лишь вышли новобрачные, как подал знак Геревард помощникам своим асов светлых дарами порадовать.
Фрее - украшений, Фрейру - вепря, Одину - меда, всех богов обрадовали, Ньорду же пуще других подарков досталось - немало золота на дно морское ушло в день этот. Лишь Тюр пока без подарка остался. К алтарю его волк матерый привязан был, учатсти своей дожидающийся, да путы порвать стремящийся, точно Фенрир сам. Обнажил нож жертвенный Геревард, ближе подошел:
- Кровь волчья Тюру угодна! - Провозгласил. - Станет она залогом крепости брака вашего, ибо сам Ас Справедливый взор обратит на свадьбу сию и благословит ее.
Но боги, видимо, судили по иному. Или воля человеческая в их суд ныне вмешалась – кто знает? А только путы проверенные рывков зверя не выдержали. Подношение Тюру, жизни желая, напрягло мускулы – и лопнула привязь. Жрец не успел удивиться, как острые волчьи ему брюхо вспороли. Видимо, не желали боли сегодня крови волчьей, но взамен человеческую потребовали. Геревард страшно закричал, и серый хозяин лесов, спрыгнув с жертвенника, на Гандальва уставился. Глаза горели, слюна с клыков капала… Астрид, пискнув, за спину жениху схоронилась. Конунг Альвхеймара сегодня был не оружен, ни меча, ни секиры в дом друга не взял. Лишь один нож у него на поясе висел. Но конунг, прозванный Серым не испугался смерти, смотревшей из желтых глаз волка. Такой же волк был на стяге Альвхеймара – так ужель он, Гандальв, забоиться покровителя рода? Сжал он нож да подготовился к схватке. Но не суждено было им силой померяться: охрана на крик жреца прибежала, да стрелой серого зверя к земле пригвоздила.
- Ох... погубили... - хрипел жрец, брюхо разодранное ладонями закрывая, точно мог он крови ток остановить. Вокруг же все больше людей собирались, да не столько жрецу помочь. Слушок прокатился, что не угодна богам свадьба эта, да что жреца за преступления его былые боги наказали, да что как волк этот Гереварда загрыз, так и альвхеймарский волк конунга мерского загрызет, коли ему волю дать.
Неслись перессуды, а кто начало этим разговорам положил - уже и не понять было.
- Ужель гридни друга моего до пересудов опустятся, будто жены, но не мужи? – недовольно спросил Гандальв, гридней мерских взором окидывая. – Добейте жреца: ужели не видно, что он – не жилец? Пусть меч в руку возьмет да в Вальгаллу отправиться, как викинг, а не трус с душою собаки. Я тоже могу лишь посетовать, что символ дома моего какой-то мальчишка из лука убил… но толковать знаки – удел мудрых. Подождем слова жреческого.
И конунг ушел к дом. Астрид, напуганная произошедшим, последовала за ним. Как привязанная. В глазах невесты дрожали непролитые слезы. Не мила была ей эта свадьба, но так еще хуже: не жена и не дева свободная. Фрейа, за что?
Никто ничего Гандальву не сказал, кто-то побежал конунга искать, кто-то и вовсе прочь подался. Дурной то знак, коли смерть на свадьбе случается, а уж если сам жрец верховный, так это беда лютая, не иначе случиться может. Против свадьбы асы - о том даже прислуга судачила.
Геревард умирающий хрипел тихо, не мог сказать ничего уже, да жизнь из тела его уходила с каждым вздохом. Прислужник один ему в ладонь меч вложил, другой же клинок в самое сердце вогнал, отправляя жреца в Валгаллу.

Транделаг. Хладир.
Совместно avarach и Тельтиар

На слова Хакона Грютинг первым откликнулся:
– Хочешь конунг змею подлую, ядом сочащую за спиной оставить своей, так оставь жизнь изменнику этому. А коль хочешь очистить от скверны земли свои, то не след оставлять семя гнилью сочащееся. Коли в грязь, словно боров в хлеву, втоптал имя свое, то и смерти достоин он жизни своей подобной.
Покосился Грютинг на конунга, не гневиться ли он слову его во перед изъявления воли его сказанного, да пока не прервал тот его. Выдержал паузу, ярл Оркдаля, да продолжил мысль свою излагать конунгу:
– Велики владения твои владыка, да только все в длину они больше. Как покинешь ты места или ярл твой отъедет, станет выползень змеиный, языком своим раздвоенным смуту сеять средь рабов и черного люда вначале, а потом и умы хирдманов твоих замутит. Локки дар свой кому попало тоже не дает, а этот еще и рода славного – в счет заслуг дедов и отца его сможет путь к сердцам он людей искусом не тронутых выискать. Потому говорю я тебе, измена подлая должна быть наказана без жалости, так чтоб другим не повадно более было. Нельзя нам такого зла простить, прощение сочтут твоей слабостью конунг! Сердце твое должно быть твердо как скалы родного Оркдаля. Не позволь другим усомниться в твердости правления руки твоей.
Обдумал Харальд слова, ярлом сказанные. Мудро Грютинг рассуждал, нельзя было милости выказывать к предателю, поскольку однажды предавший навсегда имя свое очернил и пред людьми и пред богами.
- Нет пощады изменнику, - наконец Харальд молвил. - Но и смерти достойной он не заслуживает. Даже Раги Иварсон, хоть и мятежник был, но в бою до последнего дело свое подлое отстаивал, этот же прочь бежал, да людей ему верных на погибель бросил. Такого в жертву принести - богов обидеть.
Кивнул на слова конунгом сказанные ярл и продолжил:
– Не достоин он кровь на алтарь богов наших свою пролить, оскорбим мы тем их. С грязью имя свое смешавший должен в грязь и вернуться, пусть, имя его средь других будет словно зловоние. Службой своей заслужил он такую награду – погребсти его в яме, куда рабы нужду справлять наши ходят, там ему самое место.
Жестким и холодом ледников в тот момент был наполнен голос оркдальскоо ярла.
– Пусть наукой будет эта судьба всем, кто повторенья ее пожелает. Впрочем воля твоя конунг, над жизнью и смертью сейчас ты его властен.
- Любо мне решение такое, - улыбнулся Харальд ярлу, в который раз про себя отметил, что не зря его службу принял. - Но прежде, эй холопы, вырвите ему язык его змеиный, которым он людей на смуту подбивал!
Бросились слуги на Хрута, снова его на землю повалили, вырывающегося, голову отдернули за волосы, да стальным кинжалом зубы стиснутые разжали. Долго еще кричал Хрут, покуда ему клещами калеными язык вырывали, а после потащили мятежника к яме выгребной, как то Грютинг предложил, да под свист и улюлюканье гридей пьяных бросить готовились.
Только жестом властным остановил их Грютинг:
– Стойте! Вы что ж хотите чтоб он в крови своей захлебнулся? Или изошел ей прежде смерти своей? Рану от языка прижгите сперва перед тем как бросить его. В полной мере он должен вкусить сладость возмездия.
Бился в муках предатель когда угли ему в рот засовывали, прямо сквозь зубы сведенные в судороге. Разлетались они в стороны осколками осколкам ракушек морских.
– Вот же пес, даже смерть принять достойно не может! – С презрением слова Исхер выплюнул. – Ты смотри, его уже и в яму макать нет надобности, по нему и так все стекает смешавшееся.
–Значит верную кару ему мы выбрали, он и сам к ней стремиться. Бросайте его уж скорее, сил нет слышать на бабские стоны его. – В тон ему отозвался Грютинг.
Дружным действием отозвались приказ исполнявшие гридни, только всплеск от падения тела донесся Хрутова. В тяжелом молчанье смотрели все на его трепыхания, пока те совсем не затихли.
- Собаке смерть собачья, - молвил Харальд, на действо сие глядя, да нос ладонью прикрыв. - А тут не собака даже, а муха навозная издохла.
- Да нет, конунг, смотри - бултыхаеться еще! - Кто-то из молодых гридней бросил.
– До жизни конца своей клятой, уловками Локки спастись он пытается. Только здесь не помогут они ему. – Бросил Грютинг на гридня того взгляд сверху вниз. – Раз видишь такое, твой долг помочь правосудию.
Гридень не поняв, что Грютинг хотел от него, упер полный непонимания взгляд в ярла.
– Ногой говори упрись, да помоги предателю. Эки ты бестолковый!
Осторожно, чтоб не запачкаться от брызг, что летели вокруг, подобрался вой к яме, и ногой голову Хрута до самой макушки вглубь окунул.
– Вот так и держи его, пока дергаться не перестанет, – кивнул ярл оркдальский. – Пора уж заканчивать нам.
Последние пузыри отошли на поверхности, и Грютинг повернувшись к Харальду произнес:
– Покончили с грязью мы ныне. Так забудем о ней и пусть имя Хртуа покинет память людей навсегда. Хотел я с тобой, конунг, поговорить о наших дальнейших свершеньях. Пока не в Валгалле мы, и время пиров здесь длиться не вечно. Куда дольше ты войско свое поведешь? Как землю от свою от чужих рук сберегать станешь? Велик твой надел ныне стал, только длинен и долог он больно. Никак с одного конца в другой не успеть, а стервятникам этого только и надо.
- Велик мой надел ныне, оттого и расправу суровую чиню, чтобы другим не повадно было супротив меня голову поднимать, - отвечал Харальд, головой мотнув, да волосы непокорные, что уже до плечей отросли, назад отбросил. - Так я тебе скажу, Грютинг ярл, Халагаланд обширный сам ныне предо мной склонился, а вместе с Транделагом значит это, что весь север норвегии в моих руках, а дальше лишь льды да моржи, нет врагов там. С Запада мы морем защищены, а дальше там острова англов и скоттов - эти трусы викингам не угроза, сами пусть боятся, что мы к ним в гости нагрянем. К Востоку же земли финские да разбойные - оттуда нападения бояться тоже нет нужды. Зачит на юг пора взор обратить.
Сурово слова звучали Харальдовы, видно не первый день он затею эту вынашивал, да уже успел с советниками обсудить:
- Кто еще соседом Оркдалю приходится, кроме Хладира да Гудбрандсдалира?
– Никого вокруг не осталось, кроме Мера. Слаб он против войска твоего выступить, только оставлять все равно нам его за спиною нельзя. Даже вода может камень по капле сточить, так и соперников оставлять в живых нам не след, – отвечал на вопрос конунга Грютинг.
У самого же картины богатств, что трофеями взять можно в Мере перед глазами встали.
– Нужно те земли тебе в руки свои взять, коль желаешь владеть всей Норвегией.
- Конечно нужно, - согласился сын Хальвдана. - Обширна земля Мерская, да и... не возвращаться же мне, право слово в Агдир тем же путем, каким и пришел.
– И то верно. Только не дело дела кузницы битв обсуждать нам на улице, давай же вернемся к веселью праздника нашего, следующий раз погулять только в Мере плененном мы сможем. Возвратимся к угощению нами оставленному.
И следом за конунгом отправился Грютинг на пир хмельной.

Транделаг. Трандхейм. Гутхорм.

Долгий путь проделал родич Харальда, не щадил он не коня драгоценного, ни ног верной дружины – лишь бы с племянником быстрей повидаться. Брата вещей Рагхильды боги не обделили ни умом, ни отвагой: боялся он горячности Харальда и все, что от него было потребно, вершил, чтоб ее последствия сгладить. Но все же Гутхорм из рода Оленя был викингом славного рода властителей, и стерпеть оскорбленье от младшего по летам и заслугам… для такого надо было чести не знать.
Разозлился берсерк, прознав, что Харальд на свадьбе своей предателя да соперника бывшего на место его посадил.
«Хоть и предрекли боги Рагхильде рождение великого победителя, - думал Гутхорм, - но гонор его да нрав, что от Хальвдана, способен дело все загубить. Окромя того – червем буду, коли младшему родичу унизить себя прилюдно дозволю? Узы рода – вот крепь нерушимая, Харальд понять это должен. Довольно уж и того, что отец Хальвдана внуку в наследство оставил, так мальчику мало!..»
Горячая кровь викинга бурлила, а руки так и тянулись к оружию. Старался он быть справедливым, но лезла в голову мысль, что неблагодарен племянник да слеп.
Страже в воротах усадьбы, невзирая на поздний час, была бодрой и службу несла на диво исправно. Видимо, глава их – муж достоинств недюженных, коли смог удержать дюжих мужей от хмельного напитка. Только похвалил его Гутхорм в мыслях своих – как начальник стражи хладирской лично пожаловал. Конунга трое людей едва удержали, так хотел он Ахти в шею вцепиться да жизнь из отродья гудбрандова выдавить. А парень из местных меж тем про решение Хакона да договор его с Харальдом пояснил. Ахти лишь усмехался: он чтил себя человеком Хакона Трондского и приятно ему было видеть бессилие Гутхорма.
- Собака! Я поговорю о тебе с Харальдом! – тяжело дыша молвил дядя агдирского конунга.
- Здесь только один конунг, Гутхорм, и это – не ты, - не остался в долгу Ахти Йотун. Разуметься, он имел в виду Хакона, но гневному разуму воя приезжего «Харальд» послышалось. И запылало в душе его темное бешенство. Без долгих речей конунг Гутхорм направился ко входу в усадьбу. Свита переглянулась – и за ним не последовала.

Усадьба Хладир. Харальд и Гутхорм.
С DL

В ту пору позднюю пировали еще гриди из тех, кто покрепче был, остальные же либо спать разошлись, либо и вовсе под лавками валялись. Хакон конунг к жене молодой ушел, Грютинг тоже, Харальд же к супруге постылой не спешил – долг свой в ночь брачную исполнил, и того пока достаточно было, хоть кровь и кипела, да все больше на рабынь и служанок он заглядывался, чем на жену законную, хоть и понимал, что в доме тестя непозволительно то. Оттого и искал забавы в браге крепкой.
Подле него Бард молодой сидел, да не меньше господина своего нового, скальд этот выпил – слишком уж сильна была у него горечь от казни увиденной. Все себя винил юноша, что вопреки заветам гостеприимства они с Хрутом тогда поступили.
- А, Гутхорм, вот и ты пожаловал, - усмехнулся конунг, из-за стола медленно поднимаясь, едва на пороге дядю увидал. – Припозднился ты, я погляжу.
- Дороги войны редко бывают прямыми, - проворчал на то дядя конунга. – Зато ты, как мне сказывали, знатно развлекся, - в голосе Гутхорма был опасные нотки и Бард, мало пивший за ужином, перестал играть, переводя взгляд с одного родича на второго. Харальд ничего не заметил: тело младое не было к хмелю привычно, Рагхильда да Гутхорм с Торлейвом возлияний обильных не поощряли. От того и не сладил конунг сегодня с коварством хаконовой браги. Хмелен был не в меру, и от того сердце дяди его ожесточилось сильнее.
- Тебе же, видимо, совсем кривые дорожки выпали, - беззлобно конунг бросил. - Но все ж, добрался ты до Хладира, так почему же невесел?
- Желаю я ныне с племянником глаз на глаз погуторить, - обратился Гутхорм к Барду, ничего Харальду не сказав. – Так что, отрок, прошу тебя за дверью итогов беседы той подождать. Не кручинься: мех конунгов могут быть разговоры серьезные, что гридням и даже дружинникам до поры знать не следует.
Бард перевел взгляд на Харальда, позволенья испрашивая. Тревожил его мрачный вид берсерка рода Оленева.
- Ступай, - смерил правитель взглядом мутным сначала дядю, а после скальда. Вздрогнул Бард от взгляда этого, да поспешил из гридницы выйти. Остались вдвоем родичи, если не считать гридней, что под столом храпели. - Говори, брат матери моей, какое дело тебя заставило скальда моего излюбленного на двор погнать.
- Сказывали мне люди про свадьбу твою, сын сестры моей, - ответил на то Гутхорм. – и о том, как ты ее справил, и о том, кто по левую руку от тебя, конунг, сиживал. Вот и хотел я узнать – без скальда, вестимо, - дорого ль совесть твоя стоила? – руки берсерка сжались в кулаки, выдавая владевшее им бешенство.
- Не тебе, Гутхорм, о совести моей говорить, - скрипнул зубами Харальд, такая злость им овладела. - О том конунга, лишь Асы спрашивать вольны.
- А не помнит ли этот конунг, кто ему трон праотеческий уберег? – в голосе дяди Харальда звучала опасная мягкость. – Кто хранил его земли, как собственные, хотя мог взять себе по праву родича? Кто с врагами его бился, свои земли на разоренье покинув? Больно легко ты верностью стал швыряться, сын Хальдана, - сейчас он нарочно не говорил о Рагхильде, подчеркивая что эта черта чужда роду Оленей. - Был я мягок с тобой, как единственным сыном сестры, да, видать, зря. Потому что мальчишек не только словом, но и плетью учить должно!
Движение его было быстрым, хмельной Харальд не смог оказать сопротивления и оказался перекинутым через колено старшего родича:
- Позовешь ли своих гридней, о, конунг, чтобы видели они, как тебе разум вправляют? – хватка у Гутхорма железной была, не зря силу его вся Норвегия славила. – Не советую, милый племянник. Конунг без портов – это, знаешь ли, сором до неба. Тем более, что есть у меня право тебя проучить, как старший в роду – младшего, хоть и род то конунгов не из Агдира. Позовешь их спасать тебя от меня - поутру тебя и собака здесь в пояс не поклониться. Ну так, Харальд? За кого теперь спрячешься? Мать позовешь?
Мутно было в голове у Харальда, оттого движения так неуклюжи получались - дернулся он, да не сумел из хватки крепкой вырваться. Силен был дядя его, много сильнее, чем сам конунг.
- Пожалеешь, Гутхорм, коли угрозу свою исполнишь, - прохрипел юноша. - Ты мне ближе всех был, но не тебе меня учить, дядя.
Стиснул зубы Харальд, не в силах оскорбление такое снести. А что, если зайдет кто-то в гридницу, да увидит господина в положении таком?
- Пожалею, коль не исполню, - сказал Гутхорм, - ибо лучше бы Фрейа замкнула чрево сестры моей, чем дала роду конунгов продление в самовлюбленном слепце.
- Будь ты проклят, бездумный берсерк! Я твой конунг! Я тебе приказываю!
Он дергался в руках Гутхорма, изворачивался, но никак не мог ослабить хватки.
- Один и Тор! – взревел Гутхорм. – Хотел я лишь пригрозить, думая, что опамятуешься ты, да, видать, брага тебе язык развязала. Так быть же по моему!
И принялся родич конунга Агдирского по месту пониже спины ремнем охаживать. Рука у Гутхорма ой, тяжела: от наказанья такого убытка здоровью не будет, да Харальд, матерью воспитанный, не знал его с малых лет.
- Больно круто ты начал, Харальд, - сказал дядя племяннику между ударами. – С людьми, отцу твоему верными как с шавками поступаешь… - новый удар - … а врагов бывших, что лестные речи тебе в оба уха поют, готов на место отца посадить?
Тут Гутхорм остановился и повернул Харальда лицом к себе. В глаза глядя строго:
- Боги не создали весь мир для тебя, Харальд, а верность, что золотом покупается – лишь до первой победы. Они и тебя в нужнике с той же радостью топить вздумают.
Слезы у конунга на глаза наворачивались, да все же был он до того зол, что слова бранный сами срывались, скозь всхлипы:
- А ты сам-то, исполнителен больно... послал я тебя Хрута привести... а ты... ты... почему его не ты, а этот Брюнольв привел?
Обидно было конунгу, что так с ним дядя поступает, да только не желал через силу вину свою признавать. Гордость отцова не позволяла.
- Харальд, Харальд, хитрость в бою надобна, но когда же ты стал честным победам подлости предпочитать? - печально покачал головой Гутхорм. - свят ведь закон гостеприимства, хозяину велено гостей как членов семьи привечать и беречь, с тех времен, как боги меж нами ходили. Если бы Мать и Отец зарезали Хеймдалля - весь род Ярла бы не родился. Ужели не видишь ты, чем упрекаешь?
- Гости... а ну как ему бы Брюнольв пособил и сбежал бы Хрут? - Тяжко слова давались, слезы давили, но не хотел им воли давать юноша. - Пусти меня уже! Сколько бы еще этот ярл бед учинил?
- Не ушел бы далече, - заверил Гутхорм, племянника выпуская. – Еще не родился тот зверь, что мог бы следы предо мною запутать. А боги шуток таких вовсе не жалуют.
Натянул штаны конунг, пояс завязывая, да бросил на дядю взгляд злой:
- За шутку ту Брюнольв сполна богам ответит, а я чист пред ними.
Сесть попытался Харальд, болью отозвалось место причинное, пришлось ему по гриднице расхаживать.
- Представь вот, умрет этот Брюнольв, подойдет к радужному мосту, а бог Света скажет: «Не бывать ему в Вальгалле, ни богов, ни людей муж не ценит, даже Одину нож в спину вонзит, едва углядит выгоду». А он, крыса, оправдываться начнет – да на тебя, Харальд, кивать. Потому как принял ты эту кривду, как должное, да еще и потешился. Если ты конунг – то не только за дела свои, но и за дружины деянья ответ держать будешь.
- И отвечу, когда черед придет! - С вызовом Харальд бросил, зад болящий потирая. - А сейчас моя власть над людишками этими. Покуда подле меня сын его, не посмеет Брюнольв никаких козней против меня строить. И Грютинг тоже верность свою не раз уже доказал, хотя бы в битве той последней, где мятежников раздавил. Один ты, дядя, во мне до сих пор ребенка видишь.
- Я вижу конунга, рожденного править Норвегией, - тихо молвил Гутхорм. - И знаю, что деды и прадеды не простят мне оплошности, если из любви слепой к тебе неразумному я начну решениям глупым потворствовать.
- Глупым! - Вновь вспыхнул Харальд. - Ни один приказ мой, до сей поры не был зазря отдан! Все с пользой пришлись делу нашему. Вспомни битву в ущелье, дядя - ты тогда немощный лежал, а я... Я Грютинга к повиновению привел.
- Ты млад и тщеславен – все мы были такими. То лишь возраст виновен, да еще то, что отца при тебе не было. Набравшись опыта, ты сам поймешь, что я прав, и лишь чувства, но не ум питает сейчас твои гневные речи. Я не отбираю законных побед – мне и своих успехов достаточно. Кто скажет, что Гутхорм – трус? Нет таких, средь друзей и средь ворогов. Речь лишь о том, что удача приводит в твой дом не только честных воителей, но и людей достоинств сомнительных.
Примостился наконец конунг на краешек скамьи, от боли скривился:
- Да, твоя правда, дядя, но обширна земля наша, а доблестных мужей не в пример меньше, чем людишек подлых, так не гнать же их, а то, не ровен час врагами станут.
- Когда все плохо, с тобой лишь друзья, а в здравии да в богатстве кругом полно постороннего люда. Им нужен не ты, как мне и твоей матери, но громкое имя и слава, - сказал дядя, руку на плечо племяннику положив. - Ты уже вырос. Но - последний совет от мужа, что тебя вырастил: вспоминай порой, кто был с тобой в бедах и горести. Они бескорыстны. Других можно и нужно купить, но едва ли верить речам их льстивым, как откровеньям Высокого следует. Хоть и приятна их похвала - по себе знаю.
Посмотрел юноша на дядю, приподнялся немного, обнял его, носом уткнувшись в грудь широкую, как делал, когда еще совсем маленьким был:
- Неблагодарным ты меня считаешь, Гутхорм, - прошептал. - Но не пришло еще время для того, чтобы настоящую щедрость являть. Пусть эти псы подачками малыми довольны будут - тебе всего больше достанется за то, что в тяжкий час единственной опорой власти моей был. Север Норвегии под тестем новым оставлю - он мудр, юг же весь твоим будет и детям твоим отойдет в вечное владение, таково мое слово! Едва лишь врагов одолеем.

Сарасберг.
Кюны Рагхильда и Асса и Ко

Людно, шумно, суетно в гаванях - прибыли корабли из Агдира с воинами отступившими, и с ними же Горм и Асса старая. Собрались люди встречать своих и чужих, поглазеть да чем пособить. Тут же слуги, помогающие, провожающие, передающие распоряжения о распределении прибывших от самой кюны Рагхильды. Даны встали лагерем у деревни, что на другой стороне от усадьбы конунжей находится, вендов на другую сторону деревни отправили и расположили там, а норвежцев в деревне у жителей остановились.

А сама Рагхильда в это время находилась у себя в светлице и готовилась ко встрече с матерью своего покойного мужа, старой Ассой, с которой и без того отношения были неспокойные.
- И послал же нам Локи эту старуху, - тяжело вздыхала Рагхильда, медленно водя гребнем по своим длинным волосам, - Уже мне чудится, что очернит она всю жизнь местную заговорами да хитростью своею..
Служанка молча стояла за спиной своей повелительницы и подавала ей то, что просила она.
- Но ведь вы здесь хозяйка и госпожа, у вас и в руках все, - тихо отвечала она наконец, протягивая ленту расшитую кюне.
- Тут ты права, конечно, так ведь и не знаешь, что от старой лисы ожидать! Ну да ладно, хоть узнаем, что в Агдире творилось и по чьей же милости его вражьи войска теперь заняли. Какой бы ни была хитрой да властолюбивой Асса, а все равно найдется и на нее управа, - задумчиво проговорила Рагхильда и отбросила на спину заплетенную косу.
- С Ассой приезжает и Торлейв-жрец, - осторожно заметила девка-служанка. Хоть и была она любимицей Рагхильды из-за своего ума и спокойствия, а ей, как и все остальным, было интересно, как же поступит с ним кюна и каковы же будут ее отношения с ним. Ведь многих мужчин со времен их с Торлейвом подозрительно близкой дружбы Рахгильда привечала, многие были ей милы. Что же теперь будет, когда приедет старая Асса и Торлейв?

И вот пожаловала Асса и ее слуги в усадьбу конунжию, где невестка ее всем заправляла. Все уже подготовлено было к их приезду, накрыты столы и убраны покои гостей. Источала в тот день Рагхильда радушие и гостеприимство, незаметно отдавала приказания слугам так, что все пиршество прошло как нельзя лучше. Однако многие из свиты младшей кюны ощущали то напряжение, которое было тогда в усадьбе.
В какой-то момент удалились обе кюны в покои Рагхильды и там беседовали уже наедине в той обстановке, в какой и надлежало бы им.
Поведала Асса Рагхильде, как дело было в Агдире, почему им отступить пришлось, сколько людей полегло, и какие экономические потери понесли они. Говорила старая кюна долго, спокойно и подробно, стараясь ничего не скрывать от вдовы своего сына. Сейчас не в ее руках была власть, сейчас не ее черед был отдавать приказания, но наладив отношения с Рагхильдой могла старая кюна рассчитывать на возвращение хотя бы части своего могущества. Знала она, что никогда не будет другая кюна ей доверять и следить будет за каждым шагом, и потому знала, что усыпить ее беспокойство надобно, одурманить бдительность. Из этих соображений вела себя Асса скромно, кротко и сдержанно, настолько, насколько могла.

Ах, как тяжело пришлось Ассе на новом месте, где раньше все подчинялось ей и ее слову, где был ее Хальфдан, а не жены его! Все были с ней обходительны и достойное проживание ей обеспечили, но с каждым днем все яснее чувствовала Асса, что будто старая немощная кобыла, оставленная на конюшне лишь за былые заслуги, живет она здесь. Никаких решений не приходилось ей принимать, нигде ее слово не было святым и решающим. Все так же были на ее руках и шее украшения и сверкающие камни, но с потерей величия самой кюны и они потеряли свое великолепие. С каждым днем мрачнела Асса, ощущая повсеместно присутствие Рагхильды, ставшей ей уже ненавистной. Хоть та и была к ней добра и внимательно, все же чувствовалась в ее голосе твердость и уверенность, а также - и это было самым ужасным - недосягаемая ныне для старой Ассы власть.
С каждым днем все больше иссыхала старая кюна, она старалась во все дела государственные посвященной, мнение ее выслушивали и принимали, но тем не менее была она фактически немощна. Это терзало Ассу и успокаивало Рагхильду. Для молодой кюны сверковь была хорошим источником знаний и опыта, который мог бы помочь ей в управлении родной землей в нелегкое это время. А затем же она планировала отправить ее в Гокстад, в усадьбу старого мужа Ассы. Но сначала она хотела окружить ее своими людьми и только с ними посылать управлять в Гокстаде. А уж там пусть доживает свои дни старуха, все равно не видать ей больше власти.

Сообщение отредактировал Мориан - 2-08-2007, 23:39

Хладир. Харальд

Немного прихрамывая и постанывая от все еще не прошедшей боли, конунг вернулся в опочевальню. Асса уже спала, и это его обрадовало. Не хватало еще с женой говорить, после дяди - Харальд был на взводе, и потому вполне мог сорваться на всегда покорную и тихую супругу, не способную и слово поперек его воли сказать. Иногда эта покорность его коробила - женщины в его роду всегда были властными, достаточно только вспомнить мать, или - еще того лучше старую каргу Ассу, которая, казалось и в могилу готова была утащить всю полноту власти, а эта - одно слово: овца.
Сбросив рубаху и сапоги, конунг забрался на ложе и накрылся шкурой, повернувшись к жене спиной.

Большой пир был в Агдире той зимой. Хальвдан Черный пригласил на Йолль всех своих ярлов и другую знать, одаривал простой народ серебром. Велика была радость конунга - сыну его и наследнику Харальду исполнилось десять лет. Он рос крепким мальчиком, болезни обходили его стороной и конунг с улыбкой наблюдал за ним - нет, его не постигнет судьба старшего сына Хальвдана, умершего от тяжелого недуга, наведенного колдунами. Тогда в Согне погибло немало народа, а среди них и тесть Хальвдана, и его сын.
Надо бы еще раз переговорить с Атли Тощим, когда он приедет на праздник. Слишком много власти себе взял, жалкий ярл, того и гляди совсем забудет, кому обязан своим правлением в Согне.
- Сынок! - Прокричал Хальвдан Харальду, подзывая его к себе и бросая мальчугану узорный деревянный меч. - Ну давай, нападай!
Со смехом, Харальд бросился на отца, нанося быстрые удары, довольно ловкие для его возраста. Конунг уворачивался, нарочито медленно, давая сыну рассмотреть его движения, обдумать атаку, вот только сын его о том не думал - бросался в бой, очертя голову. А ведь он уже не ребенок.
Хальвдан помнил, что в его годы уже руководил войском, пусть под надзором матери, но вел дружину, первым посылал ратную стрелу, бросал небольшое копьецо в сторону вражеской дружины. Сколько у него тогда было врагов? И не сосчитаешь - сыны Эйстейна Могущественного, эти ублюдки Сигтрюг и Эйстейн, за свою жадность поплатились жизнями, а их наследники, жалкие юнцы Фроди и Хегни никогда не наберутся храбрости, чтобы выступить против него, это Хальвдан знал точно. Никто из конунгов севера не посмеет бросить ему вызов, даже Гандальв, что уж говорить об этом свинопасе Гудбранде, возомнившем себя великими правителем - тогда Хальвдан легко сумел поставить его на место, разорив большую часть владений.
Продолжая размышлять о своем, Хальвдан увернулся от нового удара сына, слегка огрев его ладонью по затылку, чтобы не расслаблялся. Что из него вырастет, коли так неумело меч держит? Конечно, отсутствие врагов - вот что не дает мальчику стать мужчиной. Ему, Хальвдану, и года не было, когда отец погиб, а мать была вынуждена удерживать в своих руках те немногие земли, которые остались ей подвластны. С малых лет конунг воевал за наследство отца, воевал с ближайшими родичами - этими алчными альвхеймарцами! А Харальд растет избалованным, мать потворствует ему во всем, бабка следит за воспитанием сквозь пальцы, да и зачем им воспитывать сурового воителя, если его отца страшатся все конунги Севера.
- Получи! - Прокричал тонким голоском мальчик, нанеся задумавшемуся отцу удар по ноге. От неожиданности конунг рассмеялся и рухнул на колено, имитируя тяжелое ранение. Вслед за этим, Харальд огрел отца мечом по голове. - Убит! Убит!
Радостно закричал наследник, прыгая вокруг поверженного противника и размахивая деревянным клинком.
- А ты проиграл, конунг, стареешь, - Хальвдан обернулся на насмешливый звонкий голос, увидав жену, златоволосую Рагхильду. Оказывается она все это время следила за ними.
Рассмеявшись, конунг вскочил с земли и, подбежав к жене, подхватил ее на руки, крепко поцеловав, а затем понес в дом:
- Сейчас увидишь, что я ничуть не состарился, - нежно прошептал он ей.

Каков же был гнев Хальвдана, когда слуги, буквально за день до Йолля, доложили ему, что пропали все запасы еды, заготовленные к празднику. Конунг велел бить плетьми стражников, клявшихся, что не смыкали глаз, разослал воинов по окрестным деревням, приказал прочесать леса - все бестолку! Целые возы солонины, десятки бочек меда и пива, сотни караваев хлеба - все исчезло так, словно никогда и не было ничего.
Люди, прибывшие на пир, разругались с конунгом, назвав его скупым на угощение и поехали назад, не желая и дня проводить под тем кровом, где хозяин не желает кормить гостей.
А на следующий день, слуги приволокли к Хальвдану некоего финна, сказав что он и есть тот колдун, который похитил всю еду. Конунг повелел пытать негодяя, дабы вызнать у него, куда он дел столько провизии, однако финн не говорил, и лишь звал Харальда и просил того помочь ему.
- Отец, отпусти этого человека, он же не виноват, - попросил Харальд, глядя на мучения пленного.
- Он колдун, и одного этого достаточно, чтобы его умертвить!
- Но разве он заслуживает такой судьбы?
- Замолчи, сын, - зло бросил Хальвдан, разгневанный неповиновением наследника. - Конунг пока я, и будь добр исполнять то, что я тебе велю!
- Но папа, я просто... сказал... - отшатнулся мальчик.
- Твоя мать избаловала тебя, - повысил голос конунг, и слуги поспешили выйти вон, не желая, чтобы гнев властителя перекинулся и на них. - Волю отца ты должен исполнять беспрекословно! И никогда не спорить со мной! Ты понял меня?
- Да, отец... но...
- Никаких но, скверный мальчишка! - Хальвдана душила злость, оттого, что сын посмел защищать ублюдка, оскорбившего его. Замахнувшись, конунг нанес сыну пощечину, с такой силой, что голова мальчика мотнулась в сторону и сам он упал на сено. - Будешь еще со мной спорить?! Мне пора серьезно приняться за твое воспитание! Ты будущий конунг, а что из тебя вырастает сейчас?
Не в силах себя сдерживать, Харальд расплакался и убежал прочь. Со злостью взглянув на колдуна, Хальвдана выхватил нож и отсек тому два пальца на левой руке, а потом сам вышел из сарая, оставив связанного пленника ожидать следующего допроса.
Харальд все не мог придти в себя от обиды, нанесенной отцом - раньше тот никогда не бил его, а сейчас. Но жаловаться матери он не хотел - не хватало еще, чтобы разгневанный Хальвдан на нее свою злость переместил. Однако и так просто все оставлять мальчик не желал. Прокравшись ночью в сарай, он освободил финна, позволив тому бежать.
- Идем со мной, мальчик, - предложил колдун. - Твой отец будет очень зол на тебя, когда узнает, поэтому тебе лучше быть далеко от него в это время.
Харальд согласился с ним и они покинули усадьбу. Вскоре уже, тайной тропой колдун вывел его к усадьбе, стоящей посреди леса. Там было полно людей, в основном таких же финнов и колдунов, которые пировали, сидя за большим столом.
- Твой отец сильно осерчал на меня, за то, что я взял у него немного еды, - рассмеялся колдун, увидев удивление мальчика. - Он жадный человек, но ты, Харальд, садись, поешь с нами.
- Мне надо домой, мама будет волноваться...
- Побудь у нас, иначе отец сильно тебя накажет за своеволие, - отрезал финн, усаживая мальчика за стол.
Харальд провел немало времени среди колдунов с той поры, но однажды к нему пришел тот человек, которого он освободил и сказал ему:
- Ты спас мне жизнь тогда, выручил из плена. Поэтому - проси все, что пожелаешь.
- Я хочу, чтобы отец больше не сердился на меня, - твердо произнес Харальд.
Колдун ничего не ответил и ушел. Однако спустя несколько дней, он вновь вернулся к мальчику и сказал с усмешкой:
- Твое желание исполнено, Хальвдан больше не сердится на тебя, потому что он мертв.
От последних слов колдуна веяло холодом и злорадством.
- Он был плохим человеком, - финн, словно невзначай, провел ладонью по обрубленным пальцам. - Но ты, Харальд. За твою доброту я щедро награжу тебя - возвращайся в Агдир и становись конунгом, ты получишь не только владения отца - тебе будет принадлежать вся Норвегия!
- Зачем она мне?! - Прокричал мальчик, отталкивая тощего колдуна. - Вы убили моего отца! Убили его!
- Ты получишь много больше, чем стоил твой жалкий отец, - процедил финн и в его голосе больше не было радушия. - А теперь убирайся, коли не ценишь моих подарков.
- Будьте вы прокляты! - Прокричал Харальд и убежал прочь.
Уже потом, чудом добравшись до Агдира, он узнал, что его отец утонул в озере, без меча в руке, а тело его разделили между собой ближние ярлы, захоронив по кускам. Месть колдуна была жестока, и что более всего разрывало сердце Харальда - что он сам стал орудием этой мести.

Проснулся Харальд в холодном поту, откинув шкуру и тяжело дыша. Колдунам нет веры! Он ненавидел их всех - этих лживых зверей в людском обличии. И более всего тех двоих - того, которого он освободил, и второго, проведшего его войско тайной тропой через горы и похитившего оружие предков.
Он же просил Гутхорма убить колдуна! Почему же дядя не сумел расправиться с ним? Юноша стиснул кулаки в бессильной злобе.
- С тобой все в порядке, муж мой? - тревожным, пусть и все еще сонным голосом, спросила Асса.
Конунг обернулся, глядя в ее большие, исполненные тревоги глаза и бросил сквозь зубы:
- Спи, баба!

В ярости хлещут волны о берег чужой. Ткнулся драккар в прибрежную гальку, скрипнуло дерево по мелкому камню. С боевым кличем качнулась волна северных волков на многострадальные земли Англии. Прибрежный городок даже не сопротивлялся. Аудбьерн помнил солоноватый запах крови, который ударил в ноздри сразу. Помнил он и испуганные взгляды девок, что попались изголодавшимся викингам. Просел драккар под доброй добычей, много тогда увезли с собой сыны фьордов. Городок от в руинах остался лежать, бедный и несчастный, пожираемый языками пламени. Много рабов и рабынь плакало, покидая родные края. Где ты это время?
Конунг Аудбьёрн задумчиво разглядывал медовый напиток, что плескался в его кубке. Думал викинг о том, что их с братом ждет. Ждал возвращения гонца.
Временем тем слуга доверенный к конунгу подошел, сказал ему, что человек, к брату его отправленный, возвернулся и у порога ждет, когда властитель принять его пожелает.
- Так впусти его, что ты медлишь!? Гонца же было приказано немедля ко мне привести! - нетерпеливо воскликнул конунг.
Рванулся к дверям слуга, и вскоре уже возвратился, а следом за ним и гридень молодой вошел, учтиво конунгу поклонившись, да дозволения рассказ начать ожидая.
- Ну рассказывай. Выполнил ли ты мое поручение? Как тебя принял брат мой Арнвинд? Что ответил тебе?
- Сказывал он, Аудбьерн конунг, - гонец рассказ свой повел. - Что рад будет на одной стороне с тобой, как и раньше биться. Оттого и соберет войско, когда время придет. Никого в походы викингские ныне не отпускает, хоть и лето уже.
- Да, все мы застряли из-за проклятого Харальда, - стукнув кулаком по подлокотнику рявкнул Аудбьерн. - Пусть же Хель торжествует, таща его тушу в чертоги свои!
- Там с отцом своим встретиться, щенок! - Проскрежетал седоусый гридень, что недалеко от конунга находился. - А больше нигде места тому роду подлому быть не должно.
- Верно говоришь, Снурри, туда им и дорога. Да и Рагхильду с собой прихватить им стоит. Такой бабе не место на землях северных, - подхватил конунг.
- Лаять то вы все ладны, - буркнул жрец с волнистым посохом, исполненным в виде змеи. - А как до дела дойдет, какую рать ты выставишь, Аудбьерн, когда тебя знать конунгом величает, а на зов не поспешает?
- А куда она денется знать то эта, когда у них усадьбы Харальдовыми псами подожженные пылать начнут?
- Да знамо куда, - бросил Снурри, кулак сжав. - Верные тебе, конунг здесь собрались, а остальные с радостью великой под Харальда пойдут, как те собаки, что Гудбрадну служили.
Конунг нахмурился, отчего брови его сошлись на переносице. В голубых глазах полыхнуло пламя ярости.
- Разошли весть о сборе, Рагнар, последнюю. Тех кто не пойдет, убей сам. Чтоб под Харальда не пошли, - зловеще приказал Аудбьерн.
- Взбунтуются, - покачал головой жрец. - Сам же знаешь, их право полное на рать не идти, коли битва не на твоей земле, а в чужой вотчине происходит.
- Прав ты, жрец, кругом прав. Только не могу я оставить воинов Харальду. Нечестивое племя должно к Хель отправиться. Один меня в Вальгаллу не пустит, коли я допущу это.
- Отступное с них возьми, того обычаями не возбраняется - с каждого воина, что на палатях штаны просиживать вздумает - по пяти марок, - Снурри присоветовал. - И казне прибыток, и ярлы толстопузые подумают еще, стоит ли им от битвы отказываться.
- А не назову ли меня Аудбьерн Барыга, после этого?
- А коли и назовут, чем это хуже чем Эйнар Брюхотряс или Торстейн Шелудивый, - хитро заметил ньордов жрец. - А они оба славу в боях снискали. Мечом своим врагов на место поставят - будут и Барыгу боятся, а коли не сумеешь в бою власти выказать - так что проку тогда и от имени Могучий?
Конунг задумался, крепко задумался.
- Ох, хитер ты, жрец., ой хитер. Но быть посему. Тот кто не придет пусть с каждого меча по пяток марок мне скинет.
- На деньги те и среди морских удальцов можно дружину взять добрую, - служитель асов добавил.
- Покупатьмечи? - Аудбьерн даже отшатнулся от жреца. - Я брать привык.
- Брать, оно конечно мы все привыкли, - старик поближе к конунгу подошел, да на ухо ему зашептал: - Но наемников-то будет не так жалко на погибель бросать, в самое пекло боя.
- Снурри, не зря я тебя в советники поставил. Мудр ты. Чтож быть посему. Либо приходят ярлы, либо войско наемное. Что еще у брата моего Арнвинда?
- Да что у него быть может, - пожал плечам гонец. - Все по правде, разве что, сказать тебе хотел - родственница ваша, Хильд, дерзка излишне. Оттого говорю тебе сие, конунг, что как бы позора на весь род ваш не навлекла.
- Чем? - изумился конунг. - Языком острым? Или уже натворила чего и замуж за ромея собралась?
- Прости мне слова дерзкие, да лучше бы ее за ромея и с глаз долой, - хирдман продолжал. - Ведь не след бабе наравне с мужами себя вести.
Конунг почесал в затылке, затем наклонился к гонцу и молвил:
- Кровь валькирии. А хочешь тебе ее отдадим? Видать понравилась девка?
На лице гонца отразилась внутренняя борьба - видно было, что он взвешивает все достоинства и недостатки такого брака. С одной стороны девка своенравная, но с другой - мужу законному ее и урезонить проще будет, конечно времени уйдет не мало, но ведь и приданное за ней не малое, да к тому же и красива, чего уж отрицать. Но с таким скверным характером...
Наконец он кивнул и произнес:
- Почту за честь, владыка, - все же возможность с конунгом породниться перевешивала все остальное.
- Ну чтож, передам я брату своему, что ты Хильд сватаешь, - Аудбьерн усмехнулся в усы. - Да не робей! Хильд не так страшна как кажется.
Конунг отпил меду из чаши своей.
- На твое слово, господин, уповаю, - поклонился гонец. - Дозволишь ли идти, и подарки готовить?
- Ступай, - милостиво разрешил конунг, задумавшись, чтоже все-таки из этого выйдет.
- Вот еще для нас задача, конунг, - едва юноша ушел, Снурри слово взял. - Атли ярл из Согна. Его подспорье нам не помешало бы.
- Снурри, а гонца к нему отправляли?
- Неужели ты не помнишь? - Удивился воин, да усы ладонью пригладил. - Даже со стрелой ратной, а песье отродье это воинов созывать отказалось. Девятнадцать удальцов тогда со всего Согна пришли на твой зов. Все лучше было бы, коли Согн ты, конунг, под свою руку взять сумел, нежели как с равным с этим ярлом худородным разговоры вести.
- Негодяй этот Атли, да к тому же и жаден, - добавил жрец. - Вроде и тебе друг, и Харальду родич, и Гандальву приятель, и с Гудбрандом за одним столом сидел
- Предлагаешь силой взять? Али просто воев послать?
Конунг промолчал, что все помнил, просто слова Снурри услышать хотел.
- Вижу я, господин, все так же не склонен ты к свадьбе этой, - жрец головою покачал. - Родственницу свою простому хирдману отдал, а брату жену из рода ярлова взять не желаешь? Подрос уже Вемунд, все одно срок пришел ему невесту искать - так чем дочь Атли плоха, коли он сам ее предлагает?
- Да по слухам - красавица, каких поискать еще, - Снурри кивнул. - Понимаю, выглядеть будет это, так словно ты брата родного на дружине чужой женишь, ну так не все ли равно?
- Да времена жестокие настали, тяжкие, но женить брата. Молод он еще!
- Не моложе Харальда, а тот вон за невестой аж в Трандхейм побежал.
- Харальд это собачье племя, не сравнивай его с моим братом.
- Конунг, не будь столь упрям! - Подняв посох, вскричал жрец. - У Атли есть войско не меньше нашего, такой союзник будет лучше нового врага. Да и - быть может Сольвейг Вемунду приглянется?
- Жрец, ты мне гарантируешь, что это будет его выбор? - недобрым светом взгляд Аудбьерна зажегся.
-Ньорд не даст ему ошибиться с выбором, так ведь, великий конунг?
- Так, жрец. Будем надеятся, что Фрея девице покровительствует.
- Посольство готовить будем, с конунжичем молодым? - спросил Снурри.
- Готовьте, - конунг вновь обратился к чаше смедом.

(с Тельтом)