Квартал плотских наслаждений То-ген
Внутренние помещения дома Кинбаро
48 день первой четверти 10 года эры Дагер
Вечер

Небольшие ящерки-коронеллы были прожарены до хруста, а медовый сироп обволакивал их расплавленным золотом. Взяв одну за изогнутый хвостик, Русте Виппа откусил сразу половину тушки, прожевал и одобрительно крякнул. Девочка-камуро подлила ему в чашу свежей брыгги и опять взяла веер.
- Брат мой Ётта, - хозяин дома Кинбаро остановил обманчиво сонный взгляд на госте. - Можем мы говорить откровенно?
Складки темно-красного одеяния придавали ему монументальность.
- Ведь, в конце концов, мы всего лишь "торговцы водой" и должны быть честны друг с другом.
Гость – маленький, сухонький человек в летах, с бритой головой, на которой красовались оттопыренные круглые уши, - немедленно заподозрил худшее. Например, что его сейчас попытаются вовлечь в невыгодную сделку. Поэтому он отпил из своей чаши и любезно ответил:
- Разумеется, брат мой. Мы же не юные стыдливые девы, чтобы скрываться друг от друга.
Ётта наколол на серебряную вилочку хрусткую закуску и с удовольствием откусил хвостик.

  Я знаю, что ты хороший. Не то, что этот мерзкий дядька, - девочка погразила кулачком Стражу. - Эмиши, помоги вернуть "руку", а я взамен рассказать много интересного. Моя много знать, что не знать вы. Но, я говорить только с твоя.
Дэкс, попытавшись выдрать штанину из цепких пальчиков малявки, перевёл вопросительный взгляд на судейского - все же это его епархия, а не Императорской Армии. Судейский, в свою очередь, уставился на Стража, продемонстрировав таким образом локальную копию командной цепочки. Тот сгреб девочку за воротник, в два стремительных шага очутился у края улицы и поднял руку. Под ногами у чумазой воровки пропасть выдохнула накопленный за день жар.
- Что дороже, - захотел знать личный страж Императора, - механическая игрушка или жизнь?
- И то, и другое, - ответила девочка, стараясь не смотреть вниз.
- Тебе придется выбрать что-то одно, - узкие губы капитана едва заметно изогнулись в улыбке. - Или выберу я.
- Дяденька, вы прямо сама доброта во плоти. Вы часом не с Эмпиона или, может, проездом там бывали? - маленькая воровка огляделась по сторонам, словно высматривая кого-то или что-то. - Что ж выбор у моя невелик. Я выбирать - жизнь!
- Умный выбор, - Алый страж опустил девчонку на землю. - Все в конце концов хотят жить.
Потеряв интерес к ней, он вновь глянул на эмиши.
- Я спросил, кто отвечал за перевозку заключенного? Едва ли это был ты, дамарензис.

Клинок вновь исчез под полой широкой накидки, капитан Алой стражи заложил обе руки за спину. Он разглядывал улицу, крыши домов, даже окна удостоились его интереса, только не человек перед ним; свет ламп играл бликами на золотом шитье.
- Где те, кто упустил самандар?
- Я, господин, - Дэкс шагнул вперёд. Да, это они упустили храмовников - он и его сослуживцы. И прятаться за чужие спины было просто... подло. То, что эмиши работали так, как их учили - не оправдание. Виновного всегда найдут, а подставлять своих Дэкс не собирался.
- О... - личный телохранитель Императора развернулся к нему. - Лично ты? Дознаватель Нил, как много человек напало на конвой?
- Не больше десятка, господин капитан!
- Не больше десятка... - медленно, очень раздельно повторил Алый страж. - Кто командовал?
Дознаватель замялся.
- Конвоем.

Крепкий улыбчивый бритоголовый дядька с лицом, напоминающим изваяния Будды, приветливо махнул ей рукой, как давней знакомой. Мазнул взглядом по Анакуре и выдал по вразумляющей затрещине двум парнишкам за ближним к улице краем стойки. Велел почти неслышно:
- Кыш отсюда, не мешайте серьезным людям разговаривать, балбесы.
Парни испарились. Дядька ушел дальше по своим делам, и в заведении остались только шеф полицейского участка Шинджуку и Шимада. За стеной жизнерадостно гоготали. Официантка, она же повариха, поставила перед посетителями заказ: две тарелочки с грудой кусочков мяса, овощей и грибов на шампурчиках. Принесла еще закуски и мисочку с водой – обмывать пальцы. Оценила количество пива в стаканах и бутыли и переместилась ближе ко входу.
- Ну что, - начал Анакура, откладывая в сторону первую опустевшую шпажку, - на этот раз ты зашел уж слишком далеко. Если бы не наш фирменный клоун, прокурор сожрал бы тебя с потрохами.
Доктор оттянул подол застиранной футболки, что была украшена уже высохшими – но еще не так давно свежими, - пятнами чужой крови, и стеснительно кивнул:
- Ага...
Он сбежал бы, но путь к свободе перекрывал шеф Анакура. Оставалось жевать якитори.
- Но... убийца не захотел идти к вам...
Убийца, стало быть, - Кода Аракадзу, ныне обитатель морга. Соичиро допил пиво из стаканчика и налил из литровой темной бутыли новую порцию. Убийство без трупа... первый случай за его порядком долгую карьеру. Еще этот пропавший бармен из "Шинширы" на Голден-гай.
- Рассказывай, что вообще произошло.

- Занятный металл, - согласился магистр. - Красивая резьба.
Бесплотная стена, что отделяла их от мира, едва заметно рябила - как воздух над раскаленной лавой. Скрипя и раскачиваясь мимо пропозла решетка подъемника; на этот раз снизу вверх.
- Не думаю, что многое понял. Я всего лишь солдат, не ученый. Но тебе придется расказать мне гораздо больше.
- Дополнительная информация какого рода вам нужна? Предназначение? Место, где его последний раз видели? - решила уточнить андроид.
- Это уж как захочешь, - кивнул магистр; он, прищурившись, смотрел вдоль улицы. - Говорят, чтобы задать правильный вопрос, нужно знать больше половины ответа. Согласись, что чтобы ответить, нужно знать сам вопрос.
- Двадцать пять веков назад в этой звездной системе сошлись в битве 17-й ударный флот Милтийского Союза и 5-й флот Империи Тысячи Солнц. Оба флота сражались до полного уничтожения. Вход шло самое мощное оружие, в том числе и самые новейшие экспериментальные образцы. Ни одна из сторон не желала уступать другой, - Милэда передала человеку планшет, включив симуляцию давно минувшего космического сражения. - Я была на борту тяжелого крейсера "Неукротимая воля", как и все остальные из 901-го механизированного легиона. Противостояние длилось несколько часов, оба флота понесли серьезные потери. Но, когда битва подошла к своей кульминации. В бой вступил наш экспериментальный линкор "Ангел Эгиды". Я не знаю, что у них там было за оружие. Однако его применение ввергло поле боя в состояние хаоса. Наш флагманский корабль "Астрея" получив критические повреждения, упал на вашу планету. Оставшаяся часть нашего 17-го флота была уничтожена, некоторые автономные корабли упали на планету или были рассеяны по всей системе.
Андроид запустила на планшете проигрывание обрывков переговоров, перехваченных с единиц флота противника.

- И не друг, и не враг, - Рёме Раукка оперся рукой о колено, поднялся, чтобы встать между ней и мальчишками. – Что ж, бывает...
Он кивнул своим спутникам на подъемник – шаткая узкая платформа уже почти поравнялась с их уровнем, - и взвесил на руке посох.
- Говори. У тебя есть еще время.
- Меня называют Алхимиком, может вам доводилось обо мне слышать, а может и нет. Сейчас это не имеет значения, - произнесла андроид, слегка наклонив голову набок. - Я хочу попросить вашей помощи в одном весьма непростом деле. Думаю, мы все сможем извлечь пользу из этого. 
Андроид внимательно посмотрела на человека сквозь визор шлема. 
- Однако подобные вещи не следует обсуждать, стоя на улице, да и мне нужно провести небольшой ремонт, - Милэда показала на свою отсутствующую левую руку. - Я готова передать вам все свое оружие и следовать вашим указаниям. Вы согласны обсудить мою просьбу?
- Трейг! - негромко окликнул магистр одного из своих подопечных. - Увози брата. Я чуть-чуть задержусь.
Кто немедленно запротестовал? Разумеется, Ярви!
Рёме Раукка указал посохом на подъемник.
- Уезжайте.

Разогретая кровь не позволяла уснуть. Ишиваки после того, как подручными средствами обработали и перевязали его рану, притворялся, что дремлет. Но из-под опущенных ресниц наблюдал за остальными, будто кот. Онко громко стучал зубами в облюбованном углу, хоть и утверждал, что от холода, а вовсе не от того, о чем все подумали. В ответ Дынька пренебрежительно фыркал, по губам Ишиваки змеилась кривоватая усмешка, а монах прятал за длинным рукавом откровенное презрение. Его диковинная разноцветная птица сторожевым псом устроилась, будто на ветке, на положенном на пол мече в ножнах. Изредка переступала когтистыми лапами. За стенами притулившегося на горном склоне святилища завывал зимний ветер и швырял внутрь пригорошни снега сквозь прорехи в тростниковой крыше.
Перед рассветом они все-таки забылись тяжелым сном и продрали глаза, когда сквозь щели сочился не только влажный холодок, но и серый, жемчужного оттенка свет.
Хозяйственный Дынька шмыгнул за дверь и вскоре уже сортировал «улов» этой ночи: шурикен к шурикену, меч к мечу, а кусари-гама – к такому же серпу на цепочке. Одних только кунаев, увесистых, заостренных, набралось три десятка; их мальчишка сложил отдельно.

Убийца был расторопен. Действительно быстр и ловок, такие берут не силой и отвагой, но скоростью, точностью, лукавой избирательностью. Он напал на Ишиваки, едва тот расправился с предыдущим убийцей, не давая времени на раздумья, не позволяя удержать ни на чем внимание. Сбить его с толку, не дать опомниться, закрутить, заставить ждать нападения со всех сторон!
И затем ударить, но не один раз, прямым и честным рубящим ударом, а достать хитростью, обманом.
На войне все средства хороши. Любая смерть сгодится.

Раскрученные на длинной цепочке серпы разрезали морозный воздух, заставляя отступать. Один из изогнутых полумесяцем клинков чуть было не лишил Ишиваки головы, спас лишь вовремя подставленный меч. Металл скрежетнул о металл, на лезвии осталась грубая зазубрина.
Схватка была смерчем, снежным вихрем, она затягивала, увлекала, но – одна заминка, и смерть, - была единственным, что хоть как-то гарантировало жизнь. Вопрос лишь в том, кто выбьется из ритма первым.
Первым стал самурай. Второй серп, остро заточенная клешня, скользнул по ноге, вверх по сунеатэ и распорол плотный шелк штанины. Боль заставила пошатнуться, с негромким всхлипом втянуть холодный, щекочущий горло воздух. От толчка Ишиваки осел в плотно утоптанный снег.
Вот и всё... Старый плут из Микавы все-таки обыграл его... как глупо.

Скрипнула натянутая тетива. Надувший губы Дынька сосредоточенно прищурился, выбирая первую цель.
- Знакомый лук, - хмыкнул себе под нос Ишиваки, указал мечом, словно жезлом-сайхай*, на противников из плоти и крови, странный командир странной крохотной армии. - Убить их!
Ашигару перестал сбивать огонь - да тот и сам уже ослабел, теряя разрушительную силу, - и бросился в атаку.
Хьякки-яко восторженно взвыли.
Ашигару умер быстро и кровь его, темная, бьющаяся толчками из распоротых артерий, уже пропитывала, растапливала и превращала в тепловатую красную воду снег, покрытый отпечатками ног. Звуки были повсюду, гул пламени и редкий треск, после которого в ночь взметались искры, дыхание и топот. И демонический хохот. И еще свист клинка.
Лицо Ишиваки было мертвенно бледным - то ли от призрачного огня, то ли от необъяснимой решимости, - но в глазах ни тени страха. Скорее, он был даже рад.

Как звон в бескрайней пустоте, как первый мазок кистью по чистому полотну, начало выстраиваться нечто. Слой за слоем, еще и еще. Обретение глубины, объема. Появились черты человека. Растет. Формируется. Вырос.

Рослый телохранитель - как всегда, молча - в два счета разыскал под барной стойкой аптечку. Быстро и деловито остановил кровотечение, наложил повязки. И только тогда заметил, что приглашенный эксперт шмыгает и вытирает нос, а на руках остаются алые полосы.
- Все в порядке, - заверил тот с солнечной улыбкой. – Так и должно быть.
Но все же взял предложенный ватный тампон.

Девочка на колеснице зашипела, сердитая, точно кошка.
- Да Чен, я говорю с тобой, держа в руках меч Дракона дождей и беря этот меч в свидетели...
Голубая корка льда трещала под ударами копыт и шла трещинами - от крохотного оазиса в сердце замерзшей пустыне и до горизонта, куда уходила черная арка виадука. Клюв бронзового клевца навис над головой безумца, осмелившегося встать на пути колесницы, но воительница, расстегнув пряжки ремня, к которому крепились удила, спрыгнула на землю и, опустившись на одно колено, сложила руки в приветственном жесте.
- Ты - хранительница закона, но нельзя путать добро и зло. Судить людей должны люди.
Колесничая, исподлобья разглядывая меч, в нетерпении дернула бровью, как будто собиралась возразить.
- Меч Дракона знает слабые точки, он находит изъяны даже в камне.
Вокруг длинного узкого клинка - на нем извивался дракон, будто созданный из дождевых капель, - искрился, рябил.
- И вторым ударом разбивает все преграды, оружие противника и...
Человек в судейской гонфу размахнулся.
- ...ложь.
Небо треснуло от горизонта до горизонта, в дыру хлынул солнечный свет.
- Всякому же судье, который, получив от арестанта имущество, наставлял его переиначивать или искажать показания, либо сам передавал слова, исказив или переиначив их... - притаившаяся в уголках губ улыбка смягчила резкие черты. – ...наказание определяется как за взятку с нарушением закона.
- При стоимости полученного в пятнадцать пи, - эхом откликнулась Колесничая, - ссылка с дополнительными работами. При стоимости в тридцать пи – удавление.

Как-то неожиданно выяснилось, что вся – та, что не выбыл из строя, - тюремная охрана сосредоточилась между стеной и клеткой. По другую же сторону в лужах крови лежало несколько тел. Остальных, как отару уухи, магистр гнал перед собой за поворот. Черту, которую ему не стоит переступать, чётко обозначил трассер, выбивший искры перед самандаром и с противным свистом отрикошетивший куда-то в сторону. Сделавший выстрел эмиши проворчал ругательство, пихнул локтём напарника, увлечённо поливавшего свинцом позицию пулемётчика, и пополз на запасную позицию. Второй дамарензис хищно оскалился, привстал, и выдал длинную, патронов на двадцать, очередь из своего пулемёта, дав понять, что излишний героизм здесь не приветствуется, после чего пополз за старшим, волоча на ремне свою бандуру. Рёме Раукка понятливо нырнул под защиту каменной стены.
- Чтоб пёпё вам весь ужин обгадили...

Эмиши между тем всё больше и больше увязали в бою: пока Дэкс и Фикс переползали на новую позицию, пары с флангов занялись пулемётчиком. Первым делом перед позицией столь некстати появившегося пулемёта хлопнула граната из подствольного гранатомёта, обрушив на расчёт шквал каменных осколков, а затем за обработку взялся пулемётчик-эмиши. Угол обстрела не позволял ему поразить пулемётчиков, но зато он мог вести огонь на подавление, не давая противнику возможности продолжать стрельбу с прежней позиции. Снайпера терпеливо ждали своей очереди, изредка поводя стволами в поисках жертв.

(так же - сержант Ботари)

- И ведь правда, - подхватил первый оратор. – Я уж и позабыл, с чего все началось, а вот оно как... Зачем бы ему все это рассказывать. Если не было у него злого умысла?
- А вы взяли и уши развесили... – пробормотал себе под нос самурай.
Тощий Сого вылез на камни вокруг купели, оставив в воде только ноги. Прикрылся полотенцем и подставил скуластое лицо ветру.
- Много у нас в округе азартных людей, - сказал он со знанием дела. – Видно, на то у одноглазого и был расчет. Кто готов много поставить на кон, не побоится и зеркало вытащить. Этакую-то ценность.
- Так зачем же ему такое злодейство? – покачал головой второй приказчик. – Ему-то какая от того выгода?
- Какая-то, да есть. Может, сердце его черное радуется, когда хоронят красивую девушку, - мужчина резко дернулся в возмущении. – Потешается над нами теперь, безнаказанный. Да и как докажешь, что его вина…
- А не тот ли это одноглазый, что на днях поселился в гостинице господина Уцувы? – булькнул погрузившийся по самые уши Хираку. – Вот злодей каких мало!

Докуган перегнулся через перила, чтобы лучше слышать; волосы залепили ему лицо.

- Да вот ему самому бы это зеркало... Пусть полюбуется, авось, второй глаз себе вообразит.
- Где его теперь найдешь, зеркало?
- Зеркало – не знаю. Зато одноглазый – известно где. Бока ему намять, того мало будет. Сколько народу погубил, сколько еще погубит... Голову снести!
Небольшая купель вскипела, точно забытый над огнем чугунок, кто-то в суматохе уронил на дно бутылочку с недопитым сакэ и теперь шарил вслепую под водой, натыкаясь то на голые тела, то на камни. Самурай отпихнул чересчур взбудораженного соседа.
- Полотенцами собрались его закидать, что ли?!

– Вон он! – крикнул всадник. – Висит под мостом!
Его напарник поднял было лук, но командир успел рявкнуть:
– Не стрелять!
– Долго не провисит, – рассудительно заметил всадник с фонарем. – На сушу все равно вылезет. А уж на чью сторону...
– На нашу, - твердо сказал командир, покосившись на противоположный берег. – Если этих псов здесь не будет.
Воины, все, кроме того, что следил за едва заметным в темноте Саскэ, повернулись к вражескому отряду. Вновь скрипнула натянутая тетива.

И тут ночь - обманчиво-мирная, точно женщина, - показала клыки.
Оборванец был высок ростом, нечесан и бос. Грива длинных, распущенных по плечам волос придавала ему вид дикого зверя, как их изображают на ширмах и перегородках, лохмотья - а ткань-то узорчатая, не дешевая! - подпоясаны веревкой, которой самое место в воротах святилища, на трехсотлетних пиниях, но не на человеке. Длинный, непривычной заточки меч ночной гуляка нес на плече; лунный свет, как кипящее масло, стекал по клинку.
- Ты на что здесь уставился? - Кацуёри недовольно дернул плечом, словно блохи его укусили между лопаток. - Иди куда шел и не отвлекай нас от дела.
Дунул ветер, швырнул через перила моста длиннопалые алые листья. Оборванец растянул рот в улыбке.
Из обрубка шеи - голова укатилась под ноги Кацуёри, - толчком выплеснулась кровь; уже мертвое тело постояло еще миг, затем у него подкосились колени. Необычный прохожий вытер меч о рукав. "Ты зачем убил его?" - хотел спросить Кацуёри, помешала боль чуть пониже груди, а потом вопрос перестал быть его заботой.

Ночной рынок, Коулун, Темпл-стрит
12 апреля 2017 года, 04:44

За окном с оглушительным треском в крышу Международного коммерческого центра из обрюзгших, тяжелых от дождя туч ударила ослепительно белая молния. Тедди Ма сел на корточки и, прикрыв руками голову, зажмурился. Он был бы рад еще и уши заткнуть, но конечностей на все не хватало. Потому он не видел - только слышал, - как, теряя сознание, один из необычных посетителей бара обрушился с табурета. И как второй, сидевший рядом, подхватил его, не дал упасть на пол. И как высоченный, строгий внушающий робость третий ринулся на подмогу.
Изо рта и носа у мальчишки текла кровь; его пальцы, ладони, запястья были словно изрезаны многочисленными острыми бритвами.
- Мир никогда больше не станет прежним, - пробормотал доктор Сэйва. - Теперь никто не в силах предсказать, что произойдет в следующее мгновение.
- А ты как думал... – сыронизировал Денрей.
Ему кое-как улыбнулись в ответ, так что не осталось сомнений: в том и были замысел и расчет. По обшарпанной столешнице покатилась монета.
- Орел или решка?
Металлический кругляшок покрутился на ребре и лег реверсом вверх. Острием когтя-наперстка Сэйва подцепил монетку, перевернул - аверс ничем не отличался от оборотной стороны.

Восемь девушек в старинных одеждах, отворачиваясь от метели, принесли огромные, в половину своего роста бумажные фонари; ветер влажными пальцами стирал иероглифы: 乾, 兌, 離, 震, 巽, 坎, 艮, 坤*.

--------------------
*乾 – «цянь», сила, мощь, одна из Восьми триграмм, означающая юг.
兌 – «дуй», расплата, разрешение, одна из Восьми триграмм, означающая юго-восток.
離 – «ли», уходить, расставаться, оставлять, одна из Восьми триграмм, означающая восток.
震 – «жэнь», гром, сотрясать, возбуждать, одна из Восьми триграмм, означающая северо-восток.
巽 – «сюнь», подчинение, утончение, проникновение, одна из Восьми триграмм, означающая юго-запад.
坎 – «кань», порог, пропасть, погружение, опасность, одна из Восьми триграмм, означающая запад.
艮 – «гэнь», пребывание, одна из Восьми триграмм, означающая северо-запад.
坤 – «кунь», земля, самоотдача, одна из Восьми триграмм, означающая север.

Долговязый кудлатый детина в кожаной безрукавке, что оставляла открытой вязь татуировок в виде языков черного пламени, презрительно сплюнул в пыль.
- Не удержат, - обронил сам себе он, разглядывая охрану и клетку. - Дикий зверь.
Похожий на груду выцветших на солнце тряпок, в ногах толпы путался нищий. В ответ на тычки и пинки он лишь беззлобно ворчал и посмеивался. Любители легкой наживы, что компанией вывалились из дверей местной таверны поглазеть на шум-гам, прихватили его за капюшон и встряхнули несколько раз.
Но под слоем пыли и грязи лицо побирушки оказалось морщинистым и коричневым от загара. Да и пованивал он изрядно, что за дурачком Кьёгеном - к всеобщему изумлению - не наблюдалось.
- Что? - хихикнул растрепанный рыжий коротышка. - Обознались? Помашите награде ручкой, мало уважаемые друзья мои!
Определенно он нарывался на оскорбление словом и действием и сам понимал это, потому что стоило бугаям сделать шаг к нему, как он указал на приятеля со шрамом поперек голого живота:
- Только не при моем друге Сано, господа. Не при нем.
Тот стоял в непринужденной позе, опираясь на длинный металлический дрын; верх жердины был обмотан тряпкой.

Столица, Верхние уровни
47-й день первой четверти 10 года эры Дагер

Сероглазая девушка поставила на полку дорогой том и легко постучала по корешкам подушечками пальцев, выравнивая ряд книг. Звякнули браслеты, и она подтянула самый верхний почти к самому локтю, чтобы не болтался. У библиотекарей славная работа, много свободного времени, прекрасные вещи вокруг. Только нужно соблюдать тишину, как в храме. Это правильно.
Девушка вернулась к столу, оставалось еще несколько книг, которые следовало внести в список и расставить по местам. И можно отправиться домой, а можно остаться и изучить пристальнее новые поступления. Новые для этой библиотеки. На самом деле им много веков. Сейчас времена уже не те, но в древних рукописях как будто даже запах, и особый свет сохранился, особый слог, особый способ говорить о самом простом.
Госпожа Библиотекарь – слишком громоздкое звание для молоденькой девушки, скорее оно подошло бы дородной матроне с необъемным бюстом и высокой прической, какие в моде сейчас, - взяла в руки очередной том. Между страниц что-то было, оттопыривались листы. Непорядок. Девушка раскрыла книгу – вместо закладки на девятой главе лежал лоскут белой ткани.
Девять. Девушка припомнила язык, самые его основы, на котором девятка, написанная одним способом, читалась как «единство» - четное число воинов, сплотившихся вокруг одного достойного командира; написанная же другим – как «схватка», поскольку это число не поделишь поровну на двоих, не договоришься мирно, и значит, будет бой...
Том так и не отправился на полку, и список новых поступлений не пополнился новым пунктом. Дорогие браслеты и тонкая узорчатая накидка остались лежать на столе.

Священник некоторое время смотрел им вслед. Неизвестно, что так заинтересовало его – а может, удивило или насторожило – в мальчонке. Тот сидел в слишком большой для него коляске, нахохлившись, словно воробей, и непонятно, пребывал ли сознанием в этом мире. Макибе частенько приходилось видеть несчастных детей, но с этим было что-то... не так. Но когда святого отца окликнули со ступеней, он выкинул из головы недоумение, с приветливой улыбкой поздоровался и продолжил путь, как будто ничего не случилось.
Он забыл о случайной встрече, пока, прервав их разговор, в палату не заглянула юная медсестра и так смутилась чужим присутствием, что на круглых, с ямочками, щеках расцвел густой румянец.
- Извините, что помешала вам, святой отец.
- Ничего страшного, делайте свою работу.
Поговаривали, что Макиба излучает доброту и заботу, которой хватило бы на большое семейство. И какая жалость, что семьи-то у него как раз нет.
Уже знакомый мальчишка в инвалидной коляске был по-прежнему безучастен и выглядел самым одиноким и брошенным человеком в мире, лицо его слегка порозовело от солнца и свежего воздуха, но он все так же смотрел мимо окружающего его мира широко распахнутыми и безжизненными глазами. Медсестра заслонила его.
- Все в порядке, Шицу*, тебя никто не видит.
Ответ не прозвучал. Возможно, мальчик вообще не мог разговаривать.
- Ваш новый сосед, госпожа Мицумура? - вежливо поинтересовался священник у собеседницы.

-----------------
*shitsumei - 失名 - "имя неизвестно", яп.

- Во «Дворец ветров» не попасть без специального приглашения, - Лунг Ха проводил взглядом толстую китаянку, груженую свертками так, будто она собиралась открыть собственный магазинчик и запасалась товаром; на выходе из-за нее случилось небольшое столпотворение. – По крайней мере, на верхние этажи. Но я знаю, кто может дать нам рекомендацию.
К нему подскочил вертлявый торговец, держа в каждой руке по омару. Вопросительно задрал брови. Лунг Ха указал на того, что справа. Торговец отнес забракованного омара на прилавок и, вернувшись, выставил перед собой растопыренную пятерню. Лунг Ха отрицательно покачал головой. Продавец настаивал. Покупатель показал три пальца. Торговец впал в близкое к истерике состояние. Сошлись, как и предполагалось, на середине.
Судя по звукам, собеседник по другую сторону трубки пытался одеться и побриться электрической бритвой одновременно, прижимая тем временем телефон к уху плечом. Возможно, ему даже удался этот замысловатый фокус.
- Я не могу использовать удостоверение, так что придется постараться вам. Пожалуйста, не распространяйтесь о моей работе, я занимаюсь этим делом вне службы.
- Одну предприимчивую китаянку, - сказал Лунг Ха в трубку, свободной рукой демонстрируя нежелание переплачивать и наблюдая, как покупку заворачивают в свежие листья и прячут в бумажный пакет, – не так давно видели вместе с девушкой, которая нас очень интересует.
Реальность накатывалась волнами и с шипением всасывалась в песок никогда не существовавшего берега; слышно было, как нахваливают свой товар продавцы. Затем в общий шум вклинился гомон улицы. Лунг Ха расплатился и в обнимку с пакетом взялся пробиваться на свежий воздух; на сегодня с него было более чем достаточно рыбных запахов.

Станция Шинджуку, Токио
27 июля 2015 года, понедельник
22:45

- Рьё*?
Меньше всего на пропахшей перегретым кунжутным маслом, подпаленной куриной кожицей, зажаренным до хруста угрем и мочой Омоидэ-йокочо (в просторечии - Пису-стрит) ожидаешь увидеть на узком прилавке среди крохотных стаканчиков с пивом, запотевших литровых бутылок и мисочек с едой потемневшие от времени и долгого неупотребления овальные золотые монеты.
- Целых двенадцать рьё?
Кумаиши уставился на нежданный прибыток с таким видом, будто подозревал, что монеты вот-вот обратятся в осенние листья.
- Ну и по какому курсу мне их теперь обменять? - все не успокаивался гигант.
Чтобы втиснуться в дальний угол, он ссутулился и втянул живот, но край стойки все равно врезался ему почти в подвздошье. Северянин покосился на спутника; тот в каждой руке держал по шашлычку - с крохотными фрикадельками в правой, а с куриными сердечками в левой, - и откусывал поочередно.
- Что хихикаешь? В магазине их, между прочим, не примут... Если ты подзабыл, то хождение рьё прекратилось в...
- ...тысяча восемьсот семьдесят первом году, - согласился, набив рот, Шимада. - По указу императора Мейджи.
По улочке Воспоминаний иногда прогуливались иностранцы. Они вздрагивали от голосов зазывал и (порой в том же самом лице) поваров и морщили носы от переизбытка местных ароматов. По навесам выстукивал барабанную дробь нескончаемый дождь, в окнах книжной лавке напротив зажгли свет. Слышно было, как там напевают вполголоса за уборкой.
Кумаиши сложил золотые монеты в аккуратную стопку и принялся заворачивать их в носовой платок.
- И откуда у обычного торговца карри может быть такое богатство, вот что я хотел бы узнать.
Доктор ведьм обтер жирные пальцы, бросил на огромного, будто каменный медведь, напарника странный взгляд из-под черных сосулек отросших волос.
- А я - нет.

-------------------
*ryo - 両 - буквально «оба», слиток золота, равный 60 моммэ (225 г) серебра или 4 канам (4 000 монет) меди. Начиная с периода Камакура и до введения йены служил в качестве денежного эквивалента.

Токио, Шинджуку, Кабуки-чо, Голден-гай
26 июля, воскресенье

Заключенный в пластиковый прозрачный шар по всему помещению разгуливал ушастый зверек с милой кисточкой на хвосте. Видимо, предполагал, что раз бар назван в его честь, значит, все тут принадлежит ему безраздельно.
- Спохватились! - мама-сан ревниво следила, чтобы никто не смел наступить на ее любимицу.
Между тем, напоминающая макси-помпон зверушка предприняла решительную попытку совершить огромный в масштабах бара скачок.
- Мой бармен пропал уже неделю назад!
- Но вы не заявляли в полицию, - защищался, как мог, Модзумэ.
Насупившийся Дайго наблюдал, как шар срекошетил от нижнего края стойки и покатился через весь бар наискосок. Шиншилла внутри пластикового убежища кувыркалась с блаженством на мордочке; влажный носик подрагивал, и встопорщены усики.
- Я, по-вашему, кто ему, родная мать?!
Модзумэ без поддержки напарника сдал позиции. Кроме них троих (и шиншиллы), в баре находилась еще девушка с бледным от недавних слез лицом. Мама-сан поставила на стойку перед ней картонную коробку, набитую ерундой. Сверху лежала подвеска из зеленовато-молочного нефрита.
- Это все, что было в его шкафчике, - мама-сан ловко вытянула полотенцем по рукам сунувшегося посмотреть Модзумэ: не твое, не лезь! - и сочувственно посмотрела на девушку. - У него родни не было, вот я и подумала, может, тебе отдать его вещи? Не выбрасывать же...
- Спасибо вам! – Ариса схватила бумажную салфетку и вытерла глаза ради соблюдения приличий. – Позвольте выразить вам благодарность вместо Маса-сан.
Голос подрагивал. Едва сдерживая эмоции, Ариса приняла коробку, обняла ее как возлюбленного. Со всхлипом отчаяния опустилась на колени. И все-таки не сумела сдержать рыданий.

Полицейский участок
Ниши-Шинджуку, 6-1-1, Шинджуку
Ночь с 25 на 26 июля

Появлению Ямадзаки предшествовал запах (и более чувствительных особей он сбивал с ног), но не сладковато-тошнотворный аромат прозекторской, как можно было ожидать. И не формалина, и не одеколона, которым некоторые патологоанатомы маскируют дискомфорт.
Сначала человека накрывало волной крепкого, чуть-чуть кисловатого запаха табака. Затем - пока жертва судорожно пыталась гдотнуть свежего воздуха, - выяснялось, что ее уже буравят пристальным взглядом внимательных прищуренных глаз. Нитка щегольски-старомодных усиков на верхней губе добивала собеседника окончательно, придавая своему хозяину вид выходца из позапрошлого века.
- Уже признался? - кисло полюбопытствовал Ямадзаки.
В крохотном помещении "зазеркалья" и одному было тесно, но патологоанатом не отличался большими габаритами.
За односторонним стеклом в местной исповедальне вновь разыгрывалась знакомая пьеса. Обладатель давно немытых волос и футболки с поросенком-мафиозо мямлил, путался в показаниях и нес чушь, старший следователь Накано был угрюм, младший следователь Модзумэ опасался за свой рассудок.
- Тухлое это дело, Соичиро.
Шеф Анакура покосился на него с видом некрупного медведя, которому любопытно, созрел ли уже в этом улье мед.
- Хм-м-м?

Наконец, пестрошкурый зверь перестал недовольно топорщить вибриссы и ткнул когтем себя в грудь.
- Я - Кхар-р, р-рулевой с "Векслинга", это, - он указал на разгулявшегося напарника, - Ву'ху. Изложи свое дело.
- Корви. - Автоматически ответила разоблаченная девушка, даже не пытаясь отпираться. Только улыбнулась мохнатому рулевому в знак одобрения: - Госпожа Алхимик желает, чтобы я нашла украденный с "Бронзового дракона" артефакт, - не удержавшись, она произнесла слово "госпожа" так, будто оно относилось не к человеку (пусть и механическому), а к какой-нибудь особо породистой койре.
- Последний раз я его видела на "Ву-Лэй-Мэй", но это было больше недели назад. Вы знаете, где искать концы?
- "Ву-лэй мэй"... - Кхар почесал одним когтем за ухом; длинный гибкий хвост его подрагивал в знак неодобрения.
Фелиноид предпочитал одеваться, как люди, но с учетом собственной физиологии, потому порой казалось, что тесная безрукавка с треском разойдется по швам при неловком движении.
Калонг успел набрать порядочную высоту, но услышав название барка, спикировал и уселся на скальный выступ.
- Шкипер Хёгрбр... – вокодер издал череду нечленораздельных звуков. Зверек поскреб длинным когтем себя под подбородком и попробовал снова: - Хёг Тим-мер.
- Что затеял этот контр-рабандист?

(Далара mo, lana_estel mo)

Ущелье Обокэ,
Спустя несколько дней

За стеной шуршал дождь. Отохэй, содержатель придорожной гостиницы под развесистой корявой пинией на развилке у моста, там, откуда начиналась тропа на перевал, и не ждал подвалившего счастья. Целых шестеро путников и, похоже, не без денег. Ну, как минимум, трое из них.
Отохэй повидал разных странников, на дороге встречаются всякие, но сегодняшняя компания удивила даже его. Коренастый хитровастый (сразу видно, себе на уме) мужичок, при нем двое детишек; младший - бледный и хилый, старший - очень воинственный, боевой. На паломников не похожи. С ними был еще долговязый воин в темной дорожной одежде без гербов, при мече и с тяжелым даже на вид свертком из оленьих шкур за спиной. Два о-хенро-сама* в обязательных белых одеждах, амигаса и с посохами попались смешливые, то и дело хихикали в кулаки, а глазами блестеели - точь-в-точь молодые зверьки.
Но совсем уж большой неожиданностью оказался тощий кот с мрачным и скептическим взглядом на действительность.
Глядя, как покрываются над углями золотисто-коричневой корочкой рыбки-айю, Отохэй помолился Кураоками*, чтобы дождь не закончился слишком быстро.
- Не подумай чего, я не жадный. Но дела идут слишком плохо, мы с женой не молодеем, а помощников нет... Пусть задержатся дня на два-три, ведь от них не убудет, а верзила...
Тут Отохэй надолго задумался. Вот у этого денег не было, хотя парень он дюжий и крепкий, может, крышу, хотя бы, починит?

------------------
*Oboke - 大歩危 – буквально «большой опасный проход», одно из двух ущелий, которые ведут в долину Ийя, Шикоку.
*o-henro-sama - お遍路様 – вежливое обращение к людям, совершающим паломничество по храмам Шикоку.
*Kuraokami - 闇龗 – дракон, божество дождя и снега в шинто. После рождения божества огня Кагуцучи, его мать Идзанами умерла от тяжелых ожогов, а Идзанаги в гневе убил новорожденного сына и из его плоти и крови создал нескольких других богов, включая и Кураоками.

25 июля, 22:32

За синей пластиковой ширмой яркие прожекторы заливали белым светом троих криминалистов, их чемоданчики, асфальт и труп в луже крови. Грузный, с пористым лицом и презрительно искривленными губами, он и при жизни не был красавцем. А сейчас напоминал куклу из музея уродливых игрушек.
Но, в общем-то, ничего необычного в нем не было - по сравнению со скульптурной композицией из пластика, резины и металла. "Памятник безрассудному водителю", - несмело, вполголоса пошутил кто-то из полицейских. По регистрационному номеру определили имя водителя и таксопарк, но оказалось, что тот уже на пенсии, а машина числится на штрафстоянке после аварии. Все терялись в догадках и никто, даже словоохотливый Коги, - пока! - не нашел объяснения, как случилось, что автомобиль лежит в узком проулке вверх дном.
Он казался живым... нет, он был живым - дышал запредельным жаром и ненавистью. Особо смущали и вгоняли в недоумение следы острых собачьих клыков на металле. Кое-где неведомый зверь прокусил корпус автомобиля насквозь.

Старший сержант Накано зашел в огороженный прямоугольник, оглядел тело, рану, брошенный тут же нож. На обычно непроницаемом лице проступало недоумение.
- Все это действительно сотворил Шимада?..
Коги поднял голову.
- Нет, дух принца Савары.
- Йо! - звонко взлаяли в кустах на несколько голосов; щелкнули палочки-шакубьёши*.
Кто-то, не сдержавшись, хихикнул.

----------------------------
shakubyoshi - 笏拍子 - буквально «палочки для ритма», музыкальный инструмент для гагаку, придворной музыки. Трещотка, сделанная из двух плоских деревянных палочек, которыми отбивали ритм.

За годы блужданий Тайкан разучился спать крепко, вот и теперь его разбудило слабое поскрипывание старых досок под невесомыми шагами. Прислушался: к медленным шажкам прибавлялся еще какой-то звук. Как будто кто-то постукивал бамбуковой лучиной по деревянной ширме. Зачем? И откуда бы здесь взяться ширме? Молодой монах открыл глаза и приподнялся на одном локте. Тень, еще тень и много тени по углам. В неверном свете тлеющих под золой углей в котацу увидишь разве что тусклый отблеск золота на алтаре.
Поворошил угли – стало светлее. Онко так сладко похрапывал и причмокивал, будто он дома, и все они легли спать не на голодный желудок. Ишиваки лежал на спине неподвижно, сложив руки на животе, и напоминал изваяние. Одно отличие – статуи не ведут с кем-то дискуссии вполголоса. Тайкан опустился на корточки рядом послушать.
В полумраке - лишь тусклые блики от углей в жаровне гуляли по стенам, а под крышей и вовсе скопилась непроглядная тьма, - самурай казался моложе. Лицо было по-детски гладким, только между бровей легла складка, как будто заботы не оставляли его и во сне.
- Наша жизнь не имеет значения...
Должно быть, не так уж уютно ему было на подстилке из прелой соломы, но - к чести сказать, - он не жаловался, когда они все устраивались сегодня на ночь.
- Знаешь, Киноскэ... - тонкие губы изогнулись в печальной улыбке. - Я хотел быть таким, как он... Сила духа кампаку восхитительна, но...
Ишиваки негромко умиротворенно вздохнул.
- ...нельзя стать великим, греясь у чужого огня. Мне нужна своя война, свои победы и поражения. Только свои...

(продолжение следует)