Над облаками

[higf >>>]

Ветроплавам Балтьера периодически приходилось разделяться, следуя указаниям лорда. Сопротивления или возражений, судя по виду Санкриста, "скиталец не принимал", командуя так, словно сам был кпитаном.
– Вот сюда. Там напрямую вниз, дверь открывается поворотом фигуры ворона. Понятно? Понятно. Пошли. Живо. остальные за мной.
– Там под кустом, в кадке – проход. Старая волитарская традиция. Факелы не трогайте, если не горят. Горят... Хотя куда им тут гореть? Просто не трогайте. Всё усекли? Вперёд.
За этим деревом, тронете длинный сучок... да не этот! Во-вот, молодцы. за мной. Прямо, прямо, повороты проходим как можем, кое-где надо пригнуться. Всем ясно. Всем. Остальные не дойдут. Понеслась.
Его слушались, хотя не сказать, чтобы с охотой – на "своего брата" лорд, что живой, что мертвый, не походил. Но капитан велел, да и, честно говоря, команда была изрядно сбита с толку. Многие про себя или шепотом ворчали, что кабы знали, к чему все придет – только бы их в этом рейсе и виделе. Но теперь-то уж было поздно – даже удрать некуда.
– А там никого нет? – с опаской спросил один из ветроплавов.
– Нет. Там зал есть в итоге. И четыре подхода, у каждого из них – кристалл. Сюда род не заглядывал давно... будете смеяться, господа вольные охотники за счастьем – я сюда случайно влетел. Когда остров... насквозь пролетал, дял скорости, – хохотнул Санкрист. – запомнил – мельком. А потом и начал искать... ну и вот.
– Вот бы мне так уметь! – с завистью произнес самый младший. Это ж сколько тайников отыскать можно!
– Умрёшь – может и сумеешь, – подмигнул Финеас. – если вовремя умрёшь, как я. Ну и с Четверыми договориться надо будет. А там – как повезёт. А теперь – внимательно! Всего спусков четыре. Четыре больших кристалла. Пятый, что выходит из потолка зала – это... ну в общим в него нужно нацелить силу из всех четырёх так, чтобы хлестала не щадя. Там... по идее должно быть что-то, что позволит вам с кристаллами упраdиться. Но – аккуратно. Попадёте под заряд – мало не покажется. Как раз может и "научишься", как я.
Парень вздрогнул и неохотно сунулся в лаз. Тот довольно круто загибал вниз и приходилось быть очень осторожными, чтобы не покатиться. Видно, рассчитано было на волитаров, которые могли планировать. Факелы понадобились только во время спуска, и чем дальше вниз – тем больше их затмевал яркий свет – будто внутри горело маленькое подземное солнце. Но это было не так.
Их оказалось четыре – нет, даже пять.
И все разного цвета, так что казалось, будто центр пещеры гигантского меча окружен с разных сторон четырьмя маленькими мирами. Рядом с ними камень светился кусочком очень яркой лунной ночи – или дня, если светило льет серебро... Центром был находившийся на небольшом возвышении огромный кристалл, поверхность которого из-за игры бликов казалась текучей, как вода.
Правее стальной отлив перетекал в синеву, и маленькой царство небесно-голубого занимало еще одну стену под почти прозрачным камнем, который окрашивал свой сектор с небольшого балкончика.
Затем, словно шагая по радуге в обратную сторону, начиналась зелень – зеленая пыль, зеленые стены. пол, отливавший оттенком травы. И источник – как огромный валун, только сияющий.
А слева – там уже стояли столь же недоуменно оглядывающиеся люди, спустившиеся по другому ходу – неистово пылал довольно высоко кристалл-осень, кристалл-ярость, кристалл-пожар,
И эти четыре мира, четыре потока света скатывались к центру и там сплавлялись в ровном свечении лидиумного клинка, который здесь казался колонной необычной формы.

(Скорп, Хигф, Соуль)

[Scorpion(Archon) >>>]

Ночь 13 - утро 14
Почти уже в бою
(В основном Кысь, но и я)

Мирк не вышла из своей каюты даже к закату, и видела ее только Ирэ, два раза приносившая плошку с едой и кувшин с холодной свежей водой. Долговязая полукровка сидела, не шевелясь, возле массивного посоха, переплетя пальцы с причудливо завитыми щупальцами металла и дерева. Она сама не смогла бы объяснить, что происходит сейчас между ней и этой старинной вещью, но Ирэ помнила собственное посвящение и не прерывала безмолвного разговора. Молоденькая шаманка сейчас соприкасалась не только с огромной силой из самой глубокой древности, она сейчас трогала эту силу чужими пальцами, она вспоминала тихий хрипловатый голос Жиары, и темные руки Корики, бывшей до нее, и других шаманок, чьих имен Ирэ не помнила и чьих имен не могла бы уже узнать. Это был странный ритуал, и Земляная Мать до сих пор верила, что именно тогда, говоря с посохом, говоря с прошлым, стала по-настоящему взрослой, отбросила мелочное и женское, не вытравленное до тех пор ничем, а только замаскированное под мудрость.
Поэтому Мать Круга только оставляла еду и воду, не задавая вопросов, не отвлекая младшую оркину даже ненужным взглядом.
А потом под утро к Мирк пришла Арша.
Она остановилась на пороге каюты и долго смотрела на полукровку. Потом подошла и села рядом. Долговязая с усилием оторвалась от посоха.
- Арша, - она моргнула, просыпаясь от долгого сна-не-сна.
- Мирк, - покачала головой огненная шаманка. - Ты недоучилась.
Новоиспеченная хранительница древнего посоха промолчала.
- Я не хочу тебе зла, Мирк. И не хочу гнать тебя с места. Я пришла помочь.
- Чем ты хочешь помочь?
- Я возьму на себя твоих младших и поведу их в бой.
Полукровка улыбнулась, механически еще раз погладив посох.
- Я буду рада твоей помощи, Арша.
Пожилая оркина кивнула, поднялась на ноги и поспешно вышла. Так, словно ее душил спертый воздух каюты, пропитанный мускусом, стойким запахом хны и старья. Но на самом деле ее душило осознание того, что женщина нечистой крови, еще и младше в три раза... Она в самом деле стала теперь ее Матерью.
От этого было слишком не по себе.

Вечер наступил на несколько часов раньше, чем нужно. Вместе с последним светом умер и ветер. Шаманы сумели уговорить воздух у кораблей и дальше двигаться в нужном русле, но примета была отчаянно-нехорошей. Простые часы передавались на кораблях из рук в руки, хотя все и без них знали - слишком ранняя, слишком долгая ночь. А потом, утром - не взошло солнце.
Когда Армада подлетела к столице, флот словно окружало облако темноты и молчания. Даже самых скептичных орков пробрала эта бесконечная ночь, даже на самых заправских весельчаков давило мрачное темное небо, словно нависшее над кораблями огромным камнем. Но над человеческим городом разливался неверный свет, похожий на звездный. Словно кто-то раскрошил луну и рассыпал по черному полотну. Некоторые кусочки окружали груды неопрятного деревянного мусора.
- Это корабли... - выдохнула Ракке, менее одного дня капитан клиона, менее одного дня как сменившего одиночное плавание на работу в паре. А еще, теперь второго корабля во втором авангарде - на острие настоящей атаки. Было с чем свыкнуться, но на фоне черного города это все меркло и казалось проблемами очень далекого прошлого. На плечо оркины легла узкая ладонь огненной волшебницы. Ракке опустила голову. - Были корабли.
- Дороги назад у нас нет, - Шагра улыбнулась подруге, спокойно и как-то чересчур безмятежно.

На клионе шаманов было не до наблюдений. Карг сразу послал за своими младшими на другие парусники, а Ирэ закрылась в каюте с двумя молодыми оркинами - новой Огненной Матерью и бывшей наложницей Ахарака. Вскоре долговязая полукровка показалась на палубе, и сразу попросила привести себе скриа. Ее место было определено. Гера не показывалась из каюты.

Сорка на палубе плясал и кричал – огромному скриа было явно не по себе, и даже смерть Гыркрапа, казалось, тут была не первой из причин. «Петух» что-то чувствовал.
И Рейнальд, оставшийся на «Носорясе» - тоже.
Хотелось: пойти к Гере, но было нельзя лезть – такие вещи рыцарь-капитан уже давно чувствовал спиной. И хорошо, что чувствовал.
Хотелось: полететь к уважаемому тану Ханкаару и снова бросить глупую плоскую шутенцию про булаву и задницу. А ещё лучше – осуществить и посмотреть, уж не вылезет ли из уважаемого тана какая-нибудь куда менее уважаемая падаль. И снова было нельзя.
Иногда ещё хотелось поговорить – хоть с кем-нибудь, но с момента ухода от Саланни, который теперь плёлся где-то сзади, явно отставая от орочьего флота, с ним почти никто не разговаривал.
Гыркрап добавился к личному списку «вины» рыцаря. Ожидаемо для любого, кто погибнет на этой войне со стороны орков. И объяснения «так было нужно», сдобренные в итоге «так было нужно Альянсу» (скорее всего от Дерри – старый вояка и тут врядли себе изменит) – не помогали также, как горчичные припарки от беременности, а булочки с изюмом от похмелья. О последнем Рейнальд в основном был наслышан от тех, у кого похмелье бывало – но даже о головной боли думать было… не так «головобольно», как о чуждой Гере и погибшем Гыркрапе.
Поигрывать то булавой, то статуэткой урода-герцога, что так удачно подходила для боя с демонами на близкой дистанции и ещё норовила улететь куда-нибудь, если не так подбросишь, надоело очень быстро. От нечего делать Рейнальд принялся подновлять раскраску на доспехе – сам, как умел, без чьей-либо помощи.
У Шагры не стало Аграта – это было. Видно. Спасибо, Рейн.
У Ракке не стало Гыркрапа. И у Сорки тоже. Спасибо, дорогой посол из «Оряса».
У Ахарака не стало Геры. Это что, тоже записывать себе в преступления?
Интересно, как там Давион? Жив хоть ещё? А Наори? Гордец Бейли, толстяк Менгаард? Одержимая паскуда-дружок Габранс, чтоб ему с похмельем жизнь доживать! Если это жизнь…
Булава опять сделала в воздухе замысловатую петлю и приземлилась на рыцарскую лапищу рукоятью к самому Несущему Кару. Простейший трюк, который при его силе может провернуть любой. Иногда наёмники зарабатывают этим на кружку пива и кусок жаренного в сале хлебца. Если совсем нечего жрать.
Завтра утром.
Завтра. Утром.
Рыцарь подкрутил ус и тут же выругался. Забыл, что руки всё ещё были вымазаны белой краской. И рукоять булавы тоже, но с ней-то хрен бы, а вот усы… До половины, не меньше. Не бриться же теперь! Или ей, может быть, даже понравится? Цыкнув на Сорку, который ожидаемо развопился ещё громче и попытался дёрнуться в сторону Рейнальда, но, видимо, увидел подкрашенный ус и передумал, рыцарь снова выругался и, отвернувшись, стараясь, чтобы никто не видел, обмазал краской кончик второго уса.
Ветроплавы, мрачные и удручённые, кажется смогли сохранить это выражение на лицах, хоть и не все без усилий.

[Daelinn >>>]

Раннее утро 14
Столичные улицы.

Наступление утра напарники заметили не сразу. Нет, не то чтобы его не было (за последнее время, когда светало только к полудню, все привыкли отличать ночь от утра даже по темноте), и не то чтобы они его проспали (нет-нет, кто ж спит на работе, вы докажите сначала!), но массовая иллюминация столицы с непосредственным участием тандема случается всё же не каждый день. За этим развлечением воздушник с рыжим хоть и устали, но жить хотелось больше, так что даже Сиору уже не приходило в голову сослаться на превышение нормы по рабочему времени и с чистой совестью оставить дела до завтра.
Но как бы то ни было, бесконечный поток демонов схлынул. Некоторое время маги выжидали, отловив таким образом еще пару убийц-одиночек. Но когда целых полчаса напарники просидели на очередной крыше в ненарушаемом одиночестве, Рэм почувствовал, что перед глазами совершенно мутится.
- Сдается мне, рабочий… чая ночь всё же закончилась, - сообщил он разгромленной улице.
Позади всхрапнул и проснулся Л’льяри.
- Аа, да, пора вставать, - протянул огненный, и маги поплелись куда-то в сторону дворца, надеясь, что там отдыхать будет удобнее.

Оба были вымотаны настолько, что даже на дежурный светящийся шарик Танвара не хватило. Даирэм уныло плелся в паре сантиметров над брусчаткой, то и дело запинаясь о вывернутые булыжники. В середине пути маги не очень вдохновенно поспорили на предмет безопаснее (дворец-то еще стоит, а дома…) или подальше-от-начальства (мы же отдыхать, а не на работу!), но аргумент «под открытым небом сейчас хорошо не выспишься» поборол даже нелюбовь огненного к докладам, тем более что докладывать всё равно пришлось воздушнику. Без особого успеха, как, впрочем, и любых других последствий. Начальство если и слышало – то было слишком занято, чтобы об этом сообщить. Сиор только молча возрадовался, а еще успел подумать, что спать в грязном – высшее свинство, и он никогда себе этого не позволит. Ну, почти никогда…


Милеане эта ночь принесла примерно столько же радости, сколько и всем одаренным, а особенно Небесным Огнем. Несмотря на всю силу солнца, которую она обычно ощущала в себе, в темноте волшебница чувствовала себя беспомощной. Из-за этого страха на ее груди всегда висел светящийся зеленоватым кулон, даже в кромешной тьме дававший основу для плетения заклинаний стихии. К счастью для магов, вскоре заполыхавшая от пожаров столица облегчала, а то и спасала огненным жизнь.
От некоторых одностихийников из маго…отряда поступали регулярные отчеты, кто-то воевал молча и только за себя. С кем-то связь рвалась и восстанавливалась, кто-то пропадал совсем… Не самая приятная задача – быть в курсе. И быть не в состоянии помочь.
И наблюдать издалека, по маячкам, за человеком, которого должна бы защищать… Но тушить пожары – не ее профиль. Хотя ответственность – её.
Сейчас, вернувшись во дворец, Лаари беспокойно летала по коридорам, молча прослушивая отчеты, доклады, разговоры. Восстанавливала светильники в коридорах, вешала на них очи, изредка «подглядывая» за особо важными комнатами в другом конце. Потихоньку считала время, наивно списывала темноту за окнами на уставшие за ночь от вспышек глаза, и надеялась отдохнуть. Но только – когда рассветет. А рассвет запаздывал.

[Scorpion(Archon) >>>]

Утро 14
Армада в бою и лучший кошмар Наместника

На других кораблях лихорадочно проверяли последние приготовления к бою. Но когда враг на самом деле появился, всплыл откуда-то снизу, никто не был по-настоящему готов его встретить. Не флот одержимых, не насекомые-демоны, даже не поток неизвестной магии - что-то темное, странное, словно выбравшееся из чьего-то больного воображения, черное щупальце, едва не раздробившее клион первого авангарда.
Оно было огромно... даже колоссально это создание Пустоты, сливавшееся с ночным мраком. Почти незримое, за одним лишь исключением - его темнота была не статична, она жила, двигалась, несла смерть.
Пять пар огромных красных глаз уставились на Армаду в предвкушении бойни, а какой не смел даже мечтать Элокхай. Разве под силу было этому предателю истребить целый народ, как собирался сделать это Наместник, раскинувший щупальца над бесформенным телом и медленно поднимавшийся в небеса, преграждая путь орочьим кораблям? Герцог не сумел даже совладать с драконом.
Где-то внутри, в самом средоточии его сущности, великого демона душила злоба, ибо простой барон сумел нанести ему такой удар, от которого ему пришлось оправляться в течении долгого времени. Однако раны Ках'Шаа'Ра уже затянулись, а поглощенный Экаделл отдал собственные знания, пополнившие сокровищницу пустотного разума Наместника.
Сейчас он мог бы сам, один превратить Армаду в груду обломков, в мешанину плоти, костей и дерева, но так он лишь показал бы, что могущество Бойни и Искажения всецело подвластно ему. Но Наместник хотел большего, нежели быть Первым среди Детей. Он хотел стать отцом... Создателем. Он хотел породить собственное племя виера, столь же совершенное, как и он сам - и продемонстрировать всему миру их силу.
Щупальца Наместника метались, выхватывая из куски из окружающей темноты и придавая им форму – ужасающую и гротескную. Чудовище, что было создано гордыней Первого, чем-то напоминало всех виера разом – и тому было объяснение. Будучи пусть и неимоверно могущественным, но лишь созданием Рожденного Сном, лишь инструментом и проводником Его воли, Наместник не обладал даром творить. Он мог лишь бездумно копировать уже созданное Отцом, извращая и искажая до неузнаваемости даже Его пустотные творения, и без того бывшие лишь жуткой пародией на работу Четверых.
Существо, сотворенное Первым обладало размерами наг-саири и шестью мощными лапами, чтобы передвигаться по земле. Его иссиня-черное нефицитное брюшко окружал арканитовый панцирь, готовый схлопнутся в любой момент, дабы защитить чудовище от враждебной магии. Чуть выше располагалось еще четыре лапы, пригодные для битвы – с острыми лезвиями из арканита, подобно клинкам богомола. На морде его располагалось шесть алых глаз, мощные жвала издавали душераздирающий скрежет, а голову венчали арканитовые наросты, похожие на рога. Над спиной чудовища изгибался скорпионий хвост с острым тонким жалом, искрящимся молниями, а саму спину надвое делила линия разлома – здесь арканит мог раздвигаться, высвобождая огромные ажурные крылья, способные поднять этого монстра над землей и… что еще хуже – создавать волну звука, даже более мощную, нежели дети погибшего Астриона.
Наместник продолжал лепить, втискивая в одно-единственное существо все, что он знал о виера, все те силы, что удалось ему получить от убийства баронов и Герцогини. Эта тварь должна была быть быстрой как тахиэло и неуязвимой, как наг-саири, она должна была внушать ужас, подобно акамми и сеять смерть на поле боя, точно эломини… Ему хотелось, чтобы в его создании воплотилась все могущество виера, вся сила Пустоты.
И, когда Наместник понял, что добился совершенства, он стал копировать этих тварей, покуда все вокруг не заполнилось жужжанием их крыльев и кровожадным стрекотом.
Корабли Армады застыли словно в нерешительности - это отпустили шаманы тот воздушный поток, что принес сюда первое крыло. Потом - разбились на группы. Орки-бойцы казались жалкими противниками по сравнению с арканитовыми чудовищами - без сплошной брони, без возможности взять в руки восемь мечей, без собственных крыльев. И все-таки - после паузы первые корабли тронулись вперед, навстречу рою чудовищ. Без громких команд, без понуканий со стороны "второго авангарда", словно решив, что терять уже нечего, отдельные стаи выходили из оцепенения и тоже срывались вперед. В воздухе первыми тонкими нитями пробегало то пламя, то электрические разряды - шаманы выясняли пределы действия арканита. Те корабли, что с самого начала оказались внутри облака, уже дрались вовсю: изорванные паруса, задавленная напором вирров, но еще живая команда.
Когда первый корабль загорелся, последний парусник стаи долетел до арканитовой тучи и вступил в бой.
Созданные Наместником демоны разделились на множество стай, и каждая атаковала отдельный корабль, стараясь разъеденить орков и не позволить им действовать совместно. Более того, виера в полной мере атаковали Армаду лишь на одном фланге, заставляя корабли на другой стороне попросту простаивать, пока гибли их соратники. Последнее получалось только частично - клионы летали и маневрировали намного быстрее человеческих кораблей, а воздушные маги не спали.
Иногда твари падали на палубы, рубя и кромсая вступающих с ними в бой орков, но чаще просто зависали над кораблями и крыльями создавали разрушительную волну звука, ломающую палубные доски и рвущую снасти, а те, кто попадал под нее падали - и кости их не выдерживали этого напора. Тогда их пытались атаковать с соседних кораблей шаманы. Сейчас огненные действовали по двое, по трое, по четверо, и воспламеняли воздух не между арканитовыми телами а под ними, словно поджаривая созданий на вертеле. То же делали и воздушные - только с другой стороны. Корабли гибли, но на место погибших шаманов еще вставали свежие.
Каменные, тем временем, собрались вместе и теперь работали как один шаман, осторожно выплетая что-то еще не проявленное, словно упрашивая мир подчиниться их воле. И мир понемногу начал...
Лидиумные глыбы в воздухе начали приходить в движение.
Однако опасность лидиума осознавали и демоны, равно как и то, как сильно могут повредить им шаманы - если дать им такую возможность. Впрочем, создания Наместника, как и он сам, не собирались оставлять смертным хоть какого-нибудь шанса. Арканитовые панцири медленно раскрылись, обнажая нефицитные брюшки тварей - теперь они не просто блокировали проявления колдовства, но втягивали всякий магический поток в себя, начиная светиться все ярче - только, в отличии от виркашей, эти чудовища могли высвобождать украденную энергию - уже искаженной.
По кораблям ударила волна холода, сковывая тела и вымораживая кровь, а дерево, из которого были сделаны суда, внезапно покрылось арканитовой коркой, в следующий миг начавшей трескаться и ломаться, выбрасывая в стороны сотни острых кусочков. Кому-то же наизнанку выворачивало легкие извращенными чарами некогда воздушной стихии...
А на другом фланге в бой вступил сам Ках'Шаа'Ра, чьи огромные щупальца, падая на корабли, буквально разбивали их вдребезги, или же сминали в смертельных объятиях. От него исходила аура первозданной Пустоты, вселяющая страх и осознание неизбежной гибели. Его алые глаза смотрели в сами души смертных, и слышан был его голос:
Я БОГОРАВЕН. ВЫ НИЧТО ПРЕДО МНОЙ. ПРАХ. ТЛЕН.
Корабли падали один за другим, хотя орки сейчас сражались как одержимые: отступать было некуда, и даже самый радужно-грибной идиот среди них вряд ли поверил бы, что отступи Армада - и демоны не последуют, добивая глупых беглецов в спину. Только три корабля уклонялись от схваток, защищаясь, но не вступая в сражение по-настоящему. На одном их них каменные продолжали свой ритуал, на втором - уже обступили Ахарака четверо учеников-воздушников. Лидиумные глыбы начали уже шевелиться, собираясь в спираль, все набиравшую скорость.
СМОТРИТЕ, КАК ВЫ НИЧТОЖНЫ!
Первый из виера, казалось, упивался своим могуществом, когда давил корабли орков, точно пустые скорлупки или же отшвыривал их в сторону, наблюдая, как бурокожие вываливаются из них, и неизбежно разбиваются о землю. А затем с его щупалец сорвались пустотные смерчи, подобные тем, что создавал Экаделл. Все, с чем они соприкасались, обращалось в ничто, а вихри неслись дальше, исчезая во мраке, объявшем мир.
Вокруг чудовища порхали клионы, не без труда, но все-таки легче чем более тяжелые корабли, еще избегавшие смерти от щупалец или смерчей. Еще два корабля превратилось в груду летучего мусора, а лидиумный вихрь, набрав понемногу силу и скорость, был с силой брошен на еще живых детей Наместника.
Та стая виера, что оказалась в центре удара - была уничтожена за считанные мгновения. Лидиум изуродовал их тела, сминая и разрывая на куски пустотную плоть, но другие - находившиеся рядом, сомкнули арканитовые панцири, и лишь получили ожоги и вмятины, сумев выжить... и эти куски живого арканита, потерявшие возможность держаться на лету, стали падать - порой на землю, а порой на палубы кораблей, находившихся под ними, оставляя крупные пробоины и - порой сами оставаясь в трюмах. Там демоны снимали с себя арканитовый покров и выбирались наружу, продолжая сеять смерть клинками-лапами, но более всего нравилось им добираться до шаманов, выпивая их силы досуха, а после используя против других орков. Их били, нападая и самодельным лидиумным оружием, и обычной сталью, и даже тем, что подвернулось под руку - так, один огромный небоход с фиолетово-бурой кожей, перед тем, как упасть вниз с палубы, все пытался всадить в противника тяжеленный якорь. Лидиумный поток снова стал набирать скорость: те, что держали его, находились на трех кораблях, словно окруженных персональным проклятием четверых: демонов встречали молнии и огонь, которые не получалось исказить или выпить. И это привлекло Наместника - что ему были суденышки, лопающиеся под его ударами, когда появилась жертва, способная огрызаться. Он полетел к этим кораблям, по пути продолжая щедро раздавать удары всему, до чего мог достать. В него полетел разогнанный лидиум.
На пути у лидиумных ядер Наместник воздвиг арканитовую стену - толстую и прочную, принявшую на себя весь удар. Огромные светящиеся шары бились о проклятый камень, дробя и раскалывая его, но скорость их падала и уже вскоре они просто остались парить в воздухе вокруг Первого виера.

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 31-01-2011, 2:00

[higf >>>]

День 14
Четыре стихии
(со Скорпом)

– Красиво.
Голос волитара-призрака звучал... чуждо. И потусторонне. Кажется, дух духа и правда "захватило".
– Когда любуешься мельком – так даже и не разглядишь. Когда изучаешь – не поймёшь. У ты, мать виерову направо по Армаде колесом!
Призрак "с душой" выругался, покосившись на наблюдавших за ним подчинённых Балтьера. Усталость, неведомым образом посетившая не-жизнь лорда Санкриста за последние "скорее-всего-сутки" сама собой начала стираться – словно от кристаллов шёл не только свет, но и текла какая-то чистая, почти прозрачная разноцветная быль, вытирая из-под глаз фантома мешки и наполняя бестелесную оболочку новым, немного более высоким смыслом.
Волитар словно молодел на глазах.
– Ищите включатели. Или что-то, что поможет полноценно направить силу кристаллов, чтобы двигать остров. Если всё вокруг зашатается – на пол не падать, а делать дело дальше. Каждый удар сердца у нас на вес золота. И – не моего, так что!
Пираты разбрелись по залу, осматривая пол и стены и с опаской приближаясь к самим кристаллам – касаться их никто пока не решался. Никто также не имел понятия, как выглядела загадочные "включатели", и подсознательно искали нечто похожее на корабельные приборы, только побольше. Много больше. В странном смешанном освещении они все – не один Финеас – казались призраками.
Сам же неугомонный волитар носился кругами по залу – теперь снова с призрачной скоростью – и проходил через все стены, какие только мог найти, в том числе и через остриё и конец лидиумного клинка-колонны, казавшегося со стороны величайшим произведением искусства. Кузнечного. Оружейного. Колдовского.
– Меч злейшего врага Творения превратился в величайшее оружие из светокованного металла, – бубнить возвышенным голосом было сейчас сугубой привилегией лорда Финеаса. – Как же это... запустить? Как же, как же, как же.
Его, кажется, никто не слушал. Сейчас им было не до высоких речей. Алан распоряжался жестами, стоя почти в центре зала, но потом заметил, что тени искажают его команды и пошел в обход центрального кристалла. Молодой пират, все поглядывавший на источники, наконец приблизился к тому, что отливал небесной голубизной, и с опаской коснулся его.
– Это сколько ж карат... – прошептал он.
Его словно обдало легким ветерком, свет слегка загустел, и парень поспешно отдернул руку – но ничего страшного не произошло. Он снова вернулся к мыслям о том, что ежели это алмаз, то коли от него хоть часть отпилить...
Послышался вскрик – на противоположном конце зала кому-то, видимо. пришла схожая мысль, только про рубин, и пожилой пират тряс обожженной рукой, а вспышка желтого пламени уже успокаивалась, возвращая осенний цвет на гладкую поверхность.
Внимание сарваера Кена привлекла небольшая ниша рядом с текучей серебристой громадой. Там торчали две... сосульки? Они бы походили на сталактиты или сталагмиты, если бы те не расплавились в этой довольно теплой пещере. Да, и еще могли бы расти вбок. Кен осторожно обхватил их ладонями.
Послышался тихий щелчок и мелодичный, едва уловимый скрип. Серебристый блеск кристалла дёрнулся, на миг покрывшись рябью, и сияние, словно в такт движениям рук Кена, чуть дёрнулось – начиная расти. Скрип повторился снова, ещё раз и ещё.
А потом громада кристалла... зашевелилась. Едва уловимо, как от слабого толчка из-под земли, но положение стихийного камня пусть едва заметно, но точно изменилось. Чуть в сторону, чуть вбок, чуть... Точно не так, как было.
Несмотря на предупреждение Санкриста, когда земля толкнулась – все встревожено замерли, но ничего страшного не произошло.
– У меня получилось! – крикнул Кен. – Тут сосульки!
Однако около других кристаллов никаких сосулек, к разочарованию корсаров, не оказалось. Им уже изрядно надоели поиски того-не-знаю-чего, и большинство рыскало вяло, надеясь, что на след наткнется кто-то другой. Наконец усилиями Алана, обыскавшего все у центра, нашли удивительно правильной геометрической формы пятно мха на зеленой стене. Точнее, два пятна, на которые также просились ладони.
– Так-так-так, – даже Санкрист, привлечённый радостными возгласами тех, кому удалось что-то сделать с загадочными механизмами работы кристаллов, склонился над пятнами мха – пройдя при этом сразу через двух корсаров, отчего на тех явственно пахнуло холодом и какой-то непонятной то ли сыростью, то ли пылью. – Вращаются так, значит. А теперь аккуратно. Очень аккуратно. Кто тут самый смелый – и кто самый маленький? У воздушного кристалла, раз такое дело, надо будет искать что-то в воздухе, и я попробую это что-то найти. Если смогу – заработает как миленькое. Если не заработает – придётся кого-то из вас мне поднимать. А вот огненный "ключ" придётся найти кому-то из вас. Смелому как раз.
Самым маленьким оказался отнюдь не самый молодой. Невысокому тонкокостному Эрху, у которого в предках были волитары, нечего было делать в абордажном бою, да и с такелажем он управлялся не очень. Зато был прекрасным мастером по ремонту корабельных баллист и требушетов, да и нацелить орудия умел. Он уже давно перешел рубеж сорока лет, но седина не очень различалась в светлых волосах.
Похоже, корсар совсем не горел желанием приближаться к призраку, но товарищи были неумолимы. Особенно усердствовал Манк, который был того же роста и лишь чуть пошире в плечах.
К огненному кристаллу, не дожидаясь окончания действа, направился Алан, пренебрежительно пожав плечами на слова о смелости. И, как всегда, ничего не сказав.
– Ну, старина, держись. Сделай величественное лицо – с волитарским лордом под ручку летаешь, – наставительно погрозил пальцем Санкрист и, подхватив Эрха под руки, радостно взмыл ввысь, к сиянию кристалла воздуха. И действительно, высоко-высоко, точно на уровне, куда не добрался бы ни рослый орк, ни даже корлад, ни человек, но куда без особого труда пролетел бы волитар, обнаружилось совершенно пустое углубление, на дне которого в отблеске кристалла виднелась небольшая, похожая на серебристую дверную ручку штуковина.

[Scorpion(Archon) >>>]

– Ну, попробуем. Сперва я.
Санкрист, играючи так, что у корсара, должно быть, захватило дыхание, переложил его целиком в одну руку – правую, и левой потянулся за ручкой. Закономерно пройдя пальцами через неё.
– Мне порой очень хочется понять, почему чего-то я касаться могу, а чего-то нет, – философски заметил своему напарнику поневоле волитар. – Не понимаю, как это всё работает. Промысел Четверых, надо думать. Давай, теперь ты. Я поднесу поближе. Не бойся, не уроню.
– А чего-то оно не воздушное какое-то, – протянул пират, с опаской косясь на призрака.
Видел же, как тот сквозь товарищей проходил. А вдруг снова таким станет. Как полетишь вниз! Потом разведет бесплотными руками и скажет – промысел Четверых, значит... Ему-то чего! Однако выбора, кроме как обхватить ручку, не было.
– Пробуй вращать. Ме-е-едленно и печально, как на похоронах... кого-нибудь. Например моих. Не бойся, не уроню. Если у тебя вдруг что-то получится – будь осторожен и руки сразу убери, хорошо? Не хочу, чтобы нас сдуло, прожарило молнией или ещё чем-то таким же.
Все советы выдавались добродушно, честно и даже по-отечески. С лица Финеаса не сходила ухмылка. Тоже вполне добродушная.
– А если тебя... вас похоронили чин чином, то чего же вы здесь? – любопытство ненадолго пересилило, пока Эрх осторожно крутил ручку. – Говорят ведь, коли призраки и бывает, так если тела не найдут или чего не так сделают...
– Понимаешь, дружище, я... Ну как сказать, у меня опыта общения с призраками не сильно больше, чем у тебя. Но приятель, который... сейчас в схожем положении, оказался в нём по той же причине, что и твой напарник. То есть потому, что сделал что-то "правильно". В нужное время, в нужный момент... Подробностей я тебе толком раскрыть не могу. Может потом, как доживёшь. О, гляди-ка – двигается!
Эрхи вздрогнул и поспешно отнял руки. И впрямь – двигалось!
Алан вместе с молодым пиратом, касавшимся камня воздуха, обходил неподвижно замерший кристаллический пожар. Здесь не было ни ниш, ни пятен – ничего похожего. Лишь валялись мелкие камешки у подножия гигантского родича – черные, серые, бурые, белые. Да сверкал один полупрозрачными гранями в рубиновом сиянии, чем-то напоминая большого собрата. Может быть, дерзкой нешлифованностью, в тот время, как остальные были выглажены временем.
Молодой пират взял его в руки, рассматривая мелкие вкрапления. Взял с опаской, но ничего не произошло. Бросив косой взгляд на Алана, он огляделся и увидел второй. Вдохнул полной грудью и схватил его пальцами другой руки, доказывая собственную храбрость. И глупо замер. Ничто не дрогнуло – кроме его напрягшихся рук. Алан некоторое время смотрел на подчиненного, потом подошел и разжал пальцы левого кулака. Осмотрел камень и выдохнул через уголок рта – возможно, это означало фырканье. Молча протянул руку за вторым куском. Получив его, посмотрел на два кремня, и коротким движением сшиб их между собой, высекая искру.
Что-то хрустнуло, словно сломалась кость. Ярко-алая, неестественно-горячая вспышка развела руки Алана, оставаясь искрами-звёздами на гранях ключ-камней. Словно кровь из свежей раны, небольшие тёмно-алые капли побежали по краю надтреснутого скола на одном из камней, затем – на втором. Несколько капель упало под ноги ветроплавам и зашипело змеями, взметнув вверх тонкие, едва заметные струйки сероватого дыма.
Камни в руках первого помощника Балтьера нагревались, собирая тепло и передавая его по крупицам кончикам пальцев, ладоням, раскаляясь с каждой минутой.
Пылающий кристалл вздрогнул – словно где-то внутри ударили металлом по стеклу. Гулкое эхо разошлось по залу кругами на водной глади.
Дзыииинь! Дзыииинь! Дзыиииинь!
А капельки жара всё стекали под ноги Алана – живые и даже в переливающемся стихийном свете нестерпимо прекрасные, готовые затмить всё разнообразие оттенков пламенного блеска самого кристалла Огня Небесного.
Этот кристалл казался иным, как и само пламя было иным. Отличающимся от трех стихий. И, может быть, не зря только огненные чародеи могли по-настоящему успешно поражать демонов. Вода, земля, воздух – они могут быть всегда, почти не меняясь. Но огонь – это не вещество. Это буря, корчи, смерть, роды... изменение. Стремительное и необратимое.
И Алан, все еще продолжая сжимать пальцы, ловил это изменение нарастающим жаром в пальцах. Он смотрел, как капли огня прожигаю камень почти у его ног, и маска шрамов делала его сейчас похожим на орочьего шамана.
А другие пираты отступили, ища у стен мест между кристаллами, собираясь там, где их отделяло примерно равное расстояние от двух соседних.
Напряжение, повисшее в воздухе, словно тихий перезвон, отдавалось в кристаллах. Дзынь-дзынь. Дзынь дзынь.
Раз за разом. Чуть громче, чуть тише. Камни в руках старпома с «Белиаса» нагревались всё сильнее, начиная жечь руки.
А потом огненные капли-звёзды на полу блеснули и зашевелились. Потекли, побежали навстречу друг другу и, радостно щелкая, блестя маленьким фейерверком, метнулись к пылающему кристаллу. Тонкая струйка золотисто-рыжего цвета взвилась вверх по основания кристалла, просочилась за одну из многочисленных граней, блеснула новой вспышкой на изломе…
И вверх из сверкающего камня рванулся поток чистой, блестящей рыже-светлой энергии. Магия огня – буйная и неостановимая в своём первозданном величии.
– То же самое с другими кристаллами. Попытайтесь их повернуть так, чтобы лучи сошлись воедино и дали силу мечу! – голос Финеаса Санкриста так и звенел подлинным вдохновением! – Живей, живей! И не попадитесь под лучи сами, ради Четверых!

[Anmorium >>>]

День 14.
Искаженные Виера.

Корабли орков, видя, куда направляется великий враг, двинулись наперерез - так быстро, как только могли. Три корабля, не участвовавшие в битве и только что нанёсшие страшный удар чудовищам, созданным Ках'Ша'Раа, продолжали держаться вместе. шаманы суетились, как привыкли суетиться только орки - каждое движение рассчитано, каждый шаг - скуп и делается наверняка. Все силы учеников Ахарака и могучих каменных уходили на то, чтобы снова расшевелить лидиумные глыбы, и те подчинялись, прислонялись к телу Наместника, уже не били и не ярились, но тёрлись о тело великана-демона, словно ласковые кошки.
Несколько десятков огненных кошек, трущихся о что-то огромное и горючее.
Маленькие, манёвренные орочьи клионы двигались быстрее кораблей Альянса, и даже новосотворённым тварям наместника приходилось в борьбе с ними непросто. Ярость сталкивалась с яростью, злоба со злобой, боль с болью - хоть и неизвестно, чувствовали ли твари боль.
Но орали они знатно - когда орочьи воины отрывали им головы, и пусть за каждую такую голову гибло десять-двадцать орков, демонам, только что появившимся на свет и не знающим ничего, кроме зла и жажды убийства, приходилось дорого платить за волю своего господина. Там, где воинство Гранд-капитана побеждало, –верх одерживала не мощь, но живой, смертный разум, и те, кто всегда кидался в бой в гневе, не теряя своей легендарной ярости и сейчас, ловили насекомоподобных тварей на их пустой, свежерождённой ярости, и, уйдя от ужасающих атак, безжалостно сбрасывали их трупы вниз, на землю. И если сам бой не утомлял Наместника, то перерождение собственных творений из своей Пустоты забирало немалую долю его сил. Кроме того, из извращенной формы любви к своим детищам, он опасался использовать дарованную ему Отцом магию в полную силу.
А чудища, не успевая появиться во мрак Ночи Пустоты, тут же ловили гневный, истерящий клич своих собратьев.
Скорее на битву! Отец жаждет крови смертных! Убивать, рвать, душить, глотать силу и испускать её во все стороны.
Мерзости без пола и сознания, без родства и без капли цельности, которой были наделены истинные дети Рождённого Сном, эти несчастные уроды кидались и гибли в битве, пытаясь защитить своего отца или уничтожить его врагов-смертных, не понимая, кто такие смертные и даже почему их надо убивать. Пытаясь отодрать от Ках'Ша'Раа трущиеся о гигантскую пустотную плоть лидиумные обломки, они выли, пугались - не зная, что боятся, и не зная, чего боятся. Вылезая из самого тела колоссального монстра сквозь прожигаемые лидиумом дыры, они сразу же вбивали свои сущности в светокованный металл - начинали жалкое подобие жизни с боли и в боли же прекращали его, отталкивая смертоносный сгусток твёрдого света от даровавшего им - их...
Те немногие из обычных виера, что могли наблюдать эту битву - содрогались от ужаса и отвращения. Большего греха против Отца, чем покушение на его силу и право дарования демонам подобия бытия, трудно было измыслить. Но наместник, охваченный яростью и безграничной гордыней, упивался битвой и врядли сейчас думал о том, какое преступление совершает в глазах того, кто должен был вступить в мир Фераи - чтобы поглотить его в себе...

[V-Z >>>]

День четырнадцатый
На берегу Колыбели Столицы. Ритуал
Тьма, заполнившая небеса, уже не могла помочь виера – просто некому было помогать – но она надежно укрывала исполинскую крылатую тень, рассекавшую пространство. Венаат и Нагриаш удалялись от ставшего полем боя города: здесь они уже ничем помочь не могли. Было более важное дело, которое нельзя было оставить без внимания.
Странно…
Голос Нагриаша звучал задумчиво, и даже печально; Венаат изумился на мгновение. Из людей он знал Герцога Искажения лучше всех, но ранее не думал, что тот способен сожалеть.
– Что именно? – спросил маг вслух, зная, что свистящий вокруг ветер не заглушит его слов.
Наместник предлагал Экаделлу титул герцога, – после паузы ответил Нагриаш. – И был прав – из всех моих баронов только он был достоин меня сменить, если бы это когда-либо понадобилось. Скамах слишком боялся за себя, Найшар был увлечен лишь боем, Шекарра слишком любил хитросплетения планов… Экаделл был единственным, кому свои желания не заслоняли цель. Я мог поручить ему любое дело – и знать, что он его выполнит, если это вообще возможно. Он безупречно распоряжался всем, что хоть когда-то попадало ему в руки.
Венаат задумчиво кивнул. Последнее он знал очень хорошо: хватало молодых магов с огромным запасом сил… но мастера отличались от них тем, что умели этой силой пользоваться по-настоящему, не тратя зря ни капли энергии, и применяя нужные техники в нужное время.
– Но? – проронил он.
Но именно Экаделл, – в голосе герцога прозвучала сдержанная гордость, – никогда бы не предал меня. Парадоксально, не правда ли? Единственный, достойный сменить меня – и одновременно тот, кто никогда бы так не поступил.
Маг коротко усмехнулся в ответ. Коротко – и невесело.
В заполнившей мир тьме Герцог Искажения мог двигаться значительно быстрее любого другого виера, и даже необходимость нести с собой спутника-человека ему не мешала. А сейчас скорость была важна – пусть даже Экаделл дорогой ценой задержал того единственного, кто был способен помешать замыслу.
Они вместе скользнули с неба, опускаясь у котлована, подготовленного заранее, еще до начала осады. Именно обеспечению будущего ритуала Нагриаш посвящал львиную долю своего внимания, и потому был абсолютно уверен, что тут уже ничего не сорвется, в отличие от боя в городе.
Собравшиеся вокруг ямы вскинули головы, ощутив приближение знакомой мощи – и не обманулись, увидев спускающуюся к ним невысокую фигуру, вокруг которой распростерлась исполненная силы тьма, выделявшаяся даже в нынешнем мраке. Все дружно опустились на колени, приветствуя повелителя. Здесь собрались все оставшиеся члены Культа, и большинство из них составляли переманенные из Университета маги. Найшару для сражения в Столице герцог оставил не так уж много чародеев: тут они пригодились бы куда больше.
И здесь же собрались все оставшиеся из войска виера – и те, кто находились в телах одержимых, и просто часть демонов, подчинявшихся Нагриашу. Их Герцог Искажения опять-таки отделил от главного войска заранее: хотя он ранее и был уверен в победе, но рисковать этим ресурсом категорически не хотел.
Падение крупнейшего города мира меркло по сравнению с тем, для чего предназначались эти смертные и виера; допустить срыв ритуала было нельзя.
– В с е п о д г о т о в л е н о? – сейчас голоса Венаата и Нагриаша вновь звучали в унисон, переплетаясь, но не смешиваясь. Маг небрежным жестом разрешил культистам подняться.
– Да, – низко склонил голову старший из одержимых – маг Воздуха, пожилой волитар. Венаат припомнил его: этого мага удалось зацепить обещанием бесконечно долгой жизни. – Мы не тратили ни капли силы, вы сказали, что начинать без вас нельзя.
– Т ы п р а в, – прозвучал в ответ двойной голос.
Нагриаш коснулся земли – и Венаат отошел, покидая герцога на краю котлована. Глава Культа прекрасно знал, что должно произойти, и понимал, что ему не стоит находиться рядом.
– Лишняя энергия не понадобится? – осведомился он.
Нагриаш задумчиво окинул взглядом подготовленную картину. Тьма, составлявшая его сущность, недовольно колыхнулась.
Будь в моем распоряжении сила Элокхая и Акаши – было бы куда легче. Но справлюсь.
Венаат кивнул, на мгновение улыбнувшись. Да, Нагриаш, как и любой мастер – как и сам Ларса – умел выжимать все возможное из доступного ему. Одна из причин, по которой они действительно хорошо поладили.
Маг неспешно удалился, отойдя от котлована на десятки метров. Несмотря на царившую вокруг тьму, он видел все происходящее в деталях: одно из преимуществ разделения жизни с высшим виера.
Нагриаш бесшумно скользнул вверх, завис прямо над центром котлована. Антрацитово-черные крылья распахнулись, казалось, впитывая окружающую тьму; алые глаза запылали холодным сиянием. Беззвучная и неощутимая телом дрожь наполнила все пространство вокруг: даже культисты ссутулились, и лишь виера внутри не дали им рухнуть под чудовищным давлением, всегда сопровождавшим проявление максимальной мощи Герцога Искажения.
Свободные же виера, напротив, приподнялись, купаясь в силе своего владыки: алые глаза горели восторгом и радостью. Венаат коротко и презрительно усмехнулся: младшие дети Пустоты в этом отношении мало чем отличались от смертных.
– Начинайте, – проронил Нагриаш.
Маги, разбившись на группы по пять, стали по сторонам котлована – четыре группы, каждая заняла направление, соответствующее стороне света. Старший маг обвел всех взглядом, проверяя готовность, бросил взгляд наверх – не заметил ли повелитель каких-либо ошибок? Дождался короткого снисходительного кивка – и первым выплеснул свою силу.
Север – пятеро магов Воздуха – обрушили в центр котлована тугие вихри ветра и оплетающие их извилистые молнии. Простое дело – но главным тут было умение удержать стихию в узком канале, не дать ей расплескаться, сковать подвижные потоки ветра.
Мгновением позже вступили стоящие на юге – маги Огня. Впятеро усиленный поток пламени хлынул в ту же точку; пламенный вихрь сшибся с ветром и молниями, разбрасывая искры и наполняя дневную ночь бешеным шипением яростной стихии.
Следующими в ход пустили силу маги Земли, стоявшие на западе. На их стороне котлована вздыбились каменные плиты, острыми клинками устремившиеся в центр, разбиваясь о вихри пламени и молний, вплетаясь в них, переплавляясь в жару и на ветру во что-то иное.
И последними присоединились занявшие место на востоке маги Воды; Венаат ощутил биение своей стихии, когда пятеро магов направили настоящую полноводную реку в центр котлована. Взвились облака пара, шипение и журчание воды добавилось к треску огня, грохоту земли и свисту ветра.
В самом центре ямы творилось нечто невообразимое. Двадцать опытных магов, наполненных энергией на пределе возможностей, выплескивали ее всю в одну точку, не заботясь об экономии; пожалуй, даже старшие виера не смогли бы выжить на месте пересечения стихий.
Но сейчас эта мощь шла именно на руку виера; вперед выдвинулись исказители, по одному наг-саири за спиной у каждой группы. Дети Нагриаша пустили в ход свою силу, тщательно рассчитывая ее применение: теперь обычные стихии плескались лишь в десятке сантиметров от пальцев магов… а дальше мощь исказителей извращала ее. Загнанный в узкий канал пламенный шторм обращался потоком леденящего холода, сосредоточенная буря молний – трепещущей пустотой вакуума; каменные плиты обращались в арканитовые клинки, а поток чистой воды принимал обличье остро пахнущего яда.
И теперь сосредоточенную силу надо было оценивать по-другому: даже мастер Совета с коллегами не смог бы выжить там, где пересекались искаженные стихии.
Венаат чувствовал: там, где они сходились, уже не было ни какой-то одной стихии, ни ее измененного виера аналога. Нечто новое, рожденное сочетанием не сочетаемого, бурлило в самом центре котлована, силясь вырваться наружу.
А над точкой, где кипела новая материя, неподвижно висел Нагриаш – и с каждой секундой глаза герцога пылали все ярче, а фигура обретала все более глубокую тьму – столь древнюю и могущественную, что даже глубочайшие подземелья корладов не шли с ней ни в какое сравнение.
Венаат чувствовал, что надолго магов не хватит: они и так уже выдыхались, вкладывая все силы без остатка в чудовищно сильное заклятие. Он мимолетно пожалел, что им так и не удалось привлечь кого-то из Совета: тот же Демрис с успехом бы заменил всю западную группу.
Хватит.
С таким словом Нагриаш, до того сохранявший полную неподвижность, внезапно шевельнулся – и одним стремительным, невероятно быстрым движением вонзил тонкий коготь чистейшей тьмы в сосредоточение кипящих стихий.
Маги отшатнулись назад: одним усилием воли Герцог Искажения перехватил власть над всей мощью, заполнившей котлован, подвергая ее собственному изменению, на таком уровне, какой даже не снился старейшим из исказителей. Венаат с искренним восхищением наблюдал за тем, с каким искусством Нагриаш выплавляет из смешения стихий нечто совершенно иное, руководимое его силой. Это можно было сравнить разве что с магической бурей, которую Корион Рантельм выпустил в небеса Столицы – но здесь сплетались едва ли не более могучие энергии.
Одержимые с немым восторгом наблюдали за происходящим – хотя только маги могли понять, что именно творится. Пожалуй… даже и они не могли – один Венаат, столько времени деливший разум с Нагриашем, осознавал, насколько сложнейшее и великое дело сейчас творит виера.

[Anmorium >>>]

Песнь Пустоты.

Сайех шей, – проронил герцог; в голосе чувствовалось страшное напряжение, но слова были ясно различимы.
И им немедленно повиновались.
Тела культистов одновременно скрутила невыносимая боль, родившаяся внутри; крики не взвились лишь потому, что горло одержимых парализовало страданием. Виера, поселившиеся в их телах, по приказу владыки принимали материальный облик прямо внутри хиетра, разрывая их изнутри – и делали это медленно, зная, что агонию надо растянуть надолго.
Сторона магии Пустоты, о которой не так уж часто вспоминали. Рожденный Сном покровительствовал смерти и силе, исходившей из небытия; чем сильнее всплеск чувств жертвы перед уходом за грань жизни – тем и ярче будет добытая таким образом сила смерти. Это знали все высшие виера – но им редко требовалось добывать силу таким способом.
Сейчас же обойтись без нее было нельзя, и культисты корчились на земле, а черная плоть виера прорастала сквозь их собственную, медленно проходя меж костей, сосудов и жил, вырываясь наружу – и одновременно сохраняя жертвам жизнь и сознание как можно дольше.
Венаат, поймав наполненный безумным страданием и непониманием взгляд мага-волитара, лишь равнодушно пожал плечами. Пешками всегда жертвуют, к какому бы народу они не принадлежали. Еще одна черта, роднящая детей Пустоты с творениями Четверых.
Ларса почти физически ощущал, как сила, рожденная болью и смертью, течет в котлован, притягиваемая измененной мощью стихий, вплетается в нее, занимая свое место в тончайшей мозаике заклятия Нагриаша. Пространство дрожало от вихрей силы; тела, оказавшиеся ближе всего к котловану, стремительно разлагались под ее влиянием, плоть иссушалась и облетала с костей, кости же рассыпались в прах за считанные минуты.
Венаат соединил ладони, окружая себя текучим ореолом: этой защите его научил Нагриаш, как раз на такой случай. Она не давала прибегнуть к иным заклинаниям – но при этом идеально защищала от смертоносного влияния силы Пустоты.
Еще несколько минут вокруг раздавались лишь сдавленные хрипы умирающих и шелест бурлящей силы – а затем последний из культистов отдал свою жизнь ритуалу, и последний виера поднялся среди обрывков плоти, тут же обратившихся в пыль.
А затем Нагриаш заговорил, и неспешные тяжелые слова молитвы заглушили кипение стихий, впечатываясь в сознание каждого из виера вокруг.

Дашанай фасариали аштанар исариэх,
Дашанай эфасарани Виассар амариаш,
Дашанай сакарилайех ифарай скафариан,
Эшамер эсхат майеш, скарийах этаримай.

Расставшись с Нагриашем, Венаат более не понимал языка виера – но звучные слова казались ему донельзя знакомыми. Он вслушивался – и понимал, что с каждой фразой Герцог Искажения обращается к заточенному богу, прося его вернуться, вновь даровать виера прежнее могущество.
Прежнюю несокрушимость.
Прежнюю цель.

Кейфаэс шайех даэш, кэшайен афариэн,
Кейфаэс скайет феаш найитан ашар хайес,
Энхасар иселкайан хастайиль эимашен
Кейфаа искар дахаш эмаллех ифархайет.

Тяжелый речитатив звучал дальше – и вместе с этим не имеющая названия материя в котловане все более пропитывалась силой Пустоты. Даже среди виера большинство бы не поняли, что именно делает Герцог Искажения – но Венаат это понимал, восхищался величием задачи и ужасался ее сложности одновременно.
В молитве наступила короткая пауза – и прозвучали две одинаковые строки, повторенные всеми виера вокруг разом.

Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште…

Эти слова Венаат понял ясно – «приидешь Ты вновь». Ключевые слова – они звенели силой, такой ощутимой, что даже виера не могли устоять на ногах, и припадали к земле, повторяя призыв к своему прародителю, дружно взывая к Рожденному Сном. Лишь Венаат, защищенный расстоянием и магией, оставался на ногах – но и он не мог сейчас прямо смотреть на котлован и Нагриаша, отводя взгляд и лишь вслушиваясь в мрачный ритм, взывающий к древнейшей сущности мира.

Скафайан скайим дехай, кийохаш эсфен скаай,
Шехайар ишет асар – ваихэй итар сейет,
Акесхай исфер шеот, скайитар хасфарийет
Эсахош ифас шайор – эмахаш исхан вайер.

Никакая темница в Фераи не смогла бы удержать Рожденного Сном. Никто не сумел бы сковать его в обычном пространстве, невзирая на то, какая толща камня и земли отделила бы его от свободы. Удаление за пределы мира тоже не помогло бы – где бы он чувствовал себя вольготнее, чем во внемировой пустоте? Но темница Повелителя Пустоты была сплетена силой Четверых – и находилась одновременно в мире и за его пределами, была создана столь тонко и замысловато, что даже у бессмертных ушла бы целая вечность на то, чтобы хотя бы понять ее устройство, и еще одна вечность – чтобы подобрать ключ.
Именно этот ключ Нагриаш сейчас и ковал.

Сэйо сках эскей вайхан, эскор шеах дасэй аскан,
Сэйо сках каэш дайет, скайи тай феашает,
Сэйо сках кашен фиас, такайир эскар веас,
Сайа хэй, сайа тайор – эмас кайех эмашор.

Одной силы Пустоты – даже всех виера разом – не хватило бы; в конце концов, темница должна была удержать того, кто и являл собой чистейшую Пустоту. Требовались иные компоненты – и они уже вплелись в творимое Нагриашем.
Сочетание силы тех, кто запечатал Рожденного Сном – извращенное и принявшее новую форму. Кровь и смерть тех, кто если не душами, то телом принадлежал Четверым – добытые мучительным способом и направленные в поток силы, покорный воле Герцога Искажения.

Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште…

Требовалось многое – и прежде всего невероятная воля и искусство. Венаату невольно вспоминался ритуал Воли – но если там ноша была разделена между сильнейшими магами Альянса, то здесь всю тяжесть ритуала взял на себя Нагриаш. Даже Ларса, познавший в контакте с герцогом тайны, о которых в Университете даже не задумывались, не мог представить – как возможно удержать под контролем сплетавшиеся силы и сковать из них нужный инструмент. То, что разъест пространство, отворяя дверь к Рожденному Сном, и одновременно создавая достаточно прочный путь, чтобы древний узник прошел по нему, вновь шагнув в мир.
Но требовался еще один компонент.

Сай файеш этан хайет – сай файеш эмарихай,
Сай файеш хакайи лайс, скайо дан феашарайс,
Сай файеш акан нааше, сокахари нейсэрай,
Сай файеш этай фехайи, хашадан эстан феах.

Нагриаш замолчал, сделав паузу; поднял взгляд от пульсирующего мрака в котловане, встречаясь глазами с каждым из виера, окруживших место ритуала. Он уже вплел в заклинание силу заточивших его повелителя… и теперь оставалось последнее.
Сила и жизнь тех, кто был безраздельно верен Рожденному Сном. Именно стольких, сколько собрались тут.
Тьма Нагриаша на мгновение задрожала – и прозвучало короткое:
Эсай шейх.
Как и ранее – виера подчинились приказу, отданному владыкой, не могли не подчиниться, даже если бы кто и захотел: слова были наполнены силой десятков корладских «Колоколов». Один за другим виера погибали, не издавая ни звука, распадаясь на составляющую их тьму, стремящуюся в котел собранной Герцогом мощи.
Они не отрывали взгляда от него – и умирали беззвучно, отдавая жизнь во славу своего прародителя и на благо замысла повелевавшего ими. И единственным звуком, перекрывавшим шепот почти готового ключа, был ледяной речитатив Нагриаша:

Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште,
Сашенай Эйс миасареште…

Тьма вокруг все больше стягивалась к Нагриашу – а через него текла в воронку бездонной черноты, сотворенную ритуалом. Питала собой ключ, прокладывала путь в иное пространство, где таилась тьма, что старше самого мира.

[higf >>>]

День 14
Голоса свыше и не только
(со Скорпом и Анмом)

Ветроплавы и призрак волитарского лорда утонули в свете. Когда Гасящий Звёзды, меч Рождённого Сном, клинок, призванный нести гибель миру в руках его злейшего врага, наполнился переливающимся золотом и искрящимся теплом чародейской силы – остров Ашкрай содрогнулся от основания до самой вершины башни, где Хранительница истории Юлаль Сайте, её сын Дейзен и корсар, привыкший для всех звать себя Балтьером – Смелым Человеком, прикоснулись к его рукояти, обретя власть над кораблём, созданным безумным родом волитаров из целого острова.
Кажется, сама Пустота расступалась перед божественным светом, исходившим теперь от целого острова. Совсем недавно порабощённый тварями величайшего из демонов и лишь начавший исцеляться, обретая первозданный вид, теперь оплот древнего благородного рода сам наполнялся и наливался светом, словно полностью был выкован из чистейшего лидиума. Даже вспышки лиловых молний в не-небесах словно мерки и обходили близость божественного сияния стороной, пропадая в зародыше – так прекрасен был остров-корабль, летящий в пространстве первозданного и первородного небытия.
Творение вошло в несуществование и теперь, освобождённое гением погибшего рода и смелостью людей и волитаров, живых, мёртвых и осмелившихся, шествовало сквозь безвремение и не-пространство.
Ощущение движения пришло к Балтьеру само. Не просто повиновение командам, но путь, в который двинулся летучий остров. Нет, они не направлялись на север. Севера не было вообще, его сейчас не существовало вокруг. Здесь были другие стороны света, обозначения для которых не нашлись бы на языке людей. Как и волитаров, и орков, и корладов. Может быть, демоны, от природы бывшие частью чего-то иного, могли бы определить подобное. Да в наречии Четверых наверняка нашлись бы слова – если у Четверых был свой язык. Наверное, был...
Это мелькнуло не мыслями – ощущениями, свиваясь в чувство, как тонкие веревочки вплетаются в канат.
Неважно, что он не мог назвать сторон света и направления. Оно было верным, и это – ответ волитарского лорда.
Не благоговение – азарт лился по жилам корсара. Величайший из кораблей, который вела рука смертного, плыл по самому таинственному из путей, повинуясь движению его рук. Его и Юлаль.
"– Дети... Наши дети. Мы можем гордиться!"
Сознание капитана, только что утопавшее в свете, окатило шумом далёкого прибоя – с того времени, когда народы мира ещё плавали по воде, а не летали по небу. Свет вокруг мигом посинел, заблестел на солнце, которого тут не было, мириадами серебряных и золотых искорок, вспенился барашками гребней и рокотнул штормовой волной – как усмешкой.
"– наши... наши любимые. Здесь... Смогли..."
Донеслось гулким, шумным, подобно набирающему силы молодому торнадо, и глубоким, как вздох бури и раскат грома голосом – издалека, откуда-то сверху.
"– Смоглиии... Ссссмогли..."
Затрещал жаркий, ломкий и пришипливающий от удовольствия, чуть хриплый голос – говоривший словно откашливался от давно скопившейся в горле мокроты, сплёвывая сквозь зубы и пробуя отвыкший говорить язык – служит ли ещё, все ли слова выправит как нужно? Но чувствовалось – всего миг, и голос может стать чистым, сильным, страстным, как песня влюблённого или речь правителя, как призыв полководца перед битвой.
И был ещё четвёртый голос – но он отразился в сознании добрым, всепонимающим материнским молчанием. И только.
Не верилось. Сознание не вмещало их, потому что они были слишком велики для сознания. И слишком редко говорили с людьми. Да что там – не говорили. Уже давно, очень давно. И, поминая имена, об их существовании задумывались немногим больше, чем о существовании демонов. Кто-то считал, что Четверо давно ушли.
Может быть, поэтому не было храмов, где собирались бы для молитв. А жрецами богов были маги, преемники их силы, которые не молились, а просто использовали стихии по своему усмотрению – на добро и на зло, спасая жизни и даря смерть. И слово "храмовый" осталось лишь в названии школ для юных волшебников.
Балтьер знал многих магов, и ни один из них не походил на несущего божественные откровения.
Поэтому он не верил, не вмещал эти голоса – и не мог не верить. Так же, как знал, что корабль идет верным курсам, ведомый его руками. Его и Юлаль.
А вот чувств – не было. Наверное, потому, что неумещаемое в сознании просто забирало Балтьера почти без остатка.
"– Надо спешить... надо торопиться..." – гоготал ураган.
"– Силы на исходе... время истекает..." – накатывали волны.
"– Ярость взметнулась... дети смотрят в безззднуу..." – трещало пламя.
"– Пора. Верьте. Вы знаете, что делать..." – безмолвствовала земля.
И среди них...
-Ты уже потерял свои крылья, смертный. Теперь ты лишишь их весь мир. – голос холодный, безразличный и довольный, насколько может безразличие вообще испытывать удовольствие. Голос полный холодной ночной вьюги и в то же время голос, похожий на расползающийся по телу смертельный яд. Каждое слово выговорено точно и остро, словно грани арканитового клинка, и от одной мысли хотелось задыхаться.
"– Сволочь!" – вспышкой выплёвывает сноп искр огненный голос.
Остальные молчат, молчат напряжённо. Ураган готов обрушиться на безразличие и снести. Волна – захлестнуть. Земля – вздыбиться и пойти трещинами.
Но они молчат.
– Вы же понимаете, смертные, что это мое оружие. Пусть оно и наполнено магией вашего мира – но теперь, когда вы разбудили Гасящий Звезды, как думаете вы, в чьи руки он вернется? Клинок будет тратить силу ваших богов, чтобы лететь – и как только погаснут кристаллы, погаснет и его сияние. Все, как и было задумано.

[Anmorium >>>]

Боги переполняли его, бескрайние, как небо. Он молчал, не в силах искать слова. Но медленно островок азарта рос, разум возвращался, как возвращается всегда, хочет этого человек или нет.
– Ты уже подарил мне меч, досточтимый, – он вспомнил давний разговор во сне, вспомнил даже предшествовавший ей совет Санкриста, и использовал то же обращение, что и тогда. Уважительно, как редко с кем говорил. – Ты вернулся, чтобы подарить второй?
– Ты взял его, как и любой охотник за наживой, смертный. И теперь он вернется к своему законному владельцу. А за... услуги гонца ты получишь свою награду.
– И какую же? – уже живее и задорнее спросил капитан, вслушиваясь в голоса. В пять голосов.
– Все золото мира? Или может власть? Право называть себя бароном или даже Герцогом Пустоты? Может быть славу? Тот, Кто Лишил Фераи Лидиума – достойный титул?
– Ты смеешься надо мной? – удивился капитан. Руки его были погружены в сияние, и остров стремился сквозь не-бытие, которое уже было и не-пустотой. – Разве смертный может стать одним из твоих детей? Кроме того, досточтимый, ты можешь сдержать слово... а можешь и не сдержать, и я ничего не смогу сделать.
– Коль больше был бы ты в умирающем Альянсе, ты бы видел, что виера забирают у своих хиетра не только тела, но и разум, собирая лучшие черты, дабы становиться сильнее и способнее при перерождении. Да, смертный может получить такой титул. А боги не лгут.
– И остальные подтвердят это? – спокойно спросил капитан.
"– Конечно же это правда".
В голосе-огне слышится нескрываемое презрение.
"– Это даже нетрудно – стать Пустотой. Его несчастные дети даже не подозревают, как страстно они стремятся к собственной гибели. Получив крупицы сознания и капли самостоятельности, они уверены, что гибель мира в объятиях Отца – их победа...
– ... но какая победа может быть в том, чтобы утратить себя? Они счастливы тем, что не знают этого... Впрочем, все ли не знают. А, Спящий?"
Завывает ветер, вздыхая зимней вьюгой.
– Не меряйте Пустоту своими примитивными мерками. Вы, Четверо, рождены из неё, и такие же мои "дети", как и каждый демон, которого вы стремитесь истребить. Ваше существование, существование смертных, существование виера, даже этот мир – незначительно. Мироздание должно вернуться в свой сон, таков закон.
– Почему я лишу крыльев мир? Объясни. И скажи наконец, чего ты от меня хочешь?
Держа за руки Юлаль, он вел этот разговор в одиночку, не зная, что творится в голове у нее, не зная, куда летит.
– Гасящий Звезды является клинком из материала, что вы зовете Нефицитом. Для того, чтобы парить в воздухе, он поглощает силу ваших "богов". Так как мой клинок был создан из оскверненного мной лидиума, он был несовершенен – магия богов не позволяла мне пользоваться им в полную силу. Тогда мне пришлось прибегнуть к помощи их детей из рода Ашкрай, которые создали первый искусственный парящий остров – заряжая клинок силами Четверых, они смогли поднять его в воздух. Вот только спящее лезвие почти не забирало силу у кристаллов. Проснувшееся – жертвует ей, чтобы держать этот остров в полете. Когда кристаллы иссякнут, истинная сущность Гасящего Звезды проснется, и он обретет все свои свойства. Одно из них лишает силы лидиум. Клинок заставит упасть все корабли и все острова, которые будут находиться в пределах его ауры. Так ты лишил мир крыльев, Бальтер, человек.
Молчание. Пауза, которая длилась непонятно сколько времени.
– Значит, ты хочешь того же, что и остальные? Чтобы я просто вел остров? И за то, что я совершаю то, что хотят Четверо, ты предлагаешь столь щедрую награду? Или все же я должен что-то сделать для этого? Поясни, ибо, похоже, пути и мысли богов непостижимы для нас, смертных...
– Разве ты еще не понял? Ты уже сделал все, что требовалось от тебя, небесный пират. Теперь ты можешь выбрать свою награду, и смириться с тем, что моя победа во многом была бы невозможна без твоей помощи.
– И вы все, все, – корсар выделил это слово, эту мысль, – воюя между собой, пришли сказать мне, что я сделал, что надо и порадоваться моему успеху и моим делам? Вот уж воистину, боги не лгут! Но ведают ли, что говорят...
– Ведают, капитан, ой ведают! – раздался рядом насмешливый голос Финеаса Санкриста. – Слушай, я вот тебе что скажу. Я мёртвый, ты живой, но мы вроде как смертные, а? Пошли отсюда. Оставим их самих с собой разбираться, нам ещё дело доделывать. Доброго вам безвременья и не-пространства, почтенные! Спасибо за милость и аудиенцию!
И тихий шёпот у самого уха – как едва уловимый бриз:
" – Не веришь ни тем, ни другим – мне верь, капитан. Справимся".
Мысль пирата была пропитана азартом, куражом и дерзостью – не запредельной чем-то, как мысли богов, но стоящей на краю предела, отделявшего от бессмертных.
– Боги не являются просто так, они приходят или когда их зовут, или когда им что-то нужно. Я не звал вас – значит, вам что-то надо. Прочь из меня, Пятеро! Прочь!
Он тряхнул головой, выкидывая из нее чужое присутствие тем же жестом, каким всегда отбрасывал падающую на лицо прядь.
И тут произошло невероятное – безразличный голос Пустоты вдруг начал смеяться. Все так же – безэмоционально и холодно, но в смехе можно было уловить даже нотки истерики или безумия, хоть и каждое отдельное "ха" казалось ударом колокола на кладбище. Порыв ледяного ветра пронесся по острову, и растаял где то вдали, оставляя на зданиях, деревьях слой темно-серого инея.

Сообщение отредактировал Anmorium - 19-02-2011, 0:53

[Scorpion(Archon) >>>]

Сразу же после предыдущих событий
Запрет
(я и Анмориум)

" - Ублюдок!"
Пламя шипит, бросаясь на бесконечное ничто сотнями языков, треща и хрипя, словно раненый воин. Пламени нет дела до собственной жизни, нет дела до того, что оно, может быть, погаснет - ведь весь огонь гаснет однажды... Пламя греет. У пламени есть те, кого оно греет, кому горячит кровь и опле6тает сердца раскалённым чувством, имя которому - страсть, порыв, вспышка, вдохновение... И гнев. Рождённый из жажды справедливости и возмущения неправым.
" Чудовище. Вечно ледяная ухмылка... Но погоди. Наши дети смогли, смогли то, чего, может быть, не можем даже мы... Они смогли, а ты - нет. Смейся, если хочешь - хоть ты и не умеешь смеяться. Торжествуй, если в тебе есть хоть искра сути - хоть и знаю, что нет. Твоё торжество продлится недолго. А потом - конец. Конец - даже тебе, что сам конец, убедивший себя же, что он - начало. Помнишь ещё мой меч, конец? Он испепелял лучших из твоих детей - и не растерял огня и гнева с тех пор!"

- Сохрани свой гнев для выхода отсюда, Упавшая Звезда. - удивительное безразличие колоссальной мощи едва заметно дрогнуло, возвращая огненное сияние назад, на удобную Пустоте дистанцию. - Все это уже было. Рождаются боги, создают свои миры - и рано или поздно они тонут в Пустоте, а я вновь возвращаюсь в свой сон, дабы все повторилось вновь.

" - Лжёшь, Ничто!"
" - Побереги силы, брат. Они ещё будут нужны... Что до тебя, Рождённый... Или всё же Нерождавшийся - будет честнее? Но я помню, тебе неведомы честность и беасчестие, не труди себя, не напоминай. Так вот - кто из нас уже долгие годы заключён здесь. Кто, говорящий сейчас, что "так было всегда", остался здесь вопреки своей воли и возможностям? Кто? Ты горд - хоть и не знаешь, что есть гордость. И гордыня слепит тебя, хоть у тебя нет не то что глаз, но даже и взгляда быть не может. Однажды - хоть для тебя нет и времени - ты это поймёшь. Или уже понял, раз времени нет".

-Я видел много миров, и уничтожил их все до единого. Одним своим желанием я обрекал миллионы живых существ на гибель в Пустоте - и не испытывал Ничего, ибо когда в Пустоте появляется что-то похожее на этот мир - я чувствую... ущерб? Слабость? Так можно это назвать. Это чувство невыносимо, оно не позволяет мне спать в покое - и потому я не могу сделать что-то иначе. Ваш мир... другой. У вас есть те... черты, что недоступны мне - и потому вы пошли дальше моих предположений. Истощать себя, только бы не позволить моей малой тени выбраться и возродить мои сегменты из черного пепла - да, я не мог предвидеть это. Но впредь - я буду знать об этой возможности. Скажи мне, божество, ты и вправду думаешь, что у вас хватит сил удерживать меня вечно?

" - Вечность - это безвременье, или вечность - это время? Ответь себе сам, что из этого мы можем,а что нет, владыка ничего. Ответь и реши. Это простая задача", - в хохоте ветра слышен мальчишеский свист.
" - Мы сделаем так, как будет нужно. И то, что будет нужно. даже ты... твои дети - ждут от тебя награды. Не зная, какой ужасной эта награда может быть для тех, кто хоть раз чего-то хотел, чего-то ждал... Разве ты не видишь, как они несчастны? Из-за тебя, Нерождавшийся и Неживший. Из-за тебя. Т сможешь ради спокойного сна лишить их самих?" - шелестит волна.
" - Мелковато для величайшего!" - дерзко подтрескивает огонь вдогонку.

- Дети? Не приравнивайте свою осмысленность ко мне, если жаждете понять. Они - осколки, созданные без влияния этого мира. Ваша магия извратила их, сбила с пути - но все они имеют одну лишь цель - позволить тому осколку, что вы держите, соединиться с целом. Сломанные - виера никогда не найдут покоя, покуда Пустота не станет целой - это их суть. Это суть каждого осколка Пустоты.

" - Как и я говорил, Спящий, ты горд. Интересно, остаёшься ли ты Пустотой, раз научился гордыне?" - ехидно шепчет ветер, словно перебирая невидимые листья в кронах деревьев.
" - Может, потому ты и застрял здесь, за Запретом, что перестал быть Пустотой... Может быть. Это похоже на то, что творилось с твоими детьми. Если они - осколки от осколка, то почему не может быть того же и с тем, от кого они откололись?" - добрый, немного низкий женский голос пересыпает слова, словно песчинки.

- Потому что у нас есть цель, предназначение. Оно - эссенция нашего существования. Как вы боретесь за свое - наше диктует нам соединиться ы целое и уснуть. Так было и так будет.

" - Почему-то мне не кажется, что все виера думают также, как их создатель... Но кто мы такие, чтобы судить Тебя, - тихо шепчет песочный шелест земли. - Всего лишь те, кому довелось годы и годы удерживать от поглощения мира возомнившего себя величайшим Ничто. Мы - твой Запрет. Запрет на Ничто... так что мы, видимо, немногим больше тебя. Но этой мелочи хватило, чтобы создать жизнь, которую копируют даже осколки тебя, Спящий".

"-Этому разговору десять тысяч лет божество, и вы все не можете уяснить одной вещи. Мне нет нужды копировать ваши творения, потому что мои младшие созданы, чтобы их истреблять. Подарить им свободную волю было самым рациональным решением, чтобы они могли существовать без моего вмешательства. Даже без возможности восстанавливать свои тела, перерождаться и адаптироваться, они все еще остаются Пустотой. Даже в мире, где абсолютно все настроено на то, чтобы их уничтожить и исказить от моего замысла - они остаются сегментами Пустоты, ничем большим. И вы говорите о гордости? Там, за этим миром, есть подлинная Пустота, которая направила меня уничтожить вас. И ваш мир. Как она считает меня лишь частью своей воли, которая исполняет поставленную цель - так и я считаю виера лишь частью себя. Рожденный Сном - это не кто-то там, за черной бездной. Это и есть необъятная Пустота - это все еще мельчайшие частички, и они все стремятся стать целым, чтобы никакая крохотная заполненность как ваш мир не могла их разделить.

" - Гордыня".
Ветер тих. Устал. Мудр... Хотя бы напоказ мудр, не стесняясь быть не усталым, не тихим.
" - Непостижимый. Чуждый. Другой."
Колышется вода. Словно круги вокруг упавшего на дно камня.
" - Жестокий. Пустой - и тем счастливый... Хотя ты ведь не знаешь, что такое счастье. Я забываю. А вот твои дети - уже знают... Или хотя бы пытаются узнать..."
Шуршит, постукивая камешками, сыпучая земля.
Не унимается только треск огня.
" - Заливать кровью - живой кровью - целый мир. И ради чего? У тебя нет чаяний, надежд, ничего нет! Всё, что ты тут говоришь - ты говоришь вечность напролёт, стирая время и пространство из нас самих! Но мой пламенный клинок ещё достанет тебя! Слышишь, жизнекрад? Слышишь, создатель орды саранчи, пожирающей всё и вся?! Слы...
- Береги силы, брат. Их осталось мало".

-Глупо угрожать мне. Вы сами родились из Пустоты, крохотные исключения из правил. Все ваши суждения - с вашего восприятия, где ваш мир наверняка вертится в центре всего существующего и несуществующего, а Рожденный Сном - страшная сила извне, злая сила. Вы смотрите из одной маленькой точки, и думаете, что эта точка - и есть идеал мироздания. Но вы не знаете, какого оно, во время покоя. И коль вы так стремитесь доказать мне что-то - почему виера все еще наверху, не загнаны обратно в Пустоту всеми теми силами, что вы подарили вашим "детям"?

" - Нам нет нужды тебе что-то доказывать, Непроснувшийся".
Вода добродушно усмехается, отзываясь всплеском очередного упавшего о водную гладь камешка.
" - Если Пустота ещё не поглотила наш мир, которые мы взлелеяли, как величайшее чудо, как плод самой нежной и доброй любви - это ли не победа? Ты искушаешь. Они держатся. Ты предлагаешь верить - они не верят. Может, не верят даже в нас. даже когда мы являем им нашу суть. Зато они верят в себя. Верят во всё то, чего ты, Запретный, не поймёшь. И потому твои дети ещё не поглотили Фераи. И не поглотят".

- Войну богов выиграют не их последователи. И мы увидим, чьи "дети" придут сюда, чтобы освободить вас... или пустоту.

" - Увидим".
Взвивается ветер, и где-то вдалеке трещит раскалывающая небеса рогатая молния.
" - Увидим".
Хрустко взметается, брызжа искрами и углями, наливаясь светом, огонь.
" - Увидим".
Гулко гремит земля, громыхая обвалом в вековечных горах.
" - Увидим".
Клокочет, вскипая водоворотом и шумя дождём, вода.
" - Увидим. И увидим, этим ли всё кончится..."

Сообщение отредактировал Scorpion(Archon) - 19-02-2011, 2:33

[Барон Суббота >>>]

День 14

Темно и светло – во всём мире, за мёртвыми провалами мрака закрытых и осквернённых глаз. Стук шагов – всех шагов во дворце – разом – отдается в ушах. Цок-цок – подкованные каблуки. Шарк-шарк – везущие ноги. Бом-бом – латные сапоги. Раз за разом. Ближе, дальше, ближе, дальше…
Все – слышны и понятны.
Потрескавшееся, исчерченное скверной Пустоты лицо снова болит. Кажется, что кожа сползает с него медленно отжившей своё шелухой. Коснуться лица трудно – руки в ощетинившихся когтями перчатках могут расцарапать шрамы… А что потечёт? Какая сейчас по цвету кровь у наследника-Императора-вроде-регента-только-законно-молодого и…
«Какого цвета твоя кровь, Джаст Волитар?»
Глупые вопросы позволяют сосредоточиться. Всё нужное проходит на фоне, за спиной у самого сознания. Болит спина, особенно лопатки, но и позвоночник – режет: будто изнутри проплавляют мышцы раскалённым ножом, очень тонким и аккуратным, словно ведёт лезвие опытный полевой целитель, способный облегчить боль только руками, не колдовством Океанской девы, и всё равно делающий всё, что от него зависит.
По углам. Все. Военный министр – сосредоточенный и серьёзный, как никогда. Молчит. Ждёт. И лорд Николас молчит и ждёт… высокомерный «учитель в дворянских искусствах». Сам не знает, какая надежда в его сердце, в его жилах… Знает и не может себе представить. Нормально. Измерять всё реальной властью, деньгами, связями и коронами – это ведь… Было ко времени. Было.
Лицо болит. Пустые глаза не видят – зато весь мир… словно на ладони. Зачем видеть, если можно – знать? Малатаронт-Малатаронт… Родственные связи, хвала Четверым.

Давион снова привстал, чувствуя колдовские чары, вскинувшие его мантию – тихий шелест чёрных складок – когда несколько шагающих стали приближаться. Кто-то из тех, кого звал. Скорее бы. Шансы ведь и так… И так, и эдак. Времени – нет. Его, может быть, уже нет на свете. Так ведь, Четверо?
«И ты… Рождённый на Погибель – вот тебе было бы имя. Хотя – разве же это гибель?»
Боль снова подкатила к самому горлу, шелушащаяся кожа, кажется, сбросила несколько клочков, и жутко зачесался разорванный шрам, вплетший свою косую молнию в узор маски властелина-слепца. Кисловато-ржавый привкус порченной крови на зубах и языке заставил поморщиться, а воспитание – не дало сплюнуть.
Когтисто-латная лапа чиркнула в воздухе, хватая невидимую цель. Со звоном сжались покрытые металлом пальцы.
- Проходите, - рокотнул навстречу приближавшимся шагам хриплый голос Императора-дракона, в котором Джаст едва различил отголоски своего собственного.
- Ты, главное не робей, лордёныш, - басил Гротх, пока они шли за императорским посланником. - Его императорское - мужик хороший. Хитромордый, как оказалось, но хороший.
Бриан только и смог, что кивнуть. Объяснять орку, что звать наследника Дрейна "лордёнышем", а Императора "хитромордым" - не вежливо, почему-то не хотелось. Возможно потому, что Смотрителем Гротх был верным, но не сказать чтобы очень умным. В некоторых отраслях, во всяком случае.
Тем не менее, раньше все прямолинейные суждения орка о людях были достаточно точными, так что Бриан приготовился встретить личность себе на уме, но приятную.
И едва не потерял самообладания, войдя в тронный зал и услышав рокочущий рык, приглашающий подойти.
Джаст Волитар был страшен. Чуть сгорбленный, с чёрной пустотой и ужасными шрамами вместо глаз. Стоящий на земле, вместо того, чтобы парить.
Бриан, сын Алистера Дрейна промедлил лишь секунду. Потом он сглотнул, снял шляпу и приблизился. Его примеру последовал и Гротх.
- Приветствую, милорд, - громко и чётко, как подобает по этикету, приветствовал Бриан будущего Императора.
- Эк тебя, твоё императорское, перекосило-то! - сочувственно вздохнул Гротх, остановившийся за правым плечом Бриана.
Искажённое лицо государя волитаров Альянса скривилось в ухмылке, отчего шрамы, и так напоминавшие паука, присосавшегося к некогда – ещё совсем недавно, может быть – красивому лицу, зашевелились, перебирая трещинами-«ножками».
- Я не помню этого голоса. А ты, орк-смотритель, похоже удивлён видеть меня таким? Тем лучше… Внешность чудовища, - рука с металлическими когтями-отростками протянулась вперёд, раскрывая латную ладонь в приглашающем жесте, - внимают обычно предельно уважительно, и ничего не упускают. Я рад, что ты жив. И рад, что ты жив именно тогда, когда больше всего нужен верный, храбрый и решительный… орк. А что до твоего спутника, то…
Лицо Императора чуть сдвинулось, и чёрные, незрячие глаза-бездны обратились к молодому «лордёнышу» Бриану, глядя чуть выше уровня взгляда самого гостя.
- Бриан Дрейн, - коротко представился молодой человек.
- Как Алистер Дрейн. Ты его сын? Подойди… Я хочу посмотреть на тебя, Бриан Дрейн.
Голос Давиона Астерион-Волитара хрипел, срываясь на едва заметный кашель… И всё же было слышно – это тот самый голос, который призывал и возвещал, бросал вызов на дуэль, вспоминал деяния Дрейна-старшего и окатывал город очищающим пламенем, испепеляя виера… Голос был молод и силён. Был даже чист. Когда-то.
Когда-то и недавно – вот те слова, о которых говорило всё обличье волитара, сейчас правившего Альянсом на грани последней гибели в Пустоте.
- Я его сын, - он не стал говорить ни про письмо, ни про доказательства. Просто встал с колена и приблизился к Давиону Астериону, всё так же держа шляпу в руках.
Гротх прищурился и недоверчиво пробурчал что-то себе под нос. Орку это казалось странным, но искорёженный жизнью волитар в императорском доспехе и этот совсем ещё мальчишка в потрёпанной дорожной одежды были чем-то похожи.

[Scorpion(Archon) >>>]

Сущность дракона
(всё те же я и Оррофин, если кто не в курсе)

Джаст сделал шаг навстречу.
Металлическая рука-перчатка осторожно коснулась лица юного Дрейна. Когти, казавшиеся острыми, точно клинки, осторожно провели по щеке юноши, не оставив даже тончайшей царапины.
- Ты молод… Сколько тебе лет, наследник благороднйо крови?
Даже говор Императора, кажется, менялся. Воины, что стояли на страже у входа, забыв о своих псотах, вытянули шеи, пытаясь уловить каждое слово государя – настолько непохож был сейчас тот, что говорил с пришедшими, на Джаста, лейтенанта гвардии, известного всему дворцу и всей Верхней Столице. Он даже на императора Давиона уже не был похож… и переставал быть похож всё больше – миг за мигом, слово за словом…
- Я ведь тоже молод… Впрочем, молодость – это сейчас… несущественно, да?
- Мне девятнадцать, милорд. И я не думаю, что это было существенно, когда я не дал людям Альнса перебить друг-друга.
- Так уж и друг-друга, ха! - тихонько проворчал Гротх. -Как будто у них были шансы...
- Сказано первое слово. Я жду второго. От вас обоих. Но сперва… Смотритель-орк, ты готов послужить Четверым? Или Пятерым, если тебе угодно. Да или нет. Другого ответа мне не нужно – он будет слишком длинным во время без времени.
- Готов, чего уж там, - пожал плечами Гротх. - Я же говорил тебе, твоё императорское, пока вы меня со службы не попёрли, я за Альянс хоть виррам в задницу полезу.
Смех Императора-Дракона больше всего напоминал вороний грай – тоже треснутый, хрипящий, тяжёлый и доносящийся словно со всех сторон.
- Почти это от тебя и потребуется, друг мой. Только… не совсем так. Скорее уж тебе предстоит поучаствовать в… действе, которое отправит оных виров… по указанному тобой пути. Для данного действа совершенно случайно нужен орк. И даже не в качестве расходного материала. Всё, что требуется… это делать, что говорят – и держать меч. Нетрудно, верно?
- Ха, твоё императорское, ты ж вроде был в армии! Дожен помнить, что это всё, что требуется - делать, что говорят и держаться за меч с нужной стороны!
Бриан неуловимо поморщился. Вечное панибратство орка со всем миром подряд начинало...надоедать.
Впрочем, кажется, не Императору.
- В гвардии. Там ещё выправку держать нужно. Продемонстрируй! – взмахнул когтистой лапой (или ещё пока рукой?) Император.
И рухнул на колени. Громко, с гулом и лязгом всего доспеха, словно набитый посудой кухонный шкаф.
Тело Давиона свела могучая судорога. Казалось, что там, под прекрасными доспехами, каждая мышца, каждая кость вдруг, повиновавшись неведомому зову, сорвалась с места и кинулась плясать, как беднота в Нижней под дудку бродячего музыканта – неистово, кто во что горазд.
Когти правой ладони оставили на мозаичном полу у ног правителя несколько крошечных выбоин… а левая впилась в лицо Императора, словно пытаясь содрать ужасную маску ран и, очистившись, возвратить правителю волитаров былую красоту… и чистоту.
Воины у дверей схватились за оружие. Кажется, даже непроницаемых лиц предводителя Дворянства и Военного министра Дерри коснулся уже не страх, а подлинный ужас, какой, быть может, успевали испытать лишь те, кто выживал в бою с виера достаточно долго, чтобы проникнуться их безумной злобой.
- Гррр… Агхрр.. ХрРрааГРААХ!
Разобрать слова в стоне и рёве правителя было уже невозможно. Спина под плащом вздыбилась, снова раздался лязг, а затем – капустно-резкий костяной хруст…
Ладони Бриана расцвели двумя огненными бутонами, а в руках Гротха сам собой объявились ятаган и кусок металла, явно когда-то бывший частью ложки.
- Что с ним?!
- На помощь! Скорее!
- Целителя!?
- Не гхрхх... н-надо... - прохрипел Давион, силясь подняться. Чёрные капли крови падали на пол, пачкая разгладившуюся, совершенно монолитную когтистую руку правителя. Правую. Рядом тонкими прозрачными плёнками опадали обрывки кожи лица, запачканные той же чернотой - вперемешку с тускло-синей сукровицей.
Ещё одна судорога. Снова - хруст и треск. И - тишина. Полная, мёртвая... Нет, живая. Живая и ждущая.
И - тяжёлый, выправляющийся, как лезвие под молотом умелого кузнеца, голос Давиона.
- Я... сейчас поднимусь. Скажите мне, что вы увидите. Я скажу, что почувствую. Если совпадёт... Это будет... интересно.
Плащ за спиной Императора Давиона Астериона с треском разошёлся пополам, когда правитель-волитар рывком поднялся на ноги. Лязгнули по полу металлические концы сапог, успевших ощетиниться такими же, как на руках, бритвенно-острыми когтями. А за спиной Императора, раздаваясь полными ветра парусами, раскрывались огромные...
- Клянусь отвисшими сосками моих прабабок! - выдохнул Гротх. - Руку бы отдал, чтобы у Цепкого таки крылышки вымахали...
Бриан ничего не смог ответить. Это было...неописуемое. Нечто большее, чем кости и плоть. Громадные, чем-то похожие на нетопыриные, они казались сделанными из застывшего и загустевшего огня.
- У меня за спиной - словно ещё две руки. Очень сильные. Могу подбросить меня самого, и опираются на воздух. Неустойчивые. Меня чуть клонит назад.
Словно в подтверждение сказанного Давион сделал шаг вперёд. Покачнулся, но устоял. Крылья за спиной дёрнулись, непроизвольно сложились - и разошлись опять.
- Это... руки или всё же?
Давион улыбался. Лицо в обрамлении императорского шлема едва ли теперь отличалось от его поверхности - кожа, все ещё растерзанная пустотными разрывами, блестела металлом, лишь кое-где ещё сохраняя видимость былой волитарской бледности - словно оспы на лице выздоравливающего больного.
- Жаль... всё не вижу... У меня щёки горят. Наверное, страшно смотрюсь, да?
- Ничего так, моя мамка пострашнее была, когда папка на рогах домой приползал, - ответил орк после некоторой паузы.
Бриан всё не мог вымолвить ни слова.

[Барон Суббота >>>]

- Утешительно, - выдохнул Император… и снова качнулся назад.
Тонкая струя белого пламени расчертила воздух точно до самого носа Гротха, чуть не опалив и окатив жаром.
Крылья новоявленного полудракона со свистом хлопнули, окутывая тело Давиона на манер погребального савана.. Но даже под ним было заметно – волитару не по себе. Крупная дрожь била Джаста, и на черноглазом лице сквозь металлокожу проступало недоумение. А ещё… совсем немного – испуг.
- Твою! - отшатнулся орк. - То есть, твоё императорское ты что, сдурел?!
- Милорд! - заглушил Гротха Бриан, впервые повысивший голос в тронном зале. - Вы...магия. Она даже не течёт по вашим жилам. Вы и есть магия!
- Что я сделал?
- Выдохнули огонь. Белый
Ошарашенный Давион дже не смог понять, кто произнёс это - словно все чувства отказали разом. Дерри? Лорд Олдгейт? Кто-то из охраны? Не Тея разве что - этот-то голос он узнал бы...
- Я... я не магия. Я, похоже... дракон? - вопрос упал с губ Императора камешком, сметённым взмахом снова разошедшихся и гордо распластавшихся за спиной перепончатых крыльев. - Малатаронт... Брат мой, что же ты сделал? Что мы все наделали? Четверо...
Бриан, явно преодолевая себя, шагнул ближе.
- Милорд, вы...позволите? - он протянул руку к Джасту.
Рядом с молодым человеком становилось ощутимо жарче.
- Сыну твоего отца - позволю, - улыбнулся Джаст, и чернота в глазах государя блеснула темнотой ночных небес.
Бриан закрыл глаза и медленно, очень медленно коснулся двумя пальцами лба Давиона. Молодой маг сосредоточился и обратил внутренний взор к тому огненному цветку, который Четверо посадили некогда в его сердце. Живое, пульсирующее пламя, оно почувствовало внимание и потянулось навстречу. Осторожно, не сразу, как недоверчивый кот к руке, протягивающей ему аппетитную рыбину. Готовое отскочить или ужалить при любом неосторожном движении.
Мгновения сплетались друг с другом, словно капли воды, образующие полноводную реку. Лоб Бриана покрылся испариной, крепкие зубы впились в нижнюю губу, но чародей ни на секунду не ослабил концентрации. И пламя поверило ему. Живой волной перетекло в руку, коснулось кончиков пальцев, излилось наружу. Не всесжигающей ревущей волной, нет. Любопытным зверем, оно коснулось чела Императора, потекло по металлической коже не обжигая, перешло на плечи и разбежалось во все стороны, обнимая всю его фигуру сразу: от кончиков крыльев до пят.
Языки огня разбегались по плечам, крыльям, латным перчаткам и сапогам с когтями, касались лица, отшатываясь от предвечной черноты рваных шрамов, взлетали вверх – словно ореол огромной огненной гривы, которую порой отращивают самые буйные из магов Небесного Огня. Да и у тех она вскипала и взвивалась пожаром лишь в мгновения чародейского неистовства, когда огонь тёк с их рук и обжигал землю, на которой они стояли... наконец, отсчитав несколько мгновений – каждое длиной в вечность – пламя метнулось к лицу государя волитаров.
И накрыло облик искалеченного юноши-дракона маской.
Золотое сияние. Проблески серебристой седины в блинных волосах и бесконечная синь взора. Сам Отец Небесный взирал на людей, волитаров и орка, - всего лишь один удар сердца, один вдох, но сколько в этом вдохе было жизни и силы. А сколько в лазоревых глазах – мудрости и доброты…
Пламя сбежало потоком по фигуре государя и рассыпалось дождём крошечных искр. Недвижный, словно окаменевший, стоял перед своими подданными Император-дракон Давион Астерион-Волитар.
Стоял и молчал, позабыв даже дышать.
Бриан пошатнулся и не устоял бы на ногах, если бы не крепкая орочья рука, поддержавшая его за плечи.
- Держись, лордёныш, не раскисай, - тихонько пробасил Гротх, хотя было видно, что и орку не по себе.
- Теперь я понимаю, милорд, - прошептал Бриан. - Теперь - да.
- А я... не вполне, - сумрачно улыбнулся Джаст. - Но чувствую. Я теперь всё чувствую. От кончиков ног до каждого волоска... Если у меня под шлемом ещё волосы, в чём я сомневаюсь. Но... после. Наследник лорда Дрейна, ты начал говорить о чём-то, и я тебя прервал. Теперь, пока мы ожидаем прибытия последнего из самых важных гостей, - чёрные глаза Императора моргнули, уронив на щёку каплю-слезу. Случайную, - я хочу дослушать тебя. Прошу, говори, что думаешь. Не утаивая ничего.
- Чтож... я не буду спрашивать много. Просто расскажи мне о том, что видел, пока добирался сюда. Что думаешь об этом.... И что сделаешь с этим, если сможешь. Твоему отцу это было бы важно знать.
- Я знаю, что сейчас мой отец собрал бы тех людей, что мог назвать своими и вывел бы их, чтобы сражаться с виера, - ответил ему Бриан. - Я бы поступил так же, но мой отец не был магом. Поэтому я вывел бы лишь тех, что способны сражаться. Остальным я велел бы защищать и прикрывать мирных жителей.
- В городе почти не осталось тех, кто способен сражаться. Тех, кто не способен - тоже. Сейчас здесь сражаемся мы - последние из последних. Герои всех народов бились с демонами в Ночь Пустоты. Теперь последнее оружие - в наших руках. Я прикажу - ты выполнишь?
- Мой сюзерен - король людей, милорд, но если твой приказ не разойдётся с его и не нарушит моей чести, я выполню.
- Хорошо. Тогда... Мой приказ прост. Попроси государя Менгаарда прийти сюда. И - помоги ему, если ему будет непросто попасть в тронный зал вовремя. А дальше... просто останься тут и посмотри, что будет. Надеюсь, что оно будет стоить того... А потом, если мы все это переживём - ты расскажешь мне, как оно выглядело.
Давион подмигнул. Чуточку жутко.

[Scorpion(Archon) >>>]

День 14
Самый важный визит
(Ви-Зет и я)

- Самый важный визит на сегодня, верно?
Когда двери раскрылись перед архимагом Альянса Корионом Рантельмом, охраны на них не было. Точнее, охрана уже расступилась перед...
Приветствовал величайшего из чародеев Император Давион Волитар. Или почти он.
Покалеченный, изуродованный и... изменившийся волитар стоял, уперев руки в бока, и лицо его выглядело довольным. И - металлическим. Покрытым серебристой чешуёй.
За спиной волитара, стоявшего на полу и будто вовсе не умевшего парить, трепетали, словно паруса, два огромных драконьих крыла, а руки и ноги, закованные в имперские латы, оканчивались когтями из того же металла, что и весь доспех.
Государь казался бы средоточием молодости и силы, но шрамы-трещины, покрывавшие металлическое лицо, клеймом ложились на невероятный облик, и полудракон выглядел... чудовищем. Но уж явно не сломленным калекой.
- Приветствую архимага Альянса и гордость народа волитаров, - усмехнулся Астерион-Волитар. - Прошу. Всё уже готово.
Невиданное зрелище - уверенно ступавший Рантельм замедлил шаг, и даже едва не споткнулся. На лице Архимага на мгновение вспыхнуло изумление, но тут же угасло. Он не переставал воспринимать магические потоки вокруг, и ему было куда проще понять, что он видит, и как такое могло случиться; учитывая присутствие в Столице двух драконов, это было... объяснимо.
И сейчас - не так уж важно.
- Приветствую вас, Ваше Величество, - склонил голову Рантельм. - Последние дни приносят... немало интересного.
Можно было лишь гадать, к чему это относилось - битве за Столицу, явлению драконов, выпущенной Архимагом магической буре или изменившемуся обличью самого Давиона.
- Но уносят много жизней, - щёлкнул металлическими когтями Давион. - Как Император волитаров Альянса, в это трудное время... Могу произнести речь ещё длиннее, но время дорого. Я прошу вас об услуге, Корион. В который раз, но лучшего случая у меня не будет. А рассчитаемся потом. Я уже успел попросить о похожем едва ли не всех подряд, включая орка-смотрителя, так что вы - логичный дальнейший выбор.
- Слушаю, - коротко ответил Рантельм. Распространяться о том, что он готов исполнить просьбу, Архимаг не стал - это было понятно и так, а сейчас сложное красноречие по правилам этикета было совершенно неуместно... и слова Давиона о речах подтверждали это еще яснее.
- Всё просто. Вот - книга. Вот - то, что нужно делать. Пять мечей, ритуал... Наш последний шанс. Мастер Рантельм... - голос Императора едва слышно дрогнул. - Мастер, вы боитесь?
Архимаг посмотрел на книгу, сузив глаза. Медленно покачал головой.
- Боюсь ли? Не думаю, что во мне еще осталось место страху. Я уже стар, и даже магия не может растянуть жизнь до бесконечности. Единственное, чего я боюсь - что могу потерпеть неудачу там, где не справиться не имею права.
- Я немного о другом, Корион… - Джаст выждал пару шагов и всё же произнёс. – Вы меня – боитесь? Того, что со мной происходит… Это дар. Дар Малатаронта – мне. И право – защищать то, ради чего я уже отдал всё, что мог. Даже глаза, как видите. Думал – осталась только жизнь, а теперь – это. Я – дракон, я горжусь этим, я верю, что это поможет… Но если – если! – мир останется цел, кем буду я? С другими – даже с Рокларионом, - короткий почтительный кивок в сторону двух похожих корладов у трона, - я об этом ещё не говорил… Но один юноша сказал мне, что я и есть… магия. Что вы об этом думаете?
Вновь пауза - глаза Рантельма встретились со взглядом Роклариона. Дракон спокойно улыбнулся, и вновь посмотрел на Императора; первое удивление уже прошло, и сейчас мысли защитника корладов можно было свести к простому "такого можно было ожидать".
- Я не видел подобного, - честно ответил Рантельм, - и еще не понимаю, как именно это стало возможно. Но...
Он слегка пожал плечами.
- Ваше величество, еще пару недель назад я мог бы спросить у вас - не боитесь ли вы магов? Тех, кто способен с легкостью испепелять, разрывать, поднимать на немыслимую высоту, отравлять касанием... Я могу все это и многое другое. Я удивлен, не скрою, - но не испуган. Потому что в таком случае мне пришлось бы прежде всего бояться себя.
Краткий миг - и Рантельм добавил:
- Ну а если тот юноша прав, и вы действительно стали едины с магией - то я сочту честью такое знакомство.
- Честью? Чтож, может быть и так. Но лично я бы назвал всё происходящее безумием, - пожал плечами - и крыльями - Император. - Ритуал будет проводиться здесь. Гротх - орк-смотритель - может распоряжаться мечом огня. Думаю, мастер Истарилон не откажет нам в помощи с мечом Земли. Клинок волитаров... Волитаров сейчас достаточно, и найти подходящего, думаю, будет нетрудно. Хоть бы лорд Давет Эвейар, например. Разящий Свет... Я. Или Тея. Как оказалось, мы равно можем держать клинок, сутью своей принявшей единение в Свете.
Джаст чуть смущённо улыбнулся.

[V-Z >>>]

- Но вот только есть маленькая загвоздка... Меча Океанской девы у нас... нет, сами понимаете. Что бы вы сделали, Корион? Нужно пять, выковать нельзя, а есть четыре. Простая задача. Но лично я не вижу никакого решения. На вопрос "и всё же проводите ритуал" - отвечу сейчас же, если вы не предложите мне ответ, который бы устранил проблему. Потому что если не вы... Врядли кто-то ещё.
Рантельм задумался, поглаживая бороду.
- Никогда не думал, что придется решать такую задачу, - признался он. - Однако, первое, что приходит на ум... Выковать меч нельзя. Но, возможно, его можно имитировать? Чистой стихийной силой, должным образом облеченной в форму?
- То есть – произвольная лидиумная основа, окружённая силой водного мага. Не кажется ли вам, что это будет подобно оскорблению Богов - обман в их ритуале?
- Будет ли это обманом? - поднял бровь Архимаг. - И лидиум, и стихийные силы даровали нам Они - так же, как драконов и мечи. Конечно, я не возьмусь судить об этом с полной уверенностью...
Рантельм помедлил и добавил:
- Хотя, примерно рассчитывая, я могу сказать - почти наверняка для совершенной имитации руководящему ей придется отдать жизнь. Если не найдется иных способов.
- То есть пожертвовать жизнью одного одарённого Девой, чтобы имитация была полностью успешна. Опять пожертвовать.
Когти на руках Давиона нёрвно щёлкнули, словно пытаясь втянуться. Но - не могли.
- Какова вероятность того, что это сработает, мастер Рантельм? И... кого вы выбрали бы кандидатом? Это могу сделать и я, но мне нужен ваш совет. Ответственность за ещё одну жизнь я, - хлопнули кожистые крылья, - так и быть, переживу. Точнее... вынесу. Пустых обещаний давать не буду - во всех смыслах.
- Вероятность... я не смогу сказать, - покачал головой Рантельм. - Сейчас - не сумею. Идея есть - но не знаю, осуществима ли она, и дозволено ли в самом деле так заменять часть ритуала. Сколько у нас времени - чтобы хотя бы подумать над решением?
Краткая пауза.
- Что до жертвы... место заклинателя могу занять я. Вернее - пожалуй что и должен занять я.
- Исключено. Руководить всем ритуалом придётся именно вам. А кто-то должен при этом направлять силу в лидиумный предмет.А времени... мало, мастер. Я чувствую - то, что творится сейчас... мы в самом сердце кошмара. И врядли он остановится просто так. Придётся рисковать, импровизируя по ходу. А импровизации, которые стоят жизней...
Латная рука закрыла мёртвые глаза Императора - словно для Джаста была сейчас какая-то разница... Кончики пальцев чиркнули у щеки, едва не задев пустотный шрам-разрыв, один из нескольких, и оставили на коже россыпь крошечных точек, мигом набухших кровью. Чёрной.
- Собирайте всех, мастер. Будем готовить ритуал. Описание в книге у трона... Подробное. Возможно, наши добрые друзья, - очередной кивок в сторону корладского мага и Дракона Земли, - смогут вам что-то посоветовать. Это... всё. Теперь действительно всё.
Корион мрачно покачал головой. Ему вспомнился Водный маг, который мог бы провести ритуал, мог бы заменить собой Меч Воды - и по силе, и по мастерству... и он сейчас был на противоположной стороне.
- Я немедленно пошлю зов, - кратко сказал он. - Но там многие еще не успели восстановить силы... придется вспомнить одно редкое свойство Воли.
- Всем - не обязательно, - пророкотал Рокларион. - Речь о Канале, да, Архимаг? Земным я его обеспечу сам.
- Благодарю, - наклонил голову Рантельм.
- О каком редком свойстве вы говорите? – даже чёрные глаза-бездны не удержались. И моргнули.
- Его нечасто вспоминают - обычно не требуется, - объяснил Рантельм. - Обладатель Воли может послужить тем, что называют "Каналом" - соприкоснуться со стихией и направить ее силу в другого мага, восстанавливая его собственную энергию. Это не слишком сложно, но есть один побочный эффект - когда тот маг исчерпает полученную силу, ему придется восполнять ее куда дольше, и он изрядно устанет. Однако... как понимаю, в наших условиях это не самый большой недостаток.
- Почти что несущественный, - кивнул Джаст. – делайте как знаете, мастер. А я… сделаю всё, что будет нужно, чтобы ритуал прошёл спокойно.
Архимаг наклонил голову, помедлил, и тихо произнес:
- Делайте то, что понимаете, Ваше Величество. И... останьтесь в живых.

(тот же состав во всех отношениях)

[Scorpion(Archon) >>>]

День 14
Удача - своя и чужая
(я и Анм)

Руины. Везде.
Остатки кораблей, побитые стены, разломанные крыши, черепица, вывернутые с корнем куски мостовичной брусчатки. Кое-где – пожары. Кое-где – тела.
Много «кое-где», где тела. Рваные, разрубленные, падавшие с высоты. Обгоревшие. Горсти пепла, оставшиеся от демонов. Тоже – много.
- Чтобы всё это вернуть, будут нужны годы, - процедила Гудрин. Шиэль летела довольно низко, то и дело меняя высоту – но уверенно и так, словно знала, куда направляется.
- Годы у вас будут. Наверное, - бесстрастно прозвучало в голове гвардейки.
- А погибшие? Сколько лет пройдёт, прежде чем народ перестанет бояться темноты? Сколько лет вспоминать будут… это? И – кто будет?
- Все. И учись думать со мной, незачем всё время шевелить губами. Мухи влетать будут, - язвительно фыркнуло в сознании носительницы.
- Перестань лезть в мои мысли.
- Мысли у нас теперь наши. Привыкай.
- К чему ещё?
- Увидишь. У меня есть последний приказ моего барона. Я должна его выполнять. Или хотя бы начать выполнять.
- А я?
- А ты со мной. Теперь – навсегда.
- Обнадёживает, - попыталась в ответ съязвить Гудрин. Вышло правда плохо – демонессу таким ударом было сейчас, похоже, не пронять.

То, что здание уцелело, было наверное одним из чудес Четверых, не меньше. И теперь к чуду стекались люди и волитары. В этом не было ничего удивительного - уцелевший трактир был на вершине популярности после безумной и кровавой ночи, и сейчас каждый, кто мог ходить и держать кружку, шел сюда. Наливали бесплатно. Дверь едва держалась на вырванной петле, прямо перед входом виднелась лужа крови - и рядом намертво с мостовую впитался черный пепел погибшего демона. Опрокинутые и сломанные ночью столы кое-как ставили, и большими компаниями сидели и пили - удивительно молча, удивительно мрачно, хоть неловкие улыбки от смутного осознания того, что живы, и проскакивали. Внутри, за стойкой, было удивительно тихо так же - только шаги и вздохи. И грустные, мутные глаза тех, кто еще долго будет видеть прошлую ночь в кошмарах.
- Зачем мы здесь?
- Сейчас увидишь. Спроси по имени хиетра моего Барона, когда войдёшь.
- По имени?
- Да. А пока что…
Тело гвардейки дёрнулось, когда когти летучей мыши-золотоглазой отпустили её. Правая рука, смягчая падение, неуклюже вывернулась, ткнув локтем в мостовую. Боль прошла до плеча, короткая, но неприятная. Почему-то не пойдя в саму руку и кисть.
- Ничего. Скоро будешь ей пользоваться совсем уверенно.
- Где ты?
- Я тебе говорила – перестань шевелить губами. Примут за рёхнутую, или как там у вас… Я в тебе.
- Во мне?
- Глупее вопроса ты даже за сегодня не задавала. Да, в тебе. В…
- В правой руке меня… Я тебя словно там чувствую.
- Молодец. Подумала. Это пригождается иногда. Правая рука – это и есть я. Моя плоть, которая теперь твоя. Пошла, хиетра!
- Хамка.
- Под стать сосуду, - скрипнуло в разуме с досадным звуком открывающейся полусорванной петли двери.
Чувствуя себя полнейшей дурой – не усталой, не опустошённой, как наверное следовало бы, а именно дурой, Гудрин Валлахейн переступила порог кабака, к которому её забросили судьба, воля Четверых и зараза-демоница, и, окинув собравшихся защитников беглым взглядом, произнесла твёрдым гвардейским голосом:
- Наррот есть?
Ответом ей было усталое ворчание из одного из темных углов. Сидящий в черных, безусловно дорогих одеждах, понуро уставился то ли в стол, то ли в дно бутылки, и теребил в руках золотистую побрякушку. В каждом крохотном движении волитара уже просвечивалась жуткая усталость, словно вес весь мира сейчас лежал на нем.
Гудрин, чувствуя, как изнутри что-то словно дёргает за рукав, сделала в сторону «усталого в чёрном с побрякушкой» волитара шаг. Другой. Третий. После чего, тряхнув головой, как наваждение сбросив, подошла к столу и, опершись на дерево одной рукой – правой, и весьма твёрдо – повторила вопрос.
- Ты – Наррот?
« - Это он! Посмотри – хиетра один в один…
- Заткнись!»
Думать это короткое слово было если не приятно, то хотя бы легко. Хоть душой отдохнуть… Если от неё что-то там осталось.
Пустой, удивительно пустой и потерянный взгляд поднялся на вошедшую:
- Высокий Лорд Наррот.
- Ну пусть будет высокий лорд, ваше лордство. Гудрин Валлахейн, императорская гвардия, - женщина отсалютовала волитару. – Чудом жива и за каким-то чурбаном обретаюсь ныне подле вас.
«Согласно приказу лорда Габранса Наррота!» - услужливо подсказала Шиэль.
- Согласно приказу лорда Габранса Наррота, хоть и не помню, что он мне приказывал и приказывал ли именно это… там, на этой дубинище летающей, как-то недосуг было запоминать, - пожала плечами гвардейка, чуть не опрокинув едва коптящую свечку, примостившуюся в щербатой плошке посреди луже собственного воска, уже вытекавшего за край. – Простите. С непривычки.

[Anmorium >>>]

Пустота во взгляде на мгновение откликнулась невыносимой болью при упоминании имени, и снова он вернулся на золотистую побрякушку в руках. Летучая мышь, держащая песочные часы, гордо расправила крылья, и крохотные глазки смотрели прямо в душу молодому лорду.
- И каков же был приказ?
- Охранять, насколько я понимаю. До конца?
"Именно" - подтвердил "внутренний голос" без привычной доли цинизма и ехидства.
- Охранять до конца, - кивнула Гудрин. - То есть надолго я при вас не задержусь. Да и потом - у меня гвардейские обязанности никуда не делись. Сподобившись сдуру выжить, я ещё и его Императорскому Величеству доложиться должна. Где он?
Голос чуть дрогнул на последнем вопросе, но "тварь" пришла на помощь, подтвердила-подбодрила звучание. Как-то.
- Где Император, милорд?
- ...Во дворце, вестимо. Пережил бой с крупной тварью, не уверен в подробностях. Сам едва выжил - и то чудом. И то демоническим... - вздох - ...Как погиб высокий лорд Габранс Наррот? - молодой голос был удивительно тих и печален даже для ситуации в городе. Вокруг него все словно было чернее.
"Достойно".
- Достойно, как и подобает высокому лорду волитаров, - подхватила очередную подсказку Гудрин. - В битве с одержим...
"...ими.
- Не...
- Не", - чётко выразила свою мысль Шиэль.
- С одержимыми. Погибли все, что были с нами на Левиафане. Я - единственная, кто выжила. Да и то, чудом, - и, прежде чем Шиэль успела заткнуть носительнице рот, Гудрин бросила. - Да и то...
- "Больше достоинства", так он мне говорил - юноша усмехнулся - какие были его последние слова?
«И какие?
- Ты не помнишь?
- Он трепался с той тварью, из ваших…
- С Герцогиней Акашей. Но это врядли стоит упоминать.
- И что мне говорить?
- Солги. Не мне тебя поучать. Что-нибудь, чтобы запомнили».
- Он сказал, что погибает, зная, за что боролся и на что шёл, всегда играя… с судьбой, - процедила Гудрин. Первая ложь шла слабовато. Вторая – уже убедительнее, - и ещё сказал, что верит, не знаю во что. Про вас не говорил ничего, милорд.
- Вот как... Ясно. - Губы волитара поджались - ...Как высокий лорд, я освобождаю вас от приказа своего предшественника, гвардеец Валентайн. Вы вольны делать все, что вам вздумается. Можете попробовать побороться с внутренними демонами, я не знаю - молодой, красивый лоб лорда пересекла морщина, усмешка вдруг стала кривой, руки сами подняли печать дома Наррот, и та послушно легла на мундир адъютанта, что все еще был испачкан в крови - а я планирую побыть здесь и поскорбеть еще несколько часов, а дальше и я исполню свой долг пред Альянсом. Свободны.
«Валентайн. Неплохо звучит. Может тебе сменить?
- Заткнись, тварь!
- Ты скучная».
- Благодарю, милорд. Позвольте спросить, - голос Гудрин звучал предельно тихо. – Вы освобождаете от обязательств только меня?
Лорд нахмурился, в голосе засквозила злость:
-Освобождаю и желаю счастливой жизни вам, как они это называют..? Хиетра, точно. Искренне надеюсь, что она будет счастливей чем у других одержимых. А власти приказывать демонам у меня не было, нет и не будет.
"Молокосос.
- Зато настоящий лорд.
- Тоже мне...
- Не тебе. И не тоже".
- Я... сама на это надеюсь, милорд, - криво усмехнулась Гудрин. - Хотя надежда в моём положении - роскошь. Оставляю вас, пока нас не сожгли за пособничество Пустоте. Обоих, в один день, без "долго и счастливо". Удачи вам.
Последнюю фразу он воспринял как пощечину. Резко повернулся, уже набрал воздух в легкие, чтобы выдать гневную тираду и... вздохнул. Голубые глаза волитара вмиг охладели, и пустой взгляд переместился на бутылку. Он словно врос в свой темный угол, и продолжил игнорировать мир вокруг себя.
"Ты зря это сказала.
- Почему?
- Кейрати был Бароном Удачи. Это... им всем везло. Особенно - хиетра Кейрати.
- Я не поняла... Не подумала.
- А я тебе ведь советовала думать. Учись. Или дай мне, раз сама не умеешь.
- Шиэль...
- Заткнулась."
- До встречи, милорд. Думаю, она будет.

Сообщение отредактировал Anmorium - 4-04-2011, 21:39

[Scorpion(Archon) >>>]

День 14
Разные точки зрения
(снова Анми и я)

- Ублюдки. Твари. Мрази. Гады. Дебилы.
Ни одно из слов не было произнесено с гневом. Гнев в огромном синедоспешном рыцаре, казалось, выкипел за время бушевавшего боя. И теперь остались сухие констатации виденных битв. Пепел – тела. Тела – пепел. Кабак.
- Как в такое время ещё могут пить? – дёрнув себя за ус, скривился великан, обходя очередную горку пепла. Через несколько дней, если некому будет сжечь или захоронить тела, запах будет страшнее, чем от ядовитого болота или орочьей пьянки в рядах самых низов армадской компании. И тогда выжившие – будет такие найдутся – попросту перетравятся. До смерти.
Из кабака раздавались редкие звуки – шаги, стоны и скрип. Иногда – удары чашки о чашку. Не более. И врядли это кто-то чокался в знак победы над виера. Дверь, скрипевшая на одной петле, сиротливо косилась вбок. Даже открывать такую суровой рыцарской лапищей было боязно.
- Эгей, хозяин, что подаёшь? – с порога, не переступая внутрь, гаркнул зычным голосом силач.
- Всё, что осталось. выбирай: пиво, пивко или пивушко, - крякнул старик, замещавший, кажется, роль трактирщика. Внешне оборванец больше походил на пирата в тринадцатом поколении, чем на хозяина трактира. - Тебе чего?
- Ничего. Бой ещ не зкончился, а я на работе не пью, - отмахнулся Зегенхайм, переступая порог, едва не споткнувшись о дверь. - Я тут знакомца ищу, хозяин. Найдётся?
- Тут теперь все всем дружки, кто живы, - прохрипел старик. - А налить всё одно налью - пьяному подыхать оно лучшее.
- Да упейся своим пивом, чёрт старый! - рыкнул рыцарь. - Мне друг нужен, понимаешь. Эта зараза среди живых, а первые живые тут на много шагов вы. А ну давай говори, где тут...
- Да кто тебе? - не выдержал дед.
- Кто-кто, корладье долото! Лорд мне нужен. Габранс Наррот. Небось слыхал? Все слыхали.
- Кто же сподобился разыскивать мертвеца? - раздался сухой голос из темного угла кабачка.
- Не шутите так, кто б там не шутил! - хохотнул рыцарь. - Я старину Габранса, шкуру его мать, сто лет знаю. Где он? Тут может? А если нет - так незачем...
Великан осёкся. Осёкся на мелькнувшей в голове мысли.
"А вдруг?"
Откинул её, как нахального щенка, и упёр руки в бока.
"Нет, не мог. Никаких вдругов!"
- Если подойдешь сюда, добрый рыцарь - смогу и слово свое подтвердить и большее рассказать. - голос сталь даже жестче, словно в нем прорезалась сталь .
- Подойти подойду, только с кем имею честь, господин?
"А вдруг? - Не вдруг"
- Высокий Лорд Габриэл Наррот, к вашим услугам, милорд. - Сарказм был ядовитым, демоническим. Словно вовсе и не вчерашний напуганный юноша говорил. Хотя и вправду - был ли он еще вчерашним напуганным юношей? Сам волитар сомневался в ответе.
- Высокий лорд Наррот? А Габранс где? - рыцарь чуть не смёл с пути лавку, споткнулся-таки и, расколотив две кружки и отмахнувшись от чьего-то недовольного бормотания, переспросил. - Габранс где?
"Вдруг? - Да не вдруг же!!!"
- Как я уже посмел вопросить, мне бы хотелось знать, кто желает найти мертвеца?
- Его давний приятель, рыцарь-капитан Несущих Кару! Достаточно, чтобы узнать про друга?!
- Высокий Лорд Габранс Наррот-Волитар погиб при штурме Левиафана. - словно приговор.
- Погиб? Как... ого хрена?!
Кажется, даже бормотать и стучать кружками вокруг тут же перестали.
- Не бывает так... милорд. Этому сукину сыну всегда везло. Его... да не могло его убить!
- Ну господин Зегенхайм, не дурите же. Вы знаете, откуда его удача, и что в том бою он сражался с теми, кто эту удачу даровал. Печать на моей груди лучшее доказательство моим словам. - красноречивый взгляд на эмблему лорда Наррот. Крылья летучей мыши действительно были расправлены. Она действительно принадлежала сейчас чистейшему по крови и старшему по роду из дома высокородных аристократов.
- Не может быть...
Рыцарь опустился на скамью - ту самую, что только что перевернул. Прямо на бок, отчего несчастная ужасающе затрещала.
- Не может быть... Как... ого... Как? Прр-росто - как?
У бесстрашного командира и всадника... стучали зубы. От злости.
- Он погиб как одержимый демоном, господин командор. Служа альянсу, как Высокий Лорд. Я думаю, здесь не о чем особо говорить.
- Вот нет же, есть о чём говорить! Ты его тело - видел? Свидетели - есть? Что-нибудь? Настоящее доказательство смерти?
- Амулет признал меня. Это означает, что его предыдущий владелец мертв. Это магия времен первого Волитара, такие вещи просто невозможно обмануть. К тому же с час назад здесь была единственная выжившая с Левиафана - гвардеец Валентайн. Если нет веры племяннику погибшего лорда, то вы всегда можете спросить у нее - его последние слова она и её демон передали мне лично.