Kojo no meian, Свет и тени старого замка

[Далара >>>]

Десятка полтора самураев под шорох соломенных сандалий по камням прибежали к месту схватки. Канамори подхватил с земли стрелу, показал им. Пнул в их сторону веревку и чуть не поплатился рукой за невнимание к противнику. Воин посообразительнее подхватил идею, организовал остальных, выстроил широкой дугой. Из десятка луков в гигантский скелет были выпущены стрелы, а вслед, словно обретшие вдруг крылья змеи, потянулись привязанные к ним веревки.
Мимолетным видением скользнула радостная улыбка Амэ. Воины потянули за веревки, так тянут охотники пойманного в силки зверя. Но сегодняшняя добыча оказалась слишком сильна для них. И тогда раздался звонкий женский голос, продекламировал что-то, в конце выкрикнул:
- Приди, Конаки-джиджи!*
Истошный ор младенца заглушил все.
Одну за другой Амэ отобрала веревки у опешивших самураев, обмотала ими ручки и ножки ребенка и приподняла его над землей. Младенец начал стремительно расти. Он же ее раздавит! Канамори, забыв о противнике, ринулся на помощь, под мерзкое хихиканье почувствовал жжение в плече, развернулся и со всей злости снес половину туловища монаха.
Младенец уже вырос до гигантских размеров и верещал так, что закладывало уши. Он молотил руками и ногами, пока не сгреб мешающие ему веревки, и тогда дернул их со всей страстью детской души. Хруст, треск, хлопки лопнувших веревок. Гашадокуро пошатнулся и завалился вперед, как подрубленное дерево. В общем переполохе перепуганные, возбужденные люди не сразу обратили внимание на бабкино кудахтание: «Спасайся, безумец!», да и не сразу поняли, к кому обращается настырная старуха, а потом – было поздно.

(опять же мы же)

------------
*konaki-jiji – демон в виде плачущего младенца; когда добросердечный путник берет его на руки, демон обретает свою настоящую форму и раздавливает человека.

Сообщение отредактировал Далара - 30-06-2008, 13:12

[Bishop >>>]

Даже падая, Гашадокуро стиснул в кулаке зазевавшуюся добычу, потянул было в пасть, - отвисшая нижняя челюсть распахнулась еще шире, врата в мир тьмы, - и величественно, неторопливо рухнул в дорожную пыль. Зимними тучами вспухли клубы плотного темно-серого пепла, содрогнулась земля, и на этот раз дракон, что проснулся от долгой спячки и бился, сбрасывая каменную старую кожу, замолчал. В неожиданной тишине, - горы стихли, тоже маялись любопытством, что же сделают эти жалкие, но упрямые червячки против демонов, - что-то лопнуло. Как гигантский болотный пузырь, как нарыв. Зловонным гноем расплескалась черная густая слизь.
Время шло, все забыли о схватке. Стояли и смотрели. Не друг на друга – на груду старых иссохших и выскобленных солнцем костей... пока та не зашевелилась. Даймё выругался. Люди схватились за оружие, понимая, что против воскресающего великана оно бессильно. Амэ стояла с непроницаемым лицом, только в глазах светился азарт. Бабка захихикала, мелко и визгливо, перебирая морщинистыми пальцами подол своего невзрачного одеяния. Монахи, и те попятились, переглядываясь друг с другом, стараясь держаться подальше от черных клякс.
Но куски мертвой плоти больше не складывались в прожорливого кадавра. Стряхивая костяную труху, с земли поднялся одноглазый роши. Покачнулся, оперся на меч. Кровоточили, открывшись, недавние порезы, по скуле из-под тряпки, закрывающей левый глаз, текла кровь.
Рядом приподнялось и отвесно рухнуло сломанное ребро чудовища. Фиолетовая тварь поднялось во весь свой небольшой рост, брезгливо стряхивая серую пепельную пыль со своей чудесной накидки.

(minna ma-a ma-a...)

[Grey >>>]

- Как некрасиво, - пискнул обиженный голосок.
Почти мгновенно рядом с ним оказались три монаха, оставшихся на ногах, половинки четвертого под общий переполох явно пытались куда-то уползти, причем в разные стороны.
- Довершай работу! - рявкнул старший.
- И без тебя помню, - огрызнулся фиолетовый демон и... развернул широкие полупрозрачные крылья, и оказавшиеся тем самым плащом. Под ними переливался расшитый жемчугом фиолетовый суо с черным поясом. Оружия человек-бабочка при себе не носил, а вот на шее у него покачивался на серебристой цепи большой прозрачный шар, словно выточенный из горного хрусталя. Внутри оберега плескалась нежно алая жидкость, в которой трудно было не признать кровь. Наклонившись, фиолетовое создание смахнуло длинным тонким пальцем темную каплю, оставшуюся на истлевающей кости Гашадокуро.
- Договор в силе, вам - меч, мне - его кровь, вся, до капли, - пискнул крылатый къюкецуки и без труда поднялся в воздух.
Монахам оставалось только ждать.
Самураи очнулись от ступора, вызванного страхом и потом изумлением. Переглянулись, подняли луки. Им хотелось отступить, оставить непонятного и внушающего боязнь роши один на один с кьюкецуки. Лишь даймё смотрел на одноглазого человека, больше похожего на полу-демона, с тревогой за него. Над крылатым созданием с гудением пролетел десяток стрел, предназначенных напугать, отогнать.
- Только жрать все горазды... – проворчал Мицуке, выдернул из каменистой земли меч.
Рукоять была будто подогнана под ладонь, непривычный обоюдоострый клинок сам знал, что нужно делать. Нет, он не диктовал свою волю – он выкапывал из сердца потаенные желания и подсказывал, как их утолить.
- Ты еще что за тварь?

(...)

[Bishop >>>]

- И что тебе скажет мое имя? - отмахнулся демон-заклинатель, поднося к глазам испачканный палец. - Знаешь, для Гашадокуро хватило одной капли крови малолетнего Антоку. С твоей я хотел вызвать из Ёми кого-то посерьёзнее, но вижу особенно стараться не придется. Ведь ты сам привел куда более забавную тварь.
Окровавленный палец замелькал в воздухе, тонкие темные линии послушно складывались в древние причудливые письмена. Письмена, которыми не пользовались уже сотни лет, письмена которые никогда не видел никто из ныне живущих смертных. Всего мгновение, один неразличимый миг, заклятью къюкецуки невозможно было помешать. А потом высоко над головами у людей и демонов злобно полыхнул багрянец вновь очнувшегося дракона тверди.
Остатки Гашадокуро, почти растаявшие как туман, вновь стали обретать плотность и очертания. Быстро, под тихий стук при касании друг друга, кости сложились в некое подобие человеческой фигуры. И все вокруг огласил дикий оглушающий рев, полный торжества и ярости. Рёв, слышать который, уже приходилось Мицуке.
Костяные ноги укоротились и стали еще мощнее, чем раньше. Истончившиеся руки напротив, вытянулись к земле, узкие кисти потеряли лишние пальцы, составляя лишь по три вытянутых белесых когтя. Костяные плечи раздвинулись, по-новому сложились ребра, а череп, соткавшийся из белесой хмари на гибком тонком позвоночнике, не имел ничего человеческого. Вытянутый, с глубокими провалами глаз и мощными квадратными зубами. Пустые глазницы налились тьмой, и приобрели тот цвет, что не имеет определения в языке живых. На голом костяном лбе медленно начали расти длинные ветвистые рога.
- Каков уродец, - восхищенно пискнул крылатый заклинатель.
- Ты сам не лучше! - громко клацнули в ответ оленьи челюсти, а живые глаза внутри мертвой кости переместили взгляд на замершего роши. - Ты думал, можно просто убить меня и все! Ну, уж нет. Я стал терпеливым и научился ждать. После пятидесяти лет заточения по воле полоумного монаха, это ожидание показалось мне лишь мгновением!
- Эй, Такамори... – негромко окликнул даймё Мицуке. – Вот теперь – действительно уходи. Здесь не твой бой.

(minna)

[Далара >>>]

Спорить здесь было не о чем, бой действительно принадлежал не ему. Даймё, зажимая неглубокую, по счастью, рану на руке, нехотя издал утвердительное: "Угум", и крикнул своим:
- Гоните отсюда монахов! И не надейтесь убить их быстро!
Дружный хор голосов, топот ног, и монахи оказались центром внимания полутора десятков разгоряченных вооруженных людей, которые принялись оттеснять их все дальше и дальше от рогатого демона и его противника. Когда на каменистой, заваленной пеплом и грязью тропе осталось лишь трое, Мицуке неторопливо потянулся, разминая затекшую спину, крутанул в руке меч – для пробы, но надобности в том не было, оружие слушалось, как ни одно из того, чем не раз приходилось владеть.
- Давненько не виделись, - ухмыльнулся роши.
- Ты не видел, - если бы костяная морда не была неподвижна по своей природе, можно было подумать, что демон ухмыляется. - В этот раз тебе не удаться выйти из тени в конце схватки, и нет никого, кто встанет рядом с тобой, кроме жалких смертных, таких же, как ты. В этот раз ты увидишь меня изнутри, из моего брюха!
- Хватит похваляться, убей его, - пискнул къюкецуки, зависший над левым плечом Оленя.
Костяной демон обернулся, тонкий позвоночник шеи свернулся почти в спираль, в темных глазах вспыхнули холодные золотые искры.
- Ты смеешь приказывать мне?!
- Я воскресил тебя! - судя по тону, человек-бабочка даже не предполагал, что вызванное ми создание может ослушаться команды.
- А я и не умирал! - рявкнул костяной демон, громко клацнув челюстями.

(все те же)

[Grey >>>]

Тонкая лапа, больше уже похожая на высушенную руку мумии, чем на гладкую кость, метнулась быстрее, чем мог различить человеческий взгляд. Вскрик, хруст, и фиолетовое тело с изломанными крыльями рухнуло в примятую окровавленную траву возле тропы. Черный Олень обернулся обратно к человеку, сжимая в когтях прозрачный шарик с рубиновым содержимым. Небольшое усилие, и тонкие стенки раскололись, выплеснув содержимое прямо на морду монстра. Алая пленка медленно начала расползаться по остальному телу Сетсору, обволакивая каждый сустав и кость. В правой лапе демона появились очертания громадного кривого меча, сгущающегося из кроваво-молочного тумана, повисшего вокруг.
- Характер у тебя не изменился, - кивнул Мицуке. – Все так же болтлив без причины.
Небесный муракумо-но цуруги устал ждать, приказал нанести удар первым – и роши не стал ему сопротивляться. Призрачный меч описал полукруг, лапа демона изогнулась в кисти в уже знакомом Мицуке движении, так словно в ней и не было кости, хотя сейчас-то она состояла как раз только из нее. Звона или какого-то иного звука так и не раздалось, но алое лезвие оттолкнуло древний клинок, как внезапный и мощный порыв ветра.
Два лезвия, каждое из которых причудливое по своей природе и непохожее на другое, сплелись в смертоносном танце. Тягучая алая хмарь и пугающая холодность черной стали - они оказались достойны друг друга, и ни одни не хотел уступить, как не собирались делать этого и те, кто сжимал в руках рукояти двух древних опытных убийц. Говорят, что нет на свете более страшного любителя человеческой крови, чем созданная человеческими же руками сталь. Ей всегда нужна кровь, и всегда в немалых количествах, а жажда ее заставляет померкнуть на своем фоне желания любого къюкецуки или демона. Так или иначе, но в этом поединке простой стали не нашлось места, да вряд ли хоть один обычный клинок выдержал бы удар любого из двух соперников.

(...)

[Bishop >>>]

Олень не изменил себе, он сражался в любимой манере - не сходя с места, не пытаясь оттеснить противника. Толстые ноги с затвердевшими у основания копытами словно вросли в землю, и лишь руки, выгибаясь, вели бой. Впрочем, роши похоже не испытывал по этому поводу каких-то серьезных трудностей. Ровно до того момента, когда багряное изогнутое лезвие не прижало муракумо-но цуруги к земле, навалившись с силой десяти великанов.
- Пора умирать!
Левая рука Сестору, словно снаряд из самострела, вытянулась вперед, выбрасывая для атаки широко разведенные когти с бритвенно острыми гранями.
- Какой быстрый...
Мицуке обернулся вокруг себя, выворачивая клинок из под давящего захвата. Обоюдоострый тяжелый меч отделил кисть демона от запястья, пройдя через кость, как через ручей. Оскользнувшись, роши едва не потерял равновесие на горном склоне.
- Дурак, который ни чему не научился!
Демон сделал шаг назад, отсеченная кисть осталась лежать на дороге, но ее место уже занимала новая, собравшаяся из пульсирующей и все время перетекающей пленки, ставшей уже из красной грязно-охристой.
- Моя сила не в физическом теле! Меня нельзя убить просто пронзив мечом! Потому что я неуязвим для клинков богов и смертных! - в пугающих глазах демона плясали огоньки безумия. - Я Черный Олень!!! Боль и зло этого мира питают меня!!! А значит... Я ВЕЧЕН!!!

(minna ma)

Сообщение отредактировал Bishop - 23-07-2008, 12:35

[SonGoku >>>]

- И беспамятен.
Мицуке оказался рядом; если бы враг успел, то схватил бы человека, у которого то ли не было достаточно разума, то ли благоразумия, чтобы не связываться с чудовищами. Но роши умел выбирать, с кем сражаться. Острый клинок рассек костяную грудь почти безболезненно, - боль явилась потом, чуть попозже, - и, омывшись черной склизкой кровью вошел в тело Сетсору.
- Лишь руками сынов своих будешь ты сокрушен, помнишь? - Мицуке из последних сил толкнул меч дальше, прижался спиной к влажному брюху Оленя. – Это ты сотворил меня таким, каким я стал. Лишь моей крови решать, будешь ты сейчас жить или снова уйдешь во тьму.
- Ты не имеешь права наследия! - расхохотался Олень. - Теперь ты - мой! Всего лишь, часть МЕНЯ!!!
Белое, красное и черное смешались в одно сплошное мелькание. И посреди горной тропы вздулся чудовищный нарыв, под тонкой кожей которого бурлило и опадало нечто, что еще недавно было демоном и человеком.

(меня тут нет, я призрак)

[Далара >>>]

Воины, обрадованные, что можно убраться подальше от гигантского скелета, рьяно взялись за монахов и загнали их в угол, образованный двумя отвесными скалами. Даймё, шедший позади своих подчиненных, сунулся было присоединиться к атаке, но не дал старший каро. Почтительно, но настойчиво оттеснил в сторону, мол, воины сами справятся, не дело господину рисковать собой по пустякам. Такамори оглянулся в поисках Амэ и не удержался:
- Вот же несносная девица!
Яркая многоцветная одежда ее крыльями бабочки мелькала совсем рядом с монахами в плотном окружении разгоряченных дракой мужчин. Каро проталкивался к ней с явно нецензурным выражением обычно спокойного лица. Даймё окликнул его и велел оставить бесполезное занятие, не сомневаясь, что Амэ в запале скорее поубивает всех вокруг, чем даст выдернуть себя из боя.
Дальнейшее показалось ночным кошмаром, вязким и замедленным, словно время превратилось в гнусное болото, а седое от пепла лето превратилось в морозную зиму. Такамори оглянулся туда, где должны были продолжать поединок Мицуке и его противник, но вместо двух фигур на дороге болезненной язвой высился черный пузырь. Его маслянисто-гладкая черная поверхность двигалась, будто дышала, по ней скользили образы. Подойти ближе, и можно разглядеть судорожно ищущие что-то руки, лица с выпученными в отчаянии, страхе и злобе глазами, оскаленные рты. Они сменяли друг друга, наползали, тянулись наружу. В ушах звенело, как от пронзительных воплей, но не было слышно ни звука.
То, что поглотило Мицуке, больше не было демоном. Можно драться с человеком, можно упорно нападать на оживающих монахов, но что делать со стихией, родственной цунами, разрушительному землетрясению и затопляющему все огнем извержению вулкана?

(опять куча народа)

[Bishop >>>]

...Небо из свинцового сделалось цвета запекшейся крови – если это все еще было небо. Камни, те, что гора стряхнула с себя, и те, что раскаленными упали сверху, зашевелились; смяли очертания, превратились сначала в подобия Будд, какие ставят, чтобы помянуть умерших, затем в черепа с как будто бездонными дырами вместо носа и глаз. Дождь перемешался с пеплом и стал черным.
- Что за...
Голос был чужим. Откуда-то справа, а может быть, сверху раздался визгливый рокочущий смех.
- Нравится?!
Хохот повторился вновь, кажется, снова сверху, или все-таки снизу?
- Мое жалкое тело, собранное из ошметков дохлого монстра и чужой кровавой магии... Да, ты чуть не разрушил его... Но неужели, червяк, ты мог подумать, что я дам тебе разрушить и свою оболочку! Разрушить МОЕ новое тело!!!
Визги Оленя то приближались, то удалялись. Звуки причудливо пульсировали, подобно сердцу, заполненному страхом и колотящемуся в безумном ритме. Черный дождь залил багрянец неба, краски вновь перемешались. В глазницах черепов, покрывшихся рогами и шипами, запылали рубиновые огни. Человеку в центре хаоса хотелось опустить взгляд, посмотреть – осталось ли и у него еще тело или он тоже превратился в бесплотный голос, что царствовал здесь повсюду, и от звука которого появлялось ощущение, будто с живого сдирают кожу. Но опасался – не увидеть ничего. Лишь тяжелая ребристая рукоять в ладони хранила материальность, и он крепче сжал пальцы, чтобы не потерять последнее напоминание о жизни.
- А с чего ты решил, будто я буду спрашивать твоего разрешения? – крикнул он.

(minna)

[Grey >>>]

Вопрос канул в непроглядную мглу, слова, словно что-то живое, вещественное потонули в глубоком омуте, отчаянно цепляясь за язык и гортань, как человек, хватающийся за прибрежную траву на краю болотной трясины.
- Палец не спрашивает разрешения у руки, рука не спрашивает разрешения у тела... Часть не спрашивает разрешения у целого!!!
Пылающие чудовищные морды, назвать их черепами уже было просто нельзя, сложились в некое подобие симметричной многолучевой звезды. В ее центре на мгновение мелькнули яростные безумные глаза, и рисунок рассыпался жирным пеплом, еще более темным, чем непрекращающийся дождь. Исчезая, горящие лица исторгали звуки, даже отдаленно не похожие на крики, но боль, что сквозила в них, сковывала волю и поселяла леденящий страх.
- Здесь у тебя нет ни силы, ни права! Тебя самого уже почти нет! И скоро здесь останусь только Я!!!
Человек отмахнулся – то ли от наваждения, то ли от голоса, то ли от слишком уж близко сунувшегося к нему чьего-то оскаленного рыла.
- Это – твои правила, - упрямо выговорил он сквозь стиснутые зубы; больно было даже шептать, словно кожа на губах облезла, слизнутая огнем. – Я живу... по своим.

(...)

[Bishop >>>]

Идти было некуда. Со всех сторон его обступали стены, сплетенные из костей и человеческих тел, прорубишься сквозь одну, следом встает другая. Капли дождя были едкими на вкус.
- Эй ты... самоуверенный дурак!.. Ты уже понял, как тебе не повезло?
- Да, ты упрям, но от того победа лишь слаще, - визгливо-рычащий шепот раздавался прямо рядом с ухом, причем и рядом с правым, и рядом с левым.
Хотя были ли у кого-то в этом месте уши, языки, руки? Все менялось быстро и стремительно, становясь лишь еще темнее и отвратительнее. Зловоние и ядовитые испарения болот смешивались липким запахом черной жижи, струящейся по незримым сосудам и жилам. Где-то далеко гудело жесткое темное пламя, пожирающее все и вся, рожденное из боли, отчаяния, гнева, жажды мести и безграничного безумия. Холодные и одновременно обжигающие языки огня лизнули пальцы, сжимающие рукоять, обвились вокруг и потянули в стороны в попытке разжать.
- Ты можешь жить по каким угодно правилам, это не имеет значения... Я не соблюдаю никаких... Даже свои! Ибо у меня их нет!!!
- Как же тебе...
Человек рухнул на колени, но не почувствовал удара о скользкие камни. Он вогнал меч в землю, стискивая его рукоять теперь обеими руками – больше ничего не осталось, что связывало его с прежним собой. Металл был холодным. Ледяным. Примерз к ладоням. Это было больно и одновременно – радовало, потому что это была его личная боль, не чужая.
- Как же тебе, должно быть, скучно. Ты даже правил не можешь нарушить...

(soshite Grey)

[Grey >>>]

- Многие из вас тоже не могут, хотя они у вас и есть... Например, ты... Ты не можешь нарушить СВОИХ правил, и тот глупый монах тоже не мог... И где теперь он, а где я?! Что осталось от него?! Для чего он жил?!
Темнота взорвалась рубиновым светом, тысячи глаз жадно потянулись взглядом к тому, кто еще пытался остаться собой среди хаоса, сотворенного безумием вечно мертвого демона.
- Тьма... не будет существовать без света... Если бы не было монаха Кин Ки... кто вспомнил бы тебя?
Тела больше не существовало, должно быть – он умер. Интересно, где его похоронят? Человек рассмеялся над неуместностью мысли, прижался скулой к острому лезвию древнего меча. Из-под повязки, закрывающей левый глаз, потекла кровь – это он чувствовал.
- От него... остались воспоминания...
Горячий воздух обжигал ему горло, и это тоже было хорошо. Что угодно, лишь бы ушло оцепенение, которое наводил хриплый рык собеседника.
- Его имя. Что останется после тебя, черная образина?
- Боль... Страх... Ужас... Я живу этим и ради этого! Ты поймешь... позже...
Звук бьющего из земли родника перекрыл вокруг все остальное вокруг. Багровое налилось медовым цветом янтаря, а всякое движение умерло.
- Пора заканчивать, - костлявые руки протянулись из ниоткуда, подавая чашу, наполненную до краев желтой, жухлой и застоявшейся, водой. - Пей!

(& Bishop-san)

[Bishop >>>]

Человек упрямо покачал головой: нет.
Медовый мир дохнул жаром подземных огненных рек. Вода в сосуде зашевелилась, будто самостоятельное живое существо.
- Пей!!!
Человек боялся разжать губы, чтобы действительно не глотнуть воды, что не принесла еще никому жизни, только - смерть. Опираясь на меч, он поднялся на ноги, пошатнулся. Древний клинок налился тяжестью, его было не вырвать из земли, потом - не занести над собой. Зато вниз меч пошел, как по маслу. Чаша раскололась на две половинки.
- Не буду!
Неистовый рев швырнул его на то, что могло бы быть землей, десятки лап и рук схватили и поволокли сознание смертного куда-то вниз.
- Ты слабее! Ты должен подчиняться! - бесновался визгливый крик.
- А ты попробуй - заставь меня! - выдохнул человек, который уже не был уверен, что в нем осталось хоть что-то от прошлой жизни.
Янтарь превратился в грязь, крик перешел в вой. движение снова умерло. Они были здесь вдвоем - некогда человек и демон, бывший демоном всегда. Взгляды несуществующих глаз скрестились.
- Я не боюсь тебя, - сказал один из двоих; он был спокоен, потому что больше ничего не оставалось, лишь мгновение тишины перед решением. – Гораздо страшнее – люди, которых ты себе подчиняешь. Ни в этой жизни, ни после нее у тебя нет надо мной власти.
- Ты убил многих и принес горе еще большим... Ты вместе с тысячами других вскармливал меня и насыщал силой... Теперь ты не можешь отказаться, потому что, ты всегда был лишь частью меня!
- Но и ты не можешь отказаться, верно?
Ярость, ненависть и воля схлестнулись, даря боль и безмолвие.


(Grey-sama mo)

Сообщение отредактировал Bishop - 29-07-2008, 11:48

[Далара >>>]

Дрожь земли под ногами прошла тревожной волной. Омерзительный пузырь колыхнулся, тени на его поверхности сместились, приняли новые формы. Стон как при падении громадного дерева. Ошалелая птица скользнула мимо, чуть не задев лицо кончиком крыла, и унеслась с диким писком прочь. У ног противно захихикала бабка, и Такамори в сердцах пнул ее. Потирая бок, метнулась подальше и опять зафыркала, захрюкала хриплым голоском.
- Дракон проснулся. Не нравится ему, что здесь творят.
От второй волны дрожи со склона покатились камни, пока еще маленькие. Поднялся жар, словно от котла с горячим супом. Даймё прихватил старушенцию за шиворот, посмотрел в ее смуглое сморщенное лицо.
- Ты бахвалилась, что можешь прекратить извержение вулкана. Давай, останавливай.
- За просто так ничего не делается. Пообещаешь меч...
- Меч не мой, не мне и обещать, - перебил он, встряхнул бабку так, что затрещала ткань. - Останавливай.
- Ох-хо-хо, - запричитала вдруг та, - старая я, сил маловато, почти не осталось. Просто так мне и не справиться, совсем ослабела.
Заметив брезгливое отвращение на лице мужчины, хитро заулыбалась.
- Но тут можно помочь. Подкрепиться мне надо, сам знаешь, - подмигнула.
Равнина глубоко внизу под дорогой наполнилась паром. Здесь, ближе к вершине Асама, в иссушенной почве почти не осталось влаги, но даже малые запасы ее начали испаряться от жара, идущего из-под земли. Даймё окинул тяжелым взглядом своих измазанных в саже, грязи и крови вассалов.
- Бери.
Бабка вывернулась, отскочила к сохнущим на корню кустам. Радостно забормотала что-то в сморщенную темную ладонь. Несколько воинов упали замертво. Потекший было с вершины вулкана черный дым, медленно и будто против воли втянулся обратно. По дороге прокатился ледяной ветер, поднял крупные горькие на запах хлопья пепла, захлопал одеждой, словно флагами, и чуть не сбил старуху с ног. Она зло ослабилась, но бормотать не перестала. Дым больше не поднимался и даже жар, как будто, начал спадать. Еще один воин упал ничком.

(опять я влезаю)

[Grey >>>]

В угольно-черной темноте было очень холодно. Привкус грязного снега ощущался на губах и языке, отдавал золой, но было в этом вкусе и что-то новое...
Два голоса, одинаковые как капли из одного ручья, завершали беседу.
- Так кто ты такой?
- Часть... тебя...
- Верно.

Чудовищный нарыв на горной тропе лопнул, расплескался багровой жижей и растаял в пепельном тумане. Громадный увенчанный рогами силуэт гордо распрямил спину. Сухая длинная лапа сжимала ребристую рукоять черного тяжелого меча.
Подул ветер, и туман хлопьями потянуло прочь. Вместе с ним осыпались чешуйки пепла с исполинской фигуры. Поток свежего ветра закручивал их в спирали, возносил к небесам, чтобы там развеять в пыль и уничтожить окончательно. Навсегда.
Тот, кто стоял посреди горной тропы, смел ладонью последние седые клочья с волос и лица, наконец, сумел открыть глаза. Тихий шорох в траве заставил роши оглянуться…

(и опять мы)

[Bishop >>>]

Фиолетовый къюкецуки с трудом приподнялся и замер от ужаса, не в состоянии пошевелиться от вида того, кто стоял над ним. Крылатый заклинатель даже не смог бы сказать, что испугало его больше - холодный взгляд простого человеческого глаза или черное пламя, что яростно мерцало в глазнице, что раньше скрывала повязка.
- Он ушел, - сказал маленькому демону Мицуке.
Къюкецуки отрицательно покачал головой.
- Нет, он здесь, и теперь он всегда будет с тобой, - пискнул высокий голосок. - Но он сдался... Тебе...
Последние слова прозвучали с изрядной долей потрясения. Все тот же промозглый ветер трепал разорванные крылья. В неожиданной тишине пронзительный скрип къюкецуки показался всем очень громким. Роши – то ли он действительно стал еще выше ростом, то ли всем так казалось, - посмотрел на умолкшую гору, на монахов, на кряжистую старуху, что с виду помолодела слегка, налилась жизнью.
- Похоже, - сказал он, - не все дела сделаны.

(fuka)

[Далара >>>]

Хватаясь за осклизлую траву, и волоча за собой переломанные ноги, демон-заклинатель пополз вверх по склону. От вида этого зрелища и без того кислые физиономии монахов сделались еще мрачнее. Мечи и копья, наставленные на них со всех сторон, тоже не добавляли оптимизма.
- Ну, что?! - явно раззадоривая себя и остальных, гаркнул старший. - На нас-то силы еще остались?! Или все же не рискнешь закончить все сам?
Мицуке наблюдал за потрепанным къюкецуки, пока фиолетовый демон не укрылся за камнями, посмотрел на сипящий задыхающийся от пепла вулкан. Монахи не удостоились и случайного взгляда.
- Убить их, - коротко приказал роши.
Кусаригамы на длинных цепях хищно засверкали в багровых сполохах. Самураи заколебались: как это, принимать приказы от чужака. Чужака, который должен был проиграть демону, но вышел живым. Чужака, чье лицо сейчас не было похоже на человеческое. Но даймё кивнул, мол, выполняйте, и они выполнили. Ослабшие от страха и усталости, ужаснувшиеся непонятной смерти своих товарищей, скинутые недолгим перерывом с вершин боевого азарта, они подняли мечи и ринулись на монахов так, словно те грозили родной деревне и господину. Госпожа, обычно робкая и нежная, усмехнулась зло и подхватила нагинату.
- Чтоб вам сгнить в болотах Йоми!
Все закончилось на удивление быстро. Сверкание стали, крики-выдохи, кровь, выплескивающаяся на истерзанную землю. И, наконец, тишина, если конечно не считать еще бурлящего где-то в вышине жерла вулкана и порывистого дыхания вырывавшегося из многих легких разом.

(все те же)

[Bishop >>>]

Двух монахов изрубили на куски. Части тел все равно пытались шевелиться, но их кололи и секли, пока не превратили в размазанный по камням фарш. Старший из демонов замер, прижавшись спиной к чахлому деревцу у края дороги. У него уже не было левой руки, а внутренности из вспоротого во многих местах живота болтались, доставая до земли. На лице, обезображенном меткими ударами нагинаты, застыл злобный оскал. Монахи забрали жизни еще четырех воинов и ранили почти всех остальных, но было понятно, что на большее они уже не способны.
- Мы все равно вернемся за мечом, - прошептали разорванные губы, а взгляд, игнорирующий всех присутствующих, был устремлен лишь к высокой фигуре на дороге. - А он все равно сожрет тебя изнутри!
Чужаку не требовалось раздвигать людей, чтобы подойти к умирающему монаху. Люди сами расступились перед ним.
- Не надейся.
Клинок поднялся, опустился.
Мицуке вытер испачканный меч пучком сухой травы, воткнул в землю с размаха. Страха, что кто-то осмелится дотронуться без разрешения, не было. А была пустота – и тьма, что еще не успокоилась. Роши посмотрел на вулкан, усмехнулся, сложил ладони, опускаясь возле разрубленного пополам тела на колено. Молитва не шла ни на ум, ни на язык, поэтому Мицуке просто так посидел с закрытыми глазами. Затем принялся заворачивать меч в кеса, позаимствованную у одного из монахов.
- Похоже, Кинджо из Овари, мы с тобой оба получили то, о чем не мечтали, а?

(minna)

[Далара >>>]

Зловещий горб Асама вздымался к выцветшему предзакатному небу. Среди серого теплого «снега» прочь от злосчастного вулкана по темной «проталине» дороги вновь ползла процессия, но теперь много короче прежней. Не было больше шика и торжественности, не было веселого щебетания неутомимых служанок и ленивых разговоров от скуки, когда всех дел – идти вровень с другими. Люди, покрытые грязью, потом и кровью, шли молча. Никто не пытался нарушить порядок, забежать вперед, чтобы убраться поскорее из проклятого места; никто и не отставал. Наспех перевязанные раненые шли вместе со всеми; тех, кто не мог идти сам, поддерживали. Совсем ослабевших уложили на носилки.
Колонна была похожа теперь не на сверкающий, церемонный и словно бы игрушечный выезд богатого даймё, следующего протоколу, а на потрепанную и злую армию победителей в неравной схватке. Армию, которая готова перегрызть горло первому, кто попытается встать на ее пути к заслуженному отдыху.
Даймё по-прежнему ехал во главе, теперь с повязкой на руке и бледнее обычного. Время от времени он оборачивался и окидывал взглядом своих людей, каждый раз опасаясь, что их станет еще меньше. Губы дернулись в быстрой улыбке: они действительно его люди. Но он не сумел бы подняться до этого положения, если бы не сокровища Акаманосэки, ставшие первой ступенькой. А наказание за присвоение, которого он ждал много лет, так и не пришло. Как странно.
Мерный ход с трудом успокоенного коня укачивал, норовил затянуть в дрему, и Такамори – он все еще считал это имя своим, несмотря на годы и традиции, - незаметно под длинной накидкой раз за разом шевелил раненой рукой, чтобы сбросить сонливость. Люди не поддадутся усталости до тех пор, пока ей не поддастся даймё.
Очередной взгляд назад, и оказалось, что рослый воин в безобразно поношенной одежде и с длинным мечом в тряпице за спиной все-таки догнал их. Сейшин Киёмори – этот новый Мицуке, обладатель бездонно черного глаза, внушающего неуютные мысли – а не убраться ли от него подальше? - вначале отказался идти со всеми. Ему не возражали. И вот теперь он идет словно бы рядом, но сам по себе, как капля масла, которую не смешать с водой. Точь-в-точь незабвенный кот Чиру.

Процессия, немного приведенная в порядок в первой же по пути деревне, вошла в Никко победоносным отрядом. Большинство тех, кто собрались здесь в память первого сегуна из рода Токугава, провожали необычный, во всем противоречащий канону, кортеж удивленными взглядами. И, хоть сами не были уверены, почему, смущались, когда на них смотрели в ответ. Как будто они отсиделись в тылу, когда совсем недалеко прошла война.

Конец. Продолжение следует.