Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Spectre28 >>>]

"Не отвечай вслух".
В конце концов, жена была важнее драки с наемниками, тем паче, что Роб, кажется, увидел всё, хоть и не услышав, чего хотел. Юнца он продолжал рассматривать с нескрываемым интересом, рассеянно постукивая пальцами по навершию и тамплиерскому кресту на нём.
- Михаилит, - наконец, продемонстрировал он кулак. Точнее, демонстрировал-то орденское кольцо, а вышло, что пальцы сами сложились в фигуру, символизирующую ударную группировку войск. - Здесь шкодник, понимаешь меня, сэр сo-sheòrsach**? Чую его. В эль гадит. Хочешь эль с дерьмом пить? Тогда я пошел. Поляк с возу - кобыле легче. Тем более, не заплатит никто.
Домовята имелись в любой таверне, а потому Роб даже не врал. А побеседовать с поляками ему ой как надо было, ибо Армстронг нанимал эту братию на охрану, а кто лучше охранников знает, что и где им доверено беречь?
"Только этих слушать не хочется. И вообще".
- Wiedźmin, - юноша аж скривился, демонстративно отпивая из кружки. - Наглый. У нас в Силезии таковых погладили... нет. Прижали, так что идут, когда зовут только, а не так. Потому как ведьмак - оно мусорщик, рядом с благородный рыцарь им место понимать надо. Потому как недалеко уйти от тех самих тварей, что методиками различными уничтожают. Подобное с подобным. Правильно ваш круль гладит... нет, прижимает. А magia от ссать у меня фамилии, так что - иди.
- Ты бы говорить научился по-человечески, юнец, - мрачно улыбаясь, посоветовал ему Роб, - потому как не у себя в стране, как бишь её?.. Что, верно говорят, будто князь московский вашего круля на копье вертел?
"Вообще, моя Бадб?"
Поляк ехидно ухмыльнулся, закинул ногу на ногу и с явным удовольствием оглядел Бадб.
- Под Гомель szlachta показала Елена Глинска, кто кого вертеть и на чём. А мелкий русский круль ещё вертеть не на чем, разумеешь? Ха! И раз говорил - идти, так иди. Можешь и оди... А, krew Pana!
Не закончив фразы, он вскочил со скамьи - одна из гончих, резко повернув голову, вцепилась в голенище сапога. Молодое вино из опрокинутой кружки, шипя, растекалось по доскам, а юнец потянул из ножен длинный кинжал.
- Suka!
"Вообще. Потому что чего дураков слушать".

[Leomhann >>>]

Роб, с трудом сохраняя безмятежное выражение на лице, пожал плечами. Разговор с поляками не заладился с самого начала. Быть может, если бы он смог смирить гонор, как подобает христианину, и... К счастью, христианин из Роба был херовый. К несчастью, не стоило привлекать к себе внимание - так. А уж оказываться в местной тюрьме за драку с наемниками не хотелось вовсе. Трусость - посылать вместо себя собаку, но проваливаться ниже уже было нельзя.
- Хм, - честно призадумался он, - а кто же вас тогда трахнул в задние ворота? Ах да, султан Сулейман! Знаешь, как поляк сломал ногу, юнец? Он упал с дерева, когда подметал листья, разумеешь? Впрочем, миледи, полагаю, вам здесь не место, и в самом деле. Это местечко теперь разве что сжечь. Поищем приюта у лорда Аффингтона, он, помнится, звал на ужин.
"Года четыре назад, угу... А слушать - надо, я хочу знать, где Армстронг создает своих солдат".
Из города теперь следовало уехать. Чтобы вернуться, но уже не собой. Счастье, что ряса францисканца всегда была в седельных сумках.
Роб уже намеревался толкнуть плечом дверь, покидая сие негостеприимное местечко, когда заговорил высокий, тощий с обвислыми усами мужик, сидящий подле юнца. По виду - ровесник Роба, разменявший половину века.
- Я заплачу за шкодник. А ты, племянник, продашь собак мне. Если колоть всех, кто кусает тебя за сапог, животных не напасёшься.
"Медведь тебе пусть шкодников ловит!"
- Возьму собаками за шкодника, - вздохнул Роб, легким поклоном благодаря мужчину, размышляя, где бы отловить импа посговорчивее - и понимая, что совершает очередную ошибку. Уезжать нужно было немедленно, не хватаясь за шансы, которые вполне могли обернуться ловушкой. Но... в конце концов, ему давно хотелось приличную псарню в Портенкроссе. - Как только найду место, достойное миледи супруги.
- Так ведь уже нашли, - добродушно ответил поляк и наклонился, чтобы почесать гончую за ухом. Говорил он медленно и раздумчиво, словно фраза была кровлей, которую требовалось прибить гвоздями слов - на века. - Али миледи зазорно с рыцарями и шляхтой сиживать? А порядки кавалерские нам знакомы, в том слово Яна из Ополе, герба Аксак. По рукам, стало быть, хотя собачек отдавать и жаль. Псарни они знаменитой...
"Отлично."
Роб просиял улыбкой, согласно кивнув. От ловли шкодника до исчезновения наговорившего лишнего михаилита - один шаг. От "Господа, даме необходимо отлучиться" - и того меньше. А вот дальше приходилось наступить на собственную гордость, потому как просить о помощи собственную жену было... горько?
"Жена добродетельная радует своего мужа и лета его исполнит миром; добрая жена – счастливая доля: она дается в удел боящимся Господа", - утешил он сам себя строками из Писания, улыбаясь еще шире.
- Жёнушка, - равнодушно проговорил Роб, - ступай, расседлай жеребца. Мы остаемся.
"Уходи к белой лошади и жди там. Надеюсь, тебе ничего не мешает?"
"Сейчас - ничего".

[Spectre28 >>>]

Юнец проводил её взглядом и выжидательно уставился на Роба. Роб, в свою очередь, уставился на него, впадая в оцепенение почти молитвенное.
"Значит, скоро она заберет твои блеклые сны..."
- Слышишь, вороны вьются, о чем-то надсадно крича?
Пьяные от такого даже прекратили петь, а юнец вскочил на ноги. Остальное Роб рассматривать не стал - некогда. Ему сейчас нужно было чудо, и уж этого илот мог ожидать от своей госпожи.
"Помнишь Сара, возлюбленная? Сделай меня им."
То, что образ демона Бадб удался - стало понятно сразу, безо всякого зеркала. Юнец, крестясь, отскочил к стене, шевеля побелевшими губами, гуляки разом опустили глаза на кружки, а поляк, сидевший на скамье с краю, вскочил и замахнулся тяжёлым ножом, на рукояти которого болтался крестик:
- Bóg daj mi siłę!
- Сладенький, - умилился Роб женственным голосом Саргатанаса, распахивая объятия и делая танцевальный пируэт в сторону от ретивого верующего, - ты... хочешь в огонь неугасимый? Идём же. Твой бог... бессилен.
"Забирай меня, моя Бадб".
- Стоять!
"Ну твою же мать..."
Старый Ян схватился за браслет - бронзовый и по виду древний. Что уж он там хотел добиться от своего то ли амулета, то ли артефакта, Роб вникать не стал - слишком быстро очутился у переднего копыта лошади. Рядом с Бадб, да еще и тошнотой в придачу.
- Leig leam bàsachadh mar ghobhar lousy bhod na mo chluais!***- Высказался он о самом себе, устало опускаясь на зеленую траву. - Запрети мне лень, тупость и нежелание думать, моя госпожа.
Наверное, сейчас это был единственный способ заставить себя отплясать этот танец чисто, начав сначала. Иначе не получалось - рвалась нить под ногами.
Бадб, которая и сама выглядела, будто с тяжелого похмелья, устало хмыкнула.
- Как думаешь, почему мы не приказывали ничего подобного людям ещё тогда, когда можно было всё повернуть? Потому что такие тонкие приказы обойти - раз плюнуть, было бы желание. Значит, это желание либо есть, либо нет. А если его нет, то и проблемы больше нет. Но если тебе от этого действительно станет легче...
- Не станет, - хмуро признал Роб, откидываясь прямо на копыто. - Я неисправим и невыносим, проще убить. Ладно... Нам нужно на дорогу от Суиндона. Давай представим, каким бы я был, если однажды доведется стать Папой Римским. Но сначала - мне нужен ворон.
Наверное, лорду Кромвелю было бы любопытно узнать, как Дадли подрывают основы Реформации, притащив в страны херову кучу католиков-поляков. Доносчиков не любил никто, но упускать возможность подсолить Армстронгу Роб не мог.

-----------
* Слушай в оба уха. (гэльск)
** педераст, мужеложец (гэльск)
*** очень неприличное пожелание страстной любви с козлом-изменником родине (гэльск).

[Leomhann >>>]

Окраина Кингстон-Лайл.

Широкое облачение надежно скрывало кольчугу, у пояса покачивались простые деревянные четки, а Роб, пряча забинтованные запястья в широких рукавах, проповедовал, привольно развалившись на мешках. Счастье, что неистовая не видела его сейчас, иначе немало позабавилась бы елейному голосу своего генерала. И прописным истинам, которые он излагал с таким апломбом, что на него косилась даже крестьянская лошадь.
- Истинно говорю вам, миряне, не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания. Не ищите, что вам есть, или что пить, и не беспокойтесь, потому что всего этого ищут люди мира сего; ваш же Отец знает, что вы имеете нужду в том.
Говорят, что неверующие - лучшие проповедники. Именно потому, что говорят с жаром, какового не бывает у набожных. Роб знал, что боги есть - и это знание отдаляло его от веры, вымывало из него желание нести свет истины, тем паче, что истина у него была иная. Но устав францисканцев предписывал благочестие и просвещение.
- Господь Саваоф определил, и кто может отменить это? рука Его простерта, – и кто отвратит ее? - Благочестиво же вещал он. - Я же беден и нищ, но Господь печется о мне.
Особо хорошо было говорить о бедности и нищете, когда из-под рясы выглядывали добротные сапоги. Воистину, "не лицемерь пред устами других и будь внимателен к устам твоим." Но зато посох, вырезанный из рябины и любовно полируемый добрую половину дня, был почти страннеческим. А еще - хорошо сбалансированным и пригодным не только для того, чтобы опираться на него.
Рыбой пахло немилосердно, и другим счастьем было, что нынче Роб выглядел, как согбенный старик. На свой возраст и выглядел, в общем. Счастье же заключалось в этой самой рыбе, которой телега оказалась нагружена под завязку. В меру просоленной, речной, которую пришлось спрятать в рукав, отговорившись больными зубами.

[Spectre28 >>>]

- Рыба - дар Божий, - одобрительно кивнул Роб крестьянину, прерывая вдохновенную речь о болезни всех пятерых жён, - апостол Андрей был рыбаком и ремесло сие священно. Всё сам ловил, сын мой?
Возница, осекшись на полуслове, бросил на него неодобрительный взгляд, но тут же благочестиво перекрестился, возводя глаза небу.
- Что сам, святой отец, а что и скупил. Цену хорошую дал, потому как Господом завещано о ближних думать, а там всё целиком возьмёт, и я на хлеб заработаю, будет на то воля Божья.
- Стяжательство - грех, - назидательно просветил его Роб, - да только при стольки скорбях... Нынешняя богоданная, поди, порадуется, если покупатель найдется?
Продавать столько сушеной рыбы, да еще и мимо сезона, казалось странным. Торг на этот товар шел зимой, когда дешевая еда выручала и бедняков, и богачей, и путников. Весной же, в изобилии первых плодов, ошалелых от гона оленей, рыбу могли везти только небольшой армии. Ну, или Роб, по уже заведенной привычке, снова ошибался.
- А кого ж волнует, радуется она, али как? - от удивления крестьянин оглянулся и даже слегка натянул вожжи, отчего спокойная вислозадая кобыла только вздохнула, не сменив шага. - А только точно найдётся. Свояк у меня с побережья, значит, тоже рыбой промышляет. Так говорит, там товар так берут, ажно причмокивают, у леса-то. Считайте, святой отец, хоть впервые, а наверняка еду. Потому как иначе обидно было бы, куда все эти мешки денешь-то по-весне?
- Постники, знамо, - от елея в собственном голосе уже тошнило, но Роб только поморщился. - Обитель какая-то покупает, что ли?
Обитель пресвятого Армстронга, не иначе. Будь здесь Клайвелл, его бы уже размётывало на мелкие части от лихорадки ищейки. Роб - заставлял себя успокоиться и думать, хоть и хотелось плюнуть и уехать. Глупить он себе запрещал. Очень уж нравилось жить, да и бегать через весь Авалон от злой Бадб представлялось удовольствием сомнительным.
Крестьянин кивнул.
- И в приорство дальше пойдёт, и дружине тамошней богобоязненной. Постятся, значит, - в голосе отчётливо слышалось удовольствие от помощи в Божьем деле.
"На дороге пост. Досматривают", - раздался бестелесный голос Бадб.
"Понял."

[Leomhann >>>]

- Сохрани нас Господь, - вздохнул Роб, крестясь, - по нынешним временам и приорства дружины нанимают, и монахам аки воинам приходится облачаться, только бы уберечься, неблагочиние не попустить. Хоть и всякий в воле Божией. А что, добрый человек, дружина велика ли? Безбоязненно там слуге Господню остановиться для молебна и тризны?
Досматривают они... Кого-то ждут? Уж не его ли, посланного шутом, который и сообщил о том, что дурак-магистр самолично решил прокатиться? К тому же, после Аффингтона и доносить не надо было.
- Да что вы, святой отец, - снова удивился возница. - Чай, последние времена не настали ещё, чтобы в Бромфилде святом, да с дружинами. Это лорды местные людей набрали. Говорят, тварей развелось в лесах, а михаилитов богопротивных - мало. Вот, для защиты, значит. Вона, даже дороги берегут.
Дорогу, действительно, берегли: у разложенного костерка сидели трое. Роб узнал одного из аффингтонских пьянчуг, а вот прочие два выглядели агличанами из англичан - соломенноволосые, пониже ростом, хмурые. Заметив телегу, старший из них поднялся и неторопливо вышел к дороге, поднимая руку. Поляк, вздохнув, отложил котелок и шагнул следом.
- Что в телеге? - голос старшего звучал устало, но уверенно, словно у него было право так говорить. И над воротом оверкота блестела кольчуга.
- Дык, рыба, - ответил крестьянин. - На продажу, как водится. А что такое, господин?
- Проверь, - старший кивнул поляку на телегу, поднял взгляд на Роба и вежливо кивнул. - А вы, святой отец?
- Paх vobiscum, сын мой, - кротость францисканцам предписывалось сочетать с величавостью. Чему и пришлось следовать. - Слышал, что здесь крепко покой берегут, и молиться не мешают. К обители примкнуть бы, отдохнуть от мирской суеты.
От суеты и впрямь не мешало бы отдохнуть. Затравить зайца, выпить темного монастырского вина, посидеть в тени сада, не думая ни о чём. Вот уж в самом деле, нет праведного ни одного.
- Суета... - проворчал мужчина в ответ и вздохнул, словно готовился к занудному, но нужному делу. - Впрочем, придётся чуть задержаться. Чтобы избежать бирмингемской заразы, приказано осматривать всех, а мне, чё... волей Господа, из всей стражи жребий на эту дорогу выпал. Иначе пропустить не могу. Из уважения к сану и с благословения настоятеля - хотя бы лицо и руки. Спину можно тронуть через ткань, чтобы, как сказано, не пропустить вредоносных образований.
Поляк, который выглядел вымотанным донельзя, меж тем занимался мешками: хотя запах и так не оставлял сомнений в содержимом, развязывал и снова завязывал он их методично, словно был каким-то немцем.
Роб сочувственно покивал, поддергивая облачение так, что стали видны рукава строгой монастырской рубахи - власяницы. Правильной, сплетенной из крапивы и льна. Колючей, как сволочь. Лицо он закрывать и не думал - слишком подозрительно, да и если неистовая меняла кому-то личину, можно было не бояться ни магов, ни провидцев, ни даже самой неистовой.
- Благослови тебя Господь, сын мой, - искренне, с уважением, вздохнул он, - в труде твоем ратном.
- Хм.

[Spectre28 >>>]

Стражник бегло ощупал его плечи, явно не распознав кольчуги под толстым облачением, а вот на край бинтов нахмурился и вопросительно поднял бровь.
- Битва при Босворте, сын мой. Кости с тех пор ломит, будто дь... сам Господь наказал за братоубийство.
Во время битвы при Босворте Робу было два года. Сражаться он там не мог никак, но зато жадно прислушивался к разговорам отца и дядьев, запоминая и впитывая. Не стоило тогда королю Ричарду ставить всё на атаку поперек поля битвы, имея на флангах братьев Стенли, раздумывающих, к кому переметнуться, ох не стоило!
- Лекари говорят, трещины на костях, спаси Бог. Не могу без обмоток этих, уж сколько лет прошло.
"Право, будто никогда бинтов у стариков не видел."
- Босворт? - Стражник уважительно кивнул и пожал плечами. - Ясно-понятно. Ну, это не беда, снимать не заставим, конечно, чай, не звери какие. Но не обессудьте, проверить надо... сэр Михалец! Оставьте эти мешки уже, если б там кто был, давно выпрыгнул от одной вони солёной.
- Оto zmartwienia... - проворчали сзади, а затем поляк подошёл к Робу, на ходу доставая из пояса цветной, в зелёных узорах камешек. И, судя по продолжению, этот говорил по-английски куда лучше юнца или даже старого Яна. Живее, хоть и устало. - Вот, святой отец. Всего-то над рукой проведём - сэр Армстронг лично камешки эти зачаровывал. Чтобы, значит, следы заразы ловить.
"Вот tolla-thone..."
Роб благочестиво перекрестился в ответ на встревоженный вороний грай.
Он почти ничем не рисковал. Рыба, пусть сушеная, оставалась символом первых христиан и апостола Андрея, славного своей борьбой с идолами и язычеством. Рябина посоха - часть от части Древа - для амулетов, пусть и лично зачарованных траханным Армстронгом, пахла также, как и брачный браслет, что пришлось задвинуть чуть ли не к локтю. Четки из поцарапанного, дешевого янтаря обязаны были улавливать и гасить. Всё улавливать и всё гасить. С некоторых пор Роб очень не любил друидов и готовился к встрече с ними заранее.
Итак, он не рисковал ничем - почти. Кроме собственной шкуры. На миг мелькнула самоубийственная мысль сдаться. И уже из плена, если сдачу примут, разбираться и гадить. Но за такое решение неистовая оторвала бы голову. К тому же, самого себя Роб пленником не брал бы, практичнее удавить. Вот на этой-то мысли он и остановился, сосредоточившись на запястьях, от которых могло ощутимо тянуть клятвой илота. Боль и радость, учили грёбаные друиды, чувства, способные заменить богов, ибо открывают путь к перерождению. Перерождаться Роб не хотел, но заменить Бадб мерзкой, выкручивающей жилы и кости болью, был не прочь.
С трудом перекрестившись еще раз, он протянул руки поляку.
Тот провел своим камешком, задержавшись у локтя, аккурат рядом с брачным браслетом. Долгие три секунды, показавшиеся Робу вечностью, размышлял. А затем хмыкнул и кивнул, пропуская. Той же процедуры удостоился и крестьянин, а потом, испросив благословения, стражи дороги посторонились. Телега, скрипнув, тронулась, а Роб с трудом удержался от того, чтобы вытереть пот, которого не было, со лба.
Он сейчас в ход почти переиграл Армстронга. Оставалось понять, не отдал ли вместо пешки ферзя.

[Leomhann >>>]

С телеги Роб соскочил, едва вдоль дороги потянулся густой лес. Облачение досталось одному из мешков с рыбой, власяница - жерди, которая заменяла телеге борт, и самонадеянно рассудив, что следящие метки на спине, которые поляк прихлопнул своей рукой, до пятнистой полковой куртки не дошли, Роб нырнул в чащобу, чтобы предаться любимому занятию - петлять, скрываться и вспоминать тонкую науку жизни в лесу. Ему требовалось осмотреться, убедить погоню, буде такая явится, что тут целая толпа по лесу засадничает, и, наконец, решить, куда податься.
- Что видишь, жёнушка?
- Свет мой, зеркальце! Скажи, да всю правду доложи: кто на свете всех суровей, молчаливей и мрачней?
На голос наложилось мерное жужжание прялки из-за спины, где в густой чащобе притаилась небольшая почти круглая прогалина, поросшая цветами. Бледная, утончившаяся Бадб подвела новую нить к концу веретена, ускоряя бег колеса, и ухмыльнулась. Словно в ответ сверху раздался вороний грай, и чёрная тень слетела вниз, ударив богиню в грудь - и растворилась, отчего тело пошло рябью.
- Бромфилд, Ладлоу, Ониберри, старый Вустер. В Бромфилд втекает больше жизни, чем утекает... хотя и не совсем. Но или паломники задерживаются там удивительно надолго, или часть уходит не своими ногами. И, несомненно, обогащают обители. Но звенят колокола, прославляя доброту монахов и гостеприимство - но только не дальше обителей, нет.
Две чем-то очень довольные Бадб рука об руку вышли из зарослей терновника и, всплеснув зелёными рукавами, по нити скользнули в пальцы пряхи. Одна успела напоследок соблазнительно улыбнуться Робу, вторая - послать воздушный поцелуй.
- Не дальше. Потому что над Вустером лучше не летать, под Вустером лучше не ходить, ну и ведь нанимает же лорд для чего-то дружинников? Явно не ради тварей, которых стало как-то не хватать так, что без них даже скучно. Кстати, михаилиты не ловят на заказ нежить?
Маленькая ярко-рыжая Бадб в нарядном платьице спрыгнула с ветки, показала язык и растворилась в юбках.

[Spectre28 >>>]

- Мужчинам-паломникам почему-то везёт меньше, чем женщинам. Менее питательны?
Наглая ворона в начищенном шлеме скакнула на плечо Робу и каркнула в ухо:
- Сер-ребро! Много сер-ребра нужно обителям!
- Много золота нужно монахам, - вздохнула пряха, и веретено согласно взвизгнуло, отмеряя ярд за ярдом.
- Ищут, - вздохнула в тон рыжая тень, соткавшись рядом из мелких красных ягод. - Кружат, чуют, что мешки не похожи на монахов... но далеко. Пока что.
Бадб в длинном плаще с капюшоном, с толстой книгой в руках бросила на Роба таинственный взгляд и, опустив веки, протянула руку Бадб. Пряха, порозовев, коснулась бледных пальцев, и тень легла на траву, слившись со мхом.
А ведь в Ладлоу была принцесса Элизабет... Роб это осознал медленно, прислонившись спиной к ясеню и заставляя себя не таращиться удивленно на метаморфозы жёнушки. Приспичило же ей именно сейчас... размножаться! Да еще и так причудливо!
- Мне бы одной хватило, - пробурчал он, мысленно пиная себя, чтобы рассуждения потекли в нужное русло. - Но спасибо, моя Бадб.
Итак, Бромфилд, Ладлоу, Ониберри и Вустер. Рядом с Вустером тварей не хватает, а значит, там тренируют тваренаемников. При этом, мужчинам-паломникам везет меньше, чем женщинам, в утечке жизни-то. Идут кирпичиками в котлы Армстронга? Или женщины вынашивают плоды ренегата? То есть, не самого ренегата, а его экспериментов?
Роб тряхнул головой, понимая, что если с направлением он почти определился, то с тактикой - нет. Отупел, должно быть. Да и мыслил сумбурно, будто множественность неистовой окончательно выбила его из привычной колеи, вынуждая забыть даже о том, как не нравилось ему просить её помощи.
- Может, соберешься... э... снизойдешь... спустишься? Кажется, у нас тут будет военный совет.
- А ещё у настоятеля Бромфилда совершенно чудный insectarium, - задумчиво заметила Бадб, останавливая колесо. Без жужжания лес вокруг стал каким-то особенно тихим и мрачным. - Большой. Обожает насекомых настоятель, научные труды писал в своё время. Сейчас, впрочем, тоже пишет.
"Ну хоть не bestiarium."
- Значит, ты советуешь Бромфилд?
Было просто принимать решения - так. Пойди Роб не туда, виноватой оставалась жёнушка, ибо посоветовала не то. Вот только не её это были обязанности - генерала.
Сам не замечая, что расхаживает по поляне, Роб стукнулся лбом о дуб. Потом еще раз - уже намеренно и посильнее. Работать головой оказалось неожиданно больно, просветления мыслей это не вызвало, зато появилось непреодолимое желание почитать ученые труды бромфилдского настоятеля. В конце концов, не был Армстронг придурком, чтобы угрожать дочери короля, да и братцы Дадли не казались настолько тупыми.

[Leomhann >>>]

Бромфилд, к вечеру.

Дома у него больше не было. Портенкросс, верный и надежный, пал под натиском неистовой. В нём теперь жил шумный полк, уже обрюхативший добрую половину деревень, жили Леночка и Ларк, жили леночкины пираты, и даже Фэйрли пришлось отдать Фицалану, потому что "не может же илот побираться!" С этим приходилось смиряться, скрипнув зубами, но возвращаться в отцовский замок - уже не хотелось.
В резиденции становилось страшно. Сон к Робу там не шел, да и как можно было спать, ожидая шагов по коридорам, людей, готовых увести в темницы и забыть в них? А потому в орденском замке жить становилось невозможно.
Лишился он и домов-таверен на тракте. Его хотело слишком много людей, да и нелюдей тоже, чтобы безопасно ночевать под крышами трактиров. И то, что Роб был магистром, лордом и почти придворным, ничего не меняло. Культистам было наплевать, насколько сановна их жертва, на алтарь укладывались порой даже короли. А в деле с Армстронгом всё это скорее мешало. К тому же, человеку, привыкшему полагаться только на свои силы, на свой ум и своё умение передвигать фигурки на шахматной доске, казалось неправильным идти на поклон к сильным мира сего, просить о помощи жену-богиню. Роб вообще предпочел бы спокойную, тихую старость в окружении детей и внуков, а если таковыми не обзавелся до сих пор - многочисленных племянников. Он уже подумывал просить руки какой-нибудь вдовушки и уходить на покой, когда неистовая напомнила о себе и долге перед нею.
От бесприютности защемило сердце, и Роб привычно потер грудь ладонью. В мире, где он не мог никому доверять, мысль о том, что возвращаться теперь некуда, уязвляла сильнее, чем безразличие воспитанников. Дети растут, превосходят своих наставников - и это правильно. Вот только наставники обязаны стареть и уходить на покой, давая дорогу молодым.
- Мы все солдаты, мы любимцы короля,
Под нами стонет, прогибается земля...
Тихое насвистывание под нос не помогло, зато подсказало ветру, что незадолго перед началом ливня должен быть шквал, задирающий рясы монахам, рвущий стяги над Бромфилдом и бьющий в окольчуженную грудь польскому наемнику. Поляков здесь было немного, но Робу казалось, что с избытком. Он до сумерек кружил вокруг городка и монастыря, приглядываясь и принюхиваясь, не понимая, чего хочет увидеть и услышать. И лишь когда солнце закуталось в малиновую шубку, предвещая ночной заморозок, Роб решился. В конце концов, он шел сюда, чтобы посмотреть на труды настоятеля. Но являться незваным гостем было невежливо, хотя от лесной мышки никто вежливости и не ждал.
Роб поправил тяжелую ворону на плече, мимоходом погладив черно-рыжие перья, и глубоко вздохнул, вглядываясь глазами мыши сквозь пелену холодного, проливного дождя, скрадывающего шаги и размывающего дороги в почти непролазную грязь.

[Spectre28 >>>]

Полёвка шмыгнула по монастырской стене, замерла в одной из бойниц, с любопытством разглядывая темный,сырой, тихий двор обители. И так и ничего не увидев, спустилась вниз.
Поёжившись, когда холодная капля сползла с ветка прямо ему за шиворот, Роб запихал под язык пилюлю. Неистовая немедленно ущипнула за ухо, за что удостоилась еще одного рассеянного поглаживания. А польские наемники, должно быть, в это время наслаждались теплом таверны, в то время, как он мёрз в леске рядом с монастырем!..
- У этих поляков, mo leannan, был король со странным именем Ягайло. Я читал манускрипты... Отчеты послов. Так вот, в минуту его рождения в замке объявился призрак росомахи. И устроил погром, как это водится у пакостных призраков. Говорят, люди до сих пор видят звероподобную тень, чуют её зловонное дыхание. В такие ночи ухают совы, - Роб ухмыльнулся, сложив руки горстью у рта и посылая лесу протяжный, жалобный совиный всхлип, - бесятся лошади в конюшнях. Людей охватывает слабость, но никто не может спать.
Из привратницкой заунывно, на два голоса, тянули псалом, а двор был пуст, как брюхо волка бесснежной зимой, лишь наверху, в обители, где должны были располагаться кельи, горел свет. И всё это так отчётливо пахло ловушкой, что Роб недовольно дёрнул плечами, чуть было не уронив Бадб.
Мышь хотела есть, да и лапки её не были приспособлены для путешествий под проливным дождем. Роб ей сопереживал, но позволять ловушке захлопнуться за спиной не хотел, а потому упрямо гнал зверька вверх по стене, к свету. К пустым коридорам, в которых тоже не было долбаных монахов, и к кабинету, в котором сидел некий писака с тонзурой. Дверь, сколько мог рассмотреть Роб, была закрыта на защелку.
К тому же, мышь чуяла неведомого хищника - и боялась, вынуждая ослабить поводок. Совсем отпустить его, пожалев. Мышь радостно пискнула, не подозревая, что на смену её уже пришли другие.
- Ничего не понимаю, - наконец, сознался Роб своей жёнушке, озадаченно вглядываясь глазами грызунов в пустые коридоры и трапезную, где пахло едой. - Я понимаю, что ловушка, но где, мать их, люди? Монахи? Какую опасность чуют мыши? Ты будешь меня ждать, если придется в плен сдаваться?
Ответом на эти вопросы стали двое наемников, не умеющих говорить по-человечески, а потому совершенно точно оказавшихся поляками. Очень сосредоточенными поляками, позволявшими себе лишь редкие фразы и напряженные смешки. Один из них еще и всматривался в тени с подозрением, сделавшим бы честь даже Робу. Поляк то поправлял кинжал, то крутил перстень, то оглядывался на спину, точно чуял пристальный взгляд мышки. Спустились они в трапезную, прошли по коридору, остановились у тяжелой клёпаной двери. И самый плюгавый из них, проверив доски и замки, позвенел ключами, прежде чем отпереть её. Роб успел услышать их ругань, прежде чем мышь кто-то сожрал. Там же сожрали и вторую, но в этот раз он был готов и успел увидеть не то кошку, не то ящерицу, не то паука. Тварь о четырех конечностях, плоскомордая, с вытянутой головой, гладкая. Не впечатляющая, но михаилита удивить прожорливой гадкой скотиной сложно.
"Надеюсь, это не тваренаемники".

[Leomhann >>>]

Роб вздохнул, подхватывая тонкую ниточку связи со второй мышью, вскарабкавшейся на подоконник к монаху. Тот уже не писал, лежал устало на столе, глядя на свечу, не замечая, что серая гостья уселась на край стола.
- Писк?
Зверятники - психи не хуже морочников, и слившийся с мышью Роб дёрнулся, уворачиваясь от полетевшей в него книги. Недовольно пискнув, он оглядел перекрестившегося монаха и поднялся на задние лапки. Притопнул левой, правой, привстал на носочки, отбивая ритм хайланда - танца шотландских горцев.
- Господи, помилуй меня, грешного, - прошептал монах, широко крестясь, и выпрямился, простирая руку. - Exorcizamus te, omnis immundus spiritus!..
"Ага, уже изгнался".
Покрутив лапкой там, где у мыши был висок, Роб благочестиво перекрестился и просеменил к чернильнице, обмакивая туда коготки.
"Pax vobiscum, отче".
Почерк у мыши был поганым. Прямо сказать, не взяли бы её в писцы.
Монах, хмурясь, вгляделся в надпись. Чтобы разобрать написанное ему понадобилось несколько секунд, но потом он взглянул на Роба уже иначе, хотя и мрачно.
- Кто вы?
"Диего де Ла Вего."
Вот этому заявлению Роб удивился и сам. С чего на ум пришло имя известного испанского бретера и соратника Кортеса, он не знал. Но личина была не из худших, а свое имя называть не годилось.
"Что это за твари, отче?"
Писать мышью было неудобно до жути. Да и ответ на вопрос Роб знал. Настоятель - enthomologus, как это водится у безумных ученых и настоятелей монастырей, мышей зря не ловил и почти наверняка создал этих милых тварей из насекомых и... кого-то еще. Скажем, из девственниц, для чего ему пришлось немало потрудиться. Ибо найти девственницу в старой доброй Англии становилось всё сложнее, Роб проверял.
Несомненно, сделал он это не сам, а с помощью Армстронга, которому на чем-то нужно было отточить свои ухватки. Тваренаемники сами по себе не получались, и методики их изготовления следовало отработать.
- Испанец?.. - Монах изумлённо покачал головой и устало потёр лицо. - Зачем бы... а. Понимаю. Шпион. Что ж, дон Диего, отправляйтесь обратно к своему начальству и наврите поубедительнее, что им это не нужно. Моей Англии не нужно тоже, но лучше уж пусть оно у нас, а не у вас.
"Чтобы врать, что это не нужно, нужно знать, что это. Отче."
Мышь мгновение подумала, прежде чем вывести следующую короткую строчку, а Роб прижался щекой к горячему вороньему боку.
"Вам нужна помощь? Во имя Господа."
Очевидно становилось, что паломников тут нет. Да и в ловушку ждали не магистра Циркона, а вообще любого, кто подойдет для дел Армстронга. Иначе не разгуливали бы по монастырю твари, способные схарчить упомянутого Циркона, не давая шанса их создателю натешиться и напоить месть кровью недруга. По всему выходило, что надо уходить отсюда. Хотя бы в Вустер.
- Писк... тьфу! Что посоветуешь, моя Бадб?

[Spectre28 >>>]

- Помощь... - монах горько усмехнулся и покачал головой. - Приведёте испанскую армию? Боюсь, я не верю, что станет лучше - или что император после этого мирно удалится. Или что не найдёт собственного... сырья.
"Ты знаешь всё и сам, - Бадб выбрала мысленную речь, но даже в ней звучала устало и самую чуть удивлённо. - Ему противно, он боится - и не ждёт магистра Циркона. Здесь просто... плохо так, что давит даже меня. Уже давно... А вот отец-настоятель радуется. Радуется и успехам, и питомцам, и выгодной сделке с Армстронгом - за сущую мелочь. И мне, кажется, надо стать меньше. Они пытаются осознавать даже оттуда, и начинают беспокоиться".
- Даже если бы вы убили - Господи, прости мне слова эти! - отца Феодора, я не знаю, что бы изменилось, - продолжал монах. - Телеги уходят и уходят, а часть, - он вздрогнул, - остаётся в подвалах. У отца-настоятеля уже назначен преемник... или, может, вы можете примирить меня с собой и с Господом?
"Часть остаётся в подвалах..."
Алхимики могли воссоздать декокт, просто посчитав баночки с веществами. Роб тоже мог, но в подвал, чтобы пересчитать оставшуюся часть, лезть не хотел. Визитаторство монастырей - дело Кромвеля, и магистр Циркон мог ей поспособствовать разве что боевой тройкой. Или даже двумя тройками, памятуя о химерах. Рисковать мальчишками не годилось.
"Храни вас Господь, отче. Попробую помочь".
От лицемерия Роба передернуло, точно жабу проглотил. Но, право, зачищать монастырь сейчас было нельзя. А помощь - придёт, лорду-канцлеру почти наверняка будет любопытно взглянуть в глаза настоятелю. Преемника он назначил, надо же...
- Уходим, жёнушка. В Вустер. Побыстрее, как ты умеешь.
Мышь в последний раз перекрестилась, спрыгивая со стола.
"Кажется мне, лучше будет ногами и крыльями, - возразила Бадб, хмуро оглядываясь. - Мне не нравится... что-то в округе не так. Дороги не путаются, но словно что-то на них поглядывает. Или пробует. Стоит рисковать, не стоит..."
Кто-то уверенно и сильно стукнул в дверь кельи.
- Отец Михаил, готовы ли бумаги? Я бы хотел их просмотреть до отправки, потому что сами понимаете... - голос пришельца звучал почти нетерпеливо, а в щель под дверью ударил тонкий сухой запах, чуть не выбросив из мыши.
Монах же со вздохом потёр лицо, взглянул на Роба и поднялся.
- Ногами так ногами. Полагаю, тебе лучше взлететь тогда. И повыше.
Хотелось погрызть. Ржаной сухарик или свечку. Роб тряхнул головой, отгоняя это желание, но оно не пропало, лишь усилилось. Связь с мышью пора было рвать, но на неведомого собеседника отца Михаила поглядеть казалось заманчиво. Послушать - тем паче. Ну, и погрызть что-нибудь. Например, лист бумаги. Который оказался почему-то горьким, точно мышь сдуру жрала ёлку.
Роб выплюнул еловую ветку, отказываясь представлять, как издевательски сейчас веселится взлетевшая неистовая.

[Leomhann >>>]

Мужчина в тёплой рясе, вошедший в келью, был сед, но ещё крепок, с пышущими здоровьем щеками и живыми умными глазами. Он уверенно прошёл сразу к столу и взял тетрадь, в которой монах делал записи, и поднёс к свече, чтобы лучше видеть.
- Всего пятеро... ну ничего, и этого хватит, во славу обители и Господа. Значит, новых близнецов нет?
Монах покачал головой, и пришелец вздохнул.
- Жаль, жаль. Нужно больше. Гораздо больше, но проявим смирение, терпение, и воздастся нам. К слову, кажется, в округе снова что-то завелось. Дети беспокоятся.
Детьми, кажется, этот новый монах называл тварей, а значит - был настоятелем. Роб мстительно прищурился, выплёвывая очередную ветку. Интересно, если вот по этой незримой связи передать мыши малую толику своих сил, то разорвется мышь или сердце монаха?..
- Да, беспокоятся... Я велел выпустить, пусть разомнутся...
Мышь сожрали детишки, но сделать больно настоятелю Роб успел. И порадовался этому, дожевывая черствый сухарь, которым пришлось помянуть грызуна, изгоняя его из себя. Страданиями таких вот приоров мир становился если не чище, то на самую чуть лучше, хоть в том, чтобы посадить рубец на сердце никакой чести и не было.

[Spectre28 >>>]

27 марта 1535 г. Вустер. После полуночи.

В жизни михаилита был один неоспоримый плюс - пилюли. Спать не хотелось совсем, хоть и было давно заполночь. Бросало в жар, кровь стучала в висках, будто перед Робом был не древний монастырь, построенный на месте капища Нуаду, а обнаженная Бадб. Они притупили даже тревогу, преследовавшую его от Бромфилда. Деточки настоятеля были быстрыми, прожорливыми и на ужин предпочитали фэа. Вопли сожранной глейстиг, казалось, Роб слышал даже сейчас. Или же это просто перекрикивалась стража на стене монастыря.
Город, как и полагалось порядочному христианскому поселению, вырос от обители, уродливой килой выпячиваясь из южной стены, заграбастывая древние холмы, под которыми покоились воины. Где-то здесь погибла Боудика, и монастырь выглядел надгробным камнем смелой воительнице.
Роб долго глядел на серые стены, на дубы в три охвата вокруг, на тихую реку Северн, что протекала через город, и казалось, будто видит он всё это вновь. Хоть и не впервые.
Монахи уже готовились к заутрене, тихо гудели в соборе. Улицы полнились людьми. Их было немного, этих ярых верующих, вставших до восхода солнца, чтобы вознести молитвы Господу. Они когда-то молились здесь богам. Мыслей у Роба на удивление не было. Его физиономию здесь не знал только слепой, в плен не хотелось, умирать - тоже. Проникнуть в инкубаторы Армстронга собой не получалось. Но... Если ренегат позволял себе примерить Циркона, то Циркону было позволительно примерить Армстронга.
Роб пробежался до края стены, соскальзывая всё в тот же лесок с дубами.
- Жёнушка, как думаешь, здесь ли этот друидский позор?
"Не знаю. Этот позор слишком много умеет, как на мой вкус, а в мире слишком много слепых пятен, чтобы понять, где кто. Например, одно большое - под этим монастырём. Под холмами. Но монахи, хоть и стараются не думать о том, что под ними, не боятся. Поляки-монахи его не ждут, хотя они-то как раз думают. И знают, что начальство любит навещать неожиданно. Хм, погоди... - мысленный голос смолк на несколько секунд, в которые тишину заполняли только шарканье подошв прихожан, приглушённые разговоры и кашель. - И иногда он приходит так, что о нём не знают. Но сейчас они за собой вины не чуют, так что и не переживают. Всё идёт по плану".

[Leomhann >>>]

"И всё пошло по плану..."
Роб досадливо хмыкнул. Мысль о том, что ему нужно попасть под холм, он отогнал еще раньше. Как нелепую. Всё же, он ошибался, и в этот раз даже больше обычного, скатываясь к одной ошибке, способной стать последней.
- Наверное, когда здесь закончится.... то, что еще и не началось, я уйду на покой. Уступлю кресло Ясеню, а сам... в мире за пеленой всегда была хорошая охота.
"Отличная, - беззвучно согласилась Бадб. - Особенно, когда жёны на магистров. Ты до тёплой таверны с жалостью к себе подождать не мог? Место, знаешь, не лучшее. Тут возможно монахи возможно под монастырём возможно клепают возможно тварей. А холм - он вот буквально под ногами".
- Я всего лишь консорт, - хмуро напомнил Роб, недоверчиво косясь под ноги. - Я должен украшать собой твою опочивальню, улыбаться твоим почитателям и жрецам, тискать жриц и почитательниц. Красоваться на охотах, наконец. Что там еще консорты делают? Детей? Ну, когда-нибудь и с ними всё получится. Ладно. Наведи простенький морок, будто шрам и возраст всё еще на месте. И улетай. Я не хочу, чтобы ты видела меня в пыточных Армстронга.
"Для украшения шрамов многовато, и характер у тебя поганый на редкость, когда не с той лапы встаёшь - а про жриц и почитательниц мы ещё поговорим. Попозже, но с удовольствием. Но я, конечно, могла бы слетать в Ли-он-Си и поглядеть, как Ясень готовится к заседаниям вашего капитула, - задумчиво поразмыслила в его голове богиня. - Потому что грызут его там так, что и Филин обзавидуется. Или не обзавидуется. Отравят, наверное, этого Ясеня через неделю... В общем, могла бы слетать, сказала я, но не полечу. Во-первых потому, что крылья не казённые и, в отличие от почтовых голубей даже проса никто не насыпет. Во-вторых, я хочу эти пыточные в подарок, так что лучше бы тебе, муженёк, собраться уже и делать дело".
- Ну почему ты в подарок не хочешь новое платье... Что с Томом?

[Spectre28 >>>]

Иногда жёнушка и в самом деле была богиней-вдохновительницей. Как морозом по коже продрало напоминание, что Ясень - Том Бойд - не готов для кресла, да еще и в Саутенд-он-Си грызётся с кем-то. А уж сравнение с капитулом и вовсе заставило встряхнуться. И вспомнить, что не такой у него поганый характер, хоть мрак всё ещё стучался в виски. Стоило признать - без жёнушки он бы не справился, не понимая варварского польского наречия. Да и двоих свитских из полка привести не помешало бы, для солидности.
Бадб тем временем рассказывала. Неспешно, вдумчиво, спокойно, повествуя о злоключениях Тома, беспокойного Нандо-Ворона и кретина-комиссара.
Роб - слушал. Жадно, не пропуская не единого слова, кивая, но и не забывая ретироваться в лесок под городом. И выходило, что Ясень со всем справится сам, даже с...
- а теперь, стараниями некоего комиссара придётся вписывать в бестиарии демонов-умертвий.
... демонами-умертвиями. Потому что Том Бойд, Перёкресток, Подмёныш, как его дразнили в детстве, мог справиться с чем угодно, пока осознавал себя здесь и сейчас. Вот только чем дальше, тем больше Робу хотелось наплевать на Армстронга и рвануть к Тому. Прихоть, из-за которой неистовая останется без подарка, хотя, видят боги, Роб с куда большим удовольствием подарил бы ей что-то другое.
"Пыточная, надо же..."
- Спасибо, mo leannan. Но сначала - твоя пыточная. И, быть может, даже пациенты в неё.

[Leomhann >>>]

- Их надо было помыть в лимонном соке, моя госпожа. Ну где ты видела таких поляков?!
Роб скептически разглядывал Ронана и Джодока - счастливых и улыбчивых. Загорелых.
Туатский загар еще не сошел с них, и знаменосец с полусотником выглядели, как сарацины. Поляки, какими их запомнил Роб, были помельче, побледнее, позаносчивее, но объяснять всё это гэлам было некогда.
Сам он не без удовольствия нащупал на щеке шрам от яда жабдара. На деле, его не существовало, но приятно было, черт побери, вернуться к старому. Хотя бы ненадолго.
К тому же, пришлось переодеться. Заштопанный оверкот Циркона на тракте знали ничуть не меньше людей, чем самого Циркона. Но с этим преображением мрак, норовивший заполонить сердце, будто отступил в сторону, исподволь наблюдая за Робом и готовясь напрыгнуть обратно. Без него стало легче, проще и бесшабашнее.
- Улыбаемся и молчим.
Это Роб буркнул своим свитским, уже толкая створку монастырских ворот и надевая на лицо сурово-надменное выражение, кажется, напугав этим монаха в сторожке.
И тут Роб pris le courage, как говорили эти восторженно-романтичные французы. Он дёрнул плечами, расправляя их, избавляясь от привычной сутулости - и хмыкнул, чувствуя спиной смешки гэлов. Генерала они привыкли отличать по походке и осанке.
"Дурной характер, моя Бадб?..."
- Опояску поправить, - твердо скомандовал Роб, укоризненно глядя на монаха, испуганно стоящего среди подозрительно чистой привратницкой. - Почему облачение несвежее?
- Потому что вот... А что, сэр Армстронг?
"Сэру Армстронгу всегда было плевать на траву между булыжниками или облачения монахов, не допущенных к святому. А этот конкретный, хм, смотритель слишком ленив и небрежен, чтобы его хоть куда-то допускать, чему он очень рад... был. А теперь очень боится, что всё-таки допустят".
"Ищейки или гончие, моя Бадб?"
"Образцы."

[Spectre28 >>>]

Заменив благодарный кивок на недовольный прищур, Роб снова оглядел монаха, трясущегося осенним зайцем, невольно называя Армстронга научником. Образцы, мать их, без телепатки-жены ни за что бы не догадался! Впрочем, делать вид, что знает больше, чем знает, Робу было не впервой. Равно, как и поддерживать беседу, о предмете которой догадывался весьма смутно.
- Нет, - процедил он сквозь зубы, - не подходит.
Отодвинув монаха, Роб толкнул плечом дверь, обязанную вести в обитель. Будь он на месте ренегата...
На этой мысли он сладко зажмурился, не сбиваясь с шага. Будь Роберт Бойд ренегатом, нипочем бы не стал создавать ищеек-образцы, чтобы торговать ими. Во-первых, химеры - существа противоречивые и вся их суть заложена в названии. Χίμαιρα, молодая коза по-гречески, состоящая из разнородных частей, не родственных друг другу, а значит - конфликтующих. Если бы Роб собирал нечто подобное, то мозаичность была б предпочтительнее. Во-первых, ткани принадлежат организму и не отторгаются, когда им необходимо видоизмениться. Во-вторых, в отличие от химеризации, мозаичная тварь может быть любой, она пластична и способна перестраиваться под требования среды. Кроме того, мозаика не подвержена расхимериванию...
От мыслей его отвлек поляк в рясе, шествующий по коридору монастыря навстречу. Ронана и Джодака он оглядел с вполне ожидаемым недоумением - гэлы на поляков походили мало, зато за головорезов с большой дороги сошли бы и в темноте. Робу - поклонился, и было очевидно, что увидеть Армстронга он не ожидал.
"Напомни мне выучить польский, mo eadar-theangaiche*. А пока - выручай безъязыкого."
- Образцы?
- Всё идёт согласно предписаниям, сэр Армстронг, - поляк говорил медленно, но внятно, хотя и с заметным пришептывающим акцентом. - Новое поколение, кажется, готово, но я не знаю деталей...
"Он недоумевает, почему ты спрашиваешь его, а не отца Дементия, который, судя по образам, отвечает за лаборатории".
- Где Дементий?
Неприятное чувство зависимости от Бадб Роб отогнал решительным пинком. В конце концов, без неё пришлось бы туго, а из них двоих выходила неплохая спарка.
- Внизу.
Поляк был немногословен. Роб - тоже, тем паче, что где это "внизу", он все равно не знал. Равно, как и объяснить "образцам", почему Армстронг пахнет иначе.
- Пошли.
"Налево, вниз, направо, прямо-прямо-прямо, направо, сразу же снова направо и перед тобой тупик, перегороженный каменной плитой".
Бадб монотонно бубнила в голове, наставляя. А Роб глядел на стену, и в самом деле перегороженную плитой. И покрытую трещинами.
"Только сейчас я понимаю, как важно удачно жениться, mo leannan."
А вот говорить, что он себя чувствует чёртовой марионеткой, не стоило даже в мыслях.
Воздухом тянуло снизу и с боков этой двери. И для того, чтоб это понять, не нужно было даже взывать к стихии. Достаточно глубоко и раздраженно вздохнуть. Роб опёрся ладонями о плиту, поднимая её вверх.
"Гэлов жалко, конечно, - вздохнула Бадб. - Что там этот ханец писал про уклонение?.. Так, твари создаются путём помещения в людей тканей фэа и нежити с последующей трансформацией составными декоктами, амулетами и камнями. Идеально подходят подрастающие организмы... хм, даже подрастающая нежить. К слову, орден не хочет запретить поимку и продажу особей целиком и неупокоенными? Взаимопроникновение несочетаемого обеспечивает ненависть и отсутствие целостности, заставляя стремиться к пожиранию недостающего... а ещё я не вижу, что дальше. Нужно время".
Плита под пальцами дрогнула и со скрипом поползла вверх, сначала медленно, потом всё быстрее.
Окончательно открыться проходу Роб не дал, резко и решительно опуская её вниз. Даже если орден запретит продажу тварей под страхом смерти, братья от этого не откажутся, хоть обосри ты их почтовыми голубями. На этой мысли, он повернулся к полчанам, кивком отправляя их из галереи.
"Скажи им, чтоб выходили в лесок, моя Бадб, и забирай. Я кретин. Где кабинет Армстронга?"
Совсем не обязательно было обниматься с ищейками-гончими лично, когда достаточно ограничиться бумагами.

[Leomhann >>>]

- Лишние глаза, - небрежно пояснил Роб на недоуменное "Господин?.." поляка, провожая взглядом Ронана. - Пригодятся как доноры, но позже.
Ничего более не объясняя, он развернулся, быстро зашагав в западное крыло, к кабинету настоятеля, где расположился Армстронг.
Вот только дверь оказалась закрыта. Наверное, этого стоило ожидать, но Роб, кажется, слишком торопился, чтобы думать. За спешкой он едва успел понять, что стены, пол и косяк двери зачарованы, а под замочной скважиной есть странное, граненое углубление.
"Воздух и вода - наши лучшие друзья. Верно, mo leannan?"
"Да? - Удивилась Бадб. - А я уже думала: торопливость и бега. Ронана и Джодака отправила, хотя и на грани".
Семьдесят пять дюймов роста взяла на себя дождина. Благо, что Роб загодя обеспокоился дождем и воды теперь было много. Теплая, не слишком широкая, она давила на камни у порога не без помощи воздуха. Сто девяносто фунтов сделать непросто, и, кажется, Робу пора было худеть. Ключом и граненым кристаллом стал лёд. От напряжения Роба даже потряхивало, и когда дверь открылась, выбросив из порога острые иглы, он вздохнул почти облегченно. Иногда доводилось ошибаться не слишком.
Чистый кабинет, в котором не было ни пылинки. Стол и роскошный нож для бумаг с карбункулом в навершии. Шкаф. Мягкое кресло с подушками - быть того не могло, чтобы у ренегата спина болела также, как и у Роба до омоложения! Шкатулка с таким же граненым пазом, как и в двери. Никаких папок, записок, прописей экспериментов, но для них надо было обыскивать кабинет, а Роб, всё же, шпионом не был. Да и вором тоже.
Потому и не сообразил, что шкатулка - дублировала скважину в двери. Но и не огорчился, когда такой же ледяной кристалл в тяжелом по виду сундучке захлопнул перед носом дверь. Отчего-то было весело и наплевать. Даже на то, что Армстронг, возможно, уже здесь.
С этим же неуместным весельем он тянул из-за обшлага платок. Не зря в него пускали слёзы и сопли столько дамочек, не зря эта вода тела запечатывалась в ткани, не зря он бережно хранился, и счастье, что неистовая не выбросила его. Неспешно, аккуратно протирал Роб чужой влагой, пропитанной горем, радостью, болью камни стены у дверей. Неспешно же подбрасывал этот кокетливый, расшитый геральдическими лилиями лоскуток в воздух, подхватывая его легким ветерком и оставляя за ним шлейф чужого запаха. Платок сиротливо прикорнул в углу галереи, а Роб медленно припомнил, что в него однажды плакала шлюха из Латчингдона.
Кажется, Фортуна ему сегодня улыбалась. С монахами, возвращающимися с заутрени, он не встретился. Через стену - перемахнул, в лесок - скрылся.