Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[Bishop >>>]

Буря, принесенная ветром с озера Бива, свирепствовала всю ночь, и люди – воины Западной армии и воины армии Восточной, - надеялись, что двадцать первый день «месяца без богов» пятого года Кейчо* будет солнечным и холодным. Узкая горная дорога превратилась в поток жидкой грязи под ногами пеших и копытами лошадей, по склонам гор водопадами текла вода. Если измотанные ночным переходом солдаты находили силы молиться, то просили лишь об одном – пусть утром их встретит солнце.
Командующий мятежниками даймё Саваямы, что в провинции Оми, Ишида Мицунари время от времени поглядывал – хоть и против воли, так как каждый взгляд в ту сторону порождал в его сердце смятение, - на мальчика лет двенадцати, что ехал возле него, одетый в доспехи, будто взрослый военачальник. При вспышках молний Ишиде чудилась восторженная улыбка, застывшая на губах у мальчишки. Порой юный воин запрокидывал голову к небу, подставляя лицо дождю, и тогда все слышали его смех, вторящий раскатам грома.
Но когда измученные самураи, кое-как проспав несколько коротких часов, что отделяют приход Вола от Дракона**, принялись выжимать одежду и сушить оружие, с гор спустился непроглядный туман. Только гул искаженных им человеческих голосов, звон конской сбруи да металлический лязг оружия подсказывали: враг расположился не далее двух полетов стрелы.
Восточной армии тоже пришлось не сладко. Князь Хосокава Тадаоки, которого легко было отличить по фазаньим перьям на шлеме – сейчас они были мокры и изрядно грязны – поставил своих людей напротив холма, там, где дорогу на север перекрывал сам Ишида, и теперь до рези в глазах всматривался в туманную муть, сжигаемые желанием отомстить за пожар, что стал погребальным костром Таме, жены Тадаоки. За ним по южной дороге подтягивал свое войско ши-тэнно*** Хонда Тадакацу.
По рядам передали слова Токугавы: «Есть только два пути – вернуться назад с окровавленной головой врага в руках или быть принесенным, но без собственной головы». Но первыми в бой вступили не старый и верный Хонда, не неистовый Хосокава – с боевым кличем на врага бросились Красные дьяволы Ии.

* то есть - 21 октября 1600 года
** час Вола – с 01:00 до 03:00, час Дракона – с 07:00 по 09:00
*** ши-тэнно – четверо главных приближенных Токугава Иэясу: Сакаи Тадацугу, Исикава Кадзумаса, Сакакибара Ясумаса и Хонда Тадакацу; последний был особенно яркой личностью, носил шлем, украшенный оленьими рогами, и проявил себя постоянным и верным защитником интересов рода Токугава

[SonGoku >>>]

Арима Мидзукуни, вассал Кобаякавы из провинции Чикуго, что на острове Кюсю, был весьма озабочен, но не знал, с кем поделиться тревожными мыслями, которые не давали ему покоя уже не день и не два. Так случилось, что Арима был в карауле, когда к их господину было велено провести полуночного гостя, вот с тех пор он и не мог понять, что творится вокруг. Тот странный гость, посетивший их господина в Осаке, приходил еще несколько раз, но увидеть его лицо не удавалось; оно всегда пряталось в тени широкополой соломенной шляпы, а одежду надежно скрывал дорожный плащ-мино*. О чем он мог говорить с молодым Кобаякавой или был лишь посланником, который носил важные письма, Арима не знал и забыл бы об этом таинственном человеке, если бы недавно в их отряде не появился никому незнакомый ронин. Всем советовали не задавать лишних вопросов – ни ему, ни о нем, а сам воин предпочитал отмалчиваться или отвечал шутками и недомолвками. На него вскоре перестали оглядываться, хотя роста он был немалого, а выглядел так, словно не знал, для чего людям гребень и горячая ванна. Но Арима мог чем угодно поклясться, что уж видел этого человека, только раньше он был одет в широкополую амигаса и соломенный мино.

---

*мино – плащ из соломы, который носили зимой или в дороге.

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-04-2007, 13:38

[Далара >>>]

Ветер трепал неубранные волосы, черные с нитями седины, вспыхивающими ослепительно белым при свете молний. Буря не была помехой шаману, но и радости не доставляла, лишь недовольство, что пропадают впустую такие великолепные декорации. В эту ночь с обеих сторон здесь собрались многие, кто пользовался его услугами мастера чайной церемонии или прорицателя и колдуна, а то и всеми одновременно. И, какая жалость, ему не нужен был ни один из них.
В лагере Кабаякавы укрывшись чем попало воины спали, утомленные ночным переходом. Оставленные на вахте у костров тоже дремали. Колдун пробирался между ними, не тревожа. Даже если кто-то из них просыпался, видел лишь мимолетную тень, которая растворится, стоит к ней присмотреться. Шаман нашел, что искал и сел в отдалении на камень, держа в руках неразлучный посох. Взгляд непроницаемо черных, будто состоящих из одного зрачка, глаз был прикован к мужчине, пристроившемуся под ненадежной защитой облетевшего дерева. Ближайший костер погас, страж не доглядел, сморенный усталостью и сном. Но к тому, за кем наблюдал колдун, сон все не шел, только тяжкая дрема. Воин ворочался с боку на бок, сипел что-то, бормотал себе под нос.
Колдун выжидал. Холод не мешал ему, ждать он умел, но в груди тлела злость на человека, который заставил потратить на себя столько времени и сил. Заклинания, подосланные шикигами и духи – все втуне. В конце концов, пришлось идти лично.
Дождь пошел на убыль. Среди медленно накатывающей тишины все отчетливее слышалось бормотание старика посреди лагеря. Кончилась фраза, лицо с заостренными будто иссушенными чертами повернулось к горам. Оттуда уже полз туман, застилая долину словно тонкой мучной пылью.
Воин под деревом наконец-то забылся. Колдун удовлетворенно кивнул, лицо прорезала мимолетная улыбка, и снова забормотал. Вот уже нет его на камне, а к человеку пробирается, осторожно ступая по грязи и брезгливо потряхивая лапами, темно-серый с рыжими пятнами кот. Подошел, обнюхал лицо, стараясь не касаться. Обогнул, подкрадываясь с другой стороны. Тронул лапой меч в ножнах. Обнюхал. Ухватил зубами.
И вдруг очутился в двух шагах на боку, прокатившись кубарем. Поднялся, растерянно и недоуменно тряся головой. Человек уже убирал руку обратно под циновку, даже не проснувшись. Кот фыркнул на него и пропал вместе с последними обрывками уходящего в горы тумана.

[higf >>>]

Красивым показным движением, как на сцене, Тенкьё откинул голову и загнал меч в ножны, последний раз резко деранув его перед этим точилом. Пусть видят, что он готов к бою и только ждет, чтоб начать рубить головы псам Токугава. Мысль, что сейчас на него не смотрят и всем не до того, не была допущена пред черные очи буси как не подходящая к случаю.
Зря он, что ли, даже не дает себе вздрагивать от холода, сидя на этом проклятом камне? Эх, жаль девушек тут нет – было бы кому полюбоваться гордой позой!
Кстати, долго таки не высидеть, как бы красиво это ни выглядело...
Спасение пришло в лице приказа строиться в ряды – враги приближались. Время прославиться – или умереть. Умирать не хотелось до озноба, сравнимого с вызываемым этим туманом. Но как солнце заставляет туман прятаться и расползаться – так горячая, раскаленная до белого свечения гордость разгоняла липкие холодные страхи.
Потом... потом вперед бросились Красные дьяволы, начиная битву, и думать стало совсем некогда.

[Reytar >>>]

Буря бушевала всю ночь, и кони и люди вымотались до предела и промокли, так, что сасимоно кавалеристов потяжелели и обвисли, покрывшись пятнами грязи, а доспехи казались принадлежащими выходцам из подводного мира, но все упорно двигались вперед. Приказ Господина Белого Феникса гласил: «Как можно скорее разведать путь на соединение с войсками верными Тоётоми Хидэйори и доложить!», а значит, должен был быть выполнен.
И он был выполнен. Уже почти под утро, измотанная полусотня тяжелых кавалеристов-нагината клана Санада достигла передового дозора Западной Армии. Полусотник Такеда Хидэтада в который раз смахнул с кончиков усов набежавшие дождевые капли, выслушал доклад солдата из высланного вперед караула и взмахнул вперед тонким бамбуковым хлыстом с некогда цветными, а ныне с тяжело обвисшими, невразумительного оттенка, лентами на конце и проорал:
- Солдаты! Мы почти добрались! Еще чуть-чуть и встретим отряд господина Уэсуги Кагекатцу, воины которого охраняют эту дорогу, а затем доберемся до лагеря и каждый из вас сможет накормить коней, отогреться у костра, поесть и выпить порцию доброго сакэ, а кроме того, немного отдохнуть, прежде чем станет действительно жарко! Вперед!
Ехавшие по два самураи ответили тихим нестройным: «Hai!». За прошедшие сутки они почти утратили возможность громко выражать эмоции и мечтали лишь о миске горячего супа, чашечке сакэ и хотя бы небольшом навесе над головой - что бы хоть некоторое время на нее не капало, пока ты сможешь провалиться в глубокий сон.

[SonGoku >>>]

(на самом деле - Рейтар, мы помогаем выкладывать)

Хидэтада придержал коня, пропуская мимо проходящую колонну, оценивая лица своих людей и состояние их коней. Он видел усталость и измождение, и сердце его огорченно сжималось от понимания, что начнись бой немедленно, шансы уцелеть, у каждого из них весьма невелики. Но так же он видел, что дух их не сломлен, и если придется умирать, они будут это делать достойно, так же как служат своему господину, и сердце его вновь начинало биться спокойно.
«Добрые воины…» - думал он, похлопывая по шее зло заржавшего Демона-У, как раз попытавшегося цапнуть за зад последнего коня в цепочке, но остановленного железной рукой своего Такеда. - «Обученные и преданные воины. Если благие ками ниспошлют нам хоть немного отдыха, хотя бы полдня, день, мы сможем показать на что способны. Как только люди хоть немного отдохнут, отправим гонцов, и войско Господина проскользнет незамеченным. А если удача будет на нашей стороне, оно ударит во фланг и тыл армии Токугава, пока она завязнет в рядах Западной Армии и одним ударом решит исход боя».
Хидэтада ухмыльнулся, представив себе выражение лица самого Иэясу, когда он увидит позади своего строя многочисленные штандарты Господина Белого Феникса, и подтолкнул коленями Демона, недовольно бьющего грязь копытом. Он обогнал колонну своих людей, возглавив ее, и достойно приветствовал господина Уэсуги, обсудив размещение подчиненных и получив разрешение отдохнуть в лагере этого клана, после чего отдал несколько распоряжений касательно ночевки и очередности дежурства.

[Bishop >>>]

(Reytar - автор)

Прошедший жестокую школу Имджинской Войны, Такеда Хидэтада не полагался на не отходящий далеко от лагеря немногочисленный конный патруль клана Уэсуги, заставив своих людей сперва покормить и напоить небольшой порцией сакэ коней, а уж затем приступить к трапезе самим. Кроме того, кавалеристы легли спать, не снимая одетых поверх сухой одежды расстегнутых доспехов и выставив свой собственный караул, который должен был меняться каждый час. Наконец, в небольшом биваке тяжелой кавалерии клана Санада все стихло, но очевидно благие ками в это время были заняты какими-то более важными и срочными делами, или же до смертных именно в это время им не было никакого дела, но поспать Такеда Хидэтада и его людям удалось крайне мало.
Когда с вершин гор начала сползать туманная дымка, застилая все вокруг непроглядной мглой, караульный самурай разбудил полусотника. Коротко, дельными фразами он сообщил, что воины Уэсуги чем-то встревожены, а он слышал со стороны предполагаемых позиций противника нарастающий, громкий топот, напоминающий удары лошадиных копыт по камню.
Мгновенно продрав глаза, Хидэтада вскочил на ноги и хлопнув часового по плечу, прошипел: «Тихо буди командиров третьей и четвертой десяток, пусть поднимают людей. Всем - в седло, но что бы без шума, понял?!». Караульный кивнул и рысью устремился выполнять приказ, а Такеда занялся подъемом воинов остальных десяток, сквозь зубы кроя всех небожителей самыми дорогими и редкостными словами за то, что послать туман они соизволили, а вот разогнать этакую мерзость, в которой не поймешь, кто свой, а кто чужой, и не подумали.

Сообщение отредактировал Далара - 13-03-2008, 12:13

[Reytar >>>]

Воины клана Санада почти успели… Они уже оседлали коней и застегивали доспехи, когда из туманной мглы донеслись яростные вопли и звуки ударов сталью о сталь – дозор клана Уэсуги подвернулся под атаку Красных Дьяволов Ии. Судя по тому, что крики боли и ярости звучали все громче и многочисленнее, в рукопашную схватку оказался втянут весь отряд Уэсуги Кагекатцу и, не смотря на сопротивление, Красные Дьяволы теснили его.
- В седло! – Проревел Такеда Хидэтада уже не видя необходимости соблюдать тишину. Он с грустью взглянул на так и не успевших отдохнуть боевых коней, с надеждой – на застывших в седлах подобно литым статуям, своих воинов, с яростью – на стену непроглядного тумана, из которой только что с болезненным ржанием вырвалась буланая лошадь с покрытым брызгами крови седлом, и громко произнес, жестикулируя бамбуковым хлыстом:
- Строимся в две линии расширенным строем, крыльям – не рассыпаться, идем плотно. Держаться всем вместе. Если не повезет, пристраивайтесь к людям господина Уэсуги – они лучше знают эти горы, а там будет видно. Гонца к Господину я отправил заранее, так что чем дольше мы сможем связывать боем войска Токугава – тем больше шанс уцелеть и победить с честью. Ну а теперь… ВПЕРЕД!
- Вперед! – Проревели кавалеристы-нагината, коленями посылая вперед усталых коней. – Впере-е-е-е-ед! САНА-А-А-А-АДА-А-А-А!!!...

[SonGoku >>>]

Арима Мидзукуни, который вместе с прочими пешими воинами Кобаякавы еще не двинулся с места, наблюдал с вершины холма, как была остановлена первоначальная атака и превратилась в масштабную рукопашную схватку. Он смотрел, как ударные отряды Восточной армии пытаются опрокинуть самураев Укита, как они удар за ударом наносят по левому флангу, туда, где расположился командующий мятежниками. Кусая в нетерпении губы, он смотрел, как не сдвинулись с места сацумские всадники, но это было правильно, их еще рано было вводить в бой. Но Арима не понимал, почему стоят они сами. Если бы сейчас Кобаякава отдал приказ о наступлении, они могли бы прийти на помощь своим и перевернуть ход сражения. Уже несколько раз Ишида посылал им сигнал выступать, но они стояли на месте. Арима смотрел, как верные Токугаве солдаты обходят стороной их холм, как будто тот был заговорен. Как Отани разворачивает свои отряды, видимо, заподозрив то же самое, о чем думал сейчас сам Арима.
Кобаякава не собирался участвовать в бойне; по крайней мере, не на стороне мятежников Ишиды. От командующего прискакал еще один гонец, Кобаякава выслушал его и покосился на стоящего рядом рослого самурая в темной одежде без гербов - тот отрицательно качнул головой. Несколько аркебузиров все-таки выстрелили в их сторону, но, похоже, они метили в небо. Прошло еще несколько томительных долгих мгновений, и вдруг, словно пробудившись от сна, Кобаякава отдал приказ выступать – и ударить по бывшим союзникам.

(при участии Биша)

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-04-2007, 13:48

[Reytar >>>]

Спустя несколько часов, остатки полусотни тяжелой кавалерии-нагината клана Санада которыми командовал Такеда Хидэтада, и уцелевшие воины клана Уэсуги во главе с даймё вступили во двор замка Широиши. Хидэтада скрипнув зубами покинул седло, придерживая правой рукой безвольно болтавшуюся левую и взглянул на своих людей, которые расположились под стеной. В этот момент на шиинари-кабуто* достойного полусотника не было ни одного из украшавших его ранее рогов, а хотокэ-до** носил на себе следы жестоких ударов, благодаря мастерству выковавшего его мастера, все же не пробивших доспеха, но боевой дух Такеда Хидэтада был немногим крепче, чем до начала битвы. Он подошел к расположившимся на земле кавалеристам, взглянул в лицо каждого из них, сожалеяо том, что сейчас, для того, что бы сделать это, требуется куда меньше времени чем потребовалось бы в начале часа Дракона и поклонился:
- Солдаты! Все вы бились подобно поражающему дракона Сусанно-но-Микото, и заслужили великую славу. Все вы с честью исполнили свой долг. Это – не последняя наша битва, всем нам еще предстоит не раз послужить Господину нашему Санада Юкимура, по этому я говорю вам: «Спасибо!». Битва еще идет в горах. Что там происходит, мы не знаем, вмешаться в нее не можем, но точно известно одно – наша задача уцелеть и вновь встать под штандарты клана Санада, по этому слушайте боевой приказ. Перевязать раны свои и лошадей. Подкрепиться чем у кого есть, напоить и накормить коней и отдыхать, пока есть такая возможность. Этот замок осажден, возможно, нам придется оборонять его, а может и покинуть, отступая назад к замку Господина, по этому отдыхайте, сколько сможете – потом такой возможности уже не будет! Все.

---
* шиинари-кабуто - шлем в форме жёлудя
** хотоке-до - вид гладкой кирасы без особых украшений

[SonGoku >>>]

- Hai!
Усталые, окровавленные, в изрубленных доспехах, кавалеристы, поклонились своему командиру и принялись за дело. Кто-то уже стреноживал зло храпящего и вырывающегося коня, готовясь выдернуть засевшую в его крупе стрелу, кто-то держал все того же коня, не давая лягнуть копытом, кто - перевязывал голову раненому товарищу, кто - делился с соседом рисом и только что набранной в колодце водой. Все были при деле, и этот обыденный труд куда больше помогал поддерживать боевой дух, чем самые прочувственные речи.
Спустя некоторое время, когда раны были перевязаны, а накормленные и напоенные люди и лошади немного отдохнули, к воротам осажденного замка подъехали три самурая со штандартом Токугава и монами клана Такеда на одежде. Главный из них - крепкий мужчина лет пятидесяти зычно заговорил, обращаясь к осажденным. Он рассказал, что мятежники, именовавшие себя Армией Запада - разбиты, а головы виднейших их предводителей собирают по полю боя, дабы представить господину Токугаве. Что благородный господин Токугава Иэясу предлагает господину Уэсуги Кагекатцу выразить свое почтение и повиновение от имени всего клана, а так же поклясться верно служить, и тогда клан Уэсуги не тронут. В противном же случае…

(и опять помогаем Рейтару)

Сообщение отредактировал Далара - 13-03-2008, 12:12

[Bishop >>>]

Что именно обещали в противном случае, Такеда Хидэтада не дослушал, зло хмыкнув в усы и сплюнув в пыль, после чего еще раз припал к наполненной свежей водой походной фляге. Он отлично понимал, что для спасения своего клана Уэсуги Кагекатцу - добрый господин и достойный воин, способен пойти на многое, в том числе и на то, чего требует Токугава. А это значит что самому Хидэтада, и всем его людям будут угрожать плен и казнь, или необходимость совершить сеппуку. Это значило лишь одно - нужно уходить, прорываться в горы и чем скорее, тем лучше. Спокойно предупредив своих людей и раздав необходимые приказы, Такеда Хидэтада набросил на себя незастегнутый доспех, стараясь не задеть висящую на перевязи руку, и поднявшись на стену, с достоинством поприветствовал воина клана Такеда, спросив его, что же господин Токугава велел передать им: полусотнику кавалерии-нагината клана Санада, Такеда Хидэтада и его людям?
Парламентёр знакомо дернул себя за ус, кривовато улыбнулся и ответил, что касательно людей Санада Юкимуры, в отличие от людей господина Кобаякава Хидэаки, на поле боя доказавшего свою верность, никаких отдельных приказов господин Токугава давать не изволил. А значит поступать с ними будут как принято по отношению к преступникам и мятежникам, и что господину Уэсуги было бы лучше задержать таких людей и взять их под крепкую стражу, дабы передать их верным слугам господина Токугава как знак повиновения, для последующего наказания их, после того, как мера их вины будет определена.

(все равно это - Рейтар)

[Reytar >>>]

С совершенно непроницаемым выражением лица Уэсуги Кагекатцу повернулся, что бы отдать команду, но понял что опоздал: у дальних ворот раздались дикие крики – словно кому-то откручивали голову, несколько раз загремела сталь о сталь, бахнул один выстрел из аркебузы, тут же сменившийся воплем боли и громкий топот копыт возвестил о том, что остатки полусотни кавалерии клана Санада вырвались на свободу, покинув ставший ловушкой замок Широиши.
Господин Уэсуги холодно кивнул Такеда Хидэтада, тем самым выражая ему свое уважение и произнес:
- Вы хорошо дрались и достойно проиграли. Ты, полусотник, будешь пытаться оказать сопротивление, или согласишься, не роняя чести, быть переданным в руки послов господина Токугава? Сам понимаешь, мне все равно, передать им тебя целиком, или одну лишь голову. Что скажешь?
- Если послами господина Токугава будут те доблестные, принесшие вести, воины, которых я вижу у стен твоего замка, господин Уэсуги, то я не обнажу оружия против тебя и твоих людей.
- Ну что же… Ты сам выбрал свою судьбу. К добру или к худу, но выбрал. – Ответил господин Уэсуги. – Откройте ворота! Полусотника – под почетную стражу.
- А вам я скажу вот что… - Уэсуги Кагекатцу с достоинством поклонился парламентеру и продолжил. – Я подчиняюсь воле господина Токугава Иэясу, выражаю ему свое почтение и повиновение, и открываю для вас ворота. Так же, как знак своего повиновения и преданности, я передам в ваши руки полусотника кавалерии мятежного клана Санада, Такеда Хидэтада и сам предстану перед сиятельным господином Токугава, подчиняясь его воле и выражая согласие его предложению. Прошу вас вступить в эти стены, достопочтенные послы!

[higf >>>]

И чего ему показалось, что время ожидания закончилось? Стоит тут стоять – с тем же успехом можно было спокойно сидеть! Разве что так теплее, особенно если переступать с ноги на ногу...
Рядом кипела битва, Укита, первым вступивший в бой, успешно держался и даже контратаковал, насколько было видно Тенкьё поверх голов товарищей, большинство из которых он все же превосходил ростом. Зато Ишиду теснили, а командир все не вступал в сражение, как и Кобаякава. Они что – рехнулись? Да он бы!..
Представилась картина – как он, оказавшись на месте Шимадзу, Ишида, Кобаякавы – да какая разница-то? – повел бы войска на армию Токугавы. Восточные кланы разбегаются перед его конем, несущимся на острие атакующего клина, а потом...
Что было потом – узнать не удалось, так как в этом месте Шимадзу, не зная того, прервал мечты молодого человека, двинув свой отряд в бой.
Вскоре все вокруг смешалось в суматохе, и Тенкьё ничего не видел, кроме своих соседей да противников. Вот он разрубил ударом наотмашь чужой доспех, и, обливаясь кровью, тело упало к его ногам. Рука вместе с плечом – тоже, но отдельно. Наверное, это страшно, если подумать, но - привычно. Утренний туман ушел с поля смерти, однако осталась дымка в небе и в душе, где кровавый азарт мешается с нарастающим усталым безразличием.
Неудачливая стрела, сбив набок шлем, отлетела прямо под меч и превратилась в два обломка, а в следующий миг в голове загудело, и он покачнулся, невольно укрывшись за соседом. Спасший голову от удара катаны кабуто* слетел, и дальше буси дрался без него. Они верили в победу. Верили до того момента, когда сбоку ударили воины Кобаякавы и даже немного после – казалось, что все можно исправить, продержаться.
Усталость отступила под напором ярости – он рубил изменников с остервенением, даже не замечая, что по ребрам течет кровь – следствие удачного удар чьего-то вакидзаси. Удерживаемый двумя руками меч свистел, честно выдерживая все выпавшее на его долю. На миг перед глазами среди врагов мелькнул какой-то громила, Тенкьё, выбрав цель, попытался дотянуться до него мечом. Однако на пути оказался кто-то еще, а потом бой разнес их в стороны.
А еще немного спустя стало ясно, что победы не будет.

---
*кабуто - шлем

[Bishop >>>]

Ему казалось – судьба исчерпала на долгий сегодняшний день запас удивительных поворотов. Он понял, как ошибался, когда рукопашная схватка вынесла его один на один с самым неожиданным из противников – мальчишкой, что едва доставал рослому самураю до пояса. Похоже, юного воина до сих пор берегли, лишь сейчас – когда полегли все его телохранители, - он стал легкой добычей. Самурай пригляделся: не такой уж и легкой. Меч в руках у мальчишки был испачкан в крови, синий лак на доспехах посечен чужими клинками. Сопляк задыхался и едва стоял на ногах, но, увидев врага, повелительно взмахнул рукой: я достоин принять твой вызов, нападай!
- Твое имя? – выдохнул самурай.
- Ашикага Нобору, - мальчишка попрочнее уперся ногами в землю, готовясь встретить атаку. – Назови себя!
- Сейшин Киёмори из Нары.
Он ждал, что все кончится на первом ударе. Все и кончилось, но – не так. Упрямый сопляк не присоединился к соратникам, чьи тела лежали в раскисшей грязи; с жалобным стоном, как будто от боли, сломался клинок Масамунэ. Противник, не растерявшись, попытался достать самурая, не хватило силы и длины рук. Долговязый воин отшвырнул пацана, как щенка. Он почувствовал сильный удар в бок и ждал боли, но та не пришла - наверное, аркебузная пуля отскочила от доспеха.
- Я прощаю тебе, Сейшин Киёмори из Нары, как прощаем мы врагам своим, - капризные губы, украсившие любое девичье лицо, сложились в улыбку, при одном взгляде на которую в голову закрадывались совсем не благочестивые мысли.
Непокорный мальчишка смотрел, не отрываясь, прямо в глаза самурая. Тот, смутившись, вдруг отвел взгляд. Хриплый крик заставил бойцов оглянуться. Занеся меч над головой, к ним бежал Красный дьявол; на алых доспехах свежая кровь была незаметна. Времени не оставалось; крутанувшись на месте, самурай со всей силы всадил обломок меча в едва заметную щель между пластинами ярко-алого, пламенем сияющего на осеннем солнце нагрудника. Красный дьявол удивленно вздохнул, мешком рухнул в грязь на колени; он еще смотрел удивленно на рослого воина, когда подскочивший сзади мальчишка опустил на его шею меч.
- Идем.

(soshite Saru-sama)

[SonGoku >>>]

Маленький Ашикага облизал пересохшие губы, наблюдая, как его недавний противник вытаскивает из-за пояса уже ненужные ножны и с досадой швыряет на землю.
- Куда? Не помню, чтобы сдавался тебе в плен.
Самурай вытер лицо, оставил грязные разводы на скулах.
- Когда-то давно я дал слово, - пояснил рослый воин; огляделся, выдернул из кучи тел брошенную нагинату. – Пришло время его сдержать.

Они пробивались сквозь толпу, которая уже не всегда понимала, кто в ней свой, кто чужой. Потом, когда во главе восьмидесяти сацумцев напролом пошел Шимадзу Йошихиро, спутник Нобору, не долго думая, выдернул его из-под копыт мчащихся о весь опор лошадей. А потом – долго нес на спине, когда идти стало невмоготу. А когда выдохся сам, усадил мальчишку, которого нес на спине, под дерево. Даже по испачканному в грязи и крови лицу было видно, как ему жаль своего маленького товарища, холодная раскисшая земля, перемешанная с первым осенним снегом, не лучшее место, но подстелить было нечего.
- Нам не уйти...
- Это мне не уйти, - поправил самурая Нобору. - А ты еще можешь спастись.
Вместо ответа тот уселся рядом, принялся счищать глину с треснувшей под ударом чьего-то копья наручи. Юный мятежник оглянулся на холм, из-за которого вот-вот должны были выехать всадники, достал из-за пояса меч и протянул самураю.
- Забери его с собой.
- И что мне с ним делать?
- Твой сломан.
- Ну и что?
- Вернешь его мне... когда-нибудь.
Когда посланная погоня окружила маленькую фигуру в синих доспехах, мальчик стоял на коленях, сложив в молитве ладони; снятый шлем валялся рядом. Первый всадник занес длинный меч, но наткнувшись на внимательный взгляд неожиданно серьезных глаз, натянул поводья.
- Ты поступишь умнее, - произнес необычный мятежник, - если отведешь меня к господину Хасами*.

---
*Хасами-доно – букв. «господин Клещи», прозвище, данное Токугава Иэясу за скупердяйство и чрезмерную бережливость.

(без Мицуке не обошлось)

[Sayonara >>>]

Жидкую полевую траву все еще хлестал ветер, и невысокому, простенько одетому самураю нелегко было вести белую лошадку по неровной, темно-кровавой почве, покрытой телами. Тем не менее, всадник все время понукал коня, так что в конце концов зверь перешел на рваный галоп, а из-под шлема самурая выбилась прядка темных блестящих волос. Они были немедленно водворены обратно, так как впереди отчетливо послышались крики множества людей и звон железа, а хозяин непослушных прядок совсем не хотел разоблачения. А разоблачать было что – под легкими доспехами пряталось привыкшее к роскошным тканям девичье тело, а под маленьким шлемом соответственно – молодое запачканное личико весьма высокородной особы – неугомонной О-Санго.
Да, не сиделось ей дома, среди матрон и всяких церемоний. Не повезло, родилась девушкой. Исправить это, к огромному сожалению О-Санго, было никак, мать бы ни за что не пустила, а сердечко рвалось вперед, биться на земле доблестной родины, скакать на красивых лошадях под знаменами, быть сильной. Поэтому с самого детства девочка, когда никто из нянек не видел, училась управлять оружием со старым мастером и скакать на лошади (что получалось несколько хуже).
И вот результат – в купленных слугой старых доспехах, с красивым фамильным мечом на поясе для вида и на лошади младшего брата О-Санго стремилась по устланному трупами полю к лагерю уже победивших без нее воинов. Ей хотелось успеть хотя бы одним глазком увидеть настоящий бой, но девушке не везло. Было немножко страшно от такого количества мертвецов, и беглянка все пришпоривала лошадь и очень быстро достигла толпы воинов, которые, однако, все еще бились. О-Санго радостно соскочила с коня и ринулась вперед, но вдруг поняла, что попала в самую настоящую резню. Кто-то ударил сзади, девушка отчаянно отразила меч, и ее протолкнули вглубь. Она не могла понять, кто же здесь свои, а кто нет, слишком все было смешано и страшно. В рассказах отца война была совсем другой...
-Мятежники, убейте всех! – визжал кто-то над головами. О-Санго в ужасе скрещивала нагинату с каким-то израненным самураем, который полоснул ей по наплечнику. Он раскололся, и противник чуть не убил незадачливую воительницу, но кто-то проткнул его насквозь.
-Ты за кого? – нервно спросил ее спаситель.
-Я? А... За Токугаву, - растерянно ответила О-Санго низковатым голосом. Самурай кивнул.
-Ты молод, уходи, - и исчез в толпе.
Девушка, дрожа, бросилась в сторону темневшего леса, благо среди воинов наступило какое-то затишье, но в просвете между движущимися доспехами увидела нескольких самураев, которые вели маленькую фигурку в поцарапанных синих доспехах. По-видимому, это был совсем мальчик.
«И это я молода?» - промелькнуло в голове. Она прижала шлем и вырвалась туда, где людей и драки было уже немного. Странное шествие вроде намеревалось продвигаться вперед, толпа расступилась, О-Санго споткнулась о мертвое тело и упала в грязь. «Повезло еще, что живая,» - чуть не плача, подумала девушка.

Сообщение отредактировал Sayonara - 28-03-2007, 20:28

[Reytar >>>]

Прошло несколько часов, после того как господин Уэсуги Кагекатцу открыл ворота перед послами Токугава Иэясу. Подчинившись воле Господина Клещи, он вскорости отправился в ставку последнего, дабы явить повиновение и должное смирение, а довольные успешным ходом переговоров послы их охрана и сдавшийся им Такеда Хидэтада отправились в ближайший лагерь Восточной Армии. Полусотник кавалерии-нагината – не велика птица, что бы его сопровождать его на казнь или сеппуку в ставку прославленного вождя, по этому и сам пленник, и послы ехали неторопливо, изредка, с взаимным уважением перебрасываясь словами. Оружие у Хидэтада не отобрали, но перевязали цубу шелковым шнуром так, что даже приди ему какая блажь, выхватить клинок мгновенно просто не получится. Да и десяток конных солдат с монами Такеда и штандартами Токугава на доспехах, покачивающиеся в седлах, нет-нет, да бросали на пленника бдительные взгляды.
Наконец, впереди показалась ложбина, от которой в разные стороны, подобно щупальца осьминога от тела, расходились ущелья, и старший посол поднял руку, дав команду остановиться. Старший телохранитель взглянул на него, готовясь отдать приказ разбивать временный лагерь, но пожилой воин некоторое время неподвижно сидел в седле, испытующе глядя на Хидэтаду, после чего произнес:
- Куда мы едем, ты знаешь. Что там тебя ждет – догадываешься, ты давно уже не ребенок. Мы получили недвусмысленные приказы относительно таких как ты, и обязаны их исполнять. Долг самурая служить Господину – священен, но и долг родственных уз свят не менее. Я не хочу отдать тебя на казнь или сеппуку, по этому делаю предложение: ты сейчас в седле, конь – твой. Ты видишь здесь четыре пути, ведущие в разные стороны – выбирай любой и уезжай. Быстро уезжай, потому что очень скоро - когда солнце опустится к вершине вон той горы, я пошлю по твоему следу своих солдат. Если они тебя догонят – ты умрешь. Ну а если не догонят, - значит ками сегодня благоволят тебе. В таком случае я отчитаюсь, что некий полусотник кавалерии-нагината мятежного клана Санада ухитрился сбежать, когда мы сопровождали его к лагерю. Думаю, из-за побега одного тебя, после выигранного сражения, больших неприятностей на меня не падет. Ну так как, решаешься, или тихо поедем дальше?
- Вы правы, достойнейший, долг перед Господином – свят не менее чем долг перед кланом, по этому я принимаю ваше предложение. Если побег удастся, я буду и дальше исполнять свой долг перед Санада Юкимура, моим Господином. Если же нет, - вы отвезете к военачальникам Токугава мою голову. Да будет так. – С достоинством поклонившись, ответил Хидэтада.
- Да будет так. – Поклонился в ответ седой воин. – Вы хорошо сражались. Признаться, не думал встретить штандарты Санада на этом поле, ведь сын господина Токугава осаждает Замок Белого Феникса, и никто из воинов Санада не смог покинуть его стены, что бы присоединиться к мятежникам. Ну да это уже не важно. Отправляйся, время идет.
Пожилой воин воздел тонкий бамбуковый хлыст, каким погоняют лошадей и гортанно проревел боевой клич клана Такеда, мгновенно подхваченный всеми его людьми.
- Такеда! – Заорал в ответ Хидэтада, коленями посылая коня вперед. – ТАКЕДА!!!

[higf >>>]

Демоны и колдуны, жадные до покидающих тела душ, счастливы сегодня – мелькнуло в мыслях Тенкьё, когда он опускал клинок очередной раз. Поле под Секигахарой все плотнее устилалось телами, и флажки разных цветов причудливо мешались. Он снова убивал – врагов и предателей, сам был еще раз ранен в левую руку и потерял счет времени, когда Шимадзу повел сацумцев на прорыв.
Они шли за господином – оскаленные злостью лица, окровавленная одежда; товарищ прикрывает тебя, а ты вонзаешь меч в замахивающегося на него, уже не думая о победе, поражении, славе или чести. Сацумцы просто бешено рубились и неожиданно прорвались сквозь ряды восточной армии. Однако молодому воину не судьба была разделить их отступление – уже в самом конце схватки он получил по незащищенной голове рукоятью катаны и потерял сознание.
Тенкьё почти сразу пришел в себя т обнаружил, что лежит на самом краю поля сражения, и сейчас поблизости нет ни друзей, ни врагов – только стоны раненых. Он поднялся, с трудом оторвав от земли гудящую голову и не выпуская из рук меча, побрел, куда глядели глаза. Смотрели они в сторону гор – конные разъезды Токугавы уже начали рассыпаться по равнине.

[Далара >>>]

Полгода назад

В тот день Амэ пришла. Ее не было года полтора. Исчезла, будто бы приснилась. Ему все казалось, что так оно и было, но лица тогдашних его спутников говорили о другом. Мицуке по-детски расстроился, но к выражению на его лице примешивалась доля облегчения; Патэрэн Андорео – вина и оторопь, хоть и закрыло их волной последних событий; Олури – расстройство, будто снова потеряла драгоценную сердцу куклу; Такеда – недоумение, какое бывает, если невесты друга внезапно не оказывается на свадьбе; Кагами и та смотрела странно, словно ей чего-то не хватало.
И вдруг – явилась. Сосны послужили ей театральными декорациями, тропинка стала сценой, на которую она выступила. Подошла молча, взглянула сверху вниз на сидящего.
- Ждал меня?
- Думал, ты ушла совсем. – Похоже, тон сказал ей все, что не сказали слова.
Поджала губы, нахмурилась.
- Это так.
Молчание. Язык не поворачивается пожелать счастливой жизни, в которой нет места ему. Да и она не улыбается.
- Мне нужно кое-что тебе отдать, - снова ворвались ее слова в гомон лесных птиц.
- Еще что-то?
Он до сих пор хранил гребень, оставленный ею. То был подарок и прощальная записка одновременно.
Кивнула. В волнении теребит край рукава, сама того не замечая.
- Я не могу его оставить у себя. Муж недоволен.
Сняла из-за спины платок, в которых носят младенцев. Из свертка на Такамори засверкали два маленьких любопытных карих глаза. Протянула.
- Возьми. Он твой... тоже.
Он принял сверток бережно и неуклюже. Заглянул. Младенец ухмыльнулся и гугукнул.
- Как зовут ребенка?
- Он твой. Тебе и называть.
И снова замолчали. Втроем в последний раз, хотя кто знает, может быть, она когда-нибудь вернется, хоть ненадолго. Побудет снова рядом...
Ушла.
- Ладно, будем с тобой вдвоем. И Мару с нами.

***

Секигахара

Сражение схлынуло, как туман этим же утром. Среди искателей голов и первых, невесть откуда вылезших мародеров, будто давно почуявших добычу, между горами тел и ручьями крови, не успевшей впитаться в стылую землю, с бормотанием пробирался сухопарый старик в темных одеждах. Против обыкновения в его руках не было посоха – магические предметы не терпят лишней крови. Казалось, длинный крючковатый нос принюхивается в поисках добычи.
- Эй, старик! – окликнул его молодой мародер, чья одежда по цвету мало отличалась от грязи вокруг. – Если ты ищешь падаль, то ее тут полно, - и расхохотался нагло и громко.
Единственный брошенный взгляд заставил смех оборваться. Юнец сам не заметил, как очутился на карачках в вязкой ледяной жиже. Попытался уползти, но трясущиеся руки плохо слушались. На глазах изумленного и напуганного зрителя старик ловко наклонился, несмотря на кажущуюся немощность, и выудил из отвратительной смеси земли, воды и крови бесстыдно заляпанные ножны. Поцокал языком, осматривая, счистил пальцем часть грязи и пробормотал что-то короткое. Юный мародер мог бы поклясться, что никогда не слыхал такого языка. То ли под неизвестно откуда взявшимся лучом солнца, уже пол дня прятавшегося за тучами, то ли сам по себе на ножнах засверкал прозрачно-зеленым светом камень. Жуткий старик обернулся к и без того напуганному Тошо, проскрипел:
- Вот она, моя добыча.

Сообщение отредактировал Далара - 2-04-2007, 14:34

[Sayonara >>>]

О-Санго испуганно перескочила очередной труп и бросилась к деревьям. Неподалеку виднелись горы. Ветер противно бил в лицо, глаза щипало. Девушка с омерзением утирала с лица грязь – это вместе с мертвецами было самое страшное. Земля пробиралась в старенькие доспехи, в ногах хлюпало. Хотелось просто убежать подальше от этого ужасного места.О-Санго не могла понять, что происходит на поле боя. Все вроде затихало, но движение в сбитых рядах продолжалось. Конечно, можно было вернуться и спросить, но почему-то при одной мысли о кровавой грязи, гнилой траве и всех остальных новоизведанных прелестях войны сжималось сердце.
Грустно обернувшись, О-Санго попыталась найти глазами белого коня. Обидно, все же не ее лошадь. Но намного обидней было то, что не видно красоты сражений, о которой так много написано в песнях. Холодно, промозгло и одиноко. Но дома, определенно, хуже. Здесь, вон, свобода. Можно идти, куда хочешь. И девушка устремилась дальше, по скользким камням и корням.
Как же так? Нет, здесь точно что-то не в порядке. Может, кто-то заколдовал воинов и все остальное, чтобы не было видно их истинных лиц? Споткнувшись об очередной подлый корень, беглянка упала на колени, снова сдерживая слезы обиды. Но тут она обнаружила, что ушла довольно высоко. Совсем рядом виднелась небольшая пещерка. О-Санго с трудом поднялась, шагнула и мешком рухнула на влажный, неровный каменный пол. Он был весь покрыт грязным мхом, а в углу журчал ручеек.
Девушка уткнулась носом в колени. Интересно, как там родственники? Мать, наверное, очень злится. А братья? Глупые маленькие мальчишки. Знали бы они, что их сестра сейчас прячется в настоящей пещере в самых настоящих диких горах! Это им не декоративные садики. Тут, наверное, даже волки водятся. О-Санго поежилась. Надо же было сюда забрести... И все же отец совсем по-иному войну описывал. Правильно его дочь сделала, что убежала. Может, она вообще не туда пришла. Много ведь на свете мест разных. Наверняка где-нибудь ее еще ждет настоящая битва, думалось О-Санго.

[Grey >>>]

гора Ибуки

Каменные ступени с обломанными краями вели наверх к развалившимся останкам древнего храма. Когда-то он может быть сверкал золотом и багрянцем, но сейчас был лишь пустой каменной коробкой с провалившейся местами крышей и разграбленным нутром. Кто знает, не оставил ли своей милостью этот дом тот бог, которому и было посвящено святилище?
Но человека, разместившегося на второй ступени это мало интересовало. Жилистый, очень худой юноша с резко выпирающими ключицами, локтями и коленями, сидел скрестив ноги и медленно выводил тихую спокойную мелодию на потертой свирели из вишневого дерева.
Деревянные гэта, такие же старые как и другая одежда, стояли на ступени ниже. Рядом был сложен потрепанный мино, в способности которого выполнять свои главные функции, можно было сильно усомнится. Покрытое стяжками добуку непонятного цвета идеально подходило к грязно-коричневому хаори, заплатанному во многих местах. Длинные пальцы на ногах были выставлены на всеобщее обозрение, каждый украшал длинный толстый ноготь квадратной формы и с черной каймой снизу. Плетеная котомка, единственная более-менее приличная вещь, стояла рядом с нищим музыкантом на старом камне. Лицо и голову бродяги закрывала большая круглая шляпа из тростника с веревочной тесемкой, завязанной под подбородком.
Мелодия была тихая и спокойная, совсем не сочетающаяся с тем, что творилось еще недавно неподалеку отсюда. Но неизвестный выводил ее мотив плавно и старательно, подчеркивая каждый переход и перелив протяжных звуков. Что ему было до битв и сражений, решений мировых судеб и прочих великих деяний? Он был простым нищим бродягой, прокладывающим свой путь в страну, ведомую лишь ему одному .
Словно вторя тягучей мелодии, шумели деревья вокруг храма и у подножия лестницы.

Сообщение отредактировал Bishop - 12-04-2007, 9:57

[SonGoku >>>]

Две небольшие лапки раздвинули ветки кустов, и из зарослей высунулась острая мордочка с влажной пуговкой носа и блестящими от безудержного любопытства темными глазами. Тануки замер в нерешительности; он был еще очень невзрослый и не мог так сразу решить, какому влечению поддаться. Пушистые треугольники ушей стояли торчком.
В конце концов зверек горько вздохнул и вновь скрылся в зарослях... откуда с хрустом веток, солидно переваливаясь, появился крепко скроенный мальчишка в сползающих чересчур длинных хакама, штанины которых волочились за ним по земле, поэтому он и вышагивал что хэйанский придворный. Торжественность появления чуть-чуть испортила колючка, крепко прихватившая пацана за одежду. Мальчишка дернулся, ткань затрещала.
Мальчишка дернулся посильнее и почти кубарем подкатился к каменным ступеням, ведущим к старому храму.
Он внимательно посмотрел на плетеную котомку, перевел взгляд круглых блестящих глаз на музыканта. Опять посмотрел на котомку, опять на музыканта. Знакомо вздохнул и принялся, напевая под нос, пританцовывать под незатейливую мелодию.

[Bishop >>>]

Отступление и без того было нелегким, как будто на сегодняшний день людям было выдано не в избытке, из собравшихся на склоне горы Ибуки туч хлынула вода. Не скоротечный теплый ливень, что так часто бывает здесь летом, а монотонный и затяжной дождь. Он превратил в бурную реку дорогу через ущелье, а каменистую равнину – в болото.
Стремительный прорыв сацумцев всем спутал планы – если у кого-то оставались такие. Там, где дорога огибала гору Нангу, долговязый самурай наткнулся на тех, до кого весть о поражении еще не дошла. Или они отказались ей верить. Или – воевали на стороне Токугавы. Больше сотни раздетых до исподнего человек – набедренный повязки-фундоси и мечи, кое-как заткнутые за них или перекинутые на поясах через плечо, - копались в раскисшей земле, строили укрепления. Двойная загородка из острых бамбуковых кольев уже была готова, теперь они рыли ров и таскали вязанки хвороста. Самурай поторопил кулаком застрявшего в жиже ашигару.
- Тебе жизнь дорога?
Пехотинец отчаянно закивал, не воин – мальчишка, что вообразил себя самураем.
- Проваливай отсюда! – рыкнул на него оборванец. – Живо!
Придавая его словам вес, неподалеку загавкали аркебузы. Сопляк уронил пику, вжал голову в плечи и, петляя зайцем, бросился наутек. Кто-то схватил самурая за рукав, потребовал рассказать, что случилось. Остальные бросали мотыги, натягивали мокрую насквозь одежду; их тела блестели от пота и дождя. Рослый воин оглянулся – туда, где втоптанные копытами в грязь лежали мертвецы.
- Мятежники проиграли, - сказал он.
Ему не поверили; один, самый бойкий, выхватил меч, принялся организовывать не то оборону, не то атаку. Самурай недоуменно пожал плечами:
- Тот сопляк был умнее тебя...
Его несколько раз догоняли. Сначала – отставший от своих сацумец, что на свою голову видел его у Кобаякавы. С ним было легко справиться, но на истошный крик: «Предатель!» прибежали ашигару из отряда Укиты. Этих смяли Красные дьяволы, но все равно пришлось спасаться бегством – он оттаскивал в сторону оглушенного падением из седла на землю сацумца и его посчитали мятежником. Укрывшись в кустах, самурай почти было решился вытряхнуть из доспехов кого-нибудь из Дьяволов, но тут их предводитель Ии Наомаса доказал, какой отличной мишенью могут стать покрытые алым лаком доспехи. Ну, и тот, кто их носит. Кто-то из аркебузиров Сацума оказался удачливее остальных, всадил ему пулю в левую руку.
От идеи пришлось отказаться.

[Grey >>>]

Музыкант спокойно продолжил играть на свирели, казалось, вообще не обратив внимания на неожиданного гостя. Он тянул мелодию до самого конца, медленно замедляя ритм и звук, пока тот не сросся в единое целое с шелестом листвы, и не затих окончательно.
- В такие времена опасно бродить одному в таких краях, - сказал нищий, бросив на пареньках пронзительный взгляд из-под круглой шляпы.
Глаза у молодого человека были очень похожи на его одежду и облик, такие же потертые жизнью и видавшие уже немало разного под солнцем и луной.
Не дожидаясь ответа, бродяга почесал немытую шею, из-за чего на мгновение стал виден, появившийся из-под рукава, деревянный лакированный браслет темно-коричневого цвета, состоявший из длинных прямоугольных «бусин», и, открыв котомку, спрятал туда свою свирель.

[Reytar >>>]

Такеда Хидэтада не сомневался, что пожилой воин сдержит слово во всем, как в том что пустит по следу родича своих лучших людей, так и в том, что сделает это не ранее назначенного им срока, и потому торопился как мог. Он погонял коня по петляющей по дну ущелья, тропе, стараясь насколько возможно увеличить отделяющее от преследователей расстояние, и лихорадочно решая, что делать дальше.
С одной стороны, место которое пристало занимать верному слуге – рядом с Господином, и следовало бы, надеясь на то, что ками не перестанут щедро снабжать его своими дарами, поторопиться выбраться из этого скального лабиринта и как можно быстрее направиться к Замку Белого Феникса. Но с другой стороны, следовало принять во внимание слова пожилого воина, рассказавшего об осаде Санада-Мару войском отпрыска Токугава, как и о том, что ни один солдат клана Санада не смог по этой причине покинуть стен Замка Белого Феникса, как и не смог выйти на залитое сейчас кровью, поле Секигахары. Если пожилой воин не лгал, а скорее всего так и было, то мчаться во весь опор по направлению к твердыне клана Санада, было по меньшей мере опрометчиво – любой командующий осадой военачальник отдал бы приказ широко разослать конные дозоры, дабы выслеживать и захватывать гонцов, которых отправляют осажденные.
Кроме того, нельзя было сбрасывать со счетов конную погоню, уже несущуюся во весь опор по его горячим следам, по этому неудивительно, что достойный полусотник весьма обстоятельно, и как мог быстро, взвешивал «за» и «против» уже складывающегося у него в голове, плана.
Наконец, выбрав подходящий для реализации плана большой валун, перегораживающий почти треть ущелья, Хидэтада сдержал коня у его мшистого бока и покинул седло, стараясь ступать лишь по голым камням, дабы не оставлять следов. Похлопав фыркающего и тяжело дышащего коня по шее, кавалерист осторожно сдвинулся по валуну, приподнял хвост и, мысленно попросив у ни в чем не повинного животного, прощения, кольнул его кончиком вакидзаси в то, что крайне дорого было любому представителю мужского пола, не важно умел он ржать и брыкаться, или громко сквернословить, полосуя все вокруг клинком нагинаты.
Эффект такого поведения не заставил себя ждать – жеребец тонко и яростно взвизгнул, лягнул обоими задними ногами, чуть не своротив кавалеристу челюсть и аркебузной пулей понесся по ущелью, через миг, с громким топотом скрывшись за поворотом.
Такеда Хидэтада еще раз мысленно попросил прощения у, пусть и короткое время, но служившего ему верой и правдой, коня, после чего направился вверх по склону, перепрыгивая с камня на камень так, что бы успеть затеряться среди валунов до того, весьма скорого момента, когда погоня подоспеет.
Он успел. Спустя несколько минут как началось восхождение, Хидэтада услышал стук копыт по камням и укрылся за большим валуном. Всадники, которых, как он определил на слух, было не менее пяти, резвой рысью проскакали мимо укрытия, торопясь исполнить полученный приказ, и очень скоро скрылись с глаз притаившегося кавалериста. Следовало спешить, пока всадники не настигли оставшегося без всадника коня, которому даже боль в столь чувствительном месте вряд ли смогла бы придать резвость на долгое время, и Хидэтада продолжил подъем.
Спустя несколько часов, порядком уставший человек в местами прорванной, запыленной одежде, в носящем следы молодецких ударов, доспехе, углубился в горы, наткнувшись, наконец, на узкую тропку ведущую к увенчанной строением храма, вершине ближайшей горы. Тропинка, как ему показалось, идеально подходила для продолжения пути, так как вела в нужную сторону, была довольно полога по местным меркам, то есть как раз впору для устало шагающего человека, а кроме того, находилась во в меру запущенном состоянии, то есть без следов множества ног, что давало изрядные шансы на то, что псы Токугава, преследовавшие всех бойцов Западной Армии, кто смог уйти с кровавого поля, не нашли этот полузабытый людьми уголок гор.
Переведя дух, полусотник кавалерии-нагината клана Санада направился по тропе к виднеющемуся на фоне неба, силуэту храма.

[Bishop >>>]

Оказалось, что проще всего – хоть не столь и приятно – переждать суматоху, притворившись одним из мертвецов. Но даже трупом ему не дали спокойно побыть. Некий шустрый охотник до чужих голов прошлепал, разбрызгивая желтую холодную жижу, к ненадежному убежищу, нацелился мечом на незащищенную шею.
- Я бы не торопился, - сообщили ему из кучи мертвых тел. – Не ошибись впопыхах.
Приходилось признать: еще ни разу победитель не удирал с поля боя так быстро.
- Завидная прыть, - одобрил роши.
Во время затишья он выбрался на дорогу; на обочине с мирным видом выщипывала из грязи последние травинки белая когда-то лошадка. Ее удалось подманить - больше обещаниями, чем угощением. Выше в горах с ней придется расстаться или просто с нее слезть, чтобы н переломала себе ног на склонах, но пока она бежит все быстрее, чем можно уйти на своих двоих. Так они с лошадкой и постановили.
Сверху сквозь негстую пока растительность поле битвы выглядело иначе, отсюда не было видно ни тел, ни грязных красно-бурых луж, ни затоптанных флажков - ничего.
Когда вместо кустов поднялись высокие сосны, самурай натянул повод, спешился. Хорошо бы теперь обсушиться. Он посмотрел на вход в небольшую пещеру, откуда, весело булькая, стекал по камням ручеек. Нет, внутри наверняка еще и сыро. Хотя - и снаружи не так уж и жарко. Он наковырял немного коры, собрал в кучу сосновые ветки - не слишком много, чтобы дым от мокрой хвои не поднялся столбом над горой. Немного возни - и пламя уже приплясывает и можно хотя бы согреть над ним ладони.

[Sayonara >>>]

Хотелось пить, и девушка сняла шлем, чтобы зачерпнуть из источника воды. Она была ледяная, но О-Санго все же решилась ополоснуть грязное лицо и вымыть руки. Молоденькая воительница рисковала простудиться, но сидеть с запачканной физиономией было крайне неприятно.
Журчание ручейка убаюкивало, и скоро О-Санго, скинув со спины небольшой дорожный мешок и сложив рядом сырое оружие, сравнительно уютно устроилась в самом сухом уголке пещерки и решила подремать. Это было непросто, тем более, что кусочки глинистой грязи противно разогревались под доспехами, а когда-то белая окровавленная ткань едва скрывала жгущую царапину на плече. Тем не менее, утомленная переполненным событиями днем О-Санго закрыла глаза, шум воды почти перестал до нее доноситься, и вскоре боль куда-то исчезла.

Проснулась девушка от запаха дыма, который резко ударил в ноздри. Продирая глаза, она пыталась сообразить, откуда он доносится. О-Санго была уверена, что костра не зажигала, значит... Костер? Костер! Беглянка вскочила как ошпаренная и стукнулась головой о низкие своды пещерки. О боги! Запах дыма означает, в лесу либо пожар, что исключено при сегодняшней сырости, либо рядом с пещерой кто-то еще есть. Второе выглядело вероятней.
Сердечко О-Санго сильно забилось под хилыми доспехами. Было очень страшно. Вдруг это какой-нибудь свирепый воин, который убьет ее, как только увидит, а, может, чего и похуже?.. Что же делать?..
Первым делом девушка схватила шлем и спрятала под него растрепанные косы – нельзя было выходить из образа. Потом вцепилась двумя руками в нагинату. Надо же, в конце концов, проверить догадки. Может, все обойдется. Не хотелось признаваться самой себе, что очень, очень страшно.
Девушка с оружием выползла из пещеры, огляделась, и ее сердце ушло в пятки – и правда, ее взгляд почти сразу наткнулся на сидевшего совсем рядом со входом в маленькое убежище рослого самурая. Он, тоже грязный, мокрый, в исцарапанных доспехах – явно из долины, - грел руки у маленького костерка.
О-Санго растерялась. Что делать в таком случае, она не представляла. Не отрывая глаз от нежданного соседа, она попыталась спуститься с каменной ступеньки, но поскользнулась и шлепнулась на блестящую траву.
-Ой! – жалобно вырвалось у девчушки.

[Bishop >>>]

(soshite Sayonara-chan)

Кто столько шумит - редко представляет опасность. И пусть личный опыт подсказывает, что тут можно здорово ошибиться, самурай не сумел заставить себя сделать что-то еще, кроме как - поднять голову и увидеть разноцветный клубок, что катился к нему вниз по склону. Отдельно летела нагината. Воин подставил ногу, чтобы уберечь костер и остановить вторженца.
Девушка села, когда ее падение неожиданно прекратилось. С минуту она сидела неподвижно, соображая, потом отпрыгнула, прижала к голове шлем и продолжила изучение воина с этой более безопасной позиции.
Интересоваться, откуда взялось это чудо – не было смысла. Вот роши и не стал. Ясно откуда - снизу. А до того - из семьи, у которой хватило денег на приличные доспехи своему отпрыску.
- Драться будешь? - миролюбиво спросил самурай.
- Я? Драться? - наивно пробасила О-Санго. Кинула взгляд на нагинату. - А обязательно?
- Да не особо, - заверил ее рослый воин. - Мне - лень. А тебе?
Он пододвинулся, дал место у костерка.
- Не робей.
Все еще подозрительно косясь на самурая, грязная фигурка аккуратно уселась рядом с ним.
- А я и не робею, - храбро заявила она.
- Какой смелый! - удовлетворенно хмыкнул воин.
Некоторое время они сидели молча, белая лошадка нашла куст с еще не увядшими листьями и объедала его. Хоть кто-то из них будет сегодня сыт. После криков и грохота боя лесная предвечерняя тишина казалась благодатью богов.
Уставившись в землю, О-Санго упрямо держала руку на шлеме. Вдруг шорох заставил ее поднять голову, и она увидела белого коня. Присмотревшись, девушка не поверила глазам - это была лошадь ее братца, оставленная нерадивой сестрой в пылу сражения.
- Ветерок! Это ты? - О-Санго радостно бросилась к зверю.
- Вот и не верь после этого в предначертания... - добродушно проворчал оборванец, не двигаясь с места.
- Предначертания? При чем тут они? - непонимающе улыбнулась О-Санго, теребя гриву лошади. Какой странный самурай. Наверное, это все из-за битвы.
- Как так случилось, что ты здесь, а коня оставил внизу? - вопросом на вопрос отозвался ее собеседник.
Он попробовал распустить узлы, но шнуры, заскорузлые от крови и грязи, не поддались, только еще больше обломал ногти. Тогда самурай вытащил короткий нож-кодзуку. Кое-как, морщась, ругаясь сквозь зубы, стянул с себя и легкий нагрудник. Ощупал свой бок, сунул руку в прореху в одежде, вытряхнул на землю два сплющенных свинцовых кусочка.
- Ну и шутки...
Не отсырел бы у неизвестного горе-стрелка порох, историю можно было бы считать законченной.

[higf >>>]

Горы определенно старались казаться круче обычного, чувствуя усталость бредущего по ним. Разбитый осколок разбитой армии – что еще сказать? Голова и бок болели, хорошо хоть, ткань, пропитанная кровью, прилипла к ране и больше не текла. У Тенкьё мелькнула мысль, что, пожалуй, зря он жалел об отсутствии девушек – сейчас это явно к лучшему. Подивившись ходу собственной мысли, и сообщив горам, что прошедший день – к’со, жизнь – к’со и они, горы – то же самое, он продолжил подниматься, опираясь на меч.
Вообще-то истинному самураю, каким он себя читал, давно пора было услышать звук голосов или учуять дымок костра, но буси брел, словно во сне и очнулся, только выбравшись на нечто вроде небольшой поляны, где у огня сидели двое его товарищей по несчастью и отступлению – если судить по внешнему виду.
Стой, всё не совсем так! Память выхватила картинку из боя – этот самый рослый воин среди людей Кобаякавы – тогда до него так и не удалось дотянуться.
Меч перестал выполнять роль опоры, и при этом Тенкьё удалось даже не упасть, хотя и с некоторым трудом. Не обращая внимания на второго, он шагнул вперед.
- Защищайся, предатель!

[Sayonara >>>]

(Sayonara & Bishop)

Только О-Санго открыла рот, чтобы рассказать самураю трагическую историю ее короткой воинской жизни, как появился еще один воин. Да не просто появился, а назвал ее соседа предателем.
Девушка отшла от лошадки и подвинулась к упавшей нагинате - на всякий случай. Потом посмотрела на второго самурая.
-Предатель? Кто это здесь предатель? - она была скорее удивлена, чем возмущена.
Оборванец неторопливо поднялся, смерил взглядом неожиданного гостя. В лицо не узнал, но герб на разорванной одежде - крест в круге - говорил за то, что перед ними сацумец. А люди Шимадзу все как на подбор не крепки на голову; климат, что ли, на них так влияет?
- Ты ошибся, - без особой надежды, что его послушают, сказал роши.
Сацумец - что еще взять с сацумца? - стоял на своем, хоть во взгляде и промелькнула смутная неуверенность.
- Кобаякава получает сейчас милости и хвалу от победителя. Что я делаю здесь, как по-твоему?
О-Санго развернулась и подняла бровь. Она чего-то недопонимала.
-Разве ты предатель? - испуганно обратилась она к самураю.
- Всем в жизни приходится совершать поступки, которыми ни к чему гордиться. Я - не лучше и не хуже прочих.

[higf >>>]

- Не знаю! Но я видел тебя на поле битвы с ними! - выкрикнул Тенкьё, делая еще шаг по такой непослушной земле, которая норовила вздыбиться еще круче, чем положено в горах, и стукнуть его по голове.
Рослый воин чуть покрепче уперся ногами в склон, занимая боевую стойку. Большой палец уперся в цубу, выдвигая меч из ножен.
- И что? - полюбопытствовал хозяин меча.
О-Санго жалобно вздохнула.
- Может, не стоит драться сейчас? Ведь все вроде уже позади, да и вы оба явно не в самом лучшем состоянии...
Рассуждение О-Санго было слишком длинным для выбравшегося с поля битвы мятежника и по этой причине не добралось до его сознания - в отличие от признания врага. Что еще надо? Тенкьё торжестующе поднял меч выше и выкрикнул в качестве клича имя своего командира:
- Шимадзу!
Это было ошибкой. На крик и резкое движение ушли последние силы, он качнулся, чувствуя, что мир стремительно закрывается от него запахивающейся пеленой тумана, как женщина, заворачивающаяся в кимоно...
О-Санго растерянно смотрела на рослого самурая. Она не знала, что ответить. Сейчас, наверное, действительно было не время разбираться, кто прав, а кто нет. Объяснить бы это воину из Сацума...

(Бишоп, Сайонара, я)

[Bishop >>>]

На него было больно смотреть - грязный, израненный, он едва держался на ногах. Девушке пришла в голову одна мысль, и она, быстро метнувшись к нагинате, схватила ее и подпрыгнула к шатавшемуся самураю.
- Простите, - шепнула она и несильно ударила его древком оружия по голове.
Правда, тот уже и так падал к ногам О-Санго. Она села на корточки и приподняла его голову.
- Бедняга... - девушка повернулась к наблюдавшему за происходящим самураю. - Помоги мне оттащить его в пещеру, а?
Без вопросов! Рослый воин взвалил поверженного недавнего врага на плечо, одобрительно присвистнул, оглянувшись на девочку.
- Посмотри, он был один или кто-то еще выскочит из кустов.
О-Санго недоверчиво кинула взгляд на кусты. Ей все это вообще не нравилось, а уж если еще кто-то привалит... Девушка тихо спустилась чуть ниже и прислушалась. Стал накрапывать мелкий дождь, кричала какая-то птица. Нет, вроде людей не было слышно. Хотя... Снизу донеслось ржание нескольких лошадей.
О-Санго бросилась к пещере.
- Коня спрячь! – остановил ее самурай.
Сам он уложил потерявшего сознание сацумца на толстый футон зеленого мха, оружие – чужое, не свое, отложил подальше и теперь размышлял, чем бы перевязать раны, и кажется не одни.
- Шлем сними, - посоветовал он невольной спасительнице. – Не бойся, парень, я тебя бить по голове не буду.

(то же трио - higf, Sayonara, uchi)

[Sayonara >>>]

(+ Bishop)

Девушка, ведя лошадь за узду в заросли у пещерки, от неожиданности даже остановилась. Шлем? Чтобы ее узнали и отправили домой?
- Неет, мне в шлеме... теплей. И надежней. Вдруг кому-нибудь другому придет в голову эта мысль? - О-Санго с замирающим сердцем привязала коня к сухому дереву и села на порог пещеры.
- Кому? - изумился детина. - Твоей лошади?
Но - не настаивал. Пояс, что был позаимствован у сацумца, пошел как на перевязку, так и спеленать грозного недотепу им тоже было удобно, тем, что осталось после того, как ткань разрезали на длинные полосы. А остаток самурай запихал сацумцу в рот - как кляп.
- Чтобы не вздумал позвать на помощь, - пояснил он.
Критически оглядел дело рук своих, хмыкнул.
- Меня зовут Мицуке, - сообщил он больше ручью и белому коню, чем девчонке. - А тебя?
Вот на этот вопрос О-Санго с радостью готова была ответить.
- Тоширо, - нервно улыбнулась она.
Имя было ее гордостью - она придумывала его целую ночь перед побегом.
По лицу самурая было ясно: он подумывает, не спросить ли, в каком клане сейчас ищут этого Тоширо. Но он опять промолчал, отыскал плоский камень, выбрался из пещеры, а когда вернулся, то принес горячие угли из их костра. Мицуке поставил импровизированную жаровню поближе к раенному.

[Bishop >>>]

Опасаясь вызвать какие-нибудь подозрения своей неумелостью, девочка молча наблюдала за действиями самурая. Было немного стыдно, но О-Санго и правда не знала, чем помочь. Потом ее осенило, и она подтащила к себе кожаную сумку, достала из нее сверток, развязала. Там оказалось несколько подсохших лепешек.
- Будешь? - она протянула их Мицуке.
От еды он не стал отказываться, с трудом удержался, чтобы не сожрать всухомятку – запивать приходилось водой из ручья, черпая ладонями. Вода была ледяная, от нее ломило зубы.
- Из столицы? – полюбопытствовал самурай, чтобы поддержать беседу.
- Ага, - кивнула маленькая воительница. - То есть... Ну, в общем, да.
Обеспокоенно взглянула на собеседника:
- Ты тоже?
- Можно и так сказать, - Мицуке раскрошил немного лепешки, оставил угощение у входа в пещеру. – Из Нары.
- Ааа... Понятно. - О-Санго замолчала.
Странно было сидеть так вот, почти наедине с явно опытным незнакомым воином. Она чувствовала себя неловко, но делать было нечего.
- А ты за кого... был? - рискнула задать мучивший ее вопрос девушка.
- Запомни, пацан, я всегда буду только на своей стороне, - наставительно заявил Мицуке, рассмеялся, смягчая резкость слов. – Давай будем придерживаться мнения, что мою голову с удовольствием получили бы обе стороны.
Он поразмышлял.
- Но мне она самому нравится.

(Sayonara mo)

[Sayonara >>>]

Обиженно покосившись на Мицуке, О-Санго тихо фыркнула.
- Вижу, твоя голова популярная, - хихикнула она.
- Эй-эй! Не думай, что сумеешь получить за нее деньги!
- Боюсь, у меня бы не получилось, даже если бы очень захотел. А денег мне и так хватает, - насупилась девочка.
- Везет, - искренне вздохнул самурай.
Он посмотрел на их то ли подопечного, то ли пленника - зачем ему еще и этот сацумец? Чтобы не спать по ночам... и вообще не спать, охраняя собственную шею?
- Эй, - окликнул он сацумца. - Пить хочешь?
Открывший глаза буси первым делом дернулся, пытаясь встать. Проверить, получилось бы или нет, не удалось - тело оказалось резко ограничено в движениях. Удивившись этому, Тенкьё сфокусировал взгляд на себе и обнаружил, что он связан.
- Выдать хочешь? - зло спросил он, игнорируя вопрос и выплевывая кляп. - Лучше б убил!
- Сдался ты мне... - проворчал Мицуке, пока еще - добродушно. - Не прыгай, только рану разбередишь.
Даже до отравленного горечью поражения сознания пленника начало доходить, что что-то тут не так.
- Ты меня перевязал. Предлагаешь воду. Зачем?
- Первое - чтобы ты не истек кровью. Лучше было бы прижечь, но пока нечем. Найду сухой мох, сменим повязку. Второе - потому что ты ранен и хочешь пить, хоть и упрямишься. Эй, Тоширо, принеси ему воды.

(плюс Bishop и Higf)

[Bishop >>>]

Сам оборванец в одежде без гербов перебирал стебельки мха – в тщетной надежде отыскать в сочной зелени несколько высохших и старых веточек.
Девушка вскочила и подошла к роднику. Как набрать воды без ковшика или чарки? Руками неудобно ни ей, ни раненому, а никакой емкости нет. Разве что ее небольшой шлем...
О-Санго глубоко и тяжко вздохнула и сняла свою поцарапанную маскировку. С грустью закинула косы за спину, быстро подхватила немного холодной воды, подошла к воину и приподняла его голову.
- Осторожней пей, она холодная...
- Ну и дела! – растерянно сказал Мицуке. – Тоширо, так ты же девчонка!
-Ага, - виновато сказала О-Санго. - Верно.
Тенкьё удивленно воззрился на склонившегося к нему воина, оказавшегося девушкой. От удивления он поперхнулся водой после первого глотка. Когда отдававшийся болью в теле приступ кашля прошел, мятежник глотнул еще несколько раз и устало откинулся назад.
- Ты дрался против нас за победителей. Ты сбежал. Связал меня. Перевязал мои раны. С тобой девушка. Кто ж ты такой-то?
- Меня зовут Сейшин Киёмори из Нары по прозвищу Мицуке, - пояснил долговязый бродяга. – Многие хотели бы получить ответ на твой вопрос. Я тоже.

(Sayonara toka higf toka)

[Sayonara >>>]

- Тенкьё, - произнес пленник, затем его взгляд сверкнул и он добавил: - Тачибана Тенкьё.
О-Санго хотела тоже представиться по-настоящему, ну хотя бы ради приличия, да и прибавить, что она не с этим Мицуке, а сама по себе, но тут раздались негромкие голоса, храпение и ржание лошадей. Несколько всадников поднимались по грязному склону, их путь явно лежал к пещерке, где скрывалась злополучная троица.
По нахмурившемуся лицу Мицуке О-Санго поняла, что не отвертеться – придется уходить. Видно, воины обеих сторон будут рады прикончить ее случайного спутника, а то и обоих, и ее в придачу – как сообщницу.
-Бежим? – в ответ воин кивнул.
Она схватила свое оружие и бросилась помогать Мицуке, который привязывал возмущенного и обессиленного Тенькё к высокому кожаному седлу Ветерка. Конь испуганно прял ушами, прислушиваясь к голосам своих собратьев, хлюпанье копыт которых мерно раздавалось снизу.
Справившись с ремнями и раненым воином, рослый самурай решительно повел лошадь по каменистой, поросшей густой травой и покрытой грязью поверхности горы. Девушка едва поспевала за самураями – она пыталась привязать к поясу ножны с фамильным мечом, а нагината мешала легко подниматься по своеобразным ступеням в виде каменных глыб и корней. Но даже широкие шаги Мицуке и прыжки Ветерка не могли оставить позади погоню. Всадники заметили беглецов, что было не так сложно сделать, и с криками пустили коней как можно быстрее. Шансов уйти фактически не было. С ужасом О-Санго наблюдала, как расстояние между ней и мощной гнедой лошадью с грозным наездником неприятно сокращалось. Скоро бежать не будет смысла, и тогда... Девушку передернуло.
(и немножко Higf))

Сообщение отредактировал Sayonara - 10-04-2007, 21:00

[Bishop >>>]

(и Sayonara)

- Нет так нет... – проворчал рослый оборванец, кинул поводья девочке и нехотя вытащил меч из ножен.
Ему не пришлось говорить, как ему все не нравится – и так становилось понятно, стоило бросить на него один взгляд.
- Что стоишь? – полюбопытствовал он, прикидывая расстояние, что разделяло его от первого верхового. - Корни пустила?
О-Санго вспыхнула и вскинула голову.
- С удовольствием бы пустила, да не рядом с тобой! - девушка, придерживая одной рукой коня, во второй сжала нагинату и уже стояла наготове. - Может, ты еще думаешь, что я драться не умею?!
Она свирепо взглянула на нетерпеливо понукавшего лошадь всадника, который готов был вот-вот спрыгнуть на землю.
На лице ее неожиданного попутчика появилось странное выражение – как будто он припомнил что-то удивительное и смешное, да только нет времени поделиться с соседом. Мицуке даже внимательнее пригляделся к девчонке, тряхнул головой.
Сейчас их убьют, а он стоит тут и бесцеремонно пялится на грязную барышню! О-Санго начинала сердиться. Оглянулась на раненого - тот опять потерял сознание, видно, растрясло в седле. Девушка не знала, что делать. Вот доберутся лошади до небольшого уступа, и что? У Мицуке не особо есть желание вступать с ними в схватку, а сама О-Санго сильно сомневалась, что сможет одолеть столько народу. Поэтому она решила еще последний, может быть, в жизни раз высказаться.
- Хватит меня изучать! Нашел, чем заниматься! Может, ты улететь отсюда собираешься от погони? - снова возмутилась она.

[Sayonara >>>]

Улететь не улететь, а подраться все же немного пришлось. Первого всадника они ссадили на пару - девчонка подсекла коню ноги, а самурай добавил сверху мечом по седоку, что обрушился на землю со споткнувшегося животного. Тут им повезло, конь, брыкаясь и хрипя, тяжело скатился по крутому склону. А потом четверо беглецов удирали от обозленной, хоть и отставшей погони.
- Нагинату! - требовательно выдохнул Мицуке.
О-Санго покорно протянула ему запачканное оружие. Потом подтолкнула коня чуть выше, сама осталась с самураем. Достав кинжал, девушка стала с опаской наблюдать за воином. С привычным оружием удалось убедить еще одного - не стоит к ним соваться. Третий не стал слушать, а может - с детства был недоверчив. Клинок раскрученной над головой нагинаты ударил его в бок, воин сполз, цепляясь за гриву лошади, с седла.
- Добей его!
Подпрыгнув к упавшему воину, О-Санго занесла блестящий кинжал, но вдруг, увидев лицо противника, остановилась.
-Удо! - ахнула она. Вот чего она не ожидала, так это встретить здесь подчиненных отца! О-Санго пожалела, что оставила шлем в пещере - влетит ей, если Удо расскажет командиру, что видел его дочь в лесу, в виде, скажем, несколько неподобающем высокородной особе.
Схватившийся за бок воин тоже, видно, узнал ее. О-Санго растерянно взглянула на Мицуке.
- Unchi... - процедил тот.
Но решение принял быстро. Подхватил гневно взвизгнувшую девчонку за пояс, усадил в седло, а коня поторопил, вытянув по крупу клинком нагинаты - плашмя. Остановились беглецы в узкой глубокой лощине, что разрезала склон горы, будто кто-то ударил невидимым гигантским ножом. Мицуке помог девочке слезть, отвязал раненного, взвалил его на плечо.
- Надо спрятаться, - сказал он. - Понадеемся, что не найдут.

(и Bishop)

[higf >>>]

Последнее, что помнил Тенкьё, были жестокие толчки. Когда он снова пришел в себя, оказалось, что его не везут, а несут. Надо сказать, что Мицуке оказался более удобным средством передвижения для раненого, чем лошадь - на нем меньше трясло.
Однако все остальное услышанное и увиденное радовало мало.
- Нам не уйти вместе, - прохрипел он. - Оставьте меня, я дорого продам жизнь и задержу их... Где тут прятаться?..

[Reytar >>>]

Усталый кавалерист привалился спиной к одному из украшавших склон валунов и перевел дух. Добраться до видневшегося на горной гряде храма оказалось не так просто – очень скоро тропу перерезал глубокий, почти до дна близлежащего ущелья, и широкий провал – скорее всего память о сильном землетрясении, некогда бушевавшем в этих краях. Пришлось сходить с внезапно кончившейся тропы, искать обход в этом нагромождении валунов. Найдя его, спускаться вниз, рискуя съехать по склону в окружении жалящих камней, а затем взбираться по склону, оскальзываясь на уступах и ежеминутно ожидая, что сорвешься. И вот, взобравшись на новый отрог, Такеда Хидэтада присел передохнуть, предвкушая новый спуск и новый подъем, которые, по идее должны были привести его на плоскогорье. По нему, насколько было видно, извиваясь среди скал, поднималась по склону узкая тропинка, которая вела на вершину гряды и далее вверх, к видневшемуся на фоне неба силуэту храма. Хотелось есть, да и жажда тоже донимала, но так как у седла не оказалось ни бурдюка с водой, ни сумы с пищей, предстояло продолжать тащиться дальше на голодный желудок, что было воспринято кавалеристом как совершенно житейское, возможно даже чуточку благое, так как давало сбросить немного, признанного Хидэтада излишним, веса, дело.
Переведя дух, полусотник продолжил путь. Когда спуск, не смотря на новые царапины на кирасе и окровавленные пальцы, остался позади, и Хидэтада был примерно посередине нового восхождения, его внимание привлекли вопли, шелест и лязг снизу.
Расположившись на очередном преодоленном скальном уступе, полусотник взглянул в долину и понял причину побеспокоивших его звуков. Примерно полусотня конных лучников загнала в тупик ущелья около двух десятков асигару и, судя по всему, готовилась сделать из них кровавую лепешку. Пехотинцы, которые, судя по штандартам были сацумцами и не помышляли о сдаче, резонно считая, что рассчитывать на милость «Господина Клещи» по меньшей мере, наивно, перестроились в две шеренги, склонили яри и приготовились к бою. Легкие конники Токугава вились перед ними как осы, норовя укусить, но не рискуя броситься в атаку на двойной ряд ощетинившихся стальных жал. Они изредка постреливали из луков, очевидно берегли стрелы, выбивая из строя сацумцев одного солдата за другим, так как тонкие татами-до пехотинцев не могли уберечь владельцев от стрелы длинного кавалерийского лука.
Такеда Хидэтада покачал головой и угрюмо хмыкнул. Уже в который раз за долгую боевую карьеру, судьба ставила его перед подобным выбором. С одной стороны, бездействуя наблюдать как союзников методично убивают – изрядная плюха на чести, но с другой стороны, судьба каждого в руках благих ками и нет смысла ввязываться в бой без шанса на победу, особенно если тебя зовет не исполненный долг перед Господином. Кавалерист хмуро смотрел на разворачивающуюся стычку, взвешивая «за» и «против» пока не заметил призрачную, зыбкую, но все же возможность вмешаться, хоть несколько облегчив положение окруженных союзников.
Какой-то юный последователь Токугава в высоком и цветастом шлеме, очевидно надеясь отсечь асигару от стены, оголив фланг, подвел около десятка своих конников вплотную к скальному отрогу, на котором разместился Хидэтада. Всадники повели частую стрельбу из луков, постепенно перестраиваясь клином, словно готовились ударить в поредевший строй пехотинцев сбоку, опрокинув их и разнеся мечами.
- Хе! Хорошая идея, но слабое исполнение, молокосос! Ты же не на равнине, тут в бок и спину бить не очень получается. – Такеда криво улыбнулся, словно тигр на добычу, поглядывая на сгрудившихся у склона конников.
- И не стоит так кучно собирать своих людей – это все же горы, тут и обвалы бывают, случается… - С этими словами Хидэтада крякнув, поднял тяжелый валун и сбросил его вниз с уступа. Вслед за первым валуном, последовал второй, затем третий, естественно вызвавшие движение вниз более мелких камней. Естественно, появление небольшой лавины, с дробным грохотом скатившейся на головы незадачливому обладателю цветастого шлема и его людей, отнюдь не удивило довольно оскалившегося полусотника.
Хидэтада очень хотелось встать в полный рост и прокричать боевой клич клана Господина, что бы вопящие от страха вояки Токугава знали, что не озлобление горных духов, а доблесть противника обрушила им на голову эту лавину. Но он промолчал, отлично понимая, что риск быть обнаруженным не стоит удовольствия «пощекотать» свою гордость, по этому лишь еще раз взглянул вниз, на дело рук своих и продолжил подъем. Вопли и лязг внизу усилились, но полусотник уже не смотрел туда, резонно полагая, что все что мог, для союзников уже сделал.

[Sayonara >>>]

- Тише! - умоляюще зашептала О-Санго. - Вдруг действительно не обнаружат?
Совсем рядом оказалась огромная мшистая глыба, немного вогнутая и закрытая сверху густыми сосновыми ветками. Скрывшись за ее холодной массой, беглецы перевели дыхание. О-Санго прислонилась к зеленому камню скалы у самого выхода и поглаживала разгоряченную лошадь по морде, успокаивая. Девочка откинула голову, прислушалась. А когда она повернулась к лесу, внезапно натолкнулась взглядом на поверженного Мицуке воина. Он стоял напротив и мрачно смотрел за спину девушки, на ее спутников.
Тем временем Мицуке разрезал шелковые путы, что стягивали пленнику руки, протянул сацумцу отобранный меч.
- Тебе решать.
Тенкьё поднялся на колени и взял в руки клинок. Он оказался тяжелее привычного, но удержать можно было. Сделав еще усилие, он оказался на одном колене и решил, что вставать дальше не имеет смысла - так с него будет больше толку, если что. Мицуке положил ладонь девочке на плечо.
- Пошли.
О-Санго обернулась и с жалостью взглянула на Тенькё. Ей казалось немыслимым оставить его так, одного, раненого и слабого.
- Мы уйдем просто так? Но это жестоко! - тихо возмутилась она.
- Он воин и он так решил. Кто еще может распорядиться его жизнью и смертью?
Молодой самурай молчал. Тут нечего было добавить, и Мицуке его понимал. Конечно, женщины очень редко могут думать так же...
Хотелось разреветься, но О-Санго сдерживалась. Как-то все ужасно получалось. Она кивнула Мицуке и взяла коня под узцы. Они вышли из-за камней. Девушка виновато посмотрела на неподвижно стоявшего Удо.

( & Bishop и Higf)

[higf >>>]

- Лучше сидите тихо, где сидели, - недовольно сказал он и, развернувшись, прокричал:
- Ищите дальше! Здесь никого нет!
Потом наклонил голову и обратился к беглецам:
- Прощайте, госпожа О-Санго. Надеюсь, с вами ничего не случится, - после чего Удо быстро побежал вверх, к остальным.
- Кажется, жизнь продавать ты будешь в другой раз, - Мицуке проводил спасителя задумчивым взглядом.
Тенкьё не удержался от облегченного выдоха и опустил оружие. Напряжение, которое потребовалось, чтоб приготовить измученное тело к новому бою, оставило его. Однако Тачибана твердо решил не дать себе снова свалиться.
- Наверное, - согласился он. - Тем более, в другой раз я буду в лучшем состоянии и смогу повысить цену.
Мицуке кивнул в знак согласия, уселся на землю, прислонившись к огромному валуну - прослойка зеленого мха на камнях, так и хотелось задремать, положив голову на такую подушку, - и прикрыл глаза.
Привязав лошадь к поломанной сосенке, О-Санго устало села на корточки рядом с самураями.
- И что мы будем делать? - тоскливо полюбопытствовала она.
- Отдохнем, - сонно пробурчал Мицуке. - Подождем, когда все поутихнет. А ночью решим.

(снова то же трио)

[Reytar >>>]

Спустя некоторое время, когда Хидэтада взобрался на плоскогорье, перевалив через край, снизу донеслось несколько особенно громких воплей, яростное ржание лошадей и все стихло.
«Сацумцев все же добили» - Подумал кавалерист, разминая усталые пальцы. – «Стоит уходить как можно скорее, неизвестно сколько подобных разъездов выслеживает беглецов и мало ли, вдруг один из них заберется сюда – плоскогорье довольно пологое и открытое, значит, возможно, есть ведущая на него тропа. Тем более что здесь от преследования конницы просто не скроешься – скалы стоят слишком редко. Значит вперед, только вперед…»
Он поднялся на усталые ноги и продолжил путь, петляя между редких скал в зеленой сочной траве, когда, внезапно, услышал приглушенное фырканье, такое, словно почуявшей чужака лошади закрыли рот ладонью, опасаясь, что фырканье может выдать.
«Засада!» - решил Хидэтада кладя ладони на рукояти мечей и готовясь продать недавно подаренную жизнь как можно дороже.

[SonGoku >>>]

гора Ибуки

Пацан шмыгнул и вытер кулаком нос. Взгляд его неудержимо притягивала котомка необычного путника; казалось, еще немного, и маленький любитель музыки нырнет туда вперед головой.
- Еда есть? - осведомился он.
- Нету, - чистосердечно признался музыкант. - На что купить даже есть, а вот где да как...
Парень потянулся до громкого хруста в костях, звонкие щелчки волной прокатились по ребрам и позвонкам, натужно хрястнули плечевые суставы.
- Ты тут откуда такой взялся-то? - спросил бродяга, впрочем по тону нельзя было сказать, что его всерьез интересует ответ на этот вопрос.
Не доверять хозяину котомки у малолетнего танцора не было причин, но тем не менее он все равно добросовестно обнюхал притягательный предмет. Затем смущенно чихнул, прикрыл нос ладонью.
- Пришел, - сообщил он. - Меня из норы... то есть из дома выгнали.
Мальчишка шмыгнул.
- Внизу очень много людей, - пожаловался он. - Но если из деревни не все разбежались, то можно купить еды там.
- Скорее будет проще украсть, - рассудительно ответил бродяга. - Но для этого лучше подождать, когда насытятся мародеры на соседнем поле. Как тебя зовут-то, бездомный любитель танцев?
- Смеяться не будешь?
- Откуда я знаю, - без тени улыбки сказал музыкант.
Мальчишка еще больше наморщил нос.
- Дынька, - со вздохом признался он, как будто делился величайшим секретом. - Меня зовут Дынька.

(вместе с Греем)

[Grey >>>]

- Бывает, - согласился нищий. - А я - Кодзи Похмельный Дым, но чаще меня зовут "Эй ты!" и "С дороги, шелудивый пес!" Ты ведь парень местный, может знаешь, где тут мог бы укрыться небольшой отряд воинов, командир которых ранен?
Мальчишка сорвал с ближайшего куста несколько багряных листочков, подбросил их в воздух и, постоянно принюхиваясь, забормотал себе под нос. Покрутился на месте. Посмотрел на ближайшую сосну, оглянулся на костлявого знакомого. Опять любовным взором окинул сосну.
- Только если будешь смеяться, я убегу, - сказал он. - И ты больше меня не увидишь.
Он кувыркнулся со ступеньки, встряхнулся, приземлившись на все четыре лапы и, цепляясь когтями за кору, полез вверх - обозревать горы. Внизу тануки очутился опять мальчишкой.
- Неподалеку жгут костер, - доложил он, отдуваясь. - И еще пахнет лошадью. Один воин ранен, только я не знаю, командир он или нет. Отряд маленький, три человека. Годится?
- Нет, - покачал головой музыкант, похоже ничуть не смущенный всеми метаморфозами, происходившими на его глазах. - У того оставалось еще восемь самураев из ближней охраны. Придется подождать, скорее всего, и за едой сходить успеем.
- Тогда пошли быстрее! - мальчишка заботливо потер ладонью живот. - А то он пустой!

(& SonGoku)

Сообщение отредактировал Bishop - 12-04-2007, 18:35

[SonGoku >>>]

Музыкант попытался нащупать свой живот, но складки заштопанной ткани упорно проваливались, не желая выдавать присутствие плоти.
- Мой похоже вообще ушел, - костлявые ноги нырнули в ремешки гэта, плетеная ручка котомки оказалась перекинутой через плечо. - Ладно, пошли. Рискнем здоровьем, поддавшись голоду.
Наверное, они забавно выглядели со стороны, если бы было кому смотреть. Гэта музыканта выбивали на старых истертых камнях звонкий ритм, коренастый мальчишка катился следом рисовым колобком, время от времени наступая на чересчур длинные штанины и спотыкаясь. Дынька негромко дудел под нос песенку про луну, под которой так здорово танцевать посреди лужайки в высокой траве.

(и Грей опять же)

Сообщение отредактировал SonGoku - 13-04-2007, 15:51

[Reytar >>>]

(Bishop+Sayonara+Reytar)
Неподалеку от горы Ибуки

Под чьей-то ногой зашуршали, посыпавшись вниз по склону, мелкие камешки. Тревожно вздохнул Ветерок, хозяйка испуганно зажала коню рот. Мицуке недовольно приоткрыл один глаз.
- Кого еще принесло? - едва слышно выдохнул самурай.
Погоня должна была уйти далеко, обшаривают сейчас наверняка каждый куст и каждое дупло в соседнем лесу; если беглецам повезет продержаться до темноты - они спасены. Как не вовремя... Мицуке приложил к губам палец.
Невидимый пока что человек, очевидно, что-то почуял, или услышал - шаги стали несколько тише, лишь похрустывание мелких камешков под стопой выдавало, что незнакомец возможно, человек дородный, обремененным доспехами и оружием, который, тем не менее, не собирался отступать или искать иной маршрут для следования по своим делам. Шаги приближались, через миг к ним на миг добавился тихий шелест, какой издает покидающий ножны и готовящийся собирать свою кровавую жатву, клинок, после чего все стихло.
Девушка, пригнувшись, нерешительно прошла поближе к Тенькё и завела коня за себя. Тут она спохватилась, что нагината-то все еще была у Мицуке. О-Санго чуть не зашипела от ярости. Но ничего не поделаешь, придется драться кинжалом, а на крайний случай и меч достать. Она сжалась в комок, приготовилась и выжидающе посмотрела на Мицуке - что делать? Самурай помотал головой - уже решительнее. В небольшом пространстве между каменных стен нагинатой не размахнешься... Он поднялся, бесшумно ступая по толстому слою мха.

[Bishop >>>]

Неизвестный, похоже, устал от неясности, по этому начал действовать. Шаги послышались более громко, затем затихли, после чего из-за валуна вылетел крупный обломок камня, с громким стуком ударившись в стену неподалеку от головы коня. Следом за первым, тут же прилетел второй булыжник, упав точно перед лицом девушки. О-Санго вскрикнула и зажала рот рукой. Лошадка всхрапнула, дернулась, едва не вырвав поводья из рук хозяйки. Изо всех сил держа Ветерка, девушка постаралась пройти вдоль скалы, но конь отчаянно оттаскивал ее к сухим кустам. Борясь с ним, она уперлась ногами в один из валунов и подняла голову, приглядываясь к вершине.
Таиться больше не было смысла, теперь главное – справиться с неожиданным препятствием раньше, чем поднимется шум. Мицуке перекинул нагинату хозяйке, рванул из ножен мечи, выходя из-за валуна.
- Ты ошибся, когда выбрал путь, - проворчал самурай.
- О-о-о!!! Вот и первый из тех, кто устроил засаду в этих скалах! – Кавалерист увидел появляющийся из-за валуна силуэт и обнажил спрятанный в ножны, пока руки были заняты метанием булыжников, меч.
- Подходи, пес Токугава, я взгляну какого цвета у тебя кровь! Подходите все, сколько вас там ни на есть! Можете нападать по одному, или построиться шеренгой – всех уважу, никого не обижу, блюдолизы господина Клещи! – бамбуковым медведем ревел полусотник, занимая оборонительную стойку.
- Заткнись, а? – Мицуке поднял меч.

(Sayonara mo, Reytar mo)

Сообщение отредактировал Bishop - 16-04-2007, 17:12

[Reytar >>>]

(Sayonara+Bishop+Reytar)
там же

- Иди сюда и попытайся заткнуть меня, наглец! Лизать пятки Токугава вы все мастера, лаять - тоже, а как на счет драки? Увидим! - Кавалерист оскалился, прикусив ус и искоса поглядывая на выходящего из-за скалы мужчину, очертания фигуры которого казались ему почему-то знакомыми.
О-Санго отпустила Ветерка, и конь с радостью отскочил к лесу. Его же неудачливая укротительница бросилась к Мицуке и, приготовив нагинату, встала рядом.
- Ты вообще в своем уме?! - вмешалась она. - Мы тут сидим, отдыхаем, никого не трогаем, а ты камни сверху бросаешь да еще и нападаешь!
- Сосунок, значит, и ты горишь желанием принести своему хозяину мою голову? Ну что же нападайте вместе - посмотрим кому сегодня улыбнутся ками, а кто очень скоро сможет услышать приговор в приказе Янь-вана. - Кавалерист сдвинулся на пару шагов в сторону, став так, что бы со спины зайти не смогли и вызывающе поманил пальцем.
Самурай протянул руку, задержал бросившуюся вперед девчонку.
- Сам справлюсь, - пояснил он. - А ты лучше посторожи сацумца.
Он сделал вперед еще один шаг.
Она отступила, сама себе удивившись. Постаралась кинуть как можно более уничтожающий взгляд на новоприбывшего противника и, пятясь, стала продвигаться назад.
- Ты только осторожно. И вообще - все это глупая затея, - заявила О-Санго достаточно громко, чтобы хамоватый воин ее услышал.
- Это почему хорошая драка с теми, кто устраивает засаду на меня, Такеда Хидэтада, полусотника кавалерии-нагината могучего клана Санада, может быть глупой затеей? - Кавалерист вызывающе оскалился. - Вы выиграли битву, но никто из ками не клялся, что так же вы будете выигрывать каждую стычку в этих горах. Победа господина не означает победу всех его слуг. Ну же, подходите! Я вас "повеселю"!

Сообщение отредактировал Reytar - 16-04-2007, 17:10

[Далара >>>]

Около двух лет назад

Отец нечасто появлялся в доме на острове Эторофу, оставив жилище целиком на попечение юного Рензо. Тот чувствовал себя вольготно, имея в распоряжении двух домовых духов, целую библиотеку со свитками и книгами и остров, чтобы свободно бродить по нему. В доме существовало всего несколько комнат, куда запрещалось входить, в остальном же он мог находиться, где пожелает. Иногда он ходил в деревеньку на южном берегу, но чаще целыми днями бродил в одиночестве среди лесов и скал или читал. Душа молодого тэнгу тянулась к этим местам, к серым неприступных скалам и никем не тронутым лесам. Он ощущал себя частью острова, будто родился из прибрежных камней или из гладких бамбуковых столбов. Возможно, думал тэнгу, он не так и далек от истины: отец никогда не объяснял, каким образом Рензо появился на свет, и ни единым словом не обмолвился о его матери. Впрочем, такое положение вещей не слишком печалило, ведь главное, что он существует, а как именно это случилось, не так и важно.
Сегодня отец неожиданно приехал. На пороге его встречали только духи, Рензо подоспел позже, запыхавшись от бега. Отец был чем-то очень доволен, на его тонких губах играла полуулыбка, а глаза блестели. Даже нос не так сильно походил на клюв, как обычно. Хорошо, подумал юноша, что отец радуется, слишком редко он находит для этого и причину, и время.
Домовые накрыли к обеду в комнате, выступающей над обрывом, будто парящей над землей без всякой опоры. Ветра сегодня почти не было; волны, словно ручные собаки, лизали прибрежные камни. Отец, не изменивший своей привычке сидеть очень прямо, кинул на них взгляд. Недовольно свел взметающиеся крыльями брови. Велел:
- Закрой.
Рензо послушно сдвинул бумажные перегородки, внутренне недоумевая, чем отцу мог не понравиться вид. Начнет садиться солнце, станет еще красивее...
- Сядь, я хочу поговорить с тобой.
- Hai.
Юноша сел напротив, предельно аккуратно сложил руки, готовый внимать. Что-то мелькнуло в глазах отца – гордость ли, интерес или что другое, не понять.
- Ты отправишься на Хонсю вместе со мной.
Неужели отец наконец-то настолько доверяет ему, что позволит покинуть Эторофу, хотя бы ненадолго?! Рензо возликовал.
- Ты заберешь девушку, на которую я укажу, и доставишь ее сюда.
Девушку? Юный тэнгу призадумался, нахмурившись так, что между бровей пролегла тонкая и почти незаметная пока складка. Он ничего не имел против девушек, в деревне айну на берегу были даже некоторые очень милые, но... Сколько он себя помнил, отец ни разу не обращал внимания ни на одну женщину на острове. Рензо придумал на этот счет два объяснения, но которое из них верно, не решился спросить.
- Как ее зовут, отец?
- У нее и спросишь.
Юноша недоуменно захлопал глазами. Старший, вновь повеселев, с удовольствием взялся за еду.
- А если она не захочет пойти со мной?
- Не имеет значения. Но в этом случае будешь следить, чтобы она не сбежала.
- Hai, - Рензо склонил голову в поклоне.

[SonGoku >>>]

Секигахара, 1600 год

Арима Мидзукуни занимал не столь высокое положение, чтобы вместе с господином отправиться на осмотр трофеев; к тому же любое движение причиняло ему сейчас мучительную боль, и все равно он был готов благодарить неизвестного ему хидзенца, чей меч, разрубив сунеатэ*, чуть было ни лишил Ариму ноги. С того места, где оказывали помощь раненным (если как следует присмотреться) можно было увидеть, как с жезлом в руке вдоль выставленных на всеобщее обозрение голов шествует в окружении приближенных Токугава Иэясу. Один за другим к победителю подходили даймё; по оленьим рогам на шлеме даже издалека распознали ши-тэнно Хонду. Когда перед Токугавой склонился предатель, многие отвернулись; смотрел в сторону и Арима. Вероятно поэтому он и стал невольным свидетелем странного происшествия.
Солнце вновь укрылось за тучами, что само по себе неудивительно; погода в этот октябрьский день менялась почти ежечасно. Арима разглядывал небо, чтобы не пропустить, когда солнечные лучи, словно копья разорвут облака. Сначала ему показалось, что сильный ветер оторвал клочок тучи и играет им, закручивая в вихрь, но потом Мидзукуни понял, что ошибся, что это на землю спускается диковинное существо, тяжело взмахивая огромными, отливающими перламутром, словно сотканными из огня крыльями. Опираясь на палку, заинтересованный Арима подобрался, хромая, поближе. Золотистое сияние исходило из-за груды мертвых тел, которые продолжали собирать по всему по полю. Но необычной птицы там не было; к ногам Аримы упало полупрозрачное, тающее в воздухе перо. Он протянул к нему руку:
- Ай!
Шелковистое на ощупь перо обожгло ему пальцы.
Подойди ко мне... Подойди ближе, скажи, у тебя есть желание? Чего ты хочешь больше всего? Мидзукуни посмотрел по сторонам, но никого не увидел; вдалеке продолжали чествовать победителя, два пехотинца рылись в куче мертвых тел, то ли отыскивали знакомых, то ли, что вероятнее, собирались поживиться ненужными им теперь вещами. Арима прикрикнул на них, ашигару отбежали в сторонку, там и спрятались, решив переждать.
Понимаю... опять прозвучал тот же вкрадчивый мягкий голос; который мог бы принадлежать женщине или ребенку, не обладай глубиной и мужской силой.
- Не читай мои мысли!
Слишком поздно... Хорошо, Арима Мидзукуни из Шимабары, ты исправишь допущенную несправедливость, ты согласен?
- Да...
Договор заключен!
Груда трупов зашевелилась, словно некто, погребенный под ней, приподнялся в желании вырваться на свободу. Арима попятился, но пламя догнало его, и охваченный страхом раненный самурай опустился в грязь на колени. Ему почудилось, будто ему в рот вливают расплавленный металл; он кричал, но сам не слышал собственного голоса. Сколько времени он лежал среди трупов, он не помнил, ему не было холодно, словно проглоченный им огонь грел его изнутри. В конце концов, он привстал, с удивлением посмотрел на испачканные в грязи руки. Наклонился над лужей, разглядывая отражение, провел одним пальцем по грязной щеке.
- Договор заключен, - повторил он негромко.

---
*сунеатэ – часть доспеха, наголенники и наколенники.

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-04-2007, 13:23

[Соуль >>>]

Песня текла вниз по склону. Недалеко. Быстро пропадала, впитываясь в листву и камни. Камни слушали, запоминали, чтобы потом одарить словами эхо. Шуршала под босыми ногами листва.
Эйкуко-годзен несла гэта в руках, чтобы чувствовать землю босыми пятками. Изредка украшенные заплатами хакама цеплялись за ветви, и бикуни останавливалась, чтобы освободить ткань, и тогда под ней мелькали желто-золотистого цвета сухие лодыжки и игрушечные маленькие ступни. Сейчас они были покрыты пятнами сырой земли и мало напоминали работу кукольного мастера.
Такими же миниатюрными выглядели ладони, пальцы казались неимоверно длинными, и на фоне темноватой кожи выделялись белые, больные ногти. Изредка паучья кисть взлетала ко лбу, чтобы защитить черные глаза от россыпи бликов.
Плечо оттягивала сумка: корешки, зерна и две неопрятных глиняных бутыли с водой немало весили вместе, но женщина не беспокоилась – не так давно приходилось и камни таскать под смех местных оборотней. Вчера их наведалось к жилищу бикуни особенно много, кто за советом, кто – просто поговорить, кто – стащить что-нибудь из еды. За семь лет привыкли, что Эйкуко, и не прогонит, и в обиду не даст, а, если повезет, еще и посостязаться предложит – и тогда вечер снова оборвется весельем: странная бикуни порой оказывалась ловчее оборотней.
Кто-то из них даже утверждал, что она действительно принадлежит племени, только перекидываться не желает, потому что превращается в зверя с пятью лапами, семью ушами, четырьмя глазами и диким количеством хвостов. Шутили… порой не так добро, и не только на словах, но с кем было общаться?
Эйкуко-годзен опустилась колено у огромного камня, когда-то стряхнутого с горы лавиной, отложила посох и достала глиняные бутыли. Под корешками сверкнула матово-черная палочка стального веера, но тут же спряталась под свертками, и снова – под неровной глиняной скорлупой.

[Sayonara >>>]

(плюс Higf)
О-Санго поспешила к сацумцу – вдруг что-нибудь опять случится? Совершенно бессмысленная драка с тем типом точно никому на пользу не пойдет, думала она. И тут в голову пришла одна мысль – а ведь Тенькё и этот несчастный полусотник, похоже, на одной стороне!
Девушка опустилась на колени около дремавшего воина и тронула его за плечо.
-Эй, очнись! Там твой союзник, - тихо сказала О-Санго.
- Я не сплю, - негромко отозвался прислушивавшийся к крикам Тенкьё. - Я думаю, что сейчас сделает твой странный друг.
- Он мне не друг! - возмутилась она. - Я с ним только-только познакомилась, когда ты пришел!
- Спутник, - пожал плечами парень, - если ты не хочешь называть его другом. Но там сейчас, судя по всему, - буси прислушался к воплям Такеды, - мой товарищ по оружию.
Он попытался встать.
-Ну вот о чем я и говорю, - фыркнула О-Санго и подставила воину плечо. - Пошли, отговоришь его убивать нас.
Молодому человеку было немного стыдно, что он не может идти без помощи девушки, но ничего не поделаешь - так и было.
- Тебе не очень тяжело? - спросил Тенкьё, вставая и делая первые шаги.
- Ничего, все в порядке. Может, ты на лошадь сядешь? - с жалостью ответила О-Санго.
- Учитывая расстояние, - он снова прислушался к близким крикам, - дойти будет быстрее.
Медленно продвигаясь по камням, самурай с девушкой обогнули мшистую глыбу и узрели самурая с кавалеристом. О-Санго осторожно помогла Тенькё усесться.
- Поговори с ним, ладно? А то уж очень он нервный, - тихо обратилась она к воину.
Самураю подумалось, что неудивительно - он и сам сейчас нервный.
- Шимадзу! - выкрикнул он, насколько позволяло дыхание. Как кричал там, внизу.
Привлечь внимание можно было не опасаться - Хидэтада все равно наверняка привлек, если было чье.

Сообщение отредактировал Sayonara - 18-04-2007, 10:34

[higf >>>]

1598 год, дорога из Шиобары к замку Санада

После всего, что было совсем недавно, дорога казалось на редкость спокойной и словно бы убаюкивающей. Кому-то, наверное, показалось бы, что чересчур спокойной, но для этого надо было думать об окружающем мире. Отец Андрео этим похвастать не мог.
Лишь время от времени он поднимал взгляд и видел своих спутников. Олури вертелась, оглядывалась и оживленно болтала, не очень заботясь, слушают ее или нет. Зато Такеде явно досталась доля бдительности, положенная на двоих, если не на всех троих. Десятник оглядывался по сторонам, как беркут, высматривающий добычу, и был готов, казалось, изрубить нагинатой все кусты подозрительного вида.
Совсем уже на краю зрения и сознания мелькали придорожные деревья и кусты, да и сама дорога, и миссионер вновь погружался в меланхолию. Мысли вертелись вокруг своего прегрешения, дальнейшего пути и, снова и снова – возможных несчастий, которые должны были случиться дома, за нарушением им обетов, данных во искупление несчастий семьи. На всякие беды его мозг оказался на диво изобретательным, и во всех подробностях фигурировали чума, пожар, нападение пиратов и прочие прелести.

[Кысь >>>]

гора Ибуки

Листья забавно хрустели под лапами, дождем летели сверху. Оранжевым, словно лисья шкура. Рыжая не удержалась и поймала один зубами. Добыча была холодной и влажной, по языку растекся терпкий сок. Хотелось есть. Несколько дней бега, сна урывками и самых глупых мышей в качестве обеда, превратили блестящий и гладкий бок во что-то невразумительное с торчащими ребрами. В буроватой куче, наметенной ветром неподалеку, кто-то шевельнулся. Рыжая скосила глаза на сверток под лапой, потом снова посмотрела на источник шороха. Решилась - осторожно, на высоких тонких лапах подошла к куче, замерла, ожидая повторения. Зашебуршало совсем рядом, почти под лапами. Прыжок, и... Не успела - только длинный хвост стремительно утек между когтями. А сверху дохнуло кровью и дымом, донеслось лошадиное фырканье. Еще раз с сожалением покосившись на кучу, лиса подобрала свою ношу и легкой рысью помчалась вниз.
Перед глазами мелькали камни, стволы деревьев, насыпи... Кошка. Ветерок, словно того и ждал, дохнул в рыжую морду до боли знакомым вкусным запахом. Лиса затормозила так, что из-под лап полетели камни. Осторожно устроила сверток между корней дерева, на всякий случай заставив слиться с листьями, потом снова выскочила на пологий склон выше, дружелюбно наклонив голову набок.
Слишком аккуратная для горной жительницы пушистая следовала вверх по склону, держа в зубах розоватый платок. Из-под простой ткани доносился запах инари-зуши, тек по склону, дразнил нюх лисицы. Сама обладательница лакомства, похоже, не замечала никого вокруг.
- Пирожок обронила, - привлекла ее внимание Рыжая. - Ты знаешь что происходит?
Серые треугольники ушей встали торчком. Кошка медленно обернула морду в сторону лисицы и оглянулась в поисках упавшего пирожка; не обнаружив, совсем по-человечески пожала плечами: не знаю, мол.

(и Соуль =) )

[Соуль >>>]

-Да, откуда вам знать... - дернула ухом лисица. Замолчала, переводя дух, потом продолжила. - Ашикага войну йокаям объявили, заклинателей набрали... У нас страх что творится, а теперь сюда идут. Скажи, кто тут у вас главный, чтобы предупредить... Только быстрее, а то я прямо тут умру, - мрачно закончила кицунэ.
Кошка присела на задние лапы, а передними начала жестикулировать, указывая в ту сторону, где мелькала убегающая вниз тропинка.
-Не понимаю, - снова склонила голову на бок Рыжая. В кустах позади нее кто-то резко шевельнулся, и лиса взвилась в воздух с напуганной мордой, приземлившись еще ближе к упитанному зверьку.
Серая красавица всплеснула лапами и начала было повторять пантомиму, как снова неожиданно передернула плечами и направилась прочь, выше по склону.
-Подожди... Объясни еще раз. Я же тут часы плутать буду, - безнадежность в голосе лисы была ненаигранной.
На этот раз кошка даже не соизволила остановиться, а только взмахнула хвостом в сторону тропинки. Пара легких прыжков - запах из свертка придавал усталым лапам резвости - и кицунэ попыталась остановить кошку, милосердно ухватив зубами не за шкуру, а за... сверток. Серая воззрилась на нее ярко-зелеными глазами, взгляд скользнул вдоль помятой шкуры, по пятнам на рыжем меху… стал откровенно жалостливым.
Кошка разжала зубы, отдавая сверток лисе, и сочувствующе провела хвостом по свалявшемуся меху.
Лакомство чуть не упало на землю - Рыжая ошарашено раскрыла пасть, потом смущенно опустила голову и попыталась прикрыть лапой ухо. Впрочем, на то, чтобы не думать о запахе, теперь особенно аппетитном, раскаяния все равно не хватило.
Кошка указала хвостом на переплетение ветвей, снова на тропинку и легко побежала в первом из направлений. Рыжая пристыженно пригнула уши к земле... а потом легко, в два укуса, развязала сверток.

(и хитрющая лисица)

Сообщение отредактировал Соуль - 18-04-2007, 15:17

[Sayonara >>>]

Буря не прошла для леса бесследно: весь подлесок полег, некоторые деревья упали, не выдержав свирепого ветра, на влажной каменистой земле осталось много растительного мусора и грязи, со всех сторон слышались стоны и жалобы зверей и птиц. Многие за эту короткую ночь остались без жилищ, нор и гнезд, а кто-то, может, потерял и жизнь. Людям ночь тоже обошлась недешево – из долины неслись, проникая всюду, резкие запахи крови, мертвой плоти и чего-то паленого.
Совиный дух Фукуро брезгливо отряхнулся – с сосновых веток все еще противно капало, и вода упрямо просачивалась сквозь взъерошенные перья и холодила кожу. Неосторожно дернув крылом, сова получила довольно большую порцию ледяных капель по голове и обиженно переместилась поближе к краю розоватой ветки. Сейчас дух внешне представлял собой даже не птицу, а просто серо-коричневый комок перьев. Но чиститься и приводить в порядок себя не было сил и времени – после бури у духа много дел. Фукуро внимательно следил за передвижением людей в лесу – много воинов покинуло кровавое поле битвы и забрело во владения зверей. Кто-то ушел в горы, кто-то остался в долине. Но в воздухе среди деревьев отчетливо ощущался тяжелый запах человека, железа и лошадей.
На соседнюю сосну села крошечная сова, деликатно ухнула и спрятала клювик в серую грудку. Фукуро повернул голову и вопросительно посмотрел на малютку. Та кивнула и нараспев произнесла:
- Люди победили чужих, но не уходят в город. В лес они все не пойдут. Воины хотят разобраться с мертвыми.
Дух одобрительно ухнул, и маленькая сова, поклонившись, быстро взлетела и направилась вниз, в долину. Фукуро проводил ее взглядом огромных желтых глаз и еще раз хорошенько отряхнулся. Такие крошки были очень полезны вне леса – совиное божество немало узнавало о людях от этих птичек.
Но сейчас Фукуро необходимо было проникнуть в душу леса и спросить, что делать с теми человеческими существами, которые волей судьбы попали в его владения. Дух прикрыл глаза и оказался в зеленом, мягко освещенном пространстве. Именно здесь, в самом сознании леса, его сокровенной сути, духи зверей и птиц были в своих истинных, неведомых человеческим глазу и воображению обличьях, здесь они просили совета у мудрого всемогущего леса. Прекраснейшее место в подлунном мире, оно приносило успокоение и приют отважным духам, которые заботились о лесе и его обитателях.
Но сейчас Фукуро что-то мешало нормально проникнуть в этот мир – в зеленом пространстве мелькали черные и серые тени, мягкие и бесформенные. Сова открыла глаза и окинула яростным взглядом горы. Ох уж эти люди, вечно с ними проблемы, слишком много их на земле и думать они не умеют, и сбивчивые, растерянные человеческие мысли врываются в ауру леса, калечат ее. Конечно, сейчас оно понятно, везде витала смерть и ее духи, они забирали тех, кому не суждено было увидеть конца бури. Это всегда вселяет в человеческие сердца панику. Что ж, придется действовать самому.
Дух расправил мокрые крылья небольшого совиного тела и спланировал вниз на влажный мох. На земле еще отчетливей слышались жалобы зверей, доносилось ржание лошадей да слабое позвякивание металла.

[SonGoku >>>]

Секигахара, ставка Токугавы Иэясу

Радость победы омрачило странное происшествие, которому долго потом не могли найти объяснения. День уже клонился к вечеру и, выставив охрану, в которой не было особой нужды, приказали всех накормить. Наконец-то прибыл опоздавший на битву старший сын Токугавы во главе тридцатитысячного войска. Не успевших вымотаться солдат разослали преследовать мятежников, а сам сын и наследник угрюмо выслушивал упреки отца, когда кто-то заметил бредущего вдоль ряда отрубленных голов человека. Он сильно хромал и ступал неуверенно, как будто вдруг разучился ходить, и опирался на собственный меч, как на костыль. Не глядя он прикасался к выставленным трофеям, и в предвечерних тенях, сгущающихся у подножия горы Ибуки, всем казалось, что из-под опущенных мертвых век при каждом прикосновении струился голубоватый дымок и втягивался в человеку ладонь. Одежда его и лицо были выпачканы в грязи, но когда кто-то посмелее заметил пришельцу, что негоже являться в таком виде к самому Токугаве, тот не обратил внимания. Даже головы не повернул.
- Это же Арима! – узнал его другой самурай. – Эй, Арима, что с тобой стряслось?
Необычный человек пошатнулся, бледность, покрывающая молодое лицо, была видна даже под разводами грязи. На повязке, стягивающей поврежденную в бою ногу, расплывались коричневые подпалины.
Позвали Кобаякаву, чтобы вразумил своего воина и отослал к остальным. По припухшим губам Аримы проскользнула улыбка. Раненный что-то проговорил; что – никто не разобрал, настолько тихо были произнесены слова. Расслышал их только Кобаякава и вдруг затрясся, словно в припадке; с распущенных губ потекла слюна. Никто не успел даже ахнуть, он выхватил меч и попытался перерезать себе горло, хорошо, что стоявшие рядом люди схватили безумца за руки, не позволили совершить непоправимое. Еще двое оттащили в сторону Ариму; тот не сопротивлялся.
- Да у тебя жар! Ты весь горишь...
Запекшиеся губы с трудом шевелились, формируя слова:
- Два года... у тебя есть... два года. Твой отец увидит твою смерть...*

---
* Кобаякава Хидэаки умер, сойдя с ума, в 1602 году за шесть лет до смерти своего отца.

[Bishop >>>]

склон горы Ибуки

- Шимадзу! – гаркнули за спиной, почти над ухом.
Мицуке можно было пытать – он все равно не сказал бы, почему не уронил от неожиданности меч. Наверное, давняя привычка сказалась. Если бы он собственными глазами не видел, как сацумцы умчались прочь по дороге, то уже вообразил бы, что сражение начнется вновь. Только с равнины будет перенесено в горы. Вот сюда.
- Шимадзу! – надрывно, словно после долгого бега, крикнули неподалеку. Кавалерист удивленно приподнял брови, все же не опуская меча и не выпуская из поля зрения вышедшего из-за скалы высокого воина, присмотреться к которому раньше не удавалось, хотя то, как он двигался, казалось странно знакомым. Такеда Хидэтада бросил быстрый взгляд в сторону, откуда прозвучал крик и увидел присевшего на камень, перевязанного, бледного воина, с монами союзнического клана на одежде. То, что это – сацумец, не вызывало сомнений, кому было нужно пытаться одурачить одинокого беглеца маскарадом, если можно просто убить его. По этому, кавалерист с куда большей заинтересованностью взглянул на раненого сацумца, а затем на юношу – почти мальчишку рядом с ним, совсем недавно скалившего клычата на Такеда и готовившего к бою нагинату, плечом к плечу с угрюмым здоровяком, с которым Хидэтада уже готов был скрестить мечи. Судя по виду, раненому изрядно досталось – вон какой бледный, и держится в сознании скорее всего на одной гордости, которой издавна славятся сацумцы, и это не удивительно. А вот что вызывало удивление – то, что перевязан он был умело, надежно, как никто бы не пытался перевязывать пленника, которому вскоре предстояло совершить сеппуку, или распрощаться с головой в руках палача. Странно и непонятно это было, тем более, что шанс встретить друзей, или хотя бы союзников поневоле, так близко от кровавого поля Секигахара, когда на каждого из них объявлена охота был призрачно мал.
Хидэтада потряс головой и немного опустил меч, взглянув на стоящего напротив самурая уже гораздо более пристально. Взглянул и удивленно расширил глаза:
- Ты?! Это действительно ты, или мне в глаза наплевали йокаи?

(Sayonara toki, higf toki, Reytar...)

[Sayonara >>>]

- Такеда отличаются не только рогами на шлемах, - проворчал его противник, клинок он держал в опущенной руке, не убирал. - У вас и черепа крепкие, как у быков.
О-Санго вздохнула. Все сегодня морочат ей голову, особенно Мицуке. Девушка решила даже не пытаться понять, за кого все же он, да и сейчас это было не очень важно. Допустим, врать было не очень хорошо, а в данном случае еще и неприятно, но другого выхода не было видно. Вон, этот грубый кавалерист уже признал самурая за своего. Отец ей никогда не простит такого, подумала О-Санго.
- Ну вот, все разъяснилось, я надеюсь? - радостно выпалила девочка.
Тенкьё чувствовал себя так, словно попал в сумасшедший дом и занимает там почетное место. Его пленитель-спаситель и Такеда оказались хорошими знакомыми. Впрочем, имея дело с Мицуке, стоит, видимо, перестать удивляться.
- Нас стало больше? - полувопросительно проворчал он.
Долговязый самурай заглянул неудавшемуся противнику за спину, должно быть - хотел кого-то там отыскать. Даже удивился - там никого не было.
- Да, - подтвердил он. - На одного человека.
- Еще день пути, - с улыбкой заметил Тенкьё уже непосредственно Мицуке, - и у нас соберется армия, с которой не стыдно будет и вернуться.
- Ходят слухи, - со смешком отозвался роши, - что на днях клан Санада задержал в своем ущелье войско почти в тридцать тысяч голов. Мы - не хозяева Уэда, но как-нибудь справимся, если придется.
Он отступил, пропуская Такеду в укрытие за мшистые камни.
С облегчением наблюдая за воинами, О-Санго устроилась поудобней на сырой земле, но тут ее тронул мягкими губами за наплечник Ветерок. Девушка вскочила и провела рукой по мокрому боку коня.
- Может, временно не надо никаких войск? - тоскливо заметила она, снимая резное седло с лошади. - И так намучились.

(и Bishop, и Reytar, и higf)

[higf >>>]

- А отомстить... изменникам, - с некоторой паузой продолжил юноша. - И прислужникам Токугавы.
- Если никто не услышал глотки Такеды, то лучше мы сейчас отдохнем, - Мицуке пристроился рядом, вытащил из-за пазухи не первой свежести платок-фуросики, вытряхнул из него небольшой кисет и пару камешков.
Кавалерист глубоко вздохнул и спрятал меч в ножны.
Как ни мал был шанс на удачу, и все же она ему улыбнулась, хотя бы немного - встретить знакомое лицо здесь, да и, что без слов говорило, на чьей стороне бился ронин, еще и вместе с раненым сацумцем, которому грозила неминуемая смерть, попади он в руки людей Токугавы, было просто подарком судьбы. Усталость и напряжение последнего дня напомнили о себе - Такеда Хидэтада опустился на корточки, затем сел на землю, а уже через минуту прилег, растянувшись в полный рост.
- Прошу простить, Мицуке-доно, за поднятый мной шум и за то, что не смог узнать тебя сразу. Просто день нынче выдался суматошный: битва, отступление, осада, пленение, дорога к господину Клещи, побег… Унести свою голову в комплекте с телом удалось лишь чудом. - Естественно Хидэтада не собирался упоминать о том, что его побег был по сути дела организован членами родного клана - чем меньше людей об этом знают, тем меньше неприятностей от этого знания может произойти. - Раз уж драка отменяется, было бы неплохо представиться, хотя, думаю, кто я такой слышали горы вокруг на немалое расстояние. По этому я был бы рад узнать благородные имена доблестного господина из Сацума и юного воина, который отличается не только должной доблестью, но и чутким сердцем и немалым умом, раз этот чудесный конек так к нему привязан.
Полусотник, с кряхтением, переместился в сидячее положение и с интересом взглянул на остальных обитателей этой импровизированной стоянки.
Девушка с удивлением обернулась к кавалеристу.
- Благодарю вас, - улыбнулась она. - Я - О-Санго из Киото.
- Тачибана Тенкьё, - вторично, и на этот раз с гордым видом представился молодой человек.

(C Сайонарой, Рейтаром, Бишопом)

[Bishop >>>]

Мицуке понюхал металлический порошок, что высыпал себе на ладонь из кисета; наверняка – не тот состав, да где ему в горах отыскать нужный? Вместо плошки был взят гладкий плоский камень с небольшим углублением. Мицуке растер порошок между пальцами, вновь понюхал, но все же решился. Добавил несколько капель гвоздичного масла, тщательно перемешал.
- У кого-нибудь есть лист бумаги?
Такеда коротко поклонился новым знакомцам, а услышав вопрос Мицуке – развел руками.
- Чего нет, того, увы, нет.
- Бумага? У меня есть чуть-чуть, - отозвалась О-Санго и сняла с плеча кожаный мешок. Потом достала оттуда еще один, маленький, и вытряхнула его содержимое - несколько кисточек и сложенную бумагу. Девушка отряхнула ее от грязи и протянула самураю. - Держи. Только они отсырели немножко. А зачем тебе? - полюбопытствовала она.
Мицуке взял и кисточку, набрал ею получившую субстанцию, нанес на клинок, а затем неторопливыми уверенными движениями принялся полировать меч бумагой. Металл потемнел, приобрел голубоватый оттенок. Осталось пройтись по линии хамона камешком и не забыть, что на этом мече – другой узор, здесь хамон образует волны с острым гребнем.
Тенкьё внимательно наблюдал за манипуляциями товарища. У него было ощущение, что про такое оружие ему когда-то рассказывали, но пробелы в образовании давали себя знать - самурай никак не мог вспомнить точно. Только ему казалось, что он подцепил воспоминание и тянет его на поверхность, как оно выскальзывало и с насмешливым плеском ныряло назад в темные глубины сознания.
Хидэтада же только сейчас обратил внимание, на то, лезвие какого клинка полировал роши. Кавалерист изумленно поднял брови, одновременно раскрыв рот и шевеля губами, почти как карась, так что девушка, увидевшая выражение лица сурового полусотника не смогла сдержать смешок.
- Это он? - только и смог вымолвить кавалерист, с огромнейшим уважением глядя на Мицуке.
- Журавлиный меч, - невозмутимо кивнул в ответ самурай так, словно ему не в новинку держать в руках один из известнейших клинков.


(те же)

Сообщение отредактировал Bishop - 14-05-2007, 21:53

[Соуль >>>]

Гора Ибуки

Сумка не стала легче, зато отдохнуло плечо. Женщина присела рядом, положив на колени длинный боевой шест, прислушалась. В метрах десяти, слева, пробегала ведущая к роднику дорога, справа – вилась к храму тропинка, выше по склону, далеко, пряталось между камней жилище бикуни. Она ушла утром, и можно было только надеяться, что туда не наведался кто-нибудь из лесных гостей.
-…то ли спятил, то ли всегда с головой у него плохо было, - низкий голос долетел из-за сомкнутых ветвей.
-Еще к храму идти, - ему вторил более высокий.
Эйкуко покачала головой и поднялась, подбирая с земли тяжелую сумку. Там, где остановилась бикуни, трава обернулась нежно-зеленым цветом, а из-за камня показал лиловый бутон цветок. Спрятался.
-Вдруг, есть в этих местах кто-нибудь, кто знает… А идти далеко.
Бикуни отодвинула концом ньёбо ветки и вышла на дорогу, отряхиваясь от опавших листьев, как большая птица. Навстречу поднимались двое ашигару, потрепанные, уставшие после недавно отгремевшего сражения. Они беседовали между собой, не смотрели по сторонам, но остановились, когда заметили блеклую тень.
-Расскажите же, что произошло? – полноватые губы сложились в улыбку. – Если в храм пойдете, то все равно меня искать отправят.
Пехотинцы поспешно согнулись в поклоне, не то, чтобы шибко учтивом, скорее, от испуга и на всякий случай. Скороговоркой протараторили, перебивая друг друга, историю про недавний случай в ставке Токугавы.
-Да болен он, - сказал обладатель высокого голоса.
-Свихнулся, - возразил его товарищ. - Ты бы видел его глаза! Как есть свихнулся.
Эйкуко с интересом слушала их перепалку, выбивая пальцем по дереву ньёбо незамысловаты ритм. А ведь для вечерних гостей еще ничего не приготовлено…
-Не тараторьте, - остановила ашигару женщина, - суть и так ясна, а слова только путают. На роднике уже были?
Оба парня помотали одновременно головами.
-Тогда пройдите между этими деревьями – и путь сократите, и время сбережете, - указала на переплетение веток бикуни. - А я здесь подожду.
Эйкуко присела, ожидая их возвращения. Ашигару обернулись довольно быстро; наверное, не хотелось залезать в самую чащу, где сейчас можно было встретить не только призрака или зверя, но и затаившегося мятежника из восточной армии, который дожидается ночи, чтобы уйти через горы. Воды они набрали много, хватило бы не только рану промыть, но и напиться не одному человеку.
-Нет, не может быть, чтобы он с ума сошел, - вновь завел свое первый, с высоким голосом. - Жар у него, бредит. Рана воспалилась, грязь попала, теперь он ничего не соображает.
-Ага, а господин чуть себе горло не перерезал, а ведь Арима только и сделал, что взглянул один раз на него! - стоял на своем второй. - Или безумец, или демон вселился...
Эйкуко-годзен выпрямилась и в который раз за день подняла успевшую надоесть сумку. Позади раздалось едва слышное шуршание: отряхнувшись, как совсем недавно бикуни, из кустов показалась пепельно-серая кошка, которой женщина улыбнулась словно старой знакомице. Ашигару замолчали, уставившись на ухоженное животное, и пушистая, засмущавшись, спряталась за бикуни.
-Хватит смотреть, - женщина помогла запрыгнуть кошке в сумку и вздохнула, когда лямка натянулась еще туже. – Если демон вселился, и с ним общий язык найдем.
Дорога побежала вниз. Посох отмечал едва заметные камушки, иногда осторожно замирал рядом с показавшимися не по поре цветами. Воины сплетничали между собой, пересказывая странные события, иногда перескакивали на сторонние темы, но потом все равно возвращались к странной болезни неизвестного Аримы. По их словам могло показаться, что в несчастного вселились все демоны Поднебесной и Ямато с одной им ведомой целью.

(+ SonGoku)

Сообщение отредактировал Соуль - 20-04-2007, 12:48

[SonGoku >>>]

Отовсюду доносился запах еды; это каменистое поле могло прокормить не только его одного, но тысяча голодных демонов устроила бы грандиозное пиршество, и все равно еще год всякая местная мелочь подбирала бы крохи с их стола. Стоило опустить веки, как подстегнутое непереносимым голодом воображение рисовало картины, от которых можно было сойти с ума. А открывая глаза, Мидзукуни видел над собой темнеющее предвечернее небо и очерченный солнечным светом край облака. Арима понял, что его связали; он чувствовал в себя силу разорвать веревку, словно та была тонкой ниткой, и в то же время не мог от слабости шевельнуть даже пальцем.
- Вот он, - прозвучал высокий голос неизвестного ашигару, следом раздалось шуршание ткани и глухом стук посоха о глину. Неуловимо повеяло лотосом и весенней травой, прохладные пальцы накрыли кисть.
- Арима Мидзукини…
Он хотел сказать, что это имя принадлежало тому, чье тело он занял, но язык едва ворочался в пересохшей гортани. Человек без имени с трудом повернул тяжелую голову.
Невысокая бикуни сосредоточенно вгляделась в движения губ и отпустила руку.
- Воды принесите, - подняла взгляд, обращаясь к пехотинцам, и коснулась кончиками пальцев повязки на ноге. Отдернула руку, словно ошпарившись. - Ей-ей, тебе не водой назваться, а огнем.
Несмотря на легкость слов, взгляд оставался серьезным.
- Помоги мне... – прохрипел человек без имени; сейчас, в полубреду, с воспаленными потрескавшимися губами он казался еще моложе, чем был.

(со спасительницей Соуль)

[Соуль >>>]

Бедолаги-ашигару, приставленные к отшельнице, выталкивая друг друга вперед и все так же препираясь, передали ей бамбуковую флягу с родниковой водой. Бикуни сердито на них цыкнула и, смочив успевшую высохнуть тряпицу, вернула ее на лоб раненного.
-Арима…, - задумчиво повторила женщина, - кем бы ты ни был, ты изменился, Арима Хиджиро. Он вернется со мной на гору.
Последняя фраза была обращена к ашигару. Те, кажется, были только рады избавиться от товарища, хотя один из них (с более низким голосом) заикнулся было, что надо испросить позволения у господина, но ему напомнили, что господину Кобаякаве сейчас не до того, его до сих пор не могут привести в чувство, а когда приведут, господин Кобаякава прикажет казнить зарвавшегося мальчишку на месте и не посмотрит, что тот болен. Монолог, прерываемый несмелыми возражениями, оборвался на:
-Как же он пойдет, если даже встать не может?
-Помощника мне дадите? – вздохнула отшельница.
Ни один из ашигару не вызвался добровольцем, но делать им было все равно нечего, поэтому они соорудили из обломков пик и попоны что-то вроде носилок. Следующий вопрос возник, когда работа еще не была доделана.
-Может, не стоит его развязывать? - спросил тот, у которого голос был выше.
-Пока, может и не стоит, - неоднозначно отозвалась бикуни, - а у гор, вдруг да понадобится?
Она отошла прочь, приглядываясь к оказавшимся без хозяев после битвы лошадям. Из сумки, оставленной возле раненого, выпрыгнула серая пушистая кошка. Она принюхалась к руке лежавшего воина и раскрыла алую пасть в беззвучном шипении. Взгляды Аримы и маленького зверька скрестились; в зеленых глазах кошки зрачок стал не тоньше нити.

(в роли раненого - Сон )

[SonGoku >>>]

- Бакэ-неко... – выдохнул раненый. – Не думал тебя здесь увидеть...
Серая отпрыгнула и убежала к отшельнице, где прижалась мордочкой к золотистой лодыжке. Женщина подобрала поводья крепкой серой лошадки и опустила взгляд на свою спутницу. Нахмурилась, и снова посмотрела на стоявших в стороне пехотинцев. Когда они не шелохнулись, бикуни вернулась к раненному и принялась было расплетать стягивающие лодыжки и руки узлы, но остановилась.
- Тело сильно ранено. Без лекаря далеко не уйдешь. Понимаешь?
Арима кивнул.
- Я... никому не причиню зла... – он помолчал и добавил: - Пока.
Узлы принялись распускаться под длинными худыми пальцами. Кошка наблюдала за действиями отшельницы из-под руки настороженно и хмуро, и иногда раскрывала пасть, показывая белоснежные зубы. Ашигару стояли в стороне…
- Попробуй встать, - женщина накрыла паучьей ладонью плечо воина, помогая подняться.
Первый же шаг окончился неудачей, но раненый, прикусив губу, сделал еще один, приволакивая поврежденную ногу. Отшельница обхватила Ариму за талию, помогая добраться до устало наклонившей голову лошади.
- Еще немного и сможешь отдохнуть, - ладони успокаивающим движением легли на виски воина.
Арима взялся за холку лошади, но ни о какой былой прыти речи не было. Д что с ним такое! Он слаб, точно малый ребенок! Коняшка почуяла его гнев, переступила с ноги на ногу, но не убежала. Ашигару все-таки осмелились приблизиться, один поддержал стремя, второй помог раненому кое-как взгромоздиться в седло.
Отшельница перекинула через плечо сумку, погрозила серой кошке, надеявшейся и обратную дорогу отдохнуть, и подняла поводья. Лошадка испуганно мотнула тяжелой головой, и женщина привстала на цыпочки, что-то нашептывая в острое ухо. Что говорила - осталось тайной, но после этих слов кобылка пошла спокойным шагом.
-Я позабочусь о тебе, и буду думать, что делать, - обращаясь к Аример, бикуни не отрывала взгляда от дороги. - Можешь называть меня Эйкуко. Хотя… лучше молчи сейчас, ты и говорить-то толком не можешь. Отдыхай.

(и снова мы)

[Далара >>>]

За всю свою жизнь – прожил он уже больше тридцати лет, а точнее никто и не брался считать, - Вака не сумел добиться положения выше, чем простой служка. Утешением было то, что служкой он при большом, на много ри вокруг известном монастыре. В Соген-дзи стекались люди изо всех городов, какие были известны служке, кроме, разве что, императорской столицы. А другими провинциями интересоваться Вака считал ниже своего достоинства. Правами он обладал небольшими, но было одно право, которое он свято хранил – право пожаловаться настоятелю. Тот выслушивал всегда и принимал меры, если то требовалось. Раздумывая об этом, в тайне от всех, Вака почитал себе равным по силе самому настоятелю. А что не сам он эту силу применяет, так зато и при ошибке ему меньше достанется.
Больше всего на этом свете любил служка не деньги и не еду, не женщин и не сон, нет – больше всего любил он сунуть свой длинный нос с целыми двумя бородавками в чью-нибудь тайну. Расковырять эту тайну, как собака землю, где зарыта кость, рассмотреть чужой секрет во всех низких и гадких подробностях, а потом со всеми этими подробностями выложить перед людьми во всеуслышание. Было для него блаженством смотреть на лица слушателей, когда он вот так препарировал чужие страсти. А высшей радостью – видеть лицо того, чью грязное белье вытаскивает и топчет. Впрочем, наслаждался он этим своим грешком осторожно, не выказывая открыто собственной радости, поэтому хоть и был словлен несколько раз, но сумел отговориться и не быть выставленным из монастыря.
В последнее время особенное внимание Вака уделял недавно ставшему послушником молодому бывшему ронину по имени Тайкан. Имя это, по традиции, тот получил при посвящении, и как он звался раньше, никому открыто не было. Тайкан был странен сам по себе: ну что делать сильному, молодому, приятному лицом воину в монастыре? Он пришел как-то поздно вечером, и его приход Вака пропустил, о чем сейчас жалел. Еще больший интерес служки привлекали случавшиеся с Тайканом приступы то ли безумия, то ли одержимости. Настоятель каждый раз спешил укрыть послушника у себя, чтобы никто не видел, но Вака умел хоть одним глазком, но подглядеть и туда. И чем дальше глядел, тем больше у него чесались руки вызнать эту тайну и насладиться ею сполна.

[Nikkai >>>]

На заросших лесом склонах никогда не бывает тихо. Шуршат в листьях грызуны и ветер, тут и там срываются сверху камешки, летят под гору, оставляя дорожки примятого пальника. Вниз срываются птичьи перья, листья, а иногда и целые ветки. Лезвием катаны прорезала жухлый бурый мусор белка. Цокот копыт по изредка встречающимся камням сливался с шорохом и снова отмечал редкие секунды тишины, пока, наконец, из-за поворота не появилась лошадь. Ее вела под узцы высоковатая девушка - длинные распущенные волосы, причудливой юбкой - разрезанные для удобства полы кимоно. Нет-нет, да и мелькнет в разрезе узкое крепкое колено. На босых (по октябрьской-то поре!) ногах - ни царапины. Тропа резко свернула под уклон, вильнула бешеной змеей, а потом и совсем выровнялась - впереди было поле. Мертвые, умирающие... Между них стервятниками бродят живые - ворошат, оттаскивают в кучи... Один поднял глаза только когда девушка была уже в паре шагов. Секунду смотрел - потом резво заспешил прочь. Майе тряхнула головой - длинные волосы перекатились через плечи, упали на лицо. Осторожно пошла дальше, переступая через тела: маленькие ступни окрасились буроватым цветом вымытой дождем крови.

Сообщение отредактировал Hinode no otome - 23-04-2007, 15:57

[SonGoku >>>]

Несколько месяцев спустя...

В небольшом доме, почти хижине, за высоким бамбуковым забором на отшибе всю зиму не открывали ставни. Даже в солнечные дни, теплые настолько, что можно было без опаски выйти на улицу, не кутаясь в подбитую ватой накидку, там не убирали деревянные щиты, защищающие от ветра и снега. Как будто единственный обитатель соблюдал траур, лишь по забывчивости не выставив перед наглухо закрытой дверью фонарь с нужной надписью. Лишь приглядевшись, можно было понять, что уединение выбрано не добровольно.
Раз в день с кухни центральной усадьбы приносили еду; слугам и скучающим у калитки охраннику строго настрого запретили разговаривать с пленником. Так прошел месяц, за ним второй; давно было принято решение о казни, но никто не спешил исполнять приказ. Как-то раз, нарушив запрет, один из самураев рассказал обитателю дома, как был пойман укрывшийся в горах Кониши Юкинага, как был выдан преследователям больной дизентерией Ишида, как обоих с завязанными глазами провезли по улицам Осаки и Киото. И как Кониши, отказавшийся покончить с собой, держал в поднятой руке изображение чужеземного бога до тех пор, меч не перерубил ему шею. Чего добивался рассказом охранник, непонятно, так как в ответ из-за двери не донеслось ни единого слова.
Но однажды вечером явился посетитель, которого задержать не посмели и перед которым распахнули дверь, не отпиравшуюся три месяца. Они молча разглядывали друг друга, мужчина в одеянии придворного предсказателя и маленький узник. В единственной комнате не было ни светильника, ни жаровни, ничто не могло прогнать холод, ни рассеять полумрак.
- Что ты делаешь?
- Пишу стихи, - мальчик отложил кисточку и показал гостю покрытый неумелой скорописью лист бумаги. - Мне велено упражняться каждый день.
- Тебе нравится это занятие?
- Не-а! - он улыбнулся. - Все равно больше нечем заняться.
- Я принес тебе подарок, - прорицатель достал из рукава и протянул мальчику ветку сливы, усыпанную цветами.
- Так много времени прошло…
Гость качнул головой; в полутьме его глаза напоминали горячие угли.
- Нет, просто слива расцвела в этом году раньше времени. Кое-кому пора собираться в дорогу.

[higf >>>]

Сказать, что это была самая скучная зима в его жизни? Пожалуй, это все же будет преувеличением – жизнь в родительском доме тоже не отличалась разнообразием и обилием приключений, особенно в последние годы, когда выросшему мальчику стало тесно во дворе и на улице.
Все же доля истины в таком высказывании была – размеренный уклад и отсутствие возможности показать нос на улицу особенно донимали после того, как юноша, пусть ненадолго, вкусил другой жизни, где были друзья и враги, радость и горе, ненависть... и любовь? Нет, любви пока не было, хотя были женщины. А еще – широкий мир, который теперь ограничился территорией дома в Киото, откуда выходить мятежнику не рекомендовалось.
То есть разрешалось гулять по лесу, но не по улицам столицы! Окрестную часть леса молодой человек уже изучил, как и сад и колодец. Говорили, когда-то там чуть не утонул приведший его сюда Мицуке.
Эти рассказы тоже были выслушаны, ибо, несмотря на удвоение времени для тренировок, делать было нечего. Он помогал в некоторых работах, но в опустевшем на зиму доме это не занимало много времени.
Однажды вечером, когда уже стемнело, парень таки выскользнул из сада за ворота.
Ну что может случиться! Тут на пять шагов плохо видно, и вряд ли ками принесут кого-то, кто заинтересовался бы юношей и тем более – мог узнать его.

[Далара >>>]

В тот день, когда поздняя зима уже поспорила с ранней весной, Вака ходил с мелкими поручениями по зданиям монастыря, пересекая сад по всем направлениям. В этом году необычайно рано зацвела слива, и все с большим удовольствием ходили посмотреть на хрупкие, словно вылепленные из розоватого снега цветы. Вака не был лишен чувства красоты и вниманием их тоже не обошел, однако и слишком засиживаться в любовании не считал нужным.
В зале для молитв уже загудел стройный хор голосов, читали «Сутру сердца». Вака прислушался к слогам, повторил тихо:
Fu ku fu jo fu zo fu gen...*
Сутра знакома настолько, что уже не нужно задумываться, губы сами собой производят нужные звуки. Значение их с течением времени стирается, забывается.
Мысли служки прервал запах. Чем-то схожий с благовониями, он, тем не менее, отзывался першением в горле, была в нем особо резкая нота. Вака потянул носом, отчего бородавки зашевелились, как два больших жука. Стараясь не производить шума, служка обошел вечнозеленые кусты и обнаружил рассевшегося на веранде того самого послушника по имени Тайкан. Удивился, почему тот не вместе со всеми в Дзендо**. Нос Ваки повернулся по ветру, чувствуя удачную находку. В руках послушник держал трубку, какими сопровождают свой досуг богатые модники-самураи, кугэ и женщины. Служка поскреб в затылке. Лицо у Тайкана откровенно простовато для кугэ***. За женщину его принять совершенно невозможно, разве что совсем издалека, когда стоит неподвижно. Только женщин такого роста и не бывает вовсе. Значит, он богатый самурайский сынок, натворивший что-нибудь этакое, за что его и водворили сюда, чтобы научился уму-разуму. То-то он с таким нежеланием соблюдает правила, аж за целый ри видно!
Бормочет что-то. Вака подобрался поближе, хоронясь за кустами.
- Ветка сливы... Кто же гонец?
В воздухе поплыл клуб ароматного дыма.
- Сладкоежка с котом. – Помолчал, разглядывая навес. – Да, наверное, так.
Вака понял, что Тайкан бредит. В служке проснулось даже какое-то подобие жалости, что с ним случалось нечасто. Надо сказать настоятелю, решил он, пусть бы тот полечил болезного молитвами да постом. Но жалость жалостью, а слушать Вака не переставал, надеясь на кусочек тайны, как собака на брошенную кость.
- Снова Акамагасэки, - проговорил Тайкан.
У служки зашевелились волосы на теле. Голос послушника звучал по-другому, чуждо. Теперь Вака был готов поверить, что это опальный кугэ, пришедший в монастырь под видом ронина. Тот повернул голову в сторону, откуда все еще доносился хор, сказал вроде бы и с почтением, но и с легкой издевкой:
- Sowa ka.****

------------
* Fu ku fu jo fu zo fu gen – не запятнанный и не чистый, без потерь и без приобретений.
** Zendo – место для проведения медитаций и чтения сутр.
*** Kuge - (яп.) придворный
**** Sowa ka – славься.

Сообщение отредактировал Далара - 15-02-2009, 22:18

[SonGoku >>>]

Равнина Ямато, февраль 1601 года

С восточного побережья в Киото ведет не так уж много путей, и один из них проходит через равнину Ямато, которая окружает древнюю столицу и тянется, перемежаясь с поросшими лесом горами и глубокими тенистыми лощинами до столицы нынешней. Тут живет немало народа - что ни долина между склонами, то чья-то деревня, - хоть и не так, как раньше, когда Нара знала лучшие времена. Сейшин-но Сато пряталась в кленовой роще у реки Учитаки и еще мирно спала в столь ранний час. Выпавший за ночь снег, последний снег этой зимы, успел подтаять, и камни, которыми была вымощена дорожка, блестели, словно отполированные бронзовые зеркала. С горы, как у древнего старца, свисала длинная борода тумана, покачивалась, постукивая в легкую перегородку, ветка сливы.
Кутаясь в слишком большую для нее накидку-дофуку, на веранду вышла молодая женщина; лицо еще хранило следы недавнего сна. Женщина молча подождала, когда ее спутник обуется, подтянет завязки сандалий-вараджи и накинет на плечи соломенный плащ, и только потом подала ему меч.
- Жаль, что это не прежний клинок…
- Чем тебе плох этот? – бугейша* сунул меч за пояс, нахлобучил на голову шляпу.
- Он чужой.
- Не начинай все сначала.
Они помолчали, не глядя друг на друга, одинаково высокие, с грубоватыми и одновременно детскими чертами похожих лиц. Все, что они могли возразить друг другу, было сказано еще вчера, а до этого – несколькими днями раньше.
- Жаль, что я не могу пойти с тобой.
- Тогда нас было бы не двое, а трое, - он покосился на расплывшуюся талию женщины. – Мне только новорожденного ребенка и не хватает!
Она засмеялась, прикрывая ладонью рот.
- Все равно тебя муж не отпустит.
- Как он стал бы мне возражать?
- Его приняли в семью, он теперь – наш каро, ты обязана его слушаться.
Женщина независимо повела плечом, сунула в руки собеседника узелок с едой.
- Уходи, - сказала она, - пока не проснулись младшие.
Они обменялись поклонами, а потом женщина долго стояла, прислонившись к столбу веранды, и смотрела вслед путнику, и даже когда он скрылся из виду, не сразу ушла в дом.

---
*бугейша – тот, кто живет военным делом, мастер боевых искусств.

(и Биш)

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-04-2007, 12:21

[Bishop >>>]

Чтобы попасть на другой берег, к храму Хотоку, надо либо идти вброд – в феврале? нет, увольте! – либо делать крюк до моста. Тоже мало веселого, зато потом можно будет добраться до полноводной сейчас Нуноме-гавы, а там уже лодкой – до озера Бива, и через перевал добрести до столицы. У моста бугейша умылся, потому что в сон клонило по-прежнему, и напился воды, холодной, от нее сводило зубы, зато прочищало голову. Окрестные холмы и леса были расчерченными тропинками, как утоптанными, так и тайными, по одной из дорожек крестьянин вел за собой вола, а тот тащил телегу, в которой сидели работники. У всех были одинаково равнодушные постные лица. Поравнявшись с воином, крестьянин остановился, его спутники повыскакивали на землю, склонились в поклонах.
На развилке дороги, возле старой лачуги путник остановился. На его оклик вылезла старая бабка, замшелая, точно пень, что подпирал осевшую на один бок хибару; ей даже кланяться не пришлось, годы давно согнули старуху чуть ли не вдвое. В хижине копошилась целая свора ребятишек.
- Еды, - приказал самурай.
Бабка недовольно заухала, точно сова, разучившаяся ловить мышей.
- Заплачу.
Бурчание приобрело скептический оттенок. Путник кинул старухе монетку, бабка уставилась на деньги с неподдельным подозрением, но спрятала в рукав и, не сводя утонувших в морщинах глаз с самурая, крикнула, чтобы принесли поесть. И удалилась. Вскоре чумазая девчонка - может внучка а скорее, правнучка, - притащила миску с остывшим еще вчера, клейким рис.
- А больше ничего нет.
- Сойдет, - привычно усмехнулся бугейша.
Сметая в рот последние рисинки и запивая их водой из ковша, путник решил придумать, как разжиться едой в ближайшем лесу. То, что ему собрали в дорогу, следовало поберечь. В крайнем случае, в ручьях водится рыба, и уж если нагрянет настроение порыбачить, из любой палки легко сделать острогу.
- Благодарю, - он поклонился чумазой девчонки, что сидела у двери лачуги, протирая заспанные глаза.

Сообщение отредактировал Bishop - 27-04-2007, 14:56

[Sayonara >>>]

Киото, февраль
Маленькая серая птичка залетела из садика с журчащим водопадом в открытую дверь большого богатого дома, расположенного на одной из людных столичных улиц. Весенняя пташка попала сюда совершенно случайно, видимо, опьяненная мартовским воздухом и пробуждающейся природой, и ее растерянное чириканье привлекло внимание изящно одетой барышни, которая сидела у порога комнаты и лениво перебирала мягкую кисть от вышитого ковра. Девушка резко вскочила, едва не запутавшись в дорогом кимоно, и взяла полупрозрачную учиву* с подушек.
- Глупенькая, лети обратно, - улыбаясь, произнесла хозяйка комнаты. Она легонько подтолкнула серый комочек, и птичка, заливаясь возмущенными трелями, выпорхнула в садик. Девушка же, только приготовившись вернуться на насиженное местечко, внезапно замерла и прислушалась. Потом, не выпуская из рук учивы, прижалась к тонкой стенке, отделявшей ее тихую обитель от остальных комнат дома. Не долго стояла так барышня, видимо, любопытство пересилило в ее причесанной головке все разумные и неразумные мысли, и она бесшумно отодвинула дверь, огляделась и на цыпочках побежала по пустынному коридору. Шелест ее платья затих у расписной двери, из-за которой доносились приглушенные голоса.
Барышня аккуратно прислонилась к перегородке и, опустив голову, стала внимательно слушать разговор в соседней комнате. Через некоторое время девушка развернулась и осторожно, прищурив один глаз, вгляделась в маленькую, сияющую в потемках помещения щелку.

---
* учива - японский нескладывающий веер

Сообщение отредактировал Sayonara - 26-04-2007, 14:20

[Bishop >>>]

Внезапно из коридора высунулась мальчишеская физиономия, и ее озорной обладатель с интересом взглянул на молоденькую жертву любопытства.
-Эй! – задорно крикнул звенящий голос. – Чем ты там занимаешься? – тут физиономия исчезла, чтобы не получить веером по своей особе, а перепуганная девушка, резко дернувшись, случайно ударила локтем в стенку. Зажав рукой рот, проказница съежилась, с трепетом ожидая реакции говоривших в комнате на шум.
Там затихли, потом раздались быстрый шаги - раздвинулась перегородка, весь проем занимал отец, массивный, широкоплечий, похожий на вепря, запертого в тесном загоне. Его гостя почти не было видно из-за него.
- Ты подслушиваешь?
Девушка, подобрав подол, мгновенно прижалась к полу в поклоне и смущенно защебетала, сбиваясь:
- Нет, нет, прошу, пожалуйста, пусть отец простит свою единственную дочь, она не подслушивала, нет, ни в коем случае... - звук ее голоса постепенно замирал, и маленькая фигурка застыла в ожидании неминуемого наказания.
Отец собирался отчитать ее, но его перебил гость - он не утруждал себя манерностью, говорил с набитым ртом:
- Что с того, что кто-то узнает? Пусть передадут - я согласен на поединок.
Вздохнув, барышня почти разогнулась и выглянула из-за ног матерого самурая. Быстро окинув взглядом широко раскрытых глаз гостя, она удивленно вскрикнула и, снова зажав ладонями рот, виновато посмотрела вверх, на отца. Тот лишь отмахнулся: что взять с женщины?
- Пусть назначат время и место, - продолжал гость, уничтожая еду, что принесли ему на небольшом подносе. - Мне все равно где.

(soshite Sayonara)

[Sayonara >>>]

Обиженно подняв бровь, девушка тихонько тронула отца за носок, не осмеливаясь что-либо сказать, очевидно, чтобы худого не вышло. Потом вопросительно моргнула в сторону гостя, надеясь, что эта выразительная пантомима хоть как-то подействует на родителя.
- Еще наглядишься на него, - усмехнулся отец. - Не могу сказать, что наш гость останется надолго...
- Едва ли! - вставил тот, запивая еду глотком сакэ.
- Но завтра... завтра годится?
Гость мотнул нечесаной головой.
- Завтра можешь присутствовать на поединке.
Фыркнув, барышня отчеканила:
- Я на его бои уже насмо... - рука быстро вернулась в положение, когда непослушный язык ее хозяйки причинял меньше всего вреда в первую очередь ей самой.
Гость наклонился, чтобы рассмотреть, с кем там разговаривает хозяин, хмыкнул.
- На такие, - сказал он, - еще нет.
Черные глаза девушки загорелись.
- Да? Как хорошо! Хоть что-то еще есть интересное в этом мире, - задорно улыбнулась она.
(+Bishop)

[Bishop >>>]

К назначенному времени все было готово, и хотя никто не вывешивал табличку с объявлением, зевак собралось преизрядно. Оставалось лишь гадать - откуда узнали? Впрочем, чему удивляться? Столица, новости разлетаются быстро.
В тени восточной стены расселись приглашенные гости, домочадцы заполнили галерею, остальные - подглядывали откуда могли. Чужак ждал начала в сторонке; на него не сразу обращали внимание, слишком непритязательно выглядел в пестро одетой нарядной толпе. А если кто и оглядывался, то с мыслью: "зачем понадобилось пускать в дом бродягу?" Чаще всего приходили к решению, что, должно быть, это и есть тот ронин, что ищет покровительства, и сегодня будут проверять его мастерство.
Тем временем на галерею прибыли еще величественная женщина в сопровождении нескольких служанок и молоденькой барышни, которая что-то горячо доказывала ей. Когда они уселись рядом с хозяином дома, женщина одернула заболтавшуюся девушку, и та, насупившись, стала искать кого-то взглядом в толпе.
Назвали имена воинов.
- Чтобы не омрачать праздник, поединок будет вестись на незаточенных мечах, - объявил хозяин дома; он сел не в центре, уступив почетное место приглашенному судить главе клана Цукигоши, что из провинции Тамба.
- Начинайте!

(те же)

[Sayonara >>>]

Все притихли, когда двое сошлись в центре двора, только шушукались, обсуждая событие, неугомонные служанки.
- Какой красавчик! - умилилась О-Тиё, служанка, которая держала веер госпожи.
- Молчи, - зашипела на нее дочь хозяина, - потом сплетничать будете! - и остановила зачарованный взгляд на воинах.
Дважды поднимали веер, обозначая паузу в поединке. В конце концов долговязый самурай в темной одежде опустил меч, посмотрел на противника - тот даже не запыхался.
- Ну, что скажешь? Тебе понятен исход?
- Разумеется, - пренебрежительно отозвался "красавчик". - Аи-учи - оба раза.
Зрителям показалось, будто ронин проворчал несколько слов, которые не стоит произносить в присутствии господина. Воин в темной одежде посмотрел на судью:
- Господин видел истинный результат?
- Ты плохо слышишь? Сказано же: обоюдное касание, - был ответ.
Вот теперь не осталось сомнений - ронин швырнул меч на землю и во всеуслышание заявил, что в столице завелась новая мода, судить о том, в чем ни ухом, ни рылом. Ему не потребовалось долго ждать, когда обозленный противник потребует настоящего поединка.
- Мой меч слишком хорош для тебя, - огрызнулся долговязый ронин.
"Красавчик" настаивал.
(и еще раз те же)

[Bishop >>>]

- У тебя что, две жизни?
Принесли оружие, и в конце концов ронин уступил.
- Получай по заслугам, - проворчал он, вновь принимая боевую стойку.
На этот раз все закончилось еще быстрее, зрители не успели подготовиться к зрелищу, как бойцы сошлись - и вот один из них в луже крови лежит на земле, а второй мрачно разглядывает дыру в рукаве, что оставил клинок противника. Во дворе воцарилась мертвая тишина, даже уличный шум отодвинулся куда-то.
- Говорил же, не берись за то, что не знаешь, - голос долговязого воина в темной одежде прозвучал неестественно громко; смотрел ронин на побледневшего судью. - Бездарная смерть.
Люди внезапно загомонили, толпа зашевелилась. Хозяйка что-то недовольно сказала дочери, на лице которой появилось скучающее выражение.
- Нет, нет, лучше останемся, вдруг еще что-нибудь произойдет, - наигранно равнодушно отозвалась девушка и заиграла веером. - Можно мне спуститься вниз?
Получив гневный выговор, она отвернулась от матери и тоскливо взглянула на последствия поединка.

(и те же)

[SonGoku >>>]

Гора Ибуки

Циновка на полу была разноцветной от земли, от травы, от пролитых настоек и пахла странно: не то чаем, не то лотосом, а, может, и тем и другим вместе. Невысокая темноволосая девушка остановилась на пороге, держа огромное ведро.
- Ньё! - вздрогнула, едва не расплескав воду. - Где же тебя носит, непоседливая? Если ехать в сумке - первая, а помочь - последняя.
Под укоризненным взглядом бикуни кошка поплелась к раненному и, недовольно на него покосившись, грохнула ведро возле больной ноги. Отшельница вздохнула и смочила тряпицу.
- Тело сожжешь, - лоскуток лег на лоб Аримы, а взгляд Эйкуко остановился на деревянных фигурках в изголовье. Звери, птицы, цветы - любовно вырезанные из сухих веток медальоны, статуэтки и украшения.
- Я не могу иначе… я такой, какой есть…, - несколько мгновений раненый лежал молча, но природа его была такова, что он не мог удержаться. - Такой, каким меня создали люди.
Маленькая выдра оберегала от бед, лепесток глицинии вызывал воспоминания, птичий коготь вытягивал силы и превращал владельца в беспомощное дитя, а точеная женская шпилька, кончик которой был окрашен багровым, дарила ловкость.
- Возможно, люди виноваты и в создании куда более ужасных существ, - не стала спорить отшельница и сжала в ладони трубочку не больше мизинца длинной. Дерево теплом отозвалось на прикосновение: невидимые корешки проросли сквозь кожу, потянулись к костям. - Примерь-ка.
Эйкуко протянула украшение Ариме. Самурай послушно подставил ладонь, но тут же отдернул руку.
- Нет!
В глубине темных глаз зародилось первое пламя. Отшельница поймала амулет за кожаный ремешок, и теперь резная деревяшка покачивалась над грудью воина.
- Ты хочешь умереть от ран в лихорадке?
Над их головами начала тлеть балка, поддерживающая крытую тростником крышу; запахло дымом.
- Я не смогу его снять по собственной воле!

(с душой написано)

[Соуль >>>]

-Ньё! – окликнула пепельноволосую помощницу отшельница и выпрямилась, сжав в руке амулет и спрятав его от взгляда воина. – Еще ты можешь остаться здесь, в обожженном теле. В развалинах сгоревшего дома.
Обакэ испугано заглянула в комнату и отшатнулась, почуяв запах гари. Вскоре послышались шаги, словно кто-то быстро-быстро перебирал лапками, и шуршание опавшей листвы.
-Пообещай мне… - прохрипел Арима.
-Что? – спокойно спросила Эйкуко.
-Ты снимешь его с меня… когда придет время… - самурай опять сделал попытку привстать; на тростнике заплясали крошечные язычки пламени.
-Если до того ты не спалишь мне дом – обязательно, - отшельница недовольно посмотрела на рыжие лоскутки огня и вновь обернулась к воину. Взгляд стал серьезным. – Обещаю.
Арима закрыл глаза, пожар, не начавшись, начал стихать.
- Надень его мне на шею…
Длинные пальцы его казались полупрозрачными, как будто горячка источила воина раньше срока. Арима вцепился в циновку так крепко, что разорвал ее.
-Надевай! - приказал он. - Долго мне себя не удержать!
Отшельница набросила ремешок на шею воина – пальцы едва заметно дрожали - и опустила резную трубочку на грудь, прижав ладонью. Громкий вопль заставил содрогнуться непрочные стены хижины, тело Аримы выгнулось дугой, как в припадке, на прокушенных губах запузырилась кровавая пена. Но бесноваться долго ему не пришлось, силы кончились так же быстро как и накатили.
-Что… ты со мной сделала?..
-Ничего, что повредило бы тебе, Арима Хиджиро, - отвела взгляд бикуни и, смочив в воде чистую тряпицу, поднесла ее к лицу человека, вытирая кровь.

(вместе)

[Sayonara >>>]

За дверью послышался шум - упругие удары крыльев. На секунду они затихли, и их сменили мелкое быстрое постукивание по деревянному полу и мягкое шуршание. Но и эти звуки замерли.
Из-за стены донесся негромкий воркующий клекот.
-Я сейчас вернусь, - повесила на край ведра лоскуток Эйкуко и поднялась, - гости пришли, свои, со склона.
Слова прозвучали неожиданно мягко. Босые пятки прошуршали по циновкам; тихонечко прокралась обратно кошка, принеся с собой запах весенней (и это среди осени-то!) травы. На входе, на полу сидела небольшая серо-коричневая сова, ее невесомое оперение легонько шевелилось на ветру. Птица нахохлилась, и только огромные желтые глаза сверкали из-под нахмуренных светлых бровей. Бикуни опустилась на колени рядом с созданием и подняла руку, словно собираясь дотронуться до маховых перьев. Улыбнулась, убрала.
-Чем могу помочь?
Сова запрокинула голову, и внимательно взглянула прямо в глаза женщине.
-Ты монахиня, которая общается с лесными обитателями? - птица говорила человеческим языком, но видно было, что давался он ей трудно - предложение окончилось ворчливым клекотом.
-Я, почтенный, - отшельница протянула руку к своему посоху, и положила его перед птицей, словно предлагая взобраться на отшлифованное ладонями дерево.
Сова не преминула воспользоваться предложением и аккуратно вцепилась в посох острыми когтями.
-Я - Фукуро, совиный дух, - осторожно проговорила птица. - У меня к вам одно очень важное дело, - дух отрывисто огляделся. - Никто нас не подслушивает?
Бикуни взяла ньёбо обеими руками и теперь держала перед грудью, разговаривая с неожиданным гостем. Поднялась, направилась прочь, приминая босыми пятками жухлую листву, сквозь которую изредка проглядывали неуместные зеленые травинки.
-Теперь никто и не услышит, кроме деревьев, - девушка опустилась на землю возле небольшого ручья. Вода бежала между камней, обдавая золотые лодыжки холодными брызгами. - Вам, наверное, известно, но Эйкуко-годзен, отшельница из этих мест. Что случилось, Фукуро-сама, совиный дух?
Птица шумно вздохнула и щелкнула клювом.
-Люди, - печально сказал он, - их мысли мешают нам, божествам, проникать в сердце леса. Возможно, это не мысли, а потерянные богами смерти души мертвых, битва ведь была. Но это очень опасно... Мне рассказывали, что вы многое можете, - взгляд Фукуро смягчился, он склонил набок пушистую голову.
Эйкуко вспомнила о странном раненном, незаметно вздохнула и положила посох на колени, смотря на переплетения пестрых пятнышек на совиных крыльях.
-Мне открыто многое, еще больше – спрятано, - улыбнулась. – Но на каждый вопрос всегда найдется достойный ответ.
(с Соуль)

[Соуль >>>]

Сова кивнула. Переступила лапами, фыркнула.
-Нам действительно очень нужна ваша помощь. Лесные духи не всесильны. А воинами управляют другие люди, которые не думают о лесе, - огорченно прокурлыкал Фукуро, прикрыв один глаз.
Отшельница кивнула, соглашаясь.
-Благодарю вас, - дух склонил голову. - Что я могу для вас сделать?
-Погодите, - бикуни раскрыла ладонь, останавливая Фукуро, - объясните, чего хотите вы. Сделать можно много, если поспешить, но сделанное может оказаться бесполезным.
-Я прошу вас успокоить людей и их души, чтобы они перестали врываться в сердце леса, - робко проговорил Фукуро.
Эйкуко-годзен на секунду прикрыла глаза. По векам пробежал золотистый от осени лучик, спрятался в темных ресницах. Губы сложились в подобие улыбки.
-Это сложная задача, Фукуро-сама. Прилетайте снова через несколько дней, я попробую успокоить… звон.
Совиный дух вздохнул.
-Конечно, - тоскливо проклекотал он. - Понимаю вас. Извиняюсь, что помешал. Если вам что-то понадобится, позовите меня или передайте моим подопечным, - сова взмахнула крыльями и переместила серое тельце на соседнюю ветку.
-Не тревожьтесь, - отшельница приложила ладонь ко лбу, вглядываясь в золотистый силуэт духа. – Перья слабеют, время идет, мир меняется. Я попробую найти ответ.
Щелкнув клювом, птица издала булькающий звук.
-Госпожа Эйкуко, я рад, что в мире есть такие люди, - дух расправил одно крыло, подставил его легкому ветерку.
Женщина поднялась, оправляя полосы химо, поклонилась Фукуро, подобрала с земли нёбо, улыбнулась:
-Могу еще чем помочь, Фукуро-сама?
-Нет, спасибо, - дух вжал голову в растрепанные перья плечей. - До встречи, Эйкуко-годзен. Надеюсь, она будет радостной. Пусть небесные светила помогают вам, - церемонно закончил он и взлетел, мягко ударяя крыльями. Холодные лапы сосен быстро скрыли его крапчатое тело от глаз собседницы.

(+Sayonara)

[Reytar >>>]

Деревушка неподелеку от замка Ако

Еще одна зима миновала, сменяясь ранней, пока еще несмелой, весной. Самое странное, что невозможно сказать, чего было в этой зиме больше, радости или горести. Но, как бы то ни было, он все еще был жив, и в целом неплохо себя чувствовал. Да, подчиняться указаниям других, тому, кто привык вести за собой полусотню, не всегда было приятно, но путь воина, в первую очередь, – это путь служения. Он, пришедший сюда осенью и в разговоре со старейшиной деревни, выразивший желание остаться тут жить, привыкал к местному укладу и обычаям. Многое было привычно и знакомо, но так же немало было и нового, ранее неизвестного – община жила ловлей рыбы, по этому море, и его почитание, занимало в обычаях крестьян видное место.
Он вживался в крестьянскую общину постепенно, понимая окружающих людей все лучше и лучше, принимая их уважение и помощь, и сам, оказывая услуги по мере возможности всем, кто обитал с ним рядом. Он починял порванные хитрыми рыбами или подлыми скалами сети, ходил в дальний лес за хворостом и деревом для новых весел, латал и смолил борта рыбачьих лодок, не отказываясь от работы, так как понимал ее необходимость и пользу для всей общины, а значит и для него, постепенно становящегося ее частью. Затем, когда стены его дома, силами всех односельчан, уже были возведены, он получил предложение старейшины вступить в команду его большой красивой лодки, часто удаляющейся далеко от берегов ради большого улова редких, высоко ценимых торговцами, пород рыбы. Неизвестно, что именно послужило причиной приглашения прозвучавшего из уст крепкого, хитро щурящегося простолюдина. То ли физическая сила и сноровка самурая в обращении со снастями, то ли боевой опыт и высокие шансы встретиться с пиратами в одном из рейсов, то ли подрастающая и уже почти на выданье дочь, будущим которой отнюдь не глупый папаша все больше озабочивался. Так или иначе, но приглашение было им принято и неизвестный, откликавшийся на имя «Урусаро», которое ему очень подходило, так, словно он уже когда-то носил его, стал матросом рыболовецкого судна принадлежащего старосте деревушки.

[Далара >>>]

На дороге от Шиобары к Уэда
Сентябрь 1598 года

Поперек дороги неожиданно обнаружилось препятствие. Всадники могли бы и не заметить его вовсе – размером оно было невелико, но лошади захрапели и наотрез отказались идти дальше. Животные яростно мотали хвостами и испуганно косились на то, что казалось бы просто темно-серой грудой тряпья, если бы не торчащая из-под ткани неестественно бледная кисть руки, бессильно лежащая в пыли.
«Внимание! Стой!» - Поднял в узнаваемом всеми жесте, правую руку, скачущий впереди воин в тяжелых доспехах. Он свесился с седла, стараясь разглядеть странное препятствие, и еле сдерживаясь от того, чтобы не потыкать в него клинком нагинаты, и пробурчал:
- То ли какой-то йокай, то ли просто побирушка. Оттащить его с дороги, Олури-химэ, или просто объедем его?
Священник словно бы проснулся из-за неожиданной остановки и, направив своего сопротивляющегося и фыркающего коня вперед, поравнялся с Такедой.
- Это человек! - отметил он очевидный факт.
Олури, вместо того чтобы последовать примеру спутников, спешилась и, оставив коня на дороге, присела рядом с неизвестным. Сопровождающие не успели удержать ее от необдуманного поступка, когда она юркнула между коней. Хрупкая рука шевельнулась, из-под тряпок раздался приглушенный стон. Девочка откинула ткань, и взглядам путешественников предстало словно по-театральному выбеленное лицо с тонкими чертами в обрамлении угольно черных волос. Юноша был на вид едва ли старше Олури. Веки подрагивали, как будто он был поглощен очень неприятным сном и силился проснуться.
- Мы возьмем его с собой, - объявила девчонка. – Ему надо помочь.

(еще Хигф и Рейтар)

Сообщение отредактировал Далара - 26-04-2007, 16:40

[Reytar >>>]

(Далара+Higf+Reytar)
там же

- Сперва надо узнать, что с ним, - заметил отец Андрео.
Кавалерист только крякнул, выражая полную солидарность с мнением патэрэна. Он отнюдь не горел желанием подбирать кого попало на дороге, особенно когда сопровождал юную и чрезмерно добродушную девушку, не располагая положенным для нее по статусу эскортом и слугами.
- Если мы его оставим тут, не узнаем, - возразила Олури.
Священник взглянул на восседающего на коне хмурого самурая и сидящую на дороге девочку:
- А кто мешает посмотреть на обочине?
- Тогда посмотрите.
Из всей медицины деревенской девочке было доступно лишь простое искусство перевязывания порезов и ссадин. Все остальное в деревне делали знающие взрослые.
- Что вы такие черствые?! - не выдержала она. - Видно же, что ему плохо.
- Ему - да, Олури-химэ. Разные болезни насылают демоны, и некоторые из них могут перебраться с больного на здорового. Поэтому, все же осмотреть этого оборвыша - дело уважаемого патэрэна Андорэо, и мое, все же кое-какой опыт штопанья пропоротых шкур имею, но никак не ваше. Вы - благородная дама на выданье, можно сказать, по этому прошу вас более уважительно относиться к вашему статусу. - С коротким поклоном ответил самурай.
- Ты думаешь помочь ему криками? - священник аккуратно спешился - он не был опытным кавалеристом - и подошел к лежавшему юноше.
Олури насупилась и замолчала. Переместилась за спину неизвестного мальчика, давая место патэрэну. Медицинские познания последнего находились на весьма среднем уровне, но были все же глубже, чем у девочки.

[higf >>>]

Кожа была бледной и прохладной, как будто кровь отхлынула от нее, парень дышал быстро и неглубоко, как после тяжелого бега. Пульс бился неровно. Однако крови видно не было, ран на теле тоже.
- Он не ранен, а чем-то болен.
- Это заразно? - поинтересовался, поглаживая Демона по нежному храпу, Такеда.
Олури поддалась искушению дотронуться до матовой, словно выточенной из кости, руки. Девочке все казалось, что сейчас она могла бы что-то предпринять, только забыла что и как это делается. Если долго касаться, все должно наладиться. Или нет? Нужно что-то еще, большее. Но дальше смутного чувства дело не шло, заставляя хмуриться и складывать губы трубочкой.
- Думаю, что нет, - миссионер отвернулся от пациента. - Я не обнаружил каких-то язв, чумных пятен или иных известных мне признаков заразной болезни.
- Тогда давайте отвезем его в деревню, - встрепенулась Олури, будто стремясь ни за что не упустить шанса оказать помощь. - Он, наверное, откуда-нибудь отсюда, там о нем позаботятся.
- Это милосердно, и будет угодно Иисусу, - склонил голову отец Андрео.
Кавалерист еще раз крякнул, на сей раз не столь солидарно с доводами священника, но противиться не стал - раз мальчишка не заразен, почему бы не помочь? Веса в нем - спину лисице не сломать, так что Демон уж точно от такой дополнительной ноши не обессилит. Перебросив тело поперек седла, Хидэтада вскочил на коня, схватил поводья и расположил бесчувственного юношу так, чтобы тот не упал на скаку.
- До ближайшей деревни не такой и малый кусок дороги, поспешим, если действительно хотим помочь этому худосочному юнцу.

(и снова втроем)

[Bishop >>>]

Столица, февраль 1601 года

Тени следовали за добычей – неторопливо, так как были уверены, что та никуда от них не денется. Они не собирались сегодня охотиться, они просто бездельничали на ступенях в очередной раз сгоревшего Комьёджи, когда мимо прошел молодой человек в добротной одежде. Тени надеялись поживиться. Один из бездельников быстро обежал задворками, чтобы выскочить наперерез. Остальные четверо пристроились сзади.
Услышав за собой шаги, гулявший оглянулся и наткнулся взглядом на нескольких оборванцев, которые не спешили приветствовать воина с двумя мечами. Он вопросительно-насмешливо поднял бровь и посмотрел на них.
- Снимай хаори, - потребовал голодранец, что считался за старшего.
- И деньги отдать не забудь, - поддакнул второй.
Похоже, будет возможность подраться. Эх, шум поднимется... ладно, он не виноват!
- А зачем они вам? - удивился юноша, вытягивая катану. - Все равно пропьете!
- Для того и просим! – развеселились головорезы.
Они были вооружены, готовы к сопротивлению, и они были наглые, потому что их было больше, а на улицу в темень не сунутся – даже спасать.
- Ну если жизнь не дорога, - согласился самурай, - то можете попробовать. Хотя я бы советовал вспомнить, как положено приветствовать самурая!
Вакидзаши тоже оказался в руках. Он окинул взглядом поле боя. Оборванцы неторопливо обходили воина с четырех сторон, раскручивая на цепочке серпы. Лицо искривила злая улыбка. Он не дрался по-настоящему с Секигахары. Хоть эти заплатят за все, раз попались под руку. Трезвый расчет соотношения сил не нашел отклика в душе юноши, а горячность привела к единственно верному решению - не дожидаясь действий грабителей, он атаковал сам, прыгнув направо, к крайнему. Катана мелькнула полоской света в вечернем сумраке, опускаясь на плечо оборванца. Крики, хрип, бульканье крови, снова крики. Топот ног неподалеку, оборвавшийся изумленным всхлипом. Вылезшая на небо луна осветила опустевшую улицу, пару тел на земле, разъяренного самурая, убегающего голодранца.

(вместе с Хигфом)

[higf >>>]

Кто-то сидел на корточках у стены и жевал никуман - наблюдал за сражением.
- Трусы, - разочарованно пробормотал молодой человек, опуская оружие. - Как следует и не повеселились.
Он оглянулся вокруг - не подкрадывается ли еще кто-то. Но увидел только единственного зрителя.
- Ты как здесь оказался? - вложив вакидзаси в ножны, но еще держа катану, любитель подраться, все еще тяжело дыша и сверкая глазами, подошел к нему.
- По большей части - спал в лодке, - хмыкнул тот. - Хотя пришлось и немного прогуляться.
Он запихал остатки рисового колобка в рот, примял большим пальцем.
- Это ты так пряфефся? - он прожевал никуман. - Занятный способ.
Только когда зазвучал голос, молодой человек узнал в непонятно когда появившемся на пустынной улице незнакомце своего товарища по бегству. Он на несколько секунд лишился дара речи, затем сделал вид, что ничему не удивляется. Получилось средне.
- Наверное, это не мое призвание.
Наконец в голову юноши пришла мысль, что пора бы и уносить ноги, пока не появилась стража. Всем известно, что она обладает талантом чувствовать издалека, когда заварушка закончилась. И правда, вдалеке, где идущая под уклон улочка выбегала к мосту, послышались новые крики. Должно быть, беглец добрался туда без приключений. Долговязый путник поднялся, стряхнул с плеч соломенный плащ, перекинул его сацумцу.
- Надень, - потом подал шляпу-амигаса. - И ее.
Тенкьё накинул шляпу и плащ.
- Пошли обратно, тут недалеко, - он прервал себя. - Хотя ты лучше меня это знаешь.

(и Bishop)

[SonGoku >>>]

Гора Ибуки

Время идет. Она не меняется. Не меняется весна вокруг, неизменен запах лотоса и изумрудно-ясные травинки, показывающие язычки под ногами. Даже местные обакэ живут так долго, что, кажется, не приобретают с годами седые шерстинки в шкуры. Ничего не меняется. Только мир, а он кажется несуществующим, далеким.
Свеча над водой задрожала от неуместного вздоха, дремавшая на циновке пепельная кошка подняла голову, с прищуром посмотрев на мечущуюся бабочку-огонек. Зевнула. Опустила мордочку на лапки.
- Спи, глупая, - длинные пальцы пригладили мягкую шерсть.
За стенами дома сонно вздохнул ветер. Почудилось в его шелковом движении сдавленное рычание, словно огромный хищник ходил кругами, но не знал, как подступиться. Его шаги тоже не менялись, а сколько времени прошло?
Ладонь замерла над водой. Сколько духов на склоне? В изумрудном сумраке скользили силуэты. Как можно прогнать тени, которые прячутся между стволами, пугая, преследуя, мельтеша, мешая, раздражая? Как можно успокоить людей? С одной стороны ответ казался простым: они уйдут после битвы, но что делать с потерявшимися душами?
Скользят… скользят по склону, не поднимая голов, между стволами, между камнями, по присыпанным листвой тропинкам и дорогам. Не пропадают. Смотреть больно, до слез резко. Как Фукуро говорил. Мелькнул в тени белоснежный силуэт, рычание спугнуло колеблющуюся тень. Ньё снова подняла изящную головку. Почувствовала словно.
- Эх… ну, спи же, глупая, - пальцы сжали плюшевый треугольник уха. - Зачем ты просыпаешься каждый раз, когда близко подходит? Чувствуешь, верно?

(пока одна Соуль, я подключаюсь позднее)

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-04-2007, 17:41

[Соуль >>>]

Обакэ наклонила мордочку, соглашаясь. Поднялась и отбежала прочь, в темный уголок, подальше от надоедливого пламени и весеннего запаха. Ее тень, живая, не такая, как мешавшие Фукуро проникнуть в душу леса, промчалась по стене, точно маленький тигр.
Эйкуко покачала головой, подняла лепесток, в котором медленно плавилась свеча, отодвинула в сторону сёдзи и опустилась на пятки возле спавшего воина.
-Арима. Арима Хиджиро, - позвала.
Он выплывал из неспокойного сна, как из горного потока, иногда захлебываясь необычными, чужими сновидениями, иногда отдавшись воле течения. Порой его швыряло на пороги кошмаров, порой он погружался в темные зеленоватые глубины омутов, где скользили тени больших рыб. Наконец, повинуясь голосу, раненый разлепил веки.
-Доброй ночи, - отшельница поставила плошку на татами. – Скажи, что делать, если в сердце леса становится много теней?
-Теней…
Арима протянул руку к свече, огонек послушно и охотно перепрыгнул к нему на пальцы, и по стенам запрыгали искаженные изображения, в которых можно было угадать животных и птиц, порой - богов.
-Значит, равновесие все еще не восстановлено, - самурай усмехнулся. - Четвертого хранителя до сих пор не нашли…
-Что это значит? – взгляд бикни остановился на трепещущей бабочке пламени.
Позади послышались осторожные шаги: пепельная кошка, то и дело припадая на передние лапы, подобралась ближе и спряталась за коленом отшельницы.
-Дракон, приносящий весну, феникс лета, осенний тигр, - Арима посмотрел на женщину; на исхудавшем лице очерченные тенью глаза казались огромными. - Ты сумеешь назвать, кто следующий?

(а вот и Сон )

[SonGoku >>>]

Она задумалась, склонила голову, пряча пробежавшую по лицу тень.
- Не сумею.
- Не ты одна. Белый тигр не справляется, ему не под силу увести всех в страну мертвых. К тому же, его подстегивает время, а передать власть некому, - похоже, Арима был этим доволен. – Слишком много убитых на Каменном поле.
Белый тигр… Мягким прикосновениям огромных лап за стенами дома вторили легкие: Ньё. Кошка потянулась и подобралась ближе к лежащему самураю, обнюхивая край одежды с недовольным видом.
- Чему ты радуешься? Неразберихе в лесах или погибшим? - огонек свечи отразился в непроницаемо-черных глазах отшельницы.
- Почему же я должен скорбеть?
- Почему ты должен радоваться?
- Потому что мне весело!
Самурай сжал кулак и вновь разжал пальцы; пламя не задохнулось, но на открытой ладони танцевало куда охотнее.
- Значит, ты радуешься погибшим, - подвела итог Эйкуко и поднесла свечу к пляшущему огню. Когда на фитиле сверкнула искорка, отставила плошку прочь, подальше. - Характерная черта…
Плюшевая голова Ньё мелькнула под локтем, и через мгновение обакэ сначала попыталась сбить лапой огонь, а потом еще и вцепилась в кисть острыми клыками. Для верности. Видимо вспомнила, как днем раненый едва крышу не подпалил.
- Что ты делаешь... - Арима не успел отдернуть руку, из прокушенной ладони скатились тяжелые, дымящиеся капли крови.

(а вот теперь уже вместе!)

[Соуль >>>]

-Кусается, - бикуни схватила за загривок упирающуюся кошку и попыталась отодрать от чужой руки. Ньё тяжело дышала, высунув опаленный язык. – Глупая-глупая…
Женщина ласково провела пальцами между треугольными ушками в попытке успокоить плачущую.
-Дай ее мне, - приказал самурай. Бикуни подтолкнула кошку к руке Аримы, но та уперлась всеми четырьмя лапами, не горя желанием лишний раз приближаться к воину. - Не бойся.
Ньё сверкнула ярко-зелеными глазами, словно возмущенная тем, что ее посмели упрекнуть в трусости, и в один прыжок оказалась на груди самурая. Арима поднес два пальца к губам, прошептал несколько странно звучащих неразборчивых слов, а потом провел по кошачьему носу; несильно, как будто призывая к молчанию, прижал палец к пострадавшим губам распушившегося зверька. Кошка недовольно дернула ушами, и отшельница снова, успокаивая, накрыла ладонью пушистую спину.
-Совсем глупая, - ласково проговорила.
-Ну что? Уже не так больно?
Ньё недовольно дернула хвостом. Совсем по-человечески вздохнула и согласно опустила мордочку на вытянутые лапки. Эйкуко тихо засмеялась.
Арима устало закрыл глаза.
-Слишком много событий… - прошептал он. - Слишком устал.
-Просто у тебя пока плохо получается быть человеком, - женщина подняла плошку с оплавившейся свечой и выпрямилась. – Ньё, пойдем.

(вот и закончилось покусание)

[Sayonara >>>]

Киото, февраль 1601 года
Наконец-то ускользнув из-под строгого присмотра матери, которая отвлеклась на провинившуюся служанку, молоденькая барышня незамедлительно сбежала из собравшегося вокруг хозяина дома благородного общества и понеслась вниз. Она искала в уже поредевшей толпе высокого самурая, но его нигде не было видно. Какой-то веселый мальчишка на вопрос, не видел ли он дравшегося господина, громко поведал девушке, что воин только что покинул дом ее отца и пошел «во-о-он туда».
Следуя указаниям паренька, барышня поспешила на улицу. По дороге она вынула припрятанную в рукаве накидку и прикрыла богатое одеяние, чтобы люди не очень обращали внимания на дорогую ткань кимоно.
Самурай действительно быстро шел по пыльной улице, но беглянка не стала догонять его, а проследовала на некотором расстоянии.
Она семенила за воином довольно долгое время, пока за очередным поворотом не потеряла из виду. Барышня разочарованно плутала по пустынным улочкам, а тем временем совсем стемнело. Ей явно было немного не по себе – знатная молодая девушка, одна в праздничной столице, ночью, - и она уже было повернула назад, как вдруг невдалеке послышался шум, лязг мечей, голоса и крики. Девчонка почти радостно побежала по узкой улочке, едва не столкнувшись с каким-то типом. Вскоре ее взору открылись два тела в грязи и еще двое мужчин, покидавших поле боя. Придерживая накидку, девушка решительно направилась за ними – в неровном свете луны ей показалось, что один из мужчин был тем долговязым самураем, дравшимся в доме ее отца.

Сообщение отредактировал Sayonara - 27-04-2007, 17:29

[Bishop >>>]

За покрытыми красным лаком – кое-где он облупился, открывая темное дерево, жгуты плюща оплели столбы, - в зеленоватый сумрак бамбуковой рощи и вверх уходила дорожка. Каменные ступени влажно блестели в полутьме. У подножия этой лестницы, возле каменного светильника бугейша оглянулся: покинутый город тонул в густом тумане, с трудом угадывались размытые силуэты храмов.
- Можете подождать здесь.
Снизу из молочной пелены донесся тягучий голос колокола.
Рослый воин неторопливо поднимался по скользким от утренней росы ступеням, не дожидаясь ответа от спутников. Внизу его спутники расположились на скользких ступенях. Девушка сидела, кутаясь в накидку и шмыгая носом - туман редел, оседая на всем живом и неживом. Поднявшись, она развернулась, поискала взглядом самурая, сердито топнула ногой.
- Холодно, мокро, а он еще нас куда-то затащил! - демонстративно заявила барышня и быстро побежала наверх, к воину.
- Наверное, знает, - тон юноши, впрочем, выдавал сомнение в том, что их проводник думает, куда идет. - Все равно деваться некуда.
И, перешагивая через ступеньку, последовал за девушкой.
За бамбуковой решеткой, что не позволяла кустам затянуть узкую тропинку, ему почудилось слабое движение, самурай присмотрелся – действительно показалось. На невысоком пеньке сидел не живой зверек, а вырезанная из кости фигурка величиной с большой палец руки. Объемное пузико, острый нос, блестящие, словно ягоды, бусины глаз, в одной лапке – кувшинчик сакэ. Бугейша присел рядом на корточки, рука с трудом пролезла между бамбуковыми, перевязанными конопляной веревкой прутьями. Фигурку будто нарочно отодвинули так, чтобы дотянуться можно было лишь кончиками пальцев, но воин справился.
- Смотри, - с ухмылкой показал находку барышне.
Третий член отряда заглянул через плечо.
- Тануки? Хороший мастер делал.

(Sayonara mo, higf mo)

[higf >>>]

- Ой, какой милый! - всплеснула руками девушка. - Красиво... А зачем он тебе? - не унималась она.
Женщины - взрослые или маленькие - умеют поставить человека в тупик. Вот сейчас, чего она хочет? Просто задает вопрос, чтобы не молчать, или клянчит фигурку-талисман.
- Предлагаешь бросить его здесь?
- Нет, конечно! Я просто не думала, что ты интересуешься такими милыми вещами, - невинно ответила барышня, улыбнувшись.
Их спутник молча слушал. Полюбовавшись костяной фигуркой, он перевел взгляд на другую, еще более приятную для глаз. Пока барышня беседовала с долговязым воином, молодой человек с улыбкой рассматривал ее. Красивая девчонка, и голосок звонкий! А ведь она за ним еще и ухаживала тогда, когда он ходить почти не мог!
- Держи.
Самурай всунул вырезанного из кости тануки в руку девушки - не без сожаления, фигурку и впрямь создал истинный мастер, - выпрямился и, уже не оборачиваясь, зашагал к деревянным воротам храма. Створки отворились лишь после четвертой попытки, когда бугейша подыскивал камень побольше, чтобы решить вопрос входа раз и навсегда.
- А, это вы… - монах протер глаза, удивленно пересчитал гостей; тех было больше, чем здесь ожидали.
Но во двор пропустил.
- Я хочу забрать то, что здесь оставил, - сказал рослый воин, разглядывая аккуратный ряд бочонков для сакэ под навесом.
- Мы сейчас куда? - слепое следование за проводником требовало много терпения, а эта добродетель никогда не входило в список молодого самурая.
Вместо ответа бугейша указал на запад, туда, где поднимался темный от пиний склон Арашиямы.
- На ту сторону и дальше, - сказал он.
Радостно прижав к груди подарок, девочка высунула нос из-за спины самурая и, не заметив в бочонках ничего достойного ее внимания, осмотрела маленький храм.
- Как тут красиво!

(Бишоп, Сайонара, я)

[Sayonara >>>]

- Ма-о! - подтвердил рыже-белый кот, что возник на большом камне.
- Да, достойно восхищения, - юноша никогда не был ценителем храмов. Но сказать что-то надо. Лучше согласиться с общим мнением. Особенно если нравится девушка, высказывающая это мнение.
Барышня была в диком восторге - столько впечатлений за одно утро! Она в восхищении наклонилась к зверьку, протянула руку:
- Какой славный котик!
- Радостно слышать ваши слова, - монах склонился в поклоне, блестя плешью. - В родниках, что посылают нам ками, лучшая вода, такой не найдете во всей столице! Хотя и нехорошо похваляться, но вот что я вам скажу...
- Иди сюда! - велел рослый воин.
Монах, не обращая внимания, продолжал рассказывать о достоинствах здешней воды и сакэ, который делают из нее. Кот демонстративно отвернулся.
- Иди сюда, кому сказано!
- Ма, - рыже-белый хвостатый послушник охотно понюхал руку барышни, благосклонно потерся.
Слушать о сакэ было лениво. Если б пить...
- Твой кот?
- Угу...
Девушка ласково провела по голове зверя, почесала за ухом.
- Иди, тебя же зовут, - подтолкнула она его.
Кот посмотрел ей в глаза, нехотя стек с камня.
- Если немедленно не послушаешься, заказывай себе посмертное имя, - потерял терпение дюжий самурай. - Можешь даже буддийское.
- Ма-оо!
- Так на табличке и напишем...
- Ты его так всю дорогу будешь уговаривать, что ли? - у юноши, постукивавшего пальцами левой руки по ножнам, мелькнула мысль, что хозяин явно избаловал животное.
- А мы его с собой берем? - радости девушки не было предела.
Самурай изловчился, схватил упирающегося кота поперек спины, запихал себе за пазуху, где зверек покрутился, высунул рыже-белую ушастую голову и счастливо зажмурился.
- Если не возьмем, - мрачно сообщил бугейша, - то посмертное имя понадобится уже мне.

(и я, и Bishop, и higf)

[higf >>>]

Деревня у дороги к замку Санада. 1598 год

Через некоторое время дорога стала пошире и поутоптанней, превращаясь в улицу, бегущую между сделанных из бамбука изгородей небольшой деревеньки. За ними в растекающихся сиреневых сумерках виднелись огороды и дома. Встреченные крестьяне преклоняли колена перед хмурым широкоплечим самураем, возглавлявшим маленький отряд.
Где остановиться, можно было не искать – чайный домик виден сразу, благо, все поселение меньше ста шагов в длину. К нему и подъехали. Хорошего лекаря здесь не оказалось, и отец Андрео решил довериться своим медицинским познаниям. Зажгли жаровню.
- Олури, принеси воды, его надо напоить хоть чуть-чуть!
- Ага, - кивнула девчонка и унеслась так, будто за ней гналась тысяча демонов.
С самого отъезда из Шиобары она будто старалась наполнить каждую минуту как можно большим действием. Без умолку болтала по дороге, бегала вместо того чтобы ходить, заглядывала везде, куда только могла заглянуть. За этой суетой, как за полупрозрачной ширмой, пропадало ощущение пустоты, дыры, как в земле, если вынуть вросший в нее камень. Олури как будто пыталась заменить одной собой всех тех, кого уже не было рядом.
Обратно пришла уже медленнее, волоча тяжелое деревянное ведерко. Вода норовила выплеснуться с каждым шагом. Поставила и тут же юркнула за занавески к хозяйке просить тряпку. На ходу усомнилась, высунула нос из-за белой с грубыми розовыми цветами ткани.
- Ему станет лучше, если положить на лоб мокрую тряпку, правда ведь? - спросила она патэрэна.
- Непременно! – улыбкой подбодрил миссионер девочку. – А я за него еще помолюсь Иисусу.
Вернулась Олури с грубоватым, зато чистым куском ткани. Села рядом в ожидании, когда священник напоит лежащего в полусне юношу, и принялась с интересом наблюдать. Наконец, не выдержала, решилась попросить:
- А можно мне попробовать? Мне дома никогда не давали. Хочу узнать как это... ну, как себя чувствуешь при этом. Можно?

(с Даларой)

[Далара >>>]

Мужчина задумчиво посмотрел на свою спутницу и опустил руки, поставив кувшин на татами. В глубине его глаз затаившаяся грусть смешалась с любопытством и участием.
- Ты почти никогда не рассказывала о своем доме...
Олури потупилась.
- У меня больше нет дома. Он сгорел. Дядя Хидэ говорит, что будет новый там, куда мы едем, но я не знаю.
Чтобы уйти от неловкости, она развила бурную деятельность. Смочила водой тряпку, положила на голову больного. Взялась за кувшин, тот оказался слишком тяжел для маленькой ручки, и девочка перелила немного воды в глиняную миску. Осторожно поднесла ко рту юноши и попыталась влить жидкость туда, но получилось мимо. Издав гневное «пфф», попробовала еще раз, ткнув краем в зубы несчастного парня.
- Осторожнее, - сказал португалец, - а то ему только хуже будет. Не спеши.
- Ун. У него голова тяжелая, - пожаловалась Олури, усердно следуя совету.
С трудом, но все же справилась, одной рукой приподняла голову, второй наклонила плошку, стараясь не промахнуться в этот раз. На все еще бледном, будто рисовая мука, лице распахнулись глаза, просверлили взглядом девушку, словно в душу вонзились. Она дернулась испуганно, потом замерла, глядя в завораживающую черноту глаз.
- Что такое? - краем глаза священник заметил реакцию своей подопечной. - Он очнулся?
- А? Да, очнулся...
И Олури снова уставилась в затягивающий омут глаз, чужой и близкий одновременно.
Европеец преклонил колени на досках пола.
- Надо возблагодарить за это Господа нашего, Иисуса Христа, - поднял он лицо вверх, к небу, хотя мог увидеть лишь потемневшие потолочные балки, - и помолиться за здравие этого юноши.
Священник сложил перед собой руки, и латинские слова полились по комнате, призывая святых, покровительствующих больным и немощным, услышать его голос и помочь подобранному ими мальчишке.

(с Хигфом)

Сообщение отредактировал Далара - 3-05-2007, 15:44

[higf >>>]

Секигахара. 22 октября 1600 года.

Пожилой человек с жестким, не очень приятным лицом словно ощупал взглядом каждую доску тонких стен и посмотрел на вошедшего. Тот поспешно опустился на колени, оказываясь на одном уровне с предводителем армии.
Посланные отряды возвращались один за другим, привозя пойманных мятежников. Или не привозили – их и так было слишком много. Впрочем, избавиться от лишних пленников просто – мертвые не опасны. Токугава слишком долго ждал своего часа, чтобы рисковать. Он не должен допустить ошибку, как Нобунага – тот оставил в живых нескольких лишних людей. Тех, кого надо было убить. Губы Иэясу презрительно искривились при этой мысли.
- Кто у нас на очереди?
- Юный Ашикага, - доложил каро.
- А... – мысль - наследник сегунов - неприятно колет, но голос равнодушен. – Он должен умереть. Хотя... подожди. Это, вроде бы, совсем мальчишка? Я хочу его увидеть.
Да, интересно будет посмотреть.
Ишь, как побежал за мальчиком... Боится. И правильно делает. И этот должен бояться. Чушь все это – насчет древности рода и права крови. Он умнее и умел ждать. Вот и все право, а древность рода у него будет, а как же - скоро напишут. Выведут в лучшем виде от древних императоров – наверняка так и те же Ашикага выводили...

[SonGoku >>>]

Маленького пленника, кажется, не слишком беспокоило или смущало его незавидное положение. Его накормили – вчера вечером, чтобы не тратить запасы больше необходимого, но ему и не требовалось слишком много. Гораздо больше мальчик обрадовался возможности отдохнуть после ночного перехода и сражения. Доспехи он снял, но переодеться ему было не во что; только ради приличия кто-то одолжил пленнику тобуку. Расчесать волосы ему было нечем, зато мальчику позволили умыться.
Он сел у самого выхода, но голову не опустил и сейчас безмятежно разглядывал то ли грозного старца, то ли стену за его спиной.
И он не был похож на сломленного жизнью человека, пусть даже маленького. Он сидел, гордо выпрямившись и расправив плечи, словно воин, ожидающий от вражеского плена лишь одного. И готовый встретить смерть как подобает воину. Пусть даже очень маленькому.

Сообщение отредактировал SonGoku - 4-05-2007, 11:24

[Sayonara >>>]

горы Арашияма, конец февраля
Подниматься было, как всегда, непросто, но в такой великолепный день это не имело значения. Солнце, встав, высушило всю ночную сырость и постепенно стало согревать рыхлую после зимы землю. Лучи дневного светила сонно и лениво текли сквозь ветви и полосатили пространство леса на пыльные сумерки и слепящие молочно-золотистые участки. Легкий ветер изредка приносил на дорогу лепестки сакуры и желтую пыльцу, а из долины прилетали гудящие жуки. Ночная таинственность природы испарилась вместе с туманом.
Лес и заросли бамбука словно ожили - все существа загомонили почти разом, и уже нельзя было разобрать, чирикает ли это маленькая птичка или ссорятся обезьяны. Казалось, все звери выбрались из лесных глубин, чтобы покрасоваться перед маленьким отрядом. Такую весну невозможно было не заметить. Особенно бурно проявляла свои эмоции, конечно же, молоденькая барышня. Не уставая восторгаться каждой маленькой букашкой, она беззаботно болтала и шумела не хуже любого обитателя зарослей даже на трудной горной дороге.
Юный самурай шел рядом с девушкой. Она казалась частью этой природы, этой весны. Да и какая весна может быть полной для молодого человека без женского общества?! Он с удовольствием слушал звонкий голос и шуршание шелка кимоно. Кстати, о кимоно...
- Надо бы раздобыть тебе другую одежду, - пауза между восторгами спутницы отыскалась не сразу. - Могут искать...
- Oya... - рослый воин порылся в котомке, что висела через плечо, но извлек оттуда не накидку, а рисовый никуман. - Посреди леса?
- Ма-о! - подтвердил мысль хозяина рыже-белый кот.
Некрупный зверь шнырял в зарослях, его шкурка то вспыхивала на солнце, то сливалась с лесным сумраком.

(Bishop, higf, я)

[Bishop >>>]

Девушка растроенно посмотрела на спутников и отряхнула пыль с роскошной ткани.
- Да они не додумаются, что я в лесу, - серьезность на ее лице быстро сменилась беспечностью. - Платье можно испачкать. А в какой-нибудь деревне что-нибудь найдем. Правда, котик?
Она протянула руку, закружилась в пятнышках тени и весело засмеялась.
- Мысли приходят и в лесу, - пожал плечами юноша. - Мы же куда-то придем.
Он тоже посмотрел на кота, ибо создавалось впечатление, что ведет отряд за собой именно уверенное в себе животное.
- Будем есть? - взгляд упал на никуман.
Один рисовый колобок на троих...
- Ма-аа!
Четверых желающих. В котомке были еще колобки, но кто знает, сколько времени им шагать через гору? А не поесть – не дойдут и до перевала. Каждый – исключая кота, тому досталась начинка из хозяйского никумана – получил по штуке.
- Спасибо. - Получив угощение, девушка ненадолго затихла. Правда, теперь ее внимание переключилось на видневшийся внизу город.
- А удачно я сбежала из дома, - хихикнула барышня.
- Почему? - спросил молодой человек, не уверенный, что встречу с ними и путь по горам можно считать большой удачей.
- Ну смотри, как все замечательно! Такая погода, птицы, звери, цветы, - она нежно прижала к себе фигурку тануки. - В общем, лучше быть не может. А то в городе скучно и душно, и люди ужасные.

(Sayonara mo, higf mo)

[higf >>>]

Погода, птицы, звери... Нет, чтоб спутников упомянуть! Юноша даже немного обиделся, но сказать ничего не успел.
- Смотрите, - он протянул руку к сосне неподалеку.
На одной из ее ветвей бушевало мрачно-багровыми языками пламя, не пожирая при этом ни зеленой хвои, ни темно-коричневой коры. В сердце огня неподвижно замерла фигура ястреба с мечом в лапе.
Котишка превратился в рыже-белый фырчащий шар, раздулся не хуже рыбы-фугу. Его хозяин потянулся к оружию.
- Рановато что-то... - не слишком внятно, рисовый колобок еще не был прожеван, проворчал он.
Открыв рот, девушка несколько секунд в ужасе смотрела на чудище. Потом, словно очнувшись, кинулась за спину рослого самурая.
- Нет, - жалобно забормотала она. - Я немного ошиблась насчет "удачно"...
Юноша тоже отступил, вздрогнув.
- Колдовство!
Огонь притягивал его взгляд, как любое пламя - на пляшущие в беспорядке язычки можно смотреть долго, погружаясь в себя и окружающий мир. Вот только на этот раз чувствовалось что-то, что убивало мысли о тихой мечтательности. Казалось - сгусток неопаляющего жара стремится приковать внимание, втянуть в себя, как в омут, из которого не выйти невредимым... Молодой самурай с усилием отвел глаза.
- Это знак для нас, - непослушными губами произнес он.
- Знак? - переспросил его спутник

(& Bishop & Sayonara)

[Sayonara >>>]

- Да, - он снова посмотрел на застывшую, хищно смотрящую птицу и заговорил, будто читая неразборчиво начертанные иероглифы. - Предупреждение. Путь, по которому мы идем... На нем опасность. Огонь.
Рослый самурай рассмеялся.
- А про воду ничего не говорится?
- И что? Мы идем обратно? - испуганно проговорила барышня, присев на корточки около кота. Она ласково положила руку на вздыбленную шерсть, опустила взгляд.
Зверек на всякий случай плюнул в пылающего йокая, но разумеется - не достал.
- Только не я, - хмыкнул бугейша.
- И не я, - подтвердил юноша, нервно закусывая губу, но глядя упрямо.
- Ну раз так, я тоже остаюсь, но мне страшно, - честно призналась их молоденькая спутница.
Птица взмахнула крыльями и перелетела вниз, прямо не середину дорогу. Пламя взметнулось в человеческий рост, все так же не оставляя следов гари. Юноша неуверенно оглянулся на старшего самурая. И на кота.
Рыже-белый зверек гордо вздернул обрубок хвоста и пошел - прямо сквозь пламя. Долговязый воин взял девочку за руку, вторую ее руку стиснул в ладони юноша.
- Пошли, - сказал бугейша, шагнул следом.
Барышня зажмурилась и сжалась, но послушно дала себя вести. Только деревянный зверек был быстро спрятан в рукав подальше от языков огня.

(и Bishop, и higf, и я)

Сообщение отредактировал Sayonara - 4-05-2007, 17:00

[Соуль >>>]

Прошел отведенный отшельницей срок, и совиный дух вернулся к ней за ответом. Уже рассвело, и растения, покрывшиеся за ночь росой, потихоньку испаряли влагу. Но в лесу было все еще мокро - капельки воды сверкали на хвое сосен и елей, переливались драгоценными камнями на последних засохших листьях.
Пестрая сова мокрым комком упала на крыльцо жилища Эйкуко-годзен, отряхнулась так, что во все стороны полетели мелкие лучистые брызги, и, почистив распушившиеся перья, направилась по деревянному полу ко входу в дом. Фукуро осторожно клюнул дверь, прислушался. Потом взлетел на ветвь сосны напротив крыльца и, наклонив голову, негромко ухнул. Солнце, играя в хвоинках, отразилось от желтых совиных глаз ярким зеленоватым блеском.
-Доброго рассвета, Фукуро-сама, - раздался позади мягкий голос женщины.
Повернув назад голову, дух взглянул на хозяйку дома, моргнул, и, перелетев пониже, почтительно поклонился.
- Вам того же, госпожа Эйкуко, - медленно проговорил Фукуро. - Я прилетел, как вы просили.
-И на твой вопрос был найден ответ, - отшельница перекрутила в ладонях шест, предлагая птице занять знакомое место, и опустилась на мокрую землю.
Босые пятки прижали лиловые лоскуты осеннего ковра.
Взмах крыльев - и сова расположилась на гладком дереве посоха. Склонилась к девушке, навострилась.
- Я весь внимание.
-Равновесие не восстановлено. Четвертого хранителя не нашли, - склонила голову бикуни. - Я обещала помочь, и стану искать, Фукуро-сама.

(с Сайонарой)

Сообщение отредактировал Соуль - 7-05-2007, 13:11

[Sayonara >>>]

Дух нахмурился.
- Раз так... неужели все так плохо... - пробормотал он в светлые перья груди.
-На этот вопрос я не смогу ответить. Разные меры.
- Спасибо, - кивнул Фукуро. - Видимо, надо будет поговорить с другими обитателями леса. И, в крайнем случае, обратиться к темным силам природы.
Эйкуко задумалась, потом выпрямилась, едва не потревожив нахохлившуюся на шесте птицу. Листья взлетели от неосторожного движения.
-Возможно, мой гость будет вам интересен, - легким касанием пригладила встопорщившиеся перья.
Вздрогнув от неожиданности, птица щелкнула клювом.
-Какой гость?
Эйкуко на секунду задумалась:
-Необычный. Вы позволите, Фукуро-сама?
-Если это чем-то поможет, то конечно.
Под ногами в который раз за сегодняшнее утро зашуршал ковер опавших листьев. Сырые лоскутки прилипали к золотистым лодыжкам и босым пяткам. Мешали. Отшельница остановилась, отряхнулась на пороге и вошла, негромко позвав своего гостя. И в этот самый момент из-за послышалось раздраженное шипение…

(и Соуль)

[SonGoku >>>]

Целый день Арима отлеживался, приходя в себя, а когда под вечер сделал попытку встать с циновки, то в ужасе уставился на отвыкшие ходить ноги. Ладно, та, по которой пришелся удар вражеского меча, отказывалась повиноваться, но вторая?! Молодой самурай с трудом приподнялся и сел. В голове все закружилось, и он переждал, закрыв глаза, когда хижина прекратит раскачиваться и вращаться.
С тихим шелестом отодвинулась в сторону сёдзи, упала на татами полоска света. Пропала. В проеме неуверенно остановилась пепельноволосая девушка, сжимающая огромное ведро. Прошла, с силой опустила его рядом с больной ногой донельзя знакомым жестом.
Избежать столкновения было почти невозможно; конечно же, Арима споткнулся, и конечно же, не удержал болезненного вскрика, хотя тут же прикусил губу, чтобы не переполошить отшельницу. Как хотелось расстаться со сковывающим движения телом, слишком хрупким и таким непрочным, что на глаза наворачивались слезы жалости, но он не мог..., а вредная обакэ еще и отошла в сторону и наблюдает с самым ехидным выражением на лице. И прячет что-то за спиной.
Девушка подобралась к выходу, взяла чужой шест и молча протянула его воину.
-Зачем он мне? - удивился Арима, но посох взял, хотя бы для того, чтобы опираться на него при ходьбе.
Дерево было старое, отполированное прикосновениями ладоней. Ньё приложила рукав к носу и хихикнула. Еще чуть отодвинула сёдзи, словно предлагая покинуть уютную комнату.
Боль распространялась от раны при каждом шаге, особенно, когда ноги вместо того, чтобы ступать твердо, начинали подкашиваться. Ночной воздух был напитан запахами добычи, которую не хватит сейчас сил поймать. Обакэ следовала позади, на особо неудачном шаге подхватила под руку, помогая. Ее странное «сокровище» из ладони перебралось в рукав, взбежало по предплечью и теперь сверкало глазками из-за воротника. Полевка.

(вместе с Соуль, а сейчас нас и бельше станет)

[Соуль >>>]

Голод был сильнее всего на свете, даже разума. Арима никогда в жизни не испытывал столь неодолимого желания. Казалось, если ничего не предпринять, его вывернет наизнанку. Не думая, он потянулся к добыче.
Ньё сцепила руки за спиной и отступила на пару шагов, высоко, как цапля, поднимая ноги при каждом шаге. Мышь перебралась к ней на плечо и теперь пыталась взобраться по волосам на макушку. Цепляясь за стену, Арима как завороженный пошел следом. Обакэ отпрыгнула дальше, завернула за угол дома, где весело бежала между камней вода, собиралась в аккуратно сложенной из камней чаше. Полевка, словно нарочно, моргнула, и, повернувшись к воину хвостом, принялась непринужденно чистить мордочку. Арима сделал еще один шаг и еще, он понимал, что надо остановиться, но эти мысли прятались за высокой и толстой стеной желания. На следующем шаге покалеченная нога подвела самурая, молодой воин споткнулся - то ли о выпирающий из земли корешок, то ли о камень, то ли сама земля предательски ушла из-под ног. Ньё метнулась в сторону, опустила ладонь на чужое плечо, провожая, и..., на опавшую листву посыпался водопад холодных брызг.
Арима зашипел; звук напоминал тот, который получается, если высыпать еще горячие угли в колодец или брызнуть водой на очень большую жаровню. Под ногами проказницы начала тлеть сухая трава. Обакэ кубарем скатилась в ручей, на ходу обращаясь в пушистую кошку, и засела там: над водой показалась только пушистая мордочка. В зубах была гордо зажата мышь. Зеленые глаза нахалки так и лучились ехидством.
-Отдай...
Ньё тряхнула мокрыми ушами и, подобравшись ближе, посадила несчастную полевку на рукав Аримы. Мышь, предчувствуя неладное, попыталась спрыгнуть в воду. Самурай поймал беглянку в кулак, сжал несильно; зверек жалобно пискнул. От запаха еды (казалось, он чуял ток крови под бурой шкуркой добычи) можно было сойти с ума. Обакэ наблюдала с интересом…

(пока еще не стало... но скоро)

[Sayonara >>>]

Фукуро серым комком бросился с посоха девушки на крыльцо, зло заклекотал и угрожающе согнул лапу с острыми когтями. Эйкуко огляделась, не обнаружила гостя и выбежала наружу, поспешно извинившись перед совиным духом.
-Сюда, - бегло позвала за собой, уже заворачивая за угол маленького дома.
Птица, пригнувшись, осторожно последовала за ней. Дух распушился, глаза его яростно сверкали, когда он быстро шагал по двору.
За домом развернулась странная картина: кошка и раненный воин сидели в неглубоком роднике: в ладонях Аримы была зажата испугано пищавшая мышь, а Ньё с любопытством задрала розоватый нос, ожидая, что же будет дальше.
-Уходи! - из-под растрепавшихся волос стрельнули взглядом в хозяйку дома. - Не мешай мне...
Кончик ньёбо замер между лицом самурая и несчастной полевкой.
-Мышь отпусти, - раздался сдержанный совет.
Сова взглянула на воина и, хлопнув крыльями, подошла поближе.
-Демон? В человеческом обличье? - видно было, что дух немного растерялся.
-Я голоден!
Арима шумно втянул носом воздух, но не пошевелился. Мышь уперлась розовыми лапками ему в ладонь, стараясь раздвинуть пальцы.
-Ты тоже не в своем истинном облике! - огрызнулся молодой самурай, косясь на огромную птицу.
-Если тебе хочется крови, могу напоить собственной, - спокойно заметила бикуни, смотря, как Ньё осторожно поймала зубами розовый хвост полевки, и теперь пыталась спасти невинное животное из рук оголодавшего воина.
-Не надо крови, - возмущенно зашипел Фукуро. - Если он пришел в наш лес, это не значит, что имеет право пожирать его обитателей! У нас и без таких чудовищ полно забот!


(а теперь стало! Сайонара, Соуль и СонГоку)

[SonGoku >>>]

- Хочешь сказать, что сам не ловишь мышей? - возмутился Арима; в темных глазах опять заплясали золотистые искры.
Ньё царапнула коготками руку самурая, и мышь снова оказалась в зубах довольной кошки. Гордо она прошествовала к берегу под скептическим взглядом хозяйки, впрочем, не спеша выходить из воды.
Сова нахмурилась, щелкнула клювом.
- Мыши - это плата за пользу, которую звери приносят лесу, - дух подозрительно проводил глазами кошку. - Госпожа Эйкуко, это твой демон?
Отшельница убрала посох.
- Это мой странный гость, Фукуро-сама. Вы хотели обратиться к темным силам природы…
Цепляясь за траву, глубоко зарываясь пальцами, скрюченными, точно когти, во влажную землю, Арима выбрался на берег. Нога разболелась, но он едва чувствовал эту боль.
- Я должен есть... это тело умрет раньше, чем встанет на ноги, если я не буду есть...
В голосе послышались жалкие, противные ему самому ноты; раньше ему никогда не приходилось никого умолять. Бикуни со вздохом присела рядом и помогла молодому самураю выпрямится.
- Люди едят другую пищу, - наставительно заметила. - Фукуро-сама, вернемся в дом, и там побеседуем.
Ньё потерлась мокрой головой о больную ногу Аримы, успокаивая. Склонив голову, дух последовал за отшельницей и демоном. Он старался держаться на расстоянии от них - недовольный взгляд золотых глаз не отрывался от самурая.

(и развеселое трио)

[higf >>>]

Деревня у дороги к замку Санада. 1598 год

Юноша дернулся, попытался сесть. Олури заботливо уложила его обратно, поправила одеяло. Незнакомые звуки разлетались по комнате, заполняли небольшое пространство, и девочка волей-неволей слушала. Не требовалось прислушиваться, слова, которые она и произнести-то не смогла бы, влетали в мысли, будоражили что-то смутное в душе. Больной снова дернулся. Дрожащими от слабости пальцами попытался закрыть уши.
Молитва явно действовала, слова не оставались просто сотрясением воздуха, как бывает, когда не приходит ответа от Создателя. Однако, хотя больной, казалось, стал активнее, оживление было каким-то странным – будто к нему прикасались не раскаленным добела, но все же горячим железом.
Не одержим ли он демонами? – промелькнуло в мыслях португальца. Сейчас он уже не так был уверен в злобности всех духов, но ведь и болезнь могла быть следствием их влияния!
Отец Андрео нахмурился, и добавил слова об избавлении от лукавого и мелких бесов.
Юноша перестал зажимать уши, даже привстал на локтях и, болезненно морщась, недоуменно разглядывал священника. Лицо, ряса, сложенные руки - все подверглось пристальному изучению.
- Что вы такое делаете? - наконец подал он голос.
Диковинный выговор резанул по ушам не только Олури, но даже иностранца.
Ответил священник не сразу, договорив сперва положенную формулу. Он разглядывалв подрагивающем, как крыло бабочки, свете торчащего из плошки фитиля лицо подобранного маленьким отрядом парня, в котором было в нем что-то непривычное, по сравнению с уже виденными ранее. Наверное, с другого острова?
- Я молюсь, - спокойно ответил он. – О твоем здоровье. Кто ты, и как оказался на дороге?
- Мое имя Рензо. - Мальчик перестал морщиться и выглядел более здоровым, чем еще совсем недавно. - Я... не помню. У меня был долгий путь, кончились все запасы, я не думал, что их потребуется так много. Очень хотелось есть и пить, но я не знал, у кого попросить. А дальше не знаю, что случилось. Наверное, я уснул.
Он рассказывал охотно и доверчиво, переводя взгляд с одного слушателя на другого. Свет лампы придал его коже видимость цвета, но даже сейчас бросалась в глаза неестественная бледность. Острый нос, выпирающие над впавшими щеками скулы, разлет бровей делали его похожим на птицу.
- А куда и откуда лежит твой путь? - задал священник следующий вопрос. – К родным?
Было бы хорошо, найдись кто-то у паренька. Конечно, нельзя его бросать без помощи, но он и тем более Хидэтада не могут везти с собой всех голодных детей этой страны... Которых, кажется, тут меньше, чем в христианской Европе. Впрочем, его лицо мыслей не выдавало.

(Далара со мной)

[Далара >>>]

- Я с северных островов. Всю жизнь провел там. А тут... – Рензо замялся, перевел взгляд на сложенные поверх одеяла руки, потом обратно на патэрэна, затем Олури. – Мне сказали, что где-то в этих краях живет моя мама, которую я никогда не видел. Я решил, что обязательно разыщу ее!
Юношеский голос звенел искренностью. Отец Андрео невольно усмехнулся такому энтузиазму. Юноша явно понемногу приходил в себя.
- И как же ты собрался ее искать? У тебя есть какие-то сведения? - вообще-то надо бы предложить ему поесть, чуть запоздало всплыла в голове мысль, и миссионер сильно смутился за свой промах. - Но ты потерял сознание от голода, а я расспрашиваю! Съешь что-нибудь?
Подобранный смешался сильнее прежнего, вновь уперся взглядом в собственные руки.
- У меня денег нет, - нехотя признался он.
- Это я понимаю, - согласился кивком европеец. - Если бы были, ты бы на дороге не лежал. Что у нас осталось, Олури? - посмотрел он в сторону девочки.
- Я уже все отнесла на кухню, но могу попросить еще. Госпожа О-Хана такая добрая, наверняка даст. Я сейчас.
Не дожидаясь ответа, девчонка сорвалась и ускакала за занавески, откуда весьма соблазнительно пахло.
- У вас не осталось какой-нибудь еды? – вопросила она, обхватив руками деревянный столб и втягивая носом аромат. - И сколько с нас причитается за постой?
Хозяйка, вымачивающая что-то в небольшой глиняной чаше, подняла голову, улыбнулась.
- Ваш спутник уже заплатил. Сказал, что вы сами разберетесь с больным мальчиком, а ему нужно поспать с дороги.
- Правда? – усомнилась девочка, приложив палец к губе.
Они ехали не слишком долго, такой сильный человек, как Такеда не должен был устать...
- По-моему, он почувствовал себя неловко, что ничем не может помочь, - подмигнула женщина. – И еще он что-то бормотал о детях.
О-Хана принялась хлопотать с горшками и мисками. Собрав еду, передала ее Олури.
- Покормите как следует этого милого юношу. В моем доме еще никто не умирал от голода.
«Спасибо!» раздалось уже с другой стороны занавески. Хозяйка звонко рассмеялась.
Девочка вбежала, так и хотелось сказать - влетела обратно в комнату. Священнику подумалось, что ее сострадание похвально, да и слушала она рассказы с определенным интересом. Может, ее душу озарит свет христианской веры? Впрочем, только ли милосердием диктовался интерес к юноше?
- Спасибо, - поблагодарил иезуит. - Ты сможешь есть сам, Рензо? Только не переусердствуй, это может быть вредно после долгого воздержания от пищи!

(и опять Далара с Хигфом)

[дон Алесандро >>>]

ноябрь 1600 года.

- Кацу… Кацу… Просыпайся… Пора вставать – смутно знакомый голос зазвучал во сне Онодэры Тадзаэмона, голос звал, манил, наполнял сердце и душу каким-то уже забытым приятным чувством.
Усталость придавливала к земле с увесистостью каменной глыбы; ночной переход под холодным дождем, несколько часов остервенелого боя, а потом долгое изматывающие преследование мятежников... бывший каро дома Тайра, ныне самурай на службе у Хосокавы Тадаоки, больше всего хотел сейчас крепко спать. И чтобы ничего его не будило.
- Кацу, пора вставать… - самураю показалось, что его кто-то гладит по голове, мягко, спокойно, как много-много лет назад, с каждым таким поглаживанием камень усталости придавивший было старого каро становился всё легче, тяжесть уходила, будто событий прошлого дня и не было, а сам Тодзаэмон спал уже несколько часов.
Онодэра протер слипающиеся глаза; наверное, все же приснилось, кто мог звать его здесь детским именем? С некоторых пор самурай не доверял странным снам.
- Кто здесь? - настороженно спросил он, озираясь.
Из-за круга света, что создавал костёр к каро шагнул мужчина.
- Здравствуй, Тодзаэмон.
Перед каро стоял дайме Тайра-но Акаихигэ в пышных придворных одеяниях своего неизменно красного цвета, лицо князя было более бледным, чем обычно, как будто хозяин переложил белил, но одна черта абсолютно несвойственная князю, прямо таки бросалась в глаза – распущенные волосы, они ниспадали волной на плечи дайме и дальше.
- Да. Это я - голос князя Тайра был всё также властен - только не смей падать на колени, это привлечёт ненужное внимание.

(и СонГоку)

[SonGoku >>>]

(Дон снова с нами!)

- Господин... - Онодэра вдруг понял, что охрип; голос отказывался повиноваться. - Твой недостойный слуга обязан был последовать за тобой, но не смог выполнить свой долг немедленно, а потом...
Потом указом Токугавы им было запрещено совершать сеппуку, чтобы уйти следом; обезглавленный клан и без того был малочисленен.
- Я и не думаю винить тебя, - лицо Акаихигэ было наполнено спокойствием - ты всё сделал правильно, а твоя выдержка снова помогла тебе.
- Кроме того - князь позволил себе тень улыбки - мы бы тогда... м... разминулись и я бы не смог испытать радости от встречи с тобой.
Господин пришел не случайно; Онодэра Тодзаэмон слишком хорошо его знал.
- Но и человеку, убившему вас, мы не смогли отомстить. Он как будто в воду канул. Мы отыскали место, где живет его клан, но там не было ни единого человека. Либо ушли в горы, либо они из тех, кто умеет прятаться в тени.
По лицу Тайра нельзя было было сказать о чём думает, но глаза выдали его, в них заклокотала ненависть, ненависть вперемешку с гневом и яростью. Жуткая смесь. Но Акаихигэ был аристократом, говорить он начал когда буря улеглась.
- Мы можем поговорить где-нибудь без лишних глаз? Я не хочу ставить тебя под удар.
- Да, господин. Ступайте за мной.
Онодэра Тодзаэмон, стараясь идти так же твердо, как раньше, отошел к загону, в котором паслись расседланные кони. Он осознавал, что силы могут изменить ему в любое мгновение , но внезапную слабость готов был объяснить усталостью после боя.
- Надеюсь, здесь нам никто не помешает.
Он поежился. Еще было рано для первых ночных заморозков, но вокруг на траве лежал иней.

[дон Алесандро >>>]

- Как ты уже понял я действительно умер. Наш дорогой господин Клещи каким-то героическим усилием расстался с самым дорогим ему сердцу и оплатил мне смену гардероба., он посчитал что я собрал слишком большую силу в провинции и слишком много подмял под себя - дайме запустил руку в рукав кимоно, но через мгновение с досадой вытащил руку и продолжил - Но как ты видишь я ещё не проиграл. Я стал вот этим...
Дайме провёл руками по волосам.
- Однако, лучше так чем кормить лис и червей... и кроме того всё ещё есть возможность стать прежним... - дайме посмотрел на старого самурая - есть один магический обряд что может помочь мне, но одному мне почти невозможно сделать это.
- Потому я и пришёл к тебе... ты... - голос дайме дрогнул - ты возможно единственный в этом мире к кому я ещё могу пойти.
- Но я... не колдун и не онмиёджи, - бывший каро на мгновение растерялся.
Он знал, о чем говорит его господин, но ни разу не слышал, чтобы в недавние годы кто-то проводил "макаи теншо". Да, в давние времена встречались великие мудрецы, равные небу, но сейчас... Память услужливо преподнесла воспоминание: пленник, захваченный два года назад, и странные события, окружившие его появление в Шиобаре.
- Я знаю - дайме улыбнулся - Но я тоже не сидел без дела всё это время. В Мире сейчас находится великий Суссаноо, он уже один раз отзывался на мой зов... и тогда сильно помог мне, я конечно не думаю, что стоит мне сейчас крикнуть погромче он явится снова и подаст сакэ, но и его можно звать по разному, а лучше найти его.
- Такэхая Сусаноо-но микото? - изумился седой воин. - Он опять спустился к нам?
Он посмотрел на небо, где, подтверждая слова призрака, стремительно неслись окрашенные закатом рваные облака. Кому еще играть с ними, как не повелителю бури?
- Но как его искать?
- Частично, ответ в твоей руке - дайме кивнул на руку самурая - сила Сусаноо всё ещё чувствуется в ней, собственно говоря ты сам смог бы найти его, просто доверившись ей, но есть и иной способ, с моей новой силой и твоей памятью мы сможем это!
Онодэра посмотрел на свою ладонь. Два года назад он запомнил удар, который отрубил ему руку у самого плеча, но когда он очнулся, конечность была целой, необычно тяжелой, но целой. Рука плохо слушалась поначалу и все время немела, на ощупь кожа была холодной и плотной, но все-таки это была его рука.
- Пусть господин только скажет, - произнес бывший каро. - Его слова жду не только я.

(И СонГоку)

[Далара >>>]

Деревня по дороге из Шиобары в замок Санада

Олури тихонько пробралась на второй этаж, придерживая полы новой одежды. Старая годилась для путешествия, но никак не для представления девочки господам из замка. Добрая госпожа О-Хана приложила руку к выбору кимоно, и теперь было бы вдвойне стыдно запачкать или порвать его. Как мышь, прошмыгнула по коридору, заглянула за фусума, закусив нижнюю губу. Подкралась и уселась на колени рядом с головой Такеды.
- Дядя Хидэ.
Голова еле заметно вздрогнула, хотя дыхание спящего не изменилось ни на йоту. Спустя несколько секунд, когда девочка раздумывала, не потрясти ли упорно спящего за рукав, глаза кавалериста открылись, в них скользнуло узнавание.
- Да, Олури-химэ? Что вам угодно?
Такеда Хидэтада с легким кряхтением сменил положение с лежачего на сидячее и взглянул на подопечную с интересом, тщательно стараясь не показывать, как бы он был рад поспать еще пару-тройку часов.
Олури, занятая невероятно важным для нее в данный момент вопросом, не замечала ничего вокруг, включая сонливость и не совсем удачные попытки Хидэтады. Помедлила секунду, почему-то вдруг оробев. Собралась с духом и брякнула:
- Что делают, когда мужчина и женщина нравятся друг другу?
Бравый кавалерист округлил глаза и нерешительно, как понял бы любой зоркий наблюдатель, кашлянул, после чего в откровенном замешательстве, почесал затылок.

(пытаю Рейтара)

[Reytar >>>]

там же
(Далара+Reytar)

- Ну-у-у-у… Если мужчина и женщина действительно сильно нравятся друг другу, они стараются больше времени проводить вместе, стремятся узнать друг друга получше, вместе работают и добывают себе пищу, делятся всем хорошим и плохим, что было в их жизни… - Хидэтада произносил эту тираду угрюмо размышляя, как бы объяснить столь сложный вопрос юной, вступающей в пору зрелости деве, чтобы не испугать и не оскорбить ее обычным солдатским мнением о течении подобных взаимоотношений. - Это длится довольно долго - может неделю, может месяц, может год. И вот когда они оба, эти мужчина и женщина, убеждаются, что не просто нравятся друг другу, а очень-очень нравятся, тогда и только тогда они женятся... Вот так вот.
Десятник еще более угрюмо подумал, что из этого правила немало исключений, одним из которых является он сам, но знать о них молодой госпоже явно пока рановато. А коль уж придется узнать, то не от него, а от кого-то такого, кто смог бы об этом хорошо, достойно рассказать. От одной из придворных дам в замке Господина, например - зря они что ли там сладости едят?
Стараясь перевести беседу с столь скользкой темы на более простую, мужчина пристально взглянул на подопечную и произнес:
- Вы лучше расскажите, как себя чувствует тот мальчишка, Олури-химэ? Пришел ли он в себя и что говорит о его состоянии уважаемый патэрэн? Скоро нам нужно будет продолжить путь - вас очень ждут в замке Белого Феникса, мы не сможем надолго задерживаться.

[Далара >>>]

То ли погрустневшая, то ли просто задумавшаяся девочка подробно ответила на каждый вопрос, не забыла упомянуть имя и упрямо заявить, что он никакой не мальчишка, а очень даже милый юноша. Тут же вывалила на Такеду историю Рензо.
- Вот если бы мы могли помочь ему найти маму... – Девчачьи мысли совершили неожиданный поворот: - Дядя Хидэ, а зачем меня ждут в Замке Белого феникса? И кто?
- Я не знаю зачем, но думаю, для того, что бы воздать вам должные почести. Почести, каковых вы заслуживаете, Олури-химэ! – Кавалерист уважительно поклонился девочке и продолжил. – А вот кто ждет – уверен знаю. Мой Господин точно ждет вас. Он окружит вас должным почетом и заботой, окажет должное радушие и озаботится вашим обучением и воспитанием, так что очень скоро вы с вашей красотой, заткнете за пояс, наиболее прелестных придворных дам. А кроме того мой Господин подберет вам хорошего жениха и обеспечит достойный вас брак с молодым прославленным воином, который сделает вас счастливой, так я думаю.
По лицу девочки было видно, что такое предположение ей не по душе. Она предпочла бы носиться по полям и лесам с нагинатой, гордо восседая на коне, драться рядом с мужчинами, как у Шиобары. Зачем ей, деревенской девчонке, выросшей на свободе и почти без присмотра, обучение, воспитание и придворные тряпки? И молодой прославленный воин тоже зачем?.. Хотя, об этом еще можно подумать.
- Хотела бы я родиться мальчиком, - искренне поведала Олури. – Тогда я могла бы быть наследником. Если только...
Она вдруг оживилась, взволновалась.
- А какой флаг у господина из замка Белого феникса?

(и опять мы)

[Reytar >>>]

там же
(Далара+Reytar)

Десятник задумался, пытаясь сформулировать никогда не видевшей этот штандарт девушке, что он из себя представляет. С одной стороны, он отлично помнил сасимоно боевых товарищей, символы на которых включали герб господина, но с другой стороны, на сасимоно кроме родового герба клана рисовали и личные символы воина, или символы отряда, так что полного сходства между ними почти не бывало. Наконец, Такеда определился. Отбросив ненужную лирику, он решил остановиться на основном штандарте клана Санада и произнес:
- Оно белое, подстать названию гордого и прекрасного замка, в котором живет мой Господин. Но так как ни одно светлое не может без темного, как Небо не может без Земли, поэтому на белом поле штандарта расположены темные кружочки заморских монет, принятых в Поднебесной Империи. Вот такое знамя развивается над Замком Белого Феникса, Олури-химэ.
Девочка нахмурилась, притихла, поддавшись воспоминанию. Конский топот и ржание, крики людей - воинственные у нападающих, испуганные у деревенских. Потом дым начинающегося пожара, языки пламени, лижущие постройки, норовящие дотянуться до людей. Паника, бег, кого-то зовут, ревет младенец, в страхе бегут животные и люди вперемежку. Сверкание мечей и яростные неумолимые стрелы. А надо всем этим белое полотно с черными кругами на нем, как черное солнце, выжженное на снегу.
Олури вдруг посмотрела на Такеду новым взглядом. Не выдержала долго, опустила ресницы. Пальцы бездумно касались единственной почти по-настоящему своей вещи - танто в ножнах за поясом.
- Я пойду, посмотрю, как там Рензо и патэрэн, - тихо сказала она, неуклюже поднялась и пошла к выходу.
- Конечно, о Олури-химэ! - Кавалерист поклонился, как подобало при обращении к высокородной девице, втайне радуясь, что сможет еще вздремнуть, но при этом несколько обеспокоено заметив странное выражение лица подопечной. - Если вам что-нибудь понадобится от меня, я здесь и всегда готов служить вам!

[Sayonara >>>]

гора Ибуки, осень 1600 года

Сначала возник спор, порядком утомивший участников. Все сходились в том, что сидя на месте, ответов не отыщешь, а значит, нужно пойти... куда? Предлагались разные места и отвергались по разным на то причинам. К многочисленным богам никто обращаться не захотел, но все равно высказали мнение, что можно добраться до столицы, а там храмов много, в каком-нибудь да ответят.
Задремавший было Арима очнулся и пробормотал, что неплохо бы обратиться к какому-нибудь предсказателю, которых, впрочем, в столице гораздо больше, чем где-либо еще. Так, постепенно пришли к единому мнению.
Как только самурай поправился, ближе к декабрю, чтобы успеть до времени снегопадов и холодов, на лошадку, ту самую, которую бикуни увела с места сражения, погрузили нехитрые, но необходимые вещи, и небольшой группой отправились в путь.
Пришлось долго говорить с местными оборотнями, чтобы как следует приглядывали за домом, жили, пользовались посудой, а не растаскивали по склону, также и поступали с остальным. Мелкие и крупные обакэ, собравшиеся проводить соседку и ее нового знакомого, даже всплакнули немного, хотя некоторые и поглядывали вожделенно на крышу маленькой хижины, уж больно притягательный там лежал тростник. Ньё беззвучно зашипела на деловито шмыгнувшую в дом крысу (нахалка не обратила внимания), а потом по-хозяйски потерлась серым боком о ноги самурая, недвусмысленно намекая, что ее следует взять с собой и устроить так, чтобы было тепло и не пришлось лишний раз шевелить лапками. Бикуни выразительно посмотрела на воспитанницу и, вздохнув, перехватила поводья лошади.
Арима наклонился и подобрал пушистую, мгновенно зашкворчавшую мучительницу; при ходьбе он все еще опирался на палку, но понемногу возвращал себе уверенность движений.
- Мы должны успеть перебраться через горы, пока снег не закрыл перевалы, - сказал молодой самурай, поправляя мечи. - Но с костром у нас проблем не возникнет, это я обещаю.
- В это я верю, - согласилась бикуни, - как и хочу верить в то, что не сгорят окрестные леса.
Оголовье ньёбо оставляло едва заметные следы на земле.
- Хотелось бы знать, куда пропал Фукуро-сама собиравшийся отправиться с нами.

(Соуль с СонГоку, пока без меня)

Сообщение отредактировал SonGoku - 15-05-2007, 13:19

[SonGoku >>>]

(а вот и уже с тобой, Сай! И с Соуль)

Совиный дух не заставил себя долго ждать - вскоре послышался шум его серых крыльев, и взлохмаченная птица угнездилась на толстой ветке прямо над головой отшельницы.
- Я прилетел, - выдохнул дух, покосившись на демона. - Надеюсь, без нас в лесу ничего плохого не случится.
- И я надеюсь, Фукуро-сама, - согласилась бикуни.
Арима тем временем перевязывал голову свернутым в жгут платком, он больше не заплетал волосы, как положено. Кошку, чтобы не мешала, самурай посадил себе на плечо. Она уцепилась коготками за ткань и подняла пушистую мордочку, со странным интересом разглядывая сову.
- Не так, - прокомментировала действия молодого самурая бикуни.
Дух ответил кошке сердитым взглядом и вжал круглую голову в плечи.
- Небезопасный способ передвижения, - заметил он.
- Не у всех есть крылья, - ответил за беззвучно разинувшую пасть кошку Арима и посмотрел на отшельницу; он возвышался над ней, как будто за последние дни сделался выше ростом. – А как надо?
- Ребенок, - опустила поводья отшельница и выдернула из рук воина платок. - По-другому… расчесывал ли ты хоть раз волосы за то время, что у меня жил?
Бикуни удивленно попробовала провести пальцами по запутавшимся прядям и недовольно улыбнулась. Кошка на плече ехидно сощурила зеленые глаза.
- Фукуро-сама, вы можете отправиться в путь на моем плече.
Птица кивнула и слетела вниз, на мягкую мшистую землю.
- Госпожа Эйкуко, уверены, что вам будет не тяжело? - желтый глаз продолжал следить за пушистой спутницей женщины.

[Соуль >>>]

Арима тоже запустил согнутые когтями пальцы в гриву и недовольно сморщился, когда те увязли в черной массе волос.
-Не сейчас, - решил самурай.
-Ребенок. Забирайся в седло, - вздохнула отшельница и наклонилась, мягко, обеими ладонями поднимая с земли Фукуро. – Не волнуйтесь об этом.
Он чуть раскрыл крылья и осторожно уцепился за хрупкое плечо девушки. Прикрыл глаза, повернул назад голову и отрывисто крикнул. Эхом ответил сове лес. Потом дух нахмурился в сторону Аримы - он никак не мог привыкнуть к демону.
Это была самая необычная процессия, какую видел лес Ибуки в этот год. Звери, птицы и бакэмоно насмотрелись на вооруженные отряды и убегающих подальше крестьян и не сразу высовывались из убежищ. На мохнатой низкорослой лошадке ехал молодой человек, судя по одежде и мечам и осанке, из буси, а рядом, держась за стремя, шагала святая отшельница, у которой на плече сидела нахохлившаяся сова. Мордочка серой кошки выглядывала из притороченного к седлу мешка.
По осени пахло влажной хвоей, копыта лошади подминали редкие кленовые листы. На дороге тень сменяли пятна света – скользили по лицам резковатые солнечные лучи. В стороне нежно-зеленым мелькнула небольшая бамбуковая роща и пропала из виду, когда путешественники свернули к горе Татешима. До нее было недалеко: полдня, может, чуть больше. Решили следовать вдоль, к озеру. У подножия лежали огромные валуны, сейчас, ближе к зиме, полускрытые листвой. Склоны нависали ярусами.
Мягко подкрадывались сумерки, и, когда на небе от заката остался только росчерк багрово-алого, открылось озеро Сува, непроницаемо-темное к вечеру.

(та же пугающая компания... для местных)

[Reytar >>>]

Деревушка неподелеку от замка Ако (продолжение)

Урусаро, казалось, не замечал этой цветастой кавалькады. Он сидел на лавочке, не делая даже малейших попыток подняться и поклониться могущественным самураям, орудуя крючком и мотком прочной бечевы так, словно вокруг не происходило ничего неожиданного, а что происходило – успело приесться хуже самого дешевого рисового колобка с прокисшей начинкой.
Кавалькада приблизилась к дому, на скамеечке у стены которого и сидел Урусаро, невозмутимо штопающий последнюю, наиболее разлапистую дыру. Горделивый юноша в светлом панцире надменно качнул головой и плотный воин в темном доспехе сдвинув брови, взглянул на рыбака, после чего рявкнул:
- Эй ты, бездельник! Бросай свою грязную тряпку – мы пришли за тобой, подлый мятежник! Мы знаем, что ты не тот за кого себя выдаешь. Даже если ты вздумаешь молчать, твои волосы расскажут о том что ты таков куда красноречивее. Ты не простолюдин, ты запятнавший свою честь, трусливый енот! Выбирай, либо немедленно едешь с нами и принимаешь приговор, либо, если сеппуку слишком большая милость для столь бесчестного человечишки, мы убьем тебя на месте. Выбирай!
Щегольски одетые конники ответили радостным гулом, в котором звучала неприкрытая издевка и жажда доказать окружающим собственную удаль, без долгих разговоров зарубив мятежника. Воин в темном доспехе искоса, с некоторым презрением взглянул на разодетых всадников, но смолчал, уделяя основное внимание безразлично штопающему сеть, одетому в жалкую холстину, человеку.
Урусаро продолжал работу так, словно не слышал грозных слов, не видел пылающих яростью взглядов и отблесков на извлеченных наполовину клинках конных щеголей. Наконец, когда молчание затянулось, а щегольски одетые конники, сбились в плотную кучу, с надеждой поглядывая на своего господина, не разрешит ли он разделаться с наглым простолюдином, рыбак завершил работу. Он подбросил в руках сеть, посмотрел сквозь нее на небесную синеву, не пропустил ли где-то хоть одну дыру, и лишь после этого обратил свой взор на горделивого юношу, воина в темном доспехе и остальных, попугаистой расцветки, конников.
- Не тебе, Меняющий-Господ-Как-Сандалии-Слуга, упрекать меня в трусости. Ты оделся в дорогую одежду, прикрыл монами Токугава свой позор, но мы помним, кому ты служил до этого, и от кого сбежал, как только понял, что они могут проиграть. Ты носишь на себе обноски клана Такеда, ты, поджавший хвост пес Господина Клещи! Не тебе, и не этому щенку Токугава вякать на меня, обвиняя в бесчестье. Я был на поле Секигахара, я сражался там с Красными Дьяволами, а где был ты мальчишка? Или ты заплутал в трех соснах, объевшись праздничных никуманов, или трусил и не решался выйти на поле до тех пор, пока не стало ясно, кто победил? Хе! Вы пришли сюда всей толпой только ради того, что бы отвезти на казнь одно меня, или прямо здесь отсечь мне голову? Так попробуйте же, о грозные, ужасные для окрестных мышей, кроликов и подросших дочерей простолюдинов, воители! Кто первый рискнет приблизиться ко мне? Ты, недостойный сын достойного отца, Санада Нобуюки? Или ты, щенок от старого, неразборчивого в постельных утехах, пса Токугава Хидэтада? Или может быть кто-то из этих напыщенных фазанов, которым кто-то по скудоумию дал мечи? Ну же, подходите! Я перед вами один, без доспехов и оружия! Чего ж вы трусите?!

[Bishop >>>]

Разодетые всадники, все громче и громче роптавшие на протяжении всей речи простолюдина, под конец были вне себя от бешенства. Не дожидаясь какого бы то ни было жеста юноши, они с ревом обнажили мечи и коленями послали коней вперед, намереваясь раздавить и посечь на множество кусков наглеца, осмелившегося в таком тоне говорить с их господином.
Урусаро, положив обе ладони на сеть, подождал, пока отблескивающие яростью обнаженных мечей, фигуры, приблизятся настолько, что бы верхушками шлемов сравняться с дальней горой и вскочил на ноги. Свернутая упругим жгутом, толстая рыболовная сеть, разворачиваясь в воздухе, понеслась на встречу оскаленным конским мордам и раскрытым в вопле человеческим лицам. Понеслась, развернулась, опутывая, останавливая, сбивая с толку, пугая, заставляя паниковать и как можно скорее искать выход из ее, остро воняющих рыбой, объятьев.
Естественно, одна рыбацкая сеть не могла запутать весь десяток конников, но Урусаро не терял времени даром – его серая, грубого полотна, накидка, мелькала то у одного края сети, почти полностью сливаясь с нею, то у другого. Вставший в полный рост, этот плотный, широкоплечий человек не производил впечатления простолюдина. Слишком уж упруго и расчетливо он двигался, слишком точно наносил тычковые удары концом посоха, метя в лица, открытые рты и глаза всадников и слишком проворно уклонялся от полос остро заточенной стали, которыми пытались достать его канареечно разодетые противники, сноровка которых, похоже, оставляла желать много лучшего.
Юноша и воин в темном доспехе держались на некотором отдалении от свалки, к их чести, скорее потому что понимали – лишние всадники в такой свалке только мешали бы уже сражающимся, чем помогали. Остальные, кто уже вступил в схватку, старались дотянуться до верткого противника клинками катан, прижать его к стене крупами лошадей и раздавить или изрубить на куски, но всякий раз терпели поражение. Урусаро ускользал из-под ударов, хотя сам бил от всей широты души, так, что время от времени с седла валился очередной расфранченный воитель, с воплями закрывая руками подбитый глаз, или с хрипом сжимая поврежденное горло. Все же, одному из всадников удалось извернуться, переплести свой клинок с деревом посоха, отбивая тычок в лицо и дотянуться кончиком острия до ключицы противника, распарывая грубый плащ. Остальные, кто еще был в седле, откликнулись победным ревом, но вспоровший мешковину клинок негромко скрежетнул обо что-то, скрытое под ней, после чего, вместе с сжимающей его рукой, рухнул в истолченную копытами и ногами пыль.

(не я - Рейтар)

[Reytar >>>]

(там же)

Всадник взвыл благим матом и согнулся, зажимая здоровой рукой рассеченное запястье, откуда хлестала кровь, когда второй удар, неизвестно, как и когда выхваченного Урусаро из посоха, меча, отделило его голову от тела, прервав мучения. Вслед за первым погибшим, в дорожную пыль рухнули еще двое – один с вспоротым животом. Удар был так силен, что от такого неканонического сеппуку всадника не спас даже набрюшник нио-до. Второй канареечный конник обвис с седла, все еще пытаясь сжать руками рассеченное в поперек лицо, но, стоило коню вынести седока из свалки, обмяк и рухнул с седла. Остальные кавалеристы, а в седлах оставалось их немного, не более четверти дюжины, откатились назад, на дорогу, со смесью ярости и страха глядя на все еще стоящего на ногах, противника.
- Ну, кто еще рискнет?! Идите сюда, несчастные выкидыши попугая, кроличьи души! – Прорычал, тяжело дыша, Урусаро. Этот бой стоил ему немало сил и изрядно его измотал, но желания подороже продать свою жизнь ничуть не убавил.
– Подходите по одному, или все скопом, я найду, чем всех вас «порадовать»! – С горловым хрипом произнес простолюдин, скрещивая над головой клинок длинного кавалерийского меча и деревянный посох, одновременно являющийся ножнами.
Юноша в светлом доспехе вновь кивнул одетому в темное воину. Тот молча поклонился и мгновенно покинув седло, встал на ноги, поправляя подбородочный ремень шлема и одновременно обнажая катану.
- Кто ты? Назовись, я не привык биться с теми, кто стыдится своего рода. – С иронией произнес он. – Или твое родовое имя слишком запятнано, что бы его упоминать?
- Я воин из рода, которому клялся служить ты сам, а сейчас нахожусь на службе у того, кто раньше, пока ты не приник губами к пяткам Токугава, считал тебя братом. Думаю этого – достаточно, для того, что бы ты понял, насколько известно и запятнано ли, мое родовое имя! – Угрюмо пробурчал Урусаро, плавным шагом приближаясь к воину в темном.
Воин в темном доспехе ответил яростным взглядом и столь же плавно сделал два шага навстречу, сокращая дистанцию до условно-опасной, но все же недостаточной для удара без подшагивания. Противники на миг замерли в безмолвном приветствии, отбросив ножны и сжимая рукояти мечей обоими руками, а затем плавно пошли по кругу, поводя клинками, изучая один другого, присматриваясь и прислушиваясь, что умеет противник.

[Bishop >>>]

Так продолжалось некоторое время, а затем, словно лопнула струна – звон стали о сталь, два-три быстрых, на пределах скорости, удара и вновь пауза. Вновь два бойца неторопливо кружат один вокруг другого, присматриваясь, изучая, готовя внезапный, сокрушительный удар. Вот вновь схватка, скрещение клинков, обмен быстрыми, но благодаря искусству противника, не достигающими цели, ударами, сериями ударов, тщательно выискивающими дыры в обороне противника. И вновь пауза, вновь напряженные до предела в ожидании атаки нервы, мягкие упругие шаги и покачивание клинков, должное усыпить бдительность уже уставшего противника. И так раз за разом, пока тот, кто устанет быстрее или окажется медлительнее не откроется во время атаки, или не успеет закрыться, уйдя в оборону. Когда сражаются опытные бойцы, второй удар меча редко бывает необходим для победы. Так было и на сей раз – все, кто наблюдал за схваткой, отлично понимали, что оба противника примерно равны по силе и победу одному их них принесет либо усталость, либо ошибка другого.
Урусаро так же отлично понимал этот нехитрый закон боя. Он чувствовал, что усталость с каждой минутой все сильнее и сильнее давит ему на плечи, словно полновесные мешки риса, нагружаемые один за другим, и что долго такой темп боя выдержать просто не сможет. Следовало что-то делать, и выглядящий как простолюдин, человек, сделал свой выбор.
Когда в очередной раз, в схватке наступила напряженная пауза, он одним рывком развязал и отбросил подальше пояс, от чего его длинное одеяние обвисло и разошлось, открыв взглядам окружающих стальную скорлупу качественно изготовленного хотокэ-до, украшенного символом клана Санада на грудной пластине. Накидка начала сползать с плеч, начав стеснять движения Урусаро и тем самым давая воину в темном доспехе некоторое преимущество, которым он не замедлил воспользоваться, ринувшись в атаку. Урусаро тут же сбросил ее с правого плеча и, уклонившись от удара, перехватив рукоять левой рукой, вынул правую руку из отверстия рукава, одновременно раскручиваясь так, что накидку развернуло инерцией в сторону левого плеча. В следующий миг воин в темном доспехе нанес еще один рубящий удар, уворачиваясь от которого, Урусаро завершил разворот, вновь перехватывая меч правой рукой, а левой совершая резкий рывок в сторону противника, и заставляя тем самым снятую накидку полететь ему в лицо.
Воин в темном панцире тоже был не из осоки сплетен – понимая, что под прикрытием этого одеяния будет атакован, он несколькими широкими горизонтальными ударами рассек воздух перед собой, но все же, всего лишь на миг, опоздал. Клинок длинного кавалерийского меча Урусаро, распластавшегося над самой землей в низком выпаде, проник сквозь оборону противника и, нащупав щель между нагрудником и наплечником доспеха, впился в нее. Правая рука Санада Нобуюки безвольно обвисла – он не мог продолжать бой из-за раны, но и его противник устал настолько, что не спешил добить раненого, опаляя его полным ярости взглядом и старательно переводя дух.
- Ну… - Охрипшим голосом бросил в лица остальных противников Урусаро. – Кто следующий? Кто здесь хочет скоро увидеться с демонами? Может быть, ты рискнешь, сынок Токугава? Или мой меч недостаточно хорош для того, что бы выпустить из тебя кровь?

(все равно - Рейтар, ни слова моего)

[SonGoku >>>]

гора Ибуки, осень 1600 года

Они спустились к деревне, когда большая часть мародеров и погромщиков, похоже, все-таки, ушла. Несколько крестьян, изрубленных мечами и исколотых пиками, валялись в придорожной канаве. Кодзи даже не обратил на них внимания, направляясь к крайнему дому, обычной лачуге не слишком богатого сельского жителя. Откуда-то из-за домов раздался женский крик, бродяга лишь вздохнул и зашагал дальше. Его маленький спутник, обеспокоенный неприятными запахами, то крутился на месте, то пытался не отставать, цепляясь за одежду нищего музыканта. Один раз он запнулся и растянулся на дороге, подняв тучу пыли, из которой донеслось сначала "k's..." а потом "апчхи!!!"
Кодзи остановился и обернулся:
- Ты всегда такой… шумный? – музыкант явно не сразу подобрал нужное слово.
- Я стараюсь... - тануки смутился.
Он был очень несчастен, он даже лапкой поковырял дорожную пыль.
- Я могу опять превратиться, только тогда захочу есть еще больше. Можно?
- Я тебе не хозяин, чтобы разрешать ил запрещать что-либо, поступай сам как знаешь, - усмехнулся Кодзи. - Если мы найдем мало еды, то все получишь ты, поскольку меня мало не устраивает.
Музыкант ободряюще махнул рукой и вновь зашагал к зданию. Дынька постарался не устраивать тарарам, поэтому ступал весьма осторожно и смотрел себе под ноги. Он даже обошел по большой дуге дохлую лошадь (на ней уже сидели мухи и недовольно жужжали).

(пока что только с Греем)

[Кысь >>>]

С деревней было что-то не так. Рыжая так и застыла, подняв в воздух одну лапу. Подумав, повернула назад, нашла приметный камень и аккуратно закопала сверток. Потом снова начала спускаться - тихо, крадучись. Понемногу беспокойство начало принимать вполне конкретные очертания.
Во-первых, звуки. Обычно деревня журчала словно ручей - голоса людей, крики скота, скрип повозок. Особенно сейчас, по осени, когда уборка урожая закончилась и люди могут заниматься своими делами. А в этой деревне были только шорохи и крики. Еще - не было запаха еды, только начинающая остывать мертвечина, от которой добропорядочных лис воротило даже на грани голодной гибели. В-третьих... Нет, мальчишка определенно был йокаем. В-третьих отменялось.
Лиса осторожно сбежала вниз - а к путникам вышел уже тощий мальчишка лет двенадцати.
- Добрые люди, у вас поесть не найдется? Всех убили, один остался! - без зазрения совести соврал последний, обращаясь к музыканту и его коренастому спутнику.
Дынька приложил палец к пухлым губам.
- Тссс! - предупредил он. - Нельзя шуметь. А еды у нас нет, мы ее сами ищем.
В животе у него заурчало.
- Будем искать вместе... - полушепотом сообщил ему бродяга, с лица которого сразу же исчезла вселенская скорбь - вместо этого зеленые лисьи глаза зажглись энтузиазмом. - А где?

[SonGoku >>>]

- Я не знаю, - прошептал в ответ юный тануки. - Наверное, в каком-нибудь доме... Что-то же должно сохраниться!
Он забеспокоился: ведь если еды действительно отыщется мало, пусть она вся достанется ему, надо же поделиться! И тогда ее станет очень-очень немножко.
- Надо найти постоялый двор, - авторитетно изрек второй мальчишка. - Там всегда держат много еды... а осенью как раз пополняют запасы.
Пока они переговаривались, музыкант ушел далеко вперед, и Дынька вновь завертелся на месте, пытаясь определить, куда тот исчез.
- Меньше людей - больше еды, - философски изрек зеленоглазый, но тем не менее потянул новообретенного товарища к дому, возле которого в последний раз приметил силуэт взрослого.
Дынька решил не сопротивляться, пустой желудок способствовал обретению некоторой доли смирения. Они осторожно заглянули в щель между полуоторванными ставнями.
- Там кто-то есть... и это не Кодзи. Это кто-то другой.
Второй мальчишка попытался заглянуть в темную щель через голову тануки.
- Твой... спутник - ему можно доверять? - шепотом спросил зеленоглазый у Дыньки.
- Не знаю... меня пока не обижал.

(и Китти)

[Кысь >>>]

- Ладно. Выдашь - хвост оторву, - грозно предупредил тануки второй мальчишка. Тотчас же в полумраке хижины начал вырисовываться силуэт девушки с белым лицом - из-под нижнего края кимоно только струился туман. На лисьей мордочке лесного мальчишки отпечатался азарт. Дынька хотел ответить, что музыкант уже в общем-то видел превращения и ничего, обошлось, но благоразумно промолчал. Только уселся на землю, растопырил пальцы и забубнил, явно копируя заклинателя или колдуна. Человек, копавшийся в ворохе тканей, выброшенных из сундука прямо на пол, поднял голову. Белокожая девушка тоже подняла голову - черты копировали ту, что была известна два года назад в окрестностях Шиобары как Амэ - и, не открывая глаз, повернула лицо к мародеру. Простерла руку, словно собираясь коснуться лица мужчины и улыбнулась неживой улыбкой.
Мародер попятился, открывая и закрывая рот в беззвучном крике, и наткнулся спиной на огромную многоножку, вдруг высунувшуюся из стены. Девушка-призрак протянула пальцы вперед - те стали удлиняться, извиваться змеями. Оставался только один открытый путь - прочь из дома.

[Grey >>>]

И мародер побежал, выскочил за порог, запнулся обо что-то и рухнул лицом в грязь. Больше тело не шевелилось, замерев у крыльца однотонной кучей одежды.
На противоположной стороне улицы бродячий музыкант покачал головой и, подцепив ногтями несколько рисовых зерен из еще теплой миски, отправил их себе в рот.
- Совсем запугали бедолагу, - как-то удрученно сообщил Кодзи стене, на которую опирался спиной.
- Он первый начал, - Дынька вытер ладони о штаны, подкатился к тощему музыканту и попробовал заглянуть, нет ли в миске еще чего-нибудь.
Но ничего не получилось, ростика не хватило. Кодзи ухватил еще щепоть риса и отдал миску мальчишке, затем зашагал к мертвецу.
- Посмотрим, успел ли наш новый друг чего-то отыскать.
Добросердечный Дынька хоть и страдал, что придется отдавать половину второму новому товарищу, но тоже жадничать не стал. Чавкая и давясь рисом, он наблюдал за действиями музыканта. Юки тут же деловито присел рядом, на всякий случай внушительно положив ладонь на рукоять странного короткого меча, слишком дорогого для двенадцатилетнего оборванца.
Они жевали рис, потом немного поспорили, кто сбегает за водой, потом Дынька подавился. Мальчишка любезно постучал его по спине, но сил явно не хватало.
Кодзи тем временем опустился на колени возле умершего, снял с плеча котомку и быстрыми, хорошо отточенными движениями, принялся ворошить в карманах трупа, его вещах, складках одежды и прочих укромных местах, где могло скрываться что-то ценное. Деньги и какие-то мелочи отправились сразу в котомку, мародер неплохо потрудился за прошедшее время, вот только успехи его трудов выпали отнюдь не ему. Длинный нож бродяга почему-то отбросил в сторону, наконец, на свет был извлечен сверток с провизией. Кодзи уселся прямо на дорогу и принялся разворачивать материю.
Подобрав тыквенные фляги, зеленоглазый паренек прыснул в сторону ближайшего ручья - только сверкнули немытые пятки. Оттуда он не возвращался подозрительно долго, а, когда наконец появился, вид имел ошеломленный до крайности.

(+ SonGoku, + Китти)

[SonGoku >>>]

- Ты кого-то там встретил? - встревожился Дынька.
- Ага, - обладатель дорогого вакидзаши звучно плюхнул фляги на землю и покосился на них так, словно вспоминал не очень удачную - или наоборот, слишком удачную - проделку. - И этот кто-то мне не обрадуется... Наверное.
Все еще икающий тануки потянулся к ближайшей фляге и долго булькал водой, словно ему не приходилось пить очень долго. Потом вытер довольную пухлощекую мордочку ладонью.
- Давай попросим человека защитить тебя от... от... а кто это был?
- Он с ним не справится, - теперь лисенок уже в открытую фыркал. - Хотя... Сегодня он может быть поспокойнее. Пойдем, познакомлю.
Оставив фляги музыканту, пообещав, что не будут шуметь, а вести себя будут очень прилично, приятели со всех поспешили к ручью.
Не доходя до кустов нескольких шагов мальчишка пригнулся и... будь он сейчас лисой, наверняка бы прижал к голове уши. Из-за полуоблетевших веток слышалось конское фырканье, слишком басовитое и свирепое для поселковой лошадки. Зеленоглазый подобрался ближе и попытался схватить невидимую за ветками лошадь под уздцы. Конь взбрыкнул, целя наглецу копытом в голову. Дынька пригнулся, хотя для того, чтобы жеребец мог попасть по нему, ему следовало бы подпрыгнуть.
Лисенок увернулся и обиженно высказал коню, что тот, дескать, мог бы и узнать.
Конь опять зафыркал, мотая головой; в длинной гриве его запутались сухие листья.
- Он не отсюда, - авторитетно заявил Дынька из-под куста. - Он наверняка убежал с равнины.

(да все мы же)

[Кысь >>>]

- Где хозяина потерял? - мальчишка старательно делал вид что ему не страшно, но тем не менее держался от копыт жеребца подальше.
Конь промолчал из чистой вредности.
- Может, убили, - вместо него предположил Дынька.
- Вряд ли, - покачал головой зеленоглазый. - Надо его найти.
- Где?! Спускаться с горы опасно!
- Значит будем искать наверху, - мальчишка пожал плечами. - Ты с нами или студишь копыта дальше?
Жеребец, казалось, задумался, кося черным навыкате глазом на настырных зверенышей.
- А как же Кодзи? - спохватился Дынька.
- А мы его по пути подберем.
Им не удалось, как ни хотелось, усесться на коня верхом, ни даже вскарабкаться в седло, поэтому в деревню они вернулись втроем, а не двое на третьем. Дынька время от времени подпрыгивал на ходу, пытаясь разглядеть музыканта заранее, но по запаху он определил направление куда точнее. Кодзи сидел на обочине дороги с большим свертком. Пахло от свертка так, что можно было не сомневаться, еды бродяга набрал далеко не на троих, а на десяток взрослых здоровых мужчин. Где и как он это сделал в разрушенной деревне, оставалось загадкой. В тот момент, когда мальчишки увидели его, музыкант прятал в свой браслет длинный шип, похожий на колючку растения.

[Grey >>>]

- Мы вернулись! - порадовал нового друга, защитника и кормильца повеселевший от еды Дынька. - И нашли лошадь...
Он увернулся от копыта.
- Коня, - торопливо поправился тануки.
- Главное, чтобы нас теперь не нашел его владелец, - сказал Кодзи в ответ, поднимаясь и вскидывая на плечо увесистый сверток, который по замыслу музыканта должен был очень быстро перекочевать на обнаруженную скотину. Ездить верхом бродяга все равно не умел и учиться не собирался. С конем заключили соглашение, что стоило некоторого труда и уговоров. Когда Дынька выбрался из канавы и подтянул сползающие штаны, тючок уже был привязан к спине вредного животного, а сам зверь жевал пук травы. Мальчишка потер ушибленный бок и пожелал знать, что такое интересное хранится у музыканта в браслете.
- Иголки, - ответил Кодзи, явно не собираясь развивать эту тему дальше.
- А зачем? - не отставал любознательный Дынька.
- Чтобы колоть и прокалывать, - музыкант немного помрачнел, правда, почти незаметно. – Ну, так, что убираемся отсюда, еды мы нашли достаточно? Или у тебя с твоим новым приятелем есть еще какие дела?
Дел не нашлось у обоих мальчишек, и поскольку черный жеребец тоже не высказал желания остаться здесь подольше, то странные попутчики двинулись в путь по выложенной камнем (поначалу, потом им пришлось месить осеннюю грязь) лесной тропе.

(те же, там же, так же)

Сообщение отредактировал Grey - 17-05-2007, 17:35

[higf >>>]

1598 год

Что делает человека самим собой, определяя его судьбу и поступки? Обычно это мгновения и события, остающиеся с ним навсегда, рождающие потом чувства и мысли, слагающие вместе характер. Мимолетный, казалось бы, ответ матери на вопрос ребенка, роняющий в душу прочное, незыблемое убеждение, о возникновении которого взрослым потом не вспомнит и не поймет, как появился в сознании еще один краеугольный камень... Случайная встреча, породившая мечту... Взгляд пары прекрасных девичьих глаз, забравший душу если не навсегда, то на долгие годы...
То, что несешь с собой, где бы ты ни был. От этого бессмысленно и бесполезно бежать в другой город, на другой край света – еще никто не научился оставлять дома самого себя! Сабуро хранил в душе памятный день в Шиобаре, когда битва людей и страшные, нечеловеческие силы почти уничтожили деревню, а он потерял господина. Сейшин Киёмори убил его и забрал голову. Не стало древнего рода Тайра, и все его слуги и воины остались бездомными бродягами. Покончил с собой человек, который доверял ашигару* и выделял его среди прочих – Шимура Генпаку. И Сабуро поклялся, что отомстит убийце и станет самураем.
Да, тогда все пылали гневом, но их ярости хватило только на то, чтобы сжечь опустевший дом в окрестностях Нары, обитатели которого ушли в лес. А потом его товарищи принялись рассуждать о том, куда кому отправляться дальше, словно забыли обо всем, будто жар их сердец опадал так же, как пламя пожара, лениво угасавшее, не находя уже пищи для себя среди обгоревших развалин. Как можно было успокоиться? Ашигару так и сказал своим товарищам – конечно, с самураями он спорить не смел. Однако над ним только посмеялись и... продолжили решать, кто что будет делать для себя.
Тогда он зло выругался и, развернувшись, чуть косолапой походкой ушел в лес. При Сабуро осталась его оружие, которое стало средством добывать пропитание на дорогах. Обычно одинокие путники становятся сговорчивы, когда видят перед собой клинок нагинаты. Приятно, очень приятно было делать это на землях Сейшин, и молодой человек старался досадить им, как мог. Упорные труды не остались незамеченными, и юноши клана, жаждущие хоть каких-то подвигов и действий, начали настоящую охоту на появившегося разбойника.


* ашигару – пеший воин незнатного происхождения

[Bishop >>>]

1601 год, конец февраля

Дорога огибала гору, а затем, нырнув через перевал, опять спускалась к реке. Вернее, это река поднималась к дороге, а, та, превратившись в узкую тропу – с одной стороны заросшие мхом камни навалены и поднимается горный склон, с другой стремительный поток плюется холодными брызгами, - вела вверх по узкому, наполненному утренней тишиной ущелью к Камеяме, известной не только безрассудными лодочниками, которые везли в столицу товары через пороги, но и двумя предателями, один из которых уже снискал печальную славу, подняв руку на беззащитного господина в храме Хонноджи, а второй только ждал упоминания о себе.
Их путь проходил через по-зимнему еще звонкие бамбуковые рощи, по каменистому берегу горной речки, где под утро камни обволакивались сизым инеем, через перевал, уже чистый от снега. В верховьях Какогавы они наняли лодку - долгий спор с хозяином ее завершился, стоило долговязому бугейша взяться за мечи. Эта речка текла не так стремительно, как ее пенистая соседка, не нужно было то и дело хвататься за борт, оглашать воздух криками и восторженным визгом, хотя О-Санго именно так и поступала. Долговязый роши, закончив спор, устроился на дне лодке, дремал, прикрыв лицо шляпой; кот свернулся в клубок у хозяина за пазухой, только изредка тряс ушами, выпуская когти – когда брызги долетали и в его убежище.
Путников высадили на берегу недалеко от того места, где река впадала в море. Бугейша огляделся: лодочник выгружает мешки и бочонки, вокруг лодки снуют раздетые люди, таскают поклажу, от них валит пар. А неподалеку – словно три привидения – застыли три человека в дорожных накидках. И внимательно следят за каждым движением на берегу.

[higf >>>]

1598-1600 гг.

С каждым днем становилось труднее, иногда приходилось по несколько суток ходить полуголодным, но злость в душе от этого только росла. Правда, хотелось видеть людей не только из-за кустов. В родной деревне парень, хоть и не отличался красноречием, но был весьма общителен, а тут стал забывать, как звучит собственный голос...
Весь клан не победить в одиночку! Заставляло упрямо сжимать зубы лишь желание дождаться его главу – человека, который должен был умереть! Но Киёмори так и не появлялся.
В конце концов Сабуро был вынужден со скрежетом зубовным временно отступить, встав под стяги Ишиды, набиравшего армию, чтоб удержать за сыном Тоётоми Хидэёши власть, к которой Господин Клещи не смел протягивать рук, пока был жив сегун. Парню не было никакого дела ни до Ишиды, ни до Токугавы, он продолжал считать Тайра-но Акаихигэ своим единственным господином, однако его ремеслом оставалось воинское дело.
Под Секигахарой девятнадцатилетний юноша оказался на стороне потерпевших неудачу, но, видно, судьба решила сохранить ему жизнь – то ли для какой-то цели, то ли в качестве своей игрушки, – кто знает? Во всяком случае, ашигару избег участи множества погибших и немалого количества казненных, чего не смог сделать сам Ишида и многие другие мятежники.
Убегая с поля, ставшего местом разгрома, и скрываясь среди кустов, Сабуро почувствовал за собой топот ног и сперва припустил быстрее, но потом его обостренный жизнью разбойника слух уловил, что преследователь был один. От такой погони лучше избавиться совсем! Беглец, еще не отошедший от испуга за свою жизнь, напряженно замер за толстым деревом, несколько камней полетело в недальние колючие кусты, создавая шум. Когда с его убежищем поравнялся бегущий на звук воин в цветах одного из отрядов Токугавы, ашигару изо всей силы взмахнул оружием. Изогнутое лезвие нагинаты мелькнуло, сбивая еще не опавшие листья и рассекая горло врагу.
Тот по инерции пробежал несколько шагов, потом упал, чуть подергался, словно пытаясь уцепиться за отлетающую душу, и замер, недоуменно глядя остановившимися глазами на зацепившийся за ветку лист, красный, почти как текущая по земле кровь...
Сабуро остановился над ним, посмотрел сверху вниз и собрался было пробираться подальше, но внезапно пришедшая в голову идея заставила остановиться на полушаге и замереть, изучая покойника. Тот оказался мужчиной примерно вдвое старше беглеца, но того же роста – чуть ниже среднего. Широкие плечи, приземистая крепкая фигура, длинные руки и чуть кривоватые ноги – со спины его можно было бы принять за родного брата ашигару.
Ухмыльнувшись, юноша принялся раздевать покойника, затем скинул свой собственный наряд, и через пять минут над трупом в нижнем белье стоял воин армии-победительницы в перемазанной кровью и грязью одежде.
Он довольно улыбнулся, показав желтые крепкие зубы, и пошел обратно.

[Sayonara >>>]

1601 год, конец февраля
Людской говор, копошение, суета почти гармонировали с оживающей природой, и только очень внимательный глаз мог уловить ту тонкую грань, где кончался человеческий мир и начинался прибрежный. Природа везде проявляла себя – мокрые лишайники завоевывали старые бочки, камни, морские и речные твари поселялись на веревках и пробитых лодках, чайки ловили рыбу у самого берега.
От обилия людей О-Санго даже затихла. Весь путь в лодке она не давала своим спутникам передохнуть от обилия всяческих историй, которых ей было необходимо им поведать, а сейчас девушка молча наблюдала за работой, кипящей у воды. Яркое кимоно, пусть и запылившееся и изрядно промокшее, все же привлекало внимание к О-Санго, и это ее очень беспокоило – она старалась держаться поближе к самураям.
А потом она увидела море. Из-за лесистых холмов, скрывавших реку, видна была лишь небольшая его часть, но О-Санго остановилась как вкопанная. Карие глаза зачарованно смотрели на зеленоватые, похожие на огонь язычки волн с пенистыми барашками, которые размеренно ласкали песчаный берег. Выросшая в городе, в четырех стенах, дочь самурая видела море раз или два, но сейчас оно было особенным для нее. может, от соленой воды пахло незнакомой свободой, по которой так тосковало девичье сердечко. О-Санго вдохновенно вдыхала тепловатый запах моря, не обращая внимания на ворчание спутников. Только обнаружив, что к воде в городской обуви не подойти, девушка растроенно вернулась на влажную дорогу.
Решив, что помолчала достаточно, барышня немедленно выпрыгнула вперед Мицуке и Тенькё и принялась расспрашивать их, живут ли в этом море огромные рыбы и гигантские змеи. Но девушка уже устала, и интерес к этим любопытным животным быстро пропал. Протерев рукавом статуэтку тануки, О-Санго протянула:
- Мицуке... Ты говорил, что нам уже недалеко... Когда мы наконец придем? Уже столько времени прошло... Вот котику везет, ты его несешь, – а нам что делать?
Она даже демонстративно отстала от спутников. Но глаза ее все еще тянулись к морю. Продолжая ныть, девушка семенила за Мицуке и Тенькё, изредка поглядывая по сторонам, чтобы ничто интересное не ускользнуло от ее внимания.

[Хикари >>>]

Наконец-то важный пленник был доставлен к господину Токугаве, и Ёрио, встав за его спиной, попеременно бросая взгляды то на своего повелителя, то на своенравного мальчишку, который даже сейчас, хоть и сидел смирно, совершенно не проявлял уважения ни к кому из присутствующих, включая и самого Токугаву, что легко читалось в его взгляде.
«Все-таки он забавный», - на этот раз с улыбкой подумал молодой телохранитель, вспоминая то, как совсем недавно вел мальчика в этот шатер.

- Юный Ашикага, - доложил каро.
- А... наследник сегунов –равнодушным голосом произнес господин Иэясу – Он должен умереть. Хотя... подожди. Это, вроде бы, совсем мальчишка? Я хочу его увидеть.
Услышав имя пленника, Ёрио вызвался сопроводить каро и проследить за тем, чтобы пленник был в целости и сохранности доставлен повелителю. Получив согласие, он выбежал вслед за каро, догнав того уже рядом с небольшим загоном для пленных.
-Иэясу-сама просил меня сопроводить столь важного пленника, - коротко произнес он, сумев не дать нахлынувшим эмоциям отразиться в голосе.
И, повернувшись в сторону оставшихся пленных, Ёрио встретился взглядом с мальчиком. Да, это определенно был Ашикага Нобору, встречи с которым он ждал все это время. Стараясь сохранять спокойствие, молодой телохранитель кивнул каро, который вывел мальчика из загона.
-Тебя хочет видеть господин Иэясу, - произнес Ёрио, как можно более холодно, опасаясь показать то, что узнал юного Ашикагу.
Пленника проводили разными взглядами, кто - сочувственно, кто - завистливо, кто - участливо. Нашлись даже такие люди, кто отпустил в адрес мальчика пару-тройку ругательств. Другие, наоборот, пожалели, что жизнь юного воина закончится, толком еще не начавшись.
- Эй, - крикнул кто-то вслед, кто был посмелее. - Не рановато ты взялся за меч? Мал еще участвовать в войне.
Мальчик не стал отвечать, лишь улыбнулся.
- Тогда ведите, - приказал он своим стражникам.
-Не слишком ли надменно сказано для того, чья жизнь может оборваться в любой момент? - Ёрио разозлил тон Нобору, и он уже было схватился за рукоять меча, впрочем, тут же отпустив ее, стараясь сохранить остатки спокойствия.
Несколько долгих мгновений мальчик отрешенно разглядывал изрытое лошадиными копытами каменистое поле, как будто обдумывал ответ. Но так и не произнес ни единого слова. Вместо него заговорил каро.
- Надо же! Он считает нас слугами, не иначе
-Тебе повезло, что Иэясу-сама хочет лично поговорить с тобой, - уже спокойнее произнес Ёрио, - Иначе ты бы уже был мертв, - и молодой телохранитель осекся, чуть не назвав мальчика по имени.
Избегая взгляда Нобору, юноша коротко добавил:
-Не стоит заставлять господина ждать, - с этими словами он схватил пленника за рукав и повел в сторону шатра.


(совместно с СонГоку)

Сообщение отредактировал Хикари - 22-05-2007, 0:46

[Bishop >>>]

Первым уступил долговязый бугейша, присел на корточки, подставил спину.
- Полезай, - со вздохом предложил он девчонке.
- Ма-о! – высказался, конечно же, рыже-белый кот с неодобрением.
- Тебе лапы на что? – осведомился его хозяин. – Ими ходи!
Его маленький спутник немедленно продемонстрировал, что лапы – а уж те, что с когтями, тем более – хороши, когда нужно порвать чью-то штанину. А еще можно ловить соломенную завязку сандалий-вараджи, заставляя хозяина спотыкаться. Из соленой воды поднимались горбы островов – словно покрытые мхом и зеленым лишайником спины уши-они*, что целым стадом собрались неподалеку от берега. Погрузили рогатые головы в волны, только и ждут беспечного и несчастливого путника. Их, правда, есть почему-то не стали; должно быть – голодные не были. На всякий случай Мицуке рассказал про них любознательной барышне.
- А еще в море водится призрачный кит, но не здесь, а в Идзумо, - продолжал он повествование. – Огромный скелет, вместе с ним плывут рыбы, которых раньше никто не видел, а над ними летают жуткие птицы. Рыбаки пробовали швырять в него гарпун, да все без толку. А еще есть садзаэ-они, когда проходит тридцать лет с их рождения, они отращивают себе руки и ноги, поднимаются со дна морского, чтобы танцевать лунными ночами в волнах.
- Как мило... – выдохнула ему в ухо барышня и покрепче обняла Мицуке за шею, чтобы не сползать.
- Маооо!!!
- Ну да... забыл упомянуть, с ними лучше не связываться...
- Ма!
Долговязый роши покраснел.

---
*уши-они – один из самых крупных и кровожадных демонов южных японских морей; как правило, у них тело гигантского краба или паука и рогатая бычья голова. Уши-они безжалостно пожирают любого, кого поймают на берегу. Так же уши-они называют демонов, имеющих облик коровы или быка, таких как живущие только в чистой воде гьюки с Сикоку и годзу с коровьими головами из буддийского ада.
*садазэ-они – улитки, превратившиеся в демонов; часто оборачиваются прекрасными девушками и делают вид, будто тонут, спасителям предлагают в качестве благодарности себя, но лишают их в процессе мужских достоинств.

[higf >>>]

1600 год – февраль 1601 года
Судьба так просто не оставляет тех, за кого по своей прихоти вступилась. Найдя «своих», и делая вид, что вернулся из погони, Сабуро выяснил, что отряд прибыл в стан Токугавы только перед боем, и был недавно пополнен. На вопрос, с кем он пришел, юноша указал на двух покойников в тех же цветах и с такими же монами*. Тут же принялся с самым скорбным видом, на какой был способен, заботиться об их телах. В общем-то всем было не до крестьянского парня. Праздник казней с переделом земель и власти был в самом разгаре.
С новым господином он попал в Киото. Столица показалась ашигару огромной, и в первые дни он постоянно путался, удивляясь - как жители только находят дорогу и откуда в одном месте берется столько людей? Постепенно суета стала привычной, оказалось, что тут все то же, как и везде, только домов побольше, да дворцы и храмы...
В феврале ашигару понял, зачем ками** привели его сюда. Не иначе решили внять молитвам, ибо он творит правое дело!
Вначале, когда старший каро*** Ватанабе послал людей искать по городу пропавшую дочь господина, рыком прикрывая свою растерянность, Сабуро было, в общем, все равно. И когда девушку не привели домой, и Ватанабе пришлось докладывать господину – тоже. Понял замысел божеств он лишь, когда его отправили, среди прочих в составе отряда, с приказом во что бы то ни стало найти юную госпожу, рассказав, что та, по словам стражи и других свидетелей, покинула город в сопровождении двух мужчин. Хозяин дома ходил хмурый – ни один актер Кабуки**** не показал бы ярость, тревогу и озабоченность лучше.
Один из этих мужчин был одет в хаори***** с монами клана Сейшин, второй... Вторым, в одежде без мон, не мог быть никто иной, как сам Сейшин Киёмори! Злая радость отразилась на лице Сабуро, которое стало похожим на морду хищника, идущего по следу крупной дичи.
Немногочисленные обитатели дома, где обитал упомянутый клан, с непроницаемыми лицами сообщили, что давно не видели своего главу, не знают второго человека и понятия не имеют, как к нему попала одежда с их знаками. Осталось только скрежетать зубами, хотя юноша вполголоса предложил сжечь дом вместе с обитателями, вспомнив про себя старый пожар в Наре. Однако Ватанабе раздраженно приказал ему заткнуться и напомнил, что они живут в столице, под покровительством законов, за выполнением которых следит сам Токугава Иэясу, и вообще...
Дальнейшее «вообще» было коротким, но энергичным и обидным для ашигару. Сабуро ткнулся носом вниз, глядя в землю, и угрюмо замолчал...
На следующий день отряд покинул Киото в уверенности, что они легко нагонят трех пеших, у которых пока только одна дорога, если они не будут блуждать по лесам. Юноша все время рвался вперед, высматривая случайных прохожих, которых можно расспросить, или следы, которые можно найти. А еще лучше – за очередным поворотом он увидит врага, поскачет на него с яростным, рвущим рот криком о своей мести, и нагината отделит голову от тела!
Он улыбался и иногда задумчиво облизывал языком верхнюю губу, предвкушая момент.


* моны – знаки на одежде, показывающие принадлежность к тому или иному клану.
** ками - божества
*** каро - глава всех вассалов какого-либо клана с широким кругом полномочий
**** Кабуки – японский театр
***** хаори – верхняя одежда

[Хикари >>>]

Осень 1600-го года
По дороге Накасэндо, которая не так уж давно дрожала под ногами тысяч солдат, сейчас раздавался лишь мерный стук пары гэта. Одинокая фигура, укутавшись в соломенный плащ, двигалась в сторону долины Секигахара. Порывы холодного ветра били ему в лицо, но путник, казалось, не обращал на него внимания, ни разу не прищурившись и не закрыв лицо рукой.
Когда человек подошел ко входу в долину, солнце уже покинуло небесный свод и его слабые лучи уже не скрывали луну, успевшую занять его место. В спустившихся сумерках сложно было разглядеть саму долину, но этого и не требовалось, поскольку путник отчетливо чувствовал дух смерти, витающий в округе, а крики погибающих воинов, казалось, до сих пор звучали над долиной.
-Если все останется так, как есть сейчас – это место станет очень опасным, - с усмешкой тихо проговорил путник, - Впрочем, меня это не касается. Пора начинать поиски.
И он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Аура, нависшая над долиной сильно отвлекала, но все же, открыв глаза, он увидел маленького убегающего ки-но йокая*, неизвестно почему оказавшегося так далеко от своего дома.
-Постой, Джуроку*! - выкрикнул путник.
Йокай остановился и повернулся в сторону заклинателя.
-Ты… сейчас со мной разговаривал? – недоверчиво спросил дух
-Да, прости, что отрываю тебя от дел, Джуроку, но мне нужна твоя помощь.
-Что это за имя такое? – недовольно, с долей обиды проворчал он, - Это не имя даже, а… Вечно вам, людям, что-то нужно.
-Извини, но твоего настоящего имени я не знаю, но ведь я должен был тебя как-то называть?
Дух обреченно опустил голову и две веточки, свисающие с его макушки стали чем-то похожи на рога.
-Вот всегда приходят, только когда нужно чем-то помочь, а потом также и исчезают. А некоторые еще и имена странные дают, - произнося последние слова дух поднял голову и сердито посмотрел в сторону путника.
-Обещаю, что достойно отплачу тебе за помощь, - эти слова заклинатель говорил уже присев на корточки, чтобы лучше видеть йокая.
-Вот это уже совсем другой разговор, - сказал дух уже дружелюбнее, после чего оглядел путника с ног до головы, - Ладно, говори чем тебе надо помочь.
-Ты не видел, куда отправились люди после битвы, произошедшей здесь?
-Да, видел, - дух кивнул, будто стараясь добавить своим словам больше убедительности, - много людей, идущих под стягами какого то… Токугавы вроде бы, так никуда и не ушли. Они все еще там, на равнине.
-А другие были? – задал еще один вопрос заклинатель.
-Да, но они бежали в разные стороны. Я видел, как три человека прятались в моем лесу, который на склоне вон той горы, - йокай указал на соседнюю гору.
Путник поднялся, распрямляя спину.
-А не мог бы ты отвести меня к ним?
Дух кивнул, и они направились в сторону леса.
Где-то между часом Быка и часом Тигра, когда заклинатель и йокай добрались до лагеря людей, путник мысленно поблагодарил ками, подаривших ему способность видеть духов. Без помощи маленького обитателя леса он никогда не нашел бы этих людей, поскольку они были очень осторожными. Костер был разожжен в специально вырытой для этого яме, а одежда их была настолько вымазана в грязи, поэтому сложно было найти этот лагерь, не зная, где он находится.
-Спасибо тебе, Джуроку. Я всегда выполняю свои обещания, поэтому на обратном пути воздам подношения твоему дереву. - шепотом проговорил заклинатель.
-Ты узнаешь его по двум сплетенным стволам. Оно недалеко к югу отсюда. Да, и не зови меня Джуроку.
Дух беззвучно исчез, а путник, приготовив на всякий случай свиток с заклинанием, вышел на поляну.
-Я ищу мальчика по имени Ашикага Нобору, - холодно произнес он.

-----
*Ки-но йокай – духи деревьев.
**Джуроку (Juuroku) – шестнадцать (яп.)

Сообщение отредактировал Хикари - 22-05-2007, 17:37

[higf >>>]

Близ устья Какогавы, 1601

Сперва юный самурай с интересом рассматривал берега реки. Он провел детство у моря, но по рекам не путешествовал, и сильное течение, деревья, то и дело выпячивающие корни в воду, причудливые повороты русла – все было в новинку. Однако вскоре пейзаж немного приелся, став обыденностью, а с морем, по его мнение, ничто не могло сравниться. И почему здесь его почти все почтительно опасаются?
Естественно, потом все внимание переключилось на их юную спутницу. Впрочем, ответным он мог похвастаться разве в том смысле, что, найдя внимательного и сочувствующего слушателя, девушка переключила основное направление словесного потока на него, за что Мицуке был, кажется, втайне благодарен. Однако, к огорчению молодого человека, она за всю дорогу не подала никаких признаков того, что замечает его неравнодушные взгляды, что немало портило настроение, поднявшееся было после ухода из наскучившей виллы.
Наконец они вновь оказались у моря, и он с удовольствием вдохнул знакомый соленый запах и даже немного расправил плечи. Впрочем, опять радости хватило ненадолго. Когда О-Санго намекнула на свою усталость, он так растерялся, что упустил возможность, и теперь шел следом, зло пиная ни в чем неповинные камешки и угрюмо глядя в землю.
Он заметил у тропы крокусы и задержался, чтобы сорвать несколько рано пробудившихся, на свою погибель, цветов, а, догнав спутников, застал весьма милую, правда, не для него, картину.
- Ты не устал? – резковато спросил Тенкьё у спутника, и тут же смягчил тон, обращаясь к «наезднице». – Возьми эти цветы! Смотри, они желтые, будто солнце на рассвете…

[higf >>>]

Секигахара, 1600 год

Пленника наконец привели. Он держался спокойно. Действительно мальчишка не боится или скрывает свой страх под доспехами гордости? Как бы то ни было, и то, и другое заслуживает уважение и... тем опаснее оставить его в живых.
Впрочем, никакой он не Ашикага. Никто из них не мог бы себя так вести, да и лицом не похож. Приятное лицо, Токугаве нравились такие - живое, не то, что вялые физиономии потомков сегунов.
- Тебя зовут Ашикага Нобору? – он выделил голосом второе слово.
- Меня зовут Нобору, - подтвердил мальчик.
Он улыбался каким-то своим мыслям или, вернее, он, может быть, улыбался; уловить выражение его лица было почти невозможно.
Иэясу пытался поймать взгляд собеседника и прочитать то, что таилось в его глубине. Это было неожиданно для него самого, но пленник обладал притяжением неразгаданной тайны...
- Почему ты участвовал в мятеже?
- Потому что людям надо было за кем-то идти, - отозвался мальчишка; говорил он без должного трепета, но вежливо, в голосе проскальзывали явно подслушанные у кого-то из взрослых интонации. - Они любят символы.
- И за каким символом шел ты? – странный мальчик. Говорит не по-детски, и ведет себя тоже. Повторяет чьи-то слова, не понимая. Проверим...
Нобору покачал головой.
- Я и есть символ, - уточнил он; вновь по губам проскользнула стремительная, как ветер улыбка.

(С СонГоку)

[SonGoku >>>]

На миг Токугава подумал, что мальчик много о себе возомнил, потом вспомнил - ах да, Ашикага...
- Символ прошлого, - он ответил сухой и жесткой, как высохший лист, усмешкой.
- И надежды, - добавил Нобору; он стиснул изо всех сил кулаки, чтобы не было видно, как подрагивают от волнения его пальцы, смялась жесткая ткань.
- Надеяться надо на будущее! - странный, непохожий на допрос разговор начал раздражать Иэясу.
- Разве неизвестность приносит успокоение?
- Нет, - он снова успокоился, попав на знакомую почву, и голос стало высокомерно-уверенным. И тут же поймал себя на том, что последняя фраза мальчика попала в цель. - Но те, кто ищет успокоения, чаще всего находят его, отдавая другим право думать за них.
- Учитель сказал: у людей с красивыми словами и притворными манерами мало человеколюбия, - процитировал Нобору. - Раньше я слушал слова людей и верил в их дела. Теперь же я слушаю слова людей и смотрю на их дела. А мой господин?
- Я не верю пустым словам и проверяю те, что говорят о деле. И сами дела тоже, - определенно мальчик забавен. Пожалуй, давно он так не беседовал. - И если мне лгут...
Ладонь Токугавы рубанула воздух, почти как катана, затем над самыми досками замедлилась и мягко опустилась на них между ним и пленником, довершая движение.
- Сколько тебе лет? Неужели ты успел пройти генпуку?

(с Хигфом беседуем)

[higf >>>]

- Мне двенадцать, - не стал скрывать мальчик. - И меня еще не сделали взрослым. Доспехи - лишь для посторонних глаз, чтобы не задавали лишних вопросов. Люди видят только то, что хотят.
И правда, хоть он и был одет, точно взрослый, волосы его были подвязаны, как положено детям.
- Да, ты прав, - согласился Иэясу. – Странно, что тебя не убили в бою.
- Видимо, ками ко мне благосклонны, - улыбнулся мальчишка.
- Если я тебя не казню, - усмехнулся Иэясу, и впился ястребиным взглядом в мальчишку.
- Тогда я попросил бы перед этим дать мне несколько дощечек и принадлежности для письма. Это не самая невыполнимая просьба, нэ?
- Кому ты хочешь писать? – а ведь он не дрогнул после слов о смерти... – Я думал, ты попросишь ванну и гребень, - насмешка должна была вывести Нобору из себя.

- Хочу сделать ихаи* для тех, кто был добр ко мне. Пусть хоть что-то останется после меня, - Нобору помедлил. - Если я буду занят, то не стану думать о казни.
Он опять улыбнулся и добавил:
- К тому же если меня казнить грязным, что скажут люди о великом Токугаве? Что он слишком скуп?
Иэясу скрыл за улыбкой то, что мальчишка в очередной раз удивил его. А еще сподвижник Нобунаги был польщен.
- Я сказал – если. Тогда тебе принесут ихаи. А ванну можешь принять сейчас. Мне надо подумать... за чаем. Я не хочу, чтоб его подавал грязный мальчишка**.
Он снова посмотрел испытующе.
Нобору колебался всего лишь мгновение, а потом, опустив на циновку перед собой сначала одну ладонь, затем вторую, склонился в поклоне.
- Пусть господин даст мне новое имя. Для посмертного еще рано, а старым я не хотел бы себя называть, - сказал мальчик.
У Токугавы мелькнуло сомнение - не пожалеет ли он об этом? Как жалел о не срубленной голове предателя, наверное, в последний миг Нобунага... Нет, это еще не сформировавшийся мальчишка, начинающий жизнь, из него можно слепить то, что нужно. И – он не Ашикага, иначе пришлось бы убить. Да, имя...
- Теперь тебя будут звать Акира.

______________________
*ихаи - деревянная табличка, на которой вырезают или пишут посмертное имя и дату смерти, чтобы поставить на домашнем алтаре.
**имеется в виду мальчик, прислуживающий при чайной церемонии.

(заканчиваем с Сон милую беседу о смерти)

Сообщение отредактировал Далара - 28-05-2007, 12:30

[SonGoku >>>]

Берег озера Бива

Если бы не ранняя зимняя тьма, с кривобокого утеса, нависшего над озером, можно было увидеть не только противоположный берег, россыпь огней на нем там, где стоял чей-то дом, но и поднимающуюся вдалеке Фудзи-сан. Но сейчас даже она тонула во мраке. Под двумя корявыми соснами к скале лепилась скромная хижина, оставленная дровосеками или рыбаками, и несколько уже голых кустов; здесь и было решено переждать ночь. Солому с крыши кое-где сдул ветер, но латать прорехи ни у кого не было ни сил, не желания. Люди, оборотни и звери спали вповалку, и только оставленная снаружи лошадь время от времени переходила с места на место, ощипывая последнюю траву, а порой принималась выдергивать пучки соломы из и без того дырявой крыши. Впрочем, забылись далеко не все, очень скоро после того, как стихла усталая суета, один из путников пошевелился. Он встал не сразу, сначала выяснил, что сверху на нем, свесив лапы, спит серая кошка. Осторожно, чтобы не разбудить чуткого зверька, Арима переложил Ньё на колени хозяйке и выскользнул наружу.
Кошка недовольно приоткрыла один зеленый глаз. Потом другой. Холодно... Встряхнулась, и от этого движения проснулась хозяйка. Она сонно провела пальцами по мягкой шерсти и снова прикрыла глаза. Ньё зевнула и спрыгнула на холодный пол - недовольно подняла лапу. Мерзко. Решительно направилась прочь из домика.
Ариме казалось, будто он на самом краю утеса стоит не над водой, что плескалась о камни далеко внизу, укрытая слоем ночного тумана, а над облаками. Над головой узким серпом повис месяц, но его света едва хватало, чтобы слегка посеребрить влажную скалу и положить глубокие тени. Молодой человек раскинул руки, словно крылья. Ньё подобралась ближе к камням, встряхнулась и села, превратившись в большой пушистый клубок.
- Om amarani jiwantiye svaha*...

----
*буддийская мантра, незнающим санскрита помочь не в силах

Сообщение отредактировал SonGoku - 31-05-2007, 14:34

[Соуль >>>]

Арима оттолкнулся от скалы. На мгновение показалось, будто его тело замерло, распластавшись в воздухе, словно огромная черная птица с распахнутыми крыльями, зависшая перед тем, как погрузиться в воду. Но видение продержалось недолго; белесые жгуты тумана расступились, взметнулись, скрывая его с глаз невольных свидетелей или тех, кто подглядывал намеренно. Снизу раздался приглушенный всплеск.
Ньё выбралась из своего укрытия, отряхнула лапы и легко побежала в сторону спускавшейся к берегу тропинки. Чихнула, почувствовав запах воды, сбивавший знакомый - Аримы. Вскоре, раздвигая ладонями призрачные белесые клубы, на мелкий озерный песок выбралась темная фигура; с волос, с одежды ручьями лилась вода, от пловца валил пар, перемешиваясь с туманом. Арима, пошатываясь, направился вдоль кромки воды, к небольшой рыбацкой деревне, расположившейся между скалой и большим домом на мысу. Кошка бежала следом, то и дело высоко задирая лапы, чтобы стряхнуть капли, недовольно дергала ушами, принюхивалась и… похоже уже жалела, что отправилась на ночную «прогулку».
Ночной демон остановился у дома, стоявшего на отшибе, прислушиваясь и ловя запахи, точно дикий зверь на охоте. Затем бесшумно приоткрыл дверь и скользнул в темноту. Криков не было, не было и шума, какой должен подняться при обнаружении вора или незваного гостя. Внутри хижины царила прежняя тишина. Наконец, Арима появился снова, сделал несколько неверных шагов, опираясь на стену и оставляя на ней темные отпечатки ладони, и рухнул на колени на влажный прибрежный песок. Ньё в несколько быстрых прыжков подскочила ближе и… отступила, припав на передние лапы и прижав уши к голове. Алая пасть раскрылась в беззвучном шипении. Запах крови пугал и раздражал – шерсть стала дыбом, выскользнули острые когти.
-Меня следует принимать таким, какой я есть, - раздался в ночной тишине мягкий голос; он мог принадлежать и женщине, и мужчине. - Ты убиваешь, маленькая охотница, чтобы жить. И я тоже. Мы с тобой одинаковы.
Ньё неуверенно шкрябнула когтями по сырой земле и подошла, осторожно обнюхивая странного, теплого спутника. Все еще напоминала взъерошенный клубок, но легкие шерстинки постепенно опадали.
-Среди нас есть разные демоны, - продолжал говорить Арима, оттирая мокрым песком руки. - Но люди склонны видеть в нас только зло, потому что не понимают, не хотят нас понять. Ты сама - обакэ, скажи, разве я не прав?
Кошка совсем по-человечески покачала пушистой головой и запрыгнула молодому самураю на колени. Шершавый язык прошелся по грязной щеке.

(с Сон)

[Sayonara >>>]

1601 год, конец февраля
Довольная девушка повернула голову с растрепавшейся прической к юному самураю и, осторожно протянув одну руку, изящно взяла цветы.
- Спасибо, Тенькё, - лучезарно улыбнулась она. – Какие красивые! Совсем как солнце, – рука с крокусами вернулась на прежнее место на шее Мицуке, легонько ударив того по носу желтыми чашечками. О-Санго испуганно опустила цветы ниже.
- Прости, - смущенно хихикнула девушка. - Так неужели нет в море никого, кто был бы дружелюбен к нам, людям? – почти с надеждой вопросила она. Еще девочкой О-Санго наслушалась подобных рассказов, но в дороге и в такой ситуации все было намного интересней. К тому же, мать никогда не отвечала на подобные вопросы.
Но теперь совершенно невинное выражение личика барышни сменилось на виноватое, и она кинула веселый взгляд на Тенькё.
- У тебя вся нога в песке, - беззаботно заметила беглянка, отчаянно пытаясь рассредоточить свое внимание на обоих спутников. Это становилось все сложней – кот-то тоже не переставал орать, вызывая умиление у О-Санго.
Морской ветер нещадно трепал черные волосы, еще с вечера собранные в сложную композицию, О-Санго осторожно поместила маленький букетик в прическу, засмеялась и радостно прикрыла глаза.

Сообщение отредактировал Sayonara - 28-05-2007, 15:44

[higf >>>]

- Океан полон ярости, в нем живут души утонувших рыбаков и воинов. Те, кому повезет, сумеют вселиться в чаек, - Мицуке посмотрел наверх.
Над их головами с пронзительным криком промелькнула бело-серая птица. Трудно, если обе руки заняты, стряхнуть цветочную пыльцу; долговязый роши чихнул. Про повелителя драконов, его дочь Ото-химэ, а особо - морских монахов-умибодзу, наверное, лучше не упоминать. Не то вылезут, не посмотрят, что путники на берегу. Мицуке порылся в памяти.
- Говорят, шоджо никому не причиняют зла, - неуверенно добавил он.
О-Санго наклонила голову.
- Странно, что море такое недружелюбное... Оно ведь так красиво, - почти грустно протянула девушка и кинула тоскливый взгляд в ту сторону, где шумела вода.
- Не обижайся на дом, если в нем поселились плохие соседи, - подбодрил барышню Мицуке.
Юноша улыбнулся в ответ на благодарные слова о цветке, но тут разговор перешел на море, и он оживился.
- Его все опасаются... – произнес Тенкьё. – А ведь оно спасало нашу страну. Всегда любил море – может, поэтому на меня там не нападали ни рыбы, ни духи.
- А зачем им на тебя нападать? - удивилась О-Санго. - Ты же хороший человек, ничего плохого никому не делал.
- Разве хищники и демоны всегда нападают на тех, кто сделал что-то плохое? – в ответ изумился Тенкьё.
Кот убежал далеко вперед; должно быть - надоело слушать человеческую болтовню.
- Плохое? - переспросил Мицуке.
Кот убежал далеко вперед; должно быть - надоело слушать человеческую болтовню.
- Плохое? - переспросил Мицуке.
- А это должно быть наказанием, - уверенно сказала девушка. Очевидно, ей нравилось говорить что-то умное. - Ведь говорят же, что демоны часто появляются, когда совершаешь преступление.
- Смотри-ка ты, - рассмеялся роши и чуть не выпустил ношу. - Разбирается!
Юноша усмехнулся, вспоминая истории, которые слышал от матери.
- По-моему, часто они просто хотят есть и даже не знают ничего о человеке, на которого нападают. Бывает, конечно, когда люди сами привлекают к себе злых духов, но не всегда. Сменить тебя? – второй раз настойчиво предложил он, подойдя ближе.

(Сайонара, Бишоп и я)

[Соуль >>>]

Берег озера Бива

- То, что ты выглядишь, как человек, человеком тебя не сделало… но если не хочешь, чтобы тебя подозревал каждый, придется выглядеть достойно, - бикуни опустила на пол глубокую пиалу, наполненную горячей водой, гребень и немного мятый лоскут хлопковой ткани – полотенце.
Сама села рядом.
Арима с недоверием осмотрел каждый из принесенных предметов, а воду даже попробовал тронуть пальцем. Не понравилось, он зашипел не хуже кошки.
- Зачем это?
- Ты же пытаешься выглядеть человеком, хотя ведешь себя хуже зверя, - спокойно ответила отшельница, - поэтому пытайся как следует.
Арима взял непривычный деревянный предмет, несмело провел им по спутанным почти в войлок космам; гребень застрял, пара зубцов жалобно затрещала, угрожая сломаться. Юный воин наклонился над чашей, разглядывая свое отражение - чумазое лицо, бурые чешуйки засохшей крови на губах, настороженный взгляд. Подобравшаяся совсем близко Ньё прыгнула воину на голову так «ловко», что на секунду его нос окунулся в воду, а на щеках заблестели капли. Бикуни улыбнулась одними глазами и подняла полотенце. Поймав вырывающегося Ариму за загривок, принялась стирать влажным углом грязь и пыль со скул и лба. Сколько молодой самурай ни отбивался, но то ли у горной отшельницы сил было поболе, чем казалось на вид, то ли Арима не осмеливался причинить ей боль, а довольно быстро выяснилось, что под слоем черноты и копоти, которых не смогло осилить даже ночное купание, скрывается почти детское лицо.
- Мальчик… ребенок, - Нье принесла еще воды, и бикуни оттерла виски воина чистым полотенцем. – Волосы сам заплетать умеешь или и этому учить?
- Ни разу не пробовал, - честно сознался Арима.
Головомойку он перетерпел с достойной стойкостью и даже не ойкал, когда влажные, но уже не напоминающие звериную шкуру волосы расчесали как положено. С кончиков прядей капала вода, иногда шипела, испаряясь (когда попадала на голую кожу).

(Сон отчаянно сопротивлялась...)

Сообщение отредактировал SonGoku - 31-05-2007, 15:12

[дон Алесандро >>>]

Секигахара, 1600 год

Тайра-но Акаихигэ стоял в шатре Токугавы, он с презрительно-брезгливым выражением лица разглядывал убранство палатки, будто бы военачальник украсил свой временный дом не древними драгоценностями, а мусором, найденным на ближайшей свалке. Сам Токугава в этот момент спал на своей постели, его сон был чутким, но даже его слух тут спасовал, Тайра разгуливал по шатру, а Токугава спал. Наконец, сиятельный дайме насмотрелся на убранство и подошёл к спящему.
Акаихигэ немного посмотрел на спящего, опустился на колено и положил ладонь на лоб.

Токугава стоял на берегу реки Кисо, рядом с ним вода с рыком перекатывалась через пороги и несла свои воды дальше, к океану… Горный воздух, что окружал сёгуна, был кристально чист, пахло лесом, а могучие горы поднимались по бортам долины, заросшей мягкой будто ковёр травой, великий воитель будто сразу помолодел, его дыхание стало спокойным и легким. В руках Иэясу неведомым образом оказался веер из коллекции Тайра, Токугава посмотрел на веер и поднял взор к реке, там у порога стоял Акаихигэ, в своём любимом красном кимоно с бабочками он смотрел на горы, его волосы легко развевались под порывами легкого ветерка.

Это место напомнило Иэясу собственную родину, но все же очертания гор были немного другими. Полководцу пока не казалось странным, что он спокойно стоит здесь, а вокруг никого. Наоборот, все было естественно... До тех пор, пока взгляд не натолкнулся на фигуру Акаихигэ. Воздух внезапно показался холодным, колючим, он застревал в горле. Невольно он шагнул назад.
- Ты мертв, - громко произнес Токугава, как бы стремясь утверждением этого факта уничтожить видение.
Дайме повернулся и каким-то чудесным образом переместился к собеседнику.
- Да, очень верно подмечено, - Акаихигэ развёл руки в стороны. - Но. Вот. Он. Я.
Токугава нервно дернулся и снова отступил на шаг, но потом остался на месте, принимая бессмысленность бегства.
- Чего ты хочешь от меня?
- Услугу, - Акаихигэ улыбнулся, - Видишь ли, во владениях Великого князя Эмма очень душно. Душно и жарко. А кроме того невообразимо скучно и куча старых знакомых с которыми давно попрощался. Я не буду рассказывать тебе всего, всё равно скоро сам всё узнаешь...
- Это еще почему?

(и Хигф)

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 1-06-2007, 20:32

[higf >>>]

Иэясу становилось все холоднее, будто он стремительно поднимался к вершине высокой горы, где дуют холодные ветра и круглый год лежит снег.
- Судьба, - меланхолично проговорил дайме и запустил было руку в рукав кимоно, но, не донеся до отруба отдёрнул.
- Но и судьбу можно попросить подождать подольше.
Лицо Тайра стало непроницаемым.
- Восстанови справедливость и тебе ещё долго не придётся менять кимоно.
Даже мертвый, этот человек не может успокоиться и перестать мешать ему, Токугаве Иэясу! Неужели недостаточно убить раз? Что ж, он позовет лучших заклинателей! Победитель при Секигахаре посмотрел в сторону и коротко произнес:
- Говори.
- В твоих руках веер, что должен был лечь на мой костёр, но был продан тебе, - голос Акаихигэ был спокоен. - Без него я не могу успокоиться в павильонах нижнего мира, он был как часть меня, как продолжение меня, - улыбка чуть мазнула по лицу мертвеца и пропала. - Помоги мне найти успокоение и тебе зачтётся это.
Живой, разговаривая с мертвым, уже успел забыть о веере. Теперь он поднял его к лицу и осмотрел, недоумевая, как эта вещь оказалась сейчас в руках. Конечно, не самая дешевая вещь, но если такой ценой можно отделаться от мертвеца...
- Все, что ты хочешь – сжечь его? – неуловимая усмешка пробежала по старческому лицу, чуть-чуть разгоняя холод страха.
- Всё что я хочу это возвращение моего веера, - голос Акаихигэ был всё также спокоен. - На возвращения усадьбы и прочего имущества я не претендую, да и не думаю, что ты сможешь их отдать.
- Как его тебе вернуть? – с ним говорят, значит, не хотят сразу причинять какой-то вред. Надо всё узнать.
- Ты должен вознести его как подарок, разожги пламя своими руками и сожги в нём веер, сожги его без благовоний, но с соответствующими случаю словами благодарности умершим. Как только пламя поглотит подарок, я получу свой веер и обрету успокоение.
Токугава задумался и кивнул. Сейчас йюреи можно пообещать что угодно. А потом посоветоваться с теми, кто больше знает о мертвецах, и решить, стоит ли держать слово.
- Обещаешь? - Акаихигэ приблизился.
- Да! – произнести это было не сложнее, чем пообещать Тоётоми Хидэёши позаботиться о сохранении власти для его сына.
- Ты сказал, а я услышал, - дайме сверкнул глазами и растаял как туман.

(с доном Алесандро)

[Далара >>>]

Год 1598. По дороге к замку Уэда

Ночью Олури тихонько выбралась из комнаты, замирая и затаивая дыхание при каждом шорохе. Мгновение постояла на пороге, тщась различить в кромешной тьме фигуры спящих Такеды и патэрэна. Ведь она больше никогда их не увидит. Слышно только похрапывание воина и сдержанное дыхание священника. Склонила голову, закрыла перегородку. Не зажигая лампы, прошла по дому, касаясь стен пальцами. В мертвой тишине мысли казались криком. У нее ничего нет, только вещи при ней - одежда, нагината да танто с журавлиной цубой. Нет денег. Она никого не знает. И все же, так лучше, чем в замке тех, кто сжег их деревню и убил стольких людей.
В комнате, куда положили Рензо, тускло горела лампадка. При ее свете девочка долго рассматривала лицо, порывалась разбудить и раздумывала. Наконец, вздохнув, ушла. Она не видела, что юноша провожает ее взглядом. Не слышала, как он встает и идет следом.
На веранде обдало холодным ночным воздухом. Древко нагинаты в руке показалось вдруг единственной в мире защитой. В недосягаемой вышине красовались звезды, и луна медлительно и лениво приглядывала за ними. Поодаль, занимая пол неба, вздымался хребет безлесой горы. Прислонив нагинату к столбу, Олури обхватила себя руками, ей вдруг померещилось, что гора движется, как грудь неведомого великана, колеблемая дыханием. От темной громады исходила подавляющая угроза. Ощущение вдруг сузилось, стало тонким, как луч, сошлось на Олури. В мыслях одно - сейчас сожрет! Ни о чем не заботясь, случайно задев нагинату и даже не озаботясь поднять ее, девочка сбежала с веранды и стремглав кинулась в лес. Бежала, задыхаясь, силясь избавиться от пристального взгляда горы.
Кусты разодрали рукава, расцарапали голые ноги. Засученный подол мешает бежать. Под ногами сплошные коряги и предательские камни. Ветви хлещут по лицу. И совы где-то вдали смеются над глупой беглянкой. Вперед, быстрее, подальше отсюда... Поляна, сверкнул лунный свет. Корень обвил ногу. С тихим писком Олури полетела носом в землю, еле успела подставить локти. Села, сжалась в покрытый ссадинами комочек под деревом. Она не будет плакать! Вот не будет и все тут!
Чья-то рука коснулась плеча. Девчонка подскочила с пронзительным визгом.
- Не бойся, это всего лишь я.
- Рензо? Ты что здесь делаешь?
- А ты?
- Я...
Она вдруг уткнулась в его плечо и захлюпала носом. Юноша растерялся, опасливо обнял. Вспомнил что-то, и немедленно лицо его стало жестче. Взгляд опустился на девичью макушку.
- Пойдем со мной.
- Пойдем, - глухой голос затерялся где-то в одежде.
Движение в серебристом свете луны. С шорохом разворачиваются громадные черные крылья, способные поднять в воздух человека.

Сообщение отредактировал Далара - 6-06-2007, 12:27

[Bishop >>>]

Не хотелось расстраивать друзей - больно радовались этой охоте. Они делали все, чтобы развлечь его, и постное лицо граничило почти с кощунством. Но мысли то и дело возвращались, отравляя веселье. Сколько еще они смогут удерживать замок? Токугава не устает напоминать о претензиях, с каждым разом его намеки становятся все недвусмысленнее. Влияние брата - Нобуюки - в бакуфу* незначительно, придется рассчитывать лишь на собственные силы. Когда вернется посыльный? И с чем - с пустыми руками, безрадостными для всего клана вестями или надеждой?
В горах быстро темнеет, а по осени ночь обрушивается, точно каменный оползень. Надо бы придержать лошадей, переждать до утра, но грызущая неутихающая тревога не давала остановиться. Забеспокоился даже безудержный, бесшабашный Сарутоби:
- Саэмон-но сукэ, может, лучше здесь побудем?
- Храбрая обезьяна из Ига боится темноты? – полюбопытствовал второй спутник.
- Не мышам рассуждать об отваге! – огрызнулся первый.
- Чем громче кричит макака, тем больше ушей ее слышит, - не повышая тона, возразил второй, но и в его голосе промелькнула тревога. - В ночном лесу ты никогда не останешься один.
- В каком закоулке своей норки ты хранишь запасы мудрости? – не остался в долгу первый.
В темноте послышалась возня; выяснялись отношения, но стоило неподалеку затрещать ветвям, как оба телохранителя стихли. Черный гребень вулкана и круглая луна – как немигающий глаз проснувшегося дракона – наконец-то забияки обратили на них внимание.

----
*бакуфу – правительство сегуна (сэйи-тайсёгун), реально в отличие от императорского двора управлявшего страной.


(на троих, еще - Далара и Сон)

Сообщение отредактировал Bishop - 8-06-2007, 16:14

[Далара >>>]

Оба натянули поводья, заставляя своих лошадей топтаться на месте. Нобушиге поторопил коня пятками, за спиной кто-то из двоих - кажется, Сарутоби, - проворчал о сомнительной чести служить Алому демону и его вошедшей в поговорку храбрости. Но не слишком всерьез, потому что немедленно оказался рядом, азартно нахлестывая коня между ушей.
Они выехали на поляну, как раз когда в полнеба над ней распростерлись огромные крылья. Луна покрыла блестящие черные перья серебряной пылью.
- Накликал... - пробурчал Недзу, но не смог скрыть восхищение.
Древняя заповедь: не хочешь попасть демону в лапы, держись от него подальше. Оба спутника Саэмон-но сукэ знали ее с детства и не собирались нарушать, натянули поводья, толкая фыркающих, пританцовывающих лошадей обратно под сень деревьев. И только их господин, натягивая лук, не остановился. Завизжала стрела с прорезями в наконечнике - для отпугивания всякой нечисти. Вопль - смешение испуга, удивления и боли. Нечеловеческие ноты сплелись с человечьим голосом. Оглушительный хлопок, тень рванулась наверх, к звездам. И в тот же миг раздался пронзительный тонкий девичий визг. Захлебнулся, снова набрал силу и неожиданно умолк под громкий треск.
- Что это было? - в тишине спросил Сарутоби; он не спешил вперед, полагаю, что если их господину вздумается узнать лично, то и они не останутся в неведении.
Еще он полагал, что ждать очень недолго.
Из темноты впереди раздался тихий стон, потом более отчетливое и совершенно человеческое:
- У-у-у-уй.

(тройственный союз)

[SonGoku >>>]

Секигахара, осень 1600 года

Может быть, находись они в другом месте, пусть не в столице, не в замке, а просто в городе, все происходило бы по-другому, но сейчас один из солдат принес фонарь и относительно чистую одежду, чтобы было на что сменить провонявшее потом и грязью одеяние мальчика. И воду никто не стал греть, а отвели пленника (хотя кто он теперь?) к небольшому ручью под скалой. Один из охранников ушел в сторону и встал у тропы, второй остался с Акирой и показал ему на воду: раздевайся и мойся, сколько захочешь.
- Удивительно… - негромко прошелестел ветерок.
Мальчик оглянулся, но никого не увидел, только тени сгустились над каменистым некогда, а теперь разбитым в жижу многими тысячами ног полем. Ежась от холода, он разделся и сложил все на камень, потом неуверенно зачерпнул ладонью холодную воду. У охранника лопнуло терпение (ради какого-то недомерка мерзнуть тут половину ночи?!), и он толкнул Акиру - во все стороны полетели брызги. В этот момент откуда-то взялся порыв ледяного, пробирающего до самых костей ветра, незадачливый мойщик заскользил на влажной почве, постарался удержать равновесие, но не удержался и плюхнулся оземь, а ноги его оказались в воде. Первый солдат оглянулся на шум и ругань, но лишь рассмеялся, как будто над удачной шуткой.
- Оставь его в покое, - посоветовал он. – Не побежит же он голым ночью через горы!
Призрак улыбнулся и сделал ещё несколько шагов. Сунув руки глубоко в рукава, он взгляд на собирающегося купаться парня. Акира решился и не просто смыл с себя грязь, плеская пригорошнями, но и осмелел настолько, чтобы погрузиться в небольшой водоем, каменную чашу, в которой собиралась вода. Он постукивал зубами от холода, но почему-то улыбался.

(с Алесандро устроили хента... нет, хёрай)

[дон Алесандро >>>]

- Стоило тебе познакомиться с Клещами и сразу стал удивительно бережливым, или это он снова сэкономил и не дал тебе мочала? - голос звучал насмешливо, но казалось, исходил отовсюду.
- Может быть, ему хочется приучить меня к более суровой жизни? - вполголоса проговорил мальчик и только потом оглянулся.
Во взгляде его читалось удивление и разочарование; как будто Акира ждал встречи, но не увидел того, с кем она была назначена. Он растер покрывшиеся "гусиной кожей" руки и плечи, потянулся за одеждой.
- Не льсти ему - рядом с одеждой парня стоял Тайра-но Акаихигэ, в огненно красном кимоно, с развивающими волосами в свете звезд он прямо таки излучал величие - Токугава это не человек, а мельничный жернов.
- Здравствуй, Нобору, узнал дядюшку? - дайме улыбался.
Мальчик улыбнулся в ответ, быстро, почти мимолетно, но радостно:
- Я узнал. Но теперь мое имя другое.
- Он изменил твоё имя? - князь скривился - И как же теперь тебя зовут?
- Я сам его попросил, - мальчик принялся одеваться, правда, теперь он не очень спешил. - Акира.
- Акира, - дайме будто пробовал это имя на языке - Значит Акира, чтож, новое всегда сменяет старое, так было, так будет.
Акаихигэ посмотрел на поле битвы.
- Но со старым надо прощаться, иначе оно любит возвращаться и запускать когти и клыки в тебя.

(СонГоку преувеличивает)

[SonGoku >>>]

- Да, - кивнул мальчик. - А как?
- Пойдём.
Акира взял призрака за руку и засмеялся; несмотря ни на что смех его оставался прежним.
- Теперь я тоже проклят, - сказал мальчик. - Я тоже скоро умру?
- А ты хочешь? - Акаихигэ посмотрел на паренька.
Тот покачал головой.
- Нет, но, должно быть, придется.
- Разочарую тебя, - Акаихигэ высвободил руку - тебе ещё придётся помучаться здесь, а теперь минутку тишины, если мы хотим выйти погулять, нам не нужны твои новые друзья...
- Да, - кивнул мальчик. - А как?
- Пойдём.


(что, больше не нравлюсь Акаихиге-доно?)

Сообщение отредактировал Bishop - 8-06-2007, 18:30

[дон Алесандро >>>]

Дайме приложил руки к губам и подул на них, будто пытался таким образом отогреть их, но пара не было, вместо него в ладонях замерцало зеленое сияние, оно медленно охватывало руки князя и начинало густеть, цвет становился более насыщенным, сочным. Вдруг Акаихигэ разжал руки и зелень ручейком потекла на землю, но едва достигая ей, оно начало принимать некую форму, она росла и мерцала вскоре столб сияния сравнялся с ростом мальчика, полыхнуло зелёным и перед дайме появилась, как две капли воды, точная копия Акиры.
- Теперь можно и погулять.
Мальчик попятился, но взял себя в руки, хотя старался держаться подальше от своего двойника.
- Научи меня, - попросил он, когда они отошли подальше.
Дайме улыбнулся.
- Боюсь, что для этого надо вначале стать вассалом князя Эмма - теперь уже Тайра взял Акиру за руку - Пока не дойдём до центра поля, не отпускай меня.
Миновав лагерь, Акаихигэ и его спутник вышли на поле битвы, свежие мертвецы заполняли все, куда только не падал взгляд, эманация боли, горя, и смерти переполняла окружающий воздух. Но князя Тайра не заботило это, в центре всё равно крови лилось больше, а по краям так, капельки. Они были не одни, вот слева два крупных они лакомились внутренностями воинов, вытаскивая их через страшные раны и с хлопаньем и чавканьем пожирая их.

(нет, по нраву, ещё как, СонГоку)

[SonGoku >>>]

Дальше несколько тэнгу свежевали лошадь и её всадника. Чем дальше к центру поля проходил дайме тем больше становилось всяческой нечисти, уже попадались одноглазые монашки и головы рокурокуби, оставившие тела в безопасном месте. Чудища поворачивали головы и смотрели на странных посетителей, некоторые рычали и скалили клыки, некоторые кивали, будто приветствуя парочку, но большинство просто возвращались к своей трапезе.
- Вот мы и пришли - князь отпустил руку паренька.
Акира медленно озирался по сторонам. Ночью поле казалось иным, не таким, каким мальчик его видел раньше: обманчиво-пустым под туманной пеленой, не помнящим ничего в пылу схватки, мертвым от тел, утонувших в холодной грязи. Сейчас оно было странно живым. Он наклонился и поднял пропитанную кровью головную повязку какого-то безымянного воина; два мохнатых зверька юркнули под выдранный почти с корнем куст, спасаясь от голодного демона.
- Зачем мы здесь? – спросил мальчик.

(еще не Токисада, конечно, но...)

Сообщение отредактировал SonGoku - 8-06-2007, 18:06

[дон Алесандро >>>]

- Не видишь? Хотя да. Мы же родня, смотри! - князь Тайра положил руку на глаза мальчика, на минутку их обожгло, но не как от огня, как от холода, жгучего холода.
Картина что открылась мальчику завораживала, души погибших поднимались над полем, они кружились над телами, которые были оставлены без погребения, кружились, пытались отогнать нечисть, что лопала их тела, но было тщетно, демоны и черти просто не обращали внимания на души.
- Видишь своих воинов? Тех, что шли за тобой? - голос Акаихигэ стал холодным как снег.
Акира сначала замотал головой; ему очень хотелось вернуться, но он всматривался в белые лица с обведенными черной тенью, будто тушью, глазами.
- Не всех... но... да, я их узнаю, - он присел возле трупа, взял за шкирку мелкого они, насыщающего бездонный желудок, оторвал от пиршества и швырнул в сторону; демон, возмущенно вереща, улетел в ночь.
- Тогда перед тем, как начать новую жизнь с новым именем, тебе нужно отдать им последний долг. Иначе они придут к тебе, при жизни или на пороге палат Смерти, но они встретят тебя и спросят, почему ты бросил нас, почему позволил уйти в забытье? такие долги, Нобору, - дайме подчеркнул это слово, - надо платить всегда.

Сообщение отредактировал SonGoku - 8-06-2007, 18:27

[higf >>>]

Все та же Секигахара, утро

Токугава проснулся рано, и долго лежал, открыв глаза и глядя в потолок. Он слушал собственное хрипловатое дыхание, и пытался себя убедить, что сон был обычным кошмаром. Не удалось, к тому же видение с проклятым Тайра никак не хотело расплываться, рвясь на куски и тая, как туман под лучами солнца. Так положено снам после пробуждения, но этот оставался все таким же ярким, играя в сознании красками, звуками, запахами... И словами. Весь диалог до последнего слова запечатлелся, как посмертное имя на камне.
Он хотел жить. Не для того он шел к своей цели, не останавливаясь ни перед чем, чтобы умереть сейчас. Иэясу нужны были власть и слава при жизни и память о своем величии после смерти - желательно нескорой. Пытаясь себя убедить, что не все так уж плохо, и нет причин для охватившего его премерзкого настроения, Токугава не преуспел, словно ночная встреча выпила ощущение недавнего триумфа победы, оставив неприятный осадок и легкую головную боль.
Нет, хватит! Он решительно сел на футоне, затем с кряхтением поднялся на ноги. Надо посоветоваться с теми, кто смыслит в таких делах, и побыстрее. Громкий и раздраженный крик, звавший слугу, отразил в себе испытываемое состояние...

Колдун пришел быстро, только лишь фактический владыка страны успел умыться и одеться. Прогнав всех, Иэясу дождался, пока мудрец сядет перед ним, почтительно склонил голову, и быстро заговорил о ночном сне – сухо и коротко, о главном, пренебрегая формальностями и некоторыми собственными мыслями.
- Он – опасный горьё, - задумчиво ответил онмиёджи. – И дело серьезное. Я могу помочь, но не уверен, что справлюсь. Лучший помощник для вас сейчас – Тошимару.
Токугава вздрогнул. Он слышал, как это имя произносили со страхом и почтением, хотя мало интересовался колдовством.
- Я не могу ждать так долго, чтоб найти этого Тошимару. Может быть, призрак явится этой ночью, - сердито и взволнованно бросил он.
- Я могу его позвать – он придет сегодня, - в глазах собеседника Иэясу разгорелся огонек гордости за себя, свое ремесло и собратьев по нему.
Взяв себя в руки, Токугава величественно и согласно кивнул, в этот миг напомнив Будду. Колдун вышел. Увы, дурное настроение и плохие предчувствия не покинули полководца вместе с ним.

[Bishop >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Господин приказал сделать факел, а когда господин говорит таким тоном, не надо спрашивать у господина, где взять палку. Существует возможность, что господин отыщет палку сам, и тогда чьим-то ребрам и спине не поздоровится. Сарутоби это твердо усвоил. Факел они соорудили вдвоем, конечно же.
- А кто-то хвастал, будто владеет магией, - поддел друга Сарутоби, наблюдая, как запасливый Недзу достает из одного рукава полоску ткани, а из другого бамбуковую флягу с сакэ.
- Магия привлекает демонов так же, как огонь мотыльков, - невозмутимо возразил тот, поливая ткань напитком. - Даже обезьяна вряд ли сумеет от них удрать.
- Можно подумать, пламя не привлечет! – проворчал невысокий телохранитель, поднимая разгоревшийся факел повыше. – Ух ты...
- Вот не думал, что осенью на деревьях распускаются цветы, - усмехнулся Саэмон-но сукэ, разглядывая не без любопытства разноцветные шелковые лепестки многослойных одежд; сверток с заключенным внутри неведомым существом раскачивался, зацепившись за сук, у него перед самым лицом.
- Да еще такие большие! – встрял Сарутоби.
- И с волосами.
Коренастый, лишь слегка повыше товарища, Недзу протянул руку в перчатке и дернул за черный локон, немедленно отдернув пальцы. "Бутон" шевельнулся, изнутри послышалось глухое мычание.
- А вдруг это демон? Кеукеген? – насторожился Сарутоби. – Вот нашлет на нас болезнь и...
- Кеукеген живет в домах и не носит одежды, - напомнил ему господин.
- Тогда фута-гучи онна! – не сдавался телохранитель, которому не хотелось отказываться от мысли, что испугаться демона не так уж и вредит чести.
- Или просто онна, - осадил его второй телохранитель. - Если подпалить волосы, сразу узнаем.
Сверток дернулся, затрещала ткань.
Господин отобрал факел у Сарутоби. Телохранитель все понял без слов - он не первый день был на службе, - и, оправдывая свое прозвище, ловко вскарабкался по стволу, дотянулся до нужной ветки. Один взмах клинка, и ночная гостья летит вниз в подставленные руки Саэмона-но сукэ.

(Далара mo, SonGoku mo)

[Далара >>>]

Ноябрь 1600 года
Секигахара

Сегодня не радовали даже смерти врагов - после разговора с колдуном Токугава успел отдать несколько приказов о казнях, но не почувствовал обычного удовлетворения. Решив несколько срочных, но мелких дел, и попутно холодно выговорив тем, кто попался под руку, он понял, что сейчас не лучшее время для чего-то важного - можно потом пожалеть о собственных словах.
По приказу все покинули шатер, в котором, казалось, стало мало места - его заполнило, плескаясь неслышными волнами, недовольство властного старца. Оставшись один, он некоторое время сидел неподвижно, в задумчивости, затем взялся за кисть и бумагу и начал при подрагивающем огоньке свечи выводить ровными, скуповатыми штрихами ряды иероглифов.
Шелохнулся полог шатра, возможно, движимый дуновением ветра. Глухой стук дерева о покрытую шкурами землю. Разом стало еще меньше места, новое присутствие заполнило пространство. Разлился едва заметный аромат цветов и ритуальных трав.
Подняв голову, Иэясу увидел перед собой одетого в темное человека. Полководец не знал в лицо знаменитого колдуна, но сразу понял, кто перед ним. Облик Тошимару отчетливо показывал спокойствие, уверенность в себе, властность. Вместе с тем было в этом человеке что-то пронизывающее до костей - зловещее, заставлявшее вздрагивать и поминать ками. Казалось, лекарство может быть хуже болезни...
- Приветствую тебя! Ты Тошимару, знаменитый заклинатель? - голос был нарочито невозмутим.
- Да, это я. В каком деле великому сёгуну потребовалась моя помощь?
Неожиданно молодые на старческом лице глаза сверлили взглядом Токугаву, словно проникая глубоко в душу, выискивая там потаенные уголки.
- Ты же знаешь, что меня пока рано так называть, - польщенно ответил Иэясу.
Он протянул руку, и бумага, по которой только что танцевала кисть, занялась от свечи огоньком - сперва робким, как проситель перед чиновником, потом сильнее. Хозяин шатра бросил ее в стоявшую рядом чашу, наблюдая за огнем, затем вновь перевел взор на онмиёджи.
- Сегодня ночью я видел дурной сон. В нем появился горьё и угрожал мне...

(совместно с Хигфом)

[higf >>>]

Старик вздернул бровь, на лице его появилась полуулыбка - такая бывает у охотника, приметившего дичь.
- Кто был тот горьё? И что содержала угроза?
Бумага догорела. Токугава палочкой перемешал пепел, превращая его в мелкое-мелкое крошево.
Иногда ему хотелось описать свои мысли и чувства. После этого приходило некоторое облегчение, успокоение, но он не мог позволить себе вести дневник. Каждый раз запечатлевшую движения души и ума бумагу ждала одна и та же участь.
- Даймё Тайра-но Акаихигэ, - с усилием, после колебания. – Он сказал, что я умру, если не выполню его требования. Можешь ли ты помочь мне защититься от мертвеца?
- Что же он требует? - колдун был сама безмятежность, словно здесь обсуждался вопрос, будет ли день солнечным или польется дождь.
Судя по всему, Тошимару не остановится, пока не выпытает все. Что ж, он и сам так поступал, когда планировал бой или интригу. Токугава задумчиво посмотрел на гостя… Они были на глаз почти одного возраста и оба достигли вершин – каждый своей, не щадя соперников.
- После его смерти, - голос был напряжен, как натянутая струна, - ко мне попал веер Акаихигэ. Призрак хотел, чтоб я своими руками развел огонь и сжег в нем веер со словами благодарности.
Смех колдуна упал в воздух тяжелыми каплями. Не глядя на собеседника, Тошимару протянул руку, будто что-то перебирая пальцами. Затрепыхался огонек свечи, как на ветру, но на коже - ни малейшего дуновения.
- Что может великий полководец предложить взамен за эту услугу?
Бросив быстрый, как удар катаной, взгляд на дрожащее пламя, Токугава сильно склонил голову, скрывая жесткую маску алчности и недовольства, которая мгновенно проявилась и исчезла. Он следил, чтоб кисти и пальцы были неподвижны – они чаще всего выдают собеседнику движения души – страх, волнение, нетерпение...
- Война дорого стоила, - сказал он. - Но я достойно оплачу твой труд. Только не зная работы – как могу назначать цену? Скажи, чего ты хочешь, Тошимару!

(С Тоши... Даларой)

[SonGoku >>>]

Гора Хиэй
последние месяцы 1600 года

Небольшой очень странный отряд поднимался по заросшим мхом ступеням, все выше и выше забираясь на гору. И чем дольше они шли, тем беспокойнее становился Арима. Ему пришлось спешиться; копыта лошадки скользили по зеленовато-серому камню, и теперь ее вели в поводу. Сов, нахохлившись, спал на плече у бикуни. Время от времени он покачивался, напоминая сильно уставшего человека, примостившегося на узком карнизе. Дорожка перепрыгнула через ручей с крутыми обрывистыми берегами и уперлась в небольшой двухэтажный дом с верандой и круглыми красными фонарями-гифу возле входа. Кто бы не был хозяином жилища, его не оказалось на месте, поэтому незваные гости оставили обувь за порогом, поклонились по обычаю и вошли в полутемное помещение.
Ньё сразу отыскала теплый угол, попробовала свернуться там клубком, но быстро, недовольная, подобралась к молодому самураю. Он появился последним - привязывал лошадь. Эйкуко поклонилась небольшому, изящно вырезанному алтарю, спрятавшемуся в уголке, и мягко заметила:
- Следует дождаться хозяина.
От ниши-токонома, в которой одиноко стояла в бамбуковой вазе изогнутая сосновая веточка, и алтаря Арима старался держаться подальше. Он устроился возле углубления в полу для жаровни и задумчиво водил ладонью над остывшими углями. Ньё подошла к нему ближе и привычно потерлась пушистой головой о колено. По белесым, как будто подернутым первым зимним инеем, углям расползлись огненные червячки. Кошка боднула юного самурая еще настойчивее, Арима неуверенно, одним пальцем, почесал ее за ухом.

(+ Соуль, - Сайонара)

[Соуль >>>]

Ньё вздохнула и недовольно на него покосилась. Перекувыркнулась, и вышла из дома уже человеком, а когда вернулась – несла в руках пучок сушеного дайкона. Протянула его самураю вместе с заполненной водой глиняной бутылью. Тот, морщась, пожевал ломтик, поспешно запил водой, но больше съесть отказался. Несколько дней после ночного происшествия он выглядел бодрым, но теперь вновь начал слабеть.
Угли в жаровне уже можно было раздувать, и в комнате стало заметно теплее. Бикуни вышла, чтобы снять с лошадки поклажу, а Ньё принялась недовольно ходить вокруг очага. Едва видимые блики от деликатно поблескивающих на гранях искр скользили по темным волосам. Наконец, обакэ остановилась где-то в углу, задумчиво склонила голову набок… а потом вернулась к очагу с сакедзюцу в ладонях. Подняла танто и рассекла кисть – из раны тонкой струйкой в маленькую чашечку потекла кровь. Фукуро, которого посадили в угол, проснулся, недовольно заухал и, перебравшись на притолочную балку, вновь опустил тяжелые веки. Арима наблюдал, как наполняется плоская чашечка; в сумерках казалось, будто туда налили церемониального черного сакэ. Полудемон-получеловек облизнулся. Постепенно ручеек начал обрываться отдельными каплями, и вот, каждая уже, упав, рисовала на поверхности дрожащие круги.
Нье отодвинулась, позволяя демону взять сакедзюцу в руки. Поднесла кисть к губам, останавливая кровь. Велико было желание осушить чашечку одним махом, но Арима пил медленно, наслаждаясь каждым глотком, и с каждым глотком огни в жаровне наливались оранжевым и алым огнем. Молодой самурай протянул к немой девушке руку, чтобы зажать кровоточащую рану. Прикосновение его обжигало.

(С Сон)

[SonGoku >>>]

Ньё повернула ладонь, чтобы Ариме было удобнее, но резко отшатнулась, когда от края пореза покраснели от огня. На пальцах самурая осталась кровь, а девушка откатилась в сторону, обернулась кошкой, и с обиженным видом принялась вылизывать обожженную лапку.
- Прости, - юноша поднял насупившегося зверька на руки. - Но иначе в рану попала бы грязь.
Он пощекотал ей между лопаток. Ньё тихо, пока еще угрюмо заворчала, но после следующего мягкого касания, умерила недовольство и устроилась на теплых коленях, вначале зализывая лапу, потом осторожно подвернув ее под себя.
Доски веранды негромко заскрипели под чьими-то ногами, как будто идущий опасался потревожить окружающую дом зимнюю тишину; в приоткрытую дверь втянулся язычок холодного воздуха. Кошка зашипела, встопорщившись, но тут же пригладила шкурку, как только косматое чудовище в дверях сделало шаг вперед и оказалось всего лишь монахом, закутавшимся в старый соломенный плащ. Монах стряхнул налипший снег, присел у жаровни, вытянув над раскаленными углями замерзшие руки.
- Приветствую вас, путники, на нашей горе и жалею, что нечем угостить.
- Простите, что потревожили ваш покой, - бикуни проскользнула внутрь и слегка укоризненно посмотрела на вновь встопорщившую шерсть кошку.
- Этот дом всегда открыт для тех, кому требуется прибежище. А святым здесь тем более рады, - монах скинул плащ в угол, налил свежей вод в чайник и повесил тот над жаровней. – Даже путешествующим в столь занятном сопровождении.

(и опять же + Соуль)

[Соуль >>>]

Арима поежился под взглядом монаха, пробормотал себе под нос проклятие на древнем языке.
-Сопровождение действительно занятно, но так случилось, - мягко ответила отшельница.
Монах предложил ей сесть поближе к огню, чтобы согреться. На притолочной балке тяжко недовольно вздыхал Фукуро и вертел иногда головой, словно у него затекла шея; в темноте его круглые глаза казались двумя фонарями. Арима забился в угол и притих там, то ли утомленный долгим переходом, то ли обессиленный близким соседством с монахом.
-Что погнало вас в путь в неурочное время? - поинтересовался тот.
-Просьба Фукуро, совиного духа, - Эйкуко посмотрела на сжавшегося в клубок Ариму и подтолкнула к нему серую кошку. Ньё недовольно вздохнула. – Другие… иногда существа, о которых следует позаботиться, оказываются рядом слишком неожиданно.
Чайник выпустил под потолок тонкую струйку пара. Монах достал из ящичка простые пиалы и, налив в каждую немного отвара, поднес гостям. Передавая чашку Ариме, он постарался не прикоснуться к юному самураю и сделал вид, будто не замечает амулета у него на шее.
-Не сегодня-завтра снег завалит дороги, - произнес он. - Вы можете остаться здесь, при храме, и дождаться весны.
Бикуни принялась баюкать пиалу в ладонях, изредка поднося ее к лицу, чтобы вдохнуть теплый пар.
-Благодарю за гостеприимство и приглашение, но мы надеемся пройти до снежной поры. К тому же мой спутник будет для вас неприятным гостем, прошу простить за мои слова.
- На горе, где живут боги и демоны, хватит места еще одному, - усмехнулся беззлобно монах. - Но кто я такой, чтобы останавливать тех, кто видит впереди цель? Хотя бы переночуйте здесь, а утром отправляйтесь в путь.
-За предложение ночлега – спасибо… благодарю.

(все)

[higf >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Тихий шорох поблизости коснулся ушей священника, заставив вынырнуть из глубин сна. После недавнего ночного нападения почти в таком же домике этот звук встревожил, побуждая проснуться. Нет, открывать глаза так не хочется, сладкая дремота растеклась по всему телу, не минуя даже век.
Отец Андрео чуть приподнял их, посмотрел, прищурясь, сквозь барьеры ресниц. Ничего не видно... Но вот темнота распадается на части, образуя для глаз очертания предметов... Что за фигурка там крадется к двери? Олури... куда-то пошла - пусть. Он проводил взглядом девочку, зевнул и снова устало закрыл глаза. Прошли минуты, однако сон почему-то не шел, кружа, как птица вокруг разоренного гнезда, но раз за разом отлетая. Что-то не давало покоя.
Вдруг, разом проснувшись, миссионер сел. Нагината! Она тащила с собой оружие, а это значит... Значит, что девочка решила покинуть дом. Что могло стрястись, зачем? Взгляд на Такеду... Нет, пусть спит, она не могла еще уйти далеко. Найти, понять, вернуть, чтоб все было спокойно!
Быстро накинув одежду, он выбежал на веранду – там лежала нагината. Где Олури? Хотелось крикнуть, но глаз уловил мелькание в темноте вдали, что-то похожее на быстрый топот. Он одним прыжком оказался на земле и бросился туда.
Скоро замелькал лес. Тревога нахлынула сильнее, чем когда-либо - волной, которую не сдерживали, как во время недавних событий в Шимоцуке, свет дня, горячка боя вокруг, тревога за других спутников. Что угодно может случиться с девочкой ночью в лесу, полном зверей, ям, злых духов!
Что это? Сломанная ветка? Наверное, она только что пробежала! Где-то слышен треск кустов. Глаза видели смутные очертания стволов, отблеск света звезд на краях листьев, а в голове мелькали иные картины: Олури, за которую он молится, отгоняя демонов; та же Олури в углу, за его спиной, заслоняемая от неведомых убийц; и вновь она, выбегающая из леса с нагинатой на его защиту от воинов Акаихигэ.
Странная и непривычная нежность заставила потерять голову. Наверное, чувство походило на отцовское - он не знал. Треск и шорох слышались то в одной стороне, то в другой, и европеец начал метаться по лесу, ломая кусты, которые цеплялись за одежду, словно стремясь оставить клок на память. Послышался чей-то злорадный хохот – может быть, демоны. Наверное, надо было кричать, но с губ не срывалось ни звука, как будто, бросаясь в погоню, Андрео дал обет молчания.
Мысль – что с ней? – так же хлестала разум, как ветки били по лицу и плечам.
Он ощутил, что потерял след, уже не знает, в каком направлении дорога и деревня, но все это было совершенно не важно. Вдали послышался чей-то знакомый голос, громкий крик, который долетел даже сюда, но слов было не разобрать. Священник продолжал бежать вперед, что было сил, будто вот-вот должна была мелькнуть знакомая фигурка.

Сообщение отредактировал SonGoku - 13-06-2007, 9:23

[SonGoku >>>]

1600 год, осень
Секигахара

Переполох начался на рассвете, когда хватились малолетнего пленника и не обнаружили его под соломенной накидкой, которой укрыли ночью, чтобы не закоченел насмерть. Только струйка зеленоватого тумана змеей уползала в щель между бамбуковыми кольями. Те, кто справедливо боялся "грозного старца" больше, чем призраков, кинулись на поиски, но отыскали пропажу не они, а самый трусливый, тот, который не стал надеяться на чудо. Но именно он, пробираясь через переломанные кусты, не погребенные тела и утонувшие в грязи валуны, которые гора Ибуки некогда стряхнула с себя в пору своей бурной молодости, обнаружил замерзшего мальчика, спавшего на земле среди мертвецов. Рядом воткнута обугленная ветка, а вокруг рядами были разложены легкие бамбуковые пластины (наверняка пришлось расплести шнуровку не на одних доспехах, так их было много). В руке мальчика был зажат небольшой нож-кодзука. Солдат поднял одну из дощечек, прочитал написанное на ней и чуть было не отбросил ихаи, но собрал последние ошметки храбрости и положил на место.
Он перенес ребенка к кострам, разведенным еще вчера вечером и поддерживаемым всю ночь; там мальчику дали горячего питья и обогрели.

- Скажи, чего ты хочешь, Тошимару!..
Перед тем, как колдун ответил, откинулся полог шатра, и в прохладную полутьму скользнул мальчик в красной одежде, с тщательно причесанными, распущенными волосами. Он принес лакированный деревянный поднос с двумя бутылочками и закрытыми крышками чашами-ван.
- Угощайтесь, пожалуйста, - Акира налил из одной бутылочки в маленькую пиалку и подал гостю

[Кысь >>>]

1601 год, зима
Сон знает где, в лесу

В первую же неделю Демон-У, как бывалый вояка, выстроил свой маленький отряд по струнке. Обязанности, среди которых был, разумеется, уход за боевым конем, должная почтительность к оному и даже выбор тропинок, подходящих строевой лошади, не привыкшей обходить препятствия, не касались только, разве что, бродяги. Оба оборотня наперебой ухаживали за норовистым конем, позволяя себе припоминать его вероятную биографию только за пределами слышимости, но и скакун иногда снисходил до того, чтобы пронести сотню другую метров на себе особенно уставшего йокая. Рыжая, уже успевшая разжиться аккуратным увесистым сверточком под каким-то камнем, периодически пыталась пристроить свою ношу на вороной загривок, но боевой конь, кажется, считал любой неживой груз личным оскорблением.
- Вот тебя-то мне и надо! - скрипуче-ворчливый голос возник прямо над ухом Юки. Когда мальчишка повернул голову, говоривший - толстоватый и щекастый коротышка лет сорока с заплывшими глазками и полуоткрытым словно в вечном вопросе ртом - ловко перехватил его ухо и дернул. Лисенок взвыл и взмолился о пощаде.
- Ты мне что обещала, чертовка? И это две недели? Э-то две недели, спрашивается???
Из-за спины низкорослого человечка показался розовый нос - потом к ноге коротышки прижался лисенок не крупнее трех ладоней, составленных вместе, и белый, как снег на вершинах гор.
- Аа-ай! Так получи-илось... Отпусти-и, - Юки состроил жалобную мордочку, а потом перевел взгляд на зверька. - Вы о-оба зде-есь?
В последнем вопросе звучало искреннее удивление.
Лисенок покачал острой мордочкой и снова опустил ее на вытянутые лапы, тихий, смирный.
- Скажи ему! - взмолилась о помощи кицунэ.
Зверек робко мазнул хвостом по вараджи коротышки и умильно скосил темно-багровые глаза - уговаривал.
- И-не-пытайся! - сделал суровое лицо последний. - Я про нее все теперь знаю! Ты когда не вернулась, я же тебя искать пошел. В семье твоей был, у енотов ваших был, где только ни был. Такого наслушался...
- Ой, - только и произнесла Рыжая.

(вообще и Соуль тоже, но у нее проблемы с сетью)

Сообщение отредактировал Китти - 13-06-2007, 17:35

[SonGoku >>>]

- И про кэн тоже...
- Ой, - отреагировала кицунэ еще тише.
- И про Шиобару.
Последнего "ой" уже совсем не было слышно - только сошлись жалостливой трубочкой губы.
- Значит так. Вот тебе зверь. Вот тебе ухо, - дернув еще раз, посильнее, на прощание, коротышка отпустил лису. - И катись с ними куда хочешь. А я тебе больше не тануки.
- Ои-й... - Кажется, чуть не расплакалась кицунэ.
Лисенок снова прильнул к ноге коротышки пушистым боком и подмел хвостом землю с каким-то флегматично-отстраненным выражением на мордочке. Посмотрел на Юки - опустил нос.
- А мы вовсе и не еноты! – возмутился неожиданно Дынька, который (на этот раз опять в виде мальчишки) в виде большого одолжения ехал верхом на Демоне-У и придумывал, как бы подольше оставаться в седле. Но его никто не послушал, и маленький тануки насупился, оттопырив пухлую нижнюю губу, отчего совершенно всем стало ясно, почему у него такое имя.
- Не еноты, так не еноты... В кэн-то вас лисы всяко обходят, - пожал плечами низкорослый человечек.

(с Китти и через гонца с Соуль)

[Кысь >>>]

- Они жулят! - уверенно заявил Дынька; он ехал высоко, не всякий дотянется. А ниже был холеный бок коня, с которым ссориться ну совсем не хотелось. Рыжая только посмотрела с тоской.
- Мы просто играем лучше.
Пушистая рыжая лиса, что оказалась на месте Юки уже через секунду, в шутку цапнула зверька за загривок. Привычно увернувшись от тяжелых копыт Демона-У, еще раз посмотрела на знакомого коротышку, словно на живодера, и скользнула вперед, приглашающе махнув белому хвостом. Малыш направился следом, двигаясь легко, почти танцевально, только взгляд оставался пустым и грустным. Низкорослый господин еще что-то проворчал под нос и вскоре скрылся в буром по зиме подлеске. На секунду снежный лисенок замер, приподняв лапку и обернувшись - смотрел, как уходит коротышка, - а потом встряхнулся и вновь побежал за Рыжей.
Тут загрустил и Дынька; он попробовал развлечь новых знакомых, но то ли от расстройства, то ли от недоученности с превращениями у него что-то не получалось, сплошные перебои и никаких чудес. Правда, фокус с таинственным бульканьем ему удался, хотя возможно, это просто бурчало у него в животике.

(те же трое)

Сообщение отредактировал Китти - 13-06-2007, 17:39

[Reytar >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Этой ночью десятник кавалерии-нагината славного клана Санада спал беспокойно, долго ворочался и что-то исключительно грозное бурчал себе под нос, но упорно не просыпался, хоть и очень этого хотел. Такеда Хидэтада снился плохой, изматывающий, полный ярости и горечи, сон. Сон, из цепких объятий которого он никак не мог вырваться, словно чья-то чужая, могучая воля пыталась запереть его дух в грезах, отвлечь от чего-то важного, что он мог бы вполне предотвратить, остановить, задержать убегающее мгновенье. Мгновенье, после которого только боль, позор и смерть – словно над головой смыкается зеленоватая морская вода и тебя тянет, тянет все глубже, туда где нет воздуха и где все твоя сила и гордость – ничто, если не сможешь удержаться на поверхности в это решающее мгновение.
Спящий кавалерист рванулся всем телом, словно пытаясь плыть и, сквозь сон прорычал настолько крепкое выражение, что, услышав такое, сам проснулся и обвел соловыми глазами комнату, в которой ночевал вместе с патэрэном и Олури-химэ. Он встряхнул головой, прогоняя остатки кошмара и переплетя пальцы, горячо помолился Каннон, а затем вскочил на ноги.
Такеда Хидэтада не помнил во всех деталях мучавших его видений, но кое-какие их обрывки, которые задержались в памяти достойного десятника, наводили на очень нехорошие мысли, поневоле заставляя быть предельно подозрительным. Так, среди прочего, Хидэтада запомнил сияющий, подобно лучшему из фонарей, диск луны в темных небесах, который внезапно закрывали черные крылья, роняющие сверху, подобные сгусткам пепла от сгоревших свитков, полных священных письмен, перья. Он помнил лунный отблеск на бледном, слишком правильном, для мужчины, лике и странный голос, звучавший у него в ушах, голос который то шипел подобно змее, то поднимался, словно звуки, издаваемые бегущим по перекатам ручьем.
Голос, звучание которого слагалось в незнакомую, но будящую в груди нехорошие предчувствия, песню:

Не спи же, о, Дева, не спи – мой конь под седлом
И я отпускаю чёрную птицу с плеча
В глазах отражаются звёзды крошащимся льдом
И пальцы смыкаются на рукояти меча
Под пологом ночи, под солнцем, в кромешном аду
Пусть ляжет мой путь, ведь ещё не проигран мой бой
Судьбу не обманешь, и я тебя всё же найду
Запомни – однажды я снова приду за тобой.

Не спи же, о, Дева, не спи – подковы звенят
Холодные искры меча отмечают мой путь
Вскипела река, и твой дом уж пожаром объят
Надежда разбита о камни – её не вернуть.
Ты зря тратишь время на поиски зла и добра
Хмельное вино обернётся безвкусной водой
Ты видишь – беда отражается в пляске костра
Осталось немного – я скоро приду за тобой.

Не спи, о, Дева, не спи – мятеж во дворце
Предательства крепкие цепи сомкнулись вокруг
Я вижу, как страх возникает на бледном лице
И зова не слышит надежный и преданный друг.
Ожившим кошмаром твоим я у цели стою
Я меч, занесённый над миром самою судьбой
Не смей шевельнуться, не смей – ты стоишь на краю
Быть может спасу, но однажды приду за тобой…*

Сообщение отредактировал Reytar - 14-06-2007, 19:40

[Далара >>>]

(это все Рейтар)

Такеда Хидэтада помнил достаточно много из странного ночного кошмара, так не похожего на обычные сны, что бы немедленно действовать. Оба меча мигом оказались за поясом кавалериста, нащупанное в полной темноте, огниво высекло искры, фитилек лампы озарился сперва тусклым, а затем все ярким огоньком, осветившим все вокруг, и кавалерист, быстрым шагом устремившегося к ширме, за которой должна была ночевать подопечная. Десятник страстно надеялся на то, что это всего лишь сон, но вместе с тем, он привык доверять своему чутью, которое, в этот момент во всю намекало на то, что к этому делу приложили лапу какие-то демоны, отзываясь в сердце мучительной болью позора. Хидэтада готов был увидеть сколь угодно страшную картину, но не то, что предстало его глазам. Олури-химэ за ширмой просто не было. Более того, судя по положению постели, не было видно, что бы подопечная вообще ложилась спать, что наталкивало десятника на несколько менее похоронные, мысли. Поклявшись самому себе, пожертвовать в святилище Каннон половину всего, что смог скопить, если подопечная всего лишь заболталась с найденным по пути мальчишкой, которого, как успел вечером заметить Хидэтада, она опекала старательнее чем брата, десятник отодвинул перегородку ведущую в коридор и поспешил в комнату больного но никого не нашел и там.
Мгновенно опустившись на колено у постели, и внимательно осмотрев ее, Такеда пришел к выводу, что больной лежал здесь довольно долго, но затем, возможно недавно, куда-то удалился. Это означало,шанс найти мальчишку и выяснить у него, куда могла направиться Олури-химэ был довольно велик и упускать его кавалерист не собирался. С громким топотом вылетев на веранду, он яростно взглянул на висящую в небе луну, на угрожающе возвышающийся скальный клык вдали, на небрежно валяющуюся у самого края помоста нагинату, которую самолично недавно преподнес подопечной и громко зарычал. Его сознание наконец-то собрало воедино уже известные куски головоломки и пришло к самым неутешительным выводам, например к тому, что Олури-химэ, девицу благородной крови, находившуюся на его попечении, похитил какой-то мелкий тэнгу, прикинувшийся заболевшим мальчишкой, но разум отказывался верить в это, как за спасительную соломинку, цепляясь за мысль о том, что все это – лишь череда ничего не значащих совпадений.
- Олури-химэ-е-е-е-е!!! Отзови-и-ите-е-есь! – Заорал Хидэтада в ночь, сложив ладони раковиной. – Где-е-е вы-ы-ы-ы?!
Но лишь тишина снаружи, да испуганные вскрики жителей внутри домика была ему ответом. Кавалерист заорал еще громче прежнего, но, видя что ситуация не меняется к лучшему, смолк и взглянул на заткнутые за пояс мечи. Он не смог защитить Олури-химэ, к которой, как теперь понимал, привязался душой, относясь к ней словно к младшей сестренке, каковой у него никогда не было. Он не смог исполнить долг, он опозорил себя и своего Господина, а значит, должен был ответить за все. И он готов был держать ответ. Единственным вопросом, который следовало решить здесь и сейчас, был, одеваться в белое немедленно, или же прибыть в Замок Белого Феникса и доложить о провале миссии, и том, как это произошло, надеясь, что Господин, в милости своей, не казнит его за нерадивость немедленно, но позволит очистить честь от такого позора. Все еще пребывая в тяжелом раздумье, Такеда Хидэтада прислонился спиной к поддерживающему крышу столбу и сполз по нему на пол, присев и невидяще глядя на висящий в небе лунный диск.
Луне мысли десятника кавалерии-нагината клана Санада, были совершенно безразличны.

----------
* - стихи принадлежат глубокоуважаемой Тэм Гринхилд.

[SonGoku >>>]

1600 год, ставка Токугава

Колдун сел на шкуры, скрестив ноги, и принял чашечку аккуратно, чуть ли не с почтением. Отпил немного, довольно улыбнулся.
- У господина сёгуна хорошее сакэ и прекрасные слуги.
Взгляд на мальчишку говорил, что Тошимару и сам бы не прочь иметь такого у себя в услужении. Прикрывшись, словно девочка длинным алым, как мак, рукавом, мальчик хихикнул, но веселый бесстыдный взгляд его выдал: он совсем не такой уж послушный и вышколенный слуга, каким хочет казаться.
Недоумение проскользнуло так быстро, что могло сойти за начало появления на лице легкого самодовольства - до этого оно приняло деловое выражение торговца. Он умолчал о том, что хорошие слуги не входят без распоряжений, неожиданно для господина - это подождет.
- Так трудно в наше время упадка нравов подбирать хороших людей... - вздохнул Иэясу.
Акира с улыбкой протянул и ему пиалу, наполненную сакэ.
Тошимару окинул кошо* взглядом, не имеющим ничего общего со скромностью или целомудрием. Морщины на его лице странным образом разгладились; рука, еще минуту назад бывшая старческой и дрожащей, незаметно стала рукой обычного мужчины средних лет, привыкшего держать кисть и веер, а не мотыгу и серп. Не изменились глаза, но по ним нельзя было сказать, родился ли колдун сорок лет или несколько столетий назад. Не ушли и седые пряди в распущенных волосах, но теперь они казались скорее украшением, мерцающем в отблесках свечей.

(Хигфе еще и Далара)

[Далара >>>]

- Скажи, мальчик, как тебя зовут?
Прислужник стрельнул блестящими глазами на победителя мятежников и единственного, кто сейчас почти полноправно владел островами, словно спрашивал разрешения заговорить.
- Акира. Мое имя - Акира, - сказал он, не дожидаясь хотя бы кивка.
Улыбка озарила худощавое лицо колдуна, в по-птичьи круглых глазах сверкнули потайные искорки смеха.
- Напиши, - велел Тошимару.
На сей раз выражение явного недовольства на лице Токугавы было так же ясно видно, как растущая в небе перед непогодой темная туча.
- Если захотите, вы поговорите с ним позже, - рублено, отрывисто; пальцы сплелись и тут же снова успокоились. – Я думаю, мы должны обсудить дело... Акира, тебя позовут, - взгляд, казалось, выталкивал мальчика.
- Еще раз прошу прощения за то, что осмелился побеспокоить, - кошо поклонился, пряча улыбку.
У выхода из шатра маленькая алая фигурка вновь склонилась в поклоне, а затем выскользнула вон. В шатре стало как будто темнее.
- Действительно, дело следует поставить вперед удовольствий, - проскрипел Тошимару и сделал последний глоток из пиалы.
Его облик больше не менялся, и теперь едва ли кто-то сумел бы назвать колдуна ровесником Иэясу. Взгляд прищуренных глаз пробуравил лоб государственного деятеля, будто читая свиток. Потом, словно маска упала. Лицо Тошимару больше не выражало ничего, лишь спокойствие.
- Пусть этот мальчик, Акира, станет моим учеником.

(снова втроем, потом вдвоем)

[higf >>>]

Долгий взгляд Токугавы, казалось, хотел пронзить до костей, узнав все тайные намерения собеседника. От него не ускользнули ни изменение облика колдуна, ни то, как он смотрел на мальчишку.
Обычно, когда глаза полководца становились такими, собеседник терялся, начинал путаться и пугаться... Однако по Тошимару взор скользнул, словно потерявшая силу стрела на излете - по доспехам... Наступило долгое молчание - Иэясу думал и, очевидно, сделал выводы - губы сложились в странную, немного насмешливую улыбку.
- Это все?
Колдун неторопливо водил кончиком пальца по одному ему заметным узорам на темном дереве лежащего рядом посоха. Казалось, его занимают вещи, не имеющие отношения к разговору.
- Еще веер. Любой, с которым господин великий сёгун посчитает возможным расстаться. И тот, что требует покойный Тайра.
Второй раз пока не принадлежащее ему звание победитель при Секигахаре принял без возражений, однако с ответом не спешил, то ли медля, то ли колеблясь.
- Я хотел бы знать, правду ли говорит призрак, и что будет, если я сделаю так, как он хочет? Еще, - нехотя, тоном человека, рассказывающего врачу о своей болезни, - мне пришлось дать обещание сжечь веер...
Резкий взгляд. Тошимару сложил руки, переплетя пальцы.
- Призрак не лжет. Если требование не будет исполнено, вы лишитесь жизни в скором времени. Если же оно будет выполнено... - Пауза, треск пламени свечей. - В этом случае он может уйти, но я бы не стал рассчитывать на такой исход. Сейчас он имеет власть над вами, над вашей жизнью. Тайра любит власть и не выпустит ее из рук так просто. И он будет мстить.

(этот кусок - c Даларой)

[Далара >>>]

Властитель оглянулся, будто ожидая, не явится ли вдруг покойный даймё
- Откуда у него такая власть? И... Если мы договоримся – ты избавишь меня от него?
«Ты сам дал ему эту власть, сёгун. Связал себя желанием его смерти, затем данным ему обещанием. Чего же ты ждал, поступая так?»
- Если мы договоримся.
Был ли то неглубокий поклон или медленный кивок, кто знает.
- Откуда у него такая власть? - повторил Токугава неторопливо, медленно поворачивая голову, чтобы смотреть прямо на Тошимару, и вновь обретая неподвижность статуи. - И зачем вам мальчишка? - в голосе промелькнули нотки досады.
Колдун внимательно посмотрел на Иэясу, будто увидел его впервые.
- Эта власть пришла к нему вместе со смертью. Что же до мальчика, то у него есть способности, он может стать хорошим мастером чайной церемонии.
- Да, мертвые много теряют, но и могут многое, недоступное живым. Но почему надо мной? - несмотря на бесстрастие, во фразе было что-то от почти детской обиды.
Будто поймав себя на ней, полководец еще больше выпрямил спину, лицо стало строгим. Губы Тошимару сжались в тонкую горестную полоску, возможно, лишь капельку более горестную, чем требовали обстоятельства.
- Потому что вы отдали приказ о его убийстве.

(с Хигфом)

Сообщение отредактировал Далара - 15-06-2007, 12:33

[higf >>>]

Иэясу открыл рот, чтоб что-то сказать, но, глядя на колдуна, словно проглотил фразу, покачал головой, перевел взгляд на пламя свечи и обратно.
- Я могу дать вам в услужение мастера чайной церемонии. Мальчишка еще мало знает, - глаза в глаза, церемонии в сторону.
- Мне не нужен слуга, мне нужен ученик.
Взгляд хоть и прямой, но направлен куда-то мимо, словно колдун глядит насквозь.
- Я собирался его казнить, - слова Токугавы медленно и размеренно ложатся, как кирпичи в основание стены. - Но теперь не хочу отдавать.
В круглых глазах мелькает нечто, похожее на жалость. Губы изображают вселенское горе.
- Значит, великий полководец не хочет отдать неизвестного ему мальчишку в обмен на собственное спокойствие и собственную жизнь...
Цепкий, полный сомнения взгляд Иэясу - недоверчивость, ревность, что-то другое?
- А великий колдун хочет получить ребенка, которого видит впервые, и отказывается от иной цены?
- Разве другая цена была предложена? - деловой тон, эмоции испарились.
Тошимару сам налил себе сакэ, пригубил под изучающим взглядом Токугавы.
- Земли, деньги, женщины... В разумных пределах.
- Земли. - Колдун поставил пиалу на поднос. - Сколько и где, обговорим позже. - Жесткость неожиданно ушла из его черт. - Сейчас я попрошу у великого сёгуна в личное владение только один небольшой остров - Миякедзима.

(с Даларой)

[Bishop >>>]

Конец февраля 1601 года
Берег моря возле замка Ако

- Сменить тебя?
Сменить? Да, пожалуй, почему бы и нет? Долговязый бугейша ссадил прикорнувшую девочку, вручил ее спутнику и – пока барышня сонно протирала глаза – неторопливо распустил завязки шляпы-амигаса.
- Ждите здесь.

Амигаса не скрывала в себе никаких сюрпризов, ни клинков, ничего, просто – была скреплена для прочности и удобства изнутри свернутыми в кольца ивовыми прутьями. Она ударила коня по груди, заставляя подняться на дыбы; всадник с листьями дерево гингко на одежде не удержался, и хоть цеплялся за поводья, но все равно соскользнул на землю с седла. Из тени меж валунов, что принес когда-то оползень, вышел рослый воин в темной дорожной одежде; его волосы трепал морской ветер. Самурай прижал коленом распластавшегося на земле неудачливого наследника; зажатая в кулаке короткая, не больше ладони в длину бамбуковая палка уперлась бедолаге в горло.
- Не двигайся, - приказал бугейша, бросил короткий взгляд на остальных. – И вы тоже.
Сын победителя при Секигахаре, изловчившись, зыркнул на незнакомца. Остальные замерли в ожидании.
- Кто ты и зачем вмешиваешься не в свое дело? - Токугава старался говорить так, чтобы земля не попадала в рот.

(с Даларой)

Сообщение отредактировал Bishop - 15-06-2007, 17:06

[Далара >>>]

Вместо ответа ему сунули почти под нос все ту же палку; на блеклом желтовато-зеленом дереве ярко выделялась надпись, чернила глубоко въелись: mawashimono*. И герб из трех листьев гингко. Поверженный сердито выдохнул, скривил губы. Повернул голову, чуть не свернув шею.
- Не ты ли приходил к моему отцу, обсуждал с ним тайные дела?
Догадка, не более, - Иэясу никогда не делился с сыном тем, что делается за закрытыми фусума, когда приходят агенты. Не называл их даже агентами, но кто еще могли быть все эти разнообразные люди, ни разу не появлявшиеся открыто?
- Отпусти, - приказ человека, кому в жизни доводилось просить очень редко.
- Если и обсуждал, то тебя они не касаются, - отрезал бугейша. - Отзови людей.
- С какой стати? – заупрямился Токугава. – Мы на государственной службе. – Он поджал губы, но все же пересилил себя: - Если у тебя есть приказ, покажи его. Если нет, не мешай.
Из бамбукового футляра извлекли узкую полоску бумаги.
- Узнаешь почерк?
Не узнать было невозможно, наследник видел его множество раз, да и его собственный носил с этим некоторое сходство. Громко, для своих, Токугава произнес:
- Отступите. – И уже для они-но бан*: - Теперь пусти.

-------
*mawashimono или они-но бан - тайный агент

(с Бишем)

Сообщение отредактировал Bishop - 15-06-2007, 16:12

[Reytar >>>]

Конец февраля 1601 года
Берег моря возле замка Ако
(Bishop+Higf+Китти+Reytar)

Усталый воин в хотоке-до, которого местные жители знали под именем Урусаро, узнал бугейшу. Он встряхнул головой, пробурчал себе под нос что-то красочное, с упоминаниями родственных связей они и человека, подобрал с земли ножны и спрятал в них клинок.
- Ты всегда появляешься столь внезапно и своевременно? - Буркнул он, приосанясь и глядя в лицо воину. - Иногда я задумываюсь, а человек ли ты вообще, или все же сродни тэнгу. Ну да это не важно. Думаю, этого юнца стоит отпустить - как бы я ни относился к его родителю, мелочным клятвопреступником он никогда не был.
Не взирая на горделивый вид, старательно демонстрируемый окружающим, Урусаро понимал, что если бы не появление старого знакомого, бой завершился бы довольно быстро и не лучшим образом для него - слишком уж он устал.
- А второго? - ухмыльнулся долговязый воин; его меч так и остался в ножнах. - Того, чьему клану ты служишь.
Он поднялся, давая возможность наследнику Токугавы вдохнуть свежий морской воздух.
- И второго тоже... - Пробурчал Урусаро. - Он хорошо сражался, куда лучше этих разряженных фазанов, и вполне мог выиграть бой. Видно, что от доброго стебля этот, пусть и не лучший, побег.
Кряжистый воин подобрал с земли свою, рассеченную мечем Нобуюки, накидку повертел ее в руках и, с разочарованным вздохом, отшвырнул прочь, после чего вновь взглянул на бугейшу.

[Bishop >>>]

- Я так понимаю, ты куда-то собрался? Ведь не на прогулку ты выбрался в эти края? И думаю, общество того, кто не успел разучиться держать в руках меч, тебе бы не помешало. Это так?
Рослый мавашимоно - у него было много имен - кивнул, пряча за пояс бамбуковую палку с вложенным в нее приказом "великого военачальника" и провожая взглядом отступление пристыженного отряда.
Удостоив отступающий отряд пренебрежительного взгляда, Урусаро вернулся к нагретой его седалищем и еще не успевшей остыть, лавочке, на которую не замедлил взгромоздиться, вытянув усталые ноги, после чего произнес:
- Вот и славно, а то я здесь уже потихоньку звереть начинал от безделья – хорошо ками направили сюда этот отряд напыщенных юнцов, а не кого-то посерьезнее. С этими можно было развлечься, но против опытных воинов я бы продержался не дольше, чем сладкий рисовый колобок на ладони проголодавшегося мальчишки.
Кряжистый воин потянулся всем телом и встряхнул натруженными руками.
- Есть ли время собраться и насколько далекий путь предстоит одолеть? И еще, неужели ты отправился в путь без того молодого сацумца и юной девы, столь умело размахивающей нагинатой, словно собирается побрить волосы всей округе? Если ничего не путаю, они уговаривались сопровождать тебя. Почему же я их не вижу? Или молодой сацумец сумел очаровать деву столь успешно, что вместо путешествия зазвал ее на свадебный пир?

(те же и Китти, за что ей спасибо)

[higf >>>]

К Урусаро возвращалось хорошее настроение, подпорченное прибытием кавалькады, а следом и его непритязательное чувство юмора, которое он не замедлил проявить, со скрытой в уголках глаз улыбкой, взирая на бугейшу.
- Хотя, что это я? Ты же, наверное, утомился с дороги. Зайди в мой дом. Это конечно не замок могучего клана, но доброе жилище, возведенное для меня достойными жителями этой деревни, в котором всегда найдется, что перекусить и выпить усталому путнику.

Когда всадники уже отъехали, из-за того же камня выбрался молодой человека в некогда щеголеватой, а сейчас запыленной и потрепанной одежде. Он отстал, уговаривая их спутницу не следовать за ними, пока не минет прямая опасность. Он увидел, что драка закончилась, и на лице промелькнуло разочарование, затем взгляд остановился на предмете, который бугейша все еще держал в руке.
- Так ты все же!.. - выдохнул юноша, вспыхивая, как солома и делая шаг вперед.
- Изменил ход сражения? - усмехнулся его собеседник. - Не льсти мне. Это никому не под силу.
- Ты служишь узурпатору! - тон хорошо бы звучал, будь юноша облачен в одежды судьи и сиди на возвышении в окружении стражи перед пленником. Обстановка рыбацкой деревни и внешность молодого человека не соответствовали лицу и тону, однако вряд ли он сам это замечал.

(играем c Бишопом, Рейтаром и Китти - присоединяюсь к благодарностям последней)

[Reytar >>>]

там же
(те же, факт, Китти отдельное спасибо, причем большое)

- Да, он прав... - Урусаро устало улыбнулся, глядя на вспышку юного сацумца и грустно кивнул головой. - Один человек не мог изменить ход великой битвы, самой большой, что я видел хоть здесь, хоть на землях Коре. Скорее, воля ками, чем действия одного человека, даже такого заметного как ты, Мицуке-доно, смогли подтолкнуть недостойного к предательству, а жестокого - к истреблению тех, кто верен слову и клятве.
Воин еще раз пошевелил усталыми руками, улыбнулся и коротко кивнул юноше:
- Входи и ты в мой дом, истинный сын Сацума - такой же скорый на деяния, как твой меч - на удары. У меня найдется дзабутон и для тебя и для юной девы, которая, я теперь уверен, потащилась в неведомый путь вместе с вами.
- Тебе решать, - Мицуке тоже смотрел на Тенкьё. - Мы можем решить свои разногласия. Можем принять приглашение. Можем и отложить бой, мне все равно, когда ты умрешь.
Кряжистый воин кивнул с улыбкой, услышав слова бугейши и подумал, что не пожалел бы нескольких мон на ставку, поспорив с любым небожителем или демоном о том, вступят ли немедленно в схватку Мицуке-доно и Тенкьё-сан, или все же воздержатся от нее, под благовидным и не роняющим честь каждого из них, предлогом. Несдержанность, упрямство и лихость жителей Сацума давно стали поговоркой, но и уроженец Нары, насколько Урусаро смог его узнать, тоже был отличный воин, равнодушный как к чужой, так и собственной смерти. В любом случае, ставка в таком споре была бы вдвое интересней, чем любая другая и результат не смог бы предсказать почти никто, так что даже ставя против Каннон, шансы были бы почти равные.

Сообщение отредактировал Reytar - 15-06-2007, 18:37

[Bishop >>>]

Юноша ответил огненным взглядом, но затем, пока он смотрел на лицо старшего товарища, по лицу пробежала тень воспоминаний - будто в пламя начинающегося пожара плеснули ведро воды, не потушив его, но заставив опасть. Он скользнул рукой к катане, оставаясь стоять на месте.
- А ты бессмертный, да? - парень угрюмо набычился.
О-Санго замерла чуть поодаль - рассматривала вероятных противников с испугом и, кажется, долей любопытства.
- Когда-нибудь умру, - согласился долговязый воин, – но, думаю, что не сегодня.
Он уже не стоял просто так, теперь пошире расставил ноги, расслабил плечи, и взгляд перестал быть веселым.
- Итак?
Искоса заметив девушку, младший из спорщиков перестал колебаться. Вздернув подбородок, он постарался казаться решительным и высокопарно провозгласил:
- Истинные самураи не отступают!
Затем резко, будто прыгая в пропасть, выхватил клинок и сделал шаг вперед. О-Санго бросилась вперед так же быстро - только меча в руках не хватало. Встала между мужчинами. Решительно, как и подобает воину. Только вот что сказать - никак не придумывалось...
Два клинка замерли в волоске от ее головы.
- Мо-может быть позже, а? - наконец, произнесла девушка, скосив глаза на лезвие.
- Отойди, прошу тебя! - сказал Тенкьё, принуждая себя быть хоть немного мягче и, опустив меч, сделал попытку обойти девушку. - Так надо!

[higf >>>]

- Довольно. - Кряжистый воин смотрел на скрестивших мечи самураев без улыбки. - Можно подумать, на пирушку в чайный дом собрались, что от скуки ищете повод заработать лишнюю дырку в боку. Вы же куда-то шли вместе, по важному и, я уверен, опасному делу. Неужели в этом походе вам не представится возможность срубить пару-другую голов, что вы решили сейчас отделить от тела свои собственные?
Кряжистый воин с иронией покосился на обоих бойцов, хмыкнул и продолжил:
- Мне кажется, данное обещание куда важнее личной мести, по этому спрячьте клинки. Когда наш путь завершится и то, что обещано, будет выполнено, сможете продолжить поединок и решить, стоит ли месть для каждого из вас, головы другого.
Урусаро еще раз хмыкнул, буркнул под нос что-то о "горячих головах" и скрылся в хижине, бросив:
- Лучше пойдемте, перекусите чем ками послали и отведаете местного сакэ - лучшим я его не назову, но все же… - Слова Урусаро слились в неразборчивое басовитое бурчание.
На изрытый ногами и копытами берег величественно вышел рыже-белый кот с половинкой хвоста.
- Ма-а! - горестно вздохнул он.
Мицуке рассмеялся.
- Чиру, как всегда прав. Я не могу драться с тобой, не выполнив обещания. Подождешь?
Посмотрев на кота, Тачибана улыбнулся в первый раз с тех пор, как вышел из укрытия.
- Обещания святы, - меч картинно влетел в ножны, и так же, словно на сцене или страницах книги, были произнесены слова. - И я обязан тебе помочь, потому что ты спас мне жизнь. Сделав это, я выполню долг и верну его. Тогда буду свободен и смогу скрестить с тобой клинки.
Мицуке молча смотрел на Тенкьё - ни слова, ни движения, лишь какая-то искорка во взгляде. Юноша смешался, словно не знал, как закончить сцену, если собеседник не отзывается "как положено" и неловко, другим тоном, закончил:
- Пошли есть, что ли...

(те же, окончание)

[Далара >>>]

Монастырь Согендзи, Окаяма
1601 год

Бег и суета. Крики. И тишина в центре – нежданная, ненастная. Посреди двора, отведенного для молитв, вовек не знавшего ничего, кроме покоя, человек с окровавленной палкой в руке и смертью в глазах. Темные капли на песке, будто штрихи кисти жизни. Монахи сгрудились у стен, переговариваются, смотрят с испугом. Кто-то упрашивает привести настоятеля. Кто-то шепчет молитвы. Кто-то не может двинуться с места от страха. Ни единства, ни разума.
- Где вы прячете его?! – голос не послушника, командира.
Шепот, взгляды, толканье локтями.
- Где?! – Шаг вперед; монахи пытаются просочиться сквозь стены. – Покажите мне, не скрывайте. Пусть выйдет, ответит за предательство!
Никто не решается задать вопрос: кто, кто нужен, кто тот предатель? Неразличимая толпа: черное, белое, желтое. Один выступает вперед, отмахивается от предостережений, стряхивает тянущие назад руки, силится вразумить:
- Здесь нет предателей, здесь все честны. Прогони гнев из своего сердца...
Смотрит в глаза и видит лишь безумие, словно человек уже потерян для этого мира и не знает сам, как вернуться. Слова бессмысленны, их некому слышать.
- Настоятель, настоятель пришел... – шепоток за спиной.
Настоятель, невысокий пожилой человек с мудрыми глазами, поводит руками, взывает к спокойствию. Неторопливо подходит к безумцу, глядит ему в глаза, весь излучает доброту и сочувствие, как солнце тепло и свет. Говорит что-то тихо так, что не слышат остальные. Гладит послушника по руке, забирает палку. Тот отдает, опускает взгляд и обритую голову.
Настоятель уводит его к себе. Тот послушно идет следом, не замечая отвращения во взглядах. Вновь будут долго беседовать, никто не знает о чем. А после Тайкан заново станет собой: молчаливым, себе на уме, неизвестным.

Сообщение отредактировал Далара - 17-06-2007, 19:43

[Далара >>>]

Окаяма, 1601, несколькими днями позже

- Подаяние?
Тайкан недоуменно взирал на одежду, колотушку и деревянную чашу перед собой.
- Именно так, - в голосе монаха почти не было ехидства, почти. - Все живущие в общине обязаны помогать общине, в том числе собирая подаяние по окрестным деревням. Таков устав Согендзи.
Возразить было нечего.
В черно-белой одежде, спрятав голову от палящего солнца под широкими полями соломенной шляпы, послушник Тайкан отправился исполнять возложенную на него миссию. Самурай обязан исполнять свой долг перед хозяином, даже если "хозяином" является не человек, а объединение людей.
Скрыть себя под монашеским одеянием оказалось проще простого - никто и не пытался увидеть лицо, расспросить о чем-либо. Люди просто опускали в чашу деньги, кто молча, кто с одним-двумя словами. Разница была лишь в том, что обычно он находился "по ту сторону" этого действия.
Неприятное случилось в четвертой по счету деревне. Оставляя здесь своих спутников, Тайкан никак не предполагал явиться сюда в таком виде. Собирать деньги у тех, кому недавно заплатил сам, воистину боги любят пошутить. Он задержался перед входом в деревню, оглядывая уже знакомые дома. Потом надвинул амигаса поглубже и двинулся вперед. Так ходил он от дома к дому, скрывая лицо в густой тени, пока не прошел всю деревню насквозь. Тот дом он навестит в другой раз.

[higf >>>]

1598 год, осень
Неподалеку от замка Уэда

Лес равнодушно смотрел на бегущего человека – он был слишком велик, чтоб чувствовать боль от нескольких поврежденных веток и кустов, и слишком чужд, чтобы ощущать душевные терзания людей. Деревьям было все равно, когда католический священник бежал, они так же безразлично отнеслись к его падению после того, как кончились силы.
С трудом поднявшись на колени, затерявшийся начал молиться – горячо, проникновенно, с горькой ноткой боли, едким вкусом смятения и сомнений, которые рождали черную тень страха. И всю эту смесь придававшую вере и обращению к чужому здесь богу он вложил в свои слова. Лес на миг прислушался к водовороту чувств, затем снова забыл о мелких и сиюминутных делах и проблемах людей.
Постепенно слова затихали, тело навалилось на ствол клена, около которого упал миссионер, сползло на землю – молитва перешла то ли в обморок, то ли в сон.

[higf >>>]

1598 год, осень
Неподалеку от замка Уэда

Сперва было падение. Долгое, бесконечное, лишенное ориентиров и цели. Вокруг: справа, слева, спереди и сзади была темнота, он ждала снизу и накрывала сверху беспросветным куполом. Он не мог даже видеть, что падает, ибо не чувствовал сопротивления воздуха – просто знал, что летит вниз.
Затем мрак стал оживать, делиться на просто черное и еще чернее, движущееся, извивающееся. Появились звуки - насмешливое хихиканье раздалось со всех сторон. Подвижная чернота воплотилась в кружащихся демонов. Он понял, что сам породил их – давним стыдом, новым страхом, сомнениями от увиденного в эти дни, впитавшие в себя ощущений на года. Сопротивляться не было сил.
- Ты грешник! – шептали, кричали, царапающе визжали голоса. – Ты предал обеты, усомнился в вере!
Внизу разгорелась багровая точка.
- Адское пламя пожрет твою душу! – вкрадчивый неприятный голос. – Ты никого не способен защитить, никому помочь! – И он же, совсем тихо и непонятно. – И он погрузится в бездну вместе с тобой.
Отец Андрео не мог пошевелить рукой, ногой и даже говорить. Безразличие овладело душой, не было сил и желания его преодолевать. Все равно, что будет с ним, лишь бы ничего не случилось с другими. Другие? Перед глазами замерцали уже почти забытые и оттого расплывчатые, как отражения в неспокойной воде, лица оставленных на другом краю мира родных. И еще одно - Олури, которую он бросился искать, потеряв голову.
- Святой Андрей, мой покровитель... – губы не хотели шевелиться, безвольно немели, но священник с трудом заставил себя шептать, разрывая полное оцепенение. – Пусть прервется нить моей жизни и души за прегрешения мои, но да спасутся души и тела семьи моей и рожденной во язычестве, но невинной душой девочки...
Падение разом прекратилось, и если полет вниз не ощущался, то остановка была резкой и болезненной – враз заломило кости, как у старика на перемену погоды.
Злорадные звуки вокруг прекратились, утихли, во мраке появилось окно и из него глянуло чем-то знакомое лицо. Нет, не лицо – лик! Миссионер внутренне вздрогнул. Это был святой Андрей, каким он помнился по иконе – одной из тех, что висели в пропахшей дымом свечей комнате его матери. Тогда еще он не был монахом или даже послушником – просто Пабло, сын купца. И, казалось, та икона забыта навсегда за множеством иных, нарисованных возвышеннее, пышнее; а еще за глухой серой стеной прожитых лет...
Осунувшийся, усталый подвижник взирал на проповедника.
- Хорошо, что ты хоть о ком-то все же вспомнил, - голос у апостола оказался низкий и немного раздраженный. – Разве пристало тому, кто посвятил себя Господу, равнодушие? Запутавшись, хотел забыть о своем долге, радуя Сатану?
- Я недостоин, – слабо, потрясенно.
- Ты грешен, - сурово подтвердил святой, пронзая взглядом. – Как и многие другие, ибо совершенен лишь Иисус. Ты сделал много ошибок, но Христос милосерден, и его рука поддерживала и направляла тебя, ибо для каждого есть место в замысле Божьем. Знай, что твоя вина прощена, но долг не исполнен!
- Что я должен сделать? – португалец преклонил бы колени, если бы здесь была земля для этого. Он смотрел на морщинки в уголках глаз подвижника, одновременно горел от стыда за себя и возносился духом от гордости – святой удостоил его разговором!
- Не случайно ты попал в эту страну. Скоро здесь запретят нести Слово Иисуса под страхом жестокого наказания, но ты останешься тут.
- Мне не жаль умереть!
Он рванулся вперед и смог сдвинуться в пустоте, но святой Андрей лишь поморщился.
- Умереть могут многие, но ты избран для особого дела и должен его сделать. Ниспосланные сейчас испытания не были случайны. Теперь ты знаешь, ибо видел – мир живых существ гораздо шире, чем знают многие. Кроме людей и животных, есть не только демоны и ангелы, но множество духов и существ. Их души тоже поле битвы света и тьмы, добра и зла, Бога и Сатаны. В чем-то они такие же, как люди, хотя те именуют многих богами и молятся им.
Эти творения Создателя нуждаются в Божьем слове! Тебе дано то, чего нет у других – умение говорить с ними, понять и применить силу этой земли, - святой заговорил быстрее, словно предупреждая вопрос встрепенувшегося собеседника, не давая его задать. - Так есть, это замысел Господа, который надо принять! Держи уши и глаза открытыми для необычного. Как делать то, что должен, поймешь сам. В своем милосердии Бог хранит твоих родных, не беспокойся – через полгода с кораблем в миссию придут вести о них. Девочка же, о которой ты молился, пока идет своим путем. Она жива, но ваши дороги пока расходятся, не продолжай поиск. Когда ты очнешься в лесу, поймешь, куда надо идти. Да пребудет с тобой мир и благословение Господне!
Испуганному, обрадованному, взволнованному до дрожи португальцу хотелось сказать так много, задать хоть один из рвущихся наружу вопросов, приглядеться!.. Когда еще выпадет случай поговорить со святым? Однако видение истаяла, а в следующую секунду пропала и тьма. Его закрутило, словно перевернуло несколько раз и забвение – на миг или вечность – накрыло разум.

Разбудил луч солнца, игравший с ним, ловко перебирая ресницы. Иезуит проснулся разом, помня каждый миг, все слова, звук, запах того, что было в беспамятстве. Среди деревьев перед ним отчетливо рисовалась голая мрачная вершина горы неподалеку. Казалось, лес сторонится ее: то ли боится, то ли брезгует и потому наверху ничего не растет. От горы, казалось, исходит неприятное, давящее чувство, и монах удивился тому, что не ощутил этого вчера, когда та же вершина мелькала над деревьями. Еще вдруг стало понятно, что его дорога лежит именно туда.
В истинность видения он поверил сразу и безоговорочно, но долго не мог встать, словно не вмещая всего произошедшего. Сперва бросило в жар, потекли капли пота, несмотря на то, что утро было холодным. Затем португалец встал на колени и с благоговением произнес долгую благодарственную молитву небу. Пока говорил, успокаивались волнение и страх, ибо вера возвращалась на свое место, страхи отступили, становилось ясным, что делать.
Священник закончил обетом исполнить миссию, порученную Иисусом через святого Андрея. С трудом встал, разминая затекшие мышцы, ощущая боль в иссеченных накануне ветвями лице и руках. Одежда тоже была не в лучшем состоянии, зато неподалеку обнаружилась дикая яблоня – несомненно, не случайно! Он набрал мелких кислых плодов в узелок из разорванного рукава. Потихоньку откусывая и жуя одно яблоко за другим, отец Андрео побрел вперед.

[SonGoku >>>]

1600 год, ставка Токугава

- Видно, колдун что-то пообещал, - шептались меж собою приближенные Токугавы.
Властитель наконец несколько успокоился и занялся неотложными делами правления, проведя в заботах несколько часов. Когда вышел очередной чиновник, Иэясу ровным тоном сказал:
- Акиру ко мне.
Хотя приказания никто не ожидал, его поспешили исполнить – широкоплечий телохранитель в синих доспехах отправился искать мальчишку.
И очень скоро вернулся вместе с ним; маленького прислужника не пришлось искать долго, он сидел позади шатра и играл с веером, теперь украшенным только что сделанной надписью.
При виде мальчика старец слегка улыбнулся, но затем, будто облако набежало на лицо, нахмурился.
- Почему ты сегодня утром зашел без зова и разрешения? - голос был требовательным и немного хрипловатым.
- Потому что мне показалось это уместным.
Акира не смотрел на "грозного старца", он разглядывал ворох пепла, оставшегося от записок.
Токугава два раза пристукнул указательным пальцем по мягкой ткани хакама.
- Ты и впредь собираешься поступать так, как кажется уместным тебе, а не согласно распоряжениям?
- Если только это не прогневит моего господина, - отозвался мальчик, хотя улыбка его оставляла сомнения в абсолютной искренности его слов.
Полководец поглядел на мальчика, соревнуясь внушительностью со статуей Будды.
- Покорность господину есть добродетель мужчины и воина, - произнес он.
- Самурай обязан отдать своему господину душу и тело, - согласился Акира; глаза его опять заблестели. - Но я не самурай.

(вместе с Хигфе)

[higf >>>]

- И не хочешь стать им? - с удивлением. - Или ты думаешь, что это придет в один день после генпуку? Ошибаешься... Впрочем, твоя жизнь и так принадлежит мне, если ты еще не забыл, -медленно добавил Иэясу.
- Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть, - вот теперь мальчик кинул быстрый взгляд на могущественного человека, сидящего перед ним. – Думаю, что сумею этому научиться.
Он взял длинную палку и пошуровал ею в углях жаровни.
Токугаве вспомнилась первая их встреча и столь же странный разговор. Он медленно повел головой и посмотрел на Акиру словно сверху вниз, хотя сидел на татами.
- Ты согласился служить. Я нуждаюсь лишь в тех, кто выполняет мою волю, остальные – будут наказаны. - Он не пошевелился, но откуда-то взялось, что перед глазами встало поле, где до сих пор лежало немало незахороненных тел, и те места ближе, в лагере, где уже не первый день вершились казни. Не прямой угрозой, а призрачной дымкой ее, как туман над нагретым дневным светилом полем. - Принеси мне чай. На двоих.
Пока закипала вода в чайнике, подвешенным над жаровней, Акира вернулся с подносом, где были разложены все необходимые принадлежности: шкатулка с чаем, чашка и деревянная ложечка. Мальчик спокойными и медленными движениями, как будто слегка задремал, опустив ресницы, насыпал в чашку зеленый порошок и залил его кипятком. Потом так же сосредоточенно принялся взбивать густую массу в пену.
Старый полководец долго смотрел на огонь. Видел ли он там отражения пожаров, войн, которыми был отмечен его путь к власти? Или что-то свое, личное, сокровенное? Так или иначе, молчание наполнялось спокойствием, пока его не прервал негромкий голос, вскользь, небрежно обронивший:
- Акира, ты знаешь, что колдун хотел тебя забрать к себе?

(c Сон)

[SonGoku >>>]

- Да, - мальчик обеими руками протянул господину чашку; та была похожа на своего хозяина, без изысканного рисунка, из простой китайской глины, покрытая зеленовато-черной глазурью. – Он так и сказал мне.
Токугава принял чашку почти на ощупь, не отводя взгляда от одомашненного пламени, и голос, как и взгляд, не изменился ни на йоту.
- Когда ты успел с ним поговорить? Бери вторую чашку и пей...
Акира уже давно грел в ладонях шершавую пиалу. Мальчик сделал первый небольшой глоток; у зеленоватого напитка был горьковато-терпкий привкус. Когда чашка опустела, Акира вытер ее вынутой из-за пазухи бумагой.
- Он говорил со мной. Он еще раз спросил мое имя и попросил его написать.
- Хочешь к нему? - все точно так же, лишь глаза широко распахнулись на мгновение, пока мальчишка опускал глаза на чашку, взгляд ударил в огонь - казалось, язычки пламени должны испуганно отшатнуться.
- Разве самурай не должен быть верноподданным? – вопросом на вопрос ответил Акира; в полутьме его черные волосы маслянисто блестели. – Он не оставит господина даже в том случае, если число его воинов сократится со ста до десяти и с десяти до одного.
Недоверчивый вдруг Токугава довольно, с некоторым торжеством улыбнулся, снова посмотрев на мальчика так же, как глядел вчера или сегодня - Тошимару. Он вспомнил, что последний еще тут, и по лицу пробежала тень.
- Все же ты хорошо воспитан. Думаю, чтоб тебя снова поутру не пришлось искать, - тон ясно давал понять, что для Иэясу уже не секрет ночное происшествие, - останешься в моем шатре.

(вдвоем)

[Reytar >>>]

Конец февраля 1601 года
Деревушка возле замка Ако

Двое самураев и девушка гостили в домике Урусаро несколько часов. Они передохнули, подкрепили свои силы обычной крестьянской пищей и местным сакэ, который оказался весьма недурен, не смотря на то, что о нем говорил хозяин домика, и продолжили путь.
А Урусаро, остался один в опустевшем, и словно, куда менее приятном домике, размышляя, давал он кому-либо, какие-либо обещания, или нет, не важно, но стоять в стороне и скромно ловить рыбку, пока старые знакомые рискуют головой, он не собирается, и потому отнюдь не маялся бездельем. Напротив, следующие несколько часов его жизни, до возвращения в деревеньку, старосты с сыновьями, продававших в призамковом городке утренний улов, были весьма насыщены приготовлениями в дальнюю дорогу и заполнены до краев.
Наконец, когда солнце перевалило зенит, и тени на улице начали удлиняться, Урусаро, одетый в свою лучшую одежду, направился к дому старосты с официальным визитом и был со всем возможным почетом, вскорости, принят. Староста – хитро щурящийся мужчина лет около пятидесяти, больше всего напоминающий крепкий гриб, что бы выковырять который из мха, придется приложить немало усилий, был учтив и приветлив, с невинным выражением поинтересовавшись, что это за шумное столпотворение имело место у домика Урусаро утром, во время отсутствия самого старосты. Гость, не менее учтиво попивая чай, поведал, что этот прискорбный инцидент был вызван излишним рвением и горячностью нескольких молодых благородных господ, не известно по какой причине возомнивших, что он – скромный рыбак является ни больше и ни меньше, чем одним из высокопоставленных мятежников, злоумышлявших против высокочтимого Токугавы Иэясу и принимавших участие в сражении при Секигахаре. Хозяин, с неизменным хитрым блеском в глазах сокрушенно покачал головой, сожалея о чрезмерной горячности некоторых благородных господ, но причине юного возраста лишенных свойственной зрелым людям обстоятельности, и полюбопытствовал, чем именно завершился этот инцидент, с учетом того, что сильно поредевший отряд богато одетых всадников, он с сыновьями встретил при выезде из городка.
Урусаро уважительно поклонившись хозяину дома и вспомнив, сколько времени потратил на то, что бы присыпать пылью кровавые пятна на земле у своей хижины, ответствовал, что прискорбное недоразумение было разрешено на благо обоих сторон и отныне ничто больше не угрожает ни лично ему – Урусаро, ни давшей ему приют деревне. Услышав это, грибообразный староста заинтересованно приподнял брови, ожидая продолжения рассказа и его любопытство было вознаграждено – гость в очередной раз пригубив чай, с достоинством ответил, что успешное разрешение недоразумения случилось благодаря старому знакомому Урусаро, достойному бугейше, который, случайно проходил мимо селения с двумя спутниками и был рад оказать рассказчику эту небольшую услугу. Так же, Урусаро упомянул, что как бы то ни было, но он, как человек честный, считает себя в долгу перед старым знакомым за оказанную помощь. По этому, собирается сегодня же покинуть гостеприимную деревню и ее добрых обитателей, дабы направиться по следам уважаемого бугейши и содействовать ему во всех его делах, в надежде отплатить услугой за услугу, после – вернуться в эту гостеприимную деревню и продолжить размеренную жизнь рыболова. Потому, он просит достопочтенного старосту присмотреть за домиком, на время отлучки Урусаро, а так же хочет сказать, что по возвращении желает взять в жены дочь старосты, так как эта юная дева весьма ему приглянулась, и просит достопочтенного хозяина принять в дар эту скромную сумму. С этими словами Урусаро с поклоном положил перед старостой десяток серебряных монет сложенных стопкой и перевязанных красивой лентой.
Староста помолчал должное время, что бы излишней заинтересованностью не принизить достоинства своей дочери, сделал глоток ароматного чая и с поклоном ответил, мол, ему жутко стыдно, что он вынужден предложить уважаемому Урусаро не настолько красивую девушку, какой тот достоин. Но что его дочь – работящая и хорошая хозяйка, а так же достойная девушка, которая, как он уверен, будет отличной парой для Урусаро, так как она не против выйти за него замуж, а сам староста с женой будут не против породниться с таким добрым человеком. Ответный поклон гостя был еще глубже чем предыдущие. Оба мужчины еще некоторое время побеседовали о всяких мелочах, так как главное было уже сказано, а затем Урусаро попрощался с будущими родственниками, пожелал им всевозможных успехов во время его отсутствия и, когда родители не видели, наблюдал розовый девичий язык, с задорной ухмылкой показанный ему достойной девушкой, - его будущей невестой.
Вернувшись от старосты, Урусаро присел на свою любимую лавочку у дверей, вдохнул полной грудью вечерний воздух и подумал, что иметь собственный дом, - дом, куда хочется возвращаться, где можно жить вместе с молодой женой и растить сыновей, все же очень хорошо.
Взглянув на начавшее розоветь на закате небо, Урусаро вошел в домик, одел и тщательно зашнуровал доспехи и шлем, заткнул за пояс ножны с вновь украшенными цубами, кавалерийским клинком и вакидзаси, после чего, повесил на плечо походную сумку и, тихо скомандовав самому себе: «Вперед!», направился вдаль по дороге, надеясь скоро догнать ушедших днем, долговязого воина из Нары, взбалмошного молодого сацумца юную, но доблестную девушку и рыжего кота у которого уцелела лишь половинка хвоста.

Сообщение отредактировал Bishop - 29-06-2007, 21:18

[higf >>>]

Конец февраля 1601 года

Приморская дорога все так же вела их дальше по узкой, как змея, извилистой полосе между морем и скалами. По сине-зеленой воде были разбросаны островки разных размеров и форм, между которыми сновали лодочки рыбаков. Места были очень красивы, и вызывали желание спокойно любоваться ими, подолгу стоя на берегу или сидя на камнях.
Однако у путников не было этих свободных часов, и Тенкьё периодически вполголоса проклинал столь живописные обломки скал, мешавшие идти вперед. Хотя «вперед» тоже понятие относительное – очень уж часто изгиб линии прибоя поворачивал то вправо, то влево, то почти назад, но деться было особенно некуда. Стало легче, когда его спутник, пробурчав очередное ругательство, вдруг свернул прочь от моря и вдоль берега речки вывел их на широкий утоптанный тракт. У моста они заплатили обычную мзду и пошли дальше.
Впрочем, сацумец-то не так уж и спешил к таинственной для него цели. Молодой человек старался почаще оказываться рядом с О-Санго или нести ее, когда та уставала; то и дело обращал внимание девушки на красивые виды...
И про себя с горечью думал - насколько жалки обрывки знаний, полученных от матери. Если бы он воспитывался, как положено наследнику самураев, то знал бы, как вести себя с этой девушкой. Наверное, он сейчас смешон спутнице – та росла в столице, получила приличествующие рангу знания. И, скорее всего, в душе потешается над Тенкьё, наверняка делающем ошибку за ошибкой. Если б можно было где-то научиться...
В отличие от девушки, на Мицуке после их стычки он старался смотреть поменьше и не заговаривал больше, чем необходимо. Даже когда ночью бугейша исчез, не предупредив своих спутников, юноша не сказал ему по возвращении ни слова, не задал ни одного вопроса об этом.
Время, как ему и положено, шло. Когда следующий день уже отжил три четверти отмеренного ему срока, троица путников прошла мимо возвышавшегося над дорогой на обрыве замка. Тот имел бы мрачноватый вид, но его причудливая многоярусная крыша отливала золотом украшений по углам, отчего на фоне неба строение казалось не то стремящимся ввысь, не то наоборот – опущенным на землю домом кого-то из ками.
- Окаяма, - коротко сказал Мицуке.
Немного полюбовавшись видом, они вступили в город, предвестником которого был замок. На улицах царили шум и оживление. По ним сновали рыбаки, спешили торговцы и степенно шли по делам монахи - местный монастырь славился далеко за пределами округи.

Сообщение отредактировал Bishop - 2-07-2007, 11:38

[Далара >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Предзакатное солнце окрасило густым темным золотом белые наличники окон и фронтоны замка Окаяма. Черные, как тушь для письма, стены потемнели еще больше, уже не кажутся деревянными. Ослепительно вспыхнули позолоченные рыбы на коньках крыш главной башни, точно маяки среди полутьмы. Четыре высоких этажа, опоясанные полуэтажами, будто парят над рекой. Украшения – словно белая морская пена на темной воде.
С востока по широкой дороге тянется процессия дзэн-буддийских монахов. Одинаковые, в желто-рыжих парадных одеяниях, с обритыми головами и четками в руках, они кажутся войском солнца, послушно следующим за своей повелительницей на запад. Кроны деревьев роняют вдоль дороги черные глубокие тени. Доски моста заскрипели под шагами служителей культа, никто не препятствует молчаливой процессии. Река покорно омывает толстые опоры моста. Запозднившиеся крестьяне расступились, согнув спины. Небо полыхает над замком, развешивает зеленовато-голубой штандарт от края до края. Ночь наступает на пятки дню.
Поворот на север, еще один мост – каменный, широкий, короткий. Шелест песка под ногами в соломенных сандалиях. Новые ворота не скрипят, распахиваясь. Во дворе стража уже зажгла факелы в ожидании темноты. Та заботливо укрывает замок бархатным покрывалом.
Процессию встречает доверенное лицо. Он склоняется в поклоне, жестом просит следовать за ним. Ни единого слова не произнесено. Слышен лишь ритуальный звон, сопровождающий процессию.
Нет конца стенам в замке. Набегают один на другой переходы. Строения, дорожки, мостики. Процессия движется невозмутимой желтой змеей, с боков и сверху на нее глядит стража. Вместо одного солнца множество звездочек – факелам не хватает силы. Наконец главная башня достигнута. Здесь светло, хотя луна еще не взошла, везде развешаны фонари. Процессия ручейком втекает в двери.

[higf >>>]

Февраль 1601 года
Дорога от замка Ако

Если бы Тенкьё знал, что происходит в дне пути за ними, то не ругался бы про себя, скорее призывал благословение ками на валуны, мелкую гальку и прочие обломки камней, усеивавшие пройденный им и спутниками путь. Сейчас все «достоинства» дороги в полной мере ощущал другой отряд, конный. Всадникам пришлось спешиться и вести лошадей в поводу, чтоб не переломать им ноги.
Старший каро был мрачнее тучи, и еще угрюмее и злее был Сабуро. Когда в окрестностях замка Ако все были отправлены рыскать по окрестностям в поисках преследуемых, именно он наткнулся на ту рыбачью деревушку... Староста сказал, что ничего не видел и не знает – врал, наверное. Эх, схватить бы его за горло! Пальцы сжались на древке нагинаты, как на шее заклятого врага и всех тех, кто его укрывает.
Однако нельзя, и вовсе пришлось бы уйти ни с чем, если бы не услышавший его расспросы мальчишка. Сорванцу пришлось кинуть пару монеток, и хотя для ашигару это не было таким уж пустяком, он не очень жалел.
Оказалось, что двое мужчин и девушка ушли вдоль побережья.
- А еще, - добавил болтливый парнишка, - рыбак за ними вслед пропал, что недавно у нас поселился. Уж не знаю, куда пошел. Что, как выглядит? Да в возрасте, седоватый, ниже того пришлого, зато плечи – во!
Он развел свои детские руки, видимо, жалея, что не может как следует показать, какой здоровяк Урусаро.
- Вы только никому тут не говорите, что я рассказал, - подмигнул сорванец, пряча монетки.
Ашигару кивнул и хлестнул лошадь, пуская ее в галоп.
Потом все посланные на поиски собирались, казалось, нарочито медлительно, словно специально, чтобы позлить его; так же не торопясь трогались в путь. Ватанабе прикрикнул на Сабуро, чтоб не мельтешил перед глазами, и парень отошел, уселся на камень, начал точить и без того острое оружие.
Даже двинувшись в путь, они оказались задержаны самой природой. Не ахти какой всадник, он с трудом понял, почему нельзя ехать верхом, а сообразив, с острым прищуром посмотрел в большие лиловые глаза лошади, пробормотал:
- И ты туда же...
Затем потащился в ряду остальных. И как тут отличиться и отомстить?!

[Bishop >>>]

Замок Окаяма,
конец февраля 1601 года

Каменное основание, что придавало недавно возведенному замку красоту со стороны равнины, делало его неприступным со стороны реки, на что и рассчитывали строители, новый хозяин этих земель, жители Окаямы. И - незваный ночной гость, что сидел на корточках, прячась в черной непроглядной тени, ощупывал шероховатую кладку, хмурил недовольно брови. Стыки между камнями были тщательно замазаны, а сами валуны - хорошо подогнаны и обтесаны. Нож в щель не входил. С реки задувал холодный ветер, мокрая одежда прилипла к телу, а теплый блекло-оранжевый отсвет наверху, в окне главной башни казался насмешкой.
Мимо, негромко переговариваясь, выставив перед собой фонарь на палке, чтобы не ступить ненароком куда не следует, прошагали два охранника; оба кутались в теплые накидки. Ночной гость пригнулся, зажмурился, чтобы глаза не отвыкли от темноты. Пока стражники обойдут замок вдоль стены, у него есть время, но замершие самураи идут торопливо, им тоже не хочется мерзнуть. А значит, ему нужно думать и действовать быстрее, если он не хочет превратиться в ледяную скульптуру или вообще отказаться от выполнения замысла. Скоро его можно будет обнаружить по громкому стуку зубов. Ну почему он не подумал о веревке?!
Мавашимоно развязал узлы пояса; хозяину замка придется его простить за неподобающий вид, но выхода нет. Распластавшись на каменной насыпи, он попробовал закинуть утяжеленный коротким мечом пояс наверх в надежде, что вакидзаши зацепится за ставень. Если с первого раза не получится или в той комнате кто-то спит, значит, греться ночной гость будет, спасаясь от погони. Главное – забраться на крышу, пока не вернулись стражники...
Потом он лежал на влажной от ночной мороси черепице, восстанавливал дыхание. Дальше дело пошло быстрее, хоть ругаться и приходилось сквозь зажатый в зубах бамбуковый футляр с приказом, зато фигурки рыб, что украшали загнутые края крыши, служили великолепной опорой. Соломенные плетеные сандалии то и дело скользили. Ну вот, и нужное окно. Ночной гость, затаив дыхание, заглянул сквозь решетку.

[Далара >>>]

В ровном свете двух больших свечей был хорошо виден лежащий в постели болезненно бледный человек, укрытый по горло несколькими слоями ткани. Рядом с ним, спиной к окну, сидел монах в желтом одеянии. Склоненная голова, присогнутые плечи. Тихим, чтобы не разбудить больного, шепотом монах читал молитву.
Ночной гость как сумел обмотался поясом, проверил мечи и прислушался: потрескивание свечей, неразборчивое бормотание и свист ветра да постукивание голых ветвей. Замок по-прежнему был погружен в сон; желтый светлячок - фонарь в руках стражников - проплыл далеко внизу, скрылся за углом.
Мавашимоно отодвинул решетчатый ставень. Порыв ветра с реки колыхнул пламя свечей. Монах шевельнулся, переложил четки в руках и снова завел речитатив. Обернись он к окну, увидел бы ночного гостя и возможно сумел бы поднять панику. Но священнослужитель так и не повернул головы.
Так недужен, что понадобились монахи? Может, следовало чуть-чуть подождать, и дело, что поручил "грозный старец", свершили бы болезнь и время? Посланник Токугавы достал меч из ножен.
- Отодвинься, - негромко произнес он. - Против тебя я ничего не имею.
- Нет. – Сидящий не сменил позы, не обернулся. - Этот человек под защитой Будды. Я не позволю тебе убить его.
- Два раза просить не буду.
- Я же сказал – нет.
- А я сказал, что из-за одного ср.ного монашка я не стану зазря мерзнуть на холодном ветру!
Клинок пошел вниз.
Вот теперь священник зашевелился. Но вместо того чтобы испуганно отшатнуться или кинуться прикрывать собой жертву, поднырнул под меч. Вскинутая рука пришлась по запястью Мицуке, сбивая движение. С сухим щелчком стукнулись друг о друга бусины четок.
- Зря ты это, монах.

(теперь нас двое с Бишопом)

[Bishop >>>]

Они были почти одного роста и почти одной силы, на чем и был построен расчет. Ночной гость нажал посильнее, заставляя противника поднатужиться, а затем - стремительно отступил, чтобы тот упал лицом вперед на клинок. Монах по инерции провалился в резко возникшую пустоту, но не так далеко, как должен был бы. Выставил ногу, привставая. Вторая рука хлестнула четками по незащищенному запястью воина с мечом. Оборвалась нитка, яшмовые шарики безудержно посыпались на татами. В следующий миг противники, стоя, глядели друг на друга в упор.
- Решил выполнить уговор? - крупные губы ночного пришельца раздвинулись в усмешке. - Чем ты хочешь меня убить? Молитвой?
- Обойдешься, - хмыкнул его противник, привычно глядя чуть-чуть свысока. – Договор будет действителен в следующий раз, сейчас я занят другим. Его, - кивок на жертву, - ты не убьешь, пока я здесь.
- Не много ли самомнения для послушника?
- А ты больно шумен для шиноби, - огрызнулся второй.
Что-то заставило обоих посмотреть вниз. С постели их вполне осмысленно созерцала несостоявшаяся жертва. Во взгляде ясно читалось обвинение – для обоих противников. Немолодой уже человек раскрыл рот и издал самый неприятный на данный момент крик:
- Стража!
- Неблагодарная тварь, - буркнул мавашимоно; не уточнил, кого имел в виду.
Пока еще далеко затопали, зашуршали шаги множества ног. Ночной гость метнулся к окну. Послушник остался было, но палец, обвинительно направленный прямо на него, заставил пересмотреть свои планы. Сидение в монастыре не повредило сноровке, так и не ставший монахом Тайкан мигом перемахнул через подоконник. Взметнулась рыже-желтая ткань.
- Вечно ты все портишь, - в сердцах проворчал он, закрывая решетчатый ставень.

(с Даларой, опять не удалось)

[Reytar >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Над миром стояла глубокая ночь, - лучшее время для охотящихся демонов, ищущих отмщения призраков и просто разбойных людей, когда одинокий, порядком усталый путник, чье тело от ночной прохлады защищала длинная бесформенная накидка, шагал по дороге мимо возвышающегося на обрыве над нею, замка.
Причудливая многоярусная крыша мощного строения, черным пятном застывшего на холме, заслоняла собой далекие звезды. Замок спал, лишь на самом верху - в окне главной башни теплился блекло-оранжевый свет, пробуждая в усталом после пути и порядком продрогшем теле путника желание как можно быстрее оказаться в тепле и уюте человеческого жилища, желательно чайного домика, а не ежится под порывами дующего от реки холодного ветра.
Странник вздохнул, устало опершись на длинный прямой посох, буркнул под нос нечто емкое и предельно не лестное, касательно выдумавших эту мерзкую погоду демонов и взглянул в сторону, где, чуть дальше по дороге, виднелся, манящий теплыми огоньками из окон, призамковый городок.
Странник, буркнул себе под нос еще что-то, высказав свое мнение относительно своего благосостояния и того, что, поскольку с деньгами не густо, придется отказать себе в большинстве удовольствий, ограничившись скромной трапезой и кувшинчиком-иным сакэ. Странник, из чьей ширины плеч можно было бы скроить пару более худощавых мужчин, скользнул рукой под влажную и потяжелевшую накидку, извлек из коробки у пояса что-то белесое и округлое, что немедленно отправил в рот и с аппетитом сжевал.
Достойный староста не преувеличил – будущая невеста была отменной хозяйкой, а рисовые колобки ее изготовления, последний из которых путник только что съел, пусть и меньшие чем обычно, отличались хорошим вкусом, неплохо хранились в пути, да и просто отлично насыщали даже столь немалое тело с отменным аппетитом, каковым обладал путник.
Притопнув ногой, и критически взглянув на состояние потрепанных соломенных сандалий, мужчина тихо крякнул, буркнул что-то совсем невразумительное и, взглянув на темную громаду замка, собрался продолжить путь, как его внимание привлекло суетливое мигание пламени в окнах главной башни. До ушей странника долетел отдаленный шум голосов, пока что больше всего напоминающий гул пчел из потревоженного неумелым сборщиком меда, улья. Шум рос и ширился, уже более ясно слышны были перекликания и топот ног охранников, стремительно разбегающихся по постам, громкий голос старшего каро, резким рыком отдающего немедленные для исполнения, команды, и все более громкий и суетливый лязг оружия и доспехов.
Подобная полуночная шумиха многое могла сказать опытному человеку, каковым странник, причем не без оснований, себя считал. Судя по тому, насколько шумно вели себя стражи на стенах, причиной их мельтешения была неожиданная тревога.
А, так как враждебной армии, готовой обложить неприступное укрепление и попытаться взять штурмом, в округе что-то совершенно не наблюдалось, странник пришел к выводу, что стража не готовится отбить внезапный приступ, а скорее, ловит, пока безуспешно, кого-то, уже находящегося в замке, причем, скорее всего успевшего забраться внутрь под покровом ночной темноты.
Как бы то ни было, поднявшийся шум и не думал прекращаться, а значит, события в укреплении только развивались, будучи пока далеки от обоих из закономерных финалов – и от успешного бегства непрошенного гостя, и от поимки или умерщвления бдительной стражей.
Пропустить подобное зрелище после нескольких дней однообразного, скупого на развлечения, пути, было бы предельной расточительностью, потому мужчина решил понаблюдать за тем, что будет происходить дальше, опершись на посох и окидывая скептическим взглядом ярко освещенную огнем недавно зажженных фонарей, стену.
Странник стоял, с кривой ухмылкой любуясь на действия стражи, одновременно, и мысленно потешаясь над ними, и размышляя, а что бы он сам, делал на их месте, случись подобная жизненная необходимость, и ожидал дальнейшего развития событий.

[Bishop >>>]

1598 год, конец осени
окрестности замка Белого феникса

И такой же равнодушный холодный свет луна пролила и на трех всадников, что не торопясь выехали на поляну перед хижиной. Один из них - почти мальчик со смешливым лицом, будто мордочкой обезьяны - вез в седле, прижимая к себе одной рукой, еще кого-то завернутого для тепла в накидку. Второй был молчалив, думал о чем-то, лишь изредка усмехался мыслям, словно они казались ему нелепыми или смешными.
- Эту глотку узнаешь даже посреди битвы, - сказал третий. - Что случилось на этот раз, Хидэтада?
Услышав этот голос, десятник подумал, что его сомнения были услышаны какими-то благими ками, направившими путь Саэмона-но сукэ, правой руки господина в эти краях. Теперь он, не выполнивший поручения гонец, имел возможность отчитаться в своих просчетах в надежде, что кто-нибудь из телохранителей молодого господина согласится помочь очистить честь, когда придется одеться в белое.
- Ничего хорошего, мой господин, - ответил кавалерист, опершись коленями в пол и присев на пятки, тем самым принимая более пристойную позу, для общения с тем, кто вправе решить твою судьбу. - Я не выполнил возложенного на меня поручения.
- И поэтому так горланишь, что способен разбудить даже мертвого дракона?

(пока - только с Рейтаром, что обещал выложить этот пост месяц назад)

Сообщение отредактировал Bishop - 9-07-2007, 13:51

[Далара >>>]

- Да, мой господин. Я надеялся, что юная дева, - одна из двух детей, за которыми я был послан, дева, исчезнувшая из-под моего попечения этой ночью, откликнется. Я надеялся на это, хотя многое наталкивает на мысль, что она стала добычей нечеловеческого колдовства и была похищена тэнгу. Он сумел одурачить меня, прикинувшись умирающим мальчишкой, которого мы недавно подобрали на дороге и о котором с таким тщанием заботилась моя подопечная.
Десятник склонил голову в молчаливом признании своей вины.
- Я не оправдал вашего доверия, мой господин. Я опозорил вас. Могу ли я - недостойный, просить об очищении чести?
Похожий на обезьянку телохранитель рассмеялся. Второй что-то буркнул себе под нос, как сердитая мышь.
- Где мальчишка? - захотел знать Санада Нобушиге.
- Увы, мой господин. - Кавалерист не поднимал взгляда, от чего лицо его скрывала густая тень. - Мальчишка мной так и не был обнаружен, хотя я расспрашивал тех, кто его видел и с ним говорил. Предпринятые мною совместно с неким Мицуке из Нары поиски также не дали результата. По словам очевидцев, мальчишка вбежал в густой туман, но из него никуда не выбегал, словно исчезнув. Те, кто видели это, решили, что мальчишка был похищен тэнгу.

(Биш, Рейтар, и одно-два слова от меня)

[SonGoku >>>]

Смех Сарутоби оборвался.
- Ух ты! - восхитился маленький телохранитель. - И тот с ним улетел?
- Не могу знать. - Хидэтада наконец поднял лицо и взглянул на луну словно на старую знакомую. - Мне удалось встретиться с благородной девой, которая носит имя Олури, лишь через несколько часов после исчезновения мальчика. Также не знаю, зачем эти дети могли настолько понадобиться тэнгу, что те пошли на похищение обоих детей, пусть даже и высокого рода.
- Олури... - повторил Саэмон-но сукэ. - Забавное имя... Покажи ему нашу находку, Сарутоби.
Коротышка-телохранитель подъехал ближе, откинул край накидки, что закрывала лицо девочки.
- Олури-химэ! - округлил, подобно плошкам, глаза Такеда Хидэтада, крайне удивленно вглядываясь в лицо девочки, словно пытаясь отыскать искажение черт, но и опасаясь этого. - Где вы нашли ее, мой господин? Что с ней?
- Она спит. И если ты умеришь мощь голоса, будет спать. Встреча с тэнгу не проходит без следа.
- Тэнгу! - восхитился маленький телохранитель. - Так вот кто это был, слышишь, Джинпачи? Наш господин подстрелил настоящего тэнгу!
- И ты тоже умолкни, - велел господин.

(и от меня)

[Bishop >>>]

Недзу не успел ответить, если и собирался. Он держался поодаль, присматривая за мелькающими из-за приоткрытых ставень лицами разбуженных жителей дома.
- Мой господин! - Куда тише, почти шепотом, произнес Хидэтада низко поклонившись, почти что коснувшись лбом пола веранды. - Что прикажете делать?


Во сне глухо, как под водой. Тяжелая дрема, сдобренная страхом, когда знаешь, что спишь, но не можешь проснуться, держала Олури цепко, как трясина. Слой воды прорезал вдруг голос, встревоженный и громкий. Еще раз и еще. Под звуками глухая пустота отступила, как враг под ударами меча в искусных руках. Приготовившись к чему угодно, девочка с некоторым трудом открыла глаза. Воображение рисовало множество вещей, но "что угодно" не включало лицо, которое предстало перед ней. Она так долго искала его и вдруг он здесь, рядом, пришел сам! Невероятно, подумала она, люди же не могут так сильно скучать. Пока он был рядом, все было привычно и казалось, так будет всегда. Только когда он исчез, выяснилось, что она почти не может жить без брата.
- Тото... Нобору!

(японское трио)

[Далара >>>]

Лицо изменилось. Олури сложила губы трубочкой, соображая, что означает эта складка между бровями. Туман уходил, окружающий мир делался все четче, раздвигался. Проступила рыжая в свете факелов веранда, густая чернота за кругом света, мерцание звезд, хлопанье деревянной ставни. И вот уже лицо, не меняясь, становится другим, и приходит осознание - перед ней вовсе не брат, кто-то незнакомый, хотя странно близкий. Трудно соблюдать достоинство, полулежа в чьих-то руках беспомощным кульком, но Олури сделала все, что могла. Приобрела вид гордый и отстраненно официальный, знать не зная о расцарапанной щеке и грязных потеках на круглом личике. Сверкнула глазами.
- Кто вы?
Сквозь гудение последних комаров и шорох ветра в соснах доносились чужие голоса - один весело подначивающий (близкий) и второй лениво огрызающийся. Иногда в их перебранку вклинивались унылые замечания третьего. Фыркали лошади.
- Саэмон-но сукэ Санада Нобушиге, второй сын хозяина замка Уэда, - церемонно произнес незнакомец.
- Известный больше как Алый демон, - подсказал веселый голос, хозяин которого и держал девочку в объятиях.
Грозная юница смешалась. Не называться же "Судзумэ без рода-племени из сгоревшей деревни". Чтобы не заметили смущения, старательно придала своему лицу выражение, как ей самой показалось, в точности как у дамы на свитке в доме старосты. Наверное, именно так должны выглядеть высокородные дамы.
- А я больше известна как Олури.

(...снова показывает...)

[SonGoku >>>]

Судя по тону, имя должно было принадлежать по меньшей мере дочери императора.
- Почему вы похожи на моего брата?
- Да по той же причине, почему он похож на тебя, пигалица! – хохотнул весельчак, опуская свою ношу на веранду и помогая девочке выпутаться из накидки.
Он придушенно охнул; должно быть из-за тычка в бок, которым его наградил хмурый товарищ.
- Имя твоему брату – Нобору? – спросил Саэмон-но сукэ.
Олури затравленно оглянулась. Позади смешливого юноши и неразговорчивого мужчины стоял Такеда Хидэтада и молчал. В памяти всплыл его рассказ о замке, куда они едут, и флаги над горящей деревней. Похожая на ощетинившегося ежа, девочка произнесла:
- Да, это так.
- Жаль, что его не отыскали, - Саэмон-но сукэ окинул Олури придирчивым взглядом. – Клану скоро потребуются все его воины. И, может быть, следующий наследник. Сарутоби!
- Хай?
- О-Судзумэ потребуется конь...
- Почему именно мой? Мыши легче уместиться в чужом рукаве...
- Обезьяны пусть бегают по веткам, - не остался в долгу Недзу.
- Господин, в конюшне стоят кони, на которых мы сюда приехали, - счел необходимым вмешаться в разговор Такеда. - С вашего позволения я приведу их.
Саэмон-но сукэ кивнул, не оборачиваясь.
- Да. Нам пора возвращаться домой.

(расчет закончен!)

[Reytar >>>]

Замок Окаяма
конец февраля 1601 года

Широкоплечий странник некоторое время наблюдал за стражей на стене, но так как никаких достойных его внимания событий, кроме обычно суматохи вызванной приказом: «Лови его! Хватай его!» не наблюдалось, опирающемуся на посох человеку стало скучно.
Пробурчав себе под нос нечто колоритное, мол, даже переполох поднять не могут так, что бы на это было интересно смотреть, мужчина поплотнее закутался в накидку и направился вокруг стены замка, рассудив, что если тревогу все же подняли, то не без причины, и если с этой стороны одна лишь скука, то по идее, с другой должно происходить все самое интересное.
Он шел быстрым широким шагом насколько мог тихо, намереваясь обогнуть подножие главной башни по возможности не привлекая внимание всполошившейся стражи к своей скромной персоне. Изношенные соломенные сандалии ступали по схваченной морозцем корке на влажной земле не оставляя следов пока главная башня разворачивалась, открывая путнику свой вид с иной стороны. Увесистый посох в широких ладонях странника казался бамбуковой тросточкой, раз за разом легко прикасаясь к смерзшейся земле так плавно и быстро, словно наносил ей неотразимый удар.

[Bishop >>>]

Мавашимоно не был уверен, что пересчитал все черепичины на уступчатой крыше, но то, что он всех их проклял – это точно. А заодно и не в меру прыткого монаха, чью жизнь в Соген-джи не омрачали посты и молитва. Судя по тому, что он крепкий, будто коряга – которой святого человека тут же и обозвали.
- Прыгай вниз! – выдавил сквозь зубы нарушитель ночного покоя; он зацепился за позолоченную фигурку на краю крыши за миг до того, как сзади в него врезался второй беглец.
- Хочешь, чтобы я ноги переломал? - саркастически поинтересовался тот.
И незамедлительно ухнул в темноту за краем. Оставалось надеяться, что по собственной воле. Под стеной раздался и стих короткий вопль.
Два замерзших стражника несли караул вокруг основной башни замка и как раз вернулись к этой точке. Они стояли, задрав головы на шум и крики в башне, когда на фоне неба мелькнуло что-то яркое. Фонарь давал слишком мало света, но когда второй стражник поднял его повыше, зрелище показалось ему диким. Его товарищ лежал на земле без движения, а рядом сидел монах, сложив ладони, и беззвучно шевелил губами – должно быть, читал сутры; отрешенное лицо погруженного в молитву человека одухотворенно светилось. Стражник открыл было рот – то ли позвать на помощь, то ли воздать хвалу Будде или ками – но хруст веток и шум повторился. Если монах еще мог быть посланником света, второй – только Йоми-но куни*. Высокий демон в черном с растрепанными волосами поднял и опустил меч, посмотрел на мертвеца у своих ног.
- Ты идешь? – спросил он у монаха. – Или отслужишь по нему службу?
Священник поднялся, кинул взгляд на башню.
- Позже, - потер ушибленный палец. - Надеюсь, у тебя достаточно большая лодка.
- Лодка?

(Далара тож)

[Далара >>>]

С нижней толстой ветки соседнего дерева раздалось злорадное хихиканье. На звук полетел небольшой камень. В другой руке монах зажал еще один.
- Не говори, что перешел реку вброд.
Заскрипели вдалеке створки ворот. Рослый мавашимоно зашвырнул выроненный бедолагой-охранником фонарь в кусты.
- Не вброд, - пояснил он. - Но то дерево уже уплыло.
В лунном свете он еще больше смахивал на демона подземной страны. Хихиканье на дереве повторилось и оборвалось испуганным взвизгом. Небольшой зверек брыкался в воздухе, зажатый в кулаке монаха хвост никак не удавалось высвободить. Добычу продемонстрировали воину.
- Твое?
- Моё рыжее и мяукает.
Зверек все-таки извернулся и сделал попытку тяпнуть обидчика, но промахнулся по запястью и только разорвал монаху рукав.
- Возьми себе, - предложил мавашимоно. - Научишь читать сутры и пусть себе проповедует.
- А что, - заинтересовался буддист, подавив смешок и оглядывая звереныша с расстояния вытянутой руки. - Будешь проводить дни в молитвах, поститься. Или можешь отвлечь на себя внимание стражи, а за помощь накормим, когда выберемся.
Им показалось или маленький зубоскал действительно наморщил в задумчивости нос, а затем кивнул? Во всяком случае лапой в затылке он совершенно точно поскреб. Самурай хохотнул.

(Биш там же)

[SonGoku >>>]

Гора Хиэй близ Киото,
накануне 1601 года

Ночью, словно назло горе-путешественникам, прошел обильный снегопад, первый этой зимой, как будто кто-то вознамерился не пускать юного самурая в столицу, заподозрив, какие беды и несчастья он принесет туда. Может быть, именно поэтому Арима, не слушая настойчивых уговоров монаха, так рвался отправиться в путь. Влажные липкие комья снега превратили деревья по обеим сторонам тропинки в причудливые фигуры, в которых порой угадывались знакомые очертания. Порой казалось, что можно разобрать лица. Кошка не показывала нос, спряталась в одну из седельных сумок. Пальцы Эйкуко замерзли, не желали разгибаться, отпускать ньёбо. Дыхание превращалось в белесые силуэты мифических зверей. Вокруг Аримы снежные хлопья таяли, и клубы ледяного тумана кипели, как будто вода в котле для варки риса. Встрепанный совий дух крепко вцепился в высокую луку седла. Каждый шаг давался путникам с большим трудом, люди и лошадка проваливались по колено в снег. Бикуни иногда задумчиво оглядывалась, замирала на некоторое время, глядя на глубокие следы, которые степенно и медленно стирал ветер.
- Следовало переждать, - мягко заметила отшельница и неожиданно усмехнулась. Почти проказливая улыбка спряталась в уголках рта. - Но тогда снега стали бы выше. Опасаются тебя, Арима…
Кто - не уточнила. Ньё показал мокрый нос из сумки и жалобно раскрыла пасть в беззвучном мяуканье. Молодой самурай протянул было к замерзшему встопорщенному зверьку руку, но так и не дотронулся до слипшегося в иглы меха.
- Ты когда-нибудь торопилась домой?
Его словам вторил свист ветра и далекое рычание, словно по заснеженным горам прокатился летний гром. Ньё подняла уши и сощурила зеленые глаза. В попытке согреться, ткнулась лбом в теплую ладонь Аримы. Эйкуко улыбнулась, наблюдая эту сцену.

(вместе с Соуль в ожидании еще и третьего участника)

Сообщение отредактировал SonGoku - 11-07-2007, 14:52

[Соуль >>>]

- Давно, но торопилась. Мой дом остался далеко, если, конечно, говорить о месте, где родился и вырос.
- Я родился... - юноша оглянулся на перевал, как будто был способен разглядеть сквозь снежную пелену островерхие храмы столицы. - Неподалеку отсюда. В город пришла повальная смерть, и людей не хоронили, их тела сваливали в кучи за воротами. Я до сих пор слышу, как их души требуют, чтобы о них вспомнили.
Он на мгновение прикрыл глаза; ткань котэ на его правой руке стала тлеть.
- Ты родился очень давно, - бикуни опустила ладонь на наруч самурая. – Время уходит, не возвращается.
- До каких пор... - с усмешкой пробормотал Арима.
Рокот повторился - гораздо ближе, отчетливее. Ворчание огромного тигра, слишком уверенного в своих силах, чтобы скрываться от жертвы. Ньё прижала уши к острой голове и беззвучно зашипела.
-Итсумаде… н, - в черных глазах Эйкуко мелькнула задумчивая искра. – Да, на вопрос о времени в этом случае найти ответ сложно.
Арима запрокинул голову к низким сизым тучам, которые цеплялись распухшими животами за верхушки сосен; долгий, низкий крик (с трудом верилось, что его могло издать человеческое горло) прокатился по склонам гор, обрушивая с кривых веток снежные лавины. Хлопья закручивались спиралями, уплотнялись, пока не вылепились в гигантского зверя с траурно-белой шкурой и пепельными полосами на ней. Ярко-оранжевые глаза тигра горели огнем. Маленькая кошка раскрыла розовую пасть, и очередное шипение превратилось в серую ленту пара. Серая лошадка под самураем всхрапнула, переступила ногами и повернула голову, норовя кинуться прочь, но худая и крепкая рука отшельницы перехватила поводья. Свободной рукой бикуни успокаивающе погладила мощную шею пугливой, а потом спокойно посмотрела в сторону почти неразличимого в снегопаде тигра.

(продолжение следует...)

[Далара >>>]

Замок Окаяма
февраль 1601 года

Стража, которая поднялась на зов в главную башню и выяснила, что господин Кобаякава жив, хоть и не слишком здоров и очень сильно напуган, столкнулась на лестнице с припоздавшими. Из-за неразберихи и суеты не сразу поняли, куда надо бежать и кого ловить. Всполошенные монахи предпочли не высовывать носа, чтобы их не затоптали в суматохе. Начальнику ночной стражи удалось наконец окриками придать движению своих людей четкое направление. От мысли послать кого-нибудь вниз по скользкой крыше отказались. Одна группа отправилась на обыск переходов между ближайшими строениями, вторая с криками вырвалась к берегу реки под стеной главной башни. Мечущийся свет факелов замер вместе с людьми. Волной поднялись возгласы непонимания. Один подкрался к двум телам и женщине, рыдающей над ними, склонился к ней. Второй храбрец освещал ему дорогу.
- О-Йочу, что случилось?
Но женщина лишь закрывала лицо рукавами и качала головой, не переставая лить слезы; одета она была прилично, не крестьянская дочь или жена. Длинные волосы были умело сложены в затейливую прическу, украшенную нефритовыми заколками. Правда, изящества ей недоставало, и кто-то из стражников предположил, что девушка может утопиться, раз родители ее выгнали из дома.
- А вдруг сама убежала? - предположил другой.
- Может, хотела бежать с кем-то из них? – высказал догадку третий, указывая на тела. – Кто-нибудь знает ее?
Мотание головами, отрицательное мычание. Первый осторожно как горячий котелок тронул женщину за плечо.
- О-Йочу, расскажи, что здесь было.
Не открывая лица, женщина поднялась (она оказалась невысока, а станом не напоминала молодое деревце, но что-то подсказывало воинам, что ликом она должна напоминать бодхисатву), но повернулась спиной к мужчинам и всхлипнула. Теперь уже трое подошли ближе. К чувству необходимости узнать о беглецах прибавились другие, и только одним из них была жалость. Женщину обступили, пытаясь заглянуть в лицо.
- Здесь были демоны, - девушка опустила руки.
У нее действительно была светлое лицо без единого изъяна. А еще - без носа, глаз и рта, лицо было гладкое и белое, точно огромное яйцо.
Мгновение заботливая троица ошалелыми глазами таращилась на женщину. Потом с визгом они подались назад, толкая своих товарищей и наступая им на ноги. Те тоже не желали оставаться поблизости. Возникла паническая неразбериха с криками, пыхтением и толкотней локтями. Кто-то не устоял на ногах и пытался выбраться в безопасное место ползком. Кто-то уронил факел под ноги, но огонь тут же затоптали. Оказавшийся с краю везучий стражник помчался к воротам с воплем: "Нопперабо!*"

---
*nopperabou - призрак, у которого вместо лица гладкое пустое место, нет ни глаз, ни рта, ни носа.
(СонГоку пугает меня)

Сообщение отредактировал Bishop - 13-07-2007, 19:43

[SonGoku >>>]

Шорох заиндевелой травы, легкий шелест, негромкий топот ног, мелькание теней - и отчетливое ругательство, когда непривычный к такому способу передвижения в не предназначенной для быстрого бега одежде монах наступил на длинный волочащийся по земле подол кьютая*.

Юный шами**, дрожа от холода, с сомнением издали разглядывал ворота замка и реку за ними. Его и двух его ровесников послали привести где-то запропастившегося Тайкана. Один из мальчишек ужом пролез к покоям больного господина, путаясь под ногами у недовольной стражи и рискуя быть затоптанным, и вернулся с вестями, что странного послушника там нет. Не нашелся он и в кустах рядом с башней. Мальчишки разбежались по замковым переходам.
Шами потер руки в неудачной попытке согреться, но в жар его бросило от испуга, когда кто-то неизвестный из темноты ухватил за плечо. Взмыленный Тайкан, чей лоб блестел в свете факелов не хуже начищенной медной плошки, склонился к юнцу и что-то зашептал.
К воротам степенно подошли двое – высокий монах и маленький послушник. Лица обоих выражали безмятежную отрешенность святых людей. Они шли, будто не замечая стражников, пока те не преградили им дорогу.
Во двор уже вытащили длинные ящики, в которых распалили высокий огонь, а в землю воткнули несколько факелов, разгоняя февральскую ночную тьму. Один из стражников так напряженно вслушивался в крики, доносящиеся из стены замка, что не сразу обратил внимание на прибавление народа. Зато остальные споро ощетинились пиками и нагинатами.
- Кто такие? - без особого напора пожелал знать оставленный за старшего.
Рослый священник вернулся из внутренней нирваны.
- Служители пресветлого Будды из храма Соген-дзи. Направляемся в обитель дабы передать весть настоятелю.
Младший стоял подле него молчаливой тенью.
Из-за внешней стены, той, которая была обращена к изгибу реки, донесся очередной дикий вопль и топот. Стражники опять всполошились.
- Благословение Будды с вами и да посетит вас просветление, - возвестил монах и двинулся к воротам.
Мальчонка шел следом, как привязанный, и не обращал внимания ни на что.

----
*кьютай - официальная одежда буддийских монахов, очень длинная.
** шами - мальчик-послушник в буддийском монастыре.

(а еще Далара и Биш)

[higf >>>]

Чайный домик в городке Окаяма
февраль 1601 года

С вечера их спутник опять пропал – очевидно, бодрствовать по ночам входило у Мицуке в привычку. И к тому же, кажется, заразную, ибо оставшийся ночевать в одиночестве Тенкьё ворочался с боку на бок, меняя положение тела, но никак не находя того, при котором ками послали бы ему сон. Отнюдь не мысли о бродящем где-то спутнике или опасностях впереди не давали покоя – в очередной раз мысли пытались проникнуть за перегородку, где должна была отдыхать О-Санго. Мечтам ведь не преграда тонкие дощечки...
Вспомнилось ее улыбающееся лицо вечером – девушка едва сдерживала смех. Наверное, он снова сказал какую-то глупость! Нет уж, с этим пора заканчивать. Он сел и решительно вытянул из своих вещей книгу. Вечером, когда они снимали комнату, он лежала на столике, кем-то забытая, и сацумец подобрал с намерением отдать хозяйке. Однако, увидев заглавие, он вспомнил все, что слышал о герое сказания и... спрятал томик в своих одеждах. Нет, он непременно отдаст, когда они будут уходить, обязательно, точно, но ведь ему сейчас так надо прочесть! Может, поймет, как прославленный поэт и музыкант покорял сердца женщин? Тенкьё уселся на футоне и, затеплив фитиль, при скудном свете углубился в чтение. Отдельные строки он повторял несколько раз, проговаривая про себя и заучивая наизусть. Лоб при этом сильно морщился, и вообще по лицу юноши можно было подумать, что он пытается поднять в воздух конного самурая в полном вооружении.

[higf >>>]

1600 год. Ставка Токугава

Остаток дня прошел быстро, наступила ночь, медленная, равнодушная и неумолимая. Стремишься ли остановить течение времени из-за страха перед будущим и сожалением о настоящем; или ускорить его, ожидая чего-то хорошего или думая, что хуже некуда, значит, должно быть лучше – это не дано ни людям, ни богам, которые, сотворив мир и оставшись в нем, теперь подчинились своим же законам. Сумрак сгустится в положенный срок, накрывая живых и мертвых, людей, йокаев, йюреи, обакэ...
Пришедшая в Секигахару тьма походила на армию, которая захватила, наводнила страну, но не смогла захватить гордо стоящие замки – жилища людей, огни в которых держали ее за стенами. Но постепенно и эти оплоты стали сдаваться один за другим – свет гас, все, кроме часовых, погружались в сон.
Долго горели свечи у полководца, но наконец Акира начал гасить их по приказу Иэясу.

[дон Алесандро >>>]

1600 год. Ставка Токугавы.

Полы шатра вдруг дрогнули, как будто в них задул ветерок.
- Аки-и-ира... - от голоса веяло зимним холодом.
Мальчик, который уже исполнил свои обязанности и устроился подремать в отведенном ему закутке у самого выхода, поднял голову. Если великий полководец сейчас открыл глаза, то наверное, принял бы своего маленького слугу за призрака. Чернота густых распущенных волос подчеркивала светлую кожу, а темные глаза казались сейчас нарисованными углем.
Его собеседник был под стать ему, длинные развевающиеся, от неосязаемого ветра, волосы, бледное, отливающее зелёным лицо и огромное алое кимоно, будто бы светившееся бледно-розовым в темноте палатки.
- Одзи-сама? - шепотом позвал мальчик, не уверенный, что его господин действительно крепко спит.
Горьё поднял ладонь, повернулся к спящему и резко выдохнул, ярко сияющая пыль с огромной скоростью рванулась к Токугаве и усыпала его веки и лицо, мгновение и сияние пропало.
- Теперь он будет крепко спать до утра... с легкой примесью кошмаров, но никакого вреда они не нанесут - с сожалением проговорил Тайра но Акаихигэ - я пришёл к тебе, Акира.

(я и Сон, пока без Хигфа)

[higf >>>]

- Опять поведешь меня смотреть демонов? - насупился мальчик. - Я их видел прошлой ночью!
- Нет, не демонов, они довольно скучны, - мужчина улыбнулся - ты кажется хотел научиться волшебству, но раз ты не в настроении...
Акира разулыбался.
- Я хочу знать магию! - воскликнул он и испуганно закрыл рот ладонью. - Я хочу научиться, - повторил мальчик немного тише.
- Вот и хорошо, тогда я покажу тебе один фокус, полезный фокус надо сказать, но вначале, надо найти ещё помощников - аристократ протянул руку - ты уже видел уважаемого Тодзаэмона?
Акира быстро кивнул. Он еще не осмелился заговорить с некогда старшим каро, но заметил его среди воинов и очень был рад увидеть знакомое лицо, пусть даже такое хмурое.
Акаихигэ на мгновение тепло улыбнулся, но такое замешательство длилось не более пары ударов сердца.
- Пойдём! - сказал он твердым голосом.
Внезапно Иэясу сказал твердо:
- Иди прочь, мертвец, я тебя не боюсь.

(Сон, дон и я)

[SonGoku >>>]

Обернувшись на голос, мальчик и призрак могли видеть открытые глаза полководца, смотревшие прямо на них. Он не шевелился и дышал медленно и размеренно.
Акира попятился, но потом, оглянувшись на призрака, приложил тонкий палец к губам. Мальчик опустился на колени возле Токугавы и достал из-за пояса веер. Золотистые огоньки светлячками плясали под его неторопливыми взмахами; Акира наклонился и совсем уже беззвучно выдохнул на ухо полководцу:
- Все будет хорошо...
Глаза призрака на несколько мгновений полыхнули ледяным пламенем, лютого, клокочущего гнева и тут же погасли, легкая улыбка вернулась на лицо Акаихигэ.
Акира под легкий шорох одежд, поднялся.
- Все будет хорошо, - повторил он, глядя на призрака.
- Так и случится, - проговорил Акаихигэ, - ибо мой веер попал куда нужно.
- Теперь ты ничего мне не сделаешь, - все так же отчетливо сказал Токугава. Зрачки блеснули в темноте. Взгляд, ясный и суровый был устремлен сквозь обоих, созерцая что-то незримое им. - Прочь!
В следующий миг веки снова опустились, и спящий, как теперь стало ясно, повернулся на другой бок. Аристократ усмехнулся, но ничего не сказал, лишь взял за руку Нобору-Акиру и вышел прочь из шатра.

(+Дон+Хигфе)

Сообщение отредактировал SonGoku - 17-07-2007, 14:33

[дон Алесандро >>>]

1600 год

Их ждали, у одного из костров собралось несколько человек; люди грелись, протягивая руки к огню. Ночь выдалась на редкость холодная, зубы постукивали не только у тех, кто пришел с юга; один из самураев (родом из Мориоки, над ним постоянно подшучивали из-за его глуповатого вида и манеры говорить) зябко ёжился и то и дело переступал с ноги на ногу. При виде мальчика все недоуменно переглянулись. Только Онодэра Тодзаэмон оставался невозмутим.
Акаихигэ положил руку на плечо Акиры, а вторую поднял перед собой ладонью вниз и металлическим голосом начал говорить.
- Всё. Что. Скрыто. От глаз. Пусть. Откроется. Видящим.
Вытянутая ладонь засветилась теплым оранжевым светом, аристократ поднёс ладонь к лицу, чуть приподнял и резко опустил вниз, будто смывая что-то с лица.
Вокруг призрака вдруг лопнул воздух и многие зрительно заметили, что сами пласты этой стихии раскрылись, будто кокон шелкопряда, и перед изумлёнными лицами самураев появился блистательный Тайра но Акаихигэ.
- Всемилостивейшая Каннон, - воскликнул самурай из Мориоки. - Что за чудо!
От удивления он даже перестал мерзнуть.

(я плюс Сон и Далара)

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 19-07-2007, 14:37

[SonGoku >>>]

Мальчик улыбнулся с довольным видом, как будто это он сотворил столь впечатливший всех фокус. Бывший каро дома Тайра поклонился, своим примером принуждая остальных вспомнить о вежливости.
- Их немного, - он обвел собравшихся воинов жестом. – Но больше не удалось отыскать.
- Армия и не нужна... - проговорил Тайра и сделал шаг вперед, отпуская руку от мальчика.
- Я горд, что сейчас стою здесь, - голос князя Тайра зазвучал величественно и твёрдо - я горд, что жизнь дала мне шанс увидеть таких людей, как вы, настоящих самураев, о которых слагают легенды, а не сброд, что сейчас дрыхнет в шатрах вокруг нас. Вы могли покончить с собой и закончить свой путь, вы могли попробовать отомстить и погибнуть и также закончить свой путь, но вы нашли в себе силы жить, и идти дальше и теперь я горжусь, что среди моих людей были такие как вы! Я рад видеть вас здесь!
Акаихигэ низко поклонился присутствующим.
- Я хочу задать вам всем один вопрос, готовы ли исполнить посмертную службу своему господину, готовы ли пойти в свой последний поход под знаменем Тайра? - аристократ переводил взгляд с одного воина на другого, - конечно, вы можете отказаться, ведь, в конце концов, я мертв и номинально и фактически, но пусть выбор, который вы сделаете, будет выбором вашей души и сердца!

(+Далара+удирающий Дон)

[Далара >>>]

Самурай из Мориоки выступил вперед первым. Один небольшой шажок, но это движение уже говорило о его выборе.
- Мы готовы идти за нашим господином, куда бы он нас ни повел, даже в пучину морскую!
Остальные, пристыженные тем, что самым решительным среди них оказался этот деревенщина с невозможным выговором, тоже поднялись следом за ним. Последним встал Онодэра и посмотрел на мальчика.
- У меня теперь другой господин, - возразил молчавший до сих пор Акира. - Я не могу идти против него.
Тайра поклонился воинам.
- Спасибо. Спасибо за доверие.
Акаихигэ повернулся к мальчику
- Да, ты выбрал иной путь, когда принял имя от Токугавы, я не волен сбивать тебя с него, тут действуют силы похуже...
- Мне обещали волшебство, - твердо произнес мальчишка.
- Значит, сейчас оно начнётся! - глаза Тайра вспыхнули огнем. - Негоже покидать хозяина без подарка! Но самые приятные, это те, что делаешь своими руками! Принесите мне шесть бамбуковых дощечек, краску и кисти, мы займёмся рисованием!

(тройственный союз)

[дон Алесандро >>>]

1600 год, за несколько часов до описываемых выше событий.

Холодный ветер подул резко и внезапно, под его порывами многие даже бывалые самураи закрывали лица и старались побыстрее зайти куда-нибудь с более приемлемой температурой.
- Добрый день, уважаемый Тошимару, - князь Тайра, парил буквально в ладони от земли, его волосы и кимоно развивались на легком ветру.
Колдун, чьи волосы с пепельными нитями седины взметал куда более суровый ветер вещественного мира, остановился и улыбнулся князю, как старому знакомому. В непроницаемо черных глазах затаился огонек веселья.
- И вам день добрый, уважаемый князь. Дела земные никак не дадут вам покоя?
- К счастью, да. - Акаихигэ позволил улыбке тенью задержаться на его лице - В среднем мире куда интересней чем в нижнем, где ещё увидишь такие чудеса как щедрые клещи...
- Многие страсти управляют людьми, - вздохнул Тошимару. - Иногда приходится выбирать между ними. Полагаю, сиятельный князь явился ко мне по делу, а не поделиться весьма любопытным опытом жизни после смерти.
- Достойнейший Тошимару как обычно видит суть, а не частности, - Акаихигэ чуть приблизился. - Как вы знаете, я попросил у Одзи одну очень нужную и ценную для меня вещь, веер. Не буду кривить, он не для того чтобы обмахиваться в жарких и душных покоях Эммы-сама, тем более они не первое и не второе, он для дела, однако, Клещи полностью оправдал свою кличку, вцепился в них как его лесной брат в собаку и даже нанял вас, чтобы защитить собственность...
Князь чуть скривился.
- Не подумайте что я хочу перекупить вас... но меня интересует два маленьких вопроса, что именно вы лично обещали сделать для Токугавы?
- Интересное слово - "перекупить". - Колдун внимательно осмотрел перстень у себя на пальце. - Я обещал, что князь Тайра не причинит ему вреда. Слово я намерен сдержать, каким способом - зависит от вас.
- О, я и не сомневаюсь что вы сдержите слово, - Тайра улыбнулся, - я даже готов сказать больше, князь Тайра и вправду не причинит вреда Токугаве.

(и Далара)

[Далара >>>]

Колдун склонил голову набок, сразу сделавшись похожим на большую птицу цвета золы.
- Каков же второй вопрос?
- Зачем вы отдали мой веер, но... Акире? - улыбка испарилась с лица Тайра.
Плечи колдуна сотряслись в беззвучном смешке. Взгляд прищуренных глаз внимательно исследовал лицо собеседника и устремился куда-то вдаль.
- И впрямь не знает... – Сухая рука погладила дерево посоха. – Этот мальчик умеет обращаться с веерами, особенно принадлежащими таким, как мы с вами. В его руках он будет на месте.
Аристократ сложил руки в рукава кимоно.
- Я боюсь не за веер...
- Сиятельный князь боится за себя. – Тошимару вдруг посмотрел ему прямо в глаза. – Вы чего-то хотите. Чего?
Аристократ покачал головой.
- Если бы я боялся за себя, то не обратился бы к вам, - он повернул голову и обратил свой взор куда вдаль. - Веер слишком опасен для Нобору, новое имя это новое имя, но веер отыщет лазейку... я бы очень не хотел чтобы Акира стал таким каким был я. Вы, наверное, посмеетесь, но этот паренёк дорог мне. Да я бросил камни что лавиной прошлись по его детству, но... я одумался.
Внезапно он повернул голову и посмотрел прямо в глаза волшебника.
- Уверен ли ты, что веер не сломает мальчика?
Тошимару не отворачивался. Его острый нос как никогда был похож на клюв.
- Скорее мальчик сломает веер.
Тайра без старания подавил смешок.
- Что ж, ТЫ сказал.
Князь вытащил руки из рукавов.
- Но давай поговорим о деле, я и вправду хотел бы нанять тебя, после окончания службы у Токугавы разумеется, - аристократ улыбнулся. - Мне надоело быть духом... нет, есть много возможностей такого времяпрепровождения, но всё-таки это не так интересно как быть живым. Мне нужен чародей, который может мм... помочь с некоторыми частями волшебства.
- Уважаемый князь неправильно оценивает мою позицию. Я не нахожусь на службе у кого бы то ни было, я оказываю услуги за должную плату. Уверен, мы сможем договориться.
- Мы - разумеется, сможем договориться - Тайра снова улыбнулся.

(и Алесандро)

[SonGoku >>>]

Замок Окаяма, февраль 1601 года

Паника охватила стражников. Потеряв голову от ужаса, часть из них с криками побросали на землю фонари. Один, самый слабый духом, с визгом удирал на четвереньках. Поутру его найдут забившимся в сточную канаву. Кто-то дрожащей рукой вытащил меч, его оттащили, чтобы не накликал еще большей беды, но хриплый от страха воинственный крик пробудил смелость в других. Еще несколько клинков взметнулись в воздух. Присутствие товарищей придавало храбрости.
- Бей демона!
Кто-то на удачу стукнул по безликой фигуре нагинатой, над рекой поплыл гулкий звон, словно в каком-то из монастырей раньше времени решили ударить в колокол. Некоторое время стражники азартно колотили чугунный котел, но потом вновь отхлынули, когда кухонная утварь вскочила на четыре лапы и бросилась наутек, по пути обрастая густой шерстью. Воодушевленные сверх меры люди кинулись за ним, размахивая оружием и угрожающе крича. Страх еще не был позабыт и только добавлял ярости. Встреться им сейчас те, за кем стражу отправляли, Кабаякаве принесли бы головы вместо пленников. Маленького зверька готовы были изрубить и затоптать.

(пока это только мы с Даларой)

Сообщение отредактировал SonGoku - 20-07-2007, 13:36

[Кысь >>>]

В мешанине теней и отсветов опять кто-то вопил. Рыжая сморщила нос и прищурилась - должны были уже показаться. И - подпрыгнула, уловив едва заметный звук. Под мостом кто-то шебуршал - не то мышь, не то засада, не то очередной бешеный йокай. На рубиново-красной в фиолетовых отсветах ночного неба мордочке ясно отобразился азарт охотника. Размытая тень с рыжим хвостом скользнула вниз, превращаясь в женщину без лица - складки старинного кимоно вылиняли и сыпались на ходу, пергаментная кожа обтягивала костяшки пальцев. Пальцы выразительно тряслись. Призрак поднял руку, намереваясь коснуться плеча едва видимого в темноте человека.
- Хочешь пойти со мно... - тихий свист-голос оборвался на середине слова. Привидение ошеломленно замерло, а затем отпрянуло от воина - рукав одежд едва не мазнул по лицу. Смешанно и напуганно убралось обратно на скудно освещенные доски моста, едва не попав под ноги дружно улепетывающим стражам.
- Мне х..холодно, - зашипело, воздев руки и загораживая проход - ступни утонули в древесине, а складки одежды растеклись по ней, превращаясь в стылые зимние лужи. - Я хочу... Жизнь.

[Далара >>>]

Когда стража резко затормозила, подняв целую тучу пыли, на пустом лице привидения на секунду проявилась удовлетворенная улыбка, так и не замеченная в сером тумане. За спинами людей раздался громкий треск, так бывает, когда кто-то цепляется одеждой за острый сук или шип и с размаху валится на землю, проделывая в штанах огромных размеров прореху. Улыбка исчезла, а фигурка в полуистлевших одеждах медленно двинулась вперед, проваливаясь в совершенно целые доски моста словно в болото. Тонкие руки отчаянно пытались уцепиться за края одежд ближайших воителей. Под ногами людей сиреневым в ночи пятном мелькнул белый хвост. Кто-то споткнулся о маленький и тугой клубок, а когда опустил взгляд - не увидел ничего. Тощий белый лисенок азартно метнулся к следующему воину - и получил хороший крепкий пинок. В воздух взвилось высокое и обиженное "тя-аф", и снежный ком покатился под доскам - прямо к краю. Почти сразу же на плечо излишне ловкого воина легла бледная рука и ехидный голос прошептал в ухо "Попался".

Над головой затрещало. Человек, что прятался под мостом, пригнулся, выдвинул из ножен клинок. Перед его лицом в воздухе взбрыкнули две тощие голые ноги, белесым разводом замоталось нечто, похожее на кусочек тумана. Сверху пискнули, ойкнули и - упали. Мавашимоно едва успел пододвинуться, попытался зажать незваному гостю рот, чтобы не заорал. Тот сначала попробовал укусить чужую руку - не вышло, потом начал преображаться, и вскоре по предплечьям шее и подбородку заскребли маленькие коготки.

[Соуль >>>]

- Уймись, - прошипел ночной бродяга в оттопыренное ухо, но ладони не разжал, хотя часть порезов оказалась глубже, чем ему бы хотелось. - Хочешь, чтобы обоих нашли?
Незваный гость затих и с молчаливым остервенением снова попробовал вгрызться в чужую руку.
- Откуда ж ты взялся на мою голову? - выдохнул мавашимоно, прислушиваясь к крикам и топоту на мосту над их головами.
Судя по оному, стража толпой носилась от одного края моста к другому, даже и не думая останавливаться для какой ни на есть схватки.
- Глупцы... - проворчал тот, кто прятался под мостом. - Прекрати меня жевать.
"Гость" перестал грызть ладонь мавашимоно и затих, растопырив острые уши.
- Если отпущу тебя, не заорешь?
Наверху так топотали - что ж они там делают, гоняются за монахом, что ли? - что можно было поговорить без помех. Остроухий согласно наклонил белую мордочку.
Мавашимоно повнимательнее присмотрелся к нему, но в ночной темноте, да еще в тени под мостом - от воды пахло замерзшей тиной - поди разбери хоть что-то.
- Кого-то ты мне напоминаешь...
Зверек вопросительно приподнял плюшевый треугольник уха и снова заскреб лапами воздух. Его опустили на покрытый инеем песок, теперь не только морда, но и взлохмаченная шкирка оказались свободны. Человек поскреб разодранную когтями маленького бойца скулу, царапины зудели.
- Ты же белый, - сказал он. - Почему такой маленький?

[Bishop >>>]

Лисенок перекатился через бок - угрюмый подросток-альбинос запястьем вытер грязное пятно со щеки.
- Не вырос.
Стук пяток и деревянных гэта по прогибающимся доскам моста упорядочился; похоже – беготня перетекла в сражение. Интересно – кого с кем? Слышны были выкрики и звон клинков.
- Армию с собой не прихватил? – поинтересовался у необычного оборотня Мицуке.
- Только лису, - подросток выпрямился и склонил голову набок - с лица не пропадало отстраненно-задумчивое выражение. - Где-то поблизости.
Поежился, когда слишком громко лязгнул металл о металл.
- Еще одну? – мавашимоно не удержался, хохотнул; вовремя спохватился. – Знавал одну из твоего племени, Дайдай стоила целой армии.
Лисенок снова вздрогнул, перевел взгляд своего собеседника.
- Ее, - выговорил одними губами.
В темноте – сложно разобрать выражение, может, это и к лучшему, на небритом хмуром лице человека были и досада, и даже печаль. А затем Мицуке усмехнулся.
- Не завидую я солдатам Кобаякавы. Как ты думаешь, помощь нужна?
Подросток задрал белую голову - несколько секунд пытался разобрать в мешанине звуков хоть что-нибудь. Повел плечами.
- Я не вовремя сверзился. Одно слово - Несчастье... пока, кажется, нет.
Его собеседник возился с узлом – хаори было завязано вокруг пояса, чтобы не мешалось, - протянул накидку мальчишке:
- Накинь. В темноте будто светишься.
Тот с кислой улыбкой кивнул - словно напомнили о чем-то неприятном. Помедлив, набросил ткань на плечи, а затем юркнул за спину мавашимоно.

(и Соуль, хотя много человек играло всю сцену)

[higf >>>]

Чайный домик в городке Окаяма
февраль 1601 года

Собственно говоря, начало было пролистано быстро – история рождения сейчас мало интересовала молодого человека, хотя он останавливался на разговорах отца и матери героя. Ага, вот стих:

В сердце тоска.
Подошел к своему пределу... *

Нет, это не подходит! Страницы зашуршали дальше, поспешно перелистываемые торопливой рукой. Переезд во дворец, обряд надевания хакама, взросление, свадьба... Тоже ничего интересного, родители договорились. А, вот и продолжение. Принцу семнадцать лет. Тенкьё стал вглядываться в текст внимательнее, не просто выхватывая отдельные слова и столбцы. Разговор о типах женщин и совершенстве привлек внимание, хотя показался уж слишком холодным. Самым обидным было то, что большинство, хоть и не все, куски строк были ему незнакомы, а ведь, наверное, читающий должен сразу вспоминать их полностью! Но сам сравнения стоят того, чтобы запомнить их. О, вот это хорошо:

Вздыхаю в тоске:
Приснится ль когда-нибудь снова... *

Кое-что юноша переписывал на отдельный листик. Все-таки книги – великое благо!

___________________
* из старинной японской поэзии

[higf >>>]

1601 год. Та же ночь, что и в замке Окаяма
Морское побережье

На ночлег, утомившись, остановились там, где небольшой ручеек прочерчивал плавным изгибом каменистый берег и впадал в море. То ли он был когда-то большой могучей рекой, размывшей землю, то ли просто ками порезвились, но тут было довольно глубоко, причем почти у самого берега. Дно скрывалось в поднятой волнами суетливой взвеси мелких песчинок и растений.
Стук копыт, негромкие переговоры и властные команды с приходом людей наполнили уютное местечко у скал, сплетаясь с криками птиц и шелестом волн. Прошли не так много, как рассчитывали, поэтому настроение было не приподнятым, но сил продолжать путь не было. Есть вода, еда своя – что еще надо воину?
Вскоре уснули все, кроме часовых и Сабуро, который смотрел вверх, на звезды. Сон не шел – тело и разум сохраняли напряжение дня, не давая отдыха. Но вот, наконец, огоньки в небе начали сливаться в сплошное мерцание на дрожащих веках, а челюсти растянулись в зевке, когда неподалеку послышался перестук откатившегося камня. Насторожившись, лежавший с краю ашигару приподнялся, напрягшись, и только потому сумел увернуться от огромной руки, лишь плавник мазнул по лицу.
Лапища, вытянувшись, загребла спавшего рядом воина. Крик Сабуро на мгновение опередил сдавленный взвизг пленника и тревожный голос вскочившего часового. Огромная тень, держа в руках добычу, начала поворачиваться, в то время как дежуривший у костра пинком подбросил в него веток. Пламя взвилось, расширившийся круг света зацепил краем ночного пришельца, и щурившиеся люди увидели блестевшую каплями воды зеленую кожу и рыжие, мокрые, растрепанные волосы. Чудовище бросилось в темноту, переступая неуклюже, но быстро. Кто-то успел схватиться за лук и пустить стрелу, но промахнулся. Вторая чуть задела плечо незваного гостя.
Нагината сама оказалась в руках ашигару, он прыгнул вслед убегавшему и нанес удар. Лезвие вонзилось в ногу, раскромсав плавник, по которому заструилась зеленая жидкость. Демон издал сдавленный яростный звук, но не повернулся, а прыгнул и оказался в воде. Море плеснуло, скрывая его, и каждый следующий шаг позволял погрузиться глубже. Второй удар исторг новый рев, чудовище взмахнуло свободной лапой.
Сабуро отшатнулся, но поднятая волна не позволила ему удержаться на ногах. Когда воин, отплевываясь и опираясь на нагинату, вскочил, пучина уже поглотила и монстра, и его жертву, оборвав непрерывный крик о помощи, которым захлебывался человек. Все остальные почти тут же оказались на берегу, пытаясь что-то разглядеть в ночном море, но безуспешно.
- Сёдзё*, - сказал кто-то-то хрипло. – Проголодался, видно. Бедняга Итиро...
Только сейчас осознавший то, что произошло, Сабуро вдруг отошел в тень, стараясь скрыть от товарищей по оружию нервную дрожь.
До тех пор, пока рассвет не начал разгонять ночную тьму, горели два костра, и никто не спал.

____________________
*сёдзё - демоны глубин. Большие существа с рыжими волосами, зеленой кожей и плавниками на руках и ногах. Не могут долго находиться на суше без морской воды. Любят топить рыболовные суда и утаскивать моряков на дно. В древности за голову сёдзё в прибрежных городах назначалась награда.

[SonGoku >>>]

Замок Окаяма
февраль 1601

Раздвинув ветви руками еще раз, Кодзи внимательно смотрел пейзаж и творившийся на нем хаос. Усмехнулся, почесал немытую шею...
В придуманном плане было пока слишком много если, а этого бродяга не любил. Самое главное было войти в замок и пробраться в нужное место. Но для этого надо либо отлечь охрану, либо не привлекать ее внимания. Музыкант задумался и по привычке закрутил в руке в свою свирель...
- Будешь играть? - спросил рядом знакомый голос.
На пеньке сидел тануки; одной лапой он придерживал разодранные сзади штаны, вторую сжал в кулачок, готовясь барабанить по животу, если ночь украсят еще и музыкой.
- Не знаю, - ответил Кодзи. - Интересно, а можно сделать так, чтобы сюда собралось еще и побольше людей из замка...
Маленький хэнге поразмыслил.
- А нужно? - уточнил он.
- Было бы не плохо, - ответил музыкант. - Он сам-то, конечно, вряд ли выйдет...
- Хозяин? - тануки расстроился, что музыкой его уши сегодня не усладят; а он так надеялся. - Хозяин болеет.
Он потянул носом воздух.
- Могу сделать тебя невидимым, - предложил он.
- У меня самого это никогда не получалось, значит, лучше не пробовать. А что если мы сыграем им, так чтобы они точно собрались? - усмехнувшись, Кодзи подмигнул свому спутнику.
Тануки на пробу несколько раз постучал себя по округлому брюшку, то отозвалось "пом-пом!".
- Кои-кои-кои, - согласился оборотень. - Я помогу.

(+Грей+Далара)

[Далара >>>]

Бродяга приложил свирель к губам и медленно потянул тихую чарующую мелодию. Она лилась в ночное небо, словно птица, разворачивая невидимые крылья, и оттуда камнем устремлялась вниз на тех, кто мог ее расслышать. Притягивающая и завораживающая, музыка словно хотела завладеть вниманием всех, чтобы спустя секунды вдруг взорваться яркими красками битвы, а может быть праздника. Как зеркало мелодия отражала в себе то, что было нужно каждому слушателю. Она вела за собой, и в то же время заставляла замереть на месте. Звуки превращались в образы и слова, а ритм свирели сохранялся под звонкие удары "барабана".
Tan Tan Tanuki no kintama wa,
Kaze mo nai no ni,
Bura bura*, - напевал Дынька, самозабвенно колотя сам себя по пузику.
Стражники, взмокшие от бега, несмотря на холод февральской ночи и ветер с реки, останавливались один за другим и начинали вслушиваться. Уходили злость и страх, теряла значение драка, забывались приказы. Главное – музыка, скрытое в ней безудержное беззаботное веселье. На лицах проступили улыбки. Самый храбрый, первым обнаруживший нопперабо, и в этот раз был впереди. Он пошел на звуки, а следом как зачарованные потянулись его товарищи.
А мелодия петляла и кружила, возносилась к темному небу и изливалась водопадами к ногам людей. Словно смеясь, она убегала между стволов деревьев, озорно глядела несуществующими глазами, и все звала и звала за собой, маня еще большей радостью и отдохновением. И стражники, почувствовавшие вдруг себя детьми, погнались за ней, как за пестрой бабочкой. Не глядя под ноги, они все же сумели ни разу не споткнуться и не сшибить друг друга. В воздухе кувыркались перед их изумленными взорами круглые праздничные фонари, ветер закручивал смерчиками лепестки сливовых цветов, белые, розовые и алые, и то вытягивал их в гирлянды, то осыпал ими стражников.
Прошло совсем немного времени, и у открытых ворот остался одинокий монах, на лице и в позе которого не было и капли духовного смирения. Едва стража исчезла из виду, он отстранился от стены и торопливо направился к мосту.

(+SonGoku+Grey)

----------
* Золотые шары тануки, ветра нет, а они раскачиваются-раскачиваются

[Reytar >>>]

Замок Окаяма, февраль 1601 года

Бодрым, по ночному времени, шагом, опирающийся на увесистый посох, странник, по широкой дуге обогнул главную башню, все больше смещаясь в сторону берега реки, пока, наконец-то, его взгляду не открылся вид на всю ширину этой стороны укреплений замка.
Судя по всему, предположения о том, что основные события этой ночи в замке и окрестностях, будут происходить именно с этой стороны, вполне подтвердились – у подножия стены мелькал свет фонарей, метались фигуры, раздавались крики ужаса, смешиваясь в холодном воздухе с хриплым боевым кличем и долетая до привычных к звукам битвы, ушей странника дикой, незнакомой мелодией. Можно было понять, что у подножия башни происходило что-то необычное, похожее и одновременно не похожее на схватку преследовавшей ночных «гостей» стражи, с беглецами, но вот что именно – оставалось задевающей самолюбие странника загадкой, которую стоило, и должно было разрешить.
Придя к такому решению, закутанный в промокшую накидку путник, стараясь не привлекать к себе внимания, направился вдоль берега реки поближе к сдвинувшимся цепочкой огням, уже на берег, к месту, откуда мелькал свет и неслись отчетливо слышимые лязг клинков, и дикие вопли.
Приблизившись к источнику суматохи, кряжистый путник остановился и попытался протереть удивленные глаза, отказываясь верить в то, что в этот миг со всей отчетливостью они видели. По деревянным доскам не столь уж далекого моста, словно перепуганные куры, с лязгом и топотом врассыпную носились до зубов вооруженные стражники, улепетывающие от какой-то невысокой тусклой фигуры, с завидным проворством старающейся на повороте настигнуть их, словно прокравшаяся в курятник и вершащая разбой, лиса.

Сообщение отредактировал Reytar - 23-07-2007, 22:09

[Кысь >>>]

Когда всполошенная толпа на мосту перестала суетиться и нерешительно двинулась от ворот замка на звуки музыки, фигура остановилась и, приподняв плечи в разочарованном вздохе, опустилась на все четыре конечности. Со скоростью, заставляющей говорить о привычке, кинулась к воротам и исчезла за створкой - только мелькнул пушистый, подозрительно-рыжий хвост.

Внутри кицунэ сразу же бросилась к ближайшей тени. Налетела плечом на стену, на ходу принимая образ охранника присевшего "отдохнуть". Увязавшийся было за ней стражник, наткнувшись на зрелище, смущенно пробормотал что-то по поводу неподходящего места и исчез в дворовой суматохе. ПОчти в тот же момент исчез и его собеседник, а мальчик-служка, оттолкнувшись рукой от стены, опрометью побежал к строениям.

Сообщение отредактировал Bishop - 24-07-2007, 20:14

[Grey >>>]

Оставив в зарослях сандали-варадзи и плащ-мино, Кодзи скользящей походкой спустился с пригорка. При всем старании не шуметь, получалось это у него не слишком хорошо. Но к счастью, слышать этот шум было практически некому.
С самым наглым видом, на который он только был способен, бродяга направился к распахнутым воротам. Он старательно демонстрировал, что несомтря на свою внешность, одежду и время суток, у него есть здесь сейчас очень важное дело, а значит лучше его не останавливать. Никто и не стал.
Кодзи лишь краем глаза заметил несколько людей, кто-то стоял в воротах, кто-то рядом, кто-то бежал из внутреннего двора, но стражников среди них не было. Пройдя под аркой, музыкант свернул вдоль стены и сразу заприметил нужное ему строение. Выбора, собственно говоря, не было, такой вариант давал больше всего шансов на успех, и рискнуть стоило. Убедившись что на него никто не смотрит, Кодзи вошел внутрь и затворил дверь, после чего последний раз вдохнул относительно свежего воздуха и сделал аккуратный шаг в смердящую бездну.

[Reytar >>>]

Замок Окаяма, февраль 1601 года

Судя по всему, эта ночь является воистину Ночью Странных Деяний – к такому выводу пришел сжимающий в вспотевших, не смотря на ледяной ветер, ладонях, посох, путник, взирающий на завершение суеты у моста.
Когда до его ушей донеслись звуки призывной, чарующей мелодии, он вцепился в посох, вложив всю силу воли в этот жест и желание остаться на месте, не поддаться и понять, что же все таки, во имя всех ками тут происходит. Лишь огромное упрямство, помноженное на неутоленное любопытство, позволили закутанному в накидку страннику устоять и не направиться вслед за мелодией, которая проникала в самую душу, навевая воспоминание о детстве, веселье, празднествах и сладких рисовых колобках.
Глаза он успел протереть уже дважды и протер бы и в третий раз, если бы подобный поступок смог бы разъяснить сложившуюся ситуацию, но так как ума от протирания глаз отчего-то не прибавлялось, оставил это дело и, удивленно встопорщив усы, взирал на то, что происходило.
Невысокая серая тень, столь успешно гонявшая по мосту перепуганных стражников, неожиданно потеряла к ним всякий интерес, как только они подпали под очарование влекущей мелодии, устремившись на поиски ее источника. Словно бы даже несколько разочарованно пожав плечами, тень опустилась на четыре конечности и, на бегу покрываясь светлой, в мечущемся свете фонарей, шерстью, понеслась к воротам, за которыми и скрылась, только мелькнул длинный рыжий, с белым кончиком, хвост.
Не успел путник собраться с мыслями – не попытаться ли протереть глаза еще раз, для верности, так сказать, как из-под моста показалась высокая и широкоплечая, странно знакомых очертаний, фигура. Эта фигура, без сомнений принадлежащая одному знакомому самураю, ранее ронину, а сейчас главе клана, почти в точности, как только что исчезнувшая четвероногая «тень» пожала плечами, после чего с громким, слышимым даже здесь вздохом направилась к открытым настежь воротам замка, явно намереваясь скрыться за ними.
Ожидать далее в бездействии путник посчитал пустой тратой времени, тем более, что большая часть настолько заинтриговавших загадок этой ночи разъяснились столь простым образом, но меньшая часть все еще требовала разъяснений и, не успокоившись, терзала душу любопытством. По этому, не теряя больше времени, он перехватил поудобнее тяжелый посох и, стараясь шуметь как можно меньше, осторожно направился к воротам вслед за старым знакомым, встретиться с которым как раз и намеревался, направляясь по дороге к городу, пока не был привлечен шумом и неразберихой, захватившей в эту ночь неприступный замок.
Странник крался вслед за знакомым, кривовато улыбаясь в усы и размышляя, что готов поставить полноценное коку на то, что именно этот человек, и гонявшая стражников по мосту «тень», вместе, либо по отдельности и были причиной переполоха и ночной суеты в замке, а значит теми странными событиями, свидетелем которых он стал, дело отнюдь не завершиться.

[Далара >>>]

Они встретились на дальнем конце моста, любопытствующий странник и монах. Святой человек не вызвал ни удивления, ни вопросов, шел себе безмятежно. И правда, что ему жизнь обыденная и стража, ведущая себя странно? Чарующая музыка, верно, его не касалась вовсе, обходя стороной всецело посвященный Будде разум. В лицо ему путник не смотрел, да и что там увидишь в темноте-то. Проходя мимо поклонился, как положено. И не видел узнавания, а потом и удивленного провожающего взгляда.

Распогодилось, и яркие светлячки-отражения звезд покачивались на темной воде. Кое-где их игру прерывали медово-желтые пятна горящих факелов. Луны еще не было. В глубине реки, казалось, вырос перевернутый замок с подводными жителями, только внешне похожими на людей. Округа тонула в непроницаемой ночной тьме, слишком густой, чтобы звездный свет мог ее рассеять.
На другом берегу на плоском камне устроился монах, чья желто-оранжевая одежда выделялась, как маяк в устье реки. Подперев задумчиво подбородок, он разглядывал мост и странных ночных посетителей замка. В глубине души Тайкан был рад, что никто не видит его лица в этот момент. Он и сам не хотел бы его видеть, особенно глаза. Он знал, они способны напугать и самых смелых.
Зачем вообще было его защищать? - внутренний это голос или он раздается вслух, Тайкан до сих пор не знал.
- Я не мог позволить убить безоружного человека, не способного защищаться.
Кабаякава предатель.
- Кем стал бы убивший его и кем стал бы я?
Предатель остался жив, зато погибли двое ни в чем не повинных людей. За издевкой в голосе проскользнуло сожаление, но может это только показалось.
- Они были вооружены и не колеблясь убили бы нас. Мы успели раньше. Молитва прочитана, пусть их души покоятся с миром.
Чего стоит твоя молитва?
На другом берегу стихла музыка, несколько стражников вернулись к воротам, пораженно тряся головами и тихо переговариваясь. Голос вдруг захохотал, и Тайкан зажал рот ладонью, чтобы не привлечь к себе внимания. Унять чужой смех он не мог. Как и сам посмеяться над растерянной охраной. Монах поднялся с камня и пошел вверх по берегу.
Думаешь, в монастыре тебя встретят с распростертыми объятиями?
- Кто сказал, что я пойду туда?
Высокая фигура в светлых одеждах растворилась в тени кустов.

Сообщение отредактировал Далара - 25-07-2007, 19:57

[Кысь >>>]

- Прошу прощения, святой человек, - шедшего по коридору монаха остановила молодая женщина в простом кимоно почему-то черного цвета. - Вы не могли бы сказать, что происходит в замке?
В одной руке ее собеседник держал фонарь - оранжевые блики танцевали по стенам, - в другой миску с липкими рисовыми моти. Он сам был похож на этот круглый пирожок.
- Переполох, - благосклонно ответствовал монах. - Суета.
- Суета очень тревожит госпожу. Чем она вызвана?
- Кто-то решил не дожидаться, когда господину Кобаякаве придет черед лицезреть будду Амида, вот он и устроил их встречу раньше. Какое счастье, что у злоумышленника ничего не получилось!
- Надеюсь, что его уже поймали! - ахнула девушка, по всей видимости служанка.
- Не думаю, - покачал круглой, похожей на шар головой монах. - Тогда бы шум продолжался уже во дворе.
- И он все еще бродит по замку? - округлила глаза его собеседница.
- Тогда бы шумели в самом замке! - монах посмотрел на миску с лакомством у себя в руке, облизнулся.
Наверное, ему очень хотелось наставительно поднять палец.
- Передайте госпоже, что ей нечего опасаться.
- Обязательно передам, - почтительно и немного боязливо поклонилась служанка. Еще один поклон - и снова засеменила по коридору.
До женского этажа добраться удалось без проблем - одежда служанки и неизменные поклоны каждому встречному позволяли пройти любую стражу. А вот дальше... Девушка в черном кимоно чуть приотодвинула ширму, рассматривая хозяйку этажа - немолодую уже, но прямую и аккуратную женщину. Подняла руку, копируя жест. ПОтом вернула ширму на место и быстро засеменила к лестнице. Стражникам явилась уже копия жены господина Кобакаявы.
- Могу ли я увидеть мужа?
Один из самураев отодвинул перед ней перегородку-фусума, пропуская внутрь.
Миниатюрная женщина подошла к владельцу замка и склонилась, опускаясь на пятки. Хрупкая фигурка на глазах начала менять контуры, принимая очертания немолодого мужчины, а лицо... Уже через несколько секунд на Кобакаяву смотрело его собственное отражение.
- Сегодня вам сопутствует удача, - поклонился, словно учтивый гость, лже-Кобакаява.

(и Биш =) )

Сообщение отредактировал Китти - 26-07-2007, 12:22

[Bishop >>>]

Хозяин с трудом приподнялся, всмотрелся в лицо гостя. Замахал на него ладонью, стараясь прогнать наваждение.
- Кто ты такой?!
Лицо гостя, и так уже немолодое, начало стареть на глазах - кожа ссыхалась древесной корой, уголки глаз опустились и наполнились слезами, волосы поредели и выцвели. Волоча за собой одеяло, хозяин пополз в угол, наткнулся на светильник. Загремела опрокинутая тяжелая подставка, по полу рассыпались искры.
- С-с-сгинь! - потребовал дрогнувшим голосом Кобаякава.
Его отражение меж тем старело все больше. Желтоватая кожа стала похожей на сухие осенние листья; гость поднял руку, словно хотел смахнуть с ресниц соринку, но вместо этого со скулы отвалилось, разлетевшись легкими клочьями, то, что еще недавно было лицом. Несколько движений пальцев - и вот уже закружились в воздухе брови, губы, сухие, словно нарисованные на пергаменте, глаза, оставляя за собой гладкую, словно яйцо, кость. Вскоре желтоватый овал без выемок и отверстий "украшала" только пара лоскутков; пришелец смахнул и их. Повернув гладкое "лицо" к Кобакаяве, по-хозяйски вытащил меч из-за пояса остолбеневшего стражника.
В суматохе и растерянности никто не обратил внимания, что охранников уже не двое, а трое. Призрак крепко сгребли за шиворот и одним рывком выволокли из спальни хозяина замка. Следом бросился и лишившийся оружия самурай. Кобаякава только сипел и беззвучно шевелил сизыми, как зрелые сливы, губами - пытался позвать хоть кого-то на помощь. Из глотки вырывалось лишь жалкое сипение. Но помощь явилась - и быстрее, чем ждал Кобаякава. В проеме возвышался давешний ночной гость.
- А ты кто такой? - хозяин обрел все же голос, щурился, чтобы в полумраке разобрать лицо.
- Ваш новый начальник стражи, - буркнул рослый пришелец.
Из коридора раздался вопль, - несмотря на высоту, исходил он явно из мужской глотки, - затем лязг оружия. Мавашимоно выругался сквозь зубы; потащил меч из ножен.
- Я не хочу умирать! - пискнул Кобаякава, закутываясь в одеяло.
- Да кому ты нужен...

(Daidai, то есть - Китти mo)

[Кысь >>>]

Со звуком, заставляющим ныть зубы, бумажная перегородка-фусума разорвалась и в комнату упал давешний обезоруженный. Резво вскочив на ноги, попятился, а потом с выражением решительности и паники на лице снова ринулся куда-то на другую сторону. Из стеганного ватного куля раздался странный звук; укрывшись одеялом с головой, несчастный хозиян замка на четвереньках пополз из комнаты, но выход был только один - в коридор, мимо ног охранников, страшного призрака и убийцы, присланного не иначе как Токугавой. О него почти немедленно споткнулось давешнее яйцеголовое существо, сейчас отступающее и неумело размахивающее катаной. Полетело на землю, по случайности чуть было не отрубив голову беглецу.
В узком коридоре стало еще теснее - несмотря на то, что в боевом запале сломали еще одну перегородку. Мицуке, не рассчитав силы и высоты потолка, перерубил одну из балок; на головы бойцов посыпался мусор, что-то угрожающе застонало. Призрак, еще не успевший толком подняться, "покосился" на потолок, потом цапнул мавашимоно за ближайший рукав и потащил вниз - туда, где от падающего потолка мог бы защитить хотя бы очередной пол. Вторично едва не полетел на землю, споткнувшись о Кобакаяву. От падения его спасли - подхватили и взвалили на плечо.
- Отдай меч!
Существо проворчало что-то, очевидно, забыв про отсутствие рта, потом попыталось заткнуть чужую катану за пояс спасителя.
- И не убей меня при этом, - торопливо добавил мавашимоно.
- Ун.
Небо на востоке на было светло-серого цвета - предвестника утра - когда во двор замка высыпали люди. Кто-то прятался, кто-то спасал скарб, закутанный в одеяло хозяин под шумок улизнул в дальний угол, к выгребной яме. Взорам изумленных стражников и одинокому путнику в воротах предстал Мицуке, который словно из пожара выносил на плече возмущенного донельзя призрака. За ними гнались основательно перепуганные, но вышедшие уже из ступора телохранители Кобакаявы; один - без оружия. Существо на плече мавашимоно еще раз возмущенно дернулось, потом смирилось и приняло обычный, человеческий вид.

(и далее ))

[Grey >>>]

Что ж, если смотреть на происходящее с точки зрения общего успеха задуманного, то вес шло просто прекрасно. Место было подобрано хорошее, жертва обязана была появиться здесь рано или поздно в течение следующих суток, а, скорее всего уже утром, и следовательно, теперь стоило лишь терпеливо ждать.
Но с точки зрения человека, сидящего по самую шею в том, от чего другие люди, как правило, избавляются через отверстие в задней части туловища, происходящее никак не тянуло на идеал. Хорошо еще не приходилось барахтаться, на глубине нашлась какая-то выемка-ступенька, на которой сейчас и стоял Кодзи. Но убийственен был, конечно, запах. С отвратительными ощущениями, которое испытывало тело, еще хоть как-то можно было свыкнуться, но запах… Нет, ЗАПАХ!
Размышления музыканта о правильности последнего выбора прервал какой-то шум со двора. Затаившись бродяга начал ждать, готовясь в любой момент погрузиться в вонючую субстанцию по самую макушку. Неотъемлемая свирель уже была зажата в зубах, чтобы послужить в нужный момент средством к нормальному дыханию.
Скрип деревянных половиц над головой заставил Кодзи напрячься, но сначала он должен был убедиться в том, кто посетил его новое обиталище. Тяжелое дыхание могло принадлежать кому угодно, но этот голос бродяга узнал.
- Да что это такое твориться-то? – бормотал человек, сняв крышку и устраиваясь над прорезанной в досках дырой.
Вынырнувший к тому моменту убийца благоразумно не стал сразу открывать глаза. Попасть в нужную точку в темноте, с лицом залепленным «грязевой маской» не самая простая задача, но Кодзи все же попытался привести ее в исполнение.
Только третий по счету «пфырк», раздавшийся из глубины выгребной ямы, произвел ожидаемый эффект. Кобакаява, уже в недоумении прислушивающийся к непонятным звукам, с криком вылетел из деревянного домика, чуть не выломав дверь и держась руками за заболевшее место. В деревянном отверстии пола можно было лишь при большом желании разглядеть небольшую деревянную трубочку, чуть торчащую в левом углу ямы.

[Bishop >>>]

За воротами замка Окаяма, на мосту

За воротами от свободы и редеющей темноты беглецов отделял только мост. Мицуке спустил груз с плеча на землю, оглянулся - как там дела у Такеды. Дела у отставного десятника шли неплохо. Рыжая благодарно коснулась плеча роши и снова обернулась безлицым призраком, явно намереваясь проложить себе дорогу к ближайшему клочку леса.
- Oi? Почему ты опять убегаешь?
Остановилась - знакомые черты снова проступили на ровном белом овале. Несколько секунд только смотрела. Потом вдруг улыбнулась.
- Ты старший в клане. Тебе нужна жена и наследники.
Безликая маска вернулась на место.
- Я думал... почему ты не можешь?
Отрицательно мотнула головой.
Громкий крик во дворе отвлек на мгновение внимание, Мицуке опять посмотрел на ворота; наверное потому - заметил белое маленькое привидение в слишком длинном черном хаори; альбинос вылезал из-под моста.
- Из-за него? - угрюмо поинтересовался роши.
- Он ще... - Замолчала. Подошла ближе - жутковатая белая маска коснулась "щекой" грязного косоде.
- Я скучал без тебя...
Чтобы выговорить, пришлось смотреть в землю, на разлохматившийся соломенный жгут вараджи. Не поворачивался язык, когда вместо лисьей узкой мордочки или хитрого лица - костяной шар нопперабо.
Призрак обнял руку роши.
- Откуда этот мальчишка?
Пожала плечами.
- У тебя кто-то есть?
Не ответила.
- Ну... как знаешь. Я тебе обещал свою жизнь, делай с ней, что захочешь. Остальное - не мое дело.
Призрак-кицунэ резко оттолкнула от себя человека. Развернувшись, скользнула прочь. Подчеркнуто-мягко увлекла за собой и лисенка.
- У мужчин - своя жизнь, у женщин - своя, - повторил с кривой усмешкой мавашимоно слова, что когда-то может быть сам произносил, может, от кого-то услышал.
Было грустно.

(Китти-воительница тож)

[Reytar >>>]

Все еще замок Окаяма, у стен и в воротах, февраль 1601 года

Направившись вслед за старым знакомым, странник шагал от моста по направлению к воротам, всецело сосредоточившись на том, за кем присматривал и по этому встречного монаха, одетого в оранжевую кашью, почтил обычным поклоном, не больно-то обращая на святого человека внимания – мало ли их уже встречалось страннику на пути. Куда больший интерес у кряжистого, опирающегося на толстый увесистый посох, путника вызвало затихание мелодии и то, что четверо стражников, озадаченно тряся головами и переговариваясь, направились к воротам, перекрыв вход и выход, почти сразу за спиной старого знакомого, которому, скоро явно захочется наружу.
Путник озадаченно прищурился, закусив ус и с упоением почесал затылок, надвинув на глаза намокшую амигаса. Четверо еще не оправившихся от волшебства мелодии, стражников, не были такой уж огромной проблемой, но на шум схватки из двора замка тут же явилась бы подмога, сцепляться с которой, без полусотни тяжелой кавалерии за плечами, или колдовской помощи пары-другой йокаев, было весьма рискованно.
Придя к такому выводу, странник прижался к стене замка неподалеку от ворот, стараясь слиться с тенью, и стал ожидать дальнейшего развития событий, которые, судя по тому, насколько он представлял себе удаль невысокой рыжехвостой фигурки, и старого знакомого, в очередной раз проникнувших в замок, должны были незамедлительно последовать.
Предчувствие не обмануло странника – где-то наверху, возможно даже в покоях владельца замка, раздался дикий, высокий, хотя и исходивший из мужской глотки, вопль, почти сразу прервавшийся. Следом донесся все усиливающийся звон клинков, боевые выкрики, топот и громкий треск, сопровождающий, судя по всему, разрубание каких-то деревянных предметов, а может быть и стен или балок главной башни. Судя по всему, некое оживление, второй раз за ночь поднявшееся в многострадальном замке, смещалось сверху вниз, по направлению к подножию башни и воротам, стража которых округлившимися глазами взирала во двор, все еще ничего не понимая.
«Ну что же, самое время действовать…» - Подумал путник, поправляя и заново подвязывая поясом намокшую накидку, после чего перехватил поудобнее верный посох и резвой рысью бросился ко все еще таращащимся во двор стражникам, по счастливой случайности стоящим к нему спиной.
Время и место не располагали к излишнему шуму, по этому путник обошелся без обычного, так и рвущегося с губ боевого клича, заменив его всего лишь яростным рыком, который, тем ни менее, оказал на двух стражников – товарищей тех, кто внезапно получили по головам, должный эффект. Когда два тела рухнули лицом в грязь, а рядом с уцелевшими, из отбрасываемой стеною тени, возникло нечто широкое, развевающееся, измазанное грязью и с рычанием размахивающее над головой толстенным посохом, нервы стражников не выдержали. Вопя что-то невразумительное о демонах, оба припустили во двор, надеясь затеряться среди других людей, суетящихся на его освещенном пространстве.

[Bishop >>>]

Не успел, гордый произведенным эффектом, путник, ухмыльнуться в усы и, поудобнее опершись на посох, перевести дух, как из входа в башню показался давний знакомый путника. Мавашимоно, нес на плече явно не пришедшего в восторг от подобной бесцеремонности, призрака, у которого, как был уверен странник, можно было при удаче обнаружить под одеждой, если бы кто-то рискнул начать такие поиски, длинный рыжий хвост. Вслед за рослым самураем и его, время от времени возмущенно дергающейся, ношей, с воплями неслось не менее шести ошалевших телохранителей владельца замка, один из которых, очевидно оправившись от страха, но не успев полностью прийти в себя, с воплями преследовал беглецов даже не озаботившись тем, что бы вооружиться.
Узрев столь запоминающееся зрелище, странник только тихо закряхтел, похлопав зажатым в правой руке тяжелым посохом по левой ладони. Пропустив мимо себя мавашимоно, он перехватил оружие и, издав все тот же низкий рык, рассек воздух крест-накрест посохом, словно кабан в камыши, вломившись в ряды полных азарта погони, телохранителей и тут же начав раздавать полновесные удары.
Стычка была короткой, но яростной – то ли благодаря помощи добрых ками, то ли потому что на телохранителей ополчились дарующие неудачу демоны, страннику удалось трижды опустить толстенный посох на головы противников, прежде чем полированная сталь лезвий нагинат в руках трех оставшихся, заставила его, сквернословя, отступать, прижимаясь к стене и яростно отмахиваясь посохом от наседавших врагов. Телохранители дрались куда лучше чем стражи ворот и успешно взяв напавшего на них незнакомца в дорожной одежде в «клещи», старались задержать, время от времени атакуя и не давая прорваться к спасительным воротам до тех пор, пока к ним не подоспеет подмога.
Путник под нос ругался на трех известных языках, яростно работая посохом, понимая, что дело его складывается не лучшим образом – прорваться сквозь троих телохранителей не удавалось, а подоспей к ним подмога, что могло произойти в ближайшее время – положение его и вовсе стало бы кислым как испортившийся никуман. Единственной надеждой оставался дерзкий неожиданный прорыв из «клещей», начинать который было необходимо немедленно.
В тот самый момент, когда владелец замка Окаяма, сиятельный господин Кобаякава выбив дверь, с громким воплем вылетел из отхожего места, обхватив руками раненый зад и созывая на помощь своих людей, прижатый к стене странник размахнулся, и что было силы метнул в стоящего ближе всех к воротам телохранителя свой посох, а затем, выхватив меч, метнулся в эту же сторону намереваясь прорваться. Посох свистнул, рассекая воздух, но телохранитель оказался крепким орешком, отпрыгнув назад и, тем самым уйдя из-под удара пронесшегося у его уха посоха, оказался напротив проема ворот.
Странник успел лишь оскалиться, бросаясь под падающий сверху подобно молнии клинок нагинаты, которую сжимали руки телохранителя, и пытаясь блокировать ее мечом, как заглушая дикие вопли владельца замка что-то басовито свистнуло в воздухе, с глухим чавканьем впиваясь в бок и шею наносящего удар телохранителя.

(помогаю Рейтару)

[Кысь >>>]

Крестьянский дом неподалеку от замка Окаяма
февраль 1601 года

Когда О-Санго проснулась, свет едва ли начал подсвечивать толстую бумагу задвинутых перегородок. Звуки и запахи незнакомых мест редко давали девушке разлеживаться в кровати до полудня. Почти сразу же подкралась и утренняя прохлада - ненавязчиво попыталась пролезть между щекой и одеялом, пощекотать согретую за ночь кожу. О-Санго нахмурилась и встала. Решительно выскользнула из-за перегородки, и... остановилась посреди комнаты.
Один из ее спутников, рослый мрачноватый самурай, отсутствовал, а его постель выглядела покинутой очень давно. Второй - молодой воин из Сацума - уснул, не отрываясь от пухлого тома. Барышня легко соскочила с сандалий-подставок и подкралась ближе, пытаясь угадать название по видимым иероглифам.
Как ни тихи, почти неслышны были шаги, их оказалось достаточно, чтобы разорвать оковы сна, незаметно подкравшегося к юноше. Он поднял голову и ошалело завертел головой по сторонам, наткнулся взглядом на спутницу, отчего смуглое лицо приобрело немного розоватый оттенок.
Непроизвольно закрыв книгу, он одновременно попытался запихнуть ее за спину, поздороваться и встать. Последнее получилось плохо, и Тенкьё шлепнулся назад, попытавшись сделать вид, что просто менял позу.
- Доброе утро!
- Доброе. Что-то случилось ночью?
- Ничего, - книга скрылась среди вещей. - Только наш спутник исчез куда-то и не пришел. А я долго не мог "безмятежным забыться сном"*.
Проклятье. Кажется, это не к месту... Сацумец поднялся на ноги.
Девушка хихикнула, прикрыв рукой рот.
- А когда он исчез?

__________________
* из старинной японской поэзии, процитировано по "Гэнджи-моногатори"

[higf >>>]

- Да он вообще и не ложился, - буркнул Тенкьё, не придумав ничего достойно-изысканного.
- И ты его так отпустил? - О-Санго, казалось, задала этот вопрос, больше чтобы выразить удивление.
- А что ж, мне, ходить за ним по ночам? – растерянно поднял брови юноша.
- А если с ним что-то случилось?
Очень хотелось сказать, что туда ему и дорога, раз так. «Так» включало стычку в рыбацкой деревне и задорные взгляды О-Санго. Тем более не маленький.
- Если человек идет один ночью – значит, ему так надо. Не сердись, твой голос, когда ты смеешься, обычно подобен пению птицу на озере...
Нет, на озере были цветы вроде. Надо перечитать!
- Надеюсь, не цапли, - хихикнула девушка. - Может быть, стоит его поискать?
- Не цапли, о прекрасный цветок сакуры, - чуть негодующе возразил сацумец. – А если он пошел... к женщине?
- Он бы предупредил, чтобы не искали... - с некоторой неуверенностью протянула О-Санго.
- Он-то? – с глубоким сомнением в голосе перешел в наступление Тенкьё. – Когда он предупреждал?
- Да... Наверное, стоит подождать немного. Я поищу колодец, - задумчиво улыбнулась О-Санго и выскользнула в коридор.
Молодой человек воспользовался случаем, чтоб привести себя самого и одежду в порядок, смущенный тем, каким его видела девушка. Затем «Гэнджи моногатори»* поспешно скрылась в его просторных одеждах. Конечно, здесь было далеко не все, но пока и того хватит. Ну... На обратном пути обязательно вернет книгу. Ему же нужнее! Как бы это запомнить... Затем стал ждать, когда спутница вернется.

____________________________
* "Повесть о Гэнджи" ("Гэнджи-моногатари"), величайший памятник японской и мировой литературы, создана на рубеже X-XI вв., в эпоху становления и бурного расцвета японской культуры. Автор ее - придворная дама, известная под именем Мурасаки Сикибу.


(С Китти играть приятно)

[Bishop >>>]

Когда мавашимоно добрался до небольшого дома на окраине селения, где путников приютили на ночь, у озябшего человека зуб на зуб не попадал. Соломенный косматый горб крыши казался черным на фоне серого утреннего неба, обитатели давно проснулись - хозяйка, опустившись на колени возле печи на кухне с веером в руке, подкармливала огонь. Собиралась готовить завтрак, должно быть. Хозяин дома возился у бамбукового желоба, что подавал воду из ручья. Наверное, сопревшие листья или другая грязь забила сток...
Сквозь щели в зимних ставнях просачивался желтый свет - из маленькой комнаты, что отдали гостям. Мицуке удивился бы, если б мог. Оба его спутника не были похожи на тех, кто встает спозаранку. Хозяйка приветствовала его поклоном - грязный с ног до головы, в мокрой одежде, что стояла колом на февральском морозном воздухе, ее постоялец оставался владельцем двух мечей. Предложила искупаться и поесть, но:
- ...придется чуть-чуть обождать, когда согреется вода, господин.
Мицуке помотал головой. Он хотел только спать.
- Тогда хотя бы переоденьтесь. Негоже таким неряхой ходить.
Хозяйка принесла коротковатую для долговязого роши домашнюю юкату своего мужа, не слушая возражений, забрала грязную одежду. Пообещала выстирать, а чтобы поскорее высохло – повесить над очагом. Мицуке едва успел отобрать у напористой женщины свои нехитрые пожитки и завернуться в полосатое дешевое кимоно. В комнатке дремал сацумец, пристально смотрел на пламя масляной лампы рыже-белый Чиру, постукивал обрубком хвоста и шебуршались под досками пола мыши. Роши нырнул под пестрое лоскутное одеяло и уснул – быстрее, чем пристроил под рукой мечи.

[Кысь >>>]

Через некоторое время девушка вернулась обратно. Сама уже жалела о собственной героической попытке умыться - вода на щеках моментально остыла и теперь щипала не хуже неразведенного уксуса. В их комнате почти ничего не изменилось, только кот теперь сидел у изголовья, сторожил. Его хозяину, кажется, что-то снилось, он был похож на зверя во сне, когда те охотятся за несуществующей дичью. О-Санго возмущенно прикусила губу - теперь собственное волнение казалось смешным и детским. Решительно прошествовала к занятому теперь футону, нерешительно остановилась в паре шагов. Вздохнула, снова собирая праведный гнев в плотный комок, потом преодолела оставшееся расстояние и потрясла роши за плечо. Мицуке промычал что-то маловнятное, приоткрыл сонные глаза. Лицо его, которое и без того не являлось образчиком красоты, было украшено новыми недавними порезами и царапинами.
- Чего?
- Просто на случай если любезный господин снова изволит исчезнуть этим утром, - церемонно поклонилась девушка. - Его спутники были бы очень признательны, если бы он оставил им весть о последних сроках ожидания. Прошу простить меня за то, что беспокою, но я опасаюсь, что иного шанса не представится.
- Ожидания? - переспросил роши, с трудом удерживаясь на грани, что отделяет расплывчатые владения повелителя снов от мира, где предметы меняются не всегда.
- После которых имеет смысл заказывать молитву по усопшему и двигаться дальше, - не меняя тона уточнила О-Санго.
Маленькая столичная барышня, похоже, была хрупкой лишь на первый взгляд. Впрочем, в ее способностях у Мицуке уже были случаи убедиться. Роши зевнул.
- Дай поспать, - жалобно попросил он. - Иначе действительно придется звать священника.
Эта мысль его вдруг рассмешила.
Щеки девушки стали пунцовыми. Она резко поднялась с колен, явно намереваясь уйти к себе за ширму максимально эффектным образом.
- Ты действительно беспокоилась?
- А не видно? - О-Санго даже сверху вниз умудрялась смотреть изподлобья.
- Мао! - высказался укоризненно кот.

(издеваемся на пару с Бишем )))))

[Bishop >>>]

Мицуке приподнялся на локте, оглянулся на сацумца, что то ли на самом деле видел последние утренние сладкие сны, то ли притворялся удачно. Посмотрел на Чиру, перевел взгляд на барышню.
- Прости, - сказал он. - Я устал. И не привык, что кому-то небезразлична моя жизнь. Извини меня.
- Неправда. Вот ему небезразлична, - девушка солидарно указала на кота. Кажется, если бы он мог, тоже показал бы на себя лапой.
Случилось то, что не происходило уже очень давно, а может быть - никогда. Мицуке покраснел.
О-Санго и Чиру недоуменно переглянулись, потом девушка тоже порозовела - наверное, за компанию.
- Ты была когда-нибудь в Наре? - Мицуке потер ладонью слипающиеся глаза.
Усталость была подобна нескольким кулям риса, которые кто-то сбросил ему на голову.
Девушка отрицательно мотнула головой.
- Сейчас там уже расцвела слива, - долговязый роши улегся, сунул локоть под голову, чтобы удобнее было смотреть на собеседницу; сон требовал к себе внимания, но и уйти в его объятия одному теперь уже было невозможно. – Ты напоминаешь ее цветы.
- И много девушек тебе их напоминают? - подозрительно и немного провокационно склонила голову набок О-Санго.
Мицуке попытался вообразить Дайдай хрупкой, как ярко-розовые лепестки на белом снегу, покачал головой. Нет, та больше похожа на осенние кленовые листья, что закрутил вихрем горный ветер.
- Только ты.

(издеваемся? ))))

[Кысь >>>]

Кажется, О-Санго отчаянно старалась не смущаться - почти получалось, только на щеках опять, словно иллюстрируя слова мужчины, появился пронзительно-розовый румянец.
- Мне раньше такого не говорили.
- Наверное, сослепу? - предположил Мицуке.
- Мао, - согласился с хозяином кот.
- Они все были очень заняты. И никогда не думали о таких "глупостях" как мир вокруг, - задумчиво проговорила О-Санго. Несколько секунд задумчиво рассматривала лицо роши, потом встрепенулась. - Тебя не поранили?
Мицуке потрогал свежие царапины, отмахнулся.
- От такого не умирают, - усмехнулся он, стараясь не морщиться; порезы, оставленные острыми коготками белого лисенка, саднили, давали о себе знать. - Не так просто убить меня.
- Может быть, стоит промыть?
- Может, стоит.
- Я принесу воды, - подскочила девушка.
Когда она вернулась - с плошкой кипятка и чистой тряпкой, - Мицуке пришлось будить заново; роши успел прикорнуть в ожидании. Они хихикали и шептались, точно дети, задумавшие проказу, под внимательным немигающим взглядом кота. Отбиваться сил не было, все были потрачены на ночные сражения, О-Санго легко одержала победу. Когда все раны были, наконец, промыты, - Чиру, кажется, позавидовал умению хозяина выразительно шипеть, - вконец осмелевшая девушка даже одобрительно-провокационно похлопала Мицуке по плечу.
- Ну вот, ничего страшного.

(над Тенкье, ага =)))))))

[Bishop >>>]

Мицуке улыбнулся, выругался негромко – было больно, но в общем, терпимо. На улице остервенело проорал запозднившийся петух, как будто в одиночку решился на подвиг древних своих собратьев. Девушка тут же снова залилась краской, но улыбнулась в ответ храбро.
- Теперь ложись и спи.
Вот тут – какие могут быть возражения, когда веки так и опускаются, будто каждая ресница весом с потолочную балку в большом храме Нары? Ночной холод еще прятался внутри, но его почти растопило, как кусок льда на солнце. Остались только лужицы талой воды и прозрачный «обмылок» ледышки. Девушка еще и помогла - надавила на плечо, укладывая на футон обратно.
- Ты не поверишь, - пробормотал роши сквозь тяжелую дрему, - если узнаешь, чего я хочу...
- Попробуй.
- Увидеть еще раз цветущую сливу в Цукигасе рядом с Нарой, - Мицуке сделал безнадежную попытку разлепить смыкающиеся веки. – Смешно, правда?
- А ты езжай туда и посмотри, - улыбнулась О-Санго.
- Не могу, еще не время возвращаться домой.
- Тогда засыпай - и она тебе приснится.
Последнее слово, может быть, было «обещаешь?», в следующее мгновение роши уже спал.

(вдвоем с Китти)

[higf >>>]

Глаза открылись, стряхивая с ресниц вновь подступившую дремоту, так и не сгустившуюся в сон. Ох!.. Лучше б они этого не делали. Зрелище девушки, гладящей вернувшегося верзилу Мицуке по плечу, заставило замереть, оборвав дыхание. Он даже не смог закрыть глаза, пока О-Санго не поправила на спящем покрывало.
Только тогда сацумец хрипло втянул воздух, и сердце снова смогло погнать кровь по жилам, расцвечивая щеки еще более темным оттенком. Испуг, что шумное дыхание заставит посмотреть в его сторону, заставил закрыть глаза. И снова открыть.
Он вскочил. Бугейша уже спал, даже чуть посапывал, немного по-детски. Не обращая внимания на О-Санго, юноша поспешно сунул за пояс мечи и выскочил наружу. Пробормотав слова, которых сам не понял, о срочной необходимости. Утреннее солнце плеснуло золотым светом в глаза, насмехаясь. Тачибана отвернулся от него, с обидой стиснув зубы, и стремительно зашагал... куда-то.

Сообщение отредактировал Bishop - 31-07-2007, 11:30

[Reytar >>>]

У замка Окаяма, несколько ранее описанных в крестьянском доме событий, февраль 1601 года

Телохранитель захрипел, схватившись за рукоять вошедшего в шею куная и оседая на землю, а странник не замедлил воспользоваться возможностью улизнуть, тем более что два других телохранителя отвлеклись на панические вопли о помощи их отважного господина – несгибаемого Кобаякавы.
Путник со всех ног устремился к воротам замка и, так шустро, насколько позволяли приличия, направился к мосту, намереваясь пересечь его и затеряться в утреннем сумраке. Путник знал, что лучшие идеи чаще всего терпели неудачу не из-за ошибки в планировании, а из-за неудачного осуществления, потому пытался приложить все усилия, дабы его план увенчался успехом.
Как бы то ни было, то ли добрые ками забыли этой ночью о незадачливом отпрыске славного рода, то ли наоборот – пакостные демоны вспомнили о его скромной персоне, но как только странник выскочил из надвратной арки наружу и сбавил шаг, дабы у нервничающих стражников не стенах, среди которых могли быть и лучники, не возникло подозрений, что одинокий путник является беглецом, как понял, что сделал это зря.
Не менее десятка ошалевших от неразберихи и странностей этой ночи стражников, выскочили из-за угла главной башни и, подбадривая себя боевыми кличами, бросились к нему.
Странник не замедлил отреагировать на шумное появление новых участников ночного действа, все больше и больше напоминающего представление провинциального театра, перейдя со степенного шага на рысь, а потом и на размашистый бег, которым и направился через мост, что было сил.
Стражники, впервые за ночь встретившие существо из плоти и крови, которое можно было вполне успешно рубануть мечом, и которое, судя по всему и было виновником случившегося переполоха, не собирались оставлять в покое предполагаемого синоби, заядло его преследуя.
Странник улепетывал со всех ног – поношенные варадзи помогали ногам лучше упираться во влажную землю, амигаса с надрубленными полями билась за плечами словно штандарт под порывами бури, а в руке тусклым пламенем отражал свет дальних фонарей выхваченный на бегу меч. Но, как путник ни старался, расстояние между ним и преследователями увеличивалось крайне медленно.
Вот обутые в варадзи ноги простучали по последним доскам моста, унося своего обладателя под прикрытие густых кустов у дороги, которые идеально, с точки зрения улепетывающего путника, подходили для организации засады, а сзади уже слышался гневный топот многочисленных ног по дереву моста, сопровождаемый не менее гневными криками.
«Если не отцепятся и в кустах – приму бой…» - Подумал на бегу путник, пытаясь хоть на миг скрыться с глаз стражников. – «Лучшего места все равно не найти – дальше, до самого призамкового городка пустырь, ни спрятаться, ни скрыться. Мигом окружат и возьмут числом.»
Через миг, когда, как ему показалось, удалось оторваться и ненадолго исчезнуть из поля видимости преследователей, путник не сбавляя скорости нырнул в кусты и сквозь хруст веток услышал тот самый басовитый свист, с которым пара кунаев поразила его недавнего противника – одного из телохранителей. Все указывало на то, что кто-то помогает ему оторваться от погони, но не время и не место было для розысков этого предполагаемого помощника – не теряя ни минуты, странник пушечным ядром выкатился из кустов и, подгоняемый в спину яростной руганью и воплями стражников, ряды которых прорядили несколько метко брошенных из-за кустов кунаев, бегом поспешил в сторону призамкового городка, где вполне мог затеряться целый десяток бойцов, а не только один он.

[SonGoku >>>]

Утро возле замка Окаяма,
февраль, 1601 год

С реки накатил влажный, холодный туман, и его белесые тяжелые клубы придушили огни вокруг замка, даже факелы задыхались и чадили. Вскоре со стороны моря дополз и неторопливый рассвет. Снег, который выпал с вечера, превратился в грязь, утоптанный многочисленными ногами. Растерянные стражники, терли глаза, безнадежно пытаясь отыскать в месиве хоть какие-нибудь следы, но всех воспоминаний о ночных происшествиях было – еще больше занеможевший господин, несколько мертвецов и кунаи, на которые хозяин махнул рукой. Да и велико ли добро, грубо обработанные короткие клинки, больше пригодные для клиньев, чем для метательных ножей.
Возвратился посланный вдогонку беглецам отряд с докладом, что никого не удалось изловить, а общипывающий жухлые, оставшиеся с осени травинки огромный черный жеребец не иначе как тоже демон, потому что к себе не подпустил, зато укусить – укусил. Пострадавшего долго жалели.
Меж корней дерева в той лощинке, которую занял под стоянку вредный конь, свернулся клубком небольшой бурый с рыжеватым отливом зверек и, укрыв пушистым хвостом нос, отсыпался после ночных треволнений. Иногда ему снилось что-то забавное, и тогда он негромко хихикал, не открывая глаз.

[Соуль >>>]

Рядом свернулся лисенок - молочно-белый, худой, взъерошенный. Из-за кончика хвоста он наблюдал за рыжей родственницей. Смотрел внимательно и настороженно и не решался подойти. Лиса потерянно крутилась вокруг узловатого ствола, едва не зацепляя лапы одну за другую. Иногда на острой мордочке мелькал оскал, но тут же исчезал снова - двух убитых мышей и жестоко загрызенной деревяшки хватило, чтобы перестать злиться. Наконец, прилегла поодаль, нервно перебирая лапами и обеспокоенно выкусывая между пальцев несуществующих насекомых.
- Кто это был? - Несчастье - маленькая девочка с тонкими белыми волосами и некрасивым личиком - присела рядом.
Рыжая поскребла когтями прошлогодние листья, потом досадливо мотнула ухом - не хотелось сейчас быть человеком. Спрятала нос под худую коленку, пытаясь объяснить так. "Человек. Мы виделись давно".
Белая мягко коснулась лоскутка уха и наклонила голову набок. Задумалась.
- Он к тебе хорошо отно-осится, - Несчастье запрокинула голову, разглядывая черные штрихи веток на мягком полотне тумана. В воображении два белесых клуба сложились в пару лисиц. - Ты его как меня оставила?
Ухо резко дернулось. "Он человек. Это другое".
- Ты всех оставляешь.
Аккуратные, гладкие, словно лезвие хорошей катаны, зубы сомкнулись на запястье ребенка. Разжались, оставив едва заметный след. Рыжая подмела землю хвостом, взметнув целый фонтан из сушняка, и исчезла в яме между двумя старыми стволами. Несчастье обиженно выпрямилась:
-Ты всегда всех оставляешь. А потом приходишь. И меня забыла, - на белых ресницах выступили слезы. - И... и... ненавижу тебя!
Лисенок метнулся прочь.

*c Кииии-ииитти )

Сообщение отредактировал Соуль - 1-08-2007, 15:50

[Далара >>>]

В полях рядом с Окаямой
1601 год, февраль

Подол длинного кьютая промок и заляпался грязью. Амигаса с выбивающимися там и сям пучками соломы являла дикий контраст с роскошным монашеским одеянием. На плече священнослужителя высилась блестящая зеленая с синим груда перьев, как будто облепили ими глиняный горшок. Как этот горшок не падает, оставалось загадкой – монах и не думал придерживать его. Шел он по тропинке среди поля, где жухлая трава кольями торчала из-под тонкого снега, от рощи вдали. Поравнявшись с Тенкьё, монах вдруг обратился к нему:
- Ты идешь из первой деревни по этой дороге?
Юноша шел, видя окружающее, но не воспринимая его. Вопрос вывел его из этого странного состояния, заставил осознать представшее зрелище – и остолбенеть на месте. Осмотрев встречного сверху вниз, а потом снизу вверх, он наконец вернул дар речи и выдавил из себя:
- Д-да...
Монах удивленно поднял брови, в свою очередь оглядел юношу. Человека в столичной одежде не каждый день встретишь в захолустье, а уж настолько погруженного в себя, чтобы забыть о манерах, и в Киото не просто найти.
- Не знаешь ли, где найти рослого самурая не слишком опрятного вида?
Неужели мир крутится вокруг этого человека? Он везде встает на пути, и нельзя забыть даже на миг – напомнит первый встречный.
- Да, гобо*, - с явным сожалением в голосе, - знаю. Третий дом слева по дороге.
Монах надвинул пониже соломенную шляпу, скрывая улыбку.
- Не проводишь ли меня туда?
- Туда? – отказать священнику? Уйти? Никогда не увидеть... Посмешище! – Да, могу, если вы хотите, хоши.
На лице Тенкьё была написана буря чувств, которую он поспешно начал смирять, вспомнив, что стоит перед незнакомым человеком.

------
* gobou – (яп.) преподобный (обращение к священнослужителю)

(с Хигфом)

[higf >>>]

«Горшок» пошевелился, у него обнаружился большой круглый глаз. Где-то под перьями раздалось глухое клокотание. Священник примирительно погладил существо и пошел вперед. Оглянулся проверить, следует ли за ним молодой человек.
- Скажи, как мне тебя называть?
Быстрым шагом сацумец обогнал непонятного монаха, вспомнив, кто кого должен вести. При этом он обнаружил, что на плече у незнакомца - живое существо. Может, это демон, а сам монах - и не монах вовсе? Юноша едва заметно вздрогнул. Идя первым туда, откуда только что почти убежал, он глухо ответил:
- Моё имя Тенкьё, а ваше?
- Тайкан. Птицу прозывают Мару.
Когда собеседник развернулся к нему спиной, юноша приметил сверток, который священник нес так же, как обычно носят походные короба и маленьких детей. Теперь из этого свертка раздалось требовательное:
- Ня-а!
- Да, у нас еще есть Чонзя, - спохватился Тайкан. - Чон-тян не любит, когда его забывают.
Странный монах. Птица. И ребенок. И... То ли он, Тенкьё с ума сошел, то ли это ками шутят или он все-таки оборотень какой-то. Юноша насторожился, увеличил дистанцию. Идти было всего ничего, и дома уже вырастали с каждым шагом, когда Тачибана решился спросить:
- Как вы оказались в пути с такими странными спутниками и зачем вам тот самурай?
Тайкан молчал. То ли раздумывал над ответом, то ли не слышал. А может, вообще исчез, как дух? Тенкьё обернулся, чтобы посмотреть на спутника и наткнулся на враждебный, жесткий взгляд и почему-то взъерошенную птицу. Он отступил на шаг. Встрепанные нервы требовали схватиться за меч, но как-то удалось сдержаться.
- Гобо? - с недоумением.
- Варвар, укравший чужое, - мягкий кансайский выговор сделался более явным, в тоне – холодная злость.
Ребенок хныкнул и вдруг заревел во всю глотку. Монах вздрогнул, прикрыл глаза, устало провел рукой по векам.
- Прошу меня простить.
Ожесточение исчезло с лица. Младенец удовлетворенно гулькнул и затих.
- Идем.
С чувством обреченности, какое бывает во сне, когда раз за разом делаешь одно и то же и терпишь неудачу, Тенкьё с каменной миной на лице и бурей в душе переступил порог дома.

(Далара, Хигф)

Сообщение отредактировал Далара - 6-08-2007, 11:20

[Reytar >>>]

пустоши и селение у замка Окаяма, февраль 1601 года

Странник, одетый в порядком испачканную, покрытую коркой льда, накидку, и амигаса с разрубленными полями, устало брел сквозь оседающий туман. Превратившийся в грязь, выпавший ночью легкий снежок, налипал и чавкал под ногами, обутыми в пропитавшиеся влагой варадзи, отнюдь не добавляя им резвости.
Странник очень устал, игра в прятки с прочесывающими округу стражниками изрядно его утомила и не раз, лежа за камнями, среди мокрой травы, пока вдалеке не стихали голоса отправленных в погоню, его глаза слипались, грозя обладателю глубоким забытьем.
Особенно долго пришлось отлеживаться однажды – не так давно, когда откуда-то из распадка донеслась перекличка стражников, яростный визг лошади, а следом протяжный вопль человека, не скоро смолкший вдали. Это место путник, часто прячась и прижимаясь к земле, обошел по широкой дуге, направившись в виднеющееся дальше селение, где спросил у первого же из встречных крестьян – дюжего детины с топором лесоруба на плече, не видел ли он высокорослого и широкоплечего, но несколько неаккуратно одетого самурая, и если да, то где его найти. Лесоруб согнулся в поклоне, а после задумчиво почесал широкой, словно боек мотыги, ладонью, затылок и, наконец, после долгих раздумий и глубокомысленного почесывания, ткнул пальцем по направлению к третьему дому слева по дороге.
Странник, с сомнением покосившись на глуповатое лицо лесоруба, а затем – по направлению указанного дома, хмыкнул, но решил довериться мнению местного жителя и направился туда.

[Соуль >>>]

Всё было знакомым. Слишком. Несчастье помнила плохо, как ее передавали от "мамы" к "маме", но воспоминания оставляли полупрозрачную ленту дрожащей обиды.
Под мостом медленно двигались грифельно-лиловые тени. Лисенок низко наклонил голову, пытаясь отыскать среди спутанных в тугой клубок запахов один, знакомый по вчерашнему вечеру. Если Дайдай отвечать не хочет...
Зверек сел, обернув хвостом худые лапы и негромко тяфкнул - получился всхлип. Никто не хотел брать под опеку "ненастоящую лису". Мысленно Несчастье произнесла эту фразу еще раз; и еще раз, передразнивая себя, затем с новыми силами взялась за поиски.
Извилистая дорожка следа привела к крестьянскому дому. Несчастье несколько раз обошла его кругом, заглянула во двор и решительно полезла в небольшую пристройку. Внутри покрывалом свернулось тепло, под лапами тихонько шуршали перья, запахи... иначе, как вкусными, назвать не выходило. Лисенок облизнулся, сделал несколько шагов вперед и был вынужден отступить под напром хлопающих крыльями птиц. Стараясь бежать как можно незаметнее и тише - белый хвост мазнул по бамбуковой решетке не один раз, - Несчастье закружила по двору. Остановилась, жалобно прижала уши, принюхалась; неловко заскочила на веранду - с хвоста сорвалось пара куриных перьев. Лисенок чихнул и юркнул в дом. Внутри едва не запутался в запахах; недолго искал нужный, последовал за ним...
Несчастье нерешительно протиснулась между сёдзи и села у стены, разглядывая спящего человека и нервно водя хвостом - на самом кончике трепетало серое перышко.
- Мао? - спросил у нее рыжий кот.
- Тяф, - просяще отозвался лисенок и робко подобрался ближе к мавашимоно.
Добровольный сторож повел из стороны обрубком полосатого хвоста, но по-иному неудовольствия не проявил, даже если и был недоволен. Подбодренная молчаливым наблюдателем, Несчастье подошла еще ближе. Очередное куриное перышко сорвалось с кончика хвоста - зверек негромко чихнул, ткнувшись мокрым носом в мужскую ладонь.

(+ Сон)

[SonGoku >>>]

Горный перевал возле столицы
разгар зимы

Не дольше мгновения противники мерили друг друга взглядами одинаково золотистых, пылающих одинаковой первобытной яростью глаз. А затем голодный зверь подобрался, готовясь к прыжку; он помедлил лишь секунду, почуяв не только добычу, но и силу, более древнюю, чем он сам. Арима шагнул навстречу хозяину перевала, обнажая мечи.
- Пусть твой мех такого же цвета, как у хранителя запада, но приказываю тебе отступить или же назвать свое имя и сражаться.
Ньё спрыгнула следом за самураем; брезгливо отряхивая лапы, подошла к нему ближе, разглядывая тигра с враждебностью и любопытством одновременно. Отшельница поймала поводья свободной теперь от всадника лошадки и мягко коснулась котэ на руке Аримы:
- Не торопись.
Тигр ударил гибким хвостом, точно плетью.
- Чего ждать? – усмехнулся молодой самурай, не оглядываясь; он неотрывно следил за противником.
- Дай ему ответить, - крепкие пальцы сильнее сжали наручь.
Отшельница, Ньё, Арима - взгляды устремлены на тигра. Зверь неловко попятился, то ли приседал, выбирая направление прыжка, то ли смутился от неожиданного внимания своих жертв; в горле его басовито клокотало и булькало.

( а это мы с Соуль!)

[Соуль >>>]

- Стой, - еще один шаг вперед; теперь Эйкуко замерла рядом с самураем.
Ньёбо подрагивал в смуглой руке, выдавая то ли давящее сейчас, то ли уже ушедшее напряжение. Кошка нервно мазнула по снегу пушистым хвостом. От громовых раскатов яростного рыка вздрогнули окрестные сосны, стряхивая с веток снег. Арима усмехнулся потрескавшимися от постоянной жажды губами:
- Я так и знал. Это просто тигр, поседевший от старости. Это не Бьякко.
- Ты говоришь так, словно уже во второй раз отвечаешь самому себе на важный вопрос.
Облачко дыхания потерялось в белоснежном воздухе.
- У нас с Бьякко давние счеты, - проронил самурай, делая шаг вперед.
Тигр еще раз попятился, но сдаваться он не хотел. Он, гроза всей округи, не привык отступать перед человеком.
- Уходи, - эти слова бикуни бросила зверю. Худые пальцы все еще сжимали котэ Аримы. - Дай ему выбрать.
Да, выбор есть выбор, а воин есть воин. И никуда от этого не убежать. Вот и тигр остался на месте, еще раз громким рыком подтвердив свое право на заснеженный перевал. Зверь отступил еще на шаг и подобрался, стал почти неразличим в снегопаде, а затем прыгнул вперед, выпуская из обманчиво-мягких лап длинные когти. Бикуни отпустила руку самурая и, перехватив посох, шагнула вперед. Нечеткий росчерк словно нарисованного ньёбо, - оголовье скользнуло вдоль белого бока, не задев.

(есь)

[SonGoku >>>]

Позади них Ньё отошла подальше. Обернувшись человеком, поймала поводья перепуганной лошади и обвила худыми руками серую шею - грелась. Снег оседал на темно-пепельных волосах и ресницах. Всего в нескольких шагах заворчал тигр, ударил лапой в желании разорвать самурая - меч прошел совсем близко от прозрачных в снегопаде когтей. Посох бикуни опустился поперек полосатого загривка - зверь взвыл; извернулся избалованной и опасной кошкой … лапа ударила воздух и судорожно замерла у самой земли: катана распорола бок, оставив на серо-белом полотне шкуры и снега россыпь багрового бисера. Свободной рукой Арима стиснул глотку противнику; пальцы глубоко зарылись в густую шерсть. Тигр захрипел, но продолжал сражаться; они никак не хотели уступить друг другу, старый зверь, который считал не без оснований себя владыкой гор, и демон в облике человека. И когда в конце концов ветер сдул снежный занавес, а на черной проталине огромным сугробом замер тигр, трудно было понять, кому же досталась победа – Арима лежал в обнимку с недавним противником, по-прежнему сжимая ему горло.
Бикуни опустила посох, а Ньё, нервно отбросив в сторону поводья, кинулась к самураю. Цепочка неровных следов отметила путь девушки.
- Ньё, - мягко, но уверенно перехватила тонкую кисть Эйкуко. - Арима?..

(продолжаем вместе с Соуль)

[Соуль >>>]

Отшельница склонилась над воином. Прижавшись щекой к обмякшему боку зверя, тот попытался открыть глаза; узкие ноздри раздувались, впитывая запах добычи. Ньё рассерженно выдернула руку и вцепилась тощими пальцами в дофуку самурая, потянула к себе. Немое "нмм" вырвалось вместе с полупрозрачным облачком пара.
- Ньё! - повысила голос бикуни; йокай не обратила внимания.
Арима повернул голову, в желтых, ярких, точно раскаленные угли глазах было только одно желание. Бикуни подскочила к оборотню и оттащила прочь. Ньё зашипела, извернулась, едва не оцарапала хозяйку.
- Тигр твой, - мрачно сообщила отшельница и перехватила худые руки девушки. - Он - демон. Всё в порядке будет.
Чуть-чуть погодя к ним, ожидающим возле переминающейся с ноги на ногу лошадки, подошел Арима; шагал он увереннее, чем раньше, и даже появился намек на гордую осанку. Он вытер с губ кровь и протянул Ньё и отшельнице кусок свежей печени, мясо еще дымилось.
- Ешьте.
Отшельница вздохнула, молча отвернулась к серой лошадке и поправила седло, а йокай с немой благодарностью приняла мясо. Уже кошкой оттащила кусок в сторону и вгрызлась в него маленькими острыми зубами.

(все)

[Bishop >>>]

Деревня возле замка Окаяма,
третий дом слева по дороге
февраль 1601 года

- Дай поспать, Чиру, имей совесть... - невнятно пробормотал потревоженный самурай, приоткрыл слипающиеся глаза. - Опять будешь кусаться?
- Тяф, - острые зубы сомкнулись на крепком запястье.
Нет, кот будит иначе... Мицуке приподнялся, оперся локтем о жесткий валик подушки. В щель втекал прохладный утренний воздух, так что захотелось опять нырнуть под стеганое одеяло.
- Чего тебе?
Лисенок низко наклонил мордочку; беловолосая девочка села в стороне, кутаясь в чужое хаори - его так и не забрал вчерашний знакомец.
- Кем тебе Дайдай приходится?
- Дайдай?..
Кот - чтобы не мешать разговору, одолела скромность, что ли? - сел спиной к ним и стал глядеть на веранду. Но одним ухом прислушивался.
- А тебе?
Несчастье опустила взгляд на грязные ладошки, скрещенные на коленках, глубоко вздохнула, и...
- Мамой, - выговорила, не добавив привычного "кажется".
Если бы ее собеседнику на голову уронили куль с рисом, выражение было бы не такое удивленное.
- А отец - кто?

(+Соуль)

[Соуль >>>]

Девчонка развела руками и нахмурилась.
- Извини, глупый вопрос был...
- Ма-а! - вздохнул сокрушенно кот, не повернув головы к людям в комнате; он давно составил мнение о хозяине.
Мицуке поскреб в растрепанных волосах, может, искал в голове мысль, может, что-то другое.
- Ну... - промямлил он неохотно. - Когда-то она выторговала у меня жизнь.
Несчастье снова посмотрела на грязные ладошки.
- Почему она из-за тебя расстраивается? - утренняя обида потускнела, оставив дрожащую ленточку.
- Расстраивается? Дайдай? С чего ты взяла?
- Я так чувствую, - упрямо наклонила голову Несчастье.
Мицуке прикусил губу.
- Мы прожили с ней больше года, а потом она взяла и ушла. Ничего не объясняя. Не думал ее увидеть еще раз, но вот...
Йокай раздраженно дернула платиновую прядку, тихо ойкнула и перевела взгляд на воина. Внимательно рассматривала несколько секунд.
- Хочешь... - неуверенно пробормотала, - хочешь, я т-тебя к ней отведу?
- Ма, - утвердительно подсказал кот.
Мицуке покачал головой.

(и Биш)

Сообщение отредактировал Соуль - 2-08-2007, 16:44

[SonGoku >>>]

Застава Сакиё-ку,
январь 1601 года

На всех одиннадцати заставах столицы стражники не отличаются друг от друга; точно так же они греют руки над разведенным в длинном железном ящике огне в зимний мороз, точно так же прячутся под бамбуковым навесом от проливного дождя или палящего солнца, точно так же скучают, когда на дороге мало путников. Но все-таки на двух из них – Сакиё-ку и Укиё-ку – гордились тем, что они расположены по левую и по правую руку восседающего на троне императора.
Ничего, кроме осознания хоть какой-то причастности к далекому потомку Аматэрасу, положение им не давало, и в этот унылый серый день месяца мутсуки* года Кейчо рассматривать им оставалось только бурые холмы с пятнами грязного снега, корявое дерево, которое в темноте начинало напоминать раскорячившегося отощавшего демона, вершины близких гор да дорогу. Еще можно было считать крестьян из соседней деревни. За сегодняшнее утро в столицу прошло целых трое – дровосек с огромной вязанкой хвороста за спиной, разносчик с деревянным подносом на голове и нищий монах, который только чудом не заблудился в покрытых снегом горах.
- И это кайоби**! - пожилой стражник тщетно дул на окоченевшие ладони. – Смешно замерзнуть насмерть в день с таким названием!
Его молодой напарник проводил завистливым взглядом торговца; от накрытых деревянными крышками чаш поднимался горячий пар, наверняка, соба еще не успела остыть. Стражник украдкой сглотнул слюну.
- Еще кто-то едет, - сказал он, вглядываясь в серо-розовую дымку. – Верхом. Наверное, переночевали на горе Хиэй, а теперь спешат в столицу.
- Перевал закрыт снегом, - не поверил его старший товарищ.
Когда же необычные путники поравнялись со стучащими зубами от холода стражниками, выяснилось, что удивляться следовало иному. И молодой самурай, и отшельница, которая шагала рядом с его лошадью, держась за стремя, были закутаны в мягкий тигриный мех.

---
*mutsuki – январь
**kayobi – день огня, вторник

[higf >>>]

Снова оказавшись в приютившей их комнате, сацумец в очередной раз замер, на секунду забыв, что за ним следует гость. Видно, такое утро выпало, ничего не поделаешь! Те же деревянные стены, циновки на полу, подстилки в углу. И тот самый мрачный Мицуке - оно и неудивительно, вряд ли он спал больше получаса. Только вместо О-Санго в комнате появилась незнакомая девочка. С волосами цвета луны - такие он видел впервые. Потоптавшись пару мгновений, Тенкьё все же опомнился и вошел внутрь, наклоном головы приветствовав своего спутника, судя по всему, посланного - но не подаренного! - самой судьбой.
Тайкан оставил свою прохудившуюся амигаса рядом с обувью и прошел следом. Неторопливо, с чувством собственного достоинства поклонился Мицуке и девочке.
- Доброго утра.
- Утр-ра! - грозно повторил Мару - предупредил возможных желающих полакомиться им на завтрак, что так просто не дастся.
Монах присмотрелся к незнакомке, живо напомнившей ему историю Юки-онна. Эту, впрочем, можно было назвать разве что снежком. Нет, кто бы она ни была - человек или демон, - эта девочка точно не та непоседливая лисица из Шимоцуке. Новенькая? Что-то уж больно расстроен Мицуке, неужто сильно поссорился с Кагами?
Младенец, которому дали относительную свободу передвижения, плюхнулся на пол и круглыми глазенками вытаращился на светловолосую.

(c японским трио, Китти и Соуль - долго разбираться, где кто!)

[Далара >>>]

Девчонка вздрогнула, когда раздались шелестящие шаги. Обернулась, испуганно раскрыв темно-багровые глаза, и, помедлив, выдавила улыбку, нервную и одновременно доброжелательную.
- Доб-брое, - отползла назад, под защиту своего собеседника, и принялась разглядывать «гостей».
- Этот святой человек искал тебя, - быстро, почти оправдываясь, произнес Тенкьё, обращаясь к Мицуке.
Он с трудом сдержал вопрос, куда делась О-Санго, и откуда взялась новенькая... Но это было бы совсем невежливо. Он отошел в дальний, самый темный угол, резко ощущая свою неуместность.
- Тайкан, - представился монах, не только для пугливого, видимо, все-таки демона, но и для Мицуке, которому в ночной суматохе позабыл сказать новое имя; менять его он пока не собирался.
Монах расположился на циновке рядом с зевающем воином, что-то пробормотал попугаю. Оставленный сам по себе младенец встал на четвереньки и переместился поближе к заинтересовавшей его девочке. Ни на кого другого он и малейшего внимания не обращал. При виде этого зрелища хмурый сацумец вдруг широко улыбнулся, а потом, не удержавшись, тихо и мягко засмеялся. Несчастье насупилась и отодвинулась дальше, не сводя взгляда с ребенка. На некрасивом личике появилось почти враждебное выражение.

(Пока что с Хигфом и Соуль)

[Кысь >>>]

- Акяли, - сказал ребенок.
- Акари*, - не задумываясь перевел Тайкан.
- И даже он смеется, - всхлипнула девочка, прячась за сацумцем.
- Он же не над тобой, ему просто весело, - попытался утешить ее юноша.
Младенец снова уселся на пол и протянул ручонку к светловолосой. На круглом личике была написана целеустремленность. Ему очень хотелось поиграть с этими длинными блестящими ниточками на голове у светящегося, как ему казалось, существа. И почему оно все время убегает?
- Им всем весело. Над тобой никто и никогда не смеялся, что ты белый! - девочка с сомнением протянула ребенку руку, но - не коснулась.
Теперь Чон-тян не торопился, рассматривал пальцы с любопытством собаки, которой дали понюхать новую вещь.
- Это необычно... но красиво, - в голосе звучал искренний порыв; Тенкьё улыбнулся девочке. - Мне нравится!
- Правда?.. - застенчиво переспросила Несчастье и опустила взгляд.
- Конечно, - энергично кивнув, заверил Тенкьё, которому стало жаль девочку; она выглядела такой несчастной.

-----
*akari - свет, сияние

(имитирую Соуль... ну и всю остальную компанию)

Сообщение отредактировал Китти - 6-08-2007, 15:37

[higf >>>]

Тайкан и Мицуке негромко переговаривались в углу - монах сидя прямо и чинно, воин полулежа, под боком пристроился кот. Чужой диалог и чем именно занят ребенок, по-видимому, их не интересовало. А тот, понимая, что на него не смотрят, подобрался ближе, дотянулся и дернул-таки за манящие светлые пряди. Несчастье ойкнула и смущенно улыбнулась сацумцу, выпутывая из маленьких пальчиков младенца серебристо-белые нити. Юноша посмотрел на Мицуке, на внутренний и внешний дверные проемы - не видно ли О-Санго. Затем взгляд блестящих черных глаз вернулся к собеседнице, и вновь из озабоченно-нервного лицо стало спокойным.
- Видишь, ему тоже нравится, - в мягком голосе слышались успокаивающие нотки. - Иначе б не трогал. Как тебя зовут?
Девочка перекинула волосы через плечо - подальше от ручек ребенка - и потеребила складки хаори.
- Несчастье.
Удивленно приподнялись брови, расширились глаза. Затем молодой человек неодобрительно поморщился.
- А я Тачибана Тенкьё, - негромко, ведь Тайкану он сказал лишь имя. - Кто же тебя так назвал?
Из угла раздался недовольный бас:
- Отстань от моей дочери.

(толпа)

[Далара >>>]

- Твоя дочь? - юноша уже не удивился, только посмотрел на Мицуке. Наверное, запас удивления на сегодня закончился. - Хочешь, чтоб я не говорил с ней?
- Хочу, чтобы перестал ее донимать, - пояснил мавашимоно, скрывая зевок ладонью. - Если заплачет, пеняй на себя.
Сацумец посмотрел на девочку, подумав, в каком случае она скорее заплачет, и кивком согласился пенять на себя.

Монах отвернулся, скрывая веселье при виде Мицуке, ревностно охраняющего дочурку. Пожалуй, Тенкьё здесь ничего не светит. А мать, видимо, как всегда, то появляется, то исчезает одной ей ведомо куда.
- Ты ведь не только за жизнью Кобаякавы шел, верно? - по-прежнему тихо спросил Тайкан.
Бугейша отмахнулся от имени незадачливого хозяина замка, будто от комара.
- Предателей никто не любит, - сказал он. - Он подарил Токугаве победу, и вот награда... Нет, я иду не за ним.
Краем глаза Мицуке следил за беловолосой девчушкой в слишком длинном - до босых пяток - хаори. Кот успокоительно положил лапу на руку хозяина: не отвлекайся, если что - справлюсь сам.
Тайкан задумчиво смотрел на крыльцо и расчищенную от снега дорожку.
- Скоро придет весна, время Дракона. Ты тоже его вспомнил?

(к компании присоединился Бишоп)

[Bishop >>>]

Младенец нашел в дальнем углу погремушку, и оглашал всю комнату радостными звуками под короткие, но меткие высказывания попугая, которому игрушка демонстрировалась со всех сторон. Мицуке порылся в платке-фуросики, куда завернул, переодеваясь, немудреные вещи, достал смятый, увядший цветок. Тень старого дерева на бумажной перегородке казалась нарисованной черной тушью.
- В этом году слива зацвела слишком рано. Хранитель востока напомнил о данном ему обещании.
Словно подтверждая его слова, с крыши сорвалась капель, пробарабанила по доскам веранды. Монах не удовлетворился созерцанием просыпающейся природы изнутри комнаты, а может, здесь было слишком шумно. Отодвинув перегородку, он подождал Мицуке, прислонившись к тонкой раме. Расселись на сухих, едва теплых от согревающего весь дом кухонного очага досках: Тайкан чуть наклонившись вперед и прикрыв глаза, Мицуке лениво откинувшись к деревянной стене.
- Честно говоря, - продолжил разговор монах, - когда мы разошлись, я думал, он воспользуется возможностью оставить меня в стороне. Помню, он не был рад моему присутствию. По сути, я сам навязался. - В улыбке не было и капли монашеского смирения. - Настоятель предлагал не обращать внимания на эти сны, но уж очень они были настойчивы. И вот теперь явился ты.

(Китти, Соуль, Далара, Хигф)

[Кысь >>>]

О-Санго появилась только спустя время, зато не одна, а в компании внушительного блюда, заставленного кувшинчиками, плошечками и чашечками поменьше. Осторожно опустила конструкцию на стол, и только тогда позволила себе удивиться гостям. Характерная складочка между бровей и поджатые губы сменились радушной улыбкой. Девушка легко подняла младенца на руки, изолировав таким образом от девочки постарше, но говорить предпочла с ней.
- Вы голодные?

Второй поднос, не такой большой, с тремя плошками, в двух горячий суп, в третьей немного сушеной рыбы, принесла на веранду уже сама хозяйка. Должно быть, решила, что монаху, да еще столь почтенному - как же иначе? такой молодой, а такого высокого положения! - надо бы услужить получше. Мицуке грел ладони о свою чашку, прислушивался к оживленным голосам за тонкой перегородкой.
- Просто здесь легче всего найти корабль, не идти же пешком через половину острова.


(тоже куда-то туда =))

Сообщение отредактировал Китти - 6-08-2007, 15:43

[Bishop >>>]

Тайкан кивнул, соглашаясь, и громко захлюпал супом, давая понять хозяйке, что ее заботу оценили. Довольная женщина вернулась в кухню. Из комнаты донесся восторженный визг младенца.
- Как бы то ни было, ты здесь. Получается, что за два с половиной года сами Хранители ничего не смогли сделать с нарушенным равновесием.
- Может быть, им недосуг?
- Может и так. Рыба вкусная.
Мицуке выудил палочками кусочек сушеной рыбы, размочил в супе и протер им стенки почти опустошенной плошки. Вторя звону капели, в кустах зачирикала птаха.
- Куда именно мы идем? - осведомился Тайкан, сложил уже ненужные палочки.
- В Акамагасэки, что на Данноура.
- Почему туда?
- Почему бы нет? Надо же с чего-то начинать.

(вдвоем, но - при всеобщей поддердке)

[Grey >>>]

Ждать пришлось долго, но в этом и был весь смысл. Нужно было дождаться, когда все уляжется. Когда стихнут крики, когда над головой перестанут стучать шаги стражников, пока стонущего хозяина замка не унесут обратно в покои, а нерадивые охранники не обшарят каждый метр двора, после чего не решат, что все-таки упустили всех убийц, шиноби и йокаев, удостоивших сегодня визитом это место.
Горизонт слабо заалел, когда почти сломанная дверь распахнулась и под грохот опрокинутого люка из деревянного строения для естественных надобностей выбралось странное существо. Существо имело человекоподобное тело, но на этом, в принципе, сходство и заканчивалось. Задержавшись возле буйно растущих рядом с выгребной ямой крохотных ромашек, выгребной монстр сорвал несколько штук и заткнул их за правое ухо. Еще несколько цветов в беспорядке украсили грудь и "лицо" существа.
Пока старшие товарищи мирно сопели в караульном домике, молодой стражник, оставленный у ворот в утреннюю смену, лишний раз прокручивал в голове вес те бредни, которые несли воины, что дежурили здесь ночью. Чего только не придумают нерадивые стражи, чтобы оправдать свою оплошность. И демоны, и призраки, и чарующая музыка, и прочий бред.
Посмеиваясь над неудачливыми соратниками, воин обернулся к раздавшимся сзади шагам и замер, как вкопанный.
- Ты... кто? - острие нагинаты уставилось в грудь непонятной твари, вперевалку шагавшей по каменной дорожке.
За собой существо оставляло отчетливые следы, а когда юноша учуял тот дикий запах, что исходил от создания, и понял из чего оно состоит, то чуть не лишился чувств.
- Не видишь что ли? - неразборчиво булькнуло нечто. - Сортирный каппа!
- Чего? - лицо стражника непроизвольно вытянулось.
- Того! Будешь мешать, утяну тебя к себе в выгребную яму, когда пойдешь облегчиться, понял?!
Перспектива подобной смерти быстро предстала в развитом воображении сторожа, и перспектива ему эта очень не понравилась. Сделав шаг в сторону, он пропустил вонючее чудовище к воротам, монстр неторопливо зашагал дальше, делая каждый новый шаг с характерным чавкающим звуком...
Говорят, что еще долгие годы в замке Окаяма жил странный воин, который никогда не посещал общепринятого отхожего места, предпочитая уединяться в лесу для этих дел.

Сообщение отредактировал Grey - 8-08-2007, 9:11

[SonGoku >>>]

Маленький рыже-бурый зверек, не просыпаясь, наморщил черный влажный нос и чихнул. В его сладкие сны, где высились горы сочных алых слив, отдельными холмами поднимались кучки грибов и свисали гроздьями зрелые финики, вторгся запах, превративший благодать в ночной кошмар. Чтобы ни пытался ухватить тануки зубами, все становилось не то чтобы несъедобным... просто есть это совсем не хотелось.
Йокай чихнул в последний раз, открыл глаза и увидел перед собой чудовище. Монстр ронял комья дурнопахнущего чего-то, был коричневым с головы до ног, а из-за ушей у него торчали первые весенние цветы.
Тануки на всякий случай прикинулся кустиком.

[Кысь >>>]

Рыжая кустиком прикидываться не стала, а просто отскочила на безопасное расстояние и попыталась зажать нос лапой.
А черный жеребец и вовсе сначала решил укусить незваного гостя, но даже героический Демон-У не сдюжил.
- С-с-с-пасите! - донеслось из переплетения веток.
Лиса предприняла героическое усилие по вытаскиванию тануки из непосредственной близости к куче де... испачкавшемуся соратнику. Отдышавшись, снова попыталась как-то обезопасить несчастный орган обоняния.
- Надо пдевдатиться, - прогундосил рядом тануки. - У дюдей не такой остдый дюх.
Лиса перекувыркнулась, оборачиваясь мальчишкой, и тут же указала пальцем куда-то в сторону кустов.
- Ручей там. Только потом быстро сматываемся. Ниже по течению деревня...
Второй пацаненок, пониже ростом и покруглей боками, понятливо кивнул.
- Надо его уронить в ручей! - догадался он.
- Не надо. Чтобы уронить, надо сначала поднять... или толкнуть, - поморщился первый.
- А если кидать камнями?
- Может ответить.
Переговариваясь, йокаи удалялись к ручью. Демон-У, грозно косивший глазом на вонючку, старался держаться рядом.
- Подговорим его, вдруг лягнет?
Жеребец дал понять, что лягнуть он всегда горазд, но, скорее всего, одного низкорослого умника.
- После тебя не придется копыта чистить, - перевел Юки.
Дынька ужасно растроился. Когда грязевой монстр приблизился, в нем проявились знакомые черты, но как маленький йокай ни уговаривал себя, он все равно не мог поверить, что это их знакомый музыкант.
- Что же делать?
- Может, он сам догадается помыться? - задумчиво предположила лиса.
- А он видит, где вода?
- Он видит, где мы. Значит, мы идем в нужную сторону.
- Будем заманивать?
Юки одобрительно кивнул.

(и тануки =))

[higf >>>]

Пора было собираться в дорогу. Отряд резко и внезапно увеличился, а суматоха выросла еще больше. В этой суете, местами - и заметными - бестолковой, Тенкьё стоял все там же, где оставила его Несчастье, вышедшая наружу после слов Мицуке. Он нахмурился, скрывая чувства за сведенными бровями.
Под одеждой мешала книга, но девать ее было некуда, по той же причине, что избавляла от хлопот - собирать сацумцу было нечего, вещи так и ограничивались взятыми на вечернюю прогулку по Киото... Вскинув голову, он увидел, как Мицуке расплачивается с хозяйкой дома, закусил губу и опустил голову. Задумавшись, помрачнел теперь уже по-настоящему.
Улучив момент, когда около высокого самурая никого не было, Тачибана, подойдя, негромко, торопливо сказал ему:
- Мицуке-доно, я хотел бы поговорить по поводу нашего дальнейшего путешествия...
Долговязый мавашимоно оглянулся; он затягивал пояс, поэтому был немного задумчив. А может - спросонья.
- Так говори.
- Я не хочу быть обузой в этом путешествии - вы тратите свои деньги, - Тенкьё старался говорить быстро.
Сквозь пелену во взгляде пробивалось что-то осмысленное, но - так и не смогло.
- Считаешь, что доберешься до дома один? - удивился Мицуке. - Хорошо.
Между мужчинами скользнула беловолосая тень.
- Тенкь-ё, а обычные имена что-то обозначают? - Несчастье дернула сацумца за край хаори. - И почему?
"Если бы я мог быть чем-то полезен" - собирался сказать юноша, не глядя в лицо собеседника. Руки мяли одежду. Когда перед ним возникла девочка, он постарался скрыть досаду и только почти беспомощно глянул на Мицуке, затем перевел взгляд на беловолосую. улыбнулся.
- Все имена что-то значат. Зачем человеку набор звуков без смысла?
- Его имя - "власть небес", - пояснил мавашимоно, не удержался, добавил: - Или - "лунатик". Мое - "страж столицы".
Девочка повернулась к Мицуке - хаори Тенкьё так и не отпустила: убежит еще.
- Мицуке-доно, а правильнее будет первое или второе из значений?

(с Бишопом и Соуль)

[Bishop >>>]

Рослый мавашимоно присел на корточки рядом с необычной малышкой.
- Смотря как написать, - он взял прутик и вывел на песке несколько кандзи. - Вот это слово "столица". А вот это - "сутра". Но читаются они одинаково. Так что если ошибиться в написании, то изменится и значение. И суть того, кто носит имя.
- Понятно, - кивнула девочка и постаралась запомнить знаки. - А его?
Указала на сацумца.
Влажный песок у веранды украсился новыми надписями.
- Вот это - "небо", вот это "власть". Вместе получается Тенкьё. А если написать вот так... "безумие" и "охваченный безумием"... получается сумасшедший.
- Ему не повезло с именем.
- Точно!
Сацумец через силу усмехнулся.
- Мне нравится моё имя, - он вздернул подбородок. Хотел стереть ногой надписи, но не стал.
Девочка посмотрела на Тенкьё и улыбнулась.
- Не расстраивайся. Тебя тоже не хорошо назвали, но это только имя. Зато ты не белый... Но тебя всегда можно извалять в снегу.
- Не всегда можно предсказать человека по имени, - сказал сацумец. - И не обязательно брать худший вариант. И не всем быть белыми. Ты - необычная. Зачем быть, как все?
Хихикая, Мицуке наклонился к уху девочки, прикрыл рот ладонью.
- По-моему, его имя пишется вторым способом, - прошептал он.
Несчастье счастливо зажмурилась, соглашаясь.
Тенкьё подозрительно посмотрел на них, мотнул головой.
- Я готов в путь. Могу ли что-то сделать, чтоб... не быть лишним?
Мицуке рассеянно кивнул. От белоснежных, напоминающих усыпанные бутонами длинные ветки волос девочки, пахло не вишневым цветом, а мускусом. Совсем как у ее матери.

(с Соуль и Хигфом)

[Соуль >>>]

Девочка обиженно отпустила чужое хаори и поймала руку Мицуке.
- А Дайдай?
- Дайдай?..
Небо над их головами было высоким, с легкими перышками облаков
- Я хочу ее снова увидеть, еще раз поговорить, но... - самурай помолчал. - Мне доверено дело, которое не могу отложить. Может быть, если ты пойдешь с нами, Дайдай тоже появится?
Несчастье опустила голову, почти незаметно кивнула и побрела в сторону дома. Дайдай... а, все равно она не заметит даже.
- Эй! - окликнул ее мавашимоно. - Это было согласие или отказ?
- Согласие, - тихо вздохнул ребенок.
Сацумец взглянул вслед девочке, потом на хмурого спутника. Он выглядел растерянным.
- Проклятье... - пробормотал Мицуке, глядя, как рыжий кот трется о ногу Несчастья.
Тайкан с проникновенным видом ходил вокруг бани; вносил свою долю платы. При взгляде на него на душе чуть-чуть полегчало, но не очень. То ли февраль напомнил о себе холодком, то ли от грусти Мицуке поежился.
- Хочешь быть полезным, так придумай что-нибудь, - раздосадовано посоветовал посланник великого военачальника спутнику.
Девочка в стороне от них присела, гладя кота - попыталась ему в качестве игрушки подсунуть заплетенную в косицу белую прядь. Чиру вспомнил молодость, резвился по-детски, высоко задрав половинку хвоста.
- Пойду помогу, - пробормотал Тенкьё, и направился за Несчастьем. Может, и О-Санго нужно что-то?
Каждый раз, когда снежная кисточка оказывалась слишком близко к зверьку, Несчастье, дразня, поднимала руку - лоскуток трепетал высоко над кошачьей мордочкой.

(подключаем логику и - методом исключения: с Хигфом и Бишопом)

[Далара >>>]

Хозяйка сильно обрадовалась, что досточтимый монах желает в качестве оплаты за свою часть еды помочь справиться с демонами, поселившимися в бане и частенько донимающими и хозяев, и постояльцев.
- Они такие проказники, то полотенце утащат, то мыло раскидают по всему полу, - жаловалась почтенная женщина. – Никакого сладу с ними, уж из соседней деревни колдун приходил, но они как безобразничали, так и продолжают.
Хозяйка, очевидно, верила в могучую силу Тайкана. Оставалось надеяться, что демоны тоже в нее поверят и решат уйти сами. Пока Мицуке расплачивался за своих, монах оглядел младенца. Насколько он мог судить, у того было пока что все хорошо. Попугай исправно нес вахту, и в случае чего... Тайкан поморщился – двойной вопль он уже слышал и был уверен, что звук такой мощи способен поднять из могил всех усопших.
Подметя дорожку волочащимися по земле краями роскошного кьютая, буддист прибыл ко входу в баню. Во всей этой замысловатой многослойной одежде была несомненная польза – замерзнуть ему не грозило точно. Хозяйка благоговейно следовала по пятам. Внутри небольшого добротно сделанного помещения Тайкан взялся за дело. Поддернув рукава, скрывающие руки вплоть до кончиков пальцев, он извлек веер, величественно раскрыл и даже начал вспоминать начальные слоги подходящей сутры, когда сквозь дверной проем увидел на веранде юную дочь Мицуке. Без сомнений, обакэ.
- Да не причинит Будда вред, - пробормотал беглый послушник и решительно перешел в другой угол бани.
Хозяйка опасливо переминалась с ноги на ногу у входа, не решаясь войти и не в силах сладить с любопытством. Самому Тайкану подобные действия всегда напоминали танец, и теперь он еще больше уверился в справедливости такого сравнения. Обойдя все внутри, он вышел наружу, прошел вокруг строения. Веер словно сам по себе порхал в пальцах, больше привычных к мечу. Движения под ритм, звучащий лишь в мыслях, захватили Тайкана настолько, что завершал он их с сожалением. Даже в монастыре нечасто бывало так спокойно.

[дон Алесандро >>>]

Ставка Токугавы. Ночь.


Токугава шёл по какому-то городку, а может это был огромный город, город, по которому он бродил уже, наверное, целую вечность, а может, он просто ходил кругами по одним и тем же улицам, пустым как бутылка горького пьяницы. Здесь постоянно были сочные сумерки, когда солнце уже село, но его лучи ещё пробиваются из-за горизонта, но никто не зажигал фонариков или факелов, а окна домов были темны и казались давно заброшенными, все двери домов были плотно закрыты и не поддавались каким бы то ни было попыткам их открыть. В переулках между мрачными домами чуть клубился туман, в котором то появлялись, то пропадали смутные тени каких-то фигур. Но при этом стояла абсолютная тишина, поэты любят называть такое - кладбищенской тишью, но даже на самом тихом кладбище есть место звукам: листва, насекомые, случайные птицы. В городе же, тишина была абсолютной, даже ветер обходил стороной это место, тишина давила, казалось, в ней тонет даже звук собственного дыхания. Но Токугава шёл, уже начали болеть ноги и хотелось пить, но он шёл и шёл, куда и зачем военачальник не знал, но шёл, просто чтобы не стоять на одном месте. Он уже пробовал останавливаться и просто сидеть или пытаться медитировать – тщетно, стоило хотя бы просто остановиться, в голове начинал звучать настоящий хор разномастных голосов:
- Тот человек, что упорен и талантлив, однажды подойдет к высшему постижению!
- И однажды он станет близок к своему совершенству и готовности постичь Знание!
- Учение Будды распространяется везде по всей Поднебесной!
- А мы ликуем от того, что и наше учение пришло от тех же предков!*
Строки были хорошо знакомы Токугаве, но их читали разными голосами, с разной скоростью и тембрами, в его голове они сливались в жуткую, безобразную какофонию. Поэтому он шёл.

Иэясу не понимал, как оказался здесь, но это казалось естественным, правильным. Была важная причина, только никак не вспоминалось - какая. Вот как только вспомнит, так сразу и исчезнет отсюда, все будет нормально. К слову, как это? Надо сосредоточиться, но на ходу не получалась, будто и мысли глохли в этом месте – умершем, а может, никогда и не жившем. Остановившись, он чувствовал, что вот-вот все поймет, нужно лишь мгновение, но проклятые голоса тут же сбивали, грубо раздирали тонкую ткань воспоминаний.
Чье столь изощренное, вывернутое наизнанку воображение заставило священный стих делать то, что противоречит его сути? Токугава пытался воззвать к высшим силам, но в этой тишине его, наверное, не слышал Будда во всех своих многочисленных воплощениях, глухи остались и все ками.


* Токугаве читают "Речитатив в Семнадцать Иероглифов Горы Суншань" - это стихи для настройки на медитацию/думы.

(и Хигф)

[Далара >>>]

Но вдруг тишину разрезали звуки фуринов, и будто отвечая звону колокольчиков, на домах стали загораться фонарики, образуя настоящую аллею, будто зовя за собой куда-то.
Властитель обрадовался. Ступил вперед, меж фонарей – с уверенностью, что ничего с ним не случится. Почему? Кто-то обещал, уверял в этом... Кто, как? Не вспомнить.
Гудевшие ноги делали шаг за шагом, глухо постукивая гэта по мостовой – кажется, он начал слышать свои шаги! Надежда, что путь закончится, зажгла огонек в глубине глаз – там, куда он никому обычно не давал заглянуть
Дорожка из фонарей вела куда-то в глубь города, с каждым шагом тишина и сумрак отступали, а к звуку фуринов прибавились тихие отголоски музыки, мало помалу музыка становилась громче и Токугава прибавлял шагу. Вдруг, когда он свернул за угол на очередном перекрёстке, его взору открылась удивительная картина - огромная идеально ровная круглая площадь, залитая светом и уставленная столами, на столах громоздились горы всяческой снеди, они просто ломились от блюд, а прямо в центрах столов стояли небольшие фонтанчики которые извергали настоящие потоки сакэ, китайского вина и прочих напитков, отовсюду слышалась весёлая музыка, а курильни исторгали целые облака благовонных ароматов.
Подойдя к столам ближе Токугава заметил странную вещь - пища и вино поднимались в воздух и исчезали в никуда, будто их никогда и не было.
Уставший человек огляделся. Его смутило отсутствие людей, но, раз их не было во всем городе... Так, кстати, почему он тут? Нет, снова не вспомнилось. Дома оставались все такими же темными. Даже казалось, что свет на площади сделал их еще мрачнее и бесприютнее. Показалось, что от них исходит тоска, почти живая. Ведь получаются обакэ из брошенных вещей, почему ими не могут стать оставленные дома?!
Однако запах пищи перебил эту мысль.
Иэясу был голоден, но еще больше хотел пить. Одной рукой он проворно схватил с ближайшего стола не успевший исчезнуть о-данго**, а второй маленькую чашечку с вином.
На руки выше запястий резко опустился конец посоха; выбитая чашечка с громким стуком упала на стол, расплескалось вино; сласть упала рядом.
- Не стоит есть то, что не предназначено в пищу, - раздался уже знакомый хрипловатый голос; вид у колдуна был суровый.
Лакомство обернулось двумя вырванными с корнем человеческими глазными яблоками, насаженными на палочку. Еда и питье вокруг одно за другим превращались из аппетитных кушаний в куски человеческих тел – жареные, печеные и вареные, украшенные сгнившими водорослями. За столами сидели огромные демоны-тэнгу, черти и бесы, они и гоблины, и все они с шумным чавканьем и омерзительным хлюпаньем пожирали расставленные на столах "явства".

(еще Дон и Хигф)

--------------
** О-данго - маленькие рисовые колобки, насаженные на деревянные палочки и политые соусом

[SonGoku >>>]

Лицо сморщилось от испуга и брезгливости, показалось, что сейчас Токугаву стошнит, но он справился с собой. Зато вспомнил.
- Ты обещал, что все будет в порядке, защитить меня! Что это за место? Забери отсюда! – властитель Островов попытался схватить за рукав колдуна, как мальчик за одежды матери.
Тошимару стряхнул его пальцы.
- Возьмите себя в руки. – Приказной тон должен был отрезвить. – Я обещал, что Тайра Акаихигэ не причинит вам вреда, он и не причиняет. Идите до конца и увидите то, что вам хотят показать.
Токугава на удивление быстро справился с собой. Впрочем, на удивление ли? Он держал страну в железной руке. Точнее, клещах.
- Хорошо, я готов, - снова с сухостью и некоторой надменностью в голосе, глядя на преобразившуюся площадь.
Колдун поднял руку с почерневшим от времени посохом. На темном дереве проступили огненные ниточки, сложились в замысловатый рисунок. Медленно, будто прислушиваясь к чему-то, Тошимару направил посох в темноту. Начали по очереди зажигаться фонари в два ряда. На освещенной бумаге четко вырисовывались пожелания – на каждом фонаре отличное от других. Мостик света во тьме уводил вдаль.

Иэясу повернул голову, вопросительно посмотрел в непроницаемое, как маска, лицо колдуна и шагнул по дороге между рядами желтоватых огней. Вот первые фонари остались за спиной. Сколько их? Стук – Тошимару опустил посох на землю. Костяшки узких пальцев побелели от напряжения, глаза воинственно прищурены. Рядом с основательным Токугавой колдун выглядел узловатым деревом, победившим все непогоды.
- Вперед, великий сегун. Нас ждут.

(как ни смешно, но меня пока тут нет, зато есть Далара, Дон и Хигф)

[дон Алесандро >>>]

Ни времени, ни расстояния, шаги бесконечны. И все же путь кончился. Впереди высились покрытые красным лаком ворота под черепичной крышей. Вход охраняли два суровых каменных льва, демонстрируя готовые открыться пасти с острыми клыками. Попытка понять, куда ведут врата или хотя бы в чем они проделаны, была тщетной. Не видно было ни стен, ни деревьев - будто мир исчезал за пределами дороги, растворяясь в чернильной тьме. Тем не менее было в этом строении что-то неуловимо знакомое, как полузабытое воспоминание детства.
- Нам надо войти? - голос полководца был усталым, но вполне спокойным. - Ты уверен, что это не ловушка?
- Не о чем беспокоиться, - заверил правителя колдун, но сквозь безмятежный вид пробивалась толика волнения.
Ворота остались позади, фонарей стало гораздо меньше, но вместо чернильной пустоты вокруг двоих людей заклубился густой туман. В нем появлялись и исчезали силуэты зданий, кустов и деревьев, но Тошимару на них не оглядывался. Вымощенная булыжниками дорога вела вперед.
Здание под высокой крышей с загнутыми краями. Снова блестящие алым лаком столбы. На лице колдуна улыбка узнавания.
- Восемь холмов, - он как будто рад находиться здесь.
- Ты знаешь это место? - Токугава, подойдя, оперся о столб рукой - усталость давала о себе знать все сильнее.
- Да.
Круглые, по-птичьи внимательные глаза шамана блестели азартом.
- Что там? - в битве, в интриге - всегда и везде нужна разведка, сведения.
- Не слишком ли много вопросов? – Тошимару не разделял чрезмерного осторожничанья оробевшего вдруг военачальника. – Войдите или оставайтесь тут.
Видя, что колдун не намерен отвечать, Иэясу пожал плечами. Оставалось надеяться, что Тошимару действительно нужно то, что он запросил, но пока еще получил лишь обещание.
Что ж, пусть выполняет роль йоджимбо*** - подумал властный старик, величественно ступая внутрь.
Перед алтарем спиной к Токугаве сидел одетый в красное с белым человек. Изящная рука держала кисточку для письма, рядом на полу стоял ящичек для письменных принадлежностей. Распущенные длинные волосы искрящейся черной рекой стекали по спине.
- Позвольте нарушить ваше уединение - официально произнес Токугава, гадая, кто это может быть.
Человек перед алтарем повернул голову, склоняя ее в легком поклоне; точеные черты молодого лица будто смазались при движении, стали мягче.
- Будьте моим гостем.
- Нашим гостем! - насмешливый голос Тайра но Акаихигэ раздался из-за спины Токугавы.


*** yojimbo - телохранитель.

(а теперь есть все!)

[Далара >>>]

- Я вижу, вы знаете, кто я, - высокомерие Иэясу было скопировано у тех, чья слава насчитывала много столетий... и кто теперь оказался ниже. - И я знаю, кто ты, но ты не сможешь причинить мне вреда. Не мешало бы представиться и твоему юному спутнику.
Токугава бросил беспокойный взгляд назад - следует ли за ним Тошимару, отступая при этом к стене и поворачиваясь так, чтоб хотя бы искоса видеть обоих собеседников. Тошимару держался тени, но присутствовал. Молодой человек в алом нахмурился; между правильным разлетом бровей, над переносицей легла почти незаметная складка.
- Доверить самое короткое и действенное заклинание тому, кто жаждет власти, равной богам? За кого меня принимает великий военачальник?
- Редким смертным дано сравняться с божествами, - голос был исполнен смирения, но острый взгляд противоречил ему. - Тогда скажи, как к тебе обращаться. И что я должен тут увидеть, - добавил Токугава с сухим смешком, снова устало опираясь о стену.
- Разве ты слеп? - улыбнулся молодой человек, завершая строку на табличке и откладывая кисть.
- Я тебя знаю, - нахмурился военачальник. - Но в этом странном месте... Я не могу вспомнить. Что ты пишешь?
- Я боюсь, он видит только то, что мы хотим, - дайме Акаихигэ вышел из-за спины сёгуна, он был одет в роскошное придворное кимоно ярко алого цвета, в руке он держал ветку усыпанную цветущим жасмином. - или чего хочет он сам, но не знает чего именно он хочет.
Голос Акаихигэ был полон насмешливых ноток.
В улыбке молодого человека у алтаря отразилась схожее выражение; как будто он был зеркалом, отражающим лицо того, кто заглядывает в него. Слишком темные ресницы опустились почти призывно.
- Он боится.
- Конечно - аристократ улыбнулся, его улыбке позавидовала бы акула-людоед.
Дайме повернулся к военачальнику и взглянул ему в глаза.
- Он думает, что защищен, вернее хочет так думать, но в глубине его души я вижу страх, страх, что переоценил колдуна Тошимару, страх, что неодоценил дух Тайра, страх, что сделал неверную ставку... но тут он не оригинален.
Акаихигэ весело засмеялся и отвернулся от "собеседника"
- Я тебя знаю, - нахмурился военачальник. - Но в этом странном месте... Я не могу вспомнить. Что ты пишешь?
- Стихи. Но у меня еще плохо получается.
- Это дар ками - хорошие стихи... Ты опять насмехаешься, мертвец, - скрывая боязнь, Токугава высокомерно поднял голову. - Ты только говоришь. Зачем вы привели меня сюда?

(и дальше тоже все)

[SonGoku >>>]

- Скажем ему? - улыбаясь, безымянный молодой человек покосился на Акаихигэ.
Ожидание наполнило душу. Объединитель Японии снова оглянулся в поисках колдуна; он боролся с искушением присесть.
- Да, это будет забавно - улыбка играла на лице Тайра.
Он приблизился вплотную к Токугаве и прошептал на самое его ухо:
- Иногда, в птичьи гнезда откладывают яйца змеи, а птицы высиживают такие яйца и прижимают их прямо к сердцу, но змея есть змея и она жалит, однако не стоит винить её, так как она змея, или даже змей.
Сказав это, Тайра отстранился от Иэясу и расхохотался.
- Прочь! - отшатнулся от него Токугава с негодованием и отвращением. - Я не дам никому предать себя! Изменник поплатится раньше, как поплатился ты! И я убил бы тебя второй раз!
Хохот Тайра стал совсем безумным.
- Да! Ты убил! Но вот так просто тебе не уйти! - Акаихигэ взмахнул веткой жасмина что держал в своих руках, лепестки стали мгновенно опадать и отлетать от ветки, но они не падали на пол храма, они кружили вокруг Акаихигэ в каком-то непонятном ритме, когда ветка совсем облетела, Тайра вскинул руку в сторону Токугавы и произнёс:
- О да, ты никому не позволишь себя предать, но сам ты никогда не отказывал себе в этом удовольствии!
Аристократ поднял руки и лепестки хлынули в разные стороны, но отлетев на некоторое расстояние они повернули к Токугаве, Тайра хлопнул в ладоши и лепестки вспыхнули фиолетовым пламенем, а из пламени стали рождаться образы людей, вот появился Тоётоми Хидзёши, вслед за ним его сын, вот один за другим появлялись члены семей Мори и Шимадзу и многие другие, духи вставали один за другим, они тянули руки вперед, но чего-то ждали, будто какой-то команды.
- Он. Ваш. - прошептал дайме Акаихигэ и выпустил из своих рук ветку и как только она коснулась земли тени умерших с утробным воем бросились на Токугаву.
Смертельная бледность - точками, пятнами, растя и сливаясь, покрыла лицо властителя перед призраками своего совсем недавнего прошлого. Он попятился, но деревянная стена остановила, не пускала назад. Иэясу обнажил катану, раздался отчаянный крик:
- Это не... я... ты не можешь!.. Тошимару!!

(большой квартет)

[дон Алесандро >>>]

Между призраками и военачальником встал молодой человек, словно знал, что приснившийся Токугаве меч не сможет причинить ему самому никакого вреда.
- Страх - худший советчик.
Шипящий разряд молнии на мгновение погрузил сцену в слепящий свет. Призраки испуганно шарахнулись в стороны. Фигура колдуна выросла до невероятных размеров, за спиной обозначились громадные крылья. Взметнулся посох. Гремящий голос, ввинчивающийся в центр человеческого существа, читал многосложное заклинание.
И вдруг разом все кончилось - Тайра, неизвестный, призраки, храм, все пропало, остался лишь полог походного шатра и тяжелое прерывистое дыхание самого Иэясу. Голова раскалывалась от боли.
Он проснулся, вскинулся, садясь, оглянулся вокруг полубезумным взглядом, едва заметив Акиру, и сжал голову руками – не то для того, чтоб не раскололась, не то, чтобы не дать ускользнуть видению. Чувства смешались так, что их бешеный вихрь вытеснил все мысли под аккомпанемент уколов в виски.
- Дурной сон? - со смутно знакомой улыбкой спросил мальчик.
Иэясу уставился на него невидящими глазами, затем взгляд обрел ясность, хотя щека чуть подергивалась.
- Очень. Я видел призраков и... – Так кто-то улыбался. Там. - А тебе ничего не снилось?
- Нет, - покачал головой мальчик в красной одежде, какая положена его положению, и сладко зевнул. - Я не вижу снов.
Два имени встали рядом.
- Хотел бы я этому научиться, - старик снова потер виски. – Ты ведь хорошо знал Тайра но Акаихигэ?
Мальчик выбрался из-под одеяла и присел рядом; откуда-то из рукава достал гребень. Растрепавшиеся во сне волосы грозного военачальника не слушались, но Акира был упрям и начинал каждый раз сначала.
- Да, - наконец ответил он.
Голос Токугавы стал мягче, он положил руку на плечо мальчика. Головная боль понемногу отступала, словно гребень приводил голову в порядок и внутри, а не только снаружи.
- Что вас связывало? И связывает ли сейчас?
- Он был добр ко мне... Он был добр к тому, кем я был когда-то.
Иэясу медленно покачал головой, не зная, что сказать.
- Ты не пожалеешь, что оказался здесь. И я тоже. Наверное, - последнее слово он прошептал так тихо, что сам себя не расслышал.

(все и сразу)

[SonGoku >>>]

Киото, зима

После обильного снегопада и первая в этом году оттепель получилась бурной, почти что весенней, а в столице и вовсе пошел дождь, который смыл с улиц снежную кашу вместе с грязью. Сенскэ намазывал клеем тонкие планки, подготавливая их для того, чтобы хозяин маленькой лавочки, мастер Шинмичи, сотворил из них и кусочков цветной бумаги веера на продажу. Время от времени нерадивый подмастерье, заскучав над работой, начинал поглядывать на улицу; ветер раскачивал легкую бамбуковую занавеску, открывая лучший обзор, а взамен забрасывая время от времени пригоршни мелкой водяной пыли. Лавочка располагалась неподалеку от моста Ичиджо, и поэтому Сенскэ надеялся увидеть, не пройдет ли по улице странный человек, который по слухам поселился неподалеку – за мостом, на другом берегу реки. На створках давным-давно некрашеных, светло-серых от дождей и солнца ворот, запертых уже который век, еще можно было (хоть и с трудом, лишь как следует приглядевшись) различить небрежно нарисованную пятиконечную звезду. Говорили, что за воротами даже зимой цветет заброшенный сад, но проверять, так ли это или все врут, никто не решался. Еще говорили, что в старинном доме в глубине этого сада, по ночам кто-то бродит с фонарем. В общем, много что говорили...
Сенскэ еще раз выглянул на улицу, мокрую от дождя, но таинственный сосед все не шел; лишь под деревянным навесом на перекрестке укрывалась от зимней непогоды не только грубо вырезанная фигурка Каннон, которая стояла там сколько подмастерье себя помнил, но и бродячий самурай.

(плюс Далара и Соуль с консультациями по СМС)

[Далара >>>]

На него Сенскэ глянул лишь раз и отвернулся – таких сейчас было много, бездомных и потерявших хозяев ронинов, они зарабатывали кто чем умел. Этот, точно ребенка, баюкал на руках потемневшую от времени биву, порой склоняясь к ней, как будто прислушивался к тому, что она могла ему рассказать. Кажется, его не смущало отсутствие слушателей и то обстоятельство, что плошка для сбора подаяния стоит пустая. Басовитое гудение струн доносилось даже сюда, в лавку по изготовлению вееров; порой им вторил стук капель по навесу над входом.
Подмастерье спохватился, передал готовые планки мастеру Шинмичи и стал намазывать клеем новые.
- Что-то ты все больше на улицу смотришь, Сенскэ-кун, - добродушно проворчал средних лет мастер; он привык к деятельной натуре мальчонки и давал ему кое-какую волю, если от того не страдало дело. – Расскажи и мне, чего интересного там углядел.
Шинмичи склонился над работой в глубине лавки, подщуриваясь при свете двух масляных ламп.
- Самурай от дождя прячется, - доложил подмастерье. – Я подумал сначала, что бива-хоши, но у него меч за поясом, и одет не как монах.
Он провел кисточкой по планке.
- А другой самурай едет верхом...
Рука Сенскэ повисла в воздухе, вязкая капля сорвалась с кисточки и белесой кляксой размазалась по циновке.

(те же)

Сообщение отредактировал Далара - 30-08-2007, 15:22

[SonGoku >>>]

- Циновку придется чистить, - вздохнул Шинмичи не особенно тяжко, все равно это работа подмастерья. – Ты, никак, верховых самураев доселе не видел.
- Такого, - Сенскэ хлопал круглыми глазами, жадно разглядывая незнакомца, который неторопливо следовал куда-то по своим делам, - точно не видел...
Путник, который приворожил любознательного подмастерье, щеголял белой с легкими полосками тигриной шкурой вместо плаща, был очень молод, а из седельной сумки у его ноги неодобрительно выглядывала серая небольшая кошка. Как будто всего этого было мало, компанию ему составляли отшельница-бикуни и пушистая, раздувшаяся рыбой-фугу, огромная сова. К тому же, одежда на самурае была абсолютно сухая – несмотря на проливной дождь.
Оставив недоделанный веер, мастер сел рядом с Сенскэ, отодвинул бамбуковую занавеску, чтобы получше разглядеть, что же такое вызвало недоверчивое восхищение подмастерья. Крякнул, узрев путников.
- Кого только не заносит в наши места, - протянул он. – Может быть, это тот, из дома с заброшенным садом... Поговаривают, он ходит иногда в такой накидке, что кажется будто это белый тигр прошел рядом, не человек.
Мастер Шинмичи неожиданно вспомнил о засыхающем клее и поспешил скрыться внутри лавки. Оттуда донеслось его бормотание, потом более четкое:
- Закрыл бы ты занавеску, не к добру на таких людей смотреть.

(да все те же)

[Далара >>>]

Сенскэ послушно опустил бамбуковые пластины и вновь уселся на место; колупнул пальцем клеевое пятно на циновке. Подмастерью хотелось не только подглядеть, что будут делать дальше необычные гости столицы, любопытство подзуживало выскочить из дома и бежать следом. Самурай на другой стороне улицы поднял голову, но на процессию он не смотрел; его длинные сильные пальцы не остановили движения по узкой шее бивы, продолжали перебирать струны.
Где-то неподалеку, наверное, за углом дома старухи-вышивальщицы, раздалось громкое хлопанье крыльев - должно быть, ворон, других птиц, производящих такой шум, в начале весны не сыщешь в столице. Мгновение, и с той стороны, где только что летела птица, показался идущий навстречу всаднику со спутниками самурай в соломенной накидке-мино. С краев амигаса стекали холодные капли, под шляпой Сенскэ легко разглядел лицо, белое, как у актеров, что выступали вчера в маленьком театрике в конце улицы (Сенскэ с ребятами смотрели, влезши на забор, денег у них все равно не было). Самурай шел себе спокойно, как будто и не замечал диковинной процессии впереди себя.
Поравнявшись с ним, всадник вдруг рассмеялся и склонил голову в приветствии, хотя ни почтительности к сильному, ни благожелательности к равному в его поклоне не ощущалось. Так приветствовал бы враг врага перед решающей схваткой.

(завершаем)

[Grey >>>]

Вблизи замка Окаяма, конец февраля 1601 года

Вонючее чудовище уверенно продолжало ломиться сквозь чащу к реке. В принципе, ничто не мешало Кодзи крикнуть вслед убегавшим мальчишкам, но почему-то неприятный привкус во рту после беседы с охранником заставил его принять иное решение. Лучше было сначала помыться, а уже потом приступать к объяснениям.
Текущее положение дел и было тем неприятным последствием, из-за которого Окдзи долго не мог согласиться сам с собой, когда придумал этот, казалось бы, безукоризненный план. Хотя не совсем он его и придумал, скорее, просто немного переиначил старую басню, которую любил рассказывать сенсей. Правда, в той истории участие принимало копье, а сидеть тому шиноби пришлось несколько суток, так что музыкант еще легко отделался.
Через залепленные уши, Кодзи сумел различить шум воды, ручей был уже близко, и бродяга ускорил хлюпающие шаги.

Сообщение отредактировал SonGoku - 31-08-2007, 11:51

[Далара >>>]

Конец ноября 1600 года
Секигахара

На поле причудливым кустарником разрослись зыбкие побеги тумана - блекло-серого ближе к небу, тошнотворно-розоватого у самой травы. По колено в тумане брел странный призрак. Разорванное по боковым швам кимоно дорогой ткани, распущенные по плечам тусклые пряди волос с пробивающейся в них сединой, узкие плечи, только подчеркнутые острыми складками ткани. Темные провалы глазниц на бледном, усталом лице. Разнузданный конь, спотыкаясь о тела, следовал рядом. Сквозь туман причудливыми силуэтами темнели сгустки кустов и редкие деревья. Один из черных высоких пней шевельнулся вдруг, стал выше. Засветились в полутьме птичьи глаза.
- Хорошего здоровья тебе и тому, кто внутри тебя, - ехидный голос походил на скрежет ржавого металла.
- Всем им, - невозмутимо кивнула девушка. - Знаешь, кого я ищу?
Сзади говорившей раздался весёлый голос:
- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Вышел призрак погулять! - Акаихигэ выщёлкивал пальцами замысловатую мелодию, его красное кимоно развевалось на невидимом ветру - Неплохая строчка, надо будет на досуге составить продолжение.
Аристократ почти пританцовывал на поле среди мертвецов.
- Боюсь что знаем! – Тайра-но Акаихигэ подошёл ближе, и немного склонил голову в сторону девушки.

(еще - Дон и Хиноде)

[Nikkai >>>]

- И ты дойдешь к нему в безопасности, - колдун сделал шаг вперед; глухо стукнул о землю посох. - Если расстанешься с маленьким камешком, который тлеет сейчас у тебя под одеждой.
- Тебе показалось, мудрый человек, - равнодушно проговорила бродяга, уцепившись за гриву лошади длинными пальцами.
- Неужели? - смешок был похож на вороний клекот.
- Тварный мир - обман, - заверила его Майе. - Все настоящие ценности лежат по ту сторону.
- О да... настоящие ценности и настоящие чувства лежат по ту сторону - Акаихигэ весело сверкнул глазами - Особенно боль, настоящую боль нельзя познать в Срединном мире!
Вся его веселость слетела, как сухая солома с крыши бедняка в ураган.
- Мне жаль ваше тело, - девушка обняла шею лошади. - Оно до сих пор шляется по свету...
Аристократ неожиданно расхохотался самым обычным смехом.
- Не всё тело сразу и не шляется, - он снова стал серьёзным - Но если ты и вправду сочувствуешь мне, то отдай осколок, он вполне может помочь мне успокоиться.
- Успокоиться ли? - оглянулась Майе.
- В каком-то смысле, - улыбка скользнула по лицу Тайры.
- Еще долго не успокоишься, - погрустнела Майе. - Я вас не знаю.
- Ах, вот она двуличность жалельщиков... - аристократ деланно воздел руки к небесам.

(и Дон Алесандро, и Далара)

[дон Алесандро >>>]

Лошадь, напуганная даже несмотря на объятие, ускорила шаг.
- Но может успокоиться какой-либо из духов в тебе, - снова вступил в разговор колдун.
- Например, мой?
- Смотря чего ты хочешь.
Бывший дайме хотел было запустить руки в рукава кимоно, но в последний момент видимо передумал.
- Чего хочу, не дашь, - покачала головой бродяга.
- Ты умеешь видеть мои мысли? - не понять, язвит шаман или заинтересовался.
- Я вижу твою силу.
- Тогда почему бы тебе не обратить ее себе на пользу вместо того, чтобы противодействовать?
- Мнится мне, ты чужой.
Лицо Тошимару было печально, без толики фальши.
- Мне жаль тебя: твой дух гибнет в слишком близком соседстве с мятежными призраками, и твой разум теряет свою суть. Будь осторожна, не причини вреда тому, с кем надеешься быть рядом. Несмотря ни на что, он еще очень молод.
Туман колыхнулся, и колдун растворился в нем, смешался с тенями.
Акаихигэ остался один.
Проводив взглядом девушку, он скривился, после чего повернулся в другую сторону и снова защёлкав пальцами в одном ему понятном ритме бодро двинулся дальше по полю мертвецов.
- Вот только с призраком вышел... - Акаихигэ задумчиво пнул ближайщий труп - что же с ним вышло... эх, проклятое вдохновение!
И дайме зашагал дальше, всё также пощёлкивая пальцами.


(все и сразу)

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 10-09-2007, 9:22

[higf >>>]

1601 год, февраль. Эдо

Город был невелик, собственно, его и городом пока не назовешь... Так, разросшаяся деревня. Но дома строились один за другим, и скоро пересечь Эдо станет делом не на десяток минут.
Токугава смотрел на ложившиеся под копыта коня улицы взглядом человека, который видит будущее – дома, дворцы, рынки, множество людей... Новую столицу заново объединившейся страны.
Впрочем, к гордости во взгляде примешивалось чувство собственника, хозяина, хотя пока у него не было даже собственного дома здесь. Любой сочтет за честь приютить фактического правителя страны, а резиденция Мацудайра была достаточно просторна, чтоб вместить не только самого Иэясу, но и всех сопровождавших.
Дорога была короткой. Открылись ворота, и вот ему, угодливо кланяясь, помогают слезть с коня.
- Не забудь дать отборного корма, - Иэясу погладил любимого гнедого. – А то сам будешь есть то, что он откажется. Сырым!
Конюх вздрогнул – это могла быть и не шутка. Сегун без официального титула не спеша прошел по галерее, оглянулся на серовато-розовые облака, которыми закуталось небо, как женщина. Постоял несколько минут и вошел внутрь, направляясь к себе. Встретив Акиру, кивнул и улыбнулся ему. Мальчик изменился за несколько месяцев - хорошо одетый, слегка надменный. В нем больше не видна была прежняя детская непосредственность, зато прибавилось сдержанности.
Лепить из человека то, что хочется - казалось, это приближает к ками... Мальчик должен был стать образцовым придворным и одновременно карающей рукой, преданной и душой и телом. Шаг за шагом в этом направлении... Впрочем, иногда в нем мелькало то, что старец почувствовал еще при первой встрече - нечто странное, далекое и непонятное, не то бездна, не то небеса. Правда, не так часто - то ли исчезало, то ли росла скрытность.

[higf >>>]

Окрестности замка Окаяма,
февраль 1601 года

Выехали они, как только стало возможно разобрать дорогу и двигаться, не ломая коням ноги, а себе шеи. Все старались как можно быстрее отдалиться от места ночного происшествия и не говорить о нем, словно это могло позволить сразу забыть нападение демона. Воины не оглядывались назад, зато старательно всматривались вперед – будто вот-вот среди камней, за очередным поворотом берега, появится хозяйская дочка и типы, с которыми она ушла.
Поднимавшееся солнце разливало свет по приветливому ярко-синему небу, бросало лучи вниз, на морские волны, камни, хмурые лица...
Люди долго сопротивлялись влиянию природы, но время шло, и лица понемногу стали разглаживаться, с них стиралось хмурое, настороженное выражение, многие на ходу любовались пейзажем, и даже всегда мрачноватый Сабуро слегка улыбался чему-то, и эта улыбка осветила его грубоватое лицо – парень казался добродушным деревенским увальнем, отдыхающим после тяжелой работы...

К полудню отряд оказался у замка Окаяма. Ватанабе махнул рукой, и они, свернув с берега, начали подниматься по дороге наверх – передохнуть и расспросить о преследуемых. Первые странности появились еще по дороге, точнее на дороге, по которой вел, сворачивая в лес. странный след, уже подсохший, он еще слегка пах, заставляя поморщиться. Высокий воин средних лет задумчиво поскреб шлем и заинтересованно посмотрел в заросли.
- Интересно, что это такое и куда оно напаравилось...
Со всех сторон тут же посыпались шуточки с вопросами и предположениями, что же именно любопытный надеется там найти. Буси смутился. Каро поторопил всех, и отряд двинулся к мосту.
Пройти, однако, оказалось не так просто. Стражники вызвали командира, тот, шевеля губами, перечел письмо, написанное отцом О-Санго, потыкал его пальцем, слегка подергал бумагу, внимательно посмотрел на ожидающий отряд. Те недоуменно переглядывались в седлах, лошади переминались с ноги на ногу, тихонько фыркали. Один из коней заржал, и ему ответило звонкое ржание изнутри.
Начальник караула наконец решился. Прочитав мантру, он сделал знак, отводящий зло, и, когда ничего не произошло, махнул рукой, и воины наконец развели копья.
- Что у вас случилось-то? - спросил Ватанабе, но ответом был только взмах рукой.
Впрочем, вскоре они узнали ответ. Правда, не один вариант, а десяток – каждый рассказывал по-своему. Ясно было лишь, что на замок произошло ночное нашествие, чуть ли не знаменитый Парад Духов. Только здесь они вели себя совсем недружелюбно. Хозяин лежит у себя в комнате вроде раненый, никто толком не знает, как, а кто знает - молчит. Все жутко перепуганы, несколько убитых... Все потому, что этой ночью тут сновала целая толпа оборотней, монахов и безликих - количество отличалось от рассказчика к рассказчику. Впрочем, одна деталь повторялась: один из злых духов принял облик высокого воина в черном, дравшегося с нечеловеческим умением и ходившем по замку Окаяма, как у себя дома. Молодой воин, опасливо оглядываясь, не слышит ли кто из старших, предположил:
- Не иначе, сам Генбу, решил покарать Кобаякаву за... – и осекся.
Говорят, ненависть наделяет не меньшим умением чувствовать другого человека, чем любовь. В описаниях ночного пришельца Сабуро почудилось что-то знакомое, и он стал расспрашивать подробнее...
Ватанабе выслушал догадки ашигару и нахмурился.
- Если так, они совсем близко. Выезжаем!
Люди успели лишь наскоро перекусить и покормить коней перед тем, как покинули Окаяму. Рассыпались по окрестностям, впрочем, недалеко друг от друга. От жены рыбака узнали, что да, такой ночевал со спутниками у соседей... А потом к нему еще пришли, сперва монах с ребенком, а потом, когда вышли, оказалось, там еще и девчонка, откуда взялась – непонятно, потому что она, Аоко, же все время поглядывала, столько дел во дворе... Описывала так подробно, что было ясно: слежка за соседями – любимое занятие.
- Туда вон с утречка пошли, к гавани, не иначе.
- Быстро?
- Да куда им быстро-то, с девчонкой и младенцем?
Небрежный кивок в благодарность.
- Вперед!
Топот копыт по дороге.

[Bishop >>>]

Дорога от замка Окаяма к побережью.
1601 год, конец февраля

А тем временем основной виновник ночного переполоха шагал по узкой извилистой тропинке между заросшими мхом валунами, что вела к побережью. Никто из попутчиков – какие бы обстоятельства ни свели вместе столь разных людей и животных («и меня!» пробубнила себе по нос Несчастье) – не был удручен тем фактом, что выспаться этой ночью не удалось не только злосчастным обитателям замка Окаяма, но и им самим. Разве что рослый мавашимоно нахохлился, точно ворон на зимнем ветру, солома из плаща торчала перьями во все стороны. Его неизменный спутник хорошо знал, когда можно потереться о хозяйскую ногу, когда зацепить когтем штанину, а когда лучше бежать впереди, показывая дорогу, и не приставать.
На то ли купленном, то ли так взятом (по предъявлению бумаги от властей из Эдо) ослике следом ехала барышня; добросердечная хозяйка подарила ей на прощание теплую накидку, чтобы нежная дева не замерзла в пути, и платок – накрыть голову. И теперь О-Санго вид имела вполне благопристойный, хотя, может, поэтому и дулась немного; кто ж поймет этих девушек?
Длиннополый и неуместно роскошный суйкан лишь чудом не цеплялся за все подряд. По отрешенному выражению лица монаха невозможно понять задумался он о чем-то или читает про себя сутры, стремясь к просветлению. Ребенок от мерного покачивания притих в платке за его спиной. Один попугай был бодр и зорко следил за малейшим движением в безлистых кустах. Белый лисенок то ходил за котом, недовольно отряхивая тонкие лапки, то крутился возле путешественников, заискивающее поглядывал и кивал в сторону дорожных сумок, намекая, что так и ему, и другим будет проще. Наконец, к нему наклонились, подняли – белое встопорщенное существо почти уместилось на широкой ладони, только лапы свисали, - и опустили в суму, где вещей было не так уж и много, так что хватило места и маленькому зверьку.
- Куда хаори подевала? – поинтересовался добродетель, засунул руки опять в рукава, чтобы согреться.
Зверек задумчиво склонил голову набок... Озадаченно дернул ушами и скрылся в сумке - сушить лапы.
- Мао! – наставительно заметил рыже-белый котишка, задирая остаток хвоста.
Барышня тоже была бы не против покатать занятного белого лисенка – кажется, раньше ей не доводилась видеть таких, - но ей объяснили, что в сумке как в норе, зверьку и удобнее, и безопаснее, и не вывалится, если что. О-Санго капризно надула губки, но не опечалилась. Несчастье же и не подумала показать нос - свернулась клубочком и сонно засопела, стараясь не обращать внимания на разговоры и думая о своем: закрутилось всё быстро в последние дни...

(Соуль, Далара тож)

[higf >>>]

Сацумец шел замыкающим, опустив голову, и на душе у него было погано. Тенкьё перебирал свои поступки за последнее время и положение, в которое попал. Ему спас жизнь и свободу человек, служивший проклятому Токугаве, и человек этот оказался намного благороднее его: укрывал, водил за собой, кормил, и даже не убил во время ссоры – юноша сейчас не обольщался относительно исхода возможного поединка. Продолжать плыть по течению было малодушно, а уйти – трусливо и глупо.
Ничем не смог быть полезным; не сумел заслужить благосклонность О-Санго, толком поговорить с Мицуке и даже Несчастье держится теперь подальше. И верно, кому он нужен... Проклятая гайдзинская кровь, половина которой, доставшаяся от отца, течет в жилах, и наверняка она всему виной. Тенкьё никогда не стать настоящим человеком Страны Восходящего Солнца, как ни старайся. Самозванец, присвоивший фамилию семьи матери и выбравший себе имя, над которым так смеялись девочка и Мицуке... Зачем такому жить? Хоть сеппуку делай.
Юноше вдруг захотелось, чтоб на его спутников кто-то напал, и он погиб, защищая их – может, смерть с пользой и честью хоть как-то искупит нынешнее существование, и ему больше повезет в следующем рождении. Огляделся по сторонам, но никаких врагов видно не было, только угрюмо лежали камни по сторонам тропы.

[Далара >>>]

- Непр-равильно! – возмутился ни с того, ни с сего попугай и даже перестал хохлиться.
- Что неправильно? – поинтересовался Тайкан, пряча руки поглубже в длинные рукава, чтобы согреть.
- Посох.
- Какой посох?
- Монах и посох. У монаха всегда посох!
- А у меня нет, - улыбнулся Тайкан.
- Непр-равильно! – хрипло настаивала птица.
Ее хозяин поправил грозящую вот-вот расползтись амигаса и пожал плечами. Не поддерживаемый спор угас. Но Мару угомонился ненадолго, видимо, ему не спалось.
- Посох! – возвестил он таким тоном, как будто увидел впереди корабль.
Монах пригладил жесткие перья птицы.
- Успокойся, мне хорошо и без него.
- Непр-равильно! – не унималось пернатое создание с чересчур громким голосом.
Младенец зашевелился, готовясь проснуться и добавить свой голос в спор. В таком месте только глухой не пойдет проверить, в чем дело. Стража Кобаякавы навряд ли глуха. Тайкан сдался:
- Ладно, - он указал на ближайший бамбуковый стебель. – Надеюсь, этот тебя устроит?
Мару придирчиво обозрел растение.
- Кр-р, - и закивал головой.
Монах почесал в затылке, прикидывая, как же ему без ножа превратить стебель в посох.
Из редеющего тумана выступила рослая фигура - встреть такое ночью, без сомнений примешь за посланца Йоми. Мавашимоно остановился, окинул неодобрительным хмурым взглядом только что разбуженного человека и попугая, и его хозяина.
- Что еще?
- Будь добр, утешь птицу. – Тайкан поймал выражение лица Мицуке и добавил: - Не насмерть. Мару требует, чтобы у меня был посох.
Мицуке, что уже почти вернул меч в ножны, опять вытащил клинок.
- Выбирай.
Священник взмахнул длинным рукавом.
- Этот.
Желтый росчерк рукава - снизу вверх, голубоватый - ему навстречу - клинок перерубил тонкий ствол. Мицуке поймал в свободную руку падающую бамбучину, вторым ударом убрал лишнее. Перекинул Тайкану.
- Подойдет?
Тот привычно взвесил, покачал слегка.
- Вполне. Спасибо. – Улыбнулся вдруг: - Да хранит тебя Будда. Ну и нас заодно.
- Амитофо, - кивнул в ответ мавашимоно.

(и Биш-Мицуке)

[higf >>>]

1601 год, февраль. Эдо

Сад, еще не начавший прикрывать наготу ветвей зеленым нарядом, был особенно тих и спокоен. Деревья и кусты, казалось, дремали в ожидании скорой весны, сейчас жизни в них было немногим больше, чем в камнях. Последних вокруг тоже было много – плоские, устилавшие дорожку, одинокие и собравшиеся в кучку, лежавшие на лужайках и берегу пруда; собранные руками умельцев в невысокую каменную скамью у воды.
На скамье, не обращая внимания на предвечерний холодок, сидел ярко и тепло одетый молодой человек. Он смотрел в воду, где время от времени проплывали карпы, и хмурил брови. Руки Токугавы Хидэтады лежали на коленях, по которым он время от времени постукивал пальцами. От кого-то юноша слышал, что наньбаны иногда в таких случаях расхаживают по комнате туда-сюда. Что с них взять – варварам неведомо, как положено собирать свои мысли истинному мужчине, по заветам Будды... А подумать было о чем.
Жена, и многие советники твердят одно и то же – отец стар, да из ума скоро выживет. На всех смотрит, как на заговорщиков, мало с кем беседует, зачем-то приблизил к себе непонятного мальчишку! Причем с ним говорит, как с равным, а со своим наследником обращается, словно с ребенком.
Он, Хидэтда, же не виноват, что опоздал к Секигахаре. Вставший на пути замок Белого Феникса почти невозможно взять – попробовали бы сами! Знамя с шестью монетами на снежно-белом фоне так и осталось гордо трепетать по ветру над стеной. Любой бы застрял! Только вот попробуй, поясни это отцу, который сперва кричал, стуча старческой рукой по доскам пола, а потом перестал и до сих пор смотрит полупрезрительно, да цедит фразы сквозь зубы.
Стране нужен молодой, сильный правитель...
Но – страшно. Да и поднять руку, пусть даже не свою, на родителя?
Токугава-младший вздрогнул и отрицательно покачал головой. Нет, надо сделать иначе!

[higf >>>]

На заросший травой берег высыпала стайка ребятишек, распугав меланхоличных круглобоких рыбин, которые поспешили скрыться в спасительном иле.
Мальчишки напоминали бы воробьев - такие же беззастенчиво-напористые, голосистые и беззащитные, - если бы не цвета их одежды. Словно время потекло вспять, и вне своей очереди белый тигр обогнал голубого дракона, клены скинули ярко-красные листья, ну а ветер теперь гоняет их между невысоких кустов.
Или «алую стражу» дома Тайра выпустили на этот раз не на улицы Хэйан-кё, а скромного маленького городка под мало кому известным названием Эдо.
Заводилу среди них было видно с первого взгляда, хотя он выделялся не ростом или возрастом; если честно, он был даже ниже многих из пацанят. На черной ветке старого клена, растерявшего уже почти всю царственную крону, устроился большой черный ворон.
Когти-кинжалы впились в кору. Блестящие глаза наблюдали пристально, не упуская ничего.
Шум ворвался в предвесеннюю тишину, разогнал оцепенение старого сада и мысли Хидэтады. Подняв голову, молодой человек посмотрел на ребят с недовольством. Нет, наследник клана Токугава еще помнил, что недавно бегал так же, но как не ко времени! И... опять Акира. Как будто услышал мысли. Хотя ему-то что все заботы - гоняет, доволен жизнью, и все его почему-то слушают - надо же!
Юноша поднялся, собираясь уйти - сейчас не было настроения наблюдать за детскими играми.

(там же, но втроем - Сон, Далара, я)

[SonGoku >>>]

Юноша поднялся, собираясь уйти - сейчас не было настроения наблюдать за детскими играми.
- Дайджо дайджин* скорбит, что желания не подобны фазанам?
Рядом - с уверенностью в своем праве делать все, что ему заблагорассудится, - стоял давешний заводила, и теперь становилось понятно, что это тот самый мальчишка, к которому столь неожиданно и горячо привязался обычно подозрительный и скрытный отец.
- Фазанам? - высокомерный взгляд сверху вниз, глаза смотрят из-под бровей, как воины из бойниц крепости. - Уж не белым ли? Но при чем тут посланники ками?
- Тогда бы великий господин взял лук и, подобно Амэ-но вакахико**, легко подстрелил сокровеннейшее из своих желаний, - ответному бесстыжему взгляду из-за густых ресниц позавидовала бы и куртизанка. – Или он предпочитает стрелять по монеткам?
Хидэтаду передернуло: он только что вспоминал флаг Санада. Неужели об этом до сих пор, уже который месяц, болтают, посмеиваясь над ним? Словно подтверждая мысли, каркнул ворон, громко, бесцеремонно и весело .
- Как ты знаешь, это плохо кончилось для Амэ-но вакахико, - сдерживаясь, ответил юноша; не хватало еще показать, что слова Акиры укололи.
- Небесный юнец знал, что хотел, только действовал глупо и неумело, - улыбнулся мальчишка; алый шелк едва слышно шуршал при движении.
Взрослый воин и его маленький собеседник стояли будто в центре очерченного языками пламени круга, спутники Акиры и приятели по играм окружили их, но не приближались. Просто молча стояли, разглядывая обоих.

----
*daijo daijin - титул Токугавы Хидэтады, "главный министр", но можно перевести как "правитель страны".
** Амэ-но вакахико - букв. "небесный юнец", божество, был послан на землю, но решил остаться здесь и убил стрелой из лука белую фазаниху, которой было велено напомнить ему о своем долге. Мертвую фазаниху нашел бог Такаги и той же стрелой поразил Амэ-но вакахико.

(унд Далара, унд Хигф)

Сообщение отредактировал SonGoku - 21-09-2007, 14:47

[Далара >>>]

- Можно подумать, ты знаешь, как надо действовать в таких случаях, - процедил Хидэтада, которому вдруг показалось, что его прилюдно вызвали на поединок. - Наверное, прожитые годы наполнили тебя мудростью.
- Если каждый день года наполнить событиями, можно прожить и с десяток жизней, - парировал мальчик. - Если сидеть праздно, оплакивая невезение и дурную судьбу, никогда не запустишь в небо первый змей, даже если голову покроют седины.
Один из его друзей захихикал и замолчал, стоило Хидэтаде повернуть к насмешнику голову.
- Легко повторять то, что сказали великие, - снисходительная улыбка стоила дайджо дайджину усилий. - Сложнее, когда речь идет о том, как верно применить их здесь и сейчас. Знание этого - уже истинная мудрость.
- Тому, кто женат на племяннице Бака-доно***, в самую пору рассуждать о мудрости.
Тут уже расхохотались все мальчишки. Акира хлопнул в ладони, гомон стих.
- Когда ты подрастешь, то поймешь, о ком так отзывался, повторяя чужие слова, - не совсем ясно было, имеет ли в виду Хидэтада себя или объединителя страны. - А пока, боюсь, нам не о чем говорить, Акира!
Отвернувшись, молодой человек шагнул, чтобы разорвать алый круг.
- Пустозвон, - отчетливо произнес за его спиной наглый мальчишка.
Молодой человек повернул голову, лицо его покраснело от гнева.
- Не будь ты ребенком, нас бы рассудили мечи! А сейчас ты спрячешься за спиной моего отца, перед которым так услужлив... во всем!

-----------
***Бака-доно - прозвище Оды Нобунаги

(и все равно втроем)

[SonGoku >>>]

Акира широким жестом простер руки, хлопнули ярко-красные, цвета свежей крови рукава.
- Но я не вижу здесь Хасами-доно, - сказал он. – Кто-нибудь видит?
Его свита дружным хором поддержала своего предводителя, что «господин Клещи» занят более важным делом, чем подсматривать за кустами.
- Кого боится дайджо дайджин? – усмехнулся мальчишка. – Отца или того, кто знает, как ему услужить?
- Уж не хочешь ли ты драться со мной? - Токугава-младший рассмеялся.
- Сражаются воины, - из широкого рукава Акира достал веер и, раскрыв, спрятал за ним лицо; лишь блестели темные, точно дикие виноградины, глаза. – Кабуро ведут легкую жизнь. Скоро Дайджо дайджин захлебнется собственной желчью от ревности, если не придумает, как найти выход из создавшегося положения.
Мальчишки расхохотались.
- Вот и подсказал бы, если ты такой умный, - оборвав смех, снова резко бросил Хидэтада. - А не можешь, так молчи!
Словно затрещали под ногами сухие ветки, с таким звуком сложился веер, круг распался, как будто подул ветер и разметал кленовые листья; мальчишки с громкими криками побежали к пруду, перед наследником Токугавы остался только один из них. Ворон разразился громогласным хохочущим карканьем, снялся с ветки, обрушив на землю редкий водопад сухих листьев, и неторопливо скользнул прочь.
- Трудно думать, если лицо искажено гневом, - задумчиво произнес Акира, разглядывая собеседника. – Когда дайджо дайджин приведет свои мысли в порядок, он узнает, что делать.
Странный ребенок непочтительно повернулся и побежал вслед за товарищами.

(те же трое)

[дон Алесандро >>>]

Интерлюдия. Секигахара. Поле битвы.

Ночь всё ещё властвовала над полем битвы. Здесь, в центре кровавой схватки, где вповалку лежали друзья и враги, соседи и люди которые никогда друг друга не видели, аристократы и простолюдины, здесь они были равны, смерть уровняла их. Вернее она сровняла их с землей, и теперь они валялись на поле как палые листья в саду у нерадивого садовника. И тут среди трупов горел огонь, небольшой костёрок сложенный из остатков того что ещё вчера называлось красивым словом – амуниция. У костра одиноко стоял человек и грел руки над пламенем, или делал вид что грел.
- Хорошее время! – Акаихигэ сказал эту фразу в пустоту, будто ни к кому не обращаясь персонально.
- И твое, сиятельный князь, - усмехнулись из темноты.
Сгорбленный жилистый старик вошел в зыбкий круг света. Постоял, щурясь на огонь, и выпрямился. Теперь он не опирался на длинный посох, просто держал его в руке. Да и стариком этого человека уже сложно было назвать, хотя скачущие тени не давали толком рассмотреть лицо. Длинные патлы свисали на плечи, будто размочаленная древесная кора.
- Ты, видно, хочешь знать, почему девочка ушла невредимой, хотя камня не отдала.
- У меня есть своё мнение на этот счёт, но я всегда любил сказителей, прошу, порадуй меня своей историей.
Тайра улыбнулся.
- Сказителей? – Смех колдуна был резок, как взмахи вороньих крыльев. – Воистину ты интересный человек, Тайра-доно.
Тошимару протянул тонкую морщинистую руку к пламени, пошевелил пальцами, словно замерз. Оглянулся на Акаихигэ.
- Если отнять кристалл силой, он будет препятствовать действиям амулета вместо того, чтобы помогать. Если убить владельца, кристалл разрушит амулет. Видишь ли, мы собираем талисман пресветлой Аматэрасу, и он не приемлет насилия.
- А если ммм… некоторым образом воздействовать силой не на камень, а на хранителя? Но так, чтобы владелец сам захотел расстаться с имуществом.
- Это возможно, - Тошимару переложил посох из руки в руку, протянул вторую, похожую на птичью лапу, кисть к огню, - если воздействовать силой не физической, а духовной. И все же, она действует на всех в разной степени, в зависимости от личной силы духа каждого. Эта девушка слаба сама по себе, но она похожа на вязанку хвороста – тело связывает множество сущностей в одну. Каждая сущность борется за свою жизнь, свое место в мире, но если что-то грозится причинить вред их сосуду, они объединяются и становятся крепко связанной вязанкой, которую сложнее разрубить, чем бревно.
- Да, я тоже почувствовал в ней иное... - взгляд Акаихигэ на мгновение остекленел, такой бывает у людей которые крепко задумались о чём-то. - Но посчитаем что первый колобок слепился бесформенным комом.
Князь моргнул и посмотрел на колдуна.
- Сколько кусочков амулета уже у вас припасено, о велеречивый?

(и Далара)

Сообщение отредактировал Далара - 21-09-2007, 22:12

[Далара >>>]

- Три.
Колдун вынул из-за пазухи мешочек с благовониями, вытряхнул немного в костер. В воздухе разлился запах трав, напомнив о лете, обширных лугах под жарким солнцем и благодатной тени раскидистых ив над ручьем.
- Всего кристаллов восемь.
- Значит, осталось найти меньше половины...
Даймё-призрак вдруг хлопнул в ладоши, пламя костра дрогнуло.
- Эмма Дай-О! Взываю к тебе! - голос Акаихигэ разносился над полем битвы.
- У сиятельного князя плохо со счетом? – осведомился Тошимару.
Аристократ неопределённо хмыкнул, он широко развёл руки и заговорил:
- О Великий Князь Ада что праведно судит нас! О Владыка горы Царства тьмы! Снизойди до нас! Помоги нам! Не отвернись от нас! Ты видишь всё в нашем Мире! Покажи нам! Отыщи…
Акаихигэ свёл руки над головой и рухнул на колени к огню.
Вначале ничего не происходило, словно не было ушей, чтобы услышать взывания Тайра, но через несколько минут пламя начало дрожать и извиваться, как будто под сильным ветром. Оно взметнулось вверх, полыхнуло и опало так же внезапно, как и поднялось. Припав к почти прогоревшим углям, оно стало пурпурным, и в лиловых сполохах что жались к земле стали проступать картины.
- Смотри! Быстрей! Эмма-доно не будет показывать дважды!
Всполох, затмевающий остывшее поле битвы...
...Слепец, который идет по дороге, словно зрячий. Тень рядом с ним направляет, сообщает, где свернуть. Дорога ведет к императорской столице, вдали узнаваемым силуэтом поднимаются горы. В мешочке на поясе бива-хоши пронзительно светится молочно-зеленый матовый камень...
...Спокойствие монастырских дорожек, чистота аккуратно расчерченного песка с камнями. Созерцательность. Тонкая рябь на зеленоватой воде и блестящая чешуя карпов. Человек на берегу пруда, смотрит в воду задумчиво. На груди, сцепленные шнуром, скрытые для обычных глаз одеждой, сияют два кристалла...
...Девушка в окружении ледяных теней, что держат руки на ее плечах и не отступают ни на шаг. Спрятанный в складках одежды взывает неистовым светом осколок нефрита...
...Мыс, что что словно крепость осаждают волны-воины. Высящийся на мысе храм. ...Волны, что раз за разом штурмуют неприступную для них крепость, но сквозь пену и толщу воды, словно молодой росток, пробивается тонкий лучик зеленого света...
Акаихигэ вдруг упал на спину и куча углей опала мертвым прахом, взметнув напоследок облако пыли, рядом с такими же мертвецами, что устилали поле вокруг.
- Вот они где, - Тошимару был доволен.

(Алесандро mo)

[higf >>>]

Дорога от замка Окаяма к побережью.
1601 год, конец февраля

Пыль из-под копыт подхватывал ветерок и кидал на одежду, в лицо – то ли враждебно, то ли играя. Видно, духи этой дороги привыкли так развлекаться с путниками, проходящими здесь. Никому не хотелось глотать эту мелкую серую взвесь, поэтому люди ехали молча, предчувствуя скорое завершение погони и готовясь к схватке. Напряжение и предчувствие боя нарастали у каждого. Хотя какой там бой, если их почти два десятка, а впереди лишь двое достойных упоминания противников. Не считать же монаха, если он вообще не останется в стороне, ибо какое дело посвятившему себя Будде, да еще и несущему ребенка до случайных спутников? Главное, чтоб молодая госпожа случайно не пострадала!
Надежды Сабуро на месть становились все реальнее, только удастся ли именно ему сойтись в бою с главой клана Сейшин? Он думал об этом, и грубоватое лицо становилось похожим на недобрую, сделанную из камня маску.
По дороге они обогнали нескольких путников, самым приметным из которых был закутанный в плащ воин с широченными плечами, неспешно отступивший в сторону, когда всадники проносились мимо. Вскоре после этого впереди на дороге показалась девушка – видно, местная крестьянка, идущая из одной деревеньки в другую. Она торопливо отпрянула с дороги, низко поклонилась, и юный ашигару отметил ловкость и грациозность ее движений. Когда отряд уже проехал мимо, крестьянка вдруг украдкой подняла голову, лукавые глаза искоса, с опаской, любопытством и восхищением глянули на воинов. Сабуро в этот момент оглянулся, их глаза встретились, и юноша приосанился в седле, насколько мог.
Тонкие дуги бровей, длинные волосы... Лицо было не очень правильным и чуть усталым, зато чувствовалось, что с него редко сходит улыбка. Он улыбнулся девушке – получилось чуть неуклюже, но искренне; она несмело улыбнулась в ответ. Ашигару сам не заметил, как придержал лошадь, но резкий окрик ехавшего сзади товарища по оружию вырвал его из мгновенного оцепенения. Заржав, конь поскакал вперед. Парень оглянулся вновь, и почему-то на миг захотелось вернуться вспять, но, увы...
Погоня продолжилась, только на душе мстителя сперва стало тепло, затем пусто и немного тоскливо. Никак не удавалось снова понять... нет, не понять – ощутить сердцем, как важны для него голова Киёмори и шанс, как-нибудь отличившись, стать самураем...

[Reytar >>>]

Дорога от замка Окаяма к побережью.
1601 год, конец февраля

Предыдущая ночь, а так же утро и весь последовавший за ним день – явно не задались. Широкоплечий, закутанный в плащ воин это прочувствовал всем своим естеством – сперва, когда принял посильное участие в увеличении суматохи внутри и вокруг стен замка, который утром опознал как Окаяма. Затем – когда изрядно поплутав запутывая следы вокруг стен, пришел наконец в нужное селение, отыскал дом, в котором намеревался встретить тех, по чьим стопам уже не первый день пролегал его путь, но никого не застал.
Хозяйка дома, с поклоном ответила, что уважаемые гости покинули ее хижину несколько часов тому назад, а значит, усталому путнику вновь придется топтать ногами земную твердь позабыв об отдыхе, в надежде нагнать наконец старых знакомых. Ну что же – значит так тому и быть. Потрепанные вараджи вздымают клубы мелкой пыли с поверхности дороги, разделяя паузами широкие шаги, левая ладонь покоится на оковке ножен, а правая – скучает по надежной тяжести древка нагинаты, или хотя бы увесистого посоха, пока солнце поднимается все выше, а глаза путника внимательно разглядывают всех встречающихся и особенно, обгоняющих его на дороге людей.
Так, усиленное внимания путника не могли не привлечь почти два десятка хорошо вооруженных всадников, одетые в украшенные однажды уже виденными монами, одежды и доспехи. Всадники обогнали его сразу после короткого привала, какой он только и мог себе позволить для того, что бы съесть рисовый колобок и запить его парой глотков воды из почти пустой тыквы-горлянки, заменяющей флягу в долгом пути.
Всадники ехали не очень быстро, но и не медленно – явно не желая пускать лошадей быстрее, что бы не глотать поднимающуюся в воздух пыль, но было ясно – как только дорога станет лучше – они тут же пустят коней вскачь. Судя по суровым лицам и стиснутым на рукоятях оружия рукам, конные воины явно готовятся к скорой битве, значит цель их уже недалека. А что такого впереди, куда могли бы спешить по важному делу почти два десятка буси древнего славного рода, кроме портового селения, в котором к тому же можно сесть на корабль?
Покосившись вслед всадникам и хорошенько обдумав ситуацию, закутанный в плащ широкоплечий воин допил предпоследний из остававшихся во фляге глотков, съел последний рисовый колобок и нахмурясь, ускорил шаги, справедливо полагая, что чем скорее он доберется в порт, тем будет лучше.

[Crystal >>>]

1601 год, конец февраля
Берег моря в окрестностях замка Окаяма.

Человек, стоявший на капитанском мостике красавца-фрегата, наблюдал за заканчивающейся погрузкой на борт пресной воды и съестных припасов.
Ужасный шторм - прадедушка всех штормов - несколько дней назад пригнал этот изящный корабль к неизвестным берегам, основательно потрепав как команду, так и судно. Когда-то раньше, фрегат носил название "Сан-Диего" и плавали на нем гордые сыны Испании, с чьих верфей корабль и был спущен на воду. Однако, как ни сильна была Империя, существовало немало псов-еретиков, завидующих славе и богатствам Кастилии, и самыми ненавистными были собаки-англичане. Как ни призывали испанцы в своих молитвах громы и молнии на головы проклятых еретиков, англичане по-прежнему нападали на золотые караваны, грабили испанских купцов и торговцев и не было конца этому подлому пиратству, молчаливо поощрявшемуся английскими монархами.
Сейчас корабль назывался "Изабелла" и команда его практически целиком состояла из англичан. Переменчива и капризна Фортуна и любит она победителей, отворачиваясь от неудачников. Аминь. Капитан корабля - высокий, стройный человек, с блестящими локонами черных волос до плеч, тонкими чертами аристократического лица был похож на испанского гранда. Черный камзол с белыми кружевами и серебряным шитьем только усиливал сходство. Однако серо-стальные глаза этого человека не были глазами испанца - Питер Блад был англичанином. Как уже говорилось, он наблюдал за погрузкой провианта, глубоко задумавшись о том - какой курс взять, выйдя из гостеприимной гавани. Бешеный шторм, едва не потопивший "Изабеллу", несколько дней гнал корабль на восток, пока вдалеке не показалось незнакомое побережье, а неистовство ветра не начало стихать. Никогда еще Питер не оказывался так далеко от знакомых вод, хотя знал, что эти края населяют маленькие люди с желтой кожей и смешным непонятным языком. Испанские и португальские торговцы заплывали сюда, привозя в Европу удивительные шелка и травы, рассказывая удивительные истории. Дрейфуя вдоль побережья, Питер обнаружил небольшую деревушку, где, заручившись помощью местных жителей, занялся ремонтом корабля. Слава Богу, среди обитателей деревеньки нашлись такие, которые вполне сносно объяснялись на ломаном испанском. В итоге и местные и мореплаватели обо всем договорились к взаимной выгоде. И сейчас, стоя на капитанском мостике, капитан размышлял о скором возвращении к берегам родной Англии.

[higf >>>]

Февраль 1601 года.
Эдо

Вернувшись в дом, молодой человек постарался успокоиться. Когда злость на Акиру ослабла, укорил себя за то, что из-за мальчика потерял душевное равновесие. Нет, все же есть чему поучиться и у отца... Хидэтада с завистью вспомнил, как Иэясу восседал на советах – в позе Будды, и такой же величественный и невозмутимый. Он постарался усесться так же и задумался, но увы - одна лишь поза ничем не помогла.
Как нужен сейчас совет!
Написав на бумаге несколько имен, юноша принялся одно за другим зачеркивать их – этот слишком труслив, тот недостаточно умен, третий предан отцу, четвертый, кажется, сочувствует мятежникам. Внезапно лицо его просияло, он написал еще два иероглифа, затем, поспешно схватив свиток, сунул его в огонь, который, помедлив мгновение, быстро и жадно начал пожирать добычу.
Кажется, этот человек, если он вообще человек, может помочь!... Да. Говорят, Иэясу до сих пор не отдал что-то, обещанное колдуну, и последнего иногда видят придворные.
Токугава-младший раскладывал мысли аккуратными кучками, но что-то мешало, стучалось в мозгу, кололо, как заноза в обуви. Хидэтада закусил губу. В словах мальчишки было нечто, ускользающее, не дающее покоя. Но что же, да и могло ли? Ведь он не умеет читать мысли, не так ли?! Не умеет?
Хидэтада встал - думать решительно не получалось. Надо пойти в чайный домик, посидеть там. Может быть, это что-то изменит...

[SonGoku >>>]

Чайный дом еще не приводили в порядок после слякотной в этом году зимы, когда то необъяснимо припекало горячее не по времени солнце, то внезапный шквал жадно сглатывал только что выпавший снег. Уютная небольшая постройка, которая радовала глаз осенью, когда на темную, покрытую мхом крышу осыпались алые кленовые «звезды», а у самой веранды качались между плотной листвы последние цветки азалии, сейчас больше напоминала старый заброшенный сарай. Летом домик, утопающий в зелени, легко можно было потерять; дорожку из плоских камней к нему только собирались проложить. Но сейчас его видно было издалека, голые ветки ничего не скрывали.
Уже успокоившись, Хидэтада шагал неспешно, оглядываясь по сторонам. Мир напомнил ему рисунок, сделанный в один цвет, штрихами - черные деревья, белесое небо...
Молодой человек поднялся на веранду и на всякий случай попросил разрешения войти. Впрочем, не такой уж заброшенный... кто-то снял зимние ставни, чтобы проветрить комнату, прибрал на маленькой веранде и смел мусор, накопившийся за долгие месяцы холодов. Над крышей поднималась тонкая лента голубоватого дыма, а в узкой нише-токонома в простой бамбуковой вазе стояла веточка с россыпью мелких бледно-желтых первоцветов и еще не распустившийся бутон камелии.

(продолжаем с Хигфом)

[higf >>>]

С негромким глухим стуком отодвинулась внутренняя перегородка; сначала ненамного, разглядеть можно было лишь темную небольшую тень сидящего человека.
Узкая ладонь замерла на миг, затем фусума уже бесшумно скользнула в сторону. Одетый в темное Акира невозмутимо поклонился, как будто не он вместе с точно такими же пацанятами высмеивал Хидэтаду.
- Я ждал тебя раньше, - произнес мальчик вместо приветствия.
Показалось, будто они не расставались. Глаза старшего на миг изумленно расширились, левый моргнул, потом Токугава овладел собой, и лицо стало почти непроницаемым. Почти.
- Ждал меня? - в голосе слышалось спокойствие, хоть и несколько принужденное. - Зачем?
Акира не стал отвечать, молча вынес деревянный поднос, задвинул перегородку и вновь сел, теперь возле стоявшего на раскаленных углях бронзового мидзусаши*.
По-прежнему неторопливо снял крышку и зачерпнул ковшиком на длинной ручке кипящую воду. Движения мальчика напоминали туман, когда тот безветренным утром стекает по горному склону. Завершив приготовления, Акира отложил ковшик и взял в руки часен**; он так тщательно и медлительно взбивал напиток в зеленоватую пену, как будто вновь решил вывести гостя из себя.
Затем поставил перед ним чашу и опять поклонился.

_____________________________
*mizusashi - металлическая емкость для кипячения воды
**chasen - специальная кисточка, которой взбивают пену на чае.


(да, расслабляемся в чайном домике с Сон)

[SonGoku >>>]

Сперва пальцы Хидэтады нетерпеливо двигались, потом встретились подушечками и замерли. Его сейчас успокаивали и завораживали действия любимца отца, словно в мальчишке было заключено какое-то волшебство, проявлявшееся в каждом жесте, улыбке, в том, как рассыпались по плечам волосы. Это была красота сильная и опасная, красота острого клинка. Впрочем, обычно не угрожающая - словно меч редко покидал ножны, и лишь иногда несколько пальцев заточенной стали показывались наружу, вызывая желания владеть этим совершенством. Кошачьи, скользящие движения перетекали из одного в другое.
Так же, даже еще более медлительно Хидэтада кивнул в знак благодарности, поднес чашу ко рту и, отпив маленький глоток, поставил ее. Затем - то же самое, но уже не кивнув, показывая, что готов повторять, пока не выпьет все по глоточку. Акира перестал улыбаться; он и раньше сохранял положенную невозмутимость, но сейчас даже уголки губ его перестали подрагивать. Мальчик подал гостю плоскую квадратную тарелочку с хичигири*, тонкие лепешки с начинкой из красных сладких бобов были свернуты в виде раковин, которыми в День кукол играют девочки.
- Мои способности невелики, - произнес Акира ровным голосом. – Прошу меня извинить. Оставлю вас, чтобы не...
- Подожди! - Хидэтаде не хотелось, чтоб собеседник уходил, и причин тому было много. - Ты очень дерзко вел себя сегодня. Почему?

----
*hichigiri - паста из красных бобов, завернутая в тонкие лепешки из риосовй муки и полыни.

(вдвоем все еще)

Сообщение отредактировал SonGoku - 27-09-2007, 17:38

[higf >>>]

В простом темном каригину* вместо прежней алой одежды Акира был непохож на себя; казался старше. Он достал из-за пояса веер и короткими плавными взмахами заставил угли в жаровни налиться оранжевым теплым светом.
- Мне было весело, - сказал мальчик с пренебрежительной улыбкой.
- Нельзя забывать о почтении к старшим, - обычно высокомерный, наследник правителя старался не поддаваться желанию согласиться с мальчишкой и простить его, и голос был холоден, как снег на a вершине Фудзи. - Должно соблюдать правила приличия.
- В этом я хотел бы походить на вас, - отозвался Акира с поклоном. - Мне не у кого было учиться сыновней почтительности, поэтому буду рад перенять немного вашей.
*Опустив голову, Токугава некоторое время смотрел в пол и молчал. Потом ответил:
- Мы поговорим об этом. Но сперва расскажи мне, что ты имел в виду там, в саду...
- Я как птичка, чирикаю, не думая. Какую из моих песен ты имеешь в виду?
- Это очень интересная песня, - медленно, с расстановкой произнес старший. - Об исполнении сокровенных желаний.
- Значит, мне не показалось, что господин сожалеет? - детский смех прозвучал необычно жестоко. - Для сына наложницы незнатного происхождения господин занимает и без того высокое положение. Стоит ли голубю взлетать туда, где правят орлы?
На миг показалось, что ничего важного не было сказано не произошло - Хидэтада не поверил своим ушам. Потом стремительным движением вскочил и, резко взмахнув рукой, влепил мальчишке сильную пощечину.
- Как ты смеешь так говорить!

_____________________
*Kariginu - длинная одежда, застегивающая у ворота на пряжку, с длинными рукавами, не сшитая по бокам. В рукава продергивался шнурок, чтобы можно было их стянуть у запястья при надобности. Каригину носили придворные эпохи Хэйан в дороге, на охоте или отправляясь по различным поручениям. Позднее ее стали носить старшие военные чины.

(те же)

[SonGoku >>>]

Мальчишка упал, но вставать не спешил. Черные волосы разметались по светло-зеленой циновке, точно водоросли. На скуле отпечатался след удара, слишком темный на бледной коже.
- Голубь отрастил когти? – засмеялся Акира.
Даже сейчас он был привлекателен красотой жертвы, которой иногда притягивают к себе женщины, заставляя воина чувствовать себя защитником. Юноша на миг залюбовался совершенством. Как оно сочетается со столь испорченной натурой?
- Ты не боишься? - тихо спросил Токугава. - Почему?
- Потому что самое малое, что ты можешь мне сделать, это убить, - мальчишка тяжело дышал, словно пойманный зверь, который не сдался и думает только о том, как половчее выбраться из ловушки; ноздри его раздувались. – И не получить желаемого. Что за шутка богов, не правда ли, господин?
- Боги любят шутить. - Хидэтада задумчиво смотрел на маленького собеседнике; рука лежала на рукояти катаны, но казалось, что молодой человек совсем забыл об этом. - Впрочем, злые духи тоже. Наверное, им скучно... То, что ты говоришь, - глаза сузились, - верно лишь в том случае, если ты живой можешь и хочешь мне помочь добиться цели. Иначе все лишь пустые слова.
- Хочу? – удивился Акира. – А зачем мне тебе помогать?
Он облизал губы кончиком языка.

(так же)

[higf >>>]

- Что станет со мной, если мой покровитель уйдет к праотцам, а тебе останется власть и слава? Мне двенадцать лет, я не ребенок, не надо считать меня совсем безмозглым.
Юноша навис над мальчишкой, взгляд блестевших черных глаз, казалось, следует за движениями языка Акиры.
- Ты так хорошо разбираешься в голубях, орлах, фазанах... А что за птица сам? Я не верю, что та, которая поет зря, не подумав. Вопрос – зачем? – подразумевает ответный. А чего ты хочешь?
Маленький насмешник закрыл глаза и повернул голову, подставляя шею для меча.
- Вернуться домой... - прошептал он.
На этот раз столь старательно поддерживаемое самообладание дало трещину. Побледнев, Дайджо дайджин отступил на шаг.
- Ты хочешь умереть? Зачем? Я... не хочу тебя убивать, - последние слова были неожиданны для самого Токугавы-младшего. – Куда – домой?
- Я не знаю, - Акира перекатился на бок; на миг показалось, что сейчас он по-детски сунет обе ладони под щеку и уснет, но мальчишка подпер голову рукой, снизу вверх разглядывая воина. - Заключим договор. Я помогу третьему сыну Токугавы Иэясу от незнатной наложницы получить то, что он хочет. Он поможет мне оставаться в живых до времени, пока я сам не решу уйти из жизни.
Хидэтада снова дернулся и скрипнул зубами, но слишком велика была приманка.
- Я согласен, - коротко произнес он.

(завершение)

[Кысь >>>]

Словно придворная красавица, бездумно бросившая шелка друг на друга, немыслимое и гармоничное сочетание - суровая зелень хвои и нежный песчаный тон, сумеречно-серые скалы и прозрачная, немыслимо чистая бирюза пологой отмели. Цоканье копыт, такое же неритмичное и мягкое, как и шум волн или шелест листвы, сначала ничем не тревожило спокойствия. Из низкого кустарника вынырнул силуэт коня - не лошадки чиновника, гордого боевого скакуна, даже сейчас спотыкающегося о камни с поистине княжеским достоинством. Грозное животное старалось не замечать двоих седоков на своей спине, но внимательно следило за третьим, шарахаясь всякий раз, когда тот подходил ближе. Седоки - небольшой, но уже очень плотный парнишка и худощавая фигура с укрытыми платком глазаами, больше всего похожая на актера-ояма - сопровождали каждое резкое движение скакуна комментариями вполголоса. Пеший мрачно молчал.
- Воняет, сколько ни отмывай, - вздохнул мальчишка, принюхиваясь.
Ему никто не ответил; видимо, потому что замечание это он отпускал уже не в первый раз. Тогда пацан завертелся, стараясь разглядеть кого-то позади. Существо, делившее с ним спину коня, отвернулось, рассматривая каменистый берег и, кажется, делало вид, что ничего странного в его облике нет. Вытянутое тощее тело было мужским, но манера двигаться, даже поза - подчеркнуто, почти неестественно-женственными. Бледное, без тени загара, лицо наполовину закрывала повязка из пестрого шелка.
- Никогда не забирался так далеко от дома! - сообщил упитанный ребенок ветру, скалам, начинающемуся приливу, ну и своим спутникам заодно. - Интересно, живет ли тут кто-нибудь из моей родни...
-Рыба фугу, - рассеянно сообщил его спутник. - Но она дальше, в воду.
Актер оглянулся назад - зачем бы пестрый лоскут шелка не был повязан, видеть он точно не мешал.
- В воду я не хочу, она мокрая. Идут?
- Нет еще, - вздохнул его собеседник. - Может, разведать?
- Сбегать? - с готовностью предложил пацаненок.
Третий член их маленького отряда что-то пробурчал себе под нос.
- Я быстрее и тише... А, поздно, - актер еще секунду глядел на мелькающие среди зелени обрывки одежды, потом отвернулся и слепо уставился вперед.

(и Сон)

[Соуль >>>]

Киото, зима

В сумке было пыльно и душно, и - мало места, и потому время от времени затекали лапы. Ньё изредка показывала пушистую мордочку, чтобы поймать клыками лоскуток прохладного воздуха, и снова пряталась в глубине. На этот раз кошка высунулась из сумки почти наполовину, недовольно зажмурилась и принялась махать лапами в попытке привлечь внимание.
Эйкуко не заметила.
Йокай нахохлилась обиженно и повела пушистой головой, оглядывая окресности. Взгляд скользнул по домам, по ноге теплого самурая - мелькнула мысль поскребсти вараджи когтями - и замер на путнике с гладкими темными крыльями. От удивленая кошка чихнула.
Чихнула громко, почти по-человечьи. Идущий по своим делам самурай резко умерил шаг, склонил голову на бок в полуобороте – посмотрел на точащие из сумки дымчатые уши. Глаза у самурая казались не совсем людскими, слишком круглые и темные.
Кошка раскрыла в беззвучном шипении розовую пасть и закрутила головой, выбираясь из сумки. Завязки затрещали, несложный узелок расплелся, и Ньё кувыркнулась на землю. Пушистый хвост мазнул по ноге Аримы, затем - по боку бикуни. Отшельница опустила взгляд на взъерошенное животное, бодро отряхивающее мокрые лапы.
Арима проводил маленького йокая удивленным и немного обиженным, как могло показаться со стороны, взглядом.
- Куда ты?
Самурай тем временем отвернулся, предпочел не обращать внимания. Ему незачем было связываться с демоном и его спутниками, цель лежала совсем в другом месте.
Ньё подняла голову, посмотрела на Ариму, затем повела лапкой, указывая в сторону уходящего самурая, сделала еще один жест - хвостом - и припустила за крылатым.
- Скоро вернется, - задумчиво перевела бикуни.
Под дождем белый тигровый мех намок и пожелтел, но Арима все равно поглубже зарылся в него, стараясь спрятаться от воды.

(Далара, Сон, мя)

Сообщение отредактировал Соуль - 2-10-2007, 20:04

[дон Алесандро >>>]

Осенью все дороги одинаковы, летняя пыль сменяется грязью, в которой прячутся камни, упавшие ветки и прочий мусор. А дорога ведущая к монастырю была ещё и разбитой, видимо святые братья были истинными подвижниками раз обходились без неё.
Вереница всадников ехала медленно, кони мерно ступали по холодной грязи.
- Мы движемся слишком медленно! – голос, в котором слышались капризные нотки, прозвучал ниоткуда – Так вы никогда не достигнете монастыря.
- Кони устали, - возразил человек, который ехал первым. - И людям требуется отдых.
- Прости... - князь Тайра но Акаихигэ появился рядом с лощадью и поплыл над дорогой - я знаю что вы делаете что можете.
- Впрочем, ваш путь скоро окончится, я чувствую монастырь.
Последнее слово аристократ почти выплюнул.
- А если этот послушник заупрямится? - Онодэра Тодзаэмон нахмурился, несколько раз сжав в кулак правую руку; поговаривали, что она у него, несмотря на возраст, тяжелая. - Убивать монаха - большой грех.
- Убивать и не нужно, тем более если снять камень с мертвого человека то эффект от колдовства будет иной! – дайме повернул голову к собеседнику – Нам нужно действовать тоньше, аккуратней, от нашего мм… воздействия он не должен умереть.
На лице Тайра проступила чуть заметная улыбка.
Ладонь Акаихигэ чуть задрожала, но он мгновенно унял дрожь.
- А мы постараемся чтобы зло не было причинено... телесные муки не самое страшное что есть в этом Мире
Любопытствующий самурай тут же отстал.
Впереди поднимались внушительные в сиреневых вечерних сумерках ворота монастыря Согенджи.
- Заканчивается час Петуха, - сказал Тодзаэмон. - Они поют дзадзен васан. Госпожин не сможет приблизиться, пока они не замолчат.
Акаихигэ скривился и кивнул.
- Да, дальше вам идти одним. - князь посмотрел в глаза своему каро - Аккуратней.
- Мы все сделаем, пусть господин не сомневается, - кивнул Онодэра Тодзаэмон.
Он махнул рукой остальным всадникам, чтобы продолжали движение, сам же придержал коня у поворота дороги.
- Я хотел бы спросить...
- Спрашивай, разве я когда-то отказывал тебе в этом?
У ворот кавалькада вновь остановилась, прозвучала просьба, больше похожая на приказ, впустить путников. Сам монастырь скрывался в темной хвое низкорослых пушистых сосен.
- Этот мальчик... это он был с нами тогда, в Шиобаре? Он так изменился.
- Да, это был Нобору - Акаихигэ запустил руки в рукава кимоно - Да, он изменился, но это скорее шлифовка чем наносное. Не тревожься за него, в душе он всё тот же Нобору, это у него не отнять.
Тайра улыбнулся.

(и СонГоку)

[Далара >>>]

В конце часа Петуха Вака занимался нехитрым делом, безо всякого усердия подметал дорожку у ворот. Обычно этим занимались послушники помладше, но сегодня Вака сунул длинный нос уж совсем куда не следовало, за что и получил множество мелких поручений. С настоятелем не поспоришь. Надо было аккуратнее подслушивать, но служке чересчур сильно хотелось знать, куда подевался тот чудной послушник, да еще и в одежде не по рангу. Что исчез, в чем был, конечно понятно. Когда вчера монахов звали в замок, всех одели одинаково – не оправдываться же перед господином Кобаякавой, что к нему с монахами прислали каких-то там послушников. Господин Кобаякава, известное дело, жертвует монастырю немалые деньги, можно и уважить. Вот и сидел Вака под стеной, слушал, как настоятель разговаривает с мальчишкой, которого Тайкан отправил из замка обратно в монастырь, а сам пропал. Про демонов-то, наверняка, пацаненок приврал...
Вака и дальше бы услышал, да только кто ж знал, что мох на камне окажется таким влажным и скользким. Настоятель как услыхал, что он барахтается под стеной, мигом вылетел на порог. Пришлось служке терпеливо перенести лекцию о вреде излишнего любопытства и неуважения к чужим тайнам. А теперь вот подметать дорожку.
И по чистой случайности оказаться перед явившимися, сразу видно издалека, всадниками.
Сначала трудно было понять, кто старший среди этих далеко не веселых, усталых и не слишком опрятных людей, которых с легкостью можно было бы принять за разбойников. Потом нежданные гости, придержав лошадей, пропустили вперед еще одного, отставшего, и все встало на места. Ласковостью круглого лица он мог бы сойти за монаха, вот только во взгляде было маловато смирения.

(и... надо же, опять СонГоку)

[SonGoku >>>]

Вака взял метлу на караул, передумал, кинул на обочину. Поклонился, раздумывая, бежать ли за кем из монахов или соврать. Как всегда, победил длинный нос с целыми двумя бородавками. Служка выпрямился с важным и просветленным лицом.
- Приветствую путников в нашем известном на всю округу монастыре. Я Вака, - жаль, имени покрасивее придумать не успел, - помощник настоятеля. Все остальные сейчас заняты, так что можете изложить ваше дело мне.
- Помощник настоятеля, который сам убирает мусор у ворот, - хмыкнул круглолицый, заставляя коня пританцовывать перед служкой. – Какое невероятное послушание!
Остальные загоготали.
- Передай, что ронины дома Тайра желают посетить это святое место. Мое имя – Онодэра Тодзаэмон.
Его конь сделал шаг вперед, едва не сбив Ваку с ног. Служка приосанился и даже сумел не отскочить, просто отступить. Но про себя уже наметил, куда удрать, если дело обернется худо.
- Каждый должен заботиться о доме своем, будь то последний крестьянин или сам император. С какой целью ронины желают посетить прославленный монастырь? По цели и место.
Гости вновь расхохотались, некоторые стали заключать пари, как завершит жизнь упрямый служка и как быстро потеряет терпение Онодэра.
- Мы хотим вознести молитвы за нашего господина Тайра-но Акаихигэ, чтобы он смог наконец-то обрести покой, - оповестил служку Тодзаэмон, все еще улыбаясь. – А заодно, чтобы месть настигла его убийцу как можно скорее.
- За местью вы не туда пришли, здесь вам помощи в ней не будет. А вознести молитвы в этих стенах всегда рады. - Вака решил, что больше рисковать не стоит, подметанием дорожки не отделаешься. - Оставьте ваших коней, о них позаботятся. И следуйте за мной, я отведу вас к настоятелю.

(с Даларой, конечно же)

[Далара >>>]

Эдо. Чайный дом
Зима 1601

Маленький домик с крытой зеленым мхом крышей и тонкими стенами опустел не сразу; сначала ушел, кутаясь в теплую накидку и оглядываясь по сторонам, уже не такой хмурый наследник грозного старца, и только через какое-то время на узенькой веранде появился Акира. Волосы его были растрепаны, взгляд затуманен, как после долгого неурочного сна. Мальчик попытался не глядя нашарить босой ногой соломенную сандалию, но та завалилась в щель между двумя камнями-ступенями. Акира выругался вполголоса, недовольно мотнул головой и опустился на четвереньки, чтобы запустить руку под веранду почти по локоть.
- Обувь не собака, позовешь – не прибежит, - раздался над ним знакомый немного сиплый голос. – Так плохо...
Колдун – и кто только додумался сказать, что он старый? – стоял в шаге от мальчика, в одной руке держа посох, а второй задумчиво вертя потерянную сандалию.
- Отдайте, это мое! - Акира хотел выхватить дзори, но Тошимару туманом утек еще на шаг назад.
- Ты требуешь там, где стоило бы вежливо попросить. – Колдун протянул пареньку его обувку. – Ты прав, но стоит поучиться идти не только напрямую.
Мальчишка обиженно надул губы, он разглядывал Тошимару сквозь свесившиеся на лицо тяжелые пряди; сколько его не причесывали, но волосы, даже тщательно смазанные ароматическим маслом разлетались в разные стороны. Они уже отросли достаточно, чтобы если не уложить их в достойную прическу, так хотя бы перевязать.
- Ты подсматривал!
- И даже подслушивал, - сознался колдун и улыбнулся тонко и хитро, по-змеиному. – Каждый делает то, к чему обязывает его место среди остальных. Каждого ведут свои устремления. – Склонил вдруг голову на бок, поглядел испытующе. - Не сделаешь ли чай и для меня?

(м-м... опять)

[SonGoku >>>]

- Вот еще! – пренебрежительно фыркнул Акира. – Почему это я должен трудиться для тощего облезлого кота?! Месяц яойои* еще не наступил!
Маленькое оттопыренное ухо неожиданно оказалось плотно зажатым в пальцах и вздернутым гораздо выше, чем было для него естественно, заставив хозяина уха встать на цыпочки.
- Не груби старшим, если не хочешь сделаться вторым Мими-наши Хоичи, - как-то очень добро и серьезно посоветовал Тошимару. - Ты строишь из себя взрослого, забавляясь детскими играми, и притворяешься ребенком, занимаясь делами взрослых, но чтобы достичь в этом успеха, выучи хорошенько, кто на какой позиции находится, и что может тебе сделать.
Посох куда-то исчез, а узловатые сухие пальцы второй руки колдуна сжали тощую мальчишескую шею. Несильно, но ощутимо. Тошимару ощущал, как быстрее стала биться под его ладонью жилка во впадинке между ключицами Акиры. Мальчишка трепыхнулся, словно пойманная неожиданно для себя самой птица; где-то неподалеку недовольно заворчал в тучах гром, хотя рано было не то, что для грозы, для простого дождя.
Колдун приблизил свое лицо к побледневшему круглощекому детскому личику, как будто говорил не с ним, а с кем-то в глубине темных глаз Акиры.
- Ты не бессмертен, ты хочешь жить, пока не поймешь, куда должен уйти. Ты ищешь все возможные способы выполнить это желание. Мне известны и конечная цель, и множество способов ее достижения. Цель ты найдешь сам. Я предлагаю тебе способы.
Мальчик сглотнул; на длинных ресницах повисла крохотная роса слез.
- Я... – он собрался с оставшимися силами. – Приготовлю вам чай.

-----
*yayoi - март

(с Даларой!)

[Далара >>>]

Январь 1601 года
Киото

Крылья. Необычные крылья. Иногда, когда Ньё смотрела на теплого самурая, ей мерещились похожие, только посветлее.
Кошка остановилась, чтобы лизнуть лапу – подушечки сердито щипал холодный воздух, - затем побежала дальше, стараясь не отставать от странного прохожего. Он свернул в переулок. По ветру плеснули черные крылья, и в это мгновение они показались Ньё темным плащом. Йокай замерла на мгновение, засомневавшись в правильности своего решения, и все-таки направилась следом.
Повернув за угол, кошка втянула носом воздух: обычные запахи улиц, в которые вплетается что-то неуловимое, будоражащее... Бива-хоши под навесом, настраивающий инструмент. Самурай остановился, не пройдя и трех шагов, почти напротив, и стал пристально разглядывать музыканта. Ньё, чихнув – теперь тревожащие нотки в ароматах стали понятными: воронье и кровь, - подошла ближе и царапнула кончики черных крыльев.
Звук, который издал самурай, трудно описать человеческим языком. В нем смешались раздражение и возмущение. Самурай откинул плащ – ворон отдернул крыло - подальше от лап дымчатой кошки. Ньё выразительно повела лапой у пасти – чего шипишь? И снова чихнула недовольно: птичья вонь стала сильнее. Теплый самурай пах совсем по-другому и не пугался… кошка прищурила зеленые глаза. Ворон-человек смотрел на нее удивленно, как будто никогда не видел живых кошек. Удивленно и неприязненно. Никакой симпатии, одна враждебность. Заговорить даже не пытался, только кривил рот, а может – разевал клюв.

(подрались с Соуль)))

Сообщение отредактировал Далара - 14-10-2007, 22:06

[Соуль >>>]

Нет, Арима вел себя по-другому. Совсем по-другому. И пах не вороньем Прищур из пристального превратился в злой. Словно в попытке развеять последние сомнения, Нье вновь царапнула крыло, стараясь загрести коготками хоть одно перышко.
- Пш-шла прочь! – самурай дернул край плаща вверх.
И вдруг сообразил, что он больше и сильнее. Неловко попытался пнуть кошку. Она отскочила в сторону и выгнула спину дугой. Хвост раздраженно дернулся. Ньё припала на передние лапки и прыгнула, норовя разодрать когтями черные крылья – птица она и есть птица. К тому же эта – злая. И не родственница теплому самураю.
Но птица не собиралась так просто отдавать себя на милость когтей и зубов. О том, что у него есть меч, самурай и думать забыл (а может, оружие было всего лишь иллюзией), зато ворон обладал острыми когтями и крепким клювом. Человека в переулке больше не было даже зрительно. Ворон растопырил крылья и пошел в атаку. Кошка беззвучно зашипела, подмела хвостом землю и прыгнула на крылатого, норовя маленькими, но крепкими клыками впиться в прикрытую перьями шею. Даром что неопытный, молодой ворон увернулся и в свою очередь попытался клюнуть мохнатую.
Перья, пух и ор. Подойти страшно. Плотный черно-серый комок распался вдруг на кошку и птицу. Разбежались, посмотрели друг на друга яростно, будто вот-вот сойдутся заново. Кошка фыркнула презрительно и гордо продемонстрировала хвост. Ворон каркнул что-то оскорбительное ей вслед.
В переулке снова стоял человек, поправлял измятый и основательно изодранный плащ. Взгляд круглых глаз обещал любой кошке при следующей встрече порядочную трепку.

(тенгу - кошконенавистник)

[Bishop >>>]

Дорога у моря, неподалеку от замка Окаяма
1601 год, последние дни февраля

Дорога казалась собранной из кусочков. Вот в окружении других деревьев высокая сосна, протянувшая ветки-лапы в стороны, словно всю свою жизнь стремясь обнять кого-то; под ней растет только мох. Затем, как будто сразу, группа камней на поляне - деревья в этом месте отступили от дороги. И вновь другое место...
Между этими моментами, когда сацумец оглядывался по сторонам, выискивая опасность, он словно проваливался в свои мысли и шагал, не замечая ничего вокруг. Начал озираться в очередной раз, и хруст ветки ударил по напряженным нервам. Юноша остановился и вгляделся в сумрак, царивший среди деревьев. Показалось...
- Далеко еще? - спросил Тенкьё.
- Да.
Мицуке и Тайкан переглянулись, так же одновременно, как ответили, пожали плечами.
Долговязый мавашимоно сорвал, наклонившись, сухую травинку, принялся жевать.
- Кажется, будто по дороге что-то должно случиться, - чуть виновато произнес юноша; приблизился к монаху. - Скажи, почтенный, - тихо произнес он, - ты, наверное, постиг много от мудрости Будды...
"Почтенный", возвышаясь на добрых полголовы, окинул сацумца недоуменным взглядом.
- Ты хочешь совета или удовлетворяешь праздное любопытство?
- Мать учила меня уважать святых людей, - Тенкьё посмотрел вверх, на спутника, - и я не посмел бы мучить одного из них пустой болтовней. Мне нужен совет.

Сообщение отредактировал Bishop - 17-10-2007, 11:31

[higf >>>]

Монах поглядел куда-то в по-зимнему низкое облачное небо, вперед на сильно вытоптанную дорогу и, видимо, все-таки пришел в нужное состояние духа. Попугай успокоился, перестал взволнованно коситься на хозяйский посох.
- О чем ты хочешь спросить? - благостным тоном осведомился Тайкан.
Юноша вздохнул, как будто скорбел о несовершенстве мира.
- Я запутался в своих делах и мыслях. Стремлюсь защищать правую сторону, быть верным правилам, принести пользу друзьям и... тем, кто дорог, - он хотел обернуться в сторону О-Санго, но передумал. - А выходит, что становлюсь только обузой, дела же не наполняются красотой и достоинством, заслуживают лишь смеха. Мне нужен совет человека, устремленного помыслами к высшему и освобожденного от земных страстей, - невольно сацумец покосился на ребенка. - Что мне делать?
Тайкан немедленно пожалел, что спросил. Интересно, кто это здесь устремлен помыслами к высшему и освобожден от земных страстей?.. Взгляд невольно остановился на широкой спине шагающего впереди мавашимоно. Монах тряхнул обритой головой: нет, вот этот даже под страхом казни не откажется от женщин и выпивки. Вопреки надеждам,ничего не случилось, что отвлекло бы внимание отчаявшегося юнца. Монах задумчиво вгляделся в собственные пальцы, сжимающие посох. У них с "юнцом" разница лет семь всего, с чего это бывший ронин вдруг стал почитать себя стариком?
- Найди цель и иди к ней.

(с Даларой и Бишопом)

[Далара >>>]

- Как определить, достойна ли цель и путь, по которому я к ней пойду? - Тенкьё видел не то, что было, а то, в чем - и в ком - он нуждался. - И с чего начать?
- С себя.
Попугай шумно снялся с плеча и взмыл над дорогой. Недовольный возглас превратился вдруг в ликующий.
- Há meus própr-rio! – Восторгался он. - Amigos!*
Тяжелая птица описала кривую в воздухе, чудом не врезавшись в ближайший побег бамбука.
- Ты мудр, - Тенкье посмотрел на Тайкана с почтением, вздохнул, - тебе не так сложно понять, какой первый шаг верный, - немного оживился, услышав громкие крики. - Что с твоим попугаем?
- Он увидел это, - монах, щурясь от соленого ветра, кивнул в сторону открывшегося взгляду моря.
Там возвышалось громадное роскошное сооружение, как будто неведомый безумец решил выстроить здание прямо на волнах. Ажурное переплетение мачт и канатов утыкалось в небо. Высоченная корма, будто дом с резными украшениями, низкий нос и гладкие округлые борта, корабль не был похож ни один из привычных маленькой пестрой компании.
- Наньбаны, - заключил Тайкан.

-----------
*Há meus próprio! Amigos! – (порт.) Там свои (для меня)! Друзья!

[дон Алесандро >>>]

Призрак с презрением смотрел на возвышающийся впереди монастырь, руки благородного князя были спрятаны в рукава кимоно, от этого он не выглядел более умиротворённым. Внезапно он повернулся и поплыл к ближайшей луже, при его приближении вода покрылась тонкой корочкой льда.
- Зеркало вод, покажи мне славного каро Тодзаэмона и воинов его, проведи взор мой сквозь стены, раздвинь камни, как раздвигает их вода.
Лед дрогнул, и гладкая поверхность покрылась множеством трещинок, лицо Акаихигэ исказила гримаса боли, но он промолчал, каким-то усилием он вернул лицу прежнюю презрительную маску. На растрескавшемся льде стали проступать очертания внутренних покоев монастыря.

В этот момент будто ледяная игла вонзилась в затылок ветерана.
«- Каро… Это… я… - боль прошла также мгновенно как и появилась, а в голове зазвучал знакомый голос, интонация которого выдавала огромное усилие, что прикладывает говорящий, каждое слово давалось ему с трудом – Где… монашек… говори… в мыслях… я услышу… а ты… сохранишь… тайну…»
Рука Онодэры Тодзаэмона, который подносил как раз еду ко рту, замерла лишь на мгновение; затем старый воин вновь принялся жевать рис. «Монах не возвращался в храм, он ушел вместе с другими в замок Окаяма...» Он прикрыл глаза, отговорившись усталостью, когда кто-то спросил его, неважно ли он себя чувствует.

"- Кто... видел... его... в последний... раз? Не... из монахов..."
Призрак смотрел на лёд не мигающими глазами как приклеенный.

Онодэру угостили подслащенным медом сакэ, чтобы восстановить силы после долгого пути; он рассматривал струю густой белесой жидкости, льющейся из кувшинчика, и пытался сложить в мыслях слова. Это было необычно и страшно - вот так разговаривать с мертвым господином. «Люди в замке, прохожие... еще мальчик-послушник».
"- Пригласи... мальчика... к... мне... через... найдём... а-а-ах... монаха... "
За пределами монастыря Тайра но Акаихигэ с размаху ударил по льду: грязь, вода и осколки разлетелись во все стороны. Призрак с наслаждением приложил руки к лицу и упал на колени.
Голос отпустил каро дома Тайра.
- Хорошо, - вслух произнес Онодэра Тодзаэмон.

(und SonGoku)

Сообщение отредактировал SonGoku - 22-10-2007, 16:19

[Весёлый Роджер >>>]

- В давние времена было лучше. Река жизни медленнее несла свои воды, а теперь, - старик Сичибеи нахмурился, - все спешат, крутятся. Я вернулся бы домой, в деревню, завел бы семью...
- Стал бы крестьянином, да? Ел бы тофу вместо рыбы, а рис бы не видел даже в новогодние праздники!
Насмешник Ичи - самый юный из пиратов - рассматривал собственные ладони.
- Лучше есть тофу и крапиву, чем видеть твою рожу, Ичиго, - невозмутимо ответствовал старик, - что за порочное племя населяет нынче Страну. Ты непочтителен и глуп, следовало бы привязать тебе к ногам камень и...
- Заткнитесь, - прервал перепалку Киба, главарь пиратов, - иначе отправитесь за борт оба.
- Надо плыть на север, - ворчал старик, - что мы болтаемся здесь столько времени. Земли Эдзо богаты, я слыхал.
- Плыть в Эдзочи на этой развалюхе? Бессмысленно, старик. Без хорошего корабля нечего делать на севере, мы станем посмешищем.
- Так давайте украдем!
- Ты еще скажи сами смастерим, - фыркнул Тобое, - корабль надо купить. Большой, тяжелый, хорошо вооруженный. Такой невозможно украсть - нас мало, вооружены мы хуже. Такой невозможно построить, мы пираты, не плотники. И купить не можем.
- Значит не поплывем на север, - огорчился Ичи, - будем вечно сидеть в этой луже, грабить рыбаков! Несправедливо!
- Да заткнитесь вы все, - поморщился главарь, - мы поплывем на север, как только добудем корабль. А до того - ни слова о Эдзочи. Не стоит умножать число тех, кто возжаждет потрошить богатые земли. Их и так много. А ты, Насмешник, знаешь не хуже нас всех, что в этой луже попадаются не только рыбаки...
Волны мягко набегали, подныривали под дно, терлись спинкой о борт пиратского судна.
- По левому борту, - провозгласил Указующий, - осадка хорошая!
- По местам!
- Парус!
Засновали по палубе тени, зашуршала ткань, с характерным хлопаньем поднимался парус. Осадка жертвы была большой, тяжело груженый корабль теряет в скорости - далеко не уйдет.
Время потекло быстрее, как говорил Сичибеи, все закрутилось вокруг, пространство сжалось до линии между двумя кораблями.
- Ветер наш!
Погоня была недолгой. Жертва попыталась резко уйти вбок, пропустив мимо себя пиратское судно, и пока то выправляет курс и разворачивается - успеть набрать расстояние. Не вышло. Маневренный и легкий пиратский корабль успел свернуть... Удар! Борт в борт.
Корабли сошлись вплотную, заскрипело дерево. На палубу ворвались пираты.
Верткий улыбчивый Ичи орудовал двумя ножами, успевая ранить сразу нескольких противников, но выглядело это как игра. Кровь заливала доски, Насмешнику всегда было странно - как же много ее в людях...
Старик Сичибеи с длинной саблей был похож на грозного духа, с каменным лицом, точными экономными движениями - он не играл, он работал.
Тобое - выше остальных на голову, он был бы красивым, если бы не шрамы. Он отдавался бою целиком, он и сам становился боем, он жил схваткой, не чуял боли, не знал жалости...
Скоро все было кончено. Трупы выбросили за борт, трюмы обшарили, все ценное перенесли на свою палубу, вывалив огромной кучей.
Ичиго валялся на добытых мехах, глядя в небо.
- А на севере добыча была бы больше!
Старик посмеиваясь подтачивал саблю. Тобое заматывал рану на плече тряпкой.
- Мы поплывем на север, - ответил Насмешнику Киба, - когда добудем большой корабль. А до того - тебе придется посидеть в этой луже.
Разграбленный корабль медленно уходил на дно. Волны лениво шептались за бортом.
- Раньше жизнь текла медленнее, - говорил Сичибеи, - а сейчас... Совсем не то. Совсем не то...

[SonGoku >>>]

некоторое время назад

- А как мы его будем сталкивать? - один из мальчишек честно попробовал вооружиться охапкой листьев.
Второй (тот, что был поменьше и поупитаннее) предложил натянуть веревку, сунуть под ноги длинный прут, потому что обычную подножку он делать отказывался. Пихать грязевого монстра тоже.
- А может его... конем? - предложил первый. Покосился на скакуна и тут же сам со вздохом отверг идею, - не, он умный.
- Монстр? - спросил второй.
- Конь, - худой мальчишка вздохнул еще горше.
- Это точно... - его маленький приятель присоединился к вздохам и тотчас же встрепенулся. - А если бросить камень ему в голову, когда он будет возле ручья?
Сошлись все-таки на палке.
- Лучше в ноги. Тогда он поскользнется... - неуверенно протянул лисенок, занося снаряд над головой.
Атаку произвели с двух сторон, чтобы уж наверняка: Дынька изловчился и все-таки превратил одну из веток поперек тропинки в туго натянутую веревку. Кодзи же, практически уже достигший к тому моменту благословенного ручья, слишком был стеснен в обзоре местности, чтобы что-то замечать. В результате в следующем порядке раздались: чавкающий звук, изданный липкой тушей, отделяющейся от твердой земли; короткий крик на половину ругательного содержания, быстро прервавшийся из-за обилия лишней массы, оказавшейся во рту у музыканта; всплеск и громкий "бульк", завершивший представление. По поверхности чистой воды заскользили грязные коричневатые круги.
Мальчишка поменьше и потолще осторожно приблизился к кромке берега и, вытянув шею, попытался заглянуть, что делается на дне.

(помыв Грея производится нашими с Китти силами)

[Grey >>>]

- Не утонул бы... - озабоченно произнес тануки, стараясь не прикасаться к следам, оставленным помойным монстром.
Когда бывшее чудовище вновь показалось на поверхности теперь уже грязной водной глади, оно заметно уменьшилось в размерах и продолжало и дальше медленно "растворяться". Более-менее чистые руки вытерли лицо, убирая с него остатки неприятной субстанции вместе с размазанными ромашками. Глаза, вернувшие себе способность нормально видеть, пристально уставились в сторону берега в поисках виновников недавнего полета бродяги над каменистым берегом ручья. Дынька изобразил самую искреннюю, самую невинную и самую трогательную из своих улыбок; он сиял, точно маленькое упитанное солнышко, заблудившееся в густом подлеске.
- У нас нюх, - сообщил он. - Он страдал.
- Кто? - угрюмо спросил музыкант, вновь обретший способность нормально говорить. Спрашивал ли он, кто страдал или кто его спихнул, трудно было определить.
- Кто? - удивился в ответ лисенок, демонстрируя безукоризненно-чистые на фоне растворяющегося монстра ладони. - А-а! Не, мы не видели, кто намазал.
- Оба, - на всякий случай сознался тануки, заодно подстелив соломку, и протянул человеку лапку. - Вылезай, там холодно. Мы не хотели тебе зла, мы только хотели, чтобы ты перестал воня... пахнуть.
- Странно, но примерно та же мысль, как избавиться от вони пришла и мне в голову, - костлявые руки и колени музыканта заскрежетали по речной гальке. - Вот только падение в них не входило.
Остатки коричневой массы медленно уносило течением, выбравшись на берег, Кодзи первым делом начал раздеваться, потому как одежда в отличие от открытых покровов тела так легко расставаться с липкой субстанцией не спешила.

(садисты и жертва те же)

[Далара >>>]

- Наньбаны, - заключил Тайкан.
- И не только.
Долговязый посланник сёгуна остановился посреди дороги, лениво потащил из ножен меч. В густых зарослях испуганно зашебуршались, потом раздался отчетливый звук подзатыльника и обиженное сопение.
Встрепенувшийся сацумец повернул голову к источнику шума.
- А вот теперь там точно кто-то есть!
Он шагнул к зарослям, раздвигая ветки вытащенным из ножен мечом. Монах же перехватил шест поудобнее и перестал обращать внимание на корабль и поглупевшего от радости попугая.

"Слепой" за поворотом дороги вскинул руку, очевидно, привлекая внимание своих попутчиков к какому-то звуку. Его упитанный поводырь ловко перевесился через седло, пытаясь разглядеть, в чем же там дело, и чуть было не съехал в глубокую лужу холодной воды, возле которой (несомненно, преднамеренно!) остановился вороной жеребец.
- Отдавайте все ценности, какие есть! – потребовал неуверенный голос из кустов.
С этой стороны нагромождения камней хорошо просматривались сидящие на корточках вооруженные люди в плохой одежде, кое-кто в соломенных плащах. У одного из них при себе даже имелся меч, остальные были вооружены, чем попало, включая серп и вилы.

(куча народу)

[Bishop >>>]

- Рано мы его помыли, - вздохнул женственный всадник.
Мальчишка-поводырь втянул носом воздух: нет, все-таки еще слегка попахивало... Порывшись в поясе, слепой сокрушенно покачал головой, проверил рукава. Наконец, ценность нашлась - между опорами гэта застряла огромная золотая монета. Актер не без труда выудил ее оттуда и бросил подальше на дорогу.
- Теперь у нас точно ничего нет, увы.
Тот, что сжимал в руках вилы, проводил неожиданное богатство голодным взглядом.

На дороге, где перед каменной насыпью остановились путники, произошел короткий спор. Мицуке утверждал, что засада устроена не на них, Чиру, которому не терпелось подраться возражал. Монах принял сторону кота, мотивируя тем, что раз уж засада случилась при них, надо помочь неудачливым путникам, тем более что один из них слеп. Тенкье в жажде действий тоже поддержал четвероногого разбойника.
- Я его, что ли, ослепил?..
Мицуке поднял камешек, швырнул через завал; с той стороны ойкнули.
- Это благое деяние, угодное богам, - в поисках духовной поддержки Тачибана посмотрел на Тайкана. - Почему бы нет?
- Лишить зрения? - изумился Мицуке.

(много народа)

[Sayonara >>>]

- Помочь им, - смутился, опуская голову, юноша.
- Впервые вижу, - проворчал монах, - чтобы ты колебался. Да они разбегутся от одного твоего вида.
- Или околеют от хохота при виде тебя, - не остался в долгу рослый мавашимоно.
- Мао!
- Да тебя-то кто спрашивает?
- МАААА!!!
Поддержка большинства вдохновила молодого сацумца, и он, бросив немного виноватый взгляд на Мицуке, шагнул к камням, за которыми, видимо, и скрывалась засада. На этот раз монашеского терпения не хватило. Посох описал дугу в воздухе и ощутимо приложил сацумца пониже спины. Мавашимоно захохотал:
- Да славится Будда и доступность его учения!
Юноша обернулся бросил взгляд на монаха. С его лица вполне можно было делать маску, изображающую Недоумение. О-Санго весело улыбнулась. Ее довольно скверное настроение потихоньку улетучивалось. Новое приключение обещало быть любопытным, и девушка даже оживилась, а, увидев лицо Тенкье, хихикнула. Потом, очевидно, вспомнила, что день был плохой, и сурово взглянула на своих спутников.
Под взглядом девушки сацумец совсем побагровел и, снова отвернувшись от спутников, побежал по дороге, огибая насыпь.

(Далара, Китти, Cон Гоку, Бишоп, Хигф и чуточку я)

[SonGoku >>>]

- Чтобы так просто выбрасывали целое состояние и ничего себе не оставили? – главарь пнул того, что размахивал серпом, чтобы поскорее сбегал за монетой. – Да ни за что не поверю!
Второй разбойник подергал его за рукав, тыча пальцем себе за спину, но его никто не слушал.
- Слезайте с коня! – потребовал главарь. – Один этот жеребец стоит больше, чем наша деревня!
- И покалечит больше, чем ваш отряд. Вы когда-нибудь продавали «чужого» боевого коня? - недовольно зевнул ояма. - Что до ценностей - обыщите сами.
- Слезайте на землю! – заорал взбешенный главарь.

За поворотом спешивший на выручку Тачибана едва не столкнулся с неизвестным мужчиной, успел остановиться, но его обдало неприятным запахом. Отшатнувшись и поморщив нос, удивился: ни пеший, ни двое на лошади не казались испуганными. Впрочем хватило одного взгляда, брошенного на мерзкие рожи и оружие людей, укрывающихся у камней, чтобы снять все сомнения.
- Немедленно бросайте оружие! - закричал Тенкьё. – Как вы смеет грабить беззащитных?
Катана рассекла воздух – тянувшейся за золотом руке оборванца с серпом пришлось отдернуться, чтоб не стать обрубком.

(воистину оочень много народа)

[higf >>>]

Зима 1601 года.
Эдо

Генпачи старался выглядеть как можно почтительней, ничем не проявляя своего отношения к тому, что сказал. Когда-то он пытался заранее предугадать реакцию господина и излагать в самой подходящей к тому манере, но прочесть мысли Токугавы было почти невозможно.
- Еще мальчишки болтали, что Хидэтада-доно поссорился с Акирой, - сказал слуга.
Иэясу засмеялся. В этом смехе, как казалось Генпачи, было мало веселья – больше насмешливой горечи.
- Мой сын и наследник, как всегда, проявляет достойную будущего правителя выдержку и умение общаться с людьми, - произнес он, и издал еще несколько дребезжащих смешков. – Хорошо, иди.
Слуга почтительно поклонился и вышел. Иэясу-доно должен быть доволен им, он ценит преданных людей. Сейчас, пока новый порядок вещей, что меняет прежний, еще не построен, для незнатного по рождению человека есть возможность подняться высоко.

Токугава посмотрел ему вслед. Лицо было непроницаемо, а затем он снова взялся за бумагу. Вскоре та вновь корчилась в огне, выставив в предсмертной муке иероглифы, составлявшие имя «Хидэтада» среди многих других, а потом превратилась в пепел.
Становилось душно – старец поднялся, чтобы выйти в сад.

[Sayonara >>>]

Дорога у побережья


- Тенкье, стой! – закричала О-Санго вслед сацумцу, всплеснула руками и развернулась к Мицуке, монаху и коту. Веселость ее сразу куда-то пропала, глаза сверкали от негодования, и непонятно было, на кого девушка сердится – в тот момент она набросилась на оставшихся спутников:
- С ума сошли! Он же когда-нибудь убьется так! И вы будете в этом виноваты! Вместо того, чтобы шутить и издеваться, могли бы по-человечески образумить. Раз думаете, что самые умные, ведите себя как подобает взрослым людям. А то как дети малые... – барышня почувствовала, что немного разошлась, и махнула рукой. – Да что я вам говорю? Злые вы...
О-Санго топнула ногой и побежала за Тенкье как можно быстрей – надо было остановить его, пока не наделал глупостей. Сразу за поворотом заметила она блеснувшее серебристое лезвие и в ужасе замерла. Но через мгновение не выдержала и, подскочив к молодому самураю, зло дернула того за плечо.
- Глупый, прекрати немедленно! – выпалила девушка. Ей не терпелось устроить сацумцу хорошую взбучку.

[higf >>>]

Та же дорога, дальше от берега

Близко, должно быть близко. Усталость, пыль в лицо, топот копыт. Деревья мелькают по сторонам двумя длинными, бесконечными полосами-рисунками. Но беглецы должны быть рядом – сколько может успеть пройти такая компания?..
Новым штрихом в картине из-за поворота побежал вдоль дороги ручей, чтоб скоро прильнуть большой реке, быть поглощенным ей. Чистая, кристально прозрачная вода щедро разбрасывала блики, ласково касавшиеся глаз.
Хэйта - молодой воин, еще младше Сабуро - поскакал быстрее, свернул к воде и проехал вдоль бережка, показывая удаль. Конь ступил слишком близко. Берег не выдержал, часть его рухнула в ручей, камешки земля замутили чистое течение. Пришлось несколько шагов проехать по воде, поднимая ил со дна конскими копытами, прежде, чем всадник смог выбраться на берег.
- Не отставай! – голос Ватанабе был резок. – Те, за кем мы гонимся, недалеко!
Юноша, подчиняясь каро, свернул обратно.

Прямо там, где произошел обвал, вода закрутилась, будто закипело; довершая сходство, из нее поднялось облачко, повисло над ручьем. Оттуда показалась черная собачья морда, раздраженно высунувшая язык. Затем она что-то прошипела и дохнула вслед людям...

- Вот они! – крикнул Хэйта, указав на группу фигур вдалеке, на ответвлявшейся тропе. Одна из них была очень высокой, в другой по одежде угадывалась девушка...
- Вперед! – скомандовал Ватанабе.
Свернув, всадники помчались по тропе. Преследуемые скрылись за деревьями там, где она поворачивала. Правая рука Сабуро крепко сжимала нагинату. Он чуть покачал оружие, словно проверяя, как оно лежит в руке, насколько послушно воле...
И вновь беглецов укрыл очередной поворот, но уже ближе, и вот кони вылетели на прямую, где некуда было деваться...
Облачка тумана, на глазах теряя цвет и сходство с людьми, растворились в воздухе на глазах, от ручья, который следовал за тропинкой, послышался звук, похожий на тихий, сдержанный смех.
Всадники остановились, сдерживая коней, растерялись, творя охранные знаки.
- Чего стоим? – требовательный голос каро разбил оцепенение. – Духи шутят. Но это не освобождает от долга перед господином. Назад, на дорогу, нечего терять время. Хэйта, едешь последним!
Юноша пропустил остальных, со стыдом опустил голову. Сабуро, проезжая, посмотрел на него почти враждебно – разочарование искало выход.

Сообщение отредактировал higf - 12-11-2007, 13:07

[Далара >>>]

Неподалеку от Согенджи

Акаихигэ ждал своих самураев у корней дерева, что стояло неподалёку от дороги. Призрак аристократа выглядел немного странно, гораздо бледнее чем обычно, а если приглядеться, то можно было даже разглядеть кору дерева, что стояло за его спиной. И первым обратил внимание на эту странность самурай из Мориоки по имени Шида. Не только обратил внимание, но и с возгласом изумления толкнул ближайшего товарища в бок, но этим не удовлетворился, а с поклоном обратился к призраку князя:
- Почему господин выглядит так плохо, что сквозь него проступают деревья?
Акаихигэ поднялся в воздух, примерно на одну ладонь от земли.
- Смотреть на свет Будды всегда сложно, можно обгореть, но это временно - выражению отрешённости на лице князя позавидовали бы многие архаты.
- Мальчик... - Акаихигэ перевёл взгляд на самурая.
Шида поспешно кивнул.
- Мы привели его, как господин просил.
Вытолкнул из-за спины перепуганного жмущегося мальчишку в одеянии послушника и с обритой головой. Ребенок смотрел на призрака круглыми глазами.
- Ты видишь меня, это хорошо - взгляд Акаихигэ впился в паренька. - Ты боишься, это правильно, но не слишком хорошо что ты так открыто показываешь страх.
Акаихигэ подплыл к мальчику и успокаивающим голосом сказал.
- Мне не нужна твоя жизнь, я не нуждаюсь в твоей жизненной силе, но мне нужна твоя память, вернее образ воспоминания... впрочем детали тебе не пригодятся, - дайме с интересом смотрел на собеседника - Если ты добровольно согласишься на некоторое время впустить меня к тебе в голову, я награжу тебя и мои помощники доставят тебя обратно... если же ты откажешься... что ж, есть и иные пути познания.
Мальчонка поспешно опустил голову и зашептал что-то. В его шепоте не было уверенности, только отчаянное желание оказаться где-нибудь в другом месте.
- Я еще ничему не научился. Господин призрак, не забирайте меня!
Акаихигэ поморщился и сделал жест самураям.
- Забирать? Вот ещё. Мне не нужна твоя жизнь. Да успокойся ты, это даже не больно, - холодно и с чуть уловимым сожалением проговорил горьё. - Подержите его, а то ещё упадёт.

(с доном Алесандро)

[дон Алесандро >>>]

Юный послушник вдруг ожил и попытался дать деру. Укусил руку, которая держала его плечо. Босой пяткой врезал по ноге Шиды, за что немедленно схлопотал звонкую затрещину. Мальчишку схватили под руки, и теперь он брыкался в воздухе. Видя, что так не освободиться, затих, только испуганно-злобно косился на призрак.
- Да успокойся ты... - Акаихигэ подошёл вплотную и положил свои ладони на виски мальчика.
- Один... ток твоей энергии замедляется... Два... ты устал... ты хочешь спать... - голос князя стал металлическим.
Мальчик заморгал сначала отчаянно, потом сонно. Он еще дергал ногами, но с каждым ударом сердца все более вяло. Наконец сдался окончательно, уронил голову на грудь, похожий на цыпленка со сломанной шеей.
- Три... твоё сознание раскрывается - почти прошептал призрачный князь.
Акаихигэ улыбнулся.
- Ну вот мы и успокоились...
После чего приложил руки к затылку спящего мальчика.
- А теперь мы посмотрим на отпечатки образов... сейчас мы всё найдём... - чуть слышным шепотом продолжил призрак, его ладони засветились зеленым светом.
---
Свет. Двое идут по дороге. Вспышка. Монах и мальчик. Тишина и молчание. Вспышка. Идут и идут, дорога уже надоела всем. Вспышка.
---
Мальчик тоненько застонал.
---
Свет. Монах и мальчик идут по дороге. Вспышка. Видна только дорога, всё остальное как в тумане. Вспышка.
---
Теперь мальчик стонет уже сильнее. На лице Акаихигэ проступают пятна, как у трупа.
---
Свет. Дорога и дорога. Вспышка.
---
Акаихигэ теперь тоже стонет, но это не стон боли, так стонет человек что пытается тянуть за собой целый корабль. Мальчик затрясся в руках самураев.
---
Свет. Дорога. Двое. Мальчик и монах. Ветер. Чайка! Вспышка.
---
Призрак с едва слышным стоном отпустил мальчика, тот всё ещё бьётся в судорогах.
- Сейчас... - призрак поднял руки будто решил обратиться к небу - Один... ток энергии ускоряется... Паренёк перестал биться. Два... усталость падает как листья осенью... Его дыхание выровнялось и успокоилось. Три! Проснись!
Ладоши дайме сошлись, но хлопок не прозвучал.
Мальчик резко открыл глаза и задрожал, как будто от пронзительного ветра. Рот округлился в маленькое «о».
- Господин, вы узнали, что хотели? – не утерпел Шида.
- Я узнал... - голос Акаихигэ внезапно стал хриплым - ...что нам пора сниматься с места.
Горьё справился с голосом и он зазвучал как прежде:
- Отвезите мальчика назад, и дайте ему... денег, пусть купит себе сладкого или что он там любит.
После чего повернулся с пареньку:
- Вот видишь, Тайра но Акаихигэ выполняет то что обещает, - князь засмеялся.

(и Далара)

[Sayonara >>>]

Дорога на побережье

Юноша обернулся и опешил, увидев перед собой сердитое лицо, от близости которого даже сейчас екнуло сердце.
- Ты здесь? Отойди, тут опасно, - щеки его пылали красным, глаза сверкали, правая рука крепко сжимала рукоять. - Прекратить защищать слабых?
За спинами двоих спорщиков раздался хруст высохших за долгую зиму стеблей, шорох ног по камням. Разбойники, что оглянулись на шум и гам, слегка побледнели.
- Кто тут слабый? - полюбопытствовал мавашимоно, с высоты своего роста и горы валунов разглядывая "поле битвы"; из дорожной сумки высунулась мордочка белого лисенка.
О-Санго грозно подняла одну бровь.
- А ты что тут делаешь?! Куда вы все лезете?! Что это за безумие?! Прекратите немедленно! - она сильно дернула Тенкье за руку и, гневно фыркнув, взглянула через плечо. Мрачно осмотрев противников, девушка прищурилась и неожиданно улыбнулась.
- Ну раз не слушаетесь, дайте и мне развлечься.
Монах выбрал другой путь, он просто обогнул завал.
- Держи, - Тайкан протянул барышне свой дорожный посох. - Им можно замечательно вразумлять окружающих. Только выбери нужные головы.
- Слабые теперь они, - глаза сацумца сверкнули, как отблеск пламени на черной воде, - но все равно разбойники! - О-Санго все еще держала его за руку, и он взял ладонь девушки в свою. - Или пусть катятся отсюда, пока целы...


(higf, Далара, Bishop и я)

Сообщение отредактировал Sayonara - 12-11-2007, 17:48

[Далара >>>]

Барышня жалобно потянулась свободной рукой к посоху. Ухватила его и счастливо улыбнулась.
- Спасибо, - О-Санго поиграла новым оружием, вспоминая приемы. Затем повернула растрепанную голову к молодому самураю.
- Тенкье, пусти, я драться буду.
- Кажется с ними неинтересно... - разочарованно посмотрев на противников, вздохнул Тенкьё. Руку отпустил, оставшись рядом, готовый защитить.
- Что с людьми делает любовь... - рассмеялся Мицуке, устроился на куче камне, почесывая лисенку за оттопыренным треугольным ухом.
Из травы у его ног вынырнул кот, бросил на хозяина презрительный взгляд.
- Присоединяйся. - предложил ему мавашимоно.
- Ма. Пфе!
- Не хочешь к нам, иди вон теми отбросами займись, - Мицуке беззлобно пожал плечами. - У тебя меньше шансов получить от барышни посохом по голове.
Не стал уточнять - у кого их больше.
Кодзи покачал головой, происходящий балаган никак не входил в его планы. Сейчас следовало спокойно уйти подальше от места последнего заказа, залечь, отдохнуть... Но что поделать, если на дорогах Японии сегодня творится тэнгу знает что?! Пока вокруг шел напряженный диалог, бродяга достал из-за пазухи свирель, перекинул котомку по удобнее и затянул, кажущийся по началу тихим и безобидным, мотив. Иногда окружающих лучше побыстрее подтолкнуть к действу, чем бесконечно их ждать. Воинственные нотки, звенящей мелодии, все сильнее начинали прорываться через тягучую однообразность звуковых переливов.

(толпень)

[Bishop >>>]

Катана заплясала в руках Тенкье - навстречу первому; тому самому, что тянулся за монетой. Видно, такова была его карма... Лезвие сверкнуло в воздухе, упало и алая кровь хлестнула из обрубка руки - на землю, на одежду обоих. Оборванец дико закричал, схватился за здоровой рукой за больную, шагнул в сторону и упал. Сацумец шагнул вперед. Сердце стучало в груди, рот чуть приоткрыт, тень мягкости и миролюбия исчезла. Казалось, сейчас он будет танцевать под свирель дикую пляску. И тут же мимолетный взгляд назад - на девушку. Когда в ее руках закрутилась палка, он непроизвольно чуть пригнулся.
Оторопь у разбойников прошла, как только они поняли, что самурай и монах не собираются вмешиваться, и, забыв про слепого танцора и его необычную свиту, они бросились на добычу, по их мнению более легкую.
- Ну что за дураки... - огорчился Мицуке.
Шумно вдохнув теплый воздух, О-Санго напряженно сжала оружие. Как только первый человек оказался совсем близко от нее, девушка легко отскочила с дороги и бросилась вперед, со всего размаху ударив нападавшего посохом по коленям, так, что он с грохотом растянулся в дорожной пыли. Следующий оборванец получил концом палки в живот, а вот его товарищ с вилами оказался опасней. Отбить это орудие труда О-Санго удалось только один раз, и разбойник чуть не проткнул ее; барышня упала, громко ойкнув, когда длинные зубья вонзились глубоко в землю прямо около тонкой руки.
Мицуке выругался, поднял камень, несколько раз подкинул на ладони, взвешивая, и – метнул в голову владельца вил. Тот завизжал. Правда, тут же выяснилось, что мавашимоно промахнулся, и камень сбил с ног третьего оборванца, а второй вопит, так как не может оторвать от лодыжки кошачьи когти.

(Sayonara to Далара to SonGoku to higf to...)

[SonGoku >>>]

Девушка не стала терять времени - откатилась в сторону, потом вскочила и стукнула крестьянина по голове. Тот упал, а О-Санго, ласково дотронувшись до пушистой головы кота, прыгнула навстречу новому противнику. Человек с небольшой дубиной во все глаза смотрел на испачканную девчонку с посохом. Но, не выдержав, когда воительница с горящим взором подскочила совсем близко, он развернулся и побежал напролом через кусты прочь с поля боя.
Оставался лишь один разбойник. Он был вооружен мечом и выглядел довольно внушительно. О-Санго замерла, раздумывая. Этот грабитель оказался куда смелее беглеца и уверенно напал на девушку первым. Клинок, давно, очевидно, не точенный, скрестился с дорожным посохом, почти не повредив дерево, но молоденькой самурайской дочери явно не хватало сил удерживать оружие. Меч скользнул по посоху, и О-Санго полоснуло по руке.
- А! – жалобно взвизгнула она. И зажмурила глаза.
Тайкан не сумел остаться в стороне. Пока девушка браво расправлялась с противниками, он усадил младенца на сухую промерзлую землю под насыпью; попугай как по команде перестал выписывать круги в воздухе и уселся рядом с гулькающим свертком. Монах ухватил посох, но выяснил, что девчонка все еще цепляется за оружие. Похвально, конечно. Будет. Потом.
- Дай-ка, - велел Тайкан. – Пока тебя не зашиб этот деревенщина.
О-Санго не сразу сообразила, что от нее хотят. Только через несколько секунд она разжала руку и обессилено опустилась на землю.

(нехилая толпа народа)

[Sayonara >>>]

- Ты кого это обозвал деревенщиной, святоша недопросветленный?
- Мао? - поддержал хозяина кот немного невнятно, так как вгрызся в противника.
- Тяф! - возмущенно добавила из сумки белая лисенка и, застеснявшись, спряталась вновь.
- Если жаждешь принять на свой счет, пожалуйста. Но я имел в виду его.
Тайкан с посохом наготове развернулся к грабителю с неточенным клинком и выяснил, что тот пятится, вытаращив глаза, а железку держит так, будто не знает, что с ней делать. Шаг вперед вызвал у горе-разбойника судорожное движение... поклон?
- Он что, больной? - вслух удивился монах.
- Не-а, - ухмыльнулся до ушей мавашимоно. - Он чтит Будду. Верно ведь?
Из прошлогодней высокой травы торчали задранные к небу ноги мальчишки-поводыря и доносилось веселое бульканье, в котором легко опознавался хохот.
Меч несчастный грабитель все-таки не уронил, так и убежал, прижимая его к себе и прикрывая ухо свободной рукой. Наверное, решил, что над ним издеваются местные духи. Даже не стал спасать взятого в заложники котом напарника.
О-Санго, все еще сидевшая на земле, сердито буркнула:
- Ничего он не чтит. И меня поцарапал... Побейте его, а?
От обиды она готова была расплакаться.


(ой, много, очень много всех)

[Далара >>>]

- Пальцы все целы? – спросил у нее Мицуке, поднимаясь на ноги.
Разбойник попытался уползти вместе с зависшим на нем котом. Из травы выскочил упитанный мальчишка-поводырь, волоча хворостину. Остановившись рядом с рослым самураем, он услужливо протянул прут ему.
- Это зачем?
- Просветлять, - подсказал с хихиканьем мальчишка и состроил наисерьезнейшее выражение на круглощекой мордочке.
- Пр-р-росветляй! – поддержал его Мару, в азарте кружа вокруг подопечного, раз уж отойти, а тем более отлететь было нельзя и не вышло поучаствовать в драке.
Девушка восхищенно покосилась на маленького поводыря.
- Все в порядке, - фыркнула она. – Давай, Мицуке, покажи ему, кто тут самый сильный!
И одарила незадачливого грабителя свирепым взглядом.
- Хррррр! – высказал последним кот сквозь маленькие, но крепко стиснутые клыки.
Несмотря на крестьянское происхождение и недалекий вид, разбойник оказался достаточно впечатлительным. Рост и предполагаемая сила Мицуке вкупе с пожеланиями остальных сделали свое дело, и тихо взвизгнув, грабитель рванул прочь, невзирая на вцепившегося в лодыжку кота. Чиру еще волочился некоторое время за ним в пыли, но предпочел победоносно вернуться к хозяину.

(oozei, то есть большое число людей)

[Bishop >>>]

- Ма-а... ма-а... – вздохнул рыже-белый бесхвостый кот, жмурясь, и уселся вылизываться.
- А ведь верно... – Мицуке недоуменно огляделся. – А где сацумец?
- Тенкье? – О-Санго потянулась к коту. – Он же тут был... Только что.
Она озадаченно замолчала. Чиру милостиво позволил взять себя на руки и почесать между ушей. Презрительно разглядывая при этом остальных сощуренными в щелки медового цвета глазами. Черный, как смола, боевой жеребец переступил с ноги на ногу и заржал, довольный жизнью.
- Не ругайте его! – вступился за коня мальчишка-поводырь. – Он перепутал. Когда тот самурай начал размахивать мечом перед химэ, он... ну... ну в общем, он...
- Перепутал?
- Нет, он его лягнул.
- Сацумец коня?
- Наоборот, - вздохнул толстощекий мальчишка. – А еда у вас есть?
Прижавшись к Чиру, О-Санго обеспокоенно воскликнула:
- Бедный Тенкье... Сегодня у него ужасно неудачный день. Может, ваша кошмарная лошадь вернет его, а потом уже будем есть?

(многоголосие, финал)

[higf >>>]

В глазах плавали черные и красные пятна, которые звон колоколов гонял туда-сюда, будто они танцевали под музыку. Откуда колокола? Церковь? Да, в детстве водили туда... но ведь он давно не дома! А где? И почему все же колокола? Болит так, словно они звонят прямо между ушами, внутри черепа... Может, если убрать голову, колокола останутся здесь?
Тенкьё оттолкнулся рукой от земли и открыл глаза. Черные пятна сменились синими и зелеными, красные остались, но постепенно сошли на нет, однако мир продолжал крутиться, то замедляясь и давая возможность увидеть облако или дерево, то ускоряясь – и все снова сливалось в чехарду пятен и полос.
Юноша тихо простонал и встряхнул головой. Мир, наконец, сжалился над ним или навеселился вволю, и остановился, перестав насмехаться. Вот и знакомая каменная насыпь...
Катана все еще оставалась в руке, и сацумец, опираясь на нее, с усилием поднялся на ноги. Завидев невдалеке расплывающиеся в глазах человеческие фигуры, он все же сумел различить среди них О-Санго, вспомнил недавний бой и облегченно вздохнул - жива!..
Собравшись с силами, Тенкьё сделал еще шаг к спутникам.

[дон Алесандро >>>]

Неподалеку от Согенджи

- Каро… - голос Акаихигэ был слабым, а кроме того добавилась хрипотца – Надеюсь тебе не было слишком больно, я старался… но мне кажется всё равно задел тебя…
Горьё подплыл к Онодэре Тодзаэмону, который наблюдал, как перепуганного мальчишку сажают в седло, чтобы отвезти назад в монастырь. Самурай из Мориоки заверил, что присмотрит за тем, чтобы все было в порядке и с послушником ничего не произойдет по дороге... ну, по крайней мере, Тодзаэмон так понял его скороговорку.
Некоторые считают, что следует отвечать так, будто ничего не случилось, но Онодэра находился в том возрасте, когда можно отбросить излишние церемонии.
- Было больно, - согласился он, улыбаясь. – Но меньше, чем господину, когда ему отрубили голову.
Дайме неожиданно тепло усмехнулся.
- Надо отдать должное этому Мицуке, он сработал качественно, я ничего не почувствовал - Акаихигэ неопределенно покачал головой - Нам нужно ехать... мне требуется какая-нибудь деревенька вниз по течению Асахи, не важно какая главное чтобы подальше от монастыря и там можно было... отдохнуть.
Самураю из Мориоки на прощание сказали, чтобы догонял всех остальных, быстро собрались и отправились в путь. Странной была эта скачка; всадники как будто не поторапливали коней, но те несли воинов быстро, не задерживаясь даже там, где надо было пересечь ручей или преодолеть высокий склон.
Когда впереди появилась деревня, дайме появился рядом с каро и прошептал ему:
- Останавливайтесь на отдых в деревне, а мне нужно... погулять.
С этими словами горьё растворился в воздухе.
Народ обрадовался, что вместо того, чтобы провести холодную ночь у костров на свежем воздухе, они будут спать под крышами хотя бы и рыбацких хижин. В селении Тама гостей встретили как положено – с почтением и настороженностью. Никто не знал, чем может окончиться их визит. Крестьяне немного успокоились, увидев во главе всадников Онодэру Тодзаэмона, а кое-кто даже сказал, что деревне ничего не грозит, раз старшим среди этих бродяг является такой почтенный воин.

(а теперь с СонГоку!)

[higf >>>]

Погоня

Ритм скачки, пусть даже и быстрой, успокаивал, возвращал душевное равновесие. В какой-то момент стук копыт напомнил Сабуро другой - удары бамбучин друг о друга, - и он, не забывая о погоне, погрузился в воспоминания, мелькавшие неясными картинами. Деревня в горах, мать, согнувшаяся над грядкой и он - еще маленький, бегает с другими мальчишками. Конечно, они играют в воинов – в кого же еще! Стремятся половчее ударить слегка изогнутой палкой, которую и деревянным мечом-то не назовешь, ну и что? Для детей это оружие не хуже Кусанаги, и кажется, что им можно сразить любого противника. Только когда мимо проезжают настоящие буси, и склоняешь перед ними голову, чувствуется разница.
Казалось, что у них другая жизнь - а может, и не казалось. Каждому свое: крестьяне собирают урожай, воины сражаются, чиновники ведут государственные дела, мудрецы познают тайны мира, а правители правят. Так велось от века, и должно быть впредь, ибо мир стоит на том, что люди занимаются своим делом.
А зимой, когда снег покрывал склоны вокруг, и темнота да родительский окрик рано загоняли в дома, дети слушали истории. Страшные квайданы, от которых мороз по коже и рассказы о героях, которым хочется подражать. Как Сусаноо победил Ямато но Орочи; как совершал свои деяния и слагал стихи принц Гэндзи; как долго и страшно бились Минамото и Тайра; как потом Йошицунэ-победитель спасался в горах от гнева брата-правителя и стал в конце концов жертвой предательства сына Фудзивары Хидэхиры. Это казалось прекрасным и далеким...
Годы шли, дети росли и появлялись новые, и все сильнее сгибалась спина матери, все более усталым выглядел отец: не так просто всех прокормить со скудной земли. Мечты взять в руки оружие и отправиться из дому постепенно стали необходимостью, не такой уж красивой и даже пугающей вблизи, но... Впрочем, подросток стал ашигару не у кого-нибудь, а у самого Тайра но Акаихигэ, и это было как прикосновение к легенде - словно сказка ожила. Дайме иногда поступал необычно и непредсказуемо, но не дело судить своего господина. Иногда Сабуро казалось, что в нем воистину ожила прекрасная эпоха Хэйан... Но куда ближе был Шимура Генпачи, покровительствовавший юноше.
Путь казался ясным - преданность великому дому Тайра, честная служба, а потом...
Жуткий день в Шиобаре разрушил всё и повел по иному пути скитаний. Затем, казалось, он восстановил положение, и всё же, выполняя приказы уже иного господина, в глубине души Сабуро почитал свое служение дайме Акаихигэ более высоким и истинным.

- Море, - раздалось рядом.
- Где? - спросил Сабуро, мигом вернувшись из воспоминаний.
- Там, впереди, - длинная рука скакавшего рядом буси указала вперед.
- Но не видно никакого моря, - возразил ашигару, скривив губы.
- Вон, смотри, впереди! Это мачты корабля!
Воин говорил коротко и отрывисто, бросая фразы кусками - иначе во время скачки было тяжело, сбивалось дыхание.
- А где же тогда?.. - вырвалось у Сабуро.
Собеседник понял.
- Наверное, мы поймаем их на берегу или рядом.

Сообщение отредактировал higf - 20-11-2007, 20:26

[Далара >>>]

Эдо, зима 1601

- Разве мальчик-служитель не свободен в перемещении по окрестностям?
Словно не слыша колдуна, который пренебрег приветствием, Иэясу задумчиво полюбовался на Акиру, потом кивнул и мягко сказал мальчику:
- Подойди сюда, я хотел тебя увидеть...
Акира послушался, хотя и расстался с колдуном неохотно. В этот весенний день даже ему изменяла ставшая привычной сдержанная невозмутимость, и поэтому, скромно опустив голову, он с трудом сдерживал смех.
Жизнерадостность невольно заразила правителя, и он улыбнулся в ответ.
- Говорят, ты хорошо провел день, успел даже поспорить с Хидэтадой, - в голосе была явная ирония и вопрос. Наконец он обратился к Тошимару: – Конечно... – и сменил тему и тон голоса на безукоризненно-вежливый. – Довольны ли вы пребыванием в столице, Тошимару-сан?
- Многие места хороши сами по себе, и Эдо не исключение, - скрипучий и немного насмешливый голос колдуна разнесся над гладью пруда. – Но любое место красят люди, которые держат свое слово. Неправда ли, господин Великий?
Взгляд круглых птичьих глаз не покидал тоненькую фигурку Акиры.

(еще SonGoku и higf)

Сообщение отредактировал Далара - 16-11-2007, 15:45

[SonGoku >>>]

Воспользовавшись разговором взрослых, мальчик сделал маленький шаг в сторону, чтобы оказаться не между собеседниками, а рядом, и остался стоять там, кажется, раздумывая, стоит ли опуститься почтительно на землю или нет.
Токугава опустил руку на плечо мальчика – ища ли опоры или в ответ на взгляд колдуна?
- Вы правы, - неторопливо кивнул Иэясу, не выказывая чувств. – И это отличает нынешнюю власть на Островах. Разве Миякедзима не перешел в вашу собственность?
Уголки губ правителя чуть дрогнули, намекая на улыбку – слишком слабо, чтоб можно было понять, любезную или насмешливую.
Колдун встал, одной рукой опираясь на посох. Сейчас напоминал скорее взрослого уверенного в своих силах ворона, чем старика. Опустил голову, искоса глядя на Токугаву.
- Прискорбно лицезреть правителя, чья память слишком коротка, чтобы помнить его собственные слова.
- К счастью, у меня хорошая память, - руки неподвижны, взгляд Токугавы спокоен, как и голос. Таким тоном он мог хвалить... или приговаривать к смерти. - Все остальное будет передано, как только я буду окончательно уверен в том, что известная нам... личность уже не побеспокоит меня. Не так ли?
- Отговорки, отговорки, отговорки... – нараспев проскрипел Тошимару, обходя правителя, и вдруг окрикнул: – Акира!

(ну и Далара, да еще higf)

[higf >>>]

Наглый мальчишка, который вновь обрел прежнее состояние духа, почувствовав рядом чужую силу, с удовольствием наблюдал за перепалкой взрослых. Только посмеивался иногда, прикрывая лицо рукавом.
- Что будет угодно? - спросил он, не двинувшись с места.
- Успокой сердце правителя во спасение страны, - ядовито улыбнулся колдун. – Скажи ему, что твои мысли больше не принадлежат тому, о чьем исчезновении так печется этот господин.
- Горевать по ушедшему нужно в свое время, - кивнул Акира. - Его - уже прошло.
- Я знаю, что ты предан мне, - кивнул Токугава Акире. - Но слова должны быть подтверждены, Тошимару. Уверены ли вы? И как могу быть уверен я? Нет, я не сомневаюсь в вашем колдовском мастерстве, - Иэясу даже слегка склонил голову, - но горьё коварны...
Мимо внимания правителя не прошло, что мальчик слишком хорошо знает, о чем идет речь.
- Господин правитель хочет уверенности и душевного покоя... – сообщил колдун вечнозеленой аккуратно постриженной пинии. – Господин правитель их получит.
Миг, и Тошимару исчез, будто не стоял только что на выложенной камнями дорожке у пруда. В отдалении громко и бесцеремонно каркнул ворон.

(с Сон и Даларой, завершение)

[Sayonara >>>]

Побережье


Почему-то ничто так не завораживает человеческий глаз, как море. Увидишь его один раз – и больше не отпустит тебя это могучее видение, непознанная стихия. Оно и тянет к себе, и волнует, и томит. И, казалось бы, нет ничего прекрасней и свободней моря, с его силой, с его неудержимой страстью, с его темным, насыщенным цветом, с его единством с небом... Но страшные тайны прячет оно вперемешку с жемчугом, перламутром и кораллами на своем непознанном еще человеком дне. Ничего, кроме страха и гибели, не познает простой смертный в пучине моря. Хоть оно и бесконечно, многие нашли свой конец в зеленоватых волнах. Захватят они, загипнотизируют, заколдуют, закрутят, и – все. Пустота. Растворилась мечта в соленой воде...

***

Мерные движения волн мягко перекатывали пенные гребешки вперемешку с солнечными бликами. Дневное светило, еще не до конца проснувшееся с зимы, лениво поглаживало отшлифованные камни и пятнистую гальку у самого берега, переплывало по грязному песку к деревьям, скользило по розоватым стволам сосен к верхушкам и таяло в мягкой лазури неба. Там в его лучах уже нежились белоснежные чайки, ожидая какую-нибудь неловкую и неудачливую рыбину, решившую подняться подышать и зазевавшуюся у поверхности темных волн. Как ни странно, в тот день многие обитатели морских глубин вели себя именно так - очень неосторожно, и светлые, почти прозрачные силуэты чаек периодически касались солнечно-пенных барашков и вновь взмывали ввысь.
Ветер усиливался, и мягкие темно-зеленые ветви сосен вторили бурному рельефу волн, а всякий морской мусор – тростинки, палочки, листья, высохшие водоросли, пушистые фрагменты ила – мелькая, носился по песку от леса и скал к воде и вдоль влажной гальки. Убаюкивающая песнь моря мерно и чуть бурляще отзывалась в мшистых скалах; крики чаек сливались со свистом ветра; перестукивание мелких камешков у самого берега придавало этой мелодии нечеткий, но умиротворяющий ритм.
Вода была хрустально-прозрачная, сияющая и ледяная. Она обжигала кожу совсем еще зимним холодом. О-Санго, попытавшаяся откопать в текучем песке розовые ракушки, не продержалась и минуты и резко выдернула руку из крошечных кипучих волн.



(временно одна)

[SonGoku >>>]

Девушка сидела на корточках среди мокрого тростника у самой воды и зачарованно разглядывала мелкие сокровища моря, принесенные на мель приливом. И ракушки, и домики моллюсков, и камни, и песчинки – все блестело и переливалось в искаженных барашками лучах солнца. О-Санго все же изловчилась и быстро выхватила из ила закрученную розовато-рыжую раковину. Гордо зажав ее в покрасневшей руке, барышня развернулась спиной к холодной стихии.
Солнце грело затылок, лицо щекотал ветер. Сжавшись на корточках в комочек, О-Санго тоскливо разглядывала своих спутников.
С ее одинокого места открывался замечательный вид на берег, песчаный обрыв, перерезанный могучими корнями сосен, и зеленоватые камни, когда-то давным-давно отколовшиеся от скал. Как раз у них и устроила привал небольшая разношерстная компания.
Дальше всех разложился Тайкан с младенцем и попугаем. О-Санго улыбнулась. Уж очень забавно выглядел издалека монах, возящийся с ребенком и болтливой птицей; ветер отчетливо доносил вторившие чайкам хриплые визги пестрого попугая.
В нескольких шагах от этой веселой троицы на мшистом камне располагалась очень аккуратно сложенная одежда, кучка сломанных тростниковых палочек для поделок и небольшой костяной тануки – девушка выложила его из рукава, чтобы не упал в воду. Конечно, это место было выбрано не случайно – совсем рядом отдыхали рыже-белый Чиру, его долговязый хозяин и лисенок. Мицуке и кот грелись на солнце, а малышка грызла какое-то лакомство. Позади тихо сидел Тенкье. Наверное, медитировал. А, может, размышлял о недавней стычке. О-Санго честно старалась пересказать ему эту историю так, чтобы звучало внушительно и захватывающе. В стороне ото всех гордо восседал слепец. Девушка постеснялась его долго разглядывать и лишь сердито изучила черного демонического коня, который разгуливал неподалеку от привала.
Тут еще прыгал Дынька. Мальчишка, наверное, опять выискивал что-нибудь съедобное. «Точно, у меня же остались засахаренные яблоки, - О-Санго сунула руку за пазуху и нащупала небольшой липкий мешочек. – Надо угостить его. Такое очаровательное создание...» Девушке не хотелось признаваться, что Дынька напоминал ей младшего братишку. Конечно, она на дух не переносила своего родственника-шалуна, но вместе с ним она вспомнила о большом парадном доме в столице, где остались ее мать и отец.

(пока что лишь Сайонара)

[Sayonara >>>]

Барышня опустила голову и спрятала лицо в холодных ладонях. Гладкая раковина приятно прижалась к горячему лбу.
О-Санго боялась думать о родителях. Ей было невыразимо стыдно перед отцом. Да, тот, первый ее побег, когда она полезла прямиком в битву, он сумел как-то замять, а теперь это будет гораздо сложней... Наверное, почти невозможно. Скорее всего, этим совершенно неприкрытым уходом за Мицуке она очень опозорила отца. Подумать только, старшая и единственная дочь знатного вельможи, давно невеста, сбежала из дома и почему? – потому что скучно было!
Как это обычно бывает у молоденьких особ, в душе О-Санго боролись плохая и хорошая девочки. Плохая убеждала хорошую, что все случилось так, как и должно было. Захотела – ушла. А как еще надо? Хочешь жить - живи, хочешь умирать – умирай, хочешь любить – пожалуйста... Никто не имеет право приказывать тебе, что делать. Ты свободна, разве не так?
А хорошая твердила: ты девушка, более того - ты благородная девушка. И должна вести себя соответственно. У тебя нет прав, нет свободы, и это правильно. Если отец пожелает – будешь сидеть дома до скончания века или выйдешь замуж. Несомненно, за человека достойного, уважаемого. А прыгать и размахивать палками дочери самурая не положено. И разгуливать по стране в таком виде и с такой компанией тоже.
О-Санго сначала даже удивилась, откуда в ее избалованной головке появилась эта хорошая девочка. А потом
приуныла – все же была доля правды в этих размышлениях.
Ведь теперь домой вернуться невозможно – отец ее точно убьет. По крайней мере, О-Санго бы на его месте убила. А если выдаст замуж? Это будет самое ужасное – чуть глотнув свободы, девушка чувствовала, что погибнет без нее. «Может, убиться сразу? – мелькнуло в мыслях. – Тогда, если отец послал погоню, они найдут только мертвое тело, и никто не будет виноват...» Сзади шумело море, так призывно, недвусмысленно...
«Дура, о чем ты только думаешь!» - О-Санго испуганно помотала головой. Сумасшедшая... Но, в самом деле, нельзя же так позорить семью... Да, она не подумала о последствиях, когда убежала тогда, в ночь. А разве должны последствия волновать девушку, привыкшую жить чувствами и ощущениями? Выходит, что должны...

(и еще продолжение)

[SonGoku >>>]

О-Санго всхлипнула. Она любила отца. Сильнее, чем мать и братьев вместе взятых. И очень не хотела, чтобы он ненавидел и презирал ее. Просто... Хотелось жить. По-настоящему.
«Наверное, я ужасная дочь. И очень плохой человек...»
Девушка поднялась, утерла слезы, поежилась на ветру и медленно направилась к своим вещам. По дороге она заметила, что неугомонный Дынька повздорил с Чиру и сейчас оторвет несчастному зверю последнее, что осталось у того от хвоста. О-Санго ускорилась и у самого камня схватила мальчишку за ухо.
- Глупый, прекрати! – барышня пустила Дыньку и плюхнулась на одежду. Голосок ее звучал совсем беззлобно. Достав липкий пакетик, она вынула яблочко и показала проказнику.
- Если будешь себя хорошо вести и посидишь со мной, отдам все, - О-Санго ласково улыбнулась и всхлипнула последний раз.
Мальчишка тут же согласился, что ради угощения готов оставить кота в покое. Кот же высказался в том смысле, что так будет лучше для самого Дыньки, пока кто-то цел. И для острастки показал оснащенную когтями лапу.
Мальчишка устроился рядом с барышней на валуне и подтянул к подбородку колени. Чиру, нацелившийся было на его штанину, ушел к хозяину.
- Держи, - девушка протянула Дыньке мешочек. – Хранила специально для особого случая.
Мальчишка облизнулся. Но справедливости ради поделился лакомством с барышней.
- Почему у тебя из глаз течет вода? - спросил он. - Когда идет дождь, у статуй на перекрестках тоже течет, как у тебя. Я видел.
- Это... не дождь. Это слезы. Я плакала. Знаешь, такое бывает у людей, когда им больно. А иногда плачут от счастья.
- Ух ты! - Дынька сунул засахаренное яблочко в рот, отчего его щеки стали еще круглее; загорелая кожа на вздернутом носу облупилась от первого солнца. - Ты ушиблась? Или тебе радостно?

(вместе)

[Sayonara >>>]

- Кхм, - раздалось за спиной Дыньки.
Тайкан оставил свое занятие и теперь возвышался над мальчишкой. Но смотрел он на девушку и выглядел немного смущенным.
- Могу я попросить об услуге?
О-Санго подняла голову.
- Конечно. Чем могу помочь?
- Я не совсем уверен, что делаю все правильно... с ребенком.
Он оглянулся на своих подопечных. Младенец пищал, попугай прыгал вокруг него с отчетливым клекотом.
- Пеленки сменить не пробовал? – деловито поинтересовался Дынька, кося любопытным темным глазом на костяную фигурку.
- Вот в них и не уверен, - признался монах.
- Эх... люди... - вздохнул мальчишка.
- Пеленки?.. – растерялась девушка. Она неуверенно встала, подошла к малышу. Минуту поколебалась, потом вздохнула и отчаянным голосом спросила:
– А запасные хотя бы есть?
- Есть, конечно.
Ей продемонстрировали пестрый ворох. Верхнее парадное одеяние монах снял, но и без него смотрелся смешно с пеленками и тыквенной фляжкой с рисовым молоком, амадзаке.
- Да и те, что на нем, вполне свежие. Но правильно ли я их употребил...
О-Санго взяла пару тряпок и с жалостью взглянула на ребенка.
- Как можно было неправильно употребить пеленки?..
Монах только руками развел.
Глядя, как девушка взялась за дело, хоть и не слишком привычно, но все же ловчее него, Тайкан пробормотал с улыбкой:
- По крайней мере, сейчас ей будет не до горестей и слез.

(а теперь еще и Далара)

Сообщение отредактировал Далара - 21-11-2007, 11:53

[higf >>>]

Погоня

Хотелось пустить коней вскачь, но опытный каро придержал пыл воинов. Негоже вступать в бой запыхавшимися, а еще хуже снова пропустить нужный поворот и опозориться, оказавшись не там, где нужно. Поехали даже чуть тише, и от этого широкая спина человека в сером плаще, появившегося впереди, приближалась не очень быстро. Он обернулся, цепкие глаза окинули отряд, словно пересчитывая, запоминая, давая оценку. Воин, а это был буси, на что указывал меч, чуть нахмурился чему-то и отступил в сторону, но Ватанабе неожиданно повернул коня и подъехал к нему. Конь с тоской посмотрел на ставшую ближе траву на обочине, но твердой руки всадника ослушаться не решился.
- Konnichiwa!* Ты не видел здесь путников – двух самураев, один очень высокий, девушка, монах... – Кажется, называли кого-то еще, но каро, интересовавшийся дочерью господина и похитителями, не запомнил.
На широком лице встреченного воина промелькнула быстрая тень, затем он ответил:
- Кажется, видел. Они пошли туда, - показал он рукой влево, где деревья и кусты стояли плотной стеной. – Или туда, - направо лес было пореже. – А вы их не встречали?
Ватанабе нахмурился.
- Ты ничего не помнишь? Или шутишь со мной?
- Может быть, у меня плохое зрение, - здоровяк невозмутимо посмотрел на собеседника острыми, ясными глазами.
- Так ты их не видел?
- Не помню, а не могли вы их обогнать, слишком поспешив?
- Довольно, - рассердился Ватанабе. – И Будда терпит лишь до трех раз! Ты не хочешь помочь поймать преступников? Они похитили девушку!
- Похитили? – хмыкнул Такеда. – А не про таких ли говорят – женщина захочет, и через скалу пройдет?
- Так ты ее видел? Ты их сообщник! Хватайте его!
С этим возгласом Ватанабе двинул коня прямо на Хидэтаду, однако у того совсем недавно была богатая практика спасения от погони. Извернувшись, он бросился в те самые густые кусты, куда только что показывал. Посыпавшись с коней, как горох, воины устремились за ним. Хэйта остался охранять лошадей,, которые под предводительством коня Ватанабе добрались до желанной травы; остальные, включая Сабуро, начали прокладывать путь среди протестующе трещавших веток.
Постепенно Такеду окружали, оставляя лишь один путь – к морю, до которого было уже недалеко. Вскоре преследуемый чуть раньше, преследователи меньше, чем минутой позднее выскочили из зарослей. Совсем близко возвышались высокие борта странного корабля.

_______________________
* Konnichiwa – добрый день

[SonGoku >>>]

Киото

...Двор был выложен мелкой речной галькой, отполированной течением, а затем бесчисленными ногами всех людей, которые ступали здесь многие столетия. Прохладные и гладкие камешки резали босые ступни, каждый шаг отдавался болью. От обуглившихся лохмотьев валил пар...

Он сознавал, что спит, и знал, что нужно проснуться, но не мог. Сон не отпускал его, затягивая в глубину, опутывая прохладными скользкими лентами водорослей.
Арима лежал в небольшой комнате в доме, куда они напросились переночевать. Угли в переносном очаге давно подернулись голубоватой пылью остывшей золы, но в комнате было тепло. От разложенного футона змейками разбегались огненные струйки, там, где молодой самурай вцепился скрюченными пальцами в циновку, растеклось два озерка пламени.
Ньё на несколько мгновений замерла на пороге, принюхиваясь к запахам гари и пепла, потом дернула раздраженно хвостом и в два прыжка пересекла разделявшее ее и самурая расстояние. Кошка ткнулась влажным носом самураю в щеку, проскребла коготками по шее - будила.
Арима что-то пробормотал, не открывая глаз; так дети просят родителей дать им еще немного поспать.
Кошачьи когти оставили на щеке самурая несколько неровных царапин: просыпайся.
Наконец, темные ресницы дрогнули, самурай приоткрыл глаза. Не в силах пошевелиться, измученный долгим сном молодой человек лежал неподвижно, разглядывая возмущенный комок серой шерсти у себя перед лицом.

(а это мы с Соуль)

[Соуль >>>]

Ньё неуверенно прижала уши, потом лизнула исцарапанную скулу, словно извиняясь. В зеленых глазах вспыхнули виновато-вопросительные искорки: что случилось?
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Питание сбилось.
Огненные ручейки съежились, увяли, превращаясь в струйки голубоватого дыма.
- Почему? - с обидой спросил Арима.
Острые ушки дернулись и превратились в маленькие пики - Ньё внимательно оглядела воина, а затем успокаивающе лизнула теплый нос.
- Почему?.. ненавижу этот город...
Вновь зарделись жаром погасшие было угли.
- Ненавижу его правителей... всех, кто думает, будто если они ступают по земле богов, они сами боги!
Йокай жалобно раскрыла пасть - не донеслось не звука. Мягкие лапы уперлись самураю в плечи: не надо, хватит.
Арима перевернулся на бок, прижав к себе пушистую утешительницу, и свернулся в клубок.
Кошка затихла, боясь пошевелиться - не потревожить, чтобы вновь не говорил о городе.
Сколько времени они так лежали, обнявшись, будто влюбленные, трудно сказать, уже сгустились быстрые зимние сумерки, погрузив столицу в сон на одном берегу и распалив костры и факелы на другом.

(пропаденсы..)

[SonGoku >>>]

Наконец, Арима пошевелился.
- Откуда это?
Приподнявшись на локте, он снял запутавшееся в серой шерсти воронье обтрепанное перо.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в воронами. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, у странника есть крылья.
Кошка проводила черный лоскуток задумчивым взглядом, потом перекатилась через левый бок. Замелькали тонкие сероватые пальцы: знаками попыталась рассказать о самурае в темном плаще, который затем обратился в ворона. Знаками же спрашивала, почему и у Аримы, и у странника есть крылья.
- Тэнгу? - удивился ее собеседник. - Что делают тэнгу в столице?
До того он поглаживал кошку по спине, заставляя зверька жмуриться и потягиваться; теперь рука повисла в воздухе. Прикоснуться к девушке Арима не решился.
- Я родился крылатым, - пояснил он, "прочитав" следующий вопрос.
"А он?" - девушка села ближе и нарисовала в воздухе следующий вопрос.
- Он - тэнгу, - повторил молодой самурай. - Он похож на тебя. Ты кошка и человек, он же ворон и человек. Но больше ворон. Интересно, кто его прислал? Карасу по своей воле едва ли сунутся к Императорскому дворцу. Его кто-то послал...

(и далее мы же)

[Соуль >>>]

На лице девушки возникло недоумение. Нье прислушалась к памяти: странно, ни о чем подобном не сохранилось воспоминаний, а, казалось бы, такое обычное и простое знание... Оборотень озадаченно пожала плечами.
- Есть тэнгу и тэнгу, - пояснил Арима. - Ханатака больше напоминают горных отшельников, монахов, а карасу им прислуживают, а когда не летают по их поручениям, похищают детей и устравивают в деревнях пожары.
Он презрительно фыркнул:
- Любители!
Кошка кивнула и улыбнулась: "Ты теплее". И, демонстративно, будто греясь, обхватила руку самурая ладонями.
Как будто измазанные в золе скулы Аримы тронуло румянцем, молодой человек поспешно отвернулся, пряча взгляд.
Ньё подалась вперед, заглядывая самураю в лицо. "Что с тобой?" - пальцы мелькнули в воздухе в очередном жесте.
- Не знаю...
"Тебе больше не приснится ничего плохого, - кошка выразительно распахнула глаза, а потом решительно выхватила из-за пояса танто. - Я буду сторожить".
Ньё устроилась у теплого плеча Аримы, положив оружие на худенькие коленки.
- Позови на помощь "пожирателей снов", - пробормотал молодой самурай, опуская ресницы.
Оборотень серьезно кивнула и осторожно тронула горячую руку - грелась.

(замущали мальчика)

[Весёлый Роджер >>>]

Насмешник подтачивал ножи склонив голову, когда рядом сел Сичибеи и откашлявшись произнес:
- Ичиго... Так ты хочешь плыть на север...
- Вообще-то это было твоя идея, старик, - любезно, как только умел ответил Ичиго, и после паузы продолжил, - но она мне по нраву.
- Я вот что подумал, - кряхтя проговорил старший пират, - а если нам захватить чужеземный корабль? Большой, хороший корабль, который выдержит путешествие в земли Эдзо.
- И что ты от меня хочешь, - прищурившись спросил Ичи.
Старик поскреб подбородок:
- Я предложу это капитану сегодня и мне хочется знать, что кто-то поддержит мое предложение и скажет свои слова после моих.
Насмешник потрогал лезвие:
- И после наших - получил от капитана несколько слов, гораздо худших, чем обычно, как и ты, да? Не хочется выслушивать их одному, старик?
Сичибеи осклабился:
- Мы все делим поровну, и добычу, и смерть.
Ичиго помотал головой:
- Смерть я согласен уступить первому по старшинству.
Сичибеи посуровел:
- Не желай смерти капитану, она скорее заберет тебя, лишь бы держаться подальше от него.
- А разве он стар? Мне казалось, ты самый древний пират из всех, кто когда-либо стоял на палубе!
- Не груби, щенок. Послушай лучше, я хожу по морю больше двадцати лет, Ичиго, и все эти годы моим капитаном был Киба. От старой команды остались только мы с ним, да Тобое. Больше не выжил никто. И хоть Киба выглядит моложе Пса - двадцать лет назад он выглядел точно так же, поверь мне... Демон ли сидит в нем, и смотрит иногда на мир его глазами, или же... Спроси Тобое если не веришь мне, Насмешник. Он был тогда моложе тебя и хорошо помнит те времена.
Сичибеи потянулся, скрипнули позвонки.
- А я все-таки предложу Кибе захватить чужой корабль. И когда нам это удастся - не забуду о тебе, Ичи. Если ты все же скажешь свое слово после моего.
Старик встал и собрался было уходить, как Ичи окликнул его:
- Сичибеи! А почему Киба зовет тебя "Табачник"?
Старик искоса глянул на юнца - глаза у того горели в предвкушении новой загадки:
- Отец мой торговал табаком. Видишь, какие темные у меня руки? Табак с детства въелся в кожу и даже морская вода не может отмыть его. А ты что думал, мальчишка, здесь кроется великая тайна? Ха-ха, нет на нашем корабле иных тайн, кроме Кибы. А эту - тебе лучше не знать.
Посмеиваясь старик побрел по палубе. Ичиго посмотрел ему вслед, вздохнул и снова принялся за ножи.
"А идея ведь хорошая, - думал он, - Чужаки глупы и неосторожны, мы захватим их корабль обманув ли, убив ли. Ладно, старик, твоя взяла."

[Sayonara >>>]

Киото


Нагретый воздух в комнате был на удивление мягким, теплым и замершим. Ни единое движение не нарушало спокойствия ночи за лекими дверьми, даже дыханье спящих медленно растворялось в неподвижном пространстве помещения. Звуки окружающего мира, проникая с засыпающей улицы, замирали и гасли, как огонь, лишенный кислорода. Изредка отражался на перегородке синеватый силуэт ночной бабочки, дрожали тонкие ветви. Безмолвие охватывало подлунный мир.
И, сливаясь с сонным беззвучьем, вкрадчиво и нежно опустилось на лицо спящего демона светло-серое пушистое перышко. Долго летело оно по застывшему воздуху, раскачиваясь и крутясь, точно раздумывая, падать вниз или замереть навечно над молчаливой землей. Опустившись, перо, подгоняемое теплым дыханием самурая, продолжило дальше свой путь, спустилось к руке и затихло у кончиков пальцев.
А наверху, под потолком, встрепенулся на деревянной балке хозяин пушинки. Серая крапчатая сова дернула крылом и подняла круглую голову.
Говорят, духи не спят, а птицы не закрывают глаз. Желтые радужки Фукуро лишь освободились от мутной пелены, а сознание вернулось в реальный мир. Исчезли красноватые тени, затихли голоса. Цветастая темнота видений медленно переформировалась в пыльный полумрак комнаты.
Дух тихо фыркнул, поднял розоватую лапу к носу и почесался. Ему непросто было дремать вблизи от людей – мешались, путались чужие сны, почти совершенно прогонявшие звуки родного леса. К тому же, мелькали тени каких-то незнакомых то ли демонов, то ли оборотней, совсем-совсем близко...
Птица чинно оправила пушистое оперение и осторожно взглянула вниз, моргнув круглым золотистым глазом. Несколько минут рассеянно смотрел Фукуро на спящую парочку, затем, застучав коготками по сухому дереву, спланировал на пол, к выходу.
Совиный дух протиснулся в приоткрытую дверь на крыльцо и хорошенько отряхнулся; еще несколько светлых перышек опустились на доски. Густую тишину прорезало хлопанье крыльев – и вновь все утихло. Лишь на крыше появился силуэт сидящей птицы – Фукуро решил послушать ночной город.

[Далара >>>]

Побережье

Сацумец долго сидел на месте. Наконец, когда девушка снова закутала младенца, внезапно поднялся на ноги таким резким движением, словно наконец решился зачеркнуть бесславную для себя стычку.
- Не пора ли нам искать корабль? – спросил он.
Уловив краем уха слова молодого самурая, девушка нежно провела ладонью по лбу успокоившегося малыша и умоляюще-решительно обратилась к Тайкану:
- Можно я его понесу? Пожалуйста! Я осторожно, честно-честно.
Тайкан уже облачился снова в длинное роскошное одеяние, к которому не испытывал особенно теплых чувств, и теперь проверял, не появилось ли трещин на бамбуковом шесте. С сомнением поглядел сверху вниз на хрупкую девушку, мысленно примеривая на ее узкие плечики сверток с ребенком. Вздохнул, но решительное выражение на нежном полудетском круглощеком личике убедило монаха, что лучше согласиться и забрать ношу, когда девушке станет невмоготу, чем спорить сейчас. Определенно есть что-то особенное в столичной аристократии.
- Хорошо, неси. Он, смотрю, тоже к тебе тянется. Но если станет тяжело, говори сразу, не переусердствуй.

(нас много: я, Sayonara, Bishop, SonGoku, higf)

Сообщение отредактировал Далара - 28-11-2007, 20:01

[Bishop >>>]

Мицуке сгреб за шкирку белого лисенка, который только посмотрел на него укоризненно, но не перестал хрустеть угощением, сунул в дорожную сумку. Долговязый роши как будто и не спал, зато потянулся с удовольствием, разминая затекшие мускулы. Кот посмотрел на него с плохо скрытым презрением.
- Тебе для чего лапы даны?
- Ма-о!
- Не канючь.
- Ма-а-а!
Гордая разрешением монаха, О-Санго свободной рукой ловко спрятала в рукав свои нехитрые пожитки и радостно зашагала вперед. Затем остановилась и, развернувшись, стала подгонять остальных:
- Давайте, давайте, скорей! Я хочу на корабль! Котик, посмотри, малыш – совершеннейшая прелесть!

(Sayonara mo, Далара mo, SonGoku mo)

[SonGoku >>>]

Лицо девушки стало почти серьезным, только глаза мягко светились. По ее виду можно было сказать, что исполнять обязанности матери ей нравится гораздо больше, чем бить врагов нагинатой или посохом. Кот одобрительно потерся о ее ногу выгнутой рыже-белой спиной. Его долговязый хозяин поискал, нет ли где травинки, ничего не отыскал, а водоросли, что оставил на берегу недавний отлив, отказался жевать.
Дынька тоже недоверчиво понюхал зеленые влажные ленты, сказал: "бр-рр!" и примерным слугой потянул за уздечку жеребца, в седле которого с прямой, как палка, спиной сидел его молчаливый и скрытный товарищ.
Попугай вернулся на плечо монаха и теперь вытягивал шею и приглядывался, как впередсмотрящий на корабле. Тайкан гладил зеленые мягкие перья и улыбался, глядя на девушку. В какой-то момент его лицо стало задумчивым, должно быть, вспоминал мать ребенка. Поравнявшись с мавашимоно, ткнул его локтем в бок и пробормотал почти на ухо:
- Хорошая девушка. Повезет, кому она достанется в жены.

(толпа на пикнике)

[Далара >>>]

- Тебе-то что? - добродушно усмехнулся тот. - Ты же теперь думаешь о высоком.
Кто-то попытался прогрызть полотняную кеса* и укусить зубоскала в бок. Мицуке легонько хлопнул по суме ладонью.
- Одно другому не мешает. Даже монахи заботятся о своем жилище, почему бы послушнику не заботиться о возможном доме.
Стук посоха о камень. Тайкан отстраненно улыбнулся:
- Шутка.
И посмотрел в морозно-синюю даль моря.
Тропинка ровно бежала вперед. Тенкьё взглянул вверх, на небо, по которому торопливо плыли небольшие белые облака причудливых форм. Одно напоминало коня, второе гору, третье, пониже других, будто зацепившееся за скалу, которое они огибали, парус корабля.

-----
*кеса – дорожная сумка, с какой обычно ходили монахи

(большая толпа)

[Bishop >>>]

Юноша чуть не споткнулся, глянул себе под ноги, но почти сразу опять отвлекся. Все облака немного сдвинулись, и только последнее... Он остановился и пригляделся внимательнее.
- Кажется, там корабль! – возбужденно воскликнул сацумец, указывая на то, что было, похоже, свернутым парусом.
- Какой же это корабль? – удивился дюжий мавашимоно, из-под ладони разглядывая то, что высилось, щетинясь мачтами, посреди заливчика. – Сундук какой-то...
- Морские демоны куролесят, - согласился Тайкан.
Давние знакомые посмотрели друг на друга и сами удивились такому единению мнений.
- Галеон! – завопил Мару, шумно хлопая крыльями.
Будто обиделся за величественный и прекрасный на его вкус корабль, который так неизящно обзывают. Попытался ухватить хозяина за ухо, но не преуспел. Свалился, скинутый человеком с плеча, развернул крылья у самой земли. И раздраженно заходил по камням, бормоча.

(те же)

[SonGoku >>>]

- Га-ре-он?
Получилось не с первой попытки, но кто сказал, что потомок Фудзивара не упрямый человек? Лисенка вновь завозилась, высунула нос, а рыже-белый кот в азарте заклацал зубами. И даже сделал попытку хлестнуть себя по бокам обрубком хвоста.
- Ba-a-ka! – окончательно возмутился таким поведением по отношению к своей драгоценной персоне попугай и взмыл в воздух.
Уселся на ветке, обхватив ее пальцами, и замолчал. Недовольно тряс сине-зелеными перьями.
- Идем, - предложил Тайкан. – Он сам догонит, а то и перегонит.
Не успели сделать и двух шагов, как предсказание исполнилось. Отчаянно верещащий Мару свалился прямо на руки хозяину.
- Per-r-rseguição, пр-реследуют! – вопил он так, будто все когтистые и зубастые в компании разом напали на него.

(та же группа товарищей)

Сообщение отредактировал Далара - 28-11-2007, 20:03

[дон Алесандро >>>]

Ночь. Деревня где остановились самураи.

Деревня спала, убогие лачуги рыбаков и крестьян были темны и от этого казались ещё более убогими. Горьё бесшумно плыл по улице, внимательно глядя на каждый дом, будто искал что-то, наконец, он остановился перед очередной «норой» и придирчиво взглянул на выбранный им дом.
- Похоже… - шепот призрака мог бы поспорить по громкости с падением листа осенью.
---
Говорят, ночь приносит облегчение от тяжелого дня. Всем ли? Многие бы продали свои души чтобы не спать ночами…
---
- Эхе-хе-хе – Уродливый демон держал склизкой лапой пожилую женщину-рыбачку, некогда наверное красивую и полную сил, но время давно стёрло всё что могло, лицо рыбачки было искажено мукой.
- Отпусти… умоляю… - слабый хрип вырвался из уст женщины.
Демон взорвался смехом.
- Ну уж нет!
- Мало ты страдала!
Из-за спины первого демона явилась пара бесов, ещё страшней и гаже первого.
- Мы хотим ещё! – хором проревели мучители.
Первый демон вдруг подкинул женщину вверх, будто перышко подкинул, тогда как два других подскочили и рыча и толкаясь попытались схватить несчастную.
- Ну и глупо же вы развлекаетесь – насмешливо бросил демонам непонятно откуда звучащий голос.
Игроки все как один принялись озираться в поисках собеседника
- Эй? Кто? Ты кто? Где ты? Покажись!
- Я тут – прямо из темноты за спиной первого демона появился улыбающийся Тайра но Акаихигэ.
- А. Ты из наших… - первый демон осклабился – Хочешь помочь?
Бесы мерзенько захихикали.
- Хочу помочь вам… разве дело мучить эту старую ветошь – призрак презрительно указал на успевшую упасть женщину – ни вам криков, ни удовольствия…
- А что ты предлагаешь? – хищно подались вперед демоны.
- Замену! – князь хитро усмехнулся.
- А какой тебе в этом интерес? – вдруг насторожился один из демонов.
- Я вам новую игрушку, а вы мне старую… а уж я разберусь зачем она мне – Акаихигэ чуть облизал губы.
- А не обманешь? – прищурился третий.
- Разумеется, обману – улыбка играла на лице горьё.
Демоны заржали как табун коней.
- По рукам! – первый демон протянул мерзкую лапищу, варварский обычай смотрелся странно в исполнении демона, однако князь Тайра пожал её, даже не поморщившись.
- Залезайте в рукава и отправимся, князь вынул руки из рукавов кимоно, демоны со смехом и улюлюканьем полезли в рукава кимоно, мгновенно уменьшаясь и без труда пролезая в раструбы.
Князь хитро улыбнулся и приблизился к женщине, которая тихо скулила в этом странном месте без пола и потолка, вообще без ничего, но таком материальном.
- Сейчас боль уйдёт – Акаихигэ опустился на колени рядом с несчастной.
Призрак приложил к голове рыбачки руки и что-то зашептал, его руки стали слабо светиться голубым светом.
- А… что... о… - в последнем вздохе женщина выразила всё облегчение, что только могла чувствовать – спасибо… но почему…
- За свой интерес – князь отнял руки от женщины – Я могу помочь тебе… навсегда помочь избавиться от этих демонов, но погоди соглашаться, там, куда я тебя отправлю, будут ждать новые, но они уже не будут мучить тебя.
- Я умру…
- Да. Но легко и без боли.
- Да… - женщина зашептала «спасителю» - сто раз да…
Дух рассмеялся и поднял тело старухи.
- Князь Эмма! Принимай! Довольно ей здесь быть! – и Тайра сильно затряс женщину, тормошил её так будто хотел вытрясти душу… и вдруг, тело старухи пошло трещинами, из которых полился свет, мгновенье и тело стало рассыпаться сверкающими искрами, которые принялся ловить и есть призрак, а над ним стала подниматься сверкающая фигура, старая рыбачка. Хотя какая же она старая, нет, снова молодая и красивая и почему-то сверкающая:
- Спасибо! Спасибо за избавление добрый господин! Буду молить за тебя Эмма-доно! Спаси… - но душа уже растаяла в воздухе.
---
Горьё снова плыл по деревне, теперь его целью был единственный дом, что мог бы с честью нести это гордое имя, новые стены, сад устроенный с некоторой претензий на шик, явно указывал на более высокое положение этой семьи перед прочими. Призрак внимательно посмотрел на дом и обратил внимание на табличку, что украшала вход: «Достопочтенный Нишида Ацутоши, заём, ссуды, залог», после чего кивнул и поплыл в дом.
---

- Пощади о Нишида-домо! – сам император валялся у ног разряженного в пух и прах Ацутоши, одетый в платье, сделанное из настоящего золота он восседал на троне, вырезанном из цельного куска нефрита, огромный зал полный придворных, что склонились перед новым господином и сам сын неба молил о снисхождении у его ног, какой приятный сон!
- Ну и безвкусная у тебя фантазия… сельский дурачок – насмешливый голос раздался откуда-то из трона.
- Что?! Да кто ты такой?! – лицо «властелина» побагровело от гнева.
- Твой самый страшный кошмар – Тайра но Акаихигэ выплыл из-за трона и громко хлопнул в ладоши, тут же всё пропало, одежды, трон, роскошный зал и сам тэнно что непонятно зачем оказался в этом убогом сне, на их место пришла пустота и тьма, лишь небольшой пятачок пространства уцелел в этом превращении.
- Декорации готовы, а теперь добавим актёров! – горьё всплеснул рукавами кимоно и оттуда полетели три демона.
- А! – с радостью заулюлюкали бесы
- Ааа! – от ужаса завопил несчастный ростовщик.
Один Акаихигэ промолчал, он остался единственным зрителем того действа что развернулось во сне Нишиды Ацутоши.
---
Говорят, ночь приносит облегчение от тяжелого дня. Всем ли? Многие бы продали свои души чтобы не спать ночами…

[SonGoku >>>]

Побережье

Бежавший впереди поднял голову... Высокая фигура показалось знакомой. С губ тихо, сквозь тяжелое дыхание, сорвался возглас, который можно было принять как за радость, так и за проклятие. Но его перекрыли крики высыпавших из кустов воинов.
- Они!
- Быстрее!
Сразу стало не до дерзкого насмешника. Сабуро едва в состоянии был слушать команды Ватанабе, который кричал, что надо перекрыть дорогу к кораблю. Множество ног застучало по земле, поднимая пыль.

Не будь О-Санго и младенца, возможно, Тенкьё, в растрепанных чувствах, и решил бы принять бой. Но с ними...
- Бежим к кораблю! – крикнул он, но сам оказался не впереди всех, а около девушки.
- Я помогу тебе, дай мне ребенка!
Недовольное:
- Еще чего.

(хор: Далара, Китти, Соуль, Sayonara, я, Биш, higf)

[Далара >>>]

По другую руку несколько растерявшейся О-Санго возник монах. Одной рукой он сжимал посох, вторую протянул к младенцу.
Девушка с жалостью, но бережно переложила малыша Тайкану, а сама отошла назад.
- Если это за мной, вы меня не отдадите, правда? Правда? - пролепетала она.
- Не волнуйся. Лучше поторопись, пока они далеко.
Тайкан прижимал к себе мальчика так, будто это было самое дорогое, что у него осталось в жизни. Успокаивающе кивнул девушке. Черный жеребец с неподвижным всадником храпел и упирался, но маленький поводырь упрямо тянул его вперед.
Тенкьё схватил О-Санго за руку:
- Быстрее!
Секунды уходили, терялись, словно растаптываемые ногами преследователей. И как-то само собой получилось, что на каменистой узкой полоске, что отделяла скалистый берег от нефритово-зеленых волн, остался стоять лишь один человек. Спиной к диковинному кораблю, лодкам и людям вокруг них, спиной к убегающим - и лицом к погоне.

(нас много)

[Bishop >>>]

Тем оставалось преодолеть кэн* десять-двенадцать, когда Мицуке выхватил оба меча. Рыже-белый кот вскочил на большой, украшенный зелеными полосами водорослей камень, зашипел, предупреждая, что он будет судить поединок, а судья - морда, то есть лицо неприкосновенное. Кое-кто из бежавших впереди воинов постарался остановиться, сзади навалились остальные.
Маленькая лисица снова показала из сумки мордочку, и теперь уже решительно спрыгнула на скользкие камни. Тут же поскользнулась и растянулась грязно-белой звездочкой рядом с котом.
- Ма-о!
- Присмотри за ней, Чиру, - буркнул мавашимоно, не поворачивая головы; он продолжал следить за приближающимися воинами, только раз сменил боевую стойку, теперь катана была не видна погоне, скрытая корпусом хозяина.
Лисенок с трудом поднялся - тонкие лапы так и норовили разъехаться в стороны - и, скользя, подобрался ближе к Мицуке. Грозно зарычал, словно собирался этим тихим ворчанием, достойным маленького котенка, распугать всех преследователей. Рычание переросло в звонкое щенячье тяфканье.

------------
*кэн - приблизительно 1,82 метра

[Sayonara >>>]

- Мицуке!
Порыв морского ветра донес пронзительно-отчаянный крик уже с одной из лодок, готовившейся к отплытию.
- Проклятье... что там?
Погоня наконец-то растянулась в полукруг, решив начать атаку со всех сторон.
Несчастье продолжала лаять. Больше всего маленькой лисичке хотелось, чтобы все эти страшные, огромные люди неожиданно пропали, как во сне, или бросились бежать прочь, точно мыши. Но они продолжали наступать, хотя один, тот, который шел с нагинатой наперевес, словно собирался насадить на нее противника, вдруг заорал от неожиданности и опрокинулся на спину. В воздухе мелькнули перепачканные в зеленом иле подошвы.
- Покажи им, - не без удовлетворения оскалился мавашимоно.
Лисенок обрадовано мазнул грязным хвостом по камню и сосредоточился на своем желании.

О-Санго не отрывала глаз от рослого самурая на берегу. В панике девушка схватила за рукав Тайкана.
- Он же не справится! Они убьют его! А звереныш, Чиру?! Нельзя оставлять их!

(такая небольшая толпа)

[SonGoku >>>]

Первый из воинов, с широченными плечами, оказался возле рослого самурая. Взгляд глаза в глаза – и схватки не произошло. Хидэтада развернулся, и теперь двое стояли плечом к плечу против двух десятков.
- Вот как встретились! - усмехнулся десятник.
Тенкье выпрыгнул из лодки, подняв сверкающий фонтан брызг, бросил прощальный взгляд на О-Санго, и устремился к мавашимоно.
- Садись в лодку, останусь я, ты нужнее! – вырвались слова на бегу.
Воины спешили, они еще надеялись вернуть дочь господина, пока она не уплыла на странном корабле, и один или даже двое бойцов не казались серьезным препятствием.
- Убейте его и к лодкам! - крикнул каро.
Лисенок испуганно отступил к ноге Мицуке и храбро зажмурился, вспоминая уроки многочисленных приемных мам. Из воды поднялась полупрозрачная голова уши-они*. Очередная волна отпрянула от берега, открывая крутую спину. Вслед за ним, то ли повинуясь чарам лисенка, то ли еще как, лицо Мицуке начало сменяться рогатой мордой демона. И - так, словно этих двоих было недостаточно - от зеленоватого камня отделился бусо**, еще более отвратительный при дневном свете. Позади защитников послышался топот копыт - это конь завидел хозяина и поспешил составить ему компанию, оставив слепого ояма растерянно сидеть на песке.

------------
*уши-они - морские быки, демоны, живущие на дне моря и не брезгающие человечиной
**бусо - демоны, поедающие человеческую плоть, возникают из людей, которые умерли голодной смертью.

(те же многие)

Сообщение отредактировал SonGoku - 3-12-2007, 16:07

[Далара >>>]

- Подержи-ка! - Тайкан переложил ребенка обратно в руки О-Санго.
Лодка качнулась на мелководье. С посохом наперевес монах поспешил к Мицуке и компании в окружении морока. На Тенкьё даже не взглянул.
- Мицуке, прекрати валять дурака, иди к лодке!
Посланник сегуна оглянулся.
- Иди-иди, - поторопил его и бывший десятник. – Здесь ты мне только мешаешь.
Мицуке все медлил.
- Без тебя никто никуда не поплывет, - настаивал Тайкан. – Иди же!
Судя по лицу, он готов был хоть волочь упрямого мавашимоно за шкирку.

Погоня остановилась без команды, почти одновременно, как будто налетели на стену. Несколько человек попятились, не отводя глаз от жутких чудовищ.
- Демоны!
- Колдовство!
Никому не хотелось становиться пищей водяных быков и внушавшего отвращение трупа с явственными следами разложения. Сабуро, приподнявшись, замер, стоя на коленях. Лицо перекосилось, он с коротким вскриком схватил небольшой камень и швырнул, целя в расплывающееся лицо врага.

(толпа)

[Bishop >>>]

- Ты позволишь отдать долг или нет?!! – разъяренным быком вострубил бравый кавалерист, так что даже почуявший хозяина и сладкий аромат грядущей битвы Демон-У сбил галоп.
Мицуке решился. Он наклонился, чтобы подобрать маленькую лисичку, что не на шутку разошлась и готова была воевать с целым светом. Кот уже мчался к лодкам, задрав обрубок хвоста. Испуганный зверек послушно вцепился коготками в руку Мицуке и затих. Тайкан изумленно проследил за полетом камня, который в этот момент просвистел над спиной мавашимоно и угодил бы тому в лицо, не наклонись он. Монах и бывший десятник переглянулись, кивнули друг другу, как старые знакомые. На том и расстались
На носу одной из лодок паниковала О-Санго. Прижав к груди хныкающего ребенка, в ужасе смотрела она на морских чудищ, о которых столько слышала; с еще большим ужасом наблюдала девушка, как половина ее спутников помчалась на берег и, очевидно, не собирались так просто возвращаться.

(много авторов)

[Sayonara >>>]

Поэтому Мицуке со своей маленькой компанией был еще издалека встречен негодующим возгласом:
- Почему вы одни?! Все с ума посходили! Зачем? Зачем они остались?! Почему ты не взял их?!
Казалось, еще чуть-чуть – и она разревется. Или сама бросится к воинам и сдастся.
- Потому что кто-то должен был так поступить, - устало сказал Мицуке. – Они так решили, не нам им мешать.
Новым препятствием оказались странно одетые люди возле лодок и местные рыбаки. Первые громко и возмущенно галдели на незнакомом языке, а вторые были готовы удариться в бега. Долговязый мавашимоно отыскал старшего среди тех, чью речь он понимал.
- Нам нужно на тот... корабль, - сказал он, когда седовласый рыбак прочитал строчки, начертанные на полоске бумаги.
Старик кивнул, прокричал распоряжение остальным.

(все аналогично)

[higf >>>]

Замешательство было недолгим.
- Вперед, - рыкнул Ватанабе. – Позор хуже демонов! Если побежите, чем смоете позор, кроме сеппуку? - и добавил пару крепких соленых слов.
По лицам воинов видно было, что им страшно, но они уже имели дело с седзе, да и каро был прав. Один сделал шаг вперед, за ним другой. Сабуро, уже вскочивший на ноги, снова оказался впереди. Такеда к тому времени уже вскочил на спину Демона-У и, кажется, почувствовал себя как на празднике. Выкрикнув боевой клич, он пришпорил коня и сбил одного из воинов. Черная бестия добавила копытом, и тот, кажется, потерял сознание. Трое кинулись к Хидэтаде, остальные подались в стороны и обогнули невесть откуда взявшегося врага, который сейчас не был им нужен; бросились к берегу, от которого уже отплывали лодки.
В одну из них в последний миг вскочил Тенкьё. Сацумец готов был умереть вместо Мицуке, прикрывая О-Санго и детей, но раз они спасены... Преследователи вбежали в воду, пытаясь схватить быстро скользившие по воде суденышки за борта, за корму.
Хидэтада на берегу скорее сам гонялся за троицей, чем они нападали на него.

[Crystal >>>]

От созерцания погрузки, капитана отвлек штурман, поднявшийся на мостик. Даром, что все было обговорено еще накануне отплытия, Джиму – так звали штурмана – хотелось уточнить кое-какие детали. Поэтому Питер не сразу заметил непонятную суматоху на берегу, так как стоял повернувшись лицом к выходу в море. На поверхности воды под влиянием ветра и течений то тут, то там обозначалась характерная рябь, указывавшая на многочисленные подводные ловушки, которыми так изобиловала эта гостеприимная бухта. Прошлый раз галеон добрался до берега целым и невредимым только благодаря тому, что капитан, опасаясь незнакомых вод, отдал приказ делать постоянные промеры глубины и корабль еле-еле продвигался вперед. Сейчас предстояло повторить этот подвиг, аккуратно выбраться на безопасную глубину и взять курс на старую добрую Англию.
Непонятный шум и удивленные возгласы команды, наконец обратили внимание Питера на то, что погрузка идет как-то странно. Недоуменно заломив бровь, он с удивлением рассматривал пассажиров рыбацких лодчонок, которые подгребали к борту галеона. Кроме собственных людей, занимавшихся погрузкой, Питер увидел какую-то девушку в потрепанной, но дорогой (как он смог оценить) одежде, слепого, опиравшегося на руку упитанного мальчишки-поводыря, хмурого тощего человека неопределенного вида, местного монаха с выбритой головой, у которого на плече сидел попугай, а в руках имелся грудной младенец. Еще там был юноша с какой-то нелепой прической и двумя мечами у пояса, рыже-белый кот с половинкой хвоста и здоровенный детина разбойного вида с мечом в руке и белым лисенком в дорожной сумке. Более подробно рассмотреть непрошеных гостей Питер не успел, потому как больше его заинтересовало то, что творилось на берегу. Множество вооруженных людей были явно чем-то недовольны, а часть из них уже устремилась вплавь к стоящему на якоре кораблю. Учитывая то, что вроде бы англичане не успели нарушить никаких местных законов, вооруженные люди были посланы не за ними. Скорее всего, они желали догнать тех, кто не спрашивая мнения капитана корабля, пытался подняться из лодчонок на борт. Но в незнакомой и диковинной стране ни в чем нельзя быть уверенным. Потому Питер счел за лучшее отдать приказание поднимать якорь, распускать треугольные паруса и убираться отсюда. На оружейной палубе канониры разжигали фитили, готовясь, при необходимости, открыть огонь по возможным преследователям, а на носу корабля уже стоял матрос с лотом.
Когда все необходимые меры были приняты, капитан отправился узнать – кто же к нему пожаловал и с какой целью.

[Bishop >>>]

Корабль – а это все-таки был корабль, что стало ясно, как только мачты расцвели странной формы парусами, - был необычно построен, и команда на нем была необычная, и поэтому маленький отряд сбился у борта. За спиной мавашимоно места было достаточно, но не столько, чтобы там, в относительной безопасности, смогли бы все разместиться.
- Узнай, что ему понадобилось, - сказал Мицуке, кивая на незнакомца в черном.
Тот слишком по-хозяйски разгуливал по палубе, чтобы не узнать в нем хозяина корабля.
- Ма-о, - согласился с хозяином рыже-белый котишка, обвиваясь вокруг его ноги.
Белоснежный лисенок негромко тяфкнул, соглашаясь; и тут же сжался, испугавшись собственной смелости. Его приласкали: Мицуке осторожно взъерошил загривок Несчастью – одним пальцем, чтобы не свернуть случайно малышке шею. Слепой актер, очевидно, принял указание на свой счет. Дыньку деликатно подтолкнули, предлагая вести женственного калеку вперед, что мальчишка и солидно выступил вперед, хотя на том его отвага и закончилась, и он совершил попытку шмыгнуть в какое-нибудь убежище. Желательно понадежнее. Несчастье пристально посмотрела вслед актеру, а потом обижено дернула ухом, издала неясное, жалобное тяфканье и отвернулась.

(и еще - много народа: Соуль, Китти, Сайонара, Далара, SonGoku)

[Далара >>>]

- Что случилось? – спросил у нее Мицуке.
Лисенок дернул хвостом - ничего - но не обернулся, а печально опустил мордочку на лапки.
Кот презрительно фыркнул и пометил, интенсивно подергивая хвостом, ближайший мешок.
- Дурак... – прошипел ему долговязый мавашимоно.
- Фф-у! – не остался в долгу Чиру.
- Скорее всего, он желает знать, что понадобилось здесь нам, - предположил монах.
Он был занят попытками успокоить не на шутку разбушевавшегося попугая, который превратил его плечи в жердочку и разгуливал по ним взад-вперед, тряся крыльями и бормоча.
- Так что иди и сообщи ему, что ты официальное лицо.
- Вот еще! – Мицуке даже удивился. – Почему-то это я должен с ним говорить? Ты монах, тебе с демонами и разговаривать.
- Где ты увидел демона? – в свою очередь изумился Тайкан. – На мой взгляд он вполне человек. Так что давай, не стесняйся.
- Humano!* – визгливым хриплым голосом высказался попугай.

(все вместе)

----------
*Humano - (порт.) человек

Сообщение отредактировал Далара - 24-12-2007, 16:53

[Sayonara >>>]

Стоявшая на цыпочках за спиной мавашимоно О-Санго с младенцем на руках чуть не упала носом вперед, так ей было любопытно: за семнадцать лет своей жизни она ни разу еще не видела чужеземца, и сейчас во все глаза рассматривала капитана и матросов.
- Все-таки странные они, - пробормотала она ребенку, на что тот ответил недовольным визгом.
Ояма сделал еще несколько шагов и остановился, почувствовав - уже совсем вблизи - человеческий запах. Рыжая растерялась: больше всего хотелось задрать голову и заставить повязку исчезнуть, но пока можно было только удивляться непривычным нотам в окружающих ее ароматах.
- Вы возьмете пассажиров на борт за плату? - наконец, выдал слепец.
- Кажется, он не понимает, - хмыкнул мавашимоно. – Слушай ты, святой человек с попугаем, тебе официальное лицо отдает приказ, так что иди и поговори с де... к кем бы он ни был. Не видишь, я занят?

(толпа)

[Соуль >>>]

- Сказали бы лучше, куда собираетесь, - сквозь зубы и не оборачиваясь проговорил актер. И уже одними губами добавил: - Герои...
- К мысу Данноура, - откликнулся Мицуке, что не оставлял попыток развеселить пригорюнившегося лисенка.
Зверек тяфкнул - не надо - и враждебно покосился на слепого. Ояма поднес белую руку к лицу, размышляя... Потом окинул отточенным жестом всю компанию и сделал очень характерный жест пальцами - словно отсчитывал монеты из полной горсти. Дальше ладони сложились у лица в вопросительном жесте.
- С каких это пор официальные лица приказывают монахам? – Тайкан кинул взгляд в сторону далекого уже берега. - Но так и быть. Должен же кто-то.
Он опять вручил младенца О-Санго и вышел вперед. Шепнул попугаю:
- Мару, попробуй ты.
Птица активно закивала, повернула круглый глаз к чужеземцу.
- Saudar-r-r!*

(cо всеми)

----------
*saudar - приветствие (португ.)

Сообщение отредактировал Bishop - 24-12-2007, 17:01

[higf >>>]

Берег
Лодки ускользали, уплывали прямо из рук. Погоня напоминала неудачливых рыбаков, вдруг решивших отказаться от сетей и вытягивать скользкую добычу руками. Мокрые, как мыши и злые, как волки, они отступали, косясь туда, где видели уши-они.
- Стреляем! – закричал кто-то.
- Осторожнее, не стреляйте по лодке с дочерью господина! – крикнул Ватанабе.
Один из воинов прицелился, но на него налетел смерч в лице Демона-У со всадником. Лучник успел увернуться, но стрела ушла в небо. Еще трое уже вскидывали луки.
- Странный корабль! – воскликнул высокий тощий Итиро. – Неправильный, у нас таких не строят! Может, там демоны, как эти! - он кивнул на уплывавших пришельцев, только что превращавшихся в нелюдей.
- Или чужеземцы, - сплюнул низкорослый Ватару, растягивая тетиву. – Одно другого стоит!
Однако стрельба оказалась безуспешной – беглецы уже отплыли слишком далеко, а великих лучников среди отряда не нашлось.
- Убейте или захватите его, - крикнул каро, показав на конника.
Но это было легче сказать, чем сделать. Видя, что его друзья вне опасности, десятник, огрев рукоятью нагинаты по голове одного из своих противников, присвистнул. Демон-У, поняв хозяина верно, поскакал от берега, почти летя над землей. Двое успели выстрелить вдогонку, но промахнулись. Одна стрела пролетела над плечом Такеды и воткнулась в ствол дерева. Хидэтада выдернул ее, держа за древко, издевательски помахал преследователям, как мог громко посоветовал не браться за оружие, пока не научатся его держать, и скрылся в зарослях.

На корабле
Тенкьё смотрел на команду не столько изучающее, как остальные, сколько напряженно – они живо напомнили о собственном происхождении. Кажется, эти не были соотечественниками отца.
- Я немного знаю язык чужеземцев, - неохотно сказал он Мицуке, - но они говорят не на одном.

[Crystal >>>]

Питер, спустившийся вниз, с неодобрением рассматривал своих нежданных пассажиров. Однако неодобрение это пока никак не отражалось на его удлиненном, загорелом лице. Напротив, на его лице застыла вежливая, полувопросительная улыбка, когда он слегка поклонился прибывшей компании в знак приветствия.
- Бенджамин, кто эти джентльмены и леди и с какой целью они на борту Изабеллы? - вопрос адресовался рослому молодчику, чье одеяние вполне соответствовало обывательским представлениям об образе пирата. Просторные красные хлопчатобумажные штаны, распахнутая на груди шелковая алая рубаха, алый же платок, обвязанный вокруг головы и широкий палаш у пояса. Лицо этого человека было обветренным, загорелым и тем, кто разбирался в подобных вещах, говорило о сильном характере его обладателя. Бенджамин бы одним из офицеров Питера и вместе с матросами только что прибыл с берега.
- Это местные, кэп. Я не знаю кто они такие, чума их забери, но те ребята, что снабдили нас провизией и помогали нам все это время, прямо на задних лапках ходили перед ними. - облаченный в красное человек пожал плечами. - Да нас особенно никто и не спрашивал - народ на берегу что-то лопочет по своему, какая-то суета, спешка, потом эти вон, с мечами, набежали откуда ни возьмись. Мы и убрались по-добру, по-здорову. И компания эта с нами увязалась.
Выслушав объяснения с серьезным видом, Питер снова отвернулся к своим гостям. Те нерешительно топтались на месте, о чем-то переговариваясь между собой явно не знали, с чего начать разговор. Но пока капитан пытался выяснить - что происходит - у своего офицера, из кучки гостей вперед выдвинулся слепой. Таким образом, Питер обнаружил прямо перед собой молодого калеку, что-то прозносящего по-своему. Отступив от него на пол шага, капитан неприязненно посмотрел на это чудо природы - невысокий, с какой-то странной, больше присущей женщине чем мужчине грацией. Не поняв ни слова из того, что было сказано, капитан Блад слегка нахмурился. Из его команды никто также не понял, что хотел сказать этот странный человечек, потому Питер, в свою очередь, предпринял попытку пообщаться:
- Что ж, я приветствую вас на боту Изабеллы. Я - капитан этого корабля, меня зовут Питер Блад и я хотел бы узнать кто вы и с какой целью вы здесь. - На вопли попугая он пока не обратил никакого внимания.

Сообщение отредактировал Crystal - 27-12-2007, 13:39

[higf >>>]

На берегу

Корабль показал высокую корму и уходил, уменьшаясь, тая, растворяясь в море и при постепенно гаснущем свете дня. Казалось, и варварское судно, и вода, и небо смеются над незадачливыми преследователями.
- Ушли. Все... - зло сказал один из воинов.
Кто-то поднимался с земли, кто-то зажимал рану. Сабуро проводил корабль долгим взглядом, пробившим бы дыру ниже ватерлинии, если б ашигару была дана такая власть. Затем вцепился руками в нагинату и замер с опущенной головой.
- Возвращаться? – вопрос коснулся каждого и холодной тяжестью повис в воздухе.
- Вы воины или малые дети? - ударом бамбуковой палки хлестнул голос Ватанабе. – Мы получили приказ не появляться в Киото без дочери господина. Пока он сам не прикажет иначе, мы должны следовать за ней – через море или под землю! Раз они уплыли по морю – едем искать корабль и будем искать похитителей, пока не найдем.
- Здесь нет корабля, - и верно, берег был пуст.
- В Михаре должны быть корабли красной печати, - отрезал каро. – Хэйта ждет нас с лошадьми.

[Кысь >>>]

Ояма некоторое время напряженно вслушивался в звуки чужой речи, потом выудил из рукава монету. Показал. Капитан вздохнул. Было очевидно, что никто из гостей не понимает старого доброго английского, а на борту вряд ли найдется человек, способный понять местную тарабарщину. Нет, конечно же, команда успела нахвататься кое-каких словечек на берегу, но они совершенно не годились для каких-либо переговоров.
Посмотрев на монету в руке паламентера, Питер вопросительно вскинул брови - то, что этот странный кусочек металла был денежным знаком было понятно, не пока было не понятно, что это могло значить.
- Да-н-но-у-ра, - разделяя слоги, проговорил актер.
Выражение лица капитана из вопросительного изменилось в страдальческое. Он оглянулся к Бенджамину - возможно кто-то из команды все же понимает хоть слово - но тот только пожал плечами.
- Do not understand. - мрачно сообщил Питер своему "собеседнику" и пояснил, - wakarimasen..
Актер неловко скользнул к борту корабля. Выразительно похлопал по теплому дереву, потом указал рукой куда-то вдаль. Снова показал монету.
- Эге, капитан! Похоже нас хотят нанять. - это предположение, высказанное одним из незанятых в управлении кораблем матросов, что толпились за спиной Блада, было дополнено непристойной шуткой. Остальные наблюдатели этой международной встречи разразились смехом.

[SonGoku >>>]

- Похоже на правду. - Питер и сам подумал о том же самом, следя за движениями юноши. Потому, воспользовавшись языком жестов, он уточнил это предположение: обвел рукой всю компанию, затем указал себе под ноги - на палубу корабля - после чего махнул в сторону открытого моря. Так как слепой не мог увидеть этих жестов, в конце своей маленькой молчаливой речи Питер вопросительно посмотрел на подошедшего поближе монаха. Тот кивнул:
- Hai, tabi shitai.*
- Tabi! - повторил попугай и внимательно уставился на капитана. - Viagem!*
Сзади раздался возмущенный голосок:
- Платить? Этим бандитам? - О-Санго успела составить себе мнение об иноземцах. Но уже через минуту, обернувшись и увидев, что творится на берегу, отчаянно-жалобно добавила:
- Тайкан, поторопись с беседой, надо как можно скорей отплыть!
Слепой актер в панике заломил руки, издевательски пародируя интонацию жестами. Лисенок на руках мавашимоно задумчиво наблюдал - на острой мордочке застыло отстраненно-обиженное выражение. Словно в поддержку, негромко тяфкнул.
Слова капитана были непонятны. Не очень хорошо знакомый, нелюбимый португальский язык отца резал Тенкьё язык. Зато он мог быть уверен, что кто-то его поймет. Хотя бы попугай.
- Нам надо плыть на мыс Данноура.
Сзади раздался возмущенный голосок:
- Платить? Этим бандитам? - О-Санго успела составить себе мнение об иноземцах. Но уже через минуту, обернувшись и увидев, что творится на берегу, отчаянно-жалобно добавила:
- Тайкан, поторопись с беседой, надо как можно скорей отплыть!
Слепой актер в панике заломил руки, издевательски пародируя интонацию жестами. Лисенок на руках мавашимоно задумчиво наблюдал - на острой мордочке застыло отстраненно-обиженное выражение. Словно в поддержку, негромко тяфкнул.
Слова капитана были непонятны. Не очень хорошо знакомый, нелюбимый португальский язык отца резал Тенкьё язык. Зато он мог быть уверен, что кто-то его поймет. Хотя бы попугай.
- Нам надо плыть на мыс Данноура.
Мицуке не принимал участия в общем гвалте. Поглаживал белого зверька между треугольниками ушей, разглядывал берег, делал вид, что совсем не интересуется, как устроен этот странный чужой корабль.
- Думаешь, это йюреи-сен?
- Мао!
- Я тоже никогда не видел, - мавашимоно передернул широкими плечами, должно быть, вообразил, что уже на борту населенного призраками корабля.
- Тяф? – заинтересовалась Несчастье.
- Не бойся, - сказал Мицуке. – Я не дам тебя в обиду.


-------
*Hai, tabi shitai - (яп.) Да, хотим совершить путешествие.
*Viagem - (порт.) путешествие, морской рейс

(скорая помощь)

Сообщение отредактировал SonGoku - 18-01-2008, 14:39

[Кысь >>>]

Разговоры не стихали добрую дюжину минут - а может быть, целую вечность. Рыжая лежала тихо-тихо, ожидая, когда, наконец, растворятся в воздухе последние отзвуки незнакомой речи. Любопытство мучило кицунэ с самого первого шага, но снять повязку даже сейчас значило: конец маскараду. Каждое прикосновение к просоленным доскам, каждое покачивание корабля, каждый запах был неизведанным и непонятным... притягивающим. Рыжая никогда не бывала на парусниках.
Наконец, заснула последняя неуемная пара. Сквозь дружный шум дыхания тишина звучала только пронзительнее. Тонкая фигурка актера нерешительно поднялась на колени, потом встала и ощупью принялась отыскивать путь наружу. С тихим скрипом закрылась дверь.
Здесь, в узком простенке, обличье актера сползло со странного существа, будто старая кожа. Сотня лет Рыжей исполнилась не так давно, но смена облика уже казалась привычной, словно дыхание. Страшно было вспомнить о поклонах и листьях. Место хрупкого ояма начал занимать рослый воин - постепенно обрисовались могучие, пожалуй, даже слишком массивные плечи, узел нечесанных волос, хмурый взгляд. Странная получилась картина. Рыжая не удержалась от пародии... Но и пародировать как привыкла - не смогла тоже. Взгляд получился настоящим. И манера двигаться - восстановленная из памяти до мельчайшей черточки. Рослый воин опустил голову - вспоминать было грустно.
Зато палуба встретила лису всем великолепием расцветшей ночи. Тихий шум волн и скрип дерева, призрачные силуэты парусов, хлопающие на ветру, словно огромные крылья...
Свежим бризом швырнуло в лицо вездесущую водяную пыль. Охристая поверхность палубы в лиловом свете звезд переливалась дорогим шелком, только что не роняла неощутимые искры. Словно в отместку, лунные блики озорно скакали по водяной ряби, окрашивая волны в немыслимые оттенки ультрамарина и фиолетового.

[Далара >>>]

А главное - темнота не оставляла границ и пространства, берега вдалеке и большой земли. Корабль приходил из небытия и мчался в него же маленьким затерянным мирком, спрятанным от всего света.
- Не спится? – сочувственно спросили из-за спины Рыжей; ровное, как дыхание, поскрипывание досок скрыло чужие шаги.
Копия Мицуке кивнула, не оборачиваясь, хмуро протопала к борту, но там - остановилась, рассматривая бархатно-черные провалы, иногда открывающиеся между волнами.
- С чего это вдруг? – Тайкан и не думал оставлять ее в покое, пошел следом. – Тебя с дороги да после драки храмовым колоколом не разбудишь обычно. Неужели решил полюбоваться луной?
- Так вышло, - глухо ответил роши, так и не взглянув в сторону монаха.
Тот молча его разглядывал – с ног до головы и обратно. Голова была обычная, с по-мицуковски ненормальной прической, но дальше начинались странности: цвет добуку-сугата в лунном свете не больно-то разглядишь, зато великолепно видно, что узор не тот, какой был еще днем; а штаны и вовсе вместо подвязанных под коленями таттсуке-бакама таинственным образом превратились в длинные придворные хакама. Между тем смены одежды у Мицуке совершенно точно не было с собой.
- Не смотри слишком долго на море, могут заинтересоваться демоны, - монах и сам не был уверен, сказал он это для мавашимоно или для самого себя.
- Могут.
- Твое дело.
Тайкан оставил упрямого роши одного.

(чем дальше, тем нас больше)

[Bishop >>>]

В трюме пахло вяленой рыбой, немного – плесенью и солью. Необычный корабль поскрипывал, вздыхал, порой – гудел огромным барабаном, когда в борт ударяла особо большая волна. И храпел. Бодрствовало на нем сейчас мало народа, а часть оборотней и зверей и вовсе спала вместе со всеми. Мальчишка-поводырь свернулся в плотный клубок и причмокивал в сладком сне. Барышне галантно выделили каюту, остальные пассажиры воспользовались услугами трюма. Мицуке – на палубе спать ему не разрешили, хотя он уже пристроился возле трапа – сунул под голову куль с рисом, на соседний уложил сумку с белой лисеной и уснул. А где шастал Чиру – неизвестно, кот никому не сказал, какие углы он отправился проверять.
Когда отлучившаяся следом за рыже-белым лазутчиком Несчастье вернулась в трюм, то первым делом направилась к мавашимоно. Маленькие лапки оставили цепь следов на животе воина, а затем острые зубы небольно, но ощутимо сжали мужское запястье.
Мицуке заворчал, но глаз не открыл.
Лисенок тявкнул, заворчал, затем снова прикусил руку Мицуке. Куда больнее.
При свете тусклого фонаря – сначала они чуть не подожгли корабль, учась им пользоваться; если бы не сацумец, так и укладывались бы спать наощупь – мавашимоно сонно разглядывал белый клочок тумана, что настойчиво скакал по нему и требовал внимания.
- Вся в мать, - заключил он ворчливо. – Чего тебе?
Несчастье приподняла одно ухо и снова негромко тяфкнула. Для верности она попрыгала на животе мавашимоно, затем соскочила вниз и вильнула хвостом, предлагая идти следом.
- Обязательно сейчас?
Мицуке зевнул, чуть не свернув себе челюсть. Лисенок утвердительно наклонил острую мордочку и подскочил ближе. Снова укусил за руку.
- Чтоб тебя...

(с Соуль)

[Далара >>>]

Он проверил, на месте ли мечи. Кто знает, что там передалось по наследству от одной знакомой воровки? Но – тут Мицуке так удивился, что проснулся почти окончательно, - никто ничего не стащил.
- Иду-иду... перестань меня грызть. Ну что такое?
Он на кого-то наступил, но в остальном они выбрались на палубу вполне тихо.
Лисенок покрутил головой, потом пригнулся, словно охотился на кого-то... Через мгновение призрачный серо-белый клубочек метнулся к человеку, замершему у фальшборта - темный силуэт странно напоминал самого Мицуке.
Мавашимоно удивленно присвистнул:
- Твои козни? - и торопливо добавил, пока белый лисенок не успел прогрызть штанину. - Нет, кажется, не твои.

Остановившись рядом с громадной бухтой каната, Тайкан поморгал и даже ущипнул себя за руку, но видение не исчезло. Угрюмый неправильно одетый Мицуке, который только что задумчиво смотрел на воду, превратился теперь в заспанного, зато правильно одетого Мицуке, рядом с которым пушистым облачком вертелся белый зверек.
- Когда ты только успел переодеться? И попасть сюда...
- Переодеться?
- Ну да!
Монах еще раз тщательно осмотрел мавашимоно. Оглянулся на того, у борта, но отсюда ему была видна только тень на фоне звезд и лунных бликов на воде. Морские демоны, говорите... Пожалуй, с этими, как с теми, в бане, не получится. Тайкан на всякий случай отступил в сторону, подальше от Мицуке.

(и еще больше нас)

[Bishop >>>]

А тот, вытягивая меч из ножен, наоборот – сделал шаг к призраку.
- Ты еще откуда здесь взялся?
Человек обернулся.
- С лодки. А ты кто?
- Сейшин-но Киёмори из Нары, - отрезал мавашимоно.
Он видел лишь тень, закрывающую лицо собеседника – такого же рослого, как он сам, с тем же упрямым наклоном головы. Незнакомец скептически пожал плечами и снова отвернулся к воде. Неяркий свет фонаря на секунду высветил лицо. Хорошо – что на Мицуке как раз никто не смотрел. Разве что белая лисенка. Но по-детски удивленно приоткрытый рот не придавал героического шарма.
- Ты еще кто такой?
- Сейшин-но Киёмори из Нары.
- Нары?
- Из Сейшин-но сато близ Нары.
Мицуке ухмыльнулся так, что блеснули крепкие ровные зубы.
- Ну что ж, - произнес мавашимоно нарочито медленно. – Это легко проверить. Доставай меч, демон.
Белый зверек у ног Мицуке громко тяфкнул и решительно встал между противниками, опустив к земле пушистый хвост.

(Китти, Далара, Соуль и я)

[Кысь >>>]

Отражение, почти натурально не заметив лисенка, вытащило меч. Несчастье не выдержала. Маленькая лисица перекатилась через левый бок - и вот между Мицуке и его копией выросла фигура беловолосой девчонки.
- Окаа-сан! Не надо! - звонко обратился ребенок к отражению мавашимоно.
Призрак потрясенно и растерянно отступил на шаг... а потом взорвался иллюзорными водяными брызгами, под прикрытием которых к трюму шмыгнул почти незаметный сгусток темноты.
- Вон она! - обличающе указала рукой Несчастье.
Мицуке стремительно обернулся, но на глаза попался лишь дрожащий тонкой тростинкой на ветру матросик; бледное, точно рисовая лепешка, лицо его перекосилось в немом крике. Воин приложил палец к губам, призывая к молчанию. Матросик кивнул, затем еще раз, а затем открыл рот и завопил, будто его потрошили на месте:
- Deeeeeeamoooons!
- Where the hell are they? - еще один, коренастый бородач, прошел с юта. На девчонку посмотрел с удивлением, на японца с обнаженным мечом - укоризненно. - Hide, hide it. Haven't you ever seen any bloody albinos?!
Матросик на пальцах изобразил, что вот этого, с мечом, только что было двое, а девчонки тут и вовсе не было, а было... тут он наткнулся взглядом на хмурого аборигена (говорили же, что они все низкорослые, врали, как есть врали!). Мавашимоно тем временем сообразил, что от него требуют убрать оружие. Что и сделал.
Бородач снова окинул взглядом пассажиров, даже попробовал девчонку ткнуть пальцем.
- Руки убери! – потребовал Мицуке.

[SonGoku >>>]

Несчастье царапнула руку моряка и юркнула за рослого мавашимоно:
- Отоо-сан... это она. Да-да.
Край отцовского, огромного девчонке, хаори подбросил ветер.
Бородач покосился на неглубокую ранку.
- No demons, just spirits.
Йокай испуганно отступила еще на шаг. Зеркальным отражением ее движение повторил юнга, устремившийся в убежище за спиной бородача. Вовремя - из глотки англичанина вместо обычного хриплого полушепота вырвался оглушительный и раскатистый рык. Но рычали не на японцев.
- Have - I - not - said, NO BLOODY DRINKING ON BOARD?!
Несчастье пискнула и вцепилась худенькими пальцами в отцовскую руку, не отрывая взгляда от грозного бородача - в ту секунду он казался девчонке воплощением всех ее страхов. Мицуке не стал любопытствовать, как попала сюда одна его востроносая хитроглазая знакомая - ищи ее в этом трюме, это же не корабль, а плавучий дворец! Вместо этого он спросил:
- Что он говорит? Кто-нибудь понимает?!
- Мао! - сказали ему из темноты и растворились в ней прежде, чем хозяин успел дать пинка.
- Отоо-сан...
- I am not d-d-drunk!
- Да никуда она с корабля не денется, Кьё-тян. Не бросится же в воду...

(хех, устанешь перечислять. Тут и Китти, и Соуль, и Биш, и даже меня немножко)

[Bishop >>>]

Вот в этом Мицуке был не так уверен, как хотел показать. Рыжая была способна героически утонуть, изобразив напоследок бакэ-куджиру, чтобы всем стало еще веселее. Мицуке умел плавать, но ему очень не хотелось прыгать следом за кицунэ в море.
- Можно... я обратно? Они лисенка не так боятся, - робко, наивно спросила девочка.
- No kaif, no mushrooms, no nothing, - продолжил уже тише, но не менее грозно, моряк.
- Давай, - согласился мавашимоно. - Кажется, им так привычнее.
Беловолосый ребенок обхватил себя руками за плечи. Тоненький силуэт сжался до размеров маленького туманного облачка - лисенок прильнул боком к ноге мавашимоно и, подняв острую мордочку, миролюбиво тяфкнул на бородача. Тот отступил на шаг и сложил в крест пальцы, молча хватая ртом воздух. С громким стуком, но молча на палубу, закатив глаза, опустился бледноликий юнга. Для его нервов последнее превращение оказалось финальной соломинкой.
Несчастье вопросительно приподняла одно ухо.
- Bloo-dy Ch... O GOD the Father, of heaven: have mercy upon us bl... miserable sinners.
- Да не трясись ты так, - добродушно посоветовал Мицуке необычному человеку с корабля. – Она если и кусается, то не очень больно.
Он наклонился и взял малышку на руки.
- Верно, Кьё-тян?
Несчастье восторженно тяфкнула и прижалась мокрым носом к щеке мавашимоно - Мицуке мог и не спрашивать

(целая команда)

[Кысь >>>]

Под ногу бородачу попалось почти бездыханное от испуга тело юнги, а к источнику ночного шума потихоньку начали подтягиваться те члены команды, которым повезло не уснуть.
Только у штурвального колеса изнывал от любопытства рулевой, ему не было видно, что происходит внизу.
- Remember not, Lord, our offences, nor the offences of our forefathers; neither take thou vengeance of our sins, - наверняка, до этой встречи моряк в жизни бы не предположил, что помнит из этой молитвы хоть строчку. - Spare us, good Lord, spare thy people, whom thou hast redeemed with thy most precious blood... Bloody hell, IT'S CHANGED!
Мицуке оглянулся в поисках монаха: возможно, Тайкан сумеет успокоить напуганного бородача? В конце концов, разве не в его теперь ведении людские души? Но того не было, ушел следом за давешним призраком в трюм. Мавашимоно усмехнулся.
- Ну... удачи ему в поисках. Дайдай – ловкачка.
Хоть что-то у этих красноволосых как у обычных людей – Мицуке отыскал деревянную бадейку с привязанной длинной веревкой, набрал забортной воды, сунув белую лисенку за пазуху. И от всей души окатил и бородача, и распростертого на палубе юнгу. Первый неразборчиво выругался, тряхнул седоватыми лохмами и подозрительно огляделся по сторонам. Второй открыл глаза, приподнялся и довольно бодро уполз за изгородь ног, пока еще довольно редкую. Видимо, он считал, что там безопаснее. Возможно, юнга был прав.

Сообщение отредактировал Китти - 18-01-2008, 14:21

[higf >>>]

Тенкьё сомкнул глаза, но непривычное покачивание корабля не успокаивало - скорее наоборот. Найди цель. Начни с себя. Голос Тайкана звучал так явственно, что юноша несколько раз открывал глаза. Ждал увидеть лицо монаха над собой, но там никого не было.
Нелегко найти верный путь...
Слышен был шум шагов, и не раз – спутники выходили на палубу. Поняв, что ему не заснуть, сацумец тоже встал. Фонарь, даривший слабый дрожащий свет, словно ждал этого момента. Злорадно мигнул, как большой желтый глаз неведомого зверя, ярко вспыхнул и угас вовсе. Тенкьё ругнулся, остановился, заморгал переставшими видеть глазами и в этот миг на палубе раздался громкий крик. Сацумец на миг совсем застыл от неожиданности. Затем, вытянув руку перед собой, ощупью добрался до трапа и, встревоженный, начал подниматься на палубу.
Но дойти до самого верха ему не дали. В кромешной тьме со скрипом на мгновения проступили звезды, а еще через несколько шагов нечто плотное неодолимо встало на пути. Трап на палубу поднимался круто вверх, и наткнувшись на неожиданное препятствие, юный воин не удержал равновесия и шумно скатился вниз по ступеням. Сверху раздался чей-то удивленный возглас.
Падая, юноша ударился плечом и выругался. Крики, шум, кто-то неизвестный... Он выхватил катану, готовый защищаться или нападать.
- Кто здесь?!
- Мм-брм, - недовольно ответили сверху с тревожно близкого расстояния.
Судя по звукам, неизвестный спускался, вслепую нашаривая ступени.
Юный воин неуверенно повел катаной, боясь задеть кого-то из своих.
- Стой, не то плохо будет! Ты человек или демон?! Кто напал на корабль?
Такой шум и переполох не могли быть вызваны ничем иным...

(здесь с Даларой, хотя рядом много народа)

[Далара >>>]

- Напали-напали! – громко возмутился в дальнем углу трюма попугай. – На абор-рдаж!
- Мару, - вздохнул совсем рядом бесплотный в темноте голос Тайкана. – Тебя только не хватало. Никто еще не нападал.
Это, похоже, было адресовано не только птице.
- А это вы, хоши? - сацумец облегченно вздохнул, но катану спрятал в ножны только наполовину. Он посмотрел в сторону, откуда шел голос попугая, благодаря за моральную поддержку. - А что стряслось? Проклятая темень!..
- Ничего особенного, все как всегда, - беззлобно съязвил монах.
- Иначе с господином Мицуке не бывает.:Либо кто-то напал, либо гонится, - убежденно произнес Тенкьё. – Я уже знаю. Вы что-то потеряли, нужна помощь?
Присутствие Тайкана, который давал такие мудрые советы, успокаивало.
– Вы мне почти приснились!
- Рад за тебя, - и без того едва слышные слова монаха потонули в шорохе одежды – похоже, он опустился на колени и шарил руками; громче добавил снизу: - Пока никто не нападал. А потерял я... тут же где-то был... Хм, нет... А, вот он! Теперь... Ты ведь знаешь, как разжигать такой фонарь?
- Знаю, - быстро ответил сацумец. Осторожно подошел на голос, вздохнул. – Жаль, что тут нет жаровни... Мне казалось, я видел здесь где-то огниво.
Он неуверенно направился вглубь трюма и начал шарить там. Наткнулся на младенца, и тот сообщил о своем пробуждении криком, который показал, что у шумевших наверху есть достойный соперник. Тенкьё испуганно дернулся и случайно наткнулся пальцами на что-то, напоминавшее искомый предмет.
- Здесь!
В темноте было слышно, как Тенкьё пробирается обратно к фонарю и чиркает огнивом. Летели искры, что-то шептал сацумец, но пламя не спешило осветить темные внутренности галеона.

[SonGoku >>>]

Тем временем монах вслепую ухватил чью-то покрытую густым мехом конечность и потянул. И едва увернулся от клацнувших в опасной близости острых зубов. Промахнувшись, невидимый пленник раздраженно закряхтел, если не видом, то шумом показывая, что связались с ним совершенно напрасно.
- Я бы попросил одного тануки обернуться фонарем, только как бы он не спалил весь корабль, - громко сказал Тайкан, не будучи уверен, на кого именно из зверей он наткнулся.
Интересно, разозленные коты умеют так кряхтеть? А лисы?..
Трюм озарило тусклое красноватое свечение – монах теперь держал в руке на палке круглобокий фонарь-гифу, с одной стороны которого был написан знак «золото», а с другой «еда».
- Э-э... спасибо!
Попугай громко захлопал крыльями, сидя перед младенцем. Тот круглыми любопытными глазенками уставился на фонарь, засунув палец в рот. Монах оглянулся на Тенкьё:
- Посмотри, что там происходит на палубе.
Когда сацумец выбрался по трапу на палубу, фонарь в руке монаха качнулся, намекая, что он хоть и волшебный, но лапе, зажатой в крепкой руке, привыкшей держать меч, а не плошку для подаяния, все-таки больно. Да и висеть вниз головой не слишком удобно. И с маленькими так не обращаются. В общем, на редкость общительный оказался фонарь.
Монах немедленно вспомнил о непричинении вреда живому. И вообще, не слишком-то уютно держать живой предмет, который еще и не висит спокойно.
- Сможешь превратиться в фонарь на ногах... лапах?

(с Даларой опять)

[Весёлый Роджер >>>]

Киба проводил взглядом затухающее на горизонте солнце. Полыхающий закат окрасил небо, воду и казалось самый воздух алым, как кровь любовников, заревом. Щедрыми мазками на лица пиратов и парус корабля легли оттенки плавленого золота и пламени, в котором сгорает чтобы возродиться Феникс. Но теперь солнце скрылось, на море воцарялась тьма, и Ичиго возился с фонарями, напевая негромко какую-то длинную песню почти без слов. Голос у Насмешника был красивый, сильный, и пение удавалось Ичи так запросто, как птицам или богам.
- Хватит выть, - заворчал было проснувшийся Сичибеи, но потом вслушался, усмехнулся и примолк.
Пираты смотрели на горизонт, слушали песню и молчали, пока не стало совсем темно и тихо. Ичиго надоело петь, теперь ему хотелось смеяться.
- Ну так что, Табачник, - принялся за старое молодой пират, - когда же мы возьмем заморский корабль? Земли Эдзо ждут, Табачник, они тоскуют по тебе, как влюбленный тоскует по…
- Ичиго, - просто сказал Киба, не повернув головы к Насмешнику.
Насмешник недовольно замолчал, но долго это не продлилось:
- Пес! Вот скажи, мне, Пес, сколько кошек…
Ичи хватило одного взгляда хмурого Пса, что закрыть рот и отойти подальше. К Тобое Насмешник приставать не посмел, этот странный парень пугал его, остальные либо спали, либо работали. Ичиго стало скучно, и он слонялся от борта к борту, словно ища приключений на свою буйную голову. И нашел.
- Корабль, - протяжный крик Указующего нарушил ночную тишь. Ичи обрадовался этой вести, как изнемогающий от жажды радуется воде:
- Корабль! Вставай, старик, корабль! Пес.. Ай, ну тебя! Тобое!
- Что там, - негромко осведомился Киба.
- Иностранный корабль, - подсказал Пес своим характерным басом, - большой.
- Ну что ж, Табакоя Сичибеи, - Киба скосил глаза на старика, - ты хотел корабль – получай его.
Ичиго заливисто рассмеялся и хохотал, пока не получил увесистый подзатыльник от Тобое.
- Великоват, - Табачник с серьезным видом поскреб подбородок, - силой не взять.
- Особенно твоими силами, старик, - влез Ичиго и получил второй подзатыльник.
- Хитростию воспользуемся, - так же серьезно продолжал Сичибеи, не обратив внимания на дерзкого юнца, - хистростию и коварством. Что знают эти люди о наших морях? А мы выросли здесь. Что знают они о пиратах наших морей? А мы знаем многое…
Разбойники заулыбались, чувство собственного превосходства способно согреть даже в самую страшную стужу.
- Мы торговцы, - определил Сичибеи, - мирные, глуповатые, но отзывчивые.
- Табачник, посмотри на меня, - Киба обратил к старику свой змеиный взгляд, - похож ли я на торговца?
- А мы укроем тебя в трюме, Киба. – невозмутимо откликнулся Сичибеи, - и никто не увидит.
- В трюме? – уточнил Киба, - Меня?
- Тебя, - так же спокойно кивнул старик, - и Тобое, больно рожа у него разбойничья.
Киба обескуражено покачал головой, но ничего не сказал. Глянул только на Тобое, который тут же отпустил удерживаемого за шиворот Ичиго, и ушел с палубы. Освобожденный Насмешник одним махом оказался подле Табачника:
- Так что, старик, ты серьезно хочешь взять это чудовище?
- Да, мальчишка.
Ичиго хлопнул в ладоши:
- Ну наконец-то стоящее дело!

[SonGoku >>>]

Киото, зима 1601 года

В эту ночь Эйкуко тоже тревожили плохие сны. В них кто-то дрался за краденное, убивал и убегал в надежде скрыться не то от товарищей, не то от мстительного стража. В видении переплетались в нечеткую мелодию шептание листвы, треск ветвей под босыми пятками и угрожающее рычание невидимого преследователя.
И, даже когда отшельница проснулась, мягкая поступь огромного зверя чудилась рядом, за тонкой перегородкой-седзи.
- Ньё, – негромко позвала кошку бикуни: теплого клубочка не оказалось рядом.
Отшельница поднялась. Последние дни йокай предпочитала общество демона. И даже сейчас спала рядом с ним, но…
- Ньё!
Девушка, сжимавшая в одной руке танто, сонно подняла голову с плеча Аримы. Одновременно с ней проснулся и самурай, протер свободной рукой слипающиеся глаза. Серое, почти невесомое перышко, прилипшее к его пальцам, защекотало кожу, и Арима с удивлением глянул на собственную ладонь: откуда такой подарок? Молодые люди казались смущенными и невинными одновременно. Ньё по-кошачьи потянулась и вопросительно посмотрела на отшельницу из-под легких сероватых прядей. Эйкуко вздохнула:
- Потом поговорим, - и перевела взгляд на молодого самурая. - Ты плохо спал?
Он отвернулся:
- Как обычно.
Девушка обеспокоено тронула Ариму за плечо.
- Ты хорошая стражница, - признал тот и потянулся за одеждой, которая стопкой была сложена у изголовья. – Под утро дурные сны отступили. На улице все еще идет дождь?
- От дождя осталось слабое воспоминание, - отозвалась Эйкуко, отворачиваясь. - Ньё...
Йокай застенчиво улыбнулась самураю, подала ему одежду и юркнула следом за отшельницей.

(с Соуль, которая забыла про нас)

[Далара >>>]

На корабле

Убедившись, что юноша благополучно покинул трюм (на мгновение возникла мысль, а не был ли он одним из воплощений того существа, которое Тайкан искал, - мысль была отвергнута, как несостоятельная), монах пошел вперед, тщательно присматриваясь к каждой тени, каждому мешку и коробу, которых в трюме было довольно много. Отрастивший четыре лапы фонарь сопровождал его в поиске; иногда было слышно сопение, как будто кто-то принюхивался. Кроме него раздавались только крысиный шорох и плеск волн за бортом. Как ни странно, все путники решили провести эту ночь где угодно, только не в отведенном им для сна месте. Стоило ли удивляться, в такой-то компании?
Поиски закончились выяснением, что беглянка улизнула куда-то еще. Единственный путь для нее лежал в отсек с матросами. Из трюма туда вел узкий вход с высоким порогом, на который Тайкан взглянул с некоторым сомнением.
- Сам перелезть сможешь или лучше отнести? – спросил он своего тускло светящегося спутника.
- Хочу на ручки, - немедленно отозвался его странный товарищ.
- Обожжешь или укусишь, оболью водой, - предостерег монах.
За порогом раскинулось царство забвения. Сейчас эти люди ничем не отличались от любых других усталых людей, которым дали несколько часов отдыха. Все звуки здесь перекрывал шум дыхания, изредка прерываемый сонными тирадами матросов: кажется, просоленные моряки умудрялись вворачивать крепкое словцо, даже не просыпаясь. Тайкан опустил живой фонарь на грубо отесанные доски пола и пошел вперед, стараясь не задевать гамаки, похожие на гигантские похрапывающие куколки бабочек. Фонарь на лапках деловито посеменил следом.
Обитатели отсека не просыпались даже от света. Один из матросов приподнялся на неудобном ложе, смерил гостей осоловелым со сна взглядом, перекрестился и снова заснул. Монах открыл прихваченную из трюма и свернутую мешочком тряпицу. Кинул несколько кристалликов соли в ближайший «кокон», присмотрелся, качнул отрицательно головой и двинулся дальше. Каждому моряку, каждому подозрительному предмету доставалось по щепотке. Один раз, когда палуба под ногами качнулись особенно сильно, чуть не досталось и Дыньке.

(еще СонГоку и чуть-чуть Китти)

Сообщение отредактировал Далара - 24-01-2008, 15:45

[SonGoku >>>]

- Не стоит! – предупредил оборотень, поспешно удирая в сторону. – Я, конечно, не злой, но всему есть пределы. А кого мы ищем?
- Магическое существо, - пожал плечами Тайкан. – Оно может принимать разные формы и оно женского пола. Если маленькая не ошиблась, конечно.
Плотный бородатый матрос оглушительно чихнул, даже не проснувшись, зато рядом завозился кто-то очень некрупный.
- Ну-ка, посвети туда!
Фонарь, пританцовывая от возбуждения, хоть и (как показалось монаху) немного сконфузившись, потопал в указанном направлении. И проворно отпрыгнул, когда мимо, чуть было не сбив его с ног, метнулась размазанная бурая тень – лишь на мгновение вспыхнула оранжевым пушистая шубка, и виденье исчезло, затерявшись в тенях.
- Пойдем дальше искать? – спросил Дынька.
- Да, за ней!
Не дожидаясь ответа, монах ринулся в переплетенье веревок и балок. Повезло ухватить юркое существо за лапу и даже не выпустить, когда конечность яростно попытались выдернуть. Но четвероногий беглец извернулся с шипением и утробным воем, и в руку Тайкана как будто воткнули множество острых иголок. Исцарапать достойно обидчика зверю не удалось, зато он, крепко обняв передними лапами схватившую его конечность, быстрыми ударами задних украшал рукав желтого одеяния дырами и прорехами. Фонарь захихикал.
- Ммммыыыаааа! – выл беглец, прижимая уши и колотя воздух обрубком хвоста.
Монах ругнулся, показав что ему не чужды портовые районы Осаки, и ухватил животное за загривок. Несколько секунд жесткой борьбы окончились благополучно. Кот удрал к стене и там встал в боевую стойку, готовый защищать честь и достоинство. Тайкан осмотрел пострадавшую руку, смерил Чиру скептическим взглядом и кинул в него щепотку соли.
- Мао! – презрительно заявил рыже-белый зверек, отказавшись превращаться в кого бы то ни было. – Пффф!
Фонарь попытался прикрыть лапами несуществующий нос, обжегся, но не прекратил мерзкого хихиканья.

(с Даларой)

[Crystal >>>]

- What’s go’n on here?
При звуке этого голоса, матросы загомонили сильнее.
Капитан Блад, который стоял сейчас на палубе перед виновниками переполоха, с легким недоверием слушал сбивчивые объяснения своих матросов. Безупречно одетый в свой черный с серебром камзол, словно спать и не ложился, он критически смотрел на Мицуке. Будучи человеком довольно практичным, он не особо верил в черта или дьявола, а о религии вспоминал только когда это было нужно.
- Что вы несете, какие демоны?
На новый поток объяснений Питер только поморщился. Конечно, он ожидал, что проблемы с этими странными чужаками будут, но не ожидал, что проблемы будут такого плана.
- Англичане. Выставляете себя олухами перед местными. – голос капитана звучал презрительно. – Навести здесь порядок и те, кто на вахте – по своим местам. Те, кто свободен – спать.
- Но капитан… - кто-то попытался возразить, однако возражение так и осталось неозвученным. Потому что в этот момент из вороньего гнезда раздался крик вперед смотрящего:
- Корабль прямо по курсу!
Таким образом, на некоторое время духи и демоны были забыты, а все внимание команды и капитана обратилось на идущее навстречу судно, чьи бортовые огни и очертания паруса были хорошо видны.

[дон Алесандро >>>]

Деревня. Берег реки Асахи.

- Каро-о… каро Тодзаэмо-о-он! – веселый голос Акаихигэ раздался из спины самурая, дайме Тайра выплыл прямо из стены комнаты – Как прошла ночь, о мой, каро?
Горьё был на удивление благодушен и, в прямом смысле этого слова, светился изнутри.
Онодэра на досуге задался было вопросом, следует ли придерживаться правил в столь неординарном положении, но сейчас привычно поклонился. Господин оставался для него господином и после смерти.
- Люди отдохнули и готовы следовать дальше...
"Куда бы мы ни направлялись," добавил старший каро мысленно.
- Пока нам, верней, скорей тебе – с едва уловимым сожалением в голосе проговорил аристократ – придётся поработать ножками, нам нужно будет подняться по течению и там заняться м-м… вернее мне одному придётся заняться одним делом, а ты будешь мне немного помогать.
Дайме задумался.
- Нет, наверное, придётся взять ещё кого-нибудь… возможно потребуется дополнительная помощь… да, и потребуются часовые…
Тодзаэмон разбудил спящего рядом самурая, велел собрать оружие и кликнуть еще одного человека... он вечно забывал его имя, хотя манеру говорить и вечно восторженное отношение к жизни трудно было изгнать из памяти.
- Этот малый с севера, из Мориоки, - сказал он господину. - Даже если он начнет болтать, его никто не поверит, даже если разберет слова.
Аристократ усмехнулся.
- Я помню этого храброго воина, но не думаю, что он будет болтать.. этот Шинко… впрочем, ты прав, его произношение не всегда можно разобрать, но сейчас это не нужно, сейчас мы будем рисовать… - последнюю фразу аристократ произнес, не обращаясь уже ни к кому в отдельности.
- Да! Возьми припасов, наше действо может и затянуться…

[SonGoku >>>]

- Наверное, хватит – проговорил горьё, когда небольшой отряд порядком удалился от деревни.
Река делала в этом месте поворот, и дайме указал прямо на изгиб.
- Тут мы и будем рисовать… - аристократ посмотрел на самураев – вам выпадает самая сложная задача, я по понятным причинам не могу начертать колдовские знаки на земле, а вы можете, поэтому смотрите!
Князь взмахнул руками, будто чертил два круга, и кончики его пальцев засветились нежно голубым цветом, сияние следовало за руками, оставляя чёткий и ясный след прямо в воздухе.
- Готовы?
Онодэра Тодзаэмон, который еще по дороге сюда отдал нужные распоряжения, чтобы не терять зазря времени, только кинул. Он спешился и опробовал, оставит ли на плотной замерзшей почве след подобранная раньше палка. Безрезультатно. Пришлось обнажить меч. Бывший каро дома Тайра кивнул:
- Что ж, приступим.
Раз. Дайме очертил идеально ровный круг. Два. Быстрыми и чёткими движениями он стал рисовать некую фигуру. Три. Завершив пассы, дайме хлопнул в ладоши, и фигура замерцала голубым светом.
Шинко, до того державшийся в сторонке, подошел ближе и невежливо ткнул пальцем прямо в сверкающий знак.
- Разве это не «путь», только наоборот?
Тайра сверкнул глазами.
- Потом! Всё потом! Сейчас важнее нарисовать это!

(колдуем тут понемногу с Доном)

[дон Алесандро >>>]

Острие клинка царапало твердую неровную землю. Онодэра нахмурился, он привык излагать свою волю оружием, а не кистью, а писать кандзи так, будто они отражаются в зеркале и вовсе никак не с руки. Бывший каро закусил губу, но никому не пришло в голову рассмеяться. Последние штрихи и на зимней земле образовался странный рисунок, иероглиф правильный и неправильный одновременно.
- А теперь зачерпни немного речной воды и плесни прямо в круг – аристократ уже стоял в центре и ничему не удивляйтесь!
- Я давно перестал удивляться! - проговорил Тодзаэмон, наклоняясь над рекой.
Студеная вода обожгла пальцы, так что заныли, напоминая о том, что юность прошла не один год назад, суставы, но Онодэра только крепче сжал в руке бамбуковую флягу. Когда он вернулся, его товарищи делали вид, что им вовсе не страшно и не любопытно, и поэтому напряженно вглядывались в заросли, обступившие речку. Вода тонкой струйкой потекла внутрь круга.
Коснувшись земли вода вспыхнула бледно голубым пламенем, в мгновение ока оно охватило Акаихигэ, и тот стал растворяться в нём, когда же он стал почти прозрачным, пламя так же внезапно упало как и поднялось, продолжая лишь озарять контуры рисунка.
- Получилось! Получилось! – счастливый голос дайме звучал откуда-то издалека – Всё получилось! Ха-ха-ха!
Взяв за шиворот самого молодого из самураев, который вздумал повалиться на колени от ужаса, Онодэра Тодзаэмон заставил его выпрямиться.
- Никому не приближаться к знакам, - велел бывший старший каро клана Тайра. - Располагайтесь на берегу, будем ждать.
Сам он остался на месте, рассудив, что кому-то стоит посторожить.

[higf >>>]

Палуба качалась под ногами Тенкьё, местные о чем-то гомонили, только Мицуке был спокоен. Как и надлежит самураю...
- Торговое судно? – предположил он, вглядевшись в темноту и обращаясь к мавашимоно.
- Должно быть, - согласился Мицуке; в дорожной сумке больше не барахтались, должно быть, лисена уснула, утомившись ночными погонями и превращениями. – Маловат для шуинсена, но, кажется, им нужна помощь.
- Почему ты так думаешь? – спросил сацумец.
- Сам глянь, - предложил Мицуке. – Парус порван, корабль потрепан. Может, они доберутся до берега сами, но может, и нет.
Он всмотрелся в темноту, потянул носом воздух, как хищник, что ищет добычу.
- И с ним что-то не так.
- Попал в шторм или убегал от пиратов, - предположил Тенкьё, попытавшись повторить действия мавашимоно, но не почувствовав ничего особенного.
- Все возможно.
- Капитан видит, а мы всей равно ничего не можем ему сказать, – юноша опустил голову, затем встрепенулся. – Зато они приплывут сюда, и мы сумеем чем-то помочь, - он посмотрел на Мицуке, ища согласия или неодобрения своим словам.
Мавашимоно кивнул.
- Добродетель не останется в одиночестве. У нее обязательно найдутся соседи, - процитировал он, почесывая в спутанных волосах наконечником сломанной стрелы, трофеем, доставшимся им от погони. - Не помню, кто это сказал, но мне нравится.
Тенкьё кивнул и замолчал, посмотрел вокруг. Матросы уже разошлись по местам. Пальцы юноши беспокойно, с силой переплелись.
- Мицуке-доно... Я хотел спросить... Знаю, что сейчас не время, но когда оно наступит?..
- О чем?
- Примите мою службу! – выпалил сацумец, словно боясь передумать и не решиться. – Я поклянусь!
- Зачем это тебе? Мы - небогатый клан, все время меняем хозяев. Разве мало вокруг достойных семей?

(& Bishop)

[Bishop >>>]

- Не рождение и не богатство красят человека, - голос юноши стал уверенней, хотя время от времени подрагивал. – Я видел вас в разных обстоятельствах. Считал спасителем, предателем, снова спасителем. Еще много кем... Теперь понял – вы настоящий воин. И человек. Тот, кому я хочу служить. Я выбрал путь!
Будь рядом Чиру, обязательно бы сказал мудрое весомое «мао», но кот где-то бегал, посоветоваться было не с кем.
- Ну хорошо... – мавашимоно помолчал. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я принимаю твой меч.
Лицо юноши просияло. В ночи, при скупом свете фонарей, на покачивающейся палубе среди чужеземных моряков он опустился на колено перед собеседником. Слова клятвы разносились над морем.
- Где бы я не находился - в глухих ли горах или под землей, в любое время и везде мой долг обязывает меня охранять интересы моего владыки. Это долг каждого, кто является подданным моего господина. Это позвоночник нашей религии, не меняющейся и вечной. Никогда, в течение всей своей жизни, я не должен иметь собственных суждений о замыслах моего владыки и господина. Не поступать иначе во всю свою жизнь. Даже после смерти я воскресну семь раз, чтобы оградить от несчастий дом моего владыки. Когда я утром и вечером произношу эту клятву, мои силы удваиваются и мои подвиги становятся непревзойденными. Я должен двигаться, пусть медленно, как червь, но я должен всегда двигаться только вперед.
Вакидзаси коротко рассек воздух, на палубы брызнули капли крови, которые сейчас казались черными. Лезвие отсекло от левого мизинца маленький кусок кожи и плоти.
- Нара-но Сейшин Киёмори от имени клана и как глава его принимает твой меч и клятву, - произнес Мицуке, забирая у сацумца окровавленный платок, которым Тенкьё вытер лезвие меча. - Да не придется мне пожалеть об этом.
Юноша встал, согласно склонил голову в ответ на слова своего господина. Вложил клинок в ножны и молча занял место чуть позади Мицуке.

(higf to)

[Sayonara >>>]

Даже в каюте ночью было страшно и жутко. О-Санго уже не пыталась скрыть, что ее пугало все - начиная с открытого моря и заканчивая иностранцами. Поэтому она так и не смогла заснуть, а просто тихо сидела, прислушиваясь к ночным шорохам. Как оказалось, здесь, на корабле (кажется, он назывался фрегатом), их было еще больше, чем в глухом лесу. Барышне в каждом углу тесной комнатушки мерещились духи и маленькие, но кровожадные иноземные чудища.
Но, главное, было ужасно одиноко. Зачем она так сразу согласилась ночевать в каюте, а не со всеми? Да, может, это было не очень прилично, но сейчас девицу меньше всего заботили приличия. Она начинала понимать, что здесь, среди всех этих нелюдей, до ее благородного воспитания и происхождения абсолютно никому нет дела.
И все же после нескольких беспокойных часов О-Санго задремала, прислонившись к сыроватой деревянной стене. Сон навалился внезапно, тяжелый, давящий.
И, словно спасая девушку от грозящей кошмарами дремы, на палубе кто-то зашумел. О-Санго вскочила как ошпаренная, уронив легкое покрывало. Почудилось? Нет, это точно были голоса Тайкана, Мицуке и... еще кого-то.
Сердце заколотилось сильней. Что-то происходит и, видимо, нехорошее.
- Я не выдержу, - нервно пробормотала О-Санго и, дрожа, дернула дверную ручку. На счастье, капитан не запер ее, а ведь мог.
Закутавшись в покрывало (как бы ни была дорога ткань кимоно, в ее нынешнем состоянии от холода она ни капельки не защищала), девчонка перепуганной птицей рванулась к трюму. Она специально запомнила его месторасположение для подобных случаев.
По дороге она никого не встретила, да и голоса утихли. Поэтому О-Санго неуверенно шагнула внутрь темного, пропахшего рыбой трюма, но дальше порога идти побоялась.
Хоть глаз выколи, никого не видно!
- Эээй! Есть кто-нибудь?

(один, совсем один)

[SonGoku >>>]

Сначала ее сбило с ног нечто округлое и светящееся, на четырех лапках, а потом кто-то зашипел, чтобы не поднимала шума, а в конце концов выяснилось, что у нее на руках сидит небольшой остроухий зверек в бурой шубке.
- Айва есть? – деловито спросило необычное существо.
Глаза дочери самурая округлились, и она по-детски растерянно уставилась на свою пушистую ношу.
- Ай-ва?..
- Судя по всему, нет, - вздохнул новый знакомец, с деловитым сопением обнюхивая барышню. – А что есть?
- Ничего нет, - честно ответила она. И тихо, неуверенно добавила: - А... ты откуда?
- С горы Инуяма, это родом. Но в последнее время жил на горе Ибуки возле Секигахары. Мы, тануки, в общем-то домоседы. Это только я какой-то неправильный... – зверек пригорюнился, с намеком выставив ухо, чтобы за ним почесали.
- Тануки?.. - О-Санго робко провела пальцем по предложенному уху. Этот малыш был точь-в-точь такой же, как фигурка, вырезанная из кости, подарок Мицуке. Девушка прижала локоть к боку - игрушки не оказалось на привычном местечке за пазухой.
"Он выпал в каюте и... сбежал?.."
Затаив дыхание, она наклонила лицо к тануки.
- А что ты делаешь в трюме?
- Ищу лису! – таинственным шепотом отозвался зверек. – Помогаю монаху!
Он все еще слабо светился, и можно было разглядеть окружающее шага на два, не больше. В дальнем углу заворчал попугай, но вскоре умолк. Из темноты вынырнул Тайкан со смешанным выражением на лице – там было что угодно, кроме буддийской безмятежности.
- Вижу, и вам не отдыхается.
О-Санго несказанно обрадовалась монаху.
- Тайкан, ты целый! Что там происходило такое?! Что за лиса?

(вносим с Сай и Даларой свою долю в беспорядок на палубе)

[Далара >>>]

- Шальная, - ответил он с откровенной досадой. – И пока мы нашли только кота. Возможно, она улизнула на палубу. Пойду поищу ее там, если что, тануки тебя защитит, верно, полосатый?
Зверек продемонстрировал целую пасть острых зубов, клыки были небольшие, зато очень острые, и тануки был вовсе не против воспользоваться ими при любом удобном случае. Он кивнул: защитю, мол. Довольный такой готовностью, монах пошел мимо девушки и ее пушистого заступника, но на полдороге обернулся и быстрым движением кинул в О-Санго щепоть соли, с интересом глядя, что произойдет. На загривке тануки шерсть встала дыбом, и шипящий зверек стал похож на небольшое солнышко в руках девочки.
- Я же просил!!! – завопил он.
- Ааааа! - Барышня заголосила в ответ и, уронив ношу на палубу, перепуганно отскочила назад. Все эти чудеса уже порядком ее измотали, и О-Санго даже губу прикусила, чтобы не разреветься.
- Тануки... Что же это?! - а сама глаз не отрывала от зверька.
- Извини, - попытался успокоить Дыньку Тайкан. – Тебе досталось случайно.
Как назло, поблизости не было даже сушеного яблока, чтобы загладить откровенную вину.
- Соль! Он швыряется солью! Хорошо, что я только наполовину обакэ, - малыш примирительно махнул хвостом, явно подражая собакам. – Мы не переносим соли. Хочешь, превращусь во что-нибудь приятное?
Привстав на задние лапы, он уперся передними в колени девушки и просительно заглянул ей в глаза. Она всхлипнула, взяла тануки под мышки, как котенка, и поднесла его мордочку к носу.

(больше под палубой, но вносим все равно)

[Sayonara >>>]

- Ты сам такой приятный, что лучше не надо больше ни во что превращаться. Тайкан, ты в самом деле подумал, что я лиса?! - О-Санго обернулась к монаху. - Я даже ничего о ней не знала...
- Ни на одном из нас не висит таблички, кто есть кто, - он не сумел сдержать улыбку при виде умилительной сцены. – Может быть, лиса это я, - с широкой неожиданно мальчишеской ухмылкой он больше походил на щенка.
Дынька терпеливо свисал с рук барышни и старался не захихикать, хотя то и дело высовывал длинный розовый язычок, как будто дразнился; в сочетании с темной маской на мордочке получалось забавно.
- В любом случае, ты был бы лучшей лисой на корабле, - хихикнула О-Санго. Она посадила тануки на руки, чтобы тому было удобней.- А теперь... Может, раз здесь бродит это жуткое создание, мы пойдем уже куда-нибудь, а?
- Прятаться? – осведомился зверек, устраиваясь поудобнее.
Он мигом оценил преимущество такого положения: во-первых, всегда находишься под защитой, а во-вторых, лучше видно и никто не наступит. Ну а в-третьих, всегда можно поддразнить кого-нибудь из людей.
- Предлагаю вам наоборот остаться здесь, так вы будете в известном месте и относительной безопасности, а заодно сможете присмотреть за малышом. Мару заботлив, но он всего лишь попугай.
- Кхре, - птица услышала свое имя.

(ну это все еще мы)

[дон Алесандро >>>]

Корабль

Уставший от шума Тайкан уютно свернулся между канатных бухт и раскурил трубку. Смех разбирает: фамильные мечи он оставил в Соген-джи, но малозначимая трубка по-прежнему с ним. В соленый воздух потекла струйка ароматного, немного пряного, дыма. Ворчливо поскрипывали доски громадного иноземного корабля.
За первой струйкой поплыла вторая, а за ней третья... но дым не рассеивался, он то поднимался вверх, то прижимался к палубе, играл в вантах, опутывал монаха, обтекал его. Наконец, когда образовалось целое облачко дыма, оно скользнуло к палубе и вдруг сложилось в маленькую человеческую фигурку.
- Да будет Будда милостив к тебе, - не смотря на размер, голос фигурки был далеко не писклявый.
Тайкан скептически оглядел на трубку, потом дымного человечка.
- И тебе всех благ.
Наверное, не стоит больше курить сейчас, не к добру... Или это тот же самый демон наводит морок?
«Дымный» заметил взгляд монаха и расхохотался.
- О нет, я вполне настоящий, был вернее... я дух, который не может найти упокоения. Я жертва политических интриг и зависти власть предержащих. - В голосе призрака пропала вся насмешливость, он стал полностью серьезным. - Я искал тебя, Тайкан. Я, Тайра-но Акаихигэ, ищу твоей помощи.

(курим с Даларой)

Сообщение отредактировал дон Алесандро - 28-01-2008, 17:50

[Далара >>>]

«Точно не следует больше курить», подумал монах и нервно затянулся. Мог бы уже привыкнуть, после Азаки... но Тайра. Тот самый, который вполне мог отправить знакомиться с подручными Энма, если бы суд не прервали сначала онмиёджи, потом Мицуке. Зато понятно, отчего так много указаний на себя.
- Если ты шутишь, дух, то очень странно. Какой помощи ты ждешь от меня?
- Я ведь помог тебе в жизни, я превратил суд, которого требовал молодой Ода, в управляемый фарс, который, правда, закончился не так, как я полагал... но это поправимо.
- Ты хочешь поправить все сейчас? – вздернул брови Тайкан, оставивший верхнюю часть монашеского одеяния рядом с младенцем под присмотром попугая, чтобы не мешались слишком длинные рукава.
- Если бы мою проблему можно было решить таким образом, я бы никогда не побеспокоил тебя, - изображение хихикнуло - У тебя на шее есть нечто, что когда-то было другой вещью, которую потеряли мои родственники. Отдай это мне, и тогда я найду путь к покою.
Человек промолчал.
- Даже в таком виде я могу сделать для тебя многие вещи.

(ну да, вышли покурить с Доном)

[дон Алесандро >>>]

Словно откликаясь на упоминание о них, резко потеплели два кусочка нефрита, оплетенные нитками и подвешенные на шнурок. Тайкан непроизвольно тронул их, хотя они еще не жглись, пока. Они никогда не были ему действительно нужны. Первый еще в детстве, он пытался выбросить, потом отдать призраку Оды Нобунаги, без толку. Второй – тяжелая память об убийстве. Эти камешки вроде бы ничего не значат лично для него. И все-таки с ними невозможно расстаться.
- Мне не интересны вещи, которые ты можешь сделать. Все, чем я могу помочь, прочитать молитву за тебя. – Тайкан отвернулся к морю.
- А мы похожи - вдруг сказал бывший князь - Мы оба уже не существуем, но почему-то живы и здоровы... вернее пытаемся такими казаться.
Тайкан хмыкнул.
- «Пытаемся» - очень верное слово.
Он по-новому взглянул на собеседника, мелькнула шальная мысль. Аккуратно положенная на просмоленные доски палубы трубка продолжала дымиться. Одеревеневшими пальцами буддийский послушник неловко развязал шнурок.

(забористый у тебя табак Генда... Тай... Далара!)

[Далара >>>]

Гладко выточенный молочно-зеленый кристаллик в окружении грубых нитей скользнул в подставленную ладонь. Второй так и остался висеть на шнурке, который снова завязали на шее. Тайкан протянул камешек маленькой облачной фигуре.
- Второй отдать я не могу.
Дымная фигурка протянула маленькую, дрожащую как осенний лист под порывами ветра, руку к камушку. Наконец дух справился с волнением и аккуратно взял драгоценность.
- С-спасибо - он обхватил камень двумя ладонями - Но ты уверен в этом? Некоторые вещи хуже якорей, они держат нас на привязи, заставляя нас раз за разом ударяться о скалы воспоминаний, доставляя только боль и муку...
- Второй отдать не могу, - повторил монах и снова поднял трубку, огонек в которой уже почти угас. – А этот не совсем мой и... откровенно говоря, я не хочу его держать при себе. Если он поможет тебе, хорошо. Больше Кинджо Такамори ничего тебе не должен.
- Что ж, ты сказал, а я услышал, - дым начал растворятся в воздухе. - Если тебе все же что-нибудь понадобится... подумай... обо мне...
Дым распался полностью и его унесло ветерком, а маленький кусочек нефрита что держал в руках человечек вспыхнул изумрудной звездой и пропал.

(да Тошимару подкинул как-то...)

Сообщение отредактировал Далара - 28-01-2008, 18:10

[Bishop >>>]

Мицуке считал: каждый пусть занимается делом, что предназначено ему судьбой, и не мешает другим. Если все последуют этому нехитрому, давно жили бы в гармонии, о которой столь много говорят и мечтают. Но люди несовершенны и живут как им вздумается – по большей части. По крайней мере - он сам.
Долговязый мавашимоно решил хоть раз в жизни прислушаться к собственному совету, отошел в сторону, чтобы не мешать остальным суетиться у борта.
Впрочем, и там ему одному постоять не дали. У матроса рядом было странное лицо, слишком правильное. Человек сидел в тени и рассматривал стертые доски палубы, не обращая на суету внимания.
- Разве тебе не следует быть с остальными? – спросил его Мицуке, не уверенный, что его слова поймут.
Эти странные чужаки говорили на языке непонятном и слишком грубом, непривычно звучащим для уха. Матрос не ответил, может быть, и правда не понял... Но и обращению не удивился. Небольшой фонарь раскачивался над его головой, но света почти не давал – бросал оранжевые блики, и только. Волосы почти всех здешних людей (в чем Мицуке был уверен, так это в том, что демонов тут нет... почти нет... в команде, по крайней мере) были золотистого цвета, но у этого отливали красной медью.
- Добротный корабль, - мавашимоно проверил на крепость свое утверждение, стукнул кулаком по переборке, та отозвалась гулом, точно большой барабан.
Матрос улыбнулся и кивнул, соглашаясь. Мицуке присел рядом на корточки, сонный обитатель котомки попытался прогрызть плотную ткань, наверное, что-то приснилось нехорошее. В игре теней черт лица было не разобрать, они смазывались, текли, вновь складывались. Корабль, поскрипывая, вздохнул, будто живой; он напоминал огромную жирную утку – так же тяжело и важно переваливался с боку на бок.
Этому жесту матрос тоже не удивился. Галеон еще пах деревом, но уже особенным, просоленным так, что уже даже не сгнить. К этому примешивались застарелый, а потому тонкий, рыбный запах и хмелящий ночной холод. А еще почему-то запах смятых в ладони листьев.
Наверху в темноте оглушительно хлопнуло – будто невидимые огромные прачки встряхивали только что выстиранное белье. И по странному капризу богов случайная волна ударила в борт корабля, галеон накренился – несильно, но достаточно, чтобы внести легкую панику среди матросов, бросившихся вязать лопнувший канат, а Мицуке не удержаться на ногах и навалиться на собеседника. Матрос ловко вывернулся и уже в упор посмотрел на роши совершенно бесстыжим взглядом.
- Здравствуй, Дайдай.

(с Китти и немножко - за Соуль)

Сообщение отредактировал Bishop - 29-01-2008, 10:33

[Кысь >>>]

Матрос... нет, уже девчонка, позаимствовавшая от предшественника только просторную рубаху и медно-рыжие волосы, улыбнулась и потерлась щекой о плечо Мицуке. Тот зарылся лицом в осенние пряди, вдохнул аромат. Дайдай как всегда пахла лесом, кленовыми листьями и подушками влажного мха. За этот год Мицуке привык просыпаться и ощущать этот запах рядом, поэтому сразу понял, что Дайдай ушла - когда ничего не почувствовал. Рыжая притихла, словно пытаясь угадать чужое настроение. Ни досады, ни сердитой обиды, лишь спокойствие, что теперь беспокоиться следует лишь за меч, что так притягивает взгляд завидущих зеленых глаз. Ну еще - смотреть, куда наступаешь. Девчонка прижалась к роши так, словно всегда тут была. Сонно смежила веки - ресницы пощекотали кожу.
- Почему ты не лиса?..
- Не знаю, - честно ответили ей. - И не знаю, как это исправить.
- Сходить к самой главной лисе. Освободишься - пойдем?
- Даю слово, - он дунул ей в волосы, чтобы посмотреть, как они разлетаются язычками теплого пламени. - Хочешь подтверждения клятвы?
- Я верю, - если бы кицунэ не прятала лицо, она определенно показала бы язык.
Мицуке размотал завязки котэ, подставил Рыжей запястье.
- Кусай.
К запястью деликатно приложились зубами - потом отпустили. В порыве непривычного для себя чувства Мицуке вывел в воздухе - пальцем, не оставляя следов: 秋深き 隣は何を する人ぞ.* Рыжая улыбнулась, ответив чуть проще - занесенный неизвестным ветром, крутнулся в лиловом ночном свете золотисто-оранжевый лист. Мазнул острым концом по загривку какого-то матроса - тот не почувствовал. Мицуке рассмеялся. Волосы Дайдай на ощупь были жесткие и пушистые, точно лисий хвост. Интересно, что видят все остальные?
- Матроса, - ехидно усмехнулась кицунэ в ответ на вопросительный взгляд.
- Их беда, не моя, - отозвался мавашимоно, прижимая Дайда покрепче, чтобы вновь не вздумала ускользнуть раньше времени.
Та засмеялась и прижалась щекой к плечу роши. Задумчиво осмотрела палубу.
- И все-таки лучше без жертв.
- А вот этого я уже не обещаю...
- Он свернет себе челюсть, - пожалела кицунэ.
- Главное, чтобы не мне, - Мицуке всегда был практичен.
- А потом мне шею, - продолжила кицунэ, впрочем, не предпринимая никаких попыток вырваться и удрать.
- Ну уж...
Мицуке одолели сомнения. Конечно, ему то и дело приходилось вытаскивать подругу из всех передряг, влезать в которые она была мастерица. Но - приходится отдать должное - выпутывалась она тоже ловко.

-----------
*aki fukaki tonari wa nani wo suru hito zo
Сосед мой - осень, как поживает он, мне интересно?

Сообщение отредактировал Bishop - 29-01-2008, 10:48

[Далара >>>]

Не выпуская трубку из рта, Тайкан двинулся из своего убежища обратно к люку в трюм. Собирался ли он обосноваться внизу или остаться на палубе, но поближе к людям, он и сам не знал. Разговор с призраком, реальный или придуманный разыгравшимся воображением, оставил нотку тревоги, которую не могли развеять ни ароматный дым табака, ни морской ветер. Может, и не стоило отдавать камень, но что толку жалеть о сделанном? И все же тревога не унималась, не могли прогнать ее даже слова, ставшие привычными за время, проведенное в монастырях.
Палуба качалась под ногами, то мягко, то резко, как будто волны играли с чужим этим водам кораблем. То и дело приходилось хвататься за все, что попадется под руку, чтобы устоять на ногах.
И все же дойти без приключений не удалось: в стороне ото всех, прямо под фонарем, двое вели беседу, не выпуская друг друга из нежных объятий. Сначала Тайкану показалось, что Мицуке решил пойти по стопам части своих родственников, а юный матросик тому не противился, потом монах присмотрелся и разглядел, что милуется тот с девчонкой. С подозрительно знакомой девчонкой, не имеющей отношения к О-Санго, зато имеющей очень большое отношение к лисам.
- Я-то думал, на нас демоны напали, - пробормотал монах себе под нос. – А тут всего лишь семейные неурядицы клана Сейшин.

[Весёлый Роджер >>>]

- Они подпустили нас близко, - задумчиво и неспешно проговорил Сичибеи, пока сближались корабли.
- Глупцы, - Ичиго едва ли не приплясывал на палубе, его охватывало нетерпение, - это настоящий дом, старик, верно?
- Верно, - кивнул Табачник, - еще ближе… Они нас не видят толком, Насмешник, перестань корчить такие рожи.
Ичиго весело рассмеялся, но кривляться перестал:
- Ох, старик, я чую, мы возьмем этот огромный корабль и…
- Умолкни, Ичи.
- Вот что делает с людьми власть, - проворчал Ичиго, - ты совсем как Киба.
- Киба - не худший пример для подражания, - рассудительно проговорил Пес, неслышно подошедший сзади.
- Еще один умник, - Ичиго сделал страдальческую мину, но оценить было некому.
Маленький корабль пиратов чуть ли не вплотную притерся к величественному борту галеона, Сичибеи проковылял на нос и, сложив руки рупором, крикнул:
- Эй, на судне! Нам нужна помощь!
Ичиго фыркнул и зашептал:
- Роль глупого старика удается тебе лучше всех остальных, Табакоя Сичибеи, почему бы тебе и впредь не носить эту…
Звучный подзатыльник прервал рассуждения Насмешника.
- Эй, на судне, вы нас слышите?

Сообщение отредактировал Весёлый Роджер - 29-01-2008, 13:22

[Bishop >>>]

В ответ раздалась тарабарщина на малознакомом языке - понять можно было только то, что вероятнее всего, их действительно услышали.
- Ну и что дальше? - Ичиго заметно скис, - Они же не понимают ничего, квакают, как жабы только.
- У нас порван парус и побит корабль, - продолжал надрываться Табачник, откуда только силы орать в немощном старике, - Неужели никто не ответит мирным торговцам на человеческом языке?
На большем из кораблей возникла заминка, затем вперед вытолкнули знатока.
- Проблемы? - прокричал он в ответ. - Большие?
- Проблемы, - обрадовавшись закивал Табачник, - большие! До суши не дойдем! Еды нет!
- Киба в трюме, - всунулся под локоть Насмешник, негромко подсказывая, какие еще несчастья свалились на голову мирным торговцам.
У соседей зашумели - можно было не понимать языка, чтобы сообразить: там командовали разворот. Галеон едва не подмял под себя пиратскую скорлупку, но - обошлось. Сверху скинули веревочный трап.
- Поднимайтесь!
- Неповоротливая лоханка, - проворчал Табакоя, но затем махнул пиратам рукой, - поднимайтесь, и аккуратнее там... Пока что.
И пока команда под присмотром Пса взбиралась на борт огромного судна, сам Табачник спустился в трюм.
- Киба. Они дали разрешение подняться. Что делать с Тобое? Ты еще можешь затеряться в толпе, но его не спрячешь.

(с Роджер)

[Весёлый Роджер >>>]

- Скажем, что он мой охранник, - Киба, не поворачиваясь к Табачнику, собирал что-то в мешок, - странный корабль. Странные существа на нем.
- Демоны? - Сичибеи заметно побледнел.
- Демоны, демоны, - кивнул Киба рассеянно, все его внимание было уделено вещам в мешке, - ну все, можно идти.
Троица выбралась на палубу, почти все пираты уже поднялись на палубу и теперь стояли там, переминаясь с ноги на ногу и косясь по сторонам. Только Ичиго чувствовал себя в своей тарелке, что-то говорил, усмехался и беззастенчиво разглядывал чужеземцев. На них пялились в ответ - с беззастенчивостью варваров. Обсуждали, лопоча и ухмыляясь, размахивали руками; обезьяны, и те ведут себя с большим достоинством. Вперед вытолкнули того, кто понимал хоть что-то.
Киба остановился в стороне и отчего-то ни он, ни высокий Тобое не привлекали ничьего внимания. Сичибеи вышел чуть вперед и поклонился чужеземцу:
- Благодарим вас за спасение, господин. Ваша доброта будет вознаграждена сторицей.
Пираты заухмылялись, понимая, что имеет в виду старик Табачник.
В стороне от всех стояла барышня с небольшим пушистым зверьком на руках. Зверек смотрел на гостей круглыми глазами. Потом он оглянулся по сторонам, как будто искал поддержки, и разинул пасть, готовясь заверещать.

(cooperatively Bishop)

[Весёлый Роджер >>>]

(куча народу - Бишоп, СонГоку, Китти, Сайонара... себя не забыть!)

Сичибеи же тем временем выпрямился и углядел зверька - до боли знакомый пушистый негодник раскрыл пастишку и вот-вот бы завопил.
"Прохиндей", - нахмурился Табачник и одними губами спросил: - "Где айва?"
Взгляд старика был пронзителен и тяжел, в нем читалось обвинение, приговор и эпитафия сразу. Киба отстраненно рассматривал собравшихся, оставив без особого внимания безмолвное общение Сичибеи и тануки. Зверек на руках девушки заметно смутился и наморщился, будто собирался чихнуть, но вовремя передумал.
Рыжая сощурила глаза, рассматривая гостей. Один показался ей слишком самоуверенным - из рукава одежд гостя показала треугольную голову изящная желтоватая змейка. Мицуке засмеялся, получил в бок острым локотком, закусил кулак, чтобы не расхохотаться в голос. За происходящим долговязый роши следил с большим интересом - а на одном из поднявшихся на борт моряков, необычном человеке, что держался уверенно и спокойно, - остановил взгляд дольше обычного. Впрочем, змея интересовала его много больше.
Ичиго с довольной улыбкой повернулся к пиратам:
- Я же говорил, чужеземцы...
- Насмешник...
Ичи проследил взгляд моряка и с воплем подскочил на месте, размахивая руками, как полоумная птица:
- Змея!
Он запрыгал по палубе то на одной, то на другой ноге, пытаясь вытряхнуть змеюгу из рукава.

Сообщение отредактировал Весёлый Роджер - 29-01-2008, 16:28

[Кысь >>>]

Мицуке все-таки не удержался, захохотал, будто на деревенском представлении, когда танцоры пристают к зрителям. Тануки на руках барышни тоже хихикал, уткнувшись ей носом в рукав. Ичиго еще некоторое время скакал, обезумев от ужаса, пока Пес не схватил его за шиворот, не приподнял над палубой и не перехватил другой рукой рукав, в котором пряталась гадина:
- Змея, - продолжал надрываться бледный от ужаса Насмешник, но затем заметил хохочущих людей и перестал дрыгать ногами.
Пес покачал головой, позволил Насмешнику встать на собственные конечности и тряхнул рукавом так, что змейка упала на палубу прямо под ноги задумчивому Кибе. Тот посмотрел на извивающуюся шипящую тварь, потом взглянул на ее хозяйку и, ухмыляясь, погрозил пальцем.
Взмокший Ичиго пошел красными пятнами, и теперь пытался пригладить вставшие дыбом волосы.
- Сдается мне, Насмешник, еще никогда не смешил ты столько народу за раз, - рассудительно заметил Сичибеи, пряча улыбку.
Лиса с невинным видом подняла брови и тут же "нарисовала" Кибе красный нос. В белую крапинку. Мицуке подавился смехом, подтолкнул соседку: может, не стоит? Тануки принялся выдираться; то ли собирался разнимать возможную драку, то ли утихомиривать бурю, то ли прятаться.

(все ))

[Bishop >>>]

- Тануки, ты чего? - О-Санго оторвалась от хмурого изучения очередных новоприбывших и наклонилась к зверушке. - Боишься их?
Малыш отчаянно закивал.
- Разве они плохие? Просто жалкие люди... – прошептала девушка все же с опаской. – Но в любом случае, Тайкан, Мицуке и Тенкье не дадут нас в обиду, верно?
Киба, не изменившись в лице ухмылкой стер лисьи художества и вдруг девушку выдрало из рук ее спутника, и снесло ударной волной так, что она отлетела на несколько шагов назад, ощутимо ударившись о фальшборт. На ее горле проявился след мужской руки. Призрачный душитель чуть сдавил горло хулиганки, но довольно быстро отпустил, не дожидаясь, пока девушка начнет задыхаться всерьез.
- Ведите себя прилично, юная госпожа, - с той же ухмылкой и очень тихо проговорил Киба, не озаботившись тем, что девушка находится далеко от него и не может слышать, - Ваше нахальство может стоить Вам хвоста и покровительства той, что послала Вас.
Мицуке неторопливо стал подниматься с места, и он больше не смеялся. Даже улыбки не было на лице.
- А твоя наглость чего тебе будет стоить? – поинтересовался мавашимоно.
Матросы почуяли драку, расчистили пространство. Рыжая поднялась на ноги и тоже подошла ближе. Раскаяния на серьезном лице не читалось.
- Времени, - просто ответил Киба, не двинувшись с места.
- Одолжишь у меня.

(очень-очень много, три команды)

[SonGoku >>>]

- Вы бедные торговцы, - услужливо напомнила кицунэ.
Тануки перестал вертеться, открыл пасть, посмотрел на Сичибеи и тут же захлопнул ее. Разве что лапкой не зажал, чтобы не проболтаться.
- Времени твоей жизни, смертный, для меня не достаточно.
Тобое вышел вперед, встав на одной линии с Кибой, его глаза уже теряли выражение, словно у умирающего, но те, кто знал Тобое понимали, что только сейчас этот мальчик начинает жить.
- Мы - бедные торговцы, - согласился Киба, - но разве это позволяет Вам, госпожа, вести себя как глупая вздорная лисица, потерявшая стыд? Это не достойно Вас, будьте же благоразумны и не теряйте того, что нашли так недавно.
- А я – умная лиса? - искренне удивилась Рыжая.
Сичибеи едва заметно покачал головой, глядя на тануки, мол, сам не рад, Лисья мордочка, что так вышло. А потом чуть сощурился, глянул искоса и пробормотал: "Шкатулка с ногами". И склонил голову, пряча усмешку.
- Прячемся! – пискнул хвостатый малыш барышне.
Из сумки на плече мавашимоно показался мокрый нос. Следом выбралась недовольная Несчастье, спросонья не понимающая, что происходит вокруг.
Мицуке сделал шаг вперед.
- Значит, я не ошибся... – но смотрел мавашимоно теперь на Тобое, затем еще раз, нарочито лениво, огляделся по сторонам.
К мечу он не притронулся, вместо того достал веер, будто ему стало жарко посреди ночи. Рыжая заняла место у его плеча - на плутоватом лице читалось решительно нелисье упрямство. Быть благоразумной лисой этому экземпляру, похоже, не светило никогда в жизни.

(поучаствую и я немного вместе со всеми)

[Весёлый Роджер >>>]

|те же, там же, то же|

Едва очухавшийся и вернувший способность воспринимать происходящее Насмешник спросил жалобно:
- Что происходит?
Но ответить ему было некому, напряженные пираты все больше походили на стаю волков - они цепко осматривали место назревающей схватки, бросали недобрые взгляды на дерзкого глупца с девицей.
- Драться будем, да? - догадался наконец-то Насмешник, - Киба... А где же его меч?
- Тобое нынче его меч, - вздохнул Сичибеи и с кряхтением поскреб щеку, - Ох, как я это не люблю.
"Меч Кибы" обнажил клинок, но не сделал ни шагу, он смотрел пустым взглядом словно сквозь противника.
Значит, такой расклад, да? Дед учил: всегда начинай первым. Но долгий опыт возражал: подожди атаки противника - будешь знать, как ответить. Изобразив нетерпение, Мицуке стукнул по ладони сложенным веером. Веер был тяжелый, с тонкими металлическими пластинами.
Киба отвернулся и рассматривал море, словно ему не было никакого дела до происходящего на палубе. Тобое молча стоял полубоком к противнику, опущенный вниз меч словно был продолжением его руки.
- Чего это он стоит? - удивленно зашептал Ичиго, вытаскивая свои ножи из креплений.
- Киба преподал урок той, что посмела поднять на него руку, а этот мальчик еще ничего не сделал, убивать его нет повода, поэтому Киба не нападает, - пояснил Пес.

Сообщение отредактировал Весёлый Роджер - 29-01-2008, 17:09

[дон Алесандро >>>]

Берег реки Асахи.

Изображение на земле снова полыхнуло огнем, густо синим, как послезакатное небо. Фигуру горьё полностью скрыло пламенем, но уже через несколько мгновений оттуда послышался смех, нет, настоящий хохот, какой бывает у демонов и бесов в рассказах и байках стариков. И прямо из клубов пламени к своим войнам вышел Акаихигэ, правая рука была сжата в кулак, князь Тайра хохотал как безумный.
- Получилось! Всё получилось! Он у меня! – постепенно веселость сошла с лица князя, он вновь обрел спокойствие, но глаза всё равно горели огнём возбуждения.
- А теперь уж не обессудьте, господа мои хорошие! – сказал он непонятно кому и повернулся к реке, вытянув вперед сжатый кулак, заговорил:
- Из-за тьмы ночной, тьмы горной, непроглядной! Выходи яса-ороши! Выходи танцевать над простором вод! Покажем южным варварам, как веселятся у нас! Поддай ветра им в паруса!
- Из-за лесов непролазных и гор высоченных! Тэнгу! Выходите к нам! Дядья да кумовья! Будем плясать! Нагоните туч, облаков! В свете фонарей веселей! Закройте небо путникам!
- Эй! Они! Вставайте сонные лежебоки! Нужна нам музыка! Чтоб кровь быстрей бежала! Чтоб ноги ритм чуяли! Чтобы веселье было до упаду!
- Из глубин и из пучин морских демоны и бесы явитесь на наш праздник, погуляем на просторе, будет горе всем кто в море!
- Всех зову вас! Всем хватит сил! Встряхнём смертных!!!
Кулак благородного князя полыхнул зеленым светом.

---
Корабль.

Первым поменялся ветер, задул со всех сторон разом, и с каждой секундой его сила всё росла и росла. Ветер дул в нос и корму, заполнял паруса, задувал под одежду, воздух пропитался солью и морскими брызгами, что клубами поднимались над морем. Вслед за ветром стали набегать тучи, последнее звезды скрылись за огромными иссиня черными тучами, что будто соревнуясь друг с другом, стали быстро закрывать небо от горизонта, рисуя мрачные декорации надвигающегося шторма. Тёмный горизонт прорезала первая молния, вслед за ней до кораблей докатился раскат грома, удивительно долгий, тягучий, как будто кто-то пробовал свои силы.

(не те, но там же, хе-хе.)

[higf >>>]

Легко сказать – служить... Даже дать клятву... не то, что легко, но можно. А что дальше? Беззаботное детство, побег из дому, одинокие скитание, армия повстанцев... В ней, конечно, приходились подчиняться, но... не так. Казалось, Мицуке забыл о нем. Опустив голову, Тенкьё терпеливо держался неподалеку, но на расстоянии, рассудив, что сейчас он будет только мешать. Когда мавашимоно полез обниматься к какому-то матросу, глаза сацумца округлились, и он качая головой, отошел. Советов не просили – надо молчать!
Чужой корабль ударился о борт, и на минуту юноша забыл о господине, разглядывая чужаков. Желание помочь постепенно улетучивалось – для спасенных те вели себя слишком высокомерно. Юноше уже шагнул было вперед, чтоб вмешаться в ссору, но потом понял, что лишь оскорбит главу дома Сейшин, встав между ним и врагом. Зато если он погибнет, Тенкьё ничто не остановит от боя до победы или гибели!
Панорма неба, менявшегося на глазах, заворожила поднявшего взгляд юношу. Как будто кто-то рисовал картину бури, каждым широким мазком добавляя новую угрожающую деталь.
- Это необычная буря! Я вырос у моря, но не видел, чтоб шторм собирался так быстро!
Он снова обвел отчаянным взглядом на Мицуке, его противника, О-Санго... Возле кого быть, если вдруг корабль начнет тонуть? Не разорваться же!

[Далара >>>]

При виде назревающей драки Тайкан вновь пожалел, что оставил оба меча на попечении настоятеля Соген-джи. Сейчас из всего оружия при нем оставались... разве что руки. Впрочем, две хорошие руки – не такое уж плохое оружие. Мицуке защищать точно не надо, этот сам всегда рвется всех защитить, даже за счет собственных жизни и здоровья. Ладно, его можно постараться выдернуть, если дело станет плохо, или напомнить о кое-ком с переизбытком воды и его задании. О-Санго... молодец девочка, оставила ребенка внизу в трюме, в крайнем случае, Дынька покусает негодяев, вздумай они напасть на нее. За Тенкьё явно нужен глаз да глаз, чтобы по молодости с ним не случилось чего. Дайдай сама со всем справится, она все-таки магическое существо. Остается мало что – стоять и наблюдать, надеясь, что буря не сметет их всех с палубы прежде, чем разрешится конфликт.

Сообщение отредактировал Далара - 30-01-2008, 12:24

[Bishop >>>]

Каждый раз одно и то же. Как-то не получалось без драки, обязательно найдется желающий (порой не один) померяться силами. Неважно, что ответишь. Нет разницы, как себя поведешь. А значит, нет смысла тратить время впустую. И значит - мечу пора покинуть ножны. Пусть этот клинок не такой легендарный, как прежний, но первый его хозяин не долго размышлял перед тем, как пустить его в ход. Рукоять Журавлиной катаны была немного шершавой, кожаная оплетка кое-где вытерлась под ладонями всех тех, кто владел этим мечом.
- Начинай, - предложил Мицуке.
Неподвижный и бессловесный Тобое никак не отреагировал ни на появившуюся в руках противника катану, ни на его слова, а вот Киба соизволил чуть повернуть голову к Мицуке, не отрывая однако взгляда от волн:
- Ты, тот, что считает себя оскорбленным воздаянием за чужое бесстыдство, если считаешь себя вправе - начинай.
- И Будда терпит лишь до трех раз, - хмыкнул мавашимоно. - Я же святостью не отличаюсь.
Он пошел вкруг противника, пробуя палубу под ногами - нераскрытый веер постукивает по ноге, обнаженный меч без дела лежит на плече, как простая мотыга у крестьянина, когда тот возвращается с поля. Мицуке ждал - как и его противник ждал атаки, чтобы закончить все одним ударом. И с каждым шагом мавашимоно приближался к Кибе. Тобое словно бы ожил, плавные и слитные движения - он сделал шаг вперед и вбок, закрыв собой Кибу. Высокий, тридцатилетний мужчина, Тобое выглядел бы моложе, если бы не шрамы, заметные на руках и лице, как зарубки на клинке меча, который часто пускают в работу.

(с Роджер и Китти)

Сообщение отредактировал Bishop - 30-01-2008, 12:30

[Весёлый Роджер >>>]

/Китти и Бишоп так же присутствуют здесь/

- Отсутствие святости вполне компенсировало бы наличие ума, - проговорил Киба совсем уж тихо, так, что лишь нечеловечески чуткое ухо могло его расслышать слова за шелестом моря, скрипом досок и воем ветра в снастях.
Его спутница тоже скользнула вперед - только к Тобое. Ее походка не выдавала ни умелого бойца, ни даже моряка, даже оружие - если оно вообще было - оставалось спрятанным.
- Торопишься, - процедил долговязый мавашимоно.
Рыжая послушно замерла на месте.
Ложная атака - короткий прямой удар тяжелым веером, тессен раскрылся перед лицом противника, не давая увидеть, куда будет направлен клинок. И Тобое ожил вновь, правая рука двинулась снизу вверх, чтобы ударить руку с веером. Удары мечей совпали, катана Мицуке скользнула по клинку Тобое, одновременно пират шагнул вправо и занял позицию. Киба наконец оторвался от созерцания ночных волн, бросил взгляд на Рыжую и мягко попросил:
- Не мешайте им, юная госпожа.
- Надеюсь выполнить вашу просьбу, - вполне серьезно проговорила кицунэ, не отрывая взгляда от сражающихся.
Но на самом деле - смотрела на челове... существо, способное стирать ее иллюзии. Лиса знала о море только то, что оно мокрое и соленое, но в существе чувствовалась тяжелая, старая сила. Не из тех, с кем стоило связываться, но и отношения к ее, лисьему роду, он явно не имел. Рыжая невольно фыркнула: тоже мне учитель!

[Bishop >>>]

Мицуке разозлился – и чуть было не поплатился за глупость. Противник был выше и гораздо шире, хоть и не рикиши*, но мог бы стать одним из них. Такому сражаться с богами, а не с людьми. Поймав его клинок на встречном движении, Мицуке чуть не улетел за борт, а ведь здоровяк всего лишь мягко отвел его меч. Устоять ему удалось, но шаг назад все же сделал. Противник на уловку не купился, и Мицуке один за другим нанес два быстрых рубящих удара, снизу вверх и – на обратном замахе – сверху вниз.
Рыжая испуганно выдохнула, и сразу же бросилась - но не на воина-марионетку, а на самого Кибу. Запутавшись в тенях-обманках, блеснул журавль на рукояти ножа. Тобое сдвинулся с места и отошел на полшага, теперь за его спиной не было Кибы, и пират не рисковал сбить собственного главаря с ног. Пропустив мимо первый косой удар и, уловив ритм движения, сделал короткий шаг вперед, блокировал чужой клинок мечом и резко ударил Мицуке свободной левой рукой в грудь.
Киба же раскрыл ладонь и, когда кицунэ оказалась совсем близко, - сжал кулак. Сила скрутила лисице руки и ноги, окутала, как мягкий кокон, навалилась тяжестью темных морских глубин, не позволяя двигаться.
- Я ведь просил, - с оттенком недоумения проговорил Киба, - что ж Вы такая неугомонная, право.
Кулак у противника оказался потяжелее прибрежного валуна, наверное. Под крики матросов – кто взял сторону самурая, кто своего же морского собрата, и таких было больше, - Мицуке сбило на палубу, хотя меч мавашимоно не выпустил из рук, но в глазах потемнело, как будто ночи ему было мало.
- Эй! – выдохнул Мицуке; он смотрел мимо здоровяка, на Кибу.

(втроем все так же)
-------------
* rikishi – профессиональный борец, как правило, в сумо.

Сообщение отредактировал Bishop - 30-01-2008, 12:48

[Весёлый Роджер >>>]

/те же, там же, то же, тех же/

Тобое остановился.
- Что же ты за мужчина, если обижаешься на девичьи шутки?
Рыжая сощурила глаза и еще раз пожалела, что не жила хотя бы лет восемьсот.
- Обиде здесь места нет, - покачал головой Киба, - ты напал - я защищаюсь. Твоя спутница проявила непочтительность - я преподал ей урок.
Тобое замер без движения, казалось, он даже не дышал.
Мицуке остановил сорвавшегося было с места сацумца: не твой бой - вот и не лезь.
- Для дракона в тебе мудрости маловато, - сказал он. - Теперь преподашь урок мне, а? За такую же непочтительность.
Он с размаху воткнул клинок в палубу, глаза мавашимоно весело заблестели.
- Давай!
- Он опять кого-нибудь пошлет в бой вместо себя, - улыбнулась кицунэ.
Киба посмотрел на воткнутый в палубу меч, неодобрительно покачал головой. Затем перевел взгляд на замершую в движении лисицу, ухмыльнулся.
- Вы друг друга стоите, дети. Все, - главарь пиратов снова посмотрел на меч и повторил, - все друг друга стоите. Не дырявь больше мою палубу, kimi.
Киба шлепнул себя ладонью по лбу и засмеялся:
- Совсем забыл, ради чего мы здесь собрались. Сичибеи...
С Рыжей пали магические оковы, и в тот же миг старый пират осклабился, наконец-то, мол, и рявкнул:
- Взять их!
Теперь только пираты сорвались в места, готовые к схватке, яростные, как надвигающийся шторм. Тобое ожил и влился в бой, чужая воля отпустила его. Ичиго вскрыл горло какому-то из чужеземцев и злобно усмехнулся, посмотрев на Мицуке: "Он напал на Кибу..."

[Sayonara >>>]

В ужасе О-Санго отступала к трюму, прижав к груди пушистого зверька. Потасовка перерастала в настоящую резню. Даже воинственное сердечко дочери самурая застучало сильней, но не от жажды битвы – от страха. Некогда было делать ставки, кто победит и завладеют ли кораблем эти... пираты? Надо было как можно скорей спасать ситуацию, ведь там, за ее спиной, в трюме находятся и младенец, и тот слепой актер с мальчишкой-поводырем. Что с ними сделают, если самураев убьют?! О своей возможной судьбе девушка старалась даже не думать. А еще эти ужасные иностранцы против них...
- Тануки! – О-Санго старалась перекричать шум драки и моря. – Надо что-то делать!
Маленький оборотень у нее на руках мужественно старался не дрожать слишком уж крупной дрожью; следы его острых зубов уже носил один из матросов, который решил, будто все местные заодно. Второму Дынька порвал фуфайку. Тануки пытался во что-нибудь превратиться, но помнил, что девочке не унести тяжелый чугунный котелок, его любимый образ на случай опасности. Мицуке еще мог бы метнуть его в голову кому-нибудь из врагов. Суматоха напрочь сбивала необходимую для колдовства сосредоточенность.
Судорожно соображая, О-Санго тоже уворачивалась от незадачливых морских воинов, но она слишком хорошо понимала, что драться по-настоящему не сможет, да и нечем. А идти врукопашную означало верную смерть. Но еще один матрос с какой-то палкой, на счастье, невысокий и молодой, бросился к девушке. Точнее, он просто убегал с поля боя. Но барышне хватило ума подставить ему подножку и, пока несчастный падал, довольно ловко выхватить его незамысловатое оружие одной рукой.

(и очаровашка Сон)

[SonGoku >>>]

Оказалось, что это грязная палка с какой-то странной штукой и тряпкой. Кажется, такими диковинами матросы протирали палубу. Но удивляться воображению иноземцев было уже некогда.
Тануки О-Санго прихватила свободной рукой и прижала к боку.
- Малыш, либо лезь на голову, либо стой рядом! Придется присоединиться к нашим!
- Одной рукой много не навоюешь... – пушистик вывернулся и шлепнулся на палубу.
Видимо, удар прояснил ему рассудок, и через секунду, распугав матросов, за спиной барышни встал одетый в старинные доспехи воин. Алый цвет панциря был подобен крови, алые же шнуры скрепляли пластины наплечников, рисунок в виде бабочки украшал и нагакаву, и шлем.
- Тайра, - возопил Табачник, бросив один лишь взгляд на явившегося воина, - демоны на борту!
Его мало кто услышал - несколько пиратов поспешили убраться подальше от красного демона, да еще Киба захохотал у противоположного борта.
- О-о! - восхищенно выдохнула О-Санго. - Да ты настоящий боевой тануки! Надо будет поблагодарить Мицуке еще раз... если выживет.
А она очень на это надеялась.
- Ну что, покажем им?! - задорно закричала девчонка и, размахивая своим бравым оружием, ринулась вперед.

(это мы с Сай такие грозные)

[Далара >>>]

Насмешник вывернулся из под удара сабли, и пробился за спину к Мицуке, намереваясь покончить с высоким воином без особенной честности, зато окончательно. На него тут же свалилась бесформенное но не слишком прозрачное облако непонятно чего, а следом метнулась и рыжая девчонка-матрос с ножом.
- Колдовство, - завопил Ичи, отмахиваясь от призрака, - Пес! Пес!
Отчего-то Насмешник поверил, что раз Пес спас его от змеи, то и с этим колдовством справится в два счета. Пес, ткнув мечом в живот одному из матросов и сломав руку другому, бросил взгляд на потешно мечущегося Ичиго. Того снова одолевали призраки, и Пес направился к вопящему Насмешнику, попутно столкнув за борт какого-то рьяного матроса-чужеземца. Рыжая догнала воина лишь чуть-чуть позже облака - лезвие ножа, казалось, лишь чуть коснулось кожи - и девчонка сразу же отпрыгнула, отступая назад и ища взглядом новую опасность. Несмотря на бурные последние годы, по-настоящему Рыжая дралась все-таки очень редко, и сейчас больше всего боялась потерять из виду Мицуке или какого-нибудь еще любителя ударить в спину.

Вокруг суетились и бегали люди, падало на палубу оружие, лилась кровь и слышались проклятия. И посреди этого одиноко лежала сумка, то ли срезанная во время драки, то ли оставленная еще до. Один раз огромный, подбитый металлом сапог одного из красноволосых тяжело стукнул каблуком всего в паре пальцев: сумка даже дернулась, то ли от ветра, то ли испугавшись и впрямь... А потом сумка мелко-мелко засеменила к мачте.

(Сон, Сай, Роджер, Бишоп, Китти, Соуль, я, Хигф)

Сообщение отредактировал Далара - 11-02-2008, 13:22

[SonGoku >>>]

(за авторством Китти)

Вильям о'Флаэрти всегда отличался невозмутимостью, особенно удивительной для ирландца. Даже орлиный нос моряка, выдававший любому встречному все грехи его покойной бабушки, не спасал положения. Немногословный боцман отличался хлестким и метким юмором. Короткие, негромкие фразы, почти неразборчивые порой из-за покрякивающего ирландского акцента, моряк произносил так, словно для него самого они вовсе не имели значения. А команде только и оставалось, что хвататься за животы. Когда "благодарные спасенные" поднялись наверх, Вильям занял место у фальшборта, заплетя пальцы в редкую сетку крюйс-вант. Что-то ему не понравилось в поведении "бедных торговцев" - отсутствие ли удивления, излишняя ли самоуверенность... Впрочем, кто разберет этих местных? "Изабелла" прошла полмира, бывала и в райских уголках, забиралась и на рога Дьяволу... и нигде ничего не было просто. Порой все решала вовсе неизвестная мореплавателям мелочь - поклон, выбор слова, цвет подношения. Может быть, кто-то из оборванцев был причесан как важная птица? Вильям покачал головой. Впрочем, удивиться ему все же пришлось - когда змея, обнаружившаяся на одном из матросов, исчезла без следа.

[Далара >>>]

- Свя-атая Мария, - откликнулся кто-то рядом, но убегать почему-то тоже не стал. Издевались-то над пришлецами, а свои черти - все-таки не так страшны. Один из "спасенных" погрозил пальцев девчонке... Стоп. А эта откуда взялась? По виду - то ли датчанка, то ли вовсе своя, только откуда вот?.. Темноволосый моряк отвалился от упругих веревок и аккуратно переместился поближе к странной паре. Не успел дойти - началось...
Какой-то крикливый японец бросился на него с.. ножом? - но привычный к огню и воде и медным трубам моряк просто отшвырнул наглеца подальше. Тут же появился другой - не больше ростом, но тоже крикливый - а главное, с ножом подлиннее. Тут уже Вильям и сам достал саблю. Где-то выстрелила аркебуза и сразу трое нападавших упало - один от пули, остальные - видимо, от неожиданности или из предосторожности. На кормовой настройке устроилось три или четыре матроса с парой ружей - вскоре выстрелило и второе, подранив еще одного желтого дьявола. Не дожидаясь, пока смуглокожие придут в себя, Вильям коротко рубанул саблей того, кто оказался ближе - и сразу же пнул подальше окованным сапогом. Тут же налетел еще один - бесстрашный и ловкий словно кошка. Пират, казалось, не заботился о собственной безопасности, поэтому ударами разменялись наравне - ирландцу пропороло бок, а его тяжелая сабля упала прямо на загривок смельчака. Не дав Вильяму времени вздохнуть, на него навалились еще двое. Последним, что увидел пират, было ночное небо, расчерченное парусами любимого корабля.

(а это все Китти)

[Bishop >>>]

Мавашимоно вскочил на ноги, потянулся к мечу. На него набежал какой-то матрос – из чужеземных варваров, - занеся над головой тяжелый широкий тесак. Мицуке не надеялся свалить этого буйвола одним ударом, да еще опьяненного кровью буйвола. От развернувшегося перед самым носом веера-тессена матрос отшатнулся, веер с треском сложился и торцом врезался детине под дых. Чужеземец широко разинул рот, будто вытащенный на берег карп, но на ногах устоял. И даже схватился за меч. Распрямляясь, мавашимоно нанес серию быстрых ударов все тем же тессеном - по шее, чуть ниже уха (противник мотнул головой, точно бык), по лопаткам и, последний, под кадык. Раздался отчетливый громкий хруст.
- Пошли прочь, - рыкнул Сейшин-но Киёмори по прозвищу Мицуке на красноволосых варваров, выдергивая меч.
Те послушались, пираты – нет. Мицуке с Рыжей остались с ними один на один. Взъерошенная и лохматая кицунэ, так и не вспомнившая о том, чтобы принять более привычный облик, напряженным клубком замерла позади мавашимоно.
Пес выдернул Ичиго из схватки, швырнул на палубу, подальше от дерущихся, перехватил меч и бросился на того, кто показался ему главной угрозой. Тот же, кто напал на главаря, дрался с Тобое и теперь был виноват в ранении Насмешника.
- Ты, - зарычал Пес, и взмахнул клинком, сильный косой удар, достигни он своей цели, рассек бы Мицуке от плеча до бедра.

(+Роджер+Китти)

[SonGoku >>>]

Добежать не дали – девчонка с волосами, что отливали медью, только что пытавшаяся достать Ичиго, бросилась Псу под ноги, скакнула вперед, скаля мелкие ровные зубы, будто собиралась пустить в ход их, а не оружие. Пират не стал тратить на девушку удар клинка, просто сшиб ее добрым пинком.
Варвары вновь осмелели, навалились скопом, так что недавние противники на короткое время оказались на одной стороне. Пират ловко перехватил чужую руку, крутанулся на месте – и матрос лег на палубу с распоротым животом, а Мицуке, стряхнув с меча кровь, разогнал слишком прытких, пока за его спиной Пес расправлялся с еще двумя. Кицунэ ловким взмахом ножа подрезала сухожилие на ноге у чужеземца и сама себе удивилась. Пират воспользовался неожиданной удачей, ударил сзади, но корабль, что повиновался теперь больше волнам и ветру, а не людям, грузно накренился, сползая с темного водяного вала.
Мощь против ловкости, сын открытого моря против воина ночи. Мицуке не чувствовал боли, лишь горячую вязкую кровь, что текла из раны. Почуяв слабину, противник теснил его к борту. Доски палубы ходили под ногами ходуном, море нынешней ночью было на стороне тех, кого признавало своим. Чужакам здесь не было места.
Мицуке опустился на одно колено, Пес навис над ним, занес меч, чтобы завершить начатое.
С басовито-утробным «мао!» у них под ногами проскочил всклокоченный мокрый кот. Вот Чиру ощетинился, точно еж, мокрой шерстью, вот – стремительный прыжок вверх и удары когтями. Пес завыл от боли, зажмурился, чтобы уберечь глаза от взбешенного зверя – вдруг замолчал.
- Чтоб тебя... – изумленно выдохнул он.

(толпа!)

[Соуль >>>]

Мицуке столкнул обмякшего противника на палубу, высвобождая клинок, и сел рядом, прижав ладонь к располосованному боку. Рыжая удивленно отшагнула назад - кажется, сама толком не поняла, что сделала. Потом бросилась к мавашимоно. Осторожно и напугано обняла за плечо.
- Ты цела?
- Мао!!!
- Да не ты…
Рыжая торопливо кивнула.
- Сильно?..
Мицуке посмотрел на кровь, что текла между пальцев. Та была черного цвета – в полутьме при свете раскачивающихся оранжевых фонарей и бело-голубых вспышек молний. И ее смывало дождем. Корабль завалился на другой бок, пришлось ухватиться за леер, а другой рукой обнять кицунэ. Чиру просто выпустил когти.
- Не знаю, - Мицуке на пробу вдохнул-выдохнул; бок пекло, но не так, как он предполагал. – Кажется, не особо. Повезло.
- Все равно, оставайся, - на всякий случай попросила Рыжая.
Скрывать от чужих глаз людей было намного труднее, чем рисовать в воздухе чудовищ из старых сказок, но ночь, дождь и суматоха тоже делали свое дело. Кицунэ рассмотрела темный угол в тени кормовой надстройки, заваленный канатами, а потому - тихий.
- Прятаться? – удивился мавашимоно.
- Осмотрю и может быть отпущу, - предложила компромисс Рыжая.

(за Хысь)

[Bishop >>>]

Кот прикрывал отступление, грозным воем отгонял смельчаков. Опираясь на меч, Мицуке добрался до спасительного закутка.
- Побыстрее, - попросил он Дайдай.
От соленой воды рану жгло все сильнее. Девушка оглянулась, словно бы проверяя, видят ли их (на самом деле - делая так, чтобы не видели), потом то ли усадила, то ли почти уложила мавашимоно на канаты и занялась войной с поясом.
- Что ты возишься? Разрежь, и всех дел.
Тоже – не самая удачная мысль, пропитавшийся влагой пояс и не развязать и не разрезать. Порешили пожертвовать косодэ, все равно уже рваное. Рана оказалась легкой, но уже вдосталь пропиталась солью. Кицунэ невольно вздрогнула - даже смотреть было больно. Предупредив и мужчину и кота, чтобы сидели тихо, лиса кувыркнулась с канатов и отобрала флягу у первого же тела. Пока все было промыто, своих толик пресной воды лишились еще два мертвеца, а еще одному пришлось навсегда расстаться с роскошным головным платком. Мицуке крыл весь свет на чем тот стоял, но негромко. Рыжая деликатно "не слышала" даже той части ругательств, которая относилась к ее осторожности. Особенно - этой части. Наконец, платок туго перетянул рану.
Бело-рыжий кот с половинкой хвоста сидел рядом и презрительно улыбался. Ему была неприятна несдержанность молодого хозяина. Кицунэ придирчиво осмотрела работу, потом самого Мицуке. Явно решался вопрос: выполнять или нет вторую часть условия.

(с Китти и Сон)

[Далара >>>]

Могучий Таро с невероятной силой ударил противника о мачту и тот, захрипев, залил кровью свою рубашку и руку убийцы. Пират злобно оглядел палубу в поисках следующей жертвы. Взгляд его пал на бритоголового монаха, безмятежно курящего трубочку в стороне от общего боя. Таро, слегка пригнувшись, кинулся к противнику. Отрешенность на лице буддийского монаха не исчезла, затуманенный взгляд не прояснился, но все же он заметил угрозу. В последнее мгновение шагнул в сторону, пропуская мчащего пирата мимо себя. Спросил:
- Нет разницы, на кого нападать, да?
Таро, не разворачиваясь, выбросил руку с коротким мечом вправо, четким, привычным горизонтальным ударом пытаясь достать увернувшуюся жертву. Но служитель Будды явно провел жизнь не только читая сутры - лезвие распороло бурый край белого рукава. Рывок – меч дернуло вместе с тканью; более слабому вывернуло бы руку. Но и пират не первый раз был в бою. Затормозив движение, Таро не стал отбирать меч, как дети игрушку у приятеля, от всей души нанес сокрушительный удар, целя жертве в лицо.
Затрещала ткань.
- Пф, - раздраженно выдохнул монах.
Спасаясь от кулака, он успел присесть. Но теперь противник оказался прямо над ним. Уже не было возможности размахнуться, чтобы ударить по коленям. Только откатиться вбок, уходя от возможного удара ногой. Таро потерял монаха из виду, быстро по-звериному оглянулся, нашарил взглядом распластавшегося противника и захохотал. Меч его был свободен.
- Куда же ты, святоша?! – заорал, ощеряясь, пират.
И подскочив к цели, наискось рубанул мечом сверху вниз. Но мишень попалась изворотливая, расторопно покатилась ему под ноги, чуть не сбив на мокрую от крови палубу.
- Хочешь вечно мучиться в аду? – раздался голос монаха уже позади Таро.

(мы с Роджер)

Сообщение отредактировал Далара - 11-02-2008, 13:17

[SonGoku >>>]

(за авторством Далары и Роджер)

- Я найду тебя и там, - прорычал пират, разворачиваясь, - и убью еще раз!
Таро был взбешен; меч со звонким пением пошел по широкой дуге. На этот раз противопоставить острому лезвию было нечего. И не успеть убраться из-под смертоносного удара – справа ящики с грузом, слева массивное основание мачты, спина упирается в высокую деревянную стену. Не сбежать. Время молитвы?
В звуки боя и шум волн за бортом вклинился яростный свист, будто была выпущена великаном направленная на корабль тяжелая стрела. Кто-то изумленно вскрикнул, когда с неба на палубу соскользнула в быстро гаснущем лунном свете металлическая короткая молния. Кто-то из нападавших едва успел отшатнуться, когда мимо пролетела тяжелая полоса зеркально-гладкого металла, распоров одним гладким движением рукав нерасторопного матроса.
Хруст. Звонкий полувздох-полувсхлип. Из солнечного сплетения Таро выдвинулось острие, грозно блеснув красным в свете фонаря. Пират запнулся, не в силах продолжать движение, удивленно посмотрел на клинок, разодравший плоть. Затем взглянул на ошеломленного монаха. Тот выглядел мертвенно бледным, как будто увидел призрака – глаза круглые, губы шепчут что-то, рука зачем-то тянется к окровавленному острию неведомо откуда прилетевшего меча.
Таро потерянно огляделся.
- Это все? - спросил он у ночи.
«Все», - мягко ответила ему ночь – «Потерпи немного».
Резкая боль только сейчас пронзила Таро, он пал на одно колено, левой рукой вцепился в палубу, правой оперся на меч. Он хотел еще что-то сказать монаху, но не решился, чтобы подавить стон. Кто-то не то из милосердия, не то из злобы толкнул пирата в спину, но больнее почему-то не стало.
«Вот теперь все», - успокоила его ночь. Таро повалился набок, и темнота заполнила его, воцарилась внутри.

Сообщение отредактировал Далара - 11-02-2008, 13:49

[Соуль >>>]

Джек Дьявол и Робби Хвостатый были закадычными друзьями еще с тех дней, когда оба нанялись юнгами на один и тот же корабль. Команда шалела от количества мелюзги, периодически выкидывая с корабля то одного, то другого, но мальчишки всегда каким-то образом умудрялись остаться. Сейчас то, что друга ранили, Джек почувствовал каким-то десятым чувством.
- Восемь чертей тебе в желудок обходной дорогой*, - долговязый и резвый матрос с оранжево-рыжими волосами, словно котенка, отшвырнул подальше одного из нападавших - на выдубленной ветрами коже проявился багровый порез. Джек ничуть не ценил местных как воинов - по его мнению, пристойным противником мог быть разве что один из их собственных пассажиров - но что оружие они делать умели, не подлежало сомнению. Наконец, углядев среди мешанины тел яркую рубашку Робби, матрос метнулся к нему, чуть не перекувыркнувшись о чей-то труп. Схватив товарища за шкирку, рыжий потащил его к корме. Взгляд обоих одновременно упал на запрятанные под лестницей аркебузы...
- Я сам долезу, - когда Робби отпустили, тот согнулся в три погибели, но на ногах устоял. - Тащи ружья.
Увидев, что друзья вознамерились делать, к ним почти сразу же присоединилась еще пара матросов. Робби оттеснили назад - перезаряжать отстрелявшие ружья, Толстяк Ричи занял место у лестницы, а Джек и Мэтью увлеченно занялись отстреливанием тех, кого считали противниками. Джек подозревал, что и гостям тоже досталось, но все-таки не был уверен - кто их различит, этих аборигенов?..

(снова)

[Bishop >>>]

Размышления Рыжей прервал громкий хлопок почти прямо над ними. Кисло запахло порохом, как на городских праздниках, а кое-кто из людей упал. Кицунэ связала причину и следствие и спихнула кота с его наблюдательного поста, подальше с видного места. На всякий случай. Следующий выстрел опять свалил кого-то. Лисе на секунду показалось, что Тайкана, но нет, монах даже не обратил внимания, когда прямо перед ним на палубу плюхнулось мертвое тело, а от мачты отодрало большую щепу, что застряла в одеянии «святоши», будто кинжал.
- Плохо дело, - буркнул ее собственный самурай.
И прислушался. Ткнул пальцем вверх: мол, стрелки разве что не на головах у них устроились. Кота, который собрался отправиться на разведку, пришлось успокаивать.
- Сидите тихо, - сверкнула глазами на обоих кицунэ - и сама перекатилась через канаты.
- Kon’aro!
Кот замотал ушастой башкой и показал когти: если не послушаешься, буду удерживать насильно.
- Эту bijin там подстрелят, не понимаешь?
- Ма!
- Сам туда отправляйся.
Мицуке выглянул из укрытия – где там рыжая подружка? С криком набежал, занося над головой что-то похожее на китайский боевой топор, только на короткой рукояти, иноземный варвар. Как набежал, так и лег с распоротым животом.
- Дайдай!

[Соуль >>>]

Ричи никогда не жаловался избытком пугливости, не испугался даже игры непонятного черта с чужеземцами, так что теперь, когда ступеньки лестницы скрипнули, он попросту рубанул мечом воздух перед собой. Кто-то ойкнул и прямо в мутноватом от водяных капель ночном воздухе проявился человеческий силуэт, тут же бросившийся вперед, на ходу пытаясь растаять снова. На этот раз моряк не успел даже охнуть - что-то острое обожгло локоть и бок. Его собственное оружие обрушилось на невидимку не очень ловко, но зато тяжело, кто-то даже тяжело свалился на одну из ступенек, но почти сразу же бок обожгло снова. Костеря всех и на все лады, моряк размахнулся как следует и отвесил невидимке оплеуху, так и не поняв, улетел он за пару миль или испустил дух тут же, на лестнице.
Дайдай проявилась далеко не сразу - и выглядела еще более побитой, чем раньше.
- Не получилось, - тяжело упала рядом с Мицуке, чтобы отдышаться.
Фигура Рыжей обрисовывалась как-то слишком нечетко даже для ночной темноты.
- Моя очередь, - фыркнул мавашимоно, отпихнул прилипчивого кота.
Что он ненавидел больше всего? Да когда его втягивают в бой, когда ему не очень хочется... Но стоило выбраться на палубу, уступив место Рыжей в убежище, как еще один чужеземец возжелал помериться силами. По голове задире Мицуке не попал, удар пришел по ключице, та сломалась с отчетливым хрустом. Варвар уронил оружие, закрутился на месте, словно демон, но сейчас было не до него. Мицуке выудил из-за пояса тяжелый кунай, примерился, размахнулся – толстый короткий клинок, больше напоминающий клин, а не нож, вывел из строя замок аркебузы.
- Мао! – восторженно оценил бросок кот.
Мавашимоно сплюнул с досады – он целился в стрелка, - и вернулся к Дайдай. Та не выглядела умирающей, хотя прилагала к тому все усилия.
- Следующим пойдет Чиру, - предложил Мицуке. – Показывай рану.

[Далара >>>]

- Какую рану? - сделала большие глаза кицунэ, потом сразу же посерьезнела. - Я здорова, я пойду.
- Давай вместе.
Рыжая несколько секунд думала, потом обреченно кивнула. И все равно пошла первой. Настороженный и без того моряк все равно удивился, когда на лестницу с решительным видом полез "кто-то похожий на него самого" - теперь удел быть невидимым выпал Мицуке. Едва ускользнув от меча, Рыжая юркнула вперед, больше не тратя время на бородача. Тот удивился – враги обычно поступали иначе, - повернулся, чтобы схватить наглого призрака. И недоуменно хрюкнул. Клинок, что раскроил его от плеча и почти что до пояса, был вполне настоящий... Бородач с трудом повернул голову. За его спиной не было никого, разве только дождевые струи очерчивали невидимую человеческую фигуру.
Рыжая тем временем уже сцепилась со вторым стрелком - танто и тяжелый кинжал моряка поблескивали светлыми бликами. Раненый отшатнулся, истово шепча молитвы, но, когда его товарищ тяжело упал вниз, поудобнее перехватил нож. Лицо матроса почерствело. Еще один - верзила с огненно-рыжими волосами даже и раздумывать не стал - просто бросился на защиту. И не сносить бы вредной кицунэ головы, если бы не подоспевшая помощь. Чиру привычно прошелся низами, глаза кота горели безумным огнем, уши были прижаты так плотно, что голова зверька казалась змеиной. Огнем из пасти он не дышал, но был близок к подобному состоянию. Со вторым помощником матросы не разобрались – демон это или человек. Фигура то сливалась с дождем, то высвечивалась вспышками - возможно, если бы кто дал себе труд понаблюдать за всей сценой со стороны, то он соотнес бы их с появлением испуганного выражения на лице Рыжей и ее собственными попытками увернуться от ножа матроса. Тем не менее, появление кота дало горе-колдунье возможность перевести дух, и воин снова исчез из виду.

[Bishop >>>]

Чужеземцы теснили Рыжую – должно быть, окончательно уверились, что перед ними не их товарищ, а злой оборотень. Кицунэ доблестно сопротивлялась. Сотканный из дождя призрак не стал долго ждать, прежде чем присоединиться к веселью. Но громила с костром на голове вместо волос оказался крепким противником и сообразительным – перехватил запястье мавашимоно, не давая тому ударить, но и сам очутился в ловушке.
Рыжая, кажется, испугалась за "демона" больше, чем за собственную шкурку - неожиданно уменьшившийся до размеров местной женщины силуэт ловко проскочил между раненым и собственным недавним противником и метнулся к ярко-рыжему моряку. По боку лисы в очередной раз полоснуло что-то, но головокружения это уже не добавляло. Только вогнав танто глубоко между ребер врага, девчонка скатилась на дощатый настил и зашипела от боли. А ошарашенный иноземный матрос оказался лицом к лицу – нет, не с демоном, с разъяренным, как демон, но все-таки человеком. Лисье колдовство рассеялось, и Мицуке – мокрый насквозь, злой, - отправил несчастного к праотцам, пока бело-рыжий котишка выл победную песнь над поверженным рыжеволосым врагом.
- Baka... – рослый мавашимоно присел возле девчонки. – Теперь-то сознаешься, что досталось?
- Нет, - упрямо покачала головой та и даже немного улыбнулась.
- Больно ведь, давай перевяжу.
Бой сместился на центральную палубу.
- Мы еще не всех... - запротестовала кицунэ. - Или всех?
- Здесь уже никого не осталось, - заверил ее Мицуке.
Дайдай кивнула и свернулась клубком рядом.

(те же)

[higf >>>]

Нападение было неожиданным, но при этом – странно – несло в себе какое-то облегчение для Тенкьё. Он рванулся вперед, словно сорвался наконец с привязи. Всё стало на места, есть свои и чужие.
Мгновенно оказавшись около Мицуке с катаной в руке, он попытался рубануть только что сражавшегося с мавашимоно пирата, хоть и понимал, что если уж его господин не справился – враг очень силен. Глаза юноши горели.
Косой удар какого-то мальчишки Тобое с легкостью отбил: ударом снизу клинок пирата увел катану противника резко вверх и в сторону. Приблизившись еще на шаг пират схватил его за левую руку, выкрутил так, что едва не выдернул из сустава, и с силой откинул от себя.
Стиснув зубы, чтоб не вскрикнуть от боли, юноша вскочил. На лице отражалась царившая в душе мрачная решимость драться до последнего. Он снова сделал шаг вперед, размахиваясь, чтобы полоснуть пирата по ногам.
Тобое чуть присел, отбил атаку какого-то матроса, чтобы тут же, на выходя из движения, повести клинок горизонтально, намереваясь рассечь нахального мальчишку пополам. Вместо того, чтоб атаковать, Тенкьё пришлось парировать, и сила удара гиганта отбросила его еще на шаг. Следующий удар удалось отбить с еще большим трудом, шагнув назад, но под ногой оказалась пустота. Кто-то не закрыл люк. Сацумец вскрикнул и кувырком полетел в темноту, считая ступеньки руками, ногами, головой... Мелькнула мысль, что раньше их, вроде, было меньше.
Рухнув на пол, юноша пролежал несколько секунд, пока цветные пятна кружились перед глазами и, тряхнув головой, попытался вскочить, опираясь на левую, свободную от оружия руку. Она тут же подкосилась, неестественно выгнувшись. Боль пронзила его насквозь, и сацумец упал опять, закусив язык до крови, чтоб не застонать. Мозг обожгли боль и мысль, что там, наверху, убивают его спутников. Вслепую, с повисшей левой рукой и кружащейся головой он пытался найти дорогу наверх. Корабль сильно качало.

(с Роджер)

[Далара >>>]

Звуки боя наверху были дивно знакомыми, настолько, что восхитившийся Мару чуть не забыл о возложенной на него миссии охранять птенца хозяина. И забыл бы, но птенец сам напомнил о себе: громогласно запросил еды. Собственные птенцы у Мару были однажды, но очень давно. Впрочем, что с ними делать, он помнил хорошо. Попугай быстро насобирал жучков и даже изловил одну крысу поменьше и помоложе – у них мясо нежнее. Гордо принес лакомства подопечному, но привередливый детеныш отказался есть: сначала взял жучка в рот, но тут же и выплюнул, а на крысенка покосился и заревел уже всерьез. Мару, чья благородная душа бывшего пирата – вернее, пиратского попугая, - разрывалась между жаждой присоединиться к драке и необходимостью выполнить долг, взялся за флягу. Зажав ее лапами и чуть не разодрав длинными когтями, с трудом высвободил пробку, действуя клювом и помогая себе отборными ругательствами пиратов испанских морей, правда, про себя.
Но не успела птица подтащить флягу к «птенцу», как в темноту трюма громко скатилось нечто большое – уж точно больше попугая. И оно молчало, только двигалось. Атакуют! – понял Мару. Перья на затылке вздыбились жестким воротником; клюв раскрылся. Всем ведь известно: лучшая защита это нападение. Развернув крылья почти в две человеческих руки размахом, Мару пошел в бой. Высоты трюма едва хватало для полета, но хватало же. Попугай спикировал на противника, которого наверняка уже предупредило хлопанье крыльев, и пустил в ход весь арсенал – тяжелый острый клюв и два набора отличных когтей. Уцепившись за что-то мягкое, стал помогать себе еще и крыльями, хлеща ими человека. Тот кричал и пытался отбиваться, но Мару уже разошелся и не собирался выпускать добычу из лап, пока она еще движется.
Бой в трюме длился не долго. Человек осел на палубу и перестал отбиваться и кричать. Удовлетворенный Мару отступил на сторожевой пост около «птенца» и занялся кормежкой, чутко прислушиваясь, не возобновится ли атака.

[Bishop >>>]

Кто-то думает, что самое трудное – сражаться на мокрой, скользкой, раскачивающейся палубе под проливным дождем с несколькими противниками? Нет. Гораздо труднее уговорить скрутившуюся в узелок зверушку не грызть руки, которые пытаются ей помочь. Кицунэ вспомнила, что она все-таки дикая тварь, а кот отказался на этот раз помогать – должно быть, из солидарности.
- Ну и что будем делать?
Рыжая сверкнула глазами и сжалась еще плотнее. Пришлось начать все заново - еще вдвое медленнее и осторожнее. Поняв, что избавиться не удастся, лиса все-таки позволила себя раскрутить и даже осмотреть раны. Но при первом же прикосновении снова изобразила из себя морской узел.
- Соль попадет.
Подействовало. Тут неплохо пригодился шейный платок одного из злополучных варваров; наверняка не удержится или Рыжая сама избавит себя от повязки, как только немного оправится, но сейчас ничего лучше не было. Теперь кицунэ была украшена пестрым самодельным бинтом, точно женщина, что пояс накрутила, но забыла одеться.
Рыжая критически осмотрела себя и хихикнула. И почти сразу же - испуганно дернула мавашимоно за рукав, заставляя пригнуться. Один из матросов - раненый, про которого все забыли, - воспользовался тем, что странная парочка была занята друг другом. Изогнутый нож с рукоятью из бивня разорвал Мицуке рукав.
- Ты откуда здесь взялся?
Варвар на то и варвар - Мицуке не понял ни слова из его сердитого лопотания. Чужеземец тем временем замахнулся еще раз, так рьяно, будто намеревался расчленить противника на кусочки. И вдруг лицо его изумленно и болезненно вытянулось, моряк все еще тыкал ножом в Мицуке, но второй рукой пытался оторвать висящего на его штанах сзади кота. Рыжая зашипела от усилия, но все-таки выхватила танто и тоже вознамерилась встрять. Мавашимоно изловчился – матрос не ждал нападения с той стороны, он, как и соотечественники Мицуке, не привык, что оружие можно держать не только в правой руке. Красноволосый иноземец изумленно уставился на культю, прижал ее к животу, перевел взгляд округлившихся глаз на собственную руку, упавшую на палубу. Он еще пялился на нее, когда удар меча оборвал его размышления.

(с Китти - в основном)

[Sayonara >>>]

Растрепанная девчонка с грязной палкой ринулась навстречу толпе матросов и пиратов, а за ней – демон Тайра. Казалось, в этой куче все решили соревноваться, кто громче закричит. О-Санго вопила воинственный клич, слышанный ею когда-то давно, еще в лесу у Секигахары; остальные орали от страха или за компанию.
Девушка очень сомневалась в своей способности хоть что-то сделать против десятка отпетых, видимо, бандитов. Но все пираты очень живо среагировали на грозного спутника О-Санго и спешно покинули поле боя, разбежавшись во все стороны. Англичане же не восприняли образ тануки как нечто ужасающее – для них это был очередной диковинный островитянин. А миниатюрная барышня, размахивающая тряпкой на швабре как флагом, не вызывала ничего, кроме неудержимого веселья.
Оказавшись среди нескольких откровенно хохочущих иноземцев, девчушка растерялась. Воинственное настроение куда-то сразу пропало. Скривив лицо, О-Санго обиженно протянула:
- Тануки... Это они над нами смеются?!
- Сейчас перестанут!
И правда, кое-кто из чужестранцев вдруг поперхнулся смехом, когда с лица алого стража вместе с маской облезла лохмотьями кожа, обнажая белые кости черепа.
О-Санго победоносно крутанула палку в руке и со всего размаху опустила на чью-то неудачно попавшуюся голову.
- Да, давно я не брала в руки нагинату... - девушка отступила, оценивая завопившего матроса. - Надо было сильнее лупить. Или у этих тварей лбы крепче?
Поскольку смех затих мгновенно, сменившись недоуменно-испуганными охами, маленькая воительница встала устойчивей. "Кто следующий?" - говорило ее лицо.

(таки мы с Сон)

[SonGoku >>>]

Довольно долго промучившись с чужеземцами, О-Санго устало плюхнулась на палубу. Двое ее противников, до которых не дотянулась швабра, удирали со всех ног. Остальные лежали вповалку без сознания. Правда, в этом девушка немного сомневалась, потому что диковинный иноземный инструмент оказался на редкость прочным. Не верилось, что им обычно протирают пол. Барышня хищно оглянулась, высматривая новых противников. Восстановление мира как-то отошло на второй план, осталась только жажда справедливости. Но ее было не на ком выразить.
Рядом - очень кстати - пробежал какой-то высоченный всклокоченный пират. О-Санго не стала дожидаться, пока он ее заметит, и прыгнула на ничего не подозревавшую жертву. Тот не сразу сообразил, что произошло, и покачнулся, чуть не упав. Бравая дочь самурая испугалась и вцепилась в шевелюру пирата обеими руками. Швабра, задев неудачника по руке, стукнулась о деревянные доски сначала одним концом, а потом с грохотом улетела далеко в сторону.
- Помогите! – возопила О-Санго.
Дынька-Тайра кинулся на подмогу, совсем позабыв, что его искусство больше иллюзорно, и споткнулся. Зато впившиеся в щиколотку противника острые танучьи зубы произвели на врага неизгладимое впечатление.

(и тут вступили мы с Сай)

[Далара >>>]

Будь на месте великолепного галеона маленькое пиратское суденышко, его давно бы уже закрутило и унесло яростными волнами, разбило бы о подводные скалы, разметало щепками по темной воде. Но тяжелый чужеземный корабль пока держался, только выл ветер, рвал паруса, словно тряпку наматывал на руку. Гудели и стонали мачты, но скоре и этот звук поглотил рев бушующей пучины. Волна била в борт, поднимала корабль, словно дитя на руки, укрывала собой, сжимала в объятиях так, что трещало дерево, и вскоре схватка на палубе прекратилась – все разом осознали, что тех, кого не поразил коварный враг, смоет новая волна.
В темноте ночного шторма люди пытались найти укрытие, уцепиться за надежную опору, не позволить ветру и воде сломать, изорвать, унести и уничтожить хрупкое, слабое, беззащитное перед бешеной стихией человеческое тельце. Белые молнии вскрывали темное небо, как трещины – старинное сино, и казалось, сейчас небесный свод расколется и падет в бушующие волны…
- Возлюбленная, - заговорил Киба тихо, - возлюбленная моя…
И море прислушалось. Стих ветер, словно женщина задержала дыхание, чтобы даже легчайшим шорохом одежд на груди не спугнуть желанных слов мужчины.
- Возлюбленная…
Улеглась волна, пихнув галеон в высокий борт в последний раз, небо стало светлее с одного края, словно наклоненная вперед, «затемненная» маска. Грустная. Красота спокойного моря, мягкая и пронзительная, открылась внезапно, словно объятия застенчивой девушки.
- Umi…
- Возлюбленный мой, - прошептала волна.
Рассвет окрасил горизонт, и маска стала «светлой». Радостной.
Киба повернулся лицом к ошалевшим морякам, и если бы они не были слишком напуганы и заняты собой, они бы увидели, как медленно темнеют до черноты его змеиные глаза.
- Сичибеи. Забери корабль.
И пираты, словно очнувшись, бросились дорезать тех чужеземцев, кто пережил шторм.

(кладу вместо Роджер)

[Sayonara >>>]

В результате вся эта живая конструкция с воплями повалилась на палубу. О-Санго на четвереньках отползла от покусанного пирата, предварительно хорошенько дав ему пяткой по затылку и обернулась в поисках чего-либо более увесистого. Взгляд девушки упал на какой-то странный предмет, темневший совсем неподалеку.
В уголке под вантами никто не шагал, а действие разворачивалось, словно на шелковой ширме, расставленной полукругом. Из-под нижнего края ткани показался крошечный черно-белый нос, а потом и два глаза-бусинки. Лисенка пару раз моргнула, испугалась, заупрямилась, и, наконец, заинтересовалась. Правда мертвец, созданный бережно и со всем возможным вниманием, больше походил на детскую игрушку, но в темноте и суматохе кто-то испугался даже его. От неожиданности Несчастье отвлеклась, и иллюзия растаяла белым туманом.
- Смотри, это же малышка!
Барышня вскочила, пригнулась и осторожно протянула руку к лисенке. Та испуганно спряталась.
- Не бойся, это всего лишь я, О-Санго, - девушка накинула ремень на плечо и бережно подняла запыленную сумку. Странно, что Мицуке вот так оставил лисичку.
Теперь нельзя было драться. Лучше спрятаться где-нибудь. Подозвав Дыньку, барышня выглянула из-за угла и поспешила к трюму. И они бы туда добрались, если бы не неожиданная преграда из вооруженных людей. Дынька заметался было в испуге, а затем указал на белого дрожащего от возбуждения зверька на руках барышни.
(мы, да)

[SonGoku >>>]

- Перемирие! – заверещал тануки во всю силу своей глотки. – Киба-сама обещал мне защиту и милосердие!
- Киба-сама? - О-Санго наморщилась, припоминая что-то. Внезапно она ахнула и наклонилась к зверьку. - Это... это тот бандит! Так ты с ними?!
- Молчи! – зашипел на нее хэнге. – Я хочу спасти всем нам жизни!
Пираты остановились, имя главаря подействовало на них почти магически.
- Киба?
Пираты заговорили разом, обсуждая, верить ли странному парнишке, или прирезать.
- Защиту он ему обещал, - знакомый скрипучий голос раздался из-за спин головорезов, - и милосердие...
Табакоя Сичибеи был узнаваем и сейчас, спустя столько лет, но словно и не постарел, только морщин прибавилось, да седины, а нрав и взгляд - все тот же.
- А, разбойник, о перемирии вспомнил?
Но зла в голосе старого пирата не было. Он усмехнулся, и вышедший следом еще дрожащий от ощущения боя Тобое кивнул устало:
- Привет, Дынька.

[дон Алесандро >>>]

Берег реки Асахи.

Пламя что охватило руку Акаихигэ вспыхнуло с новой силой. Зелёные отблески пламени придали князю поистине демонический вид, но он упорно смотрел в пламя, будто обнаружил там что-то удивительно интересное, внезапно он снова захохотал как безумный. Пламя рванулось вверх и бессильно упало, быстро угасая. Тайра продолжал смеяться, но его смех стал более привычным. Когда рука аристократа потухла, он повернулся к самураям.
- Вот и ещё одно дело сделано!
Те, кто был помоложе, почтительно преклонили колена; Онодэра Тодзаэмон остался стоять, разглядывая своего неупокоенного господина. На прямодушном лице было написано сомнение, что смерть пошла тому на пользу.
- Куда едем теперь?
Тайра но Акаихигэ раскрыл кулак и подбросив на ладони кусочек нефрита сказал:
- В Киото! Искать старых друзей!

(и Сон)

[Далара >>>]

Киото, самый конец зимы 1601 года

Над столицей уже начали сгущаться сумерки, ночь наползала на заснеженный город, лениво накрывая его своим покровом. Группа всадников неторопливо ехала по уже притихшей улице, большинство торговцев уже закрыли лавки и наверняка отправились греться вином в теплую харчевню, а то и просто сидели в кругу семьи. Но в одном доме всё ещё горел свет, "Денежный дом Сугимото" гордо сообщала яркая вывеска. Сразу заметно, что дом процветал, хоть и процветание пришло не так давно.
Всадники спешились возле него.
Слуга, который подметал улицу перед входом, вежливо поклонился и, не поднимая головы, поинтересовался, что достойному господину нужно в столь поздний час в достославном доме Сугимото.
- Хозяина, да поскорей... - голос больше похожий на дуновение ветерка прозвучал в пустом зале на удивление чётко.
- Но... - удивился слуга, но, бросив взор на сурового воина, который так и не разжал губ, передумал и, ещё раз поклонившись, пригласил припоздавших гостей зайти внутрь.
Сам же он нырнул за легкую бамбуковую занавеску, отгораживающую вход в соседнюю комнату. Там негромко ахнули, а через несколько секунд оттуда огромным рисовым колобком выкатился хозяин дома, такой полный, что казался поперек себя шире, и у большинства вызывал скорее улыбку, нежели опасения, а зря...
- Чем могу помочь, уважаемому господину Тодзаэмону? - вежливо, но без особого пиетета поклонился Сугимото Такеши.
Вместе с Онодэрой к ростовщику отправился лишь тощий самурай из Мориоки, остальные ждали на улице, согреваясь пока только разговорами, но, предвкушая, что уж столица-то не обделит их капелькой здешнего веселья. Некоторые с вожделением поглядывали туда, где мост через Гусиную реку соединял два берега. Всем хотелось оказаться на противоположном.

(тут одна Сон, но я скоро присоединюсь)

[SonGoku >>>]

- Мой господин... – бывший старший чуть запнулся, но, усмехнувшись собственным мыслям, продолжал увереннее. – Мой господин Тайра-но Акаихигэ оставлял тебе некую сумму денег. Я требую вернуть ее, коригаши*. Сейчас.
Он даже не скрывал презрение, которое все его воинское сословие питало к представителям этой профессии.
Сугимото не изменился в лице, но потре... вежливо попросил, не может ли уважаемый господин Тодзаэмон показать расписку. К неудовольствию ростовщика бумага у самураев нашлась.
Самурай из Мориоки со смешным именем Шинко стоял молча, но всем своим видом давал понять, что лучше отдать деньги миром. Глаза его поблескивали из-под низких бровей, когда он с преувеличенным вниманием разглядывал ростовщика. На по-деревенски простецком лице Шинко было написано, что он из тех, кого может остановить только приказ господина, если уж они взялись за дело или ввязались драку. Мысль о сохранности имущества Сугимото, очевидно, не посещала эту голову, да и вряд ли когда посетит.
- Со всем почтением, господин Тодзаэмон, - без единой ноты указанного чувства в голосе, возразил ростовщик. – Но всем известно, что...
Он задумался. Как-то следовало называть покойного клиента по имени, но поскольку никто не позаботился о достойном посмертном имени для сиятельнейшего князя (или о том, чтобы оно стало широко известно столичной общественности), Сугимото не хотелось ни нарушать обычаи, ни призывать голодных призраков на свою голову.
- Всем известно, что ваш бывший хозяин, - выкрутился ростовщик, - умер больше года назад. Какие тут могут быть деньги?

------------
*korigashi – букв. «ссуды под высокий процент», ростовщик (японск.)

(унд Далара)

[Далара >>>]

- С процентами, - живо отозвался Шинко, позабыв о вежливости по отношению к старшему по званию.
Он получил от того резкий взгляд и немного смутился. По правде сказать, самураю из Мориоки очень хотелось поесть и посетить те самые знаменитые заведения на другом берегу реки. А между ним и исполнением этих простых желаний стоял ничтожный ростовщик, в одежду которого можно было бы завернуть троих таких, как Шинко, а то и четверых. Ведь не обеднеет же, отдав чужие деньги. Но Онодэра Тодзаэмон если и разделял желания подчиненных, то думал еще и о том, что в столице за разбой можно ответить. А в том, что указанное преступление вот-вот произойдет, он ничуть не сомневался.
- Мы вернемся, - предупредил бывший старший каро. – Завтра утром. Но сначала обратимся к хранителю Киото с жалобой. Так что жди нас с утра... или раньше.
Но последнее слово он добавил совсем уже тихо.
На улице их встретили сначала радостным гомоном, потом тоже гомоном, но от разочарования. Кто-то предложил спалить дом. Но тут запротестовал Шинко, практичность которого не позволяла ему согласиться столь бездумно уничтожить место, где можно поживиться при случае. Заодно, пихал он локтем собратьев, мол, накажем ростовщика за чрезмерную жадность.

(SonGoku mo)

[SonGoku >>>]

- Имейте терпение, - остудил пыл младших товарищей Тодзаэмон, хотя гораздо лучше него справлялись ночной морозец и ветер. – Мы ронины, а не разбойники.
Самураи помоложе нетерпеливо перетаптывались с ноги на ногу, безнадежно грели озябшие руки дыханием и были готовы согласиться с Шинко. Другие ворчали, что какой-то жалкий ростовщик теперь может выгнать воинов, когда те пришли с законными требованиями, и надо сначала разграбить дом, а потом идти с жалобой. В соседнем с лавкой Сугимото доме на всякий случай подперли чем-то тяжелым дверь, но спорщики не обратили внимания.
- Мы не можем здесь ждать всю ночь...
- Это верно, - согласился Тодзаэмон и, порывшись за пазухой, вытащил небольшой сверток. – Найдите себе ночлег. Я остаюсь.
Самураи вновь зароптали. Вперед выдвинулся один, глядя в землю, сказал, что в таком случае останутся и они, бросать старшего – последнее дело. Кто-то предложил наломать веток в ближайшем саду и развести костер, как-нибудь не замерзнут вокруг него. Кончилось все тем, что пустили на дрова навес с дома ростовщика и чьи-то зимние ставни, хозяева которых не успели закрыть ими окна. А может быть, наоборот, поспешили снять, торопя весну. Когда разгорелось пламя, люди повеселели, а чтобы радостное настроение продлилось подольше, отправили самого молодого в идзакайя за бочоночком имоджочу*, если не найдется рисового.
- Или если денег не хватит, - добавил с усмешкой Тодзаэмон.

------
* izakaya… imoujochu... – питейное заведение, таверна; шочу, крепкий алкогольный напиток из сладкого картофеля

(те же)

[дон Алесандро >>>]

Сугимото с опаской, то есть через потайное окошко, смотрел как самураи разобрали его навес и принялись разжигать костёр.
- Эй, Горо! Давай к задней двери и стрелой несись за торитэ! Я чую, что сейчас эти сумасшедшие выпьют и пойдут выбивать долги! Ох, всемилостивая Каннон, пронеси и спаси!
Слуга мгновенно вылетел из комнаты и кубарем скатился на первый этаж. Скоро все звуки которыми сопровождался его отход стихли, в доме наступила гробовая тишина.
Ростовщик нервно потёр руки и сдвинув шикарную, сделанную на заказ в лучших мастерских Китая, богато украшенную ширму и достал из небольшого сундучка бутыль с сакэ после чего сделал солидный глоток, прямо из горла.
- Такеши... Такеши... где же ты, старый ты мой дружок... - тихий голос исходил откуда-то из ширмы.
- Кто тут?! - Сугимото судорожно сдвинул створки и ширма с жутким грохотом повалилась на пол.
Раздался сдержанный смешок.
- Ааа! - тоненько завыл человек и повалился к обильно украшенному и уставленному фигурками святых буцудану.
- Спасите-помогите! Защитите от зла! - завопил дурным голосом хозяин дома.
- Они тебе не помогут! - зло прикрикнул голос и в этот момент в комнате в один миг погасли все огни.
- Кто ты? Зачем ты пришёл? - ростовщик всё ещё трясся у алтаря предков.
Раздался звук - будто кто-то щелкнул пальцами и прямо из воздуха, перед Такеши, появился образ князя Тайра но Акаихигэ.
Мужчина начал подвывать от ужаса.
- Но ты... вы... господин мой, вы уже скончались! Я сам сжег несколько пачек денег для вас!
Призрак расхохотался.
- Это сон! А! Я понял, это просто сон!
Акаихигэ снова щелкнул пальцами и огромное тело банкира взмыло в воздух и начало описывать круги по комнате.
- Ну точно! Сон!
Горьё покачал головой и неопределённо махнул рукой. Сугимото Такеши рухнул на пол, как раз на свою многострадальную ширму, вой ужаса сменился стонами боли.
- Добавить? - презрительно спросил дайме - Или ты уже проснулся?
- П-простите... я... но чем я...
- Деньги, Такеши, деньги... Ты задолжал мне и не хочешь платить моим поверенным.
- Вы... умерли!
- Жадная ты свинья - голос князя был на удивление спокоен, будто он констатировал что небо - синие.
- Ты совсем не изменился - удовлетворённо кивнул аристократ-призрак и снова махнул рукой.
Тело ростовщика пришло в движение, могучая сила подняла его над полом и сдавила горло, будто вервиевым шнуром.
- А... я... - толстяк ловил ртом воздух как карп которого вытащили из пруда - дам... всё... процент..
- И за неуважение ко мне - дайме поднял сжатую правую руку, словно он держал что-то.
- Да! - прохрипел несчастный.
Дайме отпустил руку, тело снова упало на пол.

(развлекаюсь, пока в одиночку)

[SonGoku >>>]

- Вот! Вот они, о почтеннейший! - служка привёл к дому своего хозяина целый взвод стражи - Они хотели ограбить нас! Они угрожали моему господину!
Горо указал на "отдыхавших" самураев.
- Кто вы такие и правду ли говорит этот человек? - предводитель отряда хмуро оглядел компанию.
Онодэра Тодзаэмон не спешил отвечать, он все так же грел руки над костром. Выдержав должное время, бывший старший каро повернул голову к командиру стражников.
- Мы служим господину Тайра-но Акаихигэ, - неторопливо ронял слова Онодэра. - Ростовщик не отдает денег, которые наш господин отдал ему на сохранение, и обрекает нас ночевать на морозе. У тебя есть что ответить на это, мальчишка?
Шинко не был бы Шинко, если бы не подобрался поближе, чтобы слышать каждое слово. А еще он приготовился драться со стражниками, касался нетерпеливо рукояти меча и косился на невозмутимого старшего. Он уже даже наметил себе цель – но драка отменилась.
Не успел предводитель отряда ответить что-то вразумительное или хотя бы удивиться, как двери "денежного" дома открылись, и оттуда выкатился хозяин, он был изрядно помят и бледен, но довольно твердым голосом заговорил:
- Постойте! Всё в порядке! Произошло... недопонимание! Это всё моя вина! - Толстяк добрался до людей - Всё будет хорошо, я немедленно выплачу положенное этим людям, произошло страшное недопонимание!
Стражник косо посмотрел на ростовщика:
- Но этот юноша утверждает...
- Я погорячился! - быстро сказал Сугимото - Я плохо понял этих господ и подумал на них н-неладное, прошу простить меня!
Стражник всё ещё хмурился.
- Я полагаю... что это был ложный вызов и... - осторожно начал богач - может быть решим этот вопрос не официально...
В руке хозяина лавки сверкнуло серебро.
- М.. полагаю что это и вправду был ложный вызов, за который полагается некоторое возмещение - решительно сказал самурай.
Несколько монет перекочевало в руки торитэ.
- Вот и хорошо что вы разобрались - заметно подобревшим голосом сказал страж и дал приказ своим людям уходить.

- Заходите в лавку - быстро сказал Такеши Тодзаэмону - Я... осознал свою вину!
Все, разумеется, не поместились, и поэтому следом за ростовщиком отправились Онодэра, самурай из Мориоки и еще трое (для внушительности, хотя, кажется, этого и не требовалось). Бывший старший каро чему-то улыбался.

(а вот развлекуха уже на троих, подключились мы с Даларой)

[Далара >>>]

На корабле

В дверь каюты, в которой укрылась, не желая никого видеть, разгневанная и строптивая барышня, осторожно поскреблись. А еще незваный посетитель негромко сопел, как будто принюхивался, приникнув носом к щели в попытке вызнать, что творится внутри. Гость был очень настойчив, но даже ему не удалось переупрямить столичную девицу. Когда острые крепкие коготки, которыми их обладатель умело выкапывал из земли съедобные корешки и вскрывал панцири речных моллюсков, украсили деревянную панель белыми царапинами, гость сдался и, оставив подношение на пороге, удалился печалиться на деревянную лесенку (он уже знал, что ее следует называть «трап»), которая вела на носовую надстройку. Там меньше всего было шансов, что об него споткнутся.
Подноса нужной формы Дынька не отыскал и приспособил найденную в трюме скамеечку, чтобы разместить угощение для барышни. А еще там стояла вырезанная из кости фигурка толстячка-тануки.
Но горевать в одиночестве Дыньке не дали. Из темноты вынырнул монах, который то ли сам предполагал устроиться на этом месте, то ли просто шел мимо нетвердой походкой. Увидев скрюченного мальчишку, Тайкан и попытался устроиться на ступеньках рядом с ним. Меч он бережно положил на палубу.
- Ты почему сидишь здесь один?

(СонГоку и чуть-чуть я)

[SonGoku >>>]

Порыв ветра, и обоих обдало волной ароматного дыма из маленькой чашечки трубки.
- Потому что все остальные заняты, - откликнулся практичный ребенок. – Табачник и команда осваивают корабль, господин Киба разговаривает с господином Мицуке, Чиру ловит мышей, а барышня не хочет меня больше видеть.
Он выразительно хлюпнул и вытер кулаком мокрый нос.
- Считает, что ты ее обидел чем-нибудь, или просто так? – уточнил монах, осматриваясь, не найдется ли поблизости съестного: утешить малыша.
Стало даже любопытно, этому ненасытному зверьку еда помогает от любого горя или есть все же предел? И если есть, то где. Хотя выяснять ответ опытным путем было бы слишком жестоко.
- Она думает, что я вас предал, раз знаю их главаря, - хэнге подпер кулачками подбородок. – Разве я виноват, что когда мы с ним познакомились, она еще не родилась? Да и вы все, наверное, тоже.
Он окинул критическим взглядом монаха, пощелкал языком, прикидывая возраст собеседника.
- Нет, ты наверное уже был.
Тайкан не сдержал смешка – так забавно выглядел сейчас круглощекий мальчишка. Потом придал своему лицу серьезное выражение.
- Она еще очень юная, к тому же, дочь высокородного самурая. Для нее существуют только белое и черное, как бумага и тушь для письма.

(пока с Даларой, а сейчас и Сай присоединится)

[Далара >>>]

(и будем втроем)

Монах встал – слишком резко – и схватился за край трапа, чтобы удержаться на ногах. Меч он поднимал уже с больше осторожностью. Выпрямившись, кинул взгляд на Дыньку.
- Пошли.
Мальчишка вскочил и поддернул сползающие великоватые ему штаны. Затем пошевелил вздернутым носом, будто принюхивающийся зверек.
- Что это у тебя в трубке? – он чихнул, не дожидаясь ответа. – Вот нажалуюсь твоему soushu*, будешь знать!
- Нет у меня soushu и уже давно, - отозвался Тайкан без капли сожаления. - Смотри, не потеряй штаны, а то девушка будет смеяться.
Дынька туже затянул пояс, и без того обмотанный в несколько витков.
- А кто тогда с Кибой сейчас разговаривает? – он указал в сторону капитанской каюты. – Такой... очень высокий...
Он едва поспевал за Тайканом и смешно подпрыгивал.
- Он еще на лисе женат...
Он чуть не налетел на внезапно остановившегося монаха и умильно улыбнулся. Он бы и хвостом помахал в знак миролюбия и приветствия, но забыл его отрастить.
- Уже пора превращаться в чугунок?
- А что, это избавит твою голову от странных идей? – серьезно поинтересовался монах, нависая над Дынькой.

----------
*soushu – сюзерен

[Sayonara >>>]

Меч в левой руке угрожающе поблескивал в лунном свете.
- Не-а, зато убережет саму голову...
Тайкан хмыкнул и продолжил путь. Через плечо кинул:
- Как хочешь, но я не собираюсь тащить тебя на своем горбу. Особенно в виде тяжелой посудины.

- Тануки, не смей подходить сюда, - раздался мрачный девичий голос, когда монах и мальчишка оказались у двери. - Я все слышу.
- Вот видишь, - оборотень душераздирающе вздохнул. – И к угощению она не притронулась... Что делать?
От мысли подождать, пока девчонка проголодается и сама выйдет, монах отказался – ждать слишком долго, да и примирение все это вряд ли принесет.
- А мне подходить можно? – спросил он громко, чтобы было слышно за шумом волн сквозь толстую деревянную дверь.
- А зачем? - подозрительно отозвалась О-Санго.
Дынька на всякий случай затих.
- Узнать, как ты себя чувствуешь, например. Сомневаюсь, что тебе раньше приходилось каждый день участвовать в драках.
Молчание за дверью перешло в затяжное. Наконец, барышня вздохнула и отчеканила:
- Можешь войти. Ты никого не предавал. Но если этот мелкий комок шерсти спрячется у тебя где-нибудь за пазухой, пеняй на себя.

(и все еще мы)

[SonGoku >>>]

Монах с облегчением прислонился спиной к двери. Похоже, стоять ему вдруг стало не так-то просто. Трубка погасла, и он, выбив ее, сунул за пояс.
- А кто кого предал?
- Я тут подожду... – шепнул подавленный Дынька и сел на палубу.
- Тануки! - вскрикнула О-Санго. - Он... он дружит с главарем этой шайки!
Монах зябко повел плечами – февральский ледяной ветер норовил пронизать до костей.
- Ты позволишь мне войти? Неудобно разговаривать через дверь, к тому же, ты проголодалась, разве нет?
О-Санго почти сразу отодвинула маленький засов и приоткрыла дверь, зло зыркнув на тануки.
- Проходи. Прости, там, наверное, холодно...
Вид у нее был потрепанный. И немного прибитый. И темные глаза виновато смотрели на монаха.
Дынька попытался было проскользнуть следом за Тайканом, но встретив суровый взгляд барышни, решил, что это было бы крайне неблагоразумно. Он еще раз вздохнул и поплелся отсюда прочь, понадеявшись, что служитель Будды сумеет вбить в упрямую голову О-Санго чуть-чуть истины. Тем более, что огромный чужеземный корабль был наполнен столькими разнообразными запахами и тайнами, что маленький оборотень не простил бы себе, если бы не исследовал тут все закоулки.

(троественный пост)

[Далара >>>]

Эдо, зима 1601 года

Снег падал крупными хлопьями, медленно погребая под собой черную по зиме поверхность глубокого пруда. Жухлые травинки, память о прошлом лете, зябко жались друг к другу. Стылое солнце у края сизой тучи не желало делиться и капелькой тепла. Угли в хибати мигали скорбными огоньками, готовые угаснуть, но задумчивого старика с птичьим профилем это, похоже, не заботило.
- Отец? - голос звучал робко не только из вежливости.
- Ты принес камень? - старый колдун не шелохнулся.
Сбивчивое дыхание, перестук пяток и шорох одежды. Юноша сел на татами в почтительном отдалении.
- Я не хочу забирать его.
- Что? - безмерное удивление окрасило слово; Тошимару обернулся, вздернув брови.
Рензо привычно съежился под тяжелым взглядом, но нашел в себе силы зыркнуть вызывающе в ответ.
- Найди кого-нибудь другого, отец. Я не хочу.
Еще Рензо знал, что не сможет, но признаться в этом не позволяла гордость. Два призрака, которых он видел так же отчетливо, как живых, и сами были надежной защитой. К тому же сам нынешней владелец безделушки, настоящего значения которой юному тэнгу не объяснили, представлял угрозу. В слепом музыканте чувствовалась сила, которая вызывала уверенность: пойдешь против нее, и все, конец тебе. Рензо с малолетства знал, что такое чужое могущество, и научился избегать пересекать дорогу того, кто им обладал. Сегодня он оказался между двух огней, но отец не убьет, по крайней мере.
Немигающий взгляд круглых непроницаемо-черных глаз колдуна вызывал желание виновато потупиться, во всем покаяться, а потом провалиться сквозь землю, но Рензо упрямо стоял на своем. Ему казалось, что если сейчас он проиграет это маленькое сражение, то на всю жизнь останется рабом того, кто дал ему жизнь. Ну почему он не может вернуться на родной остров и жить там, как прежде, не задумываясь о внешнем мире? Он был готов драться за эту возможность.
На изношенном лице Тошимару возникла презрительная гримаса.
- Что ж, твой путь выбираешь ты сам.

[SonGoku >>>]

Борт галеона

Тануки не слишком-то огорчился, когда не отыскал ни барабана-какко*, ни сан-но цуцуми**; умело надутый животик и крепко сжатые кулачки с успехом заменяли ему музыкальные инструменты, а когда он нашел две короткие деревянные палочки, пригодные, чтобы выстругать сякубиёши***, то грусть маленького хэнге испарилась, словно по волшебству. Гораздо больше Дыньку огорчало, что он никак не может обнаружить Кодзи и его свирель; но музыкант улетучился, растаял, будто дым, имя которого он носил.
Собрать зрителей оказалось делом совсем уже плевым, надо было только побегать кругами для работы воображения. А еще выяснилось, что у изогнутой медной штуки, которую нашли, когда обыскивали мертвецов. Если дунуть в один конец, второй издавал пронзительный свист, такой, что Дынька сначала перепугался, а затем успокоился, вспомнив, что он не демон, а всего лишь оборотень.
Правда, сам дудеть он не стал, а пристроил к музыкальному делу одного из чудом оставшихся в живых варвара, совсем молодого и от того трясущегося, как высохшая тростинка зимой. Он так забавно лопотал, что пираты решили его не убивать на месте. То ли с перепугу, то ли вообразив, что от этого зависит его жизнь, юнец исправно аккомпанировал Дыньке на необычной свистелке.
Сначала тануки изобразил, как нынешние хозяева чужеземного корабля едва не тонут в холодных волнах Сетонайкай***, потом живописал в лицах битву из-за лисы, а завершил все масштабным батальным полотном за корабль. Тут был и капитан-варвар, который отважно сражался один против многих и, может быть, вырвал бы у них победу, не будь ранен. Тут был и Киба в чешуйчатых доспехах, отливающих океанической синевой и золотом. Чужестранцы напоминали демонов, их красные волосы полыхали, будто языки пламени. Еще Дынька приплел сюда барышню, но дал в руки ей нагинату, а призраку Тайра у нее за спиной добавил роста и крепости..

----------------
*какко - маленький барабанчик, который используют в инструментальных пьесах кангэн и танцах левой стороны, определяет ритм композиции и оповещает остальных музыкантов о приближающемся окончании пьесы
** сан-но цуцуми - барабан-"песочные часы", используется в аккомпанементе танцам правой стороны.
*** сякубиёши - пара деревянных палочек, используются при исполнении сайбара, микагура, Кумэ ута и Адзума асоби. На них играет солист группы певцов, подчеркивая ритмическую линию каждой композиции.
****Сетонайкай – Внутреннее море.

[Nikkai >>>]

Он падал и падал вниз – к земле, которой не было видно, в темноте ночи. Падение все длилось и длилось, и у Тенкьё промелькнула мысль – с какой же высоты он летит? Так высоко могут жить только ками! Внезапно на юношу набросились стаи хищных птиц. Они клевали его со всех сторон, особенно голову и левую руку. Боль от ударов клювами толчками расходилась по телу. Тачибана вскрикнул, попытался достать оружие, но клинков не оказалось на месте, и тогда он начал отмахиваться руками - бесполезно. Юный сацумец уже мечтал о падении, которое, казалось, никогда не произойдет, как избавлении.
Наконец он увидел снизу что-то еще более темное, чем чернота, но удариться не успел - кто-то подхватил его на ладонь... Огромную ладонь. За ее пределами все расплывалось в черноте. Он сел, осмотрелся, удивленно дотронулся пальцем до смуглой кожи, затем постучал по ней ладонью.
- Только не кусайся, - попросил кто-то. Голос был по-женски высоким, и одновременно запредельно-низким, как если бы женщина была огромной... словно обладатель ладони.
- Не буду, - заверил юноша. – Я не кусаю людей... Кто ты?
Почему-то все это не казалось странным – настолько, как должно бы.
- Не знаю. А ты?
Он задумался, сидя на чужой руке.
- Я знаю имя, - покачал головой. – Но не знаю, кто я. Хочу знать, но не знаю. Ты давно здесь? Может, ты ками? Такая... большая.

(и Хигф)

[higf >>>]

- Мы все ками, - женщина шевельнула пальцами. - Ты - маленький. И не на своем месте.
- А ты на своем? – быстро спросил Тачибана.
- А у меня нет места, - невидимая собеседница улыбнулась.
- Разве так бывает? Как же ты тогда определяешь... места?
- А я не определяю. Ты не видишь?
- Я сейчас вижу только твою руку. А своего места... нет, не могу. Но уже понял, что никто не поможет, только сам. Могут только сказать, что не так. Иногда.
- Это хорошо, - снова улыбнулись из темноты. - Хочешь домой?
- У меня нет дома, - твердо ответил Тенкьё. – Только люди, с которыми иду. А чего хочешь ты - может, помочь? – безумие предлагать помощь существу, которое держит тебя на ладони. Наверное...
- Я хочу идти дальше, - откликнулась его собеседница. - Проснусь и пойду. Твой дом еще жив.
- Я тоже сплю? Дом, где родился... Мое место не там.
- Дом где ты живешь, - рассмеялась женщина.
- Я живу в пути, - удивился он.
Ладонь качнулась в знак согласия.
- Дорога мой дом... И твой, - он засмеялся. - Дорог много, всем хватит. Но они иногда встречаются!
Женщина снова рассмеялась... И вдруг подбросила маленького, словно котенка, воина обратно вверх.

(с Хиноде)

[дон Алесандро >>>]

Киото. зима 1601 года.

Акаихигэ задумчиво стоял у маленького прудика во внутреннем саду дома, где разместились его воины, в своей руке он держал молочно-зеленый камень и неторопливо поигрывал им.
Наконец он видимо принял некое решение он подошёл к воде и тихо проговорил:
- Тошимару... ответь... есть разговор...
Кусочек нефрита в его руке замерцал бледным светом.
Гладь воды сморщилась, будто в раздумьях над сложным вопросом, затем пошла рябью и вновь успокоилась, но теперь отражение деревьев и неба заслоняло человеческое лицо. Крупные глаза приоткрылись, поглядели с прищуром.
- О чем ты хочешь поговорить, князь?
- О нашем маленьком совместном дельце... - Акаихигэ прикрыл глаза - я не могу нащупать... камень, он будто ускользает от меня.
Колдун посмотрел куда-то вдаль сквозь даймё.
- Из двух кусков ты забрал один. А теперь... Киото? – тонкогубая улыбка придавала шаману сходство со змеей. – Ты в нужном городе, осталось найти нужного человека. Не слишком легкое дело, его защищают, да и сам он... Но он там. Помнишь ли ты слепого бива-хоши с двумя спутниками, которые были у тебя в доме той осенью?
Лицо горьё не изменилось, но веки дрогнули.
- Я знаю, что камень у Иемона, видение на поле ясно показало его. - Голос аристократ был ровным и спокойным - Меня больше волнует, как найти его в Киото.
- Все по порядку, князь, будь терпеливым, - Тошимару склонил голову на бок, присматриваясь. – Сегодня ночью ты не доберешься до него, далеко. А завтра отправь людей в западную часть столицы. Он ускользает от твоего внимания, но не сможет воспрепятствовать людским глазам. Опиши им его хорошенько.
Тайра кивнул.
- Хорошо, я уже описал им нужного человека, так что они найдут его завтра...
Тошимару вдруг разразился скрипучим громким смехом, точно вороньим карканьем.
- Первом делом пусть навестят Рёан-джи.
Даймё кивком показал, что не возражает, но и прощаться еще не собирался. Колдун вскинул бровь.
- Ты хочешь поговорить о чем-то еще?
- Ты чувствуешь что-нибудь в Киото? - призрак, наконец, открыл глаза и смотрел прямо на Тошимару.
Тот был недоволен и не скрывал этого.
- Воплощенный огонь в обличье человека. Да, он там и он способен принести много бед. Ты хочешь найти и его?
- Ты против? - лицо князя, как обычно, ничего не выражало - Думаешь не стоит пытаться запрячь бурю?
- Мне кажется, у нас есть соперники, получая камень от монаха - князь позволил себе усмехнуться - я заметил, что он не один и плывут они к Данноура.
- Неприятное обстоятельство, - колдун вновь смотрел в неизвестную даль. – Что до бури... пытаясь запрячь буйного коня, остерегись, не то окажешься под его копытами.

(и Далара)

Сообщение отредактировал Bishop - 20-02-2008, 12:26

[Bishop >>>]

На борту галеона

Нелегко было убедить кицунэ, что опасность ему не грозит. Во всяком случае – пока что. Рыжая не поверила ни слову, но и спорить не стала.
В каюте Мицуке чувствовал себя, точно запертый в клетке – слишком низкий, тяжелый потолок, слишком толстые стены, непонятного назначения предметы повсюду. А еще она была захламлена, будто лавка старьевщика. Словно прежний хозяин любил спотыкаться о вещи. Чтобы войти, надо было наклониться, так Мицуке и сделал. Точно так же поступил дюжий пират, что привел его к своему главарю.
Киба обернулся и склонил голову набок, внимательно рассматривая гостя. Понять что-либо по виду главаря пиратов представлялось решительно невозможным - он мог и предложить гостю выпить, а мог и приказать снести ему голову.
- Закрой дверь Тобое. С той стороны.
Пират молча вышел, бросив все-таки красноречивый взгляд на Мицуке.
- Что ты хотел, kimi? - мягко проговорил Киба.
На стол была положена короткая, в ладонь человека длиной, бамбуковая палка с надписью и гербом в виде трех листьев дерева гингко.
- Я – мавашимоно, одна из теней сегуна Иэясу, - произнес Мицуке. – Действую по его приказу и распоряжению.
- А я пират, - доброжелательно проговорил главарь и в глазах его мелькнули искорки, - можешь звать меня Киба.
- Мое имя – Сейшин Киёмори, только все называют меня Мицуке, - в тон ему откликнулся рослый воин. – Указом Токугавы мне следует взять тебя под арест, но...
Сейшин Киёмори из Нары усмехнулся, показывая, что не всегда слушает распоряжений сегуна. Далеко не всегда... почти никогда, если честно.
- Но мне нужно добраться до мыса Данноура, а пешком – слишком долгий путь.

(с Роджер)

Сообщение отредактировал Bishop - 20-02-2008, 12:21

[Весёлый Роджер >>>]

|там же, с тем же|


- Под арест...
Киба моргнул, опустил взгляд и стиснул зубы, чтобы не расхохотаться.
- Под арест, значит. Ты ведь не угрожаешь мне, kimi?
Пират обеспокоенно глянул на Мицуке, словно ища в его глазах ответ. Долговязый мавашимоно покачал головой, он по-прежнему стоял, выпрямившись во весь рост, слишком прямо, чтобы верить, будто с ним ничего не случилось, и он в полном порядке.
- Сообщаю о своих полномочиях, - напрямик сказал он. - Угрожать - не в моих привычках. А еще прошу об одолжении.
- А ну ладно, - беззаботно проговорил Киба и отвернулся, словно позабыл о разговоре, отошел к какому-то огромному ящику, постучал по дереву костяшками пальцев, - так странно здесь, ты не находишь? Никогда не мог понять, к чему людям столько вещей. Они ему поклоняются, этот хлам становится сильнее их самих.
Киба неодобрительно покачал головой.
- Говорят, тот, кто привязан к вещам, подобен тухлой воде и гнилому дереву: жизнь уже ушла из него, - произнес Мицуке -. Такие никогда не смогут сотворить добро или сделать другого счастливым.
- Глупые люди. Что же до твоих... просьб, - это слово пират выделил особо и вновь повернулся, чтобы взглянуть на гостя, - У тебя хороший меч, смертный. Я было подумал, что слишком хорош для тебя, но уже тогда на палубе понял, что... Ты позволишь мне взглянуть на него?
Мицуке без возражений вытянул из-за пояса ножны с длинным мечом, протянул капитану. Журавль на резной темной цубе выгибал в танце крылья, ножны были простыми, не под стать всему остальному. Когда Киба выдвинул - на ладонь, не больше, - клинок, тот засиял голубовато-молочным светом, будто собственным, изнутри. Хамон на лезвии был подобен морской волне.
- Бесподобен.
Прошептав еще что-то, что должен был слышать лишь меч, Киба вернул клинок в ножны и протянул сокровище обратно Мицуке. Теперь главарь пиратов был серьезен и ясно стало, отчего пираты подчинялись ему беспрекословно. Больше он не играл.
- Тебе нужно на Данноура, Сейшин Киемори, которого все называют Мицуке. Я счастлив буду оказать тебе услугу. Этот корабль доставит тебя туда, куда нужно тебе. Что же до остальных... Назови мне имена. Тех, с кем ты путешествуешь, тех я назову гостями. Остальные останутся пленниками. И, что весьма вероятно, вскоре окажутся трупами.

[Bishop >>>]

Список оказался длинным; удивившись сам, юный мавашимоно перечислил всех, стараясь никого не упустить. Даже кота и попугая.
- Как тануки звать, я не знаю, - признался он. – А младенцу еще не дали имени.
Киба покачал головой:
- Передвижной зверинец. Я тебе сочувствую, Мицуке. Полный корабль демонов... Что ж, мне не привыкать. Постарайся приструнить свою лисицу. Она, конечно, гость корабля, но пусть держит себя в лапах...
Оставив невысказанной возможную угрозу, Киба замолчал, разглядывая Мицуке.
- Говорят, красавица – это меч, подрубающий жизнь, - откликнулся мавашимоно. – Почти три года назад мы заключили с ней договор, мой меч в обмен на жизнь. Если она что-нибудь натворит – спрашивай только с меня.
- Я понял, - кивнул Киба, - на моем корабле ты договора не нарушишь. Ты хотел что-то еще, смертный?
Мицуке покачал головой.
- Это все, хозяин морей.
- Значит ты можешь быть свободен, - Киба посмотрел на дверь и та отворилась, за ней оказался мрачный Тобое.
Главарь отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена, а пират мотнул головой - пошли, мол.

После спертого воздуха каюты, предутренний соленый ветер показался еще холоднее, чем был. Странные попутчики угомонились, притомившийся Дынька закончил свое выступление, получил заслуженную хурму и ушел ее жевать в укромное место. На палубе остались лишь люди – присматривать за кораблем, - и кицунэ. Уже можно было разглядеть черную зубчатую стену по правому борту – берег Сикоку, - по левому разлегся серый в дымке берег Хонсю, впереди поднимались маленькие острова, Омишима и Ошима.
Мицуке споткнулся, в боку тупо отдалась боль.

(Роджер mo, Китти iku)

[Кысь >>>]

Рыжая старательно скорчила рассерженную гримаску и подхватила мужчину под руку, утягивая в трюм. Там - нетерпеливо принялась заново развязывать намотанное.
- Как ты?
Мицуке сквозь легкую дрему наблюдал, как она возится с узлами, готовая пустить в ход острые зубы.
- Я устал.
- Оставайся здесь, - Рыжая уже добыла чей-то нижний халат (похоже, без разрешения владельца) и теперь увлеченно рвала его на полоски.
Да он не смог бы сейчас пошевелить и пальцем - даже если бы речь шла о спасении его жизни! Из полутьмы, что пахла морской водой и горячим воском, возник кот, уселся на ящик и уставился круглыми внимательными глазами. Должно быть, наблюдал, чтобы Рыжая не ошиблась в действиях. Кицунэ покосилась на него, но промолчала. Мало-помалу заимствованный у какого-то моряка платок сменялся более удобной повязкой. Рыжая касалась раны аккуратно, но вот ткань рвала так, словно представляла на ее месте нынешнего капитана галеона.
- Все еще сердишься? - спросил ее Мицуке.
- Мао! - вставил кот осуждающим тоном, хотя, кажется, имел в виду хозяина.
- Совсем нет, - лиса оставила в покое тряпки и даже сложила руки на коленях, но смирения не получилось. - Невежество смешно.
Наверное, у нее тоже почти не осталось сил, или она не думала о том, чтобы поддерживать облик - нос был чуть-чуть длиннее и острее, скулы резче, но можно было засмотреться, когда она в притворной робости опускала ресницы.
- ...какие у вас превосходные треугольные уши... - пробормотал Мицуке, усмехнулся воспоминанию.
- И хвост, - хихикнула Рыжая, устраиваясь под боком и словно бы невзначай пряча мордочку. - И голова оленя, - последнее она снова пробурчала сердито - вспомнила о Кибе.

(на пару с Бишем)

[Bishop >>>]

- Драконы не любят, когда смеются над ними, - согласился с ней Мицуке. – Даже если сами игривы. Только не спрашивай меня, почему. Я не знаю.
- Он сам сделал себя смешным, - пожала плечами Рыжая. - Лисы не служат Инари, только некоторые из них. Для нас нет стыда в том, чтобы шутить. Когда-то давно на горе жили лисы, которые не любили шутить, но они сами были шуткой. Они пришли к Инари, чтобы убирать его храм, и тогда он сделал их детей своими посланцами. Но на самом деле мы, как вы говорите, плохие духи.
- Но мы чтим вас, точно богов, - возразил Мицуке. – Ваша сила способна разрушить злой кимон, который проистекает с северо-востока. Ну... по крайней мере, так говорят колдуны.
Он засмеялся – и тут же сморщился от боли.
- Скажи, у тебя есть хоши-но тама или это все сказки, придуманные людьми?
- Только хорошие лисы их носят. Я... не знаю, - прозвучало смущенно.
- Может быть, попросим у самой главной лисы одну жемчужину для тебя? Чтобы было в чем хранить душу.
- Тогда ее слишком легко будет стащить, - фыркнула Рыжая.
- Мы с тобой поменяемся.
Мицуке клонило в сон – слишком много событий, слишком мало отдыха за последнее время. Даже неугомонный Чиру, и тот свернулся в клубок, зажмурился и лишь подергивал время от времени обрубком хвоста.
- Спи, - шепнула Мицуке на ухо лиса. - Обещаю ничего не прятать... в этот раз.
Ему показалось – он провалился в сон раньше, чем закрыл глаза. Там не было темноты, только солнечный свет в осенней листве и лиса, играющая на поляне.

(и теперь - с Китти)

[Кысь >>>]

Полет вышел почти таким же долгим, как и падение, но вот замедлился и он. На долю секунды Тенкьё повис в воздухе, и.. открыл глаза. Вместо неба и земли были трюм и доски корабельного днища, под которыми плескалась вода, птичьих стай тоже не было, а вот боль оказалось явью – левая рука тупо ныла.
- Что произошло? – пробормотал он.
Помнился бой на палубе, как он упал в трюм... Что было дальше – сацумец не знал.
Почти вся небольшая компания уже спала, только возле Мицуке свернулась задумчивым клубком незнакомая молодая женщина. Обернулась на звук - в свете неяркого фонаря сверкнули глаза.
- Чем закончился бой? – чуть громче спросил юноша. – Все, кто был с нами, живы? О-Санго, Мицуке-сан? И... кто ты?
- Все живы, корабль захватили.. Я Кагами, - достаточно равнодушно откликнулась незнакомка, рассматривая человека из-под полуопущенных век. Тенкьё был уже перевязан, но сделала ли это собеседница, О-Санго, или кто-то вовсе посторонний, сказать было трудно.
- Кагами... Откуда ты на корабле? Я тебя не помню. Пришла с пиратами? - Он тряхнул головой, попытался встать, но тут же чуть не закричал от боли, закусив губу. – Что с моей рукой?
Юноша изумленно, морщась от еще не прошедшей боли, рассматривал повязку.
- Неважно, - Рыжая сменила позу, и теперь фонарь освещал переплетенные на коленке пальцы. - Сломана, кажется.
- Рука сломана... - как-то изумленно повторил сацумец. – Теперь мы пленники?
- Не знаю. Но мы все еще плывем в нужную сторону.
- Хоть одно хорошо. – Тенкьё посмотрел на своего господина, на незнакомку и решился спросить: - Вы давно знаете Мицуке-сан?
- Три года, - кинула взгляд на спящего мужчину кицунэ.
- Расскажите мне о нем, если можете, - попросил молодой воин. – Я решил следовать за ним и служить ему. – Он снова поморщился, пытаясь выразить свои мысли. – Я понимаю, что он... истинный воин, но хочу знать больше, чтобы... понять, как надо ему служить.
- Вытаскивать из неприятностей и не попадаться на глаза в промежутках, - предложила Рыжая, подумав.

(и Хигф)

[higf >>>]

- Я не умею прятаться, - вздохнул Тенкьё. – И выходит так, что он сам вытаскивает других. Не хочу... – юноша сжал губы. «Быть обузой» звучало слишком похоже на жалобу перед незнакомой женщиной. – Не так. Хочу помочь... А... скажите... – он чуть покраснел, что в слабом освещении было не очень заметно. – Что с девушкой? О-Санго?
- Не видела, - улыбнулась кицунэ, борясь с искушением добавить "надеюсь, убита". Было бы неправдой - но все равно казалось заманчивым.
- Надо узнать! - на лице сацумца явственно отразилась тревога, он снова попытался встать. На этот раз удалось, и даже устоял на ногах, хотя голова закружилась. – Меня пустят?
- Нет. По ночам нехорошо посещать незамужних.
- Ночь... – он снова сел. – Уже или еще?
- Уже и еще, - задумчиво проговорила его собеседница. - Та же, когда была драка.
- Все та же... длинная... Почему нас не убили и даже не связали? – вдруг пришло в голову юноше.
- Потому что мы не сопротивляемся, - предположила кицунэ.
- Но ведь дрались сперва... А моряков-гайдзинов тоже оставили в живых?
- Отпустили на лодках.
- Хорошо... И теперь – что? Опять только ждать? – сацумец посмотрел на спящего Мицуке. Аккуратно обхватил колено одной правой рукой, из-за чего поза смотрелась несколько нелепо. – Почему все время надо ожидать? Тяжело ждать долго.
- Можно спать, можно тайком пролезть к О-Санго, можно вымазать сажей морского демона, можно что-нибудь стащить и перепрятать, - его собеседница фыркнула: кажется, для нее проблемы бездействия не существовало вовсе.
- Это весело! – невольно Тенкьё рассмеялся. – Только не подвести... того, кому служишь. А что будешь делать ты?
- Он привык. Сегодня ничего - я пообещала, - вздохнула кицунэ. - Или когда бок пройдет.
- Ты ранена? – юноше стало стыдно, что он до сих пор не спросил. - Сильно?
- Не сильно, но ранена. Так что проказишь сегодня ты, - улыбнулась кицунэ.
Как ни странно, незнакомка вызывала доверие. Он рассмеялся.
- Почему бы нет? Ноги пока целы.

(с Китти)

[SonGoku >>>]

Киото

Дороги всю зиму кисли под затяжными дождями, ночью их прихватывали ледком, а днем все опять превращалось в холодную кашу. Крестьяне из Камеоки и с противоположных склонов гор Арашияма спешили поскорее добраться в столицу к Хина-мацури, но не доверяли свои жизни и товары уже набравшей полноводную силу реке Ходзу, и поэтому месили ногами стылую грязь. Многие предпочитали нести груз на спине, в плетеных коробах и корзинах, но некоторые (как продавец соломенных шляп-амигаса и торговец клетками для сверчков) прикрепили свои изделия к палкам и демонстрировали заранее всей округе.
Весна в этом году пришла необычно рано и смыла остатки и без того серого ноздреватого снега, который прятался в канавах и тени, там, где смыкаются крыши соседских домов. Но ветер исправно засыпал улицы метелью лепестков, поэтому казалось, будто город захвачен в плен снежным бураном. И только сливовые деревья в черно-белом хаосе столицы алели тревожным напоминанием.
Там, где неглубокая река Ои зеркалом отражала поросшие соснами горы Арашияма, у перил длинного моста остановился молодой человек в темной дорожной одежде. Скорее всего, один из тех самураев без дома и без хозяев, которые вынуждены зарабатывать на жизнь чем придется.
- Не все могут продать свой меч, - возразил молодой человек неизвестно кому.
Прохожие оглядывались в поисках второго собеседника, но никого не находили, качали головами или пожимали плечами, удивляясь про себя, и шли дальше, уже через несколько шагов забывая о встреченном чудаке.
Тем не менее, собеседников было даже двое. Первый опирался на широкие деревянные перила и с нежностью разглядывал темные быстрые воды реки. Там, где перил касались его руки в широких рукавах, подтаявшая наледь снова затвердела. Второй, с ног до головы одетый во все черное, стоял поодаль, широко расставив плотные ноги. Квадратное лицо его оставалось бесстрастно.
- Без меча, как ты будешь защищать себя? – спросил он. – Найди способ заработать.
- Ты же видел, в городе не удалось вытряхнуть из жителей ни монеты, - молодой человек повернул голову, прислушиваясь. – А монахи готовы расстаться только с едой. Предлагаешь ограбить какой-нибудь храм?
Он с улыбкой посмотрел вслед шарахнувшемуся в сторону торговцу; а тот лишь делал вид, что вовсе не торопится, хотя пятки так и сверкали.

(&Далара)

[Далара >>>]

- Мои соотечественники по-прежнему не любят расставаться с деньгами, - весело усмехнулся тот, кто стоял у перил.
Теперь он повернулся лицом к спутникам, отчего край подола длинного придворного одеяния свесился с моста, хлопая на пронизывающем ветру над рекой, словно флаг.
- Ограбить храм, чтобы за нами еще и охотились монахи? Нет, спасибо! - с неожиданным раздражением высказался человек в черном.
- А что, Масанари, это могло бы добавить веселья, да и стимул идти быстрее, а не лениво разгуливать по городу. Может, если бы за ним гнались монахи, наш Иэмон не стал бы блуждать, как в лесу, уйдя совсем не в ту сторону, - третий одарил спутников лучезарной улыбкой, зная, что один из них ее не видит, но чувствует.
- Сослепу, - подсказал ему молодой человек.
Масанари презрительно фыркнул.
- Как можно заблудиться в столице, не понимаю, - продолжал «придворный». - Не демоны же тебя водили.
Он присмотрелся к Иэмону, чье молодое осунувшееся лицо носило следы далеко не сытой жизни, а одежда была хоть и добротная, но небогатая и чиненная.
- Сядь, ты едва держишься на ногах.
Ветер, соглашаясь, прошуршал в сухих тростниках; молодой человек с необычными спутниками отыскал местечко посуше и устроился там, не заботясь о грязи. Река здесь была широка, на мелких перекатах играла рыбья мелочь. Старинная, темная от прошедших лет бива в его руках отзывалась негромким гудением на разгулявшийся речной бриз.
- Господин!
К ним, размахивая на бегу руками, спешил толстяк в разноцветной одежде и остатками грима на лице. Он вытирал обритую голову линялым платком и отдувался. От него валил пар, будто от доброго жеребца после скачки, а потом толстяк обливался так, словно только что вылез из бани.
- Господин, наконец-то удалось отыскать вас!
- Что еще за мерзость? – скривил губы Масанари, разглядывая толстяка, как жирную муху, случайно оказавшуюся в супе. – Твой знакомый?
- Каждый зарабатывает на пропитание, чем умеет, - философски отозвался молодой человек. – Один продает свой меч, другой себя, но, в конечном счете, все сводится к таланту.

(und SonGoku)