Игра по чужим правилам, и на чужом поле

[Reylan >>>]

Стебельки поникли, как тюльпаны, застигнутые весенним заморозком, и уродливые цветы клешней стали съеживаться, опускаться, объятые холодом. Ликующие путники не сразу заметили, что это происходит только с дальней частью гусеницы... Она казалась одинаковой, и что это было – кто скажет. Но вот спереди, на обращенной к ним части, открылись огромные глаза – один, второй, третий... пятый. И стало ясно, что это – голова. И там, где она была, мощные – любой маг залюбуется – потоки холода обтекали... нет, словно бы уходили в землю.
Голова угрожающе качнулась в их сторону. Впрочем, приблизиться теперь не могла бы, даже если бы пересекла границу, прикованная неподвижной половиной.
– Клянусь печенкой гоблина! – выругался Гимир.
На лице зимней появилось яростно-упрямое выражение. Резко притянув руки к груди, она стала производить вращательные движения ладонями. Так, словно скатывала ком из чего-то невидимого, и ком этот становился все больше. Не потратив на это и десяти секунд, девушка размахнулась, метнув невидимый шар в голову, целя промеж многочисленных глаз. Пронзительно взвизгнув и уже на лету обретая очертания глыбы льда, снаряд устремился к гусенице.
Глаза перепуганно раскрылись, и существо тоже будто издало визг только молчаливый, отразившийся лишь в глазах. Они выпучились так, словно готовы были вот-вот вылезти... и будто метнули молнии – в землю, куда ушел остаток первого заклинания. мгновенно сгустилось облачко тумана, окутало глыбу и... удержало ее в воздухе, на месте. Она качалась, не подаваясь ни вперед, ни назад.
Увидев, как ее снаряд замер, Рейлан заученным движением вскинула руки, готовясь отбить посланную обратно льдину: такое развитие событий было вполне ожидаемым, студенты зимнего факультета и сами любили пошвыряться сосульками, как они их называли. Самой большой удачей считалось сбить противника с ног его же собственным оружием. Гусеница, однако, делать этого не собиралась, но ангварисс рук не опустила.
– Похоже, у нашего нового знакомого весьма эффективная защита, – Рейлан старалась, чтоб голос прозвучал ровно, не выдавая некоторой досады.

[Хелькэ >>>]

– Отвратительно, – резюмировал Хейлин. – Полагаю, от моего огня проку будет не больше; впрочем, у меня есть другая мысль. Оно ведь не может двигаться, так? Ну, почти не может...
Он почесал кончик носа, сосредоточенно разглядывая гусеницу. Потом продолжил:
– Если бы мы попробовали пройти рядом... Ну не погонится же оно за нами! А я на всякий случай поставлю воздушный щит, чтобы тварь не причинила нам вреда. Если попытается укусить – будет разочарована.
– А оно твой щит не слопает? – спросил воин.
– Не переживай, – утешил его жрец, – если нас слопают, попробуем в кого-то из выживших вселиться, и нас будет трое. Как тебе девчонка?
Он, казалось, был единственным, кого это все никак не беспокоило.
– Лучше бы помог, – наконец соизволил откликнуться Гимир.
– Я думаю. Если чего соображу, помогу!
В это время, словно отвечая Хейлину, щупальца-стебельки сделались почти вдвое длинней. Внезапно все они услышали голос – как будто скрипучая дверь пыталась составить слова.
– Спать хочу!
Маг недоуменно повернулся сначала к Хорну, потом к Гимиру.
– Это же... кто это?
Первым делом воин рефлекторно отступил на шаг и положил руку на рукоять меча, и лишь потом ответил:
– Не знаю...
– Я думал, кто-то из вас шутит, – Хейлину стало совсем не по себе. – А может... – он ткнул посохом в сторону гусеницы. – Или не может?
– Уважаемае...мый...мое, – сглотнув, попробовал заговорить с чудовищем Хорн. – Это...вы сейчас говорили, да?
– Не дерево же, – сердито проскрипел голос. – Я хочу спать!
– Мать наша Такхизис! – прокомментировал Кэллар.
– Не дерево, значит, – закивал бард. Выражение его лица с каждым кивком становилось все более страдальческим. – А вы, простите, кто?
– Не прощу, – скрежещущий голос был слишком нечеловеческим, чтоб можно было различить в нем выражение. Все, что он произносил, казалось сердитым. – Я хочу спать! Страж я.
– Ну и кто же вам не дает? – поинтересовалась Рейлан, все еще держа руки вскинутыми, а заклятье – наготове.
– Страж я, – словно для несообразительных, повторила гусеница. – Хочу, а не могу.

Сообщение отредактировал Хелькэ - 31-03-2010, 16:40

[Reylan >>>]

– Попроси у начальства прислать сменщика, – посоветовала зимняя.
Тварь не ответила.
– Ты б ее не злила, – заметил Гимир вполголоса.
– Кхе-кхе! – заявил о себе Хейлин. – Уважаемый Страж! А что именно вы сторожите?
Гусеница безуспешно попробовала пошевелить задними, закованным в лед конечностями – явно в виде пренебрежительного жеста. Но заклинание Рейлан держало крепко.
– Эту границу!
– И вам, разумеется, нельзя никого через нее пропускать?
Существо пожало стебельками, не удостоив полуэльфа очевидным ответом.
– А вы никогда не пробовали поменять работу? – проигнорировав совет Гимира, поинтересовалась Рейлан.
– Не могу. Если бы вы смогли помочь мне уснуть...
– Моя льдина непременно помогла бы вам, если б вы были более... доверчивы, – немедленно съязвила зимняя.
Бард вздохнул. Очень, очень тяжело.
– Может, вам колыбельную спеть?
– Можно. Только этого, наверное, мало будет. А пока я не сплю, я вас не пропущу!
Хейлин снова заозирался, ища поддержки у товарищей.
– Как по-вашему, – спросил он шепотом, – оно ведь... не серьезно? Или стоит попробовать? Я не исключаю, что чувства юмора у этого червя-переростка попросту нет.
– Думаю, что серьезно, – сказала Рейлан, – Во всяком случае, в той части, где сообщается, что не пропустит.
– Почему не попробовать, – пожал плечами Гимир. – А чем, кроме колыбельной, можно попробовать усыпить?
Он выжидательно посмотрел на магов.
– Моя специализация – холод, – неохотно пояснила Рейлан, – Устроить сон, конечно, можно. Вот только он будет немного такой... ну, знаете, – она помедлила, подбирая нужное слово, – консервирующий. Да и потом, вы же видели, как оно обращается с магией. Если же речь идет о ментальном воздействии...
Она замолчала, не желая сознаваться, что с этим предметом дела у нее обстоят не слишком хорошо. Этот вид магии был непрофильным, и углубленно изучать его ей так и не довелось.
– Кхм, да я спою, что там, – Хейлин взъерошил волосы на затылке, – мне несложно...
Сняв с плеча формингу (та жалобно тренькнула), он решительно направился к Стражу. Конечно, приближаться вплотную желания не было... но должна же гусеница разобрать слова. Хотя бы некоторые.

[Барон Суббота >>>]

– Эту колыбельную мне пела мать, – пояснил бард, бесстрашно усаживаясь прямо на дороге. – Она очень простая и очень... действенная.
Легко провел по струнам, глубоко вдохнул – и затянул, мелодично, негромко и тягуче:

Ветер летит на невидимых крыльях,
Ветер качает верхушки деревьев,
Ветер поет свою грустную песню о том,

Как море играет корабликом ветхим,
Как море волнуется перед грозою,
Как море поет свою грозную песню о том,

Как ночь опускается в волны морские,
Как ночь заставляет утихнуть ветер,
И ночь тебе шепчет прекрасную песню о том,

Как сладко – застыть, позабыв усталость,
Глаза закрыть, позабыв усталость,
И разве не все, что тебе осталось –
Уйти в этот сладкий сон?..

...о том, как ветер летит на невидимых крыльях,
как ветер качает верхушки деревьев...

По решительному выражению лица Хейлина спутники его могли убедиться в том, что продолжать он может до бесконечности, не меняя ни ритма, ни темпа, ни громкости голоса. Менестрель даже начал покачиваться в такт словам, от чего впечатление создавалось... не просто усыпляющее, а убийственное.
А вот у Хорна песня сонливости не вызывала совершенно. Напротив, Лепящий слушал во все уши, ловил каждое созвучие сильного голоса барда и его инструмента. Непохожа была эта песнь на те рваные, грозные марши, что пели в своих мастерских собратья Хорна, повинуясь древнему, ещё до Даров придуманному ритму молота.
Гимир и рад был бы помочь, но солдатские песни и солдатский же голос мало подходили для того, чтобы усыпить кого-то. Стебельки стража покачивались, один глаз сомкнулся, но песня казалась сетью, которую накинули на слишкум крупную рыбу. Честный, хотя и малосимпатичный страж явно не мог уснуть вовсе.
– Ну чего же колдунья медлит? – проворчал Кэллар.

[higf >>>]

Петь при чужаках, какими она, даже не смотря на доверительную беседу с одним из них, продолжала считать своих спутников, Рейлан не согласилась бы, даже если бы это означало, что они навеки застрянут перед этой полузамороженной тушей. К счастью, музицировать не требовалось. Впрочем, то, что предстояло попробовать, тоже вызывало неприятное чувство где-то в желудке. Слишком уж не любила Рейлан публичных неудач, а магия, необходимая теперь, не была изучена ею достаточно хорошо.
Она оглянулась на спутников, вышла вперед, став так, чтоб никто не видел ее сосредоточенно-напряженого лица и выставила вперед руки. Магия разума на то и магия разума, что ничего, кроме оного, для нее не требуется, но, как сказано в пособии для первого курса, начинающий может помогать себе начертанием символов для лучшего их представления.
Интересно, подумала Рейлан, кто-то из зрителей в курсе, что она ведет себя как начинающая? Решительно выдохнув, зимняя принялась за дело. В качестве гипнотического образа она использовала историю, напетую Хейлином. Рисуя одну за другой мысленные картины, она скрепляла их старательно начерченной печатью и посылала в мозг гусеницы, для верности накрывая каждую тонкой светящейся сеточкой, чтоб не разлетались. На пятой картинке она заметила, что пальцы ее начинают мелко дрожать. Такая тонкая работа была ей не слишком привычна, зимняя с тоской подумала о ледяных молниях, в результате чего очередная картинка исказилась и смазалась. Рейлан сердито фыркнула и заставила себя собраться. Отметя ненужные мысли, она продолжила свою ворожбу.
– Слушай, дай помогу! Не спорь! Эх, Верминаарда бы сюда. "Полночь!", и...
Гимир решил не узнавать, что – и.
– Давай, – ответил он и отвернулся от остальных.
Теперь никто не мог видеть, что губы складывались в беззвучные, чужие, незнакомые слова молитвы Владычице ночи, которая может одарить или покарать. Казалось, даже чуть потемнело, хотя бесстрастный, чуждый эмоциям взор, найдись таковой, заметил бы, что света не стало ни каплей меньше.
Чудовище словно бы поникло и съеживалось, закрывая один глаз за другим. На последнем, когда он смыкался, было написано довольное блаженство.

[Хелькэ >>>]

Рейлан опустила руки и отступила на шаг. На спутников она не взглянула, а выражение ее лица сделалось более хмурым, чем раньше.
– Не может быть, – шепотом произнес Хейлин, состроив чрезвычайно удивленную гримасу. – Мы... это сделали? Рейлан, ты великолепна.
Он поднялся с земли, быстро отряхнулся и призывно взмахнул формингой (ах, будь на ее месте старая его лютня эльфийской работы – он боялся бы к ней лишний раз прикоснуться!).
– Чего же мы ждем? Пошли! – и, чуть подумав, добавил: – Только на цыпочках.
– Да, сваливаем, – шепотом подтвердил Гимир, которому быстрее хотелось покинуть это место. И шагая широко и осторожно, словно цапля на болоте, двинулся первым.
А зимняя подошла ближе к Хейлину и тихонько дернула эльфа за рукав.
– Чего такое? – отозвался он по-прежнему шепотом, обернувшись и внимательно посмотрев на Рейлан – не случилось ли что, пока она колдовала?...
– Это ведь ты был? – также шепотом спросила Рейлан. Она посмотрела на эльфа испытующе, вместе с тем на лице ее явственно читалось сомнение, – Ну... помог с колдовством. В конце.
Бард недоуменно поднял одну бровь.
– Да я бы и рад, – ответил он, – но... не моя ведь разновидность волшебства. Совсем не моя, – и пожал плечами. – Честно, не знаю. Ты уверена, что это не скрытые силы, дремлющие в тебе до поры? Иногда такое бывает!
– Уж свою-то силу я отличу от чужой, – заверила Рейлан, – Кто-то вмешался в конце и помог.
Она поочередно перевела взгляд с Гимира на Хорна и вновь поглядела на Хейлина, вопросительно подняв брови.
– Кстати, я бы и сама справилась, – недовольно добавила она.
– Да я знаю! – Хейлин поднял ладонь в предостерегающем жесте. – Но если это поможет мне... э-э, подтвердить свою невиновность, то я скажу честно – ну не умею я одновременно и на лютне играть, и колдовать!
Он тоже покосился на Гимира, потом на Хорна... и печально вздохнул.
– Но я понимаю, что остальные варианты выглядят совсем уж нелепо.

[Reylan >>>]

Лес был совсем непохож на эльфийские владения. В таких местах должны водиться волки, медведи, а то и кто похуже. То справа, то слева высились кучи бурелома, а дорога быстро сужалась. Лес, похоже, был преимущественно хвойный, и свет плохо проникал под его покров. Гимир удивился – ведь такие деревья плохо растут в теплых краях. Впрочем, поежившись, он обнаружил, что когда они прошли пленку, заметно похолодало. На шепот за спиной воин внимания не обращал, стремясь как можно скорее удалиться от стража – а вдруг его кто разбудит?
Вспомнив еще раз свои ощущения, зимняя вновь обратилась к эльфу.
– Допустим, я тебе верю, допустим также, что ты веришь мне, – прошептала она, – Но тогда как ты отнесешься к тому, что среди нас есть еще кто-то, владеющий магией. Техника мне не знакома... Нет, будь у меня больше времени и не будь я так занята, мне непременно удалось бы отследить источник... Но пока что выходит, что ты не все знаешь о брате или друге.
Маг страдальчески воззрился на нее.
– Не то чтобы я жаловался, нет... но большую часть своей эльфьей жизни я с моим братом не был даже знаком. Впрочем, это ничего не решает. Послушай, – во взгляде его запрыгали черти. – Вот что тебе нужно, чтобы ты определила источник? Только время?
Рейлан кивнула.
– И устойчивый сигнал. Он должен колдовать.
Она помолчала, снова придирчиво оглядев Гимира и Хорна.
– И все же странно. Чтобы понять, что ты маг, не нужно особо напрягаться, а эти... да нет в них ничего такого. На первый взгляд.
– Я и на второй-то не вижу, – признался Хейлин. – Эх, жаль, что сигнал должен быть устойчивый... я уже готов подумать, что это не в тебе, а в ком-то из них пробудились дремлющие до поры волшебные силы! Но таким способом мы вряд ли узнаем – а я уже заинтригован, и ума не приложу, что с этим теперь делать.
– Я тоже. Заинтригована, – согласилась Рейлан, – Особенно тем, что наш новоявленный талант решил это скрыть. Ну, положим, я человек чужой. Но с тобой, я так понимаю, они не первый день знакомы...
Он кивнул.
– Точно. Поэтому мне все больше нравится моя стройная, как... – взгляд барда невольно (действительно невольно!) скользнул по фигуре Рейлан, но тут же переметнулся к верхушкам деревьев, – стройная, точно вон та веточка, теория. О силах, дремлющих до поры, – бард нагнулся, сорвал травинку и сунул в рот, – впрочем, знаешь, что меня больше всего настораживает? Я почему-то боюсь взять и спросить прямо, потому что чувствую в этом нечто... нечто такое, с подвохом.

[higf >>>]

Рейлан нахмурилась. Последнее время она это делала особенно часто.
– Мы не будем спрашивать, – решила она, поглядела на Хейлина и усмехнулась, – В следующий раз колдуешь ты. А я – наблюдаю за нашим помощником. Договорились?
– Договорились, – тот просиял. – Чувствую себя таким... таким заговорщиком, просто ужас. Мне даже нравится!
Рейлан покосилась на восторженного эльфа несколько изумленно.
– А я чувствую, что кто-то любит лезть, куда не просят. И когда я узнаю, кто именно... – тихий голос зимней был весьма многообещающим.
– Прольется кровь? – попытался угадать бард.
Не сдержавшись, Рейлан улыбнулась.
– Разве что самую малость. Кстати, не помнишь, что говорил наш наниматель относительно того, все ли должны добраться до финиша? – улыбка зимней сделалась самой невинной, на которую она только была способна.
Хейлин приложил руку к сердцу и воззрился в небеса с благоговением на светлом челе.
– Вот и прекрасно, – произнес он нарочито медленно, низким голосом. – Мне будет, что воспеть в моих новых балладах.
Рейлан неожиданно для себя развеселилась и подхватила шутливую беседу.
– Кого из этих двоих тебе было бы приятнее видеть в качестве замороженного окорока?
– Мне кажется, они оба достаточно костлявы, чтобы превратиться в действительно хороший окорок. Впрочем, если мне будет грозить голодная смерть, я задумаюсь над этим серьезней, – он вытащил травинку изо рта, удивленно посмотрел на нее и отбросил в сторону. – Кстати... или некстати... а у тебя всегда такие убойные методы?
Она пожала плечами.
– Я же маг холода, – она уже не запнулась на слове маг, хотя оно по-прежнему казалось неправильным применительно к себе, – Холод – штука суровая. Но знаешь, я могу действовать тоньше. И если однажды ты проснешься аккуратно примороженным к своему спальнику и осознаешь, что даже ничего не почувствовал...
Она рассмеялась.
– Ладно, шучу. Я думаю, это будешь не ты.
– Я надеюсь, что это буду не я! – выпалил Хейлин.
– Ну, если б я всерьез такое замышляла, разве я сказала б тебе? – успокоила Рейлан, – Гораздо более сомнительны те, кто молчит.
И она снова перевела с Гимира на Хорна и обратно не предвещавший ничего хорошего взгляд.

[Барон Суббота >>>]

И снова с вами неунывающая Топазовая компания!
На этот раз с экстремальными религиозными диспутами.
День второй

Брат Поль, проснувшись к своей страже, обнаружил, что изрядно промерз, а нога затекла – спать на голой земле оказалось не очень удобно. Отвык бродить, привык к своему домику... Но это ведь ничего, миссионеры в странах, где живут людоеды, терпят и не такие неудобства.
Остаток ночи показался священнику длинным. И даже под утро солнце не спешило проникать в пещеру, спрятавшуюся от него за грузным телом старого холма. Светлело медленно, нехотя, но утреннего тумана не наблюдалось, несмотря на близость реки.
Он принялся греть к завтраку кашу, перед едой не преминув вновь помолиться, пока спутники открывали глаза, потягивались и подтягивались на запах еды.
– Хеееей-най! – проснувшийся Гарэль Сорока подскочил на месте и в два прыжка покинул пещеру, оглашая окрестности радостным кличем.
– Хаааай! – Дракон вылетел из ножен, вздымаясь в приветственном салюте восходящему солнцу.
– Псих, – буркнула Маэджана, завернулась плотнее в свое тряпье, закрыв лицо платком, и попыталась досмотреть сон.
Священник проводил его взглядом и пробормотал:
– Полагаю, так он заменяет молитву...
– Нет, что ты, – отозвался Гарэль, подтверждая слухи о великолепном слухе эльфов. – Просто радуюсь, что оно взошло.
– Я возношу за это хвалу Творцу, – отозвался брат Поль. – Ведь он сотворил мир и нас.
И улыбнулся.
– А, – Гарэль, возращающийся в пещеру, вдруг просветлел лицом, явно обретя понимание чего-то сакрального. – Так ты славишь своего отца! Ведь это он сотворил и тебя и твой мир, если разобраться. Так, осмелюсь спросить?
– Конечно! – брат Поль был явно удивлен, что эта вещь не казалась его спутнику очевидной.
– Все вы психи, – снова пробормотала Маэджана, прикрыв голову собственным мешком.
Проснувшаяся охотница (а спящих после воплей эльфа не осталось) вежливо поклонилась сначала Дракону, затем Гарэлю, а потом и всем остальным.
– Светлого утра, уважаемые.
Голос загорянки звучал по-прежнему тихо и не слишком уверенно, будто она все еще сомневалась в том, что кому-то есть дело до её слов.
– Я отправлюсь к речке, – известила она остальных, доставая из сумки простой деревянный гребень.
– Светлого утра, – кивнул священник, решив не тревожить спящую. Тем более мирские соображения, в виде пустого желудка, подсказывали недостойные сомнения в том, что каши хватит на всех, а вновь потрошить мешки не хотелось.

Сообщение отредактировал higf - 11-04-2010, 19:55

[Reylan >>>]

Доспать, впрочем, у воровки не получилось. Усевшись у стены, она смерила священника хмурым взглядом и поделилась своими соображениями:
– Утро светлым не бывает. Че вы все подскочили-то? Да еще расшумелись...
– У нас есть цель и мы должны до неё добраться как можно скорее, чтобы не разделить участь тех несчастных, – напомнила Маэджане охотница.
– Несчастных? – сонно поморгала Маэджана и шумно зевнула в платок, – Каких еще?
– Лишенных памяти, с покалеченными душами, – в голосе Вхен послышались нотки жалости и сострадания.
– А, ну да... – воровка оглядела пещеру. Ее мутный взгляд явно свидетельствовал о том, что она еще не окончательно вернулась из мира снов. Затем она неохотно поднялась и потянулась, хрустнув суставами.
– Все поели перед дорогой? – деликатно напомнил брат Поль.
– Я подкреплюсь в пути, – отказалась загорянка. Возможно, она не желала, чтобы испортилось что-то из её запасов, может, привыкла питаться на ходу, а может быть, просто оставила еду спутникам, понимая, что на всех ее не хватит, а приготовление отнимет драгоценное время.
– Перед дорогой мне надо отлить, – сообщила Маэджана, – ээ... вернее, я хотела сказать, что буду пудрить нос за ближайшими кустами.
Она подняла свой мешок и вышла из пещеры. Едва заметно покачав головой, охотница вышла следом и направилась к речке, вполне вероятно со столь же низменными целями.
Умывшись и приведя в порядок себя и одежду, Вхен уселась на берегу и обратила лицо к солнцу. Загорцы верили, что это светило, как и огонь, являются видимыми проявлениями Творца в нашем мире, поэтому, когда была возможность, обращались к нему рядом с такими. Некоторые племена придерживались традиции возносить молитвы на рассвете и на закате, но Вхен просто обращалась к Тэзерату тогда, когда этого желало её сердце. А сейчас ей, как никогда, требовалась поддержка мудрого и родного божества. Обратив взгляд в небо и щурясь от ярких лучей, ласкающих кожу таким знакомым теплом, она тихо шептала что-то на родном языке, чье звучание удивительно сливалось с шумом воды и мягкими шорохами леса. Лишь завершив молитву, загорянка направилась в сторону приютившей путников пещеры.

[Aertan >>>]

Мара оставалась все так же молчалива, лишь пожелав спутникам доброго утра. Ела зимняя совсем мало.
Разобравшись с естественными нуждами, Маэджана не торопилась возвращаться к спутникам. Она расположилась на траве и размотала платок, скрывающий часть лица, достала из мешка зеркальце и придирчиво себя осмотрела. Затем извлекла металлическую баночку со сметаноподобным содержимым и принялась тщательно втирать крем в кожу лица. Проходившая мимо охотница замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, захваченная диковинным зрелищем.
– Вы не здоровы? – участливо поинтересовалась она у Маэджаны. Мази от недугов были хорошо знакомы лесной жительнице, но их обычно втирали перед сном. Да и не чувствовала она никаких телесных болезней в этой женщине.
– Нет... То есть, да... – крепко закручивая баночку и отправляя ее в мешок, пробормотала воровка, – Ну, не то чтобы... Как его... аллергия. Надеюсь, мы разберемся с нашими делами раньше, чем это средство закончится. Не хотелось бы покрыться пятнами.
Она улыбнулась со слегка виноватым выражением и тут же скрыла улыбку, вернув на лицо платок.
– Если у вас закончится лекарство, я думаю что сумею приготовить вам новое, – вполне серьезно заявила охотница. Как она собиралась делать лекарство посреди незнакомого мира, с растениями, отличными от известных ей, да еще и от болезни, о которой ничего не сказано?
В глазах Маэджаны промелькнуло некоторое сомнение, однако затем она с энтузиазмом кивнула и выразила благодарность. Похоже, способность спутницы к приготовлению зелий ее заинтересовала.
– Так ты, стало быть, знаешь в этом толк? – спросила воровка.
– Меня обучали знать и использовать потаённые свойства растений в борьбе с хворями, – кивнула загорянка. – Если есть все необходимое, я могу приготовлять отвары и мази самого разного свойства. – Уточнять, что в чужом мире, где может не оказаться не то что нужных, но и вовсе знакомых ингредиентов, это может оказаться невозможным, девушка почему-то не стала.
Маэджана уважительно покивала.
– А ты знаешь, бывают такие растения... – она замолчала, подбирая нужные слова, – Они могут... нуу... улучшить настроение, что ли. Особенно, если их правильно обработать. Владеешь ли ты этим искусством?

[higf >>>]

Охотница посерела лицом, будто увидела нечто ужасающее.
– Бывают такие растения, – сказала она наконец. – Из них готовят напиток, дурманящий разум и подчиняющий слабых духом хитрым речам. Я никогда не приготовлю такого, – закончила Вхен. Отвернувшись, она молча зашагала в сторону пещеры.
– Не только напиток. Еще их можно жевать и курить, – бросила вслед Маэджана, пожав плечами.
Продолжать этот разговор загорянка не стала. Вернувшись в пещеру, она молча подхватила опустевший котелок, собрала испачканные миски, вытащила вместительный бурдюк из сумки и вновь отправилась к речке. На этот раз охотница отсутствовала недолго. Вымытая посуда вернулась на свои места, сумка собрана и повешена на плечо.
– Мне кажется, нам пора, уважаемые.
– Ранняя пташка червячка ловит, – припомнил поговорку островных соседей отец Поль, который был давно готов.
Больше ничто не препятствовало выходу в путь, и вскоре они бодро шагали по тропинке среди весьма мрачных кустов, которые солнце скорее оттеняло, чем освещало.
– Бог благословляет наш путь, – заговорил священник. Надеюсь, мы скоро выберемся из этой мрачной страны порождений могилы.
Слова служителя неведомого пока бога вывели Вхен из лабиринта мрачных мыслей и дурных воспоминаний. Вопросы, которым не нашлось времени прошлым вечером, принялись с новыми силами рваться наружу, желая воплотиться в сущий мир в тихом голосе загорянки.
– Простите за мою навязчивость, уважемый, – осторожно начала девушка, – но что такое "могилы", – повторила она незнакомое слово, – порождениям которой населена эта страна?
– В могилах хоронят мертвых, – брат Поль смутно припомнил, что уже говорил что-то об этом, но решительно забыл, что именно.
– Вы говорили, что возвращаете тела умерших земле, – оказалось, что девушка внимательно слушала то, о чем рассказывал тогда священнослужитель. – Могила это какое-то особое место?
Он почесал в затылке. Даже дикарям не приходилось это объяснять. С чего же начать? Пожалуй, сначала. Под бодрую ходьбу о погребении... Тьфу ты!
– Согласно обычаю, мы кладем мертвых в гробы... Это длинные деревянные ящики, специально для погребения... И закапываем их в землю, после соответствующей молитвы. Так велит Святое писание.
– И вы делаете это для того, чтобы вашему богу было легче вернуть тела праведным, так? – уточнила девушка.

[Барон Суббота >>>]

– Да, когда придет пора воскрешения мертвых, – довольно кивнул священник.
На лице Вхен, безуспешно пытающейся понять путь души, что описывал мужчина, появилась растерянность.
– И когда придет такая пора?
Это было очень ответственно – ведь слушала его не только загорянка, но и все остальные спутники. И он должен привлечь их, добиться внимания...
– Это точно знает только Бог. Однажды, когда мир прогнется под тяжестью грехов и исчерпает свое предназначение, он будет слишком стар и готов пасть к ногам Зла – придет Бог и защитит людей. А потом воскресит всех живших когда-либо, в расцвете их сил и разума, вернет им тела. И те, кто достоин, кто прошел испытания – обретут новую жизнь в лучшем мире, где нет зла и болезней.
Понимания в вишневых глазах не прибавилось, но решимость разобраться в причине, заставлявшей людей добровольно обрекать души на плен, никуда не исчезла.
– А в чем предназначение мира? – охотница попыталась восстановить полную картину в своем воображении, но особого успеха не добилась.
Священник грустно пожал плечами.
– Возможно, если бы мы поняли, в чем состоит замысел Божий, то он был бы исполнен. Но пока что мы не в силах этого постичь. Люди несовершенны.
– А что такое грех? – все с той же наивной непосредственностью продолжала расспрашивать загорянка.
– Плохой поступок, – на этот раз священник был предельно лаконичен.
– Плохой для кого? – не поняла девушка.
Брат Поль ускорил шаг, чтоб не отставать от более длинноногих товарищей. Местность постепенно расчищалась.
– Просто плохой. Украсть. Убить. Чрезмерно возгордиться и заноситься. То, что приносит вред твоим сородичам или унижает их. Разве у вас не так?
Прежде чем ответить, охотница снова задумалась. То ли этот процесс давался ей с определенным трудом, то ли она привыкла обдумывать то, что намеревалась произнести.
– Похоже, – не слишком уверенно сообщила она. – У нас плохо поступать не по душе, не смотреть в себя и мириться со скверной в себе и мире. Вредить другим, красть и убивать почти всегда противно душе, самой её природе. Но если воин защищает свой дом и убивает того, кто пришел разрушить его мир, он поступит так, как велит его сердце. Печально, что он не сумеет исцелить душу этого человека, но иногда просто не остается выбора. Это грех?

[Reylan >>>]

– Это не грех – убивать воину. Пока не грех, ибо мы не пришли еще к совершенному миру, который задумал создатель. Но всегда ли можно доверять собственной душе? Разве душа вора не шепчет ему часто – укради, чего не хватает? Человек бывает слаб и легко поддается соблазнам. Для того и существует заповедь "Не укради", ибо иначе слабый духом мог бы оправдаться перед собой, что не знал, что это плохо. Что его душа повелела так ему...
– Наши песни тоже призваны научить людей, заставить их задуматься над тем, что они творят, – обрадовалась Вхен. – Душа всегда страдает, когда приносит боль другой душе. Просто иногда мы не видим не видим и не понимаем этой боли и предания рассказывают помогают нам лучше видеть друг друга и себя самих.
Мысленно вернувшись к началу беседы, словно охотник, идущий по следу зверя, и ненадолго свернувший в сторону, девушка продолжила осмысление чужеземного обряда погребения, пересказывая услышанное на свой лад.
– Получается, что когда мир настолько наполнится скверной, что будет готов вернуться в изначальное Ничто, придет ваш бог и защитит вас?
Высказав это вслух, загорянка даже приостановилась, пораженная открытием.
– Выходит, вы заранее готовитесь к поражению в борьбе с собственным несовершенством? Вы ждете, что вас спасет ваш бог и тех, кто очистился от скверны и стал совершенней, он возродит в старых телах и отправит в новый мир, лишенный изъянов?
Брат Поль посмотрел на девушку с жалостью и отчаянием одновременно. Ну как, как же пояснить ей, переиначивающей все по-своему.
– Нет. Но у Творца есть противник. Сатана, повелитель зла. Люди в силах бороться с людьми, но без помощи Бога не могут повергнуть Сатану, ибо он могуществен. А мы выбираем между трудным путем добра и легким – зла. И бог не будет спасать тех, кто выбрал стезю греха. Он отделит своих, от тех, кто сам отвернулся от спасения. Ведь ваши воины не чтут предателей?
– Наш народ не чтит само предательство. Если человек, совершивший его, взял свой урок и избавился от этой скверны в себе, то он будет вновь принят и прощен. Мы все несовершенны и приходим в этот мир учиться. Не совершает ошибок только тот, кто не совершает вообще ничего. Если отрекаться от всех, хоть раз совершивших злой или недостойный поступок, то останешься одинок.

[Aertan >>>]

– Я не говорил об одном разе, – возразил отец Поль. – Я говорил о тех, кто выбрал путь зла, укрепил его в своем сердце и не отрекся. За что прощать их? Да, Бог милосерден, он дает возможность изменить себя и прийти к нему до последнего дыхания. Хочешь, я расскажу притчу?
Охотница благодарно кивнула. Истории о деяниях часто позволяют куда лучше понять то, что не просто объяснить напрямую.
– Да, несомненно.
– Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой, и, договорившись с работниками по серебряной монете в день, – отец Поль решил не употреблять слово "динарий", – послал их в виноградник свой; выйдя около третьего часа, он увидел других, стоящих на торжище праздно, и сказал им: идите и вы в виноградник мой, и, что следовать будет, дам вам. Они пошли. Опять выйдя около шестого и девятого часа, сделал то же. Наконец, выйдя около одиннадцатого часа, он нашел других, стоящих праздно, и говорит им: что вы стоите здесь целый день праздно? Они говорят ему: никто нас не нанял. Он говорит им: идите и вы в виноградник мой, и что следовать будет, получите. Когда же наступил вечер, говорит господин виноградника управителю своему: позови работников и отдай им плату, начав с последних до первых. И пришедшие около одиннадцатого часа получили по монете. Пришедшие же первыми думали, что они получат больше, но получили и они по динарию. И, получив, стали роптать на хозяина дома и говорили: эти последние работали один час, и ты сравнял их с нами, перенесшими тягость дня и зной. Он же в ответ сказал одному из них: друг! я не обижаю тебя; не за серебряную монету ли ты договорился со мною? Возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив от того, что я добр? Могут стать последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных.
Священник замолчал и испытующе посмотрел на девушку – поняла ли? Опасения, похоже, оказались не напрасны. Брови на смуглом лбу задумчиво сдвинулись вместе, а открытый взгляд казался растерянным.

[higf >>>]

– Эти работники не привыкли соблюдать договоров, – сделала вывод Вхен, – и хозяин был в своем праве назначать любую плату. То, как несправедливо он ведет дела, ведёт к тому, что эти работники больше не вернутся к нему, или будут попадаться ему на глаза к вечеру. Но я так и не поняла, кто и почему среди званых был избранным?
Во взгляде охотницы было столько искреннего желания понять, чему же учит эта притча, что даже не получалось обидеться на её бестолковость.
– Я знаю, о чем это, – подала голос молчавшая до того Маэджана, – В некотором роде, очень заманчивые условия у этого божества, если постичь, в чем здесь соль. Ты можешь всю жизнь соблюдать его правила, а можешь не соблюдать. Главное – успеть подписать договор до того, как отбросишь копыта. И тогда – ты в выигрыше.
Брат Поль помотал головой.
– Это лишь иносказание. В нем говорится о том, что искренне принявший Бога будет принят как равный среди других. Если он, как ты сказала, избавился от скверны в себе. Именно искренне, – он сердито посмотрел на Маэджану, – а не с расчетливым лицемерием!
– Боги ведут себя абсолютно также, – парировала воровка, – Мы нужны им не меньше, чем они нам. И я скорее поверю тому из них, кто честно называет свою цену, а не рассуждает столь ненадежными категориями как...
Она замолчала, не сумев подобрать нужного слова.
– Я верю в том, что Создатель мудр и добр, – сухо отрезал отец Поль.
– А кто спорит? – невозмутимо ответила Маэджана, – Я лишь говорю о том, что и он преследует свою выгоду. Не вижу в этом ничего плохого.
– Неужели тебе в этом тяжелом мире никогда не хотелось просто любить и верить? Не рассчитывая мелочные выгоды? – священник даже остановился на тропке, выводящей их на широкую лужайку, поросшую зеленой, даже чересчер зеленой травой. – Или ты скрываешь это? Бог наполнил наши сердца добром, а мы прячем их...
– В этом? – переспросила воровка и огляделась, – Не сказала бы пока, что он так уж тяжел. Видала я места и похуже. И кстати, там, где похуже, на любовь времени нет. Там только успевай уворачиваться. А вот где получше, почему бы и не полюбить.
Она усмехнулась в платок.
– Главное – найти, кого.

[Барон Суббота >>>]

– На любовь всегда есть время, – не согласилась загорянка. – Она составляет суть нашей души. – Коротко поклонившись священнику, Вхен приложила руку к сердцу: – Мне кажется, я поняла, о чем говорит эта притча. Не так важно быстро или долго давался тебе урок, важно то, что душа получила его и стала совершенней, ближе к богу. Но... – девушка замялась и смущенно продолжила, – я так и не поняла что происходит с теми, кто отказывается учиться и проходит мимо всех посланных ему уроков.
– А я не поняла, зачем нужны эти уроки, – добавила Маэджана. На Вхен она посмотрела со странной смесью непонимания и сочувствия. Впрочем, рассудила она, что взять с человека, у которого при упоминании о такой невинной вещи, как дурман, лицо делается цвета застиранных портянок.
– Уроки нужны, чтоб стать лучше... А что случается с плохими людьми в твоей стране, – брат Поль перевел усталый взгляд с Маэджаны на Вхен. Да, беседа давалась нелегко!
– Они воплощаются вновь и вновь, жизнь за жизнью сталкиваясь с уроком, повторяющимся на разные лады, – пояснила охотница. – Нередко близкие ему души тратят свои воплощения на то, чтобы помочь такому человеку пройти его урок. Так для скупца такая душа может воплотиться любимой, которая погибнет из-за его скупости. Урок получается жестоким, но значит, иначе было не достучаться. Тот, кто должен был воплотиться, чтобы познать самопожертвование, может родиться в годы войны, – глухо добавила она, – и победой для него будет погибнуть, защищая то, что ему дорого. Все, что происходит с нами в жизни, это наши уроки. Кому-то они даются легче, кому-то труднее, но все служат совершенствованию и росту наших душ.
– Лучше – понятие расплывчатое. Лучше для кого? Мой незабвенный учитель, Тамай Калифер, сказал, что я стала значительно лучшим... профессионалом, когда научилась отыскивать пространственные коридоры. Он мной так гордился. Его уроки даром не прошли. А вот хозяин дома, на котором я впервые опробовала свои новые знания, вряд ли был в восторге. А у охраны лица так и повытягивались, когда они увидали... – в глазах Маэджаны зажглась мечтательная искорка – воспоминания явно было приятным. Затем она обернулась ко Вхен, – А в твоей версии тоже много неясностей. Вот, например, эта любимая... Хочешь сказать, что для нее все решено заранее?

[Reylan >>>]

– Да, – кивнула та. – С этой целью она намеренно воплощается, и в этом задача – помочь родной душе, даже ценой потери воплощения.
– Она получает что-то за выполнение этой работы? – с неподдельным интересом спросила Маэджана.
– Это не работа, – покачала головой девушка, – это её добрая воля. Её помощь родным душам. Её решение.
– Ах, помощь... – протянула Маэджана, – Ну, тоже дело хорошее.
Тон ее, впрочем, ясно говорил о том, что разговоры о бескорыстной помощи ей не так интересны, как разговоры о вознаграждении, пусть даже она на него не претендовала.
– Люди должны следовать заповедям Божьим, – вновь вступил священник. – Пусть мы пока не в силах все понять, но там говорится, что хорошо, что дурно. И мы узнаем это. Творец создал нас, и мы следуем его путем. Но те, кто отрекаются от него, подобны детям, проклинающим родителей. Они не попадут в Царство Божие, а будут отданы во власть Сатане, которому служили при жизни. И ввергнуты в огонь.
– Во власть кого? – озадаченно переспросила загорянка.
– Врага Бога, Владыки зла.
– А зачем этот бог отдает своему врагу тех, кто не захотел к нему примкнуть? – изумилась Маэджана, – Нет, я, конечно, понимаю, он может быть раздосадован тем, что не все захотели ему служить, но увеличивать количество адептов у своего конкурента..?
Воровка растерянно развела руками.
– Каждому воздастся по делам его! – в глазах брата Поля загорелся огонек. – Праведных ждет страна дружбы и любви, рай. А грешных – ад, геенна огненная, ибо Сатана находит удовольствие в мучение попавших к нему душ.
– Геенна огненная... – в глазах Маэджаны мелькнула искорка понимания, – а это случаем не такое место, где лавовые реки, черные облака, пахнет отвратительно, а большинство местных жителей – хвостаты, рогаты, клыкасты и временами крылаты, как наш недавний знакомец-трактирщик?
– Ты знаешь про Ад? – отец Поль изумился и вновь остановился.
– Я много где бывала, – охотно поделилась воровка, – Хотя по-моему местные называли эти земли как-то иначе...
Между ее бровей пролегла морщинка, девушка пыталась что-то вспомнить.
До этого момента Гарэль просто шёл рядом с Азрой, внимательно слушая их беседу. Он всегда любил сказки, песни и мифы других народов, а уж послушать про чужих богов от их служителя...

[Aertan >>>]

Впрочем, брат Поль явно молился кому-то одному, что ничуть не делало предмет беседы менее интересным. Сорока слушал и слушал, пока речь не зашла о пресловутой Геенне.
– Хей-най! – удивился он. – А где же смысл, осмелюсь спросить?
– Кара грешникам, – терпеливо ответил священник. – Но оттуда может выбраться только демон.
– Ну, ладно, детей тоже иногда наказывают за шалости, – Гарэль озадаченно и как-то по-кошачьи вздрогнул кончиком уха. – А что потом?
– Ничего, – сказал священник строго. – Они сделали свой выбор.
– Тогда зачем же их карать? Если потом ничего не будет – они ведь не смогут выучить урока и показать, что исправились, разве нет?
– Им была дана целая жизнь...
– Ну да! Но зачем наказывать, если потом ничего не будет? Или... ему просто нравится мстить и наказывать? – эльф нахмурился.
Перед его глазами живо вставали картины истории собственного народа. Картины, участником которых он никогда не был, но которые видел глазами своего отца – талантливого рассказчика, не жалевшего ни сердца, ни слёз, чтобы рассказать младшему поколению – какой ужас творили их предки.
Вырезанное селение. Кровь на аккуратных улицах. Раньше здесь жило смешное племя людей – низкорослых, добродушных, спокойных. И очень сильных духом. Настолько, что однажды они набрались храбрости и таки сумели изловить эльфа-эмиссара, пришедшего ночью за их детьми. Они его не мучили – просто повесили, а потом отнесли тело к опушке леса, откуда приходили ночные гости. Следующее утро встретило только пепелища и стоны умирающих плохой, страшной смертью людей. Эльфы никого не пытались ничему научить. Они просто отомстили, и им это понравилось.
– Вы не понимаете, – лицо брата Поля исказилось страданием. – Бог любит нас, нас всех, своих детей. И эту любовь надо принять, ибо она есть счастие. Но тот, кто раз за разом отказывается от любви – разве не сам он, знающий, что предается Сатане, виноват в том, что тот с ним содеет? Не Господь мучает в Аду, а владыка Ада. Милосердие Творца велико, и он каждому протягивает руку – но не хочет заставлять нас и тянуть за руку того, кто ее постоянно отталкивает, хотя готов ждать до последнего мига. Бог есть любовь, но мы свободны в выборе, иначе были бы куклами. И должны отвечать за свои деяния. Бог любит каждого, поверьте!

[higf >>>]

Страсть, зазвучавшая в голосе, словно бы приподняла невысокого человечка, сделала его выше ростом и даже шире в плечах.
– Ээ... как вы все удачно поделили на этих двоих, – заметила Маэджана, – Остальным богам это не понравится.
– А если любит, то зачем наказывает?! – глаза Гарэля округлились чуть ли не до человеческого разреза. – Ну зачем, для чего?
– Не он, Сатана мучит! – почти выкрикнул священник.
За что Бог покарал его косноязычием? Как, как объяснить, передать то, что он чувствует, этим людям, которые все переиначивают по-своему. Он сам не заметил, как подумал об остроухом, как о человеке. Впрочем, какая разница? Он был больше похож на соотечественников француза, чем обитатели Конго или жители далекого и загадочного Китая.
– Но вы же сказали "будут отданы во власть Сатане", – напомнила воровка, – А не сам Сатана... это самое... сцапает в общем. А раз у вас по штату прочие божества не предусмотрены, стало быть, отданы будут этим вторым? Ну, который первый?
– "И если вы скажете ему – не знаю тебя, то потом и он может сказать – не знаю вас", – судя по тону, во вспышке служитель Бога исчерпал свои слова и явно цитировал. – "Бог отступится после смерти от тех, кто всю жизнь отступался от него".
– Ну вот вам, пожалуйста. Те же самые "ты – мне, я – тебе", а еще меня мелочными выгодами попрекали. А то что у бога размах иной, так на то он и бог. Но суть от этого не меняется, – удовлетворенно заключила воровка.
Гарэль вопросительно посмотрел на священника, явно очень сильно ожидая услышать ответ. Дракон, судя по тому, что рука Сороки непроизвольно вытащила его из ножен примерно на палец, тоже весьма заинтересовался.
Но если им и было суждено узнать ответ священника, то не в этот раз. Путники наконец пересекли поляну – и Мара, которая шла первой, ступила туда, где кусты указывали продолжение тропки. Кусты вздрогнули, будто отшатываясь от оглушительного хлопка, развернулись серые, покрытые перьями крылья – и зимняя взвилась в воздух. Не сама, в когтях огромной твари, похожей на птицу, но была ли то птица – не мог бы сказать даже зоркий эльф, ибо существо слилось с посеревшим за время разговора, затянувшимся облаками небом. Видно было лишь, что девушка явно лишилась чувств – так безвольно обвисло ее тело.