Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

Франкские буквы аккуратной вязью ложились на пергамент, испещренный уже тысячами этих знаков. О многом поведано было в хронике сей - и о коварстве, и о доблести, и страданиях, и о власти, что преображает любого человека. Но последняя глава была еще не дописана, еще не поставлена была точка в повествовании о молодом конунге, возжелавшем править всей Норвегией. И вновь скрипело перо...

После того, как Харальд конунг подчинил себе Южный Мёр, Вемунд, брат Аудбьёрна конунга, удержал Фьорды и стал конунгом в этом фюльке. Была уже поздняя осень, и люди советовали Харальду конунгу не пускаться на юг за мыс Стад в холодную пору. Тогда Харальд конунг посадил Рогволда ярла править обоими Мёрами. При нем было тогда очень много народу. Затем Харальд конунг повернул на север назад в Трандхейм и там провел много времени.
В ту же самую зиму Рогволд ярл пустился по внутреннему пути к Эйд и дальше на юг во Фьорды. Там к нему присоединился Кари из Бердлы со своими людьми и оба они отправились по Фиордам. Им донесли, где Вемунд конунг, и они подошли ночью к месту, которое называется Наустдаль. Вемунд конунг пировал там. Рогволд ярл окружил дом, в котором шел пир, и сжег конунга и с ним девяносто человек. После этого к Рогволду ярлу присоединились многие знатные люди Фиордов. Рогволд захватил корабли, которые были у Вемунда конунга, и все добро, которое он у того нашел, а Кари из Бердлы отправился на север в Трандхейм к Харальду конунгу, чтобы стать его человеком.
Харальд в ту пору с ближайшими соратниками праздновал рождение наследника в Хладире и оттого в усадьбе собралось много знатных людей. Гутхорм же, дядя конунга, настаивал на том, чтобы Харальд продолжал начатые завоевания.
Не способные более продолжать войну, правители Теламерка и Роголанда, конунги Хроальд и Сульки обосновались в Агдире, копя силы и ожидая случая захватить Сарасберг, где в окружении наемников правила землями сына мудрая кюна Рагхильда.
Эйрик Конунг Свеев и Гаутов, сильно уязвленный нападением ругов, на время забыл о планах покорения Норвегии и всю помыслы свои устремил к осуществлению мести за гибель лучших воинов и любимого ярла.
Гандальв Серый, усмирив мятеж в Альвхеймаре, вторгся с небольшим отрядов в Гудбрандсдалир и захватил несколько деревень, прежде чем наступили холода, заставившие его прервать наступление.
Однако единственной силой, способной противостоять Харальду являлся не затронутый еще войной Хардаланд, где правил отец прекрасной Гюды, конунг Эйрик Ватнарсон.
В разоренном же Вингульмерке Оттар Рваный и Асмунд Кровавый, со своими бесстрашными воинами, искали возможность отомстить Рагхильде за убийство Эйнара и гонения на христианскую веру.
А вдали от них, копил силы непримиримый враг Харальда, жаждавший отмщения...


Долгие дни складывались в долгие месяцы, прохладные осенние ветра стали морозными, а спокойное некогда море все чаще штормило. Год медленно завершался, полз, точно улитка к своему неизбежному финалу и ничто уже не могло предотвратить его, как ничто не могло изменить произошедшей в Мере трагедии, и лишь мерный ход времени стирал даже саму память о случившемся. Но Сельви Разрушитель помнил, помнил все до последнего слова, до последнего взмаха меча - помнил яд предательства и горечь поражения, помнил боль утраты и жар всепоглощающей ненависти. Помнил он и свою клятву, и ту жажду мести, что снедала его изнутри.
Рогволд. Ивар. Хрольв. Хакон. Сигурд. Гутхорм. И Харальд. Эти имена он не забыл даже стоя одной ногой в царстве Эгира, эта месть дала ему силы выжить тогда, когда любой человек умер бы и он должен был ее исполнить, но что проку с мести, когда ты слаб и жалок. Лучший воин Мера превратился в калеку после всего одной битвы. Тот, кто стяжал себе славу Разрушителя, оказался бессилен против коварства врагов - шестеро дралось с ним - и трое ныне мертвы, но он так и не добрался до Харальда, до человека, лишившего его всего, что ему принадлежало.
В первые дни Сельви был так слаб, что едва мог поглощать пищу, которую приносили ему сердобольные рыбаки - старик и старуха приютили его и выхаживали, хотя порой им самим нечего было есть. Сольскель - слишком бедный остров, на нем даже деревенский староста ходил в обносках, а главным праздником для всех жителей было очередное кораблекрушение, поскольку тогда они могли собрать вещи невезучих мореплавателей, которые выбросило бы на берег - в день той битвы сольскельцам очень повезло, видимо поэтому они и не добили Сельви, а стали лечить его, сочтя появление из моря едва живого юноши добрым знаком - Эгир и Ньорд не приняли его в свои чертоги.
Первую попытку подняться с ложа юноша предпринял на четвертый день - он чуть приподнялся на локте, но затем упал и зашелся столь сильным кашлем, что казалось еще немного и его внутренности вырвутся наружу. На хрипы его девушка прибежала, дочка рыбаков Сельви приютивших и улечься удобнее ему помогла. Никогда еще стыда такого не испытывал Разрушитель - что бы на него, лучшего из мужей Мера, дева молодая с жалостью смотрела, старцем дряхлым он себя ощутил, самым жалким из нищих, по дорогам скитающихся. Все отнял у него Харальд - и родню, и владения, и здоровье, и любовь женскую, но час придет - и сполна будет возвращен долг этот, в том уверен был Сельви, внук Неккви, сын Хунтьова.
На десятый день он уже мог вращать головой, и движение это не сопровождалось постоянной, давящей болью. Местная знахарка оказалась сведуща в травах и настойках, а потому раны его заживали, пусть медленно, но все же он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Иногда Сельви улыбался, натужно и неестественно, через силу - улыбаться искренне он перестал после гибели деда. Порой от долгого лежания у воина начинали болеть ноги или руки, и тогда ему приходилось звать людей, чтобы они помогли ему перевернуться - это было унизительно для человека его достоинства, но он готов был пережить любое унижение, лишь бы потом расквитаться с Харальдом. Сельви верил, что именно эта ненависть подпитывала его силы и возвращала здоровье быстрее, чем на то надеялась знахарка, приходившая каждые три дня и удивлявшаяся, что он поправляется так быстро, да еще с такими ранами, с какими взрослые мужчины отправились бы в Чертоги Павших.
- Я еще не все дела в Мидгарде завершил, - отшутился он впервые за последнее время, когда к нему стал возвращаться дар человеческой речи, вместо бессвязных стонов и криков, когда губы становятся точно деревянные, а слюна медленно капает на пол, стекая по щекам и шее. В такие моменты вспоминал конунг о старом конунге Ауде, что на склоне лет беспомощен стал, как младенец - но то старик древний, а он, Сельви в расцвете сил был совсем недавно.
Дочь рыбака часто сидела подле него, рассказывала о своей жизни, о новостях, которые появлялись в Сольскеле с таким опозданием, что уже переставали быть новостями, иногда в беседу вступал Сельви, но ему трудно было связать несколько слов, и уж тем более фраз, он часто повторял одно слово по несколько раз, а порой его голос становился так тих, что его едва можно было слышать. Девушка успокаивающе гладила его по волосам… из жалости, а он сам мог лишь улыбаться глупо, потому что руки не слушались его, как не слушалось все тело - и он гадил под себя, а людям, приютившим его приходилось за ним убирать и омывать его. Порой он думал, что лучше бы умер, но нет - было еще ради чего жить, ради чего позор небывалый испытывать.
Когда первый месяц осени к концу своему подошел, смог наконец воин рукою правою пошевелить, да на левой пальцы оживать стали - пусть покалывание он в них постоянно чувствовал и слабость великую, но все же приятно то было, что возвращалась силушка к нему и не век еще лежать на полатях оставалось. Наутро попытался есть самостоятельно юноша, но ложка из пальцев отвыкших выскальзывала - пришлось разминать их, сгибать-разгибать, да дочь рыбака попросить, чтобы растерла, но и тогда им ни гибкость прежняя, ни сила не вернулись - раньше сжимали они топор боевой крепко, теперь не могли и веточки удержать. Тяжко было слабость такую осознавать гордому воину, но не сдавался он, вновь и вновь попытки предпринимал, понимая, что не сумеет иначе с ложа скорбного своего подняться, если сейчас отступится. И потому продолжал сражение тяжелое с миской и ложкой деревянной Сельви и стократ сложнее ему битва эта казалась, нежели с оркнейцами или иными врагами.
День за днем, неделя за неделей, недуг тяжкий, приковавший Разрушителя к постели отступал, медленно, неохотно сдаваясь под напором могучего духа мерского конунга. Вот глазам вернулась зоркость прежняя, и видел он перед собой уже не силуэты расплывчатые, да очертания невнятные, все детали мелкие ныне мог разглядеть Сельви, но на что ему смотреть было - на потолок дощатый, да стены бревенчатые? Вот впервые пальцы крепко сжали ложку деревянную, и сам он из миски похлебку стал есть, чуть приподнявшись на локте. Вновь чувствовал он ноги свои, однако попыток подняться не предпринимал пока - понимал, что не сумеет встать, что слишком медленно возвращается к нему сила былая, но готов был Сельви и по капле ее собирать, лишь бы после шанс отомстить представился. Только ради мести, что изнутри душу его сжигала, вырвался он из объятий Хель и теперь жаждал загнать в Хельхейм тех, чьи лица снились ему каждой ночью: Хакона, Грютинга, Рогволда и Харальда, но не просто убить их, а заставить страдать так, как страдал он сам все это время.

В Главных Ролях:
Дарклайт
Хеллиш Кэт
Скальд
Мориан
Некропехота
Оррофин
Серж
Сигрид
Сарина
А так же Визет в роли Эгиля...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 2-07-2008, 16:40

Гудбрандсдалир. Гандальв Альвхеймарский.

Зимние метели застали Гандальва в одной из деревень Гудбрандсдалира, вотчины прежнего союзника, предательски погубленного Харальдом Агдирским. Собственно, и воевать зимой, когда земли норвежские сладко спят под снегом и льдом, придумал коварный волченок. Но кто посмел бы сказать о том ныне, в дружине его злейшего ворога? Мужей, что были бы столь смелы – и одновременно столь глупы, дабы испытывать терпение Гандальва, ныне здесь не было.
Со времен возвращенья из земель англов и кельтов, тень неудачи, казалось, нависшая над Альвхеймаром, будто сгинула без следа. Добыча конунга была довольно богатой, а расправа над бунтарями – достаточно лютой, чтобы укоротить самые говорливые языки. Время, прошедшее с возвращенья из викинга, конунг потратил на решение дел усадьбы и сопредельных земель, а попутно заставил закостеневших в лагоде бондов укрепить конунжий двор и тын, окружавший селение близ усадьбы. Эти дела заняли время, и отсрочили начало похода до холодов. Но ныне конунг был спокоен за оставленный дом, и мог думать о грядущей войне. Харальд, что стервятник – летел туда, где чувствовал запах мертвячий, что шел от гниющей власти слабых конунгов. Но Гандальв искренне верил, что трус, подобный агдирцу, не сдюжит в честном бою. Если он, конунг Альвхеймара, разрежет своими войсками земли щенка на две части, в них воцарится безвластие. Ярлы, поставленные Харальдом над покоренными землями, не пользовались всеобщей любовью, а, значит, люд будет лишь рад сменить их на лучших властителей. В этот раз все получится. С прошлого поражения прошло уже достаточно времени, чтобы с чистой совестью счесть его происками Локи и продавшейся ему ведьмы Рагхильды. Жрецы были лишь рады то подтвердить, что, конечно, отлилось им жертвенной кровью, щедро пролитой в честь асов и ванов.

Однако же, не один Гандальв слал лазутчиков в земли чужие. Мужи, окружавшие Харальда, и бывшие советниками и подмогой юному властелину, тоже не зря пили мед за конунжьим столом. Так что движенья дружины Альвхеймара не укрылись от их зоркого ока. Многомудрого Хакона и славного битвами Гутхорма никто в Скандинавии не корил трусостью, да и Рогволд Мерский, хоть и стяжал власть предательством конунга Неккви, вполне мог встать в одиночестве супротив пятерых. Но знали они – не все битвы можно выиграть в чистом поле, иной раз ловкий язык да своевременно пущенный слух гудят больше врагов, чем меч и секира. Думы Гандальва, вновь поднявшего голову, вызвали опасение на совете. Ведь, если удастся альвхеймарцу дело замышленное, Харальд, и впрямь, в трудное положение попадет. А потому порешили советники рассказать Гандальву про победы Харальда во фьордах. Коли б не знал того конунг Альвхеймара – с легким сердцем пошел бы в поход. А ныне же выходило, что волком Агдира сделан еще один шаг к вотчине Гандальва. Как не доблестен властелин, а без родовых земель да дома, завещанного предками, он вовсе не конунг, а вовсе бродяга, пусть и удачливый в битвах. Так пусть же поколебаться. Кто сомневается перед походом – уже почти побежден, как говорили многомудрые старцы.

(с Тэльтиаром)
Конунг Харальд стоял на носу Волка Волн, всматриваясь вдаль - унылые скалистые фиорды тянулись по левому борту едва ли не с той поры, как его флотилия миновала Раумсдаль, и, быть может, среди камней было немало скрытых бухт, где мог бы причалить драккар, однако для такого множества кораблей, какое собрал сын Хальвдана, необходим был большой песчаный берег. Харальд не доверял человеку, вызвавшемуся довести его корабли до такого берега в Фирдире, поскольку он был фиордец и перебежчик. Однако же, теперь его войско на две трети состояло из перебежчиков, понявших, что он может дать им гораздо больше, нежели их конунги. И все же, берсерку Кари, человеку изгнавшему собственного сына, Харальд не доверял - старый лендрман не понравился ему еще при первой встрече, во Хладире, когда тот прибыл с небольшой дружиной сообщить, что Фиорды склоняются перед могуществом Харальда. За эту весть берсерк получил славную награду, но после, от Альвира конунг узнал, что за гонец прибыл к нему и велел приставить к Кари людей, следить за каждым его действием. На следующий же день конунг велел собирать войско и готовить корабли к долгому плаванию - не дожидаясь весны, желал Харальд прибыть в свои новые владения - и вот полторы сотни кораблей отплыли от берегов Транделага, Халагаланда и Северного Мера по его воле.
Гутхорм-ярл шёл к своему племяннику, широко шагая меж гребцовых скамей и, грозно поглядывая на новичков - вошли ли в руку с остальными?
- Ну что, Харальд, - спросил он, остановившись в полушаге от племянника. - Готов ли ты к завоеваниям? И, что самое главное покинул ли тебя Хладирский хмель?
- Я порой об этом даже жалею, - рассмеялся конунг. - От этой постоянной качки меня мутит, дядя, и кто знает, какой прием ждет нас в Фиордах. Я не верю словам этого берсерка.
- И правильно делаешь, - усмехнулся ярл. - Хотя выбора у тебя не так много. Потому я и подобрал на твой драккар лишь тех, кто будет верен!
- Помнишь, Гутхорм, когда я только стал конунгом, меньше двух лет назад - меня окружали лишь преданные воины и друзья, ты, Харек, Асгаут, а удара в спину я ожидал только от Ассы, - юноша вздохнул, невзначай поймав зубами упавшую на лицо прядь. - Теперь вокруг меня перебежчики, предатели, разбойники и лжецы. Я едва ли могу назвать хоть одного, кто верен мне так, как были верны вы.
- Можешь, - серьёзно сказал Гутхорм. - Помнишь тех двенадцатерых мальчишек, из которых я сделал берсерков? Из них не осталось ни одного - семеро пируют в Валгалле, а остальные стали доблестными мужами и вот как раз они до сих пор верны тебе, не меньше моего. Посмотри на гребцов, Харальд! Можешь ли ты сказать, кто из них вышли тогда с тобой из Агдира?
- Я не понмю, - честно признался юноша. - Мой отец знал в лицо каждного, кто ходил за ним в битвы, а я не помню и десятой части, столь велико мое воинство. Посмотри, дядя, за нами плывут десятки кораблей, на каждом из которых не меньше полусотни бойцов - тех самых, что отказались идти покорять Фиорды этой осенью. Тогда с ними была богатая добыча, которую они хотели принести своим семьям, но вот - миновала зима, их кошели истощились и они вновь готовы следовать за мной хоть в Хельхейм, лишь бы было чем там поживится. Жажда наживы питает их преданность, не более.
- Их?! - Гутхорм кивнул на гребцов, монотонно работающих вёслами. - Только не тех, кто на этом корабле! И пока ты не научишься находить тех, кто верит тебе и верить им сам ты не сможешь править Норвегией! У твоего отца всегда был круг ближников, которые стояли за него горой...и которых он слушал, подчас, превыше себя.
- Мой отец слушал свою мать и Торлейва, - поспорил конунг, сжав зубы. - Но я-то к их советам прислушиваться не собираюсь.
- Кстати, насчёт Торлейва ты это зря, - несогласился ярл. - Он хитёр и изворотлив, а это ценные качества. Впрочем, верить ему слишком много тоже нельзя.
- Полностью доверять я могу только тебе, дядя, - вздохнул, спустя некоторое время, Харальд. - Одному тебе, в то время как за мной идет почти три тысячи воинов. Впрочем, если все так, как рассказал этот Кари - в Фиордах мы не встретим сопротивления.
- Берг, Свэн, Орри, Рысьи глаза, Бьёрн! - громко произнёс Гутхорм. - Сменитесь и быстро все сюда!
Спустя несколько минут перед конунгом стояли пять матёрых, покрытых шрамами бойцов, чьи мозоли на руках позволяли держать в ладонях угли.
- Скажи мне, Харальд, кому из этих пятерых ты не веришь? - спросил Гутхорм, в упор глядя на конунга
- Это все доблестные воины, - оглядел подошедших конунг, а затем остановил взгляд на лучнике: - А этот молодец, как я помню, всадил стрелу в задницу Гримкилю год тому назад.
- Вот видишь, - улыбнулся Гутхорм. - Это твои вернейшие и сильнейшие бойцы. И я хотел бы, чтобы ты узнал их лучше. Воины! - он повернулся к хирдманнам. - Ныне вы будете рядом с конунгом, покуа он вас сам не погонит...по трезвости, во всяком случае!
- Ульв расскажет вам, что и как необходимо делать, - с улыбкой кивнул Харальд. Он уже давно хотел взять себе нескольких новых телохранителей, но никак не мог подобрать подходящих людей.
- Идите пока отдыхайте, - распорядился Гутхорм, и воины ушли. - Я хотел бы. племянник, чтобы ты больше общался с ними. как с верными тебе людьми, а не просто телохранителями. Поверь, эти пятеро сложнее, чем кажутся!
- Я уделю им некоторое время, когда мы сойдем на берег, - согласился юноша, а затем нахмурился: - Скажи, тебе не кажется, что Рогволд получил слишком много власти из моих рук? Весь Мер, Раумсдаль, а теперь еще Фирдир и Фьялир хочет сделать своим владением.
- Да, для предателя это слишком, - согласился Гутхорм. - Давать ему стоит много, чтобы доволен был, но не слишком - чтобы против тебя пойти не смог
- С этого побережья храбрые воины отправляются в дальние походы к землям англов и кельтов, - продолжил Харальд. - Я не хочу оставлять весь берег в руках перебежчика. Ему довольно будет того, что я обещал в Хладире. Однако, если я поставлю над Фиордами человека, неизвестного - люди могут взбунтоваться.
- Выбирай мудро, - только и ответил ярл. - А вообще, хватит уже нам разговоры разговаривать! Мы уже почти на месте, надо быть начеку!
И действительно, скалы сменились песчаной отмелью, тянущейся вглубь фюлька - еще немного, и они увидят подходящее место для того, чтобы причалить. После почти десяти дней в море, мысль о том, чтобы сойти на берег, была необычайно привлекательной.
- Позовите Альвира, он родился в этих местах и я верю ему больше, чем его отцу, - велел Харальд.

В море. Конунг Хакон.

Ныне у Харальда было достаточно кораблей, чтобы отдать по драккару под руку каждому ярлу. Конечно, было бы неразумно, если бы конунг Агдира и прочих земель предложил ему, Хакону, быть подле себя, а не стоять на носу собственного корабля. То было проявленьем почтения к конунжьему титулу тестя, да и велением трезвого рассудка: кто же кладет все яйца в одну корзину? Морского сражения в этот раз не предвиделось, Харальд плыл лишь за тем, чтоб подтвердить свою власть, взять плод, уж упавший в подставленные конунгом руки. Но море коварно, а милость Ньорда изменчива. Он – не из асов, что ясны и понятны каждому викингу. Хакон все это понимал, но многое б отдал сейчас за возможность быть подле зятя. Харальд еще молод. Конунг Транделага вполне верил Гутхорму, за челом берсерка не было места мыслям дурными да змеевой хитрости Рогволда-ярла. Но иные советчики – что будут шептать они конунгу в уши во время пути? Хакон покачал седой головой, с досадою вспоминая про возраст. Жизнь скоротечна. Думал ли он, что на старости лет будет думать о том, как незаметнее присоветовать правильный выбор юнцу, он, привыкший приказывать? Если бы его сыновья задержались с походом в Вальхаллу, все было бы по-иному. Но – что же тужить о прошлом? Теперь надежда только на Харальда.
Хоть перед отбытием их из Хладира кюна Эйсван и порадовала мужа наследиком, Хакон возлагал больше надежд на внука от Харальда, чем на новорожденного сына. Слухи о том, что молодая кюна в отсутствии конунга не сидела за вышиванием, как подобает супруге вождя, до конунга дошли. Правда, свидетелей не нашлось, да и определенности в разговорах тех не было. Может, и оговор: положенью Эйсван многие девы завидовали. Но конунг трезво смотрел на мир и на женщин, так что подозренья о кюне упали на благодатную почву. Когда наследник чуть подрастет, посмотреть можно, в кого конунжич ликом. А пока – пусть наследником остается младший Гутхорм и отец его, Харальд Агдирский. Эйсван о подобном решении мужа пока что не ведала, но Хакон и не собирался спрашивать совета жены в вопросе о власти.
Драккар пробегал сажень за саженью, приближая конунга у берегу Фьордов.

Фирдир. Высадка армии Харальда
С Оррофином

Первым в песчаный берег уткнулся носом драккар берсерка Кари, старый лендрман спрыгнул в воду, а за ним и его воины. Он что-то прокричал, но Харальд не услышал издали, однако же - понять берсерка было не сложно, тот призывал остальных причаливать, показывая что опасности нет. В любом случае, если бы Кари задумал худое, он избрал бы иное место - поскольку здесь негде было спрятать даже пару десятков воинов, не говоря уже о целом войске.
Один за другим, корабли викингов останавливались у берега, а те, которым не хватило места, подходили борт к борту с причалившими, чтобы воины могли сойти. С носа Волка Волн, Харальд разглядел спустившегося тестя, подле которого появился молодой Хакон, а чуть поодаль Грютинга, почти восстановившего телесную могуту и потому уверенно прохаживающегося по берегу в сопровождении херсира Асгейра.
- Дядя, - обернулся он к Гутхорму. - Вели привести Хроальда, а к остальным фиордцам приставь верную охрану. До сей поры они вели себя смирно, но в родной земле могут и мятеж поднять.
Пленников, которые присягнули ему в Хладире, Харальд взял с собой, поскольку обещал, что они вернуться к семьям, но доверия к ним конунг не испытывал, тем более, что он жестоко поступил с их товарищами, отказавшимися ему служить, и многие теперь могли вынашивать планы коварной мести.
- Будь аккуратен, Харальд, покуда они присяги своей не нарушили, - счёл нужным добавить Гутхорм, знаком отсылая воина исполнять приказ.
- Покуда не нарушат, они будут жить в полном довольстве, - кивнул сын Хальвдана. - Если все как говорит Кари, и знатные люди Фиордов покорились мне по доброй воле, они получат хорошую награду за свою службу.
Наконец, хирдманны привели пленного пред взор конунга. Гутхорм, тем временем, следил за высадкой, и кивал довольно - знающие своё дело воины, едва высадясь на берег повели себя, как во враждебном краю тут же выстроив три линии обороны, да в один глаз следя за воинами Кари, а в другой за окрестностями - не покажется ли кто?
- Ты был близким человеком конунгу Аудбьерну, Хроальд, - произнес Харальд, глядя в глаза фиорду. Тот не отвел взгляда:
- Да, конунг, после Снорри, я был вторым, кому он доверял более иных, - ответил ярл. - Но и он сам, и Крушитель Драккаров ныне в чертогах Асгарда.
- Это так, но ты оказался мудрее, нежели они и присягнул мне.
- Служить властителю половины Норвегии - это большая честь, - просизнес Хроальд. - Глупы были те из моих соратников, кто отвергли твое предложение, конунг.
Гутхорм внимательно слушал речи перебежчика, силясь уловить в них нотки лживости или предательского подлога, однако, речь его была чиста, а слова верны.
- Что же, когда мы доберемся до Фьялира, ты поведешь войско к конунжей усадьбе самой короткой дорогой, - благосклонно произнес Харальд. - А пока - возглавь верных мне фиордцев, ярл Хроальд.
Перебежчик поклонился, и поспешил сойти с корабля. Конунг жестом велел одному из воинов Гутхорма следовать за ним, а затем позвал Альвира Хнуву:
- Что ты можешь рассказать мне о Хроальде, скальд?
- Я не был знаком с ним, государь, - отвечал юноша. - Но люди отзывались о нем, как о человеке слова и чести.
- Что же, это лучше, чем ничего, - конунг выглядел недовольным. - Дядя, вели воинам развернуть знамена и выступаем. А возле кораблей оставь небольшую охрану.

Продолжение высадки.
Совместно с Тельтиаром.

Настал черед Хакона конунга ступить на землю Фьордов. Как и подобает властители, старый конунг всюду шел впереди. Вот и сейчас первым из дружины поставил сапог на сходни. Немного помедлил, оглядывая встречающих. И поспешил туда. где рассмотрел нарядно одетого Харальда. Хакон млад поспешал за отцом, стремясь, однако, не вылезать вперед.
- А, отец! - Заприметил Хакона конунг. - Хорошо ли ты перенес плавание?
- Ньорд был ко мне милостив, - улыбнулся Хакон, скрывая довольство от слова "отец". - Видать, по нраву морскому богу было то подношение, что дал ты ему в Мере.
- Когда боги являют свою милость - люди охотнее приносят им дары, - согласился юноша, всмотревшись вдаль. - Но эта земля бедна и пустынна. Нам следует скорее добраться до ближайшей усадьбы, чтобы пополнить припасы.
- Суровые земли часто вскармливают мужей, сильных духом, - ответил Хакон, - так что дивлюсь я тому, что пошли здешние вои под руку трою почти что без боя. Или конунг и впрямь был так слаб, как о том говорят люди, или же часть мужей затаилась до времени, и наград будет требовать не по чину.
- Никто не получит более того, что ему причитается, - отрезал Харальд. - Хакон, ты более других мудр и лучше разбираешься в людях, а потому я прошу тебя присмотреть за теми фиордцами, что перешли ко мне на службу. Может тебе удастся узнать, что на самом деле у них на умах.
- Я присмотрю, - хмуро сказал конунг, - но боюсь я, что говорить больше придется на языке жертв и оружия. Лучше сразу отдать смутьянов богам. Хоть и не верю я до конца Сигурду, слишком уж очевидна корысть мерского ярла, а думаю вот: надо взять тех, в ком он видит смутьянов, да к клятве почтенья принудить прилюдно. Али богам их кровь подарить. Тебе ныне простят и не то.
- Мнится мне - жертвоприношение следует поручить Рогволду, так в сердцах людей большая злоба к нему появится, как к явному убийце, - предложил сын Хальвдана, задумчиво перебирая длинные, уже до лопаток, пряди.
- Приносить жертвы - дело жрецов, - задумчиво сказал старый Хакон. - Но Рогволд будет раз убить за тебя.
- И Торлейв, - как-то мстительно добавил юноша.
- На самом деле, воин должен быть раз обагрять меч за вождя. Но эти люди - не вои, их деянья скорее под стать византийским купцам, что решают все золотом да посулами. Так что связать их не вовремя пролитой кровью, ополчив на Рогволда с Торлейвом родовичей убиенных - дело благое. Особенно, коль сами они то предложат, - Хакон хитро подмигнул Харальду.
- Вижу я, об одном мы думаем, отец, - довольно улыбнулся молодой конунг. - После же рассчитываю я над землей этой единого правителя не оставлять, чтобы не посмел он против меня оружие поднять.
- То слова истинного правителя всего Севера. Твоей вещей матери боги не зря говорили о великой судьбе ее сына
- Мне было у кого учится мудрости правления, - ответил вежливостью на вежливость юноша. - Впрочем, вон слуги подводят нам коней - в путь, доблестный Хакон, Фиорды ждут.

Сообщение отредактировал DarkLight - 9-06-2008, 22:47

Беглый жрец

Тяжко увечному в северной земле, даже если увечный этот - жрец Одина. Однако же, одно дело, когда жрец сей находился в фаворе у всемогущей кюны, а совсем другое - когда ищут его люди Вещей Рагхильды, чтобы ученить жестокую расправу. У кого просить помощи, коли жестокие гриди безжалостного Хемунда вырвали язык, как управлять поводьями, когда рука искалечена и конь, вместо галопа, идет легким шагом, а вся надежда на то, что не найдет следа погоня, не настигнет до той поры, покуда он еще в землях, подвластных Харальду Косматому. И лишь звон монет, укрытых от кюны, звон злата, ставшего причиной опалы и увечий, согревал душу жреца.
Трюггве жаждал покинуть владения своей госпожи, его мечты стать верховным жрецом Агдира развеялись, точно дым - укрыв виру от правительницы, он едва не погубил себя, но по счастью Рагхильда неосмотрительно отпустила его и он не стал дожидаться, пока она поймет свою ошибку.
Теперь же путь хладирца лежал в разоренный ругами Вингульмерк, где ныне не было власти конунга - миновать этот край желал Трюггве, а после на службу к Эйрику Свейскому податься, давнему врагу Харальда и его подлой матери - уж там он смог бы рассказать конунгу обо всем, что узнал в Сарасберге, да о иных врагах Рагхильды и тем самым отомстить ей за то, что она с ним учинила. С такими мыслями проехал жрец мимо сожженной усадьбы Эйнара Губителя Заговоренных, что стала погребальным костром любимому ярлу Эйрика - Свену Черному Молоту, прозванному среди вингульмеркцев Убийцей Попов. Но об этом Трюггве не ведал, как не знал и том, что за ним следили издали...
Трое всадников преградили ему путь у самой границы с Вермаландом - во главе их был человек со шрамом, рассекающим щеку наискосок, вплоть до уголка губ, словно продолжение страшной улыбки. Трюггве слышал об этом человеке, а в его кошеле звенела вира за соверешенное им убийство - ведь перед ним был ни кто иной, как Оттар Рваный, отступник и предатель, за голову которого кюна Рагхильда назначила большую награду.
- Доброго дня, странник, - улыбнулся Оттар, но шрам превратил его улыбку в зловещий оскал. - Судя по твоему посоху, ты жрец лжебогов севера, бездушных деревянных истуканов.
- А со жрецами мы известно что делаем, - усмехнулся его спутник.

Хладир. Кари-берсерк и Харальд Косматый.
(под неусыпным оком Тельтиара Жестокосердного)

После тинга, на котором утвердил ярл Рогволд власть Харальда над Фиордами, Кари-берсерк отослал своих людей с добычей восвояси на двух кораблях. Сам же в окружении полутора десятка хирдманов и нескольких людей Рогволда отправился во Хладир, чтобы принести конунгу благую весть и присягнуть в верности. Ягнёнок же навязался с ним – в тайне от отца надеялся он встретиться с братом и расспросить его о нынешнем житье и о новом властителе.
Хирдманы Харальда поначалу не хотели пускать Кари и его людей, но когда узнали людей Рогволда-ярла, да услыхали, от кого прибыл лендрман, отворили ворота и приставили к фиордцам охрану.Богата была усадьба, в которой принимал лендрмана Харальд Косматый. Эйвинд непривычно озирался по сторонам, взор застили молодому викингу узорчатые клети, кубки и рога из злата да серебра, дорогое оружие… а воинов вокруг было – и не сосчитать. А Кари уверенно ступал по бревенчатому полу и по сторонам не глазел, голову высоко держал. Словно всю жизнь к конунгам на поклон ходил, а самому Харальду – давний приятель. В большом зале ожидал гостей нынешний правитель Мера, Трандхейма, Раумарики, Вингульмерка, Гудбрандсдалира, Вестфольда… всех земель Харальда и не перечесть ныне. Недалёк тот день, когда вся Норэгр, вся норвежская земля будет ему подвластна. И Кари был доволен, что частью молота оказался теперь, а не лежал, как прежде, на наковальне.
Рядом с Харальдом был ярл Гутхорм, что приходился дядькой конунгу, Хакон Хладирский, тесть конунга и другие приближенные к конунгу. Заметил краем глаза Кари и Альвира среди иных, но вида не подал, словно и знаком со скальдом не был. Поклонился конунгу:
- Здравствуй, Харальд-конунг, да не покинут тебя и твою дружину вороны Одноглазого.
- И ты будь здрав, Кари из Бердлы. С чем пожаловал?
- Я принёс весть о том, что кости Вемунда, брата Аудбьёрна, теперь в земле, а жители Фиордов поставили над собой нового конунга.
В воздухе повисла мёртвая тишина. Сдвинул брови Харальд:
- Кого же выбрали фиордцы новым правителем?
Довольно ухмыльнулся лендрман:
- Харальда, сына Хальвдана.
Рассмеялся конунг, заулыбались его люди. Прошептал Гутхорм конунгу что-то на ухо. Харальд кивнул и обратился к Кари:
- Ты говоришь за всех лендрманов и свободных людей во Фиордах?
Сам же только на одного из спутников Кари смотрел, в котором признал человека из дружины Рогволда. Тот приметил взгляд конунга и согласно склонил голову. Кари заговорил:
- Был тинг, на котором старейшины решили то. Есть и дощечка с рунами.
Берсерк вручил Харальду плоскую деревяшку, изрезанную письменами. Конунг повертел её в руках и передал за спину: слова человека Рогволда для него было достаточно. Косматый сделал широкий жест руками.
- Что же, получишь ты хорошую награду за добрую весть. Будь гостем в моём доме.
Лендрман поклонился и молвил:
- Я приехал, конунг, чтобы поведать тебе о смерти Вемунда потому, что погиб он от моей руки. Позволишь ли руке той держать меч против твоих врагов? Мои корабли пойдут рядом с твоими и не отстанут!
Пришла пора довольно ухмыляться Харальду:
- И твои корабли не будут лишними. Вскоре мы выступим на юг – пора фиордцам познакомиться со своим конунгом, а мне пора посмотреть на ваших воинов.

Всё то вспоминал старый викинг, покачиваясь в седле. Не обманул Харальд-конунг, знатно наградил он Кари и поставил того на почётное место в войске своём… Только совета у него не спрашивал, всё больше приказывал. А говорил и расспрашивал Альвира-скальда – Кари только зубами скрежетал да досадовал: слово мальчишки ценит конунг превыше совета убелённого сединой берсерка! Вот и теперь ехал он впереди, дорогу к усадьбе здешнего лендрмана указывал, а за ним тянулись вереницей викинги Харальда. Сколько было их, Кари не считал: не хватит для того пальцев на руках у берсерка и всех его людей.

Сообщение отредактировал SergK - 16-06-2008, 21:14

В усадьбе Вемунда
задумчивый Рогволд, скучающий Ивар и отсутствующий Сигурд
в гордом некропехотном (некропехотливом) одиночестве

Немало времени прошло с того светлого дня, когда хитроумие и находчивость Коршуна завоевали Фиорды. Ой не зря именовали сначала Рогволда Мудрым, а потом и Великим. Воистину, велик не тот, кто способен собрать под знаменами великую силу, а тот, кто способен эту силу направить. А то и вовсе разрешить весь спор небольшой дружиной в сотню мечей…
В достатке минуло дней и радость от победы начала утихать в сердцах простых воев, уступая место суровой будничной действительности, имеющей столь мало в родстве с пиршествами и гулянками, которыми отмечалось взятие усадьбы Вемунда. Те же, кто стоял над дружинниками, уже давным давно предавались совсем иным раздумьям – поговаривали, что скоро сам Харальд Косматый пожалует в Фиорды. То была не самая радостная новость – как для простых фиордцев, ожидавших от такого гостя лишь самого худшего, так и для Коршуна, коий без чужого вмешательства хотел свои порядки здесь установить.
- Видят боги, отец, - однажды произнес Ивар, трапезничая с ним за одним столом, - не Харальд Разволосый править Норвегией должен, а Рогволд Великий. В тонком деле правления отнюдь не таланты воителя нужны, хоть без них и не обойтись. Здесь ум, смекалка и жизненная мудрость потребны…
Того же мнения придерживались все, кто входил в ближайшее окружение Коршуна. Попробовали б они иного придерживаться… однако ж помышлять и, тем более, воплощать в жизнь вероломные планы было не просто безрассудно, а безумно. Поэтому подобные планы были отложены в самый дальний сундук и на всякий случай заперты на ключ.
Сигурд целыми днями пропадал и не появлялся в усадьбе. Поговаривали, что он пытался средь местных набрать лихую ватагу, чтобы не просиживать зад на лавках в ожидании Харальда. В вновь отведавшем кровушки пирате вскипела жажда действия, оставаться на месте – месяц прошел, как-никак! – ему было невтерпеж.
Ивар либо бездельничал, либо упражнялся в воинском искусстве, однако делал это неохотно, без особого желания, предпочитая пляскам с мечом тихие раздумья. Рогволд смотрел на это сквозь пальцы – не от большой занятости, а просто от уверенности в том, что смышленый и честолюбивый Ивар никогда не скатится в ничтожество.
Казалось, в ожидании Харальда замерла вся усадьба (бывшая резиденция Вемунда и ныне дом Рогволда). Наконец, этот день пришел. С утра сквозь настежь распахнутые ворота ворвался чумазый паренек-рыбачонок с криками, де, вражина большая на берег высадилась. Очень скоро выяснилось, что то, конечно же, не вражина была, а Харальд с воями пожаловал.
Затягивать Коршун не стал – велел седлать коней (себе, Ивару и еще десятку ближайших воев) и отправляться на встречу конунгу. Пусть не было большого желания у него видеть Харальда, однако ж следовало соблюсти приличия. Да и хотелось Рогволду знать – каким его конечный удел будет…

Сообщение отредактировал НекроПехота - 17-06-2008, 21:23

Гокстад
Кюна Асса

- Так и пусть делает, а не языком своим поганым треплет! Что я ему, жена любвеобильная, чтобы его оправдания слушать?! - бушевала кюна Асса, лениво двигая отекшей кистью в перстнях. Пришел посланец от одного из подчиненных старой кюны, и распекала она его хозяина.
Снова тихо стало в усадьбе после того, как поправилась кюна. Говорили слуги, что злее лишь стала да свирепее - за малейшую провинность может наказать! Однако видно было, что ослабела Асса - говорила медленнее, ходила медленнее, движения все ее были медленнее, да и жизнь вокруг нее как-то замедлилась. Мудрые старцы считали, что уже Хель зовет ее к себе, окутывает в свои одеяния.
Отпустила кюна посланца да пока никого в горнице не было, расслабилась в резном кресле, прикрыла глаза. Тяжко было хватку держать, люд не распускать - чай, не девица уже, не легки годы старости. Голова немного гудела, в руках, раньше белых да гладких, а теперь полных и неловких, ощущалась дрожь неприятная. Очень беспокоило Ассу ее состояние - не хотелось еще с землей живых прощаться.
Навалилась на старуху усталость, веки тяжелые стали, как металл... Но только погрузилась в дремоту старая Асса, как вновь побеспокоили ее.
Вошел один из ее дворовых слуг, доложил, что явился гонец со срочным донесением. Велела Асса впустить гонца, хоть и не хотелось ей никого видеть.
В считанные минуты явился гонец - запыхавшийся, только с дороги. Поклонился кюне, дождался разрешения говорить и тут же выложил все новости:
- Кюна мудрая, мать и опора земель своих, беда грозит Норвегии! Гандальв Альвхеймарский вторгся с армией в Гудбрандсдалир и дальше войска свои ведет! Защита требуется норвежским землям!
Замолчала Асса, лишь рукой на гонца махнула, мол, иди.
Сказать, что то тревожные были вести - значит ничего не сказать. Два года назад разбит был Гандальв, потерпел поражение, но снова сил набрал и теперь в самое сердце шел, надвое делил владения Харальда!
Посидела Асса, подумала. Потяжелело у нее на сердце, мыслями, будто свинцом, наполнилась голова. Откуда брать людей, из чего армию собирать, дабы захватчику сопротивляться? Всех людей забрал Харальд на войну, некому охранять земли!
Позвала наконец Асса к себе Тьодольва, что Каменной Башкой прозван. Пришел он, поклонился, глянул на кюну да понял, что дела плохи, ибо мрачна была владычица, печаль и заботы лежали на челе ее.
- Плохие вести, Тьодольв, - начала Асса, медленно, будто выцеживая, выговаривая слова, - Гандальв из Альвхеймара, помнишь такого?
- Чего ж не помнить... Помнится, его..
- Помолчи. Он вторгся в земли харальдовы. В Гудбрандсдалир. Чуешь, чем пахнет вторжение сие? Куда ведут руки Гандальва загребущие?
- Куда? - не понял Тьодольв.
- Коли завоюет тот район, коли пройдет насквозь - надвое земли конунга нашего косматого разделит, как крестьяне пашню! - бросила Асса раздражено, - Собери людей, каких есть, надо его выдворить оттуда. Да клич пусти, чтобы кто мог из преданных нам, тоже собирали.
- Так некого же - ушли все, нам свои-то владения охранять некому, на на Гандальвову рать идти и подавно! Помилуй, госпожа, откуда ж я тебе воев найду?
- А я это знать должна или ты?! - рыкнула Асса, поворачивая голову к Тьодольву и сверкая глазами, - Тебе указание дано - вот и исполняй!
Ничего ей Каменная Башка на это не ответил, только голову опустил и в пол деревянный смотрел. А что ответишь на слово кюны могущественной?
Помолчала старая правительница, отошла немного да снова молвила:
- По соседям гонцов разошли - глядишь, поможет кто войсками. Нельзя допустить, чтобы прошел дальше враг лютый! Потом уже никакие войска не помогут!
Кивнул ее помощник, что понял все и сделает все, что в его силах. Снова готов был верностью и исполнительностью, всем известными, Ассе служить.


Сарасберг.
Кюна Рагхильда

А тем временем и в Сарасберг пришли вести к более молодой кюне - Рагхильде.
Гонцу, правда, не удалось столь быстро внимания Вещей девы добыть - трапезничала она и прерываться не пожелала. Дождался гонец когда его впустят, и вошел. Навстречу ему из горницы, где ждала посланца правительница Сарасберга, скользнула девушка молодая, известная всей усадьбе любимица хозяйки, что ей все новости рассказывает. Видать, с ней Рагхильда за обедом разговаривала, вести со всей округи собирала.
Кюна встретила прибывшего сидя за столом. Настроение ее было благодушна, и уже решила она, что коли вести будут добрые и порадуют ее, то наградит она посланца, и даже если лихими будут новости, то наказывать не будет.
- Приветствую тебя, достойный муж! Долгий ли путь ты прошел? С чем пожаловал ко мне? - с улыбкой начала она.
- Мудрая кюна, пришел я сообщить, что есть у нас сведения о жреце-предателе сбежавшем!
- Ждала я этих новостей, - кивнула Рагхильда. Улыбка на ее губах стала еще шире, но взгляд цепче и холоднее.
- Говорят видали его в одной деревне. Плох, говорят, но направляется в Вингульмерк, в те края. Говорят, торопится, горячится - пятки только сверкают. Однако изловить его не удалось - хитер больно, быстро от твоих рук бежит.
- Да, - протянула правительница, - Ласки от них он не дождется. Благодарю тебя за важные известия.
С этими словами она отпустила гонца, велев наградить его. Наказала еще раз, чтобы продолжали его искать и опрашивать людей.
Еще несколько дней тихо было в усадьбе. Однако в один день пришло грозное известие о вторжении Гандальва.
Узнав о том, Хемунда к себе вызвала кюна да все, что узнала за последние дни - о жреце и преимущественно о вражеских войсках в землях сына, рассказала. Беспокоило ее то, что воинов совсем нет, дабы земли охранять и недругов выгнать из них и велела его разузнать, дабы было у нее представление почетче о том, как завоевания окрепшего Гандальва проходят, да подумать и совет ей дать.

Сообщение отредактировал Мориан - 18-06-2008, 12:19

Уппсала. Эйрик.

(вот и я!)

С тех пор, как отправил Эйрик-конунг купцов своих в различные земли уж больше трех месяцев прошло, и зима уже отступала, лишь иногда огрызаясь внезапными морозами, чтобы напомнить о себе. В начале февраля, когда стаяли льды на бурных реках, стали люди конунжии, одни за другими, возвращаться с вестями, а то и с приобретениями какими. На Ругейланд, столица которого в устье Эльбы располагалась, Хардакнут сейчас хотел наложить свою лапу, и заняты были ругейландцы войной – впрочем, с датчанами у них вечно то война, то дружба выходила. К набегу на Гиллисберг эти руги непричастны оказались, как и жители Хольмагарда, где княжил сейчас Олег, занявший Рюриково место.
Удивился конунг, узнав, что не оттуда угроза исходила... Хотя без воли князя своего жители (а их, как поведали купцы, не так и много было, как конунгу думалось) не отправились бы в Гиллисберг, а на что Гиллисберг Олегу? Вряд ли из мести за старого приятеля, с Эйнаром-то он рассорился. Зря, значит, не давала Эйрику покоя связь Однорукого с этими ругами.
Из Баварии купцы привезли кровяных колбас да несколько бочек хмельного пива, янтарно-яркого – и вести о том, что и баварские руги отношения не имеют к событиям тем страшным. Впрочем, это свейский владыка и так знал, посылая гонцов в тот край разве только для успокоения души.
Позже всех возвратился молодой Варди со своими людьми с острова Руян, и именно его известия заставили Эйрика сжать кулаки крепко да лицом побагроветь, вспоминая тот день, когда узнал он о смерти Черного Молота.

Давно стояли на Руяне храмы, чужедальним богам посвященные, главным из которых Святовит был, покровитель воинов-победителей, бог осеннего солнца и зерна. Деревянный храм его, выкрашенный в красный цвет, где четырехликим идолом стоял Святовит со своими мечом, копьем да знаменем, возвышался на мысе. При храме держали белого коня, на котором бог ночью выезжал, чтобы принять участие в битвах со злокозненными врагами.
Но, видно, недостаточно было божеского заступничества, чтобы защитить остров, ибо жрецы храмов тамошних для охраны наняли еще три сотни ругов отборного воинства – статных, сложением крепких. Предводитель их носил доспех золоченый… сначала прибыли на остров только эти три сотни людей, что боевую мощь трех родов составляли, а затем стали стекаться на Руян все, кого те зазвали за собой – жены и дети их, родители, да другая родня. Так за сотню лет капище выросло в город при храмах – Аркону.
Городище это стояло на вершине высокой горы и с трех сторон – севера, юга и востока - было окружено природной защитой, а с запада его защищала высокая насыпь каменная, в пятьдесят локтей. Святилище Святовита, что на мысе, также защищено было – крутыми обрывами с моря, с острова же – двойной цепью рвов и валов.
Именно благодаря святилищу, куда стекались дары со славянских земель, удалось ругам (к которым присоединились уже и славяне, и норски, и саксы, которых родная земля уже терпеть, видно, не смогла) стяжать себе славу и мощь… вот только достаточных средств к пропитанию такой оравы – не удалось, иначе зачем подались они в разбойники? Известны теперь они, как отчаянные пираты, под собой моря окрестные держащие. Много раз грабили норвежцев эти солнцепоклонники…

- Мы туда приехали будто бы на капище идолово поглядеть, там-то все и разузнали, - так продолжал Варди свой рассказ на совете. - Лежат у статуи Святовитовой (ох и страшен идол четырехмордый!) многие вещи наших воинов, по ковке знакомые… И ладно бы ковка, я бы, может, и решил, что показалось нам… но молот Свенов я узнал. С собой его, гады, прихватили, вместе с теми сокровищами, что увезли! Спросил я у жреца, откуда, мол, такие подношения богатые, а он говорит – в честной битве добыты воинами руянскими. «С кем же бились они?» спросил я тогда… вот и узнал, что в Гиллисберге воинов «вероломного Эйрика» порубали солнцепоклонники, когда...
Прервал купца громкий стук, словно молотом по наковальне – это конунг по столу ударил кулаком.
- Готовим корабли, - прорычал он. – Не уйти ругам от возмездия, или я не Эйрик Свейский!
- Охолонись, - старый Альмод призвал его, - грех с решением торопиться. Руян, как Варди сказал нам, природой защищен хорошо. Подготовиться как следует нужно, а не спешить – ведь не уйдут они от тебя никуда.
- Это уж точно, - садясь, Эйрик молвил. – Они от меня не уйдут.

Сарасберг.
Кюна Рагхильда и Хемунд
и Тельтиар в будке суфлера

Хемунд явился к госпоже, как всегда, по первому зову, так, словно под дверью дожидался. Почтительно поклонившись, советник выслушал все, что поведала ему Рагхильда, а затем некоторое время размышлял над услышанным, после же произнес:
- Если госпожа позволит, я скажу что думаю об этой угрозе.
Усмехнулась кюна:
- Для того и звала тебя, чтобы мысли твои послушать, коли своих не хватает.
- Великая кюна преувеличивает мои возможности, - вновь склонил голову Хемунд. - Я лишь скромный советник.
Он подошел ближе к правительнице и тон его сменился, из голоса пропала обычная неторопливость:
- Коли удастся Гандальву рассечь Гудбрандсдалир надвое, беды не миновать - земли то богатые, войною не затронутые, а защищать их некому. Добудет альвхеймарец сокровища старого хевдинга, сумеет и войско справное собрать, и угрозой станет для нас великой. Удивлен я, что Асса кюна до сей поры молчит, ведь ей гроза совсем рядом эта.
Помолчала с минуту Рагхильда, в пустоту глядя, да затем отвечала советнику своему:
- А ведь прав ты, Хемунд, опасность эта гораздо более страшная нам, чем я думала. Надо помощи просить, коли своих людей не хватает. Не обратно же их звать. А то, что Асса молчит - так то, вестимо, понятно. Совсем старая рассудком тронулась после того, как чуть к богам душа ее не отправилась. Говорят, и Хель от нее отказалась, однако ж слыхала я, что слабей она во сто крат стала, и как бы снова не повторился удар с ней. В общем, со счетов ее скидывать негоже, однако ж и расчитывать на ее помощь тоже не придется. Теперь же таков вопрос - чьей поддержки нам просить?
Эта мысль сейчас занимала кюну вещую, эта мысль покоя не давала. Ждала она, что скажет Хемунд мудрый, и, будто камни драгоценные, внимательно ловила его
- Чье имя могу я назвать, если Вещая Рагхильда и без того знает каждого из союзников своих и друзей близких, - помрачнело лицо советника. - Наши силы малы и мы окружены врагами, пусть все они и в половину не столь опасны, как Гандальв, но воронье это только и ожидает, когда ослабнет властная рука кюны, чтобы напасть. Одного знаю ярла, кто в беде помочь может - но захочет ли он, того и я не ведаю.
Еще пуще помрачнела Рагхильда, сдвинула тонкие светлые брови.
- О ком говоришь ты? Назови же!
- О Хареке Волке, - Хемунд вздохнул, понимая, что неприятны кюне слова эти: - Вспомни, госпожа, что лишь благодаря его хитрости, был остановлен свейский конунг - вдвойне тяжко пришлось бы нам, коли подступили бы к Сарасбергу войска Эйрика Энундсона.
Вздохнула Рагхильда, к суровости ее прибавилась печаль.
- Знаю я, что не занимать ума Хареку, как не занимать и мужества, и храбрости, и сил. Знаю, что не один раз выручал он меня. И так же, как и ты, сомневаюсь в том, что согласится он нам на помощь придти. Хоть и зла я на него за то, что веру он свою, будто коня, сменил легко, что укрывает у себя белобожников, однако ж и помощи просить после всей неблагодарности, коей я ему за помощь отплатила, совестно мне.
Долгим, внимательным взглядом смотрел на кюну советник, тщательно слова взвешивал:
- И все же, он при людях своих клялся в верности Харальду и присягал ему, а потому не посмеет отказать - если ты призовешь его, - помолчал Хемунд, а затем еще добавил: - Стоит сказать лишь ему, что ошибкой была казнь Эйнара, что сожалеешь ты, владычица, о том решении - да одарить чем Волка, и он примчится, ободренный прощением. Тем более - что Гандальв и ему враг давний, кровный.
Рагхильда чуть склонила голову, легкая улыбка, знакомая уже Хемунду, ибо знал он хозяйку Сарасберга не один день, коснулась губ женщины.
- Мерещится ли мне или Локи, хитрость и ум Асгарда, говорит твоими устами? - улыбка стала чуть шире, глаза серые заблестели чуть радостней, - Пожалуй, небольшой платой за услугу Харека будет раскаяние! Снова ты меня выручил!
- Нет награды большей, для меня, чем похвала великой кюны, - отвечал на то Хемунд, не пряча довольной улыбки. - Если будет на то дозволение, я тотчас же составлю послание в Ранрики.
- Ты и без моей похвалы прекрасно знаешь, чего стоишь, - по-доброму хмыкнула Рагхильда, откидывая с плеча косу, - Составь да отправь заодно. Медлить нам сейчас нельзя.
Смею заметить, госпожа, что даже с подмогой Харека, наших сил может не хватить, коли заключит союз Гандальв с подлыми конунгами Теламерка и Роголанда, - прежде чему уйти, молвил советник. - Одна надежда - на возвращение твоего славного сына, увенчанного великими победами.
- А коли заключит?.. - в никуда обронила Рагхильда, улыбка плавно сходила с ее лица, - Тяжелые времена грядут, ибо слишком много расчетов на случай да везение.
- Удачу можно и приманить, - задумчиво молвил мужчина, ближе наклонившись к госпоже: - Верные люди донесли мне, что по весне Харальд собрался вести рать в Фиорды, а оттуда - рукою подать до Альвхеймара, до усадьбы Гандальва...
Ничего не ответила кюна, лишь кивнула задумчиво на слова Хемунда.
- Госпожа сама составит послание, или это следует сделать мне? - советник расценил молчание Рагхильды, как знак того, что она разделяет его замысел.
- Займись посланием Волку, а я составлю весточку для Гандальва, - немного подумав, решила Рагхильда
- Да будет так, великая кюна, - советник поклонился, и накинув капюшон, выскользнул из палаты.

Сообщение отредактировал Мориан - 26-06-2008, 15:57

(С Тельтиаром)
Высадку окончили хирдманны Харальда в сроки воистинну краткие устроив на брегу новом лагерь, готовый, как к оборонею так и к стремительному броску вперёд. Часовые без устали вглядывались в глубины суши, ежесекундно ожидая нападения коварного, но надо было решать Харальду Косматому, какой приказ рати отдавать своей верной. С мыслью этой и подошёл к нему Гутхорм-ярл.
- Мы всё, Харальд, - доложил он спокойно, прядь белую привочно отбросив со лба. - Но войско быстро устанет, если ты будешь медлить. Может уже время допрос...ну то есть переговорить с этим...проводником и решить, что дальше делать?
- Не думаю, что он скажет что-то новое, - пожал плечами Харальд. - Посланные мной дозорные подтвердили слова берсерка. Пусть я и не доверяю ему, но пока он не солгал - на день пешего пути в округе нет достойных усадеб, чтобы принять меня.
- Боевому конунгу достойней усадьбы. чем берег неприятельский, к разграблению готовый или палуба драккара нет! - с усмешкой процитировал Гутхорм. - Так что же, будем разбивать лагерь?
- А что тут грабить? - Юноша широким жестом обвел заполненный воинами берег. - Фирдир слишком жалкая и слишком бедная земля, чтобы в ней было чем поживится моим людям - нам следует добраться до Фьялира и там привести к присяге всех лендрманов и херсиров, а заодно, - конунг понизил голос: - Ограничить власть Рогволда, не по нраву мне то, что он ведет себя на моих землях как хозяин.
- Всё это верно, - отмахнулся ярл, - но скажи, что ты планируешь делать прямо сейчас?
- Выступать, - ответил правитель. - К чему ставить лагерь, если нас ждут покои Аудбьерна!
- К тому, что если Рогволд будет не слишком тебе рад, то втои воины будут изнурены пешим и морским переходом, а его в самом худшем случае похмельны, да и то не все!
- Думаешь, Мерский ярл крамолу измыслил? - Приподнял белесую бровь Харальд.
- А чего он тогда так спешил в фиорды. да ещё и присягу от твоего имени принял?
- Много он сделает с сотней воинов, - глаза юноши блеснули. - Я его раздавлю, как букашку, если посмеет обратиться против меня!
- Раздавишь, - кивнул Гутхорм. - И кого посадишь вместо него? Неет, племянник, Рогволд слишком нужен. А потому ты должен продемонстрировать ему свою силу так, чтобы у него и мысли бунтовать не возникало!
- Поэтому я хочу быть там в скорости, нагрянуть внезапно и увидеть его правление без прикрас!
- Хорошо, - устало выдохнул Гутхорм и тут же скомандовал: - Свэн, Хьялли! Берите своих и выходите прямо сейчас! Будете пердовым отрядом. Сигурд...
Слушая, как его дядя отдаёт команды, молодой конунг и не заметил, как у него за спиной, словно из темноты появились пятеро вооружённых воинов.
- Хорошо ты их вытренировал, - в голосе конунга слышалось плохо прикрытое недовольство - он не любил когда, кто-то появлялся столь внезапно рядом с ним.
- Рад что тебе нравится, - усмехнулся Гутхорм.
- Я еще посмотрю на них в битве, а пока - эй слуги, коня мне!
Гутхорм еле заметно кивнул, и вскоре подвели не одного, но двух коней.
- Хочешь в дозор прокатиться
- Возьмем полсотни лучших воев и посмотрим на мои новые владения, - легкая улыбка скользнула по губам конунга, когда он запрыгнул в седло и стиснул бока скакуна ногами.
- Хорошо, - кивнул Гутхорм и распорядился в сторону. - Сигурд, найди подходящих
- И передай конунгу Хакону, чтобы выступал вслед за мной со всем воинством! - Бросил вслед расторопному вою юноша. - Едем, дядя!
Вскоре к ним присоединились одоспешенные всадники - все как на подбор статные и широкоплечие, из ближней дружины - некоторых из них Харальд даже помнил по лицам. К тому же, с конунгом поехали Бард и молодой Хакон.
Гутхорм осмотрел свиту и остался доволен.
- Далеко вперёд не уходи, даже если разговор есть, - шепнул он. - Мы можем и вполголоса...
- Можем, - согласился кивком правитель, выезжая из лагеря - вдалеке, у кораблей уже слышались зычные приказы Ахти-Йотуна, не иначе, как старый Хакон велел ему выстраивать войска в походные порядки. - Знаешь дядя, не внушает мне доверия этот великан, которого пригрел мой тесть.
-Не твой воин он, но Хакона, - пожал плечами Гутхорм. - Следить за ним можно, но, ты сам понимаешь...осторожно!
- Он приносил клятву убить меня, как я слышал, - заметил юноша. Пока они ехали неспешно, решив не загонять коней без надобности. - А затем присягнул моему тестю. Как не посмотри, а он либо враг, либо клятвопреступник.
- А потому смотри, да руку держи на мече! - посоветовал Гутхорм. - А если хочешь, то можем устроить так, чтобы Один поскорее получил этого Йотуна...
- Устроим, - прошептал Харальд так, что едва ли кто кроме дяди его услыхал. - Воин он хороший - пока его ратная удаль мне нужнее, чем Отцу Ратей, а после...
Губы юноши расплылись в хитрой улыбке.
Кавалькада продолжала свой путь.

Фьорды. Конунг Хакон.

Услышав новость о том, что конунг Харальд вскочил на коня и куда-то оправился в сопровождении небольшого отряда, Хакон недовольно нахмурился. Предусмотрительность Гутхорма, окружившего юношу верными людьми, была близка сердцу старца, но не рано ли Харальд Агдирский возомнил себя хозяином Фьордов? Да что Фьорды, слава конунга молодого ныне такова, что Хакон и во Хладире, где роду его даже камни покорны, поостерегся бы отпускать зятя без должного сопровождения. Вдруг противники забыли про древнюю честь и заплатили серебром за убийство? Старый викинг был воином старой закалки, но хорошо знал мир, в котором жил. Едва ли можно мерить всех мужей Севера той же мерой, что бог Хеймдаль. Он решает, кого пропустить через радужный мост за стол к великому Одину, глядя взором своим прямо в души. Земные властители судят по делам, а бонды – так и вовсе по слухам, что взять с худородных?
- Беги к ярлам, скажи, пусть торопятся с построением. Выступаем немедля, и горе тому, кто задержит меня хоть на миг, - раздражение все же прорвалось в голос, заставив гонца испуганно втянуть голову в плечи. Раньше гонцов, принесших конунгам неугодную весть, вешали. Да, люди сейчас отошли далеко от богов…

Встреча с конунгом.
Харальд, Рогволд, Гутхорм, т.е. я, Тельт и Оррофин

Фиорды так и не стали родными для Рогволда и его людей. Эти земли казались чужими, чуждыми и даже враждебными. Лишь безумец мог решиться напасть на Коршуна и тем самым порвать пакт, заключенный на тинге. Фиорды верили, что Рогволд, как ожидаемый властитель этих земель, оградит их от гнева Косматого, о котором слагали такие байки, что впору лишь детям пугаться. Ан нет, находились среди взрослых мужей такие, которые верили им.
Тем не менее Фиорды все равно оставались чужбиной. Для того, чтоб не заблудиться средь местных лесов да скал, Рогволду пришлось нанять проводников – нескольких охотников, знавших эти места наизусть.
- Каждый камушек, каждую травинку, - заверял один их охотников, треся кустистой бородой, - словно детей собственных знаем.
Жаловаться на проводников не приходилось. Ни разу за те долгие три дня, которые Рогволд вместе с сыном и двумя десятками дружинников провели в седле. На исходе последнего дня, пройдя насквозь очередной лесок, они выбрались на равнину и вдалеке – острыми глазами одного из охотников - заприметили на горизонте головы чужих воев.
К тому времени воины Харальда практически миновали Фирдир - отряд, возглавляемый Гутхормом и Харальдом, как и было задумано конунгом, шел, опережая основные силы на полдня и ближние к правителю воины получали отдых и трапезу в усадьбах знатных людей, расположенных по дороге: всюду, стоило лишь прибыть Косматому, херсиры и их родичи клялись в вечной верности и ставили богатое угощение, а порой выносили и подарки, дабы угодить конунго - не оставался в долгу и Харальд, одаривая их за то, что склонились перед его властью дорогой одеждой и драгоценностями.
Именно этот отряд и повстречался Коршуну на пути. Вскоре они приблизились друг к другу настолько, чтобы можно было разглядеть лица под шеломами. Всадники Рогволда встали, загорцевали, сдерживая ретивых коней.
- Привет союзникам! – подняв скакуна на дыбы, крикнул Коршун, - многие лета каждому из вас.
Харальд выехал вперед, слегка нахмурившись:
- И тебе поздорову, Рогволд ярл, - слова были обычными но в голосе явно слышался упрек за то, что Рогволд не поприветствовал его как положено подданному.
- Рад, что конунг находится в добром здравии, - невозмутимо отвечал Коршун, - легек ли путь был твой? Гостеприимно ль встретили тебя Фиорды, о Харальд?
- Вполне, - тон юноши смягчился. - И мне по нраву то, сколь умело сумел ты, ярл, овладеть для меня Фирдиром и Фьяллиром.
- Направить мой опыт против врагов твоих – честь для меня, - одарил конунга холодной улыбкой Коршун, после чего хвастливо заявил, - бессмертные боги нам свидетели, мудрость защищает лучше любого щита, а ум разит точнее любой стрелы.
Гутхорм ярл тронул поводья коня и тот поравнялся с Харальдовым, но не совсем.
- Здоров будь, Рогволд, - проговорил он мрачно. - Расскажи же нам, что сделал ты на благо конунгово в землях, что под твоей опекой доселе находились. Да заодно поприветствуй своего повелителя, как подобает.
- О, Гутхорм, добрый друг! – воскликнул Коршун, хищно скалясь, - благо конунгово в том, чтобы приносить ему больше земель, славы и богатства, не так ли? Вот она – земля! А слава и богатства ожидают нас за праздничным столом, который накрыт для конунга в любой усадьбе, в какую не зайди.
- Хороше же, - кивнул Гутхорм. - Но давай же. добрый друг, позволим конунгу решать, что для него благо, не мальчишка, ведь уже, ни по годам. ни по делам!
- Пусть же конунг тогда направит нашей коней, - воскликнул Коршун, - ежели его вои устали, здесь неподалеку есть усадьба, в который для всех найдется ночлег и трапеза. Оттуда мы сможем продолжить путь в мою обитель в этих землях.
- Следуй же за мной, о могучий Харальд, - взмахнул рукой Рогволд, поворачивая коня, - к слову, скажи, друг Гутхорм, не твоя ль знакомая томится в плену у моих доблестных воев? Та самая, что сестрой Вемунду приходится? Хильд, ежели моя память не изменяет мне, имя ее было…

- Вот значит, куда её занесло, - протянул ярл. - А скажи мне, не было ли при ней дитя малого?
Харальд едва заметно напрягся при этих словах.
- Было таковое, - кивнул Рогволд, - эта дева с меня слово взяла, что младенца ее не тронут. И даже если ей помереть суждено, чтоб ребенок ее достойным мужем вырос. Посему его взял на поруки Сигурд-брат, говорит, в сыны назвать себе хочет.
Едва не поперхнулся при этом конунг, но все же успел взгляд перевести с ярла, на дядю, дабы Коршун чего лишнего в глазах его не углядел.
- Однако ж продолжим разговоры за столом, - оборвал беседу Рогволд, - тут всего нечего до усадьбы, указанной мною.
Взгляд Гутхорма неразглядеть было Рогволду из-за шелома с бармицей, но вот Харальд ясно в глазах дяди прочёл всё, что тот думает на этот счёт.

Ранрики. Гиллеад.
(под бдительным надзором Тельтиара, да пребудет ему что-нибудь)

- Улетает белый ворон
из нетеплого гнезда
окунуться в копоть неба,
полетать меж черных труб
или тенью, белой тенью,
проскользнуть по облакам.
Улетает белый ворон,
улетает поутру.

Выпала на руку рыжая прядка – торопливо Гиллеад нити шелковые цвета меди за ухо убрала – с руки, что колыбель качает, чтобы младенца не щекотали нечаянно попавшие волосы, чтобы не проснулась маленькая принцесса. Покрывало-сон ее, голос матери так ровен, что шепот моря в тихий алым тканый вечер, качается к потолку привешенная резная люлька, сладко спит принцесса.

Спи, милый, спи, птица.
В облаках дорогой ранней
ты выйдешь в путь долгий
из селения в селенье,
из дома в дом, дальше,
налегке и без дороги, —
спи, милый, спи, странник! —
с первым солнцем станешь тенью.

Под другой рукой – люлька попроще, дитя подальше. Чужое, неродное да волкам не бросишь, в печи не сожжешь – пепел тот вовек с рук не отмыть. И толкает мягко колыбель вторая рука, вторую девочку баюкая. Пусть и ей сны светлые снятся, вырастет – будет Хареку кого отдать соседу богатому да знатному в жены, кем мир купить да земель, кому честь на пиру петь да слезы тайком утирать. Вырастет слава и краса – и сейчас пусть спит. Замирает Гиллеад, задумавшись, а и правда, а как в отца пойдет приемыш? И вместо святой воды впитает пену бешеную?

Там, где райская береза
сладко светит сквозь туман,
средь ветвей ее зеленых —
там теперь твое жилье.
Улетает белый ворон,
в небесах ему легко.
Твердый дом остался сзади.
Мир наполнен до краев*.

Одновременно шевельнулись белые в темноте руки. Нет, покрестят обеих скоро, от бесов огородят – а там и свой ум появится.
Склонилась Гиллеад над люлькой – спит малышка, не проснется – улыбнувшись, тенью полуночной в створ двери скользнула. Тихо на душе, тепло – муж дома, гонцов от Харальда ждет, неспокойных да недовольных нет в Ранрики, духи мертвые не шалят – жить бы да радоваться!
Гиллеад жила и радовалась.

_____
*
Колыбельная о белом вороне, Тикки Шельен

Уппсала. Эйрик.

То слово, что было дано,
Теперь захочу - не нарушу.
Какое прольется вино
Сегодня на стол и на душу? (с)

Все приготовлено было еще вчера – драккары и снеккары крепкого дуба покачивались на волнах, воины, готовые к битве и во всеоружии клятвы давали отомстить врагу, да и ветер попутный дул… Но Эйрик не стал отправляться.
Он обещал Сванхильд, что проведет с ней и детьми еще один день.

- Дай мне слово, что вернешься к нам.
Крепко держала супруга за руку конунга свейского, так что сам он даже удивился, какая сила внутри этой женщины скрывается.
Рассветные лучи солнца уже ласкали морскую гладь; вокруг сновали люди, садящиеся на корабли и грузящие припасы. Вдвоем с супругой Эйрик стоял у пристани, предвидя, каким тяжелым будет для нее очередное расставание.
- Отпусти…- попросил он. – Сванхильд, не могу я знать, как все сложится. Я мстить за товарища плыву, отбирать добро, что у нас было отнято. Я должен сделать это, даже если жизни оно мне будет стоить – не я, так люди мои с победой вернуться. К чему связывать себя глупой клятвой?
- А твоя клятва, о которой ты говорил столько раз – во что бы то ни стало за Свена отомстить, забыв даже о жене и детях собственных? Эта клятва – не глупая?
-Это клятва истинного мужа, а не труса. Ты моей смерти боишься, знаю, но ты женщина… не заставляй же меня погибели бояться и давать нелепые обеты!
- Нелепые, значит… - она побледнела от ярости и отвела свою руку. – Вот как. Хорошо же, конунг Эйрик.
Сванхильд повернулась спиной и быстрым шагом направилась прочь.
- Плыви, конунг. И можешь не возвращаться! – бросила она, не оглядываясь.

Вальгард, эту сцену заставший, подошел к Эйрику ошеломленному.
- Что случилось у вас? - спросил тот.
- Ох уж эти бабы, - сквозь зубы отвечал конунг. – То пускать никуда не хочет, то наоборот, плыви, говорит, и не возвращайся. Как безумная последнее время.
- Так то и понятно, - Вальгард промолвил. – Сам я жену с младенцем оставляю здесь. Всю ночь Инга проплакала, но отпустила со спокойным сердцем – знает, что долг выше для меня. Что до Сванхильд твоей… не знаю уж. А не понесла ли еще одного ребенка от тебя? Может, потому и тревожна слишком?
- Не знаю… - задумался Эйрик. И правда, вдруг?
- Пойдем же на корабль, - тронул его за плечо воин. – Пора уж отправиться.

Сванхильд, в усадьбу возвратясь, в комнате заперлась.
«Пускай плывет», думала она со злостью, «пускай смерть себе ищет. Коли умрет, значит, так и суждено было, а коли вернется… кто знает, что найдет он здесь вместо того, что оставил!»

------------
* - песня Скади

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 24-06-2008, 14:08

Вингульмерк. Асмунд Кровавый

Предводитель разбойников опустил руку на плечо Оттару:
- Ценного пленника ты привел, друг, очень ценного, - Асмунд усмехнулся, бросив взгляд в конец лагеря, где сидел, привязанный к шесту жрец Трюггве. - Он, несомненно врет, но...
- Повесить бы его, - предложил бывший херсир. - Пусть будет к своим богам поближе.
- Ни в коем случае, ни в коем, - сын Альхейма покачал головой, и крепче сжал руку, не давая Оттару возразить: - Я крепче тебя их ненавижу! Но этот жрец живой полезнее будет нам, нежели мертвый. Да и какая слава в том, чтобы калеку убить?
- Никакой, - медленно процедил Рваный, все еще не понимая, для чего именно нужен Асмунду схваченный им служитель Одина. То, что Асмунд хитер и изворотлив, точно змей, Оттар понял, после нескольких дней совместного похода, а ведь раньше он считал кровавого ярла обычным безумцем жаждущим лишь смерти и разрушений. Но нет - у всех, даже казалось бы, абсолютно бездумных, поступках Альхеймсона была своя, едва прослеживаемая причина, все они вели к какой-то цели, о которой Асмунд не распространялся. Но в том, что все стремления Кровавого Ярла, ныне названного Десницей Господа, направлены на воплощение одному ему ведомого желания, Оттар не сомневался. И если ему нужен был немой жрец - то так тому и быть.
- Послушай, - похоже Асмунд все же решил отчасти удовлетворить любопытство своего ближайшего сторонника. Подумать только - всего каких-то три месяца назад они были заклятыми врагами, но борьба со свеями примирила их, ровно как и ненависть к кюне Рагхильде. Вот только Оттар не видел дальнейшей жизни после того, как свершит месть, а Асмунд, похоже, строил далекоидущие планы. - Власть Рагхильды держится на поддержке жрецов, без них - она всего лишь мать конунга, который пропадает где-то на севере. Ее охраняют наемники-датчане и венды...
- Которых ненавидят в Вестфольде, потому что они хотят земли, - перебил его Рваный. - Я сам заключал договор с конунгом вендов и обещал владения его людям, которые они добудут в бою.
- Молодец, Оттар, - мятежный ярл рассмеялся, с силой хлопнув собеседника по плечу. - Ты привел Рагхильде защиту, но вместе с тем и подготовил почву для мятежа. Я раздавлю ее, раздавлю руками ее же подданных...
- А с этим пока что делать? - Херсир с трудом подавил желание узнать подробности плана, но Асмунд все равно не раскрыл бы ему деталей, а спрашивать в пустую Оттар не хотел.
- Пусть пожрет чего-нибудь, да кого в охрану приставь - коли уж он от Хемунда сбежал, - Кровавый резко развернулся и пошел в свою землянку.
Воину вспомнился допрос - то, что жрец лишен языка он узнал довольно быстро, когда пленник начал мычать и отчаянно жестикулировать, прося пощады. Понял, куда попал. Оттар тогда, чтобы подтвердить свою догадку заглянул ему в рот - и действительно, увидел следы пыток. Немногим позже рассмотрел он и искалеченную руку, после чего обыскал жреца, отобрал у него кошель с золотом и отправил к Асмунду. Благо, один из людей Кровавого, в прошлом охотник, умел читать по губам, хотя и сложновато было разобрать, о чем бормочет бородатый жрец, но умелец с горем пополам смог исполнять роль толмача. Когда Асмунд узнал, от кого пострадал Трюггве, он велел сохранить ему жизнь, хоть и не поверил в причины суровости Рагхильды. Калека утверждал, что он-де заступался за христиан и оттого претерпел - неуклюжую ложь легко распознал даже Оттар, а уж у Асмунда на это был поистине звериный нюх, но он не подал вида, а лишь участливо кивал, словно верил словам Трюггве, жадно расспрашивал его о положении дел в Сарасберге, о ближайших приближенных кюны, о том, сколь прочна ее власть. Как выяснилось приблудный Хладирец многое успел узнать, прежде чем был наказан Рагхильдой.
- Это тот посланник, что требовал от Харека виры за убитого тобой Верховного Жреца, - шепнул Оттару Асмунд. - Мой человек, бывший тогда в Ранрики, узнал его.
- Ты держишь людей возле Харека? - Удивился Рваный.
- Как раз там это сделать не сложно - у него в почете христиане, - Кровавый улыбнулся. - А вот в иных землях соглядатаям куда тяжелее приходится. Потому-то мне и нужны сведения этого жреца, он многое знает. А золото, найденное при нем, оставь себе - это же твоя вира.
Они рассмеялись, после чего Асмунд продолжил расспрашивать Трюггве, умело вызнавая все необходимое. Затем же он велел привязать жреца к шесту, зная что с увечной рукой он не сможет освободится, дабы со временем решить, как использовать пленника с большей выгодой.

Сигурд в депре

Тяжко было на душе у Сигурда, тяжко и погано, словно мертвец внутрь забрался и решил сгнить там до самых костей. Всякий, кто попадался ему на пути, буть то воин или служка простой, спешил убраться прочь, ибо попасть под горячую руку пирата не хотелось никому.
И хуже всего было то, что причину такого паскудного состояния Сигурд определить никак не мог. После ошеломляющей по наглости и смелости победы брата-Коршуна, казалось, всем мерцам только пировать да песни распевать во славу свершенного подвига. Все так и делали (и Сигурд никак не отставал от прочих), однако, когда прошла душевный жар поутих, пришла пора тоски.
Чужие земли, чужие порядки, чужие бабы. Награбить всласть ранее не удалось, а сейчас Рогволд не позволял. Никуда было выместить (разве что на служанке неуклюжей всласть отыграться – если повезет, в сарае) душевное томление. У Сигурда, видать, этого томления больше прочих было – накапливалось оно внутри и накапливалось…
Накапливалось и накапливалось. После недельного отсутствия пират возвратился в усадьбу и первым делом отправился в покои плененной Хильд. Растолкал стражу у дверей, зло наорав на них, ворвался внутрь.
- Ну как сидится на скамье коршуновской? – процедил Сигурд.
Покои Хильд были на диво просторными и роскошными для, фактически, темницы. Однако несмотря на все ткани, посуду да украшения резные на стенах это была темница, из которой Хильд выйти никак не могла – пока на то не будет воли коршуновой.
- Сидится, Сигурд, - также хмуро отвечала Хильд, - того достаточно.
- А ты чего гостя любимого так недобро встречаешь? – Сигурд упер в деву злой взгляд, - аль не люб тебе? Другого нашла?
- Не муж ты мне, чтобы любым быть, - Хильд отвела глаза.
- Не муж?.. ну так на кой мне жена порченная? – хмыкнул пират и подхошел вплотную к Хильд, что сидела у самого окошка, - была б девкой, может, и подумал бы, а так…
- Чего пришел? Злобу выместить?..
- Я? Злобу? Напротив, лишь радостью свтелой поделиться, - хватая ее за подбородок, прошипел Сигурд, - много у меня ее в чреслах накопилась!
Хильд пискнула, пытаясь вырваться, оттолкнуть пирата. Однако разве могла легкотелая дева справиться с сильными руками лихого рубаки, разгибавшим подковы? Раздался треск рвущейся ткани, плечи Хильд предстали перед Сигурдом в первозданной белизне.
- Ты – не ярл, не дружинник даже! – закричала Хильд, закрывая руками обнажающиеся груди, - не пират, а простой разбойник! Бонды-землеройки – вот твое родство!
- Ничего, после того, как бонд-землеройка ознакомится с тобой поближе, - расхохотался Сигурд, - ты станешь к нам добрее!
Пират заломил руки Хильд за спину, повалил ее на скамью. Что произошло бы дальше не для кого не секрет и не было б смысла на том заострять внимание, однако ж двери светлицы неожиданно отворились и внутрь вошли двое стражей, что до этого стояли за стеной.
- Сигурд, оставь ее, - пробасил один из них, - Рогволд не велел трогать ее.
- Пшли вон! – бросил через плечо пират, - я занят.
- Сигурд, пробуди в себе хоть каплю разума. Коршун строго-настрого запретил к ней прикасаться.
- Я брат его!..
- Даже тебе. Тебе в первую очередь – так он сам и сказал. Сказал, кто девку покалечит, тот перед Харальдом отвечать будет. А тот как раз вскоре подъехать должен.
Сигурд поднял голову, смерил воев замутненным взглядом. Хильд, лежавшая в чем мать родила, не смела даже пошевелиться, а даже если бы и смела, то вряд ли ей что-либо удалось, ибо крепко держал ее Сигурд.
- Ладно, - процедил он, поднимаясь со скамьи, - оденьте эту курву.
Сигурд распрямился и зашагал к двери, однако ж прежде, чем покинуть светлицу, он обернулся к Хильд и бросил напоследок:
- А ты, отродье паскудное, помни. Поиграется с тобой Коршун, поиграется да и наиграется однажды. Всякая игрушка, знаешь ли, либо ломается, либо надоедает. Скоро, ой скоро ты ему даром нужна не будешь – и уж тогда я вновь приду поделиться с тобой радостью. Той, что в чреслах.
Сплюнув на пол, пират вышел вон.

Ранрики
(с Тельтиаром)

Зима в Ранрики выдалась необычайно теплой. Почти до самого дня середины зимы с моря шел туман, и постоянно шел дождь .
Но в канун Середины Зимы, когда день длится всего пару часов, и солнце, не успев показаться уже спешит спрятатьсяза горизонт в пасти дракона Нидхога, внезапно с севера подул холодный ветер, и посыпался снег, как будто инеистые великаны спустились с Йотунхейма и открыли свои мешки со снегом. Три дня не было видно ни зги, и Солнце больше не показывалось на горизонте.
В такую погоду даже хозяин собаку на улицу не выгонит, потому все кто мог отсиживлаись по домам, а гридница была полна людей. Че5рез три дня снежная буря улеглась, и люди несмело стали выбираться на улицу. Снег намело почти пго самые крыши. Едва слуги вымели снег, началась подгтотвока к веселью. Хозяйки открыли закрома и стали месить тесто, чтобы испечь пудинг или выпекать коржи символизирующие солнце. Харек уговорил жрецов поставить крест с колесом, отображающий якобы воскресающего Бальдра, и там ирландцы принесли подношения - хлеб, мед, молоко и зерно. Вскоре и все метсные жители последовали их примеру, прославляя умершего и воскресающего бога.

В те дни, казалось, будто бы все беды и невзгоды отошли прочь, что не было у правителя Ранрики разногласий с конунгом Харальдом, что не жаждали свеи отомстить Хареку за позор их властителя - люди веселились, пили брагу и слушали песни скальдов, а порой ирландские музыканты играли на своих чудных инструментах.
Во дворе у разоженного костра устраивали пляски, и зажигательные ирландские танцы чередовались с местными и норвежскими плясками и хороводами. Люди веселились все семь дней напролет, пока длилась Ночь Богов, и когда солнце наконец вновь показалось на небе, радости людей не было предела. А потом снова с моря подул теплый ветер, и снег начал таять так же внезапно, как и выпал.

Жрецы истолковали это как добрый знак, и заверили что урожай в следующем году будет обильным. А этот год так и называли "Год короткой зимы"

Спустя еще неделю и четыре дня к берегам Ранрики пристали корабли с полосатыми парусами - приплывшие на них люди желали видеть конунга Харека.

То пираты приплыли, которые до этого в дальних походах были, а ныне захотели они договор заключить, как при Сигвате-ярле было.

Высадившись на побережье, они обосновались лагерем возле своих короблей, отправив двадцать человек к усадьбе.
Появление такого множества кораблей у пристани вызвало настоящий переполох. Но, увидев, что незваные гости лиха никому не делают, люди успокоились и снвоа заняись своими повседневными делами. Харека появление незваных гостей в такое время сильно встревожило. Но он сохранял спокойствие, чтобы его ттревога не передалась остальным. Он сам, облачившись в кольчугу, с отоборными тридцатью воинами отпраивлся навстречу посланцам.

- Приветствую тебя, славный Харек Волк, - предводитель отряда, широкоплечий мужчина с заметной сединой в волосах выехал вперед, едва заметил правителя Ранрики. - Я Регин Усач, морской конунг.
- Приветствую тебя, Регин. С чем пожаловал ты в мои владения? Если с добром пришел, будь моим гостем, располагайся в гостевом дворе. А если пришел скрестить мечи, то Харек никогда не был трусом.
Усач рассмеялся:
- К чему устраивать распрю на родной земле, когда есть столько берегов, только и ждущих, чтобы на них ступила нога воина! - Он почти поравнялся с Хареком и протянул ему руку: - Я никогда не был врагом Ранрики и ее правителей, напротив - мне есть, что предложить тебе, конунг.

Харек потмоу держался настороженно, что издавна по неписанным законам любой морской конунг мог бросить вызов любому властителю владеющему землей, и если выигрывал поединок, мог занять его место. Если побежденный оставался жив, его торжественно приноисли в жертву богам, испрашивая благословение на правление нового владыки

Харек кивнул, и пожал протянутую руку.
- Что ж, тогда добро пожаловать в мой гостинный двор, - сказал Харек, не теряя невозмутимости и гордой сдержанности, ка ки подобает хозяину и владыке обширных зеиель.- Я готов выслушать, что ты мне предложишь, вольный волк морей

Тот махнул рукой своим людям, чтобы те продолжали движение:
- Из дальних стран мои воины привезли много добра и диковинных вещей - а теперь хотел бы продать их твоим людям.
Харек кивнул с улыбкой, и произнес:
- Что ж, для того я повелел выстроить ту пристань и дворы, и сараи для кораблей, и склады для товара, чтоыб каждый мог сюда приплыть и торговать. МНогие приплывают сюда для торга и обмена. Все ли это, что ты хотел предложить?
- Порой нам потребуются жилища, чтобы переждать зиму, - продолжил Регин, пристроивши коня рядом со скакуном Харека.- А быть может, если пожелаешь, я привезу покорных рабов и услужливых трэллей - франков, саксонцев, фризов.
- Теперь порядки меняются, - ответил Харек, выдержав паузу. - Ныне эта земля под властью конунга всей Норвегии, и потмоу я не могу давать приют тем, кто воюет против земель, с которыми мы в дружбе. Если хотите получить здесь приют, переходите к нам на службу, и получите не только жилища, но и земли, и оружие, и доспехи, и лес для кораблей, и новые корабли.
Регин недоуменно посмотрел на Харека и уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но Харек прервал его:
-Воюйте против наших врагов, и вы получите почет и уважение, -повторил Харек, жестом давая понять, что возражать ему бесполезно.
- Мы люди вольные, - покачал головой Регин, но затем добавил: - Однако вполне можем расправится с теми, кто тебе неугоден.
- Что ж, это и вправду хорошее предложение, сказал Харек , задумчиво теребя в руках поводья. - Тогда я смогу предоставить вам жилища. Но не в этой земле. Есть острова, которые считаются частью земли Ранрики и Вингульмерка, но там живут люди, которые не считаются ни с чьими законами и правами. Приведите их к покорности моей воле, и вы получите там приют и помощь.
Регин шумно выдохнул, и наконец произнес:
- Что же, тогда ты признаешь меня лендрманом тех островов, - выдвинул свое условие морской конунг.
Харек усмехнулся.
- Согласен, - сказал он. Но те острова должны оставаться частью моих владений, но ты будешь иметь все права лендрмана и сможешь вершить там свой суд и свой порядок. Но помни, что закон земли Ранрики должен быть един для всех кто в ней живет, будь то хирдман или бонд.
- Хорошо, - немного подумав, Регин кивнул. - Ты укажешь мне эти острова. А пока - мои люди привезли из земель франков отличное вино, и я был бы рад угостить им тебя и твоих близких.

- А я буду рад угостить вас теми дарами, которыми богата эта земля, - сказал Харек. - Вот мы и приехали. Это мои покои, где я принимаю всех заморских гостей. Отворяйте ворота, к нам гости! -крикнул Харек слугам.
- Я пошлю человека к кораблям, чтобы он велел выкатывать бочки, - сказал предводитель викингов, въезжая во двор усадьбы. - Хороша домина, я смотрю - ты знатно ее подлатал, конунг. При Сигвате, казалось, рухнет не ровен час.
-Сигват был хороший хозяин. Я лишь завершил здесь то что он начал.
Регин оставил эту фразу без ответа. Он спешился, передавая поводья одному из своих воинов и направился ко входу в дом, остановившись лишь у крыльца и ожидая хозяина.
Харек спешился, неторопливо и спокойно, всем совим видом показывая что он здесь хозяин. Затем неторопиливо прошел в дом, а за ним последовала часть его свиты.
- Добро пожаловать в дом, будьте моими гостями, и разделите со мной трапезу, - сказал Харек
- Это мы завсегда рады, - ответил за всех Усач.
Хирдманы рассаживались по скамьям, слуги и служанки засуетились, вынося гостям миски с хлебом, кашей, мясом, и сушеными фруктами, и чаши с пивом и водой.

Конечно, по сравнению с недавним праздником, угощение было не столь роскошное, но проведшие немало дней в море воины были рады и этому, тем более, что их предводитель заключил договор с правителем этой земли...