Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

Готланд. Разрывая курганы

Когда Рогволд ярл узнал, что требует от него Харальд, первым желанием Мудрого было нарушить волю конунга, но еще раз все обдумав, сын Эйстейна Грохота пришел к выводу, что полученные выгоды будут гораздо большими, нежели возможные неприятности. Ему ли бояться гнева асов, когда в Мере он вертел жрецами и годи как хотел? А мертвых Рогволд боялся того меньше, потому оставалось решить, кто из его дружины достаточно верен и дерзок, чтобы взяться за столь опасное дело. В первую очередь ярл понадеялся на своего сына Хрольва, однако Пешеход наотрез отказался осквернять курганы. Родичи крупно поругались, после чего Рогволд позвал самых отчаянных головорезов, служивших еще его брату Сигурду и пообещал им две трети всего, что они найдут в могильниках. Эти, немного поторговавших до трех четвертей, выразили согласие и отправились за лопатами.
Первый же курган, принадлежавший гаутскому хевдингу и расположенный совсем рядом с деревней, занятой мерийцами, хирдманы раскопали уже к вечеру, однако – опасаясь мести мертвого властителя, тело его трогать не стали. Зато до отказа набили мешки утварью и драгоценностями, прихватили пару щитов и хорошо сохранившийся франкский топор с узорчатой вязью на рукояти (за этот топор двое мародеров передрались едва не до смерти). Затем выволокли останки принесенного в жертву раба и раскидали по окрестностям.
Пришло время могильных камней – зная, насколько скудная может быть добыча в подобных захоронениях, мерийцы и тут схитрили. Они повыворачивали камни с привычных мест и немного взрыхлили землю, усеяв ее костями забитого еще гаутами скота, а затем вернулись к Рогволду, чтобы доложить о выполнении приказа. Ярл принял их радушно, напоил остатками медовухи и спросил, довольны ли они наградой – ухмылки мародеров оказались красноречивее любого ответа, а потому дождавшись, когда голодные воины захмелеют, Коршун велел им отправляться к ближайшей усадьбе и там повторить курганные подвиги.
Прошло более двух недель с того дня, как Харальд отдал приказ разорять могильники. Конунг уже и сам отчаялся дождаться результата, но вот ему доложили, что нескольких мародеров гауты застрелили прямо у кургана, а остальные поспешили бежать, бросая мешки с награбленным и лопаты. Немало врагов было замечено и у других погребальных мест, однако расправиться с ними не удавалось – те всегда успевали скрыться. Пригладив жидкую бороденку, Косматый улыбнулся – все шло именно так, как он и рассчитывал. Теперь, когда гауты распылили силы на защиту своих могильников, можно было беспрепятственно перебросить из Верманланда еду и подкрепления, пока еще реку не сковало льдом. С этим приказом Харальд и отправил гонца к Ивару Рогволдсону.
Сын ярла, ожидавший награды за убийство Горма, решил присовокупить к этому еще и славу спасителя норвежской армии, а потому сам решил привезти конунгу необходимое продовольствие, до отказа загрузив зерном и мясом шесть пузатых кнорров. Корабли эти беспрепятственно перебрались на другой берег (что Ивар тут же отнес к своим личным заслугам), где их уже ожидали люди Харальда с пустыми телегами, которые пришлось тащить самим воинам, поскольку ни волов, ни лошадей у них теперь не было. Усталые, выбившиеся из сил, спустя два дня они добрались до усадьбы, в которой разместился конунг. Враги дважды пытались напасть на них, но сил у гаутов для этого явно не хватало, ведь большая часть воинов сейчас защищала от поругания курганы предков.
Харальд на глазах у дружины обнял Ивара Рогволдсона, наградил серебром его людей, а после велел отправить продовольствие во все занятые норвежцами деревни и усадьбы. Теперь, когда еды стало вдоволь, Косматый отдал приказ удерживать селения так долго, как это возможно. Надвигалась зима, по заверениям Торлейва обещающая быть очень суровой, и это было лишь на руку конунгу Норвегии.

Ярость зимы.

И действительно, зима в том году выдалась беспощадной. Северные земли столь сильно сковало льдом и стужей, что морского пути из Транделага не осталось, а пеший – по горным перевалам Оркдаля, - стал поистине непроходим. И даже если бы желал тогда Хакон Хаконсон вернуться к конунгу, то не смог бы до весны этого сделать.
Не лучше чувствовал себя и Эйрик конунг в Уппсале. Морозные ветра продували его одаль, подчас сбивая с ног могучих воинов, и снегами занося целые деревни. О том, чтобы идти с подмогой гаутам не могло быть и речи, люди боялись выйти в лес за дровами, а оголодавшие волки в плотную подходили к селениям.
На юге же, в Хардаланде начались сильные шторма и несколько кораблей, везших конунгам, сговорившимся вместе пойти против Харальда, оружие и доспехи, разбились о скалы фиордов, унося на дно драгоценный груз.
- Не иначе, как колдовство черное, финское, - сказал тогда правитель Хардаланда. Впервые страх закрался в сердце его: что, если будет удача Харальду и когда они в битве сойдутся? Что, если сил восьми могущественных конунгов не хватит, чтобы остановить дерзкого мальчишку, возомнившего себя наследником Асов? – Не бывать тому!
А Витгейр, за бурей в тот день наблюдавший, много сильнее содрогнулся. Почувствовал он, что силы великие стоят на стороне Харальда, силы такие, против каких его чары пустыми окажутся, но и Гюду отдавать Косматому не желал колдун.
Грелись у костра, стуча зубами Асмунд и Оттар, некогда враги лютые, а ныне неразлучные друзья, проклинавшие Харека за то, что на помощь пришел Косматому, ведь не случись того, и два зверя – Норвежский и Свейски, глотки бы перегрызли друг другу, а теперь воинственный Альхеймсон иной замысел лелеял, чтобы погубить Харальда.
Мерзли в лесах гауты, без пищи и крыши над головой обреченные на погибель. Те из них, кто силы сохранил, были вынуждены бежать из земель, захваченных Харальдом, покидать свои укрытия, обратившиеся в ловушку смертоносную. То, что не удалось сделать клинкам норвежских воинов, оказалось под силу лютым морозам – в первый же месяц зимний в Вестерготланде не осталось более врагов Харальда Косматого.
Однако же, не все складывалось благоприятно для норвежского конунга – на Роскильде вернулся некогда изгнанный брат покойного Хардакнута Харальд Скупой, заявив о своих правах на власть. Датские ярлы, не желавшие видеть над собой норвежца, подтвердили притязания бывшего изгнанника… все кроме одного. Могущественный ярл Фроди, некогда принужденный присягнуть Хардакнуту, отказался служить морскому разбойнику и объявил конунгом себя. Начавшаяся распря угрожала превратиться в кровавую усобицу, готовую захлестнуть всю державу… но любой исход ее был не благоприятен для Харальда Хальвдансона.
Тогда же, на берег Хардаланда ступил человек, живущий лишь ради мести Косматому.

Тоже Готланд.
(с Тельтиаром)

Эйрик-конунг с войском все никак не возвращался, и ярла Храни уже беспокоить это начинало – не за конунга, понятное дело, беспокоить, а за то, что в Гаутланде творилось. Зиму тяжелую кое-как они пережили, пусть не все, но большей частью, однако весну им встречать пришлось не с радостью, а с усталостью и злостью. Многие гауты в лесах погибли, укрываясь и ускользая от норвежцев, а оставшиеся в живых винили в том Харальда и его людей, желая отомстить – но куда там, с такими-то неравными силами!
Вот если бы с Остерготландом объединиться против агдирского выкормыша… только с удивлением узнал Храни, что восточные гауты скорее сдаться на милость Харальда готовы, чем драться с ним. Понять их можно было – кому охота так же в лесах скрываться, друзей хоронить, да кровь проливать за свейского конунга, который беду им на голову свалил. А сам в Уппсалу ускакал и поминай как звали. Впрочем, и они еще надеялись, что Эйрик вернется с большим воском и отправит Харальда если не в Вальхаллу, так хоть обратно, прочь с их земель.
А еще усложняли и без того тяжкое дело недавние выходки норвежцев. То ли от наглости чрезмерной да пренебрежения к мертвым, то ли для того, чтоб специально гаутов разозлить, но стали они разрывать старые их курганы. Как только стало о том известно, великое возмущение охватило гаутов, и стали некоторые, забыв о том, что скрываться нужно, подкарауливать харальдовых людей у могильников, чтоб отплатить им сполна за непочтение. Тут уж Храни насторожился крепко – а что, если схватят кого-нибудь из гаутов, да под пытками все выдать заставят – о том, кто где скрывается? Одни сильны духом, даже перед ликом смерти не сдадутся врагам, но есть ведь и слабые…

Совсем иные настроения среди людей Харальда были - напротив, за зиму воины духом воспряли. Пусть и пришлось им впроголодь весны дожидаться, но все же скудная пища лучше, чем отсутствие ее полное, а как льды растаяли - из Верманланда вновь обоз приехал крупный и тут уж велел конунг Харальд всем людям своим собираться, да деревни захваченные покинув, выступать к границам Остерготланда. Соглядатаи проворные уже побывать там успели, и теперь рассказали норвежскому правителю, что вся крепость духа вражеского сейчас держится на одном лишь ярле Храни, а без него гауты сражаться уже не станут, опасаясь, как бы полному разорению не предал их земли Косматый.
К границе воинство Харальда подходило, на три крупных рати разделенное - одной Харек Волк руководил, второй - Гутхорм ярл, а третьей выпало Рогволду верховодить. Все они должны были объединиться на восточной части Гаутской земли, чтобы крупную битву дать, или же просто поддерживать друг друга, если не выйдут гауты для сражения. В Вестерготланде порядок поддерживать конунг оставил Эйвинда Ягненка, поручив ему, помимо иного охранять тыл норвежской армии. Сам же Харальд с отборной дружиной следом за основными войсками двигался, и помимо прочих были с ним братья Вебьерсоны.
За дельный совет, Сигтрюггу на ум пришедший - курганы гаутские разорять, чтоб если не выманить их, то хоть растревожить, разворошить, как гнездо пчелиное - получили братья награду от самого конунга. Впрочем, для них наградой явилось и то, что ехали они подле самого Харальда на битву сейчас, ежели будет битва. А если и нет, все равно честь великая была - в его дружине находиться.
- Изнутри бы ударить, - говорил Сигтрюгг брату вполголоса (не ристало при конунге рассуждать о том, как ему лучше б сделать было, когда все решено уже). - Восточные-то гауты духом послабее западных будут. Людей бы заслать нужных, подтолкнуть - и пали бы они Харальду в ноги.
- Кто знает, - поглядывая на конунга, отвечал Халльвард. - Если б не этот ярл ейный, давно бы уж сдались, небось. Видно, есть в нем сила какая, а может, и чары наложены... Про него рассказывают, будто бы ему всегда везет. Раньше вот был никем, пустым местом, еще хуже чем мы с тобой раньше, а потом случайно Эйрику Свейскому на глаза попался, тот его и облагодетельствовал за что-то. А потом и над гаутами поставил.
- Не за хитрость ли? - усмехнулся младший Вебьернссон. - Тут уж ему, видать, равных нет, коли до сих пор жив он.
- Может, и за нее. Но посмотрим, будет ли и дальше удача на его стороне!
- О чем, братья, беседу ведете?
Конунг, чуть придержав коня, позволил Вебьерссонам с ним поравняться, за что юноши были награждены предупреждающим взглядом хмурого берсерка Укси. Впрочем, тот на всех, кто к Харальду приближался, зверем смотрел, не иначе - не забыл еще, как конунга родная бабка отравить пыталась.
- Да нам, конунг, все ярл гаутский покоя не дает, - пояснил Сигтрюгг. - У одного человека столько власти над людьми его, что до сих пор они сдаться не хотят - а ведь говорили, в Остерготланде многие уже на сторону Харальда перейти готовы, если б не Храни и не Эйрик, который вот-вот появится...
- Того, чтобы Эйрик и Храни объединились допустить нельзя, - кивнул конунг. - Следует бой гаутам дать, покуда подмога свейская не подошла.
- А подойдет ли? - Халльвард усомнился. - Сколько мы его людей перебили... сыщется ли в его землях достаточно людей, чтоб они хотя бы половину убитых нами заместили? Будь я на его месте, я бы...
И тут он понял, что все равно не сбежал бы, не струсил - как хотел сказать изначально о свее. Ведь тот, пожалуй, и в самом деле спасал уцелевших и спасался сам только ради того, чтоб вернуться.
- Да, - после паузы продолжил херсир. - Я бы тоже собрал кого смог и ударил. Только не спешит Эйрик.
- Зима была лютой, - покачал головой Харальд. - Теперь ударит, если не опередить его.
Некоторое время они в молчании ехали, наконец конунг сказал:
- А ведь это уже Остерготланд. Гутхорм и Рогволд впереди, но о битве нет вестей - как бы снова по лесам не попрятались.
- А может, они уже победу одержали? - усмехнулся Сигтрюгг. - Как говорится, малыми силами... или сдались все.
- Верится с трудом, - кисло улыбнулся старший брат его.
- Вы, братья вперед поезжайте, и узнайте - а после возвращайтесь с известиями, - велел им Харальд.
Не по душе ему было оставаться в неведении, что задумали гауты. Ведь из-за их хитрости всю зиму вынужден он был провести в Вестерготланде, когда враги на западе крепли и сил набирались. И хотел бы Косматый на них обрушиться, но нет - Эйрика недобитым оставлять боялся, ведь мстительный свей непременно тогда в спину ударит!
Подчинясь приказу конунжему, братья заверили его, что вернутся так скоро, как только смогут, и отправились вслед за Гутхормом, погоняя коней…

А Храни тем временем пришлось совсем туго. Предложил ярл гаутам затаиться – ведь скрывались они прежде, и успешно вполне! - да ждать Эйрика, ведь времени прошло уже много, и со дня на день должен свейский конунг вернуться.
Так бы и сделали они, если б не восточные гауты.
- Нет уж, ярл, - возмутился Вегард, рослый чернобородый детина, которого многие гауты знали и побаивались. После Храни он вторым был в Остерготланде, кого бы жители стали слушаться в первую очередь. – Хватит прятаться, как трусливые зайцы! От этого и выгоды никакой, одни убытки, а мы не хотим, чтоб половина наших в лесах каких-то полегла, скрываясь от битвы!
- Так что же ты, сражаться желаешь? – усмехнулся Храни. – Посмотрю я, как люди за тобой пойдут.
- Они за тобой пойдут, ярл, - в свою очередь ухмыльнулся тот. – А если ты их на бой не поведешь, то за мной он пойдут Харальду сдаваться, чтобы жизни свои и детей своих уберечь.
Похолодел Храни, окинул взглядом людей своих – но те не выглядели удивленными речью Вегарда, а некоторые согласно кивали даже… значит, уже знали о том, что он задумал! И более того, были согласны с ним.
«Как же мне потом Эйрику в глаза смотреть», думал Храни, «если они норвежцам подчинятся?» Выходит, не оставалось ничего другого ярлу, кроме как собрать все силы, что имелись, и ударить по войску Харальда.
Впрочем, был в этом и свой толк – донесли разведчики Храни, что войско норвежское на три части разделено. Может, одну треть и удастся им одолеть?..
И скрепя сердце, принял Храни решение идти в бой, хотя сердце это и подсказывало ему – добром это не кончится.

Не Готланд.

Витгейр мрачнее становился с каждым миновавшим днем, словно в ожидании чего-то неизбежного, непреодолимой силы, которая должна была разрушить его счастье, построенное на хитрости и обмане. Колдун слишком сильно привязался к Гюде, чтобы позволить Харальду отнять ее, но каждый раз, кидая руны он получал лишь один ответ: "Всех, вставших на пути Косматого, ждет неминуемая гибель". Все знаки пророчили скорую победу агдирского волка, а Витгейр продолжал лгать девушке, что его колдовство сможет остановить Харальда, хотя сам уже перестал в это верить. Но и сложа руки колдун не сидел, ведь где бессильны чары, он привык полагаться на хитрость. Верные люди рассказали ему, что еще зимой в землях Фиордов объявился странный воин - молодой, но уже с заметной сединой в светлых волосах, с телом, покрытым столькими шрамами, сколькими мог похвастать не каждый умудренный годами муж. Но хуже всего, по словам рассказчиков, были его глаза - пустые и безжизненные, как будто не человек вовсе, а драуг из мрачного царства Хель вырвавшийся.
Наскоро собравшись, Витгейр тайно направился в Фирдир, сообщив о своем намерении только Гюде, да и ей при расставании он сказал лишь, что нашел человека, который поможет покончить с Харальдом. Колдун надеялся, что его догадка окажется верной, ведь многие приметы, о которых он слышал, совпадали.
И вот, спустя неделю, посреди зимы, Витгейр добрался до скалистых фиордов. Как удалось колдуну это путешествие не мог понять никто, из его друзей, у которых он остановился отдохнуть и заночевать. Раньше, лет десять назад, Витгейр жил в Южном Мере и часто гостил в Фиордах, но после был вынужден покинуть родные земли, и лишь в прошлом году прочно обосновался в Хардаланде (а о том, где он пропадал столько лет, предпочитал не рассказывать).
- Это хорошо, что ты пришел, - улыбнулся пухлогубый бонд Харвард. Когда-то он был знатным человеком, но пошел против власти Харальда и лишился большей части своего добра. - Как там Эйрик конунг? Говорят, в Хардаланде большая рать собираеться, это правда?
- То правда, - кивнул, отогреваясь с мороза Витгейр.
- Хорошо бы они Косматого-то прикончили! - В сердцах выпалил хозяин. - А уж как его не станет, так весь народ поднимется! Понатыкаем на копья головы холуев его!
Подавил улыбку колдун - гладко выбритый, он не мог спрятать ее в бороде, как иные мужи.
- Так плохи ярлы, им оставленные?
- Кари конунга предал! - С негодованием бросил Харвард. - А Хроальд только о том думает, как бы людей обобрать в угоду Косматому!
- Сыщите и на них управу, - уверенно произнес Витгейр. - Непременно сыщите. Я так вижу.
Других доказательств Харварду и не надо было - он безоговорочно верил в чародейскую силу гостя, по слухам бывшего учеником могущественного финского заклинателя. И, обрадовавшись добрым вестям, велел жене накрывать на стол все, что было в доме самого лучшего. И, хотя обеднел бонд, все равно трапеза у него в тот день была роскошнее, чем у конунга Харальда, прозябавшего в Готланде.
Наевшись и отдохнув, отправился Витгейр по деревне, чтобы о воине странном людей расспросить. Фиордцы уже успели прознать, что не простой гость у Харварда остановился, а потому все просили колдуна об услугах разных: кому заговор на удачу, кому на амулете руны охранные начертать, кому лошадь любимую вылечить. Иногда Витгейр соглашался, иногда отказывал. Сам же он, к вечеру уже многое успел разузнать о человеке искомом: нрава тот был самого бешеного, когда спорить с ним кто смел, так воин в ярость впадал, избивая наглеца едва не до смерти, к тому же, долго на одном месте не сидел - метался от селения к селению, словно ища кого. Однажды наткнулся он на людей Кари-лендрмана, вставших постоем у одного богатого бонда - они, со слов свидетелей, крепко повздорили, и чужак шестерых воинов зарубил, а еще троих так покалечил, что они лишь чудом выжили.
"Настоящий берсерк..." - шептали крестьяне.
Поняв, что большего от них не добиться, Витгейр покинул селение, преследуя таинственного воина, и надеясь найти его раньше, чем это сделают люди Кари. Однако, всякий раз, добираясь до новой деревни, колдун узнавал, что нужный ему человек совсем недавно отбыл, и вновь начиналась погоня. Так, в бесплодных скитаниях провел он почти всю зиму, прежде чем сумел настигнуть воина в захудалой деревеньке на самой окраине Фирдира.
Одного только взгляда хватило Витгейру, чтобы понять - перед ним действительно стоит внук человека, некогда изгнавшего его из Южного Мера.
- Здравствуй, Сельви Разрушитель, - улыбнулся колдун.

Готланд. Да еще и восточный.
(немного Хелькэ, много Тельтиара)

По мере того, как все три рати харальдовы продвигались вглубь Остерготланда, все меньше возможностей оставалось у Храни, чтобы на своих условиях бой дать врагам: всего два дня прошло, как известия получил ярл о вражеском наступлении, а уже деревни приграничные в руках Косматого были. Однако, здесь удача все же улыбнулась наместнику Эйрика - норвежцы почувствовали вкус настоящей добычи, и рвались вперед, словно цепные псы, желая поскорее захватить селения и поживиться за счет гаутов. Более всех алчным себя войско Рогволда показало, да и сам ярл хирдманов поторапливал, решив опередить Гутхорма и Харека с захватом гаутской земли, тем самым перед конунгом себя показав. Уже скоро далеко вперед оторвался Рогволд и мерийцы его от основных сил, и сопротивления не встречая в глубь Остерготланда вторгся.
Ярлу же Храни ничего не оставалось, как, подчинясь своему обещанию, данному столь же вынужденно, сколь и опрометчиво, выступить против Рогволда - но не открыто, а тайно, устроив засаду. Тем самым он надеялся хотя бы сбить врага с толку, застать врасплох, если таковое возможно. Силы гаутов, тдо того не попадаясь Рогводу на глаза, должны были сомкнуться позади него и напасть, когда вторгнется он в очередную деревню...Душой и сердцем Храни понимал, что и события торопит, и явной пользы не принесет - но все же лучше было гаутам лечь в честном бою, чем пойти к Харальду на поклон.
Уж во всяком случае, за первое Эйрик их проклинать не станет.
Коршун же о том не подозревая, как раз подошел к небольшому селению. В предвкушении богатой добычи, разрешил ярл своим людям разграбить деревню и силой гаутов к покорности принудить. Ворвались мерийцы в ворота, легко частокол миновав... пустовали дома. Такого в Остерготланде норвежцы еще не встречали - в прежних деревнях жители сами на в ноги кланялись, чтобы не грабили их сверх меры. Так неужели снова решили по лесам прятаться?
- Эти хоть добро побросали, - довольно заметил Хрольв, к отцу возвращаясь.
- Пусть воины порадуються, - немного подумав, кивнул ярл.
Тишину, стоящую во дворах опустивших домов, ничто не нарушало, позволяя людям Рогволда прислушаться к ней... еще немного тишины, пока она еще не разрезана резким звуком, пока еще не свистит неведомо откуда и кем пущенная стрела...
Уже - свистит. И вонзается в землю, заставляя нескольких воинов отступить.
Вторая жадно впивается в горло одному из отступивших.
Немногие лучники, что были у гаутов, наносили первые удары - смерть от стрел была верной, чистой, но лишь до тех пор пока не стало ясно, откуда стреляют, покуда не двинулись за лучниками другие воины Храни, из тех гаутов, что согласились последовать за ним, - двинулись, чтобы вступить уже в ближний бой. Для кого-то из них наверняка - последний.
- Батька! Вот мрази! - Заревел разъяренным медведем Пешеход, щитом прикрываясь от гаутской стрелы. Озирался сын ярла, соображая лихорадочно, где лучше оборону держать. Был бы частокол - куда проще бы вышло, так ведь нет, сами же мерийцы его разломали, в деревню врываясь.
- К домам! Быстро! Щиты сомкнуть! - Холодный голос Рогволда раздался - Мерский Коршун скалился, не скрывая злобы, но приказы отдавал быстро, желая поскорее боевые порядки восстановить среди растерянных воинов. - Отходить к центру деревни!
То уже и без веления его, хирдманы делали, не желая под стрелами вражескими гибнуть. Те, кто в грабеже преуспели, с неохотой великой добычу бросали, клинки обнажая, да покрывая головы шлемами. Одного, прямо на крыльце стрела достала - рухнул мериец, награбленное из рук выпуская, покатились кубки из кости выточенные по земле.
Храни тем временем уже скомандовал гаутам разбиться на несколько отрядов. Основная часть наступать на воинов рогволдовых стала, тесня их все дальше вглубь, а еще две должны были, слева и справа подкравшись, внести сумятицу в их ряды и как можно больше воинов отправить в мир иной, более лучший.
Лучники держались теперь позади основного отряда, не прекращая врага стрелами осыпать, хоть и ударялась теперь большая часть стрел в крепкие щиты. А гауты, бывшие впереди, словно обезумев, прыгали вперед, и топорами да копьями, кто чем мог, пытались пробиться межды щитами и нанести удар в мягкую податливую плоть, что за ними прячется...
Пусть и отвыкли они от сражений за последнее время, но азарт боевой в них от этого только сильнее разгорался.
Не успевшие достойного сопротивления оказать, мерийцы отходили, собираясь у дома местного херсира, чтобы от стен защиту дополнительную получить и не бояться, что смогут враги в спину ударить. Сам Рогволд, хоть и звался Могучим, но в доме укрылся, сыновьям поручив войско вести.
- То для вас испытание хорошее воли и мужества, - сказал он им, дверь за собой закрывая.
Хрольв только оскалился, по щиту ударив, а Ивар шлем на лоб надвинул - неприятно им было видеть малодушие родного отца, вот только не перед воинами же говорить об этом в разгар кровавой битвы.
- Дозволь, брат, я их охолоню немного, - попросил Пешеход, на что старший Рогволдсон кивнул.
Действительно, только могучий Хрольв сейчас мог воодушевить мерийцев на сражение, и следовало этим воспользоваться, покуда не поздно еще.
- Руби их! - Кратко бросил, а скорее прорычал даже великан, вперед бросаясь, а из-за спиный его Ивар добавил:
- За все, что нам зимой вытерпеть пришлось!
Старший брат заметил уже, что гауты разделились, окружение устроить решив, вот только не хватало им людей для дела такого - потому решил мериец основной удар по главной рати вражеской нанести, пока другие в бой не вмешались.
Храни только зубами заскрипел, увидев, что догадались враги прикрыть спину - теперь было к ним не подобраться. С двух других сторон, впрочем, начали пробиваться гауты, он смог разглядеть некоторых, но было очевидно, что их все же слишком мало...
И уже поздно было утешать себя тем, что это для сокрушительной победы мало, а для долгого, напряженного боя в самый раз.
Тут уж скорее - для того, чтобы всем на поле брани костьми лечь. За Эйрика-конунга, которого невесть где носит сейчас, когда он необходим им пуще воздуха. Поймав себя на мысли, что уже злится он на конунга, Храни отбросил тотчас эту мысль, бросаясь с новыми силами в бой.
А гаутов уже теснили в это время. Небольшие отряды, нападавшие с левой и правой стороны, были почти разметаны - да и не виделось ярлу, чтобы воинам Рогволда большого труда это стоило. Неожиданность нападения принесла плоды свои, однако - увы! - их было так немного...
Сыновья Мерского Коршуна в Готланд уже опытными воинами пришли, много битв повидавшими, а потому, разгадав план гаутского военачальника, Ивар для того вперед брата послал, чтобы самому меньшми отрядами заняться: напавших справа копья и клинки встретили, а вот тех, что с левой руки напирали, напротив к самому дому подпустил сын ярла, но отнюдь не для того, чтобы у тех возможность появилась в спину мерийской дружине ударить. Едва только возомнили гауты, что верх одерживают, как раскрылись ставни и оттуда стали телохранители Рогволда дротики метать, да посылать стрелы - только того и надо было Ивару, чтобы на правую часть войска вражеского натиск усилить и в бегство обратить позорное.
Куда более грозная сеча в центре кипела, где самые крупные силы сошлись. Порой чудилось Хрольву, что слышит он зов валькирий, но от того только крепче зубы сжимал и с яростью удесятиренной бросался на гаутов, кого топором рубя, кого просто щитом отбрасывая. А подле этого великана и прочие мерийцы воодушевлялись на ратные подвиги.
Вокруг сновали, мельтешили, рубили, кололи и резали - кто в грудь разил, кто в спину, кому довелось получить острый дрот от коварных людей Рогволда, - но для гаутского ярла вдруг исчезла эта суматоха, и битва сузилась до предела всего лишь двоих.
Зачем конуг - на поле битвы? Зачем ярл..? Зчем хозяин волчьей стаи выходит в схватку - неужели затем, чтобы рвать горло какому-нибудь плешивому ублюдку? вожак должен сойтись с вожаком, иначе побуда не будет победой.
И Храни, не обращая внимания на то, как удары топора его боевого срубают чужие кисти, предплечья, головы, стал прорываться к Хрольву.
Пешеход тоже заметить успел предводителя гаутского войска и навстречу ему двинулся. Громадный сын Рогволда, больше похожий на исчадие великанши, нежели смертной женщины (хотя, кто знает, с кем мог коварный Коршун спутаться?) расшвыривал врагов, оставляя за собой мешанину изрубленных тел. Гауты уже боялись к нему подступаться, ища себе противников попроще, и Хрольва это явно злило - не хватало еще гоняться за врагами, словно за зайцами на охоте!
Но за гаутским ярлом ему гнаться не пришлось - он сам словно искал схватки с ним.
Хотелось зарычать ему в лицо, выкрикнуть что-то бравое, храброе и безрассудное, вроде приветствия и прощания одновременно - или пипугнуть, надерзить... но ярл Храни подавил мальчишеский порыв. Лет пять назад он, кончено, поступил бы иначе. Но с тех пор прошло... целых пять лет.
И он просто занес топор для удара, и бросился вперед, надеясь если не врубиться лезвием в плечо вражье, так хоть полоснуть - пусть окропит кровью гаутскую землю это норвежское отродье!
В момент удара, Пешеход поднял щит, заслоняясь от лезвия Храни, но столько ярости выплеснул свей, столько злобы, что в щепы разлетелся щит мерийца, не выдержав напора этого. Храни ярл не только за ум коварный был возвышен Эйриком, но и за доблесть ратную, пусть и не удалось ему стяжать такой славы, как Черному Молоту. Однако по сравнению с Хрольвом даже рослый воин цвергом казался. Даже не пошатнулся норвежец, да в ответ топором ударил – пришел черед Храни укрываться. Онемела рука свея, удар принявшая, стиснул он зубы от боли, размахнулся сильнее в бок разя недруга. Лезвие острое вспороло выделанную кожу, пластины стальные сдирая с брони и погружаясь глубоко. Потекла кровь по топору гаутскому, но не долго пришлось радоваться ярлу - схватил за запястье его Хрольв, крепко сжав, и захрустели кости свея, когда сломал ему руку великан.
Без страха принял смерть Храни Гаутский, в глаза глядя врагу, когда тот топор заносил. Первый же удар Пешехода рассек его от плеча до пояса, но впавший в неистовство Хрольв продолжал рубить уже бездыханного врага, злобно рыча, точно зверь лесной.
- Мертв! Мертв ваш заступник! - Закричал, что сил было Ивар Рогволдсон. - Убит ваш ярл, гауты! К чему теперь гибнуть напрасно? Ступайте к Харальду на поклон, покуда возможность есть!
И гауты сдались, тот же Вегард первым оружие опустил. Эйрик далеко, Храни мертв - а Харальд рядом, так кого больше бояться стоило? Кому служить выгоднее? Полгода почти Храни Косматого без сражений задерживал, а здесь в одной битве нелепой был для свейского конунга Готланд потерян. Гауты же неблагодарные, сами сражения этого возжелавшие, теперь проклинали Храни, за то, что якобы он их на смерть привел.

Определенно не Готланд

Глаза воина сузились, когда он услышал свое имя из уст незнакомца, а ладонь опустилась на рукоять ножа.
- Кто ты? - Процедил Разрушитель с неприкрытой угрозой в голосе.
- Мое имя Витгейр, - отвечал колдун.
Некоторое время они стояли молча - Сельви оценивал собеседника, Витгейр же не хотел торопить события. Наконец, мериец холодно улыбнулся и отпустил оружие.
- Ты тот никудышный скальд, которого выгнал прочь мой дед, - прозвучали равнодушные слова. - Помню. Зачем пришел?
Глаза безземельного конунга снова стали безжизненными, интерес к неожиданному собеседнику пропал. А вот Витгейр не понимал, как мог запомнить его сын Хунтьова.
- Я даже благодарен конунгу Неккви за то. Покинув Мер, мне удалось постичь искусство финнов, которого нет могущественнее.
- Пустое бахвальство, - сплюнул Разрушитель. – В которое верят бабы и дураки.
- Ты ведь выжил и на то воля Гримнира. Я видел это – потому здесь.
Иссеченное шрамами лицо юноши исказила злоба:
- Ничего ты не видел! А скажешь еще о воле Одина, и отправишься к нему! По этой воле я лишился отца и деда, и всех родичей! По его воле мои земли попирают захватчики!
Мотнул головой Витгейр, недовольство отгоняя – понятно стало колдуну, что тот трюк, какой на селян действует, здесь не пройдет, и о другом говорить следует.
- И так ты отомстить решил? Бродишь по деревням, да хирдманов Кари режешь? – Чародей рассмеялся, желая вызвать негодование в душе Разрушителя, хоть то и опасно было. – Самый многообещающий из воинов Мера – теперь ты жалок!
- Замолчи, колдун, - Сельви скользнул вперед, молниеносным движением обнажая кинжал – еще мгновение, и сталь коснулась горла Витгейра.
- Что бы твой дед сказал, - процедил тот. – Узнай он, как низко пал его наследник.
- Еще слово, и…
- Ты для того выжил, чтобы стать последним бродягой?! Это твоя месть Харальду?
В ярости юноша отшвырнул колдуна и обрушился сверху, крепко прижимая к мерзлой земле. В глазах его разгоралось берсерково безумие, какое и раньше поглощало могучего внука Неккви, помогая совершать подвиги, за которые его и прозвали Разрушителем. Крепкие пальцы вцепились в горло Витгейра, сжимаясь все сильнее, и хардаландец мог лишь хрипеть, не в силах вырваться из железной хватки безземельного конунга.
- Вотан ковал тебя… словно… словно клинок… - с хрипом вырывались едва слышные слова. – Что ты знаешь о… охххх…
- За дело тебя дедушка прогнал, - скрипел зубами Сельви, продолжая душить колдуна. – Зря вернулся, зря разговор этот завел!
Разрушитель еще раз тряхнул Витгейра, ударив головой об заледеневшую землю, и отпустил, когда тот перестал трепыхаться. Сделав так, Сельви поднялся, отряхивая грязь и пошел прочь.
- Стой, - донесся до него слабый голос едва живого колдуна. – Гримнир испытывал тебя этими лишениями. Как меч… Добрая сталь в закалке сильнее станет, худая – преломится.
Знал Витгейр, что если не сможет увещевать сейчас мерийца, то с жизнью расстанется, а потому с жаром говорил, не скупился на слова.
- Кто ты, Сельви: конунг или ничтожество? Разве такую судьбу спряли тебе Норны?
- Замолчи! Хватит! Перестань!
Бересерк ревел раненым медведем, рухнув на колени и в бессильной злобе стуча кулаками по земле – слова изгнанника, ученика коварных финнов достигли его сердца, пронзили насквозь, пробуждая давно позабытую гордость. Все то, что довлело над ним на Сольскелле, что заставило бежать с острова вернулось, обрушившись градом безжалостных ударов, от которых не было защиты. Сельви пытался укрыться от себя, от своей судьбы – сначала увечным прячась на острове, затем же похитив лодку и бежав с одним только топором для рубки дров. Он чувствовал, что полюбил дочь рыбака, ухаживавшую за ним, но не желал разделить остаток жизни с женщиной, которая видела его немощь и знала, сколь жалок он мог быть. Однако, куда бы он ни подался, прошлое настигало его – теперь в облике колдуна Витгейра, в один миг ставшего ненавистным.
- Ты выжил трижды там, где иные погибли, - медленно, морщась от боли, поднимался хардаландец. – Один хранил тебя для великих свершений – теперь ты готов!
- К чему?!
- Сельви Разрушитель – тебе одному под силу убить Косматого! Убить врага, что залил кровью Норвегию, что изничтожил твой род и свободных людей сделал рабами!
- Но что я могу… теперь… один?
- Идем со мной – конунг Эйрик станет тебе подмогой и другие, кому дорога еще честь и свобода.
Они скрепили свой договор рукопожатием. В безжизненных раньше глазах Разрушителя вновь теплилось пламя – то горела ненависть к Харальду Косматому. Витгейр же сделал все, что было в его силах, чтобы выполнить обещание, данное любимой.
Однако, не только в Фиордах зрел заговор против Харальда – иной удар, быть может еще более тяжкий был нанесен Косматому в датской земле, навсегда лишив его надежды править теми владениями.

Сто процентов -Готланд!

(с Тельтиаром)

Вегард и другие мужи гаутские, как время пришло, все присягнули Харальду, признав его своим конунгом, Эйрика же теперь иначе, как захватчиком беззаконным никто не называл. О Храни, в бою павшем, со злобой говорили выжившие – будто бы это из-за него столько славных воинов погибло и столько добра потеряно. Покорность эта приятна была Косматому, важно разъезжал он по деревням, всюду прием теплый встречая, не то что в западной части Готланда, а за то многими милостями конунг одарил подчинившихся ему и подати уменьшил.
Рогволд, победу одержавший над войском свеев и гаутов, в большой чести оказался у Харальда (помнил конунг и о том, кто курганы разорял, а потому особый почет ярлу мерскому оказан был и за те заслуги и за новые). Не остался без награды и Хрольв Пешеход, что в качестве трофея взял голову ярла гаутского – за полный шлем серебра выкупил у него конунг эту добычу и велел отослать в подарок Эйрику Свейскому, дабы видел правитель Уппсалы, какова судьба постигла его верного человека.
- Эйрик ведь нам того не простит, - сказал на это Витгейр тихо.
- Пусть приходит, - отвечал с улыбкой Харальд, покуда две рабыни ему пальцами волосы расчесывали (согласно клятве, только гребень не должен был его кудрей касаться). – Дружина его уже потрепана изрядно. Я оберегу вас от гнева его.
- Славься, правитель, - поклонился низко бонд, опоры и защиты искавший у нового господина. Ведь стоит только уйти дружине Харальдовой из этих земель, и всю ярость может мстительный сын Энунда на Готланд обрушить. Еще не истерлась память о походе свеев на Руян, где великое разорение Эйрик причинил Ругам.
Череп Храни не зря отправил в Уппсалу сын Хальвдана – он желал, чтобы ярость взяла верх над осторожностью конунга свеев и тот повел бы дружину мстить за любимца, чтобы в одной, последней битве решить судьбу Норвежской и Свейской держав. В победе Косматый не сомневался, ведь его рати были многочисленны, а из Верманланда в скорости должны были подойти еще подкрепления. Не больше месяца оставалось ждать, когда окончательно растают льды, а после просохнут дороги, чтобы по ним могло пройти войско свеев. Пройти на погибель.
Кутаясь в песцовую шубу, Харальд сидел у очага, беседуя с Рогволдом и Иваром о том, как следует вести битву с Эйриком, чтобы нанести ему больший урон и сохранить собственных людей для грядущих сражений. Из всех ярлов, Мерский Коршун был наиболее искушен в хитроумном коварстве, а потому хотел его мнение вызнать конунг, прежде чем подоспеет свейская дружина. Гутхорма и Харека в тот день в усадьбе не было – оба они занимались обустройством готландских деревень да следили, в точности ли приказы конунга исполняют гауты.
- Пропустите меня к конунгу! – Голос нетерпеливый с порога раздался.
Укси с кем-то повздорил, но все же вынужден был уступить и гость незваный вошел в большой зал, сняв шапку да поклонившись государю.
- Здоровья тебе и долгих лет, конунг, - сказал он.
- Я тебе помню, - ответил на то Харальд. – Как твое имя?
- Гуннар Одноухий, - сказал он. Теперь, в тусклом свете, Косматый смог разглядеть, что у пришедшего действительно не хватает уха. То был человек Хемунда, некогда ловко избавившийся от датского правителя, и тем самым помогший Харальду без боя овладеть обширными землями.
- Садись, - к неудовольствию Рогволда, пригласил его Косматый. – Расскажи как моя матушка, как Сарасберг?
- Дурные вести… нет-нет, кюна здорова, государь! – Поспешил заверить Гуннар. – Иное случилось за Скаггераком.
- Что же? – Насторожился конунг, с ярлами переглянувшись – оба плечами пожали.
- Харальд Скупой, морской конунг, вернулся…
- Кто такой еще?
- Хардакнутов брат, - отвечал Одноухий. – Разбойник беззаконный, потребовал он себе все владения датские.
- И что же? Мое право сильнее!
Кулак сжал крепко Косматый, такие слова услыхав – знал он, что был у Хардакнута брат, прочь изгнанный, но думал, что тот давно сгинул в морской пучине и Пивовару служит на дне.
- Ярлы его поддержали и назвали конунгом.
- Раздавлю, - прошипел Харальд, задыхаясь от злости. – Как они посмели?!
- Не только он, в Сконе еще конунг объявился – Фроди, что раньше перед Хардакнутом на коленях ползал.
Отстранился Гуннар, боясь, как бы гнев свой на него не выплеснул правитель Норвегии.
- Боюсь, потеряна для тебя Дания, мой государь…
- Мое право сильно словом Хардакнута – по договору я наследник его.
- Мне горько говорить о том, но договор имел силу, лишь если у конунга не было бы сыновей…
Кровь отхлынула от лица Харальда, не мог он в толк взять, откуда еще сыновья могли у старого дана появиться.
- Горм вернулся, с дядей своим, Харальдом, союз заключив, - опустил голову Гуннар, наказания ожидая за столь дурные вести, только не на него обрушил ярость Косматый.
- Горм?! Ах ты лживый пес!
Кулак конунжий с силой в лицо Ивара врезался, и с табурета рухнул гордый сын ярла, лицо разбитой ладонями закрывая.
- Кто говорил, что сделано дело?!
В живот, что сил было пнул его Харальд, согнуться заставляя.
- Выродок турсов! Почему жив Горм?!
Следующий удар застонать заставил Рогволдсона, а конунг уж снова заносил кулак, но схватил его за руку Коршун:
- Постой, владыка! – Взмолился он. – Не вели казнить сына, вспомни, как верно мы служили тебе!
- Да уж помню, - отмахнулся Харальд, готовый приказ отдать Укси и Гуннару, чтобы здесь же прикончили Ивара.
- Тогда про курганы вспомни, - прошептал, к уху конунга склонившись, Рогволд.
Это одно заставило юношу переменить решение, вздохнув, вновь сел он к очагу:
- Вон пошли, все, - приказал он. – И Гутхорма зовите скорее!
Только Гуннар задержался ненадолго, еще сказал несколько горьких слов правителю.

Гутхорм предстал пред очами конунга, как был с пути: в броне и опоясанный мечом. Шлем с плотной бармицей он держал в руке, а лоб его исчертили многочисленные дорожки пота и дышал он тяжело, только вернувшись с дороги.
- Здоровья тебе и силы, племянник! - приветствовал он Харальда. - А мне - пива. Рог, не меньше.
Укси поспешил питье поднести ярлу, покуда тот ближе к очагу садился.
- Похоже, Один нас испытать хочет, дядя, - конунг сказал. - На каждую победу по бедствию дарит.
Откуда-то из рога донеслось нечто невнятное, но явно вопросительное. Отрываться от напитка, не прикончив его, ярл явно не собирался и выразил интерес доступным ему способом.
- Горм объявился в Роскильде, - с неприязнью рассказал Харальд. - Даны и раньше не хотели видеть меня своим конунгом, а теперь все ему присягнули.
- А тебе, значит, присягу нарушили, - Гутхорм утёр с усов пену, положил рог рядом с собой и задумался, постукивая ногтем по куполу шлема. - Сколько при нём людей, знаешь ли?
- По словам Гуннара - вся датская дружина с ним и Харальдом Скупым, его дядей.
Гутхорм устало выдохнул. Он не стал говорить то, что и так всем понятно: если даны возьмутся за агдирцев с одного края, а Эйрик с другого, то не о победе думать придётся, а о том, как пасть в бою так, чтобы и валькирии склонили головы в почтительном удивлении.
- От мести Горма нас отделяет только Сконе, - грустно улыбнулся сын Хальвдана. - Ярл Фроди провозгласил себя конунгом, свободным от Роскильде, а потому сначала его усмирять будут.
Судя по голосу, конунг надеялся, что усмирять Фроди будут долго.
- Против данов он долго не устоит, - развеял надежды Харальда ярл. - Хотя, если с ЭЙрика пример возьмёт, то может мы тут и сможем закрепиться. Тогда и можно будет потолковать с сыном Хардакнута на равных, а не как сейчас
- Будем мира искать, - вынужден был признать свое поражение юноша. - Большой войны с Гормом нам сейчас не нужно.
- Большую виру запросит. И за отца, и за себя, и, чтоб неповадно нам с ним играть было. Хотя, если постараться, то можно и в союзники его получить. Вместе-то Эйрика будет сподручнее жать.
Правитель кивнул:
- Это так, я к нему Хемунда пошлю о мире говорить. Эй, Укси, еще пива!
Расторопный телохранитель поспешил принести два полных рога, протянув их конунгу и ярлу.
- Помнишь, дядя ту девчонку, которая мне в сватовстве отказала?
- Это та, что ли, из-за который в твоих волосах нынче больше жизни, чем во всей Дании?
Снова кивнул Харальд:
- Отец ее теперь во главе рати встал, Эйрик из Хардаланда, и погибели моей более иных желает.
- Да уж, собралось по твою голову, племянник, властителей уже столько, что если каждый по куску отхватит - даже на чашу не хватит. Впрочем, ещё посмотрим, у кого чаши новые будут! Как думаешь, осмелеет Эйрик так, что вылезет на открытый бой?
- Я ему уже тем противен, что его дочери желал взаимности в ответ не получив, - Харальд тряхнул космами, едва не опалив пряди в огне. - Но сейчас с ним Сульки и Хроальд, и этот вор Кьятви, что мой Агдир захватил! Хемунд предупреждает, что когда льды растают, они на Сарасберг пойдут.
- Там их и встретим. А даны, если так, совсем не худшей поддержкой нам станут, раз столько дружин в одну собираются. Кстати, знаешь, почему бить одноглавого дракона легче, чем трёхглавого? - Гутхорм прищурился, испытывающе глядя на конунга.
- Всегда знаешь, откуда укусит.
-А знаешь, почему сложнее?
- И почему же?
- Потому, что если в три башки придут разные мысли, то телу его не сладко придётся! Вот и подумай, как нам сделать так, чтобы нашему даркону во многие его головы стукнула разная мысль...
Харальд рассмеялся, наконец приложившись к рогу и едва не пролив все его содержимое:
- Сейчас самое важное с Гормом примириться и так сделать, чтобы он начал терзать свейские владения.
- Ну, тогда ты думай об этом, а я буду на очереднйо треклятой кляче носиться по нашим землям здесь и крепить оборону. Пригодится оно нам, если с данами не договоримся, спиной чую!
- Нет, дядя - время дорого!
Харальд решительно поднялся, расплескав остатки пива.
- Сегодня же отправлю гонцов к Хакону в Транделаг, чтобы собирал дружины и плыл к Фиордам, а сам двинусь в Сарасберг - люди там сейчас беззащитны против хардаландцев. Скажи, ты сможешь здесь с Эйриком закончить?
- Смогу, - кивнул ярл. - До весны мы его либо добьём, либо эта паскуда опять сбежит...

И опять не Готланд

Асмунд Кровавый, самопровозглашенный проповедник Белого Бога, поежившись закутался в шерстяной плащ. Зима подходила к концу, равно как и более-менее спокойная жизнь. Поддержки от жителей Вингульмерка его люди уже давно не видели, все чаще их с проклятиями гнали от деревень, отказывая даже в хлебе и воде, а у Альхеймсона была слишком малочисленная дружина, чтобы рисковать ею в стычках с бондами. Дело Креста, начатое Эйнаром, казалось, было проиграно окончательно. А ведь, поведи себя по другому Харек в Верманланде, нанеси он удар в спину Харальду, и все обернулось бы иначе! Впрочем, ярл Раумарики свой выбор сделал, и Асмунд утешался тем, что уже скоро Волк за это поплатится - было лишь вопросом времени, когда Торлейв вновь попытается очернить ярла в глазах Харальда. Харек мог покончить с мерзким жрецом одним ударом, но вместо этого решил исполнить долг перед давно уже мертвым конунгом. Асмунд не понимал, как можно быть столь слепым.
Так или иначе, в одиночку против Косматого им было не продержаться, и люди Асмунда это прекрасно понимали. Следовало уходить из владений Харальда, пока тот еще воевал с сыном Энунда, уходить без оглядки.
Оттар Рваный, сцепив зубы, нашивал костяные бляхи на кожаную куртку. Толстая, неуклюжая игла порхала в его пальцах, но сам он явно был недоволен своей работой, равно как и тем, что ему приходилось ее выполнять. После произошедшего у Гаут-Эльва, херсир проникся к Хареку большей злобой, нежели испытывал к Асмунду – ведь он все сделал для того, чтобы заманить Харальда в ловушку, даже, рискуя жизнью, пробрался в Уппсалу, заслужил доверие Эйрика и уговорил того нарушить данную клятву. Он, Оттар, верил, что Харек поддержит их, поможет захлопнуть западню и расправиться с обоими зверьми, однако судьба распорядилась иначе, и только чудо помогло Рваному скрыться от ярости свейского конунга.
Они остались одни против Харальда и его прихвостней вроде Торлейва или лживых братьев Вебьерсонов, которых Оттар поклялся извести. Эти паразиты погубили Эйнара, святого человека, единственного, кто был способен принести благую весть Белого Бога в эти языческие земли. И они должны были заплатить, тогда в Верманланде, если бы не предательство Волка.
- На юге собираются крупные силы, - словно невзначай заметил Рваный. – Те, кому еще дорога свобода и честь.
- Дураки и трусы, - неприязненно отозвался о них Асмунд. – Им следовало напасть на Харальда раньше, а не когда он загнал их в угол. В углу и крыса дерется.
- У этих крыс есть войско.
- Они не верят в животворящую силу Креста. Они такие же, как Косматый.
- Тогда, пусть истребят друг друга, - решительно заявил Оттар, обрывая жесткую нить. – На руинах этого царства возникнет новое, справедливое.
- Хочешь присоединиться к Эйрику сыну Ватнара? – Голос Кровавого звучал несколько удивленно. – Почему нет?
Херсир рассмеялся, встряхнув подновленное одеяние, но мерить его не стал – ратная рубаха сейчас была без надобности.
- Грядет большая битва – там, если Бог даст, я смогу поквитаться с Халльвардом и Сигтрюгом, - он мечтательно прикрыл глаза. – А может, сумею и с ведьмой-кюной счеты свести.
Асмунд, подумав, кивнул.
- Если так выйдет, что Харальд умрет, во многих фюльках мятежи вспыхнут – и дело наше тогда расцветет.
- Смута будет полезна, - согласился Оттар.
Они еще немного поговорили, а после велели готовить коней – небольшой отряд Асмунда спешил прочь из Вингульмерка, через Вестфольд и Альвхеймар в самое сердце Хардаланда, чтобы там присоединиться к конунгу Эйрику и сойтись в последней битве с сыном Хальвдана, с тем, кого проклинали жители южных фюльков – с Харальдом Косматым.

И снова не Готланд.

Временем тем Витгейр и Сельви уже возвратились обратно в Хардаланд. Колдун, не смотря на протесты юноши, все же разложил ему гадание на рунах, напоил неким целебным отваром, должным наделить его былой силой (ведь еще не полностью оправился Разрушитель от страшных ран, в битве у Сольскелля полученных), и подарил ему защитный оберег. После еще велел Витгейр ему зайти, чтобы лезвие меча рунами отметить, а пока же отправил молодого воина к конунгу Эйрику показаться и о себе заявить.
Когда сообщили владетелю Хардаланда, что явился к нему сам Сельви Разрушитель, законный конунг Мера Южного и Северного, Фирдира и Фьяллира, а так же Раумсдаля, то обрадовался несказанно такой вести Эйрик, сам встречать достойного гостя вышел. Но каково же было удивление его, когда увидал перед собой конунг лишь потрепанного жизнью воина, в старую одежду запыленную с дороги облаченного.
- Здоров будь, конунг Эйрик, - поклонился сдержанно Сельви.
- И тебе не хворать, Разрушитель, - пытаясь скрыть изумление свое, Ватнарсон произнес. – С чем пожаловал в мои владения?
- Слышал я, что ты против Харальда готов выступить, и готов в это дело посильный вклад внести.
- Сколько же у тебя людей, конунг Мера?
- Я один, - спокойно ответил Разрушитель, заметив, как дернулось веко у хардаландца. – Но в бою стою сотни.
- О подвигах твоих я наслышан, - Эйрик кивнул. – Тебя берегут асы от стрелы и копья.
- И я не щажу врагов. Знай, конунг, что если собрать всех людей, претерпевших обиды от Косматого, то в их сердцах всех, вместе взятых, не найти столько ненависти к нему, сколько ее в моей груди! Харальд истребил мой род, надругался над моей теткой, а череп дяди моего у ворот подвесил – тебе не найти человека, желающего ему худшей участи, нежели желаю я. Приложи ладонь к моей груди, приложи!
Сельви сам схватил конунга за руки, притягивая ближе:
- Чувствуешь, как мое сердце - оно бьется лишь для мести Харальду!
Улыбнулся Эйрик, поняв сколь отважный и непреклонный стоит перед ним человек:
- Ты желанный гость в моем доме, Сельви Хуньовсон, - произнес, и на этот раз Разрушитель не почувствовал злобы к отцу, в его душе просто не было места, чтобы ненавидеть кого-то еще, кроме Харальда, столь сильно было это его чувство. – И я почту за честь, если станешь сражаться с Косматым по правую руку от меня.
- Отрадно мне слышать эти слова от тебя, государь.
Они крепко обнялись по-дружески, и Эйрик повел гостя в дом, чтобы накормить с дороги и подарить чистую одежду, поскольку не пристало конунгу из рода конунгов ходить в обносках.

Got land? Готланд!

(не без Тельтиара)

Думал Эйвинд Ягнёнок, что с весной забот у него поубавится – ведь всю зиму, словно голодный волк, носился он со своей дружиной по Вестерготланду и промышлял всем, что попадалось под руку. Люди у него были толковые (бестолковые раньше того померли) – охотились на лесную дичь, силки ставили, находили тайные кладовые, в которых деревенские прятали припасы от лихих людей. Били и гаутов, что по лесам прятались. Без большой пользы, конечно – у тех съестного и того меньше было, тощие были, словно ветки померзшего можжевельника, ходили и гнулись на ветру. К весне же, когда миновала лютая зима, и Харальд двинул войско в Остерготланд, Эйвинду кроме прочих забот было приказано следить за порядком во всём Вестерготланде, охранять обозы с провизией из Верманланда, да помимо того смотреть, чтобы никто не ударил в спину конунжьему воинству.
Не слишком радовался тому фиордец – хотелось ему сражаться впереди войска и стяжать славу воина и храбреца, как было то в Альвхеймаре, а не разбойника и убийцы, каковым величали его здесь. Но идти против слова Харальдова Эйвинд не посмел. Ему оставили ещё две сотни воинов – самых худых и слабых, тех, кто едва пережил зиму и не смог отправиться в поход. Дружина была – не бей лежачего, но Эйвинд худо-бедно справлялся с вылазками недобитых гаутов и сам с сотней охраны сопроводил большой обоз до самой границы с Остерготландом.
Велико было удивление Ягнёнка, когда он прознал, что Харальд, одержав победу над Храни (которого, поговаривали, Хрольв Пешеход в поединке рассёк пополам), разделив армию, выдвигается обратно. Впрочем, Эйвинд скорее рад был, нежели опечален этой вестью – он надеялся, что ему удастся встретиться с Харальдом лично и убедить конунга в том, что он со своими людьми будет полезен в бою более, чем здесь - тогда прозябание его в Вестерготланде, наконец, закончится. С тремя десятками викингов выступил он навстречу Харальду, чтобы лично встретиться с конунгом.

Харальд, действительно, двигался по захваченным землям скорым маршем - казалось, на самой границе совсем недавно была его дружина, а вот он уже вновь в Вестерготланде и ищет встречи с Эйвиндом, чтобы спросить, как выполняются его поручения. С Харальдом возвращался и Рогволд, а Харек с ранирами своим путем шел (ему конунжий приказ был готовить корабли и сплавлять их к Сарасбергу).
Во время одной из ночных стоянок конунгу доложили, что Эйвинд явился в лагерь и просит встречи с ним. Харальд незамедлительно вызвал его к себе в палатку.
Внутри горели тусклые лучины. Укси принес несколько чурбанов, в походе заменявших табуреты и встал у входа.
- Здравствуй, Эйвинд Ягненок, - еще больше заросший за последний месяц, Харальд улыбнулся.
- Поздорову тебе, Харальд Хальвдансон, пусть Одноглазый всегда дарует тебе победу в бою, - поклонился Эйвинд, - я приехал, чтобы рассказать о делах в Вестерготланде и узнать о причине твоего столь поспешного возвращения. Не прервал ли я твой сон, конунг?
- Тебе я всегда рад. Говори, как гауты восприняли твое верховодство?
Эйвинд нахмурился:
- Постоянные нападения на дозорных и обозников, недовольство в деревнях и разговоры о бунте за спиной. Впрочем, те гаутские воины, что прячутся в лесах, настолько ослаблены зимними холодами и голодом, что мы не несём серьёзных потерь. А селяне... Когда они бывали довольны? - Ягнёнок развёл руками.
- Как я и ожидал, - кивнул правитель, задумчиво накручивая грязно-светлую прядь на палец. - Вот, что Эйвинд - собирай людей, каким доверяешь и присоединяйся снова к моей дружине. Хорошие воины мне ныне в другом месте потребны.
Эйвинд довольно ухмыльнулся в усы: "Верно я угадал! Заварушка на западе начинается, и в Готланде мне больше не торчать". Вслух же сказал:
- Я слышал, что повержен Храни ярл, а войско его разбито, но если уйдём мы сейчас - разве не соберёт Эйрик снова армию и не отобьёт Готланд? Или я чего-то не понимаю в скудости разума своего?
- Оберегать покой границ я оставил ярла Гутхорма, и полностью ему это доверяю, - отрезал Харальд, а после добавил уже мягче:
- Скажи, ты часто ходил походами на Хардаланд или к ругам?
- Доводилось мне бывать и в Хардаланде и в Роголанде. – ответил Эйвинд самодовольно, - Сульки конунг не раз проклинал меня и награду за мою голову назначал.
- Если снимешь с него самого голову - то уже я тебе награду дам, - конунг пообещал. - И не малую.
- Рад буду послужить тебе, конунг. Особенно в битве с рагами, с которыми давно нет у нас во Фиорах мира ни на воде, ни на суше! - Эйвинд сверкнул глазами, отразившими свет лучины, - Кого прикажешь оставить вместо себя в Вестерготланде?
- Это уже моя забота. Грядет большая битва и я бы хотел, чтобы ты сражался подле меня, а не в общем строю.
Такое предложение уж точно не могло оставить Эйвинда равнодушным: в личной дружине Харальда сражались лучшие воины из тех, кому Харальд мог довериться. Он сжал кулак и поднёс его к груди:
- Клянусь Гунгниром и Мьёлльниром, что не подведу тебя в битве!
- Отрадно слышать слова отважного мужа. Твой род уже приносил мне присягу, но я хочу знать - готов ли ты исполнить мой приказ, если иного будут требовать от тебя родичи?
Не смотря на добродушную улыбку, Харальд, несомненно испытывал Ягненка.
Задумался Эйвинд, не понимая, к чему клонит конунг. Затем, решив не гадать по незнакомым рунам, кивнул:
- До тех пор, пока не обидишь ты мой род в Бердле и кровного моего родича Кведульва - буду я следовать за тобой.
- Ты дерзок, но воина это красит, - Косматый заключил Эйвинда в крепкие объятия. - Я награжу тебя по возвращении в Сарасберг.

Уже покинув палатку конунга, устраиваясь на ночлег, Эйвинд долго думал о том, что же имел в виду Харальд, и почему указания его могут пойти вразрез с волей его отца или побратимов. Так и уснул, ничего путного не надумав.

Сообщение отредактировал SergK - 29-06-2009, 21:53

Харке Волк, Вестерготланд
Выполняя приказ конунга, отправился Харек подчинять рыбацкие деревни вдоль берега реки Гаут-Эльв. Деревни встертили его безмолвием и запустением. Но Харек велел сдержать гнев и оставить все нетронутым. Жители оставили брошенные сети и снасти. Потмоу вызвал Харек народ из Вермаланда - в основном карлов безземельных, и даровал им покинутые жилища, и приказал им наладить рыбный промысел, чтобы было хоть чем-то кормить войско.
Весь месяц он и его войско держались только на рыбе и редкой дичи которую удавалось поймать в лесу. Вскоре начали они находить в лесу ослабших и оголодавших жителей. Но никого из жителей он не велел трогать и обид им не чинить, потому стали жители постепенно возвращаться в свои покинутые жилища. Постепенно наладили путь из Верманланда и Ранрики, и стало поступать продовльствие, и велел Харек делиться едой с метсными жителями, которые под его заступничество стали из лесов стекаться. и многие стали исктаь убежища и защиты на побережье. И тех кто встал под его покровителтьство, Харек начал привлекать к строительтсву флота. Харальду нужно было много кораблей. Стучали топоры и скрипели пилы в Ранрики, Верманланде и побережье Вестерготланда. сновали утлые рыбацкие суденышки по бурным водам морским, и пробивали топорами лунки во льду Ран-Эльва и Гаут-Эльва, загатавливая рыбу. Так в хлопотах и приготолвениях прошел месяц.

Эйрик. Еще не Готланд.

Больших сил стоило свейскому конунгу снова дружину собрать да вооружить всех. Многие люди не хотели идти туда, где погибли их родичи – отцы, братья, дядья… кто-то просто и страха перед смертью (в Валгаллу-то почетно отправиться, только зачем это прежде времени делать?),кто-то из-за того, что считал напрасной и бессмысленной эту войну. Если один раз проиграл Эйрик Харальду, неужели второй раз надеется выиграть, когда и люди пойдут уже другие с ним, притом больше частью неопытные еще в воинском деле? Зря…
Однако сам Эйрик так не считал.
Выдвинулась в путь новая дружина его, когда спали льды; оставшиеся в Уппсале и землях окрестных жены и матери (и были они почти единственными, кто остался, исключая слабых и немощных, либо совсем уж юных) провожали воинов со слезами, с молитвами к Одину и Тору на устах.
Только Сванхильд Синеокая не вышла провожать мужа, не позволила и детям с отцом проститься.
- Не буду сейчас говорить ничего тебе, - сказала она супругу накануне выступления войска, - не буду проливать слез, не буду Норн просить о хорошей судьбе. Если вернешься – тогда и буду плакать. Если не вернешься… тем более.
Вот таким словами, выходит, и проводила она конунга.
«Я вернусь», думал он, оглядываясь на усадьбу свою, «только чтоб увидеть твои слезы радостные; непременно вернусь».

Мысли о скорой расправе подогревали боевой дух Эйрика в пути, - и правда, как славно будет разделаться с обидчиком, невесть что о себе возомнившим! В прошлый раз из-за предательства старого лиса Аки не удалось победить мальчишку, но сейчас…
Конунг свейский еще не догадывался, что будет сейчас, когда они проделали уже половину пути, дороги назад не осталось, и самое время было подумать о том, как объединяться с гаутскими отрядами и которой части харальдова войска наносить основной удар.
А сейчас – показался на горизонте силуэт всадника, и всадник этот (одиночка! Неужели с вестью от Храни?) направлялся именно к войску Эйрика.
Остановился он перед конунгом, и свейский властитель понял – не от ярла гаутского этот человек. Впрочем, гонец словами своими это лишь подтвердил:
- Эйрик Свейский! – воскликнул он. – Конунг Харальд, повелитель Готланда, посылает тебе привет свой!
- Повелитель Готланда? Как понимать это?! – зарычал Эйрик.
- Понимай так, как сказано, - гонец потянул коня за уздцы, собираясь развернуть его. – Едва не забыл, конунг – Харальд Косматый не только привет тебе передает, но и подарок!
Вестник отвязал от луки седла мешок холщовый и вытряхнул содержимое под ноги Эйрику…
…на конунга смотрели глаза ярла Храни Гаутского, равного которому по хитрости не было, да и мало кто в отваге мог с ним равняться – но последнюю свою битву Храни все же проиграл.
А гонец уже скакал, надеясь спасти свою шкуру, пока ошеломленный конунг глядел на отрубленную голову верного друга и советчика своего.
Впрочем, не настолько был в оцепенении Эйрик, чтобы не крикнуть вовремя: «Стреляйте!». Сразу три стрелы пронзили харальдова посланника, и еще несколько поразили коня.
- Падаль, - процедил конунг сквозь зубы. – Воины! Видели вы, как обошелся Харальд с лучшим из мужей Готланда? Гауты или пали, или сдались на милость норвежскому волчонку! Но тот скоро расплатится за все это – и расплатится собственной кровью!
И громкими криками воины поддержали конунга своего – которого ненависть к Харальду жгла теперь вдвое, втрое сильнее, чем прежде.

Марш конунга. Готланд-Веманланд-Вингульмерк-Сарасберг.

Весна в этом году удалась холодной, зима отступала неохотно, особенно в северных фюльках, где реки и озера еще были скованы льдом. На юге, в Готланде и Верманланде было теплее, и Харальд торопился успеть в Сарасберг до того, как снега окончательно растают, ведь только они сейчас задерживали наступление западных конунгов, о союзе которых сообщал Хемунд. Никогда раньше не приходилось Косматому сталкиваться с такой значимой силой - все его былые противники пусть и были могущественны, но сражались по отдельности, брошенные союзниками либо слишком гордые, чтобы просить чьей-либо помощи, но сейчас несколько мелких правителей (каждый из которых, несомненно был слабее Гандальва или Неккви) объединились, собрав неисчислимые рати. Харальд понимал, они будут биться до последнего, отстаивая свою власть и свободу, под их знаменами множество людей, подвергавших разграблению Агдир, а так же предателей, карлов и бывших рабов - то были подлые людишки, к которым ни Харальд, ни его приближенные не питали никаких иных чувств, кроме презрения, однако и крысы, загнанные в угол, бьются с яростью берсерков. К тому же, врагов было изрядное количество, а в дружине Косматого насчитывалось не более десяти сотен воинов (пусть испытанных, прошедших с боями всю Норвегию), ведь большую часть пришлось оставить с Гутхормом, чтобы обезопасить границы от мстительного конунга свеев. Втайне, Харальд надеялся, что в скором времени дядя зарубит Эйрика.
Норвежская дружина миновала Веманланд за несколько дней, отказавшись от приглашений нескольких могущественных бондов, желавших устроить для конунга пир (чтобы эти землевладельцы не посчитали себя обиженными, Харальд прислал им богатые подарки и пообещал прибыть с дружиной в следующем году). Конунг не остановился даже в роскошных залах Аки-хевдинга, не смотря на уговоры сыновей покойного. Только отпустил на день Убби, чтобы тот побывал на кургане отца - мальчик настиг дружину правителя уже на границе с Вингульмерком. В этом фюльке правил поставленный Харальдом лендрман, который, узнав о приближении дружины, послал людей узнать, не нуждается ли конунг в чем-либо. Косматому было приятно такое проявление преданности и он подарил лендрману золотую гривну, а его близким людям по марке серебра. Не укрылось от конунга и бедственное Вингульмерка, за последние три года несколько раз подвергавшегося разорению, и переходившего из рук в руки, однако заниматься благоустройством этих владений сейчас у Харальда не было ни времени, ни желания.
К исходу второй недели, когда морозный март сменился прохладным апрелем, дружина прибыла в Сарасберг. Рагхильда сама выехала навстречу сыну, вновь вернувшемуся с победой, и хотя в сердце ее еще жила тревога за брата, о Гутхорме она беспокоилась меньше, ведь могучий ярл Хрингарики уже не раз доказывал свою несокрушимость, а сын... Хоть Харальд и стал прославленным мужем, кюна все еще стремилась оберегать его от опасностей как могла. Вот и сейчас, отрадно было Рагхильде, что вернулось ее дитя невредимым. Конунг обнял ее крепко, прошептал слова нежные, да голову склонил почтительно. Харальд терпел жену, ибо благодаря ей получил союз с трендами, в сыне видел лишь залог своего правления, но действительно любил он только мать, взрастившую его.
Вечером конунг устроил пир для дружины и тех бондов из Вестфольда и Агдира, что прибыли в усадьбу, чтобы выказать почтение правителю, впервые за долгое время норвежцы предались веселью, твердо уверенные, что сейчас им ничто не угрожает. И это действительно было так, ведь их враги сейчас копили силы в Гренланде и Западном Агдире, но не смели пока пересечь границы владений Харальда.
Уже на следующий день, Хемунд поведал конунгу, что Кьятви, самозванный правитель Агдира, вооружил множество карлов и рабов, пугая их тем ,что если придет Харальд, то отнимет у них земли и имущество. К тому же, Теламеркцы не единожды слали людей к Хроллаугу в Наумдаль, предлагая тому отречься от Харальда и присоединиться к их союзу, однако дальновидный ярл отказался.
- В Фиордах и того хуже, - продолжал советник. - Ни Хроальд, ни Кари уже не могут держать бондов в повиновении. Пока они лишь на словах выражают недовольство, но скоро польется кровь. Этот западный союз опасен уже тем, что он есть, все, кому противна твоя власть, господин, стекаются к Эйрику и Сульки, встают под знамена Хроальда Понурого, а этот жрец, Хадд, и вовсе объявил что твое правление неугодно асам!
- Вот как, - волосы спадали на лицо Харальда, а потому не видно было злиться он или же спокоен. - В моих жилах течет кровь Одина и Фрейра, а этот жрец поплатится головой за свои речи.
- Нельзя медлить, конунг, - увещевал Хемунд. - С каждым днем растут силы твоих врагов.
Но Харальд и сам понимал, что промедление в этом деле недопустимо. Однако следовало дождаться Хакона и Барда, чтобы объединиться с их дружинами, прежде чем вступать в бой.

Хардаланд.

Не смотря на многие споры и разногласия, союзные конунги наконец сошлись на мнении, что руководить войском следует Эйрику, как наиболее опытному из них в военном ремесле. Поначалу каждый правитель хотел сам вести свою дружину, однако ярл Сати убедил их, что так они лишь раздробят силы, которые с таким трудом удалось собрать воедино. Кьятви, приведший самую большую рать, дольше остальных не желал признать главенство хардаландского конунга, но и ему пришлось разделить общее решение.
- Ты раздал рабам копья и топоры, - бросил Толстошеему Хадд. - И называешь их теперь воинами? Смех один! У тебя не войско, а стадо баронов, годное лишь на убой!
- А твою дружину всю даны вырезали! - Лицо Торира налилось кровью, и казалось, он был готов разорвать жреца прямо здесь за нанесенное его отцу оскорбление. - Теламерк и сотни хирдманов не выставит!
- Поборемся?! - Разъярился служитель Тюра.
- Только скажи где, - берсерк явно был только рад такому повороту.
Однако, в отличии от них, ни Сульки, ни Эйрику эта драка была не нужна.
- Харальд бросил нам вызов, а вы грызетесь, как псы, - укорил их конунг Хардаланда. - Сейчас нам следует позабыть прошлые распри.
- Может еще и белобожников в войско брать? - Тут уже обозлился Хадд.
- Если это поможет в борьбе с волчонком — почему нет?
Жрец промолчал, однако ему было неприятно, что Эйрик радушно принял на своей земле Асмунда Кровавого и его людей, огнем и мечом насаждавших веру Креста в Вестфольде и Хейдмерке. Этот союз конунгов держался лишь на ненависти к Харальду, лишь на время превысившей их взаимную неприязнь друг к другу.

Внезапно Готланд.
(с пушистым Оррофином)

Хоть и в десять раз сильнее злился Эйрик на Харальда и прихвостней его сейчас, а все же в гневе не обрушился на захваченный Готланд, не повел войско тут же против врага, как увидел отрубленную голову верного ярла... Остановили конунга слова Вальгарда, единственного из близких и верных ему людей, кто в живых остался.
После Свена Черного Молота да гаутского ярла... вспомните, други, меня в Вальхалле, поднимите кубок за свейского владыку, оставшегося в одиночестве!
- Ты, Эйрик, - сказал ему Вальгард, - забыл, смотрю, что за воинов против Гутхорма ведешь - это ведь Гутхорм, говорят, в Готланде сейчас. У него-то в войске небось не дети со стариками, одним младость не позволяет оружие крепко удержать а другим дряхлость. На убой поведешь их, а не на бой; одумайся, пока не поздно!
- А что же ты предлагаешь мне?! - возмутился Эйрик. - Уступить ему земли эти, что я завоевал большой кровью?
- Так уж и большой, - собеседник поморщился. - Не большей, чем в битве с тем же Гутхормом пролил, когда с харальдовыми людьми сражались... ты что, хочешь, чтоб в Уппсалу вернуться было некому? Смотри, пойдет тогда на тебя норвежская рать, а тебя-то уже и нету, и воинов твоих нету, одни бабы остались в свейских землях... ни за что пропадем, конунг! Я тебе не сдаться предлагаю, а поторговаться.
- С родным дядей этого волчонка норвежского? Нашел, что советовать!
- Да ты не перебивай, а слушай. Свена и Храни рядом нету, но если Свена я тебе заменить никак не смогу, то Храни - хоть постараюсь. Ты что же, думаешь, несметные войска у Гутхорма? Как бы не так. Они, конечно, далеко не юнцы и еще совсем не деды старые, но их не так уж и много. Да и не думаю, что терять воинов ему охота - наверняка Харальду еще много битв предстоит, а для них люди нужны. Вот и думай, согласится Гутхорм на худой мир, что лучше доброй ссоры, или пойдет кровью землю поливать, впустую тратя силы такие ценные?
Кивнул конунг, остывший уже от прежней ярости и почти уже убежденный словами Вальгарда. Тот, видя это, добавил такие слова, что решили исход разговора:
- К тому же, потом, когда Харальд отправится куда-нибудь еще воевать - если вообще не разгромлен будет наголову в какой-нибудь битве, - сможешь ты Готланд вернуть себе.
На том и было решено. Отправил Эйрик гонца своего к Гутхорму с тем, чтобы встретиться да потолковать о землях гаутских, мирно, тихо, не применяя оружие и не прибегая к советчикам.
Гутхорм-ярл, тем временем, времени тоже не терял. Раздав приказы всем готовиться к битве, он тайно послал гонца к Эйрику, предлагая встретиться и обсудить условия, на которых битвы можно будет избежать, да войска обоим сохранить. Понимал сын Сигурда, что сейчас Харальду все силы понадобятся для решительной схватки. Потому и вылетел на свежем коне поздно ночью верный гонце, потому и направился к усадьбе, где Эйрик засел. И такова была воля Асов, что два гонца не встретились между собой, избрав окольные тропы, а два властных мужа получили послания друг друга. Решено ими было избрать деревню малу, всеми покинутую, на открытом месте стоящую и прийти туда без спутников и оружия.

Условия все выполнил свейский конунг, надеясь на честность врага - что не подготовит ловушку, что не будет ожидать его с вооруженным отрядом. Впрочем, от Гутхорма такого ждать было словно себя самого не уважать.
... в деревню конунг въехал близко к полудню. В это время дня особенно странной казалась эта безлюдность, единственная из обитателей здешних мест, которая, похоже, облюбовала их себе довольно давно. Спешившись, пошел Эйрик вдоль единственной дороги, по обочинам которой стояли покосившиеся домики с выбитыми глазами-окнами.
Гутхорм же долго колебался, прежде чем отправиться в деревню одному. Не верил он Эйрику, да и искушение убить его было велико. Впрочем, понимал ярл, что без конунга рассеются остатки свейской рати по всему Готланду и долго ещё терзать набегами здешние землю будут, в обузу их превращая.

Продолжение

(с милой Кошкой)

Потому и не привёл ближников он на место встречи, но в соседнем лесу ждал десяток опытных хирдманнов, обязанных отомстить, если из деревни один Эйрик выйдет. Сам же ярл прибыл на место раньше назначенного срока и ждал конунга свейского в самом конце деревни. Одет он был в боевой доспех, но ни меча, ни щита, ни топора при нём не было, ровно хотел показать Гутхорм: не верю тебе, но и подлости не замышляю. О том и говорили глаза его, хмуро смотрящие на приближающегося Эйрика.
- Здравствуй, Гутхорм, - негромко поприветствовал владыка свейский врага своего. - Видишь, до чего норны нитку мою довели - вместо того, чтобы разбить войско вражье, прихожу договариваться полюбовно.
- И тебе не хворать, - недобро усмехнулся ярл. - Чего уж там говорить, связали эти старые ведьмы нити наши так, что и не разберёшь, где чья. Понимаешь ведь, что если будет бой, живым тебе отсюда не уйти?
- Понимаю, - конунг кивнул. - Но и ты понимаешь, что из твоих людей в битве не все уцелеют, далеко не все...
- Даже более того, мало их уцелеет. Совсем мало, - Гутхорм помолчал, а потом спросил:
- Как договариваться будем?
- Хочу, чтобы остались в моем владении пограничные земли Готланда. И виру достойную за убитых - не за всех, лишь за ярла моего, Храни Гаутского, что лично мною был посажен сюда на правление и пал в бою.
Вспомнил Гутхорм, что обещал сестре Храни, если она не будет Харальду покорна и против воли улыбнулся.
- Пусть будет так. Я тайно отправлю тебе виру, а своему племяннику объясню, что тратить на тебя силы, раз уж сбежал, глупо. Будь в своих владениях, конунг Эйрик, но упаси тебя Асы попытаться свергнуть Харальда... Я не Один, которому одного глаза хватает, чтобы следить за всем миром, так что, буду смотреть за тобой в оба! Договорились?
- Договорились. Впрочем, дружбы верной вам от меня ждать еще рано, да и не думаю, что дождетесь, - итогом короткой беседы эйрик доволен был, но решил не показывать того. Рано еще было превращать недруга в бывшего недруга.
- И тебя я рад видеть буду разве что в Валгалле, когда сдохну! - рассмеялся Гутхорм.
- И на том спасибо, - конунг ухмыльнулся и, сразу на коня вскочив, погнал его из деревни. Чего доброго, еще и обнаружится где ловушка... а не обнаружится, так вдруг Гутхорм передумает.
Осталось надеяться, что плата за Храни и вправду достойной будет.
Посмотрел ярл конунгу вслед, сплюнул сквозь зубы, да и выругался так, что опытным мужам покраснеть впору. Терпеть он не мог встречаться с врагами, которым пива хочется налить сильнее, чем меч в брюхо всадить. Затем он развернулся и тоже поспешил из деревни, прежде чем его молодцы сочтут, что Эйрик совершил предательство.
А ещё через два дня армия Гутхорма покинула Готланд, оставив лишь малые дружины для поддержания порядка. Ярл Белая прядь спешил воссоединиться с силами племянника перед решительной битвой.

Транделаг. Ярл Хакон и остальные.

Хакон Хаконсон сидел во главе богато убранного стола и слегка улыбался в усы, слушая речи дружинников. Для постороннего взора ярл транделагский казался расслабленным и довольным, но на душе у него скребли когтями пятнистые рыси. Хакону было скучно. С того момента, как он вернулся со свадьбы Барда прошло уж достаточно времени, чтобы воспоминания о триумфе над недалекими родичами невесты успели как следует потускнеть, а жизнь в доме отца молодого ярла не радовала. Причудлива пряжа норн: год назад он мечтал стать наследником конунга и видел себя властелином Хладира только во снах. Ныне же сны стали былью, но Хакон уже изменился, ощутил тяжесть меча и вкус власти и отчий дом стал ему мал. Сын рабыни хорошо понимал: при Харальде не стоит про это гуторить, конунг и сам любит власть и вполне может его оттолкнуть так же легко, как возвысил, но мысли не уходили. Ко всему прочему, Хакону надоели хладирские женщины: и мать, и жена и сестра. Асса злила ярла особенно: беременность не прибавила ей ни красы, ни хорошего нрава и ярл вполне понимал конунга, не показавшего даже носа в Хладир. Но его положение незаконного сына конунга, да к тому же – еще и вассала Харальда не давало ему права дерзить его законной жене, так что Хакон был вынужден слушать бесконечные причитанья сестры с выраженьем сочувствия не лице. Ярл часто думал, что на месте Харальда он давно бы нашел себе новую кюну, тем паче, что отец ее ныне мертв и не может быть полезным союзником. Будь Асса немного умней – она исхитрилась бы сохранить свое положенье про Харальде, закрыв глаза на его мелкие шалости с женщинами. Но Асса была ревнива, горда – и, по мнению Хакона, невероятно глупа. Это особенно злило ярла еще и потому, что он понимал, как многое он потеряет, если Харальд приблизит к себе родню новой жены. Ко всему прочему, до Транделага уже дошли слухи о новых победах Харальда, и к думам Хакона добавилась еще одна, столь же мучительная: должен ли он, взяв дружину, спешить к своему конунгу, или же нужно соблюдать его последний наказ: ждать в Транделаге? День за днем ярл ждал вестей от Косматого, но вместо гонцов приходили лишь слухи. Хакон украдкой вздохнул, отодвинув в сторону кубок. Все равно, решение принимать ему, тут даже Бард и его родичи не сойдут за советчиков. О транделагцах не стоит и говорить: вдоволь навоевавшись в чужих битвах, бонды отнюдь не горели желаньем отправиться на поиск Харальда, что рыскал по всему Северу, будто волк, объявляясь в самых нежданных местах. Знатных людей куда больше чем бондов манила слава, полученная в сраженьях, и ручьи злата и серебра, щедро лившиеся в руки к соратникам конунга-победителя. Но даже они не спешили покинуть родной дом, в котором не видели их так долго. Конечно, если бы Харальд так приказал – дело другое…
Мысли Хакона прервал запыхавшийся слуга, влетевший в дверь.
- Прости мою дерзость, ярл, - сказал он, глядя на властителя с толикой страха. – Но там во дворе муж, издалече пришедший. Называет себя гонцом Харальда Агдирского…
Хакон вскочил с места так быстро, что перевернул скамью, на которой сидел и она тяжело упала на пол, стуком оборвав разговоры. В полной тишине, кожей ощущая обращенные на него взоры гридней, ярл велел слуге пригласить посланца Косматого. Харальд был лаконичен, но его приказ не оставлял никаких сомнений. Транделагская дружина начала спешные сборы в дорогу.

Сарасберг

Время медленно тянулось в Готланде, однако теперь, напротив, летело стремительно, подобно пущенной умелой рукой стреле. Дни отдыха в Сарасберге миновали столь быстро, что многие дружинники, да и сам конунг этого даже не заметили – казалось, только вчера они с победой вернулись из Верманланда, а уже пришла пора идти на запад, туда, где вероломные конунги замышляли низвергнуть Харальда и разграбить его владения.
- Теперь Сульки будет не с женщинами воевать! – Бросил конунг, собравшимся в длинном доме ярлам и знатным ратникам.
Память о том, как правитель Роголанда напал на Агдир, защищаемый лишь старой Ассой еще не истерлась и пробуждала ярость в сердцах воителей. Какой конунг, если ему дорога честь, пойдет против старухи? Но, даже тогда дряхлая кюна сумела дать Сульки достойный отпор, так неужели теперь, когда над дружиной стоит победоносный Харальд, роголандцы на что-то надеются?
Косматый не собирался ждать врага на своей земле – напротив, он хотел первым ударить по владениям Кьятви, отнять некогда принадлежавшие Хальвдану агдирские земли и вышибить дух из вероломных карлов, признавших власть роголаднцев, а затем, разделив Теламерк и Роголанд, разорить оба этих фюлька. Однако, для этого, сначала, следовало связать боем Эйрика из Хардаланда, единственного из союзных конунгов, которого советники Харальда считали достойным противником. Хемунд прямо говорил, что если не сделать этого, то Эйрик Ватнарсон разрушит все их планы, и Харальд верил этому хитроумному человеку, некогда служившему еще его отцу, Хальвдану Черному.
Именно для этого, перед наступлением, конунг ожидал, когда ярл Хакон приведет войска из Транделага и Халаголанда к Фирдиру, откуда огромный флот должен был отплыть с немирием к берегам Хардаланда и принести смерть конунгу Эйрику. Одновременно с Хаконом, собирался ударить и Косматый, благо Харек вновь исправно исполнил его приказание и привел множество кораблей из Раумарики, в придачу к тем, что Харальд имел в Сарасберге. При попутном ветре меньше недели ушло бы на то, чтобы достичь Гренланда и Западного Агдира, да мечами постучать в ворота Кьятви Толстошеего.
С появлением Харека в Сарасберге, кто-то начал распространять слухи, что Волк воспитывает дочь жреца Торлейва. Конунг да и многие другие догадались, что то дело рук самого жреца, желавшего хоть как-нибудь опорочить старого противника в глазах людей, однако Харальд велел ярлу Раумарики не обращать на те сплетни внимания, заверив его, что не позволил жрецу совершить над Гиллеад насилия.
- Эта вражда утихнет, лишь когда один из них умрет, - заметил как-то Хемунд.
- Они оба нужны мне, - ответил Харальд. – И ни один из них не умрет, пока я этого не позволю.
- Воля твоя, великий конунг, - советник опустил голову.
Косматому порой очень не нравилось поведение Хемунда – тот никогда не спорил, всегда говорил тихо и вкрадчиво, однако, несомненно, лелеял какие-то тайные замыслы. Конунг даже начал подумывать о том, чтобы избавиться от него, вот только заменить советника было пока некем, и потому Харальд лишь попросил, чтобы тот больше времени уделял обучению Халльварда и Сигтрюга, с тем расчетом, чтобы в будущем поставить их на его место. Скорее всего, Хемунд догадался об этом, и потому не спешил раскрывать братьям все свои премудрости.
Рогволд, впавший в немилость из-за ошибки его сына, теперь редко появлялся возле конунга, все ожидал, когда Харальд сменит гнев на милость и сам призовет его. Все время в Сарасберге, проводил мерийский Коршун в крепости, построенной данами, окруженный верными дружинниками и родичами. Однако, вопреки надеждам ярла, Харальд позабыл о нем – то время, когда рядом не было друзей и соратников, конунг проводил возле матери, рассказывая о своих походах и слушая ее советы. Рагхильду не зря прозвали Вещей и Мудрой, лишь ее слова Харальд ценил больше, чем сказанное Хемундом или кем-либо из ярлов, лишь к ней прислушивался, а если кто смел сказать плохое о кюне, то Харальд обрушивал на такого человека весь свой гнев. Рагхильда же, гордая за сына, часто напоминала ему о давнем пророчестве, скрепленном клятвой – волосы конунга, словно доказательство тому, отросли уже до середины спины, и он вынужден был подвязывать их лентой (поговаривали, что кто-то из противников, стал за то называть конунга «женовидным» и Харальд пообещал найти того шутника и вырвать ему язык).
В один день Хемунд пришел с новостями из Роскильде, его люди, отправившиеся искать мира с Гормом, передали условия датского конунга:
- Горм хочет выкупа за всех своих ярлов, убитых на пиру золотом и оружием, за каждого погибшего дана – еще по марке серебра, - поведал конунгу советник. – И сверх того – голову Гуннара Одноухого.
Харальд нахмурился – цена, которую запрашивал Горм была непомерной, однако война с Данией сейчас могла стать губительной.
- Отправь к нему Гуннара – пусть сам снимает с него голову, - после тяжелых раздумий, распорядился конунг. – Да проследи, чтобы херсир не сбежал по пути.
- Разумно ли? Гуннар верно служил тебе все эти годы, - даже Хемунд был удивлен этому решению. – Он убил Хардакнута, чтобы ты получил власть над Данией…
- Пусть послужит мне в последний раз, - Харальд был непреклонен. – Его семья получит достойную виру. Насчет остального – торгуйтесь.
Хемунд смиренно кивнул.
- Я отдам необходимые распоряжения.
У конунга не было сомнений, что советник что-то заподозрил – Гуннар был человеком Хемунда, самым близким и доверенным, однако если его смерть станет залогом мира с данами, то это не слишком высокая цена.
Спустя четыре дня Хемунд пришел с неприятными новостями – Эйрик из Хардаланда, видимо поняв, что задумал Харальд, собрал всю союзную рать в своих владениях и готовил удар по Фиордам, чтобы там разгромить Хакона.
Конунг улыбнулся:
- Пусть так, отправь людей в Фирдир, прикажите ярлу держать корабли и войска наготове.
Своей же дружине Харальд приказал собираться в путь – он решил морем обогнуть Агдир и Роголанд, и, объединившись с Хаконом у берегов Хардаланда, в одном сражении покончить со всеми врагами.

Хардаланд.

Эйрик Ватнарсон стоял у края утеса, вглядываясь в бушующее море, казалось – асы вновь благоволили Харальду, ведь в такой шторм нельзя было выходить на воду, а значит наступление вновь придется откладывать. Войска Хакона, пришедшие с севера успеют отдохнуть и набраться сил за это время, а заодно хорошо укрепятся в Фиордах, так что их не удастся выбить одной атакой. Это означало долгую войну, и развязывало руки Харальду, который мог захватить оставшиеся беззащитными владения Сульки и Хроальда, однако распылять силы на защиту каждого фюлька было еще хуже, и в этом, пусть с трудом, Эйрик сумел убедить своих союзников.
Кьятви более других остался недоволен таким решением, и теперь ворчал, что его земли оставили на разграбление, как будто он должен за всех терпеть убытки.
- А возвращайся в Агдир! – В ярости бросил брату Сати ярл. – Ты теперь конунг, вот и правь там! Когда придет Харальд – никто тебе руки не подаст!
Ворчать после этого Толстошеий не перестал, но присмирел заметно – в одиночку стоять против Харальда у него желания не было никогда. Торир Длиннолицый как-то ночью попытался разбить дяде лицо, чтобы отплатить за оскорбление отца, однако Сати быстро угомонил племянника, выбив ему несколько зубов и разодрав щеку, хотя и сам лишился клока бороды, вырванного берсерком. Это немирие, царившее в семье роголандского конунга, приводило остальных союзников в полнейшее замешательство.
Хроальд Понурый поспешил запереться в отведенном ему доме и там продолжал предаваться обильным возлияниям, ожидая, когда Эйрик потребует строить войска для битвы – казалось, что конунга Теламерка уже мало волнует исход этого сражения, и он присутствует здесь только потому, что так ему велел брат. Сам Хадд большую часть времени проводил обряды, чтобы умилостивить асов и заслужить их благоволение, а потому редко покидал хардаландское капище, где приносил жертвы и резал тайные руны. Но, когда возвращался в усадьбу, то часто упрекал Эйрика в том, что тот принял подмогу от Асмунда и других рабов Распятого, называя это главной причиной гнева асов. Как-то присутствовавший при этом Альхеймсон пообещал, что выпустит жрецу кишки прямо на алтарный камень, и Эйрику насилу удалось их примирить, напомнив, что все они собрались здесь для благого дела.
Сельви Разрушитель, которого конунг Хардаланда приблизил к себе, стал ненавистен многим знатным людям в этом фюльке, но в открытую выступать против него не решались. Кто-то пустил слух, что конунг хочет помочь Сельви вернуть власть над Мером и Фиордами, а затем выдать за него Гюду – Эйрик на то только усмехнулся, а вот Витгейр тайно наложил на Разрушителя проклятье, чтобы тот не выжил в следующем сражении с Харальдом.

Сандес.

Ох и засиделся Торольв у Барда в гостях! Не то, чтобы Брюнольвссон плохо принимал гостя - здоровяку ни в чём не было отказа. Он ел и пил за троих, ездил с побратимом на охоту, но с наступлением весны Ульвссон заскучал: не такой представлял он себе службу могущественному конунгу. Будь он у себя во Фиордах - уже готовил бы драккар к летнему походу, собирал людей, наведался к Ягнёнку в Бердлу... Только Эйвинд теперь сам подле конунга в Готланде, добывает себе славу и золото в таких боях, о которых скальды наперебой станут слагать висы. А он, Торольв, тратит время в Сандесе, пребывая в праздности! Потому так обрадовался Ульвссон, когда Бард объявил о предстоящем походе. Радости этой изрядно убавилось, когда Торольв узнал, что придётся возвращаться обратно во Фиорды, но Брюнольвссон сказал, что там они вряд ли надолго задержатся - грядёт большая война на юге, и Хакон собирает воинов со всей северной Норвегии.

Фиорды, седьмицей позже. Бердла, усадьба Кари.

Берсерк встретил родичей радушно, столы ломились от угощения, несмотря на суровую зиму - ведь Кари был теперь ярлом и собирал дань со всего Фирдира. Не такова была радость бондов, что попадались северной армии в дороге - многие были бедны и озлоблены на людей Харальда. Хакон с большей частью войска поехал во Фьяллир к Хрольду - не хотел он встречаться с берсерком, помнил, что тот причастен к гибели отца - а Бард с Торольвом и Альвиром направились в Бердлу. Кари закатил гостям большой пир в новом свежесрубленном дружинном доме, который мог, верно, вместить сотни две викингов. О старой ссоре Альвира с отцом оба словно решили не вспоминать боле. Вот что сказал берсерк родичам на пиру так, чтобы не могли слышать люди вокруг:
- Хорошо то, что Харальд послал сюда северную дружину. Дань, которую установил он для Фиордов, слишком высока - люди здесь свободолюбивы, к таким поборам они не привыкли. Немногие понимают, что войны, которые ведёт конунг, приведут Норвегию к единству и миру. Бонды гуторят меж собой, что Косматый ввязывается в новые битвы лишь для того, чтобы потешить своё самолюбие и жажду власти, не задумываясь о судьбе верных ему людей. Поговаривают даже о том, дескать, что Эйрик - гораздо более милосердный и мудрый правитель, а рать, которую собирает он на юге, превосходит числом полчища Харальда. Мне не хватает ни красноречия, ни воинов, чтобы держать таких людей в повиновении, они не везут дань и желают присягнуть Эйрику, или Сульки. Мне может понадобиться ваша помощь, чтобы приструнить мятежных бондов.
- Неужели народ Фиордов так измельчал, - изумился Торольв, - что желает лишь присягнуть какому-нибудь завалящему вождю, лишь бы не отвечать самому за свою судьбу? Были времена, когда люди здесь не платили никому и ходили в походы туда, куда пожелают, а не туда, куда прикажет конунг!
- Ты говоришь как твой отец Кведульв, - покачал головой Кари, - тех времён уже не вернуть, и людям остаётся только выбрать сторону в большой войне. Мы её выбрали и не станем играть двумя щитами, - берсерк говорил так, словно верховодил Бардом, Альвиром и Торольвом, но никто из них не обиделся на седобородого Кари.

Бард, Торольв и Альвир с тремя сотнями воинов остались в Бердле, ожидая приказов Хакона. Бряцая оружием, разъезжали побратимы по окрестностям и пугали бондов. Никому из них не была по душе такая работа, но, помня слова Кари, они тщательно следили, чтобы нигде не проявлялось в открытую недовольство властью Харальда.

Сообщение отредактировал SergK - 13-07-2009, 20:10

К берегам Хардаланда

Спустя два дня после разговора с Хемундом, харальдова дружина была готова к походу - драккары просмолили и загрузили провиантом, заперли до поры в сундуках оружие и доспехи. Воины прощались с друзьями и родичами, заверяя их, что это сражение станет последним, а уж потом они смогут надолго остаться дома, поскольку каждый, кто следовал за Харальдом, уже скопил изрядно сокровищ, добытых в Мере, Долинах и Готланде.
- Уже скоро пророчество исполниться, мама, - прошептал Харальд, обнимая кюну. - Жди меня с победой!
- Только с победой, - напутствовала сына Рагхильда. - Ты - великий конунг и не можешь иначе.
Женщина была горда тем, чего сумел добиться ее сын - по сравнению с его завоеваниями блекли подвиги Хальвдана и Гудреда Охотника, даже Рагнар Кожанные Штаны и Сигурд Убийца Фафнира не имели такой славы, какую стяжал Харальд, а ведь ему не было еще и двадцати.
На палубе Волка Волн разбили цветастый шатер, в котором и расположился конунг. Шестьдесят гребцов мерно рассекали водную гладь веслами, направляя гигантский корабль на запад, в обход Роголанда и Агдира. Харальд собрал на своем корабле лучших воинов и берсерков, среди которых были Эйвинд Ягненок, Хрольв Пешеход и другие, не многим уступавшие им в ратном деле. Следом плыли еще пять десятков судов, огромная сила, должная обрушиться на Эйрика и других, посмевших подняться против законного правителя Норвегии, и сокрушить их могучим ударом.
Гонцы были посланы, и уже скоро Хакон тоже должен был выступить к Хардаланду, опередив намерение врага навязать бой у берегов Фирдира. Косматый не боялся и того, что Горм ударит ему в спину - люди говорили о том, что конунг Фроди устроил большую смуту в датской земле и теперь все силы сын Хардакнута тратит на то, чтобы усмирить самозванца.
Сами Норны помогали сейчас Харальду, стравливая и ослабляя его врагов, казалось - только руку протяни, и Норвегия сама упадет в подставленную ладонь, но все же Косматый опасался, как бы его удача не кончилась в самый неподходящий момент. До сих пор не было вестей от Гутхорма, и конунг с тревогой думал, что будет, если там, на границе Готланда, победы добьется Эйрик Свейский.

Не менее тревожными в то время были и мысли Эйрика Ватнарсона, с неприязнью наблюдавшего, как бранятся его союзники. Этот шаткий мир не мог продержаться долго, если не указать им врага в ближайшее время, то они набросятся друг на друга, и вся сила, собранная в Хардаланде, чтобы дать отпор Харальду, пропадет. В Сульки Эйрик видел лишь пустое бахвальство, в Кьятви - алчность, переплетающийся со страхом, в Торире - неуемную жажду битвы, а Хроальда конунг Хардаланда вовсе не видел, только слышал, как из его дома доносятся хмельные крики. Вместо брата теламеркцами управлял жрец Хадд, больше пекущийся о сохранении древних заветов, нежели о победе над врагом. С горечью понимал Эйрик, что доверять может только троим союзникам - закаленному в боях ярлу Сати, Сельви Разрушителю и Асмунду сыну Альхейма, однако уже одно его расположение к этим троим пробуждало в остальных неприязнь.

Битва при Хардаланде или транделагцы против всех.
Сражались мы с Тельтиаром.

Приказ, привезенный гонцом от Харальда был прост и конкретен, и Хакон решил поступить так же просто: в двух словах рассказал своим людям чего хочет конунг - и велел тотчас же грузиться на корабли. С драккарами вышла небольшая заминка, так как ни один викинг не вышел бы в море не уверившись в надежности судна, да и Ньорд не простил бы людям пренебрежения ритуалами. Но не успело солнце вставать в третий раз, а берега Транделага уже растаяли в дымке.
Хакон Хаконсон стоял на носу, подставив лицо свежему ветру. Молодой ярл предвкушал новые битвы и новую славу, а сердце его рвалось вперед. Хакон совсем позабыл о земле, что осталась за кормой драккара, и о хладирских проблемах.
Ньорд благоволил путешественникам, видимо, будучи умилостивлен щедрыми подношениями, и спустя не столь долгое время перед носами драккаров замаячили берега Хардаланда.
Случилось так, что не смотря на расставленные на склонах фиордов дозоры, Эйрик конунг слишком поздно узнал о стремительном приближении транделагской рати. Казалось властителю Хардаланда, что должны они еще быть в Фирдире, а корабли Хакона уже обогнули мыс Стад, в опасной близости оказавшись от владений Эйрика, точно сами решили ударить, не дожидаясь своего долговолосого повелителя. Удостоверившись, что вести эти правдивы, Ватнарсон бросил клич, призывая всех союзных конунгов немедленно вооружать людей и восходить на корабли (благо, те уже по битвам истосковались!), дабы устроить встречу незваным гостям. Условившись с Сати и Хаддом соединить флота у фиорда Ядар, Эйрик первым отплыл, послав два быстрых судна разведать обстановку и подсчитать корабли противника.
Временем тем конунги Агдира, Роголанда и Теламерка завершили свои приготовления и вышли в море в тяжких силах - не менее сотни боевых судов собрали они для этого сражения, и выстроившись ратным порядком, плыли к назначенному Эйриком месту, откуда удобно было бы ударить по транделагскому ярлу и его воинству.
Конунг Эйрик стоял на носу своего драккара "Орла Глубин", вглядываясь проступающие из предрассветной мглы силуэты вражеских кораблей. Хакон хорошо подготовился к сражению, заняв выход из Хафнсфиорда так, чтобы его не смогли окружить, однако так он сам отрезал себе пути к отступлению и, несомненно, этим хотел показать, что собирается сражаться до последнего человека. Мачты были сняты, снасти убраны, на бортах уже выстроились дружинники в полном облачении.
- Тем лучше, - вслух бросил Ватнарсон. - Когда все они падут, Харальд уже не сможет противостоять нам.
- Будь осторожен, конунг, - предупредил Сельви Разрушитель, стоявший по правую руку от него. - Быть может, Косматый хочет устроить нам ловушку, он на любое коварство способен.
- Быть может, - Эйрик кивнул. Он и сам был удивлен, что здесь собралась лишь половина всей армии Харальда, однако в яростной атаке на Хафнсфиорд правитель Хардаланда видел единственный шанс добиться победы. - Я буду молить Одина, чтобы Косматый не поспел им на помощь. Вели всем готовиться к бою!
Драккары противника не заставили себя дожидаться, и число их было столь велико, что опытные воители за спиной Хакона смотрели на ярла с тревогой. До сих пор Харальд вел их к победе, но нынешнее положение их кораблей и число супротивников скорее сулило дорогу в Вальхаллу, чем пир в честь победы. Хакон чувствовал эти взоры спиной и возносил благодарности асам за то, что после того наказания, что он устроил убийцам отца, воям хватило смекалки обойтись только взглядами. Ярл всегда мечтал стать грозным вождем в глазах соратников старого конунга, и сейчас его мечта сбылась почти полностью... но положение, в котором оказались его корабли, тревожило и транделагца. Он сделал все, что велел конунг и понимал: теперь ход за Харальдом. Внешне викинг оставался спокойным, а во взгляде его, обращенном на корабли Эйрика и союзников, даже сквозила насмешка, но в сердце жил страх. Хакон не страшился потерять свою жизнь: хоть он и был викингом только наполовину, но и четверти северной крови хватило бы для доблести в битве. Но ярл опасался потерять все то, чего он добился с прошлой зимы.
Противника приближались и времени для раздумий не оставалось. Он вынул из ножен меч и велел лучникам приготовиться.
Воины Агдира и Теламерка спешно опускали мачты, укладывая их вдоль бортов - теперь драккары шли только на веслах, а свободные от гребли хирдманы уже облачались в кольчуги и надвигали шлемы. Эйрик велел во что бы то ни стало проломить выстроившиеся ряды транделагских судов, чтобы использовать численное превосходство, однако сделать это было не так просто, ведь люди Хакона сцепили их борт к борту, нос к корме, используя крючья и крепкие канаты.
До сражения оставалось совсем немного, над кораблями одиноко реяли стяги конунгов и ярлов, поднятые честолюбивыми владыками - в центре Орел Хардаланда, Жеребец Сульки справа, а Вооруженный Медведь Теламерка слева (не иначе, как Хадд решил сам погубить Хладирского Медведя). Но были и такие знамена, каких не мог ожидать Хакон в этом сражении - подле Орла Золотой Змей мерийских конунгов, а поодаль разрубающий цепи клинок и косой крест, так же больше похожий на меч. Воистину, все, кто зла желал Харальду, объединились ныне!
Увидев стяг Мера, Хакон зло выругался. За глаза он считал всех людей этой земли подколодными змеями, даже при том, что сам чистотой помыслов не отличался. То, что внук старого конунга как-то выжил после учиненной над ним расправы было ярлу пока неизвестно, а потому неожиданно появившейся стяг Хакон немедля связал с новым предательством.
"Рогволд? Его брат? - спросил Хакон себя, и тут же ответил: - Неважно". В прошлом сын транделагского Медведя достигал своего больше хитростью и коварством, но сейчас он почувствовал настоящую злость. Очень хотелось броситься вперед, приблизив начало битвы, но разум в очередной раз взял верх над чувствами викинга. В землях Севера ценились берсерки, но молодой ярл был не из их числа, и его силы была не в убийственной боевой ярости, но в остром уме. А потому, увидев второй стяг, с крестом, Хакон повысил голос и зычно крикнул:
- Смотрите, викинги! Наши враги отказались от отцовских богов и идут в бой под стягом с крестом. Нужно ли вам еще одно доказательство того, что мы избраны самим Одином для наказания отступников? Вотан уже много раз показал, что люб ему Харальд Косматый, а значит и нас милостью Игг не оставит. Войско поддержало его дружным криком - в Транделаге как нигде в Норвегии сильна была истинная вера, а потому ненависть к слугам Белого Бога буквально закипала в их жилах. Слова Хакона попали точно в цель, разжигая ярость в сердцах воинов, и не меньшей отвагой могли похвалиться халагаландцы и фиордцы, находившиеся в войске хладирского ярла. Однако уже корабли достаточно сблизились и лучники начали метать стрелы.
Лучники с обоих сторон были довольно искусны, да и море в день битвы было спокойным, будто озерная гладь, а потому несколько воев упали на палубные доски, заливаясь кровью из ран. Но большая часть стрел угодила в высокие борта драккаров да в специально подставленные щиты. Все понимали, что главная битва еще впереди: корабли быстро сближались.
Жрец на палубе теламеркского корабля творил священный ритуал, вознося молитвы Тюру - он требовал справедливой победы, и видел в брошенных рунах добрые знаки, что воодушевляло стоявших вокруг воинов. В отличии от Торлейва, Хадд Суровый за спинами воинов не прятался, а напротив искал битвы! Он даже жертву однорукому Асу приносил в кольчуге и опоясанный мечом, а теперь, завершив это дело, решил сам возглавить атаку. Его корабль первым ударил правую часть флота Хакона, с треском разламывая борт и увязая в трюме. Драконья голова разломилась, падая на треснувшую палубу, теламеркцы бросились в бой, а хладирцы уже встречали их копьями и щитами, силясь остановить натиск.
Следуя примеру Хадда, один за другими, корабли союзных конунгов вступали в бой, сталкиваясь с вражескими судами, или же становясь с ними борт к борту, закипело жаркое сражение.
Хакон тоже не прятался за спинами верной дружины и меч в его руках быстро умылся кровью по самую крестовину. Доблесть ярла нашла отклик в сердцах транделагцев, сейчас видевших в молодом Хаконе призрак Хакона старого, а потому вои старались по возможности не подпускать к молодому властителю особо ретивых рубак. Но врагов было много, а Хакон хоть и не был известен в народе так, как его досточтимый отец, но уже успел примелькаться в сражениях. Часть воев, принимающих участие в битве, имело ряд веских и личных причин, для того, чтобы снять с плеч голову транделагца, а потому бой вокруг Хакона становился все жарче. Один из противников все же достал ярла секирой, но рука его уж слабела и удар вышел слабым. Кольчуга, подаренная когда-то Харальдом, его выдержала, но ребра откликнулись болью. Хакон отпрыгнул назад, за спины дружинников и обвел взором картину сражения. Оно было лютым но транделагцев, похоже, начинали уже теснить. Туда, где держал оборону Хакон пришлось острие вражеской атаки, и неудивительно, ведь подле ярла должны были стоять самые опытные, испытанные в боях мужи - одолей таких, и все войско обратиться в бегство! - однако, не смотря на яростный натиск Эйрика, транделагцы большую цену брали с его людей за каждый шаг, палубы драккаров уже были густо устланы мертвыми телами и умирающими ратниками, не способными подняться, а потому обреченными умереть под сапогами собственных товарищей.
Бард Белый возглавлял левый фланг, и его халагаландские воины храбро держались под натиском дружины Сульки, Конь и Морж схлестнулись в жестоком бою, где трещали и дробились крепкие доски, а сталь пела яростную хвальбу Одину! Сати ярл заметил его, рослого, среди воинов и с яростным ревом бросился туда - приверженец давних традиций, он хотел в поединке решить затеявшийся спор, и Бард не стал тому противиться. Не зря за сражение в Альвхеймаре его прозвали Бардом Сильным, лендрман Халаголанда хорошо владел мечом и верил в то, что сражаеться за правое дело - клинки властителей скрестились в самой гуще кровавой схватки, они рубились, то и дело разводимые потоком битвы, но сходились снова, чтобы обменяться несколькими ударами, прежде чем воинство успеет разделить их. У Сати первого треснул щит и ярл с яростью отбросил его, вооружаясь коротким топориком, да усилил натиск на Барда, походя раскроив череп кому-то из халаголандцев. Сын Брюнольва умело отражал атаки, успев уколоть роголандца в бок, однако внезапно появившийся враг отвлек его, уводя меч, и Сати, не теряя возможности, рубанул наотмашь, рассекая кольчугу на груди лендрмана. Лишь в последний миг успел Бард отклониться, иначе быть бы ему разрубленным! Из широкой раны хлынула кровь, халаголандец пошатнулся, подхваченный верными людьми, загородившими его от недругов, и застонал от бессилия. Для него этот бой был окончен. Сцепив зубы, смотрел Бард, как тащат его на дальние драккары, как снимают кольчугу и рвут рубаху, чтобы перетянуть раны. Кто-то из родичей Сигрид склонился над ним с целебным бальзамом...
Хакон увидел, как упал Бард - и бросился в бой с утроенной яростью. Хитроумный ярл, столь ценимый Харальдом за коварство, уступил место воителю. Несколько нападающих пали под ударами транделагца, но ум Хакона продолжал напряжено работать. Ярлу казалось, что за месяцы, проведенные вместе, он начал понимать Харальда, а потому в глубине души Хакон все ждал какого-то чуда, сотворенного любимцем асов. Но вера ярла в богов была прагматичной, и, уповая на милость Асгарда и его избранников из земных мужей, Хакон все же не забывал о сражении. И сейчас ему все больше начинала казаться, что рассчитывать в битве придется лишь на себя. Какими бы туманными измышлениями не руководствовался Харальд Агдирский, послав их сюда, дороги назад уже не было. Потери с обеих сторон росли, а перелома в битве не наступало. Транделагцы, столкнувшиеся с превосходящими силами, понимали, что отступать им некуда, равно как и то, что если они дрогнут, враги, обозленные прошлыми неудачами, перережут их до последнего человека. А нападающим не хватало той слаженности, что достигается долгими битвами рядом друг с другом. В таких обстоятельствах исход сражения могла решить даже мелочь.
Эйрик все еще наблюдал за сражением с борта "Орла Глубин", какое-то странное предчувствие и советы Сельви не дали ему вступить в битву самому, а потому он одним из первых увидел вдали стремительно приближающиеся корабли.
- Волчье знамя! Волчье! - Закричал кто-то из самых зорких, и конунг Хардаланда в ярости стиснул кулаки.
Не успели! Более того, сами загнали себя в ловушку, связали боем, и теперь Харальд ударит им в спины. Эйрик велел срочно разворачивать все свободные от битвы суда, чтобы встретить нового врага, а это означало, что воины, сражающиеся с транделагцами, не получат больше подкреплений.

Сообщение отредактировал DarkLight - 15-07-2009, 20:47

Сражение в самом разгаре
С СергКом

Торольв был с двумя десятками своих людей на драккаре, где плыл Альвир-скальд. Бард велел Ульвссону защищать Карича, и тот, смирив своё желание направить корабль за Белым, в самую сечу на левом фланге, держался позади. Альвир, словно завороженный глядел на морское побоище, стискивая свои искалеченные ладони в кулаки. Губы его шевелились, но слов слышно не было.
Вскоре, впрочем, и на них нашлась потеха - кораблей ругов тут было словно волос у Косматого. Отовсюду летели стрелы, и гребцов приходилось закрывать щитами. Торольв сам закрывал Скальда от стрел. Один из вражьих драккаров попытался пробить им борт острой мордой, но по команде кормщика гребцы резво ударили вёслами и корабли столкнулись бортами. Прыгать к ним на борт руги не спешили - Торольв стоял у борта в полный рост в кольчуге и шлеме, с полутороручным своим мечом, что сошёл бы иному и за двуручный. Увидев гиганта, враги опешили, не решаясь атаковать - лишь пускали редкие стрелы, которые ударялись в огромный щит, что Торольв легко вздымал одной рукой. Наконец Ульвссон захохотал, да так обидно, что самые смелые и нетерпеливые из ругов всё же рванулись вперёд и со страшными воплями и проклятьями стали перепрыгивать к ним на борт. На свою погибель - Ульвссон вдруг отбросил щит и, стиснув меч обеими руками, шагнул им навстречу и несколько раз ударил мечом с такой скоростью, что тот словно растворился в воздухе. Двое искалеченных рогаландцев полетели за борт, оставив на палубе ногу, руку с мечом и рассечённый малый щит. Их товарищи уже прыгали вслед за ними - с другого борта к ним подходила подмога. Торольв сверкнул глазами и заработал полуторником в полную силу. Вскоре палуба уже была красна от крови, а со здоровяка ручьями лился пот - он носился по всему кораблю, рыча словно медведь, и расшвыривал ругов как деревянные чурки, при этом не забывая бросать взгляд на Альвира, которого берегли четверо лучших его воинов.

То было страшное побоище, но многие руги, видя могучую фигуру Торольва, признали в нем одного из вражеских предводителей и уже спорили, какова будет награда за его голову, а кому достанутся его шлем и кольчуга. Так подбадривая друг друга и условившись в спорном случае поделить добычу, они стали окружать Ульвссона - сейчас численное превосходство было на их стороне, к тому же сам конунг Сульки, облаченный золоченый панцырь с драгоценными камнями на ромейский манер, наблюдал за ними и никто из воинов не хотел прослыть трусом под взглядом господина.
Хирдманы рубились и на носу, и на корме драккара, порой кого-то сбрасывали в воду, а иных и вовсе давило сближающимися бортами, однако обе стороны сейчас не считались с потерями. Один из людей Сульки, подбежав к борту, натянул короткий лук и выпустил в грудь Торольву стрелу - каленый наконечник пробил кольчугу и увяз в стеганном поддоспешнике, оцарапав кожу. Видевшие это руги посчитали, что великану настал конец и, воодушивившись, усилили напор.
Ульвссон же, которого стрела эта лишь изрядно разозлила, крикнул что-то вроде "сбереги, Одноглазый!" прыгнул вперёд, выписывая широким лезвием восьмёрку. Брызнула кровь, кто-то завопил, кто-то зарычал... Через некоторое время из этой неразбирихи выскочил измазанный своей и чужой кровью Торольв и его тут же заслонили побратимы -- он весь был в неглубоких порезах, кольчуга порвалась на груди. Трое хирдаманнов из тех, что жадно скалились на бронь и оружие здоровяка, лежали на палубе без движения, а тело "удачливого" стрелка повисло на борту словно куль, лишившись головы.
Сульки, смотревший на это с палубы своего драккара, погрозил воину сыну Квельдульва молотом, и что-то прокричал гребцам - корабль отплыл, освобождая место для других судов со свежими, рвущимися в бой воинами - то были уже не руги, а Теламеркцы. Так вышло, что рассорившиеся перед сражением Хадд Суровый и Хроальд Понурый разделили свои силы надвое и расставили корабли с разных сторон союзного флота (лишь бы друг друга не видеть), и теперь, когда жрец теснил людей Хакона в центре сражения, конунг Теламерка решил наброситься на халейгов и жителей Фирдира, уже изрядно потрепанных силами Сульки.
Людей на корабле Торольва оставалась всего полтора десятка и они уже были изрядно измотаны. Скальд уже готовился к последней битве, сжимая в непослушных пальцах меч. Торольв встал рядом с ним и поднял меч, приготовившись оберегать побратима.

Ясени пляски стали
Пот клинков проливали,
Чтобы волки пировали,
Да ради бранной славы!

Громко возвестил Альвир, воодушевляя соратников.

Доблесть дружины Волка,
Видел правитель ругов!
Ужасом был он скован,
Прочь его плыли струги!

Скальд улыбнулся, поправляя увечной рукой меч - воин из него был никой теперь, не то что раньше, когда они с Эйвинодом и Торольвом совершали походы на Роголанд и Острова, однако, прежде чем умереть, он собирался до конца биться плечом к плечу с сыном Ульва. Однако же, союзники не собирались бросать их на произвол судьбы - драккар, принадлежащий халейгам с другой стороны зажал корабль конунга теламерка и воины бросились в бой, отвлекая на себя часть врагов.
Теламеркцы не уступали ругам в умении, но конунг их относился к битве холодно, и желающих сразиться с Торольвом поубавилось. Сам же он перевёл дух и, воодушевлённый висой Скальда, снова принялся рубить врагов. Теперь здоровяк прикрывался щитом и был осторожнее в бою, не отходил далеко от Альвира. Теламеркца теснили их к корме, словно желали сбросить за борт. Однако было их не очень много, и оставалась надежда на то, что подмога придёт вовремя.

(...апогей разгара, с Тельтиаром)

- Торольв! - Сквозь шум боя донесся до фиордцев крик одного из дружинников Барда, прорывавшегося им на помощь. - Бросай корабль! Иди к нам!
И действительно, несколько Халейгов сумели очистить корму вражеского драккара от теламеркцев и удерживали ее, перейдя к обороне, как раз для того, чтобы дать людям Ульвссона выбраться из окружения.
- Уходим, - заметив сомнения воина, не желавшего потом получать упреки в трусости, попросил Альвир. - Какая честь в том, чтобы здесь умереть, когда мы еще можем нанести урон врагу, если спасемся!
- Прыгайте, а я вас прикрою! - крикнул Торольв. Жаль ему было бросать корабль с оружием и трофеями. У борта на корме лежало несколько коротких секир - Торольв схватил одну и с силой запустил в неприятелей. Затем ещё и ещё - топоры разрубали щиты и кольчуги, теламеркцы попятились. Фирдирцы стали прыгать на соседний корабль, двое воинов помогли Альвиру. Сам Торольв ненадолго задержался - лишь показал теламеркцам неприличный жест и сиганул, оттолкнувшись, через борт.
Теперь, когда они оказались рядом с союзниками, да к тому же на вражеском корабле, мысли о скорой встрече с предками отступили, напротив воины стали подумывать о том, чтобы поживиться чем-нибудь у противника взамен утраченного на брошенном судне, ставшем добычей теламеркцев. Халейги тоже не собирались возвращаться на собственный драккар, тем более, что вражеский напор, вроде как ослабевал, все меньше подкреплений подходило на смену уставшим в битве хирдманам, более того, некоторые суда попросту уходили из боя.
Неужели дух противника был сломлен?! При том преимуществе, что имелось у южных конунгов, в это не верилось. Самые зоркие из товарищей Торольва вглядывались вдаль, едва различая там очертания огромного флота, приближающегося к выходу из Хафнсфиорда.
- Конунг!
- Конунг Харальд идет!
В то время, как друзья и враги отвлеклись, разглядывая показавшиеся вдали корабли, Торольв не отрывал взгляд от знатного воина на носу корабля, окружённого хирдманнами - Ульвссон узнал в нём самого Хроальда, конунга теламеркцев. Он стиснул меч так, что костяшки пальцев побелели, и, сделав знак своим воинам, пошёл вперёд. Понурый, завидев то, что-то прокричал телохранителям, поднявшим щиты. Конунг, похоже, уже совсем не был рад, что привел корабль в самую гущу боя, слава достойных предков меркла по сравнению с возможностью умереть, сейчас Хроальд как никогда ощутил жажду жить дальше, пусть даже его жизнь была лишь чередой похожих один на другого дней, проведенных в обнимку с бурдюком вина. Толстопузый правитель Теламерка побагровел, оскалившись приближающемуся великану, и дрожащей рукой схватив копье, бросил его в Торольва.
Торольв вскинул щит - наконечник пробил дерево, окованное железом, и застрял, ткнувшись в кольчугу. Ульвссон оскалился и отбросил испорченный щит, поднимая меч. Рядом с ним были его лучшие воины, готовые броситься за побратимом, он только что несколько раз побывал на волоске от смерти и верил в свою удачу. Торольв бросился вперёд на телохранителей, заслонившихся щитами, и резко и сильно пнул в нижний край правого щита. Когда боец справа упал, викинг ударил мечом в образовавшуюся брешь - в левый бок второму телохранителю. Фирдирцы уже схватились с остальными.
- Рубите их! Рубите! - Кричал Хроальд, перед ликом смерти из грозного властителя, превратившийся в испуганного старика, прячущегося за спины хирдманов. - Тому, кто принесет мне голову этого великана я дам ее вес серебром!
Он отступал, пока не уперся спиной в корабельный борт - дальше бурлило море, окрасившееся алым от пролитой крови, а его воинов, и без того бившихся из последних сил, становилось всем меньше. Кому-то повезло - он зарубил одного из товарищей Торольва, но те, как на подбор были рослыми и могучими точно тролли - других сын Ульва не брал в свою дружину, и теламеркцы сильно уступали им в ратном мастерстве. Четверо дружинников Хроальда разом набросились на Торольва, слаженно нанося удары и отвлекая великана, несколько раз их клинки вгрызались в его кольчугу до крови, один, уже падая с разрубленной грудью, ударил Ульвссона по ноге, однако остальным казалось, что оружие не берет этого могучего человека. Кто-то, схватив щит, бросился за борт, надеясь там спастись от неминуемой гибели.
Торольв словно обезумел - только так мог он сейчас держаться на ногах. Ослабь он на минуту натиск, и раны и усталось уже свалили бы его, но желание добраться до Хроальда придавало ему сил, сжигая изнутри. Упал один из дружинников, зажимая рукой страшную рану в боку, второму великан почти перерубил шею. Оставшихся двоих оттеснили фирдирцы.
- Вот тебе моя голова! - зарычал Торольв, - Только платить станешь не серебром, а кровью!
Он бросился к конунгу, занося полуторник над головой. Хроальд вскинул меч, заслоняясь от смертоносного удара... И тогда Торольв сильно и страшно пнул старика в грудь. Удар проломил Хроальду рёбра, вышиб воздух из лёгких и сломал борт корабля. Конунг Теламерка упал в воду уже мёртвым, подняв тучу брызг. Торольв тяжёло опустился на одно колено, глядя на щепки и расходящиеся по воде круги - Хроальд сразу пошёл ко дну в своей тяжёлой кольчуге.Соратники поддержали Ульвссона, не скрывая восхищения его могучим ударом. Уже скоро корабль был очищен от оставшихся теламеркцев, совсем упавших духом после гибели своего конунга. Альвир, подойдя ближе так сказал родичу:

Волка сын в лютой сече,
Осиротил рать медведей,
Теламерка люд плачет,
Нет им больше удачи,
Их Понурый властитель,
Скрылся в моря пучине.

Торольв с трудом встал, кольчуга его была вся в запекшейся крови. Он ответил Альвиру:
- Сломался, будто тростинка на ветру. И правда, не видать удачи народу, коли ведёт его такой правитель!

Сообщение отредактировал SergK - 24-07-2009, 11:56