Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Spectre28 >>>]

Джеймс Клайвелл
28 апреля 1535 г. Бермондси.

Вопреки опасениям, король не явился в гости ни на следующий день, ни два дня спустя. Впрочем, пожелай Его Величество учудить этакое, Джеймс всё равно не смог бы его принять. Суета сует правит миром, а законники - слуги её.
Во-первых, некие залётные джентльмены вознамерились обнести купеческие склады на Темзе. И отчего-то именно в Бермондси, нет бы в Лондоне. О джентльменах известил новый босяк, занявший место Дженни, а Джеймсу пришлось прихватить Хантера и стражу, устроить облаву и отловить заезжих господ аккурат во время ограбления.
Во-вторых, горожане, а особенно - горожанки внезапно вспомнили, что управа - для жалоб. И начали их писать и приносить, завалив стол клерка бумагой. Джеймс принимал их с благосклонной улыбкой, представляя лицо Брухи, которой придётся разбирать всё это великолепие. Потому как нечего в свадебно-психологические путешествия ездить!
В том, что он ревнует Бруху, Джеймс не признавался даже самому себе.
В-третьих и в-главных, среди всей этой суеты хотелось быть с Мэри. Глядеть, как она с упоением переливает реактивы из колбы в колбу, жалобно сетовать, когда нечищеный кинжал отнимали с целью найти на нём кровь или какие-то потожировые следы. Распевать вечерами глупые песенки под лютню. Читать с Бесси книги о травах и зверях. Засыпать, чувствуя на плече приятную тяжесть головы Мэри.
Просыпаться от странного сна, в котором Джеймсу казалось, что на него уронили дерево - кот Бесси повадился спать на животе, а когда его спихивали, то глядел с явным укором. "Ну ты чего, хорошо ж лежим".
Приглядывать за матушкой не получалось, но это было к лучшему. Добыча не должна догадываться, что за ней спустили ищейку. Особенно, если ищейка и добыча живут в одном доме.
Этот день тоже начался обычно. Таз с водой, отжимания с котом на спине, снова умывание, пробежка до управы, оттуда - по городку, потом заглянуть в бордель и к Гарри, понамекать заезжим наемникам, что тут вешают раньше, чем думают, похвалить рыбу на рынке, изъять у мавра-торговца мешочки с киноварью, ляпис-лазурью и прочими дорогими красителями, бросить серебрушку мальчонке-босяку, вспомнить о Дженни, унять боль и тревогу, умчаться разнимать драку - и домой. К Мэри.
- Я пришел к тебе с приветом и принёс мешок сокровищ, - радостно оповестил он свою маленькую женушку, водружая красители на стол. Конечно, они были ядовиты, но Мэри обычно аккуратна. К тому же, гадость для алхимии её неизменно радовала больше, чем цветы. - Ограбил мавра, а то чего он их без квитка продаёт?
Матушка хлопотала на кухне, и Джеймс поднял бровь, взглядом вопрошая, отлучалась ли она куда-то сегодня.
После долгого и вдумчивого поцелуя Мэри легко покачала головой и вскинула бровь, глядя на мешочки.
- И то правда, в его жизни и так чрезмерно красок, а нам - пригодится, особенно если Его Величество ещё что-нибудь придумает. Говорят, за океаном люди себе лица красят, как те кельты - только красным, гербовым. Флажным. Представляешь, если к нефритовому ещё и алые крестики на щеках и лбу будут?
- Я не буду ходить с крестиками, - заявил Джеймс, устало опускаясь на лавку. - Что я, крестоносец какой, что ли?
И вскинутая бровь жены, и раскрашенные лица, и крестики говорили только об одном - маменька снова куда-то собралась. А значит, нужно было дать ей повод воплотить свои намерения.
- Скажи, у нас есть что-нибудь, мать его, нефритовое? Особенно - штора? При дворе нечем кровь с рук вытереть, а еще королевский дворец!
- Платье не отдам, - твёрдо ответила Мэри и внезапно задумчиво нахмурилась. - Впрочем, для такого благородного дела могу пожертвовать один рукав... нефритовый. Или два.
- О прекрасная и благородная дама!
Джеймс покосился на матушку, без сомнения, наматывающую на отсутствующий ус, поправил собственный, приосанился и повлёк Мэри к камину. Распевать трубадурские песенки в ожидании вечера и мнимого дежурства.

[Leomhann >>>]

К вечеру он слегка устал, обзавелся хрипотцой в голосе и до костей стер пальцы, бренча по струнам. Когда за окнами стемнело, Джеймс поднялся из кресла, наскоро поцеловал Мэри, будто опаздывал куда-то. И переборов себя, надел эту слишком лёгкую кольчугу, которую всё еще считал взяткой. И беспечно насвистывая дурацкую песенку про тринадцать матросов и одну старую шлюху, вышел из дома, чтобы дойти до ближайшей тени. Отсюда, от дома миссис Пайнс, из вонючего угла, куда гадили её собаки, просматривалась вся улица.
Матушка появилась минут через двадцать. Она была наглухо замотана в черное, шла неспешно и даже величаво, в своей манере. Джеймс дёрнулся было следом, поддавшись привычке ищейки, но вовремя вспомнил, что в первую очередь он хотел провести время с Мэри, а слежка за маменькой - вторична, пусть даже если миссис Элизабет посещала в Лондоне какие-нибудь оргии. Если припомнить, что Джеймс был бастардом, удивляться этому не пришлось бы.
Жену долго ждать не пришлось. Фигурка, закутанная в тёмный плащ с глубоким капюшоном, под которым не было видно волос, соткалась из вечернего тумана бесшумно, словно ветер, и остановилась рядом, чуть не подпрыгивая от возбуждения.
- Оттуда теплом тянет. И дымом, и лошадью, - шепотом поделилась Мэри, кивая на едва заметный уже силуэт матушки. - Чуть дальше.
- Ага, - таким же шепотом согласился с нею Джеймс, - только поспокойнее, а то мы всю слежку к дьяволу провалим. Что ты за сыщик, если скачешь, как коза? Веди за лошадью, хорошо?
В том, что матушка поедет верхом, а то еще и в карете, он не сомневался. Иначе миссис Элизабет нипочем не успевала бы обстряпывать свои делишки, следить за домом и не вызывать подозрений столь долгое время.
- Солидные миссис констебрыцарь не скачут, - важно, но тихо уведомила Мэри, принюхиваясь, и кивнула. - Идём уже, а то всё пропустим. Самое интересное. Только там... словно что-то есть, и чего-то нету. Одновременно. И сразу везде. Странно.
Последнее Джеймсу не понравилось вовсе. Немедленно вспомнилась сестра Делис, которая хоть и не приходила с укоряющим перстом во снах, но умудрялась пугать даже в закоулках памяти. Но спорить с такой довольной своей полезностью женой он не стал, только покладисто кивнул и поспешил за маменькой, приноравливая свою рысь к шажкам Мэри.
Идти приходилось сквозь сырой туман, грозивший к утру обернуться дождем. Карета маменьки виднелась сквозь него плохо, и Джеймс усомнился бы, что это именно она, но в этом время суток знать обычно или готовилась почивать, или что-то праздновала, а потому ошибиться было сложно. Хотя и возникал вопрос, откуда у миссис Элизабет деньги на карету.
- Погано будет, если я всё это время оплачивал расходы какого-нибудь культа, - тихо поделился размышлениями со своей Мэри он.
- Ничего, всегда может оказаться так, что это культ оплачивает и карету, и статуэтки, а может и не только, - утешила жена и нахмурилась. - Знаешь, это есть и нету становится плотнее. А за каретой идти легко. Там в жаровне, кажется, ещё и пряности какие-то, невкусные. Сладкие.
Жить на средства культа хотелось еще меньше, чем оплачивать его прихоти. Джеймс недовольно хмыкнул этому, уплотненности бытия и его отсутствия, и пожал плечами.
- Если это есть и нету заинтересуется нами, то ты продолжаешь следить за каретой. Стараясь, чтоб тебя не возжелал очередной вампир или какое-нибудь пакостное божество. А я занимаюсь странностями. Хорошо?
- Словно они меня желают, только когда я сама этого хочу, - обиженно заметила Мэри. - И так вон закуталась, как могла, но божества, небось, могут так смотреть, словно плаща и нету, и вообще ничего под ним нету. Как у этих вон.

[Spectre28 >>>]

Джеймс глянул на "этих", вдохнул побольше воздуха - и... Ничего сказать не смог.
Нечего было говорить. Потому что две женщины выглядели так чудно, так жутко-странно, что говорить не хотелось. Только сесть на холодную мостовую и рыдать. Или чтоб они сели на мостовую и рыдали.
Первая из них несла на плече огромный меч в виде Раймона де Три. Фламберг в виде Фламберга - каламбур, и Джеймс непременно посмеялся бы ему, не будь вторая одета в шубу из невозмутимых пушистых Эмм Фицалан. Причем, меч был жутко зазубрен, а Эммы - ожидаемо серьезными. Картину безумия дополняли монашеские клобуки и золотые цепи с массивыми распятиями. Распятия улыбались - и от этого внезапно появлялись слова.
- Je renie des bottes! Что они, мать их, такое?!
- Петрушка, - радостно сообщила шубная женщина и качнула дымящимся кадилом.
- Ржанка, - торжественно представилась клеймороноска. - Едите ли вы существо?
- А там карета уезжает, - тоскливо промолвила Мэри, переминаясь с ноги на ногу.
- А вы? - Вежливо поинтересовался Джеймс, легким тычком отправляя её за каретой. Маменькины культисты были почти наверняка не такими странными.
- А мы не уезжаем, - сообщила Петрушка.
- Потому что только приехали, - согласилась Ржанка. - В деревню с посылками для мальчиков и девочек. Петрушка вот прогреет, а я четвертую.
Крестное знамение и впрямь походило на четвертование. Джеймс вежливо кивнул, придерживая рванувшуюся было Мэри.
- В дом, каким бы он ни был, за ней не ходи. Старайся отставать на три корпуса, держись непринужденно и жди меня у ближайшего угла подле нужного места. А теперь - иди. Значит, - обратился он к странным монашкам, - вы недавно приехали? Сколько же вас, таких?
Если допустить, что Петрушка была травой или намёком на апостола Петра, то Ржанка оставалась загадкой. На птицу не похожа, а разгадывать тайны имени не хватало времени. В общем-то, эти жуткие дамы вообще были делом лондонских законников, а Джеймсу оставалось разве что отнять у них меч и подарить его Раймону де Три.
- Двенадцать осталось ради комиссара, - задумчиво заметила Ржанка, перекладывая меч на другое плечо.
- Только что приехали, - одновременно ответила Петрушка. - А почему? Потому что стоит не ехать, стоит ехать не туда и не так, и является видение, да и говорит: передайте, пожалуйста, Бесси, что следующий урок будет через сон.
- Передайте, пожалуйста, видению, что я премного благодарен, но правом отца запрещаю эти уроки, - не менее задумчиво ответил Джеймс, прикидывая, что монашек аккурат по числу апостолов. - Однако, сёстры, вынужден вас покинуть. Дела.
В конце концов, не обязан был констебль Джеймс Клайвелл пытаться успеть за каждым культистом в Англии. Семейные ценности важнее. Особенно, если они ценны для единственной и неповторимой маменьки.
- А что, сёстры, - улыбнувшись благословению, подозрительно напоминающему трискель, радостно хмыкнул Джеймс, - может, в память что оставите? А то поменяемся? Я вам - плащ и кинжал, а вы мне - шубку и меч. У меня кинжал самый что не на есть пригодный для четвертования. Его сама сестра Делис того... видела! И плащ тоже! Поглядите, какой! Пурпурный от пунцового отличает! Потому что к вам хочет. А шубка и меч - ко мне. По рукам?
А еще орденские дела поневоле становились семейными ценностями, ведь в резиденции воспитывался Артур. Стоило представить, как городская стража хватает этих монашек, узнает в мече намозолившую всем рожу Фламберга, как в резиденцию вламываются стражи, что вязать и пытать... Джеймс расплылся в самой кретинской из своих улыбок, обещая себе непременно поговорить с Робом Бойдом о том, что творят родственницы его жены.
- При ногах! - синхронно отозвались монашки, широко улыбаясь.
Дослушивать их Джеймс не стал. Наскоро увязав шубу в собственный оверкот и замотав меч в кушак, он мельком глянул на обнаженную Петрушку, которая скрутила плащ в валик, обвязавшись им через плечо, и припустил за Мэри.
Вечер, начавшийся столь странно, обязан был закончиться нормально по закону противоречий.

[Leomhann >>>]

- Она вошла туда? - драматический шепот Джеймсу удавался тем лучше, чем больше осознавалось, что Мэри ждёт на углу неподалеку от того особняка на Морли. Он тряхнул головой, отгоняя почудившийся ему стук каблуков Фламиники и задумчиво уставился на пристанище всех содомских грехов Лондона.
- Ага, - кивнула Мэри. - Оставила карету поодаль, за пару улиц, а сама пешком. Вон те двое даже глазом не моргнули.
Упомянутые двое, казалось, не моргали вовсе - не умели. Похабного вида орки в парадных ливреях стояли у дверей как влитые, зыркая по сторонам.

- Всё, что пожелаете, любой наряд, - торговец с поклоном обвёл полутёмную лавку и пихнул старшую из трёх дочек, любопытно косившуюся на Мэри. - Целуй! Ручку его целуй, небось, святая! Сам нефритовый паладин Его Величества! Вот этими самыми ручками срамных папистов и резал небось. Целуй, говорю!
- А она правда ведьма?.. - громким шепотом спросила младшая и тут же спряталась за пышные формы жены торговца, кое-как укутанные в халат. - Цепная?
- А то ж, - важно заметила средняя, упитанная, в веснушках. - Цепная и есть, как собака, только женщина.
Время и впрямь было позднее, и озаботься Джеймс заранее одеждой для посещения особняка, не пришлось бы сейчас будить этих восторженных людей.
- Нет, не ведьма, - коротко отвечал он, стараясь надеть белоснежную рубашку тонкого льна, шитую серебром, и не позволить поцеловать себе руку. - Этими и резал, почтеннейший, других рук у меня нет. А вместо поцелуев не откажите в помощи, отправьте вот этот узел михаилитам в резиденцию, не мешкая. Святые братья всячески помогают мне в поприще паладинства.
Оверкот с шубой и меч пришлось завернуть еще и в ткань, нагло конфискованную с прилавка. Намертво завязав узлы, Джеймс скрепил их сургучом, найденным в той же лавке, отпечатывая на нем оттиск броши. Верховный магистр просто обязан был понять послание.
- Отправим, как же не отправить, - торговец принял узел как реликвию, на вытянутые руки, словно боялся помять или дыхнуть. - А ногами, ногами тоже топтали? А потом - палач, да? Ведьма та богомерзкая, коя своих небось вдвойне терзать рада, господину угождая?
- А сказать, что ведьма, он не может, - наставительно прошептала веснушчатая. - Потому что не принято таковое. Но и без того всё понятно, что и метки есть, а эта... ну, зубатая... сказать стыдно.
- Жаль, господин?... впрочем, не важно. Жаль, говорю, что ваши дети столь невоспитанны, что позволяют себе оскорблять мою жену и честную слугу Его Величеству, - посокрушался Джеймс, не скрывая желания оторвать мерзавкам уши. - Подумать только, истовую христианку обзывать ведьмой! А вы... Палача на службе короля богомерзите! Мэри, ты там оскорбилась уже?
Выбирать вычурную одежду для себя он не стал. Никто не ждёт от гладиатора роскошеств. А вот Мэри следовало выглядеть светской львицей.
- Немножко, - заметила Мэри, безмятежно разглядывая лавку. - Кажется, вот на тот отрез тончайшего голубого шёлка.
- И роскошествуют богопротивно, фу, - продолжила средняя мерзавка, а прочие закивали. - Словно и не трудится Его Величество, устанавливая новой веры законы и порядки. Комиссаров на них нетути, чтобы, значит, католикоистребители тоже правильные были, серенькие.
"З-зараза".
- Я думаю, теперь уже оскорбился я. Вон на те сапожки с серебряным шитьем. Они тебе замечательно подойдут.
Злоупотреблять привилегиями было легко и даже приятно - именно поэтому Джеймс всегда запрещал себе это. Он улыбнулся мелким поганкам, торговцу, его жене - и сложил плащ кокетливыми складками на плече.
Гладиатор Актёр был готов выйти на арену.

[Spectre28 >>>]

У дверей особняка всё также стояли двое орков.
- Не трудитесь, господа, - ленивая вальяжность звезды арены Джеймсу удавалась особенно хорошо. - В списках нас нет, приём - закрытый, разумеется. Полагаю, и гости все уже внутри, кому положено. Однако, если вы спросите у миссис Элизабет, кем я ей прихожусь... В общем, я иду к маме.
Прозвучало это грустно, по-детски. Мамой женщину, родившую его, Джеймс не называл никогда. Матушкой, маменькой, миссис Элизабет - как только научился говорить, но теплого, нежного "мама" не выходило.
Левый орк вытащил из рукава платочек и промокнул слезящиеся глаза. Правый же, прежде чем ответить, не торопясь достал из-за ворота сложенный лист, всмотрелся в него и важно покивал.
- Позвольте спросить, господин Актёр, а спутница тоже - к маме?
- Ну разумеется. Семья - единственная опора.
А это вышло набожно и как-то молитвенно. Оставалось только просиять улыбкой, будто орки были дамой с пирожным в первом ряду и аккуратно отодвинуть правого, шагая вперёд.
- Прошу, господин Актёр, - прогудели в спину, и дверь отворилась, словно только этого и ждала.
За ней, склонившись в поклоне, стоял нестарый ещё мужчина в чёрном оверкоте. Длинные тонкие пряди чёрных волос закрывали лицо.
- Рифф, к вашим услугам. Не угодно ли, сэр, леди?
- Только если вы быстро ходите и говорите строго по делу. И учтите, я не желаю разглядывать местные красоты. Ведите меня к миссис Элизабет, по пути рассказывая, чему посвящено сегодняшнее собрание. Запамятовал. У меня вообще после арены с головой плохо. Верно, дорогая?
По коже снова продрало мурашками. Здесь до сих пор пахло духами Фламиники, слышались её шаги, смешки Рочфорда. Или Джеймсу только казалось.
Мэри приобняла за плечо, прижалась так, что губы коснулись уха.
- Конечно, констебль. Но пусть я не могу пожаловаться на внимание, а всё же замечу: бродить в компании призрака не слишком приятно. Сидеть или лежать - тоже. Да и вампиршей я недавно уже была, и в любом случае этот дворецкий не похож на лапочку.
- Я тебя услышал, маленькая.
Нелапочка тем временем, приволакивая ногу и тем самым вызывая подозрения, что быстро не получится, прошёл к участку стены между двумя лампами, нажал на безвкусную бронзовую завитушку, и стена уползла в сторону, открывая узкий тёмный коридор. Впрочем, там почти сразу начали вспыхивать алые лампы, расставленные через равные промежутки.
"Матерь божья и все апостолы её сыночка, не проговориться бы Мэри, что в компании призраков неизменно верховодит сестра Делис".
Впрочем, стоило признать - в монастыре очень не хватало таких самогорящих ламп. Конечно, они добавили бы жути, но и дорогу к брату-лекарю осветили.
"Брат-лекарь..."
За всеми злодеями не угнаться, но монах задолжал Хантеру нож.
Коридор меж тем медленно уплывал назад и словно удлинялся, а на стенах начали появляться портреты в золочёных рамах. Лорд Рочфорд на туше тигра. Лорд Рочфорд на туше слона. Лорд Рочфорд на индийском радже.
- Брат сэр Рочфорд, как вам наверняка известно, - внезапно заскрипел провожатый, - изволили исчезнуть из сего мира, и поелику печаль братства велика, решило оно устроить праздник поминовения, как подобает в случае такой утраты.
- Праздник поминовения?
Рифф походил на старый, дырявый баркас. Он также покачивался на волнах коридора и также раздражал своей неспешностью. Джеймс хмыкнул, с трудом подавляя недостойное сына миссис Элизабет желание взвалить малопочтенного старца на плечо и припустить вперед, уточняя дорогу.
- Разумеется, - степенно кивнул проводник. - Поминовения. Ведь не помянешь - он и не придёт, верно я говорю? Поэтому всё общество во главе с вашей, значит, Великой праматерью безлунной полночи, и поминает. Усердно и по всем правилам науки.

[Leomhann >>>]

Сначала Джеймс хотел изумиться. Потом просто снова хмыкнул, почесал зазудевшую щеку и пришел к выводу, что не мог столь умный сын родиться у глупой матери, способной призвать своевременно почившего вампира обратно. Значит, стоило принять за аксиому, что великая праматерь чего-то там если и призывала Рочфорда, то Рочфорду от этого будет только хуже. Возможно, его даже отчитают за неджентльменское поведение, недостойное рыцаря и лорда.
- Может, стоит поспешить? Эдак мы с госпожой все пропустим. Маленькая, ты ведь хочешь поглядеть на праматерь и виконта?
Мэри пробормотала себе под нос что-то неразборчивое, и с милой улыбкой кивнула. Рифф же ускорил шаг - хватило этого ровно на два шага, до поворота, и тоже закивал. Заговорил одышливо:
- Разумеется, господин Актёр. Разумеется, пропустите, потому что уже давно поминают. Только Праматерь и ждали, и как только она пришла, сразу же и начали. Ведь не какие-то любители, знаете, и нарисовано всё заранее, и написано, и свечи из жира девственниц в чернилах из каракатиц расставлены, и у михаилитов купленные компоненции, и даже кошка, магистрами целованная, где-то бегает, тварь мелкая...
- Что с воздухом, Мэри?
Девственниц, компоненции и кошек Джеймс пропустил мимо ушей. Потому что всё это было избыточно и совершенно в духе маменьки. Разве что не хватало фарфоровых статуэток. А вот внезапная одышка у дворецкого заставляла задуматься о пригодности коридора в частности и особняка в целом для жизни, пожалеть, что потащил Мэри и переколоть свою брошь прямо на грудь жене. Чтоб если кому вдоветь, то точно не Джеймсу.
- С воздухом? - Мэри удивлённо на него взглянула, затем задумалась и неуверенно пожала плечами. - Кажется, сейчас - ничего? После того, как ты надел брошь. До этого было чуть тяжело, но не слишком, словно просто... спёртый. А сейчас хорошо.
- А вот и врата, - пробормотал Рифф, всем телом наваливаясь на простую, ничем не украшенную створку. Дверь дрогнула, скрипнула, но не открылась. - Вот же... а сколько смазывал. Ведь сегодня только... смазывал...
Врата, как бы они привычно не выглядели, Джеймс предпочитал не открывать. Самолично, по крайней мере. Кто этих магов-культистов знает, чего наворожили? Эдак толкнешь - и без руки останешься, приобретя пару-тройку проклятий. Потому он только нетерпеливо вздохнул, глотнув спёртого воздуха, и воззрился на Риффа. Тот в ответ тяжело всхрипнул, безуспешно толкнул дверь снова, ещё раз - и сполз на пол, свернувшись уютным клубком. Захрапел на весь коридор, заглушая слабое потрескивание дерева позади и в стенах.
- Ой, - невозмутимо заметила Мэри. - Кажется, не откроет.
В который раз за день воздержавшись от крепкого словца и пожалев, что не прихватил с собой Хантера, Джеймс со всей дури пнул дверь. Та, разумеется, немедленно распахнулась, оставив в косяке пару тонких корешков, и на Джеймса коварно напал Томас Таллис. Автор мотетов попросту упал ничком, не поздоровавшись, но зато стала видна квадратная комната, расписанная пентаграммой и с расставленными по углам фарфоровыми статуэтками. Маменька была в своем обычае и пихала их даже в свои культистские сборища. На алтаре в центре пентаграммы и вовсе сидел какой-то дальний родич Роба Бойда, только сказочно красивый, очень молодой и голый.
- Виконт Рочфорд как-то очень изменился за прошедший месяц, - задумчиво заметила Мэри. - Как ад-то действует, надо же.
- Матушка?
Миссис Элизабет творила невообразимое. Она стояла в охранном круге, мрачно тыкая в воздух атамом, по виду - фарфоровым. А по полу семенами во время посева валялись тела придворных юнцов из свиты короля. Джеймс хмыкнул, уложил Томаса Таллиса так, чтоб двери закрыться не смогли - ему все равно не нравились эти мотеты! - с интересом оглядел обнаженного красавца на алтаре и перевел взгляд на маменьку. Выходцы из ада могли подождать пять минут, пока констебль Бермондси изволит допрашивать собственную мать.
- Сын, - кивнула мать. - Вы и миссис Клайвелл слишком легко одеты. Весна нынче холодная. Миссис Клайвелл, вы надели теплые юбки?
Джеймс хмыкнул снова. Матушка, кажется, не видела разницы между залом, полным умирающих культистов, и кухней их маленького дома.
- Кто это, миссис Элизабет? - Кивнул он в сторону голого мужика в пентаграмме. - И зачем он вам понадобился вместо Рочфорда?
- Сын, - кивнуло это. Голос его оказался глубоким и низким, приятным. - Твой контейнер прав, вы слишком легко одеты. А воздух холодит, чувствуете? Впрочем, нет, пока ещё нет.
- Ага.
Хотелось сесть на пол и завыть.
"Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он — лжец и отец лжи", - напомнил себе Джеймс. Отец, у него, всё же был другим. Может быть, он присутствовал в жизни меньше, чем того хотелось, и демоном его почти наверняка называли, но...
Он дал фамилию. А с ней - возможность учиться, получить должность, обзавестись семьёй. Привести в дом Мэри. Бастарду всегда непросто. А безымянному - проще умереть.
- Приятно познакомиться, - любезно кивнул Джеймс, уподобляясь своим родичам. - Контейнер, правда, утверждала, что у меня отец другой, но родителей не выбирают, так? Для чего же вы пожаловали, батюшка? Неужели, чтобы повидать маменьку и меня?
- Именно так, - кельтский красавец расплёл ноги, поднялся, протянул руку, ощупывая воздух над краем пентаграммы. - Перекусить, спросить, доволен ли ты моим даром, сынок? Наследством, что открывает двери? Хорошая вещь, помню, как любил выйти на берег, взглянуть вдаль и шагнуть.

[Spectre28 >>>]

- Ага.
Желание повыть становилось всё сильнее.
- А как вас величать, батюшка? Маменька не изволили говорить, да и двери открывать не научила. Только молиться вот. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твоё, знаете ли. И дальше - да прииде Царствие Твоё, да будет воля Твоя... Особенно мне нравится часть про и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого.
Пентаграммы в рисунках всех этих пиктов, кельтов и прочих народов, некогда населявших Британию, Джеймс не припоминал. Разве что разного рода коловраты отдаленно на неё походили. Из чего можно было сделать, что новоявленный отец сродни чёрту. А если эта гипотеза была верна, то строчки из "Отче наш" могли причинить ему некоторое неудобство.
- Ну зачем вам эти двери, сын? - Набожно перекрестилась миссис Элизабет. - Вы и без них умный, красивый и совершенно неподходящий этой женщине, которую женой называете. Недостойна она. Потому что exorcizamus te, omnis immundus spiritus, omnis satanica potestas, omnis incursio infernalis adversarii...
Занимайся Джеймс юриспруденцией, его после сегодняшнего вечера непременно окрестили бы адвокатом дьявола. Полюбовавшись на корчи демонически кельтского красавца, он хмыкнул и улыбнулся маменьке.
- Я люблю Мэри, - почти нежно сообщил он. - И попрошу вас уважать её. Потому что imperat tibi majestas Christi, aeternum Dei Verbum, caro factum, qui pro salute generis nostri tua invidia perditi...
- Amor, - прошипел кельт, которого била крупная дрожь. Улыбаться он, впрочем, не перестал. - А как хорошо было бы снова любить Дейзи. Мне оно - только пальцами прищёлкнуть. Тело новое - вот, свеженькое, юное. Получше котла будет, а, сынок?
- Не понимаю, что в словах "Я люблю Мэри" вам неясно, дражайший папенька. Так как, говорите, ваше имя? Потому что Deus coeli, Deus terrae, Deus Angelorum, Deus Archangelorum, Deus Patriarcharum, Deus Prophetarum, Deus Apostolorum, Deus Martyrum, а имени я все равно не знаю.
Конечно, Дейзи не была ангелом божьим, и почти наверняка варилась в каком-то котле, но чертям от этого лучше не стало. Зная нрав покойницы, Джеймс вполне мог допустить, что черти ночуют дома, не задерживаются в управе и покладисто соглашаются убавить огонь.
- Араун. Вы - Джеймс ап Араун, сын, - грустно вздохнула миссис Элизабет, не забывая креститься. - Хотя я бы назвала его Ануиром - лжецом. Боже, как он сладко лгал... Per Christum Dominum nostrum.
Джеймс покатал это имя пузырем по мыслям, и когда Мэри бросила чужой тростью в статуэтки, одобрительно хмыкнул Джеймс Клайвелл, а не какой-то там ап Араун, прости-господи.
- Сразу мне эти статуэтки не понравились, - довольно сообщила Мэри под звон фарфора и корчи кельта. Последний, впрочем, быстро ретировался обратно в преисподнюю, оставив кучу незаданных вопросов и чувство крайнего неудовольствия у Джеймса. Пожалуй, это был его самый полезный отцовский совет - в самом деле, следовало поспешить и убраться из особняка подальше, обеспечив себе алиби. Вдругорядь оказаться на дыбе Джеймс не хотел.
- Ну, и где тут потайной выход, маменька?

[Leomhann >>>]

Дома Джеймс так и не уснул. Время близилось к утру, а он расхаживал по маленькой гостиной, меряя шагами полосатый коврик у очага. Два шага вперед, два влево, поворот. Узнать, что ты не Клайвелл - такое происходило не каждый день. Не Клайвелл. Что дальше? Не Джеймс? Не законник? Не отец двоих детей? Не муж для Мэри?
Откровение оказалось из тех, какие так просто и не переваришь. Даже "Горностай" теперь казался наследством голого мужика с алтаря, а потому его не хотелось. Зачем знать, что где-то в ином мире ждет корабль, если шагнуть к нему можно только при помощи дара этого слащавого красавчика.
"Ну маменька, ну сукина дочь!"
Нагулять сына - полбеды. Бастарду хоть и тяжко живется, но жизнь - заманчивая штука. Нагулять сына от какого-то чертовски древнего демона - настоящая беда. Теперь, когда появилось время подумать об этом, Джеймсу хотелось не просто завыть - зарыдать. Волновавшие ранее богиня-жена-леди Бойд и её кольчуга померкли перед собственным неожиданным горем.
- Я порой жалею, что из меня вышел плохой валлиец. Потому что иначе бы помнил, кем был этот Араун. То ли король Неблагого Двора у фэа, то ли повелитель загробной жизни. Так или иначе, я надеюсь, что этот кретин с алтаря - всего лишь тёзка. Надеюсь, и не знаю - кто я. Кто я, Мэри?
Вопрос был тем важнее, чем больше Джеймс думал об этом. Мэри была странной, но не настолько, чтобы жить с сыном хер знает кого из ада. А без Мэри стало бы совсем худо.
- Ты - это ты, - рассудительно заметила Мэри и прикрыла зевок ладонью. - Пошли спать уже, а то коврик протопчешь, а он мне, в отличие от статуэток, нравится. А с утра я в монастырь. Бермондсийский. Ой, нет, он ведь уже не монастырь. Значит, к михаилитам. Ой, они тоже жуткие грешники, достаточно на Тракта посмотреть. Ужасно. Страсти какие. Значит, утром придётся остаться дома. Замаливать грехи с миссис Элизабет.
Конечно, родня не определяла человека, но порой человеку приходилось переживать о своей родне. Иногда эти переживания были такими, что родственникам лучше и не знать о них.
- Я - это я, - со вздохом признал Джеймс. - Сын миссис Элизабет от какого-то адского ху... типа. Эх, где Инхинн, когда мне так хочется разложить на решетке над углям матушку-другую? А то ведь с таким количеством отцов, матерей тоже должно быть пропорциональное количество.
Желательно - шесть. Чтобы на каждого отца по четыре и можно было выбирать самую здравомыслящую. Или просто подходящую ситуации. Нынешняя мать Джеймса категорически не устраивала.
- Адский хуй в отцах - это неудобно, - признала жена, задумчиво тронув нос пальцем. - Но, может, если его не призывать, он и не придёт? А про матушек - тссс, накличешь ещё! А вдруг и она тоже не та? Тогда у Бесси получается третья бабушка, например... например, леди Бойд, раз уж тут кельтские демоны? Воздух вокруг неё и в ней уж очень странный, по сну помню.
Мэри, употребляющая крепкие словечки, была так же внезапна, как тот, кого нельзя призывать - в отцах. Джеймс попробовал уложить в голове леди Бойд в роли своей матери, представил лицо Циркона при этом, и отказался от этой затеи. Третий батюшка, судя по воображаемому, такому был не рад. Более того - он негодовал.
- Ты на мельнице времени не теряла, гляжу. Осталось научиться алебардой махать - и хоть сейчас в городскую стражу.
Забавно, что Джеймс совсем перестал переживать о матушке - главе культа имени батюшки. Не волновало ни то, что за ним и родительницей могут явиться, ни то, что он совершенно не знал, в чем заключается служение. Не удивляло даже то, что миссис Элизабет не изумилась, увидев его. Будто ждала сына и преемника.
"Уйду на арену".
Там тоже предлагали преемничество, вдобавок там было всё просто и понятно.
"Господи, - была следующая мысль, - только бы никто не призвал Фламинику!"
На этой здравой и в чем-то даже новой мысли пришлось остановиться. За окном уже светало, в управе ждали старушки с украденными гусями и мелкие воришки, совсем не похожие на Дженни.
И это было почти хорошо.

[Spectre28 >>>]

Раймон и Эмма де Три

28 апреля 1535 г.

Ещё более где-то по дороге на запад, но, кажется, вблизи гулеревни, потому что далеко от неё той ночью не уехали.

Почему Свиристель решил не селиться в этом трактире, а снял комнату у вдовушки, стало понятно сразу, стоило лишь открыть дверь. Умный юный михаилит. Не то что глупые старые. В лицо шибануло изысканным ароматом горелого мяса, блевотины, мочи и прелого сена. Полутёмное низкое помещение напоминало о Гленголл, о тюрьмах... о проклятом Харпере, который зассал драться даже после того, как его назвали некроёбом. Сопляк. Да, Раймон был старше, тяжелее, опытнее, но порой надо просто бить, хотя бы для того, чтобы не было стыдно перед собой же.
"А порой и просто так".
Полгода. Жалкие полгода на то, чтобы привыкнуть к другим тавернам, где не зыркают так на леди, где михаилита принимают за своего, потому что он такой же грязный и вонючий. Быстро же человек принимает хорошее. Или он уже об этом думал?..
- Я слышала, это называется изнеженностью. Или привередливостью, - Эмма не морщила брезгливо нос, но в голосе угадывалось отвращение. - Скажи, такие места всегда... такие?
- Ну нет, что ты. Они со временем становятся хуже, - Раймон надменно кивнул стряпухе, суетившейся у очага прямо в зале, и двинулся к свободному столику. На нормальную - и когда он успел поменять привычки? - еду здесь рассчитывать не стоило, но уж пара не совсем обгорелых кусков и сыр должны были найтись. Наверное.
"Вот в таким моменты начинаешь действительно ценить резиденцию, несмотря на шпионов, Верховных, суету, забредающих время от времени демонов. К слову, о демонах".
Раймон снова достал письмо новообретённой сестры и подозрительно уставился на слова, которые успел уже запомнить чуть не наизусть.

"Вы, наверное, меня не знаете. И вряд ли помните, потому что родилась я у матушки уже после того, как вас отдали ордену. Знаете, отец вас никогда не вспоминал. Братья - тоже. Может быть, вас любила матушка, но она умерла, рожая меня, и не могла сказать, какой вы, Раймон. Хочу верить, что вы похожи на неё, потому что иначе мне некого просить. Знаете, меня отдали в монастырь, где я была почти счастлива простым трудом и вышивкой. Меня научили быть травницей и лекаркой, а скоро я приняла бы постриг, и если бы не покаяния... Но отец повелел забрать меня. А братец Аль учит, как ублажить мужчину, но притом бережет моё девство. Все говорят про какой-то "Просветитель" и Север, о том, что нужно быть послушной и покорной, умелой и интересной. И про вас. Теперь о вас говорят все, даже морские девчонки. Отец мычит, пускает слюни, но я понимаю, что он недоволен вами. Скажите, Раймон, у вас ведь было другое детство? Вы вдоволь ели и спали, а когда вы болели, у вашего изголовья сидел кто-то заботливый? Любящий? Я слышала, вы женились. Она - любит вас? Мне многое хотелось бы узнать, поскольку кажется, что никого роднее у меня нет. Вы ведь были бы против, чтобы меня учили - такому? Чтобы меня отправили на Север, к безбожникам? Скажите, Раймон, сколько нужно заплатить михаилиту за спасение от тварей?
Ваша сестра, Елизавета де Три."

[Leomhann >>>]

Перечитав, он покачал головой и опустил письмо на стол. Аккуратный почерк, без исправлений, красивый, ровный. И фразы, словно специально собранные так, чтобы потоптаться сразу по всем мозолям, причём, кажется, не только его, но и Эммы. Спрашивается, откуда?
- И откуда оно вот такое? Если бы не ссылка на кеаск, то оно выглядит как есть ловушкой. Да и с ними, хотя у этих, хм, морских девчонок вроде бы и нет поводов нам вредить, а старый мир всё ещё живёт по старым правилам. Отстаёт, так сказать, от нашего, правильного в своём лицемерии общества.
- Я написала бы такое же письмо, взбреди мне просить о помощи Дика. Монастырская выучка.
Эмма подвинула листочек к себе и вытащила шпильку из волос, тыча ею в мелкие буковки.
- Видишь? Округлые буквы - как для гобеленного шитья. Рано или поздно привыкаешь писать так всегда, особенно если много рисунков перенесла на ткань. Да и слова... Ну кто нынче говорит "девство", кроме невест Христовых? Или - "я была почти счастлива простым трудом и вышивкой"? Это же похоже на цитату из Катарины Сиенской. Она тоже радовалась труду и молитве. Разве что я, наверное, просила бы кеаск помочь мне бежать, если уж они целуются с моим братом.
- А она не попросила, - Раймон кивнул, тоскливо оглядывая поданное мясо, кровавое с одного конца и чёрное с другого. - И почему? Некуда бежать? Никак бежать? А голубей при этом отправляет. Да и кеаск в эту картину простого труда и вышивки с ублажениями укладываются плохо. Потому что следят ведь, чтобы ни голубей, ни других мужчин, и особенно ни других женщин, потому что самые опасные, что с хвостами, что с ногами. И всё равно похоже на ловушку, но... не всё ли равно?
Таверна меж тем гудела спокойно, привычно, как все. Разве что с новыми нотками. Ползли по залу нити ожидания, тревоги, предвкушения, но главное - страха. Не обычного, из-за налогов или сурового синьора, другого. Таверна упорно напоминала о времени, которым он, дурак, не-мастер, так и не научился толком управлять, а, значит, и не мог ни повернуть вспять, ни остановить. И в метаниях по Англии, то на север, то на юг, то на запад иль восток это ощущение становилось особенно острым. Песок через пальцы, но, с другой стороны, не всё ли равно? Сколько бы его ни осталось, делаешь то, что можешь сделать.
- Не хочу в ловушку, - Эмма для разнообразия решила перечить. Даже брови нахмурила и ногой под столом притопнула. - Хочу вишню и спокойно почитать... Скажем, глупый роман о любви варвара - галла и прекрасной римлянки.
- Непокорность есть такой же грех, что волшебство, и противление то же, что идолопоклонство, - назидательно сообщила ей кружка с ромом, поерзав, будто сидела на вилах. - Особенно непокорность богоданному мужу. Ах да, вы же во грехе живете. А что, дорогой друг, где ваша фляжка?
- Изыди, - миролюбимо посоветовал Раймон, пальцем рисуя на кружке небольшой крест. - Не видишь, люди о важном говорят. То бишь, не о тебе. Поясняю потому, что как известно, разум выпущенной сущности скалируется до разума сущности выпускающей. Ну и от сосуда, конечно. Бренди был дорогой, хороший, разума у Харпера нет вовсе, а, значит, получаешься богатым кретином. Разорившимся, потому что эль тут говённый. Ну, схожее к схожему... а варвар, небось, мускулистый, высокий, голубоглазый?
- Он же галл, - кружка креста не устрашилась, лишь передвинулась ближе к краю. - А не какой-нибудь шотландский кельт. Значит, белокожий, темноволосый, с отвратительным грубым голосом и шевелюрой, зачесанной на затылок известью. Забавно, правда? Вылитый Харпер. Но мне ближе норманны. Викинги! Суровые люди, захватывающие монастыри! Грабящие их! Как думаешь, в какой следующий наведаться?
Набожно вздохнувшая Эмма накрыла говорящую кружку очень грязной тряпкой, сходящей здесь за салфетку.
- Прискорбно признавать, но он прав. Галл и в самом деле темноволос, зато римлянка - рыжая!
- С хвостом и рыбой в зубах, - согласился Раймон. - Потому что Тибр же. А тебе сказано уже - изыди. Скучный бес из фляги. Ну вот монастыри, погрязшие в противлении реформации, конечно же захватываются и грабятся исключительно по воле его королевского величества, милорда Кромвеля или вот его высокопреосвященства. К слову, накрытая кружка - тоже сосуд. Только пахнет хуже. Сейчас...
Изгонять демонов или говорить с ними было откровенно лень. Три дня в резиденции позволили спокойно выспаться, отдохнуть, сбить этот проклятый дорожный ритм, который только нарастал в последние недели. И возвращаться к делам не хотелось вовсе, по крайней мере - к демонским. Личные - ещё куда ни шло, да и то... и думалось скорее о том, что и кровати в этой таверне наверняка такие же поганые, как еда. А хотелось бы мягкую, удобную, которая выдержала бы двоих... Нет, кружка даже в этом толком не тянула на настоящего дьявола, равно как он сам на Иисуса.
"Интересно, изгонялась бы христианская нечисть именем Немайн? И есть ли в этом трактире вишни?"
"Сейчас" кружка ждать не стала. Махнула со стола, разбившись о соседнюю лавку. Раймон с ленивым интересом глядел, как демонстративно оборванные завсегдатаи отряхивают одежду - словно эль мог сделать её грязнее! - как хмурятся и плохо смотрят, и ждал. А потом таверну снова наполнил ровный гул голосов, эль впитался в гнилую солому, и он чуть разочарованно вздохнул. А, впрочем, к лучшему. Лень.
Зато не лень было толстому, волосатому не хуже иной овцы трактирщику.
- Сморжовник, господин. Сам делал.
"Телепат, что ли? Что за мир, вокруг сплошные телепаты..."
На желтой от жира тарелке лежали грязные ягоды, похожие одновременно на крыжовник, яблоко и смородину, но почему-то покрытые тонкими волосками. Трактирщик, принесший их, горделиво глядел на это чудо природы, почесывая кудрявую грудь.
- Я их сращиваю, значит. Дар мне такой от Господа дан. Вкусные!
Эмма тоже глядела на ягоды, но с интересом натурфилософа, явно прикидывая, какие отвары или настойки можно получить.
- Вот что бывает, если поженить ту штору и ягодный куст, - негромко пробурчала она.
"Вот кому свою лабораторию в резиденции. Или в поместье. Разумеется, у моря".
Раймон вздохнул, задумчиво взирая на плод волосатого сращивания. Некоторые ягоды шевелились и пытались выбраться из блюда, но сил не хватало. Жаль.
"А если такими накормить демона, они выберутся с какой стороны?"
- Леди не хочет сморжовник. А я - тем более. Знаешь же, что михаилиты едят только мясо, а пьют только крепкое. Ну и слабое тоже, конечно, но ягоды не пьют, - уже договаривая, Раймон понял ошибку. Наверняка этот тип ещё и настойку из своей гордости гнал. - Ты бы, уважаемый, его это... поставщику королевского двора предложил. Такого наверняка даже там не видали.
- Дык, я предложил, - радостно сообщил тип, выпячивая отсутствие пуза. - Вкусное! Извольте опробовать! А поставщик покамест не ответил. Пирократия же.
Повинуясь его жесту, подавальщица споро притащила чумазый кувшин, в котором что-то пищало. Любопытная Эмма тут же засунула в него нос, а потом и палец.
- Оно пушистое, - с восторгом сообщила она. - Ласковое! Палец облизывает. Ой. А это они его живьем пьют, что ли?..

[Spectre28 >>>]

Раймон подозрительно принюхался сам и медленно поднялся, ласково глядя на трактирщика.
- Ладно. Яд жабдара я могу понять. Неопознаваемое нечто спишем на мелочь, хотя и интересно, что именно там побулькивает. Но риборотень? Ты, мил-человек, елду того риборотня видел? А то может из неё и варил? И леди предлагаешь, значит? А то и сам пил? Любитель?
- А то леди елду никогда не видела, - глубокомысленно заявил оборванец слева, лениво поигрывая тупым ножом, которым только что резал мясо. - А то и в руках держала ведь. А то и не в руках.
- Но они же пьют его живьем!
Эмму явно не волновало, что она там и как держала. Раймона, как ни удивительно, тоже. После Ворона-то реагировать на такие подначки?
- Именно! - подхватил он, обращаясь уже ко всему залу. - Риборотни не умирают. А чем ещё славны? Да тем, что первые трахатели во всём королевстве! И вы пьёте - вот он вас поит - тварью, которая сначала отбирает мужскую силу до остатка, потому что ревнует, а потом начинает притягивать других мужиков к заднице! Небось уже и начал. Да вон соседи присматриваются.
- А михаилит дело знает, - радостно заметил эксперт по леди. - В ордене приучен. Странно только, что бабу притащил, а не мальчонку.
- Мальчонки магистрам нужны, - возразил ему сосед, - а баба с Севера, небось. Дешевая.
"Скучно. Да и чего тянуть лесавцу за яйца, право".
И сразу же:
"Интересно, а ту награду сняли?.. И сколько же там на самом деле было? Впрочем, наверняка недостаточно, чтобы сдаваться самим. Хотя..."
- Ну, ладно, - Раймон тяжело вздохнул и без предупреждения толкнул трактирщика на стол, за которым собралась особенно гадостная компания.
Отобранный кувшин полетел в любителя северных леди, а Раймон уже плавно шагнул к самому шустрому, успевшему вскочить и смотревшему именно на него.
У трактирных драк всегда один и тот же ритм - пока в какой-то момент какой-нибудь дурак не переводит другого за грань жизни, в могилу. А себя, понятно, в тюрьму. Но если думать о таком - то драки тоже не получится, поэтому Раймон и не думал. Просто подставил бедро под направленное в пах колено и ответил увесистой "кружкой" - основанием разомкнутой ладони в челюсть. А потом осталось только вертеться, смачно, с удовольствием отвешивать удары, получать свои - и это выбивало из души чёртову тоску и дьяволову злость, оставляя только хмельную радость.
"Кстати, о хмеле".
Выхватив из рук Эммы подобранный было кувшин, он с удовольствием опрокинул его на пускающего пузыри нищего и уронил сверху, на всякий случай осенив коротким крестом. Нищему это бы не помогло, а вот кусочкам риборотня определённо не помешало бы. И на этом свалка как-то сразу закончилась.
"Может, крест был лишним?"
Вытерев кровь с подбородка, Раймон огляделся вокруг. Стены почти не пострадали, мебель... мебель обойдётся недорого, некоторые ножки скамей даже не обтёсывали. Вот зубодёр для трактирщика, конечно...
Смотрели завсегдатаи плохо. Трогали челюсти, утирали лица, обирали с одежды солому и явно замышляли злую месть сразу всем - и в особенности некоему михаилиту и его дорого обошедшейся бабе. Впрочем, дорого ли? Хорошая драка - она почти как представление. И должна вызывать эмоции. Хотя бы у несчастного чёрта в облике нищего, к которому Раймон сейчас испытывал исключительно христианское сочувствие. Как заповедано. Почти, потому что заповедовали сочувствовать никак не чертям, но иногда хотелось расширять горизонты и распространять благодать... всяческую. Особенно после риборотня. Интересно, как его теперь примут в аду, учитывая, что риборотень - понятие не только физическое, но и метафизическое и даже философское, а, значит, границы доменов ему открыты?
- Варвар, - бурчала под нос Эмма, прижимая к его губе остро пахнущую тысячелистником ветошку. - Сатрап. Вылил пушистиков. А они были такие пушистые! У-у, норманн!
Ветошь возмущённо жглась и всячески поддерживала недовольство, только беззвучно.
- Норманн, - согласился Раймон, распахивая дверь в тусклую английскую весну. - Злой и негодный, причём ни для чего. А за пушистиков не переживай, они ещё соберутся... ну, после того, как поработают с жителями, конечно. Напомни мне не проезжать здесь в ближайшие годы, ладно? Так, а это ещё что...
Тощий и какой-то больной на вид голубь не столько сел, сколько упал на плечо, безропотно позволил отвязать записку - очередную! Да сколько же этих чёртовых писем летает по стране?! - и смиренно упал в грязь. С крыши заинтересованно соскочила полосатая кошка, а Раймон развернул листок, проглядел содержимое, затем прочитал снова, внимательнее, и хмыкнул, протягивая письмо Эмме.
- Дорогой брат! - С чувством огласила та, заставив проходившего мимо моряка шарахнуться. - С некоторых пор самочувствие леди Хизер беспокоит меня, и я полагаю причиной нездоровья условия воспитания, в которых несчастная... Хм. Откуда у тебя любовница, о консорт его сестры, и в какой из седельных сумок ты её прячешь?
- В левой, вместе с консортом, - Раймон вежливо отступил в сторону, чтобы не мешать кошке и хмыкнул снова. - Однако, наш брат и лорд Грей - большой оптимист... во всём. С другой стороны, это письмо выигрывает у предыдущего уже тем, что в нём ловушка лучше замаскирована. Сразу видно, что у человека больше опыта в осчастливливании.

[Leomhann >>>]

Достойное образование, надо же. Мало, что ли, и без того вертится вокруг различных фракций? Впрочем, на деле вопрос был в другом - сколько слоёв содержалось в этой короткой записке. И стоит ли вообще об этом думать.
- Странно.
Эмма рассеянно отвязала своего жеребца от старой коновязи. Рассеянно же поправила перчатку, лихо взлетев в седло и совершенно забыв, что обычно сползает по спине коня самым позорным образом.
- В ней и впрямь есть что-то... В Хизер. Глубинное, чужое, заставляющее дергаться Дика и её саму. Что-то, играющее на твоём поле. И, кажется, мне не нравится мысль, что некто обзывает тебя консортом и намеревается воспитывать меня.
- Бедняги, - без малейшего сочувствия к воспитателям заметил Раймон, вспрыгивая в седло. - Если они настолько безумны, что считают идею воспитывать тебя хорошей, то наверняка схлопнутся сами и заранее, если уже не. Как бы хорошо ни играли на моём поле, что, впрочем, ещё стоит проверить. Люблю игроков. Впрочем, наверное, сначала одни семейные дела, потом другие. Тем более вон пишет же, что не надеется, а, значит, подождать полезно. Глядишь, добавит что в оплате. А то играть на таких полях порой обходится ой как дорого всем, особенно если глубинное, чужое, да ещё и дёргает.
- Воспитывать меня - хорошей? Но разве я недостаточно хороша?
Эмма капризно надула губы, кокетливо стрельнув глазами по выползшему из таверны трактирщику. Тот не оценил, оглядел её злобно и пробурчал что-то проклинающее, придерживая сломанную челюсть. Может, и не стоило с ним так - в конце концов, эти пушистики наверняка обеспечат заработком не одного юного и не очень михаилита. А всё равно смотреть на страдания было приятно. Исключительно по-христиански, потому что страдания, несомненно, очищали.
- Для этих очередных культистов-воспитателей? - Раймон хмыкнул и пустил Розу шагом к дороге, за которой начинался путь к западному морю. - Определённо - слишком хороша. А они ещё даже ничем не показали, что достойны хотя бы тени коснуться, и это совершенно непростительно. Я почти ощущаю нас обиженными. Чем это Дик с Хизер лучше? Ну подумаешь, он не норманн...
- Ни разу не была в борделе, - задумчиво согласилась Эмма, - даже на обочине не валялась, хоть и обещали. Правда ли, что из монашек получаются лучшие шлюхи?
Говорят ли нормальные мужья с жёнами о том, какие из кого получаются шлюхи? Раймон вскинул бровь и удивлённо повёл плечами.
- Так ведь это, сама посуди - ещё даже монашкой стать не успела, а уже увела из мона... э, с тракта богопротивного михаилита, всячески соблазняла, пока не соблазнила, то спиной вот, то коленками в ванной - особенно коленками! А потом вообще ноги появились!
Эмма досадливо закатила глаза, пробормотав под нос что-то о противных и соблазнителях. И отдельно - солёно и о коленках.
- Я не о том. То есть, не совсем о том. С тех пор, как я тебя соблазнила и увела спиной, другие коленки были, пожалуй, только у Жанны, парочки мавок, Лавизы и Лиссы. Мавки и Жанна для миссии консортовой любовницы не подходят, Лавиза вряд ли жива, а вот Лисса глядела на тебя, как пчела на мёд. Разве для такого... воспитания не нужны ещё и склонность, и запечатление?
- Вот что общение с магистрами животворящее делает, - Раймон восхищённо покрутил головой и кивнул. - Нужны. Особенно если делать быстро. А если очень быстро, то толком не получится даже так, а ведь времени у воспитателей не было, да и вообще не похожи они на торопыг, иначе уже напрыгнули бы... хотя бы вот на леди Освестри.
- Хочешь, я вышью единорога на вашем щите, милорд муж? - Скромно потупившись, осведомилась оживотворенная магистрами, пришпоривая жеребца.
Щита у него так и не было. Но с какой-то странной точки зрения вышитый на несуществующем щите единорог, наверное, вполне подходил. Или нет. То ли существующий, то ли нет единорог де Три... Фламберга.
Пожав плечами, Раймон сжал колени, посылая Розу в галоп. Где-то там зачем-то и для чего-то ждали какие-то морские девы и не менее какая-то сестра. То ли спасать, то ли убивать, то ли их, то ли её, то ли всех разом.

[Spectre28 >>>]

30 апреля 1535 г. Морское побережье Корнуолла.

Единорог из мокрого песка получился странный. Кособокий, с тупой мордой и отдаленно похожий на недавно отелившуюся деревенскую бурёнку, с недоумением глядящую на подойник под боком и доярку рядом. Подумав, Эмма слепила ему еще и вымя, отчего единорог пуще прежнего сконфузился и его пришлось сломать. От неосторожного пинка пригоршня песка полетела в сапог Раймона, а остальные части скотины запутались в юбках.
Дорогих, шелковых и уже совсем-совсем весенних. Эмма огладила шуршащую ткань, покосилась на сосредоточенно глядящего в море супруга и уселась на мокрую корягу, добела облизанную волнами.
Хотелось танцевать в волнах босиком, ловить маленьких, юрких крабиков, расчесывать косы на утёсе и плести венки из одуванчиков и тех алых лилий-звездочек, что расцветали аккурат к концу апреля.
Еще хотелось кутаться в теплый, шотландский тартан, лучше всего - зеленый и синий, сидеть у камина с кубком какой-нибудь жуткой гадости, которую Раймон умеет вливать в себя, не морщась, и прислушиваться к стуку сердца.
И хорошую книгу тоже хотелось. Что-нибудь вроде "Тысяча заговоров на каждый день", зачитывать вслух, смеяться, а потом спрятать в седельные сумки, чтобы страница за страницей скормить составителю.
Но был только Корнуолл, в нем - семейство де Три, и еще кеаск. Которые бесстыже хихикали, развалив тяжелину грудей по мокрым камням и самым наглым образом кокетничали с Раймоном.
- Хочешь, я тебя тоже поцелую, - развязно интересовалась одна из них, рыжая, синеглазая и зеленохвостая, - выйдет не хуже, чем у Анстис. А то и получше!
Вторая пригорошня песка снова испачкала юбки, и Эмма их со вздохом подняла. В штанах была определенная прелесть.
- Упаси силы горние и подземные, - Раймон вскинул бровь и нарочито-испуганно покачал головой. - Ещё один такой поцелуй, а то и лучше, так совсем магистром стану, а кому же это надобно, в магистры? Там ведь думать придётся, а у меня для этого голова не приспособленная. Кстати, о головах. Слышал я, один магистр передавал морским девам интересный крестик, кельтский, самый любимый, то ли седьмой, то ли девятый, то ли купленный, то ли подаренный, но всё равно самый-самый. Не проплывал ли часом или мигом?
- Отродясь не видела, чтоб магистры мимо проплывали, - проникновенно заверила его кеаск, тряхнув пышной гривой, - дураки они, что ли, мимо такой красоты плавать?
- Он про крестик, дура, - дернула её за хвост другая, густо усыпанная веснушками.
- Сама дура!
Новый песочный ком плюхнулся под ноги, на крепость, которая отчего-то больше походила на телячью вырезку. Но Эмма зажмурилась, представляя, что это - замок с мостом, башнями, ракушкой, то есть - черепицей, на крышах и принцессой. Принцессами. Которые визгливо обзывались и драли друг другу косы в море. Крепость тоже оказалась непрочной, она хлюпнула под сапожком и радостно впечаталась в голенище. Раймону.
- Магистры не плавают, - согласился тот, отодвинулся на полшага - или просто переступил с ноги на ногу. - А вот некие капитаны, задолжавшие морским девам - вполне. Знать бы ещё, где этот Елень нынче ходит, так я бы напомнил.
- Так если задолжал, то никуда не денется, - удивилась записная соблазнительница, от которой еще не уплыл ни один магистр.
- Влюбится и женится, - поддержала её веснушчатая. - Хотя этот Колхаун так и не женился. А на что тебе Олень, твареборец?
Последнее слово она произнесла с придыханием, низко, заманивая. Эмма задумчиво кивнула сама себе, лепя из мокрого песка подобие снежка. Если она понимала верно, то Елень был работорговцем. Таким же, как и капитан "Просветителя". И ходил теми же путями, что и его коллеги. А значит, Бойд подарил Раймону не только этот крест, но и самый настоящий волшебный клубок из сказки, ведущий по дороге грязных делишек семейства де Три.
Песчаный ком не долетел ни до кеаск, ни до Раймона, ни до моря - рассыпался по пути грязно-желтым веером.
- Так повидаться хочу, наконец, - удивлённо заметил Раймон, оставив отпечаток на западной части веера. - А то столько слышал, да всё никак. Так что и любопытно, где плавает или стоит, а то и где будет в скором времени. Конечно, - он помедлил, задумчиво глядя на кеаск, и неторопливо запустил руку в припасённый ещё с Лондона мешок, - любопытно не только это. Ещё - про Елизавету де Три, беседующую порой с морскими девами. То есть, где ходит или лежит, а то и где будет в скором времени. С ней бы тоже - повидаться. А то шкатулками да музыкой сыт не будешь.
Кеаск хмыкнули хором, почему-то напомнив Эмме Клайвелла. Впрочем, констебль из Бермондси в любви к музыкальным шкатулкам замечен не был, в отличие от морских девок. Эти восприняли безделушку с редким воодушевлением.
- Дай-дай-дай! - Частила веснушчатая, подпрыгивая в воде, как расшалившийся ребенок. - Дай!
- Лиз, её Лиз тут называют, - перебивала этот незатейливый мотив морское воплощение соблазна, - она из Тинтагеля порой спускается! Дай!
А вот замок герцогов Корнуолльских русалка произносила с отчетливым скоттским акцентом, разве что голос был не тот. Не низкий мурлычущий баритон магистра, а противный женский визг. Это раздражало настолько, что Эмма даже уши заткнула, жалобно покосившись на своего благоверного. В самом деле, чем любезничать с кеаск, лучше бы поспешить в сухое тепло ближайшей таверны.
- Тут? Где это - тут? - Раймон вскинул бровь, взвешивая шкатулку на ладони. - И кто так называет - чтобы и не Лисбет, и не какая-нибудь магистрова... Лайсибит? Даже Шафтсбери-то далековато от Суррея, а уж Тинтагель - тем более.
- Дай! Тут её называют, тут! Потому что сама говорить! Дай!
Шкатулка Эмме тут же показалась милой. Из чувства противоречия и потому что она нравилась кеаск, а значит - нужна была самой.
- Дам, - согласился Раймон, небрежно отступая к Эмме. - Вот как скажете любимому сыну злого Бей-Под-Хвост, где именно вы в последний раз видели Лиз, с кем она была, и сколько дней с тех пор прошло - так и дам.
Юбки намокли, а потому были тяжёлыми, но Эмма все равно подняла их повыше, готовясь улепетывать со всех ног. Весёлая, хорошая игра, эти догонялки!
- Восход, закат, - тем временем считала кеаск, загибая пальцы, - восход, закат. Снова восход и закат. И ещё раз. Она из Тинтагель выходит, вся побитая. Бедная девочка. Жалуется. Мы ей птичку с корабля украли.
- Выходит, значит... ладно, - Раймон легко бросил шкатулку прямо в руки кеаск и повернулся к Эмме. - Берилл, на пару слов?..

[Leomhann >>>]

Бежала Эмма легко, быстро, наслаждаясь солнцем и камешками под ногами. Но недолго. Когда силы и желание беситься закончились, она просто уселась на мокрый песок, подспудно понимая, что непременно простынет. Играть в догонялки со своей же тенью оказалось до обидного не интересно, а потому пришлось немедленно обидеться. На всех. Эмма оглянулась на созерцающего сие Раймона, и вздохнула. Ей становилось скучно.
- Какие они забавные, - кеаск взирали на неё с умилением престарелых родителей, умиротворенно помахивая хвостами в такт музыке, льющейся из шкатулки. - Мы бы тоже хотели так бегать. Вот и мой Орвил говорит, что с ногами - лучше!
- Знаешь, - заметил Раймон, задумчиво отбирая с линии прибоя водоросли повонючее и добавляя их во флягу, - это вот всё вызывает у меня только одно желание. Нет, пожалуй, два, но одно можно проездом. Так вот, по дороге мы заедем в тот же трактир, мужественно выбьем трактирщику половину зубов, а за вторую половину возьмём деньгами. Наверняка он уже успел получить концессию на поставку своих ягод и настоек ко двору, так что взять можно много. Как раз хватит на корабль до каких-нибудь Habsburgse Nederlanden, чтобы там пересесть на что-нибудь полупиратское до Нового Света. Или может лучше официально, через Imperio Español - ту родню мне убить ещё не хотелось, а это определённо упущение.
Договорив, он понюхал горлышко, скривился и, подхватив сумку Эммы, начал доставать из неё пузырьки с... разным. Явно намереваясь добавить туда же.
- Волосы будешь мыть сам, - почти равнодушно заметила Берилл, отодвигаясь подальше. - Как и положено заботливому супругу. Habsburgse Nederlanden, фу ты-ну ты. Отчего-то в Испанию нам не хочется. У нас и без того два свёкра, пусть хоть свекровь будет одна, да и та - сводная. А зубы ты нам еще не дарил. Когти анку - были, изумруды - были, аметист - был, а вот зубы трактирщика...
Колье из этих зубов представилось ярко, и Берилл немедленно поняла - они должны быть оправлены в серебро. Чтобы подходили ко всем прочим побрякушкам. Женщину, у которой на шее красуются человечьи зубы, непременно должны либо сжечь, либо избегать. Берилл устраивало и то, и другое, и даже - одновременно.
- Ладно, - покладисто согласился Раймон, выливая во флягу содержимое ещё одного пузырька. - Значит, Нидерланды, ещё лучше. Только дорого, потому что незаконно. Вот не понимаю, почему всё незаконное, но хорошее - дороже... - он помедлил. - Когда не бесплатное. Интересно, а где сейчас этот "Просветитель". Целый бесплатный корабль - он почти как поместье, только не у моря, а сразу в нём. Капитана придётся скормить кеаск, правда. Команду, так и быть, оставим. Зубы наверняка придётся выбивать какому-то другому трактирщику, но это же ничего?
- Ладно, - не менее покладисто согласилась Берилл, поднимаясь на ноги. - Нидерланды так Нидерланды. Но зубы я хочу именно эти! То есть, этого. Чего расселся? До корабля у нас много дел, родни и взятых обязательств. На ближайшие год-полтора точно хватит. Идём, mon amour pour toujour. Нас ждут Белоснежка и Золушка. Надеюсь, они еще не договорились.
Если подумать и разобраться в себе, Берилл воды боялась. Было что-то жуткое в этой стихии, и поди пойми, кто там глядит из-под сизых волн. А потому не хотела в Нидерланды. Зато жаждала сатисфакции у трактирщика, раймоновой сестрицы и, пожалуй, Кранмера.
- Ладно, - вздохнул Раймон, покосился на флягу и решительно закрыл крышку. - Пригодится, особенно если сговорились. Впрочем... как думаешь, если сговорились, это одной проблемой больше, или двумя меньше? К слову, если поторопиться, то с делами можем справиться за месяц-два. Если не отвлекаться.
- Как говорит один из твоих отцов, спешка хороша только при ловле блох. Можно ведь томно, со вкусом.
А если новоиспеченная сестрица сговорилась со Снежинкой-Скрамасаксом, то ей же хуже. Берилл сцапала флягу и победно потрясла ею в воздухе, прежде чем запихать в свою сумку. Такие ценные и сложные декокты годились исключительно для братьев. Точнее, их макушек.

[Spectre28 >>>]

Ехать обратно к таверне было странно, словно и не катались михаилиты всю жизнь по дорогам туда-сюда, дожидаясь, пока восстановится популяция тварей. Непонятно-странно, так, что зудит где-то повыше задницы, а не почесать. Говорят, дурной это знак - возвращаться по следам очередной неудачи, но, в конце концов, настала пора создавать репутацию и среди людей тоже, верно ведь? Или уже?
"Интересно, сидит ли ночами брат-казначей, прикидывая, как за этот год расплодились люди и хватит ли работы новому поколению, с учётом убыли в старом?"
- Почему они не колючие, когда целуешь? - Берилл с нескрываемым интересом тронула пальцами щетину, опасно свесившись для этого из седла.
- Потому, что это природная защита - но только от тварей, - не моргнув глазом ответил Раймон. - Вот вздумает какая лесавка нос откусить, и уколется. Главное - им не говори, а то вместо этого целоваться начнут, а этого мир точно не переживёт.
Так, какую, выходит, репутацию он заработал покамест среди тех, к кому упорно толкает жизнь? "Фламбергу с тварями комфортнее", ну да, ну да. Проще - это уж точно. Не доцивилизовались ещё лесавки до такого уровня, чтобы, значит, как люди. Может, и за океан хотелось потому, что там людей вроде как меньше? Наверное? Хотя, с его везением...
Итак, репутация. Наёмный убивец на службе речных, морских и наверняка озёрно-болотных Рюков, охотник за людьми на службе короны... хм, противоречие или нет? Наверное, нет. Что ещё? Псих, с которым лучше не связываться? Это, кажется, работает наоборот. Чем больше псих, тем больше хотят связываться. Может, и поместье хотелось потому, что там можно сидеть, и кроме соседей никто не свяжется? Кому нужен дряхлеющий в своём медвежьем углу михаилит?
Эмма, наверное, сказала бы ядовитое "кеаск не жаловались", но Берилл только пожала плечами, продолжая ощупывать седло, гриву жеребца, вышивку на собственной юбке, под которую с истинно эммовской практичностью надела узкие штаны.
- Нам нужен, - ответила она на вопрос, даже не подумав скрывать, что лезет в чувства. - Только до дряхления тебе далеко ещё. К тому же, поди тебя к тому поместью прибей, а потому сидеть там не получится. Но мы чаще вспоминаем глаза того крестьянина, чью дочь убили полетуха и Эд. И его благодарность, от которой становилось так тепло, что хотелось летать. И вообще, всё ты врёшь! Будь оно природной защитой, ты б не брился совсем!
В кустах на обочине, уже расцветших пыльными белыми цветками, согласно рявкнула лесавка.
"Ага, и эту дочь убили для того, чтобы выманить нас из домика и обвинить. Ради развлечения тоже, конечно, но..."
- А если не бриться совсем, то борода застревает в кольчуге... которую я всё равно почти не ношу, а, кажется, зря.
Рана, полученная от собратьев-михаилитов болела, несмотря на время и уход лекарей - и каких лекарей! Или, может, тело просто хотело напомнить о том, что порой надо думать? Много думать? Но если слишком много думать, то действовать уже не получится - уж слишком последствия неприглядны. Да и надо ли, если эти действия в итоге всё равно оборачиваются всякой дрянью? Интересно, как с этим справляется Роб Бойд? Впрочем, покатав мысль в голове, Раймон её отбросил. Чужие способы годились, только если пришить на плечи чужую же голову, а сам он, видимо, обречён делать - и ошибаться, делая только хуже. Ну кто ему мешал повесить хоть синюю ленточку от дурного глаза? Правильно, отсутствие собственной головы, неспособной учиться даже на чужом примере.
Но чёртова таверна! И ругались странно, и драка не в удовольствие, и сглаз этот, который толкал на всякое. Очень вовремя. Принять изменённый разум Эммы, подкрасить волосы, отправить её в Корнуолл как нового человека - никто из знающих не опознал бы. И всё же эта приправленная гнилью идея не годилась. Если бы стражу там ставил сам Раймон, то не помогли бы ни сглаз, ни волосы, и едва ли их туда заманивают, кто глупее его самого. Но как же вовремя - и невовремя. Слишком. А, значит...
"А значит, получалось слишком удобно. А значит..."
- Ой, - фыркнула Берилл, откидывая выбившийся из-под шапочки локон. - Ну значит это, что нас ждут. Ну и пусть ждут. Как всё тот же Роб иногда повторяет: "Если выводы не соответствуют задачам, то это проблемы выводов". Хотя с девочкой побеседовать любопытно. Правду говорят, что все золовки - злюки?
"А значит это, что трактирщик, возможно, не так прост, потому что в такие совпадения не верится вообще. Интересно, будет ли у него второй комплект зубов, чтобы выбить ещё раз, после? И ожерелье тогда богаче получится".
- Врут. Некоторые - ещё хуже.
Тактические и стратегические мысли Роба годились только его же голове, а его голова надёжно сидела на его же плечах. Если, конечно, не случилось ещё одной башни, только без такой странной фэйской Птички. И смысл ошибаться в чужой роли, когда можно в своей?
"Пусть ждут? Ну нет уж".
Ждут тут, потом ждут там, а потом ещё и здесь, и со временем просто не останется мест, где не ждали бы - даже за океаном, куда и без того солнце не светит. А потом? Настолько любопытным Раймон не был ни сейчас, ни когда ещё только выступил из теней Фламберг. Зачем, правда, в Корнуолл? Зачем просить в спутники именно Снежинку? Не из любопытства, не ради обретения семьи, не ради редкого удовольствия побеседовать с человеком, которого никогда не видел и о котором до недавнего времени не знал. Нет. Просто люди вязали такие узлы, которые можно было только рубить.
"Да, с тварями определённо проще. Возможно, потому, что михаилит - он больше, чем тварь, но меньше, чем человек? Можно, стало быть, с тварями ходить как важный такой, надутый übermensch, а с людьми уже не получается, потому что выше - только божества? Впрочем, они, кажется, тоже... доцивилизовались. Интересно, что чувствует по этому поводу Иисус, созданный по сразу двум образам и подобиям?"
- Такие человеческие мысли, - вздох Берилл адресовался то ли чайке над дорогой, то ли кротовьей норе. - Возможно, Иисус - тоже михаилит?
Раймон хмыкнул.
- Если и так, то становится понятнее, почему он удалился от мира. А ведь тогдашние михаилиты, наверное, тоже были... проще.
"Или нет? В конце-концов, интриги власти и Санхедрина от придворных и куриевых наверняка отличались слабо".

[Leomhann >>>]

Таверна совершенно не изменилась со времени первого нрпг, не считая того, что - стихла, словно все постояльцы разошлись и расползлись сразу после драки, а новые так и не заявились. Ни тебе очередных наёмников, ни проезжих купцов, хотя дорога пустой не выглядела. Раймон спрыгнул с Розы и задумчиво хмыкнул - защитной магией от трактира тянуло как от целого собрания магистров с полными сапогами амулетов. Значит, арбалет. Ну и ладно.
- У нас нет вдовьего, - приторно-ласково уведомила его Берилл. - А без вдовьего платья я отказываюсь смотреть, как ты болтаешься спелой грушей на корнуолльской виселице.
- Купим по дороге, - утешил её Раймон, оглядывая закрытые ставнями окна, откидной люк в подвал. Небось, именно там трактирщик мешал свои варенья? Вот на это взглянуть, в отличие от золовки, точно было интересно. - Или закажем. Вряд ли хорошо сошьют, конечно, потому что быстро придётся, а ещё потому, что все портные - анкурукие неумехи, но что делать. Надо платье - значит, будет.
- Я не хочу плохое. Я хочу хорошее. Иссиня-черное, из испанского бархата, расшитое серебром и сапфирами, - Берилл с мрачной миной уселась на поленницу, сложив руки на груди. - И совсем не хочу, чтобы тебя сначала ловили, а потом казнили.
Задняя дверь - кухня? - висела на петлях и при нужде, видимо, просто поднималась... например, если надо быстро выскочить.
- Да ничего. Корнуоллы не держат законников, так что, думаю, ни ловить, ни казнить не будут. Поднимут на вилы быстренько, и всё на том.
- Тогда я уйду в монастырь, стану настоятельницей и назло замолю твои грехи. Будешь тосковать в Раю, в компании старцев и пресных, невинных великомучениц.
- Всё лучше, чем гореть, вариться, да ещё чтобы вилами в зад тыкали, или что они там делают, - резонно возразил Раймон, заглядывая в сарай, где на охапке сена дрых обрюзгший парень в обносках. Рядом валялись старые иззубренные вилы. - Ага, то, что надо! И хвала английским деревням, где вечно что-то то горит, то гремит, то вообще непонятно, что делает!
Отломать длинные зубцы было просто. Раскалить в нужных местах и выгнуть - ещё проще, ну а в стену рядом с подвесной дверью горячее железо входило, как нож в масло, только с шипением и дымком, чего нормальные ножи себе обычно не позволяют. Древко пошло на засов. Пошатав конструкцию и убедившись, что выбить её изнутри мог разве что брат-повар при виде инспекции, Раймон довольно кивнул сам себе и поднял арбалет.
- Ну-с, пора.
- Ты такой сильный, - умилённо и восхищенно заметила Берилл. - Такой... такой хозяйственный.
- Уже во фрейлины готовится, - с одобрением отозвался Раймон,. - Правильно, вот поднимут мужа на вилы, придётся искать нового, при дворе...
- На измену короне подбиваешь.
- Наоборот, стремлюсь облагодетельствовать двор даже смертию своей, - Раймон толкнул дверь и шагнул в полумрак и толстый гул амулетов. К трахающему подавальщицу прямо на столе оножованному оборванцу, двум его товарищам, ожидающим очереди, и толстому грустному коту, которого в первый заход он что-то не припоминал. - Потому что истинный дура... то бишь рыцарь и истинный христианин, чище некуда. Изгнанные демоны подтвердят. А ну-ка, кыс-кыс-кыс!..
Кот ожидаемо свалился с кадки и порскнул к кухонной двери так быстро, словно и не походил скорее на откормленного поросёнка. Зато подавальщицелюбивый оборванец, натягивая штаны, шагнул к Раймону вместе с так и не дождавшимися очереди товарищами.
- Следующий будешь.
Рассудив, что речь идёт вовсе не о полуголой подавальщице - словно надо было! - Раймон злобно метнул в пушистую котячью спину морок и удивлённо хмыкнул, когда на пол, отчаянно перебирая всеми четырьмя лапками, свалился оборванец, что мрачно надвигался слева.
"Чёртовы амулеты! С другой стороны..."
Смерив взглядом неприятного вида ножи, он пожал плечами. Состояние после этой дороги туда-обратно, после сглаза, сбитого разговора с кеаск и особенно пикировки, каких в его жизни не случалось уже давненько, было вполне подходящим для камерной - трактирной - версии Глостера. Если амулеты сбивали чары - тем лучше, можно было не стараться, и Раймон стараться не стал. Всего лишь перепутать расстояния, предметы и лапки - и... отклик от жертв получился таким ярким, что он удивлённо хмыкнул. Защитные амулеты постарались на славу - сам он настолько ломаную картинку создать не смог бы при всём желании.
"Любопытно, у этого вообще одна лапка в левом углу, а другая, которая она же - в правом верхнем, и все смотрят в разные стороны..."
Подавальщица сползла на пол без сознания - кажется, для её, хм, разума морок оказался слишком ярким. Один оборванец так и мяукал жалобно на полу, а двое других со стеклянными глазами принялись мутузить друг друга. Удобно. Раймон аккуратно стукнул каждого по затылку, отправляя в счастливую безморочью страну, и шагнул за котом, на кухню, искренне надеясь, что лохматый трактирщик уже выбил себе зубы о заднюю дверь. Надежды, впрочем, было мало - такой шустрый поганец не мог не устроить себе небольшой... ладно, большой лаз наружу для звериного облика. Никак не мог.
Именно поэтому Раймон немало изумился, сорвав заменяющую дверь тряпку и увидев сидящего у задней двери кота, показывающего ему нечто вроде любимого жеста Ричарда Фицалана. Насколько коты на такое способны. Получилось, впрочем, неплохо и очень нагло, что заставило в кои-веки задуматься. Трактирщик на самоубийцу не походил. Значит, не он? Другой перевёртыш? Просто зверятник где-то там? Хотя зверятнику, наверное, кота было бы жаль.
На остальную кухню хватило одного взгляда - ну, двух. Грязный, в жирных разводах пол, такой же потолок, на котором висела грязная тряп... какого чёрта тряпка висит на потолке? Приглядевшись, Раймон кивнул сам себе - не вполне тряпка. Скорее огромная, мерзенькая и такая же грязная летучая мышь. Грязный стол с кусками тварей, ещё кусками тварей, всякой травкой и плодами исключительно гадостной алхимии. Яблоки с пастью, ёлка, стыдливо прикрывающая лапами росшие на ней луковицы - к слову, надо будет когда-нибудь вернуться и выжечь тот лес к чертям, - яблоки с оскаленными пастями... дохлые. Значит, скорее всего ещё и некромантия. Впрочем, после риборотня неудивительно. А вот люков вниз не обнаружилось и тут, поэтому Раймон скривился и на кухню не пошёл. Больно надо.
- Знаешь, чего он хочет? - Берилл заговорила ровно тогда, когда наглый кототрактирщик принялся выделывать на полу экзерсисы, трогая лапой то один сучок, то другой. - Улизнуть. И думается мне, что улизнёт он в мышь.
- Прямо в мышь? - удивился Раймон, поднимая арбалет. - Вот диво! Всегда мечтал посмотреть, как такое летает с горящими крыльями. Говорить всё равно явно не хотят, чего жалеть. Представляешь, никогда не встречал построек с защитными амулетами, которые помогают себя уничтожать. Мне тут проще, защищаясь от таких страхолюдин, вообще всё спалить, чем выбирать. А потом отнести тушку в орден для вивисекции... может, так обойдусь просто строгим внушением от магистров вместо очень строгого. К слову, дорогая, не посмотришь, что там на втором этаже? Только осторожно.
- Не очень-то я дорогая, если по этой лестнице посылаешь, - пробурчала под нос Берилл, осторожно ступая на тот край, что торчал из стены. - Подешевела, знать. А ведь всего-то надо отдернуть мышь и зайти в неё!
"Хм?"

[Spectre28 >>>]

Нахмурившись, Раймон секунду смотрел ей вслед, пытаясь понять, что происходит. Отдёрнуть мышетряпку, конечно, было можно, но заходить в потолок без лестницы? Здесь что, работали ещё и амулеты на искажение сознания, а он этого не замечал потому что потому? Или просто ещё один сглаз, сбивающий речь, как только разговор заходит о чём-то существенном? Сами по себе двойники михаилитов так не делали точно. Даже, наверное, такие, собранные чуть не на бегу, без присмотра, магистерских методик, подходящего окружения... из-за лени и любви к трюкам, мешающим найти хоть деревенскую бабку, которая наверняка сняла бы чёртов сглаз парой шепотков. В любом случае, если даже кот был способен... что? Опустить лестницу, дёрнув за тряпку? Взлететь? В любом случае, он мешал, в любом виде - и как перевёртыш, и просто как фокус зверятника, и как нечто в принципе извращённо-слиятельное. А времени было всё меньше. Мороки - мороками, удары по голове - ударами, а та троица могла вскоре и очнуться. Хорошо хоть стрелять эти амулеты не мешали.
Тетива щёлкнула, и кота под недоумённый мяв отбросило назад, где животное скоропостижно и скончалось. Странно. Хмыкнув снова, Раймон кончиком меча отвёл мышетряпку в сторону - благо, кухня была не так уж и велика. За мышью обнаружился люк с кольцом, что частично объясняло слова Берилл, но не поведение кота. Потому что допрыгнуть туда без крыльев он бы явно не смог. Раймон на всякий случай покосился на тушку, но крыльев в меху видно не было. И никакой регенерации?
"Может, стоит на всякий случай ещё и прибить к полу? А то уж больно подозрительно".
- Такую женщину - и по этой раздолбанной херне, - бурчала тем временем Берилл, скрипя ступенями. - Экономная, я б даже сказала - экономичная, потому что не ест ничего, а продукты нынче ужас какие дорогие! Верная! И в огонь, и в воду! И по лестнице вот! А-а! Всё нормально, я не упала, спасибо, что спросил.
"Интересно, почему смысл и правильность речи нарушаются только когда речь заходит об этом люке? Всё-таки ещё какие-то амулеты? А я почему не чувствую?"
Покосившись на люк, затем оглядев пол, Раймон пожал плечами и пробежал пальцами по косяку. Дерево отзывалось не слишком хорошо, прямо скажем, погано отзывалось, глухо, но кое-что понять было можно. Замки, замки, замки... один - в стене за полочкой с травами. Один - в полу под столом, где красовалась корзина не по весне свежей капусты. Ещё один - а три было числом почти и не совсем магическим, он сам свидетель, - обнаружился под вторым. Где-то, потому что понять, что там, под полом, Раймон так и не мог. И это стоило бы исправить. Только...
Не дав додумать мысль, в стене щёлкнуло, и амулетный фон исчез, как не бывало. Одновременно сверху донеслось совершенно чёткое и понятное от Берилл:
- Ой, я тут хрень какую-то каблуком раздавила. Мне конец, да?
- Обязательно! Главное - берегись дворецкого! Ну и подавальщицу заодно, потому что чего она... и не убивай никого пока, а то когда ещё в этой глуши медиума найдём! Или некроманта...
Доски пола проваливались под навершием меча, открывая тьму, пропахную испарениями гниющих тварей, в которых Раймон опознал только свежего баламутня, да и то с трудом. Ну, конечно, такого никакие доски не выдержали бы, особенно если их вот так специально обработать, чтобы выглядели просто невинно сгнившими снизу.
Путь к столу по островкам относительно крепких досок оказался долог и стучателен. Зато там нашлось местечко, где можно было стоять, не боясь провалиться. Даже два. С одного как раз можно было дотянуться до полки с травами, за которой висел красивый немецкий замочек и, увы, запирал какую-то дверцу.
- Всем можно убивать, а мне нельзя, - пожаловалась мирозданию Берилл. - Потому что женщина и невинный цветочек. А некромант у тебя есть, если к этому моменту не скурился окончательно.
"Некромант, вероятно, уже у замка... или в замке, пока мы тут телепаемся с замками и трактирами".
За дверцей оказалась друза хрусталя на подставке. Несколько секунд Раймон смотрел на неё, склонив голову, потом стукнул навершием кинжала и даже качнулся, когда кухня поплыла перед глазами.
"Всё-таки слишком мы привычны к этой чёртовой бытовой магии. Не замечаешь, пока не становится слишком поздно..."
В дырах между досками виднелись раздутые туши тварей, тряпка стала просто тряпкой, солома просто исчезла. Только кот остался котом и по-прежнему отказывался регенерировать. Зато ёлка махала лапами и, кажется, эмоционировала одновременно желанием отсюда выбраться и неодобрением разрушению дома. Даже жаль, что до неё совершенно не было времени. Сошла бы на прелюдию того, что надо было когда-нибудь сделать с той деревней.
Но количество тварей, конечно, внушало уважение и заставляло чуть переоценить вероятность и направленность потенциальных убийств, которых так жаждала Берилл. Такой подвал не всякий михаилит забьёт. Если Раймона не подводил полумрак, в подвале валялась даже стрыга... не считая костяных гончий, скоге и убыров. Определённо внушало уважение и вызывало желание не просто познакомиться с владельцем хозяйства получше, но и сделать это в компании побольше, чем полтора михаилита. Впрочем, пока что бить зубы было некому, и это тоже настораживало. Не так уж велик был этот дом, чтобы его так долго обыскивать.
- Тут наверху чисто вивисектарий орденский, - голос Берилл построжел. - Чистота, порядок, образцы в spiritus vini, много частей тварей. В клетках лежат дохляки и одно такое, мохнатое и пятнистое, похоже на крысу с человечьей головой. Оно вроде живое. Голодное.
Наверх, стало быть, лезть было незачем. Вряд ли брюнге это всё организовывало. Но - как? Что за талант у... у кого? Амулеты больше не мешали, и Раймон снова прислушался к трактиру. Трактирщик... часть его? Не вполне разум, не вполне безумие. Оборванец почти пришёл в себя, это плохо, это надо будет исправить... подавальщица, она же шлюха, она же кухарка тоже уже выплывала из забытья, и вот это было по-настоящему интересно, потому что уж очень она вот так, не глядя, напоминала трактирщика Тоннера. Проигнорировав высунувшуюся из люка Берилл, Раймон метнулся обратно в зал и касанием послал оборванца в сон поглубже, к тягучим, вязким кошмарам.

[Leomhann >>>]

"А ещё это крайне неприятно походит на гулеревню. Особенно если они постоянно кормят местных..."
Воевать с целой деревней слившихся в творческом экстазе жителей не хотелось смертельно. А лестница меж тем заскрипела снова, под ворчание:
- Всего полгода женаты, а уже на руках носить отказывается. По лестнице гоняет, как гончую какую. И так тоща, что коза. Вот она, мужская любовь!.. Заканчивается вслед за венчанием! А, не было же венчания, чего это я? Грёбаная лестница. Вот сломаю ногу, Эмма тебя убьет. То есть, окатит ледяным смирением и вышьет очередного жуткого святого.
Ворчание, впрочем, Раймон не слушал - раз ворчат, значит, всё в порядке, а тоннероподавальщица уже приходила в себя.
- Где Луи?..
- Не знаю, не волнует, - Раймон подбросил на ладони кинжал и улыбнулся. - Пока что у меня нет ни одной причины оставлять тут в живых хоть кого-то. Может, стоит подбросить одну-две? Для начала рассказав, кто платил за сглаз... а, может, никто, всё сами?
- Жуть как странно, что не волновает, - подавальщица отряхнула поднятую с пола юбку и ничуть не смущаясь надела её. – Луи, муженёк мой богодаденый, сглазы и наводит. А я, выходит, Дельфина Маккарти, деньгу за это беру. Деньга есть деньга, сам понимать должен. Небось, не брезговаешь за монету-другую бошки тварям резать.
"Значит, не сами. Но любопытно..."
Вымогать деньги после наведения сглаза, который вовсе не был невинной шуточкой - однако. Или женщина не боялась смерти, подобно тем калекам, неспособным испытывать некоторые чувства, или считала, что ей ничего не угрожает. В обоих случаях вопрос в основном заключался в выборе правильного способа убийства. Как и с тварями, которые тоже как могли сопротивлялись михаилитам. Пусть даже за них и заплатили.
- Последний, кто отказывался отвечать, получил оплату расплавленным серебром по живой коже, - любезно уведомил Раймон. То, что скоге говорить не мог, дела не меняло. Не в данном случае. Особенно когда и правда ставили на место тварей. Ну, не зря же говорят, что михаилитам они порой ближе, чем люди. - Не побрезгововал. Впрочем, за него заплатили, а тут придётся бесплатно, выходит.
- Я те вот чего скажу, михаилитов сын, - Дельфина Маккарти подбоченилась, мельком глянув на безмятежно улыбающуюся Берилл. – Серебро зазнобе своей оставь, на еёйные безделки. Мне дюже жить ндравится, а потому сговоримся так – ты узнаешь, чего потребно, да и восвояси, с мазелью своей цветочки собирать. А я тут уж хозяйствовать останусь, живая как есть. Ежели сговорились, так поклянись в том здоровьем пестуна своего или как оно там у вас в твареборне называется, а потом уж спрашивай. А то много вас таких, умных, ходит тут, а я одна, женщина слабая.
Раймон хмыкнул, прикидывая про себя, повредит ли здоровью целителя нарушение какой-то клятвы. В конце концов, сведения на полную оплату сглаза не тянули. С другой стороны, он уже пристрелил котика. Весят ли сведения и котик столько же, сколько сглаз, или надо убить ещё нескольких? Однако, δί-λημμα.
- Ну, положим, некий урон хозяйству уже нанесён, хотя хозяйствовать это, наверное, не помешает.
- Malleus Maleficārum, - Эмма говорила негромко, держа в руках метлу с сучковатым череном. - Ведьму правильно называть малефикой, верно? А ведьмака? Нет, я знаю, что так прозывают твоих польских братьев, но - всё же? Боюсь, я это не дочитала у Инститориса.
- Хозяйство наживается. Было б чем наживать, не хужей, чем у людей всё сделаю, - пожала плечами Дельфина Маккарти, неодобрительно глянув на неё. - Так что, запоручкаемся, твареборец? Или рыба об рыбу?
- А ведьмак, вестимо - малефик. Впрочем, польские братья, кажется, скорее виедьмины...
Ручкаться не хотелось смертельно, тратить оставшуюся услугу Велиала тоже. А чего хотелось? Взять вот эту женщину за глотку и выжечь нужные ответы. Жаль, с настоящими малефиками и малефиками это было чревато и всячески ой, а из трупа без медиума таки ничего не вытянешь хоть огнём, хоть мороками. Разве что найти где-то умельца и научиться шагать по времени взад и вперёд, как пожелается. Но какова ирландка. Небось, предки туманы раздвигали, едва шевельнув бровью, а тут - ведьма с фамильярами. Небось таки ещё и волосатую задницу целует при случае - причём не трактирщикову. Молоко портит, опять же - причём небось не только коровье. И вообще.

[Spectre28 >>>]

- Если узнаю, что потребно, то и отправлюсь восвояси со своей мазелью и прочим, хотя цветочков не обещаю. Не тронув и пальцем ни тебя, ни твоё хозяйство - оставайся и хозяйствуй, как получится. Здоровьем... пестуна клянусь.
Эмма едва слышно фыркнула, но тут же осеклась, когда малефика кивнула, торжественно притопнула и взмахнула рукой, исполняя какой-то незамысловатый ритуал.
- Сталбыть, что потребно. А что потребно-то? Ну вот, ежели я скажу, что дурной глаз на мазель твою такой же чернявый из герцогских гостей стребовал? Разве что помоложе он был, пониже да пожиже. Хитрожопый. Обещал наперёд заплатить, а сам опосля носа не кажет.
- А сколько обещал? - с неподдельным интересом уточнил Раймон. - И кто ж проклинает, не дождавшись оплаты? Оказанная услуга, как известно, не стоит не только ничего, а ещё и меньше.
- Потребы у тебя чудные, - задумчиво сообщила ему ведьма. - Ты сам-то за проглотня какого деньгу сразу али опосля берешь, когда хер его старосте деревни приволочешь? А что до платы, так на склянке со временем сговорились.
Со старост приходилось брать всяко - как сговоришься. Но если уж говорилось про чей-то хер - то любопытно, когда же его предполагали откочерыжить. Собственно в замке, или, может, до? Склянки со временем, надо же. Чернявый, молодой, пониже... таскает пойманное время. Сестру, значит, тут называют Лиз, по-суррейски, а как могут называть таких вот чернявых? Не Рэями ли, случайно?
- Хорошая плата, - задумчиво проронил Раймон, беря Эмму под руку. - А вот сделка, уж прости, паршивая. Хоть и понимаю я, что михаилит - та же тварь, а с точки зрения малефики люди - просто, э.... паства, и всё же. Впрочем, бывай. К благости и прочему, думаю, призывать бесполезно, но подумай хотя бы на досуге, что сказала бы об этом Великая Королева? Это ж жуть просто Морриганохульная!
"Вот же нахер, - Немайн в этот раз решила обойтись без частушек. - Беги отсюда подальше, братучадо, чтоб тебе всю жизнь и в посмертии икалось..."
"Племянник?!"
- А наплевать, - Дельфина повела плечом. - Пусть хоть удумается, её власти тут нет.
- А-га, - Раймон поспешно распахнул дверь, впуская тусклый английский свет. - Вот ей и скажешь. Вон, как раз... бывай, значит, а то нас там кони заждались...
Не нужно было даже оглядываться, чтобы представить соткавшуюся из теней Морри. Величественность давила даже так, чуть не прогрызая кольчугу одним присутствием. Ну и тем более не нужно было оглядываться, чтобы узнать голос.
- Власть моя простирается над этими землями издревна и доныне! Не тебе, дитя моих жриц и предательница, это оспаривать!
"Вот и славно. Интересно, обойдётся только трактиром, или надо успеть выбраться из деревни? Или из графства?"
Не обращая внимания на расплывшегося в идиотской улыбке Луи, Раймон практически закинул Эмму на коня и вскочил в седло сам. Трактирщик восхищённо гукнул и гулко пустил ветры. На подбородке блеснула ниточка слюны.
- Приказываю тебе - склонись в своей вине или очистись в пламени моего гнева!
Местные любители пушистиков подтягивались к трактиру, и Раймон не мог их осуждать - зрелище обещало быть крайне интересным, а в глухой деревне с развлечениями было совсем туго. Ну вот разве заезжий михаилит представление устроит... К счастью, дорогу коню ещё уступали.
"Интересно, а если меня по описанию сглазили... сколько там ещё в ордене чёрной масти? А на западе сколько из них катаются?"
- Аinnis... - обречённо шепнул воздух над ухом, и в спину ударила плотная волна жара.
Следом полетели крики - пока ещё удивлённые. Пуская Розу быстрой рысью, Раймон пожал плечами и оглянулся на Эмму, вскинув бровь.
- Прости, зубы, кажется, только если потом из пепла просеять. Но, может, я лучше из тварей потом наберу? Смотрятся лучше. Чьи-нибудь крючковатые, пожутчее.
- Возьму вишней, по весу жабдаровых, - милостиво кивнула Эмма.
- Ну и славно. Сразу, как хер кому-нибудь отрежем, так и...
А за спиной поднималось могучее высокое пламя, возможно, обещая что-нибудь не менее интересное корнуольскому замку и его внезапно суррейским обитателям.
"Любопытно, к слову, засчитываются ли такие горящие подарки в уплату несуществующего и несущественного долга? И кому из магистров выпадет чихать?.."

[Leomhann >>>]

1 мая 1535 г.

Трюарметт, что примечательно, от себя прежней почти не отличалось тоже. Почему прежней, но не отличалось? Потому что улыбалось почти как женщина, во все местные лица, но пахло при этом не только рыбой, а и до сих пор - что было удивительно - не выветрившейся гарью тварей. Или тварьей гарью. Или гарьей тварью, чего тоже исключать было нельзя.
- И отчего мне кажется, что эти-то леопарды, в отличие от правильных михаилитов, пятен не меняют? - пожаловался вслух Раймон, кивая рыбаку, ощерившемуся так радостно, словно уже готовился печь упитанного тельца.
- А ведь где-то там, - вздохнула Эмма, задумчиво подкручивая пальцем пушистый локон, - бродит суровая бабка, так и не срезавшая в прошлый раз правду-матку.
- Да-а, - протянул Раймон. - Многие тут бродят, и я от этого как-то начинаю чувствовать себя Рысем.
- Для Рыся ты поразительно упорно возвращаешься по старым следам.
Непонятно зачем прихваченный с собой Снежинка говорил тихо и невнятно, раскуривая трубку, от которой разило обезболивающими травами. С охоты на берёзы он осунулся, собрал шевелюру во множество мелких косичек и обзавелся привычкой потирать простреленное плечо. Но одевался так же, а, значит, по сути - не изменился вовсе.
- Может, поедем отсюда? - Жалобно предложил он. - Мы с тобой, конечно, те еще закадычные братья, но можешь считать, что я ревную к родичам. Впечатлился, так сказать, заковыристой фантазией и флёром смерти.
Поскольку некромантом Раймон не был, его куда больше впечатлила пятёрка лошадок у бордевни. Судя по сбруе и сёдлам братец - папенька? - привечал наёмников, которым ну совершенно нечего было делать в этом забытом краю славной Англии. А если вспомнить рассказ Снежинки о том, что и в Корнуолле гостили такие же, если помножить на все эти западные поместья, получалась интересная картинка. А уезжать было рано. Только приехали же, да и куда? К другой родне? Так и там небось найдётся, к кому ревновать и чьей фантазией впечатляться, ещё и вдвое, если не вдесятеро, по богатству.
- А что там полагается делать с родичами, к которым ревнуешь?.. К слову, папенька милейшей Друзиллы так и не сообщил, что же он с ней сотворил. А ведь договаривались. Ужас. Что за мир, в котором нельзя доверять даже культистам.
- Дурацкое имя. Друзилла. Годится для упырицы или стрыги.
Снежинка поделился своим наблюдением и замолчал, с нескрываемым наслаждением втягивая в себя дым. Крестьяне смотрели на это с лёгким презрением истинных христиан и умиленно крестились на фундамент часовни.
- А вот и внучок той суровой бабки, - всё также задумчиво продолжила Эмма, углядев в толпе ребятишек знакомое лицо. - Рукой нам машет. Муж мой, мы снова пойдем глядеть на те фрески в заведении моего малоуважаемого деверя?
Раймон скептически глянул на лошадок и покачал головой.
- Кажется, ими уже любуется слишком много народу. Не люблю толпу. Давай лучше глядеть в лицо правде. Суровой. Давно не приходилось.
- А вот в Зарукавье, у соседей, на кладбище упырь завёлся, - доверительно сообщил проходящий мимо кузнец. - А к нам таперича не сунется, потому как вы, молодой господин, приехамши.
- Жаль упыря, - меланхолии в голосе Скрамасакса хватило бы на пятерых. - В такую неудачную некроэкосистему забрести.
- У меня ощущение, - задумчиво поделился Раймон, - что за последние лет десять я - единственный михаилит, который в эту систему не только приехал, а ещё и уехал потом. Интересно, повезёт ли второй раз? Мальчик, ну что ты всё машешь, словно мы приехали долг вернуть? Не брали ведь ничего!
Эмма глядела на крестьян без интереса, но и без тревоги. Разве что при упоминании упыря оживилась.
- Любопытно, почему крестьяне всегда точно знают, что - упырь?
- И самое главное, - подхватил Снежинка, - почему упырь должен убояться Фламберга, если нежити посрать, кого жрать? Он им лично сказал, что ли?
- Потому что вся нежить боится Фламберга! Поголовно. И всем об этом говорит, даже тем, кому не надо, - гордо ответил Раймон. - Ну разве я не обещал интересную поездку ещё в резиденции? Вот, интересно!
- Мне очень интересно, - с издёвкой сквозь трубку пробурчал Скрамасакс. - Давай хоть на пугливого упыря поглядим? А то от дружелюбия твоих вассалов скулы сводит.