Тайна Заброшенных Руин, Мир Ведьмака

[Somesin >>>]

продолжение совместно с Хельгваром

Джулвек покосился на поющего, потом на товарища, тяжело опирающегося о коновязь. Пожал плечами. Песня показалась неожиданно тоскливой - хоть он уловил далеко не все. Не чета песнопениям Зеррикании. Ни слова о храбрости. О чести. Не чета. Ну и пусть.
РибМтара повел коня к сходням, оставив нордлинга дослушивать.
Уцелевшие в бойне люди вкатывали тележки и втаскивали баулы. Большинство брело с искаженными лицами, потрясенные, потерянные, почти все – дрожа от пережитого ужаса. Многие были окровавлены, многие рыдали, кто-то – смешивая слезы и кровь, размазывая по щеках.
Пара телег позади дожидалась, пока отведут в сторону упряжку скоя'таэлей.
Джулвек устроил лошадь в стойле и подождал возле второго Хэна. Вскоре появился и он, с трудом, хромая, да еще пытаясь втащить на борт заупрямившегося конька; Гриван упорно сторонился сходен, перебирал ногами и опасливо косился на окровавленных пассажиров.
Наконец оба коня оказались в стойлах. До отплытия, судя по всему, оставалось еще порядком времени. Джулвек обвел взглядом унылую картину на палубе, ощутил мягкое, чуть заметное покачивание под ногами, и обеспокоился.
- Пойдем на берег пока, - предложил он, - может быть, у таможенников что из еды купить удастся.
- Да лучше я пока здесь… Вещи постерегу, - покачал головой Хэн и поморщился от боли, потирая ногу: – Как бы не повредил чего тот краснолюд.
- Ну, как знаешь, - зерриканец кивнул и спустился по сходням, показавшимся теперь узкими и ненадежными. Отойдя в сторону, он огляделся.

Сообщение отредактировал Nomihin - 16-04-2007, 3:59

[Тот >>>]

совместно с Торвиком

Когда грозящего безжалостной расправой хозяина покойной табуретки, да и всей таверны вообще, удалось успокоить, когда Катрина Мирроу и Золтан Смит, пообещав, явится на рассвете, покинули Кобанью Голову, когда Руга Бинкмаер наконец осознал, почему обещал сдержать слово девушке, которую видел впервые, только тогда, торговец амулетами Калеб Варсага, наполнил до краёв кружку и поделился с компаньоном своими мыслями:
- Они мне не нравятся, - признался краснолюд.
- Что, - переспросил Руга.
- Они мне не нравятся, - повторил барыга. – Девка эта стервозная и чудило бородатый, не нравятся они мне. Может, без них обойдёмся?
- Ты чего, Калеб, это ж удача, что так быстро всё разрешилось.
- А мне плевать! Они оба меня обчистить хотят, особенно Золтан.
- Слушай, Калеб, - сказал Руга. – Это ж сородич твой, кому ж тебе доверять, как не ему?
- Вот именно, - воскликнул Варсага, – я ж его насквозь вижу! Он мне в кошель смотрит, лапой своей мохнатой за пазуху влезть норовит. Краснолюдам нельзя верить, Руга, запомни это. Ты думаешь, почему он о деньгах не заикнулся даже?
- Не знаю, - признался Бинкмаер.
- Хочет мзду большую взять, всё спланировал, коварный. В конце дороги цену свою назовёт, как тут отвертишься?
- Так ты ж сам о деньгах не заикнулся, - возразил четвертьэльф. – Всегда ты темнишь, чтоб меньше платить. Помню как ты паромщика того с носом оставил, зубы ему заговорил. Такой хватки как у тебя, ни у кого нет.
- Краснолюда не обманешь, - сказал Калеб. – Затолкай в голову свою неумную. Никогда краснолюд не станет за так работать, всегда награду двойную попросит, если купить чего вздумает, так цену собьет, а продавать станет, либо обсчитает, либо вообще…
- Я думал низушки таким промышляют.
- Не, - разбил сомнения партнёра Варсага, - низушки, конечно, жадны сверх меры, пронырливы, совести у них отродясь не бывает, но духа не хватит с краснолюдом торговаться. Я то знаю.
- Может он не из таких, Золтан этот, - предположил Руга. – Наёмник же, они вроде как и не задумываются над такими вещами, знают заранее, сколько меч их стоит.
- Посмотрим. Хрен ему, а не денежки! Увидит, кого перехитрить вздумал, пожалеет ещё, что о плате не спросил, сородич… - захихикав, Калеб принялся поглощать дары кухни.

И горячий краснолюд и девушка (личико строгое, но фигурка не только из мышц состоит) уже отошли от столика, когда Томас решил тоже попытать счастья на почве соискания места охранника у двух торговцев. Распахнув свой богатый плащ, чтобы его статус был виден даже невооруженным глазом, менестрель встал из-за стола и, прихватив свой инструмент, пребывавший тут же, двинулся к торговцам.
- Вечер добрый, уважаемые. Шум о вашем предприятии уже настолько широк, что народ аж отрядами записываться бежит. Есть у меня к вам одно предложение. А уж принять его или отказаться - это уж как сочтёте разумным.
- Чего изволите, - осведомился барыга.
Томас присел и его речь полилась звонким ручейком в уши слушателей.
- Речь ведь шла о том, что вы покидаете этот город по торговым делам, не так ли? Мои планы совпадают с вашими и потому я лишь хочу примкнуть к столь достойному торговцу, которого и вижу перед собой. Я думаю, что хорошая компания и весёлая песня лишь поднимут настроение и не сделают путешествие скучным.
Калеб довольно прищурился, совсем как кот на солнышке пригревшийся и, погладив усы, изрёк:
- Ты, я вижу, совсем не дурак, каким поначалу кажешься. Это я не в обиду говорю, а наоборот, хвалю. Только вот, путешествие наше опасным будет.
Бард усмехнулся. Сомнительный комплимент краснолюда он пропустил мимо ушей. Зачем придираться к тому, с кем думаешь не одну ночь проводить у совместного костра?
- Ну да и я, хозяин, тоже не лыком шит. И по дорогам меня жизнь кидала и на восток и на запад, до моря. Вроде, цел пока. А опасности? Выживем, не впервой.
Бард достал из под полы плаща несколько метательных ножей и точными ударами, даже не оглядываясь послал их один за другим в днище бочонка, что стоял недалеко от стойки. Ножи воткнулись рядом друг с другом, образовав ровный треугольник. Томас привстал, поклонился и, подойдя к своей импровизированной мишени, вытащил из неё ножи и убрал их куда-то обратно, в складки плаща.
- Какого хрена… - тихо сказал Руга, а затем перешёл на шёпот, и бард не расслышал, чем именно недоволен Бинкмаер. Зато ответ краснолюда, склонившегося к компаньону и тщетно пытающегося звучать приглушённо, удалось разобрать:
- Ты же сам говорил, - заговорщицким голосом отвечал Калеб. – Охрана нужна. А этот чем плох? К тому же…
Уже возвращаясь, Томас расслышал шипение Руги:
- Он мне не по душе и…
Бинкмаер смолк и криво улыбнулся.
- Так что, уважаемый, себя защитить я смогу, да и вас, если потребуется. От дежурств, наравне с вашими охранниками, тоже линять не стану, ну а труд мой по заслугам сами оцените. Бард же везде бывает. Добрая весть каждому купцу нужна. А у кого ещё сплетни и слухи спрашивать, как ни у барда в таверне. Вот и посудите сами, - Томас развёл руками, хитро подмигнул, и, взяв со стола свою домру, наиграл простенькое «Ехал по городу знатный купец...»
Руга поперхнулся. С шумом окропив стол, он закашлялся и Калебу пришлось хлопать его по спине. Бинкмаер выглядел весьма обеспокоенным, и Томасу оставалось только теряться в догадках, чем именно он не угодил Руге.
- Эх, хоть и нечем мне за игру твою платить и за охрану тоже, - обратился к барду Варсага, - да видно придётся последние гроши выгребать. С нами пойдёшь! Как звать-то тебя?
- Томас. Томас Синеокий, для знатоков. Ну, да не стану более докучать вашей трапезе.
Томас закончил мелодию звучным перебором. Последняя нота ещё висела в воздухе, а он удалялся в сторону своей каморки на чердаке, за которую было заплачено последними грошами. Бард считал себя везунчиком. Он не только получил право на проезд с краснолюдом, но и надежду на вознаграждение. Все эти торговцы одинаковы. Чего боятся больше всего, так это - дурной славы. И этот не был исключением. Но радоваться было тоже пока рановато. Окончательный расчёт предстоял в конце пути, а до него надо было ещё доехать.

Сообщение отредактировал Тот - 16-04-2007, 14:43

[Раймон >>>]

Ульрих не любил ждать. Хотя, чего уж греха таить, ждать ему приходилось частенько. Но одно дело – терпеливо сидеть в засаде, зная, что наградой за ожидание станет солидный куш, а другое – тоскливо пялиться по сторонам, пока на тебя соизволит обратить внимание наделенное полномочиями сиволапое быдло из таможни. Тем более, что никаких товаров выходец из Альдерсберга с собой не вез (если не считать таковым жилистую норовистую клячу). Все имущество безземельного рыцаря, отделенного от отцовского титула и замка тремя старшими братьями, составляли не боги весть какой доспех, лишенный украшательств меч в потертых ножнах, да поношенная одежка (кафтан серого бархата, кожаные штаны и сапоги). В кошеле, отчаянно пытаясь встретиться друг с дружкой, болталось два последних сребреника.
Костеря про себя купеческую братию, солдат и впустую уходящее время, Ульрих осматривался по сторонам. Но взгляда остановить было не на чем и не на ком. Не считать же, в самом деле, достойным внимания задавшего стрекача краснолюда. Встреться рыцарю его фура на безлюдном вечернем тракте – дело другое. А так …пусть таможня свое жалование отрабатывает. Однако вскоре о скуке пришлось забыть.
Когда первые, пешие еще скоятаэли влетели в огороженный частоколом дворик, Ульрих взметнулся в седло и рванул меч из ножен. Совсем обнаглели, нелюдь поганая! Его крик, призывающий закрыть ворота, никто не услышал. Он потонул в лязге железа и яростных криках. Тем не менее, солдатам надо было отдать должное – на испуг, да с налету «белки» их не взяли. Несколько верховых, ворвавшихся следом в так и оставшиеся открытыми ворота, дела не изменили. Сам Ульрих успел рубануть с плеча одного (бедолага с криком вывалился из седла прямо под конские копыта) и, вытянувшись, достать по незащищенной шее острием второго, отвлекшегося на кого-то из защитников. Остальных перебили без его участия.
Когда шум боя сменился возбужденным гомоном, Ульрих спрыгнул с седла и огляделся в поисках добычи. На одном из трупов обнаружился серебряный браслет доброй гномьей работы, который рыцарь тут же сунул себе в кошель. На втором теле ничего ценного не было, разве что… Ульрих внимательно присмотрелся к сапогам. А что? Крепкие, подметка не истерта, да и в пору, пожалуй, придутся. Присев на корточки, он принялся стаскивать с ног распростершегося в грязи скоятаэля свою добычу. Нелюдь слабо застонал.
- Вот курвин сын! – выругался Ульрих, привычным жестом вытягивая из-за голенища кинжал. Короткое движение, хрип пополам с бульканьем, сжимающиеся в конвульсии пальцы… Альдерсбержец брезгливо вытер замаранные в крови руки об одежку – теперь уже – мертвеца и продолжил прерванное занятие.
- Ну ничего святого, - сплюнул кто-то за его спиной.
- То свято, что в бою взято, - буркнул Ульрих, поворачивая голову на голос. Но обругавший его уже скрылся в толпе. Что ж, ему лучше. Нравоучений и насмешек Ульрих не терпел даже от людей своего сословия, не говоря уж о всяких там…
Тем временем еще кто-то затянул полюбившуюся в последнее время простонародью песню о надоевшей войне и ожидающей дома милке.
- Мужичье трусливое, – рыцарь не собирался ни снижать голоса, ни прятать презрения. – Вам бы только репу с брагой жрать, да баб на полатях тискать.
Ульрих окинул взглядом двор, чтобы заранее выявить для себя в корне с ним не согласных. Таковых покамест не оказалось. Взгляд рыцаря натолкнулся на стоящего наособь зерриканца. Он-то уж точно, судя по манере держаться и добротному оружию, к пахарям отношения не имел.
- Верно я говорю? – осклабился Ульрих.

Сообщение отредактировал Раймон - 22-04-2007, 20:07

[Зарза >>>]

Нира вздохнула посвободнее, когда Иона c Шейлой ушли из дома. В обществе волшебницы, а тем более двух, она чувствовала себя не слишком уютно. А ведь теперь придется с ними провести несколько недель. Акробатка тяжело вздохнула. Если бы не крайняя нужда, она никогда бы не связалась с магичкой. Но, когда она, сбежав от Кевина, вернулась в город, дела катастрофически не ладились. Уговорить братьев Райн взять ее обратно в номер не удалось, да и все остальные циркачи ее прежней труппы смотрели на нее косо. Неудивительно, ведь расставаясь с ними, как она тогда думала, навсегда, Нира не сдержалась и высказала, что о ком думает. Так что сейчас никто из них даже и не подумал откликнуться на слезную просьбу одолжить немного монет. Больше же никого в Оксенфурте акробатка толком не знала. Была у нее одна знакомая - содержательница борделя, давно положившая на Ниру глаз, но профессия шлюхи была для девушки противна. Положение было отчаянным, и тут Нира вспомнила о тайнике, про который ей поведал умирающий фокусник. Она не слишком-то поверила рассказу, фокусник был известный выдумщик, но сейчас у нее больше ничего не было за душой и она решила поставить на эту карту. Если экспедиция закончится удачно, Иона выплатит ей неплохую сумму. Если выпадет пустышка - Нира вернется на исходную позицию, зато, пока экспедиция не закончилась, у нее будет какая-никая крыша над головой, еда и одежда. Акробатка рассудила, что вряд ли Иона станет в случае неудачи требовать с нее выданный аванс обратно.
Мысль о полученных деньгах подняла настроение. Нира пересчитала монеты. Негусто, но на новое платье хватит. Хотя, принимая во внимание предстоящий поход, лучше снарядиться дорожной одеждой. А о платьях забыть до лучших дней. Еще раз тяжко вздохнув, Нира сложила монеты в кошелек.
Интересно посмотреть, какие платья есть у Ионы. Девушка прошлась по дому. Какой он огромный, и чего тут только нет! Наконец нашелся и платяной шкаф. К удивлению Ниры, платьев там было не так уж и много. Вот это - бальное, из синей тафты. Акробатке оно было немного широко в талии, а вырез был, пожалуй, слишком глубок. Тут необходимо еще золотое колье с сапфирами, подумала Нира. И диадема ...
А вот этот черный костюмчик из юбки и жилета вполне подходит для прогулки по магазинам. Юбка опять широковата, но если стянуть поясом, то будет незаметно. Под жилет нашлась белая блузочка, и вот у Ниры вполне приличный вид обеспеченной горожанки. Прихватив кошель, девушка выбежала из дома.

[Мелетун >>>]

Катрина услышала все, что хотела, и отправилась готовиться к походу. Да, было жаль, что она не смогла вытрясти из этого краснолюда аванс, который пошел бы на докупку стрел. Зайдя к местному знакомому кузнецу, девушка приобрела все, что ей надо было. Так же необходимо было купить еды на начало. Потом девушка бы охотилась. Зверья в лесах всегда хватало. Пройдясь по лавкам и управившись за полчаса с этой задачей, Катрина отправилась в гостиницу, где она остановилась, заплатила хозяину за последнюю ночевку и ужин с завтраком, поужинала и отправилась спать.
В кошельке оставалось всего ничего, но девушка не унывала, радуясь найденной работе.
Она легла на кровать, чуть-чуть поворочилась и уснула.

[Серина >>>]

Первая волна панического ужаса уже схлынула, за последние пару дней Лисса слегка освоилась. Конечно, девушка не чувствовала особенной уверенности в себе, но и не вздрагивала уже от всякого шороха. Лис машинально теребила струны лютни, тихие звуки складывались в смутно-знакомую мелодию, но сейчас она не могла вспомнить, в какую именно. Девушка в полуха слушала разговор бандитов. Не сказать, чтобы он её занимал, но это была хоть какая-то зацепка за внешний мир, позволяющая не отрываться отнего.
Пару раз разговор заходил и о ней, Лис испуганно вздрагивала, но быстро успокаивалась. Отчего-то ей удалось убедить себя в том, что всё будет хорошо... Великая сила - самовнушение!
Находится в банде Лиссе совсем не улыбалось. конечно, захоти она, возможно, убежать и получилось бы, но слишком далеко были населённые пункты, чтобы надеяться туда добраться самостоятельно.
Девушка провела рукой по кольцу с тёплым зеленоватым янтерём, слишком дешёвому, чтобы на него обратили внимание бандиты, но крайне ценного для самой Лиссы. Кольцо было старинным, маленький камень словно прятался в серебрянных лепестках горного цветка. Оно уже несколько поколений передавалось по женской линии, и когда восемь лет назад мать Лис умерла при родах младшей сестрёнки, оно осталось у девушки и было её едиственным украшением вовсе не от того, что она не могла позволить себе большего, просто не любила их носить.

[Father Monk >>>]

Редания, близ Оксенфурта.

Ротгар не стал медлить и отдал конверт Ноггу, который, довольно кивнув, отошел в сторону, дабы вскрыть его.
- Эй, Погорелый! Зачем от честных людей прячешь свою любовную переписку? - Саймону было скучно, и он воззрился на Лиссу. - Ох, Лисонька, так сладко играешь... так сладко поешь... даже удивительно, что такое невинное создание может быть таким... м-м-м... необузданным на сеновале.
Воришка улыбнулся. Один из передних зубов был кривоват, что порой, при неправильном освещении, как любил выражаться Саймон, делало выражение его лица демоническим.
- Дык, ты энто, перепутал-то, Три Улыбки, - осклабился Франек. - Дык, ты ж энто, с ей никогда на энтом, сеновале и не был.
- Пока ты себе штаны подтирал, я успел многое в своей жизни сделать, - отрезал Саймон. - И не только с Лиссой, хотя с ней было, конечно же, просто незабываемо...
- Заткнись, - буркнул Близбор. - Ешшо один, значитца, нашелся. Остряк, значитца, новый, язви твою энту, печенку!
- Спокойнее, мой белоглазый друг! - Три Улыбки положил руку на рукоять кинжала, что висел в ножнах на его поясе. - Иначе второй глаз выскочит.
- Чаво-о?! - взъярился Бельмо, вскакивая на ноги.
- Успокойтесь! - вновь рявкнул Ногг, появляясь в центре поляны. Пергамент, что был у него в руках, Погорелый неспешно складывал. - У нас дело новое появилося. Хорошее дело. С прибылью, что всем хватит по гроб, - Ногг повернулся в сторону Фэнно, секунду они молча смотрели друг на друга, затем бывший солдат проговорил: - И вам, Безумец, тоже хватит. Надолго.
- Чавой-то энто за дело? - Репка крякнул, оттер тыльной стороной руки губы, потряс мех в руке и закрутил крышку. - Ешшо один, што ли, сборшшик податей?
- Нет. Из Оксенфурта торговец поедет. Мы у него одну вещичку должны будем забрать, она ему все равно не к энтому, не к чему.
- Что-то как-то шибко легко все на словах звучит, - прищурился Саймон, облизывая губы.
- Потому што легко все, - фыркнул Погорелый. - Сначала выждем, шоб энтот караван подалее от Оксенфурта отъехал, а тама мы его и прихлопнем. Не дело - сказка. Потому што платят люди, у которых мозги в голове. А им шуму особого не надо.
- Чудесно, - прокомментировал Саймон.
- Ротгар, за тобой не следили?
Бывший ведьмак покачал головой, но как-то неуверенно.
- Ладно, берите вещи, мы отсюда сваливаем, - коротко приказал Ногг.

[Somesin >>>]

- Нет у нас разносолов, господин, да у нас тут почти никогда и ничего и не подвозят толком, - вздохнул солдат – Джулвеку казалось, что именно этого упокоившийся капрал называл Тэйко… - Ну, разве что сыра головку отыщем. Как уж не поискать? – и так уж вы подмогнули нам в нужде, а еще и добычу жертвуете… - взгляд небольших карих глазок таможенника метнулся к дому, в котором все еще отсиживался чиновник-мытарь, затем на сложенные у ног Джулвека трофеи: бригантины убитых скоя'таэлей и великолепный арбалет гав'каарэна.
Бестия перекинул через плечо узел с отобранными из причитавшейся доли вороненой кольчугой вожака "белок" и восьмью поясами купно со всеми висящими на них кошелями и мешочками. Также поглядел на узенькие подслеповатые окошки. Затем на землю. После всего – на покрытое подсыхающими брызгами чужой крови честное и открытое лицо плутующего солдата. Ухмыльнулся тому, демонстрируя великолепные белоснежные зубы.
- Поразмыслив, - начал он, - кажется мне, что для нас не с руки волочь на себе такой арсенал… пожалуй что, и впрямь себе оставлю только вот этот клинок, - он кивнул на изящную рукоять, торчащую из узла за спиной. - Пожалуй что, действительно, спокойней мне будет за судьбу этих мечей и топоров, коли оставлю их доблестным служивым. Знать буду, что в хороших руках они да при хорошем деле…
Тэйко серьезно кивнул, что-то шепотом сказал проходящему мимо товарищу. Тот бросил взор на трофеи, хмыкнул и быстрым шагом ушел куда-то.
- Эх, жалко, конечно, нашего капрала, - снова вздохнул солдат, с неподдельной тоской глядя на выложенные в рядок тела с каэдвенскими гербами на груди. – Чуткий, душевный был человек, пусть земля ему за перину покажется… Мне ни в жисть не ровняться...
- Да еще и переплюнешь! Не бери в голову! - искренне уверил Джулвек. Он уже знал, что именно Тэйко назначили капралом вместо усопшего, и что ждут только капитана что намедни с половиной солдат отправился в неведомую сторону, похоже, что на ближний хутор…
Вскоре доставили небольшой мешок. Очевидно, внутри находился не только сыр, так как Джулвек услыхал выразительный плеск. Он понимающе улыбнулся Тэйко.
И уже поворачиваясь, чтоб уходить, не удержался – посмотрел тому прямо в глаза и негромко сказал:
- Никогда не задерживайся с ударом больше, чем нужно. Кто с тобой рубится – тот тебя не боится; ни криков заполошных, ни ощеренной морды, ни даже занесенного меча... не струхнет. Так что и не пробуй пугать - бей.
Тэйко смутился, а может, это всего лишь зарделись на его щеках отсветы лучей закатного солнца.
Так или иначе, через пять шагов он ухватил Бестию за локоть.
- Вот, - все-таки покраснев, собщил новоиспеченный капрал, - это добро залетело под фуру, когда товарищ ваш пытался лошадей удержать. Верно, свалилось - с седла-то...
Сумки были аккуратно прошиты, украшены вышивкой явно эльфьей работы и изрядно пузаты. Подавив искушение сознаться, что он впервые их видит, Джулвек очень серьезно кивнул:
- Достойный ты человек, служивый. Хорошим капралом будешь. И еще раз – себя береги. Особливо, когда без строя бьешься.
Груженый почище, чем иные лошадки или фуры, Джулвек направился было к барже, да услыхал возмущенный ропот от ворот и повернул туда поглядеть. Среднего роста, жилистый человек в сером бархатном кафтане с полустершимся растительным орнаментом и кожанных штанах, не обращая внимания на окружающих, разувал убитого "белку".
- Мужичье трусливое. Вам бы только репу с брагой жрать, да баб на полатях тискать. – спесиво огрызался он. Затем – переобувшись – встал, попробовал новую обувку на ноге, вскинул худощавое небритое лицо с резкими чертами, и ожег стоящих вокруг взглядом светлых глаз из-под соломенных волос.
Выделив из толпы зерриканца, он ощерился:
- Верно я говорю?
Джулвек попытался пожать плечами.
- Парни только что из сечи вышли. Рубились доблестно. Не стал бы я их раздразнивать сейчас – таково мое мнение. Лучше б на баржу поспешить, если куда-нито вообще плыть собрались.
И он, не став ожидать ответа, пошел к сходням, привычно находя взглядом Хэна. Вороная кольчуга и новый меч предназначались именно для него. В принципе, выкупить спасенную жизнь никакими вещами было невозможно, но в народе РибМтары было принято делать отдарок как признание долга и демонстрацию ценности спасенной жизни.

Сообщение отредактировал Nomihin - 26-04-2007, 2:41

[Вито Хельгвар >>>]

(с согласия Номихина)

Хэн расположился за повозками, между которыми уже подняли шум, гам и свару суетливо обустраивающиеся перед сном пешие путешественники. Возницы же заворачивались в кереи, умостившись прямо на товарах или пожитках. Обычной вечерней болтовни не предвиделось; пассажиры на любое не пришедшееся по нраву слово реагировали чрезмерно бурно и агрессивно, чем-то действительно напоминая дворовых псин, отходящих от встречи с волком.
Хэн равнодушно оглядывал попутчиков. В душе он был абсолютно уверен, что им станет легче уже назавтра, - хоть сейчас еще произошедшее казалось им чудовищным и необъятным. Хоть то и дело то тут, то там начинали реветь дети, а где-то неподалеку непрерывно тихонько плакала женщина, которую негромко же пытались увещевать и успокоить, а другая тонким пронзительным голосом выла поодаль и грузный шкипер грозился вообще спустить бабу обратно на берег.
Сейчас, подумал Хэн, их горе, их беда кажутся им самыми большими и глубокими. Самыми уникальными в мире. Единственными и неповторимыми. Дай-то бог им не постичь простой истины, что несчастье - самая распространенная и повседневная вещь в наше время. Что нету в нем решительно ничего уникального и неповторимого...
Сам он уже никогда не пытался разобраться, откуда приходят в голову подобные всплывающие мысли и воспоминания. Смутно сознавал, что это отголоски жизни "до Перевала", однако ни разу уже с давних пор не пытался силой пробиться к своей памяти. Ибо как раз о боли и пустоте, наступающей вслед за такими попытками - помнил отлично.
Все, что он знал из жизни нынешней в этот вечер, - так это что ночь будет очень длинной и тоскливой. Потому что сыростью и холодом тянуло с реки, и ноги отзывались болью давно известной и знакомой насквозь, и стало быть, уже не уснуть до утра, а может, вообще на этой лоханке ему не суждено спать. Потому что вой и плач бабский ночью усилятся и станут жутко разноситься понад дымящейся туманом водой, нагоняя тоску и уныние. Потому что поселянские парочки обязательно попытаются забыться от пережитого ужаса в крепких жарких объятьях, растравливая душевные раны невольному свидетелю. Потому что ему наверняка вновь придется сидеть и слышать, как страшно стонет и рыдает Джулвек, хватаясь за старые, оставшиеся с родины, шрамы на груди, ибо ему вновь станет сниться что-то, о чем не рассказывают даже человеку, которого спас, и которому не раз доводилось спасать тебя.
Вскорости воротился и Джулвек, ухмыляющийся во все свои белоснежные зубы. Он был навьючен, но сиял, пожалуй, не меньше, чем трофейные наборные пояса. Свалив их и еще какие-то вышитые сумки перед Хэном, Бестия снял с плеча вороненую кольчугу, обвернутую вокруг эльфийского клинка, и, держа ее на вытянутых руках, подал
Хромцу.
Поморщившись, Хэн встал и очень серьезно, с почтением принял Дар Цены. А затем поинтересовался, доколе Джулвек будет после каждой стычки мародерствовать.
- Правило не брать добычу в бою, - пояснил, нахмурясь, РибМтара, - писаны не в моем мире, не для моего мира... да полагаю, что и не для твоего. Не для всех, как я посмотрю.
- Ладно, - пожал плечами Хэн, - Шутил я. Право есть право. Только вот солдатня не всегда за нами такое право признает, если помнишь… Впрочем - эту проблему, как и любую другую, будем решать, когда она создаст определенные трудности... привык я уже, и даже не удивлен. Что в сумках-то?
- Понятия не имею. - Джулвек почему-то обеспокоенно глазел на волны, и яркая улыбка тихо угасала. Когда Хэн предложил ему перекусить, ну или хотя бы молока отхлебнуть, рибМтара несколько панически взглянул на развязанный мешок и отказался. Наотрез. Пожав плечами, нордлинг отложил провизию в сторону, ибо самого мутило от медленно затухающей боли в ноге.
- Новый капрал, - очнулся зерриканец, - ну, тот, которого я от клинка трижды закрывал, - проявил высшие душевные качества, и вернул их мне, посчитав, что это шитое чудо упало с твоего седла.
- Ладно, - покивал Хромец, - Давай поглядим… а то смеркается уже…
Денег в поясных кошельках оказалось не так уж и много; Хэн покачал головой, похмыкал, но все же ссыпал монеты в кошель и сунул его за пазуху. Найденные пару амулеток, завернутые в чистый лоскуток, торжественно отправились в волны Понтара. Письма же – исписанные мелкими бисерными почерками – остались после всех усопших, особенно много – на богатом поясе "беличьего" вожака.
- Завтра прочтем, - решил Хромец, осторожно пряча исписанные листы пергамента. – Ночь настает. Не видно ж уже почти ничего. Теперь посмотрим, что там в сумках этих…
И тут же, едва подержав в руках, отложил их в сторону. Нервно потер зазудевшие ладони.
- Не сейчас, Джулвек, – негромко сказал он. – Это… надо обдумать. Даже, очень может статься, и не мне обдумать-то. Заклятия наложены на них. Вроде не слишком сильные, а может, хорошо скрытые… Погодим пока. И – на всякий случай: со всех сторон оплетено, не только по швам да завязкам. Не стоит резать ни снизу, ни сбоку.
- А тебе, - слабо усмехнулся Бестия, - видней. Ты ж уронил-то, не я, - вот и забота не кому другому выходит. Слушай, - порывисто встал он, - не могу я уже… Пойду, поищу - может, выпить у кого есть. Тоскливо.
Хэн проводил напарника долгим внимательным взглядом. И остался сидеть, лаская пальцами Тропу и новообретенный клинок, лежавшие рядышком у него на коленях.
Довольно скоро Бестия вернулся – шатающийся и мелко дрожащий. Свалившись на палубу, он завернулся в попону и крепко зажмурился. Кметская самогонка вкупе с качкой определенно доконали зерриканца.
- Слушай, Бестия, - плотнее запахивая плащ, окликнул Хромец, - я давно вот еще что спросить хочу: ну, что не рассказываешь, что тебе снится, - понимаю и не препятствую. Но мог бы хоть сказать, кого это ты зовешь в последние ночи?
Какое-то время слышался только мерный храп возницы с соседнего воза да усатого рыцаря, обустроившегося на ночлег неподалеку.
- На месте, Хэн, - выговорил, наконец, рибМтара. - Вот ЭТО я скажу. Непременно. – Тут он встал и бросился к борту, а потому далеко не сразу сумел договорить.
- Скажу - когда дойдем. Если я доживу…

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 3-05-2007, 1:18

[Crystal >>>]

все так же на троих: Струч, Лаэль, я.

- Оу, чудненько! – обрадовалась Шейла, - перья василиска – это очень кстати. И еще, - тут она порылась в своей объемистой сумке, перекинутой через плечо, и извлекла толстую потрепанную тетрадь с множеством закладок, а из нее в свою очередь достала помятый листок с довольно внушительным списком, - еще мне нужно вот это, если можно…
Она протянула список ведьмаку, хотя слова «если можно» скорее предназначались ее учительнице.
Мельком глянув на листок бумаги, пока он перекочевывал из рук Шейлы, в руки Койрина, чародейка еще раз кивнула.
- Можно, можно. Тебе нужна практика.
Сама же Иона пока присматривалась к ведьмаку. Появившаяся у нее идея требовала более детальной проработки. Предложение Гаузы присоединиться к его трапезе волшебница вежливо отклонила.
- Вам, очаровательная леди можно все, что касаеться меня. - Койрин улыбнулся. - За соответствующую плату конечно. Давайте сюда списочек. А вам госпожа не нужно ли чего-нибудь? - Он за мнгновение просмотрел список, в котором находились как обычные рутинные вещевства, так и довольно экзотические.
- Бде по возбождости весь список, пожалуйста, - прогундосила Шейла, у которой опять начался приступ насморка. Возня с носовым платком отвлекла ее, не то она непременно вписала бы в список что-то еще, раз уж ее учительница сегодня столь щедра.
Проигнорировав вопрос Тайлера относительно ингридиентов, Иона продолжала задумчиво рассматривать ведьмака. Благо ее ученица пока успешно справлялась с ведением беседы. Однако, когда Шейла умолкла, чародейка, похоже, пришла к какому-то выводу. Искоса глянув на гнома, Клари заговорила:
- Ингридиенты - это хорошо. Но мне показалось, или милсдарь ведьмак сказал, что собрался уехать из города? - чуть прищурившись, волшебница продолжила свою мысль. - Так получилось, что я сама планирую в ближайшее время покинуть Оксенфурт. Если бы, хотя бы ненадолго, наши дороги совпали - было бы очень неплохо. Времена неспокойные, потому приятнее путешествовать в компании кого-то, кто умеет управляться с мечом. Верно, господин Гауза?

[Черон >>>]

- Они согласились, - шепнул Фэнно на ухо Ноггу, пока прочие dh'oine сворачивали стоянку. С наслаждением он проследил за формирующейся в глазах Погорелого мыслью, похожей на ежа наоборот - сначала стискивается в комок, ощетинивается и выставляет иголки непонимания, потом расслабляется, раскрываясь и вылетая из мозга в рот, отдаваясь в теле.
А-а, понял.
- С острыми луками, гибкими стрелами... - продолжил эльф, - но только пятеро.

Кивнув в ответ Ноггу, не обращая внимание на мелькнувшую поблизости удивленную физиономию (у людей это бывает часто, хотя еще чаще - либо драка, либо поглощение бурдюков с их вонючим пивом), Мердарион подцепил висевший на суку чей-то колчан (своих стрел по каким-то причинам у него ни разу не видели) и шагнул с тракта в лес, растворившись в птичьем пении и шелесте листвы.

В банде давно привыкли, что следить за помешаным элфом не надо. Он все время приходит, когда ему вздумается, и уходит соответственным же образом. Но можно не сомневаться - за пыхтящими разбойниками, топающими за очередной добычей, где-то то справа, то слева от дороги, скользит незаметная для всех, кроме Явилла, тень - а за ней еще пятеро.

[Зарза >>>]

Стоя у прилавка торговки кожанными изделиями, Нира вертела в руках пояс. Хороший пояс, надежно прошитый, с симпатичными маленькими кармашками. Одна беда - к этому моменту акробатка уже потратила почти весь выданный волшебницей аванс, и заплатить за пояс ту цену, что просила торговка, она не могла.
Может быть, даст скидку? Нира повнимательнее пригляделась к торговке. Крепко сбитая, но немного желчная женщина, на лице ее застыла угодливо-добродушная маска, а глаза постоянно зыркали, оглядывая товар и следя за покупательницей. Нире почему-то подумалось, что это не наемная продавщица, а хозяйка лавки. Разыгравшееся воображение начало одну за одной рисовать девушке картины из жизни торговки. Вот она приходит в мастерскую, придирчиво осматривая, выбирает лучший товар, грозно выговаривая подмастерьям за какие-то огрехи, а перед уходом грозит сгорбленному мастеру долговой ямой. Вот она приходит в свой домик с резным балкончиком на Медовой улице, и побранив занятую уборкой падчерицу, велит подавать ужин. Вот она ужинает вместе с парой дебелых дочурок, а сама постоянно оглядывается на дверь, как будто кого-то ожидает. Вот она распахивает резную разукрашенную ставню и, высунувшись в окно, благим матом орет - "Дро-о-о-ник!".
Нет, пожалуй, скидки она не даст, решила про себя акробатка.
- Ой, а какой пожар-то на Медовой улице, вы бы видели! - заговорила Нира, продолжая вертеть в руках поясок. - Там домик такой, с веселым резным балкончиком и ставнями, загорелся и прямо горит, как свечка! И народу-то понабежало.
- Пожар? На Медовой? Около трактира? - обеспокоенно затораторила продавщица. - Да вроде третий или четвертый дом от трактира, на другой стороне. Говорят, какого-то Дрона завалило горящей балкой... - продолжала сочинять Нира.
Продавщица вскочила и заметалась по лавке. Затем обернулась к соседке по торговому ряду - Хелена, присмотри за лавкой, я заплачу - и бегом побежала в сторону Медовой улицы.
Все еще держа в руках пояс, девушка беспомощно взлянула на Хелену, курсировшую между двумя лавками - А что же мне теперь с поясом-то делать? Я его мужу купила, а ему не понравился. И чем он ему плох? - сокрушалась Нира - Чудный пояс, а он кричит - верни в лавку!
- А я тут причем? - резонно заметила Хелена - товар не мой! Жди Маринку, с ней разговаривай! - Да не могу я больше задерживаться, скоро уж муж вернется, а меня не застав, осерчает - вздохнула Нира, и, подобрав пояс, опечаленно двинулась в сторону выхода из торгового ряда.

[Torvik >>>]

Редания, Оксенфурт. 3 августа. Утро
- Нас утро встречает прохладой, - мурлыкал Томас спускаясь по лесенке из комнатки под самым коньком крыши таверны, когда солнечный диск ещё тольк осветил городские кровли. Теперь главное вовремя сделать ноги и встретиться с тем самым краснолюдом. Бетти ещё возилась в утренней истоме. Салли хлопотала на кухне, негромко рукая товарку, которая шляется, будто шалава и вечно той нет именно тогда, когда надо месить тесто для пирогов. "Пирогов..." - Томас вытянул нос, принюхиваясь, стараясь определить со своего места, на какой стадии готовности находятся эти произведения кулинарного искусства и какова вероятность того, что если он случайно угостится в удобный момент, ему за это ничего не будет. Нет, пожалуй, до румяной корочки ещё далеко и придётся покидать город с пустым желудком. Договор с краснолюдом был крепок. Проблема заключалась только в том, чтобы теперь ему требовалось в спешном порядке добыть себе ещё и нечто, что было бы ему средством передвижения, кобылу, мула, ишака на кривой случай. Не важно. В фургон его пустят навряд ли. Даже, если он прикинется ветошью и буде умолять на коленях. Это было и так понятно. Он и так хорошо выгадал для себя, расфуфырившись перед купцами по последнему слову.
Томас выскочил на крыльцо и, почуяв ночную свежесть, поёжился. Да, утренники уже холодные. Бард запахнул свой плащ и быстрыми шагами двинулся к одному ему известному дворику в пяти кварталах от таверны. Там, за плотным дощатым забором под крышей из дранки стояло много лошадей. Их можно было взять напрокат, можно было купить, но у Томаса был несколько иной план овладения лошадкой, такой план, который и вовсе не требовал материальных затрат. Зачем расходовать деньги, если его завтра тут не будет? Редкие прохожие сутулились и отворачивались, час торговок ещё не пришёл, а более ранние птахи своих лиц прохожим проедпочитают не показывать.

[Мелетун >>>]

Катрина проснулась рано. На улице еще было довольно темно. Она встала, потянулась и стала собираться. Умывшись и одевшись, девушка стала складывать остальные свои скромные пожитки в вещевой мешок. Это не заняло много времени. Забросив за спину колчан и лук и взяв все остальное, девушка спустилась вниз. Ночь сменилась предрассветными сумраками.
Хозяин похоже ужевстал, так как с кухни слышался его сварливый голос, и оттуда доносились чудесные запахи свежевыпечанного хлеба. Сбросив мешок с вещами, Катрина направилась на кухню, где поприветствовала хозяина и попросила, чтобы ей накрыли завтрак. Бросив недоуменный взгляд на столь раннюю птаху, тот все же заверил ее, что через пять минут все будет сделано. Девушка вернулась за стол.
Как и обещал хозяин, через пять минут из кухни вынурнала девица с подносом в руках. Расставив на столе нехитрые блюда, она вновь скрылась в глубине помещения.
Катрина быстро позавтракала и вышла из корчмы, направив свои шаги к месту встречи.

[Father Monk >>>]

Редания, близ Оксенфурта.
2 августа

Пока разбойники, ругаясь сквозь зубы каждый на свой лад и затаптывая явные следы своего пребывания, собирали разбросанные по поляне вещи, Ногг, прочистив горло и сплюнув в кусты, подтянул пояс с ножнами и оглядел всех собравшихся.
- Значит так, - произнес он, наконец, привлекая внимание. Кто-то кашлянул, кто-то схаркнул, громко, нарочито позади всех. - Дело плевое, но токмо ежели все слушатся меня будут. Из Оксенфурта один караван поедет. В том караване нам велено вещицу забрать...
- Велено? - нехорошо прищурился Близбор. - Енто кто ж нынче нами, значитца, командует, а? Часом, не какой-нито реданский барон?
- Вами, Бельмо, командую я, а ты меня слушаешь, - жестко, разделяя каждое слово, произнес Погорелый. - И если еще одно слово от тебя услыхаю, вырежу язык, будешь им подтираться.
Близбор промолчал, несмотря на раздавшиеся позади него смешки. Смешки были гадкими, противными и донельзя скрипучими. Так умел смеяться только Ждынек, по прозванию Старик. Знавший многое о травах, Старик все еще цепко держался за банду, но после каждой стоянки шансы на то, что он продолжит идти вместе со всеми, не "свернув себе случайно шею", возрастали с космической скоростью.
- Караван не жечь и не грабить, нам велено сделать все гладко и спокойно, так, што б никому особо в голову не лезло энто прои... прое... происшествие... Нападать будем токмо по моей команде. Сейчас выдвинемся и энтого краснолюда где-нито ближе к югу, к границе, перехватим, там, где можно будет шмыгнуть в сторону. Сейчас такой поток беженцев, что нас и не найдут.
- Переселенцев, - лениво поправил Саймон. - А почему нынче всеми караванами краснолюды командуют?
- Потому што они умеют деньги считать, а не только дерьмо свое на стоянке, - хохотнул своей собственной шутке Вилле.
- Заткнулся б ты по-энтому, хорошему, значитца, - буркнул Близбор.
Ногг не слушал, смотрел куда-то поверх их голов. Явилл тоже, но он глядел не на Фэнно, как Погорелый, а на стену леса, что уже почти впитала в себя сумерки.
- Идет кто-то, - выразил общую мысль Витомир. - Энто даже, бежит...
Из кустов выскочил, проворно, легко, почти не задев ни одного листка, человек в легких зеленоватых одеждах и с луком в руках. На остатках света, что пробивались сквозь листву, блеснули золотом волосы, из-под которых выглядывали заострявшиеся кверху уши. Эльф тут же развернулся спиной к отряду, а следом за ним выскочило еще двое, незаметных обычному взгляду до того момента, как они оказались на поляне.
- Тариэль остался прикрывать, - тут же, без приветствий или вступительных слов, произнес один из них, третий по счету. - Иллентара больше нет. Dh'oine nouss en pavien, и теперь идут сюда.
- Облава! - выдохнул Репка, крутя головой с пустыми, но быстро трезвеющими глазами. - Облава, шоб меня черти взяли.
- Duwelsheyss! - ругнулся Цванн, хватаясь рукой за секиру. - Какого рожна... Ротгар!
- Гонят на редколесье, - спокойно произнес Ногг властным голосом, заставив всех притихнуть. - Хотят пустить конницу. Также делали тогда, на границе с Бругге... гнали всех, кто был в лесу, сгоняли в тупые кучи... и давили конями, рубили там, где могла развернуться цепь конников...
- Погорелый! - рявкнул впавшему в ступор главарю в самое ухо Бельмо. - Што за дерьмо ты тут несешь, а?! Зенки выпучи, на нас облава!
Атаман моргнул раз, другой, третий, а затем, приняв решение, махнул рукой:
- Уходим, чего, курвины дети, тут встали?! К реке, а там вброд, на ту сторону, к нашему месту с упавшими березами. Кони не пройдут, а там недалече и до границы с Темерией! Жи-и-и-иво!!
Эльфы уже ушли вперед, легко, грациозно, словно и не было тяжелых поступей позади. Старик замешкался, зашамкал, судорожно водя руками по земле.
- Ждынек, твою мать... - выругался Ногг, уже убегая вслед за остальными, но оборачиваясь, дабы поторопить Старика. Из леса вылетела стрела, случайная, выпущенная наугад, ударилась в ствол дереве недалеко от Ждынека. Старик вздрогнул, выпустил котомку, рванул в сторону и скрылся меж кустов.
Разбойники бежали тяжело, выдыхая и уже слыша позади себя храп коней и перекличку реданских солдат, вытянувшихся в цепь. Треск веток позади подстегивал, словно удар плетки, кто-то позади Саймона споткнулся, тяжело охнул, но не упал, выпрямился, помчался дальше. Лучник, молча, но с подрагивающими от напряжения губами, бежал рядом с Лиссой. Девушка спотыкалась, но Явилл дергал ее за руку, не давая упасть.
Сбоку послышалось ржание, храп, тяжелый стук копыт, и на прогалину меж деревьев вырвалось три всадника с блеснувшими в неярком свете мечами. Один перегнулся через седло и рубанул, широко, с плеча, вторя инерции своего скакуна. Клинок полоснул Репку по спине, заставил того нелепо взмахнуть руками, споткнуться, удариться головой о ствол дерева и покатиться по земле под откос. Другой замахнулся на пригнувшегося Витомира, но в воздухе просвистела стрела и с громким чпоком вошла солдату в лицо, сбросив его с коня и вызвав к жизни отчаянный, хрипящий крик.
- В стороны! В стороны! - надрываясь, кричал Погорелый, обнажив свой меч. Близбор поднырнул под удар третьего конника, изогнулся, ткнул его длинным копьем, выбил солдата из седла и докончил дело еще двумя ударами. Последний конник рванул поводья, но две стрелы вонзились ему в спину, и лошадь, устремляясь вперед, лишилась обессилевшего седока. - Живее!
Позади главаря зашуршали листья, он резво обернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с Ротгаром, промчавшимся мимо. Ногг выругался, рванул следом, зацепился ногой за корень и покатился по листьям, что уже покрывали землю.
- Погорелый! - успел крикнуть Саймон, ища взглядом главаря, когда из густой части леса стали вырываться новые конники. Стрелы засвистели чаще, разя реданцев.
Ногг поднялся, слепо водя рукой с зажатым в ней мечом вокруг себя, наткнулся на ствол дерева, помотал головой, приходя в себя. Сбоку подскочил паренек в кожаном доспехе, ударил Погорелого цепом, но промазал и получил ударом меча по лицу. Кровь брызнула из раны, ополченец заревел не хуже медведя и упал на колени, свернувшись калачиком. Мимо пролетел конник с арбалетом, развернулся в седле и выстрелил. Ногг охнул, покачнулся, ударяясь спиной о злополучный ствол дерева, стиснул зубы и поднял перед собой меч. Второй ополченец ударил по нему древком копья, клинок вылетел из рук Погорелого, и главарь прыгнул вперед, вцепляясь в горло солдата, ударяя его лбом в переносицу. Реданец захрипел, выпустил копье и ударил Ногга кулаком по скуле, отбрасывая его от себя. Выхватил кинжал и пырнул им все еще стоявшего на ногах главаря. Клинок вошел в бок атамана, послал его на колени. Ополченец размахнулся во второй раз, но позади него возник Саймон, перехватил занесенную руку и провел уже своим кинжалом по горлу солдата. Кровь зафонторивовала, а реданец выпучил глаза, силясь уцепиться за вылетающую жизнь, и упал лицом на листья.
- Погорелый! - рявкнул Три Улыбки, припадая на одно колено с хрипящим Ноггом. Он невидящим взглядом посмотрел на Саймона и вцепился в него окровавленной рукой, сильно сжимая ворот куртки.
- Шпик... с ними... сигнал... знает, какую вещь...
- Держись, курвин сын, - скрипя зубами, выдавил Саймон. - Держись!
- Знает, кому... не убе-э-э-э... - глаза Ногга закатились, изо рта вырвался последний выдох, и Погорелый обмяк.
Три Улыбки выругался. Грязно, грубо, так, что краснолюдские возницы бы покраснели от стыда. А затем вскочил и быстро юркнул в сторону, пытаясь укрыться среди кустов. Возможно, в тот вечер светила его звезда, ибо у Саймона получилось.

На утро, когда изо рта вырывалось облако пара, а солнце озолотило небосвод, за маленькой речушкой, что ответвлением бежала к Оксенфурту от Понтара, в том месте, где были две упавшие березы, собирались остатки банды. Не хватало Репки. Не было видно Старика. И никто не мог разглядеть в тех, кто уже сидел у костра, и в тех, кто только подходил, Ногга.

[Тот >>>]

- Калеб…
Руга потряс спящего краснолюда за плечо.
- Калеб, просыпайся. Утро уже.
- Ммммм…
- Ка-леб. Солнце встало, трубадур пропел давно, - ласково заголосил Руга. – Сам слышал. Да и остальные сейчас подойти должны, а у нас не готово ещё ничего.
- Ммммм!
- Вставай!
Калеб спал. Делал вид, что спит. Мычал и притворялся смертельно уставшим гребцом галер, готовым отведать кнута, но не способным разомкнуть глаз.
- Слушай, Калеб, если ты сейчас же не прекратишь спать, я переверну тебя вместе с кроватью.
- Пииить, - голосом умирающего прошептал Варсага.
- Хрен тебе! – взъярился Бинкмаер. – Вставай, тогда и попьёшь.
- Ммммм.
- Вставай немедля, - закричал Руга, склонившись над торговцем. – Или я уеду без тебя!
- Поезжай, Руга, - с надеждой в голосе отвечал Калеб. – Оставь меня. Убирайся, ты мне надоел. Езжай без меня и дай мне, в конце концов, поспать.
«Если б мог, так бы и сделал, - подумал Лацо. – Тебя, дурила, от опасности напрасной уберёг бы, да не переживал бы так. Нельзя. Всё уже оговорено. Если самовольничать начну, так сам голову потеряю».
- Вставай!
- Поди прочь, Руга, спать хочу.
- Встать!!!

[Раймон >>>]

Плеск волн о борта баржи и мерное покачивание палубы убаюкивали, заставляя расслабиться. Но в то же время ругань попутчиков, ржание лошадей и – самое главное – урчание собственного пустого брюха гнали сон прочь. Ульрих, кряхтя, перевернулся с боку на бок, однако это не помогло. Голод был настолько острым, что пересиливал даже царившее на барже непередаваемое зловоние. Запах застарелого пота и свежих конских яблок, смешанные с десятками других столь же мало аппетитных ароматов, могли запросто свалить с ног какого-нибудь изнеженного дворянчика или впечатлительную даму из высшего света. …Хотя здесь, на барже, таковых не было.
Самого Ульриха такие условия, разумеется, в восторг не приводили. Но жизнь приучила его терпеть и куда более худшие испытания. Жизнь в дороге, нередко – впроголодь, малоприятные спутники, бесчестные дела. Безземельный рыцарь из Альдерсберга давно ко всему этому привык и даже временами получал от своего жития-бытия определенное удовольствие. На трактах, у походных костров, в придорожных корчмах и уж, тем более, в жестоких стычках не нужно было строить из себя образчик вежливости и разводить пустопорожний пиетет. Здесь все решала отточенная сталь, твердая рука и верный расчет.
Ульриху нередко приходилось хлебать из одного котелка с простым лиходеем и укрываться одним плащом с обычным наемником. С теми, кто плевать хотел на любые родословные и кого тошнило от культурной речи. …Но при этом сам Ульрих ни на миг не забывал, кто он такой.
Вот и сейчас, ворочаясь под истрепанным походным одеялом, от которого несло мокрой шерстью, он вспомнил о словах спутника-зерреканца. В чем-то тот был, безусловно, прав. Простолюдина можно разозлить до такой степени, что он станет убивать. И даже поднимет свое оружие на благородного. Но это будет именно отчаянная, тупая злоба. И страх перед господами вечно будет сидеть в глубине крестьянской души. Да, из пахаря можно сделать солдата, который будет уметь держать строй и выполнять команды. Но такой солдат никогда не станет прорубаться сквозь кольцо врагов, чтобы сразить вражеского знаменосца. И побежит, бросив оружие, если натиск противника станет слишком сильным. А заветной мечтой этого трусливого быдла всегда будет одно и то же: «копья в землю и на печку к бабам».
Ульрих презирал крестьян, почитая их не чище той грязи, в которой они ковыряются. Презирал он и купцов, вечно пекущихся о толщине своей мошны, бесчестных и жадных. Он недолюбливал наемников, поскольку те запросто меняли хозяев, едва речь заходила о деньгах. Свысока смотрел рыцарь и на ремесленную братию, считая их не многим лучше тех же крестьян. Даже к рыцарям, которые изо всех сил держались за место в свите знатного сюзерена, он не испытывал теплых чувств. По-настоящему он уважал лишь вольных людей, добывающих насущный хлеб звонкой сталью и считающих деньги лишь досадной необходимостью для получения определенных жизненных удовольствий. Но и тех Ульрих заставлял считаться с собой и своим происхождением.
А смерды должны знать свое место и уметь вовремя сгибать спину. …С этой мыслью рыцарь и уснул.

[НекроПехота >>>]

-Ведьмак?.. О да, если этот молодой человек действительно ведьмак, то он, должно быть, славно обходится с мечом! – Декель воинственно помахал костью перед собой, - уверен, с ним никакие бандиты нас не побеспокоят.
Гном припомнил славные деньки давно минувшего прошлого, когда он дурил доверчивых крестьян – немало деньжат на изведении всяких суеверий нажил. А вместе с деньгами и славу дурную… именно такой вот ведьм чуть не уложил его тогда. Эх, золотое время было.
С тех давних пор Гауза старался не связываться с ведьмачей братией, справедливо полагая представителей оной предвестниками скорых несчастий. Впрочем, в данной ситуации заполучить в свое распоряжение ведьмака было бы очень уместно.
-А уж принимая в расчет изрядный магический талант вашего покорного слуги… и немалые способности мисс Клари, - после небольшой паузы, в течении которой Гауза шумно обсасывал кость, гном продолжил, - то я даже согласен заложить весь свой фургон за благополучный результат.
Откуда-то снизу донеслось едва различимое бурчание. Натянуто улыбаясь, Декель одарил котомку пинком, отшвырнув к противоположному концу скамьи.
-Извольте спросить, сударь, - поспешно поинтересовался он, - сколько вы возьмете за охрану?.. за кошель мисс Клари я спокоен, однако сам особыми средствами не располагаю, так что надеюсь на вашу совестливость.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 29-04-2007, 1:15

[Черон >>>]

- ...Na'aven senvanissai'n ar d'yable! An'badraigh aen cuach!
- Cuach'te aep arse, - пробормотал Гвидион, перетирая листья подорожника и illebera, поминутно плюя в образовавшуюся смесь. Тариэль сидел напротив, шипя и ругаясь сквозь зубы ничуть не хуже взбесившегося Фэнно, который только чудом удерживался от того, чтобы не плеснуть в воздухе своими любимыми терциями через десяток жизней dh'oine. В краткой стычке ему (Тариэлю; Фэнно вышел относительно невредмым, не считая шрама, придававшему ему теперь легкое сходство с Железным Волком) досталось клинком по ноге, и теперь эльф не мог передвигаться иначе как хромая и ковыляя, уподобляясь колченогому сильвану.
- Давай сюда, - Гвидион наконец преуспел в изготовлении перетертой кашицы, останавливающей кровь и сращивающей края раны. За неимением лучшего повязку пришлось делать из оборванной рубахи (для этой цели, естественно позаимствовали тряпье одного из дохлых людей - не рвать же на клочья шелковую эльфийскую тунику!), и seidhe пребывал в сомнениях, не случится ли от этого вонючего, почти перегнившего куска ткани заражения. Он, конечно, прополоскал его в речке, но от тряпки все равно несло dh'one.

...Одно было неплохо - они убили немало солдат (язык не поворачивался называть их "воинами"). Видимо, облава была на разбойников, и никто не ожидал встретить там Явилла и еще четверых эльфов-лучников. Тариэля, правда, успели задеть, а Лиам задержался, утаскивая тело Иллентара, но их стрелы все равно оставили на той поляне много людей.
Вспоминая Мердариона, Гвидиону на язык просилось слово "обезумел", если бы и до этого не был не совсем нормальным. Ему даже в голову не пришло стрелять, он бросился откуда-то сверху (на дерево залез, что ли?), оставив меч и зефар, и удивительным образом смог попасть на скачущего во весь опор всадника. Тот остался жив, но этот день он наверняка все оставшееся время будет вспоминать как самый страшный - вместо того, чтобы коротко ударить под горло, Безумец в ярости изрезал двумя лезвиями ему щеки, уши, рванул наискось через выпученный глаз... ilorku, настоящий вампир. Dh'one визжал, как свинья на сковороде, другие попытались достать лезвиями прицепившегося, как пиявка, Фэнно, но он вовремя успел свалиться на землю, откатился в сторону и метнул терции. Одного, кажется, убил, другому попал в лошадь и та понесла, сбив еще кого-то... Безумца бы либо затоптали, либо просто прикончили бы, лежачего, но тут полетели стрелы...

Эльф вздохнул, перематывая повязку заново: оказалось слишком туго. Тогда еще казалось, что еще несколько выстрелов, и они скосят dh'oine, как траву - на конях не попрешь в чащу, где засели лучники, а пешим ходом по лесу человек шумит, как медведь, проснувшийся весной. Но оказалось, что их было много, много больше...

К костру из кустов продрался еще один бандит. Кажется, Фэнно его узнал. Дико оглядевшись, как будто оказался здесь только что, он преградил Саймону путь и прошипел сквозь стиснутые зубы:
- We'rean de aen bloede Nogg?!

[Серина >>>]

Рыжая сидела у огня, обхатив колени руками, в застывших глазах отражались языки пламени. Она видела смерть, и не раз, но не такую резню. Огонь завораживал, заставляя смотреть на него вечно, но перед глазами Лиссы всё ещё стояли сцены бойни, хлещущие по лицу и плечам ветки, безумный бег через чащу, когда она постоянно спотыкалась, а лёгкие горели ещё долго после остановки.
Лютня лежала сбоку от девушки, перевёрнутая струнами вниз. Конечно, так делать не стоило, но инструмент, ставший за несколько лет единственным и самым верным другом менестреля сейчас не мог ей ничем помочь.
Девушка очнулась от прозвучавшего совсем рядом голоса, скорее даже - шипения кого-то из бандитов:
- We'rean de aen bloede Nogg?!
Лисса плохо знала старшую речь, но общий смысл был ей понятен.
Девушка оглядела стоянку, отметив, кто был, а кого уже, видимо, не дождаться... Лис поднялась со своего место и подошла к Фэнно:
- Чем-нибудь помочь?..