Дочь Черного волка, я - повелитель змей

[Bishop >>>]

А если туда, то вышел на конечной станции, оттуда пешком минут пять, с его скоростью, если захочет, и того меньше. А, вот, поймал! Точно, туда он ушел.
Маленький программист сгорбился еще больше, став похожим на зародыша в материнской утробе. Сейчас отвлечь его мог бы разве что взрыв, да и то едва ли.
А это у нас тут что? продолжал ворон. Полицейский вызов и сообщение об упавшей с неба перед кобаном машины, а также о вооруженных пассажиров.
В новом окне, дизайном напоминавшем телевизор у Фуды дома, появилось изображение со стационарной камеры перед полицейским участком.
Риёдзи-сан буянит, довольно сказал ворон.

Первый солнечный луч проник сквозь раздвинутые перегородки лизнул двойной металлический обод инвалидного кресла - механическое, прежней конструкции, но выполненного на заказ, - выхватил из полутьмы комнаты руку в перчатке с обрезанными пальцами. Темные очки с синим напылением казались в предрассветный час насмешкой над происходящим. Человек в кресле нехотя подцепил острием старинного когтя-наперстка для игры на эрху* провод наушников, перевел взгляд на стоящую на пороге четверку.
- Когда он, - инвалид кивнул на кого-то в углу; разобрать, кто там, было невозможно, но всем участникам не требовались подсказки, - очнется, скажите ему, чтобы он серьезнее занялся подготовкой кадров. Вам потребовалась целая ночь.

_______________
*erhu – (二胡) – старинный китайский струнный инструмент.

(sanbiki yo)

[SonGoku >>>]

Здание корпорации "Сэндзюцу"
Киото, Верхний город
18 июня 2015 года, утро
2 часа 45 минут до катастрофы

Они были готовы признать свое поражение или, по меньшей мере, убедились, что находятся на неверном пути. Не они управляли происходящим, а человек в инвалидном кресле. И - единственный, кто искренне наслаждался сложившейся ситуацией. Икедзуми пришел к выводу: его стая окружила не оленя, а тигра, и властелин перевалов намерен дать бой. Сам Риёдзи все больше напоминал труп, но лишь огрызался на несмелые предложения сделать хоть короткую передышку. Все же ему пришлось уступить место Таро - тот с видом встрепанного тощего дворового пса, которого поманили вкусной мозговой косточкой, но ничего не дали, упорно продолжал допрос.

Дзаки, которого оставили наблюдать, и обиженный этим фактом, прислушался к звукам у себя в голове и сунул ту самую голову в дверь.
- Шеф, к вам ломится посетитель.
Икедзуми оскалился:
- Я сказал - ее не пускать!
- Танака говорит, что это не ваша дочь. Утверждает, будто действительно важно вам увидеть этого человека.
- Риёдзи, иди, - воспользовался благоприятной возможностью мрачный Таро. – Мы здесь сами.
- А справитесь? – с интересом усмехнулся в усы инвалид. – Который час?
- Пятнадцать минут десятого.
Улыбка их невольного собеседника – если то, что происходило, называлось беседой, конечно, - стала чуть шире.


(японское трио во всей красе)

[Bishop >>>]

- Ибата?
Недавний противник согнулся в глубоком поклоне. Двое молодых сотрудников у входа бросали на них вопросительные короткие взгляды, Икедзуми махнул им рукой: занимайтесь делами, сам справлюсь.
- Зачем пришел?
- Извиниться. Дерьмово выглядишь, Мануру.
- Ты - не лучше.
Левую половину лица посетителя заклеили пластырями, там, где прогулялись "когти". Ибата растянул тонкие губы в кривоватой невеселой улыбке, указал на располосованную изуродованную скулу.
- Когда заживет, буду хвастать перед нашими шрамами.
- Лучше хвастай победой, - посоветовал Икедзуми, думая о другом; он хотел знать, не душит ли уже Таро арестанта.
Посетитель вновь помрачнел.
- О ней я и хотел рассказать. Нас обоих подставили. Мне такая победа без надобности.
Ооками вытряхнул из пачки сигарету. Его гость усмехнулся.
- Одни правила для тебя, остальные для всех?
- На балкон, - оскалился черный волк.
Перегнувшись через перила, Ибата разглядывал Нижний город - Рёан-джи тонул в зеленоватом тумане. Затем выпрямился, с кривой неприятной усмешкой оглянулся.
- Если бы не ты, я бы мог стать первым.
- Я ушел...
Ибата поднял ладонь, останавливая слова.
- Я не настолько умный. Ты знаешь о Count D?
- Что-то слышал когда-то.
- Он мне делал последние файт-программы. И взял плату услугой. Ты догадываешься - какой.
- Кто из вас двоих продешевил?
Ибата рассмеялся.
- Похоже, что я.

[Далара >>>]

- Count D?!
Фуда навострил уши (подчиненные обычно шептались за спиной, что в этот момент у него волосы как наэлектризованные начинают торчать во все стороны). Прогнал быстрый поиск на этот никнейм, получил длинный список деяний. И вернулся к мониторам камер, установленных в комнате, где шел допрос. Поправил наушник в ухе – передавать разговор в Реальности не решились. В комнате наблюдения маленький программист чувствовал себя почти так же уверенно, как в собственном отделе, но только почти. Ткнул пальцем в монитор, который крупным планом показывал лицо инвалида и сказал, ни к кому не обращаясь:
- Этот? Ну... а может быть.
Строчки на экране вряд ли значили хоть что-нибудь для сотрудников СБК, что торчали за спиной, сколько их ни гнали, чтоб занимались своим делом. Ооками допрашивает человека – невиданное дело.
- Не хочу напоминать паранойей Лису-проныру, но зачем он сейчас здесь?
Окружение безмолвствовало. Тогда Фуда адресовал этот вопрос Икедзуми и Таро. Последний, злой до бешенства, посмотрел в глазок камеры, потом на «арестанта». Вытер мокрый лоб.
- Ты что задумал делать здесь?
- Я? – арестант рассмеялся, поднял руки, словно сдавался в плен. – Это вы меня сюда привели.
Снова хлопнула дверь, вернулся с передышки Риёдзи. Оперся руками о подлокотники инвалидного кресла, наклонился.
- Если принц совершит грех против отца своего, - процедил ооками, - его следует заковать в кандалы.
- Хотя цепи должны быть из золота, - подхватил собеседник. – Есть закон, что тот, кто сеет, должен пожать то, что сеял. Следовательно, человек, совершивший праведные деяния, но ради собственной корысти, должен войти в тюремный застенок, ибо он усомнился в мудрости того, кто есть Свет. Заключим соглашение?
- Ооками сейчас его разорвет, - обеспокоено сказал за спиной Фуды взъерошенный от переполняющих его чувств и переживаний Дзаки.

(снова на сцене японское трио)

[SonGoku >>>]

- Ты за кого из них волнуешься? – усомнился круглолицый программист; лично он все больше тревожился за базы данных и архивы.
Открыл отдельный канал в Реальности, бесцеремонно влез в мысли Икедзуми. Понадеялся, что перебьет тем неминуемую расправу.
- Пусть скажет, что там у него за предложение, - каркнул на ухо черному волку ворон с лиловым отливом жестких перьев.
Клыки лязгнули в опасной близости от птичьего хвоста.
- Итак?
- Жизнь вашей жены в обмен на свободу, - инвалид неторопливо снял темные, с синим напылением очки; теперь противники смотрели в лицо друг другу. – Я сказал: «жены», а не «матери ваших детей».
Дзюбэй успел раньше других, оттащил Икедзуми.
- Не прошло, - констатировал инвалид. – Что ж, боюсь, козырей у меня больше нет. Есть лишь маленькая загвоздка.
Оказалось, Таро может стать еще мрачнее. В комнате как будто запахло озоном, еще немного, и полетели бы молнии. Агент СБК наклонился так, чтобы смотреть на пленника в упор и медленно произнес:
- Какая?
- Мне нельзя работать в Реальности. Или – вы вынудите меня нарушить закон еще раз, или – выделите добровольца. Я скажу ему, где искать и что делать.
寄す - 見る*.

- Самоубийц нет, - проворчал Фуда. – Знаю лишь одного, но он в Токио.
Инвалид медленно растянул губы в улыбке.

__________________
*yosu – miru - 寄す - 見る – (букв. «приблизиться – посмотреть»), зондирующая техника в го, которая вынуждает оппонента фиксировать форму своих камней; одна из самых сложных стратегических концепций, требующая от игрока огромной интуиции.

(и оно же, ун!)

[Далара >>>]

Токио
18 июня 2015 года, 12:00

Ничто не предвещало беды. Проехать по линии Яманоте казалась таким же обычным делом, как пройти от дома до ближайшего магазина. Такие вещи не замечаешь в ряду повседневных событий.
Диктор объявляет названия станций, на экранах над дверьми то же самое на японском и английском. Утреннее оживление большого города не сравнить ни с чем, это особая категория. Люди движутся в кажущемся беспорядке, но на самом деле каждый знает, куда он хочет попасть, и никто никому не мешает. Шун прислонился к поручню у дверей и разглядывал крошечный пакетик без меток. Брали сомнения, что кто-то мог так быстро сделать работающее лекарство. Но раз Каунт – или все-таки Коичиро? – сказал, что подействует, значит, наверное, так и будет. Скорее да, чем нет. К-сан, хоть и дикое (во многих смыслах) существо, но слово свое держит. Хочется верить, что да.
Объявили станцию Шинджуку. В вагон сразу набилось много народу. Пришлось извернуться, чтобы сохранить за собой место и пропустить всех дальше. В дальнем конце вагона кто-то попытался уступить место прихрамывающему запыхавшемуся старшекласснику с алой прядкой в волосах, но тот отказался из скромности. Эта прядка притягивала взгляды. Хихикали школьницы. Долговязый человек в потрепанном плаще, грязных брюках и светло-коричневых ботинках вскочил в соседний вагон последним.
Тронулись.

Так был ли на самом деле отбит край колодца, Пандора?
Был, К-сан.

В первый миг показалось: реал расслоился и слился с Реальностью. Удивительно, странно и страшновато, но даже приятно. Потом – покатилось.
То, что приходило в эти минуты на имплант, не назвать даже ночным кошмаром. Извращенная, искореженная до неузнаваемости Реальность, в которую осколками стекла всажены куски чужих воспоминаний о действительности и Реальности, памяти и мечтаниях. Настоящее, прошлое и будущее. Сигналы, замкнутые в одном кольце, без выхода и входа, смешались в единое целое. Оно давит, как многометровые слои воды. Пригнуться, закрыть голову руками, чтобы не видеть, не слышать - первый порыв.
Для многих он стал последним. Они так и застыли, скорчившись у стен, безмолвные, неподвижные, бледные куклы. Манекены-клерки, манекены-домохозяйки, манекены-шпана. Мать обняла ребенка, закрыла собой. Мужчина пытается выбить окно, еще двое стараются открыть дверь на ходу. У стоп-крана никого. Девчонки-школьницы - пять или шесть - встали на колени, обнялись и визжат изо всех сил. Учительница с ними.
Звука нет.
Денрей живым изваянием застыл у поручня. Вцепился до ноющей боли в костяшках. Он словно был не здесь, в другом мире, за стеклом.
Вот она, извращенная, преувеличенная и брошенная в лицо картина того, что всю жизнь мешало Шуну полноценно находиться в Реальности. Все эти люди испытывают то, что в малой (значительно меньше!) доле испытывает он каждый раз, стоит задержаться чуть дольше. Всем им сейчас так же плохо, нет, хуже, чем ему. У кого выкаченные глаза, у кого закатившиеся так, что видно только белок. Кровь из носов, ушей, ртов и глаз, струями и потоками. Темные узоры на полу, металлический запах.
Щекотно. Провел рукой по верхней губе, увидел режущую глаз красную полосу и, неожиданно для себя, ухмыльнулся во весь рот. А он-то боялся, что совсем перестал быть человеком.
Поезд встал, и не рухнуть сверху на только-только поднявшегося и вновь брошенного на пол парнишку с красными прядками удалось лишь чудом. Инстинкт сработал раньше, чем включилось понимание, и Шун обнаружил себя вцепившимся в поручни, затем - висящим на них. Оглядел вагон и смутно увидел еще кого-то живого, старческий рот, раззявленный будто прямо в лицо, младенческие невинные глаза... Серый туман. Его было куда больше, чем людей, он заслонял сиденья и рамы окон, не давал разглядеть ничего. Он был Реальностью. Всем, что осталось от нее в этом месте.
Почему?! Почему он еще в Реальности, и хотя что-то сжимает голову, словно металлический обруч, и из носа течет кровь в три ручья, ничего более серьезного нет?
Словно укололо иглой понимание: эти вопросы потом. Сейчас необходимо прекратить действие этого... больше всего оно походило на компьютерный вирус. Мелькнуло кошмарное представление, что будет, если напасть разрастется до пределов планеты. Денрей усилием отогнал жуткий образ. Сосредоточился на том, что еще мог чувствовать в виртуальном пространстве.
Аватара не было. Мир – сплошная вата, в которую падаешь и не можешь найти опору. Нет, не валиться на пол, ничего хорошего из этого не выйдет. Пол – это то, что снизу. Не обращать внимания на смутные бесплотные образы.
Источник! Вот он мерцает отвратительными неестественными цветами. Неужели никто не видит? Он близко. Излучение слепит глаза. Если его выключить, можно остановить смерть.
Спотыкаясь и шаря руками в воздухе, как будто внезапно ослепнув, ловлюк добрел до двери между вагонами. Те заклинило в полуоткрытом положении, пришлось протискиваться в узкую щель. Шаг – и на пути встала преграда. Обитая войлоком колонна? Шунсукэ обогнул ее. Показалось, что и она сдвинулась куда-то в сторону. В физическом мире Денрей видел немногое. Зато очень четко – ядовитый источник сигнала.
Шун принялся шарить под сиденьями, пока пальцы не наткнулись на маленькую серебристую коробочку. Ловлюк от души припечатал ее каблуком.
- Вы бы поторопились... – услышал он чей-то голос. – Пять... четыре... три...

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-04-2010, 19:28

[Bishop >>>]

Что следовало бы переодеться, пришло ему в голову только в то мгновение, когда трель электрического звонка разнеслась на весь немалый загородный дом семейства Магаяма, и отступать уже было некуда. За спиной лежала подъездная дорога через сад и главные ворота. Пока добежишь, увидят в камеры сто раз. Можно, конечно, было притвориться школьником и спрятаться за угол, тайком ретироваться на время, но тогда стыдно будет возвращаться потом. Шун вздохнул, одернул пиджак – аккуратности измазанной в грязи одежде это не прибавило ни на грамм. С волос за шиворот что-то неприятно текло. Брюки походили на экспонат военных лет. Оставалось приготовиться к худшему.
Дверь раскрылась, и на пороге стояла... Даже несмотря на фотографию в газете, он узнал ее не сразу, потребовалось секунд пять. Затем сердце провалилось в пятки и тут же подскочило к горлу. Пришлось сглотнуть. И опустить взгляд, чтобы не таращиться самым бесстыдным образом. И чтобы вспомнить, как разговаривать.
Речь он подготовил заранее, много раз продумал, отредактировал и зазубрил каждое слово. И теперь, чтобы не забыть ничего, выдал ее даже быстрее, чем обычной своей кансайской скороговоркой. Но на середине Шун сделал тактическую ошибку: поднял взгляд. И тут же все заготовки вылетели из головы, как сдутые тайфуном. Женщина на пороге не имела возраста. У нее были короткие седые волосы и гладкое лицо недавнего ребенка. Возможно, она ничему в своей жизни не удивлялась, но, скорее всего, внешний вид неурочного гостя не имел для нее никакого значения.
- Что я могу сделать для господина? - спросила она.
Где-то под ногами должна была находиться земля, но почему-то ее там не было. Вообще ничего, кроме этой седовласой миниатюрной красавицы. И ветер в голове, звонкая пустота. Затем откуда-то издалека пришло воспоминание.
- Пойдем со мной туда, где время остановилось.

[SonGoku >>>]

Она сделала два коротких шага назад. Не отшатнулась, не отодвинулась, боясь запачкаться, а всего лишь позволила ему войти в дом – вместе с запахами перегретого железа, расплавленного пластика, дыма и грязи.
- Прошу вас чуть-чуть обождать.
Церемонность неторопливого поклона вязалась со скромной темной одеждой так же плохо, как разорванная штанина Шуна с изысканно обставленным в западном стиле особняком. Вокруг низкого чайного столика в гостиной чинно сидело практически все семейство и разглядывало пришельца из иной неведомой жизни. У них был одинаково ошеломленный взгляд – один на всех. Первой взяла себя в руки строгая дама лет шестидесяти; заботы, которые она добровольно и преувеличенно взвалила себе на плечи, высушили ее, будто камбалу на солнце. Но заговорить ей не дали.
- Все в порядке, мама, - неожиданно произнесла молодая горбоносая женщина в марлевой повязке на лице. - Этот человек имеет на Амасато больше прав, чем наша семья. Вы из «Сендзюцу», верно?
Шун сделал нырок головой, что должно было означать и подтверждение, и скромный поклон. Толком не вышло ни то, ни другое. Размах дома и подчеркнутая светскость семейного сборища, похожего на слет галок, внушали неловкость.
Женщина в марлевой повязке лишь улыбнулась в ответ, ее глаза цвета спелой черешни хранили столько света, что один ее взгляд подсказывал, насколько она чужая здесь, в каменном особняке начала прошлого века.
Спор так и не начался, хотя строгая дама снова открыла рот, то ли для того, чтобы дать отпор, то ли, чтобы отчитать юную родственницу на пару с незваным гостем. На лестнице едва слышно зашуршал алый шелк. По-детски неуклюже загребая маленькими ногами, по ступенькам спустилась та, кого ждал Шун. Одной рукой она прижимала к груди сплетенные из узорчатой плотной ткани сандалии, второй придерживалась за высокие перила из темного, полированного дерева. Понятно, зачем ей понадобилось столько времени, она собирала вещи. Точнее, она собирала единственную свою собственность - себя. Оставалось только загадкой, как она сумела завязать сложным узлом длинный пояс.

(все-все-все)

[Далара >>>]

Часть волос она стянула красным шнурком, часть оставила стекать между лопаток мерцающим черным потоком. Длинные прядки-бинсоги* были украшены алыми бантиками, завязанными так намеренно-неумело, что становилось ясно, как тщательно она создавала подобное впечатление.
И навеянный отнюдь не кондиционерами холод старого особняка, и недовольное семейство были забыты враз. Шун поймал себя на том, что стоит с открытым ртом, как пятилетка перед новогодней витриной, и поспешил закрыть его. Незаметно ущипнул себя выше запястья. Изумительное видение и не подумало растаять; крошечная, особенно по сравнению с ним, женщина достигла нижней ступеньки. Ловлюк сглотнул и подал ей руку.
То ли девочка, не достигшая расцвета, то ли взрослая женщина, не пожелавшая расставаться с детством, она задержалась между весной и летом и уже много лет продолжала идти по границе между временами года, не удаляясь надолго в ту или в иную сторону.
- Благодарю вас за доброту, - она поклонилась проглотившему языки семейству (женщина в марлевой повязке рассмеялась и растопырила указательный и средний пальцы в стилизации буквы V) и утопила хрупкие пальцы в широкой ладони Шуна. – Идем.
Криптомерия и миниатюрная ухоженная пиния, бамбук и роза. Контраст между ними был слишком велик. Но Денрей не собирался больше отпускать вновь найденное волшебство. И надеялся, что и оно не покинет его. Все время, пока они шли от двери до ворот, Шун ожидал взрыва. Эмоций, попыток остановить, приглашения вернуться и поговорить, и поэтому, когда сзади раздались уверенные быстрые шаги, он притянул крошку-спутницу поближе к себе прежде, чем оглянуться. Их догоняла та самая женщина в марлевой повязке, вступившаяся за него. В темноте летней ночи она показалась сначала нопперабо* с разметавшимися волосами.
- Я смотрела новости, - сказала она, поравнявшись с Денреем. – Не надо ждать поезд, я вас отвезу на машине. Амасато не стоит разгуливать...
- Айя, - строго поправила девочка. – Теперь меня зовут Айя. Будьте добры ко мне.
- И мне очень приятно, - кивнула как ни в чем ни бывало женщина в марлевой повязке.
- Машина была бы очень кстати, - не стал отказываться Шун. - Не знаю, как вас благодарить.
Похоже, неожиданной спутнице самой хотелось побыстрее уехать из не слишком гостеприимного в своей закоснелости и чопорности особняка. Разговаривать не хотелось,

________________________
*sage-gami no binsogi – две пряди, которые оставляли по бокам лица.
*nopperabo – のっぺら坊 – безликий призрак.

[SonGoku >>>]

(совместно с Бишем)

Киото, Нижний город
старый дом на углу Марутомачи и Сембон-дори

Три дня назад Хи-тян решила, что не будет больше разговаривать с отцом. Он заблокировал ее номер, приказал не пускать в Корпорацию, а верному "органайзеру" Танаке отдал распоряжение отвечать твердым отказом на все ее официальные и неофициальные запросы. Он даже домой не приходил, лишив дочь шанса на семейную ссору. Что ей оставалось делать? Встать перед Императорским дворцом, запрокинуть голову к небесам и оглашать криками: "Папа, отдай подозреваемого, я первая его вычислила!" на радость охране?
Вскоре обида потеряла актуальность, Хидоко все равно дулась, но какой-то более-менее связный разговор (в котором оба не называли по имени его причину и объект) состоялся сегодня утром за завтраком. Происшествие в Токио, было ли оно чьим-то злым делом или результатом цепочки случайностей, оставалось темой номер один, хотя теперь вместо завалов на железнодорожной насыпи чаще показывали интервью с теми, кому посчастливилось уцелеть. И все чаще демонстрировали стоп-кадр с чудом уцелевший записи: высокий человек с длинными волосами, седыми от припорошившего их пепла, одетый в старый, с пятнами мазута и сажи дождевик. Он стоял, сунув руки в карманы, запрокинув к небу загорелое обветренное лицо.
- Шин-Окубо... – повторила Хидоко название станции, которая в один миг превратилась в ад; думать о масштабах разрушения на соседней Шинджуку Хи-тян просто боялась. - Но почему в Токио? Почему не здесь? Ты что... тоже...
«...заключил с ним сделку?» осталось невысказанным.
- Нет.
- Но...
- Он не тронул бы Киото.
- Почему?
- И демоны бывают сентиментальны, - отец складывал в мойку грязную посуду.
Что-то скрипнуло – как рассохшаяся ступенька под неуверенной ногой. Оба замолчали, одновременно посмотрели на потолок, но в той комнате, откуда давно уже не доносилось звуков жизни, было по-прежнему тихо. Хидоко отодвинула перегородку.
От влажных после ночного дождя темных досках веранды шел пар. В самом центре сидела белая игрушечная собачка; модель давно снятая с производства и замещенная сначала более совершенными и оснащенными, а затем и вовсе искусственными домашними любимцами. В пасти она держала небольшой узкий конверт. Хи-тян опустилась на корточки, чтобы взять его, и только тогда заметила на шее собачки прозрачный кристаллик инфочипа, подвешенный на красной шелковой ленточке.
«Айбо» подбадривающее подмигнула девочке, а когда та все-таки решилась, не веря в происходящее, затаив дыхание, чтобы не спугнуть надежду, взяла обещанный подарок, неуклюже поклонилась. Затем с надменным видом подняла одну переднюю лапу, затем вторую. И - принялась отплясывать немудреный танец.


Что было написано в приложенном к инфочипу с программой лечения письме:

Странствую,
Так пусть имя мне будет –
Первый дождь зимы.

Сообщение отредактировал SonGoku - 26-04-2010, 18:19