Стихи, которые нас проняли, Стихи, которые наполнили нас прекрасным

Не более одного сообщения от пользователя на страницу. Накрутчиков будем бить аккуратно, но сильно. Светозар.

Рядом с центральной площадью существует небольшой переулок где притаился небольшой трактир со странным названием "Трёхрогая луна" /копирайт/, в нём любят собираться любители поэзии, той которую пишут не они, что бы услышать или расказать какое стихотворение или песня вновь дала им силы двигаться дальше и продолжать своё дело. Часто здесь звучат стихи и песни старых времён и глаза трактирщика наполняються слезами от глубины переживания, но всё равно старый скряга никогда не даёт выпить в долг.
____________________________________________________
Был вечер когда в переулок мягкой походкой зашёл эльф и акуратно пройдя между спящими приключенцами подошёл к двери с вывеской, которую даже днём было трудно увидеть. Он открыл дверь и свет внутри его немного ослепил, но он всё равно сделал шаг вперёд он знал что может ничего здесь не опасаться. Пройдя к стойке он заказал себе выпить и сразу же положил кошель на стойку, он не хотел думать о деньгах в столь хороший вечер. По прошествии нескольких часов и нескольких бокалов вина, он наконец то вышел к сцене и глотнув из бокала сказал:
-Друзья, собравшиеся здесь услыште мой расказ, хоть вы не знаете меня, а я не знаю вас (копирайт из руской версии Робин Гуда). Когда то давно прочтя на родном мне языке замечательное стихотворение одного поэта, я потерял покой и сон, оно было величественно, но я хотел знать как же оно звучит в подлинике, и проходили дни и ночи долго поиска и наконец я нашёл его... подлиник сегодня я хочу поделиться им с вами:
Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore -
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door -
"'Tis some visiter", I muttered, "tapping at my chamber door -
Only this and nothing more".

Ah, distinctly I remember it was in the bleak December;
And each separate dying ember wrought its ghost upon the floor.
Eagerly I wished the morrow; - vainly I had sought to borrow
From my books surcease of sorrow - sorrow for the lost Lenore -
For the rare and radiant maiden whom the angels name Lenore -
Nameless here for evermore.

And the silken, sad, uncertain rustling of each purple curtain
Thrilled me - filled me with fantastic terrors never felt before;
So that now, to still the beating of my heart, I stood repeating
"'Tis some visiter entreating entrance at my chamber door -
Some late visiter entreating entrance at my chamber door; -
This it is and nothing more".

Presently my soul grew stronger; hesitating then no longer,
"Sir", said I, "or Madam, truly your forgiveness I implore;
But the fact is I was napping, and so gently you came rapping,
And so faintly you came tapping, tapping at my chamber door,
That I scarce was sure I heard you" - here I opened wide the door; -
Darkness there and nothing more.

Deep into that darkness peering, long I stood there wondering, fearing.
Doubting, dreaming dreams no mortal ever dared to dream before;
But the silence was unbroken, and the stillness gave no token,
And the only word there spoken was the whispered word, "Lenore?"
This I whispered, and an echo murmured back the word, "Lenore!"
Merely this and nothing more.

Back into the chamber turning, all my soul within me burning,
Soon again I heard a tapping somewhat louder than before.
"Surely", said I, "surely that is something at my window lattice
Let me see, then, what thereat is, and this mystery explore -
Let my heart he still a moment and this mystery explore: -
'Tis the wind and nothing more!"

Open here I flung the shutter, when, with many a flirt and flutter,
In there stepped a stately Raven of the saintly days of yore;
Not the least obeisance made he; not a minute stopped or stayed he;
But, with mien of lord or lady, perched above my chamber door -
Perched upon a bust of Pallas just above my chamber door -
Perched, and sat, and nothing more.

Then this ebony bird beguiling my sad fancy into smiling,
By the grave and stern decorum of the countenance it wore,
"Though thy crest be shorn and shaven, thou", I said, "art sure no craven.
Ghastly grim and ancient Rave wandering from the Nightly shore -
Tell me what thy lordly name is on the Night's Plutonian shore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

Much I marvelled this ungainly fowl to hear discourse so plainly.
Thought its answer little meaning - little relevancy bore;
For we cannot help agreeing that no living human being
Ever yet was blessed with seeing bird above his chamber door -
Bird or beast upon the sculptured bust above his chamber door.
With such name as "Nevermore".

But the Raven, sitting lonely on the placid bust, spoke only
That one word, as if his soul in that one word he did outpour.
Nothing farther then he uttered - not a feather then he fluttered -
Till I scarcely more than muttered "Other friends have flown before -
On the morrow he will leave me, as my Hopes have flown before".
Then the bird said "Nevermore".

Startled at the stillness broken by reply so aptly spoken,
"Doubtless", said I, "what it utters is its only stock and store
Caught from some unhappy master whom unmerciful Disaster
Followed fast and followed faster till his songs one burden bore
Till the dirges of his Hope that melancholy burden bore
Of 'Never - nevermore'".

But the Raven still beguiling my sad fancy into smiling,
Straight I wheeled a cushioned seat in front of bird, and bust and door;
Then, upon the velvet sinking, I betook myself to linking
Fancy unto fancy, thinking what this ominous bird of yore -
What this grim, ungainly, ghastly, gaunt, and ominous bird of yore
Meant in croaking "Nevermore".

Thus I sat engaged in guessing, but no syllable expressing
To the fowl whose fiery eyes now burned into my bosom's core:
This and more I sat divining, with my head at ease reclining
On the cushion's velvet lining that the lamp-light gloated o'er,
But whose velvet-violet lining with the lamp-light gloating o'er,
She shall press, ah, nevermore!

Then, methought, the air grew denser, perfumed from an unseen censer
Swung by seraphim whose foot-falls tinkled on the tufted floor.
"Wretch", I cried, "thy God hath lent thee - by these angels he hath sent thee
Respite - respite and nepenthe from thy memories of Lenore;
Quaff, oh quaff this kind nepenthe and forget this lost Lenore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil! -
Whether Tempter sent, or whether tempest tossed thee here ashore,
Desolate yet all undaunted, on this desert land enchanted -
On this home by Horror haunted - tell me truly, I implore -
Is there - is there balm in Gilead? - tell me - tell me, I implore!"
Quoth the Raven "Nevermore".

"Prophet!" said I, "thing of evil! - prophet still, if bird or devil!
By that Heaven that bends above us - by that God we both adore -
Tell this soul with sorrow laden if, within the distant Aidenn,
It shall clasp a sainted maiden whom the angels name Lenore -
Clasp a rare and radiant maiden whom the angels name Lenore".
Quoth the Raven "Nevermore".

"Be that word our sign of parting, bird or fiend!" I shrieked, upstarting -
"Get thee back into the tempest and the Night's Plutonian shore!
Leave no black plume as a token of that lie thy soul hath spoken!
Leave my loneliness unbroken! - quit the bust above my door!
Take thy beak from out my heart, and take thy form from off my door!"
Quoth the Raven "Nevermore".

And the Raven, never flitting, still is sitting, still is sitting
On the pallid bust of Pallas just above my chamber door;
And his eyes have all the seeming of a demon's that is dreaming,
And the lamp-light o'er him streaming throws his shadow on the floor;
And my soul from out that shadow that lies floating on the floor
Shall be lifted - nevermore!


Edgar Allan Poe, THE RAVEN
Он остановился и слёзы блестели на его глазах цвета молодого дуба, мир для него замер, но вот он вернулся к действительности.
-Оно божественно, воистину так друзья мои.
И поклонившись он сошёл со сцены и направился к выходу.

Гм... Хотя, общий смысл темы уже давно ускользнул, но ведь ясно - покажите ту песню, которую вы считаете вашей. А так некоторые товарищи запостили уже по две-три. Ясно, что трудно выбрать одну, но ведь тема называется не "Запостите побольше любимых песен" - таким путем она скоро в песенник превратится

By magnificent me (Джей Пройдоха)

Тема предназначена для выкладывания самого-самого, а не для перечисления всех понравившихся стихов. И кнопку "редактировать" еще никто не отменял! Еще раз увижу по десять постов на странице от одного автора, буду просто удалять.
Китти

Любители стихов, пожалуйста! Не забывайте указывать авторство строк, что вы выкладываете. Уже надоело напоминать по сто раз. Crystal

Сообщение отредактировал Светозар - 6-05-2007, 16:49

Вот, тоже очень нравится. Даже не знаю чем, просто очень люблю это стихотворение. Периодически его перечитываю...

Николай Гумилёв.

Портрет мужчины


Картина в Лувре работы неизвестного

Его глаза — подземные озера,
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.

Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.

И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.

Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.

В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.

Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.

Вот
Мария Семёнова, не помню, вешали в теме этот стих.. каюсь, лень проверять по всем страницам...

Отчего не ходить в походы,
И на подвиги не пускаться,
И не странствовать год за годом,
Если есть куда возвращаться?

Отчего не поставить парус,
Открывая дальние страны,
Если есть великая малость -
Берег родины за туманом?

Отчего не звенеть оружьем,
Выясняя вопросы чести,
Если знаешь: кому-то нужен,
Кто-то ждет о тебе известий?

А когда заросла тропинка
И не будет конца разлуке,
Вдруг потянет холодом в спину:
"Для чего?.." И опустишь руки.

К сожелению, не знаю кто автор, нашла случайно в сети.. тоже нравится

У сказителя участь странная,
Участь странная и туманная.
И не свет, не мрак – острие, черта:
Либо гром фанфар, либо свист кнута,
Либо гонят вон, либо вновь зовут,
Либо судит он, либо сам под суд.
Полу-ложь слова на его устах,
Полу-свет горит у него в глазах.
Полу-нищий он, полу-праведный,
Полу-стон его, всем раздаренный,
Полу-плачет он, полу-молится,
Но жалеть его – всяк уколется.
То смеется он, а то сердится,
«Вы не верьте мне», - а ведь верится.
«Вы не верьте мне, прогоните прочь,
Я украсть могу даже эту ночь.
Обворую вас, унесу я клад,
Ваш покой возьму. Я тревожить рад.
И пропажу вы не приметите,
Что случилось, вы не ответите.
Оседлаю я поутру коня,
И тогда уж вам не догнать меня.
Но за мною вы вслед отправитесь,
На дорогах вы затеряетесь.
Будет ваша жизнь – острие да край,
Но из бездны вы попадете в рай.
Это рай бродяг, значит рай и мой,
И в раю я вам возвращу покой…»
У сказителя участь странная,
Участь странная и туманная..

Do something for me, boys
If I should die at sea, boys
Write a little note, boys
Set it off afloat, saying
Bless you, bless you, all of you pretty girls
Village and city girls by the quayside
Bless you, bless you, all of you pretty girls
Watching and waiting by the sea
Bless you, bless you, all of you pretty girls
Quiet or witty girls by the quayside
Bless you, bless you, all of you pretty girls
Watching and waiting by the sea
I think about your pale arms waving
When I see the caps upon the green
And the rocking roller-coaster ocean
Think about you every night when I'm fathoms asleep
And in my dreams
We are rocking in a similar motion
I think about the salt sea rolling
Down in pearly tears upon your cheeks
Just like the day the harbour pulled away
I think about your warm white sheets unfolding
The more I have to drink
The more that I can think to say

***

Jesus Jesus what's it all about
trying to clout these little ingrates into shape
when i was their age all the lights went out
there was no time to whine and mope about
and even now part of me flies over
dresden at angels one five
though they'll never fathom it behind my
sarcasm desperate memories lie
sweetheart sweetheart are you fast asleep, good
that's the only time that i can really speak to you
and there is something that i've locked away
a memory that is too painful
to withstand the light of day
when we came back from the war the banners and
flags hung on everyones door
we danced and we sang in the street and
the church bells rang
but burning in my heart
my memory smoulders on
of the gunners dying words on the intercom.

Pink Floyd. Из альбома Final Cut.

Поэзия тонка, и переменчива. я наивно считаю что стих рождается только у того кто обладает определенным даром, притом рождается мгновенно, успеть бы написать.

Но я не поэт, о чем часто сокрушаюсь.


Читая книги, даже фантастику, и фэнтази (не люблю это слово), порой находиш для себя свою красоту.
Вот что меня тронуло после прочтения одной из книг Марии Семеновой.

Покуда живёшь, поневоле в бессмертие веришь.
А жизнь оборвётся — и мир не заметит потери.
Не вздрогнет луна, не осыпятся звёзды с небес...
Единый листок упадёт, но останется лес.

В младенчестве сам себе кажешься пупом Вселенной,
Венцом и зерцалом, вершиной людских поколений,
Единственным «Я», для которого мир сотворён:
Случится исчезнуть — тотчас же исчезнет и он.

Но вот впереди распахнутся последние двери,
Погаснет сознанье — и мир не заметит потери.
Ты ревностью бредишь, ты шепчешь заветное имя,
На свадьбе чужой веселишься с гостями, чужими,

Ты занят делами, ты грезишь о чём-то желанном,
О завтрашнем дне рассуждаешь, как будто о данном,
Как будто вся вечность лежит у тебя впереди...
А сердце вдруг — раз! — и споткнулось в груди.

Кому-то за звёздами, там, за последним пределом,
Мгновения жизни твоей исчислять надоело,
И всё, под ногой пустота, и окончен разбег,
И нет человека, — а точно ли был человек?..

И нет ни мечты, ни надежд, ни любовного бреда,
Одно Поражение стёрло былые победы.
Ты думал: вот-вот полечу, только крылья оперил!
А крылья сломались — и мир не заметил потери.

Для меня это было как струна зазвеневшая внутри, потому что это так.

Зачем кому-то в битвах погибать?
Как влажно дышит пашня под ногами,
Какое небо щедрое над нами!
Зачем под этим небом враждовать?..

Под яблоней гудит пчелиный рой,
Смеются дети в зарослях малины,
В краю, где не сражаются мужчины,
Где властно беззащитное добро,

Где кроткого достоинства полны
Прекрасных женщин ласковые лица...
Мне этот край до смерти будет сниться,
Край тишины, священной тишины.

Я не устану день и ночь шагать,
Не замечая голода и жажды.
Я так хочу прийти туда однажды —
И ножны ремешком перевязать.

Но долог путь, и яростны враги,
И только сила силу остановит.
Как в Тишину войти по лужам крови,
Меча не выпуская из руки?..

Там их много, но все не соит сюда выносить, всякий, кто тоже ощуль струну, прочтет все и сам.

И еще я хотел расказать о спирали.
Вся история идет по ней, делая виток за витком. Вы смотрели "Грозовые ворота"? Тогда вы, возможно поймете меня, история повторилась, и вновь алая вода омыла сухие камни.

Мы проходили темный лес.
Огнем дыша, пылал над нами
Лазурно-яркий свод небес.
Нам был обещан бой жестокий.
Из гор Ичкерии далекой
Уже в Чечню на бранный зов
Толпы стекались удальцов.
Над допотопными лесами
Мелькали маяки кругом,
И дым их то вился столбом,
То расстилался облаками;
И оживилися леса:
Скликались дико голоса
Под их зелеными шатрами.
Едва лишь выбрался обоз
В поляну, — дело началось.
Чу! в арьергард орудье просят;
Вот ружья из кустов выносят,
Вот тащат за ноги людей
И кличут громко лекарей...
И вот из леса, из опушки,
Вдруг с гиком кинулись на пушки...
И градом пуль с вершин дерев
Отряд осыпан... Впереди же
Все тихо... Там между кустов
Бежал поток; подходим ближе;
Пустили несколько гранат;
Еще подвинулись — молчат...
Но вот, над бревнами завала
Ружье как-будто заблистало,
Потом мелкнуло шапки две, —
И вновь все спряталось в траве.
То было грозное молчанье!..
Не долго длилося оно,
Но в этом страшном ожиданье
Забилось сердце не одно.
Вдруг залп... глядим: лежат рядами...
Что нужды? — Здешние полки
Народ испытанный... "В штыки!
Дружнее!" — раздалось за нами.
Кровь загорелася в груди!
Все офицеры впереди...
Верхом помчался на завалы,
Кто не успел спрыгнуть с коня...
"Ура!" — и смолкло. — "Вон кинжалы!..
В приклады!" ... И пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился; резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь;
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть, —
И зной и битва утомили
Меня, — но мутная волна
Была тепла, была красна...
На берегу, под тенью дуба,
Пройдя завалов первый ряд,
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленях; мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц,
Но слезы капали с ресниц,
Покрытых пылью. На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал;
В груди его едва чернели
Две ранки; кровь его чуть-чуть
Сочилась; но высоко грудь
И трудно подымалась; взоры
Бродили страшно. Он шептал:
"Спасите, братцы! Тащат в горы...
Постойте! Где же генерал?..
Не слышу" ... Долго он стонал,
Но все слабей, и понемногу
Затих — и душу отдал Богу.
На ружья опершись, кругом
Стояли усачи седые
И тихо плакали... Потом
Его останки боевые
Накрыли бережно плащом
И понесли... Тоской томимый,
Им вслед смотрел я, недвижимый.
Меж тем, товарищей, друзей
Со вздохом возле называли;
Но не нашел в душе моей
Я сожаленья, ни печали.
Уже затихло все; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям, —
Ея тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы бы в тумане,
Синел в дыму пороховом,
А там, вдали, грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
В своем наряде снеговом,
Тянулись горы, и Казбек
Сверкал главой остроконечной.
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек...
Чего он хочет?.. Небо ясно,
Под небом места много всем, —
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он... Зачем?..
Галуб прервал мое мечтанье,
Ударив по плечу, — он был
Кунак мой. Я его спросить,
Как месту этому названье?
Он отвечал мне: "Валерик, —
А перевесть на ваш язык,
Так будет — речка смерти; верно,
Дано старинными людьми!" —
"А сколько их дралось примерно
Сегодня?" — "Тысяч до семи". —
"А много горцы потеряли?" —
"Как знать? Зачем вы не считали?" —
"Да, будет, — кто-то тут сказал, —
Им в память этот день кровавый"
Чеченец посмотрел лукаво,
И головою покачал...


Михаил Лермонтов
ВАЛЕРИК (1840 г.)

Стихи знакомой, поэтессы - Юлии Шабуни, из ее книги "Гортанные песни".

История одной истории.

помнишь как это было?
легкой твоей рукой
я отнимала силы, я забирала силы,
я говорила - милый,
врать было так легко.

врать было - непоправимо,
помнишь - тепло плеча?
я улыбалась мимо, я проходила мимо, я повторяла милый,
и забывала - кончать,
но вспоминала - жестов
легкость,
твою семью,
я улыбалась - по - женски, я одевалась - по женски,
я говорила - в шесть?
и -
между семью и восьмью?
я становилась старше,
я стала тоньше в кости,
я говорила - мальчик, я повторяла - мальчик, я обнимала - мальчик,
прятала боль в горсти -
прятала боль в гортани -
много писала стихов,
я говорила - дай мне, я откликалась - бранью, я говорила - стань мне,
тем, с кем всегда легко
врать и казаться старше,
слушать чужую брань,
я целовалась - слаще, я целовала - слаще,
я - приходила - чаще,
и вырастала из ран
собственных - чище и чище,
впору - самой лечить,
я говорила - ты ищешь, я повторяла - ты ищешь, сам не поймешь что ищешь,
и оставалась в ночи.

я оставалась ночью
зацеловать до ран,
я становилась - порочной, с каждой минутой - порочней,
я улыбалась, впрочем,
я не гасила бра.

дом, пару окон... за ними
ты и твоя семья.
я говорила - милый, я повторяла - милый...
помнишь - как это было?
помнишь?
и помню ли я?

это песня моего старого друга, и под музыку этот текст звучит лучше, чем в простом написании.
мы не общаемся уже более четырёх лет, но песни его я люблю по-прежнему:


Небо вечное -
Серого цвета.
Кто-то приходит -
Что-то приносит…
Сыгран беспечный реггей "Лето",
И мы крутим классический блюз "Осень".

В тяжёлом ритме
Слишком ясно
Всё, что ты есть,
И всё, чем ты будешь…
И хочется спать. Опасно.
Уснёшь, а вдруг никто не разбудит?

И все,
в этой печальной хохме,
Строят друг другу
Грустные рожи…
И я боюсь гитары: Бог мой,
Все струны играют одно и то же.

Так сплети мне венок
Из георгинов!
Мы споём вполголоса,
Станцуем вполсилы…
Да всё нормально, слышишь, любимая?
Просто мир безобразен, а ты - красива!

Опять неслышными стопами в мой дом бессонница вошла,
Опять безжалостная память меня сквозь вечность повлекла.
Сухим и пыльным покрывалом в окне полощется рассвет,
А я ищу, ищу начало в стальном кольце ушедших лет.
Но нет конца, и нет начала, и нет разрыва в той черте...
Я бы рыдала и кричала, но крик утонет в темноте.
Глаза бессмертия суровы — не умолить, хоть в голос вой...
Века черны, века багровы, века покрыты сединой.

Под пеплом мертвых лет таится след первой юности моей...
Ах, я легка была, как птица, и не боялась бега дней!
Сейчас я заблудилась в прошлом, как в череде слепых зеркал,
А раньше — падал летний дождик, и мир, как радуга, сверкал!
Легко творить мне было чары — как на рассвете песню петь!
Я и не думала про старость, но так страшилась умереть!
Тянусь я к юности, но снова все рассыпается золой...
Века черны, века багровы, века покрыты сединой.

По кругу жизнь бредет, по кругу: любовь и пытки, кровь и власть,
И нежные объятья друга не утолят желанья всласть:
Сквозь пелену воспоминаний смешон мальчишеский экстаз —
Ведь все любовные признанья когда-то слышаны сто раз.
Из плена памяти проклятой ко мне протянут руки те,
Кто целовал меня когда-то — но сгинул в черной пустоте.
Столетий ржавые оковы гремят и тащатся за мной,
Века черны, века багровы, века покрыты сединой.

Да, может память — просто память! — быть хуже дыбы и огня.
Ее негаснущее пламя который век казнит меня.
Всего страшнее — смерть ребенка... О, как я выла в первый раз!..
С тех пор утратила я стольких... оплакать всех — не хватит глаз!
Все было, было, было прежде, кружит веков круговорот,
О смерти думаю с надеждой: а вдруг забвенье принесет?
Как погребальные покровы, простерлось время надо мной.
Века черны, века багровы, века покрыты сединой...
(с) Ольга Голотвина

Безжалостны истории страницы,
Писать на них — удел не слабаков.
За каждой строчкой — чьи-то судьбы, лица,
Рев пламени, лязг стали, стук подков.
Но время — добрый друг и враг заклятый —
Неумолимо увлечет их в тень,
И станет для потомков просто «датой»
Кому-то жизнь перевернувший день.
...И знали бы невольные герои,
Борясь, спасая, веря и любя,
Что, заполняя летописи кровью,
Ни капли не оставят для себя...
(с) Ольга Громыко

"ангел" (М.Лермонтов)

По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел,
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.

Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов,
О Боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.

Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался - без слов, но живой.

И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна,
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.

Первый раз прочитала, когда была в третьем классе... Понравилось,но не больше, потому что не поняла смысла стиха. Потом, когда перечитывала сборник его стихотворений, влюбилась до безумия в это произведение,да и вообще в творчество Лермонтова.

Hammerfall. Never, Ever.

Sitting in my room, staring at the wall, I can't believe it's happening
Once so wonderful, now, life's a twisted kind of reality, a fantasy
Don't know where to begin

Saw your love for me vanish in a single moment of stupidity Nightmare this
may be, but it is not a dream, ooh
I want to scream; a broken heart still bleeds

Never ever talk, never ever smile
Knowing that my life won't be the same Never ever touch, never ever feel
I will never hear you call my name...again

In my dreams I see, see you come to me; a memory of times of old
Waking up, I realize Hell's as cool as ice and the touch of sin did get me in
Nothing burns like the cold
Never ever talk, never ever smile
Knowing that my life won't be the same Never ever touch, never ever feel
I will never hear you call my name
As we sin, so do we suffer
I've fallen from grace, want to turn back time and make it undone

Never ever talk, never ever smile
Knowing that my life won't be the same Never ever touch, never ever feel
I will never hear you call my name Never ever talk, never ever smile
All I see: a future full of fear Never ever touch, never ever feel
I can never whisper in your ear...I'm sorry...

Мы - как трепетные птицы,
Мы - как свечи на ветру,
Дивный сон еще нам снится,
Да развеется к утру.
Встаньте в ряд, разбейте окна, пусть все будет без причин,
Есть как есть, а то что будет пусть никто не различит.
Нет ни сна ни пробужденья, только шорохи вокруг,
Только жжет прикосновенье бледных пальцев нервных рук
Бейте в бубен, рвите струны, кувыркайся, мой паяц,
В твоем сердце дышит трудно драгоценная змея.
Бейте в бубен, рвите струны, громче музыка играй,
А кто слышал эти песни попадает прямо в рай.
Мы как трепетные птицы, мы как свечи на ветру,
Дивный сон еще нам снится да развеется к утру.
Нет ни сна ни пробужденья, только шорохи вокруг,
Только жжет прикосновенье бледных пальцев нервных рук.

указывайте, пожалуйста, авторство стиха. Crystal

Полагаю, что стихи Э. Шклярского, исполняет группа Пикник. Китти.

Сообщение отредактировал Китти - 15-04-2006, 1:40

Контакт, коннект, процесс игры
мы с двух сторон потоков байтов.
Не видя лиц, нет чувства взгляда,
а в тексте только пониманье...

И вот обрыв, нет связи больше,
нет, не инет сейчас пропал...
Случилось страшное сегодня,
я друга в жизни потерял.

Админ - Серёга, как же так?
Не слышу больше криков аськи.
Неверя в то, что потерял
с тобой контакт я в одночасье.

Скорблю в печали, сердце стонет,
обрыв не в связи, а в душе.
Прости Серёга если сможишь,
что неувидимся уже.

© Аарн, участник он-лайн игры

В общем, это свежее, написал один из игроков он-лайн игры.
Вся игра сейчас скорбит, т. к. умер ее владелец и администратор, да че там говорить, хороший парень, друг и партнер. Вот так....

Сообщение отредактировал Крылатый Демон - 12-04-2006, 15:41

Смотри: как статуя из флорентийской виллы,
Вся мускулистая, но женственно-нежна,
Творенье двух сестер – изящества и силы –
Как чудо в мраморе, возникла здесь она.
Божественная мощь в девичьи-стройном теле,
Как будто созданном для чувственных утех –
Для папской, может быть, иль княжеской постели.

- а этот сдержанный и сладострастный смех,
Едва скрываемое самоупоенье,
А чуть насмешливый и вместе томный взгляд,
Лицо и грудь её в кисейном обрамленье, -
Весь облик, все черты победно говорят:
«соблазн меня зовет. Любовь меня венчает!»
В ней все возвышенно, но сколько остроты
Девичья грация величью сообщает!
Стань ближе, обойди вокруг этой красоты.
Так вот искусства ложь! Вот святотатство в храме!
Та, кто богинею казалась миг назад,
Двуглавым чудищем является пред нами.
Лишь маску видел ты, обманчивый фасад –
Её притворный лик, улыбку всем дарящий,
Смотри же: вот второй – страшилище, урод,
Не приукрашенный, а значит настоящий
С обратной стороны того, который лжет.
Ты плачешь, красота! Ты, всем чужая ныне,
Мне в сердце слезы льешь великою рекой.
Твоим обманом пьян, я припадал в пустыне
К волнам, исторгнутым из глаз твоих тоской!

- о чем же плачешь ты? В могучей, совершенной,
В той, кто весь род людской завоевать могла,
Какой в тебе недуг открылся сокровенный?

- нет, это плач о том, что и она жила!
И что ещё живет! Ещё живет! До дрожи
Её пугает то, что жить ей день за днем,
Что надо завтра жить и послезавтра тоже,
Что надо жить всегда, всегда! – как мы живем

Шарль Бодлер //Цветы Зла// Маска

Изначально стихи Пастернака... Потом их переложили на музыку. Уже не помню, в каком фильме проигрывалось..

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проеме
Незадернутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк моховой,
Только крыши, снег, и, кроме
Крыш и снега, никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной.

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит сомненья дрожь,-
Тишину шагами меря.
Ты, как будущность, войдешь.

Ты появишься из двери
В чем-то белом, без причуд,
В чем-то, впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

Это, конечно, совсем не поэты Серебряного века, но почему-то вспомнилось:

Пикник, "Интересно"

Интересно, интересно не иметь того, что хочешь,
Смотреть, как играют с травою
Ленивые, сонные косы
Интересно родиться снова
В серебристом лотосе, в ожидании чуда,
Как свободно бьeтся сердце
Людей родом ниоткуда
Интересно, интересно себя потерять на рассвете,
Стучаться в прозрачные двери
И знать, что никто не ответит
Интересно родиться снова
В серебристом лотосе, в ожидании чуда,
Как свободно бьeтся сердце
Людей родом ниоткуда

увы, не знаю автора...
Ведьмино счастье
Не верить фразам
Не знать отказа
И середин
Ведьмино счастье
Забывший разум
Упавший наземь

Ведьмино счастье
С ветрами слиться
Свободу-птицу
В себя впустить.
Ведьмино счастье
До смерти биться
И возродиться,
И отомстить.

А когда догорит закат
Взвиться в небо
Спуститься в Ад
А когда полыхнет рассвет
Раствориться в теченьи лет
И умыться ночной росой
И ступая ногой босой
По земле, что впитала кровь
Ведьмин танец исполнить вновь
Закружившую безумьем
Разрывающую связи
Заставляющую биться
В опьяняющем экстазе
Разрывающую душу
На бесчисленные части
Пляску жизни, пляску смерти
Пляску ведьминого счастья
Ведьмино счастье
Сорвать оковы
Разбить засовы
Поймать прибой
Ведьмино счастье
Ты слышишь, снова
Подруги-совы
Зовут с собой
Ведьмино счастье
Кровавым пиром
Глазницам-дырам
Огнем гореть
Ведьмино счастье
Любить вампира
И целым миром
Одной владеть
И услышит закат рябой
Одиночества ведьмы вой
Вечность боли и красоты
Счастье ведьмы познаешь ты
Рассыпая безумный смех
Совершишь первородный грех
А увидишь, что смотрит Бог .
Превратишься в незримый вздох
И умчишься от сомнений,
От земного притяженья
Унесешься за пределы,
Принимая отторженье.
Унесешься за пределы,
Недоступна высшей власти
В вихре жизни, в вихре смерти
В вихре ведьминого счастья.

теперь не могу остановиться... это стихотворение прочитала на своем родном форуме Тайного Города...

В осколках зеркал
Отразилось разбитое небо,
Судьба ухмыльнулась,
Оскал свой не пряча за маской.
Кому-то идти,
А кому-то опять возвращаться,
Внимая словам
Никогда не рассказанной сказки.
Пропитаны пылью
И кровью обрывки знамен,
Изъедена сталь
Политурой и старою ржою,
Лишь память порой
Обернется в линялые сны,
О скалы забвенья
Разбившись, подобно прибою.
Изломаны крылья,
О плоть затупились клинки,
Мосты сожжены -
Нам обратно не будет возврата.
В осколках зеркал
Отразилось разбитое небо,
Холодные звезды
И половинка граната…

люди, пишите сюда стихи... не мне же одной это делать...
автор тот же(Henker Nirgens)

"Утро магов"
Наши души – кленовые листья,
Наши мысли не стоят и снега,
В основанье чужой пирамиды
Камнем тесаным ляжет Омега.
Бесконечно насмешливый Алеф
Улыбнется неясно и нежно,
Вновь безумие разум ласкает,
Растворяется в спирте надежда.
Раскален алхимический тигель,
Время скованно каменным прахом,
По извилинам рвется сознание,
Как смирительная рубаха.
Звезды тонут под вечными льдами,
Луны – словно в обойме патроны,
Молний росчерк на матовой черни,
Капли крови на клюве вороньем…
Наши души – кленовые листья,
Наши мысли не стоят и снега,
В основанье чужой пирамиды
Камнем тесаным ляжет Омега

Федерико Гарсия Лорка (1898-1936)

ПАНОРАМА ТОЛПЫ, КОТОРУЮ РВЕТ

(Сумерки на Кони-Айленд)

Впереди шла жирная женщина,
на ходу вырывая корни и топча размокшие
бубны,
шла - и толстые губы
выворачивали наизнанку издохших медуз.
Жирная ведьма, врагиня луны,
шла по вымершим этажам
и кидалась в углы,
чтобы выплюнуть маленький череп голубки,
и клубила угар над банкетами гиблых времен,
и звала к себе сдобного беса
с небесных задворков,
и цедила тоску фонарей в центрифугу метро.
Это трупы, я знаю, трупы
и останки слезящихся кухонь, в песок зарытых,
мертвецы, и фазаны, и яблоки канувших лет -
они-то и хлынули горлом.

Уже замаячили гулкие джунгли рвоты,
пустотелые женщины с тающим воском детей
у закисших деревьев, среди суматошной
прислуги
и соленых тарелок под арфой слюны.
Не поможет, малыш. Извергайся.
Ничто не поможет,
ибо это не рвота гусара на груди проститутки,
не отрыжка кота, невзначай проглотившего
жабу.
Нет. Это трупы скребут земляными руками
кремневую дверь, за которой гниют десерты.

Жирная женщина шла впереди,
и шли с нею люди пивных, кораблей и бульваров.
Тошнота деликатно тряхнула свой бубен
над девичьей стайкой, молившей луну о защите.
О, боже, как тошно!
Зрачки у меня не мои,
взгляд раздет догола алкоголем
и дрожит на ветру, провожая невидимый флот
с анемоновой пристани.
Я защищаюсь зрачками,
налитыми черной водою, куда не заглянет заря, -
я, безрукий поэт, погребенный
под толпою, которую рвет,
я, молящий о верном коне,
чтоб содрать этот липкий лишайник.

Но жирная женщина все еще шла впереди,
и люди искали аптеки
с настоем тропической горечи.
Лишь тогда, когда подняли флаг и забегали
первые псы,
город хлынул к портовой ограде.




ГОРОД В БЕССОНИЦЕ

(Ноктюрн Бруклинского моста)

Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть.
Никому.
Что-то выследил лунный народец и кружит
у хижин.
Приползут игуаны и будут глодать бессонных,
а бегущий с разорванным сердцем
на мостовой споткнется
о живого наймана, равнодушного к ропоту звезд.

Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть.
Никому.
Есть покойник на дальнем погосте, -
он жалуется три года,
что трава не растет на коленях,
а вчера хоронили ребенка, и так он заплакал,
что даже созвали собак заглушить его плач.

Не сновидение жизнь. Бейте же, бейте тревогу!
Мы падаем с лестниц, вгрызаясь во влажную
землю,
или всходим по лезвию снега со свитой мертвых
пионов.
Но нет ни сна, ни забвенья.
Только живое тело. Поцелуй заплетает губы
паутиной кровавых жилок,
и кто мучится болью, будет мучиться вечно,
и кто смерти боится, ее пронесет на плечах.

Будет день,
и кони войдут в кабаки,
и муравьиные орды
хлынут на желтое небо в коровьих глазах.
И еще будет день -
воскреснут засохшие бабочки,
и мы, у немых причалов, сквозь губчатый
дым увидим,
как заблестят наши кольца, и с языка
хлынут розы.

Тревога! Тревога! Тревога!
И того, кто корпит над следами зверей и ливней,
и мальчика, который не знает, что мост
уже создан, и плачет,
и мертвеца, у которого ничего уже не осталось -
лишь голова и ботинок, -
надо всех привести к той стене, где ждут
игуаны и змеи,
где ждет медвежья челюсть
и сухая рука ребенка,
где щетинится в синем ознобе верблюжья шкура.

Никому не уснуть в этом небе. Никому не уснуть.
Никому.
А если кому-то удастся, -
плетьми его, лети мои, плетьми его бейте!
Пусть вырастет лес распахнутых глаз
и горьких горящих ран.
Никому не уснуть в этом мире. Никому не уснуть.
Я сказал -
никому не уснуть.
А если на чьих-то висках загустеет мох, -
откройте все люки, пускай при луне увидит
фальшивый хрусталь, отраву и черепа театров.

Тикки Шельен

Зеленое пламя подветренных свеч
Билось о край стола,
Когда Джон на пояс надел свой меч,
И скрипку Рената взяла.
И они вышли в ночь, они вышли в день --
Кто их станет стеречь?
И в руках ее скрипка пела о том,
О чем молчал его меч.

И в замке любом, и в любом кабаке
Платили они одним:
Тонкий смычок на струнной реке,
Взгляд, как холодный дым.
И в дом епископа, и в притон бродяг
Шли недвижно они, как сквозь сон.
Меч на поясе, скрипка в руках --
Эльфы древних времен.

Они шли ниоткуда, не зная куда,
Творя свое волшебство.
А когда пропали они без следа,
Мир забыл забывших его.
Их руки сплелись и ушли в траву,
Их души земля приняла.
Но Артур натянул на лук тетиву,
И скрипку Хельга взяла.

******

За рунической вязью священных холмов,
мимо вереска, мимо суровых морей,
что на камни, ярясь, нападают,
Ионический ветер гуляет.

Где брусничный багрянец, где северный мох,
Где корявые сосны, согнутые в прах,
Он проносится, как по Элладе,
О веселом поет винограде.

Мимо северных шхер, мимо сумрачных нор
он летает и реет, в сиринги свистя,
Hи надежды, ни горя, ни страха --
Беззаботная вольная птаха.

Hад рунической вязью священных холмов,
Там, где тусклое солнце всегда в облаках,
сбившись с курса, ведущего к краю,
Ионический ветер летает.

********

Я иду по этим землям
в синем сумраке дождя...

Люди спят, и звери спят.
Дождь идет. Hочные воды
ниспадают с небосвода.
Замер мокрый Монсальват.
Я из тех монастырей,
где всегда светло, и нежно
просыпается подснежник
по заре на алтаре.

Здравствуй, враг мой величавый,
я иду твоей державой,
но вреда не причиню.
Ты один во всей вселенной,
ты уснул. И я колени
пред тобою преклоню.
И исчезну. В синем сумраке дождя...

Выставляя копья жал,
точно гроздья, зреют беды.
Милый, где твоя победа?
Иступился твой кинжал.
Где соратники твои?
Лишь мой брат с тобою рядом.
Эта песня сладким ядом
проливается в ручьи,
что стекают по стеклу В синем сумраке дождя...

Здравствуй, враг мой безысходный.
Я иду к тебе сегодня
этой песней в темноте.
Здравствуй, мой неколебимый,
я коснусь рукой незримой
мрачных алчущих сетей
и уйду, неуловим.
Монсальватский пилигрим.

стихотворение, которое стало мне родным...
Легкомыслие!-Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мои вбрызнул смех,
Ты мазурку мне вбрызнул в жилы.

Научил не хранить кольца,-
С кем бы Жизнь меня не венчала!
Начинать наугад с конца
И кончать еще до начала.

Быть как стебель и быть как сталь
В жизни, где мы так мало можем...
-Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!

М. Цветаева

Spir(i)t, спасибо за Семенову... очень люблю ее стихи...

Kamelot. Inquisitor.

I am a cleric serving god the king and queen
I claim confession
and true belief by any means
purification heal heretics
burn the demons out

and god's behind me
watch my each and every move
you know I'll find you
in the shadow of a shattered moon
come all you witches
my procedures are approved

won't you let me ease your sorrow
let me guide you through the night
all my methods clean and thorough
don't you fear the light

I reassemble
broken souls and wasted lives
I raise my head and see
my father through the blood red skies
and in my dreams I know he holds my sanctuary

so all you witches bow to the auto-de-fe
just close your eyes and listen to my holy say
you disbelievers
little do you know

won't you let me ease your sorrow
purify your poisoned veins
there is yet a new tomorrow
I will ease your pain

ease your pain
the fire's burning wild
ease your pain
the inquisition
has drained the demons
like I said it would.

У.Б.Йейтс

Воинство Сидов
Всадники скачут от Нок-на-Рей,
Мчат над могилою Клот-на-Бар,
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав кличет: Скорей, Скорей!
Выкинь из сердца смертные сны,
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел, навек пропал:
Он позабудет, о чём мечтал,
Всё позабудет, чем прежде жил.
Скачут и кличут во тьме ночей,
И нет страшней и прекрасней чар;
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав громко зовёт: Скорей!

Радка ,великолепно.. очарована стихом...

а вот еще один...
- Нежнее плети я,
Дешевле грязи я -
В конце столетия доверься празднику.

- Милее бархата,
Сильней железа я -
Душой распахнутой
Доверься лезвию.

...Левая рука - правою,
Ложь у двойника - правдою,
Исключенье - правилом,
Лакомство - отравою.
Огорчаю?
Нет! -
радую...

- Червонней злата я,
Из грязи вышедши -
В сердцах проклятия
Доверься высшему.

- Святой я, по морю
Шел аки по суху -
Скитаясь по миру,
Доверься посоху.

...Правая рука - лнвою,
Шлюха станет королевою,
Трясогузка - лебедью,
Бедность - нивой хлебною.
Отступаю?
Нет! -
следую...

- Возьму по совести,
Воздам по вере я,
На сворке псов вести -
Удел доверия.

- Открыта дверь, за ней -
Угрюмый сад камней.
Мой раб, дверься мне!
Не доверяйся мне...

...в зеркале глаза - разные.
Позже ли сказать?
Сразу ли?!
Словом или фразою,
Мелом или краскою?
Сострадаю?!
Нет! -
праздную...

(с)О.Ладыженский