Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Spectre28 >>>]

с Леокатой

Кентрбери. Вечер.

Грубая одежда, купленная на ярмарке, чистая и заштопанная, аккуратной стопкой лежала на столе. Горел камин, треща отсыревшими дровами, разбрасывая искры. Стыл под льняной салфеткой на столе настолько плотный обед, что, пожалуй, сошел бы и за ужин. Во всем в комнате чувствовалась женская рука - и в аккуратно отдернутых занавесках, чтобы в комнату проникал свет, и во взбитых подушках в кресле и даже в затейливой вышивке, забытой на кровати. Не было лишь женщины. Эмму, не успевшую прийти в себя после поездки, буквально уволок за собой трактирщик - одна из постоялиц вздумала рожать. Девушка разве что переодеться в рабочее успела, да наскоро поцеловать Раймона, забыв даже спросить разрешения оставить его, как это делала обычно.
В комнате сразу стало непривычно пусто, и эта пустота длилась, не собираясь прекращаться, довольно долго. Окутывая Раймона пеленой серой скуки. Хотя, вроде как занятия остались теми же. Жил же он как-то добрые десять лет один, сотни раз ночевал - один или нет - в похожих комнатах, обычно ещё и похуже. Но не припоминал, чтобы время тянулось так медленно. Он уже стал прикидывать, не пора ли одеваться и ловить Шафрана для охоты на оставшегося бхута. У рыжего михаилита был настоящий дар поиска - редкая птица в мире, где никто не хотел оказаться найденным. Разумеется, как и положено редкому таланту, способность работала не всегда. Но всё же оставался шанс закончить дело достаточно быстро, не обшаривая все клоаки города, берега реки или где там ещё могли потерять след собаки. И всё же он медлил, теряя время. Эммы всё не было, и не было её уже как-то слишком, по мнению Раймона, долго. И тут, словно опровергая это наблюдение, тихо скрипнула дверь, по полу прошуршали юбки, звякнул мешочек с деньгами, падая на стол, загрохотал таз. Эмма была усталой и измученной, под глазами залегли темные круги. Ничуть не смущаясь, она срывала с себя окровавленную одежду, одновременно пытаясь отереть руки, будто одетые в перчатки из кровавого шелка. Когда на ней остались лишь белоснежный корсет и нижняя юбка, лекарка заговорила.
- Помоги мне, пожалуйста, - в голосе девушки звучала грустная просьба, - его же потом не отстирать будет, жаль. И о воде горячей позаботиться не успела, глупая я.
Раймон принялся распускать завязки корсета. Под пальцами что ткань, что кожа под ней казались холоднее обычного. Тусклее.
- Не глупая, а практичная, - заметил он. - Горячую воду получить несложно и самим. А о ванне я распоряжусь, на кухне наверняка ещё кипят котлы.
Белоснежная юбка, ласково огладив бёдра, с тихим шелестом скользнула на пол, а михаилит подхватил полный кувшин за ручку и подставил вторую руку под донышко. Воздух над пальцами пошёл волнами, и он немедленно почувствовал ладонью отражённый от глины жар. На долгий нагрев уходило немало сил, зато так получалось куда быстрее, чем звать служанку. Что бы там ни произошло с родами, они явно прошли не так хорошо, как у Симсов, хотя выяснять детали Раймон пока что не собирался. Эмма выглядела слишком избитой, чтобы приставать с вопросами. Он наклонил горлышко кувшина над тазом и с улыбкой поклонился.
- Горячая вода для миледи!
Девушка благодарно кивнула и неуверенно улыбнулась. И все же, заговорила она позже, когда таз с побуревшей от крови водой был выставлен за дверь, а сама Эмма, одетая в ночную рубашку, зябко сжалась в кресле у камина. Заговорила спокойно и доверительно, будто никого ближе и роднее Раймона для нее не было, изредка делая паузы и глядя в огонь:
- Когда сестра Адела принимала роды у монахинь, она делала это равнодушно, не сочувствуя и не сожалея. Брала этих детей, точно они не были людьми, а лишь кусками мяса, и передавала их сестре Изабелле. Аделу никогда не интересовало, что будет с младенцами, она и беременности-то не прерывала только потому, что родить безопаснее, чем скинуть. И я тоже, когда доводилось, поступала также. Ни одного из них не попыталась спасти. Да что там спасти, дать им яд или задушить подушкой было бы человечнее, чем отнести в лес, умирать от холода и голода. Или заживо закапывать.
Она жалобно покосилась на Раймона, явно напрашиваясь в объятия, но попросить не отважилась и, вздохнув, продолжила.
- Сегодня я пыталась и мать спасти, и всех детей извлечь. Их было двое. Близнецы, мальчики. Один был расположен неправильно и перекрыл выход другому. Одного из них я потеряла. Второй - на грани, но мать жива. И знаешь, теперь мне кажется, что те дети, монастырские, должны были жить. Что хотя бы одного стоило попытаться передать за стены обители, в семью крестьян. Правда, тогда вряд ли бы удалось выжить самой.

[Leomhann >>>]

Со Спектром

Раймон пожал плечами и, отвечая на безмолвный призыв, поднял Эмму с кресла и привлёк к себе.
- Дети умирают везде и всегда. Что было - то было. Теперь ты можешь кого-то спасать, тогда - не могла. Не скажу за мир, но я предпочитаю тебя живой здесь и сейчас, чем запытанной в аббатстве несколько лет назад.
Уже сорвавшись с губ, слова на миг показались ему слишком жёсткими, но, поразмыслив, Раймон рассудил, что прав. Священники могли говорить о ценности любой жизни, но михаилиты подходили к делу практичнее. А Эмма, так или иначе, уже привязала свою жизнь к его. И обычно - тоже - была практична.
- Жестокий.
Должно быть, это был укор, хотя в голосе его и не слышалось. Скорее, удовлетворение и успокоенность, точно девушка услышала, что хотела. Она вздохнула, легким поцелуем коснулась губ, и неожиданно спросила:
- Ты уже вернулся с охоты?
- Я на неё даже не уходил, - Раймон взглянул на свечу, прикидывая, сколько у него ещё осталось времени до встречи. - Скоро. Лучше ночью, особенно если с доставкой бхута к дверям управы. Шафран ещё этот... отказывается деньги брать за помощь в поисках...
- Это хорошо, - сонно одобрила действия Шафрана Эмма, - экономия...
Кажется, она сама поняла, как это прозвучало, потому что тут же поправилась:
- Почему отказывается?
- Что-то там про братство и взаимопомощь, - вспомнив тот разговор, Раймон поморщился. Пальцы отсутствующе скользили по синему шёлку. Скользкая тонкая ткань не столько закрывала, сколько подчёркивала. Не столько прятала, сколько дразнила. Не столько служила преградой, сколько делала ближе. Не столько холодила, сколько оттеняла жар тела под ней. - "Ты что, Фламберг, сбрендил? Мы же братья!". И хоть кол на голове теши...
- Но братство, все же, - Эмма глубоко вздохнула, плотнее прижимаясь к нему, прогибаясь под руками, - и вряд ли оно такое же, каким было сестринство в обители.
- Какая разница? Работа есть работа. Шафран находит бхута, я убиваю бхута, потом платим с выручки налог грефье. С этих денег орден заботится о нас в ответ... когда может, вот как с Вороном этим. Компания - но не семья. Не для меня. Случайно собранные в один год люди, которые спят в одной спальне - могут называться братьями, но на том и всё. Как по мне, - закончил Раймон мягче, чем начал речь, - это значит только то, что я теперь ему должен, и когда-то придётся сквитаться. Не потому, что братья, семья или орден, а потому, что это между отдельно Фламбергом и отдельно Шафраном, а долги надо платить.
- Когда я заговариваю о подобном, ты сердишься. И портишь прическу, - проворчала девушка, опасливо втягивая голову в плечи. - Да и к магистру ты иначе относишься.
Раймон запнулся, но губы его невольно растянулись в улыбке. Действительно, прозвучало двусмысленно, хотя ему самому разница между самоуничижением Эммы и ситуацией с Шафраном была очевидна. Оставалось придумать, как заключить её в слова.
- Разные вещи. Шафран, несмотря на то, что он куда приятнее Ворона или Снежинки, всё равно - снаружи. Как и весь орден. Бойд... он - друг, исключение. Но ты? Ты уже стала частью... - он помедлил. - Нет, не меня, а - нас. Есть не только ты и я, но - мы. Так мне кажется. Мы - внутри, а большая часть мира - с орденом - снаружи.
Эмма по-кошачьи потерлась о плечо, надолго замолчала.
Раймон задумчиво гладил её по спине, заново проговаривая про себя то, что сказал вслух. Получалось именно так. Единство, какого никогда не могло быть с Бойдом - не просто приязнь, дружба или боевое братство, а инстинктивное понимание. Сходство и родство, какого не даёт ни кровь, ни тем более общая спальня или монастырь. Если только он не ошибается, и Эмма не покачает сейчас головой. Опустив взгляд, он невольно залюбовался тем, как свет от свечей и догоравшего за спиной девушки камина играет в светлых волосах, взбитых пушистой короной. Странно преломляясь, в прядях запутывались, сиреневые и почему-то зелёные дрожащие оттенки, заметные еле-еле, только если смотреть сбоку и чуть скосив глаза. И под ними сиял богатый алый цвет, пульсируя в такт то ли сердцу, то ли дыханию.
"Пожалуй, дыханию".
Он провёл пальцами вдоль позвоночника Эммы, легко, едва касаясь ткани. Девушка выгнулась, и под этим углом красный полыхнул ярче. А потом молчание закончилось.
- Прости, что спрашиваю подобное, - заговорила она спокойно, делая короткие паузы, - после жизни с братом и монастыря многие вещи не очевидны. Будто попадаешь в другой мир.
- Но тебе это не кажется неправильным, - полувопросительно добавил Раймон.
- Отнюдь, - Эмма слова подбирала тщательнее, будто бы ей сейчас вообще сложно было говорить, - я ощущаю тоже самое, пожалуй. Помимо того, что я понимаю это не так, как обычно. Просто - понимаю. Без запахов, цветов и привкусов.
Раймон кивнул и с сожалением отстранил её от себя. Чёртова свеча почти прогорела, а второго шанса могло уже не быть.

[F_Ae >>>]

Cо Спектром и Лео

Ричард Фицалан.

1 января 1535 г. Тракт.
Вторник. Убывающий полумесяц.


Деревья шатром смыкали ветви над трактом, охапками роняя снег. Одна из них упала на капюшон кольчуги и Ричард поморщился - теперь всю дорогу она будет таять, мерзко затекая за шиворот. Солнце ярко слепило, отражалось от сугробов, заставляло щуриться. Казалось, в лесу не было ни единой души, лишь похрустывание снега под копытами да скрип ветвей нарушали молитвенное уединение этого зимнего храма. Королева Зима повсюду раскидала свои хрупкие драгоценности, украсила кусты серебристым инеем, уподобила лес зачарованному королевству. И, все же, тишина эта настораживала, заставляла понукать лошадь, испуганно озираться. Иногда - но только иногда - в особо тяжелые моменты ночных раздумий у Ричарда возникал вопрос: для чего, собственно, он рвется, путается, бьется, ошибается? Для чего держится за эту нищенскую жизнь, если можно красиво и гордо уйти в лес - и не вернуться. Погибнуть, как подобает воину, с мечом в руке, сражаясь с залетными разбойничками или очередной тварью. И возлечь на мраморном ложе в родовой усыпальнице, наслаждаясь объятиями смерти, любовницы, что хоть и одаряет благосклонностью многих, но никогда не покидает. Но, все же, он упрямо цеплялся за жизнь, зубами выдирая у нее хоть малую толику благ. Ловил за косу эту неверную девку Фортуну, жестокими ласками убеждая ее статься у него еще хоть на миг. И снова упускал, со вздохом осознавая, что нынче она возлюбила другого. Иногда, глядя на жену, ему казалось, что женщинам жилось проще в этом мире - они не решали ничего. Несчастная дурочка Кларисса хоть и вела дом, но понятия не имела, откуда он берет для этого деньги и каким трудом они ему достаются. Вспомнив о разговорах в таверне, он заскрипел зубами. Лучше бы мальчишкам новые рубашки пошила, глупая курица, нежели разбазаривала деньги на пожертвования, да еще и в обход мужа. На это ума у нее хватало, а на то, чтобы прикупить лишний мешок муки - нет. Дурь необходимо было выбивать и Ричард пообещал себе заняться этим сразу же после возвращения.

Телега возникла на дороге темным силуэтом. Даже издали было видно, что широкую, грязную арбу, наподобие той, в которой возят поросят, не объехать и не перепрыгнуть. По мере того, как расстояние до телеги сокращалось, стали заметны гнутые ободья колес и ободранные бока, будто ее долго, быстро и упорно толкали через лес. И верно, вдоль обочины тракта пролегла глубокая колея, ведущая в густые кусты. Следов от колес впереди по дороге не было видно, да и по дороге Ричарда не обгонял никто. В арбе даже каким-то чудом удержалась солома, из которой выглядывал оранжевый бок тыквы и глиняный горшок, покрытый глазурью и росписью.
Рыцарь придержал лошадь, меняя аллюр с рыси на неспешный шаг и приостановился в корпусе от телеги, невольно заинтересовавшись вопросом, осознают ли дурни, протащившие телегу через лес, что их усилия не отобьются при самом хорошем для них исходе? Ну, допустим, убьют они его. Но ведь даже стрела не пробивает кольчужный хауберк вот так вот сходу, а изображать неподвижную мишень он не собирается. Так что, нескольких он точно унесет за собой в преисподнюю. А если предположить, что его обогнали те, лохматые, из трактира... Лениво улыбнувшись, Ричард накинул капюшон кольчуги на голову, порадовавшись, что не поленился подбить его изнутри кожей, и спешился. Телега казалась довольно-таки тяжелой, а при ближайшем рассмотрении оказалась еще и чертовски грязной. Фицалан помялся, прикидывая, с какого края взяться за нее, чтобы и сдвинуть с дороги, и не уподобиться свиньям, которых, похоже, в этой телеге и перевозили, тяжело вздохнул и уперся в край арбы, с усилием толкнув.
Мерзкая повозка подалась неохотно, и с таким скрипом, что сразу стало понятно: в последний раз хозяева смазывали колёса и оси хорошо если летом. И всё же Ричарду удалось откатить арбу почти на треть дороги, когда в доску в футе от его пальцев глухо стукнула стрела с обычным широким наконечником. Почти сразу же справа от дороги, шагах в двадцати из-за деревьев вышел тот самый парень, который пытался завязать ссору с лучником в таверне. И ухмылка на его лице сияла на редкость гадкая и самодовольная.
- Сталбыть, сэр рыцарь, за то, что нашу повозку без спроса трогали - налог полагается. Не хуже королевского!
Раскачав и выдернув стрелу, Ричард повернулся к говорившему. Улыбка, осиявшая его лицо, была радостна и приятна. Он приветственно махнул стрелой парню и оперся на телегу, наплевав на грязь.
- Сталбыть, ошибка вышла, - расстегивая походный оверкот, начал говорить Ричард, - ни цепи, ни шпор... Какой же из меня рыцарь-то? Да и денег на налог нет, не обессудьте. Даже лошадь - и та не моя. Еще и клейменая, не продашь толком. Зима нынче холодная и голодная, понимаю. Как не понять-то? Да только так не грабят, любезнейшие господа. - Пальцы играли стрелой, точно волчком. - Во-первых, телегу легко столкнуть с дороги, а вот по лесу тащить, да еще так, чтобы конного обогнать - тяжело. Проще уж пару бревен свалить, авось конь заартачится от неожиданности да из седла выбросит. Во-вторых, кто же играет против плохих шансов? Одежда у меня богатая? Так, может быть, я ее также, как и вы, с кого-то в налог стребовал? Да и будь у меня деньги, нешто ж я кашей бы пустой ужинал да элем? Эх, - в голосе рыцаря звучало искреннее сожаление и нота старческой ворчливости, - разучились нынче грабить-то, смотрю.
На то, чтобы осмыслить ответ, у грабителя ушло несколько секунд, после чего улыбка с его лица пропала, как и не было.
- Цепь и шпоры - мало нонче дурных таких, что в них катаются. А если сами... взимали налоги, так и расстаться легче будет. Так что, рыцарь-нерыцарь, кошель-то оставите, или стрелу в глазик? Друзья-то у меня не такие терпеливые. И речей длинных не понимают и не любят, потому как от лукавого это.
Ричард распахнул оверкот, демонстрируя, что на поясе, перехватывающем кольчугу, кошеля тоже нет. Под верхней одеждой вообще ничего не было, кроме металла хауберка.
- От лукавого? - Дружелюбная улыбка так и не покинула лица рыцаря, хотя стрелой Ричард принялся поигрывать уже слегка нервно. - Попасть в глаз - вот это верно, что от лукавого. Неужели, торговцу пушниной шкуры без единой дыры приносите, милостивые господа?
- Может, и не без дыр, - неожиданно легко согласился разбойник и тронул тетиву лука. - Да только если в рот или по лбу прилетит - тоже приятного мало. И вы, господин, не лукавьте. В дорогу-то без кошеля пуститься можно, но чтобы вовсе без денег - такого я и не упомню. А то, может, лошадку возьмём? Лошадка - она всегда пригодится. Правда, парни?
Лес за его спиной молчал, и разбойник невольно оглянулся. Вдоль дороги гулял лёгкий ветер, и деревья еле заметно качали ветками, но больше среди тёмных стволов не было видно никакого движения.

[Spectre28 >>>]

с F_Ae, и я отмечу, что мы РАДЫ тому, что она к нам присоединилась)

- Онемели - то парни, - глубокомысленно заметил Ричард, втыкая стрелу в телегу, - от наглости твоей. А то, может, тварь какая из лесу вышла да сожрала. Нынче много их развелось. Сходил бы, проверил. Я уж тут подожду, так и быть.
Совет вышел так себе. Прямо скажем, издевательским вышел совет. Но ввязываться в бой не хотелось до смерти. Ни прибыли, ни славы от такого боя, одно разочарование да лишние дыры в шкуре. За головы этих потомков Робина Гуда вряд ли давали сколько-нибудь большую награду, если вообще давали. Да и не был он Гаем Гисборном.
- Ага. Подождёшь, как миленький, господин рыцарь, - разбойник оглянулся на лес ещё раз, коротко, и вскинул лук. Острие стрелы на удар сердца замерло, указывая в ноги Ричарду.
- Не торопись возвращаться, - проворчал Ричард, понимая, что сейчас его просто обездвижут выстрелом в колено. Дьяволова привычка дерзить и переговариваться, свойственная, чего уж греха таить, всей его семье. Даже Эмма - и та никогда не умела промолчать. За что и была бита неоднократно. Но даже сидение в холодном, промозглом погребе не унимало ее. Впрочем, разве сам он умел то, чего требовал от сестры?
Слова, кажется, действительно оказались лишними. Хлопнула тетива, и в кольчужный чулок Ричарда ударила на удивление точно нацеленная стрела. Возможно, лесные братья и в самом деле могли бить лису в глаз, не портя красивой зимней шкурки. И почти сразу разбойник взвыл, хватаясь за пробитое предплечье. Он всё равно попытался развернуться и натянуть тетиву снова, но вторая стрела, пущенная из леса, с ясно слышимым хрустом вошла в локоть второй руки, и лук упал в снег. Стрелка всё так же не было видно, а стрелы всё продолжали лететь, быстро и ровно, на таком расстоянии - по прямой линии вместо обычно дуги. Снова рука, бедро, колено, и только потом, когда разбойник уже с мучительным хрипом смог приподняться, последний тёмный росчерк пробил ему лоб.
Ричард, рухнувший в снег, вычислить стрелка и не пытался - слишком больно было. Кольчужка шоссов врезалась в колено, которое немедленно принялось отекать. По-хорошему, нужно было быстро снять доспех, но...
"Pater noster, qui es in caelis, sanctificētur nomen tuum... Вставай, гнусный лентяй, отдыхать и молиться будешь потом". Через боль, по ярду, цепляясь за телегу, но ему удалось встать. Тяжело опершись на телегу, он принялся озирать окрестности, гадая: помощь ли то пришла к нему внезапно, провидением, новая ли опасность.
Прошло ещё несколько секунд, пока в лесу что-то шевельнулось. Давешний лучник на ходу казался ещё более высоким и каким-то несуразным. Голенастым, как цапля - да и в остальном походил он на мрачную птицу: и тем, как наклонил голову, с невнятным ворчанием рассматривая что-то в ладони, и тем, как нескладно шагал по глубокому снегу, высоко поднимая длинные ноги.
Но по-настоящему внимание привлекал его лук, который валлиец небрежно, словно простую палку, нёс подмышкой. Монструозное оружие, огромное, бугристое, с выдававшимися вперёд роговыми накладками, напоминало скорее не о ровных клиньях Креси и Азенкура, а о легендах времён походов Чёрного Принца на Францию. При взгляде на него не хотелось смеяться над байками о том, как английские эллекин на спор пробивали стрелами крепостные ворота - насквозь. Или шили навылет миланскую броню через нагрудник и кольчугу. Подойдя на десяток шагов, не обращая никакого внимания на тело невезучего разбойника, лучник остановился и подбросил на ладони несколько монеток.
- Дуроки. И нищее притом, - помедлив, он дружелюбно улыбнулся Ричарду. - О то, господин, точно золото нету?
- Да есть, конечно, - неожиданно для себя признался Ричард, улыбаясь в ответ, - немного. Доставать только неприлично будет... Да и холодно.
- Это верно, холодно, как у Блодьювид в сердце, - согласился тот, спрятал монеты и присел рядом с телом разбойника. - Ну ты глупый. Шутил про лук, и получил лук. И нозад смотреть нужно. Но стрелы свои я у тебя возьму. Они, не ты, денег стоят.
- Глупый. Очень.
Тяжелый вздох подчеркнул искренность слов. Ричард, пересиливая себя, через боль, выпрямился и похромал к лошади.
- Но вам я бесконечно благодарен, - воистину, сегодня был день неожиданностей, - вечный должник ваш.
Сзади раздался треск ткани: видимо, лучник резал одежду - и тело - чтобы легче было доставать стрелы.
- Не слишком. Господин впереди ехал - удобно. Хорошо вышло.
С третьей попытки, сопровождаемой отборной руганью сквозь зубы, Ричард, все же, взгромоздился в седло. С глупостью и беспечностью, на которую совершенно справедливо указал ему валлиец, нельзя было не согласиться. Равно, как и с тем, что иногда стоит попридержать язык за зубами. Но, черт побери, как это было сложно! И стоило признать, что сегодня Кларисса вполне могла остаться вдовой. Вот уж кто обрадовался бы... Хотя, может статься, что глупая курица еще и скорбеть бы вздумала. Впрочем, неблагодарным быть тоже не следовало, а потому Ричард улыбнулся и предложил:
- Я держу путь в Лондон. Быть может, не откажетесь составить компанию?
- Отчего бы нет? Мы ведь не знокомы. Айрон ап Рис я кличусь. И - случай! - тоже в Лондон. Говорят, турнир там, стрелять хочу. Если человек, что звал, не велит ещё куда двинуться. За что плотят, в то место и иду. Если же нет, - лучник усмехнулся, - то кому не по душе королевские соверены?
Выпрямившись, он издал переливчатый свист, на который откликнулось тонкое ржание. Спустя короткое время на дорогу рысью выбежала красивая серая кобыла, подошла к валлийцу и ткнулась мордой ему в грудь.
- Ричард Фицалан. И тоже на турнир. - Ричард грустно вздохнул. Королевские соверены были заманчивы, спору нет, но с опухшим коленом рассчитывать на них не приходилось. За неделю нужно было привести ногу в порядок, восстановить подвижность. А значит, придется тратиться на лекаря. Но и возвращаться в поместье впустую нельзя было. Для поисков сестры деньги тоже требовались.
- О! Мечник? Копьё? - валлиец ловко скинул с лука тетиву и начал аккуратно, но быстро заматывать оружие в тряпки. - Никогда не понимал их, нет.
- Меч. Слишком близко к телу, на ваш вкус?
Этот вопрос, сопровождаемый рассеянной, грустной улыбкой, волновал и его самого. Лук отчего-то считался оружием черни, хотя дворянских детей и заставляли с ним упражняться. Да и король издал указ о том, чтобы каждый рыцарь два раза в неделю стрелял из лука. Как правитель собирался контролировать сие - в указе описано не было. Сам Ричард на охоте предпочитал арбалет. Но меч, без сомнения, благородное оружие, все же, был опасен. Даже на трунире могли покалечить, а то и убить. Стрельба по мишеням, конечно, была чище. Но и прибыль от нее - ощутимо меньше.
- Слишком близко - да! - валлиец взгромоздился на терпеливо стоявшую лошадь и подобрал поводья. - Честное оружие. Хорошее для битвы. А для розной драки лук предпочту.
Ричард кивнул, соглашаясь со словами Айрона ап Риса. И тронул с места. Пожалуй, стоило поразмыслить о произошедшем, но чертова нога мешала это делать так, будто он думал коленом. А потому Фицалан просто молчал - и ни о чем не думал всю дорогу до Лондона.

[Ричард Коркин >>>]

Гарольд Брайнс, торговец.

1 января 1535 г. Билберри. "Зеленый Грифон"
Вторник. Убывающий полумесяц.

Спал Гарольд как убитый, проснувшись он не помнил ни того, что ему приснилось, ни вообще, где он находился. Влажные, прилипшие к лицу, волосы немного раздражали, в голове слегка гудело. Он со стоном встал, опираясь о холодную стену, осмотрел пустую комнату. Ноги приятно затекли, торговец заснул прямо в сапогах. Он не спеша, по дороге заправляя помятую рубашку в штаны, вышел из комнаты.
Таверна была пуста. Лишь Тоннер все также стоял за стойкой, точно и не уходил спать вовсе, разговаривая с высоким, светловолосым и худощавым мужчиной в темно-синем плаще. Когда последний повернулся и осмотрел торговца пристальным взглядом льдисто-голубых глаз, стало ясно, что это местный констебль - у ворота плащ держала точно такая же брошь-роза, как и у Клайвелла.
- Значит, говорите, - говорил сочувствующим голосом Тоннер, - разбойника этого не отловить никак, мистер Фостер?
Замечание Фостера, высказанное низким, густым басом, было явно не для ушей дам, которых, впрочем, в таверне и не было.
- Доброе утро. - Гарольд со смаком зевнул. Констебль тут был не к добру, особенно, учитывая копию пентаграммы за пазухой у торговца. Гарольд устало, даже измученно вздохнул, приключений ему хватило ещё вчера. Бегло осмотрев законника, и нарочно задержав взгляд на броши, он добавил.
- Моё почтение, констебль.
- Доброе утро, - любезно поздоровался законник, приветливо улыбаясь торговцу. - Как вы себя чувствуете?
- Сносно, вполне сносно, благодарю. - Гарольд упёрся локтями о крепкую дубовую стойку. Зимние, едва тёплые лучи, были косыми гвоздями вбиты в скрипучий пол трактира. Редкие пылинки мерцали, влетая в светло-золотистые потоки, и уже через пару неторопливых секунд исчезали в бесконечно большем пространстве зала. На окнах виднелась изморозь, посетители ещё не растопили её своим теплом. В воздухе совсем не чувствовалось вони и суматохи вчерашнего дня, он бодрил своей прохладой. Гарольд косо улыбнулся, щурясь от света.
- Не так часто в тавернах проветривают. - Он вдохнул полной грудью, боль в ребре всё ещё ощущалась. - Вы не зря берёте свои деньги, господин Тоннер.
- "Грифон" славится своим уютом, - кивнул краснолюд, - завтракать изволите, господин?
- Сносно - это лучше всего, - тем временем согласился констебль, снова улыбаясь и поворачиваясь к Гарольду. - Мастер Тоннер сказал, на вас змея огромная напала, так я хочу попросить вас в точности припомнить, что, как и где было, будьте любезны. Надо бы в Орден сообщить, да понять, на чьей территории змея - моей или мистера Клайвелла. Чья управа, так сказать, платить будет.
Улыбка не исчезла с лица торговца, ему очень давно не было так легко и свободно. Только сейчас в голову пришла мысль, что он мог и не выжить: не вдохнуть колюче-холодного утреннего воздуха, не пощупать тугую кожу перчаток, не сказать ни слова. Задумавшись, Гарольд чуть не прослушал констебля. На мгновение показалось, что он забыл, как говорить.
- Да. - Торговец осторожно вдохнул. - Знаете, в такие моменты. - Он отдёрнул себя, не за болтовнёй тащился сюда по морозу законник. - Змея напала на нас в четырёх часах от Билберри, прямо на дороге. Господин Тоннер, у вас не найдётся немного поссета? Извините. Так вот, лошадь не захотела ехать дальше, пришлось мне спешиться и пойти проверить.
- Лошадь заартачилась, говорите? - Задумчиво протянул Фостер, наблюдая, как ловко Тоннер протирает глиняную кружку. Расторопная Пэнси, живо принесшая поссет, ласково улыбнулась Гарольду и кокетливо - констеблю, получив в ответ от последнего добрую усмешку.
Гарольд ответил служанке доброжелательной улыбкой.
- Да, да так, что ни шагу вперёд. Уши прижала и стоит. Ну, обходить лесом мне, конечно, не захотелось. Вытащил я меч и пошел вперёд проверить, подумал, что мелочь какая. И тут выползает эта тварь, толщиной с дубовый ствол. - Вчерашний день казался давним сном, случайно всплыл в памяти.
- Я медленно попятился, а она меня хвостом и приложила, аж в сугроб отлетел. Мой товарищ бросился мне на помощь. Смелый мужик, надо заметить. В конце концов, мы смогли укрыться в лесу, немного поплутали и вышли на наших лошадей.
- Хорошая лошадка, должно быть, - с видом знатока покивал головой Фостер, - давно ищу себе, знаете ли, такую...умненькую. Пожалуй, стоит взглянуть на нее.
Конюшня у Тоннера также прямо-таки изумляла чистотой. Педантичность и одержимость краснолюда в этом вопросе доходила до крайности - даже солома была сметана в аккуратные стожки, а на полу не валялось ни соринки. Искра стояла в крайнем стойле. При виде констебля она было всхрапнула, но позволила себя погладить. В следующие несколько минут Фостер только что не целовался с ней. Он смотрел ей в зубы, дул в нос, задирал ноги и осматривал копыта, заглядывал в уши.
- Хорошая лошадка, - повторил он, оттягивая левое ухо на себя, - только орденская.
За внутренней складкой уха ярко синела наколка вайдой - меч, охваченный пламенем.
- Да? - Гарольд искренне удивился. Он подошел к лошади и провёл большим пальцем по печати, проверяя не нарисована ли она сегодня ночью. - Я признаться и не знал, что она боевая. - Торговец говорил задумчиво. - Выходит, купил за пол цены. - Он не знал, грозит ли ему что-то. Врать констеблю, однозначно, смысла не было. - Её забыли в конюшне, и я выкупил её буквально пару дней назад.
- А нам даже купчая не поможет, да, красавица? - Ласково пропел Фостер, наглаживая Искру по шее. - Собственность Ордена, и тавро имеется. Но вы не беспокойтесь, михаилиты выкупают своих лошадок. После Реформации они часто стали попадаться, уж больно много ренегатов. Решит иной мракоборец, что хватит с него службы во славу Света. И подается в бега. А капитул его возьми и отлучи. И письма по управам, что такой-то лишен защиты Ордена и привилегий. И вешают их, как воров и разбойников, потому как пускаются во все тяжкие. По тавернам пьют да до смерти дерутся. А лошадок Ордену предписывается возвращать, особые они. Это вы удачно сюда заехали, господин, и мне премия от михаилитов будет, да и вам деньги вернутся. Но подождать придется. Тюрьмы у нас тут нет, уж не обессудьте, в Бермондси отправляем. Придется покуда в "Грифоне" пожить. Ну да из Билберри не сбежать-то.
Произнося эту речь Фостер ни на чуть не изменил приветливое выражение лица, не перестал улыбаться и вообще выглядел так, будто безгранично доверяет словам Гарольда. Лишь на последних словах его глаза блеснули хищным, желтоватым огнем, как у пустельги, с которой сняли клобук. Да и сам констебль стал похож на хищную птицу - гладкую и холеную.
У Гарольда резко кольнуло в затылке, во рту почувствовался привкус гнилого мяса. В конюшне стало мучительно душно, констебль с колючей стернёй на голове и двумя светящимися голубым точками вместо глаз, прокалывал его хищным взглядом. Сколько проблем, сколько проблем принёс этот выбритый брусок. Гарольд взглянул на Искру. В лучшем случае, он просто потеряет лошадь, а ведь она ему приглянулась. Ну да и чёрт с ней, его так могут и повесить, вот в чём проблема. Боже, спастись от этого змея, чтобы теперь быть обвинённым в конокрадстве и повешенным. Торговцу стало тошно и обидно, нахлынули усталость и боль вчерашнего вечера. Он еле выдавил из себя слова.
- Хорошо, если вы не против, я пойду прилягу.

[Leomhann >>>]

С Ричардом и Спектром

Впрочем, полежать и погоревать о коварстве фатума ему не дали.В комнату постучалась Пэнси, участливым голосом осведомившаяся, не желает ли господин послушать нового менестреля. Видимо, о непростой лошади Гарольда знала уже вся таверна, потому что девушка грустно улыбнулась и погладила купца по плечу.
- Все наладится, - пообещала она уже на пороге, - не гоже в комнате сидеть, так и жизнь мимо пройдет.
Дверь за ней захлопнулась, оставив торговца в сырой полумгле.
Гарольд лениво перевернулся на спину, мучаясь от невозможности заснуть. Тёмный квадрат потолка нависал над ним, закрывая от неба. Влажные стены четырьмя штакетами были вкопаны в сырой пол. Казалось, движение - это что-то неестественное, что-то лишнее. Часть лица, куда попал уродующий его яд, занемела, щетина неприятно кололась. Он не мог даже начать искать храм, будто сама судьба встала на пути, отхлёстывая пощёчину за пощёчиной. Гарольд представил, что будет, если его отошлют в Бермондси, как он опять будет без дела сидеть в камере, теряя драгоценные дни. В прочем, сейчас он занимался примерно тем же. Торговец заставил себя сесть. Была возможность заглянуть в церковь и, может быть, краем глаза взглянуть на клинок. Для безделья возможность могла ещё появиться, констебль в любую минуту мог выслать его.

Церковь была неприветливой. Мрачной. В ней пахло тленом и запустением, тени, причудливо колыхались в углах, копошились древними чудовищами, смотрели на Гарольда огоньками свечей. Алтарный покров, старый и обветшалый, любовно обнимал алтарь, вился потрепанными кистями по узорам на сером камне. Христос с распятия смотрел на эту картину злобно и укоризненно, будто не одобряя кинжала, лежащего на алтарном камне. Клинок был простым - и одновременно очень дорогим. Это было видно и по темной рукояти, окованной серебром, и по гладкому, без заковов, лезвию.
Гарольд мрачно взглянул в глаза распятому Богу, потом медленно перевёл взгляд на кинжал. Тот проминал под собой пространство храма, почти прокалывая его. Все тени смотрели на артефакт, их взгляды трепетали каждый раз, когда кто-то открывал двери, впуская холод. Гарольд совершил все полагающиеся обряды, чтобы не обращать на себя внимания. В голове бурей крутились мысли. Надо было прийти ночью, после отъезда михаилита, лишь бы он не остался надолго, выкрасть кинжал и спрятать неподалёку. Через пару дней спокойно поехать дальше. Местным до кинжала дела не было, главное, чтобы констебль не задержал. Уже собираясь уходить, он взглянул на алтарь, на мгновение всё дрогнуло, десятки огоньков уставились на Гарольда ожидая, что он будет делать, уйдёт ли не раскаявшись или искренне попросит Господа о милости, как он это делал всегда? Торговец, постояв мгновение, повернулся и неуверенно зашагал к выходу. Он поступал неправильно, думая украсть кинжал, но не завладеть им он не мог. Ему нравилась магия, его тянуло к запрещённому - к гримуарам, к артефакту. Сейчас Всевышний не был покровителем, он угрозой и карой нависал над торговцем. Гарольд, не находя выхода, пытался просто отогнать мучительные мысли. Он не шел против, он просто молчал. У самых дверей торговец ещё раз повернулся и взглянул на распятие. Бог сердито смотрел на него. У Гарольда от страха задрожали руки, он рывком вырвался из храма на мороз.

Улица встретила его ярким светом и шумом толпы. Здесь, как и в других городах, устраивали традиционную зимнюю ярмарку, но даже и она была странной, как и все в Билберри. Приезжих торговцев было совсем мало, но зато товары Беарна Крессла занимали целых два прилавка и, видит Бог, их никто бы не назвал приятными. Прогуливающиеся парочки испуганно шарахнулись в сторону от вылетевшего из храма Гарольда. Зато им, кажется, заинтересовалась чуть полноватая смуглая брюнетка в ярко-голубой шубке. В ушах женщины мерцали аквамарины, осанка ее была гордой, а глаза - голубыми, каким бывает летнее безоблачное небо. И она совершенно определенно была с теми дворянами в таверне, в день приезда Гарольда в городок.
- Вы ли это? - Она подбежала к Гарольду стремительно, сияя радостной улыбкой. - Вас ли я вижу?
Гарольд потёр глаза, рука ещё немного дрожала. Он пытался успокоиться, ни в коем случаи нельзя было привлекать к себе лишнее внимание. Торговец нехотя обернулся: храм нависал над ним, готовый вот-вот обрушиться и похоронить под своими обломками, что-то хотело вылететь из дверей и кинуться на него, тень здания медленно тянулась к его ногам. Коричневые силуэты прохожих, на мгновение остановившиеся, теперь продолжили ходить туда-сюда. Надо было вернуться в комнату, к печати. На мгновение, что-то отвлекло Гарольда.
- Что? - Он повернулся к незнакомой женщине.
- Вы ли это? - Повторила девушка с заметным испанским акцентом.
Фигура женщины выделялась: смугловатая кожа контрастировала со снегом, синева шубки бросалась в глаза. Гарольд вспомнил её во вчерашней компании дворян. Надо было бежать от храма, но получилось бы слишком много шума, оставалось только побыстрее закончить разговор и вежливо откланяться.
- Извините, вы, наверное, меня с кем-то спутали.
- Отнюдь, señor, ведь это вы сражались с огромной змеей? О, это так... героически!
Молодая женщина заметно волновалась. Она восторженно заламывала руки и смотрела на торговца большими, полными безмолвного обожания, глазами.
Гарольд удивлённо, с лёгким любопытством уставился на девушку. Как оказалось, не много надо, что бы впечатлить испанку. Стоило взять эту историю на вооружение, и в каждой таверне рассказывать об огромном змее, разве, что поменять себя местами с Вальтером.
- Я бы не назвал это героизмом. - Торговец слегка, но искренне улыбнулся. - Герои редко валяются в сугробах, и ещё реже улепётывают через лес.
- Истинный героизм не в подвиге, а в силе духа! - девушка уцепилась за рукав торговца, с пылом, который можно было бы счесть неприличным, - проводите меня, señor, я хочу послушать о змее, и о том, откуда у вас эти мужественные шрамы, и почему и зачем вы прибыли в этот городок!
Бархатное тепло женщины манило, и торговец позволил себя увлечь."Чёрт, что-то тут не так, тут есть подвох, меня обманывают. Ко мне и до этого не проявляли такого интереса, а с разодранным лицом так и вовсе должны шарахаться". Гарольд, как бы не хотел, не мог заставить себя отстраниться от опьяняющего тепла.
- Señora, я как раз собирался перекусить, не хотите позавтракать со мной? "О, Гарольд, ты думаешь не тем местом" - Да и холодно на улице, не дело вам замерзать, какие бы интересные истории я не рассказывал.
- К сожалению, - девушка покосилась в сторону городских ворот, - меня сейчас ждут домой. Но... быть может, вы согласитесь посетить меня за ужином? Я живу в поместье Грейстоков, это за мостом, и за рощей. Недалеко.
- Может быть. - Гарольд не совсем понял испанку. Сначала она чуть ли не бросилась на него, теперь отказалась от завтрака. Да и весь город был каким-то странным, что-то витало в воздухе. Во многих жителях, а в первую очередь в Тоннере, не чувствовалось забитости и боязливости. Если подумать, Гарольда оставили ночевать в комнате, где недавно призывали демона, да в любом другом месте трактирщик спалил бы всю таверну вместе с печатью, а атам выбросил бы в море или уговорил михаилита забрать бесовской инструмент. Торговец неосознанно замедлили шаг. " Мать моя женщина, да они же положили проклятый клинок на алтарь!"
- Ах, - девушка споткнулась, не успев подстроиться под шаг торговца, - разве так отвечают даме? "Может быть"?
Она прильнула к руке Гарольда и лукаво погрозила пальцем.
Голос девушки и новый прилив тепла вырвали Гарольда из задумчивости.
- Да. - Она ужасно мило грозила ему пальчиком. Он не знал Грейстоков, и далеко не факт, что они были бы ему рады. Торговец скользнул взглядом по девушке. Но гостем он, видимо, всё-таки был очень даже желанным.
- Вы, безусловно, правы, я обязательно загляну.

[Ричард Коркин >>>]

- Gracias, señor, - девушка захлопала в ладоши, не потрудившись сдержать эмоции, - я так рада! Меня зовут Айме, Айме Рамирес. Так и спросите. Я буду ждать вас.
С этими словами она чмокнула Гарольда в щеку, не смущаясь и не брезгуя шрамов, и убежала в сторону коновязи. В толпе еще долго мелькала синяя шубка и, наконец, исчезла и она.
Гарольд провёл указательным и среднем пальцами по щеке. Серые небеса выгнулись над городом тяжёлой дугой, удерживая промокшие тучи. Торговец остался один на промёрзшей и истоптанной улице, холод тысячей маленьких змей проник под одежду и кожу. Груз проблем обрушился на него, чуть не сломав под собой, как прогнившую деревянную доску, и только тёплый огонёк восторга, ожидания и предчувствия плясал в груди, почти потухая и снова вспыхивая.
Пока Гарольд смотрел вслед Айме, сзади, неслышно и легко, словно тень, подошёл Вальтер.
- А ты неплохо устроился, друг. Первое утро, а уже такие знакомства. Высоко летаешь.
Северянин выглядел отдохнувшим и вполне довольным жизнью.
Гарольд, оторвавшись от горизонта, приветливо улыбнулся Вальтеру.
- Казалось бы, какая-то там змея, а такие выгоды. Впрочем, - он нарочито внимательно пригляделся к довольному лицу северянина, - вижу, ты тоже времени впустую не тратишь.
- И не говори! Отлично выспался, а завтрак у Рыжей едва ли хуже тоннеровского будет. Конечно, победнее, зато обильно, - Вальтер довольно похлопал себя по животу. - Всегда советую останавливаться именно вот так. Ещё и дешевле выходит. А с этой - ты смотри, выгоды, или не особенно. Как ни крути, а метресса баронского сынка. Как бы не обиделся.
Гарольд об этом и не подумал, с другой стороны, вряд ли девушка бы позвала любовника в дом реального ухажёра.
- Кстати. - Ему сразу показалось странным вольное поведение Вальтера они не так уж и далеко уехали от Бермондси, а швед, ничуть не боясь возмездия Марико, открыто гулял по бабам. Торговец отдёрнул себя, хоть северянин и был открыт для разговора, о таком было спрашивать не время. Когда-нибудь у них зайдёт разговор о женщинах в куда более тёплой атмосфере.
- Тебе не показался странным трактирщик? - Гарольд перевёл беседу в другие русла. Ему надо было с кем-то посоветоваться, а с Вальтером они, как ни погляди, были в одной лодке.
- Не считая цены, которую он заломил за то, чтобы избавиться от довольно опасной штуки? - уточнил Вальтер. - Ну, что тут скажешь. Наш трактирщик явно понимал, что продаёт, и как с ним обращаться. Помнишь, как показывал? Не каждый про такое знает, но, с другой стороны... это тракт. Думаю, нахвататься чего-то тут, чего-то там он вполне мог. Я бы подумал ещё, что он просто боится, но нет, страха там тоже не было.
Гарольд мыслил вслух.
- Мне кажется, большинство просто выбросили бы атам, а тут и чехол вязаный нашёлся, и хранил он его совершенно открыто. - Торговец почти перешел на шепот. - Да и комнату он не убрал, так всё и оставил. Совершенно не скрывает, что у него в каморке призывали Сатану, а это вообще-то не лучшая реклама трактира, как по мне.
- Чехол может быть ещё менестреля, - отмахнулся северянин. - Такие вещи, я скажу, просто так за поясом не таскают, и не выбрасывают тоже. Да и реклама, как ни крути, хорошая. Ну, вызывали кого, так вызванное вон, на алтаре лежит, в красивом таком кинжальчике, любой желающий посмотреть может. Так что, может, чего там и было, да не осталось. А какие слухи в трактир больше людей привлекут - так это ещё посмотреть надо, про кухню, или вот про такие дела, да ещё на михаилитов перемноженные. Конечно, уж слишком спокойно Тоннер со всем этим обращается, но... не знаю, а гадать, вроде бы, резона нету. Разве что, - Вальтер внимательнее посмотрел на Гарольда, - скажи мне лучше, зачем тебе-то чужой атам, да ещё такой?
"Грязь с сапы счищать, блин."
- Я интересуюсь магией, Вальтер, всей. - Гарольд был немного удивлён, что северянин не в курсе чем ему платили за задание. Скрывать смысла не было, он рано или поздно узнал бы, да и мало чем всё могло закончиться.
Швед задумчиво потёр подбородок, потом кивнул.
- Что ж, если так, то, конечно, тебе виднее. Стальной, непонятно откуда взявшийся атам, да ещё с мехом на нём... но я, - он развёл руками, - не знаток, вовсе нет. Так, чего в дороге услышать доведётся. Не думал даже, что их вот так запросто в руки берут, как простую ветку, удивился ещё тогда. Теперь понятнее.
"По-моему, стоило выкупить атам, только ради одного того прикосновения, - торговцу вспомнился волнующий сердце образ. - Впрочем, с кинжалом в храме надо бы поосторожней."
Он искренне улыбнулся реакции спутника.
- Не лучшее место для таких разговоров, но если у тебя будет желание, я бы с удовольствием послушал, что ты знаешь. В пути, когда некому будет подслушать.

[Spectre28 >>>]

с Ричардом и Леокатой


Выйдя из уютной и тёплой таверны Гарольд полной грудью вдохнул ледяной зимний воздух. Он вполне успевал к ужину, поэтому почти прогуливался по городку. Снег сухо скрипел под вычищенными кожаными сапогами. У торговца впервые за день было время спокойно подумать в тишине. На улицах городка встречались редкие, казалось, случайно заплутавшие, прохожие. Городок, в приципе, ничем, кроме людей и нравов, не отличался. Такое отношение к некромантии и ритуалам было очень необычным. Тоннер рассказывал о призыве демона у него в каморке, словно о появлении вредителя, для борьбы с которым пришлось вызывать мастера. Странное место, странное. Открыто продавать атам, а ведь некромантия строго запрещена. В Бермондси бы за такое посадили, взять хотя бы старика Ролло. Кстати, о старике. Если где и могли бы проводить целые мессы, поклоняясь древним богам, то именно здесь. Торговец ускорил шаг. Такая идея не лишена смысла, а если в этом замешано большинство авторитетных горожан, то и констебль ничего не сможет сделать. Он добрался до моста. И зачем особо скрывать, если всем и так ясно, что творится в городе. Скорее всего вовлечены многие крупные семьи, иначе такого не организовать. Тоннер, возможно, играет не малую роль, слишком уж он осведомлён об атаме. Гарольд быстрым шагом прошел рощу. Но совершенно очевидно, что всё это не может происходить без молчаливого согласия, а, скорее всего, и участия, одной из важнейших семей в городе - Грейстоков.

К поместью, старинному особняку темного, почти черного камня о четырех этажах, с небольшими башенками, вела широкая подъездная дорога, обсаженная живой изгородью, сейчас заснеженной, кусты ее напоминали диковинных чудовищ. На входе стояли высокие кованые ворота из чугунной решетки. Внутренняя дорожка, усаженная высокими тисами, вела мимо белоснежного фонтана, закрытого плотной тканью на зиму. Ни огонька не светилось в огромных окнах, украшенных витражами. Приближаясь к дому по аллее, Гарольд первым делом наткнулся на его угловую часть. Казалось, дом, прекрасно сознавал, что гостя следует принимать лицом к лицу, в самый последний момент не удержался и, повернувшись к нему боком, уставился окнами фасада на олений парк и лесистые холмы за ним. Торговца встречали не радушные объятия, а жесткое плечо хозяина. Между первым и вторым выступами стены располагалась массивная двустворчатая дверь, к которой вел широкий ряд ступеней. По бокам крыльца на низких пьедесталах стояли две огромные кошки, вырезанные из какого-то темного гладкого камня. Работа была выполнена мастерски, вплоть до изображения отдельных шерстинок, отчего кошки казались совершенно живыми, замершими в дрёме.
Казалось, возле особняка было вдвое холоднее, чем в городе, Гарольд слегка вздрогнул. Было нелегко поверить, что за этими холодными стенами его ждёт горячая испанка. Скорее всего, с торговцем хотел поговорить глава дома, спросить: какого черта он забыл в их городе? Хотя, видит Бог. Торговец улыбнулся. Допустим, бог. Он бы предпочёл испанку. Гарольд постучал в дверь.
Дверь распахнула сама Айме, одетая вопреки ожиданию не в платье, а в ярко-красный теплый халат. Но глаза ее были густо подведены и от нее пряно пахло сандалом.
- Рада, что ты здесь, - прошептала она, прижимаясь к Гарольду всем телом и осторожно кусая его за мочку, - идем. Ужинать... после.
Что-то тут было не так, слишком уж хорошо всё шло. Такое с торговцем случалось не часто, но он скорее ещё раз бросился бы на змея, чем сейчас развернулся. Чувство тревоги росло: странно безжизненным был особняк, очень уж навязчивой оказалась симпатичная иберийка. Торговец оказался не в силах противостоять очарованию красивой девушки и молча последовал за ней, влекомый в глублину полутемного особняка.
- Я отпустила слуг, - Айме говорила тихо и медленно, не в такт быстрым шагам, - и нам никто не помешает.
Голосок девушки тёплым ручейком бился в стенах холодного особняка. Гарольду уже было не до осторожностей, он сделал над собой усилие, чтобы не наброситься на испанку прямо в коридоре.
Взгляд торговца суетливо метался по богатому убранству холла, серебряным подсвечникам, портретам на лестнице. Комната Айме была в башенке и напоминала скорее шатер восточного властелина. Широкое ложе с богато украшенным балдахином было сплошь завалено яркими подушками. Ноги по щиколотку утопали в ковре. На низеньком резном столике стояли фрукты и сладости, в кубках алело вино. Айме подвела Гарольда к ложу и толкнула так, что он провалился в мягкие подушки.
Торговец слегка приподнялся на локтях, ощупывая взглядом красный халат девушку. Мягкие подушки обволакивали уставшее и ещё побаливающее тело. В комнате было прохладно, от чего изгибы мягкого халата испанки, казались ещё более плавными и влекуще тёплыми. Торговец медленно, по-кошачьи довольно обвёл взглядом талию, прикрытую халатом шею, поднялся к алым, слегка приоткрытым губам, остановился на глубоких карих глазах.
Девушка щелкнула пальцами вскинутой в танцевальном жесте руки и откуда-то сверху полилась тихая, волшебная музыка. Халат полетел на пол, а Айме осталась в короткой безрукавке, расшитой яркими блестками, едва прикрывающей грудь и полупрозрачных штанах, прихваченных у щиколотки браслетами с бубенчиками. И было совершенно очевидно, что под этой одеждой на ней нет ничего. Девушка подняла руки вверх и закрыла глаза. Первыми ударили барабаны. Медленно, гулко отдаваясь в сердце. Затем вступила флейта - словно песня ветра, легкая и свободная, она проникала в самое сердце и, кажется, отталкивала Айме в сторону. руки ее поднимались в плавном скольжении. Бедра раскачивались, их изгибы угадывались под тонкими одеждами. Она плыла, скользила над ковром, устилавшим пол шатра. Она была кораблем, а ковер - морем. Ветер наполнял паруса и девушка изгибалась так, словно сама была парусом, словно плыла по бескрайней синей глади. Казалось она вросла в музыку, то порхая бабочкой под трель флейты, то ударяя пятками. Со звоном разлетались бубенчики. Длинные волосы струились по спине, плечам плотным каскадом темного шелка. А затем вдруг стало тихо и Айме, резко остановившись, медленно подошла к Гарольду.
Гарольд поднялся с кровати, его левая рука потянулась к талии девушки и ниже, правая змеёй заползла ей за спину. Маленькая и хрупкая, казалось он мог сломать её одним неосторожным движением. Едва прикрытая грудь вздымалась вверх, прозрачные ткани почти не скрывали бархатной, разогретой кожи. Ее руки будто полыхали огнем и обжигали сквозь ткань одежды. Айме словно разворачивала дорогой сверток, снимая с него покров за покровом. И не переставала целовать торговца, то сминая губы, то ласково покусывая их, и как-то незаметно переместилась по щеке к шее. Острая, пронизывающая до глубины души боль охватила Гарольда. Но она постепенно угасала, нега и сладкая истома сменили ее.
- Сука! - Гарольд задержал дыхание, приложил правую руку к щеке твари и выпустил всё пламя, что мог. Он постарался направить огонь так, чтобы меньше обжечь себя. Одновременно торговец попробовал скинуть с себя вампира и прыгнуть к поясу.
Айме держала его крепко и любовно, поглаживая. Рука игриво блуждала по телу Гарольда, спускаясь все ниже и ниже. Огонь, казалось, не причинил ей особого вреда и очень скоро торговец почувствовал, как самая суть его, искра жизни перетекает в девушку, связывает его с ней.
Безумный ужас пробежал по телу Гарольда: он умирал. Торговец не мог найти выхода, чертова выхода просто не было. Он собрался с силами, пытаясь сохранить ясность блекнущего сознания
"Хорошо, хоть не в агонии". Осталось только попытаться сохранить тень достоинства, Гарольд потянулся рукой к заднице Айме. Едва почувствовав мягкое тепло, он провалился в беспамятство.

[Leomhann >>>]

Со Спектром и Ричардом

Гарольд проснулся в полумраке той же комнаты, всё тело пульсировало, не было сил даже поднять руку. На потолке и стене застыли блеклые разноцветные формы, пущенные витражом. Гарольд с трудом повернул голову к их источнику, за окном виднелась уродливая улыбка полумесяца. Торговец присмотрелся: на витраже был изображен Уриил, он величественно смотрел сверху вниз на измученного Гарольда, в улыбке архангела проступала толика яда.
- Мм... - Почему он ещё жив, и жив ли вовсе? Гарольд жутко замёрз, казалось ему никогда в жизни не было так холодно. Пересохшие губы было больно облизывать, горло горело от жажды. Надо было подняться и поискать оружие. Торговец сделал несколько отчаянных попыток оторваться от мягких подушек, но не смог. Полежав несколько минут, он взглядом нашел кубок с вином. Гарольд с трудом поднялся, вслушиваясь в скрип собственных костей.
- Что за херня? - Дотянувшись, он осушил по очереди оба кубка. Пожар в глотке немного утих. Ни одежды, ни оружия в комнате не было, ему едва хватило сил, чтобы встать, сейчас о побеге не могло идти и речи. Торговец устало вздохнул, взял со столика яблоко, и опираясь о стену вышел из комнаты. Надо было найти одежду, а лучше, хоть какое-то оружие.
Канделябры, с догорающими в них свечами тускло отливали серебром на темных стенах, бросая мрачные тени на пол и на Гарольда, светлыми пятнами выхватывая мрачные, надменные лица на портретах. Шаг за шагом продвигался торговец по коридору в этой мрачной полумгле, разбавляемой лишь его дыханием. Дверь, одна из многих, оставленная за спиной, со скрипом отворилась и захлопнулась, по коридору пролетел шорох, запахло сандалом.
Гарольд обречённо и устало вздохнул, затем спокойно обернулся. К его удивлению, в коридоре никого не оказалось. Холодный пот капал с его лица на пол, веки казались тяжелее огромных гранитных плит. Он никак не мог прийти в себя, мысли медленно, неуверенно плавали у него в голове, никак не желая ускоряться. Дальше оставаться в коридоре было опасно, так что торговец открыл первую попавшуюся дверь. Комната была полутемной, как и та, которую покинул Гарольд. В алькове окна стояла оттоманка с разбросанной на ней одеждой, в углу, на столе тускло отражал свет, льющийся из окна, серебряный кувшин. Рядом с ним лежало распятие, массивное, но изящного литья, на толстой цепи. Подобное украшение, пожалуй, было достойно и самого архиепископа. На стене висело пыльное зеркало в деревянной рамке.
Закрыв за собой дверь Гарольд как можно быстрее оделся. Широкие штаны, собранные книзу, чувствовались непривычно, алая рубашка не особо согревала, а мягкие туфли были жутко неудобными. Закончив, он взял в руки кувшин, покрутил его, стоило попробовать смять сосуд, сделав таким образом заточку. Зеркало тоже могло пригодиться, распятие. Гарольд запнулся. Он взял крест в руку, несколько раз подбросил.
- Серебро. - Торговец слегка пожал плечами, затем надел распятие на шею. Обмотав кувшин скатертью, Гарольд перевернул оттоманку и несколько раз ударил её боком по сосуду. Расплющив его, он попытался сделать, что-то вроде кола. Получившееся Гарольд засунул за пояс. Сняв со стены зеркало, он попытался выбить небольшой прямоугольный осколок, используя при этом скатерть, чтобы не шуметь. Закончив, он разломал раму, вооружившись её куском. За окном мелькнула быстрый, неясный силуэт, что-то проскрежетало по стеклу. Картина с пейзажем Билберри сорвалась и с грохотом упала на пол, оставив в стене дыру. Гарольд с широко раскрытыми глазами походил на взъерошенного кота, он слегка пригнулся, всматриваясь в окно. Медленно, пригнувшись, торговец вышел из комнаты. Вертя головой как безумный, он шаг за шагом продвигался по коридору, к двери, через которую чуть раньше вошел в богом забытое поместье.
Лестница, по которой Гарольд совершал восхождение туда, где чаял обрести Эдем, была погружена во тьму. Ступеньки тихо поскрипывали под ногами. Справа, гнусаво заорав, метнулась небольшая черная тень с горящими зеленью глазами. Вниз, туда, где находился холл, упала ваза с цветами. Тень появилась уже слева, проскакала по ступенькам наверх, замерла там, рассматривая торговца и что-то басовито ворча. Гарольд вздохнул.
- Ну, твою же мать, можно же было по-человечески. Бартером хоть каким-то. - Торговец изготовился приложить тварь, даже если она прыгнет за спину. Шутка немного помогла отогнать страх, надо было собраться, пара неверных движений - и он труп. Гарольд больше ориентировался на слух, движения воздуха и на надолго запомнившийся запах, чем на зрение.
- Мур-р? - Тень, казалось удивилась столь воинственному настрою торговца. Она мягко протопала по лестнице и в пятне света появилась кошка. Обычная, серая, с лихо заломленным набок ухом. Кошка посмотрела на Гарольда круглыми, зелеными глазами и фыркнув, ушла вниз.
- Ты ещё поворчи. - Гарольд ждал, он боялся идти по тёмным ступенькам, было бы лучше встретить тварь в свете. - Эх, и дня толком не прошло.
Сзади упала еще одна ваза, осколки ее покатились с веселым звоном по ступенькам. Наверху раздались шорох и разочарованный стон. Немного постояв, Гарольд понял, что дальше дело не пойдёт, он только больше уставал. Торговец медленно зашагал по ступенькам, останавливаясь после каждого шага. Спустившись вниз, он глубоко вдохнул, пытаясь уловить обманчиво нежный аромат. Двери впереди были заперты, окна выглядели прочно, да и выламывать их времени не было. Из-под одной из боковых дверей лился свет, Гарольд осторожно подошел к ней. Дверь с лёгким скрипом открылась, обдавая Гарольда тёплым светом. Наверное, это была комната прислуги. В беспорядке валялись грубые платья, чепцы и передники. Пахло домашним, кислым мылом, травами и несвежим бельем. На сундуке лежали деревянные спицы и кусок сыра с воткнутым в него ножом. В открытом проеме напротив двери, в которой стоял Гарольд, виднелась кухня. Закрыв за собой дверь, торговец отложил кусок рамы, взял в руку нож. Медленно, прислушиваясь и оглядываясь он вошел на кухню.
В кухне жарко горел камин, но огромные плиты были давно затушены. На огромном разделочном столе валялась тушка кролика. Наполовину освежеванная, она выглядела так, будто ее рвали зубами. Жадно, поспешно утоляя голод. Но самое главное - в стене у камина виднелась еще одна дверь. Она была открыта и из нее веяло морозом ночи. Смастерив на скорую руку копьё из палки и ножа, Гарольд осмотрелся в поисках более внушительного оружия. К сожалению, сразу ничего пригодного на глаза не попалось, а потом искать было уже некогда.
Айме вошла неслышно, точно и не шла она, а летела. Тихо звякнули бубенчики на щиколотках,когда брукса с ленивой грацией большой, холеной кошки возлегла на стол, опершись на руку.
- Tonto, - нежно и чуть сожалеюще произнесла она, закусывая губу, - скучно, милый. Очень скучно. Кровь сладка у героя, у умной, сильной, хитрой дичи. У того, кто пахнет мужчиной и не боится смотреть в глаза muerte señorial. А с тобой - скучно. И кровь твоя пресна, как поцелуй священника.
- Ты, если честно, меня тоже расстроила. - Не было никакой надежды, что его отпустят, оставалось побыстрее спровоцировать тварь на атаку и закончить с этой дешёвой комедией. Гарольд легонько подбросил в руке копьё. Как же он устал, за всю жизнь с ним произошло меньше, чем за эту чёртову неделю. Ещё и этому чухалу не нравится его трусливая кровь, стыдно, просто стыдно.
- Знаешь, у нас не принято так кидаться на мужчин, да и эти танцы - очень вульгарны.
Скорее всего его сейчас убьют, боже, ни с кем и никогда он не мог говорить так открыто и свободно.

[Spectre28 >>>]

с Ричардом и Леокатой

В глазах Айме появился интерес, и она провела языком по губам. Влажно блеснули тонкие острые клыки.
- Но эти вульгарные танцы, señor, вам нравились. Или я не помню эти взгляды, эти руки?
- Да тут только безумец стал бы раздумывать, - Гарольд искренне улыбнулся, его веселила эта беседа на грани смерти, - и всё же я бы предпочёл скромное платье, так, чтобы мне пришлось самому его снимать.
- И что вы хотите сделать с этим... - женщина, не обратив внимания на его замечание, осмотрела импровизированное копьё и подняла бровь. - Предметом? Неужели вонзить его в меня? Сильно, глубоко, чтобы я чувствовала каждую каплю?
Улыбка не исчезала с лица торговца.
- Ну хоть что-то то я в вас вонзить должен, а то как-то даже глупо получается.
- Чтобы не было глу-упо?.. - протянула Айме и сморщила нос, словно услышала что-то особенно гадкое. - Вы думаете, это поможет, señor? Honestamente?
Гарольд пожал плечами.
- Почему бы и не попробовать. - Он ощупал женщину взглядом. - Благо целится есть куда.
"Обидно умирать молодым, ну что поделаешь, по крайней мере последние пару дней скучными не назовёшь, с упырицей вот болтаю."
Женщина пробормотала что-то неразборчивое себе под нос и уселась, поджав под себя скрещенные ноги. Колыхнулась высокая грудь, которую не сдерживало ничего, кроме тонкой ткани. Айме тонко улыбалась одними губами.
- Почему бы и нет?
Гарольд не понял.
- Ты предлагаешь мне бросить в тебя копьём? - Он нахмурился.
- Сеньор, мне снова становится скучно, - Айме тоже нахмурилась. - Помилуйте, не я же привязала эту вещь к... это остатки метлы?
Гарольд обречённо вздохнул.
- А нормально ведь общались. - Он изо всех сил метнул копьё, сам устремился к женщине, выхватывая из-за пояса самодельную заточку и целясь под левое ребро.
Палку Айме перехватила в воздухе, так быстро, что Гарольд не смог уловить движения руки. Через долю секунды кухонный нож полетел в один угол, а древко - в другой. Зато серебряная заточка на добрую четверть длины вонзилось в её тело, под край безрукавки.
- Годится ли на что-то глупость, - женщина задумчиво наклонила голову вбок, глядя на него как птица, изучающая добычу. Голос её звучал немного сипло. - Или нет?
Гарольд отпрыгнул в угол, куда улетел нож, вытащил из-за пояса кусок зеркала. Волна отчаянья захлестнула его, но он не дал вылиться эмоциям наружу. Выхода у него действительно не было, оставалось только умереть, не обделавшись при этом как щенок. Он попытался успокоиться, с насмешкой смотря прямо в глубокие карие глаза.
- Ну, все-таки я попал.
Он не успел заметить ни того, когда Айме вытащила из груди смятый кувшин, ни того, как она подлетела вплотную к нему - быстрой тенью, слишком маленькой для женщины, и слишком крылатой тоже. Зато почувствовал, как сдавили его ладонь, дробя в ней стекло. По пальцам потекли горячие алые капли. Услышал тихий, прерывистый шёпот прямо над ухом. Горячий, заинтересованный, пахнущий свежей кровью. Возбуждённый. Ощутил касание зубов к шее.
- Бегите, señor. Pronto. Вы ведь умеете?
Гарольд рванулся в сторону двери, не позволяя панике охватить себя, он побежал как можно быстрее, работая руками, и дыша в такт. Сияющему в свете узкого полумесяца лесу не было никакого дела до бегущего человека. Снег под неудобными туфлями хрустел как обычно. Ветки точно так же пытались цепляться за одежду. Даже звенящая тишина, в общем, была обычной для такой тихой, звёздной ночи. Мир словно застыл чёрно-белой картинкой и не обращал на происходящее никакого внимания. За исключением холода. Этот вцепился в Гарольда когтями сразу, стоило выйти из дверей. Странная, восточного вида одежда не грела вовсе, а до Билберри было далеко.
Первым знаком, что о нём на самом деле не забыли, стала быстрая тень слева, словно тёмная птица беззвучно пронеслась низко над снегом. К этому времени Гарольд едва успел удалиться от поместья на полсотни шагов. Ещё через столько же он почувствовал, как что-то рвануло бедро, и та же птица исчезла среди деревьев. Раздался тихий, насмешливый клёкот.
Пересохшее горло полыхало, отвечая вспышкой острой боли на каждую попытку сглотнуть. Промокшие ноги, поначалу гудевшие, теперь и вовсе онемели. Всё тот же уродливый, изъеденный оспой месяц висел в небе, тускло освещая корявый лес. Гарольд так и не понял, был ли побег его решением или панической атакой. В любом случае, всё было очень плохо. За ним гналась смерть, и шансов спастись практически не было. Видимо, тварь решила поиграть с ним напоследок, а он сейчас послушно выполнял роль дичи. Торговец замедлился: бежать было бесполезно, а сбереженные таким образом минуты жизни прекрасными назвать было нельзя. Он, тяжело дыша, остановился. Холод пробирал до костей, давая понять, что он ещё жив. Каждый удар буйствующего сердца гудением отдавался в ушах. Гарольд, с наслаждением вдыхая колюще-ледяной воздух, сжал окровавленные кулаки. Он рукой убрал смолистые волосы с разгорячённого, потного лица. Бежать торговцу надоело: если эта сука и хотела поиграть, то как-нибудь без этой суеты. Больше всего на свете он ненавидел даже не упырицу, а ужасную, уже полностью промокшую обувь.
- Просто к чёрту. - Торговец развернулся и медленным шагом пошел обратно к поместью. Он всегда стыдился своей трусости и теперь решил побороть её, хотя бы перед смертью. В конце концов, зачем рвать себе лёгкие ей на потеху?
Он не ушёл далеко. Когда среди деревьев уже завиднелись стены и башни поместья, из-за дерева спокойно вышла Айме. Женщина хмурилась, прикусив губу, но в глазах её плясали искры интереса. Вспыхивали - и гасли, как угли под порывами ветра.
- Вам надоело бежать, señor? - она скользнула к Гарольду. - О, как твёрдо вы теперь ставите ногу... я вижу - решимость?
- Да. Кстати, ты обещала мне ужин. - Гарольд поправил манжеты рубашки. - Ты - то поела, а я голодный бегаю.
- Хм-м, - Айме перетекла за спину торговца, теплая, мягкие пальчики пробежали по его спине, - Люблю решительных мужчин. Они всегда знают, чего хочу я.
Клыки снова вонзились в шею торговца и перед тем, как потерять сознание, Гарольд услышал дробный топот в отдалении. По аллее неспешно ехал всадник.

[Хельга >>>]

Джеймс Клайвелл

2 января 1535 г.
среда. убывающий полумесяц

Дорога была тяжелой, унылой и весьма болезненной. Известно, второй день заживления ран - самый тяжелый. Организм, утомленный болью, еще не научился притуплять страдания, а потому каждая выбоина на неровно укатанном тракте отдавалась резью в ноге. Но, все же, Джеймс упрямо продолжал путь, изредка прикасаясь к серебряной цепи под плащом. Старший констебль... Подумать только. Звание льстило, чего уж греха таить, несмотря на слова, которыми шериф сопроводил это повышение. Впрочем, милорд Норфолк никогда не скупился на оскорбления, распекая своих подчиненных, как мальчишек. Несмотря на то, что спать хотелось просто зверски (Джеймс встал еще затемно, чтобы пораньше приехать в Билберри), настроение было радужны. И даже мысли о том, что брат-лекарь, возможно, выжил и планирует новое убийство, не могли его испортить. Дорогу, впрочем, пришлось коротать декламацией стихов, отчего немедленно вспоминалась Бруха, любившая их. Вряд ли еврейке понравились бы эти полные чувственности строки Сапфо, но отчего-то Джеймсу вспоминались именно они:

- Блаженством равен тот богам,
Кто близ тебя сидит, внимая
Твоим чарующим речам,
И видит, как в истоме тая,
Из этих уст к его устам
Летит улыбка молодая.

На вопрос о том, на кой черт молодым юристам учить стихи древнегреческой поэтессы, учитель изящной речи и манер не смог дать внятного ответа, но стихи намертво вбились в память, не желая ее покидать. Так, строчка за строчкой, Джеймс прибыл в Билберри.

Городок сразу показался ему странным. И вроде бы все было, как везде: то же небо, тот же снег, та же ярмарка. Та же, но чуть иная. На двух прилавках, к примеру, в порядке были разложены части тела различных тварей. Некоторые из них выглядели вполне как человеческие и были очень неприличны. Сам торговец, тощий и сам отчасти похожий на умертвие, улыбался неожиданно приветливо и, что интересно, его товары пользовались спросом. У одного из прилавков он заметил Хродгейра, но подходить не стал. Впрочем, гадать о том, говорит ли это о присутствии чертова торговца в городке он не пожелал тоже. Слишко любопытными были наблюдения, чтобы думать еще и о Брайнсе. На иных домах, в углу дверей, едва заметные, были нацарапаны пентакли. Не сталкивайся он каждые три дня с этим символом, может и не заметил бы. Люди были приветливы и улыбчивы, но Джеймса они провожали такими жадными, любопытными взглядами, точно Билберри стоял не на тракте и проезжий здесь был также редок, как и, ну, скажем, зеленый грифон. Таверна, видимо, названная в честь этого редкого зверя также была странной. Всего лишь после полудня, а она полным-полна. Лишь центральный столик с сияющим шаром пустует. Краснолюд-трактирщик, любезный и сбивающийся с черной речи на грамотную так естественно, что и переход не замечался, с явной охотой и удовольствием просветил Джеймса и о михаилите с госпожою лекаркой, и о изгнании демона, и о торговце тканями с отпрыском. И даже о шкоднике, коего твареборец ловил на эти самые блестящие шары. По всему выходило, что вернуться брат Фламберг должен вот-вот и вряд ли его сюда влекло старательно расхваливаемое Тоннером гостеприимство "Грифона". Скинув в снятой комнате кольчугу и вещи, Джеймс изъявил желание отужинать позднее, в общей зале и поспешил в церковь. Надо было отдать дань местной святыне - кинжалу михаилита, о котором с таким сожалением вещал краснолюд.
И церковь тоже была странной. Кресты на стенах явно регулярно снимали и вешали заново, а некоторые - еще и поворачивали, судя по характерным следам на стене. В следующие несколько минут Джеймс уподобился собаке-ищейке. Чувствуя знакомый зуд в шрамах, он ярд за ярдом обшаривал церковь, игнорируя возмущенный взгляд священника и пресекая взмахом руки попытки высказать возражения. И лишь когда он нашел завалившуюся под ножку одной из скамеек, совершенно смешавшуюся с грязным полом, причастную облатку, ясно стало все. Облатка была грязной, но все еще хранила приторный, ржавый запах крови, который констебль не спутал бы ни с чем другим. И тотчас все - и сколы на полу возле алтаря, точно между камнями вгоняли шпагу, и меловые следы на алтарном покрове, и даже ладанка с пузырьком, украшенным изображениями козла, извлеченная из-под алтаря - сложилось в единую, пусть и неутешительную картину. Здесь служили черные мессы, что было незаконным, еретическим и пахло аутодафе. Вооруженный этим знанием, Джеймс, на время забывший даже о ране, поплелся в "Грифон". К счастью, там уже освободился столик в темном углу, под лестнице. Усевшись так, чтобы можно было видеть вход, он попросил эля и принялся наблюдать.

[Spectre28 >>>]

с Леокатой

Раймон де Три и Эмма Фицалан

2 января 1535 г.
среда. убывающий полумесяц

Серый прохладный рассвет застал их на тракте. Дорога огибала заледеневшее озеро, ивы, печально нависающие над снежной гладью, петляла между холмами.
- Никогда не жалел, что меня рано призвали в Капитул, - задумчиво рассказывал Бойд, лениво озирающий окресности, - тракт становится еще интереснее, когда едешь по нему с толпой любознательных и жадных до славы юнцов. Вспомнить того же Ясеня...
За спиной путников раздался топот копыт, заставивший всех обернуться. Магистр осекся на полуфразе и с его лица медленно сползла добродушная улыбка. Констебль Кентербери догонял их. И судя по взмыленной лошади, гнал он ее не на шутку, торопясь.
- А у тюрьмы он тогда так и не появился, - задумчиво проговорил Раймон. - Неужели всё-таки с запозданием придумал способ отыграться? Или, - он ухмыльнулся, - он нашёл бхута у дверей конторы и решил высказать возмущение?
- Драпать или драться? - Бойд с таким нарочито задумчивым видом процитировал кого-то из своих юнцов, наблюдая за приближающимся законником, что Эмма невольно улыбнулась.
Констебль, провожаемый взглядами, кивнул им и заехал вперед, загораживая лошадью проезд.
- Мисс Фицалан, - законник говорил громко, глядя мимо михаилитов на Эмму, - проследуйте со мной в Кентербери, я вынужден вас задержать до приезда вашего брата.
- Ого, - Раймон подъехал к констеблю вплотную, чуть не толкнув его Розой, и опёрся на высокую луку седла. - И на каком же основании вы испытываете столь острое желание её задержать? Мне вот совершенно не хочется, чтобы миледи жена возвращалась в Кентербери.
Законник и не подумал сдать назад и, доверительно нагнувшись к Раймону, задушевно сказал, почти шепнул:
- И какую же фамилию носит мисс Фицалан нынче? Что мне написать ее брату?
- Мою, разумеется, - улыбаясь ещё задушевнее, ответил Раймон. - Конечно, вы знаете, что при вступлении в орден мы получаем новое имя, которое остаётся с нами до ухода с тракта. Поэтому сейчас вы можете смело писать о миссис Фламберг. А потом... ну, это уже будет потом. Конечно, вы ещё можете обратиться в орден и просить, чтобы вам назвали моё родовое имя, - любезно разрешил он, подчеркнув голосом слово "просить".
Эмма, с надменно-рассеянным выражением лица, достойным, пожалуй, лишь миссис Фламберг, подъехала к Раймону. Яркой, летней зеленью блеснул изумруд в кольце, когда она положила руку на его локоть.
- Милорд муж, - судя по голосу, девушка сдерживала улыбку, - вы говорили, что мы спешим?
Она быстро глянула на Бойда, с задумчивым видом подъехавшего к Фламбергу с другой стороны, и потупила взгляд.
- И мы, действительно, спешим, - подхватил Фламберг и поднял бровь. - Вы позволите, констебль?
- И все же, - констебль несколько подрастерял апломб, да и магистр, будто в задумчивости рукой в воздухе деливший законника на части и что-то подсчитывающий на пальцах, явно не добавлял ему уверенности, - кто может подтвердить факт брака?
- Я, - Бойд оторвался от своих расчетов, - и в капитуле вам по запросу выдадут все необходимые бумаги.
- И все же, - законник потянул рукоять кинжала, - в виду сомнения в подлинности ваших слов, я вынужден настаивать...
Кивая, Фламберг подобрал поводья лошади Эммы и словно ненароком опустил взгляд на игривую, нервную кобылку констебля. Игреневая лошадь взбрыкнула, высоко вскидывая задние ноги, заплясала, пускаясь в развеселую джигу. Законник выругался, вцепился в узду, стараясь удержаться в седле, но, все же, упал в снег.
- Я плохо расслышал, но, кажется, нас пропускают, - Раймон, крепко держа в руке поводья Солнца, тронул Розу.
Констебль вскочил на ноги, хватаясь за рукоять кинжала. Его лицо выражало растерянность и обиду. Он явно не знал, что ему делать. Злобно посмотрев на Раймона, законник бросился к своей лошади, пытаясь утихомирить ее.
- Сквитаемся, - процедил он сквозь зубы в спину михаилитам.
Отвечать ему никто не стал.
- Может быть, пожаловаться на него шерифу? - предложил Фламберг, когда они отъехали за пределы слышимости. - Констебль, который достаёт оружие и нападает на трёх невинных всадников, да ещё падает с лошади? Наверняка пьян, да ещё с утра.
- И мне, похоже, нужно быть в резиденции раньше его письма, - Бойд выглядел так, словно его засовывали в старый, пыльный сундук,- я надеюсь, ты бхута хотя бы прибил? Эмма, что он за человек, твой брат?
Девушка с неудовольствием поморщилась, вздохнула, и начала рассказ. По всему выходило, что Ричард Фицалан был дурным человеком. Прямо сказать - дрянь-человек он был. Да и как иначе назвать мальчика, вешающего собственную собаку только за то, что она потеряла след на воде? Юношу, одним словом обрекшего на одиночество странную младшую сестру? Травившего ее, словно звереныша? И если другие братья устыдились этого, то Ричарда даже никто не порицал. Фицалан-старший просто вздохнул и покачал головой, ни словом, ни делом не вступившись за дочь. За что и поплатился, когда заболел оспой. Милый братец просто запер его в комнате и запретил подходить к нему кому-либо. Пожилой мужчина умер от голода и жажды, сгорел от оспы, его страдания и крики Эмма, похоже, запомнила на всю жизнь. И все же, глупым Ричарда Фицалана назвать тоже было нельзя. Он, как сумасшедший, тяжело работал, чтобы хоть как-то прокормить семью, днями пропадая на полях поместья, следя за работой крестьян. Искал должностей при дворе. Охотился и торговал шкурами, но инкогнито, чтобы не уронить чести фамилии. А вот гордость за происхождение, похоже, была его самой слабой чертой. Ежесекундно Ричард требовал, чтобы все в его семье вели себя достойно. К женщинам требования ужесточались. Молчаливость, покорность и абсолютное послушание. Повиновение и смирение. Клариссу, свою жену, он смог быстро привести к идеалу. По словам Эммы получалось, что несчастная леди Фицалан была совершенно безропотной. А вот с сестрой у него этого не вышло. Эмма, склонная к свободомыслию, дерзкая на язык, регулярно получала затрещины, оставалась на хлебе и воде, а в подвале - и без этого. Впрочем, когда девушка смирилась и перестала дерзить, легче не стало. Брат выискивал причины, чтобы уязвить ее.
- А потом был монастырь, - закончила девушка, перчаткой утирая слезы.
Бойд вполголоса выругался и извлек из-под обшлага белоснежный платок.
- Сколько знаю женщин, у них никогда нет при себе платка, - проворчал он, протягивая его Эмме.
Эмма глянула на Раймона, но платок приняла. Впрочем, слезы высохли также быстро, как и появились. Девушка вскинула голову и улыбнулась зимнему солнцу, будто радуясь, что и монастырь, и чудо-братец остались в прошлом.
- А бхута я, конечно, убил, - заключил Раймон и тоже взглянул на солнце. - Хороший, холодный день, и ночь была не хуже. Я эту тварь там и оставил, прямо на крыльце управы. Примёрзло за минуту.

[Leomhann >>>]

Со Спектром

Билберри. Вечер. Церковь, затем "Зеленый Грифон"

Церковь встретила их приветливо, точно старых друзей. Радостно и празднично сиял алтарь в бликах витражей, окрашивающих алтарный покров ярко и пестро, уподобляя его наряду придворного на Рождество. Благодушием и умиротворением сияло лицо Распятого, точно не на кресте он находился, а на мягком ложе. Даже лики святых на пыльных гобеленах взирали на михаилитов и девушку с умилением. Кинжал, лежащий на алтаре, гладью клинка отражал свет окон, светился алым и желтым, яркая зеленая искра зажглась на серебре рукояти, приветственно подмигивая вошедшим. Вечернее солнце ласково гладило его этими разноцветными лучами, играло с самоцветами на ножнах, задерживало свои теплые ладошки на богатой перевязи.
- Красивый кинжал, - негромко одобрил Раймон. - За поясом красиво смотреться будет. Даже жаль, что не мой. Стребовать, что ли?
Эмма с улыбкой глянула на кинжал, а затем посмотрела на Раймона. Нельзя было не признать, что этот клинок гораздо лучше подходил к его оверкоту черной, плотной шерсти, богато украшенному серебряной тесьмой и поясу из серебряных же блях тонкой чеканки. На каждом из звеньев массивной цепи были изображены листья падуба, причудливо переплетающиеся с ягодами остролиста. Под ним - и Эмма это знала совершенно точно - находились последовательно кольчуга, кожаный колет и расшитая чернью и серебром рубашка, воротник которой она сама расправляла не далее, как утром. Даже сапоги были новыми, хотя Раймон и успел их утяжелить металлическими пластинами, а потому на пол они падали с таким же грохотом, как и старые.
- Куда они дели твой, интересно? - Девушка с интересом взглянула на отца Августина, неприязненно кивнувшего им от санктуария.
- Если я не ошибаюсь, на всякий случай где-то спрятали и, вероятно, все три дня пытаются достать оттуда демона. Или, возможно, приберегают это для завтрашней ночи. Дилетанты, - Раймон с почти осязаемым отвращением еле заметно кивнул на отметины на алтарном покрове.
Тихое поскрипывание полов отметило шаги Бойда. Магистр, плотно закутавшийся в темно-синий плащ, казалось, церковь и кинжал не разглядывал. Его больше заинтересовал священник, поспешно ретировавшийся под его взглядом куда-то в боковую пристройку.
- Любопытный тип, - охарактеризовал он отца Августина, - смотрит так, будто вы тут все смертные грехи совершили. И даже сверх.
Раймон выразительно фыркнул.
- Я, признаюсь честно, не уверен, какие грехи его ещё могут смутить. До того, как увидел эту церковь, ещё сомневался в том, замешан ли он тоже, но теперь... даже слепому было бы тяжело. Разве что, - он внезапно посерьёзнел, - они сомневаются в моей, так сказать, искренности.
- Тогда они слишком хорошо тебя знают, - едва слышно проворчал Бойд себе под нос и громко добавил, - я бы погулял по городку, пока не стемнело окончательно. Люблю, знаешь ли, прогулки перед сном. По морозцу. После дня в седле. Снимешь мне комнату?
Магистр явно собирался следовать своей привычке жителя порубежья - осматриваться и искать подводные камни.
Раймон махнул ему рукой и приобнял Эмму за талию, не смущаясь наличием алтаря.
- Странно. Почему бы кому-то мне не верить?
- Действительно, - девушка тяжело вздохнула, но вздох вышел каким-то нарочитым, показным, - ты ведь и не лжешь. Ты просто заворачиваешь истину в семь покрывал.

[Хельга >>>]

2 января 1535 г. Билберри. Вечер вторника.

Тихо скрипнула дверь и Тоннер-трактирщик, расплывшись в радушной улыбке, полетел навстречу вошедшим, кланяясь и всплескивая руками.
- Господин! Госпожа! И раньше, чем обещались! Счастье-то какое! Отужинать желаете? Комнату вашу никто не занимал, только прикажите - Пэнси вмиг там камин растопит!
- Раньше? Так это всё ваше гостеприимство, мистер Тоннер, - мужчина стянул перчатки и с видимым удовольствием растёр руки. - Отужинать желаем. И вино. Комнату желаем тоже, и ещё одну, на одного, но чтобы не хуже. И хорошо бы и её обогреть заранее.
- Будет все исполнено, - угодливо закивал краснолюд, указывая на стол с шаром, - и столик ваш тоже свободен.
Джеймс, успевший было задремать, встрепенулся в своем углу. По всему выходило, что эта пара - как раз-таки михаилит с беглой послушницей. Но, черт побери, как узнать в богато одетой девушке, смотрящей гордо и уверенно, беглянку из этой чертовой обители? Да и михаилит выглядел скорее лордом, нежели твареборцем. Но если это были они - задача значительно упрощалась. Не верилось, что девушку, окруженную такой заботой, могут оставить в борделе. Или на обочине. Что ж, сказки иногда случались, да и гадать можно было долго. Стоило просто спросить.
Михаилит, если это был он, осмотрел предложенный стол и добродушно усмехнулся.
- Лестно. Насколько поднимаются цены за таким столиком? - впрочем, несмотря на слова, тон был скорее поддразнивающим.
Под плащом у него обнаружился чёрный шерстяной оверкот, отороченный серебряной тесьмой. Девушка же, сняв тёмно-красный плащ и зелёную шубку с меховой шапочкой, осталась в богатом платье глубокого цвета бургунди.
- Мясо, зелень, вино, сыр? Как обычно? - Тратирщик явно знал вкусы своих посетителей.
- Верно помните. Хорошая память трактирщику - залог успешного дела. И вино - сразу? Согреться бы, с улицы.
Трактирщик испуганно отшатнулся от столика, точно раскрыли его тайну, поклонился и исчез на кухне. Почти сразу оттуда появилась Пэнси с подносом, уставленном снедью. Мужчина принялся разливать по кубкам дымящееся вино.
Похожи? Не похожи? Сестра Адела явно не блистала описательными талантами. Шрам на плече... Джеймс хмыкнул. Не раздевать же ему, в самом деле, этого человека, чтобы убедиться, что он - мракоборец?
Он вздохнул, переколол брошь на пояс и, одернув вышитую тунику, подошел к столику пары.
- Добрый вечер, - Джеймс помедлил, не зная, как продолжить разговор, - меня зовут Джеймс Клайвелл. И я - констебль в Бермондси. Полагаю, вы - господин Фламберг?
Тот окинул его быстрым взглядом и кивнул, подняв бровь.
- Полагаю, что так. Садитесь, констебль. В ногах, как выяснил ваш коллега из Кентербери, правды нет, даже если их четыре. Вина?
Девушка улыбнулась едва заметно, краем губ и выпрямилась, пристально глядя на констебля.
- Благодарю. В моих ногах сейчас правды нет тем паче. Хоть их всего две. - Джеймс проворно уселся и положил руки на стол. - Не буду заходить издалека. Видимо, вам уже известно, что госпожу ищет ее брат, лорд Фицалан. И, признаться честно, мне совсем не нравится мысль, что леди стоит ловить, возвращать в семью... Тем более, - взгляд его задержался на руках девушки, - как я понимаю, вы будете против.
Он улыбнулся, представив содержание письма надменному Фицалану. И лицо шерифа, когда тот получит копию отчета. Черт побери, ради этого стоило трястись по дурной дороге!
Беглая послушница легко коснулась рукава михаилита и что-то шепнула, так тихо, что разобрать было невозможно.
- Будем, - смиренно вздохнул Фламберг. - Тем более, что леди сейчас и так уже находится с семьёй, зачем её куда-то возвращать? Да ещё через управу. Если шурину так хочется поговорить с сестрой, так и занимался бы этим по-семейному. Как подобает. Но, правда, - он улыбнулся, - миледи не очень хочет его видеть.
- Охотно верю, - согласился Джеймс, снова припоминая жесткий, холодный взгляд брата девушки. И то, как та часть его самого, что отвечала за необъяснимое чутье на неприятности (и неожиданное везение) содрогнулась, лишь только тот вошел в управу. - Но он настаивает на возвращении госпожи, а потому я вынужден попросить, чтобы она написала своей рукой нечто вроде расписки. И... - он вздохнул и просительно глянул на михаилита, - вы позволите задать госпоже несколько вопросов?

[Leomhann >>>]

Со Спектром и Хель

В углу, где шумно играли в карты богато одетые господа, ярко блеснуло небесно-голубым. Из полутени вышла молодая, чуть полноватая женщина в ярко-синем платье. Аквамарины осколками неба переливались на смуглой коже. Женщина внимательно осмотрела констебля, михаилита и лениво улыбнулась, не разжимая губ.
- Любовница сына местного барона, - негромко сообщил Фламберг, не глядя в ту сторону, и неожиданно усмехнулся. - Разумеется, констебль, спрашивайте. Миледи, конечно, порой очень, крайне молчалива, но я уверен, что вам она ответит.
Девушка немного злобно глянула на михаилита и пошевелилась. Рука ее скользнула под стол, но почти сразу вернулась назад. В пальцах была зажата нитка. Черная.
- Если уже достаточно отогрелась, - не изменившись в лице закончил её спутник.
- Госпожа, - Джеймс мягко улыбнулся и принялся складывать из тканевой салфетки некую фигуру, призванную обозначать лебедя. Получалось плохо, но он не сдавался, продолжая говорить. - Я хотел бы спросить вас о порядках в обители. И о брате-лекаре.
Беглая послушница, явно удивленная вопросом, ответила не сразу.
- Вы же бывали в обители, мистер Клайвелл, - она отняла у констебля салфетку и положила под свой кубок, - сестру Алекси вызволять приезжали даже, помнится. И после того, что вы видели - этот вопрос? А брата-лекаря в монастыре толком и не было. Все время пропадал где-то.
Джеймс с тоской проследил за салфеткой, попутно подивившись тому, как вольно держит себя девушка, вздохнул и надолго задумался.
- В обители произошло нечто такое, чему сложно найти объяснение, - заговорил он, аккуратно потянув на себя кусочек ткани из-под кубка. - Как раз сразу после вашего отъезда. Убиты сестры Эмилия и Магдалена, страшно изуродована мать-настоятельница.
В течении нескольких минут Джеймс кратко, но очень эмоционально изложил события в обители, разве что не в лицах показывая сестру Делис и Аливию.
- Чертов сумасшедший монах, - подытожил он, - верите ли, счет от Ордена на двадцать пять лесавок и семь крикс шерифа совсем не порадует. К тому же, его необходимо поймать, чтобы не допустить повторения. Если жив, конечно.
Девушка придержала салфетку пальцами, также медленно потянув ее на себя.
- Получается, что я вовремя покинула обитель, - задумчиво произнесла она, переглянувшись с Фламбергом, - но брат Уильям, боюсь, на такое не был способен. Он был... незлоблив? Нет, не то слово...
Беглая послушница замолчала и взглянула на михаилита, точно прося помощи.
- Не способен причинить вред другому? - Попробовал угадать Джеймс. - И его не интересовали никакие врата?
- Врата его совершенно точно никакие не интересовали, мастер констебль, - девушка говорила сухо, голос потерял краски.
Фламберг, перестав улыбаться, положил свою руку на её.
- Простите, если огорчил, - Джеймс покаянно улыбнулся и сложил руки в молитвенном жесте на столе, - право, не хотел, поверьте. С вашего позволения еще один вопрос к вам, господин Фламберг - и я оставлю вас. Судя по рассказам трактирщика, вы не впервые в городке. И, наверняка... - тяжелый вздох, - впрочем, к чертям дипломатию. Допустим, что мне в городке и в церкви почудились некие символы, крайне интересные для закона и матери-церкви. Возможно, я ошибаюсь, но здесь творится нечто... темное. Хотелось бы знать, не один ли я заметил подобное? Или мне, после этого чертова курятника, простите, монастыря в Бермондси уже мерещится?

[Spectre28 >>>]

с Хель и Леокатой

Михаилит усмехнулся и откинулся на спинку стула.
- И вы, разумеется, спрашиваете об этом у члена ордена, известного своим пристрастием к кровавым ритуалам, чернокнижничеству, дьяволопоклонству и... дорогая, к чему ещё?
- Скотоложеству, богохульству и содомии, - без запинки перечислила девушка, устало кладя голову на плечо воина, - и, конечно же, умыканию послушниц.
- В Бермондси-то, слыхали-с, - Тоннер, проходивший мимо, видимо, не удержался от того, чтобы поделиться свежими новостями, - констебль монашек на руках из обители выносил. Самую хорошенькую, значит, в своем плаще - и в город велел отвезти. А старую - как мешок, на плече. Но голую...
Выдав эту исчерпывающую информацию, трактирщик поставил на стол фрукты и ушел.
- Напротив, - Джеймс, начавший говорить, после слов трактирщика осекся и с возмущением уставился на краснолюда. Воистину, слухи бежали впереди лошади. - Напротив, говорю с братом ордена, принесшим клятву бороться с... наблюдаемым.
Фламберг сочувственно улыбнулся ему и обнял Эмму Фицалан за плечи.
- Боюсь, вам всё кажется, констебль. Ничего тёмного здесь не творится. Мы прибыли на посвящение новорожденного ребёнка ордену Михаилитов, который, как вы только что сказали сами, призван бороться с ненаблюдаемым. И родители, вы не поверите, были счастливы. Этот город населяют люди искренней набожности, в этом и сомнений нет. Но, мастер Клайвелл, - улыбка михаилита стала хищной. - Вы в вашем рассказе явно упустили несколько деталей. Я и не думал, что у нас - столько общего. Может, зайдёте вечером да расскажете за бутылкой? Чтобы не перекрикивать собравшихся.
- Детали, - проворчал Джеймс, потирая разболевшуюся ногу, - но приглашением непременно воспользуюсь.
Ощущения от этой пары ему было сложно облечь во сколько-нибудь внятные слова. Казалось, будто бы они живут в своем мирке, лишь гранями, наподобие тех, что у девушки на обручальном кольце, соприкасаясь с окружающим. Но, признаться, они вызывали невольную симпатию.
Дверь снова открылась, и через порог ступил Вальтер Хродгейр. Оглядел зал, задержавшись взглядом на женщине в синем, кивнул констеблю и прошёл к столику, который незадолго до этого покинул Клайвелл. К нему тут же подскочила Пэнси с бутылкой горячего вина - видимо, северянин заходил сюда не первый раз. На Эмму и михаилита он бросил единственный любопытный взгляд, после чего сосредотовился на выпивке.
- Большой, - задумчиво прокомментировал Фламберг, перехватив приветствие. - И двигается хорошо, спокойно. В прошлый визит я его здесь не видел.
- Жуткий, - девушка поежилась, не поднимая головы с плеча михаилита. - Рассчетливый, хладнокровный. Зимняя ночь в горах, в ледяной пещере. Где нет огня и лишь завывание вьюги слышно снаружи. И в этом вое слышатся голоса призраков.
- Вальтер Хродгейр, - Джеймс с интересом взглянул на девушку, но после монастыря и сестры Делис удивлялось как-то лениво, - по прозвищу Барсук. Скорее всего, близок к одной из девочек Стального Рика, если слышали о таком.
- О? Неужели Ю решила отпустить поводок? Или... - Фламберг задумался и прищёлкнул пальцами. - Нет, не помню имён остальных, только по слухам, да и китаянку видел только один раз. Очень мельком. А о прочих в доках говорят такое, что... странно, что хоть кто-то может быть к ним близок. С другой стороны, с таким описанием - всё возможно. Вы, констебль, его по Рику и знаете?
- Нет, - покачал головой Джеймс. Михаилит оказался настоящим ларчиком с сюрпризами. Доки, надо же... - Это странная и весьма дурацкая история. С неделю назад мне попался некий купец, Брайнс. Этакий забавный тип, знаете ли, - он откинулся на спинку стула и усмехнулся, - неумелый лгун. До скуки не умелый. Наврал с три короба о том, куда делся квиток от грефье рынка. И это притом, что я и не скрывал, что знаю о его визите к Рику. Пришлось определить его в уютную камеру, до выяснения. Тут-то за ним и явилась одна из девочек, Марико, с вот этим Барсуком. Не поверите, этот Брайнс фактически сбыл свой товар на черном рынке, уплатив налог. Да еще и квиток орку отдал.
- Трудно поверить, что есть на свете такие дураки, - полусонно заметила Эмма, - и даже странно, что это правда.
Джеймс не выдержал и рассмеялся. Емкое и точное определение девушки порадовало и позабавило его одновременно. Он сам до сих пор не мог объяснить причины подобного поведения чертова торговца. И уж тем более, не представлял для чего подобный... человек мог понадобиться Стальному Рику. Ну, кроме самого очевидного и высказанного им ранее - в расход. Этот сгинет - нового найдут.
- Увы, госпожа, это так. Он еще и вроде бы маг, вдобавок.

[Хельга >>>]

Со Спектром и Лео

- И всё же, Марико... - Фламберг глянул на Барсука с непритворным уважением. - Это та, что когда-то порезала на ленты двух здоровых мужиков только за то, что те попытались в шутку подарить ей цветок? А потом сказала: "извините", поклонилась и ушла, слизывая с ножа кровь? Которая, говорят, ближе к восточному демону, чем к человеку, и ничего не чувствует? По крайней мере, ничего из того, что чувствуют обычные люди?
Эмма заерзала на стуле и с удивлением и подозрением воззрилась на Фламберга, словно забыв о присутствии констебля. Впрочем, она быстро успокоилась, снова уютно устроившись у него на плече.
- К несчастью, мне такие подробности неизвестны, - с сожалением признался Джеймс, снова принимаясь складывать из салфетки нечто непонятное, - я с уличным братством стараюсь, хм, дружить. Но наслышан.
- К слову, об улицах, - сменил тему михаилит, мягким, плавным движением ухватил измученную салфетку за кончик и потянул из пальцев констебля. - В Кентрбери на ярмарке арена бойцовская, где выступает некий Флавио - Испанец. Признаться, сомнения меня берут, что с ним там честно обходятся. Или что он там по доброй воле. Глядишь, вскоре эта ярмарка будет в Бермондси, а то и в Лондоне...
Джеймс отпустил мягкую ткань, с сожалением провожая ее взглядом.
- Я гляну, - искренне пообещал он, - но хозяева подобных увеселений стали прятать рабство под контракты. Формально человек свободен, а уйти никуда не может.
Светловолосый и сероглазый мужчина, с лицом, украшенным сеткой шрамов, не портивших его совершенно, одетый в синий оверкот, носком сапога отодвинул свободный стул и, уже усевшись на него, утомленно поинтересовался:
- Снова констебль? - На груди золотом блеснула магистерская цепь.
- Этот - приличный, - легко ответил Фламберг. - Не угрожает, не вымогает, нарушать законы не предлагает, - подумав секунду, он добавил тем же тоном. - По крайней мере, пока что. Возможно, приберегает на вечер. Вы приберегаете?
- Разумеется, - охотно согласился Джеймс, подверждая свои слова улыбкой, - кто же подобным при свидетелях занимается? Вот зайду позже, там и навымогаюсь всласть.

[Ричард Коркин >>>]

2 января 1535 г. Поздний вечер.
среда. убывающий полумесяц

Гарольд очнулся ближе к сумеркам. Тяжелое тело безвольно лежало на промёрзшей земле. Он несколько минут наблюдал за тонущим в оранжевом закате солнцем, потом заметил одинокое деревце. Маленькая ива чёрным пятнышком виднелась посреди белого поля. На бескрайней равнине весело завевала лёгкая позёмка. Торговец провёл пальцами по рваной ране на шее, засохшие потоки крови доходили до пояса.
- Надо найти таверну. - Раздробленные в пыль мысли никак не могли собраться в единый поток, даже очень медленный.
Торговец попытался опереться о поросшую мхом стену домика, рука соскользнула, увлекая его за собой. Тяжело ударившись оземь, Гарольд несколько мгновений не двигался, не в силах перебороть смертельную усталость.
- Матерь божья. - Он с трудом поднялся. Солнце уже скрылось за горизонтом, и над головой висело пробитое в тысяче мест ночное небо. В конце улицы можно было разглядеть спасительные очертания таверны. Шаг за шагом задубевшие ноги приближали его к тёплому очагу.

[Spectre28 >>>]

Билберри, трактир

Словно отзываясь на недавние слова, подобно джинну из бутылки, медленно, аккуратно взвешивая каждый шаг, вошёл тот самый торговец. В таверне было светло и, как обычно, людно. Глаза не сразу привыкали к освещению, и он несколько мгновений щурился, выискивая дверь своей каморки.
- Чертов Брайнс!
Сдержать возгласа удивления и досады Джеймс не смог. Впрочем, удивление относилось скорее не к тому, что купец вошел в таверну, этого следовало ожидать, а к его внешнему виду. Одетый, как ярмарочный актер, играющий восточного властелина, в парчовые штаны, дорогую алую рубашку и туфли с загнутыми носами, Брайнс был буквально залит кровью. С ног до головы. То есть, с шеи до пят. И выглядел так, будто сейчас сдохнет, как бы грубо это не звучало. Джеймс подавил невольно шевельнувшееся сочувствие, утешив себя постулатом о том, что меньше брайнсов - меньше проблем, и с усмешкой обратился к Фламбергу:
- Рекомендую - тот самый Брайнс.
Беглая послушница лениво пошевелилась в объятиях своего спутника, с одобрением глянула на констебля и с плохо скрываемым интересом уставилась на окровавленного торговца. Вслед за ней в сторону двери посмотрел магистр - и замер, не донеся кубка до рта.
- Iongnadh! - Судя по интонации, это слово, произнесенное вполголоса, было не слишком приличным.
- Интересно он развлекается, - подытожил второй михаилит. - Ещё интереснее, с кем.
- Дорогое развлечение, - магистр наконец-то отхлебнул вина и сейчас с самым задумчивым видом изучал "того самого Брайнса", - эва, шею-то как разворотило.
- Ты за сколько бы взялся? - лениво поинтересовался Фламберг. - Если бы вообще.
- Сейчас - ни за сколько, - магистр еще раз оглядел торговца, вздернув бровь, - а вот когда казна платила... Пришлось бы идти, договариваться.
- Тоннер говорил, сын баронский свою метрессу привёз из Испании, с посольством, - Фламберг вежливо кивнул улыбнувшейся ему Айме и продолжил: - Говорил, тощая была, жёлтая, смотреть не на что. А теперь... я бы тоже, пожалуй. Ни за сколько.
- Из Испании? Тогда еще и приплачу, чтобы не связываться, - магистр допил кубок и поморщился, - и на щеке у него тоже... интересно.

[Ричард Коркин >>>]

Торговец подтащил ближайший табурет, поставил его у стены и с наслаждением уселся.
- Господин Тоннер, у вас не найдётся тёплого вина? - В глаза бросился знакомый констебль, взгляд прошелся по симпатичной девушке и вооруженным мужчинам, застыл на синем платье. Торговец истерично улыбнулся, не сводя глаз с бруксы. Он слишком устал, чтобы паниковать.
"Да и к чему здесь паника - я в безопасности. Здесь слишком людно". Вопрос заключался в другом - как подсолить этой мрази? Никаких доказательств у него не было.
- Вино-то найдется, - Трактирщик с явным неодобрением глядел на Гарольда, осуждающе качая головой, - вы бы к себе прошли, любезнейший господин. Или эвон господин Фламберг с госпожою, пораньше изволили приехать, на ваше счастье. Так, спросили бы у госпожи, может, согласится поспособствовать, с излечением-то.
Гарольд на несколько мгновений отвёл взгляд от бруксы. Видимо, симпатичная девушка, сидевшая за одним столиком с констеблем, и была целительницей. А рядом с ней, вероятно, был михаилит. Было бы неплохо, напади тварь на него, может, получилось бы вернуть атам.
"Хотя, к чёрту атам, вместе со всей чёрной магию. Я так до выходных не доживу". Торговец с трудом поднялся и подошел к столику. "Надо будет их предупредить, ни одному человеку я не пожелаю такого раздрая".
- Извините за беспокойство. Моё почтение, господин констебль. - Торговец обратился к девушке. - Меня зовут Гарольд Брайнс, прошу прощения за спешку, но мне срочно нужна помощь врачевателя. Я слышал, вы можете помочь.
Девушка вопросительно взглянула на спутника, из объятий которого не спешила высвобождаться, и нахмурила брови.
- Действительно, нужна, - вздохнул Фламберг. Впрочем, руку с плеч беглой послушницы он пока тоже не убирал. - По нему видно, насколько.
Лицо магистра приобрело позабавленное выражение, но он смолчал, а лишь подлил вина в свой и клайвеллов кубки. Джеймс благодарно кивнул михаилиту и печально уставился на чертова торговца. Лекарь ему, безусловно, был нужен. И срочно. Но, все же, предчувствие новых проблем от Брайнса захлестнуло его. Джеймс отхлебнул вина, стараясь смыть железный привкус крови, возникший только от одного вида окровавленной одежды и отвел глаза, слушая слова купца и удивляясь тому, что тот еще может говорить. К тому же, его не отпускало ощущение, что странная пара, несколько минут назад говорившая с ним совершенно свободно, будто снова закрылась в своем мирке. Впрочем, у Брайнса не было иного выхода. В Билберри лекаря не сыскать, а до ближайшего городка он может и не протянуть. Почти наверняка не протянет.
- Я, с вашего разрешения, пока присяду. - Усевшись на свободный табурет, торговец убрал растрепавшиеся волосы со лба, не переставая сверлить взглядом бруксу. Гарольд, к своему удивлению, не испытывал страха, ему было всё равно. Он вздохнул, переводя взгляд на целительницу. - Прошу вас подумать над моей просьбой, я, признаться, сам в шоке, что ещё жив. Всякое в жизни случается. - Он на мгновение отвлёкся, поглядев не несёт ли Тоннер спасительного вина.
Лекарка с беспокойством выпрямилась и плотнее прижалась к михаилиту.
- Полагаю, - ответила она холодно, - раздумывать не о чем. Не всегда во власти лекаря излечить больного. Нелегко исцелить слепоту.
Фламберг пожал плечами.
- Если госпожа Берилл так говорит, значит, так оно и есть. Про слепоту. А что до остальных ран, то вы, конечно, - он смерил взглядом дорогую парчу, - не относитесь к сирым мира сего и можете позволить себе местного лекаря... если он есть в Билберри. Проезжие, вы знаете, всегда обходятся дороже. Значительно. Порой - слишком дорого.