Greensleevеs. В поисках приключений., Добро пожаловать в мир злых заек!

[Ричард Коркин >>>]

Уилл вытер со лба пот, поднимаясь на ноги. Он оглянулся, ища взглядом костры, но за спиной была только увлажнённая туманом тьма. Это, наверное, было продолжением иллюзии, причём намекало она на брак по расчёту, что было свинством. На земле не было следов от прыжка, так что без моста было неясно, как он оказался перед воротами. Уилл сделал шаг назад и осмотрел здание - света не было ни в одном окне. Он не понимал, что происходило. Но рука до сих пор неприятно пульсировала, а в ногах ощущалась слабость. Раз уж судьба подарила ему такой бесценный опыт, нужно было проследить, чтобы руку не оторвали на самом деле. Скорее всего, он так и оставался в иллюзии, правда в этом мире иллюзией было всё. Это было видно ещё на феевской тропинке. В любом случае, кажется, кроме ворот идти было некуда.
За воротами пришлось закрыть лицо рукой. По снежной долине, играя льдинками, гулял ветер. Холод прогрызался через одежду и кожу. Снежной долине не было видно конца, прямо впереди виднелись аккуратные домики, а в стороне от них ровная гора, напоминающая занесённую снегом пирамиду. Музыки как не бывало. Уилл укутался поплотнее и пошел в сторону домиков, из труб которых поднимался дым. Теперь он совершенно потерял грань между реальным и чудящимся. Создавалось впечатление, что в этом мире мысли и образы перетекали в реальность, а реальность перетекала в образы и мыли. И между ними не было никакой грани. Причём перетекало всё не только по воле богини, но и само собой. Представлялась только что нарисованная картина, с которой падали на пол капли зелёной краски. И там, куда они попадали, тут же прорастала трава. Обидно было то, что в этом, на половину воображаемом мире, боль и холод были страшнее реальных. Уилл потёр руки, проходя мимо домиков, к центру деревни. Там пришлось остановиться. Чуть в стороне стоял крест с распятой девушкой. Ветер трепал светлые волосы, на снегу темнели брызги крови, из живота убитой доставая до земли вываливались кишки. Уилл тяжело вздохнул. Зачем ему всё это показывали? Чтобы напугать, заставить о чём-то задуматься? Что-нибудь банальное, вроде не ценишь свою жену. Или это всё было просто из-за плохого настроения и скверного характера богини? Он подошел ближе, чтобы рассмотреть лицо убитой. Делал это Уилл с полной уверенностью, что сейчас на него сейчас набросится какая-нибудь в. Но спокойно пройти мимо он всё равно бы не смог, потому что оп комплекции девушка могла быть Алеттой.
Лицо девушки ему было незнакомо. Симпатичное при жизни, а сейчас искривлённое гримасой страха, оно вызывала только желание тяжело вздохнуть. Уилл сделал шаг назад. На девушке не было ни одежды, ни татуировок, по которым можно было бы что-то узнать. Он ещё раз посмотрел на замёрзшие на снегу брызги крови, вернул взгляд к волосам. На ветру они напоминали изорванное в бою знамя. Удивительно, что бродя по краю чёрт знает какого мира, он должен был встретить именно её. Интересно, девушка прожила жизнь, чувствовала страх и боль перед смертью или просто была образом, который вызвала Морриган. Или для Морриган не было разницы, создавать сиюминутный образ или прожившую шестнадцать лет со своими мыслями и страхами девушку. Уилл развернулся на снегу и пошел к ближайшему из домиков.
Дверь распахнулась сама, до того, как Уилл успел постучать. Внутри была богатая гостиная, пели и веселились его ровесники. Уилл вошел, слегка поклонившись. После вида распятой девушки, он бы не удивился если бы и тут ели человечину и пили кровь.
- Вечер в хату. Что празднуете?
- Ему, - одна из девушек ткнула пальцем в худощавого юношу-ровесника Уилла, - отец замок купил. А ты егерь? Нам сказали, что к нам придет егерь, охоту делать.
Уилл посмотрел на юношу, изобразив на лице уважение.
- Почётно. Нет, я тут ищу свою жену - молодая, восемнадцать лет, волосы светлые, глаза голубые. Зовут Алетта. Не видела? - Какой-то деревушка была маленькой, для празднования такого подарка.
- Хочешь выпить? - Не слушая его, девушка махнула кубком, из которого вместо вина выплеснулась зловонная жижа с опарышами.
Уилл взял протянутый кубок, скептически взглянув на содержимое. Остальная еда на столе, вроде бы, была нормальной. Может, это было что-то вроде национального напитка.
- Мне бы всё-таки найти Алетту. Так что, не видела её?
- Котлеты вкусные, - охотно согласился рыжий паренек. - Эй, слуга, котлет!
Почти сразу же в дверях возник льстиво улыбающийся, стройный мужчина с подносом, на котором парили коровьи лепешки.
Уилл закатил глаза, чувствуя раздражение. Он протолкнулся к юноше, которому подарили замок и поклонился.
- Здравствуйте, позвольте поздравить вас! Меня зовут Уилфред!
- Егерь пришел! - искренне обрадовался тот. - Сейчас повеселимся!
Страшно захотелось сломать виновнику торжества нос.
- Я рыцарь, а не егерь. А на кого вы собрались охотиться? Может я и пригожусь. - Видимо, охоты, как и оторванной руки, ему было не избежать.
- Егерь-рыцарь, - еще больше обрадовался парень, - такой дорогой! Только тупой. Это ты должен найти охоту. По моим пожеланиям, смекаешь? Я хочу белую козочку.
Уилл сдержался и не стал кидаться на богатея с кулаками. У мира, кажется, были какие-то собственные представления о нормальности, и им, наверное, стоило следовать. Он постарался говорить на праздничный манер.
- Да, действительно, дорогой. Вот только за такое платится не деньгами, а чем-то более ценным. Мне нужна моя жена, девушка по имени Алетта. Тогда уже можно будет и поговорить про охоту. Вы знаете где она?
- Он служанку какую-то ищет. Котлет хочет, - глумливо пояснил всем рыжий. - На кухне она. Туда иди.
- Мать твоя служанка и аспида брат. - Уилл пнул ногой дверь в коридор. Со служанки, действительно, могло быть больше толку, чем с пьяных дураков. Да и обороняться в дверном проёме должно было быть легче.
На удивление, толпа просто рассмеялась и продолжила пить, а Уилл свободно вышел в тёмный коридор без единой двери. Выглядело всё подозрительно и дальше он пошел прислушиваясь. Через несколько минут, когда пьяных криков стало совсем не слышно, на полу впереди показалось что-то знакомое. Уилл пригляделся и понял, что это его собственные оторванные ноги. То, что ноги его можно было понять по кускам штанов. Уилл склонился, взял одну из ног и покрутил её в руке.
- Посредственные ноги.
Впереди из тьмы проступила лужа рвоты и валяющаяся в ней рука. Понятное дело, его собственная, и почему-то жутко аппетитная на вид. Уилл бросил ногу вперёд по коридору и поднял с пола руку, отряхивая её от рвоты. - Ну, это стоит избавления сразу от нескольких ядов или очень серьёзного исцеления, я серьёзно. Глаз за глаз, рука за руку, ну ты понимаешь. - Он полил руку бренди, и укусил за край. - Интересно, это было каннибализмом или больше походило на какое-то очень изощрённо самоистязание. Руку пронзила боль, как будто он укусил сам себя. Уилл вздохнул.
- Ну и хрень.
Уилл положил руку в сумку, но та тут же растеклась в вонючую жижу. Дрянь просачивалась через ткань и капала на пол. Уилл вздохнул, переложив самое полезное за пазуху и выкинув сумку в угол. Впереди показалась дверь, из-за которой пробивался свет.
В кухне за столом сидел незнакомый юноша, тоже примерно его возраста. Незнакомец был одет в странную одежду - что-то вроде прилегающей к телу рубахи без рукавов и странные синие штаны из плотного на вид материала, обуви на нём не было совсем. Юноша рыдал.
- Здравствуйте, что-то случилось? - Уилл с интересом осматривал кухню. Кажется, он петлял, без видимого направления. История начинала напоминать пустыню. Ещё, стало жаль, что он не узнал, почему распяли девушку. Стоило спросить об этом сразу.
- Вы пришли меня спасти? Мы отдыхать поехали. В горнолыжный отель. А потом началось это!
Парень горько зарыдал.
- Горно что? - Уилл сел напротив. - Что началось? - Может нужно было раскрутить одну из историй, и тогда бы его выкинуло... выкинуло куда-нибудь.
- Горнолыжный, - вздохнул тот. - Я - Макс, Макс Воропаев. Чемпион России по снуоборду. Неужели не слышал? Сначала всё норм было. Мажоры эти девочек привезли, управляющий отелем бухло принёс. А потом они с ума сошли. Сперва Маринка. Она заорала, что вокруг призраки и ушла на кухню. И не вернулась. Ну как, вернулась, но без глаз, вонючая, будто сдохла месяц назад...
Уилл закинул руку на спинку соседнего стула.
- Не знаю, я б в такой ситуации хватал свою бабу и валил. Ты зачем тут сидишь? - Странно, вроде как он должен был понимать в этой стране любого, но в речи незнакомца были слова, которых Уилл никогда не слышал.
- А ты отсюда выйти пробовал? Везде эта долина. Я уже на доске со склона спускался, там вроде как избушка егеря видна, под склоном. У самого края проваливаешься в снег - и снова отель.
Уилл убрал руку, облокотившись на стол. Кажется, это были первые внятные слова за сегодня.
- А кто эти, которые празднуют подаренный замок? И почему распяли девушку?
- В отеле все мертвые, - твердо заверил его Макс, - где-то Танька еще прячется, она жива пока. Не знаю, кого ты видел, но это не мои.
Уилл почесал затылок. Ниточка того, что было понятно, так же легко выскользнула из его рук, как до этого в них появилась.
- Наверное это какое-то пересечение времён и мест, потому что ни о России, ни о чемпионах России я слыхать не слышал. И одежда у тебя странная. Может, есть предположения, почему всё началось? Не знаю, вы плясали на древних могилах, пытались призвать демонов?
- Иди ты в жопу, - обиделся на него Макс.
- Да ладно тебе. Извини. - Уилл виновато повёл плечами. - Знаешь, я тут ищу свою жену. Зовут Алетта, глаза голубые, волосы светлые, роста... - Он показал рукой в воздухе. - Ну вот примерно такого. Никого похожего не видел? - Вопрос уже звучал почти так же заезженно, как Отче наш, хотя Уилл не помнил, чтобы когда-то так часто молился.
- На Танюху похожа, - задумчиво просветил его парень. - И еще на половину Москвы.
- Ну, половина Москвы здесь и не ходит. - Развёл руками Уилл. - Выходит не видел... а это что? - Он кивнул в сторону железной мисочки с блестящими красными бусинками. Славно бы было, окажись бусинки едой, потому что он готов был сдохнуть с голоду. А собственная рука оказалась совсем не сытной.
- Икра. Красная. Её из рыбы делают.
Макса, кажется, не смущали странные вопросы.
- Не ядовитая? Можно я попробую? - Разговор на удивления напоминал нормальный, это при том, что сидели они черти знает где, а смолой Уилл, наверняка, обзавёлся именно съев что-то из пустыни или провалившегося в ад города. Ну, не то чтобы из-за этого, он не собирался пробовать икру.
Житель горнолыжной России просто кивнул. Икра оказался вкусной, но не то чтобы сытной. Когда Уилл попытался проглотить очередную порцию, он почувствовал на зубах что-то странное, так и замер, болезненно оттопырив пальцы. А когда догадался, сплюнул на землю. В икре было ухо, по размеру женское.
- Твою мать, Макс. - Отсутствие возможности хоть где-нибудь спокойно поесть навевала тоску и разочарованность в мире. - У тебя в икре ухо, если это запланировано, то я, трахайся оно колесом, на твоём месте не жаловался бы.
- Это Рузанны, - приглядевшись, меланхолично заметил Макс. - Это её серьга с брюликом.
Уилл запрокинул голову
- А, ну тогда понятно. Спасибо, сразу легче стало. Я уж думал кого-нибудь другого. - Судя по спокойной реакции, ни его одного кусали гобелены. - Ладно, я попробую пойти дальше. А ты бы попытался выбраться ещё раз, пока силы есть. Про демонов, конечно, шутки, но кто знает - бывает и такое помогает.
- Ага, - грустно кивнул Макс на прощание.
Уилл открыл дверь и в глаза ударил белый свет. Прямо как когда он вошел в ворота. Пришлось прищуриться и секунду привыкать. Дверь выходила во двор, где всё было занесено каким-то мусором. Среди мусора были и миски, на подобии той, в которой лежало ухо. А это значило, что он всё ещё был в одном месте с Максом. Уилл осмотрелся. Кроме снежных пейзажей в далике, был виден ряд сарайчиков с непропорционально большими крышами. К ряду вела тропинка из босых женских следов. Наверное, там пряталась тронувшаяся умом, подруга россиянина. Уилл остановился, рассматривая снег под ногами. К сумасшедшей женщине не хотелось. И он не понимал, почему не менялось место. От чего это зависело? Если подумать, то первым местом был замок с гобеленом и клеткой, оттуда он попал в снежную деревню с распятой девушкой. А из деревни в курорт. Один раз он переместился, когда его съели, второй, просто пройдясь по коридору. Так что способ перехода был непонятен. Пока что, больше всего походило на то, что нужно было просто идти вперёд. Но что если и его заперло в этом курорте? Может просто из-за свойства места, может из-за того что он здесь что-то съел. Уилл ещё раз посмотрел на тропинку и следы. В любом случае, сначала нужно было посмотреть на девушку, а потом, или просто так же как Макс, попробовать спуститься вниз, или вернуться в комнату, где еа полу валялось ухо.
Истошный вопль согнал с заснеженной ветки любопытную сороку. Из сарая выбежала растрепанная девушка в в почти прозрачной рубахе и странных штанах, расписанных яркими птицами.
- Я не могу больше, - рыдала она, - не могу! Убей меня, сожри, хватит!
Девушка рванула рубаху на груди, ткань затрещала, но не поддалась, а сама девица зажмурилась и с кулаками кинулась на Уилла.
Уилл отошел в сторону, поставив незнакомке подножку. Та споткнулась, плюхнувшись на снег, и заревела. Девушка не переставала дрожать. Может идея с подножкой была не такой уж хорошой.
- Да... пойдём в тот домик, я попробую развести огонь.
- Да кто ты такой вообще? - Всхлипывая, спросила та. - Да ты знаешь, кто мой отец? Мой отец - мент и депутат!
- Какие страшные слова... Это вообще законно, что он сразу и одно и другое? - Уилл вздохнул, протягивая девушке руку. - Слушай, тебе самой было полезно освежиться. Идём, я дам тебе свой оверкот, пока будет сохнуть твоя одежда.
- Ты егерь? Пойдём отсюда, умоляю! Мой отец тебе заплатит! Много! Я - Татьяна Белозёрова, слышал?
Девушка схватилась за руку, доверчиво прижалась к груди.
Уилл уже несколько раз слышал про этого егеря, и судьба так и подталкивала выдать себя за него. -
Пойдём, ты сначала согреешься. - Но девушка не поддавалась на уговоры, продолжая что-то бормотать и упираться. Уилл хмыкнул, и пошел дальше. Белозёрова всё равно вряд ли осталась бы стоять мокрая на снегу. Белозёрова пробежала мимо него и, путаясь ногами в снегу, понеслась за домики. Уилл несколько минут наблюдал как девушка, тяжело дыша, бежит по снегу. Холод снова начал покусывать лицо и руки. Сцена была странной и одновременно красивой. Отбежав от него на сотню ярдов россиянка споткнулась и упала без сил. Уилл пошел за ней, и за локоть притащил обратно. На то, чтобы сопротивляться у дочери мэнта сил уже не было. Подойдя к соседнему с тем, из которого выбежала девушка, домику, Уилл осторожно приоткрыл дверь, прислушиваясь к тому, что могло быть внутри. Уже начинало темнеть, а могло случиться так, что вся чертовщина на курорте начиналась именно ночью.
Изнутри донесся шум, а через секунду натужные стоны какого-то мужчины: "О, Рузанна!". Уилл собрался просто проверить другой домик, но не успел. Женщина в темноте завизжала как сумасшедшая и выбежала на улицу, подскользнувшись и плюхнувшись на снег. Выглядела предположительная Рузанна, как абсолютно голая, измазанная в старой крови сарацинка. Рассмотреть, на месте ли ухо, Уилл не смог, из-за длинных волос. В этот же момент Татьяна Белозёрова вывернулась из его руки и подбежала к Рузанне. Обе девушки разревелись. Уилл несколько секунд ждал, что кто-то выбежит из здания вслед за женщиной, но никого так и не показалось. Он ещё раз взглянул на девушек. Может быть, голая Рузанна и почти голая Татьяна выглядели бы соблазнительно, если бы они так его не раздражали. Сарацинка схватила его за руку.
- Вы... вы - егерь? - Голос у Рузанны был сиплый. - Там... там Гарик! Он... пойдемте!
Уилл захотелось проломить кому-нибудь голову. Он молча зашел в домик. Внутри горел камин, было расставлено много свечей. На стене, распятый головой вниз висел тот самый парень, которому купили замок. У убитого было перерезано горло. Перед смертью ему выпустили кишки. Уилл резко сделал шаг в сторону, так чтобы сзади была стена и Рузанна не могла ударить его в спину.
Кроме той, через которую вошел Уилл, из комнаты вели две двери. Весь пол был измазан кровью, но видны на ней были только следы девушки, а он отчётливо слышал мужской голос. В голову приходило только то, что девушка перерезала горло юноше пере тем как выбежать из комнаты.
- Кто это сделал?
- Не... не знаю, - всхлипнула Рузанна, кутаясь в покрывало с кресла, - он же только что меня... Кто это был тогда?!
Уилл потёр рукой лицо. Он ничего не понимал. Из комнаты в самом деле доносились звуки, которые трудно было с чем-то спутать и хрупкая девушка не смогла бы кого-то распять. Может быть, это было как-то связанно с самим место. Что-то вроде кары за прелюбодеяние. Он упёрся спиной о стену. Какая-то глупость, но тогда он мог погибнуть, просто соврав, что он егерь.
- Вы, я так понимаю, женаты не были? Что делала пред смертью девушка, распятая на улице?
- Но на улице нет распятой девушки! - Взвизгнула Татьяна, а Рузанна зарыдала, зажимая рот руками.
Уилл оттолкнулся от стены, прошел по коридору и открыл дверь, которая выходила на нужную сторону деревушки. Креста с девушкой, действительно, больше не было на месте. Не было видно даже красных пятне на снегу. Татьяна вышла в коридор за ним. Уилл спросил, не оборачиваясь.
- Кто-нибудь хоть примерно может мне объяснить, что происходит? Когда и почему это началось? Почему вы думаете, что вас спасёт именно егерь?
- Когда сюда ехали, Гарик рассказывал, что типа тут древнее зло живет и его егерь охраняет, - глухо ответила Татьяна. - Чтобы не вышло. Но ведь этого не бывает!
Эта Белозёрова могла быть полезной, когда переставала реветь. Нужно было не отпускать её из поля зрения. Уилл вздохнул, стараясь говорить спокойно.
- Что ещё он говорил? Может быть, что-то о том как вернуть это зло в заточение или где найти егеря? Или вообще, как это зло выглядит?
- Да откуда ему это знать? - удивилась девушка. - Он типа поржать, нас пугал.
Судя по всему, нужно было идти к пирамиде - если что-то в деревне и выглядело, как место заточения древнего зла, то это была именно она. Услышь он про зло и егеря минут двадцать, ни за что бы не поверил, но иначе было непонятно, как исчез крест. Уилл вздохнул, осматривая девушку.
- Тебе бы переодеться и обуться, а то простынешь. Здесь есть где достать одежду и обувь?
- Ты дебил? - Девушка воззрилась на него с удивлением. - Да я отсюда голышом уйду, только уйти бы! Нахер еще одежду искать, если пора выбираться?
Уилл пожал плечами.
- Ты говоришь так, как будто знаешь где выход. Ну, просвети меня. - Он сам собирался идти к пирамиде, но до неё было три часа пути по снегу.
- Ты егерь, ты и веди к выходу, - истерично выкрикнула девушка, - делай хоть что-то!
- Я иду к пирамиде. Туда три часа пути пешком, хочешь - иди босяком, хочешь - оставайся тут. Дело твоё. - Уилл пошел назад по коридору, потирая глаза. Хотелось есть и спать, он совсем не представлял, где мог быть выход. И что важнее - в месте, куда он попал, явно не было Алетты.
В комнате на полу, прямо под распятым лежала мёртвая Рузанна. На горле у девушки остались следы удушья, глаза выходили из орбит. Уилл резко обернулся, но Татьяны в коридоре уже не было. Он быстро вышел на улицу. Оставленные девушкой на снегу следы вели куда-то в сторону холмов, но уже темнело и через пару минут без факела он бы их уже не разглядел. Уилл, тяжело протопав по дощатому полу, открыл вторую дверь. Нужно было найти что-нибудь горящее. С улицы всё сильнее тянуло холодом, угли в камине тлели, испуская последний свет, так что в комнате за его спиной быстро темнело. Теперь Уилл как-то остро ощутил, что он один. Может из-за темноты, может из-за двух свежих трупов за спиной, может от мысли что он стоит один в каком-то домике, а вокруг снежная ночная долина, с кучей полубезумных от страха людей и чем-то, что их убивает, но стало жутко. Когда он пригляделся, оказалась что комната перед его глазами раздваивается. На изображение такой же богато украшенной комнатушки налаживалась картинка старого, дряхлого сарая, с кучей опарышей на полу. Уилл подвинул ногой гнилой мусор, толкнул стул. Выходило, что он как будто был в двух комнатах одновременно. Теперь в голове была полная мешанина. Ничего не было понятно. Может, он всё-таки был этим самым егерем и должен был как-то спасти девушек, может ещё что-то. Уилл разломал несколько стульев на факелы, замотал обломки в одеяло, которое одновременно выглядело как гнилая стружка. От накладывающихся друг на другу изображений начинала болеть голова. Уилл взял одеяло под мышку, зажег один из факелов в камине и вышел на улицу.
Нечёткие следы Татьяны гуськом уходили в темноту. Вьюга била в лицо, пыталась сбить с факела пламя. Уилл упорно делал шаг за шагом, удивляясь, как девушка смогла убежать даже на такое расстояние. Через несколько минут он окончательно потерял направление. Вьюга занесла следы, оставив его в густой темноте с хлипким, едва дающим свет огоньком. Где-то впереди послышались шаги, Уилл пригляделся и увидел шагающего ему на встречу Гарика. Парень выглядел потаскано, но улыбался. По снегу за ним волочились висящие из живота кишки. Уилл остановился, глядя в глаза живому трупу. Вокруг не было видно ничего. Ни одного огонька из окон домов, ни горы, ни холмов, ни леса. Только темнота, и вылетающие из неё колючие снежинки.
- Куда идёшь?
Неожиданно Гарик с мерзким хлюпающим звуком прыгнул на него. В прыжке изо рта покойника вывалился весь в язвах фиолетовый язык. Уилл едва успел увернуться, чуть не упав в снег. Живой мертвец прытко развернулся на снегу и опять прыгнул. Уилл попытался воткнуть факел в ему рот, но промахнулся, попова в лицо. Силой заставил огонь вспыхнуть сильнее, и лицо распятого занялось, как будто было сделано из соломы. Но даже обгорая до костей, Гарик впечатал Уилл в холодный снег, пытаясь задушить. Вьюга хватала с обгорающего лица кусочки пламени и кидала их на снег. Уилл схватился руками за запястья мертвеца и упёрся ногами ему в грудь. Казалось, что у него сейчас лопнет кожа на шее. Он попробовал сделать так, чтобы у Гарика порвались сухожилия, но сила провалилась, не вызвав эффекта. Он попытался оттолкнуть труп ногами, но гад только грустно засмеялся, вцепившись в, чудом подставленную перед горлом, руку. Уилл начинал паниковать. Не хватало воздуха. Поле зрения сузилось, почернев по краям. Он ударил в горящие шейные позвонки, но только ободрал кожу с пальцев. Сильнее упёрся ногами в грудь трупа и перекинул его через себя. Мёртвая хватка сорвалась с горла и Уилл хрипло вдохнул. Дышать было больно, как будто в горло и на шею налили кипятка. Он быстро перевернулся, готовясь отбиваться дальше, но Гарик отполз куда-то во тьму и затих.
Уилл поднялся, кашляя. Было такое чувство, будто он сейчас выплюнет гортань. Он бы сейчас, наверное, согласился отдать пару лет жизни какой-нибудь вселенской силе, чтобы выбраться из снежной долины. Но вселенская сила, наверняка, была не дура, и прекрасно понимала, что такими темпами жить ему осталось далек не пару, и даже не лет. Уилл поднял с земли едва тлеющий факел и лёгким потоком силы снова разжег пламя. Из темноты в любую секунду мог выползти Гарик.

[Leomhann >>>]

Через пару секунд послышался шорох и хлюпанье - Гарик повернул куда-то всторону. Уилл седлал пару шагов и смог разобрать на снегу неестественно длинные следы ног и рук. Кроме них в темноте и вьюге не было видно совсем ничего, так что всё что оставалось - это идти по следам мертвеца, надеясь, что тот выведет его к домам. Уилл пошел вперёд, вслушиваясь во вьюгу. Иди он так три часа, наверное начала бы заикаться - шум собственных шагов и завывания ветра постоянно создавали впечатление, что он не услышал чего-то ещё. Факел постоянно норовил потухнуть, и если бы не магия, точно бы потух. Вскоре впереди показались очертания домика и навеса. Зайдя под дощатый навес, Уилл повёл оклемавшимся под крышей факелом, и подняв его вверх застыл. Вверху, прибитая спиной и руками к брёвнам навеса, висела мёртвая Татьяна. Волосы и внутренности девушки свисали вниз, и слегка покачивались при каждом завывании бури. Не сказать, чтобы при виде мёртвой девушки он почувствовал что-то новое. Слишком часто в последнее время он видел мёртвых девушек. Но, наверное из-за того, что сказал Макс о похожести Алетты и Татьяны, хотя девушки были совсем непохожи, было немного хуже. Следов мертвеца нигде не было, они удачно исчезали прямо перед домом, так как будто его специально сюда вывели и теперь на время оставили. Уилл пригляделся к двери. Она двоилась, напоминая одновременно обычную дверь и вход в заброшенную мазанку. Он достал нож, держа его так, чтобы лезвие не бросалось в глаза и вошел внутрь. Там, кроме четырёх очагов по разным сторонам мазанки, совсем ничего не было. Очаги никак не соотносились ни с пирамидой, ни со сторонами света. Уилл потёр глаза. Он сейчас поспорил бы на немалые деньги, что когда он выйдет на улицу, Татьяны на прошлом месте уже не будет.
Он уставал, хотел спать. И это было плохо, это значило, что нужно было выбраться до того, как он начнёт валиться с ног. Потому что засыпать в таком месте было равносильно самоубийству. Уилл вышел на улицу, освящая себе дорогу факелом. Странно, что никого не убили прямо на его глазах. Татьяны на месте не было. Уилл вдохнул морозный воздух с привкусом горящей в его руке доски. Интересно, кроме него, остался ещё хоть кто-то живой? Встречи с двумя Гариками Уилл бы не пережил. Пирамиды, к которой он хотел идти днём уже не было видно. Да и пойди он сразу, всё равно бы не дошел - слишком быстро темнело. Раз выходило, что он был егерем, а ничего другого в голову не шло, нужно было что-то с этим делать. Уилл попытался вспомнить как выглядело здание, в которое он постучался в самом начале. Вспомнить в мельчайших подробностях, вместе с плачущим на кухне Максом. Он прогнал картинку перед мысленным взором, попытался сосредоточиться на получившемся образе и пошел вперёд. Кто знает, может быть, егерь в этой долине был устроен примерно так же, как тропинки фэа.
Через пару минут Уилл вышел к зданию, но не сказать, чтобы это была какая-то особая сила. Скорее, он просто смог сориентироваться среди домов. Внутри уже не было и намёка на веселье. В комнате осталась одна одетая в нормальное платье девушка. Та самая, которая до этого протянула ему напиток. Кресло было повёрнуто к камину, а девушка дрожала, подобрав под себя ноги. Уилл чувствовал себя тошно. Создавалось провокационное и явно папистское ощущение, что во всех смертях был виноват он. Уилл подтащил одно из кресел к камину. В почти полной тишине комнаты, когда только изредка потрескивал камин, каждый шаг был громким. Уже какой раз он чувствовал себя виноватым в чужих смертях, это при том, что он никогда не брал на себя ответственность за чужие жизни. А вообще, вопрос решался легко - если бы он не выбрался из деревни живым, об ответственности не было бы и речи. С мёртвого никакого спросу нет. Уилл сел в кресло. Даже при том, что это могло стоить ему жизни, очень захотелось заснуть.
- Ты не знаешь, больше никто не выжил? Макс там.
- Не знаю, - всхлипнула девушка. - Мне страшно!
- Нормальная реакция, когда все вокруг умирают. - Уилл запрокинул голову на спинку кресла. - Причём от силы, которой просто не видно и не слышно. По крайней мере услышать и увидеть её не могу я. - Он убрал голову со спинки и уставился на девушку. Интересно, если бы он просидел так до утра, а потом бы потащил её с собой до пирамиды, девка бы выжила? - Ты видела как кого-нибудь убили?
- Они просто уходят... В туалет или за едой. А потом возвращаются. Мёртвые, - девушка дёрнула плечами. - Я с трудом убежала от Рузанны. Ей кто-то оторвал ухо, а кишки вытащил через задницу!
- Вообще, интересный вопрос, насколько девка без уха захочет трахаться. Ты видела хоть раз, чтобы часть тела человека, который ещё не погиб, валялась где-нибудь и одновременно была на месте. То-есть у того, кто ещё не погиб? - Уилл не сводил взгляда с девушки.
Та съежилась и расплакалась.
- Я ничего не знаю! Что пристал ко мне? Кто ты вообще? Мент?
- Нет. - Вздохнул Уилл. - Мент - это отец Татьяны. Я правильно понимаю, что умирали только те, кто оставались одни? Трудно поверить что при этом вы не додумались бы ходить парами.
- Я ничего не знаю, - билась в истерике девушка, - ничего!
Уилл на минуту замолчал. Может, для цинизма время было не лучшим. Или он просто так справлялся с собственными нервами? Нужно было понимать, что если ситуация вгоняла в отчаяние его, то видевшая всё с самого начала женщина, просто сходила с ума. Уилл так и не знал, хотел он просто узнать, что-то полезное, или помочь. Насколько вообще стоило брать на себя ответственность за чью-то жизнь, когда он даже не понимал от чего люди умирали. Уилл протянул девушке полупустую флягу с бренди. Приличную часть он выхлебал ещё по дороге от лагеря с солдатами-людоедами, но молодой женщине бы хватило.
- Не хочешь выпить? Может, полегчает. По крайней мере, ты сейчас не сидишь совсем одна.
- Иди в жопу, придурок! - отозвалась та.
Уилл пожал плечами, чувствуя резки укол раздражения.
- Знаешь, у вас, россиян, очень однообразный выбор слов и очень фаталистичное отношение к жизни. Ну, дело твоё. - Он достал меч, взяв его за остриё у самой рукояти. В конце концов ему было чем заняться и без этих уговоров.
Уилл вышел, прошел по коридоры, открыл дверь кухни и обнаружил что Макса там уже не было. Он прошел через комнату и открыл дверь на улицу, снаружи было так неестественно темно, что он бы не разглядел следов на снегу, даже если бы они были. Холод с улицы ударил в лицо и Уилл закрыл дверью. То, что он оставил женщину, показывало что он нервничал. Сказывалась усталость, и то, что он так ничего и не понимал. Уилл закрыл дверь плотнее. Снаружи бродили живые мертвецы, а из-за того, что он оставил девушку, теперь они могли бродить и внутри. Это была ошибка, стоило потащить её с собой, хотя бы для того, чтобы избежать ещё одной схватки. Не говоря уже о потенциальном спасении жизни, в которое Уилл не верил. Судя по всему, он был не в состоянии спасти самого себя. Уилл быстро пошел обратно по коридору, по дороге остановился у единственной каморки. Каморка была последней комнатой в здании.
Уилл открыл маленькую дверь и ему сразу плюнули в лицо. Судя по тому, что жижу тут же захотелось слизать, это было что-то вроде переваренных костей. Свет плохо проникал в каморку, но даже так было видно, что никого внутри не было. Тварь могла быть на потолке. Уилл левой рукой пустил туда несколько больших языков пламени, те на один вдох осветили комнату, ударились о стены и погасли. Никаких звуков, ни запаха обгорелой плоти в воздухе не появилось. Он сделал пол шага в каморку, так чтобы за ним не могла захлопнуться дверь. Внутри никого не было. Враг не мог изменить цвет и слиться со стеной, из каморки не было других выходов. Это могло быть то, что убивало людей. Уилл не мог представить, как это что-то умудрялось распинать людей на крестах, но оно было невидимым. Так что "это" хотя бы походило на убийцу. Он захлопнул дверь и бегом вернулся в комнату с камином. Живая девушка испуганно уставилась на него. Уилл облегчённо выдохнул и вытер рукавом лицо.
- Притворяться покойником и пугать тебя не стану. Как по мне, с нас обоих этой херни хватит на пол жизни вперёд.
- Хватит-хватит, - охотно согласились голосом Макса за спиной. - Хватит-хватит.
Девушка сдавленно пискнула и горло ей смяла невидимая рука.
Голос звучал как будто ото всюду одновременно. Уилл рванулся к девушке, и не наткнувшись ни на какое сопротивление сшиб её на пол, попытавшись при этом не убить. План заключался в том, чтобы после этого обдать всю комнату пламенем и так хотя бы отпугнуть противника, но сделать это он не успел. Девушка хрипнула. Сверху послышался смех и Уилла рывком за пояс вышвырнуло обратно в коридор. Он бросил быстрый взгляд назад, но там ожидаемо никого не было, поднялся и опять побежал к девушке, обжигая стены огнём. Стены обуглились, но не загорелись. Россиянка истошно закричала, и картина пред его глазами неожиданно скололась. Одновременно с комнатой Уилл увидел развалины, душащего и трахающего девку Макса. Картина тут же пропала. Уилл, чуть не подскользнувшись от неожиданности, всё-таки добежал до девушки и стал тянуть её на улицу. Он не понимал, как можно было переключиться между измерениями, но первым делом нужно было вытащить девку. Невидимый и неуязвимый Макс вцепился ему в волосы.
Уилл попытался достать из-за голенища нож, за что тут же получил в пах ногой, чудом не выпустил Макса, всё-таки достал клинок и ударил. На пол прыснула тёмная кровь. Наверное, он попал в печень. Макс рассмеялся, так как будто тыкали в него зубочисткой, а не ножом. Уилл занёс руку, чтобы ударить ещё раз, но противник исчез прямо у него из руки.
Ещё секунду было слышно только собственное тяжелое дыхание, но ожидаемой атаки не последовало. Макс просто испарился, и судя по смеху, собирался вернуться потом. Уилл обратил внимание на лежащую без сознание девушку. По крайней мере она была жива. Он с трудом поднялся. Видимо, Макс мог проваливаться в другое измерение полностью и тогда его невозможно было достать. Надеяться, на то, что получится выследить маньяка по следам или каплям крови тоже не приходилось. В комнате, где задушили Рузанну никаких следов на крови не было. После драки болело всё тело. Уилл вернул клинок за голенище другой ноги, на случай если во время боя Макс захочет его вытащить, взвалил россиянку на спину и пошел по коридору.
Ни в коридоре, ни на кухне следов крови не было. Вещи лежали в тех же местал, что и до этого. Уилл надеялся, что после ранения Макс будет выпадать в реальность, но видимо, для этого тот, по крайней мере, потерял слишком мало крови. На улице стало ещё темнее, за дверью как будто была толща чернил, в которой просто не могло всплыть солнце. Уилл сделал волокуши, и несколько факелов. Оставалось надеяться, что он сумеет отбиться от очередного мертвяка и не упасть без сил прямо в снегу.
Уилл шагал в почти полной темноте, через непрекрощающийся снег. Как, пытаясь вернуть жену, он вообще оказался в таком месте? Зачем тащил за собой девку, и главное - какого хрена она была такой тяжелой? Голова, в тех местах где Макс выдернул из неё волосы, болела и Уилл жалел что не успел ударить ножом ещё хотя бы пару раз. Через несколько минут впереди показались два силуэта. Это были Гарик и Рузанна. Девушка кокетливо глядела на Уилла, покручивая в воздухе собственные кишки. Уилл корил себя за то, что не сжег тела. Эмоции Гарика понять было невозможно, потому что вместо лица у того был обгоревший череп. Ситуация напоминала странную парудию на дуэль из какого-нибудь романа. Уилл резко метнул в Руззану сгусток огня, попав, как и хотел, прямо в корпус. Девушка вспыхнула, забив руками по телу, но огонь к ней как будто прилип. Гарик тут же прыгнул к нему. Уилл, даже ожидая атаки, не смог увернуться и они оба свалились в снег.
- Иди к нам, егерь, - прошипел Гарик, облизывая шею Уилла шершавым, вонючим языком. - Так приятно, так свободно...
- Как ты нахер вообще разговариваешь? - Уилл упёрся рукой в грудь Гарика и поджег его в упор, чувствуя как пламя облизывает его самого. Мертвец успел несколько раз больно укусить, но Уилл упёрся ногами в корпус и откинул пылающий тру в сторону. В воздухе воняло горелым мясом, снег бил в лицо. Он с трудом поднялся, сбрасывая с себя на землю лоскутки огня.
- Так вы мне осточертели, что уже не жалко и себя обжечь. - Рузанна уже догорела, Гарик метался в снегу ещё с минуту. Уилл молча смотрел как догорает труп, в душе понимая что Гарик не виноват, но всё равно чувствуя какое-то удовлетворение. Наверное, это всё-таки можно было назвать избавлением от страданий. По крайней мере он избавил себя, от новых укусов и ссадин.
Неожиданно сильно захотелось погрызть обгорелые кости обоих трупов. Это, видимо, была смола.
- Не, брат. Я сам голодный, но это жрать не будем. Выберемся, найдём коровьи кости. - В последнее время симбиот уже не казался какой-то карой небесной. Проблем хватало и без него, так что проще было смириться. Тем более, без смолы Уилл бы помер ещё на мельнице. Неожиданно очнулась девка, и перевязанная так и попыталась куда-то уползти. Хорошо было бы, не сойди она с ума. Уилл стал у беглянки на пути.
- Ты куда?
- Я домой хочу! - Провыла та. - Ты точно егерь, да? Я никогда не видела, чтобы люди огнем кидались, только в "Аватаре"! Ты чёртов Зуко?
- Я рад, что ты в здравом уме. Вроде бы. С вами - россиянами тут никогда наверняка не скажешь. Я пытаюсь найти выход. - Уилл закатил глаза. - Если это сакральная фраза и она так важна, то да я егерь и я попытаюсь вернуть тебя домой. По крайней мере, пока мне это по пути. Идти можешь? - Последнее, чем ему хотелось заниматься - это отправлять домой кого-то, кроме себя и Алетты, но драться с трупом было и того хуже.
- Пойдем, - мгновенно перестала рыдать та. - Домой! А ты все-таки трахнул Катару?
- Не припоминаю за собой такого. - Уилл поджег один факел от другого и протянул его девушке. Обувь у той была странная - что-то вроде белых башмаков из кожи, но по крайней мере она не ходила по снегу босиком. - Эти мертвецы хорошо горят, в крайнем случае, попробуй поджечь. Меня зовут Уиллом, а тебя?
- Меня зовут Активиа Отданон, - торжественно провозгласила девушка. - Из рода гордых горцев Отданонов! Круто, я попаданка!
Уилл в сложившейся ситуации видел мало весёлого, но по крайней мере девушка не думало об изнасиловании и не дрожала от страха. - Что-то мне подсказывает, что имя не настоящее, ну да бог с тобой. По крайней мере, с тем, что ты попала, не поспоришь. Слушай, ты знала Макса и до этого? Может быть, он чем-то выделялся?
- Нет. Он нас тут уже встречал. Он друга Гарика, ой, герцога Доширака! Слушай, егерь, отдай свою куртку? Мне холодно. Активиа поежилась.
Уилл отдал Активии факел и снял оверкот. "Если простыну и умру, попаду в рай за доброту". Он обменял оверкот на факел. Кажется, прозвища, которые придумывала Активия, были чем-то кроме "Барабаки Антония-Валерия". По крайней мере они так звучали.
- С такими друзьями и врагов не надо. Он не говорил ничего странного про пирамиду, егеря или домик егеря?
- Ничего! - Радостно ответила девушка, кутаясь в оверкот и с изумлением рассматривая ткань. - Это что, настоящая шерсть?
- Ну а из какой ему ещё быть? Для меня твоя одежда тоже выглядит странно. Особенно башмаки. - Было несовсем понятно, куда они шли. Ну, видимо к выходу, где Уилл смог бы отправить Активию домой и вернуть себе свой оверкот из настоящей шерсти. Потому что без него было холодно. - Кстати, я ищу девушку по имени Алетта. Светлые волосы, голубые глаза. Характер почти такой же скверный как у меня. Платье той же тематики, что и у Рузанны с Татьяной. Не видела её?
- Ты странный какой-то, егерь, - задумчиво сообщила ему Активиа, - говоришь "тематика", как мой брат, а сам при этом не понимаешь, из какой ткани может быть куртка. Ты тоже попаданец? Из какого года? Небось, из двухтысячных, там все странные были.
Через несколько минут безрезультатного блуждания, Уилл ощутил давящий массив пирамиды и повёл Активию в его сторону. Макс говорил что-то о спуске, стоило проверить на себе, возвращало ли оттуда обратно к зданиям.
- Хм, если ты даже не из двухтысячных, то разброс у нас немалый. Я из Англии тысяча пятьсот тридцать пятого года, если ты считаешь от Рождества Христова. Но, раз в вашем мире метание огня - это что-то необычное, то мы не просто из разных временных периодов. У вас в мире был Генрих Восьмой?
- Откуда же мне знать? Я учусь в МГИМО на дипломата, а не на историка! Это вообще кто - Генрих Восьмой?
Уиллу оставалось посочувствовать российской дипломатии и её будущему. МГИМО - вообще звучало страшно. Он пожал плечами.
- Король Англии. Ну хоть Англия в вашем мире есть?
Ответить Активия не успела. Из темноты, прямо Уиллу на спину, выпрыгнула Татьяна. Девка тяжело ударилась о него, вцепившись в одежду и кожу когтями. Уилл закрыл заднюю сторону шеи левой рукой, а правой попытался поджечь туловище мертвячки. Слабый, неподготовленный огонь просто скользнул по мёртвому телу, а Татьяна перебросила через его голову кишку и стала душить. При всём этом Уилл даже не упал, так и оставаясь на ногах. Обе руки у Татьяны были заняты кишкой, так что Уилл схватил мёртвую женщину за плечи и перебросил через себя в снег. Татьяна тут же вскочила, и побежала в сторону Активии, та испуганно завизжала и понеслась куда-то вперёд, Татьяна развернулась к нему, и в эту же секунду Уилл метнул в неё плотный сгусток огня. Покойница вспыхнула как факел. Активия не останавливалась, при этом визжа как маленький поросенок. Уилл, тяжело дыша, быстрым шагом пошел за девушкой. Нельзя было терять её из виду.
- Активия! - Гарик говорил о каком-то блаженстве, может быть, ожившие мертвецы всё время чувствовали экстаз и смерть от огня для них была не такой болезненной, как для живых. По крайней мере, горели они быстро. Через секунду на секунду исчезла в темноте и тут же показалась снова. Теперь она уже бежала в сторону Уилла, раскинув руки для объятий.
- Мой герой, - верещала Активиа, - мой принц! Ты в своём мире ведь принц? Герцог? О, ты - король! Элрик из Мельнибоне!
- Ага, ага, а теперь идём дальше. - Уилл аккуратно отцепил от себя девушку.
- Значит, я теперь буду королевой Англии, - мечтательно заключила та, приникая еще плотнее. - Как Елизавета Вторая. Ты ведь женишься на мне?
- Я уже женат, так что стандартной истории из романа не выйдет. Ладно, ты конечно тёплая, но идём дальше, пока на нас ещё кто-нибудь не выскочил. - Уилл пошел вперёд, потащив девушку за руку. Неужели могло дойти до того, чтобы на престол взошла дочь Генриха. Это сулило или раннюю смерть монарха или какую-нибудь междоусобицу. В общем, ничего хорошего, тем более для комиссара. Особенно, если на трон Елизавета взойдёт ещё ребёнком. - Хм, королева Англии... Может ты помнишь, когда правила Елизавета Первая?
- Я на дипломата учусь, - напомнила ему девушка. - Не знаю. Наверное, перед Елизаветой Второй. Только не понимаю, зачем ты женился. Я - лучше. Твоя жена читала "Камасутру"?
Уилл пожал плечами.
- Не знаю, а что такое "Камасутра"? - Каких-то больших недостатков в Алетте Уилл не видел, скорее, он вёл себя как придурок. Например, когда поверил слухам. Хотя, при всё этом, в последнее время чувство было такое, будто он стал монахом. И почему девки так не липли к нему до свадьбы?
- Это о том, как заниматься сексом. Ну, - Активиа задумалась, - о плотской любви, если по-твоему. Я такое умею...

[Ричард Коркин >>>]

Они совсем приблизились к пирамиде и впереди уже были видны черепа и стекающие по ступенькам ручейки крови. Место, явно, претендовало на то, что бы быть центром всей долины. Стало не по себе, появилось острое чувство незащищённости. Уилл достал из-за голенища нож, вслушиваясь в землю под ногами.
- Хм, надо отдать тебе должное, ты умеешь себе зарекомендовать. Но, как не прискорбно, брак - это дело святое. - Не сказать, чтобы ему нравились открыто распутные женщины.
Они пошли вверх по скользким ступенькам. Уилл, достаточно быстро, окончательно замёрз и устал. Пирамида, явно, была рассчитана не на зимнее время. Она, судя по всему, была для жертвоприношения, а с такими скользкими ступеньками и жертва и приносящие её рисковали оказаться в самом низу с переломанными шеями. Его не покидало чувство, что он ведёт Активию не туда. Заводит её в самое опасное место, как овцу на убой, но при этом оставить девушку внизу было ещё не хуже. А он должен был найти выход, пока ещё мог ходить. Смешно, разговаривая с Максом Уилл хотел дать тому совет, пробовать выбраться пока есть силы. Как оказалось, на практике всё было не так просто. А Максу, сволочная его душа, оно вообще было не нужно.
Макс сидел на одной из ступенек вверху и задумчиво ел икру. Выражение лица у него было точно таким же, как когда они встретились. Выглядело так, как будто он сейчас снова переживал спокойную стадию своего безумия. Следовало ли сразу попытаться его убить? Может, сначала нужно было поговорить и узнать что-то ещё? Но так он рисковал устроить драку на скользких ступеньках. Уилл почувствовал себя уставшим и растерянным, зразу за этим пришло короткое чувство уверенности. Он резко дернул рукой назад, превращая ступеньки под Максом и с пол десятка ступенек снизу от него в косую плоскость. И он и Активия стояли в стороне от линии, по которой должен был свалиться Макс.
Россиянин только сделал ещё более скучающее выражение лица, оставшись сидеть на месте. Уиллу от досады захотелось что-нибудь пнуть, но из пинаемого поблизости была только Активия. Значит, перемещаясь между пространствами, тот мог выбирать между физическим присутствием и внешней видимостью. Сейчас, приглядевшись, Уилл заметил, что на одежде Макса совсем не было крови. Если подумать, после стольких убийств, он должен был быть измазан в крови ещё при их первой встрече. Это значило, что явление было ещё более сложным и непонятным. Уилл вздохнул.
- Я вижу ты совсем заскучал. Скажи, а что лежит вверху на алтаре?
- Ты лежишь, - равнодушно ответил Макс. - Отдавший своё сердце черному солнцу
Захотелось быстро подняться на ступеньках и посмотреть на алтарь. Уиллу почему-то поверилось, что там действительно могла желать его точная копия. Его же труп со вспоротой грудью и запрокинутой головой. Но больше всего это было похоже на угрозу. Уилл криво улыбнулся.
- И зачем бы мне это понадобилось?
- А тебе? Любопытно, сможешь ли ты найти хотя бы себя.
Макс протянул руку, и на груди Уилла начало расплываться кровавое пятно. Россиянин улыбнулся и споро, будто всю жизнь занимался этим, побежал наверх.
Уилл схватился рукой за грудь, но рука провалилась в кровавую дыру. Его что, убили? Никакой боли не было, но может так и бывало перед смертью. Он где-то слышал, что иногда перед смертью человек даже испытывает экстаз. С секунду Уилл ждал, что упадёт и покатится вниз по ступенькам. Он не слышал ударов собственного сердца, у него в груди была реальная дыра. Вся одежда была в крови, кровь капала на сапоги и ступеньки. Как вообще можно было так убить? Это было нечестно. Если уж и умирать, то от ножа, имея хоть какие-то шансы. Не от простого движения руки. Но он не падал, он был жив. Накатила злость. В первую очередь потому, что он ничего не понимал. Ни смысла пирамиды, ни того, почему ему вырвали сердце. Он пошел вверх, уверенно, ступенька за ступенькой.
Наверху пирамиды была площадка сорок на восемьдесят шагов с большим алтарём по середине. На алтаре лежал сладко спящий Дик Фицалан. Перед алтарём с занесённым каменным клинком стоял Макс. Макс был в мантии с рунами, в таких же рунах был весь алтарь. Было очень холодно. Уилл топнул ногой по замёрзшему камню, искривил вибрацию и попробовал метнуть в Макса камень. Метнуть так, чтобы тому прошибло грудь навылет, но его команду как будто остановились. Чувство было такое, как будто он попробовал бросить камень рукой, но кто-то очень сильный схватил его за запястье. Уилл побежал вперёд, готовясь метнуть в Макса огонь, если тот попробует ударить. Что происходило? Был Дик реальным или это просто был образ из его памяти. Тогда намного очевиднее было бы увидеть на алтаре Алетту.
- На, - Макс вложил нож в руку Уилла, будто ничего иного сделать не мог. - Убей его.
Дик дышал, подойдя ближе он мог сказать это наверняка. Шрам на шее был точно таким же, как когда он видел Фицалана в последний раз. Уилл одной рукой отодвинул рукав Дика, не переставая следить за Максом. Вместо татуировок на руке были недавно зажившие рубцы. Он ничего не понимал. Это мог быть Дик, но в целом всё это было полной чертовщиной.
- Хм... - Уилл отпустил рукав и посмотрел в глаза Максу, готовясь ударить того ножом. - Может тебе ещё аллеманду станцевать? Назови хоть одну причину не вспороть тебе брюхо прямо сейчас.
- Назови хоть одну причину, чтобы не убить его, - Макс кивнул на Фицалана, слабо улыбавшегося во сне.
Внешностью Макс немного напоминал Кромвеля. Видимо, это были общие черты, склонных к массовым убийствам людей. Ужасная ситуация, которой никогда не должно было быть. Холодно, в руке у него каменный нож, который, кажется, ещё немного и примерзнет к коже. Ветер бьёт так, что можно упасть. Напротив стоит совершенно безумный Макс. Между ними лежит спящий Фицалан. И ничего не понятно. Пройдёт ли нож насквозь, когда он ударит Макса? Что будет с дырой в его собственной груди? Что всё это значит? Но ему нужно что-то сделать, нельзя не делать ничего, иначе всё это не закончится. Вспомнился тот день, когда он убил главу города. Бездумно, механически. Как будто проткнул кусок мяса вертелом. Было бы легче проткнуть Макса, когда они пытались задушить друг друга на полу. Уилл стиснул зубы. Он провёл языком по передним зубам, не переставая смотреть на Макса. Он просто не мог убить этого сына шлюхи, пока не понимал что происходит.
- Он мой сюзерен. Теперь твоя очередь - причина не убивать тебя?
- Тебе наплевать на это, - удивился Макс. - Тебе на всё наплевать, о бездушная деревянная куколка. Так забери его сердце себе и, быть может, у тебя появятся чувства.
- Хреновая причина, мои соболезнования. - Уилл ударил каменным ножом Максу под ребро. Из раны хлынула чёрная гнилая жижа. Уилл прыгнул через камень, оттолкнувшись от него ногой и сшиб Макса на землю, больно ударившись коленями. Вторым клинком в размаха ударил прямо в глаз.
Макс дико рассмеялся и начал рассыпаться на маленькие кубики. Следом за ним медленно посыпалась пирамида и весь мир - белая долина до самого горизонта и небо. Голубые кубики, похожие на подкрашенный лёд посыпались прямо на землю. Уилл быстро обернулся к Активии, и в этот же момент, перескочив через алтарь, девушка с визгом упала на него. Дик, ангельски улыбаясь, полетел вверх к райскому сиянию. Сапогом до него Уилл бы уже не докинул.
Пред глазами всё поплыло. Было похоже на то, что он опять надышался спор. Откуда-то появились зелёные искры и сразу шесть Активий, танцуя и улыбаясь, предлагали ему купить Активию - какую-то бело-зелёную коробочку. В ушах играла странная музыка.
Уилл открыл глаза. Вверху лениво плыли тяжелые тёмные тучи. Всё тело болело, и кажется он лежал на том же мосту. Каменного клинка в руке уже не было, рядом прижимаясь к нему, лежала Активия. Часть обзора заслоняла голова Ниса.
- А ничего такая у тебя леди. Только одета странно, ну да кто в Ши одевается, как в большом мире? Домой, значит, идём?
Уилл потёр глаз рукой с ножом. Хотелось провалиться под землю, но он прекрасно понимал, что уж это-то ему обеспечат. Буквально в следующей же цитадели.
- Это не она, мы идём дальше.
- Ага, - Нис задумчиво почесал бороду, покосившись на Активию. - Это ты из каждого замка будешь по бабе притаскивать? Я столько не выпью, с этим... гаремом странствовать.
- Я - Активия Отданон, - вмешалась девушка, всем телом прижимаясь к Уиллу, - дочь Актимеля Отданона, и ты не смеешь называть меня бабой, грязный варвар!
Уилл поднялся, вернув нож за голенище. Этот нож ему нравился, пока что он был самой надёжной вещью в его жизни.
- В будущем буду осторожнее. - Он так и не понял, что это было и почему Активия не вернулась в свой мир, но девку нужно было оставить в ближайшем городе. В Англии она не прожила бы и дня, хотя бы из-за привычки называть себя королевой.

По дороге Уилл узнал у Ниса, что до следующей цитадели было пять дней пути, и что ничего похоже на женские монастыри в этой стране не было. Шли они по чему-то похожему на очень длинный канатный мост. Всю дорогу Активия ныла, постоянно вставляя в речь непонятные слова. У неё болели ноги, ей нужен был педикюр, шугаринг, джакузи, она хотела мяса, капучино и кольцо с рубином. Уилл чувствовал страшную усталость, так что просто не обращал на девку внимания. Алетты могло не быть и в следующей цитадели, и в цитадели, что будет за той. Конечно, если он до этого доживёт. Ну, по крайней мере пока что он был жив.

[Leomhann >>>]

Джеймс Клайвелл

14 апреля 1535 г. Бермондси.

Дни тянулись медленно и странно. Мэри то спала спокойно, то снова цепенела, и Джеймс нетерпеливо поглядывал на небо, где неспешно округлялась Луна.
И ничего не оставалось, как только заняться делами городка.
Приглядывать одним глазом за приезжими - Джеймсу не нравились ни Вайтбрэд, ни его жена, ни дочь. Впрочем, баронет с дружком ему тоже по сердцу не пришлись, равно как и толпа других, желающих поселиться в Бермондси.
Бегать по тесным улочкам за воришками и даже случайно поймать осточертевшего мистера Джета, упорно жрущего чужих гусей.
Допрашивать сидящих в тюрьме и отдавать особо упёртых милейшей Анастасии Инхинн. Вместе с бутылкой ежевичного вина, отчего возникали опасения, что прекрасная палач сопьется.
Много писать и еще больше - упражняться с мечом и кинжалом, не позволяя телу обрасти дурным жирком.
Сокрушаться, что хвост не отрастает.
Ужинать дома, с каплей "Гранде дель Маре", бренчать на лютне, подпевая ей и прогоняя голосом тени, жадно глядящие на Мэри из углов.
И жать, ждать чёртова полнолуния, злясь от собственного бессилия.
В один из таких вечеров в дверь постучался Харза, в глазах которого плескалось почти жреческое безумие.
- Собирайтесь, - коротко велел он. - И приманку, то есть жену прихватите. Сдаётся мне, без неё никак.
Джеймс только кивнул, соглашаясь. Предвкушение погони, привкус чужой крови на языке вскипели в венах, приподнимая дыбом волоски в бороде, заставляя лихорадочно покусывать губы.

[Spectre28 >>>]

В Лондоне царил туман. Серый, сырой, он скрадывал шаги, жадно обгладывал дома, забивался в улочки, и всё казалось далёким. Надвигающиеся тучи предвещали грозу. Где-то вдали завыла собака - длинный тягучий жалобный вой, наполненный страхом. Ей ответила другая собака, затем третья, четвертая, наконец эти звуки слились в дикое бешеное завывание, исходившее, казалось, из каждой точки города. И казалось, что это - один из коридоров мрака, снова узкие ходы монастыря, в которых заточены души, мир в которых был слишком гнилым, чтобы они вознеслись или пали в преисподнюю. Ладошка Мэри была рукой призрака - белой, холодной, но жена уверенно следовала за Джеймсом, и серые стены нависали над нею, давя своей затхлостью.
Небо - потолок? - пахло отчаяньем и болью, давило мёртвой тишиной, осыпаясь под ноги чёрной пылью.
"Будто горели ангелы".
- Как вы обычно охотитесь, Харза?
Вопрос туманную пелену не разогнал, напротив - голос звучал глухо, как через подушку.
- Честно? Как Господь на макушку плюнет. Но еще рано, рано...
Харза говорил также, глуше, спокойно разглядывая закоулки, отфыркиваясь от пыли, будто она была обыденностью.
- Рано, - отстранённо согласилась Мэри, и шагнула в сторону, к одной из подворотен. - Всё - рано, и всё поздно, и всё - вовремя, когда стоишь под звёздами, глядя на луну. Луна и туман - почти факел и зеркала, верно? И туман гасит ветер.
Навстречу из белёсого марева выплыли две фигуры. Юнцы были одеты как на вечеринку, и улыбались так, словно их уже заждались - с томным предвкушением, глядя прямо перед собой и не обращая внимания ни на пепел, ни на Джеймса с Мэри и Харзой. Только каблуки ровно, одинаково стучали по мостовой.
Промедлив самую чуть, Джеймс пошел за ними, подчиняясь наитию. Судя по вдохновенному лицу Харзы, то же чутье вело и михаилита.
- Мэри, всё хорошо?
- Замечательно, - жена мечтательно огляделась, задержав взгляд на покатой крыше добротного двухэтажного особняка. - Мы идём в гору? Ты чувствуешь, как подрагивает влага под ногами. Как течёт чернота, которая суть время, суть общность, суть отсутствие цвета. Алые прожилки в тумане, голоса, которым так трудно не отвечать. Знаешь, их много. Если меня разделать на кусочки, то хватит ли?
Юнцы одновременно повернули в узкий проулок, где несмотря на сырость воняло отбросами. Их это, впрочем, не смущало. Поворот, другой. В окнах домов горел свет, но, как ни странно, оттуда не доносилось ни звука, словно все жители разом уснули.
- Шаг потише, - идущий позади Харза протиснулся вперёд. - Херь там.
- Погоди.

[Leomhann >>>]

Джеймс уцепил его за локоть, разворачивая к себе. И снял с пояса веревку, накрепко привязывая запястье Мэри к своему. Город, всё же, принадлежал констеблям, а не туманной хери.
- Не спеши. Я знал этого человека, когда он был живым. Это - охотник, и вряд ли он перестал быть таковым после смерти. Подумай, есть ли там еще... херь? Где? Как много их? Можно ли вывести схему их расстановки?
- Я думал, ты - как все, - с уважением проговорил Харза, опасливо оглядываясь назад. - А ты, оказывается, и в самом деле... Я чую двух - то ли бабы, то ли мертвячки. И много-много хери вокруг. Схема? Думаю, её нет или не вижу. В любом случае, она на жопу похожа.
Тяжёлая клёпаная дверь позади скрипнула, отворяясь. На пороге стоял седой грузный мужчина в розовой ночной рубашке и таком же колпаке, глядя пустыми глазами на стену. Где-то дальше стукнули ставни, раздалось шарканье.
- Жопа - это та часть тела, которая сзади, - пояснила Мэри. - И только иногда - со всех сторон, как в загоне.
"Поговори еще, милорд".
Отвечал, без сомнения, Рочфорд. Вот только беседовать с ним становилось некогда.
Джеймс потянул из ножен кинжал, тоскливо предчувствуя дыбу и руки госпожи Инхинн - корона очень не любила, когда ее подданных убивали просто так. Даже если это делал констебль. Даже - защищаясь. Да и поди докажи, что защищался вот от этого толстяка в колпаке.
- Мэри, а куда тебе хочется сейчас пойти?
- Хочется. Мне хочется, - Мэри вздохнула, глядя на то, как следом за розовым мужчиной, переваливаясь, выходит вовсе необъятная женщина, телеса которой не скрывал даже широкий балахон. - Туда, где пролились чистота и невинность, где я поняла, как!.. Такое чувство, такая любовь... Я помню отпечаток лица в камнях мостовой, и не могу не думать, не встречать...
- Хорошо, - покладисто согласился Джеймс, - а где же Рочфорд тогда?
Идти на место убиения Фанни не хотелось. Но выбора, кажется, не было. Толпа глухо ворчала, оттесняя в улочку, клацала зубами и бросалась не хуже цепных собак, вынуждая вертеться, колоть и отбиваться. Джеймс мельком успел заметить, как на Харзу бросились сразу двое мертвенно-бледных девиц, как михаилит располовинил одну еще в полёте. Он даже успел уныло подумать, что на дыбе, должно быть, лежать очень неудобно, когда тебя на ней растягивают...

[Spectre28 >>>]

На камнях переулка Джеймс снова увидел эту тропу из черного пепла. Фанни, моложавая и даже красивая, шла по ней спотыкаясь и зябко ёжась. И хотелось окликнуть её, вернуть. Но горожане были против.
И когда тропа оказалась залита кровью, Фанни исчезла, оставив только сырую мглу и совсем уже отчаявшегося Джеймса.
"Я ведь тебя найду, милорд. И лучше сдохни сам".
В переулке на кинжал кинулась какая-то шлюха, под веселый смех из тумана. Мэри немедленно дёрнулась туда, но верёвка выдержала, а Джеймс добавил к списку убитых еще и потаскуху.
- Если умеешь смеяться, значит, умеешь и говорить. Хотя говорить и не интересно. Чего хочет твой хозяин?
- Её. Оставь мне, и можешь идти, куда пожелаешь, сладенький, - туман взвихрился, открыв тощую женщину, которой совершенно не шло белое платье. Она с улыбкой согнула палец, и рядом остановился ещё один сноходец: голый парень лет пятнадцати. - Как с ними интересно играть! Всегда мечтала о куклах.
- Я не сладенький. И тебе это платье не к лицу. Только и умеешь, что в куклы играть, потому что кому ты иначе понравишься? Неудивительно, что он мою жену хочет. Свои-то страшные, как смертный грех.
"Мистер Джеймс Клайвелл, вы не джентльмен!" - зазвучал в голове голос маменьки, и Джеймс с ним охотно согласился. Потому что если отдавать свою жену какой-то тощей метле в белом - джентльменство, то к дьяволу его.
- Да как ты!.. - женщина зашипела, обнажив иглы клыков, а потом внезапно ухмыльнулась, пристально глядя на Мэри. - Твоя? Нет. Наша. Ну, солнышко?..
Мэри отшатнулась, а потом медленно подняла ко рту руку. На рукаве серели пятна чьей-то крови. Вампирша оскалилась сильнее, скупо, не отводя взгляда, кивнула на голого парня.
- Или тебе этого вскрыть? Аж пышет.
- Маленькая, этот человек почти наверняка не мыл руки, ел всякую дрянь и если ты его попробуешь, то потом будешь мыть рот с мылом и пускать пузыри, как те крысы. И к тому же потеряешь материал для лабораторных исследований, - нежно, точно собирался целовать жену в полутьме алхимической каморки, проговорил Джеймс. - Хочешь, мы вот эту непотребную страшилу добудем? Представляешь, какие реактивы из нее можно получить?
"И джентльменом уже не стану, кажется".
- Хочу, - Мэри дёрганым движением убрала руку за спину. - Всё равно они никому не нужны. Всегда можно наделать новых. А как?
- Она сейчас сама придёт, маленькая. Потому что - такая же курица, как миссис Мерсер, мир её праху. Считает, что ты можешь быть чьей-то, будто Мэри Клайвелл - вещь. А её хозяин думает, что может быть сильнее нежности и дружбы, страсти и любви. Дура страшная и Рочфорд ей подстать.
Оставалось надеяться, что эти слова Мэри будет помнить и после того, как прекрасная Анастасия поднимет голову Джеймса на потеху толпе. И что сейчас они помогут удержать жену от желаний чёртова мёртвого виконта. Впрочем, вампиршу это окончательно разозлило.
"Спасибо, Задранец!"
Склочный напарник по арене в спарке ходил плохо, но помог вспомнить, каково это - закрывать кого-то собой. И теперь, облитый своей, вампирьей и кровью голого мальчика Джеймс благодарил упрямца, желавшего отомстить за брата.
- Держи, маленькая, - кинжал не слишком подходил для отпиливания головы, но если попасть между позвонками, дело шло быстрее и проще. И им так замечательно было выламывать клыки изо рта! - Ты найдешь им применение. Веди к этому надоедливому упырю. Ты ведь знаешь, где он?
- Где?.. - Мэри стиснула клыки в руке так, что побелели костяшки. - Упырь... да. Но я... мне нужно - каплю её крови. Всего одну. Маленькую. Чтобы знать то, что делили. Очень нужно.
- Нет уж. И без того потом на поклон в резиденцию ехать. Пожалуй, зубы я пока спрячу в сапог, хорошо?
С трудом разжав кулачок, Джеймс отобрал клыки и потащил жену подальше от вампирши. В конце концов, ему нравилась милая, нежная и очень умная Мэри, а не кровожадная почти упырица.

[Leomhann >>>]

Мэри шла молча, глядя вперёд, спотыкаясь о выбоины в мостовой. Туман редел, расступался перед ногами, трогал сапоги белёсыми щупальцами. Из пелены выступил было полуодетый чернявый мужчина, взглянул на Джеймса и остановился, недоумённо хмурясь. Впереди слышались стоны. В них звучала не столько боль, сколько недоумение и обида.
"Сдаться будет лучше самому. Не так уж просто доказать случайность своего присутствия здесь, а добровольная выдача смягчает наказание".
Становилось тоскливо и страшно. Мэри вела его в оранжерею, а выходило - на эшафот. Люди всё еще кусались, получали кинжалом в бок, узнавали, и от этого хотелось выть. Никогда до этого Джеймс не чувствовал такой обречённости и такого стылого страха, убивающих разум.
Соображения хватило только на то, чтобы открепить брошь и зажать ее в кулаке - сгодится бить по несговорчивой вампирьей морде.
Мрачно, предвкушая собственное повешение, глядел Джеймс на оранжерею. Мэри дёрнула головой, с крыши донёсся резкий хлопок, и тут же слева пахнуло теплом.
- Привёл. Молодец. Идеальный муж: приводит жену к другому, а потом - вешаться, - Рочфорд говорил с ленцой, не скрывая удовольствия. С мертвенно бледного лица медленно сходили розоватые пятна. - Джентри, а джентльмен.
Джеймс, не размениваясь на слова, продемонстрировал средний палец. Причем, на той руке, к которой была привязана Мэри, так что получилось, будто жена одобрительно взмахивает.
- Перетопчешься. Лорд, а засранец.
- Какие аристократические манеры! - С восхищением протянул упырь. - Не родня Ричарду Фицалану?
- Потешил самолюбие? Думаешь, с богами сравнялся?
Было чертовски больно. Но не так, как на арене, когда в плоть врезалась грязная сталь и в раны набивался песок. Наверное, поэтому Джеймс и не упал оземь, лишь слегка сбилось дыхание.
- Наслаждаешься? Но ты - всего-то мертвяк. Добыча орденцев. Тысяча за голову, две за живого, чтобы в вивисектарии на части разобрать.
- Не сравнялся, потому что нет иных богов, кроме нас. Думаешь, твой тебя защитит? Думаешь, приползёт твоя орденская шавка, не уберёгшаяся даже от бесполезных баб?
Вампир исчез с хлопком. Мэри отшатнулась, дёрнув верёвку, и пальцы Рочфорда только скользнули по её плечу, порвав когтями и платье, и кожу. Новый хлопок, и раскрасневшийся упырь встал перед Джеймсом, медленно слизывая кровь.
- Я вообще не думаю, законник же. Ты, кажется, тоже. Не думаешь.
"Pour retrouver ma douce amie..."
Шаг, веревка на шее, боль в треснувших ребрах и провалившийся в атаке злой Рочфорд.
"Oh mes boués, ouh là ouh là là..."
Вампир пинает веревки, исчезает, Мэри делает шажок, и...
"Aux mille mers j'ai navigué..."
И Рочфорд снова воплощается, но уже там, где выставлен кулак с брошью.
"Pique la baleine, joli baleinier!"
Ногой вампир бил тоже больно. Хоть и выл, как резаная свинья. И метался по дворику оранжереи, то исчезая, то появляясь, как она же, если бы свиньи умели исчезать. А потом остановился, глядя на Мэри слепыми, жуткими глазами, раздирая пульсирующую дыру в груди.
- Охереть. Констебль вертит на... кхм... руке вампира. Кому скажу - не поверят. Хотя, про этого - еще как поверят!
Харза явился как раз в тот момент, когда Мэри принялась с тем же выражением глядеть на Джеймса, за что и получила отрезвляющую оплеуху. Которая все равно не помогла.
- Где тебя носило, михаилит? Я уже жену бить начал, а тебя всё нет!
Джеймс тряхнул головой, чувствуя, как азарт боя начинает отступать - преждевременно! - и наваливается боль. Болела, казалось, каждая косточка.
- Его невест дожигал, - Харза с интересом, пристально глядел на Рочфорда, не обращая внимания на шипение Мэри. - Живучие, паскуды.
Покойный виконт орал и пытался встать, но не мог. Будто с землёй сроднился. И даже не попытался цапнуть Харзу, прибившего его к земле мечом. Свой кинжал, чтобы михаилит сделал то же с головой вампира, Джеймс отдал безропотно. И с благодарностью принял объемистую флягу, остро вонявшую земляным маслом и выпивкой.
Чиркнули кремни, а Рочфорд взвыл в последний раз, быстро умолкнув, когда хлебнул огня.
Привкус этой победы горчил оседающей в руках Мэри, напрасными смертями людей, близкими пытками и казнью.
- Проткни меня пару раз кинжалом, - обреченно проговорил Джеймс минут через сорок, наблюдая, как Харза собирает останки Джорджа Болейна в мешочки. - И я знаю, где тут прячут лодку.
Пора было возвращаться.

[Spectre28 >>>]

15 апреля 1535 г. Бермондси.

- Арестуй меня, Том...
Тюремная камера была тюремной камерой.
Джеймс глядел на серые стены, и не чувствовал ничего. Ни отчаяния, ни тоски, ни разочарования. Будто зашел сюда по делам закона и намеревался уйти домой вскоре.
Только вот домой его никто не отпустил бы - за дверями мягко переступала стража, и был Джеймс Клайвелл здесь не констеблем, а заключенным. Преступником, подозреваемым в убийствах.
Человеком, ждущим дознания и пыток.
Совсем, как те, кого он сюда сажал.
И если Джеймсу кого-то было по-настоящему жаль, так это убитых им.
Могло ли иначе быть? Без напрасной крови на руках?
Погано, что Джеймс ответ знал достоверно. Сожги он тогда Рочфорда вместе с оранжереей - и всего этого можно было избежать. Остался бы жить толстяк в розовом колпаке, его толстуха-жена, тот голый мальчик тоже жил бы, и ни о чём не ведал.
За его недомыслие снова платили другие.
Джеймс устало опустился на пол, прижимаясь спиной к холодной стене.
Сидеть здесь ему было еще долго.
Нужно привыкать.

Инхинн явилась далеко заполдень. Грохнула дверь в конце коридора, прозвучал приглушенный разговор и, наконец, раздался звук отпираемого замка. Палач вплыла в камеру с почти мечтательной улыбкой, ослепляя белизной рубашки и распространяя густой аромат сосновой хвои, смешанной с горной мятой. На ногах были надеты мягкие и пушистые турецкие туфли, а с плеча, едва не падая, свисала плотно набитая чем-то сумка.
- Какой мужчина в нашей тюрьме! И ещё одет! Непорядок, - она наклонила голову набок, качнув перьями, и надула губы. - Но я ценю, что ради такого свидания готовы перебить половину Лондона!
- О кумир! Я подобных тебе не встречал.
Я до встречи с тобой горевал и скучал,
Дай мне полную чарку и выпей со мною,
Пока чарок из нас не наделал гончар, - со вздохом продекламировал Джеймс, с трудом поднимаясь на ноги. Раны болели, от кровопотери потряхивало, и то, что прекрасная Инхинн, которую он уже начал бояться, отнимет одежду - не радовало. Хоть он и знал протоколы.
- Замечательные туфли, дорогая. Они пробуждают во мне желание раздеться. Невзирая на холод.
- Туфли прекрасны. С ними думаешь только о том, как бы не потерять. Помогает сосредоточиться, - палач прислонилась к стене и вытащила из сумки пузатую бутыль вина. Посмотрела на неё с некоторым сомнением и помахала в воздухе. - Чарку забыла. Но это, наверное, не страшно, так проще растянуть до ночи.
- До ночи? Польщён. Я бы продержал пациента дня три. Вы видели Мэри?
Пожалуй, это был самый важный вопрос. Пальцы споткнулись на одной из пуговиц рубашки. Красивые, резные, пришитые Мэри, они изрядно раздражали Джеймса - завязки были удобнее. Тогда - раздражали. Сейчас хотелось оторвать хоть одну, чтобы оставить себе напоминание о доме и жене.
Инхинн вздрогнула, передёрнула плечами и шагнула ближе, с профессиональным интересом рассматривая укусы, порезы, колотые раны и целые созвездия синюшных кровоподтёков.
- Ещё бы нет. И Мэри, и за Мэри, и про Мэри. Знаете, Джеймс, за этот день её в моей жизни стало столько, что, кажется, придётся жениться. Бесси отправим в резиденцию, там ей будут рады. Миссис Элизабет... о, ну, эта точно справится. В общем, Мэри занимается орденский лекарь. Кататония, эмоциональное истощение, умеренная кровопотеря, угасающий импринтинг к носферату... однако, какое кусачее население в нашей славной столице! Никогда бы не подумала. И зубы как на подбор, только у этого двух не хватало...
- Рёбра тоже сломаны. Болят, как сволочи, - вздрагивая от прикосновений, пробурчал Джеймс.
Происходящее всё больше напоминало закулисье арены. Раздевают, не спрашивая желаний. Лечат - и то насильно. Всего-то разницы, что там давали оружие и кормили, а тут дадут петлю, а перед пыткой он сам есть не станет.
- Серьгу не потеряйте, дорогая. Я не хочу в один не самый прекрасный день обнаружить себя на рынке. Кого по мою душу прислали?
Мэри и Бесси, миссис Элизабет и все орденские лекари на свете сейчас не имели никакого значения.
Если не получится выпутаться, то Бесси дорога в монастырь, Мэри - в новое замужество, а миссис Элизабет... Она воистину справится со всем сама. А значит, пока статус кво не был восстановлен, следовало думать о себе - во имя дочери и жены.
- Эзру Харта, - Инхинн провела пальцами вдоль рёбер, и боль угасла, сменившись мерзким ощущением смещающихся костей. - Замечательный дознаватель, просто гордость дознания Британии и окрестностей вплоть до самых дальних окраин. Остроносый такой.
- Не помню такого. Ну да познакомимся. Скажите, прелестная Анастасия, я до эшафота сам потом дойду или волочь будут?
"Эзра Харт..."
Человек с таким именем не сулил ничего хорошего. Скорее всего - педантичен. Возможно - спрашивает слишком многое и не всегда по протоколу.
Следовало быть осторожнее, задумываться в тех местах, где это необходимо, путаться в мелочах, но твёрдо стоять на своём - невиновен.
- А вы как предпочитаете, Джеймс? - Инхинн наклонила голову, и перо качнулось, словно кивая. - Что ж, здоровье я подправила, пейте вино - полезно при потере крови.
- Я предпочитаю, чтобы своими ногами - и домой.
В ухе, из которого палач извлекла серьгу, было непривычно пусто. Почти, как в голове.
Джеймс тоскливо проводил взглядом Анастасию, послушал, как хлопают двери и улегся на низенький короткий топчан, делая первый глоток вина.
Горького, вяжущего язык и утоляющего многие печали. И многие боли.

[Leomhann >>>]

К ночи бутылка опустела, и Джеймсу стало хорошо настолько, что даже тюремное рубище перестало колоться пенькой. И плечи расправились сами, будто не на дознание собирался, а в ратный подвиг. На дракона!
Дракон Эзра Харт.
Джеймс хихикнул, представив себе гордость дознания окраин в чешуе и с огнём из пасти. Морда у остроносого воображалась преотвратная, и даже чем-то похожая на брата-лекаря. За неимением иных врагов, Джеймс фантазировал об известных.
"Любопытно, разденется ли Инхинн? Я-то привык, а вот Эрзе может быть весьма тесно в штанах".
Впрочем, ответ он скоро получил. В пыточной - его пыточной! - куда его привел знакомый стражник, старательно отводящий глаза, диспутировали Анастасия и Эрза Харт.
- А этот ремень следует подтянуть, сладкая моя, - сухопарый и кудрявый дознаватель ходил вокруг дыбы, почти обнюхивая её своим острым носом, больше похожим на клюв. - Что же вы, подмастерий распустили? Ай, и этот ремень - тоже.
Инхинн невозмутимо тронула пальцами указанную кожаную ленту, дёрнула и нахмурилась, вслушиваясь в басовитое гудение. Потом укоризненно мотнула головой.
- Не знаю, господин дознаватель, как принято у вас в Кале, а здесь натягивают ремни так, чтобы они не лопались и обеспечивали идеальное, выверенное напряжение согласно формулам, выведенным по тональности. Кожу я отбирала сама, разумеется.
- До-диез, - продолжал настаивать Харт. - А надо - ре. И я нахожу, что вот это железо на жаровне недостаточно раскалено!
- По ре определяют только те, кто не могут работать с до-диез, - с ноткой профессионального превосходства заметила палач, скидывая с плеч ярко-голубую рубашку и с удовольствием поводя плечами. - А протоколы не оговаривают температуру до начала пытки, особенно в присутствии палача нужной квалификации. И пожалуйста, не дышите так жарко на инвентарь, вы сбиваете уровень влажности.
" А бумаги он заранее разложил", - подметил Джеймс, стягивая на ходу рубище и укладываясь на дыбу. В спине противно заныло, зазудело притухшим было страхом.
- Я здесь полежу, - беспечно, вопреки этому мерзкому чувству, проговорил он. - Вы не отвлекайтесь, продолжайте свой спор.
Дознаватель глядел на него долгие пару ударов сердца.
- А почему подозреваемый не обрит? - Недовольно осведомился он у Инхинн. - К слову, вас еще не приглашали к инструменту.
- Потому что дело не об ереси, - ответил за своего палача Джеймс, даже не думая подниматься. - Священнику я исповедался накануне, а защищать буду сам себя. К слову, покажите материалы защите.
Харт нехотя протянул аккуратно сложенные стопки, и Джеймс углубился в чтение, с интересом хмыкая на особо эпичных местах.
Впрочем, выходило не так уж и плохо.
Во-первых, к документам была прикреплена отписка из капитула михаилитов. За подписью Верховного. И это было хорошо, потому как михаилиты, верные традициям дыма и зеркал, не сказали ровным счетом ничего, насыпав много слов.

"Миссис Клайвелл начала чахнуть с характерной симптоматикой жертвы, связанной с вампиром-носферату. Мистеру Клайвеллу был предложен вариант охоты в полнолуние, когда брату Харзе проще работать, за сдельную оплату. В результате охоты были выявлены непредвиденные препятствия в виде трех упыриц и зачарования населения через некромороки, характерные для высших вампиров. С населением брат Харза не контактировал, но видел нападения на констебля с последующими ранениями мистера Клайвелла. После чего на брата Харзу набросились вампиры-самки, и с констеблем он встретился только при упокоении вампира-матки, по методике Армстронга. Вампир был упокоен, прах передан в алхимические лаборатории для изучения. Миссис Клайвелл оказана помощь орденского лекаря. Кроме того, следует упомянуть, что брату Харзе необходима компенсация в размере стоимости меча работы орденских кузнецов."

[Spectre28 >>>]

Во-вторых, показания Харзы не разнились с таковыми у орденцев, Мэри всё ещё была в беспамятстве, а немногочисленные свидетели из Лондона не сказали ничего вразумительного. Видели, был весь в крови, бежал, волочил за собой девушку, но убивал ли - кто знает? Зато подробно описанные ранения, сопровождаемые рисунками, Джеймс прочёл с превеликим интересом.
"Как я вообще до дома дошел?!"
Выходило - бежал он от горожан, которые только и делали, что кусали, хватали за тело, тыкали кинжалами, драли когтями, ломали рёбра и напрыгивали со спины, выдирая куски плоти. Отчего лондонцы так ополчились на констебля Бермондси, бумаги умалчивали. Разве что некто Джозами Белл упоминал некое умопомрачение, охватившее его и заставлявшее алкать крови.
- Мне всё ясно, - заключил Джеймс, возвращая стопку Харту. - Госпожа Инхинн, привязывайте.
- На один оборот, милочка, - сухо скомандовал Харт, шурша бумагами за столом. - Итак, приступим. Мистер Клайвелл, где вы находились в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое?
- Какого года? - разочарованного поинтересовался Джеймс, запрещая себе прислушиваться к щелчку ворота дыбы, к напряжению в теле, обещающему боль, но еще не ставшему ею.
Конечно, дерзить было чревато. Но выбитого из колеи дознавателя проще водить за нос. Вот если бы Инхинн еще прогнулась кошкой, как умеет, привлекая к прелестям взгляд...
- Три оборота. Этого года, мистер Клайвелл, и этого месяца. Впрочем, я запишу, что подследственный отказался отвечать на этот вопрос. Но утолите любопытство дознания - зачем вам понадобилась прогулка ночью, когда добрые люди уже спят? Да еще и с женой?
- Протестую, - выдохнуть боль в этот раз получилось одним словом. - Подзащитный намеревался отвечать на вопрос, уточняя год, поскольку дознаватель нарушил правила ведения допроса, не озвучив его сам. Требую это внести в протокол дознания. Кроме того, обращаю ваше внимание, что в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое апреля сего года подзащитный находился в Лондоне не только с женой, замороченной вампиром, как это следует из прикрепленных к делу бумаг, но и с михаилитом Харзой с целью избавления миссис Клайвелл от наваждения и упокоения тварей.
Поспешливым был этот Эрза Харт. Любой юрист-первокурсник знает, что воздействие нужно наращивать постепенно, чтобы пациент успел прочувствовать и понять, как дорого стоит ложь.
Палач, подхватив на ходу перо, подошла к Эрзе и наклонилась над столом, что-то быстро записывая на листочке бумаги.
- Как же звали этого... вампира? Знатного ли рода он или, напротив - джентри. А может быть франклин?
Эрза встал, подойдя вплотную к дыбе. Задумчиво потыкал в бицепс, тоскливо покосившись на собственную руку. Вздохнул, поманив Инхинн пальцем.
- Всё же, ремень плохо натянут, солнышко.
Инхинн встала с другой стороны дыбы, лениво потянулась и терпеливо вздохнула.
- Растяжение, господин дознаватель, определяется в первую очередь напряжением суставов, сухожилий и тканей через натяжение ремней. Настоящий палач не ограничен внешним, которое служит лишь камертоном по настройке тела.
- Будьте любезны, не любезничайте в процессе допроса. Я ревную.
Джеймс вздохнул, набирая побольше воздуха. Напряжение суставов, сухожилий и прочего он находил вполне удовлетворительным и предпочел бы не ощущать вовсе.
- А что до личности вампира, то я у него документы и Акт о Супрематии не спрашивал. Да и в сословные книги поглядеть не мог, а потому на ваш вопрос ответа не знаю.
- Еще два оборота, конфеточка. И приготовьте железо.
Эрза уселся на край дыбы, аккуратно раскладывая бумаги на коленях.
- Если подумать, мистер Клайвелл, то вы - хороший законник. Умный. Слышал, отличником в Академии не были, но своё взяли. Лучший меч королевской стражи, в драке - что хорёк. Дипломат, опять же. А врёте, как матрос, убивший под причалом шлюху. Как звали этого вампира?
- Он не представился.
Боль уже была почти нестерпимой. Даже выпитый декокт из вина не притуплял ощущения рвущихся мышц, адского пламени, пляшущего по разрывам. Но сказать имя - бросить и Бесси, и Мэри, и службу, и обожаемую Инхинн, которую этот гадёныш совершенно неприлично лапал глазами и очевидно бесил.
И всё ради сомнительного удовольствия свариться в котле?
Увольте.
- Оборот и железо. Пока - на живот. У вас вся стража так сложена, дорогуша, или только этот?
Харт ласково погладил Инхинн по груди, и ойкнул, удивленно придерживая безвольно повисшую руку. Палач, поднимая железный прут, невозмутимо ответила:
- С сержанта Хантера какой-то заезжий скульптор хотел лепить Ареса. А эксперт-михаилит!.. Вместе: как триптих. Арес, Аполлон и этот... и Артемида возводят стены Трои.
- Да... не... знаю... я его имени, твою мать!
Инхинн жалела своего констебля, смягчая боль - и Джеймс был ей благодарен. Иначе и Актёр бы не помог, прижигай она живот, как положено.
"Думай, что ты на арене, а не в пыточной. И, дьявол, Эрза - не цезарь, чтобы под него лечь!"
- Снимите железо, госпожа Инхинн. Для протокола - я не знаю имени вампира, его сословия, поскольку обмениваться любезностями с нежитью - не в моей компетенции. Я не знаю, почему он выбрал мою жену в жертвы, и как пометил её! Я всего лишь защищал свою жизнь, жизнь своей жены.
"И шёл бы ты в задницу, Эрза Харт".
Колесо резко щёлкнуло, унося руки вверх, вместе с головой и мыслями.
И стало легко, будто на крыльях дыбы Джеймс возносился в рай.

[Leomhann >>>]

"Нет, это не рай".
Мордатый серо-полосатый кот, восседающий на кровати, на святого Петра похож не был. По крайней мере, Джеймс его представлял не так.
- Вам не мешало бы побриться, дорогая. Надо же, за несколько часов так обрасти и усохнуть...
Кот юмора не оценил, и Джеймс принялся озираться, разглядывая шелковое море, разлившееся по стенам, шкуры на одеяле, шкафы и сундуки, книги, бутыли с вином, кубки и высокие канделябры на три свечи. Плечи под тугими повязками нудно ныли, но были на месте - и это радовало. Как радовало и отсутствие камеры, что означало оправдание и очищение. Полные и безоговорочные.
- Теперь могу хвастаться, что палач сама в постель затащила. И не отпускала сутки-другие. Но я бы очень хотел пройтись сейчас по улицам Бермондси, показывая жадной своре, что констебль жив и здоров, а потом - к Мэри. Вымаливать прощение за оплеуху. Но тебе, мистер Кот, всё равно. Иначе прелестная Инхинн не держала бы тебя.
Кот облизнулся, зевнул и спрыгнул на пол, без особого интереса изучая угол книжного шкафа.
- Ты не слишком общителен, кот, - упрекнул его Джеймс, пробуя пошевелить руками и понимая: рано. - Мог бы хоть книгу принести. И почитать. Впрочем, если ты начнешь читать книги вслух, я снова сдамся. Но уже - в Бетлемскую лечебницу. Интересно, а в этом раю кормят? Признаться, не отказался бы.
Наверное, сейчас было самое время проникнуться сочувствием к тем, кого обрекал на пытки, заречься вести дознание так, но отчего-то не получалось.
Довелось поменяться местами? Плохо.
Всё уже закончилось? Вот и хорошо.
Раскаялся ли Джеймс? Не в чем каяться.
Он повторил бы то же самое, если доведётся. Потому как всякий посягнувший на его семью, от семьи же и получал. И Мэри, даже замороченная, умела открыть дорогу. И вообще, где носит Инхинн?!
Кот лениво прошёлся по округлой комнате, полюбовался колышущимися от сквозняка драпировками и решительно направился к сундуку, на котором была сложена одежда Джеймса. Обнюхал свисающий край рукава оверкота, затем определённо заинтересованно тронул лапой голенище сапога.
- Эй! Не смей! Фу! Это мои любимые сапоги, морда твоя кошачья! Договоримся? За миску сметаны. Две!
Договариваться с котами еще не приходилось. Дома Джеймс попросту бы взял его за шкирку, как делал это с котенком Бесси, и вынес на улицу.
"Чёртова беспомощность!"
Животное фыркнуло, величественно задрало хвост и прыгнуло обратно на кровать, у самой головы. Ткнулось слюнявой мордой в ухо и принялось увлечённо грызть серьгу, словно ничего вкуснее не пробовало. Кот даже упирался лапами, чтобы потянуть посильнее. Скинуть его Джеймс не мог. Зато получилось извернуться и укусить мохнатого засранца за лапу. Шерсть мерзко скрипела на зубах.
- Вот же скотина, - пожаловался он мирозданию, тоскливо глядя на дверь, в которой всё не появлялась палач. - Не вкусный и шерстяной.
- Я его не на ужин заводила.
Анастасия Инхинн не столько вошла, сколько ворвалась в комнату, на ходу сдирая с себя рубашку одной рукой. Во второй она несла мелкую миску.
- Чёртов педант! Три. Часа. Протоколов. И, главное, после претензий к работе ему ещё хватило наглости приставать! Ну конечно, палач не человек, а клещи с титьками... К слову, я так понимаю, что если ты готов есть сырых котов, стало лучше? Дай-ка гляну.
- Лучше, - покорно согласился Джеймс, - даже говорить могу. Замечу, госпожа Инхинн, твой кот напал на меня и коварно пытался отгрызть ухо!
А вот палачу почему-то сочувствовалось. То ли из приязни, то ли от понимания тяжести ремесла, то ли потому что у Инхинн теперь болела голова, а бутылки ежевичного вина под рукой не было. И рук, кажется, тоже не было, иначе почему они не шевелились?
- Но я должен просить прощения, что тебе пришлось всё это вытерпеть. Хочешь, в следующий раз притащу в пыточную кретина без мыслей? Чтобы голова не болела.
- Впервые вижу человека, который извиняется за неудобства перед пытавшим его палачом, - Инхинн поставила на пол мисочку со сливками и провела тёплыми пальцами по его плечам. - Ненавижу дознавателей, которые мешают работе... И нет, спасибо, одного Брайнса мне тогда хватило с такой лихвой, что ещё долго не забуду. Полностью безмысленных, увы, не бывает, и от нестабильного отклика становится только хуже. Так. Несколько дней - без нагрузок и под наблюдением. Время от времени я буду проверять, как всё заживает... заодно, наверное, присмотрю за твоей Мэри, хотя Сапфир этот и хорош, и доступ к декоктам у него, конечно, куда лучше. Но всё равно не помешает, да и у меня есть свои методы.
- Не могу обещать, что больше не принесу на себе политику. В конце концов, я не доверюсь другим палачам. Но извиняюсь я не перед мастером своего дела, а... прошу прощения у человека, к которому испытываю приязнь. Но если так проще - буду молчать. И постараюсь не думать.
Что было очень сложно. Потому что Джеймс - убей, а не понимал, почему должен ненавидеть Инхинн. За пытку? Которая её стараниями прошла легче и мягче, чем могла бы? Но - у каждого своё ремесло и место в жизни. И глупо мечтать о мести сапожнику, который хорошо шьёт. Или врачу, который умеет лечить.
- Но, - тут же нарушил он своё обещание молчать, - без нагрузок не обойдётся. Мне нужно дойти до управы, оттуда - до дома, и каждый день появляться на улицах. Сама понимаешь, маленький город - что курятник. Стоит разок щёлкнуть клювом, и молодые петухи начинают наглеть.
- М-мастер... - Инхинн остранённо погладила кота, не обратившего на неё никакого внимания, и с усталым вздохом подняла крышку сундука. На свет появилась новая рубашка из простого беленого льна. - Ну правильно, его там и не было. Её. Ладно, уж как-нибудь прощаю. И хочу отгул - тюрьма всё-таки приедается, а Бермондси... полно Хартов. Ты уж постарайся как-нибудь за день-полтора не дать никому ломать себе руки, а то вернусь и доломаю - всем сразу, причём без помощи дыбы. К слову, наш славный дознаватель отправился к Саутенду.
- Если Том намедни играл в догонялки с лесными, есть шанс - не доедет мистер Харт. Но я надеюсь, в отгул ты отправишься не в Билберри. Иначе я отправлюсь следом. Вот так, с переломами и совершенно бесполезным. Как кота-то зовут?
Джеймс приподнялся в постели, рассеянно улыбнувшись. Магистр держал слово, а мастера, который умел держать лицо в ситуации, когда холодным ремесленником остаться невозможно, отпускать в одиночку было нельзя. Не к странным существам, которых леди де Три описывала столь опасными.
- Никак, - отозвалась Инхинн, подворачивая рукава. Кот поднял было морду от миски, но тут же вернулся к сливкам. - Имя придаёт слишком много определённости. И он все же чуть, но отличается от сундука.
- Никак, - хорошее имя, - конверт, протянутый Анастасией, был запечатан Норфолком. Джеймс разворачивал его медленно, предчувствуя новую беду.
"Поздравляю, сэр Джеймс".
- Сверни мне шею, о Феофано...

[Spectre28 >>>]

"Поздравляю, сэр Джеймс. Оправдываться ты умеешь. Передай мои поздравления сэру Инхинн. Патенты прилагаются. Жалованье - нет. Зато теперь дежуришь у дверей королевы. График прилагается тоже. Норфолк".

Думая о рыцарстве и графике, Джеймс дошёл домой. Момент, о котором мечтает каждый мальчишка и втайне - каждый мужчина, был безвозвратно испорчен. Не произносилась торжественная клятва, не преклонялись колени, не было бдений и меча на плече. Только патент и график дежурств у дверей королевы. И всей пользы - жена и дочь теперь стали леди. Причём, первая пока это не поймёт, а вторая еще слишком мала.
- Леди Бесси, я дома!
Сон - лучший лекарь. С ним не сравнятся ни Сапфир, ни Инхинн, ни даже мавр. Сон дома - ценен вдвойне.

---

Чтобы найти мне свою любовь опять,
Ой мои друзья, ой ла ла...

Я проплыл тысячу морей...
Пронзи кита, весёлый китобой...

Джеймс резко сел во тьме; в горле застрял крик, пальцы стискивали простыню. В груди колотилось сердце.
Приснится же такое - полуголый палач, дыба, раскалённое железо на животе. Благо, что до эшафота дело не дошло.
Он взял будильник с тумбочки и посмотрел на время. Пять двадцать.
"Мать твою..."
Слишком рано для начала дня, и никакого шанса уговорить себя поспать еще. Это будет день на две пачки сигарет. И чтобы встретиться с утром, ему требовался резкий удар кофеина.
Себя Джеймс осознал только после холодного душа и мятной зубной пасты. Точнее, он с удивлением обнаружил себя на кухне с туркой в одной руке и с куском сыра в другой. Ему совершенно определенно требовалась жена. Хотя бы для того, чтобы кто-то будил его по пути к настолько крепкому кофе, что после него не чувствовался даже никотин.
Плечи противно болели, будто после тренажёров, но Джеймс вчера пренебрёг тренировкой, а Мэри выглядела такой легкой, что её можно было бы носить кварталами, но не довелось.
Итак, мальчишка-нарк сидел в обезьяннике при департаменте, утро началось задолго до своего начала, за мисс Берроуз заезжать было рано, а Джеймс изнывал от безделья, прихлёбывая кофе из неудобной чашки с толстой ручкой и кусая сыр прямо от куска.
И это было первым разочарованием.

[Leomhann >>>]

Вторым стал вчерашний наркоман на крыльце Скотленд-Ярда. Парнишке было так плохо, что его трясло и шатало, будто осину в сильный ветер да еще и с Иудой на ветвях. Сопровождала его Уинн Гархард, которая воплощала в себе все разочарования мира.
Эту редкую и очень дорогую рыбку в море адвокатуры могли позволить себе немногие. А те, кто позволяли, были уверены - за них повоюют.
Джеймс обреченно оглядел и русые вьющие волосы Гархард, которые все равно выбивались из-под кепи, как она их ни укладывала, и узкую серую юбку до колена, и пиджак, и блузку, и даже сумку, больше похожую на чемодан. Если Господь Бог существовал, то он не мог придумать лучшего способа сообщить, что день будет на редкость неудачным.
- Доброе утро, мисс Гархард. Как неожиданно и радостно видеть вас.
- А по лицу и не скажешь, что рады. Неужели леди экспертизе не понравился спектакль? - Адвокат прищурилась на него из-под козырька и улыбнулась. - Всё же интересно, что такое тяжёлое курил режиссер... Кстати, не желаете это обсудить? В вашем кабинете, а то здесь слишком ветрено.
- Прошу, - пришлось посторониться, пропуская юристку. - Но должен предупредить, у меня поганый кофе и вообще нет пирожных. И там накурено. И вполне возможно, что выпил кофе и накурил Джонс. Он, конечно, не режиссёр и даже не ваш подзащитный, но похмеляться предпочитает именно так.
Не будь Джеймсу наплевать, он подосадовал бы, что о Мэри треплются. Но догадываясь, что Уинн Гархард хочет говорить отнюдь не о спектакле, понимая - для напускного равнодушия самое время, он потянул тяжелую дубовую дверь, распахивая её перед адвокатом.
- А мистер Стоун пока что отдохнёт от переживаний, - подытожила мисс Гархард и подтолкнула подопечного к ожидавшему у обочины чёрному Роллс-Ройсу.
Парень сделал шаг, споткнулся и замер, не выражая особенного желания идти в машину. Задняя дверь распахнулась, за ней мелькнул мрачный седовласый мужчина в дорогом коричневом костюме, и юный наркоман со вздохом побрёл дальше, бросив на Джеймса обвиняющий взгляд через плечо.
- Вот и всё. А что, ваш напарник ещё не отравился? Жаль... но ничего, придётся потерпеть.
Будь Джеймс поэтом или хотя бы писателем, он сравнил бы отдел с ульем, налипшим на дубе. На пятом этаже, сиречь. Улей этот жужжал деловито, поглядывал трутнями то мрачно, то позабавленно, а рабочими пчелками - сочувственно и одобрительно. Пролетевшая мимо королева-матка, обычно откликающаяся на "шеф", от трутней отличалась только некоторой взмыленностью, но зато мрачность могла бы раздавать взаймы. Шеф оглядел адвоката без интереса и, коротко велев зайти после, скрылся в своём кабинете, оставив Джеймса на растерзание Уинн Гархард.
- Боюсь, Джонса отравить так же сложно, как и одного из Борджиа.
В кабинете было прохладно и могло бы быть тихо, но в открытые окна истошно кричала машинами улица. Надрывалась гудками и людьми, и - воробьями, орущими уже совсем по-весеннему.
Причем, орали и люди, и птицы.
- Что я должен переписать в протоколах, мисс Гархард, чтобы не поссориться с вами?
- Бедный мальчик, - адвокат со вздохом достала из сумки картонную папку и положила на стол. Открывать, впрочем, не стала. - Неудивительно, что с таким набором ему нужны специальные препараты, исключительно для собственного применения. Крайне необходимые. Запущенный туберкулёз, рак, психические заболевания и нечто под совершенно зубодробительным названием... как там его... ах, да! "Crimean-Congo hemorrhagic fever orthonairovirus". Странно, как он вообще ходит. А, да, ещё боли в позвоночнике, но это новое. Бедняжка ухитрился как-то очень неудачно упасть на спину.
- Я надеюсь, - меланхолично заметил Джеймс, скидывая пиджак на стул и напрочь игнорируя ушибленную спину бедняжки-наркомана, равно как и букет его болезней, с которыми попросту не выживали, - взамен вы согласитесь защищать ближайшего маньяка, которого мне доведется сцапать. Бесплатно, разумеется. И хотя мне любопытно, кто встречает таких неизлечимо больных Стоунов на дорогих машинах, спрашивать, пожалуй не буду. Скажите только, ваш подзащитный как-то связан с тем летуном, что намедни изволил навернуться на герцогиню?
- Бедный маньяк. И собачка, - почти тем же тоном сказала мисс Гархард и улыбнулась. - Кто же скажет такое несчастному адвокату? Уж точно не шеф, который смотрел так, словно проглотил три лимона с перуанского дерева и не стал запрещать совать нос, куда не просят? Возможно, мистер Клайвелл, но интуицию на икру не намажешь.
- Значит, связан. Несмотря на то, что лучше бы намазывать наоборот. Я перепишу протокол, мисс Гархард. Вы позволите не провожать вас? Кажется, сейчас теми же перунскими деревьями будут кормить меня.
Гарри Норбург порой бывал очень Генри. А иногда и распоследним Генрихом. Полный, но еще крепкий, лысоватый, но зато с тщательно закрашенной сединой в черных волосах, он вызывал невольный трепет у всякого детектива и инспектора. По крайней мере, Норбург так думал. Или Джеймс заблуждался.
Мысли вернулись к Мэри, к мисс Берроуз-экспертизе. Если шеф закончит выволочку пораньше, можно было бы сбежать с работы и утащить её в чертов Гайд-парк. Кормить констеблей уточками и бездомными.

[Spectre28 >>>]

- Ты почему не брит? - Вопрошал Генри Норбург. - Роняешь честь отдела расследований, да ещё перед чужими! Перед адвокатессой этой! А детектив должен быть свеж и бодр! Должен не шептаться с адвокатами по углам - небось, ещё и папочку оставила? Ещё и не пустую? Знаю, что оставила. И особенно детектив не должен водить экспертизы на спектакль, чтобы потом отдел гудел как пчелиный улей, причём не по делу, а о мёде. И билет от осведомителя, небось? Не отнекивайся, знаю, что от него. Какие вообще спектакли, когда у нас тут маньяк?
Сначала Джеймс хотел заметить, что небрит всегда. Чуть ли не с рождения. Потому что почти бородат же! Потом - что и свеж, и бодр, и вообще не шептался, а Мэри водил и будет водить, даже если осведомители вдруг все вымрут, как динозавры - и плевать на улей. Потом хотел спросить, откуда взялся маньяк, но...
- Гарри, а вы лимоны у шефа "Симпсон и Стрель" берете? - вместо правильного вопроса рассеянно поинтересовался он, с трудом припомнив название конторы, где работала Гархард.
- Ещё хвост отрастил, ходишь, как эта стажёрка, Томасита, только без сисек, никакой пользы... - Норбург осёкся и подозрительно уставился на него. - Какие ещё лимоны? На тебя режиссёр надышал, что ли?
- Наркоман покусал. Но хвост я отрежу и принесу к вашему подножию. Жертвой начальственному величию. Откуда маньяк, шеф?
Томаситу - или как там её? - Джеймс припоминал смутно. Слишком экзотичной на его вкус оказалась стажерка-негритянка, чтобы её запоминать. Маньяк казался интереснее, особенно, если Джонс снова уйдет в запой и не будет болтаться под ногами. Особенно, если позволят собрать рабочую группу. Особенно, если полевым экспертом дадут Мэри.
- Тебе биологически или по теориям мозгоправов? - ядовито поинтересовался шеф.
Продолжить ему помешал стук двери. Джонс вошёл преувеличенно прямо, наполняя кабинет изысканным букетом из нескольких сортов перегара, и застыл, преданно глядя на начальство и всем видом выражая готовность работать.
- Честь отдела, - горько поморщился Гарри Норбург. - Хорошо, журналисты не видят... пока. Казанова и алкаш, ни один маньяк не устоит. Точно придам вам Томаситу, пусть хоть кто-то работает на отношения с общественностью. Бюстом. Так вот, герои, сбежавшую девку найдёте в больнице.
- Помилуйте, шеф, какой из Джонса Казанова? Алкаш, конечно, отменный, но зато выхлопом за химическое оружие сойдёт. Верно, Генри?
Джеймс просиял улыбкой, одновременно отрицая обвинения в распутстве - еще маркизом де Садом назвал бы! - и уже привычно упрекая Норбурга в том, что напарником достался Джонс, которому доверять бы стала разве что хромая, слепая, глухонемая и тупая монашка из провинциального ирландского монастыря.
- В какой больнице мне искать жертву? Кого придадите в группу из профайлеров? Кто полевым экспертом? Или снова - работать тихо и не отсвечивать до поры?
- Работать тихо - пока получится, - Норбург покосился на заваленный бумагами стол, тяжело вздохнул. - Лабораторное начальство обещало выделить эксперта, разбирайтесь сами, больше пока никого, а там - посмотрим. Ну а девка пока под лапой святого Варфоломея. Очень подходяще, хотя эта лишилась всего лишь пальца.
- Шеф, но я не хочу Данделли! Или еще кого-то из тех любимчиков лабораторного начальства, которые курят на крыльце, а в деле смыслят не больше сушеной сардины. Вы уж посодействуйте, чтобы выделили кого потолковее.
Джеймс рассеянно потеребил лист фикуса, растущего у начальственной двери.
Лишенная пальца жертва маньяка - маньяка ли? - наводила на мысли то ли о наказании во время этих новых, хоть и давно забытых, практик, то ли о воспитании, то ли вообще о секте, где практиковались ампутации. Кажется, он мог даже припомнить одну такую, русскую. Но выводы до разговора со спасенной девушкой было делать рано. А до осмотра места преступления - еще и поспешливо.
- Дружище Генри, - проникновенно проговорил Джеймс, когда за спиной захлопнулась дверь, зажав злополучный лист. - Предлагаю разделиться. Ты пишешь протоколы, а я занимаюсь всякой неважной ерундой. Жертвой, например. Экспертами. Врачами. Ну и прочим, разумеется.
- Да что я, рыжий, что ли? - обиженно ответил напарник и осёкся. - Ну то есть, да, рыжий, но не в этом смысле. И улиц, между прочим, стоптал почти вдвое больше, чем некоторые - а теперь что, за стол гонишь?
Математические исчисления были нехитрыми и говорили о том, что если Джонс и топтал улицы, то будучи ребенком. Ибо был старше Джеймса чуть больше, чем на десять лет.
- Ты не рыжий, Генри. Ты цвета шляпы. Но кому, как не тебе, быть Ниро Вульфом? Кто будет анализировать, думать и делать выводы? Кто-то же должен стать мозгом, и уж точно не я. К слову, на твоем столе я забыл папку адвокатши, смекаешь?
"Смекаешь..."
Слово всплыло в памяти странно-звонко, с забавным китайским акцентом, точно Джеймс слышал его у...
"У кого? Должно быть, в китайском квартале подхватил".
Генри наградил его странным взглядом, но при упоминании папки с удовольствием кивнул, хоть и несколько настороженно.
- Ну, если думать, то тогда, конечно... это и в самом деле нужно. Но если что интересное, вроде обысков или задержаний - то всё равно вдвоём, тут уж без вариантов. Иначе кто тебе спину прикрывать будет? Ну а беседы с дев... э... потерпевшей - уступаю. Кстати, ребята на тебя злы, по-дружбе говорю. Ты если с экспертизой играешь, хоть бы скидывался, что ли, а то ни себе, ни людям.
- Знаешь, Генри, - задумчиво и проникновенно проговорил Джеймс, почесывая щеку. Всякий раз, когда он собирался угрожать, нападала странная чесотка. - Каждому, кто продолжит играть на мисс Берроуз, я разобью морду. Совершенно не злясь, а в порядке... - "Рыцарства" - в общем, засуньте себе это пари в задницу. Так и передай злым ребятам.
Спину прикрывать Генри не доверил бы никто, Мэри становилась почти святой, а покупать беседы с потерпевшей и свободу от напарника за премии от адвоката было всё равно неправильно. Равно, как и принимать премии.
Но такова была суть закона, и если уж приходилось его вертеть, то Джеймс предпочитал делать это сам.
На этой здравой и даже позитивной мысли он хмыкнул самому себе и отправился в варфоломеев госпиталь.
Опрашивать.

[Leomhann >>>]

Добрый самаритянин благостно пялился на Джеймса с фрески. Рассказывали, что Хогарт работал бесплатно, расписывая главную лестницу, потому что однажды услышал, будто для работы над северным крылом пригласили венецианского мастера. Конан Дойл и вовсе писал, что здесь, в Бартс, произошла первая встреча Холмса и Ватсона. И, разумеется, жемчужиной в ожерелье всего прочего был документ, где под актом передачи госпиталя Лондонскому Сити стоит оригинальная подпись Генриха Восьмого с королевской печатью.
Но всего этого на лестнице не наблюдалось, зато самаритянин своей лихой и косой улыбкой на блаженно-возвышенном лице неуловимо кого-то напоминал.
"Эх, где мой Холмс?"
Себя с великим сыщиком Джеймс не ассоциировал - не тот склад ума. Там, где Холмс вооружался дедукцией, ему было проще выбить стул из-под подозреваемого в допросной. А потому не испытывал в Бартс священного трепета от паломничества в эту детективную Мекку.
Камнем Каабы в ней была Дженни Мур, двадцати четырех лет, проживающая на Данби-стрит в Бермондси и счастливая обладательница истощения, обезвоживания и поверхностного гастрита вкупе с лейкоцитозом.
Первое и второе говорили о том, что мисс Мур долгое время недоедала и крайне мало пила, последнее - что где-то в её измученном теле было воспаление - уж не от ампутации ли большого пальца на левой руке? А вот гастрит хоть и мог свидетельствовать о плохом питании, но был у каждого первого.
Охраняла её та самая Томасита, и бюст у нее оказался столь впечатляющим, что Джеймс сначала увидел его, и только потом книгу, которую читала негритянка.
"Крёстный отец?"
- Один законник с портфелем награбит больше, чем сто невежд - с автоматами, - задумчиво процитировал он, отметив, как испуганно глянула на него Дженни Мур, прикрыв больничный завтрак руками. Высокая, очень худая, с неровно обрезанными соломенными волосами, она походила на узника Освенцима. Или жертву маньяка.
То, как молодая женщина прятала еду, говорило о многом.
Во-первых, ее могли лишать пищи по самым разным причинам и, вернее всего, делали это. А значит - он воспитывает.
Во-вторых, женщина могла бороться за пайку с такими же, как она. Что свидетельствовало - он коллекционирует.
В-третьих, её могли заставлять делиться едой с самим маньяком. И хоть Джеймсу претило думать о нём, как о маньяке, пока приходилось.
Не было у него достойной клички, да и сродниться с ним не получалось.
- Джеймс Клайвелл, - мягко улыбаясь, представился Джеймс сразу обеим дамам. - А что, мисс Томасита, у вас есть пирожные?
- Конечно, - стажёрка кивнула так рьяно, что мотнулись кудри, связанные в толстый хвост. - Тут недалеко, в столовке, вкусные, с кремом. Сейчас принесу.
- Вы любите с кремом, мисс Дженни?
На самом деле, не было важно, любит ли Мур пирожные с кремом или без оного. Но пирожные, книги, кофе или чай, музыка и спорт, привычка грызть ногти, вздергивать бровь или хмуриться, и многие другие неважные мелочи составляли цельную Дженни с Данби-стрит. Человека. Женщину, чем-то привлекшую маньяка.
Джеймс уселся на стул, с интересом оглядывая палату - пустую, чистую, даже без цветов или открытки на тумбочке у кровати.
- Любила, - голос её оказался низким, с хрипотцой, почти грубым. И смотрела мисс Мур хмурясь, пряча в ресницах недоверие. - Раньше. Но доктор всё равно говорит, мне их сейчас нельзя.
- Если очень хочется, то немного себе можно позволить, - значит, преступник был мужчиной. Этот вывод Джеймс себе позволил прочесть и в недоверии, и в нахмуренности, и в хрипотце. - Знаете, мисс Дженни, я в детстве очень любил булочки с корицей. Из тех, внутрь которых кладут масло. Мне нравилось, как они истекают горячим, ароматным паром, который прячется где-то внутри, и я спешил надкусить булку, найти источник этого аромата, и так увлекался, что съедал три или пять. Недостойно будущего детектива, а?
"Ну же, девочка, говори со мной!"
Больше всего в таких жертвах Джеймс боялся того, что Анна Фрейд называла идентификацией с агрессором, а весь мир - стокгольмским синдромом. Боялся примерно так же, как потерпевшие боялись его самого, проникаясь симпатией к преступнику. А потому - говорил о себе, чтобы увидеть за этим страхом не очередную Кристин Энмарк, а, к примеру, Дженни Мур.
- Ужасно, - губы Дженни тронула улыбка, но смотрела она всё ещё настороженно. - Нашли? Источник? Всё ещё ищете? Нет, вряд ли, иначе вы вряд ли прошли бы в дверь. Говорят, детективов кормят ноги... они заодно сжирают булочки, или становится просто не до сдобы?
- Теперь я ищу другие источники. Сублимирую, наверное. А ноги... они порой просто отваливаются к концу дня, да и язык стирается. До костей, сказал бы я, будь они в нём. Я иногда думаю, как хорошо, должно быть, работать библиотекарем. Тишина, удобное кресло, и лишь книги едва слышно шепчут свои истории. Как называется книга о вас, мисс Дженни?
На самом деле, в детстве Джеймс хотел стать археологом. Чтобы широкополая шляпа, кнут и приключения. И никаких тонких кисточек, которыми годами, слой за слоем, снимаешь налет времени. Но вырос в детектива, который тоже суть археолог, только инструменты другие.
- "Не найдена" неизвестного автора, рукопись обнаружена на чердаке старого заколоченного дома в доках, половина страниц сожрана мышами, оставшееся - неразборчиво, - Дженни склонила голову набок, разглядывая его. - А ваша?
- "Диалоги о рыбалке", издание то ли тысяча семисотого, то ли вообще тысяча пятисотого года. Очень много мыслей автора и ни слова о рыбах. Вы так и остались на том чердаке, верно?
Общество, врачи, даже родители обычно не понимали - и не принимали вырвавшихся из лап насильника. то жертвы читали за сочувствием в глазах, в жалких, неловких улыбках, в жестах и разговорах. И потому они предпочитали остаться душой там. Маньяк хотя бы не делал вид, что сопереживает. Джеймс потянулся было за сигаретой, но пачка осталась в машине, машина - возле Ярда, который упорно хотелось обозвать управой. Иными словами, в ближайшие пару часов курение отменялось.
- А вам нравится возиться в пыльных книгах? - Дженни дёрнула пальцами и криво усмехнулась. - Господи, как курить-то охота, но тоже не разрешают. Про чердак я для красоты. На самом деле это, конечно, был подвал. Большой, обустроенный.
- Я люблю книги, - признал Джеймс, принимаясь крутить карандаш, неведомо откуда взявшийся в кармане. - Но беда иной литературы, мне кажется, в том, что мыслящие люди не пишут, а пишущие не мыслят. Но это не относится к Титу Лукрецию Кару. О природе вещей часто думать приходится, знаете ли. Вот сейчас, к примеру, я поневоле думаю о сущности подвалов, хотя хотел бы об одной прекрасной книге, написанной почти рукой античного философа. Хотите, я в следующий раз принесу контрабанду? Сигареты, пирожные, и... Что там еще вам запрещают врачи?
"Или твой маньяк".
Чем больше говорил Джеймс с девушкой, тем меньше нравился ему разговор. Подвал, не разрешают - и всё это обезличенно, без особых эмоций, будто она не только всё ещё была там, но и хорошо поддавалась воспитанию.
А Мэри, меж тем, ждала. По крайней мере, он надеялся на это.
- Ментоловых. Тех, что так ругал доктор Плетчер за то, что от них якобы труднее отказаться. Что бы он понимал, дилетант. Как захочу - так и брошу, - Дженни надула губы и медленно выдохнула. - Подвалы же в сути своей разнятся, но имеют и общее, детектив. При разнице форм и цветов, при одиночестве или стайности у них всегда будут толстые стены, не выпускающие наружу ни крики, ни кровь, всегда будут глухие низкие потолки. В них могут быть лампы, могут не быть, но даже если они горят за проволочной оплёткой, настоящего света нет. Суть подвала - неопределённость и стабильность. Что сказал бы об этом Тит Лукреций? Наверное, ничего. Римляне любили свои подвалы, хоть и называли их иначе.
Неопределенность и стабильность Джеймсу тоже не нравились. Хотя бы потому, что он чуть было не пропустил самое важное - она хотела курить. Значит, либо попала в лапы к похитителю недавно, либо ей приносили сигареты. Ментоловые. Иначе у неё уже угас бы абстинентный синдром. Но если девушке давали курить, то...
То говорило это снова-таки о двух вещах - она умела подчиняться и получать выгоду из этого, и она подчинялась, потому что нашла в таком своём положении определенную сладость.
- Кар сказал бы что-то вроде "Выражай словами мысли, ибо дырявого подвала не наполнишь", - пожал плечами Джеймс. - При всей их одиночности или стайности, подвалы находятся в домах. А дома - на улицах или еще где-то. Где, как думаете, дом с таким погребом разместил бы... доктор Плетчер?
- Да не знаю я, где этот подвал, детектив, - Дженни передёрнула плечами и тоскливо оглядела палату. - Поймал он меня у дома, когда дверь открывала. Тряпка на лицо, запах - а очнулась уже там. Сколько вёз - не знаю, куда - тоже. И когда увозил - тоже... одурманил, а очнулась в леске на обочине. Пока ещё в себя пришла, пока мешок с головы содрала и веревки, пока к дороге. Знаете, детектив, вот это чувство я не забуду никогда. Когда лежишь в полутрипе, под жопой мокро, птицы, суки, орут и веточки где-то шух-шух... а ты лежишь и меееееедленно думаешь: а это тебя отпустили? Или сейчас вот этот хруст - значит, убивать идут и закапывать? А может спугнули? И главное: а что теперь? И живот пустой, и крутит прямо так от этого свежего воздуха, что хоть помирай.
Суки, то есть птицы, за окном орали, невзирая на вечный лондонский дождь. Джеймс улыбнулся и со вздохом протянул Дженни мятный леденец, завалявшийся в кармане. Не сигарета, но и не пустота в животе. К тому же, сегодня он исчерпал вопросы к девушке - никто не может сказать больше, чем позволяет ему психика.
Пора было возвращаться домой.

[Spectre28 >>>]

20 апреля 1535 г. Бермондси.

Неделю после пытки Джеймс помнил смутно. Его насильно будила Инхинн, насильно гоняла вокруг дома и насильно же укладывала спать, ничего не рассказывая и на вопросы не отвечая. На неё хотелось злиться, но времени для этого не было. По крайней мере, вечно сонному Джеймсу казалось так. И, возможно, к лучшему.
Потому что успевай он осознавать происходящее, поневоле задумался бы - его нарочно выводят из строя. Возможно, чтобы благополучно бунтовать или воровать. Или совмещать бунт с преступлениями.
Впрочем, этим утром за окном бунтовали только птицы. Судя по воплям - потому что кто-то разорил их гнездо. И рядом спала Мэри, разметав по подушкам белые локоны. Жена отчаянно пахла декоктами, но хотя бы не цепенела, как это было при Рочфорде. А значит, эта жизненная веха была закончена, и начиналась другая.
Выясняющая, куда изредка исчезает матушка, например. Или сжигающая мельницу вместо с Джеком Берроузом. Или вздергивающая Эрзу Харта - "Ничего личного, господин дознаватель! Но вы не понравились моему палачу!" - на дубе у дороги. Или... Да мало ли дел у констебля?
И было еще одно дело. Пожалуй, самое важное.
- Взглянула косо - врежь ей в глаз,
Чтоб впредь коситься зареклась,
Поднимет шум и тарарам -
Ты ей, злодейке, по губам!
А кто не поступает так,
Тот сам себе заклятый враг, - пробормотал Джеймс себе под нос куплет из фаблио, осторожно перекладывая голову Мэри себе на плечо. - Надеюсь, она это не запомнила.
Если жена и услышала, то виду не подала. Значит, с тяжелым "Я ударил тебя, прости" можно было подождать.
- Я ударил тебя. Простишь?
- А бить надо так, чтобы глаза через ухо вылетали, - наставительно пробормотала Мэри, не приходя в сознание. - Потому что фррр...
В управе, пожалуй, ей стоило бывать пореже - наставления Хантера юным стражам были отнюдь не для её - не менее юных! - ушей.
Джеймс вздохнул, снова садясь на любимого конька. Девочка-жена, девочка-женщина, такая серьезная, умная, но всё еще маленькая. Нежная фиалка, роза без шипов, как назвали бы её придворные поэты. Гибкая ива, которую не сломает ветер, сколь сильным он бы ни был. А ветров нынче становилось предостаточно. С севера задували бунтовские бореи, которые непременно отзовутся и на юге, и даже в почти тихом Бермондси. И тогда всех законников, способных держаться в седле, вместе с армией бросят на бунтовщиков. Вешать, четвертовать, распинать на копьях и придавать флёр законности беззаконному истреблению народа королём. Наступало время, когда людям с совестью придется выбирать - честь или смерть. К счастью, совести или чести у Джеймса не было, а потому он всегда выбирал благополучие своей семьи. В конце концов, юрист, повитуха и зубодёр будут нужны при любой власти.
- Знаешь, я побывал в постели Инхинн. Правда, руки у меня были сломаны, и потому пришлось терпеть тиранства от её кота. А еще я мечтаю достать Эрзу Харта. Казалось бы, он всего-то выполнял свою работу, но увидеть его на соборном дубе в нашем лесу так заманчиво...
- Зачем сажать Харта на дерево?.. - Мэри вздохнула, закинула на него ногу. - Он ведь уже не маленький, по дубам лазать. И даже змея у него нету, и у кота тоже нету, а постель с ним наверняка холодная и неудобная.
- Дыбой называется, - не без удовольствия проворчал Джеймс, гладя эту ногу - длинную и крепкую.
Нового змея, пожалуй, стоило снова выпросить у великолепной Ю. Правда, для этого пришлось бы идти в таверну на углу Гленголл, слушать ехидные шуточки про нефритовых соколов, будь они неладны вместе с королём, и даже повстречать Квинта, быть может.
"Интересно, бывала ли Фламиника у Гленголл?..."
Спросить об этом алую даму мог разве что некромант, но Джеймс все равно не удержался от вздоха. Анна Стенхоуп-Сеймур крепко засела в памяти Фламиникой. Чужой женщиной, которой он не обладал и которая владела им. Казалось бы, её нет, седлай волну - и вперед. К счастью и к освобождению.
Не выходило.
Арена укоренилась в крови, возвращаясь серьгой в ухе, вездесущим Квинтом, горячим песком. Напоминая о себе рыночной толпой, смуглым безволосым телом, привычкой отжиматься и ожесточенно рубить воздух мечом по утрам. Шепча на ухо Фламиникой, прихватывая шею её зубами.
Арена не хотела уходить, а сам изжить её Джеймс не мог.
- А еще я жалею о твоём отце. Будь он жив, всё было бы по-другому. Мне наверняка пришлось бы ухаживать за тобой - долго и безрезультатно. Потому что ни один отец не выдаст свою дочь замуж за констебля много старше её. Но всё же, не могу не думать о том, что он сказал бы о нашем браке.
- Папа, - Мэри закинула ногу дальше, села сверху, - одобрил бы всё, что нравится любимой дочери, а если бы не одобрил, то подумал бы ещё раз - и мудро промолчал. А потом ещё долго заказывал бы благодарственные мессы, потому что кто такую дочь вытерпит, да ещё и потакать будет на каждом шагу? С такими разговорами, такими интересами? Не трогая даже пальцем...
- Смею надеяться, что он одобрил бы и сэра Джеймса. Ты знаешь, маленькая, что стала леди Мэри? Почти как дочь короля, только лучше.
Жена, сидящая сверху, самокопанию не способствовала. Вдобавок, отлично разгоняла тени и оказывала воистину тонизирующее действие на организм, как выразился бы иной лекарь. И что самое главное - напрочь отбивала желание идти на службу, заменяя его другим, гораздо более приятным.
В конце концов, самоуничижаться можно было и после.
А супруге Джеймс задолжал многое.

[Leomhann >>>]

23-24 апреля 1535 г. Хемптон-корт.

У рыцаря существуют обязанности перед королем и королевой, и наплевать, что ты - рыцарь случайный, посвященный по прихоти начальника. И вообще - констебль.
Когда пришла бумага с приказом заступить на дежурство у покоев королевы, Джеймс первый раз выругался - грязно, по портовому, и полчаса всерьез думал уйти с Мэри в лес. К страшным лесным разбойникам. Но лес в это время года был сырым, а Джеймс привык к теплу дома, да и кто взял бы замуж дочь бандита Бесси? А потому, скрипя зубами, пришлось собираться.
Второй раз он выругался, когда в королевских оружейнях ему показали, в чём нужно дежурить. Тяжелый миланский доспех, без сомнения, был красив. Украшен вычурной чеканкой, с ажурным забралом, с оленьими рогами на шлеме. Но как кого-то охранять в нем, Джеймс представлял смутно. Разве что не надевать и глушить тяжеленной латной рукавицей всех покушающихся.
В третий раз пришлось помянуть по матушке апостолов, собирая это чертово сооружение у дверей королевы, под заинтересованными взглядами двух фрейлин. Первую, рыжеволосую, красивую чуть угловатым шотландским лицом и темными, зелеными глазами представили как леди Бойд. Джеймс откланялся ей, оценив вкус магистра и спешно заставив себя забыть о словах Гарольда Брайнса. Потому что если думать о древних богинях при королевском дворе, можно домыслить до государственных, религиозных и прочих переворотов и казни всех к ним причастных. А магистр явно хотел жить, к тому же разве пожилой михаилит не имел право на семейное счастье, пусть и с богиней?
Представив физиономию Роберта Бойда, которому нынче нельзя было дать больше тридцати, Джеймс фыркнул, нахлобучил на плечи доспехов шлем и аккуратно примостил внутри забрала две крупные белые бусины, отобранные у второй фрейлины под её жеманное "хи-хи". Мисс Лилли Каффли ему напоминала шлюху из борделя мадам Аглаи - белые кудряшки, низкий вырез с пышной грудью в нем, тупой и невинный взгляд. И если с леди Бойд было бы любопытно побеседовать, то мисс Каффли вызывала только одно желание - сбежать к Мэри.
Но всё было не так плохо. Истукан у двери издали напоминал человека, замеревшего по стойке смирно, в темном углу кабинета нашлась удивительно напоминающая лавку кушетка, и Джеймс, почувствовавший себя в родной управе, принялся тихо чистить кинжал, чтобы скоротать время.
- Я вам так сочувствую, миледи! Потерять ребёнка, да еще и в вашем почтенном возрасте - это горе! И ведь ваш супруг уже немолод! Но вы крепитесь, Господь милостив. И король тоже. Хи-хи.
Леди Бадб на этот укол Лилли только хмыкнула, Джеймс хотел было присоединиться к ней, но вовремя вспомнил, что к беседе его не приглашали.
- Какое счастье, мисс, что вы еще не испытали этого горя, - задумчиво сообщил он, наплевав на этикет. - К слову, магистр рассказывал в Билберри, что шотландцы даже в таком случае поминают дитя в молитвах. Ведь смерти нет. Скажите, мисс Лилли, это не будет оскорбительно, если я попрошу вас принести немного эля? Мы, олухи из городской стражи, не привыкли к сладким винам. К тому же, от них в сон клонит.
До кухонь было минут тридцать пешим ходом - Джеймс считал. В юбках и туфельках на каблуке - все сорок. И это означало, что согласие мисс Каффли хоть и лишало приятного глазу общества, зато давало возможность поговорить с леди Бойд.
- Вы такой милый негодяй, сэр Джеймс, - вздохнула мисс Лилли. - Такой милый, что я не могу вам отказать. Хи-хи.
"Интересно, почему это я - негодяй?"
Проводив её взглядом, Джеймс запер дверь, на всякий случай заклинив её еще и ножичком для бумаг, подергал запоры на окнах и наконец позволил себе хмыкнуть. Ему не нравились комната, хлипкие двери и зуд в шрамах. Оставалось лишь надеяться, что чесались они совершенно напрасно, а интуиция в этот раз просто решила напомнить о себе.
- Я не могу поблагодарить вашу... сестру за обучение Бесси, миледи. И попросить у неё прощения за невоспитанность жителей Бермондси. Надеюсь, ни она, ни вы не обижены на меня за это?
- Ничуть, - леди Бадб улыбнулась плотно сжатыми губами. - Но о Бесси она мне все уши прокаркала. И я более чем уверена, что моя странная сестра только одобряла бы невоспитанность - хотя бы потому, что за ней обычно следуют воспитательные меры. Любительница воспитывать. Как только такая уродилась в Колхаунах. Горная, одно слово, все мы странные, почти как михаилиты. И поэтому я благодарю за любезные слова, сэр Джеймс, и не могу не спросить, перестала ли ваша матушка ездить в Лондон по вечерам? И как здоровье супруги?
Джеймс снова хмыкнул, с интересом и немым восхищением глядя на эту женщину. Магистру крайне повезло, хоть он с этим и не согласился бы. Проследить, куда девается матушка, руки - да и ноги - так не дошли, а леди Бойд принесла ответ на блюдечке с почти голубой каёмочкой.
- Мэри здорова, благодарю вас. Хотя, признаться, это очень странно. С таким-то мужем. И я бы спросил о здоровье магистра, но... Значит, в Лондон?
- Лондон, - с удовольствием вздохнула леди, разглаживая ленту на платье. - Город такой. Столица британского королевства, центр его политический, культурной и религиозной жизни. Очень религиозной и очень центр. А уж богатый какой! Наших бы горцев сюда, просвещаться. Потому что история-то какая! Древняя, аж пылью покрылась. Золотой.
- Лондон.
Джеймс заходил было по маленькому кабинету, но сразу же остановился - шуметь здесь запрещалось. Матушка, любезная миссис Элизабет, всегда была очень культурной и очень религиозной, а значит, ей подходила столица. И Джеймс не удивился бы узнав, что она еще и центр. То есть, глава и просветитель в какой-нибудь очередной секте.
"Жена - алхимик, дочь - язычница, мать - культистка. Звучит, как проклятье".
Оставалось решить, нужно ли жить миссис Элизабет.
- Не уверен, что ваши горцы нуждаются в таком просвещении, миледи. Иногда лучше ничего не знать. Но я любопытен. Знаете, оно меня постоянно губит. Из-за него даже гладиатором довелось побывать.
Джеймс вздохнул, хмыкнул и неожиданно для себя принялся рассказывать о крови и песке - горячих, липнущих к ногам и рукам, делающих рукоять меча мерзкой, скользкой и шершавой, от чего к концу боев на ладонях непременно появляются мозоли, хотя казалось, что такое уже невозможно. О жадной, кричащей толпе, пробуждающей в крови нечто такое, отчего хочется кричать им в ответ, и убивать, убивать, убивать...
- Это же любопытство привело меня сюда, и я этому рад. Магистр с такой гордостью говорит о вас, что не познакомиться с вами - тяжкий грех. И любопытство понуждает меня спросить: как вы думаете, наше дежурство обойдется без приключений?

[Spectre28 >>>]

- Я думаю... - Бадб склонила голову, глядя на дверь, - что сейчас к нам постучат.
Дверь и правда дрогнула, словно её пытались открыть, а затем раздался стук - негромкий, почти нежный.
- Я ведь принесла эль... хи-хи, - голос мисс Лилли звучал обиженно.
- Рано.
Джеймс метнулся к окну, подальше от доспехов и облюбованного до того угла. Маги, к сожалению, были везде и вокруг, и забывать об их способностях не годилось.
- Кто там? - буднично осведомился он, доставая кинжал.
- Ваша Лилли пришла, эля вам принесла, - отозвался нежный голос. - Бежит эль из бочечки, наполняет кружечки, в рот сам прыгает, а потом и в земельку, хи-хи!
Джеймс вопросительно глянул на леди Бойд, та отрицательно помотала головой, а чувство самосохранения вдобавок подсказало отодвинуться еще и от окна. Потому что если пришли в дверь, то придут и в окно.
- Миледи, вы не против разыграть партию, как выразился бы ваш супруг?..
Королеву необходимо было уводить. Возможно, не разбудив и аккуратно вернув, когда всё закончится, а в кабинете вместо двух фрейлин и одного рыцаря останется только труп этого самого рыцаря. И еще двух. Тех, которые стояли у дверей и выпускали Лилли за элем.
"Если они не в доле, то уже мертвы".
- Никого нет дома!
"Никого. Совсем".
Через щели в ставнях пробился легкий ночной ветерок, ласковой рукой взъерошил никак не желающие отрастать волосы и нежно прошептал эти два слова, от которых спину продрало мурашками.
- Мэри?
- А кто тогда говорит? Ну и шутник же вы, сэр Джеймс, хи-хи! - Откликнулись за дверью. - Как же никому не быть, когда и вы там, рыцарь славный, и леди Бадб, и Её Величество?
Бадб меж тем охотно кивнула и бесшумно, словно вовсе не касаясь скрипучего паркета, подошла к двери, ведущей в королевскую опочивальню. Коснулась косяка пальцами и замерла, склонив голову и прикрыв глаза.
- А никто не говорит, - сипло сообщил Джеймс дверям, - это вам кажется. Креститься надо.
Жутью шибало так, что он разве что с ног не валился. Казалось бы, после монастыря и Рочфорда должен привыкнуть, да и что те вампиры против сестры Делис, но невнятное нечто за дверями заставило вытащить кинжал и по-волчьи, хищно потянуть воздух носом в надежде уловить запах Мэри и успокоиться.
- А вот и перекрещусь, хи-хи, - радостно согласились за дверью. - И снова, и ещё, и дверь перекрещу, вот так вот, ибо благодать!
Раздался мерзкий скрип когтей по дереву, за которым почти потерялся новый шёпоток, уже в другое ухо, словно отразился от юбки леди Бойд.
"В Лондоне такой тяжёлый воздух... "
"Шла бы ты домой, маленькая."
Запах Мэри скорее отсутствовал, зато в воздухе почти нащупывалось слово "взаимозависимость". Хорошее, длинное, вкусное волей, нитью к сильному сердцу. Джеймс уже собирался было осознать, что это сердце питалось тёмными желаниями, но внезапно всё стало очень быстро. В тёмном углу мелькнула тень с отвратной рожей, и в ту же секунду доспехи сплющились в непотребную лепешку, будто на них уронили наковальню. Грохот наверняка слышали даже в Билберри, а слегка оглушенный Джеймс метнулся вперёд, к отвратной роже, на ходу постигая, что низменные чувства тянут в том числе и из него.
- Focáil draoidheachd! Bheir Cuchulainn sùil orra airson bliadhna!
Леди Бойд, высказавшаяся в лучшем стиле своего супруга, со всей дури саданула ногой по двери, задрав юбки. И будь у Джеймса время рассматривать, он непременно отметил бы искры и щелканье замка. Но времени хватило только на то, чтобы в традициях городской стражи завалить жуть на пол, заламывая ей руки за спину. Жуть, кажется, удивилась этому не меньше его самого, потому что вместо того, чтобы испариться, начала выворачиваться и даже вывернулась, отшвырнув его к углу.
"Не хочу. А почему у них такие большие зубы?"
Под этот вопрос от Мэри-ветра дверь треснула, а после разлетелась щепками.
Джеймс обреченно хмыкнул.
- Миледи, у вас всё хорошо?
С другой стороны, если этих тварей можно было заломать, значит, они убивались. А разбивать в щепки мог любой таран. Чего тут бояться? К тому же, перед лицом жён - своей и чужой.
Джеймс швырнул тяжеленную Библию, окованную серебром в то, что просочилось в кабинет, а себя - на первую тварь, вознамерившуюся войти к королеве.
И спустя мгновение уже валялся на полу, пытаясь вывернуться из цепких лап тени. Вторая тем временем вошла в спальню, и на Джеймса накатила апатия. Хотелось просто лежать, уткнувшись лицом в мягкий ковер и ждать, когда эта тварь откусит руку.
"Руку?!"
Осознание, что его пытаются жрать прямо сквозь кольчугу, подстегнуло. И тварь, вылетевшая из опочивальни - тоже. Она тут же втянулась обратно, но это говорило о том, что леди Бойд жива.
- Мэри, погуляй снаружи. Пожалуйста. Последи, чтобы никто больше не вошел.
Фраза была длинной. Очень длинной, и от неё снова стало медленно и тягуче, холодно от вязкого ужаса. Жуть впилась в плечо сильнее, до крови, отхлебнув вместе с нею ярости. Джеймс покорно расслабился, позволяя ей испить еще и смирения. А потом тварь неохотно оторвалась и поплелась в коридор, следом за первой.
- Мать вашу...
Джеймс тоже вышел туда вслед за ними, не глядя ни на стражников у дверей, которых сплющили прямо в доспехах, ни на пару растерзанных фрейлин, не вслушиваясь в шум пробуждающегося замка. Его занимало только одно - кто?
"У кого хватит столько наглости и умения, кроме михаилитов?"
Из Хемптон-Корт таверну на углу Гленголл видно не было, но Джеймс готов был поклясться, что ниточка тянулась оттуда. Только у Рика и его любимой гадюки нашлись бы такие очень дорогие убийцы.
Жути, точно уловив его мысли, развернулись, не доходя до конца коридора пятидесяти шагов, и Джеймс уже было приготовился дать бой, но те предпочли сделать вид, что не видят его.
Разрываемая на части служанка кричала страшно. Сравнит это можно было лишь со взбесившейся мельницей, затянувшей в жернова свою требу.
"А ты ничего, молодожен, чисто мельница бешеная."
Эспада в память постучался не вовремя, отгоняя уже было наклюнувшееся сочувствие к служанке. Джеймс тряхнул головой, и побежал в кабинет, надеясь опередить тварей, расправляющихся с уже хрипящей девушкой. Но крики не стихли, а тени, влетевшие вслед за ним, стали мерзко-алыми от выпитой крови. И кинжал удалось воткнуть лишь в одну. В ту, которая напилась смирения. Жуткая боль от незримых когтей разгорелась под рёбрами, и твари исчезли, будто их и не было.
- Миледи, у вас всё хорошо?
Джеймс устало привалился к двери, возле которой валялись блины из доспехов, а потом и сполз на пол, зажимая бок шторой. Настоятельница из монастыря Марии Магдалины, что в Бермондси, непременно убила бы его взглядом. Но её тут не было, а королева купит себе новые. Когда тебе спасают жизнь, всегда хорошо купить обновку.
- Разве бывает плохо после хорошей драки? - Леди Бадб с довольной улыбкой выплыла из дверей. Платье поспешно затягивало длинные порезы, за которыми не было видно крови. - Даже жаль, что её величество всё пропустило. Впрочем, наверное, к лучшему, поскольку ей вредно волноваться и лишний раз волновать его величество.
Её величество, должно быть, и в самом деле сейчас была скорее "оно". А богине войны драка сходила за хорошую ванну. Наверное.
Хмыкнув обилию допущений, Джеймс попробовал встать, но не смог - ноги не слушались. И хотелось сказать, что не следует леди Бойд выходить к малознакомому констеблю, демонстрируя починку платья и отсутствие ран, если не мечтает стать вдовой, потому как законникам только дай кость - они её тотчас схватят. Но вслух он, по заведенной привычке, сказал другое:
- Спасибо за помощь, миледи. Без вас я не справился бы. Если Джеймс Клайвелл сможет чем-то отплатить за это, и за Бесси, то...
Он смущенно развел руками, улыбаясь. Король влетел в маленький кабинет с мечом наголо. Он был растрёпан, губы у него припухли, а на шее алел мазок кармина.
- Анна жива? Ребёнок? О, леди Бадб! Мы с вами ещё не овдовели? - Не дожидаясь ответа, он бросил взгляд на груду доспехов, резко повернулся к Джеймсу и прищурился. - Сэр... Клайвелл, верно? Из которых Клайвеллов? - "Из незаконнорожденных".- Эй, лекаря сюда! А то помрёт, и поди ответов добейся без некроманта! - "Не дождётесь!" - Не баб... леди же спрашивать. - "Почему нет?" - Какого беса творится? - "Крайне поганого, кажется". - Какого дьявола не в доспехах? - "А как их сплющенными надевать?" - Почему дверь к её величеству открыта?! - "Откуда я знаю?!"

[Leomhann >>>]

Джеймс в очередной раз попытался подняться и изобразить почтение, но счел это занятие безнадёжным и сел поудобнее. Генрих Тюдор Нероном не был, но даже перед тем доводилось лежать.
- Лланелли, Ваше Величество, - обстоятельно ответил он, преданно глядя на короля и втайне мечтая пнуть этого рыжего полуэльфа-валлица за нефритовых-мать-их-соколов. - Мой дед принадлежал вашему, если изволите вспомнить. Не в доспехах потому, что не привык. Городская стража не носит тяжелую броню, иначе нипочём не успеть за негодяями и мятежниками. А дверь открыли призрачные твари, осмелившиеся посягнуть на жизнь Её Величества. Леди Бойд хранила покой королевы, пока я тра... э... ценил оказанную мне честь, защищая дам. Королева жива, спит.
Меж тем народу прибавлялось. Гвардейцы злобно зыркали на возбуждённых встрёпанных придворных, дамы любопытно заглядывали в комнату снаружи и на всякий случай испуганно повизгивали. Где-то в задних рядах жаловалась на то, что всё пропустила, мисс Лилли. Повинуясь призыву короля, невзрачный человечек в чёрном присел рядом с Джеймсом и принялся за работу, неодобрительно качая головой. К чему неодобрение относилось, он не пояснял, а Джеймс не спрашивал. Не хотелось, к тому же, когда кого-то отпихиваешь от себя, не до разговоров. А король нетерпеливо кивнул.
- Лланелли... хорошо, сэр Джеймс. За службу благодарю. - "Служу Альбиону!" - Пока - словами, но, помня себя молодым рыцарем, дополню бумажной. - "Лучше монетами." - Только почему облик такой не нефритовый, скажите на милость? Взгляд соколиный - это ладно, красиво, но нефритовость где?! - "Чтоб ты сдох". - Мы зря рассылаем указы? - "Здравая мысль".- Если одежду леди шьёт, так... к слову, вы ведь недавно женаты? На простолюдинке? - "На инфанте с мельницы". - Кто-то шептал, а кто - забыл, поверишь ли? Совершенно неотличимые они, шептуны эти, ну и к лучшему. А дети есть? Повелеваю представить ко двору. - "Перетопчешься".- Мы лично хотим наставить леди Клайвелл о правильном нефритовом облике наших рыцарей, каковой и собираемся, начав со стражи, распространить дальше. Чтобы соседи устрашались и уважали. Потому что богатство и яркость наши - вот что им поперёк горла! Всем!
Представив соседей, которые будут совершенно неприлично ржать, завидев нефритовых стражей, молодой рыцарь о тридцати годах скорбно вздохнул, еще раз отпихнул от себя чёрного человека, который почти наверняка не мыл руки и вообще не был родной Анастасией Инхинн, и всё же поднялся на ноги.
- Ваше величество, - твердо проговорил он, - я благодарю вас за то внимание, что вы уделяете мне и моей семье, но сейчас прошу освободить меня от продолжения дежурства и отпустить домой.
- Что, лекаришка плохо работает? Не прививает желания греться в лучах нашей славы? - Удивился король и, не обращая внимания на возмущённое лицо лекаря, небрежно махнул рукой. - Разумеется. Ах, дорогая рыжая леди, вы умеете танцевать хайланд? Его танцуют только мужчины?! Хм. Мне кажется, что вы исполнили бы его с огненной страстью, такой же дикой, как ваши волосы. К слову, принцесса Елизавета вчера сказала три новых слова: "дуб", "эдикт" и "голову с плеч". Удивительно умный ребенок, вся в меня. Но, кажется, мне пора к её величеству. А, кто-нибудь приказал послать за сэром Френсисом?
- Леди Бойд, вы проводите раненого воина? Боюсь заблудиться в этих коридорах.
Женщины - и богини тоже! - умели вздыхать очень выразительно. Джеймс улыбнулся мисс Лилли, лихо, по-стражьи опрокинул в себя кружку эля, не забыв облобызать ей длань - Лилли, не кружке! - и ущипнуть за корсет стоящую рядом фрейлину. И протянул руку жене магистра, уводя её из этого безумного вертепа, где правил бал душевнобольной король, расточающий сомнительные комплименты. Актёр конкуренции не терпел, а Джеймс Клайвелл считал правильным избавить богиню - женщину! - от навязчивого внимания монаршьей особы. Не ожидая благодарности и не уповая на приязнь Роберта Бойда.
В конце концов, Мэри тоже не понравился бы король.