Мастерят Рапсодия и Хеллиш Кэт.
История развивается по спирали — каждый следующий виток хоть и располагается порядком выше — или порядком дальше, смотря как смотреть, — все же повторяет предыдущий. Правда, согласно некой теории одного уважаемого философа, таких исторических спиралей бесчисленное множество, ибо находятся они в разных, но от этого не менее параллельных друг другу мирах... и все спирали повторяют одна другую. Ну не полностью. В чем-то. Некоторыми местами.
История, которую вы начнете слушать немного позже и в развитии которой, возможно, примете участие, наверняка напомнит вам несколько других подобных ей историй. Потому что она уже случалась — там или здесь, в прошлом или будущем.
Но кое-чем она определенно будет выделяться из остальных.
Я бы даже сказал, Кое-Чем.
И нибелунги здесь совсем не при чем.
Где-то далеко за горами, лесами и болотом, если быть топографически точными, на площади у замка, что венчал собой столицу далекой северной страны, раздался звук рогов.
- Глашатаи? Вы слышали, там, на главной площади?..
- Пойдемте же скорее!..
- У нас, надеюсь, не война?
- Что вы, сударыня, гораздо хуже...
- Внимайте, простолюдины и знатные, бедные и богатые, указу королевы Брунгильды! Высокоблагородная госпожа повелела объявить начало смотра женихов, ибо пришла ей пора сделать выбор, и тот, на ком она остановится, получит от нее корону и все земли в придачу! Но должен будет прежде победить ее в поединке, ибо только тот муж достоин прекрасной Брунгильды, кто сможет силой ее превзойти! Пусть же разнесется весть сия не только по городу нашему, но и по всем чужеземным странам...
- Ну вот, гонцы уж разлетелись, наверное. Ох и бедлам же здесь начнется.
- Ты, матушка, хотела сказать «продолжится»?
Где-то далеко, за рекой и милями пустыной, иссушенной ветрами земли, если проявить все ту же топографическую наблюдательность, в недрах высокой горы, что именовалась Черной, раздался звук шагов.
Он охранял. Он всегда был на страже.
Он давно никого не ждал, но бдил неусыпно — ведь судьба, как ему довелось убедиться, переменчива.
Он поигрывал смертоносными заклинаниями на кончиках тонких смуглых пальцев, ожидая — жертву ли, покровителя...
Еще иногда он нервно вздрагивал или еще более нервно хихикал, но это к делу не относится.Короче, вокруг него было очень мрачно.
А еще вокруг него блестело золото. Невероятно много золота.
Где-то совсем недалеко /а может, к черту топографию?/, то есть в замке, откуда и начнется наше действие, раздался звук... да просто голоса.
- Итак, - провозгласил король Леопольд Первый и Единственный, - начнем наш пир по случаю... э-э, по случаю... - он беспомощно глянул на супругу, сиятельную (сияли в основном доспехи) Клитемнестру, но та пожала плечами, - по случаю такого большого количества вина, которое надо выпить. Ура.
Все, кто был в дворцовом зале переглянулись — и одобрили повод. Пир начался.
НРПГ: Отписаться могут все.
НРПГ-2: Игрок! Помни - показывать мастеру написанные посты не стыдно и не грешно.
И ссылка на обсуждение.
Диана и Лаванда как всегда сидели очень насторожено и недоверчиво поглядывали по сторонам, ведь вокруг было столько мужчин, норовящих унизить и обидеть бедных нимф. И поэтому две красавицы злобно стреляли глазками по сторонам, чтобы, не дай Боже, какой-нибудь варвар не тронул их.
Что-то никогда не меняется...
А что-то все же уходит в прошлое. Например, нимфы очень сильно поменялись внешне. Теперь это не были две разбойницы с большой дороги, не знавшие, что такое расческа и мыло.
За столом сидели две леди, в прекрасных шелковых платьях, с невообразимыми прическами на голове, ради которых им пришлось сегодня очень рано встать. Надо было соответствовать званию фрейлин. Им, конечно, не нравилось все это, но здесь был не лес, а дворец...
Бокалы зазвенели, девушки переглянулись друг с другом и отпили вина. Румянец запылал на их щеках. Глаза чуть заблестели.
Пир начался...
Королевский дворец. Зал для поединков.
- Нет, ну…
- Что ещё? – королевская особа нахмурила брови, поигрывая мечом-бастардом в руке, - тебя не устраивает моё оружие?!
Худенький принц торопливо замотал головой:
- Нет-нет, оно весьма… изящно… как и Вы, Ваше величество. И такое… острое.
Брунгильда довольно приосанилась, расправляя плечи. Кроме этого она ободряюще улыбнулась принцу - тот ещё немного съёжился:
- Нет, ну…
- Ну что такое?! Фехтовать-то тебя учили?
- Да, но…
- Тогда, защищайся, мой принц! – Брунгильда взмахнула полуторником и уверенным шагом двинулась к противнику. Тот немедленно попятился и спрятал рапиру за спину:
- Нет, ну…
- Ну что опять?
- Вы понимаете, Ваше величество, я не столь закалён в боях, как Вы… - принц продолжал пятиться, пока расстояние, как ему казалось, не увеличилось до безопасного, - слава о Ваших подвигах давно докатилась до наших земель…
Брунгильда довольно заухмылялась и добавила, слегка смущаясь:
- Я ещё и магией могу…
- Но я, простите, никогда не участвовал в подобных поединках и боюсь…
Королева вновь нахмурилась:
- Чего ещё боишься? Зацепить меня своей иголкой? Не переживай, мы здесь на севере не страшимся царапин!
Принц закашлялся:
- Я… кхе-кхм… боюсь того, моя прекрасная королева… кхе-кхм… что не смогу Вам дать должный отпор.
Брунгильда озадаченно опустила меч:
- А чего же ты тогда, твоё высочество, притащился-то?
Принц смущённо развёл руками – рапиру он предусмотрительно отбросил подальше:
- Вы понимаете, Ваше величество… папенька… он сказал, и я… вот.
Королева некоторое время непонимающе смотрела на принца, всё более мрачнея лицом - тот, напротив, лицом всё больше бледнел. Наконец она взревела:
- Папенька, значит!? А стихоплётства твои - что?! А любовь до гроба?!
Принц замахал руками, словно открещиваясь:
- Не-не-не, всё папенька и только он, Ваше…
- А на колени зачем становился?!
Принц, неверно истолковав громогласный вопрос девы, тут же упал на колени:
- Всё он, Ваше величество - его идея… Не губите…
- Пошёл вон! – замок слегка задрожал от голоса Брунгильды, она занесла над головой бастард, и принц на четвереньках, но со скоростью королевского гонца заторопился к выходу.
- Ну, успокойся, девонька моя, всё ещё образуется…
- «Папенька» у него, - недовольно ворчала Брунгильда, измеряя шагами фехтовальный зал, - это в сорок пять лет, ты представляешь?! «Я, о прекрасная, всю Вас осыплю розами…», говорит… дальше не помню, - лицо Брунгильды на миг приняло мечтательное выражение, но тут же исказилось гримасой презрения, - А сам не знает, как за клинок взяться!
- Ничего, деточка, явятся ко двору ещё и получше кавалеры, и познатнее.
- И покрепче! – буркнула дева.
- Да, и покрепче… - матушка, увидев, что Брунгильда отвернулась, незаметно покачала головой. Уже третий претендент на сердце прекрасной королевы северных земель позорно бежал из дворца. Неужели перевелись настоящие мужчины?
Ульрих скромно притулился где-то в самом краю зала (он долго этот край искал, а потом решил, что где он сядет, там и будет искомое), и, отодвинув подальше от своей боязливой менестрельской персоны все колюще-режущие предметы сервировки, а так же ложки - их же тоже можно заточить, ужас! - настраивал лютню. Тонкое дело приведения и так идеально (под стать голосу самого менестреля) звучащего музыкального инструмента в еще более прекрасное состояние помогало Ульриху слегка отрешиться от того, как много вокруг него всяких опасностей, которые так и подстерегали несчастного свободного певца на каждом шагу.
Менестрель огляделся по сторонам, решил, что публика еще недостаточно разогрета для того, чтобы начать услаждать их слух песней о прекрасной Брунгильде. Потому Ульрих внушительно провел пальцами по струнам, выжидая наиболее удачный момент для первого аккорда его хвалебной баллады, но пока еще даже не начиная петь.
Свободному певцу было очень интересно на первом его пиру в этом странном королевстве, вот только очень страшно – кто их знает, этих странных людей, у них даже королева в доспехах щеголяет! – вдруг кто-нибудь решит вдруг наброситься на несчастного молодого человека? Конечно, можно было попробовать отбиваться лютней… но инструмент было очень жалко. Себя, впрочем, тоже, но Ульрих, стиснув зубы, мужественно сидел и ждал подходящего момента, чтобы начать музыкальную программу сего пира.
Быть придворным волшебником означает уметь всё и вся, а также ладить со временем. Но всё ранее сказанное никакого отношения к Пеликану не имело и иметь не могло. Ибо он опять опаздывал, а также был не самым удачливым магом из всех когда-либо живших в этой стране и странах её окружающих. Но ведь учиться никогда не поздно?.. Именно с этой мыслью юноша торопливым шагом направлялся в сторону дворцового зала, чтобы попасть на пир. Правда по какому поводу король и королева решили его устроить Пеликан не понимал. Но его это и не особо волновало. Ведь пиры и всяческие праздненства это дело не его, а королевское. Пускай они им и занимаются.
"Вот и вход в зал" - подумал волшебник с облегчением. Из-за двери донёсся голос короля Леопольда. Услышав причину пиршества, маг только слегка улыбнулся и открыл дверь. Привыкший к полумраку библиотеки, маг зажмурился, но вскоре глаза открыл. Затем Пеликан аккуратно, почти на цыпочках, чтобы его никто не заметил, да и он сам не наступил случаем на чьё-либо платье, прокрался к своему месту и отодвинул стул. При этом нелёгком, без сомнения, манёвре ни одно платье не пострадало, но стул предательски скрипнул, благо в зале было уже настолько шумно, что этот скрип было трудно расслышать. Маг наконец-то сел на своё место и взял в руку бокал с вином.
С любимой-прелюбимой Рапсой
Леопольд одобрительно кивнул начавшемуся веселье и тихонько присел на краешек стула. Почему тихонько и почему на краешек? Ну, так, доспехи любимой жены, сидевшей рядом, так некстати заняли часть стула Великого и Прекрасного короля. А грохота, криков и топора верной супруги Леопольду сейчас менее всего хотелось выслушать/испытать. Он кротко взглянул на Клитемнестру, как смотрит на своего ухажера юная жительница ближайшей деревеньки и весело заулыбался ей. Романтика, черт побери!
Клитемнестра в ответ улыбнулась настолько широко, насколько позволяли лицевые мышцы, но вскоре решила прекратить это неполезное занятие. Куда продуктивнее ведь наслаждаться пиром! Не дожидаясь расторопности близсидящих мужчин, королева (которая многих своих подданных превосходила мужественностью - хотя бы по количеству оружия, поднимаемого за раз над головой жертвы) весьма щедро налила себе и своему любимому мужу вина, отхватила увесистую индюшачью ногу и, пугая размахивающими жестами окружающих, с неженским аппетитом начала ее есть.
Леопольд увидел своё отражение в сияющих доспехах Нестры. Понял насколько нелепо он выглядит со своими переглядками и улыбочками. Особенно рядом с такой, ээээ, неженственной* женой.
Так что решив для себя где-то в душе вопрос: король он или нет, бывший разбойник расправил плечи, поправил повязку** на левом глазу (необходимости в повязке, как вы помните не было, на старые привычки - дело такое), поднял кубок с вином, попытался одновременно с этим наложить себе побольше индюшатины и гарнира в тарелку (Леопольд - он же почти Юлий Цезарь), и махнул рукой (с кубком) менестрелю:
- Начинай!
Пиршество вышло на новый виток своего развития.
____________________
* неженственной, но всё равно горячо любимой (это замечание оставлено специально для королевы, а точнее для всего её комплекта оружия)
** повязка, как подобало королю была расшита золотыми нитками
Шаг-шаг. Звенит под сапогами золото, рассыпанное, словно листья в лесу. Мархенхальфумбервиндлих последний раз был в таковом много...условных единиц времени назад. Давно, если говорить короче. Очень-очень давно, если внести немного конкретики.Так давно, что...впрочем, не важно.
Последний из нифлунгов, отбросил бередящие душу воспоминания, наклонился и подобрал горсть драгоценных камней. Ему ничего не стоило устроить в зале нормальное освещение, но его глазам итак было неплохо, а больше тут тратиться было не на кого. Иенп, как его звали друзья в далёком прошлом, поиграл камнями, наблюдая переливы граней, после чего одним движением кисти отправил самоцветы куда-то в темноту. Звякнуло, что-то упало, звякнуло ещё раз. Устраивать такие небольшие драгоценные лавины было одним из немногих развлечений Бдящего стража. Мархенхальфумбервиндлих вздохнул, породив обильное эхо и продолжил обход.
- Ах, как нестерпимо мне весело - траурным интонациям в голосе шута позавидовала бы любая могильная плита. - Ах, да - Ха, ха!
Эльпистик серой бесплотной тенью, которой он, собственно говоря и являлся, парил под потолком.
- Ах как радостно вокруг! - скорбный лик шута не просто сделал бы честь любой траурной процессии, но и вогнал бы в состояние острой зависти катафалк во время эпидемии чумы.
- Я просто сейчас лопну от смеха - провозгласил Эльпистик опрокидывая в себя кубок фалернского. Точнее сквозь себя. Точнее сквозь себя на кого-то из гостей, совершенно не готовых к этому.
- Народ ликует - подытожил шут, покивав на пространную фразу прозвучавшую в ответ на винный душ и замысловато сочетающую просто бранные выражения с отборным матом и витиеватыми описаниями ряда сексуальных экзерсисов.
Кто-нибудь догадался позвать Эмпедоклу?
Нет, не так. Кто-нибудь, хоть одна живая душа в этом забытом духами( слава Мерлину!) и Мерлином (слава духам!) королевстве удосужилась вспомнить, хотя бы сделать вид, что вспомнила, что «странный старик с бородой», фигурирующий на тридцатой и тридцать шестой странице летописей страны за прошлый год не какой-то выживший из ума антиквариат и без пяти минут модель для портрета на надгробие, а вполне себе живой и полный сил…ээ… человек. По сравнению с некоторыми , еще вполне себе молодой.
Ничего не надо слезно кричать, что Эмпедокла отлучался в лес по физиологической надобности понюхать цветочки, а сова (которая филин) заболела, сломала ногу и сильно ушиблась. На надо! Просто Эмпедокла Злодей, пусть и в отставке, на границе какого-то леса с каким-то другим лесом. И Злодей с большой, очень недвусмысленной буквы З! который еще всем, всем покажет!!
А пока такие мысли неслись в голове Великого З, стукаясь о черепную коробку и довольно невежливо извиняясь, сам Эмпедокла несся по дому, собирая котлы и пергаменты. Кажется, ему зачем-то надо было срочно во дворец…..
Получив высочайшее повеление на исполнение культурно-музыкальной программы этого пира, Ульрих поспешно вскочил на ноги, нежно прижимая к себе лютню. Менестрель огляделся по сторонам, решив привлечь к себе побольше внимания публики, и для начала выдал недолгую инструментальную композицию, заставляя струны инструмента визжать и стонать на предельной громкости.
Юноша обвел мутноватым (от предвкушаемого успеха) взглядом весь зал, склонился в поклоне, заодно отметив нахождение себя в безопасном отдалении от всяких колюще-режущих предметов типа вилок, и звонким голосом нараспев начал говорить, тихо подыгрывая себе на лютне.
- Позвольте, достопочтимые дамы и господа, усладить ваш изысканнейший слух Песнью о Прекрасной Брунгильде, королеве далеких-далеких северных земель! - Ульрих слегка понизил голос, придавая ему доверительную интонацию. - О, эта поражающая дева ждет своего храброго рыцаря, готовая пасть в его объятия... Итак, да услышьте Песнь!
Менестрель набрал в легкие побольше воздуха, закрыл глаза, взвел лютню в боевое положение и как мог громко запел.
Ясных глаз её не видно в окружении бровей,
Синий стяг, на нем корона, возвышается над ней.
Губы алые грозятся отобрать у вас покой,
Руки белые откинут меч соперника долой!
Ветер северный гуляет меж прекраснейших грудей,
Латы звонкие сияют ярче пламенных огней.
Косы русые хлестают по щекам до красноты,
Не увидите вы боле нигде подобной красоты!
Под вздохи придворных в темной сладкой ночи
Округлые бедра виляют, жаль мехом прикрыты они.
Запрягают, время не тратя, своих быстроногих коней
Викинги славные и скачут сквозь зиму, спешат они к ней.
Сказать, что Эмпедокла влетел в зал, когда последние слова менестреля, окутанные тающими аккордами, мягко отражались от готических стен дворца, значило бы внаглую исказить действительность до неузнаваемости, да еще и заработать пару повесток к шерифу за нарушение авторских прав от местных летописцев и сказителей. Нет, когда гости внимали Песне, Злодей-с-совой-но-уже-временно-без шел по улицам города, гордо закутавшись в бороду и свысока взирал на суетливо снующих обывателей. Обыватели в количестве одного запоздавшего булочника сновали исключительно в сторону дворцовой площади и исключительно в праздничном одеянии, но злодея это не смутило. Мысль Величественная гнала его, призывая в тоже время не торопиться, ибо тише едешь – целее будешь, и баба с возу – все при деле, как гласили древние фолианты, а меж тем дворец приближался и менестрель в нем заканчивал свою Песнь…
- Ясных глаз... - Артур Тридцать Первый, король на пенсии, едва не прослезился. Вернее даже, он почти начал слезиться, но вовремя остановился, осушил свой кубок до дна и еще раз повторил, утверждая мысль в своем сознании: - Ясных гла-аз...
Ждет храброго рыцаря. Вот уже практически падает в объятия, надо только вовремя их подставить.
И глаза ясные.
Впрочем, остальные "приметы" королевы Брунгильды запали в душу Артуру не меньше, чем эти ясные глаза. Наполняя кубок в очередной раз, он уже практически решился.
- Э-э... юноша! Менестрель! Иди-ка сюда, потолкуем... да, потолкуем с тобой о ней... глаза ясные, что ж ты будешь делать...
Артур Тридцать Первый никогда не был женат. Ни разу. Даже во сне. И соответственно никогда не предполагал, что в один прекрасный день ему этого захочется, но вдруг...
И захотелось. Неожиданно. Причем именно на ней, вот только на ней и все, хоть режьте. Так почему же не поехать, как многие славные викинги, завоевывать сердце красавицы?
И глаза, конечно. Ясные.
Тем временем в тайнике.
(с возлюбленным мастером нашим)
Мархенхальфумбервиндлих давно понял, что в постоянном бдении над кладом смысла нет. За всю вечность, что он тут просидел, ни единого вора не смогло пробраться в пещеру, взыскуя невиданных богатств. У стража даже стали зарождаться крамольные размышления, нужно ли оно кому-то, это сокровище, так его, несметное или нет? Да-да, лишь начали зарождаться - нифлунги вообще народ неторопливый, а постоянная темнота и одиночество к быстроте не приучают. Одним словом, он не видел смысла в постоянном бодрствовании и... спал. Сидел, поджав под себя ноги, облокотившись на копьё небесного металла и смотрел дивные сны, в которых вновь был не один, в которых звучал голос, не из его уст исторгающийся. В таком оцепенении Мархенхальф мог коротать вечность очень и очень долго, что, впрочем, не слишком помогало. Вечность-то, она бесконечная, так её...
Несколько капель, сорвавшихся с острия сталактита (или сталагмита? Он всегда их путал, не зная иных различий между ними, кроме буквы "м" во втором), разбудили его. Не окончательно, конечно - так, развеяли дрему. А вот голос, последовавший за этим, доделал черное дело, заставив бедного Мархенхальфумбервиндлиха подскочить.
- Ну вот, - мрачно сказал голос, - потолок протекает.
- Кто здесь? - ещё в воздухе копьё взлетело в боевую позицию, но эффектного перемещения в стойку не получилось - ноги затекли и, едва коснувшись ковра из золотых монет со скалящимся портретом Аренгердумдлиха Третьего Странного, предали стража, заставив его растянуться во весь рост.
- Ты, кто ж еще, - насмешливо фыркнул голос. Он явно принадлежал какому-то мерзавцу.
С трудом поднявшись (этого мерзкого колотья в ногах, когда туда устремилась кровь, столь нелюбимого примитивными расами у нифлунгов не бывало отродясь), Мархенхальфумбервиндлих возжёг несколько магических огней, осветив всю пещеру и крутанулся на месте, удерживая копьё в позиции "Северная кобра вожделеет маленькую мышку". Среди нифлунгов эта позиция считалась почти непристойной, но уж очень была эффективной для отражения внезапных атак.
Вокруг совершенно точно никого не было.
- Дурак ты, - неожиданно мягко сказал голос. - Не там ищешь. Не туда, с позволения сказать, смотришь. Ибо взирать с другой стороны бытия подобает, - невидимый собеседник тяжело вздохнул. - Еще и не догоняешь, да?
- Ничего, вот увижу тебя, тогда догоню, - от души пообещал Мархенхальф, соскучившийся по нормальному нифлунгскому общению, пусть оно и должно было закончится выпусканием кишок, вскрыванием горла и прочими малоаппетитными действиями.
- Ты меня при всем желании не увидишь, - в свою очередь пообещал незваный гость. - Я как бы внутри тебя.
Первым позывом доблестного стража было рубануть себя самого, дабы оградить сокровищницу от посягательств, однако он вовремя себя остановил, ведь, возможно, именно этого вор и добивается!
- Это как? - немного подумав, спросил Мархенхальф.
- Нет-нет, не подумай, что ты разговариваешь с какой-нибудь аскаридой, - голос будто бы приосанился, это было ясно из его выражения. - Сейчас, погоди, я должен выдержать театральную паузу...
Повисла тишина, нарушаемая только сопением.
- Да, думаю, хватит. Я - твое Альтер Эго! - воскликнул голос, чуть не оглушив Мархенхальфумбервиндлиха. - А так же Альтер Ид и Альтер Суперэго. Я вообще очень Альтер.
(продолжение. с возлюбленным моим.)
"Длинное имя, - подумал страж. - Не иначе, тоже из воинов!"
- Приветствую тебя, Альтерэгоидсуперэго! - он зачем-то церемонно поклонился. - Моё имя Мархенхальфумбервиндлих! Поведай же мне, брат по оружию, что привело тебя в сию обитель злата и теней...
"И какого ульбфха ты делаешь в моей голове?" - хотел добавить он, но решил соблюдать церемониал.
Названный Альтер-кем-то-невыговариваемым закашлялся и кашлял долго и со вкусом.
- Меня привело в эту обитель, а если выражаться прямо, в твою черепную коробку, раздвоение личности. Угадаешь, у кого?
- У... меня? - до Мархенхальфа медленно начало доходить. - А...почему?
- Видимо, от долгого воздержания, - хмыкнул Альтер. - В смысле, воздержания от общения с живыми людьми.
Мархенхальфумбервиндлих задумался, какое ещё может быть воздержание. Может, от вина? Или еды? Но голоса от него, насколько стражу было известно не случаются, скорее наоборот - от переизбытка.
- И ты теперь у меня в голове? - спросил он, втыкая копьё в пол.
- Да. Я буду в ней жить. Есть, пить, справлять нужду, - серьезно перечислял голос, - немузыкально вопить песни про золото и... Да не бойся ты, я шучу. Я мешать не буду. Если захочешь поговорить, всегда можешь обратиться. Кстати, я всегда хотел попробовать вот это...
Дальше произошло странное. Рука Мархенхальфумбервиндлиха сама собой поднялась и скрутила кукиш.
- Надо же, получилось, - голос был удивлен. - Но пришлось попотеть. Сложно с тобой будет.
- Ты что делаешь?! - страж вправил вылетевший сустав и потряс скорбящей кистью. - Ты кукишь крутишь или шею врага им ломать собрался?! Полегче...
Тут до него опять дошло, что случилось.
- Тааак. Ты можешь управлять моим телом?!
- Нууу... - Альтер вздохнул очень тяжело. - Пока не совсем. Но я буду работать над этим. Или ты возражаешь?
- Посмотрю, как будет это, - мрачно пробурчал Мархенхальф. - Если опять будешь мне пальцы ломать - то против!
- Значит, поищу компромиссов, - обреченно произнес голос. - А вообще, пойду-ка я спать. Буди, если что.
Еще раз воцарилась тишина.
На этот раз окончательная.
Мархенхальф потряс головой и не нашёл ничего лучшего, чем снова опуститься на пол.
"А сны у нас всё равно мои!" - зачем-то подумал он, смеживая веки.
…и скачут сквозь зиму, спешат они к ней.
- ТАК!
Эмпедокла с рождения отличался чувством такта, а в королевском дворце это Чувство с большой и очень красивой буквы, часто подсвеченной тысячами канделябров (и иногда – фингалами под глазами самого эстетствующего Злодея) , так вот, это Чувство обострялось просто до неимоверных размеров. Поэтому Эмпедокла не мог допустить того вопиющего, просто ужасающего факта, что иноземный менестрель лишился целого слушателя! И его, Эмпедоклы, святейший и первоочереднейший долг – сообщить об этом певцу, дабы его тонкая натура не страдала. Громко стуча подкованными каблуками, Злодей вошел в Тронный зал.
- Любезный, сначала, пожалуйста! – Эмпедокла еще раз повиновался своему великолепному Чувству и подвинул со стула какого-то невежду, который все равно чавкал и ничего в музыке не понимал. Менестрелю всяко приятнее будет зреть бороду Великого Злодея, чем какого-то странного непонятного непойми-кого.
- Да-да, с самого начала, пожалуйста. Я вас слушаю.
Эмпедокла всем своим видом изобразил заинтересованность: взял с тарелки согнанного невежды куриную ножку и вгрызся в нее со всей страстью непризнанного меломана.
& неподражаемый критик Сигрид.
Уже поднявшегося на ноги Ульриха разрывали на части противоречивые стремления. С одной стороны, его только что позвал сам король. Но с другой, к менестрелю подсел еще один благодарный слушатель.
Блондин посмотрел на Артура. На Эмпедоклу. Снова на Артура, и решился.
"А вдруг кто-нибудь еще не услышал песнь?" - мелькнуло в голове Ульриха, со вздохом опускающегося обратно на скамейку. - "Но все равно, обижать короля - это же никуда не годится!"
- Уважаемый... - начал менестрель и на всякий случай отодвинулся.
Страсть, с которой Злодей грыз ножку, не внушала хрупкому Ульриху никакого доверия.
- Да-да, я слушаю, весь внимания, - вежливо ответил Злодей с невполне набитым ртом. О том, что менестреля еще кто-то куда-то позвал, Великий попросту не знал. А даже если бы и знал... Скажите, серьезно изменилась ваша жизнь от того, что вы узнали, что постоянная G равно =6.28*10 в алхимики знает какой степени!
Эмпедокла вытер руку об скатерть очень изящным жестом и махнул певцу, давая понять, что пора.
Человек с такими людоедскими замашками Ульриху не нравился. Однако, эти самые замашки не давали менестрелю покоя. "А вдруг я откажусь, а он меня... как ножку! Ужас!" - испугался менестрель и нервно поднял лютню, отгораживаясь ей от Эмпедоклы. Конечно, долго бы музыкальный инструмент в бою против Злодея не протянул, но какую-никакую уверенность такая защита давала. Ульрих глубоко вздохнул и негромко начал свое выступление на бис:
"Ясных глаз её не видно в окружении бровей,
Синий стяг, на нем корона, возвышается над ней.
Губы алые грозятся отобрать у вас покой,
Руки белые откинут меч соперника долой!"
Тут менестрель замолчал и выжидательно посмотрел на благодарного слушателя, ожидая первой реакции.
Эмпедокла водил чистой рукой в такт и шевелил губами, повторяя слова.
- А? - он вдруг обнаружил, что бубн... поет в гордом одиночестве. За соло Злоедю не платили, поэтому он решил возмутиться. - Так. позвольте! - а заодно и высказать свое Ком-петентное мнение.- Чего там, простите, у вас катрен хромает? в этой.. как его.. второй рифме? Это ты тут что за портрет нарисовал? Ох уж эти новомодные веяния....
"Губы алые, руки белые...".. - передразнил Эмпедокла. - Ты вот здесьб художество видишь? Сплошное копирование! А Творчество где? а? ну, давай, попробуй еще разок!
Ульрих впал в ступор, подавившись словами. Он, конечно, еще не знал, что в лице благодарного слушателя нарвался на Злодея, что что-то такое злодейское уже всей кожей чувствовал. "Зато королю понравилось!" - успокоил себя менестрель и продолжил восхваление Брунгильды:
"Ветер северный гуляет меж прекраснейших грудей"
- Чегооо??? это какого ж размера у вас там...м.. ветра? - Эмпедокла так возм.. уди... был потрясен услышанным, что забыл подавиться.
- Это такого размера у нас там Брунгильда! - доверительно шепнул Ульрих, прежде чем продолжить исполнение Песни:
"Латы звонкие сияют ярче пламенных огней..."
(и великолепный менестрель Морфи)
- Воо, рассиялись, а люди, между прочим, по ночам спят! И когда у них под окнами всякие латы сияют, им это не всегда нравится. как ты думаешь на минуточку!
- Когда под окнами сияют латы королевы... - мечтательно закатил глаза менестрель, и крайне возвшенным тоном пропел, - Косы русые хлестают по щекам до красноты, не увидите вы боле нигде подобной красоты!
-Слушай, ты!..э... менестрель! Вот я знаю, у одного желто....ээ... заморского короля приянто непокорных слуг после еды бить палочками по пяточкам. А у вас, суровых северян, наказывают через битье королевскми косами? - в доказательство своих слов Эмпедокла выпил чейто бокал вина. Залпом.
- Меня Ульрих зовут, - скромно представился свободный певец. - А это... это была... как же ее... а, гипербола! - довольный собой менестрель выдал инструментальную импровизацию на лютне, прежде чем грянуть Хвалебную Песнь дальше:
"Под вздохи придворных в темной сладкой ночи
Округлые бедра виляют, жаль мехом прикрыты они.
Запрягают, время не тратя, своих быстроногих коней
Викинги славные и скачут сквозь зиму, спешат они к ней."
- КТО наливал вина этому человеку?! - громко осведомился Эмпедокла, не дослушав шедевра, благо, конец ему был уже известен. - Вы что не видите, он же еще...ээ. так юн! - злодей кивнул Ульриху, показывая, что песня Услышана, все в порядке. Дальше внимание Великого Эстета было полностью поглощено Ножкой. Куриной.
- Ах так?! - возмутился таким вопиющим отсутствием внимания к своей персоне менестрель и занес лютню над головой Злостного критика.
Музыкальный инструмент жалобно звякнул, Ульрих опомнился и на всякий случай убрал его за спину.
- А королю понравилось! - обиженно добавил менестрель, отворачиваясь.
- Знаешь, что, любезный, - заметил Эмпедокла, не поворачиваясь. - Не удивлюсь, если королю и описанная тобой красотка... понравится.
- Боюсь, уже, - нашел взглядом упомянутого бывшего главу государства Ульрих. - А он у вас как... часто на Хвалебные песни ведется? Хотя... поверите или нет, но наша королева, она така-а-а-ая...
- Ка-кАААаая? - кисло передразнил Эмпедокла, чувствуя а) что поесть всеравно не дадут спокойно, б) что раз так, то и все можно. - Небось как в песне: губищи в пол-лица и объемы что в дверь не проходит.
- Кхе... - запнулся Ульрих. - Ну вы не видели наших дверей... А вы кто вообще, кошмар честного менестреля?
Стоять спиной к потенциальному источнику угрозы было банально страшно, так что певец осторожно встал к Злодею боком, нервно сжимая в пальцах лютню.
- А вот на "кошмар" я обиделся, - честно сказал Эмпедокла и в подтверждение своих слов выпил чье-то вино*.
______
*это уже практически копирайт.Aoi!
- Поразительно, - выдохнул король Артур Тридцать Первый, когда Эмпедокла умолк.
вообще, со стороны злодея было неполиткорректно мешать бывшему правителю этого королевства почерпнуть сведения о Брунгильде из первых, так сказать, уст... но Артур все равно их почерпнул, подсев поближе (и опрокинув при этом одну чернильницу, три кубка и нескольких подвыпивших гостей).
- Выходит... выходит, она в самом деле такая? - в голосе Бывшего Правителя звучала нежность. Даже Нежность. Какая только может звучать при упоминании незнакомой, э-э, женщины, между грудями которой гуляет ветер.
О чем Артур никогда не мечтал, так это о семейной жизни. От нее иногда появляются дети, а что такое дети, он и так узнал в полной мере - на живом примере своей сестры, воспитывавшей Клитемнестру. Потом он узнал, что такое подростки. И, наконец, что такое выросшие дети, которые сами вдруг женятся или выходят замуж и начинают править твоим государством.
Но ведь, наверное, можно будет как-то и без детей обойтись?..
- Решено, - отчеканил король. Бывший. - Я женюсь. Вот прямо сейчас еду и женюсь.
Все побледнели, протрезвели и повернулись к королю*
_________________________
*- в принципе эти слова можно было поставить в любом порядке)
Артур (который король) и Эмпедокла (пока без совы)
(с Хэльке))))
- Жениться? Вот так? - Эмпедокла бросил тоскливый, полный невыразимой жалости и невысказанного страдания взгляд на недогрызенную куриную ножку. Несудьба встала между ними, сверкая рогатым шлемом и бронированным бельем, да так, что Злодею оставалось лишь покориться. - Пааагади на двести грамм. Кажется мне, свадьбы были в прошлой сказке. А _эта_ сказка посвящена всяческим политическим интригам, грязным предательствам и прочей милой сердцу ерунде, что всегда окружает борьбу за трон - который. заметь, я до сих пор у тебя не забрал. Не так ли?
- Возможно, дело в том, что трон у меня забрал этот... - Артур покосился на Леопольда. - ...этот многообещающий юноша?
Его возмутили претензии злодея. Нет, ну нашел к чему прицепиться!
- И вообще, - добавил уже-не-король, на всякий самооборонный случай пододвигая к себе пустой поднос (чем изрядно напугал Ульриха, зажатого между Эмпедоклой и Артуром), - чем тебе не нравятся свадьбы?!
- Мне? - Эмпедокла совершенно без задней мысли, просто для эстетического баланса поднял табуретку, держа наперевес. - Мне они очень нравятся. Когда они случаются раз в пятьдесят.. нет, в восемьдесят пять лет с половиной! И желательно не там, где я вот уже две весны собираюсь захватить власть над Миром!
Артур сдвинул брови и выпятил живот. Брови были довольно-таки лохматы, но при всей внушительности живота (именно сытные обеды, завтраки и ужины король прежде предпочитал семейным ценностям) большее впечатление производил именно последний.
- Дискуссия принимает философский оборот, - неодобрительно произнес Артур. - Поэтому я считаю, - он загородил подносом свое главное достоинство (да-да, вышеупомянутый живот!), - что... что твои слова несостоятельны! Как и попытки захватить власть над миром.
И король Усмехнулся злодею Прямо в лицо. Ну или чуть вбок.
Эмпедокла крепче сжал ножку табуретки, ставшей в результате невидимой глазу трансформацию боевой.
- Философский? о, я очень люблю поговорить о непонятных вещах непонятными словами! Например, мне никогда не нравилась сублимация экстраполированных контраргументов через путь матримониальных коррегуляций! - закончил он почему-то почти криком.
- А я... а мне всегда нравилась индейка в яблоках! - в тон ему разъяренно выкрикнул король, взмахнув подносом и едва не задев Ульриха. - Ты, мерзкий, отвратительный вторженец, как смеешь ты браниться с королем?! С правителем... ну ладно, пусть и бывшим, но все-таки могучим государем! Все это лишь слова, слова, слова... сомкни же челюсти, тяжелые как мрамор, - тут Артур немного остыл, увидев взгляды посторонних. И особенно менестреля. - И в монастырь ступай, - закончил он уже не так пафосно.
Эмпедокла как-то сразу осознал, что монарх, пусть и бывший, может очень серьезно повредить его репутации. К тому же, прилюдная публичность Секретных планов почему-то казалась ему... не очень выгодной, будто был в ней какой-то подвох...
- Интересно, как много монастырей может остаться в стране, которой правил неженатый слепок с мумии, - проворчал Эмпедокла, не из зла на правителя (пусть и бывшего), а от обиды за несъеденную и павшую смертью под чьим-то неосторожным каблуком куриную ножку.
- Это неважно, - махнул дланью король. - Признайся, о порождение сил Тьмы - ты просто ревнуешь! Завидуешь, что Брунгильда достанется не тебе! Что я стану ее мужем, ее любимейшим супругом, обладателем ее сокро… э-э... ее прекраснейших гру... э, ясных глаз!
Вот Артуру не надо было этого говорить. Нет, точно не надо было. Зря он сказал. Определенно.
Эмпедокла замахнулся табуреткой, потому что тяжелое и грустное детство научило его диалектике и искусству беспроигрышного ведения споров. Он замахнулся табуреткой, высоко, так высоко, как не вздымались гру... ресницы прекрасной Бурнгильды, и обрушил... ся. На спину.
Артур непроизвольно уронил поднос от ужаса.
Не исключено, что на Ульриха.
Нимфы просто повернули свои изящные головки в сторону короля и уставились на него, совершенно не обращая внимания на этикет.
Им обеим подумалось, что уж этому старому ... как это помягче сказать, они даже не знали... жениться явно было уже поздновато... Ну да что с этих мужиков можно было взять... Как только услышат о новой девице и о ее красоте, так с ума и сходят. Не зря ведь две девицы не подпускали к себе ни одного представителя мужского пола. Все юноши, мужчины и старцы, что были при дворе, уже давно наполучали своих тумаков за распущенные руки и языки и шарахались в сторону при каждом появлении нимф, которые так и сверкали праведным огнем в глазах в разные стороны.
В остальном же нимфам было глубоко наплевать, что собирается делать этот старый самодур. Они были верны его дочери. Что та скажет, то они сделают.
- О! Это отличная шутка! - нахохлившийся на лепном карнизе Эльпистик, напоминал полупрозрачного ворона. - Я аплодирую вашему чувству юмора, мой король!
Призрак снялся с насиженного места, тем паче, что сквозь его дымчатые очертания проступали контуры какой - то гипсовой зверушки. Причём преломлённые этими самыми очертаниями, выглядели эти контуры неожиданно похабно.
- Помнится будучи живым - гнусавым голосом страдаюего ринитом лектора произнёс шут - я был к тому же и женат... трижды...кажется. И доложу я вам, это был самый затянувшийся чемпионат чёрного юмора, в котором я к своему стыду проиграл. Вас будут унижать. столь изящно. что вы обязательно впадёте в комплексы, депрессию, чёрную меланхолию и покончите жизнь самоубийством. Вам обязательно надо это попробовать.
И разразившись хохотом, от которого у любого баньше повылез бы враз поседевший волосяной покров, шут свернулся кольцом на люстре
За время разговора короля со злодеем Ульрих успел помолиться всем богам, раз пять поклясться больше не связываться со всякими критиками... и вообще, ни с кем не связываться! А то потом как окажется, что только что названный тобою кошмар может вот так запросто, панибратски разговаривать с самим королем!
Да еще как разговаривать! Смысл диалога плавно утекал от менестреля, у которого создалось чувство, что ему в ухо льют воду, и она течет к другому, чтобы вылиться, а по дороге создает ощущение утяжеленности и отрешенности.
Впавший в эту отрешенность Ульрих не сразу и заметил, как собеседники перешли к руко... то есть табуреткоприкладству.
Взгляд печальных, но несколько отстраненных глаз любимца муз проводил Эмпедоклу в обрушение, менестрель печально вздохнул, и тут на него упал он. Поднос.
Королевские милости, даже свалившиеся таким образом, Ульрих принимал с благоговением, и потому он не стал выражаться подслушанными в многочисленных тавернах словами, а просто осторожно сполз на пол после знакомства подноса со своей макушкой, нежно обнимая нежданно-негаданно оказавшуюся в его руках награду.
- Я напишу про это балладу, - восторженным тоном пообещал менестрель подносу, влюбленным взором смотря на него. - Жил-был Великий поднос, диаметром был он обширен...
Пир. Он всегда велик, грандиозен и изобилует некими приятными, а иногда не совсем, сюрпризами. Там есть хмельные напитки, яства на все случаи жизни... И опять же сюрпризы.
Таковым для мага при дворе Клитемнестры и Леопольда оказался Эмпедокла. К тому же вполне одушевлённый и очень даже злодей. Бедного мага при виде соперника начала пробивать мелкая дрожь, но она, к счастью Пеликана, быстро улетучилась восвояси. И всё-таки придворный волшебник постарался стать как можно более незаметным. Нарываться на злодея-с-совой-или-без не очень и хотелось. Хотя чему быть - того не миновать. Замаскировавшись за блюдом с курицей, весьма аппетитным между прочим, юноша решил узнать чем дело кончится, точнее что же будет дальше.
Дальше наступило. Быстро и неожиданно. Оно было громким и эффектным. А заключалось в желании короля, вы подумайте - самого Артура, жениться. Самому Пеликану подобные мысли в голову не приходили. И он недоумевал, как они приходят к другим. От удивления маг уже начал сползать со стула, но вовремя спохватился, именно за курицу, и вернулся в вертикальное положение. Но именно этого делать как раз таки не следовало. Лучше уж было спуститься. Эмпедокла мог заметить.
Но судя по всему ему было не до юноши. Около печального менестреля велась ожесточенная борьба. В ход шли абуретки и первоклассные дворцовые подносы. К несчастью некоторых подносы летели немного под углом... И попадали не туда. Мягко говоря.
Пеликан печально воззрился в потолок, задумывая план побега из зала. Но мысли путались. Возможно от недавно произошедшего, а может быть от чего-либо ещё.
Σχιζοφρηνία*
(Оррофин и Хелькэ)
Мархенхальфумбервиндлих сидел в темноте, поджав под себя ноги, и пытался вдумчиво медитировать, глядя на кончик своего копья. Не получалось. Мысли всё время сбивались на этого злополучного Альтерэга, который, мешком золотых ему по голове, упорно молчал, несмотря на все попытки с ним заговорить.
- Ну и ладно, - сказал Мархенхальф вслух. - Буду предаваться самосозерцанию и духовному росту.
Он глубоко вздохнул и вновь вперился взглядом в синевато поблёскивавший кончик копья, словно надеясь увидеть там нечто новое.
- Тебя мучают духовные комплексы? - раздался вдруг ехидный голос. - Связанные с тем, что ты считаешь свой духовный рост слишком маленьким? Мне кажется, это связано с детскими страхами...
И Мархенхальфумбервиндлих почувствовал, как его губы самопроизвольно начинают расползаться в ухмылке.
- Ага, явился! - торжествующе возгласил он, вскочив на ноги и торжествующе потрясая копьём. - Тобой легко управлять!
- А ты уверен, что это ты мной управляешь? - поинтересовалось что-то в сознании. - Ух ты, у тебя левая пятка чешется... Марко, у тебя жутко чешется левая пятка!
Левая пятка покорно зачесалась.
Века одиночества и темноты не проходят даром - философия становится образом мышления - тем более обыденным, чем она сложнее.
- Да, но если взглянуть на это дело с позиций отстраненного наблюдателя, то пятка чешется и у тебя! - парировал Мархенхальф, очень стараясь не почесать пятку об пол. -Я уж обойду молчанием тот факт, что физическая единица именуемая нами телом, в данном конкретном случае является локальным прибежищем сразу двух сознаний, так что... давай же, не сопротивляйся своим желаниям! Почеши её...
- Но почешешь ее все равно ты, ведь тело-то твое, а я всего лишь вторая личность, - невозмутимо ответил Альтер.
Где-то в глубине души незваный гость даже тихо насвистывал, Мархенхальф явно это чувствовал.
- Ага, то есть, ты так просто признаешь себя ВСЕГО ЛИШЬ и ВТОРОЙ личностью? Как же тогда ты можешь чем-то управлять? - нога чесалась всё сильнее, даже начала тихо подёргиваться, но Мархенхальф героически терпел.
- Я управляю первой личностью, которая тоже "всего лишь", если вдуматься. А первая личность управляет уже телом, хотя тебе кажется, будто твоим телом иногда управляю я, но на самом деле все это совсем не так. Чудесно, правда?
- Ты глубоко заблуждаешься, мой второстепенный друг, - Мархенхальф, совершая подлинное насилие над собственными личностями, уселся в медитативную позицию и глубоко вздохнул. - Вот смотри, управляй ты мной, стал бы ты терпеть это острое, надоедливое ощущение в этой проклятущей пятке? Ведь куда проще было бы почесать это тело и удовлетворить своё желание! Не забывай, раз уж ты тут, это и твоя пятка!
- Я ни в коем случае не стал бы терпеть, поэтому я и заставляю тебя почесать эту чертову пятку, чтоб ей было неладно! - прорычал Альтер. - А если будешь плохо себя вести, у тебя сейчас и вторая зачешется. И еще что-нибудь. Между... лопатками, например. Почеши ее!
Мархенхальф, вцепившись в копьё двумя руками и очень стараясь игнорировать струйку пота, сбегавшую по лбу, ответил сдавленным голосом:
- Не...не буду! Сам чеши свою пятку! И... и вообще, сейчас уколю тебя копьём в ягодицу, будет ещё и там чесаться!!!
Альтер расхохотался так, что бедняга страж чуть не оглох. Мысленно, разумеется.
- Ну что я могу с-сказать, - пробормотал он, фыркая, давясь и заикаясь от смеха, - п-попробуй уколи!
- Я тебе покажу, что такое слово стража, - взвился в ответ Мархенхальф. - Вот сейчас воткну копьё в горло это кувшина и покажу!
Изящной работы кувшин нездорово звякнул и приказал долго жить.
- Хорошо, тогда я зажму его этим сундуком! - крышка сундука с душераздирающим предсмертным скрипом развалилась.
- Или вложу в руки этой последней в своём роде статуе...
Когда облачко пыли осело, Альтер печально прокомментировал:
- Да. Она действительно оказалась последней. Да будет земля ей пухом. Слушай, Мархенхальфумбервиндлих, а ничего, что ты все это хранить должен, а не избавляться от этого как можно скорее и изощреннее?
Страж, поняв, что занят как раз последним и уже готов начать канон "Ветреный полдень", славящийся своей разрушительностью, отбросил копьё в сторону (пострадало ещё несколько хрупких вещиц) и присел на корточки.
- Ну вот, - расстроено сказал он. - Ты успел почесать пятку, а я и не заметил!
- Отмазывайся, - хмыкнул Альтер.
-----
* - шизофрения)
Эмпедокла понял, что сегодня просто-напросто луна в созвездии Песца*. И удивляться тут нечему, а возмущаться или раздражаться вообще бесполезно.
- Кхем, - пафосно высказался бывший Злодей и отвернулся, вознамерившись отдать оставшиеся крупицы своего драгоценного внимания несчастной, всеми милостями покинутой и такой одинокой, брошенной на произвол Перипетий судьбы куриной ножки.
Тут его взгляд – очень некстати, но против звезд что можно противопоставить? –упал на маленького иностранного менестрельчика, который еще слабовато рифмовал на человеческом (местно, стало быть) языке, но уже горел таким вдохновением, что к пороховым складам Эмпедокла бы запретил его подпускать на.. на .. эээх, хорошо, что нет у Артура пороховых складов! Кажется, нет…
Страшное заключалось в том, перманентный пламень вдохновения, свойственный всем без исключения менестрелям вне зависимости от вероисповедания, цвета носков и времени суток, вспыхнул на бледном личике ярче обычного. Неприлично ярче. И, судя по всему, вожделение не-факт-что-совершеннолетнего менестреля направлено было на поднос. Эмпедокла вздрогнул, представив, _что_ может написать этот духовный вегетарианец о несчастном предмете обихода и _где_ может у подноса гулять ветер, вздрогнул еще раз и в панике побежал вдоль стола, в поисках бокала с вином. Отобрав оный у Пеликана, Эмпедокла пробормотал «СПСссссссбо!» - бросился к юноше, по пути задев бородой какого-то призрака. Факт случайного окропления Пеликана расплескавшимся вином ускользнул от Злодея, занимающегося неотложным делом Спасения Мира Прямо Сейчас.
- Вот, любезный, выпейте!- рассудив (разумно, что для него было несвойственно крайне), что одновременно держать двумя руками поднос и еще в чем-то бокал не слишком удобно и что менестрель поднос-таки выпустит, Эмпедокла протянул ему вино.
____
*в традициях других народов это созвездие известно как Всемусипец, дед Кирдык и Северный Крест На Ваших Планах
Леопольд хмуро оглядывал зал. Происходящие события ему сильно не нравились: как же так! Король ведь он, а всё внимание приковано к этому сумасшедшему, возжелавшему жениться на этой...как её... с ясными глазами...Брундигде? Впрочем, имя новой страсти Артура, невероятно, тридцать первого - нового короля мало интересовало. В успех данной операции он, мягко говоря*, не верил, потому смысла в запоминании каких-то там имен - не видел. У него, вон, сколько дел неотложных! Например, опробовать все вина из...эээ...с кухни! Решить, какого цвета будут висеть шторы в их спальне, в спальне для гостей, а также какой рисунок должен быть на половичке перед входными дверьми. Грустно взглянув на Нестру, которая в очередной раз о чем-то задумалась**, Лео обвел ещё раз своим туманным взором зал. Эмпедокла продолжал привлекать к себе внимание, приставать к менестрелю и есть-есть-есть. Менестрель находился, очевидно, уже где-то далеко, в стране идеальных рифм и прекрасных мелодий, а вот и Пеликан.... Пеликан... Король встрепенулся и громко окликнул того, с кем, он ещё надеялся, можно поговорить.
___________
* ну, а грубо говоря....(цензура)
** замечталась о невероятных переливах света на лезвии её нового ножа, должно быть
«А менестрель-то молодец – какой переполох устроил!» - невольно восхитилась Нестра. Да и вообще, было бы неплохо, если бы дядя уехал, хотя бы даже и жениться. Это вполне входило в планы принцессы, мечтающей о медовых месяцах (да, именно во множественном числе), а также о невозбранном растрачивании золотых запасов на кинжалы и такие ма-а-аленькие, очень изящные и не менее острые топорики…
Впрочем, «запасов» было на самом деле не так уж много. Вспомнив причину, по которой ее очень хотели выдать замуж за этого… который Тринадцатый, Клитемнестра нахмурилась. Ей очень захотелось уточнить у менестреля, насколько богата Брунгильда.
И что светит счастливчику, её заполучившему.
Но если совсем честно, больше всего на свете принцессе хотелось самой познакомиться с этой воительницей. Ибо неужели никто, слушая песню мальчишки, не провел аналогий?..
- Ну-ка все ТИХО-О-О! - громогласно изрек Артур Тридцать Первый, Некогда Король.
По хрустальным бокалам, находившимся в пределах досягаемости королевского баса, побежали трещинки (ах, придворный учитель музыки всегда гордился юным принцем Артуром!..).
Все замерли в ожидании. А, быть может, и в опасении, что Некогда-Король воскликнет еще что-нибудь, столь же стеклодробительное и зубовыбивающее.
- Кхе-кхе, - вполголоса произнес Артур, увидев, что лица всех присутствующих - довольно бледные, надо сказать, - обращены к нему. - М-м, я хотел сказать, давайте соберем совет. Чьи мнения я на нем хочу услышать, это и ежу понятно, но всех этих замечательных людей и не совсем людей - косой взгля на Шкафчика, - я хочу поставить перед фактом - лично _я_ отправляюсь в поход. За Брунгильдой. И без нее не вернусь. А уж пойдете вы со мной или останетесь в замке, дело ваше. Вот. Я все сказал. -
И он решительно ударил кулаком по столу... попытался решительно ударить.
- Аааай! Будь проклят этот проклятый стол!!!
На сей ноте монолог Артура оборвался. Ну, почти.
- На совет всех жду завтра в моем... ээ, в главном зале Леопольда.
Вот теперь оборвался.
домик Эмпедоклы на краю..
Все!
Эмпедокла бросил шляпу на стол, не заботясь о том, что она загремела по деревянной крышке и потом по полу как самая настоящая супница (потому что и была супницей).
Сова лениво устроилась на рогах, вниз головными перьями и тут же уснула. Злодей повесил плащ на вбитый в угол крючок.
Все. Пир окончен. Можно оставить безупречные манеры и перестать класть ноги на стол. Эмпедокла набил трубку. Предстояло решить важный вопрос.
Явиться ли ему ко двору?
Завтра, на Большой Совет.
Или сову послать?
Сладкий дым разбудил птицу, сова недовольно высказала свое «уху» и улетела в маленькую холодную комнату, громко хлопая крыльями.
Злодей курил. С другой стороны, если Артур отъедет, королевство останется незащищенным. Его можно попробовать захватить. С другой стороны, Артура в пути можно
а) убить
б) убедить остаться
в) убедить передать власть более для этого пригодным (Эмпедокле. Не например!)
г) самому жениться на Брунгильде и захватить оба королевства.
Огонь в камине (саморазводящийся по прихоти левой пятки Мерлина и новейших разработок Ордена магов его же имени) ненавязчиво пылал, дым из трубки ненавязчиво пушился кольцами. Эмпедокла погрузился в пучину мыслей.
Заснул он, короче.
Нимфы удивлено хлопнули ресницами, да так, что сдуло полстола, и посуда загремела об пол. Такого решения от короля они не ожидали. Ну что же, надо было думать, оставаться в теплом, надежном замке, где им никто не мог угрожать из-за того, что боялись их королевы, да и сами милые создания частенько показывали свои коготки. Или отправляться опять в поход, в сырость и угрюмость внешнего мира. Хотя возможность повидать знаменитую Брунгильду, которая управлялась королевством без мужа, было интересно. Может быть, она тоже была феминисткой и вообще любила женщин. Тогда можно было бы напроситься к ней в советчицы и править ее королевством без всяких мужчин.
Много мыслей роилось в голове у пары нимф, пока они шли в свои покои и перед тем, как они уснули. Но к решению эти прелестные создания так и не пришли. Они решили, что утро вечером мудренее.
Чем дальше текло время, тем больше неприятных мыслей роилось в голове Эмпедоклы (неприятных - потому что больше двух там не было со времени побега Злодея от Мерлина). И постепенно, как из маленьких капелек собирается чудовище Голем, из этих маленьких неприятных мыслей, стремящихся друг к другу, как мотыльки со свечами, появилась одна, жирная и лоснящаяся самодовосльством. Мысль, которую уже можно было гордо назвать План*. Мерзко захихикав, Злодей потушил свечу...
... задел в темноте подсвешник, зацепился за него рукавом, подскользнулся на супнице и торжетсвенно брякнулся на пол.
В полной асболютной темноте.
На другое утро Эмпедокла, наскоро забинтовав особенно выдающиеся синяки и шишки (чтобы никто не догадался), явился ко двору. Ему очень, ну просто _очень_ нужно было увидеть Королеву Клитемнестру.
ОЧень.
Мумия галантно сняла шляпу и повесила на крючок у входа.
____
*не путать с ПЛАНом (тм). ПЛАН (тм) курят. План приводят в исполнение.
(c Кисточкой... наконец-то)))
Утро. Мерзкое такое утро... То ли Клитемнестре это мерзкое снилось, то ли за пиром она умудрилась нечто мерзкое съесть, но состояние было как у сломанного копья - в курган кладут явно краше. Нет, она, конечно, поднялась с кровати, умудрившись при этом даже не разбудить мужа (что было сложновато, учитывая вечное звяканье легкого доспеха, в котором королева спала - иначе про привычке мерзла ночами). Решив заесть вчерашнее мерзкое сегодняшним возможно_немерзким, Нестра натянула более основательные (но весьма женственные все-таки) латы и закрыла за собой дверь опочивальни.
Не забыв, разумеется, прихватить одноручный меч.
Эмпедокла скучал.
То есть, ему, конечно, было что порассмотреть и обдумать, даже не считая картин в приемной зале (представители новомодной лженауки генетики утонули бы в собственных слюнях при виде линейки родовых семейных портретов короля от самого основателя, но так им и надо, прихлебателям и любителями покопаться в чужой отвисшей нижней губе!*). Но придворный Этикет предписывал, и довольно однозначно, скучать в ожидании Высокопсотавленных Особ. Видимо, чтобы потом обрадовать их плесенью зеленой физиономии, подумал Злодей, но тут же одернул себя и изо всех сил заскучал
Все-таки удобная штука - придворный Этикет. Клитемнестра даже поесть успела после того, как ей сообщили об Эмпедокле. Правда, лучше ей от этого завтрака не стало, но зато теперь ее настроение (о чем самой Нестре пока известно не было) приближалось по сниженности к эмпедоклиному. Она наконец-то соизволила войти в зал и, кивнув Злодею, прошла к трону, опустилась в него, звякнув топориками.
-...доброе утро, - после некоторых сомнений выговорила королева.
Эмпедокла изобразил на лице всю гамму, на которую был способен, и выдавил
- Доброеутровашевеличествокакспалось.
Затем злодей понял, что присесть, прилечь, отведать свежих фруктов, горячих рябчиков и перчиков пепероне на меду ему не предложат, и сел сам в какое-то кресло. Которе, правда, пришлось сначала дотащить с возвышения рядом с Клитемнестрой, и поставить ровно напротив. Ну сбились немножко половички.
- Вашство, я пришел к тебе ни свет ни заря в такую рань естественно не для того, чтобы говорить о погоде.
- Уж я надеюсь, - королеву передернуло. - А о чем же, уважаемый Эмпедокла? Если о свободном местечке в грядущем походе всеславного моего дядюшки, то это прямо по коридору, на четвертый этаж и первая дверь налево. Стучать четырежды, особенно если на третий раз услышите нечто непотребное.
- о нет, совсем как раз не об этом. - Злодей куртуазно обернул бороду вокруг шеи. - Ты...ээ... - умная женщина? уже королева? в панике бились мысли - хорошо владеешь топорами и понимаешь, что, как только Артур-твой-дядя уедет, соседние королевства об этом узнают. И вряд ли забудут.
- Вот уж точно, - Нестра хищно сверкнула глазами. - Пусть только сунутся - такую резню они вовек не забудут.
- Да, моя королева, но скажите, сколько топоров вы можете метнуть _одновременно_? - Эмпедокла соединил кончики пальцев (рук. только рук).
- Мм... Девятнадцать, - осторожно ответила Нестра. Она давно не тренировалась.
- Девятнадцать. - Злодей быстренько стащил глаза с затылка в нормальнео положение. - А сколько их вы можете носить с собой, моя короева?
- Оруженосцы, тележки плюс еще двадцать восемь штук, - усмехнувшись, произнесла королева. При ответе на такой вопрос она чувствовала себя более уверенно.
(с ее высочеством. И да содрогнутся**)
- Двадцать восемь.... Ну хорошо. Я к тому это виду, что, не смотря на всю вашу ..ээ.. - Злодей вспомнил Этикет и поверх пальцев покосился на латы королевы в районе чуть ниже плеч. Зачем это делается, Эмпедокла не знал, но такова была традиция - все ваши умения, врагов все равно больше. И они будут уверены, что королевствовм заправляет слабая женщина - в чем будет их глупость и ошибка, но что придаст им силы и уверенности. Итак, враги. Но если.. Когда они услышат, что скипетр и держава (или что у вас?) в надежных, крепких, сильных и мудрых мужских руках, они не осмелятся. Просто не осмелятся. А вы, моя королева, сможете для забавы похаживать на границы и изредка захватывать чужие земли. Как вам мой план?
- Замечательно. Вы такой молодец, Эмпедокла... Я даже никогда не замечала, что вы настолько заботитесь о Леопольде. Я непременно передам ему ваши соображения о том, что ему лучше остаться дома!
- Леопольд.. ах, Леопольд. Да. - Злодей пожевал кончик бороды. - Нет, милочка, я говорил не о нем. Я имел в виду, что _я_ захвачу замок и стану править королевством.
- Захватите? - подняла бровь Клитемнестра.
- Ну.. - движение плечами - завоюю. Заберу. Возьму. Отберу. Стану начальником. Проведу перестановку кадров, - взмах длинными костлявыми пальцами. - Перелистну страницу истории.
- Тогда, пожалуй, Леопольду точно лучше остаться, - Нестра хищно (или хитро?..) нахмурила нос.
- О, конечно, разумеется - Эмпедокла всплеснул руками. - Мне же нужен будет камердинер. Младший. На первое время..
- Что-о? - донельзя возмущенная Клитемнестра привстала над троном. Топорики звякнули. - И вам не стыдно заставлять женщину стоять?!
- Сядьте, моя королева, - милостиво махнул ладонью вниз Злодей. - И если вам так хочется - после моего воцарения на Трон вы насидитесь.
- Хам, - удовлетворенно сказала Нестра и действительно села обратно на трон. - Предлагаю сделку. Война. Только вы и я, без посредников и помощников. Любых, кто будет вмешиваться - устранять без тяжелый увечий, но подальше. Кто контролирует весь замок - тот и правит. Войну начнем сразу после отъезда дядюшки.
- Я знал, что вы меня поймете, моя королева! - хлопок ладонью по коленке произвел сухой звук столкнувшихся бамбуковых палочек. - Я только за. Удачи мне. - Эмпедокла поднялся.
- И победы - мне. Не забудьте, до отъезда Артура замок контролирую я. И не пытайтесь проникнуть в мою оружейную - всё равно даже топора не поднимете, - королева презрительно ухмыльнулась. - Завтраки и ужины в полном вашем распоряжении, я предупрежу поваров. Это всё, Эмпедокла. Вы свободны.
- Ваше оружие вас же и погубит, - предрек Эмпедокла подобающим сухим и ломким голосом. ЗАтем он трагично запахнул плащ и вышел, всего пару раз запнувшись о сбитые половички.
____
*это еще если умолчать о чужих одно- и двухъяйцевых близнецах, Леда их побери
(Знакомство двух творческих молодых людей. Я и Стейнвор)
Ульрих проснулся от дикой головной боли. Казалось, в голове поселился перепончатокрылый еж и теперь перекатывается, не давая честному менестрелю спать.
Рыцарь лютни с трудом разлепил ресницы и с интересом огляделся по сторонам мутноватым взглядом. Стороны качнулись и поплыли, на что Ульрих грозно погрозил им кулаком.
Потом в голову пришла мысль о подносе, менестрель встрепенулся и принялся искать сей объект своего творческого вожделения. Искомая вещь обнаружилась в объятиях какого-то подозрительного субъекта, нагло спящего рядом...
Наглый субъект был не более не менее, а придворным магом. Он, судя по всему, тоже уже проснулся и был очень удивлён, обнаружив в руках поднос. Пару раз хлопнув глазами, а после ещё и потерев их, дабы понять что происходит, Пеликан сел. сел и тут же упал обратно. В теле наблюдалась непривычная слабость, в голове как слонопотамы метались мысли. Одна из них, наиболее чёткая и ясная, гласила: "Что я тут делаю? И что же было вчера?". Ответа на сей негласный вопрос получать было не у кого. Хотя... Маг повернул голову и увидел рядом, даже слишком, вчерашнего менестреля. Стало немного неловко...
Ульрих недоверчиво похлопал ресницами, колеблясь между тем, чтобы отодвинуться от странного субъекта, и тем, чтобы отобрать у него поднос и только потом отодвинуться. Загвоздка была в том, что менестрель абсолютно не помнил, зачем ему сдался этот поднос, но что-то в душе не давало оставить его в руках незнакомца.
В конце концов, после долгих раздумий, Ульрих решительно придвинулся и в свою очередь вцепился в поднос.
- Ай! - Пеликан чуть вскрикнул, а поднос вылетел из его рук. словно пробка из горлышка бутылки.
- Нет!!! - завопил Ульрих, провожая взглядом поднос, попытался вскочить на ноги, но ударился затылком о стол, под которым и лежали они с Пеликаном, и быстро опустился обратно. - Мой... подносик...
Маг, решив сделать доброе дело попытался вспомнить хоть одно подходящее по случаю заклинание, например для "заживления шишек" или "возвращения подносов". Он даже забормотал какое-то из них, правда опять что-то перепутал и на голову Ульриху, а заодно и неопытному магу, плюхнулось по лягушке. Ещё несколько попадало в разных частях королевского зала.
Менестрель испуганно завопил, стряхивая со своей головы лягушку, пораженно на нее уставился.
- Ква? - поинтересовалось животное, заставив Ульриха издать очередной испуганный вопль и повиснуть на Пеликане.
- Мамочки, спасите-помогите! - закричал менестрель прямо в ухо магу, цепляясь за его плечи мертвой хваткой.
Лежащий маг только удивлённо хлопал глазами. Его лягушка, презрительно кванув на прощанье, ускакала в другой конец подстолья. Обнаружив вцепившегося в него менестреля, Пеликан не сразу сообразил что к чему, но зато окончательно проснулся. И даже голова прошла...
- Они не страшные! - попытался успокоить Ульриха волшебник.
- Страшные!!! - взвыл менестрель, от ужаса широко распахнул ресницы, перекатился, оказываясь под Пеликаном и пытаясь загородиться им от кошмарных зеленых тварей. - Они ква-а-а-акают!
Судя по блестящему взгляду, Ульрих собирался разрыдаться.
- Т-только не плачь! - маг аж заикаться начал.
Он лихорадочно соображал, как бы ликвидировать квакш, пока не поздно. Но мысли, мысли выбежали из головы в неизвестном направлении.
- Ладно, не буду, - покладисто согласился менестрель, на которого внезапно напала апатия*. - А ты кто?
- Я? Ах, я... Маг придворный, Пеликаном зовут. А сам ты у нас кто?
- Я?.. - менестрель закусил губу, и потянулся за лежащей рядом лютней, не глядя взял несколько аккордов и нараспев начал. - Я менестрель Ульрих, бардом прозываемый, воспеватель любви и разносчик поэзии!
-------------
*апатия нападала на Ульриха всегда внезапно, после особо страшных потрясений и встреч с дикими животными
Продолжение следует))
Какое прекрасное утро.* Леопольд потянулся, сладко зевнул и улыбнулся лучам солнца, уже проникшим в комнату и теперь нагло скользящим по его лицу. Стоп. Звучит как приторная сказка для малолетних простачков. Нееет. Король Леопольд Первый встрепенулся от непрошенных лучей солнца, выругался и резко выпрямился в кровати. Вот так-то лучше.
Нашарив, на прикроватной тумбочке повязку для глаза, он задумался на секундочку, вспоминая, на котором из двух возможных вариантов ему сегодня остановиться, и натянул повязку на левый глаз. Умываться-завтракать-подумать о походе Артура - сходить на совет - поцеловать жену...
Стоп. А где она? Почему не согревает своим теплом в этом мерз... ой, т.е. прекрасное утро?
Брызнув на лицо немного воды, Лео отправился на завтрак, раздумывая сразу о трёх вещах: что сегодня подают, где Нестра и как быть с Артуром. Именно в такой последовательности. В столовой два первых вопроса отпали сами собой. Точнее, второй так и оставался нерешенным, но, раз Королевы здесь не наблюдалось, значит, один пункт из списка мест возможного пребывания Клитемнестры можно было вычеркивать.
Недоуменно поцарапав затылок, Леопольд пришёл к выводу, что как ему этого не хотелось, но проследовать в зал на совет всё же придётся, да и обдумать-таки проблему своего местаположения во время похода-за-невестой-предыдущего-Короля, тоже придётся.
С одной стороны покидать замок было бы глупо: без Короля, мало ли что может случиться. Но.... но.... Но мало ли, что может прийти в голову во время походу этому сумасшедшему дядюшке его жены. Лучше бы его держать под контролем, да и он был не прочь размяться после продолжительного сидения в замке. Бандитская кровь бурлит, как-никак. Остаться ли поехать? Остаться или поехать? Именно такая внутрення борьба проходила в нём, когда он зашёл в ту самую "прямо покоридору, на четвертый этаж и первая дверь налево. Стучать четырежды, особенно если на третий раз услышите нечто непотребное" комнату. Не стучал. Король всё же.
____________________________________________
*Да, Леопольд имеет право не совпадать в некоторых аспектах существования со своей любимой женой.
в соавторстве с Хелькэ
Дворецкий Фердинанд, сухой, как самая сушеная тыква, и с застывшим на лице выражением аристократической хладнокровности (сравнимое с выражением сушеной тыквы), поднимался по лестнице в покои начальника дворцовой охраны. Беззвучно, как и положено хорошему дворецкому, выполняющему поручение короля, пускай и бывшего.
В конце концов, консерватор Фердинанд уважал Артура Тридцать Первого куда больше, чем его молодого преемника, который, если подумать, и прав на трон не имел. Если не считать некоторых аргументов со стороны его друзей. Острых, весьма убедительных аргументов - которые были подкреплены разрушительной магией и чем-то там еще. Дворецкий не присутствовал при перевороте, но ему казалось, что примерно так все и было. И тот факт, что кровавый мятеж закончился счастливой свадьбой, ничуть не смущал его ум - такой же сушеный, как...
- Господин Шкафчик? - он постучал в дверь. Опаска разбудить вышестоящее лицо почти не проскальзывала в голосе.
Если шкафчики вообще спят, конечно - но об этом Фердинанд подумать забыл.
Шкафчик вздрогнул, отвернулся от зеркала, крикнув дворецкому:
- Одну минуту! - и начал торопливо стирать с дверцы полировку. Конечно, в этом нет ничего позорного (ведь каждому необходимо следить за своей внешностью), но Шкафчик всегда был образцом собранности, поэтому не мог допустить, чтобы его увидели в подобном виде.
Наконец, Шкафчик стер состав с дверцы и открыл дверь в свои покои.
- Что вы хотели, Фердинанд?
Дворецкий учтиво поклонился - нагнувшись ровно на столько сантиметров, на сколько предписывал Устав.
- Его бывшее величество Артур Тридцать Первый велел передать вам, что уже ожидает в Главном Зале... сэ-э-эр.
- Что ж, мы не должны заставлять его Бывшее Величество ждать, - величественно произнес начальник дворцовой охраны, пытаясь ножкой незаметно запихнуть под столик испачканное в полироли полотенце.
Наконец он с этим справился (естественно, незаметно) и отправился в Главный зал.
Фердинанд проводил его не совсем приязненным взглядом.
Ему консервативно казалось, что мебель не должна занимать высшие государственные посты.
Строевым шагом Шкафчик двигался в сторону своей цели. Деревянные ножки стучали по деревянному же полу глухо и уверенно, уверенность была видна в каждом движении бравого мебеля. Чего нельзя было сказать о его мыслях - Шкафчик все пытался понять, так ли необходима королю эта невеста?.. Это действительно любовь или королю просто алкоголь в голову ударил?
Наконец, начальник дворцовой стражи дошел до дверей главного зала, кивнул вытянувшимся в струнку солдатам и вошел в комнату. Предстоял нелегкий разговор.
Морфи & Стейнвор
- Ясно... Так, стоп, а не ты ли, достопочтенный, вчера напел нашему бывшему королю что-то про эту, ну как её? Брюн-... Нет, Брун-чего-то там? - имя никак не желало вспоминаться...
- Брунгильда! - тоном оскорбленной невинности взвыл Ульрих, забываю про апатию, наткнулся взглядом на прыгающую по залу лягушку и задрожал всем телом, отгораживаясь от волшебника лютней. - А ты непочтителен по отношению к ней!
Верное орудие труда менестреля взлетело в воздух, целился Ульрих в голову Пеликана.
- Ай! - лишь вскрикнул Пеликан, падая на пол от столь резкого удара...
- Ой! - поддержал его Ульрих, у которого резко заболела рука. Нужно заметить, что холеные руки менестреля были предназначены совсем не для таких жестких действия, так что барду пришлось забыть о непочтительном отношении к Брунгильде. - А все ты виноват! - пожаловался Ульрих со слезами на глазах.
- Уу-й... - маг достал откуда-то платок и принялся вытирать менестрелю, словно малому ребёнку, слёзы, чтобы самому не расплакаться при виде расстроенного человека.
- Спасибо, - поблагодарил Ульрих: он вообще был очень вежливым молодым человеком. - Но это не извиняет тебя! Немедленно извинись перед Брунгильдой!
- Овеликий... Уважаемый, но как я перед ней извинюсь в её отсутствии?
- Ну... - менестрель закусил губу, серьезно задумавшись над проблемой. - Ты можешь извиниться, представляя себе ее светлый лик! Хочешь, я спою мою балладу, чтобы тебе было легче?
- Давай... Пробуй... - придворный поудобнее устроился возле одной из ножек стола, опершись на неё спиной.
Ульрих радостно кивнул и поудобнее перехватил лютню, наигрывая нужные аккорды. Баллада вновь огласила стены пиршественного зала, в этот раз менестрель старался пропеть ее еще мелодичнее.
Волшебник машинально, сам того не замечая, заткнул уши. Как бы ни хотел Пеликан проявить хоть каплю почтительности, но тело не желало слушаться хозяина.
То, что слушатель отвлекся, Ульрих и не заметил, вдохновленно музицируя, старательно повторяя куплеты по несколько раз, чтобы Пеликан уж точно проникся.
- Ну как, ты очарован ее образом? - закончив петь, менестрель пихнул волшебника в бок локтем.
- Да-да... Совершенно... - от перенапряжения, в смысле от старательного затыкания ушей, маг упал в обморок. Правда, судя по всему, короткий. Помимо песнопений Ульриха сему способствовало лёгкое утреннее недоедание.
Менестрель кивнул, гордый собой, полностью уверенный в том, что Пеликан так проникся образом прекрасной Брунгильды, что даже сознание потерял от этого.
- Вот и правильно, - довольно протянул Ульрих и похлопал мага по щекам.
Его экс-Величество Больше-Не-Король-Артур 31 пробудился от сладких грез и не менее сладко потянулся. И очень об этом пожалел, ибо небольшой аккуратный хрустальный графинчик с водой, так заботливо оставленный на тумбочке у изголовья дубовой кровати с мягчайшей периной, будучи задетым экс-королевской рукой, опрокинулся прямо на больше-не-венценосную голову Артура, что привело как к резкому пробуждению его неавгустейшей персоны, так и к не менее резкому ухудшению его бравого настроя. Артур моментально сел и... лег обратно, словно пружиной, отброшенный собственным обширным и упругим, словно... словно... словно Наиупругейшаявещьвмире, брюшком, жалобно булькнувшим при столь грубом обращении с ним. Мысли Артура напоминали сейчас стайку летучих мышей, до этого мирно дремавших в своей темной пещере, а сейчас - бесстыдно разбуженных наглым солнечным светом и облитых водой - они летали, вопя и бешено махая крыльями, врезались друг в друга, падали и снова поднимались. Представив все это, Артур решил убежать, потому как до боли в пояснице боялся летучих мышей. Затем он понял, что это - всего лишь образ, но это понимание не особо помогло ему справиться с бешеными мышками. Более того, многострадальный экс-монарх осознал, что у этих черных летающих тварей внезапно началась медвежья болезнь, причем в центре пещеры был сток, куда все продукты этого хаоса сливались. Физиологически же этот "сток" вел в его рот, еще вчера попеременно набивавшийся всевозможными ножками, крылышками, бедрышками, грудками и прочими частями тела различных млеко-, да и не только, -питающих, и заливавшийся отборнейшим (???) вином. Как следствие, вкусовые рецепторы Артура посылали во вкусовую зону его мозга сигналы довольно-таки нелицеприятного характера, что совсем не радовало и без того несчастного обладателя рта. В голову Артура, бесцеремонно расталкивая все больше беснующихся летающих вампирчиков, вторгался вчерашний вечер. Образы шли по большей части беспорядочно, но по мере поступления они становились все отчетливее. Вот начало пира - Леопольд произносит "тост", затем бесконечные разговоры соседей... взгляды... сплетни... рябчики... ножки... спинки....грудки... СТОП! Артура посетило озарение - он вспомнил, да так живо, во всех деталях, выступление того менестреля, поведавшего всем о прекрасной королеве северной страны, что хочет выйти замуж. Кажется, менестреля звали Ульрих... хотя, какая разница? Главное - это ее прекраснейшие гру ясные глаза. Они снились ему - он только сейчас это понял. Брунгильда... Она занимала ровно половину его мыслей. Другую оккупировали такие насущные проблемы, как прискорбный привкус во рту, план похода и гадкий Эмпедокла, но все это было несущественно для внезапно проснувшегося в экс-самодержце, влюбленного и непреклонно настроенного на женитьбу (только без детей...) человека. И этот будущий счастливый жених не менее непреклонно и неукоснительно требовал от Артура действий. А, если конкретнее, отрыва своей уже-не-монаршеской задницы сущности от кровати и передислокации оной в приемную залу, где будет им же проведен Совет, по решению которого будет определено, кто же будет сопровождать Артура в походе. Казалось, его ничуть не волновал факт того, что даже благополучно добравшись до брунгильдиного королевства - что было довольно проблематично, учитывая манеру Артура привлекать к своей персоне всякие пакости и противности, сродни тому же Эмпедокле ...Артуру все равно придется сразиться с Брунгильдой, славящейся своей непобедимостью. Повинуясь непреодолимой тяге к поднятию, Артур аккуратно присел (на этот раз его брюшко благосклонно квакнуло и замерло), после чего, его владелец поднялся и отправился в надлежащее место наводить марафет. Посчитав себя готовым, Артур выбрал наряд поторжественнее, из тех, что он любил надевать по поводу...и без. После трудоемкой операции по втискиванию себя в штаны, экс-король вздохнул с облегчением, от чего все те же штаны чуть не порвались по швам. Он решил впредь быть аккуратнее с этим и сесть на диету. Впрочем, решения такого рода он принимал каждое утро. Но, будучи человеком, любящим основательный подход к делу и четкую, продуманную структуру действий, он все тянул и обдумывал план мероприятий, необходимых для предотвращения катастрофы. В последний раз, подойдя к зеркалу и обнаружив в нем свое отражение, он, было, хотел вскрикнуть и позвать охрану (впрочем, ничто не помешало ему совершить первое), но, распознав в этом человеке знакомого, он вежливо кивнул и направился к выходу, ведь Совет должен был скоро начаться. Выйдя в коридор, он воровато огляделся, предпочтя никого не встречать, пока это возможно, и медленно и величаво (старые замашки все еще сохранились) двинулся в направлении приемной залы. Несмотря на всю свою величавость и медлительность, экс-владыка-одной-маленькой-страны, умудрился трижды запнуться и четырежды выругаться. Он наивно полагал, что этого никто не увидел, а, главное, не услышал, уповая на ранний (???) час. Так, вполне благополучно (в сравнении с другими его походами подобного рода - да, вполне благополучного) добравшись до приемного зала, "добрый дядюшка Арти", как его звала в детстве Клитемнестра, - точнее, как он хотел бы, чтобы она его называла, - без стука (да, замашки сохранились однозначно) вошел внутрь. Это был огромный зал с высокими потолками, хоть и не достигавшими таких высот, как потолки Торжественно-Праздничного Зала, но явно стремящимися к этому. Над головами невинных (?!?!?!) и ни о чем не подозревающих (???) посетителей Зала, дамокловым мечем, навис гигантский канделябр, половина свечей которого давно уже прогорела (отнюдь не в плане неудачного бизнеса), другую же половину, видимо, в приступе страшного голода, сгрызли мыши. Возможно, летучие. А, возможно, и нет. Легко покачиваясь и поскрипывая, он мог послужить всем, кто находился под ним, легким и ненавязчивым напоминанием о бренности бытия. Простучав каблуками своих парадно-выходных ботинок по мраморному полу, Артур приблизился к центру Зала, где стоял трон в окружении мягчайших кресел, так и манящих сесть в них и забыться. Но Артур был не из слабаков. А из упрямцев. И поэтому, он направился прямиком к трону, на котором горделиво восседала его горячо любимая племянница. По пути кивая всем присутствующим. При виде Шкафчика на хладнокровного и непоколебимого экс-владельца всех сокровищниц королевства внезапно набросилось сильное желание подпрыгнуть, заорать дурным голосом и убежать. Именно в такой последовательности. И он уже, было, приготовился к прыжку, как вдруг осознал, насколько он непоколебим и хладнокровен (или, просто вспомнил, что Шкафчик - один из друзей Леопольда) и, лишь, приветственно кивнул, хотя кивок его был более похож своей резкостью и силой на попытку сымитировать монаха из одного из горных монастырей, как-то раз показавшего Артуру, как разбивать камни головой. Он так же поприветствовал остальных присутствующих в зале, на этот раз, без особых происшествий. Приблизившись к трону на подобающее Этикету расстояние, Артур слабым поклоном поприветствовал Клитемнестру, затем, вежливо, почти не* опасаясь, попросил племянницу освободить трон по причине того, что Совет созвал он и ему подобает его вести.
_____________________________
* - читать "до дрожи в коленках, сосания под ложечкой, передислокации кровяного насоса в точку опоры и т.д."
Диана и Лаванда, как все уважающие себя девушки, к началу Совета опаздали. Даже больше, чем Артур. Они же были девушки, и им это было позволительно.
Обе были одеты очень вызывающе, на гране дозволенного этикетом, так что любой мужчина был в опаности умереть от восторга и желания.
Войдя рука об руку в залу, где уже практически все собрались, девушки подошли к Клитемнестре и встали чуть сзади, как подобало фрейлинам королевы.
Лучезарные улыбки играли ан их лице, но хищные и яростные взгляды давали понять, что мужчинам здесб ловить нечего.
Мастер разрешил пол не менять
-…колдуй, Мерлин, колдуй, Меб,
Трое сбоку, ваших нет,
Девять кубков, тройка жезлов,
Дай на что-нибудь ответ!
Так… угу.. эгэ.. ага…* - Эмпедокла склонился над котлом, в котором булькала болотная вода и тоскливо варились два мухомора. Злодей очень похоже делал вид, что в пузырьках на стенках котла видит мистический ответ на свой незаданный вопрос, а разбухающие мухоморы со смазанными выцветшими от кипятка пятнами подсказывают План Действий.
К сожалению, видимо, талант мима у Эмпедоклы был так велик, что Провидение само ему поверило. И не стало давать подсказок. Он видел лишь котел, воду и мухоморы.
- Так. Ну хорошо, - Злодей пинком выбил из-под котла головни, попрыгал немного на одной ноге, поскуливая от боли, затем на головнях, затушивая их. – Эту гадость можно по крайней мере вылить ее Высочеству в суп.
- У-гу!! – со свойственной ей плотоядностью подтвердила сова и мигнула.
- Может, немного крови мавританских младенцев?.. или волосы с левой голени девственниц? А? – он даже не надеялся, так, вдруг..
- Угу! – филин достаточно категорично хлопнул крыльями, убивая в Эмпедокле всякую веру в человеческий гуманизм.
- Хорошо, - Злодей вытащил из бороды сучок, поковырял им в трубке, запалил от камина. – Тогда мне остается одно. Да. Именно так. Но – ведь они не дали мне выбора… - сучок медленно сгорал в гнезде трубки..
__
*и ничего это не копилефт с Филатова ^__^
Когда все более-менее главные действующие лица собрались в зале, начальник дворцовой охраны вышел из-за трона, за которым стоял, охраняя покой коронованных особ (а заодно и кресла остальных участников собрания), и, печатая шаг, занял собой почти все пустое место, оставшееся перед королевской семьей. После чего бесшумно (а если кто и слышал скрип, то это паркет!) поклонился и, преданно глядя (ну точнее это было похоже, что он на него смотрел.. по крайней мере, повернут он был в ту сторону) на своего любимого шефа, произнес:
- Ваше величество, я, как Ваш слуга, не могу самостоятельно понять, где я нужнее - в замке или в походе. Так что я принял решение - я последую за Вами, что бы Вы ни решили!
После чего Шкафчик, все так же четко печатая шаг, вернулся на свое рабочее место.
Леопольд повернул голову налево, затем направо. Наклонил в одну сторону - в другую. Поморгал. Почесал щеку. Поправил съехавшую из-за этого повязку. Потянулся. Почесал затылок. Ответа на вопрос: "Как быть?!"* всё равно не поступало**. Безопасность государства или собственное удовольствие? Король понял, что для ускорения мыслительного процесса разве что не жевал губы, но быстро сообразил, что выглядит сейчас как маленькая девочка, которая хотела бы поиграть с подружками, а её заставляют идти на уроки музыки***. Ему это не понравилось. Бывший-бандит-теперь Король принял, как можно более, серьезный и подобающий правителю вид и твердым тоном произнес:
- Хочу в поход!
На самом деле, эти слова вырвались из Лео против его воли. Она правда собирался остаться. Правда-правда. Ну, очень боролся с собой. Ну, очень себя убеждал, что тут у него теплая постель, жена под боком, сытный завтрак/обед/ужин каждый день. А, ну, ещё обязанности есть кое-какие. Но душа жаждала дороги...
______________
*А также всевозможных вариаций, вроде "Быть или не быть", "Что делать?" и "Кто виноват"
**Обратитесь за этим к Шекспиру, Чернышевскому и Герцену, пжста!
***Ой, т.е. как маленький мальчик, которого заставляют делать уроки, а он хочет играть в войнушку!
Тем временем далеко на севере...
Примечание писаря: не настолько далеко, чтобы отказаться от затеи добраться туда как можно скорее.
Тяжёлые северные мечи ткали в воздухе замысловатую паутину, при этом взлетая, подобно пушинкам, и сталкиваясь, словно кузнечный молот с наковальней. Широкоплечая королева в латном нагруднике поверх кольчуги, казалось, не обращала внимания на двуручник противника, но смотрела только на него самого: высоченный (даже выше самой Брунгильды) синеглазый блондин улыбался ей, размахивая мечом. Пусть седина в волосах и белая борода, зато станом хорош и поединщик знатный…
- Не зевай, Бруни! Ты сейчас открылась, и я мог с лёгкостью разрубить твою лебяжью грудь вместе с бронёй!
«Какие у него изящные комплименты!» - подумала королева, отбивая очередной выпад. Меч противника вдруг совершил неописуемый крендель и, обернувшись плашмя, обидно хлопнул королеву по кольчужному боку.
- О чём ты только думаешь, Бруни? Этот финт даже пьяный берсерк бы не пропустил!
«Настоящий мужчина, не то, что эти “прынцы” недоношенные…». Полуторник Брунгильды взлетел над головой, свистнув в воздухе, и опустился на голову синеглазому – вот только головы там уже не было, а был клинок, направленный так, что лезвие полуторника скользнуло по нему и ушло в другую сторону. На этот раз меч противника хлопнул её по макушке открытого шлема.
- А теперь укатилась прочь твоя прекрасная головушка.
«Ну всё, Зигфрид, ты доигрался!» - королева перехватила меч одной рукой, а другая ушла за спину, сплетая пальцами хитрую фигуру. Противник сделал ещё пару атак, и вдруг рухнул на спину, после чего разразился громогласным хохотом. Брунгильда покраснела, но всё же нацелила на него меч:
- Ты взят в плен, Сталь Севера, приказываю тебе опустить оружие!
Но тот продолжал хохотать:
- Ха-ха! Ой не могу! Кто же меня взял в плен? Трижды мной разрубленная Королева северных земель?!
Брунгильда покраснела ещё больше и топнула ногой:
- Тогда нечего было поворачивать меч! По всем правилам я победила в поединке!
Синеглазый тут же замолчал и, приняв необычайно серьёзный вид, встал на одно колено:
- Ну раз по правилам, тогда я прошу Ваше величество принять мой меч и всё такое… Вот только пусть величество мне сперва объяснит, откуда у меня под ногами ВНЕЗАПНО взялась замерзшая лужа, на которой я поскользнулся? Я вроде был не настолько напуган, а в зале не так уж холодно. Ужели теперь и колдовать в поединке по правилам?
- Да это и не колдовство даже! – огрызнулась королева. - Ловкость рук и никакого мошенничества! Ты же сам знаешь, когда я колдую – такое начинается…
- Ага, начинается, – кивнул синеглазый, – все разбегаются, потому что не знают, чего ждать – урагана, наводнения или лавины.
- Ну ты и язва, Зигфрид! Старший брат, называется... Лучше бы какого-нибудь принца с собой прихватил, чтобы собой был недурён и бился нормально!
- Чтобы ты его тоже по льду покатала? Нет уж, уволь, сестрица, я тебе в сваты не нанимался!
«Нет, ну с ним же совершенно невозможно! Так взяла бы и мечом по голове! Кстати…».
- Дети, идите обедать!
- Уже идём, матушка! – откликнулся Сталь Севера. – Сейчас только Бруни врежет мне мечом, и сразу идём есть.
- Да ну тебя, - сестрица отвесила ему подзатыльник, - пошли уже. Проголодалась я, спасу нет! С утра уже троим отказала. Один до сих пор в себя не пришёл, а ведь я его легонько так... приласкала. Одно слово, слабаки!
- По-моему, я должен где-то быть, - менестрель почесал в затылке, глядя на бесчувственного мага. - Причем не здесь...
Заметив свое плебейское движение, Ульрих поспешно отдернул руку и и попытался занять ее чем-нибудь другим. К примеру, игрой на лютне. Пара аккордов только усилило гложущее барда чувство, что что-то здесь не так. Ульрих задумчиво хмыкнул и вылез из-под стола, прихватив с собой обморочного волшебника.
Тащить его было сложно, комплекция не позволяла, поэтому далеко от пиршественного зала менестрель не ушел, и совершенно спокойно свернул к первым попавшимся дверям.
Открыл их плечом и уверенной - совсем чуть-чуть шатаясь - походкой сделал целых два шага. После этого голубые глаза широко распахнулись, стоило Ульриху понять, что его занесло уже в тронный зал.
- Ой, - тихо-тихо прошептал менестрель, вытягиваясь в струнку, растянул губы в улыбке, изо всех сил стараясь не дрожать, как осиновый лист и не стучать зубами.
В ответ на просьбу Артура Клитемнестра чуть нахмурилась, но затем улыбка разгладила ее черты, и королева встала с трона, позволив дяде его занять.
Это, мягко говоря, настораживало.
Нестра отозвала нимф в сторонку и молча наблюдала за тем, как один за другим присутствующие (из тех, чье мнение было необходимым или достаточным условием для успешности похода) высказывали это мнение. С довольным вздохом королева восприняла желание супруга отправиться за приключениями.
Что тоже насторожило бы любого присутствующего, улови он этот вздох в одобряющих выкриках, сотрясавших зал.
Наконец в высказывании мнений наступила пауза, и Клитемнестра с полным достоинства видом сделала шаг вперед от тронного возвышения.
- Господа! – она обвела глазами Леопольда, Артура и остальных лиц мужеского пола, стоявших чуть поодаль. – Дамы, - королева подмигнула нимфам. – Я остаюсь.
Тишина.
- Остаюсь в замке.
Пауза продолжалась. Нестра подумала и неловко улыбнулась.
- Зато напасть на нас извне не рискнет никто. Это я вам гарантирую.
Почувствовав, что никто не желает нарушить тишину, королева еще немного подумала и добавила стальным тоном:
- Решение окончательное и обжалованию не подлежит!
И, развернувшись, быстро покинула зал.
Боевой лагерь Домик Эмпедоклы на краю
В домике кипели приготовления. Сразу отвергнув идею о метательных машинах, осадных башнях, таранах и орках, которые подожгли бы канализацию, как идею низкую, варварскую и недостойную просвещенных людей, которые собрались вести войну по законам изящной науки, подробно описанным Вынь Ля *...
Так. Злодей вынырнул из завалов собственной мысли, отшвырнул кастрюлю, которая пятый раз падала ему на голову, как тщательно ее ни запихивай на полку, начал сначала.
Отвергнув эту идею как позорящую честь английского аристократа, Эмпедокла принялся за приготовления к методам не в пример более изощренным и коварным. По этому поводу были вывернуты все чуланы и подвалы, о существовании половины которых лично сова узнала впервые, а также с радостью обнаружила десятилетней давности склад мышек "на дождливый день". Эмпедокла в азарте перебирал свитки и манускрипты индийских и синских мудрецов - военначальников, ни закорючки не понимая в написанном, однако преисполняясь чувства сопричастности.
Все равно, что съесть сердце поверженного тобой врага, подумал он, разглаживая морщинистыми высохшими пальцами хрупкий от времени пальмовый лист.
"Интересно, Авашибхатха - это имя или заклинание? На всякий случай, надо его будет выкрикнуть под стенами"..
Входная дверь была распахнута настежь, ожидая гонца от Ее Высочества. В самом деле, еще прислушиваться, как он скрестись будет, делать больше нечего...**
___
*младший брат Сунь Цзы. В отличие от старшего брата, кое-что понимал в тактике. По крайней мере, Эмпедокла свято в это верил
**неинформативно, скажете? Ни о чем, скажете? А я что, должен все секретно-тайные планы Злодея-с-Совой раскрывать? чтобы вы побежали их тут же рассказывать Клитемнестре, наградил же дядюшка имечком?! Ну уж тромбоны!
Уже-давно-не-его-и-тем-более-не-величество, более-не-сюзерен местных земель, Артур, тезка того самого, ну, который с Мерлином дружил, 31 крякнул. Решив, затем, что утиный образ ему не к лицу, да и к другим частям тела он тоже не подходит, Артур постановил (да, старые замашки не так-то просто вывести из обихода) устремить на наглецов, исполненный праведного гнева, взгялд. И не имея под рукой исполнительной палаты, немедленно привел сий приговор в исполнение. Стоит заметить, экс-король плоховато соображал, кто это столь нагло ворвался в помещение. И, лишь, внимательно (и гневно) оглядев менестреля, он узнал в нем Ульриха, того, кто принес в больше-не-его дом известье о Брунгильде, что ждет достойного (о чем Артур старался не думать) жениха. С его губ сами собой и очень тихо (так, что не услышать их мог, разве что, личный садовник государя соседнего государства) начали срываться строки, исполненные....а, одному ему известно, чем они были исполнены, точнее, кем. То бишь, им. В общем, стихами заговорил Артур:
Сокол мой, лихая птица,
Ты лети вперед, к зарнице,
Вдаль, на север, в те края,
Где живет любовь моя.
Унеси мое посланье,
К той, что ждет со мной свиданья,
К той, что ждет в руках с мечем...
Нибелунги - не при чем.
Пусть узнает королева,
Я ей в дар святое древо,
Иггдрассиль приподнесу,
Для нее я все снесу.
Холод? не боюсь я хлада!
Только вот, детей не надо...
Все, лети вперед, туда,
Где горит одна звезда,
Вслед за северным сияньем
Принеси мое посланье!
На последних нотках голос его возвысился явно выше допустимого так, что, закончив, Артур потупился, опустил голову и немного заискивающе оглядел присутствующих. Затем, шаркнув ножкой (и чуть не подпалив ковер) и утерев скупую слезу, Артур повторил гневно-испепеляющий взгляд в адрес Ульриха с Пеликаном и одобряюще кивнул Леопольду. Говоря по правде, он был бы много счастливее путешествовать с племянницей (чье имя так услаждало слух ее любящего дядюшки...ну, и чьи топоры выглядели гораздо более устрашающе, чем целая армия), но и ее супруг (пусть и бандит) - тоже неплохо. Наконец, определившись, он остановил взгляд на менестреле и маге и произнес голосом, столь неожиданно (???) предательски дрогнувшим в этот ответственный момент:
- Кхм...хмм...кхе-кхе...ну, вы поняли? В общем, раз уж вы столь нагло и бесцеремонно ворвались в тронный зал во время совета, - голос постепенно повышался, - то, будьте столь любезны, соизвольте выразить ваше отношение к походу и желание, или отсутствие оного, участвовать в последнем.
Он, прямо, раздулся от гордости за придуманную на ходу речь и, горделиво приосанившись, взирал на менестреля и мага с высоты своего былого величия.
После того, как Клитемнестра объявила о своем решение, нимфы надолго задумались над тем, как им стоит поступить. В замке вроде ничего не намечалось, да и королева решила здесь остаться, а куда ее фрейлинам без нее? Но с другой стороны без остальной честной компании здесь будет безумно скучно. Но отправляться с этими мужланами на другой конец света им не хотелось уж очень сильно. Да и зачем им какая-то заморская королева, когда у них своя не хуже рядом была. Поэтому две красавицы решили остаться в замке, о чем не применули сообщить всем окружающим:
- Так как Клитемнестра решила остаться в замке, мы, как ее верные фройлены, тоже остаемся здесь!
"Ага," - подумала Клитемнестра, которая конечно же подглядывала за ходом совета в потайной глазок над одним из гобеленов. В замке была обустроена мощная система застенных переходов, по которым можно было как покинуть замок в случае осады, так и знать практически все (ну, если у вас больше, чем два глаза) о замковых обитателях.
Еще бы королеве и не подсматривать! Тем более, что сейчас фактически происходит составление списка ее возможных союзников. Или тех, кто будет лишь мешать в предстоящей локальной войне.
И тогда мешающих будет необходимо убрать. Но в решении этой задачи вполне можно будет воспользоваться помощью Эмпедоклы. "Убьем двух зайцев, - удовлетворенно подумала королева. - Ослабим Эмпедоклу и сметем ненужные фигуры с доски. Но девочки пригодятся. И кажется, я уже даже знаю, зачем..."
Морфи & Стейнвор
Стихи Артура вернули мага в сознание. Оглядевшись, Пеликан понял где же находится, встал, отряхнулся и кашлянул.
- Прошу прощения у вас, уважаемые! - вежливо поклонился и замер почтительно в районе "около стены". Обдумывая вопрос бывшего короля волшебник задумался, что же можно такого сказать и не знает ли он чего важного, а посему уступил место первого слова менестрелю.
Стихи... о, они пронзили сердце Ульриха прозрачной стрелой. Менестрель влюбленным взглядом уставился на короля, потому даже не заметил, как оказался далеко от предмета своего обожания.
- О Ваше Прошедшее Величество, - наконец начал бард, поудобнее перехватывая лютню. - Как величественно восседает на троне ваше царственная особа!
Лютня зазвенела - Ульрих готовился начать восхлавлять уже Артура. При этом в голове менестреля все еще крутилась баллада о Брунгильде...
Когда невдалеке, а именно в том же самом зале, зазвучала музыка, Пеликан как раз додумал свою речь и собирался высказать присутствующим некую весьма важную, на его взгляд, информацию. Маг горестно вздохнул, подошёл к Ульриху и попытался отобрать у того лютню. От успешности данного мероприятия определённо зависело то, как же скоро начнётся поход.
Лютня вылетела из рук творца с необычной скоростью, и маг, по инерции, чуть отступил назад. Спрятав инструмент за спину, и не обращая внимания на горестные взгляды несчастного барда Пеликан начал свою маленькую, но ёмкую речь.
- Уважаемые присутствующие, от себя я хочу сказать, что мне известно кое-какая деталь, как мне кажется, достойная вашего внимания. Во-первых, у нашего королевства к величайшему сожалению нет войска, которое могло бы сопроводить Его Бывшее Величество Артура в поход, если вдруг Брунгильда встретит нас, кхм, немилосердно. - тут, наверное, Пеликан словил ни один не самый добрый взгляд. - Однако есть ещё кое-что. Почти по дороге в Северные Земли есть одна гора. Заколдованная. А под ней живет волшебный народ нифлунгов, которые совсем не нибелунги, и они прямо-таки жаждут послужить тому, кто сможет одолеть их предводителя в честном бою. И вот, если бы у нашего короля было такое войско, то Брунгильда бы точно не устояла!
Закончив сию весьма полезную собранию речь, Пеликан слегка поклонился королям, а затем отдал Ульриху лютню.
Воссоединенный с лютней менестрель почесал нос и снова уставился на короля обожающим взглядом.
- Я пойду с вами, о несравненный героический король! - пылко воскликнул Ульрих, взмахнув лютней. - Должен же кто-то написать песнь о будущем муже Брунгильды...
- К слову, я тоже с вами. – Пеликан вновь чуть ли не слился со стенкой.
С телом и, в особенности, лицом к сожалению, уже не августейшей особы Артура, во время изложения Пеликаном и Ульрихом новостей и прочей, в его понимании, бессмыслицы, происходили презабавнейшие и, порою, фантастические метаморфозы. Поначалу он всем своим более не владыческим видом выражал оскорбленное самолюбие, пускай и "экс", но, все же, короля, но первые же слова Ульриха, сопровождаемые пением лютни, заставили потенциального жениха Брунгильды воспарить, ну или, хотя бы, попытаться воспарить до небес - горделивая осанка, широко расправленные плечи и ребяческий восторг на лице (благо, до, стекающей по подбородку, слюны не дошло) выдавали в нем того прежнего Артура, что с гордостью и славой правил своим королевством (нет, все же от старых привычек ему не избавиться никогда). Поначалу он даже хотел разозлиться на Пеликана, не совсем тактично отобравшего у барда его лютню, но, опомнившись и вспомнив о таком понятии, как официоз (а, может, просто встретив соответствующие взгляды сидевших вокруг), он тихо прокашлялся и с весьма наигранным интересом устремил свой заинтересованный взгляд на придворного мага. Послав ему не один, а целых два недобрых взгляда в соответстующий момент речи последнего, он вновь был приятно удивлен (на самом деле, он чуть не запрыгал от счастья) когда Пеликан возвестил о волшебном народе нифлунгов. Единственным, но от этого не менее удручающим, фактом, мешавшем дальнейшему веселью тезки того самого любителя округлых предметов обихода и клинков, вонзенных в скальную породу, было то самое условие, при котором нифлунги последовали бы за ним. Вновь немного построив из себя величественного героя при словах Ульриха, он дослушал остальные высказывания обоих, пребывая в глубокой задумчивости, что выражалось в полном сосредоточенности взгляде, немного приоткротым рте и странным звуком, более всего походившим на храп. Вдоволь выспавшись подумав Артур 31 постановил обратиться к присутствующим и огласить вердикт и несколько уточняющих вопросов, касательно информации, донесенной до его экс-сюзеренских ушей предворным магом с небезынересным именем Пеликан. За неимением, все еще, не появившейся исполнительной палаты, все вышеперечисленное вновь пришлось претворять в жизнь самому Артуру, что, как ни странно, нисколько его не огорчило. Почтенно прокашлявшись, высморкавшись и прочистив горло, он устремил на Пеликана тяжелый (фунтов 200, не меньше!) взгляд и обратился к нему, выдержав театральную паузу:
- Честный поединок? - К сожалению, интонация его немного подводила и вместо спокойного голоса опытного воителя и грозного экс-короля, с его уст слетела фраза ребенка, которому только что предложили вымыть всю посуду в доме, вместо того, чтобы идти играть на улицу. Еще раз прокашлявшись, он приложил все свои силы, дабы нормализовать свой тон. - Кхм...думаю, это будет немного...затруднительно - ведь столько лет прошло со времен тех великих сражений, сотен битв, из которых я выходил победителем.
Выдержав еще одну не менее театральную паузу, уже-совсем-не-монарх продолжил:
- Итак, я так понимаю, нам осталось решить лишь несколько особо важных вопросов (под этим он, разумеется, подразумевал провиант и прочее снаряжение в дорогу. В особенности, провиант. На самом деле, только провиант) и можно будет выдвигаться? Думаю, нам нужно назначить ответственных..., - было ясно, что Артур очень ответственно подходил к этому походу и хотел, чтобы все пошло так, как будет им же запланированно. В общем-то он всегда на это надеялся, но всегда же все выходило совсем иначе. - ...за провиант, рассчет пути, обязательно с посещением этой вашей горы с армией нифлунгов, и прочие важные мелочи. Определившись с этим, мы, наверняка, сможем собраться и выступить завтра или послезавтра. Но, обязательно, на рассвете. У кого-нибудь еще есть, что добавить?
Однако все присутствующие воздержались от каких-либо высказываний. Еще бы - им было о чем подумать, но вот времени на подумать нужно было неизмеримо больше, чем осталось до конца суток, а Пеликан, например, так вообще опасался, что думать ему придется всю дорогу.
Главным образом о том, кой черт его дернул сказать про нифлунгов.
...Это была старая и мрачная легенда волшебном народе, живущем то ли в горе, то ли под горой (на деле могло оказаться, что они живут вовсе даже и _на_ горе), и не очень-то дружелюбном. А когда не очень-то дружелюбный народ владеет магией такой силы, может, лучше держаться от них подальше? Но Артур уже так вдохновился, что было поздно.
Остальным, кроме довольно-таки перепуганного Пеликана, тоже было над чем задуматься: Клитемнестре - о том, кто присмотрит в походе за Леопольдом, Леопольду - о том, кто сможет утихомирить Клитемнестру в случае опасности для окружающих, Ульриху - о рифме к слову "гора" (кроме "нора" и "дыра", так как ему казалось, что они будут выбиваться из контекста героической баллады о покорении нифлунгов), да и многим другим, в общем, о своем...
Не думал только Артур. Артур был твердо уверен в будущем.
Сборы действительно заняли всего день, и назавтра бывший король с действующим королем, а также их сопровождающие были готовы выдвигаться на северо-запад.
И выдвинулись.
Идти предстояло через цепь маленьких деревушек, что лежали близ королевства, затем - перебраться через реку и еще немного пройти по равнине... до горы. Той самой горы.
«Что может завести профессионального вора в деревенскую глушь, где нельзя ничего украсть кроме еды, причем в виде самой обыкновенной курицы, отнюдь не несущей золотые яйца? Ну, тут существует несколько вариантов.
Либо случай, к примеру, в виде преследования отрядом наемников, которые почему-то решили, что их господина освободил от лишней тяжести, включающей кошелек с золотом, именно ты. Вы имеете в виду этот красивый кошелек с серебряным шитьем по шву и вензелем? Что вы! Это подарок моей троюродной бабушки! Она очень любила шить.
Либо какой-нибудь слух о сказочно богатом дворце, где можно совершенно свободно устроиться в услужение стражем сокровищницы... Что? Ах, этот перстень? Нет, это всего лишь подделка под печатку короля Фридриха VIII, которая хранилась в третьем сундуке, левого ряда его казны. Замок, кстати, с секретом и отравленными иглами.
А может быть это просто пенсия. Никогда не слышали о пенсии для воров? О... Напоминает первый вариант, но с поправкой на то, что тебя преследуют не наемники, а воровская гильдия просит, примерно теми же методами, с почетом удалиться из города, потому что торговые махинации и подделка денег становятся популярнее громких краж.»
Такой монолог можно было услышать, если взглянуть за придорожные кусты одной из сельских дорог, недалеко от бывшего королевства Артура (порядковый номером более тридцати, как вы могли догадаться). Точнее это мог бы быть диалог, если бы курица в руках Альберта могла разговаривать, не обращая внимания на сломанный в шейном отделе позвоночник и полуощипанное состояние.
В общем-то, этот разговор мог бы длиться до того момента, как сырая еда, некогда бывшая домашней птицей, отправится в костер для перехода в состояние блюда средней степени аппетитности. Однако, столь приятному для желудка престарелого вора действию помешал шум. Кто-то шел по дороге и, судя по звукам, это был целый отряд. Жители ближайшей деревеньки, где Альберт позаимствовал средство для пропитания, вряд ли бы стали высылать кого-то на поиски, потому как он мастерски прикинулся лисой. Останки старого веника заменили хвост, а картину дополнили несколько задушенных зубами кур. И пусть никто не заметил этого спектакля, формальности все равно надо соблюдать. Итак, стоило полюбопытствовать, кто же собирается пройти мимо убежища профессионального чистильщика чужих карманов.
Компания, продвигающаяся в сторону Альберта, оказалась презанятной. Настолько, что его профессиональный нюх, а так же слух и прочие столь же обученные чувства, яркими красками выделили самые интересные для вора предметы. В особенности: глазную повязку с золотой вышивкой на лице разбойничьего вида парня; лютню в руках человека, напоминающего меховую лавку, видимо северянина; единорога с поклажей, которая время от времени металлически бряцала. Чувство опасности говорило вору, что единственную, но смертельную опасность для него представляет только двигающийся без посторонней помощи предмет мебели, но его тут же подавила тренированная в боях жажда наживы. Итак, просто следовать за таким отрядом было бы проблематично, но можно было применить прием внедрения.
Позаимствовав у курицы немного крови и с отработанным движением поставив себе шишку на голове, Альберт, быстро добравшись до ближайшего поворота дороги, принял позу «избитая жертва разбойничьего нападения», чтобы при подходе отряда издать стандартный стон под названием «вы, конечно, можете пройти мимо, но тогда будете смертельно замучены совестью».
- Авашибхатха! – раздалось над стенами замка Громко и уверенно. Потом кашель, невнятная ругань, строгий совиный однократный угук. И снова утренний воздух над королевским замком потряс еще звучный почти не треснутый голос.
- Авашибхааа-тхааа!!!
- Ну и Авашибхатха, - себе под нос добавил почтенный Злодей с бородой, когда эхо второго его могучего крика растаяло легким дымком над чашечкой утреннего свежего кофэ. Уверенный в себе и силе своего проклятия Умрите Все Неверные Умрите*, Эмпедокла тщательно вытер ноги о коврик и постучал в ворота замка.
Его верный филин, не смотря на то, что до сих пор некоторыми несознательными был называем совой, воинственно угукнул. Нет, Клитемнестра _уже_ может сдаваться, ее спасет только, разве что, чудо пятьдесят восьмого уровня, а его Мерлин разбил еще во времена ученичества Эмпедоклы (не без непосредственного участия последнего).
Вообще глупая женщина могла бы подумать, что Злодей не подготовился, раз ни арбалета, ни огромного джембе, ни метательной установки с собой не принес. Пусть думает, на то она и глупая женщина.
Эмпедокла еще раз пошаркал подошвами по коврику и снова постучал.
____
*один из предполагаемых переводов слова «Авашибхатха». С другой стороны, не исключен вариант «произнесший это трижды обретает бессмертие». Или «Василий Петрович-джян».
Отряд гордо, ну, а как ещё можно было вести себя в присутствии аж двух(!) королей, вышагивал по дороге. Пеликан занимал почётное место где-то посерёдке между собственным боевым единорогом, нагруженным сейчас всякой полезной и не очень утварью, и юным менестрелем, с которым не говорил ещё с совета. Именно над этим, в смысле, не заговорить ли, и размышлял маг. Хотя был и ещё один вопрос, волновавший его как раз в тот момент, когда на дороге впереди показался кто-то с таким видом, что разгонял всяческие сомнения, - это совершенно точно была жертва нападения разбойников. Ну, или, как минимум, кто-то пожелавший быть на неё похожей… Придворный волшебник слегка прибавил шаг, чтобы оказаться возле-возле короля, так, на всякий случай. Но всё же он продолжал при этом вспоминать вчерашний день с одной лишь целью – понять не забыл ли чего?
… Сборы проходили на редкость быстро и удачно. В комнату никто не заходил, даже мимо не проходили! Всё это немного нервировало: как же так? Он же придворный маг! И не может же оказаться, что вдруг никому не нужен. Не порядок. …
«Кажется ничего не забыл… Ведь если меня даже никто не трогал и не отвлекал, то как можно было хоть что-то нужное оставить?» - подумал Пеликан и вновь вернулся мысленно в прошедший день, хотя, кажется, стоило бы понаблюдать за происходящим вокруг.
… Сумки готовы: уложены все бутылёчки, кастрюльки, книжечки, свитки и ингредиенты. Ещё смена одежды и спальный мешок. Итого – очень много сумок, которые в руках не потащишь. Что ж делать, придётся брать с собой коня. Или нет, лучше Единорога. Он уже привыкший к такому обращению. …
Артур размышлял. Или замышлял - разница минимальна. В любом случае, процесс бурного мышления явно отражался на его физическом состоянии - восседая на вороном (или пегом? Он всегда их путал) жеребце, гордо выпятив грудь и, не менее гордо, уронив на нее голову, экс-монарх громогласно храпел, довольно рисковано покачиваясь из стороны в сторону. Неизвестно, что разбудило прервало раздумия бывшего властелина своего королевства, но факт есть факт - он проснулся. На радость...нет, скорее, на горе. Всем окружающим. Да и не окружающим. В общем, пробудился Артур в стратегически-лирическом расположении духа. Быстро выстроив стратегию поведения (надменно-величественно-влюбленно-мальчишескую), экс-афгустейший всадник принялся за лирику.
Хмм...хмм...Брунгильда....черт, какое слово рифмуется с ее именем?
Чуть было не погрузившись вновь в глубокие раздумья, Артур быстро отмахнулся от этих бесцельных мыслей и решил отныне мыслить материально. Например, о ветре, который гуляет...в общем, гуляет он, ветер. Наконец, уже-не-самодержец, сподобился взглянуть на дорогу. И вовремя, чтобы не дать коню сойти с нее и рвануть вслед за стадом пасущихся неподалеку, видимо, деревенских, его родственников. Проделав эти нехитрые манипуляции, Артур, все же, окинул взором, теперь уже в полном смысле этого слова, дорогу. И увидел впереди странного человека. Странным было то, что он был в крови. Артур не любил кровь. Нет-нет, он не падал в обморок при ее виде, но, стоит признать, очень жалел об этом. Посчитав незнакомца жертвой нападения, экс-король стал вести коня поближе к королю нынешнему. Так, на всякий случай. В конце концов, не он захватил свое собственное королевство силой.
Тем временем, в сокровищнице нифлунгов регулярная шизофрения прогрессировала.
(на пару с нашей замечательной Мастером)
Сегодня явно был какой-то особенный день. Или, может, ночь - из подгорной пещеры так неудобно следить за временем. В общем, день был особенным, так как был полон древних нифлунговских примет, обещавших неизбежные, скорые и радикальнейшие перемены.
Например, змея, сдохшая в углу лабиринта - и не просто сдохшая, а скрутившаяся в знак бесконечности. Это, несомненно, говорило о больших, главное, чтоб не бесконечных, переменах.
Во-вторых, Мархенхальфумбервиндлиху едва не упал на макушку сталактит. Или сталагмит? Чем они отличаются, кроме буквы "м" в одном из слов, нифлунг так и не запомнил. Падающие прямо перед носом сталактиты... или "-гмиты"... обещали перемены. Можно было даже предположить, почему возникло такое суеверие - оно часто предвещало обрушение свода пещеры, а в таком случае состояние большинства населения пещеры менялось очень быстро.
С живого на мертвое, чаще всего. Или со спокойного на быстро убегающее.
"Всё это что-то да значит", с умным видом проскрипел в мозгах Мархенхальфумбервиндлиха его надоедливый Альтер-эго. "Посмотри на капли воды с потолка. Круги от них в каменной чаше какие-то странные."
- Ничего это не значит, - возразил Мархенхальф, скорее, чтобы поспорить и продолжить разговор чуть дольше, чем в знак реального несогласия. - И круги...круглые.
Сволочной внутренний голос, зовущий себя таким необычным, простым именем, мог замолкать на целые часы, да так, что никакими средствами от него и слова не дождёшься, так что, последний нифлунг научился ценить минуты общения со своим нежданным собеседником.
- Кру-углые! - передразнил Альтер-эго. - Ты посмотри, как они расходятся! От каждой капли - всего лишь по одному! И это значит.. это кое-что да значит, поверь мне, мое дорогое бренное тельце, в коем я заключен супротив своей воли.
Рука Мархенхальфумбервиндлиха потянулась (против желания самого Мархенхальфа) к каменной чаше.
Другая рука нифлунга, напротив, полностью по его воле потянулась к правому уху и довольно сильно его выкрутила.
- Перестань пытаться мной управлять, - добродушно произнёс он. – Может, попробуешь просто сказать?
Тут же его горло раздраженно зашипело (как бы странно ни звучало, но впечатление было именно такое).
- Ладно, - вздохнул Альтер. - Потрогай воду, ты, чучело.
- Вот видишь, вместе - мы можем! - эхо от воодушевлённой тирады долго металось, тревожа призраки ушедших нифлунгов...ну или хотя бы крыс.
Мархенхальфумбервиндлих коснулся воды самостоятельно.
От прикосновения пошли круги. То есть круг. Один. Дойдя (так медленно, словно издевался) до краев чаши, круг исчез. Вода снова стала спокойной.
- К гостям, - проворчал Альтер. - Незваным. Враждебным. Ты же готов к обороне, мой юный сосед?
Вместо ответа Мархенхальф подхватил с пола мирно лежавшее там копьё и некоторое время усердно рубил воздух в самых неожиданных выпадах и финтах. Защищаться он, видимо, не планировал.
- Полагаю, для тебя я не юный, - сказал последний нифлунг, остановившись. - Ты появился лишь недавно, а у меня нет доказательств, что ты где-то был раньше.
- Я был с тобой всегда, - пафосно произнесла вторая личность. - Просто, ну, мне нравилось наблюдать за тобой молча. Это крайне забавно, особенно, помнишь, когда ты споткнулся о корягу во время патрулирования второго уровня, перелетел через камень и выдрал приличный кусок мантии... ну там, сзади? Еле сдержался, чтобы не расхохотаться.
Происшествие на дороге, продолжение.
Совместно с Хелькэ
Всех опередил король Леопольд (Первый и, напоминаем, Единственный, несмотря на присутствие в данном обществе и некоторых бывших королей... но на то они и бывшие). Выглянув из-за плеча Артура, а через миг попросту отодвинув его в сторонку, бывший разбойник прошел вперед и с заботливым (насколько позволяла повязка на левом глазу) выражением лица склонился над несчастным, лежащим на дороге дедом.
- Добрый... - начал было король, но понял, что уже первое слово ошибочно. - Здрасте. У вас, наверное, что-то случилось?
Чувство такта у Леопольда было атрофировано рождения, причем намертво. На таких обычно пишут "Восстановлению не подлежит".
Альберт для виду издал тихий стон с кодовым обозначением "Ой, как мне плохо, просто жуть, скоро помру!" и потом открыл глаза и немного пошевелился, издав всеми суставами характерный для своего появления на публике скрип. Последний был в данный момент способен спугнуть птиц в радиусе мили от дедушки, поскольку содержал ульразвуковую и инфразвуковую составляющие... В общем, если кратко, он был похож на очень громкий скрип очень старой двери.
Увидев так близко повязку с золотым шитьем, вор еле сдержал порыв ее тут же украсть. Сдерживанию очень помогло, прилагающееся к повязке, совсем разбойничьего вида лицо, а алчный взгляд, как решил Альберт, пока можно выдать за радостный взгляд спасенного.
- О, благородный господин! - дедушка хорошо знал, что начинать знакомство с лести, верный путь к карману человека. - Вы должно быть прогнали тех изуверов, что напали на бедного старьевщика? Какое счастье!
Потом Альберт вспомнил, что его вроде как ударили по голове и схватился за голову, всем существом и актерским талантом призывая к оказанию первой помощи.
- Прогнали? - Леопольд в поисках моральной поддержки оглянулся на остальных. - Ну да, конечно, прогнали! Всех-всех изуверов! Не так ли?
Строгим взглядом главаря он обвел свою бывшую банду. Шкафчик и Пеликан согласно закивали, даже с чуть преувеличенным усердием.
- Да вас побили, - удивительно своевременно заметил Леопольд, увидев, как страждущий старец хватается за ушибленную кладезь знаний (и откуда только такие поэтические мысли у некогда-бандита?). - Хм... у нас кто-нибудь умеет ухаживать за ранеными? Никто? Тогда Пеликан умеет.
Волшебник несколько побледнел.
- Леопо... ваше высочество, ты уверен?
Леопольд строго кивнул. Пеликан пробормотал что-то вроде "Хорошо, но я умываю руки, если опять будут какие-нибудь последствия". Присев рядом с Альбертом на корточки, маг очень сочувственно поглядел на него и сказал:
- Я вам сейчас помогу. Вы, главное, верьте в это, и всё, может быть, кончится хорошо. Если почувствуете, как голова начала отваливаться, сразу дайте мне знать!
(продолжение, с участием Стейнвор)
"Волшебник - это недобрый знак" вспомнил Альберт, услышанную когда-то от одного коллеги сентенцию. Коллега, к слову, имел очень длинный нос и уши, сходные с ослиными, которые получил как раз после встречи с одним из этих любителей длинных мантий и тяжелых посохов. Впрочем, отказаться от предлагаемого лечения было невозможно. Раз взялся за роль покалеченного, так играй до конца.
Все еще обхватив голову руками, вор с жалобным скрипом, который издали не к месту шейные позвонки, кивнул подошедшему волшебнику. Голову из рук он решил не выпускать, вдруг и правда отвалится.
- Вы это, ваше великомаже... магичество э-э... поосторожнее что ли. - пробормотал он охрипшим голосом, почти даже не наигранно изображая страх и благоговение перед магом.
- Я постараюсь, - очень серьезно ответил Пеликан. За его спинами тем временем постепенно бледнели члены отряда.
Волшебник, погрозив пальцем кому-то невидимому (скорее всего, Фатуму), отвязал от пояса мешочек весьма подозрительного вида, уронил его, поднял, отряхнул, снова погрозил кому-то пальцем...
Члены отряда непроизвольно сделали шаг наза, а Леопольд, знавший Пеликана особенно хорошо, сделал два шага назад.
- Я сейчас, - обнадежил всех маг. - Так, дедуля! Приготовьтесь. То есть лучше зажмурьтесь и отвернитесь. Я надеюсь, больно не будет...
Посыпав коричневатым порошком (из того самого мешочка) места предполагаемых ранений, а также все кровавые пятна, находившиеся в поле зрения, Пеликан глубоко вздохнул и произнес:
- Медике, кура те ипсум, менс сана ин корпоре сано, аквилам воларе докес, сапиенти сат! - сказано все было очень быстро, а последние несколько слов потонули в небольшом взрыве, сопровождавшемся яркой вспышкой.
- Так и думал, - отнимая руки от головы, промолвил Леопольд. Когда рассеялся дым, оказалось, что и Пеликан, и пострадавший дедушка абсолютно целы и здоровы, только все кровавые пятна почему-то позеленели.
Зажмурившийся при первых словах заклинания Альберт понял, что закрывал глаза не зря, так как вспышка и от колдовского действия частично его ослепила даже через веки. Было очень трудно удержаться, чтобы в этот момент не вскочить на ноги и не побежать куда-нибудь подальше от волшебника (самое предпочтительное место - противоположный край земли), но страх потерять голову или какую-то иную не менее важную часть тела буквально приковал пенсионера к земле. Однако, никаких изменений в себе Альберт не почувствовал, поэтому рискнул чуточку приоткрыть глаза и произвести учет всех рук, ног и конечно же головы.
Руки оказались на месте и держались они за голову, к счастью не проявляющую никаких попыток к самостоятельному движению. Для пробы Альберт еще потрогал свои уши и нос, на всякий случай. Мало ли что за побочные эффекты у магического лечения. Наконец, убедившись что вроде бы ничего не отваливается и ничего не увеличилось вор сказал:
- Кажется, мне стало намного лучше... Да вы просто волшеб... ну, то есть да. Молодой человек, да вы просто гений.
Профессионально подвешенный язык спасался от последующий магических воздействий почти без участия хозяина, изливая неприкрытую лесть.
Пеликан выдохнул с облегчением и убрал оставшийся порошок от греха подальше в карман. Затем волшебник встал и, разведя руками, сказал Леопольду:
- Всё что мог, я уже сделал... Дальше лучше не экспериментировать. Ну ты же знаешь... - он многозначительно кивнул в сторону единорога.
"Поход. Поход! ПОХОД!" - думал Шкафчик, спеша к своим покоям. Как всегда, это слово наполняло его деревянную душу радостью и ожиданиями чего-то приятного.. ну хотя бы интересного. Но теперь Шкафчик был еще и начальником дворцовой охраны, поэтому радость омрачалась достаточно серьезной проблемой. Проблемой выбора. Шкафчик зашел в свои покои, тщательно запер дверь, подошел к одной из деревянных панелей и ножкой нажал на паркетину. Раздался торжественно-мелодичный "дзиинь" и панель медленно отъехала в сторону. Здесь, на полочках, покоилось главное сокровище нашего героя - сотни бутылочек, баночек и просто емкостей с полиролью, воском, лаками и прочими мелочами, необходимыми для поддержания достойного внешнего вида. Какой воск выбрать? С каким запахом полироль использовать? Над этими вопросами Шкафчик размышлял около получаса. Но вот решение принято, все необходимые средства для обработки дерева выбраны и использованы, с помощью резины, металлических скоб и маленьких подковок усиленны хрупкие ножки, в общем, была достигнута полная боевая готовность. К сожалению, нет возможности узнать, какие переживания были вызваны у начальника дворцовой охраны теми великолепными пейзажами, мимо которых лежал путь наших героев (просто мимика у мебели вообще слабовыраженна, а на привалах наш Мебель просто грустно и отрешенно молчал), поэтому мы сразу перейдем к последним событиям. Услышав стон предположительно раненного, доблестный Шкафчик слегка вздрогнул. Нет, что вы, он не испугался, просто он был очень добрым представителем мебели, и этот стон, полный боли, страдания и взывания к совести, затронул тонкие струны души начальника охраны. Но долг был прежде всего, поэтому он закрыл собой Леопольда и грозно (он очень-очень старался) вопросил: "Кто ты и зачем ты тут стонешь?". Но его слова не были услышаны, так как их заглушил не в меру ретивый маг со своей заботой. Шкафчик с суеверным ужасом следил за процессом исцеления, и потом, чтобы его не сочли черствым и бесчувственным (ведь это совсем не так), предложил исцеленному пойти с ними.
Артур мчался сквозь густой туман верхом на гнедом скакуне, бока его (Артура) вздымались, дыхание было тяжелым и прерывистым, слюна брызгала во все стороны... Яркая вспышка света весьма бесцеремонно прервала дрему экс-короля, заставив его вздрогнуть, что испугало его лошадь. Ретивый жеребец встал было на дыбы, чуть не уронив своего седока, но быстро успокоился, то ли потому что был от природы отходчив, то ли, просто побоявшись своевольничать в присутствии мага. Окончательно придя в себя, мистер "Я-Уже-Не-Король-Но-Все-Еще-Крут" виновато огляделся, наивно надеясь, что никто сего прискорбного инцидента не заметил. Осторожно, дрожащими руками, взяв поводья, он отвел коня подальше, в район спины Леопольда, дабы из-за плеча супруга своей племянницы наблюдать за происходящим. Его весьма повеселил вид старика в зеленых пятнах в стратегических местах, хотя, веселье было недолгим, быстро сменившись подозрительностью и тревогой. Нечасто встретишь на дороге стариков в зеленых пятнах. Впрочем, он решил, что, что Леопольд, как бывалый разбойник путешественник, будет более объективен в суждениях, нежели он, оставив за ним право решать, что делать со странным старичком.
...в конце концов, Леопольд решил, что бросать старичка на дороге будет не слишком вежливым, особенно после того, как Пеликан чудесным образом его исцелил*. Король предложил милому дедушке проследовать с ними до ближайшего населенного пункта, дедушка, разумеется, согласился... должно быть, потому, что не имел понятия, что следующим населенным пунктом будет только Северное королевство Брунгильды.
А может быть, как раз потому, что имел понятие.
В любом случае, путь продолжался.
летописец обмакнул перо в чернильницу. перо было большим, переливчато-черным, и ужасно брызгалось кляксами. поставив очередную кляксу на пожелтевший пергамент, летописец печально покачал головой и достал авторучку.
Не знаю, написал он, имеет ли смысл останавливаться на всех приключениях, что пережили они за первую часть своего нелегкого, но отрадного для их сердец пути, посему предпочту все же на них не останавливаться - во всяком случае, подробно.
Приведу лишь краткий перечень этих приключений в качестве, как говорят сейчас в нашем королевстве, "сводки событий:
1) Переправа через Холодную реку (потеряно: 1 подкова Воронка, старая вешалка из Шкафчика, серебряная ложечка)
2) Путешествие через Дикую равнину, населенную одними лишь Дикими воронами (потеряно: разряженный магический амулет Пеликана (стащила ворона), наперсток Леопольда (никто не знает, зачем он носил его с собой, зачем он нужен был вороне, тоже никто не знает, но птицу застукали на месте преступления), серебряная ложечка (ворон замечено не было))
3) Приход в Пустошь и приближение к Черной горе (кстати, до этого пропали еще две серебряные ложечки**).
...Они были уже рядом с ней. С Черной Горой. Гора была... черной. Еще она была высокой, мрачной, устрашающей, и над самой ее вершиной кружились изрядно всем надоевшие вороны.
А у подножия горы виднелась расщелина, явно служившая входом.
Леопольд снял повязку с левого глаза и одел на правый. Левым он видел чуть лучше.
- Итак, провозгласил он, - мы у цели. У долгожданной цели. Поэтому я спрошу то, что должен...
Строгим взглядом левого глаза он обвел всех своих спутников.
- Кто-нибудь хочет пойти первым***?
----------
* - следует читать: "не добил окончательно".
** - а в кармане дедушки Альберта что-то стало иногда тихо позвякивать, но пропажу ложечек заметили все, а позвякивания не уловил никто.
*** - что подразумевало: "Если не хочет никто, то пойдет Артур, потому что он во всем этом виноват".
С консультацией мастера
Когда компания подошла к Чёрной Горе, Пеликан всё ещё немного грустил по украденному у него амулету, который хоть уже и не годился для использования по прямому назначению, но всё ещё был красивой и памятной побрякушкой. По прибытии в очередной «пункт назначения» о пропаже пришлось забыть и сосредоточиться на делах более важных.
- Кто-нибудь хочет пойти первым? - спросил Леопольд.
Тут у мага начался бурный мыслительный процесс. Мысли водили хороводы возле одной-единственной темы – «Пойти или не пойти?».
«С одной стороны, - думал маг, - мне было бы выгодно посовещаться с коллегами на тему магии в современном мире, однако, если посмотреть на всё это немного под другим углом выходит… Ладно, с собой нужно быть честным, итак, выходит, что мне сказать-то особо нечего, да и если они вдруг нападут – защищаться придётся. А если я попытаюсь это сделать, то не могу отвечать за результат.»
На этой мысли у Пеликана совершенно некстати зачесался нос. Облегчить своё существование незаметно уже было невозможно, так как король передвинул повязку на другой глаз и… да-да, внимательно взирал, не объявится ли случайно жертва, что рискнёт пожертвовать своей шкурой и пройти на аудиенцию к нифлунгам. "Ага, значит либо пить буду, либо бить будут. Ну что ж, была не была... лучше уж пить,"- Пеликан достал из одной из котомок, что были прикреплены к его боевому животному, флягу и глотнул немного вина. Теперь можно было смело двигаться вперёд, ибо на все напасти ему вскоре станет, вероятно, абсолютно наплевать. Ну или, по крайней мере, они явно перестанут морочить ему голову слишком сильно. Маг вздохнул, почувствовав безнадёжность ситуации, и погладил Единорога, тот не замедлил удивлённо взглянуть на хозяина и сочувственно фыркнуть, кажется, догадавшись в чём же дело. Волшебник шагнул чуть вперёд и неловко обратился к Леопольду.
- Ваше Величество… Я проявлю храбрость мне неприсущую и рискну всё же первым узнать настроение и намерения этих невероятно-таинственных нифлунгов, которые, к слову, вовсе не нибелунги.
Король посмотрел на мага с уважением и устпил ему дорогу, в то время как остальные лишь грустно переглянулись и пожелали удачи в нелёгком, судя по всему, пути.
- Если увидишь там что-то ужасное, кричи, - посоветовал Леопольд. - Если успеешь, конечно. А мы пока тут подождем.
И Пеликан, несомненно воодушевлённый подобным прощанием, двинулся в путь-дорогу. Ему пришлось спуститься вниз по каменным ступеням, число которых останется тайной, ибо их было настолько много, что маг устал считать. Лестница привела его в длинный и тёмный коридор.
«Может стоит зажечь огонёк?..» - как только Пеликан подумал об этом, он споткнулся о довольно большую палку, из которой мог получиться вполне-таки годный факел.
Прочитав простенькое заклинание, маг получил в своё распоряжение кратковременный, но всё же удобный источник света и продолжил свой путь. Чем дальше продвигался чародей, тем более «диким» становилось окружение. Вместо обтёсанных стен, пола и потолка, вокруг можно было увидеть лишь сталактиты, сталагмиты и грубую породу.
«Дорожка туда, дорожка сюда… И прямо. Ладно, лучше буду идти прямо, а то никакой волшебный клубок не поможет,» - поёжившись, подумал Пеликан в очередной раз оказавшись на развилке.
Волшебник, вскоре, прошёл через два больших и невероятно-красивых зала. Один из них поразил посетителя потрясающими доспехами, разбросанными то тут, то там, другой же был заполнен оружием и украшениями. И, наконец, маг дошёл до третьего зала. Там он увидел юношу довольно высокого и одетого во всё тёмное. Парень разговаривал… Но, вот странно, кажется, болтал он не с кем-нибудь, а сам с собой.
«Так, либо я уже в стельку пьян, в чём я очень сомневаюсь, либо… Он сумасшедший! Впрочем, лучше ему об этом не говорить. Вдруг он обидится? Может быть, что это вовсе не признак сумасшествия, а некий древний и очень таинственный магический ритуал!» - Пеликан остановился у входа и с любопытством достойным малого ребёнка уставился на странного юношу.
Пещера совсем не нибелунгов.
(Стейнвор, Оррофин, Хелькэ)
Мархенхальфумбервиндлих почесал себе нос. Сие несложное занятие в его исполнении оказалось наполнено глубоким смыслом, ибо впервые за...много веков он чесал нос не просто так, не от безысходности и не в попытке досадить надоедливому внутреннему голосу. Последний из нифлунгов ожесточённо скрёб переносицу неотрастающими ногтями по причине присутствия в пещере, в его проклятой, закрытой от всего мира пещере другого...живого существа. Это явно не был нифлунг. Также это не был грибблинг, троггельн, свольден или представитель любого другого из известных Мархенхальфу видов.
- Эй, Альтерэго, а ты тоже его видишь, или я совсем тут с тобой рассудком помешался? - тихо поинтересовался страж, перебрасывая копьё из руки в руку.
- Ты сказал "рассудок"? - ответил внутренний голос с изрядной долей скептицизма. - Впрочем, неважно. Поздравляю, мой юный носитель, этот... эта личность, которая сюда заявилась - абсолютно реальная. Давай ей помашем?
Не ожидаясь согласия, Альтерэго перехватил контроль над правой рукой Мархенхальфумбервиндлиха и помахал Пеликану - довольно дружелюбно, но несколько избыточно.
Маг испугался, нет, даже можно сказать струхнул не на шутку. Он отступил чуть назад и оступился... Бах! Бедняга оказался на земле. Охнув, он захотел было подняться, но решил, что лучше этого не делать, дабы его не заподозрили в чём-нибудь нехорошем. "Так... Спокойно. Никаких резкий движений. Всё в порядке, всё нормально... И я вроде ещё жив и ... почти невредим. Да!" - жизнеутверждающе подумал Пеликан.
- Не знаю-не знаю, - Мархенхальф был полон скептицизма и нежелания верить в чудо. - Надо проверить. Потыкать в него чем-нибудь, например.
Усилием воли нифлунг вернул себе контроль над руками и привычно поднял копьё, решительным шагом направляясь к бедняге Пеликану. Впрочем, по выражению лица мага Мархенхальф понял, что делает нечто не совсем то, и перевернул оружие пяткой вперёд.
"Только сильно не тыкай", посоветовал Альтер, "а то он может обидеться. Я бы обиделся."
Глаза мага от ужаса расширились. Не думая о последствиях, волшебник обратился к незнакомцу, голос его при этом слегка дрожал:
- З-знаете... М-может не надо?.. Я к вам с миром пришёл... Да, точно! С миром. Вам тут, может, скучно?.. Не хотите ли поговорить?.. - ему самому в какой-то момент показалось, что всё, что он тут наговорил, полнейшая чепуха и абсолютно никого таким образом остановить нельзя, но делать уж было нечего, что сказано, то сказано.
Мархенхальф остановился, задумчиво потыкал волшебника пяткой копья в сапог, убедился в его материальности и вонзил оружие в землю.
- Здравствуй, друг! - радостно провозгласил он, нагнулся и сжал Пеликана в объятиях, больше походящих на пыточный зажим. - Перед тем, как я убью тебя за нарушение покоя священных проклятых сокровищ народа нифлунгов, позволь сказать тебе, что уста мои не могут передать, как радуется сердце при виде твоём. Ты стал моей единственной отрадой за многие эоны!
"Какое еще убью? Что за убью?!" - послышалось возмущение Альтера. "Это единственный твой собеседник за долгие-долгие годы!.. Единственный настоящий, я имею в виду... и было бы вежливо перед тем, как ты его убьешь, узнать хотя бы, зачем он пришел!
- Ага! - торжествующе воскликнул Мархенхальф, на радостях потрясая Пеликаном. - Наконец-то ты признался, что ты не настоящий!
"От этого я не перестану быть назойливым, не беспокойся", мрачно хихикнуло второе Я и вызвало страшный зуд между лопаток.
И вновь пещера...
(Стейнвор, Оррофин, Хелькэ)
Приветствие нифлунга вызвало в Пеликане бурю чувств: вначале он чуть было не умер в крепких объятьях, потом слегка приободрился, услышав, что ему рады, но затем вновь пал духом... Ему как-то не очень хотелось умирать ни за что, ни про что. Выслушав яркий монолог Мархенхальфа, маг так и не понял, к кому же тот обращается, но на всякий случай решил всё же попытаться высказать то, что накипело:
- Во-первых, я бы предпочёл поговорить в более удобной... эээ... обстановке, - еле-еле выговорил волшебник, - во-вторых, я весьма-таки настоящий! Правда, не уверен, что вы сказали это мне, впрочем, не важно. И да, ещё вот что - я не просто так пришёл, а по очень важному делу!..
Особенный упор делался, конечно же, на слова "настоящий" и "важное дело".
- Это по какому же? - от удивления нифлунг даже поставил пришельца на пол и забыл мстительно не почесать спину.
- Дело в том, что одному ну-просто-очень-богатому королю очень-очень нужна помощь!.. Да-да, именно ваша! - Пеликан постарался, чтобы речь его звучала как можно более убедительно.
В этот самый момент Мархенхальфумбервиндлих вспомнил, что его гость вряд ли видит в темноте.
"Хотя, кто их, непонятно кого, знает!" - подумал нифлунг и щёлкнул пальцами, зажигая яркий шар света над головой. Нет, он вовсе не собирался производить на Пеликана какого-то особенного эффекта и уж тем более отвечать подобным образом, но вышло так, что кроме лица Мархенхальфа, шар осветил ещё и толику сокровищ, скрывающихся в пещере. И толики этой было раза так-эдак в три больше, чем в казне "ну-просто-очень-богатого" короля.
Думал маг, можно сказать, долго. Нет, в представлении хозяина пещеры это был настолько короткий промежуток времени, что его даже не стоило учитывать, но для Пеликана прошло несколько минут мучительных раздумий. Правда, они принесли свои плоды.
- Эврика! - воскликнул юноша и довольно быстро наколдовал лягушку.
Красивое зелёное земноводное удивлённо квакнуло, обнаружив себя сидящим на чьих-то ладонях.
- Это вам!.. Подарок, так сказать. Да, я вижу, что богатств у вас великое множество, но вряд ли среди них найдётся живое существо подобное этой милой квакушке! - придворный искренне понадеялся, что всё обойдётся, и его сейчас не съедят живьём за непозволительную наглость.
Мархенхальф поднял одну бровь. Потом другую. Его изящные пальцы осторожно взяли земноводное, погладили, усадили на ближайшую кучу золота. Лягушка удивлённо икнула, обнаружив себя обладательницей таких богатств, и гордо раздула горло, явно готовясь наполнить пещеру громогласным кваканьем.
- Благодарю тебя, - растерянно сказал последний из нифлунгов. - Теперь я должен тебе ответить подарком на подарок, но у меня нет ничего, что принадлежало бы лично мне. Что ж, проси! Если смогу - я исполню твою просьбу, клянусь ветрами, поющими над Шеаанноннарахэ!
- Достопочтенный, - маг отчего-то выбрал довольно странный и весьма официальный стиль общения, - не могли бы вы помочь нам с нашим маленьким походом? Мне кажется, вам тоже было бы это интересно. Смена обстановки, так сказать...
"Какая смена?!" - завопил в голове Мархенхальфа глубоко возмущенный Альтерэго. "Какой обстановки? Да вытолкай ты его взашей, нечего тут всяким чужакам воду баламутить! Понаедут тут..."
- Понаостаются тут! - мстительно усмехнулся Мархенхальф. - Нет уж, я обещал помочь, если смогу, а потому ухожу с ним!
По тону его Альтерэго ясно мог понять, что делает последний из нифлунгов всё это только для того, чтобы ему досадить.
- Кроме того, теперь я могу передать обязанности и дары Стража своему преемнику, - Мархенхальфумбервиндлих пристально посмотрел на лягушку.
Амфибия притихла, явно понимая важность момента, но потом бесстрашно раздула горло.
- О лучшая из земноводных! - возгласил Страж. - Передаю тебе обязанности свои и привилегии, передаю долг и честь хранить Великие Проклятые Сокровища Великого Проклятого Народа Нифлунгов! Клянёшься ли ты защищать их не щадя ни жизни, ни души?
- Квааааа! - ответила лягушка.
- Вот и славно, - улыбнулся Мархенхальф, и снова повернулся лицом к Пеликану. - Теперь я готов идти с тобой, о друг мой!
- Благодарю! - волшебник развернулся и пошёл к выходу из пещеры.
До того, как выйти, он в последний раз глянул на лягушку, которой досталась столь важная должность, и улыбнулся.
... когда из входа в подземелья, такие жестокие, мрачные и вообще внушающие ужас, показалась фигура Пеликана, все спутники вздохнули с облегчением (убедившись, что у Пеликана все конечности на месте). А когда вышел еще и второй, счастливому удивлению не было предела.
- Кхм-кхм, - сказал Леопольд, - Пеликан, друг мой, счастливым был тот день, когда ты присоединился к нашей банде, ибо воистину теперь я стану считать тебя величайшим из волшебников, - он поклонился Мархенхальфумбервиндлиху. - Здрасьте. Ну что, господа - теперь-то Брунгильда наша!
Он покосился на уже-бывшего-короля и поправился:
- Вернее, ваша, дядюшка Артур. Сэр нифлунг, нам надлежит обсудить с вами многие и многие детали...
Далекие Северные Земли.
Не ветер бушует над бором, не с гор побежали ручьи
То Гутхральд и Хархорм дозором обходят владенья свои...
- Вообще-то не свои, - смутился Гутхральд, прервав песню боевого товарища по сторожевому посту. - Вообще-то, это владенья нашей прекрасной и могущественной королевы Брунгильды, а мы тут так... и вообще, не обходим, а объезжаем.
Конь под ним согласно заржал.
Хархорм почесал заросший спутанной темной растительностью подбородок, поморщился и изрек:
- Поэтическая вольность.
Товарищ его не понял.
- Ты все, - сказал он грозно, - занимаешься какой-то ерундой, а нам положено бдить, как истинным воинам, и при появлении врага сразу... того.
- Драпать?
Гутхральд воздел обе длани в отчаянной безмолвной мольбе к небу.
- За что? - возопил он, и мольба прекратила быть безмолвной. - За что меня поставили дозорным иприписали ко мне этого горе-поэта? Я мог храбро сражаться на восточных рубежах и пасть, стяжав славу, и веселиться теперь в чертогах Одина, а вместо этого...
- Кхм-кхм, - сказал Хархорм, - вот сейчас ты и сам говоришь как поэт.
- ...йотун меня дери, - тут же добавил находчивый Гутхральд. - Короче, воин, можешь быть и поэтом тоже, но главное - смотри по сторонам и не прозевай врага. А то будет... того.
Глаза у Хархорма внезапно округлились.
- Кажется... слушай, я уже вижу! Вижу врага!
- Издевайся-издевайся, - проворчал викинг.
- Да вон же, Гутхральд!..
- Сколько раз ты уже надо мной так шутил? И почему я не прибил тебя в первый же день, йотун тебя...
Хархорм, всем своим видом выражая страдание, треснул коллегу по плечу и заставил повернуть голову.
- Вот! Что я говорил!
...то, что предстало перед взором бывалого берсерка, заставило его напрочь позабыть о священном боевом пыле и священных боевых мухоморах.
Прямо к ним шел отряд, несомненно, врагов. Знатно одетых (во всяком случае, большинства), благообразно выглядящих (уже в меньшинстве) и в принципе не внушающих опасения.
Но сопровождал их шкаф.
Настоящий шкаф.
На четырех гнутых ножках.
- Да... - протянул Гутхральд, потянувшись за боевым топором. - Ну всё. Теперь точно - того.
Лошадь под Хархормом медленно попятилась.
скрипело в дрожащей полутьме, что не могли рассеять тусклые огоньки свечей, старое перо старого летописца
«И сказал тогда могучий бывший король Артур, учтиво обращаясь к дозорным прекрасной королевы Брунгильды:
- Будь же благословен сей северный край, и та, что мудро и справедливо правит им, и жители сего славного края, и особенно же среди них – вы, о доблестные стражи, охраняющие покой этих мест!
Но промолчали в ответ доблестные стражи, ибо странен и необычен был для них вид мебели передвигающейся, каковая стояла за спиной у могучего бывшего короля Артура.
Вступил тогда в разговор могучий настоящий король Леопольд…»
перо окунулось в чернильницу и снова заскрипело, оставляя витиеватый черный след на желтом пергаменте
«…и молвил:
- Так не соблаговолите ли вы, доблестные стражи, препроводить вас к нашей мудрой и справедливой правительнице, ибо прибыли мы к ней со сватовством, как наверняка прибыли уже многие и многие до нас, но коли дело их не увенчалось успехом, хотим и мы попытать счастья на этом поприще!
И улыбнулся он, являя всем своим видом дружелюбие, но только крепче взялись за топоры доблестные стражи.
И тогда могучий волшебник Пеликан, коего не видно было за их спинами, шепнул что-то странному юноше, стоящему рядом с ним, коего юношу также не было видно за их спинами. А юноша тот, что был плененным нифлунгом, по прозванию…»
летописец тщательно сверился с рукописным свидетельством, которое у него имелось, и скрупулезно скопировал чужеземное имя на свой пергамент, места на котором оставалось все меньше
«… Мархенхальфумбервиндлихъ, простер свою длань, направляя ее к доблестным стражам, и так молвил:
- Ну, хватит уже стоять как истуканы, ведите нас к королеве, - и стражи, покоряясь его заклятию, вдруг исполнились добродушия, и повели усталых путников во дворец Брунгильды.
О том же, что дальше случилось, поведу я рассказ на другом свитке.»
старый летописец просушил рукопись, затем аккуратно скатал ее и убрал на полку. Следующий, чистый свиток пергамента ждал своего часа…
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Добавлено:
Закончено и закрыто, с чем нас и поздравляю!
Powered by Invision Power Board ()
© Invision Power Services ()