Властитель Норвегии. Завоевание, Сага о Северных Землях - 4

Вновь заскрипело перо и аккуратная вязь франкских букв покрыла пергамент. Отдохнув немного, принялся монах за дело свое, хотя и подтачивал его порой страх, что может он не успеть до конца довести рассказ этот:

Собрав большую рать Харальд и Гутхорм пошли походом в Упплёнд и дальше на север по Долинам и еще дальше на север через Доврафьялль, и когда они спустились в Оркдаль, Харальд велел убивать всех людей и жечь поселения. Когда населению это стало известно, то все, кто только мог, бежали — кто в Транделаг, кто в леса, а некоторые просили пощады, и ее получали все, кто шли к конунгу и становились его людьми. Так конунг и ярл не встретили никакого сопротивления, пока не миновали Оркдаль. Там их встретило войско, и первая битва у них была с конунгом, которого звали Грютинг. Харальд конунг одержал победу, и много воинов Грютинга было убито, а он сам покорился Харальду и дал ему клятву верности. После этого все в фюльке Оркадаль покорились и сделались его людьми.

Рассказывают, что конунг Хакон сын Гротгарда из Хладира заключил союз с Харальдом и просил у него помощи, дабы одолеть мятежных ярлов, отказавшихся признавать его власть. Харальд конунг захватил владения двоих мятежников — фюльки Гаулардаль и Стринда, а затем вернул их Хакону. Тогда жители внутреннего Трандхейма собрались, под началом троих конунгов, среди них тот, кто правил Верадалем, тот, кто правил Скауном, третий — фюльком Спарбюггва и Эйной. Эти три конунга выступили с войском против Харальда конунга, и он дал им битву и одержал победу, а эти конунги — кто пал в битве, а кто бежал.

Харальд конунг вернулся в Хладир и женился на Ассе, дочери Хакона сына Гротгарда, и Хакон был тогда в большой чести у конунга.

Пока же Харальд конунг завоевывал новые земли, Сульки из Рагаланда и Хроальд из Теламерка захватили его исконную вотчину - Агдир, а ярл Асмунд поднял мятеж, желая покорить Вестфольд, Хейдмерк, Раумарики и Вингульмерк. Подходили к границам харальдовых владений и свеи, жаждущие легкой добычи.

И вновь на тонкой нити повисло все, чего добился Харальд...



В Главных Ролях:
Дарклайт
Хеллиш Кэт
Скальд
Мориан
Аварач
Анж
Вито Хальгвар
Темная Госпожа
Некропехота
Сарина
Оррофин
Жак
Эйден Ревенжер
А так же Визет в роли Эгиля...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 26-07-2007, 13:31

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach и Тельтиар

Миновал уж второй день гуляния общего, рассвет третьего дня уж готов был вступить в права свои гордо. Обе свадьбы словно ветра вздох пролетели для гостей приглашенных, только Грютинг не позволил ни себе, ни Асгейру, ни Исхеру с людьми их, на верность долгу уж не раз проверенным, возлияниям предаться чрезмерно.
– Хоть и вместе теперь мы с врагами былыми, только во хмелю может вражда у кого из наших старая вспыхнет, или подвигами своими в землях Хакона похвалятся вдруг станут. Вы смотрите по сторонам внимательно, примечайте таких бражников, успокаивайте их сразу, кого водой ледяной охолаживайте, а кому не уймется кто, разрешаю кулаком добрым мозги вправлять, в погреб особо буйных сажайте. Если что, позовите на помощь Ахти Йотуна, для того его и поставили. Не старайтесь героями стать с захмелевшими сами, коль увидите, что не справляетесь. Дурь хмельная опасна очень, ладно если сам себя человек погубит, а если за собою других потянет?! На вас надежа моя лежит.
– Что ж совсем пировать запретишь со всеми нам? На немилость похоже твое поручение.
Буркнул Асгейр младой на слова господина в ответ. Тут же схлопотал он от Исхера тычок сильный локтем:
– Ты немилость не путай с доверием. Молодой еще, погуляешь не раз.
– Верно Исхер сказал, поучись у него пока рядом с тобой он находится, – слова хельда своего подтвердил властитель Оркдаля. – А гулять я не запрещаю вам, запрещаю самим захмелеть, чтоб порученное смогли вы исполнить.
– Прости Грютинг, понял свою я ошибку, – извинился в поклоне склонив спину Асгейр.
– Службой своею прощенье мое заслужи, не словами, но делом.
– Все исполню как велено.
– То-то же. Прежде чем словами поперек старших бросаться, думать учись. Молод еще ты.
Со словами этими отпустил Грютинг людей своих. Затем, словно походный обычай и гостях для него законом был, отправился он обойти шатры и палатки дружины своей, стоящей за стенами Хладира. Стихло веселье к утру, только звон первых насекомых, что ожили после долгой зимы стоял в воздухе, да звезды ночные уж уходили под натиском солнца встающего.
Наступал день свадьбы самого Грютинга.
Спустя два часа как солнце взошло, подъезжали к лагерю, где оркдальцы стояли всадники, коней своих в мыло загнавшие.
– Грютинг где? Пошлите к нему сказать, что прибыли гонцы от Торстейна с подарками.
Разбудил крик тишину бражного утра.
– Кто тут ор поднял? Слепой чтоль? Аль не видишь устали люди от празднеств, до полудня все потчуют и хозяева и мы, гости их тоже. – На стороже стоявший откликнулся.
– Ах ты песья сыть! Мы с Оркдаля самого сюда поспешали, себя и коней нещадили наших, а ты от ворот поворот нам устроить хочешь?! Иль ты гнева хозяйского ищешь? Живо гридня найди да пошли с вестью о нас к господину.
От тех криков поднялось народу больше куда чем требовалось, нашлись тут же, кто узнал приехавших, да пославший вести о их прибытии к Грютингу. Только вести дошли о прибывших уха владыки Оркдаля, как дела свои в лагере он оставил все, устремившись на встречу к приехавшим. Увидав господина своего к ним спешащего, поприветствовали гости разом поклоном его.
– По приказу от тебя полученному, Торстейн в землях наших оставшийся, собрал для тебя подарки свадебные. Будет чем одарить и тестя нашего, и хозяина тебя принявшего и владыку что конунгом стал над нами.
– Добро. Рад я, что успели вы все, не задержалась в дороге, вовремя прибыли. От меня за то вам награда будет.
Снял с руки своей перстень серебряный Грютинг и отдал его весть принесшему.
– Тебе это. А для спутников твоих, пусть монеты наградою будут.
Вслед за перстнем пригоршня монет последовала.
– Осталось дождаться лишь когда остальные встанут нам, тогда и дары мы вручим с подарками. Эй слуги, приведите дары наши в вид должный, не должны мы лицом в грязь перед всеми ударить.
Подбежали спешно гридни, подхватили под уздцы коня ярящегося, рабов несколько десятков, да сундук пылью дорожной присыпанный, да ковры дивные, из земель ромеев привезенные.
– Кому что дарить собрался, Грютинг? – поинтересовался сзади стоящий Исхер у господина своего.
– Скакуна в коврах иноземных Харальду – достойный подарок для дружин водителя. Рабов Хакону – как извинение за причиненный ущерб в людях. А сундук, золото в нем - тестю моему будущему как откуп за дочь его. Пусть видит, насколько ценим мы невесту.
Меж тем Хакон-конунг снова занимался делами усадебными. Может, и зря он столь рано оставил молодую жену, да дела не ждали. Все свадьбы проходили в стенах Хладира, и старый владыка Трандхейма делом чести считал в грязь лицом не ударить. Случилось так, что как раз в момент разговора Грютинга и людей его, Хакон и Бьярни навстречу им вышли.
- Здравствуй, родич, - приветствовал Грютинга Хакон. – Знатно мы погуляли на свадьбе Харальдовой да на моей. Много зим после нас скальды о том песни слагать будут. Сегодня же твой черед в дом хозяйку ввести. За столом я тебя поздравлю особо – а сейчас хотел лично за жену одарить. Великая честь – воспитать в доме своем деву добрую да благонравную. Фрейа женщин лишь красой от рожденья одаривает, воспитанье же родом определяется.
По знаку Хакона двое рабов вывели вперед дивного жеребца. Сильны были мужи, но коня того с трудом великим удерживали. Глядя на его стать любой человек, толк в лошадях понимающий, без раздумий любую цену бы заплатил, да на дороговизну не жаловался.
- Думал я сам на красавце том ездить, но после свадьбы вчерашней решил тебя, родич, уважить, - довольно молвил Хакон Грютингу. – Пусть будет скакун сей знаком, что забыты все наши разногласия прошлые и будем мы ныне жить, как единому роду положено. Земли мои Харальду отойдут, как мужу дочери и отцу будущих внуков. Но, думаю, что конь ярлу да мужу военному столь же важен, как дом и рабы.
Бросил взгляд на красавца Грютинг, что во след вели Хакону, да залюбовался невольно:
– Дорогим подарком одарить ты решил меня родич. Сердце воина не может не возликовать на такое чудо глядючи. Так прими от меня благодарность сердечную. Сожалею уже я о том, что бездумно во гневе границы порушил твои, да разор причинил им. Так прими ж от меня и ты подарочек, из моей вотчины только пришедший, как будто боги распорядились прийти ему вовремя. Шесть дюжин рабов из мужчин, каждый словно дуб вековой силен, да красавиц рабынь дюжина. От всего сердца дар предлагаю тебе. Пусть дары наши будут знаком дружбы вечной, и да не порушат ее коварство злобное да врагов зависть.
Не успевшие далеко отвести рабов гридни, вновь назад повели их, передать в руки слуг Транделага владыки.
– Ты прости уж за то, что с дороги они усталыми выглядят, спешил я успеть с подарком.
Словно солнце ясное меж врагами былыми проглянуло, рассмеялись дарам друг друга они да обнялись словно братья после долгой разлуки встретившиеся.
- Счастлив я, что мир ныне меж нами, - торжественно проговорил Хакон, руку Грютинга пожимая. - воистину, видать, что раздор наш был Локи навеян, и рад я, что ныне милостью асов мы замирились и забыли обиды старые. Как снег зимой уходит с полей, становяcь влагой животворящей, так пусть и память недобрая истончится, на дружбу верную заменившись.
И новые родичи крепко обнялись, намерения свои добрые подтверждая. Затем Хакон велел передать коня слугам Грютинга, а своим велел отвести новых рабов в усадьбу на на работу в честь праздника определить. Гостей было много и рук не хватало, так что помощь была весьма даже кстати. Конечно, позже властелин Транеделага решит, как их лучше использовать: в дому аль на поле. А рыбынь, может, и воинам в награду отдаст, дружину дарами скрепляя. Но - не сейчас.
После, как и положено было, испросил Грютинг у ярла Снеккольва руки его дочери, тот же разрешение с радостью дал, союз этот повелев перед богами заключить. Индриди жрец на сей раз с медом хмельным кровь козлиную смешал, да поднес испить ее новобрачным, а после молвил им, что руны долгую и счастливую жизнь им обещают, как до этого Хакону говорил, что от новой женитьбы его пойдет славное потомство. Хакон, уже и не чаявший, что дети у него вновь появятся, дюже обрадовался и одарил жреца плащом мехом соболиным подбитым. Сейчас не меньшего подарка жрец и от оркдальского ярла ожидал.
Полным радости предсказание жреца было для Грютинга, ибо роду его процветание оно предвещало. Потому и подарок жрецу был под стать предсказанию – одарил его чашей серебряной, из франков земель привезенной, да расписанной руками умельцев земли норвежской. Не в пример милее невеста досталась оркдальцу, чем Харальду, тот по расчету свой брак заключив, о красе не мог думать. Потому Грютинг, лишний раз не стараясь зависть вызвать к себе, на невесту свою словно Харальд взгляда лишнего не бросал, соблюдал владыки достоинство. Гостем почетным со своей стороны пригласил он Харальда, после обряда жрецом справленного, обратился он со словами уважения полными к ярлу Снекольву, в речи той благодарил он агдирского конунга, в оконцовье же оной преподнес дары свои заготовленные. Жеребец завернутый в ковры золотым и серебряным узором шитые, осторожно глазом косился на бражничавших, рвал поводья свирепо храпя и державших его – дар для Харальда. За невесту же откупом дал властитель оркдальский сундучек полный кубков, тарелок да монет звоном драгоценным рассыпавшийся.
С благодарностью принял конунг скакуна, повелел слугам немедля на конюшню отвести да овсом отборным накормить, сам же Грютингу подарил меч франкской работы в ножнах из резной кости, а жене его ожерелье жемчужное.
- Отрадно будет нам, коли и дети твои, Грютинг, столь же верно служить своему конунгу будут, как ты послужил, - так он произнес. - И меч этот велю я тебе потом старшему сыну передать, когда он у тебя в возраст воинский войдет.
– Благодарю тебя конунг, за дары твои щедрые, от лица своего и жены моей новой. Слово однажды данное человеком крови моей соблюдается и потомками, сын мой как в возраст войдет без сомненья послужит тебе своей силою. Благодарность и всем остальным, кто подарки на свадьбу принес мою. Благодарность и слава воинам и водителям их, что ковали победы наши, этот день приближали сладостный. А теперь, не будем держать заждавшихся, за столы пора приглашать гостей, потому как не воздухом свежим и речами сладкими угощать нам их следует.
Согласились все со словами этими, вновь слуги засновали, кубки и рога наполняя, застучали ложки, когда гости за угощение принялись - но уже не так сильно налегали на еду люди, третий день пировали они уже, а ведь это лишь в Валгалле - пьешь и не пьянеешь, ешь и не насыщаешься, в смертном мире все же легко три пира подряд даже самому крепкому воину выдержать.
С молодою рядом сидел Грютинг на гостей поглядывая, все ли чинно на свадьбе его? Справляют ли порученное Асгейр с Исхером? Только зря беспокойство было его, за все праздников дни, охолонились даже самые горячие головы, хвастались люди своими деяниями меж собою, но соседа задеть не пытались. А если и была драка какая, так то просто силой да удалью молодецкою гости мерялись, таких быстро на воздух выпроваживали, там они и умение воинское свое сравнивали. В час положенный отошел с женою своей в опочивальню ярл оркдальский, чтоб сбылось предсказание годи. Пир же свадебный продолжался долго еще, ближе к утру затихли гуляния лишь.

Сообщение отредактировал avarach - 22-07-2007, 13:42

Cельви был в гневе… Он швырял щиты, топоры, мечи, стулья в рядом стоящих людей, множество раз приказывал страже убить соглядатаев, затем прощал их, но был явно не в себе, и поэтому буквально взрывался от гнева и снова хотел вести ни в чем неповинных разведчиков на казнь. Все же, он сумел взять себя в руки… Оркдальцы присягнули Харальду! Теперь конунг Грютинг стал личным врагом Разрушителя… Как и Харальд. Вполне возможно – что это оркдальские соглядатаи подговорили родню Скирата убить его… А в итоге – умер Грик… Юный викинг пожал руки соглядатаям и велел наградить их, за стойкость перед гневом его. Затем он отошел к трону. Неккви еще спал…
Сельви уселся на троне и взялся за голову… Та начала болеть…
Золотой Змей развивался на фиолетовом полотне. Сельви вспомнил, как совсем недавно вместе с этим знаменем за спиной мстил оркнейцам…
Подошли дружинники, верные друзья, всегда готовые помочь ближнему, особенно если он внук самого Неккви… Один из дружинников подошел к Сельви…
-Сказать об этом Неккви?
-Нет, нельзя огорчать старика до свадьбы. Пусть свадьба пройдет…
Внезапно в залу вошел Неккви и подойдя к трону, взглядом согнал Сельви и сел на него.
-Ты хотел скрыть от меня что – то?
-Нет… Просто не хотел говорить до свадьбы…
-До свадьбы… Во время нее что ль, сказал бы? Ну ты смешной, Сельви, смешной… Вижу по глазам – что – то неприятное случилось… Ты всегда был в гневе, если случалась неприятность… Когда ты сломал свой деревянный меч об доспехи Арвига, о, ты, наверное, и Арвига уже не помнишь? Славный был воин, жаль погиб недавно… Так вот…
Сельви оглянулся и увидел рядом стоящих дружинников, пытающихся не засмеяться. Разрушитель улыбнулся и махнул им рукой, мол, брысь отсюда, пока ваши головы на месте… Не все дружинники поняли этот жест, но уйти – ушли.
-Ты меня слушаешь? Ай, что я, дурак старый, при дружинниках то нюни распустил!
-Ничего, бывает…
-Ладно, говори, что произошло?
-Да вот узнал я… Грютинг…
-Что с ним, жив – здоров, приветы шлет?
-Нет, волк обделай его душу, нет! Он нас предал! Он присягнул на верность Харальду!!!
-Что? Такого и быть не может, он не мог по своей воле!
-Извини, но это правда, я недавно заслал туда соглядатаев… Извини, без твоей воли…
-Не может быть! Как Грютинг…
-Ты знаешь, я с тех пор как его увидел – ему не доверял…
-Ладно, ничего, оркнейцев били, значит и оркдальцам придется умереть… Кстати, ты знаешь, твоя тетка женится…
-Как? Она же еще в девках…
-Так, а чего тебе не нравится? То, что она в девках ходит?
-Она же моложе меня… А за кого?
-Да за союзника одного моего старого…
-Старого?
-Да, и все, прекратили! Лучше сходи к ней, проведай ее, ей, наверное, совет твой нужен… И знай – я тебе просто не позволю что – либо портить – характер твой я знаю прекрасно. Если что – мой друг от нее без ума… И будет она счастлива.
-Да не будет, она ж молодая, а выходит за хрыча, и, небось, без любви, так?
-А ты еще героя из себя строить будешь? – улыбнувшись, Неккви прищурился и пристально вгляделся в глаза Сельви. – Была б твоя воля, ты бы вообще убил бы моего друга, и оставил бы ее в покое…
-Да, такова моя воля!
-Но я – главнее – и моя – не такова, так что тебе придется с ней смириться…
-Ну ладно, что ж я, против родного деда пойду?
-Против Мера – не пойдешь… А против меня – пошел бы как миленький, если б в голове медведь заиграл…
-Медведь не играет – он топчет и ломает…
-Ну… Что тебе ответить – ты можешь мне не угрожать…
-Я тебе и не угрожал. Честно. – Сельви усмехнулся.
-Ладно, я все сказал, я ушел к невесте, надо ж ее поддержать в такую трудную минуту… - Сельви быстро засеменил к выходу.
Неккви поднял щит над головой и бросил его во внука, тот отскочил, заливаясь смехом.
-Что за молодежь пошла… Не почитают стариков, хоть лоб им расшиби, так не расшибешь же! Поднимешь руку – а они отскакивают как зайцы, ух я их бы всех так за шкирку взял… Да что ж это я? Соберись, Неккви, нечего хандрить в тяжелые времена!

Сельви не выполнил поручения деда и ушел на берег. Там он и пробыл весь остальной день, наблюдая за заревом заката… Затем он пошел домой, подхватил пару девок, с которыми уже коротал ночи и… утром вновь проснулся не один…

(совместно с Тельтиаром)
Гутхорм смотрел на деревню с верхушки средних размеров холма. На первый взгляд перед ним было обычное поселение землероек-бондов, но если присмотреться внимательней, то было видно, что жители стараются без крайней нужды из домов не выходить, а в общинном доме так и вообще - наглухо заперты двери и окна.
"Неужто они столь глупы? - подумалось ярлу. - Ведь спалим же прямо там!"
- Рысьи Глаза! - скомандовал он. - Ну ка метни в общинный дом огненную стрелу. Посмотрим, что они нам скажут на это!
Ошибится Гутхорм не боялся - разведчики прекрасно видели, как отряд хирдманнов Скаунского укрывается здесь.
- Остальным быть наготове!
Когда стрела вонзилась в стену дома, изнутри послышалась ругань, однако никто не спешил выходить посмотреть что случилось. Те десять воинов, что заперлись в большом доме, так просто умирать не собирались, да и сдаваться тоже, не смотря на то, что их конунг бежал, а после был обьявлен мятежником и самозванцем.
Гутхорм приказал оцепить деревню, но до времени не входить. Он знал, как удобно устраивать в подобных деревнях засады и решил дождаться, пока огонь, уже перебравшийся со стрелы на соломеную крышу, выгонит хирдманнов на улицу.
- Лучники готовсь! - отрывисто бросил он, и двадцать кованных наконечников устремили свои "дружелюбные" взоры на двери и окна дома.
Когда крыша уже пылала во всю, и, видимо, внутри стало действительно жарко, из двери выскочил, опасливо озираясь слуга и побежал к людям Оленя с криками:
- Не стреляйте! Не стреляйте!
Гутхорм поднял правую ладонь, давая лучникам знак приготовится, а потом произнёс:
- Говори и быстро!
Тот упал на колени и запричитал:
- Великий ярл, не вели казнить, - слуга торопился, проглатывал слова, но все же его речь можно было понять. - Херсир Торбранд просит дозволить его людям покинуть усадьбу и сразиться возле деревни.
- Позволяю! - через секунду молчания ответил ярл. - Мы будем ждать херсира на том холме!
Все еще не веря, в милость Гутхорма, слуга, оглядываясь через плечо бросился обратно к дому, и постучав в дверь, что-то прокричал, а затем скрылся в одной из хижин на окраине деревни.
Вскоре из горящего дома, один за другим стали выходить хирдманы во главе со своим херсиром, так же к ним присоединилось несколько воинов, прятавшихся в других домах, и выстроившись в миниатюрное подобие хирда, два десятка человек направились к холму, указанному Гутхормом.
Когда враги приблизились к подножию холма Гутхорм обратился к ним, своим зычным голосом покачнув облака в небе.
- Хирдманны! Я вижу, что вы настоящие воины и поэтому дам вам шанс спастись! Купите себе жизнь честной службой конунгу Харальду! Клянусь, вам, вы ни чем не будете обижены, присягнув на верность истинному конунгу Норвегии!
- И с каких пор агдирский мальчишка стал правителем всей Норвегии? - В ответ крикнул Торбранд, потрясая топором. - Мы присягали Хруту и сражались за нашу свободу, за нее и умрем, а чужого конунга нам не надобно!
- Стреляйте, - скучающим голосом ответил Гутхорм и двадцать тяжёлых бронебойных стрел устремились с вершины холма навстречу хирду.
А потом в атаку пошли берсерки во главе с самим ярлом, после чего выживших уже не осталось.
"Служи Отцу Дружин так же верно, Торбранд!" - подумал Гутхорм.
- Сложить для воинов погребальный костёр! - велел он. - И разослать по окрестностям гонцов с обещанием жизни всем, кто присягнёт Харальду.
"А заодно приготовтесь к большой бойне местных...Ох, племянничек, ну ты и дал мне работёнку!"
Однако не смотря на опасения Гутхорма - бойни не было. Многие, еще только заслышав о приближении людей Хрингарийского Оленя, спешили выказать свою покорность новому, единственно законному конунгу, другие бежали - кто вослед за своим господином в Халагаланд, а кто на восток, в свободные земли, населенные лишь оборотнями, ведьмами и разбойниками (причем первых никто не видел, вторые встречались очень не часто, а вот третьими леса буквально кишили).
Лишь несколько раз людям ярла было оказано серьезное сопротивление, да и то - безуспешно. Последняя крупное сражение случилось, когда отряд в полсотни воинов, возглавляемый родичами уже к тому времени казненного Раги Иварсона напал на выехавшего из усадьбы Гутхорма.
Сражение то, впрочем, тоже не затянулась - ярла сопровождал равный по численности отряд, причём основой его были верные берсерки Хрингарийского Оленя.
Но вот, по прошествии недели и еще двух дней, прибыл к Гутхорму гонец из Хладира, и пройдя в гридницу, такие слова сказал:
- Возрадуйся, славный ярл Гутхорм сын Сигурда, ибо твой конунг и племянник Харальд взял в жены Ассу дочь Хакона Трондского!
После чего с улыбкой стал он ожидать ответа ярла и награды за весть добрую.
- Сядь, гонец, отдохни, выпей пива с нами, да обскажи мне всё подробно! - улыбаясь произнёс Гутхорм, делая приглашающи жест за стол.
- Благодарю, господин, - отвечал тот, усаживаясь близко к ярлу. - Славное у тебя угощение, да только к свадьбе Хакон много вкуснее явств приготовил.
- А много ли гостей именитых конунг позвал? - спросил Гутхорм, пряча недобрую усмешку в роге с пивом
- Все ярлы знатные были, - продолжал гонец рассказывать, вспоминая праздненства. - А кроме того весь цвет Оркдаля и воины, что с Харальдом пришли, и много бондов богатых, а Грютинг ярл на почетном месте по левую руку от правителя сидел...
Внезапно он осекся, глядя на конунгова дядю, осозновая, что зря сказал о том, кто занимал его место на свадьбе.
- Грютинг значит? Хорошо же..., - скачи к Харальду, гонец. И передай ему, что я поздравляю его с великой радостью! - Гутхорм шевельнул бровью и гонец испарился. Сам же ярл дождался, когда тот отъедет на должное расстояние и велел готовить свиту. Пришла пора самому поговорить с племянником. Причём, когда тот этого ждать не будет...

Облака, пронизанные солнечными лучами, скользили по небу, отражаясь в холодных ярко-бирюзовых водах Северного моря, резкий ветер обжигал щеки еще не до конца ушедшим холодом зимы. Скалы грозно нависали над каменистым берегом, только тут вода отступала от их подножий, оголяя небольшой пляж, усыпанный мелкой галькой и крупными камнями, на которые в вечной ярости бросались волны. Маленькая женская фигурка замерла на краю, над всем этим безумием. Вголову закралась малодушная мысль, недостойная дочери хевдинга, раскинуть руки и шагнуть.
- Хоть бы Хель добралась до Эрика! Хоть бы Финн-Мотул послал на него… - девушка оборвала свою мысль, слегка испугавшись ее, ведь тролли могли схватить за язык, который произносил такие проклятья.
Эрик правая рука Арнвида конунга, как она ненавидела его в этот момент, сидя тут на скале и глядя на северное море, что плескалось и в ее глазах. За спиной выросла тень.
- Что ты здесь делаешь, Хильд? – взгляд Арнвида не предвещал ничего хорошего.
- Думаю, - ответила девушка родичу.
- Характером материнским похвастать решила? - еще больше нахмурился конунг. – Мало мне проблем с Харальдом, так еще родичи меня мучить будут. Как, по-твоему, женщина, с каким сердцем я в поход пойду, коли не решу все сразу.
- А нечего решать, конунг.
- Я виру назначил, заплатит, отдам тебя, не заплатит, еще год в доме моем жить будешь. Завтра я ухожу. Ты остаешься здесь, узнаю, что сбежала, выловлю. К мачте привяжу, да по фьордам пойдем.
Хильд промолчала, когда конунг такой лучше молчать и не спорить. Арнвинд окинул взглядом свою родственницу, отметив про себя, что даже на скале одета она была, как и полагается дочери сильного воина. Также отметил суровый конунг и фибулу, подарок свой, с изображением Фрейи на кошке, искусно заплетенной в древний защитный узор.
«Не пойду», - упрямо говорил взгляд Хильд.
Арнвинд нахмурился, он уже собирался ответить, когда двух говоривших людей накрыла третья тень.
- К тебе гонец от Аудбьёрна, - ответил дружинник, останавливаясь в трех шагах от конунга и его родственницы.
- Уже иду, - отозвался Арнвинд, расправляя тонкую рубаху из домотканого льна. – А ты подумай, Хильд.
Девушка непроизвольно вцепилась рукой в сёлье так, что даже побелели пальцы. Племянник отца решил все за нее, и она ненавидела его в этот момент.
И он направился к длинному дому. Серые скалы, темно-зеленые деревья, низкие облака – типичный майский день. Или все-таки что-то отличает его от длинной череды дней, пронизанных уже летним солнцем, журчанием хрустально-прозрачных горных рек, тихим шепотом седого океана, вечным бегом волн. С тихим клекотом в небе пронесся ястреб, заставив Арнвинда поднять голову. Их ждут тяжелые времена, но когда они были легкими. Как не бывают легкими походы на хищном драккаре.
Неккви лишил их возможности уйти в поход в этом году. Им приходилось жить тем, что добыли они в прошлом набеге на Англию, но война с Харальдом, что пытался подмять под себя всю Норвегию, лишив их той власти, что есть у них сейчас, выходила на передний план и они забывали о походах. Арнвинд не раз задавал себе вопрос, почему он должен подчиниться Харальду, чем тот заслужил преданность морского дракона Арнвинда? Ответ приходил быстро и просто. Ничем. То на чьей он стороне Анвинд решил сразу и бесповоротно.
Драккары мерно покачивались на волнах, которые продолжали нападать на берег. С тем же упорством и с той же яростью, что и викинги, высаживающиеся на чужую землю. Только разница была в том, что эти волны останавливались сушей, горами, лавину викингов не могло остановить ничто.
Арнвинд прошел практически через всю усадьбу отвечая на приветствия своих воинов, радостные крики детей и вошел в длинный дом, где его уже ждал посланник.
- Итак, - прогрохотал в помещении его голос. – Что хочет от меня мой брат Аудбьёрн.

Мер. Нидорас. Неккви и Гандальв

После разговора с внуком, Неккви отправился проверить, как идут приготовления к свадьбе и приему гостей и остался доволен: Нидорас кишел разным людом даже больше, чем во время недавнего тинга. На свадьбу дочери мерского конунга прибыли даже те, кто уже по несколько лет не выбирался из своих владений. Старый Неккви повелел доставить побольше вина и приготовить баранины и свинины так, чтобы хватило на несколько дней пира.
А после отправил полсотни знатных хирдманов, в основном сыновей своих ярлов и херсиров во главе с Хунтьовом встречать Гандальва.
Конунг себя ждать е заставил. Викингам не след опаздывать на битву, и уж точно негоже заставлять ждать себя за столом свадебным. К счастью, Ньорд был благосклонен к путешественникам, и скверная погода Северного моря не помешала альвхеймарцам быстро достигнуть Мера.
- Приветствую тебя, Гандальв властитель Альвхеймара, - чинно произнес Хунтьов, встречая конунга на пристани. Он старался, чтобы в голосе его не промелькнула та неприязнь, которую он испытывал к предстоящей свадьбе. Уж лучше бы Рогволд, чем Серый Конунг, думалось Хунтьову - у того по крайней мере не было бы права на власть в Мере, а с этим альвхеймарцем - кто знает что дальше будет.
- И тебе долгих лет, сподвижник моего старого друга, - ответил Гандальв, глядя на вытянувшееся лицо встречающего. Пусть знает свое место. Конунг может быть и не люб, но пока он конунг не след подчиненным себя с ним ровнять да в деяниях владыкиных сомневаться. - Проводи же меня к Неккви.
Старые друзья - и недавние соратники встетились на земле Неккви, не скрывая своей радости. После долгих месяцов неудач на невзгод жизнь, казалось, налаживалась, и конунги видели в том добрые знаки расположения северных богов.
- Быстро ты приехал, Гандальв, - усмехнулся мерский конунг, обняв будущего зятя. - У меня еще и к свадьбе-то не все готово, ох, не ждал я тебя так рано.
- Знать, сами боги меня торопили, давая парусам полосатым ветер попутный, - улыбнулся Гандальв альвхеймарский. - Будет время дела наши обсудить перед свадебкой долгожданной. Верю я: ты праздник на пол-Мера задумал, потому и не успел до прихода моих кораблей. То лишний знак твоего радушия да щедрости. Прими же и мои дары, - конунг кивнул слугам, чтобы подарки вынгружать начали. - Негоже, чтобы жених в пир свадебный вклада не внес. А, может, еще и на охоту сходим, зверья для гриднева застолья добыв? Коль нет войны - самое то охотой потешиться.
- Прав ты, Гандальв, эй гридни, коней седлайте! У тебя в Альвхеймаре мы знатно поохотились на мятежников коварных, у меня тут дичь иного толка будет - оленей да волков постреляем, а может и медведя на копья поднимем.
- Желал бы я, чтоб вместо медведя того волк Агдира на моем клинке извивался, - ответил Гандальв и чело его на миг омрачилось скорбною думой. Но после усмехнулся властитель: - ну, да всему свое время. Думаю, друг Неккви, что и другая дичь нашей расправы не минует.
Быстро пролетели дни в застольях да славной охоте, много трофеев принесли вои Мера да Альвхеймара из чащи лесной и радостно от того было на сердце у конунгов, все время до свадьбы Некки и Гандальв везде вместе ходили, будто и впрямь - кровные братья.
А между тем не все спокойно было в доме конунга Мера, многие ярлы, улыбаясь Гандальву в глаза, за спиной его проклинали. Жаль было знатным мужам отдавать власть пришлому конунгу. А потому, пока властители развлекались, черные тучи сгущались над свадебным пиром.
Вот и настал долгожданный день, когда все приготовления закончились и дочь Неккви должна была кюной Альвхеймара стать да женою Гандальва назваться.
Неккви поутру в лучшие одежды облачился да на плечи накинул плащ соболями подбитый и за дочерью своей отправился, жрецам же велел на рунах гадать, сколь много счастья отмерят асы новобрачным.
Астрид он нашел в спальне. Девушка в одной нижней рубахе плакала в подушку и отказывалась выходить не смотря на уговоры приставленной к ней служанки.
- Брысь, - грозно прикрикнул на женщину конунг, и та выбежала в одно мгновение. Старый властитель сел возле дочери, оторвав девицу от подушки и взглянув на ее заплаканное лицо:
- Как это понимать, Астрид?
- Я не хочу, отец... - всхлипнула девушка. - Он стар... люди говорят, что он сгубил собственного сына...
- Старушечьи сплетни, - отмахнулся Неккви, покрепче обняв дочь. - Гандальв может и стар, но умудрен опытом - зачем тебе безусый юнец, который дом содержать не может?
- А чем плох был Рогволд? - Внезапно вспыхнула девушка, тут же смутившись и опустив взор, понимая, что слишком дерзко говорит с отцом.
- Рогволд - всего лишь мой ярл, - отвечал ей старец, сделав вид, что не заметил, как она повысила на него голос. - К тому же у него уже есть жена. Разве пристало моей Астрид быть лишь второй? Ты кюна по рождению - так будь же настоящей кюной и супругой моего друга. Роди ему крепких сыновей...
- Что бы он и их сгу...
- Довольно! - Конунг резко тряхнул дочь за плечи. - Хаки был редкостным трусом, ухитрившимся опозорить своего отца и свой род перед всей Норвегией. Я поистине поражаюсь терпению Гандальва, когда вспоминаю, сколько лет он держал его в своем доме. Но нет - те дети, которых родишь ты - будут настоящими воинами!
- Но... папа, я...
- Хватит, гости ждут, Астрид, - молвил Неккви, обрывая разговор. - Одевайся. Не позорь меня.
Сказал конунг, и вышел из комнаты, да служанку обратно послал помочь молодой кюне в наряды облачиться.

Гандальв был уже готов и ждал старого друга в пиршественной зале. Мужчина – не женщина, если деве нужна пара часов да руки служанок, чтоб красоту навести, то конунг справился сам. Невзирая на пять десятков зим за плечами, властитель Альвхеймара был силен да статен. Если бы не тяжелый взгляд – его можно было бы счесть даже красивым. Увы… ненависть к Харальду навеки опалила Гандальва, мешая ему радоваться даже в столь славный день собственной свадьбы. Жрецы уж все подготовили, прочли молитвы да приготовили клинки для жертв ритуальных. Ждали лишь Астрид да старого Неккви.
Жрец Геревард, весь в золоте да украшениях, точно и не жрец вовсе, а дева какая, подле Гандальва сел слуге велев по кубку им наполнить. А после с конунгом разговор завел, дабы ожидание скрасить.
- Что-то тяжел взгляд твой, славный властитель, неужели кручина какая сердце твое точит?
- Воистину так, - ответствовал серый конунг. – Ибо жив еще Харальд, это позорище славного рода моего отцов и дедов. Вот если бы я, перед тем, как жену молодую в дом брать, врага кровного в курган уложил – так и думы тяжкие мой ум не тревожили.
- Харальд - нам всем враг, - кивнул Геревард, да борода его длинная в кубок еще не осушенный угодила. - Извести его должно, однако ж к чему ради мести от радостей иных отказываться?
- Видят асы – сам бы я рад этот камень с души свой снять. Да видать, сильно тяжел этот груз стал – слишком много мертвецов об отмщении просят. И отец мой, и дед… и даже мои сыновья. Все трое. Каковы бы они не было, но – кровь мне родная, и всю ее родовичи Харальда пролили.
- Жестокое кровопролитие то, когда родичи друг на друга мечи поднимают, - вздохнул жрец. - Нет покоя в восточных землях.
Не стал он о том говорить, что и в Мере не все в порядке, да власть Неккви пошатнулась изрядно и, видать для того он свадьбу эту задумал, чтобы ярлов своих, слишком много свободы имеющих, приструнить. Не стал и о том говорить жрец, как пытались внука конунжего во сне убить, да как другой родич Неккви от удара в спину погиб, да что ярлы без ведома конунга друг на друга рати водят, врага общего имея.
Впрочем, Гандальв тоже на земле норвежской жил вовсе не первую зиму. Глаза он имел острые, да и слух – надежда любого охотника – конунга доселе не подводил. А что свои уши недослышали – злато из кошеля, слугам данное, рассказало. Усадьба конунжья – не дальнее поселение в один дом, здесь всегда полно люда стороннего. Купцы, скальды… рабы. Наконец. И всем рты не заткнешь. Так что о событиях в Мере властитель Альвхеймара был наслышан достаточно. Но – думал он, что коль в землях своих управиться сдюжил, то и Неккви подсобить силы найдутся. А тут и сам властелин Мера в залу пожаловал.
Вошел Неккви старый, дочь под руку ведя - все пирующие встали, его приветствуя.
- Здравы будьте, люди честные, и вы ярлы знатные, и вы жрецы почтенные, и вы бонды богатые, а гостей моих и друга сердечного, Гандальва Альвгейрсона особенно рад видеть я!
Сказал так конунг, да на трон свой сел, ладони положил на подлокотники, что в виде голов драконих вырезаны были.

Хладр, Транделаг, Усадьба Хакона Трондского
В основном больше Тельтиар и я
Четвертый день пир во Хладире длился, уж все три свадьбы справили и ныне сидели за столами гости хмельные, да на большом месте конунг Харальд, по правую руку от него Хакон старый, по левую же Грютинг и беседе неспешной предавались, да людей ратных слушали. Но вот зашел разговор о битве в Хрингасакре и вспомнил молодой конунг, как с дядей поспорил он чей скальд больше крови Квасира вкусил. Повелел он тогда позвать Тормунда Лисьего Языка и Торбьерна Хорнклови, что во дворе тогда пировали.

Тормунда Лисьего языка едва нашли на сеновале, где спал он сном младенца, припав к груди одной из служанок Ассы. Скальда довольно бесцеремонно растолкали, сообщив ему что его зовет конунг , желающий услышать его драпы про Хригнасакр. Сон и похмелье сразу как рукой сняло, и вскоре Тормунд был уже в Гриднице, умытый и причесанный. Торбьерн же был в гриднице среди хирдаманов, и искать его долго не довелось.
Наконец предстали оба скальда перед государем, и так повелел он:
- Вы оба сказители прославленные, да помню я спор давний, когда с Гутхормом мы желали узнать, кто из вас - скальд лучший. Ты Тормунд тогда мне драппу неполную о подвигах дяди моего в Хрингасакре поведал, а после отсрочки просил дабы завершить ее. Ты же, Торбьерн, сказал тогда, что к свадьбе моей лучшую драппу сложишь. Прошла уже свадьба моя, пришел вам черед показать, что слова ваши не пустым хвастовством были.
- Не были - отозвался Торбьерн. - Скальд не сыплет пылью речи, скальда слово злата стоит
- Да уж, я то на своем кошеле испытал, - усмехнулся в ответ Харальд. - Но полно. Ты, Лисий Язык, первым будь. Поведай вновь, как горел Хрингасакр.
Тормунд поклонился, его рот растянулся почти до ушей, и состроил уморительную рожицу, идз-за чего почти все женщины, бывшие в гриднице, засмеялись, и даже бывалые воины заулыбались.
Тормунд прокашлялся, и произнес:
- Как и обещал я Бальдру моря колосьев и всаднику плясок валькирий, драпу я закончил, и могу прочесть перед всеми добрыми гостями и славными людьми.
Харальд досадливо поморщился и махнул рукой:
- Читай уже. Не заставляй гостей долго ждать.

Слушай конунг скальда слово
Сечи лютой славу вспомним
Клёнов вихря дев крылатых
Клич клинков созвал в Хейдмёрке
Гудбранд гридней Волком битых
Горечь бегства звал утешить
Пеной пьяной Фрейр застолья
Поил прутья плетня боя.

Скальд же сам все это видел
Скажет все как в правду было
Ну а щедрый ас обручий
Мне за песнь даст награду...

выгнан скальд с палаты пира
вынес пряжу норн благую
в тёмной чаще древ колючих
воев вел волк стежкой тайной
Сын тюленя рощ ветвистых
сонным гридням нес погибель
волк же шел тропою вепрей
ветвей гибель нес с собою
пир в Палатах у Хедина
песни пламени прервали
скальд там был и скальд все видел
стали тверже скальда слово

много ворогов узревший
ноги сделал Альхейм смелый
люд со шкурою медведей
весь ушел в палаты павших...
Харек Волк вел воев смело
хитрый ворог был раздавлен
Гилли храброму на помощь
гнусных карлов бить пошел он
выжег очага питатель
воев дом из шкур и ветвей
скачки гривы Локи видел
скальд был сам тому свидетель

Два жнеца сей жатвы лютой
дважды дятлов сеч питали
но не ждали что им в спину
недобитый Асгейр вдарит
стался всплеск отваги беглых
стали стенкой вышли в поле
Вновь сошлись в кровавом вихре
видя дома гридней гибель...
пали в пляске копий лютой
пенной влаги пить охочи
стал всем огненной могилой
хирда дом,то скальд все видел...


Вепри из земли Хейдмеркской
Не желали стать добычей
Прародителя чудовищ.
Им мечей раздор милее!
С хрипом вырвались из дома,
Оба внука чародея,
Жала копий обагрили
В схватке с воинами оленя.
Только не было спасенья
В битве тем, кто скальда выгнал,
Дети Эйстейна погибли,
Скальд же сам все это видел.

Битвы зуб поднял на данов
С лаем пес цепной Гандальва
Смелых воев бил нещадно
Зная то, что волк далече.
В споре жал жестoкой сечи
Асгейр не снискал удачи
Трубный глас Оленя слыша
Прочь бежал как пес трусливый.
Скальд той битве был свидетель,
Все поведал, так как было,
И за сказ о той победе,
Мне Фрейр гривен даст награду
.

Одобрительные крики раздались, едва лишь голос скальда смолк. Воины, многие из которых были в той битве, стучали по столу ладонями и ложками, выражая свое восхищение. Видно было довольство и на лице конунга:
- Вижу я, славно ты поработал, живо мне битва эта представилась, - сын Хальвдана произнес. - Вот уж порадовал ты меня, Тормунд. Возьми же и награду.
Протянул он кубок золотой, из которого вино пил скальду, а следом за ним и Грютинг нож подарил серебрянный Тормунду, Хакон же повелел вина поднести лучшего сказителю. После и другие ярлы да знатные люди одарили его.

А теперь пускай наш скальд из корабельного сарая мастерство свое покажет. Велики его заслуги, и умение его достойно уважения.
Торбьерн встал из-за стола, поклонился, и начал читать нараспев:

лес льдин кровавой давки
меж грудями подруги Ведрира
враг глада волчья весною
провел мимо Йотунской вьюги
ложе копателей дерна
сельдь битв лавиной накрыла
муж с бубном ходящий мирами
тропкой провел их звериной

В распре оружия коннунг
росы недр сиянье добудет

зерен раздолья ложбины
Фрейр меча предал жатве
жадный до Нанны ниток
мест косящих луга лишился
в каменном лесе турсов
кручи скакун попался
свежую влагу битвы
птицы вражды вкушали
Милостив ратей водитель
вяза льдин сеч взяв на службу

Старый медведь во Хладире
Дочь обещал Бальдру боя
верности клятвы презрели
ярлы - их Много восстало
У дома медведя Трандхейма
вьюгу мечей закрутили
Летами богат конунг Хакон
крыс подлых в сече поранил
Перед избранником Тюра
В страхе бежали трусы

кленов железных рощу
кинул волк в бурю копий
Хакону в помощь в туге
ярлов неверных против
Грютинг коварство Локи
ярлам мятежным сготовил
Другом он им притворился,
В спину мятежным ударив
В буре мечей Бальдр битвы
Власть показал непокорным


Влагою ран умылись
жала змеи доспехов
Много даров валькирий
вязы сражений взяли.
Ярла мятежного тестю
Харальд привел на цепи
Одину в дар смутьяна
Годи на дубе распяли
Любы Властителю Ратей
Жертвы Потомка Ингви


После сыграли свадьбу
Хакона дочь за Бальдра
тына стволов и битв
вышла пред всем народом.
Был пир Валгаллы достойный
радостью пенной полон
славили Харальда гости,
конунга власть признали
На ложе брачном властитель,
Фрейра наследство умножит 

ут уж не меньше похвалы досталось Хорнклови, ведь все, кто на пиру этом были с мятежниками сражались. Даже Грютинг, поначалу нахмурившися, когда о поражении его речь зашла, после улыбнулся скальду, первым в наград обручье золотое ему подарив.
- Складно говоришь ты, скальд, - произнес он. - Да и против правды не грешишь.

- Если скальд правду не говорит, то он не скальд а обманщик - ответил Торбьерн. -А если всю правду говорит, да так что все сразу разумеют, что к чему, значит он не просто плохой скальд, но еще и невежа.
При этих словах лицо Тормунда нахмурилось, а кулаки его сжались. Он-то сразу вспомнил, как его из Хригнасакра за ворота выкинули.

Поддержали Торбьерна гулом одобрительным воины, да тут Харальд с места своего поднялся, не давая ссоре завязаться:
- Славную драппу сложил ты, Торбьерн, - так произнес властелин, горсть монет золотых ему дав. - Вот награда твоя. Хотел бы я теперь спор разрешить, но боюсь будет дядя мой того против, чтобы я с ним об заклад побившись, сам исход дела сего решал.
- Как же тогда быть? - спросил Грютинг. сам уже увлекшийся спором и его исходом - Скажи-ка, Хакон а нет ли у тебя своего скальда?
- К чему нам еще один выскочка, - пробурчал Аудун Плохой Скальд, что подле Харальда сидел. - Быть может ты мне позволишь из этих двух неумех того выбрать, кто не так криво слова складывает?
- Мог бы судить Тюр справделивый, но не муж битву вис проигравший. - ответил Торбьерн.
- Э, нет. - Харальд покачал головой. - Помню я, как один из этих скальдов тебя обошел.
- Тогда пусть самый старший из нас свое мнение скажет - произнес Грютинг, глядя в сторону Хакона
Согласился с тем предложением Харальд:
- Кому как не хозяину усадьбы, победителя определять. Поведай нам решение свое, славный Хакон.

Транделаг. Усадьба Хладир. Конунг Хакон.

- Сложную задачку задал ты мне, родич, - ответил Хакон на речи Харальда. – Оба скальда, как видно, со словом в ладу и мед поэзии не единожды пригубили. Одни баял о событиях давних – и словно въяве предо мной те картины вдруг развернулись. Другой же избрал темой сказ о деяньях вчерашнего дня. В памяти участников битв они много свежее, а потому и спрос со скальда особый. Ни приведи Один детали какой упустить – тут же лжецом вмиг ославят. Сам я не в битве одной, ни в сражении втором не участвовал, а потому – оценю их, как муж, крови Квасира не чуждый, а не как очевидец битв славных. Думаю и один скальд, и второй славно трудились, и за таланты немалые награды заслуживают. Сражение мужей в землях Норвежских с чести, но предки заповедовали после него мед из рога одного выпить, чтобы не возникло обиды. Предлагаю сих певцов конунжьей славой наградить поровну, и пусть они ныне замиряться перед троном Харальдовым. Не гоже, чтоб между людьми одного властелина тень вражды пробегала.

Арнвинд ждал. Гонцу поднесли рог, наполненный медом, дабы промочить пересохшее от ветра горло. Викинг сделал несколько больших глотков, удовлетворенно крякнул, вытирая усы, после чего вновь пригубил хмельной напиток. Последний глоток был коротким, небольшим. «Дело превыше всего», - любил говаривать их конунг, выходя в набег и оставляя все радости жизни за бортом своего драккара.
- Мой конунг Аудбьёрн, покоритель морей, гроза Англии и дальних жарких стран, шлет тебе Арнвинд свою братскую любовь, - с чувством произнес посланник, заставив конунга усмехнуться в усы. – Также спрашивает бесстрашный Аудбьёрн, готов ли его брат Арнвинд к походу на Харальда Косматого, власть в землях Одина и Тора захватившего.
Арнвинд прошел мимо гонца и сел на свой стул резной, по совместительству являвшийся троном. Конунг задумчиво подпер подбородок кулаком, на подлокотники в виде змеев и Слейпнира облокотившись. Задумался северный воин над тем как брату своему ответить. Посланник ждал.
- Скажи Аудбьёрну, что готов его брат Арнвинд выступить в великий поход против захватчика власти, никому кроме Одина не принадлежащей. Уже завтра наши драккары полетят навстречу звону стали.
Гонец удовлетворенно кивнул.
- Я так и передам, конунг.
- Не торопись, воин. Сегодня мы будем просить у Тора помощи в этом походе, что во славу отца его мы начинаем. Оставайся, воин.
- Нет, конунг. Мне к Аудбьёрну с вестью от тебя спешить надо.
Хильд не долго злилась на конунга, она понимала, что стоило поговорить с ним. Решить все до его отъезда. Девушка направилась в длинный дом, решительно толкнула дверь и та, скрипнув, послушно открылась.
Конунжий гонец невольно отпрянул, услышав скрип двери прежде, чем створка отворилась, и теперь наблюдал за прошедшей мимо него красавицей. Впрочем взгляд его был не долгим, поскольку уже через мгновение он вновь обернулся к Арнвинду:
- Могущественный государь, ответь, почему женщина заходит в твои палаты не чинясь, как даже воинам не дозволено?
Арнвинд задумчиво посмотрел на Хильд и пробормотал:
- Хотел бы я сам знать…., - но уже громче добавил. – Родственница она моя, а что до того, что она входит так…. Сочувствую я мужу ее.
Последние слова конунга заставили Хильд вздернуть подбородок и одарить посланника полным льда взглядом.
- Не тебе, воин, учить конунга как с родичами обращаться, - снисходительно промолвила девушка.
«С этим надо что-то делать», - почти обреченно подумал Арнвинд.
- Не тебе, баба, поучать мужей, - тихо, но с достоинством произнес молодой хирдман, разглядывая девушку повнимательние. Ведь коли она была родственницей Арнвинду, то и Аудбьерну приходилась родней. До чего же строптивую девицу вырастили в конунжем доме, стократ прав был конунг, что не будет счастья мужу ее.
Хильд вспыхнула, даром, что дочерью фьордов была, как лесной пожар полыхнул.
- Не тебе, гонец, учить родичей конунга, как им вести себя. Молод еще меня поучать, - последние слова девица уже конечно в сердцах произнесла, сама еще юна была.
Конунг явно не собирался вступать в перепалку, более того Арнвинд забавлялся сценой, что в длинном доме происходила.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удастся, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
Воин вздохнул, решив, что спорить со вздорной бабой себе дороже, да и чести в том никакой нажить не удасться, а потом просто сделал вид, что не расслышал ее последних слов. Еще раз поклонившись конунгу, гонец вышел из гридницы.
- Что за неучи в дом твой приходят, конунг? – ярилась Хильд, забыв о своих благих намерениях помириться.
- Хильд, покинь меня, - тихо, но от этого еще более опасно произнес Арнвинд. – Иначе мачта тебе игрушкой покажется.
Девушка открыла было рот, чтобы ответить родичу, но вовремя спохватилась и выскочила из длинного дома, едва гонца с ног не свалив, пробежала на облюбованную с утра скалу.

(а помогал мне Тельтиар)

Халагалад-Трандхейм,Брюньольв и Бард

Вечер.

Уже почти погас огонь, и лишь тлели угли, по которым изредка проскакивал язычок пламени и тут же потухал. Бард сидел на полу и смотрел на красные точки, напоминавшие ему жадные красные звёзды.
Голова скальда была абсолютно пустой, в ней не рождалось ни звука, ни слова – будто бы никогда Бард не писал стихи, будто бы мёд поэзии был ему и вовсе неведом!
За дверью послышались шаги… дверь скрипнула и с грохотом закрылась.
-Здравствуй, сын.
Брюньольв сел рядом с сыном и тоже начал наблюдать за вспыхиванием и угасанием искр в чреве очага.
-Знаешь, Бард, я ведь тебя понимаю… Да, да, понимаю! Мне тоже было сложно в твои годы, мне казалось, что законы гостеприимства нерушимы, что традиции должны исполняться неукоснительно. Но…мой отец считал иначе. Он хотел сохранить усадьбу для меня, для тебя… Без подлости это было бы невыполнимо! Пойми, Бард, нам без этого не выжить! Я знаю, тебе не по себе…но, пойми меня! Простить такое сложно, но…постарайся, сын…прошу тебя, постарайся…
Брюньольв устало опустил голову на грудь.
Бард невидяще уставился в огонь. Глаза щипало и жгло, слёзы обиды наворачивались на глаза. Скальд сморгнул и две горячие капли проползли по его щекам, оставляя за собой мокрые блестящие полоски.
-Хорошо…отец…я попытаюсь…понять и простить…тебя…
В очередной раз мигнул огонёк, что-то треснуло, и огонь затих полностью.

Утро следующего дня.

Собрались в трапезной Брюньольв, Бард, Свейн да вои смелые, которым доверял Брюньольв.
-Сегодня же мы плывём в Трандхейм на свадьбу к Харальду. Свейн, на тебя я оставляю управление имением!
Свейн кивнул.
Вскинулся Бард:
-А подарок какой мы к свадьбе везём?
-Корабль, лучшими мастерами Халагаланда сделанный и…Хрута. – при словах этих посмотрел Брюньольв на сына своего. Тот взгляд отвёл, в стену уставился – всё ещё не простил отца своего за попирательство традиций древних да за двоедушие.
-А теперь, Бард и вы – готовьтесь к отплытию. Свейн, останься, мне нужно сказать тебе пару слов.
Бард кивнул и вышел за дверь.
Брюньольв повернулся к Свейну и начал разговор об усадьбе, да о делах хозяйственных.

Бард вышел во двор. Утреннее солнце назойливо лезло в глаза.
Предстояла недолгая, но тягостная поездка – на душе было тяжело и горько, обида жгла грудь и злые слезы давили на глаза.
Взошёл на корабль Бард, остановился, да стал на землю вниз смотреть. Вдруг вздрогнул как от удара Бард – вели к кораблю Хрута. Шёл тот смиренно, тяжело – каждый шаг его к гибели приближал. Но не было дела до этого конугу свергнутому – сам он, своими руками семью на погибель свёл. Оттого и боли не видно было у него на лице, оттого так смиренно шёл он к смерти – жизнь уже не важна была для него.
Бард отвернулся – не в силах был он смотреть на Хрута.

Вечер того же дня.


Дул северный ветер…Корабль летел вперёд, разрезая пенные волны. Сзади, ненадолго отставая, шёл второй корабль. Он был не так изящен и не так быстр. Он был не нов, и ветер и море потрепали его. Доски потемнели, кое-где были видны заплатки.
А корабль, на котором находились Брюньольв с Бардом, был не такой.
Светлые доски были идеально пригнаны друг к другу. Ровная, гладкая древесина чуть потемнела от попавшей на неё воды, но она совсем не утратила свою мягкое сияние. Сине-белый полосатый парус был наполнен ветром.
-Если и далее будет северный ветер, то уже через 4 дня мы будем в Трандхейме. – сказал Брюньольв Барду. Тот лишь молча кивнул.

Ветер то дул, то затихал. Небо тоже, казалось, приняло цвет паруса… Оно было ярко-синим в белую полоску облаков.
Четыре дня пути были наполнены душевной мукой. Но обида и горечь постепенно утихал, и Бард почти перестал винить отца. Но он всё ещё не мог смотреть в глаза Хруту…

Через четыре дня.

Корабль ткнулся носом в пристань, послышался глухой удар. Полосатые паруса с шелестом свернулись.
Торд спрыгнул на пристань, тут же вслед ему полетела верёвка. Он тут же привязал корабль к берегу. Тут подплыл второй корабль. Торд привязал и его.
Из кораблей начали выгружать подарки, складывать их на телеги. Вывели Хрута. Он шёл, болезненно выпрямившись, с высоко поднятой головой. Хрут словно не обращал внимания на насмешки, которыми его обсыпали люди Брюнольва. Бард остановил их, ему было неприятно слышать эти оскорбления.
Наконец, все подарки были выгружены. Брюньольв кликнул местного жителя, вышедшего из дому на шум.
-Эй, подойди-ка сюда! – махнул лендрманн рукою. К нему подошёл сухощавый и абсолютно седой человек.
-Приветствую. Что надобно вам от меня? – отвечавший с трудом подавил зевок – на дворе стояло раннее утро.
-Да вот привезли мы подарок Харальду, - указал Брюнольв рукою на корабль, - да вот не везти же его с собой на волоке?! Оставим здесь мы его, а об этом доложим Харальду. А вы уж за ним проследите!
Кивнул крестьянин, и сказал:
-Конечно, - и отошёл.
Брюньольв же направился по дороге к Хладиру.
Уж вечерело, когда Брюньольв с людьми до усадьбы Хакона дошёл, где свадьбу свою и справлял Харальд. Подошёл к воротом лендрманн, и стража его вопрошала:
-Кто ты и зачем идёшь в Хладир?
-Я Брюньольв, лендрманн Халагаланда с подарками пришёл на свадьбу к Харальду.
Стража тут же расступилась, дав Брюнольву с дружиною внутрь пройти.
Войдя, они увидели всё ещё продолжавшийся пир. Пирующие были уже заметно пьяны, все громко говорили и многие уже валялись на лавках или под ними. Где-то громко орали песню, а невдалеке назревала драка.

Сарасберг. Халльвард, Сигтрюгг, Асгаут.
(с неизменным Тельтиаром)

Ехать братьям вместе с воинами славными еще долго пришлось, но будучи сыты и отдохнувши теперь, легко вынесли они этот путь - несмотря на то, что предшествовало ему: застенки, побои... Впрочем, вспоминать о том уже и не хотелось, а хотелось прикорнуть на мягком сене, уже привычной постелью ставшим за то время, что жили они в бараке; хотелось провести в покое хотя бы одну недельку, не выполнять больше поручений никаких, которые могут только худым обернуться, ни к кому не ходить и не разговаривать ни с кем и даже друг с другом - да и зачем, Халльвард и Сигтрюгг без слов понимали, что сказать хочет тот или другой. Но предстоял с Асгаутом разговор - потому омрачились лица братьев, как только подъехали они к Сарасбергу.
"А мы сразу к ярлу поедем или сперва отдохнуть нам позволят немного?" - хотел Сигтрюгг у Бьярни спросить, но так и остались эти слова невысказанными, потому что пред взором младшего из братьев вдруг река оказалась, - река, у берегов которой кораблей было и не счесть. Как и народу, впрочем - и сплошь незнакомого.
- Что происходит здесь? - удивленно Халльвард спросил, недоумение брата заметив.
- О том мне не ведомо, - покачал головой Бьярни, вглядываясь в палатки да стяги, да в народ ратный, что Сарасберг наполнил. Когда уезжал он - одних вендов здесь было более двух тысяч, сейчас же к этому числу еще немало дружинников новых добавилось. - Хотя различаю я знамена данские, да вестфольдские, да вендские. А вон и Асгаута символ!
Указал рукой хирдман, сам же о том задумался, что с немалой ратью собирался на подмогу Ассе идти ярл в Агдир. Так неужели проиграно их дело?
- Поедем туда, посмотрим? - оживился Сигтрюгг. - Может, заодно и самого Асгаута найдем...
Халльвард усмехнулся - видел он, что брату сейчас до ярла уже нет дела никакого, а двигает им живое любопытство - пожалуй, самая заметная черта, что в характере младшего Вебьернссона была.Тронул поводья Бьярни, а за ним и остальные все устремились. Впрочем внимания на них особого никто не обратил - лица все сплошь незнакомые были, а то, что еще один отряд прибыл - так то капля в море.
- Ярл ваш где? - Бросил одному воину Бьярни, когда они по лагерю вдоволь проехались.
- Так знамо где, - дружинник тот отвечал. - В домине своей отдыхает.
- А, чтоб вас, - проскрежетал хирдман, да к братьям повернувшись, приказал: - К дому едем. Славно будет, коли и отобедаем заодно.
- Действительно славно, - мечтательно Сигтрюгг протянул. А брат его в это время по сторонам оглядывался.
Что за люди такие вокруг? Неведомо... да ведь такое сборище, что хоть войной иди против кого угодно. Только непохоже было, что на войну собираются все мужи эти. Вот уж и впрямь нелегкая задача!
Но вот миновали они ворота да к дому ярловому подобрались. Спешился Бьярни, в дверь постучал, а после вошел, Асгауту, что встретить его вышел, поклонившись.
- Доброго дня тебе, ярл, - произнес воин. - Исполнил я в точности приказание твое.
- Вижу я, - кивнул тот, братьев за спиной хирдмана увидав. - Отрадно мне, что столь расторопен ты был. Проходи, Халльвард, и ты, Сигтрюгг, за стол садитесь - знаю я, устали с дороги.
Первым Бьярни к столу направился, да только остановил его Асгаут, вывел из дому и там они говорили, покуда слуги угощение перед Вебьерсонами выставляли. После же вернулся ярл, да без воина уже.
Сигтрюгг уж вовсю уплетал что-то, Халльвард же сидел, словно с печалью потаенной на яства глядя. Когда же возвратился Асгаут, поднял хельд молодой глаза и с улыбкой грустною молвил:
- Поблагодарить тебя хотим, ярл - кабы не ты, плохо нам обоим пришлось бы в плену.
А про себя юноша добавил: "Кабы не ты, мы бы туда и не попали".
- Прослышал я про беду вашу, - рядом сел ярл. - Да разве ж мог оставить вас в плену, коли поручение мое исполняя вы схвачены были. Хорошо, однако, что сумели вы весточку передать своевременно.
- То воины, дружинники наши, не бросили нас в беде, сообразили, что делать нужно, - с благодарностью Сигтрюгг Торхалля вспомнил - как он в темницу пробирался тогда. - Поощрить надобно людей ваших, - кивнул ярл, молока себе наливая в кружку.
- Смекалку такую без награды оставлять не следует. Теперь же расскажите мне, что да как делали вы с момента того, как Сарасберг покинули.
Миску свою опустошив, отставил ее Сигтрюгг в сторонку и поведал Асгауту о том, как разместились они у Эйнара, как церемонию крещения собрались смотреть, про то, как яд - снадобье Торхильды - добавили в вино священное; и как Оттар отпил из чаши, но выжил, и как стрелял он в херсира из лесу, но того ладанка уберегла, и о том , как схватили их - обо всем рассказал парнишка.
- ... А после того разлучили нас с братом: меня Эйнар оставил у себя, в острог бросил, а Халльварда с собой Харек увез. Ну а о том, что дальше было, ты и сам знаешь, ярл.
- Знать-то знаю, но мне то Бьярни сказывал, а сам он тем событиям не свидетель. Ты мне расскажи, Хальвард - что Харек с тобой делал, да каким пыткам подвергал. Руку твою вижу изуродованную, еще что было. А ты, Сигтрюг про то, как у Эйнара жилось - расскажи. Да вот что еще - видел кто, как вы яд в вино добавляли? Али то лишь с признания вашего да догадок своих Харек и Эйнар порешили?
- Никто не видел, - покачал Халльвард головой. Был с нами в это время только Кьярвалль, гонец, что в отряде моем был раньше, мы только благодаря ему в церквушку и попали, - но он видеть никак не мог.
- Точно, - подтвердил Сигтрюгг.- А что же до Эйнара, так в темнице уж больно скучно сидеть было, да и кормили раз в день всего: видишь, как будто тоньше я стал вдвое. Правда, день на шестой заключения моего Оттар Рваный в себя пришел, и решили они с Эйнаром допрос мне устроить... Оттар все избить меня порывался, но ярл ему не позволил. Так что мне куда легче, чем брату, пришлось.
- То спорный вопрос, - пожал плечами Халльвард, на младшего поглядев. - Хотя, не скрою, тяжко мне пришлось, когда Волк пытать меня вздумал. Потому и рука сожженная, правильно ты, Асгаут, заметил... Еще утопить он меня пытался в бочке с водой. Дал тогда мне три дня на раздумье, обещался на четвертый уж на тот свет отправить, если не выдам я ему, кто нас послал херсира убить и для чего... Впрочем, все по-прежнему тайна для них, ни я, ни брат истины не сказали.
- Славные вы воины, - наклонился вперед Асгаут, сжал в руке крепкой ладонь Халльварда, да в глаза ему взглянул. - Теперь же я у вас прощения попрошу, за то, что на дело такое отправил, хотя и знал, что не миновать вам плена будет не зависимо от того, убьете вы Оттара или же жив он останется. И то не проверка верности вашей была, отнюдь.
Перевел дух ярл, видно не готов он был еще всей правды раскрыть, хоть и решился:
- С начала самого, как перешел под руку Харека Рваный, не его я убить желал, а до Волка добраться и дружка его, что Вингульмерком правил. Вам же того не сказал, чтобы не могли вы случайно даже про то никому рассказать. Жестоко с вами обошлись в полоне, верно то, однако деяниями своими себе же хуже сделали и Эйнар и Харек, ибо будет ожидать их за то кара великая.
- Так... значит... - взметнулись вверх Халльварда брови, хотел он уж Асгауту высказать все в лицо, но брат остановил его, перебив вовремя.
- Вот как повернулось все, - произнес Сигтрюгг. - Что же... понимаю я, почему ты не сказал нам этого раньше. А прощения не стоит просить - вызволил нас, и на том спасибо, - но как-то сухо, жестко эти слова прозвучали. - Надеюсь, все же, не уйдут эти двое от наказания и не зря терпели мы невзгоды.
- Я сам за тем прослежу, - пообещал ярл, голос его тверд стал, словно металл. - Теперь же слушайте. Дядя ваш казнен был за службу Гандальву, в которой вы его уличили. Надеюсь новость эта порадует вас.
- Казнен? - на лице Сигтрюгга удивление отразилось вначале, но потом стал понимать он, в чем дело. Да, Асгаут славно все устроил, выгорело дело их... Он-то, Сигтрюгг, думал, что ловко выкрутился, придумал небылицу, а все взяли да и поверили. А получается, что небылица эта былью обернулась, да еще и смертью человека, ни в чем не виноватого - уж по крайней мере, в истории этой точно.
- То есть... ничего нам не угрожает, так?
- Угрожает? - Рассмеялся Асгаут, да так что борода его русая затряслась. - Вы, братья сами кому угодно угрожать можете ныне. Пока же к делу вернемся нашему, ибо не завершено оно еще и от вас только зависит, достойно ли отплатите вы иноверцам за гостеприимство их.
- А что же еще нам предстоит? - озадачился Халльвард. Он, кажется, помнил что-то о разговоре с Рагхильдой необходимом, но помнил смутно, так что сомневался, к тому ли это делу относится.
"Или он хочет, чтоб мы еще что-то для него сделали? Нет уж, не намерен я больше впросак попадать только потому, что одному ярлу вздумалось свести с врагами счеты ценой чужих жизней!"
- Да уж, осталось вам кюне изложить все, как по правде было, - на слове "правда" ударение особое сделал ярл Асгаут. - Вы ей родичами приходитесь не из дальних, так что словам вашим веры больше будет, особенно аргументами такими поддержанным.
Указал он на ладонь Халльварда.
- Слушайте же и запоминайте, что говорить вам надобно будет.
"Понятно все", - тень скользнула по лицу хельда, но он смолчал, приготовившись внимательно слушать. Есть такие игры - начнешь играть, а остановиться уже нельзя.
Обыкновенно так играют с Судьбою...
- О том, что отраву вы добавили в вино церковное - это ложь, иноверцами придуманная, чтобы очернить вас. Под пытками признание вырвано было и нет за вами вины такой, - твердо произнес ярл. - В Оттара вы по приказу дяди стреляли - он свое получил уже. Держали же вас без суда и следствия в остроге, конунжих посланцев, хотя на то права не имели ярлы иноверные. Тебя, Сигтрюгг, Эйнар желал в веру свою обратить под угрозой смерти, да богов наших хаять заставлял. То и Бьярни видел, когда высвобождать тебя приехал.
- Да-да, так и было, - кивал Сигтрюгг. - Больше уж никто не сможет нам сказать, мол, во лжи вас уличили. В точности все так и скажем кюне.
"Асгаут говорит, за нами нет вины", - думал Халльвард в это время, - "а совесть совершенно иное на ушко шепчет, посмеивается, не иначе." Почувствовал он какую-то обреченность, покорность - словно идешь по дороге и знаешь - можно только прямо, а шаг влево или вправо - неминучая смерть. Да ведь так и есть...
- Теперь ты, Халльвард. - Продолжил ярл. - Расскажешь как пытал тебя Харек, без утайки, да как требовал, чтобы ты на ярлов властью обличенных донос говорил и убить тебя грозился. Говори, что словам твоим не верил, в цепи заковал... да что я тебе рассказываю, ты лучше меня все знаешь. А когда сказал ты ему, что конунг родич тебе и кюна наша мудрая, так он тебе, уверен я, в лицо рассмеялся и отвечал, что он конунгу нашему не вассал. Так ведь?
Взглянул Халльвард в глаза Асгауту - хмуро взглянул, но тут же исчезло выражение это с лица его: обычный юноша, просто усталый, бледный.
- Все так, - кивнул он. - Но когда же предстоит нам беседа с Рагхильдой Вещей? Смотрим мы с братом, неспокойно здесь, народ незнакомый, корабли... Стряслось что-то?
- Да, стряслось, - нахмурился тут и ярл сам, да так, словно постарел сразу на десяток лет. - То из Агдира люди. Разбил нас Сульки конунг, ныне нет больше у Харальда владений обширных на юге, все этому брюхотрясу отошло!
- Как так?! - потрясенно Сигтрюгг воскликнул. - Да разве ж есть в землях норвежских войско сильнее харальдова? Неужто Сульки какой-то смог... Но Харальд же собирается владения свои обратно вернуть, правда?
- Харальд о том не знает еще даже, - покачал головою Асгаут. - А войско его - где оно? Все наемники даны да венды воевали, а они слабы с норвежцами то биться. Ну да Сарасберг - не Агдир, сюда он не сунется.
- И то хорошо, - покачал головой младший Вебьернссон. - Горькая все же весть... Ну да ладно, верю я, что потери эти восполнены будут.
- Иноземцы погибли, и поделом им, - усмехнулся молодой ярл на слова Сигтрюга. - Им теперь платить меньше, а что до земель - не удержит их Сульки. Время нынче на нашей стороне будет. Харальд воротится - полетят головы, уж то я обещаю.
- Твоими бы устами да мед пить, - Халльвард, молчавший покуда, улыбнулся. - Впрочем, сдается мне, так оно и будет, ярл. Так что же до кюны?
- Что говорить ей - то вы знаете, коли еще вспомните чего, без утайки ей расскажите, все, что повредить может иноверцам должно сказано быть. Но то завтра.
Поднялся Асгаут из-за стола, прошелся по горнице.
- Ныне Асса кюна прибыла из Агдира и с Рагхильдой беседу имеет. А с Ассой и Торлейв жрец вернулся, во всей полноте власти своей восстановленный, так что будет у нас подспорье великое.
При упоминании Торлейва переглянулись братья с недоумением. Свежа была еще память о той истории, ох, свежа...
- Восстановленный? - решился переспросить Сигтрюгг. - Неужели снова в милости он у Рагхильды?
- О том я лишь догадываться могу, в милости он или нет, но делу нашему лучше него никто не поможет.
- Верно, кто же еще поможет с иноверцами, предателями богов наших справиться, - согласился младший, вновь за чем-то съестным потянувшись. - Значит, завтра... а на сегодня дел больше нету никаких? Ты погляди, Асгаут, на Халльварда - того и гляди под стол упадет. Отдохнуть бы не грех...
И почти умоляюще взглянул он на ярла.
- Дел больше нет, - кивнул ярл. - Награда вас дожидается за службу верную. Эй слуги, внесите сундуки!
Принесли слуги сундук окованный в скорости, да открыли его: тот это сундук был, что братья у пиратов отобрали в начале весны, да и золото все то же в нем было.
- Себе возьмите, сколько желаете, да людям своим, - молвил Асгаут, жестом широким к сундуку юношей приглашая.
Халльвард постеснялся брать больше, чем следовало бы, две горсти зачерпнул неполных, решил - хватит; зато Сигтрюгг уж набрал и в мешочек, к поясу притороченный, и в подол рубахи насыпал приговаривая:
- Это за брата... это за темницу эйнарову... это дружине верной...
- Братец, - остановил его Халльвард, - тебе не проще ли весь сундук забрать сразу?
Тот покраснел и последнюю горсть золота, им взятую, все же обратно высыпал.
- Ну добре, по работе и награда, - за ними наблюдая, сказал Асгаут. - Идите, отдохните. И вот еще - Халльвард, тебе пятнадцать лет скоро будет, пора и в наследство вступать, коли уж Хель дядю твоего так рано прибрала. Быть тебе землевладельцем на Хисинге, и херсиром полновластным. Право свое ты отвагой доказал.
Наклонил голову Халльвард, улыбнулся через силу - вроде и радость должна быть на сердце, а на душе тяжело почему-то. Тронул его за локоть Сигтрюгг - не печалься, мол, что ни деется, все к лучшему.
Попрощались с ярлом братья да отправились к себе. давно же они барака, ставшего им домом родным, не видели! Там и воинов встретили, дружину свою, и тут же золотом одарили богато, пуще всех же - Торхалля, за храбрость его и смекалку; а после, пообещав после отдыха рассказать воям обо всем, спать улеглись оба. И только сомкнулись веки Халльварда, как навалился на него сон, тяжелый, будто каменный, без видений, но беспокойный. А Сигтрюгг не сразу уснул - подсчитывал, сколько золота забрал он из сундука да не много ли Асгауту оставил.

Хладир. Харальд, Хакон и Брюнольв с сыном.
С Жак. Виса принадлежит Скальду


Не много внимания, тем не менее, на хмельных дружинников прибывшие обращали - повел их стражник между столами да к прямо ко входу в усадьбу саму. Однако же те, кто смотрели на гостей, пусть и пьяны были, но сумели фигуру знакомую различить:
- Эй, да это же Хрут! Сам явился, троллиный выродок!
- А с ним-то кто? - Прищурился другой гридь.
- Да тролли их разберут, но вроде не наши то люди.
Брюньольв нахмурился - похоже, не рады ему были здесь. Он оглянулся на сына - Бард выглядел изумлённо.
-Отец, - шёпотом спросил он, - почему они так враждебно встречают нас?
Брюньольв молча указал на шедшего позади них Хрута. Бард понятливо кивнул.
-Эй, страж, веди-ка нас побыстрее! - громко воскликнул Брюньольв.
- Да уж, куда спешить-то, - бросил хирдман, отворяя дверь. - Проходите, чего на пороге стоять, а вот дружинники ваши пусть во дворе побудут.
Быстро люди в сени вошли, а там и в трапезную широкую, где именитые ярлы и хевдинги пировали. На высоком месте сидел молодой Харальд конунг, по правую же руку от него Хакон Хладирский, а по левую Грютинг из Оркдаля.
- Приветствуйте конунга, - прошептал страж, прочь отходя.
-Приветствую тебя, Харальд! - почтительно сказал Брюнольв.- Приветствую и вас, Хакон и Грютинг.
Бард тоже поприветствовал сидевших. Вновь заговорил Брюнольв, расточая почтение и благодушие:
--Прибыли мы на свадьбу, да не с пустыми руками. Привезли мы сундуки с тканями, шкуры тюленьи, украшения, да гордость нашу - корабль, самыми искусными мастерами Халагаланда сделанный.
- Здрав буде, Брюнольв, властитель Халагаланда, отрадно нам, что ты пришел на нашу свадьбу, - чинно Харальд отвечал, однако не стал он с сидения своего вставать, дабы гостя поприветствовать. - Подарки ваши примем мы с гордостью и да будет всем о щедрости Халагаланда известно! Садись, Брюнольв на место почетное, испей кубок браги.
Взмахнул рукой небрежно конунг, повелев одному из пирующих место лендрману уступить, а после слугам бросил:
- А вы, холопы, проследите, чтобы гостям нашим ни в чем отказу не было!
Хакон и Грютинг в очередь свою так же приветствовали Брюнольва, а после поднесли ему слуги явства разные, да людей знатных, что с ним приехали так же за стол усадили.
Кивнул благодарно Брюнольв, да сел на место предложенное.
Плеснул браги из кувшина в кубок свой, да обратился к Харальду:
- Есть ещё один подарок для тебя, на дворе он дожидается.
- Коли не конь-то боевой, сюда тащите, - конунг в ответ бросил, кубок еще один опрокидывая.
Подозвал Брюньольв Барда и что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и вышел со двора.
Через пару минут он возвратился с двумя воями и Хрутом.
Хотел было спросить Харальд, что это за песье отродье ему привели, да раньше того признал Хакон ярла своего мятежного, посмотрел взглядом суровым:
- Вот мы с тобой Хрут и свиделись, - произнес.
- На колени его, - Харальд приказал. Дружинник один по ногам ударил пленника, упасть заставив, а после на плечи надавил, дабы не встал тот. - В угол его усадите, да кости в него бросайте, словно в пса паршивого.
Улыбнулся после конунг, вновь к Брюнольву поворотился:
- Удружил ты мне, лендрман, такую змеюку подлую изловить сумел, какую даже дядя мой не сдюжил. Больше других мне подарок этот по нраву пришелся - проси взамен все, что пожелаешь!
Улыбнулся Брюнольв - доволен он был, что подарок его по душе конунгу пришёлся.
-Хочу я земли свои, Халагаланд, тебе под руку, конунг, привести. Ну да ещё льготы торговые, да право дань собирать с племен финских и с торговцев, в Халагаланд заплывающих. Надеюсь, не слишком многого я прошу?
Хотел было за дерзость такую побранить лендрмана Харальд да вон выгнать, но сам же слово давал, что любую просьбу его исполнит. Оттого и кивнул, поразмыслив немного, да к выводу придя, что человек верный на самом севере владений его весьма кстати будет, поскольку места то дикие да безлюдные, а Брюнольв хорошо знает их и привилегии такие имея добросовестно службу справлять будет. Да и то понимал конунг, что коли отказал бы ему в льготах торговых он, так лендрман хитрый все равно доходы свои укрывать стал бы, а там - и не разобраться было бы.
- Будут тебе привилегии, - поднял кубок Харальд сын Хальвдана. - За Брюнольва выпьем, да за то, что ныне к владениям нашим Халагаланд обширный присоединился и народ его храбрый отныне союзник наш!

Обрадовался Брюньольв. Опорожнил кубок быстро, да еще браги подлил.
-Эй, Бард! Подойди-ка сюда! - крикнул Брюньольв сыну и обернулся к Харальду. - Сына моего я уже представлял тебе, конунг.
Бард подошел к конунгу и сказал:
-Дозволишь ли, чтобы вису я, в твою честь сложенную, конунг, прочитал?
- Богат день нынешний на мед поэзии, - в ответ Харальд усмехнулся, на юношу глядя, что был его немногим старше. - Что же, двоих скальдов прославленных уже слушали мы сегодня и оба славную награду получили, так почему же третьему должно отказывать? Говори свою вису, Бард Брюнольвсон, покажи искусство свое.

Бард кивнул и, закрыв глаза, начал читать:

Полон пенной сытью кубок
Спою песнь владыке срубов,
нивы копий жнец посевов,
жнивы жал в потехе бранной.

Гнал губителей стад тучных
Гневный Бальдр грома Скьёгуль
Улль зеленых дебрей хвойных
веча сечи зуб сломавший.

Дрался дерзко с парой вепрей
Дравгов ужас им сготовил
Знают гости Хейдемёрка
зелья чаши Сив вкус горький

Славься, светоч зала трапез
Скалы троллей перешедший
Фрейр просторов Транделага
ныне Нанной нив владеешь.

Скальд же рад восславить висой
сколь ему достанет силы
Фрейра отпрыска деянья.
Щедр конунг на награду

Закончив, Бард открыл глаза и посмотрел на Харальда, ожидая оценки своей висы.

- Молод скальд, а в мастерстве не уступает Тормунду с Торбьерном, - кто-то проронил и тут же другие воины его поддержали:
- Да, юнец-то мог бы с ними поспорить!
Поднялся тогда с места своего Харальд впервые, и тем уже большая похвала была мастерству Барда:
- Слова твои приятны нам, - произнес конунг, видя, что согласны с ним ярлы ближайшие и тесть. - Возьми же в дар перстень этот, да еще меч Жало Змеиное, что раньше Мару Хладные Пальцы принадлежал. Знаю я, будет он врагов не хуже разить, чем язык твой острый. Теперь же слушай, Бард - в дружину свою тебя я зову, да место почетное обещаю, коли служить мне станешь.
Приятны были похвалы Барду, принял он дары из рук конунга и сказал:
-Спасибо за дары твои, конунг, но ещё больше благодарю тебя за то, что позвал меня в дружину свою! Не под силу мне дома сидеть, когда война рядом ведётся! Пойду я к тебе на службу, да служить верно буду, как служил бы отцу своему!
Брюньольв довольно улыбнулся - была у него давно мечта такая честолюбивая.
Улыбнулся и Харальд, ибо не только человека верного получил, да умом не обделенного, но и верности Брюнольва гарантию, ибо пока был подле него Бард, словно заложник, не стоило бояться, что худое лендрман замыслит.
Временем тем вновь присмотрелся к пленнику Хакон, покуда беседой мужи молодые заняты были, и хотя давно мятеж подавлен был, крепкая обида в сердце конунга оставалась.
- Ну довольно уже костями кормить гостя этого, - молвил он слугам. - К свиньям его в хлев бросьте, там ему самое место будет. По делам его и награда, как богами заповедано.
Не следовало дважды челяди приказ отдавать. Подхватили они Хрута, да прочь выволокли за волосы да за бороду, а после прямо в загон к свиньям и бросили.
Вышел тут из усадьбы Харальд, а за ним следом и другие мужи освежиться после пира жаркого, остановились они у хлева того, крики мятежника полоненого слушая, да мольбы его о смерти милосердной. Мигом вся гордость последняя с Хрута слетела. Слышно было, как в грязи извивался он, от хряков отбиваясь.
- Хакон, сжалься! - Из загона того донеслось. - Дозволь умереть хоть не в дерьме свином!
- Что там он говорит, сын мой? - У Харальда старый конунг спросил. - А то глуховат я стал в последнее время, лишь хрюкание свиное слышу.
- Благодарит тебя Хрут, за то что ты ему компанию подходящую подобрал, - сын Хальвдана усмехнулся.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Подошел Хакон поближе, да на огражденье загона облокотился.
- Отец твой, Хрут, мне служил, - начал он, криков не слушая. – И дед, и прадед верными были. Скажи же по чести: ужель они там, в Вальхалле, ожидают тебя не мечом, но с объятьями. Род очернил, конунга – предал. Так по что я тебе милосердие должен?
Хрут не ответил, сражением занятый, и Хакон нахмурился.
- Эй! Кликнул он слуг. – Тащите обратно.
Рабы мигом достали мятежного ярла из свиного загона да кинули конунгу под ноги. Владыка Транделага брезгливо скривился, разглядывая Хрута, как мерзкое насекомое. И не запах дурной тому был причинй: Ярл выглядел жалко: избитый, весь в синяках, с рассеченной брови кровушка капает, руки веревками стерты.
Но не рождало то жалости в сердце конунга: слишком много бед принесло в земли его Хрутово властолюбие.
- Великая радость в доме моем, - продолжил речь Хакон. – Обрел я ныне нового сына да наследника. И пусть судьбу остальных ярлов мятежных сам я сам решил, но вина их была много меньше. Высокий гуторил, что дурак, слушающий лживые речи, виновен лишь в скудоумии, в то время, как ум, их измысливший – есть порождение Локи.
Конунг повернулся к Харальду:
- Что скажешь, о, родич? Отправим паршивца к богу Огня, али бесправным рабом сделаем, чтоб службой усердной да приглядом за новыми родичами... – Хакон кивнул на свинарник, - … он вину искупал? Реши же судьбу этой твари ползучей, о, конунг. Мненье мое: не стоит он смерти ни от меча, ни от копья честного. Жаль оружие доброе, что воям доблестным предназначено, в свином дерьме пачкать.
Все выжидательно на Харальда глянули. Что ж скажет властитель Агдирский да зять Хакона Трондского? Какую кару мятежнику изберет?

Нидорас. Неккви и Гандальв
с ДЛ

С появлением невесты зал оживился. Да то и не удивительно: дочь старого Неккви не только знатностью рода очи приковывала. Гандальв довольно улыбнулся себе в бороду: дочь друга и союзника ценна, даже будучи лицом неприятна. А, ежели она еще и красива, как Фрейа… свадьба становиться приятной вдвойне.
- Подойди, Астрид, - молвил Неккви конунг. - Напои союзника и друга нашего.
Поднесли девушке рог, медом хмельным наполненный, она же, с поклоном Гандальву протянула напиток этот, голову опустив, дабы глазами не встречаться с грозным конунгом Альвхеймара.
- Вижу я, Неккви, что взрастил ты под кровом цветок красоты дивной, - молвил альвхеймарец конунгу Мера. – Рад буду я принять у тебя драгоценность такую, да дать ей оправу достойную. Слуги!
Прислужники, знака дождавшись, втащили дары будущей кюне. Гандальв взял из шкатулки открытой украшение одно – и к невесте своей обратился:
- Как станешь ты кюной в Альвхеймаре – всю тебя дарами осыплю. Но, пока ты лишь дочь друга – позволь лишь одно ожерелье на шее твоей застегнуть.
Конечно, отказ был немыслем, но дева вздрогнула, едва прикоснулся к ней будущий муж. Гандальв внушал ей лишь страх, и невеста с мольбой на родителя глянула. Неккви лишь улыбался: все девушки нервничают перед замужеством. Он не понимал и не желал разуметь дочкино горе.
- Добрый подарок, - промолвил старый конунг, на ожерелье то глядя. Видно было, что из самого Миклагарда привезено оно, каменьями драгоценными усыпанное. - Укрепит щедрость такая любовь вашу и понимание.
Ярлы же многие и другие гости все больше не на конунгов смотрели, а на подарки дорогие. Знали, что и им перепадет многое из даров привезенных, коли властитель их от радости щедрее станет. Один лишь Рогволда сын меньшой все больше смотрел не на злато, а на самого Гандальва, и нельзя сказать было, что во взгляде его радушие было.
- Благодарю тебя за подарок, - наконец произнесла тихо Астрид.
- Столь же скромна, сколь и прекрасна дочь твоя, Некви, - довольно сказал конунг Альвхеймара. – Воистину. Всего злата в Норвгии мало, чтоб одарить тебя, такое сокровище взрастившего и воспитавшего. Любой муж был бы рад деву достоинств таких подле себя посадить да мед с ней пить из одного кубка. Благодарю тебя за дар бесценный и хранить его пуще земель своих обязуюсь.
- Приятны мне слова твои, - благодушно конунг кивнул. - А ты, дочь, согласна ли конунга Альвхеймарского женою стать?
Медленно кивнула дева. Да и кому согласие ее интересно было, коли отец еще утром пригрозил, чтобы об отказе и не помышляла она.
Меж тем жрецы не дремали и за разговорами конунгов все подготовили, чтобы богов почтить по обычаю, да связать мужа и жену этих узами брака, во славу Фрейру да Одину. Вот и первая кровь на пол полилась… но тут вошел в горницу гридень младой, да Некки на ухо что-то шепнул. Омрачилось чело конунга Мера:
- Простите меня, гости дорогие и ты, родич будущий, - обратился он к Гандальву. – Должен покинуть я вас на время недолгое, чтобы молодцы мои с головами горячими праздник усобицей не омрачили. Эх, заповедовали же предки в рот хмельного не брать до полудня…
Мужи благосклонно кивнули: любовь к меду – порок, мужу понятный, да всем известно, что излишние возлияния могут кружить головы да ножи из ножен вырывать не по делу.
Неккви с гонцом спешно вышел из залы. Геревард, после того, как конунг ушел, с места своего поднялся - один он из жрецов всех вместе с ярлами пировал, как служитель Ньорда верховный.
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами, - так сказал, и к выходу направился, а следом за ним Гандальв с невестой молодой, что старалась хотя бы на шаг от него быть, не ближе. А там и все гости. Во дворе же обильное жертвоприношение ожидало их и лишь вышли новобрачные, как подал знак Геревард помощникам своим асов светлых дарами порадовать.
Фрее - украшений, Фрейру - вепря, Одину - меда, всех богов обрадовали, Ньорду же пуще других подарков досталось - немало золота на дно морское ушло в день этот. Лишь Тюр пока без подарка остался. К алтарю его волк матерый привязан был, учатсти своей дожидающийся, да путы порвать стремящийся, точно Фенрир сам. Обнажил нож жертвенный Геревард, ближе подошел:
- Кровь волчья Тюру угодна! - Провозгласил. - Станет она залогом крепости брака вашего, ибо сам Ас Справедливый взор обратит на свадьбу сию и благословит ее.
Но боги, видимо, судили по иному. Или воля человеческая в их суд ныне вмешалась – кто знает? А только путы проверенные рывков зверя не выдержали. Подношение Тюру, жизни желая, напрягло мускулы – и лопнула привязь. Жрец не успел удивиться, как острые волчьи ему брюхо вспороли. Видимо, не желали боли сегодня крови волчьей, но взамен человеческую потребовали. Геревард страшно закричал, и серый хозяин лесов, спрыгнув с жертвенника, на Гандальва уставился. Глаза горели, слюна с клыков капала… Астрид, пискнув, за спину жениху схоронилась. Конунг Альвхеймара сегодня был не оружен, ни меча, ни секиры в дом друга не взял. Лишь один нож у него на поясе висел. Но конунг, прозванный Серым не испугался смерти, смотревшей из желтых глаз волка. Такой же волк был на стяге Альвхеймара – так ужель он, Гандальв, забоиться покровителя рода? Сжал он нож да подготовился к схватке. Но не суждено было им силой померяться: охрана на крик жреца прибежала, да стрелой серого зверя к земле пригвоздила.
- Ох... погубили... - хрипел жрец, брюхо разодранное ладонями закрывая, точно мог он крови ток остановить. Вокруг же все больше людей собирались, да не столько жрецу помочь. Слушок прокатился, что не угодна богам свадьба эта, да что жреца за преступления его былые боги наказали, да что как волк этот Гереварда загрыз, так и альвхеймарский волк конунга мерского загрызет, коли ему волю дать.
Неслись перессуды, а кто начало этим разговорам положил - уже и не понять было.
- Ужель гридни друга моего до пересудов опустятся, будто жены, но не мужи? – недовольно спросил Гандальв, гридней мерских взором окидывая. – Добейте жреца: ужели не видно, что он – не жилец? Пусть меч в руку возьмет да в Вальгаллу отправиться, как викинг, а не трус с душою собаки. Я тоже могу лишь посетовать, что символ дома моего какой-то мальчишка из лука убил… но толковать знаки – удел мудрых. Подождем слова жреческого.
И конунг ушел к дом. Астрид, напуганная произошедшим, последовала за ним. Как привязанная. В глазах невесты дрожали непролитые слезы. Не мила была ей эта свадьба, но так еще хуже: не жена и не дева свободная. Фрейа, за что?
Никто ничего Гандальву не сказал, кто-то побежал конунга искать, кто-то и вовсе прочь подался. Дурной то знак, коли смерть на свадьбе случается, а уж если сам жрец верховный, так это беда лютая, не иначе случиться может. Против свадьбы асы - о том даже прислуга судачила.
Геревард умирающий хрипел тихо, не мог сказать ничего уже, да жизнь из тела его уходила с каждым вздохом. Прислужник один ему в ладонь меч вложил, другой же клинок в самое сердце вогнал, отправляя жреца в Валгаллу.

Транделаг. Хладир.
Совместно avarach и Тельтиар

На слова Хакона Грютинг первым откликнулся:
– Хочешь конунг змею подлую, ядом сочащую за спиной оставить своей, так оставь жизнь изменнику этому. А коль хочешь очистить от скверны земли свои, то не след оставлять семя гнилью сочащееся. Коли в грязь, словно боров в хлеву, втоптал имя свое, то и смерти достоин он жизни своей подобной.
Покосился Грютинг на конунга, не гневиться ли он слову его во перед изъявления воли его сказанного, да пока не прервал тот его. Выдержал паузу, ярл Оркдаля, да продолжил мысль свою излагать конунгу:
– Велики владения твои владыка, да только все в длину они больше. Как покинешь ты места или ярл твой отъедет, станет выползень змеиный, языком своим раздвоенным смуту сеять средь рабов и черного люда вначале, а потом и умы хирдманов твоих замутит. Локки дар свой кому попало тоже не дает, а этот еще и рода славного – в счет заслуг дедов и отца его сможет путь к сердцам он людей искусом не тронутых выискать. Потому говорю я тебе, измена подлая должна быть наказана без жалости, так чтоб другим не повадно более было. Нельзя нам такого зла простить, прощение сочтут твоей слабостью конунг! Сердце твое должно быть твердо как скалы родного Оркдаля. Не позволь другим усомниться в твердости правления руки твоей.
Обдумал Харальд слова, ярлом сказанные. Мудро Грютинг рассуждал, нельзя было милости выказывать к предателю, поскольку однажды предавший навсегда имя свое очернил и пред людьми и пред богами.
- Нет пощады изменнику, - наконец Харальд молвил. - Но и смерти достойной он не заслуживает. Даже Раги Иварсон, хоть и мятежник был, но в бою до последнего дело свое подлое отстаивал, этот же прочь бежал, да людей ему верных на погибель бросил. Такого в жертву принести - богов обидеть.
Кивнул на слова конунгом сказанные ярл и продолжил:
– Не достоин он кровь на алтарь богов наших свою пролить, оскорбим мы тем их. С грязью имя свое смешавший должен в грязь и вернуться, пусть, имя его средь других будет словно зловоние. Службой своей заслужил он такую награду – погребсти его в яме, куда рабы нужду справлять наши ходят, там ему самое место.
Жестким и холодом ледников в тот момент был наполнен голос оркдальскоо ярла.
– Пусть наукой будет эта судьба всем, кто повторенья ее пожелает. Впрочем воля твоя конунг, над жизнью и смертью сейчас ты его властен.
- Любо мне решение такое, - улыбнулся Харальд ярлу, в который раз про себя отметил, что не зря его службу принял. - Но прежде, эй холопы, вырвите ему язык его змеиный, которым он людей на смуту подбивал!
Бросились слуги на Хрута, снова его на землю повалили, вырывающегося, голову отдернули за волосы, да стальным кинжалом зубы стиснутые разжали. Долго еще кричал Хрут, покуда ему клещами калеными язык вырывали, а после потащили мятежника к яме выгребной, как то Грютинг предложил, да под свист и улюлюканье гридей пьяных бросить готовились.
Только жестом властным остановил их Грютинг:
– Стойте! Вы что ж хотите чтоб он в крови своей захлебнулся? Или изошел ей прежде смерти своей? Рану от языка прижгите сперва перед тем как бросить его. В полной мере он должен вкусить сладость возмездия.
Бился в муках предатель когда угли ему в рот засовывали, прямо сквозь зубы сведенные в судороге. Разлетались они в стороны осколками осколкам ракушек морских.
– Вот же пес, даже смерть принять достойно не может! – С презрением слова Исхер выплюнул. – Ты смотри, его уже и в яму макать нет надобности, по нему и так все стекает смешавшееся.
–Значит верную кару ему мы выбрали, он и сам к ней стремиться. Бросайте его уж скорее, сил нет слышать на бабские стоны его. – В тон ему отозвался Грютинг.
Дружным действием отозвались приказ исполнявшие гридни, только всплеск от падения тела донесся Хрутова. В тяжелом молчанье смотрели все на его трепыхания, пока те совсем не затихли.
- Собаке смерть собачья, - молвил Харальд, на действо сие глядя, да нос ладонью прикрыв. - А тут не собака даже, а муха навозная издохла.
- Да нет, конунг, смотри - бултыхаеться еще! - Кто-то из молодых гридней бросил.
– До жизни конца своей клятой, уловками Локки спастись он пытается. Только здесь не помогут они ему. – Бросил Грютинг на гридня того взгляд сверху вниз. – Раз видишь такое, твой долг помочь правосудию.
Гридень не поняв, что Грютинг хотел от него, упер полный непонимания взгляд в ярла.
– Ногой говори упрись, да помоги предателю. Эки ты бестолковый!
Осторожно, чтоб не запачкаться от брызг, что летели вокруг, подобрался вой к яме, и ногой голову Хрута до самой макушки вглубь окунул.
– Вот так и держи его, пока дергаться не перестанет, – кивнул ярл оркдальский. – Пора уж заканчивать нам.
Последние пузыри отошли на поверхности, и Грютинг повернувшись к Харальду произнес:
– Покончили с грязью мы ныне. Так забудем о ней и пусть имя Хртуа покинет память людей навсегда. Хотел я с тобой, конунг, поговорить о наших дальнейших свершеньях. Пока не в Валгалле мы, и время пиров здесь длиться не вечно. Куда дольше ты войско свое поведешь? Как землю от свою от чужих рук сберегать станешь? Велик твой надел ныне стал, только длинен и долог он больно. Никак с одного конца в другой не успеть, а стервятникам этого только и надо.
- Велик мой надел ныне, оттого и расправу суровую чиню, чтобы другим не повадно было супротив меня голову поднимать, - отвечал Харальд, головой мотнув, да волосы непокорные, что уже до плечей отросли, назад отбросил. - Так я тебе скажу, Грютинг ярл, Халагаланд обширный сам ныне предо мной склонился, а вместе с Транделагом значит это, что весь север норвегии в моих руках, а дальше лишь льды да моржи, нет врагов там. С Запада мы морем защищены, а дальше там острова англов и скоттов - эти трусы викингам не угроза, сами пусть боятся, что мы к ним в гости нагрянем. К Востоку же земли финские да разбойные - оттуда нападения бояться тоже нет нужды. Зачит на юг пора взор обратить.
Сурово слова звучали Харальдовы, видно не первый день он затею эту вынашивал, да уже успел с советниками обсудить:
- Кто еще соседом Оркдалю приходится, кроме Хладира да Гудбрандсдалира?
– Никого вокруг не осталось, кроме Мера. Слаб он против войска твоего выступить, только оставлять все равно нам его за спиною нельзя. Даже вода может камень по капле сточить, так и соперников оставлять в живых нам не след, – отвечал на вопрос конунга Грютинг.
У самого же картины богатств, что трофеями взять можно в Мере перед глазами встали.
– Нужно те земли тебе в руки свои взять, коль желаешь владеть всей Норвегией.
- Конечно нужно, - согласился сын Хальвдана. - Обширна земля Мерская, да и... не возвращаться же мне, право слово в Агдир тем же путем, каким и пришел.
– И то верно. Только не дело дела кузницы битв обсуждать нам на улице, давай же вернемся к веселью праздника нашего, следующий раз погулять только в Мере плененном мы сможем. Возвратимся к угощению нами оставленному.
И следом за конунгом отправился Грютинг на пир хмельной.

Транделаг. Трандхейм. Гутхорм.

Долгий путь проделал родич Харальда, не щадил он не коня драгоценного, ни ног верной дружины – лишь бы с племянником быстрей повидаться. Брата вещей Рагхильды боги не обделили ни умом, ни отвагой: боялся он горячности Харальда и все, что от него было потребно, вершил, чтоб ее последствия сгладить. Но все же Гутхорм из рода Оленя был викингом славного рода властителей, и стерпеть оскорбленье от младшего по летам и заслугам… для такого надо было чести не знать.
Разозлился берсерк, прознав, что Харальд на свадьбе своей предателя да соперника бывшего на место его посадил.
«Хоть и предрекли боги Рагхильде рождение великого победителя, - думал Гутхорм, - но гонор его да нрав, что от Хальвдана, способен дело все загубить. Окромя того – червем буду, коли младшему родичу унизить себя прилюдно дозволю? Узы рода – вот крепь нерушимая, Харальд понять это должен. Довольно уж и того, что отец Хальвдана внуку в наследство оставил, так мальчику мало!..»
Горячая кровь викинга бурлила, а руки так и тянулись к оружию. Старался он быть справедливым, но лезла в голову мысль, что неблагодарен племянник да слеп.
Страже в воротах усадьбы, невзирая на поздний час, была бодрой и службу несла на диво исправно. Видимо, глава их – муж достоинств недюженных, коли смог удержать дюжих мужей от хмельного напитка. Только похвалил его Гутхорм в мыслях своих – как начальник стражи хладирской лично пожаловал. Конунга трое людей едва удержали, так хотел он Ахти в шею вцепиться да жизнь из отродья гудбрандова выдавить. А парень из местных меж тем про решение Хакона да договор его с Харальдом пояснил. Ахти лишь усмехался: он чтил себя человеком Хакона Трондского и приятно ему было видеть бессилие Гутхорма.
- Собака! Я поговорю о тебе с Харальдом! – тяжело дыша молвил дядя агдирского конунга.
- Здесь только один конунг, Гутхорм, и это – не ты, - не остался в долгу Ахти Йотун. Разуметься, он имел в виду Хакона, но гневному разуму воя приезжего «Харальд» послышалось. И запылало в душе его темное бешенство. Без долгих речей конунг Гутхорм направился ко входу в усадьбу. Свита переглянулась – и за ним не последовала.

Усадьба Хладир. Харальд и Гутхорм.
С DL

В ту пору позднюю пировали еще гриди из тех, кто покрепче был, остальные же либо спать разошлись, либо и вовсе под лавками валялись. Хакон конунг к жене молодой ушел, Грютинг тоже, Харальд же к супруге постылой не спешил – долг свой в ночь брачную исполнил, и того пока достаточно было, хоть кровь и кипела, да все больше на рабынь и служанок он заглядывался, чем на жену законную, хоть и понимал, что в доме тестя непозволительно то. Оттого и искал забавы в браге крепкой.
Подле него Бард молодой сидел, да не меньше господина своего нового, скальд этот выпил – слишком уж сильна была у него горечь от казни увиденной. Все себя винил юноша, что вопреки заветам гостеприимства они с Хрутом тогда поступили.
- А, Гутхорм, вот и ты пожаловал, - усмехнулся конунг, из-за стола медленно поднимаясь, едва на пороге дядю увидал. – Припозднился ты, я погляжу.
- Дороги войны редко бывают прямыми, - проворчал на то дядя конунга. – Зато ты, как мне сказывали, знатно развлекся, - в голосе Гутхорма был опасные нотки и Бард, мало пивший за ужином, перестал играть, переводя взгляд с одного родича на второго. Харальд ничего не заметил: тело младое не было к хмелю привычно, Рагхильда да Гутхорм с Торлейвом возлияний обильных не поощряли. От того и не сладил конунг сегодня с коварством хаконовой браги. Хмелен был не в меру, и от того сердце дяди его ожесточилось сильнее.
- Тебе же, видимо, совсем кривые дорожки выпали, - беззлобно конунг бросил. - Но все ж, добрался ты до Хладира, так почему же невесел?
- Желаю я ныне с племянником глаз на глаз погуторить, - обратился Гутхорм к Барду, ничего Харальду не сказав. – Так что, отрок, прошу тебя за дверью итогов беседы той подождать. Не кручинься: мех конунгов могут быть разговоры серьезные, что гридням и даже дружинникам до поры знать не следует.
Бард перевел взгляд на Харальда, позволенья испрашивая. Тревожил его мрачный вид берсерка рода Оленева.
- Ступай, - смерил правитель взглядом мутным сначала дядю, а после скальда. Вздрогнул Бард от взгляда этого, да поспешил из гридницы выйти. Остались вдвоем родичи, если не считать гридней, что под столом храпели. - Говори, брат матери моей, какое дело тебя заставило скальда моего излюбленного на двор погнать.
- Сказывали мне люди про свадьбу твою, сын сестры моей, - ответил на то Гутхорм. – и о том, как ты ее справил, и о том, кто по левую руку от тебя, конунг, сиживал. Вот и хотел я узнать – без скальда, вестимо, - дорого ль совесть твоя стоила? – руки берсерка сжались в кулаки, выдавая владевшее им бешенство.
- Не тебе, Гутхорм, о совести моей говорить, - скрипнул зубами Харальд, такая злость им овладела. - О том конунга, лишь Асы спрашивать вольны.
- А не помнит ли этот конунг, кто ему трон праотеческий уберег? – в голосе дяди Харальда звучала опасная мягкость. – Кто хранил его земли, как собственные, хотя мог взять себе по праву родича? Кто с врагами его бился, свои земли на разоренье покинув? Больно легко ты верностью стал швыряться, сын Хальдана, - сейчас он нарочно не говорил о Рагхильде, подчеркивая что эта черта чужда роду Оленей. - Был я мягок с тобой, как единственным сыном сестры, да, видать, зря. Потому что мальчишек не только словом, но и плетью учить должно!
Движение его было быстрым, хмельной Харальд не смог оказать сопротивления и оказался перекинутым через колено старшего родича:
- Позовешь ли своих гридней, о, конунг, чтобы видели они, как тебе разум вправляют? – хватка у Гутхорма железной была, не зря силу его вся Норвегия славила. – Не советую, милый племянник. Конунг без портов – это, знаешь ли, сором до неба. Тем более, что есть у меня право тебя проучить, как старший в роду – младшего, хоть и род то конунгов не из Агдира. Позовешь их спасать тебя от меня - поутру тебя и собака здесь в пояс не поклониться. Ну так, Харальд? За кого теперь спрячешься? Мать позовешь?
Мутно было в голове у Харальда, оттого движения так неуклюжи получались - дернулся он, да не сумел из хватки крепкой вырваться. Силен был дядя его, много сильнее, чем сам конунг.
- Пожалеешь, Гутхорм, коли угрозу свою исполнишь, - прохрипел юноша. - Ты мне ближе всех был, но не тебе меня учить, дядя.
Стиснул зубы Харальд, не в силах оскорбление такое снести. А что, если зайдет кто-то в гридницу, да увидит господина в положении таком?
- Пожалею, коль не исполню, - сказал Гутхорм, - ибо лучше бы Фрейа замкнула чрево сестры моей, чем дала роду конунгов продление в самовлюбленном слепце.
- Будь ты проклят, бездумный берсерк! Я твой конунг! Я тебе приказываю!
Он дергался в руках Гутхорма, изворачивался, но никак не мог ослабить хватки.
- Один и Тор! – взревел Гутхорм. – Хотел я лишь пригрозить, думая, что опамятуешься ты, да, видать, брага тебе язык развязала. Так быть же по моему!
И принялся родич конунга Агдирского по месту пониже спины ремнем охаживать. Рука у Гутхорма ой, тяжела: от наказанья такого убытка здоровью не будет, да Харальд, матерью воспитанный, не знал его с малых лет.
- Больно круто ты начал, Харальд, - сказал дядя племяннику между ударами. – С людьми, отцу твоему верными как с шавками поступаешь… - новый удар - … а врагов бывших, что лестные речи тебе в оба уха поют, готов на место отца посадить?
Тут Гутхорм остановился и повернул Харальда лицом к себе. В глаза глядя строго:
- Боги не создали весь мир для тебя, Харальд, а верность, что золотом покупается – лишь до первой победы. Они и тебя в нужнике с той же радостью топить вздумают.
Слезы у конунга на глаза наворачивались, да все же был он до того зол, что слова бранный сами срывались, скозь всхлипы:
- А ты сам-то, исполнителен больно... послал я тебя Хрута привести... а ты... ты... почему его не ты, а этот Брюнольв привел?
Обидно было конунгу, что так с ним дядя поступает, да только не желал через силу вину свою признавать. Гордость отцова не позволяла.
- Харальд, Харальд, хитрость в бою надобна, но когда же ты стал честным победам подлости предпочитать? - печально покачал головой Гутхорм. - свят ведь закон гостеприимства, хозяину велено гостей как членов семьи привечать и беречь, с тех времен, как боги меж нами ходили. Если бы Мать и Отец зарезали Хеймдалля - весь род Ярла бы не родился. Ужели не видишь ты, чем упрекаешь?
- Гости... а ну как ему бы Брюнольв пособил и сбежал бы Хрут? - Тяжко слова давались, слезы давили, но не хотел им воли давать юноша. - Пусти меня уже! Сколько бы еще этот ярл бед учинил?
- Не ушел бы далече, - заверил Гутхорм, племянника выпуская. – Еще не родился тот зверь, что мог бы следы предо мною запутать. А боги шуток таких вовсе не жалуют.
Натянул штаны конунг, пояс завязывая, да бросил на дядю взгляд злой:
- За шутку ту Брюнольв сполна богам ответит, а я чист пред ними.
Сесть попытался Харальд, болью отозвалось место причинное, пришлось ему по гриднице расхаживать.
- Представь вот, умрет этот Брюнольв, подойдет к радужному мосту, а бог Света скажет: «Не бывать ему в Вальгалле, ни богов, ни людей муж не ценит, даже Одину нож в спину вонзит, едва углядит выгоду». А он, крыса, оправдываться начнет – да на тебя, Харальд, кивать. Потому как принял ты эту кривду, как должное, да еще и потешился. Если ты конунг – то не только за дела свои, но и за дружины деянья ответ держать будешь.
- И отвечу, когда черед придет! - С вызовом Харальд бросил, зад болящий потирая. - А сейчас моя власть над людишками этими. Покуда подле меня сын его, не посмеет Брюнольв никаких козней против меня строить. И Грютинг тоже верность свою не раз уже доказал, хотя бы в битве той последней, где мятежников раздавил. Один ты, дядя, во мне до сих пор ребенка видишь.
- Я вижу конунга, рожденного править Норвегией, - тихо молвил Гутхорм. - И знаю, что деды и прадеды не простят мне оплошности, если из любви слепой к тебе неразумному я начну решениям глупым потворствовать.
- Глупым! - Вновь вспыхнул Харальд. - Ни один приказ мой, до сей поры не был зазря отдан! Все с пользой пришлись делу нашему. Вспомни битву в ущелье, дядя - ты тогда немощный лежал, а я... Я Грютинга к повиновению привел.
- Ты млад и тщеславен – все мы были такими. То лишь возраст виновен, да еще то, что отца при тебе не было. Набравшись опыта, ты сам поймешь, что я прав, и лишь чувства, но не ум питает сейчас твои гневные речи. Я не отбираю законных побед – мне и своих успехов достаточно. Кто скажет, что Гутхорм – трус? Нет таких, средь друзей и средь ворогов. Речь лишь о том, что удача приводит в твой дом не только честных воителей, но и людей достоинств сомнительных.
Примостился наконец конунг на краешек скамьи, от боли скривился:
- Да, твоя правда, дядя, но обширна земля наша, а доблестных мужей не в пример меньше, чем людишек подлых, так не гнать же их, а то, не ровен час врагами станут.
- Когда все плохо, с тобой лишь друзья, а в здравии да в богатстве кругом полно постороннего люда. Им нужен не ты, как мне и твоей матери, но громкое имя и слава, - сказал дядя, руку на плечо племяннику положив. - Ты уже вырос. Но - последний совет от мужа, что тебя вырастил: вспоминай порой, кто был с тобой в бедах и горести. Они бескорыстны. Других можно и нужно купить, но едва ли верить речам их льстивым, как откровеньям Высокого следует. Хоть и приятна их похвала - по себе знаю.
Посмотрел юноша на дядю, приподнялся немного, обнял его, носом уткнувшись в грудь широкую, как делал, когда еще совсем маленьким был:
- Неблагодарным ты меня считаешь, Гутхорм, - прошептал. - Но не пришло еще время для того, чтобы настоящую щедрость являть. Пусть эти псы подачками малыми довольны будут - тебе всего больше достанется за то, что в тяжкий час единственной опорой власти моей был. Север Норвегии под тестем новым оставлю - он мудр, юг же весь твоим будет и детям твоим отойдет в вечное владение, таково мое слово! Едва лишь врагов одолеем.

Сарасберг.
Кюны Рагхильда и Асса и Ко

Людно, шумно, суетно в гаванях - прибыли корабли из Агдира с воинами отступившими, и с ними же Горм и Асса старая. Собрались люди встречать своих и чужих, поглазеть да чем пособить. Тут же слуги, помогающие, провожающие, передающие распоряжения о распределении прибывших от самой кюны Рагхильды. Даны встали лагерем у деревни, что на другой стороне от усадьбы конунжей находится, вендов на другую сторону деревни отправили и расположили там, а норвежцев в деревне у жителей остановились.

А сама Рагхильда в это время находилась у себя в светлице и готовилась ко встрече с матерью своего покойного мужа, старой Ассой, с которой и без того отношения были неспокойные.
- И послал же нам Локи эту старуху, - тяжело вздыхала Рагхильда, медленно водя гребнем по своим длинным волосам, - Уже мне чудится, что очернит она всю жизнь местную заговорами да хитростью своею..
Служанка молча стояла за спиной своей повелительницы и подавала ей то, что просила она.
- Но ведь вы здесь хозяйка и госпожа, у вас и в руках все, - тихо отвечала она наконец, протягивая ленту расшитую кюне.
- Тут ты права, конечно, так ведь и не знаешь, что от старой лисы ожидать! Ну да ладно, хоть узнаем, что в Агдире творилось и по чьей же милости его вражьи войска теперь заняли. Какой бы ни была хитрой да властолюбивой Асса, а все равно найдется и на нее управа, - задумчиво проговорила Рагхильда и отбросила на спину заплетенную косу.
- С Ассой приезжает и Торлейв-жрец, - осторожно заметила девка-служанка. Хоть и была она любимицей Рагхильды из-за своего ума и спокойствия, а ей, как и все остальным, было интересно, как же поступит с ним кюна и каковы же будут ее отношения с ним. Ведь многих мужчин со времен их с Торлейвом подозрительно близкой дружбы Рахгильда привечала, многие были ей милы. Что же теперь будет, когда приедет старая Асса и Торлейв?

И вот пожаловала Асса и ее слуги в усадьбу конунжию, где невестка ее всем заправляла. Все уже подготовлено было к их приезду, накрыты столы и убраны покои гостей. Источала в тот день Рагхильда радушие и гостеприимство, незаметно отдавала приказания слугам так, что все пиршество прошло как нельзя лучше. Однако многие из свиты младшей кюны ощущали то напряжение, которое было тогда в усадьбе.
В какой-то момент удалились обе кюны в покои Рагхильды и там беседовали уже наедине в той обстановке, в какой и надлежало бы им.
Поведала Асса Рагхильде, как дело было в Агдире, почему им отступить пришлось, сколько людей полегло, и какие экономические потери понесли они. Говорила старая кюна долго, спокойно и подробно, стараясь ничего не скрывать от вдовы своего сына. Сейчас не в ее руках была власть, сейчас не ее черед был отдавать приказания, но наладив отношения с Рагхильдой могла старая кюна рассчитывать на возвращение хотя бы части своего могущества. Знала она, что никогда не будет другая кюна ей доверять и следить будет за каждым шагом, и потому знала, что усыпить ее беспокойство надобно, одурманить бдительность. Из этих соображений вела себя Асса скромно, кротко и сдержанно, настолько, насколько могла.

Ах, как тяжело пришлось Ассе на новом месте, где раньше все подчинялось ей и ее слову, где был ее Хальфдан, а не жены его! Все были с ней обходительны и достойное проживание ей обеспечили, но с каждым днем все яснее чувствовала Асса, что будто старая немощная кобыла, оставленная на конюшне лишь за былые заслуги, живет она здесь. Никаких решений не приходилось ей принимать, нигде ее слово не было святым и решающим. Все так же были на ее руках и шее украшения и сверкающие камни, но с потерей величия самой кюны и они потеряли свое великолепие. С каждым днем мрачнела Асса, ощущая повсеместно присутствие Рагхильды, ставшей ей уже ненавистной. Хоть та и была к ней добра и внимательно, все же чувствовалась в ее голосе твердость и уверенность, а также - и это было самым ужасным - недосягаемая ныне для старой Ассы власть.
С каждым днем все больше иссыхала старая кюна, она старалась во все дела государственные посвященной, мнение ее выслушивали и принимали, но тем не менее была она фактически немощна. Это терзало Ассу и успокаивало Рагхильду. Для молодой кюны сверковь была хорошим источником знаний и опыта, который мог бы помочь ей в управлении родной землей в нелегкое это время. А затем же она планировала отправить ее в Гокстад, в усадьбу старого мужа Ассы. Но сначала она хотела окружить ее своими людьми и только с ними посылать управлять в Гокстаде. А уж там пусть доживает свои дни старуха, все равно не видать ей больше власти.

Сообщение отредактировал Мориан - 2-08-2007, 23:39

Хладир. Харальд

Немного прихрамывая и постанывая от все еще не прошедшей боли, конунг вернулся в опочевальню. Асса уже спала, и это его обрадовало. Не хватало еще с женой говорить, после дяди - Харальд был на взводе, и потому вполне мог сорваться на всегда покорную и тихую супругу, не способную и слово поперек его воли сказать. Иногда эта покорность его коробила - женщины в его роду всегда были властными, достаточно только вспомнить мать, или - еще того лучше старую каргу Ассу, которая, казалось и в могилу готова была утащить всю полноту власти, а эта - одно слово: овца.
Сбросив рубаху и сапоги, конунг забрался на ложе и накрылся шкурой, повернувшись к жене спиной.

Большой пир был в Агдире той зимой. Хальвдан Черный пригласил на Йолль всех своих ярлов и другую знать, одаривал простой народ серебром. Велика была радость конунга - сыну его и наследнику Харальду исполнилось десять лет. Он рос крепким мальчиком, болезни обходили его стороной и конунг с улыбкой наблюдал за ним - нет, его не постигнет судьба старшего сына Хальвдана, умершего от тяжелого недуга, наведенного колдунами. Тогда в Согне погибло немало народа, а среди них и тесть Хальвдана, и его сын.
Надо бы еще раз переговорить с Атли Тощим, когда он приедет на праздник. Слишком много власти себе взял, жалкий ярл, того и гляди совсем забудет, кому обязан своим правлением в Согне.
- Сынок! - Прокричал Хальвдан Харальду, подзывая его к себе и бросая мальчугану узорный деревянный меч. - Ну давай, нападай!
Со смехом, Харальд бросился на отца, нанося быстрые удары, довольно ловкие для его возраста. Конунг уворачивался, нарочито медленно, давая сыну рассмотреть его движения, обдумать атаку, вот только сын его о том не думал - бросался в бой, очертя голову. А ведь он уже не ребенок.
Хальвдан помнил, что в его годы уже руководил войском, пусть под надзором матери, но вел дружину, первым посылал ратную стрелу, бросал небольшое копьецо в сторону вражеской дружины. Сколько у него тогда было врагов? И не сосчитаешь - сыны Эйстейна Могущественного, эти ублюдки Сигтрюг и Эйстейн, за свою жадность поплатились жизнями, а их наследники, жалкие юнцы Фроди и Хегни никогда не наберутся храбрости, чтобы выступить против него, это Хальвдан знал точно. Никто из конунгов севера не посмеет бросить ему вызов, даже Гандальв, что уж говорить об этом свинопасе Гудбранде, возомнившем себя великими правителем - тогда Хальвдан легко сумел поставить его на место, разорив большую часть владений.
Продолжая размышлять о своем, Хальвдан увернулся от нового удара сына, слегка огрев его ладонью по затылку, чтобы не расслаблялся. Что из него вырастет, коли так неумело меч держит? Конечно, отсутствие врагов - вот что не дает мальчику стать мужчиной. Ему, Хальвдану, и года не было, когда отец погиб, а мать была вынуждена удерживать в своих руках те немногие земли, которые остались ей подвластны. С малых лет конунг воевал за наследство отца, воевал с ближайшими родичами - этими алчными альвхеймарцами! А Харальд растет избалованным, мать потворствует ему во всем, бабка следит за воспитанием сквозь пальцы, да и зачем им воспитывать сурового воителя, если его отца страшатся все конунги Севера.
- Получи! - Прокричал тонким голоском мальчик, нанеся задумавшемуся отцу удар по ноге. От неожиданности конунг рассмеялся и рухнул на колено, имитируя тяжелое ранение. Вслед за этим, Харальд огрел отца мечом по голове. - Убит! Убит!
Радостно закричал наследник, прыгая вокруг поверженного противника и размахивая деревянным клинком.
- А ты проиграл, конунг, стареешь, - Хальвдан обернулся на насмешливый звонкий голос, увидав жену, златоволосую Рагхильду. Оказывается она все это время следила за ними.
Рассмеявшись, конунг вскочил с земли и, подбежав к жене, подхватил ее на руки, крепко поцеловав, а затем понес в дом:
- Сейчас увидишь, что я ничуть не состарился, - нежно прошептал он ей.

Каков же был гнев Хальвдана, когда слуги, буквально за день до Йолля, доложили ему, что пропали все запасы еды, заготовленные к празднику. Конунг велел бить плетьми стражников, клявшихся, что не смыкали глаз, разослал воинов по окрестным деревням, приказал прочесать леса - все бестолку! Целые возы солонины, десятки бочек меда и пива, сотни караваев хлеба - все исчезло так, словно никогда и не было ничего.
Люди, прибывшие на пир, разругались с конунгом, назвав его скупым на угощение и поехали назад, не желая и дня проводить под тем кровом, где хозяин не желает кормить гостей.
А на следующий день, слуги приволокли к Хальвдану некоего финна, сказав что он и есть тот колдун, который похитил всю еду. Конунг повелел пытать негодяя, дабы вызнать у него, куда он дел столько провизии, однако финн не говорил, и лишь звал Харальда и просил того помочь ему.
- Отец, отпусти этого человека, он же не виноват, - попросил Харальд, глядя на мучения пленного.
- Он колдун, и одного этого достаточно, чтобы его умертвить!
- Но разве он заслуживает такой судьбы?
- Замолчи, сын, - зло бросил Хальвдан, разгневанный неповиновением наследника. - Конунг пока я, и будь добр исполнять то, что я тебе велю!
- Но папа, я просто... сказал... - отшатнулся мальчик.
- Твоя мать избаловала тебя, - повысил голос конунг, и слуги поспешили выйти вон, не желая, чтобы гнев властителя перекинулся и на них. - Волю отца ты должен исполнять беспрекословно! И никогда не спорить со мной! Ты понял меня?
- Да, отец... но...
- Никаких но, скверный мальчишка! - Хальвдана душила злость, оттого, что сын посмел защищать ублюдка, оскорбившего его. Замахнувшись, конунг нанес сыну пощечину, с такой силой, что голова мальчика мотнулась в сторону и сам он упал на сено. - Будешь еще со мной спорить?! Мне пора серьезно приняться за твое воспитание! Ты будущий конунг, а что из тебя вырастает сейчас?
Не в силах себя сдерживать, Харальд расплакался и убежал прочь. Со злостью взглянув на колдуна, Хальвдана выхватил нож и отсек тому два пальца на левой руке, а потом сам вышел из сарая, оставив связанного пленника ожидать следующего допроса.
Харальд все не мог придти в себя от обиды, нанесенной отцом - раньше тот никогда не бил его, а сейчас. Но жаловаться матери он не хотел - не хватало еще, чтобы разгневанный Хальвдан на нее свою злость переместил. Однако и так просто все оставлять мальчик не желал. Прокравшись ночью в сарай, он освободил финна, позволив тому бежать.
- Идем со мной, мальчик, - предложил колдун. - Твой отец будет очень зол на тебя, когда узнает, поэтому тебе лучше быть далеко от него в это время.
Харальд согласился с ним и они покинули усадьбу. Вскоре уже, тайной тропой колдун вывел его к усадьбе, стоящей посреди леса. Там было полно людей, в основном таких же финнов и колдунов, которые пировали, сидя за большим столом.
- Твой отец сильно осерчал на меня, за то, что я взял у него немного еды, - рассмеялся колдун, увидев удивление мальчика. - Он жадный человек, но ты, Харальд, садись, поешь с нами.
- Мне надо домой, мама будет волноваться...
- Побудь у нас, иначе отец сильно тебя накажет за своеволие, - отрезал финн, усаживая мальчика за стол.
Харальд провел немало времени среди колдунов с той поры, но однажды к нему пришел тот человек, которого он освободил и сказал ему:
- Ты спас мне жизнь тогда, выручил из плена. Поэтому - проси все, что пожелаешь.
- Я хочу, чтобы отец больше не сердился на меня, - твердо произнес Харальд.
Колдун ничего не ответил и ушел. Однако спустя несколько дней, он вновь вернулся к мальчику и сказал с усмешкой:
- Твое желание исполнено, Хальвдан больше не сердится на тебя, потому что он мертв.
От последних слов колдуна веяло холодом и злорадством.
- Он был плохим человеком, - финн, словно невзначай, провел ладонью по обрубленным пальцам. - Но ты, Харальд. За твою доброту я щедро награжу тебя - возвращайся в Агдир и становись конунгом, ты получишь не только владения отца - тебе будет принадлежать вся Норвегия!
- Зачем она мне?! - Прокричал мальчик, отталкивая тощего колдуна. - Вы убили моего отца! Убили его!
- Ты получишь много больше, чем стоил твой жалкий отец, - процедил финн и в его голосе больше не было радушия. - А теперь убирайся, коли не ценишь моих подарков.
- Будьте вы прокляты! - Прокричал Харальд и убежал прочь.
Уже потом, чудом добравшись до Агдира, он узнал, что его отец утонул в озере, без меча в руке, а тело его разделили между собой ближние ярлы, захоронив по кускам. Месть колдуна была жестока, и что более всего разрывало сердце Харальда - что он сам стал орудием этой мести.

Проснулся Харальд в холодном поту, откинув шкуру и тяжело дыша. Колдунам нет веры! Он ненавидел их всех - этих лживых зверей в людском обличии. И более всего тех двоих - того, которого он освободил, и второго, проведшего его войско тайной тропой через горы и похитившего оружие предков.
Он же просил Гутхорма убить колдуна! Почему же дядя не сумел расправиться с ним? Юноша стиснул кулаки в бессильной злобе.
- С тобой все в порядке, муж мой? - тревожным, пусть и все еще сонным голосом, спросила Асса.
Конунг обернулся, глядя в ее большие, исполненные тревоги глаза и бросил сквозь зубы:
- Спи, баба!

В ярости хлещут волны о берег чужой. Ткнулся драккар в прибрежную гальку, скрипнуло дерево по мелкому камню. С боевым кличем качнулась волна северных волков на многострадальные земли Англии. Прибрежный городок даже не сопротивлялся. Аудбьерн помнил солоноватый запах крови, который ударил в ноздри сразу. Помнил он и испуганные взгляды девок, что попались изголодавшимся викингам. Просел драккар под доброй добычей, много тогда увезли с собой сыны фьордов. Городок от в руинах остался лежать, бедный и несчастный, пожираемый языками пламени. Много рабов и рабынь плакало, покидая родные края. Где ты это время?
Конунг Аудбьёрн задумчиво разглядывал медовый напиток, что плескался в его кубке. Думал викинг о том, что их с братом ждет. Ждал возвращения гонца.
Временем тем слуга доверенный к конунгу подошел, сказал ему, что человек, к брату его отправленный, возвернулся и у порога ждет, когда властитель принять его пожелает.
- Так впусти его, что ты медлишь!? Гонца же было приказано немедля ко мне привести! - нетерпеливо воскликнул конунг.
Рванулся к дверям слуга, и вскоре уже возвратился, а следом за ним и гридень молодой вошел, учтиво конунгу поклонившись, да дозволения рассказ начать ожидая.
- Ну рассказывай. Выполнил ли ты мое поручение? Как тебя принял брат мой Арнвинд? Что ответил тебе?
- Сказывал он, Аудбьерн конунг, - гонец рассказ свой повел. - Что рад будет на одной стороне с тобой, как и раньше биться. Оттого и соберет войско, когда время придет. Никого в походы викингские ныне не отпускает, хоть и лето уже.
- Да, все мы застряли из-за проклятого Харальда, - стукнув кулаком по подлокотнику рявкнул Аудбьерн. - Пусть же Хель торжествует, таща его тушу в чертоги свои!
- Там с отцом своим встретиться, щенок! - Проскрежетал седоусый гридень, что недалеко от конунга находился. - А больше нигде места тому роду подлому быть не должно.
- Верно говоришь, Снурри, туда им и дорога. Да и Рагхильду с собой прихватить им стоит. Такой бабе не место на землях северных, - подхватил конунг.
- Лаять то вы все ладны, - буркнул жрец с волнистым посохом, исполненным в виде змеи. - А как до дела дойдет, какую рать ты выставишь, Аудбьерн, когда тебя знать конунгом величает, а на зов не поспешает?
- А куда она денется знать то эта, когда у них усадьбы Харальдовыми псами подожженные пылать начнут?
- Да знамо куда, - бросил Снурри, кулак сжав. - Верные тебе, конунг здесь собрались, а остальные с радостью великой под Харальда пойдут, как те собаки, что Гудбрадну служили.
Конунг нахмурился, отчего брови его сошлись на переносице. В голубых глазах полыхнуло пламя ярости.
- Разошли весть о сборе, Рагнар, последнюю. Тех кто не пойдет, убей сам. Чтоб под Харальда не пошли, - зловеще приказал Аудбьерн.
- Взбунтуются, - покачал головой жрец. - Сам же знаешь, их право полное на рать не идти, коли битва не на твоей земле, а в чужой вотчине происходит.
- Прав ты, жрец, кругом прав. Только не могу я оставить воинов Харальду. Нечестивое племя должно к Хель отправиться. Один меня в Вальгаллу не пустит, коли я допущу это.
- Отступное с них возьми, того обычаями не возбраняется - с каждого воина, что на палатях штаны просиживать вздумает - по пяти марок, - Снурри присоветовал. - И казне прибыток, и ярлы толстопузые подумают еще, стоит ли им от битвы отказываться.
- А не назову ли меня Аудбьерн Барыга, после этого?
- А коли и назовут, чем это хуже чем Эйнар Брюхотряс или Торстейн Шелудивый, - хитро заметил ньордов жрец. - А они оба славу в боях снискали. Мечом своим врагов на место поставят - будут и Барыгу боятся, а коли не сумеешь в бою власти выказать - так что проку тогда и от имени Могучий?
Конунг задумался, крепко задумался.
- Ох, хитер ты, жрец., ой хитер. Но быть посему. Тот кто не придет пусть с каждого меча по пяток марок мне скинет.
- На деньги те и среди морских удальцов можно дружину взять добрую, - служитель асов добавил.
- Покупатьмечи? - Аудбьерн даже отшатнулся от жреца. - Я брать привык.
- Брать, оно конечно мы все привыкли, - старик поближе к конунгу подошел, да на ухо ему зашептал: - Но наемников-то будет не так жалко на погибель бросать, в самое пекло боя.
- Снурри, не зря я тебя в советники поставил. Мудр ты. Чтож быть посему. Либо приходят ярлы, либо войско наемное. Что еще у брата моего Арнвинда?
- Да что у него быть может, - пожал плечам гонец. - Все по правде, разве что, сказать тебе хотел - родственница ваша, Хильд, дерзка излишне. Оттого говорю тебе сие, конунг, что как бы позора на весь род ваш не навлекла.
- Чем? - изумился конунг. - Языком острым? Или уже натворила чего и замуж за ромея собралась?
- Прости мне слова дерзкие, да лучше бы ее за ромея и с глаз долой, - хирдман продолжал. - Ведь не след бабе наравне с мужами себя вести.
Конунг почесал в затылке, затем наклонился к гонцу и молвил:
- Кровь валькирии. А хочешь тебе ее отдадим? Видать понравилась девка?
На лице гонца отразилась внутренняя борьба - видно было, что он взвешивает все достоинства и недостатки такого брака. С одной стороны девка своенравная, но с другой - мужу законному ее и урезонить проще будет, конечно времени уйдет не мало, но ведь и приданное за ней не малое, да к тому же и красива, чего уж отрицать. Но с таким скверным характером...
Наконец он кивнул и произнес:
- Почту за честь, владыка, - все же возможность с конунгом породниться перевешивала все остальное.
- Ну чтож, передам я брату своему, что ты Хильд сватаешь, - Аудбьерн усмехнулся в усы. - Да не робей! Хильд не так страшна как кажется.
Конунг отпил меду из чаши своей.
- На твое слово, господин, уповаю, - поклонился гонец. - Дозволишь ли идти, и подарки готовить?
- Ступай, - милостиво разрешил конунг, задумавшись, чтоже все-таки из этого выйдет.
- Вот еще для нас задача, конунг, - едва юноша ушел, Снурри слово взял. - Атли ярл из Согна. Его подспорье нам не помешало бы.
- Снурри, а гонца к нему отправляли?
- Неужели ты не помнишь? - Удивился воин, да усы ладонью пригладил. - Даже со стрелой ратной, а песье отродье это воинов созывать отказалось. Девятнадцать удальцов тогда со всего Согна пришли на твой зов. Все лучше было бы, коли Согн ты, конунг, под свою руку взять сумел, нежели как с равным с этим ярлом худородным разговоры вести.
- Негодяй этот Атли, да к тому же и жаден, - добавил жрец. - Вроде и тебе друг, и Харальду родич, и Гандальву приятель, и с Гудбрандом за одним столом сидел
- Предлагаешь силой взять? Али просто воев послать?
Конунг промолчал, что все помнил, просто слова Снурри услышать хотел.
- Вижу я, господин, все так же не склонен ты к свадьбе этой, - жрец головою покачал. - Родственницу свою простому хирдману отдал, а брату жену из рода ярлова взять не желаешь? Подрос уже Вемунд, все одно срок пришел ему невесту искать - так чем дочь Атли плоха, коли он сам ее предлагает?
- Да по слухам - красавица, каких поискать еще, - Снурри кивнул. - Понимаю, выглядеть будет это, так словно ты брата родного на дружине чужой женишь, ну так не все ли равно?
- Да времена жестокие настали, тяжкие, но женить брата. Молод он еще!
- Не моложе Харальда, а тот вон за невестой аж в Трандхейм побежал.
- Харальд это собачье племя, не сравнивай его с моим братом.
- Конунг, не будь столь упрям! - Подняв посох, вскричал жрец. - У Атли есть войско не меньше нашего, такой союзник будет лучше нового врага. Да и - быть может Сольвейг Вемунду приглянется?
- Жрец, ты мне гарантируешь, что это будет его выбор? - недобрым светом взгляд Аудбьерна зажегся.
-Ньорд не даст ему ошибиться с выбором, так ведь, великий конунг?
- Так, жрец. Будем надеятся, что Фрея девице покровительствует.
- Посольство готовить будем, с конунжичем молодым? - спросил Снурри.
- Готовьте, - конунг вновь обратился к чаше смедом.

(с Тельтом)

Сарасберг
Горм

Тяжкий груз лег на плечи Горма после бегства из Агдира.
Хорошо ведал молодой ярл, что то не поражение, когда у тебя сохранилось войско и сам ты можешь перевести дух. То не поражение, ибо можешь с новыми силами возвратиться и вновь искать счастья воинского и победы в битве.
Но еще молодой была кровь Горма, кипело все внутри у него и ярость заставляла его улыбаться – натянуто, говорить – едко и зло, и день напролет просиживать наравне с простыми воинами на веслах, дабы унять сжигающую изнутри жажду действия.
И после прибытия в Сарасберг не знал он успокоения.
Пришлось выделить воинов для бережения кораблей, поручить Свибрагеру-ярлу обустройство лагеря на окраине Сарасберга, но главное – пришлось вести беседу тяжкую с Гуннаром Одноухим, что пока еще оставался при Горме.
- Благодарен вам и славным датским воинам Агдир, - соловьем пел Гуннар в шатре Гормовом. – Великое мужество показали витязи конунга Хардакнута...
- Много наших пало, Гуннар-ярл, - оставил в стороне обиняки да восхваления обильные Горм и прямо уставился на знатного норвежца, немалое неудовольствие тому доставив таким презрением своим к учтивости.
- Много наших ушли пировать к богам, - повторил Горм, щурясь недобро. – Скорблю я о них всемерно, как, уверен, станет скорбеть и Хардакнут-конунг. Кровь их взывает об отмщении. И о плате.
- Сможешь ты месть править над Сульки-конунгом, ярл Горм, - заверил его Гуннар, пряча глаза вспыхнувшие.
- Не только о мести речь веду, - покачал головою Горм, - Каждый воин сюда шел за плату норвежскую. Думаю, пришла пора отдать злато да иную плату за павших, ибо нет удержу простому воинству, коли не находят они поддержки и сочувствия у вождей и воевод своих.
- Понял я тебя, - склонил низко голову Гуннар-ярл, - Нынче же доложу о том Рагхильде-кюне. Сил не пожалею, дабы плату урочную получили даны хоробрые.
- И в самом деле поняли мы друг друга, - усмехнулся в спину Гуннару Горм и следом вышел из шатра.
Чуяло сердце его: недоброе что-то замыслили Асгаут да Гуннар. Но верно ли то чутье от асов шло, или же усталость немереная одолевала, в черный цвет облачая всех вокруг, - не знал Горм. А потому не желал он и гадать, где да когда с коварством переведаться доведется. Прежде следует дать воинам отдых да самому сил набраться.
Недолго и искать пришлось Горму: отыскал он кумирню, в которой красовалась стаутя Одина. Преклонил колено Горм перед богом и поведал о муках и сомнениях своих, а жрецу, в тени скрывающемуся, отдал запястье серебрянное – из тех, что даром были от Асгаута-ярла.
Когда же вышел он из кумирни, увидел, что ждут его витязи-телохранители, а рядом стоит Альрик-ярл, с ноги на ногу переминается, словно кручина его привела какая, но опасается он назвать ее.
- Говори, брат ярл, - сказал Горм, чувствуя, как волосы на затылке словно рука ледяная пригладила.
- Собрались нынче на пир кюны обе, а затем совет держали, - произнес Альрик, на воеводу глядя.
Понял Горм и то, что невысказанным осталось: немалую обиду обе кюны нанесли ему, поставив его не с собою вровень, но вровень со своими ярлами. Скрежетнул он зубами, порешив, что возьмет свою виру еще.
- Идем, Альрик-ярл. Надобно нам совет созвать, да со всеми ярлами обсудить, сколь великую виру править будем с норвежцев за павших витязей данских. Там и об этом поговорим.
Шумела вокруг них пристань, но мрачными тенями двигались даны через толпу.

Сообщение отредактировал Вито Хельгвар - 4-08-2007, 2:26

(с ДаркЛайт)
Трое лесных странников двигались быстро, стремясь покинуть владенья Кровавого ярла. Даже Эльдис спешила, очень уж ей не хотелось снова испытать его сомнительное гостеприимство. К счастью, Локи-обманщик не оставил Эгиля да Хаки явленной единожды милостью. Знать по нраву их дерзость пришлась богу Огня, он, как гуторят, любит мужей, что живы умом да горазды на выдумки. Эгиль сын Эгиля, живший в лесах норвежских пол жизни, все зимовья здесь знал неперечет. Кк ни боязно было Эльдис у людям идти, но переход по лесу со всей очевидностью показал: она, женщина, едва ли может соперничать с мужами в выносливости, только грузом тяжким на них, легконогих, висит. Вот и выбрали они девевеньку в четыре домину, в тени лесной схороненную да беженцами от войны назвались.
Правда, почти всю стаю пришлось в лесу оставить – кто бы поверил пришедшим с волками? Только Серый Снег с Эгилем пошел, не оставляя вожака в одиночестве.
Странно было Эгилю в чужом доме. Иные тут запахи, и другие люди; вздрагивал лесной житель среди людей.
Был он среди друзей, был среди врагов… да только раньше не был среди людей, которым почти безразличен оказался. Пожалели мимоходом слепого, и дальше пошли.
И потому сильнее он тянулся к Эльдис, хотя того пока не показывал.
- Нам надо разведать, что там да как, - молвил Хаки попутчикам. - Здесь Эльдис в безопасности до времени. а, ежели местные что умыслят. так ты, Эгиль, волков мигом кликнешь. А мне тяжко сидеть на полатях, не зная, что там за лесом. Ох, и смутное время настало, даже не ведомо , где друзья, где враги. мыслю я - хорошо бы разведать. Схожу я туда, где мужей больше живет, посмотрю да поспрашиваю.
- Сходи, - согласился Эгиль. - Один ты чужих глаз не привлечешь; мы же заметны чересчур будем. Хоть и не мне говорить о том, кто в глазах людских более приметен.
- Возвращайся скорее, - произнесла Эльдис. Бояздно ей было Хаки в лес отпускать, но - когда жена мужчину от войны удержала? Поход сына Гандальва хоть и не был ратною битвой, но все же... риск был немалый.
- Конечно, - кивнул тот в ответ. то. что рождалось между его спутниками, не было для Хаки тайной. и не желал он мешать юной любви, счастья обоим желая. То была одна из причин, почему конунжич прочь торопился. Третьему в таких делах места нет, а так.. может, и будет им милость ванов. найдут друг друга два сердца...
Слышал Эгиль, как уходил Хаки; острым был его слух и остальные чувства.
А когда скрылся сын Гандальва - не промолвил ни слова; только снова на Эльдис... нет, не поглядел. Прислушался к ней.
- Ты меня поначалу боялась? - неожиданно спросил он.
Она головой помотала, и тут же вздохнула. испуганно, вспомнив, что Эгиль жестов не видет. Не спепца дева боялась - лишь обитдеть его ненароком. Ведь викинги таких, как Эгиль за достойных мужей не считали. Впрочем, и таких, как Хаки - тоже. Отец ее, херсир славный, такого слепца со двора бы погнал, да и сына Гандальвого - тоже, даром. что тот Харальду родич. просто побрезговал бы. а она.. она вот задумалась: хорошо ли то, как она жить привыкла?
- Не слышу тебя, - улыбнулся Эгиль. - Слух мой тонок, да только не под силу ему чувства по лицу читать.
- Был во мне страх - но не перед тобою, - робко ответила Эльдис. - Когда друзья хуже врагов вдруг оказываються - сложно верить в добро и участие.
- Сложно... - задумчиво повторил Эгиль. - Мне, наверное, легче пришлось - с самого начала у меня друзей не было. Теперь вот появились...
Он помедлил. И спросил потом:
- Твоего лица я касался; могу представить тебя. А каким ты меня видишь? Никогда не знал, что за лицо у меня в других глазах.
- Ты очень красивый, - сегодня она впервые позволила себе рассмотреть его прямо, до того - кидала лишь робкие взгляда да больше - искоса. Боялась, сочтет, что любопытство праздное ее взором движет. - Совсем светлый... и глаза и волосы. Словно тебя серебром в детстве обсыпали, и смыть позабыли.

Мер. Гандальв-конун и гридень его верный.
С Тельтиаром.

Вскоре бабки невесту увели от конунга серого, сказав, что не закончена свадьба еще, а до той поры не нужно им вместе находиться. Недолго, однако, один Гандальв оставался в покоях, что ему отвел Неккви. Пришел человек из свиты альвхеймарской, да просил дозволения речь держать важную.
- Говори, славный муж, - сказал конунг.
- Повелитель могучий, не сердись, коли сказанное не по нраву тебе будет, - начал воин степенно. - Но вспоминаю я свадьбу расстроенную и диву даюсь, как раньше не сумел заметить вещей тех, что ныне в памяти моей всплывают. Но слушай же, конунг, все как есть тебе скажу, - странно мне то, что на свадьбу дочери младшей и друга старинного, не пригласил Неккви всех приближенных своих, а паче того, даже родичей близких приглашением обошел.
: - Ты прав, дело то не обычное, - поскреб Гандальв дланью седеющую бороду. - Впрочем, мы же не знаем, сколь хороши отношения их меж собой. Может, не позвал, чтобы не осрамиться? У меня у самого такие родичи были - что впору козни Локи поминать через слово.
- Так одно дело, Хаки, не к ужину будь помянут, а другое - конунги, слава о которых по всему побережью гремит, - покачал головою хирдман. - Да и еще не понравилось мне, владыка, что ушел Неккви, будто бы по делу вызванные в тот миг самый, когда жертву роковую жрец приносил. Как знал, чем дело обернется.
- Стыдно мне друга подозревать - да только ты ладно гуторишь, - мрачно сказал конунг Альвхеймара.
- Да и мне, государь не с руки конунга славного лаять, но ведь боязно за тебя, владыка, - продолжал гридень. - А ну как вспомнили бы обычай древний, по которому жених сам жертвы приносить должен? Или запоздали бы лучники?
- Не столь я немощен, чтобы волка не забороть без меча! - грозно сдвинул брови властитель Альвхеймара. - Но вои Неккви не все о том ведают. Скажи, знаешь ли ты, кто на Астрид до меня виды имел? Не может такая дева желания в мужчинах не побудить, да и род ее знатен. С таким породниться - мед сладостный.
- То не тайна, властелин, что до женитьбы, Рогволду ярлу ее руку обещал Неккви, - с готовностью ответил воин.
- Рогволду... - протянул серый конунг. - Знаю я его лишь наглядно. Богат да силен?
- Самый могущественный человек в Мере после конунга, - продолжал гридень говорить, все припоминая. - Да, ты, властелин, сына его видел на свадьбе - самый хмурый молодчик, шириной плеч таков, что в дверь едва проходит.
- Да уж, такого и захочешь - не проглядишь. - недовольно протянул конунг. сыновья ныне ему больной темой были. - Что же. мало ему одного молодца, решил всю Норвегию детками заполонить на старости лет?
- Да, кто ж говорит об одном, этот просто приметный самый, а там, подле папаши еще двое стояли - Ивар да Торир-молокос, - все-то углядеть верный гридень сумел, пока другие пили да веселились. - А еще у него и от рабынь приплоду немало.
- Хорошо, что у ярлов друга моего Некки мужской силы в достатке, - скривился Гандальв, - но то, что они рот на конунжий каравай разевают - дело не доброе.
- Но то домыслы все, господин, - головой покачал воитель. - Другое много хуже.
- Что же? Скажи, не тяни жилы, и так мочи нет.
- Слухи пошли неприятные, государь, слушать их мне было тяжко, запоминать - того хуже, но все же слово в слово повторить могу все, злопыхателями сказанное, - поближе подобрался к конунгу воин. - Знаки, говорят, асы послали, что не угодна им свадьба эта. Что Рагнарок приблизит, да что от тебя, властитель, народятся у Астрид одни Хаки трусливые и в том никакой Меру выгоды.
- Змеиные языки! - грозно воскликнул Гандальв. - Воистину. этого щенка Локи сам подменил, мне на погибель. Уж давно он в земле, а слава трусливая. что патока: не отмоешь, коль вымазался. Проклятие Хаки на голову!
- Да будет ему в Хель каждое слово наше, что нож острый, - поддакнул хирдман. - А еще говорят-де, что как волк загрыз Гереварда жреца, так ты Неккви глотку перегрызешь, коли на дочери его женишься. Но пуще всего слухи пошли, будто, хочешь ты весь Мер в войну втравить, да чужими руками победу получить.
- Не поверю я. что они только сейчас те речи измыслили, - вздохнул Гандальв. - Зверь проклятущий лишь языки развязал.
- А было ли это случайностью?
- Что ты имеешь в виду? Ужель Неккви... нет, ему проще было мне дочь и не предложить, ведь не я вовсе на браке настаивал.
Воин помолчал. Он не первый год служил Гандальву и состоял при нем в ближней дружине, знал и о том, сколь близки были раньше конунги Мера и Альвхеймара, ведал, что дружба их пока крепка. Но ведь странное что-то делалось в Нидорасе:
- У Неккви, помимо несостоявшегося зятя, есть еще и вполне реальный зять, со своими видами на правление, - наконец молвил муж. - Именно его ты, конунг, еще по приезду своему задел сильно словом неосторожным.
: - Я далек от того, чтобы оскорблять людей под кровом гостеприимным моего друга верного, - недовольно молвил конунг со все возрастающим раздражением в тоне. - Но тот, кто ищет себе неприятностей, их найдет, везде оскорбление видя.
- В тебе соперника опасного Хуньов видит, господин - он же сам ничтожен и как воин, и как правитель, а ты, на Астрид женившись, претендовать на Мер сможешь, или дети твои.
- Думаю. такие земли. как мер не заслуживают жить под рукою ничтожества. - фыркнул Гандальв. - Но тебе, воин, удалось посеять сомнения в чувствах моих и разуме. Поговорю я с Неккви прямо сейчас, пусть снимет камень подозрения с моего сердца.
- Погоди, господин, еще одного человека я знаю, кому ты не мил, - воин молвил.
- Ужели никто в Мере не рад мне сегодня?
- Как союзнику - рады, как господину грядущему - отнюдь, - с грустью дружинник произнес. - Ты, государь, словам моим волен не верить, но люд здешний привык к тому, что конунг сквозь пальцы на дела их смотрит, а о тебе слава, как о властителе грозном идет, что ярлов в кулаке держит. Оттого и бояться.
-Пусть крепче пугаются, потому что, коль прав ты - им тяжко придется.
- Почуяли волю, ублюдки, - осмелел альвхеймарец. - Совсем как Хильден, покуда ты в Вествфольде воевал. Только тут у них конунг на месте, а все одно - вольничают. Но я про третьего говорил - то младой внук Неккви любимый, Сельви Разрушитель. Опасен он, да хитер, словно лис, в бою же берсерк настоящий.
- Неккви гуторил, что с внукам как раз у него согласие полное, – скептически скривил губы Гандальв.
- Деда то внук любит, а вот тебя, народ говорит, еще до встречи невзлюбил. Сказывают, старым козлом тебя за глаза называл, что до молодых козочек охоч. Да еще говорил этот юнец, по слухам, будто не оттого ты Хаки держал наследником, что сын он тебе был, а оттого, что других сыновей сделать уже не мог по слабости.
- О «слабости» моей дети рабынь лучше слов говорят. А вот лагодникам. что языками чешут вместо того, чтобы мечами в сече махать, я бы руки повыдергал.
- Оттого и наушничают, что им Хунтьов бесхребетный милее на троне будет, - согласился воин. - Надобно с Неккви разговор вести, государь. Быть может и укоротит он языки негодяям.
- Воистину, так я и сделаю, отозвался альвхеймарский конунг.

Мер. Рогволд и присные
Большая часть принадлежит Некропехоте

- Ты, брат, глаголешь хорошо, да только вот к суnи переходи, - устало, ибо солнце за окном уже давно закатилось за горизонт, отвечал Рогволд, - не девка я тебе, шоб предо мною подвигами красоваться.
- Хорошо, не буду блуждать вокруг да около, - хмыкнул Сигурд, - был у меня товарищ один, связала друг с другом нас судьба-чертовка, да так тесно, что вроде ягоды и не с одного поля, а пути жизненные сплелись - по одной ножом проведешь, так и другая напополам разойдется.
Был то торговец знатный, богатый и влиятельный. Да вот в переплет угодил - в долги по самые уши залез, на товар деньги собирая, но потом едва ль не все добро у него под самым носом и погорело. Прямо на складах. В общем туго было купцу, да сам в петлю влез и, как говорится, своими же руками петлю затянул.
Впрочем, на его счастье рядом я с дружиной малой зимовал. Голодно было, хоть и снега уже вроде как сошли, ну и решили мы, значит, пощипать местных торгашей. Подкараулили где-то мои вои обоз небольшой да оружием его и взяли. Среди пленных купец тот оказался. Очень скоро, когда до меня таки донесли его, мы пришли к выводу (освободил его, как понял, что за муж предо мной стоит) - тягостно жить последнее время стало и несправедливостью теперь приходится на кусок хлеба зарабатывать.
Ту весну мы с ним вдвоем и шустрили по местным дорогам да речкам. У меня сила в кулак собрана, не каждый разожмет, а у него - связи, в узел тугой затянутый. Все знал - когда, кто и куда с чем отправляется. Оставалось лишь явиться в указанном месте да забрать злато, погрузить товары, пересадить рабов к нам на за весла.
Выяснилось потом, что купец сей - харальдов близкий прихвостень. Впрочем, мне-то какое до того дело... мы с тех пор частенько с ним вместе сходились и всякий раз прибыльно для сум.
- Ты, значит, хочешь, чтобы я положился на продажного выродка, - подивился искренне Рогволд, - что своих же тебе перепродавал?
- В том то и дело, что такие как он - деньгам верны и почитают договоры пуще судий иных. Говорю тебе, брат, надежнее человека тебе не найти. Ежели, конечно, ты вознамерился за честь поруганную отомстить.
- Сигурд, ты заканчивай, - поверх сплетенных пальцев взглянул на брата Рогволд, - давно не юнцы мы. И сам понимаешь, доверчивые еще ранее безрассудных сгнивают.
- Не купцу этому довериться прошу, - отвечал Сигурд, - но мне, родне твоей. А уж мне ты, сам знаешь, доверять можешь.
Надолго молчание воцарилось в покоях Рогволда. Наконец изрек ярл Мера:
- Хорошо, брат, поступим так. Ты мое слово во Хладир свези, к Харальду. Растолкуй своему купцу о делах... одним словом, поступай на свое разумение. Волю и желание мое ты знаешь. А я тем временем займусь делами здесь, в Мере. На свадьбу женушки своей обещанной собираться надо.

На том и порешили братья, а под утро снарядил корабль Сигурд, в дальний путь отправляясь, да сына молодого с собой взяв, чтобы уму-разуму учился, дело-то не шуточное предстояло им, потому со всем тщанием товары грузили на драккар, да воинов отбирали из тех, кто язык за зубами держать приучен. Для всех отправлялся Сигурд в новый поход на Англов, о том повсюду юнцы кричали, обиду на то, что их с собой не взяли, затая.
Но вот отчалил корабль, а Рогволд с войском отправился к Нидорасу, поперед себя людей верных отослав.
Не хотелось идти сыновьям Рогволда на свадьбы, да не могли не повиноваться воле батьки, а потому понурые, хоть и стараясь изображать радушие да веселье, Ивар и Хрольв влились в праздную толпу гостей, Торир же, по младости лет и вовсе рад был, что на праздник попал. Отец уже занял отведенное в зале ему место, сыновьям лишь оставалось занять места одесную его.
Ивар мельком взглянул на лицо батьки и подивился тому, насколько отец умело скрывает гнев праведный. Ничего не выдовало в нем расстройства - ни в осанке, ни в лице, ни в движении каком. Многие из гостей поглядывали на Рогволда, ибо всем известно было кому изначально обещал дочку свою старый Неккви. Многие поглядывали, да разглядеть ничего не могли.
А вот в Хунтьове, напротив злость виделась - не умел непутевый зять конунга чувств своих скрыть, да к тому же то пренебрежение, с каким к нему гость обращался злости добавило. Оттого и вид у него был такой, словно одолжение великое сделал он всем, на свадьбу придя. Подле отца и Сельви сидел, вино поглощая, да смеясь в голос и смешное что-то рассказывая соседям, да мнилось тем, кто далече от него сидел, что поскальзывали там имена Астрид и Гандальва, в рассказе конунжича.
Своим ходом шла церемония. Обменивались цветастыми словами конунги, друг другу уши умысливая. Непринужденно переговаривались гости, расхваливая красоту невесты да удаль жениха. В зале царила радость и веселье, которому вот-вот было суждено выплеснуться в шальную гулянку. Среди всех кручинилась одна лишь невеста, видать, тяжелым бременем на нее легло приказание отцовское.
Но вот, подбежал к Неккви человек один, что-то на ухо шепча. Переменился в лице конунг, и прочь поспешил. Легкая улыбка едва губ коснулась рогволдовых, славно справил холоп приказание, владетеля из зала выманив. После наградить надобно будет.
Едва лишь покинул трапезную конунг, как промолвил жрец верховный, Геревард, уговору верный:
- Пора союз сей скрепить нам пред богами клятвами! - с этими словами жених и невеста направились к выходу из зала, на улицу, где их ожидали подарки богам высоким, чтоб церемонию не только на земле и не только люди одобрили. Может кто и поспорил бы, что не дело это, без отца невесты жертвы приносить асам, да только Геревард слишком уверен был в правоте своей, пальцами костистыми мех плаща поглаживая. Плаща, подаренного ему Рогволдом.
Одно за другим случались жертвоприношения и вот наконец вытащили на поляну волка, что должно было зарезать во имя Тюра, да привязали к алтарю. Знатный зверь попался - не оголодавший и от-того едва спобоный лапу задрать, но настоящий матерый волчище, исполненный природной силушки и живости. Уж и не знал никто, где зверину такую выловить удалось, да только ловчие, когда им денег щедро отсыпают и не на такие чудеса способны.
Произнеся слова подобающие, Геревард уже было потянулся к жертвенному ножу, как случилось невероятное: волк, что до того все бился в путах, да сорвать с себя ремни кожанные, почуял скорую погибель. Рванул изо всех сил последних, да хрустнула упряжь, поддалась силе зверя лесного.
На свободе оказался волк да тут же на Гереварда-жреца набросился, одним ударом опрокинув на землю да разорвав пузо. Истошно закричал Геревард, почувствовав телом гнев волка, Тюру обещанного. Не ожидал того властный златолюбец, что раньше судьбы чужие вершил, да за награду богатую волю богов толковал так, как людям угодно было. То с ним приключилось, что сам любил он с врагами проделывать, за волю богов расправу преступную выдавая. Но разве знал Геревард, что один из ловчих ремни кожанные ножом полоснул, когда к алтарю привязывал зверя? Разве мог предположить, что его, жреца верховного, кто-то убить возжелает? Оттого и умирал сейчас с брюхом разодранным, да устами слабеющими все пытался произнести имя чье-то, но сил не находил.
Временем тем лесной обитатель уже повернулся было к Гандальву, да не судьба была тому пасть от клыков да когтей зверя дикого. Вмешались гридни да на раз пригвоздили стрелами волка к земле, кровью жреческой окропленной. Изобразил испуг и недоумение на лице своем Рогволд, за происходящим наблюдая, да сам первый к жрецу на помощь поспешил, а следом за ним и Ивар, все же не сумевший улыбку спрятать.
По усадьбе же слухи потянулись, умело нужными людьми пущенные, а что в них правда, что кривда - и сам Один бы не смог разгадать.

Арнвинд размышлял над складывающейся ситуацией в одиночестве сидя в длинном доме. Такое состояние не было ему свойственно, он привык действовать, как любой из викингов. Теперь же из-за творящегося в Норвегии они застряли тут. Лето бушевало в Скандинавии, а волки севера не вышли в свой набег. Воины не знали куда приложить свою энергию, потому тренировочные поединки все чаще становились похожи на настоящие.
Конунг протянул руку к чаше с медом, когда дверь скрипнула.
- Здрав будь, славный конунг, - поприветствовал Арнвинда вошедший Эйрик, однако поклона не отвесил. - Чего не весел так?
- А чему радоваться? – ответил Арнвинд. – Людям приложиться некуда. Походов нет.
- Зато ты, конунг, времени даром не теряешь, - ярл возвысил голос, глядя в глаза господину. - Дошли и до меня слухи, что ты Хильд вздумал не мне, а кому другому в жены отдать.
Арнвинд нахмурился еще больше, если конечно такое было возможно.
- И откуда же такие слухи пошли? Чье имя называется?
- А слухи, вестимо отовсюду идут! Как я могу людям в глаза смотреть, коли каждый тралл судачит, будто бы не сумел я невесты удержать!
Конунгу слова ярла не понравились, он подался вперед, впившись в Эрика взглядом холодных как Северное море серых глаз.
- Ты меня решил обвинить в том, что тралы судачат? Или может я сам слухи, как баба распускать начал?
- Слухи, они не на пустом месте растут, конунг! - С вызовом бросил Эрик, потрясая бородой.
Во взгляде конунга полыхнул настоящий гнев, как лесной пожар метнулся, когда огонь с подожженной деревни на кроны перебегает.
- Осторожнее, Эрик Торвальдсон, ты сейчас по лезвию клинка ходишь. Обвиняешь конунга в обмане. Я тебе виру назначил за Хильд? Соберешь, твоя будет. Нет, не обессудь. Она дочь хевдинга, родич двух конунгов славных. Просто так я ее отдать не могу. Или ты слово конунга сомнению подвергаешь?
- Слову конунга верю я, но и ты помяни мое, владыка - коли еще сваты пожалуют до срока, пошатнеться вера моя, - Эрик ответствовал, а после добавил: - А виру я соберу... уже собрал бы, коли в поход отпустил ты меня.
- Если посольство придет, я буду вынужден принять его. Вот о том, что соглашусь, можешь не беспокоится. Слово конунга нерушимо, ибо Одином поклялся. А про походы, ты ярл мой, должен знать причину того, что сидим на берегу, да драккары морем не поим.
- Неккви, родич твой, видно из ума выжил на старости лет, - проскрежетал ярл. - Войска томятся, а он все ждет чего-то. Сейчас бы уже выступить.
- Знать, не время еще. Выжидает Неккви благоприятный момент, когда напасть на Харальда можно будет. Да войско то толком и не собралось. Вот ты ярл верный, сразу по зову пришел, а у брата моего Аудбьерна, что не ярл то трус на полатях возлежащий. Отказываются на Харальда идти, хотят дождаться когда пес за ними придет. Вот скажи мне, Эрик сын Торвальда, имеет ли право в волчий мех он рядиться?
- Все, что слыхал я о Харальде, один дает мне вывод сделать - трус он, каких поискать, - воин отвечал, по палате расхаживая, поскольку устал на одном месте стоять. - В битву никогда воинов не ведет, издали наблюдает, а победы его все дядей добыты.
- Может ему предложить лисий мех одеть? Все равно баба его воинами управляет.
- Да на это отродье мне бы и песьего меха жалко было, лучше уж с него самого шкуру содрать на сапоги.
- Как бы я был счастлив наблюдать его муки в плену у Хель, сам пируя в Вальхалле.
- Рано тебе, конунг, в Вальхаллу еще, - покачал головой Эрик. - Как предкам в глаза посмотришь, коли наследников не оставишь?
- К тому моменту как я попаду на пир к Одину, Харальд уже будет жалок после того что Хель с ним сделает.
- А я отрублю голову Гутхорму, в том моя клятва! - Выкрикнул ярл.
- Зачем он Хель без головы? - задумчиво поинтересовался конунг.
- А зачем ему вообще голова, коли он берсерк?
- Слушай, я вот все подозревал, что он с Локи союз заключил. Может не Один ему помогает а Великий Обманщик?
- О том давно слухи ходят, - согласился Эрик, вспоминая, что скальды да пришлецы гуторили. - Ни одной битвы честно не выиграл щенок - там Хальвдан из Хель вышел, здесь ночью сонных гридей в усадьбах пожгли, Оркдаль, пока конунг в походе был, разграбили.
- От битвы глаза в глаза бежит, мальчишка. Как и все их собачье племя. Интересно если собаку его породившую, явно любовницу Локи, воинам отдать, это лишит его хоть на время его покровительства?
- До нее пойди еще, доберись, - скривился Эйрик.
- В этом ты прав, Локи хорошо свою подстилку охраняет.
- Пойду я, славный конунг, людей надо занять чем-нибудь, пока от безделья совсем разумом не помутились.
- Ступай, - махнул рукой конунг.

(в роли Эрика Тельтиар)

Мер. Конунг Гандальв.

Едва лишь конунг от себя гридня отпустил да к Неккви в покои собрался, в дверь его запыленный гонец постучал. Хоть и был он видом своим не пригож после дальней дороги, но осанку имел гордую и глаза соколиные, так что не посмели рабы препятствий стопам его учинить. Явно же – не челядинец какой. А вой не из последних в конунжьей гриднице.
Поднял конунг брови, вторжением удивленный. А, как лик прискакавшего рассмотрел – и того пуще забеспокоился: был то Олав, первый подручный ярла Асгейра. Видать, что то, и впрямь, знатное в землях стряслось, что не рискнул ярл довериться ни памяти гонца из простых, ни чернилам.
- Здравствуй, конунг, - Олав скинул долой шапку и теперь стоял перед властителем, голову опустив. – вести худые я вез – но и то, что здесь бают не лучше.
- Про здешнее я уж наслушался досыта, - скрипнул зубами серый конунг. – Сказывай, что дома случилось.
- Случилось то, что вои, тобой в помощь Асмунду из Раумарики отряженное, вернулись оборванные и всего парой дюжин. Да плели всякую чушь про призраков да происки Хель, - Олав решил пока не упоминать имя Хаки, якобы встреченного над телом Дунгаля. Гандальв и без того в бешенстве был.
- Однако же, ясно было Асгейру, что лишь видения страшные едва ли могли их число так уменьшить. Так и есть, что волки агдирские поводом малым воспользовались, чтоб глотки воям твоим перерезать. Осерчал на то ярл твой, да повел дружину с земли Асмунда, обещая кишки его на клинок намотать да тебе переслать морем.
- Боюсь, что стухнут они по дороге, - ответствовал конунг. – А Асгейр – истинный викинг, и хорошо знает, что за виру брать надобно. Пусть же тор будет с ним в битве а Один даст мудрости избегнуть коварства. Скачи же обратно к нему, Олав, да благословение мое передай.
- Ярл будет столь же беспощаден к врагам, сколь верен он тебе, конунг славный, - снова поклонился Олав.
- Передай ему еще вот что, - остановил владыка гонца, повернувшего к двери. – Слышал я, что у родича Неккви, Арнвинда, есть девица на выданье. Пусть Асгейр к ней сватов направит. Не дело то – рисковать, чтобы столь славный род от шальной стрелы оборвался.
- Все молвлю, как ты сказал, властелин.

Фиорды. Двор Кари-берсерка.

Торольв, Эйвинд-Ягненок и Кари.

Меч звенел о меч, высекая искры. Любо посмотреть как тешатся битвой славные викинги. Каждый из них к лету поведет в поход свой хирд – пускай! Тем более не гоже забывать им ратную науку. Ловко кружили и разили железом молодые парни – наотмашь, не на шутку. Видать, знали каждый свою и друга силу и боевой норов, не в первый раз бились, поблажки не давали один другому. Да только и зла не желали, без того заработали уже на телесах шрамов без числа.
- А что, Эйвинд, не слыхал ли чего об Альвире-скальде? – Торольв, не довершив замах-обманку, сделалал нижний выпад, разя клинком побратиму в живот. Ай не успел бы остановить удара! Только Эйвинда-Ягненка уже в первом походе было таким ударом не взять. Не сбив дыхания отбил в сторону Торольва меч, поморщился только, словно от старой едучей раны:
- Не слыхал я о таком скальде. Небось и мёд его не из клюва вытек, а из под хвоста! – Крутанулся Эйвинд и полетел круглый заточенный кончик клинка в шею Торольву. Тот, в свою очередь, остановил удар, да так, что похлипче боец уже бежал бы в кусты за выбитым из руки клинком. Но Ягненок и меч удержал, и от побратима отскочить успел на две руки. А тот не унимался:
- Ужель не простил ты брата? – и вот уже заносит меч Торольв над головой, скользя вперед и обрушая прямой удар на голову противнику– даже не запыхался викинг! Эйвинд плавно ушел в сторону, наклонив свой клинок так, чтобы меч Торольва послушной змеей заскользил по нему да и ткнулся в землю. Тут бы и рубить ему шею Торольву, а тому уходить в отчаянном кувырке через согнутую руку с клинком… Да только отступил Эйвинд и меч опустил.
- Не брат он мне, коли ради девки пригожей род свой оставил. – сказал Эйвинд так и уложил меч в ножны. – Славный бой, побратим.
Отвернулся и пошел к дружинному дому. А Торольв остался стоять, уставив в землю меч. И предупреждал ведь отец его, чтобы об Альвире не заговаривал ни с Кари, ни с Эйвиндом, а язык свой сдержать не сумел. Клинком не смог поразить побратима, а словами рану разбередил.

Близилось лето и, казалось, старый Кари совсем выкинул беспутного сына из головы. Только осунулся весь, словно годы наконец догнали крепкого берсерка, и седина стала своё брать. Он обходил подворье, когда навстречу ему попался Эйвинд, шагавший к дружинному дому. Не заметил Кари его печали, да и сын не стал лишний раз душу отцу бередить.
- Что твои хирдманны, все ли пойдут с тобой в поход, кто раньше ходил? Послал ли стрелу по деревням, викингов собирая?
- Храбрых воинов нынче немало, да только собирает Аудбьерн войско и многие достойные викинги за ним пошли.
- Не пойдут мои люди ни за Аудбьерном, ни за Атли Тощим, ни к Неккви-конунгу! Хватит нам и в море добычи. То же и Ульв скажет. Что братья Сигурдссоны?
- Младший уже оправился, на ноги встал. Все трое пойдут в поход. Эйрик Топор родичей приведет. Халльгорм кормчим пойдет с нами…
- Халльгорм славный кормчий и войн. Наберется ли людей, чтобы по двое на весло посадить, да еще гребцов на смену?
- Уже набралось нас десятка три…
- Мало того!
- Будут еще викинги.
Помолчали отец и сын. Каждый вроде о своем думал, о все об одном на деле.
- Как у Торольва дела? К нам погостить приехал – неужто хирд уже собрал?
- Так и есть. За ним люди с охотой идут. Он хороший хёвдинг…
- А за тобой?
Промолчал Ягненок.
- Ты хороший викинг и… хороший сын. – Кари посмотрел на Эйвинда. Тот склонил голову.
- Возвращайтесь скорее. Я чую, грядет большое немирье. Не будем мы двумя щитами играть – раз и навсегда решить надобно, за кого стоять будем.

Сообщение отредактировал SergK - 10-08-2007, 14:53

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Две недели уж празднества длились устроенные медведем Хладирским в честь гостей дорогих, в честь их свадеб совместно сыгранных. Сладкими эти дни останутся в памяти молвы людской, только имение Хакона не Валгаллой кличут, и не след воинам прежде времени пиры без конца устраивать, предаваться хмельному бражничеству. До тех пор лишь в руках силу они сохраняют, пока сталь в их руках песнь поет славную, пока недруг коварство замысливший будет вздрагивать слова песни той, заслышав, издали. Да и хозяину земель своих не след оставлять без присмотра лен свой только ради чары пенной, воинов своих приучать к безделью. Так мыслил Грютинг каждое утро ложе невесты своей оставляя. Чтоб совсем не взвыть от безделья, не приучать себя к лености мысли, третий день ярл оркдальский засылал гонцов на конях резвых к Торстейну да к Мера границам – ясно уж куда поведет их дальше Харальд, супротив какого врага им придется выступить. Так и надо знать о враге своем будущем больше, чем он сам о себе знает, чтоб не стало никакое его действие неожиданностью для дружин славных водителей. Принимать все вести полученные, поручил Грютинг Асгейру, чтоб отсеивал важное. Смысл и польза в том двойная была – и малец поучиться должен принимать решения не мечем одним диктуемые, да и сам Грютинг для других дел время иметь будет. А дел таких набиралось не мало. Хоть и поставил Хакон за порядком Ахти следить Йотуна, а оркдальский ярл Исхера, только каждый день меж собой люди удалью и силою похвалялися, а потом и меряться начинали. Доходили они и до поединков, пока еще не смертельных, но скука смертная свое дело сделает, не занять сейчас воинов если ничем, то тинги мечей средь союзников станут не вымыслом вовсе. Потому ярл за порядком средь свих сам приглядывал, сурово наказывая ослушников. Да еще бонды мятежные, хоть и присягнули они в верности, да пригляда особого требуют, ибо земля на которой родились они не далеко осталась еще. Побыстрее их надо на землю посадить, хоть польза какая будет от них, а из Оркдаля так просто не выйти им будет – тропы и перевалы знать надо. А и если узнают дорогу они, не беда, наученный набегом Харальда неожиданным, сторожу Торстейн ставит теперь везде где пройти могут гости незваные.
Размышления ярла прервал голос Асгера младого, призывавшего к себе внимание Грютинга:
– Господин, из Оркдаля вести пришли тревожные. Брат гонца прислал, от границ самого Мера спешил он. Выслушай, что он скажет тебе.
– От Мера границ?! Здесь не место нам обсуждать дела важные. С гонцом вместе идем в шатер мой, там разговор держать будем.
Словно ветер тревоги подул на душе Грютинга, вновь он силу военную из родных мест вывел, и ворог тем может воспользоваться. Потому не медлил он боле, и сразу в шатер вестника потащил за собой. Лишь только воды тот с дороги испил, как вопросил его ярл:
– Как дела обстоят в имении моем? Что привез ты мне? С чем тебя Торстейн отправил?
И так пристален был взгляд ярла, что невольно вздрогнул под ним посыльный:
– Вести тревожные я привез, хозяин. С имением твоим родовым все хорошо, поднимают там стены новые Торстейн, сгоревшим взамен. Только как бы не стали труды его напрасными – вновь угроза повисла над нами крыльями черными. Собирают соседи наши из Мера силы тяжкие, и слух ходит поганый, что не в дальний поход они собираются, а в госи к тебе наведаться.
– Точно ли то, что сказал ты мне? Кто о том вести принес?
– Говорили о том купцы заезжие. И слова чтобы их проверить, заслал Торстейн людей, чтобы в Мере самом посмотрели они, что твориться. Я сам был средь них.
– Что ты видел, говори все без утайки.
– Видел и слышал я, как стрелу боевую возили по селениям вестники Некви-конунга, призывали людей за добычей и славой идти. Только не в дальний поход они собираются славы искать, а дома наши предать разорению.
– Весть принес ты лихую воин, но лучше быть предупрежденным о беде грядущей, чем принять удар рока. Вот, тебе наградою будут эти монеты, прими их в награду за службу свою.
Грютинг достал из кошеля на поясе приточенного серебра горсть и высыпал его в протянутые ладони гонца.
– Асгейр, стрелою лети к Харальду, скажи, что вести дошли с гонцом к нам тревожные, что враг показал нам лицо свое истинное и готовит на нас нападение. Пошли с той же вестью еще гридней к Гутхорму, дяде конунга и Хакону, хозяину нас приютившему. Пусть готовы будут они к совету военному, мы не можем угрозой той попуститься.
Бегом выскочил Асгейр выполнять поручение Грютинга, и не только верность господину гнала его, но тревога за дом и близких за спиною оставшихся.
– Скоро Харальд нас с тобой позовет, там ты все, что мне сейчас рассказал перед повторишь. А пока в порядок себя приведи, с дороги умойся, одежду почисти, да садись поснедать пока время есть, от обеда еще оставалось там.
Вновь к гонцу обратился Грютинг, тот кивнул на его слова быстро и сполнять все отправился, как сказано было.
Выслушал Харальд гонца Грютингова - да бороду наметившуюся поскреб пятерней. Немногим ранее на двор к нему пришел муж, с предложением интересным, и речи от Грютинга слова гостя того подтверждали.
- Ступай к пославшему тебя, да вели именем моим лично явиться, - повелел он вою. - Будем судить о делах важных да нужных.
А, после ухода посланника ярла орклальского, послал конунг Харальд слуг за Гутхормом да Хаконом с теми же словами.
Знал ярл Оркдаля, что не заставит ждать себя совет воинский, нельзя от такого отмахиваться, когда на владения твои враг зарится. Потому и готов он был к приходу посыльного Харальда, хоть немедленно к нему отправиться. Словно мысли свои подтверждая, отвечал он гридню агдирскому:
– Сейчас буду, ступай.
И своему уже человеку, перед конунгом ответ державшему на ходу уже бросил:
– Пока совет идет отдыхать можешь, но как вернусь, хочу с тобой еще о делах домашних моих поговорить, так что не пропадай никуда, рядом тут будь, чтоб искать не пришлось тебя.
Одним из первых явился Грютинг по зову Харальдову, и приветствием с ним обменявшись молвил слово:
– Видать долго мы по гостям стали сиживать, пока отдых заслуженный принимаем ворог наш козни за спинами строит, на владения наши зарится. Снова Локки коварный нашел себе прихвостней.
– Твоего гонца я выслушал. Дерзость такую без внимания мы не оставим, а пока дожидаем остальных на совет, расскажи, сколько воев ты сможешь выставить.
– Хотелось сказать бы, что в дружине у меня тысячи, да неправдой то будет. Лихие ветры войны вдоволь пожали средь моих воинов, пять сотен хирдманов у меня с собою сейчас и сотен восемь бондов имеется. Из Оркдаля я помощи особой не жду, перед походом против мятежников, всех я оттуда собрал, а ведь надо чтоб и за порядком и законом там кто-то следил. Бондов вновь присягнувших мне, я хочу посадить на землю, чтоб не чахла она без внимания. Так что в поход сейчас я могу выставить около тысячи. Пополам бондов с хирдманами. Маловато чтоб с Мером ратиться, на твою помощь конунг рассчитываю.
– Не оставлю тебя без внимания, и земли что дал тебе править под моею рукою.
Тут Хакон вошел, разговор прерывая. Замолчал Харальд, не желая дел важных без Гутхорма обсуждать. Запали в сердце его речи дяди о неблагодарности черной, и не желал он еще раз повод родичу дать себя срамословить. К счастью, и сам берсерк быстро пожаловал. не заставил собравшихся ожиданьем томиться.
- Здравствуйте, родичи! Собрал я вас сегодня не для веселья праздного, как в дни прошлые, но чтобы о сечах гуторить, - начал молодой конунг. – Слухи до меня дошли черные, что Гандальв. враг мой лютый. союз с Мером измыслил. Коли выйдет все по воле волка Альвхеймарского – нам туго придется. от того и жду я от вас, мужи многомудрые, указания да совета.
Знал Харалд, что он ныне властен, но после урока ночного решил гордость конунгов бывших потешить чуток, да заслуги признать. А кроме того – опыт боевой у них, правда, солидный. Так не грех и на ус мудрость воителей намотать. Все одно, к его. Харальда, славе все деянья будут вершиться.
Вот и собрались в итоге за одним столом четверо властителей. трое - в летах, и один юный, которому боги уготовили жребий взлететь выше всех. Даже Гутхорм сегодня смотрел на него снизу вверх, ничем о речах ночных не напоминая.

Лес. Хаки Гандальвсон.

Оставив друзей в безопасности, альвхеймарский конунжич пошел лесными тропами из Раумарики в Хейдмерк, по следу ярла Асмунда. Ох, и ужасен был этот след! Не зря в землях суровых викингов, милосердьем не славившихся, молва его назвищем «Кровавого» нарекла.
Узнав, что Эльдис от него вместо заботы плен получила, Хаки уж тогда ярла за глаза невзлюбил, да подивился, как Харальд землю молодцу такому доверил. Теперь же в душе бывшего конунжича мутным облаком поднималась лютая злость. Чувство то было новым для сына Гандальва: он не лгал, говоря, что по-настоящему никого не ненавидел. До ярла Асмунда.
- Может, отношусь к нему так, потому что альвхеймарцу да родичу Ганвальва так легко ненавидеть агдирца? - размышлял Хаки. Но тут же вспоминал сожженные деревни, разоренные земли да селян, смерти лютой преданных без счета – и возражал себе:
- Нет! Харальд – ведь тоже агдирец. Но таким врагом можно гордиться. Как и Хареком Волком и…
Перечислять достойных врагов, с которыми некогда свела его сеча, можно было бы долго. Увы, ныне один недостойный многое перечеркивал. Трудно будет Харальду конунгу эту землю отстоять да доверие народа вернуть. Запугал их Асмунд. Правда. Как слышал он от старухи, Асмунд Кровавый себя конунгом звал а властелина законного поносил да мальчишкой в речах обзывал. Знал ли то Харальд? Ой, вряд ли! Но конунг далече, и врагов у него не убавилось. К тому же – не ему, Хаки раскрывать глаза Харальду Хальвдансону. Если он так умен, как казалось при встрече, сам про все догадается. Альвхеймарец и сам не знал, зачем хочет увидеть Асмунда. Попытаться убить? Вряд ли получится: охрана у ярла лютая, и даже своих не щадит. Что и говорить о бродяге?
Хаки Гандальвсон все это отлично знал, и все же – как колдовством тянуло его вслед за Кровавым. Хоть и знал он: если будет битва какая, он к ней опоздает.

Харек Волк, Ранрики
Спустя четыре дня войско ирландцев, сопровождавшее супругу Харека, прибыло в усадьбу конунгов Ранрики. По прибытии остального войска был собран тинг фюлька, куда съехались все хёвдинги, хёльды, и старейшины родов, и просто уважаемые люди, и даже многие вожди вольных викингов, которым старый конунг дал корабли и клочок земли для корабельных сараев и зимовок. Харек торжественно был провозглашен коннунгом. Но куда больше было вождей, которые предпочли покинуть берега Ранрики, и обосновались на многочисленнеых мелких островах , растянувшихся в заливе от Ранрики до самого Вестфольда.
Харек освободил всех рабов, кто проживал здесь, и многие из них пожелали остаться либо вольными карлами у своихъ хозяев, а кто имел какие-то средства, те стали вольными бондами. Еще сюда стали стекаться люди, бежавшие из Вьярманланда от войска конунга свейского, и много тревожных известий стекались теперь в новый дом Харека.
Через 2 дня после избрания Харека конунгом на тинге фюлька, прибыл к нему один из его гонцов, ирландец, сообщивщий ему про встречу с людьми Асгаута ярла, и про то что Фреалаф поехал постеить кюну лично.
- Сдается мне, не без ведома кюны все это делается, или она не про все знает. -сказал Хареку ирландец.
Харек написал новое послание кюне, и еще одно послание Харальду, вырезав руны на дощечках, и отправил с ними двоих своих вольноотпущенников, наказав им говорить всем, что они идут от нового конунга Ранрики с предложением мира и союза, но имени его просил не называть. На этот раз Харек оставил копии посланий у себя.
Тем временем военоначальники Харека укрепляли побрежье, строили там форты и сторожевые башни, и тренировали новых хирдманов. Широко разошелся слух о том, что в земле Ранриики тепреь новй конунг, и многие молодые бонды и даже беглые рабы из земель свейских и данских при ходили сюда, чторбы поступить на службу.
Трижды отправлял Харек корабли в Хедебю, чтобы выкупить там рабов, и привозил сюда новых воинов, а также мастеровых и ремесленников из земель саксов, англов и франков. Были среди них также и венды, и даже ливы и эсты с восточного берега Варяжского моря. Стучали топоры в лесах, и молоты в кузницах, и крепла новая держава, готовясь к новым битвам....
И вот прибыли посланцы от Эйнара, сообщившие что идет Асмунд ярл на Вингульмерк, а Эйрик -конунг свейский уже стоит с войском на границе, на другом берегу реки Ран Эльв. Уже настала пора сева, и многих бондов отпустили по домам, оставив лишь постоянную дружину.
Долго советовался Харек с другими военоначальниками, и в конце концов решил остаивть ирландцев в Ранрики, чтобы они следили за порядком и правили от его имени, и обрегелаи его супургну, а сам же, собрав множество кораблей, стал готовить войско к походу, чтобы придти на помощь своему данному другу Эйнару - ярлу Вингульмерка.
Ветер сейчас дул попутный, и за 3-4 дня можно было войти в устье реки Скаун. Всех, кто не был занят посевными работами и умел владеть оружие, стал собирать Харек в поход, и только верных нортумбримйцев и данов он брал с собой, ирландцев же решил поберечь для более серьезных битв. Сначала ирлнадцы были обижены этим решением, но Харек был непреклонен.
- Кому я еще, как не вам могу доверить защищать свою спину, кто лучше вас позаботиться о моих владениях, и кто лучше вас охранит мою супругу?
Многие ирландцы выкупили на невольничьем рынке своих соотечественниц, британок или венедок, и многие здесь уже обзвелесь отдельными домами. Целый город в сотню домов уже вырос немного поодаль от усадьбы коннунга, и число домов росло с каждым днем. Ранрики застраивалось, и все больше людей прибывало сюда в посиках лучшей доли, услышав про щедрость и доброту нового коннунга. Даже бродячий скальд из Халланда забрел в Усадьбу, и данский наместник в Халланде прибыл в усадьбу, заверяя Харека в своей дружбе, и сообщил ему о союзе между Харальдом и коннунгом данов Хардакнутом. И о том, что ныне владения данов в Халланде и Скании теперь соседствуют с владениями свеев, которые завхатили все земли гаутов, и лишь Кальмар на востоке остался свободен и заключил союз с данами против свеев.

Транделаг. Хладир.
Совместно DarkLight и avarach не дождавшись Тельта

Выслушал Хакон Трондский Харальда Хальвдансона – и такие слова ему молвил:
- Был бы я рад, если бы ты, зять, под крышей моей задержался. Но викинги – люди войны, и мои старые уши уж слышат крики валькирий. Если и вправду враги твои подняли головы – не след дать им время мечи наточить.
- Истину молвит твой тесть, - поддержал Хакона Гутхорм. – давно мой топор по шее Гандальва Альвехмарского плачет. Помощью Локи, дважды уходил он от смерти, но в третий раз сталь в руке моей колдовство пересилит. А, ежели Неккви конунг столь стар да разумом слаб, чтобы сторону Гандальва выбрать – то быть и ему в Хель, или не зовут меня Гурхорм из рода Оленя! Корабли застоялись, так вели же, племянник, гридям на весла садиться да паруса распускать.
Улыбнулся Хакон речам харальдова родича, молодость вспомнил. И повел речь такую:
- Славные слова достойного викинга я из уст твоих слышу. Наши предки, наверняка, сейчас подняли чаши и медом в честь твою, Гутхорм. Но поспешность порой столь же вредна, сколь и промедленье, рожденное малодушием. Мыслю я, что ловушку врагам надо с толком расставить, чтобы и впрямь не смогли они в нору забиться да продолжать пакостить Харальду.
Тут все согласно кивнули: всем им хотелось победить окончательно.
- Есть мысль у меня, если молвить дозволишь, - обратился к Харальду Грютинг. Тот кивнул милостиво, и ярл Оркдаля продолжил речи свои:
- Думаю я, что удар наш разделить надобно. Тяжела поступь войска твоего, много больше воев под рукой твоей ходит чем у любого другого властителя, потому и разделить войско можем мы без ущерба для дела нашего. Мыслю я что зажать врага надобно между сопко скал, что в Оркдале высятся и гремячим берегом моря. Словно молотом вдарить по наковальне по врагу сможем мы.
– Дело гуторишь ты, родич, - ответил Хакон, потому что Харальд молчал. – Но сам посуди: вои по морю быстрей доплывут, чем по суши отсюда дошли бы. Не выйдет ли, что часть нашего войска к битве в раскладе таком припоздниться? Хоть и быстры ноги у наших воителей, но все ж не быстрей славного драккара в море.
Харальд повернул голову к Грютингу, с интересом ожидая, что ответит на то хитроумный оркдальский ярл.
– Долог твой путь по земле и мудрость свою не забыл ты собрать по дороге, – головной кивнул на слова Хакона Грютинг. – Самое слабое место ты в плане моем увидел. Только ведь не зря нам боги предками были, неужели мы потомки их для войны рожденные не сумеем с этим справитья?!
Грютинг взглядом окинул присутсвующих, может кто хочет слово вставить свое, только все ждали продолжения замысла ярла оркдальского.
– Враг ведь еще не ведает, что прознали мы о его замысле, потому считает что время у него есть подготовиться. Чтобы войско собрать и с ним выступить тоже время нужно не малое, как раз мне поступью спорой добраться до рубежей наших. Лишнего брать мы не будем, впереди войска гонцов зашлю быстры, чтобы бонды помощь войску давали всяческую, на быках их повезем то немногое, что с собою возьмем. Да и взять нам собою лишь нужно припасу сьестного, потому как после гостей конунга нашего, долго бегать и собирать нам прийдется его для воинов.
Ответил на эти слова ярлу Хакон:
– Можно будет запас взять, что для свадеб гуляний мной приготовлен, много его сюда свез я, для всего нашего воинства.
– Не ждал других слов я от родича, что с отцом моим вместе крававую жатву делили. Прими от меня благодарность за то. А драккары, пусть на дюжину дней позднее выходят, или действительно обгонят волчат сухопутных и удар с двух сторон канет втуне. А вот если я первым на землю Мера с войском ступлю, Некви с Гандальвом навстечу мне двинуться, наказать чтоб меня. Вот тогда нужно вам на попережье с моря ступить, чтобы с берега стрелами не встретили викингов наших, без крови лягут земли под ноги воинам конунга.
– Дело славное ты замыслил, только вот двинет ли враг наш все войско навстречу тебе, и сумеешь ли выстоять ты не в горах своего Оркдаля? – вопросил Гутхорм Олень Грютинга. Не получится ль так, что напав один раз ты отступишь назад, а войну нам прийдется выигрывать?
Вскинул голову Грютинг на слова дяди конунга, обидными они ему показались:
– Что людей против двух конунгов у меня маловато прав ты, только мои воины не приучены врагу спину показыать. А что до верности, то мечами своими доказали ее мы когда в спину врагу общему удар нанесли. Или может Гутхорм Сигурдсон какую обиду на нас затаил? Так сейчас скажи, как достойному мужу следует.
- Едва ли стоит нам поход усобицей начинать, - примирительно молвил Хакон. И Харальд его поддержал:
- Воистину, прав родич мой новый. но и дяды слова верные говорит: даже самые храбрые войны перед натиском сил много больших не устоят. Может быть ты, Хакон Трондский, с ярлом Грютингом вместе отправишься да делу мечами гридней своих подсобишь?
- Мысль хороша, - ответил старый конунг. - Конь мой, поди, уж в яслях застоялся. да и вои заотдыхались. Решено! Пойду я в Мер с Грютингом, как хочешь ты, Харальд Хальвденсон.
С совета вернувшисьразослал Грютинг гридней своих, чтоб воев его всех собрали, да приказ его донесли до них, по утру выступать порешили они с Хаконом. Немного времени нужно собраться для дружинникам, да только и тратить не след его зря. Покончив с делами велел снова гонца крикнуть он, да расспрашивать стал о том как справляется Торстейн с делами домашними, все ли в порядке в имении, как раненные мужи, что остались в Оркдале после того как Грютинг и Харальд заратились, поправляются.
– Люди вернулись к работе, весна, страдный день. Потому Торстейн для построек сгореших и порушенных людей взял из оставленных вами, тех чьи руки вновь стали крепки и твердо мечь и топор держать могут – говорит нечего им хлеб твой задаром есть. Только вот бонды одни его слцшают, хирдманы же, из тех что пришли с агдирцами, не хотят возмещать ущерб причененный ими. Говорят, так как будто они здесь хозяева, что их конунг оружием взял эти земли и никто его кроме им не указ. Нет сил у Торстейна сладить с такою толпой. Почитай их три сотни набралось уже.
Стиснул зубы Грютинг услышав такие известия, да ответил голосом враз хриплым ставшим:
– Ничего, недолго им предаваться праздности да девок наших по углам тискать. Подойду я вскоре с дружиной своей и зятя своего. Вот посмотрим тогда, что запоют эти птицы горластые. Топором на строительстве не захотели работать, так кровью долг свой вернут за заботу о них проявленную.
Затем добавил, к гонцу обращаясь:
– Ты не рассиживайся тут долго, скачи обратно к Торстейну, пусть бондов с быками навстречу нам гонит, спешным шагом мы выступим, Оркдаль нужно нам пролететь словно птицам навстречу подвигам ратным.
Со словами этими отпустил гонца ярл Оркдаля, а спустя час тот уж мчался обратно исполнять волю своего господина.

Харек Волк. Берег Вингульмерка
(с Тельтиаром)
Корабли входили в залив. По берегам виднелись сожженные корабельные сараи и склады. И ни души не было видно ни на правом. ни на левом берегу.
- Похоже здесь кто-то уже прошел. - сказал Хареку Аудмунд.
- Странное дело, - согласился другой воин, сидевший на корме. Его звали Ульвбранд и он был родом из Вестфольда. - Война по слухам не добиралась до этих мест, а Асмунд Кровавый ведь выступал из Хедймерка. Конунг, стоит ли нам осмотреть развалины?
- Стоит. -ответил Харек угрюмо. - Даже финны и то оставляют следы. И нашим гребцам нужен отдых. Объявляйте привал
Вскоре они пристали к берегу, возле руин. два десятка воинов, надев брони, направилось к остовам домов, остальные стали дожидаться их возвращения.
- Скажи, конунг, - обратился к нему Ульвбранд. - Ты все еще веришь Харальду
- Харальду да. -ответил Харек. Он что-то тщательно высматривал в грязи, качая головой. - Тем кто его окружает -нет. И тем кого он оставил - тоже нет.
- Асмунд - мясник, - произнес хирдман. - Я служил у его отца и видел как этот звереныш рос. Но до той поры, пока его не сделали ярлом - его забавы были отнюдь не столь кровавы. Торлейв домогался твоей жены, конунг - а ведь это большое оскорбление, неужели ты стерпишь?
Ульвбьерн был одним из тех, кто присоединился к Хареку недавно и потому сам был свидетелем того, как жрец в исподнем бегал по деревне.
- Не стерплю. И отомщу, когда придет время. Но пока я должен сдержать клятву. И когда Харальд вернется, потребую у него суд богов.
- Жрец может отказаться, или выставить вместо себя умелого бойца, - покачал головой воин. - Того же Асгаута. Этот муж люто ненавидит вас - христиан. Но он близок к матери конунга, как и Торлейв до этого.
- Я не боюсь поединков. И верю что победа достается достойному. Пока что мать коннунга на нашей стороне... если ничего не поменялось за то время, пока нас не было... И я уже отправил ей письмo, где просил ее определиться - хочет ли она по прежнему видеть во мне друга или союзника, или превратить меня во врага.
- Ты прости мои речи, господин, но - я слышал Шона, когда он с тобой говорил, на страже я тогда стоял. Слух у меня острый.
Ульвбранд помолчал.
- Тот мальчик, которому ты прижег руку - родич кюне. За это может она осердиться сильно. Да и за Фреолафа я беспокоюсь - ему гнев принимать, если что.
- Я пока надеюсь, что у Харальда хватит выдержки и рассудительности, а у Гутхорма мудрости и благородства, чтобы не терять верных друзей, и не заводить новых врагов. А если нет - любой конунг будет рад теперь принять нас на службу.
- Харек, я принес тебе клятву, но я человек Харальда, - произнес Ульвбранд. - Таких много в твоем отряде. Почитай все, кто присоединился в Сарасберге к тебе. Если ты перейдешь к другому конунгу - у нас не будет выбора, кроме как выступить против тебя.
Да и к кому ты пойдешь? К Эйрику Свейскому? Или к Гандальву? Или к Сульки?
- Я полагась на Харальда и не изменю той клятве, которую когда-то давал его отцу. И покуда жив Харальд, и покуда он сам не избавит меня от этой клятвы, я буду верен его роду, и иначе быть не может.
- А мы будем верны тебе, - произнес хирдман. - Но вон возвращаются наши люди, конунг!
И действительно, несколько воинов вели испуганного мальчишку, который до этого прятался в развалинах одного из домов.
- Успокойся отрок. Мы не сделаем тебе ничего плохого. Дайте ему воды. Расскажи нам. что здесь произошло. и что за люди сделали все это?
Парень смотрел затравлено, но воду принял.
- На ладьях люди, - наконец он сказал. - Много...
Послышался смех.
- А еще на них были шлемы... с рогами? и шкуры? И дубины с шипами? - спросил Ульвбьерн, смеясь. Харек шикнул на него, сердито сверкая глазами. Затем подошел к парню и схватил его за плечи.
- Что за люди? Что за стяг у них был? Что у них было на щитах? Говори, все что помнишь, и все что знаешь... ты ведь хочешь отомтсить этим людям?
- Не помню... - мальчик шарахнулся от Харека. - Только собачьи головы.
- Собачьи головы? Что за собачьи головы? Где ты их видел? Успокойся. Мы тебя не обидим.- Харек крепко держал вырывающегося мальчшику.
Парень дрожал, и прятал взгляд:
- На палках, на... на стягах тоже. А на щитах... было слишком много разных щитов.
- Гандальв! -рявкул Ульвбьерн.
- Каких щитов?- Харек опомнился, и немного ослабил хватку- Какие цвета? Что там было? Скажи все что знаешь.
Мальчишка немного успокоился, увидев, что ему никто не собирается причинять какой-то вред.
- Деревянных! - Выпалил мальчишка - Еще кожей обтянутых!
- Гандальв носит волчье знамя, - поспорил кто-то из хирдманов.
- Нужно узнать, кто еще был! - Добавил другой.
- Еще зубастая рыба! - Наконец вспомнил паренек. - Зеленая...
Харек угрюмо смотрел на паренька, хотя его лицо и оставалось невозмутимым.
- Кто-то знает эти знаки? -обратился он к хирдманам
Хирдманы качали головами.
- Значит морские коннунги. Мы их выгнали из Ранрики-и они пришли сюда. Пойдешь с нами.-сказал он мальчику. - Накормить, напоить, и глаз не спускать. Развести костры. И поищите в округе, может еще кто-то выжил.

Разошлись воины, не скоро вернулись - уж и солнце сесть успело, но привели людей с собой еще из тех, кто убежать успел. Всех их к Хареку Волку подвели. Сначала все они дрожали от страха, увидев грозных витязей в кольчугах и шлемах, но почуствовав что им не причинят вреда, понемногу успокаивались, и старались вспомнить все что видели... А эти люди уже больше рассказали о знаменах пиратов, и что там были люди Торира Собаки.

Как и обычно, с Тельтом.

Удачно сложилось путешествие Сигурда к Трандхейм в качестве посланника Рогволда Мудрого. Несмотря на все опасения брата, Харальд благодушно принял Сигурда Эйстенсона и во всем согласился с его предложениями. Ну а тот факт, что пришлось оставить сына, нисколько не печалил посланника из Мера, поскольку это был предсказуемый поворот событий. Драккар Сигурда уже отчаливал от пристани Трандхейма – предстоял долгий путь, а потому бывший пират позволил себе погрузиться во воспоминания.

C тоскою Сигурд глядел на берега Мера, что в дымке утренней растворялись. Лишь по смутным очертаниям Сигурд угадывал город, в котором он надеялся хотя бы на ненадолго отыскать пристанище, отдохнуть от кровопролития да кривды. Пиратская жизнь утомила его. Увы, надеждам было не суждено сбыться - о чем Сигурд в тайне от себя самого знал, рассчитывая на спокойную и тихую зиму. Не сложилось.
По наставлениям брата Сигурд не стал дожидаться свадьбы дочери Неккви, а сразу, лишь только позволили обстоятельства, погрузился с верными гриднями на драккар да отплыл в сторону Трандхейма, где, насколько ведал Сигурд, находилась на сей момент ставка Харальда. Чуял Сигурд, что неладное заподозрит конунг в посланце из Мера враждебного, однако уповал на собственное красноречие да на здравый смысл Харальда. А потому почти и не тревожился за жизнь свою ярл пиратский.
Раз за разом погружались весла в студеную воду, все дальше и дальше от берега отходил корабль - туман сомкнул объятия над горизонтом, сокрыв от пытливого взгляда кромку земли. Впереди путешественников ждал долгий путь.

Бесприпятственно скользнул в гавань драккар Сигурда, тут же затерявшись среди прочих судов, среди которых, правда, привлек внимание пиратского ярла корабль крупный, знатный, украшенный по всякому - конунгу местному принадлежал он.
Трандхейм встретил Сигурда и гридней его сдержанным молчанием. Лишь вои у пристани поприветствовали посланника ярла мерского, никого, присутствием которого пришлось бы тяготиться да придумывать оправдания чего, мол, Рогволд хочет от Харальда, не было. Оставив часть гридней стеречь драккар, Сигурд сошел на берег. До усадьбы конунга пришлось добираться на санях. Солнце уже клонилось к горизонту, когда Сигурд наконец завидел вдали стены, что опоясывали ставку Харальда.
Трандхейм промолчал и здесь. К остановившимся у ворот саням подошли стражники и самый важный из них, хмурый, весь в шрамах гридень прогудел:
-Чего вам надобно, почтенные?
-Требуется мне поговорить с конунгом твоим, ибо дело у меня к нему наивысшей важности имеется, - распрямившись, проговорил Сигурд, - поскорее проведи нас к нему, ибо видят боги высокие, будет над чем поразмыслить ему в деньки ближайшие...

Не скоро пропустили Сигурда Эйстенсона к конунгу, но все же упоминание купца знатного да злато дело свое сделали. Согласился викинга Харальд выслушать, повелел впустить в горницу конунжию. Забрали оружие у Сигурда, спутникам же его велели остаться у ворот усадьбы.
Двое хирдманов провели гостя в просторные сени, а после и в покои Харальда. Сам конунг в алой рубахе, подпоясаной шелковым кушаком сидел на кровати, а чуть поодаль стояли его телохранители. Супругу же, видимо, отослал он прочь на время разговора.
Сигурд с почтением поклонился, не без любопытства разглядывая того, о ком столько разговоров во владениях Неккви да его союзников ведется. И так молвил бывший пират:
- Долгих лет тебе, Харальд. Судя по деяниям твоим, вижу я, что мудр ты не по годам, а потому сумеешь по достоинству оценить послание, которое я привез из самого Нидароса, из самого сердца земель врагов твоих. Не все средь них желают зла тебе, Рогволд Мудрый шлет привет тебе и предлагает союз против общих врагов.
Одновременно сила и грация сплетались в словах Сигурда. Ловкий пират, скорый на всякую выдумку, говорил также складно, как и набивал сундуки златом да шелками.
- Ярл Рогволд? - В голосе Харальда проскальзывало любопытство. Не каждый же день приходит посланец от сильнейшего из ярлов врага с предложением мира. Хотя - скорее такое предложение стоило бы назвать предательством. - Я наслышан о его доблести и благоразумии. Что же он хотел передать мне?
- Хотел он передать, что устал от того, как выжившая из ума старость направляет многие сотни на бойню никому не нужную. Рогволд, которого прозвали Мудрым вовсе не за просто так, не желает боле служить тому, кто за его таланты и преданность платит черной неблагодарностью, не держит данного слова и требует повинности в делах заранее обреченных.
- Не зря прозвали его Мудрым, коли так, - согласился Харальд, на посланца глядючи. Для таких дел не простого гонца шлют, лишь того, кому доверять можно, как самому себе. - И чем же обидели ярла твоего, коли он не желает служить своему законному конунгу?
- Старый Неккви обещал Ровголду дочь свою в жены, - отвечал Сигурд, - однако вместо того, чтобы сдержать данное слово, он выдал ее за Гандальва, чем нанес смертельную обиду Рогволду и всему его семейству. Такое простить и забыть невозможно.
Потемнело лицо Харальда от крови прихлынувшей, когда имя его врага заклятого прозвучало. Никак не успокоиться старик, хотя ему уж и в могилу пора, а нет - жениться надумал. Но и в этом польза своя была, коли такой ярл как Рогволд оскорблением это посчитал.
- Понимаю я тот гнев справедливый, что овладалел сыном Эйстейна, - конунг молвил. - Но и в твоих словах злость слышиться так словно это не ему, а тебе оскорбление нанесли. Или близок ты, посланец к ярлу своему так сильно, что его беды за свои считаешь?
Не теряя головы и самообладания, Сигурд сжал кулаки, словно злостью обуянный.
- Сигурд имя мое и братом родным Рогволду Мудрому прихожусь. И оскорбление Неккви также легло и на меня, как и на любого, в чьих жилах кровь нашего рода течет. И не будет мне покоя до тех пор, пока кровью обидчик не отплатит за свои деяния грязные. Ибо на то воля богов высоких.
Приятна была Харальду ярость такая, улыбнулся он:
- И на погубу Неккви вы союза со мной ищите.
- Вижу, не ошибся брат мой, решившись встать на твою сторону. Скажи мне, Харальд, что передать Рогволду Мудрому?
- Дружба брата твоего по сердцу мне. Коли вместе расправимся мы с Неккви и Гандальвом, отдам ему весь Мер во владение, ярлом своим поставлю над всеми прочими. Но и он постараться должен в ратном деле, чтобы доверие мое заслужить.
- Славится брат мой не только умом да ловкостью на выдумки. Будь спокоен, Конунг. В нужный момент Ровголд и сыновья его обернутся супротив Неккви, да вместе с твоими воями опрокинут войска его.
Сигурд удовлетворительно кивнул головой, видя, что все гладко и по плану прошло.
- Благодарю тебя, Харальд. Ты мудр и щедр. Я слышал твои слова и передам их Рогволду. Долгих лет тебе.
- Постой, Сигурд, - молвил юный конунг. - Люди мои мне сказали не один ты приехал, а с юношей к которому, как к сыну обращался. Пусть отрок пока у меня погостит.
Улыбнулся Харальд. Глупо было бы на слово верить посланцу незнакомому, что правды своей еще с мечом в руках не доказал.
- Да, действительно, - кивнул ожидавший такой просьбы Сигруд, - среди моих спутников есть сын мой. В качестве доказательства намерений моего брата, а значит, и моих. Оставлю его тебе.
- Ему будет оказана честь, как сыну ярла, - сказал Харальд. - Иди Сигурд, и передай брату, что я хочу видеть его и его людей охраняющими берега Мера, когда мои драккары доберуться до него.
- Так тому и быть. Прощай, Харальд.
Поклонившись, Сигурд покинул хоромы конунжьи. Стражи вернули ему оружие и вскоре он встретился со спутниками, что сопровождали его в это опасное путешествие. По улыбке, игравшей не лице предводителя, они догадались о благополучном исходе и присоединились к Сигурду в его ликованье. Несколько поубавилась их радость, когда стало известно, что Гутхорма, сына Сигурда, в качестве заложника потребовал Харальд, но поскольку отпрыск сигурдский также ожидал подобного, никто особо не печалился.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 22-08-2007, 11:24

Раумарики. Ярл Асгейр

Быстро шли альвхеймарцы под началом Асгейра ярла, да все равно подгонял он их - не терпелось наместнику гандальвову меч обагрить в крови вероломных союзников.
Так ладно баял Асмунд о походах совместных, а вот ведь как обернулось, что из двухсот мужей славных - три десятка возвернулось, а остальные сгинули, конунгу самозванному доверившись.
Хаки-признака увидали! Коробило Асгейра от упоминания одного мужа этого недостойного. А хирдманы-то каковы! Хель сама за ним стояла! Надо же!
Скрипнули зубы, едва в пыль не крошась.
- А ну стоять! - Прокричал Асгейр, останавливая войско свое. Заметилось ему на дереве движение какое-то. - Слезай, добрый человек, покуда стрелами тебя не достали!
Бросил Асгейр, вновь шевеление в ветвях началось. Вскоре уже, ловко по ветвям спустился мужик в одежде ободранной, да с волосьями спутанными. Затравленно он смотрел на воев, да как знамя увидал, в ноги бросился к Асгейру:
- Не вели ярл казнить! Пощади!
Отпихнул его воин, признал отродье трусливое, что десятком командовало.
- Иди, обогрейся, - как сплюнул Асгейр. Сколько их еще таких по лесу бродит?

Альвхеймарцы все больше шли лесом. Сказывался тот урок, что при Хрингасакре получили - в лесу войско не заметно так, как если по дороге широкой идет. К тому же хотели и финнов найти селение лесное - но не нашли. Асгейра это не слишком расстроило - с финнов ведь и добычи не взять, и воевать с ними сложно, не по чести сражаются, полузвери.
До усадьбы добрались под утро - три штурма пережила домина ярлов Раумарики, а все еще была цела. Но не долго ей оставалось тут стоять - не захватывать землю пришел Асгейр - мстить местью лютой.
Разорили деревню, покуда спали люди, повелел поджечь с четырех сторон ее ярл - с радостью исполнили приказ такой воины, с особым упоением тот дом огню предавая, где призрак Хаки Дунгаля сгубил.
Ворота усадьбы воины успели запереть, поэтому альвхеймарцы расположились осадой вокруг частокола, готовя тараны из срубленных деревьев и обстреливая горящими стрелами укрепления. На штурм Асгейр людей пока не бросал, хотел вымотать тех, кто укрылся за стенами, а после вынудить их сдаться - к чему было терять людей.
Два дня стояли лагерем вокруг усадьбы воины, а на третий трое разведчиков пленника привели Асгейру - Откеля жреца. Припомнили тут другие многие полоненые, что это он призывал их от Асмунда отречься и против Альвхеймара вновь мечи точить. Усмехнулся Асгейр в усы густые, на жреца глядя, да повелел его в клеть посадить и возить вокруг усадьбы голым, да копьем острым время от времени щекотать.
- Людей моих повесить велел, будет и тебе награда за то, - жрецу он бросил, сам же первый плетью по его спине пройдясь.
- Будь ты проклят! Навек благословения асов лишишься, зверь, как и Асмунд-предатель, за то, что на служителя богов руку поднял!
- Боги меня не слышат больше с тех пор, как я в Хрингасакре от них отрекся, - рассмеялся Асгейр. - Но посмотри - удача воинская со мою до сей поры!
Жестока была клятва, данная ярлом Асгейром на руинах Хрингасакра. Обещал он ни одной жертвы больше не приносить асам до той поры, покуда жив Харальд.
Еще два дня возили Откеля вокруг частокола, на третий же появились люди, что были ярлом в Вестфольд засланы и сказали, что идет осажденным на подмогу рать большая, а во главе ее старый лендрман Торвард, Асмунда в своем владении свергнувший, и людей с ним вдвое против Асгейром собранных.
- Не хотят мне боги помогать, не слышат меня, - проскрежетал ярл. - Может хоть его послушают!
Повелел он Откеля прикончить, да отступать из Раумарики с тем, чтобы после еще вернуться, сил поднабрав.

Мер. Конунг и внук его
с Аденом

Запер дверь старый Неккви на засов, после того, как внук его в горницу зашел, да сел на табурет, взгляд усталый на Сальви направил:
- Говорить будем, внучек, - произнес он сурово, так что не слышно было дребезжания старческого в голосе его. Силен был голос, да сам Неккви слаб казался сегодня, слишком много навалилось на него бед - и свадьба расстроенная, и недоверие побратима, и гибель жреца верховного.
Сельви зевнул, знал он последние новости и знал что дед того выдержит, но знал, что надо помочь ему... Он кивнул...
-Да, дедушка, слушаю... - Сельви чуть вздрогнул. Сложно быть конунгом, Разрушитель то уже знал...
- Скажи-ка мне вот что, - старик начал. - Что за слухи по усадьбе ходят? Да почему имя твое слышу я в числе первых? Люди говорят, будто ты на пиру зятя моего словом обидел... То не о Хунтьове я - он мне разве что на словах зять, на деле же место пустое. Но Гандальву зачем оскорбление нанес? Отец твой еще не родился, а он уже под парусом ходил!
Сурово звучал голос старческий. Любил внука Неккви, но и дерзости спускать не желал.
-Врут все. - усмехнулся Сельви. - Это когда я Гандальва оскорблял? Может быть, перед тобой, когда сестру защищал, но не иначе, союзников не оскорбляю, не люблю когда топор из спины торчит... А на пиру... На пиру я был в хмелю, да не настолько, чтобы безудержно языком молоть...
Сельви даже знал кто распустил этот слух.
- Другое люди говорят - мол сказывал ты, что нет больше с Гандальвом благословения Фрейра и не сможет он наследников родить, и что жена ему молодая, как седло корове, коли сам он, словно мерин. Не твои это слова, скажешь? - Прищурился внимательно старый Неккви.
-Не мои, дедушка. Кто сказал? - Сельви почернел от злости. - Кто мою тетку обозвал седлом? Я за это и в лицо могу... Знаешь сам - не зачем мне, не зачем мне, грязнословить на друже нашего, знаешь ведь, мне его было бы проще убить, ты меня знаешь.
- Я тебя знаю, - потеплел немного голос конунга, но тут же как холодом обдал: - Да Гандальв не знает. Осерчал он сильно. Сам же видишь - какие дела творятся. Да еще Геревард помереть вздумал так невовремя. Дурно мне, что-то Внучек... Помоги до окна дойти.
Поднялся старик с табурета, пошатнулся. Никогда раньше такого с ним не случалось.
Сельви подошел к Неккви и поддержал его за руку.
-Да, тяжело стало... Тяжелые времена... Главное, чтобы ты жил подольше, конунгом быть тяжеловато, я еще не скоро привыкну...
Разрушитель помог Неккви подойти к окну.
Вдохнул воздух свежий, морской конунг. В море сила Мера, в волнах нет равных викингам мерским.
- А привыкать тебе надобно. - Молвил. - Не желаю я Хунтьову отдавать ни селения - все тебе отойдет в час урочный. Но ты это и так знаешь.
Сельви посмотрел в морскую даль, а потом на Неккви.
-Знаю, юн, но придется стараться... Опыт хоть какой - то есть... Можешь на меня положиться, дедушка...
Глубоко вздохнул, вслед за дедом...
- Придет время - своих внуков поучать будешь, - дед улыбнулся. - А пока, скажи лучше, как думаешь - кто слухи такие может нашептывать. Что за крыса на корабле завелась.
- Хм... Боюсь я, может это недруги наши соглядатаев заслали... Чтобы разладить наши с Гандальвом дружеские узы... Но может и Хунтьов на меня наговорил... Может смерть мне с тобой задумал, дабы трон занять? Не знаю... Но все же, Хунтьову то не выгодно, ведь Гандальв знаменит своей свирепостию, и если бы напал он на нас, Хунтьову тоже пришлось бы туго...
- Отец твой дурак, - согласился Неккви. - А тут ведь не по дурости все сделано было. Ты ремни видел, какими волка привязывали к алтарю?
- Если честно, не обращал внимания... - чуть пригорюнился Сельви. - Не видел...
- А я видел, - пожурил внука дед. - Не волком разорваны, надрезаны были. Кто-то смерти хотел жреца нашего.
- Значит - точно соглядатаи вражии... Может, подошлем наших к Харальду?
- Подошлем, - кивнул Неккви. - Ты, внучек людей сам подбери. Да в Оркдаль их отправь, а оттуда пусть и к Трондхейму подбираются.
-Хорошо... Жаль что Грик погиб... Он - надежнее всех был...
- Грик был хорошим воином и родичем, - согласился старик, отходя от окна. - Но он ныне в Валгалле, а нам за ним еще рановато. Ты сможешь найти других?
-Да, думаю да... - Сельви улыбнулся. - Нам надо мстить
- Мстить... а разве ты не расправился с теми, кто убил Грика?
- Да, но боюсь, не один Скират к тому причастен...
- Помни - месть может подождать, - дед назидательно поднял палец. - Харальд ждать не будет. Пусть он займет все твои мысли, мой внук. Он младше тебя, никогда не показывался на поле битвы, но уже владеет большой державой.
- Медведь ждет своего часа и бьет добычу лишь тогда, когда ему выгодно. - согласно кивнул Сельви. - Харальд - не будет... Не знаю, дедушка, но мне кажется - что он довольно неплохой тактик...
- Но он волк, Сельви. Волк слабее медведя.
- Да, но волк хитрее медведя... Юный волк всегда не прочь полакомиться ослабевшим медведем...
- Он уже полакомился державой Хакона Трондского, - вздохнул Неккви. - Старик отдал ему свою дочь и всю полноту власти. Раньше Трандхеймом правил медведь - теперь лишь волки воют. Но Мер далеко не так слаб.
- Да, дедушка, пока мы с тобой живы, да не перевелись такие как Грик на наших землях, не бывать юнцу Харальду властителем земли нашей!
- Поклянись, Сельви... поклянись, что до конца будешь отстаивать свободу своей земли и изведешь поганое семя волчонка. Лишь тогда я смогу отправится к Одину, зная что мой народ в надежных руках!
-Клянусь, дедушка, клянусь что убью каждого из его семьи, кто попадется мне на глаза, клянусь! А еще клянусь, что твой народ никогда не будет выступать под чужими знаменами!
- Только под змеем! - Прошептал Неккви, тяжело опускаясь на кровать.
- Дедушка, тебе умирать еще рано, погоди... - Сельви чуть поддержал Неккви, чтобы тот не ударился ненароком.
Неккви улыбнулся, положив руку на плечо внуку:
- Я еще не умираю. Этот день был тяжел, я устал и хочу поспать, а завтра... завтра я еще погоняю тебя по двору мечом.
Сельви сдержал смешок, но его лицо и так говорило за себя - внук был доволен...
-Поспи, поспи... Посмотрим кто кого... - съехидничал Разрушитель.
Неккви уснул быстро. Он всегда быстро засыпал, а вот просыпался медленно, словно нехотя.

На подступах к Вингульмерку.
Эйрик (и не только)


Прядь волос выбилась из-под обруча серебряного, упала на узкое, бледное лицо. Поморщившись, вновь убрала ее за обруч Сванхильд, продолжила руны выводить чернилами по коже... послание мужу, уже в который раз - и со счету она сбилась. А каждый знак на коже - раною на сердце жены и матери запечатлен.
"...Сообщить спешу тебе, что у нас все ладно идет, как в хозяйстве нашем, так и в державе целой, без исконного властителя оставшейся".
Шаги послышались сзади, легкие, словно осторожные - кто-то заглянул просто так, но побеспокоить боялся. Гудрун!
- Что такое, милая? - обернулась Сванхильд, беспокойно на дочь глядя. Та перед ней в одной нижней рубахе стояла и встревоженным выглядело лицо девочки.
- Мне сон дурной приснился, мама... Проснулась, к тебе пришла. А ты почему не спишь, ведь поздно совсем?
Словно и сама ото сна очнувшись, отодвинула Сванхильд занавеску на окне - а там уж ночь глубокая была, звезды в небе фигуры складывают. "Да неужто так засиделась я? Ведь, кажется, совсем недавно детей перед сном целовала!.."
- А ты письмо пишешь? - улыбнулась Гудрун, но грустной та улыбка была. – А почему он не отвечает нам, мама? Или письмо так дого идет, все не придет никак?
- Не знаю уж, что думать, - вздохнула женщина, - но мнится мне, что не посланник это медлит. Недосуг конунгу ответы писать нам... Слухи ходят, на Вермаланд Западный он двинулся... Значит, хотя бы жив-здоров и по-прежнему славы ратной жаждет...
- Недосуг... - повторила Гудрун. - Только я и забыла уже, как выглядит отец. Только ты не пиши ему про это и сама не думай, - тут же произнесла она, видя, как задрожали слезинки в уголках глаз материных.
Девочка подошла к матери, обняла ее.
– Не плачь, мама – он же вернется, раз мы его так ждем.
- Конечно, вернется. Ладно, милая, поцелуй меня и беги спать. Больше тебе не приснится ничего плохого, обещаю…
И, поцеловав Сванхильд, вернулась Гудрун к себе в опочивальню, а кюна осталась одна, с тлеющей лучиной, кожи куском да горькими думами.
"Понимаем мы, нет сейчас времени у тебя, занят ты одной войной – как и всегда, ведь всегда ты занят был только ею! Но на коленях молю тебя, хоть строчку, хоть словцо пришли супруге и детям своим, чтоб мы уверились наконец в том, что ладно все и у Эйрика-конунга…"
И закапали долго сдерживаемые слезы, падая прямо на тонкие черные символы, размывая их очертания…

Летит конь гнедой, ветром развевает гриву и хвост его, из-под копыт чуть не искры летят – и летели бы, не будь земля столь сыра. Весной уже все вокруг дышит, но покуда не отогреет солнце ясное землю всю, так и останется весна та лишь ощущением в воздухе, каплей росы на едва пробившемся на свет зеленом ростке.
Куда спешишь ты, конь гнедой? Зачем гонит всадник тебя так нещадно вперед? Почему нельзя остановиться ему, спешиться, вдохнуть полною грудью утреннего воздуха, свежего, прохладного, хмельного?
Нет, не след гонцу останавливаться, медлить. Задача его – как можно скорее послание доставить, а путь-то неблизкий. Сказывают ведь – слышал он по дороге, да не просто слышал, а точно указание получил – на Вингульмерк со всем войском могучим отправился отважный Эйрик, конунг свейский и гаутский, владыка Вермаланда, и дня через три уж у границ Вингульмерка, верно, будет. Значит, туда гонцу и дорога – так лети же скорее, конь гнедой, мчись быстрее ветра!

И правда, Эйрику и рати его славной рукой подать было до владений Эйнара Губителя Заговоренных. Однако до наступления отдохнуть надо было, а заодно и подготовиться: оружие наточить, коли затупилось, да силы распределить, на части войско разбить на над каждою главного поставить. За тем и созвал конунг совет военный в шатре своем.
- …Хорошо, что вернулся Вальгард к нам с отрядом своим, уж привык я, что он мне как рука левая, - так Эйрик говорил, а Свен Черный Молот в бородищу густую усмехался по обыкновению своему. По праву гордился херсир, что сам-то он правою рукой конунжей является. Да и не диво то: Вальгард молод еще, а уж он-то, Свен, и в стольких битвах побывал, и столько раз конунга самого ыручил…
А Вальгард мыслил в то время – ничего, скоро и правою рукою стану. Черный Молот – норову буйного, неспокойного, да и годы его скоро свое брать начнут. Недолго ему подле Эйрика быть осталось, а на место Свена хоть и много охотников, а все же он, Вальгард, средь них, пожалуй, первым будет.
Эйрик тем временем распределил уже, кому какой частью войска командовать, и речь вел о другом уже:
- Хочу, чтоб запомнили вы – сейчас мы против иноверцев идем. Сам Эйнар Белому Богу молится, и подданных своих в ту же веру обратил… А потому сразу говорю, хоть и первую важность для нас земля его представляет, а все же слуг Распятого не щадить, в полон не брать.
- Верно говоришь! – Свен выкрикнул. – Нечего жалеть их, предателей! Посмотрим, как поможет им крест супротив мечей наших острых.
- Как удачно… застал я вас… - задыхаясь, юноша незнакомый произнес, в шатер входя.
- кто таков? – коннг нахмурился, обернувшись. И тут же грамоту в руках вошедшего приметил.
- Гонец я, Аскель имя мое, - отвечал тот, - весточку привез тебе, конунг, с земли родимой, из дому.
Кивнул Эйрик, вышел из шатра да кого-то из гридней окликнул.
- Доведи до того навеса гонца сего, да скажи там, пусть угостят его, чем пожелает сам. Отдых с дороги необходим ему.
А после того, как ушли оба, сорвал печать Эйрик, взглядом внимательным по строкам пробежал – и помрачнело чело его.
- Неужто вести дурные? – Вальгард нахмурился. Сам он в земле свейской жену молодую на сносях оставил, скоро уж разрешиться она должна была – со дня на день воин весточки ждал.
Покачал конунг головой, но по-прежнему беспокойно лицо его было. Присел он, заново письмо перечел…
- Быть не может того – разве не ответил я на последнее послание? А ведь и верно, не ответил – как раз на запад Вермаланда идти сбирались, решил – подождет ответ… да забыл, забыл!
Взгляды воителей на себе почувствовав настороженные, махнул рукой Эйрик.
- Сегодня ввечеру – на Вингульмерк, когда меньше всего они ждать нас будут. А сейчас ступайте, други-братья, оставьте одного меня.
Когда поднялись да вышли все, развернул оборотной стороной письмо к себе конунг, да перо взял, чернильницу к себе поближе придвинул… А через час уж обратно скакал гонец, все с тем же письмом – только на нем и другая рука уж начертания оставила.

Южный Мер. Арнвинд конунг сотоварищи
С Сариной.

Арнвинд поднял задумчивый взгляд от чаши с медом. "Сваты? Вот только сватов сейчас для полного бардака и не хватало. Эрик взбесится, Хильд неуправляема итак" - мгновенно пронеслось в голове конунга, но тем не менее он встал со своего кресла и отправился навстречу гостям.
Ветер завывал во фьордах, погода портилась. Будто бы сам Один был против такого посольства.
- Привет вам гости, с чем пожаловали? - поинтересовался Арнвинд, замирая на пороге длинного дома.
- Приветствуем и тебя, славный конунг Южного Мера, родич великого Неккви, - поклонился седобородый хирдман, что главным был в посольстве этом. - Ярл наш, Асгейр, что по правую руку от Гандальва Серого всегда сидит, прослышал о красоте родственницы твоей Хильд и просит ее руки. С тем и нас послал, дабы просьбу его до тебя, конунг донесли мы!
Поклонились и другие мужи, что из Альвхеймара прибыли.
- Хильд сокровище Южного Мера сама Фрея ее приголубила, да красотой одарила, - подхватил конунг. - А что ваш славный ярл может родственнице моей предложить?
- Ярл наш - воитель известный и нет мужей в Альвеймаре, по доблести ему равных, - ответствовал сват. - И богатства его столь велики, что лишь конунг большим златом владеет. Коли пойдет за него Хильд, не будет ей ни в чем отказа - ни в обручьях, ни в серебре-злате, ни в каменьях, ни в нарядах заморских!
Говоря это, повелел он знаком людям своим сундуки отворить, дабы блеск подарков увидал Арнвинд Мерский.
- Станет она хозяйкой владений самых обширных в Альвхеймаре.
Задумался Арнвинд. Эрику слово дал, а тут и правда интересный союз назревает, хотя бы политически. Задумался конунг, но никто и не требовал от него сразу ответ давать, да слово свое держать.
- Проходите гости, отведайте, то что мы добыли на охоте, да медом запейте. А уж потом мы с вами обсудим все вопросы брака.
Сам тем временем подозвал мальчишку и послал за Хильд.
- Благодарствуем, Арвинд-государь, - посланец повелел сундуки закрыть, да людям конужим их отдать с почетом. А после к столу перешли они, да за явства принялись, порою о незначительном говоря. Но вот, немного времени прошло, подбежал к конунгу человек один видом испуганный и прошептал тихо:
- Эйрик ярл с тобой говорить желает, великий Арнвинд, но лично без людей чужих.
"Один, за что мне это?" - мысленно воззвал к богам конунг, кивнул посланцу и извинившись перед гостями вышел из-за стола. Эрик ждал у дверей длинного дома.
- Слушаю тебя, Эрик.
С укоризной смотрел на господина ярл:
- Так ты слово свое держишь, конунг, - только и произнес.
- А ты предлагаешь гостей, возможных союзников взашей гнать?
- Они и так союзниками нам будут, коли Гандальв на Астрид жениться, - покачал головой Эйрик. - Хильд же ты мне обещал, помнишь?
- Обещал, - конунг кивнул. - А им ничего не обещал.
- Альвхеймарцы на шею тебе сядут, только дай срок, - поуспокоился немного ярл. - Это с Неккви их конунг дружит, а здесь... Выпроводи ты их, от беды.
- Законы гостеприимства соблюдать следует, - спокойно ответил Арнвинд. - И нас от их соблюдения никто не освобождал. Посему, успокойся, Эрик, пусть люди отдохнут с дороги.
- Ты конунг, тебе и решать, - вздохнул Эйрик, а после так спросил: - Скажи лучше, конунг, почему родич твой Неккви на свадьбу дочери нас не позвал?
- Я вот тоже все думал, да ответ не нашел. Только вот обиду затаить мне времена жестокие не дают.
- Странно это и на него не похоже, Арнвинд, он ведь и Аудбьерна не пригласил, и других родичей.
- Думается мне, что торопится Неккви, да ждать боится.
- Мечи наши он ждать может, значит, а как пир - так торопится.
- Говорят, что жених столь стар, что может не дожить до брачного ложа, - усмехнулся Арнвинд.
- А еще говорят, что он может и всех нас пережить, - усмешка Эйрика получилась немного грустной.
- И это тоже, - конунг хлопнул Эрика по плечу. - Все мы можем завтра головы на поле брани сложить.
- Можем, - Эйрик кивнул. - Оттого и прошу я у тебя руки Хильд, что боюсь умереть, так с ней ложе и не разделив.
- Не могу я против слова своего идти.Иначе Один меня из Вальгаллы к Хель отправит в чертоги. Виру собери.
- Я тебе больше виру соберу, чем все эти Альвхеймарцы с собою привезли, - проскрежетал ярл.
Конунг расхохотался. Как раз в сей момент и прошествовала Хильд, мимо дома длинного в свое жилище.
- И ты хочешь всю жизнь воевать с женщиной этой?
Воин проводил девушку взглядом и ответствовал конунгу:
- Лучше воевать с женщиной, чем привести овцу на брачное ложе.
- Ну чтож, мне останется только Одина и Тора в помощь тебе призывать, - совсем уж повеселел Арнвинд.
Временем тем из трапезной и альвхеймарец показался захмелевший:
- Конунг, - произнес он. - Щедр и гостеприимен ты, да нам господин наш в скорости вернуться сказывал. Какой ответ ему принести? Приезжать ли ему самому на невесту смотреть?
- Скажи господину своему, что Арнвинд-конунг, родственницу свою выдавать за достойного будет. А дела такие на одном пиру не решаются. Пусть приедет и сам разговор поведет, - молвил Арнвинд, дернув Эрика за рукав, да сквозь зубы ему едва слышно сказав. - Поединок устрою, победишь, Хильд благосклоннее будет.
- Нет человека в землях северных, достойнее Асгейра ярла, воспитанника Тормунда Старого! - Провозгласил сват. - И он делом это докажет!
Сказал так и ушел, а Эйрик усмехнулся, ручищи могучие разминая:
- Утрем нос соседушке, - рассмеялся. - Не убью, так покалечу.
Арнвинд усмехнулся:
- Ну пошли к гостям, а то что-то они не захмелели совсем.

Мер. Конунги Гандальв и Неккви.
Совместно с Тельтиаром.

Завершился день свадьбы нарушенной, новый настал. Неккви конунг, как проснулся поутру, да водой студеной умылся, сам к побратиму своему направился, благо слабости вчерашней в нем уж не было, всю немощь сон отогнал. Постучал в дверь дубовую, да отворил, внутрь заходя.
- Здесь ты, Гандальв? - Спросил, глаза прищурив.
В ответ на стук в дверь конунг Альвхеймара, до того почивавший, сел на ложе, сжимая рукой рукоять боевого ножа. Неспокойно ему спалось ныне, не чувствовал серый конунг боле себя в безопасности под кровом старого друга.
- Да, Неккви, входи, - сказал он, узнав голос властителя Мера.
- Все спишь, я погляжу, - присел рядом конунг мерский. - Ты сиди, не вставай, слышал уже, поди, как мои люди тебе гостеприимство свое являют. Стыдно за них.
- Да уж, - протянул Гандальв конунг. - Не был бы ты мне другом столь давним да не уважай я твой дом так сильно - за половину речей тех охайники бы кровушкой захлебнулись.
- А что проку холопью головы сечь, - поспорил Неккви. - Коли они речи, что кто-то в уста их вложил, точно дети малые, повторяют.
- Когда в холопах страха довольно, они молчат по углам, а не болтают словно сороки, - не согласился Гандальв.
- Быть может и прав ты, но людей сейчас карать - дружину ослаблять и без того не слишком великую.
Старик поднялся, так словно ноги у него сидючи затекли.
- Мер - не Альвхеймар, земля у нас суровая, каменистая - людей мало, а ты не хуже меня знаешь, что волчонок бешеный в Трандхейме уже женку молодую тискает.
- Это так, - скрипнул зубами альвхеймарский волк. - А милостью тех, кого ты карать не желаешь, моя свадьба расстроена и род под угрозой.
- То и для меня горе большое, ибо не найти мне для дочери мужа достойнее, но теперь жрецы младшие супротив свадьбы этой стоят, - вздох тяжкий из груди Неккви вырвался. - Испугала их Гереварда смерть лютая. И слушать ничего не желают - попробуй переспорь их ныне.
- У меня со жрецами тоже говор короткий, но не дело гостя хозяину в доме указывать, - жестко ответил Гандальв. - Коли желаешь ты забрать назад слово, мне данное - нечего боле искать мне в земле Мера. В память о наших деяниях прошлых уйду я, голов не снимая, но не проси о том, чтобы память утратил. Сам знаешь: жестоко то оскорбление, что должен я лепет холопский сносить, меча из ножен не обнажая, будто и впрямь немощен. Но отказ в свадьбе еще хуже
Взгляд грустный из под бровей седых бросил на друга старого мерский конунг:
- Уезжай Гандальв, - тяжело ему было слова эти произносить, побратима прогонять, все слова и клятвы нарушая. - Когда найду я тех, кто слухи дерзкие распустить посмел - головы их пришлю тебе, хоть бы это ярлы были или даже дети мои родные.
Конунг Альвхеймара положил тяжелую длань на плечо старому другу:
- Тяжко мне, что радость ожидаемая печалью сменилась. Остаться после случившегося мне честь не позволит, а помощь мою в наведенье порядка ты сам отверг.
- Не по нраву мне рубить без разбора, кто прав, кто виноват допрежде вызнать надобно.
Сжали пальцы морщинистые ладонь Гандальва, да слаба оказалась хватка эта. Незаметно подступала немощь телесная к Неккви - то, назад отходя, то вновь хищным зверем набрасываясь.
- Астрид, как пересуды поулягутся, я к тебе сам пришлю. Не по нраву богам в моей усадьбе свадьба, быть может в доме Альвов благосклоннее они окажутся.
- На все воля богов, - отозвался на то Гандальв. - А мой путь ныне лежит прочь от Мера. Мы отплывем на закате.
- Кораблей в сопровождение дать тебе? - Спросил старый конунг, желая хоть как-то вину свою загладить.
- Еще отроками мы вместе в морские походы ходили, - ответил Гандальв. - Ужели зрелым мужем мне охрана потребна? Благодарю тебя, но - нет, откажусь. Пусть все, что от Мера в мере и остается, я даже дары привезенные не заберу. Жрецы пусть говорят о знаменьях что хотят, но я, зверь матерый, чую: все руки верные да клинки острые тебе ныне потребны. Плохо, когда вороги ходят кругом, как падальщики в ожиданье костей с волчьего пира, но когда они в доме твоем гнездо свили - то хуже намного. Все мы сторонних людей судим по мерке одной, а своих родных - по иной. Змее пригревшейся лишь то и надо, чтобы ее к сердцу прижали.
- Многих возвысил я, ни в одном нет ко мне благодарности, - голову уронил Неккви. - Лишь ты мне всегда другом был, но теперь и наши дороги порознь лежат. Боюсь я - не сдюжить мне будет ныне с Харальдом. Коли в последний раз видимся, о том прошу - не держи на внука моего зла.
- Внука твоего мало я знаю, но дела его достойны славного викинга, - склонил Гандальв голову. - Коли то просьба твоя - для него будут открыты и двери моего дома и мои уши и сердце, коль решит он другом Альвхеймару стать.
Улыбнулся благодарно конунг, обнял побратима:
- Ну, прощай Гандальв! Не думал я, что так вот расстанемся, но норны свою пряжу плетут, людей не спрашивая.
- Пусть Один даст тебе мудрости разобраться с друзьями, а Тор - сил, чтобы врагов забороть, - ответил на то альвхеймарец. - Прощай, Неккви. Если пресечется наш путь земной - то в Вальгалле за столом одним попируем.

Оркдаль.
Совместно с DarkLight

Тяжким скрипом да топотом по земле разносились звуки войска, что под руками Грютинга и Хакона на врага нового двигалось. Исполнил в точности наказ господина свое Торстейн, и теперь, вместе дружинами славными, листья брусники едва только цветом зашедшиеся топтали и бонды с быками да волокушами на помощь пришедшие. Не в пример другим походам шли быстро воины, словно волки резвою рысью запах крови врага услыхавшие бросились. Пожирали ноги натрушенные одну за другой версты, потому как времени оставалось все меньше, до момента когда отчалят драккары Харальда от берегов Транделага. Боги, словно от солнца палящего решив укрыть воинов и свежесть воздуха подарить им, затянули все небо тучами, первая в том году гроза собиралась. Становиться лагерем нужно было, только хател до усадьбы своей одним разом дойти Грютинг, потому и людей своих гнал, а за ними следом ступала дружина Хакона.
– Вопрошает тебя ярл господин мой, отчего не прикажешь остановиться, воям? – подбежал гридень Хаконов. – Истомились уже дружинники, долог путь перед нами еще и не сможем покрыть его за день мы, а роздых не давать если и вовсе дойти не удасться.
– Передай господину своему, имение свое я увидеть спешу, потому как с зимы не был я в нем. Хочу знать как справляет дела в нем Торстейн мной оставленный, не хочу чтоб успели приготовить нам встречу. Видеть желаю как дела обстоят в доме моем без украс. Да и встать нам там будет лагерем лучше, роздых лучше вкушать не во поле чистом, а в доме хозяина.
Поклонился гридень слова ярла выслушав, да назад к господину своему бросился, передать ответ Грютинга.
– Веселее шагай дружинники! На привале следующем встреча нам приготовлена, девы младые уж эль устали варить для славой покрывших себя и домой возвращающихся! – Прогремел над головами голос Грютинга.
Хакон выслушал слова посланника и понимающе улыбнулся. Ну, еще бы: будь он на месте оркдальского ярла, он бы тоже домой поспешал. Однако же, хоть резоны Грютинга были понятны, не желал Хакон людей своих гнать, будто пожар вдали видя. А потому дружина конунга Транделага чуть поотстала, ход сбавив.
«Пусть Грютинг сам все прознает, да ярлов своих пожурит али златом лсыпит без чужих глаз да ушей», - думал про себя Хакон.
Видел он, что, хоть и стали ныне оркдальцы родичами да союзниками, не все им поход на Трандхейм позабыли. Начни Грютинг про людях Хакона суд судить – еще зароптать могут. Вот конунг и не спешил родича нагонять. Успееться.
Приободрились от слов этих хирдманы, да шагать веселее начали, и всего через пару часов шага спорого добрались таки до имения ярла окрдальского. А на встречу ему уж спешили слуги прочий люд хозяина увидавший, криками радостными приветствовали они владыку своего. Чуть подале, гридней отпихивая Торстейн верный бежал на встречу прибывшим.
– Что-то долго собирался на встречу мне, смотри, за нерадение почту это. Доказал ты верность свою мне в поле бранном, а каков ты на поприще хозяйском хочу поглядеть, как справляешься, – пожурил запыхавшегося хевдинга ярл.
– Не гневись понапрасну. Не ведал я, что сегодня вы явитесь. Иначе бы первым был, кто вас встретит.
Не успел дыханье свое перевести Торстейн, потому и фразы ронял короткие.
– А к приходу твоему готово уж все, лишний раз гридней гоняю, чтоб порядок держали в имении.
– Так готов ли мой дом к приему гостей? Слышал я, что огонь погулял в нем вдоволь.
– Было такое. Когда я прибыл сюда головешки одни да угли от него оставались. Лютой осада была. Людей из лесов на старое место чуть не силой волок. Однако же справились, и дом твой опять возвышается над окрестностями.
– В том благодарность прими от меня, потрудился на славу ты. А как те дружинники, что оставили мы в Оркдале с Харальдом?
– С нашими проблем никаких нет. А вот агдирцы попили мне крови, много их слишком здесь. Пока хворые да раненые лежали, спокойно было, но здоровья набрались они, и решил я их к делу приставить – не зря хлеб свой есть. Не смог сладить тогда с ними я, за хозяев себя почитают они здесь, по праву сильного думают, мы должны перед ними стелиться.
– Хорошо, этого я не оставлю так. Больше тебя они тревожить не станут, – пообещал Грютинг и взгляд бросил в сторону.
Там в стороне, поодаль от других собирались отрядом обособленным агдирцы и волками смотрели на прибывших .К ним направил коня своего Грютинг.
– Почему я не слышу приветствия вашего?! Я хозяин домой возвратившийся. – вопросил у стоявших ярл. – Али вежеству вы не обучены?
– Вежество нам знакомо. Только хозяин тут Харальд, конунг наш.
– Харальд землю эту под моею рукою оставил и признал мою власть над ней и живущими тут. А вы, как я посмотрю, в том сомненье нашли?! Али с конунгом своим несогласие имеете? Так скажите, послушаю я.
Тишина ответом была Грютингу, попритихли даже бонды с родными с похода пришедшими встретившиеся.
– Дошло до меня, что неблагодарностью вы ответили приютившим вас. Подчиняться за меня человеку оставленному не желаете. Что ж, гостеприимства закон не позволит мне наказать вас за то, ибо гости вы тут, мне доверенные. Но как воины, вы отплатите, за хлеб вами съеденный, да за жалованье конунгом установленное. Хватит девок по углам тискать. Пора собирать жатву средь врагов конунга. Выходите все, кто меч держать может во поле, да становитесь рядом с моими дружинниками. А если кто несогласие выскажет, то свидетелем будет Харальда зять, что пришел со мной, не стерплю пренебрежения службой такой, за измену ее посчитаю!
В этот момент как раз Хакон со дружинниками выехал из подлеска, и ослушники вовсе с лица спали. Слышал конунг транделагский последние слова Грютинга и кивком справедливость их подтвердил. Ибо нет того закона в Норвегии, чтобы дармоедов приваживать, если человек сам вежество не блюдет, то и принудить его инструменты найдутся.
- Верно все молвит Грютинг Оркдальский, - бросил Хакон Трондский свое веское слово. – Харальд бы то одобрил, а вам, мужи агдирские, совестно быть должно своего конунга ленью позорить.
Из подлобья агдирцы смотрели на дружины все прибывавшие, и не осмелились спорить они с Грютингом, вместе с оркдальцами стали во поле шатры свои ставить. Невзначай словно только, они оказались в окружении самых крепких дружин, те слово конунга помня, сами приглядывали на нерадивыми.
– Асгейр! – Позвал юношу Грютинг. – Этих тебе отдаю под командование, жалеть в бою их особо не будем, но если кровью своей за прием тут отплатят, то будет им мое снисхождение. Заодно посмотрю как с отрядом таким ты управишься.
До конца дня стояли дружины, у имения Грютинга, как и обещал он воинам, выкатил перед ними несколько бочек с элем – воины домой пришедшие, хоть душу погреть чтоб смогли. С семьей не свиделись многие, а уже вновь уходить в поля битв им надобно. Родилась в тот же день идея у ярла оркдальского, как привлечь к себе внимание Некви с Гандавом и сдержать обещание перед Харальдом данное - силу Мера всю на себя стянуть. Позвал пред очи свои гонца он из воинов верных и велел передать письмо Некви с Гандальвом он ему вместе с медведем хладирским писанное.

«Слышал я, что недоброе замыслил конунг Мера супротив власти Харальда и людей его, собираешь на нас войско немалое. Что ж, готовы проверить мы крепость стали мечей твоих. К Оркдалю ступай, там и встретимся. Ну а коли слабость проявишь, не придя по моему зову, как мужчинам положено, то сам я явлюсь к тебе, гостем незваным. Испытать тебя и людей твоих желаем мы.
Хакон конунг Транделага
Грютинг ярл Оркдаля »
Хакон тоже был недалече и Грютинг, не желая быть в своеволье повинным, письмо ему показал. Прочел старый конунг руны начертанные, да взгляд уважительный кинул на оркдальца:
- Воистину. Сам Локи тебя хитростью наградил, ярл, и рад я, что мы вместе ныне воюем.

Рассвет гордо подымал голову, озаряя землю, Сельви же брел по лесу, размахивая секирой, разбрасывая кровь с лезвия на землю, грудь его была расцарпана волчьими когтями, кровь медленно текла из раны, Разрушитель провел рукой по ране, сморщился от боли и приложил ладонь к лицу. След от крови покрывал половину лица викинга. Так что выглядел Сельви вполне солидно, как подобает берсерку. Он срубил у ближайшего дерева коры и приложил к ране... На этот раз злобная гримасса возникла на его лице...
"Больно... Задел меня этот волк... Есть в нем что - то... Что - то отцовское... Без предупреждения... Но напал спереди... Испугался, бедняга... Волки просто так не нападают... Только если чувствуют, что терять им нечего... Почему он напал? Ладно, надо идти домой..."
К счастью, кровь остановилась довольно скоро и Разрушитель быстро достиг дома, где и отдохнул немного от пережитой встречи с волком. Затем, пошел к дружине, разбудил одного из них и велел чтобы тот разбудил остальных, ибо проклятий в своей жизни он наслушался больше чем кто - либо другой...

Вскоре дружина восседала вокруг Сельви в тронном зале, а тот, прислонившись к стене, опираясь на дубовый стул, говорил такие речи:
-Тяжелые времена наступают, братья, юнец Харальд - сам в бою не бывавший, взял уже которые земли во свои владения... И союзников наших он на свой лад заговаривает, а значит - братья, предстоят нам страшные битвы... Владений у него множество, людей - еще больше, но ведь они - не из Мера! А значит - каждый из них - боец хуже чем наш. А значит - есть надежда у Мера, да не перевелись на свете еще друзья. Но вот в чем странность - клевещут на меня, братья, причем Тор - свидетель, все до последнего слова клевета, что я обругал союзника нашего, хоть, честно и не был я доволен, что тетку мою замуж за него выдают, да не позволил бы я себе таких слов... Пусть Один мне судьею будет - не говорил я зла, разве что в мыслях кипели у меня думы сии, но не смел я об этом и слова проронить, ибо знаете, говорю я прямо что думаю, но перед тем как сказать, думаю, а надо ли говорить... Так вот братья... Будете ли вы сражаться со мной до конца, идти за Змеем до тех пор, пока не погубят вас или меня?
Дружина шумно загудела, кивая головами...
-Конечно, Сельви, идем на смерть за Змея с тобой или без тебя!
Сельви позволил себе улыбнуться.
-Ну спасибо, братья, удружили... Так вот... Нужны мне те соглядатаи что ходили в Оркдаль...
Внезапно из окруживших дружинников вышел Карон Тихий, один из соглядатаев Мера.
-Я здесь. - тихим зыбким голосом произнес тот, и дружина расступилась.
-Неккви велел чтобы ты и твои ребята шли в Трондхейм... Чую буря там назревает, нужно чтоб ты шел туда и разведал, что там...
-Хорошо... Что - нибудь еще?
-Поосторожнее... Если что - сразу ко мне, Неккви пока не тревожить, сложно ему жить стало...
-Хорошо, выступать сейчас?
-Да.
-Отлично, скоро прибудем обратно. - Карон также тихо ушел, и дружина вновь окружила Сельви.
-А что делать нам?
-Готовиться, братья, чувствую я - скоро будет праздник смерти...

Халагаланд,Брюнольв
пасябки Тельтиару =)

Дождливое небо хмуро нависло над кораблем. Казалось ещё чуть-чуть – и мачты корабля порвут это небо, и дождь выльется вниз, прямо на людей, в тревоге смотревших вверх.
Мерно бились волны о нос корабля брюнольвского, ветер южный нёс тепло, но сулил лишние дни плаванья.
-Долго ещё этот ветер будет? - раздражённо спросил Брюнольв у стоящего за его спиной кормчего.
Тот лишь развёл руками.
-Знаю я, знаю, что ничего ты ответить не можешь. Но из-за этого ветра…-лендрманн вздохнул. – Ладно, хватить понапрасну злиться, сделать-то всё равно ничего нельзя. Но чую я, нехорошее что-то дома затевается. Поспешить бы нам…

Лишь к вечеру подул слабенький западный ветер. Брюнольв в раздражении метался по кораблю, не находя себе места. Все мысли его заполнила тревога – что же такого дома могло случиться? Пожар ли, ворогов набег…братья ли возвратились?
Тревожно было лендрману, но не от страха бесился он – от бессилия!

До дома оставался всего день, когда подтвердились опасения Брюнольва – стал виден им чёрный дым, что вверх от острова их поднимался.
-Поднажали! – крикнул он гребцам. Те лишь молча налегли на весла. Злость поднималась в груди у них – на землю их родную посмели вороги напасть! Исказились лица их, злоба проступила на лице, и в глазах огонь беспощадный разгорелся.
Но лишь подъехали они, им стало ясно, что опоздали они.
Тихо тлели обугленные дома, головёшки, рассыпание по земли. От них, как тысячи светлячков, поднимались в воздух искры…и таяли в чёрном небе.
-Что случилось здесь? – спросил лендрманн грозно.
Свейн, вышедший встречать корабль, понурил голову:
-Пожар!
Тотчас изменились лица Брюнольва и воинов – злость сошла с лиц их. Улыбнулся лендрманн:
-А мы уж и что думать-то не знали. Самое страшное представили – что напали на вас враги, пока мы в отъезде были. Вот оно как, хрутово проклятье-то сказалось! Не на род и не на меня пала кара Асов, а на дом мой…-но неожиданно нахмурился Брюньольв, вдруг и на близких его кара эта пала.
Он поспешно спросил-Умер ли кто?
-Лишь старуха Рэвкель. Не успела она из дому выйти.
Брюньольв кивнул, хоть и жаль ему старуху было, но хорошо, что умерла лишь она.
-А где Бард? – спросил…кажется Виги, один из друзей сына.
-Он остался в дружине харальдовой.
Виги со вздохом сказал:
-Я ему немного завидую.
Брюнольв улыбнулся и сказал ему весело:
-Ничего, и на твой век войн хватит.
Потом он повернулся к Свейну и приказал:
-А теперь пойдём в усадьбу и по дороге расскажи мне о ущербе, что этот пожар нам принёс.
И они ушли, оставив воев, матерей и сестёр обнимающих, рой светлячков-искр, умирающих в ночном небе и алые проблески в тлеющих брёвнах, похожие на быстрый злой взгляд.

Конунг Арнвинд. Мер Южный
Шли дни, бежали один за другим, не зная устали восходила колесница златая и вновь исчезала за горизонтом, спасаясь от прожорливых волков, потомства Фенрирова. Но вот, появились, паруса навострив, вдали от Южного Мера корабли, да приближались быстро - один, два, три - все со стягами черными, да серыми главами волчьими. Любой бы сказал, мельком лишь увидав - то Гандальва Альвхеймарского люди. Но для чего плывут - кто их знает.
Ширились слухи, сколь плохо свадьба конунга Серого завершилась, так быть может он ныне невесту силой клинков отнять возвращается? Но почему тогда к Меру Южному, а не Северному плывут драккары, почему столь мало их?
Арнвинд всматривался в даль морскую, приказав двум драккарам выйти в море, как только весть о гостях появилась. Два драконоглавых корабля покачивались на волнах,ожидая прибывших.
- Как думаешь, Эрик, зачем они прибыли? Да еще и столько? Силу демонстрируют?
- Дармоеды, вестимо прибыли, - сплюнул ярл. - Силы-то там пшик, а вот на то, что ты их всех кормить будешь, надеются.
- Да, запасы не бесконечные, а зима обычно быстро приходит, - нахмурился конунг.
Неслышно подошла к мужчинам Хильд и встала за спинами Эрика и Арнвинда.
- Кто это? - прозвучал тихий голос девушки.
- Знамо кто, - Эрик расправил плечи да приосанился, при виде невесты. - Альвхеймарцы, волки серые. Вон, смотри конунг, с нашими поравнялись.
- Вот если они сейчас по веслам бегать начнут, я подумаю, что там одержимые Локи воины, - пробормотала Хильд.
- Я надеюсь нашим приказано, чтоб по веслам не бегали? Не на празднике, удаль демонстрировать.
Послышались издали крики приветственные, затем и сходни поставили - живо перебрались несколько пришельцев на корабль со Змеем Мерским, говорили о чем-то, а после все в бухту повернули.
- Встречать пойдешь, государь, али мне? - ярл спросил.
- Если выйду я, много чести будет. Ступай, Эрик. В длинный дом их проводи, - ответил конунг.
Раздался смешок Хильд, когда один из гостей пытаясь показать себя во всей красе свалился за борт.
- Шуты, - произнесла девушка, употребляя слово значение которого ей отец рассказал, когда из похода возвратился, да парочку драчливых мальчишек так обозвал.
- Если выйду я, много чести будет. Ступай, Эрик. В длинный дом их проводи, - ответил конунг.
Раздался смешок Хильд, когда один из гостей пытаясь показать себя во всей красе свалился за борт.
- Шуты, - произнесла девушка, употребляя слово значение которого ей отец рассказал, когда из похода возвратился, да парочку драчливых мальчишек так обозвал.
- Справлю.
Споро ярл до пристани добрался, а там уж гости все корабли свои покинули, да сундуками груженые встреч Эрику направились.
- Доброго дня вам, - учтивым быть постарался викинг. - Приветствую на земле Мера. - Как звать вас, да с чем пожаловали?
- И ты, славный воин, здрав будь, - предводитель посольства отвечал. - Зовут меня Асгейр ярл, а прибыл я в земли эти, ибо слышал, что нет невесты краше, чем Хильд, конунга вашего сестра.
Смерил взглядом ярл соперника своего: и ростом ниже, и в плечах уже, и борода короче, одет правда побогаче, да разве ж по одежде о мужчине судят?! А идет - так ногу чуть подволакивает, неужто захочет Хильд себе в мужья увечного? Не понимал Эрик, чего так нахваливали его послы альвхеймарские - разве ж пристало врать в глаза мужам северным.
Да и Хильд вовсе не сестра Арнвинду.
- Мое же имя Эрик и прав ты, альвхеймарец, нет девы, Хильд прекраснее.
Тем временем Хильд отправилась на свою скалу над морем и оттуда за посольством наблюдать принялась. Арнвинд же направился в длинный дом, приказывая к пиру готовится. Негоже викингу негостеприимным к оказаться к союзникам своим.
Вошли в усадьбу конунжию Эрик и Асгейр, точно друзья старинные - показал вежество ярл мерский, решив, что не ровня ему альвхеймарец. Пусть-ка полюбуется на них Хильд, когда рядом идут - сразу поймет, кто статью вышел, а на ком отдохнули Асы. Одно лишь немного волновало ярл, взгляд гостя ледяной - слишком мертвенным он казался, так словно правдой те слухи были, что вернулся Гандальв из царства Хель, да с собою лучших ярлов своих вывел.
Только просчитался Эрик, не было родственницы конунга в доме, да и в усадьбе ее не наблюдалось. Только Арнвинд встречал гостей сидя на резном троне.
- С чем пожаловали, гости дорогие? - испросил Арнвинд, после того как по его приказу рога напоненные медовым напитком гостям поднесли.
Принял рог полный Асгейр, спутнику доверенному передал. Не хотел пить, видимо. Усмехнулся в усы Эрик - вот ведь женишок, что захмелеть с одного рога боится.
- Зовут меня, славный конунг, Асгейр ярл, и не даром величают меня правой рукой государя альвхеймарскго Гандальва. Во всей земле своей лишь ему я уступаю, в иных же землях с любым поспорить готов хоть на тинге речей, хоть на тинге мечей.
Гордо голову вскинул альвхеймарец, показалась улыбка на лице его мертвенном, что в свете факелов лишь еще бледнее казалось:
- Люди мои, что от имени моего прибывыли десять дней тому, о гостеприимстве твоем, Арнвинд, говорили, да о том, что сестра твоя, Хильд достойнее невест всех на севере. Для того прибыл я, дабы в жены ее просить.
Вновь Эрик улыбнулся, взгляд конунгу послав насмешливый, мол статью не вышел, а туда же лезет, гость-то.
- В жены говоришь.., - задумчиво бороду поглаживая, произнес Арнвинд. - Да не первый ты с такой просьбой ко мне обращаешься. Хильд спросить не могу ибо знаю ответ ее заранее. А вот устроить поединок за руку ее это по нашему, по северному.
- Поединок, - протянул Асгейр, хотя лица его выражение не изменилось совсем. - Дело славное, многими скальдами воспетое, хоть и не к добру это, лишь в гости явившись, кровь проливать.
Трусишь ты, ярл, боишся сражения открытого, во взгляде Эрика читалось, что к конунгу ображен был. А как же слова людей твоих, что нет тебе равных в бою рукопашном? Вновь брехали, как и стати богатырской твоей. Лжецов взрастил Гандальв на земле альвхеймарской. Нет в них ни чести, ни силы, ни удали да и храбростью обделены.
- Поединок я на завтра назначу, а сегодня попируем вволю, да Одину с Тором почет оздадим, - ответил конунг.
- Прими тогда дары мои тебе и невесте прекрасной, - продолжал Асгейр, а люди его сундука два вперед выставили, да раскрыли - в одном злато лежало и украшения диковенные из земель южных, в другом же платья парчовые да шубы песцовые. - Коли погибну я - так пусть залогом моей дружбы с Мером останеться у тебя сокровище это, дабы не считал никто, что из жизни я ухожу, злобу затая.
_ Добро, - пробасил Арнвинд. - А теперь прошу к столам, явства готовы, мед в чашах плещется.
Сели за столы гости с хозяевами, за угощение принялись. Сидел подле соперника Эрик, да неудомевал, отчего же тот до сих пор имени противника своего не спросил, или же все равно ему, с кем мечи скрещать поутру? А может и вовсе страха нет в этом человеке? По иному взглянул на неспешно рыбу поедающего Асгейра ярл, шевельнулся страх в сердце его иглой ледяной, но лишь зубы сцепил воин. Не пристало ему чужака на своей земле боятся!
- А что ж ты гость дорогой мед совсем не пьешь? _поинтересовался Арнвинд, тем временем пытаясь понять куда же Хильд запропостилась, как ушла с пристани так ее и не видели.
- К чему перед битвой рассудок тяготить, - отвечал альвхеймарец. - Коли погибну я поутру, так в зале у Одина мне поднесут рог до краев наполненный, а коли жив останусь, уж поверь конунг, не побрезгую угощением твоим.
Арнвинд нахмурился, негоже от меда отказываться, сидя за столом пиршественным. Сделал конунг большой глоток из чаши своей да взгляд вопросительный Эрику направил.
- Боится гость, что на заре его ноги держать не будут, коли меду нашего крепкого хлебнет, - ярл пробасил, кубок опорожняя.
- Нет, - Асгейр улыбнулся, из за стола поднимаясь. - От иного меда вы захмелеете.
И такую вису сказал:

Плещется брага,
В медной посуде,
Только не хмеля,
Крови алкают
Храбрые вои,
За Нанну обручий,
Встретятся утром,
На клинков споре.
Арнвинд задумался, что именно хотел сказать гость. Странный он был какой-то, непонятный для простого викинга.
- Слыхал я скальдов, что поскладнее слова баяли, - ярл мерский первым сказал, понять пытаясь, оправдывался ли этими словами гость или же запугать их хотел, да заворожить ведовством каким. - Быть может рассудок его от путешествия морского помутился. Не всем дано путь такой выдержать.
- Бывал я и на тех пирах, где гостей и союзников насмешкам не подвергали, - резко Асгейр бросил. - А так, будто не в Южный, а в Северный Мер я попал.
Упрек то был не одному Эрику, но и всему роду конунга, ибо дошли уже слухи и до двора Арнвинда, как конунга Альвхеймара принимали в Нидорасе.
- Не привыкли мы, гостюшка, что от наших явств отказываются.
- Не голоден я ныне, - головою покачал Асгейр. - Будет еще у тебя возможность меня попотчевать.
Вот ведь наглец, Эрику думалось, так с Арвиндом спорить, да еще упрекать конунга.
- Оскорбить меня хочешь или поваров моих? - нахмурился конунг.
В этот миг скрипнула дверь и в помещение вплыла Хильд, гордо вздернувшая подбородок, смотря на всех снисходительно, будто одаривая милостью.
Видишь повод к ссоре
Славный конунг Мера?
Но не с тем я прибыл,
Чтоб с тобой бранится...

Начал было новую вису Асгейр, но на скрип обернулся, девицу увидав. Не укрылось и от Эрика, каким взглядом смотрел на девушку пришлый ярл. Так смотрел, будто бы принадлежала она уже ему. Но не бывать этому. Не бывать!
Лишь на миг гордый взгляд на госте задержался, затем колыхнулся ледяным штормом моря Северного, да дальше Хильд поплыла к родичу своему.
Понравилось то ярлу, горда девушка, не достанется чужеземцу. Лишь с ним будет, когда он голову бедовую Асгейра ярла вместе с языком его поганым, поукоротит. Тем и конунга порадует.
- Приветствую тебя, прекрасная Хильд, - альвхеймарец произнес тем временем. - Вижу я, правы были люди мои, что красу твою лишь с Фреей можно сравнить.
- Приветствую тебя, ярл, - спокойно словно море в безветрие голос девушки зазвучал. - Лестно мне, что с богиней сравнил ты меня, да рассерчает Фрея и лишит меня того чем уже одарила.

(В главных ролях Сарина и Тельтиар)

Сообщение отредактировал Sarina - 26-08-2007, 12:48

Корабли альвхеймарского конунга. Гандальв.

Покинув гавань Северного Мера, в один миг из дружеской ставшую негостеприимной, Гандальв не спешил к родным берегам. Неотомщенная на берегу обида грызла конунга изнутри, требуя выхода. Конунг верил в мудрость и доблесть ярла Асгейра, оставленного управителем, а потому, вместо норвежского берега повелел кормчему править к ирландскому берегу. Стоял конец весны, и северные воды были достаточно теплыми, да и лед, сковывавший иные фьорды зимой, давно уж растаял. В это время светлых ночей викинги любили ходить в морские походы. И хоть и считалось то уделом младших сыновей рода да отроков, ищущих славы, люди морские всегда рады поплавать под парусом. Выбор места для морского набега был отнюдь не случаен: ведь говорила молва, что именно из Ирландии приплыл Харек Волк вместе с людьми Белого Бога на службу к Харальду. В глазах Гандальва, того для мести было достаточно.
Поразмыслив в дороге, конунг решил перенять хитрость врага и не только свершить месть, утопив обиду в ирландской крови, но и очернить ненавистного Харека в глазах тамошних конунгов.
И взвился над драккарами стяг с белым волком…

Ирландцы не чуяли беды от кораблей со знаменами Харека и вышли встречать воина хлебом да солью. Поздно, слишком поздно, поняли они, что не мирные гости, но лютые вороги к побережью пожаловали. И обагрились альвхеймарские клинки…
Словно колосья серпами выкосили воины Гандальва всех ирландских мужей, да побросали их трупы с обрыва, воронам на поживу. И горели дома, уничтожая мирную жизнь, и рыдали рыжеволосые девы в объятьях захватчиков. Конунг приказал жизнь всем женам ирландским оставить, велев, чтобы Харека Волка за милость ту прославляли:
- Вы девкам гуторьте, что вождь ваш с ирладкою спит да рад тому больно, - наказал конунг гридням. – Вот, мол, и велел вам распробовать здешней красы, говоря, что местные бабы лучше норвежских. Мол, даже жрец Харальдов перед красой жинки Харека не устоял, а Волк лишь возрадовался, что может плотью ее христианской богу Фреиру послужить.
Знал Гандальв доподлинно, что Гилианд здешнему владыке ирландскому родней доводилась, и смекнул, что историю с Торлейвом можно против Харека повернуть. Жреца без портов пол Норвегии видела, а муж ирландки его голову с плеч так и не снял. Значит, к прежней вере вернулся, да ванов по старым обычаям славит.
«Не быть тебе, Харек, у Харальда гостем желанным, а теперь и сюда не вернешься», - мстительно думал Гандальв.
Сам он с драккара не сошел, мысля что, ежели знает кто Волка в лицо, то обман мигом раскроется.

Ярл Асгейр. Мер Южный

Негостеприимными казались Асгейру земли Мера. Уж если конунга великого так здесь приняли, так ему, простому ярлу и подавно уважения не выказали, так словно не союзник прибыл, а враг заклятый.
В глазах у ярла встречающего насмешка неприкрытая просматривалась, так словно себя он почитал выше гостя премного. А у самого, поди, кроме той рубахи, что на нем надета была, ни кола ни двора. Беден Мер, каменист, мало земли плодородной, да много гордости в людях его. Из моря вышли, так и остались конунгами морскими, да каждый у кого хоть какой-нибудь корабль есть захудалый уже себя владыкой почитает, конунгам лишь равным.
Ему, Асгейру, ничего не стоило подарить Арнвинду два сундука злата и одежд, не в убыток. Смог бы кто здесь таким богатством похвалиться? Разве найдет конунг иного жениха, хоть в половину столь же достойного, как он? Ан нет - поединок устроить решил. Что же - если ему людей своих не жаль, то ярл был с любым готов на разговор каленых клинков выйти.
Истосковалось сердце воинское по сражению настоящему - деревня та сонная в Раумарики, да жреца убийство радости ему особой не принесли. Лишь только на душе осадок неприятный оставили - хотел он, прежде чем невесту себе искать, с союзниками вероломными поквитаться, да не судьба видно - раз велел конунг сватов слать к Хильд, значит промедления не терпело поручение это.
До сих пор, как к приказанию конунгову относился к сватовству своему знатный ярл - пусть и красива дева, пусть и родовита, а не будила страсти в сердце его. Наследники нужны были ярлу - в том прав был Гандальв, но не более. А что взгляды он бросал на нее похотливые, так-то для конунга Арнвинда и людей его, пусть считают, что очарован он девицей, для дела то полезнее. Ведь видно, что любит властитель Мера родственницу сию, коли уж позволил ей так долго мужа себе избирать.

Южный Мер.
Арнвинд сидел на своем стуле в длинном доме, голова гудела от выпитого вчера. Мед плескался в чаше, но пить уже не хотелось. Близился рассвет и время когда решится все. Ярл пришлый конунгу очень не нравился, а вот Эрик странно себя сегодня ведет. Что ж когда первые лучи солнца коснуться деревьев многое решиться в звоне мечей. Или они предпочтут битву коней? Такой расклад Арнвинда не устраивал, но гость мог потребовать выбора поединка.
- Что-то не весел ты конунг, али не веришь в силушку мою? - Голос ярла уверенно звучал, но очи его мутны были, то конунгу заметно было. Видно хватил лишку, на пиру похваляясь. - Третий-то и вовсе холоп, пусть и брата твоего человек.
Конунг посмотрел на Эрика, тяжел был взгляд, холоден как воды моря Северного.
- Смотри Эрик, в твоих руках судьба Хильд. Не нравится мне гость наш, ох не нравится. Воля моя я бы его в фиорд сбросил, да не могу, союзник вроде как.
- Ты не можешь, я смогу, - бородач рассмеялся. - Ты же видел - он хром, да и какая в нем сила. Богатей - это да, но не викинг.
- Знаешь, Эрик, - Арнвинд задумчиво потеребил бороду. - Что-то меня в нем настораживает. Но вот что, я никак понять не могу. Может все это притворство лишь? Давай первый бой он с последним проведет, то есть с хирдманом брата моего. А уж ты завершишь дело если что.
- Что бы потом говорили, что я раненого добил! - Вскричал зло ярл. - Такую честь ты мне уготовил, конунг?
- Тише ты! - рявкнул в ответ Арнвинд. - Мы второй бой можем и на завтра перенести. Просто не нравится он мне. Поверь чутью моему, да опыту боевому.
Опустил голову Эрик, будто смирился.
- Ты конунг. Но пора, что ли - вон, смотри этот у порога трется... как его зовут-то хоть? - Он рукой ткнул на дверь, где третий жених стоял, не решаясь к конунгу зайти. Когда послом приезжал - так меньше в нем робости было. - Вот ведь, трусливый выродок, а туда же.
"Аудбьерн ничго лучше придумать не мог, как простого хирдмана свататься прислать, а мне теперь с головной болью разбираться, что мне тут все устроили. Ох не вовремя на тебе столько воинов жениться захотели, Хильд", - размышлял конунг, махнув рукой человеку брата своего.
- Проходи. Как зовут тебя?
- Олаф, - ответил тот, подойдя к креслу конунга.
- Зачем пожаловал в мой дом? - поднесли хирдману рог с медом тем временем пока властитель усадьбы вопрос задавал.
- За красавицей Хильд прибыл, чтобы в дом свой хозяйкой ввести, сделав добрый глоток хмельного напитка ответствовал викинг.
Задумался Арнвинд, бороду погладил. "Если сейчас еще кто за Хильд явится, я решу что ты Один надо мной посмеяться решил".
- Это мы слышали уже, - ярл буркнул.
- Ды вот к сожалению, али к счастью, не знаю даже, не один ты такой, - конунг обвел рукой ярла своего и пришлого.- В поединке Хильд завоевать придется. Ты готов?
- Я воин северных земель, конунг, - нахмурился Олаф. - Вызов на бой готов в любое время принять.
- Славно, что хоть один от боя не увиливает, - негромко сказал Эрик, но все же разнеслось по зале. - От меду-то поди не откажешься?
- Так выпил ужо, - ответил Олаф, показав полупустой рог. - С догроги самое то, ярл.
- Ну что, гости дорогие, коли так, тебе Олаф с ярлом Асгейром первым биться. Как последнему прибывшему, - заключил Арнвинд, хлопнув себя по коленям ладонями. - Как лучи солнца дверь в длинный дом окрасят светом своим, жду вас на ристалище, что за домом сим.
На том и порешили. Да скоро уже собрались они возле усадьбы, в окружении воинов и жрецов, ветераны же седоусые споро место поединка священного веревкой ограничили - кто ступит за нее, тому и побежденным быть. Первым Олаф в круг шагнул, а после и Асгейр появился в сопровождении четверых хельдов своих.
Шел он, как и давеча, чуть на ногу левую припадая, лицо же - точно маска ледяная, даром что сосульки с усов не свисают. Остановился у границы, посмотрел на собравшихся, конунга поклоном приветствовал.
- Добрый день для поединка, - произнес. - Ни облачка на небе, из Асгарда боги следят.
- Добрый, - согласился Арнвинд. - Да будет Тор благосклонен к тем кто ратится в этот день.
Подняли альвхеймарцы знамя своего конунга, да голову волчью на палке. Взметнулись и два змея - один Южного Мера - Зеленый, точно морская поросль, а другой с Фиордов, Черный как ночные волны. Скинул плащ Асгейр, в кольчуге добротной оставаясь, да нагрудник стальной миклагардский блеснул на солнце. Укрыл он, вопреки обычаям северным, ноги свои от колен до стоп щитками стальными, да руки от кистей до предплечий. Затем человек верный шлем высокий надел на голову ярла своего, укрыла шею кольчужная сетка - лишь глаза холодные видны остались.
Протянул руку альвхеймарец, вложили в нее рукоять меча золотую с драконами. Медленно лезвие показалось острое. Настоящий мастер этот клинок ковал, не иначе. Шагнул в круг Асгейр, замер у самого края.
Олаф по простому одоспешенный стоял с противоположной стороны круга. Не могли его кольчуга да шлем тонкостью работы похвастаться, только жизнь хирдману спасали не раз. Круглый щит да меч верный, вот и все оружие доступное ему. Воин настраивался на поединок, вознося хвалу Тору и Одину.
Конунг хмурился, но в то же время был доволен, хороший поединок во славу Одина и Тора, пусть и из-за женщины коей Фрея благоволит это хорошее начало войны. Но где же сам «приз»? Хильд нигде не было.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Сообщение отредактировал Sarina - 26-08-2007, 14:43

Мер. Неккви конунг
С Эйденом

Не до веселья было конунгу Мера верховному, боль сердце прихватила, едва дышал он. Дочь было спросила, что случилось, так он ее прочь выгнал словами бранными. Не хватало сейчас Гандальва, очень не хватало друга старого с войском его славным. Силен Мер - кровь конунгов морских в крови, а все одно войско хоть и велико, но не достаточно, чтобы бой давать открытый.
Но и не в усадьбе же отсиживаться! Так пока час битвы придет, всю страну разорят вороги, да и не то время нынче. Предадут ослушники, стоит лишь слабину показать. Хунтьов - тряпка, Сельви молод еще, Рогволд - опасен, а иные ярлы и упоминания не стоят.
- На, посмотри! - Бросил он послание зятю. Кожа упала на пол, Хунтьов подхватил ее вспотевшими пальцами, жадно вчитываясь в письмена. Он до сих пор не знал, зачем его позвал тесть. Только Сельви знал. Внук стоял рядом и улыбался, глядя на то, как меняется выражение на лице отца.
- Это... это вызов... - прошептал конунг, дрожащими руками сминая послание.
- Спасибо, сын, без тебя никто бы не догадался, - произнес Неккви, слегка усмехнувшись, но улыбка на его морщинистом лице была грустная.
-Да, отец, вызов. Вражина к нам идет. Мои верные соглядатаи доложили об этом. Я думаю, надо собирать войска и дать врагу достойный ответ, не так ли? - Сельви обращался ко всем.
- Да как же... да их же... - Хунтьов слова подбирал с трудом, видно было - на рать сей доблестный муж не спешит. Вздохнул Неккви. Нет, не того человека он выбрал дочери старшей в мужья, но разве раньше таков был Хунтьов?
- В кулак сожмем силу воинскую, - изрек старый конунг. - Ты, Сельви, внук мой любимый, славное дело сделал. Быстры были твои соглядатаи. Вовремя возвернулись. Расскажи ярлам моим в воям, что видали они.
Сельви кивнул.
-Извини, дедушка, соглядатаи уже рассказали, знают всю правду они, сначала не верили, но теперь горят желанием идти в битву...
- Идут на нас родичи Харальда, - после рассказа внукова, вновь слово взял старый Неккви. - То Хакон, что одной ногой уже в Хель да Грютинг, что сапоги лизал мальчишке агдирскому. Неужели мы их убоимся, а Хунтьов?
- Ммм... - Конунг понял, что сейчас взоры ярлов и воинов на него устремились, а что сказать-то? На рать созывать - поперд рати же с мечом и пошлет тесть, а нет - так трусом ославят.
- Давай, муж дочери моей, яви мужской нрав - покажи, что нет трусов в моем роду!
- Да уж, не Хаки я Малодушный! - Процедил зять его, вновь Гандальва оскорбляя, хоть тот и уплыл уже.
"Нет, ты не Хаки - тот заяц трусливый был, а ты змей, на груди моей пригретый. Боишься битвы - власти жаждешь".
-Я хоть и молод, но в битве бывал, и поэтому не убоюсь проклятий ничьих, пойду в битву со Змеем за плечом! Нет, трусов в роду моем нет, и я не трус... Кто со мной? - подзадорил толпу Сельви.
- Я! - Воскликнул Фрейдмар Рубленный, чье лицо было покрыто вязью шрамов.
- Я! - Подхватил Свейн Острозуб, меч из ножен вынимая.
- И я!
- И я пойду!
Кричали викинги, поднимали оружие над головами. С молодым удачливым вождем каждый хотел в одном строю идти, видел это Неккви, радостью полнилось его сердце. Не ведал поражений его Сельви, тянулись к нему люди - хороший воин, хороший и правитель будет, когда черед придет трон ему уступать. Нет, не в отца уродился, в деда Сельви Разрушитель!
- Вижу я, не оскудела земля наша удальцами! - Произнес Неккви, едва лишь шум утих. - Каждый из вас предводитель, каждый храбрую дружину водит. Люди ваши по сечам изголодались уже, а нынче враг сам идет к нам! Так неужели не явим ему гостеприимство?
-Явим, правда ж, братья? Явим, дедушка, они это гостепримство еще долго будут вспоминать, да в песнях могильных воспевать, верно, братья, Змей в какой уж раз поднимется на вражьих костях!
Ярились ярлы мелкие, херсиры да бонды, двое только мужей общего веселья не поддерживали, да криками бурными не встречали слово каждое конунжие - то Хунтьов, побледневший лицом да Рогволд Эйстена сын, спокойно у стены стоявший, руки скрестив на груди.
- Вызов нам бросают прихвостни агдирца, ведут рать свою через горы оркдальские, - продолжал Неккви. - Велика рать, да щенка самого в ней нет - видать за женкиной юбкой схоронился, как всегда горзд был за баб прятаться - то за бабку, то за мать, теперь вот - женой обзавелся, которая сама ему в матери годится. Пристало ли потомкам морских конунгов такого бояться правителя?
-Как думаете, братья, накажем мальца, а? А то нехорошо он поступает, игрушки у слабых отбирает, так еще и старшим хамит, нехорошо, нехорошо, надо наказать! - Сельви усмехнулся, почесывая бородку.
- Да уж, - рассмеялся Фрейдмар. - Такого и убивать как-то жалко будет - ни чести, ни прибытку. Поймаем да выпорем конунга женоподобного!
- Ребенок, что с него взять, может, вовсе он и не воин, а наговаривают на него бабы?
- У него все победы не им добыты, а ярлами его, - Стейнбранд седобородый добавил. - Где Гутхорм Олень, Где Грюитинг из Оркдаля - пес его верный!
- А Гутхорм-то идет на нас? - Вновь кто-то спросил.
- Не видели его стяга в стане оркдальском, - покачал головой Неккви. - Но быть может ныне он и вовсе без знамен идет. Рать та велика...
- Усадьбу укрепим, - голос подал Хунтьов. - Здесь дождемся - не выманят нас в поле! Пусть на штурм идут и дохнут, как собаки!
-Усадьбу? А волков не боишься? Ведь предать могут, раскрыть врата - и смерть... А предателей в последнее время стало много, наговаривают на меня, да и убить хотят... - Сельви презрительно посмотрел на Хунтьова. - Я предлагаю встретить врага на горах, где будет удобно нашим лучникам, чтобы поразили они с вершины врагов, а мы их лучникам будем недосягаемы...
- Что же ты, сынок, хочешь поперед того, как они к нам пожалуют, сам в Оркдаль вторгнуться? - Усмехнулся на те слова конунг. - Много в тебе прыти. Ну беги-беги, да только врядли войско за тобой поспеет!
Рассмеялись викинги усатые, да вновь слово взял Неккви.
- Прав мой внук, нельзя давать ворогу в землях наших хозяйничать - встретить у границ надобно, да место для битвы выбрать такое, чтобы мимо не смогли они пройти.
Сельви задумался.
-Горные места... Нужны горные места...
- В отрогах гор, за перевалом сможем подстеречь этих собак! - Крикнул Свейн. - Там мои владения, не богатые места, да не жаль их будет, коли во время битвы потопчем.
-Хорошо, Свейн, спасибо, Мер не забудет твоей службы... Думаю я, будут писать про нас легенды! И похвалят нас внуки, и будут равняться на нас!
- Вы все поляжете там, - процедил Хунтьов. - Я слышал Карона Тихого, слишком много людей у Хакона, слишком много знамен...
- Едва ли вдвое больше чем нас, - отвечал Неккви. - Но они - не Мерийцы. А вы, слуги мои злоязыкие слушайте - коли не прогнали бы речами злыми Гандальва, брата моего названного - был бы он нам подмогой в бою этом, встали бы воины Альвхеймарские с нами, как родичи плечом к плечу! Что молчите?
Обвел их взглядом осуждающим:
- Но полно о былом сожалеть - что было, то прошло, не думайте только, что простил я тех, кто Гандальва лаял, о гостеприимстве забыв. Ты Фрейдмар, отвезешь послание родичам моим милым - Арнвинду и Аудбьерну!
- Дозволь мне в бою тебе служить, конунг! - Херсир молвил. - Зачем отсылаешь, когда каждый меч на счету?
- Не перечь мне, воин, - окреп голос Неккви, большая сила в нем ныне чувствовалась. Поднялся с трона конунг Мера верховный, походя наступил сапогом на послание Грютингово, ногою шаркнул, растоптал руны вражии.
-Херсир, не волнуйся, будем с тобою мы еще плечом к плечу биться, а сейчас надо чтобы ты послание отдал нужным людям, Карона и его людей больше гонять нельзя, да и не поверят им, а ты, из знатного роду, свой человек, приведешь их к нам, да и будет слава Мерейская на все земли Скандинавьи!
- Справлю, - наконец Фрейдмар молвил, Неккви же тогда сказал ему:
- Ни шкуре, ни дереву не доверю я послания, лишь тебе, воин верный мой, ближе подойди.
Подошел Фрейдмар, наклонился к уху его конунг, прошептал все, что необходимо было, а после сказал громче уже:
- Слово в слово все Арнвинду передай, херсир, не добавляя ничего, но и не забывая. Оттого зависит ныне жизнь и победа наша, коль споро ты с делом справишся!
Поклонился воин, да клятву принес, что еще солнце не сядет, как будет уже в пути он. Сказал так и вон вышел.
Окинул взглядом оставшихся под кровом его, Неккви:
- Людей собирайте, ты Сельви войско возглавишь, да и сам я с вами поеду - не гоже конунгу на троне сидеть, когда враг близок, - с укоризной сейчас взгляд он бросил на зятя. - Хунтьов, ты, как муж отваги невиданной, останешься усадьбу защищать. А в подмогу тебе - Рогволд ярл мудрый.
-Так... А теперь выходим... Созывайте войска, грядет битва, мне поговорить с воинами надобно! - Сельви усмехнулся и сопроводил последнего зашедшего к выходу, а затем закрыл двери. - Да, дедушка, предстоит жестокая война...
- Предстоит внучек, в ней все увидят, сколь великий правитель у Мера будет, - кивнул, бороду поглаживая старик, едва они вдвоем остались. - Теперь же слушай, почему я Рогволда оставил и Хунтьова от битвы в стороне. Опасаюсь обоих, не знаю еще, кто предал нас, а кто верен, хоть и подозрителен. Но то знаю, что друг друга не любят они, а значит и приглядывать друг за другом будут пуще глаза. В сражении от таких урон один - здесь же польза, коли двое у трона грызуться, пуст он будет, покуда конунга нет.
- Боюсь я, кабы не перегрыз один другому горло, да не встретил нас, уставших с бою... Я даже отцу больше доверяю, чем Рогволду, он ведь мне как - то ближе...
- Сына Рогволда старшего с собой возьмем, будет порукой чести его, - произнес конунг. - А коли нет у него чести, так и наследника не станет.
- Не видал я его в бою, дедушка, кабы смерть его не взяла, тогда не предаст нас Рогволд, а отомстит...
- Думаешь ты, лучше обоих сыновей его взять?
- Да, думаю, да... Один наследник - тяжелая утрата, но два - уже позор на весь род Рогволда.
- Он не посмеет нам отказать, коли я того потребую, - заключил Неккви. - Помни, внук, лишь так можно на верность ярлову надеятся, когда связан он с тобой оковами рода своего.
- Вот и хорошо... И все же, со временем мне стало казаться, что Хунтьов со времени нашей последней драки с ним, как - то изменился.
- Он боится, - согласился Неккви. - Он боится сына, боится меня. Теперь еще и Гандальва. Уверен - он был рад поддержать те слухи, но не он их придумал. Твой отец... он не конунг, просто богатый бонд, которого испортила власть, Сельви. Твоя мать его любила, а я не смог тогда ей отказать.
Он вздохнул:
- Нет, я не жалею, ведь от этого союза появился ты - гордость Мера.
- Да... Но значит, все же, был он когда - то настоящим воином, раз появился я? А насчет гордости - мне это еще надо в бою доказать...
- Оркней о том уже говорит. Заголосит и Оркдаль, - старик, походя пнув послание Грютинга, опустился на трон. - Отправь этого холопа обратно к его господину. Пусть передаст, что Неккви конунг будет ждать его на своей земле и даст битву. Пусть передаст, что Агдирский Волк обломает зубы о чешую змея, Хладирский Медведь - когти, а Оркдальский Козел - рога. Зубы Змея ядовиты - то мои племянники Арнвинд и Аудбьерн, тело его сжимает в своих кольцах, ломая кости - то войско мерское, непобедимое, а глаза - глаза Змея предвещают смерть. Ты - мои глаза, Сельви, ты - там смерть, что ожидает наших врагов.
-А иначе, дедушка, никак... Нельзя позволять нашим врагам столь наглые выходки. Нужно их пресекать. Иду? - вопросительно посмотрел на деда Сельви. На Неккви он смотрел как на героя...
- Иди, - кивнул тот, с гордостью глядя на внука. - Утром разбудите меня. Выступим с первыми лучами.
-Хорошо. - Сельви ушел выполнять указ деда.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 26-08-2007, 17:46

Южный Мер
Ох не понравился Олафу противник, очень не понравился. Чем? Да он и сам бы не смог сказать если бы его спросили, однако отказываться от боя значит опозорится, да честь свою уронить, посему решительно ступил на ристалище хирдман, не применув приветствовать Тора ударом клинка в умбон щита своего.
Асгейр покачнулся, чуть согнув в колене выставленную вперед ногу, меч же пока держал опущенным. Всем видом своим показывал он, что ожидает нападения.
Нет нападать Олаф не собирался, он решил обойти противника ища лазейка, что и сделал двинувшись по кругу пружинящим шагом. Меч острием в землю смотрел, щит бедро прикрывал на чуть согнутой руке удерживаемый.
"Ну что же ты волк, али страшно нападать первому?" _ текли в голове совсем ненжные в сей момент мысли.
Покачнулся меч в руке альвхеймрца, глаза холодом сверкнули из-под шлема. Медленно поворачивался он, так чтобы перед ним всегда был противник его. Видно хромота нормально двигаться мешала. А затем такую вису изрек он, словно раззадоривая соперника:
Хладные брызги
По стали стекали
Клювы стальные
Крови Алкали
В распре конунгов
Многие пали.
У берега Согна,
Но ты там не был.
Олаф усмехнулся. Разозлить пытаешься? Да вот забывать не стоит, что тот кто ярость в голову пустит не будучи берсерком проиграет сразу же на первых же секундах, после первой встречи клинков в смертельном танце стали. Это хорошо усвоил хирдман, еще в бытность свою ученичества у Снурри Быстрый меч. Посему продолжил свой обход, предлагая противнику атаковать себя, даже щит опусти, свою незащищенность демонстрируя.
Асгейр сделал лишь один шаг, тяжелый, перевалившись на больную ногу, чуть ближе подобравшись к Олафу. Лезвие меча пошло наверх.
Сменил Олаф направление движения, в другую сторону направившись.
- Бегаешь, - из-под шлема донеслось с усмешкой холодной.
- Присматриваюсь, - беззлобно ответил Олаф. - Все думаю, что ты можешь Хильд кроме цацек дать.
- А как присмотришься, так тоже в жены ко мне попросишься?
Рассмеялись альвхеймарцы, что за битвой следили. Кто-то повыше голову волчью поднял, другие по щитам бить стали.
- Да нет, много чести тебе будет. Вон и Хильд на тебя смотреть не возжелала, ушла, - усмехнулся Олаф. - А тебе что все равно кого в жены брать? Могу посоветовать у нас есть маленький горбун в усадьбе, он тебе как нельзя лучше подойдет.
"Вы с ним больно похожи", - про себя добавил хирдман.

- Со мной Хильд вчера виделась, - со смехом ему ярл отвечал. - А вот на тебя ей посмотреть уже не доведется.
Он сделал еще один шаг, направив лезвие меча в грудь хирдману.
Легко Олаф сбил клинок в грудь летящий в сторону, ударив по нему мечем своим, да рантом щита в горло пративнику нацелился.
- Ой не скажи! Увидится.
Повернулся Альвхеймарец под щит плечо подставляя, а оружие свое, над головой воздев, опустил тут же намереваясь в бок вонзить супротивнику.
Змеей скользнул щит бок прикрывая, меч же хирдмана резко и коротко в шею альвхеймарцу понесся, без дуги, коротко и непредсказуемо.
Взмахом руки отразил оружие Асгейр - лишь звон раздался, тут и сгодились ему щитки наручные, франкские. Снова ударил он, край щита срубая.
Меч жалом змеиным скользнул в бок ярлу метя, зазубренный край срубленный щита, в лицо ему метнулся снизу вверх.
Ярл, слегка поворачиваясь увел лезвием клинок вражеский в сторону, да тут в плечо его окольчуженное щит ударился краями сруба отметины даже через броню оставляя. Вперед шагнул тогда Асгейр, покуда не отошел Олаф, на него напирая, точно желая вытолкнуть, а затем рукою свободной за щит его схватился, вниз его уводя - слишком близко они стояли, не было простора для боя оружного, да с силой ударил ярл альвхеймарский головою в лицо сопернику.
Зашатался Олаф, кровь из разбитого носа побежала, да не растерялся, кулаком что держал меч в глазницы шлема и ударил Асгейра.
Мотнул головой ярл - в щеку удар тяжелый пришелся. Мгновение - и разошлись они.
Вновь меч взлетел, да на щит опустился лезвием острым дерево перерубая - были мастера в старые времена, что могли такой клинок отковать, не то что нынешние кузнецы.
Олаф же увел удар, Асгейра открывая, для удара. Резко вперед меч бросив, острием в живот тому метя.
"Сопротивляется еще", - подумал хирдман.
Тот не сопротивлялся - нога ярла подломилась и он рухнул на колено. Острие меча высекло искры из стального нагрудника, но не смогло причинить вреда воину, а затем пальцы Асгейра сомкнулись на запястье Олафа и тот дернул его на себя, слегка отклоняясь, так чтобы он пролетел мимо него.
Глаза хирдмана удивленно распахнулись, когда он потерял опору под ногами.
А затем встретился с землей.
Асгейр медленно поднялся и приставил острие меча к его затылку:

Каленые жала
В лучах сверкали,
Воины гибель,
Отважно встречали,
Бросаясь на встречу
Разящей стали
При Хакадале,
Но ты там не был.

Так сказал ярл Асгейр, а после уже конунгу бросил:
- Завершен бой, не стану я отнимать жизнь у хорошего хирдмана, когда война так близка с врагами нашими.
Однако Олаф не думал проигрывать, махнул рукой, в коей меч был зажат, наугад махнул, туда где голос звучал.
"Все равно мне не жить", - пронеслось в голове. - "Смертельна красота твоя, Хильд".
Меча лезвие по поноже скользнуло, царапину оставляя. Опустилась рука альвхеймарца.
- Мальчишка глупый, - лишь прошептал он холодно и это было послденим, что слышал в жизни своей Олаф сын Рагнара из Фиордов.
Со странным выражением лица посмотрел на поверженного хирдмана Арнвинд, в глазах колыхнулась печаль.
- Завтра, когда светило окрасит двери длинного дома, ты вновь докажешь свое право на родственницу мою, ярл, - только и сказал конунг, повернулся да в усадьбу пошел.
(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Сообщение отредактировал Sarina - 26-08-2007, 22:10

Фрейдмар Рубленый. Северный Мер

Долог путь для конунжего посланца. Все в дорогу собрать надобно, ничего не забыть - припасов, коням корма, оружие проверить, доспехи справить. Людей, опять же, верных найти, с кем путь разделить.
Фрейдмар, как и обещал, к вечеру уже управился - пятеро воинов в плащах дорожных покинули Нидорас к югу коней правя. Не могло дело их ждать - требовалась подмога Неккви конунгу от родичей его славных - Арнвинда и Аудбьерна. Знал, знал Фрейдмар, что собирали воев конунги эти войско, не меньшее, нежели Верховный правитель в Нидорасе держал и готовы были по зову первому родичу своему на помощь придти.
Зов этот и нес он, в памяти каждое слово сохранив, повелителем произнесенное. Нет, конунг, не подведет тебя Фрейдмар Рубленый, опытен он, верен. Всегда исполнял приказы и теперь исполнит. Придут Арнвинд и Аудбьерн - быть тогда разбитым псам Агдирским, прихвостням мальчишки Харальда!
День минул с той поры, как покинул усадьбу херсир, приближалась граница с Мером Южным, когда увидал он всадников приближающихся. Неспешно шли кони посланцев - не хотел загонять скакунов раньше срока Фрейдмар, путь до Арнвинда далек еще был, те же во весь опор неслись.
Узнал предводителя херсир, оскалился - что делать здесь людям Рогволда ярла? Их же оставил Неккви Нидорас охранять. Остановил коня посланец, к Геккелю Рябому повернулся, тот уж подъезжал, гордо выпрямевшись в седле - сильный воин, рослый, хотя никто из дружины Рогволда по силе с сыном его Хрольвом сравниться не мог.
- По делу какому ты здесь, Геккель?
- Меня в помощь тебе послал старый змей, - хельд усмехнулся, ладонью проведя по щеке, оспинами изъеденной.
- Думает, не управлюсь я с посольством? Ох, не договариваешь ты чего-то, Рябой, - с сомнением произнес воин.
- Не веришь... зря, - тот головой покачал, ближе подъезжая. - Хунтьов бунт затеял, пока Неккви не будет.
- Мне-то что с того? - Вскинул густые брови Рубленый.
Странен Геккель, темнит, а воины его что-то цепью рассыпались. Пять, шесть, семь. Больше их - это плохо. Зачем догоняли? Глаза-то зло сверкают, ладони на рукоятях, но не посмеют же напасть на конунжего человека?!
- Пора тебе Фрейдмар уже выбирать, - тихо Рябой произнес. - С Хунтьовом ты или с Рогволдом...
- Я - человек Неккви, - процедил он сквозь зубы. - И все вы - его холопы.
Ропот недовольный пронесся среди воинов Геккеля. Нет, эти не говорить приехали, вон глазищи как сверкают, но как своих предупредить? Да и неужели они не видят ничего, ведь не вчера же родились - опытных хирдманов взял с собой Фрейдмар.
- Это ты - холопский выродок, рабье семя, - сплюнул Рябой. - Мать твою конюх облюбовал, она и рада была!
Побагровел Рубленый, не любил он, когда о его прошлом вспоминали. Мечом обычно языки дерзкие укорачивал. Вот и сейчас рука сама к мечу потянулась. Лишь поручение конунга не давало ему меч обнажить.
- Не верю я, что тебя Неккви послал. - Твердо произнес. - Убирайся, Геккель, не любо мне с тобой путь продолжать.
- Так оставайся здесь навсегда! - Прокричал Рябой, меч выхватывая. Отразил его удар Фрейдмар, да тут луки заговорили - вонзались в конунжих людей стрелы, а у тех лишь кожанки легкие были, Рогволда же гриди кольчуги пододели под плащи и не брали их сейчас клинки добротные. Повалились один за другим воины бездыханными, последним Фрейдмар со стрелою в спине с коня упал, проклятие изрыгая.
Развернул коня Геккель, спешно его люди уезжали.

Южный Мер. Длинный дом
Еще не остыло тело Олафа, ушли альвхеймарцы, не желая даже радость победы своей разделить с мерянами. Все так же в молчании ушли, опустив стяги, в гостевой дом ушли. Уныло поник Черный Змей Фиордов. Уносили тело своего воина посланники Аудбьерна.
Эрик , за поединком наблюдавший, в лице переменился. Считал он, что Олаф победит ярла хромого - силен был воин, хоть и худороден, ан нет, по иному Норны веревочку свили. Назавтра иной бой предстоял, тревога странная на сердце ярлово легла.
- Странный бой, - молвил он, когда с конунгом наедине остался.
- А ты сегодня в бой рвался, - глухим голосом конунг ответствовал.
- Я - не юнец, славы жаждущий, - покачал головой Эрик. - Да к тому же пьян был Олаф, но то наша вина, что мы ему с дороги меда хмельного налили, а после биться выставили сразу.
- Надо Одину жертву принести, чтобы принял он Олафа в чертоги Вальгаллы, да медом полнее чаши наполняли ему, - пробормотал Арнвинд, глядя куда-то вдаль.
- Барана зарежем, - улыбнулся Эрик. - Двум баранам до Валгаллы проще дойти будет.
Метнул конунг взгляд испепеляющий на Эрика.
- Шутишь? А мог бы сам сейчас лежать вот так вот.
Вспыхнул ярл. Да неужели конунг его слабее этого хромца почитает? Видел Эрик бой этот от начала до конца, помнил движение каждое, сам размышлял где и каким ударом бы лихим расправился с Асгейром. Нет, не сдюжить альвхеймарцу откормленному отважного мерийца.
- Был бы там я - лежать бы гостюшке нашему на погосте, - процедил.
- Надеюсь, что Норны именно такую судьбу тебе сплели, - ответил конунг.- Пойдем в дом. Хильд позову, думать будем.
- С бабой думать? - Удивился ярл, но припомнив что-то сказал: - Ты бы лучше ее на поединок позвал, а то она так и не поймет, с каким грозным врагом мне на бой идти.
- Позвал, да не пошла., - махнул рукой конунг. - Говорит, что мужские забавы это. Мол, она сердцем, а не мечем выбирать будет.
- Все равно моей станет! Обещал ты, конунг!
Уверен был ярл, что с пришлым женихом расправится, да и с чего ему в силе своей было сомневаться, коли не было в Южном Мере бойца более умелого, нежели он.
- Я обещал, - согласился Арнвинд. - Я слово сдержу. Только победи гостя.
- Я ему, конунг, все конечности пообрубаю! - Рассмеялся Эрик. - А пока... Пошлем ему рог с брагой - обещал он после битвы испить - так я думаю, пусть захмелеет.
- А вот это хорошая мысль, ярл.
Конунг подозвал к себе раба, да велел отнести рог полный меда хмельного гостю.
Сел ярл по правую руку от властителя, над тем размышляя - по чести ли победа над хмельным врагом будет. Да только стремление его Хильд обладать иные мысли пересилило, а на пути теперь только ярл альвхеймарский оставался. Значит расправится с ним надобно было - всегда с пути препятствия любые сметал Эрик, будь то люди или звери, или волны могучие. И ны не отступаться не хотел.
- На рассвете объяви бой, Арнвинд, я сам раньше лягу, а гость - он
пусть не выспанным приходит.
Тем временем Хильд явилась, бледная будто с Хель повстречалась или йотуна на лесной дорожке увидела. Видать узнала про смерть Олафа.
- Что это за зверь к нам пожаловал, Арнвинд? - машинально садясь рядом с Эриком пробормотала девушка.
Конунг внимательно посмотрел на родственницу.
Приобнял ярл девицу, прошептал ей тихо:
- На любого зверя свой охотник найдется.
Повела Хильд плечом руку Эрика сбрасывая.
- Тот хирдман тоже так думал, Эрик. Хвастаться после победы пристало.
С обидой взгляд бросил на девушку воин, не по нраву ему пришлось, что вот так она отстранилась от него, но при конунге не стал он ей ухаживаниями своими докучать, знал - не по нраву то придеться Арнвинду, когда больше о бое завтрашнем думать следует, нежели о ласках.
- То был простой хирдман, - усмехнулся Эрик, дабы себя самого подбодрить. - Не удивлюсь, если Аудбьерн его в насмешку прислал. Помнишь, конунг, как в детстве он горазд был на
шалости разные?
- Помню, помню, да вот над сестрой не шутил он, отца уважал, - задумчиво ответствовал Арнвинд.
- Шутить то он любит, да надо мной не посмеет, - огнем взгляд девицы полыхнул, затем потух. - Но что будет Арнвинд? Дай мне нож, я убью себя если Эрик проиграет.
Обрадовался в душе словам таким ярл - значит любит его дева гордая, коли за другого идти не желает, но молвил жестко:
- Не давай ей ножа, конунг, не игрушки это, - суровый взгляд невесте своей подарил, а после улыбнулся в бороду: - Нет, не умру я в поединке этом, руны мне смерть в ином бою пророчили.
Задумался на мгновение, а после припомнил ту вису, что колдун ему говорил много лет назад:

В сходке жестокой
Дротов и копий,
Взрежут драконы
Поле тюленье
Быть тебе ярлу,
В битве конунгов
Средь воино лучшим -
Но первым и сгинешь.
- Не дать то я не дам, да вот сама возьмет, сам знаешь, - усмехнулся Арнвинд.
Хильд же вновь ярла взглядом ожгла.
- Что вы решили о завтрашнем поединке?
- Зарублю гостюшку, - Эрик молвил не раздумывая. - Быть может не сильно Гандальв от потери такой осерчает.
- Кстати, брат, - обратилась девушка к конунгу. - Тут Бьерн сказал, что драккары у них по боевому, будто и не в гости пришли.
- Хильд, они же по морю шли. Харальдовы псы там могли поджидать, - но сам себе не поверил Арнвинд, на ярла своего посмотрел.
Припоминать и Эрик стал встречу с Асгейром первую - три корабля было снаряженных, а на каждом по шесть десятков воинов в броне полной. Уж как бы действительно битвы не учинили, как бы силой увести Хильд не решились, коли поединок проиграют.
- Эти сами, как псы, - молвил. - Даром что башка волчья к стягам прикручена.
- Эрик, приготовь воинов, пусть ждут подвоха от гостей, - кивнул Арнвинд. - Да и в поединке смерть Асгейру прийти должна. Иначе, можем в крови захлебнуться.
- Соберу. Ох, - вздохнул он, вновь на Хильд глядючи. Тяжко это - с союзниками ратиться, да ради красы такой можно и о друзьях былых позабыть, тем паче, что Гандальв лишь Неккви одному сторонник. - Сеча зла будет, коли не по правде они действовать решат.
- Хорошо что Бьерн боевую оснастку драккаров заметил, - пробормотал конунг на Хильд посмотрев, а может она сама заметила да Бьерну славу приписала.
- Эй, слуги! Мяса несите и воды ключевой! - Прокричал Эрик, почувствовав, что проголодался дюже. - Назавтра ни один хирдман пить не должен - много проку будет с дружины нашей, коли хмельные придут.
- Кто о чем, а Эрик всегда о еде думает, - усмехнулась Хильд.
- Не ярись, женщина, мужчине есть надобно, чтобы в бою не сплоховать, - одернул родственницу Арнвинд.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Мер. Поединок
С Сариной соответственно

Лучи солнца едва лизнули верхушки деревьев, а в долинах еще царила мгла, когда из длинного дома вышел конунг в сопровождении родственницы своей Хильд. В голове девушки смешались разные мысли, на лице же не отражалось ни одной эмоции. Холодная мраморная статуя валькирии, что видели многие викинги Арнвинда в храмах далекой Византии, шла рядом с их властителем.
«Никогда бы не поверила, что буду надеяться на победу Эрика», - думала Хильд, замирая на границе ристалища. – «Если он проиграет, то мне один путь: вниз головой со скалы. Ох, Фрея, помоги мне. Сделай так, чтобы выиграл Эрик, но мне за него не пришлось идти. Сердце свободы просит».
Терзалась дева думами тяжелыми, руки заламывая, да на готовящихся к бою воинов. Лишь презрение во взгляде ее на Асгейра было. Почему именно сей ярл приехал в соперники к Эрику? Того она не понимала.
Холодом веяло от альвхеймарца, как и в день былой, вышел он в доспехах богатых, да только на этот раз шит взял железом окованный, шел пошатываясь немного и, хотя под шлемом высоким, лица его не видно было, помстилось деве, что действительно пьян, как и хотели того конунг с ярлом. В круг очерченный вошел, на меч свой с золотой рукоятью опершись. Позади знамена поднялись волчьи, ожидали альвхеймарцы, что и этот бой столь же коротким выйдет.
Навстречу ему Эрик удалой вышел в кольчуге плетения двойного, да с бляхами стальными на груди и плечах нашитыми. Бросил взгляд страстный на деву, что поединок этот присутствием своим почтила, да копье взял в руку, щит же положив у края круга. Остановились соперники, глаза в глаза глядя, лишь приказа ожидая конунжего.
Арнвинд рукой махнул, начиная поединок ратный. Побелели пальцы Хильд меж собой сцепленные.

Храбрые вои
Хмельными спали
Того лишь не знали,
Что вкусят стали,
Лишь ночь осветило
Ярое пламя.
Под Хрингасакром.
Но ты там не был.

Произнес медленно, словно с трудом языком ворочая, Асгейр, щит приподнимая. Усмехнулся Эрик:
- Ворожить вздумал? На, моего колдовства отведай!
Метнул он копье - щитом отразил ярл бросок этот, на противника пошел медленно, да только подхватил щит Эрик, меч верный из ножен вынул, ко встрече приготовился. Скрестились мечи, искры высекая - осталась зазубрина на клинке мерийца, отвел его оружие в сторону Асгейр, лезвие острое на щит обрушил, да вскользь пришелся удар этот - видать помнил ярл, как щиты рубил клинок этот.
Еще ударами обменялись они, щепы из щитов вырубая, оружием звеня - ни один не хотел уступать.
"Нет, Фрея, не могу смотреть я на то, как судьба моя железом решается, да силой мужской грубой. Бежать хочу", - тревога в глазах Хильд появилась, поняла она, что хитрит альвхеймарец. Не настолько он пьян, как хотел показать.
Долго мог поединок такой продлиться - покуда не усанет один из воинов, да только многие знали в мере, что Эрик в битвах с утра до ночи мог меч подымать, врагов рубя, а на что альвхеймарец способен - никто не ведал. Мерный стук рукоятий о щиты над битвой разносился, да звон оружный.
То мерянин кусок щита отрубит, то Асгейр щепу древесную выгрызет лезвием узорным, то вновь клинки столкнуться. Много силушки было у Эрика ярла - не щадя рубил, теснил супротивника хромого. Раз опустил меч на щит его дубовый - так треснул щит - половинка лишь на руке ярла пришлого осталась.
Душа металась у Хильд, когда теснил Асгейр Эрика, да ликовала, когда наоборот ярл мерский теснил альвхейдмарца. Только один удар решит судьбу ее.
Бросил щита обломки в лицо мерийцу ярл пришлый, да тот щитом закрылся, на мгновение лишь упустив из вида противника. Рванулся вперед Асгейр, удар колющий производя ближе к середине щита - лезвие острое рассекло дерево в плечо окольчуженное впившись, но тут и Эрик меч свой занес, на голову врага обрушивая удар страшный.
Не достало силы шлем кованный разрубить, но отстранился, пошатываясь Асгейр, на колени рухнул, да на меч опираясь подняться попытался. Отошел на шаг и Эрик, щит бесполезный отбрасывая, да взгляд на рану бросив мимолетный - нет, не сочилась кровь - удержала клинок кольчуга добротная.
- Эй, щит мне! - Закричал.
Тут же хирдманы ближайшие бросили ему щит ясеневый, кожей волвьей обтянутый.
Выпад ярла пришлого заставил Хильд пошатнуться, она и правда за Эрика испугалась, с трудом поборов желание глаза ладонями закрыть.
"Один, я к тебе никогда не взывала, но послушай дочь свою Фрею, избавь меня от участи стать женой альвхейдмарца. Уж лучше с Эриком жизнь провести", - билась в голове мысль, что птица в клетке.
Выжидал мериец, не нападал на врага, покуда не встанет тот - то ли чести урон нанести боялся, толи помнил, как Олафа бой завершился. Асгейр же медленно поднимался, пошатываясь да головою мотая - тяжек для него удар был эриков, иной бы и не выдержал, да не иначе как заговорен был альвхеймарец, как и конунг его.
- Все они из Хель выползли, - шепот пронесся среди воинов. - Потому и оружие их честное не берет.

По воле Гандальва
Рекою алой
Лилась кровь ярлов
На Снег талый
Предателей мертвых
Утро застало
В Альвхеймаре
Но ты там не был.

Хильд почти не дышала, глядя на ристалище. Боялась она, ох боялась за судьбину свою.
- Вон, колдует! - Старик какой-то прошептал.
- Бей его, Эрик! Руби вражину! - Заорали мерийцы.
Ярл и правда двинулся на альвхеймарца, подбадриваемый криками земляков. Тот стоял спокойно, щита не прося, хотя право имел такое, лишь меч двумя руками перехватил, чтобы удобнее было. Где-то за пять шагов, рванулся на него Эрик, удар нанося быстрый, но со сталью встретилась сталь - никто понять не успел, куда хромота делась асгейва, столь быстро метнулся он в сторону, лишь молнией меч с рукоятью златой сверкнул в бок ярла мерийского впиваясь.
Развернулся любимец Арнвинда, тяжело дыша, стекала кровь алая по звеньям кольчуги перерубленным - не спасло железо от меча альвхеймарского. В толпе воскликнул кто-то:
- Колдовство!
Забренчали оружием мерийцы, альвхеймарцы им тем же вторили.
"Фрея!!" - мысленно закричала Хильд, видя, что судьба ее висит на волоске. "Не допусти!"
Что оставалось ей, лишь свою силу отдавать по крупицам Эрику. Иначе ей не жить, убьет себя тут же у ристалища, вон и меч у брата удобно висит.
Зарычал Эрик, никогда раньше берсерком он не был - но что сейчас с ним сталось? В удивлении даже викинги бывалые от круга отпрянули, сколь яростно бросился на врага он, меч в деснице вращая вихрем смертоносным. Отбивал удары Асгейр, да шаг за шагом отступал под натиском таким - пусть умелый он был воин и хитрый, но когда медвежья сила по жилам воинским течет, устоять сложно человеку простому.
Пытался щитком на руке отразить меч Асгейр - смялся щиток, рука его повисла, пропустил в грудь удар - след на нагруднике остался глубокий, а там, где мечом отводил клинок ярлов - так отбрасывало руку его назад, точно с великаном инеистым бился он, а не с простым воином.
Все взывала к Фрее Хильд, замерев на месте и боясь дышать даже, лишь глаза на бледном лице жили. "Коли не оставишь меня, принесу тебе жертву славную", - молила девушка богиню. - "Кошку брата заморскую привезти попрошу. Пардусом звать."
Из глотки ярла мерийского рев нечеловеческий вырвался, в новый удар вложенный - отскочил Асгейр. Нет, не хромой он был, да не пьяный - то все уже видели, но и спеси у него поубавилось. Не пытаясь отражать выпады берсерка, теперь лишь уклонялся он, видимо способ изыскивая победу добыть.
Били в щиты воины, каждый своего ярла подбадривал, знамена реяли, да меч Эрика со свистом воздух рассекал, все пытаясь достать до супротивника верткого.
Побледнела Хильд еще больше, если такое возможно было.
"Фрея, упроси отца своего, пусть победу Эрику дарует". Взгляд огнем полыхнул, будто не Хильд уже на поединок смотрела, а дева валькирия из Вальгаллы спустилась, дабы воина подбодрить. Оставался вопрос кому Один и Тор свою благосклонность даровали. Да чтоб Локи не вмешался.
Нагнулся Асгейр, меч над головою пропуская, да вновь уколол Эрика, в ногу на сей раз - глубоко вошло лезвие, ткань да кожу мягкую распарывая - упал ярл, зубы сцепив со скрипом. Что силы было - всю вложил в удар последний, щитом толкнув альвхеймарца, навалившись телом всем.
Отлетел от удара такого Асгейр, не в силах равновесие удержать. Шаг, другой - все остановится не мог, руками размахивая, а затем запнулся о веревку, что края круга очерчивала, да рухнул на землю, камни все спиною прочувствовав. Вскочил тут же ярл гордый - да поздно было, все видели, как из пределов поединок ограничивавших он вышел. Уж не Локи ли коварный руку свою приложил к завершению боя такому?
Выдохнула Хильд. "Спасибо, Фрея", - мысленно богине ответила. Глаза закрыла пытаясь дрожь унять, что напала на нее с последним ударом Эрика.
- Все видели волю Одина? Хильд Эрику достается. Проиграл Асгейр бой сей, - пронесся над кругом ратным голос конунга.
- Проиграл... - Проскрежетал ярл альвхеймарский, меч перехватывая удобнее, да взглядом смерив бойца в круге оставшегося - тяжело дышал Эрик, едва ли подняться мог. - Хорош же победитель остался.
Гулом одобрительным поддержали его вои альвхеймарские, кто-то выше поднял знамя с волком серым.
- Ты считаешь богов неправыми? то они так решили! - звонко голос Хильд прозвучал, остер язык ее был. - Или ты считаешь, ярл, что повторить надобно?
- Нет у богов справедливости, - насмешливо Асгейр бросил. - То еще в Хрингасакре видно было:

Обильные жертвы
Принесли Асам
Сыны Эстейна
Да Гримкиль с Гудбрандом,
Обильное пламя
Дома их пожрало,
Под Хрингасакром -
Но не было вас там.

- Не стоит богов обижать, - спокойно ответил Арнвинд ярлу. - Они отвернуться могут.
Хильд тем временем взяв миску с водой да тряпки сухие ступила в веревкой круг огороженный.
- Боги лживы... как и все их посулы, - говорил Асгейр. - Их милость недолговечна - посмотри конунг на этого, благословленного Одином, ныне он лежит обессиливший, не способный даже слово сказать.
Он помолчал, глядя на своих воинов, что-то думая, иногда осматривая собравшихся мерян, окольчуженных и оружных, а затем бросил меч к ногам Арнвинда:
- Забирай, конунг, быть может тебе он лучше послужит, чем мне.
Не двинулся конунг Южного Мера с места, твердо и осуждающе на ярла глядя. Негоже богов так оскорблять, на поле боя оставить могут.
Хильд осторожно ногу Эрику омывала, кровь смывая. Совсем уже на противника его внимания не обращая. Лишь попросила: "Фрея, яви мощь свою. Пусть уверует он в силу деяний твоих".
- Ты свою волю явил, конунг, - донеся до девушки голос ярла пришлого. - Не жди теперь от Альвхеймара подмоги ратной.
Развернулся и ушел Асгейр, а с ним и люди его к пристани подались.
- Лучше вовсе без союзников, чем с такими, - произнес себе под нос Арнвинд.
Простонал что-то Эрик в беспамятстве. Не тяжелы его раны были, да только безумие берсерково всех сил лишило ярла могучего.
Приказал конунг в дом свой раненного нести. Подняли дружинники ярла на руки да отнесли куда конунг велел. Хильд следом пошла.

У западных берегов Норвегии, Торольв и Эйвинд-Ягненок ведут в поход свои корабли.

Два хищных драккара пенили непокорные северные воды. Горе судам попавшимся на их пути – не уйдут. Широкий парус, тридцать два весла: попробуй, спасись от погони!
Вот уже несколько дней шли корабли на юг, но пока не спешил Ньёрд нести им в руки набитые добром корабли торговцев. Побратимы решили пытать удачу в Роголанде – ведь Сульки конунг покинул свои земли, забрав с собой много войнов. Богатый край, боевая слава и добыча, достойная конунгов, манила храбрых воинов.
Мерно вздымался парус под ветром, горизонт был чист, и, хоть не было средь викингов знаменитого скальда, короткие висы летели над водой с корабля на корабль:

Валькирий песню
вдали заслышав,
гадюку шлемов
вынул из ножен -
к деяниям славным
ведёт нас Торольв!

Виса легла не слишком ладно, и с соседнего борта понеслось насмешливое:

Больно грозен хёвдинг
что заслышав песню
тащит меч из ножен!
Девам битв пожива –
скальд тот неумелый,
что стихи слагает!

Хохот понёсся над седым морем, а ободренный друзьями сочинитель продолжал:

На древе моря
вздымая волны,
Эйвинд-ягненок
огонь стрел треска
покоит в ножнах
до славы битвы!

Эта виса была поскладнее, в ответ послышался зычный голос Торольва:
- Так ли грозен твой человек будет в битве, как на словах!?
Опередив Эйвинда, сам за себя вступился сочинитель Гунульф Сигурдссон:
- Мой меч уж точно языку в остроте не уступит!
- Ты только не перепутай их в бою, не то Ягнёнок лишится славного скальда!
Воины на обоих кораблях засмеялись удачной шутке. Хорош тот хёвдинг, что впереди хирда идет в бой, да только трижды хорош вождь, умеющий от скуки уберечь людей в дальнем походе. Эйвинд же оставался мрачен. Это был первый поход, в который ушел он без брата, да и слова отца все не давали ему покоя. Скоро будет Роголанд, где ждёт его рать и добро. Он привезет домой богатые подарки, а коли не вернется к осени Альвир – Эйвинд забудет его, словно и не было у него никогда брата!

Где-то в приграничных лесах. Хаки Гандальвсон.

После расспросов селян, альвхеймарский конунжич вновь удалился прочь от жилья. Погода стояла по-летнему жаркая, и мохнатые лапы елей не клонились к земле, показывая на непогоду, но жизнерадостно распрямились. Путь Хаки лежал мимо длинного ряда озер, коими так богата Норвегия. Будь у него лодка – можно было бы плыть быстрее, даже не ступая нагой на берег. Жители Скандинавии часто так путешествовали в теплое время. Увы, плыть было не на чем, но в такую погоду вода тянула к себе, будто чарами. Хаки хлопнул себя по руке, убив приставучего комара, и решительно направился к водной глади. Вода освежала тело, смывая прочь не только дорожную грязь, но, казалось, даже и память о прошлых событиях. После купания запыленная одежда бродяги, в которой он путешествовал, внушила внезапное отвращение. Наскоро прополоскав одежду в озере, Хаки развесил ее на кустах, и сам в одних лишь штанах уселся под дерево - ждать, пока высохнет остальное.
В лесу было тихо, лишь деревья слегка колыхались от ветра. Альвхеймарец посмотрел вниз – и поймал взглядом свое отражение в озере. Кажется, он постарел? За время житья в лесу с Эгилем волосы отросли почти на пол ладони, да и борода перестала быть аккуратным украшением лика. Бродяга. Бродяга и есть. Хаки провел пятерней по растрепанным волосам – и невольно склонился вперед, вглядываясь в свое отражение. Показалось ли? Нет: в светлом золоте прядей там и сям мелькали белые нитки седин. Ничто не дается нам даром: конунжич пережил многое, и события этой зимы оставили не только осадок в душе, но и шрамы на теле. Рука, как по воле своей, скользнула к отметине, оставленной на груди жреческим копьем. Как Один отмстит однажды упущенной жертве? Зимой ему было почти все равно. Но жизнь, как трава: если земля на промерзла насквозь, ростки все же покажутся. Так с Хаки и было.
«Как там Альвхеймар, Гандальв? – думал он. - Судя по говору бондов – снова воюет…» Внезапно ему остро захотелось ступить под родной кров, вдохнуть запах родимой земли – все равно, что никто там не ждет, он привык быть нежданным и нелюбимым. Но – нет, нельзя.
Хаки встал на ноги, по берегу озерному прогуляется измыслив. Да только на шаге шестом что-то больно впилось ему в голую ногу. Удивленный альвхеймарец развел травянистые стебли. Ужель после жизни в лесу стопе его камешек страшен? Нет, вовсе не так: в земле, надежно сокрытый листвой, был воткнут топор каменный. Впрочем, хоть и не сделан он был из стали, но остротой преотменную отличался: стопа неловкого конунжича уж обагрилась. Прихрамывая, Хаки подошел вплотную к воде и сунул в озеро ногу подраненную, чтоб руду унять. Лес был так же пустынен, но – не бросит же муж оружие доброе? Впрочем, викинги ныне лезвиям каменным железные предпочитали. Или топор пролежал тут множество зим, со времен праотических, или неподалеку таится лесное святилище. В первое как-то не верилось: охотник альвхеймарский видел, что тело земли лишь недавно секира пронзила. Значит, годи искать надобно, они любят оружие старое.
«Возможно, старец мудрый даст мне ответ на вопросы?» - Хаки подумал. Быстро одевшись, он заторопился в чащу лесную, на поиск служителя божьего.
А топор тот с собой прихватил: не дело оружию славному без пользы валяться - это урон чести мастера, его сотворившего. Предки за то осерчают.

Южный Мер. Дом конунга
Конунг стоял наблюдая за Эриком, которого на ложе вождя положили. Бледен был воин, но не от потери крови, раны пустяковая для столь могучего воина.
- Этот ярл пришлый, наверное, колдунами загоорен был, - пробормотала Хильд. - Ты видел как его меч кольчугу режет, точно масло. Так железо не может.
- Правда в словах ствоих, Хильд, - спокойно сказал Арнвинд. - Хорошо, что миром ушли, сейчас война нам ни к чему. Харальдовы псы на пороге.
Приподнял голову Эрик, слова конунговы услыхав, вздохнул - словно боль его ребра сдавила, да зубы сцепил, крика не выпуская:
- Говорил я, конунг, что одолею супостата... вот и одолел. А Харальд придет - и его... дай только время отлежаться.
- А ты лежи, герой, - усмехнулся Арнвинд в усы.- Ты сейчас и котенка не перешибешь.
Замотал головою Эрик, подняться на локте попытался, да только на бок перевернулся:
- Этот-то, подох хоть? Не помню я...
- Отпустили мы его, - ответила Хильд за конунга. - Ты его из круга выбил.
Холодная тряпка вновь на бок легла.
- Вот как, - ярл протянул. - И то хорошо, гнать их до моря не пришлось?
- Нам и твоей крови да жизни хирдмана Аудбьерна достаточно, - пробормотала Хильд.
- Да там крови-то... - сморщился воин, на женщину взгляд горделивый бросая. - Ты конунг скажи лучше, свадьбу на когда назначишь?
Вспыхнула Хильд, тряпку оставила и резким движением поднялась, покои конунга покинув.
- Сам видишь, - усмехнулся Арнвинд.
- Вижу, - проворчал ярл. - Укрощу. Все едино - моя победа была.
- Никто не оспаривает, - широко улыбнулся конунг. - А не она ли тебя укротит, Эрик?
- Разве что пока я сил не наберусь, - уверенно голос воя звучал, словно и не было слабости в теле. - Ты не тяни, Арнвинд, день называй.
- Через три дня, считая этот, - конунг ответствовал.
Улыбка коснулась губ Эрика.
- Ну дай только на ноги встать - сам приготовлениями займусь.
- Ты только не торопись, медведь, - пожурил Эрика Арнвинд. - А то знаю я тебя. Кстати, не замечал за тобой наклонностей берсерка.
- Один помог, вестимо, - усмехнулся тот. - Очень уж сильно я осерчал на альвхеймарца этого... ни слова из того, что он там лопотал не понял, правда, но на колдовство больно смахивало.
Он помолчал, а после добавил:
- Да я тоже, знаешь же - не дурак. Отвару то хлебнул чарочку перед боем, а дальше ты и сам видел.
- Права Хильд, колдовской наговор на нем был. Вот полюбуйся. Цверги меч ковали вестимо, - Арнвинд меч альвхеймарца ярлу протянул.
Взял в ладонь рукоять воин, сжал крепче, да вновь от поли зашипел, оружие выпуская.
- Красивая рукоять - тут золота да каменьев - полмера купить можно.
- Ты на клинок полюбуйся.
- Не мудрено, что щиты в щепы, - сощурившись, молвил воин, на тонкое лезвие глядя. - Да и звенья кольчужные тоже. Тут бы и франкские доспехи не помогли.
"Успеет ли за три дня оправится", - подумалось вдруг Арнвинду. - "Досталось ярлу сильнее, чем показать пытается".
- Вот я и говорю: цверги ковали. Только где этот ярл захудалый оружие такое приобрел? Не иначе колдуны черные помогли.
- Как бы с сюрпризом подарочек не оказался, может хозяина жалит клинок по наговору черному?
Задумался Арнвинд.
- Зерно истины есть в словах твоих.
- А все же меч оставить стоит, такие не у каждого конунга есть.
- Я думаю пусть жрецы Одина его проверят и коли нет в нем колдовства черного получишь меч как трофей.
Блеснули жадно глаза ярла, но так отвечал он:
- Себе меч оставь Арнвинд, как выкуп за Хильд - иного не собрать мне за три дня будет.
- Добро, - кивнул Арнвинд, меч в ножны убирая.
Простонал сквозь зубы еще что-то Эрик, затем на спину перевернулся.
- Что-то давно вестей нет от Неккви, как бы без нас на битву не пошел.
- Без нас ему против Харальда не выстоять, но ты прав, направлю-ка я гонцов к Неккви.
- Славная будет битва, - ярлу уже сам с собой больше говорил, чем с конунгом. - На драккарах волны взрежем до самого Трондхейма доейдем - а там пограбим толстосумов. Много бондов богатых в Транделаге.
- Мальчишку главное прирезать, да все племя его собачье, - нахмурился конунг.
- Мальчишка... не о нем, о его родичах думать следует, - вернулся из забытия Эрик. - С Хаконом Хладирским, Старым Медведем я бы клинок скрестил или с Гутхормом Оленем. То враги достойные.
- Достойные, но в Вальгаллу им путь заказан, - ответил Арнвинд. "Отродье Локи там не место", - пронеслось в мозгу у викинга. - "Но прав ярл, что-то нет гонцов от Неккви, долго людей я сдерживать не смогу. Они битвы хотят".
- В Вальгаллу не каждый попадет, да только о том Хеймдалю решать, в наших же силах, - Эрик усмехнулся. - Поскорее им встречу со Стражем Бивреста устроить.
- В наших, - тихо проговорил конунг. - Но ты отдыхай, ярл. Через три дня тебе на ложе брачное невесту вести.
- Вот там отлежимся, - рассмеялся тот, да смех его в кашель перешел.
Арнвинд вышел из дома своего да подозвал воина молодого, что тут же крутился.
- Возьмешь воев десяток, и летите к Неккви, узнайте, когда же он за нами пошлет или забыл о нас совсем.
Гонец кивнул и уже через несколько долгих мгновений пропылили по дороге лошади.

(в главных ролях Сарина и Тельтиар)

Транделаг. Харальд
При пособничестве НекроПехоты

Десять дней минуло с того дня, как покинули Хладир славные конунги Хакон и Грютинг, а с ними многие знатные люди и прославленные воины. Настал черед и для Харальда собираться в путь. Решил он в Мер отправиться на том корабле, что подарил ему Брюнольв на свадьбу и снаряди повелел корабль как подабает.
Раскрасили умельцы лучшие корабль, да паруса поставили цветов Агдирских и стяг с головой волчьей добавили, драконье же изображение в черный цвет окрасили. Собрались же на корабле этом воины, каких лучше и не сыскать было: сотня гребцов могучих, по пятдесят с каждой стороны. а кроме них еще двадцать берсерков, Гутхомом отобранных, да ратники прославленные, да лучники меткие и ярловы сыновья, удаль показать желающие.
Всего же в путь собралось пятдесят больших драккаров из бухты Трандхеймской.
Взошел Харальд в окружении четверых телохранителей на борт, с дядей поздоровался и вручил заботам его юношу, что заложником остался у них:
- Вот, Гутхорм, - сказал конунг. - Ныне отрока этого подле себя держи, хочу я знать, каков он в деле. Да глаз с него не спускай, - добавил. - Ибо от его сохранности все дело наше зависит нынче.
"Как бы не обманул нас Сигурд, как бы ловушки не было в Мере".
- Ну здравствуй, парень, - дядя конунгов произнес. - Как тебя звать-величать?
- Гутхорм, сын Сигурда, - отвечал тот, не было страха в его голосе, хотя и опасался за свою судьбу. Привык во всем полагаться на отца, которому боги смекалку немалую ниспослали, а потому был твердо уверен, что вернется еще на родину свою пировать с сотоварищами.
Берсерк рассмеялся, хлопнув парня по плечу, а потом бросил Харальду:
- А ты, мог бы и сказать, что его как и меня кличут!
- Мог, но было бы не так весело, - пожал плечами Харальд, проходя на нос корабля.
- Что, парень, - произнес Гутхорм, когда тот ушел. - Частенько уже в море выходил?
- Бывало, - ухмыльнулся сын Сигурда, гридень Харальда казался ему мужем достойным и добросовестным, а потому юноша почувствовал себя смелее, - бывало с отцом на бриттов ходил. Неоднократно.
- Хорошо это, - берсерк произнес. - Не многие молодые могут в море спокойно ходить по первости.
Временем тем повелел кормчий их от берега отходить и двинулся драккар могучий, мерно весла вздымая. Раздался бой барабанный - то ритм выбивал хирдман поставленный.
Торбьерн Хорнклови, любимец конунг на носу встал, вдаль взгляд направив и произнес вису такую:

Тьму войнолюбивых
Вождь врагов на Взгорье
Сокрушал, неистов,
В криках поля стягов,
Прежде чем владыка
Бег коней бурунов
Ради игрищ бранных
За море направил.
Грохотал по тропам
Волчьим, Бёльверк брани
Хлюмрекских татей
Грозный истребитель,
Прежде чем по зыби
Змей земли ладейной
Понес, великолепный,
Недруга Нёккви.

В пол уха слушал Гутхорм, сын Сигурда, стоя у кормы да устремив взгляд на волны. Об ином его помысли были - вспоминал он берег родной и товарищей. Казалось, оставил в покое его гридень Харальда, позволил уйти в себя ненадолго, так и к худшему оно - тоска заест, загрызет до смерти.
А путь впереди предстоял неблизкий.
- Что стоишь, пригорюнившись? Али не по нраву тебе поход сей?
Воин, что окликнул его, молод был, но носил одежды богатые, да плащ, подбитый мехом.
- Мое дело отца слушать, а ежели он сказал Харальду служить, то, значит, ему служить буду, - отвечал чужаку Гутхорм.
- Меня тоже отец к Харальду в услужение отдал, - юноша промолвил. - Ты из чьего рода будешь?
- Сын Сигурда я, того, что братом ярлу Мера Рогволду Мудрому приходится. А ты чей?
- Меня же Бардом зовут, я Брюнольва сын из Халагаланда, - собеседник ему отвечал.
В ответ Гутхорм лишь кивнул. Вспомнил он, что отец давал ему наказание не болтать языком особо, однако же не удержался сын Сигурда да и похвастался о роде именитом своем. С беспокойством взглянул Гутхорм на Барда, словно взглядом выпытывая ради любопытства ли праздного вопрос был задан али с умыслом. Отец всегда учил сына, что нельзя вверять жизнь и свободу свою в руки других людей, всегда надо оставаться на чеку.
- Слышал я о ярле Рогволде многое, как хорошего, так и плохого, - Бард продолжал. - Быть может расскажешь мне о нем, да о земле своей? Я бы вису сложил славную.
- Рогволд - дядя мой. Правду говорят, великий человек. Впрочем, отец мой, Сигурд, также немалую славу сыскал себе в походах супротив бриттов. Ежели рассказывать про них да еще и земли родные вспоминать, долго тебе слушать придется.
- Нам и плыть долго придеться, - настаивал халагаландец. - К работе корабельной ни меня, ни тебя все одно Гутхорм не допустит.

Мер. (Совместно с Тельтиаром)
____________________________________
Пять дней продолжалось плавание многотрдное. Погода не сопутствовала флоту Харальда, так что большую часть пути пришлось пройти на вёслах, под мелким моросящим дождём и при хорошей качке. Гутхорм по сей причине был мрачен и зол, но ни на ком не срывался, лишь грёб по две смены подряд, после чего вставала на нос и по много часов простаивал там, вглядываясь вдаль. Попервости шли вдоль берега, потом, войдя в воды меровы, отошли в море, а уже оттуда устремились к брегам заветным. Когда нос первого корабля вошёл в прибрежный песок, Гутхорм с облегчением выдохнул и первым, как и подобает вождю, ступил на землю
Следом за воином прыгали на песок и камни прибрежные воины в облачении боевом - никто не встречал их здесь. Не видно было рати оружной, владения защитить желающей - славную бухту указал Гутхорм мерянин агдирцам, говаривали, что лишь Сигурд сын Эстейна места эти знал, конунг же и не ведал о пристанище таком.
Видя, как славно началось вторжение их, повелел Харальд и остальным воинам с кораблей сходить, и пусть не хватило в бухте укромной места, чтобы все корабли смогли к берегу подойти, но связали канатами тугими струги, а после перебирались на ближние драккары и с них уже спешивались. Воин за воином, росла дружина вокруг Гутхорма -ярла.
Гутхорм поправил меч на поясе и пошёл вперёд, внимательно оглядывая окрестности, выискивая как возможные секреты разведчиков, так и место для стоянки.
Ярл остановился и ещё раз осмотрелся. Окрест простирались однообразные скалы, на фоне серых облаков выглядевшие зловеще и не приятно.
- Выслать разведчиков, - распорядился Гутхорм. - Пусть найдут место для стоянки удобное, да заодно проведают о постах дозорных!
- Ты здесь что, зимовать решил? - Кто-то из ярлов гудбрандсдалирских бросил. - Наступать надобно, покуда о нас не знает никто!
Временем тем и сам Харальд с драккара сошел, да телохранителями окруженный с дядей поравнялся:
- Что думаешь, Гутхорм? Пустынен слишком брег этот, так словно вымер Мер Северный - лишь скалы да утесы вокруг.
Кто-то из ярлов закивал одобрительно - мол так и есть все.
- С одной стороны надо вперёд двигаться, - Гутхорм разгладил пальцем усы. - Но с другой, воины устали грести цельных пять дней и надобна им передышка. Думай, Харальд, ты конунг!
Призадумался Харальд, верны были слова дяди, но промедление порою смерти подобно. Молвил наконец:
- Зовите этого, - в сторону корабля пальцем указал, где заложников почетных держали.
Вскоре уже привели Гутхорма мерянина, спросил его тогда конунг:
- Скажи, далеко ли отсюда до владений Неккви богатых? Как скоро селиня начнутся?
- Полдня пути, - юноша отвечал, людей оружных оглядывая. - С войском же к ночи лишь доберешься усадьбы первой. Здесь Фрейдмара херсира владения, он воин бывалый.
- Что же, - конунг повелел. - Покуда разведчиков ждем - пусть отдыхают люди, но наготове будьте в путь выступать по зову первому.
Кивнули ярлы, стали приказы отдавать людям своим - немалое войско было, такое на привал простой разместить - дело долгое, кропотливое.
- До Нидораса путь далек? - Сына Сигурда спросил Харальд.
- Дня два, не больше. Но там нынче все войско мерское собралось - свадьбу Гандальва с конунговой дочкой празднуют.
-Всё войско - это сколько? - осведомился Гутхорм Хрингарийский. - И каковы там укрепления?
- Усадьба, что крепость - Хладир по сравнению с ней домина холопская, - юноша говорил, да хорошо было, что Хакон его сейчас не слышал.
"Как-то там тестюшка с Грютингом? - Подумалось сыну Хальвдана. - Перешли ли горы уже? Сполнили все, что обещили?"
- Людей же с собой ярл каждый привел не меньше чем по две сотни, а кто и больше. Дядя мой три сотни обещался выставить, то помню - он ныне самый могущественный человек после Неккви в Мере, у других меньше войска.
Продолжал говорить Гутхорм молодой, на песке укрепления усадебные рисуя ножнами, да растолковывая, что где находится. Смышленый был сын у Сигурда-пирата, жалко стало бы Харальду убивать его, коли что не так пойдет.
- С Неккви зять его Хунтьов да внук Сельви, что Разрушителем прозван - его нынче лучшим воином Мера почитают, да он брата моего слабее вестимо будет.
- Сможем ли мы подойти к Нидорасу незамеченными отсель? - продолжал спрашивать Гутхорм
- Нет, - головою покачал юноша. - Мер - не Гудбрандсдалир - скалы голые, рать такую издали видно будет. Но коли разъезды попадутся, дядей моим поставленные, так не узнает ни о чем старый конунг.
- Опасно оставлять противника у себя в тылу! Харальд, я предлагаю сперва взять усадьбу Фрейдмара, а потом и на Нидорас пойти!
- Сколько людей у Фрейдмара? - вновь вопрос задал конунг.
- Того не ведаю, но он не ярл и не богат слишком, - Гутхорм плечами пожал. - Угрозой он столь грозному войску не станет.
- Зато сможет гонцов в Нидорас послать! - Кто-то сказал, Харальд не помнил имени этого ярла.
- Дядя, сможешь взять деревню его ночью, чтобы никто не убежал?
- Спрашиваешь? - Гутхорм широко улыбнулся. - Возьмём, дай только воинов вдосталь!
Конунг обвел рукою хирдманов, что с кораблей сошли недавно:
- Все твои, брат матери моей - выбирай на вкус себе дружину, каждый поди по бою в море истосковался.
- Сотни воев хватит! - Гутхорм кивнул Харальду и отправился набирать хирдманнов в свой отряд
Вздохнул конунг, ему мыслилось, что никак меньше двух сотен не следует брать - но не стал с дядей спорить. Коли придется тому жарко, так сам же виноват будет. Пока же велел он людям к маршу готовится - покуда будет брать селение Гутхорм, остальные к Нидорасу пойдут - нельзя дать и шанса Неккви силы собрать, а там - подоспеет Хакон Хладирский и прихлопнут змея в его же логове!
- Ты хорошо мне послужил, Гутхорм, - юноше он сказал. - Когда Нидорас возьмём, будет тебе награда, и всему роду твоему, коли сделают они, как уговаривались.
- Не подведёт дядя, коли обещал, - тот ответил уверенно.
- Надейся на это, - конунг улыбнулся, прядь светлую с лица отбросив, когда клятву он приносил свою - едва до плеч доставали волосы, ныне же почти до лопаток дошли. Быстро росли они, ох, если б так же быстро и Норвегия ему подчинилась.
Почти три тысячи воинов были с ним здесь - все люди отборные, кто еще с Агдира с ним, кто с Вестфольда, иные из Раумарики да с Гудбрандсдалира больше всего было ратников. Все - хирдманы, не ополченцы какие. Еще больше войско - знал то Харальд - с Хаконом да Грютингом шло через горы. Мощь великая - не устоять Меру, раздавлен будет силищей такой. Только потерь не хотелось больших Харальду - войско сохранить надобно для свершений грядущих, тогда и новые ратники к нему потянуться, коли увидят, что бережет он людей.
Временем тем и разведчики вернулись, рассказали где деревня Фрейдмара находиться, да что близ нее происходит. Велел тогда выступать конунг, возле кораблей полторы сотни людей оставив для охраны.

Сообщение отредактировал Orrofin - 27-08-2007, 22:49

Северный Мер. Хакон Хладирский.

Меж тем, за время прошедшее, войско Хакона и Грютинга покинуло Оркдаль и ныне вступило во владения старого Неккви. По взаимному согласию, предводители временно разделились, направив коней к приграничным селениям. Они не чаяли встретить тут сопротивленье вторжению – небольшие, в десять домов деревеньки, так же подходили для обороны, как дупло беличье – для волчьей берлоги. Так то и вышло, но, взамен бондов испуганных, Хакона встретила пустота.
Поход конунгов на Мер не был тайной – благо, Грютинг нарочно Неккви вызов послал, а сам Хакон то лично одобрил. Вот мужичье и попряталось по пещерам, коих здесь было в достатке. Искать? Только время потратишь. Да и не желал конунг Транделагский людьми зря рисковать. Местные землю тут хорошо изучили, а они – лишь пришельцы, коим лазы потайные неведомы. И потом - даже кошка испуганная может глаз человеку отнять, особенно если с котятами. Так зачем нарываться? Доблесть воинская в ратных трудах пригодится, не все ж гридням с мужиками простыми хоробствовать.
- Подпалите селение, - приказал конунг спутникам.
- Отец достославный, - робко спросил Хакон млад предводителя грозного. – Скуден мой ум, и не знаю – зачем мы деревню огню отдаем? Ведь пойдет в мере слух о жестокости лютой…
- Милость к врагам может быть после победы, - ответил на то старый конунг. – Мы пошлем вперед юношей легконогих, что будут гуторить народу: «Мол, воюют-то конунги, не дело мужицкое в распри те ввязываться». Коли останутся на местах да хлебом-солью приветят – не тронем мы не скота их, ни женщин, как гости себя поведем. А, ежели будут бежать, словно зайцы – им хуже. Огонь их добро заберет, кони посевы потравят. Летом еще на грибах с ягодами, может, продержатся, а зимой с голода вымрут. Не придется даже клинков замарать. Бонды, может, порою и глупы, а то, что их жизней касается, хорошо разумеют. Увидишь: все прочие села сдадутся без боя.
- А коли на Неккви своего понадеются? – дрожал Хакон, молвя речь дерзновенную. Но отец его лишь усмехнулся:
- Мер – земля бедная. Даже бондам известно, что нет у конунга злата, чтоб верность их наградить, и зерна, чтобы не дать детям их плакать от голода. Дружину свою Неккви прокормит, а вот земледельцев ни чем ни пожалует. Гандальв Альвхеймарский мог бы помочь, у него-то добра предостаточно, да и клинки не из худой стали сделаны. На, видимо, сам Локи друзей старых поссорил на счастье Харальду. Пусть ярлы воюют за Неккви – бонды его против нас не пойдут, ежели сделаем все, как замыслено.
- Бог Один, точно, твой предок, о, конунг, - молвил почтительный сын отцу породившему. – Он дал тебе мудрости полной рукой, а не мог бы такого задумать.
- Годы твои невелики, Хакон млад, - покровительственно заметил конунг Транделага, глядя, как над селением поднимается жаркое пламя. – Еще пяток зим, проведенных в походах, и мудрость твоя преумножится.
- Надеюсь на то, о, владыка.

Солнце вставало над Вингульмерком, освещая лучами своими дворы да крыши соломенные, отблески золотые от креста церковного отражались. Собирались в поход воины - кто с родными прощался, кто припасы в последний раз проверял, кто доспехи чистил. Воин один у ворот самых на камне придорожном сидел, меч до остроты небывалой точил. Вжик-вжик, точило пело в его умелых руках.
С грустью наблюдала Сигрун картину эту невесёлую. Стояла у окна владычица Вингульмеркская, да текли слёзы по её лицу. Первый раз отпускала она мужа своего одного в поход, быть может, смертельный, впервые не следовала за ним. Несколько минут назад вышел Эйнар из спальни её, и дала теперь она волю чувствам своим, доселе хоть немного сдерживаемым.
Смотрела она теперь, как муж её, ярл гордый, что мгновения назад при прощании, так же как и она, еле слёзы сдерживал, по ступеням крыльца спускается. Ничто в нём не выдавало грусти душевной, что только для жены предназначена была. И преобразилась Дева Битвы под стать мужу своему. Стала спина её, что лезвие меча ровной, загорелся взор. Погладила женщина ласково чрево своё, где жизнь новая теплилась. Скоро суждено сыну ярла, воину истинному на свет появиться. Все бабки в округе предсказывали, что непременно сын у Девы появится, чему Сигрун рада несказанно была.
Спустился ярл с крыльца высокого, приказания последние отдавая, сел на скакуна своего могучего да повёл войско своё славу в битве предстоящей стяжать. Лишь раз обернулся Эйнар, на жену свою взглянуть стремясь. Увидел он в окне силуэт её да глаза горящие, улыбнулся на прощание да погнал коня вперёд, неизвестности навстречу.
Потянулись воины вслед за ярлом и через немалое количество времени, опустел Вингульмерк. По-прежнему сверкал крест церковный, да только тихо в усадьбе стало.
В пути уже поравнялся с ярлом Оттар Рваный, раньше видимо с воями подотставшими разговор он вел да колонну походную выстраивал. Теперь, как и подобало предводителю ратному, подле господина своего он ехал:
- Тяжело тебе жену оставлять, Эйнар, - произнес он, после молчания долгого. - То ведомо мне, но без тебя, не сдюжить нам будет ворога. Сам знаешь ведь.
- Знаю, потому и еду с воинами. Лучшей защиты, чем моя, Сигрун не сыскать, а сейчас чтобы уберечь её, выступить супротив Асмунда надобно. И она это знает.
- Асмунд - пес бешенный, - сплюнул Оттар, всегда корежило его, едва только ярла кровавого припоминал. - Но скажи, ты же с ним под кровом одним жил, и с отцом его ходил в походы. Ты руку потерял в том бою, о котором теперь легенды слагают и плечом к плечу с ним бился - неужели не видел в нем жестокости этой ранее?
Нахмурился Эйнар. Сам он себе последнее время часто этот вопрос задавал, и неприятно ему было, что Оттар тоже этим интересуется, тем более что не знал ярл ответа.
- Дивлюсь я Оттар, что ты, воин бывалый, вопросы такие мне задаёшь. Неужели не знаешь ты, что в друзьях своих мы многого не замечаем, многому значения не придаём?
- Оттого потом и выходит потом, что кровь рекою льется, - скрипнул зубами херсир, за отговорку ответ этот принял. - Добр ты, Эйнар, многих слишком простить готов. Но они тебе второй щеки не подставят.
- Не злись Оттар, кабы знал я ответ лучший, сказал бы тебе. Но не заходи слишком далеко, всем нам Асмунд враг, мне так втройне. И победить мы его должны, а не зубами попусту скрипеть.
- Волк зубы скалит, змей же тихо шипит, - пробурчал Рваный. - Как бы мы, одного врага одолев, другим повержены не были.
- Что ты сказать этим хочешь,- подавив злость свою Эйнар спросил. Тяжко ярлу с домом расставаться было, готов он был на любом злость свою выместить, да сдерживал её по обыкновению.
- Мальчишки эти, - рублено слова с губ срывались, неприятна была тема Оттару. - Порой кажется мне - зря их отпустили мы. Не было в змееныше этом раскаяния ни на грош. Людей потравили, сколько добрых христиан погибло? А ярл?.. И тут этот троллиный выродок со своей гра...
- Замолчи Оттар!- готовы были резкие слова с губ Эйнара сорваться, но поймал он их за хвост, даже рука его единственная на поводьях дёрнулась, вот как разозлился он,- Сделанного не вернёшь. Правильно мы порешили и точка.
На самом деле и сам ярл порою сомнениями мучился, но не хотел он это Рваному раскрывать.
- Правильно.. правильно... ты ярл, тебе и правильно, - сам себе уже это Оттар сказал, ярлу же так отвечал: - Другое волнует меня - быстро как посланец этот заявился с помилованием конунжим. В иной раз месяцами ждем решения, а тут, так словно ждали вестей таких в Сарасберге.
- Не могли там сих вестей ждать, сам знаешь, если только…
Замолчал ярл, в даль глядя.
- Если только меня убить отнюдь не дядя их захотел, а кто-то поближе к конунгу находящийся, знаешь же.
Не прерывал разговора этого Оттар, хотел до конца довести.
- Знаю Оттар, знаю,- сквозь зубы проговорил Эйнар. Не хотелось верить ему, что рядом с конунгом такие подлости творятся, но и не глуп ярл был, чтобы от очевидного отворачиваться.
Молчание воцарилось между воинами. Они направлялись к берегам Эйна.


(C Тельтиаром)

Фиорды. Конунг Аудбьерн

Когда в длинный дом внесли тело Олафа, конунг вел неспешную беседу со Снурри. Четверо викингов внесли погибшего воина на носилках и опустили скорбную ношу пред ногами властителя.
- Что это значит? – прогремел голос Аудбьерна, взвившись к потолку зала.
- Погиб Олаф, - викинг, взявший на себя смелость ответить властителю, шагнул вперед. – Еще два претендента на родственницу твою были, конунг. Так брат твой, Арнвинд, чтобы никого не обидеть, да златом-серебром судьбу девицы не решать, поединки назначил. К тому же будь вира мерилом за Хильд проиграли бы и Олаф и Эрик, ярл Арнвиндов. Слишком уж богат альвхеймарец. Бронь на нем сплошь франкская, разве что шелом северный, да меч…, - тут на миг воин паузу взял, видно оружие, вспоминая, - рукоять золотая, а клинок видать цверги ковали. Щит Олафу что масло али шелк резал. Видать боги от Олафа отвернулись. Оставил его Один на поле ратном. Ярл тот пришлый похоже колдун был, вроде хром, да калечен, а бился не хуже воев наших лучших.
Тяжко вздохнул Аудбьерн. Послал он парня на смерть верную, хотя и предположить такого не мог.
- Хильд альвхеймарцу досталась? – Снурри спросил.
- Не ведомо то. Мы сразу ушли, Олафа в родные Фиорды доставить, дабы тризну по нему справить большую.
- Один пригласит тебя в Вальгаллу, Олаф, за пиршественный стол. Станешь ты воином войска его, - тихо проговорил Аудбьерн да рукой махнул. – Сегодня, как только светило коснется скал, да краем море зацепит, справим по Олафу тризну великую, да жертву Одину принесем. Кстати, Снурри, - повернулся к старику конунг, - помнишь, драккар тот с пробоиной, что стоит за скалой?
- Отчего ж не помнить? Помню.
- Так вот, пусть пробоину до вечера заделают, да соберут хирдману достойный скарб с собой.
- Сделаю, конунг, - кивнул Снурри и вышел из длинного дома, следом за ним вынесли Олафа.
Остался один Аудбьерн, лоб его складка тревожная прорезала. Все шло непонятными путями, будто бы Локи резвился на просторах Фиордов и Мера. Шутки шутил, да в игры играл с ними. Тяжкие думы шли к конунгу: от Неккви гонцов не было, викинги в поход рвались, а отпустить нельзя было, драккары крови хотели, как и клинки их, а тут еще странный ярл из Альвхеймара..

Мер. Нидорас.

Рассвет встретил войско Сельви.
Разрушитель же восседая на коне, держал знамя в левой руке, а в правой – секиру. Рубцы на груди и высохшая на лице кровавая ладонь придавали Сельви исконно устрашающий вид. Первые лучи солнца багровым пламенем упали на его лицо. Он оглядел войско.
-Мерейцы! Врать я вам не стану, да и не умею зря языком трепать, немногие из вас видели меня в бою, но кто видел – тот скажет – что средь вас – я равный. И на коне я лишь из старых традиций, да и знамя надо нести высоко, чтобы все видели и устрашились Змея нашего, Мерийского Золотого Змея! Знаете ведь, я оркнейцев этой секирой рубил, так теперича угрожают нам не оркнейцы, а ярлы Харальда, этого труса проклятого, который боится выйти на поле боя… А ярлы без конунга – как викинг без головы, а значит – мы будем сражаться с войском мертвецов, у которых нет одной главы… Все кто присягнул Харальду – слабаки и трусы, ведь они боялись его армии, а не самого Харальда, но нам ли бояться тех, чей вожак – юнец? Нам ли бояться труса, нам ли ходить под его стягами? Нет, братья, не согласен я на такую судьбу, и хоть врага больше – знайте, мы – сильнее, да и Волк нам не брат, а Медведя Змей одолеть способен! Ну что, братья, покажем, на что способен Златоглавый Змей?
-Да!!! – выкрикнуло войско в ответ.
-Ну, тогда пойдем и докажем, что мерийцы – не пустозвоны!
-Да!!! – снова выкрикнули воины.
-Костьми ляжем, но защитим Мер, верно, братья?
-Да!!!
-Не верно… - засмеялся Сельви. – Умирать нам не к чему, надо сражаться… Только так мы защитим Мер!
Войско, вероятно, устало кричать…
-Может, пойдем уже? – прозвучал чей – то утомленный голос.
По рядам прокатилась волна смеха.
-Айда за мной! – усмехнулся Сельви и похлопал коня по гриве. Тот медленной рысью двинулся вперед.
Змей на стяге распрямился и начал, будто полыхать на ветру. Быстро бежало время, неторопливо сопел конь перед привалами, еды хватало на всех, пили же из ручьев, благо на пути их было много. Сельви и не думал смывать с лица засохшую кровь, он много общался с солдатами, спал во время привалов, обсуждал тактику с Неккви и Свейном, и наконец, изредка смотрел на природу своей земли.
“Нет, мы обязаны победить… Неужто это все достанется юнцу малолетнему, который и стали не чувствовал… Не верю я в это… Не может такого быть… Один не может этого допустить. Просто не может. Это глупо. Отдавать такие земли этому волку… Нет… Не хочу… Нельзя. Надо… ”
Волновался Сельви. Сильно волновался. Но ничто не выдавало в нем волнений. Не хотел он перед воинами своими оплошать. Не первая уже битва, но, однако, такого размаха в жизни Сельви еще не было…
“Знаю я, что с первой кровью опять впаду в безумство, пойду в первых рядах, буду рубить всех налево и направо, но… Но выживу ли я в этом бою? Безумные и гении живут очень недолго… Выживу ли я? Вот в чем вопрос. Пасть в кровавом безумии – об этом мечтают все мальчишки, но я не хочу. Последние секунды жизни пусть я буду собой, а не сумасшедшим воином, сметающим все на своем пути…”
Его конь без устали вез на себе всадника, чувствуя его дух, окрепший и знавший одну истину.
“Нам нельзя проиграть эту битву. Нельзя. Значит – только победа...”
Раздавались песни… Второй день в пути… Утром – уже на месте… От этого сил только прибавилось… Каждый шел и пел, пел и Сельви… Пели о войне, пели о героях, пели о любви, пели о том, о чем каждый хотел петь. Но все песни с единым корнем… Все песни – про эту жизнь. Сладкую и горькую… Безжалостную и милостивую…

Утром Сельви проснулся... Кто – то начал дуть в горны и рога… Этот день начался… Возможно – самый страшный день в жизни Сельви…

Перед воинами возникли горы… Битва – за ними…

Северный Мер. Хакон конунг.

Грозною ратью
Воев бывалых
Змею явился
Черный медведь.
Воинской статью
Гридней удалых
Хакон гордится
Ныне и впредь.
Черною тучей
Смерти крылатой
Стрелы ударят
В щит и шелом:
Конунг могучий
Кровную плату
С ворога взыщет
Острым мечом.

Так пел скальд из местных, приблудившийся к войску да за песни обласканный. Многие знали, что Хакон и сам не чужд меду поэзии, и, хоть не испил до дна чащу с кровью Квасира, а все же усы в ней мочил предостаточно. В скальдах Хакон смыслил довольно, и зрил: этот певец – не из лучших. Те молодцы, что на свадьбе Харальда пред креслом его состязались перед этим – что боги Асгарда пред смертными.
Но на войне не до жиру. Ваны-покровители, наделяя скальда ловким умом да искусством сложения вис, часто взамен мужества убавляли. Вот и выходило порой, что лучшие певцы да сказители славили победителя после победы, а не шли с ним на бранное поле. Во времена деда старого Хакона таких мужей презирали, но сейчас, перед гибелью мира многое поменялось.
Вот и кивнул конунг певцу благосклонно: пусть уменье его – лишь позолота, а не злато червонное, зато сердце открыто да норов почестью не испорчен. Тот и рад был стараться: в этих краях скальда не сильно-то того жаловали, вот и решил он у конунга пришлого счастья пытать.
Слухом земля полнится, так что знал Хакон уже, что за рать идет навстречу им с Грютингом. Битва за Мер уж не за горами была, и конунг Транделага лишь только надеялся, что боги будут за них в этом сражении. Знать бы еще, как успехи у Харальда? Увы… от зятя пока вестей не было.

Сообщение отредактировал DarkLight - 29-08-2007, 19:09

Хрольв и Ивар, сыновья Рогволда

- Отец велит вам обоим сворачиваться, да возвращаться обратно в имение.
Посланник отца явился Хрольву и Ивару в сопровождении двух младших воев из дружины Рогволда, а также проводника из ближайшей деревни. Маленький и незаметный человечек, которому судьба начертала предел – подобные сообщения, вел себя словно конунг, чувствую столь необычную легитимность собственной власти.
- Это ж чего такого случилось, что отец отрывает нас от любимой забавы? – зевая, ибо было еще раннее утро, поинтересовался Хрольв. Великан в компании трех гридней трапезничал за наспех сооруженной скамьей-столом. Стол буквально ломился от яств, хотя и в основном животного происхождения.
Посланник Рогволда нашел братьев на самом краю его владений. По всей видимости охотится они уже и не помышляли – великое обилие трофеев – шкуры, рога, всячески приготовленной мясо – украшало лагерь. Лагерь – всего несколько тентов. Из одного такого тента и вышел Ивар. Он был практически гол, ибо намеревался искупаться в речке, что громко журчала за ближайшим буреломом.
- Думаю, дядя наш приехал, - догадался Ивар, - привез новости важные, а посему и наше присутствие отцу понадобилось.
- Именно так, - разочарованно кивнул посланник, которому самому хотелось объяснить причину. Этого не мог не заметить Ивар. Мелкие люди гордятся мелочами. Пожав плечами, он направился к речке.
- У нас в достатке вина и мяса, - бросил он напоследок через плечо, - располагайся. Раньше, чем я умоюсь, мы все равно не тронемся.
- Присаживайся, - указал на место напротив себя Хрольв, - расскажешь чего там в Нидаросе происходит.

Немало дней минуло с тех пор, как драккар Сигурда пришвартовался в гавани Нидароса. Тайным был его отъезд, никто не пришел проводить в путь посланника Рогволда, и таким же состоялось возвращение – промозглым ранним утром, когда слегка накрапывал холодный дождик, а ветер так и норовил забраться за шиворот, Сигурд в сопровождении нескольких гридней следовал по все еще спящему городу.
Усадьба брата, как только узнали, что за гость требует разбудить хозяина поместья, мгновенно преобразилась – из полусонной обители (сыновья ярла со многими гриднями отправились на охоту, а сам Рогволд ненавидел суматоху и шум) в зал для пиршеств. Впрочем, когда Сигурд и Рогволд сели за стол да начали обильную трапезу, все уже было сказано и решено.
Долгим был утренний рассказ Сигурда о том, как принимал его Харальд, что сказал, чего просил да чего требовал. Покуда брат говорил, Рогволд помалкивал да слушал, лишь бороду поглаживая. Как только Сигурд упомянул про сына, что пришлось оставить в качестве заложника, ярл Мера наконец заговорил:
- Бальзамом на сердце новости твои, брат, - в голосе Рогволда читалось возбуждение и энтузиазм, которое скрыть ему не так и удалось, - великое будущее ожидает нас! Может, ежели смилостивятся высокие боги, не только Неккви служить не буду, но и перед Харальдом на коленях ползать не придется.
- На каких коленях, брат, - удивился Сигурд, - он намеревается тебе во владение весь Мер отдать, ежели по договору все выйдет!
- Так то оно так, - кивнул ярл Мера, - но был бы я недалеким ярлом, ежели бы свое будущее вперед не планировал. А в будущем этом видится мне, что негоже…
- Задумал снова что-то? – перебил брата Сигурд.
- Еще нет. Планировать-то, конечно, дело хорошее, но для начала полагается выполнить то, о чем договорились с Харальдом. Пожалуй, пора моим отпрыскам возвращаться с охоты, отложить копья да взяться за мечи.
- Велишь послать за ними?..
- Велю, когда отпразднуем твое возвращение. В долгу перед тобой я, брат.
- Думается мне, представится тебе такая возможность в скором будущем, - вздохнул Сигурд, задумавшись, - немало нам предстоит еще сделать, чтобы Неккви старого с трона скинуть да тебя заместо него посадить.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 30-08-2007, 7:59

Вингульмерк. Харек Волк и его дружина
Когда утро наступило, да берег золотом окрасили солнечные лучи, собрались воины, как и уговорено было у шатра Харека близ развалин сожженных, дабы совет держать, как поступить следует - искать ли пиратов да разбойников беззаконных или дальше идти к Эйнару на подмогу.
Долго спорили воины. Харек же молчал, нахмурившись. и думал о чем-то своем. Наконец утихли споры и перебранки, и обратились к нему предводители:
"Что скажешь нам, вождь, ибо ты нас в этот поход повел, и многие речи ты выслушал, реши , как нам поступитьследует.?"
- Нельзя злодеев без наказания оставлять, и прошли они здесь не так давно. Потому, сначала нагнать злодеев и наказать их по их злодеяниям, а затем на подмогу идти, коли еще успеем.
Полдня шли корабли Харека по реке Ран Эльв при попутном ветре. Через 2 часа по полудни увидели они дым на леввом берегу. Еще одно селение горело.
Пристали корабли к пологому левому берегу. Уже не менее десятка драккаров и снек были вытащены на берег. Прибытие рати застало пиратов врасплох. Никого не щадили дружинники Харека. Сам Харек с передовым отрядом последовал в деревню. Многие дома уже пылали. На улице лежали порубленные тела. Пираты тащили на веревках упирающихся женщин и мужчин - из тех кого собирались продать врабство. кто-то грузил на телеги награбленные свертки полотна и мешки с провизией. Потому нападение воинов Ранрики застало их врасплох. Многие так и были порублены держа в руках мешок или веревку, а некоторых порубили когда они стаскивали одежду с кричащих и упирающихся крестьянок. Едва расправившись с разбойниками, воины тут же не сговариваясь принялись тушить пожар, чтобы огонь не уничтожил все селение - ветер был сильный. Многие из воинов Харека в самом неавнем прошлом сами были бондами или даже обращены в рабство, потмоу все происхродящее нашло в их душах живой отклик. Оправившиеся от происшедшего бонды кинулись на колени, принявшись наперебой благодарить своих спасителей. Никто из нападавших не уцелел, кроме нескольких раненых, и их лично Харек принялся допрашивать. Как оказалось, эти праты были из вольных викингов, которые ужене первый год "резвились" на побережье Вестфольда и Вингульмерка, но раньше им вслед шло ополчение местных херсиров, и потому ограбив одно селение, чтобы запастись провиантом для дальних походов, они спешили уйти поскорее, тут же, увидев, что ополочение так и не был собрано, почуствовали полную безнаказанность, дали волю своей лютости, и решили погулять как следует, если уж дальний поход им сорвали, и набрать побольше пленников на продажу. Сколько они по ходу ограбили и сожгли селений, они сами уже не помнили. Харек ощутил, как в его душе закипает ярость. Раньше он был таким же как они, точно так же ходил в походы, но Хальвдан научил его, что к бондам следует относиться бережно, и отделять войну с воинами от войны с мирными земледельцами. Теперь он сам стал властителем, и обязанность оберегать свою землю от разбойников стало и его долгом. м
- Отрубить им всем головы, и наколоть на копья. и поставить на берегу.-повелел он. - Бондов, которые были ими убиты, на большой костер...
- Но вождь, ведь они все -так воины... -попробовал возразить Греттир - один из военоначальников, присоединившийся к нему в Ранрики.
- Они псы, а не воины. - возразил Харек. - позорная жизнь, и позорная смерть, и позорное погребение. Сделайте плот, погрузите на него их тела и пустите по реке. И привяжите на нем копья с головами. Пусть все разбойники теперь знают, что их ждет, если они посмеют забрести в мои воды. И вырежите руны - "Харек, конунг Ранрики сделал это. Всякий, кто покусится на земли его, и на добро и жизни людей его, смертью позорной умрет. "
Сделали все воины, как Харек повелел. До самого неба поднимался погребальный костер, а вниз по реке поплыли плоты с телами разбойников. Дружина же, прихватив захваченные корабли, и привязав к ним снекки, отпраивлась в путь вверх по реке до Гиллисберга...
Драккары буквально летели по речной ряби, подгоняемые попутным ветром с моря...

Торлейв. Сарасберг

Тяжко. Тяжко жрецу верховному, всеми отринутому. Тяжко из избы выйти - каждый в селении этом позор его помнит. Улыбки прячут, вослед взгляды насмешливые бросают. Не смыть позор такой кровью, не оттереть пятно черное. Думал, как вернется во главе войска, так забудут похождения его ночные, но нет - по иному вышло все. В глаза не смели упрекать его, а вот за спиной шептались, говорили - вернулся жрец, что лишь под чужими подолами лазать горазд, а как на битву пошел, так не сдюжил. Шептались, что так злы были на него, Торлейва, боги - что отвернулись от Агдира и отдали победу Сульки!
Скрипел зубами Тора Служитель, не по нраву ему были речи такие. Но не было возможности у него языки поукорачивать, да и не изменило бы это ничего уже. Власти... Власти больше не было у Торлейва - все потерял он из-за девки ирландской. Нет, не Хардакнуту ее продать надо - арабам, а лучше и вовсе каким-нибудь кочевникам с узкими глазами, что за землями вендов живут. А самого Харека...
Сколько раз уже представлял Торлейв, как расправится с этим врагом своим, как собьет с него спесь и заставит раскаяться в том, что отрекся от их веры, а затем отдаст в дар Одину. Быть может тогда умолкнут говорливые? Теперь, благодаря Сигтрюгу и Халльварду, верил жрец, что можно будет с христианами покончить. Того, что рассказал Асгаут - достаточно было, для расправы с Волком, ведь не на кого-нибудь, на родича конунгова руку он поднял. Лишь бы только Рагхильда выслушать его соизволила, а то дважды уже видел он кюну, но холодно встречала она советника своего бывшего, а ведь он власть для сына ее вырвал в борьбе тяжкой, в интригах коварных, что так народу севера не свойственны. Но - заслуги былые позабыты, все лишь бабу ирландскую ему припоминать горазды. Даже Рагхильда. Особенно Рагхильда... и Асса.
Стиснул зубы Торлейв. С Ассой он боролся люто, сам настоял на том, чтобы выслали ее, сам все сделал так, чтобы ни у кого сомнений не возникло в вине ее. Сам яд в кубок добавил.
Он сам. Столько дней до этого предупреждавший конунга и мать его не пить из кубков, что до этого охрана не проверит, предостерегавший от козней старой кюны, говоривший, что на любую подлость пойдет она, лишь бы власть сохранить.
Он сам сделал этот яд. Сам отдал его управителю вместе с кошелем золота, полновесного золота, которое должно было обеспечить его молчание. Конечно, потом управителя убили, а тело его в круговерти битв так и не нашли, но кому до этого есть дело сейчас?
Тот яд, что был в кубке конунга отпил Укси и едва не умер. Действие его было быстрым, буквально через несколько мгновений почувствовал берсерк боль и слабость, пена ртом пошла - то видел и Харальд и все кто рядом стояли. Оставалось лишь отравителя имя назвать.
"Это Асса, несомненно - мужа своего грибочками траванула, а внука, вон какой отравой..."
Никто не вспомнил в тот миг, что Гудред копьем, а не зельем умерщвлен был. Не до того было людям, конунга спасали! А как удивлена была старая Асса, когда ее в попытке убийства внука собственного обвинили. До сих пор с улыбкой вспоминал жрец, как в лице изменилась она - о да, не одна старуха горазда была на интриги хитроумные.
Взглянул на ладони свои Торлейв. Этими руками возведен был на трон Харальд, а что взамен? Сугроб холодный и порицание всеобщее. И Рагхильда от него отдалилась, едва лишь сын ее конунгом стал - раньше, бывало, сама приходила, будто бы совета испросить у него. Но не терял еще надежды вернуть все утраченное хитроумный жрец, опасную игру вновь затеял, желая многих союзников своих одурачить и врагам нос утереть. Поймет тогда Харальд, что не может он без советника мудрого и вновь власть в руки вернется к Тора служителю.
Но сначала следовало с христианами расправится, а после - иное все.

Когда прибыли Хрольв с Иваром в отцовское поместье, их ожидали неожиданные новости. Братья еще не успели сменить охотничьи костюмы на обычные одежы да расседлать коней, как их потребовал к себе Рогволд.
- Хмурый последнее время ходят батька наш, - многозначительно протянул раб, поведавший о повеленье ярла Мера, - с самого совета у Неккви.
Братьям оставалось лишь недоуменно переглядываться да шагать в сторону покоев отца. В голове Ивара крутилась масса предположений, часть из них тут же слетала с языка, но ни одно так и отразило истинной причины беспокойств Рогволда.
- День на сборы, сынья мои. Завтра отправляетесь вместе с ратью Неккви в поход, - братья не успели пересечь порог, как огорошил их отец.
Он, как и всегда, стоял склонившись над расложенными на столе картами. Тут же стояла столовая посуда – отец редко трапезничал вместе со всеми. Последнее время он приобрет привычку подолгу запираться в покоях.
- Что?.. Поход?.. – недоуменно пробормотал Ивар, - но как же…
- А вот так, - на лице Рогволда Мудрого не дрогнул ни один мускул, - даю вам в распоряжение помимо личной охраны вашей три десятка гридней из числа моей дружины.
- Славно, - удовлетворенно кивнул Хрольв, который не был посвящен во все сложные перепетии политики отца, а потому был гораздо менее удивлен, нежели Ивар, - значит, знатной сече быть.
- Правильно мыслишь, - плоско улыбнулся Рогволд, - засиделись вы за зиму тут, пора бы вам ратные навыки вспомнить.
- Отец, вернулся ли Сигурд? – слегка помолчав, спросил Ивар.
- Вернулся, - кивнул в ответ Рогволд, - новости привез самые благоприятные. Однако так распорядилась судьба, вам обоим придется последовать зову Неккви.
Хрольв недоуменно воззрился на брата, но промолчал.
Следующее утро выдалось на удивительно теплым, можно даже сказать душным. Голые по пояс, Ивар гарцевал на гнедом во главе колонны, а Хрольв Пешеход шагал рядом – не родилось еще коня такого, что мог выдержать на себе этого гиганта.
Свыше четырех десятков мужей оружных отобрал Рогволд для замысла Неккви. Не сказать, что самых закаленных да умелых, ибо оных ярл Мера оставил для собственных задумок, но и не скажешь, что новичков, что едва знают за какое место меч держать.
- Гляди, вернется из них кто мертвым али калекой, - наказывал начальнику над гриднями братьев Эйрену Бородатому, берсерку знатному, вою умелому, - головы тебе не сносить. И пусть ты хоть трижды лучший рубака в Нидаросе, проворонишь – шкуру спущу.
- Не боися, батько, - усмехался в густую рыжую бороду Эйрен, - вернутся соколики твои.
Рогволд вместе с супругою своею стоял на крыльце. Тяжело на сердце у него было, ибо помышлял он многое. Думалось ему, что разгадал Неккви замысел его да убьет сыновей, когда те в отдалении от отцовского крова и защиты будут. Умом понимал он, что неоткуда узнавать старому конунгу было о планал Рогволда, но сердцу ведь не прикажешь.
- Прощай, отец! Прощай, матушка! – обернувшись, крикнул Хрольв, колонна воев уже проходила сквозь ворота, - вернемся с добычей! Не поминайте лихо!
Ивар уже потерялся средь широких блестящих на утреннем солнце спин, через мгновение пропал и Хрольв.

Сарасберг. Асгаут, Торлейв, Асса и братья Вебьернссоны
(и все это - навеки ваши Тельтиар и Хеллиш Кэт)

После беседы с Асгаутом вернулись к себе братья. Ничего иного не ожидал Халльвард - снова ярл все дело хотел так обернуть, чтобы ему самому выгодно было, и снова помощниками себе их избрал. И снова нельзя отказаться было...
- Знать, судьба у нас такая, брат, - Сигтрюгг улыбнулся. - Ничего, и мы ведь не в накладе остаемся.
Халльвард промолчал. Да и что тут сказать? Все уж до этого сказано было, и не один раз.
Но как прошло два дня, снова Асгаут позвал их для разговора, да не слугу прислал, как прежде делал, а сам к ним утром явился, едва те проснуться успели.
- Спите вы тут, - бросил он хмуро. - А время-то на месте не стоит. Отдохнули поди?
- Отдохнули, - потягиваясь, Сигтрюгг ответил. - Правда, что до меня, так я бы еще отдохнуть не отказался... но раз ты, Асагут, пришел, видно, закончился отдых.
- В Валгалле наотдыхаетесь, а сейчас снова конунгу служба ваша требуется.
Сказал, а сам все больше на Халльварда поглядывал:
- Ты, поди за эти два дня так и не нашел, кого управителем на Хисинге поставить, чтобы за владением твоим и братьями меньшими приглядывал?
Халльвард, что спросонок и так мрачным выглядел, так теперь еще больше помрачнел.
- Да кого же я мог найти? - развел он руками, мысленно добавляя "Коль и не искал вовсе." - И не знаю даже... Разве кого из родичей дальних - так их тоже отыскать надобно.
- Родичи твои надолго еще запомнят, как ты дядьку слугой Гандальвовым назвал, - ярл ему с укоризной сказал, точно винил за наговор этот. - Среди других людей ищи, среди холопья, чтобы всегда знали место свое и тявкнуть боялись.
- Наверное, прав ты, - Халльвард кивнул, куда-то в сторону глядя. - Я вот подумал, может тогда кого из дружины моей отправить туда? Все люди верные, а положения многие невысокого...
Сигтрюгг молчал, задумавшись над словами брата.
- Точно ли доверять можешь людям этим ты, Халльвард? - Припомнил видимо ярл, что все то отпущенники были из войска гандальвова. - Впрочем, тот молодец, что весть мне принес о полоне вашем, думаю достоин поощрения особого.
- Вот о нем я речь-то и веду, - кивнул Халльвард. - Правда, выручал Торхалль не меня, а Сигтрюгга... но брат, думаю, согласен со мной.
- Еще как согласен, - младший подтвердил. - Не бросил нас в беде, к тебе примчался... Что скажешь, Асгаут?
- Достойный малый, а имением-то управлять сдюжит?
- Это уж у самого Торхалля спросить бы надобно, - Сигтрюгг затылок почесал, - но коль уж в отсутствие Халльварда дружиной управлял, то справиться должен. Чего не умеешь - тому научиться нетрудно, если желание есть, или если жизнь заставляет.
- Сами спросите, теперь же идти надобно, - подвел итог Асгаут, к дверям направляясь. - Ныне вас не простая встреча ожидает, так что готовы будьте и помните, что говорить должно.
- Спросим, - пообещал Халльвард, вставая. - А что же за встреча-то нас ожидает?
На Сигтрюгга взглянул старший, но тот только головой покачал - мол, сам не знаю, да и откуда мне.
- Увидите.
Только и сказал Асгаут, да вышел из дома, а братьям не оставалось ничего, кроме как за ним поспевать. К большому дому вел он их, конунжему. Постучал дважды, отворили слуги - внутри же в сенях на палати Торлейв жрец сидел, посох в руках держа. Недобро как-то на Асгаута он глянул.
- Заждался я тебя уже, - произнес. - Что же ты долго так?
- Дела, - плечами пожал ярл, братьев в дом запуская. - Что, долго еще сидеть?
- Да тут уж не я решаю, - покосился на дверь в покои ведущую Торлейв. Двое воинов ту дверь подпирали в облачении полном.
- Приветствуем тебя, Торлейв-жрец, - в полупоклоне Халльвард склонился. И тревожно к Асгауту повернулся. - Что происходит здесь?
Сигтрюгг напряженно по сторонам смотрел, чувствуя неладное.
- Да вот, вас дожидаемся, - отвечал служитель Тора с улыбкой приветственной, натянутой. Не приятно ему было здесь находиться, как просителю простому под дверью закрытой. - Ты руку покажи, Халльвард.
- Руку? - поднял брови юноша, но ладонь изувеченную показал жрецу, недоумевая.
Покачал головой служитель асов, рану разглядывая, да губами причмокнул.
- Отлично, превосходно, - полушепотом произнес, про себя скорее, вслух нежели, а после добавил громче уже: - Ну садитесь, стоя-то ждать не приятно слишком.
Первым Асгаут на скамье разместился.
За ним и братья сели рядом с ярлом, жреца послушавшись - и по-прежнему не понимая ничего.
- А кого мы ждем? - задал вопрос Сигтрюгг, что куда менее брата своего терпелив был.
- Покуда кюна нас принять соизволит.
Сказал Торлейв - как отрезал.
- А почему те двое... - другой вопрос собирался уж Сигтрюгг задать, но старший Вебьернссон руку поднял, покачал головой: обожди; и умолк парнишка, так и не закончив.
В молчании сидели они, долго сидели, но наконец скрипнула дверь, да появился мужчина широкоплечий с бородою окладистой. Глянул на всех, да сурово так, что даже жрец дернулся, словно ужаленый, а после молвил:
- Кюна великая видеть изволит вас.
Коротко сказал. Скупо. Так со слугами говорят - не с ярлами и жрецами. Но поднялся Торлейв и Асгаут встал. Оба прошли под взорами стражи испытывающими.
Следом и братья отправились. Халльвард взгляда не отрывал от мужа того сурового, уходя; когда уж вошли они, Сигтрюгг за плечо его тронул - обернись уже, к самой кюне пришел ведь.
Давно не был Халльвард в покоях этих... Помнится, в прошлый раз, когда являлись они сюда, тоже вчетвером здесь были, да и стояли также: Асгаут, Торлейв впереди, согбенный тогда от кашля, и они с братом сзади. Еще и дева Гиллеад была... И Рагхильда перед всеми ними.
А сейчас не было Рагхильды.Грузную старуху со строгим лицом увидели Вебьернссоны перед собой, и на лице каждого удивление отразилось. Склонившись перед женщиной, переглянулись братья - Сигтрюгг плечами пожал, Халльвард задумался...
- Асса, - одними губами Сигтрюгг произнес. Прежде не видели они кюну пожилую, но слышали о ней - видно, то и впрямь она была сейчас перед ними, больше некому.
Да, и верно что-то неладно было... Как же она оказалась здесь, и, главное, зачем?
- Торлейв, вот уж не ожидала, - чуть губами пошевелила старая. Любила она, чтобы каждое слово ее ловили. - С чем пожаловал?
Склонил голову жрец, лишь братьям заметно было, как гримасса на лице его злая появилась - и без того знала старуха зачем он пришел, так нет же - спрашивает, заставляет опять с просьбой униженной обращаться.
- Привел Асгаут юношей тех, о которых раньше я говорил, - начал рассказ Торлейв. - То Халльвард и Сигтрюг, внука твоего родичи, великая кюна.
Бросила взгляд придирчивый Асса на братьев, не ей они были родичи, нет. Рагхильде. Да кроме того Гандальву служили раньше. Не укрылось ничего от хитроумной правительницы Агдира.
- Хороших слуг внук мой в дом взял.
- Да позволит мне сказать великая кюна, свою верность конунгу доказали мы не раз, - кивнул Сигтрюгг, вид сделав, что не понял насмешки в словах ее.
Скользнул взгляд с мальчиков на Асгаута, хотя тот тоже кюне старой совсем мальчишкой казался сейчас. Затем обратно на Сигтрюга глаза проницательные взглянули, словно говоря: "Конунгу верность доказывали? Или еще кому?" Не произнесла этого вслух Асса, но и так понятны слова были. Другое молвила:
- Что же всех вас, мужей доблестных, здесь собраться заставило? Навестить меня, старуху, решили?
Вновь просить заставляла кюна. Скрипнули зубы жреца, опять поклонился он.
- Помощи твоей и суда справедливого ищем.
Пришелся тычок Сигтрюгу под ребра от Асгаута незаметный: "Мол пора и тебе рассказать все, о чем уговаривались".
Прокашлялся Сигтрюгг и начал:
- История приключилась с нами хуже беды любой. Посланы были мы конунгом Харальдом в Гиллисберг, досмотреть, как крещение там проходит, - поморщился юноша, словно о чем дурном говоря. - Не все ладно там было - вино для церемоний их испорчено чем-то было, и много людей отравилось. Но во всем нас обвинили, слуг конунжих, очернить для чего-то хотели... И ведь не просто напраслину возвели на нас, а под пытками признаться заставили! Погляди, кюна, на отметину страшную у брата моего на ладони - то Харек Волк постарался...
Халльвард, в стороне до этого стоявший, после слов Сигтрюгга руку вытянул, к кюне на шаг приблизившись.
- Верно брат говорит, - продолжил хельд молодой. - В цепях держал меня Харек, ни единому моему слову не веря, избивал, убить грозился. След от ожога на моей руке, огнем пытал меня он... Говорил я ему, что Харальду-конунгу родичем прихожусь, но Волк в лицо рассмеялся мне, ответил, что ни Харальду, ни родичам его царственным не слуга.
- Да и Эйнар Губитель Заговоренных не лучше Харека, - снова Сигтрюгг подхватил, - без суда в остроге держал меня, есть не давая. да заставлял отринуть богов, которым молюсь я, принять христианскую веру. Кабы не Асгаут, вовремя подмогу нам приславший... верно, пропали бы оба. Скажи же, великая кюна, неужели безнаказанными останутся люди эти, которые так жестоко обошлись с нами?
- Злодеи какие, - казалось еще мгновение, и руками всплеснет кюна величавая, но нет, в глазах лишь насмешка светилась, словно слово каждое их она сомнению подвергала. По приказу ли Харальда? Безвинно ли обвинили? А может была вина какая? - Нельзя без наказания такую несправедливость оставлять, всем должно воздасться по делам их.
Не любила Асса Харека Волка, за то не любила, что Рагхильду он сыну ее привез, из плена спас. И Эйнара по той же причине не жаловала. То знал Торлейв, на том хотел сыграть, братьев к старой кюне приведя, момент подгадав, когда Рагхильда усадьбу покинет - то Фредрик жрец помог, уговорил кюну в капище ближнее отправится, богам жертвы принести.
- Справедлив суд кюны мудрой, многое повидавшей на свем веку, обо всем знающей, - поклонился Сигтрюгг, и Халльвард за ним следом. - И правду от лжи отличит с первого взгляда, и не попустит, чтобы ушли от наказания виновные.
Лестьюю неприкрытой сочились слова Вебьернссона младшего - только кто же на лесть не поддастся, кому не приятно о себе речи сладкие слышать?
Улыбнулась кюна. Ехидно улыбнулась. Неприятно. Так, что даже Асгаут, до той поры спокойно стоявший, испугался, как бы худа не вышло из затеи Торлейва.
- Старость - она все видит, - произнесла Асса. Норочито с кряхтением произнесла, будто издевалась над ними. - Вы идите, мужи достойные. Придет время - отольются слезы ваши обидчикам.
Поклонился Торлейв, и Асгаут за ним во след.
Склонились и братья вновь ("Ох и противная же старуха!", Сигтрюгг подумал, впрочем и Халльвард того же мнения был), да за жрецом и ярлом вышли, не оглядываясь - уж больно не хотелось Ассы взгляд снова на себе ощутить.
- Неужели думаешь ты, что будет тебе подмогой бабища эта? - Асгаут спросил, едва они за ворота усадьбы вышли. - А ну как все наоборот сделает? Видел взгляд ее?
- На то и рассчет, - жрец отозвался. - С нами будет - хорошо, а нет - так все едино не станет Рагхильда на поводу у нее идти, а власть ныне у матери конунга настоящая, не у бабки.
- Тогда зачем она нам вообще нужна? - Неудомевал ярл.
- Скоро, скоро узнаешь, - улыбнулся в бороду густую Торлейв. - И вы, братья, тоже.
Задумчиво кивнул Сигтрюгг, на жреца глядя. Да, коли вернулся Торлейв, значит, снова коварство какое осуществить попытается... только вот что на этот раз? Нет, не мог догадаться парень.
"Скоро узнаешь..." Выходит, остается только ждать.

Фреалаф. Сарасберг
Со Скальдом

Фреалаф въехал в Саросберг уже вечером. По дороге его никто не останавливал. Знамя со знаком ворона на белом полотнище дало ему необходимую неприкосновенность. а известие что он идет из стран дальних вызывало любопытство и избавляло от излишних вопросов.
Так до усадьбы конунжей добрался он, там же спросил дозволения кюну увидать, в ответ же его хирдман, что ворота охранял так спрашивал:
- А какую кюну ты видеть желаешь?
Сонно спрашивал, лениво. Давно в Сарасберге сражений не было - с той поры уж, как людей Хаки выгнали. Оттого и разленилась стража.
- Я человек нездешний. Сказали что конунг далече. Мол просто отвези послание к кюне. ОТкуда мне знать сколько тут кюн у вас добрый человек?
- И какое же у тебя дело может быть, если ты даже не знаешь к кому оно? - Усмехнулся стражник.
- Знаю только что мать конунга тут за него и поболее конунга тут власть имеет.
- Рагхильда Вещая - кюна наша. Твоя в том правда, - согласился усач, да тут же добавил. - Вот только со жрецом верховным ныне в капище она уехала, утром лишь вернется, никак не раньше. Ты отдай мне послание, а я его поутру кюне вручу, да вот еще - скажи от кого хоть вести-то принес?
Фреалаф потупился.
- На наречии иноземном послание то написано. Я же сказал, что я из земель дальних приехал. И не велено мне было никому кроме самой кюны или самого конунга то послание вручать. По дороге напали на меня лихие люди и забрали кошель, а в нем и послание было на выделанной коже. ТАк что только на мое слово можно положиться. А если кюны нет, то подожду до утра.
Вздохнул хирдман, видно задели его слова про люд лихой на дорогах:
- Много татей расплодилось в лихолетье это, - согласился он. - Ты, добрый человек, иди на двор постоялый, там, быть может ночлег себе найдешь, коли повезет. Много людей нынче в селении - не хватает на всех домов. Люди уже, что звери - в хлеву спят.
- Было бы тепло, было бы сено свежее да одеяло теплое, да навозу бы не было, так и ночлег во всем хорош будет. -ответил Фреалаф. - В землях южных, бонды поди не лучше скотины живут.
- Так-то там, а у нас раньше лучше было, покуда война не началась, - усач продолжал. - Я-то раньше поле пахал, да вот - призвали к оружию. Теперь стою, как столб у избы этой, хорошо хоть кольчугу с какого-то альвхеймарца снял, да шлем - какая-никакая, а добыча.
- А дома кто остался? Уже и сев повсюду идет. Как поля не засеют, то кто урожай соберет?
- Брат меньшой, да сестры - управятся как-нибудь, а я сам еще чего добыть хочу, пока война не кончилась - потом-то где добрую кольчугу достанешь?
- Уж что верно то верно. Разве что франков пограбить, но до них еще доплыть ведь надо, а путь неблизкий. А в это время вольные викинги дом твой пограбят.
- А франки зарубят, - усмехнулся хирдман. - Но ты иди, пока совсем не стемнело - а то потом и вовсе дороги не найдешь.
- И то верно. Спасибо на добром слове. Еще свидимся. - Фреалаф пожал руку хирдмана и направился к постоялому двору.
Быть может и добрался бы он без приключений до строения того да ночлег себе нашел, но так вышло, что навстречу ему шел, пошатываясь слегка, человек один в богатой одежде, да с шапкой на лоб нахлобученной меховой. Не разминуться им было в потемках, задел локтем гонца тот, вскинул голову гордо, готова была брань с уст сорваться, да только едва взгляды их встретились, как узнали они друг друга:
- Ты, песья сыть! - Бьярни прокричал, на шаг отходя. - Предупреждал я тебя, чтобы ты к своему ярлу шел, а сюда и носу не казал?
- Вот я и шел к своему ярлу, а ярл мой тут сидит. - ответил Фреалаф спокойно - И вообще, добрый человек, ты меня с кем-то путаешь
- Рожу такую сложно спутать с кем, - тот процедил. - Ярлу твоему в свинарнике место, и тебе вместе с ним. Помню я, как ты мальчишку на цепи вел, да отдавать нам не хотел, когда добром просили. Здесь он - Халльвард, сын Вебьерна, коли меня память подводит - так его не подведет.
Пьян был слуга Асгаута, да все же признал посланника Харека.
- Ирладнца своего-то куда дел?
- Продал уже. Надоел он мне. - ответил Фреалаф
Рассмеялся Бьярни.
- А сам, никак решил и Харека бросить?
- Так дык иноверец он. И вообще он на службу конунгу Ранрики шел наниматься.
- Конунгу Ранрики, - расплылся в улыбке хирдман. - Сможешь слова этит перед кюной повторить?
- А как же - ответил Фреалаф. - ты думаешь я просто так сюда приехал?
- Кто ж тебя знает.
Радовался пьяный Бьярни, вон ведь сколько интересного узнал, а коли еще приведет этого воина к Асгауту, так там, глядишь и награду получить можно не малую.
- Рассказывай, дан подробно все - я за тебя слово скажу ярлу. Награду получишь богатую.
- Награду говоришь? Награда никогда лишней не бывает.
- Я зря не болтаю, - пообещал воин. - Кюне расскажешь о предательстве Харека - будет тебе награда.

Нидарос, Рогволд и Хунтьев
С Тельтом.

День минул с той поры, как ушло войско к горам оркдальским, стягивал Рогволд силы свои к Нидорасу, как того от него Неккви требовал. Уверен конунг был, что коли сыновья ярла при нем - все как должно исполнит Рогволд, оттого и требовал, чтобы защиту организовал усадьбы главной.
Недалеко от Нидораса нагнал дружину ярлову отряд небольшой, всего-то пять человек на лошадях взмыленных. Старший над ними поспешил самого Рогволда увидать, да так ему сказал:
- Исполнили мы поручение твое, не разомкнет он больше уст.
Кивнул в ответ Рогволд да приказал им сменить лошадей да найти место себе в колонне.
- Скоро отдохнете. Там все мы на лаврах почевать будем. А пока у нас дело есть с одним старым знакомым, - последняя фраза была произнесена скорее уже для самого Рогволда, поскольку никто их окружающих ее не услышал.
Приготовления Рогволда естественно отличались от обычных мер предосторожностей и это не могло не насторожить людей, в чьих руках также были сосредоточены нити власти. Многие были самым банальным образом подкуплены Рогволдом, некоторые попросту преданы ему, ну а некоторые, такие как Хунтьев, попросту рассчитывали самостоятельно вырвать кусок помясистее, а потому увещеваниям не поддавались.
К Хунтьеву и направился Рогволд – с дружеским визитом. Дружина его расположилась небольшим лагерем (всего десяток сотен, остальные в патрулях да в дозорах) на небольшом холме, неподалеку от усадьбы Хунтьева, а сам ее предводитель в сопровождении десятка гридней торжественно – поблескивая позолеченными шлемами, изгибаясь навстречу северному ветру знаменами, да позвекивая сбруями дорогими – въехал во двор поместья.
Тут же со всех сторон их облепили рабы, стараясь во всем услужить высоким господам. Спешившись, ярл Мера и заместитель Неккви, чеканя твердый шаг, направился ко дверям, где у порога его ожидал сам Хунтьев.
- Привет тебе, старый друг, - поприветствовал того Рогволд, - мир дому твоему, - мгновение спустя эту же фразу гулко повторили вои, сопровождавшие Рогволда.
- И тебе здоровья доброго, - отвечал ему конунг, в дом пропуская. Но от взоров гостей не могло то укрыться, что над усадьбой развевался уже Алый Змей Хунтьова, а не Золотой. Неужто успел похоронить тестя уже зять. Как бы на новость такую сам Неккви посмотрел?
- С чем пожаловал, Рогволд Могучий?
Не стал его мудрым называть конунг, видать себя умнее считал. Рабы же тем временем ворота крепкие заперли - хороша была усадьба, частокол высокий, стены крепкие, подворья укреплены на славу - в каждом доме оборону держать можно. Коли собрать здесь рать хоть в сотен пять, так полгода натиск многотысячной армии сдерживать не трудно будет.
- С предложением пришел. Насколько ты помнишь, Неккви завещал мне беспокоиться о защите нашего города да усадьбы его, - мягким тоном начал Рогволд, - однако видать последнее время годы начали брать свое, стал я излишне сентиментальным. Жалко сыновей, ежели погибнут, а потому вместе с ними лучших воев своих послал я.
Приняв из рук раба чашу с брагой и слегка промочив горло, Рогволд продолжал.
- Так прошу тебя воев своих с патрулей снять, да вокруг города расставить, поскольку уж пусть лучше мои новички глаз не смыкают, для них же полезней, а городские ворота оставим на плечи твоих воев, которые поопытнее будут, а значит и общее наше дело в безопасности пребывать будет.
Усмехнулся Хунтьов. Подвоха он искал в словах противника давнего, но нет - гладко все звучит, ему, Хунтьову, полезно. Пусть по побережью рогволдовы людишки ездят, коли он их не жалеет, пусть ищут врага повсюду - чего искать, его, коли известно где он - через горы идет. Так почему бы не отозвать людей - свои хирдманы, верные, отборные под боком будут. С такими усадьбу защищать не сложно будет если случится что. Даже странно было, что предложил ему это Рогволд.
- Согласен я, добрая идея, - кивнул конунг наконец. - Но ты заходи, чего так стоять на пороге.
- Зайду, я, пожалуй, погощу у тебя часок, - с улыбкой, раз случилось все по его желанию, на то ответил Рогволд, - а потом покину тебя, ибо без меня эти болваны простейшего приказа толком выполнить не в состоянии.
Прошествовал Рогволд вместе со спунтиками своими, как и полагается, в трапезную, где перекусил слегка вместе с Хунтьевым да поговорил с ним на темы маловажные, будничные. Лишь пару раз помянул, где по его мнению в городе наибольший присмотр требуется.
- Ну, спасибо за хлеб-соль, Хунтьев, - вставая поблагодарил Рогволд, его лицо и глаза по-прежнему не выражали ровным счетом ничего, иначе бы Хунтьев обязательно смекнул недоброе в словах и намереньях ярла Мера, - мир дому твоему, задержался я бы подольше, да дела срочные, уж тебе ли меня не понять.
- Да, иди, не буду тебя задерживать, - произнес на то конунг, сам полагая, что чем дальше соперник будет, тем лучше только. Кто знает, о чем еще подумать мог ярл могущественный, Алого Змея на штандарте увидав. - Слуги мои тебя проводят, если необходимость в том есть.
Вернувшись в лагерь, Рогволд первым делом сообщил ближайшим приближенным, т.е. начальникам над его хирдаманами, да главным гриднем из числа тех, что всегда следовали за ним, об изменениях.
- Разошлешь всех, кто хоть сколь-нибудь смышлен в деле ратном по побережье, - объяснял Рогволд, - пусть прочесывают. Ну а товарищей моих дорогих, с коими я неоднократно плечом к плечу бился, спрячь в усадьбе да размести в доках и по городу всему.
- Так договоримся же о знаке каком, - произнес Сальге Кучерявый, начальник над сотней хирдманов, - чтобы знать, когда псов Хунтьевских бить.
- Добро, я и сам об этом думал. Ежели услышишь ты рог охотничий трижды протрубил, поднимай воев своих да в бой их веди.
Долгое время еще обсуждал Рогволд с товарищами где и как разместить хирдманов своих (коих, надо отметить, не так уж и много у него было – всего две с полтиною сотни), пока наконец не пришли они ко взаимному соглашению. Большая часть сил была сосредоточена вокруг гавани, чтобы как можно скорее отсечь лояльных Неккви людей от основных береговых укреплений – ежели возникнут трудности с зачистой города, то люди Харальда подсобят в этом деле.
Порешив с планом сражения да раздав последние приказы, Рогволд счел возможным удалиться к себе в покое и наконец отобедать, ибо уже давным-давно перевалило через зенит солнце жаркое. И есть и пить хотелось - невмоготу.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 31-08-2007, 0:45

Северный Мер. Хакон.

Союзники шли вперед по возможности быстро, не отвлекаясь на отдых, хмельные напитки и бондовых жен. Хакон и Грютинг стремились быстрее покинуть гористую местность, дабы не смог Неккви перехватить войско в местах, захватчикам негугодных. И все равно еле успели: когда объединенное войско Транделага и Оркдаля, с агдирскими гриднями до числа, вышло к равнине, вдали уж маячили стяги со змеем златым. Хакон усмехнулся в усы, представляя в уме досаду конунга Мера. Еще бы: не начав сечу, он уж позволил врагам преимущество взять, и ждать его там, где захотели, а не в месте, избранном волею Неккви.
По знаку своих предводителей, пришлое войско растеклось по равнине, становясь пред противником строем в форме серпа. Хакон-конунг на левом краю с дружиной своей оказался, Грютинг-ярл справа воев верных поставил, а в центре меж ними агдирцы Харальда стояли. Властители разумели, что, хоть ныне вместе воюют Транделаг и Оркделем, но в умах многих жива еще память битв лютых. Кто ж поручиться своим животом, что, в гуще сечи, трандхеймец ярла оркдальского, будто конунга своего, слушать будет? Случай с агдирцами, в Оркдале оставленными, уж доказал, что не было у союзников еще единства в сердцах. Лишь на словах враги братьями сделались. Вот и решил перед сечею Хакон конунг своих воев далече от себя не пускать, да следить лично да доблестью их в гуще битвы. И Грютинг на то согласился.

Мерская Битва
С Эйденом

Неккви и Сельви рядом ехали в этот час, вперед горы виднелись Оркдальские, с каждым шагом все выше они становились, все ближе, но пока еще далеки. По плодородным землям войско их шло, пахотным, по тем землям, что весь Мер Северный, прибрежный, кормили. Осторожно воины ступали, обходили поля - каждый знал, что коли затопчет колос, так потом можно зимой и без хлеба остаться. Беден был Мер, слишком беден, чтобы так просто поля топтать.
К исходу дня вернулись разведчики, что на конях резвых посланы были вперед, старший их, Карон, подле конунга остановился, да так молвил:
- Опоздали мы, повелитель - перешли уже горы враги наши, по предгорьям деревни грабят, бегут бонды прочь, а кто и вовсе уже к Хакону Хладирскому переметнулся, на нас движеться войско это.
Сельви знал - что их главный козырь пропал... Значит - ничего не остается...
Опоздали, преимущество главное свое потеряли. Осознал то сразу конунг, но не о утерянном жалеть надо было - думать как положение исправлять. В предгорьях боем связав врагов, легко было бы победу заполучить, а здесь - сложнее будет. Но все же возможно это еще.
-Мы идем в прорыв! - обьявил Сельви.
- Постой, - положил ему ладонь на плечо Неккви старый. - Прорыв дело хорошее, но пока еще есть преимущество у нас - не стоит сломя голову на врага идти. Видишь поле это?
Славное было поле, много лет кормило оно мерян, колосья золотые каждую осень собирали на нем, сейчас же едва всходы только показались на нем. Хорошее поле было, обширное. То и Сельви видел, и дед его. Могло поле разместить на себе войско мерское.
- Но ведь это... - прошептал Карон, удивившись тому, что старый конунг задумал.
- Хлеб наш, - кивнул Неккви. - Но чем оставлять хлеб врагу, не лучше ли нам, пусть ценой голода будущего, но выбрать место для сражения удобное, а не рваться не знаю куда. Дальше в низину дорога ведет, помню, здесь я еще ребенком играл часто, так что тяжко будет подниматься псам Харальда. Здесь врага встретим, земля Мера нам подмогой станет.
-Но... Ежели мы сверху нападем, у нас будет превосходство в скорости. Можно обождать немного, тогда и лучникам нашим видно врага будет, и нам с возвышенности спускаться легче! Мы будем атаковать быстро, они же будут уставшими, а для их лучников мы будем недосягаемы, ибо будем двигаться с большой скоростью, да и не будут же они по своим стрелять, ветер дует нам в спины, дедушка, и это - хорошо!
Сельви говорил это с видом исконного вожака. Чуял он - без его твердой руки битва эта не обойдется. Но также он чувствовал нагнетенность. Знал он - тяжела будет эта битва.
- Да, внук, как никто иной, понимаешь ты замысел мой, - кивнул старик. - Что же - прикажи войскам на привал остановится, да каждому укажи, где место его в строю будет. К утру здесь вражина появится, так ведь?
- Быстро идут, конунг - к утру неминуемо подступят, - кивнул Карон.
- Готовь встречу, Разрушитель, - повелел Неккви. - Пусть передохнут, сил наберутся люди - завтра сподручнее будет нам восвояси спровадить Хакона Хладирского, а быть может и к самой Хель в гости.
-Хорошо, дедушка...
Сельви огляделся... Увидел он Свейна.
-Свейн! Ты мне помощником будешь в бою, как никто другой ты знаешь эти земли, поможешь правильно расставить солдат... Вижу, жаль тебе земли, да Мер весь - дороже... Топчит вражина твои земли, топчит... Обьяви всем привал, да обьясни мне как лучше войско поставить...
-Слушаюсь, Разрушитель! - утробным голосом прорычал Свейн. Был он добродушен, однако вид и голос его этого показать никак не могли... Он пошел исполнять приказ... Сельви же прикорнул...

Ночью что - то потревожило сон Сельви и он встал на землю обеими ногами, оглядел поляну... Встревоженно глядел на него Свейн.
-Ты, Сельви, устал, я понимаю, однако же, пора людям показать что да как... Вот здесь - Свейн показал начало дороги - Встречать мы их будем... Рогвольдовские щенки пусть идут первыми, их, как знаю я, тебе не жаль... Затем идешь ты и твои воины, дабы прорвать оборону врага, так. Неккви - оставим мы позади, ибо он все - таки, как никак - свое уже отрубал... Так... Около тебя, чуть правее - будут Гриковские сироты, они тебя если что, прикроют... Лучники будут вот там... - Свейн указал на стоящий разрушенную стену поодаль. - Там их сложно будет заметить, да и позиция у них прямо скажу - отличная... Ну что еще сказать? Один с нами, я надеюсь...
-Да, Один с нами...


Мрачное утро выдалось, ни луча солнечного - все небо тучами заволокло, словно и не хотели на битву эту смотреть Асы светлые, словно противна им была распря в землях северных.
Выстраивались войска Мера Северного, как и уговорено было, споро выстраивались, времени не теряли даром - ведь подходили уже враги, подбирались - издали видны были рати, да знамен леса, среди которых много узнал Неккви.
Подозвал к себе внука старый конунг, указал рукой на неприятеля, что полумесяцем растянулся - велика рать, больше в ней воев, чем меряне выставили, да большего ожидал старый конунг от ворогов своих, о неисчислимых армиях он слышал, здесь же - едва ли тысяч пять набраться могло, а среди них, знал это конунг, видел, не утратили остроты глаза старческие - среди них бонды-землеройки затесались, не противники это потомкам конунгов морских.
- Вон, внук, смотри - слева медведь алый поднялся, а подле него еще знамена небольшие - то рать Хакона из Хладира, силен враг этот, справа же козел золоторогий на стяге в окружении иных символов - это Грютинга, что склонился перед Харальдом щенком люди.
Перевел дух конунг, в центр войска вражеского взглянул:
- А вон и волк черный на алом, что кровь знамени - враг наш главный, Харальд. Что-то не вижу его я среди бойцов, видать вновь побоялся на бой выходить. Как наступать начнут они - ты, внучек, с войском отборным, по агдирцам ударь - покажи им, чего меряне стоят, сломи дух вражеский. Как разделим надвое их, так проще и добить будет.
Обвел он ладонью подступающую армию.
- Не смотри, Сельви, что много их, сильнее мы, то и тебе, и мне известно.
Надвигался вал вражеский, медленно, неспешно, в силе своей уверенный, но вот миновали они расстояние полету стрелы препятствующее, прозвучали рога боевые, увеличили скорость вороги, щиты подняли.
-Свейн! - прокричал Сельви, видя, что враг прикрываться хочет. - Пусть лучники стреляют!
-Хорошо, Разрушитель! Слышали приказ? Стреляй во врага!
Лучники среагировали быстро. Ждали они приказа этого, дрожали стрелы наложенные. Разом сорвались сотни жал, жертв находя, в ноги впиваясь, нерадивых разя, тех кто плохо щит держал. Заставляли залпы эти защищаться людей Харальда.
-Дружина??? Пришло наше время! В атаку!!! - прорычал Сельви. Безумство уже взяло над ним верх, рванулся он во главе дружины вперед. Воины лучшие, отборные, как и их предводитель, боевому безумию подвержанные, пошли в атаку прямо нацентр, к знамени Харальда. Перед глазами Сельви появились красные круги, не различал он уже людей перед собой - лишь топор свой видел, да кровь, которой обагрился клинок. Он окончательно стал берсерком...
Дружина передавая врезалась в рати вражеские, строй агдирский ломая, а следом уже надвигалось остальное войско. Армия Мера разделилось на две части - одна, меньшая, осталась с Неккви, а другая, большая, ринулась за молодым конунжичем, успех его закрепить, покуда не очухались враги.
Сельви ревел, словно медведь посреди зимы разбуженный, он бежал впереди всех, перед врагом махнул топором, срубил ему голову, затем другому. Отстранялись агдирцы от берсерка, не хотели с ним битвы искать. Кто-то назад подался, стяги родовые бросая. Мерийская волна хлынула на вражий берег, сметая воинские ряды...
Выплеснувшая в лицо кровь освежила Сельви и он начал размахивать топором налево и направо, рубя врагов и не обращая внимания на преграды, он крушил доспехи, ломал черепа, разрубал тела, в ярости Сельви заметил волка. Черного волка на алом...
Зрачки расширились, сердце забилось в тяжелом ритме, он взревел еще раз, оглушая тех, кто бился рядом, и подпрыгнув, локтем сломал кому - то шею, замахиваясь на знамя Харальда. Знаменоносец испуганно отшатнулся, но ему это не помогло, Сельви перерубил древко вместе с его шеей. Тяжело вздохнув, он размахнулся топором вокруг себя. Затем еще раз... И еще раз, рубя рядом сражающихся агдирцев, а порой и своих, в боевом безумии - берсерк не замечал этого.
Следом за Сельви в прореху посреди войска вражеского образованную, все больше воев врывались, топтали знамена низвергнутые, сотнями глоток кличи боевые извергали, крушили агдирцев, лучники же, что с Неккви остались стрелять продолжал по краям серпа, коим войско вражеское выстроилось. Тяжкая это перестрелка была - отвечали уже залпами дружными люди Хакона да Грютинга, в долгу не оставались, но вот, в бегство центр обратив, растеклась волна мерская на два потока неравных - вправо и влево понеслись дружинники - супротив Грютинга дружину повел ярл Ульвберг, воин старый и умелый, но меньше войска было у него - не считал Неккви, план военный составляя, ярла оркдальского, колени склонившего, противником достойным, против же Хакона ринулся Тормар Чернобородый, а с ним в одном строю и сыновья Рогволда и почти две тысячи воинов мерских. Свейн же все время это подли Сельви был, центр войска волчьего помогал крушить, так чтобы и мысли не появилось у Агдирцев бегство свое позорное прекращать.
Сельви некогда было радоваться бегству агдирцев, ибо в безумии не видишь и самых элементарных вещей... Он продолжал бой, Разрушитель словно Молот Тора обрушивался на врага, размахивая секирой в боевом танце так, словно ураган морской всесокрушающий шел, а не воин пеший, он рубил врагов на части, сам того не понимая, но желая их смерти, их крови, их поражения. Лучшим он был на поле боя, ибо именно он повергнул войска Агдира в бегство, не единым мастерством своим, но и духом своим, заставившим войско идти за вождем, за Сельви. А когда рассеяно было войско центровое окончательн, он ринулся на подмогу Ульвбергу, дабы сокрушить Грютинга вместе с ним...
Кровь лилась рекой.

Битва за Северный Мер.
Мерийцы и транделагцы.
Совместно с Тельтиаром.

Нежданный напор воителей Мера, возглавляемых берсерком, заставил струхнуть не только агдирцев, коим он шеи рубил, но и гридней Хакана Трондского. Вот тут и стала видна мудрость Медведя: коли не боялись бы вои трусами прослыть, отступив на глазах конунжьих – небось, тоже назад подались бы. У страха глаза велики: Сельви-Разрушитель казался воителям Транделага втрое страшней знаменитого Гутхорма.
- Воины Трандхейма! – Хакон голос возвысил. – Ужель матери ваши были с рабами трусливыми? Не вижу причины иной, чтоб сыновья моих храбрых соратников в страхе тряслись. Смрадом ваших портов всех валькирий, глядишь, распугаете. В бой!
Первым на приказ отца младший Хакон откликнулся. Не то слова про рабов его сильно задели, не то кровь молодецкая люто битвы просила. А только бросился отпрыск конунга на врагов, а вместе с ним – Ахти Йотун, что верность Хакону сохранил да с ним на сечу отправился. За теми двумя и прочие воители потянулись.
Тяжелая битва выдалась, жестокая, тут уж не на удаль берсеркову надеялись хирдманы, а лишь на умение свое да на мечей остроту. Вел мерийцев Тормар, лучшие мужи Мера Северного за ним следовали, в боях испытанные - таких повелел старый Неккви против Хакона бросить. Больше других врагов медведя старого опасался змей, оттого и силу столь великую на него направил. Развевался стяг медвежий, бросил своим воинам Чернобородый, клинком на знамя то указывая:
- Подобно Сельви нашему, что волка растоптал, сбросьте и медведя, храбрые воины!
Кричали в ярости мерийцы, воодушевила их победа первая, думали что сейчас так же легко и второй войско рассеют по окрестностям, да только вскоре уже на строй латный наткнулся вал этот - то ратники Хакона наступление их сдержали. О скалы разбилась волна мерская, не смогли они с наскока проломить стену щитов, десятки поединков и схваток завязались.
Сам Хакон секиру поднял, не доверяя в бою чужеземным мечам. Многие бы за счастье почли спиною его заслонить, но, коли решил конунг в битву идти – мигом замкнулись уста. Старый медведь – не волчонок младой, у коего еще сотня битв впереди. Не посмели ярлы да гридни старого Хакона от битвы беречь, но сгрудились вокруг с криками славными. А сам властитель земель Транделага, будто не видя Тормара и воев его, стал прорубаться вперед, туда, где змей золотой над дружиною реял.
«Если змее голову отрубить – тело легче в куски покрошить будет», - решил про себя Хакон. Невзирая на возраст, рука его была тверда, а опыт превосходил большинство, ныне вышедших на поле.
Люто рубились гридни те, что вокруг Хакона шли - присутствие государя рядом сил им придавало, не хотели слабости являть на глазах у повелителя, что наравне с ними бился. Поддались войска мерские там, сдавать начали, но послал туда подкрепление Тормар, тех из людей своих, что еще не успели в бою увязнуть. Медведя им сразить наказал, дабы смятение посеять в рядах нападающих.
- Сам в руки к нам идет хладирец! - прокричал Чернобородый, поддержали его гулом громким мерийцы, что сейчас с людьми Ахти и младого Хакона рубились. Никто отступать не желал, да только больше людей было у транделагцев, перемалывали они медленно войска мерийские.
Реяли знамена над полем - каждый ярл и хевдинг по стягу имел да велел ближе к битве стоять знаменоносцам, дабы воодушевляли на бой хирдманов. Недалеко от конунга и племянники его сражались, прогрызаясь через ряды мерийцев с гриднями отборными. Грозило затянуться сражение это.
Остановился Хакон на миг, пот с лица утер рукой окровавленной. Битва кипела, что море северное штормом осенним. Не явно пока было, чья рать врага перебарывает, да кто кому в сече этой хребет переломит. Сам же конунг видел отлично, что много воев ныне меж ним да Неккви из Мера. Вот и решил врага висою уязвить, чтобы ярость мерийцев на поступок неумный толкнула:

Псине смердячей
Сирую долю
Один готовит
Тропами сечи.
Пляской мечей
Ворогов волю
Ладно поборем
Ратную сталью.

- Это я тебе. Неккви, пою! Старый пес, что за хирдманов спины попрятался – ужель викинг ты ныне, а не баба беззубая! – крикнул он опосля. За шумом битвы конунг Мера то не услышал, зато вои его, за Тормаром шедшие, взъярились пуще берсерков.
Яростные крики пронеслись среди мерийцев, бросились многие из них туда, где конунг Транделага был, желая самолично его за слова дерзкие покарать, не мог их ярл удержать, да и не стремился - сам хотел лишить воинство вражеское предводителя, так что замыслу его полезна была виса язвительная.
Сильны в гневе были потомки морских конунгов, сумели опрокинуть фланг один воинства хаконова, но оттого лишь, что большая часть их на фланге том сражалась, на другом же, где Ахти молотом и секирой орудовал совсем мало осталось ратников, не могли они больше великана гудбрандсдалирского сдерживать.
Видел тяжкое положение людей своих издали Неккви, знак подал воинам, его окружавшим - двинулись, мечи обнажая вперед лучники из тех, кто уже колчаны опустошил, на подмогу шли Тормару, сам же конунг лишь с телохранителями остался за сражением наблюдать, резерв последний исчерпав.
Хакон усмехнулся в усы, но та улыбка быстро стала волчьим оскалом. Давно конунг не был на поле битвы. И сейчас ноздри его расширялись, вдыхая запах пота и крови. Он чуял смерть вражью, как лошадь – воду в земле каменистой. Пушинкой взлетела секира, разрубив чей-то щит. Хакон знал, что после битвы, коль Тор сохранит его старые кости от погребения в драккаре, возраст даст о себе знать. Заболят руки да сердце заноет. Но сейчас ему словно вновь было лишь двадцать зим а впереди стоял ненавистный противник. Что еще надо для счастья?

Битва мерийцев и транделагцев, сыновья Рогволда
как и обычно, с Тельтом.

- Славная битва! – отбив случайную стрелу (одну из многих тысяч, коими обсыпали друг друга мерийцы да транделагцы), проговорил Ивар.
- Да разве это битва?.. – с легкой досадой сплюнул Хрольв, - так, толкотня сплошная. Когда уж до дела нас допустят.
Правду сказал Хрольв – сошлись войска, ударили друг в друга мерийцы да транделагцы, но не досталось легкой победы ни одному из противников. Смешалось все, и еще неизвестно было от чего люди гибли больше – то ли от давки ужасной, то ли от стали смертельной.
Четыре десятка Рогволда, среди которых бились Хрольв и Ивар, оказались на фланге Тормара Чернобородого и вместе с ним увязли во вражеском строю. Прозорливый Эйрен Бородатый, поставленный Ровголдом командовать отрядом, был посвящен в истинные намерения мятежного ярла, переметнувшегося на сторону Харальда, а потому держал свои десятки вдали от битвы, выжидая.
- Думаю, пора выполнить волю отца! - вновь подняв щит, чтобы отразить стрелу шальную, громко, чтобы услышал стоявший поотдаль Эйрен, произнес Ивар. Начальник над хирдманами лишь кивнул в ответ и, повернувшись спиной к клокочущей битве, прогрохотал:
- Внемлите мне, вои Рогволда Мудрого! Воля батьки нашего сегодня не супротив транделагцев направляет, кои, может и не совсем друзья нам, но уже точно не враги, но против мерийцев, ведомых вероломным Неккви, что, как все знаете, смертельную обиду нанес батьке нашему!
Верных воев подобрал Эйрен – служили они не конунгу, но ярлу. Служили не за страх, а за совесть, и готовы были по указанию батьки своего обратится против тех, с кем вчера делили пищу. Да и глубоко засело оскорбление, что нанес Рогволду Неккви, все его помнили.
- Так отомстим же за поруганную честь рода нашего! Пусть же умоются враги проклятые кровью собственной да искупят тем вину свою!
Покуда Эйрен произносил короткую речь свою, Ивар следил внимательно за Хрольвом – как он отреагирует, в планы отца не посвященный?
- Брат… - начал было Ивар, недоумевая, ибо лицо Хрольва было спокойно и не выражало ровным счетом ничего.
- Молчи, брат, - перебил его Хрольв, - я уже давно не мальчишка и давно уж догодался о ваших с отцом да Сигурдом планах. Обидно мне было, что не поведал отец мне о том, но, видать, так надо было.
Поражен прозорливости, которую проявил брат, доселе лишь о битвах да женщинах помышлявший, был Ивар да лишь покачал головой и такое сказал:
- Вижу, кровь отца нашего бурлит в жилах твоих. Думал я, что любимчиком лишь Тора ты был, но нет, видать, Локи также не обделил тебя своим вниманием.
- Вперед, за Рогволда! Смерть Неккви! – наконец взорвался боевым кличем Эйрен, а вместе с ним и четыре десятка воев. Страшной силы удар обрушился на ничего не подозревавших мерийцев. Их внимание было целиком и полностью поглощено битвой, бурлящей где-то за головами впереди, а посему не сразу поняли, что полные боли и ужаса крики доносятся вовсе не оттуда, а из-за спины.
Впереди четырех десятков Рогволда, подобно навершию копья, врубался в скомканные и смятые давкой ряды мерийцев Хрольв Пешеход, секирой сокрушая щиты дубовые да разрубая шлемы стальные. Словно сам Тор сошел с небес облаками кучерявых.
- Ты что, гад делаешь?! - Обернулся один из воинов, по случайности лишь, желая посмотреть, не прислал ли Неккви подмоги им, но взамен этого увидал как топор тяжелый вздымаеться - щит подставил, но вместе со щитом разрублен был и шлем его и голова. Упал удивленный воин, не ожидал он предательства такого в бою смертельном.
А рядом другие мерийцы падали, как серпом кровавым по колосьям спелым, прошлась по ним дружина Рогволда Мудрого. Кто-то падал, ярла и детей его вероломных проклиная, кто-то зубы сцепив, кто-то просто не понимая, что произошло, лишь сталь коварную почувствовав, в спину вонзающуюся.
Поздно Тормар Чернобородый опасность увидал, слишком сильно было желание его до Хакона добраться, так что не разглядел он сразу, какую подлость учинили сыновья Рогволда. То Неккви увидал с холма своего, да в рог боевой трубить велел, дабы предупредить ярла своего.
Телохранители Тормара было подняли щиты, стремясь уберечь его от опасности, но вмиг опрокинуты были.
- Привет тебе от Рогволда Мудрого, - прошипел ярлу прямо в ухо Ивар, по самую рукоять вонзая в спину стальное жало. Срубив голову, Ивар воздел ее к самым небесам и испустил крик яростный. Бросил от голову в самую гущу потрясенных воев Неккви да такое произнес:
- Отведайте, собаки крови собственной! Не прощает обид Рогволд Мудрый, властитель Мера истинный!
И словно вторя словам брата еще быстрее заработал секирой Хрольв, разгоняя желавших отомстить за гибель Тормара. Завидев, что голова ярла враждебного улетела куда-то в толпу, еще пуще теснить мерийцев стала дружина Рогволдская, конец скорый предвидя.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 31-08-2007, 19:47

Мер. Ярл Гутхорм и его оторвиголовы
_______________________________________
В глухую полночь подошла сотня Гутхорма к усадьбе местного херсира. Серые, матовые тучи даже не думали расходиться, и воины остались незамеченными. Спала деревня, не ведали крестьяне простые, что смерть к ним подкралась под покровом ночным.
- Не добрый час, мой ярл! - произнёс один из хирдманнов. - И дело не доброе мы замыслили...
- Победа конунга Харальда - дело доброе! - твёрдым шёпотом ответствовал Гутхорм. - И всё, что приближает нас к ней - тоже! Поэтому, сомнений быть не должно - либо погибнут наши враги, либо воины нашей же армии. Ты не должен ведать сомнений, сын Одина! Идём в атаку!
Уверенно звучали слова вождя, давно служили ему воины эти, каждому слову верить приучены были, а потому уверенность его и им передалась, оставили сомнения мужи суровые, подвязали бороды так, чтобы не опалить в огне случайно, да к бою жестокому приготовились.
Невидимая на небосводе луна, не успела бы сделать и десятую часть своего оборота, когда пятьдесят воинов Гутхорма вошли со всех сторон в деревню, а ещё пятьдесят, во главе с самим ярлом, напали на усадьбу. Сонные гриди приняли подступающее войско за своего вернувшегося хозяина, да отворили ворота, а ошибку свою осознали лишь кровью умывшись. Бой был скоротечен и жесток. Матерые и закалённые бойцы легко сломили жидкое сопротивление, как немногих деревенских, успевших похватать какое-никакое оружие, так и малочисленного хирда херсира. Окрестности заполонили крики и лязг мечей, а огонь пожара, казалось, достал до самых туч, вынуждая их подобрать повыше отвисшее брюхо.
Бросали факелы в окна домов, на крыши соломенные люди Гутхорма - далеко от конунжих хоромин деревушка была, не прознает никто о резне этой, не заметит издали бушующего пожарища. Где-то дети плакали, заживо в колыбелях сгорая, женщины и девки ревели - не дозволял Олень хирдманам своим насильничать, да только и убивать не возбранял.
- Никого не осталось, ярл! - мрачно отсалютовал тот самый хирдманн, что сомневался в праведности ночной резни.
- Всюду проверили?
- Всюду.
- Великолепно, храбрецы! - гулко расхохотался Гутхорм, но на, казалось, абсолютно замёрзшей душе было погано, да и смех его не поддержал никто. Приказ исполнили, пусть и неприятно было им это, да и с деревеньки этой даже добычи не взять было, настолько бедная оказалась.

Северный Мер. Хакон и сыновья Рогволда.
С Некропехотой.

Сложно, ох, сложно остановить клинки, крови хлебнувшие. Мужи на поле ратном – что псы в лютой драке: пока жив супротивник, ярость свою не уймут. Но кровь Хакона уж давно оставил жар юности, не поддался конунг Трандхейма безумию битвы кровавой. Видя, что неладное нечто творится у ворогов, старый властитель руку поднял, и так велико было к нему уважение, что все гридни вокруг, кто жест тот увидел, оружие опустили. Камень, в воду брошенный, круги на ней порождает. Так и спокойствие по войску транделагскому разлилось от Хакона. Там, где недавно кипела лютая схватка, молча стояли хмурые воины.
А на другом конце поля битвы Ивар, старшой сын Рогволда, повел дружину отцовскую навстречу транделагским воям. Поредели рогволдские, Эйнара Бородатого двое на руках раненого несли, но куда большее число воев вражеских в Вальгаллу отправить за считанные минуты умудрились. По душе Ивару был такой расклад.
- Пропустите нас к предводителю вашему, - потребовал он, остановившись перед строем транделагцев, - Хакона желаем видеть.
- А, может, тебе луну с неба снять?.. – агрессивно начал младой гридень из хаконовой дружины. Но сам конунг еще не ослаб зрением и видел, что вдали происходит.
- Пустите сюда этого мужа, - велел он.
- Господин мой, коварство их росомахе пристало, - осмелился возразить гридень седоусый. – Вели хоть, чтоб спутников молодца того, вместе с мечами далече оставили.
- Верно гуторишь, воитель, - отозвался конунг. – Скажи им, что я так велел.
Недовольство отобразилось на младом лице сына Рогволда, но все же молвил он своим спутникам обождать его, покуда он с конунгом беседует. Вои, понимая важность момента, согласно кивнули, отступив на несколько шагов назад. Лишь Хрольв Пешеход, головой тряхнув решительно, воспротивился:
- Куда ты, брат, туда и я.
Улыбнулся на слова такие Ивар.
- Вели пропустить, - крикнул он, - мы не биться с вами пришли. Да и неужто двое оружных целому войску транделагскому такое беспокойство внушают?
Смолчал на то седоусый гридень, лишь ус прикусил в гневе. Он не сказал врагам своего назвища. Видать, мало доверия к ним в сердце верного пса Хакона было. Зато конунг сам страха пред воями молодыми не показал. Лишь любопытство на лице его отразилось.
- Кто вы, и ради чего своим в спину ударили? – спросил он у подошедших братьев.
- Мы исполняли волю батьки нашего, Рогволда Мудрого, ярла Мера, - прямо отвечал Ивар, - коий теперь на вашей стороне супротив Неккви стоит. С Харальдом он теперь заодно…
- Отомстили мы, - вмешался Хрольв, прервав речь брата, - за тяжкое оскорбление, что нанес трухлявый пень нашему отцу. Пусть смоет гиена старая собственной кровью обиду смертельную! - много злости было в словах воя юного.
- Слышал я про то, что Неккви Гандальва отцу вашему предпочел, - задумчиво молвил Хакон. – Но не знал я Рогволда-ярла в годы минувшие, а потому и не мыслил в нем подобной решимости. «Хотя, на взор мой, Харальд сбирает вокруг слишком много предателей», - домыслил конунг про себя. Жива была в памяти старика расправа над мятежными ярлами в стенах Хладира. А Рогволд – тот же Хрут.
- Мечи ваши нам помогли, но битва еще не закончена.
Хакон жестом указал в ту сторону, где рассвирепевшие воители Грютинга надвигались на дружину конунга Неккви.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С Тельтиаром).

Дюже торопил воинов своих ярл Эйнар, ни их ни себя не жалел. Наконец, ранним утром, застучали копыта коня его могучего о камни, что берега Эйна усыпали. Открылась перед мужем сим картина красоты необычайной.
Гладка была поверхность реки, даже рябью зеркало воды не нарушалось. Тишина была вокруг, вперёд Эйнар ускакал и посему мог наслаждаться он ей, ничем ещё не смущаемой.
В скорости и прочие воины за предводителем своим подтянулись. Остановились все на берегу, устремили взоры в даль на север, трудно было дымов не заметить, что с той стороны виднелись. Хмурился Эйнар, на то глядючи, да и остальным не по себе стало. Гадал каждый, что же там происходит, да ждали, что ярл решит.
Первым Оттар молчание нарушил, дерзок был херсир, да и служить в свое время присягал Хареку, а потому часто на равных с ярлом держался, вот и сейчас сказал он:
- Там пес бешенный дома огню предает, не повезло тем, кто в деревнях приграничных жил.
Косо взглянул на херсира ярл, согласен с мнением его был.
- Многое делает Асмунд, что справедливого осуждения достойно. Как его ещё земля носит,- добавил он совсем тихо.
- Земля много дряни на себе носит, - кивнул Рваный, не слишком голос понижая. - Гандальва того же, например, и щенков этих...
- Оттар,- предостерегающим тоном произнёс Эйнар,- я тебе уже говорил, и повторять не намерен! Мы встанем лагерем здесь.
Ярл отвернулся.
Пожал плечами херсир. Встанем, так встанем. Он и раньше так советовал. Не повезло жителям приграничных деревень - но судьба их предрешена да и помочь не удасться уже, так зачем с места выгодного уходить? Здесь лучше всего получится устроить встречу почетную мяснику кровожадному, а значит так и будет.
Воеводы эйнаровы уже вовсю приказы отдавали - там Ратибор суетился, тут Ярослав что-то командовал, костры походные ставили, котелки грели. После пути долгого подкрепится никому не мешало, тем более что далече еще было войско вражье.
Эйнар в думы свои погружён был, не замечал, что вокруг делается, очнулся лишь, когда от запахов пищи, вокруг витающих, желудок сводить стало. Устроился он у костра, где Ратибор, Оттар, Ярослав да прочие близкие воины его поджидали.
- Что скажете вы, когда войско вражье нам ждать?
- Подойдет ужо супостат, по дымам судя, к середине дня, - бороду пригладив, Ратибор молвил. - А там будем до темноты рубится, сдается мне.
- А коли к ночи подойдет, - добавил Оттар. - Так мы Хрингасакр повторим. Отец его из битвы бежал, посмотрим, насколько сын храбрее окажется, когда придется ему не крестьян резать, а с воинами столкнуться.
Кивнул ярл удовлетворённо, будто мысли его воины читали. Да, покрестившись, за еду принялся.

Отправил Оттар людей на конях быстрых дальше вдоль берега, на сторону Хейдмерка, дабы доложили они о приближении войска вражеского. Высоко солнце поднялось уже, когда вернулись они, сказав, что приближается рать Асмундова, а над ним знамена реят с Черепом Волчьим и Клыкастым Вепрем.
- Восстановил значит знамя попранное негодяй, - проскрежетал Оттар. - Я уж было думал, как прикончили мы Фроди и Хегни, так и свинью их с ними вместе к Хель отправили.
Хмыкнул Ярослав, речи такие наивные от Рваного услыша, но не сказал ничего. Нет нужды перед сражением союзникам ссориться.
- Людей выстраивайте, - прокричал десятникам Ратибор, шелом одевая. Старый, опытный воин, он от битвы этой хорошего не ждал.
- Много воев с кровопийцей? - Разведчиков спросил херсир Рваный.
- Большая рать, не стал я их считать, но не меньше нашего.
- Хорошо мы сделали, что не стали ждать, покуда остальные его рати подоспеют, - довольно произнес Оттар.
Дружина тем временем выстраивалась в порядки ратевые - на центре гридни стояли бывалые, на флангах же молодые вои да бонды встали, неуверенно копья сжимая, да кресты поглаживая, заступничества прося у Господа.
Выехал Эйнар вперёд воинов. К ворогу спиной оборотился. Понимал ярл, что битва наверняка тяжкая предстоит, смотрел в глаза людей, перед ним стоящих и не видел единодушия в них. Единства и победить желания. Старые, опытные мужи спокойны были, молодые же в нервном напряжении пребывали. Ничего хуже для воина, чем состояние души такое нет. Посему, принял ярл единственно верное решение, слез без труда с коня, да встал на колени- молиться. Все, кто видели его сейчас с головой склонённой со вздохом облегчения за ним последовали, а прочие, на соседей по строю своих глядючи сами обо всём догадались. Странно было видеть Эйнара на коленях, к земле склонённым, с единственной рукой, к сердцу прижатой. Но исходила от него такая сила, такая вера, что никто из воинов его в сию минуту поверженным представить не мог. Истово молился Эйнар, но сухи глаза его оставались, негоже было плакать перед людьми, что к сражению великому готовились. Наконец, встал с колен ярл, горели глаза его огнём, будто победил он уже Асмунда Кровавого, у каждого воина глаза тем же светом светились. Едины были сейчас все в строю, каждый знал, что за правое дело борется, за какое и умереть только честь. Поднялись люди на защиту домов своих, жён и детей и даже наёмники и прочие лихие в то уверовали.
Надвигалась временем тем на них армия вражеская, видны, различимы стали стяги их - вот череп на черном знамени - символ принадлежности Асмунда к роду конунжему, а рядом взвился Хряк Хейдмеркский - что означало то знамя, не ведали воины Эйнара, не знали, но пусть и тревожно им на душе становилось, да все же многие рады были, что не было Волка Агдирского на знамени противника их, не против конунга они шли, против ярла. Против ярла, что знамя вражеское поднял.
Блестели шлемы и кольчуги - много хирдманов шло, битвы жаждя, гремели железом, надвигались. Стиснул зубы Оттар:
- Жаждут вороги кровью христианской мечи каленые напоить!
На Эйнара смотрели все, приказа его ожидали.
Вскочил ярл на коня своего, будто взлетел.
- Не достанется Убийце кровь христианская,- вроде тихо сказал ярл, да только всё равно услышали в строю его. Гул одобрения средь воинов прокатился, думали они, что о детях и жёнах на родной стороне оставленных говорит Эйнар, да не то он имел в виду. В скорости, близко подойдя, остановилась рать вражеская.
Чуть больше расстояние было, чем стрелы из лука тугого пущенной, полет. Стояли воины Асмунда, в щиты били мечей рукоятями, на битву звали войско христианское. Глумились, слова обидные кричали издали. Кто-то из них вперед выехал со стягом небольшим - могли близкие к ярлу хирдманы узнать знамя то, под который Эйнар в битву при Хакадале шел, да после Асмунду подарил на прощание.
Бросили стяг, точно тряпку на землю, растоптали сапогами кованным гридни под смех войска всего.
Но абсолютное безмолвие царило над воинством эйнаровым. Таило оно в себе угрозу страшную и сильнее действовало, чем шум и крики Кровавого приверженцев.
Только зубы сильнее сжал ярл, поругание то увидев. Понял он теперь окончательно, что ничего не осталось в Асмунде от того мужа, с коим он кров делил да плечо к плечу бился. Оттого ещё сильнее возросло в Эйнаре желание не допустить бойни кровавой.
- Оскорбил меня Кровопийца, подарок от чистого сердца даренный растоптав. Вызову я его на поединок,- громко произнёс слова эти ярл, чтобы каждый за его спиной услышать мог. Закричали войны, забили в щиты,- кто со мной пойдёт, вызов щенку в лицо бросить?- спросил уже у херсиров своих. Вызвались Оттар да Ярослав. Да знаменосец поскакал, мальчишка ещё молодой совсем. Приблизились они к строю вражескому, на крики и угрозы внимания не обращая.
- Хочу видеть я Асмунда,- Эйнар прокричал.
Донесся смех со стороны войска хейдмеркского, да кто-то бросил:
- А хочет ли он тебя видеть?
Но вскоре уже крики смолкли эти, выехал на коне рослом Асмунд Кровавый, в кольчугу облаченный вороненую да с плеч его плащ спадал, на котором вепрь и скелет волчий вышиты были. Сильно изменился ярл со времени последней встречи их в Хрингасакре. Уже не мальчишка безбородый перед Эйнаром был, но правитель жестокий. Волосы отпустил до плеч Асмунд да борода подбородок его покрывала, а на губах тонких играла улыбка.
Следом за ним и знаменоносцы показались, да свита ближняя - могучие воины со взглядами злыми.
- Сдаться хочешь, христианин? - Асмунд его спросил.
Растянул в улыбке губы Эйнар, да больно неискренней, оттого и жуткой, получилась она у него.
- Да нет, на поединок вызвать тебя.
Рассмеялся уже неприкрыто молодой ярл, никак не ожидал он подарка такого от врага:
- Совсем отчаялся, первым умереть желаешь, чтобы разорения земель своих не видеть? - Бросил он. - Много мне чести будет тебя, калеку одолеть?
- Свои причины у меня на то, чтобы оскорбление в присутствии воинов не снести, да только знать их тебе не надобно. Не тяни, али трусишь?- с насмешкой произнёс Эйнар.
- Голову тебе я всегда срубить успею, мне недолго это.
Роптать стали дружинники Асмундовы, тихо сначала, потом все громче. Битвы они хотели, не за разговорами пришли.
- Что за выгода мне с тобой в поединок вступать? - Холодно спросил он, жестом властным заставив замолчать гридней. - Проиграешь когда, сложат воины твои оружие?
Почувствовал Эйнар, как подобрались за его спиной Ярослав с Оттаром, как гул прошёл по рядам воинов-христиан. Понимал каждый, что от ответа Эйнарова судьба очень многих людей зависит. Но тот не колебался, принято решение было давно уже.
- Да, только и ответил он,- но коли я из битвы победителем выйду, должен ты будешь христианство принять и в монастырь уйти, немедля.
Оскалился ярл кровавый, блеснули глаза его, а из-за спин ратников передовых прокричал кто-то:
- Да он потешается над нами!
- Руби его, Асмунд конунг! Пусть течет по земле кровь иноверцев!
- Вздернем на дубах каждого третьего!
- На крестах распнем - пусть к богу своему ближе будут!
Зашлось в крике войско хейдмеркское, гремело железо, брань слышалась. Но вот стихло все, и тогда лишь произнес Асмунд:
- Хорошо, уж коли явят асы славные несправедливость такую, что проиграет их верный служитель, приму пришлого бога.
Смеялись приближенные его, за шутку приняли эти слова - ведь не могли же оставить милостью своей Один и Тор того, кто более всех им жертв принес.
- Готовься к поединку Эйнар. - Бросил Асмунд, коня поворачивая. - Через час сойдемся.
Ни слова не молвил в ответ ярл, повернулся спиной к мальчишке самоуверенному да вернулся к строю своему. Смотрели на него воины, кто с непониманием, кто с восторгом, да ни один взгляд злобы али ярости не выражал. Верили своему ярлу люди, верили в его победу.

Мерская битва

В молчании смотрел на сражение бушующее, подобно штормовому морю, Неккви конунг. Не раз порывался он с воинами своими в самую гущу боя броситься, но останавливался - не те годы уже, чтобы сломя голову на тинг мечей идти. Мало пользы меру гибель конунга такая принесет - сейчас время Сельви удаль молодецкую показать, ему же, змею старому, пока лишь смотреть остается до поры.
Но где же милые сердцу его родичи? Где Арнвинд и Аудбьерн, что обещали войска привести на подмогу? Почему не спешат они на битву эту, почему медлят? Ведь не таковы же они, чтобы бросить в час нужды тяжкой старого Неккви? Нет, не таковы Арнвинд и Аудбьерн, чтят они родство кровное, не решаться на ход такой бесчестный, по первому зову придут!
Но почему же тогда нет рати здесь из Мера Южного и Фиордов? Почему не слышна поступь тяжелая хирдов окольчуженных? Почему не реют знамена змеиные над землей? Богаче их владения, чем у Неккви, ожидал он знатной поддержки в бою этом - шесть тысяч славных викингов ждал он, силой такой легко было бы хребет и козлу и медведю переломать, сдавить кольцами змеиными до хруста костей, проглотить без остатка! Но где же они? Где рати эти? Где Арнвинд и Аудбьерн, славные родичи, которых он детьми еще малыми помнил, которых юнцами безусыми сам в море брал в походы первые. Где же они? Достаточно времени прошло с момента того, как он гонца послал верного - должны были успеть конунги, но неужели бросили здесь они Неккви на погибель? Не мог в это поверить старик, не хотел.
Лишь по одной причине могли опоздать родичи - коли гонец не успел, но не из таких Фрейдмар, всегда верно исполнял приказания. Не мог он в час ответственный подвести!
Так почему же нет здесь войска союзного?
Тяжкие думы овладели Неккви конунгом, да тут еще увидал он злодеяние подлое - то сыновья Рогволда ударом предательским воинов его губили, повелел в рог трубить старик, но поздно уже было слишком. Вот где измена таилась! Ярл могущественный крамолу измыслил, а он, старый пень, не сумел разглядеть ростки измены этой! Но что же тогда в Нидорасе творится, коли там основная сила Рогволда осталась?!

Битва за Северный Мер. Дружина оркдальская.
Совместно с Тельтом.

Не сходилось еще на памяти Грютинга и воев его в битве столько народа оружного, обещала стать жатва та щедрой на урожай средь гридей как снопы под клинками падающих. С начала с самого враг предпочел против агдирских знамен да Хакона силу всю свою выставить, потому средь оркдальцев и бой не такой кровью отдался.
– Грютинг! Теснят берсерки Асгера младого, дозволь помочь ему силой ратною! – сердце Исхера не выдержало, на гибель своих смотрящего.
– Стоять! Терпи Исхер, даже если сердце кровью твое обливаться будет терпи. Вы моя дружина личная, цвет воинства нашего, для другого сберегаю вас дела.
– Смотри ярл, дождемся! Обойдут нас мерцы, обратят клинки свои в спину нам! Вот тогда пожалеем мы, что не пришли на помощь агдирцам вовремя.
– Враг наш силы и порыв свой пускай погасит о тех, не жалко кого. Аль забыл как гости эти в домах вели наших. А зайти нам за спину не позволю.
Обернулся Грютинг к стоящему поодаль хевдингу:
– Бери своих и иди Асгейру на выручку. Да не суйтесь дурой под топоры берсерков Разрушителя. Время луку слово свое сказать. Свирепы в бою те воины, да защитой своей не заняты. Воспользуйся этим. И пусть трусы полягут первыми!
Кивнул на слова владыкой его сказанные хевдинг, и, пришпорив коня со своими устремился своим он на выручку. Закипело сражение в центре с новою силой.
– Не спать! Али девок красных ласкать вы пришли сюда?! Али сами как девки под него лечь собралися?! Веселее давай руби ворога! – Громким криком подбодрил своих воинов Грютинг, ревом дружным на призыв тот дружинники.
Не счел Некви конунг оркдальцев противниками, отрядил против них лишь дружину Ульвберга малую, и за то поплатился он. С коня своего словно с помоста великого Грютинг, поле взглядом окидывал, рядом с ним на врага зыркал яростно телохранитель верный его.
– Грютинг взгляни, Хакон, союзник наш, на ряды врага ринулся! Бесчестье нам будет и позор коль не поддержим его мы! Скажут за других спинами отсидеться пытались! Прикажи воям твоим, как пушинку снесем мы перед нами стоящего ворога. Ропщут гриди уже, в драку просятся.
– Погодите, недолго уж ждать нам осталось, наступит и нашим мечам черед, вот тогда и потешимся вволю мы.
И когда лишь угас порыв отряда запасного, что послал Некви супротив медведя хладирского, весы битвы покачнулись в нерешительности чью принять сторону, где вои сражались яростней, жизней своих не жалеючи. Вынул меч свой из ножен оркдальский ярл тогда, над главою своей вскинул в жесте призывном и криком громким, сечи шум перекрывшем перекрывшем:
– Вперед вои мои славные! Пробил наш час! Сокрушим врагов своей силою, явим им свою силу истинную! За мной!
Тронул поводья Грютинг и за собою дружину повел свою избранную. Вои в ней немалым количеством битв уж были отмечены, каждый покрыл себя славою. Стальною змеею, до глаз в броню закованной бросились на воев Ульвберга дружинники Грютинга. Как стремителен горной гадюки бросок, так и оркдальцы ударом быстрым ряды мерцев прорвали. Всходы посевов сегодня не раз уж ногами в землю обратно вогнанные, вдоволь напились алой рудою человеческих жизней. Ряды первые смяв супротивников насмешкою Грютинг в Ульвберга бросил:
– Волчья сыть перед нами встала сегодня! Не под знаменем змея им хаживать надобно, а прикрыться червем в земле копошащимся. Режьте други баранов этих скорее, коль боги рукою своей на дороге им встать указали нашей. Ярлу их не гордым именем викинга зваться, пастухом ему самое место быть!
Смехом встретили слова Грютинга вои его, вслед за ним на прорыв устремляясь, насмешки бросали в лицо не сумевших на стену щитов принять их врагов.
- Увидим еще, кто тут песья сыть! - В ответ проскрежетал ярл Ульвберг, видящий, что скоро уже к нему на подмогу Сельви Разрушетиль подойдет, агдирцев добивающий. Пусть, пусть больше оркдальцев супротив него стоит, так ведь не в числе дело, а в умении - у него, старого Ульвберга все сплошь воины, что в походах морских закалялись, а кого Грютинг привел? Крестьян!
Вдосталь уже крови бондов испил меч седобородого ярла, потому и не ожидал он прорыва вражеского - теперь лишь план коварный узреть сумел: под удар волны мерской подставил Грютинг бондов, хирданов жалея, теперь же, когда в рубке завязли жестокой мерийцы, отборную дружину послал в бой.
- Пес ты Грютинг, сапоги лижущий Харальду! - Ульвберг, коли не клинком, так словом желал уязвить противника. - Кто колени склонил, тот не правитель! В сарае со свиньями тебе место!
Ярился Ульвберг ярл, жестоко бился с гриднями оркдальскими, ибо знал, что от Неккви уже не ждать ему подмоги, не осталось резервов у войска мерского, а значит своими силами биться надобно, да берсерков Сельви ждать - вот он, настоящий вождь для воинов! За Сельви любой мериец идти в бой готов был, столь велика была удача его и сила, такого конунга жаждали видеть на троне все ярлы Мера, когда время придет для Неккви покинуть Мидгард.
Взмахнул клинком Ульвберг седобородый, рванулся в самую гущу сражения, туда, где видел он Грютинга.
Напрасно ждал старый Ульвберг подмоги от Сельви, хоть и был он вождем для воинов первым, только битвы горячка далеко его вперед увела, в безумстве боевом пред собой он не видел различий меж друзьями и недругами. Где уж старому другу, что на другом конце поля брани на помощь успеть, сквозь ряды чужих и своих прорваться. Грютинг же рассмеялся порыву ярла мерского:
– Бейте ближнего вои мои, не устраивать тут поединков, не место для них тут! Да и соперника нет нам достойного здесь, о таких и руки марать нам не стоит! Победу принести мы должны и вернуться во славе назад! Покажем другим тяжесть рога битв в сопках Оркдаля заточенного!
Ярились берсерки кидаясь на дружину оркдальскую, только гриди Грютинговы, своего ярла слушая, где вдвоем, а где потрое на копья брали своего супротивника. Только Грютинг один на один сошелся с Ульбергом, бой то был равных меж собой ярлов, не должно тут побеждать обманом иль хитростью. Взревел викинг топор воздымая, одного лишь врага пред собою видя.
–Боя злость застила очи,
Не следящий за боем
Судьбой обречен
В траве гнить безвестно.
Висой ответил приближающемуся сопернику ярл оркдальский, плащ с плеча сдернул широкий, да в лицо своему противнику кинул. Ярким блеском на солнце окольчужье стальное сверкнуло, время драгоценное Ульберг потратил, чтоб тряпку отбросить. Хватило секунды Грютингом вырванной, чтоб выйти из под удара топора мерца, да свой нанести. Словно скошенный сноп пал мерийский ярл от оркдальской стали. Криком громким приветствовали своего водителя вои под стягом козлиным. Устремились вперед они волною морскою, что сметает на своем пути скалы.
– Идем к стягу Некви, конунга Мера. Срубить коль сумеем мы старика, обретем славу берсерков убийц! За мною вперед!
Вновь призвал за собою дружинников Грютинг. Да и смысл какой гонять бондов, коль ударом одним можно битву выиграть?!

Сообщение отредактировал avarach - 2-09-2007, 0:45

В море близ Рогаланда. Корабли Торольва и Эйвинда.
(совместно с Тельтиаром)

Востроглазый воин на корме внезапно закричал:
- Корабль! Впереди корабль!
Торольв вгляделся в приближавшееся навстречу пятнышко и спросил того:
- Что видишь?
Воин вгляделся вдаль, пытаясь различить знаки на парусах…
- Кажется, из Рогаланда… Небось, купцы к саксам плывут – кнорр глубоко в воде сидит!
Викинги на корабле Торольва радостно загомонили – наконец-то схватка, да еще и щедро оплаченная купеческим добром! Углядели купцов и на драккаре Эйвинда – и два хищных носа нацелились на роголандскую посудину, викинги сели на весла.

Прибавил ходу корабль торговый, видать заметили преследование купчины, не хотели так просто добро свое отдавать. Скорее побежал по волнам кнорр груженный, да где ему было от драккаров уйти! Приближались неумолимо они. Вот уже на корме показались воины оружные с луками, тетивы натянули да стрелять стали по преследователям.
Торольв же бесстрашно во весь рост встал на носу, стрелы словно страшились его, могучего... Вздел в воздух красный щит да повернул внешней стороной к убегающему кораблю - не миновать сечи! Все ближе были корабли, и с драккаров понеслись острые стрелы. Эйвинд-Ягненок не отставал - забирать стал влево, чтобы сбоку ударить носом корабля в округлую скулу кнорра.
Кричали что-то торговцы, стреляли, другие щиты поднимали, но все же не удалось им уйти от викингов, ударились корабли борт о борт. Затрещали доски ломаемые, полетели крючья абордажные в борта впиваясь. Кто-то бросился канаты рубить, отталкивать прочь драккар вражеский. Полетели копья с обеих сторон, стрелы запели.
Воины Торольва стали прыгать на борт, первым же сам хёвдинг прыгнул. Увидев, что побратим начал битву на корабле торговом, Эйвинд приказал отвернуть и плавно с ойтись с кнорром борт в борт.
Страшно сражался Торольв, мечом доставал одного за другим - валились враги на палубу. В разгаре боя прорычал он:
- Купцам, что оружие кинут и сдадутся - жизнь оставлю, на лодке в море отпущу!
- Да к чему такая жизнь, коли разоришь и по миру пустишь! - Прокричал могучий воин в кольчуге и шлеме, что руководил обороной кнорра. - Не слушайте его, сражайтесь!
И сам, пример подавая, на Торольва бросился. То там, то здесь схватки происходили быстрые. Корабля защитники старались в воду сбросить нападавших, не дать им на борт забраться, но мало у них сил было, чтобы с обеих сторон хорошую оборону устроить. Вот бросили люди Эйвинда три весла меж собой связанных, точно трап, да стали по ним перебегать один за другим, в схватку врываясь. Ягненок шел со своими людьми, но сражался не столь яростно, как бился Торольв. Словно ношу тяжелую тянул с собой в битву.

Побратим же его скрестил клинки с грозным противником. Уже окружили его верные люди, но в битву вмешаться ни один не спешил - не потерпит вождь!
Скрипели зубы у противника Торольва, но не сдавался он, хоть и понимал, что проиграет. Гордость не позволяла. Вновь и вновь меч свой заносил, рубил, колол, на щит удары принимал. Отступал шаг за шагом.
На корабле же тем временем затихала битва - горячих самых прикончили налетчики, остальные же сдаться поспешили, оружие бросая - все то воины были и слуги, которым не за что было умирать, а потому и не хотели они жизни свои терять.
Только на носу продолжался бой - все яростнее взлетал меч Торольва, звеня о сталь вражеского клинка, отскакивал, устремиться спеша вновь к плечистому главарю. Наконец, обманным выпадом заставил викинг закрыться справа, а сам наотмашь слева хлестнул. Открылась в боку воина могучая рана, тот зубы стиснул от боли. Кровь предводителя полилась на палубу... Недолго после того он отбивался, получил еще две раны глубокие и на доски замертво упал...

Завершилось сражение. Пленных свели в кучу на корме, связали. Из трюма воина два вывели купчину толстощекого в рубахе шелковой, брюхо необъятное прикрывающей. Бросили на колени перед Торольвом, да с такой силой, что доски затрещали от удара.
Воины на палубе кричали и радовались победе, да тянули весла тем, кого вытолкнуть враги за борт сумели. Хороший вышел бой: богатая добыча, да потерь всего ничего: несколько раненых, да воды один нахлебался - волной захлестнуло... Невесело было только братьям Сигурдссонами - храбрый Гунульф вылез вперед, и левую руку потерял в бою, без сознания лежал он на палубе, а родичи склонились над ним унимая кровь. Какая добыча порадует воина, что десницы в бою лишен был?
Торольв тем временем перевел дух и купца спросил:
- Ты и твои люди вышли из Рогаланда? Отвечай!
- А сам ты слепой, поди! - Сплюнул купец. Видать не столько смерти страшился, сколько зол был, что товары дорогие потерял.
- Не много мне чести бить связанного, а все-же если ты, собака, хочешь калекой стать, то продолжай меня поносить! - воины, стоявшие вокруг, сдержанно засмеялись, - Кто ты такой и куда путь держал?

Викинги тем временем вытаскивали из трюмов добро - шерсть, шкуры, вино... позже вожди разделят добычу и раздадут своим людям.
Торольв поднял тяжелый кулак для удара:
- Отвечай мне!
- Снорри меня зовут, - с вздохом досадливым молвил купец, плюхнувшись на брюхо, не удержали его ноги. - И я - конунга Сульки человек, так что лучше бы тебе, викинг, не пугать меня да обид не чинить людям моим.
- Конунг Сульки - твой конунг, да только я - не его человек! Что под рубахой прячешь - кошель небось?
- Ха! Тебе бы такой кошель, - бросил Снорри. - Добром тебе говорю - оставь корабль, хороший выкуп получишь.
- Я получу всё, что у тебя есть, а ты будешь трэлем во дворе моего отца! Почему ты не приказал своим людям сдаться? Ты думал, слава твоего конунга поможет тебе в бою?
- А ты думаешь, что у тебя есть право грабить в этих морях? - Приподнялся купец, от злости борода его тряслась. - Когда Сульки узнает о твоем разбое, он заставит твоего конунга выдать тебя головой! Попомни мои слова, разбойник!
Торольв улыбнулся, а подошедший Ягненок произнёс:
- Надлежить тебе понять, что Аудбьерн и сам не прочь будет получить головы наши! Только они нам еще пригодятся. А Сульки нет сейчас в Роголанде, потому мы и держим туда путь.
А Торольв добавил:
- А ты побудешь нашим пленником! Если и правда ценит тебя твой Сульки-конунг, ты будешь нашим щитом против его стрел!
Викинги закивали, поддерживая мудрое решение вождя.
- Чтоб ты в Хель провалился, - проскрежетал толстопузый Снорри, понимая, что не сумеет спастись от плена. - Сундук серебра получишь, коли меня освободишь.
- Ну, заладил, золото, серебро! -ухмыльнулся Торольв. - Отведите-ка его обратно в трюм!
Плечистые викинги подняли купца под локти и потащили к трюму. Вождь же обратился к побратиму:
- Поставишь братьев Сигурдссонов смотреть за ним? Уж они его теперь не упустят! А коли решим бросить эту посудину - перетащишь его к себе на драккар.
- И верно, отдай его нам! - произнёс старший из братьев.
- Хорошо, - согласился Эйвинд, - но увечий ему не чинить. Он нам еще будет нужен.

Сообщение отредактировал SergK - 9-09-2007, 20:07

Мер, Нидорас.
Предательство Рогволда
Вместе с Тельтом.

Спустя три дня, после разграбления усадьбы Фрейдмара, войско Харальда подступило к Нидорасу, попадавшиеся на пути агдирцев патрули, служившие Рогволду Могучему, ни словом не известили о появлении на побережье Северного Мера огромной армии Хунтьова. Конунг Мера в усадьбе своей продолжал людей собирать, лагерем их расположив подле стен усадебных, веселы были воины, возвращения Неккви с победой ожидали они, а не приближения вражеских ратей, оттого и дозоры не выставляли, на Рогволда понадеявшись.
Лишь к исходу третьего дня, крестьяне, что успели сбежать от войска Харальда, к конунгу явились, сообщив о наступлении Харальдовом, но не поверил их словам Хунтьов, удивился сильно:
- Ужели так много людей у этого мальчишки, что он может сразу и с гор и с моря наступать? Глаза у страха велики, оттого приняли вы разбойников простых, за войско вражеское!
- Сотни хирдманов с ним! - Бонд отвечал. - Село наше сожгли до тла! Жен и детей поубивали!
- Пираты то пираты и есть, - взъярился конунг, претила ему мысль сама, что враг на него идет в обход Неккви. - Убирайся!
Выволокли взашеи бонда того, однако все же, испугавшись немного, повелел Хунтьов людям своим осмотрительнее быть, да весть послал Рогволду, чтобы тот поскорее дружину к Нидорасу подводил.
Едва прошло несколько часов с тех пор, как умчался посол с посланием, а со стен уже кричат, что стяги с черным коршуном на горизонте видны. Однако, быстро же отреагировал Рогволд! Впору Хунтьеву задуматься, что, возможно, слишком быстро, но не до того в сей момент тревожный было.
- Говорят, около трех сотен у Рогволда, - доложил один из дозорных, - вместе с его дружиной мы враз вражину разгоним.
Вскоре распахнулись врата усадьбы, впуская внутрь рать с Рогволдом Мудрым во главе. Хунтьев с недовольством отметил, что ярл союзный вырядился – словно не на бой, на пир собрался. Позолоченные шлем да панцирь, меховой плащ, одежы шелковые, щит дубовый, резной, железом оббитый да меч дорогущий – с каменьями драгоценными в рукоять вделанными. А конь под ярлом такой, что невольно залюбуешься. Ближайшие гридни под стать батьке были – с оружием да доспехами дорогими. Не врагов бить, а баб да охочих до чужого добра смущать.
- Долгих лет тебе, друг дорогой, - приветствуя, приподнялся на стременах Рогволд, - говорят, враг какой-то под стены к нам явился?.. Неужто Харальд?
- Да уж, тебя я смотрю, не страшит это, - отвечал ему Хунтьов. - Ты уже не воевать, а пировать собрался? Ужели думаешь, что один вид твой грозный врага в бегство обратит?
Посмеялся конунг, а после добавил:
- Отправь своих людей в лагерь подле усадьбы, пусть с моими хирдманами вместе врага встретят.
"Коли тот появится".
До сих пор еще не верил Хунтьов, что идет против него рать, да и разведчики посланные не возвращались все. Не знал он, не догадывался, что люди Рогволда его соглядатаев перехватывали.
- Так и поступим, - казалось, ярл Мера пропустил мимо ушей колкости Хунтьева, - хотя часть воев своих я тут оставлю. Спокойнее мне будет, ежели тылы наши защищены будут.
Приказав нескольким десяткам воев встать к дозорным на стены, Рогволд развернул коня да вместе с остальною дружиной покинул пределы усадьбы. Лагерь, что буквально в двух сотнях шагах от ворот Дубовых расположен был, тут же разросся на треть, а то и вдвое.
Наблюдал Хунтьев за тем, как Рогволд порядки свои разворачивает, да радовался тому, что не одному ему придется расплачиваться кровью людей собственных. Коршуну-хвастуну тоже придется лепту свою внести. Оставалось лишь дождаться, когда вражие полки подойдут.
"Как будто в усадьбе мне своих людей не хватит", - думалось Хунтьову, но все же повелел он на стены рогволдовых молодцев выставить. Остальные же, в лагере самом укрепления возводили да частокол ставили - не велика преграда войску обученному, но все же лучше, чем грудью встречать ворога.
Временем тем вдали показались знамена чужие. Неудомевал конунг мерский, почто до сих пор от гонцов его ни слова не поступило, когда на подходе враг уже. Виделись порядки ратевые, в коих хирды наступали агдирские. Те, кто глазастей были, начали считать уже войско вражеское, а один похрабрее к Хунтьову бросился:
- Славный конунг, много врагов, дюже много! Не пираты это...
- Сам вижу, - оборвал его зять Неккви.
- Боюсь, что не сдюжим мы рать такую одолеть, господин!
- Ты трус! - бросил ему Хунтьов. - Мерийцы не отступают!
"Брошу на врага людей Рогволда, пусть кровью умоется! А мои в усадьбе оборону держать будут - месяц продержимся, если не больше!"
А Рогволд выстраивать людей своих пока не торопился. Враг уже на поле, что перед усадьбою вышел – стройными рядами копий ощетинился неприятель, ровным шагом наступает. Ох и силен же Харальд, что супротив Неккви не одну, а сразу два войска выставить может. Силен и смел, раз решился разделить силу свою.
Наконец вывел из лагеря силы свои Рогволд, но неторопливо как-то. Словно перед не на битву собирается, а на охоту. И достанется же гордецу проклятому за спесивость и чванливость его! Перед строем на коне гнедом гарцует, дружину свою на бой предстоящий настраивает. Ярко сверкает злато на доспехах ярла, да скоро потухнуть ему суждено – в том был уверен Хунтьев.
Выстроилось войско агдирское на расстоянии двух полетов стрелы укреплений Мера, силушку демонстрируя - вдвое, втрое больше хирдманов привел Харальд, нежели было у защитников Нидораса. Гореть селению, пылать усадьбе неминуемо. Медленно подходить стали воины, поступью устрашающей, в бегство желая обратить войска Хунтьова еще до начала битвы.
- Оружие бросайте, воины Мера Северного! - Раздался голос зычный из войска наступавшего. - Каждому, кто сдасться, жизнь оставлена будет! Каждый, кто присягнет Харальду конунгу, и владения свои сохранит!
Наступала рать агдирская, колебались мерийцы, боялись, некуда им отходить было - не вместить всех усадьбе.
Упали духом вои Хунтьева, не хотелось им ложиться под сапоги агдирские. Отступать стали к усадьбе, а вместе с ними и хирдманы Рогволда. Именно отступать, а не бегством спасаться. Но тут что-то странное происходить стало: над полем разлось властное пение рога, и замедлился ход обоих дружин, замешательство в порядках возникло – Хунтьев прищурился, разглядеть силясь.
- Ах ты, змея подколодная! – невольно вырвалась у него.
Рать Рогволда развернулась и подняла щиты с копиями. Не понимая происходящего вои Хунтьева попробовали пройти, но не тут-то было! Не пускал черный коршун, падальщик проклятый! Зазвенели мечи, темпераментом юношеским бурным направленные, то хирдманы Хунтьева все никак в происходящее поверить не могли.
Но быстро охладили их пыл холодная сталь – числом, может, они и превосходили Рогволда, но застал врасплох ярл вероломный воев Хунтьева. Ветер обрывками доносил до палисада крики и стоны умирающих, заставляя тех, кто за стенами прятался, содрогнуться да богам начать молиться.
Тогда-то и атаковала их рать агдирская, стрелы выпустив, разя мерийцев, Рогволдом сдерживаемых. Многих в спину поразили жала каленые, падали воины Хунтьова, проклиная ярла предательского, да сделать уже ничего не могли, таяли силы их с каждым мгновением, не хватало на прорыв людей, обильный урожай собирали стрелы агдирские.

Мер. Захват Нидораса
С Некропехотой

Не спешил в рукопашную бросать воинов своих Харальд, ждал, покуда опустошат колчаны лучники меткие, сам же на коне вперед войска выехал, телохранителями окруженный, взгляд гордый бросил на гибнущую рать. Пусть не говорят потом, что де скрывался позади хирдманов своих конунг Харальд, что от битвы таился. Вот он - Агдира властелин, подходите, кому жизнь не дорога, попробуйте с ним сразиться.
Пробовали со стены палисада лучники достать Харальда, только хорошо щиты держали его гриди, ни одна стрела не задела конунга, воины же мерийские под дождем смертоносным десятками гибли, никому пощады не было сейчас. Зря не согласились они сразу оружие сложить, зря защиты искать за стенами усадебными решили.
Внутри же палисада не менее жестокое сражение шло - то люди Рогволдовы, им оставленные, на Хунтьова гридь напали. Полилась кровь северная на землю каменистую.
В сердцах выругался зять Неккви, когда заметил, что пробились вои Рогволда к воротам. Заскрипели засовы дубовые, заныли петли железные, и на встречу рати предателя створы тяжелые распахнулись.
Не пришлось на сей раз за Рогволдом гонца посылать, сам вошел – словно в дом собственный. Совсем чуть-чуть не хватило! Вои Хунтьева уже почти отбросили хирдманов Рогволда, но все-таки поспел предатель проклятый. В мгновение ока двор усадьбы заполонили рогволдские, загоняя либо на стены да в башни дозорные, либо внутрь, в терем. С проклятиями Хунтьев отступил под защиту дубовых стен.
Закрылись двери, тщетно кричали гибнущие хирдманы, чтобы впустил их конунг, себя спасал, да окружение ближнее он. Не до простых воев ему было, во дворе же резню чинили люди ярла взбунтовавшегося - всех рубили без разбора где слуга, а где воин оружный, на колени падающим головы секли. Никакой пощады не было от людей Рогволда - верно говорят, что страшнее нет войны, нежели когда один народ сражается. Вспоминались обиды старые, да новые прибавлялись.
За стенами же усадебными завершилось избиение - было почти десять сотен воинов у Хунтьова, никого не пощадили агдирцы. Никто прорваться не сумел. Тем лишь спастись удалось, кто прочь от усадьбы поспешил, большая же часть стрелами пронзенная полегла. Подходило теперь не боясь войско агдирское, копьями раненых добивали. Впереди всех Харальд ехал, гордо голову вскинув.
Его победа. Победа блестящая! Почти нет потерь в войске его, врагов же без счету погибло. Даже дядя его, Гутхорм столь славных побед не стяжал. Рядом Олень Хрингарийский ехал, недобрым взглядом смотрел на рогволдову гридь. Не люба ему была битва эта, да и предатели не по душе пришлись, но это он после конунгу своему скажет. Не сейчас.
Подъехал к Рогволду Харальд, поравнялся с ним, да жестом властным спешиться повелел.
Спрыгнул с коня Рогволд, отер меч окровавленный да вложил в ножны – не прятался ярл от битвы, не укрывался спинами гридней. Улыбка на губах его играла, ибо все как по маслу прошло – комар носу не подточит. Ничего ярлу мятежному приятнее не было, чем полностью осуществившийся замысел.
- Привет тебе, Харальд, - весело бросил Рогволд Мудрый, - славная битва выдалась, не так ли?
- Славно ты потрудился, - благосклонно кивнул конунг. - Полностью ожидания мои оправдал. В доме что?
Не понравился тон, которым конунг с ним заговорил. Но Рогволд давным давно уяснил, что нельзя позволять чувствам брать верх над разумом, особливо в делах государственных. Иначе не звался бы он Мудрым.
- Хунтьев с десятком-другим гридней заперся, - отвечал ярл, - сейчас мы солому подпалим, вмиг выкурим их наружу.
- Оставь, в этой усадьбе нам победу праздновать - к чему ее жечь. - Харальд повелел, власть свою показывая. Все больше воев агдирских во двор въезжало. - Выбейте дверь тараном каким, и перебейте всех, кто внутри.
- Можно и так, - кивнул Рогволд. Отвернувшись к гридням, он на скорую руку объяснил им новый приказ, и, когда те ушли, так молвил, - мне нужна голова Хунтьева. Недруг он мой давний. Сквитаться с ним хочу.
- Мне его голова не нужна, - пожал плечами Харальд. - Забирай себе хоть всю, хоть по кускам.
В тот миг вылетела стрела из окна усадьбы, вонзившись в плечо конунгу - крепка была кольчуга, увязла в звеньях острие, но покачнулся правитель, бросил взгляд злой на телохранителей замешкавшихся, а после приказал:
- Стрелка того живым взять! Сносите дверь!
К тому моменту вои рогволдские и агдирские – вперемешку – наспех соорудили некое подобие тарана и принялись им ломать двери усадьбы. Долго ждать не пришлось – хрустнули засовы, вылетели петли да двери распахнулись настежь. Тот час же внутрь устремилась волна стальная.
Крики донеслись изнутри, где женские, а где и мужские. Хрипели воины умирающие, вопили бабы - видать удальцы горячие тут же насиловать их бросились. Выскочил вскоре воин один в броне богатой, да перед конунгом и Рогволдом трофей свой бросил окровавленный - две головы лежали на земле - одна Хунтьова, другая жены его, старшей дочери Неккви. Улыбался гридень, щедрой награды ждал.
- Удалец! – похвалил его Рогволд, - вот, держи! – с этими словами стянул он с пальца один из перстней золотых, каменьем украшенных. Ярко сверкал драгоценный метал при свете дневном – не поскупился Рогволд.
- Ну что, друг дорогой, - проговорил ярл, склонившись над головой недруга, - вот и разрешилась наша тяжба…
Тут из толпы вынырнул тот, кого Харальд сразу же узнал – Сигурд. С клинка его обильно кровь сочилась, на щите следы от битвы жаркой.
- Долгих лет тебе, конунг! – поприветствовал он Харальда, - как сын мой, здоров?.. А ты, брат, я погляжу, наконец заполучил то, чего хотел так. Прими поздравления мои, - обратился он к Рогволду.
- Сын твой - славный юноша, - улыбнулся Сигурду конунг. - Добрым советом помог войску моему. Придет время - и награду получит достойную.
Смотрел еще несколько мгновений на происходящее Харальд, а после приказал Рогволду:
- Пусть люди твои двор от трупов очистят. Готовьте для пира все - скоро должен подойти тесть мой славный, да принести голову Неккви старого!
Временем тем еще один появился воин из дома, за волосы девицу таща в одежде дорогой.
- Ты глянь, славный конунг, - прокричал он. - Какая добыча мне попалась! То же Неккви дочька младшая!
Извивалась девица в его руках, вырваться силилась, да где уж там. Крепко держал ее хирдман.
- Та ли это девка, из-за которой ты на сторону мою перешел? - Спросил ярла Харальд.
- Та самая, - кивнул Рогволд, внешне оставаясь бесстрастным.
«Из-за какого же пустяка такое свершается, но крови пролиться было суждено в любом случае, как ни крути. Единственная разница, чья и в каких количествах» - подумалось ему.
- Она твоя, забирай ее мой верный Рогволд, - усмехнулся Харальд. - А с нею и весь Северный Мер. Отныне ты будешь здесь править, на правах моего ярла и получать треть всех доходов с этих владений.
Понемногу пустеть стал двор – вои, насытившись кровью да насильничаньем, стали лагерь снаружи сооружать, слухами о пире предстоящем друг друга подбадривая. Поодаль рос курган – туда тела сносили да безо всякого разбору в кучу складывали. Битва битвой, обиды обидой, но не предать огню павших мужей нельзя было.
Рогволд Мудрый или же Могучий, как после победы стали величать его средь своих, горделиво прохаживался вокруг, наслаждаясь победой. Теперь он здесь хозяином был. Все его – весь Мер.
Ну, ежели Харальда в расчет не принимать…

Сообщение отредактировал Тельтиар - 2-09-2007, 10:17

Южный Мер. Аудбьерн, Арнвинд и Эрик
Эрик шел между домов, лицо его было хмурым. Порой он ненавидящим взглядом скользил по домам, порой опускал голову, все, чего ему хотелось, так это быстрее добраться до усадьбы, но где там: прямо у него на пути сидел у домины пухлощекий парень, поигрывающий ножичком - юный бездельник, сын одного из ярлов, совсем еще мальчишка. Увидев проходившего мимо Эрика, он расплылся в глумливой улыбке и бросил:
- Что, ярл, опять тебя жена на ложе не пускает? - Слухи на севере распространяються быстро, мало что удаеться в тайне удержать от слуг, а те, знамо, как сороки и по всей округе разносят. - Снова на пороге, как пес спать будешь?
Бросил полный злобы взгляд ярл на шутника, но того это лишь позабавило:
- Или на сей раз в хлеву, как хряк, устроишься? - Насмехался мальчишка, приятно ему было ярла уязвить, что в битвах прославлен был, волны суровые укрощал, а жену укротить не сумел.
Словно Мьельникр, рукою Тора брошенный, метнулся к насмешнику Эрик, за ухо его схватил, со скамьи соднимая - заизвивался, за вопил юнец безбородый, слезы на глаза выступили. Тряхнул его ярл, да к стене дома отбросил.
- Смотрю я, снова ты ошибся, - другой голос за спиной его раздался, на сей раз уже не мальчишеский отнюдь. - Ты бы жену свою кулаком учил, а не детей чужих.
Сплюнул ярл, прочь пошел от насмешек язвительных. Посмешищем стал он для Мера всего после этой свадьбы. А ведь говорили жрецы, что не будет счастья семейного - не поверил он им. Уж лучше бы отдал девку строптивую альвхеймарцу, чем позор такой.
Арнвинд шел нвстречу Эрику беседуя с братом своим Аудбьорном, когда конунги стали свидетелями происходящего.
- Есть у меня мысль, Эрик, - произнес Аудбьерн, сдерживая ухмылку.
- Да? - Недоверчиво посмотрел на него ярл.
"А у меня порой мысль возникает, что больше всех повезло Олафу".
- Трех дней тебе хватит?
- На что?
- На то, чтоб Хильд покорить, - усмехнулся Арнвинд. - Только предупреждаю, силой ничего не добьешься.
- Я - ее муж, в конце концов! - Разъярился Эрик.
Аудбьорн хмыкнул, Арнвинд же покачал головой:
- Забываешь ты, ярл, что валькирию в жены взял. Не по умениям, а по характеру.
- Это ты, конунг забываешь, что жена мужу во всем подчиняться должна, и коли не воспитали ее как должно, так с родичей спрос!
_ Эрик, осторожно. Ты хоть и родич нам теперь, но никто не позволял тебе так говорить, - взгляд Арнвинда полыхнул опасным.
- Спокойно, братья, - вступился Аудбьерн. - Вот ты, Эрик, хочешь рабыню забитую или Хильд покорную? Так вот моя идея: есть тут островок небольшой, там домик стоит большой довольно, на три дня вас туда высадим, а дальше все от тебя зависит.
Ухмыльнылся в бороду ярл.
- Вот это дело, - произнес. - И чтобы ни одна сволочь там не появлялась.
- Потому и говорю, на остров, - усмехнулся конунг Фиордов.
- И когда?
- Да хоть прямо сейчас, - махнул рукой фиордец, да мерский конунг остановил его.
- Погоди, нам надо еще вопрос обсудить, а твои люди пока пусть корабль приготовят.
- Лодку готовь. Сам Хильд отвезу, - сказал Эрик, и приготовился слушать, о чем еще ему хотел конунг сказать.
Аудбьерн кивнул.
- Гонцов нет, ни моих ни Неккви, - произнес Арнвинд.
- Добрались до Нидораса и пьянствуют со старым пнем, - пожал плечами ярл. Все его мысли были сейчас о Хильд и о том, как он сломит ее упрямство на этом острове, о котором говорил конунг Фиордов, а то что не пришли какие-то гонцы, та и что с того.
- Не думаю, не думаю, - пробормотал мерец. - Что-то нечисто в этой истории.
- Пошли еще людей, они все равно без дела маяться.
И почему конунг так любит придавать значение столь пустяковым делам? Не понимал этого Эрик. Да и не хотел сейчас понимать, не о том думал.
- Эрик, очнись, о Хильд потом подумаешь! - рявкнул Арнвинд.
- Тебя бы в дом не пускала жена, я бы посмотрел, о чем ты тогда бы думал, - в ответ огрызнулся ярл. Постоянные насмешки от хирдманов за последние два дня настолько вывели его из себя, что он уже едва мог сдерживаться.
Арнвинд пропустил слова ярла мимо ушей.
- Разведать бы надо, что там стряслось в Северном Мере.
- А я тебе о чем говорил? - Вспыхнул Эрик.
- Ты людей наших в пьянстве обвинил.
- А то ты не знаешь, как они к браге приложиться любят, - злость проходила и ярл постарался свести все к шутке.
- Не исполняя важное поручение. Да и Аудбьорн уверен, что что-то случилось. Причем непоправимое.
Конунг Фиордов кивнул слова брата подтверждая.
- От меня-то ты чего хочешь? - Вздохнул бородач, почему-то подумав, что его уединение с супругой на острове может отложиться на неопределенный срок. - Чтобы я сам к старику съездил?
- Нет, чтобы ты людей подобрал. Надежных и тех кто ходить бесшумно может.
- Вечером людей отправлю, - кивнул ярл.
"Только они снова надо мной смеяться будут, ублюдки!"
- Хорошо, скажи им коли провалят задание к Локи отправлю.
- Я с них тогда сам шкуры сдеру.
"Припомню тогда каждый смешок!"
- Добро, - сказал Аудбьерн. - А то что-то тревожно мне.
- Ты бы лучше за своими людьми так следил, - не удержался от колкости Эрик, намекая на то, что многие херсиры отказались давать Аудбьерну войско.
- Не твое дело, ярл, - не остался в долгу конунг.
- Когда до боя дойдет - это и моим делом станет!
- Может и твоим, - ответил фиордец. - Да вот смотрю я ты неблагодарный какойто, ярл.
Вздохнул Эрика, а затем обернулся и прочь пошел. Неприятным выдался разговор с конунгами, но дальше лишь хуже вышло бы, поэтому и ушел он.
- Бешенный у тебя ярл какой-то, уж не берсерк ли часом? - поинтересовался Аудбьерн у Арнвинда.
- Да вроде бы ранее не был, - пожал плечами мерец.

(мы с Тельтиаром)

Эйрик. Вингульмерк.

Трубят рога, протяжно и громко. Небо, затянутое серыми тучами, раскатами грома отвечает этим звукам. Топот тысяч ног, обутых в кожаные сапоги, конское ржание; чей-то надрывный плач… Одно за другим мелькают лица, искаженные злобой. Двери хлопают, едва не срываясь с петель. Сломанный крест, окропленный кровью – последнее, что увидел Лодмунд, деревенский староста.
Перед тем, как проснуться.
- Ты кричал, - удивленны и испуганны глаза супруги его Йофрид. Приподнялась она рядом на локте, вглядывается в лицо мужа, покрытое испариной.
Лодмунд вздохнул. Как постарела она… Казалось, еще недавно была она девой юной, а сейчас – женщина в годах, родившая пятерых детей и оттого расплывшаяся, с лучиками морщин, бегущими от уголков глаз и рта. Уже не столь прекрасная и любимая, но привычная. Да и сам он, впрочем, не молод, грех жаловаться.
- Сон дурной, - крестясь, пробормотал Лодмунд в ответ и повернулся на другой бок, чтобы не видеть супругу.
Спустя час его разбудили протяжные и громкие звуки рога.
Войско Эйрика вторглось в деревню.

Конунг вел свою рать вперед – и не встречал сопротивления. Власти не было над Вингульмерком сейчас, на войну ярл Эйнар отправился; значит, некому было защищать жителей. Покорно, как овцы, выходили те из домов, а в избы их врывались воины, обуреваемые жадностью, и забирали все – оружие, ценности, еду. Образки, медные и деревянные крестики, что многие носили на груди, швыряли в костры. Тех, кто пытался воспротивиться, убивали на месте.

- Господь покарает вас! – вскричал Лодмунд, которого вытащили из дому под руки двое свеев. Те расхохотались: угрозы из уст этого мужа -худосочного, жалкого, с наполовину поседевшей уже бородой, да одетого в исподнее, - казались смешными. Такому, конечно, только на бога уповать!
Но, когда один из воинов потянулся к крестику деревянному, что носил Лодмунд на шее, чтобы сорвать его да на землю кинуть, староста вырвался, да набросился на врага. Только один удар успел нанести он, прежде чем воин, кинжал выхватив, полоснул его по горлу.
Лодмунд рухнул свею под ноги. Вытерев лезвие о штаны старосты, воин срезал веревочку с крестом с шеи убитого, повертел окровавленный крестик в руках, словно задумавшись о чем-то… И бросил на землю, наступив на него ногой.
- Поделом тебе, предатель, - обронил он, усмехаясь.

Конунг отдал приказ – не щадить. "Если ударили тебя по левой щеке, подставь правую" – кажется, таков один из христианских законов. Что же… Пусть убедятся на горьком опыте своем, что глупы их каноны.
Объединенная армия свеев и гаутов, словно острый клинок в человеческую плоть, врезалась в глубь Вингульмерка – все дальше, с каждым шагом, с каждым ударом копья или оперенной стрелой, отыскавшей свою цель.

- Будь моя воля, я бы их всех, псов христианских, на деревьях перевешал, - прорычал Свен, оглянувшись на Эйрика.
- Не скажу, что сам лучшего мнения о них, - хладнокровно отозвался конунг, - но лишних смертей нам не нужно. Кто-то должен остаться в живых. Работать на земле, захваченной нами, чтобы были всходы, чтобы было, чем отдавать дань. Зачем нам земля без людей?
- Да они не люди, а жалкие насекомые! Поклоняться распятому трупу… Неудивительно, что сдаются без боя они, небось и сражаться разучились.
- Не скажи, - криво усмехнулся Эйрик, - войско Эйнара ведь далеко не из худших, и сражаются христиане под началом его не менее яростно, чем любые верные сыны Одина.
- Как же так? Белый Бог запрещает ведь им убийства, - Черный Молот придержал коня.
- О да. Но только не те, которые совершаются во славу его, - конунг расхохотался, следом за ним и Свен.
- Хитрая же, однако, штука, их проклятое христианство! – заключил херсир, насмеявшись вдоволь. Эйрик кивнул, и дальше путь они продолжали уже молча.
Войско продвигалось по берегу реки – к Гиллисбергу.

(а много ли в Саге пишется не совместок с Тельтиаром?)
Нидорас.
_________________________________
- Харальд, - Гутхорм обратился к сыну сестры своей, улучив момент тихий, когда рядом ушей лишних не было. - Что ты хочешь сделать с Рогволдом?
- Будет мне верен - останется править Северным Мером, - отвечал молодой конунг. Сейчас ему не хотелось говорить об этом, все его мысли занимало грядущее торжество, которое готовили воины переметнувшегося на его сторону ярла.
- Харальд, когда переметнётся на чужую сторону - поздно будет! - не оставлял конунга в покое Гутхорм. - Не лучше ли...упредить измену надёжным способом?
- Нет.
Сын Хальвдана сказал - как отрезал. Хорошо помнился урок, что преподал ему дядя в Хладире, повторения не хотелось, но и отступать от своего не желал он.
- Я обещал ему власть над Мером взамен ратной помощи. Теперь, благодаря ему мы не потеряли и десятка людей, расправившись с почти тысячной ратью - это стоит награды.
Гутхорм скрипнул зубом, но голоса всё ещё не повышал и тона не менял.
- Мудрые говорят "Не бери предавшего врага твоего на службу! Предатель не бывает бывшим!" и, поверь мне, сын сестры, говорят верно! Кто сказал, что если другой претендент на трон пообещает Рогволду больше власти, он не выступит против тебя? Тогда ты обретёшь трудности и не малые. Лучше будет, упредить предательство, а вместо Рогволда посадить верного тебе человека. Тобою самим выбранного. Или даже, этого мальчишку, Гутхорма сына Рогволда. Уж он-то тебе благодарен будет и верным человеком твоим станет!
- Это его племянник, - поправил Харальд, где-то глубоко в душе обрадовавшись, что смог хоть чем-то уязвить дядю. - Что же до предательства - сейчас он нам нужен, поскольку лучше других знает эти земли и сможет управлять ими. Другому управителю потребуються месяцы, чтобы вникнуть во все дела. У нас их, дядя - Гандальв совсем недавно покинул Нидорас, сейчас он набирает силу!
Он вздохнул, упрямо смотря на брата матери.
- Вспомни Грютинга - ему ты тоже не доверял, но сейчас он служит мне верой и правдой.
- Сын, племянник, какая разница? - отмахнулся Гутхорм. - Тем благодарнее будет! А что до Грютинга...ещё посмотреть, как всё обернётся надо, но, всё же, не могу врать - сейчас он ведёт себя очень достойно! - последнюю фразу Гутхорм сказал, чтобы несколько потешить самолюбие юного конунга. Он знал, что не стоит учителю слишком уж подчёркивать своё превосходство над учеником - тот может и возненавидеть...
- Если Рогволд посмеет предать меня, то эти владения отойдут его племяннику, а он сам вместе с сыновьями пожалеет о том, что родился на свет, - пообещал Харальд, стиснув кулак. - Но лишь в этом случае. А чтобы не получить нож в спину, я оставлю кого-нибудь приглядывать за ним. Кого-нибудь, кто не предаст.
- Мудро, - кивнул Гутхорм, улыбаяясь в усы. Он не хотел прямо советовать этого, а так получилось, что Харальд дошёл до всего сам.- Только, сделай так, чтобы присутствиее этого верного было не очень заметным!
- Многие хотят получить благосклонность конунга, - кивнул юноша, накрутив на палец светлую прядь, и как-то с силой дернул. - Растут, Локи их побери, уже вдвое отросли, а и половины Норвегии у меня в руках нет!
- Так поспеши, -улыбнулся Гутхорм. - А не то, когда на трон Норвегии воссядешь, не узнает тебя народ, за тролля примет!
Рассмеялся над шуткой Харальд, но после сказал:
- Косы заплету, пока же так я мыслю дядя - тебя далече отпускать от себя не стану больше - ты мне здесь нужен будешь, когда супротив Гандальва пойду, а ярлов землями править оставлять, все же не спокойно мне - Снеккольв плут, Грютинг через силу мне подчинился, Рогволд хитер, покуда сила за мной не поднимут головы, а после? Конунга надо над ними поставить, такого какому я мог бы спину не боясь подставить.
- Воля твоя, племянник! - как можно более безразлично пожал плечами Гутхорм. - Я буду помогать тебе там, где ты сочтёшь эту помощь необходимой!
- Что обещал - то исполню, когда война завершиться получишь земли от Роголанда до Вингульмерка, на севере же Хакона я оставить хочу, он правитель старый, опытный и наследников, кроме меня, у него нет законных.
- Старость не с голым пузом встречу! - усмехнулся ярл - И на том тебе спасибо
"Утроба твоя ненасытная!"
В ответ улыбнулся племянник.
- Отправь отряд в две-три сотни воинов во главе с Асбьерном к горам. Пусть узнает, как там у Хакона дела.
- Отправлю сразу после пира! Воинам отдохнуть должно, - ответил Гутхорм, кивая, - Да и нам с тобой выпить доброго пива и съесть мяса не помешает!
- А там сейчас битва, - с укоризной заметил Харальд. - А нашим с чего отдыхать? Стрелять по беззащитным устали?
- Отдыхать не телом, но духом! - пояснил ярл. - Впрочем, раз ты приказываешь...
- Пусть идут. Не переломятся.
Повторил юноша, надоели ему споры дядины.
- Да, конунг! - ответил Гутхорм, пряча довольный огонёк в глазах.
Харальд всё более и более походил на конунга, что способен править Норвегией, мог принять самостоятельное решение, но и к совету прислушивался. Гутхорм был доволен.

Сарасберг. Асгаут

Стремительно слишком события развивались, порою упускал нить их и рук своих властный ярл, не успевал за всем уследить, что в Норвегии происходило. Много слишком времени потратил он, чтобы с христианами счеты свести, а толку пока с этого мало вышло. Разве что дан этот пообещал перед кюнами слова свои повторить, что Харек предал конунга и к разбойникам в Ранрики присоединился. Расскажет, никуда не денется, награда ему за это большая обещана, а после не станет уже никто разбираться, правда это или навет простой. Падет Харек, так туда и дорога ему, иноверцу, пусть хоть десятками гонцов шлет с заверениями в своей верности - один предал его, а другой в подполе темном дни и ночи коротает. Сунулся, негодяй к кюне, да воины верные, знающие в тот день усадьбу ее охраняли - быстро что к чему смекнули и засадили негодяя. Пусть охолонится. Вот только по его же словам еще один прямо к Харальду послан. Конунг еще мальчишка, при нем Гутхорм, старый друг Волка и кто знает, какое решение примет Харальд.
Асгаут понял, что он должен быть при конунге. Сейчас. Немедленно. Не теряя времени. Торлейв и Фредрик сумеют завершить необходимые дела в Сарасберге и без его участия, Гуннар знает, что ему необходимо делать в Роскильде. Войну с Сульки продолжал Горм и Славомир под присмотром Тьодольва, этот ярл лишь с вида Каменная Башка, внутри же умнее чем кажется.
Молодой ярл слегка улыбнулся, сверля взглядом стену. В Сарасберге его дела были завершены, а конунгу потребуется советник рядом, слишком уж много иноземцев возле него сейчас, а из своих ярлов только дядя и старый пень Асбьерн.
Осталось лишь переговорить с кюной, с Рагхильдой. Гонец от Харальда уже дожидался возможности передать матери конунга добрые вести и Асгаут хотел присутствовать при этом.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С Тельтиаром).

Прошло время условленное, вышли из войска хейдмерского десять воинов во главе с Асмундом Альхеймсоном, пошли навстречу эйнаровой рати. Гордо шел конунг самозванный, улыбался в бороденку редкую, пальцами по рукояти меча стучал. Но вот остановились они на полпути, крикнул тут один из людей его зычным голосом:
- Выходи Эйнар, как уговаривались, коли не испугался боя смертного!
Вышел и Эйнар с десятью воинами лучшими врагу своему смертельному на встречу. Некуда теперь отступать было ему. Тысячи пар глаз за каждым движением его следили. Чем больше сила, тем больше и ответственность, и велика сию минуту сила ярла была. Спокойно лежала рука его единственная на меча рукояти, лик его спокойствием и уверенностью светился.
- Здесь я, Асмунд. Не мне боя бояться надобно.
- Ты слаб и увечен, - с усмешкой молвил молодой воин. - Не позорь людей своих, раб, выстави вместо себя другого бойца, у которого хотя бы обе руки на месте.
Дрогнули губы Эйнара в насмешливой улыбке.
- Для такого как ты, сил во мне достаточно. Что медлишь Асмунд, может это ты трус и отказаться от боя желаешь?
- Я затолкаю твои слова тебе же в глотку этим клинком! - Зло бросил самозванец, резким движением сбрасывая с плеч плащ. Силен, статен был Асмунд, высок, широкоплеч, тело его кольчуга вороненая закрывала, до колен доходившая, на руках перчатки латные были, какие рыцари в землях франкских носят. Надел шлем с пастью волчьей он, а затем медленно меч обнажил, напротив Эйнара становясь. - Помолись своему богу, раб. Сегодня я оставлю тебя без второй руки.
Взметнулись знамена позади Асмунда, стали выкрикивать кличи воинственные херсиры, с ним пришедшие.
Не спеша и своё оружие Эйнар достал. Помнить должен был ещё Альхеймсон, как меч этот направо и налево в умелых руках ярла головы ворогам рубил. Как кровь текла по лезвию сверкающему. Коснулся концом меча Эйнар земли. Могло кому-то показаться, что тяжело воину с ним управляться, но обман это был, и ничего боле.
- Готов ли ты, Альхеймсон, али нет?
- Что, Эйнар, рука меча не держит? Как же ты сумел Вингульмерк покорить тогда? За спины гридей прятался?
Рассмеялся, глядя на слабость противника, Асмунд, а после, щит принял, хирдманом поднесенный, и, клинок занеся, на христианина бросился:
- Один! Тебе посвящаю жертву эту!
Нечем было Эйнару щит держать, да только и не требовался он ему. Уклонился воин, удар противника вскользь по лезвию широкому пришёлся. Повернулся к Кровавому ярл, вновь меч его земли касался. Удивлен был Асмунд, что противник его сумел удар сильный принять столь легко. Слышал и раньше он про воинов, что могли руками обеими одинакого сражаться, но в бою таких удальцов лишь среди берсерков видел. А о том, что ярл-иноверец однорукий сможет ему сопротивление оказать, и не помышлял даже Асмунд, в победе своей уверенный. Да и что с того, что один удар отразить сумел он - впереди битва вся!
Не видна была усмешка его под шлемом, а вот клинок, дугу описав, точно в плечо нацелился Эйнару. И вновь уклониться попробовал воин, да немного не успел, чиркнуло лезвие по стали кольчужной. Мечом же он к ногам противника потянулся, присев немного. Странный бой это был, даже крики херсиров утихать начали, но всё равно шумно было. Отбросил меч эйнаров своим лезвием, вновь смех донесся из-под шлема. Забавой был поединок этот для Асмунда, до сих пор не считал он достойным противником христианина однорукого. Отошел на шаг, затем подскочил клинком клинок отводя, сам же постарался щитом ударить врага в лицо. Да только не вышло у него ничего из задуманного. Шагнул Эйнар в сторону, так что щит мимо него прошёл, а он сам боком правым к Асмунду оказался, да и сделал выпад ещё и инерцией от вражьего удара усиленный. Прошелся меч по кольчуге асмундовой, звенья разрывая, болью глухой в теле отдаваясь, отклониться успел конунг самозваный, но теперь прореха зияла на боку его, да позвякивали кольца разрубленные.
- Тор! Наполни меня гневом своим! - Закричал Асмунд вновь меч занося и ударил наотмашь, желая разрубить от плеча до пояса врага.
Ни один мускул у ярла не дрогнул, не занёс Эйнар меч свой, чтобы удар противника встретить, лишь глаза прищурил, видно сосредоточившись, но не мог этого никто под шлемом видеть. Отклонился Губитель Заговоренных от удара зверя раненного. Пронёсся меч Альхеймсона мимо ярлова тулова, да и сам Кровавый, равновесия пытаясь восстановить, за грозным оружием своим вперёд подался. Не успел он и двух шагов сделать, к врагу ликом повернуться, как нанёс Эйнар удар ему в спину, силы такой, что хребет мог спокойно самозванцу перерубить. Дрогнули воины в рядах, что стягами мятежными отмечены были. Никто средь них такого исхода бая не ожидал. Уверены в себе и предводителе своём были они. А что конец схватки это, ни у кого сомнений точно не было. Упал Асмунд на колени, казалось, не поднимется никогда более, да не так судьба распорядилась. Не было у Эйнара желания врага своего убивать, знал он, что вера новая хуже смерти для самозванца. Так что лишь ранил его, хоть и мелькнула мысль землю от такой мрази избавить.
Медленно кровь сочилась по звеньям кольчуги. Глубоко в тело вошел меч эйнаров, но мог бы еще продолжить битву Асмунд, достаточно сил в нем оставалось, да только лезвие холодное ощутил у шеи своей. Скрипели зубы в гневе бессильном - один выбор был, поражение признать или же на меч вражеский броситься, с жизнью расставаясь. Но не хотел так просто умирать Асмунд, сын Альхейма, кровавым прозванный. Жить ему хотелось сейчас, как никогда раньше хотелось. Взгляд его к дружинам верным обратился - в удивлении, в смятении были воины его, не ожидали такого, не понимали, как мог калека их повелителя одолеть, их конунга. Развязки ждали, но медленно время текло.
Шагнул жрец вперед, произнес так, чтобы слышали все:
- Один в чертоги свои призвал Асмунда! В годы младые уже доказал он, что достоин стать эйнхерием и все мы...
- Жив я еще! - Проскрежетал Альвхеймсон, такие слова услышав. Жить хотелось, а не к Одину пировать. - Победил ты, христианин...
Сквозь зубы признание поражения донеслось, как сплюнул его конунг самозваный.
Снял Эйнар шлем свой, да только меч от горла противника не убрал.
- Громче скажи Асмунд о поражении своём, чтобы все слышали.
- Чтоб тебя Локи сжег, - прошептал он, а затем бросил воинам своим: - Победил иноверец!
Только усмехнулся Эйнар.
- Помнишь, Асмунд, какой уговор у нас перед боем был, что в чём клялся ты перед воинами своими и передо мной?
- Напомни, - с хрипом слова вырвались.
- Уговор таков, коли проиграешь, так христианство примешь да навсегда в монастырь уйдёшь,- жёстко Эйнар сказал. Да так на Асмунда посмотрел, что ясно тому стало, коли обещания не сдержит, не пожалеет его ярл, потеряет наконец терпение.
- Еще скажи, что прямо здесь меня крестишь?
- Нет, не здесь, и не я, но присутствовать буду. Так что давай, Асмунд, поднимайся, сопровождать тебя до монастыря сам буду.
Подошли к самозванцу поверженному Ратибор с Ярославом. На ноги рывком поставили.
Рванулись тут к господину поверженному сопровождавшие его воины, мечи из ножен наполовину доставая:
- Уговор уговором, но это наш конунг, а не твой пленник! - Старший над ними произнес. - Нам его отдай!
Усмехнулся, боль превозмогая Асмунд, затем через силу:
- Нет у вас больше конунга, Олав, тебе поручаю я жену свою и владения, и все дело свое.
Херсир бородатый лишь кивнул сдержанно, взглядом злым Эйнара сверля.

Гиллисберг. Эйрик
(С Тельтиаром)


Вести о приближении свейской дружины расползались по округе быстрее, чем катиться с вершины горы снежный ком - вскоре уже почти весь Вингульмерк знал о том, что учинили воины Эйрика в приграничных деревнях, о том как горели дома и в грязь втаптывались нательные кресты. Смертей было мало - конунг, назвавший их веру - рабской, обращал пленникив в рабов, убивая лишь тех, кто смел с оружием в руках вставать на защиту своих домов.
Стекались люди к Гиллисбергу, защиты искали у супруги ярла, что воительницей была, да только в тяжести была Сигрун, от бремени разрешиться готовилась во время ближайшее и не могла помочь ничем людям своим, супруг же ее как выступил с ратью грозной к берегам Эйна, так и не было от него вестей до сей поры.
Поутру же крик пронзительный по деревне разнесся:
- Свеи! Свеи наступают!
Мальчишка зоркий увидал, как приближаеться с востока войско вражеское - побежали люди защиты искать, кто за стены усадебные, за частокол крепкий, кто в церковь, а кто и просто подальше - за реку, в лес.
Словно лавина, не знающая преград на пути своем, ворвалась рать объединенная в деревню. Развевал ветер яростный стяги, под которыми шли они - воины Эйрика самого, гауты с Западного и Восточного Готланда; вермаландцы, слуги Аки-бонда. Люди бежали, а лучники посылали смерть им вдогонку на острых наконечниках стрел... но редкие достигали цели - стреляли скорей для потехи, чтоб на страх чужой посмотреть, крик громкий послушать. Тех, кто в домах остался, скрыться не успел, наружу вытаскивали - но убивать не убивали.
Как знать - может, и хуже смерти смотреть на то, как добро твое растаскивают чужеземцы, как срывают крест, который ты на теле носил, как избивают сына или насилуют дочь... Ты не участвуешь в войне, и не собирался вовек, но у тебя есть враг, который воюет даже не против тебя, а против человека, на чьей земле ты живешь. Ты не восставал против кого-либо, но становишься жертвой.
Оставив разграбленную деревню, воины двинулись к усадьбе и окружили ее. Будь здесь войско Эйнара, куда сложнее была бы задача конунга свейского, но кому было оборонять усадьбу?
- Почему стоим? - Свен на коне своем к Эйрику подъехал. - Почему внутрь не врываемся?
- Зачем же? - поднял бровь конунг. - Там, внутри, знают прекрасно, что мы в щепки разметать все вокруг можем, если захотим... А подождем немного, и выйдет хозяйка, и скажет нам - забирайте все.
Воины орали что-то, свистели; на дыбы встала чья-то лошадь; сзади кто-то громко хохотал. Одного вида рати этой хватило б, чтобы испугаться да сдаться добром на милость победителям.
- Возьми с собой дюжины три молодцов, что покрепче, и к церкви езжай, - отдал конунг приказ Свену.

Слова молитвы громкой из церкви доносились, плакали женщины, старики что-то кричали, ревели дети, в страхе к стенам жались те, кто видели приближающихся воинов. Лишь священник, грек Григорий бесстрашно навстречу захватчикам выступил, прямо на ярла грозного смотря:
- Почто земли христиан добрых разорению предаете! - Воскликнул он во гневе праведном. - Что сделали вам люди эти, что вы их поруганию подвергли?! Господь видит все...
- Вот и пускай любуется, - расхохотался Свен, да молотом своим махнув, разбил голову священнику одним ударом. Повалился тот наземь, кровью заливая одеяния свои да порог церковный, на который упал.
Черный Молот же на коне своем прямо по трупу священника проехал прямо в церковь, за ним следом еще несколько воинов. Прервать свою молитву пришлось монахам нескольким - кому копье грудь пробило, кому в горло стрела вошла. Не только славянские да греческие святоши в церкви были - двух норвежцев, успевших сан духовный принять, убили свеи. Людей, что в церкви укрылись, выгнали наружу вои, оружием им угрожая, сами же со стен посрывали полотнища, иконы с изображением одного и того же лика - Распятого - и свалили в одну кучу на полу. Свен же, по прежнему седла не покидая, свечу из подсвечника вытащил, швырнул туда - и занялось пламя, загорелось...
Возле церкви народ все еще стоял, не стали свеи отгонять их далеко. Смотрели люди теперь, как снаружи враги факелами поджигают дом божий. Деревянной была церковь, быстро полыхнула. Подальше отъехав, Черный Молот с довольной усмешкой за зрелищем этим наблюдал.
- Не тому богу молились вы! - крикнул он людям. - Видите, как горит храм его? То же и с вашими домами будет, если не образумитесь!
Стенали люди, видя как церковь в пламени гибла, да только поделать ничего не могли безоружные. В усадьбе же тоже волнения усилились - не могли воины просто так смотреть на богохильство такое, но и бой дать права не имели, поскольку обещали Эйнару жену его охранять.
- Эй, там, в усадьбе! - громко Эйрик крикнул, так, что даже эхо от стен отдалось. Могучим был голос конунга, как, впрочем и сам он. - Сдавайтесь подобру-поздорову, коли беды не хотите! Войска моего хватит, чтобы весь Гиллисберг с землей сравнять!
Видели защитники усадьбы, что не шутит он, да и пожарище учиненное ими о том говорило, и тела мертвые.
- А коли сдадимся, - прокричал один хирдманн. - Так отпустите нас подобру-поздорову?
- Отпустим, вот вам слово конунжее, - Эйрик пообещал. - Только не вздумайте с оружием выйти к нам, иначе кровь прольется!
Замолчали там. Долго молчание длилось это, да все же через некоторое время появился вновь хирдманн этот.
- Не желает кровопролития большего госпожа наша, - объявил. - Ваша усадьба отныне.
Открылись ворота, стали выходить из них люди - поперед воинов шестеро в кольчугах, за ними дети, женщины и старики.
Эйрик кивнул лучникам, рукой взмахнул - повалились на землю те шестеро, стрелами пронзенные.
- Я решил в Валгаллу их отпустить, - усмехнулся конунг, - и не говорите, что я слову своему не верен. Правда, обещание, иноверцу данное, не стоит ничего - так благодарите Одина за то, что всех вас я убить не повелел. Полонить остальных, кто вышел... дружина моя - в усадьбу со мной.
И взяли в плен женщин, детей, стариков, которые работать могли еще; тех, кто совсем стар и слаб был, убили. Сигрун, что беременна была, с остальными пленниками сажать не стали, заперли в комнате ее, со стражей приставленной, как заложницу. Заняли усадьбу Эйрик, дружинники его и херсиры знатные, остальные воины покуда в домах разместились - теперь Эйнара дожидаться надобно было. Славный же прием его ждет в земле родной!..

Надарос. Пир по случаю победы
Естественно со Скальдом

Под вечер уже знатный пир закатили в Нидаросе, по случаю победы над Хунтьовом. Немало столов накрыли в усадьбе и вокруг нее, припасы те доставая, что со свадьбы Гандальвовой остались.
На высоком месте сидел Харальд конунг, по правую руку от него Гутхорм ярл, по левую же Рогволд, новый Мера правитель. Слышалась речь веселая, смех раскатистый. Вдоволь пили воины, зная, что разбит враг, не боялись нападения нового.
Но вот, угощениями присытившись, молвил Гутхорму конунг:
- Желаю я вновь искусств скальдов наших увидать, вели, дядя, позвать лучших наших певцов - Тормунда и Торбьерна, им одним я доверю праздник этот скрасить.
Скривился, то услыхав Аудун Старый, да ничего не сказал, надоело ему слова обидные от конунга выслушивать. А временем тем и скальдов привели, что во дворе приусадебном до того пировали.
Оба скальда были еще трезвы и разум их не успел помутиться. И оба в поте лица трудились над драпой в честь победы Харальда, подсказывая друг другу хитроумные кеннинги и метафоры, и решая как похитрее сплести узоры из слов. И видно было, что прервали их на самом излете мысли, потому что глаза у обоих блестели азартом
- Здравы будьте, испившие крови Квасира, - улыбнулся им Харальд, уже захмелевший порядком, но пока еще сохранявший ясность мысли. Отрадно ему было видеть подле себя скальдов этих, ведь всем известно, что чем более умелый скальд при конунге, тем удача властителя больше и тем больше слава его. - Чем ныне нас порадуете?
Мало кто мог бы заметить сейчас, что произнес слово "нас" конунг, лишь себя имея в виду.
Торбьерн поклонился конунгу, и ответил за обоих:
- Знали мы, что будет пир великий по случаю победы, а одному даже умелому скальду тяжело составить хорошую драпу, да и соперничать нам ни к чему меж собой, если мы вместе одному конунгу служим, а коли двое приложат свои умения, то и удача удвоится.
- Обычай есть древний и уже забытый, - заговорил тогдаТормунд. - Есть сказание про великого воителя гаутского Беовульфа, что когда восславляли его подвиги, то двое скальдов воспевали его деяния. Вот мы и решили похоронить мерского конунга с его семейством и восславить победителя...
Харальд топнул ногой, и покачав головой, кивнул в сторону Рогволда.
- И воздать хвалу новому, более достойному властителю Мёра - не растерявшись, закончил Тормунд.
Довольной улыбкой осветилось, спокойное до этого лицо сына Эйстейна Грохота, другие же воины криками одобрение свое выразили - вся знать, что собралась в усадьбе от скальдов требовала, чтобы начали они драпу свою петь. Наконец и Харальд кивнул, дозволяя.
Торбьерн достал из-за пазухи бубен, очень похожий на тот, каким пользовались шаманы финнов, и передал его в руки Тормунду. Тот начал равномерно постукивать в бубен, выбивая такт, а Торбьерн пошел вокруг пиршественного стола, начав читать драпу нараспев:

Пенной тропою тюленей
Вяз леса жал бури Скильдкон
Вел всадников лося гор пены
К ложу Фьергюн рыбьей зыби.
Вгрызлись волки равнины Ньёрда
В стену убежища турсов
В стойло коней стремнины
Вязы сражений пробрались.

Славься сын Ингви могучий,
Бравых алкателей славы
Вождь щедро злато дарящий,
Боги к тебе благосклонны.

Как раз, едва закончился припев первого куплета, Торбьерн обошел вокруг стола, и хлопнув ладонью по ладони Тормунда, принял у него бубен и стал выстукивать такт, а второй скальд пошел к конунгу, читая свой куплет:


Стежкой кружною псов Тунда
Родич Тьятси туч вел скрытно
В плясках дев щитов багряных
Страстно жаждущих резвиться.
В час, когда лик Биль взирает,
Лес рогов тюленя леса
Шел под сенью крова цвергов
Взяв укрытья дымовержцев.

Славен будь водитель хирдов,
Браги плясок дев крылатых
Вязы спора жал булатных
Алчут славы в твоем хирде.

Послышались голоса одобрительные от херсиров и ярлов из-за стола. Что-то сказал Рогволд, но его слова утонули в общем шуме. Харальд просто улыбался, наслаждаясь похвалой умелых скальдов. Затем скальды снова поменялись ролями - один стоял на месте напротив Харальда и стучал в бубен, выбивая такт в ритме стиха, а другой в это время обходил стол с пустым рогом, который по пути наполнял пивом кто-нибудь из хирдманов, и читал висы. Как раз когда он заканчивал читать стев он подходил к креслу, в котором сидел Харальд,кланялся конунгу, затем поворачивался к своему напарнику, хлопал ему в ладонь, и тут же забирал у него бубен, и скальды снова менялись ролями.
Первым опять Торнбьерн Хорнклови пел:

Сын морского чада Локи -
В гости Браги битв не ждавший
Из страны владыки пенной
Влаги - встречи не готовил.
Пламя вьюги шипов сечи
У оград запасов тучных
Шкуры спальные сложили
Клича к битве дожидаясь.

Славься - брега сокрушитель,
Всадник скакунов стремнины,
Ты пришел владеть по праву
Фюльком Мёра каменистым.

Продолжал же Тормунд Лисий Язык, прозванный Насмешником:

Вышли вязи сечи лютой
К мерских конунгов палатам,
Трое было на врага их,
Дрогнул хирд под стягом змея,
В страхе отступил к усадьбе.
Поля альвов лис отрезал
Путь для бегства супостатам
Роем ос железа ливня

Ас занявший трон Хлидскьяльва
Взял палаты змеев мерских,
Цел остался лес шеломов,
Биты вражьи змеи тарчей.

Однако заранее написанные висы скоро закончились и оба скальда застыли перед Харальдом. Но, видимо опасаясь ударить в грязь лицом, они, переглянувшись, стали сочинять завершающие стевы уже на ходу, все еще передавая друг другу бубен.

Вежу конунга змей Мёра
Волку туч отдал в награду
Ныне Харальд, вождь Косматый
Мер себе забрав по праву.

Тормунд молвил, а Насмешник продолжил:

Славься Ингви сын достойный,
Пиво карлов мы сварили,
Ну а конунг нас в награду
Одарит огнем удачи.

И вместе уже они завершили драпу:

Мы вдвоем сложили драпу,
Чтобы конунга прославить!

Рассмеялся конунг находчивости их, а затем снял перстень золотой, протянул Торбьерну:
- Так скоро все украшения мои к вам в карманы перекочуют, - юноша заметил.
Оба скальда скромно поклонились, а Тормунд с усмешкой заметил, что удача притягивает золото, а золото и удача приумножают золото и удачу, и вместе даруют победы.
- Истинную правду ты говоришь, - кивнул ему благосклонно Харальд, головою мотнув, да прядь непослушную назад с лица откинув. - Так пусть же никто из сидящих здесь не поскупится на награду славным скальдам и тем самым свою удачу приумножит!
Засмеялся кто-то, у других же угрюмыми лица сделались - поняли они, что хочет конунг, сам не желая с драгоценностями расставатся, их златом оплатить искуство скальдов. Да только спорить никто не посмел, особенно после того, как Гутхорм первым кинжал с рукоятью драгоценной Тормунду вручил, а Рогволд обручье серебрянное Торбьерну. Стал тогда каждый в доме находившийся, к скальдам подходить - кто злато давал, кто каменья, кто украшения затейливые.

Эйнар и Асмунд со товарищи.
Берега Эйна.
(С майстером, всего ему хорошего, Тельтиаром).



Подхватили с оков херсиры Асмунда, уже качаться начавшего, да потащили в сторону лагеря Эйнарова. Вскоре волочиться ноги Кровавого по земле стали.
- Ух и тяжёл.

Расступились воины перед Ярославом да Ратибором, сквозь ряды их пропуская. Множество обидных слов Асмунду кричали они, да трогать никто не решался, на взгляды херсиров злые натыкаясь. Меж тем Эйнар тоже следом пошёл. Остались с ним несколько воинов, спину прикрывать, когда уходить станет. Хотел ярл что-то воинам Альхеймсона сказать напоследок, да передумал, только посмотрел взглядом недобрым, в котором обещание скорой смерти читалось, коли не уйдут они сейчас всей ратью, да биться попытаются.
Временем тем, один из спутников Асмунда, что помоложе был, следом за Эйнаром бросился:
- Ярл, дозволь в твоей дружине служить! - Прокричал. - Все мы здесь видели, чей бог сильнее! Креститься я хочу!
Остановился Эйнар, к юнцу повернулся.
- Только тот, кто Христу истинно и бескорыстно верит, может силы у него просить. Коли хочешь, приму я тебя к себе в дружину, да только креститься пока погоди. Со священниками поговори. Негоже это, не обдумавши всё как следует, веру менять. А служить у меня любой может, не зависит от веры это.
- Хочу богу сильному я поклоняться, - юнец бросил, обиженно слегка. - Видимо прав был Харек, что погибли старые боги в Рагнарек, раз проиграл Асмунд поединок тебе!
Взглядом дерзким окинул он бывших своих соратников, что неприязненно на него теперь смотрели.
- В дружину к тебе пойду, Эйнар!
Увидал это Оттар, тихо прошептал ярлу однорукому:
- Не теряй времени, покуда впечатлены они все поединка исходом - на службу к себе зови всех людей Асмунда.
Лишь вздохнул ярл, грустно ему было, что не понял ни слова его юноша сей.
- Приму я тебя, коли ещё кто ко мне в дружину захочет, приходите в лагерь нынче, на службу определим вас,- почти прокричал он, чтобы все воины проигравшего слышали.
Возмущение прокатилось по воинству асмундову. Кто-то мечи обнажал, кто-то слова бранные в ответ закричал. Затряслось знамя с Вепрем Хейдмеркским, размахивал им кто-то, дух боевой вселить в воинов желая.
- Смотрите! - Прокричал один из дозорных, что был Эйнаром выставлен.
По реке корабли поднимались, на веслах идя, много было кораблей этих, на стяге же виднелись головы волчьи и тюленьи.
- Это Торир Собака! - Кто-то прокричал из людей Асмунда. - На подмогу к нам пришел!
Вновь всколыхнулось воинство конунга самозваного, Оттар же, глядя на них усмехнулся лишь:
- Зазря надеются, - произнес. - Убил я Торира Собаку еще когда из Дании возвращался. Пошли ярл людей узнать, кто плывет к нам.
Но никак не среагировал Эйнар на слова Оттаровы, хмурился ярл, рассмотреть пытался, что за знамёна у гостей нежданных. Вдруг широкая улыбка лицо его преобразила.
- Не нужны здесь люди, сам я всё увидел уже. Харек Волк это, на подмогу нам спешит. Где ж, его черти носили столько времени!
- Точно Харек! - Воскликнул Оттар Рваный. - Да уж, кто еще волчью голову носить будет!
Теперь-то и хейдмеркцы узнали стяги ночного губителя конунгов их, дрогнули. Отступила часть воинства, другая же на месте осталась, разве что бросили хирдманы знамя с черепом волчьим, да один за другим на колени опустились. Не более трех сотен их было, но все воины - не бонды ополченные. Херсир, что Асмундом оставлен был войском руководить прокричал что-то злое, мечом ближайшего перебежчика рубанул и прочь коня направил, к Хейдмерку обратно.
- Коли служить в моём войске будете,- Эйнар произнёс,- в живых останетесь, позор свой честно заслугами будущими смоете, но коли худое удумаете, тогда и пощады не ждите. Каждый сам решайте, по нутру ли вам жизнь новая, мною предложенная.
- Те, кто против был - ушли все! - Отвечал за других гридень бородатый. - Веди нас, Эйнар - мы суд богов видели, твоя правда ныне!
- Поднимайтесь с колен, воины, да за мной следуйте,- решил Эйнар, что нечего больше тянуть, что Харека, друга старинного, встречать уже пора и направился в сторону лагеря, не оглядываясь. Оттар за ним следовал, да в сторону новоиспечённых дружинников поглядывал.
Завершилась битва, так и не начавшись. Последовали хирдманы покорно за Эйнаром, а там уже и Харека суда к берегу причалили, вышел навстречу побратиму Волк Агдирский, в обьятия заключил. Да после рассказал все, что случилось с ним с той поры, как расстались они - о сражении в усадьбе хевдинга поведал, да о том, как его конунгом над Ранрики народ признал, да о пиратах, что берега Вингульмерка грабили.
Поведал и Эйнар другу историю свою, да поздравил того, что всё благополучно разрешилось. Дивился Харек поступку ярла последнему, да не корил его в неосторожности. Знал Волк, что за сила в Заговоренных Губителе кроется.
Временем тем лагерь разбили они, да ужин приготовили. Поднес Оттар Хареку вина крепкого, да о том спросил, знают ли в Сарасберге о том, что конунгом ныне Волк стал.
- Гонца я отправил, - отвечал Харек. - Одного к Рагхильде Вещей на мудрость ее уповая, а другого в Трандхейм к Харальду, дабы не сумел никто меня вновь в его глазах очернить. Завистливы сердца у многих, кто конунга нашего окружает, но верю я, что мудр он сам и Гутхорм подле него пока, не позволит от законов чести отступиться.
Замолчал в раздумье Эйнар.
- Тяжкую ты ношу взвалил на себя, Харек. Мудр конунг, конечно, да только множество страшных людей его окружают. Да и молод он, к тому же, горяч ещё, хоть и стремится всех в этом разуверить. Могут неприятности у тебя с ним случится. Да и кюна тоже не проста… Впрочем, сам знаешь ты всё это. Погостишь ли ты у меня в Гиллисберге, поглядишь, как Асмунда крестить будем?
- Жестокого зверя удалось тебе пленить, брат, - Харек произнес. - До сей поры не могу я понять, как мог юноша сей жестоким таким оказаться? Да и отца его предательство слишком неожиданно для меня было - вместе последний хлеб делили в прошлом, сейчас же.
- Боги Севера жестоки и коварны, - добавил Оттар. - И люди здесь под стать им становятся.
- И я понять не могу, что за Лукавый их с пути истинного сбил. Да и не в богах дело, Оттар, в вере. Кто веру истинную на поклонение бездумное меняет, у того она в торговлю превращается. Коли веришь, верь бескорыстно, ничего не проси зазря, добивайся всего сам, тогда и Бог поможет, и всего достигнешь.
- Прав Эйнар, - Рваному Харек молвил. - Не Боги, люди изнутри прогнили. Вспомни речи Высокого:
Лучше совсем не молиться,
Чем жертвовать слишком усердно.
Награжденья за жертву все ждут.
Лучше вовсе не резать руны,
Чем кровь лить без меры.

- Так велено было им Одином, но Торлейв жрец, как и Гандальв лишь в жертвах обильных видят смысл веры своей. Такие как они ведут народ наш к гибели.
- Надежда одна сейчас, на конунгов здравомыслие,- ярл устало сказал. Да глаза прикрыл. Всё-таки и для него не бесследно бой этот прошёл.
- Верить следует нам, что Рагхильда кюна не забыла все то добро, которое мы ей сделали.
- Она-то может и не забыла, да вот только кабы ближние её советчики наше добро наизнанку не вывернули. Корыстью не очернили, -вновь раздражаясь Эйнар промолвил. Да рассказал Хареку о подозрениях Отара, да о том, что и сам в последнее время, после раздумий долгих, к мнению его склоняться начал.
- Знаешь ты, Эйнар, что и сам я от Торлейва претерпел, и не могу сказать, что простил его, что же до Асгаута и детей этих, то нет у меня веры им. Кто с лет младых душу свою ложью отравляет, губит в себе благородство.
Ещё боле посуровел ярл.
- Так что же предлагаете,- на молчащего до сей поры Отара взглянул,- коли не нравится нам положение дел такое, менять его надобно. Думается мне, что стоит окрестить Асмунда, да в Гиллисберге оставить, под присмотром надёжным, тем временем человека надёжного к кюне послать, да и самим туда явиться. Тебе брат, это при любом случае надобно.
- Прав ты, Эйнар, - согласился Харек. - Следует нам противостояние это подлое завершить честь по чести и всех противников наших на чистую воду вывести.
- С Торлейва за злодеяние его виру взять надобно, - Оттар добавил. - Но сдается мне, что гонцы одни делу помочь не смогут. Верно Эйнар сказал, что следует лично к кюне придти. Коли не лишена она чести, так вспомнит, что вы ее от гибели и рабства позорного спасли.
- Но сначала Асмунда крестим в церкви гиллисбергской, - промолвил Волк. - Спокойно мне тогда лишь будет, когда зверь этот постриг примет.
На том и порешили. Но сразу же расходиться не стали, много ещё о чём говорили воины, жену Эйнара поминали. Волновался ярл о здоровье её, говорил, что не следует откладывать, а сразу в обратный путь идти, ведь не было битвы, а значит воины не устали ещё. В скорости и правда в обратный путь тронулись. Эйнар с Хареком вдвоём вперёд поехали, вновь всех опережая.

Нидорас. Пир Харальда.
____________________________
(совместно с Тельтиаром)

Славный пир пошёл после скальдов награждения! Пива доброго было, хоть залейся, вина хорошего вдоволь, да и доброй еды тоже. Гуляло воинство Харальду верное, конунга своего славило и здравицами дружными только что крышу не поднимало! Один лишь Аудун был невесел. Он мрачно сидел в углу и тянул жиденькое зелёное вино, изредка стреляя по сторонам недобрыми глазами. Гутхорм Хрингарийский Олень успел хорошо захмелеть, и не было у него замысла великого, когда сел он рядом со старым Аудуном, поставил перед ним и изрядный бочонок доброго пива и протянул вместительный рог - просто хотел угостить скальда и развеять его печали.
- Пей, славный скальд! - Гутхорм улыбался во весь рот. - Пей, и да возвеселяться твои глотка и брюхо!
Выпил немного старик, улыбнулся, еще рог пригубил:
- Не ценит Харальд заслуг старых, - произнес он. - То, как отцу его я служил - ни в грош не ставит он.
Гутхорм разом опрокинул вместительный рог, но могучего телом и попойками закалённого берсерка это даже и с мысли не сбило.
- Харальд! - он улыбнулся. - Молод, отважен, умён, но горяч ещё! Не научился ценить многое! Ещё научится! Пей, Аудун-скальд, пей со мной!
- С тобой, Гутхорм - выпить отрада старику, - улыбнулся Аудун. - Ты-то Хальвдана помнишь?
- Как же его не помнить, конунга великого-то! - утёр усы Гутхорм и закусил изрядным ломтем вепрятины. - Он же меня, да сестру мою спас когда-то! Тогда же на ней и женился, а я ещё за отца отомстил...славные были дни! Выпьем же за славное прошлое!
- Выпьем! - С готовностью Аудун согласился, к рогу прикладываясь. - Хороший был конунг Хальвдан, умел верность ценить!
- Ценить и награждать! - подтвердил Гутхорм и, желая подбодрить Аудуна на похвалу Харальду сказал: - Но и ныне щедрость у конунгов не перевелась, не так ли?
- Да уж, не перевелась, да только Хальвдана сын щедростью своей друзей отца обходит, - слово злое сказать не упустил случая старик.
- Да ты видать захмелел, Аудун! - нахмурился Гутхорм. - Выпей-ка ещё!
Ярл дождался. когда старый скальд опустошит ещё один рог и спросил:
- Кто же тогда, по твоему, достойно щедр?
- Хакон конунг Хладира пощедрее тестя своего будет, Асса, бабка Харальда завсегда мне награду достойную давала, - начал благодетелей своих вспоминать Аудун, глаза щуря и пытаясь на скамье удержаться - много ныне выпил он, так что брага уже едва ли в глазах не плескалась. - А всех щедрее Сульки, что конунгом в Роголанде.
- Сульки? - Гутхорм разом сбросил хмельную пелену и подобрался. Странно было всё это - негде Сульки было одарить старого скальда, разве что... - И чем же наградил тебя Роголандский?
- Ну как же, - горазд был хвастаться Плохой Скальд, рукав до локтя закатал, обручья драгоценные показывая работы миклагардской. - Вот они дары щедрые. Опять же перстень золотой с изумрудом - ну где еще кто такой добудет! Нет, не ценит меня Харальд...
Скальд в усы усмехнулся глаза к потолку закатив.
- Не ценит... но ничего...
- Славны дары сии! - произнёс Гутхорм, протягивая Аудуну уже не рог, но вместительную чарку с брагой. - А за что же так одарил тебя Сульки Щедрый?
Хлебнул певец хмельной браги, усы да бороду вымочил:
- То уже мое с ним дело, - произнес, улыбаясь. - Но в его дружине мне место почетное отведено, не то что здесь, у щенка неблагодарного!..
Осекся он тут, понял что лишнего сказал, да поздно уже было.
Воистину поздно, ибо тяжкая длань берсерка уже легла на его затылок и окунула лицо Аудуна в объёмистую чарку с пивом. Старик пытался выдираться, но где ему совладать с железной силой берсерка!
- Тони в пиве, предательское отродье Локи! И моли Хель, чтобы кинжалы в твоём доме были не слишком тупы!
Плохой Скальд дёргался, но Гутхорм так объял его, что движений старика видно и не было. Вскоре тшедушное тело под руками ярла Хрингарики свело судорогой, и оно обмякло.
"Рыбья душа и смерть тоже рыбья!" - усмехнулся в усы Гутхорм и громко воскликнул:
- Аудун, да ты упился! Ну? полежи, проспись тут! - и положил тело старика на стол так, словно он спит, мертвецки пьяный.
Сам ярл выбрался из-за скамьи и пошёл на своё исконное место по правую руку конунга.
"Скоро Харальд услышит ещё один урок", - думал он, вновь наливая себе доброго пива.

Фьорд Рогаланд. Деревня Страндхейм. Торольв, Эйвинд и их войны.

Страндхейм полыхал. Вернее будет то: полыхали дома самых упрямых жителей – тех, чьи тела бездыханными лежали на земле, проткнутые копьями и мечами, да тех, что теперь трэлями станут в чужом краю. Более же разумные и менее отважные, те сами выносили викингам своё добро. Косились они с ненавистью на грабителей, но поделать ничего не могли – куда простым крестьянам, бондам, да ремесленникам против закаленных воинов! Свои же викинги в поход с Сульки-конунгом ушли. А беда пришла, откуда не ждали – с запада, с моря…
- Добычу на драккар не тащить боле! – приказал Эйвинд, трюм его корабля был почти полностью забит шкурами, мехами, вином, добрым оружием, кубками, златом и иным добром. Да сидел там купец еще с другими пленниками.
- Неужто не любо тебе чужое богатство? – усмехнулся Торольв Ульвссон. Его кольчуга была покрыта пятнами крови, чужой и своей: многих защитников деревни сразил викинг, да и сам получил острым мечом в скулу, багровевшую теперь страшным рубцом. Страндхемский кузнец был не только хорошим мастером, но и неплохим воином, но дело того стоило… Теперь он был закован в собственной выделки цепи, а искусно выкованный меч, что ранил Торольва, тот вертел в руках, любуясь узорчатой рукоятью. Больно хорош был кузнец – чуть ли не в ногах валялся у вождя глава здешнего рода, умолял не забирать умельца, чьи мечи да наконечники копий ценились даже в Агдире.
Ягнёнок поразмыслил немного, и ответил так:
- Добро, в бою взятое, любо мне. Да только не скрести моему кораблю днищем по здешней мелкой воде!
И крикнул войнам:
- Дорогие обручья берите да кольца – жёнам подарки!
Торольв с превосходством посмотрел на побратима:
- Хороши такие подарки, да только Орм-кузнец наделает нам столько красивых обручий да застёжек, сколько захотим. Да ещё и мечей острых в придачу!
Довольно рассмеялись войны, да дружно грянули мечами в щиты – славную добычу сегодня взяли!

К вечеру добралась помощь к Страндхейму – три десятка воинов конных, да только и видели они, что точки на горизонте в лучах закатного солнца… Ушли корабли – и награбленного не воротишь, и убитых не вернешь. Да и отомстить обидчикам – доведется ли?
На корабле же, тем временем, сноровистые воины на весла налегали. Порешили побратимы возвращаться домой: близилась осень, и глубоко сидели корабли в воде – будем чем похвалится каждому перед отцом и матерью. Потому радовались викинги, только лица пленников печальны были – покидали они свой край, чтобы на чужом дворе в рабстве жить. А Орм-кузнец не пил и не ел – не хотел принимать пищу от врагов своих. Такого упрямца себе служить заставить не просто будет…
Снорри-купец по-прежнему сидел в трюме у Эйвинда на драккаре. Когда приходили Сигурдссоны покормить его, сыпал он ругательствами, да горы серебра обещал; смеялись братья и крепко его стерегли – а крепче всех Гунульф, которому руку в той схватке отсекли. Подшутил как-то над Эйвиндом Ульвссон:
- Что же ты скальда своего не сберёг от увечья? Как теперь на лютне играть будет?
И вновь за себя сам вступился Гунульф, перекрикивая ветер, чтобы его слышали на другом корабле:

Что же, что у скальда руку
В тинге стрел отъяли вои,
А могучий клён доспехов
Украшает лика рана?

Люди Эйвинда заулыбались, Торольв же, прищурившись, дотронулся до своего шрама.

Что с того, коль лебедь Ньёрда
Полон солнца подземелий,
И у столпов сечи храбрых
Целым главное осталось!

Торольв не выдержал первым, его хохот подхватили и другие викинги. Громче всех смеялся Олав, старший брат Гунульфа. А потом сказал, обращаясь к брату:
- Это уж верно, главное осталось, а на лютне я тебе подыграю.
- Ты уж постарайся, Сигурдссон, не то рука нашего Гунульфа поманит тебя в Вальхаллу! – крикнул стоявший у правила Халльгорм. И вновь засмеялись воины; удачным выпал этот день, в такой день всё весело кажется, да всё удаётся.

Сообщение отредактировал SergK - 18-09-2007, 17:44

Халагаланд, Брюньольв
при помощи Тельтиара =)

-Хм…-протянул Брюнольв, выслушав Свейна. – Не так уж много мы и потеряли в этом пожаре. Только вот что мне не понятно – почему же гореть начало сразу с трёх сторон? Да и с чего вообще пожар начался?
Мрачно вздохнул лендрманн – тревога не прошла, лишь усилилась.
Тут резко хлопнула дверь – это вошёл два бонда.
-Приветствуем, Брюнольв! Нам кажется, то, что мы скажем, покажется вам интересным!
Брюнольв заинтересованно поднял бровь. Бонды продолжили.
-Мы с братом,- сказал высокий крестьянин, кивая на второго, - шли из леса. Мы дрова там рубили. Вот…и тут слышим – кто-то крадётся! Ну, мы в кусты шасть! А там – двое…идут, значит. И разговаривают. А о чём разговаривают – непонятно. Мы только и разобрали, что имя назвали – Харек, по-мойму, да о красном петухе говорили. Ну, мы с братцем затаились, а потом глянь – с той стороны, куда они шли, красным что-то светиться! А потом как полыхнёт! И мы бежать! К деревне, конечно, бежать-то…тушить, значит. Ага…
Бонд закончил и виновато посмотрел на Брюнольва. Дескать, уж извиняйте – не успел, не потушил. Да от страха бонд и обмер – страшным было лицо Брюнольва, гнев такой у него на лице был написан, что жуть брала!

Но когда он взглянул на братьев, его лицо смягчилось.
-Благодарю вас. Действительно важные вещи сообщили вы мне! Свейн, дай им золота за службу верную. Щедростью верность окупается! А потом прикажи корабль собрать, отъезжаю я.
Свейн кивнул и молча вышел. Брюньольв же остался сидеть в душной зале, пропитанной дымом и гарью. Его лицо было серое от злости. Он задумывал план мести.

Свейн же подошёл к кораблю. Его разгружали, спуская вниз воду и еду. Слуга подошёл к ним и крикнул:
-Стойте! Корабль не разгружать, приготовиться к новому плаванью! Оно недолгим будет – Брюнольв братьев навестить хочет.
Недоумевающее переглянулись вои, да не спорить же с лендрманном – начали готовить корабль к новому плаванью. Хотя никогда так не было, чтобы в день прибытия вновь отплывали.
Но, как бы то ни было, в тот же день отправился Брюньольв с двумя десятками верных воев на остров Лека, к братцам своим, Хареку с Хрериком.

Он не знал, что несколько часов назад те два бонда радостно смеялись, пересчитывая деньги:
-Как нам повезло! От Харека денег получили за пару фраз всего, и от Брюнольва за них же! То-то гостинцев женушкам накупим!
Но один из них вдруг остановился:
-А если…вдруг Брюнольв узнает, что мы неправду сказали? Что мы не видели этих людей и что нам деньги заплатили за этот рассказ?
-Это же просто шутка! Братья его давно уже его на острове своем не видели, вот они нас и наняли, чтобы мы не зло над ним подшутили, да и приехать его вынудили. Это же не они подожгли деревню!
Нахмурился старший брат.
-Но ведь деревня и впрямь загорелась тогда! То ли случайность это, то ли…
-Знаешь, брат, какая мысль мне в голову пришла? Надо жёнушек забирать и убегать отсюда! Чую, плохо нам придётся за эту шутку, когда Брюньольв вернётся.

(совместно с Тельтиаром)
Нидорас. Утро после пира.
________________________________________________________

Утро выдалось солнечным, во дворе было тихо и ничто не напоминало о вечернем торжестве, если не считать пьяных гридей, валявшихся прямо на земле - слуги убрали столы и скамьи, но, видимо, посчитали, что разносить напившихся вояк по домам им не следует. Харальд, в сопровождении Гутхорма вышел на крыльцо, зевнув, прикрывая рот ладонью. Спалось ему плохо - сначала снилась жена, потом тесть, окровавленным лежащий на берегу какой-то реки.
- Скажи, дядя, от Хакона до сих пор нет вестей? - Спросил он, оборачиваясь к берсерку.
- Не слышал, - покачал плечами Гутхорм. - Ух, голова-то гудит! А лучшее средство против того - потешный бой! Не желаешь размяться, а Харальд?
- Ты же с похмелья, - усмехнулся конунг. - Меч-то удержишь?
- А ты проверь! - усмехнулся Гутхорм. - На деревянных будем, али как?
- Ты мне, дядя, еще живой нужен, - хмыкнул Харальд, по бородке растрепанной ладонью проведя. - Деревянные бери.
Вскоре потешные деревянные мечи были принесены, и Гутхорм встал напротив племянника.
- Нападай! - сказал он, держа меч не очень твёрдо.

- Защищайся, Гутхорм! - Через мгновение лицо молодого конунга стало серьезным и он ринулся на дядю, наметив удар ему в плечо.
- Побыстрее бы! - Гутхорм вдруг резко подобрался и заблокировал удар, одновременно отправляя мысок сапога в колено племянника. Приёмом этим немногие викинги пользовались, считая, что ноги для того, чтобы стоять, но Хрингарийский Олень никогда не упускал случая удивить противника.
Впрочем этим приемом он уже и раньше удивлял Харальда, так что сейчас юноша успел ловко убрать ногу, а затем, высвободив меч, попытался ударить дядю по руку - этому его тоже научил Гутхорм, поскольку обычно северяне в битве метили в корпус, а не пальцы врагам рубили.
Гутхорм принял удар на гарду меча и сильным движением отбросил от себя юного конунга.
- Что ты думаешь о старом Аудуне, Харальд? - спросил он, нанося рубящий удар в ключицу племянника.
Деревяшки со стуком столкнулись. Харальд ушел в оборону.
- Старый дурень, - улыбнулся конунг. - Никакого проку от него.
- Да уж, - Гутхорм не давал племяннику шанса перейти в нападение. - Совсем никакого от него не было толку, и всё же ты держал его при себе!
- В память об отце, - Харальду не нравились эти придирки дяди. - Да я и сейчас его никуда не гнал!
- Видишь ли, если ты держишь при себе человека, не стоит с ним ссориться, даже если он ничтожнейший из рабов. Ибо отомстить может любой! Воин - мечом, раб - подлостью, а скальд - языком, - что-то в речи Гутхорма, подкрепляемой увесистыми ударами тренировочного меча, ясно указывало, что он имел ввиду не простое злословие.
Харальд отбил еще несколько ударов берсерка, затем нанес выпад в бок:
- Говори уже прямо, сам-то не скальд, чтобы загадки загадывать!
- Не скальд, - согласился Гутхорм отбивая удар. - Аудун твой Сульки про тебя наушничал, хотел подарков дорогих, сытно есть, да вкусно пить! Вот и...попил. В пиве утоп, Эгирова добыча, на вчерашнем пиру!
Харальд рассмеялся, пропустил удар в бок, согнулся вдвое, но от следующего удара отскочил, и потирая ушибленное место, продолжил смеяться:
- В пиве... вот ведь напился. Туда и дорога, предателю, - наконец бросил он. - Давно мне не нравилось, как он ведет себя, но измена... Как ты узнать то сумел.
- Да вот, выпить с ним вчера решил, помянули старое, стали Хальвданна вспоминать, потом ещё что-то, а потом он мне, пьянь такая, браслеты драгоценные показал и Сульки за щедрость похвалил, да так, что считай признался. Тут я и обнял его, да, вот незадача, он мордой своей брехливой попал точнёхонько в чарку с пивом, да там и утоп!
- Смотрю я - объятия у тебя медвежьи, дядя, - усмехнулся юноша. - От тестя моего научился?
- Может и у него, - проворчал Гутхорм, - А вот тебе явно стоит ещё поработать над собой!
Деревянный клинок ярла прочертил широкую дугу и отвесно рухнул на поставленный в жёстком блоке меч Харальда. С глухим треском тот сломался пополам, а сам конунг оказался отброшен назад.
- Я же не берсерк, - споткнувшись об одного из спавших на земле пьяных гостей, конунг упал, однако через мгновение проворно вскочил с земли, отряхивая грязь, и попутно бросил дяде: - Да и мечи ломать мы не уславливались
- Что же я, виноват, что ты так жёстко защищаешься, что твой собственный меч не выносит? - деланно удивился Гутхорм, пряча улыбку в усах. - Кстати, в бою с Гандальвом ты тоже будешь уславливаться о чём-то?
- Гандальва я уже не раз бил и без условностей, дядя, - жестко произнес Харальд, сделав ударение на слове "я", словно говоря: "А ты был в своей Хрингарики",
- А раз так, то должен был бы уже обвыкнуть к такому бою! - Гутхорм ни чем не показал, что понял намёка. - А сейчас, я бы советовал тебе проверить всех ближников. Не могу же я напиваться со всем войском!
- Я был уверен, что можешь, - усмехнулся сын Хальвдана, отпихивая ногой обломки меча. - Неприятно осозновать, что человек, служивший столько лет моему отцу оказался предателем. Кому, кроме тебя я могу доверять?
- Себе! А уж вдвоём-то мы с любым ворогом справимся. Думай, конунг, а я тебе могу только подсказать!

Сообщение отредактировал Orrofin - 11-09-2007, 20:17

Битва за Северный Мер. Грютинг и Неккви.
С разрешения Тельтиара.

Страшно то – смотреть, как жизнь твоя катиться под уклон, словно колесо, пущенное по склону. Так и хочется руки вскинуть, да прочь его повернуть… ан – нет, не взмочь. Много походов было у Неккви-конунга за плечами, многих врагов он поверг своею секирою. Но ныне, видать, тор лик свой от старика отвернул. Все вои на поле видели удар ярла Грютинга. и все понимали: то есть схватка последняя, бой матерых зверей, когда соперники бросаются друг на друга, не щадя живота. Закипел бой, и не было в сече той места пощаде. Не просили ее – и не давали. Сердце воителей Мера ожесточило предательство, и чуяли они: за спиной – их родная земля, жены да дети, коим при неудаче удел стать рабами да слугами. Оттого и билась дружина Неккви не на живот, а на смерть. Но и гридни Грюютинга вперед горя довольно хлебнули и горела в них жажда за поражение отомстить.
«Коли чело перед Харальдом склонили – то к врагам его в дюжину раз злее будем», - мыслили оркдальцы, и заливали рудой уязвленную гордость. Агдирскому конунгу от того лишь прибыток, воям – почет, а ярлу – почтение. Вышло так, что Грютинг сам голову Неккви срубил. Шелом с конунга Мера упал, и ярл Оркдаля поднял главу ту за кудри и отнес к старому Хакону:
- Возрадуйся, родич: враг наш повержен, и ныне весь Мер будет под сапогами Харальда.
- Счастлив я исходу такому, благосклонно кивнул конунг Трандхейма, на трофей глядючи. – Но ведомо мне, что порой те, кто рано победу отпраздновали, с утро кровью умылись. Мыслю я – надо нам путь держать в Нидорас. Может, родичу нашему, Харальду, помощь потребна?
- Золотые слова молвишь, конунг, - склонил голову младший пред старшим. – Ныне же гридням велю выступать. Отдохнем в конунжьем доме.

Сообщение отредактировал DarkLight - 14-09-2007, 21:24

Ирландия. Конунг Гандальв.

Небо нахмурилось тучами, предвещавшими непогоду, а море нещадно кидало три альвхеймарских драккара. Провалы между волнами напоминала пасти, разверзшиеся для крика: «Отдай!». Воители поговаривали, что Ньорд осерчал скудной жертве, да втихомолку гуторили: мол, надо было парочку христиан богу морскому пожаловать. Гандальв на то брови лишь хмурил: ирландцы не зря воспевались в балладах, как знатные войны. А у него не было довольно людей, чтобы на равных поспорить с войсками верховного короля. На свадьбу ведь ехал, не на бой ратный…
- Правь к берегу, Олав, - молвил он кормчему. – Дева-солнце почти из виду скрылась, а в непогоде такой да в водах чужих даже в светлую ночь корабли сгубить можно.
Викинги налегли на весла, огибая скалистый мыс. Зоркий взгляд кормчего не подвел: там притаился фьорд, надежно схороненный скалами от шквального ветра, волнующего лик моря.
- Сходим на берег, - сказал Гандальв своим людям. – Костров в рост мне не жечь, огонь с глаз чужих прятать. Не с руки нам ирландцев приваживать – другие враги дома заждались.
Дружинники понимающе закивали и стали сноровисто разбивать лагерь. А сам конунг, плащ запахнув, решил подняться повыше на скалы да осмотреть берег. В это время мрак покрывал землю поздно, но сумерки – время обмана. Где днем пройдешь без труда во время такое и голову разбить просто. Владыка Альвхеймара не хотел в чертог Хель, а потому тщательно выбирал, куда ногу поставить. Взобравшись на скалы, он встал во весь рост и окинул взором картину. Нет, кораблей чужих вокруг не было. Да и огней поселений не видно: видимо, ветер и волны привели их в бесплодную глушь, не потребную земледельцам ирландским. Здесь людей не было…
Шорох камешков за спиной заставил конунга обернуться, обнажив меч. Рука, занесенная для удара, упала: то была женщина. Появилась из сумерек, словно дух. Конунг всмотрелся в незваную гостью – и невольно поморщился. Ирландка была худа и грязна: привыкшие к чистоте викинги от таких нос воротили. Кроме того, она была старой…
- Ну, здравствуй, войн Севера, - голос женщины заставил усомниться в решенье о возрасте. Она вполне могла быть и молода. И – что странно: говорила почти как норвежка. – Я тебя дожидалась.
- Ждала меня? Ты? – в голосе конунга отчетливо послышалось презрение к оборванке. Она поминающее усмехнулась:
- Давно прошли времена, когда мое тело было желанно мужчинам. Хотя – тебе же теперь не до выбора, правда? Любую, великий конунг, обнимешь, лишь бы сына тебе родила.
- Да какой от тебя сын… - начал Гандальв, хороня в гневе безмерное удивление. Отколь эта ирландка знала все про него? Драккары ведь плыли без стяга.
- Ты прав, - просто ответила женщина. – Проходи.
Проследив за ее жестом, викинг увидел зев темной пещеры.
- Что там?
- Здесь я живу.
Мужчине не гоже опасаться одной женщины, так что альвхеймарец последовал за хозяйкой. Правда, меча не убрал: у этой карги могут быть взрослые сыновья. Кто знает, что таиться внутри?
Но пещера оказалась совсем маленькой и на вид – почти нежилой. Видимо, женщина совсем не заботилась об уюте.
- Садись, - она показала на камень близ грубого очага. – Спрашивай.
- Что? – удивился серый конунг.
- Ты же зачем-то пришел, - она пожала плечами. В отблесках пламени блеск ее глаз казался полубезумным. Гандальву никогда не были симпатичны блаженные.
- Ты меня знаешь?
- Конечно, - она отрешенно уставилась на костер. – Ты конунг с Севера, принесший нам битву. Ты воюешь с родичем и проклял его своей кровью. Ты скоро умрешь…
- Как? – жрецы редко осмеливались предсказывать властителям смерть.
- Он вырежет тебе сердце, - просто ответила женщина. – Но не бойся: сделка свершиться. Ему будет больней твоего. Ты сам увидишь…
- Как? Из Вальхаллы?
- Если ты в нее веришь… - усмехнулась ирландка. – Впрочем, ты будешь ближе, и увидишь, как род ваш пожрет сам себя.
- Мой род угасает. Ты говорила, - напомнил Гандальв.
- Твой род не угас, но он – не твой род больше.
- Сплошные загадки. Ты – вельва?
- Таких, как я здесь жгут на костре.
- Я тоже могу отдать тебя Локи.
- Конечно. Но – не отдашь. Ты же хочешь знать будущее.
- Ты предсказала мне будущее? Ну, не скажу, что порадовала.
- Правда редко приятна, а на то, чтобы тебе угождать, есть все прочие женщины. Хотя - твой удел лучше многих. Ты отомстишь.
- После смерти?
- Разве время мести имеет значение? Слово сказано – и услышано. То, что ты молвил в лесу…
Конунг поежился: он хорошо помнил слова, которые слетели с его губ в жаре ненависти.
- Я отрежу твой ядовитый язык, - проговорил он. Она рассмеялась. Храбрый Гандальв просто выбежал из пещеры безумной старухи, преследуемый взрывами смеха.
Вернувшись чуть позже с дружинниками, конунг пещеры не отыскал. Словно в этой скале никогда не было углубления.
- Ведьма, - пробормотал он про себя. – Слуги Белого Бога жгут вас за дело.
Верить не хотелось, но спокойная уверенность женщины, говорившей как про случившееся, не дала ему сомкнуть глаз этой ночью.
«Он вырежет тебе сердце»…

Кюна Рагхильда. Сарасберг.

Асгаут ярл, едва лишь рассвет забрезжил, уже возле усадьбы конунжей был, да в дверь стучал. Отворили слуги заспанные - спросили, что за дело спешное его ни свет, ни заря привело. На то ярл молвил, что надобно ему не медля с государыней законной разговор иметь. Поняли слуги, что на сей раз желает с Рагхильдой говорить Асгаут, провели его в горницу и ждать приказали, покуда не соизволит его принять кюна. Понадеялся на то лишь ярл, что не станет Рагхильда, подобно Ассе его часами ждать заставлять.
Рагхильда была недовольна, что в спешном порядке одеваться и причесываться пришлось. Но надо было показать людям Харальда, что не такая она как Асса. Потому меньяше часа хватило ей чтобы выйти навстречу ярлу.
- Что стряслось, ярл, что ты меня столь рано встать с постели заставил?
Улыбнулся Асгаут, кюну увидав, с лавки поднялся да поклонился в пояс.
- Вести радостные принес я, госпожа, оттого и пришел в час предутренний, что нет права у меня дольше их задерживать.
- Говори, ярл,- милостиво кюна разрешила.
- От сына твоего, из Транделага гонец прибыл ночью! Великие победы одержал Харальд в Оркдале, Грютинга конунга сделав человеком своим и в самом Транделаге, подавив мятеж ярлов, что против Хакона старого выступали, - ярл рассказ начал. - А после побед столь славных, взял твой сын дочь Хакона Ассу в жены, как ты, кюна ему и советовала.
Рагхильда не показала своего отношения к этому. Да она понимала, что нужно сыну жениться, что Норвегию надо кому-то оставить после себя. Ассу сама ему посоветовала, но все равно неспокойно на душе было, как себя поведет новая кюна.
- Благие вести, ярл. Что еще?
Служанка, тихо ступая, рог с медом Асгауту поднесла.
- Немало вестей, немало привез посланник, - продолжал молодой ярл. - Брат твой, госпожа, Гутхорм Олень вновь удаль явил и мудрость, и на поле битвы и в советах державных, всюду первый он подле конунга, но и иных много союзников ныне славных у сына твоего, окружают его воины верные, известные и знатные. Да и клятву свою вполовину уже исполнил он, хотя и полугода не прошло...
Хоть и витали мысли кюны вокруг брака, все переживала, что жена сына под себя подомнет, все ж таки на пять лет старше, но слово клятва заставило ее подобраться, ноздри затрепетали как у охотничьей собаки.
- Что за клятва, ярл? - перебила она викинга.
- Да разве же не слышала ты, госпожа? - Удивился Асгаут. - При всех ярлах своих и дружине именами Асов светлых поклялся Харальд, что волос стричь не станет до той поры, пока всю Норвегию в кулаке не сожмет!
- Боги, на что похож мой сын стал? - всплеснула руками женщина, на миг из кюны во взволнованную мать превращаясь.
- Того мне не ведомо, гонец сказал лишь, что Косматым его уже в войске прозвали, - усмехнулся воин, из рога вновь отхлебывая.
- Надеюсь, что война быстро завершится иначе к концу ее он на медведя али Йотуна похож станет.
- Для помощи ему в этом, прошу я дозволения твоего, кюна, Сарасберг покинуть и к Харальду направиться, - вновь голову склонил викинг, словно благословения ожидая. - Смогу я ему и клинком и советом помочь, особенно сейчас, когда против Мера повернул он дружину свою!
Кюна отшатнулась от ярла:
- Рано на Мер идти! Погибнут все!
Побледнел Асгаут - неужели вновь видения были у госпожи?
- Не было до сей поры поражений у конунга, - сказал он твердо, скорее себя подбодрить, нежели кюну.
- Ты вспомни против кого сражался он ранее. Неккви опасный противник.
- Гандальв опаснее был, но хорошенько кровь ему пустить удалось, - поспорил ярл, правоту свою отстаивая. Все же хоть и была кюна мудрой правительницей, но все же в делах воинских не было у нее опыта.
- У Гандальва в доме крыс нашлось немало.
Знал Асгаут, что это вновь о Хаки Малодушном госпожа его говорит, ибо лишь благодаря неумению сына гандальвова удалось одолеть серого конунга.
- Сильнее стал Харальд и опытнее с той поры.
- Да и Неккви тоже опыт не растрачивал зря. Опасный он противник, ох опасный.
- Есть и другие вести.
Рагхильда опустилась на лавку, звякнули серебрянные украшения. Их мелодичный звон поплыл в пустом доме. Нахмурилась кюна, переживать начала. Страх в ее глазах появился.
- Какие?
Присел и Асгаут теперь, ладони широкие на колени положил.
- Помнишь, госпожа, двоих родичей своих юных Халльварда и Сигтрюга, что хоть и молоды годами, но много дел славных совершить успели?
Кюна задумалась, родичей припоминая. Даже голову слегка наклонила.
- Смутно, но помню.
Улыбнулся ярл, поближе наклонился к правительнице:
- Посылал я их в земли Вингульмеркские, дабы там они сами посмотрели как обряды христианские проходят, да добром ли людей наших в веру эти обращают, али по принуждению. Недавно вернулись они и много слов недобрых услышал я, да таких что даже мое сердце дрогнуло.
- О чем слова сии? - нахмурившись, поинтересовалась Рагхильда.
- Потравили народ честной в церкви христианской отравой какой-то попы их, - начал рассказ викинг, бороду поглаживая. - А после отроков Халльварда и
Сигтрюга обвинили в том, что те отравы добавили в их вино, да в колодки заковали. Но то, госпожа ведомо тебе, ибо я у тебя просил гонца с посланием
отправить, дабы без промедления освободили братьев. Другое узнал я...
- Что? - кюна в нетерпении ногой притопывала.
- Сигтрюга молодого в остроге три дня с излишком держали на воде лишь и хлебе черством, да стервец один, Оттар Рваный, что раньше к вендам с посольством
ездил, а ныне крест принял, бил его боем смертным.
Рагхильда внимательно смотрела на ярла. Трудно было что-то по глазам ее прочесть.
- Помню, ярл, ты же вроде заступиться за них просил? Где Эйнар теперь? Видеть его хочу.
- Там же, где и был - в Гиллисберге своем, - ярл отвечал. - Требовал он от Сигтрюга под страхом смерти в веру чужеземную обратиться. Твое только заступничество и спасло, государыня.
- Поговорить с ним надобно, - задумчиво произнесла кюна. - С глазу на глаз.
- Шею бы ему свернуть, - мечтательно произнес Асгаут.
- Без тебя решу, что делать, - одернула ярла Рагхильда.
- Твоя воля на все, да только не конец это еще новостям горьким.
- Говори!
- Халльварда участь горше была, нежели брата его - словно пса на цепи до Ранрики его Харек тащил.
Рагхильда в изумлении замерла от слов ярловых. Что ж такое в землях северных творится? Ладно кровь проливать воинскую, но так унижать викингов... Такого ранее не было.
- Что еще христиане учудить смогли над воинами северными?
Вздохнул молодой ярл, провел по бороде, словно размышляя, стоит ли сердце правительницы тревожить, а после так сказал:
- Огнем пытал Харек Волк отрока и водой студеной.
- Викинга? - с трудом кюна гнев свой обуздала, да в глаза ярлу посмотрела. Холодно стало от голубизны той.
- Родича конунжего, посланца неприкосновенного, - кивнул Асгаут. - А после и отпускать не хотели люди Волка Халльварда, даже когда гонец прибыл с приказом твоим.
- Ладно, ярл, я поговорю с Хареком. Труден будет тот разговор, но поговорю, - Рагхильда качнула головой, отчего запели серебрянные украшения мелодично. - Что-нибудь еще?
- Человек от Харека появился недавно, сказывал, что переметнулся Волк, за некие обиды, сыном твоим ему нанесенные, на сторону Сигварта беззаконного, пиратом стал в Ранрики, - продолжал рассказ Асгаут. - Так что ныне трудно будет и на разговор его заполучить.
- Ну это твоя беда, ярл, - ледяным тоном ответствовала кюна.
- Отпусти ты меня к сыну твоему Харальду, - вновь просьбу повторил Асгаут. - Коли сумею я его убедить из похода дальнего в родные земли возвернуться, сам конунг ослушников накажет.
- Не могу я тебя отпустить, Асгаут. Это лишь во власти сына моего.
Кюна поднялась и направилась к выходу.
- Отдыхай, викинг.

(с Тельтиаром в роли ярла)

Сообщение отредактировал Sarina - 19-09-2007, 20:13

Наумадаль. Братья Херлауг и Хролауг. Путь из Хригнарики вниз по Согну
(с Тельтиаром конечно)
Немного прошло времени с тех пор, как наумдальские рати захватили Хрингарики, почти не встретив сопротивления - после жестоких боев Гутхорма с Гримкилем, некому было защищать древнюю вотчину конунгов-оленей, а окрыленные победой войска Наумдаля под стягом с серебристым горностаем, продолжили поход. Земли, занятые Харальдом ныне казались беззащитными - сам конунг пропадал где-то на севере со своим войском, а оставленные им наместники не могли справляться с обороной страны. Сульки уже начал вторжение с востока, Хроальд с северо-востока, так что Херлауг не собирался оставаться в стороне от дележа добычи и лишь отмахивался от предостережений брата.
Ныне войска Наумдаля подходили к Вестфольду.
- Послушай-ка, братец, сказал Хролауг, вглядываясь в противоположный берег Согна. - Отчего ты так уверен, что нас там не встретит рать закаленная в битвах? Или ты думаешь, коль Харальд юн, то он был так глуп, что всю свою вотчину оставил беззащитной?
- Сульки хорошо потоптал юнца-конунга, - усмехнулся Херлауг. - Нам осталось лишь забрать то, что никто не в силах удержать. Там - богатства родового имения инглингов - захватим их и сможем навязать свою волю мальчишке!
- Может ты и прав, - согласился Хролауг. - Да только не зная броду не суйся в воду.Надо бы разведчиков вперед выслать -пусть разнюхают что там и как.
- И торчать тут!?
Конунг скривился, презрительно глянув на брата.
- Ты меня столько времени отговаривал от похода на Хрингарики, а теперь она у нас в руках. Без боя сдалась! Зачем вновь оттягивать наш триумф?
- Не всегда дважды везет, брат. Чую я нюхом, что-то тут не так.
- Не так тут только то, что Вестфольд до сих пор не наш! - Старший из братьев вспылил, резко дернув поводья коня и поставив его на дыбы. - Эй, люди! Наводите переправу!
Наумадальцы с гиканьем и шутками стали рубить сосны, вязать из них плоты, забивать гвозди и штыри, скрепляя наспех очищенные бревна. наконец плоты были готовы. Викинги столкнули плоты в воду, и гребя шестами и веслами, причалили к противоположному берегу. Плоты между собой скрепляли уже в воде. Течение Согна было быстрым, кое-где были стремнины и водовороты, потому плоты удавалось скрепить не сразу, после нескольких неудачных попыток.
Наконец, когда переправа была налажена, Херлауг, прямо на коне ступил на плот, с усмешкой поглядывая на брата, оставшегося на том берегу.
- Все еще боишься?
- Не боюсь. Но опасаюсь всяких неожиданностей... Как знать, что там нам норны сплели...
- Да у тебя у самого язык заплетается!
Плот отдалялся от берега, но вот, спустя несколько мгновений конунг уже оказался на Вестфольдской стороне. А следом за ним переправлялись и хирдманы.
Правда переправа не шла гладко. То и дело кто -то соскальзывал с плота, и отчаянные крики тонущих тревожили вздыбленную гладь реки. Не всех успевали вытянуть из воды, бросив веревку, не все решались бросить щит или оружие в воду.
Младший брат, хмурясь наблюдал за тем, как воины, сотня за сотней оказывались на том берегу, теряя людей - слишком торопились, слишком хотели показать свое рвение конунгу сорвиголовы, вот и результат.
- Славно ты братец потешил духов реки. Славный пир ундинам ты заготовил. -сказал младший братец, щурясь от солнца
- К ним хочешь? - Прокричал Херлауг. - Устрою, если и дальше каркать будешь!
- И у тебя рука на брата подымется?
Херлауг сплюнул.
- Ты бы так мечом, как языком, ворочал.
- Уж в этом можешь не сомневаться - произнес Хролауг, стиснув зубы и сжав рукоять меча. Меч издал легкий звон.
- Опусти, врагов подождем для начала, должны же они хоть где-нибудь быть.
Херлауг обернулся, выискивая кого-то глазами.
- Гудколь! Возьми десяток молодцев покрепче и до Гокстада тут все разведайте!
Заржали кони, послышался звон кольчуг, а затем воины исчезли.

Северный Мер. Хакон Трондский.

Едва лишь закончилась славная битва, в которой Некки властитель стал короче на голову, как конунг и ярл снова в путь засбирались. Вестимо, что после трудов ратных воям хотелось в избе отдохнуть да тело удобством потешить. Но тревожно было на сердце у Хакона: вестей от зятя младого и дяди его не иметь.
- Лучше сейчас поспешить, чем потерять завоеванное, - молвил он ярлу Грютингу. – Если Тор был столь же благосклонен к Харальду, как к нам, Нидорас будет ждать нас с раскрытыми настежь воротами. А, коли Локи-обманщик решил раскрыть глаза Хуньова на Рогволда ярла – то наши клинки ко двору там придутся. Грютинг согласно кивнул, бороду рукою погладив.
Так и вышло, что рать Транделага да Оркдаля ныне уж шла к Нидорасу. Конунг и ярл ехали впереди гридней, под стягами родовыми, да занимали себя мудрой беседой.
Вдруг один из воев младых, посланный дозором чуть ранее, остановил перед ними коня.
- Что видел ты, молодец? – вопросил Хакон.
- Люди к нам едут, о, конунг. Оружные и в бронях, сам видел, как на солнце сверкают. Не бонды – дружинники.
Ехавшие позади гридни подтянулись к властителям, рать растеклась по равнине, ощетинившись мечами да стрелами.
- Стяга не рассмотрел? – спросил Грютинг дозорного.
- Увы, нет. Сразу к вам поспешил.
- Ладно, вскорости сами увидим.
Замерла рать настороженно – да вскоре расслабилась. Опустились крепкие руки, луки сжимавшие, ибо над отрядом чужим вился стяг Харальда. Возглавлявший агдирцев Асбьерн, седой муж зим на шесть младше Хакона, первым подъехал к властителям.
- Здраве будь, Хакон Трондский, и ты, Грютинг Оркдальский, - молвил он, ус подкручивая. – Раз вижу я здесь вашу рать – значит, змей уже обезглавлен?
- Истинно так, - Хакон ответил. – Грютинг ярл сам его голову отрубил, битву закончив. И для Харальда прихватил.
- Добрые вести. Значит, глава его место почетное на частоколе займет, - хохотнул Асбьерн. – И не одиноко там Неккви будет. Зять его уж почетный колышек облюбовал.
- Все ли с ним ладно прошло?
- Проще, чем с англами. Хунтьов покойный с мудростью не дружил, а наш конунг, напротив, хитер, как лиса. Взяли мы Нидорас, почти мужей не теряя, а мерских воителей побили без счета. Ныне конунг агдирский здесь полный хозяин.
- Рады мы слышать про то. Что ж, коли битва закончена, то нет нам причин людей к Нидорасу без отдыха гнать, - сказал Грютинг и Хакон согласно кивнул:
- Ты прав, ярл: эдак спеша, мы к харальдовому двору не победителями сильными, но тенями заморенными себя явим. Станем тут лагерем, пусть мужи силы свои восстановят. А после двинемся к Нидерасу, - решил конунг транделагский.
Так и было исполнено.

Сельви Разрушитель после Мерской Битвы
Эйден под надзором меня лично

Свейн тихо выругался, глядя на видневшуюся вдали армию под вражьими знаменами, и Сельви разделял его злость - еще вчера они шли на битву, уверенные в своей силе, а сегодня пожинали плоды поражения, из которых самым горьким была гибель великого Неккви. Уже после ухода транделагцев, Сельви нашел на поле битвы обезглавленное тело деда, так и не преданное огню - голову могущественного конунга враги забрали себе и берсерк поклялся взять кровавую виру с каждого, кто стоял во главе этого войска, но более всего потребовать с сыновей предателя Рогволда!
- Они кровью захлебнуться, и их отец и весь род! - В ярости кричал Сельви, когда Свейн поведал ему об измене коршуна. Дед предвидел, что его хотят свергнуть, но подозревал зятя - и вот ошибся! Да как - сам взял с собой Ивара и Хрольва на погибель.
Отец наверное тоже уже мертв - слабому Хунтьову не одолеть подлого Рогволда. Однако о нем юный берсерк не скорбел. Лишь о деде, да мучался вопросом - что с матерью, с тетей?
Они следовали за вражеской ратью уже второй день - почти две сотни воинов, озлобленных поражением, потрепанных, раненых и увечных. Все, что осталось от непобедимой армии Северного Мера.
Арнвинд и Аудбьерн тоже свое получат! Дед ждал их, звал, был уверен, что они помогут, но они не пришли! Кровь Неккви на их руках тоже. Берсерк закрыл глаза, вспоминая битву.

Он отмахнулся топором, разрубая одного из агдирцев напополам... На глаза ему попался предводитель отряда, с кличем ринувшийся на Сельви, зная, что терять ему нечего. Удар секиры заставил его отлететь назад, но, к его счастью, Разрушитель не заметил, что удар пришелся плашмя, Сельви лишь переломал несколько ребер юному воину.
Пришло подкрепление вражье. Обрушился град стрел на берсерков, но ежели какая и попала в цель, то не обращали внимания обезумевшие викинги на стрелу, пылало их сердце, заставляя сражаться, требовало еще крови - агдирцев разогнав, с оркдальским войском на бой повернули.
Почти два десятка безумных берсерков во главе с Разрушителем ринулись на войска Грютинга и если до того войско Ульвберга было обречено на поражение, теперь же воспряли они, видя безумную голову Змеи... Их молодого конунга!
До сих пор Золотой Змей возвышался над землей, алой кровью обагрилось древко, и сам знаменоносец был не в последних рядах... Сельви же был первым, не замечая множества ран, он сметал врагов со своего пути одного за другим, рубил древки копий, крушил противников. Но другие одержимые не столь удачливы были - воздели многих товарищей Сельви на копья, опрокинули.
Змей бесстрашно пошел в прямую атаку на козла, но оркдальцы разделили свое войско, заслон щитов и копий поставив от дружины отборной, что Сельви вел, лучников же супротив Ульвберга направив.
В последнюю атаку ярл повел войска, в сечу жестокую и смерть нашел на клинке Грютинга, пса харальдова. Не мог добраться до врага лютого Сельви, видел лишь, как разбегались мерийцы после смерти ярла, да как обрушился оркдальский ярл на деда, сквозь пелену кровавую видел, когда силы уже оставили его.
Последний раз поднялась секира и выпала из рук ослабевших - закончилось безумие боевое. Рухнул на землю Сельви Разрушитель.

После уже, в себя придя, узнал он, как Свейн вынес его из битвы, да как все берсерки погибли мерийские, и о смерти деда, и о предательстве, и о другом, что случилось, покуда в беспамятстве был он.
А разговор завершив, возвернулся на поле битвы, велев погребению предать всех мерийцев и воев разбежавшихся собрать, а после преследовать начал ворога, надеясь что увазнут Грютинг и Хакон под Нидаросом и сумеет он, Сельви, за деда родного отомстить.
- Смотри, конунг, на ночлег становятся, - Свейн молвил.
Теперь его величали конунгом, но Сельви было неприятно слышать это слово - оно напоминало ему о смерти Неккви.
- Расправимся с ними, когда уснут, - процедил юный берсерк. - Не будет честной битвы лжецам и предателям.
- Не будет, - кивнул верный ярл.

Англия. Гандальв и датчане.
Совместно с Тельтиаром.

В такую погоду храбрые кормчие, державшие в руках правила норвежских драккаров, в один глас не советовали конунгу плыть до Альвхеймара. В ожидании милости Ньорда, скандинавы отплыли от ирландских брегов к землям английским. Люди гуторили, что здесь уже много зим стояли дома датских конунгов. Плывя вдоль зеленых брегов, скрытых дождем и туманом, альвхеймарцы вскоре достигли устья реки. В том месте, где течение пресной воды сталкивалось с волнами моря, кипели водовороты да плавала грязь. Видимо, дожди шли и в верховьях: в воде там и сям мелькали стволы выдранных непогодой деревьев. И, как рассмотрели остроглазые викинги: тела мертвых англов.
- Значит, даны здесь и взаправду, - молвил на то конунг Гандальв.
Ведомые опытными руками, три корабля минули опасное место и теперь плыли вверх по реке.
Возле берега реки, не так далеко от устья расположился острог под стягом с раздавленной крепким сапогом змеей - одно из знамен Рагнара Убийцы Змеев, чьи сыновья нынче владели английской землей. Вскоре над частоколом показалась чья-то лохматая голова, а затем появились и лучники:
- Эй, вы кто такие и откуда будете?! - Прокричал старший из них.
Гандальв кивнул гридню младому, что ныне стоял дозорным на носу корабля: мол, ответь.
- Люди Гандальва Альвхеймарского. Хотим датским владыкам почтение выказать да говорить о делах.
- Это из Норвегии чтоль? - Почесал голову лучник. - А ну ка причаливайте, поговорим!
- Причаливай, Олав, - конунг на то молвил. - Не дома чай: надо вежество соблюсти. Но секиры далече не прячьте, пусть не думают даны, что мы бедны да трусливы.
Вышли из острога навстречу им и даны с луками, да главный их в кольчуге.
- Кто среди вас старший будет? - Спросил.
- Я привет сюда этих людей, - выступил вперед серый конунг. - А ты кто, муж, и чьим именем нас вопрошаешь?
- Я Сигвар херсир, человек конунга Ивара Рагнарсона, правителя Мерсии - отвечал воин.
- Слышал я о славном роде Рагнара, что твердой рукой держит земли английские, - отозвался владыка Альвхеймара. - Я водил корабли к ирландскому берегу, но Ньорд не велел нам быстро вернуться в Норвегию. Вот и вспомнил я про викингов в этой земле, и решил, что бог дал мне знак навестить тех, кто плавает в водах англов под полосатыми парусами.
- Было дело прошлой весной - и мы водили к ирландцам корабли, да только обманом одолели тогда храбрых датчан враги и в Дублине конунга, родича Ивара задушили, - посетовал Сигвар.
- Что слышу я? - удивился Гандальв. - Ужели у кельтов достало мужества одолеть людей Севера?
- Норвежцы с ними были, земляки ваши. - бросил херсир.
- То поясняет мне многое. Но какой конунг решился бы выступить на стороне швали ирландской?
- Да волк какой-то, - попробовал припомнить датчанин. - Ему за это предательство конунг Малхи дочь отдал в жены.
- Уж не Харек ли Волк? - глаза альвхеймарца загорелись. - Ежели так - то у меня с государем вашим Иваром один враг общий. Хальвдан Агдирский, сын ведьмы да брат отца моего по родителю, любил рабов за свой стол сажать. Хвала Одину, сгинул давно. Но те, кого он приголубил, и ныне всем жизнь портят.
- Точно он! - Охнул воин. - Ужели он и до Норвегии опять добрался?!
- Воистину так. Ныне у недруга моего, Харальда столуется. Правда, недолго ему небо коптить: насколько уж бесчестен сын Хальвдана, а богов наших чтит. А Харек - о, ужас!- крест на себя одел, да распятому поклоняется. Ну, прямо кельт, а не викинг. Помыслить срам! - и Гандальв плюнул наземь, выражая презрение.
- Распятого рабы сами только в рабы и годны, - согласился Сигварт. - Но ты плыви к городу, конунг - здесь у меня нечем столь доблестных воинов уважить, а у Ивара в Бристоле столы от яств ломятся, как друга ближайшего тебя он примет.
Про еду с явной завистью сказано было.
- Благодарю тебя, Сигвар за совет добрый и своевременный. Может, с нами на драккаре пойдешь и дорогу укажешь? Чтобы воители ваши не решили, что со злом мы идем.
- Сам-то я не могу - служба, а вот парня шустрого своего вам в провожатые дам.
- Славная весть. Провожатого я не обижу - чай, не с пустыми руками от кельтов ушли.
- Эй, Хагни, ступай с норвежцами да передай Ивару, что это добрые люди и союзники нам, - приказал херсир молодому лучнику.
Тот поклонился и подошел к Гандальву.
- Готов хоть сейчас вести.
- Значит - идем на корабль. А ты, страж, клинок в дар возьми - на добрую память.
С благодарностью принял Сигвар оружие доброе, да восвояси вернулся, а Хагни тотчас на нос драккара забрался, отплытия ожидая. Оружие конунга - что пожеланье удачи. От властителя и плащ получить – честь. Переглянулись норвежцы, гадая, что Гандальв задумал. А тот по сходням взбежал, улыбаясь. Видимо, мысль его мудрая посетила.

Сообщение отредактировал DarkLight - 22-09-2007, 16:44

Эйнар и Харек
А вот, заместо Анж

О многом поговорить пришлось Хареку и Эйнару, да и Оттар Рваный все подле них был, беседу поддерживая. Победе бескровной рад был Харек Волк, все воины ее за чудо господнее почитали и многие из тех, кто еще сомневался ранее, ныне готовы были принять Христа в сердце свое. Рать Хейдмеркская к себе отступила, большая же часть Асмунда людей встала под знамена Губителя Заговоренных, поверив в его удачу.
Назад, к Гиллисбергу шли все больше берегом реки, чтобы не упускать из виду корабли Харека – помнил Эйнар о свеях и знал, что с ними не выйдет так же легко, как ныне вышло. Господь милостив, но нельзя на него лишь уповать в деле воинском.
- Если нападет на нас Эйрик сын Эмунда, придеться тогда к Рагхильде гонцов посылать, - промолвил Харак, о грядущих делах размышляя. – Вингульмерк ее сына земля, не оставит нас без подмоги.
- Как бы только Асгаут ее против нас не настроил, - покачал головой Оттар. – Мальчишек, что народ травили, по приказу Рагхильды освободить пришлось.
- Оттар, ты снова… - Сурово сдвинул брови ярл Вингульмерка.
- То мне ведомо, - согласился Волк, до креста дотронувшись. – Двоих людей верных я послал к Рагхильде, дабы всю правду они рассказали и еще одного человека к Харальду.
- Хорошо еще, что Торлейв в изгнании, - добавил Оттар, заметив как при упоминании жреца помрачнели лица его собеседников. – Этот змей поопаснее Асмунда ужалить мог, покуда был при кюне. Кстати, а что с этим-то делать будем?
Бросил взгляд выразительный Рваный на Асмунда, что был поперек седла брошен связанным. Хоть и перевязали раны ему, да видно было – ослаб ярл Кровавый.
- Крещение в церкви Гиллисберга примет, - отвечал на то Эйнар. – А после в монастырь грехи свои и отцовы замаливать отправиться.
- Убить бы его вернее было, - хмыкнул херсир. – Но тебе виднее ярл.
Ничего не ответил Эйнар на это, да и не следовало отвечать – давний то был спор между друзьями добрыми и ни один уступать не хотел мнение свое. Харек улыбнулся лишь о чем-то своем подумав. Быть может жену вспомнил, которую вновь бросить пришлось, да товарищей боевых, им в Ранрики оставленных. Не так крепка была еще его власть в том фюльке, не все конунги морские ее признали – иных повесить придеться по возвращении, дабы не чинили разбоя больше на земле его.
День двигалось воинство, а после на ночлег встало – совсем рукой подать было до Гиллисберга родного, самые зоркие уж огни вдали видели. То люди оружные подошли от границ с Вермаландом и костры жгут, подумалось дозорным, а значит оборонят усадьбу от свеев и других ворогов. Со спокойным сердцем ложился спать ярл Эйнар, одолел он врага грозного, явил людям чудо, а значит и с другим противником справиться, особенно если есть у него рядом верный друг Харек Волк и дружина храбрая. Знамя с крестом золоченым и цепями разбитыми будет реять над Вингульмерком и каждый, кто примет Господа в сердце свое, освобожден будет от рабства и иной неволи. Но пока реяло это знамя лишь над воинством его, да подле на кораблях кельтский крест и волк белый развевались.
Наутро же разбудили дозорные ярла, встревоженными были лица их, но не понимал пока еще тревоги их Губитель Заговоренных.
- Стряслось что? – Спросил, плащ на плечи накидывая да из шатра выходя, вслед за воинами.
- Прибежали люди уставшие, - отвечал хирдман. – Из Гиллисберга бонды эти, тебя видеть хотят, да о разорении великом твердят. Не знаю я, что и думать, но кошки на душе сребуться, ярл. Не к добру это…
- Не к добру, - кивнул Эйнар. – Позови Харека и Оттара, и Ратибора.
Теперь уже и ярлу не по себе стало, а когда он бонда того увидел, так и вовсе страх к сердцу его когти протянул – знаком был ему бородач этот, хотя и выглядел теперь не столь хорошо, как всего седьмицу тому. Усталый, испуганный, борода клочьями.
- Беда, великий ярл, - бросился в ноги ему беглец. – Беда!
- Рассказывай, что за беда, Регин, - подняться с колен заставил Эйнар мужика, в глаза посмотрел, да тот взгляд отвел.
- Свеи пришли! А с ними Гауты и Вермаландцы Аки-бонда! – Срывался на хрип голос Регина, видно тяжко ему было вспоминать это разорение. – Людей посекли, кто оружно против них выступил, а кто сдался – тех в рабство взяли! Домины пожгли многие и грабежу подвергли…
Бледнело лицо ярла с каждым словом услышанным, да сердце из груди вырваться готово было, столь бешенно биться начало. Боялся он, боялся за жену свою, за людей, за веру христианскую, что поруганию подвергнута была.
- Дальше говори! Не молчи, Регин!
- Священников убили! – Вскричал бородач, едва не плача от гнева. – Отец Григорий навстречу им вышел, так свей один ему голову проломил молотом, а после конем растоптал. С икон рамы золотые сорвали, да прочую утварь из церкви вынесли, а сам дом Господень сожгли!
- Ох… - только и смог произнести Эйнар, слова эти услышав. Острая боль в груди ширилась, так что ни вздохнуть, ни пошевелиться было. Господи, за что же ты наказание такое послал? Почему не услышал молитв рабов своих? Почто отдал церковь на разграбление? Господи? – Как жена моя?!
- Обманом из усадьбы выманил людей Эйрик, обещал отпустить всех с миром, но хирдманов убил и стариков, остальных же полонил…
- Будь он проклят! – Вскричал Губитель Заговоренных. Подлый конунг, клятвопреступник, обманом захвативший его жену и еще не родившееся дитя! О, если только посмеет он вред какой Сигрун причинить – то лично ярл из груди его сердце вынет и псам на поживу бросит! Хоть и велел Иезус смирение и милосердие проявлять, но не должно оставлять безнаказанно деяния такие. – Иди, Регин, отдохни.
Спокойно уже произнес Эйнар, а после навстречу Хареку и Оттару направился, с ними обсудить, что делать дальше и как вызволять супругу его и владения.

Сыновья Рогволда Мудрого

Безмерная радость наполняла сердца сыновей Рогволда Мудрого. Горделиво прохаживались они меж шатрами, статью богатырскою да высокомерием (не знали они, что отец их уж над самим Мером ныне стоит – еще боле возгордились бы!) подразнивая транделагцев. Предаваясь сладким мечтаниям о будущем, братья клялись в верности друг другу да батьке их, Рогволду, которого они почитали великим и обожали всей душою.
- Садись на коня, брат! Не любо спать мне этой ночью, дома вестей от нас дожидаются, победы нашей ждут!
- Как всегда прав ты, брат! Отправляемся тотчас!
Седлайте коней! Рогволдская дружина не стала дожидаться утренней зари – в сердце каждого пылало пламя победы, жгло нестерпимо, не уснуть им было, да и не хотелось тушить пожар сей жидким брагой – пирушки доброй требовало сердце, чтоб с песнями и плясками веселыми, утешить горячие души.
Не ведали братья, что покидая лагерь новых союзников (вчерашних врагов!), спасли они себя от гибели возможной – от руки вероломного Сельви Разрушителя, змееныша Неккви, вознамерившегося отомстить за смерть деда.
Путь до усадьбы Рогволда Мудрого был не долог: скупое северное солнце еще не успело вскарабкаться в зенит, как Хрольв уж кричал на стражей у ворот.
- Открывайте, сучьи дети! С победой возвратились сыновью Рогволда!
Повезло братьям, ибо батька их, ныне над Мером всем возвышающийся, последние дни в страшной занятости пребывал – то на пиру Харальду почтение выразить, то с поданными где уладить дело какое надо, а потому почти всегда отсутствовал в имении родовом. Но к счастью не в этот раз.
- Хрольв, Ивар! – с рыданиями бросилась к сыновьям матушка, на крики вышедшая во двор, - вернулись, живы, соколики, живы!
Поклонились ей в пояс братья, да так молвили:
- С победой возвратились мы! Отомстили за отца мы, Неккви-гадюка искупил мерзость свою.
- Любо, дети мои, любо! – то сам владыка Мера на крыльцо вышел, на челе его улыбка светлая играла, и видно было - доволен Рогволд, - и для вас у меня новости есть.
Полными обожания глазами взирали на отца Ивар и Хрольв, словно сам Один Одноглазый пред ними стоял. Впрочем, от кого же, если не от отца богов, батьке мудрость да хитрость его достались?!
- Ныне весь Мер нам принадлежит, сыновья. Со всеми лесами, долами, городами да деревеньками!
Светлым выдался день тот – едва завершился пир, на котором хвалу Харальду Мер возносил, как начался новый – за долгожданное возвращение сыновей. Немало кубков был поднято, тостов сказано, песнь спето да яств изнечтожено – все в честь победы великой, родом Рогволда Муд… Великого, как ныне величать стали его, одержанную.
И хотя впереди многое сделать предстояло, но то не страшило пировавших, ибо виделось им, что сами высокие боги благоволят им в свершениях их. И не было ничего невозможного – как для Рогволда, так и для сыновей, и для соратников его. Все казалось им по плечу.

Гиллисберг. Эйрик.
(пока одна)

В Вингульмерке все никак встать на свое место не могло - да неудивительно, с новым правителем-то. Жители все наделись, что скоро Эйнар вернется да выгонит пришлецов-нахалов, окропит их кровью землю здешнюю. Чтобы воздалось им - за кресты поломанные, образки сожженные, разрушенную церковь да надругательство над владычицей Сигрун. Слухи ходили, что в темницу беременную ее бросили, голодом морят, пытают... Бунтовать пытались норвежцы, только кто же им позволит? Крепко уцепился Эйрик, конунг свейский, за Гиллисберг и прочие владенья эйнаровы, и воли не давал крестьянам: бунтовщики все повешены были на дубах, в назидание остальным.
А что до слухов, так до темницы дело все же не дошло, Сигрун так и осталась в опочивальне своей запертая, со стражей приставленной. Окно заколотили ей досками деревянными - на всякий случай, - без солнечного света мучалась она, конечно, но Эйрик считал, что только благодарна должна быть она: сохранили ведь жизнь ей и отродью ее, пока еще не родившемуся.
- Допросить ее стоило бы, - на второй день после того, как утвердились окончательно они в Гиллисберге, Вальгард сказал конунгу.
- Позволь мне сделать это, - тут же Свен вмешался, - уж у меня заговорит она...
- Сам пойду, - перебив его, Эйрик сказал. Уж больно хорошо он норов херсира своего знал. - Негоже к ней тебя посылать, хоть ты и знатный воин, но она земель этих хозяйка полноправная... была. Как властитель, разговор с ней держать буду.
Cлуги, на карауле стоявшие у дверей, расступились почтительно, когда конунг появился перед ними. Засов отодвинул Эйрик сам, вошел внутрь. Сигрун, со слезами на щеках еще не высохшими, на кровати сидела. Увидела свея она, ненавидяще глазами полыхнула.
- Здравствуй, - конунг произнес. - Беседу вести пришел с тобой, Сигрун.
- О чем же? - холодно осведомилась она. Старалась женщина так держаться, чтобы понял муж этот - ему не сломить супругу Эйнара-ярла, не покорится она его воле, несмотря ни на что.
- Сперва хочу спросить тебя о самочувствии твоем. Скоро ли разрешиться должна, нет ли болей каких...
- Тебе что за дело? - дерзко она ответила, почти прокричала, вскочив с постели. - Или роды принимать у меня собрался? Не бойся, не дождешься!
Звук пощечины рассек воздух. Сигрун потрясенно ладонь к лицу приложила - щека огнем горела... Да, сильна рука у Эйрика-конунга.
- Веди себя пристойно, - обронил тот, - как владычице, пусть и бывшей, подобает. Отвечай тогда, куда муж твой отправился? Знаю сам, что воюет, а в какой стороне?
- Против Асмунда войной пошел, - тихим голосом Сигрун отвечала.
- Славно, - захохотал Эйрик, - друг с другом норвежцы сражаются, значит. Неудивительно, что сопротивления мы и не встретили тут.
"Погоди, ублюдок свейский - вот вернется Эйнар, тогда узнаешь, что такое сопротивленье!" Но вслух не сказала этого женщина, промолчала.
- Ладно же, все, что нужно, узнал я, - повернулся Эйрик. - Желаю счастливо время скоротать, госпожа, - и вышел из комнаты.
В закрывшуюся дверь со стуком врезался медный подсвечник.

Вингульмерк. Эйнар и Эйрик
С Кошкой

К полудню для следующего, порядками ратевыми подходили к Гиллисбергу воины Эйнара и Харека, что с кораблей сошли, ибо перегородили реку свеи и не было возможности по ней до усадьбы добраться. Знали теперь все, что за костры горели возле селения - то не союзники, а враги жестокие грелись. Видели уже заместо креста над Гиллисбергом знамя Эйрика Свейского и Гаутского, да его ярлов стяги - Молот Черный, Вилы Наточенные, Росомаху и Ястреба. Много воинства было у захватчика коварного, но верил еще Эйнар в удачу свою и друга своего Харека, что ни одного поражения не потерпел за жизнь свою долгую.
До Эйрика же быстро сведения дошли о том, что возвращается ярл Вингульмерка с ратью своей. Войска, что конунг свейский возле Гиллисберга расставил собраны были - но не все, остались воины, чтобы за порядком следить в поселении - и выступили дружины под свейскими знаменами вперед, Эйнару навстречу: может, на битву, а, может, и просто разговор держать. Раз уж так повезло свеям, что плененная супруга Эйнара у них, авось и удастся договориться.
Сближались дружины - в каждой сила немалая. Коли сойдутся не на жизнь, а на смерть, так будет пир воронью на долгие недели. Впереди Эйнар однорукий ехал, а подле него Ратибор и Оттар, Харек же своей ратью верховодил, что хоть и шла вместе с вингульмеркцами, но все же обособленно, дабы в случае битвы с двух сторон можно было по врагу вдарить.
Вскинул руку ярл христианский, повелев дружине своей остановиться, да сам немного вперед подался со знаменем лишь и полководцами своими. Говорить хотел перед битвой, хоть и разрывалось сердце его от боли, церкви увидав остов обгоревший.
Увидев, что выехал вперед Эйнар ("Вот она, рожа предательская" - Свен прорычал глухо), Эйрик тоже войско остановил, да лишь с дружиной своей и верными помощниками - Вальгардом и Свеном - приблизился к норвежцам.
- Здравствуй, Эйнар-ярл, - с усмешкой молвил конунг. - Видишь, как опасно землю свою оставлять - не успеешь оглянуться, а там уже другие правят.
- Явил ты вероломство, Эйрик-конунг, - спокойно ему ярл отвечал, хотя и бушевала в душе буря великая и жаждал он покарать за деяния подлые свейского правителя. - Без объявления войны, без вызова напал на земли мои, клятву свою же нарушил, людей моих в усадьбе погубив. Неужели считаешь, что твои боги тебя простят за такое?
- А что за клятва, если дана она иноверцу? - молвил Эйрик. - Мои боги меня простят, ведь я предателей веры истинной покарал. А ты, Эйнар - ты отрекся от Одина, потому прощения у богов придется тебе просить, когда попадешь ты в Валгаллу.
- Ваши боги - мертвые истуканы из камня и дерева, - покачал головой Губитель Заговоренных. - Мне доводилось убивать тех, кто якобы был защищен силой Одина, и они были не сильнее обычных людей. Твоя вера - лжива и таков же ты сам, Эйрик-конунг. Лишь приняв сердцем Бога Живого, можно обрести мир. Я этот мир обрел здесь, в Вингульмерке.
Он вновь окинул взглядом руины домов, черный остов церкви, усадьбу с чужими знаменами.
- Ваши боги требуют лишь крови и захлебнутся в ней, как и все те, кто эту кровь проливает! - Добавил Оттар.
- Но удача покуда на нашей стороне, что бы ни рек ты о богах, которым мы молимся, - снова усмехнулся Эйрик. - Вот и мир, который якобы обрел ты, рассыпаться уж готов прахом. Не знак ли это свыше? Может, кто-то из нас двоих и ошибся верой... но боги сами за нас решат, кто именно. Впрочем, ежели будет толковать об этом, и за три дня с места не двинемся, а ты ведь, как и я, не стоять да языком трепать попусту пришел сюда.
Кивнул Эйнар, была правда в словах вражеских, а потому и херсиру Рваному знак сделал помолчать.
- Скажи Эйрик, дороги ли тебе жизни людей твоих?
- Конечно же, дороги - каждый воин ценен, сколь бы много их не было.
- Уходи с земли моей конунг, коли так, - твердо произнес Эйнар. - Возьми, что награбил и уходи. Видишь же - велика моя дружина и многие свеи падут, даже если и сумеешь ты верх одержать. Не сумеешь ты закрепиться в Вингульмерке, Эйрик, так что добром прошу - уходи.
Он вздохнул, дух переводя, не шли сейчас к нему слова добрые, с трудом произносил он их, тела повешенных вспоминая, каких с деревьев они снимали к Гиллисбергу подходя.
- Готов я тебе простить все обиды и с миром отпустить, если уведешь сейчас людей своих. Подумай, конунг - скольким людям жизни сохранишь, скольким матерям сыновей вернешь, женам - мужей, да детям малым отцов.
- Христианин... - покачал головой конунг. - Что, с Асмундом так же сражался - уговаривал его воинов поберечь?
Оглянулся Эйрик на рать свою, на дружинников верных.
- Коли биться будем, даже если победу не одержу я - то Вингульмерк в крови утопить обещаю. Неважно, в своей, в твоей ли... Ты только не забудь, ярл, что в плену у меня супруга твоя, что дитя во чреве носит. Твое дитя-то? Коли так, в первую очередь о нем ты задуматься должен, и глупостей всяческих мне не предлагать. Признай за мной Вингульмерк, ярл, и конунга своего заставь его за мной признать. А покуда не сбудется это - Сигрун я буду в плену удерживать. Захочешь прорваться сквозь войска наши, освободить жену свою, свеев победив - не выйдет это у тебя. Как только до воинов, что там остались, весть дойдет о том, что ты возвращаешься - они убьют ее, обещаю. Ее, ребенка... Подумай, надо ли тебе это.
Скрипнул зубами Губитель Заговоренных, всякой подлости ожидал он от язычника, но такого - нет. Как можно женщину и дитя невинное погубить? Только у такого подлеца, как свейский конунг мысль могла появиться эта. Но сдержал ярость ярл, не дал волю гневу - что проку сейчас словами бранными швыряться, когда Сигрун в плену у свеев, когда жизни ее и ребенка на кону.
- Далече конунг мой, - произнес Эйнар, наконец сумев с мыслями собраться. - Не один месяц до него весть эта идти будет, а без воли его не могу я признать Вингульмерк твоим, даже если и захочу того. Мне он Харальдом пожалован был.
- Ну коли Харальд далеко, так Рагхильда-кюна, мать его, всяко ближе будет, - возразил Эйрик. - Ее слово, верно, тоже многое значит. Ты передай ей, как дела обстоят - скажи, мол, свейский конунг, будь он трижды проклят, посмел беременную женщину в плен взять. Рагхильда тоже ведь женщина, уж она все поймет...
Он действительно издевался, чувствуя власть свою над ярлом в этот момент. Вспомнил на миг о собственной жене, задумался - а если бы Сванхильд и детей вот так захватил кто? Но тут же отогнал эту мысль. Враг - на то и враг, что против него все средства хороши.
Покачал головой ярл, не по нраву ему было решение такое:
- Не пойдет на это Рагхильда, лишь даром время потеряно будет, - отвечал он, хотя заметно ослабел его голос. - Назови цену любую, конунг, я за злато у тебя супругу выкуплю.
- За злато? - рассмеялся Эйрик. - Ты думаешь, в казне моей золота нет, что я согласиться должен? Не забывай, с конунгом разговариваешь. Нет, мне оно и даром не нужно, Однорукий. Я от тех условий, что предложил, отступаться не намерен.
- Когда-нибудь ты пожалеешь о своих словах, Эйрик-конунг, - вздохнул грустно Губитель, коня поворачивая. - Бог нас рассудит.
Зло зубы сцепил Оттар, что-то произнес тихо Ратибор, но понимали оба, что покуда в плену госпожа их, не станет сражаться Эйнар.
- Дозволь тела наших убитых забрать и похоронить как подобает, - произнес воевода, когда ярл его уже уезжать собрался.
- Забирайте, - безразлично Эйрик обронил. - Хоть что-то тут вашим осталось.
Вернулся конунг к войску своему, ликуя в душе - Эйнар сломлен был, а значит - окончательно побежден.

Леса Согна. Сольвейг и Альвир
(С Тельтиаром)

Две недели минуло с той поры, как Аудмунд купец привел Сольвейг к скрывавшемуся в лесу Альвиру Хнуве. Велика радость была влюбленных, что встретились они, однако и об осторожности забывать им не следовало. Братья Сольвейг желали погубить скальда и их люди рыскали по всей округе, а потом надобно было им тогда бежать прочь от Гаулара. Аудмунд указал им дорогу к одной лесной избе, в которой раньше жил кто-то из его слуг и сказал, что там они могут переждать некоторое время.
Долог и тяжел был влюбленным путь до домины той, однако преодолели они его и жить там остались, ожидая вестей от купца.
Тяжело из отчего дома уйти. В лесу жить тяжело, особенно если привык к богатым оружием завешанным стенам, к услужливым рабыням, если ни руки в студеной воде не ломишь, белье отстирывая, ни горшок тяжелый не поднимаешь, а уж нарядов – не каждую неделю меняй, фибулами серебряными закалывай.
Ничего не замечала Сольвейг, и с радостью жизнь новую принимала. Не нужны были ей кушанья богатые – речами милого сыта была; не нужны меха да обручья кованые – песни Альвира дороже были. Одно тревожило, что поперек воли отца пошла, гнев его и братьев навлекла, богов прогневила, да и не будет покоя на родной земле, до самого моря дойди. Потому нет-нет, да нападала на Сольвейг печаль, садилась тихо к окну и шила, с тоской за окно глядя: не спешит ли гонец от купца с хорошими вестями – да не несут ли йотуны братьев.
Да и Альвир тому рад был, что любимая с ним, но, хоть и привычен стал к работе тяжелой, покуда у Аудмунда находился, а все же уставал сильно - немного было у них запасов тех, что купец им дал, а в лесу пропитание найти нелегкой задачей стало. Да и сам скальд с грустью родной дом вспоминал, отца и брата, что от него отрекся, когда Хнува супротив воли отцовой пошел. Вспоминал он и Квельдульва старого, который его лучше других родичей понимал. Хотелось к ним поскорее вернуться да с невестою. Был уверен Альвир - примут дочь Атли Тощего родичи в семью как родную, не убояться гнева ярлова на своей земле. Но до той поры ждать следовало, пока не прекратит поиски ярл - повсюду люди его, везде разъезды конные, да соглядатаи. Заметят они, прознают где он скрывается - и все, прощай жизнь.
Темно было в тот вечер, необычно темно, рано слишком, лучина тусклая дрожала, света ее больного не хватало, чтобы нитку в иголку вставить. Отложила Сольвейг работу, вздохнула шумно.
- Клен струны, солнышко, может, простили нас в Гауларе, может, зря мы тут прячемся, будто слепые хорьки? Давай вернемся к людям? И отцу твоему буду я послушной дочерью? – протянула руки доверчиво, белые руки, от холода загрубели, а были мягкие, что лебединое крыло. – Что за дело до нас Аудмунду? Занятой он человек, завертелся, знать, некогда ему весточку подать. И без того много помог, до конца жизни, в чертогах Хель долг отдавать – не отдадим.
Обнял девушку Альвир, прижал к сердцу своему и прошептал ей ласково:
- Разве может вяз копий слово брошенное назад взять? Изгнанник я в Согне по воле ярла, а братья твои обещали с меня голову снять и чашу из черепа сделать, - поцеловал в ушко любимую скальд, вздохнул тяжело. - Не будет нам покоя в Гауларе, не простит меня Атли - но переждем до лета жаркого и в Фиорды направимся.
Села Сольвейг потерянно, с горечью справиться не в силах.
- Да, да, все ты говоришь, верно, да только.. – подняла на милого глаза, руку обняла. – доживем ли мы до того, как зацветет на холме липа? Страшно, страшно мне, и в лесу оставаться страшно, ну как уйду за хворостом, и медведя потревожу.. да и домой. – порывисто обняла Сольвейг скальда, прижалась доверчиво. – Как вспомню, что отец меня выдать хотел, пусть за славного воина, да против воли – словно хримтурс дохнет, так и опалит морозом. Не будь тебя – в волны бы, к Ньёрду в служанки бросилась – но как без тебя в его дворце жить буду? Тобой только и дышу, твоими словами только и живу. Скорее бы лето настало… а не послать ли Аудмунду весточку? Расспросить, что в фиордах делается?
- Не пущу я тебя к Аудмунду и сам не пойду, - головою покачал сын Кари старого. - Если узнает кто, так худо будет.
И снова тихий-тихий вздох, как вздыхает, погаснув, лучинка. Сольвейг спрятала лицо в ладонях любимого.
-Спой мне. Спой о том, как прилетают ласточки. Как на снег ложатся синие весенние тени, как неслышно человеческому ухо поет новенькая легкая снекка, не плывет-летит, едва касаясь волн..

Сообщение отредактировал Сигрид - 11-10-2007, 22:01

Вигульмерк. Харек и Эйнар
Со Скальдом

Мрачным вернулся Эйнар к рати своей, да приказав Ярославу погибших у свеев забрать и погребение честное им обеспечить, сам к Хареку коня повернул. Совет ему требовался мудрый и знал он, что ни Оттар, в битву рвущийся да отомстить свеям желающий, ни Ратибор, полководец умный, но в дипломатии мало смыслящий, не помогут.
С тяжелым вздохом спешился ярл перед конунгом Ранрики, поникли плечи его могучие да взор потускнел. Не таким уезжал он на переговоры со свейским конунгом, да совсем разбитым вернулся. А дружина на рать выстроившаяся лишь приказа его ожидала, дабы в бой пойти за землю свою, за церковь сожженную, за убитых.
- Вижу я, нелегким был разговор со свеями, - сказал Харек, увидев приближающегося к нему Эйнара. - Что ты узнал?
- Сам ты, друг мой, видишь, что творится здесь, - отвечал Губитель Заговоренных, но голос его глухо звучал, почти безжизненно. - Не хочет добром земли отдавать свейский конунг, но и битвы честной не желает.
- Я удивлен, отчего он сразу битву не начал. -сказал Харек. внимательно рассматривая Эйнара и его спутников. - Ведь войска у него больше нашего в втрое, и это когда посевной сезон в разгаре. и многих бондов по домам нужно отпускать. Даже я, зная что нужно побольше войска. не решился всех бондов из своих владений забирать, иначе осенью будет нечего собирать с полей.
- У него хирдманы со всей свейской земли, и со всего Готланда и из Вермаланда, - покачал головой ярл вингульмеркский. - Сильная рать, опытная, хоть и мало битв на их долю выпало. А не нападает он оттого, что держит у себя жен и детей наших воинов, и Сигрун у него.
Тяжело слова давались Эйнару, едва мог он произносить их, все о судьбе жены размышляя:
- Негодяй этот обещает убить ее, если я силой вернуть себе Вингульмерк попробую.
- Тогда... Придется договариваться. Я бы попытался под покровом ночи пробраться в селение, освободить Сигрун и наших людей. кто попал в число пленных... А тем временем устроить переполох, поджечь свейский лагерь и само селение и устроить ночной бой... Но у меня самого мало людей, которые прошли Раумарики и Хригнасакр... И со мной нет финнов, которые умеют красться бесшумно...
- А мои люди - бонды в основном, мала дружина отборная, свеев же немало и крепки стены усадебные, - покачал головой Эйнар, руку положив на плечо Хареку. - Благодарен я тебе друг, но не хочу людей напрасно губить. Господь смотрит на нас с небес, что скажет он, когда настанет наш черед покинуть этот мир, если будем жизнями людским играть так?
- Ты так просто готов сдаться? -вспылил Харек. - Уйти, оставив жену в руках свеев? Нет уж. Они уже показали свое вероломство. Им нельзя верить.
- Если мы останемся здесь - он станет убивать наших людей, - огрызнулся Эйнар, тяжко ему было, не мог он уже себя держать в руках. - Пусть забирает себе Вингульмерк, лишь бы они остались живы! Харек, вспомни, Сигрун ждет ребенка! Моего сына, я пятнадцать лет ждал наследника и теперь не могу рисковать его жизнью!
- Тогда... Я думаю, нам нужно проявить твердость... Например, выкрасть его самого... И заставить выпустить твою жену и всех наших людей...
- Как ты себе это представляешь, Харек? Он сидит в моей усадьбе, окруженный десятками стражей!
- Но не сотнями. - заметил Оттар. - А раз так, то у нас должен быть шанс. Например, выманить его под каким-нибудь предлогом. Допустим, изобразить посольство. Ты, Харек, кажется удачно сделал нечто подобное в Ирландии.
- Оттар, - одернул его ярл. - Если у нас не выйдет - он убьет Сигрун! Харек - что бы ты сам сделал, если бы он удерживал у себя Гиллеад?
- Убил бы его на месте. - просипел Харек сквозь зубы. - Или сразу бы захватил его в плен.
- И ты не боишься, что его люди убьют ее?
- Потому что он н все равно ее убьет, рано или поздно. -сказал Харек. - Что ему стоит?
- Ему нужен Вингульмерк, - произнес Эйнар. - И он знает, что сможет получить землю, лишь оставив ей жизнь, иначе, я сам утоплю его в его же крови!
Впервые видел Оттар ярла столь разъяренным. Точно и забыл Эйнар, что крест носит на груди, таким гневом очи его пылали.
- Тогда... Пусть вернет Сигрун , и с ней всех наших людей, кто захочет за ней пойти. На наших глазах. Иначе не видать ему Вингульмерка... К тому же, ты только за Скауном этой землей владеешь, а на том берегу Асгаут ярл со своей ратью из Винугльмерка, Вестфольда и Эстфольда.
- Я пытался договориться с ним на этих условиях, - протянул Эйнар, приняв из рук воина одного копье, и оперевшись на него. - Но Эйрик желает, чтобы Рагхильда или Харальд подтвердили, что отныне эти земли принадлежат ему. Моего слова свею мало.
- Рагхильду он сам не видел. - сказал Харек. - А потому мы его можем провести. А тем временем... Сообщить ей, что свеи вероломно напали, без объявления войны, и земли наши заняли, пока ты Асмунда усмирял.
- А кто Асмунда взрастил? Торлейв с Асугаутом - напомнил Оттар.
- Да только пес этот себя конунгом объявил самозванно, - поспорил Эйнар. - Но скажи, Харек, добились ли успеха гонцы твои, что к Рагхильде отправились?
- Пока никаких вестей от них. Да мы и не дожидались гонцов своих. Едва ваш гонец к нам с вестями про Асмунда прибыл, я сразу собрал всех, кого мог за день собрать, и отправился тебе на подмогу.
- Хорошо иметь такого друга, как ты Харек, - улыбнулся ярл, даже в глазах его теплота вновь появилась, не смотря на испытания тяжкие, что ему выпали. - Сам я отправлюсь к Рагхильде, дабы усыпить бдительность Эйрика и поддержкой ее заручиться, ты же свой план попробуй в исполнение привести, коли получиться - до конца дней твоим должником останусь.
- Уж мы ему устроим, - потер ладони Оттар.
- Нет, Оттар, ты со мной поедешь, - осадил его ярл. - Горяч ты для дела такого, так что заместо себя я Ратибора оставлю.
- Главное женщину найти, которая статью и манерам знатной будет. А уж агдирские знамена и стяг с хригнарийским оленем мы как-то раздобудем, - сказал Харек.
- Уверен - у тебя они еще сохранились, - улыбнулся Эйнар, проходила тоска его. - И скажи мне еще - есть у тебя в войске священник?
- Нет, - ответил Харек. - Тот что у ирландцев был, так в Ранрики и остался. А те кто со мной из Камбрии и Нортумбрии пришли, те сами по себе.
- Надо Асмунда крестить, не хочу откладывать дело это.
- Отправьте его в Гардарики. - Сказал Харек. - Здесь эту змею нельзя оставлять. Я бы его казнил за все злодейства. Или Рагнхильде отдал, да уж незнаю - вдруг Асгаут найдет, чем его обелить перед кюной.
- И отправлю, но сначала при мне пусть крест примет, - твердо Эйнар произнес.
- А еще лучше, чтобы далеко не ходить, в Хедебю его отправить - сказал Оттар. - Там и храм есть, и священники. Уж они решат, что с ним делать. А крест пусть примет. Чтобы не посмел снова какую-то гадость нам устроить
- Вон река есть - пусть заходят все, кто креститься хотели, - то уже Ратибор добавил. - Ты их, ярл, мечом своим крести, тем у которого в рукояти мощи святые спрятаны.
- А я пока в селения пошлю... - сказал Харек. - Может на том берегу среди жен хельдов найдется добрая женщина, которая нам помочь согласится.

Земли английские. Конунг Гандальв.

Вои альвхеймарские налегали на весла, и драккары медленно плыли вверх по реке. Непогода, заставившая Гандальва задержать возвращение, временно уняла свою ярость, и викинги с интересом смотрели на берег. То тут, то там по дороге взгляд упирался в развалины: англы старались держать воду под денным и нощным надзором, зная, как любят норвежцы да даны нападать с водной глади, но не помогло то им удержать эту землю. Проводник, Снорри назвавшийся, с удовольствием хвастал подвигами Ивара – ибо слава вождя всех людей его бликами освещает. Немало слов было сказано им и про самого Рагнара, что когда-то дошел до градов франкских, собрав там обильную жатву мечем. По словам Снорри, Рагнар Кожаные штаны как раз возвращался с добычей, когда боги отвратили свой лик и позволили ему сгинуть в полоне. При словах этих юнец, еда вошедший в воинский возраст, глазами сверкал да меч сжимал дланью. Видно было, что рода хорошего и в битве обузой не будет. Гандальв сего слушал – да внешне оценивал.
«Хорошие вои у датского конунга. Сразу видно: не слабосильные да не трусливые. Викингу, что таких вот мужей из мальчишек воспитывает, руку пожать не зазорно».
- Элла, муж слабый да низкого рода, которого англы тогда над собою поставили, Рагнара Вальхаллы лишил. За то господин мой да братья его короля покарали примерно, да взяли себе его земли. С тех пор было здесь много битв и двигалось войско наше все далее. Жены саксов устали уже оплакивать воинов. Сейчас государь Ивар с братьями владеет здесь большими угодьями, а скоро, с благоволения Тора, и над всей землей встанет.
- Радуется сердце мое рассказам про доблесть Ивара да удачи военные, - отвечал на то Гандальв. – Буду рад я с ним встретиться ибо земля велика да мужами великих достоинств взор редко радует.
- То заповедано Хеймдаллем, что рабов да крестьян всегда больше, чем ярлов, - важно ответил юнец. Явно было, что себя он относит к роду высокому, и конунг Альвхеймара не спешил то оспаривать. Снорри и впрямь был похож на младшего сына, которого строгий отец, по обычаю, отправил в поход.
Впереди у альвхеймарцев был Бристоль, и Гандальв был уверен, что Ивар Рагнарсон уж ждет их прибытия. Даны не взяли бы эти земли у саксов, не будь умны и хитры: у них наверное способ был быстро весть донести.
И впрямь: голубь ручной уж спешил к датскому конунгу…

Вингульмерк. Эйнар и прочие

Не бросал на ветер слов ярл Вингульмерка - по приказу его все, кто желал в веру правую обратиться доспехи скинули и в реку вошли, было их не меньше четырех сотен человек - все больше те, кто раньше на стороне Асмунда воевал, а кроме них и некоторые из дружины Эйнара, кто не крещеные еще были. Асмунда же самого двое воинов в реку внесли, так как тяжело ему ходить было, да неприязненно он смотрел на окружающих, хотя и не сопротивлялся.
Встал на берегу сам ярл, поднял меч свой рукоятью кверху, да осенил знамением крестным их, так что на лезвии лучи солнечные заблестели.
- Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа, - завершил крещение Губитель Заговоренных. - Выходите из вод, братья во Христе!
Вышедшим кресты подарили деревянные, только что вырезанные - не было сейчас ни серебра у ярла, ни даже меди, лишь деревянные крестики на веревках простых мог он людям дать. Но те понимали тяготы ярла своего и с благодарностью этот подарок принимали.
Лишь Асмунду надел Эйнар крест серебрянный, на цепочке тонкой - раньше отцу Григорию крест этот принадлежал, теперь же хотел ярл, чтобы вера этого святого человека, принявшего смерть от язычников, передалась Асмунду. Тот лишь зубами скрипнул.
- Не забывай, клялся ты, что в монастырь уйдешь, - напомнил ярл.
- Как только в Норвегии монастыри появятся, - сплюнул сын Альхейма.
- В Дании уже есть, - покачал головой Губитель Заговоренных. - Туда и отправишься. Эй, Ратибор!
- Да, ярл, - воевода подле оказался.
- Стереги Асмунда до той поры, покуда не вернусь я.
- Не сомневайся, ярл, никуда он не денется.
- И за людьми его приглядывай, - добавил Оттар. - Хоть и крестились они, а доверия у меня к ним ни на грош.
Кивнул Ратибор, а вскоре уже попрощался с ним Эйнар да с Хареком и поспешил в Сарасберг во главе отряда небольшого в две дюжины воинов всего. Остальная же рать лагерем встала в переходе одном от Гиллисберга, дабы дальше не дать свеям пройти и план хитрый Харека Волка в жизнь претворить.
Но о том, удалось ли им это или же нет, не знал Эйнар, коня загонявший, дабы поскорее к кюне прибыть. Три дня спустя увидал он вдали усадьбу конунжию, в которой когда-то подарил ему Харальд Вингульмерк во владение за помощь в сражении против Гандальва. За битву ту, в которой потерял он руку, а Сигрун защищала Рагхильду от воинов Серого Конунга, когда там творила свое чародейство.
Должна кюна помнить службу верную и то, как не единожды спасали ей жизнь и Эйнар сам и супруга его. Должна помочь ему в беде, должна понять его, если у Харека не выйдет ничего.

Земли норвежские. Хаки Гандальвсон.

Пока корабли властелина Альвхеймара бороздили английские воды, его младший сын, потерявший и имя и род, шел по следам ярла Кровавого. Знал Хаки про планы лихие самозваного конунга и ожидал поле битвы увидеть. Хоть и не любы ему были агдирцы да прочие вассалы Харальда, но в деле этом к ним более сердце лежало. Довольно смотрел бывший конунжич на непотребство, Асмундом в селеньях творимое. Словно зверь в ярла вселился – так лютовал, не давай пощады ни женщинам на сносях, ни детям. Любой, кто дерзнул властелина Кровавого словом не приголубить, аль взором дерзким ожечь вмиг пищей ворон становился.
А этот день вышел Хаки на поле, следами истоптанное. Взор охотника цепко впился в траву, читая знаки событий с той легкостью, как родовые знаки на стяге. Трава говорила, что Асмунд встретил здесь рать чужую. Но тщетно альвхеймарец искал взором след битвы: видимо было, что гридни просто стояли напротив друг друга, смотря. Хаки вдруг вспомнил свой поединок с Харальдом, отдавший Саросберг в руки Агдира – и поспешил ту догадку проверить. И впрямь: битва была, но лишь предводители меч обнажили. Кто победил? Альвхеймарец стал всматриваться вдвое внимательнее. Пришли с разных сторон – а ушли в сторону от воев Кровавого, причем один шел сам. А другого, видать, на руках утащили. Значит, Один не дал Асмунду ратной победы. Хаки улыбнулся довольно: мудрость Высокого смертному непредставима, но в этом бою он, видать, глаз единственный с поединщиков не спускал. Оставалось узнать, кто был тем воем, что заборол самозванца. Хаки встал на ноги, штаны отряхнув да к селенью направился. Слухом земля полниться: уж вестимо, бонды знают кто с кем ратился неподалеку. А, ежели знают, то язык во рту не удержат: крестьян слишком манит мир воинский, мир острых мечей и блестящих кольчуг. Сын Гандальва на битвы уже насмотрелся. Но – не мерить же всех той же меркой.

Сарасберг. Торлейв, Асгаут и братья Вебьернссоны.
С Тельтиаром, да хранит его Фрейр!

Обещал Торлейв братьям Вебьернссонам, что скоро узнают они что-то - уж о чем точно жрец толковал, даже Сигтрюгг только догадываться мог. Только когда слуга в барак заглянул да передал, что жрец их к себе в хижину просит, они и подумали - сейчас-то и откроется им все.
- А может, и не о том вовсе речи он поведет, - возразил Халльвард брату, когда шли они к отшибу, где обитель жреческая располагалась, далеко от деревни.
- Нутром чую, так и будет, - упирался Сигтрюгг. - И как всегда мы за чем-нибудь понадобимся.
- Не привык еще? - рассмеялся Халльвард. - Так мы за тем и здесь, Харальду-конунгу служим. Ладно же...
И постучал он в дверь, дав знать, что пришли они, а после приоткрыл ее:
- По просьбе твоей явились, Торлейв-жрец! Дозволишь зайти?
- Да уж заходите, заждался я, - отвечал на то Торлейв, на полу сидючи. Была хижана жреческая не столь просторна как изба его бывшая, да только покуда в опале находился, пришлось комфортом пожертвовать. Зато уважение к жрецу возвращалось постепенно, пусть и любили припомнить похождения его селяне, да только Фредрика стараниями на нет слухи эти сходили.
- Спешили как могли,- вздохнув, соврал Сигтрюгг, вместе с братом внутрь входя. - По какому же делу ты вызывал нас, почтенный?
- Да по какому он вас мог вызвать, - хмыкнул из угла темного Асгаут ярл, что до этой поры незаметен был. - Все одно на уме у жреца...
- Не дерзи, - служитель Тора бросил. - Авы братья садитесь на шкуры, не стесняйтесь. Разговор долгим будет.
- Добре, - удивленно Халльвард кивнул, опустился на одну из шкур, и младший рядом с ним. Взглянули на Асгаута - может, хоть нмаек какой даст - но напрасно; тогда же просто слушать приготовились.
- Слыхали вы наверное - Эйнар в селение пожаловал, - разговор начал серьезный Торлейв.
- Теперь слыхали, - насторожился Халльвард. - И что же надобно здесь Однорукому?
- Одину то лишь ведомо, - вздохнул жрец, варево какое-то помешивая в котелке небольшом, что на огне посреди хижины находился.
- Расположился иноверец в домине с двадцатью людьми, ждет когда его кюна наша примет - скоро уж срок назначенный настанет, - Асгаут рассказ продолжил. - И Оттар Рваный с ним прибыл.
С укором слова эти прозвучали.
- Э... - запнулся Халльвард. - Так вы хотите, верно... чтобы мы начатое до конца довели?
"Еще чего", мысленно возмутился Сигтрюгг, "вон сколько уж выстрадали из-за них!"
- Не вздумай даже! - Привстал даже Асгаут. - Дядя ваш мертв, на кого теперь валить будете?
- Да уж... - почесал затылок Халльвард. - Но вы же нас сюда не за тем пригласили, чтобы просто весть такую нам сообщить?
Рассмеялся ярл, а жрец продолжал зелье свое варить, да так сказал, головы не поднимая:
- Так просто вас звать - это время тратить и мое, и ваше. Как рука твоя, Халльвард?
- Да ничего, затянулась почти - но рубец уродливый на всю жизнь небось останется, - юноша вздохнул, на ладонь свою глядя. - Впрочем, это ничего - его ж не видно почти.
- Плохо это, - покачал головой жрец.
- Почему - плохо? - не понял парень.
- Кюне надо бы рану показать было уродливую с ожогом, - пояснил Асгаут. - Тогда проще было бы обвинять нам мучителей этих.
- Что же сделаешь теперь, - пожал Халльвард плечами. - Вот странность-то, что мне хорошо, то вам плохо... Не жечь ведь мне ее второй раз, только чтоб кюне показать.
Задумался Торлейв, палкой железной угли поворошил в очаге.
- Готов ты пострадать за дело наше, Халльвард? - Асгаут спросил.
- Опять?! - воскликнул Халльвард. - Прежде враги пытали меня, а теперь свои же хотят на мучения толкнуть?
- Успокойся, пошутил ярл, - улыбнулся в бороду густую жрец. - Нам и шрама хватит, коли приложишь ты к нему все красноречие свое.
Облегченно вздохнул юноша.
- Уж это я смогу, постараюсь.
- А ты, Сигтрюгг, о чем мы уславливались помнишь?
Задумался тот на миг.
- Помню...
- Слово в слово, отрок, - добавил Торлейв. - Слово в слово и вид прими жалкий, дабы сердце кюны к тебе повернулось.
- Да знаю, не впервой уж, - заулыбался Сигтрюгг.
Довольный взгляд бросил на них Асгаут, видно было - рад он, что принял на службу их, не смотря на ошибки некогда допущенные.
- Поутру призовет к себе Рагхильда Эйнара для разговора, - продолжил он указания давать. - Сумел я к ней человека послать, который ее уговорил на совет этот позвать и Ассу старую, и Торлейва, и меня, и вас братья. Так что готовы будте, хитер иноверец, до сих пор не удалось мне дознаться, зачем он пожаловал.
- Ладно, - кивнул Халльвард.
- Расстараемся, вы уж поверьте, - хохотнул Сигтрюгг, - Эйнар сам поверит в то, что он такие зверства над нами вытворял. Утром, значит... Будем готовы, еще как будем!
- Жаль, Харека с ним нет, - ярл молодой добавил. - Расправились бы с обоими иноверцами сразу! И за руку бы твою поквитались, Халльвард.
- Ничего - уверен, ему воздастся еще, - старший брат отвечал.
Довольны были ответом таким и жрец, и ярл.
- А как там имение твое? Послал уже Торхаля управителем в Хисинг? - Асгаут на последок спросил?
- Только сегодня сказал ему; вечером отправится с кораблем он, - отвечал Халльвард.
Удовлетворенный, отпустил их жрец, и вернулись к себе братья.
- А Торхалля надо найти срочно, - улыбнулся Сигтрюгг, как к бараку они подошли. - А то ж не знает, бедняга, еще, что он на Хисинг поплывет.

Фьорды. Усадьба Кведульва. Торольв и его отец Ульв.

Славный драккар со снятой мачтой отдыхал от дальнего похода в корабельном сарае, ожидая заботливого осмотра и смолы, а в усадьбе Кведульва готовился для походников пир. Старый Ульв позвал Эйвинда и его людей погостить у него пару дней, послав весточку Кари-берсерку, и поселил их в просторном дружинном доме. Все радовались возвращению воинов и славной добыче.
Показал Торольв отцу награбленное, показал и своих пленников. Глядя на толстощекого Снорри, Ульв хмыкнул:
- От такого в доме проку маловато будет…
- Он выкуп в сундук серебра обещал за себя! – Торольв с прищуром посмотрел на купца, - Говорит, ценит его Сульки-конунг!
- Так то он обещал… - задумчиво произнес Кведульв, - Знаешь ли ты, сын, что приходили люди Аудбьорна-конунга сюда?
Молодой хёвдинг плотно сжал губы, затвердели скулы его:
- О чем говорил ты с ними?
- Конунг сильно недоволен тобой и Эйвиндом. Нам пришлось заплатить по пять марок серебром за каждого викинга, что ушел с тобой. За тебя я заплатил виру в пятнадцать марок. А затем они наведались к Кари-берсерку…
- Хель забери Аудбьорна! Это половина от того, что взяли мы в походе! Как он посмел…
- Он – конунг, и волей своей запретил он ходить в морские походы. Мы ослушались его и должны были заплатить.
Под спокойным взглядом отца Торольв постепенно остыл, гнев его утих. Кведульв тем временем продолжил:
- Если бы я не верил в твою удачу, не отпустил бы тебя. Ты привез много добра, и пленил хорошего кузнеца… дай мне меч, что на поясе у тебя висит!
Торольв протянул отцу меч Орма, вынув его из ножен. Матово поблескивала поверхность клинка, узорчатая рукоять удобно легла в ладонь старого воина. Кведульв не взмахивал и не рубил мечом – просто держал его в руках, любуясь игрой света и металла.
- Такие клинки оплачиваются серебром по весу…
- Какой толк от раба, который отказывается работать? А этот упрямец отказывается даже принимать у нас пищу! Он жив лишь потому, что ему дают еду другие пленники из Страндхейма. Тяжело же будет сделать Орма-трэля из Орма-кузнеца!
Кведульв посмотрел сыну прямо в глаза:
- Это оставь мне. Кузнец будет ковать для нас.
Что-то промелькнуло в его взгляде, что заставило Торольва опустить голову.
- Купца же возьми на свой двор – пусть работает по дому. Он будет нужен – мы отдадим его Аудбьерну.
- Не слишком ли много получит от нас конунг?! Серебра, которое он забрал у нас, хватит чтобы купить несколько десятков хороших рабов!
Кведульв покачал головой:
- Все-таки молод ты слишком … Очень скоро по фьорду пойдут слухи о плененном купце из Роголанда. И если этот торгаш не врет, то Аудбьорн сам пожалует к нам. Если же купец лжёт – пусть конунг сам разбирается с ним, мы же получим его благодарность.

Шумел дружинный дом – воины готовились к пиру. Доставали вышитые рубахи, готовили серебряные обручья и застежки – девкам дарить. Ставили дубовые столы низкие скамьи – всем хватит на пиру места!
Вздохнул Кведульв, нелегко было ему произносить эти слова:
- Наступает тяжелое время. Мы должны держаться Аудбьорна и уповать на богов. Хорошо, что ты привел всех воинов живыми. Возьми свой меч! - с этими словами хозяин усадьбы протянул Торольву клинок.
Кведульв ушел распоряжаться подготовкой к пиру, оставив Торольва обдумывать свои слова. Знал старый, что нелегко будет сыну понять и принять их. Молодой викинг присел на валун, повертел меч в руках. Затем резко поднялся и подошел к связанному Снорри, рывком поставив того на ноги:
- Подымайся, купец! В моем доме для тебя есть много работы, может найдется и малость еды. Шагай за мной!

Кюна Рагхильда. Сарасберг.

Рагхильда вошла в зал и посмотрев на конунжий трон села в небольшое кресло рядом. Обвела взглядом еще пустой зал длинного дома и покачала головой, отчего звякнуло серебро щедро украшавшее ее. Что-то запаздывали с разговором викинги. Кюна погрузилась в думы тяжелые. Уже вторую ночь она практически не спала после того разговора с Асгаутом. Да хотела она чтобы сын женился, и сама Ассу ему советовала, но не хотела власти над сыном терять. Это ее сын и ее власть. Не только над ним, но и над Норвегией. Тряхнула головой кюна, мысли отгоняя, но не желали они улетать вновь на голову садятся.
Так и застали ее в думах просители аудиенции.
Первым Эйнар вошел в сопровождении Оттара Рваного, что подозрительно на стражу у дверей косился. Потребовали гридни, чтобы все оружие за дверьми залы осталось и дотошно каждого пришедшего обыскали. Следом за Губителем Заговоренных появился и Торлейв жрец, бороду седую колечками завивший, да плащ узорчатый на плечи накинувший, а после него - Асгаут ярл, наместник Харальдов, так же севший недалеко от кюны Рагхильды. Молчала пока еще госпожа, лишь взглядом всех поприветствовала, точно ждала чего, а с нею вместе и остальные все ждали, не решаясь слово сказать до того, как кюна позволит.
Но вот вновь дверь отварилась и появилась Асса старая, на трость опираясь, а следом за ней, как пес верный, Тьодольв Каменная Башка.
Заняла старая кюна место так же возле трона, хотя по глазам ее видно было, что хотела она на трон сесть, дабы выше иных находиться.
- Да будет Один милостив к Вам вои славные, - приветствовала их Рагхильда. - Я жду тех слов, что сказать вы хотели.
Одновременно женщина сделала жест рукой, отчего звякнули браслеты тяжелые серебрянные, а тот что предплечье стягивал в свете факелов чеканкой богатой сверкнул, и рабыни мед гостям подали.
Неприятно было Ассе пренебрежение такое, что ей, первой по старшинству, невестка даже слова не сказала, но пока не стала спорить хитрая кюна, лишь лицо ее немного более хмурым стало, да Тьодольв напрягся странно. Опасен был ярл этот даже безоружный, а уж о верности его кюне уже байки по деревням ходили: мол и жену бросил молодую, и дитя малое, чтобы старухе прислуживать.
Эйнар с места своего поднялся, рукою увечной перед собою указав:
- Мудрая Кюна, издалека прибыл я, дабы вести поведать черные, - начал он. - Ярл Асмунд, что был поставлен Вестфольдом править с большой ратью вторгся в мои земли, нарушив мир, установленный сыном твоим Харальдом.
- Асгаут? - впился в ярла взгляд колючих как льды северные глаз. - Как это понимать?
Ярл провел ладонью по бороде, выдержав взгляд правительницы, а затем произнес:
- Асмунд лишился рассудка, но, вопреки словам этого христианина, - пренебрежительно отозвался он об Эйнаре. - Я могу заверить тебя, госпожа, что не мог добыть себе большой рати сын Альхейма, ибо Вестфольд за предательство свое утратил он, как и Раумарики, беззаконно им захваченную. Ты сама херсира Торварда назначила земель тех лендрманом. А то, что неблагодарный сын славного отца в Вингульмерк пришел - так не затем ли ты там поставлен был, Эйнар, чтобы от лихих людей фюльк оборонять?
Вслушивался Оттар в слова ярла, да кулаки сжимал от злости - утратил значит Асмунд свои владения, да и о предательстве его известно Асгауту было, но не стал он добивать изменника. Видать хотел, чтобы в ярости безумной Кровавый ярл Эйнару кровь пустил, не иначе!
- Ты, Эйнар, что скажешь?
- Одолел я в поединке Асмунда, - продолжил речь свою ярл Вингульмерка. - Войско его частью мне присягнуло, частью по домам вернулось.
- А сам Альхеймсон? - Торлейв нетерпеливо спросил.
- Крещение принял и ныне при войске моем остался, - отвечал ему Губитель Заговоренных.
- А почему же ты его, предателя, на суд кюны не привел? - Гневно служитель Тора воскликнул.
- Успокойся, жрец, наверное, веские основания у ярла были, - опасный блеск в глазах кюны загорелся.
"Христиане, будь они неладны со своим всепрощением. Этак и до бунта в землях сына недалеко, если каждого прощать", - пронеслось в голове Рагхильды.
- Асмунд грехи свои в монастырь уйдя замолит, - Эйнар добавил.
- Предателей на дереве вешать надобно, а не жизнь им оставлять, - Асгаут ярл слово взял. - Какое право у тебя было самолично суд вершить над ним, коли он не тебя, а государя нашего, Харальда, предал?
-Тихо! - приказала кюна, руку поднимая. И вновь свет факелов и очага сверкнул искрами на богатых украшениях, кои зависливый взгляд Ассы вызвали, ей должны были богатства сии принадлежать, так она считала.
"Ох, тяжко мне. Зачем в рядах наших христиане".
- Эйнар, а если бы ярл сей жену твою убил, да тебя предал? Ты его тоже простил бы?
- Асмунд много подлости совершил, да не он у горла жены моей нож держит, - спокоен голос ярла был, да один лишь Оттар знал, какая ярость в Эйнаре в этот миг пробудилась и скольких сил требовалось ему, чтобы гнев этот сдержать. - О другой беде хочу я поведать ныне...
- Что не слово, то известие черное, - хмыкнул Торлейв. - Нет удачи от этого человека. Удивлен я еще более, как это удалось ему, калеке, Асмунда в поеденке одолеть.
- На то воля Господа была, - сталь проявилась в голосе Губителя Заговоренных. И раньше не ладились отношения его со жрецом, а уж узнав, как опозорил Гиллеад Торлейв, и вовсе презирать его стал Эйнар.
"Что за день такой о, все боги Асгарда?", - вопрошала Рагхильда. - "Чем прогневили вас? Что не слово, то беда наша."
- Так о чем ты? - стараясь казаться спокойной спросила кюна.
Рабыни тем временем мясо пред гостями поставили да хлеб принесли.
Асгаут за угощение прянялся, вполуха слушая христианина, покуда тот речь продолжал:
- В то время, как я против Асмунда на границе с Хейдмерком сражался, вторглись в Вингульмерк свеи из Вермаланда с большим воинством и много деревень захватили. Рать моя и дружина Харека Волка навтречу им выступила, возле Гиллисберга с войском Эйрика Свейского столкнувшись...
- Скажет сейчас, небось, что силою своего бога и это войско одолел, - усмехнулся Торлейв, бородою поигрывая. - А Харек-то сам где? Али боится на глаза кюне показаться с той поры, как предал ее, на сторону Сигварта перейдя?
Не смог себя в руках удержать Оттар, с силой кулаком по столу стукнул, ярость выплескивая:
- Да как ты посмел, жрец ничтожный, напраслину на конунга Харека возводить?!
Рагхильда едва медом не подавилась, услышав такое, да только спросила холодно:
- Конунга? С каких пор?
- С тех пор, как он всю Ранрики под свою руку привел да морских конунгов к повиновению призвал, - процедил Оттар Рваный.
- Самым главным пиратом стал, - хмыкнул Асгаут. - Ну да немудрено с его то повадками.
Распалялся все больше Оттар, да только Эйнар ему ладонь на плечо положил, произнеся тихо:
- Сядь, друг, - а после сам ответил: - Нет человека в Норвегии честнее и благороднее Харека Волка, в том я на Библии поклясться готов. И при нем Ранрики славу пиратской вольницы утратит, но вернет славу торговую свою. А обвинения ваши пусты, жрец и ярл, и лишь в злословии вы здесь превзойти друг друга пытаетесь. Госпожа, - вновь к кюне обратился он. - Не завершил я рассказ свой, ибо не смотря на то, что велика была дружина моя и Харека, но битвы не случилось и до сей поры свеи Гиллисберг удерживают.
Рагхильда выдерживала паузу, затем слегка подавшись впере, спросила:
- Я женщина, ярл, почему я должна мужские проблемы решать? Вы воины.
- Госпожа, - впервые дрогнул голос Губителя Заговоренных. - Эйрик Свейский хочет, чтобы ты за ним признала владение Вингульмерком.
Рагхильда тихим, но от этого опасным голосом молвила:
- А на что мне и сыну моему ярлы такие, что не знают как мечем проблемы решать? Может мне пойти на поле боя валькироию из себя изображать? Почему до сих пор этот свейский прихвостень на моих землях?
Кюна ярилась, бесилась, но внутри. Внутри все кипело.
Молчал Эйнар, слова подыскивая, а Торлейв вновь привстал:
- Отвечай, иноверец, неужто ты по завету бога своего, без боя решил сдать владение?! Как тогда вообще посмел ты на глаза нам являться?!
Блеск злой в глазах ярла появился, на слова такие, но все же кюне он сдержанно ответил:
- Пленил Эйрик многих жителей Гиллисберга и среди них жену мою Сигрун, а в случае если бой ему дадим, убить их всех грозит.
Взгляд голубой огнем полыхнул, затопив им Эйнара.
- Ты мужчина? Воин? Или тряпка иноверская? Может христианство кровь твою в воду превратило? - почти шипела кюна на ярла.
Погасли глаза эйнаровы, опустил он голову:
- Госпожа, прошу, вспомни, что Сигрун не единожны жизнь твою спасала! Вспомни, как я и Харек из плена берсерка тебя с братом выручили, когда отец твой убит был! Никогда ничего не просил я за службу свою, лишь сейчас умоляю - позволь мне супругу свою от смерти спасти!
- Ценой Вингульмерка! - Поднялся тут уже в полный рост Торлейв жрец. - Не велика ли цена для бабы, в доспехи мужские рядящуюся?!
- Сядь Торлейв! - рявкнула кюна, затем голос понизился слегка. - Ты мне всегда вспоминать будешь, что спас от берсерка? Моя жизнь ценна, но не ценней земель и людей на них живущих. Твоя просьба неприемлема.
- Он убьет мою жену и ребенка, который еще не родился, если ты откажешь! - Воскликнул ярл, культей бесполезной взмахнув. - А с ними еще множество людей, которых рабами сделал.
- Убьет? Что ж они сами свою судьбу выбирали. Те кто чтят Одина рабами не станут, а жизни свои дорого продадут, - жестко ответила кюна. - А жена твоя? Крестилась и также безвольно за пленителем своим пошла.
- Неужели в твоем сердце не осталось милосердия, Рагхильда?!
- Времена нынче жестокие, - парировала Рагхильда, взгляд свой в Эйнара воткнув, словно клинок острый. - А ответь мне, в твоем сердце есть жалость? Али как оно называется? Смирение христианское? Кто двух отроков чуть не до смерти запытал? Родичей харальдовых?
- Ублюдков этих! - Не сдержался тут Оттар, хоть и бросал ему взгляд предостерегающий Эйнар. Сильна была злоба херсира к Вебьернсонам, что убить его не единожды пытались, вот и выплеснулась она. - За мною они, по пятам, словно волки следовали, да жизни лишить не единожды пытались. Или же к родичам своим у славной кюны иная мера, нежели к другим всем?
- На то суд конунжий есть! - отрезала Рагхильда.
- Помню я суд этот - попросту отпустить их ты приказала, кюна, - проскрежетал Оттар. - А они людей потравили!
- Клевета, - бросил тяжелое слово Асгаут ярл. - Довольно слушать их речи лживые, госпожа моя! Позволь отроков этих позвать и сами они расскажут все как по правде было.
- Зови! - не сводя тяжелого взгляда с Эйнара и Оттара, повелела кюна.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 26-09-2007, 10:16

Халагаланд,Брюнольв

Только светать начало, как к острову Лека причалил корабль Брюнольва. Песчаный берег приветливо встретил их, защитив завесой тумана от чужих взглядов. Вышел Брюнольв на брег, оглянулся кругом – сквозь матовую дымку тумана просматривался лес, а восточный краешек мягко светился розоватым светом.
-Покуда туман не спал, надобно до дома Харека и Хрерика добраться – коль успеем пораньше нагрянуть, то не испугаются они, да про всё расскажут нам. – зол был Брюнольв и мысли о предстоящей расправе предавали его голосу зловещую интонацию.
-Сигват, Хлёдвир, Мёрд, Гест – оставайтесь на корабле! Эгиль, Вестильд, Торви, Бьярни, Храфн и Асвальд – идите вперёд! Остальные идут вместе со мной…хотя, Хёгин и Торвальд, подойдите ко мне!
Два воя тут же оказались перед Брюнольвом. Он тихо, настолько, что даже вои еле различали слова, сказал:
-Отправляйтесь чуть позже нас, так, чтобы никто не заметил. А потом останьтесь в лемму и наблюдайте. Обо всем доложите мне.
А потом он сказал громче, для всех:
-Будете идти сзади, вдруг они нападут как трусы, из-за спины!
Брюнольв кивком отпустил их, и оба воина ушли к кораблю.
Сам лендрманн проследил взглядом за шестью воями, уже почти скрывшимися из виду в густом тумане.
Через пять минут он подозвал к себе всех воев, кроме остававшихся на корабле и Хёгина с Асвальдом. Через некоторое время и они растворились в белом мареве.
Следующими ушли двое наблюдателей – они прошли по следам остальных в лес, но через некоторое время свернули и обогнули бухту. Они спрятались за кустистыми низенькими деревьями, росшими так густо, что даже холодный назойливый утренний ветер не мог пробиться через него, хотя упрямые ледяные струйки-змейки холодного воздуха всё же пролезали сквозь тесно переплетённые ветви и щекотали затаившихся воев.

А тем временем, отряд Брюнольва уже почти дошёл до усадьбы Харека и Хрёрика. Та угрюмо смотрела на непрошенных, но жданных гостей холодными оконными глазницами, пустыми и оттого более зловещими. Сам дом насмехался над Брюнольвом, печально кривясь скрипучей дверью.
Брюнольву сделалось так погано на душе, что он чуть было не отдал приказ возвращаться – так гадливо и мерзко смотрели на него пустые окна застывшего в усмешке дома. Но тут дверь усадьбы распахнулась, и на порог вышел Харек.
-Надо же, какие гости! Никак братец мой пожаловал! Ну, проходи, гость незваный. Эй, мать, накрывай на стол!
Поёжившись, Брюнольв шагнул под неприветливую сень дома.


Через десять минут в просторной зале, окутанной полумраком и лёгким запахом тления, сидело трое мужчин и пили эль.
-Зачем же ты пришёл сюда, Брюнольв? Скажу честно, мы тебя не ждали. – сказал Харек, смешливо щурясь.
Брюнольв со злостью выдохнул через сжатые зубы и, разрубая короткими ударами слов воздух, процедил:
-Ты знаешь зачем…В усадьбу мою вы с братцем красного петуха запустили? Верные люди мне доложили, что слышали, как люди твои между собой о тебе говорили, да о наказе твоём – сжечь мой дом!- лендрманн почти перешёл на крик, но потом осекся, глубоко вздохнул и спокойно закончил, - Или ты посмеешь сказать, что это не так?
Хрёрик удивлённо приподнял брови:
-Брат, о чём он говорит? Разве это так?
Харек успокаивающе приподнял ладонь и, прямо смотря в глаза Брюнольву, сказал:
-Посмотри на мой дом, на мою усадьбу! Посмотри – дома пусты, не слышно ни смеха, ни говора! Как ты думаешь, отчего? Нас в прошлом месяце мор навестил. Почти вся деревня погибла. Ну а те, кто выжил, могут думать сейчас лишь о выживании. Да, мы с братом хотели отомстить тебе, но этот мор…времени не было прошлые обиды вспоминать. – голос говорившего был странно глух и хрипл. Он, казалось, с трудом выдыхал воздух и звуки. Звуки как будто хотели остаться в нём, не разрушать нелепо-грустный покой вымершей деревни.
Харек устало откинулся на спинку стула и безразлично глянул на брата, смотревшего на него удивлённо-извиняющимся взглядом.
-Извини, Харек. Давай забудем былые обиды! Не пристало братьям сориться.
Хрерик улыбнулся довольной улыбкой, впрочем, тут же стёртой болезненным пинком по ногам под столом.
-Давай, братец!
Беседа перешла в абсолютно мирное русло, в дом потихоньку, по лучику проникало солнце. Но вот оно осветило стол, сухие жилистые руки Брюнольва, игру пушинок и пыли под потолком. Лендрманн спохватился:
-Вот и солнце взошло. Пора мне, Харек, Хрерик – заждались верные вои меня. Жду вас в гости, заглядывайте!
Братья согласно кивнули и проводили Брюнольва к дверям. Мило попрощавшись с ними, уже седеющий мужчина походкой осторожного хищника двинулся к лесу, где его ждал десяток воинов.

А в доме Харека и Хрерика тем временем шёл тихий разговор:
-Зачем, Харек? Зачем? Почему ты отпустил его живым? Мы же хотели отомстить!
-Дурак ты! Если он умрёт здесь у нас, то не видать нам наследства, как собственных ушей! Мы сделаем умней!
-Как?
-Я послал Скегги с заданием – на борт пробраться незаметно!
-А если он выставил наблюдателей? Он ведь хитрый, как лиса!
-Ничего, всё продуманно, Хрерик! Мы ещё отомстим ему!
Харек устало тряхнул головой:
-А теперь всё, хватит! Я уже две ночи не спал, ожидая, что Брюнольв приедет. Так что я пошёл спать…
Звуки шагов растаяли в полутьме пустого дома.

Туман растаял уже давно. Но как желал Брюнольв, чтобы он появился вновь! С помощью тумана ему удалось бы отвязаться от этого Дунгада. Он прицепился к ним у кромки леса и тащился за ними всю дорогу, не понимая намёков. И оскорбить было нельзя – только-только отношения мирные с Хареком да Хрериком наладил, а из-за такого пустяка их портить неразумно.
Вот и спасительный берег показался! Теперь можно отвязаться от этого раздражающего одним своим присутствием человека. Он говорил постоянно, он говорил так визгливо и громко, что головы у всех были заморочены, а глаза – пусты. Он говорил так громко, что обрадованные наступающей тишиной воины так спешно погрузились на корабль, что не успели заметить, что среди них не хватает двоих – Хёгина и Асвальда.

А тела забытых товарищей уныло свербели стеклянными глазами небо. Солнце било им по глазам, но мёртвым все равно…

На море же волны вздымались до небес. Шторм пришёл внезапно и быстро.
-К берегу! Правим к берегу! – надрываясь, кричал Брюнольв.
К нему подбежал Скули:
-Мы двоих не досчитались! Асвальда и Хёгина нет!
-Что?-в глазах Брюнольва метался гнев и страх, и тревога в душе наконец-то переросла в предупреждение!
-К берегу! К БЕРЕГУ! – закричал Брюньольв, охваченный страшной догадкой. – Сигват, Мёрд – за мной! Скули, ты тоже!
Четверо мужчин поспешили в трюм. Под их ногами захлюпала вода, она сочилась из щелей в полу, из нескольких дырок. В глубине трюма слышался стук – кто-то мерно колотил чем-то тяжелым по полу. Вои во главе с Брюнольвом поспешили туда. На полу сидел невысокий человек со спутанными серыми космами, стучавший небольшим топором для рубки ветвей по полу.
Вои попытались схватить его, но тот со звериным рычанием откинул их и продолжал стучать. Тогда Скули вонзил лезвие меча в плечо человека. Тот, обиженно взревев, оттолкнул Скули и, поскуливая, сел на пол и начал раскачиваться из стороны в сторону.
-Он просто безумец…самый обыкновенный безумец! - прошептал Мёрд.
Брюнольв кивнул.
-Уже поздно…Мы не успеем к берегу. Для меня было счастьем воевать вместе с вами! Надеюсь, что мы встретимся в Вальхалле!
Брюнольв, постаревший разом, казалось, лет на десять, пошёл наверх – прощаться с друзьями по оружию.


Лишь через пару дней волны вынесут на берег острова Торгар обломки корабля и тела Брюнольва и его товарищей. Тоскливо будут шептать волны, ударяясь о каменистый брег. Но по прежнему будут петь птицы, шуметь кроны деревьев и на востоке будет заниматься нежно-фиолетовая, как цветки вереска, заря…

Суд да дело. Сарасберг.
Коллектив авторов

Отворилась дверь, и вошли братья Вебьернсоны, представ перед взорами и недавних мучителей своих, и двух правительниц - одна грознее другой, - и Торлейва с Асгаутом.
"Хоть какая поддержка..." - Халльвард подумал. "Ох и будет сейчас нам всем". Поклонились в пояс один да другой, но только Ассе и Рагхильде, взглядами Эйнара с Хареком едва удостоив.
- Здравия вам всем, - произнес Халльвард наконец, к пожилой кюне взор обратил, затем - к матери халльвардовой. - Вызвали нас, чтобы свидетельства свои мы дали - так велите же слово держать, всю правду поведать без утайки.
- Говорите же, - властно Рагхильда велела, на братьев двоих глядя. Давно уже не видала она их, с той поры самой, как благословила на поход против пиратов Мьюнских, да про Асмунда всю правду от них услыхала. Коли уж тогда братья ничего от нее не утаили, то и сейчас, уверена была кюна - все по правде расскажут.
- Не знаю, с чего и начать, - на самом же деле давно все знал Халльвард, ему историю эту не раз повторять приходилось уже (да и от Асгаута ее слышать - в его толковании). - Были посланы мы на крещение в Гиллисберг конунгом Харальдом - посмотреть, как проходит обряд, добром ли на него люди идут... Но несчастье случилось, вином церковным отравились люди, а среди них и сам Оттар Рваный, херсир.
- Потому, видно, и понадобилось виноватых найти, - вздохнул Сигтрюгг, речь брата продолжая. - Вот и оказались мы крайними... и правда, что с нас, иноверцев, взять? Обвинили в том, что отравили мы вино - а ведь не делали этого! Однако под пытками решили признание у нас вырвать. Разлучили меня и брата: Халльварда забрал Харек Волк с собой в Раумарики, я же у Эйнара остался... там голодом морил меня доблестный ярл, поборник христианства, и к вере своей склонял побоями, с Оттаром вместе. Впрочем, то, что я вытерпел, ничто по сравнению с мучениями брата моего. Покажи руку кюне, Халльвард!
Старший вздрогнул, словно не одидал, смутился... или только вид сделал, а после вперед, к кюне шагнул, руку вытянул.
- Сейчас затянулся шрам почти, ведь уже много времени прошло, - молвил он, - но ведь виден еще ожог. А представь себе, мудрая Рагхильда, каким он неделю назад был? Горячим углем, только из костра, прижег мне руку Харек... Хотел, чтобы я признался в том, что ему надобно от меня было. А после в бочке утопить пригрозил - и правда ведь, попытался! Но повезло нам, что узнал о злоключениях наших Асгаут-ярл, вызволил из плена, от смерти неминучей спас...
- Ничтожный лжец! - Вскричал Оттар, и так грозен вид его был, словно если бы не кюна, немедля бы разорвал Сигтрюга он. - Ни единого слова правды в твоих речах змеиных нет!
Все повествование кюна по подлокотнику пальцами барабанила, а второй рукой подбородок подпирала. Внимательно слушала слова отроков. Все мрачнее вид ее становился, грозовые тучи над головой сгущались, того и гляди молнии сверкать начнут. Когда закончили говорить родичи харальдовы, кивнула Рагхильда, но тут Оттар вскричал, лавину ярости у кюны вызвав.
- Хватит! - рявкнула женщина, по подлокотнику кулаком стукнув. - Ты, Оттар кажется забылся? Я выслушала и вас и их. Да вот что-то на них следы есть, они избиты чуть не до смерти, а вы цветете тут, что цветы весенние. Так на чьей стороне правда? Думаю ответ итак ясен. Да и что за ритуалы такие странные? А вы двое молодцом держались, награжу вас за стойкость верную.
Рагхильда взмахнула рукой отроков отпуская, обвела собравшихся взглядом на миг на каждом задержавшись.
- Но я еще раз оправдания твои послушаю, Оттар. И твои Эйнар. Только в ваших интересах дабы они правдоподобно звучали.
- Да они же лгут в глаза тебе, госпожа! - Херсир произнес, от злости едва способный на кюну голоса не повышать. - Людей добрых потравили...
- Хватит, друг мой, - тихо Эйнар произнес. Поникли плечи его в это мгновение, ибо увидел он, что не добъеться от кюны помощи и зря путь такой проделал. После на Сигтрюга взгляд бросил ярл, да во взгляде этом печальном упрек немой читался, но не стал Губитель Заговоренных ничего юноше говорить. Торлейв и Асгаута, что улыбки в бородах прятали и вовсе не удостоил Эйнар и взглядом.
- Причастия обряд то был, кюна, - речь свою продолжил ярл Вингульмерка. - Кровь и плоть Христову в образе хлеба и вина освященных люди принимают с благословением Божьим. То было хорошее вино - сам я его пробовал до обряда. До того не отравлено оно было, а во время обряда...
- То Одина гнев был, не иначе, великая кюна, - перебил Эйнара Торлейв. - Одним глазом видит все Высокий, и не скрывается от него мерзость та франкская, что учением бога белого названа.
- Отроки сии убить Оттара Рваного пытались, и потому были под стражу взяты и разделены, дабы могли мы правды доискаться, - на жреца неприязненный взгляд бросив, ярл однорукий произнес. - То моя была мысль - одного с Хареком отправить, другого же оставить в Гиллисберге. Пыток же к нему не применял никто и лишь под охраной в остроге содержали...
- А откуда же тогда следы эти? - закатал рукав Сигтрюгг, показал пятна желтоватые - синяки, проходящие уже. Больно крепко тогда его Оттар за руку схватил... - Еще губа разбита была, сейчас зажила почти, да и на теле еще...
Повернулся спиной он к трону, поднял рубаху. И на ребрах следы остались от побоев.
- Вот так-то, - заключил юноша, рубашку опустив. - Ложь слова твои, Эйнар ярл.
Кюна прожгла Эйнара взглядом:
- Отвечай, ярл! От слов твоих жизнь твоя зависит!
- Все по правде я тебе, кюна сказал, - вздохнул тяжело Эйнар ярл, в самое сердце его слова Рагхильды поразили, до мгновения этого не верил он, что так все обернется, надеялся, что жива еще память добрая в душе правительницы. - Быть может грубо его из острога вынимали, но пытать отрока не приказывал я. Да только, чувствую я ныне, что не поверишь ты словам моим, кюна, ибо не люб тебе крест, что я на груди ношу. Мне благодаря ты спасена из плена была и сын твой рожден, ему на помощь пришел я из Хольмогарда с дружиной и в самый тяжкий час ударил в спину подлому Гандальву, исход битвы при Хакадале решив. Но теперь, вижу я - ты позабыла о моей верной службе, кюна.
- Службе говоришь? Что ж спасибо тебе за нее. Да может я запамятовала и это не ты получил все те награды от сына моего за службу свою? И чем тебя еще наградить? А то у нас еще не все свеи землями одарены, а женщина чья жизнь Норвегии дороже жива еще, - Рагхильда чуть вперед подалась в лицо ярла взглядом впившись. - А может это от креста ты столь слабым стал? А?
- Это что, суд? - Воскликнул Оттар, с места вставая. - Не намерен я более здесь оставаться, да слова злые слушать о добрых людях и славной вере!
Направился он к выходу из горницы, да стражей двое копья скрестили, не желая пропускать херсира.
- Сядь на место, Оттар! Ты пока что в конунжьем доме, а я кюна твоя! - металлом звякнул голос о стены да потолок высокий, упал и рассыпался по полу к ногам викнга покатившись.
- Ложью и...
- Сядь, Оттар, - теперь уже Эйнар повторил, чуть слышно, ибо почти не подчинялся ему голос от горечи той, что сердце переполняла. Подчинился ему Рваный, хоть и злым взглядом смерил обоих Вебьерсонов. Ярл же тем временем вновь к кюне обратился: - О том, чтобы до правды доискаться, что братья эти юные скрывали, моя мысль была и я уговорил Харека и Оттара помочь мне в этом. Но не о том речь ныне, а о том, чтобы Вингульмерк от свеев освободить.
- А сдюжишь ли ты, ярл? - чуть насмешливо кюна молвила. - С твоим человеколюбием да любовью к жене безмерной? Побоишься же, щеку вторую под удар подставишь! Верно говорят, любовь христианская людей слабыми делает, воев безвольными. Я других людей найду чтобы Вингульмерк от свеев очистили. Один их руки направляет, там и ярлом их предводитель станет. Что же до Харека..., - кулаком щеку кюна подперла, - его судьба добрая, что сам сюда не пришел, ибо разговор о том что с родичами моими содеяли не окончен.
Тяжел был взгляд кюны, но все же не отвел глаз христианин, лишь улыбнулся грустно.
- В таком случае, кюна, позволь мне тебя покинуть, - надеялся он, что хоть эту милость последнюю ему окажет Рагхильда, в память о днях былых.
"Отпустить тебя? Нет, Эйнар, ты не получишь такой милости. А знаешь почему? Потому что ты не оправдал доверия моего и сына моего тоже. На былых заслугах далеко не уедешь. Кто сломал тебя, Эйнар? Девка, в доспехи рядящаяся, или бог твой слабый? Что же мне делать с тобой, викинг?", - в задумчивости Рагхильда смотрела на ярла, затем рукой знак стражам сделала, да произнесла мягко, по-кошачьи:
- Ты никуда не пойдешь, Эйнар.

Холодная ярость. Сельви Разрушитель

Ярость берсерка подобна пламени, в одно мгновение охватывающим душу, испепеляя разум и заставляя бросаться в бой, подобно неудержимому урагану, однако в этот раз Сельви не позволил гневу поглотить его - он действовал рассчетливо и холодно, непривычно для самого себя. И сейчас, вспоминая о той отчаянной и коварной ночной атаке, улыбался, решив для себя, что лишь такой войны достоин подлый Харальд, не решившийся даже показаться на поле боя. Войны жестокой, подлой и бесчестной, как и сам Агдирский конунг.
Тяжелую боевую секиру юный змей сменил на два коротких и легких клинка родом из ромейских земель, да и другим воинам приказал вооружиться как можно легче и затушить огни - ночная тьма стала им союзником гораздо лучшим, чем родные земли, ныне доставшиеся врагу. Совсем недавно они с дедом вели дружину к победе над вторгшимся врагом, а сейчас... после гибели великого Неккви, Сельви шел мстить... мстить и убивать.
В таком сражении необходимо сохранять трезвый рассудок, не ослепленный священной боевой яростью - юноша вспомнил свою первую битву, еще до похода на Оркнеи, где в нем открылся дар Одина. Тогда он сражался неумело, неуклюже, но все же контролируя себя. Быть может тогда он был еще слишком молод, чтобы познать неистовство берсерка?
Весь план нападения принадлежал Свейну, припомнившему, какую подлую штуку сделали люди Харальда под Хрингасакром и предложивший отплатить им тем же. Тем более что ни Харека, ни Гутхорма в том войске не было - их бы несомненно узнали по знаменам.
Две сотни ратников Мера набросились на спящий лагерь ближе к середине ночи, когда сонливость сморила даже часовых, уверенных в том, что после одержанной победы, они остались в безопасности и никто не посмеет на них напасть. Предусмотрительные слова Хакона о сбежавшем конунжиче никто не воспринял всерьез, вот и поплатились.
Сельви Разрушитель, теперь уже законный конунг Северного Мера и Раумсдаля жестоко отомстил убийцам своего деда. Первыми расстались с жизнями нерадивые стражи - прилетевшие из темноты стрелы пронзили их, не дав даже вскрикнуть, а затем появились и воины, обрушившиеся на спящих у костров оркдальцев - Сельви велел убивать лишь тех врагов, кто находился под знаменем Козла или Коршуна, посчитав, что с транделагцами он сведет счеты позже.
Один из воинов Сельви ворвался в шатер грютинга, подрубив опорный столб, и мечом проделав себе выход в упавшей ткани, а затем Разрушитель направил на рухнувший шатер несколько коней, стегнув последнего по крупу факелом, отобранным у кого-то из оркдальцев. Насколько хорошо растоптали оркдальского ярла лошади, внука Неккви уже не интересовало - он приказал своим людям отступать до того, как враги смогут дать достойный отпор. Он уходел, чтобы после вновь и вновь жалить врага, подобно змею, не сумевшему оплести слишком крупную добычу.
Сейчас, спустя два дня, Разрушитель жалел, что лично не добил Грютинга, но еще больше жалел он, что сыновья Рогволда ушли от его возмездия, а сам он слишком поторопился вернуться в Нидорас - ведь там он застал не опостылевшего отца, а ненавистное волчье знамя, развевающееся над усадьбой. Проклятый Харальд, сколько же у него войска, что он сумел разделить его на две огромные дружины и разом разгромить и Хунтьова и Неккви?
Разведчики готовы были поклясться конунгу, что видели на воротах Нидароса голову его отца, а чуть поодаль на шесте - матери. В бессильной ярости Сельви сжал кулак, тяжело вздохнув и отгоняя кровавую пелену, готовую застить глаза:
- Я вырву сердце из груди Рогволда и раздавлю его, и все его поганое семя за эту измену! - Наконец процедил он слова клятвы. - Я отсеку головы Грютингу, Гутхорму и Хакону, и прибью их к крыше самой высокой усадьбы, а затем вырежу орла этому мальчишке Харальду!
Голос молодого конунга звучал как никогда грозно, но при этом от него веяло холодом, словно от инеистого великана. Старый гридни припоминали, что таким был в лучшие годы Неккви, его великий дед.
- Клянусь Одином и Тором - не знать мне покоя, покуда жив хоть один из них!
Свейн молча кивнул, а затем велел воинам уходить от Нидароса, пока их не заметили соглядатаи Харальда. Небольшое войско двигалось на юг и в пути столкнулись с отрядом, чей предводитель назвался хельдом конунга Арнвинда из Южного Мера...

Южный Мер
Аудбьерн смерил сестру тяжелым взглядом, Арнвинд был в не лучшем настроении.
- И ты сделала что?
Хильд одарила родичей мрачным взглядом, гордо вскинув голову. То что она стояла посреди длинного дома как на суде прямо перед троном Арнвинда, нисколько ее не тревожило. Второй викинг стоял рядом, прислонившись плечом к высокой спинке и скрестив руки на груди.
- Угнала лодку, - девушка пожала плечами. – И пока мы не договорились не возвращалась. Он мне дал год.
- Год? На что? – это уже Арнвинд спросил.
- На то чтобы понять, - еще одно пожатие плеч. – А может привыкнуть. Не знаю.
- Хильд! – раненным медведем взревел Аудбьерн.
- Что? – ничуть рыка родича не испугавшись девица ответила.
- Ты что ж это нас позоришь, дура-баба?
- Чем это я тебя позорю, родич? – Хильд с вызовом на брата взглянула. – Тем что вышла по твоему настоянию, как приз в драке разыгранная? Так-то ты ценишь кровь свою? А ты? – Хильд не дала Аудбьерну продолжить и с Арнвинда на него переключилась.- Хирдмана в мужья мне прислал? Что бы сказал отец будь он жив?
Оба конунгов немного оторопели глядя на девушку, что отчитывала их как нашкодивших мальчишек, у Арнвинда даже виноватое выражение лица появилось. Рабыни с кубками замерли на пороге не решаясь войти, чтобы воины злость на них не сорвали, которую на сестру свою вылить не могли. Это противоречила принятому в доме сем, это показало бы слабость их. Так считали оба конунга, без зазрения совести Хильд этим пользовалась.
Звякнул кубок в стену рядом с ухом рабыни врезавшийся, то Аудбьерн пар спустил, брат его лишь в подлокотники да в драконов до белых костяшек вцепился, со свистом воздух выдохнув.
- И он согласился? – прошипел Аудбьерн.
- А куда б он делся, брат? Когда с острова один путь на лодке твоей, а она у меня. Да не могла я вернуться одна в усадьбу, сам бы меня не пустил. А так… с позиции силы я с ним говорила и он признал правоту мою, - Хильд явно горда была своим поступком.
- Уйди, Хильд, не гневи Одина, нас не гневи, - с трудом Арнвинд произнес.
Не заставила она дважды просить, покинула зал главный. Победительницей вышла из поединка сего, да не знала она во что выльется это. Эрик же остался женатым да без жены.

Сообщение отредактировал Sarina - 30-09-2007, 21:42

Сарасберг. Рагхильда, Эйнар, Асса, Торлейв и еще много кого.

Тельтиар, Sarina и я.

Сидела кюна старая, согбившись да левой ладонью щеку подперев. Тяжелым взглядом, фигурою грузною, похожа была Асса на скалу, непогодой и временем порченую, но все еще мощную. Улыбалась она, дерзким речам Оттара рваного внемля, и жестоким пламенем разгорались глаза ее.
Слишком мудра была старая кюна, чтобы не различить обмана в складных речах Вебьернсонов-братьев. Еще тогда почуяла Асса недоброе, когда Халльвард и Сигтрюг пришли помощи ее просить в дом конунжий, да сразу смекнула, что можно ложь их себе в выгоду обратить. Не любила старуха ни Торлейва-жреца, ни Гандальва Серого, но пуще всего невестку свою ненавидела, что всю власть в Сарасберге к своим рукам прибрала и ее, Ассу, почитать отказывалась. И не забыла, кто Рагхильду однажды в Сарасберг вернул, из плена вызволивши.
Злой обман братья удумали, и великую смуту мог он посеять в землях норвежских. Да только на все была готова кюна, чтобы Рагхильду с союзниками верными рассорить и тем погубить и Эйнара Губителя Заговоренных, и Харека Волка, и Оттара Рваного. "А коли после правда раскроется, - думала Асса старая, радуясь в мыслях своих да руки потирая, - то худо Рагхильде будет, без вины воинов смелых, недавних свои спасителей оклеветавшей. Не останется у ярлов к ней прежнего доверия, и уж это-то справедливо будет, видит Один".
Видела Асса, на чьей стороне скорая победа. Не будь столь яростны речи Оттара и столь горьки речи Эйнара - возможно, прислушалась бы невестка к их словам, поняла, что вовсе не на тех свой гнев обрушила... Но куда искреннее казалась обида Ситтрюга, а бесстыдный Халльвард даже шрам не побоялся Рагхильде показать. А та, ослепленная гневом и ненавистью к ложной вере франков, внемала речам родичей своих с большой милостью.
И задолго до того, как Рагхильдка знак стражникам подала, все ясно стало Ассе. И впервые обрадовалась старая кюна решению матери внука своего.

Но не одна Асса торжествовала внутренне, слова Рагхильды слушая. Торлейв жрец радости своей и вовсе не скрывал, ожидая решения последнего, да лишь глаза его с Эйнара угрюмого да разъяренного Оттара на кюн перебегали. Рагхильда речь свою держала все это время, Асса же молчала и молчание ее некую тревогу в сердце жреца рождало. Не знал он, что лучше будет - коли скажет слово тяжелое старая кюна или же и дальше молчать будет, другое ведал - лучше нынешнего шанса не представиться уже с Эйнаром покончить, ибо отпала ныне нужда в нем, так как потерян был Вингульмерк. Потому то и следил за тем, как поведет себя Асса, жрец, то зная, что не могла властная кюна совет весь просидеть, ни слова не сказавши.

Повинуясь одному лишь незаметному кивку голову, уронил Тьодольв трость госпожи своей, что прежде в руках держал - будто бы случайно, но так, что взгляды всех мужей и дев, что в зале собрались, мгновенно к нему обратились и к старой кюне, перед ним сидевшей.
- Вижу, готов здесь свершится суд правый да справедливый, - проскрежетала Асса громко, перекладывая голову с левой ладони на правую. - Но не возрадовался бы сегодня Один если бы не дочь моя. Вещая Дева она, правду говорят, и за лигу обман чует. Радуйся, Губитель Заговоренных, что сумел вернуть ее в наш дом.
- Теплом добрым сердце мое от того согрето, что сумел я некогда волю сына твоего исполнить и невесту ему привести, - глазами потухшими уже на кюну старую посмотрев, ярл опальный молвил. Никогда не искал он ссоры с матерью Хальвдана, да только с самого начала невзлюбила она тех воинов, что в поход хрингарийский ходили, и знал то Эйнар. - Вижу я, каков правый суд в доме Ингъяльда и тому рад, что Харальд не с вами ныне, а с благородным Гутхормом.
Поморщилась Асса, услышав имя это, и заблестели глаза ее еще злее, еще напористей.
- Вижу, хранишь ты память о Гудхорме. Добрыми друзьями будете вы на пирах в Вальхалле, когда придет твое время, Губитель Заговоренных.
Мог бы кивнуть просто Эйнар, слова эти неприятные услышав, да только вера ему дороже была, нежели жизнь собственная:
- Нет Вальгаллы, и богов кровавых, один лишь Бог есть, - чуть слышно произнес голосом слабым. Тяжело было на сердце у ярла, злом ему ныне платили за добро былое.
- То же и Харек говорил, бахвалился, что все боги в Рагнарек сгинул, а им на смену Белый Бог пришел, - Это уже Халльвард сказал, когда ему незаметно Асгаут знак подал.
Покачала седой головой старая кюна, будто опечалена была немыслимо словами этими.
- Что же тих так голос твой, Эйнар? Или Бог Лжи подарил тебе за верную службу шепот змеи подколодной? - усмешкой исказились ее лоснящиеся губы, а речь была сладка, но ядовита. - Слышала я также, что милосерден Белый Бог ко своим слугам, да вижу я, что не больно-то ты надеешься на его заступничество.
- Небесный Владыка, да правит над земными, - казалось окреп несколько голос Эйнара. - И не мне в милости его сомневаться.
- Верно говорят, кюна, что те кто к Белому Богу ушел духом слабы стали и врагов своих прощают теперь, щеку вторую под удар подставляют, - тихо Рагхильда сказала, на Ассудаже не взглянув. Взгляд ее к Эйнару прикован был.
- Ибо сказано: "Всем воздастся по делам их", - не было слышно страха или дрожи предательской в голосе ярла. - Бог все видит...
- Все видит лишь Один, отдавший око за свою мудрость, - вскинул ладонь Торлейв.
А Асса лишь улыбнулась в ответ всем речам этим - той улыбкой, что лишь одна она могла улыбаться.
Чувствовала старая кюна, что движется дело к концу и недолго жить остается Эйнару Губителю Заговоренных, но нужно ей было, чтобы последнее слово Рагхильда сказала.
Рагхильда миг задумчива была, потом в ее глазах задумчивость решением сменилась.
- Раз ты так веришь богу своему, Эйнар, вот мое решение. Пусть Боги рассудят, кто из них сильней. Судебный поединок по законам Одина назначаю. Как раньше у предков заведено было. Помнишь, Эйнар? Победит твой жеребец жизнь подарю, отпущу на все четыре стороны, решат иначе Боги умрешь Эйнар.
Поначалу, о поединке услыхав, усмехнулся Оттар, порешив что вновь на крепость мечей проверять их с Эйнаром будут, да только хитрее была Рагхильда, нежели Асмунд недалекий - о более древнем обычае вспомнила, однако же славный конь был у херсира Рваного и решил он коня своего ярлу дать, дабы тот состязался со скакуном конунжим.
- Хороший обычай это и богам угодный, - временем тем жрец Тора молвил. - Увидишь ты, иноверец, что ничего не стоит заступничество франкского бога пред лицом Одина суровым.
- Согласен я на испытание, - Эйнар отвечал, да только не слышно было в его голосе ничего, кроме грусти. - Господь, да рассудит нас.
- Против коня твоего будет мой жеребец биться, - ответила Рагхильда. - Ибо я обвинителем выступаю. До смерти бой сей будет. И да рассудит Один суд наш.
- Мудрый выбор, мудрый, - хохотнула кюна Асса, и непонятно было многим, чем ее веселье вызвано.
- Когда быть бою тому? - спросил херсир, на старуху покосясь недобро, за что взгляд злой Тьодольва заслужил.
- Завтра, - решительно вставая произнесла кюна. - После расвета и молитв к Одину.
Смех свекрови и замечание ее без внимания женщина оставила.
- Пойдем господин, - молвил не ответив кюне, Рваный. - В молитвах ночь эту проведем...
- В молитвах да остроге, - добавил Асгаут ярл. - Дабы сбежать не удумали!
Рагхильда под звон серебра, что ее украшало и статус определяло покинула зал в свои покои удалившись.
Вздохнула кюна Асса - захотелось ей на минуту сбить спесь с невестки и помочь Эйнару Губителю достать такого коня, что бой бы выиграл. Но переборола злая мудрость глупую досаду, ничего не сказала Асса. Помог ей верный Тьодольв подняться с кресла, и удалилась Асса вслед за Рагхильдой, бормоча себе под нос проклятья и молитвы Одину.

Земли Мера. Близ Нидораса. Хакон-конунг.

Умные люди учатся на ошибках – то истина со времен давних. Но сладость победы да облегчение оттого, что Харальд да Гутхорм сдюжили змею хребет преломить, сделали черное дело. Даже Хакон, до встречи с посланцем от зятя бывший настороже, этой ночью лег спать с легким сердцем. Да недолго его дрема длилась: ночь взорвалась криками да лязгом оружия. Впрочем, все кончилось быстрее, чем началось, и конунг Трандхейма мог лишь помочь гридням, извлекающим Грютинга-ярла из-под остатков шатра. Увидев, что стало с их предводителем, оркдальцы едва не кинулись в ночь, за коварным врагом. Тут и там слышались крики, что надо кровь лиходеев из жил выцедить да тела их волкам диким отдать. Понимал Хакон, что то - гнев праведный, но и другое видел отлично: коли бросятся эти мужи мести искать – будет врагу ночному пожива. Нет, тут не гнев яростный нужен, но хладный ум да месть ладно измысленная. Возвысил конунг колос, веля людям опамятоваться, и собравшиеся вокруг властелина воители транделагские тому хорошей причиной явились. Как не злы были оркдальцы, но поднять руку оружную на соратников не рискнули, Тем паче, что ярл Грютинг, из-под шатра извлеченный, был еще жив. Много ран было на теле его, но все неопасные. Видимо, Фрейа, любящая красивых мужей, смерть ярлову стороной провела, не возжелала отдать оркдальца в лапы соперницы-Хель. Гридни тому сильно возрадовались, мигом подняли Грютинга на руки да в другой шатер унесли, знахаря кликнув. Хакон с ними пошел: хотя воин, в боях опытный, уж видел, что раны союзника не смертельны, хотел конунг подробнее все разузнать. Рассказ целителя все подтвердил: жизни ярла оркдальского ничто не грозило, промахнулась дочь Локи, не морозить ей славного мужа в хладе царства подземного. Но раны должны были надолго приковать воителя к ложу.
«Не по нраву то Харальду будет, - мрачно подумал властитель Транделага, из шатра выходы. – Трудные битвы у нас впереди, и вой вроде Грютинга – потеря тяжелая. Ум ярла уж нас не раз выручал, а ныне болен он, да не в бою пал от ран – по беспечности покалечился. Видать, боги нам предупреждение шлют да заповедуют радоваться до времени. Лишь когда враг последний на дубу священном повиснет, можно нам будет кубки наполнить. Далече зять мой зашел – и нет войску нашему ныне обратной дороги. Ежели сейчас руку разящую остановим – окрепнут обиженные. Надо скорее с Харальдом да Гутхормом перемолвиться».
Но, невзирая на мысли такие, не стал конунг воителей в путь поднимать до утра. Лишь когда дева-солнце явила колесницу свою на востоке, потрепанная, но все еще грозная рать направилась к Нидорасу.

Прохладным ветренным утром Гутхорм-ярл смотрел, на обычное утреннее правило хирдманнов.
"Кто из них верен Харальду? - думал он. - Не отличить! Если предатель умён, то лишь великое везенье поможет изобличить его."
Берсерк тяжело вздохнул. В последнее время он всё чаще вспоминал те времена, когда предавать было некому, просто потому, что были лишь он, Рагхильда и враги. Тогда всё было проще - со звериным упорством беги, таща за собой сестру и не зная, что скоро на пути встретится лагерь вольных воинов и будет первый его настоящий бой с могучим Хьялли.
"Ужели старею? - удивился Гутхорм и расправил плечи. - Нет! Мышцы крепки ещё, а разум остёр!"
- Что-то не весел ты, ярл, - подле дяди конунжего другой гридень оказался - телохранитель харальдов Укси, здоровяк, каких мало. - Уж какую вражину одолели недавно, а ты кручинишься.
Гутхорм смерил дюжего телохранителя взглядом.
"Размяться что ли?" - подумал он, а вслух сказал:
- Сражение мы выиграли великое, но враги наши всё ещё сильны. Гандальвовой головы на шесте я пока не видел!
- Да уж, недалек тот день, когда и она там появиться, - во все зубы улыбнулся гридень. - Уж повезло очень конунгу Серому, что прогнал его со двора Неккви, а то бы сейчас уже клевало воронье труп его.
- Покуда не склевало, победа наша неполная! - Гутхорм нахмурился ещё сильнее. - Да и кто знает, какие мстители остались из родичей Неккви!
- Твоя правда, славный ярл, - присел на крыльцо Укси, вздохнул, плечи расправив. - Нет до сей поры вестей от Хакона, государь все гадает - удалось ли одолеть змея старого, али добивать придеться.
- А что поделывает конунг? - Гутхорм наконец задумался, что телохранитель, вообще-то должен быть рядом с Харальдом
- С Ульвом и Дагласом в кости играет, - решил берсерк, что можно дяде конунжему сказать, чем занят государь великий. - Время коротает он, вестей ожидая.
Усы Гутхорма разlвинула усмешка. Хоть и возмужал Харальд, но кое-где всё ещё оставались живы в нём юношеские привычки.
- Что же воин, давай и мы с тобой скоротаем время! Возьмёшь потешные мечи, али боевые обнажим?
- С потешными не бой - потеха одна, - усмехнулся тут и воин, немного недовольный, что только сев подниматся приходиться. - На задний двор пойдем, ярл - другие гриди мешаться не станут хоть.
- Пойдём! - ладонь Гутхорма привычно легла на обтянутый шершавой кожей черен меча.
Остановились воины позади усадьбы, да обнажил тут клинок Укси, взмахнул пару раз, руку разминая:
- Начнем, ярл? - Спросил, да ответа не дожидаясь удар нанес рубящий, в плечо метя Гутхорму.
Телохранитель был могуч и умел, но вот по опыту ему было далеко до Гутхорма.
"Кажется Хьялли покрупнее был, - думал ярл, пропуская могучее тело мимо себя и коротким ударом ноги, вышибая землю из-под супротивника. - Да нет, это я тогда был мельче!"
Повалился Укси, да тут же на спину перевернулся, пяткой в голень гутхомову ударяя.
Не успел ярл убрать ногу от удара и сам едва не повалился на земь, но сумел перекатиться через плечо и встать.
- Скажи мне, Укси, верен ли ты Гутхорму? - спросил он, обходя
- Я Харальду верен, - поднялся временем тем берсеhк, меч поудобнее перехватил.

- Хорошо, когда есть верные люди рядом! - меч Гутхорма, выписывающий в воздухе замысловатые восьмёрки, полетел вперёд, норовя достать здоровяка в грудь.
Однако Укси не зря был телохранителем конунга и сумел отбить выпад ярла, уведя клинок в сторону, а затем сделал шаг вперед, норовя ударить Гутхорма кулаком в грудь.
Гутхорм ждать страшного удара не стал и сильно боднул Укси в лицо. Из разбитого носа здоровяка потекла кровь.
Зарычал Укси, видно начинал он контроль над собой терять и все труднее ему было силу берсеркову сдерживать. Внось меч свистнул - косой удар в бок нанес здоровяк.
Гутхорм отпарировал косым блоком, так чтобы меч Укси унёсся в сторону, заставляя того тратить силы на возвращение себе власти над клинком, а затем резко дёрнул меч на себя, оставляя на руке телохранителя узкую резанную полосу.
Бросил что-то сквозь зубы берсерк о происхождении Гутхорма и матери его, и бабке с пробабкой, а после в другую руку меч перебросил, рубящий снизу пытаясь нанести.
Гутхорм в ответ на эти слова лишь обидно усмехнулся и...Укси, наверное, так и не понял, что случилось. Его меч столкнулся с ярловым, а потом рукоять вывернулась из пальцев телохранителя и устремилась к небесам, а мысок сапога Гутхорма пребольно вонзился ему под колено.
С криком рухнул Укси на землю, да так и остался, подниматься не став.
- Довольно, ярл уже, - произнес он, дыша тяжело. - Не хочу ярость берсеркову высвобождать.
Гутхорм многое мог бы сказать по поводу того, насколько помогла бы Укси эта самая ярость в схватке с более опытным берсерком, но промолчал и просто протянул руку телохранителю, помогая подняться.
- Служи Харальду верно, Укси! - сказал он, отдавая телохранителю меч, а мысленно закончил фразу:-
"А не то...ты видел, как я бьюсь!"
Тогда то и застал их страж один запыхавшийся:
- Гутхорм ярл! Вот где ты! - Прокричал он. - Тебя Харальд зовет спешно!
Гутхорм молча поспешил в покои Харальда
- Рогволд там... - поспешил добавить хирдман. - Вести принес с поля битвы.

Рогволд и Харальд
Я и Тельт.


На следующее после веселой пирушки в честь возвращения сыновей утро Рогволд решил лично наведаться к Харальду, что все еще гостил в Нидаросе, и сообщить ему радостную весть – Неккви-гадюка лишился головы, а вместе с ним и войско его разбито!
Вместе с собой захватил Рогволд Мудрый Хрольва да Ивара, едва отошедших от беспокойной ночи. Облачившись в одежы дорогую да опоясавшись мечами парадными, новые властители Мера важно, в сопровождении верных гридней, покинули усадьбу.
Час спустя стучались они уже в двери резиденции Харальда, черня ленивых стражников на чем свет стоит да обещая им плетей в количествах немерянных, ежели они, падаль харальдовск… то есть просто падаль, не откроет им ворот и не впустит Рогволда Великого вместе с сыновьями, возвратившимися с побоища великого, внутрь. Ибо разговор важный у них до Харальда имеется.
Неохотно отворяли ворота гриди - Нидорас весь ныне заполнили люди агдирские, тех же кто вы бойне недавней выжил прочь выгнали, в деревни окрестные, да там заставили присягу Харальду и Рогволду принести. Вот и сейчас хельд, что старшим у ворот поставлен был, медленно створки открывать велел, показать дабы, что не столь уж великая птица этот Рогволд, по сравнению с господином их - Харальдом Хальвдансоном.
Войдя Рогволд скорым шагом отправился прям в покои хозяина усадьбы и, громко стукнув в полуоткрытые двери, распахнул их настежь и прошествовал внутрь со всей своей свитой разодетой.
- Привет тебе, Харальд! - с порога бросил Рогволд Мудрый, - весть радостную с поля боя за Мер прими!
- И ты здоров будь, ярл, - молвил в ответ конунг, прядь белую, спутанную откидывая на затылок. Двое телохранителей его вытянулись позади стула конунжего, на рукояти ладони положив. - Что же за весть такая, что ты, в своей усадьбе сидючи, ее поперед меня узнал?
- Так сыновья мои, что чьими руками победа ковалась, вперед твоего войска и гонцов отправились, ибо невтерпеж им было батьке своему новость желанную донести, - с этими словами с гордостью взглянул Рогволд на сыновей своих, подле него стоявших.
- И давно ли вернулись они? - Харальд вопросил.
- Едва два дня минуло. Позволь, конунг, Ивар поведает тебе о битве мерской? Я уверен, ты захочешь услышать того, коий своими руками воев Неккви крушил.
- А что же тогда два дня долгих вы ждали, прежде чем до меня вести эти донести? - Сурово брови сдвинул Харальд, да на пальцами крепко подлокотники сидения своего сжал.
- Так ведь думали, твои гонцы работают справно, - подметил Рогволд, брови картинно вскинув, - али зазря хлеб едят?.. да и разве не слышно было песен веселых, коими наша усадьба вчера допоздна полна была? Неужто никто из людей твоих не поспешил доложить тебе?
- Холопы твои завсегда рады вместо работы - пьянствовать, - заметил конунг, но уже без прежней суровости. - Ну, что же, Ивар Рогволдсон, слушаю я тебя со всем вниманием.
И выступил вперед Ивар, взглядом отца подбодряемый, и рассказ о битве жесткой повел. Не обделили боги сына Рогволда Мудрого красноречием – весь в отца пошел. Покуда говорил Ивар, вои, что помоложе кулаки сжимали да терзали рукояти мечей добрых – так ладно лился рассказ, что прям пред глазами кровопролитие стояло.
Не упустил случая Ивар помянуть личные – и брата в том числе – заслуги перед викторией мерской, поскольку сам верил, что во многом их усилиями победа была добыта. Предательство свое расписал – прям ковер заморский, с востока далекого.
Как закончил рассказ свой сын Ровголда, так тишина в зале воцарилась.
- Вот как значит, - спустя время некоторое произнес Харальд, задумчиво прядь длинную на палец накручивая. - Что же, достоин ты большой награды Ивар, и ты Хрольв - славных сыновей Рогволд вырастил, стать отцова в них угадываеться.
Добрыми слова казались, да только проглядывал в них смысл скрытый: "Мол и сам предатель, и сыновья не лучше".
Оставшись глухим к намекам конунга, Рогволд так отвечал:
- Сыновья мои чтят слово отцовское, кое для них превыше всего, - чуть помолчав, он добавил, - Сигурд, брат мой, спрашивается о сыне своем. Раз выполнил я свою часть сделки, должно и тебе, Харальд, свою часть исполнить.
- И что же желает Сигурд? - С порога раздалось прежде, чем конунг ответил. То Гутхорм, дядя конунжий в горницу пришел.
- Вернуть сына своего, - обернулся на голос Рогволд.
- Неужели ему в дружине конунга худо так, что он уйти желает? - Улыбнулся ярл, на лавку садясь у стены, да взгляда с Рогволда не спуская. Не доверял никому Гутхорм, а уж перебежчику и подавно.
- Ему, может, и не худо, мне до того дела нет, а вот отцу без сына - тоска. Да и кто спрашивает мнения его? Раз сказал батька, значит, исполнять должно.
Рассмеялся Харальд на слова эти:
- Я гридней добрых силой не держу, захочет - так пусть возвращаеться к отцу своему, еще и драгоценными дарами пожалую за службу верную.
Смерил взглядом недобрым племянника ярл, да не сказал ничего.
- Прекрасно. Думаю, Сигурд сам придет да повидается с сыном своим - там и решит. Не все же мне его устами служить, - помолчав слегка, ярл Мера добавил, - итак, все, что я хотел до тебя донести, я донес.
- Гутхорм, собирай людей - встречь Хакону выступим мы, с победой его поздравить, - повелел конунг, с кресла поднимаясь. - Там и награду каждый получит достойную.

Сарасберг. Утро

Как и было приказано кюной вещей, привели конюхи лучшего жеребца, какой был только в Сарасберге - красавец то был вороной с одним лишь пятном белым на лбу в виде треугольников трех - поговаривали, что еще когда жеребенком он был - жрец Фредрик ему шерсть так окрасил и Одину его посвятил, а еще говорили, что конь этот от потомства Слейпнирова и нет ему равных на всей земле. Некогда хотела отдать сыну скакуна Рагхильда, да жрецы не велели, сказав что не для смертных зверь этот, но для богов лишь и дел им угодных.
Вот и в этот день на алтаре зарезал троих баранов Фредрик, у Одина прося взор свой направить на суд этот, а кровью жертвенной коню шерсть белую измазал, да напоил, желая злобу в сердце животного дремавшую, пробудить. Скалил зубы конь, Хальвниром прозванный, да улыбался жрец верховный, ожидая, когда приведут Эйнара и скакуна его.
Для поединка, богам угодного, избрали за Сарасбергом поляну большую, деревьями окруженную - немало людей собралось смотреть за судом Асов, да за тем, сумеет ли христианский ярл жизнь свою спасти. Наемники датские и личные гриди жреческие кругом встали, а после дружинники, одной Рагхильде верные привели Эйнара и Оттара, в стороне их поставив под охраной, дабы убежать не могли - лишь четверым воинам ближайшим доверила дело это кюна, да еще четверых ей Горм дал хускарлов ближайших.
Сам воевода датский подле трона кюны сидение свое поставил, желая зрелищем насладиться - не было дела ему до того, победит кто и будет ли христианин казнен, лишь развлечься желал дан после скуки многодневной. Большую часть войска его ярлы в Вестфольд повели, супротив братьев наумдальских Торварду лендрману на подмогу, сам же Горм в Сарасберге остался и оттого маялся бездельем.
Пришли и венды на обряд священный посмотреть и еще люда немало, а вскорости уже привели воины Эйнара и коня оттарова, что должен был с Хальвниром биться. Воззвал к Одину Фредрик, произнесли молитву короткую Эйнар сотоварищи, оттолкнули подальше зевак праздных хирдманы, поле расчищая для сражения коней свирепых - оба уж удила рвали.
Тогда-то, подле Фредрика и возник Торлейв, прошептавший что-то жрецу Одина. Кивнул благосклонно на слова эти старый служитель. Все лишь веления Рагхильды теперь ожидали.

Возле Гиллисберга. Асмунд Кровавый

- И такмо повелел Господь, не оставив на месте городов, рекомых Соддом и Гомора ничего кроме пепла и серы, а жена лотова, что обернулась тогда вопреки велению Божьему, в столб соляной обратилась...
- А дальше-то что было? - Нетерпеливо прикрикнул на рассказчика Асмунд. С тех пор как уехал Эйнар, пусть и держали мятежника пленного под стражей, да только утратили к нему интерес, один только отрок, бывший раньше у священника Григория убитого в услужении, подле конунга самозванного находился, писание ему пересказывая, Кровавый же, сам того не замечая, все больше интересоваться стал книгой этой священной. Отрок же был доволен еще того больше, что недавно крещеного сумел рассказом своим увлечь.
- Да все, - смущенно мальчишка произнес. - Покарал так господь за грех мужеложества жителей городов этих.
- Туда им и дорога, - сквозь зубы процедил Асмунд, по иному перед ним раскрылось учение христианское - коли раньше он слышал лишь о том, как слабости человеческие превозносят служители креста, то ныне истории, что больше ему по духу были узнал - про потом великий, да про смешение языков, да про Казни Египетские (хотя и не знал он, ровно как и рассказчик юный, что есть такое Египет этот) больше всего нравилось ему слушать.
"Не так уж слаб этот Бог, коли способен города в прах обращать, - пронеслось в разуме Асмунда. - А раз покинули меня Асы Светлые, то такому Господу служить мне не зазорно будет".
Вновь он на крест покосился, что на шее его висел.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 1-10-2007, 22:26

Берег реки Эльв, возле Гилисберга. Лагерь Харека Волка и Ратибора
совметсно с Тельтиаром
Покуда вели телохранители Рагхильды Эйнара и Оттара в острог, где им предстояло поединка жеребцов Одина ожидать, успели они стакнуться с воином одним, что сопровождал их от Гиллисберга, и велел ему Оттар немедля послание Хареку Волку послать, дабы не медлил храбрый конунг Ранрики и делал дело то, о коем условились они с Эйнаром.
Поспешил хирдман верный к соратникам своим, поведал им, в какую беду попал их ярл, коварно оклеветанный и приказ Оттаров пересказал. Споро нашли хирдманы коней ладных, да самый быстрый из людей Эйнара послание заучил такое: "Не видать нам подмоги в Сарасберге. Действуй споро и как уславливались", и в путь отправился. Остальным же надеяться оставалось, что вовремя он до Харека Волка добереться.
Всадник ехал два дня и две ночи, ненадолго останавливаясь в хуторахна ночевку, и троих коней уже сменил в дороге, так что уже к вечеру дня второго был у Харека в лагере.

Тем временем на берегу Ран Эльва войско собранное Эйнаром, и рать приведенная ему на подмогу Хареком маялись от безделья. Уже три дня сидели они без дела, с тех пор как Эйнар ушел на поклон в Саросберг за помощью ратной. Более всех роптали воины Асмунда, которые присоединились к Эйнару после его поединка. С большим трудом Харек уговорил их остаться, намекая, что не избежать им сражения, лишьо подождать надо подмоги из Саросберга. Но чуял он уже неладное, что с Эйнаром что-то случилось...
Харек уже собирался лечь спать, когда ему сообщили о вестнике. Сам конунг Ранрики вышел ему навстречу, и выслушал послание Эйнара
- Вот такие слова передает господин наш, уповая на разум твой и дружбу, Харек конунг, - закончил рассказ свой гонец.
Харек поспешно созвал своих соратников на совет. Были это вожди, уже не раз испытанные в битвах, и ходившие с Хареком во все походы. Почти все они пришли с ним из Ирландии.
- Вот такие вести принес нам вестник. Не стоит нам ждать от кюны ни помощи, ни благодарности, а это значит, что мы сами остаемся один на один со свеями. Я собрал вас, чтобы держать совет, что нам делать. Скажу сразу, просто отойти в Ранрики, не попытавшись освбодить супругу моего товарища и союзника я не позволю. Посему, лишь одно мы должны решить - как нам вести себя со свеями, и что делать, чтобы освободить тех, кого свеи взяли в плен во время своего вероломного нападения... эйрик поступилне по законам воинским, и не по законам чести... А потому и я считаю себя свободным от них в отношении Эйрика и его войска.
- Верно то, - Ратибор первым молвил. - Злое дело свеи уделали, так неужто мы должны с ними по чести воевать, после всех злодеяний их?
- Только как нам их одолеть, и землю от них освободить, коли их трижды больше чем нас, и все у него воины опытные, в доспехах полных, и с оружием добрым?- произнес Гуннар, один из норвежцев, пришедший с Хареком из Ирландди, и которому харек доверил командовать воинами из Хейдемерка. -Даже если по покровом ночи нападем на свеев, то лишь доблестно погимнем мы сражаясь.
- Рановато нам умирать, - то уже Ярослав сказал, меч поглаживая. - Со свеями не поквитавшись. А что, если убить Эйрика?
- И что это нам даст? - возразил Харек. - Как толкьо мы убьм Эйрика, свеи убьют Сигрун, и с прочими пленниками церемониться не будут.
- Быть может ярлы его сговорчивее будут без конунга? - Поспорил хольмагардец.
- Может часть и уйдет - тех кто пришел из Вьярмаланда или Гаутланда. А вот те кто с ним - они мог ут быть не такими сговорчивыми. Нет уж, Эйрик пока нужен живым. Его нужно захватить. Сигрун охраняют слишком хорошо, чтобы ее освободить, не подняв переволох. Но вот сам Эйрик... Наверняка он, будучи хозяином положения, чувствует себя в безопансности.
- И что же ты предлагаешь? - Ратибор спросил. - В усадьбе и деревне свеев и гаутов немало, пусть они и не охраняют денно и нощно Эйрика, да все одно на защиту его встанут.
- Даже в отхожем месте? -спросил вдруг один из ирландцев, хохотнув. - Можно подумать, он и туда с охраной ходит.
- Кто его знает, - другой хирдман молвил. - То проведать надо, прежде чем говорить.
- А ты бы сходил и поглядел. Может он там золото набирает, чтобы хирдманам платить. Вдруг ему тролли секрет открыли, как навоз в золото обращать?
Хирдманы засмеялись.
- Он сам - отродье троллиное!
- А ведь хорошая мысль - подстеречь Эйрика и увести. - сказал Харек задумчиво. - Живым в наших руках он будет более ценным. А за освобождение коннунга своего свеи многое отдадут. А уж где его подстеречь - это уже слуги лучше всех знают. С ними бы потолковать как следует. Уж в конюшню к своему скакуну он должен хоть два раза в день за глядывать. Да и девок к себе он наверняка водит. Тоже охрана явно притом не присутствует. Мало кому из знатных вождей по нраву, когда кто-то на их утехи смотрит.
- И что, девкой переоденешься ты, Харек?
Хирдманы засмеялись. Харек густо покраснел.
- Ну уж нет. Я не Тор, а Эйрик не тупой великан, который на такую уловку попадется
Хирдманы засмеялись еще больше, вспоминая эту историю про то, как Тор переоделсяженщиной, чтобы убить великана, который позарился на его невесту.
- Тогда слуг надо поспрашать, а кто это сделать сумеет?
- Я сумею. - отозвался Ратибор. -Чай слуг этих я набирал, и вряд ли кто из них оружный был, когда свеи нагрянули
- Тогда как разузнаешь, так и решим, как нам змеюку подлую свейскую изловить, - с жаром Ярослав воскликнул.
- На том и порешим. - сказал Харек, хлопнув ладонью. - А в усадьбу проникнуть лучше во время, когда все спать ложатся, а выкрать его тоже лучше ночью, но ближе к утру, когда стража не такая бдительная. Потому идея выкрасть его у отхожего места, когда он оттуда возвращаться будет мне кажется весьма здравой. Если он там вообще бывает... Потому разузнайте у слуг все, что сможете. где бывает, куда ходит, когда спать ложится, когда встает, а там уже придумаем что с ним делать...

Сарасберг.

Много народу собралось посмотреть на суд Богов. Медленно обводила Рагхильда собравшихся холодным взглядом, ожидая, пока все будет готово. Вот привели коней, что сражаться должны будут, уже готовы они были к бою - слышится нетерпеливое ржание Хальвнира да всхрапывание коня Оттара. Встала Рагхильда, выпрямилась, статная и холодная, будто тело ее было из глыбы льда высечено, а в жилах вода морская текла, еще раз оглядела всех, и кивнув головой, села на место.
Тут же загомонили все собравшиеся, а конюхи повели животных к поляне.
Вылетел конь Рагхильды на поляну, стал взбрыкивать и топтаться по середине так, что те, кто еще минуту рвался поближе посмотреть на происходящее, отпрянули, дабы не попасть под копыта зверю.
Второй же конь, сделав круг, встал, прочно уперевшись всеми четырьмя копытами, и поднял уши, завидев своего противника.
Тогда и Одина конь обратил свое внимание на оттаровского жеребца. Пару минут стояли они, пристально друг за другом наблюдая и выжидая, что же сделает соперник. Видно было, что не успевший отдохнуть конь пленного не очень желал вступать в поединок с молодым, полным силы и пыла жеребцом. И что Хальвнир, если и бросится на противника, то будет биться неистовее, чем берсерки. Тут щелкнул кнут, и от неожиданности животное, кюне принадлежащее, встало на дыбы и замолотило копытами воздух.
Отшатнулся скакун Оттара, заржал и вбок скакнул, уворачиваясь от мощных ударов крепких мохнатых ног. Тут же опустился Хальвнир и бросился на врага.
Долго гонялись друг за другом кони, свирепо кусая друг друга за шеи, за крупы и бока, пытаясь раздробить острыми, широкими копытами противнику кости. Страшное это было зрелище, ибо беспощадны и безжалостны воины животных.
Смотрели, словно завороженные на схватку эту все собравшиеся - что норвежцы, что венды и даны, никогда раньше не доводилось им видеть суда такого, ведь древен обычай сей был и редко когда применяли его. Оттого и не могли глаз оторвать люди от коней взмыленных. Один лишь Эйнар стоял, глаза закрыв и молясь тихо, рукою левой крест на груди сжав. Не видел он сражения, но Бога Белого молил о помощи.
Рядом же с ним Оттар стоял, взглядом цепким шансы коней оценивая и кулаки крепкие сжимая до хруста, ибо видел, что его жеребец слабее оказался, нежели кюны скакун. Быть может и правда то была ворожба богов северных, что отступников от веры древней покарать желали?
Но вот наконец стал терять и без того немногочисленные силы храбрый и могучий конь Оттаров. Вскоре повалил его Хальвнир, и тот лежать остался, показывая, что проиграл он битву.
Но не остановился неистовый (а может, просто напуганный) конь, скакун Одина, стал топтать копытами дальше и кусать противника, пока не пришел тому конец.
С трудом потом поймали Хальвнира, увели в конюшню залечивать ему раны и приводить его в порядок.
Опустил голову херсир Рваный, видя гибель коня своего, знал он, что не последняя это смерть нынче. Усмехнулся Горм-воевода, исходом сражения довольный - любо было ему за битвой такой необычной наблюдать.
Тут встала кюна Рагхильда и обратилась ко всем присутствующим:
- Все свидетели, свершился Суд Богов! Асы не потерпят лживых учений почитателей Бога на кресте! И все тому свидетели!
- Неужто богам мы уже не поверим? - заметила громко Асса, вызвав своими словами гул голосов.
- Таково решение Одина, что карает неверных, тех, кто отрекся от истинной веры. Я сколь угодно благодарна тебе, Эйнар, за свое спасение, но предательство выгораживать не стану ни из благодарности, ни из-за чего другого. Отступники должны быть наказаны, такова воля богов. Казнь ожидает вероотступников!
С улыбкой грустной смотрел на кюну Эйнар ярл, да в глазах его печаль застыла, но сраха не видно было:
- Я прощаю тебя, кюна Рагхильда, - наконец произнес он, так чтобы все слышали. - Бог тебе судья и приговору твоему.
- Нет Эйнар, это тебя Боги осудили за то, что отрекся ты от них, - воскликнул Торлейв, вперед выступая. - Дозволь госпожа приговор твой исполнить немедля!
Сурово взглянула Рагхильда на жреца, как бы недовольная его восклицанием, но все же махнула рукой, равнодушно скользнув взглядом по осужденному. Весь ее вид давал ясно понять, что она свое последнее слово сказала, а угрозы карой чужого лживого бога до нее даже не долетели.
- А с этим что делать, кюна? - То уже Фредрик старый спросил, на Оттара указывая.
Кюна обернулась на Оттара, и на лице ее ясно читалось раздражение.
- А этого..Этого отдать жрецам и в жертву принести. Пусть прольется кровь веропродавцев, чтобы возрадовались боги и благословили нас.
Кивнул сдержанно верховный жрец в ответ на решение такое, у Торлейва же лицо просияло от радости, ровно как и у Асгаута ярла - да только на них все равно никто в момент этот не смотрел. Оттар же, слова кюны услыхав, бросился на стражей данских, одного с ног ударом кулака сбив, да тут остальные навалились на него, к земле прижав.
Хотели вмешаться хирдманы Эйнара, к мечам потянулись, но жестом остановил их ярл обреченный, не захотел, чтобы понапрасну люди его кровь проливали в схватке бессмысленной. А временем тем слуг двое веревку перекинули через ветвь крепкую дерева, что ближе всего росло - был то ясень могучий, Одиново древо. Бросил Торлейв приказ гридням своим, погнали они тычками копий Эйнара к дереву, тот же с каждым шагом к гибели своей приближаясь, вспоминал поход хрингарийкий, да Брана - ирландца, что так же повешен был жрецом Рунольвом Чертополохом на дереве.
Повторялось все. Но раньше были с ним Харек и Сигрун, сейчас же - один он остался. А петля уже горло его стянула туго. Стоял подле Торлейв жрец, ухмыляясь в бороду, да прежде чем приказать вздернуть Эйнара, прошептал ему:
- А после с женой твоей и Хареком так же поступлю я.
Забился тут Эйнар, бросился на жреца, да вдое воинов веревку натянули, поднимая над землей ярла обреченного. Напрасно хрипел христианин, гибель свою отдаляя - не осталось у него ни шанса единого вырваться из пеньковых обьятий. Но вот наконец перестал он дергаться, застыл навсегда, на ветви дерева покачиваясь.
Рагхильда не смотрела за приготовлениями, не смотрела она и на самого Эйнара. Словно ледяная скульптура, ожившая на пару мгновений, она снова замерла, вперив чуть усталый и, возможно, оттого суровый взгляд вдаль. И только когда все было готово и веревку уже накинули ярлу на шею, повернула она голову и пристально смотрела на христианина, бывшего сподвижника и спасителя, не отводя глаз. Она не слышала, что сказал Торлейв Эйнару, но могла предположить, и со скрытой тревогой поняла, что радует ее сие намерение, и что лично она проследит за казнью Сигрун.
Затих Эйнар, предатель своих богов, затихла и вся поляна. Рагхильда постояла еще пару минут, молча глядя на повешенного, потом повернулась и так же спокойно, как и появилась, отправилась обратно в свои покои. За ней же двинулась и Асса, храня чинное молчание.

Южный Мер. Арнвинд и Раннвейг.
Раннвейг сидела в комнате в доме, что конунг ей подарил и смотрела на двери длинного дома. Арнивинд... Сколько она не намекала, но дальше положения наложницы продвинуться не удалось.
Женщина вытянула руку, на запястье звякнули тонкие серебрянные браслеты украшенные сплетением рун. Только не было счастья от этих полосок металла, ведь у Хильд они лучше и дороже, да и делает она все что пожелает. И слова ей конунг не скажет.
А теперь вот из Эрика веревки вьет, а тот как собака побитая ходит. Эрик... Да взошла бы она на его ложе брачное, да конунг лучше ярла.
Скрипнула дверь, открывшись.
Арнвинд вошел достаточно тихо, взгляд у него был хмурый, на лбу показались морщины - видимо неприятные ему выпали нынче думы.
- По нраву тебе обучье новое? - Спросил он у женщины, видя, что та на украшения смотрит.
Раннвейг сначала вздрогнула от неожиданности, но увидев конунга заулыбалась ослепительно:
- Конечно, господин мой. По нраву, это ты мне подарил. А почему печаль чело твое омрачает?
- Потому, что сестра моя дура, - проронил конунг, невольно наложницей залюбовавшись. - Но полно о ней, пусть у мужа ее голова о том болит.
- Она девочка маленькая, - улыбнулась женщина, к конунгу подойдя. - Прими это во внимание и не суди ее строго. Нет в ней мудрости женской пока.
Произнося это, Раннвейг глаза от конунга прятала, ибо мысли свои взглядом не выдать.
- Альвхеймарцу ее отдать стоило, чтобы позора на ярла моего не навлекала, - вздохнул Арнвинд, за плечи обняв женщину. - Ты-то не скучаешь здесь?
- Тихо, не говори так, - Раннвейг палец к губам конунга прижала, слова злые сдерживая. - По тебе скучаю, а это от места не зависит. Вот если бы ближе к тебе быть.
Вновь завела свою песню наложница.
- Куда уж ближе, - прошептал Арнвинд.
- Под крышей твоей, - Раннвейг картинно вздохнула.
- Опять ты за старое, - вздох конунга был куда более убедителен.
- Хорошо, - покорно согласилась женщина. - Я уже привыкла к твоим объяснениям, - оттолкнувшись от мужчины она села на кровать. - Они всегда одинаковы.
"Может сейчас. Может получится", - изобразив опечаленную деву подумала наложница конунга.
- Родишь мне наследника - тогда и заведем разговоры о женитьбе, - непреклонен оставался Арнвинд, видно было, что после разговора тяжелого с сестрой не в настроении он. - Поскольку не пристало сыну конунга безродным быть, а до той поры ты мне и так люба.
Раннвейг губу прикусила, ища слова. "Что же сказать такого? Уйдет в поход Арнвинд и этой девке подчинятся?" - метались в голове мысли.
- А ежели тяжела стану, а ты в поход уйдешь? А Один в Вальгаллу тебя призовет. Что сыну твоему делать прикажешь? - пустила в ход последний аргумент.
- А мой ли то сын будет?
- Ты сомневаешься в верности моей, конунг? - оскорбленно Раннвейг спросила.
- Правителю пристало во всем сомнение иметь, - ответствовал Арнвинд, подле наложницы на кровать садясь. - Да и не тяжела ты пока, хотя это и поправить можно.
Отодвинулась Раннвейг обиженно от конунга, хотя скорее кокетливо сие выглядело.
- Ты в поход собрался.
- А вот это уже не твое дело, - отрезал викинг, рукою ее за шею обхватывая и к себе притягивая, да к устам припадая.
Резко сопротивление женщина прекратила, понимая, до каких пределов игру эту с конунгом играть можно. В тоже время торопиться надо бы, время не стояло на месте, а то, что про Харальда рассказывали внушало тревогу за будущее ее.

(в роли Арнвинда Тельтиар)

Сарасберг. Все-все-все.
(т.е. я и Тельтиар)

Пока Эйнара-ярла к дубу вели, братья Вебьернссоны, что со всеми вместе были, следили за ним, глаз не отводя.
- Так и должно поступать с предателями, - обронил Халльвард тихо, заметив брата глаза испуганные.
- Слишком суров ты, Халльвард, - почти умоляюще Сигтрюгг протянул, - ты ведь тоже слышал - у него жена, ребенок будет у нее скоро... Она домой его ждет, ждет спасения. Ты представь только, за помощью к кюне поехал, а нашел у союзников бывших смерть верную...
- Ты правильно сказал, - помрачнел Халльвард. - Именно среди бывших.
А на шею ярлу тем временем уж веревку накинули.
- Говорят, для них за веру пострадать, умереть за Бога своего - высочайшее блаженство, - продолжал старший. - Вот и пусть наслаждается...
Короткое падение.
Сигтрюгг закрыл глаза.
- Это ведь мы его убили, брат.
- Нет, Сигтрюгг. Он сам виноват. Только сам, - и Халльвард положил руку на плечо младшему брату.
- Красота, - со смехом раздался позади голос Асгаута ярла, за всем этим делом наблюдавшего, а ныне обоих братьев обнявшего крепко. - Коли не вы бы, братья, так опять ушел бы негодяй от расплаты.
Сигтрюгг вздохнул только, Халльвард же, к ярлу обернувшись, кивнул:
- Наконец-то свое он получил. Впрочем, куда больше радовался бы я, окажись на его месте Харек Волк сейчас.
- Помню я о том, что сделал он с тобой, - согласился Асгаут, улыбки торжествующей не скрывая. - И о том мыслю, что когда узнает он о казни Эйнара, сам придет мести искать. Вендов с ним стравлю.
- И ему, стало быть, уж не удастся от возмездия уйти? - Халльвард нахмурился. - Коли по чести, так не верится мне в это. Вон сколько всего нам вытерпеть пришлось, сколько всего повторить по нескольку раз, прежде чем Эйнар наказан был... Харек силен ведь, ярл.
- Конунг Харек, - с какой-то неприятной усмешкой произнес Асгаут.
- Да куда ему в конунги, - махнул рукой Сигтрюгг, пытаясь показаться все же таким, как и обыкновенно. - Так, свезло просто... Но вот то, что ряды прихвостней его пополнились - это дурно. Любопытно мне было б знать, что на все это Харальд-конунг сказал бы, если б слышал.
- То, что он объявил себя конунгом, нам на руку, - Асгаут говорил медленно, поучающе. - Харальд не потерпит других конунгов в Норвегии, как вражеских, так и союзных.
- Значит, быть войне в любом случае, - Халльвард не спрашивал, да и не утверждал, а как будто делал вывод, в котором и сам уверен не был.
- После. А сейчас порадоваться вам стоит, что кюна за вас дело ваше сделала, да Оттара к смерти приговорила. Теперь уже не сумеет он гибели избежать.
- Да мы и так рады, - улыбнулся Халльвард, следом за ним, через силу, и Сигтрюгг.
Заметил ли ярл, что украдкой младший обернулся, взглянул на кого-то, кто прежде Эйнаром-ярлом был, а теперь лишь в петле раскачивался, с лицом, уродливой гримасой искаженной?
Должно быть, заметил. Сигтрюгг спешно отвернулся.
Щеки его почему-то покраснели.

Бристоль. Конунги Гандальв и Ивар.
Совместно DL & Easterling.

Путь альвхеймарцев завершился, когда впереди показались стены Бристоля. Словно вежливые гости. Норвежцы подплыли не торопясь, и давая возможность себя рассмотреть. Гандальву не с руки было будить в данных думы лихие. Ивар Рагнарсон сам вышел на берег – встречать гостя. Властитель поплоще, может, и затворился от воинственного соседушки да ярла послал сперва меч гостя забрать да волю добрую подтвердить. Сын Рагнара был не таков. На причале толпилось много людей, и бондов и ярлов, он выделялся средь них, будто сокол в стае утиной. Этот воин был вождь не только по праву рождения, но и по ощущению нутряному.
Едва крепкие руки гребцов подвели к берегу драккары, а услужливые рабы сходни к ним подтащили, Гандальв первым ступил на землю английскую. Он подошел к датскому конунгу, что спокойно стоял без оружия, гостя с терпением поджидая. Когда стали они рядом, стало ясно, как день, что викинги датские и норвежские от одних богов род вели. Оба вождя были крепкими и закаленными, хотя Ивар был помладше летами. Впрочем, победы военные и земли, принявшие его властелином, позволяли сыну Рагнара смотреть на альвхеймарца ни как младший на старшего, но как благосклонный хозяин на гостя. И даже гордый Гандальв не почуял в том ущемления прав – первым склонил голову, дана приветствуя:
- Здравствуй и ты, Гандальв, - почти одновременно с гостем поклонился датчанин.
- Путь мой был долгим, но стоило пройти столько глади морской да речной под полосатыми парусами, чтобы встретить северных войной в самом сердце земель англов и саксов. Ты, видимо, слышал, что в Норвегии ныне усобица. Рад, что здесь оружие викингов служит преумножению богатств скандинавских, а не братоубийству. Юноша, что был мне проводником и рассказчиком, говорил, что ты и братья твои за отца своего славную виру потребовали, да не серебром, а вражеской кровью, - продолжил Гандальв. – Тихо ли ныне во владеньях твоих? Смирились ли саксы, что ныне даны над ними, или ножи потихоньку вострят?
- Слышал, - кивнул Ивар. Обернулся на мгновение - что и сказать еще, ясно, что тоже рад, и ни к чему бросаться пустыми словами - а о серьезных вещах не говорят с гостем, усталым от долгой дороги. Хотя - намекни на такое гордому викингу... - Успеем повести разговор об этом. Будь моим гостем.
- Благодарю тебя, славный сын Рагнара, за гостеприимство оказанное, - ответил на то конунг Альвхеймара. Ивар вполне мог послать гостя незваного обратно, не пригласив: не был он Гандальву родичем, и отцы их из одного рога меда не пили. Но Ивар был благороден, как истинный властелин, и Гандальв не желал уступать ему в щедрости: - Я не с пустыми руками пришел, но с дарами дружескими. Есть ли в доме твоем кюна, чтобы одарить ее, как подобает?
- Нет, - улыбнулся Ивар; ясно, что гость непременно принесет дружеские дары хозяину дома. - Но женщин в моем доме хватает.
- Ей, молодцы, тащите сюда сундуки! - возвысил голос Гандальв, обращаясь к норвежцам, стоящим у сходней. - Не одна дева в селении без подарка с пристани не уйдет - вот слово владыки Альвхеймара.

Казнь Эйнара Губителя Заговоренных. Хаки Гандальвсон.

От селян сын Гандальва прослышал не только о состоявшемся сраженье Асмунда с Губителем Заговоренных, но и подлости свейского конунга. А затем, пока Хаки под именем Ульв развлекал бондов баснями да сказаниями, коих еще мальчишкой прочитал весьма много, вести еще черней подоспели. Что суд божий кюна назначила. Не желал Хаки видеть Рагхильду да ей о себе напоминать. Хотя кюна агдирская младшего сына Гандальва видела только мельком на свадьбе, но зло затаила. Однако же, пропустить суд богов не хотелось, слишком хорошо помнил бывший конунжич какими путями порой ходит божеское благоволение. Эйнар, верящий в Белого Бога, едва ли мог рассчитывать на милость Обманщика, а без его помощи ой, трудно будет мужу сему голову сохранить. Уж коли Рагхильда столь далече зашла, чтоб старую дружбу презреть да от тех, кто за нее головы сложить рисковал, отказаться – не поможет Губителю ни правда, ни кривда. Коли конунгам хочется – они все знаки по желанию своему истолкуют: сын Серого конунга то много раз видел, как в доме отца, так и в хоромах других, дружных с домом Альвов властителей.
Хаки торопился. Как мог, но успел лишь к финалу. Видел он, как Эйнар с жизнью прощался. Хоть и безбожник он был, богов праотеческих отринувший, да и роду низкого, бывший раб, а перед смертью достойно держался. Другой муж, обреченный жестокосердием кюны на смерть, пытался бороться. То было правильно и хорошо по вере воинов Севера, но спокойный Эйнар поразил Хаки куда больше изрыгающего проклятья Оттара.
«Неужто это Белый бог дал рабу своему столько достоинства?», - поразился альвхеймарский конунжич. На Рагхильду смотреть не хотелось, но лик ее взгляд притянул помимо желания. Фрейа не оставила мать Харальда милостью: даже сейчас, взрастив сына, положившего к своим ногам пол Норвегии, она была дивно пригожа. Но в тот момент, когда Эйнар повис на суку, черты Рагхильды показались Хаки уродливыми. Наверное, так же искажались лица воителей в битве, когда ноздри их чуяли кровь, а сердце пело песнь смерти. Если в мужах это смотрелось привычно, то на лице женском отталкивало. Такая Рагхильда напомнила Хаки о Хель, в объятья к которой он сам не угодил только чудом. Может, полуживая дочь Локи, и впрямь, сейчас смотрит на мир глазами агдирской кюны? Иначе – чем пояснить ее черную неблагодарность, ее слепоту и жестокость? Сейчас младший сын Серого конунга искренне радовался, что потерпел неудачу в походе и не взял эту женщину под свой кров. Кому люба жена, у которой из-под лика людского злобное чудище, крови алкающие, вылезает?
«Харальд должен про это узнать. Колдовство ли тут в землях вершиться, или оговорили Эйнара с людьми его, иноверством воспользовавшись – но с кюной не все так, как должно».
Подумать легко. Но как найти Харальда, и, главное, убедить его выслушать эти речи? Рагхильда ведь – мать, а вот он…
Трусость, которой он некогда был обязан своим прозвищем «Малодушный», вновь подняла голову. Хаки сгорбился, будто старик – так тяжела была ноша, придавившая плечи. И побрел в сторону леса, обходя гридней агдирских, шумно радующихся кончине нелюбезного им белобожника.

Жертва. Сарасберг

О казненном Эйнаре уже вскоре позабыли - селян и воинов ожидали повседневные дела, которые нельзя было откладывать, в особенности бондам, поскольку шло время сева. А что иноверца предательского повесили - так это уже не важно было никому.
Вдали же от Сарасберга, в священной роще, где некогда Торлейв велел принести в жертву Хаки, готовился иной, не менее кровавый обряд - верховный жрец Одина Фредрик и служитель Тора собирались отдать Асам Оттара Рваного, приговоренного к смерти кюной Рагхильдой.
Шестеро дюжих учеников Фредрика, вооруженных короткими мечами шли позади жрецов, а еще двое волоком тащили связанного херсира по земле. Сам верховный жрец даже не оборачивался, слегка улыбаясь в седую бороду и ведя разговор с приемником:
- Вот видишь, Торлейв, каждого, кто отступает от воли богов, рано или поздно ожидает заслуженная кара.
- Эйнар и это рваное отродье, это еще не все отступники, - пальцы служителя Тора обхватили рукоять каменного жертвенного ножа, который он нес за поясом.
- Уж не хочешь ли ты украсить деревья Вингульмерка христианами, словно Асмунд?
- Было бы не плохо каждому иноверцу по кресту поставить, - проскрежетал Торлейв, но после добавил: - Хотя это все рабы и бонды, так что лучше будет просто брать с них большую подать.
- Золотые слова, - кивнул Фредрик, а тем временем они уже вышли к каменному алтарю, расположенному на поляне в сердце рощи. - Бросьте его на камень.
Воины исполнили приказ, положив Оттара на алтарь, а затем отойдя в стороны и образовав круг, в центре которого находились жрецы и жертва.
- Ярл достался Одину, херсир станет подарком Тору, а девку его отдадим Фрейру, - произнес Торлейв, покуда его старший товарищ готовился к ритуалу.
- Что, и ее тоже решил осчастливить? - Фредрик все же не удержался от колкой насмешки, но заметив, как помрачнело лицо Торлейва, добавил: - Помнишь, что я тебе говорил об ирландке?
- Помню, - хмуро кивнул жрец. - Харек еще пожалеет, что сумел вернуть благосклонность конунга.
- Да будет так, - довольно усмехнулся старик. - Я буду рад вздернуть Волка на том же суку, где сегодня отправился в Хель однорукий раб.
Торлейв рассмеялся, а затем взглянул в мрачное, покрытое синяками лицо Оттара, лежавшего на камне:
- Ты сам выбрал свою судьбу, херсир, - зло процедил служитель Тора. - Асгаут пытался предупредить тебя, но предателю Асов нет места среди живых.
Херсир сплюнул в лицо Торлейву, тот утерся рукавом и ударил Рваного в живот, заставив скрючиться на алтаре.
- Довольно, - бросил Фредрик, воздев руки к небесам. - Отец наш, Один, внемли!
- Обычно мы приносим Тору козла, - прошептал херсиру Торлейв с непритной ухмылкой. – Но думаю слуга распятого будет достойной заменой.
- Внемли! - Подхватили воины, подняв глаза - в темном небе клубились тучи, предвещающие грозу: Тор сам пришел забрать свою жертву.
- Отступник, сменивший молот на крест, отступник, презревший заветы предков, изменник, отрекшийся от Светлых Асов во имя чужеземного бога, да будет ныне наказан! Кровь его, да прольется во имя Тора-Громовержца! Жизнь его, да иссякнет, впитавшись в землю!
- Тор, прими же жертву сию! – Торлейв вознес молот над головой, призывая бога грозы.
- Тор!!! – Крики восьмерых воинов слились в непонятный гул, уносясь в небеса.
- Не спасет тебя ложный бог франков, Оттар, - в лицо херсиру рассмеялся жрец Тора.
- Тор херкоммен! – Приняв от Торлейва кинжал, Фредрик занес его над головой, целясь в сердце Оттара, но в следующий миг казавшийся беззащитным херсир подтянул колени к животу, с силой ударив пятками в грудь старому жрецу. Охнув Фредрик осел на землю не в силах дышать, а удивленный Торлейв так и застыл с поднятым молотом, должным раскроить херсиру череп – вскочив, Оттар сбросил с рук веревки, которые он успел истереть о камень алтаря, пока жрецы читали свои молитвы и перехватил руку Торлейва:
- Пусть теперь тебе твои боги помогают! – Проскрежетал он, бросая служителя Тора на землю. Ударившись о край алтаря головой, жрец дернулся и затих. Сам же Оттар схватил молот, выпавший из руки сраженного жреца, разворачиваясь к жреческой страже – нет, он не Эйнар, чтобы смиренно принимать гибель, он станет бороться до последнего, до того момента, пока из его груди не вырветься предсмертный вздох, и тогда уже, представ перед Творцом, ответит за каждый свой грех в полной мере, но сейчас, среди прислужников каменных истуканов он будет драться со всем неистовством.
- Убить его! – Прокричал один из воинов, выхватывая меч, но затем так и встал с разинутым ртом, а из шеи у него показался наконечник стрелы. Пошатнувшись, воин рухнул на землю, орошая ее кровью.
Двое других, не заметив гибели товарища, ринулись на Оттара, но тот, размахнувшись, метнул одному из них в голову молот Торлейва – железо с хрустом проломило череп, а затем херсир уклонился от удара второго противника, хватая его за руку, сжимающую меч и с силой ломая ее о колено. Клинок звякнул о камни, а пальцы Оттара сжались на горле воина, раздирая его плоть – ярость ныне застилала глаза воину и утраивала его силы, хотя он и не был берсерком. Тело жреческого гридя упало возле Торлейва, а позади раздался еще один гулкий стук – это рухнул еще один воин, пытавшийся подойти к херсиру сзади, со стрелой в глазнице.
Оставшиеся хирдманы бросились к лесу, откуда летели стрелы, один из них упал, пораженный в грудь, а затем раздался звон мечей, но Рваный не следил за той битвой, поскольку увидал перед собой медленно поднимающегося Фредрика. Рванувшись вперед, херсир схватил старика за бороду, притягивая к себе, он слишком хорошо помнил обещания жреца погубить Харека и других христиан, чтобы оставлять его в живых, да и казнь Эйнара все еще стояла перед глазами – ведь это не Торлейв, а именно Фредрик готовил поединок коней.
- Вы горазды убивать святых, - процедил он в лицо служителю Одина, наматывая бороду на кулак и слыша, как стонет от боли Фредрик. – Вот только с грешником у вас этого не вышло!
- Будь ты проклят, - донесся из-под спутанных седых волос слабый голос жреца. – Тор не простит…
- Ваши боги погибли в Рагнарок, - жестко отрезал херсир, бросая жреца на алтарь – А Белый Бог пришел им на смену! Так говорил Харек и теперь я вижу, что он был прав. Ты убил Эйнара, оклеветав его перед кюной и людьми!
Фредрик стонал и трепыхался в могучих руках Оттара, но вырваться ему было не под силу. Понимал это и херсир, хотя и опасался, что кто-то из гридей Торлейва вернеться, но был полон решимости довести дело до конца.
- Эйнар был праведником, отринувшим жестокость и злобу этого сурового края, - продолжал шептать Рваный. – Он мог принести мир в северные земли, но вы, жадные ублюдки, убили его! И как сказано в писании: «Око за око, зуб за зуб!»
Викинг вырвал из ослабшей руки жреца каменный нож и поднеся его к горлу Фредрика, резко надавив, сделал широкий надрез, вспарывая жрецу глотку.
- Теки кровь, теки по алтарю ушедшего бога! – Воскликнул Оттар, выпуская переставшее биться в конвульсиях тело и отбросив нож. – Бог Живой, да осудил вас, за ваши прегрешения! Горите в Аду, Торлейв и Фредрик, служители лживых и вероломных богов, не помнящих добра!
Подхватив один из мечей, Оттар направился к лесу, но в следующий миг раздался раскат грома, заставивший его вздрогнуть – и обернувшись, он увидал как горит на алтаре тело Фредрика, пораженное молнией.
А затем пошел дождь…

Оттар рассмеялся, обросив назад намокнувшие под дождем волосы, когда увидел людей, выходящих из-за деревьев: то были Фреолаф и Буревой, а по их клинкам медленно стекала кровь.
- Вы спасли меня! – Прокричал он, обрадованно. Надо же – он сам сначала поверил, что Фреолаф предал Харека, но сейчас видел, что это не так.
- Долг платежом красен, - отвечал венд, хлопнув херсира по плечу. – После гибели ярла, разве я мог позволить им убить еще и тебя?
- А я посмотрел на это дело и понял, что мои слова кюну не убедят, - добавил дан. – А потому ноги в руки и вперед, покуда Асгаут не заметил.
- Да вы хитрецы! – Бросил Оттар. – Остальные где?
- Ярл приказал заключить их в острог, - отвечал Буревой. – Я один сумел бежать.
- Мы должны освободить их, а затем отомстить за Эйнара, - сурово произнес Рваный. – Пусть мы не смогли спасти его жизнь, но я клянусь расправиться со всеми, кто причастен к его гибели: с подлой ведьмой Рагхильдой, которой он так доверял, с негодяем Асгаутом, но, прежде всего я вырву лживые языки из глоток этим щенков – Халльварда и Сигтрюга! Как только Эйнар мог отпустить их?!
- Нас трое лишь! – Предостерег его Фреолаф. – И я здесь не для того, чтобы героически умереть!
- Мы не сможем убить ярла и кюну, и них большая охрана, - покачал головой венд. – Нам должно бежать.
- Бежать? – Воскликнул херсир. – И оставить их наслаждаться этой подлой победой?
- Ты убил жреца, этого довольно, - молвил Буревой. – Нельзя добиться справедливости за одну ночь.
- Харек должен узнать о случившемся! – Добавил датчанин. – Если он начнет битву с Эйриком, но после станет беззащитен перед вероломной кюной!
- Да, и она убьет его так же, как Эйнара, - зубы Оттара скрипнули. – Освободим наших людей и уйдем.
- Необходимо вернуть меч Эйнара, - сказал Фреолаф. – Я слышал, что жрец отдал его кузнецу и велел перековать. Это святое оружие не должно пропасть.
- Ублюдочный жрец! – В рукояти меча Губителя Заговоренных были мощи святого, а Фредрик пожелал осквернить его. – Я сам пойду к кузнецу, а вы вызволяйте воинов и добудьте лошадей!

Саросберг. Хаки, Асгаут и труп Эйнара.
Совместно с Тельтиаром.

Хаки далеко не ушел. Как ни пытался бывший конунжич закрыть уши и разум, все же не вышло. Со смехом гуторили гридни, что тело христианина, мол, висеть на суку будет до Рагнарека, зверью да птицам поживой, а он только пальцы в кулак стискивал. Слишком хорошо помнил альвхеймарец Саросберг, помнил, как вошел сюда, как хозяин, и как вышел на битву с Харальдом. И то, как смерть свою под дубом священным встречал, не забыл. Ныне другой муж Иггу достался, и он умер взаправду. Даже коль был веры иной, а оставлять тело зверью да ветру – это неправильно. До ночи Хаки по лесу ходил, и кошки на сердце скребли. Чтобы отвлечься от дум, бывший конунжич костер растеплил, да шевелюру в порядок привел. Если ранее он старца длинноволосого напоминал, то теперь стал более походить на мужа тридцати зим от роду. В другое время подумал бы трижды, стоит ли делать себя узнаваемым врагу, но сейчас не до той мысли было. Промучившись до летних сумерек, викинг понял, что не будет покоя ему, коль малодушью уступит. Не спас он Эйнара – тому Один судья. Чай, не друзья они были. Но позволить над телом глумиться… нет, не бывать! И Хаки пошел на поляну, туда, где меж веток дубовых ветер раскачивал тело повешенного. К вечеру выпала роса и ветви священного древа стали мокры.
«Будто слезы на теле дерева, - Хаки подумал. – Видимо, сам Высокий видит, что черное дело вершат его именем, от того древо его – дуб – плачет в ночи».
Конечно, знал муж сей, что такое роса, но лес темный до мертвец, в ветках качающийся, любой трезвый ум сделают суеверью послушным.
Дорогой той и другой муж этой ночью шел - не спалось Асгауту ярлу, все не верилось, что сумел он наконец христианина со свету изжить, да и с Оттаром поквитаться. Из рук Фредрика никто еще живым не уходил, а потому обречен был херсир предательский, сам же ярл хотел вновь на тело Эйнара посмотреть - как бы не воскрес однорукий, точно бог его незваный. Да только, вместо тела одиноко на ветру качающегося, совсем иную картину увидал он.
Хаки влез на дерево, мысля веревку обрезать, да не удержался на нем, и рухнул наземь вместе с трупом Эйнара. Так и увидел их ярл – с дерева падающих. А потом Хаки поднялся, обхватив негнущееся уже тело под мышками. Холод царства Хель уж сковал Губителя Заговоренных, лишая члены подвижности. В виде таком муж казался вдвойне тяжелее, напоминая больше бревно, чем тело людское.
Пригляделся Асгаут, что твориться там и кто посмел тело, на поживу воронью оставленное утащить, да так и обомлел - стоило лишь луне лик вора ночного осветить: узнал сына гандальвова ярл, зубами скрипнул, ноги же словно к земле примерзли - ни шага ступить не возможно от страха его объявшего стало. Конечно доходили слухи до Асгаута о том, что Хаки дух в Раумарики явился гридям альвхеймарским да Дунгаля умертвил, но раньше то слухами они и были, а ныне - мертвец сам пришел и Эйнара-висельника с дуба снял. Не иначе, как колдовство черное смогло мертвяка поднять на месте том, где самого его прикончить должны были.
А Хаки был занят – недосуг конунжичу по сторонам глядеть было, когда тело, в смерти ставшее неподъемным, к земле придавить норовило. Тащить его волоком? То мертвецу неудобно, его бы стоило на руках к костру честному нести. Чай, не бродяга, но вой доблестный. Но на закорках тоже не очень-то понесешь, тем более – в чаще лесной, где тело негнущееся за каждый ствол будет цепляться. Уж не молвя про то, что видеть лицо посиневшее до распухший язык у своих глаз удовольствия мало. Смерть полководца агдирского отнюдь не украсила. Так что, подумав немного, Хаки все же склонился к идее «тащить». Но тут ему сиянье над дубом привиделось. То луна полная над древом взошла, а в ночи летние, когда мрак не густой, светило ночное странные мороки порой порождает. Помстилось Хаки, что меж ветвей люди оружные показались. Доспех чужеземный на них, плащи длинные да кресты на груди. И сверкают они, будто не лунный тут свет, но солнышко яркое. Впереди ехал благообразный муж с окладистой бородою. Он словно хотел что-то сказать – но Хаки не слышал. Может, потому что он ныне – создание Локи, а эти мужчины другого Бога творенья? Морок растаял, став сгустком тумана в ветвях, но альвхеймарец потом холодным покрылся. Рука против воли нащупала оберег – одну из вещей, доставшихся от дома отеческого да жизни ушедшей. Что хотели сказать призраки? Благодарили… или - предостерегали?
А вот херсир в том тумане иное узрел.

Асгаут ярл

Едва лишь ногам его сила вернулась, уже и не смотрел на Хель порождение наместник конунгов, да побежал от дуба того подальше. Одна мысль ему в голову пришла, когда уже далече оставалось место казни - что то жрецы колдовством своим мертвяка из царства Хель вызвали, дабы тот Эйнара с собой уволок. Конечно в то, что Торлейв на такое способен Асгаут не верил, но вот Фредрик... старый служитель Одина хранил немало секретов, а потому, дабы с души своей предчувствие тяжелое снять, да в смерти Оттара удостовериться, повернул к кругу жертвенному ярл, того не зная, что лишь страшнее станет ему, когда увидит он, что там содеялось.
Гридей тела увидал Асгаут, едва из рощи на поляну вышел, да груду бесформенную, обгорелую на алтаре - екнуло сердце у него в груди, бросился к камню ярл, меч обнажая - но не с кем было сталь честную скрестить. Подойдя лишь узнал он в мертвеце жреца верховного.
Но где тогда Оттар?! Неужели сумел один он столько люда погубить?! Не могло так быть, не иначе, как помогли ему Локи вероломный с дочерью своей! Не рискнул притрагиваться к Фредрику сожженному ярл, страшно было ему ныне - ужели боги от них отвернулись за то, что беззаконно они оклеветали и погубили Эйнара? Так ведь иноверцем он был и смерть его только в угоду богам. Так Фредрик говорил - теперь же мертв он.
А Оттар жив еще стало быть? И Эйнара с дерева Хаки призрак снял - но что же твориться в Сарасберге? И как защититься, коли и Эйнар в виде духа неупокоенного придет по его, Асгаута, душу?
Обошел алтарь на ногах негнущихся Асгаут, тело второго жреца увидал. Вот и Торлейва злая судьба не миновала... да нет же - дышал еще служитель Тора!

Жгучая ярость. Сельви Разрушитель.

Ненависть – вот единственное чувство, которое осталось в его сердце. Молодой змей Мера, в бессильной ярости сжимал рукоять секиры всякий раз, когда вспоминал о данной им клятве. Он жаждал мести, жаждал убить ненавистного Харальда, но прежде заставить его ощутить – каково это, потерять всех близких друзей и родичей, даже таких, как его отец. Впрочем по Хунтьову берсерк слез не лил, но мать – за ее смерть следовало взять кровавой вирой, головой Рагхильды, если только представиться случай, а после отправить эту голову Гутхорму и Харальду, дабы они страдали так, как страдал он, увидев отрубленную голову матери на копье у усадьбы!
Лишь месть – жестокая, кровавая и рассчетливая, могла затушить бушующий в его груди пожар! Острием кинжала юноша соскоблил начавшую было расти щетину – нет, пока не свершена месть, он не станет отпускать бороду, даже если его прозовут безбородым.
Две сотни воинов держали путь на Южный Мер вместе с людьми Арнвинда. Поначалу Сельви удивился, почему родич послал столь малый отряд, но узнав, что это прибыли лишь разведчики, посланные узнать, почему от Неккви до сих пор нет вестей – едва сумел сдержать захлестнувшую его ярость.
- Да к вам же отправлялся знатный херсир! – Воскликнул он. Голос звучал глухо и хрипло, совсем не по-юношески. За последние пять дней Сельви повзрослел даже больше, нежели, когда впервые вступил в битву.
- Отправлялся быть может, да не приезжал, - отвечал ему южанин.
- Рогволд… - проскрежетал конунг, внезапно осознав, кто был виной тому, что его дед погиб, ожидая так и не пришедшее подкрепление.
Дальше они ехали в молчании, до тех пор, пока недостигли небольшой деревеньки, расположенной почти у самого берега. Сельви помнил эту деревню – здесь он часто играл мальчишкой, учился удить рыбу, слушал сказки стариков, а порой и приятно проводил время с местными девами. Но это было словно в другой жизни, теперь же он видел лишь черную голову волка на алом стяге, что развевалась над домом старосты. Они предали его деда и присягнули на верность агдирскому щенку. И за это они должны были заплатить!
- Свейн! – Позвал викинга Сельви. – Ты моя правая рука и ближайши ярл! Готов ли ты исполнить мой приказ!
- Да, - сдержано кивнул воин, начавший понимать, что было на уме у конунга и, хотя это было ему не по душе, не решившися спорить.
- Возьми людей и вырежи в этой деревне всех до единого предателей. До последнего человека, каждую сволочь, переметнувшуюся на сторону Харальда.
- Там старики, женщины, дети, - вздохнул ярл, нервно поглаживая рукоять меча. – Их-то за что?
- За измену, - металлический голос Сельви не терпел пререкательств.
- У наших людей есть родичи в этой деревне, они могут…
- Тогда убей каждого, кто нарушит приказ. Мне не нужны воины, забывшие – кто их конунг!
В глазах юноши медленно разгоралось пламя, одни лишь слова о неповиновении едва не вывели его из себя и Свейн поспешил заверить его, что все будет исполнено в лучшем виде. Однако, Сельви решил лично возглавить эту резню.
Два десятка всадников первыми ворвались в селение – несколько брошенных копий пронзили находившихся на улице мужиков, Свейн походя срубил голову выскочивший из избы бабе, а двое гридней растоптали конями игравших на дороге детишек лет семи-восьми. Сам конунг, спрыгнув с коня, ворвался в дом старосты, тяжелым ударом свалив того с ног, а после пнув пару раз под ребра.
- Сельви… ты… - изумленно прохрипел мужчина, сплевывая кровь из разбитых губ.
- Да, я еще не умер, а вы уже отреклись от меня и моего деда! – Каждое слово сопровождалось сильным пинком, заставляя старосту корчиться на полу. – Проклятый ублюдок, ты забыл, кому всем обязан! А теперь ты присягнул Харальду!
- Если… мы не присягнули… агдирцы бы убили нас, - донесся хрип старосты.
- А теперь вас убью я, - сапог надавил на горло, ломая позвонки.
Расправившись со старостой, Сельви зарубил и его жену, и мать – старуху Ингиред, что когда-то поила его парным молоком и рассказывала о деяниях Асов, а после разбил черепа лежащим в колыбелях детям. Никто из них не заслужил прощения за то, что предал Мер!
Сердце гулко билось в груди, так что каждый стук эхом отдавался в ушах, стучал в голове, точно кузнечный молот. Конунг тяжело ступал по залитым кровью доскам, сжимая в руке обагренную секиру – самого верного друга, который у него остался. Проходя мимо очага, он вынул из него начавшее гореть полено и бросил на ложе, тотчас же занявшееся пламенем.
Деревню оглашали крики и предсмертные стоны, воины насиловали девок и баб, толи еще живых, толи уже мертвых, рубили беззащитных бондов и рабов. Сельви запретил брать пленных – предателям награда лишь одна – смерть.
- Сельви! – Послышался испуганный женский голос, конунг обернулся, увидав светловолосую девушку на год его младше, что часто согревала ему постель раньше.
- Вандис, - он словно сплюнул ее имя. Странно, что никто из гридней до сих пор не взял ее, но тем лучше.
- Прошу, останови это безумие! – Девушка упала на колени, смотря в полыхающие огнем глаза Разрушителя.
- Для чего?! – Прорычал он. – Чтобы ты стала подстилкой агдирцами? Конунг Мера тебя уже не устраивает?!
- Ты же знаешь, что я всегда любила тебя! – Воскликнула она.
- Полюби теперь мою секиру! – Резкий удар и крик оборвался. Две части того, что еще недавно было Вандис, теперь заливали кровью землю.
Деревня была сожжена до тла, а на пепелище Сельви водрузил змеиное знамя, тем самым напоминая Харальду, что это начало лишь мести жестокой.

Южный Мер. Конунг Аудбьерн и ярл Эрик
В то время, как Арнвинд с наложницей своей развлекался, Эрик ярл к брату его пожаловал. Хмур был ярл на вид, хотя несомненно понимал конунг причину настроения его невеселого.
- Здрав будь, славный правитель Фиордов, - косая усмешка на лице Эрика появилась.
- И ты будь здрав, ярл Эрик, - ответил Аудбьерн, кубок с медом хмельным на стол ставя. - Что хмур так?
- Есть причины, - рядом сел викинг, отпив меда, да бороду вымочив. - Вот и пришел я к тебе потолковать, коли уж брата твоего застать мне не удалось.
- Слушаю тебя, - милостиво кивнул конунг.
- Ты ведь помнишь конунг, чего ради столько воинов добрых этим летом в деревнях остались, - издали завел разговор Эрик.
- Помню. Да вести от Неккви не было.
- И не будет, сдается мне, - заметил, кубок опустошив ярл. - Эй кто там, браги!
- Тебе что-то известно? - наблюдая как рабы разливают мед, спросил Аудбьерн.
Прежде чем ответить, Эрик ополовинил еще один кубок, а затем произнес:
- Не таков старый Неккви, чтобы зазря воинов томить, да и если с годами тяжел на подъем стал, так у него внук есть, знатный берсерк, каких еще земля Мерская не рождала.
- Продолжай, - владетель Фиордов даже забыл отпить из кубка.
- Это не похоже на конунга, - еще раз повторил ярл, продолжая пить. - Он... я слышал что он хотел выступать против Харальда едва ли не после того, как прогнал Гандальва, он просил Арнвинда быть наготове - и вот ни единой вести из Нидораса!
- Разведчиков послать надо, - задумчиво погладил бороду конунг. - Может они что узнают.
- Да послал уже, - буркнул Эрик, подставляя кубок слуге. - Ты же с братом сам тогда пристутсвовал, - он скривился, словно едва удерживаясь от обидной фразы. - Тогда же ты мне предложил Хильд на этот злосчастный остров отвезти!
- Ладно, о сестре моей потом. Что разведчики?
- Нет их, - залпом выпив еще браги, ответил ярл. - Пятый день нет.
- А вот это уже плохо, совсем плохо, - забеспокоился Аудбьерн. - Отсюда до Неккви три дня ходу. Они на пять задержались или всего пять как ушли?
- Ушли как - но кони у них резвые, да и времени терять я им не велел - сегодня срок крайний вечером.
- Значит ждем. Коли не придут придется думу думать.
- Вам бы все думать, - проскрежетал викинг, вновь браги хлебнув, хотя уж добрую половину кувшина выпить успел. - Уже напридумывали.
- Что ж мы напридумывали?
- Да какая теперь-то разница, - скорее прорычал, нежели сказал Эрик.
- Нет уж. Говори! - бухнул по столу конунг.
- Уже говорил, да ты не слишком-то меня слушал!
- А теперь вот слушаю.
- Остров этот позорный кто придумал? - Поднялся из-за стола ярл.
- Помочь тебе хотели, - примирительно улыбнулся конунг. - Кто ж знал, что хитра Хильд.
- Да уж родичам такое знать следовало бы!
- Ну, для меня Хильд до сих пор до конца не понятна. Отец ее баловал, знаешь ли.
- Лучше бы он отдал ее на воспитание Неккви, - постепенно успокаиваясь, заметил ярл.
- Дочь единственную? Отец ее больно уж романтичным был, - усмехнулся Аудбьерн.
Во взгляде викинга читалось отчетливо "Дурак ее отец был".
Аудбьерн потеребил бороду в задумчивости и спросил:
- А может тебе ей цветов подарить?
- А может, конунг, мне их тебе в бороду вплести?
- Вот зря ты так. Я тебе дельный совет говорю. Она у нас романтичная, цветы любит. Пригласишь под луной прогуляться растает. А вот так вот мускулами пред ней играть это только мы с Арнвиндом можем.
- Ну да, - скептически заметил ярл, который был сложен крепче обоих конунгов. - Да только гулять до свадьбы положено, а не после. Ох, помяни мое слово, конунг, еще месяц и я пойду по гулящим девкам, коли жена не пускает меня на ложе.
- И тем самым убьешь все что только можно, - отсалютовал кубком конунг. - А любить жену и после свадьбы можно. В том о вся и соль, ярл.
- Да только жена меня не любит, сколько я ей ни дарил обручий раньше, сколько колец из походов ни привозил.
- Злато... Ну серебро наложнице, а не любимой дарят, жене нареченной, - усмехнулся Аудбьерн. - Так отец ее считал, так ее и научил.
При этих словах Эрик окончательно убедился, что дядя конунга был по меньшей мере глупцом, каких поискать.
- Не по обычаям это, - наконец промолвил он, когда злость поулеглась.
Возможно и дальше продолжался бы спор этот бесполезный, да ворвался в дом воин тут, волосы потные с лица убирающий, да дышащий тяжело. Обернулся к нему Эрик, от удивления даже рот разинув:
- Гудмунд, только о тебе говорили, а ты тут как тут! - Воскликнул он, обрадовавшись немного, что разговор о жене прервать можно стало. - Садись, сказывай...
- Да что тут... сказывать... ярл... - отдышавшись, гонец начал.
- На отпей, - протянул кубок воину Аудбьерн.
- Воды, - покачал головой воин, после чего его кубок тут же опрокинул себе в глотку ярл.
Рабыня, смущаясь, ковш воды преподнесла воину.
Тот часть выпил, часть на лицо себе вылил, а после уже по чести сказал:
- Встречу готовьте, едет к нам Сельви Хунтьовсон, конунг Северного Мера...
- Ты хотел сказать конунг Неккви, - поправил его Эрик.
Аудбьерн нахмурился, мрачные предчувствия его одолели.
- Да нет, Сельви-конунг, - покачал головой Гудмунд. - Неккви уже неделя как в Валгалле пирует.
- Погоди, хирдман, - Аудбьерн молвил. - Как пирует? Кто напал на него? Или он сам умер?
- Конунг, послушай совета доброго - вопросов таких Сельви не задавай, и без того в гневе он великом, что не пришли вы с дружиной на подмогу ему.
- Так вестей то не было, куда идти то? - сел Аудбьерн и кулаком по столу бухнул.
- Ты на меня не стучи, Аудбьерн, я гонец простой, - возмутился хирдман.
- И то верно, - согласился Эрик. - Надо Арнвинда звать да встречу готовить.
- Зови, Эрик. Я пока своих соберу.

(в главных ролях мы с Тельтиаром)

Фьорды. Усадьба Кведульва. Пир.

Через несколько дней после возвращения воинов в гости к побратиму приехал Кари-берсерк. Старого Кари ждали крепкие объятия друзей и самого Кведульва. Всех же крепче обнимал он своего сына Эйвинда. Два сына было у Кари, а теперь - один. Тем роднее стал он для отца, тем важнее было для него, чтобы живым и невредимым вернулся Эйвинд. Ради дорогого гостя Ульв велел готовить знатный пир, равный тому, который устроили походникам.
Двор Ульва слыл в округе богатым, и не зря. Хозяйство его спорилось, тут помогал ему младший сын Грим. Охотно спорилось в его руках любое дело – вот и сейчас к пиру наловил он много свежей сельди. Оживление царило повсюду: и в дружинном дом, который украшали к пиру, и в женском доме, где жёны и девушки наряжались к пиру, а малые дети играли в неустрашимых викингов. Шумел и дом рабов-трэлей – там варили вкусное ячменное пиво, готовили мясо и рыбу к столу, пекли свежие лепешки. Там же прислуживал полоненный купец-Снорри – Торольв приказал ему помогать трэлям. Таскал воду, помогал месить тесто, проклиная своих нынешних хозяев.
В назначенный час Кари вошел под кров дружинного дома. В длинном доме за вытянутыми столами хватило место всем – во главе стола восседал Кведульв, по левую и правую руку сидели двое его сыновей, здесь же рядом с Эйвиндом было теплое место и для Кари-берсерка. Дальше по старшинству сидели вперемешку сидели воины-походники, люди Ягненка и Торольва. Незамужние девы подносили им пенные роги, викинги лукаво подмигивали стройным красавицам, те заливались краской. Места хватило и рабам – они сидели ближе к выходу. Вот кареокая девица наполнила большой богато украшенный рог и поднесла Кари – настало время для праздничных речей. Тот высоко поднял рог:
- Пусть не переведется, Ульв, в доме твоем вкусное пиво, и пусть всегда на дубовых лавках сидят столь храбрые мужи, - опорожнил рог, и воины за столом зашумели – понравилась походникам речь старого Кари.
Следующим рог поднял рог Торольв:
- Я выпью за храбрых товарищей, с которыми мы рубились плечом к плечу, и за то, что мы все вернулись живыми и с добычей!
Вновь наполненный рог передали Ягненку:
- Я подниму рог за тех, кто пошел со мной. За Эйрика-топора, что на палубе кнарра уложил троих не получив ни царапины! За Халльгорма, что заслонил меня щитом от вражьего копья в Страндхейме! За младшего Сигурдсона, который подарил Одину левую десницу, его мы прозвали Гунульфом-скальдом…
- Скажи, Гунульф, скажи! – понеслось со всех сторон. За стол, где втроем сидели братья Сигурдссоны, перекочевала лютня. Олав, как и обещал брату в походе, приготовился подыгрывать нехитрую мелодию:

За славой в поход пошли мы
врага разить бесстрашно
на древах пенного моря
воины плыли в Роголанд.
Гадюка шлемов без промаха
разила врагов на палубе,
корчились в страхе раненые
в грозном тинге мечей!

Досыта крови напились
вождей клинки разящие,
пляска красная копий
гласу валькирий внимала.
Вернулись славные викинги,
огонь сундуков с ними!
На славном пиру пенными
звенят воители кубками!

Ближе к ночи викинги, что хотели плясать с красивыми девками, развели во дворе костры. Вышли во двор подышать свежим ночным воздухом и Кари-берсерк с Эйвиндом. С интересом глядел старый Кари, как Сигурдссоны развлекают здешних красавиц. Глядишь и привезут на подворье невест пригожие братья…
- Отец, я слышал от Торольва, что Аудбьорн-конунг великую виру взял за наш поход, и вы не перечили… - вырвал его из приятных мыслей голос Эйвинда. Берсерк ухмыльнулся и ответил так:
- Сегодня я слишком много выпил, чтобы говорить о том. И тебе советую веселиться и забыть о горестях – вы это заслужили.
В глазах умного Кари не было и следа хмеля, ноги держали его крепко.
- Как тебе та стройная девка, что подносила мне кубок, люба ли?
- Это Хильдис, на неё давно положил глаз Торольв. И мне она не дороже его дружбы.
Отец хитро посмотрел на сына:
- Ничего, скоро мы вернемся домой. Там ты подыщешь себе невесту, получше неё.
Ночь вступала в свои права, а пир продолжался…

НРПГ: прошу прощения за скверные висы, на хорошие нету ни сил, ни умения

Сарасберг. Вебьерссоны ™

К себе вернулись братья после казни той памятной. Весь вечер Сигтрюгг молча просидел, только к ночи решился с братом заговорить о том, что на душе у него лежало. Долго, едва не до рассвета проговорили они с Халльвардом - и об Эйнаре, и о том, какую роль в смерти его сами они сыграли, и о том, что так случиться и должно было. Заодно вспомнили, что должен Торхалль, на Хисинг отплывший (ох и удивился же он, когда узнал, куда и кем его отправляют, да причем так срочно!), уже там быть и делом заниматься.
- Сигтрюгг. ты мне вот что скажи… о дяде нашем жалел когда-нибудь?
Задумался тот.
- Разве что на одно мгновение, - младший ответил честно.
- Так почему же ты Эйнара жалеешь тогда? – посуровел Халльвард. – Он враг наш во всем: и по вере противник, и нам от него едва не досталось. А что до же…вдовы его, которая в Гиллисберге осталась… ну, на все воля Асов.
И не мог с этим не согласиться Сигтрюгг.

Под утро, только сомкнули галза они, как вновь их открыть пришлось – стук в дверь разбудил. Вышли братья, потягиваясь – на пороге слуга стоял, парнишка чуть старше их, может, или одного возрасту. Взволнованным было лицо его, и дышал он прерывисто – верно, бегом бежал. Понял Халльвард, серьезное что-то случилось.
- Что, Асгаут опять к себе идти приказывает? – спросил он. – Беда какая стряслась?
- Беда, господин, еще какая! – воскликнул юноша. – Оттар Рваный, которого в жертву должны были принести…
- Неужли сбежал? – ахнул Сигтрюгг.
- Сбежал, - подтвердил слуга, - да не просто так, а Фредрика жреца убил, прямо на алтаре, да и Торлейва вместе с ним едва к праотцам не отправил. Едва жив тот… Фредрика сгоревшим нашли – не просто зарезал его херсир, чтоб ему пусто было, а поджег тело вдобавок. А еще Оттар стражу всю перебил – не знаем, в одиночку ли аль помог кто - и воинов пленных освободил из острога. В кузницу вломился с ними, кузнеца избил…
- Где же херсир теперь? – бледнея, Сигтрюгг вопросил.
Юноша лишь плечами пожал.
- Опасаемся, что где-нибудь поблизости бродит… Впрочем, тут теперь бродит и что пострашнее, и след не Оттара бояться, а кой-кого другого.
- Это кого же?
- Так мертвец Хаки появился здесь! И тело Эйнара повешенного с собой уволок! Сам Асгаут видел это.
Халльвард прислонился к стене, почувствовав в ногах дрожь.
- Говорят, отвернулись боги от нас, - продолжал слуга, - видно, неправедное дело свершили мы…
- Довольно, - оборвал его хельд, - ступай. Спасибо за вести, пусть и недобрые…
Когда ушел тот, откланявшись, Сигтрюгг упавшим голосом произнес:
- Видишь, брат? Не зря переживал я. Загубили Эйнара, а теперь само небо на нас гневается, мертвецы Хель покидают, на землю выходят. Да еще и Оттар на свободе – того и гляди из-за дерева стрела пронесется смертоносная, он ведь нас так не оставит! Что же дальше-то будет, Халльвард? Что нам делать теперь?
- Не знаю, брат, - опустился на землю парень, руками за голову взялся, - не знаю…

Расчетливая ярость. Конунги Мера.
с Сариной

Спустя время некоторое выехали навстречу войску из Мера Северного конунги Аудбьерн и Арнвинд, которого Эрик едва не с ложа полюбовницы вырвал, дабы тот отряд возглавил. Взвились стяги змеиные - с зеленым и черным змеями, навстречу же рать со змеем золотым им направлялась, хоть и была рать эта невелика, да успел рассказать уже Гудмунд, что прознал он про сражения в Мере, да про гибель конунгов Неккви и Хунтьова, да про предательство ярла Рогволда. Не смолчал он и о расправе жестокой, какую учинил в деревне одной Сельви Разрушитель.
Братья конунги были мрачны, что небо в начале зимы. Тяжкие мысли их головы наполняли. Северный Мер потерян и не без предательства перешел в руки врага. Дядя погиб и пирует в Вальгалле, а они на земле этой остались дабы Одина и Тора славить.
Завидев встречающих, вскинул ладонь Сельви, велел людям своим остановиться, сам же с воином одним и знаменоносцем вперед направился, покуда не поровнялся с Арнвиндом и Аудбьерном.
- Ну, будьте здравы, дядья, - сухо произнес юноша, словно бы обвиняя их в том, что еще живы они, когда Неккви мертв.
- И ты будь здрав, племянник, - Арнвинд ответствовал, поводья натягивая.
- Конунг, - поправил его Сельви, брови светлые к переносице сдвинув.
- Твое положение родственные связи отменило? Узы крови скинуло? - Аудбьерн вступился.
- Крови нашей сполна пролилось у отрогов гор Оркдальских, да в Нидорасе, - казалось немного еще и не слова, а рык звериный из груди Разрушителя вырвется. - Да только не видел я, чтобы на помощь родичам вы спешили.
- А скажи мне, конунг, - последнее слово отчетливо Аудбьерн произнес, осуждающе. - Пришли бы мы по своему разумению, а там у вас свадьба на которую нас не звали, чтобы ты сказал?
- Видеть бы рад вас был, - вздохнул юноша, голову опустив. - И дед вас ждал, до последнего вздоха своего верил, что не бросите вы его.
- Не бросили бы, коли гонцы бы доехали, - уже спокойней Арнвинд ответствовал.
- Гонца моего, - особенно отчетливо слово это выделил конунг молодой. - Предатели подлые загубили. Кровь матери моей, сестры вашей на руках Рогволда!
- В Мер надо возвращаться. Там думу думать как мстить будем. да Северный Мер от собак очищать, - предложил Аудбьерн.
- Предоставь, Арнвинд кров людям моим и еды вдоволь, - кивнул на слова конунга Фиордов Сельви. - А после разговор этот продолжим. Утомился я с дороги.
- Мой дом твой дом, Сельви, - широким жестом обвел дорогу конунг.
- Конечно мой, - улыбка берсерка за оскал сойти могла. Наследник Неккви, пусть и лишился усадьбы родовой, да знал что ныне старшим среди всех конунгов Мера право имеет считаться.

Спустя время недолгое встали лагерем воины Сельви невдалеке от усадьбы, сам же он со Свейном вместе в палаты Арнвинда пришел, да там, после трапезы обильной, совет начали конунги и воеводы их знатные.
Арнвинд сидел в своем кресле на возвышении рядом еще два кресла стояло, в коих Аудбьерн и Сельви сидеть должны были. До тайного совета лишь Эрик и Снурри допущены были. Со стороны же внука Неккви, который с собеседников обещание взял, дабы его Хунтьовсоном не именовали более никогда, только Свейн был в ярлы произведенный.
- Земля наша в руках вражеских, - жестко разговор начал Сельви.
- И враг похоже дальше лапы свои тянет, - мрачно Аудбьерн проворчал.
- Отсек я уже ему лапу одну загребущую - Грютинга ярла, что словно пес сапоги Харальду лизал да так же по приказу его в бой с лаем бросался! - Молодой конунг проскрежетал. - Да только все одно - в Северном Мере беда случилась, значит и в Южном не долго ее ждать осталось. Скоро и сюда Харальд-щенок, что ни в одной битве меча не обагрил, явится. Ныне он сумел поработить и сделать слугами своими всех бондов и рыбаков Мера и Раумсдаля, людей, которых я с детства знал... и которые ныне предали нас.
Вздохнул Сельви при этих словах, вспомнил Вандис, вспомнил деревню разоренную, людей им убитых. Вспомнил, но ни на миг единый не пожалел о том, что сделал.
- Пришло время нам здесь защищать владения наши и свободу и вскоре уже будет случай у вас, дядья, испытать всех воинов своих на прочность, а друзей-союзников на верность и призвать всех, от кого ожидаете вы хоть какой либо помощи, - плавно текла речь конунга мерского, как никогда раньше не говорил он - так, словно сам Браги ему слова на ухо нашептывал. - Я и дружина моя выступят против насилия, агдирцами чинимого и несправедливости той, что принес с собой Харальд. И надеюсь я, что вы плечом к плечу со мной будете, а не участь оркдаля разделите, где воины славные по собственной воле под ярмо пошли и рабами Харальда стали. Деду моему казалось, что лучше конунгом умереть во славе бранное, нежели на старости лет мальчишке подчиняться!
Взглянул тут в глаза Арнвинду Сельви, и добавил:
- Сдается мне, что коли все мы рода одного, то и ты так думать должен, и ты Аудбьерн и другие знатные и уважаемые мужи. Должно нам ныне решительность проявить и жесткость.
- Обидеть видать ты нас, племянник хотел, али невольно это сказал? - нахмурился Арнвинд. - Никогда мы как побитые щенки к псу не побежим. Мы волки морские. Нас в самом Миклагарде боятся. А уж англы ди кельты паруса завидев бегут без оглядки.
- Англы и кельты - жалкий сброд, - процедил Разрушитель, вперед наклоняясь. - Я перебил оркнейцев всего с тремя дюжинами воинов. Но здесь - такие же северяне, как мы - и сражаться нам должно свирепо и безжалостно.
- Ты сомневаешься в нас, конунг? - то Снурри голос подал.
- Тебя я и вовсе в первый раз вижу.
- Так и не надобно тебе каждого воина знать. Конунгов наших ты знаешь, а они никогда не отступали, - не отступался старик.
- Только не слышал я о том, чтобы и прославились они сильно, - на сей раз Свейн слово взял, да так слова его прозвучали, что Эрик едва ли не в бороду ему готов был вцепиться, чтобы извинения вытребовать.
- А прославится, ярл, по разному можно. Конечно и воином знатным быть и трусом презренным. Тоже слава, - Арнвинд спокоен стал, да холоден как море северное. - А вот ты, ярл, кто таков будешь? Сколько походов за твоими плечами?
- Достаточно, чтобы быть моей рукой правой, - отвечал за ярла Сельви. - Так я мыслю, что великую славу все мы стяжаем, коли отделим от тела голову щенка агдирского.
- Так придержи руку свою, племянник, пока ее мой ярл не укоротил. Он в доме моем, чтоб оскорбления мне кидать в лицо, - южномерский конунг ответствовал. - А о том, что я с тобой на Мер пойду то знамо тебе.
Рассмеялся конунг юный:
- Коли будем мы тут меж собой обиды припоминать, то-то обрадуются Харальд и изменник этот Рогволд!
- Но и оскорблять союзников не гоже, - вступил в разговор конунг Фиордов.
- Довольно об этом уже, - властно разговор оборвал Сельви. - Решать нам надобно, как с ворогом бороться. В тяжких силах пришел агдирец, а с ним медведь из Хладира и олень из Хрингарики, не считая ярлов тех, что раньше под Гудбрандом ходили. Рабское племя.
- А что решать, - Снурри выступил. - Сейчас выйти в поле пред ними смерть верная. Надо ослабить ворога.
- Не по чести то будет, - головою покачал Эрик, желавший от позора своего семейного поскорее подальше уйти.
- А разве ж Харальд по чести с нами воюет? - В ответ Разрушитель спросил. - Умен твой старик, Аудбьерн. Та же мысль и у меня была.
- А толку, Эрик, с того что мы все поляжем, - вздохнул Арнвинд. - Дошли бы гонцы войско наше сравнилось бы с ним, а сейчас... Голову под топор отродья Хель да Локи положить добровольно?
- Да уж я бы... - проскрежетал ярл.
- И я бы, - согласился с ним Разрушитель, а после добавил: - Войско их на суше сильно непомерно, ибо все то люди из центра страны да с севера, в море же всегда Мер первенство держал. Должно нам на сражение корабельное их вынудить.
- Добрая мысль, Сельви, - конунг мерский племянника поддержал. - А в море мы их лишь покоя на суше не дав скинем. Да там и потопим.
- Прикажи людям своим драккары смолить да к бою готовить, - твердо велел молодой конунг. - Я же набегами дерзкими сна и отдыха лишу захватчиков. Рады будут они любому сражению крупному тогда.
- Добро, - пробасил Арнвинд.
- Об одном лишь жалею я, - молвил после этого Сельви. - Что кознями предателей поссорились мы с Гандальвом Альвхеймарским. Войско его - ныне кстати было бы весьма.
- Не мог я просто так сестру нашу ярлу тому отдать, - развел руками Арнвинд. - Уж слишком гадючья душа мне виделась.
- Тетка моя Астрид тоже не хотела за Гандальва идти, - повысил тут голос Сельви, да сталь в нем отчетливо прозвенела. - А ныне - весь удел ее, постель Рогволду греть - изменнику, коли еще жива осталась. Жертвовать надо было тогда гордостью сестры, дядя, тогда бы не в одиночку ныне стоять нам пришлось против Харальда.
- Хильд жена мне, и не смей говорить, что было бы для нее лучше! - Вспылил тут Эрик.
- А тебе полно с конунгом лаяться, муж жены не познавший, - осадил его Сельви словом обидным в самое сердце поразив.
- Не в гордости дело, племянник, - ожег Сельви взглядом Арнвинд. - А в надежности союзников таких. Змеиная душонка, подлая. На меч хочешь взглянуть, что он тут оставил? Одним глазком? Жрец торов в ужас пришел от этой вещички. Говорит прокятье на нем.
- Нам ли о том говорить, коли у самих змей на стяге? - Усмехнулся Сельви, на себе взгляд неприязненный ярла чувствуя. - Гандальв союзник добрый нам был, а что до ярлов его - так не в них дело.
- Хорош племянничек тетку за мечи продающий, - никто не видел как Хильд в дом вошла, да голос ее ушатом воды ледяной на всех обрушился. - Хотела вам путь верный предложить, да думайте теперь сами мыжи умные.
Последние слова такой насмешкой звучали, да ехидством разили, что поморщился Арнвинд.
- Змей змею рознь, - проводив странным взглядом девицу, что к главным дверям шла, Снурри ответил.
- Смотрю я и дивлюсь, сколь много воли ты бабе этой дал, дядя, - поморщился Сельви, вспомнив, что Астрид и слова не смела молвить против воли отеческой и замуж за Гандальва, всю подушку проплакав, пошла все же. - Тут и доплатить стоило, чтобы альвхеймарец забрал ее.
- Хильд сестра мне да клялся я Тором и Одином, что так все и будет пред дядей своим, Аудбьерн также клятвы дал, - ответил Арнвинд нехотя. - Али нам сей клятвы преступить? Да плетьми ее, чтоб рабыней в душе стала? Она ж как Астрид не пойдет постели агдирцам греть, глотки им перегрызет потом себя живота лишит.
- Жидка была кровь в младшем брате деда моего, Неккви должно было девицу эту воспитывать в строгости, - вздохнул с сожалением Сельви. - Но теперь уже не поделаешь ничего.
- Мы разве Хильд обсуждать собрались здесь? - поинтересовался Аудбьерн. - Мне вот ее решение верное интересно, глядишь что дельное скажет. Она девка умная, да хитрая, как оказалось.
Взгляд конунга в Эрика уперся.
- Пойду я воинов в набег соберу, - огрызнулся ярл, дом покидая.
- Ну раз уж одно место освободилось, пусть говорит девка, - вослед Эрику рассмеялся Разрушитель.
- Боюсь, племянник, что теперь ты от нее ничего не услышишь, - усмехнулся Аудбьерн. - С валькирией дело имеешь. Норов такой же, что и дев войны. Теперь только если я смогу разговорить ее. На Арнвинда она до сих пор зла, что волчица.
- Пошлем ее поперед войска агдирцев пугать!
Тут уж и Свейн расхохотался и даже Снурри в усы усмехнулся.
- Боюсь через время недолгое они под ее дудку плясать будут, - усмехнулся Арнвинд. - А все потому что взгляни на зрелище это.
Конунг подошел к окну, сквозь которое можно было видеть как летит по окрашенному в краски заката небу конь вороной, а на нем дева в белом платье да алом плаще и грива с хвостом, да косы девы по ветру стелятся.
Улыбнулся зрелищу такому Сельви Разрушитель, да зевнул после - усталость на него навалилась в этот миг вся, что с дороги скопилась, а потому завершили конунги совет в этот день, стали воинов своих к сражениям хитрым готовить, каких ранее не знала земля северная.

Гиллисберг. Эйрик и разные нехорошие люди.
(Тельтиар и Кошка, Кошка и Тельтиар)

Ввечеру поздно Эйрик конунг из усадьбы, захваченной им, вышел, к конюшне направился - скакуна свого верного проведать. Конь этот уж долгую службу сыну Эмунда прослужил, не подведя ни разу, и сейчас отдыхал в стойле - от многих верст, рысью проделанных, от нехватки сна да еды... А конунгу же свейскому и думалось легче, когда перебирали пальцы его грубые шелковую гриву, жесткую шерсть гладили на морде.
- Здравствуй, Быстроногий, - конунг произнес, у привязи остановившись.
Тихо вокруг, никого больше - только дыхание лошади слышно.
"Что-то запаздывает Однорукий с ответом", - похлопав по мощной шее коня, подумал Эйрик. "Неужто не дает согласия Рагхильда? Нет, Эйнар ради жены и ребенка будущего на все бы пошел, умолил бы кюну.Впрочем, вернется - что сделается ему? И чего волноваться мне о нем - все же я здесь хозяин полновластный теперь, земля эта моя, и моей останется..."
Временем тем скрипнула дверь в конюшню - показался мужик какой-то в тряпье ободранном. Конюх али золотарь, не иначе. Конечно и другого сброда полно было в Гиллисберге, да врядли кого пустили бы телохранители верные к конунгу своем. Этот же прямо к Эйрику направился.
- Здрав будь, славный правитель, - на колени бухнулся мужик.
- И тебе не хворать, - настороженно Эйрик ответил. - Кто ты и зачем пришел сюда?
- Имя мне Гуди, - отвечал мужик. - И есть у меня дело к тебе, государь... коня у меня увели и отдавать не хотят!
- Что же ты думаешь, конунгу больше заняться нечем? - грозно свей произнес. - Хотя... Коли взялся за гуж, не говори, что не дюж.
Холоп-то, видимо, из этой деревушки, а Эйрик здесь правителем теперь. Значит, должен и суд вершить - иначе что он за конунг?
- Как же они коня не отдают, если он тебе принадлежит, по твоим же словам? Что за люди такие?
- Дык эти вот, - головою кивнул на дверь Гуди, куда еще двое вошли таких же оборванцев как он. И куда только стража смотрела? - Коня моего увели, а теперь что же?!
- Не его это конь, государь, - один из вошедших тут же рядом на колени упал. - Не его, а мой, я вон и свидетеля привел!
- Уже и свидетеля нашли, - усмехнулся Эйрик. "Как будто знали, что не откажу". - Ладно же, говорите по очереди, а я выслушаю вас всех.
И с этими словами принял конунг вид мрачный грозный, руки сильные на груди скрестил да воззрился на мужиков.
- Не вели казнить, конунг! - Взмолился Гуди, руки протянув к государю, да за ладонь его правую хватая, так словно это словам его вес бы давало. - Украли они коня у меня!
- Не так все было! - Противник его поспорил, в свою очередь к левой ладони Эйрика прикасаясь. - Мой это конь, а Гуди - пьянь деревенская. Все то знают!
Отстранился конунг от них - вдруг резкая неприязнь к людям этим проснулась в нем.
- Замолчите, не то стражей позову! - воскликнул он в гневе. - Ишь чего удумали - конунгаруками нечистыми касаться!.. Что же, - обратился он ко второму мужу спокойнее уже, - коли все то знают, как ты говоришь, пусть три человека при всем народе честном подтвердят, что конь твой, а не Гуди. А их и тебя за ложь, коли неправдою слова твои окажутся, уже боги пусть судят.
Странно выпрямился тут при словах этих Гуди, рабскую личину сбрасывая, да грозным лик его сделался:
- Ну что же ты, Эйрик-конунг, стражу свою не зовешь? - Рассмеялся, в то время как другой, что свидетелем назвался, за спину конунгу зашел, с силой по голове его ударив палкой в кулаке зажатой.
Не ожидал Эйрик такого, а потому и не понял вовремя, что за коварство задумано было здесь. Тупую боль в голове почувствовав, тут же ощутил он - поплыло перед глазами, потемнело...
Упал конунг на землю, сознание потеряв - рядом с копытами коня своего.
- А ну вяжите ублюдка этого! - Властно Гуди приказал.
Вскоре уже накинули мешок на голову конунгу, да веревками его обвязали и вытащили из конюшни, точно мешок с овсом. Телохранителей же убитых и вовсе в яму выгребную бросили воины, под рабов обряженные. Были то люди Харека Волка и Ратибора лучшие, что уже не первый день по деревне в лохмотьях ходили да вызнавали чем и как живет конунг свейский, а прознав, решили его в конюшне ночью темной подстеречь, ибо перед сном всегда он коня своего навещал. И вышло все так, как хитрый хирдман задумал. А воины, припомнив, сколько обид нанес им Эйрик, сильно его избили, прежде чем на телегу бросить, в сено мешок зарыв, и так вывезли его поутру из деревни, несколько монет дав гаутам, что на страже стояли, дабы не стали они телегу их проверять.
Конунга же своего лишь к полудню воины хватились...

Бристоль. Конунг Гандальв.

Проследовал владыка Альвхеймара за радушным хозяином. Ивар пригласил его в дом дружинный, где жили только мужи, заслугами славные. Пара рогов английского эля, доставшегося сыну Рагнара вместе с саксонскими землями, быстро растопили ледок между датчанами и норвежцами. Гридни, пришедшие с Серым конунгом, разговорились с соседями по столу. Кто-то вспомнил походы своей молодости. Кто-то – нашел общих знакомых. Некоторые мужи, особо смекалистые, даже договорились о деле торговом.
Утолив голод, Гандальв заприметил близ дальней стены знакомый лик Снорри в одежде богатой. Но ныне юноша был не оружен, и вместо меча держал в руке инструмент. Видимо, проводник был ко всему прочему не чужд меда поэзии. Правда, петь его не просили, и норвежца то удивило. Ивар ныне был занят беседой другою, так что Гандальв, движимый любопытством, склонился к соседу по левую руку:
- Что же певец ваш молчит?
- Боги наделили его талантами, - нахмурился седобородый дан. – Но речи песни его часто печальны, и меж гридней слух ходит, что то неудачу сулит. Другие скальды нашего Севера поют о деяниях прошлых, а отрок сей дерзает складывать висы про то, чего не было.
- И впрямь, необычно, - удивился гость. Ему как-то сразу вспомнилась Рагхильда, прозванная Вещей за сны, и та ирландка из безымянной пещеры. – Ужели сбываются его песни?
- Не то, чтобы прямо. Но кому перед сражением хочется слышать не о серебре, утяжелившем карманы, а о сложенных за него головах? Впрочем, гость, коли желаешь… эй, Снорри!
Юноша вздрогнул и подошел к столу конунгов.
- Спой что-нибудь конунгу, - велел ему старший датчанин. И молодой скальд пропел:

Песне северной осенней
Рать угрюмая внимает.
Стыд позорных поражений
Нивы помнят и высоты.
Поросль поры весенней
Осень быстро забирает
Бывшие поля сражений
Нарушают судеб нити.

- Да уж, - выдохнул пораженный Гандальв. – С речами таким надо бы павших в бою огню предавать, а не на рать собираться. Ужели не можешь ты. Снорри, петь про доблесть и честь?
- Таких певцов в каждом конунжьем доме по три, - дерзко ответил молодой скандинав. – Вот, какова была бы их песня, рискни они сказать истину владыкам.
И Снорри запел второй раз. В ином темпе и иной манере, скорее, потешаясь, чем искусство выказывая:

Судит Один судьбы сечи,
Скальд же складывает речи.
Отворить Асгард не сдюжит
Но о том не шибко тужит.
Воев встретит Хеймдаль
Но певца ли в том печаль?
Крови Квасира кто пил,
Битвы быстро разлюбил.
Быть отрадою для слуха
Вот удел умельца духа.
Конунгам блистать в боях,
Скальдам славить то в веках.

- С последним я соглашусь, - молвил Гандальв, пряча усмешку в густой бороде. Этот малец ему нравился, ладный волчонок из которого выйдет матерый волчище. – Так что же тебе не по нраву?
- Я пришел в этот мир, чтобы биться в дружине, на не сидеть на полатях, - гордо сверкнул глазом Снорри. - Рука моя верно служит Ивару Рагнарсону, как и руки всех данов из моего рода.
- А язык, значит, служит тебе одному?
- Лжа моих уст не пятнает, - гордо ответил юноша. – А что я не как прочие скальды… так ведь и земли английские на наши отнюдь не похожи. И корабли данов и свей различаются, хоть и родня. Так почему слова певцов должны повторяться?
- Умен ты. Родитель гордиться, небось, - протянул конунг Альвхеймара.
- Отец его уж пирует в Вальхалле, - вмешался пожилой дан. – Когда господин наш и братья его воевали с королем Эдуардом, норны обрезали нить его жизни. Теперь конунг Ивар за мальчишку в ответе.
- То добрый обычай. В грядущем тебя воем великих достоинств, - сказал Снорри Гандальв. Тот поклонился, довольный.
А конунг норвежский до окончания пира больше в тарелку глядел. Не был он чуток к знамениям, да и верой жрецам меж гридней не славился. А что-то задело его в песне Снорри из данов. Словно то колокольчик судьбы снова звякнул.

Вестфольд. Херлауг и Хролауг
С Тельтиаром конечно же.
Опустошенные войной и правлением жестоким, вестфольдские земли стали легкой добычей для наумдальсокой рати - три дня долгих шли войска братьев-конунгов по разоренному фюльку, к Гокстаду приближаясь и ни в одной деревне не встречали они сопротивления, как впрочем и жителей - не иначе как вымер надел Инглингов древний, не сумев пережить власти Асмунда! Даже рабов не осталось в селениях. На четвертый же день донесли соглядатаи, что возле усадьбы большой лагерь воинский видели и стяги волчьи.
То Торвард лендрман все войска, что были у него в единую рать собрал, дабы отпор врагу дать и лагерь свой укрепил на совесть.
Войско, растянувшись несколькими колоннами. уже подходило к Гокстаду.
- Не нравится мне тут, - сказал Хролауг, щурясь от солнца.
- Ничего, когда захватим, понравиться, - усмехнулся старший брат. - Тебя здесь конунгом поставлю.
- А править то тут кем? -пробурчал Хролауг, оглядываясь. - одни вороны да собаки тут. И людей не видно. Или ушли сами
- Вернуться, или новых пригоним, была бы землица - народец найдется.
- Может ты и прав, - согласился младший брат. - Земля добрая не должна пустовать.
- Вот только ублюдков агдирских взашей выкинем, кто подчиниться не захочет, - процедил Херлауг, меча рукоять сжав крепко.
- Конунг, тут едет один... Всадник со стягом ворона, - хирдман подъехал на разгоряченном коне прямо к братьям, - говорит никак хочет.
- Ну пусть едет сюда. -ухмыльнулся Херлауг. - Послушаем что он нам скажет.
Вскоре уже и сам появился посланец вестфольдский - широкоплечий детина в добротной кольчуге и высоком шлеме, держащий над головой белое полотнище.
- Приветствую конунгов Наумдаля, - произнес он. - Торвард лендрман меня от имени своего и имени конунга Харальда говорить направил.
- Ну так говори, что тебе положено, и убирайся - просипел Херлауг. - А то давно мы никого на суку не вешали
- Господин мой вас спрашивает - зачем во владения Харальда Хальвдансона вы пожаловали, - чинно сказал хирдман.
- А что, господин ваш увечьем Вёлунда страдает? А то бы таких глупых вопросов не задавал бы. - ухмыльнулся Херлауг, а его брат хихикнул.
- Господин мой за речи такие дерзкие головы рубил еще когда вас на свете не было, - в ответ бросил вестфольдец.
Херлауг сплюнул сквозь зубы и занес кулак над посланцем, но младший брат перехватил его руку.
- Ты сдурел, братец? руку на посланца поднимать - богов гневить.
- Господин ваш каким правом тут правит? - спросил Херлауг, обернувшись к посланцу. - И у поди нас на эти земли прав не меньше. А то и побольше.
- Господин мой здесь кюной Рагхильдой поставлен, а земли эти Харальду сыну Хальвдана принадлежат по праву наследования и никто иной на них прав более не имеет, - помолчал хирдман, да добавил: - Убирайтесь вы, наумдальцы прочь, покуда бока вам здесь не намяли изрядно, а иначе можете и свою одаль потерять, на чужое позарившись
Оба брата захохотали, и вслед за ними все прочие хирдманы.
- У лендрмана твоего войска не густо больно, коли он за стенами прячется, - молвил, отсмеявшись Хролауг. - Смешно угрозы его слушать.
- Торвард достаточно оружных людей имеет, чтобы любого врага отвадить, - отвечал на то воин.
- Вот это мы посмотрим. - сказал Хорлауг.- Перескажи лендрману наш ответ. Пусть сам отсюда убирается побыстрее, а не то висеть ему на дереве. А мы все ранво получим то, зачем сюда пришли
- Я передам, но сдается мне - с места этого дальше ни на шаг вы не пройдете без крови большой, - поворотил коня вестфольдец. - Смотрите сами в ней не захлебнитесь.
Сказал так и прочь ускакал, точно и не было его.
- Какая наглость! - проворчал Хролауг, глдя вслед удаляющемуся всаднику.
- Да уж, самоуверенности ему не занимать.-задумчиво ответил - Херлауг. - Хороших хирдманов собрал этот лендрман.
- Скорее - надменных, - покачал головой младший. - Только прав он - если усадьбу приступом брать будем, кровью умоемся.
- Ты что, трусишь? с каких это пор ты битв стал бояться? Славная будет битва, и нам радоваться тому надо.
- Тебе радоваться, а мне землей этой править, - брат его отрезал. - Коли воинов всех положим, на кого мне опереться тогда?
- Дам я тебе воинов достаточно. - буркнул Херлауг. - И тут еще наберешь среди карлов. А нет так за злато наймем.
- Проще тех что есть сохранить, чем новых потом набирать, - покачал головой Хролауг. - Знаешь брат, есть мысль у меня одна, как нам выкурить негодяя этого из усадьбы в поле чистое.
- Ну? Бывает, здравые мысли тебя посещают. Говори.
- Да уж почаще, чем тебя, - вполголоса процедил младший конунг, а после уже громче произнес: - Окружим их, да подождем дня три - скоро уже загадят все под собой, а после и жрать им нечего станет, тогда либо на бой выйдут - либо прочь уберутся, а нам все лучше, чем на колья лезть.
- Было бы здесь что жрать. А то, того и гляди, придется волков забивать и ловить ворон.
- Сдается мне - за Гокстадом побогаче деревни найдутся, - хмыкнул Хролауг. - Дня на два у нас припасов хватит, а я пока людей пошлю, может найдут чего сьестного.
- На том и порешим. -согласился его брат. - Обступим лагерь, а там уже увидим, что они делать станут.
- И по ночам им спать не дадим, - добавил, подумав, младший. - Слышал я - Сульки так в Агдире победу стяжал.
- Как бы нам самим с Сульки не пришлось и здесь столкнуться.-проворчал младший брат, нахмурившись.
Плечами пожал на это Хролауг, да не стал отвечать. А вскоре уже войска наумдальские окружили Гокстад со всех сторон, лагерем встав, да выжидать стали, а сотню конную отправил конунг вглубь фюлька разузнать, где можно будет поживиться чем и вся ли земля эта так же заброшена и в запустении находиться, или же нет.

Сарасберг. Кюна Рагхильда.
Тяжелое утро было тяжелое, слухи по Сарасбергу поползли, что духи тело Эйнара с ветки сняли. Потом сообщили, что Отар сбежал, обоих жрецов убив да меч Эйнаров похитив. Тяжелые думы разум Рагхильды наполняли. Тягостные и тревожные. Наконец, яростным жестом смахнула со столика кувшин с водой да миску.
- Ярлов ко мне! Немедленно! - рявкнула Рагхильда на рабыню свою.
Долго ждать не пришлось кюне, поскольку Асгаут и сам к ней направлялся уже, после того, как в себя пришел от ночью увиденного да Торлейва жреца знахаркам передал на лечение. Бледен был ярл да зол, но все же смиренно в дверь кюны постучал, а после вошел.
- Звала меня, государыня?
- Звала, ярл, - когда Асгаут вошел, кюна зал шагами меряла, вокруг трона своего ходила. - Откуда слухи сии?
Голову склонил ярл, да на скамью сел:
- Моя вина, госпожа, что не сумел слухов этих удержать - да сама ты знаешь, что ныне правды в них больше, нежели выдумок.
- Рассказывай, - на трон кюна села, словно в Асгард попал ярл пред грозные очи богини.
Поднял взгляд Асгаут, чуть улыбнулся грустно:
- Уж не иначе, как Локи помогает ныне христианам, да мертвяков из чертогов Хель выпускаешь. Своими глазами видел я Хаки Гандальвсона, что снимал тело Эйнара с дуба того, где зимой этой повесили мы его! Бледен был сын Гандальва малодушный, да тело его тлен не тронул. А каким колдовством злым вызван он был из царства мертвых - о том лучше мне у тебя спросить, госпожа, ибо сдаеться мне так же был он оживлен, как при Хакадале ты на подмогу нам мужа своего, Хальвдана призвала!
Расхохоталась кюна, да горек тот смех был:
- Может и такое то колдовство было, да только нету в том колдовства и Хель не причем. Поверили вы в то во что верить хотели. Нельзя играть с мертвыми, а тем более из дружины Одиновой призвать, - и вновь взгляд стал тверд как скалы фьордов, да холоден как ледники Норвегии. - Что сделал ты, ярл, чтобы ошибку исправить свою? Где тело Эйнара?
- Своими глазами я Хаки видел, как раньше видел, что на копье его нанизали, и ты то видела кюна, и сын твой, а что до тела - так не вернуть его уже, - вздохнул викинг, вновь повинившись. - Молодцы мои поутру кострище нашли - видать сжег Эйнара сын Гандальвов.
- Слушай волю мою, ярл, - кюна встала и грозным взглядом Асгаута ожгла. - Три дня у тебя, чтоб ошибку исправить. А после к сыну моему отправишься, может толку от тебя там больше будет.
- Славно будет, коли за три месяца то поправим, что жрецы натворили, - особое подчеркнул это Асгаут, часть вины на Торлейва переваливая. - Ведь мало того, что бежал от них Оттар и ныне от правосудия скрывается, так еще и верховного жреца, точно барана на алтаре он зарезал.
- У тебя три дня, начиная с завтрашнего рассвета, - отрезала кюна.
- И что же ты хочешь чтобы я сделал? Из пепла обратно тело Эйнара собрал?
- Нашел того кто снял его, наказал сбежавших. Али ты Оттара отпустить с миром предлагаешь?
- Ищи теперь ветра в поле, - буркнул Асгаут. - Коли у него не весь ум еще крест отнял, так он уже к Хареку во весь опор скачет. А с ним и те, кто Эйнара снял.
Не стал больше про Хаки упоминать ярл, видя сколь неприятна тема эта кюне.
- Твоя ошибка, ярл, - змеей кюна прошипела. - Тебе и исправлять, коли хирдманами священную рощу окружить ума не достало.
- У Фредрика было восемь воинов - он сказал что ему больше того не нужно! - Воскликнул Асгаут. - С верховным жрецом у меня власти спорить не было.
Ледяной взгляд кюны пригвоздил его к месту. Она результат самонадеянности жреца и ярла видела и результат этот был опасен.
- Послушай меня, Рагхильда, - хоть и злился уже ярл, да голос его спокойно вновь зазвучал. - Оттара нам не поймать уже, хоть я о том и сожалею, но коли к Хареку он подался, так скоро этот конунг самозваный сам к нам явиться виру за Эйнара требовать. От мести его оборониться следует.
Рагхильда кивнула, но ярлу не ответила. Пришлось ему так поверить, что объяснение его приняла кюна и приказ свой отменила. "Только самонадеянный ярл, отправишься к сыну моему, пусть он с тебя спесь собьет", - подумала кюна, да в слух не сказала.
- Когда придет Харек, госпожа - постарайся его от войска его выманить да в домине убить, дабы крови большое не было, а ежели битвы он возжелает - так пусть венды наши с ним на бой выходят, чем больше умрет их - тем меньше нам платить за клинки их.
- Война твое дело, ярл, - спокойно кюна ответила.
- Только меня здесь не будет уже, госпожа, - поклонился Асгаут. - И еще прослышал я, что человека Харек к сыну твоему отправил. Боюсь - как бы худого чего не сотворил он, пользуясь тем, что предателю этому Харальд доверяет еще.
Кюна кивнула, показывая тем самым, что приняла к сведению и предпримет все возможное, дабы предателя нейтрализовать.

(с Тельтиаром, конечно)

Сообщение отредактировал Sarina - 6-10-2007, 16:30

Сарасберг. Асгаут, Халльвард, Сигтрюгг.
(угадаете с кем? Правильно, с Варлоком)


Когда настало обеда время, братья решили к ярлу отправиться, да его самого расспросить, что да как. И правда, в конце концов, кто им лучше расскажет, что произошло, да совет верный даст? Однако не оказалось Асгаута в усадьбе - слуга сказал, по делам, мол, отправился.
- Да, дел-то у него много нынче будет, - огорченно Сигтрюгг вздохнул, - такая кутерьма поднялась.
Старший брат его кивнул, задумчиво потолки разглядывая.
- Ну что, ждать будем?
- Будем... давай-ка на лавку-то присядем, в ногах правды нет.
Правда, не успели они еще начать ожиданьем томиться, как Асгаут вернулся.
- А, здесь вы уже, - с порога бросил ярл, плащ слуге отдав. - А я уж было за вами послать хотел.
По голосу да виду грозному судя, не в духе был Асгаут, однако не мудрено то было после событий ночных.
- Здесь, - Халльвард кивнул, - дошли до нас новости последние.
- Хотели вот с тобой самим поговорить, поспрошать тебя, - Сигтрюгг подхватил. - Как же так получилось, что сбежал Оттар?
- Потому что Фредрик, прибери Один все, что осталось от него, из ума выжил, - в сердцах высказал, что на душе у него накипело, Асгаут. - Но вы проходите за стол, слуги сейчас обед принесут.
С радостью приняли приглашение братья - ни у того, ни у другого со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Когда уселись они, и угощение расставлено было, Сигтрюгг, уже миску к себе придвигая, спросил:
- Так чего ж Фредрик содеял-то? Неужто Оттару бежать помогал он?
Множество предположений, одно безумней другого, в голове у юноши вертелось, но верным-то могло только одно из них быть... или одно не из них.
- Глупостью своей помог, уж и не знаю как то случиться могло, да прирезал Фредрика Оттар на алтаре торовом, а с ним еще восемь гридней, а уж кто ему помогал в том, а что помогал - то несомненно, и вовсе не ясно.
- Оттар силен, конечно, - озадачился Халльвард, - но с восьмерыми в одиночку справиться... Не знаю... А куда потом он подевался, куда отправился - тоже неведомо?
- Думаю я - к Хареку убежал, если не дурак, - произнес ярл, а после добавил: - Но коли дурак, то знамо мстить станет и вы, братья тогда в опасности большой окажетесь.
- Мы о том же подумали с братом, - помрачнел Сигтрюгг, из кубка отпивая. - Хоть из барака не выходи, он же где угодно притаиться может... Коли дурак - а дурости у него не меньше чем силы. Чего ж нам делать-то, из-за любого угла мести ждать, от каждого шороха вздрагивать? Погоню не послал ты за ним?
- Чтобы послать погоню - знать надо куда слать, - отрезал Асгаут, припомнив как кюна хотела, чтобы он херсира беглого изловил. Смешно как-то становилось от приказов таких. - Да и сам я уезжаю из Сарасберга.
Прозвучало так, словно он мести оттаровой испугавшись, уезжает, да и ладно.
- Как это? Куда? - поперхнулся младший Вебьернссон. - И зачем, коль на то пошло?
- К Харальду конунгу, надобно мне быть поближе к нему, дабы на сей раз не сумел Харек с ним замириться, - отвечал на то ярл. - Для того и на разговор вас я позвал, Вебьернсоны, что не скоро нам теперь суждено свидеться будет.
- Плохо это, - Халльвард лоб потер в задумчивости. - Одни останемся, выходит...
- Торлейв, когда на ноги встанет - вам поможет.
- Под его началом нам быть, значит? - промелькнула гримаса недовольства на лице младшего парнишки, но исчезла тут же.
- Да уж после того, что они с Фредриком учудили ночью, я бы его самого под ваше начало отдал!
- И представить себе уже боюсь, - покачал Сигтрюгг головой, пустую миску отодвинул. - А потому и не буду. Когда ты вернешься, ярл?
- Вполне возможно, год меня не будет, может дольше, - произнес Асгаут, сам к еде приступая. - Все от того зависит, куда рать свою Харальд повернет. Халльвард, ты не мальчик уже - но воин и херсир конунга, а потому запоминай, что скажу я тебе.
Тот кивнул и слушать приготовился.
- Верность вашу я долго испытывал и ныне сказать могу, что из всех людей, коим дело тайное доверить можно - вы многих надежнее будете. О том и конунг наш узнает. Более того - вы родичи ему, а значит и место ваше подле кюны и Харальда, хотя многим то не по душе будет.
- Да мы и так многим не по душе, я вижу, - вздохнул Халльвард. - Нет у нас здесь друзей, кроме тебя, ярл, а теперь и ты уезжаешь. Но не след на судьбу сетовать... - и серьезно добавил он: - Спасибо за все тебе.
- Главное - конунгу по душе быть, а иных, кто на пути твоем встанет, Халльвард, да и ты Сигтрюг - запоминайте, со свету сживать надобно безо всякой жалости и средствами любыми, - продолжил науку свою ярл.
- Жестокие слова говоришь ты, Асгаут, - молвил Сигтрюгг. - Но враги конунга - и наши враги, конечно, и не имеем мы права щадить их.
- Чтобы на вершине удержаться, необходима жестокость, а кто кроме родичей и друзей верных сумеет конунга от скверных людей оградить? - Улыбнулся младшему Вебьернссону викинг, видя, что тот смысл слов хорошо разумеет. - Большое будущее у вас, коли и дальше столь же расторопны вы будете, так скоро, глядишь, и ярлами станете.
Рассмеялся Халльвард, только невеселым был этот смех.
- Время покажет, - он произнес, - время покажет...
- Пока же, мнится мне, что достойному херсиру не к лицу с отрядом лишь в десять человек быть, - продолжал ярл. - Потому даю я вам еще полсотни гридней моих верных и испытанных. Они и от мести оттаровой, если появится он, уберечь вас сумеют, Эймунд тебя клинком владеть научит как подобает, Халльвард, а тебе, Сиггтрюг, мастерство стрелковое Торбранд Длинные Пальцы покажет, лучшие воины то в дружине моей.
- Полсотни? - ахнул младший. - И мы с ними всеми управимся?!
- Так придется нам, - с притворной грустью Халльвард руками развел.
Сам он не осознал до конца еще, насколько печалит его Асгаута отъезд, а потому старался не подавать виду, что расстроен хоть сколько-нибудь.
- И все же тяжело будет, - добавил хельд. - Но мы не подведем.
- Придет время - и большую рать в бой поведете, сейчас же, от войны вдали, будет у вас время научиться людьми управлять.
Перевел дух мужчина, выпил браги немного, а после так сказал:
- За тем, что в Вингульмерке происходите следите зорко, уверен я - при Хареке обнаружится Оттар, и тогда уж не теряйте его из виду. Да держитесь к кюне поближе - ее благосклонность щитом вам будет от врага любого, а ум да язык острый оружием лучше доброго клинка станет. Верю я, сумеете вы любого врага погубить так, как Эйнара сумели. Надели боги вас, братья, гибким разумом, и это дар более великий, нежели сила и ярость берсеркова.
Слушали его речь молча братья, да только себе дивились. Конечно, многое совершили они - были и удачи, и неудачи... но слова Асгаута заставляли повредить в то, что и в самом деле они все сумеют, все смогут.
- Такое напутствие - лучшее утешение нам в твоем отъезде, - серьезно Сигтрюгг произнес. - Почти всему, что теперь знаем мы, научил нас ты. Нам нечем отплатить кроме службы верной - а значит, службу эту нести будем с честью.
Улыбнулся ярл, были ему слова эти приятны. А после поднялся из-за стола, да на время некоторое покинул трапезную, когда вернулся же, на стол положил два перстня злотых, каменьями украшенных, да с печатками - не иначе, как в набеге с правителей знатных кто-то снял их:
- Это вам подарки на память за службу верную да то, что Эйнара со свету изжить помогли, - произнес он. - Других перстней таких во всем мире нет, а вы нынче все послания свои печатями скреплять сможете, а не рунами.
- Спасибо!
- Спасибо, ярл!
Тут же одели оба кольца свои, залюбовались невольно - щедрый то был подарок. Сигтрюггу же особенно ценен он был - он еще и грамоту не всю освоил, теперь куда как легче с письмами управляться будет. Впрочем, не так часто и писал он их.
- Ну, пора мне в дорогу собираться, хотела кюна чтобы еще три дня я тут пробыл, да только не с руки ныне медлить, - Асгаут тем временем сказывал. - Навсегда запомни Халльвард - кто бы на пути твоем не встал, какими бы подвигами славен не был - коли причинит хоть в чем ущерб тебе - раздави!
- Запомню, - пообещал юноша.
"На своем ведь примере воспитывает", подумалось ему.
- Ну идите, в хороших руках нынче я Сарасберг оставляю, - крепко обнял обоих Асгаут. - Надеюсь и братья ваши меньшие столь же славными воинами вырастут.

Гиллисберг. Допрос
Кошка, Скальд и немножко Тельтиара

Не успело солнце взойти над Гиллисбергом, а в повозка с волом запряженным уж к лагерю Харека подъехала, да Гуди хирдман и люди его груз свой ценный из нее вытащили, понесли к конунгу Ранрики ношу тяжелую, одного же воина послали за Ратибором - воеводой, дабы и он при допросе пристутсвовал.
В шатре Харека Волка утром этим не было никого, кроме самого конунга, ему-то под ноги и бросили пленника хирдманы.
- Смотри, конунг, какую большую рыбину мы нынче выудили, - усмехнулся Гуди, под ребра невзначай Эйрика пихнув. - С такой, глядишь, все войско прокормить можно.
- Ах ты... - взревел Эйрик, на ноги встать пытаясь. - Да как смели вы?!
Только под утро в себя он пришел, тогда же и понял, что случилось с ним. Похитили - его, Эйрика, конунга свейского, обманув, как мальчишку безусого! Голова болела нещадно - удар ему крепкий достался, но свей уж не обращал внимания на нее, весь во гнев обратившись.
Хирдманы засмеялись.
- Этакий боров в самом деле выглядит жирным. Да жира много слишком. Все выкипит.
- Ты как о конунге говоришь, турсово отродье! - яростью пылая, оборотился Эйрик. Покуда только сесть ему удалось.
На Харека взглянул он, пока продолжали хохотать ублюдки эти, да тоном повелительным произнес:
- Прикажи развязать меня людям своим, ты!
Даже плененный, Эйрик так же себя вести продолжал, как и всегда. Харек, глядя на неуклюжие движения связанного Эйрика, тоже засмеялся.
- Добро пожаловать, э... как вас величать теперь?
- Я Эйрик, конунг свейский и гаутский по-прежнему, - высокомерно (насколько веревки позволяли) тот ответил. - Этих титулов меня никто пока не лишил. А вот ты кто такой? Что-то не припоминаю я тебя, разбойник.
- Да, я разбойник, и конунг разбойников, волею разбойников Ранрики. Но я не нападаю вероломно, без предупреждения, захватывая беззащитные селения, зная что властитель пошел оборонять их от других врагов. А ты подлый трус. Еще имел наглость угрожать женщинами и детьми... Теперь ощути это на своей шкуре!
Так сказал Харек Волк, да Гуди от души вновь пнул Эйрика, на сей раз пониже спины. Только выругался конунг сквозь зубы, мысленно пообещав припомнить Хареку все в скором времени.
-А ты поборник честности, выходит? Видно, поэтому коварством похитить меня приказал прислужникам своим?
- Коварством? - Харек засмеялся. -О чем ты, великий конунг? Я поступил так же как и ты. Или ты хочешь сказать, что ты честно покорил эту землю?
- Разные вещи равняешь. Скажешь, не главное ли дело в жизни каждого конунга - державу свою расширять?За землю - всегда война, а война - всегда смерть. Но я как раз без лишней крови обходиться стараюсь... Да, угрожал я Эйнару Однорукому, но ведь ни волоска не упадет с головы его жены, если выполнит он уговор наш. А он что-то не торопится... только никак не уразумею я, - повел плечами Эйрик. расправить их пытаясь, - тебе-то что за дело до этого всего, и чего ты от меня хочешь?
- Хочу чтобы ты себя вел по чести, как положено истинному воину и конунгу. Так и быть, уж коли ты землю эту забрал, не буду я у тебя это оспаривать. Не под силу ныне с тобой тягаться ни мне ни Эйнару. Но я хочу. чтобы ты по чести вызов Харальду бросил, коли на земли его претендуешь. И встреться с ним с равными силами, как честному воину и властителю положено. Что жителей мирных не обижал -в том тебе честь и хвала. Но будь честен во всем и до конца, чтобы предков своих не срамить. Ведомо мне, что предок твой предка Харальда из страны Свеев изгнал обманом и коварством власть захвативши..
- Так Коварным именно Харальдова предка прозвали, Ингъялда, - усмехнулся Эйрик. - И вроде было за что - скольких конунгов погубил он, скольких родичей своих со свету сжил... Свои же слуги в доме и сожгли, но поделом ему досталось. И сам Харальд - предку под стать.
- Харальд до сих пор был честен , и за свои слова отвечал. И дядя его - Гутхорм Хригнарийский - пока он с ним,не даст ему проявить бесчестие. но вот слуги его... Разве о том речь мы ведем?
- Мог бы я о Хрингасакре тебе напомнить, - Эйрик криво усмехнулся. - Там как раз Гутхорм ночью победу воровал, как я слышал.
- А как же. А то что Хельги и Вёльсунги так врагов своих губили, и их как героев воспевали?
- Ты скажи мне наперво, как к нашему делу это относится, - процедил Эйрик. - Тебе со мной о высоком поговорить захотелось, потому и подкараулили меня твои прихвостни в конюшне?
- Именно так. -ответил Харек. - Я хочу, чтобы ты повел себя как честный воин. Выполнишь мою просьбу - отпущу тебя целым и невредимым к твоему войску. И даже сам клятву принесу на тебя впредь оружие не поднимать.
- А коли не выполню? - свей поинтересовался.
Впрочем, сам он знал уже, что выполнить придется - вряд ли Харек ему широкий выбор предоставит.
- Убью как собаку. На виду у всего твоего войска. Вряд ли втоя держава долго без тебя простоит. Да и вдова твоя долго траур носить не будет. Мне терять нечего. А тебе есть
Суров был взгляд Харека, видно было, что лишит жизни он конунга и глазом не моргнет.
- Почему-то так и думал я, - скривился Эйрик в улыбке. - Значит, не остается мне ничего иного как принять просьбу твою. Но будь покоен - слово тебе данное не нарушу, не ради себя, так ради жены с детьми.
- Хорошо. Я так и думал, что ты разумный муж, и с тобой можно договориться.
- Ну говори, чего желаешь?
- Тогда я скажу, что ты должен сделать. Первое - отпустить к нам Сигрун . Второе - все жители Гиллисбрга и окрестных земель . кто пожелает уйти, могут уйти к нам. Всех их я переправлю к себе в Ранрики. Согласен?
- Согласен, - нахмурился Эйрик. - Но сам Вингульмерк - за мной.
- Это ты Харальду доказывать будешь, а не мне. -ответил Харек. - Я не имею ни сил ни прав оспаривать твои претензии на эту землю. Потому слушай второе мое условие.
- Тебе мало того, что я Эйнарову бабу и других оборванцев отпущу? - Воскликнул свейский конунг.
- Мало. Ты выйдешь завтра перед своим войском. Принесешь клятву на кольце Тюра и молоте Тора. Что ты отправишь вызов конунгу Харальду, как положено по всем древним обычаям, как властитель властителю - либо потребуешь у него отдать ему земли, на которые претендуешь, либо пусть он сам принесет тебе клятву покорности со всеми своими землями, либо пусть явится защитить свое право на берега Скауна. ты пошлешь к нему вестника с посланием, где будет вызов. Можешь ему предка припомнить. Сам ты приносишь клятву, что покуда Харальд не примет твой вызов, и не явится с войском, ты не переходишь ни Скаун, ни Ран Эльв. Я же, в свою очередь, принесу тебе клятву не поднимать против тебя оружие, покуда ваш с харальдом спор не разрешится, и не буду ни мешать тебе, ни помогать Харальду оружием и людьми, разве что буду снабжать его припасами. По моему, это будет честное соглашение. И если Харальд победит, ты признаешь его законным владкой его земель, и поклянешься впредь не претендоват на его земли, и на мое владение в том числе, и не поднимать оружия ни против меня , ни против Харальда. И заключишь мир, чтобы каждый правил в своем законном владении, не претендуя на чужое.
- А если я одолею Харальда - то ты присягнешь мне, Харек, - добавил свое условие конунг Свеев.
- Согласен. - сказал Харек. - Это будет справедливо. При этом, ты должен оставить Харальду жизнь и отпустить его восвояси. Тогда я не запятнаю себя предательством по отношению к тому, чьему отцу я клялся служить верой и правдой.
- Если только он не погибнет в битве, - согласился Эйрик.
- Погибнет ли он в битве - это уже как боги решат - согласился Харек. - И еще. Ты не будешь посягать впредь на тех, кто носит крест и возносит молитвы Белому Богу, и на храмы его. Вы погребете, как положено по обычаю, всех, кого умертвили твои люди. Я же поклянусь чтобы никто из них не посягал на древних богов, на святилища их, ни возносил на них хулу и брань. Кто нарушит уговор - тех буду судить я. Аналогично, тех кто будет чинить обиды христианам, ты будешь судить по справедливости. Это мое третье условие . Договор скрепим рунами и кровью на священном камне, кольцом Тюра, как только ты выполнишь первые два условия. И затем я отпущу тебя целым и невредимым. В знак истинности и нерушимости моего слова, приношу клятву на кресте, кольце и молоте.
- Если я соглашусь на такое, меня мои же жрецы изменником объявят.
- Я могу поклясться в том, что тоже не стану изменять обычаи и верования в тех местах где я правлю. А это многое значит. Пусть люди сами выбирают, каким богам молиться, и какие жертвы приносить. пусть боги сами решают, кто из них сильнее. Разве так не будет правильнее?
Вздохнул конунг свейский, устал он от разговора этого, да и понимал, что сейчас за Хареком сила, а потому спорить бесполезно было:
- Я не стану притеснять носящих крест, - наконец произнес Эйрик.
- Пусть каждый молится своим богам и честно служит своим властителям. В моем войске есть и те, кто поклоняется Христу, но много бльше тех кто поклоняется асам, и никто не упрекнет меня в том, что я кого-то ущемляю, и что я кого-то насильно заставляю сменить веру. Что ж, если ты не будешь притеснять носящих крест, думаю этого будет достаточно. Надеюсь, мы пришли к соглашению?
- Пришли. Теперь развяжи меня.
- Рано. - ответил Харек. - Пока ты не принесешь все клятвы. как мы условились, я не могу тебе доверять. Я уже достаточно прожил на свете. чтобы полагаться на одни слова... Ты побоишься лишь гнева богов...
Харек повернулся к своим хирдманам.
- Развяжите ему ноги... И наденьте на руки кандалы и цепь. И следите за ним хорошенько. И проявляйте к нему должное уважение. Ни словом , ни жестом не оскорблять. Выполнять все просьбы, кроме тех, что способствуют побегу.
Он снвоа повернулся к Эйрику.
- Будешь вести себя честно - будет все, как было договорено. При любой попытке к бегству тебя убьют. Помни об этом. Я всегда держу свое слово. Потому, говорю тебе как конунг конунгу - я поверил тебе. Не разочаруй меня.
"Да какой ты конунг - главарь шайки разбойников".
- Неси кольцо Тюра, конунг, - сказал Эйрик, когда хирдманы Харека надели на него цепи. - Не станем откладывать.
- Что ж. Как пожелаешь.-ответил Харек. - Всем строиться! Идем к воротам усадьбы! Пусть все твои люди видят твою клятву, и наш уговор. И пусть все будет на глазах твоих людей. Но... сначала прими со мной трапезу. Негоже на голодный желудок и без глотка влаги принимать серьезные решения, которые вершат судьбы стран.
- Истинно так. - ответил Эйрик. В горле его пересохло. а вживоте урчало, и предложение Харека было как нельзя кстати...

Харек же был доволен достигнутым. Он был вовсе не так глуп, чтобы просто верить свею на слово. Он был уверен, что Эйрик только тогда не рискнет нарушить уговор, если произнесет слова клятвы перед своими соратниками, на глазах у своего войска и вождей. У него не было уверенности, что Эйрик испугается гнева богов. Но харек был уверен, что конунг свеев все же побоится потерять лицо перед подданными - кто станет служить вождю, который не чтит богов, и клятвы свои не исполняет?

Британские острова, Уэссекс
«Альфред, король английский… Насмешкой звучат эти слова… но только для меня. Видит Бог, я не стремился к трону, и не желал править. Но раз уж моя судьба сложилась так… я не стану отступать. Король, не уделяющий внимания стране – это хуже, чем отсутствие короля вообще».
Мало кто смог бы ощутить сомнение, давно поселившееся в душе Альфреда, сына Этельвульфа. Оно сопровождало его всегда… но никогда не прорывалось наружу. Никогда. Нельзя показывать слабость – ни друзьям, ни врагам.
Иногда Альфред с невеселой улыбкой сравнивал сомнения и внешнюю уверенность со слабым воином в несокрушимой броне. Хотя и признавал, что сравнение неточно – все же он одерживал победу над своими сомнениями, а никак не наоборот.
Иначе бы не удалось с момента восхождения на трон трижды сразиться – и вырвать у северян мир, пусть даже и за немалую плату.
– Вот оговоренное, сын Рагнара и храбрые вожди, – Альфред с умыслом не называет всех по именам. Долго это будет… да и пусть задумаются над тем, не много ли силы Рагнарсоны имеют.
Раздор в стане – отдых для врага.
– Хорошо ты сражался, конунг, – серьезно кивает Ивар Рагнарсон. – Удивляюсь даже: как верующие в Распятого нас побеждать могли?
– Я корону надел в день святого Георгия. Видно, он помог.
– Георг? – морщит лоб кто-то из вождей. – А кто он?
– Святой, покровитель воинов и земли английской.
– А, так бы сразу и сказал, что боги помогают… – хмыкает кто-то другой.
Хочется поспорить – благо в теологии Альфред знаток. Но не для этого собрались… да и как спорить с человеком, который вообще не верит? Наверное, кто-то из святых смог бы убедить.
Но он – не святой. Просто король… хотя, да простит Господь, сложно сказать, кем быть тяжелее.
Альфред встряхнул головой, отгоняя воспоминания. Главное – мир куплен, и на какое-то время в стране будет спокойно. А уж к новой войне они подготовятся… В чем король не испытывал сомнений – так в том, что новая война будет. Слишком уж беспокойны соседи.
И кое-что претворять в жизнь на такой случай король уже начал. Пока что все только в замыслах, да на столах… но вскоре и на земле будет построено.
А сомнения… есть по-прежнему. И это хорошо – поможет обдумать все замыслы со всех возможных сторон.

Англия, Йорк. Конунг Убби Рагнарсон

Убби Рагнарес у окна стоял крепостей своей на леса с холмами смотрел. Раскачивались кроны деревьев под ветра дуновением и, и травы гладь казалось изумрудным морем. Долго ли останутся такими они?! Долго их не тронет меч и пламя?! Убби сжал кулаки. Мир этот с Альфредом слабостью считают все англы. Сыны Тора трусы для них теперь. И отвернулся Убби от окна, в которое смотреть ему было в тягость, и взглянул на карту земель здешних. Сколь обширны владения его из окна и как малы на коже гладкой. Нарушь Алфред мир, он сметет всех конунгов одного за одним. Лишь вместе выступив они стяжают славу, лишь вместе они вернут былую славу и захватят землю всю британскую.
Тут пал взгляд Убби на славный город Бристоль, где был брат его Ивар.
- Квист, друг мой верный, готовь лучших дружинников моих - брата еду повидать я.
- Да, мой конунг, - откликнулся Квист и пошел во двор дружинников собирать. Вернулся Убби в покои свои и стал платье дорожное надевать, но тяжело было оно, как и думы его.
Но вот дружина собрана. Выходит Уббе статно, подавая пример младым.
- Позови мне Скейва, Квист, - распорядился конунг, пока к нему коня подводили. Во дворе к тому времене столпился народ. "Конунг уезжает!" - все твердили.
Вернулся скоро Квист, сопровождаемый херсиром Скейвом.
- Звал, мой конунг? - спросил Скейв, к Убби поступаясь.
Но не ответил конунг. Смотрел он на одно из окон, за которым стоял ярл его Хавр.
- Да, - взглянул конунг в лицо Скейва. - Управляй Йорком пока в отъезде я, да смотри зла не твори.
Удивился Скейв речам Убби, но лишь поклонился и пожелал конунгу легко пути.
Дал знак Убби дружинникам своим и поехали те к воротом. Сам же Убби задержался на миг и взглянул в то окно, но пустота была лишь в нем.
- Посмотрим что ты сделаешь, змея подлая - прошептал конунг и поехал прочь.

спасибо за помощь Тельтиару

Вингульмёрк -Эстфольд, Восточный берег реки Скаун близ Гиллисберга. Харек Волк, Оттар Рваный, Фреалаф, Ратибор, и Ярополк
спасибо за помощь и участие Тельтиару
Ближе к полудню Харек Волк и его ближайшие дружинники, а так же приближенные Эйнара привели Эйрика конунга обратно в Гиллисберг, где он в присутствии всех своих ярлов и многих херсиров поклялся на кольце Тюра и молоте Тора во всем, что обещал конунгу Ранрики, а затем немедленно велел отпустить всех знатных людей, которых держал в усадьбе. Один за другим, покидали Гиллисберг старики, женщины и дети, шли, едва переставляя ноги уморенные в погребах и острогах воины, последней же, поддерживаемая служанками вышла Сигрун, бледная и ослабшая, с грустной улыбкой на лице.
- Теперь отпусти меня, - молвил Хареку Эйрик.
- Иди с миром и не забывай наш уговор, - ответил Харек. - Снять с него цепь, - скомандовал он хирдманам.
- Забирай свое войско и возвращайся в Ранрики, Харек Волк, - произнес на прощание конунг свеев. - Мои люди вас не тронут, но лучше не оставайся здесь дольше, чем тебе то требуется.
- В этом можешь не сомневаться. - ответил Харек. - А теперь обратно в лагерь, и готовимся к отходу.
- А разве мы не будем ждать вестей от Эйнара и Оттара? - Удивленно спросил Ратибор.
- Разумеется, будем, ответил Харек. - Но этих нужно отправить в безопасное место как можно быстрее. Сдается мне, вместо помощи мы можем от Асгаута получить удар в спину. Слишком долго нету Эйнара
- Тем более после тех вестей, что принес гонец, - добавил Ярослав. - Мы останемся на своей земле Харек, а ты собирайся в путь. Вингульмерк не сможет прокормить всех, пока половина его остается в руках свеев.
- Я тоже буду ждать вестей. Мои ярлы сопроводят карлов, женщин и детей в мои земли. Это теперь и мой бой...
- Ты же поклялся, что не поднимешь оружия на Эйрика, - хмыкнул воевода.
- Если он не поднимет его на нас. Я должен проверить. А если он решит использовать слова клятвы буквально, и нападет на вас, едва я уйду? я как-то сразу об этом не подумал. А ведь он может...
Ратибор задумался, нахмурив лоб, Ярослав воскликнул:
- А ведь мы второй раз его в конюшне не поймаем!
Но тут воевода, словно что-то вспомнив, произнес:
- Так ведь он поклялся не притеснять христиан.
- Но это не значит. что он станет мешать э то делать своим жрецам - хмуро заметил Эдмунд.
- Теперь-то уж себя не дадим в обиду, - сжал кулак Ратибор, а после бросил Ярославу: - Иди, присмотри за госпожой, и смотри - ни на шаг от нее!
Юноша кивнул, побежав к Сигрун, оставшиеся же продолжили спор о том, что делать и насколько можно было доверять клятве свейского конунга и можно ли ей верить вообще.
- Верить можно только себе. и Тому, что он побоится нанести урон своей чести в глазах своих воинов. Ное сли он что-то сможет сделать скрытно, и сможет надеяться на безнаказанность, то скорее всего он это сделает. - сказал Харек. -Я много чего слышал об Эйрике Свейском. Он хороший правитель для тех, кто принял его покровительство, не притесняет бондов, не требует слишком многого, не берет дань больше чем принято, и рне требует больше чем люд готовы ему дать. Но к своим врагам он беспощаден, и не всегда благороден, предпочитая хитрость. Там , где он может обойтись малой кровью, он действует решительно и стремительно, даже если это не всегда честно. Поэтому нужно быть начеку...
- Я скажу людям, чтобы были на готове, а потом дождемся Эйнара и решим что станем делать, - согласился с конунгом Ратибор. - Надеюсь по крайней мере этот день мы сможем провести спокойно.
- Надеюсь ... -сказал Харек. - Мы слишком его утомили, чтобы он стал думать о мести сразу же. Мы нанесли ему оскорбление, выкрав его, и заставили поступить не так, как он хотел... И он этого так не оставит... Единственный способ помириться я с ним - стать его поданными. так что единственное на что мы можем расчитывать - что Харальд победит его в честной битве.
На том и порешили, а после разошлись, дабы завершить дела свои. Ближе к вечеру же разведчики сказали Хареку, что видели десяток всадников под знаменем эйнара, спешащих к лагерю.
- Встречать надобно, - молвил Ратибор, бывший в ту пору у правителя Ранрики. - То-то Эйнар обрадуется, узнав, что ты вызволил его жену.
- Встретьте, как подобает, - сказал им Харек. - Может и сам Эйнар с ними вернется.
- Хорошо бы, - воевода задумчиво покрутил ус, пока его люди отправились устраивать встречу.
Однако вскоре уже в шатре появился запыхавшийся и злой с виду Оттар, за спиной которого стоял Фреолаф.
- Ну здравствуй, херсир, - улыбнулся ему Ратибор.
- И тебе не хворать, храуст гардск дренгир - сказал Оттар, спешиваясь, и переводя дух.
Харек устало опустился на мешки с припасами, внимательно прислушиваясь к разговору, но продолжал молчать. Его взгляд бегло осматривал прибывших воинов. Эйнара среди них не было.
- А где ярл? - Первым озвучил повисший в воздухе вопрос молодой Ярополк, только что вошедший в шатер.
- Эта ведьма его повесила, - проскрежетал Рваный, едва ли не сплевывая каждое слово.
- Кто?Асса? - Харек тут же вскочил на ноги, слегка пошатываясь - напряжение последних суток давало о себе знать - его слегка мутило от усталости.
- Ты что шутишь? - Выдохнули разом оба хольмагардца, уставившись на херсира.
- Рагхильда, - ответил Волку Оттар, переведя дыхание. - А старуха сидела рядом и ухмылялась.
- Одна другой стоит. -произнес Харек. - Быстро же она забыла, кто ей спас жизнь и честь. была бы она женой разбойника, кабы не мы...
- А теперь она вдова конунга и за былое добро платит злом, - казалось, еще немного и Оттар разразиться такой бранью, что даже у йотунов уши завянут. - Эйнар пришел просить у нее помощи, а она обвинила его в том, что он отдал Вингульмерк свеям!
- Или она ума лишилась... Или Асгаут с Торлейвом ее слух отравили речами лживыми.
Рваный нервно прохаживался по шатру, словно пытаясь сбросить всю злобу, что в нем накопилась в движении, однако сердце все еще бешено колотилось, а перед глазами то и дело появлялся раскачивающийся на дубу Эйнар. Тогда, ночью они с Буревым приехали, дабы дать ему достойное погребение, но кто-то успел их опередить - тела ярла на дубу уже не было, а невдалеке был разложен погребальный костер. Их господин был сожжен, как язычник, но не получил упокоения в честной могиле.
- О, эти двое были там и злословили, настраивая кюну против Эйнара и тебя, Харек, - наконец проронил он, остановившись и подняв взгляд на Волка. - Да, не удивляйся - Рагхильде не по нраву то, что ты стал конунгом.
- Они же сами меня отправили в Ранрики, чтобы я привел эти земли к покорности. А то что меня народ конунгом выбрал - не отказываться же мне было. Меня бы тут же самого на дереве распяли... А если и отбился бы, много крови бы пролилось напрасно. Я выжидал, чтобы принести присягу Харальду уже не как простой ярл, а как конунг большого и обильного фюлька. А теперь... они сами показали свое вероломство... Теперь я не знаю что мне делать... Не идти же на союз с Эйриком Свейским... Я должен отомстить за Эйнара... Но и предавать Харальда я не хочу. Я знаю Гутхорма... И пока еще надеюсь на благоразумие Харальда. Он такой же, как его отец Хальвдан... Он не станет уничтожать своих верных слуг и призовет к ответу и Асгаута, и Торлейва... Или у этих змеиных языков иных дел нет, как против нас интриги плести? им ведь Агдир и Вестфольд поручили охранять!
- Как же, жди, - сплюнул Оттар, резко раздавив плевок носком сапога. - Придет Харальд и кому он поверит? Тебе или собственной матери?! А Торлейва я уже к ответу призвал, раскроив ему череп о тот алтарь, на котором меня приказала принести в жертву наша справедливая и мудрая кюна! Да только, спасибо за помощь Буревою и Фреолафу, я прямо на камне и Фредрику глотку перерезал - раз уж любит Тор бородатых козлов в жертву получать, так я ему самого длиннобородого подарил.
В конце фразы херсир невольно рассмеялся, а его смех подхватили Ярополк с Ратибором, хотя голоса их звучали не слишком весело.
- Жаль что эта змея Асгаут не последовал к своим богам в преисподнюю- пробормота Харек. - А пока он жив, нам не будет покоя. Тогда нам надо решить, что делать будем. Если смотреть на вещи здраво, то Эйрик куда меньше зла совершил... Хоть я и не склонен... предавать свои клятвы. Да и в войске моем здесь есть люди Харальда. Что будет, если они про мой уговор с Эйриком узнают? Не сочтут ли они это предательством? Надо срочно посылать кого-то к Харальду в Транделаг... Пока нас в Вестфольде не опередили...
- Вот и напиши ему оо всем, пока враги сведения о происшедшем здесь не извратили. - сказал Фреалаф. - Да только поможет ли это нам?
- Тебя теперь называют предателем и конунгом пиратов, - добавил Оттар, с силой сжав кулак так, что хрустнули костяшки. - В любом случае нам надо уходить в Ранрики, всем - здесь житья христианам не будет!
Он некоторое время помолчал, переводя взгляд с конунга на воеводу и обратно.
- А Сигрун? Как мы ей расскажем о гибели мужа? - Произнес Ратибор.
- Расскажем как есть. -ответил Харек. - Но скажем, что он погиб в поединке как воин, отстаивая свою честь, и тело его сожгли на костре. Она сильная женщина, но нужно вести себя с ней осмотрительно. А что до вестей - пусть называют... Я сам выйду на суд, пока же идите переоденьтесь, поешьте уху, расскажете, что и как. А я пока пойду послание Харальду писать... Позже, выслушав ваш рассказ, еще что-то добавлю.
- Только если пошлешь гонца, а еще лучше не одного и не двух, то лучше чтобы они назвались гонцами Эйрика свейского. Тогда можно быть уверенными. что никто их в пути не тронет, - сказал Фреалаф. - Не забывай как с нами люди Асгаута обошлись.
- Попроси у Эйрика его знамя, - тут же присоветовал Ярополк. - Не думаю, что он в этом откажет, тем более что он все равно обещал послать Харальду вызов.
- Хорошая мысль - Харек аж просиял. - Таким образом, мы убьем двух зайцев. И послание от Эйрика доставим, и про последние события сообщим. И еще... наверняка Асгаут кого-то пошлет через Хейдемерк и Гудбрандсдалир. Надо своим людям дать задание их перехватить. Пора отвечать своим врагам тем же.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 10-10-2007, 21:37

Встреча в Мере
С Дарки

Не стал дожидаться Харальд, пока придет войско Хакона победное к стенам Нидораса, сам собрал людей оружных и навстречу тестю выдвинулся. Всем дружинникам своим повелел он надеть лучшие одежды, какие были у них, да поднять все стяги, дабы видел Хакон, какую встречу торжественную зять приготовил ему.
Впереди дружины отборное сам Харальд ехал - не на рать чай собирались, потому и не прятался он за спинами телохранителей. По правую руку от него Гутхорм находился, по левую же - Рогволд, а позади ярлы иные и сыновья их, херсиры и гридни наиболее знатные, отдельно же от них, да к конунгу поближе скальды - Тормунд, Торбьерн и Бард, после смерти Аудуна, место его занявший. Повелел им уже висы хвалебные сочинить в честь победы славной над Неккви конунгом Харальд, оттого оживленно переговаривались скальды.
Вот только, когда рать долгожданная вдали показалась, не то конунг увидел, что ожидал. При свете солнца сделалось явно, что вороги, подкравшиеся в ночи, нанесли ущерб знатный. Лики воителей Транделага и Оркдаля были мрачны. Едва ли так выглядят победители. А воев Агдира и вовсе Харальд не видел – и брови нахмурил.
Хакон подъехал к зятю и молвил:
- Я вез тебе весть о победе, но вид воинства моего говорит: много врагов наших досель не в Вальхалле. И, пока живы они, не время нам почивать на лавках, насаждаясь победами. Старый змей пал – и Грютинг вез тебе его голову. Ныне же ярл раной сражен, забыл, что и змееныши малые могут быть ядовиты. Так что трофей его ныне я отдаю.
И по знаку конунга Транделага седобородый гридень из оркдальцев подтащил мешок с головой старого Некки.
- Владей, зять, и пусть все враги наши так сгинут! – торжественно провозгласил Хакон.
Принял Харальд голову старика, за волосы вынул из мешка ее да поднял высоко над собою:
- Смотрите, воины! Отсекли змеюке подколодной голову!
Разразились криками радостными воины Харальда, в щиты бить стали рукоятями мечей, Рогволд же у конунга забрал трофей да на копье насадил так чтобы словно знамя над головами дружинников борода седая старого владетеля развевалась.
Тормунд Лисий Язык вперед выехал, вису хвалебную прочитать желая, да жестом его остановил сын Хальвадана.
- Так что же случилось тут, - уже иным, суровым голосом спросил конунг у тестя. - В тех вестях, что мне ярл мой сказывал ничего про ранение Грютинга не было? Али за ночь одну переменилось все?
- Воистину так, - мрачно кивнул конунг Транделагский. – Рады мы были – да так, что бдительность потеряли. Даже я, медведь старый да много охотников переживший, опасности не заметил. Не добили мы Сельви, исчез с поля бранного внук старого змея. Наша вина: не мыслили мы, что сей воитель младой, вместо того, чтобы силы сбирать мстить сразу кинется. Вот и вышло все так, как ты видишь.
- Вижу уж, - сквозь зубы проскрежетал Харальд, вновь воинство потрепанное оглядывая. - Побили вас вами же битые мерийцы. Грютинг сам где?
- С лекарями. Мужи знающие говорят, что жить будет, но на коня сядет не скоро. То знатный убыток нашему делу.
- Меч-то хоть держать сможет? - Вновь конунг спросил, скривившись немного. Нехорошо то было, что ярл доверенный в такое время увечным стал, когда подмога его необходима была, но причудливо норны нить свою плетут. Одного ярла надолго потерял он, зато другого в земле этой обрел. Подумав так на Рогволда взгляд бросил Харальд - ярл мерский с сыновьями хорошим подспорьем станет в войнах грядущих.
- Сможет, но ныне слаб, как котенок, - поморщился Хакон. - Грютинг - муж крепкий, но после того, как он едва в Хель не попал, любому время дать надо.
- Без него поход на Мер Южный отложить придеться, - то уже Гутхорм молвил, до этого молчание сохранявший. - Да и остальные воины крови немало пролили, дело наше отстаивая, как я погляжу.
- Ждать предлагаешь, покуда Арнвинд сам к нам пожалует? - Острый взгляд конунжий в дядю впился.
- Нет, Гутхорм, - поддержал Харальда тесть. - Нельзя нам позволить врагу силу набрать. Один раз я на деле этом людей потерял - во второй буду умнее. Нет нам дороги обратной: слишком много противников против себя ныне настроили. Ежели по одному им хребет не сломаем - все в лодках погребальных окажемся. Да хорошо, коли там, а не в царстве подземном у Локи отродья постояльцами.
- Свою силу сначала в кулак собрать бы, - на то Сигурдсон отвечал, задумчиво бороду поглаживая - небольшая, по сравнению с гриднями иными была борода Гутхорма, часто он ее стриг, дабы в битве не мешала, да только мало кто посмел бы подшутить над ним по поводу этому. - Край сей враждебный, не во всех деревнях еще власть Харальда приняли, а где приняли - там за спинами кинжалы вострят, слабину покажем - мигом меж лопаток воткнут. Да еще Сельви выжил...
- Упустил ты змееныша, тестюшка, - пожурил Хакона конунг молодой. - Теперь тварина эта немало крови нам попортит за семью свою загубленную.
- Сам знаешь, родич, что гуще боя за всеми не уследишь, - развел раками Хакон Трондский. - Тебе Гандальв врагом более лютым доводиться, а ведь смог волк серый дважды от смерти уйти. Так что - примем то волею норн и начнет действовать. Ибо проливать слезы по утекшей воде - удел жен, но не конунгов. Пусть Сельви приходит - мы будем готовы.
- А быть может, милостью Локи, погрызутся змеи за власть мерскую меж собою, - то уже Рогволд Эйстенсон сказал. - Сельви горяч и несдержан, а Арнвинд с Аудбьерном наглости его терпеть не станут. Соглашусь я с Гутхормом здесь - выждать нам надобно немного, покуда всех селян к покорности в Мере приведу.
- Харальду решать, - молвил на то Хакон, давая понять, что слово последнее. Не по нраву ему Рогволд пришелся, и слова его, внешне мудрые, к сердцу пути не нашли. Знал конунг, что предатель сей меньше всего выгоды в возвращении Сельви имеет, а все же - не верил. Змей - он змеюка и есть. Лишь себе служит, только себя в сердце холодном лелеит.
- После решим, - властно голос конунга звучал, да взглядом суровым обоих ярлов и тестя вновь обвел владыка. - Ныне же следует нам в Нидорас вернуться, да отпраздновать победу сию славную.
Замолчал Харальд, а после добавил:
- Скажи мне еще вот что, Хакон - где агдирцы мои, что в войске твоем были? Что-то не вижу их я ныне.
- Про то не в поле рассказывать, - нахмурился Хакон, не желая праздник Харальду испортить да раскол в войске их поселить. - Дай время - поведаю, как все было.
Нахмурился на то конунг, но не сказал ничего, лишь коня поворотил. Невеселые то были вести, что Разрушитель жало свое змеиное уже вонзить успел в воинство его, но горевать о том поздно было, месть же вершить - рано еще. Правы были Гутхорм с Рогволдом, необходима дружине передышка, но ведь и Хакон старый прав - нельзя ворогам дать все силы стянуть. Странная-то война была - вроде бы победа за победой, а с какой стороны не глянь - на тонкой нити все добытое в битвах тяжких подвешено, того и гляди порвется она.

(с Тельтиаром)

Леса Согна. Альвир и Сольвейг.

Говорят - ожидание тянеться медленно, но - это не всегда так, ведь если при этом день занят тяжелой работой, время идет быстрее. Так было и с Альвиром - тягостное ожидание хоть каких-либо вестей от купца стало для него почти незаметным, ведь он должен был содержать в порядке обветшавший дом, чинить прохудившуюся крышу, рубить дрова для очага и искать пропитание. За прошедший месяц молодой скальд научился выслеживать дичь, читать следы и устраивать хитроумные западни для животных. Однако сердце его разрывалось надвое - одна часть навсегда хотела остаться здесь, с любимой, другая же - тянула к родным Фиордам...
Сольвейг с тоской смотрела на исколотые пальцы. Гордость и краса были руки, мягкие, теплые, гладкие, что пушистый ноябрьский снег, и сама не ходила – летала, птицей свободною, драккаром по водам моря, от работы любой свободная. Смотрела и плакала, и не могла задушить голос, что домой звал, бросить все, к отцу и братьям в ноги упасть, прощенья просить. Родной дом – кто его заменит?
-Скорее бы Альвир вернулся.. – вслух сказала, чтобы альвы услышали, чтобы не морочили.

Не стали духи светлые томить девицу - вернулся Альвир, дверь скрипнула не смазанная - то вошел скальд в дом, положил добычу - зайцев двух на лавку, да к Сольвейг подошел, приобнял за плечи.
- Скучала без меня? - Произнес он ласково.
Сама себя не понимая, отстранилась Сольвейг.
- Где же скучать, если еще на рассвете с тобой виделась?
Подобрала добычу, едва не всхлипнув, во двор вышла, за ножом да корытом.
За нею выбежал Альвир, неладное почувствовав:
- Постой, стряслось что пока не было меня?
Выронила Сольвейг из рук но и зверьков мертвых, бросилась на грудь милого.
-Не могу больше. Не для того матушка в косы мне бирюзу вплетала, не для того отец на руках носил, лебедем величая! Домашняя я, холеная, не в лесу жить – в просторном доме конунга жить приучена! Смотрю на тебя, и верю, что смогу это бремя снести. А как уходишь – хоть завыть да в колодец броситься. С собой бы меня брал, я бы тебе стрелы носила, добычу подбирала, я бы тише ветра по тропам шла, тише тени твоей!

Посмотрел ей в глаза скальд, улыбнулся, обняв покрепче, да так сказал:
- Завтра поутру вместе в лес пойдем - покажу я тебе, как зверя хитрого ловлю... а может и куницу на воротник тебе сыщем, коли уж меха все твои у Атли в сундуках остались.

Словно йотун на спине повис, лапами мохнатыми в сердце вцепился, а теперь свалился, и легко стало, тепло, что руки задрожали.
- Не надо мне куницы на воротник. Не уходи далеко. И меня с собой бери – другие украшения зачем?
Тоскливо подняла глаза на бледное солнце.
- когда же лето наступит?
И потянула вдруг Альвира за рукав, сверкнув синими глазами, ярче неба над морем в солнечный день.
-Пойдем-ка, покажу что? Вчера ходила на речку повыше, там вода чище. Ты умеешь слова в оды складывать, ты умеешь ручьи заставлять в словах течь, деревья в их струях ветви окунать, пойдем, там листья зелены, как иногда бывают только в Гардарики, отец сказывал, там солнца столько, что его можно набрать вот в это корыто, и еще останется.
И скальд, увлекаемый возлюбленной своею, за нею последовал, да только сам поежился невольно, когда слова ее про лето услыхал - холодным ныне июнь выдался, хоть и растаяли льды по весне, а все же не было тепла долгожданного, так словно и действительно Рагнарок уж близился.

Над маленькой речкой, по камням бегущей звонко, на высоком сухом берегу, села Сольвейг, за руку к себе милого притягивая.
- Грустен ты. Тревожит что?
Сжал пальцы ее в ладонях своих Альвир, вдаль взгляд бросив:
- Не ко времени холода такие, будто сама земля траур несет. Старики говорили - такое лишь когда Бальдр убит был случалось.
Спрятала Сольвейг лицо на плече Альвира.
- Не к добру. Не об освобождении ли Локки говоришь? Не время еще. Не время. Еще с тобой мы пожить не успели, меда из рога не испили.

Сообщение отредактировал Сигрид - 11-10-2007, 22:00

Южный Мер
С Сариной

После появления в усадьбе Сельви Рарзрушителя, и без того неспокойная жизнь в Южном Мере стала попросту безумной, так словно берсерк заразил своим неистовством всех воинов, каких только видел. Повсюду слышались крики: "Убить Харальда!", "Отомстим за Неккви!", "Освободим Раумсдаль!", юноши постоянно дрались в потешных поединках, сбрасывая напряжение, старики потрясали оружием и качали головами, припоминая, что раньше такого не было, чтобы ближний ярл ко врагу переметнулся и конунга своего предал. Но все как один сходились на том, что необходимо отвоевать Северный Мер, предать позорной смерти Рогволда, а Харальда либо изгнать, либо тоже убить. Более того, прослышав о том, что Сельви спасся, многие жители Раумсдаля и Северного Мера, в тайне от захватчиков, бежали в Южный, дабы встать под его знамена.
Эрик редко к ним присоединялся - последний раз, когда какой-то юнец попробовал подшутить над ним, он переломал наглецу хребет, и хотя после выплатил виру родичам увечного, Сельви запретил ему драться с кем бы то ни было до похода на Харальда. Поэтому чаще всего ярл просто наблюдал издали за молодецкими забавами, вспоминал как и сам он раньше красовался перед девками, повергая своих противников, теперь все это было в прошлом, а у него была жена, которая не желала его даже видеть.
Хильд тяготилась шумом, что привез с собой Сельви Разрушитель. Девушка все чаще уезжала за пределы усадьбы верхом на своем рыжем коне. Но у весего этого переполоха был один большой плюс, Эрик все меньше появлялся дома.
Вот и сейчас, несмотря на поздний час она собиралась уехать на любимый утес. Копыта лошади легко взрывали утоптанную землю, потом под ними захрустели камни, конь перешел с рыси на шаг. На самом краю, в одном шаге от неба он остановился. Хильд легко спрыгнула с лошади и замерла на краю обрыва.
Шум копыт позади раздался не сразу - девушка довольно долго смотрела на плещущиеся внизу волны, омывающие крутой берег. Море - все меряне были его детьми, оно оберегало и одаривало их, посылая к берегам косяки рыбы и купеческие суда. Не было во всей Норвегии мореходов лучших, нежели жители Мера и скальды не раз пели, что в их жилах течет не кровь, а морская соленая вода, хотя конечно же - это было не так.
Эрик спешился шагах в двадцати от супруги, не желая подбираться к обрыву столь близко - храбрый викинг не любил высоты.
Девушка не обращала внимания ни на что, слушая шепот волн, далеко внизу.
- Хильд, - негромко окликнул ее Эрик, приближаясь. Он давно уже заприметил, что его жена едва ли не каждый день уезжала куда-то на коне и сначала даже подумал, что у нее завелся полюбовник, но сейчас он был несколько озадачен тем, что она просто стояла на краю обрыва. Что здесь было делать молодой женщине?
- Эрик? - девушка повернулась, на звук его голоса. - Что ты тут делаешь?
- Да вот, - он слегка замялся, делая еще один шаг вперед. - Тебя искал.
- Зачем? - отступая назад и опасно балансируя на краю, спросила Хильд.
- Поговорить, - ярл и раньше не слыл краснобаем, но сейчас слова на язык вовсе не шли. - Мы с тобой совсем не говорим с того дня...
"Как ты украла лодку и выставила меня дураком!"
- Ты зол, да и время не для разговоров, - пожала плечами девушка. - Неккви погиб, Мер потерян, какие уж тут разговоры.
- Да, самое время у обрыва стоять, - хмыкнул на это викинг. - Или ты жаждешь присоединиться к старому конунгу?
Хильд полыхнула на Эрика взглядом.
- Да хотя бы и хотела, тебе то что?
- Ты моя жена, - на этот раз голос не дрогнул. - Так что мне есть дело.
- Хорошо, - норвежка устало вздохнула. - Я не собираюсь прыгать во фьорд. Ты доволен?
- Почто ты так зла ко мне? - Эрик произнес.
- Я нисколько к тебе не зла. Почему ты так думаешь? - удивилась Хильд.
- Мы не живем как муж с женой, ты всячески меня избегаешь, - покачал головой ярл.
- А что ты хотел, Эрик? Я не рабыня и не дворовая девка чтобы меня как приз за службу выдавали, да и брали, - гордо носик вверх взлетел, а серебро в косах звякнуло, тускло в свете луны сверкнув.
- Разве брак с ярлом достоинство твое уязвляет? Или не достаточно я сватался к тебе, мало подарков дарил?
- Подарки и рабыням дарят. Да и не в выгодности брака дело, - Хильд головой покачала, да на обрыв села, ноги в бездну свесив. - Эх, Эрик, не хочешь ты понять.
Остановился в трех шагах позади нее ярл, вздохнул тяжело.
- Чего желаешь ты от меня? Проси - все сделаю.
- Хочу чтобы ты понял. Сам.
Не повернула головы Хильд, взгляд ее на дорожку лунную, что фьорд пересекала, устремлен был.
- Завтра я ухожу с Сельви Разрушителем, - казалось, Эрик сменил тему. - Мстить агдирцам. И возможно уже не вернусь.
Хильд молчала, лишь ветер трепал несколько выбившихся из прически прядей. "Не понять тебе меня Эрик, к сожалению, моему и твоему", - подумала лишь в ответ девушка.
Ярл развернулся, видимо поняв, что разговор более не имеет смысла этот, да сказал лишь на последок тихо, с горечью в голосе:
- Я хотел, чтобы ты родила мне сына.
- А я хотела,чтобы меня и правда любили, а не видели во мне игрушку, да кобылу племенную, - с горечью прошептала Хильд, наклонившись вперед, в черные волны вглядываясь.

Рогволд, наверстывая упущенное

Как вернулся Рогволд с сыновьями в имение, так сразу в покои личные удалился, приказал двери запереть да привести к нему деву Астрид, что вырвал он лап Гандальва. Ивар да Хрольв тогда в трапезной сидели, делились впечатлениями о встрече Харальда с войском, якобы победоносным, а на деле – побитым Сельви.
- Видишь, брат, - сквозь широкую улыбку плескал Хрольв гордость, - без наших мечей ни на что не потребны харальдские вои.
- Ты б потише, - оглянувшись, произнес Ивар, - а то ведь конунг этих горе-вояк ныне и над отцом стоит, вдруг доложит кто?.. Жди беды.
- Да толку то! Доложит! Чай не крестьяне мы с тобой какие!.. – и помолчав Хрольв чуть добавил, - а Харальд стоять над нами будет лишь дотоле, пока отец наш тому препон не чинит.
- Что ты говоришь! – с удивлением воззрился на младшего брата Ивар.
- Да уж не мне растолковывать такие вещи, - откинувшись в резном деревянном кресле, зевнул Хрольв, - сам прекрасно знаешь, что отец будет мириться с чужой властью лишь до толь, покуда не соберет силы достаточной, дабы сокрушить власть сию.
Покачав головой, Ивар усмехнулся.
- И когда только ты рассудительным таким стал… а ведь знаешь, многие харальдские псы поговаривают, что де предатель отец наш, мол, путями нечестными воюет, славу добывает.
- Эх, брат, чувство такое, словно мы с тобой местами поменялись, - хохотнул младший сын Рогволда, - ты ведь сам знаешь, сколько гнилья у подножья всякого трона – что Неккви, что Харальда, что отца нашего, Рогволда Великого. И вопрос не в том, у кого гнилья то поболе, а в том, чей трон выше – чтобы взгляд людей не в говне плескался, но сверкал на златом челе сидящего на троне.
В сей момент показалась процессия из двух гридней да девки какой-то, в которой Ивар узнал Астрид. Понуро, но не сопротивляясь шла дочка Неккви. Лишь когда проходила мимо сидящих сыновей Рогволда, голову подняла да взглядом, до краев жгучей яростью наполненным, обожгла братьев.

- Вот, батьку, привели мы ее, - приоткрыв дверь да втолкнув деву, доложил гридень. Дверь за ним сразу затворилась.
Стоявший у окна, прикрытым ставнями резными, Рогволд Великий, ярл Мера всего, обернулся. Искривились губы тонкие его в оскал звериный. С ужасом Астрид подумалось, что хотела сама за коршуны черного за муж идти – почти ничего от прежнего ярла не осталось. Не осталось даже малой толики тепла, с коим обычно взирал на дочь Неккви Рогволд Мудрый. Он все еще желал ее, он уже не так, как ране. Ныне взирал коршун на нее, словно на незавершенную месть Неккви, которая завершится, как только коршун овладеет потомством змеиным.
- Приветствую тебя, о светлая дева, - сладким тягучим голосом молвил Рогволд, звериный оскал все играл на устах его.
Ничего не ответила Астрид, опутанная оковами гордости и ненависти.
- Молчи, светлая дева, молчи, - надменно задрав подбородок, прохаживался вокруг черный коршун, - меж нами дело есть, неоконченное…
Астрид почувствовала дыхание Рогволда на затылке, вздрогнула, сжалась вся, дрожа от страха. До боли сжала она кулаки, когда когти острые смахнули прядь волос светлых с чела ее да провели по щекам горящим.
- И я, ярл Мера всего, Северного и Южного, намерен закончить его, - уж дрожа от нетерпения шепнул на ушко деве коршун.
Астрид, чтившая отца своего, еще когда заметила Хрольва с Иваром, дала себе слово – никак не противится Рогволду. Пусть овладеет ею безжизненной, словно куклой тряпичною – не свершится месть его, коли она безвольною да покорною во всем будет. Легко пообещать было, но исполнить обещанное сложнее было.
Как острые когти коршуны стали рвать одежи на ней, тут же испарился весь настрой ее, стала кричать да вырываться она. Несколько раз Рогволд вырваться ей позволял, раз за разом настигая ее и тем удовольствие свое растягивая.
И, пылая ненавистью жгучей, взял Рогволд Великий светлую Астрид. Взял силой, растоптал, уничтожил гордость ее, ибо покорилась дева гордая ярости его звериной да желанию пламенному. Против воли своей покорилась, поддалась блаженству телесному, теплой волной сладких стонов члены ее поглотившему.
Свершилась месть Рогволда Великого.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 13-10-2007, 8:43

Транделаг. Хладир. Асса.

Там, где еще недавно было столько народа, что впору дивиться: как кормят столько мужей норвежские земли, безлюдно. Гости, прибывшие со всех уголков здешних угодий на свадьбы трех конунгов, разъехались кто куда. Часть бондов – ушло в поход с Хаконом, другая – пахала землю да сеяла хлеб. Во Хладире кроме женщин остался лишь небольшой гарнизон. Хакон млад, которому конунг строго наказывал беречь сестру, как ока зеницу, часто наведывался в конунжьий дом, развлекая девиц да женщин замужних рассказами и разговорами. Время тянулось здесь медленно, переливалось, как густой мед из горшка. Вести о битвах приходили в Хладир редко и с опозданием, так что многие в вотчине Хакона места не находили от беспокойства. Особенно тяжким было ожидание возвращения войска для новобрачных, так быстро утративших мужей обретенных.
Пока отец да муж младой кюны добывали славу секирами, сама Асса покорно сидела в усадьбе, теша себя рукоделием. Воспитанная строгим отцом, потерявшим одного за другим трех сыновей, она и не мыслила требовать то, что на что право имела. Много слушая и замечая, Асса уж поняла, что не люба Харальду, только ради земель до благоволения Хакона Трондского взял он ее в жены законные. Из разговоров своих с мачехой, что была ей почти ровня по возрасту, кюна зеленоглазая поняла, сколь мало заинтересовала она супруга законного. Все в сравнении познается. Мачеха не скрывала от «дочки» довольства мужем своим и в похвалах ему не скупилась. А вот юный Харальд, хоть и не смел бегать от Ассы к рабыням под кровом у тестя, все ж редко ее лаской одаривал. Но сегодня у кюны была своя новость для агдиркого конунга, и сердце нет-нет, да екало. Вдруг перемениться Харальд, узнав про наследника?
Гонец в сторону войска выехал в тот же день.

Хладир. Жрец Трюгви

Верно говорили старые бабки, что при кюне молодой состояли, что тяжела она стала и наследника ждет. На то жреца верховного транделагского помощник руны кидал, да по крови гадание проводил. Все знаки сходились на том, что будет великим вождем сын Ассы и Харальда, коли звезда его восходящая в тени иного правителя не угаснет, молодого и дерзкого. Но имени правителя того Асы не называли, да только навело это жреца амбициозного на мысль дерзкую и жестокую. Позвал он старух-ведуний, да повелел им не только за Ассой, но и за Эйсван, Хакона женой присмотреть, о том узнать, не ждет ли женщина эта дитя от конунга старого.
Не молод уже был Трюгви жрец, четвертый десяток разменял, да седина в бороде его появилась, однако ж как и раньше мечтал он место жреца верховного занять, да только нынешний, хоть и богат годами был, но крепко за жизнь держался и добром место свое не уступил бы никому, а потому возжелал коварный асов служитель интригою хитрой сбросить его, да самому ближе стать к правителю Трандхейма.
О том размышляя, отправился он в рощу священную и там принес в жертву барана, дабы Асы помогли ему задуманное исполнить.

Лагерь Харека возле Гиллисберга. Асмунд Кровавый

Закованный в цепи сын Альхейма сидел на земле, а возле него кругом сидели его воины, перешедшие на службу Эйнару, всего их было около двадцати человек, все принявшие новую веру. С упоением слушали они отрока, что в крещении имя Велимир принял. Юноша сей нашел как время с пользой провести и пересказывал бывшим язычникам истории из Писания Священного, тому радуясь, сколь жадно внимают они словам его.
- И тогда конунг Египта, земли что лежит за Скаггераком и землями франков, и дальше за землями фризов...
- Да нет таких земель! - Воскликнул один викинг. - Все фризскими владениями заканчиваеться!
- Нет - есть, - другой с ним поспорил. - Оттуда ромеи рабов чернокожих привозят.
- Ты продолжай, мы внимаем, - тихо Асмунд произнес и гридни тотчас же притихли. Хоть и закован был конунг самозванный, а все же по старой памяти подчинялись ему воины.
- В гордыне своей, конунг Египта запретил народу Израилеву покидать земли его, где как траллов их держал он и тогда пророк воззвал к Богу и попросил явить знак, дабы египетский конунг узрел все величие Господа нашего.
- И что же? Он испепелил конунга? - Воскликнул самый нетерпеливый из слушателей, молодой Агни.
- Нет, - покачал головой Велимир. - Господь обратил воды великой реки в кровь, предупреждая гордого конунга, но тот не послушал и вновь отказал Мозесу. И тогда Бог умертвил каждого первенца на египетской земле, не пощадив ни грудных детей, ни птиц, ни скот, ни собак.
Асмунд рассмеялся, услышав эти слова, и смех его подхватили остальные воины. Затем он вскинул руку, бренча цепями и сказал:
- А я-то считал христианского бога слабым и малодушным, но теперь вижу, сколь глубоко было мое заблуждение. Господь, что карает гордыню и мне преподал жестокий урок смирения.
Ладонь Альхеймсона сомкнулась на серебрянном кресте, некогда принадлежащем убиенному священнику Григорию.
- Господи, даруй мне силы искупить грехи мои тяжкие, дабы мог я с гордостью взывать к силе и могуществу твоему!

Вингуьмерк. Лагерь Харека у Гиллисберга.
(с Тельтиаром)
После скромной трапезы, Оттар херсир вернулся в шатер к конунгу, где тот аккуратно писал руны на куске кожи.
- Ничего не забыл конунгу сказать, Харек? - Спросил его Рваный, подходя ближе и заглядывая через плечо Волка. Рун он не знал, так что просто подивился их обильности и кучности.
- Лишь бы он столько прочесть удосужился, - сказал Харек со вздохом, откладывая резец и перо. Потому еще попрошу посланника пересказать все слово в слово.
- Хорошо то, - кивнул херсир, рядом с конунгом садясь. - Всегда ты к делу подходишь обстоятельно, Харек, не то что мы с Эйнаром, сами шеи в петли сунувшие, да своими же руками узел затянуть помогшие. О погибший плохо не принято говорить, но все же - слишком добр и доверчив был Эйнар для земли этой суровой. Не доброту здесь в людях ценят, а лишь сталь каленую.
- Оттого хитрость бывает важнее доблести, а угодливость и лесть важнее верности. - вздохнул Харек . - Ведь никто не иной, как Асгаут с Торлейвом Асмунда взрастили, и амбиции в нем подняли. А потом все на Эйнара взвалили - мол жизнь предателю оставил. А то что сами они сидели и смотрели как он против Харальда войско собирает и конунгом себя провозгласил. Сказывают еще люди, с ним бывшие, что отца родного убил, ибо противился тот мятежу. Дыма без огня, вестимо не бывает...
- Хоть в на исходе жизни Альхейм себя человеком порядочным показал, - на то в ответ молвил херсир. - Да только было главное их обвинение не в том, что Асмунда пощадил Эйнар, и даже не в том, что жизнь супруги он дороже Вингульмерка поставил. Доброта его сгубила, послушай же Харек то, о чем я тебе раньше не говорил.
- Говори. - кивнул Харек. - Я обо всем должен знать, иначе что-то недоглядим, и пропадем все, как Эйнар.
- Помнишь отроков двоих этих, семя ублюдочного, что убить меня возжелали?
- Еще бы их не помнить. Я этого , как его, старшого, чуть было на чистую воду не вывел, но прибыли хирдманы с приказом от кюны, пришлось отпустить. Что-то они про испытание огнем и испытание водой не вспомнили. Мне ведь тоже самое пройти предстоит, если оправдываться к ним поехать вздумаю.
- Еще как вспомнили, - мрачно Оттар произнес. - Недоноски эти супротив Эйнара речи говорили, о том, как он их христианство принять принуждал и погубою грозил, и что все обвинения наши - ложь, и что ты Харек старшего едва ли не до смерти замучил. А кюна, словно и рада тому была, да кивала лишь словам их лживым.
- Асгаута надо будет уничтожить. Покуда он жив, будут против нас худое замышлять. Ни я, ни Эйнар никого насильно веру менять не заставляли. Тут есть в моем войске четверо ярлов Харальда из Агдира, и они мои слова подтвердят. И люди, набранные мною в Хейдемерке, тоже старым богам поклоняются, и никто их крест принять не принуждал. Надо будет кого-то из них отправить, чтобы они правдивость слов моих подтвердили. Вот мучаюсь я выбором - кого отправить?
- Харек, той ночью, когда я смог бежать, я поклялся на мече Эйнара, - процедил Оттар, вынимая из ножен меч в рукоять которого были закованы мощи святого. - Поклялся, что не успокоюсь, пока не отомщу каждому, кто повинен в его смерти. Фредрик и Торлейв были убиты моей рукой, остались Асгаут, эти двое ублюдков - конунжих родичей, и лживая ведьма Рагхильда, обрекшая ярла на погибель.
- Что скажет Харальд, узнав что на жизнь его матери покушается его вассал? Вернее сподвижник его вассала. Я не хочу воевать с Харальдом.
- Он этого никогда не узнает, - отрезал Оттар. - Харек, ты бы видел, как горели ее глаза, когда она приговорила Эйнара.
- Но про это узнаю я... -произнес Харек еле слышно.
- Мы должны быть решительны, конунг.
Оттар встал, с силой вонзив меч в землю под шатром, и после опустился рядом с оружием на колени.
- Что, если она станет настраивать Харальда против тебя? Я не говорю о себе - я уже приговорен к смерти.
- Я не позволю им тебя тронуть, - ответил Харек решительно. - Теперь ты служишь мне. Как и все сподвижники Эйнара. И я за них в ответе.
- И все же будет лучше, если я сменю имя. Отныне называй меня тем именем, что дали мне при крещении, дабы враги не прознали, что я ищу у тебя защиты до поры.
- Да будет так. Пусть эта неблагодарная ведьма получит сполна. Но, пока Харальд не назовет меня своим врагом, я не буду делать ничего против него. И как только он явится к границам Ранрики, я сразу поклонюсь ему и признаю над собой его власть.
- Это будет мудро, Харек, - Оттар опустил голову, что-то прошептав мечу, а затем сказал: - Клянусь до той поры не причинять вреда Рагхильде, но Асгаут, Халльвард и Сигтрюг должны заплатить сполна за свое вероломство.
- Так и будет... Хольгер из Хадебю.
- Стоит тебе рассказать и о вероломстве родичей Харальду, - добавил нареченный Хольгер, а после еще сказал: - И гонец твой наперед с Гутхормом поговорит, я надеюсь. Пусть сестра его черную неблагодарность явила, но сам он - воин честный и благородный.
- В честности и благородстве Гутхорма у меня сомнений нету. Но вот насколько он теперь влияет на Харальда, и насколько его слово весомо ныне?
- Тяжкие времена настали ныне, раз лжа и корысть чашу доблести перевешивает.
- Было так и раньше, если сагам о древних временах верить. разве не коварство сгубило Сигурда, и Хельги, и Беофульвфа,и прочих героев? Во все времена у трона было много льстецов и подхалимов, которые как змеи в клубках сплелись, и кусают всех, кто не похож на них...
- Надеюсь я, что Господь даст Харальду мудрости уберечься от их яда.
- Пусть все, кто носит крест в земле норвежской о том помолятся. И пусть его потомки воспримут истину.
Хольгер поднялся с колен, убирая меч в ножны:
- Харек, дозволь мне клинок этот у себя оставить, дабы мог я им месть совершить, а после отдать сыну Эйнара, когда тот подрастет.
- Дозволяю, - ответил Харек с улыбкой, пожимая руку товарища. - Ступай, делай что должно, и возвращайся под мой стяг поскорее. И береги себя... Мне не нужно, чтобы ты раньше времени сгинул... И еще... Венды то добро, что ты им сделал, наверняка еще помнят... Попробуй к ним пристроиться, и у них помощи для дела справедливого попроси. Я слышал. что они люди чести, и добро не забывают...
- Пока я останусь с тобой, - отвечал на это Оттар. - Враги наши сейчас ожидают нападения, но пройдет время и они ослабят бдительность, тогда-то я и ударю. Но сейчас - сейчас я отправлюсь с тобой в Ранрики и там пережду пару недель.
- Что ж, будь по твоему. - Харек поднялся с лавки, наспех сколоченной из грубо обструганных досок, и перевязал послание бечевкой, сделав на свертке оттиск воском.
- А сейчас позови сюда Ратибора и... Гуннара ярла.
- Конечно, - кивнул Оттар и скрылся за пологом шатра.

Эйрик. Гиллисберг.

Да уж, наглости Хареку, конунгу новоиспеченному, не занимать было – мало того, что принудил он Эйрика клятву эту позорную перед всем войском принять, так теперь еще и знамя просит!
- Возьми у отряда любого, отдай ему, - ответил слуге Эйрик хмуро. Когда вышел тот, со злости выхватил кинжал конунг, в косяк дверной загнал его едва ль не по самую ручку, от ярости взревев.
"Обманом Харек с сообщниками своими действовал, так нельзя ли считать и клятву эту потому недействительной? " – о том Эйрик думал, еще когда с Волком в Гиллисберг ехал. И каждый раз, задумываясь, убеждался в том, что нет, нельзя. При всем войске-то… как быть потом, если нарушишь данное слово? И неизвестно ведь, что страшнее: гнев богов или презрение собственных воинов. Тор с Тюром коли прогневаются, так хоть в Хель отправят – не страшно, а тут, на земле – как оплеванному ходить под взглядами косыми да градом упреков в спину.
И тогда дал себе Эйрик еще одну клятву, уж вторую за сегодня; только в этот раз про себя, а не на виду у всех, да не пред богами, а пред одним собою. Обещал свейский владыка себе, что непременно Хареку отомстит, во что бы то ни стало – неизвестно, каким путем и когда, но отомстит. И, пожалуй, уж для одной этой мести стоило пока соблюдать обет данный.
"Впрочем, ежели есть в нем лазейка какая", подумал Эйрик, "отыщу я ее". Нет, вовсе не искал он любого способа обмануть "конунга пиратского"
. Скорее все ж самому себе доказать хотел, что и Харек – с его хитроумным похищением, с его уговором, с его величием новым и такой, казалось бы, неслыханной удачей, сейчас ему сопутствующей – что Харек тоже может ошибаться.
И первой его страшной ошибкой стало то, что перешел он конунгу свейскому дорогу.
А ведь можно было и его понять, и Эйнара.. всего и дел – себя на их место поставить. Часто не гнушался Эйрик и хитростью, и подлостью, но вот редко задумывался: а что, если и он однажды не в честном бою побежден будет, но точно так же – неправдой, корыстным умыслом? А теперь вот не только представить, но и действительно ощутить пришлось; и радости от чувства сего конунг отнюдь не испытал. Только на воззрении его даже это никак не сказалось.
Урок, который надо запомнить, преподанный судьбой… Те, кого ты считаешь слабее, не всегда оказываются таковыми. И это следовало крепко-накрепко запомнить.
С такими мыслями тягостными и улегся, чтобы заснуть Эйрик – на ложе, что некогда, верно, согревали Сигрун с Эйнаром и что теперь несколькими покрывалами брезгливо застлано было, словно не хотелось никому к простыням прикасаться. Да впрочем так оно и было: когда спишь, простыня к телу ближе всего, все впитывает – и тепло, и тела запах… А духу христианского конунг и переносить уж не мог. Вот уж в чем труднее всего было ему поклясться, так в том, что не станет христиан притеснять он. Самым главным считал Эйрик на землях завоеванных искоренить заразу эту, едва ли не быстрее ветра распространявшуюся… Белый Бог – вот еще выдумали! Хотя в этот раз почему-то не уберегли Эйрика Асы, а Христа прислужники наоборот в выигрыше оказались. Значит, чем-то Эйрик и в самом деле не угодил богам.
"Распорядиться надо будет о приношении Одину да Тору", подумал он, ко сну отходя уже. "Обещал я не трогать чужих богов, но от даров своим – не отказывался".

Мер. Нидорас.

Не захотел Хакон зятя с ходу печалить, про воев агдирских с ним говоря, да только делом худым то обернулось. Гридни Грютинга-ярла, утратив предводителя своего, в дурном настроении были, так что первый же рог с напитком хмельным им языки развязал. Припомнили вои оркдальские воям Харальдовым и то, что, лечась в землях Грютинга, они лагоде предавались, и то, что напора Сельви в бою не сдержали.
- Упрекнул конунг ваш Хакона Трондского, что, мол, змееныша упустил. А ведь, кабы агдирцы дрались, как мужи – голова Сельви рядом с отцом бы да с дедом на тыне повисла, - говорили гридни всем слушающим. – Они только всему виною. Да то и понятно: ужель муж, что работы чурается да конунга приказов не слушает, доблесть берсеркову в битве покажет?
Слушатели головами кивали: жителям Мера, раньше ходившим под Неккви, было любо думать, что все агдирцы трусливы да вероломны. Ведь самые знатные достижения Харальда не в бою добыты, но обманом достигнуты. Часто ему за спиной Гудбранда поминали, не считал люд честной то победой достойной. Да и то, что Харальд юный лишь один раз меч обнажил, мужи помнили. Велика ль честь повергнуть такого, как Хаки? Сына Гандальва за воя достойного никто не считал, так что сражение с ним агдирскому конунгу славы воителя грозного отнюдь не стяжало.
Не успели войска Транделага да Оркдаля в доминах, им отведенных, устроиться, а слухи о битве с Сельви да Неккви уж поползли по всему Нидорасу.
И не могло то Харальда порадовать.

Сообщение отредактировал DarkLight - 15-10-2007, 9:44

Нидорас. Харальд

Покуда гридни оркдальские воев агдирских хаяли, конунг Харальд проведать Грютинга зашел в жилище лекарское, да картину увидал не радостную: крепко досталось ярлу оркдаля ночью той, удивительно было, что выжил Грютинг, столь тяжелы раны его были. Ребра изломанны, лицо в кровоподтеках, ухо одно оторвано было напрочь, да рука левая плетью висела, а пальцы скрюченные в стороны разные торчали неестественно.
- По нему что, табун коней потоптался? - Скривившись, Харальд бросил. Неприятно ему было видеть ярла доверенного в состоянии жалком таком. Лекарь кивнул лишь, подтверждая, что верна конунга догадка.
Бесполезен стал Грютинг для дела военного, не скоро еще сумеет не то, что в битве учавствовать, а хотя бы дружиною руководить. Решил тогда Харальд, что как только здоровье ярла укрепится, в Оркдаль его отправить, дабы там наделом он правил. А дальше уж Гутхорм с Рогволдом и Хакон подспорьем достаточным в войне с Южным Мером станут.
Лекарю повелев, чтобы он ценою любой жизнь ярлу сохранил, вышел из домины конунг. Тут-то ему и донесли люди верные, какие речи ведут оркдальцы хмельные про агдирскую дружину. Услыхал то, зубами скрипнул от злости Харальд, да процедил еле слышно:
- Хотел я уже по домам распустить оркдальскую рать, да уж коли в ней храбрецы такие - пойдут они со мной до самого Альвхеймара. И ярл их увечный тоже.
Вздрогнул воин, что слухи эти конунгу пересказал, отпрянул, да только за ним шагнул Харальд и приказал все о битве той рассказать, как было, а после к Хакону отправился для разговора нового.

Фьорды, усадьба Кведульва. Кари, Ульв и сыновья.

В дружинном доме уютно потрескивал очаг. Сегодня здесь собирали хустинг, домашний сход. В тесном кругу сидели Кведульв, сыновья его Торольв и Грим, Кари-берсерк и Эйвинд-Ягненок. Поводом послужила доставленная накануне заезжим купцом весть – Харальд-конунг захватил Северный Мер и смерти придал Неккви. Больше всех горячился Торольв:
- Мало того, что Аудбьорн запретил в походы ходить нам, так теперь тянет Харальд лапы к нашим землям! Харальд славный вождь – тем больше чести его одолеть! Неккви был родичем Аудбьорна – тот его смерти Косматому не спустит. Скоро наш конунг пустит стрелу, с ним должны мы выступить!
Пришедшему из удачного похода молодому хёвдингу всё казалось по плечу. Грим косо на брата посмотрел, но промолчал. Не нравилась ему поспешность Торольва, но поперек брату говорить не стал, знал: не пойдет тому впрок. Сказал тогда Кари:
- Надобно нам думать о том, что будет с Фьордами, если наши воины полягут в чужом краю. Стоять за Арнвинда - все равно, что подставить голову под секиру. У Харальда много людей и удача его велика. Ты хороший воин, Торольв, ты выстоишь против десяти. Но против сотни?
Торольв опустил голову – и рад был, что похвалил его старый берсерк, и стыдно было ему - как яростные волны разбиваются о прибрежные скалы, разбились его горячие слова о спокойную речь Кари.
- Но если против Харальда поднимутся все викинги Южного Мера и Фиордов, мы победим! В этой битве и хорошую добычу, и благодарность Аудбьорна сможем мы получить, – это поддержал Торольва Ягненок. Грим и его наградил враждебным взглядом.
Поднялся Кведульв, хозяин:
- Многие ли поддержат Аудбьорна? Не всем по нраву наш конунг. Скажу прямо, чужаков здесь нет: и мне он не по нраву. Не хочу я служить и Харальду Косматому, но скажу так: не вернутся
победителями те, кто пойдет биться в Мере.
Все замолкли - слово старого Кведульва значило много. Он решать будет за себя и своих людей. Наконец поднялся и Кари:
- Скажу и я тебе побратим: по мне, так пусть Харальд владеет Меером и Фьордами – не будет он хуже Аудбьорна править!
Кведульв хмуро на него посмотрел:
- Не будет добра от этого конунга ни мне, ни тебе, ни родам нашим. Он задумал большое дело, да только часто шагает через тела людей, что служат ему!
Весь вечер говорили побратимы и их сыновья. Только Грим все молчал и слушал.

Неистовая Ярость. Сельви Разрушитель

Утром ранним покинули воины лагерь возле усадьбы конунга Арнвинда, да к границам Раумсдаля и Мера Северного выступили, на отряды делясь небольшие. Не на битву шли великую, не в кольцах давить змей мерский ворогов собирался, но укусы наносить быстрые и смертельные, как того Сельви молодой желал. И пусть недовольно старики головами качали, говоря что не по старым законам то, но кто спорить станет с конунгом верховным, что уже славу берсерка лютого стяжал?
Хмурыми были спутники Сельви в этот час - Эрик все о жене непокорной вспоминал, Свейн же думу думал тяжелую. Много людей тайно с ним сношались через послания рунические, о том рассказывая, какие селения Харальду покорились, да где заставы воинские подлый Рогволд поставил, нападения ожидая, а где и ждать не ждут войско мерское. Хитер был ярл Свейн, за те две недели, что пробыл у Арнвинда конунг, многое разузнать сумел да план нападений безжалостных составил, какой очень берсерку юному приглянулся.
- Что невесел так, храбрый Эрик? - Усмехнулся Сельви, на арнвиндова ярла глядючи. - Али снова о Хильд строптивой все думы твои?
- По больному бьешь, конунг, - викинг огрызнулся, от юноши отворачиваясь.
- Так ведь женитьба твой до тех пор не действительна, покуда ты на ложе ее не взойдешь, - разговор продолжил Разрушитель.
Ничего не ответил на это Эрик, зубами лишь проскрежетал зло, да на рукоять меча ладонь положил, сильно стиснув ее пальцами.
- Не тебе в обиду слова мои, - примирительно Сельви сказал, видя, как ярость закипает в ярле - хоть и не был наделен даром Одина Эрик, а все же вспыльчив был и скор на битву. - Да только не достойна тебя девка капризная, глупая, счастья своего не разумеющая.
- Она же родственница тебе...
- Оттого и говорю с тобой, как с родичем сейчас - потребуй от жрецов союз ваш расторгнуть...
- В своем ты уме, конунг? Что бы от Хильд добровольно отказался?! - Вскричал Эрик, взглядом бешенным обжигая Разрушителя, но тот спокоен оставался.
- Не по нраву мне видеть, как воитель славный угасает, тоскою сердечной изведенный, - покачал Сельви головой. - Да к такому викингу как ты - девка любая сама в постель прыгнет, только позови. Зачем тебе гордая Хильд?
- Люблю я ее, - сплюнул ярл, который и сам давно уже не рад был тому.
- Дед говорил мне: "Люби землю свою и мать родную", - назидательно конунг молвил. - Ничто иное же любви викинга не достойно.
- Оставим этот разговор! - Отрезал ярл.

Два дня спустя, добрались они до деревеньки небольшой, что находилась вблизи границы. По словам Свейна управлять ею назначен был некий Геккель Рябой, бывший хельд Рогволда, сильно возвысившийся после мерской битвы. Сжал покрепче секиру за топорище Сельви, слова эти услыхав - ясно ему стало, что не искусством ратным, а подлостью отличился Геккель этот, коли уж вознаградил его землей ярл предательский.
- Никого не щадить, - приказал конунг. - К утру чтоб от деревни этой одно пепелище лишь осталось! За Мер и Неккви!
Исторг он рев из глотки своей звериный, первый коня на деревню направив, а за ним и другие воины ринулись, клинки обнажая. Жестокой и быстрой была расправа на этот раз - многие люди и проснуться не успели - как дома их запылали, в кострища погребальные превращаясь, Геккеля же Рябого в рубахе одной на улицу выволокли воины Сельви, да там и выпотрошил его конунг Мера, тело псам на поживу оставив.
- Этого не убивать! - Прокричал воинам Сельви, увидав как тем мальчишку лет восьми избивают. - Сюда тащите!
Подвели к нему юнца, с усмешкой злобной посмотрел на него Разрушитель, а после велел:
- Иди к Нидорас к ярлу и конунгу самозванным, да так скажи: "Вернулся конунга Мера законный, Сельви Разрушитель, и не будет никому пощады, кто власти его в земле этой не примет!"
Кивнул боязливо мальчишка, не веря до сих пор, что жив остался, один в деревне всей. Да уже и дела не было до него ни у кого из воинов мерских - раз велел конунг жизнь оставить, так пусть живет. Воткнули знамя со Змеем хирдманы посреди деревни сожженной, да и покинули ее, во тьме ночной исчезнув столь же быстро, сколь и появились.
А после этой деревни - еще несколько разорению предали люди Сельви Разрушителя, прежде чем обратно к Арнвинду вернуться...

Гораздо ранее
– Серебром… – грустно усмехнулся Эгиль. – Снег это. Снег зимний, да пепел, который от дома, где я рожден, остался.
«Дома, где рожден, – повторила про себя Эльдис. – Не «моего дома»… А есть ли у тебя свой дом, по-настоящему свой?»
– Снег у нас – дело обычное, – промолвила она. – Слыхала я, что в южных краях про наши земли говорят, будто снег круглый год лежит.
– Уж лучше бы так… – вновь мелькнула горькая усмешка. – Зима на дворе лучше, чем зима в сердце.
Сам он не знал, почему так говорит. Даже перед Хаки, ставшим ему другом, не снимал Эгиль ледяной брони со своего сердца. Но чувствовал, как тает она сейчас, будто подлинный лед – весной.
Помедлила Эльдис. Пересела поближе.
– Ты сказала – «красивый», – повернул к ней голову вожак волков. – Скажи, а что оно значит?
– Ну… – как рассказать? Как объяснить то, что с детства ясно? – Говорят, что красив, когда лицо правильное… без изъяна…
Осеклась тут Эльдис, о своих шрамах вспомнив. Вновь сердце болью кольнуло – неужто до сих пор не привыкла? Вроде ж и притерпелась уже, сказала себе, что жить с этим до смерти…
– А что такое «правильный»? – прозвучал вдруг ответ. – Прямой? Слышал, деревья хвалят, когда они прямые. Но ива же вечно ветви склоняет – и тоже красивой считается. Или слышал я издали песни – один человек ее поет правильно, и радуются все. Другой поет по-иному, но тоже правильно – и тоже радуются. Так что тогда «правильно»?
Встал он, во весь рост выпрямившись. И застыло обычно спокойное лицо еще больше – словно с чем-то боролся Эгиль, чувства к поверхности не пускал.
– Оленя из лука свалить – правильно. По-людски. А догнать, свалить и горло порвать – по-звериному. Скажут, что людям нельзя так… А я только так и охочусь – потому что так моя стая себе еду добывает. И что там люди говорят… пусть в Хель провалится. Не они мне с правилами родные, а серые братья… да Ворон, что умер давно. Да Хаки, которого тоже правила на дуб жертвенный привели…
Без ошибки глаза незрячие лицо девушки отыскали. Закончил Эгиль почти шепотом:
– Да ты…
Замерла Эльдис, в лицо ему глядя. Знала, что не видит он ее… но разве ж нужно ему? Каждое ее дыхание слышит, каждое движение чует…
Но когда один другого так чует… и когда каждый вздох поймать может… разве не так сказители о любви говорят?
Но разве может она любимой стать? С ее-то лицом… и нет у нее теперь ничего…
И тут же иная мысль молнией сверкнула – но разве сам Эгиль не таков? Красив лицом – да глаза неподвижны. И нет у него ничего, кроме одежды, ножа, да верной стаи.
– И как мы похожи…
Это она вслух выдохнула. Почти неслышно… если слух обычный.
Шагнул Эгиль к девушке, над ней склонился. Взял лицо в ладони.
– Я с рождения незряч. Я не знаю, как красота тела выглядит. Да только… слышу я, как люди ходят. Как дышат. Чую, боятся или радуются. Кто глазами видит – а я сотни ниточек вместе сплетаю.
– И кто ж тогда больше слеп? – шепнула в ответ Эльдис, его обняв. – Ты, в лесу живущий… или те, кто над землей властвуют?
Замер на мгновение Эгиль… да на колени опустился, ее в ответ руками обвив.
– Пусть все властители в Хель провалятся, – возникла улыбка и осталась. – Ты есть…

– Останешься?
– Нет. У меня еще дело есть…
– Помню, – приподняла голову с плеча Эльдис. – Месть твоя за отца…
– И за тебя, – коснулся волос Эгиль. – Прости, не могу тебя с собой взять. Непривычна ты к волчьим броскам…
– Знаю, – вздохнула она. – Но… я тебя попрошу… Сделай, что должен, и не умирай. Прошу тебя… не умирай. Вернись.
– Вернусь, – пообещал Эгиль. – Точно вернусь. Теперь – есть к кому.

Мер. Нидорас. Хакон, Харальд и Гутхорм.
С Тельтиаром.

Не пришлось долго искать властителя Трандхейма Харальду конунгу - в дружинном зале с Гутхормом тот был, на хмельном пиру. Хвалебными криками приветствовали молодого правителя ярлы и хирдманы, едва только в палаты он вошел, да место занял во главе стола, так что по правую руку от него дядя находился, по левую же - тесть.
- Что-то Рогволда не видно, - Гутхорм конунгу прошептал.
- Я ярла в его усадьбу отослал, дабы он дело необходимое начал, покуда мы победу празднуем, - отвечал родичу Харальд, а после обернулся к Хакону, так сказав: - Настало время, славный Хакон нам о битве минувшей поговорить.
- Что знать ты желаешь, - сдержанно спросил конунг Трандхейма.
- Знать хочу, почто ты людей моих верных, тестюшка, на смерть лютую послал супротив берсерков, да почему Грютингу позволил заместо моего херсира, собственного военачальника над ними поставить? - Тихо говорил Харальд, да только в словах его злость слышалась.
- Не знаю, кто наплел тебе чушь эту, отрок, - в голосе Хакона тоже злость зазвучала, но не в пример Харальду, тихая. - А только правды в ней с гулькин нос. Люди твои под твоим стягом ходили, Грютинг их к себе брать не желал, ибо славу дурную агдирцы себе в его доме стяжали. Потому и поставили мы их меж воями моими да Грютинга. Ведь я за транделагцев в ответе, ярл же - за оркдальцев. А вои твои нас конунгами не считали.
- Стяг-то быть может и мой был, да Асгейр-херсир, увечный ныне - Грютинга человек доверенный.
- Прости, Харальд, - ответил конунг Трандхейма, злость унимая. Не к лицу мужу седобородому кричать да младших по возрасту да перед дружиной, и не дело то веру в конунга подрывать. - Но вои твои не с лучшей стороны себя показали. Видит Один: я от Грютинга-ярла горя довольно хлебнул, много гридней моих верных в Вальхаллу уплыли после той рати. Но велел ты - одним щитом голову прикрывать стали. Мы, но не вои твои. Закон битвы для всех одинаков: докажи, что достоин - тогда уважать будут. Дашь слабину - выйдет, как у Гандальва, когда альвхеймарцы Хаки не слушали.
- Вижу я, что тут больше вина Грютинга, нежели твоя, родич, - начал и конунг остывать, о том не говорили ему, что неблагодарно себя вели агдирцы на оркдальской земле. - Но все же, я тебя присматривать за ним поставил, а не воле его потакать.
- То было наше решенье совместное, и не Грютингу я потакал, а власть конунжью утверждал. Беда. когда каждый гридень якобы лучше владыки все разумеет, не видать победы с войском таким. Лучше уж сразу в прорубь, чтобы не быть перед предками в рубище побежденного.
- Плох тот гридень, что власти не разумеет, - согласился со словами мудрыми Харальд. - Но тех, кто выжил из агдирцев моих наградить надобно, за то, что сдержали они натиск берсерков Разрушителя.
- Воистину, кто ж о том спорит, - согласился Хакон. - Вся ярость его на центр войска нашего пала, и, даже если порвал берсерк цепь твоих воев, то не от того, что расступились они, будто трусы, но по телам мертвым пройдя
- Жаль, что ушел змееныш, - то, к разговору прислушавшись, Гутхорм уже сказывал. - Сиротливо ограда наша смотрится с двумя главами конунжими, заместо трех.
- Недалече ушел, - хмуро откликнулся Хакон. - Вернется еще, не будь я сыном отца своего. Такие. как он, дел незаконченных не бросают. Да и осмотрительности Гандальва, что союзниками обзавестись мыслил, в нем нет. Принудит к повиновению, кого сможет - и ради мести вернется. Вот только глупо то: с людьми лучше лаской до серебром, особенно, если бедны они после войн.
- Да уже появлялся он в деревне одной, - дядя конунжий Хакону молвил. - Пепелище и трупы остались от селения, а посреди стяг со змеем золотым воткнут.
- То на руку нам, - кивнул Хакон. - Пусть люди видят, что Сельви с ума от горя сошел, а Харальд, напротив, зла не чинит да о бондах заботиться. Отрядим мы мужей, что языками болтают всех более хаты селян восстанавливать. И им дело будет, чтобы ум куцый не напрягать, и бонды возрадуются. Пусть Сельви бояться да нас славят. От того только прибыток тебе, Харальд. Спать будем спокойнее.
- О том Рогволд позаботится, - кивнул конунг благосклонно. - Раз уж пожаловал я ему землицу эту скудную, пусть покажет, каков он правитель не на словах, а на деле.
- То слово мудрое. Еще один совет дать позволь, зять славный, - Хакон голос понизил, - знаю я, сколь важно сберечь тебя, как правителя, но вои все громче шепчут, что слаб ты телом. Покажи им, как секирой орудуешь. Хоть головы пленникам поруби. Не след позволять о себе речи, мужественность твою сомнению подвергающие. Асса, дочь моя, из рода плодородием славного, происходит. Даст Фреир - скоро продолжишь свой род. Тогда и вовсе рты злопыхателям заткнуть выйдет. Но и сейчас действо потребно...
Рассмеялся Харальд, да и Гутхорм в усы усмехнулся, припоминая недавний их потешный бой, а вои прочие, разговора не слыхавшие, но веселие конунжие увидавшие, им вторили смехом громким. После же, отсмеявшись, молвил так Харальд:
- Чем пленных убивать, лучше их рабами безвольным воинам лучшим нашим подарить, но и Одину принесу я жертву как положено, и Тору, дабы за победу их отблагодарить.

Фиорды. К Кведульву прибывают посланники Аудбьерна.
(совместно с Тельтиаром, пусть земля ковром ложится ему под ноги))

По прошествии нескольких дней с той поры, как совет держали Кари с родичами, появились в селении Квельдульва люди конунжие, Аудбьерном посланные. Было их шестеро во главе с хельдом молодым в дорогих одеждах, что не всякий ярл позволить себе мог. По прибытии, сразу к дому лендрмана они направились, да в дверь постучал один из воинов.
Дверь открыл Торольв, посланники прервали его трапезу. С прищуром глянул он на них и в дом пригласил:
- Добро то, что явились к нам люди конунга! Давно хотел я передать ему подарок!
Впустил гостей в дом, сам же за дверь скользнул - надо было привести послам Снорри-купца.
За большим столом у очага сидел там Кведульв с родичами и верными людьми. Грим недобро глянул на вошедших - впрочем, младший Ульвов сын мало кому улыбался. Сам же Кведульв приветствовал послов:
- Будьте гостями в моем доме, хватит для вас и места на лавках и жареной оленины и тепла очага!
- Здрав буде, Квельдульв лендрман и родичи твои, - так хельд сказал, за стол усаживаясь, да взглядом обводя слуг и сына Квельдульвова. Не по себе ему было от того, что кого бы он в селении не видел, все были высоки и плечисты, словно тролли, а всех крепче - лендрмана сыновья. Не даром слава шла об Ульве, что был он сам оборотень.
- Что вас привело ко мне, уж не голод ли? - усмехнулся Ульв. Люди за столом заулыбались, зубами терзая сочную оленину. Хозяин же оставил свой кусок, ответа от гостей ожидая.
- Явст у конунжего стола поболе будет, - покачал головой молодой викинг. - Другое дело у нас к тебе. Слышал ты уже, вестимо, что погублен был Неккви, а с ним зять его Хунтьов подлым Харальдом.
Кведульв хмуро кивнул, не показав обиды на слова викинга. Молодой парубок матерому волку горла не перегрызет.
- Я слышал также, что Сельви бежал. И укрывается за широкой спиной Арнвинда-конунга.
Усмехнулся на то посланник конунжий:
- Неккви внук горазд лаятся, но как до битвы доходит - он всегда поперед войска бежит, да только в другую от распри клинков сторону.
Громко засмеялись люди за столом, ухмыльнулся даже Ульв. Только Грим продолжал жевать мясо, словно разговора и вовсе не слышал.
- Но в случае любом, - после того, как смех затих, продолжал Хельд. - Урон то чести Мера и Фиордов большой, что конунг верховный убит был. А потому созывает Аудбьерн всех воинов отважных для сражения с вероломным ярлом Рогводом и подлым агдирским щенком.
- То урон для чести Аудбьерна, не Фиордов. Конунг потерял родича, месть зовет его на север. А чего ты хочешь от моих людей? Чтобы я отправил их биться в чужой земле, за чужого правителя?
- То будет славная битва и достойная добыча.
- Добыча не вернет мне погибших войнов! У Косматого много людей и много земли, вот и Рогволд-ярл теперь служит ему. Аудбьерн...

В этот момент дверь хлопнула и Торольв втолкнул в дом купца Снорри. Непохож тот был сам на себя - исхудал, щеки его ввалились, богатая одежда превратилась в обноски.
- Это подарок для Аудбьерна - человек самого Сульки! Конунг настолько ценит его, что...
Ульв поднялся и стукнул кулаком по дубовому столу, прерывая речь сына:
- Конунг может потребовать, чтобы я шел с ним, когда ему придется защищать свою землю и война будет в Фирдире. Но я думаю, что отправляться на север в Мер и биться там, защищая землю мерян, я не обязан. Скажите конунгу, что во время этого похода Квельдульв останется дома и что он не будет собирать своих людей и не пойдет с ними против Харальда Косматого. Я думаю, что у Харальда немалый груз счастья, а у нашего конунга нет даже полной горсти его. *

Помрачнело лицо хельда, медленно из-за стола он поднялся, миску с олениной отстранив.
- Вот значит как, - медленно, слово каждое сплевывая, произнес он. - Радоваться тебе стоит, Квельдульв, что ныне нет времени у конунга уважению тебя учить.
- Идите подобру, дорогие гости. И не забудьте прихватить купца - все лавки просидел он в моем доме. Уважение же здесь оказывают гостям, что с уважением приходят. Будьте здоровы! - буркнул Кведульв и, опустившись на лавку, принялся за оленину. Гости не интересовали его боле.
- Уйдем уж из дома негостеприимного, а только поперд тебе Квельдульв откупное уплатить придеться за то, что на рать идти не стал.
За отца ответил Торольв, встав перед гостями во весь рост:
- Из ратного похода привез я много добра. Нашей удачи и на конунга хватит, коли ему не довольно своей!

-----------------------------------
* Сага об Эгиле

Сообщение отредактировал SergK - 15-10-2007, 22:48

Сарасберг

Кюна Асса и Каменная Башка

С утра самого не пускала никого старая Асса в свои чертоги, даже самых верных соратников и слуг своих. Говорили, что не в духе кюна или что делам да заботам предпочла молитвы Фрее. Шептались даже, что скорбит Асса по вероотступнику Эйнару, да только мало тому верили, вспоминая, как холодно давеча смотрела кюна на Губителя Заговоренных.
На деле же нездоровилось кюне и прохворала она все утро, завернувшись в оленьи шкуры и грея старые кости у растопленного очага. Хоть и крепка, словно железо, в боях закаленное, была Асса, хоть разум по-прежнему верно служил ей, но больно было сознавать ей, как одряхлело ее тело, а потому была она в печали и злоба лютая на весь мир таилась в глазах старой кюны.
Лишь когда Фрейр повел Скибладнир к горизонту, почувствовала старая Асса, что отступила хворь. Поднялась она со шкур, слабостью страшной мучимая, напилась воды родниковой, с утра слугами в кувшине оставленной, и, оперевшись о трость, вышла из своих чертогов. Тут же встретил ее у дверей верный Тьодольв. С тревогой глядел он на госпожу, потому как один лишь догадывался, как тяжело и горько ей бороться с немочью. За то и любила его Асса, за то и ценила пуще золота и всех рабов свои прочих, что догадывался Каменная Башка обо всем - да не отступал; как трость поддерживала тело старой кюны - так Тьодольв поддерживал волю ее.
- Кюна, - поклонился ярл, - долго ждал я тебя...
- И еще прождал бы, если б потребовалось, - пробурчала кюна тихо.
Но Тьодольв, ни слова не расслышавши, добавил:
- С утра ходят по Сарасбергу вести черные.
- Продолжай, - велела Асса.
- Предатель Оттар сумел убежать, Фредрика, жреца Одина, как свинью прирезавши.
Рассмеялась кюна Асса смехом ядовитым, да в кошель бытро перешедшим, а откашлявшись, все едино продолжала улыбаться.
- А что же Торлейв? - только и спросила она.
- И из него Рваный чуть дух не вышиб, да, видно, уберег жреца своего Тор-громовержец.
Скривила презрительно губы Асса, слова эти услышавши. Не любила она жрецов, а пуще других - Торлейва, что однажды власть из ее рук вырвал и саму ее в Вестфольд сослал.
- А Асгаут-ярл клянется, что собственными глазами видел, как дух Хаки, в жертву богам принесенного, поднялся из Хеля и остывшее тело Губителя Заговоренных с собою унес.
- Так уж и Хаки? - покачала головой Асса, ехидной усмешкою улыбаясь. - Видно, совсем помутился рассудок молодого Асгаута, раз тени умерших ему по углам мерещатся.
- Жизнью клянется ярл...
- А хоть бы Одином самим! - махнула рукою Асса, и слова несказанные колом в глотке Каменной Башки застыли. - Поделом им всем.
Опираясь на трость, заковыляла Ассы к лавкам у стены. Тяжело опустилась на шкуры, потянулась дланью левою к блюду, у лавок оставленному - не решились слуги, еду поутру принесшие, покой кюны могущественной тревожить. Взяла с блюда яблоко красное, надкусила, да, поморщившись, обратно положила.
- А все она, Рагхильда, - голосом сварливым произнесла она минутой погодя. - Мнит из себя владычицу великую, а на деле ни с единым делом управиться не может. Ничего, научат ее теперь Оттар и Харек Волк уму-разуму...
Улыбнулась старуха мыслям своим - всё по ее задумке склыдвалось, будто сама Фрейя была на ее, Ассы, стороне.
- Хорошие вести принес ты, Тьодольв-ярл, хвалю тебя за службу верную.
Ничего не понял воин из слов этих - не даром прозван был Каменной Башкой - только в ответ госпоже своей заулыбался.
Асса же тростью по полу каменному стукнула.
- Узнай все, что можешь, о спасении Оттара Рваного. А сейчас оставь меня, думы думать буду.
Поклонился Тьодольв, да так из чертогов кюны и вышел - согбившись. А Асса старая сидеть осталась на лавках, рукою щеку подперев. И все думы ее были единственно о том, как бы невестке ненавситной насолить, власть былую к рукам прибрать, да при том сухою из воды выйти.

Сообщение отредактировал Янтарь - 16-10-2007, 20:03

Хладир. Хакон млад и Трюггве жрец
С Дарки

Много дел было в усадьбе, властителем ныне оставленной. С зарей ранней вставал Хакон млад, да шел по селению, решая да спрашивая. Хорошая молва о нем шла по Хладиру, старцы гуторили, что разумен он и справедлив. Но тяжко то сыну рабыни давалось, приходил он с последними проблесками дня да на ложе валился. Даже до полонянок красивых, что вои из походов своих привели, юноше дела сейчас не было. Вот и ныне пришел новоявленный сын старого конунга в дом да без сил пал на ложе. Тело уж путами сна стало опутываться, разомлев, когда стук в дверь чары дремоты прервал.
- Вечер добрый, Хакон Хаконсон, - то жрец Трюггве вошел в покои конунжича, дверь плотно за собою притворив, да поближе к конунгу табурет придвинув. - Разговор у меня к тебе есть, не для чужих ушей.
- И тебе - доброго вечера, жрец наших богов, - ответил Хакон, очи с усилием разлепив. Не гоже то - служителю асов слабость явить. непочтением счесть может. Да и едва ли к лицу мужу от трудов вовсе не ратных падать, как кляче.
- Ты лежи, не вставай, конунжич, - Трюггве продолжал. - Весть у меня для тебя такая, какой пока люди иные не знают.
- Что за весть? - молодец насторожился. Евда ли жрец в ночь пойдет лагоды ради. - Что-то от конунга нашего?
- Да нет, скорее для конунга, - улыбнулся служитель Асов, но недобрым оскалом улыбка эта вышла. - Эйсван, мачеха твоя в тяжести.
«Ежели жена отца молодая сына конунгу родит, он будет законным наследником, - шептал противный голосок в голове, – Хакон тебя приветил, лишь прочих детей потеряв, а теперь, когда молодуха его на сносях – что? Снова к рабам?»
Юноша содрогнулся: для него, вкусившего крови и славы, сидевшего с конунгом за столом, возвращение к прошлому было горше полыни да большее любой вражеской пытки. Но пересилил себя юный викинг. То еще помогло, что жрец явно не просто так к нему с вестью пришел. Знать, оценивает, сколь сын незаконный конунгу верен.
- Счастлив я за господина нашего и супругу его. Но мне что с того?
- Так ведь и сам ты понимаешь, наверное, что когда ребенок этот родится и коли мальчик то будет, - хитро жрец прищурился. - То ему владеть Трандхеймом, а не тебе.
- Воистину так, - кивнул Хакон млад, боль сердечную сокрывая.
- Жаль мне, что воитель столь достойный по праву заслуженного лишиться может, - голову склонил со вздохом притворным Трюггве.
- Был бы я сыном Локи, скажи, что не жаль мне, - ответствовал Хакон. - Но боги так рассудили. Ужели нам. смертным, их воле противиться? Говоря это. пристально на служителя асов юноша посмотрел, ибо дивило его упорство жреца, раны травившего. Ужели не веление Хакона то, но личные умысел хитроумного Трюггве?
Взгляд исподлобья и жрец направил на юношу, словно узнать хотел, о чем думает тот:
- Знаешь ты уже, что и сестра твоя сына ждет, наследника конунга законного, - продолжал. - Руны я кидал, дабы судьбину узнать ребенка того.
- И что? - вопрос сорвался с губ прежде, чем разум велел бы устам мертво замкнуться. Хакон был молод, и знание будущего манило его неизвестностью. Как и многих младых, чей век еще только начался и кому норны отмерили долгую нить.
- Сыну Харальда Норны сулят великую судьбину, - ответствовал хитроумный Трюггве. - Но в том лишь случае, если иного конунга молодого звезда его удачу не затмит. И сдается мне - что то Хакона сыну напророчено.
- То в рунах ты видел - али после домыслил?
- Тому нет сомнений, - неприятно было жрецу, что в его знаниях усомнился Хакон младой. - Подумай только, конунжичь, что если уж Инглинга затмить сумеет сей младенец еще не рожденный, то тебя и подавно.
- Да уж, себя я на доску с потомками Фрейра не ставлю, - усмехнулся Хакон младой, почтение к сединам жреца поутратив.
- Покорно готов отдать то, что тебе причитаться должно?
- А что за выбор у меня, отче? Секирой махать, отстаивая право на то, что пока конунгово? Он тут владыка: кого пожелает - одарит, - притворно изумился Хакон млад. Он не был слаб умом и уже понял, куда речи ведутся.
- Зачем же секирой? - Улыбка из оскала хищного, оскалом хитрым обернулась.
- Не понимаю.
- О том, что беременна, еще и сама Эйсван не знает, - продолжал Трюггве. - Лишь мы с тобой, да бабка-знахарка. Есть у меня зелье одно - стоит его испить кюне и умрет дитя во чреве нерожденное еще. Так я тебе помогу одаль удержать, а после ты меня отблагодаришь, Хакон.
- Зло то страшное, дитя невиновное корысти в угоду сгубить! - возмутился Хакон. - Как можешь ты, жрец. что наставником быть мне обязан, такие слова черные сказывать? А, кроме того, даже если я локи поклонившись, черное дело то совершу - кто поручиться, что отец мой, что еще в полной силе, новых детей не родит? Жена его - здорова и телом крепка, может двенадцать сынов выносить.
- Тебя дело страшит более или то, что детей новых зачать старый Хакон сможет?
- Злы твои речи, жрец, и не в силах я внимать им, - сказал Хакон холодно, ответа избегнув. - Покинь кров мой, ибо верен я конунгу и тому, в чем ему клялся.
- Мог ты услугу большую Харальду оказать - его удача ныне велика, а дни Хакона старого сочтены и одной ногой он уже в Валгалле, - процедил на то Трюггве.
- Харальду Хакон иной слово давал - ему и судить, - молодой викинг отрезал. Но ухо внимательное сомнение бы в речи расслышало. Знал жрец на каких струнах играть - глубоко яд в сердце младое проник.
- Потеряешь ты все, Хакон, коли и дальше в глупости своей упорствовать будешь, - встал жрец с табурета, да вышел прочь, дверью хлопнув.

Транделаг. Хладир. Хакон млад.

После ухода жреца Хакон млад долго еще без сна сидел, думы обдумывая. Как руны не кинь – а кругом прав жрец злоязыкий: ни ему, ни Харальду не любо, чтобы безвестный пока младенец транделагского конуга народился мужчиной. Ежели ваны пошлют кюне дочь – хорошо. Девочка не наследует, а, кроме того, по обычаю давнему, женщина, рожденная первой в браке – знак недобрый, и надобно такую дочь богам подарить. Но род Хакона Трондского славен мужами, жены конунгов этих дочерей почти не рождали. Значит – скорее всего, мальчик. Наследник. Соперник. Юношу удивило, как быстро он воспылал к нему чувством недобрым. Лоб его горел, как в лихорадке, настолько молодого мужчину разрывала внутри дилемма долга сыновьего и сыновних желаний.
«Ведь никто не узнает, - твердил голос противный. – Даже сама мачеха, как жрец сказывал, о плоде не ведает. Позже уж поздно будет, когда кровь ее полностью в младенца свернется, убить его – зло. А пока он и не человек вовсе».
И все же Хакон не побежал за жрецом, волей заставил себя на ложе лежать. Сам он не в силах был разрешить задачу, Трюггве измысленную, и решил совета просить. Лишь один человек во Хладире мог понять его и не выдать за мысли позорные да умысел против конунга. Мать. Рабыня, некогда приглянувшаяся Хакону Трондскому.
Хакон млад встал с ложа, коему не судьбы было быть примятым в эту летнюю ночь, и направился к выходу.

Женщина не спала – с годами сон приходит все позже, оставляя время на размышленье о вечности. Выслушав единственное дитя, пришедшее в полночь каяться в планах жреца да тяжких сомнениях, она молвила:
- Сын мой, как женщина и как мать дрожу я от страха, думая про убийство младенца, ибо, потеряй я тебя, когда носила во чреве – руки бы наложила от горя. Но есть и иные способы сделать жену отца твоего не любой законному мужу. Ты - молодой да красивый мужчина, она же – девица вчерашняя. Ежели ты, сын, Эйсван приголубишь да на ложе возьмешь, сомнения будут у конунга, что отец он младенцу. А в делах таких женщин винят больше мужей. Отец твой и сам жен не считал – ужель к тебе строг будет без меры? Нет, вряд ли.
Ушел Хакон в задумчивости…

Мер, Нидарос
сборы

- …и так просил он передать тебе, батька, - пролепетал сдавленный страхом мальчонка, - В-вернулся конунга Мера законный, С-Сельви Разрушитель, и не б-будет никому пощады…
Не смог закончить речь свою юнец, зажал руками рот свой, словно гадюку в чреве сокрытую опасаясь выпустить.
- Договаривай уж, раз начал, - добродушно бросил Рогволд.
- Кто в-власти его в земле этой не п-примет… - еле слышно закончил «гонец» и тут же бухнулся в ноги ярлу, о пощаде моля.
- Накормить, одеть, да отдайте Хельву на воспитание, в дружину, - распорядился Рогволд Мудрый, милость являя.
- Многие лета, благодетель! – вскричал мальчонка, с пола вскакивая.
Едва удалился из трапезной (где прервал завтрак ярла, сыновей его и мужей приближенных) «посланник», как обратился Рогволд к товарищам своим.
- Значит, жив остался змееныш, - ледяным тоном проговорил он, - правду говорят, хочешь сделать дело какое – делай сам. Ничего без меня Харальд этот закончить не способен. Упустил юнца дурного.
- Дозволь, батька, - с другого конца стола высказался Хрольв, младшой сын, - отряд в сотню собрать. Через месяц его голова будет лежать у ног твоих!
Загалдели, застучали гости присутствующие, одобрение выражая и предлагая помощь свою. Но призвал к тишине Рогволд, десницу подняв. Так молвил:
- Нет, одной сотней ограничиваться мы не станем. Уж достаточно Раумсдаль в самоуправстве пробыл, давно ему пора признать власть и силу нашу, посему собрать все воедино надобно да объяснить смердам непокорным кто тут властитель. А заодно и с юнцом дерзким покончим.
Подняли кубки мужи доблестные, под словами батьки подписываясь.

- Засиделся я в хоромах, пора б и кости размять, - отвечал Рогволд женушке своей, что уж целый час умоляла его остаться в поместье, - да и уважение люди ко мне потеряют. Где это видано, чтобы Рогволд Великий дремал на перинах покуда сыновья его кровушку за Мер проливают?
- Чует сердце мое беду страшную! – стеная, отвечала бедная женщина, - не ходи, останься!
- Да какую беду, во имя асов высоких! – не выдержал Рогволд, - там же крестьяне с вилами-мотыгами! Горе воителю такому, что поляжет в бою с крестьянами!
- Но…
- Разговор окончен, женщина.

Со словами такими покинул ярл Мера всего покинул жену свою, оставив ее наедине с тяжелыми думами, предчувствиями. Чувствовал доблестный муж, что невмоготу ему насиживать жир да бороду тихо отращивать. Надоели до усмерти резные дубовые стены, словно прутья решетки, вольную птицу пленившие. В небо хотелось коршуну гордому. Дать испить крыльям ветра шального, когтям – жаркой крови, глазам – простора синего, бесконечного от сель и до сель.
- Коооршууун! Коооршууун! Коооршууун! – заколебалась трава, тремя сотнями голосов могучих примятая. То приветствовали ярла своего мужи доблестные, на ратное дело собравшиеся. Велика числом дружина была, посему не смог вместить в себя двор усадьбы воев всех, пришлось порядки выстраивать с наружной стороны стен.
- Здрав будь, батька! – с трудом в ревущем потоке сотен глоток Рогволд разобрал голос Ивара, пусть тот уж и стоял рядом совсем. Чуть поодаль ожидал его Хрольв, Сигурд, а также иные мужи, к ярлу приближенные да значение большое имеющие.
Поднял руку ярл Мера всего, и успокоилась толпа многоголосая. Умерила ликование свое.
- Готовы мы, - доложил Ивар, - Раумсдаль скоро ляжет к ногами твоим, отец.
- Ляжет, - кивнул Рогволд, запрыгивая на коня подведенного, - ляжет, куда же ему деваться.
Трепетал на ветру коршун черный, на стягах многочисленных вышитый.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 18-10-2007, 16:18

Вестфольд. Гокстад в осаде


Четвертый день осаду держали воины Торварда лендрмана, в усадьбе и укреплениях приусадебных окруженные. Не спешили штурмом брать их наумдальцы, все ожидали, когда голод начнется среди защитников, а ведь и правда, заканчивалась у них провизия, кур да свиней всех уже зарезали, скоро, понимал лендрман, и коней на мясо пустить придеться, а после того - ремни кожанные да сапоги, дабы с голоду не помереть. Кто-то из хирдманов уже и сено жевать пытался и траву, другие же пищей скудной обходились. Ослабли воины, уже не всякий и оружие в руках сможет во время боя удержать, а дальше что будет.
Хмурый ходил Торвард по подворью пустынному - баб и детей всех увели вглубь Вестфольда, в усадьбе воины лишь остались, но и их втрое меньше было, нежели наумдальцев. Те и сами это понимали, а потому не торопились со штурмом. Младший конунг Хролауг, хоть и не желал битвы этой, да похитрее брата оказался, когда удумал измором брать вражескую домину, в том и другие воины, раньше в трусости его упрекавшие, убедились, особенно когда отряды, дальше по Вестфольду разосланные, скот привели у местных захваченный.
- Не по заветам предков поступаем мы, брат, - Херлауг произнес, за тем наблюдая, как коров краденных режут да на мясо пускают. - Следовало выбить их...
- Сколько раз уже мы это брад обсуждали! - Воскликнул младший брат. - В Валгалле твое место никто не займет, так чего ты спешишь туда всех наших воинов отправить?!
- Сидим здесь, как птицы на жердочке! Вон, агдирцы над нами потешаются!
- Да они с голоду пухнут! - Возразил Хроллауг. - Еще немного и сами сдадутся, головой своего предводителя выдав.
- Еще три дня у тебя, брат, а после - клинками победу вырвем, - проскрежетал Херлауг.
Вот только не было у них ни трех дней, ни двух - поутру уже вернулись отряды, к границе Вестфольда с Агдиром посланные, да вести принесли тревожные, что надвигается на Гокстад рать немалая под стягами чужими.
- А вы что же, ожидали горностая увидать на них наумдальского?! - Вскричал Херлауг.
- Да если бы на них волк али конь изображен был, не стали бы мы так говорить, но ведь это не норвежские знамена, а датские, - воин обиду затаив на слова злые конунжие, молвил. - Не меньше тысячи данов, а может и больше того идут!
- Глаза потерял совсем? Меньше тысячи - больше тысячи! Мне тебя снова их считать отправить?
- Брат, ты что, ополоумел? - Воскликнул Хролауг, разговор их услышавший. - Коли там данов столько и идут они на подмогу в усадьбе засевшим, отступать нам надобно.
- Пять дней просидели без дела и уходить? - На брата закричал конунг. - Зачем тогда мы вообще в эти земли пришли?
- Кто же знал, что враг наш данов на подмогу позовет? Отойдем брат, Хрингарики нам принадлежит, стоит ли о большем сейчас желать?
- Ты всегда малого хотел, так ни с чем и остался бы, если...
- Хватит! - Зубами скрипнул Хролауг. - Тебе брат не земли нужны и не добыча, а кровь одна - да только много ли удачи будет от такого конунга?
- Вызов мне бросить решил, мальчишка?! - Схватился за меч старший брат.
- Пусть меня волки задерут, коли руку подниму на родного брата, - покачал головой Хролауг. - Но и ты не о доблести одной думай, а о том, как нам земли удержать. Сейчас если в битве с данами войско потеряем, кто помешает старухе агдирской иную рать прислать и лишить нас всего?
- Трусливы твои речи, да есть правда в этих словах, - вынужден был согласиться старший брат.
Отступили от Гокстада наумдальские рати, не стали сражаться с воинством датчан и вестфольдцев, а в Хрингарики отправились, дабы большее войско собрать, да после вернуться и отвоевать землю эту.

Конь и Медведь. Восточный Агдир

Сульки Роголандский поставил землями захваченными в Западном Агдире править сына своего дяди - Кьятви Толстошеего, вскоре Богатеем прозванного за то, что отпустил он на волю всех рабов, собрав с них плату откупную, а после и земли пахотные бондам да карлам продав. Временем тем в Восточном Агдире, иногда Гренландом называемом сам Сульки у Хроальда Понурого в усадьбе гостил.
- Следует нам, покуда сила на нашей стороне, продолжать наступление, - Хадд Суровый молвил, зло взглядом брата сверля, и изредка лишь на Сульки поглядывая с пренебрежением заметным. Не по нраву жрецу было, что конунг норвежский в шелка ромейские рядиться, да благовониями себя умасливает, точно баба, потому и нос воротил, что запах этот не по нутру ему был.
- К чем дальше воевать? - То уже Сульки молвил. - То, что желал, я получил, да и вы - тоже, раз Гренланд теперь ваш.
- Боишься руки замарать? - Презрительно Хадд бросил.
- Не хочу зазря людей терять. Сарасберг, как донесли мне - наемники венды и даны охраняют, к чему с ними биться? Впрочем - дело ваше, - плечами пожал конунг Роголанда. - Только тогда без моей подмоги пойдете на Ассу с Рагхильдой.
- А ты сам что предлагаешь? - Хроальд слово молвил, за что заслужил вновь взгляд брата осуждающий.
- Гонца отправить в Сарасберг. Ныне им Эйрик свейский с востока угрожает, да и о Харальде на север ушедшем до сей поры вестей нет, так что заставим признать кюн агдирских за нами владения все захваченные, а после уж решим, стоит ли дальше войной идти.
- Вот это мне по душе, - Хроальд тут же согласился.
Хадд же не стал ничего говорить. Не нравилось ему предложение роголандца, но и воевать без его поддержки силами малыми не желал жрец - помнил сражение с вендами свирепыми и повторения битвы той не желал.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 20-10-2007, 18:07

Молодецкий удар кулака в дверь заставил Харальда подскочить на ложе и потянуться к отсуствующему на поясе мечу.
- Харальд, ты спишь?! - Гутхорм старался говорить не громко, но для того, чтобы окончательно сорвать с конунга покров сна этого хватило слихвой
- С тобой уснешь, дядя, - недовольно пробурчал конунг, рубаху натягивая. - Враги усадьбу окружили или еще что стряслось?
- Поговорить надо, - Гутхорм смущённо разгладил усы. - Не при всех.
- Тогда и попозже мог бы зайти, - потянулся Харальд да головой помотал, остатки сна отгоняя. - Эй слуги, воды студеной принесите.
Дождавшись, когда слуга уйдёт слуга, Гутхорм притворил дверь и сел на лавку у стены.
- Сельви деревни грабит и жжёт. Так и не добили его, живой остался, отродье сучье!
- Да уж, вчера Хакон, сегодня ты, - отмахнулся Харальд. - Ну жжет, ну грабит. До вечера не мог с этой вестью повременить?
- Может и мог, да вот не стал! Чем раньше мы ему ответим, тем лучше будет для нас. Откуда ты знаешь, что он не набирает где-то ратную силу? Что не учит воинов? Не набирает ополчение? Промедление также гибельно, как излишняя спешка.
- Я знаю, где он набирает силу, - усмехнулся конунг, приняв от раба чарку с водой, а после вон того прогнав. - У родича своего в Южном Мере. И чем больше там мрази разной соберется, тем проще будет нам их всех разом прихлопнуть.
- Представь, что рядом с тобой поселились престарелый колдун и его ученик. Ты знаешь, что они хотят тебе навредить. Убьёшь ли ты их сразу, или будешь ждать, когда ученик войдёт в силу и обзаведётся знаниями?
- Может мне тоже напомнить стоит, что ты одного колдуна убить обещал, да так и не прикончил?
- Пусть только попадётся, - Гутхорм приличия ради скрипнул зубом. - Так как же ты поступишь?
- Хакон мне давеча сказал, что Сельви лишь урон себе же сам наносит, деревни разоряя, так стоит ли ему в этом мешать? - Улыбнулся Харальд. - Если его где и любили, как воина и правителя, то скоро уже ненавидеть начнут.
- А что о тебе, подумают? Защитником ли сочтут? Или решат, что тебе и дела-то нет до земель захваченных? Норвегия велика, Харальд, и трудно будет её удержать, если не будут уверены в тебе все, от бонда до ярла. Уверены в силе твоей, в том, что ты сильный и строгий, но добрый хозяин!
- Для того я правителем земли этой Рогволда и обьявил, - конунг молодой отвечал. - Коли не справиться он силами своими жалкими, то тогда я милость явлю и защиту бондам, да иного ярла поставлю Мер охранять. А ежели оправдает доверие мое, опять таки, увидят люди, что по уму я им правителя избрал.
- Мыслишь верно, конунг, - Гутхорм выглядел так, словно проглотил небольшой репей. - Ни как я не привыкну, Харальд, что не отрок уже ты!

- Привыкай дядя, - рассмеялся сын Хальвдана. - Мало что от мальчика того осталось, которого в прошлом году жрецы конунгом объявили.

- Да уж, мало! - в ответ улыбнулся Гутхорм.
"Только вот не знаю, радоваться или горевать!" - мысленно добавил он.
- Сон мне приснился нынче, такой же, как и матушке моей двадцать лет назад, - начал рассказывать Харальд. - Видел я дерево огромное, корнями всю Норвегию оплетающее, ветви же широко раскинувшее и над данов страной, и над свейской землей, и над франков владениями, и англов. И мниться мне - что я то дерево.
- Велика была сила сестры моей Рагхильды, а в тебе кровь её, потому не удивлюсь, если сон будет в руку!
- Могущественную державу создам, ежели все сбудется - когда встанут под руку мою все викинги, кто тогда не убоиться одного имени моего?
- Однажды гридни из Миклагарда приплывшие сказывали мне историю о том, как великий конунг из земли Ромейской, не то Уль его звали, не то ещё как-то, не упомню сейчас, покрыл себя славой великой и завоевания свершил несметные, а потом его предали и убили его же ближайшие помощники, а смертельный удар нанёс лучший друг. Великие правители умирают либо своей смертью, либо от предательства, Харальд. Берегись потерять бдительность, конунг!
- Чего мне бояться, покуда со мной Гутхорм Олень? Ты же измену нюхом чуешь.
- Только после того, кака я её чую похмелье ещё два дня длится! - ухмыльнулся ярл.
- Это дело поправимое, - заметил Харальд, с постели поднимаясь, да штаны натягивая и ремнем подпоясавшись. - Пойдем, браги испьем.

Возле Гиллисберга. Лагерь Харека Волка

- И рек тогда Господь: "Отдай в жертву мне сына своего"... - возвысив голос, воскликнул Велимир, так что несколько гридней отшатнулись от него.
- Прям как Один, - прошептал один воин, нервно теребя ус.
- А Эйнар говорил - их Бог милосерден и крови не требует, - другой, помоложе протянул.
- Дурак твой Эйнар, раз так говорил, - это уже седобородый Гудстейн произнес, что креститься не пожелал, но истории отрока слушал с удовольствием. - Милосердие - рабам лишь любо, а ты, Велимир проповедью своею даже в моем сердце воинском сумел семена веры своей заронить.
Заулыбался похвале такой паренек, видимо и правда решил, что сможет во времени скором настоящим священником стать и воинов суровых обращать в веру праведную, как Эйнар.
- Смотрю я, никак и ты, Гудстейн, креститься надумал? - Асмунд сказал, цепями тяжелыми звякнув.
- Не решил еще, - головой покачав, старик молвил. - Валгаллы чертоги златые мне дороже, покоя загробного.
Временем тем подбежал к ним воин запыхавшийся - выглядел он испуганно, и видно было, что что-то важное сообщить хочет, да никак дыхание перевести ему не удаеться.
- Да говори же ты, не томи! - Гудстейн на гридя прикрикнул.
- Эйнар... Эйнар... он... - Дыша тяжело, попытался сказать тот.
- Вернулся ярл, чтоли? - Приподнял бровь одну сын Альхейма недоверчиво - все же не такая новость важная, Эйнара возвращение, чтобы ради нее бежать так.
- У... убит Эйнар! - Выдохнул наконец воин.
- То-то копошение я вижу в лагере этом, - протянул Гудстейн, остальные же воины назад подались испуганно, один побледнел даже, весть такую услышав.
- Эйнар... да как же он мог умереть? - Заикаясь немного спросил молодой дружинник, раньше телохранителем Асмунда бывший. - Он же ярла нашего в поединке одолел, однорукий!
- С ним же Бог! - Другой воскликнул.
- Али лжешь ты все?! - Вперед третий подался, разъяряясь. - Ну-ка, скажи отрок нам, что Господь со лжецами такими делать велит?
- Правда все! - Отшатнулся гонец. - Оттар Рваный вернулся и поведал о гибели ярла!..
- Так что же с ним приключилось? - Спокойным, холодным голосом спросил Асмунд, сев на земле поудобнее.
- Помощи против свеев он просил у Рагхильды, а она его в предательстве обвинила и повесить велела...
- Вот и вышел весь груз удачи Эйнара Губителя Заговоренных, - не отражалось эмоций на лицо Кровавого Ярла, так, словно бы и не принесло ему радости известие это, хотя раньше он других больше жаждал смерти правителя Вингульмерка однорукого. - Видит Бог, лучше было бы, если он от моего меча обрел гибель, нежели от рук ведьмы хрингарийской.
- Что же нам делать теперь? - Спросил Ульви Сокрушитель. - Станет ли Харек Волк мстить за побратима?
- Говорят люди - не станет, и Оттару заповедовал против Рагхильды злое мыслить, - с готовностью отвечал гонец, видимо к вопросу такому готовый.
- Вот как, значит... - на этот раз улыбка проскользнула по лицу Асмунда. - Но вы, други мои, Эйнару присягали - не Хареку, и сам я крещение от него принял, а значит нам должно отомстить за него. "Ворожеи не оставляй в живых", так сказано было Господом нашим?
- Истино так, - пролепетал Велимир, столь пораженный вестью о гибели ярла, что так и не сумевший еще в себя придти.
- Рагхильда же ведьма, каких поискать, так достойна ли она жизни в мире Господнем, после того, как загубила Эйнара?
- Нет! - Рявкнул Ульви и остальные поддержали его дружным ревом.
- Эй, Броди Вяленая Рыба и Кьяллак Зазубрина, снимите с меня эти цепи! - Голосом властным повелел Асмунд. Ныне, когда не стало Эйнара, вновь он сделался ярлом их и не посмел никто ему противоречить. Поскольку же вокруг собрались лишь те, кто раньше Асмунду служил, поздно слишком Ратибор и Харек весть получили о том, что Ярл Кровавый и более пяти десятков дрижинников его из лагеря бежали, Велимира юного с собою взяв.

(с Тельтиаром)

Альвир и Сольвейг.
Леса Согна.

День сменялся днем, неделя неделей, а холодный июнь - темплым июлем, однако мало изменений было в жизни Альвира и Сольвейг, все так же они прятались в лестой хижине от гнева Атли Тощего, и неясно было, сколь долго еще им оставаться в глуши этой, держит ли еще зло на дочь непокорную гордый ярл или же простил ее?
Ласково проводила Сольвейг гребнем частым по темным волнистым волосам скальда.
- Не пролетала ли над хижиной нашей стая журавлей? Не шепчет ли чего тебе ветер в деревьях, когда уходишь так надолго, зверя выслеживая? может, встречал ты уже послов от Аудмунда-купца, да мне почему-то не говоришь?
Откинул голову Альвир, в глаза возлюбленной глядя, да произнес тихо:
- Не журавлей стая - уток лишь пролетала, да разве принесут они весть добрую. Нет посланцев от купчины - опасаться начинаю я, как бы не позабыл он нас.
Обняла Сольвейг голову милого, ясную голову. И как мир целый в ней, такой маленькой помещается, мир целый, да живой такой, живешь - и не замечаешь его, пока скальд словом мудрым взгляд не направит.. за тем и променяла теплый отцовский очаг на камни холодные лесной избушки.
- А если позабыл - ужели нам всю жизнь здесь, в лесу, среди зверей жизнь свою коротать? Давай брату твоему пошлем весть? Или… ох, не могу я смотреть, как сохнешь ты, как работой себя гнешь, как голос твой чистый в глуши лесной пропадает!!! Петь ты должен, у конунга петь, и драпы твои должны от сына к внуку передаваться… К Аудбьерну не обратиться ли нам? Брат его должен был моим мужем стать. Так и быть тому, стану ему женой, но тебе куплю защиты от отца да чести в Большой Дом приходить… - отошла в порыве к окну, лбом к ребру бревна прижалась. - Тяжко мне. Ужели забыли нас боги?
- Кем стану я, коли любовь твою на милость конунга променяю? - Горько усмехнулся Альвир, ладонью по плечу девушки проведя. - Не бывать тому. Никогда еще в роду моем перед конунгом спины не гнули мужи, не просили милости.
- Тебя не прошу спины гнуть, только сил где взять плен вынести? Говорил ты, придет лето, золото солнце по небу развесит - и оставим мы Согн? Теплый июль, только на сердце что февраль воет.
- А если уйдем мы сейчас, да гриди отца твоего нас поймают?
-Ах, уж поймали бы уже, на все, кажется, соглашусь - пусть хоть орла кровавого по спине пустят - лишь бы не ожиданием ждать. К Хель, наверное, пешком бы пошла..
- Не говори так, - сурово брови скальд сдвинул.
- Ничего больше не скажу. Прости. Черные думы, вот и речи черные.
Сказал тут Альвир такую вису:

Не к лицу кручина
Фрее ниток дивной,
Горьких дум погубой,
Песня скальда будет.
Этот лес дремучий,
Стал для нас защитой,
Ведь не ярл мне страшен,
Но тебя лишиться.

Больно врезался угол окна в чистый лоб Сольвейг, еще больнее - слова Альвира в сердце отозвались. И против воли потекли по щекам крупные светлые слезы, ни о чем будто, первые, наверное, за те месяцы, что в лесу жили они. И остановиться бы, только тронула виса, до глубины самой девичьей души, и плакала Сольвейг, и унять не могла слез. Обнял, прижал к себе любимую Альвир, нежно по волосам ее рукою проводя, утешить пытаясь.
К плечу бы родному припасть, горе свое на груди милого схоронить – тепло так от рук его, и снова в Рагнарек скорый не верится, и забыться бы, утонуть в глазах его синих.
- Ты прости.. прости меня, клен змеи битвы, слабость мою прости. Гнетет что-то, будто вороны беду нашептывают, - руку скальда поймала, прижала к сердцу. –Будет еще и у нас солнце. Верю, будет.

Сообщение отредактировал Сигрид - 26-10-2007, 9:50

Южный Мер. Арнвинд и Раннвейг
С Сариной

Ветер... Он выл за окнами как голодный волк, пробирая до мозга костей. Ветер заставлял кожу покрываться мурашками. Раннвейг пытаясь согреться обняла себя за плечи и с тоской смотрела на улицу. Арнвинд все свое время посвящал тому, что строил планы по спасению Мера. Он почти не посещал ее, загоняя все дальше в пучину отчаяния. Раннвейг уже готова была на все, чтобы стать кюной.
Но конунга она устраивала и как наложница. Шесть дней прошло с момента того, как Сельви Разрушитель и Эрик ярл отправились вершить месть в Северном Мере и Раумсдале, и весть, приходившие из тех краев были одна другой хуже: поначалу просто о деревнях разоренных, после о зверствах, что конунг молодой учинял, да расправах кровавых что над харальдовыми людьми, что над мерянами простыми.
"Весь ум, видно, что был у Сельви Хунтьовсона вместе с головой Неккви отсекли - такое в деревнях учинять, где и воинов-то нет". Дабы от мыслей этих невеселых отвлечься, и пришел Арнвинд к наложнице своей, дверь отворил неспешно.
_ Конунг, - вспыхнула Раннвейг, скрип двери заслышав.
Испугалась она мыслей своих, ибо думала о том, как кюной в Мере стать, да Сельви соблазнить для этого.
- Да, я это, - Арнвинд молвил, в комнату заходя, да взглядом хозяйским жилище оглядев. - Все у окна скучаешь?
- А что мне делать остается, - в голосе появилось равнодушие, женщина пыталась с чувствами совладать.
- Я же тебя пленницей не держу в горнице, - улыбнулся конунг Мера Южного. - Ты могла бы Хильд компанию составить в прогулках.
Раннвейг чуть не поперхнулась от предложения такого, да резко к окну отвернулась. Лишь коса в воздухе мелькнула и звякнуло украшение серебряное в косу вплетенное.
- Что с тобой?
Положил Арнвинд ладонь тяжелую на плечо женщине, к себе ее разворачивая.
- Тошно мне.
- Если от тех явств, что приносили тебе - так я велю кухарку высечь.
- Нет, то душевная тоска, - хитрой змеей в душу к Арнвинду Раннвейг влезала. - Оттого, что забыл ты меня, конунгн.
- Знаешь ты отлично, какие дела вокруг происходят, - провел пальцами по лицу ее конунг, да шее тонкой. - И рад бы я к тебе придти, да времени нет.
- Ты и думать забыл обо мне, - с печалью в голосе заявила девушка.
- Я конунг и в очередь первую о земле своей думать должен, - произнес Арнвинд, обняв и к себе прижимая наложницу.
- Тогда отпусти наложницу свою, - сказала она, да испугалась слов своих.
- И куда пойдешь ты? - Голос его насмешливым стал, да все же нотки суровые в нем слышались. - Нет у тебя ничего своего за душой - все наряды, все украшения, даже дом этот - мне принадлежат.
- Ну вот и кончилась любовь конунга к дочери хирдмана простого, - вздохнула Раннвейг.
Девушка вскользнула из объятий Арнвинда и картинно стала украшения снимать, всем видом показывая что в исподнем пойдет куда глаза глядят.
- Перестань, - выдохнул тут Арнвинд, глядя, как падают на ложе обручья серебряные. - Я же не со зла говорил.
Видел конунг спину напряженную, но не видел улыбки самодовольной на женском лице. Фибула золотая с каменьями византийская, звякнув, на пол упала.
- Раннвейг, - руки Арнвинда за плечи ее обняли. - Одумайся, ведь не гоню я тебя.
Женщина стерла улыбку с лица, повернулась и на конунга смотрели уже огромные глаза, в которых дрожали слезы.
- Не гонишь..., - срывающимся голосом прошептала она. - Но долго ли гнать не будешь...
- А когда ты мне наследника подаришь? - Вопрос ответный задал мужчина. - Жрецы судачат, что не гоже на рать идти, сына не оставив, дружина ропщет.
Раннвейг губу закусила.
- То богам ведомо, но не мне.
- Молчат боги.
Тяжелыми камнями слова Арнвинда падали.
- Не нам их судить.
Ничего не ответил конунг, сам к окну отошел, вдаль вглядываясь, словно бы в небесах ответ прочесть мог.
Раннвейг села на ложе, коря себя за ошибку. Так все хорошо получилось, но ошибиться в последний момент. Надо было что-то делать, но что.

Вестфольд. С Тельтиаром
Дружина наумдальская скорым маршем отступала в течении двух дней, останавливаясь лишь для недолгих ночлегов, ибо опасался Хролауг, что погоня за ними будет, однако вот уже и третий день миновал, однако же пока не слышно было, чтобы преследовала их армия данская, оттого и скомандовали на этот раз пораньше привал сделать, дабы отдохнули воины.
Место для лагеря было не слишком удобным. С двух сторон долину реки подпирали сопки. Берег реки тоже был холмистым. Уставшие после долгого бега наумадальцы даже не могли соорудиь подходящие валы и заслоны. Выкопав второпях землянки, и соорудив на скорую руку навесы и шалаши из веток, многие завалились спать. Хролауг с руганью ходил по лагерю. пытаясь выставить кого-то в дозор, но усталые и обозленные хирдманы, утомленные после долгой пробежки в полном доспехе е и вооружении по пересеченной местности через валеник и буреломы, уже открыто роптали и огрызались.
- А чего ты хотел? - Зло бросил брату Херлауг. - Ты не дал им сражаться, а теперь хочешь, чтобы они еще и ночь не спали. Дурак ты, братец.
- Думаешь, лучше было бы взять Гокстад и лишиться войска?!
- А какая честь в том, чтобы уйти с захваченной земли?
Хроллауг махнул рукой, уходя к себе в палатку и решив не продолжать этот разговор.
Тем временем хирдманы и ополченцы, увидев что братцы поругались, а младший вообще на все махнул рукой, и вовсе распоясались. Кто-то приложился к остаткам пива и браги, кто завалился спать, вообще не помышляя о страже или дозорах. В итоге в лагере не было никакого порядка.
Но кто из них тогда ведал о цене, которую придется заплатить за свою глупость. Ближе к утру, когда большая часть наумдальцев уже спала, со стороны Гокстада показалась колонна воинов - вот только заметить их было некому. Датские хускарлы с легкостью перерезали дремлющих часовых, а после ворвались в лагерь.
Сначала никто из наумадальцев не мог понять, что происходит. Многие просыпались среди суматохи. Люди пытались сообразить, что происходит, хватаясь за первое попавшееся оружие, и тут же на них налетали чужаки в алых или черных плащах и рубили без пощады. Крики раненых и умирающих доносились отовсюду. Группки тех, кто быстро пришел в себя и дотянулся до лежавшего на земле оружия, едва могли оказать достойное сопротивление профессиональным рубакам, горящим жаждой мести и реванша за прошлые поражения. Первые спохватившиеся были убиты метко брошенными дротиками и топорами, затем в ход пошли копья, секиры, булавы и мечи. И хотя наумадальцев было в пять раз больше, чем нападавших, весь лагерь превратился в беспорядочную толпу перепуганных и отчаявшихся людей. ополченцы в ужасе метались , пытаясь вырваться из лагеря. Другие наооборот обезумели.и рубили и чужих и своих, не разбирая - где кто, пока их не убивали датские мечи и топоры. С самого начала атаки даны постарались снести шатры в центре лагеря, и разбросали уголья, и некоторые шатры и навесы уже пылали, охваченные огнем. Всю ложбину, где находился лагерь, охватил дым. Затрубил рог, и даны стали организованно отходить.
Естественно, что никто и не думал их преследовать. Некоторые наумдальцы же и вовсе продолжали битву, считая, что враг все еще в лагере. Каким чудом воины не затоптали своих конунгов, так и осталось неизвестным, но видимо все же норны пряли им иную судьбу, нежели погибнуть в эту роковую для наумдальского воинства ночь. Хролауг всю битву просидел спиной к сосне, с глупым выражением на лице наблюдая за происходящей резней, старший же брат и вовсе бежал, выбравшись из-под горящего шатра, а вернулся лишь когда звуки битвы стихли, а херсиры и хельды стали собирать оставшихся воинов, дабы пересчитать, сколько их осталось, но как выяснилось, из каждого десятка уцелело лишь по пять-шесть воинов, да многие были ранены и увечны, а кто-то, несомненно сбежал, не помня себя от страха.
- Ну что, доволен ты? Сохранил войско?! - Закричал на брата Херлауг. - Останься мы у Гокстада - больше чести было бы!
- Больше бы полегло... -ответил Хролауг. - И среди них бы полегли первыми мы с тобой. Потому-что под Гокстадом мы бы были между молотом и наковальней. Кто тебе виноват, что ты не поставил дозоры?
- Ты с этим делом тоже не шибко управился! - Сплюнул конунг.
- Как же мне управиться, если ты сам меня обругал и ударил как последнего трэля, и пошел дрыхнуть? Меня же после этого последний карл из ополченцев поднял на смех!
- Потому что ты не конунг, а посмешище! Где ты был, когда враги убивали наших спящих?!
Сам, сбежавший Херлауг решил оправдаться, обвинив в трусости брата.
- Я отбивался. прижавшись спиной к дереву, а потом пытался собрать остатки воинов, и вернуть им остатки разума и самообладния когда их резали как свиней. А вот где был ты?
- Догнял врага, - скрипнув зубами, процедил старший брат.
- Что-то я не видел чтоб враг от кого-то бежал. -процедил младший сквозь зубы.
- Еще бы, ты за сосной прятался!
Вокруг уже собирались любопытные хирдманы, отпуская, издавая приглушенные смешки.
- А вы что уставились?! - Рявкнул на них Херлауг.
Хирдманы невольно поятились.
- Так мы это... как его... распоряжений ваших ждем... что нам дальше... это... делать.. - испуганно пробормотал какой-то юный ополченец, еще совсем мальчишка
- Собирайте оружие, брони, - бросил старший конунг. - А вы нарубите дров для погребального костра.
Получив приказ, викинги не стали спорить, да и действительно их павшие соратники заслуживали достойного погребения, так что уже скоро они собрали достаточно сухих веток и срубили несколько деревьев, а затем уложили тела убитых в центр кострища, разжигая его. Спустя некоторое время, столб дыму уже доставал до небес.
Все это время наумадальцы встревоженно оглядывались и прислушивались, опасаясь, что скоро враги вернутся, чтобы продолжить свою кровавую жатву. У многих явно от страха подгибались колени и тряслись поджилки... Потому, едва языки пламени пожрали тела убитых, а ямы в наспех выкопанных курганах были засыпаны, все войско практически бегом поспешило убраться подальше из Вестфольда.
Даны во главе с Виглафом и вестфольдцы с Торвардов стояли на холме. и смотрели вслед улепетывавшей со всех ног армии, которая уже не была больше армией, а скорее толпой отчаявшихся и напуганных людей..
- Вот бы так задать трепку рогаландцам и теламёркцам, - произнес Торвард..
- И всем прочим, охочих до чужих земель и богатств... -подхватил один из хирдманов, и кто-то на него тут же шикнул.
- Викинги тоже охочи, и никто их не осуждает.- возразил Виглиф-хёвдинг. - Назови хоть одного коннунга, который в викнгский поход не ходил... А трепку мы зададим непременно... Только бы сил набраться и дух перевести. А эти пускай бегут и разносят вести по всей Норвегии о своей трусости и нашей храбрости и силе...
- Да будет так, - сказал Торвард-херсир, склонив голову, - и да помогут нам боги, и швырнул им вслед копье, на котором ева просхла запекшаяся кровь... Вдали прокаркали вороны, сообщая, что Отец Битв доволен ночной жертвой...

Англия, Конунг Убби Рагнарсон.

И двинулись дружинники с конунгом на юг, сквозь леса и реки. Ехали дни и ночи, останавливаясь лишь когда кони спотыкались, а всадники падали с седел. Принимали их в каждой деревне с почтением. Кормили, поили и лучший дом давали на ночлег. Каждый раз Убби щедро благодарил за прием теплый, но в меру. Знал, что скоро война накроет земли эти и позабудут люди о щедрости его, ибо помнит молва лишь злые деяния. Но однажды в деревне одной проснулся Убби не из-за дружинника своего, а из-за звона меча о меч. Схватка кипела на пороге дома. То люди лихие в дом ворваться хотели. Дружинники крепко держались, но лишь двое могли в дверях стоять, и под напором стрел и мечей отступать начинали. Стрелы разили их поверх щитов, мечи жалили их сквозь кольчугу. Вышел Убби из комнаты своей, сжимая меч в руках.
- Что мы как загнанные волки деремся?! Почему мы прячемся от этих дваргов?! Ринулся Убби в бой, вытолкнув дружинников во двор, и вдохновились они, увидев как бесстрашен их конунг. Ринулся Убби в самое сердце врагов и не было ему равных в схватке. Запела сталь и полилась кров. Рубили викинги с плеча, не щадя никого. Содрогнулись лихи, и бросились бежать, но никто не ушел со двора. Отряхнул свой меч конунг от крови и, омыв лицо водой, отправился спать.
Наутро похоронили дружинники павших от стрел подлых, предав тела их огню. Привели конунгу старосту той деревни. Он долго на коленях молил Убби, тот был не преклонен. Тогда встал староста и сказал, что Боги докажут его невиновность. Тут же создали круг, в котором уже ждал лучший воин деревни. Кивнул Убби и дал знак Вестейн войти в круг. Вейстена был отмечен богами, потому что не проиграл ни одной схватки. как только дружинник вступил в круг, бросился воин деревни в атаку, занеся меч для удара, но тут же пал с отрубленной головой.
Смотрел конунг на горящие дома, и слушал крики людские. И думал конунг кто прислал людей тех убить его. Много врагов у него было, но кому была выгодна смерть его во времена эти?!

Англия, Йорк. Ярлы Хавр и Бруни.

Хавр сидел за столом в комнате своей и говорил с другом своим, ярлом Бруни. Тут постучался к ним слуга.
- К вам гонец, господин Хавр. Впустить?!
- Да. Пусть проходит, - ответил ярл и повернулся к входу.
Зашел в комнату человек в плаще дорожном и поклонился. Слуга удалился, притворив дверь.
- Говори.
- Жив Убби. Не удалась ночная атака.
Стиснул зубы Хавр и стукнул кулаком по столу.
- Говорил я тебе, отравить его следовало. Не достать нам теперь его, пока он в Бристоле будет.
- Знаю, - огрызнулся Хавр и повернулся к гонцу - можешь идти.
Поклонился гонец и вышел сей миг.
- Раз Убби ускользнул от нас, будем ждать его тут? - спросил Бруни, посмотрев на брата.
Задумался Хавр, следя за танцем пламени свечи.
- Нет, вернувшись сильнее будет он. Лучше сделаем так, что Скейв не доживет до возвращения его. Раздобудь яду хорошего.

Англия, Бристоль. Конунг Убби Рагнарсон.

Показался на горизонте отряд, освещаемый закатом. Завидев его, прильнули стражники к стенами и стали вглядываться в знамена. Но мгла висела над землей и не было возможности увидеть символы на ткани.
- Кто это едет сюда в час столь поздний?! - окликнул страж со стен крепостных ехавший отряд.
- Это Убби Рагнарсон, брат господина твоего и правитель Йорка!
Засуетились стражники при словах этих - все заторопились открывать ворота, а один побежал в крепость, сообщить Ивару радостную весть. Разошлись тяжелые деревянные створки ворот и въехал конунг в Бристоль. Но встретили его лишь пустые улицы - поздний был час.

( с Тельтиаром, да не ослабеет десница его!)
Конунг Харальд с дядей своим Гутхормом находился в трапезной - перед родичами стоял небольшой, но пузатый бочонок с брагой, осушенный уже более чем на половину, но все больше Гутхормом, Харальд же пил медленно, будто бы наслаждаясь каждым глотком, хотя, сказать по-правде, брага была далеко не из лучших - даже в Агдире делали вкуснее, а уж с ромейскими винами ее и вовсе было не сравнить.
- Может скальда позовем? - Предложил конунг. - Он бы нас повеселил.
- Можно и позвать! - Гутхорм похмелился и пребывал в добродушном настроении. - Но на сей раз награждаешь ты!
- Как скажешь, - кивнул Харальд, немного браги себе налив в кружку опустевшую. - Тем более, что одного дармоеда ты устранил уже.
- Понадобится ещё отделаться от скальда - дай мне бочку пива и устрйо пирушку! - усмехнулся Гутхорм
- Надеюсь, эти вернее служить будут...
Не успел договорить конунг - дверь в домину распахнулась, да Укси вошел растрепанный немного:
- Гонец прибыл из Хладира, слово молвить хочет.
- Мне или Хакону? - Правитель молодой спросил.
- Так ежели Хакону, стал бы я приходить? - Удивился берсерк, затылок почесав в задумчивости.
- Всегда должен ты мне о гонцах докладывать, к кому бы ни приезжали они, - в голосе Харальда злость промелькнула. - Зови этого.
- Мудрое решение, - уже привычно кивнул Гутхорм. - Жаль, что Укси сам до него не дошёл!
- Укси глуп и всецело предан мне, - покачал головой Харальд. - Это хорошее сочетание качеств для воина.
- Но не лучшее для телохранителя. Хранящий тебя должен быть не только верен, но и умён, должен быть способен отбить не только прямое нападение, с чем ты и сам справишься, но и уметь распознать предателя. Часто ли Укси проверяет твою пищу на яд?
- Мою еду чаще проверяет Ульв, - юноша улыбнулся, и уже привычным жестом откинул волосы с лица. - Поскольку иногда мне кажеться, что с тех пор, как Укси отведал той отравы, что подсунула мне бабка Асса, он уже никакого яда не почувствует.
- Ну чтоже, уже лучше, - Гутхорма всё ещё не отпускала недоверчивость после предательства Аудуна, пусть его кости как следует потреплет ледяной ветер Хель! - Ну, где там этот гонец?!
Тот, словно услышав слова ярла, сразу же вошел в дом, низко поклонившись конунгу и Гутхорму:
- Здрав буде, великий Харальд сын Хальвдана и ты Гутхорм сын Сигурда, - произнес трандхеймец, спины не разгибая. - Как мог спешил я из Хладира, дабы вести принести...
- Стряслось что недоброе? - С сидения своего приподнялся Харальд.
Гутхорм сидел и смотрел на посла. Рука его невзначай лежала на тяжёлом боевом ноже, который конунг с юности метал в любую цель толще волоса, за сто шагов, из любого положения, будучи в стельку пьяным.
- О нет, новости замечательные! - Гонец воскликнул. - Наследника ждет кюна Асса!
Услышав слова эти, замер Харальд, что сказать в ответ не зная.
- Новость и впрямь радостна! - Гутхорм понимал замешательство племянника и решил ему помочь. - Харальд, надо бы наградить гонца, её принёсшую!
- Да, - медленно кивнул конунг, снимая с пальца перстень. - Вот, возьми и иди.
Хладирец не посмел перечить правителю и, схватив подарок, поспешно покинул дом, а Харальд вновь потянулся к браге, но на сей раз он пил большими, жадными глотками.
- Ну что, могу тебя поздравить, Харальд! Наследник готовится появиться на свет!
- Если это будет мальчик, - самообладание медленно возвращалось к конунгу.
- Да. Но что-то мне чуется, что будет мальчик. Имя только заранее не придумывай. Как бы не сглазил кто...
- Время пока еще есть, - согласился Харальд, что-то обдумывая, а после так сказал: - Думаю я, надо нам до рождения моего сына Мер покорить весь.
- ЧТо же, тогда нам стоит начать действовать!
- Пожалуй я подожду вестей от Рогволда, - юноша немного подрагивающей рукой отодвинул кружку. - В таких делах конунгу не следует проявлять поспешности. Да еще Хакону надо сказать, что скоро он станет дедом.
- Обожди, - Гутхорм провёл ладонью по усам. - Не торопись. Не хорошо будет, если кто лишний узнает о том, что жена твоя беременна. Могут вред ей нанести
- Да уже гонец этот... и в Хладире наверняка знают, - призадумался Харальд.
Впрочем, мысль о том, что кто-то может нанести вред его жене пугала конунга далеко не так сильно, как то, что при этом пострадает его еще не рожденный сын.
- Чем меньше людей будет знать, тем лучше. Тех кто уже сейчас знают трогать не будем, а вот самим извещать никого не надо. Не подумай, я не настраиваю тебя против Хакона. Я просто не знаю его ближников, нет ли среди них того, что с чревоточинкой?
- Славно было бы, коли узнал бы ты это, дядя, ведь нынче, когда Грютинг на рать не годен стал, надобно замену ему среди ярлов искать, а кого приблизить можно?
- Разузнаю! - Гутхорм поморщился. - Хоть не по сердцу мне это, но придётся мне смотреть за твоими людьми и предателей искать!
- Кабы мы сейчас в Агдире были - приставил бы я на дело это Хемунда, но здесь - земля чужая и от его прознатчиков мало проку, на тебя одного надежда, Гутхорм.
- Буду работать!
Улыбнулся конунг, иного ответа неожидаючи.

Бристоль. Конунг Гандальв.

Нежданный шум под окном заставил руку альвхеймарца потянуться к оружию. Вот она какова, память тела: голова, вроде, и разумеет, что опасаться тут некого, Ивар благосклонен, да и нет ему корысти в том, чтобы норвежцев сгубить. А все же - персты уже черен секиры обняли. Убрал конунг руку: не дай Тор и Один, подумает хозяин ласковый, что в чести его гость усомнился, посчитал скверным воем, не могущим тех, кто под кровом его, охранить. Тем паче, что острый слух уж сказал владыке Альвхеймара, что в шуме том скорей радость слышна. Видимо, хорошую весть отрок принес… аль долгожданные люди пожаловали.
Любопытство – великая вещь. Она живет в молочном щенке, впервые переступившем порог конуры и оторвавшемся от теплого материнского бока. В медведе, властителе меда, когда он подходит близко к людскому жилью да славным охотникам. И в седоусых мужах, которые, как казалось, уж видели все. Но знают все викинги: только Один всезнающ, а для прочих людей, даже с зорким оком и острым разумам, миры Мирового Ясеня таят много дивного. Умей только видеть и находить.
Вот и Гандальв был любопытен. Не до той степени, чтобы, как женщина, ахать над дивным узором самоцветных обручей. Но вполне даже достаточно для того, чтобы, накинув конунжий плащ, во двор выглянуть.

Раумсдаль. Ивар

Горестные вести разносил холодный северный ветер – гнилостный смрад гниющих тел и вонь тлеющих пепелищ удушающей волной нахлынули на колонну марширующих викингов. Морща носы и лбы, хмуро глядели вои на затянутое тучами небо, ожидая наихудшего. Ивар, возглавлявший сотню, обернулся в седле и с раздражением, а то и злостью, окинул взглядом несколько десятков беженцев, тянувшихся в хвосте.
Отец велел быть великодушным к треклятым бондам, но чудом уцелевшие после резни, что устроил внучок Неккви в трех оставленных за спиной деревнях, отягощали воев, сильно замедляя их без того неспешный ход. Ко всему прочему дождь, без перерыва хлеставший три дня, размыл тропы, превратил леса и поля в труднопроходимые болота. Видать, что-то неугодное высоким богам сотворил батька, раз погода гневится.
Спустившись в долину, огражденную двумя огромными холмами, сотня Ивара обнаружила еще одну деревню. Никаких неожиданностей, иссеченные тела (людей и скота), терзаемые мухами да червями, уродливые пепелища вместо стройных рядов домов, топтаные-перетоптанные конскими копытами поля.
- Обыщите деревню, - буркнул через плечо Ивар, - может, выжившые есть.
Часть воинов спешилась и утсало приступила к поискам. Не прекращаясь ни на секунду, крупными каплями хлестал ливень, гася без того увядшее пламя боевого азарта, с которым викинги покидали родной Нидарос.
Спустя некоторое время они вернулись – с пустыми руками.
- Всех порубили. Только пара дворняжек осталась, остальные ворон кормят, - доложился один из них. Ивар выдохнул с облегчением. Еще не хватало! - принять на свои шею, на которой и так тесно, еще десятка два оборванцев! Нет, увольте.

В следующий раз им повезло больше. По всей видимости отряд Сельви взял восточнее, поскольку едва поднялся Ивар с долины да прошел жиденький лесок, открылась взору его – и людей его – еще нетронутая деревня. Даже не деревня, а небольшой оборный пункт.
Пугливые крестьяне огородили родное село частоколом. На наспех сколоченных дозорных вышках вглядывались в дождливо-серую даль лучники.
Как и ожидалось, к тому моменту, как Ивар постучался в деревянные двери, все крестьяне давно уж на ушах стояли, повооружались все – кто серпом, кто мотыгой – да повылазали на палисадник, приготовившись оборонять селение от гостей непрошенных.
- Не боися, добрый люд! – громко крикнул Ивар, на коне статном пред воротами горцуя. Сильно рисковал он, ибо велик шанс был, что у какого-нибудь нерадивого крестьянина с луком дрогнет рука да пошлет стрелу острую он, не здержавшись, - я – Ивар, сын Рогволда Великого, ярла всего Мера и Раумсдаля! Признайте власть его и будет вам благо!
- Черта с два! – сплюнул сверху чей-то немощный, старческий голос, - знаем мы вашу власть! Придете да порубите всех! Как Сельви-разбойник, будь он проклят!
- Сельви месяц как ворон кормит, - соврал Ивар, на мирный исход надеясь. Больно не хотелось ему выжигать деревеньку да и беженцев крестьянам перепоручить можно было, но только в случае, ежели те добровольно врата откроют, - нет власти иной в Раумсдале, нежели Рогволда Великого!
- Разница нам, люду простому! Бандиты вы такие же, как и внук Неккви!
Расхохотался Ивар на слова такие, да поднялся на стременах и рукой обвел всю сотню свою, что уж в боевой порядок у стены выстроилась, щиты сомкнув да копья к небесам серым воздев.
- Погляди, безымянный старик, - крикнул сын Рогволда Великого, - погляди, разве сможешь ты оборонить деревню свою от сил наших? Думаешь, эти жалкие прутики, что вы в землю натыкали, уберегут вас? Обещаю, не откроете врат – пуще Сельви резню устроим!
Долго совещались крестьяне. Наконец, по прошествию получаса, врата деревянные со скрипом отворились, пропуская воев Ивара.
- Прости нас, о великий воин, - согнулись в земном поклоне крестьяне, - не карай нас за слова дерзкие, уж больно много бандитов всяких под стенами нашими последнее время обретается. Да и глаза старые – не сразу коршуна черного на стягах разглядели.
Усмехнулся Ивар да так молвил:
- Прощаю вас всех. Вои мои с дороги устали, обогрейте да накормите. На исходе трех дней мы покинем вас. И беженцев, что с других деревень сожженных к нам прибились, к себе примите.
- Будет сделано, ярл!
- Не ярл я, пень ты трухлявый, - расхохотался Ивар, - но сын его старший, Ивар. Будь тут батька мой… укоротил бы он ваши языки длинные! Да повезло вам, я – добрый.
Вечером дня того же трапезничал Ивар вместе со старостой деревни (как раз тот самый старик, что пред ним извинялся). Никаких яств заморских на столе не было, но зато обычные угощение с умением да любовью большой приготовлены были. Истосковавшийся по теплу да уюту Ивар был крайне доволен.
- Тягостно жить совсем стало, - говорил ему староста, в глотку старческую ячменное пиво заливая, - как до нас вести дошли, что Неккви в поход собирается, воев своих уводит, так разбойники всякие повылазали. И ведь поначалу еще не так страшно было, ибо надеялись мы (да и разбойники о том не забывали), что вернется конунг да восстановит порядок, а как стало понятно, что Харальд ныне всем заправляет, так совсем взбаламутился народ.
Ивар лишь слушал да кивал, речь старика не прерывая.
- Добрые, честные люди за оружие стали хвататься да в леса уходить, значит, с захватчиками бороться. У меня вот сыновей двоих сманило… - старик замолчал на минуту, скупую слезу по морщинистой щеке пустив, да потом снова продолжил, - без рук сильных в деревнях худо стало. Кто уберет урожай? Кто за скотиной присмотрит?.. бабы?.. так ведь не все на них бедных взваливать!
- Дело говоришь!.. – увлекшись, пискнула из угла старуха-жена да дед на нее замахнулся, цыкнул и она умолкла.
- Так вот… лиходеев развелось – не счесть! Тоже напасть. И ведь оборониться некому – все поуходили… а как змееныш этот, пусть черви пожрут его печень, неужто мертв?.. да, как объявился этот злодей, так и совсем жизни не стало! Рубит всех без разбору – наверняка с седла оземь головой упал, худо его головушке без того буйной сделалось… а нам, крестьянам, терпеть все это!
Долго еще о бедах раумсдальских выслушивал Ивар, покуда сон богатырский не сморил его. Пред тем, как завалиться на печь, он взял со старика обешание снабдить его сотню проводниками, дабы не блуждать по лесам дремучим да полям, словно океанам безбрежным.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 23-10-2007, 14:36

Винугльмёрк. Возле Гиллисберга. Харек и Оттар, Сигрун
(Тельтиар, Кошка и я )
Сообщать о смерти близкого человека всегда трудно, но когда говоришь о гибели друга - это одно, а как рассказать женщине, ждущей ребенка, что ее муж больше не вернеться. Что он убит той, кого когда-то спас от смерти и позорного рабства, что он был убит как предатель. Оттар тяжко вздыхал, сжимая рукоять эйнарова меча - этот клинок необходимо будет отдать сыну Сигрун, если конечно родится мальчик.
"Но сначала, лезвие обагриться кровью обоих ублюдков - и Халльварда, и Сигтрюга!" - Вновь напомнил себе данную клятву херсир, и перевел взгляд на спутника - Харек как всегда внешне был спокоен. Впрочем, Харека тоже мучили неприятные мысли. Корил он себя, что просто так отпустил он Эйнара - как оказалось. на верную гибель, и что раньше свою хитрость не решился применить.
Временем тем подошли они к шатру, что Ратибор для Сигрун отвел, да полог отодвинув, внутрь вошли - первым Оттар, за ним Харек.
Вздрогнула Сигрун, словно испугавшись сначала, но тут же вздохнула с облегчением. Да и нечего бояться было ей.
- Здравствуйте, мужи славные, - кивнула она воинам, - простите, что не встаю я, тяжело мне... - и рукой до живота круглого дотронулась.
- Вестимо, что в тяжести ты, госпожа, оттого опустим церемонии, -ответил Харек, поклонившись.
Склонила голову Сигрун в знак благодарности, улыбнувшись, а после спросила:
- С чем вы пришли ко мне, мужья достойные? По делу какому-нибудь, вестимо?
- К сожалению, по делу, - тихо Оттар молвил.
- Весть мы принесли, боюсь не сказать чтобы радостную, - продолжил Харек. - Потому крепись, и соберись с духом... чтобы не навредить ребенку, которого во чреве носишь.
- Что стряслось? - потемнели глаза ее от того, что страх зрачки черные расширил. - С Эйнаром что-то?
Будто сердце ей подсказало...
- Ну же, не томите! - то ли приказ, то ли мольба слышалась из уст ее.
- П... Пропал Эйнар в Вигульмерке, - сказал Оттар, и вздохнул, не решившись продолжать. Харек подошел к ложу, взяв женщину за руки, и придерживая ее за плечи.
- Как - пропал? - похолодело вдруг внутри у Сигрун, словно кровь от сердца отхлынула.
Харек сжал ее руки, пытаясь успокоить.
- Я должен это сказать. - произнес Харек, и закашлялся. - Крепись, Сигрун, и думай о ребенке.
- Но не могу я не думать и о муже! - воскликнула женщина, встать порываясь. - Как, почему он ...пропал?
Невидящим взглядом окинула Харека.
- Он... нет его больше?
- Ребенок,который в твоем чреве - все, что от него осталось, - произнес Харек, крепок обняв Сигрун за плечи. - Крепись, Сигрун. Мы с тобой.
Будто сном скованная, не шевелилась Сигрун, слова эти услышав. Только через несколько мгновений моргнула, и побежали слезинки по щекам ее.
- Эйнар... - выдохнула. И захлебнулась рыданиями, все горе выплескивая, и словно не хотела успокоиться.
Почему не почувствовала, когда умер он? Почему тогда не отозвался последний его стон в душе ее? Знать, не хотел Бог, чтобы она раньше это поняла, чем нужно было... А как теперь одной, с ребенком на руках - коли родится?
Ребенок... Глубоко вдохнула, вытерла слезы, резко оборвав плач. Хотела улыбнуться через силу, да не смогла.
- Расскажите, как умер он?
- Достойно, - ответил Оттар.
- Его обвинили в измене и заставили отстаивать свою правоту с мечом, - добавил Харек, пристально глянув на Оттара, чтобы тот не болтнул лишнего. - Кюна... Она...- Харек замолк, переводя дух.
- Виновна в его смерти, - спустя несколько мгновений произнес херсир, поняв, что Харек не хочет, чтобы Сигрун узнала о подлой казни. - Рагхильда забыла все то добро, что вы с Эйнаром ей сделали.
- Она предала его, - закончил конунг. - Он погиб, отстаивая свою невиновность. И его погребли как воина.
Тяжкий вздох издала женщина, о судьбе мужа своего услышав и вероломстве кюны, а затем чувств лишилась, и лишь Харек, ее удерживающий, упасть ей не дал. Оттар поспешил ему на помощь, придерживая тело Сигрун, и аккуратно укладывая ее на лежанку.
- Дай ей воды, - сказал Харек, смачивая в воде тряпицу из полотна, и смачивая ей лоб. Херсир нашел взглядом кувшин и вылил несколько капель в рот женщине. Через некоторое Сигрун открыла глаза.
- Мы тебя не покинем, Сигрун, - произнес Харек. - Я воспитаю сына Эйнара как собственного, а ты всегда будешь желанной гостьей в моем доме.
- Да, я благодарна вам, - тихо прошептала женщина. - А теперь идите, оставьте меня оплакать мужа.
- Его смерть не останется безнаказанной, - пообещал Оттар.
- И одну мы тебя не оставим, - добавил Харек. - Оттар, позови служанок, пусть присмотрят за госпожой.
Кивнул Рваный, из шатра выйдя, да скоро уже служанки пришли, им позванные, а после и сам Оттар с выражением на лице мрачным появился, тихо Хареку прошептав, чтобы Сигрун не услышала:
- Идем, конунг, еще вести плохие появились.
- Я еще зайду позже, - сказал Харек, поднимая руки Сигрун, и пожимая их в жесте сочувствия и поддержки - он воспроизводил те рукопожатия, какими обычно в тяжелые минуты обмениваются женщины, как он усвоил из своих наблюдений. - И я возьму тебя к себе в Ранрики.
Сигрун молча кивнула. Вбежали две служанки, с ахами и охами принявшись хлопотать вокруг госпожи. Когда же вышли оба мужчины, произнес Оттар:
- Асмунд сбежал.
- Как ? - Харек вздрогнул. - Когда же это произошло?
- Недавно совсем, - продолжил Рваный, конунга от шатра отводя. - Как слухи о смерти Эйнара по лагерю распространяться стали, так он сумел своих дружинников бывших убедить, что клятва их Эйнару данная силу утратила.
- Кто это видел, и подробно о том рассказать может?
- Кто видел - те с Асмундом ушли, - сплюнул Оттар. - А еще они отрока Велимира, что служкой при отце Григории был забрали.
- Плохо дело. Хотя... Он же вроде крещение принял... Так что за Велимира нам бояться не стоит. Если он куда-то пойдет, то только в Хейдемерк обратно. Значит он для нас не опасен...
- Он для всех опасен, - поспорил херсир.
- Главное не спешить что-то предпринимать пока все не выясним, - сказал Харек. - Посмотрим куда следы ведут. Если на запад. то про него можем забыть хотя бы на время.
- Я пошлю людей, - согласился Оттар, да на Гиллисберг вновь взглянул. - Да и самим нам пора в Ранрики возвращаться.

Леса Согна.
Альвир, Сольвейг, сыновья Атли Тощего.

(в основном, конечно, Тельтиар. ну и ми чуть-чуть)

Вечерело, солнце уже скрылось за лесом, но россыпь звезд была еще не видна. Альвир сидел на скамье в сенях, перебирая струны, словно стараясь подобрать музыку к сложенным висам, но получалось плохо.

Черные враны
На поле бранном
Тела клевали,
Подобно стали

Скальд вздохнул, откладывая гусли и прислушавшись к вечерней тишине:
- Любимая, мне кажется - кто-то идет по лесу, - тихо произнес он, услышав треск веток. – Взгляни в окно.
- Заяц то пробежал неловко. Или куница. Кому эта глушь заповеданная кроме нас нужна? – Рукой плечо родное погладила, проходя. Надо бы еще до ночи котелок выскрести, да и Альвира послушать хотелось, не ровно сердце девичье к голосу милому, медовому. – Темно, ничего не увидишь, да и есть ли кого замечать? Показалось тебе, - у порога постояла, на скальда, оглянувшись, вернулась с улыбкой, чуть волос темных губами тронула. – А и был бы кто – двери дома крепки, руки воина сильны.
- Думал я - то от купца человек, - головою покачал Альвир, да улыбнулся любимой. - Каждый день вести жду от него, вот и на шорох каждый к двери броситься готов.
- Был бы Аудмунда человек – засветло бы пришел, не хоронился бы, как тать. И под окном ветками бы не хрустел, - Сольвейг подхватила котелок, вернула улыбку. – Хорошо, схожу, посмотрю. Вдруг, и правда, сжалились боги, и гонец то с вестями добрыми пришел, за постучать боится.
Задержала еще немного взгляд на скальде, да и вышла за дверь Сольвейг, напевая тихонько, что милый наигрывал.
Силуэт темный позади нее возник, дверь заслоняя, да еще одна фигура в плаще появилась, путь преграждая девушке.
- Ну здравствуй, сестра, - зло голос звучал. - Заставила же ты нас потрудиться, чтобы тебя найти.
По доскам крыльца чугунный котелок покатился, глухо рокоча, под ноги тени черной.
- Хальстейн. – Кричать? На помощь звать? На гибель. Трое их, посохов змей бури Хроара. Альвир один, и устал он за день, от работы тяжелой. Но не позвать – не предупредить – как?
- Здравствуй, брат. Если еще брат ты мне, - холодно говорила, в плечо ему глядя, но надежда в голосе скользила невольно. – И ведь одна мать нас выносила. Здорова ли матушка?
- Издеваешься, тварь, - голос сзади прошептал, да видно было, что на крик сорваться говоривший готов был. Обхватили Сольвейг руки крепкие, да оземь ее брат бросил.
- Херстейн, перестань! - Воскликнул Хастейн, младший сын Атли ярла, к сестре бросившись, да рукой властной его Хальстейн остановил:
- Не вмешивайся, - проскрежетал.
Приподнялась на локте Сольвейг, из-под бровей сведенных на братьев глядя.
- Не вмешивайся, Хастейн. Смотри, как брат твой женщину безоружную пинать будет, а после подвигами на пирах кичиться не постыдится. Смотри, а там и сам такой сделаешься. Не как воины, как воры пришли, света дневного убоялись, не броню – хангерок тебе носить, братец Херстейн, - дрожали руки, да голос сталью звенел. Альвира кликнуть? Со спины подойдет, может, и будет ему удача в той схватке… а коли не будет?
- Молчи! - Голос повысил Херстейн, и правда пнув жестоко сестру, заставив ее от боли стонать.
- Брат, что ты делаешь?! - Закричал Хастейн, старшего брата отталкивая. - Отец же нас...
- Она опозорила отца и всех нас, - проскрежетал Херстейн. - Не сестра она нам боле!
- Не сестра. – Горько повторила. – Не у твоего, Херстейн, я ложа ночи бессонные на лучине сжигала, болезнь не твою прогоняя. Не тебя перед матерью покрывала, своими косами расплачиваясь. Нет у меня брата, – с трудом поднялась Сольвейг, за столбик крыльца держась, но плакать себе не позволила. – Хоть собакой себя не показывай, Херстейн. Не перед братом. Хочешь силой похвалиться – так меч бери, как воину пристало.
Вздохнул Хальстейн, сурово взглянув на брата от гнева побагровевшего, да так сказал:
- Что дальше делать, пусть отец решает, идите - рифмоплета этого из дома вытащите.
Проскрежетал что-то в ответ Херстейн, да дверь распахнув, первым в дом ворвался, а за ним следом и Хастейн, взгляд виноватый на сестру бросив. Альвир на лавке еще сидел, вновь гусли налаживая, да гостей увидав даже вскочить не успел толком - лишь инструмент свой бросил в лицо Херстейну, но тот руками закрыться сумел, а после скрутили скальда двое сыновей ярловых, из избы выволокли.
Бледнее луны стояла девушка, спиной бессильно к столбику привалившись, глазами безумными на братьев глядя. За себя не боялась, и вслед Атлиссонам было бросилась, да откуда взяться силе в руках тонких, к другой работе приспособленных?
- Отпусти его, -прошептала беззвучно, ужас проглотить пытаясь. – Отпусти его, Хастейн. Хватит вам моей крови. Отпусти его!! – криком ночь расколола.
- Молчи! - Альвира бросив на землю, пощечину с силой влепил сестре Херстейн, так что у нее голова в сторону мотнулась.
- Скальд околдовал ее, - добавил четвертый брат, Хольмстейн, из тени выходя с мешком в руках. - Потому в том нет вины нашей сестры, но лишь его вина.
Колено Хольмстейна врезалось в лицо скальда, сворачивая ему нос - Альвир дернулся, силясь вырваться, но Хастейн держал крепко. Временем тем раскрыл свой мешок сын Атли средний, голову из него за волосы доставая:
- Уж не от этого ли ублюдка вы вестей ждали?
Глаза неживые Аудмунда купца на Альвира уставились.
Черное небо. Кровь черная. Душа черная. Хель под ребра пальцы запустила, ни вдохнуть, ни крик наружу выпустить.
- Отпусти его..- невольно повторяла, сама не зная, зачем. Сейчас бы проснуться, да под отцовской крышей, да с покрытыми косами. От купцовой головы силилась взгляд отвести, и не могла.
- Звери. Нет сыновей у Атли, звери лютые, и звериной смертью падете, - тихо сказала Сольвейг, в мертвые глаза Аудмунда мертвыми глазами смотря, – и дочь Локи за стыд посчитает вас в чертоги нижние принять.
Камень подобрала, бросить хотела в глаз Херстейну, да опустила руку.
- Простишь ли меня, Альвир?
Бросилась на брата, пальцы тонкие на шее воина сжимая.
Отмахнулся Херстейн от девушки, о крыльцо ее бросая, да провел ладонью по шее, капли крови утерев:
- Как кошка царапает, - проскрежетал, ближе к ней подходя, и вновь пиная с силой, согнуться заставляя. Взревел позади Альвир, сумев из рук младшего сына ярлова вырваться, отшвырнуть удалось Скальду Хастейна, да только, голову купца отбросив, точно капусты качан, сбил его с ног Хольмстейн, навалился сверху ношей непомерной, лицо Альвира в землю рыхлую окуная. Силился освободиться скальд, да только не был он столь же крепок, как брат его Эйвинд, чтобы с двумя воинами биться.
Доски крыльца темнотой в очи бросились, ночью по телу растекаясь. Одно держало Сольвейг – что убьют Атлиссоны скальда, мучить будут, а потом убьют, и, пока мысль эта в голове держалась, не могла она в Нифльхейм идти.
Заставила себя веки открыть, липкие кровью, по стене поднялась. Альвир… Альвир…
Фибулу с платья сорвала, пальцем кончик острый попробовала. Да и метнула в Херстейна, в лицо метя.
Вспорхнула бабочкой фибула, да у ее же ног и опала, даже не блеснув.
- Дрянь! Сука! Под выродка этого легла, а теперь на братьев руку поднимаешь! - Взревел Херстейн, продолжая бить девушку, до тех пор, пока младший брат не схватил его, оттаскивая от сестры, но было уже поздно.
- Она не дышит, - произнес, склонившись над телом Хальстейн. - Ты...
- Ты убил ее! Убил!!! - Завопил Хастейн, кулаком ударив в лицо Херстейну. - Убил сестру!
Но убийца был крепче и отбросил младшего брата, а тот уже не думал продолжать драку - Хастейн обнял Сольвейг за плечи, склонившись над ней и тихо всхлипывая. По щекам его текли слезы.
- Убил сестру. Негодяй, - с явным безразличием в голосе заметил Хольмстейн, на мгновение перестав макать в грязь скальда. - Ну да ладно - с этим что делать будем?
- И что отцу скажем? - Добавил старший брат, а после бросил младшему: - И прекрати выть! Ты мужчина или баба?!
- Вы ее убили! Убили... Отец... вас...
- Отец ничего не узнает, - процедил Херстейн. - И ты, щенок, будешь молчать!
- Скальд убил Сольвейг, когда увидел нас, - продолжил Хольмстейн. - Мы уже не смогли ее спасти от ублюдка.
- А мы прикончим скальда, - усмехнулся убийца, вынимая из поясных ножен кинжал.
- Нет, - отрезал Хальстейн. - Я хочу, чтобы он страдал. Перебейте ему ноги и пусть здесь подыхает. Его проклятое колдовство привело Сольвейг к гибели, и будет не справедливо, если он вот так просто умрет.
Херстейн рассмеялся, соглашаясь с братом, а Хольмстейну, похоже было все равно.

Сообщение отредактировал Сигрид - 25-10-2007, 15:44

Возле Нидораса. Харальд, Гутхорм и присные
С Оррофином

- Ормаль, чётче блокируй! Сигурд, йотун твою мать! Ты как бьёшь?! Ты не гладь его, чай не баба! Ярри! Ну ладно, у тебя всё нормально, но всё равно не расслабляйся! - рык Гутхорма разносился в чистом поле, словно боевой рог над битвой.
Сказать, что ярл был недоволен, значит очень скромно промолчать - он рвал и метал, а потом снова рвал! Хрингарийскому оленю и в голову не могло прийти, что непросыхающие всего-то три дня воины могут до такого отвыкнуть от оружия.
- Будь тут конунг, - рявкнул Гутхорм, не услышав в пылу осторожного переступания конских копыт за спиной. - Он бы вас лично...
- Что бы я с ними сделал, дядя? - Холодный, явно чем-то недовольный, голос конунга раздался из-за спины берсерка. Увлеченный отчитыванием хирдманов, Гутхорм не заметил, как к нему подъехал Харальд, окруженный охраной.
- Выпорол бы. Ремнём по голом задам! - буркнул Гутхорм, уязвлённый тем, что к нему подъехали столь незаметно
- Пожалуй, с этим ты и сам справишься, - хмыкнул конунг, видимо вспомнив один неприятный для него инцидент в Хладире. - Что, наши воины и правда столь плохи, как о них оркдальцы говорят?
- Пожалуй, с этим ты и сам справишься, - хмыкнул конунг, видимо вспомнив один неприятный для него инцидент в Хладире. - Что, наши воины и правда столь плохи, как о них оркдальцы говорят?
- Плохи ли они?! - вскипел Гутхорм. - Да ты сам у них спроси, али испытай кого!
- Альрик! - Бросил Харальд ближайшему воину. - Достань меч, покажи свою удаль в поединке с Гутхормом Оленем!
Тот нерешительно обнажил клинок, с опаской поглядывая на берсерка.
Гутхорм широко улыбнулся, меча не обнажая.
- Бей, сынок, не жалей старика! - так улыбаться вполне мог бы Фенрир. Глядя на Солнце и Луну.
Альрик нерешительно шагнул вперёд, занёс меч. при этом слишком остро задрав локоть и едва не завалив лезвие за плечо. Гутхорм даже скривился, поворачиваясь боком и пропуская мимо себя удар, а затем просто и резко поднял колено, позволяя хирдману самому налететь на него. Когда поверженный агдирец оказался на земле, Харальд рассмеялся, спрыгивая с коня.
- Нет равных Гутхорму воинов в дружине моей и это справедливо, - возвестил он, после к хирдманам обернувшись: - А вас, коли ратному делу брагу предпочтете, в первых рядах на бой отправлю - уж у Одина в Чертогах вдоволь напьетесь!
- Слышали конунга, пузочёсы?! - тут же рявкнул, пугая коня, Гутхорм. - А ну подняли мечи и работать!
По рядам воинов пронесся ропот, но противиться приказу они не решились и потому, вскоре уже поле огласил мерный звон железа, столь приятный слуху Асов. Временем тем со стороны Оркдальских гор показался всадник одинокий, быстро приближающийся к Нидорасу.
- Эй, кто таков? - Преградили ему путь двое хирдманов, в то время как Укси и Ульв загородили Харальда - ведь кто знает, что за человек прибыл - быть может попробует конунга стрелой подлой сразить издали.
- Гонец я, к конунгу еду! - Воскликнул пришлый воин. Гутхорм, заслышав этот разговор оторвался от рычания на агдирцев и подошёл ближе к Харальду.
- Эй, да это же Торфин Рыбья Пасть с Роскильде! - Узнал товарища Даглас, третий телохранитель конунга. - Каким ветром тебя сюда занесло?!
- Харек Волк челом бьет! - Спешился дан, улыбнувшись шотландцу. - Нужно мне видеть Харальда Хальвдансона.
Жестом приказал Харальд расступиться телоранителям, вперед вышел:
- И что желает сказать мне мой верный ярл?
- Слова о подлости и коварстве, великий конунг, - поклонился Торфин в пояс.
- Всякий раз, как имя Харека слышно - иных слов и не говорят, - усмехнулся сын Хальвдана. - Опять его кто в измене обвинил?
- Харальд, - Гутхорм говорил спокойно, но если бы он так распекал бы гридней, то правило те заканчивали бы с мокрыми штанами. - Не каждому навету верить можно, бывают и обложные! Харек был верен твоему отцу, спас твою мать и меня и тебе помог многократно!
- То мне ведомо, - конунг постарался в точности скопировать тон и голос дяди. - Итак, гонец, пойдем, пройдемся - расскажешь мне все подробно. Дядя, составь нам компанию.
Двое телохранителей отступили, оставив двоих родичей и Торфина для разговора, но неотступно следовали за ними след вслед, третий же шел на шесть шагов впереди конунга.
- Харек Волк, милостью твоей, господин и кюны Рагхильды восстановил свое доброе имя, опороченное кознями Торлейва жреца, - слушая слова эти, Харальд невольно усмехнулся, вспомнив, как выбросил голоштанного служителя Асов в сугроб этой зимой. - А после, по приказанию твоему, государь, отправился в Ранрики через Вингульмерк, дабы набрать людей, желающих сражаться с пиратами среди воинов Эйнара.
- Так где же предательство? - не утерпел Гутхорм. Ему была досадна мысль, что честь друга могут опять попытаться опорочить
- Мне тяжело говорить это, но мой господин, Харек Волк приказал рассказать всю правду от начала до конца именно тебе, Харальд, ибо лишь ты и храбрый Гутхорм смогут судить по справедливости, - продолжал Торфин, достав из переметной сумы дощечку с кратким посланием. - В Вингульмерке двое отроков отравили священное вино, служащее для христианских обрядов и тем самым погубили многих людей, испивших этого вина. Харек опасаестся, что руками отроков этих Торлейв жрец и другие недоброжелатели его желали христиан погубить подло, после того, как сумел оправдаться перед тобой Волк.
- ....!!! - коротко высказал своё мнение Гутхорм. - У Мидградсорма под хвостом я видел всю эту возню! Светлые Асы, ну почему ваши служители упорно не желают думать о государственных делах, вместо этого они начинают грызться со слугами других богов! Отец дружин, прости, но у Фенрира под хвостом я видал таких служителей!
- Снова Торлейв? - В голосе конунга промелькнули скучающие нотки.
- Не только он, - продолжил гонец, дощечку рунами исписанную Гутхорму передавая. - Поймал отроков тех подлых Харек, выпытать желая, кто приказ им такой вероломный отдал, да только отпустить их обоих матушка твоя, государь, Рагхильда кюна повелела и преград иных не чинить.
Вот тут уже Гутхорм высказывался долго и изобретательно, но если сжать его пространный монолог до двух слов то получалось "Не верю!"
- Если матушка моя так сделала, значит были у нее причины, - если до этого приветлив был голос конунга, когда он к гонцу обращался, то сейчас словно морозом обдало Торфина. - Или же Харек усомниться посмел во власти ее?
- Моя сестрица всегда была мудра, но на сей раз, Харальд, спроси её, она ли так поступила и почему, - задумчиво произнёс Гутхорм. - Почтительно и по сыновьи, но всё же спроси, чтобы не было меж нами недопонимания ядовитого!
- Хорошо, - согласился конунг, решив не спорить с дядей из-за мелочи такой, тем более что не скоро еще предстояло ему увидеться с матушкой. - А ты, Торфин, скажи мне, как звали отроков тех?
- Хальвард и Сигтрюг, сыновья Вебьерна...
Не успел договорить гонец, как исказились черты лица Харальда, злой гримасой став:
- Прочь иди, гонец, в деревне тебя накормят и ночлег дадут, - бросил, и столь взгляд его остер был - что словно кинжалом сердце Торфина пронзил. Отступил посланник Харека, прочь пошел, конунг же пробормотал вполголоса: - Права была матушка, как пить дать - права.
- Это в чём?
- В том, что отпустить их приказала, - отвечал конунг. - Харек хоть и верный мне ярл, да только права на родичей моих руку поднимать никто ему не давал.
- Да уж, - Гутхорму явно было кисло. - Как же меня воротит от всей этой...политаки, как ромеи говорят!
- Мы правим страной, дядя, а не одним фюльком, как Сигурд Олень или мой отец, - покачал головой Харальд. - К тому же - Хальвард и Сигтрюг тебе тоже родичи, а Харек пытал их огнем, если я правильно гонца понял.
- Хареку надо объяснить, где он не прав, - Гутхорм дёргал себя за усы, словно намереваясь вырвать верхнюю челюсть. - Жёстко, но не так, чтобы врага получить. Всё же он наш союзник и очень полезный!
Молодой конунг кивнул, соглашаясь, что Харек весьма полезен для его дела, пока находится в Ранрики.

Сарасберг. Кюна Рагхильда.

Гонец с белым стягом с силой ударил древком копья в ворота усадьбы, на лице его читалось нетерпение и превосходство над агдирцами. Вышедшую ему навстречу стражу он окинул презрительным взглядом.
- Чего надобно? - Спросил его хирдман постарше.
- Кюну вашу видеть желаю, - произнес гонец, а после уточнил: - Ту, что моложе.
- Великую Рагхильду, мать Харальда конунга, - повысив голос, бросил второй стражник.
- Может быть и великую, - пожал плечами приезжий. - Я слова ей привез, что Сульки Роголандский и Хроальд из Теламерка сказать ей желали.
Скривился старший хирдман, речь гордую слушая, но все же впустил за частокол гонца.
- В сенях обожди. - молвил. - Покуда кюна тебя принять не пожелает.
Рагхильда против воли нахмурилась, замерев по центру светлицы:
- Чего надобно, не сказали, - прожигая стражника взглядом поинтересовалась она.
- От Сульки гонец, хорошего не жди, государыня, - хирдман поклонился.
- Чтож, пригласи в зал его, послушаю чего Сульки хочет, - Рагхильда проплыла к трону своему.
Вошел воин Роголадский, взглядом дерзким кюну оглядел, да на скамью опустился без дозволения, усмехнувшись в усы, а после так сказал:
- От владетельного конунга Сульки Роголадского прибыл я, и от друга его славного конунга Хроальда Понурого, правителя Теламерка слово привез тебе, Рагхильда кюна.
- Молви! - велела кюна, больше величественную статую ромейских богинь напоминая.
- В милости своей государи, что меня послали, желают положить конец распре кровавой, что меж государствами нашими случилось.
- Клятву принесть хотят? – спокойно, с величием безмерным произнесла кюна.
Рассмеялся словам этим гонец:
- Смелые слова для женщины, чье владение окружено лютыми врагами, а охраняеться не верной дружиной, но наемной ратью.
- Но пока рать эта вольную дружину вашу бьет почем зря, - улыбнуться Рагхильда себе позволила.
- Ошиблась ты, видимо, кюна, - взгляд холодный по лицу женщины скользнул. - Бежали наемники твои, только пятки сверкали, а за ними, поспевая едва, бабка эта ковыляла... Асса.
Вскинула Рагхильда бровь, это все чем она выдала удивление.
- Загадками говорить вздумал, хирдман? Да только за Ассу не отвечаю я. Она женщина свободная.
- А не в Ассе дело то, с каким послали меня славные конунги, а в землях, коие они за собою удерживают, - из насмешливого, серьезным стал тон посланца. - Не желает кровопролитие продолжать Сульки, а потому требует, чтобы признала ты, кюна Рагхильда за ним владение всем Агдиром Западным и Южным, а за другом его сердечным Хроальдом Понурым - Гренланд, иначе еще Восточным Агдиром названный. Если же откажешь ты в просьбе этой - Сульки Великий сам с тобою говорить придет, да по дороге огню и мечу предаст все земли эти и усадьбу твою, и людей твоих, не щадя никого.
Рассмеялась кюна.
- Твой Сульки меня посмешить решиль? Али и правда думает, что я отдам ему земли харольдовы? Не бывать тому! - холодом льдов норвежских на посланника повеяло. - Ступай к хозяину своему, да слова мои передай. Не бывать тому. А хоче по зубам получить, пусть приходит говорить со мной.
- Быть по сему, - сталь острая в голосе хирдмана звякнула. - Коли отвергла ты предолжение щедрое конунгов, так всего лишишся и самой жизни своей. Еще зима не наступит - придет в Сарасберг Сульки конунг - не уберегут тебя рати наемные!
- Горазд ты лаятся, да пора бы и честь знать! Проодите до ворот, - стражникам кюна приказала.
«Что же предпринять» - заметались мысли женские. «Сына звать назад, да не простит он мне, что удачу спугнула. Держать оборону, а хватит ли сил?»
Когда покинул усадьбу гонец роголадский, спросил у Рагхильды воин ближний:
- Какие приказания будут, государыня?
- Готовьтесь к обороне, да к сыну моему гонца отправьте, - спокойно, как будто ничего не произошло за это утро, да ничего не грозило, как о чистке лошадей и двора ратного объявила Рагхильда..
- Справим, - кивнул телохранитель. - А послание гонец какое должен передать?
- То что мне Сульки гонец сказал.
- Слов в слово, - воин пообещал, а после еще спросил: - Советников твоих, госпожа следует ли позвать или быть может Ассу кюну?
- Ассе передайте, чтобы в Гокстад собиралась. Так спокойнее будет. Да еще отправите соглядатаев в Гринланд, узнать что готовят Сульки и Хроальд, а поскольку нет воинов более доблестных и верных, чем Халльвард и Сигтрюг - то они пусть и делают это дело.
Рагхильда встала и покинула зал в светлицу свою думами отягощаемая пошла.

(с Тельтиаром)

Лес на границе Согна и Фиордов

Двое сыновей Атли тощего шли по лесу, едва переставляя ноги - они тащили на себе скальда Альвира, которые, после учиненной над ним расправы уже не мог ходить - перебитые ноги волочились по земле.
- Тяжел, ублюдок, - сквозь зубы сплюнул Херстейн. - Брат, зачем мы с ним возимся?! Бросили бы, как уговаривались и пусть подыхает!
- Затем, чтобы отец его сам наказал, за убийство сестры нашей, - усмехнулся Хольмстейн, тяжело вздохнув - он был послабее брата и потому уже почти выдохся, неся пленника.
- Вы убили Сольвейг, а теперь хотите очернить и его, - презрительно процедил Хастейн, шедший позади - он нес на руках тело сестры и уже заметно отставал от братьев.
- Замолчи, щенок! - Огрызнулся средний брат. - Или я...
- Хватит, - оборвал его на полуслове старший. - Пойми, Хасти, мы все сожалеем о том, что произошло, но ты же видел - Сольвейг... она была словно одержима. Колдовство этого негодяя помутило ее рассудок и он должен ответить за свое преступление.
- Складно баешь, братец, - кивнул Хольмстейн. - Ох, дорого бы я сейчас дал за повозку с волами.
- Тащи, чай не девица, чтобы работы тяжкой избегать, - бросил ему Херстейн, локтем больно ткнув свою ношу под ребра. Скальд отозвался глухим стоном из забытия.
- Жрецы испытают его огнем и каленым железом, - мечтательно улыбнулся Хальстейн. - Я с удовольствием посмотрю, как этот рифмоплет наделает в штаны, когда сталь оставит на нем свое клеймо.
- А если он пройдет испытание? - Спросил Хольмстейн.
- Все эти певцы трусливы и жалки, - старший брат был уверен, что Альвир не сможет оправдаться перед ярлом. - Он опозориться и после будет казнен, а с его отца мы возьмем виру за жизнь нашей сестры.
- Мы все хорошо придумали, - согласился средний брат.
Впереди их ждал еще долгий путь, но с каждым шагом Гаулар приближался.


Вингульмерк. Деревенька, захваченная гаутами

Тяжелый сапог с силой втоптал в землю молот тора, сорванный с шеи гаутского хельда, сам же он, связанный, сцепив зубы наблюдал, за этим, не в силах воспротивиться.
- И сказал Господь: "Да убоятся те, кто не верует в меня и да будут наказаны они", - голос Асмунда звучал тихо, но выжившие воины свейского конунга, согнанные к дому старосты слышали каждое слово, ибо сейчас он зачитывал им приговор. - Язычники и неверующие, азм есть гнев Божий, азм есть глас ярости Его, ниспосланный Господом Нашим, дабы наказать тех, кто не принял Его в сердце свое!
Тела убитых гаутов, оказавших сопротивление людям Асмунда в первые мгновения битвы валялись возле домов - нападение было внезапным и стремительным. Гауты, считавшие, что в захваченной деревне им ничто не угрожает даже караулов не выставили - да и чего им было бояться, если повсюду христиане покорные. Разве могли представить себе, что почти полсотни вооруженных воинов нападут на них поутру, одних тут же прикончив, иных же связав и бросив судьбы дожидаться. Собирался вокруг воинов пришлых и народ деревенский, поначалу боязливо, а после, поняв что им обид не чинят люди Асмунда, осмелели - стали осыпать бранью гаутов.
- Правда ли, что они притесняли христиан и кресты жгли? - Спросил ярл беглый у старосты.
- Как есть правда, - выдохнул тот. - И над верой нашей глумились, и...
- Око за око, как покарал Господь вавилонян за гордыню их непомерную, так и я - Меч Гнева Господня, отсеку головы язычникам! Но прежде спросить желаю - есть ли среди вас те, кто хотят принять правую веру, отречься от идолов деревянный и в Бога Живого уверовать?
- Пусть твой Белый Бог еще раз на кресте сдохнет! - Бросил гаутский хельд. - Пусть ему...
Лезвие вошло в грудь пленнику, оборвав его жизнь. Захлебываясь кровью, гаут рухнул на землю, остальные же в стороны подались, да некуда было им бежать.
- Лишь поверив в Господа обрящете вы спасение, - холоден был голос Асмунда, а глаза его - точно льдинки две. Тяжко было тем, на кого смотрел он, страх животный сердца их пронзал.

Рогволд и Харальд
Что иными словами означает "я и Тельт"


С той поры, как гонец от Харека прибыл в Нидорас, две недели миновало. Часто думал Харальд о том, что происходит во владениях его исконных, им оставленных ради завоеваний новых, да все вести черные приходили - и о том, что пал Агдир, и о приближении войска свейского, и о мятеже странном, но не мог конунг молодой бросить новые земли, захваченные - рано было возвращаться еще. А потому велел он Рогволда призвать из усадьбы его, дабы беседу вести о том, что сделал он в одали, ему подаренной. Вскоре вернулись гонцы, а за ними следом и сам ярл Мера пожаловал.
Казалось, все надменнее с каждым днем прошедшим становится бывший слуга Неккви. Одевался не в пример другим богато, пиры закатывал горой, окружил себя роскошью неслыханной – ни в чем отказу страстям своим порочным не ведал. Себе потакал, но и с другими щедрым был, чем ото всюду переманивал людей, обильно раздразнивая их чуткий до златого звона слух иллюзиями и обещаниями.
Войдя в конунжьи хоромы, Рогволд склонился перед Харальдом да молвил, его приветствуя:
- Многие лета, конунг! За какой надобностью видеть меня хотел?
- И ты будь здоров, ярл мой верный, - Харальд ответствовал, чуть голову склонив да на скамью ближнюю кивнул - садись мол, Рогволд. - Месяц минул с той поры, как голова Неккви на воротах пристанище последнее нашла. Уже и не голова это, а череп треснувший. Услышать я хочу, все ли ладно во владении, что я тебе пожаловал.
- Во всем начинаниям нашим удача сопутствует. Раумсдаль пал к ногам нашим, кровью совсем малой за земли урожайные уплотить пришлось. На прокорм богам высоким, видимо.
Помолчав в раздумье немного, Рогволд Мудрый продолжил.
- Сельви треклятого изловить пытались, но, видать, ныне не судьба ему к деду в Вальгалле присоединиться. Однако ж пусть пригреет старый пень местечко внуку своему, ибо, видит небо, не долго ему томиться в одиночестве.
- Слышал я уже, как от вас Сельви ускользал, точно селедка скользкая из рук рыбака-неумехи, - усмехнулся на то конунг. - То там возникнет, то здесь. Большой урон он наносит и власти нашей и благополучию, деревни разоряя.
- Конечно же, ускользает, - участливо кивнул ярл, - но тому не только воля богов высоких, но и мой разум потворствует. Раумсдаль ныне весь в руинах лежит, мужей многих лишился, одни бабы остались. А разве много сделаешь руками их немощными, конунг?.. и много ль времени пройдет прежде, чем бонды головы поднимут да на власть твою роптать начнут?.. я Сельви по своему разумению бесчинствовать позволяю, ибо вскоре гнев крестьянский на него обратится, а нас минует. Проблем многих избежим мы путем таким… пусть, пусть бесчинствует. У меня среди его людей доверенных один друг дорогой имеется. Златом, конечно же, приобретенный… его словами распаляю я пламя злобы Сельви, а вместе с нею – и пожарище ненависти к нему.
Молчал некоторое время Харальд, слова ярла обдумывая. Уже говорил ему Хакон, что себе во вред действует ныне Сельви, да думал конунг, что после гибели деда рассудком помутился враг, а нет же - то Рогволд его к гибели ведет, направляет тайно, точно сам Локи коварный.
- Хитер ты ярл, - наконец произнес конунг, задумчиво прядь светлую на палец накручивая. - Но весть твоя приятна мне, однако ж думаю я, что уже довольно неприязни к Сельви народ питает, надо поунять наглеца.
Улыбнулся ярл словам приятным, с уст Харальда сошедших, хоть и незаслуженные они были. Соглал Рогволд Мудрый, соглал, ибо действительно все никак не могли вои его верные Сельви треклятого поймать.
- Ныне, когда под стяги наши мужи раумсдальские стекаться стали на защиту родного края, роль Сельви можно объявить сыгранной. Обещаю, конунг, что вскоре отрубленная голова его усладит твой взор.
- Голова берсерка одного малого стоит, - подумав, Харальд произнес. - Надобно мне, чтобы заставил он родичей своих из Мера Южного на битву в нами выйти, проще рать разбить будет, нежели их из усадеб выкуривать.
- По мне так лучше расправиться с Сельви, а остальных златом выманить, - пожал плечами в ответ Рогволд, - ну а там сталью расплатиться.
- Злато хорошо, когда с бондами на рать идешь, - покачал головой конунг. - Здесь же в кровной мести дело и не польстяться конунги на уговоры ярла, мниться мне.
- Может, и прав ты… но по мне с частями справляться всегда легче, нежели с целым. Но тебе виднее, конунг, ты один ведаешь о силушке своей, тебе решать куда и как направлять ее.
- О том всегда помни ярл, - одарил улыбкой Рогволда конунг, да то улыбка превосходства была, хотя ничем и не заслужил пока власти своей Харальд, кроме как происхождением и подвигами дяди своего.
- Тогда, раз боле не о чем говорить нам, позволь откланяться.
- Иди, верный мой Рогводл, готов будь к тому, что могу вновь призвать тебя я, - позволил конунг, ладонью взмахнув. - И еще, разузнай, что в Мере Южном твориться, сколь сильны враги наши ныне и какую рать выставить готовы.
- Сделаю, Харальд, - в завершение молвил Рогволд и, отвесив поклон, поспешил к выходу.
Жаль, не видел конунг лица ярла своего, ибо многое было на нем изображено в мгновения эти. Весь неуемный нрав, вся спесивость, вся гордыня Рогволда. Яд змеиный, едкий по жилам его бежал, а не кровь горячая.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 26-10-2007, 22:10

Гаулар. Ярл Атли Тощий с сыновьями и Альвиром

В обычно шумной и многолюдной горнице правителя Согна в этот день было тихо. Тело Сольвейг лежало на столе - служанки переодели ее и скрыли следы побоев румянами, так что теперь на мертвенно-бледном лице ее застала загадочная скорбная улыбка. Ярл Атли, сломленный, казалось, постаревший сразу на десять лет, сгорбившись сидел возле ее лица, что-то тихо шепча. Плечи могущественного правителя вздрагивали, так, словно он плакал. Супруги ярла в горнице не было - она не могла смотреть на безжизненное тело дочери, а потому, прокляв подлого убийцу, скальда Альвира и пожелав ему скорой и мучительной смерти, женщина скрылась в своей спальне, дабы оплакать Сольвейг. У стены, не решаясь подойти ближе, сидели на лавке со скорбными лицами все четверо сыновей ярла, но лишь один из них действительно скорбел о смерти сестры.
- Расскажи мне, как все было, Хальсти, сынок, - речь ярла звучала отрывисто, глухо - он с трудом сдерживал слезы, готовые солеными каплями пролиться из глаз.
- Отец, может не стоит? - Заботливо поинтересовался Хольмстейн, не уверенный, что старший брат сможет рассказать все, как необходимо.
- Я хочу услышать, как умерла моя дочь, - голос Атли на мгновение окреп.
- Этот выродок, Альвир сын Кари, убил ее, - произнес Хальстейн, стараясь, чтобы в его словах отчетливо звучали скорбь и праведная ненависть. - У нас на глазах он бил ее, отец...
- И никто из вас не смог его остановить?! - Воскликнул старик, поднимаясь из-за стола. - Хороший же сыновей вырастил я! Даже сестру защитить от лиходея не сумели!
- Отец! - Вскинул руку средний брат. - Мы не успели! Они были возле дома - Сольвейг... наша бедная Сольвейг и этот негодяй, околдовавший ее! Когда мы вышли из леса, он заметил нас и понял, что мы пришли забрать сестру... и тогда ударил ее.
- Я бросился к ним, - подхватил рассказ старший брат. - Но этот песий сын продолжал бить Сольвейг, а она, околдованная, одурманенная, даже не сопротивлялась.
- Когда мы оттащили ублюдка - она уже не дышала! - Вскричал Хольмстейн. - Отец, велика наша вина!
Он опустился на колени, склонив голову, и его примеру последовал Хальстейн.
- Хасти, - повернулся к младшему, любимому сыну ярл. - Все было так? Ответь мне!
Взгляды братьев вонзились в Хастейна, злые взгляды, неприятные. Юноша почувствовал смертельный холод, от них исходящий, и медленно кивнул.
- Да... все так, как говорят братья, - всхлипнул он. - Негодяй убил нашу сестру!
Атли тяжело вздохнул, рухнув в кресло, голова его безвольно повисла на плечах, но спустя несколько мгновений ярл с силой сжал кулак и процедил:
- Я хочу видеть скальда, я хочу посмотреть ему в глаза.
- Как пожелаешь, отец, - Хальстейн первым вышел, проводя отца до подпола, где посадили на цепи пленного Альвира. Разжегши факел, Атли ярл спустился по крутой лестнице, осветив лицо прикованного скальда огнем. По щеке от уха до подбородка юноши тянулся все еще кровоточащий шрам, один глаз был подбит и вокруг него распухал огромный синяк, сам же пленник сидел, прислонившись к стене, неестественно выгнув ноги.
- Мы ему ноги переломали, чтобы бежать не вздумал, - чуть улыбнулся Хальстейн.
- Это правильно, - произнес ярл, передавая факел сыну, а затем схватил скальда за волосы, и с силой дернул, приводя в чувство. - Зачем? Зачем ты убил мою дочь?!
Медленно открыл глаза Альвир, больно было ему на свет смотреть, да только понял он, в чем обвинили его подлые ярла сыновья, какую вину ему приписали и так сказал:

Смотри ярл, пронизаны ложью,
Твоих сыновей слова,
Руками их Фреи юной
Оборвана жизнь была.
Гордыня в словах их бранных,
Тяжел у Херстейна удар,
Погибелью Нанне ниток,
Стал братских обьятий жар...

- Замолчи! - Хальстейн хотел ударить скальда по лицу, но отец перехватил его руку.
- Вот значит как, - сплюнул старый Атли. - Этот ублюдок вас обвиняет. Объяснись, сын.
- Он лжет, песий выродок! - Сквозь зубы процедил воин. - Убей его, отец, убей дабы отомстить за Сольвейг!
- Разве я тать ночной, чтобы людей без суда убивать? Я ярл и здесь власть моя безмерна, но закону каждый послушен должен быть, - твердо слова звучали, казалось вновь сила вернулась в ослабшее от горя тело Атли Тощего. - Иди, Хальстейн, созови жрецов и законоговорителей, созови людей! Будет суд по праву и закону, и каждое слово ложное, что из уста лиходея вырвется - будет ему болью возвращено! Испытания огнем и железом пройдет он, дабы мог я видеть, способен ли он правду сказать.
- Пусть так будет, отец, - поклонился Хальстейн, уверенный, что не сможет выдержать испытаний увечный пленник.
- Пока же, лекаря приведи, пусть кости ему вправит, не гоже обвиненного увечным делать до приговора.

Халльвард и Сигтрюгг. Пока что Сарасберг.

Скоро навестил братьев слуга Рагхильды кюны, приказание новое передал им - в Гринланд отправляться, только тайно, да разузнать-разведать, что готовят там Сульки, конунг Роголандский, да Хроальд, товарищ его, Теламерка правитель.
- Нет, и они правда думали, что Рагхильда им земли отдаст? - удивлялся Сигтрюгг. Узнали братья уже, с каким посланием к кюне гонец от Сульки приходил да чего требовал, и рассуждали теперь меж собой, что дальше будет.
- Поди разбери их, - Халльвард плечами пожал. - Ведь никакой правитель, ясное дело, земли свои добровольно не сдаст... Они, наверное, силой решили похвастаться, припугнуть наших - мол, нажеды у нас нет никакой в битве с ними.
- Ну это мы еще посмотрим, - младший протянул. - Как раз в Гринланде и посмотрим.
- Туда еще добраться надо... - почесал затылок Халльвард, призадумавшись.

Решено было в итоге, что окольными путями туда братья отправятся с отрядом вместе - только не как соглядатаи, а как... перебежчики.
- Значит так... - херсир молодой на земле прутиком знаки выводил, на брата, сидящего рядом, не оглядываясь. Сигтрюгг же с интересом наблюдал за ним, отгадать пытаясь, сам с собой тот разговаривает или все же к нему обращается. - Отсюда на корабле, потом... до Гринланда, если взять коней в деревне, дня полтора...
- Два, - возразил наконец Сигтрюгг. - А то и больше, отряд-то у нас немалый теперь.
- Да не поедем мы всем отрядом! - снова стал Халльвард возмущаться. - Возьмем пол-дюжины или чуть больше лучших воинов, и тайно...
- Я ведь объяснял уже, - тяжело вздохнул младший брат, - вряд ли сможем мы близко подобраться к Хроальду тогда. А если прикинемся, что от Рагхильды мы к нему захотели переметнуться в свете событий последних - дорога нам открыта! Почему ты не хочешь по-моему сделать? Или я тебя подводил когда-нибудь?
- Никогда, - не задумываясь, Халльвард ответил. - Но то, что ты предлагаешь - риск большой. Коли на чистую воду выведут, что делать будем?
- Сделаем так, чтоб не вывели, - отвечал Сигтрюгг. - Хроальд этот, говорят, не шибко умом наделен; да и пять десятков воинов хороших никому еще не помешали... Купится, говорю тебе, с потрохами купится!
Схватился Халльвард обеими руками за голову, застонал притворно.
- Ладно, - после паузы недолгой молвил он, - твоя взяла. Но если мы опять в беду какую попадем и живыми из нее выберемся, я с тебя шкуру спущу, это я тебе обещаю!

Прийдя к решению единому, озаботились братья и тем, что как в дорогу собираться. Но перво-наперво нужно было воинов самих собрать, а не припасы, да объявить им, куда и зачем они отправляются.
- ...Завтра днем отправимся, - так херсир говорил, перед пришедшими во двор воями расхаживая, - так что времени не так много у нас, ведь дело наше отлагательства не терпит. Коли мечи затупились - наточите, коли доспех плох - новый у кузнеца возьмите. Еды пусть каждый сам себе соберет, на пять дней расчетом - там, если что, в поселении каком еще возьмем. Другим, кого сейчас тут нет, передайте все это, а завтра, как солнце над этим дубом взойдет - выдвигаемся.
Дуб был тот самый, Сигтрюгг вспомнил, на котором стрелять их Асгаут учил. В темноте полной - а они, совсем мальчишки тогда, и лука в руках не держали толком. Кажется, что и не так давно было это... а с другой стороны - вот и Асгаута нет уж рядом с ними, и неизвестно, когда теперь увидятся они.
Вздохнул опечаленно юноша. Халльвард тоже опечалился, взгляд брата проследив.
- Ярла вспоминаешь? - воины расходились уже, обсуждая поход предстоящий.
Сигтрюгг кивнул.
- Мне тоже грустно, как подумаю о том. что и не встретиться можем в будущем.
- Как богам угодно будет, - пожал плечами младший парень, да решил в другое русло разговор перевести. - А ты так и не сказал им, в качестве кого в Гринланд мы прибудем, - и улыбнулся хитро.
- Как на корабле будем, скажу.
- Правильно, с корабля-то им деваться некуда будет, - согласился с братом Сигтрюгг.

Усадьба Кари из Бердлы. Кари-берсерк, его сын Эйвинд и их люди.

В один из вечеров в дверь дружинного дома Кари-берсерка постучал Эйрик-Топор. В руках сжимал он кусок бересты, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу перед дверью. На выгул вернулся голубь с письмом от верного человека в Гауларе.
- Атли Сухопарый схватил Альвира и хочет смерти предать его! – вместо приветствия побратимам выпалил Эйрик.
Поднялся из-за стола Эйвинд-Ягненок, за ним братья Сигурдссоны, выпрямился могучий Халльгорм, прервали трапезу и другие викинги:
- Подлый ублюдок не посмеет жизни лишить сына лендрмана!
- Не довела Альвира ярлова дочка-ведьма до добра…
- Будь проклят Атли Тощий! - лицо Эйвинда потемнело от гнева, правая рука сама легла на ножны.
Только Кари продолжал сидеть на хозяйском месте. Никак не показал он, что затронули его вести о сыне, только прибавилось морщин на лбу и голова опустилась:
- Садись, Эйрик, и дай мне письмо.
Викинг послушно опустился на скамью, письмо пошло по рукам к Кари. Уселись и остальные, нетерпеливо глядя на своего лендрмана – тот внимтельно прочел письмо и сказал:
- Атли обвинил Альвира в убийстве своей дочки со слов своих сыновей. Они сломили Альвиру ноги и доставили к ярлу. Скоро судить будут – каленым железом пытать.
Снова загомонили хирдманы:
- Надо собирать людей…
- Пойдем в Гаулар и справедливости требовать будем!
- Сыновьям ярла кровь пустить надобно!
Тут уже поднялся на ноги Кари – резким неуловимым движением, невозможным для немощного, стариковского тела:
- Альвир чей сын?!
Суровым взглядом обвел он глазами всех и каждого в доме, остановив взгляд свой на Эйвинде – тот один не опустил голову. Непонимающе смотрел он на отца. Кари вздохнул и заговорил снова:
- Мы не сможем требовать в Гауларе справедливости – вся власть там в руках Атли-ярла и его жрецов. Мы не соберем столько людей, чтобы взять Гаулар – сильная у ярла дружина. Выкрасть Альвира не удастся – пуще глаза стеречь его будут Тощего сыновья. Если ты, Эйвинд, не образумишься – потеряю я и второго сына. Альвир упрям, словно глупый бык-трехлетка! Он пошел против моей воли и что получил?! Девка его мертва, сам стал калекой! Когда ведешься с беспутным родом – не доводит это до добра! – старый берсерк вдруг понял, что лицо его искажено болью и гневом, а рука сжимается, словно держит секиру. Он разжал кисть и сел:
- Покуда я во власти над вами – не пойдем мы в Гаулар. Все я сказал.
Замолчал Кари. Безмолвствовали и викинги за столом, а Эйвинд встал и вышел из дому. Не смел он перечить отцу, да только и смириться с бессилием своим не мог.

Транделаг. Усадьба Хладир. Хакон млад.

Когда боги сотворили людей, Лодур, видимо, поработал над разумом. Речи жреца поселили в груди Хакона зерна смятения, но куда было тому искусу до томления, порожденного словами матери? Викинг младой был рассудком не скорбен и понимал, что не лишь о его благе радеет родительница. Нет, как всякая женщина мать его ревнует к пригожей да родовитой девице, занявшей место кюны и конунжье ложе. А все же были слова ее, как занозы, и не мог Хакон млад их из мыслей изгнать.
Едва над Хладиром взошло солнце да пропели горластые петухи, ноги сами понесли молодца к окнам усадьбы. Где-то там была его мачеха, что носила под сердцем наследника земель Транделага. Раньше Хакон не думал о ней, как о женщине, видя в кюне лишь часть имущества, вверенного конунгом его радению да заботам. Когда не тебя разом падает столько решений, что по сравнению с ними махать мечем видеться радостью, а уклоняться от стел в сече – детской забавой, все женщины на один лик становятся. Но сейчас, глядя на окна светлицы, молодой воин вспоминал косы мачехи, и ловил себя на мысли, что обнять ее будет приятно. Запустить руку в густые кудри, припасть устами к устам, увидеть, как гордая родственница конунга Оркдаля склониться пред сыном рабыни… от этих мыслей по телу пробежала сладкая дрожь. Юная жена старого Хакона была первой женщиной, которую Хакон младой был вынужден завоевывать, и это сделало ее притягательной. Юнец, грезивший о славе воителя, берущего самые неприступные из твердынь, видел в ней вызов. Убить нерожденного виделось подлостью, но получить женщину стало вопросом доблести. И сейчас его уже не смущало, что он положил глаз не на деву, но на замужнюю женщину. Что есть закон для юношеского пыла? Досадные закорючки, не более.
Возможно, будь здесь старый Хакон, или хотя бы мудрый ярл Бьярни, юноша мигом опамятовался. Но все зрелые мужи, умудренные опытом и убеленные сединами, ушли из Хладира вслед за конунжьим стягом. И некому было остеречь юного Хакона, когда он толкнул дверь в усадьбу.
Вотчина Хакона было богатым имением: дверь даже не скрипнула.

Сообщение отредактировал DarkLight - 29-10-2007, 22:59

Нидорас. Тесть и зять
С ДЛ

Слухами, как известно, земля полнится. Хоть и не послал Харальд гонца к тестю, но дева-солнце толком поторопить коней не успела, а молва уж донесла Хакону Трондскому про гонца. Девица, принесшая конунгу воду умыться, была слишком глупа, чтобы понять важность вести, но от того не менее желала снискать милость грозного господина. Авось выйдет сгодиться, а тогда пришлый конунг деву щедротами не оставит…
Узнав про гонца из земель Харальда, Хакон нахмурился: странно то было, что зять вчера за ним не послал, да вестями не поделился. Ежели радость вестник принес – так ею делиться потребно. А вот, коли кручину новость сулит… додумывал конунг уж по дороге, оставив служанку хлопать глазами у перевернутого подноса.
- Здравствуй, родич, - Харальд временем тем, толи утомившись, толи просто от безделья уже на ложе находился, хотя одежд не снял еще, а потому поднялся, Хакона заприметив. - С чем пожаловал ты?
- Вопрос молвить желаю, - не поддержал Хакон тона игривого. - Ужель я тебе ненадежным кажусь, что на старости лет вести не от родовичей узнаю, но от слуг?
- О чем ты? - Вскинул бровь Харальд.
- О гонце, что вчера с коня слез пред твоими дверями. Или - не один он был, и много вестей ты от старых ушей тестя утаиваешь, будто я - ворог, а не союзник?
- Ты о внуке, что скоро народится должен?
Конунг лицу своему придал вид удивленный, так словно это он, а не тесть его недоверием обличен был.
- Думал я, посланец тебе в очередь первую новость эту рассказать должен был.
- О внуке?! - на миг Хакона захлестнула неизмеримая радость: не прервется род конунжий, продолжиться его кровь в веках, перейдет славным мужам да ласковым женам. Но трезвый ум, что не раз выручал старого медведя в пылу сечи и в управлении мирном, взял вверх. - Нет, Харальд. О Хареке.
- Не такая уж это и весть важная, чтобы тебя, родич, беспокоить стоило, - пожал плечами юноша, отметив при этом как удивился Хакон, о положении дочери своей узнав. Значит все же исполнил гонец все, как требовалось - ни слова не сообщил старику раньше времени. - Харек - один лишь из ярлов моих и не более.
- Один из людей твоего отца, - напомнил Хакон. - Что молвил посланник?
- Моего отца уже шесть лет, как нет в живых, - голос конунга прозвучал резко, тесть задел его за живое.
- А ты конунг едва второй год, - голос тестя звучал без эмоций. - Отринь же воззрения, что пристали мальчику, в лета не вошедшему, и думай, как муж. Ранее судили тебя по отцу и шли за тобой, ведомые верностью Хальвдану. Знают мужи: худой росток редко растет от доброго корня. Но ныне тебе самому надо поддерживать в людях веру... и верность. Харек был друг Хальвдану. Как много снесет он в память о мертвом?
- Я конунг едва ли второй год, это верно, но владений у меня в четверо больше, чем у отца моего за двадцать лет правления было, - подавив злость, Харальд придал голосу некоторую усмешку, но заметно было, что сейчас он хотел попросту доказать, что превзошел отца. - Я многое дозволил Хареку и не ему жаловаться на мое правление, но он вышел за те границы, что отделяют конунга и подвластных ему ярлов.
- Чем же, о, конунг? - в тоне Хакона слышалось ехидство. - Ужель в том, что желал смерть людей своих наказать, как правда велела? Он - не вассал тебе, Харальд, и пришел в помощь не под гнетом силы но по своей воле. Что до дела того темного, скажу, что нет во мне веры предателям. Ежели судишь по крови - иди Гандальва облобызай, ибо родич он тебе много ближе тех отроков. А подлость свою доказал.
Отвернулся от старика конунг, дабы скрыть досаду и неприязнь, на лице отразившуюся - от дяди еще терпел он упреки, но чтобы еще и от тестя их выслушивать - тут уже не хватало терпения у конунга, вскипала кровь в жилах, словно о наследии славном берсерковом вспоминая, да только быстро смог унять гнев Харальд, не позволил наружу излиться и уже спокойно произнес:
- О том судить, была ли вина за отроками - лишь мне дозволено и матушке моей, но никак не ярлу, пусть даже мне и не подвластному.
"Следовало... следовало его принудить клятву верности принести, когда в Раумарики с ним встречался", - запоздалая мысль промелькнула.
- Не дело мне в управленье землей чужой лезть, - парировал Хакон. - Но то, что скрываешь ты вести такие, значит одно лишь - проблем вскоре прибавиться. А то уж не дело только твое и твоей матушки. И, кстати, хоть слышал я в прошлом лишь речи хвалебные о Рагхильде, то то, как решала он спор ярла с щенками из логова волка альвхеймарского, и мне сомненье внушает. Харек по всему Северу известен своей честью, а эти двое лишь тем знамениты, что конунга поменяли. Когда было то честью? И молчу уж я о летах их, видимо юных, когда уши молодцев открыты обману. Прав Харек был, и не его пытать надо, но к Рагхильде приглядываться. Часто бывает, что жена, без мужа оставшаяся, дела прежде не ведомые вершит. Потому боги и наставляли не оставлять вдов одинокими, находить им мужчин из доброго рода. Предки худого не молвят!
- Моя мать замуж не выйдет, - покачал головой Харальд, которому сама мысль такая претила. - Хареку же я самоуправство его прощу по первости да за заслуги былые, прав ты Хакон, не след мне на друзей отца сейчас злобы копить. Что же до тех слуг моих, что конунга сменили - так ведь не Вебьерсоны одни - Рогволд тот же, ярлы все гудбрандсдалирские и люди их, да и Мера жители тоже, что же, мне всех их за предателей почитать за то? Али в шею гнать?
- Как знаю, уж не впервой тебе Харека Волка чернят. Задумайся, Харальд: ужель тот, кто дерзнул письмо, конугу писанное, переиначить отраву кинуть в вино забоиться? Не то злит тебя ныне, что надо. Что до тех, кто сменил знамя, скажу: надо им верность свою доказать, но чтоб верны тебе были, а не слугам твоим, что своим умом последствий не ведают. Хотел бы я ошибаться, но - слишком много зим вижу я зависть людскую да то, что с людьми она делает. Коль был бы сейчас мир - не шибко убыток бы мы потерпели. Но счеты сводить да спорить, когда враг у ворот - то преступление черное.
- Торлейва я наказал и наказал жестоко, - произнес конунг, да вновь ему жрец привиделся, головою в сугроб опущенный. - Разве посмел бы он вновь на тоже злодеяние пойти?
- Иль думаешь ты, что Харек в немирие лютое сам воев своих отравил, чтобы тень на родичей твоих кинуть? Зачем то ему? Не желал бы служить - в земле кельтов остался. А мужи верные серебра много дороже.
Вздохнул устало на слова эти Харальд, видно было, что надоел ему разговор уже:
- Тяжкое дело это, да трудное, - молвил он, вновь на ложе свое усаживаясь. - Разве можем мы судить о нем лишь со слов человека одного, да к тому же Хареку служащего, и оттого уже, без сомнения, старающегося приукрасить ярла своего деяния, да противников его очернить.
- Я речей тех не слышал и сужу лишь свом рассуждением. Сам я Белого Бога не чту, но хорошо знаю, что почитатели его многим что бельмо на глазу. Ежели ярлы грызутся за расположенье властителя - в том есть и польза ему, ибо видит мудрый правитель, кто слаб, но хвастлив, а за кем сила уверенная. Но должен конунг уметь и пресечь те игры жестоко. Думаю я - сейчас время для мер крайних, а промедленье власти твоей угрожает. Что, коль и впрямь решат христиане, что ты им не надежа? Хоть до победы норов смири, вот мой совет.
- Коли так хорошо рассуждаешь ты, тестюшка, так бери дело это в свои руки и суди по справедливости, - протянул ладони к Хакону юноша, улыбнувшись слегка. - Как только расправимся мы с Мером, да в Сарасберг вернемся, в твоей власти будет решение любое принять и приговор вынести.

Сарасберги. Кюна Асса сотоварищи.

До самого следующего дня решила не появляться на людях кюна Асса. Рассудила старая, что неспокойно станет в Сарасберги после утренних вестей, роптать начнет народ, а ропот тот непременно в недовольство выльется. И тут уж пусть Рагхильде оно головной болью отольется. Сама варила кашу Вещая Дева - сама пусть и расхлебывает. А она, Асса, в сторонке посидит - да и какой с нее, старой, спрос?
Вот если оступится невестка, ошибется или иную какую глупость сотворит, тут уж другой разговор будет, тут уж кюна медлить не станет...
Но сейчас, когда тихо все было, собрала Асса вокруг себя рабынь и велела им наносить воды и растопить баню. Покуда занимались дрова да прогревались камни, пока окутывал банную избу тяжелый пар, слушала старая кюна, как играет на деревянной дудке младая рабыня из Бизантии. Перебирая пальцами тонкими по дыркам на полой ветке, извлекала она из своего странного инструмента звуки столь тонкие и жалостливые, что впору было прослезиться от умиления. Слушала ее игру кюна, дыхание затаив, и не заметила даже, как время в таком ожидании пролетело. А после славно пропарила свои старые кости Асса, нежась на лавках сосновых, покуда Ульяна, девка крепкая да мастеровитая, бока ей мяла да спину давила. Старались рабыни на славу, стараясь хозяйке суровой угодить. Втирали в кожу кюны душистые масла бизантийские, по цене дорогой купленные, да одели в одежды новые, мягкие и телу приятные. Взяли под руки, отвели обратно в палаты, где уж накрыт был стол для кюны, да так справно, что от пищи всякой разной ломился. Сытно отобедала старая кюна, не побрезговав ни куропаткою, на вертеле до корочки хрустящей зажаренной, ни черникою сладкою, ни терпким летним вином. Сладкая истома окутала ее после бани и трапезы, и окунулась она в благодушие, что редко просыпалось в душе ее за последние годы.
Расчесывали Ассе волосы седые, когда доложено ей было, что у дверей чертогов ее стоит Тьодольв ярл и дозволения увидеть кюну просит. Подивилась старуха эту - недалече, чем в полдень видела она Каменную Башку, но впустить приказала. Только лишь предстал Тьодольв пред очами госпожи своей - сразу же на колено опустился и голову склонил в знак преданности глубочайшей. Улыбнулась Асса милостиво да промолвила голосом сладким, будто медом сочащимся:
- Говори - зачем пожаловал?
- Весть принес недобрую, - не поднял головы ярл.
Закралась в сердце кюны тревога черная, да отмахнулась Асса от нее, как отмахиваются от мошкары иль оводов. Что ж такого могло случиться? По пустякам ярл ее тревожит, взбрело в башку его каменную хель знает что! Однако холодком подернулся голос ее, когда спросила она снова:
- Что ж за весть такая? Выкладывай, не медли.
Наконец-то поднял ярл взгляд на кюну, и в воловьих преданных глазах его прочитала мудрая Асса затаенные гнев и боль.
- Прибыл к Рагхильде гонец из Роголада. Зарится Сульки на земли харольдовы, просит себе Аргдир да Гренланд, а коль не согласится Рагхильда - грозит войною.
Махнула рукой Асса, рабынь от кос своих седых отгоняя. Вмиг вернулись к ней обычные мнительность и расчетливость. Недобрые вести принес Каменная Башка, правду говорил он, да чуяла кюна, что не все еще сказал Тьодольв, что оставил самое страшное напоследок. И не подвели ее чувства эти.
- Мне-то что с того? - резко бросила Асса, упрямо сложив руки на груди. - Чай не я за войско отвечаю, чай не мне Харольд завещал от лица своего говорить.
- Вознамерилась Рагхильда в Гокстад тебя обратно отослать, дабы поддержала ты Торварда-воина в трудный час, - не сказал, но прошептал ярл. Ждал он гнева старухиного и не ошибся.
Топнула кюна так, что зашатались стены ее чертога, заметала глазами молнии, искривила губы в гримасе яростной.
- Да как смеет она, девка приблудная! - редко, ох редко вырывались у Ассы такие словечки про невестку нелюбимую. Береглась она, в тайне боясь ушей чужих, да сейчас не сдержалась. - Сожри Гарм ее душу да с потрохами!
Жестом повелительным вскинула она руку, и рабыня, напуганная, да даже в страхе своем сообразительная, вложила в не по-старчески твердую ладонь трость. Поднялась, кряхтя, Асса на ноги, оперлась на палку и к выходу заковыляла. Не собиралась она мириться с такой несправедливостью, и, сказать по чести, готова была убить свою невестку, да не ехать в треклятый Гокстад.

Сообщение отредактировал Янтарь - 4-11-2007, 10:00

Халльвард, Сигтрюгг сотоварищи. Дорога к Гринланду.

По доскам на палубу - пятьдесят пар ног; гулкий топот и плеск волн о борт - это ветер их плещет, свищет, раздувает паруса и несет драккар, крупный, тяжелый, как игрушечную лодочку-щепку по весеннему ручейку...
И словно мощной грудью рассекает волны корабль, и скалится острозубая змеиная пасть с его носа, захлебываясь свежим воздухом, и как будто вот-вот зарычит - но нельзя. Они же тайно плывут, они же беглецы теперь, от кюны Рагхильды решившие переметнуться в стан врага, под крыло Хроальда да Сульки...
- Чего-о? - опешил Лодмунд, статный муж, в дружине не самый старший, но слово имевший весомое, для других значимое. - Я на предательство идти не соглашался!
Остальные молчали пока что - еще не все прояснилось наверняка, эти двое - Халльвард-херсир да брат его Сигтрюгг - почти точно не все еще сказали.
- А кто же говорит про предательство, Лодмунд, сын Лодина? - высоко взметнулись темные брови младшего из Вебьернссонов. - Храни верность тем, кому приносил обеты верной службы. Не предательство - так, игра...
- Не нравятся мне такие игры, - отрезал воин. Кто-то из дружины кивнул согласно, кто-то, напротив, нахмурился.
- Нам всем проникнуть нужно в Гринланд, любой ценой, ради державы нашей - иначе может ее Харальд совсем лишиться! Или не может - мы ведь не узнаем, пока не поглядим, что да как в Гринланде.
Задумался Лодмунд.
- И все же... ложью, обманом... да каким обманом!..
- Если что другое предложить имеешь, - произнес негромко Халльвард, - не тяни. Говори, мы слушаем.
- Ничего другого я не могу сказать, - разозлясь уже, отвечал воин, - кроме того что я, как и многие здесь, должно быть, против таких действий возражаю решительно.
- А я вас тут и не держу, - Халльвард указал рукой на море вокруг. - Кто несогласен с нами, свободны все. Ступайте.
Удивленно воззрились некоторые воители на него, сзади смех чей-то неразборчивый послышался.
- Ну коли никто не уходит, - заключил Халльвард, глазами обведя отряд свой, - полагаю вопрос закрытым.
И отвернулся, уходяя к носу корабля. Провожали его - кто уважительным взглядом, кто непонимающим, а Лодмунд так и вовсе оскорбленным.
- Суров парень, а? - одобрительно произнес один из воинов, соседа по плечу хлопнув.
- Суров, хоть и молод, - кивнул тот. - А ведь по-настоящему повезло с ним...
Сигтрюгг, что за братом направившись, последние слова эти расслышать сумел, чуть заметно улыбнулся.

За два дня на корабле насквозь запахом морским пропитавшиеся, влажного воздуха набравшие в легкие и как будто уже нетвердо стоящие на земле - сошли на берег, у небольшой деревушки. Не сразу, а как пройти чуть дальше от берега, да свернуть посолонь - совсем недалече.
- Здесь лошадей возьмем, - Халльвард распорядился, - а коли милостивы будут жители, то еды тоже.
Одни закивали, загудели одобрительно, другие молча согласились, а, может, и не согласились - молчали ведь.
Тихонько, робко так, чтобы не спугнуть пришельцев, заморосил мелкий дождик.

Нидорас

Трюгве с невыразимой радостью увидел впереди стяги Харальда. Викинг уже привык к гудению в ногах. Оно стало родным, он, можно сказать, сросся с ним.
Взявшись выполнить это поручение Раннвейг, он сначала летел как на крыльях (наверное, то, как одарит она его щедро, придавало ему сил), но потом скорость его
продвижения снизилась. Идти пешком было трудно, но взять лошадь он не мог. Это могло привлечь ненужное внимание Арнвинда к тому, что хирдман куда-то
направился. Его возможно и хватились уже, но после того, что он сейчас сделает, пути назад ему не было.
Решительно сжав кулаки, он пошел к воротам усадьбы, которую Харальд с дружиной занимали. Громом удары в ворота прозвучали, следом бас Трюгве раздался:
- Посланец к Харальду, конунгу Норвежскому.
- Опять посланец, что же им по доминам-то не сидиться? - С некоторой неприязнью в голосе произнес стоявший на страже хирдман и окинул пришлого воина
недоверчивым взглядом: парень как парень, собственно и взгляду-то зацепиться не за что, но вот беда - без стяга посланец, не видно, чей он, да откуда.
- И кто ж ты такой, посланец? - Чуть насмешливо другой стражник спросил.
- А ты Харальду скажи, думаю он давно мечтает Южный Мер присоединить к владеньям своим. А я как раз оттуда, - Трюгве ответил насмешливо, в тон стражнику.
- Иди, позови Дагласа или Укси, - бросил один стражник другому. Тот кивнул, уже вскоре скрывшись в усадьбе. А спустя время некоторое вернулся с другим
воином, широкоплечим и росту высокого. Хмуро взглянул на мерийца телохранитель харальдов, а после бросил:
- Имя свое назови для начала.
- Трюгве меня зовут, я из дружины Арнвинда, с вестью пришел от человека в усадьбе, что Харальду сочувствует.
В сей момент, чувствовал он себя не лучшим образом, где-то за спиной почудился ему смех Локи. Захотелось отступить бросить все и вернуться в Мер, но тут
же пред взглядом внутренним встал образ Раннвейг прекрасной.
Может то и Локи был смех, но скорее - стражи рассмеялись, слова гонца услыхав, да и сам берсерк в бороду пышную ухмыльнулся:
- Так уж прямо и к Харальду, - бросил он, отсмеявшись. - Да только, кто за тебя поручиться может, что не убивец ты засланный Арнвиндом тем же?
- Если желаешь, я свой меч страже отдам, только они мне за него потом головой ответят, - мрачно проговорил Трюгве.
- Нужен им твой ножик, - презрительно взглянул на оружие мерийца Укси. - Все одно, не до тебя конунгу - достаточно у него и иных забот, кроме как
оборванцев принимать.
- Ну, так веди к тому, кто меня выслушает, и кто может решить интересно мое преложение Харальду конунгу или нет, - с нажимом ответил Трюгве.
Берсерк скрипнул зубами, тон пришлеца ему был не по душе, но с другой стороны - он ведь действительно мог оказаться весьма полезным, если не врал, а если
и лгал, то сейчас до этого Укси не было никакого дела.
- Проводи его к ярлу Рогволду, коли он сел править Мером - то пусть и слушает, - хмуро бросил стражнику харальдов телохранитель, тот молча кивнул.
Мерец усмехнулся в бороду:
- Со змеей меня столкнуть хотите? Думаете змеи друг друга задушат? Лучше к дяде конунга ведите, али я пойду обратно, - затем, помолчав, добавил. – Без нашей помощи вам Арнвинда вам не свалить.
- Дядя конунга в отъезде, - прорычал, начиная терять терпение Укси, и словно невзначай сжал пудовый кулак. – Если хочешь – можешь обождать его в деревне. Дня два.
- Ну коли для вас дня два мелочь, то для меня и подавно, - мерец ответствовал. – И угрожать мне не надо. Мне смерть не страшна. Я жизни теперь поболе боюсь.

(с Тельтиаром)

Гринланд. Усадьба Конунга Хроальда Понурого.

Лица властителей Южной Норвегии были мрачны. Хроальд хмуро сведя брови смотрел в центр стола, Хадд скрипел зубами, видимо еще не решив, следует ли жрецу опускаться до обычной брани, Кьятви нервно сжимал и разжимал кулак, сверля неприязненным взглядом вжавшегося в стенку гонца. Сульки улыбался, однако от улыбки этой каждому из присутствовавших было не по себе.
- Отказалась? - Повторил конунг Роголанда, точно сплюнул. Посланец испуганно кивнул, не решаясь и слово произнести, вся спесь, что явил он Рагхильде, в один миг с него слетела, едва только он перед владыками своими предстал. - Да как она могла...
- Ведь это было хорошее предложение, - поддакнул Толстошеий, знавший, что спорить с братом себе дороже. - И так мы уже владеем всеми землями, что у бабы вздорной запросили, а она!..
Рукою махнул Кьятви на тщетность исхода мирного, да и другие понимали, что нельзя с Рагхильдой гордой договориться, как им хотелось того, да мнение общее высказал Хадд жрец:
- Должно нам бабу эту к порядку силой оружной призвать, как то ей обещано было, - произнес, глазами зло сверкнул, Кьятви обжигая. Для тюрова жреца важнее земель захвата было слово грозное сдержать, покарать за то, что предложение конунжие не приняла Рагхильда, когда войну завершить они желали.
- Твоя в том правда, - согласился со словами Хадда Сульки. – Пусть и не по душе мне кровопролитие продолжать, но сама она судьбу такую выбрала и следует нам голову ее на палку воздеть, а с нею и Ассы, ведьмы старой. Однако, ныне не время.
- Отчего же? – Наклонился над столом жрец, к роголандцу приближаясь.
- Сильно нас потрепали даны-наемники, да и ваше воинство уж не столь велико, как было, - головою покачал Сульки, звякнули кольца златые, в бороду его ухоженную вплетенные. - Обождать следует.
- Чего обождать? Пока щенок ее возвернется? – Тут уж в спор Кьятви влез. – Сейчас хоть одна она, а после...
- Харальд в Транделаге сгинул, по слухам, - отмахнулся от брата Сульки.
- А мне люди говорили, что он на дочери Хакона женился, и Мер воевать пошел, - не согласился со словами роголандца Хадд. – Так, того и гляди обратно придет.
- Потрепанный, с дружиной, что чудом в стольких битвах уцелела, - рассмеялся конунг Роголанда. – Разве то будет противник нам? А сейчас все едино, не время в бой идти – даны и венды Сарасберг охраняют, из Вестфольда наумдальцев выбили они, да и Эйрик Свейский, говорят, наступление свое остановил. Победить-то, мы победим, да столько воев положим при этом, что в Валгалле места пустого не останется!
Негодующе борода затряслась у жреца, когда слова он услышал эти из уст конунга:
- В Зале Одина для всех место найдется и чем больше дружина его, тем лучше это!
- Тебе лишь бы Одина тешить! – Огрызнулся, словно бы только сейчас услышав разговор, Хроальд.
- А, проснулся, - процедил сквозь зубы Хадд. Не приятно ему было, что видят союзники, какой раздор у них в семье, да только без толку скрывать то, что и так известно всем. – Что сам-то думаешь, братец?
- Рано нам нападать, - твердо конунг понурый произнес. – Пусть Рагхильда в страхе мести нашей живет, мы же пока дружину соберем новую… она свое получит, брат. Обещаю.
Что-то в голосе Хроальда заставило жреца проглотить уже готовые вырваться бранные слова. Слишком изменился его брат за то время, что они в Агдире пробыли, из пьяницы жалкого во властного конунга обратился и теперь уже не мог с ним поспорить Хадд.
- Значит решено, - улыбнулся Сульки. – Я в случае таком в Роголанд возвращаюсь, брат же мой Кьятви в Агдире останется, конунжей властью наделенный. А по осени всем мы разом на Сарасберг выступим.
На том порешив, отпустили гонца конунги, да и сами разошлись вскоре по делам своим. Поутру же Сульки в Роголанд отправился, Кьятви же его в усадьбу свою новую, где враги пытались булавкой отравленной брата его погубить. Боялся немного Толстошеий, что и с ним так же поступить попытаются, но власти конунжей из рук выпускать не желал, а потому отступиться не мог.
Впрочем, напрасны были опасения его, противники власти Сульки давно уж бежали из Агдира, те же люди, что остались в селениях своих к конунгу новому чувства скорее теплые питали, нежели враждебные – ведь то все тралы и карлы безземельные были, которым за службу свободу и владений даровал Сульки, а потому не с руки им было жаловаться на правление его, напротив любое решение поддержать готовы были и с оружием в руках против Харальда и матери его выступить.

Нидорас

Тем не менее, ждать посланцу из Мера Южного два дня не пришлось, Гутхорм Олень к утру следующему возвернулся уже из поездки своей по деревням разоренным - Рогволду не доверяя, сам он проверить решил что да как творилось на границах Раумслдаля и действительно ли зверства чинил, какие крестьяне беглые и рыбаки описывали, Сельви Разрушитель. Оттого и не в духе был Гутхорм, что подтвердились слухи те, а когда еще и гонце узнал, что его дожидается, так велел его сразу пред очи грозные вести, времени не теряя.
- Здрав буде, ярл, - произнес Трюгве, представ пред очи Гутхорма.
Он уже думать начаал, что ждать придется долго. Да атмосфера в Недорасе напряженная была. Хирдманы с подозрением на мерца косились.
- И ты не хворай, коли с добром пришел, - дядя конунжий кивнул, жестом широким за стол приглашая. - Сказывай, что желал.
- Послала меня к тебе Раннвейг Прекрасноликая, - умолчал Трюгве, что к Харальду шел. - Есть у нее предложение к Харальду-конунгу, как свалить Арнвинда Мерского.
Нахмурился на такие слова Гутхорм, и не в том дело было, что баба какая-то, о которой он и не слышал никогда даже, смела гонца к нему слать, а в том, что вновь дело подлое предлагали, опять не по чести. И без того за племянником его слухов шлейф тянулся, что ни одной победы он правдой добыть не сумел, ни разу клинка в руках не держал да в битве не участвовал, и вновь то же.
- Раннвейг, говоришь, - произнес он задумчиво. - И кто же она?
- Наложница она у Арнвинда, - печально вздохнул Трюгве. - Свободы хочет, кюной ей не бывать, наш конунг не горит желанием пред богами союз заключить, да от себя не отпускает.
"Пригрел гадюку у себя на груди змей южномерский, но то его боль", - про себя отметил сын Сигурда, о том думая, как бы на пользу Харальду все услышанное обратить, раз уж с вестью предательской юноша этот прибыл.
- Близка к конунгу, это хорошо, - вновь гонца взглядом окинул, что насквозь пронзил. - Что же предложить может женщина эта достойная?
Последнее слово с иронией нескрываемой произнес ярл.
- Напиток ему даст, он ослабнет в битве, - ответил мерец. - Для меня предательство это, но ради Раннвейг я тоже помогу.
"Коли в битве падет не от клинка, а от отравы Арнвинд - бесчестье то, но угаснет дух боевой у мерийцев, за гнев богов смерть такую они примут", - обдумывал предложение дядя конунжий, все больше к мысли приходя, что за подлость эту пред Асами Раннвейг и Трюгве отвечать, их же с Харальдом руки чисты будут.
- Еще что-либо можешь предложить, кроме этого?
- Извини, ярл, но по подлому в cпину его ударить не смогу.
- Арнвинду и зелья хватит, коли в травах твоя Раннвейг сведущая достаточно, - головою покачал Гутхорм. - О другом молви: как много людей есть у твоего конунга, кто в союзе с ним, да на что способен? Что Сельви, что Аудбьерн?
Трюгве головой покачал.
- Извини, ярл, я предлагаю только то, что Раннвейг предложила. Не заставляй меня больше предавать, чем уже предал.
Трюгве поднялся и внимательно на Гутхорма посмотрел.
- Уже ты конунга своего сгубил, станет ли большим от слов предательсво, коли обречен он?
- Станет. Я не только конунга предам, но речами своими собратьев по оружию, - ответил хирдман. - Прости, ярл, можешь убить меня, но не скажу я боле ни слова.
- Убить тебя? А я-то думал, хочешь ты Раннвейг утешить, когда она конунга лишится, - усмехнулся в бороду Гутхорм.
- Не уверен я, что она ярла в мужья у тебя не попросит, - Трюгве плечами пожал. - А я кто? Лишь хирдман, который может и битву не переживет.
- Что ж тогда у тебя за интерес к делу этому? - Хитро прищурился берсерк.
- А нету у меня интереса, - просто ответил мерец.
- Если бы это было так, ты бы здесь не стоял.
- Но это так, ярл. Может и странно это, но правда то.
И что-то в измученном взгляде викинга говорило о том, что все его слова чистая правда.
- Ладно, поверю я тебе, чего же Раннвейг хочет за измену свою?
- Ярла в мужья.
"Ну и аппетиты у этой бабы!"
- А кого именно, она не решила еще?
- Мне она не говорила о том. Я пойду, ярл, мне еще в Южный Мер с вестью к Раннвейг возвращаться.
Гутхорм махнул рукой, дозволяя юноше уйти. Он не доверял ни единому слову из сказанного мерийцем, да, конечно семена измены хорошо проросли на змеиной земле, но вот так, чтобы подле каждого властителя вилось столько предателей? Это было странно, ведь, быть может Арнвинд сам подослал молодца, чтобы обмануть их? Впрочем, Трюгве мало что мог увидеть, покуда добирался до Нидораса, а что до его обещания: умрет Арнвинд от рук полюбовницы - хорошо, а нет - так дело завершит добрая Агдирская сталь.
Трюгве молча развернулся и ушел. Он сделал свое дело, теперь выход Раннвейг. Викинг знал, что теперь его судьбою станет Хель, что Вальгаллы ему не видать. Но он сделал свой выбор. Может и не правильный, но это его выбор.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 3-11-2007, 21:44

Англия. Рагнарсоны
С Истерлингом

Большой пир в Бристоле закатить велел Ивар конунг - брат родной в гости к нему пожаловал, а потому вились дымы ароматные над замком и собаки выли, пуская слюни, учуяв мясо поджаренное.
Хальвдан, впрочем, запаха этого не чувствовал - обоняние его песьим не было, однако чувством каким-то звериным чуял он, не ему встречу такую Ивар готовит, ох не ему. Поганое то чувство было, еще с времен тех, когда он и в возраст отроческий не вошел, а уж братья старшие его ублюдком прозвали. Сын рабыни. Полудан. Даже имя - и то отец ему дал словно в насмешку. Хальвдан Рагнарсон всегда чувствовал свою ущербность по отношению к братьям - Убби силен, словно разъяренный медведь, Ивар хитер, точно лис, не зря же его Бескостным прозвали - гнется да не ломается. А сам он хил телом и духом, и глуп, ведь тогда, когда Элла разбил их, и после именно он, Хальвдан, громче всех обвинял Ивара в предательстве, так и не поняв изящного замысла брата, а Ивар сумел к своей выгоде воспользоваться глупостью брата-полукровки, втеревшись в доверие к Элле, а после нанеся ему коварный удар в спину.
И спину Эллы вдоль хребта
разрезать повелел
Ивар конунг,
Энгланда правитель.
Теперь Ивар правил Лондоном и Бристолем, а Убби - Йорком, другие ярлы и хевдинги так же немало владений получили, а что же Хальвдану досталось? Ничего ровным счетом. Деревни, деревни - но ни одного города. Вновь посмеялся над ним тогда Ивар при дележе добычи, а он и возразить не посмел. После же Ивар отправил их с братом расправиться с Ятмундом Святым - еще одним конунгом Энгланда, и хотя смертельный удар нанес Хальвдан - владения Ятмунда получил Убби.
"Ты получишь еще, что тебе причитается, когда захватим мы земли Альфреда конунга", - молвил Ивар Бескостный, однако удача боевая изменила им и не смогли даны разгромить Альфреда, а потому и земли Хальвдан не получил ни пяди. Затем и ехал ныне к Ивару, брату своему, чтобы, с духом собравшись, потребовать у него владений, достойных сына Рагнара.

Убби Рагнарссона и приехавших вместе с ним людей встретили как самых дорогих гостей, с великой радостью. И теперь в доме шел пир - богатый даже по меркам привыкших к большим пирам; впрочем, стоит ли ждать иного, если встретились давно не видавшие друг друга родичи?
Сам конуг Йорка сидел по правую руку от брата, но больше молчал, слушая слова дружинников. Не любил говорить Убби, когда то без надобности было, спутники же его вовсю похвалялись тем, как сумели от разбойников - татей ночных отбиться, да жизнь господину своему спасли в деревеньке одной, по пути в Бристоль. О том же, что с деревенькой этой после учинили, пока не рассказывал никто, к чему было Ивару говорить, что данников его пожгли в измене заподозрив. Поглядывал на брата Ивар, но - тоже больше молчал. К чему расспросы-уточнения? - умеющий слушать всегда может услышать куда больше, чем поведает рассказчик. А что до важных дел, до решений нужных - так о них будет время поговорить после пира.
Воины могут стать в пути и ближе братьев - только не во все надо посвящать даже верных спутников.
Временем тем открылись двери зала большого, еще люди вошли, а среди них не могли не узнать конунги меньшого брата своего - Хальвдана:
- Долгих лет тебе, Ивар, и тебе - Убби, вот уж не ожидал увидеть тебя здесь, - произнес бастард, вокруг стола обходя, да место занимая возле старшего брата, дружинника какого-то согнав. - Славно как нам, словно в былые времена, всем вместе собраться. Как тогда, когда еще отец жив был.
- И тебе здравствовать, Хальвдан, - склонил голову Ивар. Молчал конунг несколько мгновений, будто не услышал слов брата о том, как славно жилось в прошлом им, рожденным от разных матерей, - но проговорил наконец: - Верно, хорошо это - за одним столом собраться. Легкой ли была твоя дорога?
- Путь мой не сказать, чтоб труден был, да веселее ехалось бы мне, знай я, что не гостем незванным к тебе приду, - легкий укор слышался в словах Хальвдана на то, что не приглашал к себе брата Ивар давно уже.
- Незваных гостей мы не так привечаем, - легко улыбнулся Ивар, не обращая внимания на укоризненный тон. - Тому незачем ожидать доброго приглашения, кто захочет навестить родичей - разве не братья мы?
- Братья, - кивнул Хальвдан, справедливость слов этих не решившись оспаривать, после чего на другого родича взгляд перевел. - А ты, Убби, тоже решил Ивара проведать или по делу какому прибыл?
"В тайне от меня!" Недосказанным осталось.
- Брата навестить, - чуть улыбнулся Убби.

(там же, те же - с Тельтиаром)

Долго длятся такие пиры. За накрытым столом можно просидеть много часов, радуя сердце - но вот только и о делах не следует забывать. Тем паче - о делах семейных.
Дружинные люди продолжали пировать - но уже поодаль от Ивара с братьями. А у тех разговор вился вокруг да около, не шел толком...
- Так по какому делу прибыл ты? - наконец спросил прямо Ивар.
Хальвдан сохранял на лице угрюмое выражение, тон брата ему не понравился, но - они ведь действительно никогда не встречались просто чтобы проведать друг друга:
- Помнишь Ятмунда конунга, брат? - Произнес он.
- Как не помнить, - Убби усмехнулся, отвечая вперед старшего брата. - Крепко ему досталось.
- Я перерезал ему глотку, - уточнил Хальвдан.
- Трудно было бы не помнить, - соглашаясь, склонил голову Ивар. - И что же?
- Я долго ждал, когда же мой брат даст мне достойную награду, - продолжил полукровка.
- Тебе мало того, что ты уже получил? - Хмыкнул средний Рагнарсон.
- Три жалкие деревни, когда ты правишь Йорком?!
Кулак Хальвдана с силой врезался в стол, но рядом с широкой ладонью Убби его длань казалась детской ручкой.
- Опомнись, Хальвдан, - уже не улыбался Ивар, и взгляд его стал суровым. - Богатые деревни достались тебе. Ведь сам же знаешь - зря возводишь напраслину на брата!
- Не в богатстве дело, а в уважении - деревнями такими любой херсир твой управляет, что же - ты меня с ними равняешь?
- Отнюдь не любой, - возразил Ивар. - И снова повторяю - раздел был справедливым. Не было городов рядом, которыми ты мог бы править!
- Зато у Альфреда их немало! - Голос сильно повысил младший брат, отметив, как глаза Убби вспыхнули при словах этих. Старая обида за поражение позорное всколыхнулась в душе среднего Рагнарсона. Хотел, ох хотел отомстить он конунгу Альфреду.
- Об этом и не думай, - помрачнев лицом, уронил старший. Знал он, что чувствовали братья, ибо и его самого крепко терзала бессильная злость, но - на то и разум человеку, чтоб сдерживать пустые порывы. - Не по силам нам тягаться с Альфредом... пока - не по силам.
- Он там силушку набирает с каждым днем, - тут уже Убби в разговор вмешался. - А мы врагами со всех сторон окружены - на Востоке Альфред, на Севере скотты, на Западе кельты...
- Убившие нашего свояка Олава Белого, - добавил Хальвдан.
- Пока удается нам сдерживать врагов - удастся и впредь! - слегка повысил голос Ивар. - Или есть у тебя, что предложить? Так скажи, что думаешь! Если же нет - к чему говорить о том попусту?
- Есть, - полукровка наклонился к братьям поближе и произнес, понизив голос: - С тех пор, как норвежцы покинули конунга Малхи, его власть начала слабеть - мне о том донесли верные люди. Мы можем отомстить за Олава и вернуть Дублин.
Переглянулись Убби с Иваром.
- Не для застолья такой разговор, - произнес старший брат, поднимаясь. - Пойдемте - лишние люди тут незачем. Поговорим. И если то, о чем ты говоришь, правда - обсудим, как быть.
- Да уж, - теперь и сам Хальвдан окинул взглядом подозрительным дружинников да слуг. - Тут хоть датчане, а во дворе у тебя я говор норвежский слышал, вражин привечаешь?
То сказывал он, когда братья уже к выходу из зала подались.
- Глупцом не будь, Хальвдан, - бросил, не обернувшись, Ивар. - Услышит кто, как о моих гостях отзываешься - опозоришь не только себя, но и мой дом!
- Как будто ты раньше по чести жил, - процедил чуть слышно полукровка, да добавил громче уже: - Слушай же, брат, что я вызнал про выродков ирландских: нет над ними власти единой, как у Альфреда над англами и бриттами, каждый конунг себя выше иных мнит, а что до Малхи, подло Дублином завладевшего, так он верховным лишь на словах зовется.
- Поодиночке разбить таких - нехитрое дело, - задумчиво протянул Ивар, - да только и верить сразу в легкую победу - опасно. Откуда вызнал такое, брат? Правда ли?
- От датчан, что живут там, да от торговцев, да от иного люда подлого, - усмехнулся в тонкие усы Хальвдан. - Не все в Дублине довольны правлением конунга Малхи, а удача его оскудела с той поры, как его норвежский союзник его покинул.
Обвел взглядом братьев Ивар - у обоих на лицах одинаково недобрые усмешки.
- Сдается мне, не зря собрались мы вместе сегодня... Большому делу быть.
- Думал я против Альфреда меч вострить, - признался тут Убби. - Но слова Хальвдана мне более по душе - так мы и мира не нарушим, и за родича отомстим. Дублин сам в наши руки падет.
- Не спеши предсказывать, - предостерег Ивар. - Спешкой все загубить можно. А сейчас... Можем мы получить добрый совет, а то и помощь от гостя моего, Гандальва, Серого конунга. Видно, привели его как раз в это время боги.
- Послушаем и его, - согласились братья. Быть может, действительно мог помощь оказать ценную норвежец.

Раумсдаль. Люди Сельви Разрушителя

Одд Толстобрюхий затею Сельви не одобрял - убивать трусливых бондов за то, что они покорились Харальду ему казалось чрезмерным, ведь не сумел же их защитить Неккви от захватчика, так чего же теперь винить тех, кто из оружия лишь мотыгу в руках держал за всю жизнь? Но - приказ конунга обсуждать он не стал, не настолько глуп был, чтобы гнев Разрушителя на себя накликать, а потому, возглавив один из отрядов, снаряженных Арнвиндом, уже вторую неделю нападал он на селения у побережья Раумсдаля, оставляя за собой обгоревшие руины, впрочем жестокости такой, как юный конунг, Одд людям не являл и многим оставлял жизни, позволив бежать.
Очередная деревенька ничем не отличалась от остальных - покосившийся забор, несколько домов, детские крики - для тридцати опытных воинов здесь не должно было возникнуть никаких трудностей, но какое-то неприятное предчувствие появилось у Одда, однако он решил, что это потому, что дело, за которое он взялся не по душе ему было.
- Заканчивайте побыстрее, - велел он хирдманам. - Эта деревня будет последней, а потом в Мер вернемся.
Те кивнули, истосковались уже по дому родному, покуда в набеге были, а потому, оружие обнажив бросились на селение. С криками прочь побежали дети да женщины, что их увидали, дверьми захлопали, точно могли в избах своих спрятаться от врагов лютых.
Однако же, стоило лишь гридням разгоряченным ворваться в селение, как из окон стрелы градом посыпались, в тела их вонзаясь. Выскочили из домин воины оружные и доспешные - не ожидал их здесь Одд увидать, помнил, что должны люди Рогволда и Харальда в иных селениях ныне находиться, да замешательство его другим мерийцам передалось. Не успели они обороны должной организовать - многие под стрелами полегли, а среди них и сам Толстобрюхий, клювом стальным в глаз ужаленный.
- Свейн же говорил - нет в этой деревушке никого, кроме бондов, - прохрипел, умирая один из хирдманов мерских, да тут ему клинок в горло вонзился.
Другие, кто слова эти услышал и сами осознали, что на верную смерть послал их Свейн, утверждавший, что обо всем, в Раумсдале происходящем, ведает. Но неужели предал их ярл Сельви доверенный? Или же просто сумел его Рогволд перехитрить? На вопросы эти ответы уже не суждено было получить мерийцам - ни один не ушел живым из засады искусной, что в деревне этой устроена была.

Временем тем остальные отряды из Мера Южного во главе с Эриком ярлом и Сельви Разрушителем уже к арнвиндовой усадьбе возвратились, лагерем возле нее встав, да те хирдманы, что жили поблизости по домам своим разошлись, родичей проведать. Сам же Сельви к конунгу отправился, о том рассказать, что удался его план дерзкий и теперь, после разорения учиненного, не будет у Харальда иного выхода, кроме как битвы с ними большой искать, поскольку иначе огню и мечу все владения его в Мере Сельви предать желал, а после и в Гудбрандсдалире и даже в Транделаге, до той поры, покуда лед реки не скует.
- Не больше недели у нас осталось, - сказал он дяде, в завершении разговора. - А после уж выступим против захватчика всеми силами и он вынужден будет там бой принять, где ему мы сражение навяжем. На море, где нет нам равных.
Бешено глаза блестели у Разрушителя, когда говорил он речь свою, видать уже всей душою был он в битве той, долгожданной, где за деда и отца с матерью отомстить сможет Харальду и изменнику Рогволду.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 3-11-2007, 22:35

Ранрики. Гиллиад и Лиам

(естественно, с Тельтиаром, а иначе не бывает)

Высоки палаты, светлы залы, да пусты. И не кони Мананна в ярости грудью на скалы бросаются, и не зеленеют клевером холмы.
- Семь кораблей отправились в Гардарики, - девушка печально водила пальцем по подлокотнику. – Семь кораблей. Семь…
Волосы золотые по плечам струились, волнами речными. И в глазах зеленых потускневших – тоска. Хоть бы чайки не кричали, не рвали день на лоскутки Ранрики голосами скрипучими, потерянными.
-Лиам!
Гордый кельт неспешно отворил дверь, на пороге задержался. Не раб он, по первому зову бежать, будто пес. Но и не откликнуться не мог.
- Прости, без уважения должного к тебе обращаюсь, – принцесса с сиденья поднялась, на встречу воину поднялась. – Как там, спокойно ли море?
- Коли спит Манн, так и море спит, - склонил черную курчавую голову. – Потревожило тебя что?
- Не знаю.
- Скучаешь?
В сторону взгляд, неуверенная волна по плечам
- Как зиму переживем? Слухи ходят, не нравится кое-кому, что конунг в отъезде. Слухи ходят…
Нервно прошла до угла светлого, рядом с окном, обратно вернулась. Лиам же на месте оставался, взглядом обеспокоенным госпожу провожая:
- Разные слухи ходят, и, пусть король в отъезде, но мы здесь им оставлены, дабы закон в этой земле беззаконной хранить, - он улыбнулся, желая подбодрить Гиллеад. - И ни один разбойник не посмеет пойти против власти Харека. Поговаривают, от Асгримова двора дым стелется.
- Так что не проверите?
Ирландка от стены оттолкнулась, словно от себя думы мрачные отбрасывая.
- Не для того ли Харек вам золотыми монетами платит, чтобы вы на пирах только мечами звенели, на стену их вешая!
- Слова твои воину обидны, принцесса. Я ли сказал, что не проверены те слухи?
Пойман Асгрим. И на беседу дружескую его верные люди позвали. Хочешь если, и ты на ней гостьей будь.
Тень бледная легла на щеки Гиллеад, за кресло схватилась, не упасть чтобы.
- Нет, благодарю. Достаточно будет, что расскажешь, о чем он вам поведает.

Окон нет – не нужны тут окна, ни к чему праздным прохожим сюда заглядывать. И слышать, что говорится здесь, вряд ли стоит.

Трое сейчас там были. Две тени коренастые, короткие, третья – и повыше, и в плечах что волна гнева Ньёрда, только третья тень мешком на полу, руки за спиной скручены крепко, и видно было, что только что его сняли с того крюка, что торчал из потолка, гладкий, многими ласканный.
- Встань.
Один из невысоких сказал, третьего, большого, пиная несильно.. тот замычал, взъяриться хотел, на ноги вскочит – да подвели ноги.
-Встань. – повторила тень.
-Шрэнг, оставь, сам видишь, не стоять ему сейчас.
- Я вижу свинью, у которой достало сил на Харека замыслить меч поднять. А уж собственную тушу на ноги взгромоздить и подавно должен суметь. А, Асгрим? Так ли?
Тихий смех ему ответом, невеселый смех, на всхлип похожий.
- Не с тобой, собака иноземная, говорит буду. И не я, а меч мой. Не речь – вапнатак тебе слушать.
Шрэнг в живот пирата пнул, сплюнул зло, мало на темечко ему не попав.
- Где гордость твоя, брат? Он же и имена нам назвал, как женщина слабая на крюке извиваясь, и план нехитрый выложил. А ты его касаешься.
-А ведь дело говоришь, Гаранхир. Пойдем, что ли?
- Нет, Лиам велел его дождаться, сдадим ему выродка, тогда и пойдем, К Трюд красавице, за медом сладким…
Асгрим же тем временем на пол повалился, обессилев будто. Да и вцепился зубами в ногу Шрэнгу. Взвыл ирландец, пирата отшвыривая.
- Ах, ты, дрянь свейская! Дай нож, брат, это животное свежевать только, чего Лиама ждать!!
Остановил Гаранхир, едва брата удерживая.
- Успокойся, получит мерзость, что заслуживает, но и ты бесчестия нам добудешь. Видишь, нутро его уже не держит, наружу рвется.

Отворилась дверь, вошел Душитель Конунгов. Братья немедленно в руки себя взяли, личину подобающую принимая. Пират в углу и пошевелиться не мог, лицом в собственных потрохах валяясь.
- Что, поделился интересным чем друг наш Асгрим?
- Все рассказал, мы и пригрозить не успели.
- Хорошо. То зачтется ему. Правду ли слухи говорили?
- Правду. Шайку эта гнида собирал под своей крышей, чтобы, пока Харека в Ранрики нет, жену его подстеречь да убрать с сиденья резного конунжьего. И своего человека посадить.
- Пусть тогда и дальше в подполе гниет, - Лиам молвил, с отвращением на Асгрима посмотрев. - Вижу по нраву ему пришлось наше гостеприимство. Вы же остальных разыщите, кого назвал он, пусть тоже погостят до возвращения Волка, а он уж решит, что с ними делать.
Сказал так ирландец, да прочь вышел, а за ним и люди его.

Согн.
(Тельтиар и я)
Прошло время отпущенное ярлом Атли Тощим на приготовления к судилищу и вот съехались на поляну недалеко от Гаулара люди, как и весной на тинг, только сейчас не торговавать прибыли они, но увидеть, как наказан будет подлый убийца дочери ярла Сольвейг, безродный скальд Альвир, от которого, по слухам, даже отец отрекся. Расселись на скамьи люди, в ожидании появления ярла самого, да жрецов и законоговорителей, да и скальда самого.

Чинно вышли на поляну жрецы, опоясанные поясами кожаными с пряжками в виде молота, копья и кольца. Это были жрецы Одина, Тора и Тюра. Они поклонились ярлу Аттли, сидевшему на резном троне, и чинно уселись на скамьи рядом с тремя законоговорителями.

После же ропот пронесся по рядам люда пришедшего - Альвира скальда в цепях вывели. Медленно шел он, хромая, да на палку сучковатую опираясь - вправили кости ему лекари ярловы, но пока еще не мог он резво так ходить, как неделю назад всего. Стражники, что скальда вели, под ребра его концами копий нещадно пихали, чтобы шел быстрее.
- Убийца! - Кто-то прокричал, камень бросая в Альвира - в лицо попав, рассек ему камень краем острым бровь. Опустил голову пленник.
- Ему в Хель дорога! - Другой кто-то крикнул.
Альвир гордо поднял голову и плюнул в сторону, откуда доносились крики. Один из братьев пнул его коленом в спину.
- Оставь его, сын. - крикнул Аттли. - У нас будет суд богов. А покуда не вынесено решение. и не оглашен приговор, никому не дозволено издеваться над пленником. Обвиняемый должен быть оправдан или наказан - таков наш закон. И никому не дозволено наказывать обвиненного, пока вина его не доказана. Это закон, данный нам самим Хеймдаллем.
Снова в толпе поднялся ропот:
- Да как же так, ярл? Этот щенок безродный дочку твою околодовал и увел, а ты его еще и защищаешь?
Жестом властным приказал ярл замолчать их, а после с трона поднялся, произнеся:
- Человек этот, что перед вами, убил мою дочь! Так мне сказали мои сыновья, и ни у кого из нас нет сомнения в честности слов их, - тяжело было говорить Атли, но все же продолжал он речь свою, покуда стража Альвира до помоста вела. - Убийца же вины своей не признает, потому позвал я жрецов, дабы при всем люде Согна они установили правду!

Сарасберги. Две кюны
Sarina и Янтарь

Спешно доковыляла Асса старая до усадьбы Рагхильдовой. Тяжело опиралась старуха на палку, а рядом с нею Тьодольв-ярл шел, готовый госпожу свою за локоть поддержать, коли споткнется кюна, от ходьбы такой быстрой отвыкшая. Но будто скинула Асса три десятка годков - дала ей силы ярость и обида черная, что в глазах ее сейчас ярким пламенем пылала.
У ворот усадьбы хирдманы стояли, готовые госпожу свою от любого лиха защитить - беспокойно было в Сарасберги после того, как Оттар Рваный исхитрился с алтаря убежать да жрецу Одина горло перерезать. Даже с тварями хелевскими готовы были драться воины эти, но стушевались, как дети малые, едва только взглянула на них хмуро кюна старая. Не решились они встать на пути старухи преградою, а та больше их и не замечала будто. Взмахом руки повелительной остановила она Каменную Башку. Пробовал перечить тот, однако сразу отпор получил.
- Нечего тебе там делать, сама разберусь с невесткою. Тут меня дожидайся.
Одна проковыляла Асса через двор и вскоре уже в двери покоев Рагхильдовых стучалась тростью - громко да повелительно.
Рагхильда сидела на кровати, а рабыня молодая косы ей заплетала. Серебряные украшения с вкраплениями красных как кровь рубинов мягко в косы вплелись. Стук в дверь вырвал ее из теплой неги, куда гребень рабыни ее отправил.
- Что там еще? Посмотри, Вигдис, - велела кюна рабыне.
Лишь только распахнула дверь рабыня, Асса трость свою вперед выставила, да так искусно, что не могла теперь Вигдис дверь закрыть перед лицом старухи, даже если бы Рагхильда ей это велела. А сама в покои, дозволения не спросивши, вошла и смерила невестку недобрым взглядом.
- Будь здорова, Дева Вещая, есть у меня к тебе разговор.
Рагхильда долгое мгновение не поворачивала головы к свекрови своей, приказав только:
- Оставь нас, Вигдис. Видишь у кюны Ассы дело ко мне.
Рабыня земной поклон отвесила и выскочила за дверь, притворив ее за собой. В тот момент как раздался характерный звук, возвестивший, что отделило их от мира внешнего дерево крепкое, кона соизволила на Ассу глаза поднять:
- Что хотела ты, кюна, от дочери своей?
Улыбнулась кюна Асса улыбкою недоброю.
- Узнать хотела я, по какой такой надобности ты меня в Гокстад сослать решила.
- Да вот пришел гонец, да угрожать мне вздумал, что нападут на нас конунги, земли требовали, - едва заметная насмешка в голосе кюны молодой звучала. - Гокстад место безопасное, матушка, о тебе беспокоюсь. Да и не скучаешь ли ты по месту, где столько счастливых лет с Гудредом прожила?
- Скучаю, мочи моей нету, - ядом голос Ассы сочился. Разгневана была старуха сильно, об осторожности вконец позабыв. - Да только подумалось мне, что ты нарочно меня с глаза долой сослать хочешь, о здоровье моем заботясь.
- Все еще подозреваешь меня во всех бедах своих? Полно, матушка, не надо. О тебе лишь забочусь. Али ты с Сульки встретиться жаждешь?
- Уж лучше с Сульки, чем с Торвард-дуболомом, - сказала, как отрезала Асса. - А обо мне не печалься, стара я, да, но уж сколько проживу, то лишь моя забота. Лучше о себе беспокойся, Рагхильда - кабы дурного чего с тобой не случилось. Уж если не Сульки, так Оттар Рваный и Харек Волк твоей головы не упустят.
- Я так решила, матушка, мне спокойнее так будет. Не хватало еще за твою жизнь переживать. А когда ты будешь в безопасности, я и выстою.
Голос стал вкрадчиво мягким. Стоило Ассе прислушаться к словам невестки, ибо говорил ее тон, что коли добром не пойдет, отправят неволей.
Да только не собиралась неволиться Асса. Налились кровью глаза ее, задрожали руки, заходила ходуном зажатая в кулаке трость. Еще немного, казалось, и до рукоприкладства дойдет старуха вздорная.
- Очень, гляжу, ты за жизнь мою печешься... А сама все ждешь, когда представлюсь я. Так не дождешься же, так и знай! А коли глупости великие продолжать делать будешь - так и вовсе раньше меня в могилу сойдешь!
- Моя жизнь это моя забота, а ты собирайся матушка, - с нажимом Рагхильда сказала. - Утром отправляешься.
- Не отправлюсь, так и знай! - плотнее сжала в руках трость кюна старая. - Умру, а в Гокстад не поеду!
Недобро полыхнул взгляд кюны младой. Встала она, как валькирия грозная над старухой возвысившись.
- Мои повеленья тут все выполняют, матушка. Я лишь сына своего веленьям следую. Завтра на рассвете. А коли не поедешь добром... Что ж, ни один мой воин не будет на защиту твою отвлекаться.
- Ох, змея ты, Рагхильда, - сама зашипела старуха гадюкою. - Не матушка я тебе, а ты мне больше не дочь, коли так со мной поступать решила!
- Змеи в Мере все, - парировала Рагхильда.
Задрожала кюна льдиной треснувшей, затряслась и руку подняла, намереваясь невестке оплеуху звонкую отвесить. Твердо смотрела на нее кюна молодая. И читалось в глазах ее предупреждение Ассе, не делать ошибки сей. Сильна Рагхильда, и Харальд на ее стороне. Но Асса и сама уж не ведала, что творила. Опустилась ладонь ее Рагхильде прямо на шею, и след там красный оставила. Холодом затопило Ассу о взгляда ледяного, Рагхильда к двери шагнула да открыла ее настежь.
- Что ж теперь это ссылка твоя, - холодом северных снегов в морозный январь от Рагхильды повеяло. Богиня грозная пред старухой стояла.
Помутилось все в глазах у Ассы, схватилась она рукою правою за сердце, навалилась на трость, на пол оседая. Худо было старухе, но в глазах ее выцветших прежний вызов читался - не сдалась кюна старая, не смирилась с поражением.
- Вот ты как, - зло она улыбнулась, да в ноги Рагхильде плюнула. - Да будь ты проклята, Дева Вещая. В могилу меня сводишь, да только и сама немногим дольше протянешь!
- Не разбрызгивай яд, кюна, он тебе пригодится еще. С мерскими змеями соперничать. Ты сама свой выбор сделала, а проклятья твои не страшны, ибо Фрея за моим плечом их отводит.
Отвернулась кюна младая от старухи, к окну отошла. Ох, нехорошо все получалось, но выхода другого не было.
А Асса лишь дверью громко хлопнула на прощание.

Согн. Суд над Альвиром.
(Тельтиар и я )
В напряжении молчали люди, на суд собравшиеся, воли Атли Тожего ожидая:
- Что на это скажут служители богов? - спросил ярл, нахмурив брови, пристально оглядывая жрецов.
Первым поднялся жрец Тюра, и откашливаясь, произнес.
- Все должно быть по справделивости. Я не назову твоих сыновей лжецами... Но, мы должны установить, правду ли говорит этот обвиняемый? По нашим законам, за мансёнг и приворот с его помощью положено бить плетьми, и отправить в изгнание. Таким образом этот человек уже вне закона. Но уийство. в котором его обвиняют, должно быть доказано.
Атли кивнул жрецу, соглашаясь. Ведь действительно на весеннем тинге он велел скальду убираться прочь, и даже, пожалев его, не стал подвергать бичеванию, но тот не только воспротивился его приказу, но и выкрал его дочь, а после убил.
- Передаю суд в ваши руки, асов служители, - провозгласил ярл. По рядам собравшегося люда пронесся ропот, не все ожидали, что дело это затянеться, однако перечить воле ярла и жрецов никто не посмел. Старший сын ярла зло усмехнулся, наблюдая за жрецами и ожидая, что они скажут, а средний не сводил неприязненного взгляда с Альвира, точно тот, хромоногий, мог попытаться убежать, однако скальд лишь поднял голову, посмотрев в ненавидящие лица гауларцев, здесь каждый хотел его смерти, но сдаваться он не собирался.
- Да будет так, - согласился, вставая, седобородый жрец Одина. - пусть боги явят свою волю, и откроют нам истину.
- Да, пора вывести этого выродка на чистую воду! - Воскликнул Халльстейн, Хольмстейн бросил на брата злой взгляд, призывая того к молчанию. Жрецы и сами могли все сделать - трусливый скальд не сможет пройти испытание.
- Я невиновен, Тюр и Один тому свидетели! - Внезапно произнес Альвир. Голос его был слаб, но все же говорил он уверенно, однако слова его вызвали в толпе еще большее недовольство. Кто-то потребовал заткнуть ему рот.
- Пусть говорит. - повелительный голос жреца Тюра прокатился по людскому морю как гром от молота Громовержца.
Улыбка грустная скользнула по разбитым губам Альвира, выпрямился он, плечи расправил да повторил вису ту, что раньше в подвале сыром ярлу Атли сказывал, сыновей его в убийстве сестры обвиняя.
- Да что он несет! - Воскликнул из толпы хирман бородатый. - Слыханное ли дело, чтобы родичи девицу убивали!
- Лжет, что Локи! - Другой добавил. Спрятал усмешку в бороде Хольмстейн, за тем наблюдая - нет, не обелиться скальду, как бы ни старался он. Однако за жрецами слово последнее оставалось.
Брови жреца Тюра поползли вверх. Атли Тощий наклонился, чуть не выпав из кресла.
- Это правда, сын? -спросил он, пристально глядя на старшего
- Лжет, паскуда, - скривившись, Халльстейн произнес. - Как можно его языку змеиному верить.
- Пусть он тоже пойдет испытание, - прокряхтев, сказал жрец Одина. - Слово против слова. И пусть боги покарают того, кто лжет.
- Слышал я всякое, - подал голос один из законоговритель. - Но не слышал я ни разу, чтобы влюбленный юнец деву возлюбленную убил. Наоборот, жизнь свою ради нее положить готов. А вот братья... Если гнев ум затуманил. Не затем же этот скальд приблудный деву увел, чтобы убить? Сдается мне, лжет твой сын. Пусть боги явят, прав я или ошибаюсь.
Охнула жена ярлова - еще не успела она гибель дочери пережить, а тут и сыновей в убийстве ее обвиняют. Поднялся тут с места своего Хольмстейн:
- Тогда, стало быть, и я лгу, почтеннейший? И он, - палец в оскалившегося Херстейна указал, который готов был, казалось уже оружие обнажить, только волю дай. - И Хастейн тоже лжет, а скальд безродный правду говорит.
Он демонстративно рассмеялся, словно демонстрируя все безосновательность этой догадки. Его смех поддержало несколько человек из пришедших, но большая часть сохраняла молчание.
- Ну что, ярл. - жрец Тюра сурово посмотрел на Атли. - Если окажется, что правду говорит тот скальд безродный, дозволишь ли кого-то из сыновей твоих допросить по закону?
- Если скальд пройдет испытание, и докажет правоту своих слов, - через силу говорил ярл, нехотя, да и кто по воле своей признать захочет, что сыновья родные сестру убить могут, а потому особенно громко слово "если" прозвучало. - То пусть и дети мои пред лицом Асов отстаивать обвинения свои будут.
- Да будет так! - громко воскликнул жрец Одина. - Приступайте к испытанию.
Появились помощники жрецов. Внесли жаровню, дрова, угли, кадку с водой, и несколько брусков железа. Казалось, в этот момент все, кто был на поляне подались вперед - не так часто людям удавалось посмотреть на древние испытания, заповеданные асами, а зрелище это всегда было для народа простого интересным. Альвир поднялся, цепями звеня и сам шагнул к жрецам.
- Готов я испытание любое пройти.
- Готов? Посмотрим. как ты запоешь, мразь! -шикнул на него Херстейн.
- Придержите его, -сказал жрец Тюра, кивая на Альвира. - Готовьте брусок.
Двое слуг взяли за руки скальда крепко, на скамью его усадив, напротив жреца. Без страха тот смотрел за приготовлениями, сыновья же Атли с опаской за тем наблюдали. По виску Халльстейна бисеринка пота стекла.
- Надо было убить его просто, - прошептал старшему брату Херстейн.
- Не выдержит, - покачал головой Хольмстейн. - Не выдержит.
Служители запалили от головни костер, поставили на него мангал, и дождались, пока железо накалится докрасна. Затем положили на мангал бруски. В это время жрец Тюра положидлна мангал кольцо, и начал напевать протяжные песнопения, энергично махая руками. Один из брусков стал красным.
- Приступайте, - властно Атли ярл повелел, развязки ожидая.
- Отец Богов, повелитель Асгарда! - проревел жрец Одина - Ты, отделивший Мидгард от Утгард, разогнавший великанов, и поселивший нас в этих землях, очистив их ото льда! Прими эти жертвы, и не дай свершиться несправедливости!
- Тюр - воитель, победитель Волка, изгнавший отродье Ангброды, и загнавший двергов в их пещеры! Дай свою силу этому кольцу, дабы тот, кто солжет, и кто даст ложное свидетельство, был наказан!
Ярл напрягся, стиснув пальцами подлокотники резного кресла и вматриваясь в лицо скальда. Совсем не такое лицо, он считал, должно было быть у убийцы, боящегося кары богов.
Наконец подал голос жрец с молотом Тора на шее.
- Тор, метающий молнии, пусть твой громовой молот поразит того, кто даст ложную клятву, и скроет от богов истину!
- Помогите мне подойти, я не смогу ходить, если у меня будет занята одна рука, - обратился Альвир к жрецам, откладывая в сторону одну из палок, на которую он опирался.
- Помогите. - кивнул жрец Тюра. - пусть одной рукой опирается на кого-то.
Из толпы вышел дородный чернобородый мужчина, направившийся к жрецам. Альвир узнал в нем старого друга отца, бонда, у которого они гостили во время тинга.
- Давай руку, - произнес он, подставляя плечо и помогая хромающему скальду добраться до жаровни. Смочив ладонь в бадье, Альвир поднес руку к раскаленному железу, на мгновение застыв в нерешительности.
- Трусит! - Усмехнулся Херстейн. - Вон, боги правду видят!
Раздались смешки и улюлюкания, однако именно они придали сил юноше и он с силой сомкнул пальцы на железном бруске, нечеловеческим усилием воли сдержав готовый вырваться из груди вопль, а бонд уже потащил его к алтарю, едва ли не взвалив на себя, поскольку у скальда подкосились и без того увечные ноги. Но не смотря на боль, железа обожженных пальцев он так и не выпустил.
На глаза Альвира наворачивались слезы, застилающие ему взгляд и он не видел даже что перед ним, однако бонд рывком бросил его вперед, так что он натолкнулся на алтарь и с силой опустил на него раскаленное железо, отдирая от бруска ладонь, превратившуюся в сплошной ожог, стоявшие вокруг жрецы почувствовали запах горелого мяса и запекшейся крови.
По толпе прошел удивленный вздох. Тем временем Альвир положил два пальца на кольцо Тюра, все еще лежавшее на жаровне.
- Клянусь на кольце Тюра Справедливого, который дал нам законы, что невиновен я в смерти Сольвейг. Ее сгубили братья, скорые на гнев и на расправу.
Халльстейн побледнел, отшатнувшись, Херстейн напротив побагровел от злости, но не на них в тот миг смотрели люди, а на ярла, что на троне своем приподнялся, да так и рухнул обратно в бессилии. Руки Атли дрожали и не мог он слов найти, однако в миг этот вперед вышел Хольмстейн, все так же улыбаясь спокойно, словно бы не его сейчас в убийстве сестры обвиняли.
- Что же, раз прошел Скальд испытание, то и я, как обещано было, то же сделаю, дабы доказать, что в моих словах правда!
Известен был Хольмстейн среди братьев тем, что наиболее спокойным являлся и рассудительным, в отличии от Херстейна горячного, да к тому же хитрее брата старшего он был. Смочил ладонь левую в воде сын Атли, взялся за второй брус, зубами скрипнув и стон сдавленный издав, а затем пошел шагом быстрым к алтарю, рядом водрузив железо раскаленное с тем, что Альвир скальд принес. Дымилась ладонь Хольмстейна, до мяса белого прожгло ее железо, однако поднял он руку, всем ожог показывая:
- Вот она, правда, на моей стороне! А скальду этому испытание сам локи пройти помогал в обличии бонда!
Произнес так, да рукою на мужчину, что Альвира тащил, указал.
Жрец Тюра покачал головой.
- Вижу, храбр ты и стоек. Но не до конца ты еще прошел испытание. Готов ли ты поклястья на кольце Тюра, что правду вы говорите? Не боишься ли ты гнева Справедливого Аса?
Кивнув жрецу, Хольмстейн с улыбкой положил руку на кольцо:
- Клянусь, что в смерти моей сестры виновен скальд Альвир сын Кари.
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Кольцо прилипло к его коже. Приподняв ладонь, еще не поняв, что случилось, Хольмстейн мотнул рукой, отрывая от кожи раскаленное кольцо и оно покатилось по земле, провожаемое изумленными взглядами собравшихся, а затем раздался крик:
- Остановитесь! Он солгал на кольце Тюра! Солгал!
Хастейн, раньше сидевший за спинами братьев, не смог больше держать в себе всю ту ложь, которую придумал Хольмстейн и теперь выбежал к жрецам.
- Скальд не виновен! Это все ложь! Они убили ее! Убили Сольвейг!
По щекам младшего сына ярла катились слезы и речь его была спутанной, но те, кто слышали его слова, понимали, что он хотел сказать. Со стоном упала, лишившись чувств жена ярла, которую тут же обступили служанки.
- Да что ты несешь, щенок! - Прорычал Херстейн!
Хольмстейн с рычанием подскочил к младшему брату, и с размаху ударил его по лицу. Ошметки обгоревшей кожи остались на щеке Хастейна, однако тот не стал уклоняться от брата, но сам оттолкнул его, попятившись, Хольмстейн рухнул на землю.
- Ты убил ее! - Указал пальцем на Херстейна младший сын ярла. - Ты бил ее, а они все смотрели и смеялись! Ты бил ее ногами! Бил и бил!
- Проклятый ублюдок! - Взревел Херстейн, выхватывая кинжал. Удар был слишком стремительный, чтобы кто-либо сумел среагировать, но в следующее мгновение слуги скрутили ярлова сына, отобрав у него окровавленный кинжал. Хастейн стоял, зажав распоротую руку, и смотрел в нанавидящие лица братьев. Но на душе у него стало легче, после того, как он открыл людям правду.
- Вы не сыновья мне больше, - дрожащим голосом произнес ярл, едва найдя в себе силы на эти слова. Лицо его было белее снега, а глаза неподвижно застыли, уставившись в пустоту.
- Правосудие свершилось! - провозгласил жрец Тюра, обведя взглядом притихшую толпу. - Кольцо Тюра обличило лжеца! Возьмите их под стражу!
Хирдманы ярла тут же скрутили двум сыновьям руки за спиной, а дева с кулоном в виде яблока богини Идунн бросилась перевязывать окровавленную руку Хастейна.
- Отец, ты что же, позволишь им казнить твоих сыновей?! - Бросился к ярлу Халльстейн, до этого стоявший в стороне, наблюдая за происходящим, однако Атли оттолкунул его ногой, а затем, резко поднялся, точно сбросив с себя овладевшее им оцепенение.
- Нет у меня больше сыновей, кроме Хастейна, - произнес он сурово. - Ты, Халльстейн, как ты мог мне лгать?! Как ты мог позволить ему убить твою сестру?! Разве за этим я тебя посылал?
- Но она отдалась скальду! - Выпалил старший брат, пытаясь оправдаться.
- Лучше бы я позволил Альвиру взять ее в жены, чем так, - Атли отвернулся от сына. - Убирайся, Халльстейн. Я не желаю тебя больше видеть. А этих двоих вы можете судить так, как того требуют боги!
- Добился своего! - Процедил, проходя мимо Хастейна, старший брат. - Ты братьев погубил, выродок! Будь ты проклят!
- Вы это заслужили, - ответил ему Хастейн.
Воины и законоговорители застыли в нерешительности, ожидая приказа ярла, и наконец тот, оторвав взгляд от фигуры уходящего сына, обернулся к ним:
- Решайте, - сказал Атли жрецам уставшим, слегка подрагивающим голосом. - Они мне больше не сыновья. Скальда я прощаю. Пусть идет куда хочет. Он и так уже достаточно наказан. И я наказан за то, что воспротивился воле Фрейи, - а затем добавил уже скорее себе, чем окружающим: - Будь проклят тот день, когда я прогнал этого скальда прочь.
Альвир тоже молчал. Сил говорить у него не было уже, и он едва мог оставаться в сознании. Бонд взвалил его на себя, потащив прочь с поляны, на последок хмурым взглядом скользнув по ярлу и его приближенным.
- Что положено у нас за убийство родичей? - спросил жрец Тюра, обращаясь к законоговрителям.
Один из законоговорителей встал, и поклонившись. произнес:
- Вира - слишком легкая цена за такое. Нет хуже злодеяния, чем убийство юной девы.
- Воистину, нету чернее дела. -подтвердил другой законоговоритель. - Даже самые свирепые волки моря не совершают такое. А тут братья убили собственную сестру, не сдержав своей злобы...
- Отродья Локи. - крикнул Хастейн. - Пусть их покарают так, как Фенрира Волка...
Хольмстейн молча склонил голову, спорить сейчас было бесполезно, взывать к милосердию - тем более, а вот Херстейн взъярился:
- Я твой брат, ублюдок! - Зарычал он, вырываясь из рук стражи. - Я тебя убью! Убью, как только смогу!
И тут встал жрец Одина.
- Поднять руку на деву - значит поднять руку на Фрейю. - сказал он. - Убить деву - значит оскорбить Фрейю. По старым законам, тех, кто оскорбил Фрейю, зашивали в мешок с кошками, и бросали в воду. А кошек посвящали Фрейе как искупительный дар.
- Вы не посмеете! - Херстейн побледнел. - Не посмеете!
- Таков закон. - сказал жрец Одина. - Никто не выше закона. Даже Боги не могут нарушить закон, и не поплатиться за это. Каждый сам в ответе за свои поступки. Что вы можете сказать в свое оправдание?
Херстейн рычал, извивался, изрыгал проклятия, Хольмстейн поднял обожженную руку и положил на алтарь Тюра:
- Мой брат убил сестру, и должен поплатиться за это, - произнес он, чувствуя, что может лишиться жизни, он перестал прикрывать брата и попытался свалить на него всю вину. - А я получу свою расплату за то, что попытался свалить его вину на скальда и принес лживые клятвы.
- Ты... ты! Но ведь это ты велел мне! - Вырвалось из глотки Херстейна.
- Что я тебе велел? - Вскинул брови Хольмстейн. - Я сказал лишь, что она должна быть наказана, а ты ее убил.
Жрец Тюра обернулся к Хастейну:
- Это так? Кто из них убил твою сестру?
- Херстейн бил ее, пока она не перестала дышать, - повторил юноша. - А меня они удерживали, чтобы я не мог остановить его.
- Все что было нужно здесь сказать, все было сказано, - произнес жрец Тюра.
- Мы удаляемся на совет, - объявил жрец Одина. - Пусть Боги наставят нас.
С этими словами все три жреца и двое законоговорителей встали из-за скамей, и отошли к роще.
В ожидании их решения, люди оживленно переговаривались - никто не ожидал, что суд завершиться подобным образом, никому даже в голову не приходило, что сыновья ярла Атли способны на подобное преступление, но теперь оставалось только узнать, какое наказание изберут для убийцы и клятвопреступника суровые Асы и их служители.
Совещались они недолго. Не успели лучи солнца переместиться вдоль шеста со стягом, как жрецы и законоговрители вернулись к своим местам.
- Боги ниспослали нам решение. Виновник смерти девы понесет заслуженное наказание. Его мы накажем согласно древним обычаям, чтобы умилостивить Фрейю, и чтобы род наш не лишился ее благоволения. Другой брат тоже понесет наказание за обман и лживые клятвы. Боги сами его накажут. Слишком много потерь было для Атли ярла, он потерял дочь и сына, и нельзя его лишать еще одного сына. Пусть другой его сын, виновный в смерти девы, покинет пределы земель нашего племени, и уйдет в волки Одина. Пусть жертвами и своей кровью он искупит вину и разжалобит Предводителя Павших.
- Да будет так, - произнес тихо Атли Тощий, даже не глядя в сторону обреченного сына. Слишком жестокий удар в сердце его нанесли сыновья, слишком тяжело было от раны этой душевной ему оправиться.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 5-11-2007, 23:51

Нидорас. Харальд и Гутхорм
С Орычем

Трюггве отпустив восвояси, да обдумав все еще раз, Гутхорм ярл отправился к племяннику, чтобы рассказать ему о предложении мерийцев. Харальд все время в усадьбе проводил или же во дворе с мечом упражняясь дабы сноровку не потерять, справедливо решив, что с правлением державным сумеют Рогволд и Хакон управиться, сам же он того дня ожидал, когда можно будет против Южного Мера выступать - почти два месяца прошло со времени того, как овладел он Нидорасом, уже и Грютинг ярл поправляться начал, хотя по прежнему рука левая плетью висела с пальцами искореженными, а херсир его молодой Асгейр и вовсе в бой рвался, Сельви отомстить за набег ночной, что увечьем обернулся для господина его.
Так же и Харальду ожидание томительно было, чужбиной считал он мерскую землю, на родину вернуться хотел поскорее, вновь мать увидать, даже по бабке соскучился конунг, хотя раньше привязанности к ней не питал, но на пути обратном твердыней неприступной Мер Южный стоял, а за ним следом - Альвхеймар.
- Здрав будь, племянник, - поприветствовал он конунга. - Разговор есть.
- Слушаю тебя, дядюшка, - отвечал Харальд со скучающим выражением лица. То, что к нему постоянно кто-то набивался на разговор уже порядком начало раздражать. То Хакон, то Гутхорм, то Рогволд, то снова Хакон... - Что за дело у тебя?
- Появился у нас союзник из тех, кто кольчугу не носит и меча не берёт, да подолом своим, да языком и травами некоторыми урону может куда как больше причинить!
- И кто же это? - Встрепенулся конунг, дремоту подступавшую всякий раз, когда его дела государственные звали, отогнав. То, что о женщине какой-то речь идет, понял он - но не более.
" А, Локи, как там её?!" - напрягся Гутхорм, но всё же вспомнил.
- Раннвейг, наложница Арнвинда.
- И что же она? - Это становилось интересным. - Не томи, дядя, все рассказывай.
- Предложила он Арнвинда зельем опоить таким, чтобы он посреди битвы бессилен сделался, али помер, это смотря сколько могуты телесной в нём, но ясно и дитю, что не за так она нам этакое благо предлагает. Ярла в мужья она хочет.
- Конунг ей не по нраву стало быть свой, а за ярла пришлого готова не глядя выйти? - Вскинул брови Харальд. Удивительным то ему казалось, пусть предложение и заманчиво было.
- Слушал плохо ты, али я не сказал, но она не жена конунгу, а лишь наложница. Тешит он себя ей, а кюной сделать не хочет. Свободы Раннвейг хочется, да и чувствовать себя женой полноправной тоже.
- Вот ведь жадная баба, не дай Фригг такую кому в жены, - усмехнулся Харальд, однако же, в глубине души где-то почувствовал облегчение некоторое от того, что его собственная супруга покорной женщиной была и кроткой. - Арнвинд конунг своим ратевым искуством славен, сгубить его - все равно что полпобеды одержать. Так что же ты ответил послацу мерскому?
- Согласием, - улыбнулся в усы Гутхорм. - Теперь нам надо решить лишь кому достанется союзник наш. Ярл сей должен быть не из первых, ибо поставить такую рядом с властью, всё равно, что голодному волоку по носу кровью мазнуть, но и не из последних, ибо осерчать может и не союзника. но врага получим.
- Когда падет Южный Мер - разве важно то будет? - Скопировал улыбку дяди Харальд, только усы у него не столь пышные были, как у Оленя. - Пока нужна нам баба эта - обещай ей хоть Рогволда в мужья, хоть Грютинга.
Хотел добавить конунг "Хоть себя самого", да не стал почему-то, удержался.
- Не гоже, - решительно мотнул головой Гутхорм. - Таких союзников либо давить надо сразу как дело своё сделают, либо уж держать в друзьях, потому что опасны они иначе!
- Если исполним мы обещание данное, - с нажимом молодой конунг произнес, к дяде наклонившись, так что волосы лицо его на мгновение закрыли, прежде чем откинул он их. - То и сами причастны будем к делу постыдному! А ежели накажем змею, за то, что полюбовника-конунга отравила, то чисты будем перед богами.
Не прошли даром правителю уроки Торлейва-жреца, помнил он хорошо, как из ситуаций таких выбираться незапятнанным. Однако, все же что-то в душе конунга юного противилось решению такому, не по правде было – отравой властителя вражеского губить, к тому же хотел Харальд доказать уже, что способен противника одолеть, не прячась за спинами воев да не воруя по ночам победы.
- Воля твоя, конунг, - Гутхорм склонил голову. - Как скажешь, так и будет!
Возможно на этом бы разговор их и завершился, да только, видимо, не судьбы было Харальду отдыхать в этот день. Возник на пороге Ульв, поклонившись сначала конунгу, а после ярлу:
- Государь, ярл знатный прибыл из Сарасберга, вести привез от кюны Рагхильды.
- Так веди же его скорее! - Конунг воскликнул в нетерпении, так, словно не гонец, а сама матушка его проведать приехала.
- А вот и от сестры гонец, - Гутхорм разгладил бороду.- Интересно!
Прошел посланец в дом, гриднем верным пропущенный, поклонился так же, шапку снимая - узнал его Харальд:
- Асгаут, не тебя ли я оставил за матушкой моей приглядывать да в Сарасберге закон мой сохранять, - произнес. - Удивлен я, что приказ мой нарушив, владения ты покинул, заместо того, чтобы холопа с вестями послать.
- Такие вести, что я принес - холопам вверять небезопасно, - отвечал на это ярл молодой, кивком Гутхорма поприветствовав, а после на лавку сев.
- Говори! - велел Гутхорм.- Не томи конунга!
- Агдир пал, Вингульмерк тоже, Хрингарики захвачена наумдальцами, верховный жрец Фредрик убит, - Асгаут говорил спокойно, он с этими известиями уже успел свыкнуться, однако у Харальда с каждым словом его все больше глаза расширялись. Не мог поверить он, что пока здесь воюет лучшая дружина его, враги, точно стервятники владения его исконные на части дробят, но сильнее чем обида за земли потерянные, тревога о матери в сердце самое ужалила.
- С кюной что, отвечай! - Вскричал он, с сидения мягкого вскакивая.
- В Сарасберге правит великая кюна, окруженная войсками верными, - услышав слова эти, с облегчением вздохнул Харальд. Одаль утраченную вернуть можно, главное - мать его жива и в здравии добром. - Требовал Сульки Роголандский, чтобы она за ним признала владение Агдиром, да только в шею прогнала Рагхильда гонца его.
- Во имя всех твердокаменных задниц каменных великанов! - Гутхорм чуть не сел. - Рагхильда жива, слава Асам!
В отличии от дяди, Харальд на месте устоять не мог, и обдумывая полученные новости, сновал от окна до ложа и обратно, иногда бросая взгляд на Асгаута, сохранявшего молчание. Наконец, словно придя к какому-то решению, конунг зло процедил:
- А тебя я на что там оставлял? Чтобы ты сдал врагу все мои владения? Почему не выгнали вы Сульки и приспешников его из Агдира?
- Не сдюжили, государь, - голову низко опустил ярл, неприятно ему было повторно оправдываться - один раз уже винила его за поражение Рагхильда, так теперь еще и перед сыном ее пришлось ответ держать за слабость наемников. - Велика рать была у супостатов, а после к нему все рабы агдирские и карлы безземельные присоединились, соблазнившись посулами богатств великих.
- Рабское племя! - Кулак Харальда врезался в стену, оставив на ней кровавый след - от боли молодой конунг прикусил губу, однако злоба на предателей, из-за жадности и малодушия которых, он лишился древнего владения своего отца не утихала. - Когда я вернусь в Агдир, в цепи их закую за измену их, будут, что невольники ромейские железом бренчать!
- Неееет, - Гутхорм не говорил - хрипел, едва-едва сдерживая ярость. - Цепи - это для живых!
- Пусть живут, - поспорил Харальд. - Для отродья такого - не должно быть пути в Валгаллу.
- А кто сказал о Валгалле?! - Гутхорм уже рычал. - Смерть они примут не от рук воинских и не с мечами, а от зубов волков, когда мы их по деревьям развешаем!
- Сначала драться с ними придется да полонить, - покачал головой Асгаут, в разговор родичей вмешавшись. - Сульки им оружие роздал и брони, после того, как наемников датских они выгнали. Я тогда на подмогу шел Ассе, но столкнулся с Теламеркцами и хоть разгромил их дружину, но все же не поспел к битве основной, врагами задержанный.
- Нет в этом вины твоей, Асгаут, знаю - ты мне верно служишь, - ободряюще звучал голос конунга, но слышно было, что клокочет ярость в сердце его. До сих пор не мог он поверить, что рабы жалкие, бондам прислуживающие, посмели государя сменить. - Что же, значит в Агдире теперь Роголандцы и Теламеркцы заправляют, - протянул он уже спокойнее, а после, точно вспомнив, добавил: - Бабка моя, Асса, жива хоть?
- Жива, в Сарасберге она, - кивнул ярл.
- Тьфу! - тихо сплюнул в сторону Гутхорм и тихо прошептал в бороду: - Ну никакой от них пользы!
- С Хрингарики что? - Разобравшись с положением дел в Агдире, продолжил гонца расспрашивать Харальд.
- Наумдальцы его сразу заняли, как только дружина твоя, конунг, оркдальские горы перешла, - отвечал ярл, взглядом по Гутхорму скользнув - ведь то дядя конунга всего полсотни воинов оставил одаль оборонять.
- А что с моими воинами? - Гутхорм спросил настолько дружелюбно, что присутствующие вздрогнули. - Бой ли они приняли, али побегли все?
- Погибли они или нет - о том мне не ведомо, - произнес Асгаут. - Но ни одного из них более никто не видел, наумдальцы же после на Вестфольд двинулись...
- А Асмунд что?! - Перебил ярла Харальд, чувствуя, как вновь злоба в нем закипает. - Я же его оставил фюльк оборонять!
- Асмунд тебя предал, государь, - слова, что молота удары тяжелые - такой болью они отдались в голове конунга.
- Арррргх!!! - кулак ярла впечатался в стену рядом с кровавым отпечатком кулака Харальда, да так, что стена содрогнулась, а Гутхорм с удивленно принялся рассматривать свой средний палец, торчащий под противоестественным углом. - Будь ты проклят, предатель! - Наконец взревел Хрингарийский Олень желая всех кар то ли Асмунду, то ли пальцу, который он резким движением вправил обратно.
- Дядя! - Одернул Гутхорама Харальд, и дождавшись тишины произнес спокойным, металлическим голосом: - Как это вышло, Асгаут?
- Асмунд возомнил себя более достойным правителем, нежели ты, государь, - начал тяжелый рассказ ярл, опасливо покосившись на Гутхорма. - Он захватил Раумарики и Хейдмерк, погубил Гилли Шесть Пальцев, заключил союз с Гандальвом и даже убил собственного отца...
Цвет лица Гутхорма медленно но верно приближался к знаменитому плащу Хальвданна. Он молча наливался кровью и всё крепче сжимал кулаки
- По счастью, люди Раумарики остались верны тебе, Харальд, - продолжал Асгаут. - Они убили наместника Асмунда и изгнали Альвхеймарцев, а в Вестфольде я лично казнил всех, кто осмелился на измену. Однако, из-за этого предательства, моя дружина не поспела на подмогу Агдиру.
- Итак, - выдавил Гутхорм. - теперь нам надо прорываться домой.
- Надо, - согласился сын Хальвдана. - Асмунд все еще в Хейдмерке?
- Нет, он выступил на Вингульмерк, но, там потерпел поражение в поединке с одноруким Эйнаром и был взят им в плен. Не смотря на приказ кюны, Эйнар отказался выдать ей мятежника и даже более того, обратил его в свою веру, - в голосе Асгаута послышалась неприкрытая неприязнь. - Остатки дружины предателя укрылись в Хейдмерке.
- Что значит - отказался? - Еще мгновение назад обдумывавший, как бороться с изменником, сейчас конунг уже размышлял, как наказать за неподчинение ярла.
- То и значит, что не стал повеление кюны исполнять, а у себя пленника оставил.
- Ладно, что там наумдальцы, - о начале разговора вспомнил конунг, но голос его уже устало звучал - столько вестей неприятных в один день для юноши чрезмерными казались. - Если они уже в Гокстаде хозяйничают...
- Торвард и наемники датские их от Вестфольда отвадили, - успокоил его Асгаут.
- Тогда, хм... еще что оставалось? Вингульмерк... Там же Эйнар посажен был, почему ты сказал, что и этот фюльк потерян?
- Из Вермаланда привел дружину Эйрик конунг Свеев, - на вопрос поставленный с готовностью ярл отвечал. - Эйнар и Харек, на подмогу ему пришедший, битвы свеям давать не стали, позволив им занять большую часть Вингульмерка.
- Не стали защищать мои владения? - Проскрежетал Харальд, вновь кулак разбитый сжав. - Дядя, ты-то что молчишь?

Нидорас. Харальд и Гутхорм
С Тельтиаром
- Боюсь, что если скажу, что думаю, не видать на поддержки Асов до самого Рагнарека! - выдохнул ярл. - Веерные же у тебя слуги оказались, Харальд!
- А Харек-то хорош, - огрызнулся на замечание дяди конунг. - И ты его еще защищал! Да мне Грютинг и Рогволд вернее служат!
- Харека погоди неверным честить. Вот с ним разобраться ещё надо!
- Это ты верно говоришь, ярл, - кивнул Асгаут, ладони потирая. - Необходимо с ним разобраться.
- Хватит, - одернул его Харальд. - По причине какой не стал против свеев сражаться Эйнар? Должна же быть причина!
"Не мог ведь и он меня предать, как Асмунд! Или все, кто в верности мне клянутся, верны лишь до той поры, пока у меня на виду? А стоит одних их оставить и уже заговоры плетут?"
- Эйрик захватил его жену, Сигрун, - не без усмешки сказал Асгаут. - И Эйнар посчитал, что жизнь его супруги дороже стоит, нежели одаль твоя, государь.
- Отдал врагу мои земли ради бабы!? - Кабы не стены толстые, по всему Нидорасу яростный крик конунжий слышан был бы. - Да кто он такой, чтобы решать вопросы эти? Раб бывший! Отродье рабское! Мой холоп! А поступил хуже, чем те, кто на сторону Сульки перешли.
- Харальд, а если бы мать твою, Рагхильду, захватили бы, и тебе поставили такое условие, ужели пожертвовал бы ей?! - изумился Гутхорм.
Умом он понимал, что Эйнар виновен и тяжко, но вот сердце...сердце ярла говорило ему, что в жизни многое может случиться и не всё стоит судить одинаково. Вопрос этот и Харальда заставил задуматься – ежели о жене так спросил бы его Гутхорм, то без колебаний излишних отказался бы от нее конунг ради владений своих, не смотря даже на то, что ребенка она ждала, но мать… Тяжело было решение принимать юноше даже в шутку, когда на одной чаше весов судьба женщины, жизнь ему давшей лежала, а на другой – одаль, от предков доставшаяся. Мотнул головой Харальд, мысли неприятные отгоняя – все же не ему выбор делать пришлось неприятный, да и Сигрун – не Рагхильда, чтобы ради нее земли врагу уступать.
- Рагхильда кюна из рода Одина, - отрезал Харальд жестко. - А род конунжий всем родам род! Не равняй, дядя сестру свою с девкой простой.
- Рагхильда мать тебе! - загремел Гутхорм- И это, а не род её должно важным быть!
- Она мать мне и потому я даже в мыслях не смею сравнивать ценность ее жизни и жизни дворовой девки, рядящейся в доспехи. Вингульмерк принадлежит мне, и только я, а не ярл, мной поставленный мог решение о сдаче его принять. Велика вина Эйнара и проступок его, что отдал он Вингульмерк в руки врага без боя, - обернулся к ярлу агдирскому Харальд. - Ты один верен мне, как я погляжу, Асгаут. Дальше говори, что было.
Ожидал этого приказа ярл, потому продолжил времени не теряя:
- Эйнар в Сарасберг отправился, у матери твоей требовал, чтобы она в обмен на жизнь девки его, от Вингульмерка отказалась в пользу конунга свеев. Напоминал ей о заслугах былых своих, точно они вес какой-то иметь могли в деле этом. Видать вера рабская совсем рассудок ему затмила, коли посмел он со словами такими к Рагхильде обратиться, да еще после того, как родичей твоих, государь, в плену держал и позорным пыткам предавал совместно с Хареком.
- Харальд! - Гутхорм положил ладонь на плечо конунга. Бешенство прошло и теперь викинг начал думать. - Нам надо как можно скорее идти к Агдиру. А то сейчас мы такого наслушаемся, что только и останется, как всех твоих ближников порезать. Нет! Суд вершить потом будешь. Не сейчас.
- Суд уже завершился, - сказал Асгаут. - Твоя мать наказала ослушника, конунг.
- Как? - только и спросил Гутхорм
Харальд, как и дядя, направил вопросительный взгляд на ярла.
- Госпожа приказала повесить Эйнара в угоду Одину, за то, что он отдал Вингульмерк свеям, за то, что пытал Хальварда и Сигтрюга, за то, что принуждал людей силой принимать чужую веру.
"Пожалуй, стоит сказать тестю, что его вмешательство в это дело больше не потребуется", - промелькнуло в голове конунга, и только. Как ни странно, но жалости к человеку, когда-то спасшему жизнь его матери и дяде, он не чувствовал.
Гутхорм склонил голову и сжал кулак.
- Моя сестра всегда была мудра, - глухо сказал он. - И не мне её судить. Надеюсь, она была права!
- Она была права, - положил дяде на плечо руку Харальд. Последняя нить, связывавшая его с людьми, когда-то выступившими против Хаки-берсерка оборвалась. Конунг повернулся к Асгауту: - Это все?
- Нет, государь. Вместе с Эйнаром, кюна велела казнить и его приспешника, Оттара Рваного, но тот бежал, убив верховного жреца Фредрика и шестерых его воинов, а также тяжело увечив Торлейва. Более того, я видел, как тело Эйнара снимал с дуба Хаки, сын Гандальва, это ведь был тот самый дуб, на котором его принесли в жертву той зимой, - голос ярла, при упоминании покойника, дрогнул. - А тут Хаки, как живой, и ведь не в первый раз уже...
- Не в первый? - Перебил его конунг, а в глазах его сверкнуло пламя.
- Да, еще в Раумарики объявлялся, по слухам. То ли Хель его не приняла, то ли ожил он... Не к добру то...
"Да уж, не думал я, что будешь ты на людях показываться! - В голове Харальда промелькнуло. - Не для того я тебе жизнь сохранил, Хаки, чтобы ты слуг моих пугал!"
- Страхи досужие, а ты их наслушался! - Бросил конунг. - Мертв Хаки.
- Да я же сам его видел!
- Мертв. Копье ему бок пробило, - с нажимом повторил юноша.
Гутхорм бросил на Харальда быстрый взгляд, но ничего не сказал. Потом он хлопнул воспитанника по плечу и произнёс:
- Ну мёртв и мёртв, может и впрямь призрак видели, бывает же и такое!
- Да, вот еще что, - добавил Асгаут, поспешив тему сменить, раз конунгу про Хаки слушать не приятно было. - Харек себя конунгом объявил.
- Конунгом... - голос сына Хальвдана прозвучал абсолютно бесцветно, но от дяди его не могло укрыться то злое пламя, что вспыхнуло в его глазах в этот момент.
"Вот теперь Харека я уже никак не спасу. Эх друг, зря ты так!" - с тоской подумалось Гутхорму, и он не стал отговаривать племянника. Всё равно ведь не послушает
- Конунгом... - повторил Харальд. - Иди, Асгаут. Ты сослужил мне хорошую службу и сообщил важные вести. Ты получишь награду, а сейчас оставь меня.
Ярл поклонился, и не желая вызвать гнев конунга, поспешил уйти. Затем Харальд обернулся к дяде:
- Даже Харек, - произнес он тихо. - Все, кого я оставил в Агдире либо ни на что не способны, либо предали меня!
- Едем туда, Харальд! - Гутхорм был мрачнее турса. - И сами со всем разберёмся
- И потеряем все, ради чего сражались?! - Сейчас, без Асгаута, юноша уже не сдерживал себя. - Что бы там ни происходило, сначала мы должны сокрушить Мер, иначе Сельви ударит нам в спину! Пусть змея отравит Арнвинда, пусть он издохнет от яда и мы получим его земли, а уже потом сможем не опасаясь вернуться в Сарасберг!
Если раньше Харальд еще сомневался в том, следует ли соглашаться на помощь подлой Раннвейг, то сейчас сомнения покинули его - ему нужна была победа, быстрая, безоговорочная, и если ради нее придеться поступиться честью - пусть так и будет. Арнвинд и Сельви должны умереть ради того, чтобы созданная им держава выстояла.
- Что делать с Раннвейг? – коротко, по-воински спросил Гутхорм
- Ньерду женой станет, - брезгливо поморщился Харальд. Одно дело привечать подле себя ярлов вроде Рогволда и Грютинга, а другое совсем - баб коварных.
- По твоему слову, конунг, - кивнул Гутхорму
- Но это после, - Харальд уже не скрывал усталости, навалившейся на него. - Прикажи нашим людям готовиться к битве, брось кличь по всем дружинам, в селениях размещенным. Грютинга, Рогволда, других ярлов созови и еще... хотя нет, с Хаконом я сам поговорю. Довольно уже мы в Нидорасе гостим, нельзя более времени терять в пустую. Спустя десять дней против Арнвинда выступим.
- Va Odin! - ударил себя кулаком в грудь Гутхорм и вышел, отдавать распоряжения.
Харальд улыбнулся, глядя, как за родичем захлопнулась дверь. В голове его созрел план сражения: пока Сельви разбойничал на суше, юный конунг решил перебросить свою дружин морем прямо к берегам Южного Мера и там нанести внезапный, сокрушительный удар, по сломленным гибелью конунга врагам, а в том, что Арнвинд умрет он почти не сомневался - отравит его эта баба, до власти охочая, отравит, раз уж сама с предложением таким гонца прислала.

Южный Мер. Эрик и Хильд
С Сариной

Какой-то быстроногий мальчишка ехидно сообщил Хильд о том, что вернулся из похода Сельви, а соответственно и Эрик. Девушка тяжело вздохнула, так хорошо было эти дни, когда мужа дома не было. Теперь опять терпеть его тяжелый взгляд, да речи о ней, словно она кобыла племенная.
Положив гребень на стол, Хильд поднялась, наскоро косу заплетая да на двор поспешила. Встречать надо мужа в глаза прозванного Эриком Быстрый меч, а за глаза Эриком Непускаемым. И действительно - подъезжал уже ко двору ярл, даже с конунгом встречаться не стал, сразу к дому коня направил, да в ворота, слугами распахнутые вьехал. Хильд увидав на пороге, остановил коня Эрик, спешился, повод конюху отдавая, сам же к жене поспешил, улыбнувшись широко.
Невольно в ответ губы в улыбке разъехались. Молвила Хильд:
- Удачно ли съездили в поход славные воины?
- Славно потрепали изменщиков, - сообщил весть радостную ярл. - Сельви в битве, словно сам Тор, с ним во главе ни один враг нам не страшен.
Невольно слова эти вырвались из уст Эрика, хоть и знал он, что не слишком жалуют друг друга Хильд и Сельви, но все же не мог он скрыть восхищения конунгом молодым и планом его жестоким по возвращению Мера Северного.
- Много ли воинов Харальда смерть от стали вашей приняло?
Спрашивая это, отступила Хильд в сторону, давая Эрику в дом войти.
- Да кто их считать будет, - улыбка презрительная на мгновение промелькнула на губах викинга. - Эй, слуги, стол накрывайте!
В дом войдя, обернулся Эрик к супруге, произнес уже тише:
- Подарок я тебе привез.
Хильд не ответила, лишь замерла посреди горницы, потом прошла вперед села у окна. Подле нее остановился мужчина, мешочек, что на поясе висел развязал, украшение из него доставая: брошь серебрянную, в виде цветка выкованную с камнем цвета моря спокойного в сердцевине.
- Красиво, пробормотала Хильд, подарок принимая, но боясь, что кто-то жизнь за диковину ту отдал.
- Ромеи делали, из самого Миклагарда вещица. Уверен я - лучшей владелицы для нее и придумать нельзя было, - Эрик старался произнести что-нибудь, что понравиться Хильд, но, как раньше, оставаясь с ней наедине, он становился слишком косноязычен. Хорошо еще, что не стал рассказывать, как люди Сельви разграбив деревню, зарубили жену херсира, сорвав с мертвого тела украшения и брошь эту в том числе.
- Работа ромейская призвана глаз радовать,- Хильд ответила, дрожащими пальцами приколола брошь к одежде, вздохнула. - Да ты поешь, Эрик. Чай проголодался с дороги.
- Успею еще я поесть, - покачал головой ярл, улыбнувшись грустно. - По тебе я тосковал все время то, что в походе провел. День каждый.
- Эрик, это война, - печально девушка ответствовала. - Все уходят. Многие не вернулись.
- Немногие, - на этот раз голос его прозвучал более резко. - Сельви - гений, благодаря ему среди наших людей почти не было потерь...
"Зато в Раумсдале плачут по сотням погибших, если конечно есть, кому их оплакивать", - добавил он уже про себя.
- А что же те против кого вы ходили? - сменила тему Хильд, не хотелось ей сегодня спорить.
Надеялась она, что праздник устроит Арнвинд по случаю возвращения воинов смелых.
- Они ответили за свое предательство, как и заслужили, - в голосе Эрика звякнула сталь, но следующую фразу он произнес уже гораздо более мягким тоном: - Но разве это должно тебя заботить?
- Не хорошо, когда гибнут бонды, служившие верой Неккви. Не научены бонды воевать, как и трелли. Судьба их служить тому, кто сильнее.
Печально головой Хильд покачала.
- Судьба их во власти конунга. Сельви конунга.
Эрик протянул ладонь, прикоснувшись к руке жены, словно желая сменить тему разговора.
- А он жесток. Кто ж со слугами своими так поступает. Ладно, Один ему судья будет, - махнула рукой Хильд. - Ты поешь, а я скоро вернусь.
- И куда ты? - Нахмурил брови ярл.
- К брату схожу, - последовал короткий ответ.
Промолчал Эрик. Ничего не изменилось, да и с чего он взял, что измениться что-то должно было, после возвращения его? Все так же сторонилась супруга ярла, все так же избегала его и старалась любой повод найти, чтобы с ним в одном помещении не оставаться. Быть может прав был Сельви?

Транделаг. Хладир. Влюбленные.

За все зимы, что прожила кюна под солнцем севера, она не разу не испытывала такого стыда. Чего стыдиться, если ты – дева знатного рода, предки твои славны подвигами, отец – знаменит, а косы густы? Самое то доброго мужа себе ожидать да ожерелья самоцветные на шею примеривать. Дождалась. Хакон конунг, хоть и в летах, но не пил больше нужного, не дебоширил, да и на ложе был не менее доблестен, чем в битвах. Думала женщина, что то Фрейа так подгадала, чтоб жизнь ее ладно сложилась да была она за супругом, будто за стеной дикого камня: не ураганом не сдуть, не волной опрокинуть. Но повелительница кошек, видать, лишь смеялась.
Когда младой воин, коего она волей мужа звала своим сыном, открыл дверь в ее спальню, следовало бы закричать. Да! Служанки бы прибежали, оборонили честь госпожи, не дали бы ей совершить то, за что сейчас щеки ее покраснели. Видимо, сами ваны ту встречу подстроили. Ничем, кроме их воли не могла бедная кюна объяснить страсть, что обуяла ее столь внезапно. Богатый дом, ласковый муж, расторопные слуги – все это перестало быть значимо в одни миг. Когда сын ее мужа прикоснулся губами к устам, весь мир юной кюны сгорел в ярком пламени. Тогда поняла она, что заставляет людей приносить жертвы Локи, моля обманщика изменить заведенное предками, нарушить обычай или замедлить ход времени. Богу Огня нравятся шутки, но он не мог быть надежным по своей великаньей природе. А она поняла: лишь для Хакона молодого боги вложили ей сердце, лишь ради него оно бьется. Будто темная ночь глаза голубые ей застила. Спросить, ворожил ли? Да вряд ли. Не зря же сказания старые пестрят рассказами о любви роковой, по воле которой падали в прах имения много больше Хладира и складывали головы лучшие войны.
- Что делать нам, Хакон? – спросила неверная жена у незаконного сына, приподнявшись на ложе. – Могли бы мы сокрыть страсть нашу в тайне, ежели была бы она влеченьем минутным. Но каково будет мне мужа звать твоим именем? Один, ужель не трепещет сердце твое при мысли о том, что сулят нам вскорости норны?
Конунжич помолчал, рассеянно наматывая светлые пряди на палец. Эта женщина была не тем, что он ожидал. Все замыслы матери, все планы жреца потеряли смысл среди объятий и поцелуев. Он полюбил ее. А она носила под сердцем конунга Транделага. Все стало много сложней, чем тогда, когда он в смятении неспокойного духа смотрел на ее окна. Конунг простит? Может быть. Но простит ли он сам себя, да и позволит ли сердце отпустить эту деву прочь, отдать ее мужу другому, пусть и супругу законному? Хакон мечтал, что однажды отец признает его и посадит за свой стол между ярлами. Так то и вышло. Спасибо Харальду, ибо конунг Агдира притягивал к себе перемены и рушил традиции, будто бурный поток, что смывает хрупкий мосток в половодье. Но думал ли он, что будут они делить одну женщину? Нет! Знал юноша, что играет с огнем, но не мог побороть гибельной страсти, бросившей его к мачехе. Все хитрые замысли сгорели в горниле любви и теперь ум напрасно искал выход из ситуации.
- Нам не дано видеть пряжу норн, - ответил он полюбовнице. – Один мудр и не стоит докучать ему словами про то, что может быть и не сбудется. Ныне мы любим и счастливы. А завтра - хоть Рагнарек.
И на сим пылко поцеловал кюну в уста. А ближе к вечеру, когда, измученные своей совестью и опустошенные страстью, преступники древних обычаев забылися сном, рука Хакона невольно легла мачехе на живот. И сознанье, готовое погаснуть в путах здорового сна, пронзила жестокая мысль: ежели бы они нашли друг друга чуть ранее, этот сын мог бы быть его собственным. И тогда ему, Хакону, не пришлось бы выбирать между ним, и собой.

Сообщение отредактировал DarkLight - 7-11-2007, 10:35

Северный Мёр, Нидарос. Гонцы к Харальду
(Тельтиар за конунга и ярлов, я за гонцов и ярлов)

Покуда Гутхорм ярл собирал воинство, по деревням и селениям раздробленное, донесли верные люди до Харальда, что едет к нему через Гудбрандсдалир человек под стягом свейским. В свете событий, Асгаутом поведанных, решил конунг, что прибыл свей, дабы требовать от него подтверждения права Эйрикова на Вингульмерк, не иначе, оттого и велел Харальд встречать гонца демонстрацией всего могущества агдирского, а потому дружину ближнюю во дворе усадьбы встроил, ярлов же в одеждах нарядных собрал в гриднице, а сам на место высокое сел, плащ алый на плечи накинув и вид приняв грозный. Рабыни две волосы его густые в косы заплели, дабы лица пряди золотистые не закрывали.
И вот вошел воин свейский в дом, двумя гриднями сопровождаемый. Взглянули на него ярлы харальдовы, что подле господина сидели - Грютинг, Асгаут и Асбьерн, и другие многие, не столь именитые, лишь самых близких конунгу людей в усадьбе не было в ту пору - ни дяди, ни тестя, к сражению грядущему войско готовивших.
Гонец от свеев вошел с гордо поднятой головой. На нем была шапка соболья, и плащ подбитый мехом горностаевым. Всем было ведомо, сколь богаты земли свейские зверями пушными.
- Здрав будь, конунг. Я к тебе послание везу от Эйрика, конунга свеев и гаутов, а также волею богов властителя Вьярмаланда. Сказывают, оставил ты земли своих отцов без присмотра ради змель дальних, но властитель мой, будучи воином честным, лишь чтобы силу свою показать, часть твоих владений забрал по праву сильного. И он посылает тебе вызов.
- Вызов? - Сузились глаза Харальда, взгляд его стал точно кинжал острый, в лицо свею нацеленный. - Поединка желает твой господин? Участь Хаки Гандальвсона ему завидной показалась?
Ярлы рассмеялись, довольные шуткой конунга - жестоко сумел поддеть гордого свея Хальвдансон, сравнив владыку его с Малодушным Хаки.
Лицо свея сразу стало суровым и злым.
- Если бы не подлый твой ярл Харек прозванный Волком, который нашего конунга похитил, и не заставил его пред богами и всеми людьми поклясться, что выпустит из Вингульмерка всех жителей, кто уйти пожелает, и не слово нашего конунга, что не будет он воевать в твоих владениях, покуда ты вызов примешь и сам свою землю защищать придешь, то он бы уже в усадьбе твоей пировал, и жен твоих тискал!
- У меня жена одна, и сдаеться мне - до нее твой Эйрик не добрался бы, даже подари ему Один Слейпнира, - в ответ усмехнулся агдирский конунг. - Так значит в Гиллисберге твой правитель ответа моего ждет?
- Мой правитель хочет знать, готов ли ты признать, что предок твой Ингьяльд Коварный себя и весь род свой вероломством своим и бесчестьем опозорил, а потому ни он, ни потомки его землями, которые асы нашему народу дали, править не достойны, и посему пусть они покорятся тому кто сильнее, и более достоин во всех землях северных править! Известно тебе, что Винугльмёрк, Акерхус, Вестфольд и Агдир ранее самому Гюльви, что в Асгард ходил и оттуда обратно вернулся, принадлежали, а в Транделаге его усадьба зимняя стояла. Потому не глупи, а признай право сильного и более достойного, и будь у него сильнейшим и знатнейшим из ярлов. До сих пор наш конунг не знал поражений!
- До сих пор твой конунг не встречался с Харальдом сыном Хальвдана! - Бросил Асгаут на слова посла. - Не много чести - отнять земли у бывшего раба и последователя Белого Бога!
- Предок твоего Эйрика предательски сжег в усадьбе Ингьяльда и так овладел его землями, - поглаживая белоснежную бороду, заметил Асбьерн. - И это было, видимо, самым славным из его подлых деяний. Если у кого и есть право владеть всей северной землей, так это у Харальда, потомка Одина и Фрейра.
- Слышишь, что ярлы мои говорят, свей, - улыбнулся Харальд. - Вот посмотри - этот славный и достойный муж - Грютинг из Оркдаля, раньше он тоже был властным конунгом, а ныне - мой ярл. Передай своему господину, что и он склониться передо мною так же.
- Двум волкам на одном пастбище не ужиться! Пробовал мой коннунг добром и миром спор этот решить, да видать мало мудрости конунг агдирский нажил. И какой же ответ мне передать твоему конунгу? Когда ему ждать тебя на честный бой, дабы спор ваш разрешить пред богами?
- Пусть ждет твой конунг, по возвращению в Сарасберг я к нему гонца отправлю, чтобы знал он, что готов Харальд сын Хальвдана мечи с ним скрестить, - после размышления недолгого произнес юноша.
- Быть посему, - сказал свей, не поклонившись, а скорее кивнув. - Но помни, что еще будет время передумать. Конунг наш Эйрик терпелив, но зря слов на ветер не бросает. Если проиграешь - он возьмет все земли, которые ты успел покорить, и никто из твоих родичей и ярлов не избежит наказания. И первый, кого он с удовльствием повесит на дубе, будет Харек Волк, назвавшийся твоим ярлом, который как вор в ночи приходит, и силой клятвы пред богами произносить заставляет. Если еще захочешь мира меж нами, отправишь Эйрику конунгу в мешке его голову.
- Обязательно, как только надумаю перед свейским грабителем голову склонить, - взмахнул рукой конунг, гонца прочь отсылая, да только подал тут голос Грютинг увечный, до этого молчавший:
- Что же такого сотворил Харек, если так ненавидит его свейский конунг?
Асгаут зубами скрипнул, взгляд злой на оркдальца бросив - не хватало еще про подвиги Волка конунгу слушать.
- Про то у него самого спросите, - скрипнув зубами, гонец ответил. - Не было еще в северных землях большего коварстваи бесчестья, кои твой ярл показал. - с этими словами он скрылся в дверях.
- Пошлите кого-то, пусть гонца ночевать оставят. - посоветовал Грютинг, да все как следует выведает. как дело было. Вино да пиво языки развязывает.
- Пусть твои оркдальцы этим озаботятся, - кивнул ярлу Харальд, пожалев, что нет при нем сейчас Хемунда, а после к Асгауту обернулся. - Что ж ты мне, ярл, не сказал, что Харек остановил наступление свейское?
- Неведомо то мне было, государь, - взор потупил ярл, но судя по голосу его - не лгал он, действительно впервые слышал о том, что в Вингульмерке после казни Эйнара произошло.
- А должен был знать, - отрезал конунг, про себя решив, что после вновь позовет того гонца, что от Харека на прошлой неделе прибыл. - Ладно, ярлы, хочу я ваше мнение знать, как с вызовом наглым этим поступить?
- Следует сразиться со свеями и гаутами, только так гордыню Эйрика низвергнем мы, - молвил Асбьерн. - Ты вызов принял, конунг и теперь не гоже отступать...
- Но и спешить не следует, - покачал головой Асгаут. - Слышал ты, что не пойдет дальше сын Энунда, так пусть в Гиллисберге еще поскучает, покуда мы мерский вопрос не решим.
- А Харек тот еще тот хитрец, - произнес Грютинг, смеясь. - Видать не по нраву было свейскому конунгу, как тот его перехитрил и клятвы перед богами дать заставил. Знать бы, как это ему удалось.
- То-то ты им восторгаешься, Грютинг, что сам всегда обманом одним победы добывал! - Бросил гневно Асгаут.
- Если глупец сам обмануться рад, так и обмануть его - дело богам непротивное. - возразил Грютинг. - Оттого и злишься, что сам вверенные тебе земли удержать не сумел, а ярл тот своей хитростью войско много большее, чем его собственное, остановил. Хотел бы я повидать этого Харека Волка, думаю, мы бы с ним неплохо поладили!
- Лиса к лисе тянеться, змея к змее, - проскрежетал агдирский ярл.
- Довольно! Лаетесь, точно псы брехливые! - Одернул их Харальд. - Ты, Грютинг, если здоровье поправил свое, Гутхорму помоги войско готовить к походу, а ты, Асгаут - отправляйся к Хакону, ему тоже помощь не лишняя будет.
Замолчали оба ярла, хотя и виднелось недовольство на лицах их. Остальные же приближенные стали по одному, по двое покидать гридницу, не желая, чтобы гнев конунга на них обратился. Опустела усадьба конунжия, сам же Харальд послал слугу за человеком Харека, в деревне ближней поселенном и, покуда ждал его, призадумался о том, что даст ему победа над Эйриком Свейским (а в том, что победит он конунга Упсалы, Харальд не сомневался, ведь ему то предсказано было) – велико было желание Хальвдансона не только Норвегией, но и свейской землей, и Готландом, и Верманландом править, а значит, следует разгромить сына Энунда и посрамить его, дабы пошли его люди под руку харальдову. Вспомнились тут и слова Асгаута о наемниках вендских и датских, однако если с первыми понятно все было – следовало их использовать, сколько возможно, а после прочь прогнать, ни пяди земли обещанной не дав, то с датчанами интереснее ситуация была – договор о наследии взаимном, коли иных наследников не появиться у него, или Хардакнута. За себя не волновался Харальд – здорового сына родит ему Асса, а датский конунг стар и слаб, из родичей же у него лишь брат, им же самим наследства лишенный. В свете фактов этих, манили Харальда и датские владения, верил он, что ему они достанутся, когда умрет Хардакнут, ведь обещал Асгаут, что недолго тому осталось в Роскильде править.
Дверь скрипнула, отрывая от размышлений юношу – то верно человека привели, Хареком посланного. В гридницу вошел дан, Хареком Волком присланный в качестве гонца. Одет он был в лисий тулуп, а на голове его была лисья шапка, а унты из медвежьего меха сразу навели на воспоминания про финнов и их колдунов, с которыми Харек, по слухам, в прошлом немало якшался, к немалой для себя выгоде.
- Здрав будь, конунг, чем полезен могу быть властитель земель норвежских? - спросил дан, отвесив поклон, и слегка прищурившись.
- Я знать хочу, что тебе ведомо о противостоянии Харека Волка и Эйрика Свейского, - конунг сказал.
- Я тогда уже в пути был, и лишь некоторые слухи до меня дошли. И все что мне ведомо, я знаю от того посла свейского. который сюда вчера прибыл.
- И что тебе свей рассказал? - Мысль мелькнула у Харальда, что мог гонец больше простому воину сказать в разговоре мимолетном, нежели когда в усадьбу пришел волю своего конунга исполнять.
- Да много чего рассказывал, конунг, - ответил дан, искоса поглядывая на Харальда недоуменным взглядом. - Например, что в Раумарики запустение и разорение, да в Хейдмерке разброд - не знают уже они, кто у них конунг, и куда их правители делись, и про скорый приход войска альвхеймарского поговаривают, ибо зол Гандальв за то, что его людей кого поубивали ночью, а кого в одних портках на мороз выставили. А еще говорит, что Асмунд объявился, и режет дозоры и войска свейские, как волк в овчарню ходит, и всюду знак креста оставляет.
Каких только слухов об Асмунде не слышал за последние несколько дней Харальд, но эти слова удивиле его более даже, чем о предательстве ярла вести. То он христиан резал, то теперь веру их насаждает - неужели то месть Эйнара посмертная?
- Много чего люди рассказывают, и плохо, что о том вражий посланник доведался, пока сюда к тебе добирался. Но что именно из тех вестей тебя интересует, конунг? А то их сейчас столько, что всю ночь напролет можно гуторить...
Отогнал видение неприятное конунг, вновь на датчанина взгляд хмурый направил и вопрос задал, какой более всего тревожил его:
- Расскажи, правда ли себя конунгом Харек величает?
- А как же не величать, если его люд в Ранрики, включая всех старших и знатных сами выбрали? Прибыл он к хёвдингу Ранрики как гость, да сыновья его ссору затеяли, и на него и людей его безоружных с оружием напали прямо в доме, но Харек их всех одолел, а хёвдинга самозваного видать боги покарали - умер онот удушья. прямо на троне сидя. Так и спалили его в том кресле дубовом. А Харека на другой день тинг конунгом признал. Но он себя по прежнему ярлом норвежским величает, и свеям говорил, что он ярл который Харальду служит, хоть и величают его ныне конунгом Ранрики...
Весть о том, что Харек по-прежнему его над собой за правителя почитает, приятно сердце юноши согрела - значит не все плохо так, как Асгаут рассказывал.
- И чем же он так Эйрика Свейского разозлил, что тот голову его больше жаждет, нежели земель норвежских?
Гонец жадно отпил из глиняной кружки пива, вытер усы, и улыбнулся.
- Прямо так и требовал? Ох и коварен Эйрик... Ведь обещал он... А то что Харек его его же оружием и поборол. Ведь не секрет, что Эйрик честь воинскую не шибко блюдет, и нападает без объявления войны, когда ему вздумается. Оттого и подмял под себя столько земель...
- И что же? Посрамил Харек свеев? - С нетерпением Харальд воскликнул.
- А то... - гонец осклабился. - Эйрик имел наглость вероломно Гилисберг захватить, и женой Эйнара тороваться. А Харек его среди ночи из усадьбы выкрал, и заставил и жену Эйнара выпустить, и плененных всех, и прочих жителей, кто от свеев хотел укрыться. А сам потребовал чтобы он клятву перед своими воинами, всеми жителями и богами произнес, что не пойдет он дальше земель, которые уже захватил, покуда он тебе вызов не направит, и покуда ты его вызов не примешь, и сам с войском своим против него не явишься, а до тех пор не переходить ни Скаун, ни Ран Эльв. и не ступать ногою на земли норвежские. Оттого и злится, ведь уже на Саросберг он в поход собирался идти, а тут сам стал пленником. До сих пор не бывал он в полоне, да и поражений еще ни от кого не терпел, как сказывают. А тут и хотел бы слово нарушить, но кто за конунгом пойдет, который ни слово не держит, ни богов не боится.
Рассмеялся Харальд, да так громко, что телохранитель испуганный с мечом обнаженным ворвался, решив, что убивают конунга, но в чем дело поняв - снова за дверью скрылся.
- Ай да Харек, не зря его отец мой выше других ценил, - отсмеявшись вдоволь, произнес сын Хальвдана, с пальца кольцо серебряное снимая. - Вот, возьми за вести добрые.
Приятно слышать было, какому позору подвергся враг рода его древний, да и смекалка Волка развеселила конунга - Эйнару же, вместо того, чтобы с требованием неприемлемым к Рагхильде ехать, следовало у Харека поучиться, тогда, быть может, и сам жив бы остался.
- Что еще знать хочет великий конунг? -спросил гонец, подавляя зевок. Видно было, что чуть ли не из постели его вытряхнули.
- Что там с Асмундом? Слышал я пленил его Эйнар, а ты говоришь - свеев режет.
- Харек его в цепях держал. Но как свеи напали, так сразу не до него стало. Пока Харек свейского конунга к повиновению склонял, видать многие гридни Эйнаровы на это диво поглазеть сбежались, и без присмотра его оставили. Что там было, о том лишь гадать можно. Видно, потому и сбежал предатель, пока конунг свейский клятву свою говорил, что вои Эйнара без него от рук отбились... Харек и сам говорил, что не по нраву ему было решение Эйнара предателю жизнь оставить, но до поры о нем можно не вспоминать, покуда со свеями не управится.
- Ладно, иди, - отпустил датчанина конунг, о том призадумавшись, что следует как можно скорее порядок навести во владениях западных. Хорошо - свеи дальше не пойдут, клятвой связанные, но и без них ныне там хлопот хватает. Послать бы дядю - так ведь битва с мерийцами близка, здесь нужен воин лучший и полководец прославленный. Асгаута снова в Сарасберг отправить? Нет, один раз уже не справился, не по сему ярлу задача столь великая, а значит - либо самому ехать, следует и вызов принимать эйриков, либо... лишь Хакон оставался из тех, кому действительно доверить можно дело тяжкое, но согласиться ли старый конунг? А что до Асмунда, решил Харальд, так и правда, пусть свеям кровь портит пока.

Нидорас. Гутхорм и Грютинг
С Орычем

Отдал приказ ярл, и заспешили из Нидораса гонцы по деревням окрестным, войско агдирское могучее собирать в новый поход, да три дня всех обходили. Гутхорм Олень, тем временем, направился к морю, дабы корабли осмотреть и заняться их подготовкой. Плох тот викинг, что о драккаре своём позаботится не умеет, так что рабочих рук хватало, а ярлу Хрингарики оставалось лишь наблюдать за работой, да на огрехи указывать. Однако ж скоро увидел он, что мастера и сами справляются с работой этой, а потому плюнул в сторону, сбросил плащ и рубаху на руки слуге и сам полез на один из драккраов, смолы и инструментов требуя.
За этим занятием и застал дядю конунжего Грютинг ярл, по воле Харальд к берегам прибывший, дабы помощь посильную оказать Гутхорму в деле корабельном, а с ним и сотня оркдальцев приехала, что плотнецкому ремеслу не чужды были - в основном из бондов бывших.
- Здрав будь, славный Гутхорм! - Прокричал оркдалец, да согнулся болезненно, едва с коня не упав, так ему дыхание от крика сдавило - не до конца еще раны зажили.
- И тебе пусть Фрейр даст сил и здоровья, Грютинг! - проревел в ответ Гутхорм, утирая пот и выглядывая из-за борта драккара. - С чем пожаловал?
- Конунг говаривал, помощь тебе нужна, - спешиться ярл сумел лишь при помощи Исхера верного. - Вот и прибыл я, по слову его.
"Самому бы тебе кто помог!" - подумал Гутхорм, глядя на раненого, но в слух сказал:
- Рабочие руки лишними нам и вправду не будут!
- Тогда людей моих бери, скажи им, что делать должно - они быстро все справят.
Оркдальский ярл оперся на поданную ему трость, цепко сжав набалдашник здоровыми пальцами правой руки, в то время как левую дружинник ближний помог в перевязь поместить, дабы не болталась плетью.
- Да что тут говорить? - изумился Гутхорм. - Эй молодцы, чинить корабли умеете, чай не дети? Ну вот и займитесь, дела всем хватит!
Ярл немного подумал, а затем спрыгнул с борта и подошёл к Грютингу.
- Как ты себя чувствуешь, ярл? - спросил он
- Не так плохо, как Бальдр, омелой сраженный, но и не многим лучше, - улыбку выдавил Грютинг из себя. - Боюсь, воевать вам пока без моей поддержки придеться.
- От бывалого воина не только ратное умение пользой может быть!- Гутхорм хотел было хлопнуть Грютинга по плечу, да вовремя раздумал и просто положил руку. - Но ещё и опыт.
- Судя по затее той, что Харальд удумал, от моего опыта малы пользы будет, - окинул взглядом кораблей число великое оркдалец, вздохнул тяжело. - Не так часто бывал я в морских походах, чтобы науку эту хорошо изучить и на пользу делу нашему обернуть.
- Совет твой ещё понадобится Харальду, а пока отдохни и наберись сил. - Этим ты послужишь нашему конунгу наславу!
- Второй месяц уже отдыхаю, - с хрипом кашель из глотки Грютинга вырвался. - Поначалу лекари говорили, что я и на ноги-то встать не смогу.
- Смог?! Значит и остальное превозможешь!
Ярл бросил хмурый взгляд на свою увечную руку - скрюченные пальцы дернулись в попытке хоть немного согнуться, но ему не удалось и этого. Гутхорм легонько похлопал его по плечу, а потом пошёл обратно к драккару. Грютинг болезненно дернулся, но удержал стон, сцепив зубы.
- Я и правда, отойду к деревне, - сказал он. - Буду там, если потребуеться моя подмога.
Проводил его взглядом Гутхорм, головой покачал, подивившись, зачем только племянник к нему ярла увечного прислал, которому покой и лечение надобны, а не работы тяжелые. Не понимал в последнее время поступков Харальда хрингарийский олень, и от того тревожно на душе становилось.

Хакон и Асгаут
С Дарклайт

Пока в бывшем доме конунга Неккви Харальд беседовал с посланцами конунгов, стремясь познать истину, его тесть занимался делами военными. Люди, пребывающие из окрестных земель, равно как и дружинники владык, пришедших сюда под знаменами Харальда, обосновались в одном лагере. И Хакон Трондский опытным глазом следил, чтобы молодцы горячие до споров и скорые на усобицу не зашли дальше подбитых очей да пересчитанных ребер. Богам мила удаль воинская, но проливать руду воям союзным – дело неправедное. там и застал владыку Транделага Асгаут-ярл, посланный Харальдом к тестю.
- Приветствую тебя, старый медведь Хладира, - спешившись, ярл агдирский что-то, похожее на поклон изобразил, но без усердия. - Наслышан премного о доблести и мудрости твоей.
Хакон на то лишь чуть брови нахмурил: мудрость – то дело, вестимо, угодное Одину, но когда ее лишь в связи с летами преклонными поминают, насмешкой то видеться. Впрочем, заслуги конунга Транделага в подтверждении не нуждались, а потому чуждо ему было болезненное самолюбье юнцов, себя показа не успевших. Хоть в чем-то от зим минувших польза сыскалась.
- И тебе здраве, воин. Ты слыхал обо мне – а вот уши мои еще твое имя не слышали. Чьего ты рода и по чьему поручению прибыл?
- Асгаут я, ярл из Агдирской земли, к конунгу в услужение прибывший по воле матери его великой, - с достоинством отвечал тот, взгляда с лица старца не отводя, словно на крепость проверить пытался он тестя конунжего.
- Слыхал я про род твой, воитель. И вести, тобой принесенные, мимо ушей не прошли, - в голосе Хакона не слышалось явной прияздни. Похоже, что крепость пока твердо стояла и падать пред взглядом испытывающим не собиралась. Да и то, что речи Асгауте перед Харальдом тестю его не по нраву, было заметно.
- Ловко же, я смотрю здесь языками чесать гораздо холопье, - усмехнулся ярл, да только уверенности прежней не слышалось в словах его уже - почувствовало он, что не расположен к нему конунг транделагский. - И трех дней не прошло, а уж повсюду знают, о чем я с государем говорил.
- Такие вести в сундук не запрешь - чай, не рубаха, - ответил на то старый Хакон. - Тем паче, что вслед за тобой еще два гонца прискакали. Да каждый свою правду молвит.
- Правда, она правде рознь, - запустил пятерню в бороду Асгаут, как делал всегда, когда что-то не по нраву ему было.
- Вот только правда одна. Вот ведь беда какая! - посетовал собеседник. - Як ж можно из нее сделать три, да таких, что твоя правда Хареку кривда, а свеи и вовсе иную историю сказывают?
- Свеям верить - только урон себе наносить, - поморщился молодой ярл.
- Слепо верить врагу - себе ладью похоронную строить, - согласился Хакон. - Но и отмахиваться от слов их не след, порой враг в гневе своем ту правду вымолвет, что люди верные сказать убоятся.
- И то верно, уж выболтал, что Эйрик дальше Гиллисберга и шагу ступить не посмеет, клятвой связанный, - смех из себя выдавил Асгаут, понять пытающийся, к чему же это клонит старый конунг.
- Интересно мне, почто ты об этом смолчал, конунга вестью такой не порадовал?
- Потому как сам я весть эту славную впервые уже здесь услыхал, - неприятно было Асгауту от того, что старик к нему недоверие такое проявляет.
- Глупо конунгу в словах ярла союзного сомневаться. Но ты повод тому дал, Харека в глазах конунга хая без меры. Теперь он выходит вовсе героем, причем тут и свеи и вои норвежские сходятся. Кем смотришься ты? - голос властителя был ровен и по лицу чувств видно не было. С таким ликом можно и оскорблять и сочувствовать - все равно не поймешь, что за мысли стоят за словами.
- Важно лишь, что конунг о том думает, а кем я в иных глазах смотрюсь - не велика важность, - не стал здесь лукавить Асгаут.
- Я - не жрец, дабы гадать о мыслях Харальда. Проще спросить его самого. Но, мыслю я, что нелюбовь твоя к иноверцу тень недоверия породит, ибо заслуги его очевидны, а ты упрямо чернишь его перед владыками. Люди несведущие могут то завистью счесть. А Харальду не к лицу иметь ярлов, грызущихся перед конунжим креслом.
- От иноверцев можно любой подлости ждать, - головой покачал викинг, с боку обойдя Хакона, словно так говорить удобней с ним было. - О том не первый год уже жрецы говорят, да разве слушают их? Что же до Харека - то подвиги его рука об руку со злодеяниями идут.
- Для злодейств доказательства шаткие, а подвиги очевидны. Мне не люб Белый Бог и прислужники его слабые, но, мыслю я, что время военное - не лучшее для борьбы с иноверием. Враги ряды христиан проредят изрядно, а после битв ратных и будем решать, быть ли крестам рядом с жертвенниками. Не сейчас, - в голосе Хакона звякнул металл, и ясно было, что не будет он милосерден к ослушникам.
- Не будет крестов подле капищ, - словно в ответ на жесткий тон Хакона, резко и Асгаут молвил - подчиняться он готов был только конунгу, однако не хотел и с хладирцем распри открытой, а потому добавил: - Но прав ты, покуда Харек себя человеком Харальда называет, не нужно с ним раздора. Думал я, что конунгом себя назвав, решил он порвать с Агдиром.
- За ярла конунг помыслит, - откликнулся Хакон. - Даже если намерения верного человека чисты, как слеза юной девы, не в праве он конунгов суд собой подменять. Лишь Харальд волен решать, что лепо, что худо. Кстати, коль ты ныне здесь, то могу я вздохнуть с облегчением и сам к зятю наведаться. Оставляю людей на тебя, ярл Асгаут.
- Поезжай, - кивнул ярл, злость скрывая. Заподозрил он, что теперь Хакон старый его перед конунгом лаять за глаза будет, да только спорить не стал - все равно не дало бы ничего это.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 9-11-2007, 22:00

Нидорас. Хакон и Харальд.
Совместно с Тельтиаром.

Хакон Трондский приказал слугам, что состояли при воях, оседлать жеребца и быстро преодолел расстояние до усадьбы. Спешившись перед дверью в домину, отведенную агдирскому конунгу, решительный викинг чуть помедлил пред дверью, чтобы дыхание выровнять. Прожитые зимы брали свое: в прежние времена ни волнение, ни скачка верхом ни даже многочасовой бой в тяжком доспехе не могли конунга затруднить. А ныне вот, запыхался.
- Доложи Харальду, что тесть с ним поговорить хочет, - сказал властелин Транделага рабу, что пред дверью стоял.
- Проходите в горницу, господин, - склонился в поклоне холоп.
- Ты ступай вборзе, - чуть повысил глас конунг, – я сам дорогу найду, чай, в горнице не заплутаю.
Харальд в ту пору был в своей спальне, а посланная управителем рабыня пальцами расчесывала его густые, длинные волосы, жидким золотом струящиеся по плечам. Не так-то легко это было, как со стороны казалось, но - коли уж дал клятву конунг, что ни нож, ни гребень его локонов не коснуться, покуда вся Норвегия не падет к его ногам, то держать ее следовало, а что до небольших трудностей - рабы на то и есть, чтобы с ними управляться. Расчесав подобным образом господина, принялась девушка заплетать ему косы, дабы не мешали волосы столь длинно выросшие властителю в делах повседневных.
Сел Харальд вполоборота, на служанку искоса взглянув, да красу и ладность ее отметив - молода, стройна, видимо не просто так ее управитель послал, хотел верность свою и рвение в службе доказать, и то приятно было юноше. А уж в сравнении с женой его, во всем рабыня эта выигрывала. Протянул он руку, по талии девушки проведя, да к себе ее притянув - али не конунг он, чтобы брать все, что по нраву ему? Вздрогнула рабыня, отпрянуть попыталась, да только поняла вовремя, что нет у нее ни единой возможности воле конунга противиться, а потому поддалась, сама губами уста Харальдовы отыскала, в поцелуе к ним припав...
Только в момент этот дверь отворилась тихонечко, а слуга, увидав, в момент какой потревожил господина, произнес голосом дрожащим:
- Великий конунг, к тебе тесть твой, Хакон пожаловал, - сказал, да сгинул тут же, подальше от гнева вседержавца.
Оттолкнул от себя девку Харальд, процедил только:
- Убирайся, - да призадумался, что же не вовремя так родич его явился, в лагерь воинский отосланный. В глубине души же злость на тестя затаилась черная - доколе еще вот так вздрагивать ему придется и желания свои удерживать, при упоминании имени Хакона.
Конунг Транделага вошел в опочивальню и увидел Харальда сидящем на ложе, с лицом недовольным.
- Тяжело тебе, зять? – проницательно спросил седой старец. Он имел в виду вести, что черными воронами к Харальду слетались, но юному властелину помстилось – рабыню тесть заприметил.
"Насмехается, старикашка", - в голове у юноше пронеслось, но придал он лицу вид невозмутимый.
- Да уж, не легко, - промолвил Харальд, взглядом стараясь не встречаться с Хаконом. - Твои вести какие?
- Погуторил я с ярлом, что ты прислал в помощь – и в подозрениях утвердился. Нет мира между твоими сторонниками, и беспокоит то меня сильно. Стар я уже и хочу перед тем, как ступить сапогом на радужный мост пред Асгардом, увидеть тебя с волосами остриженными, - Хакон кивнул на заплетенные косы. – А ярлы тому препятствия ставят, да и Рагхильде я удивляюсь все боле.
- А, может, я их и вовсе стричь не буду? - усмехнулся конунг, скрыть желая злость ту, что едва наружу не вырвалась, когда о матери его речь зашла. - Даже когда обет исполню. Так что тебя в ярлах моих не устраивает?
- Мы говорили о том, - вздохнул старый конунг. - Знаю я, что злят тебя советы непрошенные, но порой лучше косу обрезать, чем потерять голову от лиходейства. Знаешь ты, что лишь о благе рода нашего я пекусь, и хочу видеть внуков своих сыновьями властителя гордого, коль к сынам моим норны не милостивы оказались.
"Еще раз о волосах моих упомянешь - я тебе сам что-нибудь обрежу", - пообещал в мыслях конунг.
- Власть моя ныне крепка, как никогда, - уже в слух ответил он. - А что до вестей черных, так не столь плохи они, как поначалу казались. После победы над Арнвиндом с торицей возверну все утраченное.
- Вижу я, что глух ты к речам, - Хакон вздохнул. - И боюсь, что поздно опамятуешься. Неужели победы столь разум затмили, что утратил ты осторожность? Али, о сыне узнав, бессмертным себя возомнил? Я стою много ближе к порогу смерти и говорю то, о чем знаю. Ответь мне, Харальд, ужели и впрямь веришь ты, что Один всегда будет отворить копья без твоего предвидения да смекалки? Не понимаю я настроения твоего.
- Копья отводят мои телохранители и до сей поры ни разу не был я даже ранен, - раздражение тестя похоже веселило юношу. - А что до бессмертия - еще до рождения норны спряли нить моей судьбы. Я буду править Норвегией, боги на моей стороне.
- Чем выше стоишь, тем падать больнее, - махнул рукой Хакон. - Но не отец я тебе, да и родители не могут уберечь дитя от ушибов и ссадин. Нос разобьет - впредь ученее будет.
- Надеюсь я, родич, войско под надзором твоим собралось и к походу близкому готово? - Тему сменил конунг. - Иначе придется мне в падении возможном не себя винить.
- Скажи я, что стали вои наши, будто одна длань, каждый палец которой воле хозяйской послушен - слукавил бы. Но воевать они могут, и, полагаю, что вражеские клинки сделают из этих разноперых гусей справных воителей. Куда ты велишь выступать?
- Ждет нас Арнвинд путем сухопутным, думаю я, ибо уверен он, что на волнах его мерийцам равных нет, - раскрыл план свой тестю Харальд. - Потому на корабли взойдут наши вои и путем морским до Южного Мера доберуться, Рогволд же временем тем совместно с Грютингом свои рати поведут сушей, быть может отвлекут на себя большую часть войска, как это вышло у нас здесь, в Северном Мере.
- Славно. Вижу я, что правы были те люди, что величие тебе предсказали, одарил тебя Игг мудростью до умом.
- Подле меня полководцы умелые и опытные, есть у кого умению воинскому поучиться, - решил все же слово приятное Хакону зять молвить.
- Дело воинское ты познаешь на лету, как сокол - искусство полета. А вот в житейских делах наивен еще. Уж и боюсь я, что будет, ежели в сердце твоем любовь к деве вспыхнет. Нужно тебе брать себе больше рабынь, чтобы понять, из какого дерева боги женщину сотворили. Ведь даже матери своей ты не понял, а жены много коварнее гридней бывают. Особенно, когда взор наш мужской страсть затуманит.
Улыбнулся юноша, на этот раз уже не ехидно, но почти с благодарностью. Коли уж сам тесть ему советует почаще на сторону поглядывать, покуда он с женой в разлуке, то значит то и Фрейру угодно.
- Мать моя, женщина мудрая, - улыбка не долго на лице его красовалась, все же. - И если сотворила она что-либо, значит на то веские причины были.
- Ты обещал мне решить то по разумению, - напомнил Хакон. - Для мужчины любого мать стоит выше любой женщины, но мне она в дочки годиться, так что не жди во мне священного трепета. Женщины бывают мудры, но как советницы для мужей. Не дело тому, что сам секиры не носит, судить дела воинские. Ежели бы купец, пахоте не обученный, судил, как бонду землю возделывать - мы бы с голоду померли.
- Помимо нее тот суд вели трое ярлов и двое почтенных жрецов, - Едва удержал усмешку юноша, поскольку в понимании его Торлейв за события зимние называться почтенным более не заслуживал. - Или не по нраву тебе, родич, что без тебя все так скоро решилось?
- Боюсь я, что то - не конец. Ведь не знаем мы доподлинно, что средь воев тамошних думают. Но то, что люди Эйнара бунтуют, уж очевидно, а за ним не самые плохие воители шли. Ныне они Эйрику лишь досаждают, а коли отмстить вздумают? Не станет же мать твоя с мечем решение защищать?
- Предательство то будет, коли меч против моем матери поднять посмеют.
- Твоей матери следовало думать о том до того, как такой суд начинать, - жестко ответил Хакон. - Не след затевать вещи такие, коль не уверен в том, что своевременно недовольных к Локи спровадишь. Ежели Эйнара повесила - надо было дружину его под замок посадить, да глотки самым ретивым порезать. Так и было, небось, когда ты альвхеймарцев пленных в свое войско взял. Она о том не помыслила, чувствам отдалась. Вот и итог.
- Ну хватит уже, что сделано, то сделано!
Харальд вскричал, показывая, как надоел ему разговор этот, о висельнике христианском.
- Убив жреца, Отар вне закона уж стал. Ежели возьмет он ее кровь - древние обычаи месть гридней за вождя своего оправдают, - мрачно сказал Хакон. - Будешь ли тогда на богов решить, али своим именем ошибки покроешь? Ты - конунг. Так правь! Даже коль мать на дороге встанет. Не мальчик ты, чтобы волю ее не оспаривая принимать.
- Этого не случилось еще, и надеюсь, Харек руку Оттара удержит, - голос конунга жестким стал, точно стал. - Коли желает и дальше в Ранрики спокойно жить.
- На него уповаешь, коли вчера был готов в измену поверить? - прищурился Хакон.
- Если верен мне - не даст распре продолжиться, - заключил Харальд, косу золотистую нервно в руке теребя. - В ином случае правы те будут, кто предателем его называют.
- Лучше тебе родич, христианам объявить, что смерть Эйнара судом Божьим была, - на то Хакон молвил, видя, что иные убеждения на него не действуют. - И виру Хареку предложить за казненного.
- Быть может и предложу, - хмыкнул Харальд

Сообщение отредактировал DarkLight - 10-11-2007, 23:36

Ранрики. Гиллеад и Лиам.

(без Тельтиара. Сам в шоке)

- In nominee Dei, et Filii, et Spiritus santi. Amen.
Распятие изящное золотое к губам, слезами оросила принцесса того, кто за всех них муки принял. Не из сердца лилась молитва, слова сухие в горле осадком ложились, и не радость, досаду лишь приносили. Давно оставил дом конунг, слишком давно для той, что из него лишь сны свои складывала, что его лишь имя в молитвах повторяла, на заре вечерней и утренней, у девы Марии благословения выспрашивая дерзкому ярлу.
В молчании еще постояла Гиллеад на коленях перед распятием, о положении дел в Ранрики да о заговоре Асгрима размышляя, затем лишь вышла, задумчивая, на тень похожая.
И не сразу заметила гонца, что на лавке заждался уже кюну, в руках до ветоши бумагу измяв. Текли немые минуты, гонец нарушить молчания не решался, хоть на лавке ерзал, едва сдерживаясь новость радостную сообщить, однако не видела его принцесса, потому и речеть не дозволяла.
- да.. да простит меня светлая Гиллеад, - не вынес юноша испытания тишиной, несмело голос подал. Услышала его кюна, глаза вскинула зеленые гневные, что посмел юнец мысли ее прервать, сжала в тонких руках подлокотники, но, на радость гонца натолкнувшись, промолчала, едва заметно кивнув, чтобы продолжал.
- Белые лебеди над Ранрики путь держат. Возвращается домой войско Харека Волка! – сказал, едва не выкрикнув, и отразилась радость его в глазах принцессы, волной прибрежной вскочила она, едва юношу не обняла, засмеялась.
- Правду ли говоришь? Не обманываешь? Коли правду – вот, не жалко, держи, - сняла с рук кольца дорогие кованые, в горсти юноши ссыпала. – Ай, порадовал так порадовал! Как же имя твое, славный ясень змей битвы?
- Арнгейр, госпожа.
- Арнгейр, ты солнце в Ранрики принес! Спаси тебя Бог, Арнгейр! Но – приготовиться надо бы. – она хлопнула в ладоши, звонко, чтобы проснулись ленивые рабыни, быстрее шевелились.


- Как гость наш? Расскажи-ка мне, Лиам, удалось ли узнать чего?
Усмехнулся в усы Душитель конунгов.
- Интересного много в его речах, да и речи обильны, что реки в половодье. Отправил я сватов его побратимам, на пир созвать.
- И вино на том пиру, конечно, не в роге, но в черепе Асгрима подано будет?
- Если воля моей госпожи на то будет.
- Не надо, - отмахнулась принцесса. – довольно будет, что повесят собаку. Прилюдно, чтобы знали, не самосуд вершим, а порядок держим …
- Так ведь.. Не дело. Тинг собрать надобно. Не трэля вешаем.
- Собери. И судью назначь. Все проведи, как то законы сей земли велят. А потом сук покрепче выбери и дай воронам угощенья. Только меня от зрелища такого избавьте? Следует к приезду Харека хоромы подготовить, да жилица воинам его, пока жить будут отдельно, следует запасы к пиру проверить, да и самим не в рогожах же героев своих встречать? На тебя надеюсь, Лиам, не подводил ни разу. И сейчас, верю, не подведешь.

Сообщение отредактировал Сигрид - 11-11-2007, 1:21

Фиорды. Усадьба Кари-берсерка. Кари, Эйвинд, купец из Гаулара.
(при морально-идеологической поддержке Тельтиара)

Через несколько дней после спора Кари с сыном в деревню прибыл купец из Гаулара. Вез он в Южный Мер шкуры, меха, а кроме того - мечи и секиры. Варилась там знатная каша, и каждый толстосум спешил снять с неё свой навар. Оружие Кари-берсерку было без надобности – ковал для него теперь знатный мастер из Роголанда, плененный Орм-трэль. Хитрый старик нашел чем прельстить упрямого кузнеца: назначил ему большой выкуп за свободу. Теперь Орм работал не покладая рук – дома осталась у него жена и малые дети. Для Кари была у купца важная новость: Атли пришлось отпустить Альвира-скальда - не была доказана его вина! Скальд страдает от полученных ран, но идет вжиль, и собирается вскоре покинуть Гаулар, а куда направится – неизвестно.
- Неизвестно!? – ярился Кари, - Сын собачий! На коленях просить у меня прощения должен! Или он великий воин, или знатный властитель!? Никто он теперь, калека – и все думает, где бы еще нажить на свой зад неприятностей!
Хитрый купец посчитал за лучшее молчать. Передав вести, он попрощался и уехал вместе с охранниками воинами. Может, и поутих бы гнев берсерка со временем, поразмыслил бы Кари наедине с самим собой, да и простил сына, однако Эйвинд прозорливостью, подобно купцу, не отличался. Вечером того дня сказал он отцу:
- Если Альвир придет к нам, я бы простил его. Не к лицу тебе, вождю, проявлять к нему немилость…
- Тебя забыл я спросить, что мне к лицу! Как ты думаешь, почему пощадил его Сухопарый?
Эйвинд молчал. Он о том даже не думал: оправдали брата, значит – невиновен…
- На брюхе ползал перед ним небось Альвир, умолял о пощаде! Убежал из дому, прослыл колдуном и совратителем, а теперь ты хочешь род наш покрыть позором? Что скажут обо мне люди, прими я такого обратно!?
- Что скажут люди, коли прогонишь ты с порога родного сына?!
Все пуще злился Кари, Ягненок же словно подлил в огонь горючего масла, превратив его в настоящий пожар. И, наконец, произнес старик необратимые слова:
- Он больше не сын мне! Ноги его не будет в моем доме.
Громко сказал. И люди его слышали… А на следующий день знал о том в его владениях даже последний трэль.

Дошли после того до Кари вести о праведности суда. Узнал он и о каленом железе, которым пытали правду Альвира, и об утопленном Херстейне … Да сказанного не воротишь назад: что станется с миром, коли начнут викинги словно сор бросать слова, а после помелом прибирать?
Эйвинд стал избегать встречи с Кари, проводя вечера где угодно, только не в отцовском доме. Старый лендрман подолгу сидел один и думал о войне на севере, о своих сыновьях... В тусклом свете лучины его морщинистое лицо казалось посмертной маской.

Южный Мер
Утро.
Хильд стояла кутаясь в плащ. Утро выдалось чрезвычайно холодным. Ледяной северный ветер, казалось, дувший с Йотунхейма, пронизывал до костей. Но девушка стоически выдерживала его удары, желая самолично проводить Аудбьерна. Родственник отбывал во Фиорды, чтобы собирать верных ему людей. Истинный викинг Арнвинд, хотел встретиться с Харальдом в честном бою.
- Не спишь, сестра? – раздался из рассветного тумана сочный баритон Аудбьерна.
- Тебя проводить хочу, - тихо проговорила Хильд, надеясь, что без Сельви Разрушителя идет викинг. – Ох, нехорошее предчувствие у меня, брат.
- Ты знаешь, Хильд, все решено. Будет Харальду Собаке бой открытый и честный. Не бойся, сестра, на море мы сильнее, перебьем хребет псу.
- Аудбьерн, Аудбьерн…, - покачала головой девушка. – Услышав звон стали, да плеск весел, мужчины превращаются в мальчишек, - печальной стала улыбка девушки, - очертя голову бросаются в новую игру. Только тяжко мне от мыслей, брат. Чую беда близко. Фрея покоя не дает, велит вас с Арнвиндом остановить.
- И не пытайся, сестра, - усмехнулся Аудбьерн. – Долг и честь велят нам иное. Сломать хребет собаке.
- Ты надеешься на честный бой? Не верю я, судя по рассказам, что скальды о Харальде приносили. Не умеет он честно лицом к лицу биться, радует его предательство в семьях викингов закон Одина чтащих. Мать его даже соратников своих не жалеет. Смерть они недостойную принимают. Слыхал о тех слухах, что по земле Северной поползли?
- Не печалься, Хильд, мерский змей завсегда с собакой справится, к тому же нет равных нам на море, а Арнвинд на море бить Косматого хочет.
-Не остановить тебя, брат, как вижу я. Жаль. Но возьми тогда оберег Фреии, она защитит тебя, когда подлость ярлы твои задумают. Зараза предательства по Северным землям шествует.
Вложила девушка в широкую ладонь викинга фигурку девы на кошке маленькую, улыбнулась печально, и, кутаясь в плащ, прочь пошла. Долго вслед ей воин смотрел, пытаясь туманность речей сестры понять.


Южный Мер
Утро следующего дня.

Арнвинд проснулся в недобром расположении духа. Его всю ночь мучили кошмары, в которых его кусала змея, он оставался один против полчищ врагов, а все его друзья и соратники лежали недвижимы, погибнув от рук воев харальдовых. Несколько раз он просыпался в холодном поту, не зная, что его так напугало. Укус змеи или гибель друзей, а может глаза брата Аудбьерна, мертво в небо серое смотревшие.
Настроение отразилось на том, что делал Арнвинд. Воины, что драккары к походу военному готовили летали как ужаленные пчелиным роем. Грузилось оружие, припасы, думал конунг, как людей Сельви разместить на ограниченном числе кораблей, голову сломал уже, а получалось, что часть берегом идти должна. Также мысли Арнвинда не раз возвращались к количеству драккаров, что Аудбьерн приведет. Мучили мысли его, покоя не давали. Столько забот навалилось сверху, что казалось век проживи не разгребешь, только вот может и не вернуться из похода конунг Арнвинд.
Непрошенная мысль скользнула змеей ядовитой, ужалила душу и клубочком свернулась где-то глубоко внутри. Нахмурился конунг и решительным шагом в дом свой отправился.
Едва на пороге не сбил с ног Хильд, которая что-то в мешочек меховой запихивала.
- Хильд! – вскричал конунг.
- Не кричи так, брат, я это я.
- Ты зачем у порога крутишься? Как собака побитая?
- Подарок тебе в путь ратный приготовила. Вот, возьми, - в руке у Арнвинда мешочек и оказался. – Пусть оберегом тебе будет. Отговаривать не буду. Бесполезно это.
Закончив фразу, девушка выскочила на улицу. Арнвинд в задумчивости на кресло конунжье сел, вытряхнул на руку фигурку Фреи и еще больше задумался.
Стоило только выйти за порог Хильд, как другой гость к конунгу Южного Мера пожаловал - сам Сельви Разрушитель, видать сама Фрея уберегла девушку от встречи с племянником неприятной. Весел был юный конунг, улыбка на лице безбородом сияла:
- Славно наши люди в поход собираются, уж с такими молодцами одолеем мы Харальда, - бросил он вместо приветствия.
Арнвинд сжал фигурку богини любви в руке и кивнул Сельви, взгляд однако остался обеспокоенным.
- Славные, как и все воины мерские.
- Были бы такие удальцы в предгорьях Оркдальских - мой дед остался бы жив, - невольно упрекнул родича Разрушитель, а после рукой махнул. - Да только чего теперь старое поминать. Как скоро Аудбьерн к нам присоединиться? У него поди вся рать по домам разбежалась - сызнова собирать будет.
- Фиорды не простая земля. Брата моего, мне порой жалко бывает, что ярлы его аки козлы тупы, - пропустил мимо ушей Арнвинд замечание племянника про Неккви. - Придет он через три дня.
- Тогда след нам завтра уже выступать, дядя, - Сельви молвил. - Присмотрим место для сражения удобное, да на море дождемся родича нашего.
- Дельная мысль, Сельви, драккары готовы уже, волны хотят, - улыбнулся в бороду Арнвинд фигурку богини сильнее в кулак сжимая.
- Поквитаемся с захватчиком полной мерой, - оскалился Разрушитель, взгляд бросив на руку Арнвинда. - Что ты там все сжимаешь?
- Подарок на удачу подареный, заступничество богов нам понадобится. Без их благословения никак.
- Очень они нам раньше помогали...
- Может прогневили их чем, а может просто Рагнарек близок.
- А Харальд - Локи в ином обличии, ибо столь же подл и хитер, - хотел все в шутку обратить Сельви, да слишком серьезно слова прозвучали. - Если на кого и уповать в новой битве, так на Ньорда!
- В любом случае богов обижать не след.
- Пусть жрецы им жертв обильных пообещают, но лишь после победы.
- Торгуешься ты, племянник, хуже ромея. Я прикажу перед отплытием быка в жертву принесть. А пока пойдем драккары посмотрим.
- Пойдем, надеюсь прохудившихся кораблей в твоем флоте нет.
Арнвинд усмехнулся и из дома вышел.

(в роли Сельви Тельтиар)

Ранрики.
Гиллеад и немножко Лиам.

(и снова без Тельтиара.. ну почти)))

Пальцы едва задевали струны, и звук шел серебряный, нежный, на слух ложился осторожно, непривычно. Принцесса цепляла задумчиво подушечками прозрачные нити, рождавшие музыку странную, непонятную, но не могли девушки, кюну окружавшие, сказать, что неприятна, не могли, хоть некоторые и кривились, отворачиваясь. Никого не принуждала Гиллеад, сами девушки приходили, с рукоделием, с прялками, игру и пение ее послушать. А что кривились - так и красоте ее завидовали, и мужу смелому и хитрому – так музыка тут и ни при чем, то во всех землях одинаково.
- Правду ли говорят, возвратится скоро Харек конунг?
Гиллеад арфу отложила, руки поверх деки скрестив.
- Даст бог – завтра в полудень встретим их.
- Замолкаешь почему, госпожа? Ненадежны вести?
- Вести надежные, да неисповедимы пути Господни. Довольно. Чем героев встретим?
- Хм, известно, чем, – заулыбались девушки, через одну краснея.
- Не о том я, сороки! Языки-то придержали бы бесстыжие! – повысила голос принцесса, но и сама зарделась смущенно. – Приедут они не в хлеву же спать, не рогожей же утираться! Чисты ли дома, свежи ли простыни, горячи ли печи?
И взгляд на арфе спрятала, ресницы опуская. У самой мысли не о хозяйстве, не о миссии святой, но о Хареке лишь, о том, как с крыльца высматривать его будет…
- Расскажи, владычица, слухи ходят.. Асгрима твои люди в застенок отвели? Чем провинился Асгрим? Моряк он славный, в битве яростью с пятью сравнится?
- Не только ярость славного воина делает. Не женщинам о том судачить. Нитку подправь, Сигню, неровная идет.
Сказала так, и снова задумалась, пальцы на струны вернув. Коли уже девки про Асгрима знают, скоро во двор конунжий старшие постучат, ответа требуя. Зачем Лиам с тингом тянет? Повесить скорее собаку, и забыть, чтобы радости встречи не портил.
- Ладно об этом чело морщить! – одна воскликнула, по коленям ладонями ударяя. – Не видите, загрустила кюна! А не споет ли она нам песен своих заморских, лебяжьих, на языке птичьем? Од те песни и работа спорится лучше, колдовские они, Христом Богом клянусь, колдовские. Споешь, владычица?
- Спою, Аснё, отчего не спеть? – с улыбкой голову наклонила Гиллеад. Молодец девушка, не взять ли советницей да подругой верной? - О море спою, о чайках белых, о..
Гладили пальцы звонкую арфу, голосом мягким она отвечала, о чайках, о лодках, что волны качают, и моряки сквозь волну замечают юных русалок загадочный танец…. Слушали девушки, заслушивались, многие работу отложили, чтобы ни одного звука не упустить, некоторые подпевали тихонько, стараясь мотив уловить, чтобы детям своим потом петь у колыбели…


На другой день и солнце сияло ярче, и собаки лаяли звонче, и вороты колодезные словно веселее скрипели. С улыбкой вошел в палаты всегда серьезный Душитель конунгов, принцессе поклонился.
- Ведаешь ли, отчего радостью сердце полнится? – спросил он, на кюну поглядывая. А она в уголках глаз хитрую улыбку спрятала, тоном отвечала ровным, скучающим почти.
- Откуда мне? Небось, шпиона очередного изловили твои вороны. Или на пиру перепили местных маститых бражников. Или зверя какого диковинного выследили.
- Выследили, угадала, владычица. Да какого зверя! Волка самого, что не каждому медведю по зубам будет, а иных и в собственной берлоге заставит под свою дудку плясать.
Захохотала Гиллеад, не от шутки больше, а от радости.
- Так то разве медведь был? То лемминг, за щеки себе напихавший от жадности столько, сколько там и поместиться не могло! Как сказали бы здесь, самого Локи перехитрил бы Харек. Ужели близко?
Лиам кивнул, улыбки больше не сдерживая.
- Да, владычица.
- Так почему мы здесь все сидим, в четырех стенах, когда на встречу им подниматься надо! Собирайся, дружину верную созывай.. эй, служанки!
Бесшумно скользнули две юные девушки в залу, незаметно, словно бы всегда там находились.
- Волосы мне уберите, да так, чтобы охнул Харек от восхищения. Не хочу ему дурнушкой показываться. Все у меня готово к приезду долгожданному, только самих гостей не хватает! - вздохнула принцесса. – Ступай пока. Не в домашнем же платье мне мужа-героя встречать?

Сообщение отредактировал Сигрид - 17-11-2007, 19:52

Халагаланд. Похороны Брюнольва

Старого лендрмана нашли спустя три дня с тех пор, как его, вместе с обломками корабля, выбросило на берег. Тело его уже начало гнить, так что мало кто решился подойти к нему и уж тем более попытаться отнести к дому.
- Что же вы встали, дармоеды! - Пристыдил их Свейн, управитель усадьбы и близкий друг Брюнольва. - Когда он одаривал вас златом и нарядами, вы ластились к нему, точно коты, а теперь брезгуете оказать господину последнюю честь?!
Вот только слова его не возымели никакого действа и пришлось старику самому, схватив за руки мертвеца, взвалить его на спину, и дыша тяжко, гнилостный смрад ноздрями невольно втягивая, к усадьбе тащить. Остальные слуги подле шли, да подходить не решались - не о том думали, как оказать почести посмертные Брюнольву, а о том, кто теперь ими править будет, да что урвать себе можно из дома хозяйского.
Спустя день, когда прибыли из отдаленных деревень годи, Брюнольва, отважного моряка и могущественного лендрмана, чье правление вызывало зависть у соседей, положили в лодку вместе со многими дорогими вещами, что ему принадлежали, в ободранные руки его Свейн вложил меч, а затем слуги опустили лодку в широкую могилу, и насыпали над ней высокий курган. По древнему обычаю правителей Халагаланда сжигали в лодке на море, но, поскольку Ньорд отверг его, выбросив на берег, жрецы решили не гневить морского владыку и предать тело Брюнольва земле, как это делали с конунгами в центре Норвегии.
- Это был славный и великий человек, - произнес старший законоговоритель, когда курган был насыпан, а люди стали расходиться. - Один примет его в свою дружину, даже не смотря на то, как он умер.
- Нет, он будет и дальше гнить в Хель, - раздался позади насмешливый голос. Свейн обернулся, увидав пришедших на погребение Харека и Хререка, неблагодарных братьев Брюнольва.
"Что-то быстро они здесь появились, - пронеслось в голове старика. - До Лека вести не доходят всего за день, путь от Торгара не близкий".
Еще более удивительно было то, что Сигурд хевдинг с Аласта, которому ближе гораздо было плыть не появился еще, а братья эти здесь уже оказались.
- Был негодяем и умер как заслужил, - добавил с наглой улыбкой на устах Хререк.
- Тело вашего брата еще не успело остыть, а вы поносите его уже, точно тралла последнего! - Воскликнул Свейн, но Харек руку вскинул.
- Каким он достойным человеком был, такие и слова на тризне, - так сказал. - А теперь, старик, веди нас в нашу усадьбу!
- В вашу усадьбу? - Скрипнул зубами управитель. - Домина и вся власть над Южным Халагаландом достанется Барду, сыну Брюнольва!
- Вы только послушайте его, славные халейги! - Прокричал Хререк, привлекая уже расходившихся было людей. - По праву старшинства усадьба принадлежит нам с братом, в возмещение того ущерба, что нанес нам Брюнольв, когда лишил отцовского наследства!
- Эй, Эймунд жрец, разве не ты обряд проводил, когда мать наша за отца выходила?
- Разве же не наследники мы Бьоргольва, разве не имеем права на часть имения его большую, нежели Бард?
Жрец названный чинно кивнул, правоту их притязаний признавая. Да и не мог он иначе сделать - много людей пришло с братьями, и были среди их окружения даже слуги Брюнольва, выгоды своей ищущие.
- Так значит быть мне лендрманом! - Харек произнес.
- Или мне, - покачал головой Хререк.
- Я старше тебя, или позабыл ты? - Повысил голос его брат, но после добавил: - Однако ссориться не станем, пусть жребий решит.
- Справедливо то будет, - согласился с ним жрец. - Но только не сегодня избрание лендрмана нового проведено будет.
Развернулся тем временем Свейн, прочь пошел, да в груди его ярость клокотала: уверен он был, что за гибелью господина двое ублюдков Хильдирид стояли, но доказать ничего не мог, а потому решил как можно скорее гонца верного послать к Барду, на службе у Харальда находившемуся и просить заступничества у конунга против самоуправства Харека и Хререка.
- Недолго вам, негодяям, брата сгубившим, торжествовать, - старик поклялся. - Придет время и за все заплатите!
Сам решился поехать в Транделаг и дальше на юг управитель, дабы уверенным быть, что послание его доберется до сына Брюнольва.

Где-то в окрестностях Гринланда. Халльвард, Сигтрюгг и еще человек... много.

А ветер дул здесь совсем не так, как на море, - нежно, будто невидимыми тонкими пальцами, перебирал пряди волос, а не развевал их, переплетая в диковинные узоры; едва задевал легким касанием густо поросшие сочно-зеленой травой обочины дороги, неслышно качал ветви деревьев… Сигтрюгг вдохнул полной грудью, наслаждаясь воздухом.
- О чем думаешь? – усмехнувшись, спросил его Халльвард. Давно уже искоса наблюдал он за лицом брата, вдруг снова ставшим по-детски мечтательным.
Как будто и не было той крови, что они пролили. Своей, чужой – так ли уж важно? Как будто остались теми детьми, что играли когда-то у ручья на заднем дворе, в имении отца на Хисинге.
- Лето, - ответил тот, с улыбкой вглядываясь вдаль. – Пришло лето, а я только что заметил, брат…
Пожал плечами старший Вебьернссон:
- Нам теперь нет дела до того, какая погода на дворе – главное свое дело делать.
Хотел было Сигтрюгг упрекнуть его в излишней суровости, да не стал; уж вошли они в деревню.

Неизвестно, кто там первым увидел отряд чужеземцев из окошка, только высыпали мужи все из своих домов, а жены да дети с порога выглядывали робко – что, мол, за странные гости пожаловали, да и зачем? Выступил навстречу воинам рослый муж, широкоплечий, с такими руками мощными, что, казалось, и вепря завалить ими мог, без оружия.
- Здравы будьте, гости. хоть и незваные, - мрачно поприветствовал он их, обращаясь к херсиру, что по левую руку от Халльварда ехал, принимая его, видимо, за старшего.
- И тебе не хворать, - спешно молодой херсир отозвался, взгляд недоуменный на себе поймав, - я Халльвард Вебьернссон, Рагхильды кюны и Харальда родич, а это брат мой Сигтрюгг. Из Сарасберга плыли мы сюда с воинами, так как до Гринланда добраться нам надобно.
Муж только кивал, прикрыв глаза да руки на груди сложив.
- Хотели испросить у вас, чтобы лошадей нам дали – до земель Хроальда добраться, - закончил Халльвард.
Присвистнул крестьянин удивленно.
- Да вас же тут орава целая, откуда нам столько лошадей взять? Семерку коней, может, и нашли бы для вас, но и то лишь потому что Харальду-конунгу вы родня, коль не лжете… Да только толпу такую надо в телеги грузить и везти!
- А ведь мысль-то хорошая, - вставил Сигтрюгг, - скажи, есть телеги у вас?
- А то они нам самим здесь не нужны, - огрызнулся муж. Остальные жители деревни хмуро смотрели на Халльварда, как будто он их в Хель спуститься просил. – Сколько сказал, столько коней предоставим, ни больше ни меньше, но телеги не отдадим.
"Так, сын Вебьерна", - напомнил себе Халльвард, "ты предатель, перебежчик…" Лукавый взгляд, мимолетный, как взмах крыла бабочки, в сторону младшего брата.
- Ошибаешься, - рука легла на рукоять меча и вытянула его из ножен в мгновение ока.
Крестьяне загудели; кто-то даже к вилам потянулся. Сигтрюгг взмахнул рукой – еще две дюжины воинов натянули луки.
– Еще как отдадите.

- Что-то слишком круто ты с ними обойтись вздумал, - младший брат заметил, крепче ногами бока конские стиснув – норовистый попался скакун.
- Так мы предатели или кто? – оглянулся на него Халльвард, с деланной, но втайне веселой безразличностью, – Это ведь ты, не я придумал!
Позади тряслись на кочках четыре телеги, запряженные волами.

До границы с Гринландом не так уж далеко было, а коли бы все они на конях были, то уж быстрее ветра, знамо, долетели бы. Но так больше полудня провели они в дороге, и забрезжил уж вечер, когда подъехали они к парому...

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 18-11-2007, 13:43

Гаулар. Согн

Хальстейн мрачно смотрел на собирающегося в дорогу брата - жрецы позволили ему забрать с собой то, что он сможет унести, прежде чем навсегда покинет Согн. Хольмстейн собирал пожитки одной рукой, а другая, прожженная железом висела на перевязи - о, если бы Хальвард увидал, сколь ужасен был ожог на руке сына Атли, он возблагодарил бы Харека за то, что тот пытал его всего лишь маленьким угольком, а не железным брусом. Впрочем, Вебьернсону этого увидеть было не дано, хотя бы потому, что Хольмстейн замотал рану тряпицей.
- Проси за меня брат, ежедневно, еженощно отца упрашивай, чтобы вернуться мне позволил, - старшего попросил изгнанник, кинжал на пояс прикрепляя.
- Он же отрекся от тебя, - покачал головой Хальстейн. В ярости, узнав правду, ярл Атли отрекся от всех троих своих сыновей, но старшему по крайней мере позволил остаться, хоть и лишил наследства.
- Сердце его не камень, - поспорил Хольмстейн. - Ты же видел, что на казнь Херстейна он так и не пришел, не мог смотреть на гибель сына.
- Вот только все равно, мы с тобой всего лишились, а ублюдок этот...
- Не верю я в то, что он из чувства долга ложь нашу обличил, - согласился средний брат. - Хасти жаждал ярлом стать, вот и рассказал все отцу, чтобы тот наследства нас лишил!
- Маленький змееныш, - проскрежетал Хальстейн. - Удавил бы его собственными руками...
- Успокойся брат, этим ты себе наследства не вернешь, - охладил его пыл Хольмстейн. - Отец при всех обьявил меня вне закона, а тебя чуждым семье его, даже если погибнет Хастейн, мы ничего не получим. Отца проси, чтобы вернул меня в Согн, а уж когда я вновь буду подле него, сумею убедить, чтобы обратно в семью нас принял.
- Тогда и поквитаемся с ублюдком, - процедил старший.
- Да что ты, как Херстейн, прямо: "Поквитаемся, убьем, задушим", - сплюнул на дощатый пол Хольмстейн. - Куда его ярость привела? Правильно - в реку охладиться! Скальда надо было убивать, а не сестру!
- Угу, - мрачно согласился Хальстейн. - А мы, два дурака, ему в этом не помешали.
- Да кто ж знал, что он ее и вправду убьет.
В мешок полетели какие-то украшения, кошель золота, несколько рубах - сын Атли хотел как можно больше вещей дорогих забрать с собой в изгнание, дабы там зажить припеваючи.
- И куда ты теперь?
- В Фиорды, - видимо, он уже давно обдумал свой путь.
- Там же двор скальда этого недобитого, отомстить решил? - Приподнял бровь старший брат.
- Одному мне это сделать сложно будет, - улыбнулся средний. - Да и, сами боги, похоже нас рассудили, так что пока лучше против воли их не идти. Может к Аудбьерну подамся, или просто в деревне какой поживу, от тебя вести доброй дожидаясь.
- Не знаю, хорошо ли тебя примет конунг Фиордов, отец ведь ему отказал в помощи...
И действительно, с той поры, как пришли вести о гибели Неккви, старый Атли и вовсе перестал обещать Аудбьерну военную поддержку, рассудив, что коли старый змей в бою погиб, то и племянники его не сумеют одолеть волка, а потому зачем людям Согна в чужую войну вмешиваться.
- Но я-то уже не его сын, - усмехнулся Хольмстейн. - Да и близко Фиорды лишь и Альвхеймар, а во владения Гандальва идти нет желания у меня.
- Твоя правда, - кивнул Хальстейн, брата обнимая на прощание.
- Отца за меня проси, не забывай, брат, - тот прошептал, а после из дома вышел, мешок через плечо перекинув.

У парома. Вебьернссоны и Ко.

Уж больно широкой была река - вброд не перейти, а плыть... ну кто поплывет? За тем-то и нужен был паром, да как на нем поплывешь, коли канат обрублен...
- Да зачем же ты его обрубил-то?! - в ярости Халльвард воскликнул, старик-паромщик же сурово смотрел на него из-под кустистых бровей, наполовину уже седых.
- А чтобы вороги какие не залезли, - отвечал он, скрещивая руки на груди.
- Так ежели мы не враги вовсе, а нам переправиться надо...
- Почем я знаю, враги-не враги... Не моя забота, как вы на тот берег попадете, - и ухмыльнулся совершенно явно, гадко так, будто ему удовольствие доставляло глядеть, как они на месте топчутся.
Старые люди смешны по-своему, размышлял Сигтрюгг, наблюдая, как брат его снова меч выхватывает. Силы-то уже не те, а вот разум по-прежнему словно верит в то, что тело еще молодо. Только тут и сноровка никакая не помогла бы, их-то отряд целый, а паромщик что им сделает?
- Либо ты соглашаешься отдать паром добровольно, - процедил Халльвард сквозь зубы, уперев острие меча в грудь старику, - либо мы его заберем, но убив тебя, чтобы шуму лишнего не создавать.
Паромщик разумно поступил, выдавив из себя "Забирайте", хотя в голосе его явно слышалось "Чтоб вас Хель прибрала".
- И заметь, мы не враги. Мы позволили тебе выбирать, - убрав оружие в ножны, Халльвард крикнул: - Рубите ветки, деревья, палки собирайте - будем переправляться своими силами!

Но едва покончили с шестами воины халльвардовы, из-за рощи показались вооруженные люди -венды, которые реку стерегли, а вместе с ними (Сигтрюгг сразу узнал ) тот крестьянин, который в деревне с ними разговаривал сегодня, и еще несколько мужей деревенских.
- Братец! - крикнул он. - Погляди-ка!
- Давайте на плот, - скомандовал Халльвард, - успеем отплыть!
Крестьянин тоже закричал, их увидя:
- Вон они, вон предатели! Уже на пароме!
- Стреляем! - Сигтрюгг первым лук свой натянул, чуть только от берега они оттолкнулись. Воины гребли кто деревцем молодым, кто палками, кто-то и руками даже. Течение сильным было, плот сносило влево, а венды с крестьянами как раз в эту сторону и побежали за плотом.
Полетели стрелы; кто-то упал на берегу, не убитым но раненым. Венды стреляли хуже, но одна из стрел едва Халльварду в ногу не воткнулась, на пядь мимо вошла в дерево плота.
Сейчас все они представляли хорошие мишени друг другу - одни посреди реки, другие на пустом берегу. Но плот несло все быстрее, и преследователи махнули на уплывавших рукой: в первую очередь крестьяне, так как их добро - телеги, украденные "предателями" - остались на этом берегу.

- Кажется, все, отстали, - вытер Халльвард пот со лба, взял шест у кого-то из воинов, сам грести стал. Скоро плот ткнулся в песок прибрежный, остановился, едва покачиваясь.
- Сейчас другие пристанут, - Сигтрюгг, спрыгнув на землю, указал пальцем вдаль, на маячащие там силуэты. - Вон люди какие-то скачут.

Сарсберг. Раннее утро.
Асса.

Возвратившись в свои чертоги, весь вечер, всю ночь не казала оттуда носа старая кюна. В ее отсутствие слухи поползли по Сарасберги - многие видели, как рассерженная Асса от дверей покоев Рагхильдовых ковыляла. А тут еще и служанки кюны старой засуетились, забегали во все концы города, да только никто не мог у них выведать, что за поручения важные дала им госпожа. Только и слышали жители Сарасберги, как в темноте со двора ассового разносится во все стороны конское ржание, да гадали, что за разлад у кюны старой и кюны молодой вышел.
Лишь только занялось солнце поутру, отворились врата усадьбы старой кюны и хлынул через них непрерывный поток людской. Горделиво вышагивали хирдманы, кто с мечом у пояса, кто с копьем наперевес, семенили слуги, вздымали пыль копытами лошади и громыхали, подскакивая на дороге неровной, ведомые ими повозки. Тут же народ сарасбергский на такое зрелище слетелся отовсюду, будто всю ночь не спал, события такого дожидаясь, охали все и ахали, рассуждая, что за прогулку дальнюю затеяла кюна. А сама Асса на самой роскошной повозке восседала, руки на груди сложивши, а по левую руку от нее Тьодольв-ярл брови хмурил, по сторонам беспрерывно оглядываясь. Едва лишь вышел последний человек со двора старухиного, спрыгнул Каменная Башка с телеги, подошел неспешно к воротам, самолично захлопнул тяжелые створки и запер их на огромный замок амбарный, а ключ от него с поклоном Ассе вручил. После этого всем уж понятно стало, что съезжает кюна надолго и что, верно, не увидят ее более в Сарасберги никогда. Ропот пошел по толпе людской, да только быстро умолкли все, как только Асса, кряхтя и на руку Тьодольдову опираясь, поднялась в полный рост на повозке.
- Сыновья и дочери мои! - каким бы дребезжащим ни был обычно голос старой кюны, а все ж сейчас ровно и сильно раздавался он, подхваченный свежим утренним ветром. - Сегодня прощаюсь я с вами - быть может, навсегда.
Многих поразила новость эта - кого приятно, кого нет - но никто ни звука не издал. Чувствовали люди, что не все еще сказала Асса старая, не обо всем поведала. И верно - после недолгой паузы продолжила речь свою кюна:
- И рада бы остаться я среди вас, да не смею. Высылают меня в постылый Гокстад, в холоде, одиночестве и в воспоминаниях тяжких лета мои доживать.
И хоть не сказала напрямую Асса, кто ее неволит, все понятно стало каждому, кто речь ее слушал.
- Верю я, что защитит меня Фрейя добросердная, но не для себя, а для народа моего милости у асов прошу. Будьте же счастливы, сыновья и дочери мои, не поминайте кюну старую лихом.
Села она обратно на лавку, тронулась повозка ее, а вслед за нею и остальные - лошади, и люди, гриды да прислужники ассовы. Расступилась толпа перед ними, и меж людьми норвежскими пошли пересуды. Кто причитал в голос - "на кого ты нас, матушка, покидаешь", кто бросал старухе вслед ядовитое - "чтоб ты сдохла в Гокстаде своем поскорее, змея старая". Но те, кто поумнее был - те призадумались. Ничего не сказала Асса против невестки своей, однако понятно было, какую обиду затаила старуха на Деву Вещую. А Рагхильда в последнее время и правда чудила премного. Не стерлись еще из памяти людской воспоминания о гибели Губителя Заговоренных, а теперь еще и Асса старая сосланной с глаз долой оказалась.
Покидала кюна Сарасберги, но остались уроненные ею в почву благодатную семена ядовитые, те, что уже готовились дать первые всходы.

Нидорас. За день до выступления Харальдовой дружины

В то время, как рати молодого конунга под началом его дяди и тестя собирались у побережья, готовые по первому приказу взойти на драккары, подготовленные людьми Гутхорма, а Рогволд и Грютинг планировали скорым маршем миновать Раумсдаль по суше, нанеся внезапный удар по Южному Меру, сам Харальд пировал в усадьбе, в окружении приближенных, столь же юных, как и он сам, считая эту компанию более подходящей для веселья, нежели собственных родичей и старых ярлов, надоевших ему советами и нравоучениями.
Рядом с конунгом сидели скальд Бард, сын Брюнольва и Гутхорм, племянник Рогволда, которого Харальд, не смотря на нежелание мерского ярла, решил оставить в своей ближней дружине. Юноша был ему по сердцу - храбрых, ловкий, отважный и преданный, по крайней мере на первый взгляд. После стольких предательств, коим сын Хальвдана стал свидетелем, он навсегда уяснил, что верность следует проверять не в одной битве, и все же Харальд старался приблизить к себе молодых воинов, знатных или же славных ратной удалью, тех, кто по его мнению, должен был уже вскоре стать заменой окружавшим его старикам. И пир этот был тому первым доказательством.
- Такое застолье, будто бы уже выиграли мы эту битву, конунг, - рассмеялся Гутхорм, кубок поднимая.
- Любо Одину, когда мужи с веселием на битву идут, - ответил ему Бард, правителя опередив. - Мы ведь не слуги Распятого, чтобы постом и молитвой сражение встречать! Будь славен конунг Харальд, собравший нас!
- Будь славен! - Подхватили крик скальда десятки молодых воинов, а затем разом опустошили свои кубки. Глаза их сияли преданностью и готовностью отдать жизнь за государя. Их верность легко было купить - всего лишь обещаниями славы, что затмит деяния их дедов, и богатств, о каких не мечтали их отцы. Харальд хорошо понимал своих юных гридей, он сам был таким - жаждал превзойти отца, превзойти деда - Гудреда Великолепного, Гудреда Блестящего, завоевавшего половину Норвегии.
"Мой дед покорил лишь половину, а я буду владеть ею всей, безраздельно!"
Но его властный дед погиб от копья, направленного рукой его собственной жены - об этом Харальд тоже никогда не забывал. Страх измены свил уютное гнездо в его сердце и известия об Асмунде и Эйнаре лишь подпитывали этот страх - люди, которым он доверил управлять его владениями предали его, один из тщеславия, другой от любви, но в обоих случаях ущерб понес он, конунг! Поэтому желал подле себя взрастить Харальд новое окружение людей, беззаветно ему преданных и готовых исполнить любой его приказ. Отрадно было ему смотреть, как во здравие его кубки хмельные поднимались.
- Когда бы с нами пошел мой брат, Хрольв, он один убил бы не меньше дюжины врагов! - Бросил Гутхорм, похваляясь удалью Пешехода. - В Мере нет ему равных по доблести.
- Зато есть в иных землях! - Отвечал Бедвар, сын Гудбрандсдалирского ярла. - Нет человека сильнее, чем Ахти Йотун, который ныне на службе славного конунга!
- На службу эту он пришел, в полон попав, - усмехнулся Сигвальд, молодой херсир из Хрингарики. - А значит нет воина славнее, чем пленивший его Гутхорм ярл, дядя конунга!
- Полно уже чужими подвигами похваляться! - Вновь Бард слово взял, волосы светлые ладонью пригладив. - Чем на других смотреть, лучше самим деяния великие во славу государя нашего вершить!
- Дело говорит! - Крики раздались вновь и снова брага потекла.
- Я клянусь, что не покину битвы, покуда шестеро мерийцев не найдут смерть от моего меча! - Первым дал обет Сигвальд.
- А я клянусь, что расправлюсь с Сельви Разрушителем, или умру! - Поднялся из-за стола Гротгард, племянник Хакона и самый старший из находившихся здесь мужей.
- Только так исправим мы ошибку, допущенную нами во время битвы у Оркдальских гор, - добавил его брат Херлауг.
- Клянусь, - взял слово Гутхорм. - Во всем походить на брата своего Хрольва отвагой и доблестью и доказать это в предстоящем бою, не менее десяти раз смочив клинок кровью врагов!
Шумели юные дружинники, каждый хотел перед конунгом более пышную клятву произнести, пока словом, а после и делом нос утереть товарищам. Вот поднялся и сын Асбьерна Кьярваль, статный воин, желавший стать телохранителем Харальда вместо погибшего Торира.
- Клянусь, что оборву жизнь мерского ярла Эрика и любого другого, кто посмеет встать между моим копьем и его грудью!
- Любы мне ваши обеты, воины мои! - Произнес конунг властно, заставив притихнуть самых говорливых. Всегда в моменты такие, когда власть свою показывал Харальд, впечатление у окружающих создавалось, что не юноша, но муж зрелый на высоком месте сидит, столь суровым лицо его становилось и жестоким взгляд. - Каждый из вас сердце мое порадовал доблестью и отвагой, верю я - не пустые то слова и в бою докажите вы удаль свою! Каждого из вас желаю я во время боя видеть подле себя на Волке Волн, и каждый получит достойную награду, когда исполнит свою клятву!
Тогда встал и Бард, так сказав:

В день веселой свадьбы
Дочери Медведя
С грозным черным Волком,
Щедрый дар конунгу
Севера правитель,
Преподнес степенно.
Волка Волн земному
Волку подарил он!

Кто-то усмехнулся этой висе, решив, что Бард напоминает правителю, кто подарила ему лучший из кораблей в его флоте, но скальд продолжил:

Места нет для труса,
На таком драккаре,
Лишь для сильных духом,
Был Волк Моря создан,
Для дружины волчьей,
И даю я клятву
Принести погибель
Конунгу Арнвинду!

Пронесся среди воинов недоверчивый ропот, однако Харальд благодушно рассмеялся, обняв скальда крепко.
- Вот, подвиг достойный саги! - Возвестил он. - Бардом Сильным тебя назовут, коли исполнишь обещанное!
В миг этот дверь отворилась и на пороге возник старик, слегка запыхавшийся, так что видно было - только с дороги он. Приподнял бровь конунг, узнать желая кто таков гость незванный и почему пропустили его верные стражи, да только первым Бард узнал старца:
- Свейн, мой дорогой Свейн! - Воскликнул он, бросаясь к воспитателю, и проводя его за стол. - Но почему ты здесь? Что-то стряслось на Торгаре? Или с моей Сигрид? Ее отец отменил помолвку? Скажи мне, что с ней все хорошо!
- С ней все хорошо, господин, - не заметил Бард, обращения этого, вздохнул с облегчением.
- Как гора с плеч, тяжко мне дышать было, как подумаю, что не смогу в жены взять милую Сигрид, как помниться, что худое с ней стряслось, но ты все страхи мои развеял...
- Хотел бы я, чтобы и иные вести столь же хороши были, - продолжил старик, недовольный тем, что постоянно перебивает его юноша. - Отец твой, Брюнольв мертв.
Медленно улыбка сошла с лица юноши, как только смысл сказанного осознал он. Как стоял, так на скамью рухнул Бард, новостью сраженный. Да и вокруг него людям не до веселья стало.
- Как же погиб славный Брюнольв? - Конунг спросил, из-за стола выходя, к скальду ближе, желая поддержать Барда в столь тяжелый для него момент.
- Его корабль разбился во время шторма, - отвечал Свейн. - Мы погребли тело лендрмана на Торгаре...
- Значит отныне Бард, новый лендрман Халагаланда! - Провозгласил конунг. - Я вижу, сколь тяжела для тебя потеря, но крепись, Бард, я сам потерял отца и знаю, что это такое.
Харальд лгал. Он никогда не любил отца, лишь мать, да и отец отвечал ему той же монетой, так что гибель Хальвдана принесла не много горя его сыну, у Барда же были более теплые отношения с отцом.
- Увы, великий конунг, - продолжил старик. - Власть Барда оспорили его дядья, некогда лишенные Брюнольвом наследства. При поддержке народа, они провозгласили себя правителями Южного Халагаланда и...
- Они хотели убить его! - Процедил сквозь зубы Бард. - Они пытались убить меня, а быть может гибель отца на их совести! Я должен отправиться на Торгар немедля!
Он поднялся, слегка пошатываясь, в глазах его светилась злоба, однако в этот миг взгляд его остановился на Харальде и он вспомнил о только что данной клятве. Но как он должен был поступить? Отомстить за отца и вернуть то, что должно было принадлежать ему или же идти за конунгом до конца? Кто мог дать совет, ведь в любом случае его честь была бы запятнана.
- Я... мой конунг, клятва связывает меня, - голос сына Брюнольва предательски дрогнул. - Но моя земля...
- Ты хочешь вернуться на Торгар, вместо того, чтобы идти со мной на Мер? - Грозно сдвинул брови Харальд.
Бард невольно отшатнулся, испуганный взглядом правителя, но все же медленно, неуверенно кивнул.
- В таком случае, я освобождаю тебя от клятвы, пусть Асы будут тому свидетелями!
Изумленно смотрел на конунга Бард, да и другие воины тоже не могли понять, почему так легко отпустил его Харальд, а сын Хальвдана продолжил, обращаясь к дружинникам:
- Теперь, когда Бард уходит, всем вам достанется больше врагов для славных свершений! И пусть, вернувшись, он застанет всех вас, исполнившими свои обеты!
- Благодарю тебя, конунг, - поклонился Бард. - Я вернусь к тебе сразу же, как только поквитаюсь с дядьями!
- Иди, - взмахнул рукой Харальд. - И пусть с тобой отправятся шестеро моих людей. Пусть халейги видят, что наделение тебя властью - моя воля, а всякий, вздумавший противиться тому - станет врагом не только тебе, но и мне! Кто отправиться с Бардом на Торгар?!
Не сразу, но нашлись среди присутствующих воины из тех, кто еще не поклялся показать удаль в битве с Мером. Еще раз поклонился скальд, благодаря правителя за его щедрость и великодушие, а затем покинул усадьбу, последовав за Свейном.

Фиорды. Усадьба Кари из Бердлы. Кари и Альвир-скальд.

(Кто бы это мог быть в роли Альвира? Конечно, Тельтиар))

Прошла неделя с тех пор, как Кари отрекся от младшего сына. Каждый день старик ходил будто сам не свой: бранил домочадцев за малейшие оплошности, подолгу оставался один, после чего его частенько видели пьяным…
Эйвинд уехал в гости к Торольву и Ульву, домашние заботы вялой рекой текли. Но беспокойство обитателей двора росло – прошел слух, что Торольв возвращается во Фьорды.
И слухи те были не беспочвенны, действительно возвращался молодой скальд, так до конца и не залечивший раны свои, ибо сильно по дому родному соскучился, да не знал еще, что велел навсегда изгнать его Кари берсерк. Поскольку не мог еще не то что бегать, но и ходить без помощи посоха юноша и не сумел бы выдержать всех тягот пути, бонд тот, что уже однажды помог ему на суде, снарядил телегу, волами запряженную и сам повез скальда в Бердлу. Большей частью путь их лежал через обезлюдившие Фиорды - всех, кто мог и умел оружие в руках держать, увел с собой Аудбьерн конунг и мнило Альвиру, что не к славе, а на погибель увел, а потому надеялся он, что отец его и брат не присоединились к правителю.
Кари с людьми вышел встречать телегу бонда во двор - небось сам сказал, что нет Альвиру ходу на порог.
- Здрав будь, Гуннар! Всегда найдется тебе место у моего очага! Как дела в твоем доме? - обратился Кари к бонду. Альвира же словно и вовсе для него не было.
- В доме моем уют и покой, чего не могу я о иных домах сказать, - Гуннар отвечал. Не укрылось от него то, как сына приветил Кари, а потому издали разговор завел хитрый бонд. - По пути сюда много видел я селений пустующих, где матери по сыновьям слезы лили, а жены за мужей Фрейе молились, дети же малые, отцов лишенные плакали - всех, кого смог, увел Аудбьерн, и рад я видеть, что ты не поддался уговорам его.
- Идти за Аудбьерном в Мер, на верную смерть - не по мне! Свою виру конунг получил нашим серебром, что сыновья добыли на юге. Нет у него шансов против полчищ Харальда, помяни моё слово!
- О том и Атли, наш ярл думал, когда в подкреплениях конунгу отказал, - кивнул бонд. - Многие тогда в Гауларе радовались, что их сыновья дома остались, ведь это счастье большое, когда сын подле отца находиться.
Помрачнел Кари. Буркнул, насупив брови:
- Мой сын, Эйвинд, не гоняется за глупыми сказками. Доблесть свою показывает он в достойных делах! - не удержался Кари, зыркнул на Альвира, словно копьем уколол, - И не околачивается возле глупых девок, позоря своего отца перед каждым проходимцем!
- Уйми свой гнев, старый друг, - примиряюще вскинул руки Гуннар. - Два сына у тебя, а не один.
- Люди слышали меня. Все знают сколько у меня теперь сыновей. - с горечью сказал Кари, - Тот, кто бросил родных и позором себя покрыл - не сын мне! И не перечь мне, Гуннар, если дорожишь моей дружбой и гостеприимством!
- Альвир через многое прошел и стал мудрее, - покачал головой бонд, но закончить фразу он не успел, ибо тут раздался голос до этого молчавшего Альвира:

Взгляд отца жестокий
Больно сердце ранит,
Точно нож каленый
В скальда грудь вонзился.
Жар железа в Согне,
Что мне длань сгубило,
Выдержать сумел я,
Лишь, чтобы вернуться.

- Не смей плести свои чары на моем дворе! Я тебе не девка распутная, которую ты мог легко околдовать! Ты не послушал моего совета, наперекор моей воле пошел! Потерял всё, что было у тебя, стал калекой... но вижу - дурости у тебя в голове не убавилось!
- Не смей так говорить о Сольвейг! - Вырвались слова злые из самого сердца Альвира. Не хотел он отца оскорблять, прощения просить приехал, но услыхав, как погибшую возлюбленную его Кари поносит, не сдержался. - Она умерла из-за меня, какое право имеешь ты сейчас высмеивать мое горе?!
- Вздумал указывать мне в моем доме! - вскричал Кари, - Твое горе?! До родичей тебе и дела не было! Мало я тебя в детстве учил!.. Так знай, что теперь нас не заботит твоя судьба. Теперь отрезаный ты ломоть - как всегда хотел. Поди прочь, и пусть злая жизнь тебя учит, если недостаточно еще сбила она твою спесь!
- Недостаточно сбила?! - Тяжелый, яростный вздох вырвался из груди скальда. - Я сильно претерпел от того, что ты не захотел помочь мне, когда мог! Моя любовь мертва, мои ноги едва могут ходить, а рука... - он размотал тряпицу, показав отцу ожог, и по прошествии двух недель с излишком остававшися столь же жутким, как и в день суда. - Я сполна заплатил за то, что полюбил дочь ярла. Если в ком-то из нас сейчас и говорит непомерная гордыня, так это в тебе, Кари из Бердлы!
Гуннар хотел что-то сказать, успокоить отца и сына, но не знал как остановить поток брани, что точно умелая виса, лился из уст Альвира.
Тяжело было старому берсерку видеть тяжкие увечья сына... Но еще тяжелее было ему признать свою неправоту, показав Гуннару и своим людям слабость:
- Ты страдаешь теперь лишь потому, что ослушался меня! Разве не давал я тебе шанса вернуться?! Ты предпочел подобно бездомному псу ошиваться подле... - много чего хотел сказать Кари об Атли Тощем, но остерегся, бросив взгляд на Гуннара-бонда, - ярлова семейства!
- А разве мог я отречься от девы, которую полюбил всем сердцем?! Скажи отец - ты смог бы?!
- Я никогда не нарушал волю своего отца! - разгоряченный берсерк словно не слышал Альвира, - Если бы я только посмел, меня бы ждало не изгнание, нет! Привязали бы к форштевню и заставили хлебать волны, пока не образумлюсь или не сдохну! Может и с тобой поступить так же!?
- Я тебе не сын больше, чтобы такие речи слушать! - Обозлился Альвир. - И Эйвинду я с таким отцом не завидую!
Поникли плечи берсерка... А чего ждал Кари от сына? Что тот на колени падет, о прощении умоляя? Не таков. Но теперь, когда произнес и Альвир необратимые речи, словно порвалась меж ними последняя нить...
- Поди прочь с моего двора, - устало повторил Кари, - Ты же, Гуннар, будь моим гостем.
Сказав так, хозяин развернулся и пошел к дому. Люди его смотрели на Альвира - кто с сочувствием, кто с неприязнью. Никто не решался заговорить с ним, пока Кари не скрылся в дверях.
- И хотел бы уйти, да ноги не держат! - сплюнул вослед отцу скальд.
- Сам-то тоже хорош, - произнес Гуннар. - Не мог перед отцом повиниться?
- Значит не мог.
"Память Сольвейг мне дороже, да кто поймет теперь…"

Сообщение отредактировал SergK - 21-11-2007, 0:00

Южный Мер
С Сариной

Трюггве пришел за день до того как Арнвинд стал собираться. Раннвейг была уверена, что ее предложение найдет отклик у Харальда. Она оказалась права, поскольку его не только приняли, но и пообещал исполнить ее просьбу. Она будет женой ярла. Наконец-то.
Раннвейг была счастлива, она постоянно улыбалась, каким-то мыслям. Рисовала как обустроит усадьбу, сколько рабынь будут прислуживать ей, сохраняя ее красоту. Она потребует от мужа серебра, много серебра.
Дверь скрипнула, в комнату шагнул Арнвинд и улыбка спала с лица женщины разлетевшись на мириады осколков, во взгляде появилась печаль.
- Я зашел попрощаться, - произнес конунг, останавливаясь у двери. - Поутру я выступаю, дабы сокрушить Харальда и быть может... не вернусь.
Последние слова он произнес, судя по выражению его лица, через силу. Нет, могущественный правитель Южного Мера понимал, что может погибнуть в битве, но не принимал эту возможность сердцем. Да, Харальд погубил Фроди и Гудбранда, но коварным обманом, да агдирский щенок сокрушил Неккви, но лишь благодаря предательству его ближайшего ярла, теперь же его ожидает честная битва, а на море мерийцы всегда одерживали верх над врагом. Нет, он вернется, вернется с победой!
- Хотя, скорее это Харальду стоит бояться, что он не вернется.
- Мое сердце будет с тобой, - выдавила из себя Раннвейг к Арнвинду бросаясь на шею. - Я буду молиться богам, чтобы они уберегли тебя. Вот возьми... - В руках женщины появился небольшой мех с каким-то напитком. - Он тебе сил в бою предаст. От настоя пахло мятой.
- Что это за колдовской отвар? - Немного удивился конунг, что после жарких объятий, предлагает ему наложница зелье. - Неужели думаешь ты, что благосклонности Ньорда мне мало и я стану к подлым чарам прибегать?
- Не чары это, - обидилась Раннвейг.
- А что же?
- Просто травы, обычные травы.
- Травы лечат, как я слышал, а иные придают воинам ярости берсерков, если Один обделил их своим даром, - улыбнулся конунг. - Но что может это зелье?
- Просто успокоит и очистит разум, чтобы ты мог думать... Просто думать, - улыбка скользнула на губы женщине.
- Думать в бою? К чему это, когда в распре клинков больше ценяться берсерки, нежели мудрецы, - Арнвинд задумчиво поднес мех к глазам, точно мог разглядеть что там. - Сейчас все уже решено и обдумано.
- Битва иногда вносит правки, - ответила Раннвейг, отходя к окну и принимаясь теребить косу.
Мог бы задуматься Арнвинд, почему сначала молвила женщина, что сил ему напиток придаст, а после сказал, что думать поможет, да только не этим были мысли его заняты, а потому словам ее значения особого не придал он.
- Я возьму твой напиток, но не потому, что мне нужна иная помощь в бою, нежели помощь светлых Асов, - он подошел к наложнице и приобнял за плечи, коснувшись губами шеи. Раннвейг улыбнулась торжествующе, но конунг этого не увидел.
- Жди меня и молись Асам о моем возвращении, - прошептал конунг.
- Я буду просить их, - шепотом ответила женщина, но при этом мысли ее далеко были. Женой ярла себя мнила.
Но о том Арнвинду было не ведомо и он лишь крепче обнял ее, словно не желая уходить, так, будто где-то в глубине души осознавал, что не вернется, но воин прогнал этот страх прочь. Впереди его ждала битва, самая великая из тех, в которых ему довелось участвовать.
Резко объятия разжав, отступил на шаг конунг:
- Мер будет свободен от волков, - произнес он. - Не пройдет и недели, я вернусь к тебе.
-Я буду ждать тебя, - пообещала женщина, но не душой а лишь голосом.
Вышел Арнвинд из дома, мех на пояс повесил, да в свои покои направился. Не спалось ему этой ночью, едва лишь глаза смыкал - вновь видения гибельные взору его являлись. Под утро лишь пришел к конунгу сон, да только недолгий - лишь солнце взошло, разбудил его стуком громким в дверь Сельви Разрушитель.
- Поднимайся, дядя! Настал час нам освободить Мер от захватчиков! - Воскликнул он. На его мальчишеском, гладко выбритом лице сияла улыбка скорого торжества.
- Когда ты уже бороду отпустишь? - Бросил ему, недовольный тем, что не смог выспаться, Арнвинд. - А то я пред собой не мужа, но мальчика вижу.
- Многие из моих врагов тоже были обмануты собственными глазами, - рассмеялся в ответ внук Неккви. - Но борода не раньше вырастет на этом лице, чем умрет Харальд.
- Значит скоро уже.
Арнвинд, при помощи племянника, облачился в походные одежды и кольчугу, а затем вышел во дворе, где слуги подвели конунгам коней - путь их лежал к бухте, где уже дожидалась дружина, взошедшая на драккары.
- Я отправил Свейна и три сотни воинов в Раумсдаль сухопутным путем, - произнес Сельви, когда они покинули усадьбу. - Харальд ожидает нас с суши и примет его отряд за всю нашу рать.
- А Свейн справиться?
- Он мой доверенный ярл и не подведет меня, - уверенно сказал юный конунг.
Так за разговором добрались конунги до ожидавших их кораблей – Арнвинд на большой драккар взошел, что вдвое больше людей вмещал, нежели иные, Сельви же избрал судно поменьше и побыстрее, с собой взяв самых преданных воинов и берсерков. Когда же все воины заняли свои места на кораблях, они отплыли от берега Южного Мера и направились на Север, в обход Раумсдаля – там Сельви, еще со времени своего похода на Оркнеи, помнил один островок под названием Сольскель и считал, что если подплыть к Меру, миновав этот остров, то нападение получиться наиболее внезапным, поскольку Харальд не станет ожидать врага с Севера своих владений. Весть об этом конунги отправили и Аудбьерну, должному вскоре их нагнать.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 21-11-2007, 11:45

ранрики. Возвращение Харека -Волка
Тельтиар в основном, и я за Харека
Великое множество люда различного воинство Харека сопровождало из Вингульмерка - были там и ремесленники, и бонды, и старики, и вдовы, и дети малые, словом - все, кто не желал над собой власти Эйрика Свейского в Ранрики уходили, а потому медленно продвигался конунг по своей земле, долог был путь его до родной усадьбы, где супруга его ожидала. Однако же, не спешил Харек до того момента, покуда не довел всех беженцев до своих владений, а там охрану им выделив, показал куда идти следует, где земля свободной была и могли они шатры походные поставить и землянок выкопать, покуда решит он, где смогут поселиться они. Потом, убедившись что жители Вингульмерка в безопасности, с больше частью своих воинов, отправился конунг на то место, где его корабли были оставлены, дабы забрать их. Летний бриз надул паруса, и погнал драккары вдоль берега - быстро плыли корабли по реке, но еще быстрее, впереди воинства Харека бежала слава его и о том весть, как сумел он обхитрить конунга свеев, да как принудил его клятву дать перед всем войском, но вместе с этим и известие о гибели Эйнара люди передавали из уст в уста, кляня жестокую кюну и ее подлых советчиков. А еще говорили люди, что множество народу пришло с Волком и хочет он им земли пахотные отдать, у раниров их отняв (слухи те пираты и конунги морские распускали, что не желали воле Харека повиноваться). Сам же Харек, тем временем, на драккарах большую часть пути преодалел, до фиордов добравшись.
Сперва плавание было спокойным, легкий ветер надувал паруса, и корабли шли по речной границе Вестфольда, не встречая ничьих судов, кроме рыбацких лодок, да и те, завидев полосатые паруса, спешили скрыться, что было не удивительно, ведь всю военную силу Рагхильда расположила в бухте, возле Сарасберга, опасаясь, что Сульки или Хроальд нападут на нее морским путем.
На третий же день напали на них воины на двадцати кораблях, притаившиеся за скалистыми фиордами. Жестокая была сеча, но Харека сопровождало много людей в добротных доспехах, еще множество людей оружных из дружины Эйнара да из дружины Асмунда добавилось, и этого не ждали разбойники, подстерегшие конунга на обратном пути. Ожидали они, что будет возвращаться его войско потрепаным, да с богатой добычей, а оказалось - вместо груза Харек еще воинов на судах разместил. Лишь несколько драккаров ушли и скрылись во фьорде, большая же часть их пререшла в руки дружины Харека. Разбойники битись отчаянно, и мало кто попал в плен, но захваченные рассказали, что были они людьми тех морских конунгов и знатных раниров, которые на словах власть Харека над Ранрики признали на тинге, но на деле против него худое замышляли, а рассказал им где можно будет подстеречь войско конунга гонец от Асгаута ярла.
- Вот ведь негодяй, - возмутился Оттар. - Я и не сомневался, что этот гаденыш, порождение Йормундгарда и Ангброды замыслит какую-то пакость. И руки у него длинные оказались. Вон аж куда дотянулся. Он уже успел и ярлов твоих против тебя настроить, пока ты в Гиллисберг ходил. Как бы они и в усадьбе чего не приготовили.
- В усадьбе остались три сотни моих верных ирландцев. Так что они способны любое нападение отбить. Так что им ничего не оставалось, как подстеречь меня здесь...
- Да, смотрю я, этих ярлов не так сложно и подговорить было, - Ярослав, так же подле Харека бывший, чуть улыбнулся. - Пираты - они пираты и есть, им лишь бы грабить.
- Но ведь эти ярлы на тинге мне клятву верности давали, конунгом своим признавая. Кто-то их сумел убедить, что клятва эта ничего не стоит. - возразил Харек. - Если это дело рук Торлейва, то уже опасаюсь я, как бы и у Эйрика жрецы до того же не додумались... Хотя такой змеи как Торлейв уже наверное во всем Митгарде не сыскать.
- Торлейву я череп проломил, - напомнил Рваный, чуть оскалившись - видимо жертвоприношение то ему вспомнилось, да казнь Эйнара. - Да вот жалею, что до Асгаута добраться не смог.
- Змею раздавили, а жало все жалит, - произнес Ярослав, хмурясь.
- Надеюсь я, Харек, что Харальд твоим словам поверит, а не наветам этого негодяя, - вмешался в разговор Ратибор. - Потому, что коли нагрянет к нам еще и агдирская рать, тяжко придется.
- Покуда до нас дойдут, будет время союзников найти... Да думаться мне, не настолько глуп Харальд, чтобы имея стольких врагов за спиной, на своего союзника войной идти. Да и Гутхорм ему того не позволит...
- Если только он жив еще, - задумчиво Оттар добавил. - Много битв было, а Олень всегда в самой гуще сражения оказывался.
- Дай бог чтобы жив был, - произнес Харек, нахмурившись. - Хоть и старой веры он, но человек верный слову своему, и мы будем за него молиться, чтобы жил...
Временем тем, добрались корабли до бухты, меж фиордов, рядом с которой была усадьба конунжия. Удивлены были люди Харека, что никто их встречать не пришел, да сказал Оттар, что видимо не все знали, что они морским путем возвращаются, и предложил к усадьбе идти. Согласился с тем конунг, велев нескольким воинам остаться стеречь драккары, сам же с дружиной направился к селению. Вскоре уже заметили они, что немало народу собралось на поляне тинга, где так недавно Харека избрали конунгом Ранрики. Теперь же, видимо иное дело люди решали, впрочем - воинство Волка заметив, несколько всадников навстречу ему выехали. Старшего над ними сразу узнал Харек.
- Приветствую тебя, король! - Спешился Лиам, на расстоянии двух шагов остановив коня.
- Не ожидали мы, что ты морским путем вернешься, когда множество народу от Вингульмерка по суше идут.
- Здрав будь, Лиам, - ответил Харек, тоже спешиваясь, и обнял своего верного ярла. - Какой викинг свои корабли на потребу врагу оставит? Каждый корабль стоит что эта усадьба с мешком золота. Рассказывай, что тут у вас происходит. Вижу многое тут успело случиться, пока меня не было.
- Изменника изловили, - без лишних слов, ответил ирландец. - Хотел худое против Гиллеад учинить и власть твою оспорить. А с ним и многих родичей его - я их хотел сразу повесить, но у твоей жены слишком доброе сердце - она мне не позволила.

- И ты собрал тинг... - улыбнулся Харек.
- Мы же должны покарать предателей, - Лиам был серьезен. - Пусть люди решат, достойны ли они жить, после того, как нарушили клятвы.
- Ты прав. Мы должны показать уважение к древним законам. А нарушение клятвы верности - серьезное преступление.
- Впрочем, ты успел к завершению суда - Асгрима виновным признали, а родичи его пощады просят.
- Родичи его в мятеже участвовали? Как там священник наш рассказывал притчу про разбойника? Если раскаются и принесут клятву верности, можно и пощадить. А коли откажутся - казнить придется.
- Ты король - тебе и решать, - поклонился Лиам, а после воскликнул зычным голосом: - Люди Ранрики! Харек Волк вернулся и желает, чтобы вы выслушали его!
Расступилась толпа, с удивлением смотря на вернувшегося конунга - не ждали его так рано, но радостью их лица светились. Так прошел Харек до высокого места, где законоговорители и знатные люди сидели.
- Раниры! – Обратился Харек Волк к людям, жадно ловящим каждое его слово. – Я знаю, что за дело вы были созваны решать и знаю, что вина этого человека доказана!
Он указал рукой на Асгрима, закованного в цепи и дрожащего.
- Он будет повешен, как и должно поступить с предателем, но у его родичей и друзей есть шанс сохранить свои жизни, если они принесут мне клятву верности.
- Один раз они уже ее приносили! – Воскликнул кто-то из толпы.
- Грош цена их клятвам!
- И все же, я дам им возможность вернуть утраченную честь! – Твердо произнес Харек. Осужденные упали перед ним на колени, благодаря за милосердие и принося потребованные клятвы, конунг же, не обращая на них внимания, продолжил: - Я принес тяжкое известие, мой друг и союзник Эйнар погиб, и многие его люди предпочли присоединиться ко мне, чем оставаться в Вингульмерке! Ранрики обширна и плодородна, поэтому я прошу вас принять беженцев как дорогих гостей и дать земли, чтобы они смогли жить, как и прежде!
Послышался возмущенный ропот.
- Но конунг, у нас не так много земель, чтобы принимать кого-то... Да и посевы...
- Вы хотите, чтобы эти люди вернулись к Эйрику, а после пришли сюда в числе его дружины? - Воскликнул Оттар.
На это уже у старейшин возражений не нашлось. Замолкли недовольные голоса в толпе так же, никто не хотел, чтобы как враги в Ранрики Вингульмерцы приходили. А один из законоговорителей о другом деле сказал Волку:
-Конунг, тут тебя послы уже много дней дожидаются. Прибыли люди из Скании, Блекинга, Кальмара и даже из Финского леса посланник явился.
- Пусть подождут немного, - ответил Харек. - Я их вечером в усадьбе приму, а пока же приведите в исполнение приговор и расходитесь.
Вздернули Асгрима на ближайшем суку, под свист и хохот толпы собравшейся. Оттар лишь отвернулся, не желая за казнью наблюдать - напомнило ему действо это Эйнара гибель. Везде люди одинаковы - плевать им кто прав, кто виноват, лишь бы на смерть чужую полюбоваться. Лиам же в усадьбу сопроводил конунга, где его супруга ожидала, о возвращении его узнавшая уже от слуг.

Возле Сольскеля
С Сариной

Медленно время тянулось для воинов, к веслу приученных. Мерно гребли викинги, к Сольскелю правя, по направлению, Сельви указанному, но день спустя показались корабли, их догоняющие, и было тех кораблей великое множество.
- Это Аудбьерн к нам спешит! - Глаза прищурив, всмотрелся вдаль Эрик.
- Смотри дядя, такого флота ни у кого нет больше, какой он привел! - Сельви воскликнул, так же в драккары приближающиеся всматриваясь, но Арнвинд и без его слов видел уже, сколь большую дружину собрал его брат, а потому велел гребцам остановиться и дождаться, пока доберутся до них люди с фиордов.
Аудбьерн стоял на палубе своего драккара, что Гласом Одина звался. Мерно драконий корабль на волнах покачивался, ветром паруса напоены были Наконец, на горизонте Арнвинда флот показался. С гордостью конунг Фиордов на воинство свое обернулся и поглядел, каких трудов стоило собрать их здесь, забывать уже начал.
- Во славу Одина, брат! - прокричал он.
- И Ньорда! - Отвечал ему Арнвинд, ладони в жесте приветственно вскинув. Сближались корабли, вот уже наладили меж ними мостки верные воины, позволив конунгу Мера перейти на братнее судно. А следом за ним и Сельви свой драккар подвел с другого борта к Гласу Одина.
- Приветствую тебя, дядя! - Прокричал молодой берсерк обрадовано, не ожидал он, что так много воинов придет из Фиордов, ведь слухи доходили, что многие откупиться предпочли, вместо того, чтобы за конунгом в битву отправиться.
- Ну что, Сельви, велика моя рать? - гордо Аудбьерн молвил, бороду погладив.
Убрали викинги доски? драккар Арнвинда, что "Змеем" звали, дальше побежал, волны взрезая, так и корабль Сельвии отвалился от Гласа Одина и рядом споро пошел. Улыбнулся Аудбьерн. Солнце сверкнуло на навершие меча с изображением Мьельнира.
- Я меньшего ожидал, - честно признался Разрушитель. - Сколько кораблей ты привел?
Вопрос кстати был, поскольку ни сам он, ни Арнвинд не смогли пересчитать весь флот конунга Фиордов.
Хитро прищурил глаз Аудбьерн, на племянника глянул.
- А ты сосчитай, Сельви.
- Пусть Харальд считает, - отмахнулся тот, оскалившись чуть.
- И то верно, - кивнул Арнвинд, а затем спросил: - Скоро твой остров появится?
- К рассвету мы будем у Сольскеля, а после высадимся на берегах Мера.
- Может лучше в море бой им дать? - предложил фиордец.
- Мы о том и думали, - племянник ему отвечал, о борт оперевшись. - Но Харальд труслив и может не выйти на бой, да и кораблей у него всяко меньше нашего будет.
- Сельви, ты когда благородным вновь стал? - не удержался от выпада Аудбьерн, затем посерьезнев, добавил. - Так давайте дождемся его коли не выйдет подойдем к берегу, залп дадим из луков, потом высадимся и все сметем. Первый раз что ли? В Англии ди Гиспании всегда так делаем, франков тоже в страхе держим. Неужто тут не пройдет.
- Они норвежцы, пусть и предводители у них трусливые, но воины столь же отважны, - оскалился Сельви, погладив рукоять своей верной секиры. - Но тем интереснее будет сойтись с ними в битве.
- Норвежцы... - задумчиво фиордец пробормотал. - А давно ли эти норвежцы честно дрались с войском сильным?
- Честь честью, победа победой, - отрезал Сельви, и к борту подойдя, прокричал людям на своем драккаре: - Эй, на Копье, сюда гребите!
После повернувшись к дядьям, добавил:
- Ну, пора мне на свой корабль - даст Один, вновь уже после битвы поговорим!
Сказал, да на борт проворно взобравшись, прыгнул на палубу своего судна, успевшего близко подойти. С усмешкой посмотрел ему вослед Арнвинд:
- Иногда с виду муж зрелый, а порой дитя - дитем.
- Ох, чуя я хлебнем мы с ним горюшко, - покачал головой Аудбьерн. - Что, брат? Переломим хребет собаке?
- Для этого и собрались, - конунг кивнул. - Не юнцы, чай, чтобы словами даром бросаться.
Поднял он взгляд на небеса потемневший - за разговором и не заметил даже, что сумерки опустились.
- Знаешь, брат, мне порой кажется, что Рагнарок близок.
- И меня чувство такое тревожит, - облокотившись на борт, Аудбьерн ответствовал. - Может прогневили мы чем богов, а может Харальд приблизил его. Не знаю.
- В любом случае, до конца стоять будем.
Твердо молвил Арнвинд, после же обнял брата на прощание и на Змея вернулся, в молчании путь продолжив. Всю ночь без устали гребли мерийцы и фиордцы, поскольку не было им ветра попутного, к утру же, когда улегся туман и солнечные лучи осветили морскую гладь, увидел конунг Южного Мера остров Сольскель, а возле него кораблей драконьих без счета, в порядки боевые выстроенных.
Разглядели глаза зоркие Эрика ярла стяги на тех кораблях и помрачнел он:
- Смотри, конунг, вон он, волчье знамя на самом большом драккаре, а подле него я вижу оленя и медведя, и даже коршуна, что подлому Рогволду принадлежит.
Смотрел и не верил глазам своим Арнвинд, столь много было судов у Харальда, что обманом, мороком колдовским казался ему флот конунга вражеского.
- Откуда у него столько драккаров? - Наконец властитель Мера молвил.
- У Неккви и Хунтьова забрал, видимо, - сквозь зубы ему Эрик ответил. - Вон, я Морского Орла вижу, а на нем Торгар ярл раньше плавал.
О том и сам конунг догадывался, но другое ему непонятно было - как узнал Харальд, где ожидать его, почему у Сольскела рать выстроил? Ведь только он сам да еще Сельви знал, куда путь держит флот Фиордов и Мера объединенный. Не мог же их предать Разрушитель!
- Готовьтесь к сражению, и дайте сигнал Аудбьерну! - Приказал Арнвинд, мысли неприятные отгоняя, да рукоять меча в ладони стиснул. - Пусть этот бой воспоют скальды!
Аудбьерн мрачно на драккары противника смотрел. Похоже ждал их Харальд, и не желал мальчишка выпоротым быть. Огрызаться собрался. Фиордцы зашумели, как лес ветром тревожимый, но поднял руку конунг и молвил:
- Пусть Тор оружие наше направляет, а битву Один решит. Пусть валькирии Девы битв унесут павших в Вальгаллу. За Фиорды!
Рявкнул конунг и дружный рев сотен глоток ему ответил, ударили в щиты мечи и секиры. Песть предстоящей войны над морем полетела.

Гринланд. Хроальд и братья-перебежчики.
(далеко не без Тельтиара, поклон ему низкий)

Встреча Вебьерсонов с людьми Хроальда прошла гладко - раздраженные венды на другом берегу и раненные их стрелами на плоту оказались красноречивее любых слов, какие только мог измыслить хитрый Сигтрюг. Поэтому, после того, как беглым агдирцам дали отдохнуть и накормили в ближейшей деревне, двое всадников сопроводили их к головной усадьбе, не всех конечно, но лишь самих братьев и с ними пятерых воинов, а остальным велено было ожидать решения конунга в селении. Жреца Хадда, брата Хроальда ныне в усадьбе не было, он проверял стражу на границах, а потому Халльварда и Сигтрюга встретил в трапезной сам конунг, уже знавший, что к нему пожаловали не простые перебежчики, а родичи Харальда.
Хроальд Понурый сидел на резном троне, некогда принадлежавшем Хальвдану, облаченный в его же золоченый кафтан и алый плащ - не гнушался теламеркец носить одежды погибшего, однако, не смотря на ту роскошь, которой был он окружен, взгляд его все равно оставался злым и хмурым:
- Здравы будьте, перебежчики.
Сигтрюгг улыбнулся, как бы слегка смутившись.
- И тебе не хворать, славный Хроальд конунг. Хотим с братом поблагодарить тебя за то, что принял нас не как врагов, хотя мы, из Агдира скрываясь, ждали того, что в нас усомнишься...
- Да у вас, как слышал я, уже в привычку вошло конунгов менять, - усмехнулся Хроальд, но смех его невеселым получился. - Почему ко мне подались?
- Смотрю, слухи-то о нас нехорошие ползут, - покачал Халльвард головой, насупившись.
- Завистники и сплетники, - отвечал быстро Сигтрюгг, - козни нам строят да распускают эти слухи. Вовсе не так все, впрочем, историю нашу целиком я с твоего позволения, конунг, рассказывать не буду. До поры до времени... Почему подались? Ну неужели ж мы здравым рассудком не обладаем?! Как пришел гонец твой к Рагхильде кюне, как сказал ей - мол,добром лучше сдаться, чем с великими конунгами силами меряться, особенно сейчас...
Почувствовав, что брат может хоть весь день молоть языком, а к ответу на вопрос так и не приблизиться, старший Вебьернссон перебил того.
- Мы хотим быть на стороне победителя, - произнес он. - Ибо победа всегда приносит выгоду. Нет, не смотри на нас как на корыстолюбцев, мы всего лишь говорим тебе правду.
- Стало быть так слаба Рагхильда, что уже и родичи от нее бегут? - Удивился конунг Теламерка. Не ожидал он, что настолько плачевно положение агдирской кюны.
- Была бы сильна - не бежали бы, - притворно вздохнул младший из братьев. - Умом рассудив, что коли будет война, то Агдир проиграет вернее всего, мы решили - а коли мы к конунгу Хроальду перейдем со своим отрядом вместе, то проиграет совсем уж точно.
- Славно это, - уже более благодушно произнес правитель. - Но вы вот что мне скажите: сколько людей осталось в Вестфольде и Вингульмерке, верных Рагхильде?
- Верных? У-у, - протянул Сигтрюгг, - едва наберется тысячи три. Во всяком случае, на сей момент. А как узнают, что мы с братом покинули кюну - молва-то быстро летит, - небось, тоже к тебе присоединиться решат.
Халльвард с умным видом кивал, прикидывая одновременно размах, с которым брат его самозабвенно врал Хроальду.
- Вот славно-то, - сложив ладони на обьемном пузе, являвшемся результатом его частых возлияний, конунг прикрыл глаза, видимо уже обдумывая, как сможет без помощи Сульки захватить Вестфольд, ведь в его дружине воев было даже больше, нежели тридцать сотен. Возможно, будь здесь Хадд, он сумел бы распознать ложь, но Хроальд был слишком глуп и жаден. - И чего же вы в награду желаете?
- Будем рады, коли землей пожалуешь, - расплылся в улыбке Сигтрюгг, - а коли нет, так и злато-серебро сойдет. Не подумай вдруг, что слишком многого попросим... но обещаем, служба наша того стоить будет, не станем напрасно штаны просиживать на завалинке, в то время как другие бьются. Ведь и лучших воинов отряд с собой привели!
- Получите, что просите, - махнул рукой Хроальд. - Но после того лишь, как я Сарасберг захвачу, а пока на постой оставайтесь в той деревне, где ваш отряд сейчас находится.
- Оно понятно, что после, - кивнул Сигтрюгг, вставая, и Халльвард с ним вместе. - Воистину, не только мощью военной конунг Хроальд многих превосходит, но и мудростью великой. На сем же позволь откланяться нам с братом - и поблагодарить тебя еще раз.
Поклонившись, вышли братья из усадьбы, переглянулись.
- Болван, - одними губами произнес младший.
- Как есть болван, - так же беззвучно старший ему отвечал.

На границе Раумсдаля и Южного Мера

Грютинг ехал медленно, от грозного воителя, гнавшего лошадь во весь опор к Транделагу не осталось и следа - теперь это был больной, слабый человек, который, казалось бы, доживал последние дни. Но он все же поехал в этот поход, не смотря на уговоры остаться в Нидорасе.
- Не к лицу конунгу от битвы уходить, - молвил сурово, точно вызов хотел недугу бросить, а затем в кашле зашелся, горло здоровой рукой обхватив. Вокруг оркдальского ярла ехали верные воины и телохранители, готовые защитить его от любого нападения и помочь, если ему станет плохо, позади гордо развевалось знамя с козлом, которое нес мальчишка Ульвколь, а херсир Асгейр выехал вперед, нетерпелось ему в битву вступить с врагом и с Сельви поквитаться.
С правой же стороны от воинства оркдальского ехали дружинники Рогволда под стягом коршуна, а с ними и их ярл в золоченой броне, гордо на породистом жеребце восседавший. Всем видом своим он уверенность воинам являл непоколебимую, точно знал, что достанется ему победа в битве. Хотя, может и действительно знал наперед результат сражения грядущего - хитер был Рогволд, о том все, кто окружал его знали. Возле же ярла двое сыновей его старших находились - Ивар и Хрольв, что вновь пешком шел.
Дружинники же, что мерские, что оркдальские, на Рогволда глядючи и сами уверенности преисполнились и уже спорить начали, кто больше добычи возьмет в Южном Мере, казалось позабыли люди коршуна, что совсем недавно добрыми друзьями были южанам - ныне лишь крови их жаждали. Иные же, кто не хотели шкуру змея неубитого делить, просто песни горланили и перешучивались, никто, казалось, всерьез встречи с врагом близкой не ожидал. Однако же, стоило только им перейти границу Раумсдаля, как вскоре уже увидали вдали войско приближающееся.
"Неужели ошибся Харальд и враг на нас сухопутным путем двинулся?" - В голове Грютинга пронеслось, когда Исхер ему о том поведал. Но на Рогволда взгляд кинув, поразился оркдалец невозмутимости его. А войска меж тем сближались, и заметно стало, что сильно уступает в числе людям Харальда дружина мерийцев - видимо, как и агдирский конунг, хотел Арнвинд обманным маневром в заблуждение ввести врага, да только перехитрил его сын Хальвдана.
Перехитрил ли? Или наперед знал, как поведут себя мерийцы? Проклял Грютинг немощь свою, помешавшую ему в составлении планов военных участие принять, вновь на Рогволда посмотрел, что спокойно вперед выехал, навстречу врагам остановившимся.
- Эй, мерийцы! - Бросил он. - Вы меньшинстве сегодня! У вас ни шанса нет выжить в бою, если начнется он, а потому, предлагаю вам сложить оружие! Так вы сохраните свои жизни и имущество!
- Ты предатель! - Донеслись крики.
- Из-за тебя Неккви погиб!
- Твое слово ничего не стоит!
- Мое слово поддержат пять сотен мечей, - спокойно отвечал ярл. - Вы все умрете, если не подчинитесь. Подумайте, зачем вам умирать?
- За Мер! За Арнвинда!
- Ваш конунг уже мертв или скоро умрет, и Аудбьерн тоже, - Рогволд усмехнулся, обнажив зубы. - Вы этого не измените.
- Ты лжешь!
Несколько человек обнажили мечи, однако их предводитель вскинул руки, призывая сохранять спокойствие, а затем произнес:
- Если это так, и Арнвинд убит, то нам незачем терять свои жизни в бесполезной схватке. Вы все слышали слова Рогволда - тем, кто сдастся вернут землю и имущество.
- Дешево же ты продал Сельви, Свейн! - Воскликнул один из хирдманов. - А он доверял тебе больше других!
- Я ценил доверие Разрушителя, но он ничего не способен дать нам, конунг без владений - не конунг! - Молвил Свейн. - Он обезумел, вырезал деревни, не щадя даже младенцев! Такой человек не может стать хорошим правителем!
- И то верно, - кто-то протянул.
- У меня родичи в деревне жили, которую он спалил, - другой добавил.
- Не хотим Сельви!
- И Арнвинда тоже!
- Мниться мне, Харальд лучшим правителем нам будет, - продолжил Свейн говорить. - Он хоть к врагам и суров, но со своими людьми щедр!
- Предатесь! - Несколько мечей рассекли воздух, столкнувшись со сталью. В короткой схватке несколько воинов, оставшихся верными Сельви и Арнвинду погибли, а остальные склонились перед Рогволдом.
- Властью, что дал мне Харальд, принимаю вас в дружину славного конунга! - Возвестил громогласно ярл Мера. Хотелось ему сказать, что в личную дружину берет он перебежчиков, да присутствие Грютинга тому мешал - донести мог оркдалец, что самоуправство творит Рогволд, а тогда от Харальда добра не жди.
- Поздравляю тебя с победой, господин, - склонился Свейн перед коршуном. Теперь понял Грютинг, как ловко манипулировал Сельви Разрушителем Рогволд, через ярла его доверенного, заставляя деревни разорять и ненависть народа заслужить, дабы не было поддержки для внука Неккви на его родине.
- Хрольв, дай ему его награду, - приказал ярл.
Тяжело вперед шагнул великан, меч широкий обнажая, попытался отразить удар стремительный Свейн, но оружие Хрольва преломило его клинок и глубоко вошло в грудь предателя.
- Собакой жил, собакой и умер, - коня заставив убитого растоптать, вперед поехал мерский ярл. Никто не посмел его в этом убийстве упрекнуть.
Впереди, на пути у них беззащитные деревни Южного Мера лежали, а в море, у Сольскеля в час этот жестокая битва разыгралась.

Гринланд. Халльвард, Сигтрюгг.

- Я, коли честно, и не ожидал, что так легко будет его вокруг пальца-то обвести, - Сигтрюгг говорил, когда с воинами возвращались они в деревню, где им и предстояло провести еще некоторое время.
- А как по мне, так это всего лишь начало, - отозвался Халльвард. – Нужен-то нам не Хроальд вовсе, сведения придется в деревне собирать да у воинов его... Вряд ли будет легче.
- Ну так нам же не привыкать.
- Не забывай все же, что мы не в Сарасберге. Надо быть осторожнее. Вингульмерк мне нескоро забудется.
Неприятные воспоминания – темница, голод, побои – всколыхнули память младшего парнишки.
- Ты прав, - произнес он. – И мы будем осторожны.

Оказалось, что в той деревушке, куда определили их, на весь отряд в домах места не хватит. Потому для тех, кому волей-неволей на улице оказаться пришлось, стали ставить палатки, сооружая их из чего придется. В конце концов, любая крыша над головой хороша, даже худая, а что на улице спать – так не зима, чай, насмерть все равно не замерзнешь.
Поселились сами Вебьернссоны у женщины по имени Турид, воспитывающей четверых детей – троих мальчиков и малютку-девочку, в то время как муж ее покоился в земле. Если бы не козы, исправно приносившие свое молоко, пропали бы от голода они все. Укачивая дочурку, женщина рассказала им едва ли не про каждого из крестьян, что жили в деревне, и братья совершенно точно знали, выходя от нее, с кем следует говорить, а с кем лучше не стоит.
Вот потом-то уже и стали они сводить знакомства с жителями. Сначала с подозрением гринландцы к ним отнеслись (вроде как пришлые, незнакомые, да еще ,говорят, перебежчики, а значит, кому-то изменившие), но как узнали, что с конунгом они уже имели беседу, сразу стали теплее их речи, а сами они – куда разговорчивее.
- Сульки-конунг войну не будет начинать в ближайшее время, нет… - махнул рукой здоровенный детина, на завалинке сидя. Братья возле него пристроились и, начавши о делах военных разговор, слушали теперь, о чем понесет его разглагольствовать. - Он с войском к себе вернулся…
Халльвард кивал понимающе, Сигтрюгг молча запоминал все. Сейчас им память его крепкая и цекая важна была как никогда – записать-то все они могли при желании, старший брат грамоту знал, но что случилось бы, если б нашли у них эти сведения, и представить боязно. Это Эйнар, пусть земля ему будет пухом или как там у них говорят, добрым христианином был и сразу вздернуть их без разбирательств не повелел… а от Хроальда жди такой милости, как же. Впрочем, он глуп был да жаден, а с такими Вебьернссоны общаться давно уж научены были.
Были среди крестьян и те, кто был о конунге того же мнения, что и братья. А были и другие…
- Хроальд-то нас освободил, - пояснял парням Скейв, худосочный, но жилистый и крепкий мужичок, пока отдыхал от колки дров. – Тут же больше половины из деревенских – рабы бывшие. А он свободу нам и землю дал. Теперь вот и трудимся на ней.
"Свободу и землю он, значит, на их поддержку обменял", заключил Сигтрюгг.
- А свободные бонды почти все еще в начале весны сбежали, - продолжал мужчина. – Есть те, кто остались, но они нас недолюбливают за что-то…
"Как будто не за что", мысленно отвечал ему младший Вебьернссон, в то же время кивать не переставая. "О том, как вы хозяйские сокровища заграбастали, когда вам землю подарили, нам уже до тебя рассказали ".
Что ни конунг, то одна и та же история: недовольных вешают, а тем, кого не повесили, остается лишь вид делать, что они довольны. Так и с Хроальдом вышло – когда владения достались карлам и бывшим рабам, те свободные крестьяне, которые рискнули показать, что конунгом недовольны, были убиты. Другие смолчать предпочли, но затаили злобу… Этот вывод братьям на руку был – не все, значит, ладно, в хроальдовых владеньях.
От другого же мужа (он как раз из свободных был) Вебьернссоны узнали, что если Хроальда одни в душе и терпеть не желали, а другие благодарны были, то в отношении Хада, брата его, на удивление единодушны были все.
- Хадд – он жрец, - растолковывал Халльварду этот самый муж, по имени Гисли, а по прозванию Хромец, так как одна нога у него была короче другой, - Тюру служит. Служит, может, и преданно, но зачем же у нас скотину-то отбирать для жертвенников? Против него не пойдешь, однако – больно умен он да жесток…
- А где сейчас жрец? – спросил Халльвард. – Мы, в усадьбе когда были, его не видали.
- По делам отправился, через неделю примерно возвратится.
"Значит, у нас есть около недели, чтобы остальное узнать".
Решили братья, что им нужно будет ускользнуть из Гринландадо приезда Хадда. Он и на чистую воду, выходит, мог их вывести… а этого они здесь и опасались.

Битва у Сольскеля
С Сариной

Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь. Битва длилась вечность. Казалось, что время остановилось для мерийцев и фиордцев. Кошмар последних минут растянулся в длинную ленту повторяющихся событий.
Драккар горел. Медленно, оставляя за собой шлейф едкого запаха дыма и горелой человеческой плоти,уплывал он в сторону заката. Им оставалось только с гордостью уйти в Вальгаллу вслед за теми, кто уже уплыл туда на огненном драккаре.
***
Арнвинд внимательно вглядывался в хищные силуэты приближающихся кораблей Харальда. Все было плохо, но Один не оставит их в эту минуту. Решительно сорвав с пояса подаренный Раннвейг мех, он осушил его до дна.
- Во имя Тора и светлых асов, убейте агдирских собак! - взревел мериец и хирдманы ответили ему. На корабли Харальда полился смертельный дождь стрел.
Суда сближались, медленно, неторопливо, гребцы убирали весла, чтобы не поломать их при сближении, лучники посылали стрелу за стрелой, воины скрывались за щитами. Сам Харальд стоял на носу корабля, укрытый щитами телохранителей, и улыбался, наблюдая за тем, как конунги Мера плывут в расставленную им ловушку. Позади него в боевом порядке выстроились его молодые сподвижники, жаждавшие поскорее вступить в битву, а за ними, ближе к середине драккара, стояли берсерки, собранные Гутхормом, однако самого ярла с ними не было - он плыл на другом судне - Олене Морей. Меж тем большая часть флотилии Харальда стала обходить мерийские корабли, охватывая их подобно полумесяцу с Волком Волн в центре.
- Эй, воины Южного Мера, - прокричал конунг, когда драккары достаточно сблизились. - Все, кто сложат оружие и станут моими людьми, сохранят свое имущество и преумножат его! Сейчас, когда вы приплыли сражаться за чужую землю - я захватил вашу! Отрекитесь от своих конунгов и присягните мне - иначе вы все умрете!
Харальд понимал, что вряд ли кто-либо из приплывших на битву с ним подчинятся ему, но так - никто не посмеет сказать, что он не проявил к врагам должного великодушия.
В ответ Харальду полетел хохот и очередной ливень стрел. Среди смеха мерийцев он мог разобрать отдельные слова: "милость собаки агдирской", "отправляйся в Хель" и "мерские змеи не гадюки".
- Приступайте! - Холодно приказал Харальд, отходя к карме, прикрываемый Ульвом и Дугласом, в то время как молодой Гутхорм поднял рог конунга и протрубил сигнал к атаке. Грозно разнесся над морем рев харальдова рога, призывающий агдирских, гудбрандсдалирских и транделагских вступить в сражение с мерийцами, вот уже вместо стрел, тяжелые копья полетели, щиты насквозь пробивающие. Где-то на флангах закипающей битвы треск раздался - это сошлись первые драккары, весла бортами крепкими ломая.
Эрик, меч выхватив, на нос Змея бросился, конунгу кникнув:
- Правь, правь прямо на Харальда, Арнвинд! Отрубим голову зверю Агдирскому!
Ливнем летели стрелы, дружинниками Хальвдансона посланные, дабы от них защититься, поднял щит Эрик, но в миг этот острое копье его пронзило. Пошатнувшись, ярл выпустил оружие, слабеющими руками хватаясь за торчащее из его живота древко, не веря, что вот так быстро закончилась его битва. Всегда оберегали его Асы от стрел и копий, но не в этот раз. Рухнул Эрик на колени, силясь оружие из раны вырвать, да крепко острие в плоти его застряло и лишь нутро свое он сталью острой разрывал, в попытках тщетных.
- Хильд... - прошептали немеющие губы викинга, привиделось ему лицо жены, с которой так и не сумел он ложе разделить, с которой даже не попрощался, в поход уйдя, а в следующий миг стрела вонзилась ему в шею и шепот сменился предсмертным хрипом. Кьярваль исполнил клятву, данную Харальду - погубил лучшего мерийского ярла еще до начала сражения.

В сходке жестокой
Дротов и копий,
Взрежут драконы
Поле тюленье
Быть тебе ярлу,
В битве конунгов
Средь воинов лучшим -
Но первым и сгинешь.

Вспомнилось Арнвинду пророчество, о котором ему Эрик сказывал. Сбылось все, что колдун обещал. Мерский конунг пронзил драккар харальдов взглядом пристальным, каждую доску им запомнил, каждого лица коснулся. Хищно сверкнул нос драккара и к Харальду по волнам полетел, в борт ударя грудью широкой. Затрещали, застонали доски, тяжко вздохнуло дерево. Мачта, накренившись упала на корабле Арнвиндовом - обычно перед битвой викинги паруса сворачивали и мачты убирали, но мерийцы этого сделать не успели, слишком неожиданно для них сражение началось, на нескольких кораблях только паруса сняли, перед боем. Хлынули мерийцы на палубу, жаждой мщенья за Эрика пылая. Только странное жжение в груди у Арнвинда началось. Будто ватные руки стали, из пальцев казалось, клинок верный ускользал... Но поборол конунг слабость непрошенную и ринулся в бой до щенка добраться надеясь, что вдовой сестру его оставил.
- Отец! - Крик вырвался из груди Кьярваля - еще мгновение назад он стоял, с победной улыбкой наблюдая за гибелью Эрика, и ожидая хорошей награды от конунга за этот подвиг, а сейчас от былой гордости не осталось и следа - силился молодой викинг в одиночку тяжелую мачту рухнувшую поднять, высвободить отца, под нее попавшего, да поздно уже было - раскроило дерево череп ярлу Асбьерну, мертвый старик на палубе лежал, а возле него, в бессильной злобе сжимая кулаки, слал проклятия асам юноша.
Но битва продолжалась, вот сбросили за борт разъяренные мерийцы зарубленного Сигвальда - тот, видя успех Кьярваля, первым на них ринулся, желая и свой обет исполнить, да только всего двоих врагов пронзил его меч из шести обещанных, прежде чем мерийская сталь его жизнь оборвала. То там, то здесь происходили небольшие поединки и схватки, агдирцы пытались не пустить на драккар врагов, в море их скидывали, да только не удержать было волну мерийцев, мести жаждавших.
Харальд издали наблюдал, как битва на борту корабля его шла, взгляд холодный переводя с одного воина павшего на другого. Это раньше сердце его, стуча бешено, в битву рвалось, на помощь дружинникам, теперь же размеренно, спокойно билось, привык конунг за спинами воинов своих находиться, понял, что место конунга - не в гуще битвы, где любой бонд жизнь его отнять может, но поодаль, так, чтобы управлять ратниками удобно было. Да и Асгаут ярл ему то же советовал – пусть воины простые жизнями своими рискуют, коли награду получить хотят получить, а конунгу не пристало, будто обычному хирдману, мечом махать.
Резким руки взмахом, послал он своих лучших воинов, берсерков, приказа дожидавшихся, на подмогу сражающимся. С яростью жестокой, безумцы, отмеченные Одином, в бой ринулись, круша врагов конунга своего.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 25-11-2007, 0:22

(Тельтиар и Сарина)

Тяжко вздымаясь на волнах, грозной тушей еще один мерийский драккар к харальдову подошел. Третий с пробитыми парусами, да веслами сломанными покинутый всеми крутился на месте, кровь была залита палуба его. Воины покинув раненый корабль перебрались на агдирский драккар и отчаянно пытались зацепиться за него. Хоть зубами, хоть руками. Песня стрел и мечей над морем летела. Кто-то из пришедших с Харальдом выпустил стрелу огненную, больно ужалила она "Деву морскую", по мачте жаркие языки пламени заструились. Зло закричали мерийци, стрелка высматривая. В ответ ему рой яростный полетел. Смерти железной на маленьких древках таящейся. Упал храбрец десятком стрел пронзенный, пролилась на палубу первая кровь.
Стоны раненых, треск дерева, стоны волн, ревы берсерков... День давно перевалил за полдень, а битве той не видно ни конца ни края.
Недалеко от Волка Волн, раздался глас рога - то Гутхорм возвестил, что еще один корабль захватить сумел. С лезвий обоих мечей конунгова дяди кровь стекала, что водица простая, да и сам он кровью забрызган был, но не замечал этого - дар берсерка и им овладеть успел, многие уже на себе ярость эту почувствовали, да теперь на палубе трупами бездыханными лежали... и воронье кружилось, запах крови почувствовав, никогда еще над морем столько воронья не кружилось, что даже чайки в страхе прочь улетали.
С другой стороны сражения раздосадованный крик послышался - это Сельви Разрушитель, корабль под стягом коршуна от воинов очистив и Рогволда на нем не найдя, ярился, к другому драккару править Копье велел. Жестокая битва шла, никто уступать не желал победы, и казалось само море от крови пролитой покраснело и вот-вот явит свой гнев Ньорд, оба флота в пучине утопив... но нет - спокойны оставались волны, не было богам дела до сражения людского.
Покоритель Волн легко скользил по холодным водам. На полном ходу приближаясь к Оленю Морей.
- Весла! - раздался приказ Снорри.
Споро викинги весла подняли из воды с правого борта, ломая весла противнику, Покоритель промчался. Перекинул руль Бьерн, застонав, драккар почти на месте развернулся, ветром и веслами гонимый. Вот и борт с покалеченными веслами. Храбрый ярл дружины Аудбьерна, вскинул в вверх секиру в кулаке зажатую.
- На абордаж! - прокричал он, и с треском сошлись Покоритель и Олень, перекинули весла свои фиордцы, хлынула по ним на покореженный корабль волна сталью сверкающая.
- Рысьи Глаза, куда ты смотришь?! - Вскричал на хирдмана, что впередсмотрящим поставлен был, Гутхорм, мечи перехватывая - стоило ему только на свой драккар вернуться, как снова враги полезли.
- Куда следует, туда и смотрю! - Огрызнулся лучник, стрелу накладывая - звякнула тетива, повалился за борт фиордец, а за ним еще один. Сшиблись воины Гутхорма c людьми Аудбьерна, началась на палубе сеча жестокая. Со свистом воздух рассекали клинки Оленя, кольчуги рубя, да в плоть впиваясь, кого отшвыривал берсерк, кого топтал - никому от него спасения не было, коли рядом он оказывался.
Снорри еще две попытки выбить агдирцев с их драккара предпринял, но слишком силен оказался берсерк. Тогда ярл знаками приказ отдал, откатилась стальной поток фиордцев на Покорителя оставляя за собой лишь кровь и трупы, лишь у борта оборону глухую заняли, не давая совсем опрокинуть их агдирцам. А временем тем тетивы лучники спустили, да не во врагов стрелы огненные летели, а в парус на корме свернутый – заплясало пламя, охватило ткань, жиром пропитанную, взвился дым черный над драккаром. Бросились хирдманы Гутхорма пожарище тушить, ослабили напор, а Снорри только того и надо было, что еще немного продержаться, а после и вовсе прочь ушли с драккара агдирского. Ударили весла, отвалил от Оленя фиордский корабль, само же судно дяди конунжего накренилось опасно, воду бортом пробитым зачерпывая. Нет, не с проста так долго оборонялись фиордцы – пока с ними бились хирдманы Гутхормом возглавляемые да с пламенем, несколько умельцев половчее топорами борт корабельный порубили, стал он больше на сапог дырявый походить, чем на судно гордое. Не легко было Снорри принять решение такое подлое, да и людям его – ведь драккар хороший усадьбы стоит, добычу такую знатную ко дну пускать – расточительство большое, но видел ярл – не захватить ему Оленя, вот и решил урон хоть какой нанести врагу.
- Бросайте корабль! - Закричал Гутхорм, видя, что не спасти им уже Оленя Морей, да то и воины его понимали - кто жив остался, в воду бросились, надеясь, что выловят их союзники. Последним сам дядя конунжий прыгнул, мечи в ножнах закрепив - ярость ему сил придавала, позволяя на плаву держаться, в то время как другие уже ко дну пошли, да тут другой драккар подоспел - протянули адирцы соратникам своим весла, стали на борт их, промокших вытаскивать. Видел Гутхорм корабль яра фиордского уплывающий, да не стал за ним гнаться - велел к ближайшему врагу править.
А Покоритель уже другую жертву наметил себе, окрылила победа Снорри-ярла. Волк его внимание привлек. С одной стороны на драккар агдирцев уже наседал, кто-то из мерского флота, вот и решил союзникам Снорри помочь.
Большая битва вокруг Волка Волн шла, мерийцы, словно желая окружение прорвать, все в центр стремились, на лучшие суда конунга агдирского нападая, там же воины отборные собрались, раз за разом отбрасывали они нападавших, покуда с флангов корабли кольцо не захлопнули, да сжимать не начали. Более семидесяти драккаров в ловушке оказалось, повсюду лязг кликов и крики предсмертные слышались, но самая жестокая схватка возле конунжего корабля шла, там где Арнвиндом воодушевляемые, рвались в бой мерийцы. Но вот с треском о борт змея корабль со знаменем Гудбрандсдалирским ударился, полетели веревки с крючьями, глубоко в древесину впиваясь - намертво соединились два драккара, бросились на подмогу Харальду его воины, немногих, оставшихся на драккаре Арнвиндовом рубя, да норовя в спину людям мерийского конунга ударить.
Снорри же, прежде чем до волка добраться смог, с иным судном столкнулся, наперерез ему выплывшим, да с прежней силой схватка закипела.
Арнвинд рвался туда, где чистый и не затронутый битвой Харальд стоял. Сам мериец уже с ног до головы был забрызган чужой кровью, пара кровавых царапин пересекали щеку его правую, коей он часто к врагам поворачивался ища взглядом щенка агдирского.
Прорубив путь себе к упавшей мачте, конунг Мера Южного рубил направо и налево, наседавших на него берсерков. Пару раз врагам казалось, что пред ними тоже берсерк, а не обычный волк морей. Какой именно из ударов рвущегося вперед Арнвинда оборвал жизнь Кьярваля – одному Одину ведомо, но смерть та не была такой как выкинги ищут. Глупо умер молодой воин, даже не сопротивляясь. А Арнвинд уже дальше рванулся, борясь со слабостью, что все чаще накатывала.
Хороши берсерки в сражении один на один, когда ярость придает им нечеловеческих сил и они крушат щиты и доспехи, сминая противника, в общей же схватке, зачастую, даже воины, отмеченные Одином, не способны серьезный урон врагу причинить, когда один соперник их удары тяжелые на щит принимает, другой по ногам рубит, третий же в грудь клинком метит - не так много было берсерков у Харальда, проигрывали они в числе воинам Арнвинда, помощь же им не спешила пока, лишь стрелки с кормы поддерживали залпами дружными не давая мерийцам подкрепления подвести. Правитель Мера, же временем тем четверых могучих берсерков успел ранить и покалечить, вперед прорываясь, в то время как гридни ближние защищали его от ударов вражеских, рвался к сыну Хальвдана он, да встала на пути у него, палубу перегородив, стена щитов, копьями ощетинившаяся - то люди Харальда обратно теснить стали мерийцев, дабы не прорвались они к их господину.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 25-11-2007, 13:00

Гокстад
Асса и Торвард - я и Тельтиар

Вперед себя послала Асса двух конных всадников, а с ними Тьодольва Каменную Башку, дабы в Гокстаде о своем прибытии известить, да наказала им, чтоб подготовили покои для нее, для слуг ее любимых и для воинов, а вместе с тем и в трапезной накрыть успели бы, и воду согреть, чтоб уставшая после дорогого пути кюна смогла бы с себя пыль дорожную смыть да в чистое платье обрядиться.
Потому, подъезжаю к городу постылому, не воспоминаниями невеселыми была полна голова ее седая, но лишь мыслями о еде вкусной, о воде теплой, да обо сне бодрящем. Готовилась она, что Торвард встретит кюну, имени ее высокому подобаючи. Так оно и вышло - Торвард встречу готовя, расстарался: заставил народ из усадьбы и деревень ближайших, и стар, и млад, на дорогу выйти, кюну встречать поклонами, да радость и почтение всячески выказывать. Сам угощение приготовил на все дружину, что Ассу сопровождала, да столы накрыл во дворе усадебном, а после велел в одежды праздничные своим домашним рядиться, а воинам поверх броней надеть плащи алые, цветов агдирских.
Сам же лендрман вперед выехал, навстречу Ассе с отрядом небольшим.
Слуги, возницы и даже суровые хирдманы улыбались и махали руками встречавшим их людям. Но не глядела по сторонам старая кюна Асса, будто и вовсе не видела, какую встречу ей Торвард подготовил. Однако лишь только появилась в толпе фигура высокая Тьодольва, а рядом с ним - лендрмана гокстадского, тут же обрел взгляд ее привычную цепкость и силу.
- Приветствую тебя, Торвард-муж! Готов ли ты встречать гостью свою?
- Готов, государыня, - спешившись, в пояс поклонился старый воин, уважение выказывая. Торвард еще при Гудреде войска в бой водил, а потому давно знал Ассу и не желал ее ничем прогневать даже случайно. - И угощение ждет, и перина пуховая, лучшая во всей Норвегии.
Тут он, конечно, приукрасил немного достоинства оной перины.
- Вижу, расстарался ты, приезд мой ожидая. Хвалю тебя и благодарю. Ну, так веди же гостю свою в покои уготовленные - притомилась я с дороги, отдохнуть хочу. И про людей моих не забудь, и лошадей по стойлам расставь, и вещи покои мои перенеси.
Сварлива была кюна старая сверх всякой меры.
Вздохнул Торвард, не стал перечить владычице, да снова на коня взобрался.
- За мной следуй, государыня, - произнес лендрман. - Отсюда до ворот усадьбы путь недалекий.
Так сказал, будто бы сама кюна не знала, сколько ей до усадьбы ненавистной ехать. Двинулась дальше повозка, под крики радостные людей, родители детей малых поднимали над головами, чтобы те могли кюну увидать, кто половчее на дорогу выбегали, поклоны отвешивали.
- Мама, так это и есть ведьма? - Голосок детский раздался из толпы, едва лишь то место Асса миновала.
Вздрогнула кюна, голос детский услышавши. Напряглась толпа, дышать перестали люди и гокстадские, и приезжие - все ждали, что выплеснется после таких слов наружу гнев старухин, и без того еле сдерживаемый. Но зря боялись они: снова спокойной сидела в повозке, вперед себя глядя и будто ничего не услышавши.
Впрыгнул в повозку, опустился на лавку рядом с ней Тьодольв Каменная Башка. Жестом повелительным велела ему кюна поднести ухо ко рту ее, а потом прошептала голосом тихим да ядовитым:
- Найдите ребенка этого и мать его разыщите. Женщине - десяток ударов плетью по голой спине, и чтоб у ребенка на глазах. Понятно.
Кивнул ярл, брови насупив. Ничего не смутило его в приказе таком, за кюну свою готов он был недомеркам таким мамками науськанными головы руками голыми руками сворачивать.
А процессия уже дальше двинулась, к воротам усадьбы, настежь раскрытым - вздумай наумдальцы сейчас напасть, с наскока бы Гокстад захватили, - по обе стороны от ворот слуги стояли в пояс согнувшись, хорошо их Торвард вышколил, как встречать кюну надобно. Там же уже и столы накрытые виднелись, да повара, вокруг них снующие. Ухмыльнулась Асса, видя картину такую, и будто бы разглядились недовольные складки на желчном лице ее.
- Хорошую трапезу устроил ты, Торвард, да прежде, чем за стол сесть, хочу умыться я с дороги.
По знаку лендрмана, поднесли две служанки госпоже воды в кадке специально подогретой, да полотенце. Закряхтела кюна недовольно, кадку с водой недобрым взглядом смерив.
- Не понял ты меня, вижу, Торвард могучий. Не только лицо и руки мои с дороги грязны, и хочу за стол пиршественный сесть я, лишь полностью искупавшись
- Виноват, - коротко бросил тот, а затем к слугам обернулся согбенным. - Живо баню истопите!
Бросились те приказание исполнять, так что только их и видели, люди же, кюну сопровождавшие вздохнули разом - так им за стол попасть хотелось, да разве ж можно вперед госпожи усаживаться к трапезе. А кюна тех вздохов будто бы и не заметила. Уселась она на лавку, щеку ладонью подперла да лендрмана взглядом хитрым и колким уставилась.
- Пока баня топится, развлеки меня, муж доблестный. Расскажи о подвигах своих ратных, о том, как Гокстад от толп вражьих обороняешь.
- Да уж, было дело, - обрадовался Торвард, что может похвастать о сражении выигранном. - Наумдальцы к нам зачастили, кюна, словно мы их тут приглашали. Они как Хрингарики захватили, все на Вестфольд смотрели, выжидали, когда власть ослабнет. Думали, видать, что раз я стар - так не смогу от двух хорьков одаль мне вверенную защитить.
- И как, получается защищать-то? - с участием в голосе спросила кюна.
- А то, вот они к усадьбе подошли оттуда, - лендрман рукой указал на север. - А я тут частокол поставил, хирдманов посадил. Они как сунуться, тут же по шапкам получают.. Так три дня вокруг да около ходили, не могли усадьбу взять.
- Молодец, - каркнула неожиданно громко Асса. - Хвалю, герой, найдется для тебя местечко в Вальхалле!
Замолкла кюна, пожевала губами, а потом добавила неожиданно тихо, почти шепотом:
- Уж коли хорошо у тебя все так, как описываешь, то подумай, для чего я здесь оказалась.
- Рановато мне в Вальгаллу, - заметил воин, бороду седую поглаживая. - Я же еще про саму битву не рассказал - вот то веселье было, так веселье.
- Расскажешь за трапезой, - кивнула кюна, взгляд свой, однако ж, отворотив, - а сейчас проверить надо, не растопилась ли баня. Мочи нет моей уже.

Долгого отдыха Гутхорм своим бойцам не дал, да и не просили они, напротив: сжимая оружие то и дело поглядывали на своего ярла, ожидая приказа. Гутхорм чувствовал, что касание Ньёрда несколько ослабило зов Отца Дружин, а потому берсерк выхватил из нагрудного мешочка ещё одну маленькую, сморщенную шляпку, основательно размоченную в морской воде и проглотил.
Он знал, что будет после этого - следующий вздох ударил его поддых и едва не бьросил наколени, палуба вцепилась в ноги стальными когтями, а одежда царапнула по телу, едва не сорвав кожу. Мгновение спустя он снова поднял голову.
"Vaaaaaaaa, ODIN!!!!!" - проревел берсерк, кидаясь к борту драккара, как раз сцепившегося с вражеским и не замечая, как желтоватая пена срывается с его губ. Сзади раздавался громовой хохот Игга, боевые кличи валькирий, ржание Слейпнира и гром молота Тора. Вместе с Гутхормом Сигурдссоном в бой шли сами асы!

Но вряд ли мерийцы видели их, впрочем - им достаточно было и вида самого разъяренного берсерка и его верных воинов. Несколько молодых воинов бросились в рассыпную, однако более опытные решили, что сумеют совладать с Гутхормом, и сразу трое набросились на него, пока едва только он оказался на их палубе. Тем временем абордажные крючья впивались в борт, намертво сковывая два драккара, и на помощь ярлу бросились ближайшие его сподвижники.
Жалкие, бледные тени, посланные старухой Хель медленно тянулись к нему, стремясь достать чем-то напоминающим тренировочный меч. Гутхорм расхохотался, и кинулся в горячку боя. Первая тень лишилась своей головы и рассеялась, вторая успела ткнуть ярла в плечо своим тупым оружием и тут же получила оба его лёгких клинка в грудь, а третью Гутхорм просто саданул кулаком. Песнью лучшего из скальдов прозвучал для ярла Хрингарики хруст ломающихся костей. А потом подоспели его воины, и пляска мечей продолжилась. Гутхорм подхватил смешное оружие одной из теней, и в его руке оно преобразилось в великолепнейший из мечей.
- Оооооооодин! - ревел Гутхорм, обрушивая свой клинок на жалкие тени вновь и вновь. - Тебе, Одноглазый, посылаю их!
Тихо-тихо, почти неслышно рядом с его воплями каркнули вороны. Ярл хорошо знал, что это означает. Дар Игга готовился покинуть его.
- Арррррргх! - плотностиснутые зубы Оленя Хрингарики пропустили лишь нераздельный рёв. Мгновения сливались и сжимались всё плотнее, движения врага становились всё медленнее, а в ушах ударили боевые барабаны - сигнал валькирий о том, что они собрали достаточно жертв. Он не считал мгновений, он просто бился. Бился, не заметив, как слетел с его головы шлем, прянявший на себя удар копья одной из теней. Бился, не замечая ран, покрывших его руки и ноги. Бился, пока жило хотя бы одно отродье Хель.
Кто-то успел достать берсерка в бок копьем, однако клинок играюче перерубил древко, а затем рассек и нападавшего, другие опасались приближаться к нему, старались уклониться и надеялись, что скоро он упадет обессиленный, а тем временем все больше агдирцев перебиралось на драккар, лучники из-за спин окольчуженных воинов посылали стрелу за стрелой, порой поражая мерийцев, а порой просто отвлекая от сражения. Один из людей Арнвинда, увидав приближающегося Гутхорма, бросился за борт, видимо забыв, что на нем была стеганная кожанная куртка, с нашитыми на нее стальными пластинами - выплыть ему было уже не суждено.
- Корабль наш! Ярл, корабль наш! - Подбежал к берсерку один из воинов, но в застилавшем взгляд тумане, Гутхорм не смог различить, кто это.
Ярл начал чувствовать своё тело. Мёд битвы покидал его и на ещё один драккар сил просто не хватило бы. Гутхорм с лязгом вогнал меч в доски драккара и стоял держась за него. Он знал, что ещё немного и тело воспротивится ему, станет чужим и тяжёлым, и старался урвать драгоценные мгновения.
- Дррракаррр, конунга! - прорычал он, пошатываясь. - Помощь!
Успев сказать это, Гутхорм упал, зная, что его воины будут защищать его и остальных, сражённых бессилием берсерка, куда жарче, чем собственных матерей и жён.
Рысьи Глаза, самый зоркий из людей ярла, бросил взгляд на Волка Волн - там действительно кипела лютая сеча, но не бросать же здесь Гутхорма.
- Что приказал ярл? - Спросил один из хирдманов.
- Корабль конунга жадь велел, Харальд нам поможет! - Бросил лучник, подхватив тело своего господина. Вскоре к нему присоединились еще двое хирдманов и они отнесли ярла к поклаже, уложив его на свернутый парус.
- Или нам ему на помощь идти? - Другой воин головой покачал.
- Мы все равно не доберемся до него, нас слишком мало, а нам следует оборонить оба наших корабля от врагов - не мог ярл нам такой приказ отдать!
- Точно, здесь останемся, добычу защитим! - Дружина поддержала это решение - без Гутхорма во главе Асы не были бы столь благосклонны к ним в новой атаке.

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-11-2007, 15:48

Продолжение битвы
С Сариной

Зло ткнул ближнего берсерка в район подбородка мечем Арнвинд, тот продолжая наседать на мерийского хирдмана, захлебывался собственной кровью. Затем издав звериный вой рухнул на щедро политую кровью палубу. Арнвинд сквозь шум боя, царивший вокруг услышал новые звуки. Конунг бросил взгляд назад и увидел почему улыбка на лице Харальда появилась. На Змее агдирцы командовали, побив малочисленную дружину на борту оставшуюся.
Не переставая отбиваться от берсерков (вот уже и щит раскололся, но меч, что за Хильд ему оставили верно рубил, все что под него попадало) Арнвинд подал сигнал отступать. Отбивать Змея нужно, спину свою защитить нужно было. Отступила с ним и дружина, не желали врагу отдавать драккар свой хирданы, не хотели предательский удар в спину получать. Пошатнулся конунг, с борта на борт перепрыгивая, да поддержал его соратник ближайший и вот вновь в сражении они оказались, рубясь с людьми Харальда, очищая от них судно мерийское.
На Волке же берсерки оставшиеся, что невредимые, что раненые, оседали медленно - велика была сила их, да уже усталость подступила, не давала в погоню броситься. Люди конунжие тех, кто дышал еще оттаскивали за строй хирдманов и раны их перевязывали.
Арнвинд вновь в первых рядах был, не знала рука его усталости. Меч не подводил, но редел строй мерийский, падали верные други, что плечом к плечу во многих походах сражались. Вот двое самых сильных и шустрых, перерубили веревки два корабля связывающие, скинули весла с бортов Змея. Остатки агдирцев опрокинули в море мерийские воины.
С правого борта к Волку фиордец подошел. Стукнулись драккары бортами. Споро шел союзный корабль, даже Змей содрогнулся от удара того. Новая стальная волна на агдирца потекла, но редкая то волна была. Всего лишь полусотня викингов с потрепанного фиордца на палубу агдирца ступила.
- Вперед! Поддержим союзников! - взревел Арнвинд, первым на борт харальдова драккара перепрыгивая.
Арнвинду повезло - он налетел на щит, и был лишь оглушен и отброшен, а верные воины успели подхватить конунга прежде, чем кто-то из вставших у борта стеной врагов сумел пронзить его, но другим хирдманам повезло меньше - острые наконечники пробивали кожаные доспехи и плетеные кольчуги, вгрызаясь в плоть, мерийцев поднимали на копья и сбрасывали в воду, или же просто повергали на палубу - тут уж смотря, насколько дорогой доспех был на воине (все же никто не хотел потом добычу из моря вылавливать). Атака мерийская захлебнулась, едва начавшись - все же в третий раз воины шли в битву, уставшие, потрепанные, а против них Харальд свежие силы выставил, ближайших своих хирдманов, лично дядей его и тестем отобранных жизнь конунжию охранять. Медленно перетекло сражение на палубу змея вновь.
Харальда же от битвы той отвлекло нападения небольшого судна фиордского, что под знаменем Аудбьерна было - невелик кораблик, видимо на нем пиратством промышляли раньше, покауда конунг на рать не позвал, да уж больно не вовремя появился, прежде чем успели стрелки обернуться, многие враги уже на Волке оказались, да рукопашную лучникам навязали, а шестеро особо быстрых до самого конунга добрались, с его ближайшей охраной в бой вступив.
Тут во всей красе себя Гутхорм, племянник Рогволда показал, под меч ближайшего противника поднырнув, да с боку от того оказавшись, под ребра ему клинок вонзил, провернув в ране раза два, ребра ломая, да кишки наматывая. Другого супротивника Укси встретил, ударом молота молодецки щит проломив да назад отбросив, а затем и Асгаут подоспел, а с ним и двое племянников Хакона, тоже при конунге находившихся. Не сходила улыбка с лица Харальда, когда он за сражением этим наблюдал - точно уверен был, ни один враг живым до него не дойдет - ведь подле еще Ульв и Дуглас стояли, мечи обнажив, но от правителя не отходя ни на шаг.
Две стрелы в щит шотландца вонзились - то в Харальда лучники с фиордов метили, но в миг следующий уже прикончили их, только Асгауту руку оцарапало сильно в битве, да Херлаугу в глаз лезвие меча угодило - хорошо еще не глубоко, лишь окривел, а мог бы и жизни лишиться. Конунг же, увидав, что с так некстати подобравшимися врагами покончили его люди, вновь свой взор на змея обратил, где дружина Арнвинда отбивалась, а после к Асгауту обернулся:
- Иди, принеси мне голову их конунга! - Велел Харальд, грозно брови сдвинув - не по нраву было ему то, что до сих пор жив мериец, неужто обманула их подлая баба! - Когда он умрет, ослабнет сопротивление его людей!
- Сейчас справим, - усмехнулся молодой ярл, щит поудобнее на раненую руку повесив, да шлем поправив и, взяв еще пятерых воинов, поспешил приказание конунга исполнить.
Арнвинд тяжело дышал. Воздух со свистом вырывался сквозь расширившиеся ноздри конунга. Перед глазами на несколько долгих мгновений все помутнело. По шее текла кровь, его, арнвиндова. Какой-то особо шустрый агдирец порезал его клинком. Пальцы дрожали, меч грозил вывалится из рук. Что-то творилось с ним, что-то ужасное. Грудь горела, будто каленым железом приложили к ней.
Кто-то из ближних дружинников сунул конунгу щит, тот как пудовый к земле потянул. Тяжелыми сделались движения его. "Неужто ядом клинки напоили агдирцы? От этих собак всего ждать можно. Они и сталь осквернят подлостью своей", - подумал Арнвинд, борясь с приступом удушья.
Навалились харальдовы воины на мерийцев, а помощи ждать было неоткуда. Сражение распалось на мелкие стычки, тут и этот фиордец был подарком асов светлых. Тряхнул головой Арнвинд и с криком "Один!" вперед ринулся.
Меч асгейров, славный клинок рассек кольчугу ближайшего агдирца, доставая до сердца - с удивлением в глазах пал воин, не ожидавший, что так легко броня его разрублена будет, Арнвинд же уже с другим противником сошелся, а вокруг бой кипел, да только редела дружина мерийская, все меньше воинов оставалось, способных сражение продолжать, а тут и Асгаут подоспел - в усы усмехнувшись, он клинок вонзил в пытавшегося подняться мерийцы - кто его с ног сбил уже значения не имело, да дальше последовал.
- Их конунг - мой! - Бросил он, заметив, что уж не стоит крепко на ногах Арнвинд, да кровью залит. Медленно к нему приблизился ярл, знал что с мгновением каждым, кровь теряя, слабеет правитель Мера. Взметнулись клинки, сшиблись, искры высекая.
Арнвинд не без труда отразил удар Асгаута. И дело не в умении было, а в той слабости, что предательски по телу расплывалась, холодом в нутре отдаваясь, дрожью в ногах воцаряясь. Рантом щита в шею метя, резкий выпад сделал конунг мерийский, сталь смертельную от себя отведя.
Отстранился Асгаут, слишком замедленными стали движения конунга, чтобы неожиданный удар сделать, а потом меч его на щит Арнвинда опустился, щепы срубая, да выдержало крепкое дерево. Оскалившись, агдирский ярл новый удар нанести попытался, и едва выпад противника не пропустил, но вовремя сам за щитом укрылся - хоть и слабел Арнвинд, но все еще опасным врагом оставался. Треснул щит ярлов от удара, блеснули на солнце золоченые драконьи головы - вспомнилось тут Асгауту, что где-то он уже слышал о таком мече, да вот где только? Не в разгар же битвы вспоминать.
В бою, не в поединке все средства хороши, так учил его отец и потому Арнвинд вновь щитом удар нанес, одновременно в бедро противнику мечем метя, к борту тесня. Скинуть агдирца, чтоб драккарами раздавило.
Отшатнулся Асгаут, только клинок его в щите мерийца застрял, да сталь острая на ноге порез оставила кровоточащий. Зубы сцепив, бросил щит в противника ярл, а после ему кто-то из соратников копье протянул - перехватив оружие поудобнее, резкий выпад сделал в плечо конунгу Асгаут. Крик позади раздался - то агдирцы еще одного врага добивали, а других к обломкам мачты и дальше, к корме теснили, дабы не смогли помочь правителю своему.
Арнвинд разочаровано отбросил щит в сторону, теперь на меч полагаться приходилось, а клинок этот пока не подводил его. Легко обрубил он конец копья на него направленный, ровно так древко меч обрезал. И тут же молниеносным движением в левое бедро агдирца уколол.
Подломилась нога ярла, рухнул он на колено, да с силой концом древка обрубленным в грудь врага ткнул, назад отталкивая. Преломилось древко от удара этого и отбросил воин обломки бесполезный, чей-то клинок поlхватив - в обилии оружие рядом с телами убитых на палубе лежало. Прихрамывая, двинулся на конунга Асгаут, сквозь зубы бросив:
- Когда ж ты сдохнешь? Вон смотри - все люди твои уже убиты!
И правда, лишь агдирские хирдманы вокруг поединщиков стояли, ярла своего подбадривая.
- Сначала тебя в Хель отправлю, - парировал Арнвинд.
Слабость накатывала, потому закончить бой скорее мериец хотел. Ринулся вперед два быстрых удара крест накрест нанося. Целил ни куда-нибудь, а в район шеи.
На этот раз отвел лезвие смертоносное Асгаут, легко в сторону ушел от едва на ногах держащегося конунга, и своим мечом ему бок разодрал, звенья кольчужные перерубая, да за спиной оказался у противника, носком сапога его под колено ударив.
Рухнул Арнвинд на колени, голову отпустил. Как кузнечные мехи его грудь вздымалась. Тяжко мерийскому конунгу подняться было, но оттолкнувшись рукой от палубы Змея, вставая мечем назад махнул по широкой дуге.
Протянулась полоса алая по груди Асгаута, словно плуг в земле, глубокую борозду в плоти его клинок оставил. Удивлен был сопротивлению такому ярл, легкой победы ожидал, да не отступать же теперь, под взглядами дружинников хмурыми. Вновь столкнулись мечи, да на сей раз, видя как слаб стал противник, задержал своим мечем лезвие его ярл, ближе подступил, кулаком в перчатке латной лицо конунгу разбивая, а после еще пнул, от себя отталкивая.
В сапоге хлюпнуло, когда он шаг сделал к противнику упавшему - много крови из ран на ноге вытекло, да текли струйки алые по груди его под кольчугой, подобно врагу своему и сам слабел Асгаут.
Арнвинд отшатнулся от летящего в лицо кулака, но не успел. Болью ожгло его от челюсти сломанной, но тут же с борт верного Змея спиной впечатался конунг. Сел на палубу, съехав по преграде и не поднялся боле. Так и седел из подлобья на Асгаута глядя, да меч сжимая. Кровь с подбородка на грудь ему капала.
- Ну что, пусть подыхает? - Повернулся к дружинникам Асгаут, тяжело дыша.
- Добей! - Выкрикнул один хирдан.
- Добей его, Асгаут! - Другой добавил. - Он достоин Вальгаллы.
- Ну будь по вашему, - через силу улыбнулся ярл, меч поднимая и удар резкия делая. Глубоко в грудь конунгу вошла сталь каленая.
В последний момент, когда сталь агдирская уже коснулась его, Арнвинд резко руку с мечем выкинул вперед в бок Асгауту метя.
Зажал ладонью рану тяжкую ярл, рядом с врагом убитым опускаясь, да из руки омертвевшей конунжей меч драгоценный вырвал, себе забрав прежде, чем кто-либо из дружинников добычу себе забрать захочет. Никто спорить не стал - все видели что в поединке одолел конунга Асгаут, а значит по праву себе трофей забрал. Хирдман один, плащ скинув, стал на лоскуты его рвать, чтобы раны перетянуть ярлу, двое других помогли ему от кольчуги освободиться.
- К конунгу меня отнесите, - прошептал Асгаут, покуда перевязывали его. Обильно кровь из ран сочилась и чувствовал ярл - недолго ему жить осталось.

Битва у Сольскеля. Хакон Хладирский.

Перед началом сражения драккар конунга Транделага шел рядом с кораблем Харальда, разрезая волну хищным носом. Но битва порой переменчива, как милость морских божеств. Всем, ходящим под парусом, ведомо, что Ньорд капризен, и даже добрые жертвы, приносимые без скаредности, не всегда милость его покупают.
Корабль агдирца был лучше, чем драккар Хакона. До тех пор, пока суда плыли рядом, хищная мощь его не являлась взорам воителей в полной мере. Но, едва сошлись вороги в битве, заскрипело ломаемое дерево, да запели клинки, преимущество сделалось очевидным. Ой, и славный дар Харальду Агдирскому приподнесли, и ныне драккар его был, словно беркут средь уток.
Вышло так, что Хакон с дружиной отстал от корабля зятя, в своей схватке увязнув. Видел он трудности, с которыми родич столкнулся, да на гридней зычно покрикивал, торопя их в деле расправы. Был он к Харальду ближе Гутхорма и по опыту знал, что дядя агдирца на него понадеется. Боязно Хакону было за юного конунга, слишком много надежд старый медведь возлагал на юного волка. Битву судят великие асы, только норнам ведомо, чьи нити сегодня сталь оборвет. Вальгалла почетна, и пересечь радужный мост – честь для викинга. Каждый с младенчества грезит, что встретит на нем прародителя Хеймдаля в доспехах, сияющих ярче солнца, и признает грозный бог его достойным крови своей – и места в дружине высокого. Суров бог, но справедлив. Да может ли быть иным тот, кому в Рагнарек суждена битва с Локи? Хакон Трондский тоже был викингом, и тоже грезил о пирах воинского чертога. Но ныне, пока плоть его еще не исчезла в дыме костра погребального, конунг думал более о живых. Харальду суждена великая судьба, но, ежели Тюр и Тор отвратят свои взоры – кто продолжит дело его? Младенец Ассы, ныне пока не рожденный? Не верилось старому конунгу, что от Харальда первым родиться не сын, но Обманщик любит шутить, и порою жестоко. Нет, юношу надобно уберечь!
Так думал медведь транделагский и рвался к драккару Харальда, себя и дружину не сберегая. И вышло так, что вои его подошли как раз к моменту тому, когда умирающий конунг южного Мера вонзил сталь холодную в бок Асгауту. Видел то Хакон – и будто младой на палубу драккара перемахнул. Будто и не болели суставы его от погоды, порой хруст издавая. Не люб ему ярл был, но видел конунг, сколь дорого ему честь, оказанная побежденному, обошлась. И прежняя неприязнь, порожденная страхом за Харальда, уваженьем сменилась. Он подошел к раненому – и сразу увидел, что этому мужу не есть более яств земных, его угощенье иное уж поджидает. Руда сочилась из ран Асгаута, а с ней и жизнь уходила. Может, в тепле усадебном знахарка, ведающая секрет трав, и возмогла бы ее затворить, сохранив жизнь в теле викинга. Но ныне не было вокруг женщин умелых, лишь мужи, из лекарств лишь железо каленое знавшие.
- Ты храбро бился, ярл, - молвил Хакон, глядя в белое лицо ярла. – Видел я, что сразил ты противника, который десятерых воев стоил. Конунг узнает про доблесть твою неприменно, а скальды подвиг тот по Норвегии всей воспоют.
И добавил, обратившись к замершим гридням:
- Несите к Харальду, как он велел.
Тело раненого положили на щит, осторожно, чтоб не тревожить раны больше необходимого. Стальные пальцы мужей старались быть нежными, как рука матери, но Асгаут все равно зубы стискивал. Мужчине не полагается от боли стонать, будто женщине старой – от хворей, а потому раненый молча страдал. Но видели вои и муку его, и мужество проявляемое. Осторожно на плечи подняли – и понесли туда, где видели одетую в доспех фигуру юного конунга. Хакон пошел следом, желая видеть прощание ярла с властителем. То казалось ему долгом пред раненым.

Битва у Сольскеля
С Сариной

Арнвинда гибель не осталась незамеченной, не видели больше мужи мерийские его статную фигуру, в гуще самом сражения, не блестел больше меч его острый, солнца лучи отражая и преисполнились горечи сердца их. Без конунга и первого ярла, не осталось у них надежды выиграть сражение, и хотя жив был еще Аудбьерн, но на него больше надежды у жителей Фиордов было, чем у мерийцев, а потому легкой добычей стали они для клинков Харальдова воинства - транделагцы, гудбрандсдалирцы и все те, кого привел с собой сын Хальвдана, продолжали смыкать кольцо, лишая противников свободы маневра, зажимая их драккары, намертво привязывая их к своим кораблям абордажными крючьями, а затем, перебираясь на вражеские суда, убивали всех, кто оказывал сопротивление, а пленников, сдавшихся и раненых, связывали веревками дабы потом сделать рабами или потом получить хороший выкуп. Теперь, когда стало видно, что битва приближается к завершению и победе Харальда мало что может помешать, его воины не спешили убивать своих врагов, а напротив по возможности сохраняли им жизни - ведь какой прок с мертвеца, тем более что трофеи в виде брони и оружия, можно снять и с живого пленника. Впрочем - не так уж и велика была эта добыча - у простых воинов, а тем более - бондов, Аудбьерном собранных из доспехов разве что кожанные куртки были с пластинами железными, да шапки из обваренной кожи сшитые, добрую кольчугу едва ли с каждого десятого только снять можно было, а мечи и вовсе лишь у знатных хирдманов были, да окружения конунжего.
Медленно, прибирая к рукам добычу, стремились люди Харальда к оставшимся вражеским драккарам, в самом центре окружения зажатым, туда где гремел рог Аудбьерна, и лучшие из фиордцев, ему верных, атаку за атакой отбивали.
Лишь два драккара видел владетель фиордский, что под знаменем его за пределами кольца рыскали, агдирцев стрелами угощая. Погиб его брат, мерийцы духом пали, но жив еще был конунг Фиордов и пока он жив еще не раз укусит щенка агдирского. Глас Одина залит кровью был, агдирской кровью, не фиордской.
Еще два драконьих корабля ближних ярлов успешно держались с флангов Глас прикрывая.
Заметив, что теснят мерийцов их товарищи агдирцы осмелели и ринулись вновь на борт корабля конунжего, но лихо дружинники срубали веревки,скидывали копьями тех кто прорвался. Зло сверкнули глаза Аудбьерна, когда он приказ отдал:
- Хальвард, прижмись-ка бортом к смельчаку этому!
Глас Одина ловко притерся бортом к агдирцу, стукнулся и тут же отвалил обратно. Стоны и крики меж бортов раздались, то страшной смертью гибли харальдовы воины.
- Гарпуны кидай! Мало их осталось! - Кричал херсир на соседнем корабле под стягом Транделага. Полетели вновь крючья, одни в борт, другие в людей Аудбьерна, за кольчуги цеплялись, отрывали пластины металлические, невезучему хирдману шею крюком разодрало, да только подплывал очередной корабль к борту Гласа Одина, с другой стороны на драккар фиордский, что Аудбьерна защищал, тоже агдирцы бросились, последнее сопротивление преодолевая. Был драккар конунга фиордов, точно скала, о которую волны воинские разбивались, но вода со временем даже камень стачивает. Пошли по скале этой трещины, мало было людей, чтобы со всех сторон корабль оборонить от врагов наседающих.
- Руби канаты! - ревел Аудбьерн, сам вперед кидаясь и пример людям своим показывая. - Отваливаем от них. Лучники, стреляй!
Редкий, но смертельно жалящий рой острых и точных стрел фиордских, прикрыл конунга и ближних гридней, пока те канаты перерубали, да двое гигантов телохранителей веслами агдирца отталкивали в море.
- Факел дайте! - рявкнул Аудбьерн на своих. - Я им Хель прямо тут устрою.
Треск позади раздался, последние слова конунга заглушая - бортом в нос корабля ударился еще один корабль, с черным коршуном, гордо на стяге реющем. Слетела от удара голова драконья, расщепилось дерево, борт судна вражеского прогнулся. Вновь крючья полетели, да весла по два-три связанные, наподобие трапов. Хлынули на корабль мерийцы в трофейных бронях, мог Аудбьерн на одном из них доспех узнать, что конунгу Хунтьову принадлежал, на других же кольчуги дорогие были, что некогда лучшие дружинники Неккви носили. Но не союзники это были, далеко не союзники, а люди Рогволда.
- Захватите драккар! - Предводитель их прокричал, сам готовясь на Глас Одина перейти. - Хороший подарок брату моему будет!
Аудбьерн даже зарычал, что берсерк, от ярости. Узнал он предателей, что дядю его предали.
- Убить предателей! - проревел он, на предводителя атаковавших бросаясь. - Лучники стреляйте по агдирским собакам!
Усмешка под пышной бородой Сигурда появилась, когда заметил он, что разделил свои силы Аудбьерн, да усилили напор на стрелков фиордских агдирцы - те что в прочных бронях были да щитами прикрывались, от стрел оборонялись, а другие из-за спин их били, не долго оставалось людям Аудбьерна их сдерживать, коли подмога не поспеет. А этого брат Рогволда фиордцам бы не позволил.
Первые воины его уже столкнулись с ближней дружиной конунга Фиордов - были то славне воины и могучие, но и у Сигурда не холопье в отряде находилось, а волки морские, лишь набегами жившие и битвами.
Аудбьерн, стиснув зубы, прорубал себе путь к Сигурду. Надо лишить предателей командира. Отрубит голову и потом рассеять команду. Тяжко на два фронта воевать, но прикрывавший его Ворон сам едва сдерживал атаки. В одну минуту почти, лишился конунг фиордский обоих кораблей прикрытия и остался раздираемый на части собачьей сворой агдирской.
Особенностью Аудберна было, что щитом он активно работал, кому рантом в горло, кому в глаза угодил, и валились мерийские предатели со стоном на палубу, воями фиордскими добиваемые. Вот уже и предводитель предателей, Сигурд - собака, да в тот момент как замахнулся конунг на ухмыляющуюся физиономию врага своего, случилось страшное: поскользнулся Аудбьерн на залитой кровью палубе.
Опустил пиратский хевдинг меч, руку у плеча Аудбьерну упавшему отрубая, рассмеялся, но в тот миг потеснили его гриди фиордские, не дали подлое дело завершить, вновь отдалились от увечного конунга звуки сражения, да только не надолго уже - яростно с обеих сторон воины рубились, но предводителя лишившись, тяжко пришлось фиордским мужам.
Быстро жизнь из тела конунга фиордского струилась, два ближних телохранителя стояли рядом мерийцев-предателей и агдирцев отгоняя, верный Хальвард склонился к Аудбьерну, прислушиваясь к словам господина своего прислушиваясь.
- Смажь палубу жиром, Хальвард, - прошептал конунг. - Пусть они падают и не держит их наш Глас Одина.
- Я все сделаю, конунг, - ответил Хальвард.
Умирающий Аудбьерн туманящимся взглядом на битву смотрел, на то как гибли люди его. Скрепя сердце, исполнял хирдман веление конунга - жалко ему было драккар верный, в стольких битвах участвовавший, но еще жальче было бы в руки предателей его отдать, чтобы после над Гласом Одина вился стяг с коршуном. Нет уж! Пусть пылает вместе с телами своих защитников отважных, пусть вместе с ними до тла сгорит! Полился жир, каким паруса смазывали, обильно на палубу, а после подхватил факел воин, желая до конца волю правителя исполнить, да не успел - две стрелы вонзились ему в грудь, отбрасывая к борту - перегнулся Хальвард, факел из рук выпуская - прошипело пламя, в волгах гасня, а после и тело воина пучина морская поглотила.
Вновь атаку предприняли мерийцы, Сигурдом ведомые, оттесняя и фиордцев и агдирцев даже, ни с кем не хотел делиться добычей брат Рогволда, уже себя представлял на носу драккара величественного в страну англов плывущего с большой дружиной. Кто-то из людей его походя зарубил конунга Аудбьерна, не способного уже защититься, а над полем битвы голос громкий раздался, победу Харальда восхваляющий:

И водитель ратей
Увлечен далече
Бурей, славно в море
С вождями поспорил.
Там красноречиво
Бойцы привечали,
Дерзкие, друга
Звоном льдин кольчуги.

То Торбьерн Ворон, верный скальд агдирского конунга, за битвой наблюдавший из-за щитов гридей, новую вису сочинил, в надежде награду получить от сына Хальвдана, а спустя миг вторил ему второй скальд - Тормунд Лисий Язык, еще Насмешником прозванный - оба скальда в сражении участия принимать не желали - все же что один, что другой с мечом хуже обращались, нежели словом острым разить могли, но ведь не за ратное искуство их конунг привечал:

Князь державный с вражьей
Дружиной сразился,
В рдяных брызгах люди
Гусей ран кропили.
Когда в пляске Скёгуль
Сталь секла кольчуги,
К ногам ратоводца
Неприятель падал.

И не беда, что восхваляли они Харальда за подвиги, которых не совершал он вовсе, ведь не правда была важна скальдам, а благосклонность конунга - Торбьерн в этом толк разумел, а Тормунд, однажды уже за слово неосторожное выгнанный покровителем, осторожнее стал с той поры. Валились последние защитники Мера и Фиордов, под голоса певцов Харальдовых.

Халльвард и Сигтрюгг. В тылу врага.

Время шло, но в происках своих братья продвигались медленно. Хочешь - не хочешь, а говорить-то приходилось много, а новости тянуть из людей даже у Сигтрюгга язык уставал. К тому же, пытались они и по хозяйству помочь Турид, чем смогут – воды или дров натаскать, ножку стола починить подломившуюся... Тяжко было в этом доме, хозяйство одними женскими руками не поднимешь, а мальчишки – худые они были помощники, малолетние ведь еще – старшему и семи не было.
В селении поговаривали, что дочурка ее и не от мужа вовсе: кто-то сроки подсчитал, кто-то внешность непохожую приметил. Турид только отмахивалась от слухов этих; впрочем, что ей еще было делать.

Сигтрюгг решил, что покуда воинам их все равно делать пока нечего – война, если будет, то нескоро, а Хроальд ничего и не требует от них сейчас – лучше будет их по другим деревням разослать, пусть походят, народ посмотрят, поговорят; авось и еще каких сведений принесут.
Сами же братья отправились с воинами конунга самого знакомство сводить.
Дружина хоть и не очень дружелюбной оказалась, но поговорить они поговорили.
- А как это вы, мальцы, на службе у кюны оказались? – с сомнением спросил Ульвбьерн, который, по всему, был у воев за старшего. С виду он был совершеннейший медведь – широкий в плечах, высокий и с лапищами такими огромными да мощными, что Сигтрюгг и испугался поначалу – а ну как скажет что не то, так этот детина его и раздавит стразу. – Неужто Рагхильда сразу вам доверила отрядом командовать? Поди, молоко-то на губах не обсохло еще, когда нанялись к ней.
- Мы и не нанимались, - молвил Халльвард, - нам ей, в уплату долга, если так сказать можно, послужить пришлось. А уж потом стало понятно, сколь много мы можем сделать для Агдира.
- Только Агдир для нас уже ничего сделать не может, - вставил Сигтрюгг.
Покивал Ульвбьерн, видно, доволен был ответом, и младший брат облегченно дыхание перевел.
- Надо уметь вовремя уйти, - проговорил он, - да так, чтоб не поймали.
"Это точно", подумал Халльвард.
- А как в Гринланде-то с войском до нас дела обстояли? Вроде мы весьма кстати появились, нет? – последнее Сигтрюгг уж от себя придумал, но только чтоб был повод побольше из херсира этого вытянуть.
- Верно, - вздохнул Ульвбьерн, - мы в битве прошлой много хирдманнов потеряли. Конунг их число восполнить попытался, но…
Переведя взгляд на остальных дружинников, кто неподалеку находился, он закончил:
-... но до конца не восполнил.
По его виду ясно было, что это не то, что он сперва сказать хотел.
- А что оружие?
- Да оружия навалом, и доброе все – сталь остра, щиты крепки…
- Не то, что в Сарасберге, - покачал головой Сигтрюгг. – Да, убеждаемся мы все больше и больше, что нет у Рагхильды шансов.

Уже после рассказал братьям все тот же Скейв, что и воинов заместо тех убитых Хроальд набрал из карлов да рабов, тех, кто земли хотел побольше. Потому не всегда согласие царило в дружине его. Да и воины. кто из других деревень вернулся, то же подтвердили.
- Все, что нужно, выходит, узнали мы, - подвел итоги Халльвард, когда сидели они вечером на крыльце у дома Турид. Та занята была детьми, больше никто разговор их слышать не мог; тем более, что беседу вели они шепотом.
- Выходит, надо собираться – ноги в руки, да и ехать, пока не вернулся этот, Тюра жрец…
- Вот здесь-то самое сложное будет, чую. На что дорога сюда нелегко нам далась (ты вспомни, что на пароме было!), так и по пути обратно небось несладко придется.
Самым же сложным, пожалуй, для них было придумать, как уехать так из деревни, чтобы подозрений не вызвать.
- Может, распустить слух, что Хроальд нам с отрядом поручение какое придумал? – младший Вебьернссон предположил.
- Это можно, - кивнул херсир молодой, - только что за поручение такое – чтобы пятьдесят человек сразу где-то понадобились?
Так ничего сразу и не придумав, отправились они спать, и всю ночь также в раздумьях провели, но все же не пришли ни к чему пока. А между тем уезжать надо было в ближайшие два дня уже – Хадд приехать скоро должен был, а встречаться с ним братьям ох как не хотелось.

Приоделась Гиллеад, мужа славного дожидаясь. Платье новое достать велела, Харека удивить надеясь. Да не в моготу в доме оставаться стало деве, по мужу истосковавшейся. Не раз порывалась на двор она выйти, лишь в миг последний сдерживаясь, нетерпение свое скрыть от глаз посторонних надеясь. Отражение же совсем другое показывало, без стеснения переживание изобличая. Улыбнулась себе Гиллеад, в очередной раз наряд без изъянов поправляя, и из дома направилась, там героев дожидаться оставшись. Не было и там Харека видно.
- Так на тинг он сразу отправился, - бросил слуга, мимо пробегавший, - суд чинит над отступниками.
Не решилась дева к мужу двинуться, у крыльца дожидаться осталась, пока в ворота входящим его не увидела да приветствовать не направилась.
- Здравствуй, герой мой славный, - обварожительно Гиллеад улыбнулавь, в дом супруга провожая.
Харек вошел в дом, устало на лавку опустившись, снял шлем, на стол его тут же положив.
- Коль намаялся, так за стол садись. Пусть не знатный пир ждет тебя, угощенье сытное уж накрыто.
Харек вскочил на ноги.
- Угощение подождет...
- Что ж тревожит тебя, что и повременить не можешь? - нежно Гиллеад на него глянула.
- А ты как думаешь? - Харек быстро встал из-за стола, и неожиданно, обхватив ее за стан, приподнял и закружил.
- Сколько же я тебя не видел?
Рассмеялась дева, в щеку супруга целуя, да с глаз сторонних в комнату за собой утягивая.
- Погоди, на тебе ж кольчуга...
- Так ты легкая как... как...
- А еда как же? Голодный ты, наверное?
- По тебе я намного больше соскучился... - произнес Харек, бережно опуская Гиллеад на кровать...
Поцелуя лишь жаркого он дождался, и сразу отстранилась она от супруга.
- Впереди еще много времени. Расскажи о всем, что с тобой приключилось.
- Так не один день на то понадобится, чтобы тебе обо всем рассказать, что со мной приключилось, - ответил Харек, нехотя жену из объятий выпуская.
-Тогда идем к столу, и расскажешь мне все...
- Ну а ты спрашивай, что более всего знать хочешь.
- Начни с главного. О подробностях успеется еще, - за трапезу Гиллеад мужа недовольного усаживая, проговорила.
Мясо и рыба, и даже пироги с лесными ягодами, и капуста мелко нарезанная, в горшке с мясом тушеная - все лучшее, что нашлось, стол украшало, глаз радуя, запахами манящими завлекая.
- Главное что войско мое все цело, и с победой возвратились, - сказал Харек. - Силен кто верует. Я поспешил навстречу Эйнару, то есть на помощь... Но запоздал... К нему Асмунд - предатель тогда пожаловал... Но Эйнар его усмирил, победил в честном поединке... уговор у них там был...
- Ты кушай, - сказала Гиллеад, улыбаясь. - Успеешь рассказать все.
- Что тут было, пока меня тут не было? Все ли тут в порядке? Не было ли каких неприятностей у вас с ранирами?
- О том, что не в порядке известно тебе уже, - тарелку, опустевшую наполняя, дева молвила, - Ты о своем поболе поведай, что, где и как свершалось
Харек и не заметил, как тарелка снова наполнилась.
- Взял Эйнар слово с Асмунда - собаки. что примет он крест, коли проиграет и Эйнару на верность присягнут все его воины. Так и случилось.
- Что за слухи про Торлейва жреца ходят? – помрачнев, Гиллеад спросила, не шла из головы ее встреча неприятная.
- Это отдельно надо рассказывать. Оттара хотели в жертву принести Тору, а Тор сам забрал верховного жреца - в жертвенник молния ударила и жреца испепелила.
- Значит, правду молвят, что нет больше на свете жреца проклятого. Туда ему и дорога... - замолчала дева, прошлое вспоминая. Голову к земле склонив. Лишь на мужа взглянув, мысли горестные прогнала
- Ой, что я говорю. Видно, не прибыла еще Сигрун, жена Эйнара? Должно быть известно тебе, что много народу из Гилисберга сюда прибыли... Нет больше Эйнара в живых...
- Не видала я Сигрун. Кто ж теперь ребенка ее взращивать будет? Кто мужа достойного воспитать из него сможет?
- Кроме нас с тобой, больше никого у нее нет. Потому, я бы хотел, чтобы она жила в нашем доме, и сын Эйнара был бы мне как мой сын. Если бы он был жив, он бы отдал мне его на воспитание, как принято в этих землях. И я должен выполнить этот последний долг.
- Быть по сему. Пусть братьями названными дети по дому бегают, тоску да грусть из угла каждого выгоняя. Пусть бок о бок расти будут, воинами, отцов достойными, вырастая! Когда ж Сигрун прибудет? Свидеться б уж с ней
- Хотел бы я это и сам знать. Думал я, что раньше нас они прибудут, но видимо ветер попутный быстрее нас пригнал к берегам Ранрики, чем люди по суше сюда с повозками и скарбом дошли...
- Ты б послал кого, пусть разведают, когда гостей ждать. Надобно к приезду подготовиться, негоже Сигрун как нежданную в положении встретить
- Я уже распорядился. Их уже на границе наши люди должны были встретить, да и войско с ними шло немалое. Вся Эйнарова дружина почти беженцев сопровождала, да и сами бонды из Эстфольда оружие в руках держать умеют... Могут постоять и за себя и за тех, кого они ведут за собой.
- А ты неужели своему ребенку не рад? - обиженно Гиллеад на мужа покосилась, рукой живот прикрывая. - Ни словом не обмолвился, не поинтересовался ни разу
- Что? - Харек опешил, услышав эти слова. - И ты мне ничего не сказала? Давно?
- Так о главном-то и не знаешь ты? Как же вести такие до тебя не дошли? Не любишь ты меня совсем, потому и не ведаешь и замечать ничего не хочешь, - округлившийся живот с формами попышневшими взглядом окидывая, грустно молвила.
Харек поспешно обнял жену, голову ее к своей груди прижав, и ее мягкие волосы поглаживая.
- О чем ты говоришь, Гиллеад? Ты - мое солнце, и без тебя для меня весь мир как страна инистых великанов...
- Потому не помнишь, как жена твоя выглядит, перемен во мне не замечая?
- Права ты... Знаешь же, сколько испытаний тяжких на нашу долю выпало... Теперь только я надел свой получил, и правителем сделался...
- К чему битвы славные с победами, скальдами воспетые, к чему наделы? Разве не к тому, чтоб дитю своему передать имя громкое с землями богатыми? А ты и появлению его вроде как и не рад
- Я рад. Погоди. Дай опомниться. Я ж... только с дороги. А тут еще жалобы бондов… Суд этот над изменником.
Харек перевел дух и обнял жену, покрывая ее лицо поцелуями.
Противиться дева объятьям начала, недовольство показать пытаясь, да сама же и не выдержала первой, в ответ мужа целуя.
- Уж почти полсрока прошло, как ребенок наш появиться должен. Ты готовиться начинай, времени уж немного в запасе остается. Пролетит незаметно...
- Я много думал о том, что Сигрун в положении, а о том, что у меня самого сын - не думал, даже и не догадывался, - пробормотал Харек растерянно. - Так это теперь значит, что и мне теперь отлучаться никуда нельзя больше.
- Если ради сына никуда из дома не уйдешь, великим счастьем для меня будет! - повеселела Гиллеад. - Ни скучать мне о муже, ни переживать не придется более!
- Обещаю. Больше никуда... По своей воле - никуда. Пусть ярлы мои за пиратами по фьордам и шхерам теперь гоняются.
Радостью сердце принцессы наполнилось. Представилось, что не звенят вокруг Харека мечи, ужалить пытаясь, не плетутся интриги изменниками подлыми. Нет причин у нее боле у окна мыслям грустным предаваясь, часами засиживаясь. Каждый день, каждый час с любимым проводить сможет, вместе ребенка растить, ни о чем не беспокоясь. Да мужа вид совсем другое говорил. Не сидеть ему на месте одном, не вести жизни тихой размеренной. Лишь улыбку в ответ она кинула.
Но недолгой была семейная идиллия. В дверь постучали. Громко и настойчиво.
- Даже в покоях своих вдвоем побыть мы долго не можем, а ты уж и о будущем планируешь, - в сторону двери дева глянула и на мужа взгляд перевела. - Входите!
Вошел Лиам, оглядываясь.
- Простите, что беспокою, но там послы дожидаются. Как доведались, что прибыл конунг, так сразу на встречу напрашиваются, говорят что более ждать не могут.
- Коль не голоден боле, отправляйся. Негоже ждать заставлять, - поднялась Гиллед, прочь вышла, Харека ответа не дожидаясь.

Сообщение отредактировал Тёмная госпожа - 27-11-2007, 3:51

Норвегия
Вновь и вновь сходились на полях битвы воины, решая – кому суждено править Норвегией. Звенели мечи стоявших под знаменами Харальда и противников их… и лилась кровь на норвежскую землю.
Но были те, кого не волновали войны конунгов. И не замечали их другие… потому и оставались живы, что не замечали.
Иной путь был уготован Эгилю, сыну Эгиля. Не войны – но мести, и исполнения клятвы, которую годы назад дал повалившийся в снег незрячий беглец. Да если бы и не прозвучала клятва… все равно путь этот был для него.
«Судьба воина не всегда состоит в том, чтобы обрубать чужие судьбы, – сказал ему как-то Ворон. – А вот твоя, Эгиль, – как раз в том. Хотя бы часть судьбы».
Странно он это сказал, с сожалением даже.
Но даже если бы и ясно выразил, что не по нраву ему такое, – не отступился бы Эгиль.

Вышел во двор Гейрмунд Аудсон, пальцем острие топора попробовал. Надо бы дров нарубить, а то так и сготовить еду нельзя. Усмехнулся: сколько ж он на службе у Гандальва жизней вражих своим топором отнял… а теперь нет войны для него, но все равно топором машет.
Не зря, видать, его друзья Секирником прозвали…
Махнул рукой жене он, выходя со двора, да в лес направился. Ничего, кроме топора, с собой не взял… да чего бояться-то? Не стар еще, от кого угодно отобьется. А звери к людским поселениям близко так и не подходят.
С такими мыслями он, до места дойдя, и взмахнул топором. Застучала сталь о дерево, разнося окрест весть о том, что человек в лес пришел.
И лишь остановился, чтобы пот со лба утереть… почуял воин, что опасность рядом. Перехватил топор для боя – и волки из-за деревьев выступили.
Застыл Гейрмунд, окруженный стаей. Не мог понять – почему волки на него не как на еду, а как на врага смотрят?
А потом и человек появился, руку на холку волка положивший.
Никогда Аудсон на память не жаловался. Всех, кого убил – помнил. И мало ему слепцов встречалось, похожих на тех, кто под его топором лег.
– Эгиля сын… – выдохнул он, веря с трудом в то, что сам сказал.
– Узнал меня, Гейрмунд-Секирник, – бледно улыбнулся слепец. – Это хорошо. Не надо времени на слова тратить…
– Мстить за отца пришел? – отступил Аудсон, спиной к дереву прижавшись. – Что ж, подходи, раз биться собрался.
Рассмеялся Эгиль негромко, и было в смехе том веселье, подобное веселью снежной бури, что путников на дороге застигла.
– Не биться я пришел, Гейрмунд Аудсон. Убивать тебя я пришел. Трудно было тебя найти, да судьба вывела…
Понял Секирник, что сейчас будет. Понял – и испугался впервые с юности.
– Жена у меня, – выдохнул пересохшими враз губами. – Сын… без мужа и отца останутся… их пожалей…
– Отца моего пожалел?! – сталью резанули слова.
Рванулся Гейрмунд, топором замахнувшись – разорвать волчий круг, а до деревни недалеко… да не успел. Эгиль, даром, что слеп, быстрей оказался, и нож, им брошенный, в ногу врагу вонзился.
Рухнул Аудсон на землю – а волки ждать и не стали. Уж тут-то они знали, что делать.
– Может, хоть сын твой чужих отцов убивать не будет, – мрачно бросил Эгиль, перед тем, как Серый Снег клыками по горлу Гейрмунда полоснул.

Умелым стрелком был Сверре, по прозванию Волчья Пасть. Когда в войске Гандальва был – в цель бил без промаха. И стрелять он любил, в кого бы не пришлось стрелу направить.
Вот и сейчас – пошел поохотиться в лес.
Не было теперь над Сверре конунга Гандальва. Да не горевал лучник о том; вступил в дружину мелкого властителя, что среди врагов Харальда был; может, Сверре, и к союзнику Харальда бы пошел – да не приняли б его там.
Как сказали уже, не печалился он. Почти никогда Волчья Пасть ни о чем не горевал; если б не челюсть изуродованная, звали бы его Весельчаком.
Насторожился Сверре, завидев, как мелькнул олень меж деревьев. Вскинул лук… да не успел выстрелить. Слишком уж быстро зверь из виду исчез.
Нахмурился лучник. От кого ж олень так спасается? Ветер к Сверре дует, никак он человека почуять не мог. Неужто тут еще кто есть, кого за деревьями не видно?
Лишь миг прошел, и понял Сверре, кто здесь есть. Успел он стрелу пустить, когда серые тени вокруг метнулись… да прошла она мимо – слишком быстрым движение было.
Вонзились клыки в ногу лучника, и закричал он, но сразу же затих этот крик.
Последним, что Сверре в жизни увидел, была волчья пасть – и успел он еще подивиться тому, как прозвище обернулось…
Эгиль же не стал на Сверре слов тратить. Помнил он свист стрел, бьющих издалека; всегда старался лучник бить так, чтобы враг его и не увидел. То же и с ним случилось.
Было это, когда состоялось все, ранее в Мере описанное…

Британские острова, Уэссекс
– Что думаешь об Иваре и замыслах его?
Вопрос был обращен к человеку, в котором любой бы сразу признал воина. Могучие руки, два шрама на лице, да меч у пояса; серые глаза сталью блещут.
Томасу Рамди Альфред доверял. Войска тот в бой не вел, но если надо было врага оценить, военную хитрость измыслить, или иное что для пользы короля вытворить – тут Томасу, считай, равных мало было.
– Мир он блюсти будет, – подумав, ответил Рамди. – До тех пор, пока не будет знать, что он силен, а мы слабее. Потом… вот потом не знаю. Не верю я ему.
– Еще чего – ему верить, – усмехнулся Альфред.
Ветер трепал волосы обоих; на городской стене они разговор вели. На десятки шагов все вокруг видно – никому не подобраться.
– Отец Николас говорит, что там горячих голов хватает, – продолжил король. – Те же Убби и Хальвдан... братья Ивара. Пока против воли старшего никто не идет, но остеречься стоит.
– Отец Николас всегда дело говорит, – кивнул Томас.
Упомянутый священник при беседе не присутствовал, но обсуждал с ним Альфред многое. И не зря – ведь именно к отцу Николасу стекались послания от его братьев-священников со всего острова… разумеется, и с земель, Иваром занятых.
Священники ходят, где хотят. И никто не станет им чинить препятствия; завоевателям ни возмущения в народе не нужны, ни гнев Белого Бога. А они смотрят… и говорят потом отцу Николасу, что видят и слышат. Ну а потом эти сведения к королю попадают.
Как сам священник однажды сказал: «Господь не дал мне дара к богословию; так что придется мне грешными людьми заниматься».
– Иное дело – что к Ивару гости явиться могут, – продолжил Альфред. – Тоже… с желаниями. И если он их удержать не захочет или не сможет… вновь война будет.
– Ну, тут они сильно удивятся, – мрачно улыбнулся Томас. – Я ж недавно все войска объездил, и посмотрел; потому и приехал, в первую-то очередь.
– Вот это хорошо, – глаза Альфреда блеснули. – Рассказывай, Томас. И подумаем над этим.
Рамди вновь улыбнулся; слова «и подумаем над этим» в устах короля означали, что вскоре кому-то другому придется очень сильно призадуматься, прежде чем чинить вред королевству англов.

Сообщение отредактировал V-Z - 27-11-2007, 23:43

Укус Змея. Битва у Сольскеля

После гибели Аудбьерна ничто уже не могло помешать победе Харальда - оставшиеся фиордские и мерийские хирдманы сражались отважно, желая с честью последовать за своими повелителями в Валгаллу, но ополченцы и бонды, в таком множестве приведенные конунгом фиордов, видя, что командиры их мертвы, побросали оружие, надеясь сохранить если не честь, то хотя бы жизнь. Сам Харальд пока не видел этого - он, как и воины, окружавшие его, смотрел на борт Змея, с которого люди Хакона выносили раненого Асгаута - издали не заметно было, что умирает верный ярл, а потому хотел конунг навстречу ему пойти, за убийство Арнвинда наградить достойно, но не окончена была битва еще.
Юркое Копье, из виду упущенное воинами Харальда, за богатой добычей спешившими, из ловушки выйти сумело, миновав большие корабли, а затем рядом с бортом Волка Волн оказалось - мог Сельви битву покинуть, да заместо этого решил удачу свою вновь испытать и сразить зверя агдирского. Ловко воины его на палубу Волка запрыгнули, сопротивления не встречая - не смотрели в сторону ту хирдманы Харальда, за что и поплатились.
Пусть мало было людей у Сельви, но клинки обнажив, бросились они на агдирцев, покуда те обернуться не успели и заструилась кровь по палубе. С ближней дружиной Хальвдансона сошлись они в смертельной схватке, лучников его рубили, что так метко разили мерийцев в начале сражения, сам же Сельви к врагу ненавистному рвался, секиру над головой занеся.
Обернулся Харальд на шум, на мгновение одно испуг в глазах его застыл, когда увидал он новое войско вражеское, в тыл людям его зашедшее, но разглядев, что противников всего два десятка, вновь улыбнулся самодовольно, да меч из ножен на полпальца вынул, словно сам хотел на врага броситься, только все одно телохранители не дали.
Первым топор берсерка на щит Ульв верный принял, да только раскололся щит, а лезвие кольчугу оборвав, оставило рану неглубокую - едва сумел отстраниться воин, иначе и вовсе без руки бы остался. Отбросил его со своего пути внук Неккви - столько сил ему ярость придала, что не удержался могучий воин на ногах, о борт ударившись, на палубу рухнул. Тормунд, отскочить не успевший, получил рукоятью секиры в грудь, да так и упал, где стоял, от боли едва дышать не переставший.
- Так оно тебе больше подходит, когда рта не раскрываешь поганого, - бросил ему Сельви, отворачиваясь - видимо посчитал, что скальда добить и после можно будет, сейчас близок был Харальд уже - опустил он секиру на врага ненавистного, но два клинка удержали ее - то Укси и Дуглас от господина своего ни на шаг не отходившие оборонили конунга от смерти. С улыбкой насмешливой стоял он всего в трех шагах от берсерка, да не мог Сельви достать до него, стражу не миновав. Ударов град посыпался на правителя Мера - не только телохранители Харальда, но и Гротгард, и Херлауг, и Гутхорм, тоже возле конунга агдирского бывшие, в схватку вступили - силен слишком был молодой воин, чтобы поединком дело решать, да к тому же каждому хотелось жизни его лишить в угоду Харальду. Закружился вихрь стали, но сколь бы ни был искусен Сельви, сколь бы ни был он неистов, а все же против пяти хирдманов умелых не выстоять ему было. И то сам он понимал - разили и жалили его их мечи, неглубокие, пустяковые раны оставляя, но все же кровь, пусть по капле, но утекала из жил его.
- Упустил я тебя у гор, в море не уйдешь! - Проскрежетал Гротгард, меч опуская. Принял удар на топорище юноша, отклонился от выпада Гутхорма, а затем отбил клинок Дугласа наручем. Сложно сражаться с пятью врагами, но и им не легко - не сумев окружить берсерка, они мешали друг другу и это было на руку Сельви, успевающему, хоть и не перейти в атаку, но защищаться.
Первой жертвой его стал Гутхорм, вырвавшийся вперед соратников, видимо желая забрать себе всю славу. Уведя его меч лезвием секиры, конунг что было силы пнул сына Сигурда в пах, перегнувшись пополам и издав исполненный боли стон, молодой воин упал на палубу.
- Да не продлиться твой род, предатель, - сплюнул Разрушитель, вновь уходя от вражеского клинка - теперь противников осталось четверо... и Харальд, к которому в любой момент могли вернуться его люди со Змея.
Взметнулся топор берсерка - Гротгард за щитом укрылся, но вновь не выдержало дерево могучего удара - глубоко в грудь вошло племяннику Хакона лезвие секиры, со вздохом осел он, жизни лишаясь, Сельви же с досадой оттолкнул тело его, в котором оружие верное застряло, на Укси - телохранитель конунжий отстраниться не успел и упал, воином умирающим придавленный. Однако и Сельви не оставался невредимым - меч Дугласа рассек ему руку, оставив на плече кровоточащий след, а Херлауг, движимый местью за брата, рассек бок, на этот раз глубокую рану нанеся. Споткнувшись о тело чье-то, слабеющий уже, не смог удержаться на ногах берсерк, рухнул на палубу, Херлауг же, ближе всех к нему находившийся, занес меч для удара последнеего, да не успел. Рукою древко копья нащупав, выпадом быстрым вонзил острие в горло второму хаконову племяннику Разрушитель, всю силу в удар вложив, так что вышло острие из шеи воина с другой стороны, да сам он, хрипя и кровью своей давясь, повалился, оружие из рук выпуская. Обещали родичи хладирского конунга Сельви сгубить, да сгинули сами в сражении с ним: что Гротгард, что Херлауг на глазах у дяди своего, только-только на драккар перешедшего.
Последним Дуглас был, клинком достать все еще лежащего конунга попытавшийся, но откатился Сельви, а меч шотландца застрял в палубных досках - вырвать его из древесного плена воину уже не дано было - зарубил его мериец оружием, из рук убитого Херлауга взятым. Тяжело дыша, повернулся к Харальду, без защиты оставшемуся, конунг Мера, на него пошел медленно, ибо раны о себе знать давали. Махнул рукой Хальвдансон, знак лучникам отдавая - те уже успели расправиться с дружиной Разрушителя, среди прочих и Трюггве увив, который в бою хотел предательство свое искупить. Две стрелы вонзились в молодого берсерка, на палубу его повергая - не смог раненый и уставший воин на ногах удержаться.
- В цепи, - конунг процедил. Не хотел он врагу, столько людей его верных погубившему, легкой смерти давать.

После сражения. Сельви плюс Хакон, Харальд и присные.
С Тельтиаром.

Второй раз за один день Хакон опаздывал к сече. Но, ежели в первый раз он мог воздать почесть герою, в ратном бою сразившему вражеского конунга, то ныне смотрел, как сталь уносит жизни племянников. То была славная смерть: с мечом в руке, под песни валькирий. Но сердце старца печалилось, видя упадок славного некогда рода. Родовичи его, вестимо, из источника мудрости не испили. Много даров дал им при рождении Высокий: и силу, и храбрость и славное имя… а вот на ум поскупился. Но Хакон был бы не конунг, ежели б гибель племянников Сельви спустил, мести не требуя.
- Что думаешь делать ты с молодцом? – спросил он агдирского властелина. – Люди все видели: на нем моих родичей кровь. Поквитаться хочу, асам во славу.
Дружина одобрительно загалдела: кровная месть была обычаем праотеческим, но, к сожалению, в нынешние темные времена все чаще вытесняемой звоном золота.
- Как раз у тебя совета испросить хотел, мудрый Хакон, какой смерти предать змееныша, - ответил на просьбу законную Харальд. Ему самому жаль было погибших воинов, что верой и правдой ему служили и жизней лишились, его обороняя. - Как бы нам оборвать поганый род Неккви, чтобы навсегда казнь эту люди запомнили.
Хакон в задумчивости подбородок потер, дав слово себе снова бороду отпустить, лишь сапогом на берег станет.
- Уму моему множество способов ведомо, но сердце гуторит: не один из них достаточно лютым не выйдет. Ежели б можно было бы змееныша десять раз умертвить – сделал бы то с легким сердцем. Думаю, ежели выбор столь сложен, надо отдать его в руки богов. Глаза воев бессмертных благосклонно взирают на деянья земных, асам любы победы и победители. Отдадим Сельви жертвою Ньорду, в чьих владениях ныне находимся. Думаю, то есть благо: воздать почесть морскому хозяину, так же, как в конунжьем дому сперва властелина земель славим.
- Люди Мера от века Ньорду поклонялись, - хирдман один произнес, который до этого Разрушителя связывал и потому разговор конунгов слышал. - Что если спасет его Владыка Морей?
- Ужели богу милы побежденные? - поднял брови Хакон.
- Ньорд - не Один, он не Ас даже, - вздохнул воин, но под взглядом суровым конунга не стал свою правду отстаивать. - Впрочем - то скорее жрецам ведомо.
- Прав ты воитель, - согласился конунг Хладирский. - испросить бы их мнения надо. И продолжил, обращаясь непосредственно к Харальду: - Пути богов неясны глазу смертных, то, правда. Решать тебе, ныне ты победитель, и жизнь этого воя к твоим ногам сложена.
- Не жить ему боле, ясно то, - спокойно произнес сын Хальвдана, взгляд мимолетный бросив на раненого пленника, лежащего у борта, - что же до способа казни, то жрецов дождемся - помню я, плыли с нами двое на одном драккаре.
- Восславим же конунга мудрость, - ответил на то Хакон Хладирский - и дружина послушно взорвалась радостным криком. - Пока же их ищут, пусть награда найдет воя достойного, - он показал на раненого ярла. - Сам я видел, сколь доблестен был он в бою, стоя против противника, отправившего на радужный мост немало справных воителей.
- А, мой верный Асгаут! - Теперь, когда судьбу внука Неккви решили на время некоторое, смог осмотреть раненного викинга конунг и печальное взгляду его зрелище предстало: ярл могучий бледен был, точно Хель сама, из ран его перевязанных продолжала кровь сочиться, а в ладони хладной сжимал он добытый в бою клинок. Столь славное то было оружие, что невольно на нем взгляд задержал юноша, игрой лучей солнечных на рукояти золоченой любуясь. - Славный ты трофей взял, ярл! Но еще лучше тебя я одарю.
- Боюсь, скоро мне уже не нужны будут конунжие дары, - прошептал ярл, и слова с трудом ему давались. Рукою слабеющей к себе поманил он Харальда.
Воители, окружившие раненого, тоже невольно придвинулись ближе, и даже Хакон старый исключеньем не стал. Всем хотелось своими ушами услышать, что скажет конунгу славный герой на смертном одре. А в том, что ярл на пороге смерти, почти никто уж и не сомневался: странно было бы ветеранам толку в ранах не знать.
- Ты мне еще здесь нужен, ярл, - опустился рядом с Асгаутом правитель, чтобы лучше слышать слова его.
- Этот приказ, государь, как бы ни хотел я, но исполнить не в силах, - с хрипом тонкая струйка крови из уголка рта потекла у ярла. Последние мгновения доживал он, но Харальду припомнился почему-то разговор их недавний совсем, когда еще только ожидали они появления мерийцев.
"Не друзья тебе нужны, господин, а слуги, - сказал тогда ярл. - Рабы и слуги покорные, дабы величие твое поддерживать".
"Отец мой иное говорил", - Харальд плохо помнил отца, но друзей тот всегда ценил высоко.
"Хальвдан был славным конунгом, но никогда бы не стал поистине великим, - покачал головой Асгаут. - Потому что воины считали его одним из них".
"И чем же плохо это?"
Немного удивился юноша, хотя и самого его порой мысли подобные посещали.
"Властитель должен над слугами своими возвышаться, подобно Фенриру среди собак простых, - отвечал на то ярл. - В землях ромейских поболе почета правителям дают, нежели в наших, оттого и власть их крепче".
"И кем же ты себя тогда мнишь, Асгаут?" - Чуть улыбнулся конунг.
"Я слуга твой верный, государь, - склонил голову ярл. - И приказ любой исполнить готов".
"Тогда не пойму я, почему ты так христиан не любишь - они ведь по духу рабы", - рассмеялся Харальд тогда.
- Что ж ты теперь приказа моего ослушался? - Прошептал конунг.
- Один зовет, - на то отвечал умирающий. - Жаль, Харек-изменник меня пережил.
- Неужели тебе перед смертью сказать боле нечего? - немного удивлен был юноша, хотя и знал, сколь велика была неприязнь ярла его к правителю Ранрики.
- Меч этот... - едва слышно донеслось из уст Асгаута.
Вновь взгляд конунг на клинок добротный направил - жаль было оружия такого лишаться, но воля умирающего священна.
- С тобой погребу, обещаю, - произнес он, но внезапно приподнялся ярл ближе к Харальду.
- Нет, - прохрипел он. - Обещай, государь - отдашь оружие это верным слугам своим... и родичам.... Хальварду с Сигтрюгом... их это клинок родовой... Они...
- Отдам, - кивнул Харальд.
- Они... вернейшие из твоих людей... что ни прикажешь - все исполнят для тебя...
С каждой каплей жизнь покидала холодеющее уже тело ярла, едва слушался его язык уже.
- Имение свое... все им завещаю.
Не было ни детей, ни родичей у Асгаута - то многим ведомо было, но чтобы так с одалью поступить, слугам ее отдав? Те, кто слышали слова его - удивлены были.
- Славно видеть в муже достойном такую заботу об отроках, - заметил Хакон вполголоса. Жест столь широкий не оставил его равнодушным: виданное ли дело, лишится возможности сжать дланью подобный клинок в чертоге воителей и побратимам добычей похвастать? Знать, и впрямь зря он грешил на Асгаута, считая его пристрастным в речах, да обманщиком конунжьего доверия. На смертном одре не врут в подобных речах.
Хотел был подняться Харальд, с ярлом попрощавшись, но рукой левой умирающий, цепко за ворот его схватил, к себе притягивая:
- Помни, государь... что я говорил… тебе... - разжались пальцы, навсегда замолчал ярл Асгаут, Харальд же глаза ему закрыл, и меч забрать попробовал, но крепко его и в посмертии сжимал воин - видимо хоть и хотел Хальварду отдать, а все же не мог так просто с оружием расстаться.
- Прощай, славный Асгаут, Убийца Арнвинда! - Возвестил конунг, с колен вставая. - Пусть все ярла достойного запомнят, как великого героя!
- Слава достойному! Легкого пути! – пронеслись над драккаром возгласы верной дружины.
- Надо бы похоронить ярла достойно, - сказал Хакон. – Да и прочие мертвецы огненного погребенья заслуживают, - сейчас он смотрел на племянников. – Думаю, надо бы проводить павших в Чертог – а потом заняться Сельви. Как ты считаешь, о, Харальд?
- Часть драккаров захваченных, из тех что прохудились изрядно, местом погребения станут, - согласился с тестем конунг молодой. - Укси! Обьяви людям, что после добычу делить будут, сначала об умерших позаботиться следует.
В миг этот вдали от сражения пламя всколыхнулось ярое - не иначе, кто-то уже погребением занялся без приказа конунжего, и то сильно Харальду не понравилось.

Сообщение отредактировал DarkLight - 2-12-2007, 14:04

Скейв в кресло опустился и уставши вздохнул. Горд он был, что конунг за старшего оставил его, но не думал он, что тяжко так бремя это. Казалось ему, что порой люд простой как стадо - пропадет без пастуха. Вспомнил он, сколько споров улаживал сегодня, сколько решений важных принял. Воистину велик конунг, если так легко с этим справляется всем. Устремив взгляд свой за окно, узрел он отголоски заката на небе.
- Ужин готовьте, - сказал он слугам и попытался встать. Но измотали его разъезды так же сильно, как и коней его. - И сюда несите, - добавил Скейв, садясь в кресло обратно. И закипела на кухне работа. Разогрелся огонь под котлами, играя тенями на стенах. Закипела каша густая. Сочное мясо надели на вертелы. Трудились повара не покладая рук, не вытирая пота.

И стали заходить слуги, неся блюда к столу Скейва, неса блюда разные. Мясо и рыбу, овощи и кашу. Телохранители Скейва стоя подле него и следили за входящими. И все было хорошо, пока на вошел в комнату слуга с бочонком пива пенного. Что было не так во взгляде его - не подобает так надменно смотреть слуге на господина своего.
- Стой, - сказал ему один из телохранителей, - Отлей сюда напитка хмельного, - подал он слуге кубок, а сам оглядел его - за туникой и штанами не спрятать было оружия.
- Пей, - произнес он, когда нахлынуло пиво на края кубка. Кивнул слуга и взял кубок, но вместо того что бы приложить его к губам своим, плеснул в лицо телохранителя и бросился бежать.
Упал воин на колени и схватился за лицо - несчадно жег хмель очи. Увидев это кинулись остальные телохранители за беглецом, оставив одного охранять господина.

Выскочив из комнаты, побежал слуга по коридору, расталкивая идущих навстречу. Мелькали перед глазами стены каменные с факелами и окна из слюды. Воины не отставали от беглеца. Стучали ботинки по каменным плитам, слышались окрики гневные упавших людей. Бросился слуга к лестнице, ведущую во двор. Быстрый топот отдавался эхом в башне. Воины не отставали от него. Кричали вниз, призывая остановится. Пересек слуга залу полупустую и побежал через двор в обьятия ночи. Пустые улицы тишина заполняла и ни кто бы не встал у него на пути. Но воины настигли его. Рассекла сталь викинга ногу предателя. Упал слуга на землю хладную и сжал рану ужасную. И поволокли телохранители истекающего кровью предателя на суд Скейва.

Втащили воины слугу в покои Скейв и усадили перед ним, затянув рану тряпкой. Подле кресла Секйва лежала собака, содрогаясь в агонии предсмертной. Рядом с ней стоял тот бочонок с пивом.
- Принес ты яд в покои эти, - молвил Скейв. Так скажи - зачем и почему.
- Что б убить тебя, - огрызнулся слуга и получил в живот удар.
- Сам ты умысел такой держишь али подговорил тебя кто-то, - продолжил Скейв откусывая мяса кусок.
- А этого я тебе не скажу душегуб и захватчик, - ответил слуга и упал от удара в лицо.
Скейв вздохнул и отпил вина из принесенного после бочонка.
- Я слишком устал, что б выпытывать у него истину. Бросьте его в подвал и стражника приставьте, а утром я с ним потолкую.
Поклонились телохранители и швырнули слугу в коридор.
- Да и рану подлечите - негоже что бы он скончался на рассвете, крикнул наместник им в след и откинулся в кресле. Тяжела ноша конунга.

Завершение битвы у Сольскеля
Завершалась битва - уже не бой, добивание происходило, да воины из-за добычи меж собой ссорились: каждому хотелось трофеи побогаче достать, да драккарами завладеть получше. Лишь Сигурд, сын Эйстейна доволен исходом сражения всецело оставался - ему в руки попал Глас Одина, лучший корабль, что был во всех Фиордах, и теперь, меж союзников лавируя, вел он драккар из окружения в вольные воды, не терпелось ему проверить как слушаться его станет
судно, а потому велел править туда, где еще сражение шло - где два последних суденышка вражеских с четырьмя кораблями адгирскими бились.
Увидел Снорри Глас Одина, да не Хальварда рука им правила, то видно было издалека. Подал он сигнал Крыльям Волн и развернул Покоритель, готовый исчезнуть.
- Эй, Лэйф! - крикнул ярл фиордский. - Подпали Глас Одина, пусть отправится Аудбьерн в Вальгаллу, да и попробуй по Змею попасть. Негоже, чтобы налд братом его победу праздновали.
Быстро шел корабль, умелой командой Сигурда ведомый - достаточно мужей было у него, чтобы смогли они на веслах догнать уходящие корабли фиордцев и еще добычи взять - ведь в битве это главное самое, достойные трофеи обрести. Потому то и не заметил опасности он, союзников обгоняя медлительных.
Взвилась, оставляя за собой дымный след стрела быстрая, да вгрызлась в пропитанную жиром палубу. Следом за ней вторая подлетела и вгрызлась рядом в дерево драккара. Весело пополз по доскам огонь, черный дым повалил застилая корабль.
А лучник уже в Змея целил, в парус, что мерийцы снять не успели.
И половины пути стрела та не пролетела, но хоть попытался Снорри достойное погребение и брату своего конунга дать, прежде чем прочь уйти, Глас Одина же полыхал ярым пламенем - дерево корабельное добротной пищей огню стало, маслом горючим приправленное, занялись пожарищем и снасти, и паруса сложенные, в небеса дым черный взвевался. Бранился Сигурд, в дыму едком задыхаясь, велел тушить огонь, не помогала тут вода. которую шлемами зачерпывали воины его - все больше пламя разрасталось, борт целый охватив - исчезали за стеной огненной тела фиордцев убитых: не успели еще с них брони снять молодцы сигурдовы, оттого и не стали пока в море сбрасывать. Славный костер погребальный устроил Аудбьерну его верный ярл - лучший драккар горел, отходил в Валгаллу конунг Фиордов под брань сигурдову и крики воинов горящих. Кольчуги сбрасывая, кидались в воду хирдманы, желая спасение найти, последним сам Сигурд бросился, сердце скрепя - так жаль ему было трофея в бою добытого, что теперь Локи подлому достался. Бороду уж его пламя охватило, когда наконец драккар он покинул, все кары возможные призывая на голову того, кто стрелу зажженную пустил.
Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь. Битва длилась вечность. Казалось, что время остановилось для мерийцев и фиордцев. Кошмар последних минут растянулся в длинную ленту повторяющихся событий.
Драккар горел. Медленно, оставляя за собой шлейф едкого запаха дыма и горелой человеческой плоти, уплывал он в сторону заката. Им оставалось только с гордостью уйти в Вальгаллу вслед за теми, кто уже уплыл туда на огненном драккаре.
Споро гребли викинги, что на веслах Покорителя сидели, растворился драккар и сопровождающий его корабль в темноте упавшей на место битвы. Не смогли бы агдирцы его догнать. А путь его к Фиордам лежал. Весть горестную нес Снорри.

(драккары жгли мы с Тельтиаром)

После битвы

По приказу конунга, воинам было запрещено самовольно брать добычу под страхом полного лишения оной. Харальд Косматый решил лично разделить трофеи, по одной ему понятной справедливости. Ближние дружинники Харальда, изрядно поредевшие числом, но все еще грозные видом, быстро пресекли любые возражения, объявив все драккары, доспехи, ценности и оружие, захваченные в битве собственностью конунга.
- Всего шестьдесят три драккара больших и малых, - подсчитал один из жрецов, нашедшихся по завершении битвы. - А помимо этого два десятка кораблей, пришедших в полную негодность.
- Починить их дороже станет, чем новые построить, - другой жрец добавил, внимание конунга привлекая. Вполуха слушал их Харальд, о своем задумался, рукоять меча Асгаутом добытого поглаживая - крепкой, смертельной хваткой держал его погибший ярл, даже Укси не сразу сумел пальцы хладные разжать, но теперь клинок был в руках конунга и жаль было Харальду, что оружие такое отдать придется. Но слово властителя – гор тверже! Дал клятву, что волос не острижет, покуда вся страна ему подвластна не будет – и вот уже Мер весь под рукою его, и Транделаг, и Гудбрандсдалир, и даже Халагаланд дальний. Пообещал ярлу верному, что отдаст меч – значит отдаст, а ему кузнецы новый откуют, много краше этого и много острее.
- С добычей что? – Повернулся он к жрецу-счетоводу.
- Одних только кольчуг и иных броней крепких более шести сотен, некоторые целые даже. Щитов железных порядка сорока, мечей не меньше тысячи, копий и топоров еще того больше, а уж стрел и вовсе без счету.
- К тому же кольца, обереги драгоценные, обручья – богаты были витязи Мера и Фиордов…
- А в посмертии и щедры к тому же, - улыбнулся Тормунд Насмешник.
- Пленников опять же – не одну сотню взяли, - служитель асов продолжал. – Все больше бонды и карлы боевые, но эти тем лучше, что любому господину служить готовы за жизни свои жалкие.
- Врагов убитых нагими в воды бросьте, - распорядился конунг. Коли была на них одежа добротная – пусть лучше ее хирдманы верные себе заберут, а достойного погребения врагам устраивать Харальд не собирался – не достойны они милости его были, поскольку отвергли предложение щедрое, в начале сражения им сделанное.
«Все равно под меня пошли те, кто в плен попал, а другие издохли, - мыслилось сыну Хальвдана. – Нет мне преград в Северной Земле, любой, на пути моем вставший умирает!»
- Воинов Эгиру в рабство? – Жрец переспросил.
- Пусть у великана послужат, коли мне служить не захотели! Добрая добыча будет у Ран нынче, - в ответ конунг бросил.
Но тут же вспомнились ему и соратники, от Сельви его защищавшие. Дуглас верный, от плеча почти до пояса рассеченный, да племянники Хакона – оба мужи взрослые и сильные, да юнцом безбородым убитые. Берсерком. Тяжела была эта потеря для тестя его, то Харальд видел, да и сам сожалел, что лишился верных воинов, с другой же стороны, они единственными были, кто мог владения Транделагом у него оспорить, случись что с Хаконом, так что гибель их к месту пришлась. Это тоже разумел молодой конунг.
Конечно, родичей хладирского властелина достойно проводили в последний путь – в доспехах и при оружие опустили на палубу драккара, вокруг них павших в битве транделагцев положили (правда, с них кольчуги велел снять правитель – живым брони нужнее), а после сам Хакон поджег корабль, отправляя его в последнее плавание. Всего – двадцать судов велел спалить конунг Харальд, дабы навсегда запомнили сами асы воинское сожжение, которое он павшим соратникам устроил. Всех пышнее – ярлу Асгауту, губителю Арнвинда, Асбьерну с сыном, хаконовым племянникам и иным знатным людям, простых же воинов без излишних почестей сжигали, но все же с оружием – топорами и копьями в руках, иным стрелкам известным луки оставляли, мечи добрые же конунг распорядился в сундуки запереть, как и брони – живым нужнее они.
- Вот она, наша победа, воины! – Харальд возвестил, под треск огня и шум волн. – Отсекли мы змее голову! Обоих конунгов Мера убили и без счету воинов, теперь же земли те богатые будут нам принадлежать и каждый добычу себе возьмет по заслугам! И дев красивых, и земли плодородной! Вашими мечами ковалась победа Агдира, Транделага и Гудбрандсдалира, Оркдаля и Хейдмерка, Вестфольда и Раумарики, Гринланда и Раумсдаля! Славьтесь же, храбрые воины, ибо это день нашей великой победы!
Во многом повторил юноша те слова, что говорил, когда в Лондире разбил в первой битве своей рати Гандальва, но тогда речь его от сердца шла, сейчас же от рассудка расчетливого, желавшего сердца воинов навеки завоевать.
- Славься, конунг Харальд Хальвдансон! – Раздались крики.
- Славься великий конунг!
- Славься Харальд Косматый! – Прокричал кто-то, и слова его остальные подхватили. Сильно растрепан после битвы был властитель, хоть и не довелось ему ни с кем меча скрестить, а дабы обагрил он сталь в сражении, двоих раненых ему слуги принесли – обоих прикончил конунг без сожаления. Без шлема стоял правитель, волосы его золотистые – матери наследие – на ветру развевались, то лицо закрывая, то отлетая назад.
«Как есть – косматый, - улыбнулся немного Харальд. – Но ничего, и года не пройдет, постригусь».
Скоро, скоро вся Норвегия ему поклонится и станет он единственным конунгом над всеми! Этого часа с нетерпением Харальд ждал, глядя на вдаль уплывающие корабли, охваченные пламенем, глядя на тела врагов, медленно ко дну идущие, да глядя на лица воинов своих, яростью искаженные, жаждой битвы и добычи. А добычу великую лишь за ним идя, могли стяжать они. И все же, прежде чем роздал он награду хирдманам, велел конунг треть украшений всех, немало щитов деревянных и кожаных доспехов, и иного оружия, не слишком ценного на Копье погрузить – подошло суденышко быстрое Сельви Разрушителя для цели Харальдовой.
- Пусть Светлые Асы, даровавшие нам победу в этом бою, получат свою долю добычи! – Бросил он в небеса. – Один и Тор, примите подношение сие!
Подожгли жрецы корабль, доверху дарами ратным груженый и вослед погребальным судам отправили. После же велел наградить щедро воинов конунг – каждому хирдману кольца и обручья достались, копья, топоры, тем кто больше доблести проявил – мечи и доспехи дарил, иным пленных отдавал.
- Каждому же херсиру с отрядом его, по драккару захваченному достанется! – В завершении сказал Харальд, а после голос его в радостных криках дружины утонул. Великую щедрость проявил конунг в этот день, и если боялись иного воины, когда велел он всю добычу поначалу у них забрать, то теперь видели – лишь для того он сделал это, чтобы после разделить ее справедливо, богов почтить и погибших. Устыдились многие хирдманы, что в пылу битвы лишь о собственной наживе думали, а оттого громче крики их хвалебные звучали.
Захваченного Змея Харальд отдал дяде взамен Оленя Морей и Гутхорм был доволен таким подарком. И лишь после этого, вернулся конунг к главному пленнику своему, судьбу его решая.
- Господин, ты посмотри, что он с сыном моим учинил! – Воскликнул Сигурд, обгоревшая борода его яростно клокотала, но злость уже была не за потерянное судно, сожженное врагом, а за увечье наследника. Юный Гутхорм лежал, прислоненный спиной к борту и, судя по его взгляду, вряд ли был способен что либо сказать или сделать сам в ближайшее время. – Убить надо змееныша!
- Надо, кто ж спорит, - улыбнулся в ответ Харальд. За ранение сына Сигурд получил хорошую виру, так что к его словам конунг не слишком прислушивался. – Вопрос в ином – как убить его, дабы смерть эта всех удовлетворила, и людей, и Асов! Что на это жрецы скажут?
- Есть один способ, - старший из жрецов молвил, после раздумий недолгих. – К палубной доске мы его привяжем и бросим в море, а уж там сами боги решат, какая судьба его ожидает!
- А коли выживет недоносок? – Бросил Сигурд.
- Посмотри на него! – Рассмеялся конунг, рукою на Сельви указывая, что уже не скалился даже, а просто лежал тихо, сил лишившись. – Он же либо захлебнется и Ньорду отойдет во владение, либо ко дну отправиться, Эгиру на потеху, либо от ран своих погибнет, да к дочери Локи в гости попадет.
- Не бывать негодяю в Валгалле! – Тут уж и Сигурда сомнения покинули, сам он вызвался доску необходимую отыскать, после же жрецы сняли с конунга Мера доспехи, да привязав его покрепче, в волны бросили.
- На Мер нам идти должно! – Велел тогда Харальд.
- Многие воины ранены и устали, - на то Хакон молвил. – Обождать надобно.
- Тогда позаботься о них, мудрый Хакон, - произнес конунг. – Со мной же пусть те пойдут, кто устали не ведает! Под знаменами Арнвинда вернемся, Гутхорм, приготовь Змея!
Хоть и был подлым план Харальда, но кто посмел бы ему сейчас сказать об этом? Да и воины понимали – придут они на захваченных кораблях да под чужими знаменами, их не градом стрел встретят, а криками радостными жители Мера. Вскоре уже весла ударили по воде – поплыл Змей обратно, а за ним еще двадцать драккаров.

Южный Мер

Солнце садилось и било ей в спину, подсвечивая море безумным количеством цветов от зеленого до синего. Оттенки этих двух цветов пересекались, перетекая друг в друга. Хильд всматривалась в морскую даль, стоя на своей любимой скале, за ее спиной стоял конь, но котором она приехала.
Он появился, Арнвинд шел с победой домой. Змей величественно рассекал волны, бежал домой. Правда гнали его вперед весла гребцов, в бою корабль потерял мачту. Девушка так и стояла в лучах солнца, ожидая когда драккары подойдут поближе.
И корабли плыли, мерно вздымались весла, слышались окрики воинов, блестели кольчуги - странно то было, что домой в бронях возвращаются мужчины, так словно не с битвы, а на битву идут, да и за шлемами лиц не разглядеть было. Скоро уже в бухту зайти должен был Змей, а за ним следом и остальные суда.
Стоило Змею скользнуть к родной пристани, как сорвался в галоп конь Хильд, летела на встречу с любимым братом девушка. Мерная дробь копыт поплыла над усадьбой и бухтой.
Там уже немало людей собралось - в основном старики, сыновей дожидающиеся, да женщины мужей и женихов своих, были и дети, матерями на руки поднятые, дабы могли они возвращение воинства Мера видеть. Странно многим то было, что не видно ни Копья, ни Гласа Одина - неужели покинули их Аудбьерн и Сельви, или же погибли?
Но вот первый корабль носом камень и песок прибрежный взборонил.
Замер конь за спинами людей, копытами землю взрыв. Слетела с него Хильд, сквозь толпу к Змею пробираться стала.
Но не Арнвинд первым на берег сошел, и даже не Эрик - незнакомый воин светловолосый, на щите у которого олень ветвисторогий красовался. Вскрикнул кто-то, да поздно уже было покидали корабли и другие воины, Хильд слишком близко подбежавшую, кто-то за руку схватил, на землю бросая.
- Жители Мера, склонитесь перед вашим новым конунгом, Харальдом Хальвдансоном! - Возвестил воин со щитом оленевым, а меж тем и сам конунг на носу драккара появился, шлем сбросив. Заструились по плечам волосы золотистые.
- Собака Агдирская, - прошептала Хильд, сквозь гальку и песок, которыми рот набиться успел. Отплевываясь, девушка отбиваться принялась.
Старые воины, хватались за мечи, что казались насмешкой в их немощных руках, дети с визгом кидали в захватчиков камнями, женщины крича, оттаскивали их и тащили в усадьбу, бонды покорно падали на колени.
Гутхорм, неповиновение увидав вперед рванулся, даже меча не обнажив, просто щитом отшвыривал стариков, молодость вспомнить решивших, а быть может и в Валгаллу достойно отойти. Другие воины не столь милосердны были - впереди них Сигурд шел, без разбору и женщин, и детей рубя, что посмели на пути его встать. Лишь тех, кто колени преклонил перед Харальдом смерть миновала.
- Эй, да это же сестра Арнвинда! - Кто-то из воинов брата Рогволда прокричал. - Знатная добыча конунгу!
Меч убрав, попытался хирдман Хильд схватить.
- Не по тебе добыча, - тяжело дыша, пробормотала уже растрепанная Хильд, косы начали расплетаться, что может помешать ей, но не обращала девушка на это.
Резко свистнула, коня своего призывая, а сама рванулась в ту сторону где его оставила, на ходу меч из охладевших стариковских рук выхватив. Не сравниться ей с воинами Харальда, но дорого они за ее плен или смерть заплатят.
Кого-то сбил с ног конь, на призыв хозяйки отвечая, сам Сигурд от избиения беззащитных отвлекся на шум этот, а увидав, усмехнулся, видя, как девица от четверых хирдманов его отбиться пытается, хороша забава получилась, куда веселее, чем детей рубить, вот только Харальду заминка эта не по нраву пришлась. Подозвал он к себе воинов, что на борту драккара остались:
- Стреляйте, - приказал холодно. - Коней у меня и так достаточно.
Храпя, споткнулся Неистовый, да кубарем под ноги захватчикам покатился, некоторых с ног в предсмертном рывке сбив и под тушей своей похоронив. Дикий вопль ярости разнесся над полем боя. Боя ли? Хильд на агдирцев с особой силой кинулась, рубя их мечем стариковским, но уже выдыхалась девушка. Движения медленными стали, вялыми.
Кому-то не посчастливилось под меч ее попасть - теперь рану зажимал, да насмешки соратников слушал: надо же, едва баба не убила. Другие же быстро скрутили девушку, оружие отобрав, и лишь приказ Сигурда не позволил им сразу надругаться над ней - все же конунгу добыча достаться должна была знатная.
- А себе других девок найдете! - Прикрикнул он на хирдманов.
Временем тем завершилось уже побоище - кто успел, прочь убежал, кому повезло – живы остались, пусть и в плен попали, но немало и убитых было. Стариков велел не щадить брат Рогволда, к чему они захватчикам, коли работать не могут - только нахлебники лишние. По сходням же наведенным, конунг Харальд на берег обагренный спускался, взглядом властным владения свои окидывая: дала хитрость его результат желанный, досталось без боя побережье, а с ним и усадьба Арнвинда.
- Отныне принадлежит мне Мер Южный, равно как и Северный, - произнес он, на толпу пленников согнанную глядя. - Клянитесь в вечной верности, холопы и сохраните свои жалкие жизни, или же дозволю дружине своей что угодно с вами учинить.
Кривая ухмылка рот Сигурда исказила - ожидал с нетерпением он, что хоть кто-нибудь присягать откажется.
Хильд в бессильной ярости буравила Харальда взглядом, то полыхающим как огни Хель, то холодным как снега Йотунхейма. Несколько раз сделала она вялые попытки освободиться из рук викингов. Всхлипнула девушка, когда взор ее по коню убитому скользнул, но слова Харальда в ярость привели не хуже берсерковой.
- Никогда Мер не будет твоим! - прошипела она.
- Он уже мой, - бросил на то конунг походя. Все кто в плен попали, один за другим в верности ему клялись - кто из страха за свои жизни, кто - за жизни детей. - В усадьбу, воины!
С радостью приказу этому люди Харальда подчинились, пленников с собой беря - некому было сопротивляться приходу их. Вся рать мерийская в море разбита была.
Упиралась Хильд, тормозя проход воинов к усадьбе, Хелем им грозила, да гневом Одина.
- Наш конунг сам - родня Одину, - усмехнулся один из воинов, что ее в дом тащил. У ворот же остановился Харальд, подозвал к себе Ульва, да обратился к мерийцам собравшимся:
- Есть у меня, чем ворота эти украсить!
После же телохранитель голову Арнвинда из сумы достал, да к воротам ее споро приколотил, дабы видели все – не на кого больше надеяться Меру, коли власть Харальда они не примут.
Ярость захлестнула Хильд при виде того, как голова брата ворота усадьбы его увенчала. Взвыла она раненым волком, меч у зазевавшегося хирдмана схватила, желая Харальда убить, но запнулась в разодранном подоле и упала к его ногам. Оружие из рук не выпустив.
- Ты.. ты... ты..., - шептали побелевшие губы.
Наступил конунг ей на руку, улыбку не скрывая, да прошептал, чтобы уязвить сильнее еще:
- Быть может и я, да вернее его гадюка мерская, что он на ложе пустил, ужалила.
Раскрылись пальцы, несмотря на усилие удержать рукоять меча, ускользало оружие из рук девичьих.
- Раннвейг? - злой иголкой ткнули слова эти сердце Хильд, но сдержалась она, гордо на пленителей своих взглянув, даже из-под растрепанных волос, что золотым водопадом на лицо ей упали, когда полетела она к ногам конунга. - Не она его голову на ворота вешала. Имей силу честно с поверженными поступать.
- А кто скажет, что бесчестно это - голову хозяина в домину его возвернуть? - Обвел взглядом насмешливым пленников притихших и собственных воинов конунг. Каждый слово поперек сказать боялся, да что там слово - иные и головы поднять не смели. - Уведите ее, она мне наскучила.
Подхватили молодые гриди девушку, увели в усадьбу, да чтобы жизнь ей сладкой не казалась, в холодный погреб бросили.
Стала биться в дверь сестра Арнвинда, пока в кровь руки не разодрала, потом рыдая сползла на пол холодный. "За что? За что, Фрея? Почему не умерла я раньше? Почему не дала нам возможность уйти?" - выла о судьбе своей Хильд Прекрасная.

(в роли агдирцев Тельтиар)

Сообщение отредактировал Sarina - 7-12-2007, 11:03

Награда.
с Сариной

Раннвейг не находила себе место от радости. Все получилось просто прекрасно. Уже со вчерашнего вечера ненавистная Хильд в погребе сидит. Да и как иначе, вздумала дура на конунга мечем замахиваться.
К разговору с победителями женщина готовилась тщательно, оделась, причесалась, да в длинный дом пошла.
Там веселие шло великое, ведь если вечером того дня, когда прибыли агдирцы после битвы - усталыми они слишком оказались даже для пиров, а потому лишь лагерь разбили, да усадьбу заняли, то на утро уже велели все для торжества приготовить, рабов своих новых трудиться рук не покладая заставляя.
Разорения более не велел жителям чинить Харальд, ведь теперь уже это его люди были, а не враги заклятые, но как и водилось у него в обычае, приказал повсюду объявить, что отныне земля все ему принадлежит в Мере и каждый, кто владеет ею, должен большие подати платить конунгу за право такое. Так же своим объявил он и море, и рыбу в нем всю, как потомок Ньорда законный.
Когда же солнце уже высоко было, с известием радостным привели войска Рогволд и Грютинг, что сухопутным путем шли. Всего на день опоздали они ко взятию усадьбы, но зато объявили конунгу, что сумели весь Мер к повиновению привести. Рогволд заслуги большие себе приписал, тем воспользовавшись, что в пути здоровье Грютинга вновь пошатнулось и не мог он сразу по прибытии с Харальдом поговорить. Великой радостью преисполнился конунг от известий ярловых и славной наградой каждого одарил. Более всех, конечно Рогволд получил - сделал его Харальд наместником Южного Мера, впридачу к Северному и Раумсдалю, а брату его, Сигурду, за убийство Аудбьерна, пожаловал титул ярла со всеми почестями прилагающимися. Видимо думала Раннвейг, что в день такой и она милостью конунжией обойдена не будет.
Гутхорм и Рогволд в зале пиршественном подле правителя сидели, третий же могущественный ярл - на сидении особом, дабы здоровью его ущерба не было.
- Здрав будь, конунг норвежский, - с порога протек голос медовый.
Раннвейг смело шагнула в зал, где редко бывала при жизни Арнвинда. Не желал тот, чтобы сестра с наложницей сталкивалась под крышей его, а запретить Хильд в дом входить не мог.
- Кто это? - Спросил у слуги Харальд, на женщину взглянув.
- Раннвейг то, наложница кону.. Арнвинда, - отвечал, сжавшись испуганно раб.
"Вот оно как, - странная улыбка на губах его заиграла, ничего хорошего не предвещавшая. - И сама змея в гости пожаловала".
- Проходи, - дозволил ей юноша, видя, что дружине особого дела до того не было, лишь Гутхорм напрягся, словно чего плохого ожидал.
- Благодарствую, конунг, но негоже мне с воинами за одним столом пить, - подлила патоки Раннвейг. - Я бы хотела о милости просить, но не при всех.
- О милости просить? - Рассмеялся Харальд звонко, мальчишеским смех его со стороны казался, но в то же время с издевкой звучал. - За что же должен тебе я милость являть?
Удивилась женщина, потупила взгляд, зло сверкнувший.
- Думала я, что помнит конунг все, - тихо проговорила она.
- А ты напомни конунгу, - Гутхорм, голос возвысив, сказал. - Если посмеешь.
Притихли пирующие, ответа ожидая - многим интересно было, что это за баба пришла от конунга милости требовать.
- Что ж, - на хитрость вновь пошла Раннвейг, бывшая наложница конунжья. - Видно зря я Арнвинда лишилась.
- Видать так оно и есть, - вновь конунг сказал, хотелось уязвить ему женщину эту за глупость и гордыню. - Единственной твоей опорой был Арнвинд, пока не сгинул.
- Ну на все воля богов, даже на победу и поражение, конунг, - ответила Раннвейг, развернулась и вышла, но задержалась на пороге на миг. - Только вот что.... И рядом с тобой могут оказаться те, кого ты обидел.
- И не говори, - головою покачал Харальд, чуть насмешливо. - Не все же подле конунга верным воинам быть, иногда и предатели неблагодарные оказываются. Но с такими у меня разговор короткий.
Это уже для ушей собравшихся сказано было, дабы никто, на пиру даже не забывал, кому служат они и кто над жизнями их всецело властен.
Подбежал временем тем к конунгу человек один из слуг, да прошептал:
- Девка та, что вчера велел ты в погреб бросить, все бочки с брагой попортила, - расстроенно говорил холоп, боязливо - видать наказания боялся. - Гостям теперь пить нечего будет!
- Хоть лоб расшиби, но пития вдосталь найди, - велел на то конунг, слугу отсылая, но подумав, добавил. - А девку эту... в комнату пустую отведи - чтоб только сено да подстилка там была.
Поклонился слуга, прочь побежал, а Гутхорм, к племяннику обернувшись, молвил:
- Зря ты, племянник, бабу эту отпустил. Сердце у нее змеиное, еще укусит ненароком.
- Дядя, проследи, чтобы ее в ту же клеть бросили, что и сестру Арнвиндову, - немного устало велел юноша. - Любо посмотреть мне будет, как две гадюки в одном мешке уживутся.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 4-12-2007, 23:57

Возмездие

Ночь в погребе оказалась страшной. Ужасные сны снились Хилд, в темном холодном помещение. К тому же замерзла она, губы побелели, зубы стучали дробь, что капли дождя по щиту. Замерзала Хильд, но смерть брата их головы не шла. Порывалась она раз несколько за ночь милости у захватчиков просить, но одергивала себя гордая сестра конунгов славных.
- Эх, Арнвинд, видать такую судьбу нам норны уготовили, тебе с Аудбьерном в море погибнут, мне в погребе умереть от холода и тоски. Верю я много агдирцев ты, Аудбьерн и Эрик с собой забрали, да на грани пути ваши разошлись вы в Вальгаллу, они в Хель отправились, - устав рыдать и в дверь колотиться, шептала девушка с мертвыми воинами разговаривая. – Прости, Эрик, я думала вся жизнь впереди, поймешь ты меня наконец, да не вышло ничего. В холодных водах сгинули все, без костра погребального. Но за что, Один? За что, Фрея? За что покинули нас в милости своей?
Голос становился все тише, пока совсем не замолк, Хильд уснула, измученная душевными терзаниями. Единственное в чем она не сомневалась, это в судьбе своей, которая виделась ей в бесславной смерти в погребе сем от голода и холода.
Робкие лучики светила скользнули по оконцу, когда Хильд проснулась. Голод сводил желудок, очень хотелось пит, но кроме браги ничего в погребе не было. «Браги?» - изумилась девушка глупости хирдманов Харальда. Взгляд нашарил в полутьме погреба молот, коим крышки из бочек выбивали. Робко сначала бумкнула бочка дна лишаясь, пенная жидкость на пол хлынула. За первой последовала вторая, затем третья, пока весь ряд не лишился столь ценимого викингами напитка. Волосы пропитались влагой, когда хищный взгляд Хильд обратился ко второму ряду, конунжьего пива. Она даже оскалилась как берсерк, ринувшись к ним. И снова потоки браги заливали пол, пропитывая обувь и юбку. Яростным движением сорвала она плащ с плеч и швырнула его на пол.
В погребе нестерпимо воняло пивом, но вот лицо у Хильд было довольное, хоть как-то она насолила агдирцу мерзкому. На смену ярости пришла холодность мысли, на смену горю пустота. Убить Харальда ей не позволят, знала она это, про нее уже забыли кажется. Даже еды не принесли. Но как добраться до Раннвейг ненавистной. Перебирала в голове дева мерийская кары, что на голову предательнице Арнвинда навлечет..
В замке ключ клацнул, дверь отворилась и двое дюжих хирдманов при полном вооружении опасливо двинулись к хрупкой девушке, что с насмешкой на них смотрела. Подхватив ее под руки, и немало удивляясь, что она не сопротивляется вовсе, выволокли на двор. Солнечный свет больно резанул по глазам, заставляя закрыть их, но даже сквозь веки яркий дневной свет мучил отвыкшие за день очи.
Сначала она решило, что ее хотят притащить к ногам Харальда, чтобы еще раз щенок свое самолюбие потешил, но потом решила, что скорее всего, судьба решена ее, со скалы в море Северное лететь ей, что чайке раненной. Тем сильнее было ее удивление, когда за спиной ее дверь захлопнулась и ключ в замке повернулся.
Осторожно девушка веки подняла, новую свою темницу разглядывая. Из мебели тут была лишь скамья, да подстилка соломенная. Зато окно было, что свет пускало и тепло, после погреба.
Хильд как раз рассматривала скамью и думала, как ее использовать для побега можно, как дверь открылась и в комнату Раннвейг втолкнули.
- Ты.., - прошипела Хильд.
- Я, - вздернув подбородок, наложница ответила. – А кого ты увидеть хотела? Харальда?
Последнее слово насмешкой звучало.
- Ты Арнвинда убила, гадюка, - констатировала факт дева мерийская.
- Не убивала я его. Я все время тут была, в Мере. Или ты не помнишь?
- Продала ты его? Что тебе агдирец пообещал? Золото? Власть?
- Он…
- Хороша его благодарность, правда? – рассмеялась Хильд в лицо убийце брата своего. – Нравится? Только не долго тебе наслаждаться его милостью и щедростью.
Девушка наступала на Раннвейг, та пятилась, в испуге на эту валькирию глядя. Но тут ушел страх от наложницы бывшей. Чего это она? Не этой Хильд с ней тягаться.
- Да хотя бы и такая благодарность. Тебя задела и то славно, - язвительно бросила сопернице Раннвейг.
- Дура ты, Раннвейг, дурой и умрешь.
Сверкнул небольшой нож, что люди Харальда не нашли, да и искали ли. Схватилась Раннвейг за горло пытаясь кровь в теле удержать, за жизнь цепляясь. Холодно Хильд на хрипящую женщину смотрела, на пузыри кровавые, на кровь, что на плате ее брызнула, с пивом перемешавшись. Холодно смотрела Хильд в глаза Раннвейг, следя, как жизнь их покидает. Затем уронила нож в лужу багровую и ушла к стене на подстилку из соломы. Села и молча на дверь уставилась.

Сообщение отредактировал Sarina - 4-12-2007, 23:48

Англия. Конунги Ивар и Гандальв.
Совместно DL & Easterling.

Увидев, что шум во дворе порожден событием радостным, Гандальв, как вежливый гость, поспешил удалиться. Одину ведомо лишь, что за дела между братьями. Конунг Альвхеймара рассудил, что Ивар сам гонцу путь укажет, когда надумает его с родичами познакомить, а потому поспешил к людям своим. Нет ничего хуже, чем время в ожидании убивать, а с гриднями и перемолвиться словом можно, и удаль в состязанье измерить, и висы послушать. Снорри скальд после того давешнего выступления на пиру не показывался на глаза серому конунгу, так что Гандальв уж стал думать, что наказал его Ивар Рагнарсон за бойкий язык. То альвхеймарца слегка опечалило, ибо за время путешествия корабельного он свыкся с обществом дерзкого отрока. Но конунг в людях своих волен, а молодые воители, и впрямь, порой в жестких мерах нуждаются.
Словом, Гандальв как раз сидел в гриднице меж своих воев, ведя с ними беседу, когда в дверь постучал слуга Ивара. Холоп стал, глядя в пол, и гласом дрожащим пригласил норвежского конунга к хозяину усадьбы пожаловать. Альвхеймарец кивнул, и, разгладив бороду пятерней, пошел вслед за рабом к покоям Ивара Бескостного.
Ошибся Гандальв: знакомство с родичами Ивар решил отложить на потом - один встречал конунга, чтобы поговорить с ним без свидетелей. Хорошо было предложенное братом дело, да вот только - кто знает, как обернется то, что было гладко на словах? А если даже обернется хорошо... мало ли что расскажет гость норвежский!..
- Хорошо ли отдохнул ты, конунг?
- Благодарствую, - степенно ответил Гандальв, бороду пятернею поглаживая. – Отдых был столь же хорош, как и бристолькое гостеприимство. Воистину, ежели бы все конунги земель севера так радетельны были, не было бы у Локи злокозненного шансов начать Рагнарек. Ибо гибель богов с гниения в душах людских начинается. А ты, Ивар сын Рагнара, доволен ли встречей с родными?
"С гниения в душах людских... На первый взгляд - так, но глянешь поближе - человеческая то выдумка, утешение для поверженных: что проще, чем объявить умолчание ложью, а хитрость предательством? С доверчивости необдуманной, с ненужной поспешности начинается гибель богов и людей, а вовсе не с чего иного", - думал Ивар, обмениваясь традиционными приветствиями да выражениями почтения с гостем-конунгом.
- Рад я, что по нраву тебе дом мой пришелся, - ответил датчанин норвежцу. – И правду ты молвишь, что ныне не все старые обычаи соблюдают. Мой человек сказывал, что ведомо тебе про смерть моего родича дальнего от рук кельтских псов?
Гандальв кивнул: подтвердились мысли его о том, что Ивар все в деталях и встрече данов с норвежцами разузнал.
«Видимо, хорошо это конунг воев своих обучил, ежели вести к нему столь споро стекаются».
- Как не знать, конунг. Тем более что муж тот покойный и мне родичем приходился.
Датчанин лишь голову чуть наклонил – и то для сына Рагнара новостью не явилось, помнил Ивар о родстве дальнем, когда разговор это замысливал.
- Знамо ли дело, чтобы трусливые кельты викингов рода такого губили? – спросил он, будто у пустоты, но на гостя при этом посматривая. – Братья мои думают, что надо псов тех обучить послушанию.
- Достойное дело, - улыбнулся Гандальв. – Тем паче, что саксы, как вижу, уж головы перед клинками склонили.

Продолжение слудует…

(с Тельтиаром и Сариной)
Утро для ярла Хрингарики началось поразительно легко, учитывая, как он отметил победу в кругу воинов, на вчерашнем застолье.
"Может это меня грибы так подействовали?" - с удовольствием и удивлением прислушиваясь к необычным ощущениям отметил Гутхорм. Затем он встал, натянул шерстяную рубаху и вышел из клети.
Харальд в ту пору, надо признать, далеко не утреннюю, как показалось поначалу Гутхорму, уже во дворе был, а точнее за воротами усадьбы, любуясь на голову врага поверженного, что к ним прибита была.
- А, вот и ты дядя, - улыбнулся он. - Красиво смотриться, правда?
- Смердеть будет, - Гутхорм трубно высморкался. - Харальд, что с тобой случилось? Раньше не замечал я за тобой такого!
- Вкус победы сладок, - протянул юноша, отворачиваясь. - Ладно, насмотрюсь еще. Ты же видел воинов - им по нраву это.
Гутхорм кратко, но ёмко сообщил, что думает по этому поводу.
- Харальд, а знаешь, что Хелевы поклонники во тоже сначала так смотрят, а потом знаешь что с трупами делают?
- Тут от трупа одна голова осталась, да и та - дырявая от рождения.
- Ух, Харальд, не буду тебя учить даже, что тут делать, но что-то в этом не правильное есть! Дальше что делать думаешь скажи мне лучше!
Призадумался юноша, о том размышляя - за весельем победным, с вечера он дела державные отложил, да все вернуться к ним не желал, триумфом наслаждаясь. Теперь же заботы на него тяжкой ношей свалились, с землей завоеванной и проблем добавилось.
- Перво-наперво надобно нам дождаться прибытия Хакона, - наконец конунг произнес. - С ним осталась основная наша сила ратная, пока же следует всех знатных людей, что живы в Мере остались на поклон призвать, думаеться мне.
- А как их от измены удерживать будешь? Жестоким себя ты уже показал и страх посадил. Но ты уйдёшь и страх будет таять.
- Я уйду - Рогволд останеться, - Харальд молвил. - Да и за кем им идти теперь, коли все ярлы и весь род их конунгов изничтожен.
- Найдут кого-нибудь, - отмахнулся Гутхорм. - Или вообще мальчишку какого-нибудь выберут, да и скажут, что это четвеюродны племянник чудом от тебя спасшийся
- И с Раннвейг ты тоже поступил не верно, - ярл понимал, что точит конунга, словно ржа, но ничего поделать не мог. - Надо было уж либо на ярле женить, либо под меч!
- Под меч - всегда успеем, а пока пусть помучаеться, - юноша улыбнулся, видимо ожидал этих слов от дяди. - Не хочу змеине этой легкой смерти давать.
- Глупо, пожал плечами Гутхорм. - Ты в войне победи, тогда тешится будешь, а пока не совершай ошибок. Знаешь ли, Хаки-берсерк тоже однажды потешиться решил, щеночка завести. Помнишь к чему это его привело?
- "В войне победи", - передразнил Харальд, вторую часть фразы мимо ушей пропустив. - Я от тебя, дядя уже год это слышу, и заметь - пока что побеждаю. Раз за разом.
- Что ещё раз доказывает, что ты меня иногда слушаешь, - кивнул Гутхорм. - Молодец! А сейчас я тебе скажу вот что: не мешай утехи и дело, иначе либо делу ущерб будет, либо от утех удовольствия полного не получишь.
- Хмурый ты поутру, Гутхорм, ни голова на воротах тебя не радует, ни победа наша, - вздохнул тоскливо молодой правитель. - Еще год не кончиться - Фиорды возьмем и Гандальва в росте укоротим, так почему бы перед этим делом не отдохнуть?

Гутхорм вознёс коротку молитву к Одину, прося даровать ему выержки и терпения.
- Отдыхай, - выдохнул он. - Ты конунг, тебе и решать, когда отдыхать, а когда воевать. Только не повторяй ошибок Хаки. Убил бы он меня сразу - тебя бы и на свете не было, а его сын сейчас пророчество исполнял бы.
- Ту пряжу Норны уже выткали, но коли так не в моготу тебе ждать - пошли! - Почувствовал Харальд, что злиться на дядю начинает, и потому решил разговор оборвать этот. - Сам бабе голову оттяпаешь. Заодно посмотрим, как там две змеи в одном мешке уживаються.
Развернулся от ворот конунг, к дому длинному направился обратно.
- Идём, - кивнул Гутхорм
Споро вернулись в дом конунг и ярл, до клети дошли, что для пленниц велел отрядить Харальд.
- Тихо себя ведут? - Спросил он у хирдмана, на страже стоящего.
- Пока тихо, - тот отвечал голосом сонным. - Ночью кричали сильно, а сейчас притихли. Спят наверное.
- Отворяй, - мотнул головой юноша и воин сдвинул тяжелый засов, дверь открывая. Шагнул внутрь конунг, о что-то мягкое запнувшись и едва не упав, но сумел равновесие удержать. - Это что еще такое?
Взглядом он сначала Хильд отыскал, на соломе сидевшую, а после под ноги себе глянул, да сглотнул судорожно от удивления - в луже крови тело Раннвейг на полу лежало.
- Кто-то тебя опередил, конунг! - едва сдерживаясь от усмешки в усы сказал Гутхорм. - Говорил же, меньше тешится надо, когда дело делаешь!
Хильд невидящий взор на двух вошедших мужчин подняла. Она уже одурела от смешавшихся в комнате запахов крови и пива. Даже не поняла кто перед ней, подумала: еду принесли, чтобы их с Раннвейг покормить.
- Опередили тебя - ты ж ее убить хотел, - бросил дяде в ответ Харальд, а после к девушке обернулся: - Что здесь произошло? И что за вонь вокруг - тело уже гниет, чтоли?
- Она Арнвинда смерти способствовала, она перед Фреей расплатилась, - глухо ответила Хильд, все также сидя на соломе, подбородок на колени положив.
- Вся ясно, - Гутхорм повёл плечами. - И что с тобой делать, а дева?
Хильд равнодушно плечами пожала. Сейчас она умереть хотела за братом и Эриком уйти. И пусть не пустят ее в Валгаллу, ибо дева она, может валькирии в семью свою примут. Но она безумно хотела умереть.
- Дядя, посмотри, чем она эту змею зарезала, - велел Харальд, от запаха мерзкого кривясь - воздух в комнате мертвечиной и брагой пропитался, оттого назад подался конунг, не желая вдыхать его.
Ярл шагнул в комнату, не отрываясь глядя на Хильд. Носком сапога он перевернул тело предательницы, осматривая его.
Горло было распорото буквально от уха до уха, неумелым, но явно яростным ударом.
- Вот ведь мерзость, - протянул Харальд, от дверей глядючи. - Чем это?
- Ножом, кажется, - хмыкнул Гутхорм. - Эй, змейка, нука покажи свой стальной зубик...
Девушка не отреагировала, продолжая смотреть перед собой. Теперь уже не на викингов, а на тело лежащее в луже крови, перед их ногами.
- Змейка, покажи зубик, - Гутхорм помолчал. - А не то башку твоего братика в отхожее место бросим!
Холод морей Северных дохнул на мужчин от Хильд Мерской.
- Там поищи.
- Что делать будешь с ней? - Гутхорм обернулся к Харальду.
- Сдаеться мне - погибели она ищет, - призадумался конунг, правда о том больше, как поскорее место это мерзопакостное покинуть. - Так вот - не видать ей смертушки. Эй, стража!
Хирдман сонный тут же во весь рост вытянулся, да товарищ его прибежал со двора.
- Эту - обыскать, в воде ледяной обмыть и в другую комнату бросить, а здесь пусть слуги приберуться, чтобы и следа падали не осталось!
- Следить за ней, как за, - Гутхорм задумался подбирая сравнение, - Короче. хорошо следить!

Сообщение отредактировал Orrofin - 5-12-2007, 21:15

Фиорды
Покоритель волн, несмотря на все перепетии и несколько боев, был довольно бодр и лихо сражался с волнами, спеша к Фиордам. Юркий и небольшой Ворон с трудом нес свое искалеченное тело через холодные воды Северных морей.
Вот в лучах закатного солнца, после недели скитаний родные берега показались, радостно загомонили викинги, из последних сил на весл аналегая. Тяжелая была неделя. В шторм драккары попали, пусть несильный, но для их потрепанных судов он ураганом, гневом богов казался. Пятерых за борт Покорителя смыло, двух на Вороне лишились. С трудом стихию побороли и вот...
В золотых лучах, ласково-синим сверкало море. Мирно поднимался дымок из домов фиордских жителей, видно было мальчишек на палках рубящихся.
Еще немного и ткнуться драккары в землю родную носом усталым. Снорри с удивлением понял, что он счастлив вырваться из той бойни, что Харальд устроил. Жаль, что Арнвинду не смог почестей оказать, но он сделал все что мог. А теперь домой, с вестью тяжкой.
В деревне ближайшей, как воинов увидели, велел староста тут же угощение готовить, да людей навстречу послал - жители здешние верны Аудбьерну были, а потому вестей ждали об ушедших на рать родичах.
Первым на берег Снорри спрыгнул, прямо в прибрежные волны. По пояс они его обняли, спружинив прыжок. За ярлом дружина его последовала.
- Здрав буде, старик, - пробасил Снорри. - Дай нам еди, да мы дальше к усадьбе пойдем.
- Путь-то не близкий, - протянул на то бонд, удивленный приветствием грубым - не таких речей он ожидал от воинов возвратившихся. - Вы бы передохнули с дороги.
- Некогда, старик, - ярл головой покачал. - Вести тяжкие, времена темные.
- Ай, случилось что? - Вздрогнул староста, сам он сына отправил в дружину Аудбьернову. - Не томи, ярл - рассказывай!
- Много фиордцев погибло, когда заманил нас вероломный агдирец в ловушку. Аудбьерн последним пал, до конца пытаясь уничтожить агдирцев поболе. Вот и все, что сказать могу. А теперь пора нам старик, беда надвигается.
- Ой, - побледнел бонд, отстранился, едва не упал, да поддержали его. Тяжкая весть, черная - когда погиб конунг и войско его с ним в Валгаллу ушло, да еще хуже то, что враги надвигаються. - Что же будет-то теперь?
- Биться, старик, будем. За каждую пядь земли нашей. А нет, так в Вальгаллу уйдем, но агдирцев много с собой утащим. Аудбьерн уже там. Жал Змея не смог я в Вальгаллу направить. НЕ переживай старик, Тор нам поможет.
- Помог уже, как я вижу, - грустно мужчина произнес, но потом плечи расправил - не к лицу управителю деревни падать духом, когда дела вершить потребно. - Я людей разошлю по фиордам не медля, чтобы к усадьбе все знатные люди приходили, кому честь дорога!
- Добро, старик, - пробасил Снорри. - А мы в усадьбу Аудбьерна поспешим.
"Усадьбу Аудбьерна... усадьба есть - конунга нет", - грустная мысль проскользнула у старосты, да не стал он ее озвучивать. Вскоре распрощались воины с деревенскими, дальше поспешали - путь не близок был, да все пешком - конными бонды гонцов по деревням послали, дабы скорее могли собраться на тинг все, кто за свободу стоять готов был.

(с Тельтиаром.)

Харальд и Хильд.
С Сариной

Ледяной поток ударил в лицо, заставив Хильд задохнуться. Грудную клетку стянуло как тисками. От второго потока она постаралась закрыться руками, чтобы вода не попала в нос и рот. Видно воду из колодца брали, она была ледяной как морская вода зимой.
- Ой, что же вы делаете, - запричитал кто-то из служанок, на нее не обратили внимание.
На стоявшую у стены бани девушку обрушивались все новые и новые потоки жидкого льда. Хирдманам явно нравилось
новое развлечение, продолжалось оно до тех пор пока Хильд на колени не рухнула, сбитая с ног очередным ведром, выплеснутым на нее. Интерес пропал, девушка была чиста, осталось только одежду с нее грязную содрать, но до такой вольности дружинники Харальда еще не дошли, потому окликнув одну из служанок, велели ей одежду принести госпоже бывшей.
Девка быстро побежала в дом ярла погибшего, ведь не сказали ей, что именно принести надо. Принесли
одежды из сукна мягкого дорогого, да плащ мехом лисы подбитый. Тем временем Хильд в баню втолкнули, и дверь за ней закрыли, вручили двум рабыням по ведру и велели уже нагую девушку окатить с головой.
Рабыни в точности исполнили приказание новых хозяев усадьбы, завернули Хильд в простыню и повели в новую тюрьму. Девушке было все равно, она пыталась унять дрожь, которая заставляла зубы отбивать дробь летнего ливня по деревянной крыше.
Подоспевшие хирдманы втолкнули ее в комнату, следом полетела одежда служанкой принесенная. Схватив плащ девушка закуталась в него упала на пол и сжалась в комок, пытаясь согреться. Жуткий лязг зубов доводил до головной боли. Высыхавшая вода еще больше холодила заледеневшую кожу.
Харальд в то время вновь без дела по усадьбе ходил. Приказав Гутхорму и Рогволду собрать всех знатных людей Южного Мера, кому посчастливилось выжить, он ожидал их появления, так же, как ожидал и возвращения Хакона и не знал чем занять себя. В поединке потешном с кем либо из гридней драться конунгу не хотелось, голова же Арнвинда, изрядно подгнившая, никакой радости у него более не вызывала. Велел он тогда позвать умельца, чтобы убрал всю гниль, а после уже череп обратно на частокол водрузил.
Сам же конунг отправился посмотреть, что с пленницей его сталось, и не убила ли она еще кого из-за недосмотра нерадивых хирдманов, хотя те и клялись, что более оружия не могла она нигде припрятать.
- Открой дверь, - бросил он стражнику. Это ж надо - за один день две темницы так испоганить сумела девка, что ее третий раз переводить пришлось. Слуги, что погреб осушать от браги пошли - до сих пор не вернулись, хотя мимо проходящие песни пьяные слышали оттуда доносящиеся.
Хильд даже головы не подняла на звук двери открывшейся. Да ине слышала она его, дико зубы лязгали друг о друга, тело крупной дрожью било. Обняв себя за плечи и закутавшись в плащ, комочком на полу девушка лежала.
- Что, по нраву тебе гостеприимство агдирское? - С усмешкой Харальд спросил. По нраву ему было смотреть, как дева гордая после омовения в себя придти не может, ибо не терпел Харальд, как и отец его всякого неповиновения и гордости излишней в людях.
Хильд промолчала, голову преподняв и на агдирца из-под ресниц посмотрев. Но тут же вновь уронила голову на пол, плотнее в плащ укутываясь и ногу из-под полы высунувшуюся обратно зятягивая.
- Я могу и милость явить, - продолжал юноша. Знал он, что поскольку Хильд была сестрой убитых им конунгов, то права на владение Мером и Фиордами имела, а раз так, то женившись на ней он не только по праву меча, но и на законных основаниях мог землями этими править. - Если ты благоразумие проявишь.
- Ч-что т-теб-бе от м-мен-ня н-над-до? - пролязгала Хиьд, все никак согреться не в силах.
Наклонился Харальд, ладонью по щеке ее проведя, а после за подбородок взяв и движением резким заставил голову развернуть:
- Нежности от тебя хочу и покорности.
Взметнулись вверх ресницы, открывая глаза синие.
-З-зач-чем?
"А она красивая, - отметил конунг. - Хоть и старше меня, но не так, как Асса". Впрочем, при сравнении с его женой, выигрывала любая девушка, хотя - у дочери Хакона имелось одно неоспоримое достоинство - она была покорна.
- Потому что такова моя воля, - произнес он.
Ресницы опустились, глаза погасли.
- Я п-покор-рюсь, ты м-меня уб-бьешь? - тихо спросила Хильд.
- Я могу вернуть тебе все, чего ты лишилась: богатсво, роскошь, слуг, - удивился Харальд. - А ты говоришь о смерти?
Хильд вновь открыла глаза и с тоской посмотрела на Харальда.
- З-зач-чем п-пленниц-це б-богат-тств-ва?
В голове Хильд промелькнула шальная мысль, отчаяная, но только такие приходят в безвыходных ситуациях: "Притворюсь, усыплю бдительность и сбегу".
- Ты можешь и не быть пленницей, если станешь исполнять все, что я прикажу.
Девушка вздохнула, не зная, что и сказать. В душе боролись две стороны ее личности. Одна призывала забиться в угол ударить его, попытаться убить, в другой проснулась хитрость змеиная. Обмануть, притвориться, а потом либо смерть либо чужбина. Ресницы вновь скользнули вниз, глаза закрылись, Хильд губу прикусила, чтобы не лязгать зубами столь сильно.
- Решай, - бросил Харальд. - быть может и череп брата твоего с забора сниму.
Это был подлый удар, удар в спину. Хильд вздрогнула от слов Харальда и кивнула, принимая предложение.
Рассмеялся конунг, видя согласие девушки.
- Не думал я, что так легко гордость твоя надломиться, - произнес он. - Но это и к лучшему. Вечером тебя ко мне в опочивальню приведут.
Хильд не слушала больше, стараясь от стыда поглубже в плащ занырнуть. "Что я наделала...", - металась в голове мысль одна. Но брат дороже был, чем вся гордость ее вместе взятая.

Гутхорм же тем временем решил заняться поручением Харльда важным.
"Сейчас все ярлы либо закопаются в своих усадьбах, да так, что и не вытащишь или сбегут морем, землёй уж точно не пойдут"
- Рысьи Глаза, - поймал Гутхорм за руку проходящего мимо хирдманна. - Набери воинов, да пройдись по деревням. Где ярлов скрывшихся найдёшь - тащи сюда! Будут упираться или попробуют бежать - башку с плеч, нет сейчас времени цацкаться! Особенно за морем следи, им сейчас только туда дорога, - он помолчал. - Но вообще вежество соблюдай поначалу! Нам тут лишние трудности ни к чему.
Хирдманн схватился за голову:
- Ярл, да как же я так?! Башку с плеч, да ещё и вежливо, такому мы не обучены! Это вас с конунгом привычно!
Гутхорма аж передёрнуло от таких слов:
- Ну...ты это...по ситуации действуй!
Хирдманн просиял и исчез исполнять.
"Ох уж эти молодые воины!" - со смешнанным чувством подумал Гутхорм.

Фиорды

Снорри уверенно вел свой отряд знакомыми тропами. Возможно, что агдирцы заблудились бы здесь, но не они. Фиорды были для них родными как рука, крепко сжимавшая меч. Раненных пришлось оставить в деревне, потом за ними из главной усадьбы отправят лошадей, чтобы забрать бойцов. Они им еще понадобятся, судя по всему, Харальд настроен очень решительно. Как бы сейчас в бой не полез. Хотя…. Сначала ему проще в Мер пойти, а там и бури подоспеют, волнения на море зимние. Сушей до них не добраться, ну или добраться, но сложно и долго.
Видать судьба Меру Южному отвлекать врага от Фиордов. До последнего отвлекать. Не думал ярл о людях, что в землях Арнвинда жили, ему о своих думать следовало. А вот о юном конунге Фиордов у него душа болела. Тяжкие испытания на долю мальчишки выпали. Братья погибли, что с Сельви неясно. Хотя… Скорее всего и Разрушитель погиб, атакуя драккар Харальда.
Интересно, кто предупредил щенка о флотилии и о планах трех конунгов? Останется это загадкой. Такой же тайной, как и то, почему Арнвинда столь легко завалить могли. Не найдут вопросы сии ответов.
Викинги споро шли под сенью разлапистых елей и сосен. Легко преодолевали водные преграды в виде ручейков лесных, да и прохладный ветер северного лета не пугал и не останавливал их. За день драконы морей покрыли такое расстояние, какое всадник за полдня на хорошем коне сделает. Торопились они. Весть скорбную во Фиорды принести, да оборону наладить. Близилась ночь, и Снорри задумался о том, что на ночлег пора останавливаться. Подозвал он Хальварда да ярла, что на Вороне заправлял.
- До усадьбы недалеко осталось. Ночь наступает, что делать будем? Дальше пойдем или продых людям дадим?
- Дальше пойдем, тут недалеко осталось. Не развалимся, - уверено заявил Хальвард.
- Не дойдут люди, - покачал головой Ларс, ярл с Ворона. – Устали смертельно.
- Может середину найдем? Небольшой отряд отправим в усадьбу, а те кто устал пусть отдохнут? – предложил Снорри.
- Я не против. С отрядом в усадьбу пойду, - вызвался ближний хирдман ярла фиордского.
- Вот и славно. Возьмешь десяток тех, кто посвежее и Слейпниром мчитесь в усадьбу. Мы к полудню подойдем.

Халагаланд

Бард и Свейн вернулись на Торгар к тому дню, когда Харальд уже занял Южный Мер. Сойдя с корабля, юноша удивился, почему никто не пришел его встречать.
- Нас не ждут, - произнес задумчиво старый управитель. - Ублюдки крепко власть взяли.
- Коли добром из рук не выпустят, пальцы поотрубаем, - усмехнулся один из спутников Барда - молодым воинам было обидно, что большая битва идет без них и здесь они хотели хоть немного наверстать упущенное.
- Сначала добром попробуем, - молвил Бард.
- Они отца твоего погубили, - покачал головой Свейн.
- Есть тому доказательства?
- Были бы - ублюдков на первом же суку давно народ бы вздернул! - Старик сплюнул, и воины, подняв знамена пошли к усадьбе.
Домина встретила их неприветливым молчанием. Ни людей, ни животных. Лишь обгоревший, наполовину достроенный остов некогда славной усадьбы.
- Пожар был, - на удивленный взгляд юноши, заметил управитель. - Люди говорили - тоже Харек с Хрериком устроили, а твой отец разбираться поплыл... и живым уже не вернулся.
- Пошли, - приказал Бард, резким движением отворяя ворота. Давно не смазанные створки скрипнули, пропуская людей.
- Эй, кого там волк принес?! - Появился на пороге сонный гридень, глаза протирающий, но заметив волчье знамя, побледнел, обратно в дом бросился.
- Ну сейчас начнется, - усмехнулся Свейн, рукоять меча короткого сжав. Пусть слаб был старик, да все же хотел кровушки попортить братьям хозяина своего погибшего.
И правда, вскоре уже народ из усадьбы повалил - слуги немногочисленные, воины, на ходу кольчуги поправляющие и перевязи с мечами, бабы вопящие, да сами Харек и Хререк, точно два ворона.
- О, племянничек пожаловал! - Старший бросил.
- По какому праву вы мою усадьбу заняли? - Достаточно о делах их от Свейна наслушался Бард, чтобы учтивость проявлять.
- По праву старшинства, - отвечал Хререк. - Отец твой обидел нас, братьев своих, сильно, не хотел доли в наследстве отдавать, вот и пришлось взять самим.
- А теперь сами и отдавайте, - железо звучало в голосе сына Брюнольва.
- С какой стати? - Огрызнулся Харек. - Мы тебя старше в роду! Нам и править Торгаром.
- По воле конунга, которому отец мой присягал, - отвечал на то Бард, а воины, что с ним пришли, за мечи взялись, медленно их из ножен вынимая. То же и сторонники братьев сделали.
- Даже если сейчас победите, Харальд с вас шкуры спустит за неповиновение, - Свейн бросил.
- За конунга прячешься, песий выродок! - Процедил Хререк.
- Я то хоть в законном браке рожден был, а твою мать дед силой взял!
Побагровел Хрерик, но брат ему рука на плечо положил, хмурые лица спутников племянника оглядывая и сказал:
- Твоя взяла, Бард, пусть и не по правде поступаешь, но забирай свои головешки.
- У тебя-то мозгов побольше будет, чем у твоего братца, - усмехнулся управитель.
- А ты старик, за свои слова еще заплатишь, - на то ему Харек бросил. - Уходим, люди, волею Харальда, вновь мы без всего остались! Будь славен такой щедрый конунг!
- Убирайтесь оба, - слова Барда стали последними. Вещи наскоро собрав, покинули Торгар и Харек, и Хререк, и все люди их, не желавшие против Харальда могучего выступать.
В тот же день отправил людей на Аласт Бард, к лендрману Сигурду, дабы тот подтвердил согласие свое на свадьбу, ранее данное и присягнул Харальду. Правитель же Северного Халагаланда, едва только услышал, что посланники конунга Агдира к нему едут, поспешил земли свои покинуть, а с ним еще много народа, кто не желал Харальду подчиниться, остальные же власть сына Хальвдана приняли.
Бард, с делами этими разобравшись, велел вновь в путь свой корабль снаряжать, оставив Свейна главным в имении. Не мог юноша в стороне оставаться от великих свершений, что Харальд готовил, а потому в скорости обратно в Мер пустился.

Южный Мер

од вечер, как и говорил Харальд, пришли за Хильд двое его гридей ближних Укси и Ульв, двери распахнули:
- Выходи, - Укси приказал. - Государь тебя ждет.
Хильд безучастно посмотрела на них, поднялась со скамьи и молча подошла к ним. За целый день она с трудом умудрилась разодрать пряди пятерней и кое-как заплести их в косы, а также наконец согрелась, но плащ не сняла.
Ульв указывал путь, Укси шел сзади, точно боясь, что девушка попробует сбежать (хотя, после убийства Раннвейг, от нее всякого ожидали). Наконец они добрались до покоев конунга, и дружинник открыл дверь, буквально втолкнув пленницу. Внутри горело несколько лучин, тускло освещавших некогда принадлежавшую Арнвинду комнату. Харальд развалился на ложе, не снимая сапог и придирчивым взглядом осмотрел Хильд:
- Стоило сначала к тебе служанку прислать, чтобы в порядок привела.
Хильд закрыла глаза, на мгновение ей показалось, что это Арнвинд вернулся. Все было до боли знакомо, все было до боли родное. Она замерла в нескольких шагах от кровати, прислушиваясь к воспоминаниям, хватаясь за них. Но они не останавливались, улетая прочь войском валькирий. Девушка обреченно открыла глаза, посмотрела на завоевателя.
- Гребень лучше.
Харальд усмехнулся. Ему косы заплетали две-три служанки, без гребня - поскольку он клялся не расчесывать волос.
- Сними с меня сапоги, - приказал он, желая проверить, насколько покорна стала сестра убитого им конунга.
В Хильд всколыхнулся гнев, заставивший ее вспыхнуть, но картина прибиваемой к воротам головы брата, охладила его. Опустив плечи и глядя в пол, мерийка шагнула к кровати и быстро, чтобы не затягивать свое унижение стянула с агдирца сапоги, которые уронила рядом с собой. Отступила на шаг и замерла, глаз не поднимая.
- И куда же ты пошла? - Рассмеялся Харальд. - Стоять, взор потупив завтра, на тинге будешь, а сейчас сюда иди.
- На тинге? Ты тинг созвал? - ахнула Хильд.
Но тут же вспыхнула, губу прикусила и шагнула вперед.
- Созвал, - юноша чуть приподнялся, обхватив талию пленницы и притянул ее к себе, прижав сильно. - Посмотрю, как верны мне мерийцы.
А после в губы ее впился.
Хильд собрала в кулак всю свою волю, чтобы не забиться в его руках как птица раненная. Не ударить его. Немым укором мыслям таким Арнвинд в Вальгалле без головы возникал. Потому постаралась мерийка покорится, как и обещала.
Конунг бросил ее на ложе, под себя подмяв, да произнес между поцелуями:
- На тинге первой власть мою признаешь перед всеми, - знал он уже, что о гордости ее и непреклонности по Меру много слухов ходило, и хорошим подспорьем стало бы такое начало тинга для установления власти его.
Окаменела Хильд. Что статуя ромейская. Но решила ва-банк идти.
- Сними голову брата, - прошептала она.
- Что, прямо сейчас? - Чуть отстранился конуг, а после пальцы на шее ее сжал. - Ты в своем уме? После тинга сниму.
В глазах синих на Харальда смотревших испуг на мгновение появился, но пропал. Гордость и ярость мелькнули и ушли, место тоске уступив, та в свою очередь растерянности уступила.
- Не смогу я иначе, - пробормотала она. - Когда он на меня смотреть будет. Пожалей меня.
- Слову конунга не веришь? - Злость в голосе послышалась.
- Верю. Но под взглядом его... - мерийка закрыла глаза, слезами наполнившиеся и соленые дорожки по вискам прочертились.
- Ты сейчас под моим взглядом и тебя это больше заботить должно.
Хильд не могла поверить, что настолько сломали ее смерть братьев, гибель Эрика, захват Мера Южного, убийство Раннвейг подлой и ледяной душ. Сил боротся сейчас у нее не было. Ее весь день глаза братьев преследовали, взгляд Эрика покоя не давал. Жить ей теперь с их призраками в мыслях своих.
- Ты живой... Ты понять можешь, - прошептала она в ответ на слова Харальда.
- Еще какой живой, - пальцы конунга отпустили горло пленницы, ниже скользнув и платье разрывая.
Вздохнула Хильд, ответа от Харальда желала, но заговорить больше не смела. Хрупко было ее положение, очень. Если убьет ее Харальд рада только дева мерийская бует, но громом в голове билась фраза Гутхормом брошенная. За братьев она готова была на что угодно пойти, теперь она поняла, что и за Эрика тоже. Звук ткани разрываемой заставил ее вздрогнуть всем телом.
Вскоре Харальд потерял к ней интерес - ни жара, ни страсти, как и его супруга, боявшаяся что-то сделать не так, Хильд, лежала, словно ледяное изваяние.
- Можешь уходить, - бросил он, удовлетворив свои желания. - Укси отведет тебя в твою комнату.
Хильд посмотрела на агдирца с удивлением, не веря ушам своим, а потом... Он хочет сделать так чтобы не было у нее права просить за погибших и мерийцам помогать в беде. Испугалась дева мерийская, сильно это чувство было, не за себя, за всех. За погибших и живых, потому она сделала то, что от себя сама не ожидала. Приподнявшись на ложе, обняла мерийка агдирца за шею и одарила поцелуем страстным. Затем сама испугалась того, что сделала и лицо на груди у него спрятала. "Только не прогоняй. Только позволь хоть что-то решать в этом сумасшествии", - мысленно взмолилась она.
Но теперь Харальд и сам не думал ее прогонять, ладонью голову ее чуть приподняв и к устам приникнув. Странное чувство в душе его появилось, нет, не любви - власти абсолютной над человеком, которой до момента этого не было.
Вспомнила Хильд, что он требовал там, когда лежала она от холода сжавшись. Ласки ее хотел, что ж она дарила ее, за возможности призрачные, что пред нею маячили. Чуть позже вновь она попытается за Арнвинда просить.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 7-12-2007, 14:50

Южный Мер. Хакон Трондский.

Последний из конунгов-победителей прибыл к воротам усадьбы, что недавно еще домом конунгам Мера служила. Череп хозяина скалился с частокола, но не это заставило чело Хакона хмуриться. Молва бежит быстрее гонцов, и, пока конунг Транделага ехал на праздничное застолье, «добрые люди» уж достоверно сказали ему и о той голове пред воротами, и о будущем тинге, и о строптивой сестре мертвых конунгов. Именно Хильд и была источником тяжких дум Хакона. Женщина, столь привлекающая внимание, едва ли будет обойдена вниманием Харальда. Старому конунгу и в мысли не приходило считать рабынь, греющих ложе владыки в походе. Викинг старой закалки, он не считал жен, в ком не было крови владык, достойными упоминания.
«То лишь забава, не более», - думал властитель, судя «подвиги» зятя по себе молодому. И удивился бы, коль не смотрел бы конунг младой на женщин пригожих, нездоровье бы заподозрил. Но в жилах Хильд текла кровь властителей, и в груди Хакона поселилось сомнение. Может, решит Харальд упрочить власть отнятую, взяв сестру прошлых владык второю женой? Видел в том старец опасность, ибо Хильд была близко, а Асса – далече. Ежели – не приведи Один – родит дочь его девочку. Хильд может Харальду первенца подарить. Зачем тогда все старания Хакона, ежели в агдирском наследнике его крови не будет?
Так думал конунг Трандхейма, въезжая в ворота.

Южный Мер

Рысьи Глаза исполнил поручение Гутхорма, с утра раннего гонцов разослав по селениям с указаниями подробными, да и сам отправился ярлов выживших искать и иных мужей достойных, что должны были Харальду поклониться на тинге. Впрочем - не многие откровенно противиться решились - уже и без того по землям их Рогволд прошелся с войском, обещая, что власть конунга нового принявшие сохранят владение свое и жить будут, как при Арнвинде, а может и лучше, потому старосты деревень, бонды богатые, годи и жрецы, херсиры и ярлы с домочадцами к усадьбе конунжией съезжались посмотреть на милость сына Хальвдана, о том думая, что верность их он дарами покупать будет, как то заведено было. Впрочем одного лендрмана Рысьи Глаза буквально с драккара отплывающего снял, да стрелу в ногу пустил, чтобы не вздумал убежать до тинга.
Сам же Гутхорм ярл порою той с вечера еще, помня о погроме пивном, Хильд учиненном, отправил людей в ближайшие селения за брагой и медом хмельным, да велел столы готовить - какой же тинг без пира обойтись мог, но в то же время дядя конунжий приказал гридням оружия не оставлять и к любому повороту событий готовыми быть, все же пусть войско мерское разгромили они, но земля эта чужая была, а сила ратная их - не так велика, как хотелось, ведь большая часть дружинников с Хаконом осталась, здесь же конунга в основном оркдальцы и люди Рогволда окружали и то не нравилось подозрительному сыну Оленя.
Харальда поутру Ульв разбудил, осторожно в комнату войдя:
- Государь, люди, на тинг созванные прибывают, - он произнес.
Открыл глаза Харальд, голову повернув немного, так что бы из-за головы спящей еще Хильд на телохранителя взглянуть:
- В большом числе?
- Пока в малом, но скоро больше их будет - ты там нужен, Гутхорм с Хаконом не управятся...
- Хакон здесь? - Рывком поднялся конунг, руку девушки, на плече его лежащую откинул и бросил ей: - Одевайся!
Хильд спала очень крепко, потому когда ее за руку дернули и на ухо крикнули от неожиданности подскочила, сонно глазами заморгав. Пару мгновений ей потребовалось, чтобы проснуться окончательно, понять, где она находиться и покраснеть. Слегка дрожащей рукой подняла она платье с пола и погрустнела. Разорвано оно было от ворота до подола. Лишь плащ целый у кровати валялся. Подхватила его Хильд закуталась. В двойном плаще оказалась. Темно-синем и золотом.
Молча пошлепала к выходу босыми ногами. Платье свое в руках комкая.
- Проследи, чтобы она на тинг пришла, - велел дружиннику Харальд, сам же облачаться в праздничные одежды стал. - Хакон что?
- Ночью прибыл, - отвечал воин. - Хмурый был, стража говорит. Сейчас с Гутхормом он.
- Людей много с ним? - Конунг набросил поверх алой рубахи багряный плащ, каким его жрецы год назад одарили, когда он стал конунгом и небрежно отбросил назад волосы - заплетать их сейчас времени не было, да и потом пусть видят мерийцы, что клятву он соблюдает данную.
- Нет, господин, на одном драккаре прибыл твой тесть...
- Все иди, - махнул рукой Харальд, застежки плаща проверяя. Вскоре и сам он дом покинул, удивившись тому, что на пороге его уже Рогволд с братом ожидали, да Грютинг, на трость опирающийся, а с ними отряд в сорок человек оружных.
- Мало ли какие мысли черные у мерян возникнут, - ярл Оркдаля сказал. - Готовы будем к любой подлости.
- Слуги пусть трон мой вынесут, - велел конунг, о том вспомнив, как бабка его величественно на тинге появлялась. Сразу видно было - то кюна из рода великого. Ворота миновав, невольно отметил юноша череп Арнвинда скалящийся - что-то с ним сделать он обещал этой ночью Хильд, но значения этому не придал тогда, сейчас же улыбка мертвеца зловещей ему показалась.
У усадьбы на месте просторном уже были скамьи поставлены и на них люди рассаживались - кто познатнее, те поближе, другие дальше от середины, почетные сидения жрецы заняли мерийские, в то время как агдирские служители асов сразу к конунгу поближе поспешили. Вокруг же собрания заметил Харальд хирдманов своих, Гутхормом умело расставленных - вроде и далеко они находились, да все же в случае чего могли стрел ливнем смертоносным захлестнуть собравшихся.
Хилд опустив голову шла, кленя себя за все . А сейчас еще более страшное предстоит. Отдать Мер в руки захватчикам, лишить людей надежды. Но Если сопротивляться, когда лучшие в Вальгаллу ушли, когда никто не придет на помощь... Нет лучше сразу умереть. "У тебя такого права нет", - ехидно заявил внутренний голос. - "Тебя его лишили".
Зайдя в комнату, что ей тюрьмой отвели, громко хлопнула дверью перед носом у хирдманов Хильд,, да замерла по центру, не зная что делать. Платье одевать нельзя было, а в плаще идти глупо, гребня опять же не было.
- Ну что, скоро ты? - Снаружи донеслось через некоторое время.
- Скорее всего никогда, - пробубнила девушка. - Одежду мне принесите.
Одежду ей принесли, правда времени достаточно много прошло, прежде чем гридень посланный сумел какое-то платье разыскать, простого покроя, да в комнату его бросил.
- Спасибо, теперь мерийцы точно не поверят, что я добровольно на это иду, - тихо сказала Хильд, чтобы никто не услышал.
Много времени ей не понадобилось. И вот дверь отворилась и мерийка вышла к хирдманам. Не стоит лить веря пока бдительность не усыпишь или оружие верное не найдешь.
- Знатные люди Южного Мера, - Голос Харальда звонкий, словно сталь, разносился над поляной. Сам он стоял возле трона, в окружении ближайших ярлов, дяди и тестя, исполненный гордости и уверенности, проскальзывавшей в каждом его слове, каждом движении: - Ныне, я созвал вас, дабы вы принесли мне клятвы верности, как до этого присягали покойному Арнвинду. Я одолел вашего конунга в честной битве и потому такова воля Асов, чтобы вы служили мне верой и правдой!
- Арнвинд хорошим государем был, - из толпы донеслось.
- При нем мы нужды не знали, - другой воин добавил, ладонью, перстнями унизанной, по бороде проведя.
- И урожаи всегда были хорошие и походы, - всколыхнулось море людское, у всех один вопрос был на устах:
- А что новый конунг нам дать может? Какую выгоду получат ему присягнувшие?
Злоба застаревшая в груди Харальда всколыхнулась, словно на год назад его во времени перенесло, на иной тинг, когда не был он еще властным конунгом, когда в страхе день за днем проживал, то нападения Гандальва опасаясь, то бабки собственной козней боясь, за мать беспокоясь и жизнь собственную. Перед глазами видел юноша вновь толпы агдирцев, что словно на базар пришли, покупку получше присматривая, выгоды ища и о том думая, стоит ли им мальчика поддержать, что совершенства лет достиг, или же старуху править оставить. Он себя тогда товаром чувствовал, а не правителем... он не забыл и не простил этих колебаний участникам тинга. Но то были агдирцы, его люди, а здесь - мерийцы, враги поражение потерпевшие, от него даров требуют!
"Нет, не бывать больше в Норвегии власти тингов! - Сжался кулак Харальда. - Не решать холопью жалкому судьбы конунгов!"
- Да разве ж я у вас прошу властью меня наделить? - Удивление поровну с раздражением в голосе правителя смешалось. - Моя власть - вот она!
Ладонь бледная на рукоять меча опустилась, лезвие на три пальца вынимая из ножен.
- У вас же выбор есть - мне присягнуть или вне закона быть!
Ропот пронесся по рядам мерийцев, злой ропот, недовольный. Хотел поначалу помягче с людьми речь вести Харальд, но злоба за него все слова сказала, какие должно.
- У конунга Арнвинда родня была, - ярл один воскликнул, что ногу перевязанную перед собой выставил. - Кем мы будем в глазах Одина, коли клятве родовой изменим?
- Родня говоришь? - Усмешка Харальда ничего хорошего человеку говорливому не сулила. - Вот она, сестра его - Хильд. Пусть сама все скажет.
Как раз ко времени тому привели гридни девушку на поляну, в круг ее меж скамей протолкнув, под взоры людей собравшихся.
Хильд плащом а скамью зацепилась, распахнулся плащ дорогой всем платье служанки явив. Замерла мерийка в людском море на мгновение. Взгляд ее к украшению жуткому метнулся, полный горечи. Сглотнула она комок, что в горле стоял, да произнесла:
- Я ... Признаю, - на втором слове осеклась Хильд Мерийская, не слушался ее голос боле, взгляд в землю упал. - Не хочу смертей, - одними губами прошептала.
Вновь ропот по рядам пронесся, меж собой спорить люди начали. Кто-то твердил, что не гоже бабу слушать, к тому же видно, что принужденную речь такую говорить, другим слов ее достаточно было. Временем тем один из жрецов харальдовых поднялся:
- Издревле заведено было Асами, что победитель владения побежденного получает, - взгляд его на мерийских годи остановился. - Или иные в Мере законы, не Одином установленные?
- Так-то оно так, - седобородый жрец Ньорда отвечал. - Но владения конунга Арнвинда - усадьбу его, Харальд конунг получил уже, остальная же одаль издревле тем, кто живет на ней, принадлежит. Разве ж есть в том что-либо богам противное, что хотят люди видеть, что за конунг их на службу зовет? Ведь это лишь к Отцу Ратей каждый попасть мечтает...
- Харальд Хальвдансон - прямой потомок Одина и Ньорда! - На это волкоголовый жрец возразил. - И если нет в Асгарде дружины сильнее той, что Высокий ведет, то в Норвегии - у Харальда люди лучшие и ни один не обижен, а напротив великих почестей удостоен!
Одобрительно в щиты застучали воины, Рогволдом и Грютингом приведенные, но с подозрением на них смотрели знатные люди Мера, особенно же не нравилось им, в какой одежде сестру Арнвинда привели, с каким пренебрежением к ней воины завоевателя относились ибо в этом каждый и для себя оскорбление видел.
- Вот присягнем мы тебе, конунг, - другой бонд в дорогой одежде пробасил. - А потом ты и наших жен и дочерей заставишь простое платье носить, как служанок?
- Мы того желаем, чтобы как при Арнвинде нам жилось под рукой Харальда, - старейшина селения одного произнес. - Тогда и служить ему мы будем, как Арнвинду до этого.
- Это, что ли, вместо того, чтобы на рать идти - по палатям отсиживаться? - Едва сдерживал свой гнев конунг, обозленный тем, что бонды низкородные требовать от него вздумали.
Сколько раз ловила себя на мысли уши руками прикрыть, Хильд и не вспомнила бы потом. Глаз от земли она не поднимала, негоже мерийцам видеть слезы застывшие, да желание умереть в них. Им жить надобно, детей ростить, а не за нее в битву идти. Как только про платье речи зашли, стянула у ворота плащ мерийка, запахнулась позор свой пряча.
- Обижаешь нас, государь, - вышел херсир в кольчуге добротной из-за спин товарищей. - Каждый вождь, сюда пришедший, исправно в дружину людей посылал сколько требовалось. И с тобой такой же уговор будет! Потому я - Фрейвар Железный Кулак первым в верности клянусь Харальду Агдирскому и буду служить ему верой и правдой!
Согнулся в поклоне воин, а затем подозвал его ближе юноша и с руки обручье сняв, протянул:
- За верность и награда положена, - а после на других мерийцев взглянул. - Вот, это муж достойный, остальные же, пока размышляют - Рагнарок наступить успеет.
Однако, видя пример Фрейвара, многие поспешили так же присягнуть агдирскому конунгу, надеясь на то, что и их он одарит щедро, Харальд же, хоть и противно ему было подарки давать холопам, вынужден был то делать, дабы все они власть его признали. По велению его раскрыли гридни сундуки принесенные, стали драгоценности, брони и оружие знатным бондам и старейшинам отдавать в обмен на клятвы их. Стали по рукам расходиться кольчуги и мечи, перстни и рубахи, плащи, мехом подбитые.

(с Тельтиаром)

Тинг. Южный Мер
С Сариной

- Эй, да это же брата моего кольчуга! - Крик злой раздался, когда в руках у соседа увидал воин броню родича. - Конунг нам наше же добро дарит!
- Что добыл в битве с Арнвиндом - тем нас купить хочет! - Другой хирдман закричал, гривной золотой размахивая, в кулаке зажатой.
- Что в бою добыто - то победителю принадлежит, - пресек разговоры эти конунг, хмурым лицо его было, да воины с ним пришедшие за оружием потянулись. - Но кто против даров моих - пусть возвращает, не могу же я насильно вам добро всучать.
Поняв, что мерийцы не будут сражаться за свободу свою и за право Мера самому конунга выбрать, Хильд тихо тинг покинула, пока не видел никто. Как в тумане побрела она к скале любимой. Клокотал в душе гнев, требующий выхода. Думала она броситься вниз головой в воды мерийские, но не получила еще головы брата любимого. Не отправила его окончательно в Вальгаллу в дружину к Одину.
За нею же Укси, Харальда телохранитель последовал, на полпути ее догнав:
- Конунг тебе не дозволял уходить, - произнес он, вроде бы тихо, но как рык медвежий эти слова были.
- Мне там делать нечего, - ответила Хильд, ледяным взором викинга одаривая. - Дай умереть спокойно.
- Твоя жизнь в руках Харальда, - покачал головой Укси. - Когда он разрешит - тогда и умрешь.
- Я сделала то, что вы хотели. Теперь я умереть хочу. Рабыней жить.. Не по мне это.
- Мне конунг другое приказал. Сама вернешься - или тебя силой притащить?
- На тинг не пойду боле, - упрямо ответила мерийка. - Или конунгу твоему хочется, чтобы я не выдержала и умерла там от позора? Или за меч схватиться?
- Конунг хочет, чтобы ты была там и смотрела, как твой гордый мерийский народ просит у него подачек, - Укси говорил спокойно, как медведь, которому был безразличен предмет разговора, но важно лишь выполнить волю господина.
- Я уже видела, - печально головой покачала она. - Слишком много видела. Еще один шрам на сердце моем появился, который не заживет никогда. Но я сама толкнула их к этому. Я видела достаточно.
- Если ты не вернешься, то и конунг будет свободен от своих обещаний.
Хотела Хильд ответить хирдману, что она думает о нем и его конунге, но сдержалась. Не высказала колкость. Повернулась и к месту тинга пошла, надеясь, что к финалу он приблизился. Злило ее до ярости холодной, что каждый дружинник в курсе ее договоров был. А может и больше нее знал.
- Виры! Виры за родичей! - Кричал мерийский ярл, шапку сдергивая и голову лысую обнажая. Рядом с ним дареными мечами потрясали бонды. - Хотим виры за убитых!
- Они в бою погибли, - Гутхорм спокойно произнес, чувствуя, что немного еще - и натворит дел Харальд, когда ярость рассудком его овладеет. Хоть и не был берсерком конунг, но кровь слишком горячая в жилах его бурлила. - Кто ж за убитых в сражении виру с конунга требует! Или, быть может, нам тоже с Мера виру взять за всех, кто погиб?
- Ты извини нас, конунг, - когда затихли крики, законоговоритель старый произнес, за всех повинясь. - Мы тебе служить готовы и дары твои с радостью примем, а ты от наших подарков не откажись.
Стали самые богатые из пришедших мужей золотые украшения доставать, оружие ковки узорчатой и брони крепкие, но взмахом руки остановил их Харальд.
- Даров ваших мне не надобно, но если желаете верность свою мне доказать, согласитесь с волей моей.
- Какова же воля твоя, конунг? - Настороженно лендрман один спросил.
На большую хитрость сын Хальвдана пошел, ведь теперь, когда приняли его дары знатные люди и клятвы принесли, не могли они ему отказать в притязаниях.
- Отныне, желаю, чтобы земли все от берега морского и до самых границ мне принадлежали, те же, кто живут на них, отныне прав на владения эти иметь не будут и станут дань мне выплачивать за землю и наделы, усадьбы и угодья охотничьи, просторы морские, рыболовецкие и иной промысел, что вести вознамеряться в землях моих!
Вспыхнули глаза конунга, когда он главное требование свое высказал, да невольно назад подались мерийцы, слова его услыхав злые. Никто не желал земли лишаться, тем более по воле собственной.
- Конунг, ты же обещал, что как при Арнвинде все будет? - Устами немеющими кто-то прошептал.
- По миру нас пустить желаешь?!
- Ярлы твои говорили - кто покориться, имущество сохранит в полной мере!
Гомон недовольный поднялся среди людей, понявших, как одурачил их агдирский конунг, как закабалил их и детей их, с их же согласия глупого. Самое дорогое сейчас отнял у бондов Харальд - наделы их земельные, землю, что пропитание им давала, в обмен же получили они дары дешевые, и десятой части одали не стоящие.
- Не бывать тому, конунг! - Воскликнул херсир Ингмунд, вперед подавшись и перстень к ногам Харальда бросая. - Забери назад свои дары, не стану я тебе служить!
- Взять! - Только и процедил юноша, а стоявший подле него Сигурд уже и рад был веление исполнить. Коршуном вперед он ринулся, херсира за одну руку хватая, воины же его и вовсе на землю мятежника повалили к моменту тому, когда конунг ближе подошел, медленно меч вынимая из ножен.
Отразились лучи солнечные на клинке, что некогда Асгейру принадлежал, да с которым Арнвинд на последнюю битву шел.
- Руку, - приказал Харальд, и брат Рогволда ладонь Ингмунда вперед положил, для верности на запястье сапогом наступив. Опустилось лезвие, кисть отсекая. Пнул плоть отрубленную Харальд к толпе испуганной. - Рука, дарами конунга разбрасывающаяся и сам отброшена будет! Кто следующий хочет клятву нарушить? Ты? - Лезвие меча окровавленное на жреца указало. - Или быть может ты? Кому не любо правление мое - говорите, и Асы нас рассудят!
Хильд в ужасе на то что творилось вокруг смотрела. Не узнавала она людей мерийских, те как собаки из-за кости дрались за дары Харальда. А потом мир вообще на осколки разлетелся кровью херсира. Не выдержала она, крикнула шум перекрывая:
- Прекратите!
Затем медленно с гордо поднятой головой к Харальду подошла:
- Прошу тебя, - запнувшись на миг, выдавила из себя слово жуткое, - конунг. Не губи мерийский люд. От горя они еще не отошли. Не забирай жизни их, ты итак много забрал их у Мера. Лучше мою забери.
Взгляд ее, на Харальда направленный, до этого твердый как сталь клинка, смягчился судьбе покоряясь.
Замерли воины, мечи обнажившие, утихли крики недовольные, дрожали стрелы, людьми Гутхорма заготовленные на тетивах натянутых - не ожидал никто от девушки, тихо в стороне стоявшей слов таких. Харальд на нее взгляд злой, горящий перевел, готовый уже приказать убить ее здесь же, но мгновение спустя рассмеялся:
- Смотрите, храбрые мужи Мера, как ваши жизни слабая женщина спасла - вам после этого не то что в походы ратевые, на люди показаться стыдно должно быть!
Конунг нагнулся, вытерев меч о волосы искалеченного херсира и в ножны клинок убрал.
- Безгранична моя милость и я прощу вам ваше неповиновение, - наконец произнес он, за тем смотря, как жадно ловят каждое слово его мерийцы, на себе чувствуя взгляды злые и острия стрел, в сердца направленные. - Те, кто служить мне желают на условиях моих - пусть служат, те же кто не согласен в течении трех дней вольны покинуть Южный Мер и искать удачи в иных краях, кто же остаться посмеет из них - тех смерть ожидает. Земли же освободившиеся я своим воинам верным отдам.
Харальд развернулся, недолгий взгляд на ярлов и родичей бросив, точно понять желая - согласны ли они с решением его, да прочь пошел, показывая, что окончен тинг и нет более никаких вопросов значимых, которые обсуждения бы требовали.
Стоило уйти Харальду, плечи Хильд поникли и запахнувшись в плащ, не глядя на мерийцев боле опять к скале своей стопы направила.

Южный Мер

Хильд брела к скале, которую Арнвинд в шутку называл скала Хильд. С нее всегда открывался потрясающий вид на море, когда оно было спокойно солнце или луна рисовали тропинки, когда оно волновалось, на гребнях волн вспыхивали блики. Ночной бриз трепал ее волосы, пропитывая их солоноватым запахом моря.
Злые слезы застилали ее глаза. Она брела спотыкаясь и путаясь в плаще, а перед глазами стояла маленькая статуэтка из моржовой кости. Богиня Фрея на кошке, ее она вручила брату перед походом. Теперь она лежала в сундуке агдирца. Меч Эрика. Он тоже был там.
До пропасти оставалось несколько шагов. Несколько шагов до свободы.
Споткнувшись, Хильд упала на колени, почти на краю и замерла, глядя на кидающиеся в бешенстве на скалы волны. "Всего шаг и больше никто надо мной не властен", - пробормотала она, сцепив руки. Глубоко вздохнув, девушка подняла взгляд к небу, по которому бежали равнодушные облака. Бежали мгновения, а она все стояла на коленях, обратив к голубой бездне лицо мокрое от слез.
- Скажи мне, Фрея, почему я? - прошептала она, обращаясь к богине.
Затем, довольно неуклюже поднялась с колен, мешались плате и плащ и собралась сделать шаг.
Но шагнуть так и не смогла - чьи-то пальцы, вцепившись в плащ, дернули с силой, отбрасывая девушку назад, на камни.
- Далеко собралась? - Произнес раздраженно Укси, пытаясь отдышаться - видимо бежал за ней с самого тинга.
Хильд тихо охнула, оседая на камни и хватаясь за горло на котором явно проступала красная полоса. Девушка закашлялась, потом смерила викинга яростным взглядом и прохрипела:
- Тут недалече.
- Не велено, - покачал головой телохранитель конунга, зло выдохнув остатки воздуха. Ему пришлось поспешить, чтобы догнать ее - и ведь надо же было девке момент выбрать столь неудачный, когда он, Укси вынужден был рядом с господином оставаться, боясь, что бонды сопротивление окажут и каждый меч на счету тогда будет.
- А что велено? - раздался гневный хрип в ответ. - Кормить не велено, одевать не велено, может и дышать мне не велено?
- Да вроде пока разрешено, - пожал плечами здоровяк.
- И на том спасибо, - буркнула в ответ Хильд, продолжая сидеть на земле.
- Думаешь - со скалы спрыгнешь и всем бедам конец?
- А что нет? Во всяком случае мне уже все равно будет.
- Конунг прикажет - умирай, а пока - не вздумай даже, - безразлично сказал дружинник. - Поднимайся.
Хильд усмехнулась. Агдирец прикажет... Вскочить сейчас и рвануться к спасительному краю. Она так и сделала, сначала медленно поднялась, а потом молнией рванулась к краю, стараясь проскочить мимо Укси.
Он толкнул ее в грудь, легко, аккуратно, стараясь рассчитать силу так, чтобы не переломать кости.
Куда-то делся весь воздух, Хильд упала навзничь на спину и пыталась вновь начать дышать.
- В усадьбу возвращаемся, - бросил Укси.
Хильд упрямо замотала головой.
- Возвращаемся, - отрезал викинг, сгребая девушку в охапку и через плечо перебрасывая.
Почему-то Хильд сразу же повисла как сломанная кукла. Даже не пытаясь сопротивлятся. Дышалось с трудом, после удара в грудь, твердое плечо викинга врезавшееся ей в живот отбивало всякие желания, высасывало силы.
- Позволь мне умереть, - тихо проговорила она, едва слышно всхлипнув.
- А мне кто тогда жить позволит? - На этот раз слова Укси были тихи. - У меня жена, дети.
Девушка не ответила, поняв тщетность своих попыток. Вот мимо проплыли ворота усадьбы и она зажмурилась от стыда, представив как на нее смотрят сейчас жители Мера.
Кто-то кулаки сжал, видя, что с сестрой их конунга покойного делают, но сопротивление оказывать побаивались бонды, после расправы, Харальдом учиненной. Напротив - расходились уже. Укси же донес девушку до комнаты ее, да внутрь бросил, на солому, дверь заперев.
Хильд со злостью кулаком по стене стукнула. Села колени поджав и обняв их руками.
- Я либо сбегу, либо умру, - тихо пообещала она пустой комнате.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 10-12-2007, 8:45

(с Тельтиаром. Моральное усекновение Харальда)
Злая, торжествующая улыбка не сходила с лица Харальда, когда он уходил с тинга: покорились ему землеройки, покорились купчины толстопузые, да и попробовали бы хоть слово против сказать! Теперь можно было и другими делами заняться, например то узнать, почему Хакон один лишь корабль привел.
- Эй, позови мне Хакона, - бросил он следовавшему за ним Ульву.
- Так ушел он, конунг, - удивленно брови вскинул дружинник.
- Как то есть ушел? Когда?!
- Ну, ты еще руки рубить не начинал, а он...
- Догнать! - Верный гридень отшатнулся от господина, выскользнув из ворот, которые они только что миновали - в этот момент Харальд сам на себя похож быть перестал - не конунг, а тролль злобный дружиннику привиделся. Рукою махнув, в усадьбу ушел конунг, дожидаться, пока приказ его исполнят, но стоило ему только плащ сбросить, как скрипнула позади раздался:
- Ты хоть понимаешь, что натворил?! - едва не бросился на племянника Гутхорм, едва лишь дверь за ним закрылась.
- Подчинил Мер, - Харальд отвечал.
- Мер он подчинил!! - если бы не полное отсутствие пены на губах Гутхорма, можно было бы решить, что он вкусил Силу Одина. - Да за такой тинг бонды местные тебе бунт устроят, как только ты уедешь! Совсем ополумел, на трупы глядючи! А может ты и не племянник мой вовсе, а тролль кровожадный, его обличие принявший?!! - всё это горячий берсерк орал в лицо Харальду, нещадно тряся его за шиворот и не особенно замечая попыток племянника сопротивляться.
- Руки убери! - Попытку совершил перекричать дядю Харальд. - Где они сил возьмут бунт поднять, к тому же они клятвы приносили!
- Да клятвы эти они в такое место тебе засунут, когда с тылу ударят, что сразу и не вымолвишь! - берсерк разжал пальцы и Харальд едва не упал, но помешала стена, на которую он налетел спиной.
- А тебе чего здесь надо?! - не меняя тона рявкнул Гутхорм на вошедшего с бутылью и двумя кубками слугу. - Не видишь, заняты мы! Радуемся победе!!!
- Тааак с виинцооом оно лучше радоваться то? - Протянул, бледнея слуга, все еще не понимая ретироваться ему или сначала оставить ношу.
Гутхорм протянул руки, собираясь взять поднос из рук бедняги, но тот его видимо как-то не так понял и поклонившись исчез, оставив бутыль и кубки на полу.
-А с Хильд этой что учинил, а?! Ты вообще думал хоть раз, с тех пор, как в Мер вошёл?
- А что тебя не устраивает? - Юноша мотал головой, разбрасывая по плечам спутавшиеся волосы и пытаясь придти в себя - дядя его едва не оглушил криком. "Прям как баньши", сказал бы Дуглас, будь он жив. - Она моя пленница.
-В ней кровь конунгов! А значит возлагая её к себе на ложе ты наносишь оскорбление своей жене! Но Хель с ней с женой. баба она баба и есть, а Хакон?!! Ты себе хоть пытаешься представить, что теперь будет?!!!
- Хакон против меня не пойдет! - В ответ бросил конунг.
"Хакона мне позови!"
"Так он ушел, господин, ты еще и руки рубить не начал!"
Голос юноши дрогнул на полуслове, когда он разговор с Ульвом вспомнил. Неужели бежал Хакон? И теперь войско собирает! И почему он всего один корабль привел, а не сто, как должно было?
- Стар уже и наследников иных у него нет! - Зубами скрежетнул Харальд, мысли неприятные отгоняя.
- Тебе сейчас нужны напасти лишние? А наследник у него есть!
- Вздор! Гротгард и Херлауг мертвы! Сельви их убил!
- Его жена понесла! Дитё у него нарождается, а у тебя опасность не слабая! - припечатал Гутхорм десницей об стену, подхватыль с полу бутыль и едва не ополовинил в два глотка.
- Его жена?! Но как? - Едва не сполз по стене Харальд, вспоминая, как сам Хакона уговаривал сестру Грютинга в жены взять. - Но... но... почему он даже со мной не поговорил?
"Ушел он, ты еще и рук рубить не начинал".
- Ушёл он, ты ещё и рук рубить не начал! - сам того не ведая повторил мысли Харальда Гутхорм. - И что ты теперь будешь делать я не знаю!
- Догнать надобно... - прошептал молодой конунг, за волосы себя нервно дергая.
"И казнить... нет... его нельзя казнить, я же не Гудред, чтобы отца собственной жены... и Транделаг... У него еще пащенок есть... - мысли метались лихорадочно. - Но что же делать? Хильд в жертву? Может он тогда гнев на милость сменит?"
- Причём надобно было ещё когда я тебя за шиворот трясти не начал! - огрызнулся Гутхорм. - Думай, как задабривать его будешь, но Хильд в жертву не приноси. С мерянами совсем поссоришься!
- Причём надобно было ещё когда я тебя за шиворот трясти не начал! - огрызнулся Гутхорм. - Думай, как задабривать его будешь, но Хильд не тронь. С мерянами совсем поссоришься!
- Холопье это мне не указ! Ерепениться начнут - через полгода ни одного мерянина здесь жить не останеться!
- Харальд, - Гутхорм угрожающе положил ладони на широкий пояс с серебрянными бляхами. - Кажется ты забыл свой урок! Могу повторить, мне не трудно!
- А что твой урок даст? - конунг оскалился, вспоминая ту ночь в Хладире. - Скажи лучше, как бы ты разговор повел с падалью этой, которая войну проиграв, наглость имела требовать что-то?
- Я бы показал им, что победа моя им не только не в тягость, но и благом будет! Что Арвинда асы милостивые у них забрали, а меня дали! Вольностей бы новых дал из тех, что на власти не скажутся, а народу приятно. Подарками одарил и принял бы их! Да не ратной добычей при этом!
- Других под рукой не было, - Харальд невольно плечами пожал. - Богатства остались...
"...У Хакона".
- Почему Хакон всего один корабль привел? - Вопрос тихий с губ слетел.
- А потому, что флот весь по домам расплылся с добычей и раненными, а пленников знатных Хакон в Хладир отправил под стражей, - дёрнул Гутхорм себя за усы. - Такое бывает, тут ничего не сделаешь!
- Как они посмели? Кто им позволил?!
- Теперь ты хоть понимаешь, что у нас войска, - Гутхорм на секунду задохнулся подбирая слова, - мало очень!!! А ты ещё с мерянами ссоришься!
- И... их что, Хакон отпустил?
Помнил правитель, что именно тестя он оставлял над войском главным, когда сам Мер захватывать с малой дружиной рванулся.
- И как бы он их не пустил бы?! Одним драккаром всех бы удержал?!
- Если бы там был ты...
- А если бы там был Отец Дружин, - передразнил Гутхорм. - Чего сокрушаться - беги догоняй Хакона! А не то пророчество знаешь куда нам засунуть всем придётся?!
- Догоним, я Ульва послал!..
В момент этот дверь отворилась и на пороге возник взмокший дружинник, утирающий пот со лба:
- Государь, отплыл Хакон, чует мое сердце - к Трандхейму путь держит.
- Письмо напишем и с голубем пошлем!
- Голубя отправь, но всю тяжбу им решать не след, - подумав сказал Гутхорм. - В письме Хакона проси о встрече и разговоре.
- Проси.. проси... мне, конунгу - старика просить! - Зубами скрипнул Харальд.
- Тебе. Старика. Просить, - кивая на каждое слово подтвердил Гутхорм. -Причём так. чтобы согласился. не то совсем без войска останешься! Смотри, сейчас ведь так выходит, что войск Рогволдовых больше, чем твоих. Как бы не восхотел он власти над Норвегией заместо тебя!
- Рогволд... но он же мне верен, - "а если нет?". - Вон их всех из усадьбы! Пусть в деревнях на постой становятся. Дядя, проследи, чтобы денно и нощно усадьбу стража усиленная охраняла! Из слуг только самых проверенных оставить!
Бешенно сердце конунга билось, все яснее понимал он, в какую ловушку попал из-за ухода Хакона, и как нужен ему Транделаг верный в это время, а то получалось, что битву он выиграл и сам же пленником захваченной усадьбы стал.
- Голубя отправь и сам в Транделаг собирайся, - Гутхорм начал расхаживать по покоям. - Там и с Хаконом поговоришь и от Рогволдовых хирдманнов защиту найдёшь, если что!
- Ты в здесь останешься! Грютинг за Рогволдом следить будет, а ты за ними обоими, - выдохнул сын Хальвдана. - А я пока послание заготовлю.
- Хорошо, - кивнул Гутхорм, потом помолчал и добавил. - Харальд, обидишь Хакона ещё раз - своими руками придушу, чтобы не мучился! Он щас нам нужен, а не мы ему!
Сказав это ярл круто развернулся и вышел из горницы.

Сообщение отредактировал Orrofin - 9-12-2007, 22:06

Ранрики, Харек Волк и послы
(за послов Тельтиар)
Чинно послы за столом расселись, конунга дожидаясь - были здесь люди и из вольного города Кальмара, и из областей, что свеям не покорились, и от данов, которые Хардакнуту служить не пожелали. Все соседи Ранрики, что по суше, что по морским границам людей прислали, дабы узнать, чего от нового правителя им ждать.
Харек вышел к гостевому двору. Тут уже были выставлены столы с яствами и питьем для знатных гостей. На дворе музыканты - один ирландец и двое местных извлкали звуки из арфы и флейты, демонстрируя свое умение извлекать дивные звуки из этих инструментов. По сравнению с кельтскими музыкантами местные выглядели явно не слишком ярко, потому ирландца Брана Барда местные умельцы уже не один день осаждали, прося обучить своим умениям, и в конце концов гордому кельту пришлось сдаться. Теперь пришлые гости с удивлением слушали переигровки знакомых их мелодий. До сих пор музыка и песни были у викингов чем-то раздельным, но теперь, соприкоснвшись с искусством бардов, многие пытаись научиться этому высокому искусству, но мало у кого это пока что получалось.
Харек едва успел сменить верхнюю рубаху, переодеть дорожные кожаные штаны на ромейские бархатные шаровары, и сменить сапоги на более нарядные франкские из выделанной оленьей кожи, и надеть бархатный плащ с серебряным шитьем и ромейской тесьмой. Шлем и кольчугу он снял, и выглядел теперь как богатый купец. а не великий конунг, и лишь голова унего осталась непокрытой. Харека сопровождали Лиам и еще десяток ирландцев - в своих зеленых плащах и крылатых шлемах они выглядели немного странно в этом месте.
- Может ты зря вышел к ним без шлема или кольчуги - спросил Харека Лиам, наклонившись над самым ухом - неровен час. какой-нибудь злой человек стрелу выпстит или кинжал воткнет.
- Для меня хуже, елси послы решат, что я здесь кого-то боюсь. -ответил Харек таким жи тихим полушепотом. - А так, все в руках божьих....
- Здравы будьте, посланники из земель, коих я еще не ведаю, но рад буду узнать о них побольше, коли дозволите. Будьте тут, как дома. С чем пожаловали?
- Я из Кальмара-вольного города буду, - по праву старшего, седобородый гость представился. - Правители мои прознали, что Сигварт Хевдинг умер и ныне над Ранрики новый конунг встал, а потому заверения свои в дружбе и продолжении отношений торговых велели мне передать и узнать, желает ли великий конунг и дальше с Кальмаром в союзе быть?
- Ранрики со всеми в дружбе и союзе готов быть. - ответил Харек, - Кто морских разбойников не укрывает у себя, и блюдет все законы божьи и человеческие, и кто к нам с миром и дружбой - тем отвечаем приязнью, кто с мечем к нам - тех с оружьем встретим.
- Божьи законы, они ведь разные - в землях франков одни, в землях русов другие, в землях вендов третьи, - посол произнес. - О людских я уж и не говорю, столь множество их великое.
Харек улыбнулся.
- Во всех землях, где живут люди достойные, тех, кто с добром приходит, радушно встречают, и гостя обидеть позором почитается. - ответил он. - А где на людей нападают без повода и причины, и даже гостей норовят обидеть, оскорбить, убить или ограбить - то не зазорно тех людей к ответу призвать за их злодеяния. Потому и отвечаю - на добро добром. Кто к нам с миром и дружбой пришел, тех с миром и дружбой принимаем и провожаем. И все, кто были дружны с Ранрики ранее, и со мною в приязни, кроме тех, кто убийц и грабителей у себя привечает и долю с их добычи имеет.
- Да разве ж у нас кто разбойников укрывает? - Другой поднялся посол, бороду черную приглаживая. - Самим бы укрыться где от поборов...
- Друг мой из Скании прибыл, - сосед его сказал. - Я же из Халланда буду. Земли наши богаты, однако же конунг Хардакнут нас податями непомерными обложил.
- Сейчас везде державы могучие крепнут. Чем меньше правителей, тем больше мира на землях, и тем больше процветание. А подати должны быть такими чтобы и народ не бедствовал, и конунг мог свою землю защитить.
- А что до Хардакнута. Много хорошего я о нем слышал, и чтоземли свои защищает,и людей своих в обиду не дает. Впрочем, охотно я послушаю добрых людей, с чем пришли, что вас тревожит, и чем помочь смогу, по мере сил. Скажу сразу, чтобы с Хардакнутом тягаться, сил у меня маловато будет, да и нет у меня пока с ним споров и разногласий, а потмоу пока намерен с ним в мире жить. Покуда, Эйрик свейский конунг мне куда больше опасений внушает.
- Эйрик - жестокий правитель! - Тут же с другого края стола мужчина поднялся, а рядом сидевшие одобрительным гулом его поддержали. - Ныне, как он гаутов под себя подмял, в страхе живем, что и к нам наведаеться!
- А ныне прослышали мы, что ты, Харек конунг, сумел ему нос утереть!
- Увы ненадолго это, - ответил Харек. - Я его с Харальдом конунгом Норвежским заставил на честный бой выйти. На одного Харальда надежда. Коли харальд его одолеет, то навсегда в нем жажда завоеваний утихнет.
- Как бы от этого в Харальде не та жажда не разгорелась, - посол из Кальмара хмыкнул, но тут же вновь речь халландец перехватил:
- Что до Хардакнута, так желаем мы - жители Скании и Халланда, как при Сигварте, торговлю большую вести с Ранрики, в обход датского конунга. Оно и нам хорошо и вам выгодно будет товары по ценам заниженным получать.
- Что ж, и я рад дело ко взаимнгой выгоде вести. Коли конунг Хардакнут просит с вас больше положенного, и народ сильно обирает - то и помочь вам дело благое.
- Правду люди говорили, что ты добрый конунг, - довольно халландец произнес.
- А нам бы защиты от Эйрика свейского, - другой гость сказал. - Мы из Блекинга прибыли. да еще из Финведена и Нарке, что ныне на границе его владений находяться.
- Эйрик, как клятву дал более Норвегию не воевать до встречи с Харальдом, назад податься может, в наши земли, - сосед его добавил. - Так дозволь нам людям его говорить, что мы твои данники.
- А мы отступное за то платить будем, - третий пообещал.
- Что ж, мне то несложно. потому что Эйрик клятву дал не трогать мои владения, покуда с Харальдом спор ео не разрешится. А мне в радость будет добрым людям и доброму народу помочь...
- Ты прими наши дары, конунг, - тогда человек из Блекинга сказал, велев принести сундуки ими привезенные. - Лучшие наши мастера тебе кольчугу и шлем выковали.
- И копье, - финведенец оружие протянул Хареку. - Облачись, не отличить тебя от Отца Ратей будет.
- С благодарностью ваши дары прнинимаю, - сказал Харек. - Вы мне подарили дары войны, я же, скрепляя нашу дружбу и союз, подарю вам дары мира. Лиам, позови молодцов с сундуками, которые мы с островов принесли.
Лиам побежал выполнять приказ. Почти сразу же вышли дюжие воины из народа Ранрики, внеся сундуки. Когда перед послами открыли сундуки, те ахнули. Было в них много обручий, гривны, кольца, ткани, пояса, рубахи рокошные, гребни, ножи, и прочие вещи, в хозяйстве нужные.
- Ценны для нас дары твои, конунг, - посланец из Кальмара произнес. - Надеюсь и дальше будет столь же крепка дружба наша и согласие сердечное, как и сегодня.
Надел он обручье одно, Хареком подаренное, в знак того, что обещания не пустые дал. И другие послы тоже взяли себе укрошений и одежд, какие им приглянулись.
- И я слово свое , которое вам дал, не нарушу. Отныне вы под моей защитой, и кто на одного из вас нападет, те будут иметь дело со мной и всеми кто со мной в дружбе поклялся быть .
- Славный конунг ныне Ранрики владеет - то мы всем союзникам нашим говорить будем, - сканиец пообещал. - А суда с товарами еще до исхода лета к берегам вашим придут.
- Жаль нет больше Каупанга, - товарищ его заметил. - Удобная для торговли гавать была.
- Построем новую гавань, - ответил Харек с улыбкой. - Мои люди немало людей искусных из Хайтабу выкупили, и есть кому новые пристани построить. Когда корабли ваши прибудут, им будет куда пристать.
- Это нас радует. - ответил посланец.
Долго еще говорил Харек с посланцами. Лиама он отпустил, а затем и прочих телохранителей. Он им про свой поход в Винугльмерк рассказывал, и про деяния юного Харальда. Ему же вести из змель дальних пересказывали, и про завоевание Эйриком земель гаутских.
Лишь когда сумерки стали спускаться, опомнился Харек. извинился он перед гостями, и дал людям своим распоряжение обустроить гостей в гостевых покоях, а сам отправился к жене.

Фиорды

Множество народу собралось в то время у усадьбы Аудбьерна конунга, когда основные силы ярла Снорри добрались до нее. Передовые отряды уже сообщили о приближении героя и потому люди встречали его приветственными криками, а почтенные старосты и херсиры кланялись в пояс, но в их глазах читалась скорбь. Это все были верные люди, друзья и родня которых отправились с Аудбьерном в Мер и теперь либо погибли, либо находились в плену. Тех немногих, кто вернулся вместе с ярлом, тут же обступали родичи, возносившие молитвы Одину за то, что тот сохранил этих воинов живыми.
- Отдохни с дороги, Снорри, - управитель усадьбы произнес. - Скоро и жрецы соберутся и другие добрые люди, которым дольше добираться до нас было. Все, кто верность Аудбьерну хранили - ныне придут.
- Спасибо тебе, Ульф, - выдохнул Снорри пригубив чарку с медовухой, рабыней поднесенную. - Только отдыхать нам Один времени не дал. Щенок уже наверное в Мере командует, жжет деревни. Надо готовится, Ульф, к встречи с собачьей стаей.
- Аудбьерн три месяца готовился, - велел управитель вон всем выйти из горницы, кто из рабов и воинов за ними последовал. - У нас тоже время будет. Мер не так-то легко покорить, а непокоренным за спиной оставить - Харальду то еще хуже будет, и думается мне, понимает он это. А не понимает, так у него в советниках недостатка нет.
- В Мер никто не вернулся, Ульф, - печально Снорри головой покачал. - Все пали на поле ратном. И из конунжей семьи никого не осталось. Даже Сельви погиб.
- Не думал я, что ты по нему горевать будешь, - в бороду усмехнулся Ульф. - Сдается мне - пришла смертушка к мерскому роду конунжему.
- Да, первым Арнвинд пал, потом Аудбьерна Один призвал в Вальгаллу, а последним Сельви стал, когда к аглдирцу на драккар высадился. Но я конунгу нашему славный костер погребальный устроил, - глаза Снорри блеснули боевым азартом, но тут же потухли в печали. - До Змея я не добрался, далеко было. А теперь и усадьба Арнвинда в руинах лежит, наверное.
- Воины в Валгалле теперь, а по домине что горевать? - Старик вновь отхлебнул браги. - Наше дело - месть свершить, и тому надобно нам все помыслы посвятить наши.
- Снорри! - Снаружи донеслось. - Снорри!
Люди кричали, у усадьбы выстроившись, голоса срывая. От ярла требовали, чтобы вышел он к ним.
- Да, месть нам только и осталась. Извел агдирец кровь мерскую, но фиордская еще осталась, - сказал Снорри, выходя к народу Фиордов. - Вот он я.
- Слава Снорри! - Стоявший впереди лендрман в меховом плаще, не смотря на то, что лето в разгаре было, выкрикнул.
- Слава Крушителю Драккаров! - Сосед его поддержал, кулаками потрясая.
- Крушил, да не докрушил, - в бороду себе пробормотал ярл, но тут же громко добавил. - Слушайте меня, люди Фиордов. Скорбные вести принес я. Многие не вернулись с битвы с агдирским щенком, но больше всего Мер пострадал. Нету больше конунгов Мера, да и у нас с вами конунг теперь мальчик, но не муж. Отстоим Фиорды! Отомстим за Мер!
- Отомстим!
- Защитим Фиорды!
- Позор трусам! - Кто-то прокричал, припомнив имена не пожелавших с Аудбьерном идти. Многие тут их в поражении тяжком обвинили - что из-за малодушия их не хватило ратной силы правителю.
- Снорри! Будь нашим конунгом! - Внезапно херсир один бросил и тут же другие крик этот подхватили. - Нужен Фиордам конунг, в деле воинском разумеющий!
- Спасибо вам, люди добрые, за доверие, но я останусь советником при брате Аудбьерна. Кровь фиордских конунгов должна продолжать существовать и славу Фиордам приносить.
- Да где он, конунг этот?! - Кто-то сзади прокричал. - Не пришел даже!
- В усадьбе отсиживается, у воспитателя своего!
- Ну, тихо люди! - Тут уж и Ульф слово взял. - Где ж это видано, чтобы при живом конунге, ярла славного на измену подбивать! Тюра побойтесь!
- Люди Фиордов, я ближний ярл конунгов фиордских, я им и останусь. Воспитаю мальца, воином сделаем. Дети от него пойдут, возродим славу рода. А там глядишь и Северный Мер отвоюем и Южный тоже. Посадим там кровь Аутбьерна править, - Снорри вскинул руку в которой меч держал в салюте богам. - Слава Фиордам! Слава Одину!
- Слава!
- Славься Ньерд!
- А с теми что делать, кто землю родную защищать не желает?! - Вопрос все тот же лендрман в плаще задал.
- Раньше у них право было от похода в чужие земли отказаться, - Ульф произнес. - Когда же враг в наши владения вторгнется, может конунг всех и каждого под знамя свое призвать, а кто не придет - предателем объявить и лишить всех имений.
- Быть посему! - рявкнул Снорри. - Разошлите гонцов. Будем войско сбирать.
- Уж я-то навещу Кари-берсерка сам, и родича его - Квельдульва, - сказал хирдман, что ближе других был к порогу. - Когда конунг придет наш и слово свое скажет.
Снорри кивнул.
- Жду всех в главном зале. Когда свет погаснет за лесом.
- Пировать будем! - Дальше по толпе разнеслось.

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 10-12-2007, 23:49

Мер. Усадьба Харальда.

Усталость навалилась на конунга тяжелым грузом, буквально заставившим опуститься на ложе - ноги не держали. Блистательная победа на тинге была практически полностью перечеркнута разговором с Гутхормом, и всему виной уход Хакона! Если бы старик остался и привел воинов, мятежей можно было бы не опасаться, но сейчас он находился в настоящем окружении: слуги, бонды, воины - все чужие! Кроме дружины, пришедшей с ним на кораблях, здесь не было людей из Агдира и Вестфольда, а Рогволду веры нет, в этом Гутхорм был прав!
Юноша сжал в руках заостренную палочку, разломив ее крепкими пальцами и зло уставился на принесенную слугой дощечку, покрытую воском. Письмо писать Хакону! Он, конунг - перед стариком унижаться будет! Кулак с силой опустился на ни в чем не повинную дощечку и едва не разломил ее, а затем Харальд ногтями соскреб воск. Углем вышло бы проще, но Харальд не хотел пачкать руки. Поначалу. Теперь же он приказал принести высушенную кожу и уголь, и вновь сел писать. Тяжко было Харальду вспоминать, как рунам его Торлейв учил, кривыми они получались на коже, а иногда и вовсе слова разобрать нельзя было, но доверять кому еще письмо это составлять не желал конунг, а потому знак за знаком выводил.
- Ульв! - Позвал государь, когда закончил послание. - Найди голубя побыстрее и в Хладир отправь слова мои, к Хакону.
- Сделаю господин, - кивнул телохранитель, к двери идя, но на пороге замялся немного, и развернувшись, сказал: - Вспомнил я, что ночью Хакон, как прибыл, тебя видеть желал...
- И?.. - Предчувствие неприятное у конунга появилось.
- Укси ему сказал, что ты спать изволил и без причины будить не велел, - ответил телохранитель. - Да и я тоже подумал, негоже будет, коли он с девой застанет тебя, государь...
- Раньше мне почему не сказал?
Нахмурился дружинник, вспоминая, глазами моргнул пару раз, а после стал их кулаками растирать - только сейчас заметил юноша, что изо всех сил держался воин, чтобы не уснуть тут же, третий день без сна сторожил он покой государя, не смотря на ранение даже. Надо будет после еще телохранителей взять из самых верных, да где таких найти?
- Иди! - Зубами скрипнул Харальд. Да, сложно теперь будет со стариком договориться, когда его, точно слугу простого с порога прогнали.
Чем его теперь прельстить? Не было бы детей, кроме Ассы, как раньше, так сам бы хладирец вернулся, но ныне жена его в тяжести. А воины нужны... Гутхорма отправить в Гудбрандсдалир разбежавшуюся рать собирать? Тогда с кем тут остаться, на кого положиться? Олень был нужен в Мере, а значит вновь один выход лишь - Хакона просить гнев на милость поменять.
- Государь? - Укси с порога окликнул, даже не заметил Харальд как вошел он - хорошо дверь смазана была.
- Да? - Обернулся к викингу конунг, про себя отметив, что не менее сонным, чем Ульв, и второй телохранитель казался.
- Девушка эта... Хильд...
- Ты мне лучше скажи, почему Хакона с порога прогнал?
"Так то Хакон был?!" в удивленных глазах берсерка читалось. Надо было отдых дать воинам, коли они уж и правителей признавать перестали.
- Господин, не помню я, но должна была причина быть, чтобы я конунгу путь чист показал, - наконец нашелся Укси.
- Хорошо, - понял Харальд, что не добьется уже ответа от телохранителя. - С Хильд что?
- Со скалы пыталась прыгнуть, - отвечал воин. - Искупаться, наверное, захотела.
- Нашел время для шуток! - Одернул его конунг. - Почему ты ей вообще уйти позволил?
- На тинге неразбериха творилась, я опасался, что схватка начнется...
"Ты еще скажи, что я виноват!" - Глаза Харальда сверкнули.
- Спрыгнула?
- Нет, я ее поймал, сейчас в комнате своей она.
- Не ценит она мое гостеприимство, - вздохнул юноша. - Еды ей не давать. Только воду.
Оно и к лучшему, что она сбежать попыталась - теперь он мог ей голову Арнвинда не возвращать, раз она посмела соглашение их нарушить.
- Иди, Укси, отдохни немного, - отпустил конунг викинга, да и сам, едва тот ушел, спать лег, надеясь, что по утру все беды, точно сон дурной, развеются.

В море. Конунг Хакон.

Погода благоприятствовала мореплавателям: волны, которые бились о борт драккара, были отнюдь не валами могучими, да и ветер транделагцам достался попутный. Гридень, стоявший ныне у правила, возносил молитву Ньорну, благословляя бога за щедрость. Птицей корабль летел по груди моря, и не было нужды молодцов дюжих на весла сажать и с непогодою спорить. А конунг, стоявший на носу драккара. мыслил иное: - «Видимо, сильно невзлюбил Харальда Ньорд, коли он так пути моему благоволит. И жертва не помогла».
Хакон покидал Мер с тяжким сердцем. Гнев, что тяжелой волной поднимался в нем утром, ушел, оставив нечто похожее на брезгливость. Конунг из рода конунгов, с малых лет воспитанный в строгости, властитель Трандхейма недолюбливал и кичливых юнцов, и скорбных рассудком. Харальд в понятии Хакона и тем и другим явил себя Меру. Ну, а Хильд, которую агдирец себе на ночь взял, лишь картину ту дополняла. Ежели Харальд ее так в наложницах и оставит – срам то на кровь конунжью. Чай, не рабыня безродная– кюна хорошего рода. Ежели по примеру Харальда судить, то и бонды скоро страх потеряют, да на жен ярловых станут заглядываться. По мнению Хакона, всем в мире этом Высокий свое место судил, и нечего курице грезить полетами в поднебесье, равно, как и волку собакой не быть. Хоть и похож статью – не та руда в жилах, покорности дворовой не разумеет. Так и с людьми: коли рожден ярлом – правь, бондом – землю паши. А из того, что человек личину не по стати примеривает, лишь оскорбление предкам выходит. Да людям честным сплошь посмешище. Хакон не любил такой смех, а еще более – не любил насмешек над собой. А, ежели Хильд – не наложница, то, как иначе понимать поведение Харальда?
«Либо глуп, либо нагл не в меру, - огорченно думал о зяте конунг Транделага. – Видать, зря я, старик, за пророчество уцепился, да Харальда неразумного иным женихам предпочел. Тот же Грютинг ума куда больше имеет».
Сейчас в Хаконе говорила злость и обида: явно было, что, кем бы ни был конунг Агдира, боги его берегли да победы вручали. Но мыслимо ли мужу в летах снести от юнца небрежение, да явное столь? «Нет», - говорил себе конунг. И не на берег покинутый не оборачивался.

Харальд. Мер

Морские волны бились о борт драккара, он знал эти воды с детства - реки, проливы, бурный Скагеррак, омывающий берега Агдира. Он плыл в Данию, стоя на носу корабля, опираясь на клинок в узорчатых и серый плащ из овчины ниспадал с его плеч. Харальд не понимал, как оказался на палубе, куда делись его верные воины и телохранители и почему мужи, окружающие его, ему не знакомы.
- Долго еще? - Проронил он. Голос из-под шлема звучал хрипло и глухо, это был чужой голос.
- Скоро конунг, - рослый воин у богатом доспехе усмехнулся, видимо решив, что правитель шутит, ведь они были здесь не впервой. - Датский конунг уже ждет нас.
- Хардакнут? - Проронил Харальд.
- Хардакнут? - На лице хирдмана промелькнуло удивление, однако тут раздался крик:
- Корабли! Корабли идут!
- Кто плывет? - Другой соратник Харальда в богатых одеждах выхватил меч. Драккары приближались, рассекая волны - но у них не было знамен. Наконец корабли сошлись с треском древесины. Харальд отбросил ножны, кидаясь к борту и наотмашь рубанул первого, кто пытался забраться на его драккар. Странно было это - ведь раньше он не лез в битву первым, а сейчас сражался так, словно не было для него дела милее.
А затем он увидел Хакона с обагренным клинком, сражавшегося в самой гуще битвы - Хладирский властитель был главным над его врагами, Харальд знал это, но не мог понять, откуда.
- Ты убил моего отца, Харальд! - Прокричал хладирец.
"Отца? Да когда он умер, я еще не родился!" - Хотел бросить в ответ юноша, но вместо этого исторг злобный рев, и бросился на врага. А искаженное гневом лицо Хакона расплывалось, меняя орчертания и вот уже не транделагский конунг, но Гандальв смотрел на Харальда из-за спин сотен воинов, крушащих вестфольдское ополчение в Лондире. Харальд нервно сжимал рукоять меча, но Торлейв крепко держал поводья, не пуская конунга в бой. Но ведь это уже было! Он победил тогда... победил!
Войска Гандальва смяли и рассеяли агдирскую дружину, а затем неудержимой волной обрушились на ближайшее окружение конунга. Но где Эйнар? Где Асмунд? Почему они не ударили в тыл Серому Конунгу? Гандальв смеялся, сам затягивая узел на шее Харальда... А затем тело повисло на дубу, но теперь конунг смотрел на казненного со стороны, поначалу казалось, что это Хаки раскачивается на крепкой ветке, но нет - у повешенного не было руки.
Но Харальд уже не смотрел на него, другой образ перед ним возник - отец с лицом мертвенно-бледным, точно из самого Хель вышел Хальвдан.
- Глупый избалованный мальчишка! В тебе не осталось ни чести, ни совести...
- Зато я захватил больше земель, чем у тебя когда-либо было! - Оскалился в ответ юноша.
- Жечь спящих в их усадьбе, как ты мог?! Убивать крестьян!
- Ты просто завидуешь мне, ибо тебя не принял Один, как деда!
Ярость исказила лицо Хальвдана, да это уже и не он был рядом с конунгом, вновь Харальд спорил с Гутхормом о чем-то на скалистом берегу Фиордов. Дядя требовал, чтобы он остался, но конунг оборвал разговор и ушел на корабль, отплывший в тот же миг. Штормовым было море, опасливо вглядывались в черные тучи воины, за щитами укрывались от соленых брызг, о дерево разбивающихся и каплями темными по палубе стекающими. Один лишь конунг стоял на носу, гордо лицо стихие поставив и волосы его развивались, порывами резкими ветра подхваченные. Но ведь не его это были волосы? Не цвета золота расплавленного, а темнее гораздо и не столь длинные, так почему же столь разительно преобразился он?
Замерло сердце в груди Харальда, когда волна сильная о борт драккара ударила, к берегу его отбрасывая, на камни острые, кричали воины, падали, водою неумолимой с ног сбитые, на дно самое тяжестью доспехов собственных утягиваемые, а с ними и конунг тонул, точно куклу тряпичную, тело его из стороны в сторону волны швыряли, играясь, покуда на берег песчаный не выкинули. Воду сплевывая и от кашля корчась, приподнялся Харальд и перед лицом своим сапоги увидал, да смех сверху раздался - голову запрокинув, увидал над собой Рогволда конунг, да только моложе лет своих казался ярл мерский и уродливее - лицо его безобразные шрамы пересекали и нарывы, а на месте глаза одного бельмо сверкало.
- Эйнар?.. - Простонал Харальд, сам не понимая, почему так ярла назвал.
- Ты отца моего убил, - уродливый Рогволд-Эйнар произнес, меч поднимая. Дернулся конунг, не понимая, при чем здесь отец ярла, но рассек спину его клинок, алые крылья рисуя...

Ульв ворвался в покои конунга, меч обнажив. Хоть и выглядел он сонным, но любого готов был зарубить, кто покой господина его нарушил, однако не было врагов в опочивальне, лишь сам Харальд, озираясь непонимающе, на ложе сидел.
- Случилось что? - Спросил он, зевая.
- Кричал ты, конунг, - отвечал Ульв, клинок убирая. - Я испугался уж, что враги проникли.
Утер лоб ладонью юноша, вздохнув тяжело - мокрой от пота холодного стала рука. Припомнил он кошмары, что ночью терзали его. Но что означать они могли?

Южный Мёр, Харальд и Жрецы
(с Тельтиаром - за Харальда. за жрецов -я)
Тяжкие думы одолевали Харальда все утро и часть дня большую, не знал он, что сон его означает и боялся, как бы действительно не пришлось ему с Хаконом на поле брани встретиться или же от Рогволда в спину кинжал получить, ответа же из Хладира еще пять дней ждать, не меньше следовало, а потому не отпускал от себя юноша Ульва и Укси все время, что по усадьбе и двору усадебному ходил, воинов своих проверяя, да справляясь о том, как службу они несут.
Узнал конунг, что дядя его, Гутхорм, ранниму утром отправился в ближайшие деревни, дабы проверить, как они клятву соблюдают, на тинге данную, а так же лично проследить, чтобы войска свои Рогволд и Грютинг разместили не у самой усадьбы, но в селениях. Его возвращения дожидаясь, велел Харальд позвать жрецов, да не мерских, коим доверия у него не было, но тех, что с ним пришли - агдирцев двоих, учеников ныне покойного Фредрика, да приказал стол накрыть, дабы служителей асов угощением приветить.
Жрецы не заставили себя долго ждать. Сначала пришел Асвард, затем и Бёдвар пожаловал.
- Здрав будь, великий конунг, - произнес Асвард, кланяясь.
- Чем мы можем быть полезны внуку Одина и сыну Фрейра. -спросил зашедший следом Бёдвар, но не поклонившийся, а лишь голову наклонивший.
- Сон я видел, почтенные, - произнес Харальд, стараясь ничем не выдать страха своего перед кошмаром ночным и речь его гладко звучала.
Жрецы переглянулись.
- Сны многим людям снятся, и часто это бывает знаком посланным богами. -сказал Асвард
- Часто через сны боги являют нам свою волю или дают своет - произнес Бёдвар.
- Поведай нам свой сон, конунг - сказал Асвард. - а мы уже попробуем обратиться к богам за советом и истолковать его.
Они зашли в зал, и далее прошли в покои конунга. Там был уже маленький стол накрыт, и стояли три скамьи. Харальд сел поближе к стене, жрецы каждый на свою скамью сел.
- Для того я и позвал вас, - Харальд молвил. - Изначально снилось мне, будто бы плыву я на драккаре, вдоль берегов агдирских, и со мной много ратных людей, но никого из них я не знаю.
- То не дивно. - сказал Бёдвар. - Быть может грядущее тебе было явлено волею боини Форсети, которая и прошлое и будущее провещает самим богам.
- И почему же рядом никого из близких мне не было?-спросил Харальд
- Ты сначала весь сон расскажи с начала до конца, а потмо удже толковать его буедм. насколько то доступно нашему разумению - произнес Асвард, нахмурившись.
- Ну, будь по вашему, - кивнул Харальд, кубок пригубив, да после хлеба кусок откусив. - Казалось мне, что к Хардакнуту я плыву, но дружине то удивительно было, а после появились навстречу корабли без знамен.
Оба жреца спокойно сидели на своих скамьях, внимательно слушая конунга, и все еще не прикасаясь к пище и питью.
- Люди, что на них плыли напали на меня и я бился с ними, покуда не заметил среди них Хакона из Хладира...
- А ты уверен, что то был Хакон Трондский? -спросил Бёдвар, нахмурившись.
- Его лицо, - молвил Харальд. - Сказал он, что я отца его погубил.
- Хакон стар! Полсотни зим ему уже минуло.! - воскликнул Бёдвар, всокчив со скамьи.
-Так ведь есть у него сын, Хакон -младой.-сказал Асвард. - Незаконным сыном он считается. И похож на него сильно. Видать то не сам Хакон но сын его был от рабыни. А где видано, чтобы сын рабыни отцу наследовал?
- Думаете вы, следует мне измены от этого молодца опасаться?-с удивлением произнес Харальд.
- Видать так и есть... - произнес Асвард, головой качая. - Ведь ты теперь наследник его, а сынок его сам себя владыкой Транделага мыслит, и неудивительно это... Хакон - муж честный, и коли дал слово один раз, то его не изменит, а о том что сын у него есть незаконный, он до недавнего времени ни сном ни духом ни ведал... Да и наверняка мамаша Хакона -младого мысли о том, чтобы сына конунгом сделать, не миновала. Времена нынче неспокойные - уже многие трели себя ярлами возомнили. Видать, и вправду Рагнарёк уже близок, если в мире все перепуталось...
- Рабская кровь, рабская душа, и нрав как у раба - чего же ждать еще от ублюдка? -спросил Бёдвар, хмурясь
- Вот как, - молвил правитель, жрецов слушая. - Но ведь тогда он не против меня, но против отца родного худое удумать в первую очередь может.
- Может против отца он худое не удумает - возразил Асвард. - Ведь отец его признал и возвысил его как родного сына. А покуда жив отец, то и он чего-то стоит, а вот без отца он пока никто.То тебе боги тайну явили, чтобы осмотрителен ты был, конунг...
- Впрочем, не весь сон еще мы слышали покуда, так что расскажи что ты еще видел, конунг - сказал Бёдвар.
- За то Асов благодарить следует, что они мне секреты раскрывают, - согласился Харальд и рассказ продолжил. - После же лик Хакона исказился и вот на месте его уже Гандальв был, и не на корабле, но в Лондире, где битва прошлой зимой была.
- Неужели Гандальву столь долгую жизнь боги отмерили? -удивился Бёдвар. - А далее что ты видел?
- Вновь видел я лондирскую битву и то какие великие силы привел альвхеймарский конунг, но почему-то в тыл ему не ударил Эйнар и... - Харальд замолчал, не решаясь продолжить.
- Эйнар поплатился за свою трусость и отступничество - произнес Бёдвар.
- Продолжай, конунг - сказал Асвард, тихонько толкнув Бёдвара в бок. - говори все как есть, ничего не утаивая. Инач и мы не сможем помочь тебе понять твой сон.
- Я видел, как потерпел поражение в Лондире, - выдохнул наконец конунг. - Как меня убил Гандальв.
- Странно все это. - сказал Бёдвар. - Неужели боги показывают, что без участия Эйнара Однорукого ты не смог бы победить в той битве Гандальва?
- Видно, стоит тебе повиниться за смерть Эйнара и пожурить мать твою за ее решение - произнес Асвард. - Хоть и был Эйнар иноверцем, но не запятнал себя изменой, и мужем был достойным. Хоть и странно для меня это, но видно что сам Хеймдалль говорил с тобой во сне. Это все. что ты видел в сне том?
- Один из вас говорит, что он по делам своим кару получил, а другой - что безвинно казнен был, - удивился Харальд. - И чему же мне верить?
- Только Руны откроют нам правду, - сказал Асвард.- Часто рассудок не может охватить всего, и мы не видим наш путь и нашу судьбу так, как сплели их для нас норны, и иногда даже идем против своей судьбы, отчего нить нашей судьбы может оборваться прежде времени
- Тогда после ты спросишь у рун ответа на этот вопрос, - сказал конунг, слуге велев мяса на стол поставить. - После я видел дуб, на котором Хаки был в жертву принесен, но висельник Эйнаром обернулся.
- Оба были в жертву принесены, и обе жертвы пропали... Как будто сама дочь Локи их тела в Хель утащила... Может они теперь из Хель выходят и тревожат живых ? -предположил Бёдвар. - Что еще ты видел? Расскажи нам все, и только тогда мы сможем решить что-то и истолковать твой сон как должно...
- Отца я видел, он недоволен был мною, - продолжил юноша, хотя не секрет был для агдирцев, что и при жизни Хальвдан не слишком сына жаловал.
- Ты помнишь слова его? -спросил Асвард. хмурясь... Кусок мяса, взятый им из миски, так и застыл между его ртом и столом. Напоминание про отца конунга, который так и не попал в Валгаллу, все еще тревожило жрецов. И подозревали они, что то лживый Локи из своей темницы у корней древа Игдрасиль мог те сны навевать, душу юного конунга смущая. Или сам Повелитель Ратей, Коварный Хрофт, губитель воинов, мог искушать потомка Фрейра по ему одному ведомым причинам...
- Ему не по нраву было, как я с мерийцами обошелся, - процедил правитель, кубок медный сжав сильно, так что сплюснулся он. - Сам он не то, что Мер - даже Хейдмерк удержать не смог!
- Но ведь отца твоего даже враги уважали, - сказал Асвард, и тут же умолк, спохватившись. - Потому не след от советов его отворачиваться, если он сам из мира мертвых к тебе приходит, чтобы предостеречь от чего-то. Ты ведь его сын, его кровь и плоть, притом последний в роду Хальвдана Белой Кости, и не просто так он к тебе приходил. Что еще он сказал тебе?
Харальд откусил ломоть хлеба. запил пивом, и продолжил свой рассказ.
- Бранил он меня, и ничего больше! А после Гутхормом обернулся и вновь стал я с ним спорить, затем же на драккаре прочь уплыл.
- Значит Гутхорм твоя опора, и тебе слушать его следует во всем, как своего отца, потому что через него отец с тобйо пытался говорить. но видно ты его мало слушал.-сказал Асвард. - Впредь будь мудрее...
- Мудрее? - Оскалился Харальд, показалось ему, что жрец дураком его сейчас назвал.
- Все мы иногда ошибаемся, - сказал Асвард, решив уже идти до конца. - Часто бывает, что другие люди нам дурные советы подают, и не всегда волю богов верно истолковывают. А бывает и мудрые люди поступают не так, как должно, и слушают не голос рассудка, но голос своего сердца, а ведь сердце тоже может ошибаться, принимая желаемое за действительное, и следуя заблуждениям. А потому, даже мудрейшие не пренебрегают советами других мудрых людей. Ты еще молод, Харальд, но умен, и все же часто тебе не хватает опыта и знаний, чтобы вынести верное решение. Потому, не бойся спрашивать совета, если ты чего-то не знаешь или не уверен, а твой дядя Гутхорм и мы всегда будем помочь тебе советом или суждением. Мудр не тот, кто все пытается сделать сам, а тот кто выносит верные суждения, и верные решения принимает, посоветовавшись со всеми мудрыми, кто его окружает.
- Разве я когда-то не слушал советов? -удивился Харальд.
- Но, быть может, иногда ты не решался попросить совета, потмоу что думал что потеряешь часть того уважения, которое ктебе должны питать твои люди -сказал Асвард. - Никто из рнас не всеведущ, даже Один не знает всего, и иногда советуется с другими богами.
- А еще Локи -лжец может богом иным прикинуться, и ложь свою нашептывать.- добавил Бёдвар, прервав речь Асварда - А делает он это, чтобы распри среди людей вызвать, и приблизить свое освобождение . И Высокий сам по ему одному ведомым причинам может людей в заблуждение ввести, чтобы выправить то, что выткали норны. Одному ему по силам менять судьбы мира, людей и богов...
- Я не ухожу от своей судьбы, - произнес харальд с раздражением. - НО как мне быть, если я не знаю, чтом не предстоит? Немногое я понимал из сна своего, теперь же еще меньше понимаю, - устало конунг молвил. - Не иначе, как действительно, запутать меня Хрофт пожелал.
- Потому призовем того, кто всегда говорил открыто, и истину открывал всем, кто ее жаждал.- сказал Асвард. - Бросим четыре руны - к Хрофту, и шесть к Ригу - стражу Биврёста. То что от нас скроет Высокий, то страж Радужного Моста раскроет нам...
- Того я с нетерпением ожидаю, - согласие свое дал Харальд.
(продолжение следует)

Гадание по рунам
Отдельные спасиба Скальду

Раскинул руны Асвард, тайный смысл в них разглядеть пытаясь и так сказал:
- Много рун перевернутых выпало, не к добру это: тут и Райдо, и Одаль, и Ансуз, а так же Хагль сулит худое.
Кивнул на те слова Бедвар, с ними соглашаясь, Харальд же вперед подался:
- Истолкуй сие, жрец, я премудрости такой не обучен, чтобы по названиям о смысле рун судить.
- Посмотри, славный конунг, - первую руну подвинул к юноше ученик Фредрика. - Вот Райдо, как говорил я уже, перевернута она, и это не хороший знак. Неожиданности сулит знак этот роковые и к повороту событий неприятному должен ты быть готов, государь.
- Осторожность сохраняй во всем и с подозрением относись к окружающим, - добавил второй жрец. - Велик риск, что лиходеи крамолу удумать могут, а враги - в спину удар нанести смертельный. Близкие - недругами обернуться, воины верные - изменниками.
- То в случае худшем, но ссоры возможны, а от них - зло большее, - продолжил Асвард. - Настороже будь, сын Хальвдана, Игг тебя о том предупреждает, потомка своего.
Стиснул зубы в жесткой улыбке Харальд:
- Благодарение Одину, теперь меня в расплох не застанут.
- То лишь первая руна была, - жрец отвечал. - Дальше Одаль идет, что в нормальном положении своем земли новые предвещает, в перевернутом же, напротив лишить может наделов...
- Мало я, чтоли лишился уже? - Воскликнул Харальд, в кулаке ладонь жреца сжав так, что кости захрустели. - Агдир весь уже в руках врагов и Вингульмерк!
- А можешь и большее потерять, господин, - Бедвар тут произнес, отодвинувшись на всякий случай от конунга. - Хакон Хладирский ушел, а с ним и Тран...
- Дальше что в гадании сказано? - Перебил жреца Харальд, выпуская руку Асварда.
- Одаль еще о ином говорит, - ладонь растирая, сказал тот, желая гнев конунга унять. - Нарушение традиций, порядков, богами заведенных.
"Хорошо то, значит сам Один мне благославление дает, старые законы попрать и новыми их заменить", - подумал Харальд, но вслух не стал говорить этого.
- Следом за тем Ансуз - тщетность, - Асвард продолжил. - И думаеться мне, что то о Фиордах Один тебе говорит и о том, что...
- Я захвачу Фиорды еще до зимы, - твердо произнес конунг.
- Без армии? Государь, Высокий предупреждает тебя от шагов опрометчивых, - Бедвар вмешался. - Знаю я - клятва тебя ведет, но не трусость то - переждать момент опасный и после с силами собравшись, обещанное исполнить!
- Ансуз - не вечно над тобой давлеть будет, - сказал другой жрец. - Пройдет время - и вновь удача вернеться, а с ней и победы великие.
- Продолжай, - юноша процедил.
- Последняя руна Одина - Хагль, - Асвард молвил. - Говорит она о том, что тебе следует измениться, конунг...
- И чем же Богам я не угоден? - Наклонился к жрецу Харальд, брови светлые сурово сдвинув.
- Мерийцы...
- Есть и другое значение у Хагль-руны, - Бедвар остановил товарища, не желая злить сверх меры господина. - Страсть пагубная, что мыслями овладевает и поступки может подчинить желаниям своим. Страсть эта - планов крушение предвещает, а потому мниться мне - сами Асы тебе говорят, конунг - избавься от сестры арнвиндовой! Одину всегда люба была кровь благородная...
- Не дело это, пленницу в жертву приносить, - Асвард головой покачал. - Но руны всегда правду молвят. В ней одна из причин скрыта размолвки с Хаконом, а потому Отец Богов остерегает тебя, государь, чтобы ты более не брал женщину эту на ложе свое.
"О том же мне и Гутхорм говорил", - вспомнилось конунгу.
- Что же, советы Высокого вы истолковали, теперь время самое узнать, что может Хеймдаль сказать.
Второй раз Асвард руны бросил, шесть из них выбрав, помрачнело чело его, когда знаки эти разглядел он:
- Вот Эйваз и Ансуз перевернутый, - сказал жрец. - Здесь подтверждает Страж Всеотца речи, говорит о тщетности усилий во время ближайшее и советует переждать немного, ибо иным способом не достигнуть цели будет тебе государь.
- Рядом же Лагуз я вижу, - Бедвар продолжил. - Конунг, это совет тебе ко внутреннему голосу прислушаться. Через сны тебе решение верное сами Боги подскажут.
- Подсказали уже, - пробурчал Харальд, скривившись. - Пять раз я за один сон умереть успел.
- Это ли не повод задуматься, - Асвард серьезно произнес. - Вот Тиваз, а это значит, что ошибки не допустимы, сын Хальвдана, ибо сейчас ты основу формируешь всей жизни своей. На том фундаменте, что построишь в ближайшее время, все правление твое зиждиться будет. Каждый шаг тебе обдумывать следует, каждое решение - разум державный поступки твои вести должен, а не сердце горячее и обиды старые.
- И еще Феху руна, - теперь уже второй жрец слово взял. - Получение, то есть. Совета жди или подарка от ближних своих, то знак добрый и не следует тебе отвергать полученное.
- И наконец Гебо, - завершил Асвард предсказание. - Бивреста Страж говорит, что лишь союзниками окруженный, ты цели достигнешь. В них опора твоя и должен ты, конунг уважение к ним проявлять, дабы тебя поддерживали они. Один ты оставшись, ничего не добьешься.
- Хакон и Гутхорм всегда подле тебя должны быть, - Бедвар добавил. - Без них власть твоя...
- Довольно! - Перебил его Харальд. - Понял я слова Асов и внемлю им, как должно. Вам же благодарствую за то, что богов волю до меня донесли. Прошу - награду примите.
Украшениями золотыми одарил жрецов конунг, те поклонились в ответ.
- Долг наш, потомку Одина служить, - Бедвар сказал. - Если вновь сны пророческие увидишь ты, государь, не медля нас позови.
Покинули конунга жрецы, сам же он задумался крепко о словах их, размышляя как поступить следует, однако, поминая Ансуз руну, решил дождаться возвращения Гутхорма и ответа от Хакона. Пока же, вопреки совету жрецов, вновь захотел Хильд увидать.

Хардаланд. Гюда и Витгейр
С Тельтиаром

Лишний раз на глаза попасться отцу боялась Гюда. Казалось, все тучи громовые вокруг него собрались. Не было ей давно слово приветливого сказано.
- Слыша ли ты о новой победе Харальда? - такими словами начиналось их нечастое общение. - Нелюб он тебе был? Сватов от ворот поворотила?
Уж и не знала дева, где места себе спокойного найти можно было б. Заочно уж ненавидела она конунга молодого, проклиная день, когда сватов он прислал. Не было в доме родном покоя и прежней ласки отцовской.
Да были тому причины - все же, хоть и силен был Хардаланд, но гремела слава о победах Харальда по Норвегии, и опасался конунг, что исполнит внук Гудреда угрозу, ярлом его вскользь сказанную, а потому за дочь свою боялся больше, нежели за жизнь собственную. Потому и мрачнее становился день ото дня, что насмешка, Гюдой сватам брошенная, страшной правдой оборачиваться стала.
Страшилась Гюда, что вновь пошлет Харальд сватов, обещанное забрать, не пойдет в этот раз Эйрик на уступки ей. Это уж точно она знала. Не видать ей жениха другого, видно. Помнила она слова, колдуном брошенные, что пересечься их судьбам суждено.
Неведенье над ней нависло, мешая сну спокойному да делам обыденным. Ожидание нового дня словно обязанностью стало.
Наконец не выдержала дева. Решилась вновь к колдуну сходить и судьбу выведать, о чем в прошлый раз умолчал разузнать.
Безлунной ночи дождавшись, вновь фигура, в плащ укутанная, сквозь сад конунжий проскользнула, в сторону деревни направившись, вновь поздним временем в дом колдовской постучав.
Витгейр дверь отворил, гостью окинув взглядом холодным:
- Вновь конунга дочь меня визитом почтила, - тонкие губы чародея чуть изогнулись в подобии улыбки. - Чем на сей раз я визиту сему обязан?
Гюда прошмыгнула в дом, быстро захлопнув за собой дверь.
- Не все ведь в прошлый мой визит ты рассказал? Надеюсь, в этот раз непросто так мне тебе заплатить придется.
- Того, что я сказал, достаточно было на тот момент, - колдун сказал, не став о том распространяться, что предвидел возвращение ее, а после добавил, за столом девушке место указав: - Что теперь ты узнать желаешь?
- Так ты действительно мог мне сказать больше? - глаза Гюды грозно сверкнули, - Надеюсь, на этот раз ты ничего не утаишь. Это в твоих же интересах будет. Я хочу знать, как и когда мне предстоит встреча с Харальдом.
- То лишь Асам светлым ведомо, да Норнам нити спрядающим, - Витгейр чуть заметно улыбнулся, одними лишь губами, в глазах же его обычный свет холодный оставался. - Но не всегда они тайнами такими поделиться готовы.
- Да и те, кому честь дарована секреты их поведать, не спешат тайны приоткрыть?
- Иногда незнание большую пользу принести может, нежели ведение секретов сокровенных, - колдун напротив Гюды сел, ладони в замок сложив и на стол опустив. - Разве Один, когда узнал, что от Волка Фенрира ему гибель грозит, сумел хоть в чем-то судьбу свою изменить? Или быть может, помогло Фригг сына сохранить то, что она клятву взяла со всего сущего не причинять вреда ему?
- Приятно мне твое сравнение, да не к чему фразами высокими кидаться. Не для того тебе дар был. Помогать людям твоя задача, а не заблуждение да смятение наводить.
- Людям жрецы помогают, не я, - покачал головой мужчина. - Но ты ко мне пришла, не к ним за советом, а значит это, что тебе они помочь не в силах. Еще раз спрошу я - действительно ты желаешь знать то, что от людей сокрыто?
- Разве стала бы я рисковать так, к тебе ночью пробираясь, не волнуй меня вопрос этот? Жрецам же ведомо лишь то, что они знать хотят, а не прочие. Потому тебя выбрала, а не их.
Другой бы на месте Витгейра улыбнулся самодовольно, этот же лишь кивнул:
- Не мало времени прошло с поры той, как ты прогнала сватов его, дочь конунга, - взгляд колдуна застыл, пустым стал, точно у мертвеца. - И еще не мало пройдет, но помнит Харальд об обиде, ему нанесенной. Такой человек, как он не забывает подобных слов.
Вздрогнула от слов таких дева:
- Как же это меня коснется? Что на уме у него нынче? Расскажи все, что знаешь о нем
- Я знаю не о нем, о поступках его, и каждый шаг его кричит истошно, что человек это суровый и жестокий, хоть и молод, земля стонет под поступью его и тысячами слез омывают тела павших жены и матери тех, кто отказался склонить перед Харальдом голову, - вновь ожившие глаза Витгейра впились в лицо Гюды, точно иглы. - Только смерть способна остановить его.
-Я лишь о себе спрашиваю, а не о других, - перебила Гюда мага, не желая слов жестоких слушать о том, кто супругом ей стать мог. - Это и не от тебя услышать могу я
- В судьбе других мудрый может и своей отражение увидать, - жестко чародей произнес.
- Не все увиденное при том ее коснуться может, - начала понемногу Гюда злится, ответа желаемого не получая.
- Не все, но по знакам вижу я, не долго Хардаланду в стороне оставаться, - за незаметной улыбкой колдуна насмешка скрывалась. - Харальд - внук Гудреда, и Норнам так угодно было, чтобы от деда он больше унаследовал, нежели от отца благородного. Я слышу шепот духов, проклинающих само имя его, и многих знатных людей ожидает судьба гораздо более тяжкая, нежели простолюдинов, которых он лишил земель. Ты в их числе, дочь конунга.
Ужас на лице Гюды отразился:
- Уж не значит ли это, что и в наши земли Харальд не сватов, а воинов своих в следующий раз пришлет?
- О том мне следует спросить у Норн, - отвечал Витгейр. - Если они будут благосклонны, то позволят узнать мне грядущее, но обряд этот долог и труден, то не на рунах гадание. Однако, если опасения твои подтвердятся, то не на воинов защиту тебе уповать следует, ибо в бою открытом сам Один покровительствует своему потомку.
- Так сделай же то, что в твоих силах! Я щедро тебя отблагодарю. Велика моя доброта будет. Да подсказать не забудь, что сделать мне должно, чтоб никак с конунгом тем не пересечься
- Благодарность твою я приму с радостью, - колдун поднялся, руки на груди сложив, и произнес тихо: - Наставник мой, Хьярвард, пятнадцать лет назад рождению Харальда помешать пытался, но даже у него не вышло, - а после громче уже добавил: - Через десять дней приходи. Я проведу нужные приготовления, дабы тебя охранить.
- Смотри, чтоб удачно все прошло. Что тебе потребуется для этого? Говори, не стесняйся. Все сделаю, что в силах моих.
- Необходим баран с шерстью белой и, - ближе подошел Витгейр, ладонь к девушке протянув, а затем движением неуловимым вырвал у нее волос.
- Да как ты смеешь? - вскрикнула она от неожиданности. - Как ты смеешь так со мной обращаться?
- Так тебе нужен оберег или нет?
- Будет тебе баран, - Гюда резко поднялась с лавки, накидывая капюшон. – Жди.

Южный Мер. Хильд и Харальд

Хильд проспасла не только ночь, но и большую половину дня. Сначала, глядя на дверь, она все ждала, что за ней придут. Она была просто уверена, что телохранитель доложил Харальду о ее неудавшемся полете. Но время шло, а никто не тащил ее на расправу к агдирцу. Тогда мерийка решила устроится со всем доступным ей комфортом. Собрав солому в более-менее плотную кучку, она накрыла ее своей испорченной одеждой ярловой жены. Тонким дорогим сукном. Слава светлым асам ее не удосужились выкинуть. Из изодранной нижней рубашки получилась импровизация подушки, из плаща одеяло и наконец из самого платья простыня.
Мерийка, измотанная не только физически (за последние три дня ей удалось поспать всего-лишь несколько часов), но и морально провалилась в крепкий сон без сновидений, не разомкнув глаз и поутру.
За день раз лишь дверь отворилась - служанка воды в кувшине принесла, в углу поставив, да вновь ушла.
Не обратила на нее внимание Хильд, поскольку спала сном крепким и снов не видела. Лишь изредко вздыхала во сне, руку под голову положив. Выглядело все так, что удобнее чем на ложе богатом девушке на соломе той было.
- Просыпайся, - Укси голос сон тот нарушил.
С трудом глаза Хильд открыла.
- Чего тебе еще от меня надо? Тут мне прыгать некуда, - ее ворчливый голос раздался.
- Конунг ждет, - ответ спокойный был.
Мерийка сонно моргнула, затем на импровизированном ложе села.
- А конунгу твоему чего от меня еще надо?
- Сама у него и спросишь, - Укси истуканом деревянным казался, которого ничем пронять нельзя было, да и речь его столь же бесчувственна была, как если бы камень говорил.
- Ну и Хель с тобой, - выругалась себе под нос Хильд, на ноги поднимаясь. - Веди к своему хозяину.
Шагнула к двери девушка, плащ на ходу подхватив и на плечи накинув.
Дружинник шел позади нее, на шаг лишь отставая до самых покоев конунга, а после дверь отрыл и впустил ее внутрь, сам на страже оставшись. Харальд вновь на ложе сидел, только на лице его той улыбки самодовольной уже не было, хмурым казался конунг, да взгляд его недоброе сулил.
Хильд удивлялась тому, что теперь не двое, а один ее в покои Арнвинда, а теперь Харальда ведет. Видно уже не так опасаются ее агдирцы. Ступив через порог и почувствовав как за спиной дверь закрылась, мерийка на пороге замерла.
- Сядь, - приказал правитель.
- Куда?
Харальд кивком на место подле себя указал.
Решив не будить звереныша раньше времени, девушка легко на кровать опустилась, руки на коленях сложив.
- Дошли до меня слухи, что ты со скалы прыгнуть хотела, - особо последние слова выделил конунг.
Хильд плечами пожала, равнодушным таким жестом.
- То не слухи, а правда, - спокойно девушка ответила.
- Этим ты договор наш нарушила.
- Я то что от меня требовалось выполнила, - покачала головой Хильд. - Мер тебе поклялся служить. Я твою власть первой признала.
Произнеся последнюю фразу, девушка на Харальда взгляд подняла, пронзительный, насквозь до души, коли она есть, пробирающий.
- Со скалы бросаться я тебе не велел, - о тинге лишний раз конунг и говорить не стал, и без того с бондами проблем много ныне было.

- Интересно, а мне разрешения на каждый вздох и чих спрашивать? - взвилась Хильд, но спохватившись уже спокойно добавила. - Тяжко мне смотреть на то, что в доме моем творится. Потому и смерть мила сердцу моему.
Злой блеск на мгновение в глазах Харальда промелькнул:
- Ты до тех пор жить будешь, пока я тебе умереть не позволю.
- Скажи мне, - не обратив внимания на злость Харальда Хильд спросила, - зачем тебе меня так мучить? Что лично я тебе сделала? Кроме того, что без радости гибель братьев и мужа восприняла?
- Казалось мне, что я тебе больше мужа погибшего люб, - усмехнулся конунг.
Хотела Хильд ответить конунгу словом резким, да сдержалась, лишь глазами сверкнула и отвернулась.
Харальд ее рукою за подбородок взял, развернуться заставив.
Хильд молча посмотрела на Харальда. Говорить сейчас не имело смысла, слишком много злых слов жгло язык, да и не поверит он ей. Верит он только себе. Потому она молча смотрела на него, не говоря ни слова.
Конунг притянул ее ближе, губ коснувшись.
Хильд удивилась тому, что так просто отступился агдирец от расспросов своих. Но тем лучше для нее было, ибо задумала мерийка поход тайный, ради брата. Помнила она, что от нее Харальд требовал, пообещав себе, что это будет последний раз, лаской и нежностью конунга одарила.

***
Тихо Хильд лежала к дыханию агдирца прислушиваясь, ждала что он заснет наконец. Аккуратно руку его со своей талии убрала и скатилась с ложа, стараясь не шуметь. Едва дыша, натянула Хильд платье, плащ на полу оставив. По-рысьи к дверям прокралась, аккуратно их отворив.
У порога спал Укси. Покраснела мерийка, от мысли, что он под дверью все это время находился, но взяла себя в руки и прогнала смущение. Не время для него было. Укси во сне пошевелился, заставив вздрогнуть и замереть затаить дыхание на мгновение. Но лишь на другой бок перевернулся телохранитель агдирца, продолжая спать. Задрав подол выше колена, переступила осторожно через викинга Хильд и знакомым путем к выходу направилась.
Так легко все получилось, что она сама удивилась этому. Не помнила она и как у забора оказалась, видно спали дружинники Харальда и не видели фигурку одинокую. Оставалось лишь найти что-нибудь, на что встать можно было и до черепа братадотянуться. На счастье бочка, из покалеченных ею, кверху целым дном стояла неподалеку.
Ей казалось, что она вечность ее это расстояние небольшое в пару локтей катила. Но встала бочка под трофеем жутким, что в темное небо Мера пустыми глазницами смотрел.
- Ничего, Арнвинд, скоро твоя голова тоже в Вальгалле будет, - бормотала себе под нос девушка, на бочку залезая.
Бочка оказалась не столь высокой и Хильд пришлось тянуться к черепу, причем по злой шутке Локи она оказалась немного в стороне и страшный оскал черепа маячил где-то слева. Встав на цыпочки, одной рукой она ухватилась за край забора, другой потянулась к голове брата. Бочка опасно зашаталась, девушка замерла. Постаравшись успокоится, она повторила попытку, но слишком резко протянула руку к трофею агдирцев, бочка качнулась и с грохотом покатилась прочь, Хильд инстинктивно вцепилась в забор и второй рукой, забыв о брате.
- Враги подошли! - Где-то крик раздался. Сонные стражи выбегали, на ходу надевая доспехи и потрясая оружием, из усадьбы Укси появился с видом растерянным, а после к воротам побежал, девушку на них повисшую заметив.
- Не стрелять! - Лучникам он приказал зычно, что уже тетивы натягивали.
Хильд вцепилась в бревна мертвой хваткой и явно выпускать их не собиралась. Она зажмурилась ожидая залпа, что избавит ее от унижения.
- Падай, я поймаю, - заместо стрел свиста, голос Укси раздался.
Хильд подняла взгляд на свои побелевшие пальцы. Попыталась их разжать, но страх, сжавший сердце, не позволял.
- Не могу, - с трудом выдавила она.
- Может ее баграми снять? - Один дружинник тут же предложил.
- Да хоть расстреляйте, - раздраженный голос Хильд прозвучал. - Я пальцы разжать не могу.
- И что, лезть за ней теперь что ли? - Другой воин бросил.
Хильд проклинала себя за то, что так глупо попалась. Ведь она была так близка, у нее почти получилось.
- Бочку ставь, - приказал Укси, а после сам на нее взобрался - треск раздался, не выдерживало дерево вес воина могучего, а потому, прежде чем провалилось дно, сгреб в охапку Хильд викинг, пытаясь с забора ее снять.
Хильд ободрала руки. Ладони болели так, что она была уверена, заноз там много оказалось. Но думать об этом было некогда, спиной девушка сильно о викинга ударилась. Но тут же вскочила путаясь в юбке и с полным отсутствием раскаяния на воинов сверху вниз посмотрела.
- Спасибо, - однако молвила она к Укси обращаясь.
- В дом иди, - сказал дружинник. - И вы все тоже расходитесь, нечего здесь больше толпиться!
- Но... - хирдман ближний поспорить попытался.
- Не нападает никто, как видишь, на усадьбу конунжию, - отрезал на то Укси.
Хильд побрела в усадьбу. Стоило ей повернуться и пойти в длинный дом, как на глаза навернулись слезы боли и злости. Она попыталась зубами вытащить одну из больших щепок, проколовших ее кожу, но зубы сорвались, и она едва не взвыла от боли, при этом перемазавшись в собственной крови.
Харальд, закутанный в алый плащ, видимо для того, чтобы не одеваться, встретил ее на пороге.
- Запри ее Укси и не выпускай больше, - бросил он телохранителю, а затем добавил девушке: - Теперь этот череп здесь до самого Рагнарёка провисит.
Хильд равнодушно взглянула на Харальда полными слез глазами и пошла дальше, продолжая выдергивать зубами щепки из пострадавших ладоней.
Укси за ней последовал, приказ господина своего исполняя.

****
Хильд сидела на соломенной подстилке, плащ остался у Харальда. Но сейчас ее это мало волновало. Девушка сосредоточено выдергивала из ладоней занозы, слегка подвывая сквозь зубы от накатывающей боли, когда дерево неохотно покидало тело. Крови становилось больше, пальцы онемели от боли, которая пронзала руки после каждого движения, лицо превратилось в кровавую маску. И если кто-нибудь оказался бы под дверью ее темницы волосы у него бы зашевелились от звуков наполнявших темницу.
Уже светало, когда последняя заноза покинула многострадальные ладони Хильд. Девушка повалилась на свое ложе импровизированное и забылась сном странным, более на забытье похожее. Она то просыпалась сквозь туман комнату оглядывая, то вновь проваливалась в темноту. Руки саднило от боли так, что во сне она скрипела зубами.

(в роли Хильд Сарина, в остальных ролях Тельтиар)

Южный Мер. Первые искры бунта.
Гутхорм выехал из усадьбы в сопровождении десяти хирдманнов на крепких боевых конях северной породы, и мысли ярла были куда более тяжелы. чем серые тучи, заполонившие всё небо.
"Харальд сделал слишком много ошибок. Поссорился с мерянами, Хаконом...с таким количеством врагов и в такой ситуации это почти смертельно! Впрочем, он ещё может перегнуть всё в свою сторону. Помоги ему, Отец Дружин!"
Первые несколько деревень воины Харальда прошли без всяческих происшествий - бонды были мрачны, да и приветствовали их сквозь зубы, но далее этого не заходило. Войска Рогволда также опасений лишних не вызывали - находились ровно там. где им было приказано. Неприятности начались на подходе к четвёртой по счёту деревне. Ещё издали Гутхорм заприметил, что навстречу им движется довольно внушительная толпа. Примерно пятьдесят бондов, а когда агдирцы подъехали ближе, то стало видно, что в толпе и воинов в доспехах хватает, а все землепашцы вооружены вилами или топорами.
- Мир вам, жители Мера! - громко приветствовал их Гутхорм. - Куда путь держите?
Попутно ярл опустил левую руку вдоль тела, давая воинам команду быть начеку, но за оружие зря не хвататься.
- Так, справедливости ищем, славный ярл! - Предводитель их крикнул в ответ, потрясая мечом, пока еще покоящимся в ножнах. Этот меч ему на тинге Харальд подарил, ровно как и большую часть кольчуг, что сейчас на мерянах надеты были.
- Кто обидел вас, люди? - Гутхорм был напряжён, как тетива боевого лука, но вида не подал. - И какой справедливости вы ищете?
"Только не бунт!" - стучало в голове ярла.
- Как кто?! - Воскликнул бонд, рукою махнув - тут из толпы двоих человек в лохмотьях выкинули, избитых и окровавленных. - Вот эти и обидели!
- Они-они! - Люди всколыхнулись.
Один же из раненых, взгляд поднял, находя ярла глазами и усмехнулся:
- Гутхорм-ярл! Это же я, Колльвард, мы с тобой вместе у Сольскелля... мерскую сволочь били!
Пригляделся Гутхорм и впрямь узнал одного из хирдманнов бывших с ним.
- Что же они вам сделали такого, что вы за конунжьей справедливостью пошли?
- Молчи пес! - Кто-то пнул пленника, бонд же главный сказал:
- В деревню нашу на постой пришли, но не как гости себя вели, а непотребство творили и обид много учинили людям моим!
- Если за справедливостью пришли, то погодите бить их и рты не затыкайте! - сурово, но не резко произнёс Гутхорм. -Что именно они сделали! А ты, Колльвард, молчи покуда. Тебя потом спрошу.
- Девок портили! - Донеслось.
- Добро отбирали!
- Меня из дома выгнали!
- Да чего с ними говорить, в прорубь их!
- Ярл, яви правосудие! Яви!
- Тише, люди! - брови ярла грозно сошлись над переносицей. - Выслушать и их надо! Говори, Колльвард, но берегись, коли обманешь!
- Славный ярл, я же за конунга нашего кровь проливал в боях! - Гордо голову вскинул хирдман. - Еще с Хрингасакра самого! А теперь, что же я и победой, за которую жизнью рисковал, не могу насладиться в мере полной?
- Меряне власть конунга нашего приняли,- Гутхорм положил руку на рукоять меча. - Они под его властью и защитой! Покуда мы с Арндвиндом рубились - закон военный был и могли вы чинить такое. Теперь они наши союзники! И чинить им обиды я не позволю! Или тебе даров конунжих и добычи ратной мало? Или может девки вниманьем так обходит, что насильничать приходится? А может, - Гутхорм шевельнул мечом, заставив его скрипнуть в ножнах, - может тебе власть Харальда не мила и ты теперь сам себе голова?
- Харальд бы не так судил! - Оскалился Колльвард.
- Харальд меня властью судить наделил! - загремел ярл, да так, что бонды на шаг отступили. - В решении его сомневаешься?
- В решении конунга не может быть сомнений, - голову склонил хирдман, а товарищ его и вовсе отполз.
- Закон велит виру платить за такие дела. Золотом, работой, дарами, - Гутхорм обвёл бондов взглядом, - Или кровью. Какой виры с них хотите, люди?
- Злата! - Кто-то прокричал.
- Казнить их!
- Пусть на поле отработают!
- Довольно, люди! - Главный бонд сказал, вновь меч подняв. - Мы от них достаточно натерпелись зла, но они - люди конунга, пусть его ярл и решает, чем они вину свою искупят. Нас сейчас любое решение устроит.
- Колльвард, а чего ты сам бы себе судил? - обратился Гутхорм к провинившемуся. - Ты бился со мной и бился доблестно, потому спрашиваю тебя.
Не знал хирдманн, что от ответа его жизнь и честь зависели.
- Златом бы взял, - сказал воин.
- Златом, - Гутхорм протянул паузу, давая хирдманну время вообразить всё, что можно - Хорошо. Деве поруганной отплатите сполна, бондам обиженным. Ты, - Гутхорм кивнул на предводителя крестьян проследи за тем, чтобы воздали они в должной мере. Справедливо я рассудил, люди?
- Справедливо, ярл! А что делать с теми, кого мы в сарае заперли?
- А кого вы там заперли? - внутренне холодея спросил Гутхорм. - И сколько их?
- Ну так, еще десяток таких же, - бонд самодовольно улыбнулся. - Ты ведь, ярл, не думал, что нам в деревню всего двоих подселили.
- И что, все они?! - изумился Гутхорм.
- Кто больше, кто меньше, - сказал староста.
- А мне один нос сломал, - другой бонд продемонстрировал увечье.
- Я судил провинившихся, - кивнул Гутхорм. - Со всех возьмите золотом так, как Закон асами данный велит, а потом отправьте в усадьбу. Там они пред конунгом ответ держать будут. Теперь вы видите, жители Мера, что мы чтим закон и справедливость! Этих двоих мы заберём с собой, но к вечеру они вернутся с золотом. На то вам моё, ярлово слово!
И, посадив провинившихся за спинами двух воинов Гутхорма, агдирцы ускакали обратно в усадьбу, провожаемые хвалебными выкриками.
"Срочно рассказать Харальду, срочно!!!" - билось в голове ярла.

Гринланд и обратно. Приключения Халльварда с Сигтрюггом

Правду говорят люди знающие, что утро вечера мудренее. Промаявшись всю ночь мыслями о том, как уйти из Гринланда так, чтобы никто подозревать дурного - правды, то бишь, - не стал, ничего не придумали братья, а наутро, едва Халльвард успел глаза закрыть, тут же Сигтрюгг его растолкал.
- Вставай, кому говорят, - он ткнул невнятно мычащего что-то брата кулаком в бок. – Я, кажется, придумал, как нам быть…
Тот нехотя открыл глаза, приподнялся на локте.
- Едва задремать успел, - обиженно молвил он. – Ну выкладывай.
- Все дивлюсь, как мы сразу до такого не додумались, - затараторил Сигтрюгг. – Значится, уходим мы прямо этой ночью, пока все спать будут.
- И всю деревню ржанием лошадиным переполошим? – усмехнулся херсир, садясь на кровати.
- Пешими пойдем, братец, пешими… - покачал головой тот.
Халльвард поднял бровь в изумлении. Это сколько же им времени на дорогу потратить придется? Да и поймать их так не в пример легче будет. Изложил он брату эти мысли тут же, на что Сигтрюгг отвечал:
- Ну нет, до утра нас не хватятся, если тихо уйдем – а мы ведь уж постараемся. Там останется только через реку перебраться, и им даже смысла не будет за нами идти – если они, конечно, поймут, что к чему, да погоню снарядят.
Хоть и не убедил меньшой брат старшего до конца, а все же иного выхода у них не было. Из всех способов покинуть Гринланд, что перебрали они вчера, в каждом какой-нибудь более серьезный изъян имелся, чем в этом. На том Вебьернссоны и порешили.

Днем же обошли они воинов своих – не всех, а кого смогли, - да остальным передать велели тайно, чтобы ночью, когда улягутся все жители деревенские, из палаток да землянок своих выходили, да собирались за околицей. Там собирались братья пересчитать воев – вдруг не хватает кого – да уходить, и уходить спешно.
До вечера позднего делали вид братья, что по делам каким-то обходят селения, вернувшись же, сказались уставшими и в комнатушку свою ушли – дожидаться ночи.
Сыновья Турид спали, сама женщина тоже, да и ребенок в люльке – но стоило Сигтрюггу опустить ноги на пол, как предательски скрипнула половица.
Девочка разразилась плачем, Турид вскочила и стала ее успокаивать. Сигтрюгг выругался беззвучно, оставаясь на месте. За окном, он видел, промелькнула уже чья-то тень…
Прождали они, как им показалось, целую вечность. Когда, наконец, в избе снова воцарилась тишина, стараясь ступать как можно аккуратнее, Вебьернссоны вышли наружу. Звезды на темном небе горели ярко, складываясь причудливыми узорами. С другой стороны деревни две темные фигуры, покинув, очевидно, палатку, направлялись туда же, куда и Халльвард с Сигтрюггом.
Меньше чем через полчаса херсир убедился, что все воины его на месте, и они двинулись в путь, той же дорогой, что их сюда привели - скорым шагом.

На рассвете они подошли уже к реке, примерно туда же, где паром они оставили. Но его там не было, сколько ни искали они вдоль берега, в траве…
- Неужто уплыл? – посетовал кто-то из воинов. – Вытаскивали ведь на берег!..
- Да небось утащил кто, - Сигтрюгг нахмурился. – Вон деревенька, кажись, за холмом-то… Может, там спросить?

Всем отрядом идти туда не стали они, Халльвард и Сигтрюгг только семерых взяли с собой, но то были воины, с виду могучие, которые сразу должны были у деревенских если не страх, то хоть уважение вызвать. Первую же женщину, которая навстречу им попалась, спросил младший Вебьернссон:
- Скажи, не слышала ли ты по паром, что на берег ваш вытащили не так давно?..
- Да как же не слышать, - смерила женщина его взглядом оценивающим – все-таки мальчишкой он ей казался, хоть и в облачении знатном. – Даже видела его, а мужики наши на нем рыбу ловить вчера плавали.
- И где он теперь?
- Так у сарая… - махнула рукой она в сторону одного из дворов и спохватилась внезапно: – А вам на что?
Но воины уже в направлении указанном зашагали.
Отдавать плот жители, конечно, были не рады; но убедить их у воинов быстро получилось, не пришлось даже весь отряд на помощь призывать. Вдевятером дотащили они громадину до околицы, под горящими ненавистью взглядами крестьян; потом и переправились – тем же нехитрым способом, что и в прошлый раз, при помощи палок да веток. Течение казалось сильнее, и паром несколько дальше вынесло – в итоге дольше пришлось идти до того селения злополучного, откуда и провожали их стрелами потом…

Если б они ночью через поселение это проходили, авось и удалось бы отряду незамеченным остаться. Но солнце только начало клониться, и, конечно, в деревне еще не спал никто. Новому появлению дружины Халльвардовой жители, само собой, не очень-то рады были.
Только два дома прошли они, как кто-то, из окна высунувшись, загорланил:
- Вон они, вон те предатели обратно идут!
Не успели братья и глазом моргнуть да хоть слово вымолвить, как высыпали люди из домов своих, даже женщины и ребятишки некоторые.
- Что возвратились-то, перебежчики? – закричал один из мужчин. – Или не захотели вас там, как дорогих гостей принимать?
- Не твое собачье дело, - огрызнулся Халльвард. – Пройти нам дайте.
Крестьяне между тем в кольцо смыкаться стали вкруг отряда. Воины хоть и вооружены были да при доспехе, а селян все же было больше раза в два… Уже и камни первые полетели; один из них Сигтрюгг ловко щитом отразил, от второго увернулся Лодмунд; старший же Вебьернссон стоял, невозмутимый, скрестив руки на груди.
- А если не дадим? – в лицо ему усмехнулся здоровяк какой-то.
За его спиной поигрывали дубинами несколько человек, еще у некоторых были в руках топоры, вилы… Молодой херсир усмехнулся.
- Значит, вам будет о чем пожалеть.

Прорываться через деревню им дольше пришлось, чем Халльвард того ожидал – потому как деревенские-то были все же своими, Рагхильды подданными, и хотелось херсиру обойтись без убитый и сильно искалеченных. Только те, упорно считая гнусными предателями воинов, утихомириваться никак не желали, а объяснять им, как на самом деле все обстояло, у Халльварда с Сигтрюггом ни времени, ни желанья, ни возможности (еще бы - при таком-то сопротивлении!) не было.
- И все же напрасно мы так, - покачал головой Сигтрюгг, когда отошли они далеко уже. Вслед им только палку мальчишка один бросил, да и то убежал сразу же в дом. Преследовать не решились крестьяне – да и некому было, многие тумаков получили, а кто не получил, у тех желания драку продолжать не возникло.
До корабля своего, что оставили они там же, где причаливали, добрались, когда было темно…
- К следующему утру, - прикинул Халльвард, глядя на лунную дорожку, - будем в Сарасберге.

Транделаг. Хладир.
С Дарки

- Господин! Господин! - Хакон млад отложил в сторону перо, и недовольно глянул на сына рабыни. Сын конунга занимался учетом припасов в усадьбе, и, дабы не полагаться только на память, делал пометки о том на пергаменте. А юнец сбил война со счета. Теперь сызнова начинать надобно.
- Что тебе? - молвил он мальчишке неласково.
- Корабль к пристани подошел, дивно хороший. Ярл тебя звал посмотреть, что за гости пожаловали, - бойко сказал паренек. Гнева не убоялся... славным мужем будет, как вырастет.
- Веди, - кивнул молодой Хакон.
На пристани же в то время настоящая кутерьма творилась - корабль причалил, равного которому ранее у берегов Транделага не видывали - был он длинен и широк, красивой резьбой украшен, и с виду быстр да вместителен, на стяге же морж клыкастый был. По прибытии гости в рога стали трубить и всем людям, кто встречать их вышли, подарки вручать, потому криками их встречали приветственными все, а кто посметливее был - родичей звал и соседей.
- Кто пожаловал-то? - спосил Хакон одного из рыжебородых мужей. Тот сперва только фыркнуть хотел - мол, не челядинец я, чтоб любопытство чужое потешить, но пригляделся к одеже богатой - и молвил:
- То Бард и люди его приплыли.
Сын старого конунга удивился слегка: не ожидал он гостей, но все же союзники - не враги, их явление всегда в радость. Особенно с дарами да драккаром дивным столь. Хакон был еще молод и загорелось в нем любопытство прознать все о корабле. Он благодарно кивнул гридню - и пошел искать предводителя новоприбывших.
Бард и сам уже навстречу ему шел, в окружении лихих соратников, что орлами подле него выступали, оружие дорогое в ножнах украшенных на показ выставляя - все, кто битву мерскую пропустил, хотя бы побахвалиться желали. Хакона увидав, вскинул лендрман руки в жесте приветственном:
- Добрый друг, - воскликнул он. - Рад видеть я тебя и всех людей транделага!
- Воистину, ветер тот, что наполнял паруса ваши по дороге сюда был послан богами, - не остался в долгу молодой Хакон, - ибо привел вас сюда к моей радости. Пойдемте же в дом, дабы на пристани как купцы не беседовать. Там и расскажите о делах своих да о том, что за новости в землях Норвегии.
- За трапезой с дороги приятственной, любая речь вдвое краше покажеться, - на то сказал сын Брюнольва. - Веди же, Хакон меня и друзей моих!
Видно было, что большая радость у молодого Барда, он словно изнутри светился и весельем своим остальных заражал.
Так вместе и прошли они в гридницу где служанки уж яства на стол принесли. Обе кюны на глаза не показывались, ибо не дело то женщинам, ждущим дите, лишний раз себя войнам являть. Вдруг у кого глаз дурной, да родиться потом вместо крепкого мальчугана слабый да хилый, вроде сына Гандальвова. Но Хакон краем глаза увидел платье своей любы в щели и понял, что мачеха его туже полюбопытствовать не удержалась.
- Отстоял я наследие отцово, - поделился первой новостью Бард, когда за столом они кушанья испробовали.
- Как? - спросил молодой Хакон, приглашая Барда поведать о том поподробнее. Ясно ведь, что не терпится молодцу поделиться такой рабостью.
- Дядья мои, когда отец погиб, хотели власть в Халагаланде к рукам своим прибрать, - рассказ начал юноша, не забывая все же и о еде да питие. - Ты о том слышал верно?
- Вести смутные доходили, но не знали мы, верить ли в то али происками Локи почитать. Сам знаешь - война. Люд одно слово услышит, десять присочинит.
- Да, не думал я, что война до севера дальнего добереться, но - не в добрый час Хрут к отцу моему пожаловал, - голос Барда дрогнул на мгновение, когда вспомнил он о резне, что отец его учинил родичам конунга беглого.
- От войны не уйдешь, да и едва ли пристало то викингу, - откликнулся Хакон, стремясь разговор к приятной теме вернуть. Ибо увидел он, что тень по лицу гостя скользнула, да решил кручину ту прогнать поскорее.
- Оба дяди моих - ублюдки, дедом на стороне прижитые, - не вспомнил за разговором Бард, что собеседник его и сам не от законного брака рожден был. - А все же после смерти отца, на земли его претендовать стали, покуда я в Мере Северном был.
- Но ты, разумеется, показал им, как на чужое добро зарится? - вопрос о законности происхождения Хакон решил обойти.
- Милостью конунга Харальда, что дал мне могучую поддержку, - кивнул Бард.

Мёр. Тельтиар и Скальды.
Харальд вновь измерял шагами свои покои, на душе было отвратительно, после полученных от дяди вестей: хирдманы, оставшиеся в деревнях самовольно стали обиды чинить мерийцам, его именем прикрываясь. Двоих таких Гутхорм прислал с охранением - и главное, были бы то люди Рогволда или оркдальцы, так нет же - его, агдирские воины, цвет дружины! Конунг обоих велел высечь на дворе в назидание другим, а после вон прогнать. И это начало лишь, только одна деревня - что дальше будет, коли так пойдет? Мерийцы напуганы, слабы, но если кто удумает людей его ночью резать или травить? Или жечь, выходы поленьями подперев, как в Хрингасакре?
- Ульв! - Телохранитель примостившийся на скамье у входа вздрогнул, пробуждаясь - он уже четвертый день поспать не мог, а от того дремота его одолевала, стоило лишь присесть куда-нибудь.
- Господин? - Заглянул хирдман в комнату.
- Найди обоих скальдов моих, хочу, чтобы они потешили меня, - велел конунг.
От мыслей неприятных следовало отгородиться - ведь говорили же жрецы, что не время сейчас решений серьезных.
"А еще они говорили от девки избавиться! - Голос неприятный в голове его прозвучал. Отцовский голос. - А ты, снова себя умнее других считаешь? Асов словам не веришь?"
- Замолчи! - Рявкнул конунг, а Ульв, видимо посчитав что это ему Харальд бросил, плечами пожал, выйти поспешив.
- Плохое место, недоброе, - прошептал он, уходя. - Никак околдовал кто разум конунга...

Ранрики. Гиллеад и Сигрун
(писала Темная Госпожа)
Давно Сигрун вокруг себя ничего не замечала. Уже второй день она жадала вестей о прибытии Харека. Гибель мужа забыть ей не удавалось ни на миг. Каждая минута воспоминанием о нем наполнена была. То и дело его образ всыплывал у нее в памяти как живой, но она не позволяла себе плакать - лишь слезинка -другая стекала по щеке. Лишь к усадьбе Харека приближаясь, молодая женщина собралась с силами и с мылями. Негоже ей в виде таком пред хозяином Ранрики и давним другом предстать. Как раньше видели ее лишь с головой высоко поднятой, так и впредь будет.

Гиллеад уединилась в комнате, обдумывая услышанное. Теперь она сможет не сидеть одна дома, скучая по Хареку. Скоро в доме появится Сигрун, а позднее и два новых маленьких человечка.
В комнату вошел Бран, прерывая размышления:
- С минуты на минуты Сигрун прибудет.
- Что ж вы раньше не предупредили? - всполошилась бывшая ирландская принцесса, бросившись отдавать приказания о приеме гостьи. – Вели ее ко мне сопроводить, пока Харек с послами занят.
Не успела дева обо всем позаботиться, как уж и о приезде доложили.
- Здравствуй, Сигрун, - улыбнулась Гиллеад, гостью увидев. – Как дорога? Все ли в порядке?
- Спасибо, хорошо добрались, - ответно та улыбнулась.
- Уж прости, что не самым лучшим образом ты встречена. Только сегодня о приезде твоем узнала я. От Харека вести не дошли, сам же он лишь сегодня добрался. Знаю я обо всем, что с тобой случилось, - при словах этих чуть лицо Сигрун передернулось. – А ребенка и я сейчас жду. Так что не скучать ему в одиночестве и растить Хареку ни одного сына, а двух придется. Ты прости, что и он встречать тебя не вышел. Послы у него. Уж который день ждут, не гоже отказывать им было.
- Ничего, и так много вы для меня делаете, в дом свой принимая. Это больше, чем рассчитывать могла я.
- В комнату гостью проводите, - обратилась принцесса к одной из служанок. – Да проследи, чтоб недостатка ни в чем не ей не было. Ты же, Сигрун, отдыхай с дороги. Позже все дела обсудить успеем...

Близ границы с Гудбрандсдалиром
Это селение война обошла стороной; но местные все равно беспечными не были. И к каждому незнакомцу присматривались с опасением.
Но что плохого может принести с собой слепой странник с могучей собакой-поводырем? Он ведь даже и деревни не видит, чего ж его опасаться. А вот рассказать чего интересного может...
Так что слепого скальда в деревне приняли не то, чтобы тепло, но вежливо.
- А далеко ли путь держишь? - осведомился приютивший скальда крестьянин, когда тот рассказал обо всех новостях.
- Да просто иду... - пожал плечами тот, поглаживая серую шерсть пса. - Под войну чтоб не попасть...
Хозяин дома понимающе закивал. Не дело, конечно, от ратного поля уходить... но слепому-то что там искать?
- А вы не боитесь, что вас тронут?
- Да тут владения херсира неподалеку, - пожал плечами крестьянин. - Ему Вальдрес отдали... ярл Асгейр отдал.
Совсем незаметно скальд напрягся при этом имени - и тут же спросил спокойно:
- А как имя владетеля Вальдреса?
- Хъярти. Из Раум-Эльва он...

Ушел вскоре слепой скальд из деревни. Направился в сторону Вальдреса; окружила его быстро серая стая.
- Хьярти... - шепнул Эгиль свежему ветру. - Что ж, жди меня, Хьярти-херсир...

Мер Южный
Со Скальдом в роли скальдов

Тормунда скальда последний раз видели рядом с дочерью одного из бондов, и куда он делся, не мог сказать толком никто, намекая, что на его поиски придется прочесать всю березовую рощу.
- Вот ведь безобразник, прямо в священной роще посвященной Фрейе... - произнес старик, последним видевший скальда. Торбьерна долго искать не пришлось. Он сидел на бревне, и ел краюху белого хлеба, попутно рассказывая местным ребятишкам какие-то истории.
Ульв подозвал хирдмана, охранявшего ворота, и приказал ему привести Насмешника, даже если его придеться снять с какой-нибудь девицы, после чего направился к Хорнклови:
- Доброго дня тебе, скальд, - поздоровался он.
- И тебе дня доброго, страж конунга. - ответил Торбьерн, устало переводя дух.
- К вечеру Харальд пир готовит, все знатные воины на нем будут.

- Замучили совсем. - сказал Торбьерн, кивя на детей. - Расскажи им то, да расскажи им это. А пир это хорошо. Я был удивлен почему пира после тинга сразу не было.
- Расскажи им в следующий раз о победах Харальда в Транделаге, - бросил взгляд на мальцов хирдман. - А что до пира - так то конунгу решать, когда он будет и кого приглашать на него.
- А я и рассказывал им про Хальвдана, и победы Харальда недавние, все как я слышал, и что сам видел. Кому же еще рассказывать, как не мне? Тут и взрослые мужи, и женщины все дела побросали, чтоб скальда послушать.
- Славный ты скальд, Торбьерн, - улыбнулся Ульв, рядом усаживаясь. - Не то что этот Лисий Язык, что только за бабами бегает.
- Да есть у него. Я вот не раз уже замечал, что кто роду не слишком высокого, тот за бабами бегает, как волки за оленями, а человеку благородному и достойного рода женщины сами рады услужить всяко. Меня уже здесь в кучу домов ночевать приглашали, чай и не успею везде.
Рассмеялся воин словам этим, да по спине хлопнул Хорнклови:
- Ну ты и прохвост, - а после добавил: - Желает конунг, чтобы ты драппу сложил о сражении с Арнвиндом, и вот еще что...
- Сделаю все, что конунг желает... Чего желает Ас битв?
- Ты сам говорил как-то, - напомнил Ульв скальду, чуть ближе к нему наклонившись: - Что скальда долг правду преподносить так, чтобы не горьким отваром она казалась, а медом сладким.
- Так то оно так. Правда везде одна, но слова которыми ее говорят, разными могут быть
- На то и надеется конунг, что ты правильные слова подберешь, когда о доблести нашей расскажешь и падении змеев мерских.
- Я уже был начал слагать драпу в честь побед нашего коннунга, так меня местные стали донимать просьбами рассказать что-то о большом мире. Вот я тут с утра уже и сижу. А когда пир будет?
- Вечером уже, Торбьерн, ты возвращайся в усадьбу - там сподручнее тебе будет.
- Как скажешь, - ответил Торбьерн, слегка кивнув. - Жди меня скоро в усадьбе, сделаю я драпу с четырьмя стевами.
- Добре, - телохранитель харальдов с бревна поднялся, зевоту унимая, да обратно пошел, к воротам, завидев, что человек им в рощу посланный, возвращаеться, да не один, а со скальдом вторым.
Как и ожидалось, Тормунда поймали в самом разгаре его забав, но услышав, что его зовет к себе конунг, он спешно натянул штаны, и похлопав девицу по ее упругому телу, пообещал что еще вернется после захода солнца, называя девицу всяческими хейти, от которых та густо покраснела. То что хирдман узрел ее в чем мать родила девицу не так уж сильно смущало.
- Ну что, развратник, поговорим? - Криво усмехнулся Ульв, ладонь тяжелую на плечо скальду положив.
- Так я тут , это , власть нашего конунга укрепляю. - не растерялся скальд.
- Каким же это образом, интересно? - Прищурился воин.
- Так, таким же, как Харальд - сестру Арнвинда к покорности привел, - улыбнулся Тормунд, так что до ушей почти губы его растянулись. - Правитель значит девиц знатных, а я - так, бондовых дочек.
- Здоров болтать, - оборвал его Ульв, ладонь крепче сжав. - Ты почему в рощу ушел, когда конунг велел далеко от усадьбы не отходить.
- Так ведь роща как раз недалече.
- Тебя послушать, так и море в двух шагах! Конунг пировать зовет...
- Пировать, это я завсегда готов, - обрадовался скальд.
- Хочет чтобы ты драппу о его подвигах последних сочинил, - сурово брови сдвинул викинг, Тормунд аж на пару шагов назад подался, испуг забавно на лице скорчив:
- Что желает даритель злата, то скальд сделает, - пообещал.

Южный Мер. Хильд и Харальд

Временем тем, что Ульв со скальдами беседу вел, Харальд нескольких гонцов послал самых влиятельных людей Мера на пир пригласить, да дядю его найти, что по деревням обход совершал. Сам же конунг к Хильд направился, о том думая, каким образом ему от мерийки пользы большей добиться на пиру грядущем. У дверей в темницу его Укси встретил:
- Здрав буде, великий конунг, - хмуро он произнес.
- И тебе привет, мой верный воин, - отвечал с улыбкой Харальд. - Отворяй дверь.
- Перестал бы ты девицу терзать, господин, - головой покачал викинг. - Ей и так тяжко, до того, что жизни себя лишить пыталась...
- Ты забываешься, Укси, - одернул его правитель. - Открывай!
- Плохо ей, знахарку бы, - спиной к двери встав, телохранитель сказал.
- С чего бы это? - Улыбка Харальдова медленно в оскал превращалась.
- Сдается мне, государь, с того, что не кормишь ты ее совсем...
- Ну так сегодня она хорошо поесть, - процедил юноша. - Дверь отворяй.
- Как прикажешь, - подчинился здоровяк, засов отпирая. Зашел внутрь Харальд, взгляд бросив на девушку.
Хильд как раз из очередного провала в небытие вынырнула. Села спиной к стене прижавшись, да на дверь безучастно глядя. Лицо ее было в кровавых разводах, ибо под утро разрыдалась мерийка. В крови и руки ободранные были, на платье опять же пятна бурые красовались.
- Ты пришел меня убить, конунг? - устало девушка поинтересовалась.
- Ты сегодня красива, как никогда, - конунг скривился, в полумраке на лицо ее глядя. - Всякий раз, как супротив моей воли идешь - себе же хуже делаешь. Вот только смерть твоя мне без надобности.
- Есть вещи, которые иногда приходиться делать, забыв о себе, - в голосе сквозила усталость. - Тогда зачем же ты пришел? Просто посмотреть на меня?
- Брату своему в очередной раз ты мучения продлила поступком безрассудным, но я - милостив, - продолжил Харальд, на корточки рядом садясь да в глаза ей заглядывая. - И еще один шанс тебе дам голову его выкупить.
- Какова цена на этот раз? - не отвела взгляда Хильд.
- Есть хочешь?
- Странные вопросы ты задаешь, Харальд, - с трудом удалось мерийке имя врага произнести.
- Отвечать следует, когда конунг спрашивает.
Хильд поморщилась, голос Харальда отозвался тупой болью в голове.
- Странно спрашивать у человека, который ел четыре дня назад, хочет ли он есть и ждать ответа "нет".
- Пойдешь сегодня на пир, мной устраиваемый, - велел правитель, улыбки не пряча. Видел он, что не осталось сил у девушки воле его противиться.
Хильд просто кивнула конунгу, глаза закрывая.
- Слушай внимательно: я многих знатных людей позвал, которые в Мере власть держат - они видеть должны, что ты всем довольна, - продолжал Харальд. - Будь с ними приветлива, обходительна. ДА не так, как на тинге, когда слова из тебя тянуть приходилось. Справишься - быть может снова хозяйкой в Мере станешь, ну а подведешь меня снова - только на себя пеняй.
- Если я выйду к ним в таком виде, они не на миг не поверят, даже если я сыграю свою роль не хуже Локи, - тихим голосом девушка произнесла.
- Тебя вымоют и дадут что-нибудь взамен этих тряпок, - конунг поднялся.
Хильд была равнодушна, зная, что платье не главный показатель статуса, но пусть Харальд ошибется и в этот раз.
- Как скажешь, - тихо голос ее прошелестел.
На этом конунг развернулся и вышел, дверь закрыв:
- Прикажи служанкам ее приодеть, - Укси он дал повеление.
- А лекаря?
- Если хочешь искать - ищи, - Харальд пожал плечами и прочь направился.
У Хильд же возникло такое чувство, что на нее одели самый тяжелый из доспехов братьев и он давит ей на плечи. По щекам вновь побежали слезы, чертя кроваво-соленые дорожки.

(в роли Харальда и его телохранителя Тельтиар)

Хладир
С Дарки

Хакон согласно кивнул, речам Барда внимая. Коли б не Харальд – не носил бы он ныне одежу ярлову. Ведь, не поссорься конунг Транделага с соседом своим, Грютингом – едва ли бы старец сына признал. Вот так судят норны: никогда не узнаешь, что к худу, а что к добру повернется.
- С Харальдом боги, - ответил он гостю. – Гуторят, что когда мать его еще в девах была, ей про то сон вещий привиделся. Похоже, сами боги избрали ее для рожденья великого победителя. И вести с полей битв то пророчество подтверждают. Конунг Агдирский и мой родич, - Хакон сказал то с большой гордостью, - одолеет всех ворогов, взяв себе земли норвежские. То так же верно, как сказ про победу Хеймдалля над Локи в день Гибели Богов.
- На то воля Асов и большая честь - такому конунгу служить, - продолжил сын Брюнольва, бородку небольшую поглаживая - только начал он ее растить, когда на службу сыну Хальвдана поступил. - Волею Харальда ныне я правлю и Южным, и Северным Халаголандом, ибо трусливый правитель его прочь бежал, едва заслышав о притязаниях конунга на земли те, а люди меня господином своим признали. Корабль тот, что у пристани - раньше трусу этому принадлежал.
- То доброе дело - отринуть корабль у труса, что владел им, в битву пустить сил не имея, - поддакнул гостю сын старого Хакона. - Хоть и видел я драккар сей всего ничего, а скажу так: подобная мощь и краса созданы для сражений. С мыслью о битвах мастера эти доски стругали до вместе скрепляли. Не дело подобному чуду близ брега стоять да глаза трусовы красой своей тешить. Взял его себе - ну и ладно. Небось, по пути уже асов потешил, да показал всем, плывущим по водам: не ладья купечская плывет, но гордые северяне на викинг?
- Если бы попался кто, - головою покачал Бард. - А так - все купцы, что отцу моему дань платили - таких грабить, только бесчестье заслужить.
- Твоя правда, воитель - почетно снять ворогу голову в славном бою, чтобы валькирии видели все - и восславили тебя в речах перед Одином, когда поведут мертвых в чертог, - кинул Хакон млад. - А рубить шею тем, кто сам ниц пал да под меч ее подставляет - в том чести немного.
- Особливо, коли от них прибыток одали какой - никакой, а все же есть, - усмехнулся молодой лендрман, вновь усы в браге смочив. - Ты лучше скажи, славный Хакон, почему в дни, когда славу оружием воины куют - ты в домине отчей остался?
- На то воля конунга моего была, - ответствовал Хакон, батюшку титулом величая. - Вот и не дерзнул я данное слово нарушить. За сестрой смотрю, да за делами усадебными, - про мачеху молодой войн промолчал: едва ли отец велел ему так за женою своей приглядеть. ну, да Барду то знать было неоткуда.
- А кому дело такое доверить? - вопросом на вопрос Хакон откликнулся. - Конечно, кровь мою горячит звон клинков и желал я славы стяжать под знаменами конунга Транделага. Но ведь земля наша после немирия с Грютингом пострадала, да и мужей тут немного осталось. Я уж молчу, что сеятра моя Асса наследника Харальда носит под сердцем. ох, боязно было, кабы враги конунга худого не сделали.
- А откуда им взяться здесь? Разве что из Англии приплывут, - рассмеялся сын Брюнольва. - На севере мои владения, на Юге - Грютинга, на Востоке - леса дремучие, да финны нелюдимые.
- Не все враги в доспехе да соболях ходят. Слишком многих родич мой Харальд на глотки понаступал, - нахмулился Хакон. - Но то дело его: мыслю я, что на то он и муж, чтоб за дела свои сталью ответить да показать недовольным путь до Вальхаллы. а я покамест волю отца исполнять буду ревностно. Не будет худого в том, чтоб подлецов остеречься.
- А мы, как отдохнем с дороги - дальше в путь направимся, - на то сказал Бард. - В Мер, что ныне волею Харальда объединен. И великую славу стяжаем.
Одобрительно соратники его закивали, кубки поднимая.
- Почетно для крова, коли под ним столько воев достойных сбирается, - в тон гостю Хакон млад отозвался.
Так долго еще пировали они, покуда слуга не вошел, да к Хакону обратился:
- Господин, птица прилетела с юга с посланием.
Встрепенулся воин младой, да хотел сразу же кинуться за вестями, даже с лавки вскочил. Да после вспомнил достоинство ярлого6 не малец он безродный, чтобы бегать бегом. Да и гость осерчает, коли новости от него утаить, сочтет, что нет доверия ему во Хладире. - Пойдем со мной, Бард. посмотрим. что за вести голубь принес.
- Верно, то батюшка твой о победе известие прислал, - в ответ юноша улыбнулся, из-за стола поднимаясь. - Вы, друзья, здесь меня подождите.
Сказал он товарищам, и вслед за Хаконом вышел.

Усадьба Кари-берсерка. Кари и его люди.

Дошла весть о падении Мера да о гибели конунга Аудбьерна в чужих землях и до лендрмана Кари. Прямо во время хустинга ворвался в его дом запыхавшийся трэль… Ох и скривился старый берсерк, да только не горестно, а ехидно-насмешливо:
- Во имя Морского змея, сожравшего собственный хвост! Вот так помог Арнвинду наш конунг!
Викинги за длинным столом сдержанно посмеялись шутке: погибшие конунги никому не сделали большого добра, но и открыто насмешничать над смертью вождя своего было негоже. А Кари не унимался:
- Небось теперь радуетесь, что головы свои под секиры псов Харальда не подставили, откупились? Любо ли вам, воины, сидеть в теплом дружинном доме, жевать оленину да пивом ячменным запивать, а не кормить рыб в море, подобно Аудбьерну?!
Раздался одобрительный гул и выкрики из-за стола:
- Любо, Кари! Мудрое слово тогда вы с Кведульвом молвили!
- Мы своё богатство сами добыли, у конунга небось подачки не просили! На что нам Мерскую землю защищать? А теперь и вовсе нет над нами правителя!
Кари поднялся на ноги, и все притихли. Сказал он:
- Твоя правда, Халльгорм, нет над нами конунга теперь. Вемунд, брат Аудбьерна – мальчишка, возгря безвольная… Да только и Косматый видит это и мешкать не станет. Фиордские конунги много крови ему попортили - возможность все их семя под корень извести он не упустит. Так что помяните моё слово – недалече то время, когда Харальда конунга люди во Фьорды пожалуют!
Нахмурились воины: битвы они не боялись, да только не той, где один против десятка стоит. Поднялся Эйрик-Топор:
- С тобой мы, Кари, только скажи, что делать нам?
Стол одобрительно загудел – пусть вождь решает, им всё любо будет. Пришел черед лендрмана призадуматься. Почесал Кари бороду и так сказал:
- Сгоряча рубить – только меч тупить. Надо обождать, примериться… Пока Косматый в землях покоренных порядок установит, ярлов посадит, пока суд да дело – успеем мы еще решить, за кого стоять будем.
Странные то были слова для берсерка, но за долгие годы нажил Кари не только седую бороду, но и изрядно ума. Вновь сел он за стол и поднял в воздух поднесенный рог:
- А пока пируйте, викинги, и ни о чем не тревожьтесь! Да знайте, что пока со мной вы – вдоволь будет у нас ратной добычи, пенного пива и снеди!

Сообщение отредактировал SergK - 22-12-2007, 17:41

Англия. Бристоль. Гандальв конунг.

По сердцу Гандальву пришлось то, что Ивар Рагнарсон и братья его, не на лавках почили после победы над Альфредом, но о новых свершениях думают. В землях Северных полагали, что муж – он до той поры воин, пока меч ему милей печи, да свист стрел более люб, чем пение птиц по весне. Ежели судить так, то даны истинно славные вои. Рассказал Ивару конунг Альвхеймара про поход свой, да про то, что селяне о числе мужей короля Малхи сказывали. Да и как промолчишь, коли альвхеймарские молодцы дюже в развязывании языков поднаторели? Там, в землях Ирландии, не велел Гандальв мужчин кельтских щадить, для его целей и женщин болтливых было достаточно. Со смехом поведал он властителю Бристоля, как Хареком Волком назвался. Даже, коли король в ту ложь не поверит – всегда найдутся завистники, до почестей жадные. Такие любую кривду правдой объявят – только бы врага их порочила. По мненью альвхеймарца, слабаки, взявшие себя Белого Бога и носившие крест через одного были трусами, и того чаще – лжецами. Ведь, что есть ложь, как не форма трусости, когда муж, вместо того, чтобы решить дело мечом али секирою честной, речи коварные в дело пускает? Так думал Гандальв, забывая, что сам он в Ирландии так же подло желал с Волком счеты свести. А Ивар был умен слишком, чтобы вниманье на то обратить. Хоть и отметил про себя – а в упрек гостю не молвил. Так что властители расстались, вполне беседой довольные.
Если бы норны быстрее пряли свою пряжу, владыка Альвхеймара тоже отправился бы с братьями Рагнарсонами в поход на ирландцев. Но лето уж шло к середине, скоро ночи станут длиннее, а день ясный – короче. А, значит, стоит ему задуматься о том, чтобы в земли свои путь держать да о том, как оборонить их от Харальда позаботится. Боги, видать, и впрямь полюбили мальчишку за что-то: вести о новых победах Агдирца долетели и до земель Англии на быстром корабле данов. И Гандальва то, ох, как не порадовало. Мыслил он, что зарвавшийся родич, ведьмина кровь, нос себе расшибет, на пирог не по силам рот-то разинув. Ан, наглость его несусветная вновь усадьбы взяла. И снова без предательства не обошлось.
Конунг сплюнул наземь, выражая презрение к Хальвдану и сыну его. И посмотрел в сторону родимой Норвегии. Скоро он тоже вернется – и примет то, что судили ему Тор, Тюр и Один Одноглазый.

Южный Мер. Пир.
Кот мягко приземлился во дворе, фыркнул и пошел знакомым путем на кухню. В усадьбе Арнвинда у длинного дома был еще один выход: кухонный. С внутренне стороны в случае опасности дверь блокировалась тяжелым камнем. Именно к нему, к кухонному входу отправился огромный лесной кот или рысь. Его шагов никто не слышал, в сумерках он сливался с землей.
Котяра буквально ворвался на кухню, первоначально перепугав всех. Но тут же раздался радостный шепот:
- Малыш вернулся. Это добрый знак. Фрея улыбается нам.
Кот недовольно мяукнул, по-хозяйски пройдясь по кухне, по пути стащив кусок оленины и пристроившись в углу для его поедания. Мрачные лица мерийцев озарились счастливыми улыбками, впервые за последние несколько дней.
Рысь, что-то мурлыча себе под нос, доел кусок мяса и только ему известными тропами отправился на поиски своих людей. В доме странно пахло, заставляя его чихать. Пахло чужими. Недовольно мяукнув на этот запах, он нашел укромный уголок в главном пиршественном зале и удобно улегшись, уснул.
Малыша принес с охоты Аудбьерн, убивший его мать, подарил сестре любимой, несмотря на протесты Арнвинда, что дикому зверю в доме не место. Но владетель Фиордов считал Хильд любимицей Фреи, именно поэтому у нее должен быть лесной кот. Малыш прижился в усадьбе, вел себя по-хозяйски, но имел нехорошую привычку надолго исчезать в лесах. Последний раз это исчезновение продлилось с апреля по август. Мерийцы уж думали, что любимец кюны не вернется домой, но он как всегда вернулся.

***
Знахарка, качая головой, выгнала Укси из комнаты. Она была нема, потому просто быстрыми и точными движениями смыла запекшуюся кровь с ее ладоней и намазала толстым слоем какого-то жира. Затем, не особо церемонясь, умыла девушку и влила в нее какой-то отвар из трав. Как только горьковато-сладкая жидкость попала в желудок, Хильд почувствовала странный прилив сил. Она благодарно улыбнулась старухе. Та не особо обращая внимание на пациентку, показала ей на руки, затем отрицательным жестом показала на воду и указав на тень, лежащую на полу, отметила место до которого она должна дойти. Хильд кивнула, после чего знахарка исчезла за дверью.
Стоило только ей исчезнуть, как в проеме двери вновь появился телохранитель агдирца и усмехнулся, заметив девушку с растерянным видом разглядывавшую руки, затем отступил в сторону. В комнату ворвались две служанки и весело щебеча принялись за дело. С собой они принесли платья из принадлежавших ей, а также украшения. Последнее заставило Хильд удивленно распахнуть глаза. Неужели Харальд решил перехитрить мерийцев, но выбора не было. Подчиняясь опытным уверенным рукам служанок девушка через непродолжительное время была уже похожа на ту Хильд, которой она была до прихода захватчиков.
Забрав грязную воду и одежду девушки удалились, оставив сестру Арнвинда ожидать. Но стоило двери закрыться за ними, Хильд присела рядом с подстилкой из соломы, служившей ей постелью и запустив под нее руку, достала то, что передала ей знахарка от девушки, служившей Фрее.
- Готова? - Укси спустя время некоторое спросил, дверь вновь отворив.
- Да, - кивнула девушка, шагая навстречу судьбе.
Вывел ее воин из комнаты, к большой зале направил, да сам сзади пошел - если кто их сейчас увидел бы, не за тюремщика его принять могли, а за телохранителя молодой кюны, и удивились сильно, что такие почести ей Харальд оказывает. Со двора же шум доносился и крики людские - много гостей прибыло, сейчас их слуги встречали, да провожали в усадьбу, рассаживая по местам в соответствии со знатностью и заслугами. Люди Харальда ближние запомнили, кто из бондов ныне прибывших на тинге расположение к конунгу выказывал и теперь им большие почести оказывали, нежели иным. Однако же подле высокого места в основном дружина пришлая разместилась, хотя и не видно было ни Рогволда, ни Грютинга, на даже Сигурда-душегуба. Харальда же голос со двора слышался - добрыми словами он сам вышел встречать людей, так словно хотел из памяти их стереть на тинге случившееся.
Хильд шла знакомым путем, а на сердце тяжко было. Шла она голову опустив, но подходя к зале, вспомнила, что за брата терпит все это, вскинула голову, да в большой зал вступила.
Те, кто уже за столом были, с удивлением на нее взгляды направили - не ожидали увидать, да еще в виде таком. Уж слухи ходили по деревням, что загубил Хильд конунг али в подвале сыром держит, голодом лютым истязая. Тут же цветущая она пред ними предстала да в одеждах дорогих и у бондов некоторых изумленные вздохи вырвались.
Застыла на пороге девушка, куда идти не зная. Ожидала подсказки от Укси.
- К столу, богатых людей поприветствуй, - шипением раздался тонущий в общем шуме голос викинга, легонько в спину толкнувшего Хильд. Хоть и заступался Укси за девушку перед конунгом, но за выполнением воли его зорко следил.
- И что потом? - прошипела Хильд в ответ. - К столу бондов и слуг отправится?
- Если ты его тут найдешь, - хмыкнул воин. И действительно - Харальд на пир лишь знать пригласил - тех, чья поддержка ему более всего необходима была.
- Так куда мне идти? - сквозь зубы шептала девушка, приветственно мерийцам кивая, те в ответ улыбались ей и кланялись.
- Вперед.
- Как скажешь, - девушка двинулась по прямой, как и было велено. Кот повел во сне носом, услышав знакомый голос и запах родной почуяв.
Временем тем дверь отворилась, на пороге Харальд появился, да обрывок разговора донесся:
- ...Гутхорм в скорости прибудет господин, - воин сказывал, но конунг лишь кивнул, в дом заходя. За ним следом Торбьерн вошел, на гуслях что-то наигрывая, да Бедвар в серый плащ кутаясь. А после и другие люди в одеждах богатых.
Хильд уперлась в конунжий стол и вопросительно приподняв бровь к Укси обернулась.
- Не смотри на меня, - воспользовавшись тем, что люди к конунгу взоры обратили, воин сказал. - Делай что должно, а то так поймут все, откуда воля твоя исходит. И тогда - навсегда о брате забудь.
- Скажи мне куда сесть, - процедила Хильд сквозь зубы.
- Конунг укажет, приветствуй его, как должно.
Кот потянувшись, приоткрыл один глаз, носом воздух втянув. Запах знакомый был.
Хильд обернулась, на Харальда взор устремив и приветственно склонила голову, навстречу к нему шагнув.
- У меня для тебя есть кое-что, конунг, - чистый голос Хильд по залу пронесся, а в ладонь к Харальду три костяшки легли, на которых руны сияли первой Кеназ шла. затем Феху и, наконец, Эйваз троицу замыкала.
Харальд сжал кулак, на руны даже не взглянув, но зато взглядом обвел присутствующих всех - и бондов богатых, и херсиров и хирдманов своих:
- Здравы будьте, славные воины и жители Мера, - произнес он, в ответ же многие, из-за стола поднявшись, ему поклонились, сам же он в зал прошествовал, ближними людьми сопровождаемый и на высоком месте воссел, рядом же места два пустыми остались, лишь Бедвар позади конунга встал, на посох свой опираясь, а Торбьерн на дальней скамье присел, играть продолжая.
- Рог поднеси государю, - вновь Укси прошептал, тем удивленный - неужто женщину из рода конунгов вежеству не учили.
В тот же миг метнулась неясная тень, едва Хильд с ног не сбывая, огромная рысь поставила передние лапы на грудь девушке и счастливо мурлыча лизнула ее в нос.
- Малыш, - обо всем забывая, мерийка радостно обняла кота. На ее лице расцвела улыбка. - Ты вернулся. Где ты столько пропадал разбойник?
Мерийцы загомонили, они увидели прежнюю Хильд, способную искренне радоваться.
Укси медленно нож вынул из ножен поясных - он только, да Ульв при оружии во всем зале находились:
- Что это за зверь? - Спросил он, готовый по велению первому с хищником расправиться. Харальд тоже прищурился, но приказа отдавать не спешил - что бы ни случилось, любой знак двояко истолковать можно было, однако появление зверя посреди усадьбы чудным и ему показалось и запомнил он, что со стражи сурово спросить следует за то.
- Это же, Малыш, - улыбнулась Хильд. - Кот мой. Пропадал вот еще весной. Вернулся. Правда, разбойник?
Последнюю фразу, обращенную к рыси девушка ласково произнесла, потрепав того по голове.
Телохранитель Харальда медленно убрал нож, конунг рассмеялся:
- Хороши же питомцы у конунгов Мера были, - а после к людям обернулся. - Вы, гости, угощения отведайте.
Старик длиннобородый, что ближе других к Харальду был посажен первым до мяса дотронулся, бороду в жире немного смочив и головой покачал одобрительно, вкус распробовав. Другие примеру его последовали.
Хильд же вспомнив что от нее требуется, велела рыси встать на пол, чашу меда полную из рук рабыни приняла, да Харальду поднесла.
Принял напиток с кивком благодарственным юноша из ее рук, пригубил немного, улыбнулся и полностью осушил до капли последней.
Мерийка продолжала стоять перед столом конунжьим, а Малыш все терся об ноги ее, недовольно на Укси шипя.
- Сядь и ты, Хильд, - дозволил жестом широким Харальд, на место недалеко от себя, но все же не рядом, указывая. - К трапезе присоединись.
Воины же харальдовы уже во всю еду приготовленную уплетали, а мерийцы от них не отставали в этом, хоть сначала и не все конунгу доверились, но теперь видели, что не отравлены яства.
Хильд в сопровождении кота отправилась туда, куда ей указал Харальд. Но прежде чем уйти тио произнесла:
- Негоже знаки богини игнорировать.
Непривычно Хильд не за конунжьем столом да в родной усадьбе было, но все радость в жизни появилась. Блудный кот вернулся. Принялась мерийка его мясом со стола угощать, о себе позабыв. Впервые за последние дни она улыбалась, легко и радостно.
Сжал кулак Харальд, руны друг о дружку щелкнули, о послании напоминая, медленно раскрыл ладонь юноша, но тот час же Бедвар ее своею дланью накрыл, прошептав:
- Подожди государь, не нравиться мне это.
- По нраву вам угощение мое? - Заметив взгляды любопытные, конунг произнес, и ответа не дожидаясь, объявил: - А теперь мой скальд вас развлечет песней, каких еще не слыхали в этих краях!
Торбьерн, как услышал волю конунга, тут же со скамьи поднялся, свой кубок осушая, и по гуслям вновь ладонью провел, к себе внимание людей привлекая. Быть может кто и не хотел его сейчас слушать, но не вежливо было певца прерывать, коли хозяин дома его спеть попросил.
Хильд хвастливые песни скальдов не любила и это прекрасно знали все мерийцы, но сделала над собой усилие, подперев ладонью подбородок. Малыш у ног ее калачиком свернулся.

(мы с Тельтиаром. Продолжение следует)

Песнь о Сольскелле
за авторством Скальда

Дождавшись, когда взгляды всех собравшихся обратятся к нему, Торбьерн скальд провел пальцами по струна, извлекая из гуслей долгий, протяжный звук, чем-то напоминающий шум прибоя:
- Многие слова звучали, многие речи говорились, - Хорнклови произнес, на табурет слугами принесенный усаживаясь и гусли себе на колени положив. - Сейчас же поведаю я людям Мера всю правду о битве при Сольскелле.
Шепот недовольный пронесся по рядам мерийцев пришедших, решили они, что вновь их конунг созвал, дабы оскорбить и о поражении напомнить, дружиннике же харальдовы напротив ободряюще застучали по столу, поскорее услышать желая о победе своей. А гусли вновь загудели под умелыми пальцами скальда и его густой бас, тягучим медом полился по трапезной:

Много вязов шила броней
В снопы поля Ран собрали,
Пояс островов мар зыби
Вспенили у шхер Сольскеля.

К грому Скёгуль в ложе фьордов
Гонят струги ярлы Мёра,
Лес ран кольев необъятный
Ливнем лезвий конунг встретил.

Отпрыск Фрейра жаждал битвы,
Острых лезвий заготовил,
Смело выступил навстречу
Сонму змеев мутной зыби!

Остановился Торбьерн, передохнул в слушателей своих вглядываясь - на лицах их пока недоверие застыло, хоть и не слышно было в стеве ничего, Мер позорящего, но тинг помня, бонды и херсиры все еще подвоха ожидали. Скальд же смочил горло брагой и продолжил:

С ним Гутхорм в боях свирепый,
Неистовый отпрыск Хринга
И сивый Хакон - отец Сив платьев,
Славный мудростью вождь трёндов.

Вязы вьюги змей кольчуги
Волков волн смеясь встречали,
Рев рогов сигнал дал к битве,
Зверя зыби окружили!

Харальд конунг встретил храбро
Хладный натиск змей кольчуги
Свистом стрел и стали блеском...
С Змеем Волк вступил в сраженье!

Вторую паузу сделал скальд, отметив с удовлетворением, как напряглись гости, продолжения ожидая - удалось ему увлечь их повествованием, ведь все, что о битве той слышали они - лишь бахвальством харальдовой гриди было, теперь же сказитель, меда поэзии вкусивший о том рассказывал, как родичи их и друзья погибли, потому-то знать мерская цепкими взглядами за каждым движением губ Торбьерна следила.

С треском кони волн столкнулись,
Стремглав ясени сражений
По ногам коней стремнины
к доскам Волка Волн взбежали

В навий пир дубы секиры
- Неккви родичи ярились.
Красных крыш трещали доски
В пляску льдин вьюг сеч отправив.

Мёра вождь - ас битв могучий,
Моря тропы все изведал,
Хирд под стягом рыбы горной
Хрофту жертв принес немало!

Старик один бороду почесал задумчиво, другой бонд помоложе глаза распахнул удивленно - не ожидал, что станет восхвалять храбрость мерийского войска скальд Харальда, а вон как оно вышло, теперь уже с большим интересом слушали Торбьерна люди, некоторые же так увлеклись его повествованием, что о еде позабыли. Сам же Харальд улыбнулся чуть заметно, тоже не понимая, к чему клонит Хорнклови:

Древо сети ловца ветра
Резво срезал клинком Сурта,
Гибель Ярлу предвещает
Гюльп скакун лишенный гривы!

В дар владыке влаги пьяной
Браги жара жал обещан,
Вана волн внук в зыби рыбьей.
Вод властителем отвергнут

Мера Вождь фарт битв утратил
Смертью славной награжденный!
Хрофта ярость покарала
Храбрых ярлов за гордыню!

Херсир один из тех, кто первыми власть Харальда признал да еще на тинге богатые дары получил, в усы усмехнулся:
- Может так оно и было, что Ньорд удачи Арнвинда лишил.
- Тебе-то почем знать?
- В годину последнюю только у одного конунга удачи не меряно, - на то херсир бросил. - Остальные же и вовсе без нее остались.
Трудно с этим было поспорить, поскольку действительно большую победу тогда одержал Харальд сначала над Неккви, а после и над его племянниками. Однако, в речах скальда вновь ни малейшей насмешки не было над конунгом Мера, а напротив - Торбьерн должное его заслугам воинским отдавал.

В жаркой сече конунг Фиордов,
Брата смерть узрев, впал в ярость,
Помочь ринулся - но поздно,
Норны нить сплели иначе...

Коршун змея был сильнее,
Конунг кровью захлебнулся,
Сгинул с конем волн могучим
в общей огненной могиле!

Те кто Ньорду поклонялся,
Против Ньордова потомка
Жала битвы навострили -
Хрофт обрек их всех на гибель!

Голос скальда стал жестче и громче, отражаясь от потолка и стен, а сам он, говоря о каре богов, поднялся со скамьи, продолжая играть на гуслях, а его зоркие глаза скользнули по лицу каждого мерийца и ни один не в силах был оторвать взгляд - певца, который совсем недавно развлекал ребятню в деревне, а еще весной был заточен в свинарнике, сейчас слушали внимательнее, нежели жрецов и законоговорителей. Слушали все, за исключение Хильд, и это было для Торбьерна удивительным (конечно он, в отличии от Насмешника, за всеми женщинами подряд не волочился, но все же обычно девицы были рады услышать его пение).

Храбры в битве люди Мёра,
Хрофта комнат все достойны!
Но дар победы внуку асов
С давних пор уже обещан!

К завершению подходила драппа и голос скальда обрел полную силу, завораживающую, почти колдовскую, заставляющую верить в каждое, произнесенное им слово.

Ныне Мёр отдал Высокий
Ньорда отпрыску одалью,
С нравом Хеймдаля и Фрейра
Править будет справедливо...

"Справедливо" - произнес скальд, и казалось, истерлись из памяти бондов воспоминания о тинге, обернувшимся кровавой расправой над непокорным, о бесчинствах, творимых захватчиками в деревнях (хотя, многие споры уже успел разрешить Гутхорм и о том люди знали), о буйном нраве конунга, что он не скрывал от людей.

Пусть же мир в земле Нордвегр,
Будто в Одина палатах,
Ныне прочно воцарится:
Норны так судьбу сложили.

В последние строки он вплел Торбьерн колдовские слова, дабы умы гостей затуманить, да о пророчестве напомнить, некогда Рагхильде данном. Бедвар же тем временем что-то Харальду шептавший, назад отстранился, позволив конунгу из-за стола подняться. Держал Харальд в руке золотой кубок, каменьями украшенный, из которого пил недавно:
- Приятственно мне было слушать тебя, Торбьерн Хорнклови, - конунг произнес, взглядом веселым гостей обводя и те закивали все, с правителем соглашаясь. - Награда же должна песни достойной быть. Прими от меня кубок этот, который наполнят все, пришедшие сюда по щедрости своей и достатку.
Понесли слуги вдоль стола кубок и каждый в него клал - кто перстень, кто монеты золотые, кто самоцветы - до краев полной награда к Торбьерну попала, а после и другой кубок ему поднесли, брагой наполненный.

Южный Мер. Пир
Хильд так и просидела все это время с ничего не выражающей улыбкой на лице, не вслушиваясь в строчки вис, читаемых скальдами. Она спокойно могла сказать, какие слова говорили они, ибо все они были похожи одна на другую. Мерийка смотрела сквозь скальдов, куда-то вдаль, играя с Малышом или со скучающим видом поднося ко рту очередной кусок мяса.
- Все это прекрасные висы о воинах, мечах и битвах, но в том ли искусство скальда? О герое может любой рассказать, - стоило затихнуть последним строкам, Хильд произнесла. - Тот скальд велик, что об обыденной вещи расскажет строками вис. Вот расскажие о Малыше, а мы послушаем.
Мерийцы заулыбались, узнавая кюну свою. До появления рыси предметом проверки был конь госпожи, того кто не справлялся с заданием уже не воспринимали как скальда сильного. А справившихся было немного.
Улыбнулся Торбьерн, усы утирая, провел ладонью по гуслям снова звук знакомый вызывая - отступать ему все одно некуда было, после того, как большим скальдом его конунг пред всеми объявил да златом каждый одарил, не мог он отказаться от вызова подобного, ведь тогда все, чего он добился могло в туне пропасть. Не этого от него ждал Харальд, а Хорнклови привык ожидания покровителя своего оправдывать. Да и сам конунг взглядом недовольным Хильд одарив, вновь к скальду своему обернулся, словно спрашивая его - способен ли. Торбьерн кивнул уверенно.
Однако, прежде чем смог он вису сказать, дверь скрипнула входная, да на пороге человек возник в плаще дорожном:
- Если позволит конунг, я вису, что дева пожелала, сложу, - произнес он.
Хильд ответила Харальду спокойным что озеро в ясный день взглядом, даже улыбнувшись слегка. Рука ее продолжала по голове Малыша гладить.
Вспомнились тут старые легенды о таких вот странниках, что на пиры заходили, да под личинами скитальцев нередко сами Асы скрывались, а потому отказывать в просьбе малой не стал пришлецу Харальд, внимательно все же его рассмотрев: гость незваный в зал шагнул, хромая и на палку опираясь, затем капюшон скинул, молодое, но изможденное лицо всем являя.
- На то я тебе даю дозволение, - конунг сказал, решив, что даже если не справится странник - то урону власти его не нанесет, а у Торбьерна времени больше будет, чтобы вису сложить.
Мерийка перевела взор на странствующего скальда и улыбнулась чуть шире, вису слушать приготовившись.
Незнакомец медленно мешок на скамью положил да из него побитые гусли достал с одной струной порванной, провел пальцами по ней, однако мелодия не столь красивой вышла, как у Торбьерна. Усмехнулся кто-то из-за стола, однако же скальд вид невозмутимый сохранял и вису начал. Голос его грустный был и тихий, с хрипотцой легкой:

В край с дремучими лесами
На границе с Раумсдалем -
Были то владенья Неккви,
Конунг на охоту ехал.
Фрейи конь его добычей
В схватке стал кровопролитной.
Как трофей сестре в подарок
Конунг в Мер привез котенка.

Хильд улыбнулась скальду, легким поклоном за вису отблагодарив.
- Малыш, тебе нравится? - тихо спросила девушка у рыси, так что никто не слышал. В ответ раздалось довольное мяуканье.
Скальд и сам поклонился, равновесие с трудом удерживая - сначала Хильд, затем конунгу, а после всем людям, что были здесь. Торбьерн в усы усмехнулся, довольный развязкой такой, да и конунг тоже в хорошем расположении духа вновь пребывал.
- Как имя твое, славный скальд? - Харальд спросил.
- Имя мое Альвир Хнува из Фиордов, - он ответил, вздохнув тяжело при упоминании о родине своей. - Я сюда пришел, дабы тебе служить, конунг ибо рядом с тобой все лучшие мужи Норвегии.
- После гибели Аудуна я как раз без скальда одного остался, - поразмыслив Харальд произнес, ибо видел, что Альвир многим по душе здесь пришелся. - Что думаешь, Торбьерн - хороша замена Аудуну?
- Да уж по сравнению с Аудуном и пес брехливый бы соловьем сладкоголосым показался, - отвечал Хорнклови. - А этот юноша не чужд крови Квасира.
Услышав про Фиорды от скальда пришлого потянулась было к нему Хильд, да от продолжения фразы едва заметно сникла, как трава растоптанная. Малыш тут же головой о ногу ее потерся, поддерживая в тяжкий момент. Мерийка вновь улыбнулась, затем обратилась к Харальду:
- Коли позволит конунг, раз уж понравилась виса Малышу про него сложенная, отблагодарю я скальда фиордского.
- Скальду в награде отказать - богов прогневать, - кивком властным дозволил Харальд.
Злорадно сорвала с шеи своей гривну серебряную Хильд, вышла из-за стола, да с поклоном скальду вручила, взяла из рук рабыни подбежавшей чару меду полную и вновь скальду поднесла с поклоном.
- Тот кто может не про воев и битвы вису сложить истинно великий скальд. Ибо нет ничего проще подвиг описать, да мужество воев воспеть.
- О том пусть Один судит, - Альвир сказал грустно, гривну принимая. Он себя великим не считал, скорее обреченным и не нужным. Оттого и в Мер подался, что его отец родной изгнал, а в пути уже узнал он о том, что не Арнвинду, а Харальду ныне фюльк этот принадлежит. О Малыше же скальд незадолго до появления своего в доме услышал от слуг, его во дворе встретивших.
- Дивное дело - Хильд его гривной одарила, - мужчина в алой рубахе произнес вполголоса. - А то прошлому скальду по ее воле гальки речной в суму насыпали.
Девушка не обратив внимание на историю с галькой, вернее сделав вид, что слов бонда не услышала, на место вернулась, уголками губ Укси улыбнувшись. Но вымученной улыбка та оказалась, руки вновь болеть начали. Надеялась Хильд, что поймет викинг и даст ей мазь, что знахарка оставила. Но даже если и понял телохранитель, вида не подал - не пристало на глазах у гостей увечье являть и слабость.
- Держи и от меня награду, Альвир, - временем тем Харальд обручье серебрянное отдал своему скальду новому, затем же знак подал конунг слугам и те вновь сундуки внесли, а сам он обратился к мерянам: - Слышал я, будто говорят люди, что Харальд конунг лишь брать горазд, да нет в нем щедрости, настоящего конунга достойной.
По велению правителя раскрылись сундуки и каждому гостю было по дорогому подарку вручено - кому оружие, кому драгоценности или одежды знатные.
- А земли наши? - Бонд один нерешительно спросил, решив видимо что конунг с ними примирения любой ценой искать будет.
- А земли - мои, - спокойно конунг сказал. - Взамен же я вас властью наделю и правом подати собирать с черни.
Хильд равнодушно на богатства смотрела, не милы они ей теперь были. Руки саднило от боли, но похоже терпеть придется до окончания пира, а он и до утра затянуться может. Девушка думала о том, не спросить ли у Харальда разрешенья покинуть зал.
- Дозволь покинуть общество мужей славных, конунг, - решившись, наконец, Хильд спросила.
- Укси тебя проводит, - сказал ей Харальд, покуда меряне совещались, что им на предложение его ответить. - Позже - обратно вернись.
Хильд кивнула, поднялась из-за стола и гордо вскинув голову выплыла из пиршественной залы, Малыш бежал с нею рядом, не отходя ни на шаг. Лишь выйдя за порог замешкалась слегка.

(мы с Тельтиаром)

Хладир. Хакон и Бард.
С Тельтиаром. Продолжение.

Развернули клочок кожи тонкой молодые воины, стали в руны вглядываться, криво начертанные:
- Ничего разобрать не могу, - Бард пожаловался. - Тайнопись какая-то. Вот только внизу вижу имя Харальда начертано. И...
Медленно в понятную речь знаки превращались, не с первого взгляда, да только обращался в этом письме Харальд не к молодому Хакону, а к тестю своему, спрашивал почему тот из Мера отплыл, не попрощавшись, прощения просил, коли обидел чем и просил для разговора вернуться или же позволить ему, Харальду в Хладир прибыть.
- Вот диво! - на лице транделагца младого удивление проступило. - Не ведаю я, что заставить могло отца моего от Харальда не попрощавшись уйти. Ведь сам он его в зяти избрал, его конунгом земель своих видел. А тут - вовсе странно! - агдирский властитель сам вослед ему едет, будто отрок повинный. Может, ты слышал что, Бард? - так он гуторил, а сам - мигом вспотел потом холодным, что дошли до отца слухи о играх любовных его с мачехой. то хорошо было хоробрствовать, пока владыка далече. А сейчас, коли спросит за честь посрамленную? Хоть во фьорде топись...
- Если бы слышал что - первым бы тебе все рассказал, - ответил на то сын Брюнольва, его, не меньше товарища, поразило поведение Хакона. Ужели из ума выжил старик? Конунга бросить, ни слова не сказав!
- Странное что-то твориться в Мере.
- Понимаю я твое изумление - сам не менее впечатлен, - голос Хакона посуровел. - А все ж хаять хозяина в доме его остерегись. Тем паче, что не знаем мы ничего, чтобы судить да рядить.
- В любом случае - долг наш: твой перед отцом и мой перед конунгом - из замирить, - твердо Бард сказал.
- Ежели то - лишь размолвка минутная, легко будет то сделать, - задумчиво молвил Хакон. - Ведь конунг мой всегда Харальду благоволил, из многих его выделил, дару богов дань воздавая. Но не тот он человек, чтоб из-за мелочи свершениями рисковать. Боюсь, кабы Харальд не оскорбил его дюже серьезно. Сам знаешь, к примеру: чуть браги больше положенного отхлебнешь - такого наговоришь, что предки тебе ужаснуться. Не только на друга, но и на собственный род. Мать обидишь, к примеру. Ты же - глава над отрядом, что я тебе сказываю, а Харальд, хоть и муж достойный и родовитый, а младше меня будет зимами. Может, доселе коварства пива не знает?
- Что-то не замечал я за ним того, - призадумавшись, отвечал халейг. - А если то - ворогов подлых происки?
- Вестимо, без них и не обошлось, - насупился Хакон. - Заставил их Харальд головы наклонить, да самых ретивых к Локи отправил. Не могли честно отмстить, вот и колдунством, небось, баловались. Кроме того - рок на Мере висит. Слышал я, что конунги его прошлые с союзником своим первым, Гандальвом, из-за девки какой-то рассорились. Прямо перед войною, будто Хель им глаза тьмою заслала. Может, и Харальд, как новый властитель, проклятие перенял? Вещи такие, гуторят старухи, к месту аль к человеку привязаны.
- Об том узнать надобно, - кивнул на слова такие Бард. - И к Хакона приезду все подготовить не помешает. Я пока здесь останусь, его подожду.
Хакон младший взглянул на Барда с благодарностью:
- Рад я решению твоему. С помощью мудрости Игга мы дело это распутаем.

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-12-2007, 20:45

Мёр. Харальд, Скальды и Бонды
(с Тельтиаром в роли Харальда, и Альвира Хнувы).
Тормунд Лисий Язык на пир немного запоздал. По одной простой причине - ему не повезло столкнуться с отцом той самой девицы которую он успел совратить. И потому ему пришлось долго убегать через огороды от разъяренного папочки и его челяди.
Потому, когда он в усадьбе появился, да пред конунгом предстал - вовсю обсуждали мерийцы предложение Харальдово, сам же конунг приподнялся из-за стола, думал то дядя его вернулся, но нет - Тормунд Лисий Язык в дом вошел.
- Скальд в дом, удача в дом, - Торбьерн улыбнулся, товарища увидав. - Вот только, коли удача, как ты к концу пира, к финалу битвы являться будет - не много с нее проку станется.
Тормунд ухмыльнулся, стряхивая с одежды соломинки. Потому что скальду сначала долго пришлось прятаться - к счастью челядины не пришли с собаками, а потому он удачно спрятался в скирдах сена, и вылез оттуда только когда сердитые голоса карлов стихли.
- Удача никогда лишней не бывает, и много ее не бывает тоже.
- Вот, славные люди, еще один скальд мой, - представил его гостям Харальд. - Тормунд. Сейчас и он вас пением своим порадует.
Но насчет пения у Тормунда было не ахти: он умудрился где-то выронить свою поясную сумку где было записано три куплета - небольшие куплеты, но все равно было обидно. А так сразу он их не мог вспомнить, поскольку прячась от разгневанных крестьян, он о них напрочь позабыл, и теперь ему совершенно нечем было порадовать конунга, если конечно Браги не сподобиться ему помочь. С этой мыслью Тормунд взял ближайший кубок, наполненный хмельным медом и ополовинил его, довольно улыбаясь. Осушив добрую половину кубка, Тормунд состроил уморительную гримасу, изображавшую напряженную работу мысли на его лице, и церемонно поклонившись, взял у Торбьерна гусли. Он ударил по гуслям, и начал сходу декламировать, растягивая слова нараспев.

Славен будь, опора крыши
Главный в битве и на пире,
Скальд явился с опозданьем
В тесноте но не в обиде.
Сладкий мед - питье Квасира,
Радость в сердце он приносит,
Кубком конунга восславим,
Коннунг-щедрый благ даритель.

Кто-то усмехнулся, бонды оторвались от разговора, решив послушать, о чем поведает им третий скальд. Харальд нахмурился, вперив взгляд в Тормунда.
Тормунд, сообразив. что несет что-то не то, попытался вспомнить, что он там насочинял в горячке битвы, но в голове у него по прежнему звучали сердитые крики крестьян, гнавшихся за ним огородами. Потому он начал говорить то, что первое пришло в голову:

Знатных бондов и херсиров
Харальд к тингу приглашает
Дабы власть его признали
Мера жители повсюду.
Много он даров принес им,
Много слов сказал красивых
А взамен просил всего-то
Все их земли во владенье.

Ратных подвигов немало
Браги битв свершил в сраженьях,
Но настало время мира
Насаждать свой лад в владеньях.
Гридни павшие в палатах
Ныне у Отца пируют,
Браги битв же взял сестру их
Вражд былых пожар гасил он.

Древен, славен сей обычай,
Он вражде конец положит,
Конунг славный может в жены
Взять девиц из фюльков многих.
Будет дева рода знатна
Снова в доме сем хозяйкой
И вернется слава к Мёру
Под благой рукой Харальда

Тут, неожиданно из-за стола встал один из бондов, и яростно застучал по столу кулаком.
- Ты паршивец! Ты зачем дочку мою обесчестил?-закричал бонд, багровея лицом.
Скальд от неожиданности замолк
Губы конунга сами собой расплылись в улыбке, он засмеялся, да и другие, похоже приняли сложенную Тормундом вису за веселую шутку, вот только самому скальду было отнюдь не смешно под суровым взглядом знатного бонда, к тому же поглаживающего рукоять подаренного конунгом кинжала.
- Я не шучу, - сердито выдавил бонд в наступившей тишине. - Этот проходимец совратил мою дочку, и ушел от расплаты! Я требую от него... Виру! Или пусть женится! Я растил, берег свою кровиночку на выданье, глаз с нее не спускал, и не для того чтобы всякий заезжий проходимец этот цветок сорвал! Одна дочка у меня - одна надежда и отрада! Я требую справедливости!
- По справедливости тут судить надобно, - то Бедвар усмехнулся из-за спины конунга.
- А вы что скажете? - Обернулся к Торбьерну и Альвиру Харальд.
- Он должен жениться, - произнес Альвир.
- А ты кто? - В ответ спросил его Тормунд, поскольку видел возле конунга впервые.
- Альвир Хнува.
- Странно, что-то я у тебя бородавок не вижу или просто любишь людей путать? - За словом в карман Насмешник никогда не лазал, Хнува же немного смутился.
- А ты бы сам женился, если б в такой переплет попал? - Спросил Торбьерн, прищурившись.
Ладонь Альвира сжалась в кулак и он болезненно дернулся, вновь разжимая пальцы:
- Да.
Торбьерн посмотрел на него с удивлением.
- Вижу, есть у тебя какая-то история. Поведаешь ее нам?
- Эта история не для хмельного пира, - покачал головой фиордец. - Да и конунг ждет решения.
- Люди Мера, мой скальд злоупотребил вашим гостеприимством - вам с него и спрашивать, - сказал тут Харальд, памятуя о том, как судил Гутхорм. - Я приму ваше решение.
- Тогда пусть женится! - выкрикнул кто-то из местных бондов, а другие подхватили - ты теперь наш конунг! И пусть каждый, кто имел наглость наших дев портить, тому и отвечать по всей суровости закона твоих земель! Пусть каждый или женится, или виру платит, иначе вольны наши люди месть вершить!
Тут уже бонды разом зашумели и загомонили, застучали ногами и кулаками по столам застучали.
- Ну что, Тормунд-скальд ты скажешь? - улыбнулся Харальд.
- А что я могу сказать? Пусть годи и законоговорители свое слово скажут. Слова скальдов уже все слышали. Если дева столь хороша, как про нее говорят, и рода хорошего, то отчего же не жениться?
- То есть ты уже и не помнишь! - Вскричал отец девушки.
- Отец почтенный, столько дев меня своими ласками одаривали, разве тут упомнишь всех?
Все гости рассмеялись.
- Завтра по утру годи позовете своего, - Бедвар сказал, бонда охолоняя. - Чего сейчас зря браниться.
- Пусть тогда клятву даст что женится, охальник! А то знаем молодцов таких! Сегодня слово молви, а завтра поминай как звали!
- Да куда он денется от конунга-то?
- Так пусть сам конунг за него тогда поручится! Чай то его скальд!
- Ручаюсь, - сын Хальвдана промолвил. - Завтра или он мужем дочери твоей станет, или большой выкуп получишь.
- Благодарю тебя, конунг! - Бонд уселся, довольный ответом. Уж если сам конунг поручился, то никуда уже негодяй не денется.
- Ну вот, видишь, сам виноват. Да и правда пора бы тебе остепениться,- произнес Торбьерн, хитро прищурившись.
- Так-то оно так. -ответил Тормунд задумчиво, - но что-то сдается мне, что долго мы тут не задержимся.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 21-12-2007, 23:18

Мер Южный. Хильд

Укси не препятствовал ее попытке выйти во двор. Прохладный морской ветер тут же постарался растрепать волосы. Следом за Хильд неслышной тенью шла рысь. Малыш недовольно чихнул, обернувшись на Укси, но затем муркнул и, наконец, мяукнул. Хильд рассмеялась. Впервые за то время, когда телохранитель агдирца нал ее. Смех у девушки был заразительный, что серебро звенело.
- А ты ему нравишься, Укси. Наверное, потому что добр ко мне как никто другой в этой усадьбе. Малыш… Он хорошо чует, кто мне враг, а кто друг. Хотя другом тебя сложно назвать, если вспомнить с какой целью вы сюда приплыли. Но лично на тебя я зла не держу, много тепла и поддержки от тебя я потом чувствовала.
Произнеся последние слова, Хильд отошла на пару шагов от двери и посмотрела на свои руки, в свете факелов, которые озаряли двор не хуже светила дневного, даже звезд не видать было.
- Ты передала ему то, что тебе велели передать?
Хильд вздрогнула от неожиданности, когда из тени отбрасываемой длинным домом вышла закутанная в плащ фигура. Малыш зашипел зло на пришелицу.
- Как и велено было, - пожала плечами мерийка. – Послание я передала, даже не заглянув в него.
- Он посмотрел?
- Не знаю. При мне и не пытался даже. Возможно, что и не посмотрит его.
- Это уже не твоя забота.
Фигура растворилась в темноте, как и появилась: неслышно словно туман. Кот начал испуганно мяукать с подвываниями, рычать и шипеть. Хильд бездумно положила ему руку на голову, отчего кот вздрогнул. Затем, повинуясь странной прихоти, Малыш ткнулся ей в ноги, она приняла приглашение.
Укси остолбенело наблюдал как из-за длинного дома верхом на рыси выезжает Хильд. Причем с таким видом будто делает это всегда. Весело хохоча мерийка свалилась с рыси буквально у порога дома, и сквозь смех выдавила из себя:
- В комнату меня проведи. Малыша тоже.
Телохранитель Харальда подумал, что у девицы от потрясений истерика случилась.

Халльвард, Сигтрюгг и кюна Рагхильда. Сарасберг
(вместе с Сариной))

- Мнится мне, Сигтрюгг начал, - в Сарасберге-то не все у нас ладно будет.
Халльвард остановился в недоумении.
Они спустились с корабля и двигались к поселению теперь, которое уже начало вдалеке маячить. Как-то странно было вдруг услышать о чем-то дурном, что может ждать их там, в том месте, которому суждено было заменить им родной дом.
- С чего вдруг? - осведомился он, жестом остановив воинов остальных.
- Говорил ли ты, братец, кому-нибудь, для чего мы на самом деле в Гринланд отправляемся?
- То есть..? Нет, никому, сам же знаешь.
- И кроме Рагхильды-кюны, выходит, никому не ведомо, что мы не предатели?
Тут-то понял Халльвард, что им грозить может, коли со всем отрядом сейчас они в деревне покажутся. Из селения агдирского, что им по дороге ограбить пришлось, наверняка быстро долетела новость, что херсир один, кюны родич, к врагам решил переметнуться... Свои же ведь нападут, еще и перебьют, чего доброго.
- Чего же делать тогда?
- Ну... пусть дружина где-нибудь схоронится, лучше сейчас, пока разъезд какой не появился поблизости, а мы с тобой пойдем... да прямо к Рагхильде и пойдем. Схватят-не схватят, а только про то, что мы вернулись, кюна узнает обязательно.
На том и порешили братья.

Как ни пытались братья быть незаметнее, внимания к себе не привлекать, а все же в лагере военном, что вокруг деревни был, стражи их все же схватили.
- Вот и попались, - встряхнул один из воинов Халльварда, за шиворот его держа, - только вчера к нам с вестью от вендов всадник примчался, предатели, говорит, вернулись, скоро тут будут. И ждать-то долго не пришлось!
- Убери руки от меня, пес, - хладнокровно херсир бросил ему, - не предатель я.
- Как же, - ухмыльнулся он, в то время как другой стражник Сигтрюгга вырывающегося утихомирить пытался - тот, получив подзатыльник один, возмутился и в драку полез. - В Гринланд на кабанов охотиться ездили, что ли?
- А если и так, - Халльвард дернулся, пытаясь высвободиться, но напрасно. - Отпустите нас и проведите к кюне, поговорить нам надобно с нею.
- Ну конечно, - елейным голосом отвечал страж, расплывшись в широкой улыбке. Но тут же изменилось лицо его, заломил он Халльварду руки за спину, так, что хрустнули кости, и погнал вперед. За ними следом и другой поволок упирающегося Сигтрюгга, подгоняя его пинками, а парень брыкался в ответ, понося его всеми словами, которые на язык шли.

Когда в острог их бросили, прежде чем дверь закрыть, спросил братьев:
- Подельники где ваши? Им ведь к вам присоединиться должно! Отвечай давай, чего глядишь!
- В Сарасберг ни один с нами не вошел, - произнес чистую правду Сигтрюгг.
- А куда же вы отряд огромный подевали?
- Так может, его и не было? - хитро молвил парнишка.
Стражник плюнул и хлопнул дверью. Все равно ведь найдут, хоть все селение вверх дном перевернуть придется... Заскрипел засов с другой стороны.
- Ну и что теперь? - поинтересовался Халльвард. - Ждем?
- Ждем, - кивнул младший брат. - Как только Рагхильде они доложат про нас - будем освобождены.
"По крайней мере, вверить в это хочется", подумал он про себя.

Скрипнувшая под неуверенной рукой дверь, заставила гребень на полпути замереть. Рагхильда недовольно на рабыню взглянула, окатив ушатом ледяной воды во взгляде.
- Чего тебе?
- Госпожа, там двух предателей поймали. Тебя зовут.
- Скажи, чтобы без самовольства. Иду уже.
Гребень отлетел к окну отброшенный, кость треснула. Кюна волосы под плат убрала, но сзади они на спину плащем падали. Зашуршали ее тапочки по дому, к месту заключения злополучных отроков направляясь. Здоровенный стражник у двери стоял, завидев кюну весь подобрался и замер в ожидании приказа.
- Отворяй.
- Слышишь? - встрепенулся Сигтрюгг. Они сидели с братом на холодном полу, прислонившись спинами к стене.
- Что такое? Идут?
Младший Вебьернссон кивнул, прищурился. Когда дверь открылась, на пороге увидели они кюну. "Вот и избавление", с облегчением подумал Халльвард, поднимаясь.
- Здравствуй, Рагхильда Мудрая, - поклонился молодой херсир, следом за ним и Сигтрюгг голову склонил.
- И вы здравы будьте, -кивнула Рагхильда братьям. - Что скажете о том, почему в погребе сидите?
- Нашей вины в том нет, - отвечал Сигтрюгг, - ложно в предательстве нас обвинили, а мы ведь с важными вестями прибыли из Гринланда, куда ты отсылала меня и брата.
- Что за вести? - Рагхильда в погреб не ступала, стояла на пороге.
- Да о том, как в державе Хроальда дела обстоят, в войске да среди народа простого. В прошлом сражении Хроальд много воинов потерял, а число их восполнить попытался рабами да карлами, из тех, кто больше земли хотел себе, стал перечислять Вебьернссон. - Потому согласия в дружине его нет - ведь остались в ней свободные бонды, которым не по нутру рабы эти бывшие... Да и среди люда простого то же самое.
- Конунга-то не все жалуют в Гринланде как раз за то, что рабов на свободу отпустил и одарил богато, - добавил Халльвард. - Да и глуповат он, чего не могли и мы не заметить. А вот Хадд-жрец, ейный брат, - того все боятся, потому как умом цепок да жесток...
- Вот что нам узнать удалось, - закончил Сигтрюгг. - Но почему же, кюна, все еще в темнице разговор с тобой ведем? Не больно по нраву нам место это, а ты сама знаешь, безвинно нас сюда заключили.
- Выпусти их, пусть вымоют их и пред мои очи явят в зале главном. Слушать буду рассказ во всех подробностях, - махнула рукой кюна и вышла.
Стражник, ворча о том, что Рагжильда предателей привечает, вытащил обоих отроков и к бане повел.

- Да, славно попарились, - вздохнул старший брат, когда они снова к кюне шли, но уже чистыми, в одежде свежей, правда, снова в сопровождении стражи. - А то давно не случалось в баню зайти - все эта суматоха с Гринландом...
- Приятно все же сюда вернуться, и в кои-то веки скажу, что хотел бы подольше тут задержаться, чтоб нескоро догадались нас куда с очередным поручением послать, - молвил Сигтрюгг.
Распахнул двери перед ними страж, вошли они в усадьбу и к главному залу направились.
Кюна сидала на кресле справа от высокого конунжьего. Подперев голову кулаком, посмотрела на вошедших отроков, затем махнула стражу:
- Оставь нас. А вы рассказывайте все в подробностях.
- Говори ты, - кивнул Халльвард брату. Впрочем, Сигтрюгг и без того начать собирался. Уж так случилось, что дан ему был талант речи вести, и не раз дар этот спасал братьев, равно как и сообразительность младшего. А Халльвард же, хоть и смекалкой такой не обладал, но силой и выносливостью брата превосходил, да и грамоте был обучен. Вдвоем же они стоили целого десятка, коли не больше.
Поведал Сигтрюгг Рагхильде о том, как они добирались до Гринланда со всем отрядом (как ни хотелось ему смолчать, а все же рассказал и о том, что пришлось им деревню местную ограбить и телеги с лошадьми и волами забрать); о том, как переплывали реку под градом стрел на пароме; о встрече с Хроальдом и том, как в Гринланде жили среди людей обыкновенных и от них да от дружинников сведения различные добывали; после же упомянул Сигтрюгг и о возвращении их да о том, как неласково были встречены они в этих землях.
- Как бы там дело не обстояло (а как оно обстояло, ты знаешь теперь, о мудрейшая) - закончил Сигтрюгг, - а все же не хотелось бы нам с братом, чтобы предателями нас продолжали считать. Нельзя ли при дружине объявить, дескать, разведчиками были братья Вебьернссонами, не изменниками?
- У нас и так друзей здесь нет, - добавил Халльвард, - Асгаут единственный на войну уехал, но и врагов тоже нет... и не хотелось бы враз их приобрести целую кучу.
Сидела Рагхильда, братьев слушая,да хмурилась. Не по нраву ей было то, что в Агдире творилось. А Гутхорм и Харальд новые игрушки искали, в войну играясь, пока родные земли конунг молодой терял постепенно.
- То моя забота. Сегодня пир соберу и на нем объявлю всем. Пока же длинный дом не покидайте.
- Спасибо тебе, кюна, - снова поклонились братья женщине мудрой в пояс, да покинули зал.

Мер Южный. Сон Хильд.

Хильд положила голову, на свернувшегося клубочком Малыша, и практически сразу провалилась в сон. Успев только с удивлением отметить возвращение своего плаща.
Под мерное мурчание рыси из темноты перед ней выросла фигура в плаще, и грозно спросила:
- Почему ты тут?
- Потому что я не решаю теперь в своем доме.
- Ты же знаешь, почему это случилось.
- Я не понимаю за что.
- В том была ошибка твоего брата. Он нарушил то, что решили норны.
- Я не понимаю…
- Он не должен был отдавать тебя не тому, кто предназначен тебе. Спасение Мера должно было приплыть из-за моря.
- И оно приплывет.
- Тот воин приплывет, но уже ничего решить не сможет. Фрею больше не слушают. Тор и Фрейр решили иначе. Ты платишь за ошибку брата. Они ему дали понять тем поединком, что не угодны им оба. Но видно Локки вмешался в тот момент.
- И что теперь?
- Не знаю. Один на их стороне. Хоть и в Вальгалле твои братья, но изменить то что переплели норны по просьбе Отца Одина уже нельзя.
- А… тот, кто должен приплыть из-за моря. Когда?
- Теперь уже нескоро.
- Как я узнаю его?
- Этого я не знаю, но ты поймешь. Хотя может быть все будет иначе, чем было бы раньше.
Фигура откинула плащ и на Хильд взглянули безумно прекрасные голубые глаза, а улыбка заставила непроизвольно улыбнуться.
- А теперь спи. Все будет хорошо.
Мерийка спала со счастливой улыбкой на лице, под мерное мурлыкание большого лесного кота. Впервые тяжкие думы не тревожили ее разум, а кошмары не посещали ее, она просто спала уверенная в своем будущем. Главное не забыть то, что ей приснилось сегодня.

Пир на весь Мер
С Орычем

Едва войдя в зал, принял Гутхорм из рук слуги кубок хмельного мёда, пронёс его над огнём и с расстановкой сказал:
- За крепость клинков!
После чего опрокинул кубок до дна, сел на скамью рядом с Харальдом и закусил краюхой хлеба.
- Слава Гутхорму! - Кто-то из хирдманов бросил, на то глядя. Многие тут же свои кубки подняли, дядю конунжего приветствуя - он хоть и к концу пира явился, но все ему рады были - и соратники давние, и мерийцы, что справедливости его свидетелями стали.
- Долог был твой путь, дядя, - Харальд сказал тихо, когда крики завершились. - Люди твои днем раньше вернулись, разбойников двоих с собой привезя.
-Задержался, - коротко ответил Гутхорм. - Что с ослушниками учинил?
- Высекли на заднем дворе, - улыбнулся конунг.
- Тоже верно, - Гутхорм смачно откусил от свинного окорока и запил мёдом. - Харальд, надо окоротить людей. Дать им понять, что мерийцев обижать нельзя. А не то может до бунтов дойти.
- Не зря же я тебя посылал то проверить, - сказал конунг, надеясь что гости на другом конце стола их разговора не слышат Впрочем - те пока о своем спорили. - А сейчас вот самых знатных собрал мерийцев в усадьбе - они власть мою признают, тогда и бунтов не будет.
- Всем довольны гости? - быстро и тихо спросил ярл
- Пока да, - Бедвар вновь вмешался, между конунгом и ярлом вклинившись. - Думают что им милее - власть или земли. Давно уже думают.
- В мёда подлейте браги крепкой, - посоветовал Гутхорм. - Так живей думать будут
- Здраво, - подозвал слуг Харальд, велел им все сделать, как Гутхорм придумал. - Захмелеют, согласятся. Да и с подарками расставаться не захотят, думаю.
- Не захотят, - кивнул Гутхорм. - Только вели молодцам смотреть, чтобы никто буянить не вздумал!
- Будут буянить, - улыбнулся конунг. - Потом сами же захотят вину загладить, когда протрезвеют.
- Или наоборот, буянить буду сами, а запомнят только, что в твоём доме им морды кто-то поразбивал. И обидятся.
- Да что за народ такой - эти мерийцы!
- Какой есть! - Гутхорнм хитро усхнулся. - А может ну их? Отвоюем Агбдир, да Хрингарики. да атм и осядем...
- Шутишь?
- Конечно шучу! - Гутхорм хлопнул племянника по плечу. - Тесно тебе там ныне будет.
- Пусть там пока Сульки ютится, - рассмеялся конунг.
- Если живым возьмём - упрячь его в сундук! - мёд уже несколько разгорячил Гутхорма. - Да проверти две дыры: против рта и против, - ярл смачно рыгнул, - ну вобщем ты понял!
- Дядя, не знал о таких твоих пристрастиях? - Удивился юноша.
- У, охальник! - Гутхорм попытался отвесить конунгу подзатыльник, но тот затверженным с детства движением нырнул вниз. - Да не для себя я! Дай договорить! А стражем к нему поставим Торлейва. Вот будет тому потеха!
- Да... - сквозь смех, попытался связать хоть пару слов конунг, но подавился хохотм. - С бабами-то у него не очень выходит.
- Я так думаю: со жрецами надо дружить! За то и выпьем!
- За Асов и их наследие! - Поднял кубок Харальд.
- За потомка Ньорда, - тут же, с подобострастием пристроился к тосту какой-то бонд.
Гутхорм бросил на того косой взгляд но тост лаконично поддержал:
- Да вздрогнут!
Кубки мерно поднялись и опустились. Уже пустые. Бонды и херсиры продолжили свой спор, видимо до сих пор решая, что еще можно вытребовать у конунга за поддержку.
- Харальд, а от жены твоей известий никаких нет? - Гутхорм явно пребывал в добром расположении духа.
- Ни от нее, ни от Хакона, - покачал головой Харальд.
- Плохо это, - Гутхорм посмурнел. - Как бы не пришлось без ответа его ехать тебе в Хладир.
- Ты со мной?
- Нет, - Гутхорм качнул головой. - Кому-то надо здесь остаться, чтобы земли эти не потерять. Рогволду я не верю, а ты?
- Спроси еще - верю ли я Гандальву.
- А зря! - Гутхорм качнул головой. - Знаешь, чем враг друга лучше? Он не предаст.
- Вон, посмотри лучше, - Харальд кивнул жрецу и тот положил на стол руны. - Хильд мне сегодня вручила, перед пиром. До сих пор не пойму, откуда у нее руны взялись.
- Не силен я в этом, что говорят эти знаки?
- Это Эйваз, - Бедвар сказал, на знак указывая. - Он к терпению призывает, предупреждает о том, что поспешность любая может худым обернуться.
- А эта Феху, - добавил Харальд, вспоминая, что обе уже видел при прошлом гадании. - Она вроде как подарок обещает.
- Или послание, - поправил Бедвар. - Совет, предупреждение. Хорошая руна. Третья - Кеназ. Огонь, подвластный человеку, божественный дар. И еще - рождение ребенка.
- Ба... - рот открыл Гутхорм. - Вот только не говори, что девку эту успел обрюхатить.
- Я? - Удивился Харальд.
- Ну не я же, - чуть оскалясь, сказал берсерк. - Позора не оберешься, но это ладно. Что Хакон скажет ты подумал?
- Хакон, что Хакон... - замялся конунг.
- Если бы она еще с мужем своим спала - можно было бы сказать - его ребенок, но тут ты сам понимаешь...
- Государь! - Прервал беседу их громким голосом старый херсир. - Мы с людьми посовещались и решили: владеть тебе землями Мера, как того желаешь!

Сарасберг. Рагхильда и жрец хладирский

Солнце щедро поливало землю своим теплом, цепляясь за верхушки вековых сосен и теряясь в их корнях. Кони резво несли кюну и ее охрану по дорожке.
Рагхильда была довольна и возмущена одновременно. Довольна, что теперь было кому защищать ее от нападок жадных до наживы соседей. Огорчало ее лишь одно. Слишком мало было среди них верных ей агдирцев и вестфольцев. Только не показала кюна вида. Гордая и непреступная восседала она на коне своем. Все в порядке в лагере воинов было, вдоволь еды им предоставили, вдоволь воды. Удобно в палатках викингам было. Но то, что наемников больше средь них, грызло душу Рагхильды.
Внезапно молодая душа Рагхильды потребовала действий. Она тут же дала лошади шенкелей, и вороной жеребец сорвался в резвый галоп. Не успели охранники и глазом моргнуть, как лошадь и всадница исчезли за поворотом дороги в тени, отбрасываемой могучими деревьями, лишь волосы Рагхильды сверкнули молнией в полумраке леса.
- Куда она?! – раздались возгласы телохранителей, но кюна уже исчезла из их поля зрения.
Рагхильда наслаждалась свободой, пригнувшись к шее лошади, она слилась с ней в единое целое. Жесткие пряди черной гривы скользили по лицу, переплетаемые ветром с выдернутыми из косы прядями волос женщины. Резкие порывы воздуха, летевшего навстречу, перехватывали дыхание. Жеребец нырял под каждый порыв ветра, прибавляя скорость. Кюна легко и с улыбкой пресекала эти попытки пошалить.
Настроение пошло вверх, по мере того как все плохое растаптывалось копытами, ритмично выбивавшими дробь по лесной дороге. Сердце быстро подстроилось под дробный звуке и вскоре они зазвучали в унисон.
Но все хорошее когда-нибудь кончается и, ей пришлось сдержать рвущегося вперед коня. Жеребец перешел с галопа на рысь, с рыси на шаг, кюна тяжело вздохнула, приходилось возвращаться. Возвращение в юность было таким коротким, таким мимолетным.
А навстречу ей, по дороге из Гудбрандсдалира ведущей всадник направлялся одинокий - так лишь гонцы доверенный да служители Асов путешествовали. Этот же, судя по бороде окладистой с проседью и животу объемному на гонца быстроногого никак не походил. Обнажили стражи рагхильдины клинки на два пальца из ножен, ожидая, пока гость незваный ближе подъедет да себя назовет.
Подняла руку Рагхильда к спокойствию стражей призывая.
- Кто ты? - у странника кюна спросила.
Тот взглядом ее окинул, одежду богатую и властность в поведении отмечая, а после сказал:
- Зовут меня Трюггве, жрец хладирский и здесь я, дабы тебя, кюна великая, увидеть.
- Что надобно тебе, Трюггве? - кюна кивнула и мечи в ножны легли.
- Весть я принес об опасности, что сыну твоему угрожает, - не стал вокруг да около темы ходить жрец, с дороги уставший.
- Говори, - властно кюна велела.
- Госпожа, кто же вот так гостя встречает? - Улыбнулся Трюггве. - Кто же речи важные на дороге ведет?
- И то верно, но за сына тревожусь. Мои телохранители тебя в усадьбу проводят, в бане помоешься с дороги, после жду тебя в зале.
Сказав это кюна коня развернула, да галопом к усадьбе полетела.
Двое воинов тут же за нею подались, остальные же, жреца окружив, шагом медленным в Сарасберг направились ибо не спешил Трюггве, словно нарочно хотел ожидание кюны продлить. После же в баньке попарил старые кости хладирец, да к столу пожаловал, вновь кюне поклонившись.
К тому моменту Рагхильда уже извелась вся, вестей ожидая. Но стоило двери скрипнуть, как вновь место матери встревоженной, кюна великая заняла.
-Говори, жрец, что за весть у тебя, - велела она.
- Тебе, кюна, о том не докладывали еще ведь, что жена Харальда ребенка ждет, - издалека на сей раз начал Трюггве, зная, что все выслушает теперь Рагхильда.
- Я рада за нее, - отмахнулась кюна. - Что грозит сыну моему?
- Многое, - улыбнулся на то служитель Асов.
- Говори.
- Вороги злые да союзники вероломные, да родичи подлые.
- Подробнее. Кто именно и чем грозит сыну моему?
- Как я уже говорил, жена Харальда беременна, - вернулся к старой теме Трюггве. - Но не только она одна.
- Мой сын завел себе наложницу? - удивилась кюна.
- О том мне не ведомо, но - для мужчины его стати такой женщины, как Асса, явно будет недостаточно, - уклончиво ответил жрец. - В тяжести ныне мачеха ее.
- Неужели столь плоха жена Харальда, - тихо женщина произнесла, но тут же добавила. - Но как же это? Жена Хакона понесла? Не может быть такого.
- Не может, а бывает, - жрец потянулся за медовухой. - Видать силен еще по этой части старый медведь.
- Что еще? - начиная обдумывать чем ей и сыну это грозит, спросила Рагхильда.
- А этого мало тебе, госпожа?
- Это решить можно, роды дело опасное. Боги могут и дочерью наградить. Еще одной, - усмехнулась Рагхильда. - А второго Харальда в Норвегии нет, чтобы пожалеть ее.
- А если нет? У Хакона трое сыновей до дочери было.
- То Асам ведомо, не нам, жрец. Да и избавится от младенца не так сложно, как от взрослого. Меня жена Харальда волнует, как бы через нее не прибрал к рукам все владения сына старый хитрец.
- Вижу я, не зря люди тебя мудрой прозвали, госпожа, - голову склонил Трюггве. - В Хаконе наибольшая опасность таиться для Харальда, особливо коли сын у него родиться - ранее ведь лишь потому, что наследников у него не было, отдал он свою дочь и владения.
- Да дочь та и есть главная боль головная. Она проникла в наши владенья, теперь еще и корни пустила, а вместе с ней и вся семейка ее, - вздохнула Рагхильда. - Будет Хакон мешать убить его придется вместе с бабами евойными.
- Если бы у мужей ратных было столько решимости, сколько у тебя, кюна, быть может Харальд быстрее в войне победу одержал.
- Ох горазд ты речи льстивые говорить, - улыбнулась кюна
- Я здесь, чтобы служить тебе, госпожа, - в ответ произнес Трюггве. - И чтобы от любой напасти предостеречь.
- Хорошо. Я подумаю, как проблему решить, да так чтобы сыну моему она не угрожала боле. А тебе стоит тут остаться. Хакон не потерпит такой преданности Харальду.
- Для меня честью будет подле великой кюны остаться жрецом агдирским, - вновь голову склонил служитель асов. - Время Хакона на исходе ныне, потому нет выгоды ему служить боле.
- Кроме сказанного есть еще вести плохие, - поинтересовалась кюна.
- Хорошие есть - Мер Северный пал в руки твоего сына.
- Я знала, что так будет, - кивнула Рагхильда.
- Его ведет твое пророчество, вещая кюна.
- Кого еще покорил мой сын? Или ошибки, что он наделал отвернули от него Асов?
- Он собирался идти против Южного Мера, госпожа, но более того я не знаю.
- Хорошо, коли это все новости, можешь отдыхать, жрец. Тебя накормят и покажут место, где спать, - кивнула кюна, крепко задумавшись о том, как проблему хладирскую, что сын ее заварил решать.
- Не смею более отнимать время у кюны, - поднявшись из-за стола, Трюггве поклонился учтиво. - После, когда угодно будет, я расскажу, что мне руны открыли.
- Вечером, жрец, вечером, - в тяжком раздумье кюна молвила.

(с Тельтиаром)

Хладир. Хакон Трондский и сын его.

Когда хозяин земель возвратился в усадьбу, лил дождь. В небе, казалось, сделали дырку и теперь лили в нее воду бадьями. В погоду такую насекомые прячутся а люди и кони ходят смурные да недовольные. От того мрачный вид Хакона не сильно-то подивил хладирцев. Лишь сын его о причине тех дум догадался, да еще Бард, с коим вместе письмо то прочли. Но Бард был лишь гость, а не родович, чтобы вот так, с порога, конунга выспрашивать. Если по чести судить, то и сын незаконный таких прав не имел, полагалось ему чинно сидеть в гриднице, очи потупив, покуда властитель не призовет. Да отчета потребует. Но положение сына рабыни сызмальства учит увертливости, вот и теперь Хакон млад вслед за старым в баню направился. Вроде бы, чтоб услужить да почет выказать. На деле же, знал юноша, что отродясь не привыкли гордые конунги обиды глотать и все равно Хакон проговорится. Так то и вышло.
Услышав про события в Мере, конунжич мысленно застонал. Конечно, ему благом было, что за думами тяжкими отец о делах его не допытывался, давал время следы замести да срам кровосмесительный от суда скрыть. Но и Харальд хорош! Хотел бы нарочно тестя обидеть – не выдумал бы такого и за седмицу. А тут, как назло, все само приключилось. Хакон млад всецело сочувствовал агдирскому конунгу, по вине женолюбия пострадавшему, благо и сам тем же был грешен. Но тут речь шла о власти и о наследниках, а потому конунжич транделагский втихомолку посетовал, что Харальд столь беспечно подыскивает себе молодух. Рассудок велел бы отдать эту Хильд в жены какому-нибудь ярлу, чтобы власть свою в Мере тем укрепить. Но девица рода конунжьего – это даже не ярлова дочка. Помиловался бы Харальд с другой любушкой, так женихи только охотнее взяли бы замуж, частицу удачи его получить мысля. Но тут дело было особое, и Хакон младой, поразмыслив недолго, решил очернить девицу, чтоб обелить родича:
- Чародейство то, государь, - молвил он отцу убежденно. – Сам посуди: мыслимо ли в уме здравом такое замыслить? Все, что ты гуторишь про Харальда в Мере, ничуть на него не похоже. Будто дурманной отравы конунг отпил, вот и вершит деяния странные. Кому выгода в том, чтобы люд Мера его не признал? Ворогам. А тебя с зятем рассорить? Им же.
- Ежели то ворожеи из Мера содеяли, то зачем им губить сестру своих конунгов? – возразил старый Хакон, но больше ради приличия. Чувствовалось, что и сам он рад бы найти пояснение поведению Харальда в колдовстве черном, а не в недальновидности конунговой.
- Сосуд она треснувший, семя дурное, - убежденно вещал конунжич. – Сам припомни, что сказывали: из-за нее Мер поддержку Альвхеймара потерял, а сама она при супруге живом девкой жила. Мыслимо ли, чтобы столько мужей самоуправство одной бабы терпели?
- Тут прав ты, - согласился конунг Транделага. – Я тоже люблю свою дочь, а все же отдал ее тому, кто земли мои сохранит да деяния рода в веках преумножит.
- А по тому сказу вышло бы, что, скажи дева, что Хаки Малодушный ей мил – ты к Гандальву сватов посылать побежал бы, - поддакнул младший Хакон. – Такое еще отец в любви мог содеять, но чтоб сразу три мужа достойных голову потеряли – тут без чар уж никак. И посмотри: едва то свершилось, пал Мер.
Конунжич понимал, что играет с огнем, увязывая победы Харальда и сватовство альвхеймарцев к Хильд, но рисковал. И не напрасно: старому Хакону, и впрямь, было сложно понять подобное попустительство ныне покойных конунгов. А уж то, что муж с женою на ложе не совладал – то и вовсе в уме у него не укладывалось. Тем паче, что видел он Хильд в опочивальне у Харальда, и не казалось ему, что с запредельным трудом конунг агдирский плод сей сорвал. Прав был сын незаконный: дело тут странное.
- Кстати, у нас гость ныне, Бард, Харальда Агдирского человек, - решил конунжич тему сменить, чтобы дать властителю поразмыслить над речами своими. – Тебе поклониться желает, когда отдохнешь.
- Не столь уж я стар, чтобы плаваньем на славном драккаре да истомиться, - фыркнул Хакон Трондский. – Не греб всю дорогу, чай. Сейчас вот оденусь к обеду – тогда пусть приходит. Поговорим, как положено.
Хакон млад поклонился – и вышел.

Сарасберг. Коварный жрец. Коварная Кюна
С Сариной

У Рагхидьды никак из головы не шло, что ей жрец сказал. А особенно не давало покоя гадание на рунах, что тот провел и результат хотел кюне поведать.
- Позвать ко мне Трюггве, желаю побеседовать с ним, - приказала она рабыне.
Пришел жрец в скорости - видимо ожидал он приглашения этого, потому всемерно готов был к разговору. Поклонился, порог переступив, кюне, разрешения сесть испросил.
- Готова ты выслушать меня, госпожа?
Рагхильда, до того шагами зал мерившая, замерла и на кресло села, что на возвышении стояло.
- Готова, жрец. Только не пытайся меня обмануть, у меня дар есть, я неправду увижу в будущем.
- Моими устами Асы говорят - им ложь не ведома, - с достоинством Трюггве отвечал.
- Ну так скажи, что тебе Асы поведали, - велела кюна, тон жреца мимо ушей пропустив.
- Первой Уруз руна легла, великая кюна, - жрец сказал. – То боги говорят, что надлежит тебе твердость проявить и усердие, ежели желаешь сына своего охранить от того зла, что ему причинить могут. Час действий решительных настал – Асы рекут.
- Зномо это мне. Что еще Асы говорят?
- Вот еще о былом руны вещают – здесь Яро лежит, смертоносная и могущественная. То – Харальд, твой сын – в нем дремали великие силы, ныне вырвавшиеся на свободу. Он – погибель для врагов своих неотвратимая. Но могущество это может против него обернуться, госпожа…
- Каким образом? Говори все жрец, не таи правду, - подалась вперед кюна.
- О том уже другая руна – Манназ – рекет. Необходимо ум проявить недюжинный, кюна великая, и сметливость, дабы Харальд все удержать смог в руках своих, что заполучил. И в этом ему лишь ты помочь можешь, ибо те, кто окружают его – не верны.
- Что я сделать могу и чем сына своего спасти получится? - поинтересовалась кюна, но зная, что главный враг Хакон, старый лис.
- Ты мудра кюна - и в твоей мудрости главная опора твоего сына, - учтиво молвил жрец. - Предостереги его, помоги советом, дабы он знал, откуда ждать беды и был к ней готов.
- Думаешь он против жены своей пойдет?
Жрец усмехнулся:
- Жена ему не люба, о том и так в народе судачат.
- Подробнее расскажи.
- Чего уж тут говорить, коли брак заключен был не по любви, а из державной выгоды, - жрец не скрывал того, что и так было известно кюне. - Но ведь и Хакон искал своей выгоды, теперь же - родись у него сын - Харальд ему не нужен станет.
- Ладно решим проблему сию. Что еще руны тебе рассказали?
- Последняя – Каун. Большая сила – это сподвижники конунга, но коли не подвластны они будут Харальду – много бед его державе принесут, если же подчинит он их своей воле, то на пользу ему их могущество пойдет.
Рагхильда задумчиво подперла подбородок кулаком.
- Что посоветуешь ы, жрец? Как в ситуации этой поступить и что сыну моему сделать? Как с женой и тестем поступить и что дальше делать?
- Госпожа моя, еще в Хладире я другие руны кидал - сыну Харальда они великую судьбу предрекали, но на нее жизнь иного воителя тенью ложилась - то Хакона сын был.
Задумалась Рагхильда, крепко задумалась.
- Может удавить обеих баб, чтобы проблем не было. Что на это Асы скажут?
- Ты готова убить собственного внука? - Тут даже Трюггве от удивления брови вскинул, вздох тяжкий издав.
- Мне сын важнее живой, - махнула рукой Рагхильда. - А внуки еще будут коли он жив будет. Ди и тебе ли не знать, жрец, давний обычай, когда неугодных детей богам приносили. да в святилище оставляли. Часто сами отцы так поступали.
- Так с девочками поступали по обычаю, - кивнул жрец. - Но к чему тебе, госпожа такое деяние тяжкое вершить, когда иной путь есть.
- Какой же?
- Смерть Хакона - он стар уже, и если никто не заподозрит в его гибели твоей руки, Рагхильда - все сочтут, что Один его призвал.
- То не решит иных проблем, - ответила кюна. - Жена его в тяжести, да сын прижитый от рабыни имеется.
- Пусть младенца велят отдать после на воспитание брата твоего - Гутхорма и он из него верного воина вырастит Харальду, - продолжил Трюггве. - Рабий же сын, - тут голос жреца злее стал, ибо вспомнил он, как отказал ему молодой Хакон в его предложении. - Конунгу присягал и не посмеет против руки поднять... конечно если никто доказать не сможет Харальда причастности к смерти старика.
Задумалась Рагхильда, затем рукой махнула:
- Ступай, жрец, тебя накормят хорошо. Только забудь про разговор наш, а я подумаю над тем, что ты мне предложил.
- У меня к тебе просьба есть, госпожа, - обернулся жрец в дверях уже, будто только что вспомнил.
- Молви, - милостиво кюна разрешила.
- От людей слышал я, что от рук злодейских принял смерть почтенный жрец Фредрик, - голову склонив, говорил хладирец. - А иных нет в Сарасберге жрецов, что Одину служить обучены.
- Хочешь место Фредрика занять?
- Этим я мог бы большую пользу принести державе.
- Чтож, служи коли таково желание твое, - кивнула кюна, дозволяя Трюггве агдирским жрецом стать.

Горел костерок, заставляя тени плясать вокруг чьего-то копья, воткнутого рядом в землю. Темные узоры мелькали, то появляясь, то исчезая, на лицах воинов, на ткани палаток, бегали по земле с каждым дуновением ветра в ту или иную сторону. Шагах в пятидесяти играл языками пламени еще один костер, потом, дальше , - третий, четвертый... Было необычно холодно этой ночью, холоднее, чем прошлой, заставшей их в пути как всегда нежданно-негаданно.
"Правильно я сделал, что оставил Свена или нет?" - думал Эйрик, ворочаясь с боку на бок в своем шатре. "Нраву он все-таки пакостного, хотя и храбр и телом крепок..."
Но кто кроме него сейчас лучше справится в Вингульмерке?

... Конунг свейский, после того, как эйнаровы земли к своим присоединил благополучно, собирался домой отправиться, но отъезд его сначала Харек со своими прихвостнями отсрочил (впрочем, об этом Эйрик с большой неохотой вспоминал), а потом и еще одна новость, дурнее не придумаешь.
Четверых патрульных нашли убитыми где-то за околотком, коней при них не было. Подумали прежде на разбойников; но одним патрулем дело не закончилось. Напали на одну из деревень, в которых расположились воины свейские.
Вальгард ездил туда, расспрашивал жителей - сколько их было, да как выглядели, не показался ли кто знакомым: крестьяне лишь качали головами, радуясь, что хоть живы остались.
- Женщин и детей не тронули, - рассказал Вальгард позже Эйрику, - но наших убили всех. Двоих крестьян еще, но тут неясно...
Однако после того, как напали на вторую деревню, кое-что свейскому и гаутскому властителю стало яснее.
- Требовали они, - рассказывал, тряпку прижимая к носу, из которого кровь лилась, все не останавливалась, один из из свеев, что стояли в той деревне на постое, - чтобы я христианство принял, и от других тоже требовали, а кого-то убили еще до этого, а нас мучить стали, но женщинам детей велели увести, чтобы те не смотрели...
Но с появлением отряда Свена, которому донес кто-то из крестьян, что те разбойники вернулись, нарушители спокойствия исчезли, схватить ни одного не удалось. C ними, однако, ушли и некоторые свеи - те, кто действительно решил принять их веру и поддерживать разбойников.
Сколько злодеев было, тоже никто понять не мог - кто насчитал около трех дюжин, кто всю сотню. Странней всего то было, что это христиане. Поговаривали уже, что многие теперь из воинов Эйрика принять собрались веру другую, против конунга своего обратились и теперь будут в его рядах сеять смуту и панику. В конце концов, после клятвы той позорной, что ему пришлось перед всем своим войском дать, могли, верно, некоторые, рассудок утратив, счесть, что не дело говорит Эйрик, и от него отворотиться. Могли - но не должны были, и тех, кто ушел с разбойниками, если удастся поймать мерзавцев, понесут тяжкое наказание.
А вот Харек, хотя кольцом, крестом и молотом поклялся тоже, мог и обмануть. Да у него прямо на лице написано, что он - тот еще проходимец: из грязи да в князи, так только проходимцам везет. И все-таки Эйрик, к ужасу для себя, осознавал, что испытывает к нему нечто вроде... уважения. Ловко он обставил то дело, с его похищением; Эйрик и сам, наверное, придумал на его место что-нибудь такое. Но враг есть враг, и осуществить свою месть Хареку он еще не передумал.
Почему-то склонялся конунг к мысли, что разбойники эти - именно его люди, подосланные, чтобы... Вот с какой целью - этого конунг объяснить не мог, ибо выгоды для Харека здесь не видел, для себя, впрочем, тоже.
Но сейчас, когда он уже собрался было вернуться в Уппсаллу, заниматься всем этим, искать виноватых... ну уж нет, слишком долго он не видел Сванхильд и детей.
Потому, оставив вместо себя Свена и поручив тому найти злодеев любой ценой и наказать по заслугам, Эйрик с частью своего войска отправился туда, откуда давно, больше полугода назад, поехал стяжать честь и славу, завоевывать новые, богатые земли...

И вот сейчас он лежал в палатке и, безуспешно силясь уснуть, размышлял обо всем этом. Черный Молот, конечно, будет держать всех в Вингульмерке, как в ежовых рукавицах, и спуску не давать, но не повредит ли там излишняя жестокость, которая, чего греха таить, в поступках и словах Свена часто проявлялась, особенно по отношению к иноверцам. А ведь в землях Эйнара половина народа уже христиане, Однорукий на славу постараться успел.
"Ох и достанется им от Свена", ухмыльнулся Эйрик. "Вальгарда-то рядом не будет, чтобы сдержать его, как ранее бывало." Зато можно было быть точно уверенным, что уж при Молоте-то виноватых найдут непременно - и накажут всех подряд.
Снаружи все плясали тени от пляшущего пламени. Эйрик закрыл наконец глаза. Хватит, конунг, думать о трижды клятом Вингульмерке, где несчастий больше чем побед случилось, хватит разбойничьего конунга Харека вспоминать с этими клятвами - подумай лучше о том, как домой вернешься, как супруга милая встретит, как дети подбегут, обнимут радостно... Да и стоит ли о другом сейчас думать?
И сон опустился мягко на него откуда-то сверху, а пламя все танцевало.

Хейдмерк. Асмунд ярл

Мудрые люди говорят, что страх может быть вполне осязаем – звери чувствуют боязнь людей за много шагов, но то – звери. Для того, чтобы чувствовать страх так, как они – человеку самому надо стать хуже зверя. Наверное таковым был Асмунд, если крестьяне, лишь завидев его, бросались прочь или падали на колени, а дети плакали в колыбелях, когда его конь просто проезжал мимо дома. От него веяло страхом и смертью… смертью сотен людей, замученных им ради забавы, а теперь – и во имя принятого им Белого Бога. Даже бывалых воинов бросало в дрожь, когда им случалось смотреть ему в глаза – холодные синие глаза, словно две льдины, пронзающие сердце. Вряд ли кто мог поверить, глядя на него, что ему нет и двадцати лет – но это было так, Кровавый Ярл, проклинаемый народом Вингульмерка, ненавидимый всеми был еще молод, но уже известен на всем севере Норвегии.
К тому времени, когда отряд Асмунда добрался до Хейдмерка, он увеличился почти вдвое – всех, кто принимал новую веру, ярл брал на службу. Всех кто не принимал – отправлял в Ад… или в Валгаллу, как они думали. Слухи быстро распространялись по захваченным Эйриком Свейским землям – в каждой следующей деревне все меньше было желающих отправиться в Валгаллу и все больше – за Асмундом. Его преследовали люди конунга свеев, гауты и верманландцы, агдирцы и вестфольдцы служащие Рагхильде, но – выследить и поймать не смог никто.
«Меня Бог хранит» - Смеялся Кровавый ярл, но даже от усмешки его веяло холодом и смертью. Серебряный крест поблескивал на груди ярла, поверх кольчуги – он не скрывал своей веры, в отличии от многих дружинников, носивших крестики под одеждой. Асмунд был свидетелем силы Белого Бога и не видел ничего постыдного в том, чтобы демонстрировать свою покорность столь могущественному покровителю, способному даровать победы калекам и разрушать города в один миг.
«И пал дождь из огня и серы, обративший град в руины, а жителей же его безбожных испепелил без остатка со всем их нечестивым потомством».
Когда Велимир говорил эти слова, его глаза полыхали неистовым огнем – столь же жестоким, сколь и взгляд Асмунда, только в отличии от ярла, этот юноша не был убийцей – он благословлял на убийства и резню своих людей, а после отпускал им грехи, совершенные во славу Господа. Пятнадцатилетний мальчик никогда не был рукоположен в священники, однако для отряда воинов, сопровождавших Асмунда он был духовным пастырем большим, нежели любой из христианских духовников, более того – появись сейчас перед ними сам Папа и скажи, что Велимир заблуждается – хирдманы засмеяли бы Понтифика и прогнали вон. Этот юноша был единственным, к кому прислушивался Кровавый ярл.
«Велимир указал мне путь к Царствию Господню, - говорил сын Альхейма. – И пусть дорога эта будет усеяна телами безбожников и обильно смочена их кровью, мы сделаем это во славу нашего Бога! Единственно Истинного Бога!»
Хейдмерк встретил своего правителя напряженной тишиной – никто не спешил ему навстречу, не было радостных криков, приветствий. Воины миновали деревню, сопровождаемые хмурыми взглядами из-за ставень, а возможно и калеными клювами стрел, нацеленных им в спины. Асмунд не стал останавливаться в этом селении, не стал разбираться в чем дело – просто повел людей дальше, к главной усадьбе, туда где его должна была ждать жена и, вполне вероятно, хейдмеркская знать.
Ворота усадьбы раскрылись, лишь когда ярл постучал в них древком копья. Распахнулись со скрипом. Во дворе его ожидали воины и бонды, одетые для битвы, сжимающие в руках оружие.
- Так вы меня встречаете? – Оскалился Асмунд, глядя на их хмурые лица. Серебряный крест сверкнул в лучах летнего солнца. Несколько человек направили в его сторону копья, а из-за спин телохранителей появился толстоватый ярл Торгейр.
- А как тебя еще встречать? Может еще стол накрыть для твоих головорезов?! – Бросил он сквозь зубы.
- Я конунг ваш! – Холодные глаза Альхеймсона вонзились в лицо ярла, но тот лишь брезгливо поморщился:
- Был конунг, да удача твоя вся вышла, - люди оружием греметь стали, со словами его соглашаясь. – Калекой одноруким побежден, воинов надежды не оправдал. Зачем нам такой конунг?
- Веру отцов наших отвергнул! – В тон ему жрец бросил, один из тех, что раньше всегда подле Асмунда находился. – Все слова твои ложью были, ложью и остались! Служить такому – только Асов гневить!
- Язычник… - скрипнул зубами ярл.
- Христианин, - в тон ему отозвался служитель Асов. Воины, что вьехали во двор усадьбы вслед за предводителем, остановились в нерешительности – драться с несколькими десятками хейдмеркцев им не хотелось.
- А Олав где? – После паузы затянувшейся Кровавый ярл спросил, о том помятуя, что над имением он не Торгейра ставил, а херсира верного.
- Погиб Олав, на охоте погиб, - с улыбкой злой отвечал ярл.
- Могу я хотя бы жену свою увидать? – Вздохнул тяжело Асмунд, понимая, что покорности он не добьется уже в имении этом.
- В тяжести она, не к чему ей тебя видеть, - головой Торгейр покачал.
- Она и раньше в тяжести была…
- Да только тогда ты удачлив был, а сейчас – пшик один от удачи твоей остался, как бы ребенка не сглазил!
- Это моя жена, и она носит… - голос ярла дрожал от злости.
- Ребенка твоего отца, - в ответе жреца было достаточно ядовитого злорадства, чтобы перетравить целый отряд. – А еще, говорят люди, что Альхейм ярл от твоей руки погиб.
- Если так это – ты убийца подлый, Асмунд! – Бросил могучий Аудстейн херсир, до этого просто в толпе стоявший, молотом покачивая.
- Доказательств у тебя нет в таком меня обвинять!..
Крик женский речь его прервал, из усадьбы доносившийся. С коня спрыгнув, в дом бросился Асмунд, люди же не стали даже препятствовать ему, столь удивлены были. Несколько дружинников бросились вслед за предводителем, однако остановились на пороге, повинуясь его приказу и перегородили вход в дом. Только Торгейр и жрец в усадьбу войти успели.
- Происходит что?! – Служанку первую на глаза попавшуюся схватил за плечи Кровавый ярл, тряхнув сильно.
- Рожает госпожа, - та пролепетала, от страха дар речи теряя – боялись здесь гнева Асмунда, да взгляда его жестокого.
- Так ведь рано ей еще!
- Было рано, да ты с собой беду принес, вероотступник, - асов служитель бросил из-за спины ярла. – И без того недомогала кюна наша, теперь же…
Еще один крик из покоев кюниных донесся, боли исполненный.
- И вы от меня то скрывали! – Зубами скрипнув, к двери бросился Асмунд, да только закрыта она была – пришлось ему постучать. Изнутри стон слышался тяжелый.
- Ну, хватит, прочь иди из дома, - Торгейр повелел. – Здесь тебе не рады – сам видишь.
- И узнать мне не дашь, как супруга от бремени разрешиться?
- Она не супруга тебе больше, - жрец отрезал. – Ты богов наших предал – ищи другую жену.
- Если так, то к тебе за советом я в последнюю очередь обратился бы, - с трудом желание жреца ударить подавил ярл, однако в момент этот дверь отворилась. Стояла на пороге бабка повивальная, в руках тельце окровавленное сжимая, в простыню какую-то багряную запеленованное, ребенок кричал, заходясь в плаче. Лицо у старухи мрачное было.
- Скончалась кюна родами, - произнесла она. Асмунд на пороге так и застыл, через плечо повитухи на тело жены, на постели распростертое глядя. – Девочка у нее родилась.
- Ты в ее гибели виноват! – Оскалился Торгейр. – С собой беду привез! Нет у тебя удачи и у всех, кто окружает тебя! Убирайся!
- А ребенка в дар богам отдадим, - служитель асов добавил. – Не иначе гневаются они на нас, коли род древний Эйнстейна Могущественного оборвали.
- Не они, а вы руками своими хотите этот род пресечь, - Асмунд процедил. – Девочку я с собой забуру. Она сестра моя!
- По древним обычаям, если в семье девочка первая рождалась, ее Асам отдавали.
- Первым я был сыном у Альхейма!
- Нам дела нет до Альхейма, - головою жрец покачал. – У кюны нашей законной первый-то ребенок.
- Отправляйся в Ад со своими обычаями! – Рык звериный вырвался их глотки Альхеймсона, рванулся он к жрецу, кинжал из ножен вырывая и по горлу его полоснул – отступил тот, ладонями рану зажимая, да кровью давясь рухнул на колени. Торгейр ярл клинок свой обнажил, однако для размаха времени ему не хватило – рядом уже Асмунд оказался, лезвие в грудь ярлу вгоняя. – Отца во имя, и Сына, и Духа Святого! Умри язычник! - Удар за ударом нанося, Кровавый ярл рычал, после того же, как упал Торгейр бездыханным к ногам его, к повитухе обернулся Асмунд, от страха на месте застывшей, рот разинув. – Господь наш Езус милостив и во власти его дитя невинного жизнь сохранить, виновных же, идолам поклоняющихся нещадно карает десница его.
В глазах пламя хладное вспыхнуло у христианина, в два шага расстояние преодолев, забрал он младенца у старухи, затем же к выходу пошел, рукою одной меч вынимая.
- Рубите их! – С порога голос его прогремел, лишь только на двор он вышел. Ошеломлены были бонды и воины хейдмеркские, что в усадьбе собрались, возвращения предводителя своего они ожидали, люди же асмундовы, что у дверей были, мечи да топоры подняв, тут же на ближайших хейдмеркцев обрушились, раны им тяжкие нанося, да у ворот стоявшие христиане, подбадриваемые Велимиром, мигом сметнувшим что к чему, вперед коней направили, давя врагов растерявшихся. Асмунд сам, одной рукою к себе девочку прижимая, бондов разил, за собою лишь мертвых и раненых оставляя. Аудстейн херсир, на него бросившийся, копьем брошенным сражен был, после же гибели его сломлен был дух хейдмеркцев, всех предводителей своих лишившихся, стали они оружие бросать, пощады прося.
- Езус даровал нам победу! – Велимир провозгласил голосом звонким, во двор въезжая. – Так явим же милосердие к тем, кто оружие опустил. Велика удача Асмунда, ибо служит он Богу Живому и всякий, кто поддержит его – так же удачлив будет в делах всех, коли смирение выкажет. Пусть всякий, кто желает отринуть идолов бездушных – вперед выйдет, под благословение мое!
Поднялось несколько человек, в основном бондов, нерешительно к Велимиру подходя. Тот их крестным знамением осенил.
- Остальные же пусть о том задумаются, что впереди их ждет, - жестко Асмунд произнес, соратнику ближайшему младенца передавая. Теперь на руках его была кровь знатнейших Хейдмерских ярлов и жрецов, а значит не мог он надолго в фюльке этом задерживаться. Вновь следовало бежать, словно разбойнику, и путь его опять по владениям Эйрика Свейского пролегал, где несомненно ждали его уже, но выбора иного не оставлял Господь, кроме как с врагом открыто встретиться.

Сарасберг. Рагхильда и гонец от Харальда.
Солнечный свет легонько коснулся крыши длинного дома, заем скользнул вниз. Светило выходило из-за крон деревьев, росших вокруг Сарасберга. Начинался новый день. Усадьба оживала. Медленно, но верно. Первыми проснулись женщины и заспешили по своим насущным делам, потом проснулись мужчины, и во дворе заговорила сталь.
Рагхильда почти не спала эту ночь, потому проснувшиеся жители с удивлением наталкивались во дворе на свою кюну. Она не замечала их, поскольку мысли тяжкие разум ее пленяли. Пыталась решить женщина, что сейчас выгоднее Торлейва еще больше возвысить, либо пришлому Трюггве власть отдать. Труден выбор был, ох труден.
Очередная рабыня, попавшаяся на пути, буквально в ноги кинулась. Вздохнула кюна. Нет, ушел покой, теперь тут многолюдно как на тинге. Пошла Рагхильда к себе в опочивальню, чтобы там думам далее предаваться.
Склонить жрецов, чтобы нужного ей человека на верховенство выбрали ей почти не составит труда. Нет, конечно, повозиться придется, старые закостенелые дураки будут сопротивляться, но она знает как надавить на них. Остается главный вопрос: Кто? Торлейв был хорош и на деле и в постели, но последние его поступки просто дискредитировали его. Надо же было упустить христианина с жертвенного камня. Да и знал он слишком много, и более не дорожил вниманием кюны, не чувствовал себя обязанным. Самоуверенность у него появилась. А Трюггве… Что ж он будет обязан ей по гроб жизни за то, что стал верховным жрецом в Агдире. Но… Кюна нахмурилась при этих мыслях. Она не знает ничего о нем, кроме того что он из Хладира. А не заслан ли он самим Хаконом.
Все же если бы можно было бы избежать союза с Хладиром, она бы настояла на том. А теперь Хакон… Ее мысли плавно перетекли к старому лису. Ну что ж наследник это большая проблема. В первую очередь для Харальда. А у Харальда проблем быть не должно, так считала Рагхильда. Она создала эту проблему, женив сына на Ассе Хладирской, ей ее теперь и решать. Решений виделось два. Умертвить всех и перехитрить всех. Решиться на один из них она не могла. Лишний раз вмешаться в дела сына… Интересно о чем думает Гутхорм, позволяя хладирцу такое влияние и власть на сына ее иметь…
Харальд… Как давно вестей от него не было. Рагхильда вздохнула, протяжно, печально. Ей хотелось увидеть сына или хотя бы получить от него весточку.
И видимо сильно было это желание кюны - всадник одинокий со стягом волчьим в ворота усадьбы въехал, со стражей здороваясь. Те признали своего, воды поднесли, да коня увели к коновязи. Дух переведя, поспешил воин в дом, госпоже передать все, что должен был, да в покои ее войдя, поклонился низко.
- Доброго дня тебе, славная кюна, - сказал.
- И ты здрав будь, гонец. Какие вести ты привез? - благодушно кюна спросила, стараясь свое нетерпение скрыть.
- Вести славные я привез! - С улыбкой веселой отвечал хирдман. - Десять дней без устали коня гнал, дабы поскорее ты их услышала, госпожа! Возрадуйся же, ибо велик сын твой и удача его непомерна!
- Говори же скорее то, что должно.
- Пал Мер к ногам славного конунга! - Возвестил посланец харальдов.
- Это хорошие вести! Да славятся Асы. Но скажи мне который Мер пал?
- Оба! Оба, великая кюна! Нет преград Харальду конунгу ни на земле, ни на море! Хунтьов и Неккви стали отведали, а Арнвинд с Аудбьерном рыб кормят в хладных водах и с ними людей их без счета! - С восхищением говорил о событиях тех гонец, плавно лилась речь его.
- Добрые вести ты принес, вот держи благодарность мою, - выдернув из рук рабыни сундучок небольшой, вручила его кюна гонцу. - Только скажи, когда в Агдир Харальд собирается?
- Как только весь запад Норвегии его конунгом признает, - с поклоном приняв награду, воин молвил. - Готовил Харальд большой поход на Фиорды ныне.
- Скорей бы уж, - пробормотала кюна. - Что еще мой сын сказать велел? Или брат мой.
- Конунг сказать велел, что скучает по матери своей и так скоро желает вернуться, как то обстоятельства позволят.
- То мед для слуха моего, - улыбнулась кюна. - Пир сегодня будет и ты нам все расскажешь, что в Мерах твориться. И как сын мой покорил их.
- Я не скальд, госпожа моя - что тебе сказал, то повторить лишь сумею, не больше, - не стал скрывать, что от искусства красноречия далек он, гонец. - Но еще, Асгаут ярл просил тебе слово передать, кроме вестей конунжих.
- Слушаю я, очень внимательно. Да и скажи мне как Асгаут себя в битвах проявил. Много добычи добыл? Много врагов убил?
- Великую славу стяжал Асгаут ярл, его рукой убит был конунг Арнвинд и много других знатных воинов, - отвечал гонец, но в голосе его горечь мелькнула. - Однако ныне не у Харальда в дружине он служит.
- А кому? непонимающе переспросила кюна, но потом сметнув добавила. - Одину?
- Дружин Отцу, сталь змея мерского жизнь его достойную оборвала.
- Змеи они и есть, - прошептала кюна, опечалившись. - Так что сказать мне ярл повелел?
- Что следует тебе, госпожа, конунга Хладирского опасаться, - прошептал, к женщине ближе подойдя, хирдман. - Против тебя он сына твоего настраивает.
- Что-то много последнее время Хакон против себя свидетельств набрал, - задумчиво женщина произнесла. - Впору прямо убить его, чтобы не мешал боле.
- Сомневался он, по правде ли ты Эйнара приговорила, - добавил гонец. - И Харальд ему дозволил в деле этом разбор провести.
- Да по какому праву он в наши дела лезет, - возмущенно воскликнула кюна. - Кто он такой?
В этот миг судьба Хакона и семейства его решилась в глазах кюны Рагхильды.
- Хладира Конунг и с некоторых пор - Харальда отец названный, - позволил себе дерзость небольшую воин.
- Что?! - взвился к потолку голос кюны. - Да как он смеет? Не бывать тому, - и тут же спокойным голосом обратилась к хирдману. - Спасибо тебе, воин, что новости привез важные. Знай, что ты спас Агдир и конунга своего Харальда от беды неминуемой.
- Я служу конунгу своему, все посильное для славы его делая, - голову склонил мужчина, видимо ожидая, что еще наградит его кюна за вести принесенные.
Сняла кюна с руки браслет дорогой да вручила хирдману. Затем махнула рукой отпуская, но взглядом обещая продолжить расспросы позже. Но на пороге остановила воина Рагхильда вопросом:
- Как имя твое, хирдман?
Вальгард зовут меня, госпожа, - тот отвечал.
- Хорошее имя, достойное. У меня к тебе будет ряд поручений, но это потом, - кюна махнула, воина отпуская. - Отдыхай.
Поклонившись еще раз, поспешил выйти Вальгард. А кюна обдумывать слова его начала. То что Хакон взял на себя больше, чем унести сможет это стало ясно ей еще с разговора с жрецом Трюггве, теперь же Асгаут все подтвердил. «Куда же ты смотришь, Гутхорм?» - мысленно брату вопрос задала Рагхильда. Ситуация складывалась сложная и опасная.
Кюна сидела в кресле подперев в задумчивости подбородок кулаком, рабыни путали ее со статуей и пугались, проходя мимо. А госпожа на них внимания не обращала, словнол и не было их. Одно она сейчас понимала, Хакону нельзя проиграть, иначе он захапает Норвегию, а сын ее побоку пойдет. Нет. Своими действиями хладирский лис себе приговор подписал и не только себе.

(с Тельтиаром)

Хладир
С ДЛ

Выйдя из бани, Хакон подобрел и стал смотреть на свет белый гораздо приветливее. А потому, узрев в гриднице Барда, приветливо гостю кивнул и пригласил сесть на лавку. - Приветствую тебя в землях моих, - степенно начал конунг. - Рад я, ступив на берег родной, увидеть в стенах Хладира столь удалых воителей да с трофеем. Корабль ваш хорош, будто лебедь средь утиц на пристани выделяется. А ведь и Трандхейм судами своими далеко за пределом Норвегии славится. Так что привело тебя к нам, воин Одина? - хоть служил Бард Харальду, Хакон про то и не помянул, назвав бога вместо конунга. И не придерешься, коли захочешь. А все ж - показательно.
- Плыл я к конунгу моему, Харальду, - на то Бард учтиво отвечал, однако и на принадлежность свою к воинству агдирского владыки указал недвусмысленно. - Но, поскольку путь тот долог, решил я остановиться в славном Хладире, друзей, сердцу моему любезных, повидать. Если бы знать я мог, что и тебя, конунг, здесь застану, повелел бы дары втрое богаче привезти! А так... прошу - прими шубу соболиную, что мне охотники финские в дань принесли.
- Благодарствую, - наклонил голову владыка Хладира и земель Транделага, дары принимая. - Рад я гостям, а младым да удачливым - рад особенно, ибо старость горька и любит она в лучах молодой славы греется. Но, ежели ты к Харальду спешишь, то счастливой дороги желаю.
- Я и сам не стал бы дольше необходимого гостеприимством твоим, Хакон, злоупотреблять, но конунг мой сам в усадьбу сию желание изъявил прибыть, а потому здесь мне его дождаться будет лучше, нежели в пути с ним разминуться.
- Харальд сюда стопы направил? - поднял брови конунг. - Дивно то мне. Есть у него свои земли, заботы требующие. Ужели мой кров так люб родичу?
- Весть он тебе оставлял, конунг, - удивленно брови вскинул сын Брюнольва. - Ужели слуги не передали еще?
- Не торопятся они, видимо, - ответил Хакон. - знать, думают, что не по сердцу мне вести те будут.
- Плохие то слуги, знать, - заметил на то Бард. - Не пристало владыке новостей сторониться.
- Что же, коль знаешь ты вести - так сообщи, что за дела твой владыка решать едет, - медовым голосом Хакон сказал, да взор его хладным стал, будто не очи, а лезвия стали отменной на Барда направлены были.
- Мельком слыхал, - плечами пожал молодой лендрман. - Харальд у тебя прощения просит и говорить с тобой желает.
- Странно, что слуги о письме хозяйском говорят, будто рунам обучены. Знать, дюже много знающих грамоту языки распускает.
- В большой усадьбе мало что тайной остаться может, - вздохнул Бард.
- Возможно, оттого, что слуги забыли кто здесь конунг, - Хакон парировал.
- Бывает и такое, - юноша согласился, не желая гневить старца. - Особенно если конунг далече и руки его над собой холопы не чувствуют.
- Ну, милостью Одина, руки мои тверды и ныне я во Хладире. Пусть черная кость знает, кто правит в землях Трандхейма, даже, коль головы сам рубить буду, - гневно сказал ему конунг. - Что до зятя - пусть приезжает, родич ведь, чай. Но, вот беда: те же шепотники заугольные, что про письмо разболтали, уж донесли Ассе, как милый ее вдали от жены утешается. Едва ли Харальда ждет мир да любовь на ложе супружеском. А я дочь свои неволить не буду, не рабыня, чай, - кюна и развод просить у жрецов в праве, ежели что. Так боги сказали.
Головой покачал на то Бард, неприятные слова услышав. Действительно могла Асса развода требовать, коли пожелала бы, да только кто тогда ее замуж возьмет, когда она уже в летах, да в тяжести. Но не говорить же об этом Хакону было - то Брюнольвсон понимал.
- Думаю я, лучше было бы вам к примирению придти, - наконец произнес он. - Не иначе, то все козни вражеские, дабы союз столь славный расторгнуть.
- Воистину, - наклонил голову Хакон. - Но муж - на то и мужчина, чтобы за все поступки ответ перед людьми и богами держать. А-то уверую, что колдовство очи Харальда затмило. Чай, сам молод был и на девиц заглядывался. Управитель здешний, Хакон младой, тому подтверждение. Но, коль не умел конунг агдирский утех скрыть от люда - пусть сам и расхлебывает кашу заваренную. Не помощник ему я, и тебе лезть не советую.
- Уж и не знаю, имели ли здесь место чары, но действие колдовства подлого я на себе ощутил и потому верить в него склонен.
- Расскажи же, как смог ты избегнуть чар темных? Может, и конунгу твоему то сгодится, ибо долог путь его и много колдунов в Северных землях, - попросил Хакон, тему беседы меняя.
- Помнишь ты, государь барана подлого, что в яме отхожей со смертью встретился?
- Как то забыть, коли сам я червя того свиньям чуть не скормил?
- Проклятие его более живучим оказалось, нежели сам он - дом мой огонь поглотил, отец погиб и сам я выжил чудом лишь. А ведь он в ведовстве не сведущ был - лишь злобу свою вложил в заклятие злое.
- Ежели муж, в чарах несведущий, такое учинил, то на что ж ворожея обиженная пойдет? - вопросил Хакон сам себя будто, слова сына про Хильд поминая. - Грешил я на Харальда в прошлом, а ныне уж беспокойство души съедает. Отдал бы он Хильд эту бонду какому, чтобы проклятие отвести. Сгубит ведь девка конунга, чары - то не клинки, дружиной не заслонишься да щитом не прикроешься.
- Против заклятий лишь жрецы помочь могут, да колдуны иные, более могущественные, - вновь Бард согласился. - Даже Белого Бога учение, как ни трусливо оно, от последователей своих требует без жалости ведьм убивать.
- Белобожники хоть и слабы, а все же не самоубийцы, - кивнул Хакон Трондский согласно. - Надеюсь я, что вдали от чаровницы Харальд прозреет да спадут путы обманные. Слышал я, лучшее снадобье от ведьминых чар - не видеть ее и не слушать, потому им мешок на голову одевают да рот затыкают пред казнью. Но то белобожники, нам же Фрейр не велит жен молодых убивать. Выходит, тут мы нерешительнее христиан.
- Коли то ее чары - способ лучший вдали оставить деву, - продолжал кивать ленрдман, решив, что лучше во всем согласие выказывать с конунгом, мягко мысли свои навязывая. - Но дело иное, если так проклятие один из братьев ее перед смертью наложил.
- Что брату в том, чтобы кровь свои мешать с погубителем? Нет, в деве все дело, - покачал головой конунг. - Властители Мера в битве сгинули и ныне в Вальхалле пируют, а не в царстве и Хель мерзнут. За что им сердиться? Напротив, могли бы вернутся - сами бы деву убили за честь свою опозореную. Виданное ли дело - сестра конунга в наложницах, будто рабыня?
- И земле унижение. Велика ли рать наша в Мере сейчас?
- Мала. Как битва закончилась, бонды по домам потянулись. Раны лечить да родовичей наведывать.
- Экие трусы, - в сердцах Бард вскричал. Сам он напротив к битвам новым рвался, оттого и разозлился на бондов беглых.
- Что ждать с земледельцев? Лето сейчас, горячая пора в хозяйстве. кроме того, победы Харальда неоспоримы. Ежели сам он себе свинью не подложит - никто из иных земель его из Мера не вытеснит.
- Верно то, но говорят люди, у конунга Фиордов брат остался.
- Тебе ли не знать, что нет согласия в землях Норвежских? Коли могли бы враги Харальда Агдирского сговориться - давно бы голова его у Гандальва альвхеймарского на частоколе висела. И наши с тобой - поодаль. Нет, даже коль решится брат тот на месть - то дело не быстрое. Едва ли ему тоже легко будет бондов от посевов их оторвать. а оторвет - что есть зимой будет? Фиорды не столь богаты, как Транделаг.
Не стал Бард говорить, что коли сговорились бы враги Харальда, то отец его к ним бы примкнул, а никак не к агдирцу.
- Любой подлости можно от ворога ждать, - только сказал. - Ты бы, конунг, написал Харальду, что разрешаешь ему в Хладир приехать.
- Нужно ему позволенье мое, - фыркнул Хакон. - Ужель думаешь ты, что, скажи я нет, то Харальду ворота бы затворило? Он молод, но тверд, как истиный конунг, - тут властелин этих земель сделал паузу, вспомнив, как сам ждал прод дверью опочивальни у зятя. Ох, велик был соблазн тем же с юнцом поквитаться! Но речи Хакона млада и Барда свое дело сделали, да и остыл конунг за дорогу. - Пусть и войдет, как владыка и родич. Но сам.

Сарасберг. Кюна Рагхильда

Тяжкие думы терзали Рагхильду. У Трюггве нужное ей впечатление сложилось о ней. Она постаралась образ нервной и злой бабы создать, чтобы опасной ее не считали. Пара неосторожных фраз, пара злых взглядов… Как же просты и понятны мужчины порой. Недаром Фригг и Снотра ей покровительствовали, пусть молодухи Фрейе служат и другим богиням, что любви покровительствуют.
Мысли медленно перетекли на пришлого жреца. Чем он выгоден ей будет? Первая выгода, что зарвавшегося Торлейва сдержит, охладит пыл его. Забылся жрец торов, считает, что влюблена в него кюна без памяти. Ждет разочарование его, он лишь ступенька в достижении целей ее. Полезен ты был Торлейв когда требовалось Ассу скинуть, со своими "Божественными" откровениями. Да и сон вовремя растолковал, повернув все в ее сторону. Ассу тоже потом не раз на чистую воду выводил, когда та голову поднимала. Хитра старуха, и жрец был хорошим подспорьем в борьбе со старой кюной, но теперь.. Главная цель, ради которой многим пожертвовать можно. А цель одна, большая. Пророчество сбыться должно, сын ее править Норвегией должен. Но что же сделать она может для сына своего, чтобы он не попал в ловушку Хаконом расставленную. Ох, хитер старый волк, но на то она и Дева Вещая, чтоб его перехитрить в конце противостояния их.
Рагхильда встала с лавки и пошла в опочивальню свою. Там, отпустив рабынь восвояси, села на кровать и вновь думами к сыну вернулась.
Харальд… Как же помочь тебе, чтобы не сделал ты глупостей, что отец твой натворил? Тяжела ноша власти, ох тяжела. Давит на плечи плащ конунжий, да пояс власти бедра оттягивает. Но нести это бремя необходимо. Надо Хакона нейтрализовать, но не напором, а хитростью взять его. Может в гости позвать баб его, да связать тут по ногам и рукам, чтоб от нее зависели они, а Хакону не было возможности волю свою диктовать? Только не так, чтобы он сразу прочел мысли ее, не сразу, потом может быть. Хотя и иным путем пойти можно. Хороший обычай у ромеев есть. Заложников брать. Связывают те руки родичам своим, но кого в заложники взять, чтобы Хакону дорог был, и он ради него ее веления исполнял, или задумывался хотя бы иногда над действиями своими на сына ее направленными. Нужен кто-то, кто свяжет его по рукам и ногам цепями не хуже тех, что цверги куют. Опять все на ребенке нерожденном сходилось. Тряхнула головой Рагхильда мысли навязчивые отгоняя.
Встала, по комнате прошлась, да не ушли думы тяжкие. Воспоминания нахлынули, вспомнила Эйнара Рагхильда, да устало на ложе села. Не верила она, что могут предать верные люди, а поди ж ты как все обернулось. Харек уже не вызывал столь горькой ненависти. Выручил же он ее из плена Хаки, когда с Гутхормом туда попали. Жизнью рискнул, против берсерков пошел. Перед взором вновь усадьба Хаки запылала, ярко, высоко. Может простить его? И то верно простить в милости своей за былые заслуги, да союзника ворогами со счетов списанного обратно получить.
Эх, Эйнар, зачем же ты против кюны пошел, родичей моих пленил да пыткам подверг? Мог бы сейчас живым быть, а не в царстве Хель мерзнуть, мог бы быть равным среди равных. Да жену превыше всего поставил.
Тут мысли к гонцу скакнули. Как там его зовут? Вальгард, кажется. Ну чтож… Придется его участь решить, много слышал он из того, что кюна себе позволила.
Вышла из опочивальни кюна и слуг кликнула.

Саросберг. Торлейв
(с Тельтиаром)
Торлейв был зол. Очень зол. Рагнхильда так и непростила ему, и все попытки вернуть расположение кюны не увенчались успехом. А еще тот пришлый жрец из Транделага что-то зачастил... И все еще не было при дворе кюны Верховного годи. По умолчанию эти обязанности выполнял Торлейв. Но через несклько дней уже праздник Сбора Урожая, праздник Дис, когда приносят в жертву часть приплода от скота, и готовят пиво из свежего зерна. А еще проводят обручения и свадьбы. Сейчас Торлейв приводил в порядок святилище, и проводил обряды, предшествующие жатве. А что потом? Уже сейчас такую ораву воинов тяжело прокормить. Значит нужно планировать новый поход. Хотя бы отправить викингов саксов пограбить и привезти зерно и меха.

Торлейв время от времени наведывался к дому кюны, иногда даже заходил к ней, докладывая о делах в ее владениях, но неизменно встречал холодный прием. Лицо кюны было непроницаемым. Кюна слушала своего бывшего фаворита с каменным лицом, ничем не выдавая эмоций. Как будто на него смотрела сама великанша Вигрид - страж чертогов Хель. От этого жрецу было не по себе. Отсутсиве вестей с севера еще больше добавляло беспокойства.
Вот и сейчас он проходил мимо гтос тевого двора. когда услышал про вестника из Мёра.

И Торлейв решил сам навестить посланника и выведать с чем тот пожаловал. и сипользовать сведения к своей выгоде.

Вальгард же действительно на гостевом дворе пока остановился, да брагу хмельную пил, тому радуясь, как смог за весть обычную большую награду получить. Рядом с ним уже девица одна сидела, которой он обручье серебрянное подарил и предвкушал Вальгард ночь жаркую.
- Здрав будь, добрый хирдман, - приветствовал его Торлейв, подходя к скамье и присаживаясь рядом с гостем. То что он жрец, было видно по роскошной шапке, отороченной мехом.
- И тебе не хворать, славный Торлейв, - отвечал на то воин, ослкабившись.
- Вижу, что издалеких краев ты прибыл, а родом ты из краев наших. -начал Торлейв. - Что за вести ты привез нам, добрый человек? Как там конунг наш воюет?
Хирдман , не знавший всех и хитэтих тонкрослптений взаимоотношений жреца с кюной и сам был готов все охотно выложить, и был он к тому же уже слегка навеселе. К тому же Торлейв оставлся здесь единтсвенным высокпоставленным жрецом, если не сичтать того пришлого из Транделага.
- Хорошо воюет, - усмехнулся тот, а после девушку отослал, решив после к ней вернуться. - Уже Мер весь завоевал.
- Весь? - Удивлся ТОрлейв. - Быстр же наш конунг в деле ратном. Расскажи как это было. Много ли мёрских вождей и воинов осмелились бросить ему вызов?
Хирдман отзхлбенул еще пива, и откусил большой кусок хлеба. Заьем продолжил:
- Им было убито пять конунгов в трех жестоких сражениях, - с охотой отвечал Вальгард, раз уж появился у него повод подвигами похвастать, и потому в подробностях рассказал он все, что слышал о битве с Неккви и Хунтьовом, а после и про морское сражение, не забыв и про свое участие упомянуть. - После же того, как прибыли в Мер Южный люди Харальда, на тинге вынуждены были его власть признать люди, кто же противился тому - кровью заплатили за неповиновение.
- Суров Харальд, - улыбнулся Торлейв. - Много бунтов было в Мёре, прежде чем Харальд порядок нвел? и что он с родичами тех конунгов сделал?
- Кто бунтовать пытались - тех Гутхорм усмирил, - хирдман сказал, еще браги себе наливая. - Неккви род весь под корень изведен, а Арнвинда сестру на ложе своем держит конунг.
Торлейв буквально вскочил с места.
- Как? Сестру конунга как наложницу? -и тут же взяв себя в руки, уселся на лавку.
- Да, так ей и надо, вздорной бабе, - кивнул подвыпивший воин. - Говорят, она мужа собственного на ложе не пускала. Ну да наш Харальд - это вам не слюнявый мерский ярл, он любую девку возьмет...
Торлейв рассмеялся.
- Да уж, Харальд наш молодец. Не одну кобылу уже усмирил.
Но потом его лицо омрачилось.
- Дочь конунгов это дочь конунгов. Ее или замуж нужно взять, или выдать за кого-то из ярлов верных. Он решил что с ней делать?
- Мне то не ведомо, жрец.-отвтеил хирдман, снова к кружке прикладываясь.
- Значит, еще не решил, -произнес про себя ТОрлейв, и это не есть хорошо. Совсем не хорошо... - А как мёрский люд его владычество воспринял? И что на это сказал Хакон? Рассказывай все что знаешь, не утаивая - при этом Трлейв незаметно еще пива в кружку подлил, и себе налил немного.
- А что меряне? Кто шибко против был - тому Харальд сам руку отсек, другие враз присмирели! - С усмешкой поведал воин. - А Хакон... Хакон прочь уплыл. Не иначе завидует он конунгу и хватке его.
Торлейв как раз тут вспомнил, что раньше Мёром предки Хакона владели, и еще больше его лицо омрачилось.
- А вот это уже вести недобрые. Неужели у конунга с его тестем размолвка вышла?
- Кюна тоже зла была, когда о том услышала, - Вальгард согласился.
Торлейв задумчиво почесал бороду, и решил, что ему туда надо срочно ехать, пока корабли еще плавают. Близхился уже праздник дис - время сбора уроджая, а там пиры, а потом и штормы осенние.
- Есть из-за чего злиться. Ведь без Транделага власть его на севере непрочна будет. Ты сам тут намерен задерожаться или в обратный путь отправишься?
- Я бы остался, у меня теперь деньги есть, год могу не воевать, - он провел ладонью по шкатулке, ему кюной подаренной.
Торлейв с завистью глянул на дар кюны. Таких ему получать еще не доводилось. И тут онподумал, что с Харальдом еще отношения наладить можно, а вот с кюной ему уже надеяться не на что. Значит и задерживаться тут больше не стоит.
- Наша кюна щедра на дары, видно хорошо ты ей угодил с новостями, - улыбнулся Торлейв.
- Это она мне дала, когда я ей от Асгаут передал пару слов, - на шепот перейдя, пьяный воин сообщил.
Брови Торлейва взметнулись вверх.
- Асгаут? Что с ним? Асгаут мне как брат . может и мне что-то передать хотел? Говори, не бойся.
- Погиб Асгаут, - Вальгард вздохнул. - Странно, что ты раньше не спросил о его судьбе, жрец.
Торлейв вздохнул. В самом деле, забыл он о верном своем товарщие.
- Расскажи как это было, и что он сказал напоследок. - произнес Торлейв, показывая на свое золотое обручье с намеком.
- В поединке с конунгом Мера храбрый Асгаут пал, перед тем жизнь змея забрав, - глаза Вальгарда загорелись, сколько ни было у него драгоценностей, а все еще хотелось. - Мне же он наказал передать, чтобы опасалась кюна Хакона, ибо себе он на уме и один из всего окружения Харальда, кто не ему служит, а как равный себя ведет.
Торлейв внимательн слушал хирдмана. склонившись к нему со скамьи.
- Что еще он сказал?
- Еще братьям двоим, Хилльварду с Сигтрюгом имущество свое завещал перед смертью, но больше о Хаконе говорил, - припоминать стал хирдман. - У кюны лицо еще сразу злым сделалось, когда она о том услыхала.
- Много видать Хакон тего беспокоил. Что там случилось?
- Я мало знаю, чай не ярл, чтобы меня в дела эти посвящали.
- Что ж, и без того ты мне многое прояснил .Спасибо задобрые сведения. - произнес Торлейв, вставая. Теперь он твердо решил повидать Рагнхильду.
- А... обручье? - Нагло захмелевший воин бросил.
Торлейв достал бронзовое обручье с другой руки и протянул воину.
- Вот тебе обручье. с драконом. на нем большая удача. И оно ложе дракона умножает.
- Спасибо, Торлейв, век не забуду, - принял награду Вальгард. - Эй там, еще браги несите!
А Торлейв встал из-за стола, и к кюне пошел не откладывая

Англия. Бристоль. Ивар и Гандальв.
Совместно с Тельтиаром.

Вои английские собирались в поход, и сердца норвежцев бились быстрей в предвкушении битвы. Один свидетель – как славно было бы пойти в земли кельтов одним строем с данами и взять их добро, звонкое серебро и женщин пригожих, прикрывая голову одним щитом с союзниками. Увы… хоть и стояло теплая осень, а хладные ветра из земель северных уж вести дурные нашептывали. Не радовался Гандальв успехам Харальда, ибо был он врагом кровным. Коль так, горькой отравою Серому конунгу стала весть о падении Мера, северного да южного. Война подступала к Альвхеймару, и в условьях таких конунгу было не до походов. Что толку в золоте чужеземном, если земли отеческие сберечь не удастся?
А потому Гандальв в плаванье засобирался.
- Дурные вести ты получил, как я посмотрю, - о тех сборах узнав, Ивар конунг молвил, к Гандальву в опочивальню заходя. - Коли воины твои в дорогу дальнюю отправиться готовятся.
- Твоя правда, конунг, - вздохнул на те речи норвежец. – Хорошо в гостях, но, коли к вотчине беда уж подкралась, – долг властелина дом защитить. Славно я жил под кровом твоим, а все ж вести худые быстро летят.
- Хотел бы я помочь тебе, да только у самого война близка - каждый воин на счету, - Рагнарсон к стене отошел, прислонившись. - Не вовремя, ох не вовремя.
- Старцы мудрые говорили, что друг для мужчины дороже побед, ценнее драккаров и женщин, - молвил Гандальв. – Теперь я понимаю их правоту. Эта моя битва, родителем покойным оставленная. Но рад я слышать, что ты бы помог. Не печалься! Враг мой – лишь мальчишка, слишком долго искушающий воинскую удачу.
- Вызвал бы ты его на поединок, конунг, - задумчиво молвил английский конуг. - Совершенство лет ему минуло уже, не посмеет отказаться иначе собственные же вои от него отвернуться.
- Вызвать-то можно, - откликнулся альвхеймарец. - Только хитер он, что змей, а не волчонок, даром, что мать в Агдире его родила, а не в Мере. Опасаюсь я подлости. Показал Харальд - не для него честная битва. Только за спинами хоронится горазд.
Не стал Гандальв говаривать про поединок Харальда с Хаки: до сих пор о сыне с гадливостью вспоминал, даже и поминать труса злосчастного не хотелось. А уж о предсказании ведьмы ирландской и вовсе ни один дух живой и не ведал. Только Высокий, от которого нет тайн на земле, до норны, плетущие нити знали про будущее.
- От суда богов никто еще не уходил, - Ивар молвил, хотя и ему самому хитрость воинская не чужда была. - Но дело твое, Гандальв, как щенка зарвавшегося на место поставить.
- Пусть будет, как боги судили. Я славно пожил и без стыда место за столом в чертоге Асгарда займу. Одно печалит меня, конунг Ивар – оборвется род славный со мной. Видимо, Фрейр отвернулся от инглингов, столь много мужей радужный мост пересекают до срока.
- Асам любо, когда владыки своей силой род продолжают.
- Дед мой, Гудред, Ассу силой в жены себе взял, а путного не вышло.
- Выбирал неосмотрительно Гудред конунг невесту себе.
- Страсть вела его, а не разум, - вздохнул Гандальв Серый. - Хоть и не гоже внуку про деда худые слова молвить, а гордыня его, оскорбленная, больно роду аукнулась.
- Не дело человеку стороннему в дела рода лезть, но я тебе пособлю, чем могу - лучшее оружие получишь, какое в арсеналах моих есть, чтобы за честь рода поквитаться, Гандальв Альвхеймарский, - о том сказал правитель Лондона.
- Благодарствую, Ивар Бристольский. Пусть Тор и Тюр не оставят воев твоих сноровкой и отвагой в бою, а Один - дарует своей мудрости, чтобы вырвать победу у предводителя ирландцев. Знаю я, что кельты не очень-то любят короля Малхи, нет единства в их стане. С помощью асов, надеюсь тебя еще "Иваром Ирландским" поименовать.
- То доброе известие, много ты мне времени сберег этим, не будут ожидать нападения подлые кельты!
- Даже будь готовы они и жди беды - что могли бы кельты супростив твоих данов содеять? - решил Гандальв польстить союзнику полюбившемуся. - Альфред, как сказывают, воитель в семь раз лучше Малхи и саксы его почитают, как наместника своего бога, так люб он им всем. А ты короля саксов к миру принудил, на условиях, тобою измысленных. То ли не знак, что нет равных Ивару Рагнарсону, сыну покорителя франков?
- Данам в этих землях нет равных, - согласился, лестью польщенный, правитель.

Немногим позже три корабля норвежского конунга отплыли от пристани Бристоля, провожаемые шумной толпой англов и данов. Путь Гандальва лежал в земли Альвхеймара, над которыми уж нависла клыкастая пасть агдирского волка.

Усадьба Хладир. Кюна Эйсван.

Приезд мужа законного юную кюну не радовал. Хакон младой во время последнее к любушке охладел, делами мужскими занявшись. Ныне он больше с Бардом ходил, а на светлицу ее стороной огибал. Женщина понимала причину: не стоит дразнить старого медведя, слухи приумножая. А все ж сердце ее без любви тосковало. А тут – напасть новая.
- Ох, и вернется в усадьбу владыка! – причитала служанка, что, казалось, еще Хакона старого нянчила. Прожитые лета не добавили женщине доброты, а потому терзала она Эйсван упреками. – Что мужу молвить решишься, бесстыдница? Гляди, отправит к родне в нижней рубахе одной…
Жен неверных на севере не любили, и сердце владычицы молодой холодело от речей желчной старухи. Ох, видимо, Локи разум ее помутил, когда на измену решилась! Хочется в ноги пасть да молить: «Не губи!». Так то рабыне и надо, злокозненной. Состарилась во служанках, даже мальчишек от воев прижить Фрейр не судил. Вот ныне и тешится, благу чужому карами угрожая. Суров Хакон Трондский, жену не помилует, коли доказано преступление будет. А к родне идти, презираемой да изгнанной, Эйсван не хотелось. Выход нашелся нежданно легко: в доме конунжьем травы хранились, чтобы болезни лечить. Где они больше силы целительной наберут, как не под кровом наследника асов? Кюна в травах не разбиралась, не учили ее на заре листья срывать да сушить их по правилам старым, чтобы сила целебная прочь не ушла. Да то и не надобно было. Зелья опасные в той клети отдельно стояли, от живности всякой надежно сокрытые, да краской червонной, для люда помечены. И никто не узнает…

Служанка упала на пол, расплескав остатки похлебки. Сердобольная кюна старуху попотчевала, да смертью забота та стала.
- Гадина оркдальская! – прохрипела рабыня, рубаху рванув пальцами скрюченными. Казалось ей, что нутро все огнем загорелось, да воздух густым сделался, будто патока. – Боги все видят! Не быть выродку твоему, от рабьей крови прижитому, конунгом Транделага.
- Ты того не увидишь, - усмехнулась Эйсван, хотя сердце в груди удар пропустило. Страшная сила в предсмертном проклятии, хуже лишь мать дитя покарать может. Впрочем, старуха уж умерла и слов погубительницы не услышала. Кто вспомнит рабыню безвестную? Кюна транделагская юбку поправила, да из комнаты вышла. Надо подумать, как мужа с дороги приветить.

Усадьба Хладир. Конунг Хакон и Асса.

В беседе с Бардом Хакон верно заметил, что щепотники уж сказали Ассе про Хильд. Про себя конунг думал, что, дознайся он имени болтуна – утопил бы его в хладной проруби, но дело уж сделано. Кюна агдирская залилась слезами, мужа представив в объятьях пригожей красавицы, да и служанки заплаканными ходили. Но женские слезы – вода, куда больше владыку тревожил ропот ведь верных гридней.
- Не для того мы в войне чужой кровь проливали, чтоб Харальд змеищу из Мера над нами поставил, - так мужи говорили. В глубине души седоусым мужам было жаль дочку Хакона, обиженную дарами Фрейи прекрасной, а ныне – и мужем своим опозоренную. Но честь конунжью и того жальче. Хорошо хоть не все во Хладире прознали, что наложницей Харальд агдирский сестру конунгов держит. Ой, и помянули бы зятю властителя пренебреженье обычаями… и кто знает, во что бы то вылилось? Зять поучения слушать не хочет даже от конунгов али от родни кровной. Куда уж простым воям лезть, будь они правы хоть дюжину раз? Лишь осерчает грозный конунг…
Так думал Хакон Трондский, поднимаясь наверх, во светлицу. Грозный взор из-под светлых бровей – и чернавушек сдуло, как ветром. Конунг и кюна остались одни. Асса лежала на ложе, заплаканное лицо в шкуре медвежьей укрыв. Не стал конунг пенять ей на то, что родителя не приветила, рядом лишь сел да по волосам дочь погладил:
- Плакать довольно. Ужель хочешь ты, чтобы дите нытиком народилось?
- Как мне не горевать? – подняла Асса лицо от подушки. – Справного мужа ты мне подыскал, батюшка. Стоило в девках до лет моих проходить, чтобы вот так осрамиться?
В словах кроткой кюны правда была, и то Хакона разозлило. Еще не хватало, чтоб дети отцам на ошибки указывали. Да ладно бы сыновья – а то дочери!
- Твой муж ныне больше земель захватил, чем любой в землях Норвегии, - сам конунг не ведал, что слова Харальда хвастливые он повторяет. – И тебя уж не пять зим, чтобы полагать себя единственной женщиной в его жизни.
Асса смолчала, слезы глотая – она знала обычаи севера. То лишь в сказаниях женских есть до гроба любовь и муж с женой друг в друга, как в зеркало смотрятся. На деле же, даже Локи злокозненный жене изменял, а уж похожденьями асов любовными все саги полны. Люди же хуже богов. Где ж ждать от смертного мужа верности, что не явил даже Один? То лишь мечты… но обида душила. Асса ждала рабынь, привечаемых тайно, но не соперницу конунжьей крови.
Хныканье дочки Хакона лишь раздражало. Он пришел с мыслью утешить, но сейчас хмурил брови, видя в слезах кюны бессилье и слабость. Даже Хильд-чаровница была не столь жалкой, сказывают, мечом на Харальда замахивалась. Такая больше подходит на роль матери войнов, чем женщина с носом распухшим.
- А ну, причешись! – сказал Хакон дочке. – Слезами мужчину любить не принудишь, а от упреков твоих он к йетунам сбежит. Ты – мать его первенца. Как приедет, будь неприступна, а после – ласками докажи, что ты лучше других женщин. Сама коль не знаешь– служаночек поспрошай. Иль мне самому дочке рассказывать, как мужа к себе привязать?
Асса задохнулась, испуганная гневом отца. И с опозданием поняла, что осмелилась на упреки. Впрочем, Хакон ждать оправданий не стал, ив сердцах вышел из комнаты.

Хладир. Конунг Хакон.

Раздираемый смесью вины и гнева, Хакон ходил по усадьбе, будто медведь, зимою проснувшийся. И все-то ему было немило: служанки – старательны недостаточно, юнцы – непочтительны, а мед горек. В итоге, поле мытарств, конунг нежданно обнаружил себя перед дверью, не отворявшейся для него очень давно. Сперва он удивился, но после – плечами пожал. Почему бы и нет? И толкнул дверь властной рукою.
Женщина, давно забывшая свое прежнее имя и вот уже много зим звавшаяся Гуднё, повернулась на скрип двери. Костяной гребень в руке дрогнул, путая темно-русые пряди. Она родилась на юге, под иным небом, но набег викингов перечеркнул ту, прежнюю жизнь, даровав новую. Предводитель норвежцев завернул в гавань Трандхейма после набега, и подарил юную невольницу конунгу Хакону, «доброй новостью» деву назвав. И с тех пор, как родила рабыня властителю сына, сама она решала, кому из мужей дверь отворять, а кого – кочергой гнать от порога. А как сел ее мальчик средь ярлов – служанки хладирские Гуднё «госпожою» звать стали. Но дверь затворить перед конунгом никто во Хладире бы не посмел.
Увидев лик гостя, Гуднё гребень и вовсе на пол уронила. Много лет ее Хакон вниманьем не жаловал, и совесть нечистая сразу про связь сына с Эйсван матери нашептала. Она ложе им застелила, не осмелился бы Хакон младой на мачеху посмотреть без наставления материнского, а потому приняла женщина мрачный вид конунга за знак скорой расправы. Но у Хакона старого на уме было иное, и сердце Гуднё наполнилось ликованием оттого, что вернувшийся конунг предпочел жене юной ее, уж разменявшую третий десяток.

Сообщение отредактировал DarkLight - 9-01-2008, 18:12

Ранрики, Харек Волк, и свейский посланец
(с Тельтиаром за посланца и Оттара)
Гонец загонял коня нещадно, лишь бы быстрее приказание ярла своего исполнить, ибо было ему известно, что за медлительность покарает его Черный Молот, сильно покарает. А дело важное было, нешуточное. Потому всего за четыре дня смог он границу пересечь, да к воротам усадьбы искомой подъехать на закате, с силою в них постучав.
Харек был немало удивлен, когда ему про посланца от свеев сообщили, потмоу поспешил он супругу и Сигрун из зала увести и вызвать верного Лиама и Ярослава, чтобы гостя нгезваного встретить как подобает.

Вошел в дом свей, взглядом недобрым обведя хозяев, да после на лавку сел:
- Здравствуй, Харек Волк, - сказал он. - Я к тебе от государя своего слово привез.
- Садись, выпей, перекуси с дороги, а мы слово от государя твоего послушаем. - сказал Харек.
- не нравится мне это - сказал Бран шепотом на ухо Хареку. - не стал бы владыка свейский просто так к нам гонца слать, и с такой спешкой.
- Успею еще поесть я, - покачал головой гонец. - Лучше скажи мне, Харек, как ты слово данное держишь? Ответа Эйрик сын Энунда требует.
- Ты сначала вопрос задай, а потом ответа требуй - огрызнулся Ярослав.
- Я свое слово держу. - ответил Харек. - или у господина твоего етсь на этот счет сомнения? Какие основания у него есть, чтобы подозреватьт меня в нарушении моих обещаний?
- У него оснований достаточно, чтобы здесь все огню предать, - в тон Ярославу свей бросил. - Клялся мой конунг, что не станет христиан притеснять, так и ты ему обещал, что люди твои лихого чинить не будут. В Вингульмерке же по иному все происходит.
Харек и его сподвижники переглянулись. Харек покачал головой.
- Всех своих людей, кто с нами пожелал уйти, мы вывели в Ранрики, и что происходит Вингульмерке, мне неизвестно. С тех пор как мы ушли, ни один человек не пересек рубеж владений моих, и никаких встей до нас оттуда не доходило с тех пор. И могу чем угодно поклясяться, что к тому что происходит там сейчас, я непричастен
- Христиане людей конунга убивают, а иным крест силой навязывают под страхом смерти! И ты говоришь, что это не твои люди! - Вскричал посланец.
- Это не мои люди. - ответил Харек. - Все мои люди ушли со мной. Те кто это творит, не мои люди, и с ними вы вольны поступать, как того требует ваш долг.
- Проклятый ублюдок - прошипел Ярослав, сжав кулаки.
- Ты о ком? -удивился Лиам.
- Асмунд...- процедил сквозь зубы Ярослав.
Харек услышав эти слова краем уха побледнел и мделенно осел на лавку.
- Говорили тебе, что вздернуть надо было мерзавца.. - сказал Ярослав
- Я клятву Эйнара не мог нарушить. -ответил Харек .
- Так чьи это люди? - Нетерпеливо бросил свей. - Если не твои, то чьи?
- Мятежника. - ответил Харек. - Которого я бы и сам рад убить, если поймаю.
- Ну так убей, и пришли голову Эйрику конунгу, в знак того, что уговор ваш в силе остается.
- Я пошлю верного человека с отборным войском, чтобы изловить его. - сказал Харек.- Но и от вас охранная грамота потребуется, чтобы ваши люди его не тронули.
- С ним было полсотни человек - сказал Ярослав. - и все отбороные и матерые воины. И кого ты пошлешь против него?
- Я знаю кого. - сказал Харек.
- Со мной пусть в Гиллисберг едут - там ярл Свен грамоту справит, - пообещал гонец. - И помощь окажет всемерную, чтобы негодяя изловить.
- На том и порешим. - ответил Харек. - Лиам, позови Оттара. Пусть соберет отряд в полсотни человек. И скажи ему что Асмунд в Вингульмерке объявился.
- Сколько мне ждать ваших людей? - спросил гонец, все еще удивленный быстрым согласием Харека.
- Я отправлю изх вместе с тобой. Завтра. Или даже сегодня. - произнес Харек, явно продолжая что-то обдумывать.
- Хорошо, - свей кивнул, а спустя некоторое время появился и Оттар. Выглядел он зловеще и решительно.
- В Вингульмерке ублюдок нашелся? - Вместо приветствия бросил Оттар.
- Не только нашелся. - ответил Харек, - Но и еще и свеев резать начал. Они нам теперь войной угрожают, если того ублюдка неизловим и голову его в Гилисберг не доставим. Как мыслишь, что лучше нам будет? Асмунда изловить, или со свеями войну сейчас начать?
- Что лучше - даже не знаю, - призадумался херсир. - Но Асмунда всяко проще изловить будет.
- Тогда собирай молодцев в дорогу и поедете с этим свеем. Когда он скажет, тогда и поедете.
- Не нравится мне это, Харек, но выбора все одно нет - либо мы к свеям, либо ведь они к нам.-произнес Оттар задумчиво.
Харек кивнул.
- Хорошо что ты это понимаешь, Оттар. Как изловишь Асмунда и свеям его сдашь - возвращайся. Чую я, будут у нас еще хлопоты.
- С кем на этот раз? -удивлся Оттар. - Вроде пиратов уже к ногтю поприжали?
- Не всех... И не только их... Есть еще кое-кто. -произнес Харек.
- Ладно, пойду людей соберу, - кивнул Оттар. - Не будем понапрасну время терять.
- Не будем. Я знаю что ты справишься лучше всех, и никому больше доверить это дело не могу. И помни что я тебе говорил тогда... Ну, с богом и его благословением - Харек пожал руку Оттару и оснеил егто крестом, потом сделал знак молота .
Оттар склонил голову на мгновение, а затем покинул зал, и отправился искать своих людей. Тех, кому под силу было отловить и наказать мятежного ярла.

Сарасберг. Рагхильда и Торлейв

Спустя время небольшое, после разговора с Вальгардом, пришел Торлейв жрец в усадьбу к кюне, да слуг поторопил, чтобы впустили они его пред очи матери конунга славного. Поздоровался жрец чинно, так, словно и не связывали тайны общие его с кюной.
Кюна также холодна была, как воздух в Хель. Стояла она, что богиня ромейская, в лучшие одежды наряженная, да лучшими украшениями сверкая. Даже выглядела она не на свои лета, а как девица младая, лет двадцати отроду.
- Что хотел ты, жрец?
- Встревожен я, госпожа, за конунга нашего, - на то произнес служитель Тора. - По слухам, люди, что окружают его - не верны ему всей душою.
- Ведомо мне то, жрец, - Рагхильда кивнула. "Чего ты ждешь? Чтобы я помощи твоей просила? Ты итак сделаешь то, что мне надобно, без просьб моих", - меж тем кюна думала.
- И не думал я, что от мудрой кюны подобное укрыться может, - жрец заверил. - Мне видение было неприятное, потому поговорить пришел.
- Говори, - милостиво кюна дозволила. - Я запретами тебя не неволю.
- Опасаюсь я за жизнь Харальда, - продолжил он, на скамью ближайшую усаживаясь, да про себя посетовав, что даже угощения, как в былые времена, не предлагает Рагхильда. - Вести недобрые из Мера пришли, как бы бедой большой не обернулись.
- Вести те ведомы мне, - ответила кюна. - Мой сын воин, потому со всем справится. А Гутхорм его от беды убережет.
- Не все можно при помощи силы и удачи воинской решить, - головою покачал Торлейв. - Большую силу в Мере жрецы Ньорда имеют. Как они на то смотрят, что сын твой, деву из рода конунгов рабыней сделал?
- Жрец, то решение сына моего, ему виднее как поступать. А может тебя в Мер отправить, ты и будешь ему правила читать? - кюна прищурилась.
Призадумался жрец. В Мер ехать, когда здесь дела вершатся? Но с другой стороны - коли приказ на то будет, он и отказаться не сможет, хотя бы потому, что воспитателем Харальда еще отцом его назначен был.
- Думаешь, кюна, меня, жреца пришлого, годи мерские послушают?
- Ну а почему бы нет? Или ты уже всю силу свою жреческую растерял? Убедить их не сможешь? - женщина встала и прошлась по залу, звеня серебряными обручьями. "Убрать тебя в Мер следует, чтобы тут глаза люду не мозолил. А если что станешь виновным во всех бедах, что в Мере случатся", - думала кюна, но вслух сказала. - Езжай в Мер и реши все проблемы, что на сына моего от богов свалились.
- Жрецу, с такой миссией посланному, славная свита потребна, - взгляд опустив, медленно Торлейв произнес.
- Возьми, кого нужным считаешь, - махнула рукой кюна.
- Что мне конунгу передать?
- Передай ему, что видела я во сне как медведь волка в берлогу свою звал, да вперед пропустил, а там волчья яма оказалась, потом увидела еще и медведицу с медвежонком и волчонком, что над ямой той хохотали. К чему сей сон не знаю, но ему передай, - произнесла Рагхильда.
- И ничего больше? - Поинтересовался жрец.
- Ничего, кроме любви материнской и гордости.
Поклонился Торлейв, в бороде улыбку пряча.
- Да будет так, - произнес, прочь направившись. Поддалась кюна уловкам его, сама к Харальду направила, даже просить не пришлось, а где конунг - там и удача, и власть большая, нежели в Сарасберге этом.
Кюна улыбнулась, знала она, что на смерть верную жреца отправила, но только свою работу он сделал, теперь обузой стал.

(с Тельтиаром)

Гокстад. Кюна Асса сотоварищи
Я и Тельт

Торвард старый на славу стол накрыл, богатой была трапеза, не смотря на то, что недавно совсем разорением война по землям этим прошлась - все едино к столу конунжему любые яства нашлись, каких бы только душа не пожелала. Усадили Ассу на место высокое, подле нее лендрман сел, а дальше весь люд в соответствии с родовитостью и заслугами. Каждый хотел властной кюне показаться со стороны хорошей, чтобы добром потом вспоминала, потому что кого правитель добром вспоминает - тот нужды не ведает. Кюна же сидела за столом с лицом хоть после бани и раскрасневшимся, да все же мрачным. Ела мало, пила и того меньше, а говорить - совсем не говорила, только спрашивала:
- Что же, лендрман, часто ль случаются нынче набеги наумдальские?
- С тех пор, как я с данами храбрыми их на чужое добро зариться отучил, надолго они к нам дорогу забудут, - с гордостью в голосе Торвард отвечал.
- Надолго ли, это время покажет, - надкусила Асса хлеба кусок, да поморщилась, видать, не понравился ей хлеб тот, - давно ли, спрашиваю тебя, последний набег был?
- В последний раз не они на нас, мы их гнали аж до самой Хрингарики! - Обида в голосе старика появилась, не оценила заслуг его кюна, как он того хотел.
А кюне, казалось, и вовсе подвиги его ратные безразличны были. Положила она щеку на ладонь задумавшись, и пробормотала6
- Даст Тор-громовержец, раньше осени не объявятся.
- Как придут, так обратно побегут, уж это я обещаю, - кулаком куда-то в сторону Наумдаля погрозил воин.
- Побегут, побегут, - успокоила лендрмана кюна, да только не похоже было, что сама в свои слова верила. - А как с продовольствием в Гокстаде? Полны ли склады?
- Не то что бы, но с голоду люди не умирают, а там и урожай скоро собирать время настанет, - молвил Торвард, о том не сказав, что поля все враги потоптали.
Но не просто было утаить что-то от старой кюны. Не обо всем знала Асса, но обо всем догадывалась.
- А богатый ли урожай в этом году предвидится? - сверлила она Торварда взглядом по-старчески блеклых глаз.
- В этом году богатый урожай лишь один выдался - на вражьи головы, - вздохнул лендрман.
Кивнула Асса, но сказать - ничего не сказала. Потянулась к кубку, отхлебнула вина, поморщилась да сплюнула. То ли кислым вино то оказалось, то ли сильно не в духе была старая кюна.
- По-прежнему ли хорошо укреплен Гокстад? - продолжила она свой допрос.
- Государыня, ты же сама все видела, когда к усадьбе подъезжала, - не сдержался Торвард, думал он похвалу получит за то, что Вестфольд отстоял, а тут вон оно как повернулось. Его в его же владениях едва ли не допрашивать вздумала кюна.
- Я к усадьбе подъезжала, а не со всех сторон ее объезжала, - проворчала кюна. - Почем мне знать, что с севера все так же сильно укреплено, как и с юга? А ты не серчай, я тебе чай не из пустой прихоти допрос устроила.
- Эти стены, госпожа, наумдальцев осаду выдержали, и еще сто лет простоят.
- Слишком уж ты самоуверен, лендрман Успокой меня, пошли людей проверить стены.
- Эй люди! - Бросил Торвард тем, кто в конце стола сидел. - Сходите, посмотрите, не прохудились ли стены, а то кюна за безопасность свою опасается.
Не упустил возможности съязвить лендрман, слуги же поспешили приказ его исполнить.
- Дурень ты, Торвальд, дураком и помрешь.
Встала кюна из-за стола, конца трапезы не дождавшись, сделала рукою знак верному Тьодольву, и вместо позабытой где-то трости оперевшись о его руку, проследовала к себе в опочивальню.

Мер Южный.

Со дня пира последнего пять дней миновало, скукой наполненных. Грызла тоска душу харальдову, сердце молодое действий требовало, ан нет - ждать приходилось - из Хладира вестей, да из деревень окрестных. Много соглядатаев ныне было у юного конунга, за злато сторону его принявших, ибо пуще страха смертного металл этот служить верно заставляет. Кто раньше за конунгов убиты мстить хотел, ныне о них и не вспоминал уже, шелками да обручьями драгоценными, Харальдом подаренными, любуясь. Херсиры же и богатые люди, кто на пиру у Харальда был, так же довольны многим остались, ибо дал им власти над бондами и карлами новый конунг, какой ранее даже ярлы не имели, а за то должны были они собирать для Хальвдансона дань и за порядком следить, да крамолу любую давить в зародыше самом.
И давили ведь, на то не смотря, что соседей своих и друзей старых смерти предают лютой али пыткам жестоким. Всякий, кто худое супротив Харальда удумал, да поделился мыслями опасными неосторожно, мог в руки палачей угодить, али жертвой расправы стать. Хевдинга одного владетельного, что дальним родичем Арнвинду был и позора, которому Хильд подвергли, прощать не желал, собственные слуги кинжалами закололи, на награду надеясь и Харальд за убийство это не поскупился, щедро серебра им отсыпал, голову велев на воротах усадьбы мятежника прибить, да всем, кто мимо ходил - плевать в нее. Иным пальцы отрубали и руки калечили, кто положением вещей новым возмущался - ибо теперь в меньшинстве они были, а все знатные люди и воины, откуп получившие за родичей погибших, да жалование неплохое от конунга, окончательно сторону его приняли. Потому и не случилось в Мере Южном крупных мятежей, как того Гутхорм опасался, что бонды сил не имели сразу и против захватчиков и против собственных господ выступать. Случалось, конечно, когда глотки резали, на постой вставшим людям Харальда в деревнях или же отравой какой поили, но таких свои же выдавали, чтобы гнева конунжего избежать, если те бежать не успевали.
Доволен был Харальд, что сумел мерийцев меж собой грызться заставить, только думы невеселые о Транделаге радость эту на нет сводили. Что там Хакон? Почему обратного письма не шлет? Как бы не потерять власти над севером, если обиду затаит старый конунг. Впрочем – ожидание юноши, спустя время длительное, все же завершилось – прилетела птица быстрокрылая, принесла руны, вот только не рукою Хакона начертанные. Писал то Бард, Брюнольва сын, что власть конунжию сумел утвердить во всем Халаголанде и ныне народ там большой пир готовит и желает правителя своего видеть, а кроме того – Хакон конунг в Хладир зятя своего зовет.
Споро собрался Харальд, о том помятуя, что следует как можно быстрее замириться с тестем, ибо без поддержки его сложно будет оставшихся ворогов побороть. На Гутхорма оставив управление Мером, вскоре уже погрузился Харальд с дружиной на Волка Волн и прочь отплыл.

(c Тельтиаром)
Мер. Гутхорм ярл.
___________________________
Хлопотными стали те два дня, что прошли со времени отъезда конунга. Гутхорм ярл ездил по округе, выслушивая мерийцев и неустанно наблюдая. что творится в округе и не зреет ли бунта снаружи иль изнутри. В самой крепости хлопот также хватало - ярл набирал новое пополнение армии и эти новички требовали особой работы с ними. Гутхорм навестил и пленницу Харальдову, долго смотрел на неё, а после приказал обеспечить всем необходимым, но из комнаты не выпускать до обратного приказа, хоть сам Один явись и потребуй. Проверенные и видавшие Гутхорма войи решили не рисковать, справедливо предполагая. что гнев Владыки Асгарда - далеко не самое страшное, если сравнивать с тем, что сотворит с ними суровый ярл.
К концу же второго дня пришли двое жрецов Ньорда, что до этого в усадьбе не появлялись ибо находились при алтаре на одном острове недалеко от Мера, где приносили жертвы Владыке Вод. Теперь же служители Ньордовы к усадьбе пришли и удивлены были, что стяги переменились, да споро им деревенские рассказали, что в их отсутствие творилось и потребовали жрецы длиннобородые встречи с ярлом Гутхормом.
Пропустили воины длиннобородых к ярлу в горницу, где он утомясь после долгого дня вкушал нехитрую трапезу
- Здравствуй ярл, - один жрец молвил.
- И вам по здорову, мудрые старцы, -кивнул Гутхорм. - Садитесь и разделите со мной трапезу.
- За угощение спасибо, - другой кивнул. - Надобно нам поговорить будет, ярл.
- Обиду вам учинили? - о хороших вестях Гутхорм уже и не помышлял.
- Обиду всем нам учинили, - кивнул служитель Асов. - Это хорошо, что ты понимаешь, какой бедой ваше появление в Мере обернулось.
"Один и Фрейр за что мне такое?!" - мысленно возопил Гутхорм, пряча выражение лица в объёмистом роге с пивом.
- Поведайте мне о своих бедах, - устало вздохнул он в который уже раз.
- Заветы древние нарушены, а с ними Асов благодать уходит, - тот, что постарше начал.
- Ладно бы только конунги наши погибли - нередко бывает, что влать от одного конунга к другому по праву оружия переходит, но традиции Богами данные рушить - такого еще не случалось.
- Какие же традиции нарушены были?
- Где это видано, чтобы конунг чародейством подлым занимался? - Воскликнул жрец помладше.
- Каким чародейством! - Гутхорм сурово сдвинул брови и отставил рог в сторону и встал. - На кого навет возводите?!
- На Харальда, - холодно ответил служитель Ньорда.
- Душу заклятиями отнял у сестры конуга и в череп его поместил, воле своей деву подчинив! О том люди повсюду говорят, что она череп этот добыть желает, чтобы от проклятья избавиться, - пояснил второй старец. - Разве есть в том честь, чтобы деву силой чар принуждать на ложе? Иное нам Фрейр заповедовал.
- Никаких чар конунг на деву не возлагал! - голос Гутхорма звенел, словно пересыпаемая в руках кольчуга. - При нём неотлучно находились несколько жрецов Светлых Асов и те немедля учуяли бы любую ворожбу! Ярлово вам слово даю, Харальд не колдун!
- А люди иное говорят, да и сам я знаю, сколь горда была Хильд, чтобы с убийцей брата своего по доброй воле возлечь.
- А кто про добрую волю говорил? - мрачно ответил Гутхорм, садясь. - Принудил её Харальд и асы его покарали за это, а возлегла с ним она потому что обещал череп брата ей отдать, коли покорна будет.
- Вот как значит, - молвил старый жрец. - Никогда такого не было, чтобы дочерь конунга наложницей становилась, словно раба последняя.
- Асы его покарали и не вам судить!
- Мы - асов слуги и традиции нам блюсти должно, - спокойно отвечал жрец. - Тот, кто обычаи нарушает - Асами признан не будет и удачи лишится.
- Дева рода знатного женою стать должна, не наложницей, дабы Асы возрадовались.
- Вот конунг вернётся, ему и скажете! - Гуторм позволил себе усмехнуться в усы. - Не мне же на ней жениться!
- Конунг уплыл...
- А тебе здесь править и проклятие асов принимать, - жрец сказал. - Впрочем, ты и так бы с ним проклятие разделил, ибо родич его.
- Асов умилостивлю жертвой. А Харальд...он дал клятву Хильд и если исполнит её. то проклятие его минует. Как только он вернётся - череп брата будет возвращён ей.
- Он возлежал с ней и должен в жены взять, а не просто череп вернуть, - старец произнес. - И если у Хильд от него сын родиться, то он власть на Мером унаследует.
- С Харальдом беседу вести будете, я сказал уже! - Гутхорм спокойно положил ладонь на стол, но жрецы ясно поняли. что доски и хрустнуть могут под этой дланью. - А до той поры, хочу вам сказать, народ баламутить и не думайте. Про меня говорят, что я слово держу, так вот, даю вам клятву, что если всё в Мере спокойно будет, вы не пожалеете. А вот если будут бонды бунтовать...тогда уж не взыщите.
- Когда земледельцы за оружие беруться, изъян в правителе искать следует, - внешне жрец оставался сдержан, но в глазах его вспыхнула злость, что ярл посмел ему угрожать.
- Не все еще мы перечислили, - второй служитель добавил. - Была у Неккви конунга тоже дочь.
- Ну, если народ волноваться вздумает, то как бы на вас, жрецов не посягнул, - Гутхорм неожиданно широко улыбнулся. Так что пошлю я вместе с вами на остров нескольких верных мужей, да объясню им что к чему лично. Так что думайте, служители асов, стоит ли жить в мире с Харальдом и его людьми или стоит стращать их карами?
- Мы, славный ярл, на остров не поплывем, здесь наше присутствие нужнее.
- Ну тогда рядом с вами воев поставлю проверенных, - кивнул Гутхорм, да и сам буду приглядывать. А заодно помыслите - мать Видара, что самому Фенриру челюсть порвёт, тоже была дочерью конунга и Один, что Отцом дружин прозывается, ей мужем так и не стал. Так станет ли он карать проклятием собственного потомка и избранника за тоже дело, что и сам вкушал?
- Порой что отец делает, сыну не дозволено, а слуге - и подавно.
- Мыслю я, Отец дружин простит Харальда, особенно когда он жертвы богатые принесёт. Впрочем, я не знаю, вдруг он пожелает Хильд в жёны? Не ведомо то мне, а потому разговор наш смысла уже не имеет. Вернётся Харальд - решит.
- Еще Рогволд есть.
- Рогволд Харальду присягнул, - Гутхорм посмотрел на жрецов исподлобья. - И если ярл женится на той. что грела ложе конунгу...ну чтож, проклятия он не заработает, так делается, но вот Хильде то будет позор...
- Твое незнание не делает тебе чести, ярл, - покачал головой жрец. - Рогволду племянник твой отдал дочь Неккви, конунга дочь, словно рабыню и так же он ее, как служанку в своем доме держит, а не как жену. Это еще больший позор.
- И что вы предлагаете?
- Ярл должен жениться на Астрид, - сурово молвил служитель Ньорда. - Ты старшим над ним поставлен, Гутхорм - тебе и наказ давать. Этим покажешь ты, что сильна верность обычаям в душах агдирцев.
"Да чтоб тебе свою же бороду своей же задницей сжевать!" - искренне пожелал жрецу Гутхорм.
- Ну что же, с Рогволдом я говорить могу уже сейчас, - спокойно сказал он. - А вы же в ответ мне убедите бондов в том, что Харальдова власть асам желанна и бунтовать не стоит
- Конечно, ярл, мы всемерно власть Харальда поддержим, когда он Хильд в жены возьмет, - отвечал на то служитель асов.
- Пока же всячески будем людей призывать возвращения его дождаться, судьбу свою Норнам мудрым вверив.
- Добро! - кивнул Гутхорм. - Не держу вас более!

Жениться или не Жениться?
С Оррофином

После ухода жрецов Гутхорм долго сидел мыслями тяжкими мучимый.
"Воистину, обнаглели жрецы сверх всякой меры. раз пришли требовать от Харальда, внука самого Одина, чтобы он женился на всего лишь племяннице конунга! - думал он. - Не по правде ему её наложницей иметь, но и женой она быть не обязательно должна. А эти пни старые наседают, трясутся за свою шкуру, вот и наседают!"
Воистинну много опасных вещей старцы сказали и много бед одним лишь появлением предрекли. Однако неожиданно мысли тяжкие, пивом добрым разбавленные неожиданное направление приняли, и стал Гутхорм думать о том, что можно из всего этого выгоду извлечь и не малую...
Тогда кликнул ярл слугу, да велел Рогволда к нему звать, да одного, без свиты и ближников.
Явился под вечер уже Рогволд - в ближнем селении он на постой воинов своих поставил, да и сам там оставался в доме старосты, но все же на приглашение Гутхорма откликнулся.
- По здорову тебе, Гутхорм, - коршун молвил с порога. - Стряслось что?
- И тебе того же, Рогволд, - Гутхорм говорил спокойно, но на лице его была озабоченность. - Вести для тебя есть, а благие, или дурные решай сам. Да сядь прежде и выпей пива.
- Пить успеться, ты новости говори, не томи, - улыбнулся ярл, к столу усаживаясь. - Пива я мог и в деревне отведать.
- Не обижай, Рогволд, отведай, а мне дай с слова верные собрать, чтобы в заблуждение тея не ввести.
Не знал Рогволд, что в бочонок с пивом Гутхорм бросил истолчённый в пыль малый кусочек шляпки того гриба, что ему самому Благодать Одина дарил. Берсерку такое малое количество священного гриба было нипочём, а вот простой человек немедля исполнился бы решительности и горячности.

- Раз настаиваешь ты, ярл, выпью, - медленно кивнул сын Эйстейна, рог к губам поднося, да усы смачивая. Предчуствие нехорошее у него появилось, что спешно так не с проста его зазвал Гутхорм.
- Ну вот теперь и поговорить можно, - ответил Гутхорм пряча довольную улыбку в добром глотке пива. - Ведомом ли тебе, Рогволд, что нынче пожаловали к нам жрецы Ньёрдовы?
- Да уж, слышал, приезжали.
- Хорошо, что слышал, - одобрительно кивнул ярл. - А слыхивал ли зачем?
- Расскажи, - вздохнул ярл Мера. - А я увижу, правду ли мне люди сказывали.
- Требую они, наглецы такие, чтобы ты, да-да именно ты, взял в жёны девку, что тебе конунг в служанки отдал!
- Это какую еще? - Судя по тону, конунг только тем и занимался, что дарил ярлу девок.
- Харальд тебе многих дев подарил? - удивился гутхорм. Не знал! Но я говорю про Астрид.
Рогволд аж поперхнулся:
- Это еще зачем?
- Говорят, проклятие на тебя падёт, если мы будешь дочь конунга держать простой служанкой. Женись и всё будет по Одиновым законам, так они, кажется, говорили. - Гутхорм пожал плечами. - Насчёт проклятия не знаю, но вот народ они точно взбаламутить могут если что. В общем, позвал я тебя. дабы спросить, когда свадьбу играть думаешь?
- Свадьбу? На служанке? - Судя по лицу, идея эта ярлу не нравилась. - У меня уже жена есть, между прочим.
Это раньше, когда Астрид дочерью правителя была, он о жене не слишком думал, сейчас же, когда и так девка ему постель грела, в жены ее брать Рогволду не хотелось.
- Ну смотри, жрецы ведь как увидят, что и не думаешь ты по-ихнему делать, сразу на каждом углу вопить будут, Хелевы отродья, о проклятии и всём таком. Недоволен Харальд будет таким подрывом его власти, ярл.
- Считаешь, надо мне жену вторую брать? - Поднял бровь Эйстейнсон.
- Нет! - улыбнулся гутхорм. - Ибо тем более Харальд недоволен будет, если ты дочь его врага в жёны возьмёшь, а уж тем более приплод от неё иметь будешь. Я, Рогволд, тебе чесно скажу - сидишь ты сейчас одним задом на двух сковородах и выбираешь, под какой огонь развести. И как спрыгнуть тебе, я не знаю
Призадумался на то Рогволд - с одной стороны Харальд конунг и он опаснее жрецов ныне, с другой же - конунг далече, а жрецы рядом. Можно конечно с ними, как с Геревардом поступить, но странно то будет, коли служители асов вдруг один за другим умирать начнут. А мысли не шли на ум верные, напротив хотелось жрецов убить.
Провел ярл ладонью по бороде, еще немного пива отхлебнул, усилилось желание с асов служителями разговор короткий устроить, но то нельзя пока делать было.
- Пусть их, - произнес наконец. - Обдумаю, покуда конунг наш в Хладире, как здесь поступить правильно.
- Думай, Рогволд, думай, - Гутхорм дёрнул себя за ус. - Но я, если что тебя поддержу!
- Хорошо иметь верного соратника рядом в столь тяжкие моменты, - улыбнулся коршун, и встав, хлопнул ярла по плечу.
Встал и Гутхорм, руку Рогволда сжав некоторое время друг другу в глаза они смотрели, после рассмеялся сын Эйстейна громогласно.
- Мы справимся! - усмехнулся в ответ Гутхорм. - Чтоб каких-то жрецов не прижать, да нам?!
- Пусть со своими обычаями в Хель катятся!
- Истину глаголешь!
- Еще пива! - Распалился Рогволд.

Сарасберг. Халльвард и Сигтрюгг.

Коль скоро кюна Рагхильда выполнила свое обещание, честь братьев тем самым оправдав перед знатными мужами Сарасберга, Вебьернссоны снова смогли себя спокойно чувствовать – хотя бы отчасти.
- А ведь все опять могло для нас плохо кончиться, - так Сигтрюгг старшему брату говорил после того, как, отложив мечи в сторону, они уселись на бревно в о дворе.
На этот раз поединок почти закончился победой младшего – но только почти. Халльварду все же удалось брата обезоружить, и то единственно силой того, что он старше был да немного больше опыта имел (Эймунд, воин из дружины, что с клинком управляться лучше десятерых умел, натаскивал Халльварда, пусть недолго, но плодотворно).
- Могло. Асгаута ведь рядом нет больше, - кивнул Халльвард серьезно. – Но нельзя же все на кого-то другого полагаться, мы не дети уже.
- Да… - обронил Сигтрюгг, словно ни к кому не обращаясь. Мысли его вернулись к ярлу, оставившему их, от которого до сих пор не было вестей; кольцо снял он с тонкого пальца и в руках его вертел.
На перстне его драгоценном, что Асгаут в подарок оставил, уезжая, потемнел камушек драгоценный. Вздохнул Вебьернссон младший.
- А у нас по-прежнему в Сарасберге нет никого – ни одного товарища, одна кюна по крови родственная, - с кислой улыбкой тем временем брат его продолжал. – Верность свою мы не раз доказали, а вот поди ж ты. Как чужие здесь.
- Так а дружина как же? – отозвался Сигтрюгг, точно эхо, откликнулся.
- Это другое, - разъяснил старший, вставая да расправляя плечи. – Да, дружина, верная хельду своему, но не обязательно согласная с ним, а порой и не всегда уважающая и принимающая его… дело ведь не в том, что отец наш подданным Гандальва был, об этом все и думать, небось, забыли. Однако за последнее время мы в интригах всевозможных такую роль сыграли, что…
Прервал его речь Эймунд, тот самый воин, что делу ратному Халльварда обучал, а вернее, оттачивал задатки искусства этого у юноши.
- Не хотел я помешать вам, - сказал он, подходя к тем, - но принес я новость, притом печальную.
Переглянулись братья. О чем же он?
- Говори, не томи, - Сигтрюгг напряженно в лицо Эймундово всматривался, словно в глазах его ответ пытаясь разгадать.
- Ярл Асгаут…
- Убит? – произнес Халльвард вопрос, мучивший их уже давно.
Воин кивнул.
- Пал в бою… сражен сталью мерской.
Хельд кивнул молча, присел снова, сжал виски пальцами.
Разум поверить в эти слова заставлял, а сердце – отказывалось.

Один лучших к себе в дружину забирает рано ли, поздно ли – на все его воля: ковать ли сталь серебристую или кубками черпать влагу медвяную в небесных чертогах…
- Не могу тут больше, - вечером Сигтрюгг братку сказал, когда уж спать укладывались, - каждое дерево будто о ярле напоминает. Хоть и понимаю, что так нужно было, видимо, но в душе отзывается горечью что-то… Не могу. Давай уедем, брат? Хоть ненадолго, хоть на несколько дней?
- Куда уедем-то? –отвечал Халльвард. Хоть и не выказывал он чувств своих никому, брату даже, но ощущал то же самое, что и младший.
- На Хисинг? – предложил тот. – И братьев проведаем, и посмотрим, как Торхалль там управляется. Испросим у кюны позволения и поплывем.
- Хорошо, - сдался Халльвард. – Завтра и испросим… Спи, брат, не думай о грустно более.
Но не получилось об этом не думать – ни у одного брата, ни у другого. Вся жизнь в Сарасберге для них была с Асгаутом связана – и представить ее без ярла им казалось едва ли не невозможным. "Вполне возможно, год меня не будет, может дольше" – так он сказал", вспомнилось вдруг Халльварду.
Он предложил им когда-то выбор - верность и бесславная кончина или дальнейшая служба Харальду-конунгу. И если братья и жалели о своем выборе, то недолго.
Он научил их многому - и искусству воинскому, и хитрости житейской, и как относиться к тем, кто ниже тебя по чину, и как со старшими общаться следует.
Он столько раз их из беды выручал... вспомнить, как у того же Харека и приспешников его настрадались они. Хотя, тот же Асгаут сам и впутывал их не раз в такие передряги... впрочем, чего уж теперь об этом вспоминать.
"...Год меня не будет, может дольше..."
Вышло дольше. Много дольше.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 24-01-2008, 21:54

Альвхеймар. Асгейр Жестокий

Со спокойствием ледяным выслушал ярл гандальвов верный вести о поражении у Сольскеля дружин мерских и фиордских, лишь усмехнулся про себя, да велел гонцов быстрых одарить за известия своевременные. И недели не прошло - явился Харальд в Мер, власть свою мечом острым насаживая. И поделом гордым конунгам, головы сложившим в сражении морском да людям их, на корм рыбам доставшимся. Не захотели в жены ему, Асгейру ярлу, девку отдать, так теперь она Харальду постель греет и то позор конунгам убитым еще больший.
Во весь голос рассмеялся бы над таким судьбы поворотом ярл, коли то любой другой властелин бы совершил, но не Харальд. Ныне, когда пал Мер, по глупости и гордыне своей пал, не осталось заслона на пути к Альвхеймару и врага лютого - лишь Фиорды обескровленные, а они до весны продержаться, не дольше. Иного союза искать надобно было, покуда владыка не вернулся, порадовать хотел Гандальва Олавсона, Асгейр и мысли его на юг обратились, коли север вероломно отверг союзы и дружбу древнюю и за подлость эту был Одином отдан Харальду во владение. Извечные враги Агдира на юге Норвегии были - Сульки конунг с братьями, да наумдальцы, да Хроальд Понурый, хоть и не по сердцу были эти вожди Асгейру - теламерского конунга он презирал за слабость его и нерешительность, а роголадского - за пристрастие к роскоши заморской, какая позорна для воина. Трое конунгов тех жалкими были и не способными к подвигам ратным - целый год они воевали с остатками войска Харальда и наемниками-южанами, коих вздорная баба возглавляла, а победы достичь не смогли. Будь у Асгейра такая рать великая, как у них - давно уже все земли от Агдира до Вингульмерка уже под его властью бы склонились. Но Альвхеймар потерял свое воинство в Лондире и Хакадале, такой рати, какую вел в поход Гандальв Конунг в прошлую годину не собрать уже будет в лета ближайшие.
Был еще, коненчо Эйрик Свейский, но - со свеем на сговор пойдешь, так он и тебя самого без последних порток оставит. Государь Альвхеймарский в землях Англии союзников искал среди сыновей и соратников могучего Рагнара, только не верилось Асгейру, что пойдут те войной на Харальда - у них и богатств, и наделов уже достаточно, чтобы в походы дальние не ходить.
Вернулся мыслями к соседям ближайшим ярл, вспомнил по недруга старого, конунга Хардаланда Эйрика. В былые годы часто он с Гандальвом враждовал, но уж если времена нынче такие, что друзья с порога гонят, то быть может с ворогом примириться удастся, тем паче, что Эйрик и сам Харальда недолюбливает. Но то дело решать следовало лишь с дозволения конунга, а потому пока занялся делами насущными Асгейр, на укрепление усадьбы и сборы войска направелнными.

Я ВЕРНУЛАСЬ!!))) По договоренности с мастером, оф корс
Сарасберг. Кюна Рагхильда

Вечер настал, темнота опускалась за окном на северные земли. Во дворе усадьбы слуги доделывали свои дела, переговаривались. Все постепенно успокаивалась. А в светлице, как древняя богиня, кюна Рагхильда наблюдала за наступлением сумерек. Именно в это время любила кюна наблюдать за происходящим на улице, а во время своих наблюдений, когда ее спокойный взгляд чуть затуманивался, размышлять обо всем, вспоминать молодость и то, как она изменилась, как изменились ее близкие.
Почетно положение кюны, завидна ее судьба, чисто ее сердце. Неторопливость охватила Вещую Деву и погрузила в размышления о том, что происходит вокруг и что только собирается происходить. С возрастом дар предсказания сменяется умением, и вот сидит Рагхильда, пристально глядя в окно, размышляет о том, что же будет, к чему же все идет.
Главная дума, которой занята голова Рагхильды, разумеется, сын. Он слава ее, он ее счастье и печаль, гордость и боль. Многого он добился сам, во многом ему и дядя помогал. Знает кюна, что Харальду ума не занимать, но все ж тревожится сердце материнское. Снова мысли ее возвращаются к Хакону и к вести, что принес Трюггве о том, что у тестя Харальдова может сын родиться, а это грозит еще худшими отношениями между их семьями и отказом поддерживать сына Рагхильды. Хакон силен и хитер, следовало бы с ним отношения восстановить. Уже направила она Торлейва к Харальду с наставлениями материнскими, но сейчас размышляла, нет ли других путей, как этот клубок распутать, и не поспешила ли она с советами, с которыми жреца отправила? С другой стороны беспокоило кюну, как бы Торлейв-хитрец именно ее указания донес, а не свои домыслы и не то, что лишь ему угодно. Впрочем, тревожиться уже было поздно, жрец уехал, и возвращать его уже смысла немного. В конце концов, Торлейв, хоть и себе на уме, а все же многие его интересы и с Рагхильдовыми совпадают, чай, и даст верный совет.
А со жрецом этим пришлым что делать? Вести он принес не радостные, но важные. Как бы дел не наворотил каких, если поставить его верховным жрецом, да снова на шею кюне не сел и властью, Рагхильдовой рукой данной, не злоупоребил. Редки в такие времена слуги Богов, что помыслами и совестью честны и лишь во благо служат Асам. Однако других не дано, и склонялась кюна больше к мысли, чтобы помочь жрецу в достижении сана верховного жерца.
Весь вечер просидела Рагхильда у окна, разымшляя о том, что было, что есть у них и что будет. Как решить неурядицы, которые, что ни говори, а у всех бывают. Да и просто о жизни о своей и о жизни сына размышляла кюна, а после, как совсем уж стемнело и звезды нехотя показались на небе, отправилась спать.
И снилось ей море северное, ветер, волосы путающий, лицо холодом обжигающий, волны неспокойные, что смелым несут победу, а слабым и трусливым - неминуемую гибель. Как мудрый колдун, зловеще шепчут волны древние заклятия. И вдруг вспенилась вода, и встал из моря волк огромный, с глазами, горящими умом и коварством, силой и злобой. Царственно шагая по воде, выходил зверь на землю, пристально оглядывая все, что окружало его. Зловеще было его появление, шепот волн морских и взгляд огромного волка.
Плохо спала в ту ночь Рагхильда, с дурным предчувствием проснулась.

Сообщение отредактировал Мориан - 25-01-2008, 15:56

Гиллисберг. Свеи (во главе со Свеном) и всякие христиане (во главе с Оттаром).
Не без Тельтиара

Конный патруль свеев, объезжая деревеньку гиллисбергскую, внезапно остановился - Леннарт, что за главного был, взмахнул рукой, приказывая остальным не двигаться, и указал направо.
К ним приближались какие-то всадники.
В свете многих последних событий - убийств неизвестными разбойниками-христианами и нападений - свеям было чего опасаться.
- Что, если это те бандиты? - подал голос один из конников.
- Сейчас и узнаем, - обронил Леннарт и направил коня навстречу неизвестному отряду. Остальные устремились за ним, хоть и без особого желания. Кто ж его знает, что случится сейчас...
- Кто вы такие и куда путь держите? - сурово осведомился Леннарт, остановив лошадь перед чужаками.
- Леннарт, это же я, Гюльви, - из-за спин чужаков знакомый воин показался. - Вон, посмотри - не зря съездил.
Он усмехнулся, ближе к командиру разъезда подбираясь.
- Куда съездил, зачем? - насупился Леннарт. - Кто все эти люди?
- По приказу конунга, - опешил немного воин. - Ты не знал разве?
- Видно, не знал, - отвечал тот. - Ты уж поясни, что тебе конунг приказал такого, о чем остальным невдомек, Гюльви.
- Видимо, для того и приказал, что то не для всяких ушей было, - свей улыбнулся. - К Хареку я ездил, узнать, не его ли это люди здесь разбой чинят попирая договор дружеский. Вот он воев и прислал, нам в помощь извергов ловить.
- Так это помощь, - в словах Леннарта облегчение почувствовалось, - мы-то чуть было не решили, что это те самые изверги и есть, по нашу душеньку прибыли, - он хохотнул. - Ладно, проезжайте дальше; надеюсь, оправдает себя подмога.
И пробежался взглядом испытывающим по лицам новоприбывших воинов, а после отвернулся и дорогу тем уступил.
Старший над ними улыбнулся хмуро, взгляд его добрым назвать нельзя было. Не хотел Оттар иноверцам помогать, но ведь и Асмунда следовало на место поставить, ибо он учение их извратил своею подлостью. В молчании две рати разъехались. К Гиллисбергу путь лежал Оттара Рваного, резво кони бежали. Вскоре уже стены усадебные показались.
Услышав голоса и топот конский, Свен Черный Молот сам на крыльцо вышел да так и застыл. Незнакомцы какие-то без приглашения осмелились ворваться! Кликнул херсир слуг к себе, ухватив оружие свое покрепче, застыл на крыльце и угрожающим взглядом уставился на приехавших.
Гюльви вновь вперед выехал.
- Приветствую тебя, Свен-владетель, - спешившись, он поклонился. - По воле конунга Эйрика, я людей привел оружных.
- Ты, - кивнул Свен. Свои все-таки... но не все. Возмущение отразилось на лице его, и почти сразу же яростью сменилось. - Хель тебя забери, Гюльви, какого турса здесь христиане делают? По какой такой воле конунга ты их сюда притащил?!
- Эйрик-конунг так велел, - не отступался тот. - Он меня к Хареку отправил, то узнать, его ли люди у нас разбои чинят.
Повторил историю свою гонец наместнику грозному.
- Вот теперь конунг Ранрики прислал отряд нам в помощь - все лучше, - уже тише сказал. - Когда христиане христиан убивать будут.
- Это уж точно, нечего свеям руки об них марать, - Свен отвечал. - Хотя, признаюсь, своим молотом я бы им головы-то с удовольствием огромным расколотил, разбойникам этим...
Снова наградил он гостей взглядом ненавидящим, словно добавляя "и не только разбойникам".
- Одного не пойму, - начал он рассуждать, - почему же мне Эйрик... - тут свей осекся.
Выходит, конунг не доверяет ему, раз не сказал про поручение это? Что ж, с этим еще будет время разобраться, но псам эти лучше не знать ни о каких разногласиях межуд Свеном и конунгом, если эти разногласия и есть. А ведь, судя по всему, есть, да еще какие.
- Ладно же, - уже не так сурово произнес он. - Пусть их разбираются. Устраивай их где хочешь, но у себя под боком я их терпеть не намерен.
- А куда же их девать-то? - Пожал плечами Гюльви. - Мне их только доставить велено было. Может хоть поговоришь с ними? Вон в воротах стоят, переминаются.
- Чести много с ними разговаривать, - буркнул Черный Молот. - Ладно, эй! - повысил он голос, а голос у него был мощный. - Кто там главный у вас? Ступай сюда.
Подъехал Оттар, с коня не спускаясь.
- Приветствую тебя, ярл, - произнес спокойно, но голос его недобро звучал. - Зовут меня Оттар Рваный.
- И тебе не хворать, - ухмыльнулся воин, хотя в словах его скорее "Да чтоб ты подох" читалось. - Свен Черный Молот я, слыхал, небось о таком? Впрочем, коли и не слыхал, не грех. От Харека вы, значит?
- Слыхал, - зубы скрипнули. "Убийца священников" в том ответе слышалось. - Да, от конунга Харека.
- И как же вы предателей и убийц этих искать да ловить собираетесь, хотел бы я знать? - сузились глаза Свена, в горящие щелочки превратились.
- По ходу дела разберемся, - Рваный сказал. - Ты нам расскажешь еще, что произошло здесь и где их видали в последний раз.
- Расскажу, будь покоен, - насмешливо произнес Свен. - Ну что, а воинов-то с тобой Харек, поди, знатных прислал... или так себе, просьбой Эйрика не озаботился особо?
- Здесь отборные дружинники, уж не сомневайся, - осклабился Оттар.
- Как он щедр-то, надо же, - с деланным удивлением Свен молвил. - Конунг, значит, Харек.. он же у вас конунг теперь?.. Ну да ладно, хватит разговоров пока. Гостеприимство обязывает к столу пригласить вас, - Свен кивнул одному из слуг. - Ты, распорядись, чтоб накрыли дорогим гостям нашим, а после устроить их где-нибудь надобно.
"Рваному этому", с сожалением Свен подумал, "придется в усадьбе комнату выделить, он, видать, одним из первых у Харека ходит. А дружину его разместим где-нибудь, чай, не сахарные, в бараках поживут".

Усадьба Хладир, Транделаг. Конунг Агдирский, младший Хакон и Бард.
Совместно с Тельтиаром. конечно.

Харальд не стал надолго задерживаться в бухте Трандхейма - не было у него там ни дел, ни желания скоротать время после долгого плавания. Повелев заложить телеги для поклажи, он во главе большого отряда выступил ко Хладиру. Слухи, конечно, о приближении его, быстрее коней резвых бежали, но не желал много времени давать жителям усадьбы на подготовку к приезду его конунг, погонял скакунов резвых.
Не было для Хакона секретов в землях его. Едва лишь кони Харальда на земли Транделага копытом ступили, как весть о том конунга достигла. Ну, да старец лишь улыбнулся. Зятя он ждал, так что не дивился визиту. А под кровом родным обида его быстро прошла. Тому и речи мужей и объятия женщин немало способствовали. Так что конунг велел препятствий Харальду не чинить, но и шапок пред ним не ломать сверх положенного. "Не его вы холопы пока, но мои люди. Мне и кланяйтесь".
Так дворовый люди и поступал, к немалому неудовольствию Харальда. Вскоре уже возле ворот он оказался, и с ним вся дружина его близкая, скальды и берсерки, и иные герои, что славу возле Сольскеля стяжали. Вот протрубил Укси в рог, о приезде государя оповещая.
Но сам Хакон во двор к гостю не вышел, рассудив, что не гоже мужу в летах к мальчишке бежать. Так что на крыльце конунжьей усадьбы ждали агдирского властелина верный ему Бард и почтительный младший Хакон. Едва Харальд спешился, как оба молодца головы склонили в почтении. - Мой отец и конунг Транделага приветствует тебя во владеньях своих, Харальд Агдирский, - молвил сын старого Хакона. - Велел он нам встретить тебя по чести, да приветить, как конунгу подобает. Баня уж ждет, да и девицы красные на стол яства поставили.
- Надеюсь в бане он нам компанию составит, - улыбку выдавил из себя Харальд. - Здравы же будьте, храбрые и верные вои мои.
Обоих он обнял - и Хакона, и Барда. Следом и спутники его, знакомых завидев к ним подошли, завели разговоры чинные. Иные умыться с дороги отправились к бадьям, кто коней к коновязи повел.
- Все ли спокойно в Транделаге? - У Хакона спросил конунг? - Как здоровье жены моей?
- В землях у нас все на славу, хвала Одину и мудрости конунга Хакона, - отозвался на то Хакон млад. - Мужчины доблестью не оскудели, а девицы лишь красой расцвели. Что до жены твоей - женщины старые говорят, что хорошо она тяжесть свою переносит. Вот только ты, конунг, идти к ней пока погоди, ибо прослышала она про удаль твою молодецкую, и осерчала. Женщины в положенье ее страсть, как чувствительны, а про девицу из Мера много лести рассказывают. Мол, и статная, и румяная, и роду хорошего. Сестру мою можно понять в ее женской ревности.
Улыбнулся Харальд:
- Но в жены я сестру твою взял, а не девку мерскую, и она под сердцем первенца моего носит - оттого и дорога мне Асса много больше, чем все девы Норвегии.
- Рад я слышать те речи, - снова склонил чело Хакон млад, - ибо люба сестра мне и дорожу я ее счастьем.
- Ужель и впрямь хороша так девица из Мера? – с любопытством спросил Бард, дотоле молчавший. Мужи любят о женах поговорить в их отсутствие, чтобы красу девичью сравнить, да победами своими похвастаться. – Али врут люди, что она у тебя не только в опочивальне гостила, но и пред людом честным на пирах сидела по правую руку, будто жена?
- То чары небось, - отмахнулся конунжич транделагский. – Она же – жена ярлова, так что конунгу победившему как добыча досталась. Но где ж видано, чтоб властители за себя вдовиц брали, когда кругом дев не меряно?
- То надобно было для державы, - спокойно Харальд отметил, после иной вопрос задав. - А ты, Бард, как дела свои уладил? Верно ли то, что теперь весь север под твоей рукой?
- Верны те слова, - с достоинством молодой Бард кивнул. - Вотчину отца я возвернул себе и много иных земель возжелали под руку мою встать и тебя признать своим конунгом.
- Приятственно то, - по душе Харальду такие вести были.
- Да что же мы во дворе все стоим, коли готово все к встрече достойной, - вспомнил Хакон млад наказ конунжий. Велел отец его гостя достойно приветить – и сын только рад услужить был. Тем более что Харальд был ему интересен, ибо, невзирая на зимы столь юные, победы его по всему Северу славили. Видел к нем младший Хакон вождя, на которого снизу вверх смотреть – удовольствие. Вот и рад был стараться о благе его да удобстве.
- Так веди, хозяин усадебный, - усмехнулся, по плечу хлопнув Хакона, конунг. Ему и самому не терпелось в баньке попариться с дороги.

Хороша была банька! Даже Хакон и Бард, не трудившие жилы в дороге, прилив сил почувствовали, что уж о Харальде говорить. Разомлевшие и довольные, молодые люди оделись в наряды, рабами уж припасенные, и, оживленно беседуя, направились к дому дружинному. Хакон конунг велел там праздничный стол снарядить, мысля, что стены дома его всех желающих не вместят, а Харальд и старым и младым интересен. Дом же дружинный – не конунжье жилище, сюда все молодцы, оружье носящие, вхожи. Ну, а красными девицам, пусть и ярловым дочкам да женам, на этом пиру делать нечего. Хоть и хвалил Хакон млад здешних дев – и знал, что хвалил, не по слухам – желал старый корнун от соблазна излишнего зятя избавить. Сам он уж ждал воителей молодых, во главе стола сидючи.
- Здрав будь, отец мой, Хакон, - в дом войдя, да на сурового видом конунга взглянув, Харальд молвил, а после поклонился. Спутники его так же в пояс поклоны отвесили, власть хозяина признавая, после лишь ко столу подошли.
- И тебе, сын мой, всех благ, - чинно ответил Хакон. Если судить по приветствию, Харальд прощен был. Но смотрел конунг сурово и не торопился зятя в объятия заключить да облобызать. Тут конунг агдирский и пожалел, что не использовал время прошедшее на то, чтоб нутро тестя своего вызнать получше. То ли не признавал он таких нежностей, женским уделом объятья считая, то ли сердился еще. Кто поймет? Вои младые к забавам его с пониманием отнеслись, даже и позавидовали. Но старый конунг – дело иное, а власть у него в длани пока, как скажет – так будет, ни Хакон млад, ни Бард верный в том не советчики.
Ближе подошел Харальд сам, то понимая, что медлить и нерешительность являть не пристало конунгу, да по правую руку сел от Хакона.
- Все ли ладно в одали твоей? - Спросил.
- Благодарствую, милостью божьей, не жалуюсь, - Хакон ответил.
- Добрая то весть. Жаль, ты быстро так Мер покинул - тревожно стало мне, вдруг случилось что с женой твоей или хуже того - с дочерью.
- Предчувствия важны, ибо так смертным боги волю свою раскрывают, - конунг хладирский нахмурился, думая, стоит ли в словах Харальда угрозу искать, али считать их лишь поводом для визита.
- Благо не оправдались, - юноша улыбнулся. - Благодать, как погляжу я, во Хладире и на всей земле Транделага. Не чинят смуты более - не то, что в иных фюльках.
- Там, где конунг не правит, а только правителем называется, смутьянам раздолье, - согласился старый Хакон. Морщина меж бровей его сгладилась, да и неприятно было старцу зятя в умысле дурном заподозрить. – Как думаю я, что Гандальв мог Хаки Альвхеймар оставить – боязно за Норвегию. Впрочем, нам бы с тобой от того был прибыток: земли, смутою обескровленные, под руку свою взять много проще.
- Гандальв жив еще, хоть и не слышно о нем давно, - вздохнул сын Хальвдана. - То тревожит меня сильно.
- И до него дело дойдет. С помощью Тора, альвхеймарский волк еще до весны во след щенку своему непутевому стопы направит.
- Избавлю род свой от крови дурной, - кивнул Харальд, тому довольный, что помирился с тестем. - С самого сражения у Сольскеля мы беседы не вели. Отец, поведай, как после дни свои проводил.
- От битв отдыхал да смотрел, как сын в отсутствие мое с владеньями управляется. Доволен я его усердием: люди сыты и не ропщут.
- Холопью многого от жизни не надобно, - согласился молодой конунг. - Слышал я то, что ты многих пленников с собою во Хладир забрал. Какова судьба их?
- Работают на благо Транделага пока. Летом мужей всегда не хватает, руки рабочие на вес золота. А к осени, мыслю я, поглядим. Кто строптив сверх меры и не уймет нрав паскудный - в холопья отправится, а ежели кто захочет волю вернуть - пусть в отряд наш идет да клятву вассальную приносит.
- Добрая мысль, - Харальд провел ладонью по бородке растущей. - Мниться мне, что в обмен на клятвы верности, можно их возвернуть к семьям было бы - они тогда большим подспорьем стали бы в землях Мера и Фиордов делу нашему.
Осознавал Харальд, что люди, жизнью ему обязанные вернее служить будут, нежели те, кого он мечом и угрозами привел к повиновению в Мере.
- Добрая мысль, - согласился тесть. – Ласку явив, верность их закрепим. А тех, кто злобу копит да готов нож в спину вонзить – сам Локи велел бондам в подспорье оставить. От работы крестьянской даже на длани, к мечу в детства привычной, мозоли появятся. Ежели кому доля та приятнее службы Харальду да Хакону – то воля их.
- Один на то и дал мужам возможность судьбу свою выбирать, - усмехнулся юноша. - Мыслю я - до холодов стоит нам в Фиорды возвернуться, покуда от поражения они не оправились.
- Мудро то, хороший охотник не отпустит подранка в чаще гулять, добьет рукою недрогнувшей.
- И приплод с ним, - железо в голосе звякнуло.
- Да будет так! - голос Хакона посуровел, суля беду ворогам. - Эй, слуги, не спите, за то выпить надо.

Южный Мер. Гутхорм и Хильд. Побег мерийки.

Харальд уехал. Бдительность стражей по отношению к ней слегка ослабла. Не дергали ее больше каждый вечер, не вели в комнату, где все напоминало о брате, но занимал ее враг ее. Стоило подумать мерийке о побеге, да и решение пришло почти сразу.
- Укси, - позвала она телохранителя Харальда, которого тот зачем-то тут оставил. - Позови ярла, просьба у меня к нему есть.
Викинг удивился, но просьбу девушки выполнить решил. Зашел в зал главный, где Гутхорм сидел, пиво потягивая, да просьбу передал:
- Там это, мерийка тебя придти просила.
- Может ещё и ножичек принести, да Харальду не сказать? - жёстко усмехнулся ярл. - Приведи её сюда, Укси. А вообще, если ещё чего попросит - посылай меньших, а не сам бегай, пост оставляя важный.
Буквально через мгновение Хильд, а за ней и рысь в зал вошли. Укси же у двери остался, не желая разговор пленницы с ярлом слушать. Мерийка остановилась перед Гутхормом.
- Здрав будь, ярл, - голос ее прошелестел.
- И тебе поздорову, - кивнул ярл, смерив девушку равнодушным взглядом. - Сядь, если желаешь.
- Просьба у меня к тебе, - начала Хильд, на краешек скамьи приземлившись, да руки на коленях сложив.
- Говори, - пожал плечами Гутхорм. - Но клятвы, что исполню давать не буду.
- Богиня не довольна, - тихо девушка проговорила. - Давно я к ней не ходила. Отпусти в рощу священную с подношениями к Фрее.
- Отчего же и не отпустить, коли как конунгу покорна будешь! - глядя прямо в глаза девушке ответил ярл и, увидев как она вздрогнула, усмехнулся. - Шучу, такой покорности мне не надо. Но коли бежать удумаешь - лучше не пробуй. Иначе череп твоего брата с ворот сниму, да за место отхожего места использовать буду, пока не вернёшься!
Хильд кивнула, соглашаясь. Только нестрашны ей боле угрозы в сторону. Арнвинда стали, ибо не выполняли обещаний своих ярл с конунгом, да еще и брат во сне с головой приходил из Вальгаллы.
- Я сейчас направлюсь в рощу, пока светом земля озарена
- Отправляйся, - кивнул ярл. - Укси! Возьми пятерых молодцов конных и сопроводите...госпожу в рощу Фрейи. Следить в оба глаза. Лошадь вести под уздцы и петлю ременную на готове держать. Потом рощу окружить и ждать. В рощу пусть пешая идёт, как предки завещали.
Хильд легко поднялась и, хлопнув по бедру раскрытой ладонью, отправилась на кухню. Малыш мягко ступая за ней следовал.
- Укси, окружить рощу не удастся. она к обрыву примыкает, на море глядя, доверительно Хильд охраннику сказала.
- Укси, ты меня понял, - подтвердил Гутхорм. - А ты...дева, молчи доколе тебя не спросят, а не то в комнате замкнуть тебя всегда опять можно.
Хильд плечами пожала. По доброй воле проблемы охраны озвучила, а тут еще и наказать за это хотели.
Хильд быстро сложила в корзину мясо жаренное и вяленное, фрукты кое-какие, да крынку молока, одновременно от Малыша отбиваясь, который голоден был. Наконец, не выдержав, бросила рыси кусок мяса небольшой, пока Укси не видел, затем шагом решительным во двор направилась. Почему то не верилось ей, что коня дадут, потому шла она и дальше в сторону ворот, рысью сопровождаемая.
- Эта для тебя! - немногословный Укси махнул рукой в сторону престарелой кобылы гнедой масти. - В самый раз подойдёт.
Не по душе воину было присутствие рядом с девой рыси, но это животное угодно Фрейе было и не смел он запрещать брать зверя с собой.
"Ничего. Бойцы проверенные, опытные. Одна кошка-переросток их всех не остановит!"
Странно было Хильд после коня резвого на кобыле медлительной ехать, но ничего иного не оставалось. Малыш весело рядом с лошадью побежал, стоило только отряду в путь тронуться. Вот и роща впереди показалась. Тихо деревья шелестели, учащенно сердце у Хильд в груди забилось, когда она у границы леса остановилась, в полутьму впереди вглядываясь. Несколько шагов до свободы осталось.
Укси жестом велел бойцам остановиться на самой границе рощи.
- Ярл велел тебе спешиться здесь, - хмуро глядя на Хильд сказал он. Иди.
- А я и не собиралась в седле. Не гожде к богине на коне ехать, - ответствовала Хильд за деревьями исчезая.
Рысь мягко ступая за ней побежала. Сколько времени она шла, девушка и не знала даже, все как в тумане было Остановилась лишь на миг у святилища Фреи, прошептав одно единственное слово "Спасибо", да потом быстро к берегу пошла. Перед взором обрыв открылся, к которому она так стремилась.
Вот оно море серо-синими волнами сверкает, да на скалы яростно бросается. Вот и она тропка неприметная. Обдирая руки, спустилась Хильд к гроту тайному, где та самая лодка стояла. Печальные думы ее настигли, на миг замерла мерийка Эрика вспоминая, но рысь под коленку ткнулась к действию подталкивая. Тяжело дыша, вытолкала лодку дева мерийская с мелководья на волны пляшущие, да бороться с ними пришлось ей, пока вдоль берега лодка скользила. Или не скользила вовсе, а ковыляла скорее. Выходить дальше в море Хильд побоялась, чтоб стражи ее не увидели. На носу Малыш сидел, у ног корзина со снедью стояла. Мер назад уплывал.
Арвак и Альсвинн давно унесли Солнце с небосвода, и лишь месяц, словно разрубленный пополам молодецким ударом освещал окрестности.
- Турсовы штаны!!! - выругался Укси, обнаружив на берегу по другую сторону рощи следы от лодки. - Ушла, шлюха мерийская! Ах ты ж...
Воин понимал, что от Гутхорма теперь добра ждать не придётся. но велел без промедления возвращаться в усадьбу. Уже за полночь ярл слушал покаянно склонившего голову Укси, а ещё спустя час специально посланный слуга снял с ворот череп Арнвинда и отнес его в покои Гутхормовы...

(совместно с Оррофином)

Хладир. Харальд и Бард.
Совместно с Тельтиаром.

Харальд изрядно выпил на пиру, почитай, с каждым знатным человеком по чарке пропустил, никого не обошел вниманием, и потому ярлы конунужие довольны были, да спутники его тоже. Успел, успел Хакон за то, время, что с весны прошло, на земли свободные новых ярлов посадить, верных государю и об измене подлой не помышляющих - у многих до сей поры пример Хрута-барана перед глазами стоял, судьбу его повторять ни у кого желания не было. Но вот, расходиться начали гости - кто на сеновал, кто и в общем зале заночевать не прочь был - ночи пока теплые стояли. Поднялся, чуть пошатываясь конунг, его Бард под руку поддержал.
- Куда стопы направишь, конунг великий? – с почтением Бард вопросил. Хакон отвел для гостя и родича покои хорошие, однако конунг агдирский, хоть и нетрезв был, а все же не в ту сторону направлялся. Бард вспомнил давешние разговоры с Хаконом младшим о том, крепок ли конунг насчет хмельного питья – и мысленно головой покачал. Хоть и был Харальд хмельным, а заплутать едва ль мог. На ногах почти тверд, только глаза огнем волчьим горят. Не приведи Один разгневать.
- Супругу проведаю, - захмелевшим голосом отозвался сын Хальвдана. - Она, соскучилась, поди.
- Государь... - молвил Бард... да запнулся. Помнил он, что Хакон млад утром гуторил, но кто он, чтоб своего конунга к жене не пускать? Замолчал Бард - да повел Харальда ко всходу. А по пути думал, что делать ему, коль кюна шум на вторженье поднимет. Ой, беда, когда хмель, а не ум поступками двигает!
- Слушай, а ты сам-то когда уже женишься? - Внезапно спросил провожатого конунг, пока они из зала пиршественного выходили, да дом общинный миновать пытались.
- Много дев видел я в землях твоих, да не люба пока ни одна, - ответил вой конунгу. - Кроме того, теперь я отнюдь не бедняк твоими щедротами, так что могу к знатным ярлам посвататься. Надо и о роде подумать, чтоб у детей моих не только отец справный был, но и иная родня сильная. Мне-то с дядьями не повезло, сам знаешь. Вот и думаю да присматриваюсь. Отец мой, когда жив был, в невесты мне среднего правителя Халагаланда дочь подобрал. Но ныне я глава рода и сам себе голова. Хотя, меж мужей говоря, на красотке такой жениться – то не кручина.
- Добро, - как-то хмуро кивнул конунг. Видимо о том подумав, что одним сразу и красавица, и земли, а другим из двух что нужнее выбирать приходиться. - Повеселимся мы у тебя на пиру...
- Бард, это ведь ты сын Брюнольва с Харнфисты? - Голос звучал трезво, что само по себе было удивительно, Харальд не ожидал, что в этом зале будет хоть кто-то не пригубивший медовухи. Этим кем-то оказался хромоногий скальд, когда-то сумевший обставить Тормунда с Торбьерном.
- Воистину, так отца моего звали, - Бард отозвался. - Что за дело у тебя для сына Брюнольва, муж доблестный?
- Ты родич мне, хоть и дальний, - скальд молвил. - Зовут меня Альвир Хнува, сын Кари из Бердлы, что берсерком прозван не даром. Оба мы от Кетиля Лосося свой род ведем. Не ожидал я, признаться, тебя среди дружины конунга узреть.
- Рад я кровь родную тут встретить, - ответил войн скальду. В тусклом освещении лицо Альвира терялось в тенях, но, присмотревшись как должно, увидел Бард, что родич его, может, и младше.
- Что за напасть заставила лик твой увянуть до времени? Да и с каких это пор сыновья родича моего Кари по Северу бродят, будто бродяги? Ужели случилось что в доме берсерка? Я сам утратил отца, и сочувствую горестям...
- А меня отец выгнал, - отрезал Альвир сурово, понять давая, что не желает этой темы касаться.
- Выгнал? Ты мне об этом не рассказывал? - Встрепенулся конуг.
- Думаю, что дело то долгое, а ты, конунг, к жене поспешал, - напомнил Бард Харальду.
- Хм... разве? - Казалось, сын Хальвдана уже и позабыл, зачем на двор вышел.
Бард возвел очи к небу: Один, за что ему, вою простому, выбор столь сложный? Конунгу путь указывать - что под замахом секиры ходить, властители чужих советов не любят. Но делать-то что? К Ассе Харальда пустить - глядишь, Хакон опять обозлится. Оставить здесь - так Альвир может расспросов хмельных не стерпеть, а он - родич.
- Давайте выпьем мы за родича моего. Прав конунг: то дело мужское, а жены очереди своей подождут, - ответил он Харальду. Да Альвиру взгляд кинул остерегающий.
- А давайте, - согласился конунг, разом и разговор на время иное откладывая. - Неси питие, Альвир, мы тебя тут подождем.

Там же. Харальд и Асса.
Те же авторы.

Спустя время некоторое, не без помощи Барда и Альвира, которых он уже путать начал, конунг добрался до покоев своей супруги, да в дверь постучал, после же о косяк оперся, ответа ожидая.
Асса уже легла спать, когда стук в дверь раздался. Мало людей вот так могли к кюне ломится, не боясь, что гридни Хакона старого, ночевавшие недалече еще со времен немирия с Грютингом, шеи им не намылят. - Кто там? - Асса спросила голосом дрогнувшим.
- Муж твой, открывай... жена, - немного заплетающимся языком, но довольно властно, велел конунг.
За дверью раздался сдавленный "ой". Но потом голос кюны продолжил на удивление властно: - Я замуж за честного конунга шла, а не за того, кому девки гулящие милей честных женщин.
- Кто тебе глупость такую сказывал? - Вроде бы голос стал увереннее, но быть может то лишь видимость была. - Отрывай, не на пороге же мне стоять.
Внутри немного повременили, но потом дверь открылась. Закона о том, чтоб мужа законного на порог не пустить, и впрямь, не было. На пороге стояла сама Асса в одной длинной рубахе, светец в пальцах сжимая.
Воспользовавшись открытой дверью, Альвир и Бард поспешили водрузить Харальда на кровать и поспешно вышли, всем видом показывая, что они тут не при чем.
- Как же давно я тут не был, - куда-то в пустоту проскрежетал конунг, а потом перевел мутный взгляд на супругу. - Иди сюда... как ты тут жила? Брат не обижал?
- Кроме тебя меня обижать некому, - Асса ответила.
- Я-то тебя чем обидел? Меня здесь не было даже.
- Конечно же так. Пока я ночей не спала, о муже переживая, он себе в каждой усадьбе по кюне завел, - Асса знала только о Хильд, но не так уж и ошибалась, преувеличивая обиду. - Спасибо, хоть во Хладир полюбовницу не привез.
- В каждой? - Чуть приподнялся Хальвдансон. - Кто такие слухи распускает?
- А что - скажешь через одну? - кюна ответила. - Перед всей Норвегией меня опозорил, девку мерскую рядом с собой посадив. Да ладно бы – честную девицу, а то – какую-то вдовицу ярлову, конунгам десятую воду на киселе. И ее ты мне, дочери Хакона предпочел?
- Как ты такое подумать могла? Чтобы я тебе, дочери Хакона, что мне как отец родной, супруге моей законной и матери первенца моего, какую-то девку дворовую предпочел, - с жаром Харальд отвечал, гладко слишком речь его лилась - видать заранее ее обдумывал. - То наветы злые да колдовство.
- Колдовство? – с подозрением Асса сказала. – Готов ты Фрейром поклясться, что Хильд той и пальцем не трогал? – конунг замялся: чай, с Фрейром шутки плохи, и Асса опять разозлилась: - То в ней, небось, хорошо, что Хильд та за мужем своим всех гридней у братьев своих перепробовала. Что еще ждать от жены, что ведет себя, будто мужчина, дом не ведет да главу рода не чтит? – Харальд припомнил взоры кюны Эйсван, которые ловил на себе вечером – и чуть не сказал, что это - скорее удел старого Хакона, а не безвестного ему мужа Хильд, умершего женою не преданным. Но, конечно, смолчал, сказав вместо того:
- А ты жена, высоко ль мужа чтишь? Почему не встретила радостно, как то предками положено, а взаперти сидела, так ко мне и не выйдя?
Тут Ассе сказать было нечего: на пир Хакон женщин не звал, но, едва вышли мужи из дружинной избы, как девицы набежали встречать, и кюна Эйсван там была первая.
- Кручинилась я, - тихо ответила Асса. - Боялась, что мы с сыном тебе не нужны.
- Иди сюда, - приподнявшись, Харальд жену обнял, да к груди прижал. - Как ты подумать такое могла, чтобы я от вас отказался? Твоему сыну всей Норвегией править дано после меня будет!
В ответ Асса лишь всхлипнула. Ей хотелось верить мужу, который был непривычно заботлив, но разум твердил о его лжи. Но - прав отец: куда ей от Харальда, да притом в тяжести? И кюна спрятала лицо у него на груди.
Конунг ладонью по волосам ее провел:
- А девку эту, хочешь - тебе в услужение отдам. Делай с ней что пожелаешь.
Разумеется, Асса хотела.

(с Талиорычем)
Пятеро слуг целиком обратились в слух, скорчившись у двери покоев ярла. Ждали они крика Гутхорма, ругани турсу более приличной, а то плюх звонких, ибо только что вошёл туда Укси, с повинной явившийся.
- Бранить тебя не буду, - вполголоса скзаал Гутхорм, неприязненно косясь в сторону шорохов, идущих от двери. - Сам виноват, что не велел рощу осмотреть сперва. Но всё же не любо мне, что случилось и твоя вина тут тоже есть. Голова всё же не только для того, чтобы шлем носить! Ну да ладно. Иди, да..дверь пни посильнее перед выходом.
Поклонился Укси, удивлённый таким наказом, но ослушаться не смел, и его сапог отдуши врезался в крепкую дубовую дверь. Смерды, не ждавшие такого с горестными воплями и за ушибленные лбы держась разбежались, а одного, самого несчастливого, даже уносить пришлось.
- Да Грютинга ко мне позови, разговор к нему есть! - крикнул вдогон хохочущему воину Гутхорм

Рад был берсерк, что наказания сурового избежал, а потому, наказ выполнил в скорости, все иные дела бросив. По счастью, недалеко ярл оркдальский ныне находился - в деревеньке ближайшей он с воинами на постой встал, так что к вечеру уже к усадьбе кони его прибыли. Чуть прихрамывая, выздоравливающий ярл в покои дяди конунжего вошел.
- Случилось что, славный Гутхорм? - Спросил, не зная пока о теме разговора.
- Случилось, Грютинг, случилось. Ты садись сперва, раны не береди, - ответил Гутхорм озабоченно дёргая себя за усы. - Хильд, шлюшка подзаборная, сбежала!
Ярл рассмеялся сперва, потом дернулся болезненно, да на лавку сел.
- Вот уж новость, так новость, - произнес уже голосом спокойным. - Что ж ты, ярл недосмотрел-то за ней?
- А, подстилка туррсова, горным козлом пользованая, она богиней прикрылась! Дескать гневается и надо в рощу пойти. Ну я и отпустил, а там лодка у берега спрятана оказалась. Ну она и сбегла от дурней моих. Уххх, кажется моих воинов слишком часто бьют в грудь!*

- Да, разум у твоих берсерков явно не в чести, - согласился Грютинг. - Значит в рощу пошла, да сбежала. Было бы забавно, если бы не было так грустно.
- Порази её Фрейя бесплодием...а то ведь может и ублюдков Харальдовых, да с правами на Мер наплодить! - Гутхорм был зол. - Теперь надо решить, что делать будем!
- На то - годы нужны, чтобы из ублюдков претенденты выросли, - чуть улыбнулся ярл. - К тому времени они помехой уже не станут - даже коли и народяться, убьем. Сейчас же слухи распустить следует, что девка в роще святотатство совершила... с гриднями твоими миловалась на алтаре прямо, пожалуй...
Задумался Грютинг, что еще придумать можно, чтобы на пользу себе обратить побег этот.
- Гридней тогда наказать придётся, - покачал головой Гутхорм. - Хотя, если в колдовстве обвинить...
- Гридни на то и клятвы давали, чтобы за господ своих если надо - урон притерпеть, - хитро сказал оркдалец. - После ты их наградой одаришь за ущерб невольный.
- Наградить и так надо, но и про колдовсвто мысль мне добрая пришла!
- Коли добрая, так делись.
- А вот скажем, что воинам она сперва неаметно кукол воротильных подсунула, а опосля в роще и воспользовалась силой их. Воины сопротивляться не смогли, а она, рощу осквернив, сбежала, надеясь, что мы жертв её покараем. Ведь так и было?
- Думаю - ты ярл, в самую суть ее коварных замыслов проник, - по бороде ладонью проведя задумчиво, Грютинг молвил.
- Кукол только найти осталось. Прикажи своим людям. После чего...сперва скальдов в деревни отправим, пусть народ на нужные мысли наведут, а потом соберём вожаков бондов. И всё как есть им обскажем. Хорошо я придумал, а Грютинг?
- Скальдов всех Харальд с собой забрал, но людей языкастых найдем, не проблема.
- Ах да, вечно забываю! Туррсовы штаны!
- Турсовы штаны на тебя не влезут, - усмехнулся оркдалец. - И вот еще - что ты с черепом-то сделал?
Гутхорм усмехнулся:
- А что на дворе говорят об этом?
- Говорят, ты в него кучу наложить хотел.
- Вот всё-то знают, собаки ушастые! - возмутился ярл. - Девку я стращал, ещё не выжил из ума, чтобы воина после смерти так позорить. Похороню я его, но сперва...скажу сперва, что Хильд молила именно кучу наложить, ибо брат её силком замуж выдать хотел
- Да, славно задумал, это ведь она Харальда упрашивала не снимать головы с ворот, чтобы конунг знатный дольше мучился. Ведьма.
- Действительно ведьма! - Гутхорм расхохотался. - А особенно ушастых смердов надо бы найти и наказать. Займёшься?
- Вон, пусть Укси этим занимается, - улыбнулся ярл. - Я еще Исхера пошлю и Асгейра младого дело это справить. Они вои толковые, сделают что потребно.
- Ну и славно! - Гутхорм поднялся и прошёлся по горнице. - Пойду-ка я разомнусь, а то уже два дня меча в руки не брал, скоро совсем всё позабуду!
- А я уже с весны почитай меча не держал, - пожаловался Грютинг.
- Ты ещё встанешь на ноги, славный Грютинг! - Гутхорм бережно положил руку ему на плечо. - Просто сперва надо залечить раны, дабы впредь не мешались!
- Пожалуй, я хоть чувствую себя много лучше, чем ранее, - он прокашлялся. - Жаль... жаль что Харальд велел утопить Сельви Разрушителя, а не отдал его мне.
- Ничего, зато так он у Эгира, а не в Валгалле! Чем не худшая кара для воина?
- Пусть ему котлы чистит, - со злобой в голосе процедил ярл.

На том и порешили они. К вечеру уже Исхер и Укси со слугами беседу долгую провели, наказ им дав лишь о том говорить, что ярлам надобно, взамен же награду обещали, а ослушников - кара ожидала. По утру же самых сметливых и языкастых из дружины своей выделив, Грютинг по деревням послал, дабы те разговоры вели нужные.

* - согласно поверьям древней Скандинавии, знания мысли и ум находились именно в груди.

Сообщение отредактировал Orrofin - 28-01-2008, 20:05

Южный Мёр, Аскерфьорд, следующее утро.
(с Орычем)


Больше недели Торлейв плыл на торговом когге. На когге конечно был наемный отряд. Все воины были в шлемах, и на каждом четвертом были либо чешуя либо кольчуга. Охрана была нужна каждому купцу, так как никто из прибрежных властителей не брезговал при случае разбоем, да и сами купцы временами не брезговали пощипать конкурентов. Да и морские конунги и вольные викинги, именно летом отравлявшиеся за добычей, тоже не могли устоять перед сроблазном, если видели добротный корабль, к тому же доверху набитый товарами. Увидев бородатого жреца с накинутой на плечи шкурой черного козла, на поясе которого покоился молот, старший купец довольно поцокал языком. Такой человек будет нелишним. И благословение богов, и еще одипн человек в дружине на случай боя. Плыли они из земли данов. Потому что прямо в Мёр никто не плыл. А к данам этот купец, звавшийся Хрериком Хриси, плыл с товарами от саксов.

Как ни странно, по пути на корабль напасть так никто и не решился. Несоклько раз мимо проплывали снеки с полосатыми парусами, но могучая фигура жреца Тора в острокнечной шапке с тремя лисьими хвостами отбивали всякие мысли о чем-то подобном. Плыли они, держась на расстоянии вилимости от берега. С тоской смотрел Торлейв на берега Гренланда и Агдира, уже год как находившиеся в руках врагов. Он просил купца проплывать как можно ближе к берегу. чтобы рассмотрерть все что только можно было увидеть...
Спустя неделю показалмись высокие утёсы фьордов. Кое-где виднелись даже старые кольца для лодок, но теперь они были на высоте десятка локтей.
- рРаньше море было еще выше... А вот потом отступило... И образовались фьорды шхеры... И тогда появились викинги...

Торлейв почти не слушал невнятное бормотание лоцмана. Он снова и снова мысленно возвращался к тмоу разговору с кюной. И думал о своей миссии. И о том, что он сейчас начнет жизнь сначала. Рядом с конунгом у него будет шанс снова взойти на вершину власти, которая уже было выскользнула у него из рук. И эта девка мёрская... Надо решить что с ней делать...
Наконец показались серые утесы Южного Мёра. C борта когга Торлейв увидал сонный рыбацкий посёлок. Все рыбаки вимдимол ушли на лов, на берегу сидели только старики, чинившие сети, и несколько воинов в кожаных куртках. Лениво жевавшие вяленую рыбу, запивая ее пивом, чистившие оружие или чинившие одежду и доспехи. Чуть поодаль на траве паслись их кони....

Когг, невесть зачем идущий близко к мерийскому берегу дозорные приметили давно. В здешних рифах и при том курсе, что неизвестный купец держал пройти можно было лишь к одной деревне, и старший дозорный решил встретить гостей.
- Ты, Тодмунд, держись поодаль, - наставлял он млодого воина. - Если это враги - немедля неси весть Гутхорму-ярлу, а уж мы их задержим!
То, что в случае чего задержать врага они смогли разве что на тот промежуток времени, который потребуется стрелам, чтобы пересечь расстояние от когга до берега бывалый воин решил умолчать.

Тем времем когг заскрежетал днищем по дну, и викинги в сапогах стали спрыгивать в воду, вытаскивая корабль на брег

Старший воин спрыгнул с коня и пошёл навстречу пришельцам.
- Здрваия вам, странники, - прокричал он.

- И тебе здравия страж этой земли.- откликнулся старшина дружинников, вместе с другими вытягивавший когг на берег за канат, привязанный к носу. - Как видишь, мы пришли сюда с миром. Приплыли издалека, и везем товары и вести из земель дальних....

- Гостям добрым, их товарам и уж конечно вестям мы рады завсегда! - ответил хирдманн, гляд на сноровистую работу мореходов. - А кого же вы везёте к нам из земель=то дальних?

- Торлейв, жрец из Вестфольда, с вестями от Рагнхильды, метари коннунга нашего.
Жрец в остроконечной меховой шапке, отороченной замысловатой тесьмой, и с черной козьей шкурой на плечах, проворно спрыгнул с борта когга на берег.
- Привет тебе, жрец - старый воин поклонился жрецу с должным почтением, но и усмешку не удержал. Он давно служил Харальду и помнил все истории, про похождения жреца.
- Дозволь тебя к Гутхорму славному ярлу проводить, где тебя и накормят и напоят и...почёт должный окажут
- Что ж веди, славный хирдман. Значит славный Гутхорм здесь за главного? А где же сам конунг?
- Уплыл к Хакону-ярлу, - ответил хирдманн. - Да тебе Гутхорм всё лучше меня расскажет. Эй, Укси! А ну уступи коня славному делами жрецу!
Молодой воин без охоты, но всё же слез со своего животного и кивнул на него Торлейву.
Торлейв ловко запрыгнул в седло. Купцу, по телосложению явно оправдывавшего свое прозвище (Хриси значит Хряк), он велел дожидаться, пока за ними из усадьбы пришлют повозку и лошадей.
- Айя! - воскликнул старшина, направляя своего коня к усадьбе. Спустя непродолжительное время, всадники миновали ворота и въехали во внутренний двор.
- Гутхорма сам найдёшь, жрец, - не то спрашивая не то утверждая сказал хирдманн. - Ну а нам обратно в дозор пора. Бывай!
- Бывай! Да хранит тебя Тор! - Торлейв ударил кулаком по амулету - молоту на груди, сделал знак молота над головой воина, налагая на него защиту могучего и доброго бога.
- Ва Тор! - ударил себя в грудь хирдманн и повернул коня обратно.

Пробуждение Змея

Смерть тянула к нему свои цепкие, холодные пальцы, пыталась обхватить горло и утянуть вниз, в свое мрачное царство. В Хельхейм, где умершие позорной смертью испытывают муки до самого Рагнарока. Соленая вода накатывала волнами, обжигая кровоточащие раны, иногда его накрывало с головой и он захлебывался эгировым пойлом, но не умирал, слово кто-то хранил его... Рассудок его помутился от боли и ярости, он рвался, но не мог даже ослабить путы, сковывающие его... иногда ему являлись отец и дед, обвиняющие в том, что он не смог за них отомстить, иногда - он видел мать, ее мертвое, изрубленное тело и отсеченную голову на копье. Он должен был отомстить, но не сумел...
К исходу третьего дня тело Сельви Разрушителя выбросило на берег, разбив доску, к которой он был привязан, о камни. Он лежал, полупогруженный в прибрежные волны, жуя песок и медленно умирая, цепляясь за жизнь со всей той силой, что была отмерена ему Одином. Цеплялся с упорством обреченного, жаждущего продлить последний вздох и моля покинувших его богов, дать ему хотя бы шанс отомстить. Пусть Ньорд отвернулся от рода Неккви, а Один, как это бывает порой, даровал победу не правому, были и другие Асы, которые могли ему помочь... А, даже если они все забыли о нем, он на то и конунг, чтобы самому вершить свою судьбу! И Сельви вновь отгонял смерть прочь, продлевая агонию, охватившую его ослабшее, израненное тело.
Он должен был выжить. Выжить, чтобы отомстить - за деда, погибшего защищая родную землю, за отца, павшего жертвой предательства, за мать, зарубленную слугами Рогволда... Каждый раз, закрывая глаза, он видел ее изуродованную голову, воздетую на копье, со спутанными волосами, обрамлявшими бледное, гниющее лицо... лицо его матери! И ярость разливалась по венам берсерка вместо крови. Слишком живо ему представлялось, как рубили враги родичей его, как совершал насилие над Астрид подлый Рогволд, как надругался над ней негодяй! Над его милой, кроткой Астрид, которую он всегда считал скорее своей сестрой, чем теткой. За одно только это, должен был умереть предательский ярл самой жалкой из всех смертей, убийца его родичей поганил северные земли одним только своим существованием! Он должен был умереть... он и все его ублюдочные сыновья. Сельви помнил их - Ивар, Хрольв и Торир, трое маленьких коршунов, которым стоило обломать крылья.
Мерский Змей цеплялся ободранными пальцами за камни, сдирал кожу и полз прочь от берега, теряя сознание и вновь приходя в себя. Прочь от воды, прочь от предательской стихии бросившего их Ньорда.
Рыболовы из ближайшей деревни нашли его на второй день, когда израненный, обезумевший, находившейся при смерти конунг, отполз уже достаточно далеко от берега. Они казались ему эйнхериями, готовыми отнести его в золотой чертог Одина, но - отнесли в хижину целителя, обработавшего раны. Впервые со времени сражения морского, в спокойный сон погрузился Сельви Разрушитель, а когда проснулся, ясно видел он перед собой цель, к которой стремиться должно: его враги умрут, все до единого. Харальд, Рогволд и Грютинг, Хакон и Гутхорм, и другие многие, кто подчинялись завоевателю. Жив был еще Мера конунг верховный, и о том узнать предстояло Харальду, перед тем, как жизнь его подлая оборвется.

(Со Скальдом унд Тельтиаром)
Как и положено человеку важному, Торлейв явился в усадьбу чинно и с достоинством, велев прислуге на стол накрыть - спорить со жрецом те не стали, и без того уже разговор тяжелый у них был с гриднями ярлов харальдовых, чтобы еще служителя Асов гневить, а потому с Гутхормом он встретился, уже на лавку опустившись, да ожидая, когда горячее подадут.
- Привет тебе, Торлейв! - произнёс войдя в залу Гутхорм. - Смотрю, ты уже устроился со всем удобством.
Не по нутру ярлу оказалось самоуправство гостя, но виду он не подал
- Давно же я тебя не видел, славный ярл, - усмехнулся в ответ жрец. - С самого Лондира поди. почти год миновал!
- Это так, - ответил Гутхорм садясь, но к еде покамест не притрагиваяь. - Значит, вернулся, да?
- Слух прошел, что не все хорошо в войске Харальдовом, да без жреца, знаки разумеющего, да руны знающего, как без рук вы, - в усы усмехнулся Торлейв. - От гонцов многое слышал, но лучше ты мне сам расскажи, что да как во владениях конунга Харальда.
- Как турсовым хреном по лбу тут, вот как! - устало выдохнул Гутхорм. - мало нам АГдира захваченного, так ещё и здесь Харальд...память долгую себе оставить решил! - ярл в коротких и весьма вольных выражениях описал жрецу общую картину происходящего. - Теперь вот ещё эта шлюшка Хильд сбежала, наверняка с ублюдком под сердцем!
- Уверен ты, что сумел дитя зачать конунг? - В целом речи ярла с рассказами уже услышанными совпадали, за исключением последних слов.
- Не уверен. Надо бы у богов спросить, может о конунговой крови-то скажут, не побрезгуют
- Может быть, после у Фрейра спрошу - он о потомках своих многое знать должен, - горячее когда принесли, прервал разговор Торлейв, к трапезе приступив и дел не касался более, пока не насытился, затем же так молвил: - Ты, ярл, скажи, что делать удумал по случаю такому?
- Ну, иначе как колдовством сбежать не могла, - совершенно серьёзно ответил Гутхорм, рот ладонью утирая. - И несомненно молодцов её стороживших колдовством-то этим и прельстила к себе, рощу милованием своим осквернив. Через что и утекла...паскуда такая! - на последней фразе ярл хитро посомтрел на Торлейва, так что жрецу разом стало ясно, что он имеет ввиду
- Фрее такие подношения угодны, - столь же серьезно ответил Торлейв. - Но то, что она сбежала, кушания, богине предназначенные с собою забрав, то - все равно что воровство совершить. Асы не любят, когда им принадлежащее люди берут.
И хотел бы жрец еще что-либо в вину бежавшей девке вменить, но пока не придумал, что, однако же сильно разозлился он, о бегстве ее узнав - ведь хотел с нею сам пару ночей провести, раз уж на нее сам конунг польстился - значит не дурна собою была.
- Угодны говоришь, - задумался Гутхорм, - Ну тогда наверное народу говорить о том не стоит. ПРосто - околдовала, да яду богине назначенную умыкнула
- Угодны говоришь, - задумался Гутхорм, - Ну тогда наверное народу говорить о том не стоит. ПРосто - околдовала, да еду богине назначенную умыкнула
- Да, подлостью и коварством великим женщина, колдовскому искуству наученная, может воинов даже бывалых обмануть и в том постыдного нет для мужчины, но обида такая смыта должна быть, чтобы чести урону не было, - согласился жрец, а после добавил. - Так же меня ирландка околдовала.
Этим, словно невзначай, но дал знать Гутхорму он, что если хочет ярл его поддержки всемерной, то должен в деле давнем, столь обидном для служителя асов его сторону принять и перед конунгом заступиться после.
- Да! - горячо подтвердил Гутхорм. - Ирландцы эти, они от кельтов такому колдовству научились, что и жреца богов опутать сетями могут! Беречься их надо и бдить за собой!
- Видишь, эта же... Хильд... могла от финнов ведовства набраться, - поучительно добавил Торлейв, довольный разговором. - Это она ведь, как я слышал, через череп брата, что на воротах висел, пыталась душу его из Хель вырвать и в Харальда вселить через ритуалы свои порочные?
- О таком непотребстве я и подумать не мог! - возмутился Гутхорм. - Но теперь вижу, прав ты, мудрый жрец!
- То великое преступление, и горестно мне, что не оказался я рядом и не смог его изначально пресечь, - вздохнул притворно служитель Тора. - Благо большое, что коунунг, не смотря на чары, во Хладир отплыл своевременно.
- Не иначе как Один внука упас! Но теперь нам следует немедля оповестить мерян, что за змея в роду их конунгов засела. А Арнвинда череп похороним, как воину полагается, дабы впредь никто не пытался чародейством чёрным дух его из Валгаллы вырывать!
- Я сам обряд проведу и местных жрецов о помощи попрошу, - со всей серьезностью заверил Торлейв. - Должен воин упокоиться, как того законы требуют.
- Добро!
- Это власть Харальда укрепит еще больше, а кроме того - коли народиться ублюдок у ведьмы, Хелевым отродьем его наречем и не будет за ним никаких прав.
- Мудр ты жрец и всё пройдёт по нашему, если только никто бондам лишней обиды не учинит, - Гутхорм посмотрел на Торлейва понять ему давая, что старую историю он забыть готов и на колдовство списать, если повторений не будет, - и жёнам их тоже.
- Кто конунгу верой и правдой служит - тому конунг защита от любых посягательств.
- Вот и порешили! - кивнул ярл, довольный союзника хитрого, да изворотливого приобретением
- Сейчас я с дороги отдохну, ты прикажи покои мне подготовить, - повелел жрец. - А после делом нашим займемся.
Сказав так, вновь налил себе немного браги он, горло смачивая.

Гиллисберг. Свен vs Оттар
(Хакэ и прекрасный. Пушистый. Ваааарлок)

На следующее утро, едва лишь взошло солнце, воины Оттаровы и свеи с гаутами собрали отряд большой, да за ворота усадьбы выехали. Люд крестьянский, что о разбойниках и убийцах говорил, путь указали к деревне последней, ими посещенной, туда и направились воины, дабы обо всем распросить поселян да узнать, где прячется Асмунд Кровавый.
Свен скакал впереди своих воинов, поглядывая на Оттара время от времени недобро. Подмога подмогой, а христиан ненавидел он люто, и будь его воля, против Рваного бы сейчас своих молодцев повернул. Но раз приказом Эйрика они прибыли...
"Ох скажу я конунгу еще, что о нем думаю, ох скажу", мрачно думал он. Вслух же прознес, к ярлу обращаясь:
- И всерьез думаешь ты, Оттар, что узнаем мы что-то новое там? Откуда тамошним людям знать, где скрываются разбойники - разве только они сами им не помогают..?
- Думаю я, люди то видеть могли, - спокойно Оттар отвечал, даже головы в сторону ярла не повернув. Неприятен ему был Свен и головорезы его - знал он, что вояки эти церковь громили - и не поймешь еще, кто хуже: свеи или Асмунд. - Поспрошаем, а там может и следы есть. Полсотни воев - не былинка, затеряться не сумеет.
- Оно-то, поди, так, - молвил Черный молот, - а ведь скрывались раньше, мы-то так и не смогли их изловить, гадов этих. Ну от вас, конечно, попробуй скройся, - усмехнулся он, осматривая бравых мужей оттаровых.
было срежи них много воев, телом крепких и ликом грозных, да вооруженных знатно. Но считал Свен, что воинов Эйрика-конунга все равно те не превосходят, а во многом даже и уступают им. чтобы подчеркнуть это, взял с собой Свен чуть больше дружинников, чем у Оттара было, да вбирал специально, чтоб покрепче те были - показать хотел, кто тут сильнее, кто тут хозяин сейчас.
- А скажи мне, ярл, - вкрадчиво молвил Свен потом, - при казни ворогов этих, коли поймаем их, будешь присутствовать, или уедешь скорее, чтобы на муки братьев по вере глядя, не мучаться?
Вполголоса он это произнес, чтобы Оттар только да те, кто совсем близко был, услышать мог.
- Сдается мне, не изловите вы их живыми - в лютой сече все полягут, но оружия не опустят, - немного поразмышляв, Оттар произнес.
- Больно хорошего ты мнения о них, - проворчал Свен, - а вот наши заслуги преуменьшаешь.
Он-то как раз живыми хотел взять бандитов, чтобы на примере казни жестокой показать всем жителям Вингульмерка, до каких бед христианство проклятое глупого человека довести может чтобы другим неповадно было.
- У вас из всех заслуг, только захват усадьбы, в которой вместо воев старики и бабы находились, - сплюнул Рваный. - Тут уж и преуменьшать нечего.
- Чего-о?! - взревел Свен. - Ну-ка, а Западный Гаутланд, а Восточный? Или конунга Эйрика там не было? Или бранную славу мы ему не стяжали? Сами-то вы хороши, только похищать людей тайно можете да обманом клятвы у них выманивать! И еще бы - трупу ведь поклоняетесь, трупами сами и поляжете когда-нибудь!
Быстро заводился херсир, как сухое дерево вспыхивал, а остывал долго.
- А ты думаешь, что вечно пьянствовать со своим одноглазым божком будешь? - С легкой усмешкой Оттар спросил. Кто-то из людей его засмеялся.
- Больше того, я в том уверен, - продолжал яриться Свен. - Для истинного воина честь в том, чтобы сражаться храбро, врага не щадить и на поле битвы пасть, а не в том, чтобы когда бьют тебя, другую щеку подставлять!
Он словно невзначай руку на рукоять страшного оружия своего положил.
- Что, ярл, подставишь мне правую щеку, если ударю тебя по левой?
- Господь говорил, что есть время проявить смирение, а есть время - сражаться и побеждать, на том и я веру свою строю, - в ответ ему Оттар молвил, видя, что злит разговор этот свея.
- Ну да, в сече-то самое время о смирении рассуждать, - опять огрызнулся Свен. - Что же, строй свою веру, не удивляйся потом только, когда голова твоя от тела отделится кем-нибудь... кто свою веру строит на другом.
- Господь говорил, что есть время проявить смирение, а есть время - сражаться и побеждать, на том и я веру свою строю, - в ответ ему Оттар молвил, видя, что злит разговор этот свея.
- Ну да, в сече-то самое время о смирении рассуждать, - опять огрызнулся Свен. - Что же, строй свою веру, не удивляйся потом только, когда голова твоя от тела отделится кем-нибудь... кто свою веру строит на другом.
- Все в руках Господа, - хмыкнул на это приближенный Харека.
Спустя время некоторое до деревни они добрались, где немало народу встречать их вышло, едва только различили, что то не разбойники вернулись, а люди конунга их нового. Впереди староста шел, ворот рубахи запахнув.
- Привет тебе, муж почтенный, - свысока кивнул Черный Молот старосте. - Видишь, Харек-конунг, - тут свей поморщился, - своих воинов на помощь нам прислал, чтобы помогли те разбойников изловить. Говорить ярл хареков с вами желает.
Он кивнул на Оттара.
- Скажи, - поздоровался Рваный. - Знаешь ли ты, куда разбойники путь держали?
- А то ж не знать, - прокряхтел староста. - Вон к домине держали главной.
- Это как?
- Да так вот - по этой дороге самой, а после гаута Эйриком поставленного выволокли, да зарубили прямо на глазах у всех...
- У, шлюхины дети! - потряс молотом Свен. - Думают, небось, что так и останутся безнаказанными... ничего, недолго им осталось!
- Так то уже третья деревня, поди.
Строго зыркнул на него Молот:
- Всего-то, - фыркнул он. - Кабы вас да баб ваших убивали, ты бы небось по-другому разговаривал сейчас, а?
- А тут-то и оно, что убивают не наших, а ваших, - заметил Оттар. - Неприятно, да?
- Да уж мало приятного, конечно, - сурово на него Свен взглянул. - Только кого тут убивают, мы и без тебя знаем, осведомленный ты наш. По делу говорить пришел с ними - вот и говори по делу. Вы и ладите так хорошо... все больше у меня подозрений в том, что жители местные сами разбойникам помогают, все больше подозрений...
Конь Свена на два шага к старосте приблизился. Черный Молот нагнулся да схватил того за воротник, дернул, вопрошая:
- Ну-ка, признавайся - пособничаете врагам?! - он прищурился. - Так, а это что же такое у тебя?..
За пазухой у старосты он увидел крест нательный на веревке.
- Крещеный, значит? - недобро усмехнулся Свен. И оттолкнул старосту так, что тот едва на ногах удержался. - Да как здесь вообще можно верить словам чьим-то, кругом предатели веры истинной... всех Эйнар обратил, песий сын.
- Не Эйнар, - покачал головой Оттар, меж старостой испуганным и Свеном встревая. - Асмунд.
- Асмунд?! - поднял брови Свен удивленно. - Какого черта ему здесь нужно-то?! И.. христианин он, значит? Это Асмунд-то Кровавый?
- Эйнар его крестил перед смертью, - хмуро Оттар ответил.
- Вот оно что, - задумчиво протянул Свен. - Теперь начинает складываться все... Эйнара нету, мы его место заняли, а Асмунд, выходит, мстит теперь... Погоди-ка, - оборотился он к Оттару. - Это ты с самого начала знал?
- Мстит, - скрежетнул зубами Рваный. - Этот ублюдок Эйнара ненавидел, зато головы рубить - любил шибко.
- Так чего он тогда к нам-то привязался? - в очередной раз удивился ярл свейский. - Вот и рубил бы вингульмеркцам головы, а свеев-то пошто?
- Так ить, - староста снова слово взял. - Он всем выбор предложил: крест или меч. Мы вона - на крест согласились.
- Ага, - кивнул херсир. - Ясно. На крест они согласились... А где прятаться будет, он не открыл вам, нет?
- Асмунд не прячется, - Оттар головою покачал. - Он просто ищет куда еще ударить.
- Не ждать же нам, пока он это сделает! - возмутился Свен.
- А кто ждет? Я всего день здесь - уже ищу негодяя, а ты - только в усадьбе сидел.
- Много ты знаешь больно... убивать уже пора, - отвечал херсир. - Негодяя ищешь? И как, удачно поиски-то идут? Что нашел-то? Ничего не нашел?
С каждым вопросом все багровело и багровело широкое лицо Молота.
- Нашел одного тупого свейского барана пока, - сплюнул агдирец. - Может будет что на Рождество приготовить.
- Так, значит... - тихо промолвил Свен. Вплотную к Оттару приблизился молча. И, размахнувшись, неожиданно со всей силы ударил его кулаком в челюсть.
Рваный, не ожидавший подобного, свалился с коня, но вскоре поднялся, утирая разбитое лицо. На ладони его лежала пара зубов.
- Шволошь, - проскрежетал он, медленно кладя ладонь на рукоять меча.
- Может, вторую щеку подставишь? - припомнил Свен ему свою угрозу и тоже к мечу потянулся, думая, что молотом ему несподручно будет биться. Свеи и гауты все, увидев, что нешуточный оборот дело принимает, тоже к драке приготовились.
- Ешли бы не прикаж конунга, - с досадой протянул херсир, да на коня сел. - Поняфно уже, нет ждесь Ашмунда!
- Ну так и поехали отсюда, - буркнул Свен, подстегнув коня. Но не отъехав и на несколько шагов, повернулся и крикнул старосте: - А у вас теперь оброку прибавится, и у других христиан тоже! А с верных воинов Одина столько же брать буду, сколько и раньше.
Черный Молот и воины его поскакали прочь, за ними и Оттар двинулся.
Херсир эйриков так и чувствовал, как вдогонку ему невысказанные проклятия летят - и про себя усмехался.

(С Тельтиаром)
Меж тем и до жрецов Ньёрда дошли слухи эти и, обеспокоенные волнением народа, двинулись они к Гутхорму, сами от него объяснений требуя. Ярл принял мудрецов немедля, но был в горнице не один.
- Здравствуй, славный ярл, - старший средь них молвил, внутрь проходя, да собрата сразу привечая по одеже его. Странное подозрение жрецу властителя вод в душу закралось тогда.
- И тебе не хворать, жрец, - Гутхорм говорил немного глухова-то, глаза его были красны, а лицо выглядело так, словно он махал утяжелённым мечом два дня к ряду. - С чем пожаловали?
- Вот, слухи разные пронеслись по землям Мера, - седобородый заговорил. - Стало интересно нам, отчего раньше ничего не сказывал ты о чародействах, Гутхорм.
- Это случилось уже после нашего разговора, жрецы, - ответил гутхорм устало. - Хильд, которую вы защищали, оказалась ведьмой, которая чарами пыталась вселить дух Арнвинда в тело моего конунга. Так сказал мне жрец Тора, многомудрый Торлейв
Торлейв, до этого стоявший к гостям спиной обернулся, улыбнувшись и совершив полупоклон:
- Мир вам, служители великого Ньорда, - сказал он. - Тяжко видеть мне, что столь мудрые мужи не смогли различить всходы подлой ворожбы, взращенной рекомой Хильд.
- Быть того не могло, - младший жрец молвил. - На черепе конунга, что мы видали, не было печати ведовства.
- Но лишь скорби, ибо не упокоился воин, как того обычаи требовали, - старший добавил.
- Ослепила вас ведьма, - снисходительно Торлейв произнес.
- Хильд ведьмою быть не могла, я ее с детских лет знал.
- А если то и не Хильд была? Если троллиха мерзкая её обличье приняла, а саму сожрала давно?
- Тролиху мы бы признали, - Ньорда жрец такого поворота не ожидал, удивился сильно.
- Так же, как чары злокозненные? - Усмехнулся Торлейв. - Вам, почтенные, к лицу ли бороды носить, коли знаний за жизнь долгую не нажили?
- Много ты знаешь, жрец пришлый!
- Немного, но того, что Один и Тор мне открыли, достаточно было, чтобы увидать повсюду ворожбы следы в этой усадьбе.
Он задумался на несколько мгновений:
- Нет, не верю я, что могли жрецы посвященные такого не узреть, - и набросился на служителя Ньорда с тирадой гневной: - А значит сокрыть желал ты увиденное! Смерти желал конунгу Харальду от рук колдуньи подлой?!
- Тааак! - Гутхорм очень-очень медленно встал и хотя ростом великим не отличался ярл, но жрецам помстилось, что упрётся сейчас головой в потолок, да и проломит его. - Значит измена?
- Мы... ты что, мы никогда бы, - отступил младший жрец. - Ярл, этого быть не могло...
- От служения отступились, - процедил Торлейв зловеще. - Ради своей мести жалкой захотели конунга, мечом землю добывшего, ворожбою бабской погубить?!
- Слыхали, что с черепом Арнвинда случилось? - Гутхорм кивнул на несчастную кость, всё ещё стоящую под лавкой. - Так вот...с вами тоже самое сделаю, но вы будете при этом ещё живы!
- Мы того не ведали, - отстранились жрецы.
- Наша вина велика, не смогли опасности разглядеть... - второй промямлил.
- Ага, не ведали значит?! - гремел Гутхорм, да так, что бычий пузырь на окне чуть не лопался. - Колдовства разглядеть не умеете значит?!
- Сокрыла, ведьма! - Закивал младший жрец ньордов, что духом слабее был и гнева ярлова испугался. Они конечно жрецы, но коли против них обвинения такие другой жрец выставляет, да судя по одеждам - не из простых, можно и голов лишиться. - Они умеют глаза отводить, когда надобно.
- Не ведьма Хильд, гордячка конечно, каких земля северная еще не рождала со времен Брунхильды, - второй служитель молвил. - Но ведьмой она быть не могла, в том слово мое.
- Старик, годы разум твой помутили, - Торлейв сочувствующе произнес.
- Спорить не будем, - остывая, произнёс Гутхорм и вновь сел на лавку. - Нынче к Фрейру обратимся за ответом, Светлый ас лгать про дело отомка его касающееся не будет. И кинешь руны ты, мудрый Торлейв, потому как жрецы Ньёрдовы уже показали бессилие своё перед ворожбой. А может она и вам тоже глаза запорошила, а?
- Быть того не может! - С жаром оба жреца запротестовали, а младший добавил. - Я вон, сейчас тоже волшбу начинаю чувствовать. Надобно на череп Арнвинда поглядеть, для верности.
- Позже, - Торлейв сказал, из мешочка руны выкладывая на стол. - Сейчас у Ингви все выспрашаю, коли уж отец его бессилен в этом деле.
Бросил он руны, ладонью их заслонив от чужих взглядов, вздохнул тяжело, снова бросил, после же с укоризной сказал:
- И эту ведьму вы в жены Харальду прочили, как только сказать такое посмели вы!
- Всё же была ворожба?! - вкинулся ярл. - Эхх, я до последнего верить не хотел! Чтож, - его взгляд вновь перешёл на жрецов и прибавил в весе пару пудов. - Теперь надо решить, кто вы...предатели, дураки или вас тоже околдовала ведьма...и поступить соответственно! Ну. что скажете?
- Помилуй, ярл, - голову склонили жрецы. - Не губи, твоя правда, поспешили мы с просьбами нашими.
- Ну что же, - Гутхорм кажется всё же решил сменить гнев на милость. - Тогда скажи те мне, служители Богов, что же сделать надо, дабы Харальда от участи печальной оградить?
- Надо обряд провести, очистительный.
- И Арвинда погребсти, чтобы дух его мстительный покой обрел.
- Верно думаете, жрецы! По Арнвинду тризну справим завтра же, а обряд сделаете немедля.
- Так ведь для обряда конунг нужен, - удивленно старший жрец прошептал.
- Я сам к нему с тем отправлюсь, - перебил его Торлейв. - Мне все одно требуеться видеть его.
- Вот и хорошо, - кивнул ярл. - Жаль мне, что без втоего совета остаюсь, но очистить надо земли Мерские. А ещё народ предупредить надо, какая гадюка у них выросла...
- Я, вместе с братьями моими, жрецами Мерскими, слово верное распротраню, - пообещал агдирец, ньордовы же служители усиленно головами закивали.
- Так и поступим! -сказал Гутхорм, давая понять жрецам, что более их не задерживает
Те поспешили покинуть грозного ярла, довольные, что сумели головы свои сохранить. О второй свадьбе напомнить не помели даже пока.
- Упертые какие, - хмыкнул Торлейв. - Как будто им девка эта действительно дорога была.
- Один румлянин мой знакомый любил говаривать, что поли...полит...политика! Так вот. что политика - дело грязное. Так что, дорога иль не дорога, а головы всё же дороже! - жёстко усмехнулся ярл.
- Своя рубаха - она к телу ближе, а жрецы здешние - не чета нашим, слабы духом, - усмехнулся служитель Тора. - Поутру погребем Арнвинда со всеми почестями - мертвый конунг живому не помеха. А пока - найди мне служанку помоложе, пусть постель застелит.
Усмехнулся Гутхорм любвеобилию жреца, но смолчал и обещал необходимые приказания отдать.
"Найду-ка и я себе деву на ночь, - вдруг подумал он. - Дело сделано почти, можно и отдохнуть!"

Сообщение отредактировал Orrofin - 31-01-2008, 17:21

Там, на неведомых дорожках...
И Тельтиар.

Четыре дня долгих отряд в пути провел, да только не стали меж свеями и христианами отношения теплее - всяк к своим поближе держался, да от союзников нежданных в стороне. Еще в нескольких деревнях побывали вои, про врага расспрашивая искомого, и чего только не наслушались: кто о зверствах говорил, кто о святотатстве великом (осквернил капище лесное Асмунд, изваяния Тора и Фрейра огню предал, доказать желая, что не защищают никого идолы деревянные), кто о том, что некоторые свеи и гауты, смерти крещение предпочли, да в асмундову рать влились. Простой же люд, крещеный, он обязал, как единоверцев, отряд его кормить и припасы в дорогу дать, чем сильно разорил бондов окрестных. Говорили и о жреце Белого Бога, с Асмундом путешествующего, будто бы годами он беден, но лют, словно волк голодный в зимнюю пору.
- То Велимир, мальчишка, - вздохнул Оттар, приметы признав. - Послушником был у отца Григория, которого ты убил! - Свену он бросил. - Видишь теперь, чем убийство то обернулось!
- Скоро за тем убийством и другие последуют, - мрачно ответил Свен. - А вижу я только то, что мальчишку зря упустил, и его убить было надобно, нельзя было никого живым упускать. Ну так в следующий раз умнее буду, значит.
"А Рваный, видать, при прошлом разговоре, недостаточно зубов потерял", заметил херсир про себя.
- Ты обещал не поднимать меча на честных христиан, - напомнил ему Оттар. Путь был еще далек, но херсира все более утомляло путешествие с таким попутчиком.
- На честных - обещал, - пожал могучими плечами Свен, - а на тех, которые сами на нас нападают, а затем в кустах скрываются... это уж дело другое.
Странным было то, что до сих пор не передрались и не перерезали друг друга отряд Эйрика-конунга под главенством Молота да оттаровы молодцы, - ведь желание такое имелось у них, его даже вырадать не надо было, стоило лишь увидеть взгляды, которыми обменивались воины иногда. Но каждый из ярлов исполнял волю своего конунга, ослушаться не смея, и Свен тихо уже начинал Эйрика ненавидеть.
К исходу пятого дня, в одной из деревень посещенных, рассказали им, что в Хейдмерк подался разбойник Асмунд, иные же говорили, что той землей он правит невозбранно и собирает там большое войско христиан, числом превышающее даже всех людей Харека. На то усмехнулся Оттар, но говорить ничего не стал - пусть-ка свеи попугаються. После же предложил и им двинуться в имения, ранее Фроди и Хегни принадлежавшие.
Отказаться, уронить себя в глазах воинов, херсир свейский, понятное дело, не мог, и продолжили они путь с ненавистными христианами вместе.
"Вот только подставь мне спину, если бой случится", думал Свен, искоса поглядывая на Оттара. "В сече-то поди разбери, откуда какая стрела прилетела, чей меч невзначай чужую голову срубил..."
В первой же деревне большое ополчение свеев и спутников их встретило - был то люд в основном работный и крестьянский, да только вооружены они добротно были, много знатного оружия со времен Хрингасакра осталось от викингов погибших. Во главе рати этой старый воин ехал на могучем коне, и с ним дружины человек двадцать отборной, остальные же пешими шли.
- Эй, кто такие? - Грозно он крикнул.
- Свен Черный Молот, Эйрика-конунга ярл говорит с тобой, - крикнул херсир, - со мной также Оттар Рваный, Хареков ярл, да отряды наши. Ищем разбойников, что на деревни в Вингульмерке нападали да людей убивали безвинно.
- Это каких-таких разбойников, - прищурился воевода, вперед выехав. - Земли Хейдмерка негодяям, деревни разоряющим, приюта не дают. Возвращайтесь, откуда пришли!
- Асмунда Кровавого, например, - отвечал Свен. - А коли приюта не даете таковым бандитам, может хоть видали их где поблизости? Мы просто так не уедем.
- Асмунда, - покраснело от гнева лицо старика. - Этого злодея и мы ищем, чтобы наказать жестоко!
- А что вам он сделал? - Оттар спросил, рать хейдмеркскую оглядывая.
- Жреца убил и с ним людей многих, когда мы власть его низложили, - старец отвечал. - Желал народ наш крестить, да только мы не трусы какие - с оружием ему отпор дали, так что бежал он.
- Вот негодяй-то! -воскликнул Свен. - А вы - вы правильно поступили, что от обряда мерзкого отказались, так что на нашей стороне правда! Плачет сталь каленая по Асмунду... Так что же вы, знаете, где искать его али нет?
- Ты, свей, коней не гони, охолонись - вашего брата мы здесь тоже не жалуем, - продолжил хейдмеркский воевода. - Да и спутники твои доверия не внушают.
Это уже на Оттара глядя, сказано было.
- Каких боги послали, такие и спутники, - скривился Свен. - Так препираться вы будете с нами? Или все же помочь предпочтете?
Слова эти произнося, прикидывал свей тем временем, каков исход боя может быть, если все-таки драться случиться...
- Да уж как не помочь, коли дело такое славное, - старик продолжал, все же недоверчиво на христиан поглядывая. Случалось ему еще при Альхейме им погромы устраивать, а тут - на тебе пожаловали. - Но смотрю я на вас, да диву даюсь - христиан изловить едете, да с собой же белобожников взяли. До добра то не доведет...
- Ты, дед, помолчи, - осадил его Оттар. - Не тебе о том судить. Скажи, куда Асмунд поехал?
- Далече, из Хейдмерка мы его выгнали, не сунеться больше, но с ним люда много разного, в основном разбойного да подлого, из тех, кто кресты носит, не таясь.
- Да как ты смеешь так говорить! - Взъярился Рваный. - Мы веру твою не поносим, и ты с уважением относись!
- С уважением, - тот хмыкнул. - Разбойники - они разбойники и есть.
- Вот это точно, - согласился Черный Молот со старцем. - А ты, Оттар, не кипятись, при себе свое мнение держи - мы ведь его и так все знаем.
Он оглядел еще раз своих воинов, воинов Харека.
- А скажи, почтенный, - обратился он к старику, - превышают числом люди Асмунда наших, или все же бандитов меньше? Точного числа наших воев я тебе сказать не могу, но хоть взглядом окинь да определи...
- Да кто его теперь знает - к нему людишки жалкие прибиваются, что ни день, да так же легко бегут, коли он им надоедает, - на то отвечал хейдмеркец. - Но коли вам людей мало, так я своих дам, молодцы мои тоже не прочь Асмунду башку проломить.
- Знамо дело, не откажемся, - пробасил Свен. - Чем больше людей, тем вернее победа во имя Одина над подлецом этим.
- Будет знать, иноверец, как народ наш к богу белому склонять, - сурово брови сдвинул старик. - Эй, Хегни-молодец, собери две дюжины воев, со свеями поедешь.
"Дожил, помогаю язычника изловить христианина, - нахмурился Оттар. - Ну да то Харек велел, исполнять надобно".
- Спасибо, старче, - склонил голову Черный Молот. - Не забудем помощи твоей, отомстим за убитых людей ваших Асмунду. Осталось только найти его, застигнуть - и тогда уж несдобровать разбойникам!
И грозно потряс своим жутким молотом Свен.
- В Вингульмерк опять возвращаемся, - бросил Рваный. - Как по кругу бегаем заговоренному.
- Заговоренному-не заговоренному, а только теперь, раз одна дорога нам, точно изловим Асмунда, - серьезно Свен произнес и в первый раз, должно быть, без презрения на Оттара взглянул.
И отправились они дальше в путь - вернее, назад, туда, откуда и прибыли, но было их уже больше, и, возможно, путь проделать только ради этого стоило.

Хладир. Хакон, Харальд и присные.
С Тельтиаром, конечно.

За пирами да гуляньями в честь прибытия властелина Агдира в дом тестя ночь прошла незаметно. Горластые петухи уж давно встретили криком восход, а усадьба еще не проснулась. Лишь когда солнце стояло уже высоко, а бонды на полях Транделага подумывали про обед, знатные люди собрались для завтрака. Если веселье вечернее оценивать по болезности утренней, то гуляние явно удалось. Впрочем, все викинги Трандегага да и агдирцы были мужами здоровья отменного, а потому к часу указанному восстановили не только зоркость очей но и аппетит нагуляли. Лиц, зеленеющих от вида горшка с кашей, в гриднице не встречалось. Знай, ели да искусство стяпух нахваливали на все лады.
- Смотрю я, рады твои гриди, Хакон, на дармовщинку-то покушать, - заметил, походя Тормунд Насмешник, что позади конунгов устроился с гуслями и наигрывал что-то тихо-тихо.
- Хороший воин от еды не отказывается, - усмехнулся конунг в усы. - Зачем нам хилые воители, что секиру на ворога не сдюжат поднять?
- А коли все выедят, так и повод будет к соседям наведаться, - скальд в долгу не остался. - Говорят во Фиордах урожай не в пример богаче, а дружина, чай, полегла вся.
- Ну, значит, сам Один велел воям моим подсобить, чтобы яства червям не достались, - ехидно конунг откликнулся. Гридни с готовностью засмеялись, а несколько голосов выкрикнуло слова одобрения. - Вот, слышу я, что мужи мои добрые и женщин Фиордов во вдовстве бросить боятся, - добавил Хакон, слыша те выкрики. - Ну, как же достоинства их не оценишь? Орлы, право слово!
- Богатыри, - одобрительно и Харальд молвил. - Но, к слову, хотелось бы и на пленников взглянуть, дело это не стоит откладывать.
Хакон старый кивнул – и встал с лавки, бороду утерев. Он выполнил зарок, данный в море: перестать лицо брить, на берег ступив.
- Пойдем, родич, сам полоненных узреешь да поглядишь молодым глазом, с кого из них толк в будущем будет.
- Толк, говорят жрецы, из любого выйти может, да только - не всегда толк этот делу нашему полезен будет, - хмыкнул Харальд, припомнив давние наставления Торлейва. - Ну веди, покуда пируют гриди, думаю мы и вернуться успеем.
Большая часть пленников недалече сыскалась. Былое немирие с Грютингом сильно ударило по Хладиру, даже сама усадьба, как помнится, без крыши осталась. Что ж о простых домах говорить? Смекалистый конунжич, оставленный властелином за главного, решил на дело то бывших врагов и приставить. Даром, что не они тын рушили да строения жгли. Не свободным же викингам дома бондов из руин восстанавливать.
- Вот они, Харальд. Сейчас здесь большинство, ибо опасался я бунта в честь приезда их победителя, - Хакон довольно усмехнулся. – Тут они рядышком, так что глаз много не надо, а под надзором парней моих не поозоруешь. Правда, дюжины две в поле остались: очень уж бонды просили им с урожаем помочь, просто в ноги упали.
- Хирдманы зерно убирают, - усмехнулся конунг. - Добро, приятственно им то наверно. А знатные средь полона есть?
- А как же, - довольно Хакон откликнулся. - Их на зерно первыми отослали. Чтобы гордыню быстрее смирили.
- Тогда к ним первым и направимся, - решил сын Хальвдана, жестом велев слугам лошадей готовить. - Когда ярлы спины гнут - дружина роптать не станет.
- Так ярлы-то ныне здесь, - осмелился влезть в беседу властителей гридь сивоусый. – Как только прослышали мы, что Харальд конунг ныне в Хладире – под замок полонян знатных упрятали. Люди там разные, а хирдманы на ярлов глядят, да приказа от них дожидаются. Виновны мы, конунг: решили, что спокойнее будет в сарае их устроить до времени.
- Так то же лучше даже! - Харальд просиял. - И ехать никуда не надо - отпирайте подвал, потолкуем с мерянами.
- Ну, вот, Харальд, зверь в клети уже и почти не кусается. Говори с ними, сколько угодно да решай судьбу ярлов вражеских по разумению. Едва ли сыну могучего Хальвдана и мудрой Рагхильды в том совет надобен. А вот двое конунгов разом в сарае для пленников – то честь для них дюже великая. Так что я доме дружинном тебя подожду, да речи про суд твой после послушаю.
- Как пожелаешь, родич, - кивнул на то агдирец. - Надеюсь - упорствовать не станут они, так что вернусь в скорости.
- Удачи, - кивнул старый Хакон.

(совместно с Тельтиаром)

Ночное гулянье не бесследно для скальда прошло, да только быстро пролетел час ночной, и вот уже солнце высоко в небе стояло. Пьяные да сытые, казалось бы, с прошедшей ночи, конунги, да викинги их, сызнова за столами седели. Не преминул отведать свежего кушанья и Альвир. За недальним столом заприметил скальд вчерашнего провожатого своего повелителя, Харальда Косматого, да решил подойти, проверить, как на трезву голову соображает его знакомец.
-Здрав будь. – кинул скальд за лавку садясь.
- И тебе привет, родич, - Бард ему ответил, да кружку, пива полную придвинул (много в гриднице собралось людей - не всем рогов турьих хватило). - Крепко ль спалось?
-Спать не пришлось, да сил не убавилось. – Кружку скальд у родича принял, однако не пригубил пива пенящегося, а поставил рядом с тарелкой яств полной. – А каково тебе, родич, пришлось ночью нынешней? Заприметил чего интересного? Али нет? Оценили талан твой викинги?
Говорил Альвир глухо, искоса на барда посматривая, видно было по лицу мрачному, что думу думает скальд нехорошую, но в голосе его ноток злостных не проскакивало, а наоборот добродушным казался голос. Толи притворщик был хороший из него, толи действительно хмур был скальд лишь за ночи бессонной.
- Да окромя снов - ничего интересного за ночь не приметил, - усмехнулся сын Брюнольва. - Однако же, спросить тебя хочу, пока конунг не вернулся - отчего вчера не рассказал Харальду, о чем он тебя спрашивал?
-А о чем он меня спрашивал? – Искренне изумился Альвир. Отложив снедь, левой ладонью провел по столу он, словно что-то скидывая прочь. Глазами на барда сверкнув продолжил голосом холодным – Видать за ночь бурную запамятовал я, не напомнишь ли ты мне слова повелителя нашего?
- Почему тебя из дома прогнали? - За руку схватил Бард Альвира. - Конунгу не сказал, так мне - родичу своему скажи.
Невольно дернулся Альвир, сжав ладонь в кулак - старая рана каленым железом сверкнула в голове воспоминаниями недобрыми, как страшный сон пронеслись картины суда в сознании скальда.
-Умом родичи не вышли, - зло прошипел Альвир, - да я их прощаю, да жалею – не ведать им истинной правды, ибо правда в устах моих, сына и брата ихнего, а не в слухах татей розных, что и меня-то николи не видели, а роль вестников на себя возложили. А тебе совет дам- не утруждай себя думами о судьбе моей, знай, что зла я николи ни кому не делал, и не повинен ни в чем, окромя того, что сердце мое не каменное и на чувства способно.
- А судили тебя судом божьим, - задумчиво Бард протянул, затем же сказал решительно: - Не дело это, человеку рода знатного без дома быть, как оборванцу последнему! У меня домина есть на примете, где ты мог бы поселиться, а коли желание есть - и невесту тебе подыщу: моя земля богата красавицами.
-Да пожалуй ты прав будешь, на счет дома то! – Ухмыльнулся Альвир. – А вот невестки мне не нужны пока. Да и ты, я погляжу, на красавиц не падок, али такие красавицы?! – Разразился вдруг смехом скальд.
- Я женюсь по весне, - молвил сын Брюнольва. - Какие уж тут красавицы.
-Однако…-вымолвил Альвир, уж из-за лавки вылезая. – Пора бы ноги размять, воздухом свежим подышать!
Подмигнувши своему родичу, хромой направился прочь из залы душной, да духом напитков спиртных пропитанной.
- Ну ка постой, - двинулся за ним Бард Белый, на пороге за плечо взяв. - За что судили тебя? Что за тайна твою душу отягчает?
- От чего ты решил, что она меня отягощает? – глянув на Барда, молвил Альвир спокойно. – Тяжесть моя только тут! – Хлопнув по искалеченным ногам, криво ухмыльнулся он. - За глупость свою я расплатился сполна! Гляди, что они еще и должны мне остались! Взрастил отец трех овец, да и те слабейшую забили! Эх, сын Брюнольва, сказы сказывать люблю я, да не сегодня и не сейчас! Коли тебя так история жизни моей заботит, так я тебе ее расскажу, не волнуйся.
Последний раз криво ухмыльнувшись Белому вышел хромой за дверь, негромко ею хлопнув.
Полной грудью вздохнул он, от смрада давящего легкие освобождая, пощурился на солнце яркое, да больно радостное сегодня, и отправился по каким-то делам своим, одному ему ведомым.

(с Тельтиаром)

Осень пришла в Альвхеймар незаметно, пожухли листья, бонды начали сбор урожая, а дружинники готовились к сбору в поход - прошел слух, что Асгейр ярл желает зимою новую войну начать, даже если конунг не вернется - хотел видимо наместник, как Харальд в году минувшем, врагов одолеть, нападения не ожидающих.
Немало странников объявилось в Доме Альвов - из земель, войною разоренных бежали: с Агдира, Вестфольда и Раумарики, из Хрингарики и Хейдмерка, всяко земля Альвхеймарская богаче им казалась, раз уж по не вражеские рати не ходили, полей не топтали. Среди них, знамо коненчо, и соглядатаи агирские затесались и иной люд бродячий да лихой.
Был среди прочих путников и слепец, которого стая волков сопровождала. Пробирался он лесами, а иногда и на дорогу выходил - одного лишь волка с собой взяв, и с прохожими говоря.
И не сбился с дороги. Пришел в конце концов он в место, называемое Вальдрес, в поисках ярла Хьярти. Но как подобраться к нему?
Знал Эгиль, что заботятся правители о теле своем, и не так просто волчьим клыкам добраться...
Была на пути деревня; здесь Эгиль и решил отдохнуть, а заодно и поспрашивать людей о том, как живется в этих местах. Чувствовал он на себе взгляды удивленные, когда в деревню вошел; нечасто тут слепцы появлялись.
Вздрогнул слегка под рукой Серый Снег; погладил его вожак, успокаивая. Нет, не кинутся тут на них... незачем людям.
Поверил волк, но все равно настороженно глядел; не нравилось ему в поселении людском.
На путников, впрочем, особого внимания никто не обращал. Только дети иногда кричали, да на большую собаку пальцами показывали - не было дела бондам до прохожего, каких ныне десятки и сотни были, урожай убирать пора наступила. А от бродяги перехожего ведь урона не претерпишь, опасности от него нет, да и пользы тоже никакой - разве что о новостях спросить.
С тем его на дороге один старик и остановил:
- Издали идешь ли, путник? - Разговор завел.
- Столько дорог прошел, что и не сосчитать, - улыбкой ответил Эгиль. - Хожу от села к селу, по всем землям. Вести приношу, новые узнаю. Слушаю, как людям на землях норвежских живется.
- Ну пошли, потолкуем, - пригласил его старик. - А коли чего интересного расскажешь, так бражки попьем, она у меня крепкая.
- Отвык я уже пить, - засмеялся Эгиль. - На дорогу выпивать - так и зрячие вместо деревни к волкам в логово залезут, и с медведем отдохнуть прилягут.
- И медведенышей наплодят, - Рассмеялся старик. - Поговаривают, что конунг агдира тоже с медведицей спит.
- Не знаю, не видел, - развел руками слепец. - А слушать... кто ж меня пустит?
- Да, ты я смотрю пока ни одной новости мне не сообщил, - вздохнул альвхеймарец.
- Ну так давай сядем, и поговорим, - предложил Эгиль. - А то что ж посреди деревни стоять, и беседы вести?
- Пошли, тут недалече, - к избе добротной повел странника старик. Жил он, как выяснилось один - сыновья в поход ушли, да не вернулись, невестки умерли уже, внучку единственную он замуж отдал, так она теперь его изредка только навещала и вышло так, что совсем не с кем старику поговорить теперь было. Потому-то он гостя и завел в дом, да за стол усадил, браги нацедил кружечку.
Отпил Эгиль немного, и рассказывать стал. Слышал он и на самом деле многое, и запоминал на всякий случай - кто знает, когда пригодится? Вот и пригодилось... поведать о том, что в других землях творится.
Старик только кряхтел да охал, да брагу пил без меры, покуда слушал. Иногда пересправшивал, когда о делах ближних заходила речь. Все узнать хотел, правда ли призрак Хаки являлся в Раумарики или нет.
И дождался - помянул про это Эгиль. Да не просто помянул, а пересказал, чего наслушался по дороге; много об этом судачили. Еще бы - не каждый день призраки жертв являются!
Ну а когда через много уст пройдет - так рассказ обрастет, что сами очевидцы не узнают. А узнают - так подтвердят, что все и было...
- То-то я думаю - как зайцы бежали храбрые вои, от мертвеца и сам Сигурд убежал бы, - головою покачал старик. - Какой бы герой ни был, а против уже умершего раз оружие бессильно и храбрость тоже. Тяжкие вести, жуткие...
Он вздохнул, снова приложившись к браге.
- Коли мертвецы из могил повставали, так что же - Рагнарок близок?
- Надеюсь, что не так, - отозвался Эгиль. - Один призрак - это еще не орды на Нагльфаре... да и появлялся лишь раз. Вот если б и здесь вставшие из могилы бродили... но не бродят ведь?
- Да, тяжко будет, коли придет Хаки-мертвяк с отца виру требовать, - головою седой покачал хозяин. - Лучше, пусть к Харальду идет, тот же его загубил!
- Не мне судить, что там было, и кто виноват, - вздохнул Эгиль. - Я, увы, в ратных делах не к месту... потому места, где война, обходить приходится.
- Расскажи что хорошее в северном краю делаеться, а то страху совсем нагнал.. да ты пей - пей, брага хорошая.
- Я уже говорил - отвык, - усмехнулся Эгиль, отпил глоток и продолжил говорить. Теперь и в самом деле вспоминал все, что рассказывали хорошего; и хоть немного... но в тяжкие времена и этому рады.
- Есть-то будешь чего-нибудь, странник? - выслушав все, альвхеймарец спросил.
- От мяса да хлеба не откажусь, - кивнул слепец. - И спутнику моему тоже поесть неплохо бы.
Он ласково погладил шерсть зверя.

Южный Мер - Фиорды. Хильд


Сколько раз за эти дни ее посещала мысль, что она сглупила сбежав из Мера? Сколько раз корила она себя за упрямство? Хильд не смогла бы подсчитать. Туман застилал ей глаза, туман слабости и голода. Еда, захваченная под предлогом жертвы богине подходила к концу. Малыш спал, он старался не двигаться, чтобы не расходовать энергию и не нуждаться в большом количестве пищи. Хильд кормила его кусочками мяса, но оно было жаренным и его было мало. Чувство голода постепенно подбиралось и захватывало все мысли, которые еще пытались занимать ее разум. К концу путешествия она уже не думала ни о чем другом, кроме голода, царившего в ее теле. Отчаянные попытки вернуть думы в другое русло, подальше от еды проваливались одна за другой. Полный тоски и тревоги взгляд упал на свернувшуюся клубочком рысь.
Она не могла вот так вот лечь и уснуть, хотя очень хотелось. Путешествие вдоль берегов Норвегии к Фиордам занимало все внимание, потому как было опасным. В любой момент утлое суденышко могло подхватить сильной волной и бросить в скалы.
А начиналось все так безоблачно и опьяняюще. Вот она свобода, морской соленый ветер в лицо, а впереди Фиорды. Малыш даже радостно мяукнул пару раз. Лодка легко скользила вдоль берега, не удаляясь слишком далеко от него, но и не приближаясь на опасное расстояние.
На северное море упала ночь, Хильд с трудом тогда поборола сон. Нельзя было потерять контроль над утлым суденышком. Она верила, что не настолько важна Гутхорму, чтобы гнать за нею драккар, но все равно где-то глубоко в душе поселился страх. Но ночью ничего не произошло, она пришла и так же незаметно ушла прочь.
Следующий день пролетел почти незаметно, а вот на вторую ночь стало совсем тяжко. Клонило в сон, но страх гнал вперед. При этом истощая душевные и физические силы. Наутро она чувствовала себя так, словно по ней проскакал конный отряд. Тело ломило от усталости, но девушка так и не впустила из рук руль. Сейчас это было смертью. Скудная еда не прибавила сил. Хильд с тоской посмотрела на Малыша, шерсть которого потускнела от голода. Но кот спал и старался не совершать лишних движений. «Стоило наверное отпустить его», - подумала мерийка, но тут же честно призналась себе, что неспособна сейчас расстаться с рысью.
Третий день стал еще тяжелее, веки стали железными, они закрывались сами собой, сил совсем не оставалось. Из прокушенной губы на подбородок стекала кровь. Боль хоть немного отвлекала от мыслей о еде и сне. Ее тело постепенно выходило из-под контроля, требуя отдыха. Рысь на мгновение проснулся, съел оставленный ему небольшой кусочек мяса и вновь провалился в сон.
Когда через два дня на горизонте появились Фиорды, Хильд была похожа на тень. Под глазами залегли глубокие тени, волосы спутались, а лицо осунулось. Лишь гордый взгляд напоминал о том какой эта мерийка была. Лодка ткнулась в вожделенный берег. Малыш весело соскочил на берег и мяукнув посмотрел на Хильд, как бы зовя ступить на землю.

Харальд

Двумя воинами сопровождаемый и скальдом Торбьерном, вошел Харальд в сарай, где держали знатных пленников. Те зло на него смотрели - помнили, как издали битвой руководил, да за трусость это почитали, потому была и неприязнь их больше, нежели к Хакону конунгу, с ними сражавшемуся. Взгляды исподлобья хмурые на Харальда бросали мерийцы - не иначе казнить их пришел мальчишка, уж лучше бы Хладирский владетель казни предал - меньше было бы бесчестья в том.
- Поздорову вам, отважные воины, - улыбка конунга была властной и снисходительной. Он знал, что жизни этих людей в его руках и демонстрировал это.
- А, конунг, что прячется за щитами своих гридей, - бросил один недобро.
- Еще молоко на губах не обсохло, а уже...
- Закрой рот, - жестокий взгляд конунга словно кнутом обжег насмешника. - Как твое имя?!
- Хроальд Гроза Копий, - отвечал тот, скрипя. - Ярл Фьялира и...
- Мой пленник, - завершил за него Хальвдансон. - Что с Арнвиндом вашим случилось - все помните?
- Стращать нас вздумал, - поднялся другой воин. - Да, мы все в плен попали, и по законам можем выкуп за себя предложить.
- Мне выкуп ваш без надобности - что могут бедные Фиорды предложить человеку, владеющему Агдиром и Транделагом?
Он обвел их взглядом, ожидая, когда хоть один скажет слово.
- Землю, - наконец произнес Хроальд.
- Земля ваша и так мне отошла, и владения, и усадьбы, и холопы, - молодой конунг хотел рассмеяться, но все же сдержался, пленники и без того понуро выглядели, погибала надежда их на возвращение в земли родные. - Хотите вновь родичей увидать или здесь сгнить решили, верность храня мертвецу?
- Так ведь мы клятву давали, конунгу служить и до конца ей следовать будем! - Твердо другой ярл заявил.
- Арнвинд мертв, а меня тинг признал конунгом Южного Мера, - отрезал Харальд. - Против решения своих же людей пойдете, воины? Вы бились отважно и лучшей доли достойны! Я вас в дружину свою принять готов и все, чем владели вы - вернуть с достатком.
- Подкупить нас желаешь? - Усмехнулся ярл. - Мы не холопы, чтобы так просто господ менять, и даже не хирдманы, за злато воюющие. Арнвинд многим из нас, так или иначе, родичем был...
- За родичем гордо, вязы секиры отправится могут на поле тюленье, - из-за спины конунга, Торбьерн молвил. - А злата дарителю кто поклонится - тому и почет, и богатства придут.
- Сегодня на закате вы принесете мне клятвы верности, - завершил разговор Харальд. - Конунга слово крепко - что обещал, то получите, а быть может, и сверх того.
Он развернулся и сарай покинул, стражники же двери вновь на засов закрыли.
- А коли не согласятся? - Один хирдман спросил.
- Согласятся, - уверенно конунг молвил. - Какому ярлу еще охота будет на поле вкалывать, точно рабу последнему.
В дом возвращаться следовало, да сказать Хакону, чтобы к вечер приготовил для клятвы все необходимое. Хорошо было бы богов порадовать доброй жертвой.

Погребение. Тризна. Чистка мозгов Рогволду.

(совместно с Тельтиаром)


Солнце, поднимавшееся над мером, застало величественную картину: толпа людей на берегу одного из фиордов, собравшаяся вокруг небольшого драккара и нескольких жрецов, обряды необходимые справлявших.
Гутхорм-ярл, скрестив руки на груди, стоял чуть в стороне от корабля и, грозно нахмурив брови наблюдал за происходящим. не по душе ему было хороший корабль врагу отдавать, но суровая, словно северный ветер, необходимость вынуждала его не только сделать это, но и присовокупить к драккару богатое оружие и доспех, драгоценностей, да молодую служанку, согласившуюся быть женой Арнвинду в Валгалле.
Рогволд и Грютинг там же находились, за приготовлениями наблюдая. Великую честь оказывал Гутхорм убитому врагу, огненное погребение даруя - то всякий понимал, кто посмотреть на обряд пришел, кто-то из рядов задних славу Арнвинду кричал, другие молчали, ожидая слов жреческих. Торлейв возле ярла находился, мерийским жрецам церемонию доверив, но предупредив их, чтобы ничего дурного не удумали.
- Асы, я стою пред вами и мой отец стоит позади меня, и отец моего отца, мой прадед и деды моих дедов, весь мой род встал позади меня. Я вижу их, я помню их всех. Мои братья-воины были сильны, как сильны были их отцы и отцы их отцов, и все рода родов. Мы видим, мы помним их всех, - начала древнюю молитву служанка, на один час сравнявшаяся с любой смертной кюной. Один из жрецов достал факел, а два других обильно полили драккар и всё на нём маслом.
- Этого черепа даже не видно под той горой сокровищ, которые ты отдал мертвецу, - чуть улыбнувшись, прошептал Торлейв.
- Мой род со мной, а я иду с тобой, храбрый Арнвинд! - выкрикнула дева, поливя и себя маслом, во фляге малой припасённом, и старший жрец метнул факел. Одновременно с этим, дюжие молодцы уперли в борт драккра длинные шесты и умело вытолкали его дальше от берега. Ветер надул уже пылающий парус, и драккар вынесло дальше в море.
- Пусть люди видят не череп о котором столько всего слышали, а щедрость мою и справедливость, - тихо произнёс Гутхорм, потом выхватил из ножен меч и вскинул егов прощальном салюте.
- Хэйль, Арнвинд!!! - разлетелся над пляжем его рык, мгновенно подхваченный присутствующими.
Толпа зашлась в крике, никто до мига последнего не верил, что наместник Харальда, после стольких дней поругания, похоронит их конунга в священном пламени, дабы он смог вознестись в Валгаллу. И многие стали верить слухам, что люди Грютинга распускали. Медленно отплывал охваченный пожарищем корабль, с треском доски ломались, огнем подточенные, полыхали паруса и блестело в свете огней пляшущих золото, обреченное до скончания времен на дне морском покоиться.
- А сокровища - дело наживное, - совершенно спокойно сказал Гутхорм Торлейву, убирая меч обратно в ножны. - Нам важнее слава добрая
- И людишки покорные, - кивнул жрец Тора. - Теперь никто оспаривать права Харальда не станет.
Гутхорм молча кивнул и двинулся вслед за народом в усадьбу, во дворе которой тризну по Арнвинду справляли. Обильное угощение, меды хмельные, да пиво свежее уже ждали своего часа, загодя выставленные. Народ поминал своего правителя до самого заката, нанятый бродячий скальд (не чета конунговым, надос казать) несколько раз получил по морде и едва к Эгиру не отправился в котёл с пивом угодив, но собравшихся потешил.
Гутхорм пил и ел наравне со всеми, но не брал хмель сурового ярла, потому что загодя кусочек гриба тайного разжевал он, да проглотил, сделав пиво и мёд не хмельнее воды для себя. Смотрел он на гостей пьющих, едящих, дерущихся и орущих поминальные кличи, и сердце его спокойно было.
"Кажется, заживает тот нарыв, что Харальд своими словами да делами тут устроил", - думал ярл, с неодобрением глядя на Торлейва, без всякого стеснения лапающего служанку.
- Вечером ко мне придешь, - нашептывал ей на ухо седоусый жрец. - Я тебе оберег подарю.
Временем тем к ярлам пирующим жрецы Ньорда подошли:
- Уничтожены следы колдовства подлого, - один сказал, с облегчением.
- С миром ныне воссядет Арнвинд средь благородных предков, - другой добавил.
- Всё, как вы говорите, мудрые старцы, - подтвердил Гутхорм. - Теперь довольны вы традиций и законов соблюдением?
- Одно дело осталось еще, - старший сказал, когда младший уже было согласиться хотел.
- Которое? - очень правдоподобно удивился Гутхорм
- Касательно дочери Неккви и ярла вашего, Рогволда, - старик особенно выделил слово "вашего".
- Об этом деле помню и Рогволду уже всё как есть обсказал, - с интонацией. которую можно было чоень поразному истолковать произнёс наместник Харальдов, - так что теперь говорить об этом вам пристало с ним самим. Рогволд-ярл! - позвал Гутхорм. - Тут жрецы с тобой говорить хотят...о традициях и законах!
- Да? - Рогволд уже понял, о чем речь пойдет, а потому приготовился к разговору как мог. - Что за вопрос у вас, почтеннейшие?
- Славный ярл, надежду великую мы храним, что ты, следуя давним традициям, возьмешь в жены дочь коннунга Неккви Астрид, что ныне в доме твоем живет, - произнес старший жрец.
- Ибо то дело, угодной Асам, - младший добавил.
Гутхорм в беседу не вмешивался доколе, но слушал внимательно, страшась слово важное или момент для себя правильный упустить
- Асом угодить, то дело доброе, - в бороде пятерня ярла утонула. Не по нраву ему то было, но жрецов, судя по всему, Гутхорм поддерживал, а потому просто избавиться от них нельзя было. - Но пойдет ли конунга дочь второй женой за меня?
- Коли уже живешь ты с ней, как муж с женою, и то позор большой для тебя и рода конунгова, - не унимался жрец. - Не будет у нее иного выбора.
- И все же это не простую девку брать за себя, - с сомнением напускным сказал ярл Мера. - Конунг брак этот благословить должен, ведь я - его человек.
Припомнив слова Гутхорма, решил сын Эйстейна, что никогда не даст на тако дозволения Харальд.
- Харальд когда ещё приедет, - задумчиво произнёс Гутхорм. - Как бы дева на себя руки не наложила, коли уж такой позор, как ты, жрец, говоришь!
- На твоей душе смерть эта будет, - заметил служитель Ньорда.
"Одной больше - одной меньше, - подумал Рогволд. - Зачем я ее только взял?"
- Не наложит, за тем слуги мои следят.
- В отхожее место за ней ходят, да следят, какие травы она в поле собирает с цветами простыми вместе? - удивился Гутхорм, сам видевший, с какой неохотой приставленный к Астрид раб выполняет свои обязанности
- Если служителям Асов угодно - они могут отправиться в мою усадьбу и удостовериться в этом, - хмуро Рогволд отвечал.
- Вот это мысль верная! - прекрасно представляя, до какой степени каления доведут жрецы Рогволда, принявшись поучать его в его же усадьбе, поддержал ярла Гутхорм. - негоже тризну по воину храброму оскорблять делами повседневными.
Ярл повернулся к Торлейву, по другую сторону от него сидящему и спросил жреца, желая о предыдущего разговора уйти:
- Скажи мне, служитель асов, хорошо ли тебе служанка постель застелила вчера? Всем ли доволен?
- Да, - Торлейв пиво с усов ладонью и широко улыбнулся. - Вот уж застелила, так застелила!
- Надо будет к себе её нынче ночью позвать...пусть и мне застелит, - задумчиво проговорил Гутхорм, куда менее довольный ночью прошедшей.
Жрец, только отправивший в рот кусок жаренной свинины едва не подавился.
- В уме ли ты, ярл?! - кашляя спросил он. - Это ж она утром на корабль взошла!
Гутхорм, не удосужившийся даже узнать имя супруги Арнвинда и полностью сваливший этот вопрос на Торлейва, покраснел и запил пивом.
- Эх, жаль! Ну, тогда пусть ему хорошо...застилает! - сказал он весело, а сам подумал:
"Уже и мертвецы сгнившие меня обходят, что же за невезенье?!"

(с Тельтиаром)

Мяса у старика было не слишком много, поэтому он его на стол ставить и вовсе не стал - принес каши яменной, да хлеба немного:
- Ты уж не обессудь, что холодная, - развел он руками, точно гость мог что-то увидеть. - Так вот и живу, будь оно неладно.
- Ничего, не мне привередничать, - отозвался Эгиль, да за еду принялся. Волк с тоской на хозяина дома поглядел.
- Вот оно как, у старого викинга в доме уже еды приличной нет, - альвхеймарец, рядом севши, тоже ложкой работать принялся. - При Гандальве такого не было, а теперь - ярлы эти совсем жизни не дают простому люду.
- А что тут у вас вообще творится? - полюбопытствовал слепец. - Как времена переменились?
- Да вот как увел войско Гандальв на Харальда этого, все и началось, - прокряхтел старик. - Слухи пошли, будто сгинул конунг, тут власть каждый себе урвать захотел да богатства, так в глотки повцеплялись, что псы цепные бы позавидовали. Правильно конунг сделал что Хильдена повесил - из-за него едва вовсе усобицы не случилось.
- И кто теперь Вальдресом владеет? Слышал, что некий Хьярти тут власть имеет...
- Его Гандальв, долгой жизни ему, здесь поставил заместо мятежника, так Хьярти этот - что турс злой и как цверг жадный, - в сердцах бросил хозяин, стукнув по столу ложкой. - Ему повсюду мятежи мнятся, охрану себе завел немалую, по деревням ездит - предателей ищет...
- Дурное дело, - нахмурился Эгиль. - Часто, коль ищут - так и находят везде, где их и сроду не было...
- Ну так, меня, волка старого, не трогают, - вздох тяжелый издал он. - А вот иных до сих пор на колья нанизывают. Любит Хьярти забаву эту изуверскую.
- И что ж, никто слов поперек не говорит? - будь глаза зрячими - сверкнули бы наверное. - Хотя, сказал ты про охрану... с которой, видно, не расстается.
- Да... хотели конунгу было донести, так уплыл конунг - за невестой уплыл и не вернулся, а наместнику его - Асгейру Хьярти этот, песий сын, как брат родной!
- Про Асгейра я тоже недоброе слышал, - заметил слепец.
- А кто ж про него не слышал, - даже усмехнулся старик. - Он возвысился сильно, после того, как Гандальв сына потерял последнего, Хаки - труса. Говорят - коли новых не приживет, быть Асгейру над нами конунгом.
- Дурное будущее, - вздохнул Эгиль, отправляя в рот ложку. - А как так стряслось, что мяса на столе нет? Леса же рядом, и вроде дичь там не перевелась...
- Дичь всю Хьярти своей обьявил, - зубами скрипнул викинг. - Кто мяса желает - платить ему должен.
- Да как это? - вскинул брови слепец. - Один он в лесах охотится?
- С друзьями, - махнул рукой хозяин, словно говоря - пропащие то люди. - Соберет человек десять верховых с собаками и забавляеться.
- То охотятся, и никого не пускают, то по деревням предателей ловят... - протянул Эгиль. - Да. Нелегкая жизнь...
- Спасибо Харальду, были у нас раньше славные ярлы - все на войне сгинули, а новые - не чета прежним, о себе только пекутся.
И еще с полчаса поговорили они, прежние времена с нынешними сравнивая. А потом распрощался Эгиль со стариком, поблагодарил за гостеприимство, да дальше отправился. Только по дороге он шел, пока деревня из виду не потерялась; а там и в лес свернул.

Фиорды. Хильд.

Берег оказался дальше, чем казалось, потом она ошиблась и почти по шею ухнула в холодную воду, пытаясь дотащить лодку до берега. Платье намокло сразу же и потащило ко дну, благо глубина позволяла стоять и не тонуть. С трудом передвигая по каменистому дну ноги, Хильд вытолкала свою суденышко на берег и задыхаясь упала на прибрежную гальку. Кашель рвал легкие, горевшие как после долгого бега. Мерийка почти потеряла сознание.
Она не обращала внимание не волны, что накатывали на ее тело. Она не обращала внимания на Малыша, пытавшегося вытащить ее на берег.
- Эй, ты глянь, рысь! - Чей-то голос раздался. - Сейчас девку задерет! Батя, стреляй! Да стреляй же!
- Погодь, дай прицелюсь!
Стрела со свистом вонзилась в землю рядом со зверем.
Малыш возмущенно мяукнул и поднырнув под руку Хиль постарался побыстрее вытащить ее на берег. Но в глупой звериной голове никак не находилось решения для второй проблемы, как закрыть ее от оружия.
- Да что ж он, заговоренный! - В сердцах бросил мужчина постарше, снова натягивая лук. - А ну брысь! Брысь тебе говорят!
В ответ раздалось мяукание. Жалобное такое. Малыш ткнулся мордой в плечо, а затем в лицо девушки и вновь поднырнул под руку пытаясь ее вытащить.
- Дай-ка я! Щас зверину завилим - видал шкура какая! - Второй, помоложе, тоже натянул лук, но зверь как будто издевался над ними - и снова остался невредимым. - А когти - во! Я ожерелье Вигдис подарю из этих когтей - славный оберег будет.
- Болтай поменьше - стреляй почаще! - Охотник, прищурившись, натянул тетиву вновь. - Девку разглядеть можешь?
- Да она мертвая уже поди, кошак-то дикий.
Малыш и не думал сдаваться, лишь радостно замурчал услышав легкий стон со стороны Хильд.
- Один, Повелитель Дикой Охоты, даруй свою меткость, - помолился старший охотник, прежде чем спустить тетиву. То ли молитва помогла, толи он сам пристрелялся - но острие угодило в плечо зверю.
- Нееет, - раздался со стороны девушки то ли стон, то ли всхлип, то ли крик. Малыш зашипел, но продолжил спасать свою хозяйку, казалось сама Фрея придавала ему сил, раз не дал Один ума охотникам.
- Эй, она жива еще! - Молодой закричал, побежав к берегу. - Отец, стреляй, что ли!
- Постой сынок! - Тот снова натянул тетиву, пытаясь снова попасть в хищного зверя. Сын его, тем временем уже близко был и кинжал вынул.
- Не трогайте Малыша, - прошелестел голос Хильд.
Она даже приподняться попыталась, чтобы защитить рысь собой.
И едва не захлебнулась. Младший охотник, не разобрав, что она сказала, приближался быстрыми шагами, перекидывая нож из руки в руку. Еще одна стрела оцарапала зверю бок - отец боялся попасть в сына.
- Брысь я сказал! Убью! - Процедил тот, что с ножом. - Оставь ее!
Малыш жалобно мяукнул, ласково потеревшись о лицо Хильд, едва услышав родной голос. Он не хотел уходить, он не мог бросить хозяйку, потому просто лег в воду рядом с ней,в попытке согреть своим теплом.
- Лааадно, - нападать на опасного зверя фиордец не спешил, но - уходить тот не хотел, а ожерелье и подбитый мехом плащ - наоборот очень хотелось. Поэтому молодой охотник рванулся вперед, вложив силу в один удар - сверху вниз, в затылок рыси.
Мылыш как выпущенный из пращи взвился в воздух и зашипев отпрыгнул. Хальд как раз повторила попытку встать, твердя одно:
- Оставьте его в покое. Это моя рысь.
- Да ну? - недоверчиво приподнял бровь охотник, не выпуская зверя из поля зрения. - Еще скажи - не кусается.
- Если меня не пытаться обидеть, то не кусается, - шептала Хильд. - Он же у вас помощи просил, а вы его убить пытались.
- Ты случаем умом не повредилась, девица? - Рассмотреть ее он сумел только сейчас - возможно когда-то это лицо было красивым, но сейчас а нем отложился отпечаток всех пережитых невзгод.
Второй охотник, что дальше был, очередную стрелу выпустил, теперь уже прицельно, раз уж сумел сын рысь отогнать немножко. Вырвался рык из пасти зверя, когда клюв каленый в бок ему угодил.
- Тронулась, что помощь от вас принимаю, - Хильд отпихнула от себя охотника, откуда только силы взялись. - Ничего, Малыш, я сейчас. Доберемся до Фиордов, я у брата лекарей потребую. Эх, был бы Аудбьерн жив...
Говоря все это, девушка подошла к Малышу да стрелы древко сломала, оторвала от изрядно промокшего платья полосу ткани, да поднатужившись наконечник и выдрала из кота. Тот только взвыл от боли, но хозяйку не тронул. Прижав к ране ткань плата с головы сорванного она быстро замотала рысь, забинтовав.
- Вот видишь как Аудбьерн людей своих распустил, жаль погиб брат высказать некому, - продолжала говорпить с котом Хильд. - А то бы я ему все сказала, что я думаю о происходящем. Меня он тут учил, а сам-то...
- Аудбьерн? - Вытянулось лицо охотника.
- Эй, отойди от зверя, - стрелок прокричал. - Он же раненый - взбесится!
- Не взбесится. Если бы вы идиоты меня слушали до ранений ине дошло бы. А так попортили подарок вашего конунга погибшего сестре его, - уже более менее твердо ответила стрелку девушка.
- Что? - Оскалился младший. - Ты кто такая?
- Развелось конунгов, спасу нет, - старший хмыкнул. - Как Аудбьерн помер, каждый сам себе конунгом стал.
- Хильд я. И Мера Южного, - она не упадет, она сцепила зубы и держалась. От этого зависела жизнь Малыша.
- Ты гляди - она Хильд! - Охотник рассмеялся, поняв, что раненый зверь нападать не станет. - Отец, и вот за это чучело Олаф жизнь свою отдал?!
Хильд мимо ушей фразу охотника пропустила. Пусть думают, что хотят. ее волновало три вопроса: она на свободе во Фиордах, Малышу плохо, ей тоже не очень хорошо.
- Ну что, - задумчиво произнес лучник. - Сынок, ты еще насчет плаща и ожерелья не передумал?
- Не, - помотал головой юноша. - А с этой что делать?
- Зависит от того, правду она говорит или нет.
- Убьешь рысь, будут у тебя проблемы с конунгом твоим. А то глядишь Харальд придет, - усмехнулась девушка. - Попрошу брата тебя не защищать боле, сам от агдирца отбивайся.
- Ладно, подождем, пока зверюга сама сдохнет, - сплюнул охотник. - А ты нам не угрожай - коли наградить можешь за спасение - то дело иное а так...
- О, Боги, неужели тут всех Локи околдовал. Сказано же тебе - сестра я конунгу твоему, - закрыв собой Малыша Хильд ответствовала. - Коли доставишь меня с Малышом к нему он тебя щедро наградит. Без Малыша - награда уменьшится вдвое.
- Конунга имя назови, - велел мужчина.
- Вемунд, - ответила Хильд. - Еще вопросы будут? Или тебе про Неккви, дядю моего рассказать, про Арнвинда, про Аудбьерна, про Сельви тоже? Еще про каких родственников спросишь?
- До мертвецов нам дела нет, Вемунд же не конунг еще - его тинг не поддержал.
Но сказано это было уже без недоверия.
- Отведем ее к лендрману? - Предложил сын. - Пусть разбирается.
- Поддержал не поддержал, а он конунжьей крови и брат мне, - едва слышно Хильд пробормотала.
- Ладно, бери ее, - махнул рукой отец и сын, убрав нож, перекинул девушку через плечо, да потащил от берега к селению.
- Как бы меня моя Вигдис не увидала вот так, - пробормотал охотник.
- Малыша не забудьте, - воскликнула Хильд. - За него вам столько же сколько и за меня заплатят.
- Сдаеться мне - шиш что мы получим, - скривился отец, подходя к зверю с кровавой повязкой на боку. - Иди сюда, скотина.
Малыш открыл глаза и тихо мякнул, с тоской посмотрев вслед хозяйке. Ему не было дела до подошедшего человека. Он попытался встать, но лапы разъезжались на мокрой гальке. Повязка медленно пропитывалась кровью.
- Иди сюда, я сказал, - повторил охотник.
Кот недоверчиво посмотрел на человека, но решив, что тот больше не опасен, закрыл глаза и тихо ждал, что сделает охотник. Двигаться он практически не мог, хотя если бы его поставили на лапы, может и пошел бы дальше.
Тем временем Хильд оставили последние силы, подаренные тем шоком, что она испытала, увидев раненного Малыша. Мерийка провалилась в темную бездну без света и мыслей, повиснув безвольно на плече своего спасителя.

(с Тельтиаром)

Гокстад. Асса и компания
С Тельтиаром

Время утекало: хоть и неспеша, но неумолимо. Так бывшая когда-то юрким ручейком речка, раздувшаяся от весеннего половодья, катит свои мутные воды навстречу поросшей мхом каменистой неизвестности. Асса обжилась в Гокстаде, и уже через тридцать лун было невозможно поверить, что она когда-либо покидала почерневшую и покосившуюся от времени усадьбу, да и гокстадцы быстро вспомнили, какой сварливый нрав у их старой кюны. Если в Сарасберги Асса придерживала и язык, и руки, памятуя, что любой ее ошибкой не преминет воспользоваться ненавистная Рагхильда, то здесь, вдалеке от злых ушей, равно как и от интриг и борьбы за власть, она бушевала почем зря. Ни дня не проходило без того, чтобы она не побила своим посохом недостаточно расторопного слугу или не накричала на не слишком ревностно оберегавшего ее покой хирдмана. И даже верный Тьодольв старался лишний раз не попадаться старой кюне на глаза.
Хуже всего приходилось крестьянам, которые частенько приходили к "мудрой кюне" кланяться и просить, чтобы та рассудила их мелкие тяжбы. Асса же исходила желчью, едва заслышав о свинье, опоросившейся от соседского хряка, да о неподеленной меже. Дела она решала кое-как, и больше кричала, чем говорила по существу. Однажды она и вовсе велела Каменной Башке вытолкать неудачливых просителей из ее усадьбы в шею. После этого в народе пошли слухи, что их владычицу не иначе как Локи попутал и что старая кюна тронулась умом.
Чтобы хоть как-то умаслить Ассу, гокстадцы устраивали для нее богатые пиры да по три раза на неделе растапливали баню. И без того изрядно обрюзгшая на склоне лет кюна вконец разжирела на богатых харчах, и оттого переставляла отяжелевшие ноги с превеликим, даже когда опиралась на свой посох и твердую руку молчаливого Тьодольва. Все труднее становилось Ассе просыпаться по утрам, все чаще жаловалась она на усталость, на ломоту в костях и на непрестанную боль в сердце, но горше всего - на скуку.
Единственное, в чем усердна была старая кюна в те дни, так это в собирании слухов и сплетен. Она разослала разведчиков во все стороны от Гокстада, отправила гонцов в Сарасберги и в иные города земли норвежской, и ни дня не проходило без того, чтобы кюна не получала какую-либо весточку из ближних и дальних краев. Донесения эти они выслушивала с таким пристальным вниманием, словно остались они для нее единственной в мире отрадой.
А земля норвежская слухами полнилась...
***
Не было у Торварда никакого желания с кюной результаты поездки своей обсуждать, да ведь и избежать разговора не получилось бы - итак долго тянул с этим, иные дела неотложные делая. Но вот и в усадьбу гокстадскую придти пришлось. Старался старый лендрман держаться так, словно все в порядке полном в Вестфольде и то - лишь его заслуга исключительная. Асса вороной черною нахохлилась, едва лендрмана в дверях завидев. Недоброе сулил взгляд ее, из-под седых бровей на Торварда брошенный.
- Долго собирался ты ко мне, Торвард-воин, - проговорила старуха голосом сухим, - аль в пути чего задержало?
- Дела, матушка-кюна, все дела державные, - прокряхтел лендрман. - Земля-то сия обильна, за ней пригляд нужен
- И как, с толком ли ты за ней приглядываешь? - подалась вперед Асса так, что почудиться на мгновение могло, что через миг старуха черной птицею на овина с клекотом наброситься. - Доходили до меня слухи, что неспокойно на юге и на востоке от Гокстада, аль не слышал ничего про это?
- Было дело, не скрою, - нехотя ответил Торвард. Все-то старуха знает, ничего ушей ее не минует. - Разбойнички там объявились.
- Рассказывай, рассказывай, - закивала Асса. - Какое лихо на восток Гокстада обрушилось, как ты с душегубами управился, все, будь мил, рассказывай без утайки.
- Христиане-то, государыня, - скривился старик.
- Христиане, - задумчиво покачала головой Асса. - И что же - скот режут, дома жгут, людей в свою веру обращают?
- Обращают, - кивнул Торвард, кулаки сжав. - Пару деревень склоняли к своей подлой вере, добрых хирдманов убили, а скот - скот увели, окаянные.
- Страшные дела творятся, - скорбно запричитала Асса. - И что же ты, Торвард, воин великий, слуга Тора-громовержца, укротив нечестивцев, отмстил за невинно загубленных, вернул к вере праведной на дорогу лихую уведенных?
- Испугались разбойники гнева сынов Одина, - торжественно провозгласил Торвард. - Разбежались все.
- А может, попрятались только? - парировала Асса. - Что же ты, не пытался их выискать?
- Уж все приграничье обыскали, кюна!
- И что, ни следочка? - та впервые за весь их разговор искренне удивилась.
- Все что были - к Хейдмерку ведут или Вингульмерку, коли те свернуть с дороги решат, - отвечал лендрман. - Но там уже не наши владения.
- Плохо, значит, искал, - заключила Асса. - Вот что, Торвард-воин, как хочешь действуй, хоть кольцом извернись, но через тридцать лун хочу я видеть нечестивцев пойманных и вон на том дубу повешенных.
И указала кюну лендрману на окно, где виднелось дерево огромное, во все четыре стороны ветви свои крючковатые развесившее.
- А ежели они в Вингульмерке? Ежели свеи то за нападение примут?
- Пропроси у Локи хитрости, может, надоумит тебя бог-обманщик, - рассмеялась-раскудахталась кюна.
"Скорее я попрошу у Одина скорейшего возвращения конунга" - скрипнув зубами, поклонился лендрман. А Асса взмахнула сморщенной рукой, на свободу его отпускаючи.

Мер. Гутхорм-ярл.
_____________________________

Тем временем в Мере дела на лад шли. Диву дались (как проспались) бонды тому. какую тризну по врагу закатил Гутхорм и насколько богатые дары ему принёс, и увиделось им, что действительно ярл этот справедлив и о земле радеет. Потому и бунтов больше не было и еды в усадьбу вдоволь из деревень привозилось, а однажды утром, слуга оторвал Гутхорма от правИла воинского ради дела важного - люди пришли...
Мысленно застонав, ибо ничего, кроме новых трудностей от людей он уже и не ждал, ярл накинул рубаху из льна грубого, отложил меч и вышел к воротам. "Люди мёрские", о которых говорил слуга, оказались стайкой человек в двадцать вчерашних мальчишек - только-тоько первый пух над губой верхней наметился.
- Поздорову тебе, славный ярл! - приветствовал Гутхорма один из них, негласно старшим выбранный.
- И вам не болеть, добрые молодцы, - немного удивлённо ответил им Харальда наместник. - Какое дело привело вас ко мне столь рано. Случилось чего?
- Не случилось, ярл, всем довольны и тебе за справедливость твою благодарны, - парень запнулся. набрал в грудь воздуха и выдал, едва не одним словом: - Служить в дружине твоей хотим!
Вот чего-чего, а такого суровый и закалённый воин не ожидал. Он и сам хотел говорить с местными вождями о том, что в войско конунгово люди нужны, но вот чтобы так, сами! Воистину, верным было дело с тризной по Арнвинду!
- Сами пришли или посла кто? - ловя себя на том, что уже оценивает юнцов спросил Гутхорм нарочито сурово.
- Староста Орм клич бросил, дескать, ярлу Гутхорму воины нужны...вот мы и пришли, - то краснея, то бледнея рассказал юнец. - Не обидь, ярл! Мы тебе служить будем, что отцу родному!
- Хорошо же...пойдём на двор, посмотрим, годны ли вы, - ответил Гутхорм и улыбнулся хищной улыбкою.
Во дворе, в углу были сложены мешки с песком, да землёй, которыми воины дружины силу рук своих проверяют да поддерживают.
- Мешки видите? - спросил Гутхорм. - Взяли каждый по одному на плечи и бегом вокруг усадьбы. Заодно и я с вами пройдусь.
С этими словами ярл первым взял мешок, взвалил его к себе на плечи и двинулся к воротам. За ним потянулись и остальные. Бывалый воин, привычный к долгому бою в хорошей клёпанной кольчуге может бегать вот так столько, что и считать устанешь, юнцы же и четырёх кругов не продержались. Точнее, они бы продержались, да только Гутхорм ни смерти, ни увечья их не хотел, а потому остановил. Бросивши мешки, все они на землю попадали и дышали, ровно рыбы на берег выброшенные.
- Слабы вы, - сказал Гутхорм насмешливо, - но упорны. Не остановил бы я вас, так ведь и бегали бы, пока о кишки изо рта выпавшие не споткнулись бы, так?
- Так, - слабыми голосами и в разнобой подтвердили юнцы.
- Ну и дураки! - сплюнул Гутхорм. - Живыми вы куда олее пользы принесёте. Но работать с вами можно, так что, встали, взяли мешки и во двор, да сложите, как лежало, а не бросайте абы как!
Сам ярл во дворе оказавшись, ад мешок свой в угол метнув десницей могучей подозвал одного из дружинников, да велел ему:
- Ульв, возьми слуг, да прикажи им в дружинном доме те две комнаты, что рядом с вашей спальной освободить, да шкур туда притащить.
- Никак новые пришли? - удивился дружинник. - Да,Ульв, так что давай быстрее!
Хирдманн коротко кивнул и убежал поспешно наказ исполнять, Гутхорм же посмотрел на юнцов, уже вставших и выжидательно глядящих на него и усмехнулся. Можно было с ними работать, ой можно!

Ранрики. Харек Коннунг.
Дни шли за днями, Харек разъезжал по своим новым владениям, проверяя, хорошо ли обустроились беженцы из Гиллисберга на новом месте, и нет ли каких-то притеснений бондам. О пиратах с островов пока слышно больше не было, но Хареку было хорошо известно, что не до всех морских разбойников он смог добраться, и много еще волков моря хищно рыскали между берегами данскими и владениями Харальда, нападая на снеки и когги купцов.
Более всего радовало то, что местные умельцы быстро учились у ирландцев музыке, быстро усваивали как играть на арфе, и даже свои мелодии стали придумывать. Послущать их игру съезжались не только со всей округи, но даже из соседних стран. А на пристани в Виккене все еще стучали топоры плотников, надстраивая и сраширяя причалы, строились новые корабльеные сараи и гостинные дворы. Там Харек задумал построить торжище взамен сожженного викингами Каупанга. Уже его посещали купцы из земель данов, саксов, фризов, не говоря уже о вендах и далекой Руси, откуда был родом его друг Эйнар и немалая часть его дружины.
И вот однажды прибежал к нему хирдман запыхавшийс яот долгого бега.
- Коннунг, там корабли! Боевые...
- Чьи корабли? - спросил Харек с тревогой.
- Не наши... -пробормотал отрок. У них паруса в крсано-желтую полоску, а наши или красные с белым, или синие с белым, или синие с красным...
- Венды? - предположил Харек.
- Кто их знает... -ответил отрок, пожав плечами.
Харек поспешно облачился, надев кольчугу, шлем, прицепив поножи, повесил наспину щит, одним движением повесил на пояс секиру, и второым движением повесил через плечо перевязь с мечом из франкской стали. На берегу уже собралась дружина. Купцы поспешно тащили свое добро с кораблей, пришвартованых у причала, к корабельным сараям, а их охрана уже стояла плечом к плечу с хирдманами Харека. Чужие драккары шли к пристани клином, на носах и на корме были фигуры птиц счеловечьими голвоами или головами не то соколов не то орлов. а то и цельные фигуры хищныхптиц с распростертыми крыльями. На флагманском корабле возле мачты стоял большой деревянный ситукан с четырмя ликами...
- Это не венды... -пробормотал Ярослав. - Это русь. Свеи называют их ругами. Это их князь Рюрик пришел править в наш Хольмгард.
- Что они здесь забыли? - спросил Харек удивленно. Про ругов он слышал только тех кто живет в Рогагланде, в земле норвежской, и что правит ими Сульки, недавно отобравший у Харальда Западный Агдир.
- Кто их знает? Может просто пограбить пришли... Я слышал что они пару лет назад Бирку ограбили в земле свейской.
Один из кораблей - тот что был самым главным причалил прямо к причалу. На носу показалсявитязь в чешуе, с головой сокола на крылатом шлеме. Знаками он явно давал понять что хочет говорить.
Харек приблизился к причалу.
- Мы прибыть от сраны ругов! - кричал он. - Сдавайтесь и мы оставим вам жизнь и какое-то имущество!
- А кто ты такой, чтобы требовать это у меня, Харека, ярла Ранрики? Я служу Харальду, конунгу Северного пути и всей земли Норвежской. Кто ты такой, чтобы бросать вызов всей Норвегии?
Ответ Харека явно обескуражил предводителя незваных гостей.
- Я Свентослав, брат Радегера, конунга ругов. Но имя твое слышу впервые.
- Я новый конунг Ранрики. Этим летом я пришел сюда с дружиной. и меня выбраол тинг. Если у тебя есть счеты к пежнему конунгу. можешь спросить с него в стране мертвых, куда его отправили с почетом.
Было видно, что руг разбирает слова Харека с трудом, и стоявший с ним рядом воин что-то ему растолковывал. Все таки наречия урман и свеев значительно отличались, и хотя они и понимали друг друга без толмача, другие понимали их большим с трудом.
Ярослав выступил из-за спины Харека, и что-то прокричал на языке русов. Ему с изумлением ответили.
- Что ты им сказал? -спроисл Харек.
- Я сказал им что я говорю на языке русов и на языке урман и могу быть куда лучшим толмачом. -ответил Ярослав.
При посредничестве Ярослава разговор пошел куда оживленнее.
- Прежний ваш правитель дерзко напал на наши земли, когда мы были в походе на саксов, и разграбил наше святилище. Три года мы искали того, кто осквернил храм нашего бога, и увез оттуда имущество, посвященное ему. Из-за этого ан наш земли обрушились неурожаи. Мои воины изголодались по крови врагов, и если ты не вернешь сокровище храма по доброй воле, мы сожем твои владения и не оставим от них камня на камне.
Горизонт почернел от количества кораблей.
- У них тут драккаров не мнеьше сотни... -пробормотал Лиам. - У них не менее трех тысяч человек войска. У нас едва ли пять сотен сейчас здесь наберется. Постарайся протянуть время, пока мы бросим клич и соберем все дружину. хирдманы наши сейчас урожай собирают...
- Сойди на берег, и говори со мной. как подобает двум властителям. Я мало что знаю о делах худых и добрых, которые совершил мой предшественник, но если вы явились лишь за тем, что принадлежит вам по праву, и не будете претендовать на большее, то мы еще можем уладить дело с миром. Иначе месть конунга всей Норвегии обрушится на твою землю и твой народ. Подумай, стоит ли разорение твоей земли и исстребление твоего народа сокровищ храма твоего бога. Если ты надйешь эти сокровища в моей сокровищнице, я позволю тебе их забрать и отпутсить тебя с миром.
Повисло молчание. Затем руги стали долго между собой совещаться. иногда переходя на ругань и перепали. Особенно отличлся один пузатый викинг, с ромейским плащом на плечах. и арабским поясом с золотыми бляхами. неистово размахивающий булавой, и показывающий ей на берег в сторону строений. Предводитель ругов что-то на него средито крикнул, и пузан тт же заткнулся.
- Что-то слабоват их бог, если свои сокровища не смог уберечь, - сказал Ярослав с ехидцей. - Вот отец Паисий нам сказывал, как еще во времена отца вашего Харальда корабли русов подошли к Миклагарду, и тут внезапно поднялась буря, и разметала корабли их. А тех кораблй было так много, что их ряд был от горизонта до горизонта...
- Только этим о том не говори - сказал Харек, - ни к чему нам сейчас их злить. У нас и правда тут воинов едва несоклько сотен наберется, а этих не одна тысяча. Хорошо если день только продержимся. Все равно подкреплений мы не успеем дождаться. И купцам, которые к нам сюда торговать приплыли, и под моей защиойо здесь находятся, тоже достанется. И будет на мне пятно позора посмертное.
Наконец руги пришли к согласию, и их предводитель что-то прокричал на своем языке.
- Он говорит, что готов сойти на берег с небольшой свитой, полагаясь на твое честное слово, и обсудить с тобой условия замирения. Но предупреждает, что если что-то с ним случится, его молодцы разнесут тут все.
- Я согласен обсудить с тобой наши разногласия и придти к соглашению - ответил Харек. - Я не повинен в том, что совершил тот, кто правил здесь прежде меня, и отвечаю только за себя.
- Я беру с собой тридцать лучших своих дружинников. - сказал предподитель ругов. - Ты знаешь что с тобой будет, если ты нарушишь уговор.
- Знаю. -ответил Харек.
С борта драккара были перекинуты доски, и гуги сошли на причал. Тридцать дружинников и три телохранителя, все в чешуе покрытой золотом, ослепительно блестевшей на солнце, а впереди них чинно вышагивал Свентослав.
- Покуда войны меж нами нет, могу ли я пригласить вас в дом на трапезу, и там обговорить наши дела? -спросил Харек.
- Хитер ты, конунг. - призрительно произнес Свентослав, стиснув зубы. - Или не знаешь ты, что если я преломлю с тобой хлеб, то уже не смогу полнять на тебя руку. Я пришел за тем что принадлежит моему народу.
-Тогда оставь твоих грозныхвитяей здесь, и возьми с собой только троих, и я возьму с собйо только троих. В моем погребе много сундуков. Вот ты и укажешь, которые из них в твоем храме были.
Предводитель ругов угрюмо кивнул. Он явно не ожидал такого исхода. В его взгляде было удивление смешаное с презрением. По его мнению Харек должен был бросить ему вызов и дойстойно умереть, даже если на одного его воина приходилось десять закаленных в боях викингов.
В молчании они спустились в погреб, где хранилась казна конунгов Ранрики. Свентослав внимательно соматрвиал все сундуки. Затем он уверенно ткнул паьцем на один изх сундуков, на котором было выгравировано изображение сокола. Затем еще на один, и еще
...
Итого набралось сорок сундуков с изображением сокола на крышке. скрипел зубами от досады, ведь он не думал что тут так много чужого добра, награбленного его предшественником. Но лучше было лишиться этих сундуков, чем потерять Гиллеад, которая скоро вот должна родить, и подвергнуть разорению весь Виккен с его корабельныи сараями, причалами, гостинным двором и купцами которые доверили ему свою жизнь и имущество.
Чтобы вынести все эти тяжеленные сундуки, обитые железом и медью, пришлось позвать на помощь и всю свиту Свентослава, и хирдманов Ратибора, и даже соратников Лиама. Кроме того, Свентослав обнаружил ритуальное копье, меч и чашу, котрорые он сам торжественно принял из рук Харека и передал на свой корабль. После этого предводитель ругов любезно согласился воспользоваться гостеприимством хозяина. и тем самым гарантировать ему неприкосновенность его владений и имущества. Вначале предподитель Ругов требовла еще и выкуп, но Харек молча показал на то что у него осталось, и добваил что только сразившись с ним один на один и победив его в честном поединке можно требовать с него выкуп как с побежденного. Свентослав некоторео время молчал, и неожиданно уступил, видимо сообразив что если он проиграет бой, то будет опозорен перед всем многочисленным войском. Тогда он намекнул, что ограничится хторошим подарком в виде несокльких приятных безделушек, после чего заполочил от Харека роскошный пояс с ромейской пряжкой и сундук с ромейским шелком.
За столом незваные гости уже пировали как и в чем не бывало, рассказывая что они повидали в пути. Харек рассказал о своем столкновении с Эйриком Свейским. Как он выяснил, именно на свеев у ругов были немалые счеты. и эти два народа почти регулярно "обменивались любезностями" регулярно грабя владения друг друга. Предшественник Харека просто уданчо воспользовался моментом, внезапно напав на город ругов Рарог пока основная его дружина грабила Бирку. Стражи храма Радегоста сражались отважно но плаи все ло единого, потому что их было всего около пяти сотен, в то время как у викингов было не менее трех тысяч человек. После этого набега большую чатсь города пришлось отстроить заново. Рассказ про то что они оказывается на север отсюда лежат новые владения эйрика Свейского, а его самого там нет, сразу воодушевили их на новый поход.
К вечеру вся флотилия отчалила, взяв курс на север- на Вингульмёрк и на Вьярмаланд. После такого набега Эйрику уже будет не до них...

Эйрик Свейский. Home again|Снова домой

Без малого с пять недель в дороге провел Эйрик-конунг со своей дружиною, повторяя путь, что проделал он до Вингульмерка, но теперь в обратную сторону. В пути беспокойно было конунгу - ведь остался Свен Черный Молот в Гиллисберге, а на него хоть и возможно было положиться, но не без опасений, что в приступе ярости внезапной таких дел он наворочать может... вовек не разгребешь. Да и с разбойниками теми, что покой нарушали, управится ли он? Эйрик, конечно, помощи у Харека попросил (стиснув зубы и мысленно проклятья тому посылая, но все же), однако не было у владыки свейского твердой уверенности в том, что не сделал он только большую ошибку...
Но грела его одна мысль - когда вдали от костра осенний холод ночью пробирался под кольчугу, немилосердно жаля; когда кони останавливались у какого-нибудь озерца, больше похожего на грязную лужу, на водопой; когда рассветное солнце распускалось кроваво-красным цветком на бледном небе, - грела его мысль о том, что не за горами уж дом его, и любимая супруга, и дети, наверняка уж успевшие хоть немного, да повзрослеть.
Даже самый суровый викинг, руки которого по локоть красны кровью врагов, а верный меч покрыт зазубринами в сражениях; победы которого бессчетны, как и кубки, выпитые им до дна, - даже он порой думает о том, как хорошо было бы однажды вернуться в такой дом, пусть даже не самую богатую усадьбу, где ждала бы жена, дети... где ждал бы хоть кто-то, и неважно, с победами или без. Другое дело в том, что такой дом есть не у всякого.

Вечером поздним, когда Сванхильд собиралась уж детей спать укладывать, услышала она шум во дворе да громкий говор людской. Нахмурившись, вышла на крыльцо владычица, выговорить расшумевшимся слугам желая, как вдруг...
- Сванхильд! - это Эйрик сам, спешившись, подбежал к ней, подхватил на руки.
- Ты... ты ли? - выдохнула женщина, не веря глазам своим. Сколько же времени прошло с их расставания?.. Около года ведь, должно быть. Она успела уж потерять счет дням, да и месяцам, смирившись с ожиданием и только изредка получая какие-то известия, обрывки слухов - мол, уже и до Западного Гаутланда дошел конунг свейский, в Вингульмерк направился... Весточки от самого Эйрика приходили редко, куда реже, чем ей хотелось бы. Но вот за долготерпение свое, за бессонные ночи она была вознаграждена.
- Кто же, как не я? - рассмеялся Эйрик, целуя жену в щеки, в лоб, в кончик носа. - Спят ли дети? Хочу видеть сына с дочерью... расскажи мне, Сванхильд, как они? Подросли без меня?
- Конечно, - улыбнулась женщина. Она хотела уж попросить мужа, чтоб опустил ее на землю, да вместе с ней к детям отправился, но те уже сами прибежали на звук голосов...

Пока воины его спать улеглись с дороги (пир праздничный решено было на следующий день устроить), сам Эйрик, вдоволь с сыном да дочерью натешившись, подождал, пока уснут они, а после в спальню вместе со Сванхильд направился.
- Я думала, рассудка лишусь здесь без тебя, - вполголоса молвила женщина, на край кровати садясь.
- Да... давно я не был дома. Но не дело это для конунга - в усадьбе сидеть.
- Не дело, - грустно улыбнулась она. - Однако и о семье забывать...
- А я и не забывал, - покачал конунг головой, сел с супругою рядом да прильнул устами к ее устам, обняв крепко.
... А минутою позже осторожно затворил дверь он покрепче и задул единственную свечу в комнате.
- Скучал я, родная, - шепнул Эйрик в ухо супруге, нежно белую шею ее поглаживая, - и не поверишь, как скучал...

Сарасберг. Кюна _доброта-неземная_ Рагхильда

Спокойна была ночь да радостно утро. Кюна велела на стол накрыть, умылась и села за еду. Много забот у правительницы, много дел, да все равно время для скуки находится. Вот и брала она с собой за трапезу девку-служанку, которую больше всех любила и которая ее вечно сопровождала. Девка та, пока кюна трапезничала, сплетни ей рассказывала да истории народные, про дела свои да про подружек. Раньше боялась она Рагхильду, тиха была с ней и скромна, но потом, пообвыкнувшись со своей госпожой, которая с ней была ласкова и добра, осмелела.
И теперь без умолку щебетала девка о том, что происходило в усадьбе и за ее пределами. Рагхильда слушала ее внимательно, но как женщина мудрая и опытная,знала, чего слова девушек молодых да легкомысленных стоят, и лишь наполовину на веру принимала.
- А еще, верите ли, госпожа, беда в Вильгумеке! Разбойники, что в белого бога веруют, разгром там чинят и беспорядок! Мне рассказывала наша соседка, что-де ее кум, который живет в деревне неподалеку, слышал, как бабы из соседнего поселения как раз рассказывали о том, какой страх несут с собой бандиты эти! Никакой управы на них нет - воинов убивают, а крестьян, добром ли, мечем ли, в веру свою поганую обращают! Эйрик-правитель борется с ними, однако и в землях Вестфольда они появлялись, а Асса, кюна местная, сделать ничего не смогла! То ли сильны так душегубы, то ли Асса совсем одряхлела! В страхе народ тамошний держат! Вон, дядька девки из дома напротив уже заранее крестом себя осеняет и других уговаривает, мол, меньше страдать будут!
Так и принимала пищу утреннюю кюна, слушая вести служанки своей молодой, когда в дверь постучали и слуга объявил, что гонец из земель, Харальдом захваченых, явился и вести доложить правительнице желает. Доела Рагхильда спокойно да велела позвать гонца.
- Ну, с чем пожаловал, какие вести принес? Добрые али злые? - дружелюбно спросила она, когда вошел юноша статный и поклон ей отвесил, - Да на меня смотри, а не на Вальборг младую, ты ж не ей докладываешься чай, а кюне, а то гляди, отправлю в темницу крысами питаться!
Тихонько посмеялась Рагхильда, увидев, как зарделся сначала молодой гонец, поняв, что взгляды его на девицу заметила кюна, а затем и вовсе побелел, угрозы услышав.
- Да шучу я, шучу, какие вы, молодцы, слабые духом пошли, - усмехнулась правительница, махнув служанке, чтобы вышла она,- докладывай.
Долог был доклад юноши - видно было, что старался запомнить и в подробностях, пусть и лишних порою, рассказать все вести из земель далеких. Да и есть крыс, скажем честно, не каждому захочется.
Поведал гонец кюне о том, что в землях, где Гутхорм правит, мир воцарился и покой, что крестьяне там мятежи устраивать прекратили и помогать правителю своему стали.
Также упомянул гонец, что Торлейв помог Гутхорму, и подумалось Рагхильде, что не зря она туда жреца хитроумного отправила и что польза от него пока одна. Правда, помнила она, что раньше времени ликовать рано, и что Торлейв как все к расцвету приведет, так сам же все в пропасть и скинуть может в любой момент.
Рассказал юноша про дела тамошние, про то, как расцвело все и как в гору идет все. Еще лучше стало настроение кюны, и велела она одарить щедро гонца за вести добрые.
- Можешь быть свободен, милый юноша! - улыбнулась ему Рагхильда, отдав распоряжение о дарах.
Помедлил чуть посланник, глянул на кюну нерешительно, да медленно к двери зашагал. Показалось Рагхильде, что недоволен он и беспокоит его что-то.
- А ну-ка стой, молодец. Не рад ты дарам кюны?
- Рад, госпожа!
- А что ж сомнения в глазах твоих да дума тяжкая на челе? Помни, я Девой Вещей зовусь за то, что все ведаю! - напомнила женщина, исказив несколько смысл прозвища своего.
- А коль все ведает кюна, так и гонец никакой не нужен, все вести и так придут, - улыбнулся робко юноша.
Поднялась тут Рагхильда резко да несколько шагов сделала к посланнику так, что он лицом к лицу ее оказался.
- Будешь над кюной глумиться? - звенящим голосом спросила она, так, что и без угроз была видна ее закипающая злость, - Ну-ка выкладывай, чем недоволен, что тревожит тебя, коли госпожа твоя спрашивает.
Не робкого десятка был юноша, да опыта у него было немного с правителями общаться, а когда перед ними, как перед Одином, стоишь, так кто угодно убоится.
- В..Вести есть еще... - проговорил посланник, оступая на шаг, - дурные.
- Говори скорее, - поторопила его правительница раздраженно.
- Ну так вот.... В общем, сбежала девка-то мерская, скрылась, говорят, без колдовства там не обошлось! И поди унесла ублюдка под сердцем, чародейка проклятая! - выдохнул юноша, в глаза властительнице глядя, - Ищут ее.
На том закончил он и голову опустил, слова Рагхильды дожидаясь.
- Ступай, - молвила кюна не сразу, в задумчивости пребывая, - Да награду свою забрать не забудь.
Поспешил юнец поскорее убраться, пока не передумала правительница и не лишила милости своей.
А Рагхильда осталась в светлице, погруженная в думы свои. Сунулась было девка ее, да кюна лишь рукой махнула, мол, уйди, не до тебя.
Подумала кюна, затем велела приказ дать, что если кто разбойников приведет живых, тому награду большую выдать обещает.
Поскакали тут же люди Рагхильды по деревням приказ сообщать.
"А с девкой," - подумала Вещая Дева, - "я позже разберусь"

Транделаг. Усадьба Хладир. Харальд и пленники.
Совместно ДЛ с Тельтиаром.

За пиром и забавами время быстро пролетело - не успели мужи доблестные опомниться, как настал вечер, а значит и время подошло, Харальдом указанное для присяги ярлов пленных или же наказания их примерного, дабы иным конунгу перечить не повадно было. Решил Харальд, что следует всех хирдманов в полон взятых на действо это собрать, дабы они видели правителей своих и примеру их последовали, коли те согласятся служить конунгу Агдира, или же ужаснулись судьбе их, если отказаться посмеют.
Торбьерн обещал вису сложить хвалебную по окончании присяги, жрецы же агдирские и хладирские все приготовили к тому, чтобы асы за клятвами проследить могли и покарать лжецов, буде появятся такие.
Хакон тоже пришел посмотреть. Хоть и был он хозяином во Хладире, а полоняне, все ж, Харальду конунгу принадлежали. Вот транделагский владыка и не вмешивался в суд агдирского конунга до поры. Просто стоял в стороне да все примечал.
Харальд же, поверх одежи знатной алый плащ накинул, да велел всем ближним своим так же нарядно одеться - пусть видят мерийцы, что кто подле него окажется, ни в чем отказа знать не будет. Перед стенами усадьбы жертвенник поставили служители Асов, кольцо Тюра положили заговоренное, да вознесли хвалы Одину и Тору, дабы те взор свой а Хладир направили.
Вскоре привели мерийских и фирдских ярлов да иных мужей знатных числом двадцать шесть, за ними же и других пленников, что родом хуже были построили воины, глаз с них не спуская и оружие наготове держа. Коли удумали бы худое они - так нараз всех в Чертоги Павших отправили бы люди Харальда.
- Что с пленными делать велишь? - молвил молодой Хакон Харальду, видя, что отец решил быть простым наблюдателем. - Приказывай, конунг, как с добычею поступить.
Улыбнулся конунг, жестом велев помолчать Хакону, а затем бросил знати пленной:
- Обдумали вы слова мои, мужи ратные? Какой ответ дадите? Судьба ваша отныне - в ваших же руках находиться, сами решать ее будете.
Замолчал Харальд, взглядом холодным обвел всех, кто стоял перед ним - ярлы родовитые в одеже рваной и грязной, что еще со времени битвы у Сольскеля не меняна была. Посбивала спесь с них работа тяжкая, никому более трудом рабским заниматься не хотелось. Вот вышел вперед Хроальд, поклонился:
- Служить тебе будем, государь, верой и правдой, - ярл сказал голосом покорным. - Велика твоя удача и асы на твоей стороне - лучшего конунга для Фиордов нет в земле Северной.
- Да что молвишь такое, змеев сын? – взбеленился в ответ другой ярл. – Для того отец тебе пояс ярловский завещал, чтоб ты конунгов менял, как перчатки, вражина? Одно зло с Харальда, - он кинул яростный взор на агдирского волка. – Рядом с ним даже достойные ранее мужи подобиями Хаки Трусливого делаются!
За слова те Хроальд, не дожидаясь охраны, врезал соратнику в зубы. Впрочем, какой он ныне соратник, ежели Хроальд уж под руку Харальда переметнулся? Вон, как довольно агдирец оскалился, сопротивление воле почуяв. Волк – он и есть волк, даже оскал как у лютого зверя.
- Есть ли среди вас, молодцы, другие мужи, что думают как этот, с рожей попорченной? – спросил тихо конунг Агдира. От тона его мороз по коже бежал, но часть бондов плененных, видимо, вдохновилась храбростью ярла.
- Мы за Укси-ярлом хоть до Нифльхейма! – послышались голоса.
– Ты, Харальд, лишь пес, возомнивший себя волком Одина. Гери да Фреки от битв не хоронятся, своими клыками ворогов рвут.
- Позор нарушителю клятв!
Зоркие очи охраны мигом высмотрели кричавших, и вытащили их из общего строя.
- Я – нарушаю свои клятвы? – медово усмехнулся Харальд. – Так смотрите же, мужи Транделага, Агдира и пришлые люди, как конунг Агдира слово свое ныне сдержит. А после – судить будите, тяжело ли оно, как меч праотеческий, али легко, будто пух.
Старый Хакон одобрительно улыбнулся.
Тряхнул головой сын Хальвдана, взметнулись волосы длинные, заструились по плечам золотистым водопадом - все собравшиеся уж знали, что за клятва с космами его связана да что не отступится он от решения того, покуда жив будет.
- Этого обратно, в сарай и в цепи, - указала длань правителя на непокорного ярла, что именем преданного телохранителя напоминал, да нутром с ним слишком сильно разнился. - Его судьбину я после решать буду. А тебе, Хроальд, все его земли отойдут, коли человеком верным себя покажешь не только на словах.
- Сделаю, что велишь, - молвил ярл. Видно было, что не по нутру ему было те слова говорить, но - что сделаешь? Хроальд выбор свой сделал, а милым быть тем и другими разом не выйдет.
- Этим, говорливым языки вырви, - махнул он рукой на хирдманов, что служить ему отказались во всеуслышание. - Тем докажешь, что твердо твое намерение мне служить.
По знаку младшего Хакона, взявшегося распоряжаться, двое хирдманов споро скрутили непокорного бонда, что громче всех Укси славил, а третий - протянул Хроальду клещи, заранее заготовленные. Над двором усадебным послышался крик, перешедший в мычание. Сердобольные бабы в толпе отвернулись, в рядах полонян ропот послышался. Но стражи транделагские дело свое знали. Ощетинились копьями да заставили пленников смирно стоять.
Рану прижгли, чтобы раньше срока кровью не истек непокорный, Харальд же улыбнулся довольно, видя как приказание его было исполнено.
- Теперь вижу я, твердо твое желание верой и правдой служить. Эй, слуги - дайте Хроальду-ярлу плащ, соболями подбитый! А что с этим делать, - палец на немого воина указал. - То пусть жрецы решают по закону древнему.
Обернулся он к остальным пленникам, пока голоса не подававшим.
- А вы какую судьбу изберете? Власть, славу и богатство или позор, мучения и гибель?
: Сложно было викингам гордою поступиться, но судьба бонда немого незавидной было. Не родились они ярлами, не было в них того лютого упорства, перед которым отступает даже холод Нильфхейма. Склонили они головы, утешая себя тем, что не к вою простому, но к правнуку Одина не службу пойдут.
Служители Высокого временем тем уже к дереву приторочили жертву, им конунгом отданную - по завершении клятвы порадовать следовало Одноглазого хорошим подношением, а не только пивом хмельным, на алтарь вылитым.
- Ну, Хроальд ярл, первым на кольце Тюра клянись в верности Харальду сыну Хальвдана! - Повелел Бедвар, фиордца подводя к алтарю каменному.
- Клянусь перед предками служить верно Харальду конунгу и роду его пока жив, и пусть покарает меня Тюр, если нарушить клятву измыслю.
Кивнул жрец удовлетворенно:
- Отныне ты человек Харальда Хальвдансона, тому Асы свидетели!
Набросили слуги на плечи ярлу плащ подаренный, поднесли рог с вином, тем временем остальным знатным людям пора подошла присягу приносить, а за ними вослед - и простым ратникам.
То было дело небыстрое, однако тяжелый взор конунгов в спину, да вид увечного на дубу, ставшего жертвой Высокому, резвости бондам изрядно добавили. Когда все закончилось, Хакон конунг похлопал Харальда по плечу:
- Воистину, властелина я видел.
- Твои слова, отец, усладой моему слуху, - негромко ответил конунг. - Ворогам всем уроком то будет.
- А что ты, сынок, с Укси делать умыслил? - видно было, что приятно старцу слово "отец" от молодого властителя слышать. - Не для раздумий же ты в сарай его проводил.
- Хочу, чтобы потерзался мыслями о судьбе своей, прежде чем на тот свет его оправлю, да и сам я не решил пока - какой смерти предать его.
- Смерть для него даром будет. Мыслю я, что ярл, бондов настроивший против тебя, недостоин такой милости. Пусть даже день умирать будет, а после страданья его завершаться. Нет, Харальд, дерзость такая должна муками во много зим окупиться. Продай его, как холопа в южные земли. Там сильные мужики ой, как ценятся, а на достоинство его ярлово витязям из Гардарики наплевать. Лишь бы работал, как следует. Он - муж сильный, нескоро помрет от трудов. Пусть мучается до самой кончины, пес шелудивый!
- Хороша задумка, - оценил по-достоинству предложение старика юноша. - В Хадебю на торги его с кораблем отошлю. Хоть какая польза, пусть малая от него будет.
- Знал я, что мудр ты, Харальд, - усмехнулся в бороду Хакон. - Надолго бонды бунт сей запомнят, да судьбу позорную для ослушника. Власть твоя от того укрепится изрядно, особенно коль людей, присягнувших тебе, приголубишь. Пусть в сражении следующем доблесть докажут, а добычею взятой их одари. Тебе от того убыток невелик выйдет, а они в полоне потерянное возместят. Не столько за серебро тебя славить начнут, сколько за гордость, им возвращенную. Словно собаки верны станут.
- А там и верность их проверку пройдет, коль скоро на Фиорды я рать эту поведу - там у многих из них родичи, Один благосклонен будет - добровольно оружие сложат.
- То дельная мысль. Не зря сам Один твоим предком был, - похвалил Харальда тесть.

Долгий путь из Хладира

Спустя три дня после того, как пленные ярлы и хирдманы обрели свободу, перейдя на службу Харальду конунгу, велел он собираться в дальний путь на север, в Халагаланд. Желал правитель осмотреть свои новые владения и присягу принять у людей, там живущих, дабы не посмели они ничего подлого умыслить супротив него, как Северного Халагаланда ярл, прочь бежавший, едва только Бард порядок стал наводить в своей вотчине. Ныне же закрепил за Бардом право Харальд всем Халагаландом владеть, как Южным так и Северным, Средним же - после того, как в жены возьмет дочь лендрмана, теми землями управляющего.
С собою взял Харальд все многообещающих молодых мужей, что раньше его сопровождали и что в Транделаге жили, в том числе и Хакона, скальдов и берсерков, а так же много иного люда, и было их столь много, что пришлось взять целых десять больших кораблей. Впереди Волк Волн шел, по правый же борт от него новый драккар Барда, а по левый - молодого Хакона корабль с медведем на парусах. Много даров вез с собой конунг, дабы знати северной по нраву придтись, ведь от людей Халагаланда торговля большая зависела и дань с финнов да эстов, да иных племен, что в лесах жили, точно звери.
Они плыли вдоль берега, на ночь останавливая корабли, а с рассветов вновь продолжая путь, и к концу шестого дня добрались до острова Торгара, где старый Свен, уже знавший о том, какой гость знатный усадьбу посетить должен, угощения заготовил. На пир этот со всех окрестностей люди Южного Халагаланда собрались.

Охотник или дичь
Враг следовал за ними по пятам - Асмунд чувствовал это, чувствовал, как волк, убегающий от охотников. Они искали его - не важно кто: хейдмеркцы ли, свеи или прислужники Харальда - все едино враги, с которыми рано или поздно придется столкнуться. Но Кровавый Ярл не желал давать бой на условиях, выгодных преследователям - о нет, пусть они вымотаются, ища его по лесам, но находя лишь следы, оставленные им, когда придет время - они встретятся и все падут от Божьего Гнева, вложенного в десницу ярла-пророка! Эти язычники узрят настоящее могущество Господа, ощутят его на своих шеях, когда будут обезглавлены во славу Его, Белого Бога, принесшего спасение на острие клинков своих верных рабов.
Они метались от деревни к деревне, находя приют на ночь у ими же крещеных бондов, получая провиант и расплачиваясь серебром, награбленным в других деревнях, в тех, что не приняли Белого Бога. Иногда Асмунд находил кормилиц для своей сестры, чаще – кормил ее через тюрю, благо – осень выдалась теплой, и ярл не боялся, что девочка замерзнет, но все же укрывал ее подбитым мехом плащом. Поначалу воины жаловались, что крик младенца мешает им спать, однако очень скоро Асмунд заставил их держать свое недовольство при себе, иные же ушли из его дружины. Многие убеждали его, что следует покидать Норвегию – пробиться к морю или уходить через леса за Хейдмерком в земли финнов – поскольку здесь их ожидала лишь смерть, однако Альхеймсон желал перед этим уладить свои дела, связанные с Сарасбергом, а по возможности – расправиться с преследователями, дабы впредь думали, за кем погоню отправляют.

Ивар и Рогволд

Ивар застал отца во внутреннем дворе усадьбы. По пояс голый стоял тот, смывая колодезной водою остатки сна ночного. Подле находилось двое отроков, с чистой одеждой для ярла ожидавших завершения омовения.
- Зачем пожаловал, сын? – не отрываясь от бадьи, воспрошал Рогволд.
- Жрецы, батьку. Требуют того, чтобы ты их принял, - хмуро ответствовал Ивар, помятуя недавний разговор с непрошенными гостями. Ох и не нравились ему эти прохвосты. Будь на то воля Хрольва, коий также не преминул высказаться о них, давно б собакам скормили, и Ивар был солидарен с братом.
- Опять? – раздраженно фыркнул Рогволд, - я ж недавеча, как вчера с ними обо всем поговорил. Испытывают мое терпение, смерды!
- Не желают они, чтобы ты их отсрочками потчевал. Так и сказали.
- Дерзить мне изволят?! – хлопнул кулаком по скамье, на коей бадья стояла. Взметнулись брызги, обдав не успевших отскочить отроков, - до коль это продолжаться будет? Чтоб мне эти смерды в моей собственной усадьбе указывали! Кого хочу, того и трахаю! Хоть дочку, хоть самого Неккви!
- Может, это… - замялся Ивар, вспышкой отца неожиданной смущенный, - отравить их? Али выпотрошить и волкам на съедение отдать? Потом скажем, мол, так и было.
Рогволд бросил хмурый взгляд на сына, апосля чего не выдержал и расхохотался. Лопнул гнев его, как жаба соломинкой надутая.
- Вырастил на свою голову! Отравителей и другогу сорта мучителей! Не, Ивар, не всегда дела государственные смертоубийством вершатся, порой – а сейчас именно такая пора – осмотрительнее надо быть. Ибо иногда труп опаснее живого.
- Как скажешь, батьку. Но что червям седобородым передать? Примешь их?
- Приму. Пущай к полудню в обеденную ко мне заглянут.
Зашагал прочь Ивар, думы тяжелые в голове перебирая. Завидовал он Хрольву, коий недавно на север уехал с дружиной отцовской деревенщину глупую, непокорную на службу ярлу Мера ставить.

Хрольв

Громко хлопнула входная дверь впуская вместе с холодным влажным ветром широкоплечего воя, шкурами скрывающего кольчужную грудь. За спиной висел щит, к богатому поясу был приторочен меч.
- Что за?.. проваливай! – рявкнули из теплой, пахнущей жарким темноты.
Оказавшись за порогом, могучий гость распрямился – дверной проем был слишком низок для богатыря. Серые глаза поймали пятерых «хозяев», за столом трапезничавших.
- Вы чего, волчья сыть?! – взревел гость, руки в бока упирая, - сына конунга собственного не признали?!
- Хрольв Пешеход? – неуверенно переглянулись едоки, обтирая о штаны жирные пальцы.
- Он самый! – гаркнул богатырь, - а ну встать и на улицу - жиииво! Чтоб через полчаса все оружные, кто в деревне этой жопы наедают, собрались пред столбом позорным!
- Ярл задумал поход какой? – неосторожно поинтересовался один из воев, норовя проскользнуть мимо загородившего проход Хрольва.
- Не твое собачье дело! – прикрикнул богатырь, - твое дело – бездельников местных собрать. Исполнять. Ишь чего удумали, отвыкли, небось, без руки отцовской!
Впопыхах оружие и доспехи похватав, «хозяева» за дверь выскочили. Сыростью и холодом опять повеяло. В одиночестве оставшийся Хрольв не стал брезговать остатками трапезы неоконченной и сей же час уселся за стол. Только разве что меч отстегнул да шелом уложил на скамью рядом.
- Ну, батьку, - крякнул ярла сын младшой, опрокидывая внутрь безразмерной пасти кувшин с медовухой, - за княжение твое пью.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 13-02-2008, 12:30

Свен, Оттар и еще какие-то люди.
(И Тельтиар)

Месяц воины Харека и Эйрика провели в бесплодных поисках Асмунда Кровавого. Негодяй постоянно ускользал от них, опережал на шаг-другой, и словно предугадывал, как они станут ловить его. Оттару и Свену удалось поймать нескольких разбойников, отбившихся от банды, однако добраться до самого Асмунда пока не представлялось возможным. Воины роптали, иные требовали прекратить бесплодную погоню и возвращаться, что же до самого Оттара - то постоянные споры с Черным Молотом сделали его раздражительным и злым, он уже и сам не рад был, что вызвался исполнить приказ Харека.
"Надо было послать Ярослава, - все чаще думал он. - Или Ратибора, или еще кого!"
Отряд в полторы сотни воинов метался между Вингульмерком и Хейдмерком, порой доходя до границ Вестфольда, но не смея их нарушить. На этот раз они шли тем же путем, что некогда сам Асмунду вел войско навстречу своей судьбе - к берегам Эйна.
- Я знал, что проку от вас ни на грош не будет, - проворчал Свен, к Оттару оборотившись, - как и от всей погони этой нелепой.
За месяц жизни походной херсир изменился внешне - осунулся, чего никогда с ним не бывало, и словно изнустри почернел, от чего выглядеть стал еще более устрашающе. Но сил у него не убавилось за это время и рука, сжимающая боевой молот, все такой же крепкой была.
Свену пуще редьки горькой надоело все это, но отступиться он не мог - как назад повернуть, показать христианским шавкам свою слабость, отказ от поисков? Знал он, что свеи, ему подчиненные, тоже вернуться хотят, но если слышал воитель такие разговоры - тут же пресекал их на корню. А злобу всю срывал на Оттаре, порою даже в его присутствии.
- Если бы твои свеи расторопнее были - мы бы его нагнали уже, - не оставался в долгу Рваный. - Это тебе не усадьбы беззащитные грабить.
- Нагонишь его, как же, - фыркнул Молот. - Чувство что он, собачий сын, под носом, а все ускользает... Хеймдалль зоркий не помогает нам, видно, боги решили, что мы с вами заодно и отвернулись от нас. А Эйрик-то наш неплохо устроился, дома с женушкой небось... отдыхает.
Презрительно скривил он губы в ухмылке.
- Ну да... как что не по вам, так вы сразу и беззащитные, и бедные, и несчастные. И ехать-то рядом противно, а приходится.
- Ну так что ж ты едешь? Давай разделимся - все приятнее будет, чем рожу твою постную видеть! - Огрызнулся христианин, немного отведя коня в сторону. - Может так удачнее выйдет.
Свей нахмурился.
- Добре.. а ну как ты Асмунда с его ребятами встретишь да перебьют они вас, а Харек потом нам обвиненья предъявит? Или еще чего, объединитесь с ним в одну шайку и пропадай, честной народ?
- Я с Асмундом в одну шайку, -зарычал Оттар, резко поворачивая скакуна, да ладонь на рукоять меча положив. - Слова свои поганые назад забери, язычник!
- Ух, разошелся-то как, точно на больную мозоль наступили, - хохотнул Свен, но видно было, что он такой вспышки не ждал от Рваного. - Ладно же, охолонись, поехали дальше.
- Это мне как извинение расценивать?
- Именно, - кивнул херсир. - Более нежных слов ты от меня все равно не дождешься.
- Да как-то и не слишком хочеться, - хмыкнул на то Оттар. Отряд же тем временем дальше шел, вдоль берега озерного и впереди вскорости увидали дым, как от костров походных.
- Это кто бы мог тут остановиться-то на привал? - задумчиво протянул Молот. Обернулся к отряду своему: - Оружие наготове держите. Туда едем.
Только одно подозрение было у свея - что наконец -то они разбойников застали.
О том и Рваный думал, да только не верилось ему, что вот так у всех на виду будет Асмунд останавливаться, про осторожность забыв - коли так, давно бы его изловили уже, а так - поди пойми, что там, да ведь еще и на месте том самом, где весной Эйнар негодяя победил.
Отряд двинулся вперед по берегу. За дымом вырисовывались постепенно очертания палаток, поставленных где попало и как попало; на особенно открытом месте, где шатры словно расступились, горел костер - тот самый от которого шел дым. Несколько человек грелись возле него.
- Смотрите-ка, у них крест, что ли, на знаменах? - прищурился Свен. Но приглядевшись, понял, что это меч, только острием вниз - как раз в виде креста.
- Асмунд Кровавый, - процедил Оттар, так же присмотревшись к знамени. - Веру нашу позорит. Только вот маловато у него людей, как я погляжу - или в палатках спят. Мне это не нравится.
- Так может их того, разбудить, коли спят? - ухватил Свен свой молот. - Или повернуть предлагаешь?
- Разбудить, говоришь, - Рваный потянулся к рогу висевшему у седла.
- Ну труби, - усмехнулся Свен. - Пущай попрыгают...
Звук рога раздался, когда отряд воинский уже выехал к лагерю, перед озером раскинутому. Впопыхах вскакивали люди, хватая оружие и надевая шлемы.
- Это свеи! Они нас настигли! - Закричал один из разбойников.
- Мы обречены!
Оттар опустил рог, оглядывая те два десятка врагов, что собрались вокруг костра.
- Слишком мало, - процедил он. - И, лошадей нет.
Отряд свеев окружил тем временем бандитов окружил, острые пики направили воины на преступников коварных.
- И правда, мало, - подозрительно Свен произнес. "Да и лошадей не быть не может, как же так?" Огляделся - вроде не прятались нигде, разве что... Лес был неподалеку. - Оттар, может, там кто есть?
- Леееес, - протянул Рваный, медленно меч из ножен вытягивая. - Там Эйнар засадной хирд держал во время сражения с Асмундом. И как я только мог забыть.
- Так, вы за этими приглядывайте, - скомандовал Свен тем воям, которые вокруг разбойников стояли, - а лучше всего вязать их начинайте... а мы поедем да поглядим, нет ли там кого знакомого, по кому давно уже клинки плачут...
Оттар руку вскинул, веля своим людям ближе к лесу держаться, тем временем пока свеи и гауты к лагерю разбойному подбирались. Христиане окруженные, подле стяга своего стояли с клинками обнаженными - то все были могучие воины, судя по том, что каждый меч держал, а не иное оружие какое (хотя, быть может они клинки эти и украли).

Разговоры за чарочкой
С Дарки

Спустя время некоторое, потребовавшееся гостям, дабы с дороги отдохнуть, началось застолье на Торгаре - Бард во всем превзойти хотел тот пир, что для конунга тесть его устраивал, ведь богатой была земля Халагаланда. Харальд во главе стола сел, по правую руку посадив Барда, по левую же - Хакона молодого, а дальше все дружинники его сели в соответствии со знатностью рода и заслугами своими на бранном поле.
Гордый оказанной частью, Хакон млад славил речами медовыми и хозяина дома, и конунга, на огонь заглянувшего. Служанки пригожие кубки напитком хмельным наполнять едва успевали. За пожелания Хакона не выпил бы только лишь лиходей, желающий зла, а потому мужи быстро хмелели.
После, насытившись, велел конунг воинам удаль свою показать, да потешить знатных людей схваткой потешной. От каждого ярла по бойцу вышло по пояс обнаженному.
- Был бы здесь Укси, я бы на него поставил золотом, - молвил Харальд, за ходом драки наблюдая.
- Конечно, - подхватил молодой Хакон. - Где же быть лучшим мужам, как не близ конунга? Правда, хоть и наслышан я о доблести воев Агдира, но Транделаг тоже мужами не оскудел. Достойные вои сегодня богов поединками тешат.
- Ходят слухи, что в Транделаге и дев красивых в достатке, - конунг улыбку в бороде спрятал. - Кому, как не тебе о том знать.
С тяжким стоном рухнул боец агдирский с лицом в кровь разбитым, победитель же над ним встал, награды ожидая.
Нахмурился Хакон слегка, но неявно было, не то конунжич словами про дев уязвлен, намек на Эйсван в речи Харальда видя, то ли исход поединка его не порадовал. - Боги судили победу нашему молодцу. выберешь ли ты, конунг, деву под стать такому вот викингу? - и он кивнул на победившего гридня, пресекая наметившееся недовольство Харальда. Ничто так не ласкает взор настоящего мужа, как девичья краса. Хакон про то знал доподлинно, вот и сменил тему с ловкостью сына Локи.
- Такой молодец и сам себе деву найдет, - Харальд снял с пальца перстень, бросив его бойцу победившему - тот поймал подарок проворно и поклонился. - Как и подобает викингу. Как думаешь, брат, кто в следующем поединке верх одержит?
Братом пасынка Хаконовского конунг назвал, лишь чтобы самолюбие его потешить, догадываясь, как бастарды падки на подобные слова.
- Полагаю, что силы воителей ныне равны, - осторожно Хакон ответил, и победу им друг у друга вырвать придется. Не бонды дерутся, но гридни, с секирой родившиеся да боевым ножом в колыбели игравшие. Неопытен я, чтобы судить такой бой. Возможно, кто-то из старцев, видевших много боев, подскажет тебе лучше меня, неученого? - и конунжич покосился на ярлов.
- Ставлю кошель серебра на Магни из Гудбрандсдалира, - один из ярлов ближних молвил, со звоном монеты на стол бросив.
- Поддерживаю спор, - горячо Бард воскликнул, с шеи гривну снимая. - Стейнвар победит, он лучший в моей дружине!
- Победитель получит мой шлем, - спокойно конунг сказал. - Сходитесь.
Подбодренные вниманьем дружины, и, конечно же, самого властелина, молодые мужи показали настоящие чудеса. Мнилось, будто сталь о сталь не потешно звенит, а в битве кровавой. Скальды уж к странам тянулись, внутренним слухом песни валькирий заслышав.
- Хорошо бьются, - улыбнулся Харальд, вновь наклоняясь к Хакону. - Побольше б таких воев в дружину, никакой враг страшен бы не был. Ты ведь тоже в свое время славы ратной снискал.
- Хвала Тору и Тюру, покровителям битв, я тоже не хилым родился, - с гордостью подтвердил Хакон. - Предки мои врагов били нещадно еще с тех времен, когда Хеймдаль меж людей лично ходил. Так мне ли срамить память их неумением?
- Негоже тогда хирдману из рода славного молодость в усадьбе проводить, да на палатях рассиживать.
- Дело ты говоришь, конунг, - вздохнул молодой Хакон. - Но не сынам с волей отца спорить. Вот, ежели б ты, Харальд, сам сказал конунгу моему, что видеть меня подле себя хочешь - то дело иное.
- Как с женой отца миловаться - так ты дозволения у старого Хакона не спрашивал, - ближе наклонившись, прошептал конунг.
Хакон отдернулся, побледнев. - Отколь знаешь ты? - вопросил он прежде, чем воспрянувший ум все отрицать посоветовал. Ежели и не знал Харальд достоверно про его грех, то испуг молодого воя все сказал ему, что нужно.
- Раньше не знал, да ты сам себя выдал, - улыбнулся сын Хальвдана. - Что, люба тебе девка?
- Была люба, пока рядом была, - честно Хакон ответил. - А сейчас задумаю разлюбить - так себе яму вырою. Страшна бабья ревность: себя сгубит, лишь бы обманщику отомстить. Сам видел ты: ежели уж Асса твоя на порог мужа не сразу пустила, то что жена с нравом Эйсван сотворит? Будто сам себя я в капкан затащил из-за любви проклятущей. Не иначе - Локи сглазил.
- Не сгубит, Фрейр тебя защитит от бабьих козней, особенно если подальше от Хладира находиться будешь.
- Молю я Высокого, чтоб правдой то было, - странно было видеть вечно веселого Хакона столь хмурым и озабоченый. Эйсван - она воплощенная Фрейа, вот только чья в том вина, что жена, рожденная чтобы красою своей многих мужчин полонить да довести до блаженства, отдана конунгу, да еще и отцу моему? Не простит он неверности.
- Боишься Хакона? - Участливо спросил конуг.
- А ты - нет? - посмотрел конунжич на Харальда внимательно. - Медведь хоть и стар, но во гневе неистов. Мало у него поводов для злости, не как у младых воев, вроде нас. Вот у меня, например, много причин нож из ножен выдергивать: и слова бранные и взор непочтительный. Транделагский медведь смотрит так, что рты закрываются сами, да и взор об него поломаешь, пожалуй. Но ежели серьезно задеть - лют Хакон станет, будто дюжина йотунов.
- Кроме тебя, у него сыновей нет - неужели, думаешь, из-за женщины будет с тобой немирье затевать? - Притворно удивился Харальд. - Прознает коли, что по своей воле Эйсван с тобой ложе делила, так в шею ее выгонит. Грютинга лучше опасайся - то его сестра.
- Раздор с Грютингом - это не ссора с отцом, - усмехнулся Хакон. - У мужчин в Скандинавии много врагов, в том числе и знатного рода. Мне ли боятся? Впрочем, я слышал что он ныне калека, так что не вызовет меня на бой за честь Эйсван, а отомстит подло. Если прознает, конечно.
- Ты сражался с Грютингом и не хуже меня знаешь, на какую хитрость он способен. Если отец твой Эйсван выгонит - она у него защиты искать станет.
- Надеюсь, до этого не дойдет. Ежели ты, конунг, не решишь глаза открыть Хакону.
- Ты мне как брат, Хакон, а отец твой - мне как отец - зачем нам в роду немирие.
- Рад я, что друга в тебе отыскал.
Временем тем молодцы, что за шелом конунжий сражались совсем из сил выбились, но ни один уступать не хотел, пирующие же их криком поддерживали, требуя до последнего держаться.
На сей раз одолел вой из Агдира. Было видно, как разгладились морщинки недовольсва на лике Харальда. конунг любил побеждать.
Бард лишь зубами скрипнул с гривной прощаясь - не столько жалко богатств было, сколько славы Халагаланда, ярл же победивший с ухмылкой выигрыш на шею себе надел.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 22-02-2008, 17:14

Фиорды
Молодой конунг бродил по пустому залу усадьбы, путаясь в длинном подбитом мехом плаще с вышитым на нем змеем, он никак не мог поверить в то, что его брат мертв и теперь землями предстоит управлять ему - и ведь не просто править, а отомстить самому могущественному из конунгов Норвегии... и самому подлому.
- Снорри, почему дружины собираются так медленно? Они что, не признают во мне государя? - Пристально посмотрел мальчик на могучего ярла, своего воспитателя. - Где хирдманы? Почему они предпочитают откупиться золотом, но не придти под знамена своего конунга?
Ему было лишь двенадцать лет и Аудбьерн не посвящал его в державные дела, считая слишком юным, а теперь парень не верил в то, что сможет исполнить данное на тинге обещание.
- Все не так просто, конунг, - погладив в задумчивости усы, проговорил ярл. - Напуганы хирдманы. Тем что пес ранил змея напуганы. Надо их подтолкнуть. Но то только богам ведомо как. Вели жреца позвать, он слова найдет для тех кому страшно.
Снорри поставил чашу с медом на стол, а руки сложил на груди, со странной отрешенностью во взгляде, рассматривая юного правителя. Будто жеребца на торге оценивая.
- Страшно им? Они брата моего предали! - Воскликнул Вемунд, на скамью вставая, чтобы вровень быть ростом с ярлом. - К чему ему в Золотых Чертогах их серебро, когда мечи в битве нужны были! А теперь - они даже на тинг не пришли - кто меня конунгом объявил? Ты, Снорри - и челядь усадебная!
- Не горячись, конунг, - спокойно ярл ответствовал. - Сейчас холодной головой думать надо, а не сердцем горячим.
- А ты где был с советами своими, когда Аудбьерн на бой шел?
- В том бою и был, мальчишка! - вспылил ярл.
- Только ты выжил, а он - нет! - Скрипнул зубами Вемунд, так словно это Снорри в гибели брата его виноват был.
- Зато благодаря тому, что два драккара вырвались из окружения Аудбьерн в Вальгаллу как положено отправился. С дымом костра погребального.
- Лучше бы он домой вернулся, - мальчик сдернул с плеч конунжий плащ со злостью бросив его на пол. - Почему ты до сих пор не созвал херсиров? Они что, не хотят мне подчиняться?
- Так созвал, да только объединить их чем-то надо. Просто починиться призвать не получиться.
- А месть за убитых родичей для них не значит ничего?
- Похоже, что водицей кровь нашим разбавили, - сокрушенно головой Снорри покачал. - Бабы и те лучшими бойцами станут.
- Вот и скажи, что коли сами не явятся - жен их в бой пошлю, - насупился мальчишка.
- Ты конунг или дева капризная? - яриться начал Снорри. - Чему я тебя учил?
- И чему же? - Вперил в него взгляд синеватых, как море глаз Вемунд. - Уж явно не тому, как править народом.
- Конунг должен пример остальным показывать. Отправь ближних хирдманов по подданым своим и вели явиться в усадьбу, да не просто так явиться. Скажи, что те кто не явится златом серебром не отделаются. Драккар с каждого, кто на зов не придет. Да еще вели жрецу ехать с гонцами. Пусть веса слову твоему, слово Одина добавит.
Нахмурился мальчик, за стол опустился, да лицо ладонями накрыл, щеки растирая, точно это ему чем-то помочь могло, затем же сказал, стараясь брату старшему подражать:
- Ты, Снорри, людей отбери верных и жреца с ними самого главного от имени моего отправь. Вот что скажи... - Он покосился на пустующий стол с одной лишь миской, в которой краюха хлеба лежала. - Конунг сам имения и посетит по очередности и там пировать будет, а кто... должного госте.. гости... ну, не примет меня - тому плохо будет.
- Не время для пиров конунг, война идет страшная, - покачал головой ярл да из залы пиршественной вышел.
- Не время... а конунга голодом морить - самое время, - вслед ему Вемунд буркнул, а после прикрикнул еще: - Я конунг, не ты - быть пирам!
Снорри шел к дружине конунжей, вернее к тому что осталось от нее и все головой качал. Не конунг, мальчишка.
Зайдя в дом он просто обомлел. Развалились хирдманы, отдыхали.
- И что творите вы? Развалились тут, когда агдирцы вот-вот нагрянут! - рык его раздался.
- Нагрянут - встретим, - один отозвался, с палати не слезая. - А покуда нет их - почему бы не вздремнуть?
- Чем отбиваться будешь? Пивной кружкой?
- А у меня топор всегда под рукой, - он пошарил под палатью, доставая малость заржавевшее оружие.
- Вид у оружия твое просто замечательный, - усмехнулся Снорри. - На один удар и хватит, дальше развалиться.
- Так ведь, ярл, в бою все один удар и решает, - нашелся хирдман.
- Один-то один,- насмешливо сказал Снорри. - Только оружие острое должно быть. А твое и кожаной брони не пробьет.
- Зато череп раскроит, - усмехнулся другой воин. - Был у Гандальва херсир, что Гурмиром Ржавым Топором звался - то был большой отваги воин.
- Поговорите мне еще! - рявкнул ярл. - Оружие почистить. И немедля!
- Почистим - а дело-то нам будет?
- Тут уже жрать нечего, - первый хирдман пожаловался. - Бонды совсем страх потеряли, еду не несут в усадьбу!
- Будет вам дело. На рассвете выступаем бондов пугать и послушанию учить.
- Поедим хоть, - зевнул воин. - Для такого дела можно и клинки почистить.
- Я тебе поем! - погрозил кулаком ярл. - Конунга охранять будем.
- А конунгу что, есть не надо?
- В остроумии с девками тренироваться будешь.
- И буду, - он резко поднялся с лавки, посмотрев в глаза ярлу.
- А сейчас собирайтесь и с закатом в дом длинный явитесь, - не обратил на хирдмана внимания пожилой ярл. - Буду речь держать.
- Пока же слова подыскать попытаешься, - бросил хирдман, и остальные воины рассмеялись.
- Слов мне не надо искать, чтоб тебе твое место указать. Конунг должен пред челядью явиться, потому в баню ему надобно.
- Мальчику надо в баню - так своди его, мы то здесь при чем?
- А потом еще на горшок своди, Снорри-нянька!
- Я сказал вам уже? Если не поняли пеняйте на себя! Не увижу кого у дома, разговор коротким будет, - Снорри вышел из дружинного дома и к себе отправился.

(с Тельтиаром)

Усадьба Кари во Фьордах. Отец и сын.

Тяжко ли дается предательство? «Удел трусов и женоподобных мужчин!» - так скажет сгоряча тот, кому секиру к горлу не подносили. А может и после скажет, когда поднесут… и пожалеть не успеет – когда укатиться прочь отрубленная голова.
Такой судьбы Кари не хотел себе и своим людям. Сам говорил Эйвинду, что двумя щитами играть не станет – пусть так! Только вождю поспешные решения не к лицу, так можно и правнуков не дождаться. Вот и теперь, когда гонец принес весть о том, что бонды и свободные хёвдинги избрали Вемунда законным правителем, а Снорри Крушитель Драккаров начинает собирать войска для мести Харальду-конунгу и требует у лендрманнов людей – не стал рубить сгоряча. В прошлый раз откупился берсерк звонким серебром, что-то теперь стребует конунг? Обмолвился гонец, что Вемунд станет лично ездить по усадьбам знати, да склонять лендрманнов к войне с Харальдом. Долго думал Кари… И среди мыслей, что мелькали в седой голове его, были и те, что полны были подлости и коварства. Такие мысли, что сам берсерк, будь он помоложе, с негодованием отмел бы их… но теперь – запрятал глубоко и надежно в сундук своей памяти, чтобы позже обдумать.
И однажды позвал на разговор своего сына.

Ягнёнок пришел с неохотой – с того дня, когда отрекся Кари от младшего сына, Альвира, сторонился Эйвинд отца. И всё же прямо ослушаться не смел. Старый берсерк начал разговор издалека:
- Когда-то люди были честнее и проще, чем сейчас. Был воин, был хирд и был вождь. И верный драккар. Теперь времена испортились, и воля одного человека, не самого сильного и не самого умного, может вести в битву сотню кораблей. Что будет еще через сотню зим? Один человек покорит себе весь мир и станет решать его судьбу?
- Такое под силу только богам, отец…
- Значит, такой человек сравнится с богом?
Эйвинд помолчал, наморщив лоб, затем сказал:
- Боги мудры, они никогда не допустят, чтобы недостойный человек сравнялся с ними…
- Значит, если человек стал великим воином и вождём, он отмечен благосклонностью богов?
- Наверное, так… К чему ты ведешь эти разговоры?
Кари неожиданно перешел к другому:
- Говорят, Альвир-скальд теперь поет свои висы Харальду. А еще, говорят, конунг ценит его советы.
Эйвинд исподлобья посмотрел на отца. С того памятного дня Кари не произносил имени младшего сына. А Кари снова об ином завел речь:
- Вемунда признали конунгом Фьордов. – Тон берсерка стал ехидно-асмешливым, - Теперь этот «великий конунг» станет править нами. И первым его решением станет извести всех честных людей во Фьордах в бессмысленном сражении с полчищами Харальда!
Эйвинд молчал, нахмурившись. А Кари продолжал:
- Только я скажу иное: Длинноволосый придет сюда раньше, чем собранное против него войско выступит в поход. С ним пребывает благосклонность богов. Харальд подчинит себе Фирдир и Фьялир, а после и другие фюльки, а нас ждет смерть или рабская доля, если мы не будем умнее тех, кто отдал себя под власть Вемунда.
- Но Снорри-ярл держит сторону Вемунда, - неожиданно возразил Эйвинд, - а он вовсе не глупец.
- Снорри не видит дальше своего носа! Мальчишка для него как сын, он его не оставит. И кроме того, месть застит ему глаза. Но перед нашими глазами пелены той нету!
Отец и сын помолчали. Наконец, Эйвинд сказал:
- Понял я, к чему ведешь ты, отец. Я тебя не оставлю, если решишь помогать Харальду-конунгу. Но для своих воинов придется тебе подобрать иные слова. То, что задумал ты, люди назовут ударом в спину.

Сообщение отредактировал SergK - 14-02-2008, 22:11

Те же, там же
(тут были мы с Тэлем)

- Сдавайте оружие, - потрясая пикой, крикнул Варди, один из лучших гаутских воинов, что Эйрика сопровождали, - иначе беде быть!
Хоть и сильными разбойники казались, а все же победить вряд ли смогли бы - уж слишком неравны сейчас были силы.
- Наши жизни в руках Господа! - Бросил один из окруженных.
- Иисус нас защитит! - Добавил другой. - Подходите, христапродавцы, кому жизнь не дорога!
- Ах так, значит, - нахмурился Варди. Свеи и гауты все же полны решимости были обезоружить бандитов... даже если это означало просто-напросто убить их всех.
Он едва заметно кивнул, и вои Свена вытащили мечи одновременно, все как один, однако не успел еще никто нанести удара, как...
- Молот! Мо-олот! - это всадник, засланный вперед на разведку, один из троих, мчался обратно во весь опор. Свен, уже отъехавший было с Оттаром, развернул коня.
- В чем дело? - крикнул он. Всадник подлетел к нему на взмыленной лошади, на лице его была тревога, которую он даже и не пытался скрывать.
- Там... отряд со стороны Вестфольда... большой отряд... сюда идут, - он не говорил слова, а тяжело выдыхал их вместе с воздухом.
- Вот и сам Асмунд показался? - Нахмурился Оттар, от людей своих отъезжая. - Большой отряд-то, не маленький.
Подле Оттара еще четверо его людей остались, когда он снова со Свеном поравнялся.
- Ты вот что, свей, строй в ратевые порядки людей, покуда не поздно. Не с проста это, что от Вестфольда они едут.
- А ну строооойся! - громовым басом Свен выкрикнул. - Сейчас встретим гостей как подобает!
И коня направил вперед навстречу разбойникам,чтобы за ним остальные выстроились. Мимо костра проскакав, крикнул он Варди:
- Добейте этих скорее и к нам присоединяйтесь!
Тот коротко кивнул и нанес первый удар... а за ним градом посыпались новые - и на христиан подлых, и на гаутов со свеями, и с той, и с другой стороны, и в силе, казалось, не усптупят они друг другу...
Отряд тем временем выстраивался и скоро был готов уже к встрече с врагом.
Махнув рукой, Оттар повелел своими людям выехать от перелеска навстречу приближающимся войскам - чужой отряд подходил медленно, неспешно переставляли ноги боевые кони, блестели в лучах осеннего солнца начищенные кольчуги и шеломы, трепыхалось над воинами алое знамя, слишком делекое пока, но и слишком знакомое, чтобы ошибиться.
- Это не Асмунд, нет, - процедил Рваный.
За спиной же его стихали предсмертные крики разбойников - христиан. Люди Оттара в этой сватке не учавствовали, он посчитал, что негоже сечас проливать кровь единоверцев, тем более обреченных.
Свен выругался, настолько крепко, что даже некоторые из воинов его присвистнули.
То действительно был не Асмунд - знамена Харальда Косматого развевал ветер.
- Вот так новости, - пробормотал он затем, делая викингам знак не двигаться. Похоже, предстояла беседа... а что потом, Свен предсказывать не решался.
Рядом с ярлом оказался Варди, раненый и с окровавленным мечом:
- Разбойники убиты, - сообщил он. - Свирепо бились, и не скажешь, что христиане.
- А ты ожидал кротких овечек? - обернулся к ним Оттар.
Варди смешался.
- Они воины, безусловно, но...
- Но заповеди их - глупее не сыскать, - перебил его Свен. - Но по тебе, дружок, не скажешь, что они тебе другую щеку подставить так и норовили. Однако чего уж там, мертвы все равно и поделом, - он довольно усмехнулся.
- Когда-нибудь Господь тебя покарает, - хмыкнул Оттар, но следующие слова его были прерваны трубным гласом боевого рога. То предводитель харальдова отряда возвещал о своем приближении - широкоплечий старик впереди вестфольдцев ехал, а с ним - коли посчитать можно было - не меньше сотни воинов.
- Эй, вы кто такие и по какому праву на этой земле? - Прокричал он.
Херсир на коне своем вперед выдвинулся.
- Свен Черный Молот говорит с тобой, правая рука Эйрика, конунга Свейского и Гаутского! - он отвечал. - С нами Оттар Рваный, - тут Свен поморщился, - и Харека люди, мы разбойников опасных ловим, что в Вингульмерке на отряды наши да деревни нападают... слыхали об Асмунде Кровавом, может?
- Да уж слыхали, - с отвращением бросил старик, ближе подъезжая, а за ним и люди его, построения боевого не нарушая. - Его в Вестфольде хорошо помнят.
Осмотрел херсир харальдов собеседников своих - свей и христианин, хуже компании и придумать было нельзя. Один враг, другой иноверец и предатель, Оттар Рваный - и за голову его тоже награда обещана, как и за Асмунда.
- Имя мое Торвард, херсир я Харальда конунга и лендрман Вестфольда! И все вы на исконной земле моего государя!
- Так мы ж не зло какое чинить собираемся или на землю твоего Харальда покушаться, - проворчал Свен. - Нам бы подлеца найти этого... А ты не окажешь ли помощь нам, Торвард, не делом, так словом? Скажи, не встречал ли ты где на исконной земле государя отряда мерзавца этого?
- Да вы уже что могли - захватили, - скрипнул зубами Торвард. Не по нраву ему было со свеями мириться, да только не было приказа - в сражение вступать, кюна перемирие заключила... не без помощи Харека. - Я тоже ищу Асмунда, а ты Оттар - со мной пойдешь!
- Это еще зачем? - Скрипнул зубами Рваный.
- Ты жреца верховного убил!
- Ого как, - ухмыльнулся Свен. - Да ты хорош, Оттар! А меня все греком каким-то жалким попрекал!
Но тут же посерьезнел херсир.
- Так что получается-то, вы тут собрались Асмунда искать, а мне с дружиной чего ж делать? Или я просто приглашения с вами отправиться не расслышал?
- А зачем ты нам нужен? У меня людей достаточно, чтобы еще с каким-то нищим свеем дорогу делить, - покачал головой лендрман. - Отправляйтесь во свояси! Вы тут уже и так дел натворили!
Он головой мотнул в сторону убитых христиан.
- Нищим? - недобро посмотрел Свен на старика. - Не тебе, чей век уж недолог, судить о богатстве нашем - поди, и глаза-то не все видят, и уши не все слышат.
Он поглядел на тела, распростертые на земле.
- Да, натворили.... - протянул он. - А хорошо ведь лежат. Только маловато их.
И прищурившись, взглянул он в лицо Торварду.
- Хоть бы одного в живых оставили, бестолочи! - Сплюнул агдирец. - Кто теперь расскажет, куда Асмунд подался?
С деланным равнодушием свей пожал плечами.
- Какая мне разница, кто вам об этом расскажет. Мы же, действительно, совету твоего мудрого послушаемся, поедем дальше... ищите Асмунда, ищите, пёсики.
- А зачем меня искать! - Раздался громкий голос сзади. - Вот он я!

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 14-02-2008, 23:16

Торгар. Халагаланд

Когда пир завершился, да были все награды розданы победителям схваток потешных, стали люди Халагаланда южного клятвы верности приносить конунгу Харальду, как то по обычаю требовалось, конунг же всех, кто присягал ему одаривал щедро, дабы благодарны они ему оставались и ничего худого против него удумать не смели, ведь не даром говорят, что коли пищу и кров люди делят, так не может вражды между ними быть, а коли еще и подарками обмениваются - и вовсе должна крепка дружба их стать, здесь же за злато и серебро верность воинскую получал сын Хальвдана, а потому большую щедрость являл, как то и пристало конунгу из великого рода.
После и Халагаландцы Харальда, кто чем богат, одарили - в основном то пушнина была, ибо зверя много водилось мехом ценного в лесах северных, а с финских охотников дань шкурами собирали лендрманы, и мех здесь не в такой цене был, как на юге Норвегии, или же в землях данов и дальше франков и греков. Поблагодарил тепло дарителей конунг, велел меха в сундуках запереть до поры, после же пир продолжился и длился он еще шесть дней, поскольку желал Бард показать, что лучше застолья устраивать может, нежели конунг Транделага - и это ему удалось, пусть сильно обеднел он и люди его, но зато Харальд доволен был приемом таким, а это сыну Брюнольва дороже было, нежели все богатства. Разве что Свен иногда вздыхал тяжело, убытки подсчитывая, да причитал, что отец Барда погибший имущество свое приумножить стремился, а сын его нерадивый - по ветру развеять готов все, что досталось ему. От слов этих отмахивался лишь Бард, говоря, что конунг после все сторицей вернет, коли память хорошую сохранит о пирах Халагаландских.
Приезжали на пир и Харек с Хрериком, дядья Барда, но для того лишь, чтобы свою верность Харальду подтвердить да подарки ему преподнести, как их мать научила - после рассчитывали они с помощью конунга имение у Барда отобрать и планы коварные строили, как так сделать, чтобы племянник их в немилость попал к сыну Хальвдана.
На седьмой день же, погрузившись на корабли, да с гостеприимным домом попрощавшись, отправился конунг со свитою дальше, к Халагаланду Стреднему, на остров Сандес, где уже ожидал его лендрман Сигурд, да готовил пир, не уступающий тому, что Бард молодой устроил.

(с Тельтиаром)
Еще несколько дней прошло - и достиг наконец Эгиль своей цели. Почти достиг - потому что уже недалеко было до усадьбы Хьярти. Но дело одно - подойти, и совсем другое - до горла добраться.
Ждать надо, пока он на охоту выйдет.
До времени же того, в деревне людей распросить можно было, чем по обыкновению своему херир занимается... да чересчур опасно это было. А вдруг кто к Хьярти пойдет и ему про все доложит?
Так что в лесу Эгиль остался. Лес - не человечье селение, волкам и вожаку он домом родным был. И хоть наложил Хьярти запрет на охоту... ну так стае людские законы безразличны.
Медленно дни тянулись, похожие один на другой - редко когда человек в лесу появлялся, ибо опасались деревенские запрета херсира своего, но все же дрова нужны были, ибо холодало к осени, да и дичи какой иногда добыть пытались те, кто похрабрее. Но самого Хьярти не видно было пока.
Постепенно и ждать Эгилю надоедало. Но надежды он не терял; лишь нашел место, где людьми особенно явно пахло. Ждать стал, рассудив, что тут, верно, охотники проходят.
Однако на место то не охотник, а дровосек пришел третьего дня, да принялся деревья рубить старым зазубренным топором.
Приходу этому Эгиль обрадовался - наконец узнать что-то можно. Выбрал он прежнюю личину - бредет по краю леса молодой слепец с большим псом. Безобиден - сразу видно. Идет на стук топора.
- Эй, кто ты? - Спросил дровосек, едва заприметил жителя лесного.
Вздрогнул тот, на голос оборачиваясь.
- Странник я, - приветливо ответил. - Скажи, добрый человек, чьи это земли?
- Земли Гандальва конунга, странник, - немного удивленно отвечал мужчина. - Но то ведь должен ты и так знать.
- Это я знаю, - улыбнулся слепец. - Но не сам же Гандальв тут?
- Тут Хьятри, что родом чужеземец, херсир, - ответил дровосек, да добавил вполголоса: - Чтоб ему пусто было.
- Слышал я про него недоброе, - согласился Эгиль. - Скажи, а как пойти мне, чтобы на глаза ему тогда не попасться? А то вдруг он сейчас земли свои объезжает.
- Еще как объезжает - с неделю уже как за данью по деревням потправился, - закивал бонд, то позабыв, видимо, что не может его собеседник видеть. - Но ничего, уж скоро возвернется.
- Тогда мне поспешить, наверное, надо, - вздохнул Эгиль. - Спасибо тебе, добрый человек.
- Тебе-то, слепцу, чего бояться - с тебя он оброка не потребует.
- Мало ли что людям властным в голову прийти может, - пожал плечами слепец.
- Они все одинаковы - кто бы ни правил, а народу простому всегда в тягость, - вздохнул дровосек.
- Видно, так заведено на земле, - согласился Эгиль. - Конечно, меняться может жизнь... но не всегда.
- Вот кабы после смерти в Палаты Золотые попасть, так ведь - кто нас, простых крестьян туда возьмет.
- Разве что с мечом в руках погибнуть, - заметил странник.
- А где его взять-то, меч этот?
- А вот это уже дело другое, - вздохнул Эгиль. - Что ж, пойду я дальше. Пусть тебе боги жизнь облегчат.
- И тебе пути прямого, - рукою махнул бонд, да к работе своей нехитрой вернулся.
Ушел Эгиль, скрылся из глаз, да снова в лес вернулся. Все, что хотел - узнал; скоро Хьярти вернется. И подумать можно, что после скучных поездок развлечься охотой вознамерится...

Свен, Оттар, Торвард, Асмунд и всеобщая свалка
(Тэль и Хакэ)

Оттар обернулся первым: разбойники выезжали из того самого лесочка, в котором когда-то устроил засаду Эйнар. Копыта их лошадей были обмотаны тряпками и потому они, занятые разговором с Торвардом, не сразу его заметили. Точнее вообще не заметили - захоти он напасть и перерезал бы половину людей, пока те приходят в себя.
- Асмунд! - Воскликнул Рваный.
- Оттар! - Усмехнулся Кровавый ярл, а затем обвел взглядом остальных. - О, да я посмотрю все в сборе: и свеи, и гауты, креста не знающие, и даже ты - Торвард!
- Вот ты и попался, ублюдок! - Рявкнул старый лендрман. - Властью конунга Харальда, которого ты предал, сложите оружие!
- А ты предал меня и теперь заплатишь!
Торвард усмехнулся, глядя как приближаются к ним люди Асмунда - их было меньше, нежели тех, кто пришел сюда по их души.
Свен, недолго думая, обнажил меч - сейчас от него, пожалуй, больше проку, чем от молота будет.
- Так вот ты какой, негодяй, - "поприветствовал" он Асмунда. И крикнул затем своим воям: - К оружию!
Залязгали клинки, которые еще обнажить до этого не успели хозяева, струны-тетивы, натянувшись, заставили задрожать воздух.
- Да, вот он я - негодяй, - кивнул сын Альхейма. - Наконец-то встретились - это ведь ты церковь сжег и священников убил. Сильно удивлен я, что Оттара с тобой вижу.
- Твои деяния позорят веру Креста, - выдохнул Рваный, обнажая меч.
- "Не мир я вам принес, но меч", сказал Мессия, - из-за спины Асмунда показался юноша в вороненой кольчуге. - И меч этот дарует спасение в новой жизни. Те благородные воины, что пострадали за веру нашу - да обретут покой на небесах.
Он крестным знаком осенил убитых в лагере христиан.
- Велимир? - Удивленно спросил Оттар, вглядываясь в лицо священника. - Я думал, ты убит.
- Нет, Господь даровал мне возможность послужить ему, - произнес парень, чуть вперед выезжая. - Когда он отца Григория убил, понял я, что лишь силой Божией можно одолеть поганых, а не словом добрым!
- Довольно глупой болтовни, бросайте оружие - и вы все можете уходить, - прокричал Торвард. - Кроме Асмунда - его кюна судить будет, по справедливости!
- Так же как она Эйнара осудила, - рассмеялся Кровавый ярл. - Ты, Оттар, свидетелем той справедливости был!
- Замолчи, не смей даже имени его произносить! - Процедил Рваный. - Он сохранил тебе жизни и окрестил в правую веру, а ты поганишь саму память его!
Один за другим доставали оружие спутники Кровавого Ярла, и явно не с намерением бросать.
- Между нами гораздо больше общего, Оттар - нежели у тебя, с этими людьми - мы норвежцы, а они - свеи и датские наймиты, мы христиане, а они язычники. И оба мы были преданы своим конунгом.
- Нет, это ты предал конунга!
- А тебя он, стало быть, расцелует при встрече!
- Здорово же ты переменился, песий выродок! - Лязгнул зубами Торвард. - Было время, резал христиан, а теперь - смотреть противно!
Велимир, руки вскинув, вперед коня направил, прямо на воинов Оттара и Свена.
- Именем Господа нашего, заклинаю всех христиан уйти отсюда! Мы прибыли лишь для того, чтобы покарать язычников!
- Покарать? Силой божией, вестимо? - передразнил юношу Свен. - Ну попробуйте...
Он глянул на Оттара.
- Знаю, Рваный, ты на дух не переносишь нас. Но если ты сейчас отступишь, отойдешь в сторону - я буду считать, что ты заодно с Асмундом. И все остальные будут.
Чья-то стрела сорвалась с тетивы, но воткнулась в землю, у копыт велимирова коня.
- Господь меня защищает, как и всех, кто служит ему! - Усмехнулся на это юноша.
- А кольчуга защищает от стрел, да, - пробормотал Свен, - только не от тех, которые нацелены промеж глаз...
Повернувшись на миг к воинам, он кивнул - и погнал коня вперед.
Велимир первым на его пути находился, опустив ладонь к седлу, он подхватил притороченную булаву, так же вперед рванувшись, на Черного Молота, а позади с лязгом оружейным люди Асмунда поспешали. Спустили тетивы свеи и вестфольдцы - кто успел, щитами прикрылись, иные, кому не повезло, уже с коней валиться начали.
Свен подхватил щит на левую руку, бока конские крепче стиснул ногами. Ярость и злоба переполняли его - как же, мальчишка этот, что сбежал.. у него самого, у Свена ведь из-под носа сбежал! Кто он будет теперь, если его не убьет?
- Ну давай, покажи, на что способен! - воскликнул он, справа приближаясь к Велимиру.
Сражаться юноша не обучен был, хоть и кольчугу носил добротную, и булаву боевую, но оставался он всего лишь послушником, а потому обрушил на врага удар неумелый, лишь только кони их поравнялись, в голову метя ярлу.
Черный Молот на щит принял этот удар, высоко подняв его. Да, отличались явно по силе молодой парень и взрослый уже, закаленный в битвах викинг... Оттолкнув щитом булаву, Свен острие меча в шею направил щенку христианскому - авось не спасет его Белый Бог?
Рванулся Велимир - оставило лезвие рану рваную, горло разодрав - кровью подавившись, рухнул проповедник с коня, под копыта всадникам, битвы алкающим.
- Все священников убиваешь, - голос злой позади ярла раздался. - Прими же по силам противника!
Привиделось Оттару в тот миг, как жег церковь Свен и убивал монахов, и отцу Григорию молотом своим голову проломил - в этот миг он выбор свой и сделал, понимая, что не по пути ему ни с убийцей этим, ни с Торвардом, что смерти его желал в угоду кюне - ведьме этой подлой, Эйнара сгубившей.
- Христиане, убивайте поганых, таково слово мое! - Выкрикнул он приказ, слово, Хареку данное нарушая. Тогда и ударили люди его - кто свеям и гаутам, первыми бросившимся на людей Асмунда, в спины, а кто и против вестфольдцев, припоминая обиды старые.
Люди же ярла кровавого столкнулись уже с первыми рядами воинов Свена.
- Измена!! - заорал Свен, поворачиваясь, не помня себя от злости. Значит, вот они какие, христиане, так они слова свои держат...
Да, Молот нутром чуял, что все это в этакую дрянь или ей подобную выльется. Его отряд силен был - но и оттаров не уступал ему почти, и теперь только на харальдовых слуг полагаться оставалось - кому они решат удар нанести в этой сече? Хотя теперь уже и не имело значения, кто кого бьет, все оборотились против всех, пропитывая кровью землю, а та, в свой черед, будто еще больше просила, и еще больше лилось крови.
Свен взмахнул мечом наискось, к шее Оттара его стремя.
Меча взмахом отклонил лезвие свея агдирец, взгляд ненавидящий во врага вперив, да оскалился:
- Теперь за все с тебя, язычника плату возьму!
Вновь клинки лязгнули, искры высекая - не видели поединщики того вихря кровавого, что окружал их, ибо теперь никто не понимал уже - где враг, а где друг и потому всякого рубили, кто к отряду их отношения не имел. Торвард кричал что-то, веля воинам своим головы со всех предводителей снять в подарок кюне, вдали Асмунда голос слышался, что людей своих подбадривал.
- Посмотрим, как у тебя это выйдет! - зарычал Свен в ответ, снова размахиваясь.
Да, Оттара победить, конечно, сложнее, чем мальчишку того - здесь и сила, и опыт, и лютой ненависти куда больше. Коли воину есть, за что сражаться, то драться он будет до последней капли крови... и видно было, Рваному есть за что драться - за свою обиду мстить, а может, и за все обиды, что были ему нанесены когда-либо. Чем не мишень для ярости предводитель нынешний свеев, все в себе воплощавши, что так ненавистно было этому христианину?
Но Свен был крупнее Оттара и решил, что силой свой сможет того одолеть, потому в удар новый вложил он столько сил, сколько имел...
Христианин щитом укрылся, да глубоко в дерево, кожей обтянутое, лезвие меча погрузилось, и тут же свой, ответный удар нанес, в грудь заколоть попытавшись врага. Великая ненависть в груди его клокотала, стократ сильнее за месяц последний разгоревшаяся, и чувствовал он, что лишь со смертью врага его, или собственной его гибелью ярость эта угаснет. Харек, как и Эйнар, слишком миролюбив был, и то понять можно - оба они вдали от Норвегии жили долгое время, а потому позабыли о тех жестоких нравах, что в земле этой царили. Нет, здесь не с крестом, но с мечом острым пророк должен придти, чтобы слова его услышали. Не будет мира меж христианами и теми, кто храмы рушит - помнил Оттар остов обгоревшей церкви, в которой он крещение принимал, в которой от смерти лютой спасся, от убийц, подосланных Асгаутом и его подлой кюной!

Свен, Оттар, Асмунд... кто на новенького?
Кошка с нами

Шагах в трех упал конь, топором зарубленный, всадника под собой погребая. Лучники гаутские, издали бить врага собравшиеся, нападению вестфольдцев подверглись - хирдманы, добычу легкую в них увидав, всей силой навалились, не давая им и залпа нового сделать. То там, то здесь клинки скрещивались, сражались воины из Хейдмерка пришедшие с людьми Вестфольда и Раумарики, приведенными Торвардом, да с датскими наемниками старого ярла Регнара, что с ними пришел, свеи с гаутами против них всех воевали, да против христиан, так же бившихся со всеми ратями остальными.
Скрипнул зубами Черный Молот, едва успев встретить своим лезвием, едва не самой рукоятью, чужое. С трудом, но все же удерживая мечи скрещенными, и пытаясь не дать Оттару отвести его клинок, хоть на пару мгновений, Свен скользнул взглядом по сторонам - влево-вправо метнулись черные зрачки и тут же вернулись к лицу Рваного - насмешливо-яростные... но все-таки уже не столь уверенные в себе.
Дело принимало все худший и худший оборот: его отряду досталось крепко, хоть свеи да гауты дрались, как бешеные медведи. Но противники не уступали, хорошо хоть, отвлекались друг на друга. Однако уже и думать не стоило о том, чтобы и харальдовых людей, и разбойников Асмунда разбить - уцелеть бы самим!
Впрочем, если кто сейчас еще и думал о полной победет, так это только Торвард, и тот оттого лишь, что в ином случае ему и хода обратного не было в Вестфольд - благодетель его, Асгаут погиб, кюна же старая всеми карами грозилась, коли он приказания не выполнит, потому и ярился старый лендрман, желавший громкой победой над ворогами и мятежниками славу свою приумножить, да расположение правительницы вернуть. Регнар ярл, человек Горма от битвы сторонился, вдалеке держась, да людей своих подбадривая - ему умирать здесь за чужое золото не хотелось - не его то битва была даже, и не Горма, воеводы его, чужие люди за чужие обиды сражались.
Хегни-хейдмеркец той порою первый добрался до Асмунда, уже успевшего клинок свой кровью обагрить и схватку завязал с конунгом своим бывшим - топором верным щит его в щепы разбил, не давая сыну Альхейма удара ответного совершить. Крепок был Хегни, статью среди иных воев выделялся, да только, когда Асмунд щит отбросил расщепленный, и мечом секиры лезвие в сторону отвел, понял хейдмеркец, что равен ему по силам противник:
- Ты жреца убил и херсира! Попрал законы наши и веру...
- И еще много кого убью, - усмехнулся вверх оружие уводя Асмунд. - Со мной Бог! Со мной!
- Распятый не убережет тебя от гнева Тора!
Еще дважды топор с мечом сходились, да кони топтались на месте, через тела изувеченные переступая, затем же рванулся вперед Асмунд, вновь в сторону отводя оружие вражеское, да с коня сбил врага, собственным телом его придавив на земле и пальцы сомкнув на горле хейдмеркца. Захрипел тот, забился, освободиться пытаясь, покуда дышать еще мог, но крепка была хватка ярла, Кровавым прозванного, а Хегни силы покидали с мгновением каждым.
Бок о бок, временем тем кони Свена и Оттара встали, боевые кони, могучие - под стать всадникам. Христианин, видя, что мечи намертво сцепились, щитом удар нанес в голову свею, отбросить того желая.
Свен уклониться попытался, и удар пришелся по шлему вскользь - но все равно был сильным. Пошатнулся херсир, потемнело в глазах на миг, но на то и был он опытом научен, чтобы с коня не упасть, и удержался в седле.
- Ах ты..! - взревел он, когда вернулось к нему состояние прежнее. И словно зверь дикий в нем проснулся - Свен отбросил щит и с мечом, от стремени прежде освободившись, кинулся всем телом на Оттара, чтобы свалить того на землю.

От того удара не сумел уйти Оттар, вместе на землю с коней рухнули воины, покатились по ней, чудом лишь под копыта своих же верховых не попадая, борьбу продолжая, клинками друг друга уколоть пытаясь.
А кругом все та же кутерьма была, и никто не обращал внимания на то, что предводители отрядов прямо под ногами у всех драку решили устроить.
Черный Молот дрался настолько нечестно, насколько мог - все время лягнуть Оттара норовил посильнее, да кулаком одновременно с мечом действовать. Если б была возможность кусаться, наверняка давно уже в горло вцепился бы врагу херсир.
Однако ж и Оттар не зря многие годы воевал, так что он тоже в долгу не оставался - то лбом в голову ударить Свена пытался, то коленом пнуть в пах, а после и вовсе меч отбросил, за кинжалом потянувшись. Асмунд же, Хегни задушенного на земле оставив, поднялся медленно, коня подведенного, под уздцы хватая и верхом на него забираясь, да затем прямо по телу врага убитого проехав, вновь в битву бросился - люди ближние ему новый меч поднесли взамен в поединке утраченного. На этот раз, объезжая бьющихся воинов, он с небольшим окружением на лендрмана Торварда набросился, старого воина на поединок вызывая кличем боевым, да бранью его посыпая.
Торвард, оскорблений не выдержав, из-за спин телохранителей доверенных выехал, копье поднимая.
- Сейчас ты, щенок, за свои злодеяния в Вестофльде ответишь!
- Я лишь приказы отдавал - а ты им подчинялся, кто же из нас злодей? - Улыбка на губах разбитых ярла кровавого играла. - Ты нарушал свои клятвы...
- Ты предал нашу веру и нашего государя, - медленно приближался Торвард, руку для броска занося, но затем пошатнулся в седле, захрипев - выпало оружие из ослабшей длани, за горло схватился старый лендрман, в шее у него торчала рукоять ножа метательного. Один из спутников Асмунда усмехнулся:
- Легко поддался на твою хитрость глупый старик, - бросил он Альхеймсону.
Регнар ярл, за тем наблюдавший издали, коня повернул:
- Храбрые даны, уходим! - Прокричал он. - Здесь нам не снискать ни славы, ни богатств!
- Остановите его! - Велел Асмунд своим людям, видя, что пытается бежать датский воевода с ближними воинами, сам же теперь поворотился, чтобы людей Торварда добить.
Заметив, как Оттар к кинжалу потянулся, Свен метнулся к нему, за руку схватил, а второй рукой, тоже отбросив меч, со всей мощи ударил Рваного головой о подвернувшийся крепкий камень, один раз, а потом и второй - для верности.
- Притих, скотина? - осведомился Молот у поверженного ворога, подобрал меч свой да бросился искать коня, покуда Оттар в себя не пришел да часть свеев и гаутов еще в живых оставалась.
Вскочив в седло, крикнул он, набрав воздуху в грудь:
- Свеи! Отступаем!!!
Те воины, кто мог битвы избегнуть, вослед за предводителем своим прочь подались, иные же обречены были пасть в схватке этой. С неприязнью Асмунд наблюдал, как уходит его враг, да не было у него сил свежих, чтобы в погоню послать, да и сам не мог за врагом броситься - в самую сердцевину битвы его затянуло - снова меч метался от глотки к глотке, да щитом новым от ударов вражьих укрывался сын Альхейма. Не обделен он был ни силой, ни ловкостью, один лишь раз поражение в бою потерпел, да и то не своей неудачей теперь считал, но божьим промыслом. Близко к нему подобравшиеся вестфольдцы один за другим падали с коней - кто с горлом перерубленным, кто с черепом раскроенным, а кому и в сердце клинок вонзил ярл кровавый - сам он на вихрь похож был на поле битвы ворвавшийся, а среди противников уж и не осталось равных ему в искусстве ратевом - Свен, быть может, сумел бы с ним совладать, но ярл свейский прочь обратился, понимая, что не стяжает победы и не исполнит воли конунга, коли жизнь свою потеряет.
Сражение это недолго еще длилось - руководства лишившись, смешали ряды свои противники христиан, что свеи, что вествольдцы и вскоре уже были все истреблены нещадно, а кто в бегство подался - тех в спины разили, жалости не выказывая. Две рати теперь стояли друг напротив друга, потрепанные изрядно и едва ли треть от числа их изначального в силах была оружие держать и продолжать сражение.
Со спокойствием ледяным смотрел Асмунд на людей, Оттара сопровождавших, и теперь вокруг тела его сгрудившихся, оружие выставив - да, они исполнили волю своего херсира, напав на язычников, но приказ конунга их в том состоял, чтобы Альхеймсона изловить и потому готовы они были дальше сражаться, если потребуется.
- Мир, христиане, мир! - Воскликнул Асмунд, руки поднимая. - Мир вам, братья мои во Христе.
- Какие мы тебе братья, убийца! - Воин один бросил. - Ты губил христиан в Вестфольде и в Вингульмерке того же желал!
- Тот, кто жег ваши церкви - прочь бежал, вы его спутниками были - я же на него меч поднял! Я служу Господу, как и все мои люди! А вы? Кому служите вы?
Смутились хирдманы, слова такие услыхав.
- Богу!
- И конунгу Хареку! - Другой добавил.
- О, Харек великий конунг, - рассмеялся Асмунд. - Но он сейчас в Ранрики, а мы здесь и мы все сражаемся против тех, кто притесняет нашу веру!
Вперед один воин вышел, меч опустив:
- Эйрик конунг поклялся более не чинить зла христианам, - громко он бросил.
- Смотрите тогда, как он слово свое держит! - Спрыгнул с коня и Асмунд, к телу духовника своего юного подошел, да острием клинка на него указал: - Священников убивает его ярл, да удовольствие от того испытывает. Слышал я - многих монахов в Гиллисберге смерть от руки его настигла. Неужто вы со смирением то простили ему?
- Мы... конунг наш... - но не успел договорить хирдман, другой голос перебил его:
- Нет прощения за злодеяния эти, - то Оттар, в себя придя, медленно с земли поднимался. - Отец Григорий отомщен должен быть, и иноки, и отрок сей!
- Вот теперь я слышу слова доблестного мужа, - рассмеялся кровавый ярл. - Каждый враг наш чашу отмщения отведает - и свеи, и слуги конунга вероломного, Эйнара сгубившего!
Топот копыт разговор их прервал - вернулись воины, в погоню за Регнаром отправленные, старший их перед Асмундом спешился:
- Вот голова датского воеводы, ярл! - Дар свой преподнес он Альхеймсону. - Он, и все кто с ним были мертвы.

Конец мести (с Тельтиаром)
Хьярти херсир на четвертый день вернулся после разговора Эгиля с дровосеком деревенским. Был он зол, ибо мало податей собрать удалось с людей альвхеймарских - слишком многих Асгейр ярл в войско забрал, а те что остались либо стары, либо увечны были, либо юны слишком - какой с таких прок. Пусть и понимал херсир, что то для державы всей важно, а все же сиротливо медяки в кошеле звенели и дружина верная не добрым словом поминала Асгейра да и конунга самого - каждый на большее надеялся, чем получить сумел. Потому велел в усадьбе пир готовить Хьярти для ближних своих, но прежде - облавную охоту устроить решил, потешить хирдманов верных.
На утро, отдохнув с дороги да собравшись, выехали всадники из усадьбы числом двадцать - самые знатные люди, что на службе у Хьярти были - все копьями и луками вооружены, да с ними собак свора - зверя любого загонять. Более же всего хотелось херсиру властителя чащи, медведя затравить.
Как донесся издали лай собак, да копыт топот - услышала его стая. Мигом понял Эгиль, что не зря в лесу ждал; наконец враг появился. Теперь еще совсем немного ждать осталось - пока в лес приедет. И уж потом попытаться подстеречь его.
Отдал Эгиль стае приказ - нескольких оленей навстречу вспугнуть.
- Вперед! Вперед! - Кричали загонщики, псов по следу звериному направляя. Ярились, рвались с поводков псы, почуяв добычи близкий запах. В самом разгаре охота была - смеялись хирдманы, вино пили из мехов, да спорили, кто первый красавца-оленя подстрелит, да рога ветвистые в качестве трофея возьмет. Не ради мяса сытного за зверьем они охотились, как то крестьяне бы стали делать - лишь удовольствия для. Зачастую после таких увеселений Хьярти и друзей его, туши животны убитых так и оставались в лесу валяться пищей для падальщиков.
Вот и сейчас, заприметив силуэт олений, ударил в бока коню своему херсир, с криком громким за зверем помчался, да так, что люди его едва поспевали за ним.
- Собак спускайте! - Велел он.
- Слышали, смерды! - Закричал на то рядом едущий хирдман, плетью псаря огрев по спине. - Псов спускай! Быстро! Уйдет олень - шкуры с вас спущу!
Слышал Эгиль, какой толпой на охоту ездят; но только один из всех ему нужен был.
И потому по приказу вожака не одного оленя стая вспугнула. Несколько зверей в разные стороны бросились, охотников на себя отвлекая; мелькнули среди деревьев серые тени, не позволившие оленям убежать, пока на глаза людям не попадутся. Может, псы древних врагов и учуяли - да кто ж их отпустит к волкам, когда оленя загонять надо?
- Смотри, Торрод - еще один рогатый! За ним, скорее! - Самый зоркий из дружинников углядел новую дичь, коня поворачивая.
- А херсир?
- У него своя добыча, нам - иная! Сегодня Один к нам благосклонен! Отцом клянусь - изловлю оленя, стяг рогами украшу!
В разные стороны разъезжались воины - куда трое, куда и четверо - каждый желал изловить дичь заветную, чтобы было, чем потом похвалятья. Так и рванулись прочь верные дружинники - никто из них и помыслить не мог, что опасность в лесной чащобе таится. Только псы все больше рычали, зубы скаля, да бег свой замедлив, не обращая внимания на окрики псарей и понукания.
А стая, оленей оставив, вместе собиралась - шла по тому следу, что им вожак указал. Лишь двое же помогали оленю все дальше и дальше в лес углубиться, и Хьярти с несколькими людьми за собой уводя.
Отыскал Эгиль место заранее - поляну большую. Где со всех сторон ударить можно будет.
Скинул, тем временем с плеча лук херсир, тетиву натянул, да спустил стрелу, что ударила точно в шею оленю - недалеко зверь удет теперь! Лишь на поляну выскочил он, до середины ее добежав, да так и упал, с жизнью прощаясь. Набросились псы на дичь, зубами разрывая, а там и воины спокойно выехали, к туше подъезжая.
- Ну-ка, Бьерн, отруби голову моей добыче, - велел Хьярти. - Остальное пусть псы жрут!
Спрыгнул с коня рослый хирдман, нож обнажая, да несколькими ударами отделил голову оленя, высоко ее над собой подняв.
- Вот он! Олень!
Псы же, до этого рьяно раздиравшие добычу, притихли, напряглись - да кто на них внимание обращать станет в момент триумфа.
- А вот и волки, - шепнул неслышно Эгиль, приказ стае отдавая.
Метнулись из-за деревьев серые тени, молча в горло людям клыками целясь. Часть из них по своре собачьей ударила, давних врагов разгоняя.
С лаем прочь бросились псы - мало их было, чтобы со стаей такой в схватку вступать, а потому огрызаясь, да о достоинстве своем не забывая, но все же прочь подались, не то что люди. Бьерн, как с головой оленя в руках стоял, так и рухнул под тяжестью тела серого, да на шее своей ощутил остроту клыков волчьих. Хьярти, копья древком, зверя, на него набросившегося огрел, к земле его приминая, да поудобнее оружие перехватил, норовя пронзить, третий же воин, тетиву натянуть успел, стрелу послав в волка из чащобы появившегося, да тут же другую наложил, выбирая себе цель новую.
Да только не как обычные звери волки сейчас кидались - человеческая воля их направляла.
Еще один сзади на лучника кинулся, пока двое в стороны бросились, заставляя его за целью следить. И точно так же на Хьярти с разных сторон бросились, норовя клыки в руки запустить, да оружия лишить.
от копьем отбиваться продолжал, да коня заставлял копыта в ход пустить, все надеялся вырваться из ловушки, даже когда товарищ его погиб. Метался конь по поляне, но отовсюду глаза желтые на него смотрели, а вскоре выдохся херсир, стали движения его не столь быстры - и зубами впившись, стащили его на землю серые убийцы.
Кинулся прочь конь, а Хьярти на земле остался, серыми телами прижатый. И тогда из-за дерева и вожак появился, руку на шерсть волка положив.
- Здравствуй, Хьярти из Раум-Эльва, - промолвил он, взгляд слепых глаз на херсире остановив. - Хотя и недолго тебе здравствовать осталось...
- Ты кто такой?.. - Прохрипел херсир, большая злоба в голосе его звучала. - Что за отродье хелево?!
Ближе Эгиль подошел, над лежащим склонился.
- Вспомни, как годы назад ты с друзьями человека в своем доме убил, за слова обидные, ранее сказанные. Вспомни, как он от вас отбивался, давая сыну сбежать. Вспомни, как моего отца ты убил, Хьярти из Раум-Эльва.
- Я много кого убил, всех и не упомнишь, - тот сплюнул, понимая, что уже не избежит смерти. - Кого за слово обидное, кого и за взгляд косой.
- Вот за это теперь и сам умрешь, - острым как клинок голос Эгиля стал. И настоящий нож он сейчас вытащил. - Не заслужил ты легкой смерти, Хьярти, да нет у меня времени - много твоих по лесу бродит. Без оружия в руках ты умрешь, и в Хель отправишься - как и заслужил.
Полоснул старый клинок по горлу, кровью землю обагрив.
Лишь к вечеру тело херсира своего нашли дружинники, когда смогли собак заставить вновь на поляну ту людей привести. Хотел Хьярти пир устроить большой по своему возвращению, да так вышло - что сам по себе тризну организовал.
А далеко в лесу Эгиль с местью своей прощался, да раненых братьев лечил. Погиб один из них - стрелой пораженный, и оплакивал его вожак...

Флотилия ругов. Путьиз Ранрики к Гилисбергу
(с Оррофином - за что ему спасибо)
На следующий день в полдень отплыла флотилия ругов из Викена, ветер попутный паруса наполнил.
- Не иначе как Свентовит доволен таким исходом дела, и замысел наш добряет, - сказал жрец в меховой шапке и с волчьей шкурой накинутой на плечи.
- Вот ведь как. Шли погулять. пограбить, девок ихних попортить, да добро свое воротить в храм бога нашего. А вышло что? Сами нaвстречу вышли, хлебом да солью с пивом привечали, и смаи все отдали? И это урмане? Тьфу. - Лютомир, толстый младший братец Велибора, двоюродного брата и воеводы князя ругов Радигера, и смачно сплюнул в тихие воды морские.
- Не буди лихо пока тихо, - буркнул жрец. - Вдруг боги их пробережные обижены будут непочтением твоим?
На самом деле именно жрец был реальный организатор и вдохновитель этого похтода - ведь этот жрец был из храма Свентовита в Волине, и воевода про то не забывал. Так у всех вендов заведено - пока князь дома сидит и хозяйством заправляет, его воевода в походы войско водит. И Велибор хоть и был тут главный, но жрецу перечить даже он не смел. Велибор посмотрел в лицо жрецу и задумался. С одной стороны, конечно лихо будить не стоит, но с другой воины не довольны были тем, что совсем уж без боя всё получили. Не потешили ни душ, ни мечей, а не дело это.
- Лихо-то оно лихо конечно, - проговорил он, - но и сталь потешить бы нам любо дело будет!
- Так князь урманский нам и указал, где мы и сталь потешим, и удаль покажем. А какая там удаль, коли всего войска на две сотни там не набралось бы? - возразил жрец. - Да будь они трижды храбрее и справнее воевых наших, все одно как кутят бы их покромсали живо. Какая в том слава?
(Харек сообразил направить ругов на Вьярманланд и Винугльмерк, поведав ругам, что там нынче разброд и правителчя нет, а награбили свеи много, то есть есть чем им там поживиться. К тому же, как выяснилось, херсир ругов имел зуб на Свена Черного Молота а с Хареком им как бы делить было больше нечего. Оттого и смекнул Харек. что "враг моего врага может стать другом")
Велибор почесал затылок, и произнес:
- Правду глаголешь, жрец, доблесть с равным только испытывается. Жаль месть за нас свершили. Но у нас еще иной долг мести остается. Свен Черный Молот много зла нашим братьям принес, и многих наших людей в неволю увез... Так что придет и для него час расплаты.
- Вы говорите мудрые вещи! - кивнул воевода. - Решено! Идём на земли Чёрного Молота!
- Так , сказывали же, что его самого-то нет. - отовзался один из младых отроков.
- А нет, так подождем его в доме его, и примем как подобает.- отозвался Лютомир. - Не зря ведь князь урманский нам провожатого дал?
Ярополк, стоявший рядом, довольно осклабился.
- Ужо мы им зададим, свеям проклятым, которые законы не чтут ни богов,ни людей.
- Зададим! - сурово кивнул воевода, прикидывая, с какими силами предстоит столкнуться. - И пограбить успеется и девок их попортить, как ты брат и хотел!
- Да девки их поди страшные! Ты тех урманских девок видел? худые, костлявые. что твои клячи! - возразил Лютомир.
-А ты поди, вон какой боров, как на такую залезешь, так под тобой и переломитмся что тростиночка - поддел его жрец.
(Подобного рода грубые шутки были делом обычны, и скрашимвали скуку долгого пути).
- Добрый конь, когда на кобылу лзет ей в морду особо не поглядывает! - расхохотался Велибор, поддевая брата локтем в бок
- В морду может и не глядит, а на задок да на вымя отчего и не поглядеть? -обиделся Лютомир. - Что же это за баба у которой и подержаться не за что?
- Молод ты еще братец! - ухмыльнулся в усы воевода. - Да зелен, а все судить берешься!
- Полно вам, 2 недели всего в пути, а уже все о бабах да о бабах - прервал их жрец. Вдали уже показались серые скалы, выпирающие далеко в море.
- Слышь, наймит урманский, это еще твоего кнезя земли, али уже Свейские?
Ярополк вгляделся.
- И чего вы это меня наймитом называете? -обиделся Ярослав. - Я с нашим словенским князем пришел в дружину урманскую, ибо в Новиграде все тишь да благодать, и прославиться нечем. А тут такая война великая...
- Ну раз такое дело, прости, не серчай... - тут же поправил себя воевода. - Так что то за земли-то?
- Кажись, за теми скалами уже фьорд Ран Эльв, который свеи недавно захватили. А далее уже должен быть Акерхус.
- Акерх...Акхер...чего-чего там дальше?! - воеводе всегда нелегко давались названья чужеземные
- Ясеневый дом то есть. -усмехнулся Ярополк. - У этих урман все сплошь и рядом, что не владение то или Хус - что значит дом. или берг - то есть гора. Иногда и Мар бывает - море то есть. Иного и не ведают.
- Тьфу ты, простите Боги! - сплюнул Велибор. - Ну что за народ, а?
- Каков народ, таков и уряд. - сказал жрец печально. - И ваши из Новиграда чай неспроста к нашему кнезю послали чтобы Рюрика им прислал княжити, ибо молвили "земля наша обильна, да уряду в ней несть, убо приходите же в ней княжити"
- А разве не из данов он? -удивился Ярополк. -Сказывает что он прежде в земле фрягов и фризов княжил, и у франков служил, да после его оттуда прогнали.
- А шут его разберёт! - воевода пожал плечами. - Мне вот человек один сказывал, что послал Рюрик этот грамотку прежде себя, где и написал по ихнему "Рюрик Синехус Трувор" ну или что-то такое. И так стервец накорябал криво, что и не разберёшь, не то он дом свой и дружину поминает, не то Синехуса с Друвором каких-то. К слову, чем там всё закончилось, Новгородец?
- А чем закончилось? Пришел с вот-такой оравой отроков бравых и свирепых - все с оружием и бронями добротными. Новиград отстроил он на островке прямо посреди болота - смеялись над ним люди местные поначалу, что с кикиморами да лешими ему там жаить. А как в следующем году свеи пришли, так все струги их на корягах там и застряли. Голыми руками их можно было там брать. Свеев попроганяли, как поросят испуганных, да финнов всех усмирили, а после и уселся на престоле с воеводою своим Олегом и рукою железной нынче правит. Вече нынче слово супротив него молвить боится. Крут у него нрав и суров. Многие бояре дали деру кто куда, а то скор князь на расправу, да и рука у него тяжелая. Коли что не так, быстро в гнев впадает.
- Ох уж с этими урманами, да датчанами, пёс его знает кто он! - проворчал Велибор. - Вечно мудрят мудрят, а потом каак извернутся!
Тем временем флотилия миновала мыс, и их взору открылась узкая бухточка, врезающаяся вглубь земли. У берегов сновали рыбацкие лодки. на берегу суетились мужики и ребятишки с сетями, полными рыбы. А вдали виднелись деревянные строения.
- Ран Эльв кажись. Ныне это вотчина, что свеям покорна. - промолвил Ярослав. - До владений где Свен правит, еще два дня пути.
- А с другой стороны...свеи они свеи и есть, как думаешь, жрец?
Жрец кивнул.
- Думаю я, мало что мы с тех людишек взять сможем. Только страху нагнать да свеев всполошить раньше времени...
- А что усадеб нет? - погрустнел воевода.
- Неужто рыбу у них за монету звонкую купить велишь? - издевательски произнес Лютомир.
Ярополк насупился.
- Усадьба есть дальше вглубь земель, да небогата она. Одни селюки да старосты ихние. Знать всю князь свейский порезал или с собой увел.
- С селюками воевать это что волку телят резать. - пробормотал Велибор. - Ну то и верно, далее тронемся!-согласился воевода.
- Так о том и я глаголю - сказал жрец, что неча их тут пугать раньше времени. Лучше на пути обратном их потрепаем, коли еще сила и прыть останется. Знаете что про князя свейского одного сказывали, который с эстами воевать вздумал?
- Что же?-заинтересованно српосил воевода.
- А то что пришел он туда, на берега эстов, что на самом востоке моря варяжского, с дружиной малой - три сотни и не наберется. Ну начал там селения палить, мужиков убивать, детей и девок на аркане тащить -как обычно себя урмане и свеи и даны и прочие фряги себя ведут. Эсты те не будь дураками, да все силы собрали в купу, какие могли за короткое время собрать. Да куда же им, рыбакам худородным, с воями могучими тягаться? Ну собрали они все копья и сети. И заманили князя Эрика к сараям, а там на него сеть и накинули.
- И что Эрик энтот? - любопытен воевода был и до историй охотник великий
- А что? Он кричал, ругался, пинался, плевался... А эсты его копьями, вилами да рогатинами как кабана закололи. Прочие свеи, увидав, что с их предподителем сталось, тут же храбрость свою утреяли, да и дали деру, князя своего на поругание бросив. А был это дед нынешнего князя свеев. Вот и вам умнее надо быть, и не лезть от нечего делать в драку не нужную. Силы поберечь надобно. Мало ли кого эти рыбаки худородные убить могут?
- Ты что же нас, за трусливых свеев считаешь? -вомутился Лютомир.
- Остынь! - прикрикнул воевода. - Прав жрец, неча нам словно глуздырям несмышлёным переть на рожон! Толку в том нет! На Свена пойдем, и остановок в пути не делать! Надо успеть, покамест в усадьбе его не будет!
Спустя два дня показались низкие берега Вингульмерка, и река, на которой Гиллисберг стоял...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 20-02-2008, 1:05

Транделаг. Хладир.

После того, как Харальд, прихватив с собой горячую молодежь транделагскую, направил коня за ограду, жизнь в усадьбе конунга Хакона снова вернулась в размеренный ритм. Человеку стороннему, может, и вовсе б помнилось, что все стало по-прежнему. Но Харальд многое изменяет. Ни мужи, ни селения после визита его прежними не остаются. Вот и здесь то же было. Полоняне, в битве захваченные более работой у бондов себя не трудили. Асса, до приезда мужа в Хладир ходившая во слезах, ныне улыбки служанкам дарила. Мнилось ей, что изменился супруг ее и люба она ему ныне. Старый Хакон чувства показывал не столь явно, но тоже доволен был, словно сытый медведь близ малинника. И только крестьяне кручинились: рабочие руки потеряны, да и Хакон млад, что толковым советником себя показал, в поход ныне ушел. Вздыхали мужи, прошлое поминая, но роптать не решались. Суров конунг, как бы за тем бондом плененным во след языка не лишится. Да и не столь тяжкой была доля крестьянская, просто что человек что зверь – все быстро к хорошему привыкают. После отнимешь подарок – кручинятся. Уж такое нутро.

Сандес. Харальдова свита
С Каиливи

Нос драккара с силой ткнулся в прибрежный песок, и викинги, один за другим, стали сходить с корабля - Сандес - не Торгар, этот остров побольше был, а потому до усадьбы, где их ожидал пир, лендрманом заготовленный - долгий путь предстоял. То конунгу хорошо было - у него и конь верховой был, чтобы ноги не стаптывать, остальные же пешком шли, даже знатные люди, не говоря уже о простых воинах.
- Ну родич, вот и добрались мы, - по спине несильно хлопнул Альвира Бард. На сей раз юноша решил со скальдом путь проделать рядом, доверив конунга сопровождать Хакону молодому и людям Сигурда, что встречать их прибыли.
На земле твердой почувствовал Альвир себя более уверенно, и мысли недобрые вмиг развеялись. Потянувшись добро, да дохнув грудью полной молвил Альвир:
-Ай и хороша же земля эта Бард! Ой как хороша.
Выглядел довольным скальд, так казалось, что обрел он нечто, потерянное давно.
-Видать и усадьба хороша будет! Да и девки пригожие! Зря я сомневался! А?
- Все чин по чину будет, - с улыбкой сын Брюнольва молвил. - Пойдем, Сигурд нас уже заждался поди, хотя то не так плохо, как если угощение остынет, да холодное нам есть придется.
Сказав так, он с родичем с берега на дорогу вышел, пристроившись за воинами агдирскими, далече уже уйти успевшими. Точно змея длинная растянулась свита Харальда Косматого - с песнями, да разговорами шли хирдманы, к тому уже привыкшие, что в любой усадьбе их с радостью привечают. Скальд с Бардом чуть отставали от общей толпы, однако общему веселью тоже поддались и до усадьбы добрались быстро.
Хирдманы не ошиблись в том, что встретят их радушно, даже более того. Девы суетливо прибирали столы, угощение подавая, и гости начинали рассаживаться с шумом-гамом. А Альвир про снедь и думать забыл – следил он далеко не за тарелками. Однако вскоре Бард потянул его за стол и скальд выбросил из головы молчаливых женщин, да предался веселью общему. Не узнать было ранее хмурого скальда – весел был он, пил и ел, да еще и что-то пытался Барду рассказывать, пор смеясь боле сам, чем его собеседник.
- Смотрю я, кручина твоя прочь ушла, - на Альвира глядя, Брюнольвсон молвил. - Вот что с мужем пиры веселые, хмельные делают, и это отрадно мне, ибо родича горечь - что своя, как и веселье.
Он сам кубок скальду наполнил брагой, не дожидаясь слуг.
- Теперь же, расскажи мне, как обещал, что приключилось с тобой, отчего ты столь хмур был?
Скальд обещание свое выполнил, поведал Барду историю свою, местами приукрасив ее, как и полагается скальду истинному. Впечатлил рассказом своим он сына Брюнольва, и тем самым довольным сам собой остался.
- Какие негодяи, - о сыновьях Атли Тощего Бард сказал. - Даром, что конунгу нашему родичи - по всем троим Хель слезами горькими заливается!
С тем согласился Альвир вновь к яствам вернувшись, Бард же из-за стола поднялся, когда подошел к нему седой лендрман, и в объятия его заключил.
- Поздорову тебе, родич будущий, - усмехнулся правитель Среднего Халагаланда.
- И ты здравствуй, славный Сигурд! - В ответ произнес сын Брюнольва, с силой к себе старика прижимая.
- Давненько не виделись уже, пошли, поговорим во дворе, хоть воздухом подышим свежим.
В зале общем, где знатные люди сидели и вправду жарко сделалось, потому на уличную прохладу вышли лендрманы, о своем толкуя.
- Свадьбу, как и уговаривались - летом сыграем, - продолжил, вздохнув глубоко, Сигурд. - Прежде не поспешай, знаю - хотел ты, чтобы конунг брак твой благословил и мне то тоже желаемо, - пресек лендрман возражения. - Но отец твой не так давно погиб, к тому же, хочу я, чтобы прежде чем с дочерью моей ты на ложе возлег - себя показал в делах ратных.
- В отвагу мою не веришь, Сигурд? - Изумился Бард словам таким.
- Верить-то верю, но люди мои - сегодня они присягнули Харальду, конунгу, победами славному, думаешь, после этого они примут правителем человека, ни в одной битве не участвовавшего?
- Скажи уж сразу, что помолвку разорвать хочешь!
- У меня нет сыновей, Бард и, мою дочь в жен взяв, ты мне наследовать будешь. Покажи себя до лета в бою - иного от тебя не прошу, - примиряюще старик произнес.
- Я хоть ее увижу?
- Нет, - отрезал Сигурд и голос его более жестким стал. - Я Сигрид в дальнее имение отослал. Возвращайся к лету с победой, тогда и увидишь мою дочь.
- Надеюсь, ты свое слово исполнишь, - возможно это хмель говорил, но в голосе Барда явная угроза слышалась. Отвернулся он от лендрмана старого и обратно в дом пошел.

Рогволд, Ивар и жрецы


Распахнули вои пред жрецами двери тяжелые, дубовые, внутрь трапезной пропустив, да вновь захлопнули – с силой такой, что служители Асов высоких вздрогнули, боязненно оглянувшись.
Пред ними за столом длинным восседал сам Рогволд Мудрый, ярл Мера. Подле – Ивар, уже жрецам знакомый, да юнец невысокий, по всей видимости, Ториром имеуемый, младшой сын Рогволда.
- Привет тебе, ярл, - пробубнил с порога старший жрец, всем телом грузным, старым упираясь на шишковатый посох. Хмурым было лицо его, ровно как и брата по ремеслу его, младшого жреца.
- Привет вам, гости дорогие! – с улыбкой лживой в ответ воскликнул Рогволд да со стула резного поднялся, - выбирайте место пустующее да разделите с нами трапезу.
- Добре, - кивнул старший жрец и кивнул младшему, мол, можно.
Не медля, Рогволд хлопнул в ладоши, и вскоре отроки, за столом прислуживающие, сбежались с блюдами разными да пере жрецами яства разложили. Ешь, пей – не хочу.
- Итак, за какой надобностью вы опять моего слова искали? – спросил Рогволд, обратно усаживаясь.
- Да все по вопросу тому же, - ответствовал старшой жрец, - чего с дочерью конунга почившего делать будешь? Знаешь, чего законы да традиции требуют. Будешь ли по совести поступать али отступишься, честь девы и свою пятнать станешь?
Ивар, разгрызавший кость индейки, аж поперхнулся, настолько ему жреца слово вступительное наглым показалось. Торир, хмуро уплетавший краюху хлеба круглого – с щит размером, лишь безразлично глянул поверх губков да блюд с объедками, на центре стола стоявших, да вновь к занятию своему вернулся.
- А ты как думаешь, жрец, - поинтересовался Рогволд, подбородок кулаком сжатым подперев, - должен ли я поступать согласно воле твоей, но супротив обязательств, Харальду-конунгу данных?
- Время идет, ярл. Навлечешь гнев богов на дом свой.
- Идет, - последовал ответ, - но, скажи мне, чьего гнева мне больше бояться – богов али Харальда?
На сей раз жреца удивляться черед пришел. Из пасти открытой язык высунулся да губы жирные облизал.
- Вопросы странные задаешь, ярл. Конечно, божий гнев всегда опаснее человеческого.
- А вот по мне, так наоборот, - склонив голову на бок, сказал Рогволд, - нет желания у меня сейчас с Харальдом ссориться, а с богами... с богами потом договориться можно. С твоей же помощью, скажем.
- Это что ж? Значит, волею высшей пренебрегаешь? Богохульствуешь?
- А ты подумай, жрец, - рассудительно произнес Рогволд, вперед над столом наклоняясь, - ты всю жизнь свою богам на алтарь положил, им служишь, во их славу дела свои направляешь. И гнева тебе божественного в первую очередь опасаться надо. Так?
- Так.
- А я победы конунгу подношу, ибо ему одному служу и лишь его выгоды в делах ищу. Думаю, понятно тебе, что долг пред конунгом выше долга пред богами. Так?..
Тишина повисла над столом трапезным. Сдвиг брови кустистые над лбом морщинистым жрец да взглядом жгучим Рогволда мерил.
- Ровно стелешь, ярл, - наконец начал он, - речь твоя, аки ручеек лесной журчит, каменья острые обтекает да под бревна поваленные протискивается. Все ладно-складно у тебя выходит.
- Ибо так оно и есть.
- Так аль не так... не нам, служителям скромным, решать, а богам в чертогах небесных.
- Вот и чудно, пусть решают, а дела смертные смертным вершить остается, - с нажимом произнес Рогволд, из-за стола поднимаясь, - я попрошу воев проводить вас.
- Погоди, ярл, - поднял руку жрец, - еще не окончил я. Ежели б действия твои только тебя и касались, так и быть, оставили б мы тебя в покое.
- Но?..
- Но поскольку здесь также и дочь Неккви-конунга замешана, - хмыкнул жрец, - разве достойно это в сторону уйти?..
Вновь воцарилось молчание, только молчал теперь Рогволд Мудрый, челюсти плотно стиснув да кулаки сжав.
- Хорошо, - наконец процедил он, - оставайтесь. За трапезой дозволено вам с семьей моей потчевать. А слуги вам комнаты в усадьбе подыщут.
- Славно, ярл. Благодарю тебя.

Оттар и Асмунд. После битвы

Воины сидели вокруг разожженных костров, ближе к вечеру начало холодать – осень напоминала о себе резкими порывами ветра, заставляя людей кутаться в плащи. Своих погибших они предали земле, перед этим сняв с них доспехи и забрав оружие (на Небесах, в Царствии Господнем, к чему им бренные вещи?) и Оттар прочитал над ними заупокойную молитву, так, как помнил ее. Врагов люди Асмунда и Оттара просто в одном месте свалили, время недолгое на гору тел любуясь, да огню предали, а после – добычу меж собой разделили. Один из воинов помоложе кольчугу Велимира на себя примерял, смотрел, чтобы в пору пришлось, поскольку кузнеца сыскать в землях враждебных не легко, иной хирдман с мечом трофейным упражнялся – примерялся, чтобы удобно было орудовать им заместо копья сломанного.
Оттар и Асмунд рядом сидели, переговариваясь чуть слышно, да кровавый ярл младенца на руках неспешно убаюкивал:
- Еще об одном попрошу тебя, прежде чем мы условленное исполним, - медленно, тихо речь Альхеймсона текла, дабы ребенка не разбудить. – Сестру мою в Ранрики отвези, да в семью какую пристрой – со мной ей не выжить будет.
- То дело доброе, - херсир кивнул. – Можешь мне в этом довериться.
- Спасибо тебе, - улыбка холодная губ Асмунда чуть коснулась. – Не опасаешься, что Харек про слово нарушенное прознает?
- Не прознает, - головою покачал Оттар, тише уже говоря: - Скажу ему, что тебя нагнать не сумел, да свеи глупые вперед подались и погибли все…
- Не все, Черный Молот жив еще и с ним не менее десятка людей ушло в Гиллисберг, - оборвал новообретенного союзника мятежный ярл. – Но скажи лучше, сколько людей всего в Гиллисберге у Свена? Кто сторону его примет?
Задумался Оттар, вспоминая, что в стенах усадьбы, врагами захваченной видел, да вновь перед глазами его остов церкви, словно в назидание Эйриком оставленный, появился. Много зла земле его свеи принесли, и еще больше принесут, коли не остановить их и назад не отбросить. Пусть продвижение войска Эйрика сумел Харек отсрочить, но когда вернется конунг свеев, да узнает о том, что в отсутствие его делалось – может обещания свои позабыть да клятвы нарушить – и воины его, разозленные поражениями, за то его винить не станут. Сейчас следовало отбить Гиллисберг, да в твердыню его превратить неприступную к тому времени, как вновь Эйрик в Вингульмерке появится – тогда-то он зубы обломает, даже боги его языческие не помогут.
- Не велика рать свеев здесь, - наконец изрек херсир. – Во всей усадьбе еще с полсотни людей наберется, да может по деревням захваченным пара сотен попряталась. Если быстро ударить, они ничего предпринять не успеют!
- То можно было сделать, коли Свен здесь смерть нашел бы, - отверг план такой Асмунд. – А теперь он наготове будет. Никак не ожидал я, что ты его живым упустишь.
- Скажи еще – ты заранее знал, что я сторону твою приму, - подозрительно прищурился Оттар.
- Знал, - усмехнулся Альхеймсон. – Мои люди в каждой деревне, что вы проезжали, находились, следили за вами. Те разногласия, что меж тобой и Черным Молотом обострились, не были для меня секретом. Поэтому я выжидал так долго, скрывался от вас…
- Ждал, пока я Свена лютой ненавистью возненавижу, - понимающе кивнул Оттар, тому дивясь, сколь легко смог кровавый ярл и его, и свея вокруг пальца обвести.
- Именно, людей моих, ты сам видел, не хватило бы с таким большим отрядом сладить, да и не стали бы они на христиан оружие поднимать – не тому я их учил.
- Странная в тебе перемена произошла, - задал вопрос, давно волнующий его, агдирец. – Раньше ты Белого Бога не переносил и всех, кто крест носил, лютой смерти предавал, а сейчас глотку перегрызть готов любому, Господа не славящему.
- То Эйнара заслуга и Велимира, - отвечал почти не раздумывая Асмунд. – Ярл меня крестил, пусть и против воли, тем самым шанс дав на спасение, а отрок – верный путь указал, помог понять, что нет иных богов, кроме Господа, в трех лицах единого.
- Писание не учит убивать всех, кто…
- А разве ты сам не желаешь того же, Оттар? – Перебил его Альхеймсон, голос его звучал зло и резко, но тихо. – Разве ты не мечтал вырвать Черному Молоту сердце за то, что он убил священника и разорил церковь? Разве ты не желал перерезать глотку Торлейву и утопить в крови этих двух ублюдков, Халльварда с Сигтрюгом, за то, что они погубили Эйнара? Ведь по глазам же вижу – ты мести жаждешь!
- Да, - вынужден был признаться херсир. – Правда это, я клятву принес, отомстить за Эйнара убийцам его, но Харек меня уговорил обождать до возвращения конунга…
- Думаешь, Харальд что-либо против Матери своей сделает тебе в угоду? Или, считаешь, он на родичей руку поднимет ради восстановления справедливости? Неужели ты действительно веришь, что Харальд сын Хальвдана станет по закону судить?
- Конунг Агдира, человек честный, - уверенно сказал херсир.
- Эйнар то же про Рагхильду говорил, когда на суд ее ехал, - Асмунд напомнил. – Ты там был, так расскажи, по чести ли все прошло?
Долго молчал агдирец, словами ярла кровавого уязвленный, но, в конце концов, согласился с ним:
- Все же прав ты, как бы не хотел я слова твои ложью назвать. Эйнар верил в то хорошее, что в людях есть, но некоторые из них – насквозь прогнили и самому Господу гибель их в угоду будет!
- Велимир то видел, все потаенное в людях, все писаное меж строк, - продолжал тем временем Альхеймсон. – Он мог стать большим пророком, всех нас вела его вера. Теперь, когда он погиб, боюсь, сложнее будет мне искать сторонников и людей в истинную веру обращать.
- Я могу привести священника…
- Ты сможешь найти такого священника, каким был он? Вряд ли – мало просто сан носить в деле таком, надо ему всей душой преданным быть и в правоту свою верить. Как мы верим, - взгляд глаз холодных в лицо Оттара впился. – Ведь в тебе нет сомнений?
- Нет, то, что мы сделали сегодня – угодно Богу. Язычники, желавшие христианской крови, мертвы – в том больше твоя заслуга, нежели моя. Если бы я не колебался – отрок остался бы жив. Обещаю, более я не стану ждать, в момент, когда потребны действия.
Асмунд едва заметно улыбнулся – этот человек был старше его, опытнее в бою и, казалось бы, умнее, но как же легко оказалось склонить его на свою сторону, хотя совсем недавно они были непримиримыми врагами. Вера – вот великая сила, способная изменять многое, Асмунд верил, что правильно избрал Бога и путь служения Ему. Белый Бог могущественнее прямодушных Асов, за его витиеватыми словами о всеобщей любви и милосердии, скрывается великая сила, ломающая слабовольных и губящая иноверцев. Служить такому Богу – великая честь, но тогда лишь, когда ты видишь скрытый смысл служения, а не внешний, слепящий блеск. Асмунд верил, что постиг таинства, сокрытые на страницах Святого Писания, верил, что Велимир раскрыл ему правду.
- Сейчас не медли – поутру же отправляйся в Ранрики, - велел Оттару ярл, девочку уснувшую ему передавая, аккуратно ребенка принял херсир. – Там скажешь Хареку, что убил меня и многих моих людей, а иные разбежались, я же пока затаюсь, чтобы слова твои за правду сочли все. Людям своим строго-настрого молчать прикажи…
- То я и сам разумею.
- Далее собери воинов, что родом из Вингульмерка и желают земли свои от свеев освободить, и других всех, в ком уверен – когда будет у тебя отряд сильный, возвращайся, я же пока разузнаю что к чему, да какой прием будет нам Молот Черный готовить.
- Так и сделаю, месяца не пройдет, как вернусь я, с собою не меньше двух сотен хирдманов приведя, - Оттар пообещал.
- И о сестре моей позаботься, - напомнил Асмунд, разговор завершая. – Гиллисберг же, когда освободим, сможем о мести твоей вспомнить, и о том подумать, как осуществить ее.
На том они и порешили, да спать собрались, утром же, как и обещал, Оттар в обратную дорогу с остатками отряда своего отправился, Асмунд же и люди его выжившие медленно в сторону Гиллисберга направились.

Сарасберг.
Кюна ~Я буду хорошей, но всех повешу~ Рагхильда
и Алексей Палыч ака Тельт тоже

Все меняется: правители приходят и уходят, народы умирают и рождаются, годы сменяют друг друга с невыносимой скоростью. Не меняется только одно - жажда денег.
Обещание награды сделало свое дело - через некоторое время Рагхильде доложили, что с ней хотят говорить три крестьянина, которые, мол, поймали разбойников-белобожников.
Согласилась Рагхильда принять их, да подождать им пришлось, пока у кюны время на них появится.
Трое крестьянских мужиков в простой одежде, грязи на обуви, с косматыми бородами вошли в залу, где ждала их правительница, поклон ей отвесили да здравствия пожелали ей и родичам ее венценосным. Да затем замолкли, не осмеливаясь поднять глаз на кюну и разговор начать. Не то чтобы страх они испытывали перед женщиной этой, коей власть над ними дана, но боялись прогневать словом неосторожным или делом кюну да с наградой своей попрощаться. К тому же знали все, что Вещей Девой Рагхильда зовется, и боги к ней благосклонны, что тоже уважения прибавляло ей в глазах народа простого.
Наконец сама кюна говорить начала:
- С чем пожаловали вы, добрые мужи?
Вышел тогда один из крестьян, что самым старшим среди пришедших был, и отвечал кюне:
- Дык.. Приказала ты, госпожа наша, отловить разбойников-иноверцев, дык мы и того.. отловили двух. Они к нам в деревню пришли, а мы их и скрутили. В сарай лиходеев сунули - пущай посидят, покумекают над своими деяниями. Ты ежели допросить их хочешь, так прикажи своим за нами идти - мы покажем, где эти негодяи-то сидят, пусть заберут да тебе в белы рученьки выдадут.
- Благодарствую за помощь, - кивнула Рагхильда, показывая, что приятны ей новости принесенные.
- А.. это.. - крестьянские мужики напряженно переглянулись, - А награду-то нам дадут?
- Дадут, дадут, - махнула рукой кюна, - Вы ступайте, передайте, что я велела с вами идти одному из стражей моих, пусть поможет вам привести изменников. Там же вам и награду дадут. Ступайте.
Кланяясь, поспешили крестьяне вон из комнаты.
Через некоторое время привезли двух разбойников. Со связанными руками двух немолодых заросших мужчин, вовсе не напоминавших лютых убийц, а скорее заблудших в лесу крестьян, привели в светлицу и поставили на колени.
Подошла к ним кюна, взглянула на них сверху вниз. Жутко бывает, когда человек, вольный с твоей жизнью жалкой что пожелает сделать, смотрит в глаза прямо, а взгляд его холоден, жесток и как сталь острая душу режет, но еще страшнее, когда во взгляде равнодушие полное к твоей судьбе.
- Вот они какие, иноверцы поганые.. - Вздохнула Рагхильда, вспоминая Эйнара, что жизнь им с братом спасти помог, да богов предал и наказан был за это справедливо, - А скажите мне, за белого бога страшнее умирать, чем за Одина мудрого?
Поднял глаза один из изменников. Страх был в его глазах, однако ж и отчаяние было, которое сил и храбрости ему придавало.
- Жить хочется за кого-то, а умирать все равно с кем.
Рагхильда сделала пару шагов в сторону.
- Однако ж богам, что силой нас наделяют, вы предпочли бога, что смирение и смерть вас призывает принять.
- так то ж Асмунд все, Асмунд! Либо смерть, либо Распятому кланяться! - воскликнул второй разбойник, - Силой кому угодно верен будешь!
В считанные секунды Рагхильда рядом с разбойником была, за рубашку его рукой узкой в перстнях схватила так резко и неожиданно сильно, что от испуга у того дыхание перехватило. Прямо над ним нависло объятое холодной яростью лицо кюны:
- И где теперь ваш Асмунд? Где его носит? С вами он? Нет! А умирать вам! В Хель отправиться захотели, предатели поганые? - прошипела Рагхильда, не сводя глаз с пленника, - Говорите живо, где ваш предводитель трусливый прячется, по каким лесам снует, как заяц пугливый от стаи собак, и сколько еще с ним? А не то..
Она так же резко, как схватила, отпустила ворот нижней рубахи, и крестьянин, в разбойники жаждой наживы и страхом смерти превращенный, на пол осел.
- Скажу, скажу! Все скажу, - проговорил он, - Только смерти не предавай, пожить еще дай, а мы уж верой-правдой служить Асам великим будем.
Кивнула кюна, по светлице прошлась да на кресло резное перед разбойниками опустилась.
- За ним свеи охоту ведут, государыня, - подполз поближе один изменник, - Не вели казнить, но точно не знаем мы - бежали от него, как узнали о том.
Предатели - они где угодно предатели. Ничего не сказала Рагхильда, только губы поджала:
- Свеи, значит? Как только погоня за ним началась, вы тут же и отстали? А пока с ним вы были, куда путь держали?
- Кружил Асмунд меж Вестфольдом да Вингульмерком, иногда в Хейдмерк заглядывал, - другой запричитал крестьянин, надеясь, что может он жизнь сохранить, если все скажет. - У него в каждой деревне свои люди.
Замолкла правительница, взгляд устремив в пустоту. Худо то, что в землях Асмунда пособники есть, ведь всех-то не переловить. Помрачнело лицо женщины, как помрачнели и помыслы ее.
- Вот оно как, пустило корни безверие и предательство в наших землях, - задумчиво произнесла кюна, - И много у него соратников?
- Только в том отряде, что всегда с ним - не меньше сотни, госпожа, - лбом в пол дубовый уткнулся разбойник.
- И неужто все ему верны? - прищурилась Рагхильда, чуть подавшись вперед, - Смотрите, солжете - молить меня о смерти будете.
- Его бояться больше, нежели верны ему, но и те есть, кто Белому Богу истово служит...
- Как юнец один, - перебил товарища второй христианин.
- Что за юнец? - нахмурилась кюна.
- Велимир... они его брат Велимир называют, - казалос, скоро расплачеться мужчина, лишь бы только пощадила его Рагхильда. - Он послушником был у отца Григория в Гиллисберге, еще при Эйнаре.
Снова Эйнар. Вот они, плоды его измены, белобожники земли родные поганят!
- Велимир... Молодость не боится смерти, пока она за плечи не встанет.. А кто ближе всех Асмунду, кто ему опорой стал?
- Велимир этот и стал, государыня! Он, когда речи говорит - словно мед льется, как приказ отдаст - никто противиться не может.
- Ясно, - будто кость собаке бросила, кивнула холодно кюна, поднимаясь и отходя к окну, - Ваши слова мне пригодятся. Бросьте их пока обратно на конюшню, а я подумаю, что с ними сделать, - обратилась она уже к стражнику.
- Кюна милостивая, не обидь уж добротой, пощади, верой и правдой служить будем,- уворачиваясь от тычков стражника, заставлявшего таким образом их встать, попросил один пленник, протягивая к статному силуэту в белом солнечном свете связанные руки, - служить будем!
- Как Одину служили, а потом и Асмунду с белым богом, - презрительно проговорила Рагхильда.
Когда пленников увели, кюна, постояв у окна, позвала второго стражника.
- Этих двух предателей казнить на закате. Позаботьтесь о том, чтобы вся деревня знала, что бывает, когда от веры истинной отрекаешься. Да огласите, что за любого соратника и помощника Асмунда награда будет.
- Дык... побегут же на соседей жаловаться сразу! - молвил воин, вопросительно на госпожу глядя.
- Ничего, разберемся, - махнула она рукой, отпуская его.

Вечером двор всегда успокаивался и начинал погружаться в сонную негу. Но только не сегодня. Вся челядь усадьбы собралась на холм ближний, где, как говорили, казнь свершиться должна была предателей. Туда же многие из деревни потянулись.
И далеко-далеко было слышно, как кричит один из пленников, то моля о помощи, то проклиная весь мир.
На холме уже собралось много людей, все ждали, что приедет кюна. Но Рагхильда все не появлялась, хотя связанных пленников уже привезли.
Один мрачен был и бледен, будто талый снег, и казалось, что и до казни он не доживет - помрет на ходу. Уже лежала на нем печать смерти, будто остекленели глаза, будто окоченели руки и ноги.
Второй же вероотступник и изменник наоборот, метался, пытался вырваться, плевался, пока рот ему не заткнули, и все кричал, молил, просил, ругал, проклинал и обещал. Все не верилось ему, что вот-вот оборвется стук сердца, дыхание и его пустая по сути жизнь.
Вот показался вдали всадник - это был посланник кюны. Сама Рагхильда явиться не изволила, как бы выражая презрение предателям, но посланник передал ее слова: "Пусть как при жизни веру и службу делили, так и смерть их поделит".
И только когда четырех конных всадника в центр выехали, поняли пленники, какая смерть их ждет: разорвут их конями на четыре части.
Первым казнили того, что все метался - просто надоел он стражникам, да и народ пугал больно, хотели поскорее с ним разобраться. Привязать его долго не могли: даже будучи связанным, схваченным по рукам и ногам воинами, он все равно брыкался, вырывался и извивался - так не хотел к смерти в руки. И все ж руки его наконец привязали к первым двум коням, ноги - ко вторым.
Уже рыдал бывший крестьянин, и даже сквозь тряпку, слюнями, соплями и слезами пропитавшуюся, слышны были его завывания.
Свистнул хлыст, пришпорили стражники, на конях сидевшие, скакунов своих, и от рывка резкого криком закричал казнимый таким, что даже самые стойкие содрогнулись.
Еще раз свистнул, еще раз пришпорили, да все никак не получалось тело человечье им разорвать. Тогда один из стражников с коня спрыгнул и к завывающему предателю подошел. Достал он кинжал острый и надрезы сделал на всех сочленениях, как того порядок казни требовал, если лошадьми разорвать не получалось.
И в третий раз наконец хрустнули кости, ужасный звук раздался и в то же время хрип. Казнь удалась, и после четвертования отрубили предателю голову.
Со вторым же проще было. Надрезы решили сделать сразу, и покуда палачи кинжалом орудовали, ни слова не проронил разбойник, лишь глазами хлопал да дышал, как рыба, на берег выброшенная, так, что слышно было.
Вот и его привязали к лошадям, и лишь когда они рванули изо всех сил в разные стороны, нечеловеческий крик раздался казалось из самого чрева его, что заглушил звук рвущихся тканей. Голову ему отрубать не пришлось - от боли и страха отдал душу Хель пленник.
Притихшие, напряженные люди разошлись, а стражники остались убирать останки.

Тем временем Рагхильда, в своей усадьбе сидя как всегда у окна, думала, как же ей Асмунда изловить и наказать отступника за все его злодеяния. Именно Альхеймсон да помощник его новый, Велимир, занимали сейчас ее мысли.
И Эйнар.

Сообщение отредактировал Мориан - 18-02-2008, 6:07

Хрингарики

Бонда звали Хринг, Хринг из Хрингарики, так же как и первого конунга этого фюлька, предка Сигурда Оленя и славного Гутхорма ярла. Этот Хринг был человеком знатным, богатым и влиятельным, а потом многие бонды и воины его уважали и готовы были ему подчиниться. Во время вражды Гутхорма и Гримкиля, он благоразумно в сторону отошел, не желая людей губить даром и не видя, на чью сторону боги встанут, кому удача улыбнется, да и после осторожно держался - все же шатким было положение Харальда и много могучих властителей жизнь его отобрать желали, но вот один за другим сами они в Валгаллу отошли, а кто и в Хель мрачные чертоги попал, нынешние же правители Хрингарик - Херлауг и Хроллауг Наумдальские поражение потерпели серьезное и грозной силы их воинство более не представляло, а потому не могло и владений захваченных удержать. Не желал более Хринг дань платить этим жалким конунгам, простому лендрману битву проигравшим, а потому хитрый план задумал, да разослал доверенных людей по деревням, чтобы верность народа хрингарийского испытать.
Воинов в Хрингарики мало оставалось после сражений, но не на схватку открытую хитрый Хринг рассчитывал, а на коварство свое да неосмотрительность наумдальцев - в час урочный во многих деревнях бонды тех хирдманов, что на постое у них находились, конунгами своими оставленные - кого потравили, а кого и вовсе зарезали, оставшиеся же в живых без оглядки бежали, боясь, что то Харальд вернулся или даны нагрянули и не будет им спасения. Что-то подобное могло в Мере и с самим Харальдом случиться, если бы Гутхорм вовремя с селянами не замирился, однако Одину ли так угодно было, или же Локи коварный подсуетился, но резня жестокая в Хрингарики произошла - за ночь одну сбросили власть наумдальцев люди, да до границы их погнали, оружно собравшись и сопротивление всякое подавив - грозною силою стали бонды мирные, когда на рать собрались, грозною и многочисленную, и пусть хирдман умелый мог бы и с десятком совладать таких воев, но была их не одна сотня, а врагов их число малое слишком набралось, дабы отпор дать достойный.
Те, кто выжили, к конунгам своим бежали, о беде приключившейся рассказать, Хринг же, понимая, что коли отомстить решаться враги - недолго он сможет землю в руках своих удерживать, послал людей к Гокстаду-усадьбе, помощи просить у кюны Ассы, лишь на ее войско уповая и надеясь, что правильно поступил, в противостояние открытое вступив с Наумдальцами.
Впрочем сильно верил Хринг в свою удачу и возвращение скорое законного конунга, который и сам Наумдаль к владениям своим присоединит, потому и поднял мятеж этот в Хрингарики, что желал не с пустыми руками пред очи Харальда предстать, а фюльк освобожденный ему в подарок преподнести.

Фиорды. Поездка конунга.

Кони ступали медленно и спокойно - всадники никуда не торопились, ехали с достоинством: сотня хирдманов, во главе с конунгом и самыми знатными ярлами.
- Вот видишь Снорри, видишь же - как все хорошо стало, - не замолкал ни на минуту Вемунд. - А ты говорил - не время для пиров! Каждый меня у себя принять рад, каждый стол накрывает и в верности клянеться. А какие подарки делают!
Он восторженно поднес к глазам ладонь, унизанную перстнями, а затем погладил висящую на груди золотую гривну - пока еще слишком большую для него и тяжелую.
Снорри хмуро смотрел на гриву коня своего, руки до побелевших костяшек сжимали повод.
- Потому и принимают, чтобы ты их больше не звал никуда. Глаза тебе отводят, мол вот какие мы верные, ты не сомневайся в нас, а как до дела дойдет так сразу и спрячутся по полатям.
- Но они же воинов обещают собрать, сколько надо будет!
Горько в усы усмехнулся ярл, глядя на мальчишку неразумного глазами печальными.
- Обещать это не прислать на поле ратное. Вот когда пришлют, тогда и радоваться будем.
- Пришлют, - уверенно произнес Вемунд. - Не могут же они слова своего нарушить.
- Думаешь? Локи тоже сначала честным асы считали.
- Я конунг, - насупился мальчишка.
- Твой брат тоже не хирдманом был, - сурово отозвался Снорри.
- Я отомщу за него, отомщу! Пусть все знают!
Снорри поднял взгляд на мальчика и головой покачал. "Горяч и к несчастью глуп пока. А советов не слушает", - подумалось вдруг, но вслух произнес.
- Так кто спорит-то?
- Ты, - встретились глаза воспитателя и воспитанника. - Остальные мне не перечат.
- Я не с местью спорю, а пытаюсь тебя ложных надежд лишить. Лучше сейчас не надеяться, чем потом на поле ратном разочароваться.
- Коли ты прозорливый такой, ярл, - мальчик бросил. - Придумай, как заставить их слово держать.
Зубы юнца скрипнули - совсем недавно лендрманы, у которых он в гостях был отзвычивыми и честными ему казались, а сейчас снова Снорри говорит, что они за улыбками своими думы черный прячут, да кинжал в спину вонзить норовят. И так уже месяц с избытком - покуда он со свитой веселой по усадьбам восточных Фиордов гостил, теперь же путь на запад лежал - туда где наиболее могущественные херсиры и лендрманы владения держали.
Снорри совсем нахмурился.
- Сложно сие, надо либо силу им показать либо другим привязать к себа, также союзников внешних искать надо.
- И кого? - Из того, что слышал украдкой Вемунд, совсем не ясно было, с кем дружбу вести стоит.
- А то, конунг, хорошо обдумать следует. Но сильно думы не затягивать, поскольку время не ждет.
- Ну так обдумай, не все же мне решать, - поджал губы конунг, да лошадь пнул в бока, заставляя шагу прибавить - голод о себе начинал давать знать, а потому поскорее хотелось до усадьбы ближайшей добраться.
"Мальчишка", - устало ярл подумал, глядя конунгу юному вслед.
Херсир Торстейн их у ворот встречал с улыбкой приветливой, да с ним вся челядь его на двор вышла, дабы конунга нового увидать - много слышали они о мальчике-правителе, но ранее никому из них видеть его не доводилось. Впрочем, впечатление Вемунд отнюдь не грозное производил - ростом он был не слишком высокий, плащ братов велик ему оказался, да и шапка песцовая не по размеру пришлась и на лоб постоянно скатывалась, а гривна подаренная тяжестью своей голову вниз постоянно тянула, наклоняться заставляя.
- Здрав будь, великий конунг, - поклонился херисир, усмешку пряча.
Снорри будто невзначай на рукоять меча, к седлу притороченного, ладонь положил, да взглядом тяжелым херсира смерил.
- И ты здравствуй, Снорри ярл, - поспешно добавил Торстейн. - Отрадно воина доблести такой в доме моей привечать.
Ярл демонстративно медленно руку с меча убрал, но тем не менее пробасил:
- И тебе здраву быть, Торстейн. И дому этому мир и достаток иметь.
- Вы проходите в дом, - засуетился хозяин, приказы отдавая слугам. - За конями пригляд будет, да и столы накрою скоро.
Стали у спутников конунга карлы принимать лошадей, к коновязи их отведя, а иных, каким места не хватило - к деревне.
Снорри шагнул в дом, но настороженным был. Воям конунговым приказал настороже быть.
- У меня подарок для тебя есть, конунг, - Торстейн сказал, когда они сени миновали.
- И какой же? - Загорелись глаза мальчишки.
- Идем, государь, сам все увидишь, - повел херсир гостей к дальним покоям через всю усадьбу.
Насторожила Снорри любезность херсира такая. Ой не к добру сие было.
Отворил дверь хозяин, рукою указал, мальчика вперед пропуская:
- Вот, смотри, - на постели девушка светловолосая спала, дыша размеренно. Раньше она была красива, подумал почему-то Вемунд, но не сейчас - слишком изможденным выглядело ее лицо, и сама она - истощенна была болезненно, как будто долгое время не кормили ее, да в черном теле держали.
- И кто это? - Недоуменно конунг спросил.
- Погоди, конунг, - Снорри вперед шагнул. - Как давно она у тебя, херсир?
Голос ярла как гром прозвучал.
- С неделю, - на то отвечал Торстейн. - Ее рыбаки нашли на берегу, она совсем при смерти была тогда...
- Что происходит, Снорри? Объясни мне?
- Сестра то твоя. Хиль из Мера Южного, - ярл конунгу ответил, но тут же к херсиру голову повернул. - Почему в усадьбу весть не послал?
- Так ить посылал - только вы ж по усадьбам пируете - куда там угнаться...
- Моя сестра? - Пригляделся к девушке Вемунд, но нет - не мог он ее узнать, Хильд ему совсем другой запомнилась со времени их встречи последней, но то - давно слишком было.
- И как ты додумался конунгу подарить сестру его? Рабыней что ли? Ты чем думал, херсир? и тут же Вемунду ответствовал. - Сестра, сестра. Только в ужасном состоянии Хильд. Видать из Мера, когда агдирцы туда пришли бежала. Рыбаки говоришь нашли?
- Я знал, что это сестра конунга, - хмуро Торстейн молвил. - Хотел приятное сделать государю.
- Ладно, забыли, - смягчился Снорри. - Худое подумал. Но сам понимаешь, время нынче неспокойное.
- Отвратное время, - на то согласился херсир. - И урожай скуден, к тому же, и холодать раньше времени начинает.
- Что холодать начинает это хорошо, - пробасил Снорри. - Зимой агдирцы к нам не полезут. Будет время дружину собрать, да союзников найти.
- То заботы державные - а чем я людей кормить буду, да и не только я когда зима настанет?
- Придут агдирцы еще хуже будет. Кормить их придеться, а не своих людей. Самим с голоду дохнуть, али на поле ратном.
- А ты, стало быть, зимой воевать собрался?
Конунг во время разговора этого, рядом стоял, понять пытаясь, о чем речь ведут мужи взрослые.
- Готовым и зимой быть надо. Вдруг у щенка агдирского шило в месте одном.
- Давай, вот что, Снорри - говори сразу, что от меня и людей моих требуеться, а я уже соображу.
- По зову явиться в усадьбу конунжью. И если с соседями своими поговоришь совсем богам радостно будет. А за Хильд спасибо.
- Спасибо в рог не нальешь, ярл.
- Тебе привезут плату за деяние твое, - Снорри подозвал молодого хирдмана, что-то прошептал ему и тот, кивнув, испарился.
- Щедрости много не бывает, - как бы невзначай заметил хозяин усадьбы.
Снорри лишь в усы усмехнулся, пригладив бороду рукой.
Плечами пожав, вышел Торстейн за приготовлениями к трапезе проследить, Вемунд же спросил тогда:
- Что происходит? Откуда здесь моя сестра и... что с ней произошло?
- Откуда? Из Мера вестимо. Сбежала от агдирцев. А происходит... Союзников искать надо.
- Это я слышал уже! Не нравиться мне этот херсир.
- На безрыбье и коза сгодиться, - ответил Снорри. - Следить я за ним буду, но и отказываться от мечей его не намерен.
- Ладно, идем, - оборвал разговор конунг. - Проголодался я.
- Пойдем. Пусть спит пока. Надо ее в усадьбу отвезти будет.

(с Тельтиаром)

Обряд. Хардаланд
С Темной Госпожой

Пролетели десять дней, как колдун указывал. Было Гюдой за них все исполнено. Не без проблем барана белого раздобыть в тайне от отца удалось, щедрой наградой слуг одарить.
Да уж в этот раз без всякой опаски дева за пределы дома ночью темной вышла. Из-за угла знакомой избы колдуна внезапно появилась укутанная плащом фигура:
- Зря не стоит силы высшие тревожить, - шипящим голосом произнесла она.
- Не твоего ума это это дело и не тебе поступки конунжьей дочери судить.
В ответ лишь пальцем ткнула фигура в барана привязанного, вновь в темноте исчезая.
Испуг девой овладел, что после встречи с колдуном случиться может, уж затея перестала хорошей казаться. Да не привыкла дева отступать от задуманного.
Резко в избе дверь распахнулась, конунжью дочь впуская.
- Вот и ты, - Витгейр в плаще дорожном близко к порогу стоял, лицо его бледное, единственным пятном светлым в темноте казалось. - Вижу, не передумала, и хорошо это.
Удивил деву колдуна вид, не меньше ее он волновался. Что ж, хоть свои эмоции скрывать она научиться успела.
- Подле дома баран, как договаривались, - все-таки чуть громче, чем хотелось Гюда молвила
- Идем, тогда, - молвил мужчина, из дома выходя, да дверь аккуратно запирая. - В роще за деревней зверя надобно в жертву принести, дабы удача была на чары.
Он первым пошел, предоставив барана юной кюне вести к месту заклания.
Совсем не понравилась деве идея в рощу ночную идти, лишь упрямство вперед ее толкало. Никогда еще страх такой не овладевал ей.
- Почему бы не за деревней твой обряд свершить? Неужели лес темный духам угоден? - как бы невзначай она обронила.
- Там место сил средоточения, древних и могущественных, - не оборачиваясь колдун отвечал, легко в темноте дорогу находя и ступая тихо. - А иначе - какая польза с того обряда будет.
- Видать ,не в первый раз обряд это свершить придется? Кому ж еще помочь тебе довелось?
- Тебе не о том думать следует, конунга дочь, - от ответа ушел чародей. - Духи не любят, когда о помощи их понапрасну разговоры заводят.
Осталась уже далеко деревня, да роща темная приближалась - днем сюда часто девки крестьянские ходили ягоды собирать, да грибы, ночью же жутко деревья выглядели, точно тролли чудовищные, лапы раскинувшие, да жертву подстерегающие.
Гюда к колдуну ближе придвинулась, в тьму леса ночного вступая.
- И что, по ночам лишь духи ответы давать готовы?
- Ночью людишек лишних нет в роще.
- На глаза ненужные не только днем натолкнуться можно
- Не спорь, ты того сама хотела, - остановившись, головою покачал Витгейр. - Или, быть может - назад повернуть теперь желаешь?
- Коль не хотела бы, не пришла бы,- бросила на ходу дева, шаг ускоряя. - Я всегда знаю, чего хочу и не собираюсь решений менять своих
- Тогда молчи лучше - духи слов лишних не любят.
В рощу они вошли - так и вовсе тьма сгустилась, баран упираться стал, видать почуял, что смерть его близка, да только не мог он убежать, вынужден был за девой, его ведшей следовать, как та - за колдуном, к самому сердцу рощи.
Где-то невдалеке вскрикнула птица, заставив и без того перепуганную деву вцепится в Витгейра.
- Возьми барана, - осознавая глупость своих действий молвила она.
До руки девушки дотронулись пальцы холодные, повод у нее принимая.
- Не отставай, - прошептал колдун. - Сейчас лучше тебе ближе ко мне держаться.
Еще крепче вцепилась Гюда в колдуна после слов таких, о величии своем перед ним забывая, так пугаясь шорохов да скрипов до места назначенного добираясь
Медленно шел Витгейр, точно желая, чтобы за время пути их немного успокоилась дева, но все же не так велика была роща - и вскоре уже вышли они на поляну небольшую, где посередине пень крепкий стоял, да такой большой - что пятеро мужчин рослых его бы не смогло руками объять.
- Вот оно, древо древнее, - провозгласил колдун. - В давние времена, когда предки нынешних властителей Хардаланда еще не добрались до этих земель, финны творили здесь свои обряды. Ты чувствуешь ту силу, что скопилась у этих вековых корней, дочь конунга?
Легкий мороз пробежал по кожу Гюды при этих словах.
- Не разговоры водить сюда мы пришли, приступай уже к делу своему, - оглядываясь по сторонам в поиске опасности дева проговорила, да не найдя ничего нерешительно колдуна отпуская.
За повод дернув, подвел барана белого к пню Витгейр, тихо слова на языке девушке незнакомом нашептывая, испуганно заблеяло животное, да только движением резким повалил его колдун на алтарь древесный - рукою взмахнул и рассек горло кинжалом, кровь темная потекла, шерсть белую обагряя, пень и корни, в саму землю впитываясь. Продолжал заклятие говорить чародей, голос повысив, так что слова по роще разносились, эхом отдаваясь зловещим.
Непроизвольно вскрикнула Гюда, рукой рот прикрывая, увидев хладнокровие колдуна при убийстве никогда ранее ей в усадьбе конунжьей невидимой, глаза закрыла, лишь громкий голос слышать продолжая
Витгейр же мерно вокруг пня ходил, камлания финские совершая, песню замысловатую пел, столь древнюю, что даже деревья, что вокруг росли, позже нее на свет появились. Стекала кровь струей бурой, жадно ее почва впитывала, как если бы иной любой влаги руда багряная ей дороже была, перестало животное убитое трепыхаться, навсегда замерло.
Лишь одного Гюде хотелось: быстрее с колдуном распрощаться и не встречаться более никогда. Луна, за тучи прячущаяся, лишь краски более сгущала, позволяя обряд урывками рассмотреть. Не раз желание посещало убежать подальше от места волшебного ,да тьма лесная не меньше пугала
Наконец замолчал колдун, кинжал вытер о шерсть баранью да в ножны неприметные убрал, после же пальцы намочил в крови пролитой:
- Подойди, дочь конунга, - велел он.
Не хотела дева указанье выполнять да словно сила неведомая сама вперед погнала, в обряде участие принять заставляя. Ноги будто чужой воле повинуясь к пню, кровью окропленному, направились.
В шаге от себя велел остановиться девушке колдун, взглядом тяжелым в глаза ей посмотрел, а после подошел ближе и пальцами к лицу кюны юной прикоснулся, узор кровавый на щеках вырисовывая.
Вновь хотела Гюда отшатнуться да прочь побежать со всей мочи, но лишь глаза закрыла, прикосновение липких пальцев на себе ощущая. Ни слова не произнеся окончания дожидаясь.
Кровь медленно стынущая по щекам ее и подбородку стекала, на лбу линии багряные появлялись, затем опустил ладони Витгейр, к шее тонкой прикоснулся, рисунок свой ужасающий завершая, после же замер, рук не отнимая от кожи нежной.
Дева чуть приоткрыла глаза, увидев лицо колдуна рядом. Словно не его она прежде видела, не человеское во всем облике его проступало.
Уста разомкнув, вновь прошептал он слова на языке древнем, и речь его тихая точно обволакивала сознание Гюды, заставляла прямо в глаза смотреть чародею, взгляда не отводя, век не смыкая, в глазах же его тьма была непроглядная, словно бездна морская.
Страх полностью овладел девой. Начала она вырываться, лишь руки ее держали крепко, не замечая попыток тщетных
Сильнее пальцы холодные сдавили, ближе кюну притягивая, заставляя ее на цыпочки подниматься - прямо в лицо ей выдохнул последние слова Витгейр, а затем отпустил, обряд завершая.
Тишина гнетущая нависла над рощей - ни звука более не доносилось, и услышать можно было, как сердце девушки бьется.
Гюда медленно осела на землю, ей казалось, будто с последним словом колдун отобрал все ее силы и волю, не оставив внутри никаких чувств, лишь огромное пространство, которое предстояло заполнить
- Духи приняли подношение и явили свою милость, дочь конунга, - медленно произнес колдун. - Ты должна это чувствовать.
- Да, - еле слышно пробормотала та
- Хорошо.
Некоторое время Витгейр молчал, просто на девушку смотря, точно разглядеть что-то пытаясь, затем же достал из мешочка поясного склянку небольшую и откупорил ее - запах дурманящий из сосуда вырвался.
- Выпей, - протянул он зелье Гюде. - Это отвар защитный, на травах тайных настоянный.
Дева неохотно протянула руку, медленно с земли поднимаясь.
- Для чего он? - настороженно поинтересовалась она.
- Он поможет сохранить те чары, что я сотворил сегодня.
Слегка поморщившись, дева залпом выпила отвар.
-Что дальше, колдун?
- Теперь духи рощи будут защищать тебя и твой род от беды, как я и обещал, - вновь ладонь холодная к лицу девушки прикоснулась, пальцами по знакам кровавым пробежав. - Символы эти до утра не смывай.
- Как же я на глаза в таком виде дома покажусь? Чем объяснить знаки странные смогу?
- До утра у меня побыть можешь, после же в усадьбу вернешься - я глаза слугам отведу, - пообещал Витгейр.
- Коль слово даешь, что пропажи моей не заметят, быть по сему.
- Идем, - под руку он взял деву, шагом скорым от поляны удаляясь. - Сейчас духи трапезу свою начнут - того людям смертным видеть не следует.
Вновь в темноте безошибочно дорогу определял Витгейр, из рощи спутницу свою выводя.
Успокоилась Гюда, переживания ночи нынешний на второй план отошли. Теперь колдун не таким страшным как во время обряда казался, наоборот, всесильным и всемогущим начал казаться он. И тревога прежняя о тьме лесной куда-то далеко отступила.

Хардаланд
С Тельтиаром

Так до деревни вновь добрались они в тот ночной час, когда все добрые люди спят - и потому никто не заметил двух силуэтов, что мелькнули за околицей, а после уже и у дома Витгейра оказались. Отварил дверь чародей, кюну молодую вперед пуская, затем же закрыл плотно - хотя вряд ли кто посмел бы без стука в жилище его войти - крестьяне пуще иного всего сглаза и порчи боялись, а уж то, что сумеет колдун вора изобличить, в то все верили.
После же за плечи взяв Гюду, к себе он ее обернул и медленно губ девушки коснулся.
- Что ты себе позволяешь, - чуть медленнее, чем следовало, прошептала Гюда, от поцелуя уворачиваясь.
- Ты мне по сердцу, дочь конунга, - отвечал на то колдун, в объятия девушку заключая. - И я помогу тебе судьбу, норнами предначертанную изменить.
- Уж не себя ли ты судьбой моей назначит хочешь, - вырываясь Гюда кинула.
- Да, - спокойно Витгейр произнес.
Растерявшись от уверенности колдуна, дева на миг в обьятьях застыла:
- Да кто такой, чтоб за богов судьбу вершить?
- Асы иногда дают возможность выбора - важно лишь уметь увидеть это, - на ушко Гюде прошептал чародей.
Озноб легкий дева почувствовала.
- Ты можешь предложить больше, чем Харальд, земель столько завоевавший?
- Харальд лишь завоевывает и опустошает, берет - но ничего не дает взамен.
- Он способен брать, не имея твоих способностей. Ты же, с духами общающийся в деревне прозябаешь.
- Это не прозябание, нет, - колдун вздохнул. - Человек, учивший меня - жил в лесу, среди диких зверей - и он обладал великим могуществом, а что могут те, кто обретаются подле усадеб, ожидая подачки? Разве что заговорить боль в зубах и ломоту костей.
"Они отрезают себе губы и съедают их, считая что так смогут сохранить свою силу - но это лишь делает их уродливыми и не дает ничего".
Витгейр не стал говорить вслух последнюю фразу, но на мгновение лишь вспомнил одного такого колдуна, жившего в Роголанде - его все сторонились, он источал смрад гниения - и это было той единственной силой, которую он обрел.
- Это и не заслуга, достойная дочери конунга! - Гюда вырвалась из объятий, к двери направившись, - ясны теперь твои намерения мне, Витгейр.
- И куда ты пойдешь на ночь глядя, да еще в виде таком?
- Похоже не тех духов ты призывал, чтоб в таком виде до утра мне остаться
- А духов прогневить не боишься - до срока узор смыв? - Колдун улыбнулся, но улыбка его в темноте угрожающей слишком вышла.
- Не боюсь, ведь и на тебя их гнев падет, если что не так будет. Или не обезопасил ты себя?
- Это колдовство, а не игрушки, Гюда, - казалось, впервые он девушку по имени назвал. - Можно легко и жизни лишиться.
- Ты угрожать мне вздумал? - резкими нотами речь зазвучала.
- Зачем мне тебе угрожать?
- Уж не знаю, колдун,я всех твоих планов, не дан мне дар желания твои постичь.
- У меня одно стремление было - тебя защитить, да ты сама от защиты моей отказалась.
- Отчего же твои поцелуи уберечь меня смогут?
Витгейр помолчал немного, после же сказал:
- Не поцелуи, заклинания.
- Необычные же у тебя заклинания, колдун
- Есть разная магия. Я мог бы тебе больше о ней рассказать.
Гюда чуть прищурилась, глядя в глаза колдуну:
- Так и не поведал ты мне судьбы моей. Лишь изменить её
пытаешься.
- Ты действительно так хочешь услышать это?
- Не за этим ли я к тебе приходила?
- Тогда сядь лучше, - он махнул рукой вглубь дома. - Там табурет есть, возле стола.
Дева заколебалась нерешительно взгляд со стола на дверь да на Витгейра перекидывая.
- Надеюсь, на этот раз от тебя правду услышу, - обронила она, в указанном направлении продвигаясь.
- Только не думаю я, что правда эта по душе тебе придется, - покачал головой колдун, за кюной наблюдая. - Я видел большую битву, не сейчас, но скоро. И сотни кораблей в проливе Хафнсфьерда.
- Не думай за меня, я сама правду знать хочу. Именно этим заняться ты и должен
- Твой отец погиб в этой битве и с ним еще много конунгов - все от руки Харальда и его людей, - произнес Витгейр. - Довольно? Или мне дальше говорить?
- Продолжай, - чуть дрогнувшим голосом Гюда велела
- А после была захвачена агдирцами и иным подлым людом земля Хардаландская и усадьба эта, что возле деревни стоит и разграблению предана, - он замолчал на несколько мгновений и добавил: - Ты тоже, частью добычи их стала.
- Не лжешь ли ты опять мне, колдун? - гневно Гюда обернулась. - Не могу я таким словам твоим поверить
- Ты хотела узнать судьбу - и ты ее узнала, - жестко чародей произнес. - Я говорил, что правда может тебе не понравиться.
Замолчала дева, размышляя, о словах сказанных. Не хотелось верить в предсказанное:
- Что же ты предлагаешь сделать?
- Есть способы, чтобы оградить тебя от опасности и удачу от сына Хальвдана отвернуть - но это времени многого потребует, и не только времени.
- Рассказывай же, каков способ этот?
- Всему - время свое, - покачал головой Витгейр.
- Уж не думаешь ли ты, что встречаться с тобой часто буду, каждое слово из тебя вытащить пытаясь?
- Мне бы то по нраву пришлось.
- За то мне не по нраву то.
- Я ведь не принуждаю тебя, дочь конунга, ты сама вольна выбирать - соглашаться или нет.
- Да как ты смеешь так разговаривать со мной? - зло полыхнули глаза Гюды. - Говори же уже, что твои духи подсказывают.
- Этой ночью духи сказали все, что хотели.
- Теперь осталось лишь тебе слова их до меня донести
- Сегодня ты услышала достаточно, - покачал головой колдун.
- Хочу я слышать всё, а не то, что нужным ты считаешь.
- За все - и цена соответствующая, - после паузы намеренной, Витгейр молвил.
- Ты прекрасно знаешь, что не жалко мне денег. Говори свою цену, - успокоилась Гюда
Колдун чуть губы изогнул в улыбке:
- Не о деньгах речь - злата мне и так хватает.
- Что же может заменить тебе деньги?
- Мне нужна ты, Гюда.
- Не слишком ли много ты хочешь, колдун, - гневно вскочила дева. - Не забыл ли ты, с духами общаясь, что лишь по слову одному моему тебя в деревне не станет, да и вообще никто никогда тебя не увидит более?
- Я помню об этом, - спокойно отозвался Витгейр.
- И не боишься гнева дочери конунга?
Вместо ответа, чародей лишь покачал головой.
Как согласие дева молчание Витгейра расценила.
- Я дам тебе много золота, коль ценны твои советы будут.
- Видимо, не поняла ты, о чем я говорил.
- Предлагаешь ты мне выбор между тобой и Харальдом, - усмехнулась Гюда, - между колдуном деревенским и конунгом юным?
- Да, предлагаю.
- Боюсь, не в твою пользу выбор этот будет.
- Пусть так - я это переживу, а ты вспомни лучше, как в свое время сватов, Харальдом присланных с позором выгнала и подумай - кем при конунге этом теперь стать сможешь.
- Хитер ты, колдун. Неужто думаешь мужем мне стать да место отца моего занять?
- Нет, слава Эйстейна Могущественного меня не прельщает, - теперь уже Витгейр усмехнулся, имя самого великого из конунгов-чародеев, припомнив. - Да и даже, коли ты согласна будешь - ни жрецы, ни отец твой брака этого не одобрят.
-Какова же твоя выгода, коль в тайне ото всех конуговой дочерью обладать будешь?
- Ты сама по себе - сокровище, даже без владений и богатств.
Вновь по коже девы мороз пробежал, будто снова на ритуале тайном очутилась:
- Подумать я должна над твоим предложением, колдун.
- Понимаю, - согласился мужчина. - Время - все твое, но его, как ты знаешь уже, не так много осталось.
Подошла дева к колдуна вплотную да голову склонила:
- Велика цена услуги твоей. До утра мне дай времени.
Протянув ладонь, он щеки ее коснулся.
- Конечно, решай.
- Отдохнуть тогда мне надобно. Не всю же ночь с тобой разговоры вести, - чуть слышно Гюда молвила.
Согласился с тем колдун, девушку в спальню провел аккуратно, да на ложе указал, шкурами укрытое:
- Можешь здесь заночевать, - сказал.
-Надеюсь, этой ночью, никто меня не потревожит? - дева поинтересовалась на кровать брезгливо присаживаясь
- Ты можешь спокойно спать, - пообещал Витгейр.

Халоголанд. Усадьба Сигурда. Скальды и Харальд.
(С Тельтиаром)
Семь дней пронеслись, как будто бы и не было их – все время в пирах и забавах проводили люди Харальда конунга и сам он от них не отставал. Лишь Бард хмур был все эти дни, да старался больше лишь с родичем своим Альвиром общаться и людьми своими, от конунга подальше держась, опасаясь, что слово неосторожное может за обиду властитель расценить. Сигурд лендрман всячески старался государю новому угодить, то охоту устраивал, то иные веселия – лишь бы был доволен конунг, когда же заговорил об отплытии своем Харальд, велел Сигурд большой пир прощальный устроить.
Захотел тогда конунг показать всем умение скальдов своих и приказал поскорее в дом привести Тормунда и Торбьерна, что лучшими певцами в его дружине считались. И снова Торбьерна нашли среди бондов, рассказывающего новости, а Тормунда долго искали по всей округе, пока не наткнулись на сеновал в поле, застав его с очередной местной девкой. Ульв снова со вздохом вспомнил, сколько уже разгневанным папашам придется откупных отдать.
- Так-то вы приказ конунга исполняете, - сказал хирдман, когда оба скальда пред ним предстали. - Лендрман пир в усадьбе дает, а вы по округе шатаетесь, словно голь перекатная!
- Скальд что Рататоск - всюду вести должен разносить, и узнавать что-то новое. Скальда песня скальда кормит, - сказал Торбьерн
- Кормит тебя конунг, так что изволь в усадьбу, - оборвал его Ульв.
- Волю конунга исполнять надо беспрекословно - согласился Торбьерн.
- Вот и идем в палаты - заждались вас уже, поди, - велел хирдман, скривившись неприязненно - после того, как Укси в Мере остался, все поручения ему конунг отдавал, ни мгновения свободного не оставалось - и это когда все вокруг веселью предавались беззаботному.
- Вижу, всадник коня волн, немало тебе за день побегать довелось, - сказал Тормунд, хитро улыбаясь.
- Полно тебе, Тормунд, все гридни пьют и веселятся, а он за тобой полдня бегал, вместо того чтобы с дружиной пировать возле конунга.
Молча отвел их Ульв в усадьбу, первым навстречу скальдам Сигурд поднялся, с улыбкой сказав:
- А я уж было подумал, что певцы твои, конунг, угощением моим решили побрезговать.
- Нет, они решили поберечь твои запасы... - ответил Ульв, смеясь.
- Ладно, довольно уже речей, - молвил конунг, захмелевший немного и оттого терпением большим не обладавший. - Хочу я, чтобы вы, славные скальды мои, показали, что не даром подле меня находитесь. Удивите Сигурда лендрмана!
Торбьерн встал возле самого очага, воздел руки к потолку, и стал читать нараспев:

Славен будь, хозяин
Светоча жилища,
Закрома обильно
Златом ты наполнил.

- То я и без тебя знаю, - оборвал его лендрман. - Конунг удивить просил, а не вещи всем известные сказать.
Торбьерн так и застыл с открытым ртом, не договорив вису. Прервать скальда на полуслове - на такую дерзость могли решиться не многие. Было видно как Торбьерн зло выдохнул сквозь зубы и сжал кулаки. Тормунд подошел к очагу, чтобы выручить приятеля.

Молвлю я славы слово,
Славлю дубы боевые,
Видывал буйные волны,
Горы воды ледяные.
Ранее ярл седовласый
Синь Сидрира ясень
Сам вздымал немало
Мачты волком вольным.

Торбьерн ухмыльнулся, и легонько подтолкнув Тормунда, продолжил:

Кто в разгуле стали,
Трусит слова злого
Свадьбу тот не сварит
С Вар пригожей ложа.
Ведомо, ласкал ты
В годы молодые
Клинья пламя дланей,
Ныне ж, будто Храфн
Змей орудьем бьешься.
Нанну льна посулом
Браги волн не дал ты.

Помрачнел лендрман, такие слова услыхав, пусть не обучен он был искусству скальдовому и крови квасировой испить не довелось ему, но все же понимал он по усмешкам хитрым певцов конунжих, что не хвалу ему здесь возносят. Отнюдь не хвалу.
Кулак сжав, взглядом суровым смерил он Торбьерна.
Торбьерн ухмыльнулся еще шире, и продолжил:

Полог стал просторный
Пуст для Хельги брани,
Коль не рад визиту
Храфн сего чертога,
Сродник сивый девы
Свадьбу справить златом
Справить пожелал бы,
Но без бранной славы
Сив нарядов прячет
Будто Тьяцци прибыл.

Тормунд ухмыльнуся, и подхватил зачин своего приятеля:

Дали б в жены дивну
Девицу за злато
Храбру бы, да равну -
Барду, сыну Браги.
К дому в буре бранной
Стал в пути преградой
Конунг недобитый.
Оттого и тянет…

- Вот значит о чем вы твердите, - протянул наконец лендрман, не замечая как улыбнулся Харальд в усы, забавлявшийся перепалкой этой. - Давно сговорились с ним?
Пальцем старик указал на сына Брюнольва.
Торбьерн вскинул голову и повысив голос произнес вису:

Видно скальду много
Ведает скальд думы
Коли Ньерун браги
Был венец обещан,
Энунд норну ниток
Увидать не сможет.
Скальда не тоска ли
Скалы лоб сковала?
Я сыскал, кто скалы,
Скинул с лика ныне,
Лендрман с кручины
Лес сковал обручьем.
Сив невесту сокола
Вдаль услал от скальда,
Ныне ж скальд тоскует
И от скорби в взоре
Мыс промеждубровный
Молча сунул в шубу.

- Не вам, певцам, мне наставления давать, - медленно, каждое слово словно камень тяжелый бросая, произнес Сигурд.

Чья победа в битве
Словом, скальд не скажет,
Кости как колосья
Косит меч на сече.
Ведать будет дева
Дело двоих смелых,
Сколь прияли бранью
Сведает от веча.

Тормунд поспешил перебить старика, а Торбьерн в это времяы составил другую вису:

Видно старцу с сына
Брюнольва так мало.
Был обманут юный
Барса жижи всадник,
Мог бы и помедлить
Старый лис с обманом,
Пусть бы скальд отправился
К предкам нашим прежде.

Пир в Халагаланде
С Дарклайт, виса Скальда

- Какая наглость, - сжал кулак лендрман, а после к конунгу обернулся, еще более разозлившись, как увидал, что Харальд едва смех сдерживает. - Конунг, неужели ты не уймешь своих псов?
- То не псы, а дрозды певчие, вот только псарь в любом пении - обычный лай слышит, - произнес сын Хальвдана. - А глупец в уговоре добром - своей же выгоды не замечает.
- Ты в моем доме, конунг...
- Но он находиться на моей земле, - Харальд рассмеялся. - А значит - это не я, а ты у меня в гостях.
Торбьрен Хорнклови тут же поспешил вставить вою вису, придуманную им на ходу:

Сами асы снова
С двора воев гневно
На твой двор взирают
И в недоуменье.
Смелый скальд умело
Крепит круг почетный
Внемлят - словом крепким
Крепче влаги пенной.
Ярл, как встаре слова
Брань не почитает,
Слово дав однажды
Может взять обратно.

При виде того, как лендрман темнеет лицом, многие вои потянулись к оружию, и Хакон млад в их числе был. Отец его, старый конунг, был не чужд меду поэзии, и сам юный воин, хоть и не снискал славы певца, но многое понял из затейливых слов певцов Харальда. Не по душе ему было, что Бард, ставший другом за время, проведенное во Хладире, такому ущербу подвергнулся. Скальды злоязыкие зря обиду, глубоко схороненную, пред конунгом высмеяли, ибо горд был молодой Бард. Ежели сам Харальду не пожаловался – значит, думал, что миром дело решит. Или – найдет другую девицу. Хакон вспомнил слова бардовы во Хладире, что, мол, «невесту отец отыскал, но ныне он сам себе голова». И впрямь: зачем роднится с неуковырным викингом, что на Харальда лаять вздумал? Вороги агдирца уже уяснили, что это – погибель столь же верная, как в нужнике утопится.
Но ныне была честь задета, а потому без разбора между мужами дело навряд ли решится. Тем более, что лендрман – глуп, а Харальд – хмелен. Впрочем, Хакону молодому обидчика Барда было не жаль. Проучит конунг зазнайку – и прав будет. Один лишь одобрительно улыбнется потомку со своего высокого трона.
Сигурд тоже взгляд переводил неприязненный с одного скальда на другого, а после и на людей, в усадьбе собравшихся - то были его люди большим числом, но все они Харальду в верности клялись и сейчас его сторону бы приняли, дабы перед конунгом выслужиться. Однако и обиды стерпеть не мог лендрман:
- Конунг, твои корабли готовы уже, как я слышал - так, коли дом мой и общество тебе не любы, быть может они тебя увезут в то место, какое тебе больше по сердцу?
- Ужели дерзнешь ты конунгу своему путь указать? - опасно прищурился конунжич Транделага. - славно мы пировали в доме твоем, но не забыл ли ты. муж, с кем речи гуторишь?
- Мне большую обиду причинили слуги конунга, - головою покачал Сигурд. - Если государь накажет их, все в Халагаланде знать будут, что справедлив он и честен, если же нет - как служить такому государю?
Наклонился вперед Харальд, брови нахмурив, да вид суровый приняв - слова старика ему насмешкой показались:
- Условия ставить вздумал конунгу, старый пень?! - Процедил он. - Не боишься, что выкорчуют тебя за ненадобностью?
Все головы тут повернулись в сторону Барда, который во время спора молчал. скальды, и впрямь, на слова не скупились, однако же верный вассал Харальда был первым обижен.
- Виры проси, виры, - шептали в толпе. Наиболее горячие и вовсе о поединке слова говорили, и голоса те все громче звучали.
- Не делай этого, - к уху родича склонившись, Альвир предупредил. - Как ты с девой той жить будешь, если кровь отца ее на твоих руках останется? Своих прав восстановления проси, не битвы.
Убедительно звучали слова скальда увечного - казалось внял им молодой лендрман.
- Ты отдашь мне дочь в жены и с нею права на все владения в Среднем Халагаланде, - из-за столом встав, твердо Бард произнес, и когда говорил он слова эти - многие, отца его знавшие, подтвердить могли - словно Брюнольв покойный перед ними возник... только молодой.
- Да как же так?.. - Дрожал испуганно голос лендрмана.
- Потому, что такова моя воля, - с легкой усмешкой конунг добавил. - И ты, коли присягал мне со всеми - исполнять ее обязан. Иначе же - клятвопреступником станешь.
- Обеты я чту и обещания не нарушаю, - ответил старик. - А то, что прошу зятя будущего пред свадьбой клинок обагрить - так дело то угодное асам. Говорят, от такого сыновья более крепкие напрядятся, да и слава воинская правителю земель все же потребна. Сам посуди, светлый конунг, ужель непосильны мои пожелания? Один суровый в величье своем видит, что чист я в помыслах и клятвы блюду. Так что обидой мне будет сомнение.
Ладно стелил муж почтенный, да глазы злые его выдавали. Затаил он обиду на скальдов злословных, да на Харальда Длинноволосого и конунг то видел, не смотря на хмель выпитый.
- Действительно, - словно одолжение великое делая, произнес сын Хальвдана. - Законно твое условие, однако здесь и сейчас перед всеми поклянись, что когда вернется Бард сын Брюнольва из сражения, отдашь ты ему дочь в жены и все владения с нею в приданное.
- Клянусь, - торжественно произнес Сигурд. - Одином клянусь и Тором, да поразит меня Мьельнир, если лгу я!
Обещание это давая, надеялся старик, что и вовсе из битвы не вернется юноша, к тому же, показалось лендрману, что сумел он таким образом и с конунгом разногласия решить. Но показалось лишь.
Когда завершилась ссора, вновь люди песни веселые затянули, да пир прерванный продолжили, как будто и не было ничего, а когда ночь опустилась на земли северные расходиться стали воины - кто в дом дружинный спать, кто в покои собственные, а кто в деревню на постой.
- Мерзкий старик, - из дома выходя, Харальд вскользь произнес. - Без него лучше было бы в Халагаланде...
Однако в момент этот Бард рядом возник:
- Государь, почему ты решение такое принял? - Спросил он, и видно было, что не доволен был воин тем, как конунг его с тестем будущим рассудил. Позади Барда мелькнуло лицу Альвира грустное - опечалился скальд, что не сумел родича отговорить от беседы этой с конунгом. - Разве этим не признал ты, что он во всем прав был?
- Нет, Бард, - покачал головой Харальд и руку успокаивающе на плечо соратнику положил. - Сам подумай - как на тебя люди здешние уважать будут, если ты ничего без поддержки моей, сам не добьешься?
Скрипнул зубами юноша, но согласиться вынужден был, что прав сын Хальвдана во всем, а ему самому еще многому учиться следует в делах державных.
- Ладно пошли, до усадьбы мне компанию составишь, - велел Харальд. - А то брат мой названный запропастился куда-то, наверняка с гридью пьет.
- Или девок щупает на сеновале, - улыбнулся Бард. - Напару со скальдом этим лисьим... Тормундом.

Поутру драккары прочь отплыли, дальше на север, туда где Халагаланд с Финнмарком пересекался - древней землею колдунов и оборотней, о которой много легенд жутких ходило. Немало людей вышло конунга провожать, но лишь Сигурда лендрмана среди них не было - решили халагаландцы, что это так крепко осерчал он на конунга, потому и не пришел.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 20-02-2008, 0:24

Сигурд

Как пришвартовалось судно торговое у причала, рыбаками да прочим местным людом заполненным, так тут же поспешили покинуть борт торговцы нетерпеливые, предвкушающие сделки выгодные, выгоду большую сулящие.
Средь купцов шагал и Сигурд, брат Рогволда вероломный. Не было ему надобности скрывать лицо под капюшоном, не было потребности в сопровождении оружном. Веселье и радость переполняли пиратское сердце, здесь, в Фиордах, где никто не ведал о его прошлом и не знал его лица, Сигурд чувствовал себя свободным. Беспокойный дух его так и тянул встрять в какую-нибудь передрягу, поразмять обленившееся тело, позвенеть ржавеющей сталью. Но, увы…
Оставаться в прибрежной деревушке смысла большого не было. Не тратя понапрасну время на размышления, Сигурд развязал тесьму на кошеле да облегчил его ради серого в яблоках скакуна, младого да резвого, которого немедля оседлал да повернул прочь из деревни.
Предварительно, конечно же, разделив с рыбаками несколько добрых глотков эля ради бесполезной информации. Сигурд запомнил с десяток имен и названий, с пол-сотни всяких слухов да баек, но ничего полезного для себя не уяснил и без особого сожаления попрощался с гостеприимной деревней.
Буквально в часе езды от деревни раскинулось поселение покрупнее с площадью ярморочной, столбом позорным, виселицей и даже капищем неподалеку расположенным. Без особого энтузиазма прогуливаясь меж торговых рядов да разбрасываясь златом – тут купил безделицу, там приобрел пустячок, приглядывался Сигурд к купцам. О товарах спрашивался – где чем приторговывают да и по цене какой, интересовался о урожаях и неурожаях, о болезнях скота, засухах и прочих для бондов неприятных явлений природных.
Знамена да воев оружных много увидал Сигурд, но счел за благо подождать до вечера, когда за кувшином доброй медовухи подозрительность незнакомца растворяется в хмельном веселье, туже кандалов сцепляющего выпивох.
Наконец, солнце уже стало заваливаться за горизонт, и Сигурд в компании нескольких купцов, у которых днем оставил немалые деньги, направились к одному из новообретенных товарищей домой. Роняя ничего не значащие слова, они уселись за один стол, подозвали жену-хозяйку и наказали той принести эля, да поболе. И тем временем такой меж ними разговор завязался:
- Расскажи-ка нам о делах заморских, Сигурд, - начал один из купцов, обращаясь к брату Рогволда, который не удосужился даже имени сменить своего, - тоскливо здесь все, надоело порядком.
- Правду глаголешь, - кивнул второй торгаш, - дела неважно последнее время идут, пошлины поднялись, деньги сквозь пальцы текут. Расскажи, потешь душу рассказом, отвлеки от дел насущных.
- Это завсегда пожалуйста, - кивнул Сигурд да пустился в разговоры пространные, где ни о чем, но сразу обо всем изложил кратко то, что происходило в Мере и землях соседних. И пока рассказчик старался во благо благодарных слушателей, подоспели полные хмельной влаги кувшины. И тогда настал черед Сигурда спрашивать.
- Война? – переспросил первый купец, - да, вроде бы. По весне рать собирает да вот только как-то совсем не вовремя, ибо урожай последний скудный вышел, едва бонды кормятся.
- Ага, - вновь поддержал друга второй, - а этот сопляк воев сюда сбирает, словно тут кормушка бесплатная для всякого, кто меч на пояс нацепил и конунжьим дружинником считается. И кому кормить всю эту кодлу?..
- Нам! – с жаром ответил за него первый, и беседа потекла быстрее.
Ловко направляя недовольство купцов в нужную для разговора сторону, Сигурд понемногу вытягивал из стремительно пьянеющих друзей необходимые ему знания.
- Дружина какая? Да поди мечей пол тыщи будет.
- Пол тыщи?.. нее, друг, тут ты упустил. Тыща, не меньше!
И так, и сяк крутился разговор, разными боками под испытующее ухо Сигурда подставляясь.
- Да, конунг наш, конечно, сопляк тот еще, безбородый совсем, но вот при нем муж знающий, знатный – Снорри, Крушителем Драккаров прозванный. Грозный воитель, грят…
- Снорри, Крушитель... - ахнул было Сигурд, вспоминая злоключения прошлого.
- Грозный воитель - так разное балаболят, сами же его с мечом аль копием не видали. Не знаемо.
- И то верно, но прозвище страшное у него. Не дать, не взять, в прошлом могучий воин…
Долго еще продолжались знакомства между Сигурдом и местными горожанами – почти до самого утра, когда кувшинов испитой браги уже не счесть было, ровно, как и съеденной капусты с жарким. И, когда петухи подняли на ногу всю округу, венчая алый восход хриплыми криками, вся троица только спать ложилась…

Сообщение отредактировал НекроПехота - 21-02-2008, 22:14

Альвхеймар. Конунг Гандальв и ярл Асгейр.
Совместно с Тельтиаром.

Долог был путь домой для Гандальва. Покровитель вод Ньорд, похоже, невзлюбил за что-то альвхеймарские драккары, и наказывал викингов то непроглядным дождем, то туманом. Против отсутствия ветра мужи бы легко сдюжили: чай, весел довольно, да и руки у гридней крепки. Но как быть, не зная, куда держишь путь? Осторожные кормщики берегли корабли, предпочитая выжидать просвета в тумане.
Но вот тяготы пути позади, и юноша с мачты увидел стены конунжьей усадьбы.
Увидали корабли и дозорные, что были на берег выставлены, да паруса опознав, скорее гонца послали в усадьбу - ярла Асгейра предупредить, чтобы встречать государя сам прибыл на пристань. Так и случилось, что плащ меховой кутаясь от ветра промозглого, на берегу наместник конунжий появился, когда подплывали уже драккары под стягами серого волка.
Гандальв, как и положено конунгу, стоял на носу, и плащ, мехом волка подбитый, за плечами его развивался. Грозен был властелин, и те, кто позабыл норов конунга, ныне дрожали в ожидании наказаний. Только Асгейр был спокоен: знал он, что во всем его конунг поддержит.
- Приветствую тебя, властелин! - прокричал ярл, едва лишь нос корабля в землю уткнулся.
- И тебе поздорову, Асгейр ярл, - чинно кивнул Гандальв Серый, спускаясь по сходням. - Хорошо ли берег ты усадьбу мою да земли альвхеймарские?
- Крепка твоя держава, государь, - отвечал наместник, первым к конунгу подходя. - Что в силах моих было - все сделал я для славы Альвхеймара.
Улыбнулся Гандальв – и крепко обнял наместника:
- Не ожидал я иного ответа, ибо знал, кому земли свои и людей оставляю. Сокола с петухом сложно спутать, а доблесть твоя да ум всем альвхеймарцам очевидны.
Конунг обвел прищуренным взором сбирающуюся на берегу толпу. Весть о возвращенье хозяина из похода уже облетела усадьбу, так что мужей, да и женщин много пришло.
- Рад видеть вас, люди Альвхеймара! Искал я в чужой земле военной удачи – и с добычей вернулся. Надолго теперь в усадьбе своей поселюсь и рядом с вами жить буду.
Стали хвалу кричать конунгу своему все, кто собрались на пристани - а уж Асгейр расстарался, чтобы побольше людей пришли встречать Гандальва, да любовь свою и покорность выказали властелину.
Гандальв сжал крепкими пальцами плечо верного ярла и молвил ему тихо:
- Пошли в конунжий дом, говорить будем.
Асгейр кивнул понимающе: и впрямь, не все разговоры были для ушей бондов, что пугливы, как зайцы. А между тем Харальд Хальвдансон еще топтал землю, так что проблемы Альвхеймара очевидными были. Мстителен волченок, словно матерый зверюга.
Подвели коней конунгу и ярлу его слуги, и после пути недолгого добрались они до усадьбы.
Сел Гандальв на коня и неспешно проследовал через покорно расступившуюся толпу подданых. Конунгу спешить не пристало: даже если сердце чаще забилось при виде родных стен, помнящих еще деда по матери. За Гандальвом потянулись пришедшие с ним гридни. Последними расходились зеваки: им было важно все рассмотреть да каждое серебряное наручье в сундуках посчитать. конунг, и впрямь, взял богатую добычу в этом викинге, и люди успокоенными разошлись: значит, с Гандальвом асы. Даруют победу любимцу и впредь.
В усадьбе все готово было к появлению их, слуги кланялись в пояс, хирдманы по щитам стучали, государя приветствуя - все рады были его возвращению. Приказал Асгейр на стол накрыть да всем вон пойти, дабы мог Гандальв с ним дела обсудить. Заперлись в трапезной конунг с ярлом.
- Сказывай, ярл, что ворог мой кровный делает, - не стал Гандальв тянуть и лукавить, сразу в лоб и спросил. - Не прибрал его Локи еще?
- Приберешь его, как же, - сквозь зубы процедил Асгейр: - Зато сам он уже многих в Хель отправил. Неккви того же, да и всю семейку его.
Без сожаления о том говорил ярл, была в нем еще сильна злость за прием в Южном Мере, да за то, как оскорбили господина его в Северном.
- Государь, о том уже скальды по всей Норвегии бают.

Сообщение отредактировал DarkLight - 22-02-2008, 19:25

Ранрики, усадьба. Сигрун, Гиллеад и массовка.
(Писала Кошка. Пинался Варлок.)

У окошка усадьбы, ставни резные распахнув, стояла Гиллеад, в сторону, куда супруг ее отбыл с дружиною своей, глядя неотрывно.
- Куда отправились они? – Сигрун спросила, подойдя сзади.
- На кораблях люди многие прибыли, - тревожно Гиллеад ей отвечала. - Кто знает, что принесли с собой... Решил Харек узнать, не придется ли воевать с ними.
Невысказанным ее страх сотался, что может и не вернуться Харек - мало ли. Но вдова Эйнара и так ее поняла.
- Не стояла бы ты у окна раскрытого, Гиллеад, - молвила она. – Подхватишь еще поветрие какое… вон как ветви на деревьях гнутся. Тебе рожать ведь…
- Да и тебе тоже, - улыбнулась та. Закрыла ставни, и сразу темнее в комнате стало. – Срок подойти ведь скоро должен? Ладно ли все у тебя, или беспокоит что?
Пожала Сигрун плечами.
- Разве только на сердце тяжко. Вот прежде казалось, с ума сойду – и землю есть хотелось, и волком на луну выть, и живот схватывало часто, но…. Рядом Эйнар был. А так, выходит, без кровного отца расти ребенку, коли родится. Да и где расти? Не на родной земле.
Вздрогнула Сигрун, вспомнив, как появились в Гилисберге язычники жестокосердные, сколько горя принесли, сколько разрушили… Щедро кровью христиан полита земля там теперь, где некогда с Эйнаром она счастлива была. А сейчас одна, с ребенком его во чреве, выносит или нет – неизвестно – ведь выкинула уже однажды. Будто тучи над головой сгустились и все расступаться не желают… Шумно, тяжело вздохнула женщина, на кровать опускаясь.
- Вспомни, что Харек обещал тебе, – решительно Гиллеад произнесла. – Воспитает он ребенка. как своего, а коли нужда будет - и тебя второй женой возьмет. Не след тебе о плохом думать. Развейся, по усадьбе пройдись, пусть Ярослав вон сопровождает тебя…
- Я уж каждый угол тут знаю, каждую досточку в полу, - печально Сигрун улыбнулась. И вдруг в лице переменилась, побледнев, одной рукой за живот схватилась, а другой постель ощупывать стала.
В мгновение ока Гиллеад с нею рядом оказалась.
- Что с тобой? Плохо тебе? Схватывает? - тут взгляд ее на покрывало упал, пятном темным намокшее. – Воды отошли…
- Время пришло?! – прошептала Сигрун. – Я… я не могу, я не готова еще, как же…
- Можешь, - отрезала Гиллеад, стараясь как можно спокойнее держаться с роженицей. Убрав простыни мокрые из-под той, она уложила Сигрун на кровать и за служанками побежала.

Плохо, что в усадьбе, кроме них, никого не было – только мужчины: Ярослав да Лиам-управитель, родич Гиллеад. Но они помочь ничем не могли, значит, самим справляться предстояло. С помощью служанок ирландка воды нагрела, чистых полотенец приготовила и вместе с девушками в комнате закрывшись, собралась уже роды принимать.
Знала она, что иногда надолго может это затянуться. Но весь день, до самой ночи Сигрун только кричала страшно, а ребенок появляться и не думал. Гиллеад только страшнее от этого становилось – ей ведь и самой роды предстояли вскорости, и казалось ей, что подобной пытки она бы не вынесла.
А вдруг и у нее сейчас тоже потуги начнутся? А Харек далеко, пирует с ругами, и нескоро, должно быть, вернется. Усилием воли отгоняла Гиллеад от себя мысли эти, пока рядом с изголовьем Сигрун стояла да гладила ее по голове и шептала что-то ласково, а та в бреду металась.
- Тяжело очень роды идут, - заметила одна из служанок, Гудгерд.
Воду уже в четвертый раз они нагревали, а она так и не пригодилась ни разу, разве только пот со лба вытереть роженице полотенцем влажным.
- Она ведь не юная дева уже, - тихо отвечала Гиллеад, чтобы Сигрун не слышала их (впрочем, верно, она и так не слышала, мучимая схватками), – и родить не в первый раз пытается. Молите Господа, чтобы хоть на этот раз все прошло удачно.

И верно, помогли молитвы их – на рассвете, после тяжких мучений, произвела Сигрун на свет сына. Своими руками ему Гиллеад пуповину обрезала и положила рядом с матерью. Приоткрыла та глаза, усталая и измученная, и улыбнулась.
- Мальчик… - проговорила чуть слышно одними губами. - Эйнару смена…
- Это настоящее чудо, - серьезно проговорила Гиллеад. – Через страдания твои Господь все же дал тебе сына. Будь благодарной ему.
Молча кивала Сигрун и щекой прижималась к головке малыша, который уже не плакал, а шевелил ручонками и, казалось, внимательно смотрел по сторонам.
В тот же день пригласили священника, чтобы младенца окрестить. Одно имя, в честь святого, Сигрун ему дала – Ульрих, а второе, тайное, священник ирландский сам выбрал – Альдвин. Крестик небольшой на тонкую шейку ему одели, и так Эйнара Однорукого сын вступил в жизнь.

Гокстад
Асса, Тьодольв и прочие. Написано вместе с Тельтиаром.

Запасы дров в усадьбе скудели с каждым днем - Асса, в последнее время непрестанно жаловавшаяся на озноб и ломоту в костях, велела протапливать усадьбу круглыми сутками напролет, но все равно мерзла, даже если от исходившего от очагов зноя во многих покоях становилось тяжело дышать.
Так было и теперь. В раскаленном от непрестанной работы камине резвилось высокое пламя, а кюна, закутавшись в меховой полушубок, восседала на своем кресле и поедала виноград, лениво отправляя в сморщенный, весь в желчных морщинах рот ягоду за ягодой. По левую руку нестройно бренчали что-то из сказаний о Велунде пара заезжих бардов, изрядно взмокших и уже не радых, что приняли приглашение сыграть лично для "великой кюны Ассы". Тем более, что кюна не больно-то их и слушала, погрузившись в тяжкие думы и недовольно морщась от каких-то своих недобрых мыслей.
Постучали в дверь осторожно - всякий боялся словом или поступком неосторожным разозлить старую владычицу. Асса не сразу на стук отозвалась - лишь когда стоявший подле Тьодольв осторожно тронул за плечо госпожу свою, тяжело подняла голову и вопросила гневным голосом:
- Кто пожаловал?
- Не гневись, великая кюна! - На колени бросился слуга, едва в покои вошел. - Там датчанин вернулся... видеть тебя желает!
- Впусти, - кивнула кюна. Загорелись вновь пустые глаза ее, промелькнула в них тень прежней Ассы, цепкой и властной.
Вскоре вошел наемник - видать под дверью ждал дозволения. Поклонился без излишнего рвения, затем же молвил:
- Неприятные вести я принес.
Помрачнела кюна, взгляд недобрый на вестника бросив.
- Говори же скорей, не тяни.
- Мой ярл, Регнар убит, а с ним и Торвард лендрман, - ответил без излишних слов дан.
- Как такое произошло? - отшатнулась Асса, за сердце схватившись. И правда - потрясла ее весть эта, задрожала кюна старая, словно лист осенний.
- Разбойники эти христианские! - Проскрипел, кулаки сжав наемник - заметно было, что и он явно не невредимым ушел из той сечи. - А с ними свеев немало. По именам и в лицо я не многих знаю, но скажу лишь - требовал сдачи их Торвард и свеи с ним за одно были в деле этом, а затем появился предводитель разбойников... его, как помню я, все Асмундом звали.
- Так вот что за напасть в наши земли пожаловала, - побледнела Асса.
Но, позволив себе слабость минутную, взяла себя в руки кюна и начала датчанина допрашивать:
- И велико ли войско у Асмунда?
- Поменьше нашего было, - с обидой бросил дан, да кулак сжал. - Кабы не изменники подлые - висеть голове ублюдка над воротами!
- Значит, в спину свеи ударили? - помрачнела, руки в кулаки сжавши, кюна.
- Нет, им тоже досталось, хотя в горячке битвы и с ними наши вои мечи скрещивали. Оттар Рваный из Ранрики, вот кто в спину ударил и нам, и свеям, хотя до того союзником прикидывался.
- Значит, и осужденный к нам пожаловал, - старой вороной каркнула Асса, заходили желваки на морщинистом лице ее. - Много ли наших воинов в том бою полегло?
- Я один спасся.
Тут уж совсем дурно кюне старой сделалось. Снова за сердце она схватилась, да так на спинку кресла и откинулась - полумертвой. Лишь когда Каменная Башка силой влил ей в горло глоток вина, пришла в себя Асса. И, отдышавшись, продолжила голосом заметно севшим:
- Что же теперь, знаешь ли? Асмунд штурмом на Гокстад пошел?
Плечами пожал, не зная, что ответить наемник.
- Сколько у Оттара людей было, говори? Говори сколько свеев, и как они бились? Все говори! - Набросился на него Тьодольв.
- Пятьдесят... где-то, - наконец произнес воин.
- Нет, с этим не пойдут, - вздохнул облегченно ярл, к госпоже своей обернувшись. - Наши воины дорого жизни свои продали, я уверен и немало врагов с собой захватили... хотя - они же христиане, их в Валгаллу не пустят.
- Можно ли набрать в Гокстаде воинов, чтобы собак христианских покарать? - повернулась Асса, к Тьодольву обращаясь.
- Набрать-то наберем, а кто тогда границы охранять будет? - Он наклонился к уху госпожи, чтобы другие ничего не услышали. - Уж лучше для этого дела наемников использовать. У нас и повод есть - их ярл ведь тоже в битве погиб.
Редко когда Тьодольв что-то умное советовал, все больше молчал, возле трона стоя.
- И то верно, - кивнула Асса, словам Тьодольва доверившись.
- Отомстишь ли ты собакам христианским за смерть ярла своего? - вновь обратила она взгляд на датчанина.
- Я один лишь, госпожа, но за обиду нанесенную долг мне велит покарать врага, - отвечал тот.
- Надеюсь, что и в сердцах товарищей своих сумеешь разжечь ты пламя мести, и под предводительством Горма, воина славного, сумеет вы наказать предателей треклятых.
- О том надобно с воеводой Гормом говорить, не со мной, но могу я послание ему немедля отправить, - по газам заблестевшим видно было, надеялся датчанин, что пошлет немалую рать Горм, дабы за ярла своего доверенного и соратников отомстить христианам.
- Тем и займись. И знай, что от меня получит помощь и поддержку.
- А послание? - недоуменно спросил воин, явно считавший, что то кюна написать должна весть Горму.
- Обожди за дверьми, - кивнула кюна, понимая, что ошиблась.
Сильнее ломоты в костях и сердечных болей пугало Ассу то, что ум, некогда такой острый, подводил ее все чаще.
- Велеть пергамент подать и чернила или угль и дощечку? - Спросил Тьодольв.
- Пергамент, - рассудила кюна, - я диктовать буду, а ты пиши.
Кивнул Тьодольв и слугу послал за принадлежностями для письма необходимыми - сам он не слишком хорошо рунную грамоту разумел, но простейшие слова составить смог бы при необходимости, однако не довелось им послание приготовить - едва только начала диктовать Асса волю свою, как вновь появился воин незнакомый в покоях. Причем, когда бросил на него взгляд внимательный ярл, понял он, что не смотря на кольчугу добротную и одежу справную, никакой то не воин на самом деле.
- С чем пожаловал? - Грубо он спросил. - И ниц пади, пред кюной!
- Из Хрингарики я, - поклонился тот низко. - Радостные вести принес, государыня!
- Что радостные, так это хорошо, - с важностью изрекла кюна. - Говори.
- Выгнали мы из земли своей подлых захватчиков-наумдальцев, матушка-кюна! - Воодушевленно сказывал гонец. - Нет больше власти чужой Хрингарики и вновь желаем мы к державе Харальда присоединиться.
- Добрые вести принес ты, гонец, - не улыбнулась Асса, но по всему было видно, что довольна она. И думает, как победу эту в свою выгоду обернуть.
- И хорошо ты сделал, что в Гокстад с просьбой своей обратились. Потому что глаза Рагхильды-кюны совсем в другую сторону обращены, в Сарасберге она власть держит и не до земель ей родных, - как бы между прочим бросила Асса, но так, чтобы сразу стало понятно, что невестку свою она за это осуждает.
- О том и предводитель наш, Хринг говаривал, - с готовностью закивал бонд. - Ныне же только на тебя уповает, кюна, весь народ Хрингарики!
- Мудр предводитель ваш Хринг, - улыбнулась кюна. - Уж будьте спокойны, теперь все под моим ведомом.
- Хринг - он человек сметливый, - подтвердил тут же посланец. - Он просит дозволения ему лендрманом назваться, дабы землей управлять от имени твоего, кюна.
- Дозволяю, - разрешила кюна. - Но пусть помнит, что лендрманом может зваться не каждый. И за землю свою он отныне отвечает головой.
- Госпожа, - вновь поклонился воин, а после добавил. - Хоть бы полсотни воинов к нам на постой, уж мы бы их знатно содержали.
Асса незаметно покосилась на Тьодольва, и тот вновь наклонился к кюне:
- Госпожа, коли наумдальцы снова нагрянут - бонды их не сдержат. У нас, правда, после смерти Торварда, тоже людей мало осталось.
- Полсотни не дам, но три дюжины отпущу, - рассудила Асса.
- Спасибо, госпожа! Спасибо!
- Вон пошел, - прикрикнул на него Тьодольв и тот прочь попятился.
Асса же кивнула Тьодольву.
- Пиши. Здраве буде, Горм-воевода...

Ранрики, усадьба. Гиллеад и др.
(а мы все плодимся и размножаемся... с Тельтиаром))

Спустя день после крещения новорожденного начались схватки и у Гиллеад.
Особенно скверно было, что не вернулся еще Харек, не знал никто, что сталось с ним и его дружиной, и от тревоги за мужа, видно, роды и пришли преждевременно. В трапезной была женщина, когда почувствовала, что словно изнутри невидимая рука ее чрево схватила и сжимает, не давая вдохнуть. Упала на лавку Гиллеад, на ногах не удержавшись.
Ни сил не было, чтоб позвать кого-нибудь, ни уверенности в том, что услышат ее… Лиам сейчас обороной усадьбы занят был – вдруг случилось что с Хареком и враждебные чужеземцы на них идут сейчас? Сигрун же ничем помочь не могла бы, едва живая лежала в комнате, с сыном, за которым присматривала служанка.
Собравшись с силами, кое-как встала она, в опочивальню пошла, держась за стену. Плыло перед глазами, а боль то накатывала, то отпускала… Похожее бывало и прежде, но не так сильно.
Девушка, в усадьбе прибиравшая, навстречу ей откуда-то появившись, вскрикнула.
- Помоги… - простонала Гиллеад. – Доведи до опочивальни… Ребенок…

Когда Гиллеад снова открыла глаза, она уже лежала на постели.
"Неужели приснилось..?" – удивилась она. Но тут же снова почувствовала схватки и застонала.
Тут же бросились к ней девки, кто с чем – одна с полотенцем, с чашей воды другая. Но старуха, которая в комнате также была, мудрая Уна, на веку своем немало повидавшая, махнула руками на них.
- Мешаетесь только, - сурово сказала им. – Не то сейчас владычице нужно.
Закрывшая глаза Гиллеад слышала только, как скрипят половицы – это старуха к ней подходила. А потом теплые сухие старческие пальцы легли ей на лоб.
- О ребенке сейчас думай, ни о чем больше, - ласковый голос произнес. И молитву шепотом забормотал: – Господи Иисусе, спаситель наш, помоги, дай силы рабе твоей…
Сколько длилась пытка эта, женщина не осознавала, минуты и часы слились в одну боль для нее. Но справилась она быстрее, чем Сигрун два дни тому назад – вечером приняла старая Уна в свои руки новорожденную девочку.
Улыбнулась старуха, но тут же омрачилось лицо ее.
- Пойди Лиама найди, - одной из девок она серьезным тоном молвила, - и приведи его сюда, и священника позови, да смотри, по дороге никому не говори, что госпожа девочку родила.
Гиллеад, слабая, на локтях приподнявшись, спросила испуганно:
- В чем дело?
- Крестить надобно чем скорее, тем лучше, - отвечала Уна. – Ты ведь помнишь, что по обычаям языческим девочку перворожденную в жертву принести полагается.
Глаза родильницы расширились от ужаса.
- Харека-конунга нету в усадьбе, а язычников-раниров полно, продолжала бабка. – Если вздумают они на обычаях своих настоять, потеряешь дочку, госпожа.
Вскоре уже пришел Лиам в покои госпожи своей, в кольчугу облаченный и с кинжалом на поясе - меч все же не решился взять в усадьбу он, но поскольку атаки ожидал, не стал и брони снимать. Выглядел он встревоженно - служанка ничего не рассказала ему, а потому ирландец боялся, что с Гиллеад беда случилась, и потому вздохнул облегченно, живой ее увидав, а рядом младенца здоровенького.
- Это девочка, - взглянув на управителя, старая служанка сказала. - Крестить скорее надо.
Гиллеад крепче прижала к себе ребенка, словно боясь, что прямо сейчас ворвутся язычники сюда и отнимут дитя.
Лиам понимающе кивнул и бросил на родственницу ободряющий взгляд:
- Ничего, пока я здесь, все будет хорошо. Приготовьте все, необходимое для крещения, - распорядился он, а затем наклонился к Гиллеад. - Ты согласна,чтобы я стал ее крестным отцом?
- Конечно, - женщина кивнула.
Вскоре и священник пришел, со служанкой вместе. Другие девушки пока чан с водой чистой приготовили, да ткани отрез, чтоб спеленать потом дитя.
- Отец Дореан, - поприветствовал его Лиам. - Хорошо, что вы смогли придти так быстро.
- Не мог же я проигнорировать зов моей королевы, - улыбнулся мужчина, аккуратно раскладывая на столе необходимые для крещения предметы, коих было не так и много. - Вы уже выбрали имя?
- Да, - Гиллеад молвила. - Я хочу, чтобы звали ее Грэйни.
- Хорошо, дайте мне ребенка, - велел Дореан и, приняв младенца из рук служанки, аккуратно положил на стол. - Во имя Отца, и Сына и Святого Духа.
Перекрестил он теплую воду, после же взял девочку и аккуратно погрузил ее в чан на несколько мгновений:
- Признаете ли вы Господа Нашего?
- Признаем, - произнес Лиам.
- Признаем, - выдохнула Гиллеад.
Священник осенил ребенка крестным знамением, а после надел на шею золоченый крестик:
- Нарекаю рабу божию эту в честь Святой Леокадии, - произнес он, тайное имя называя Лиаму и Гиллеад. - Все же ее, с благословения Господнего, звать будут Грэйни.
Дореан довольно ловко спеленал девочку, а затем передал ее матери.
Счастьем осветилось усталое лицо Гиллеад.
- То-то радости Хареку будет, когда он вернется, - молвила она. И осеклась тут же: - Если вернется...
- Я буду молить о том господа, - пообещал священник.
- Как и все мы, святой отец, - печально обронила женщина, - как и все мы.
Ребенок на руках у нее засыпал.

- Идемте, святой отец, - произнес Лиам, помогая Дореану убрать со стола и вслед за ним, покинул комнату. В трапезной уже собралось немало людей, лица их выглядели сурово и хмуро.
- Я слышал, у кюны девочка родилась, - сказал один из воинов, положив ладони на пояс.
- Да, это так, сын мой, - ответил священник, а Лиам стиснул зубы - кто-то из служанок все же проболтался, не смотря на его запрет - за такое стоило вырвать язык.
- Ты мне не отец, - покачал головой ранир. - Встав над нами, Харек обещал исполнять все наши обычаи, как и должно конунгу.
- И чего вы хотите? - Ирландец не хотел выдавать своего презрения к этим язычникам, тем более, что в случае нападения, ему пришлось бы биться с ними плечом к плечу, ведь его соотечественников здесь было не так много.
- Девочку следует отдать Одину, как того велит...
- Она была крещена в христианской вере и более не принадлежит вашим ложным богам, - неожиданно резко сказал Дореан. - Теперь над ней властен лишь Господь и он сохранил ее жизнь.
- Вот значит как, - процедил ранир, а затем развернулся и вышел из дома, и его спутники последовали за ним.
- Как же вы вовремя пришли, святой отец, - облегченно вздохнул Лиам.
- Так было угодно Богу, - священник осенил крестом воина на прощание и отправился к часовне, не так давно построенной недалеко от усадьбы.
Гиллеад в это время сном успокоилась, дочку обняв, окончательно уверившаяся в том, что ничего более ребенку не угрожает. Старая Уна же, закрыв дверь, охраняла их сон, шепча молитву…

Возвращение Государя. Альвхеймар.
С Дарклайт

Хороши же новости, коли о них уже висы сочинены, видимо Гандальву подумалось:
- Все скальды бают? - Протянул он. - Я вот не слышал пока.
Асгейр почему-то замялся, видимо вспоминая песнь скальдову:

Неккви Гандальву дочь обещал
Но хитрый ярл путы клятвы порвал.
Златом Асгейр путь к жене устелил
Арнвинд презреньем его одарил.
Ныне ж сбираются в Северный Мер
Харальд патлатый, Гутхорм берсеркер
Грютинг и Хакон пришпорят коней:
Нету спасенья владыкам морей.
Дружба забытая кровно отмстит
К Меру Альвхеймар не поспешит.
Скрыты обидой подмоге пути:
Участью Неккви – к предкам идти.

Выслушав вису, Гандальв потер лоб, подергал себя за усы... судя по всему, властитель решал, гневаться или смеяться. - Злой язык скальда не щадит даже богов, - сказал он. - Но я слышал в висе только про Северный Мер. С Южным что? Али баять там не о чем?
- Быть может и есть о чем, да только до Альвхеймара песни эти не доходят, - ярл отвечал, а после словами своими пересказал, что знал о Южном Мере: - Арнвинд и Аудбьерн много кораблей боевых собрали против Харальда, но оба теперь рыб кормят, а сестра их с агдирским щенком ложе делит. Такова судьба тех, кто древние союзы попирает.
Последние слова с мстительностью жестокой произнес Асгейр.
- Понятна радость твоя, - сдвинул брови Гандальв. - Месть обидчику - правое дело, а уж коли его сами боги карают, тут и вовсе можно возрадоватся. Но Харальд не столь глуп, как кажется. Эдак мы и оглянутся не успеем, а он уж со всеми конунжими родами из земель взятых сродниться.
- Не велика честь с истребленным родом в родство вступить.
- Харальд и честь - вещи разные, это было понятно давно. А вот для бондов и ярлов трусливых значение лишь продолжение конужьей крови имеет, - устало сказал Гандальв Альвхеймарский. - А тех, кто желал возразить, щенок Хальвданов быстро на цепь посадил. Удивительно, что Хакон молчит. Видать, совсем выстрарился медведь Транделага.
- Они с Харальдом родичи - с чего им спорить о чужих бондах, - плечами пожал Асгейр. - Вот мальчишка Вемунд, доносят мне - желанием горит за смерть братьев отмстить. Быть может, стоит помощь ему предложить?
- Предложить можно, - задумчиво Гандальв сказал. - Вот только стоит ли Альвхеймару самому идти на поклон? Харальд не нашей земле угрожает... пока. Пусть у Вемунда голова поболит о союзниках. Глядишь, если надумает что путное, всяко сговорчивее конунгов Мера станет.
- Воля твоя, государь, скажу лишь - ему двенадцать лет всего, а в возрасте таком редко мысли дельные голову шальную посещают.
- Ужель ты, Асгейр, желаешь быть наставником неразумному? - подивился конунг. - Коли так - чинить препятствий не стану, и свиту дам, и благословение на деяния.
- Много чести для мальчишки, коли я сам туда отправлюсь, - скривился воин. - Но человека известного и не слишком родовитого послать можно, дабы он наши слова принес в Фиорды.
- Уже есть кто на примете? - знал Гандальв, что ярл пустых разговоров не любит. Значит, все уж продумал.
- Да, только дозволения твоего хирдман ожидает, чтобы...
В двери постучали настойчиво, прерывая Асгейра.
- Кого принесло? - рыкнул Гандальв.
- Г-г-государь? - Вошедший юноша оторопело на конунга смотрел, точно призрак увидал.
- Что, дар речи потерял? - Оскалился ярл.
- Я не знал... ты вернулся, конунг! Вернулся! - Гонец закричал радостно.
- Говори, зачем в дверь ломился, юнец, - буркнул Гандальв, пряча за маской суровости радость от искреннего восторга гонца.
- Великий конунг, не вели казнить, черны мои вести! Хьярти херсир убит!
- Посмел кто?! - Гандальв вскочил с лавки, и гонец в страхе бухнулся на колени. Еще утром он мнил себя воем, не склоняющим головы, а сейчас виделся щенком перед матерым волчищей. Завалиться на спину, горло подставив и скулить, надеясь на милость...
- Не... не... не я... - наконец пропищал гонец.
- То видно, что не ты, - снова скривился Асгейр, которого такое поведение воя позабавило лишь.
- Люди его волками загрызены были, а ему самому горло перерезали, - наконец, дрожь преодолев, сказал юноша. - На охоте.
- Происки Локи, чтоб тебя, - в сердцах бросил Серый конунг. - Нашел время подохнуть!
- Как Барвайг... - протянул отстраненно ярл.
...Виделся ему лес и следы волчьи на снегу, и сам он один в окружении зверей кровожадных...
- Леса полны волков, - сердито ответил Гандальв. - А мужам надо тщательней выбирать места для забав. Совсем в лагоде страх потеряли! - воспоминание про Барвайга было не по сердцу конунгу. Стоило ли разубеждать Асгейра тогда, если сейчас страх голову поднимает? - Умом надо жить, а не страхом ночным.
- Не часто, государь, волки ножами стальными глотки хирдманам режут, сколько бы их по лесам не бродило, - позволил себе заметить ярл, юнец же, от страха дрожащий, явно продолжить хотел рассказ свой неприятный.

Гиллисберг. Руги и свеи.
_________________________________
(С Талиорычем)

Как ни позорно было удирать с поля битвы, а все же гнал Свен коня, едва разбирая дорогу, а за ним следом - и остальные свеи да гауты, кому уцелеть удалось.
"Все твари эти христианские", с ненавистью думал херсир, "да и Эйрик хорош тоже - знал уж, у кого помощи попросить! Как будто от Харека этого можно было чего хорошего ждать." разбираться-то со всем пришлось ему, Свену... А конунг где сейчас? Верно - в Уппсалле, жизни радуется, а воины - тут, в Вингульмерке. Богами он, что ли, проклят, Вингульмерк этот? То одна беда, то другая, хоть волком вой.
Оставалось только радоваться, что в погоня за ними не пустились - так только, в спину постреляли, да и то не задело почти никого. "Ну ничего, еще покажем мерзавцам этим", утешал себя Черный Молот.
По возвращении же наместника конунжего и вовсе безрадостная картина ожидала. То, что с позором они вернулись (да и вернулись-то не все) - еще полбеды. Узнал Свен от одного из дружинников, что в Гиллисберге оставались, такие новости: пока отсутствовал Черный Молот, решили воины некоторые воспользоваться этим, да удрали кто куда - то ли домой, то ли еще куда подались. Удержать-то их некому было. И ладно бы гауты разбежлись, так ведь и свеев тоже изрядно убавилось.
- Да Эйрик же с меня голову снимет! - бушевал Свен, взад-вперед по горнице ходя, да так угрожающе молотом размахивая, что люди верные лишнее движение сделать боялись. - Что я скажу ему?! Вы, вы... были ведь здесь, почему уйти им не помешали?
- Как же помешаешь им? - пожал плечами один из хельдов. - Они ж не предупреждали ниокго, что сбежать соберутся.
- Молча-ать! - заорал Свен. - Что же такое-то... Проклятье, не иначе проклятье! Ох, не сносить головы...
Заперся в тот же день он в комнате и не выходил оттуда аж до следующего дня, даже к ужину не вышел.
Утром же настойчиво воин один в дверь покоев ярловы застучал, едва только солнце поднялось - и судя по стуку, уходить не собирался, пока не впустят его.
- Кого еще нелегкая принесла? - гаркнул Свен из-за двери.
- Это я, Олав, открывай ярл, время не терпит!
Голос хирдмана встревоженно звучал.
Отпер дверь Молот, на воя воззрился сурово.
- Стряслось чего, коли в такую рань тревожишь?
- Иди, глянь на реку! - Воин бросил. - Сам увидишь!
Плюнул Свен - нет бы сразу сказать, да из усадьбы вышел, поднялся на частокол. Вот она, река, а по течению выше...
- Твою-то за ногу... - прошептал ярл.
Десятка три боевых стругов шли по реке, а за ними, чуть дальше - поднимался дым. Деревни горели, те, в которых воины его столовались. Со стороны Ранрики враг пришел - только не Харека эти паруса были! Неладное Свен заподозрил...
Были то корабли ругов, и воевода их, Велибор зловеще оскалился, на усадьбу смотря - долгий путь они преодолели, но не соврал Харек - действительно мало воев было в землях этих, и можно было хорошую добычу взять, а заодно и с врагом давним поквитаться. Жрец снова разговоры завел о святилище разграбленном, да о том, что смерти надо лютой предать Свена и иных свеев, да сокровища их себе забрать. Оба брата - военачальника с ним в том полное согласие имели, а потому, за время пути по Вингульмерку, ни одной деревни не пропустили - к каждой Велибор по кораблю-двум отправлял, чтобы нашли вои, чем поживиться, покуда не знают люди местные об угрозе нагрянувшей. Не церемонились они и с крестьянами, что в деревнях этих проживали - всех секли руги, что воев свейских, что норвежцев. Не захватывать земли они пришли, как до этого Эйрик, а грабить - потому и дома жгли, походя да забавы ради.
- К оружию, быстро! - Черный Молот приказал. - Лучников на стены, слуг всех вооружить!
- Сделаю, - Олав кивнул, и исполнять приказ бросился. Покуда приближались корабли вражеские, уже выстроилось на стенах усадебных воинство невеликое свейское, да ворота закрыли на засовы все - деревню не спасти уже было, так хоть усадьбу отстоять надо попытаться. Гонцов несколько, коней взнуздав к ближайшим селениям поскакали - подмогу звать. Не желал Свен так просто Вингульмерк отдавать гостям не прошенным.
Тем временем струги подходили к берегу. Один за одним спрыгивали бойцы с бортов, да ту же и становились строем плотным. дабы место для высадки очистить. В числе прочих сошли и воевода с братом, и жрец мудрый.
- Вознеси моление Богам о победе нашей, велел воевода мудрецу. - А ты, братец меньший бери людей и поспешайте в ближайший лес. Рубите деревья на таран, да лестницы осадные. Наскоком простым усадьбу эту не взять!
Воины же, со стругов высадившиеся в порядки боевые построились и ждали приказов воеводиных. Тот нахмурил кустистые брови, дёрнул себя за ус и послал вперёд лучников со стрелами, паклей обмотанными, метнуть по стреле-другой горящей через стену, да и отступить, а к каждому стрелку по человеку со щитом приставил, дабы потерь лишних не нести
Поворота того ожидали свеи окруженные, а потому во дворе наготове уже люди стояли с ведрами, полными воды студеной и спешно к тушению огня приступали, стоило лишь заняться где пламени от стрел прилетевших. В ответ несколько лучников тетивы спустили - но то без толку было.
- Хорошо укрылись, сволочи, - Ярополк протянул, к воеводе обращаясь. - Я вот думаю - не измором же их брать.
- Измором не будем, - сморщился воевода, ровно от яблока незрелого. - Хотя не совсем мысль пустая. Ничего, сейчас таран сделаем. да лестницы и под щитами пройдём. Слыхал, как румляне ходят в бою? Вот и мы попробуем так же.
- Да уж слыхал, - кивнул хольмагардец. - Только, ярла их мне отдайте - у меня к нему счеты имеются.
Он кивком на церквушку сожженную указал, что недалеко от усадьбы стояла.
- Коли жив будет - отдадим! -кивнул воевода.
- Уж постарайтесь.
Покуда беседу они вели, из перелеска вернулись вои, за материалом подсобным отправленные - в основном тонкие деревца, совсем молоденькие, они нарубили - такие разве что на лестницы и сгодились бы - потому быстро к постройке их приступили руги, рубя как то должно стволы, да веревками стягивая. Благо стены не слишком высокие были, иначе бы точно под тяжестью воев подломились такие лесенки.
- Ты гляди, думают нас брать с этим, - прошептал Свен из-за частокола выглядывая. - Олав, вели ребятам топоры наготове держать.
Казалось Лютомиру, что и вовсе им без тарана придется идти, но один умник смекнул с суденышка, возле деревни покинутой стоявшего мачту снять - всяко рыбакам сбежавшим оно без надобности уже было. Другие же, запоздало смекнули, что чем лес рубить - можно ведь и от домов доски крепкие поотдирать, а заодно и добычу себе присмотреть, благо в деревне ни души не осталось к моменту прибытия их.)
Недоволен был воевода, что вои его к окрестным домам потянулись, но делать нечего, пусть заодно и тарану какой-никакой жит сверху приделают!
Вскоре всё было готово, и войско ружье на приступ двинулось. Первыми шли лучники, на ходу, стрелы метая стеной частой. чтобы и головы высунуть не могли защитники из под стен крепких. Каждого срелка всё так же прикрывал воин со щитом, а следом шли основные бойцы с лестницами, щитами укрывшись, пусь не так плотно, как румляне, но от стрел берегло и это. А к воротам полз таран, над которым цельную крышу из досок крепких, в руку толщиной несли воины, да сбоков щитами укрываемый. Осторожны руги были, не хотели людей почём зря губить.
- На штурм! - скомандовал воевода
Свеи да гауты, уже порядком пожалевшие, что не сбежали, покуда возможность была, тоже не часто из-за стены высовывались - и больше прицельно бить старались, когда возможность представлялась такая. Однако чем ближе подходили враги, тем тревожнее становилось осажденным и убывал их дух боевой не смотря на крики ярла, крепко в руке топор сжимавшего.
- Факелы! - взревел Велибор, когда до стен лишь пара шагов оставалась, и десятки огоньков взметнулись из-под на миг открывшихся щитов. - В бооой!!!
И ударил таран в ворота дубовые, и приставили лестницы к стенам, по которым. словно муравьи по соломинкам малым, стали взбираться воины, стрелами поддерживаемые.
Первоначально отстранились от факелов брошенных свеи, а когда поняли, что к чему - уже лезли по лестницам приставным вороги их. Вот рожа чья-то показалась над частоколом, но тут же стрелу прямо в лицо послал противнику один воин, другие топорами отбивались или же пытались рогатинами оттолкнуть лестницы, изрядно скрипевшие и прогибавшиеся под весом нападавших. Вот одна и вовсе, треснув, подломилась и вниз полетели хирдманы, благо лететь не высоко было и ушибами они все отделались.
Свен, высунувшись, с размаху топорик свой метнул череп кому-то вместе со шлемом раскроив, да потребовал тут же новое оружие подать. Рядом гаут, едва лук натянув, сам дернулся болезненно и со стрелой в шее вниз полетел. Метко били руги, да и стрелков у них впятеро против людей Свена оказалось.
И всё же воины, плотной завесой стрел поддерживаемые сумели на стену прорваться и даже закрепляться начали. Закипела сеча уже и во дворе. Сам воевода с братом меньим рука об руку рубился на стене, умело сдерживая защитников усадьбы. стремящихся к лестнице прорваться и скинуть её.
- Стреляйте, стреляйте по ним! - Поднял нового врага на копье Свен, обратно за стену сбрасывая. Тут уж с одной стороны потеснили их вороги, за частокол прорвавшись, а с другой - с другой теперь могли по ним люди ярловы без опаски стрелять, ибо лучники ругов за стеною остались.
Однако - на одного подстреленного появлялось по двое-трое новых, так что стены свеи быстро сдавали, не желая умирать, перед этим не захватив побольше врагов, а для этого приходилось отступать и перестраиваться.
Ярополк одним из последних через частокол перевалил - когда уже большая часть врагов отогнана была, и только на этом участке гауты еще держались, во многом благодаря предводителю их, что двумя клинками орудуя, ловко расправлялся с ругами, к нему подступавшими - узнал его хольмагардец, то подлый Свен Черный Молот был, наместник Эйрика вероломного.
- Убийца! - К нему бросился Ярополк. Помнил он, как убил свей отца Григория, священника, вместе с ним из Хольмагарда приехавшего, и потому отомстить желал. Скрестились клинки - на щит славянина обрушил тяжелый удар Черный Молот. Был ярл крепче и сильнее молодого воеводы, но и тот в боях немалое умение показывал, сейчас же не в одиночку бился против сильного врага - рядом один из ругов с топором появился, поддержку оказывая. Видел Свен, что плохо дело его и многие соратники уже отступили, так что неоткуда подмоги ожидать, врагов же вскорости гораздо больше появится - и тогда уже не избежать ему гибели, а потому, удар отразив, резким выпадом вогнал он меч в горло ругу, так как тот щита не имел - столь илен был удар, что даже закругленный наконечник незаточенный насквозь шею вражескую пробил, и упал, кровью захлебываясь воин. Ярополку же в щепы расколол щит свей, после чего отбросил его назад и сам поскорее со стен спустился, к своим вернувшись, да бок зажимая - текла меж пальцев свея кровь алая - все же не удержала кольчуга удара пропущенного, но благо была не глубокой рана и не опасной.
- К доминам отступайте, - приказал ярл. - Затеряйтесь меж них и оборону держите!
Ведал он - за добычей пришли враги в тяжких силах, а раз так не станут жечь усадьбу и пристройки ее, вдоволь все не разграбив. Потому и велел людям своим там оборону держать, в коридорах узких да клетях.
- Открыть ворота! - приказал Велибор, с ненавистью глядя на хлипкий таран. - И дорежте этих свиней! - он указал на бестолково снующих во дворе слуг, и первым спрыгнул со стены. Вскоре стены, ворота и двор были полностью во власти ругов. Воевода уже хотел скомандовать штурм оставшейся части усадьбы, но вовремя приметил бойцов с луками что в окнах домин видны были.
Люд Гиллисберга быстро был побит воинственными ругами - дворовая челядь ныне валялась зарубленная в лужах крови, а прикрывавшиеся щитами захватчики отступили к воротам - четверых слишком ретивых воинов свеи сумели достать стрелами, пока те занимались резней.
- Эй, урмане! - рявкнул воевода. - Сдавайтесь и выходите неоружны! Слово воеводы - живыми отпущу, а коли вождя своего связанным вынесете - награжу!
Внутри усадьбы самой на мгновение тишина зависла, словно обдумывали слова Велибора там укрывшиеся, затем же шум поднялся и лязг оружейный, а после стихло все, лишь хрип сдавленный донесся. Спустя несколько мгновений дверь отварилась и тело бездыханное наружу выбросили гауты.
- Никак то и есть ярл их? - Хмыкнул Лютомир, глядя на труп, в луже крови собственной лежащий.
- Не похож, - заметил Ярослав, оглядев одежду скромную убитого. - Свен в плечах шире, да и волосы у него не темные.
- Эй, руги! - Голос зычный Свена донесся из усадьбы. - Так я с предателем поступил, так и с вами поступлю, коли в домину сунетесь.
Воины его поддержали криками и лязгом оружия. Пара стрел вылетела, недалеко от Велибора упав.
- Так всем сгореть хочется?
- Слуг вы уже порезали, так стоит ли вам верить?
- Придётся поверить, урманин! Если сгореть не хочешь живьём!
- У меня есть меч, так что если я и умру, то не от огня, - рассмеялся Свен. - Запомни, Свен Черный Молот никогда не попадал в плен и никогда не попадет!
- Времени у вас, покуда мне ждать не надоест! - отрезал воевода. - Бились вы храбро, а так погибните без всякого толку!
Ответом ему тишина была, свеи явно на удачу свою надеялись или богов помощь, ибо других спастись возможностей у них не было. Ярополк же, осмотрев битвы последствия, произнес с укоризной:
- К чему вы челядь поубивали? Они же не свеями были, а людьми, еще Эйнару служившими!
- Не стоило оставлять их за спиной. Мало ли какой тать среди них схоронился, - буркнул воевода . -Ну что, вои храбрые, будем ли палить урман, али дадим мечам в крови их потешиться?
Ничего не сказал на то Ярополк, но видно было, что слова неприятные с языка его готовы были сорваться.
- Палить? И какого йотуна мы тогда вообще сюда приходили? - Братец воеводы высказался. - С ними же все добро сгорит! Потом в этой золе копаться устанем.
- Тогда щиты сомкнуть и на штурм. Держать строй! Лучники - сделайте ежа из любого урманина, кто к окну подойдёт!
Руги в точности исполнили воеводин наказ и двинулись вперёд, особенно не торопясь и за щитами укрываясь. Лучники же по окнам пристрелялись быстро и уверенно укладывали тех, кто к ним подходил слишком близко.
Впрочем, сражение главное у дверей завязалось, ибо не могло больше одного-двух воинов сразу пройти, а потому свеи там оборону поставили крепкую щитами прикрываясь да копьями разя и сдерживая ворогов, пройти не давая. Черный ход в усадьбу так же прикрыли наглухо, готовность показывая долгое время сопротивляться.
И всё же сумели руги, щитами умело закрываясь и друг за другом строго следя, прорваться через дверь прорваться и закрепиться, давая братьям своим по оружию внутрь войти. Также и у окон бой складывался явно не впользу хозяев, и всё больше ругов внутри оказывались
Свен вглубь дома отступал с верной дружиной, пусть и приходилось врагам тяжкой кровью платить за пространство захваченное, но было их число великое, а защитников же наоборот малое слишком, чтобы на победу надеяться. Где по трое на одного свея потери были, где по четверо, а таяли силы воев, конунгу Эйрику служащих, и некому было павших заменить. Черный молот, так и не поднявший оружия своего грозного, где мечом, где топором отбивался, где двери велел закрывать и удерживать, покуда их с петель не снимали натиском ярым. Неистово бились свеи и гауты, гибель свою приближающуюся чувствуя, славный урон нанесли они ругам, и коли были бы здесь скальды - уж несомненно песню они сочинили бы знатную про бой этот (кто-то надеялся даже, что с гибелью Гуннара и Хагена их смерть сравнят певцы), а усталость свое брала - иные уж с трудом оружие поднимали и мечи удерживали, да отступать продолжали, покуда в стены не упирались. В каждом покое кровавая битва шла, всюду тела падали изрубленные. Только Свен, проклятия изрыгая, рубиться продолжал, примером для воинов своих являясь.
Воевода наблюдал за тем. как воины теснят свеев в усадьбе и сердце его радостью полнилось. Однако не в одной лишь усадьбе засели враги, а потому Велибор скомандовал:
- Поджечь общинный дом. там всё равно ничего ценного. Да и бараки слуг тоже подпалите. Склад взять штурмом!
Из занявшихся огнем домов свеи оружные с криками выбегали, под град стрел попадая, норовя лишь кого из врагов с собой забрать перед смертью, на складе же, где в основном запасы еды хранились, сражение завязалось, стоило лишь ругам внутрь попасть, первую оборону у дверей сломив. Оттого потом у снеди всякой, из амбара того взятой, привкус солоноватый крови был, что большое кровопролитие там случилось.
Свен с остатками людей своих да ранеными в погреб спустился, накрепко заперев его и атаки новой ожидая - всяко мимо подвала налетчики пройти не сумеют, коль скоро в нем сундуки с золотом и драгоценностями хранятся.
Посмотрев на подвальную дверь, воевода крепко выругался, помянув всю родню Чёрного молота до двенадцатого предка. Крепкую дверь из морёного дуба просто так было не выломать, а коли и выломаешь, так в тесноте свеи за одного своего десятерых брать будут. И отступиться не получается - основная добыча там вся.
- Можно брать свеев измором, - размышлял вслух воевода. - Дверь поплотнее заложить, да так, чтобы щелей поменьше было и быть наготове, не захотят задыхаться, как крысы, так вылезут.
Велибор помолчал, потом подошёл к двери и грохнул в ней кулаком:
- Эй, свеи, хотите смерти честной?

- Очень, заходи - гостем будешь, - отозвался зло Свен.
- Мои воины отойдут от двери и дадут вам проход во двор. Там и потешимся!
- Да сейчас, разбежался, - огрызнулся Черный Молот. - Ваши воины нам дадут спокойно деревню покинуть. Всем. Тогда и добро получите гиллисбергское.
- Добро мы и так получим, - спокойно ответил воевода. - Запрём вас там, разведём костерок тут малый в жаровенке, листьев подбросим, да будем дым в сторону двери нагонять. Сколько продержитесь, свей?
- Кафтаны порежу, кольчуги и оружие поломаю, а побрякушки золотые расплющу этим самым молотом, - высказал угрозу в свою очередь Черный Молот. - Мне ведь богатства все одно без надобности теперь, так и вам мало что достанется.
- Так предложи ты чего хорошего, может и договоримся!
- Ты говори, чего хочешь прямо.
- Воинов твоих я отпущу, если сдадутся. А ты сам схватись с Ярополком в кругу. Осилишь - тебя тоже отпущу.
- А почему не с тобой или твоим братцем? - С вызовом бросил свей.
- А слово я новиградцу дал! Впрочем. если его осилишь, а потом меня или брата вызовешь, бесчиститься отказом не будем! - отвечал Велибор
Свен рассмеялся, хитрость руга оценив, потом добавил:
- Мои люди с собой возьмут добра, сколько унести смогут, если я верх возьму и на том порешим
- Добро, - кивнул Велибор. - Выходи во двор смело, тебя не тронут. Слово воеводы.

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-02-2008, 19:51

Альвхеймар. Конунг, ярл и гонец.
Продолжение совместки. С Тельтиаром.

- Ножом, говоришь? - задумчиво переспросил конунг. - Что-то странные звери в лесах моих объявились. Уж не дозоры ли Харальда?
- Скажи мне вот что, конунг, - Асгейр сказал. - Неужели волчонок агдирский сумел бы заставить волков на своей стороне биться с людьми совместно? Спутники херсира ведь загрызены был. Да?
- Д-да... - прошептал юнец.
- Как дите малое ты, ярл, а еще юнцу разум смущаешь, - недовольно сказал Гандальв. - У агдирцев достаточно оружия, кроме клинков, есть глотки чем рвать. А, ежели спутники мертвеца стол же пугливыми были, то воев в шкурах волчьим, того и гляди, оборотнями б возомнили. При деде отца, как он сказывал, часто врага так пугали.
- Ну, признавайся, так все было? - Сурово брови сдвинув, гнев конунжий на гонца перевел ярл.
- Я.. ну... - тот замялся. - Никто... не видел... тела под вечер лишь нашли.
- Вот видишь, - конунг сказал. - А страху-то, страху...
- Потому и бояться, что не видели. Давай, выкладывай, что еще сказать хочешь и проваливай!
- Так... так... не вели казнить, великий конунг! - В ноги упал Гандальву юнец. - Люди твои тебя предали, как только херсир погиб!
- ЧТО? - страшен был голос Гандальва. Одной мощной оплеухой отправил он гонца в дальний угол. - Локи отродье! Что же ты нам байками про волков слух смущаешь, коли предательство во дворе. С ними заодно, что ли, изменничать подрядился?
- Нееет! - Завопил тот, словно его прямо здесь жизни лишали. - Я как узнал, так коня пришпорил, скорее доложить о крамоле!
- Крамоле... - процедил ему вторя Асгейр. - Что за негодяи посмели? Ужели забыли, как предателей привечать принято в Альвхеймаре?
- Они... Хьярти нравом крут был, государь... они его ненавидели и... и...
- Кто он-то? Да сказывай толком, сопляк! - раздраженно прикрикнул Гандальв. - И кто вас таких воспитал, бесхребетных?
- Он… они... мятежники! Бонды!
- Жалкие крестьяне, не умеющие толком секиры держать? Что ж делается в землях Норвегии, Один! Эдак мужи бородатые, в справных кольчугах, скоро от баб побегут, будто зайцы от волка!
- Пооод руууку Хаарааальда поойти хотееели, - продолжал скулить гонец. - Кто против был, усадьбу удержать пытались, да куда тааам!
- Сбирай воев, - бросил конунг Асгейру. - Пора показать этим червям, чем викинг хорошего рода от черной кости отличается. Воли хотели, поганцы? Харальд им волю такую устроит, мало не будет. Ей-ей, не были бы под боком - отдал бы агдирцу гаденышей. Предатели и трусы дюже не любят таких же, как сами. Обособливо, ежели у перебежчиков нет богатых земель да змеиного языка, как у Рогволда ярла.
- Я им сам шеи посворачиваю, - прохрипел наместник, рукава засучивая. - Не ровен час - сами Хьярти загубили, ублюдки! Что думают, Харальд их приголубит? Да даже если захотел бы - не успеет!
- А я… мне.. можно идти? - Прошептал юноша.
- А ты… - повернулся к нему Асгейр. - С нами поедешь. Посмотрим, как мечом владеешь, да умеешь ли жилы вскрывать.
Гандальв улыбнулся довольно, видя усердие ярла:
- Скачи, Асгейр. Доверяю тебе все рассудить моим именем.
- Государь, благодарю, - поклонился он. - Но сдается мне, деле таком ты сам должен лик гневный изменникам явить и покарать их. К тому же есть у меня мысль еще одна, где лишь твое могущество помочь сумеет.
Гандальв задумался: с одной стороны, был он не молод уже, и многодневный поход конунга притомил. Это в двадцать зим можно, сойдя с корабля, под Норвегии пешим пройти, даже не запыхавшись. Увы... годы шли. Но признавать слабость Гандальву не хотелось. Сейчас Альвхеймару, как никогда, нужен сильный вожак.
- Что за мысль?
- Рядом с Вальдресом богатый Уппленд лежит - если силу им явишь, так еще и земли Харальда под себя подомнем.
- Дельная мысль, ярл, - конунг обдумывал речи Асгейра и нравилось ему, то, что ярл верный замыслил. – Хорошо. Сам отряд поведу. Клич людей!
- А ну пшел! - Буквально выбросил юнца из покоев конунга ярл. - Справлю быстро. Будет дружина оружная, по боям истосковавшаяся.
Как обещал он, так и с делал - всех воев, что от безделья маялись, да притомились усадьбу укрепляя собрал, на коней посадив - немалый отряд вышел, не меньше чем в двести мечей - такой возглавить и конунгу не зазорно.
- Гридни мои верные! Снова вас в бой веду, но не против врага, равного статью, а карать чернь, а праве конунга забывшую, - повел речи Гандальв, приподнявшись в седле. – Не щадите паскудников, ибо то, что они делают – нарушении е правды. Вой с противником может и помириться, и побрататься – коль Тюр судит быть друзьями. Но не бывать бонду ровнею ярлу, не летать гусю домашнему соколом. Совсем люди забылись, видно, тлетворное дыхание Рагнерека ум помутило. Будем мы скверну ту огнем выживать на мечами рубить без пощады. А чтобы оружье норвежское северной кровью не мазать – примите мечи кельтские в дар.
Радостно то решение поддержали хирдманы, особенно когда слуги сундуки отворили и принялись клинки раздавать воинам, приказу конунга верные. Воодушевилось воинство альвхеймарское дарами этими, готовность полную выражая хоть сейчас в бой рвануться и в грязь втоптать мятежников подлых.
- Ну, разве не орлы поднебесные, - улыбнулся Асгейр.
- Воистину, - согласился конунг.
Вырвался из ворот усадьбы отряд, к Вальдресу коней направив, во главе же конунг сам и ярл его верный. Да только дурным знаком многие сочли бы то, что второй раз во владения свои из похода возвращаясь, вновь должен был измену выжигать правитель.

Фиорды. Встреча Хильд с братом
Хильд сквозь сон слышала разговор неспешный. Сначала она решила, что это лишь продолжение того видения, которое она видела из ночи в ночь. Каждый раз закрывая глаза, девушка видела Арнвинда и Аудбьерна сидящих за столом и ведущих неспешную беседу о предстоящем походе, но просыпаясь боль потери колола ее сердце.
Тольео в этот раз все было иначе. Свет факела прорывался сквозь веки, а разговор не уходил,более того. медленно открыв глаза мерийка увидела мальчика, сидящего на стуле, а у двери ярла аудбьернова. Мягкий свет факелов заливал комнату.
- Вемунд? - едва слышно прошептала Хильд, не отрывая затуманенного сном взгляда.
- Странно, что ты меня узнала... сестра, - произнес конунг, слегка улыбнувшись.
- А почему мне не узнать тебя? - тихо прошелестел ее голос. - Кто другой может носить плащ Аудбьерна, брат?
- Значит ты помнишь меня только по плащу моего брата, - в голосе мальчика скользнула обида.
- Ты изменился с тех пор, когда я последний раз тебя видела, возмужал. Но изменился не настолько, чтобы мне не узнать тебя, - она с трудом улыбнулась. - Просто плащ кроме конунга никто носить не может.
По лицу Вемунда скользнула довольная улыбка - этот ответ пришелся ему по сердцу:
- Расскажи, сестра, что случилось с тобой? Я пришел узнать.
Хильд поморщилась, на лице сменяя друг друга мелькнул колейдоскоп эмоций от страха до гнева, от отвращения до печали.
- Я бежала из Мера. Как только Харальд Щенок агдирский покинул поместье. Обманула его дядю, этого берсерка. Правда едой запастись не получилось. Меня подобрали, когда я уже умирала с голода.
- Вот как... - нахмурил лоб конунг, явно задумавшись. - Но это же не меньше недели... даже больше.
- Неделя, - выдохнула девушка.
- Бедная моя сестра, - вздохнул Вемунд, а встав с табурета, опустился подле ее ложа, сжав ее ладонь в своих руках. - Что я могу для тебя сделать?
- Убей его, - сверкнув взглядом прошептала Хильд.
- Его? - Мальчик покосился на стоящего у дверей Снорри, ожидая подсказки.
- Харальда, - одними губами ответил ярл.
Хильд горящим взором сверлила брата, ожидая клятвы.
- Конечно я убью Харальда! - С жаром пообещал конунг. - Я прикажу затравить его собаками! Нет, волками!
- Лиши его головы, повесь над воротами и пусть вороны клюют его плоть, - тихо пробормотала девушка.
- И откуда в тебе, женщине, столько злости?
- Ты многого не знаешь о нем, брат. Он так же поступил с Арнвиндом.
- Ублюдок... - буквально прошипел, точно змей со стяга, молодой правитель.
- Он оскорбил богов, - пророкотал от двери голос Снорри.
- И почему же тогда они ему помогают?
- А то не Один, то происки Локи, - уверенно ответил ярл подопечному.
Хильд промолчала, ей хотелось сейчас, чтобы сил у нее было больше, чтобы можно было подобно валькириям повести за собой на месть войско Фиордов. но не дано ей такого права, ибо женщин не жаловали в доспехах в Норвегии.
- Нам Ньерд поможет, - уверенность ярла и конунгу передалась частично. - Отдыхай сестра, скоро я тебя заберу из этого дома в свою усадьбу.
Хильд кивнула и, закрыв глаза, прошептала.
- Спасибо, брат.
Поднялся Вемунд, да ярлу бросил, мимо проходя:
- Пошли.
Снорри кивнул и последовал за конунгом.
- Как думаешь? Долго еще она сил набираться будет? Мне уже опостылело это жилище!
- Думаю слова твои сил ей прибавили и дня три нам еще тут пировать придеться.
- Пировать, - скривился мальчишка. - Этот Торстейн прижимист, как цверг.
Снорри лишь в усы усмехнулся.
- Значит мечи даст, чтоб серебром не делиться.
- У меня так же на душе неспокойно. Но нельзя Хильд бросать. Она конунжьего роду.
- Роду... - протянул зло Вемунд. - Стараниями Харальда от всего рода один я остался.
- Ничего... Мы его род под корень изведем. К тому же в нем лишь он да мать его. Ну еще жена, дочка Хакона. Но и ее тоже изведем.
- Ты уже пытался... и что в итоге. Он нас на Море побил... нас! На море!
- Он нас в ловушку заманил, - отозвался Снорри, зло кулак сжав.
- Если так, то вы глупы без меры.
- Конунг, - в голосе ярла послышалось предупреждение.
- Что конунг? Я уже три месяца как конунг!
- Не надо оскорблять умерших.
- Как они могли умереть? Как они могли оставить все это на меня?
- Ты конунг, Вемунд, а они не выбирали свою судьбу.
- Норны прядут не справедливо.
- То мы люди так считаем. У богов иное мнение.
-Плевал я на их мнение! - Сорвался на крик Вемунд. - К Йотунам их всех!
- Не оскорбляй богов. Они вершат наши судьбы. Твою тоже, - Снорри развернулся и пошел прочь.
Казалось весь груз забот лег на его поникшие плечи.

(совместно с Тельтиаром)

Гиллисберг. Набег ругов (окончание)
(с Орофином)

Руги теперь были в подвале, куда вел спуск, потом толстая дубовая дверь, которую и закрыли свеи.
Kрышка погреба приподнялась, и под ней показалась голова в гребенчатом шлеме. Свен с опаской выглянул наружу. Руги стояли, опустив оружие, и ждали, не показывая намерений нарушить свое слово.
Воевода стоял с обнажённым мечом в руке, которым и указал вдоль тела к лестнице ведущей во вдор:
- Иди Чёрный Молот первым, да смотри, не подскользнись! А вои твои пусть пока там посидят. Я их после выпущу. Слово воеводы.
- Чтоб тебя цверги забрали! - Выругался Свен, сплюнув. - Мои воины будут со мной.
Пятеро свейских хирдманов уже выкарабкались наверх, и назад лезть явно не собирались.
- Зачем? Коли победишь, так что же им возвращаться за добычей?! Через моих воинов, расстроенных гибелью Хольмградца?
- Так убери своих воинов с дороги! - ответил Свен. Он подошел к воеводе на расстояние пяти шагов, и застыл, ожидая, что будут делать его противники.
- Тебе слова моего мало? - спросил Велибор. - Или обмануть хочешь?
- На все воля богов. Я хочу чтобы было кому мое тело на руки взять и меч в руку мою вложить, - ответил Свен, сверля руга злым взглядом.
- Пятерых хватит, на такое дело?
- Хватит, - ответил Свен, снова сплюнув на землю.
- Тогда идите, Хольмгардец уже ждёт тебя наверху! - воевода вновь указал свои мечом направление. - Я не знаю, кто из вас прав, а кто нет, но пусть Боги рассудят справедливо.
- А ты сам кто таков, и зачем в земли мои пришли? Или вам на землях саксов стало добычи мало?
- Я Велибор, воевода ругов. А зачем сюда пришли, то не твоё дело. Люди добры указали, а мы как раз рядом были.
- Догадываюсь, что за люди, - зло прошипел Свен,- и с ними я еще поквитаюсь. Он поднялся вверх по лестнице. Следом за ним поднялись его верные хирдманы, а после и Руги.
Во дворе Свена уже ждал Ярополк, с мечом наготове и новым щитом. Руги стояли плотно, образовывая круг для поединщиков.
- Вот мы и встретились, Свен Черный Молот, - произнес Ярополк, надевая шлем с полумаской. Свен долго смотрел на противника, пытаясь сообразить кто он, но так и не вспомнил, а потому, изрыгнув проклятие, снял со спины щит и обнажил меч, с яростным воплем набросившись на врага, замахиваясь мечом, и одновременно ударяя его тяжелым дубовым щитом.
Хольмгардец резко отпрянул в сторону, принял удар меча на свой щит, а в ответ наметил грозный противоход слева.
Свен легко отразил удар, и снова ударил хольмгардца щитом, заставив пошатнуться, и сделал мощный замах сбоку.
Ярополк ловко увернулся от, казалось бы смертельного удара и отскочив вбок нанес молниеносный удар под щит - Свен при ударе немного потерял равновесие и не успел принять боевую стойку, но неровности грунта и тут сыграли злую шутку: оступившийся Свен сделал чуть более длинный шаг, чем следовало, и удар, должный достать его рёбра, лишь вскользь прошёл по ноге. Лезвие меча порвало штанину из плотной шерсти и слегка оцарапало кожу. Этого было достаточно чтобы Свен пришел в ярость, и с ревом набросился на русича, нанося град мощных ударов.
Ярополк отступал старясь сбивать удары противника: от первого еще удалось увернуться, но следующий достиг цели. Хольмгардец взревел и, понимая, что долго уже не продержится рванулся к врагу, целя ему в шлем. Свен попытался отразить удар одновременно ударяя Ярополка щитом в бок, но в этот момент вновь в ход схватки вмешалась сама судьба - подскользнувшись на кочке, Ярополк слегка изменил направление удара и свей не успел вовремя отреагировать. Меч буквально впился в шею Свена под бармицей, а падение лишь усилило удар. Ярл захрипел, понимая что сейчас умрет, из последних сил он швырнул щит в Ярополка, который с трудом удержался на ногах, и нанес последний удар. Славянин, уже теряющий силы и руду из жил, едва сумел отбить щит Свена своим и пропустил удар того, пришедшийся в плечо. Руку Хольмградца словно охватило огнём, а сознание его помутилось от боли.
Тем временем свей уже начал задыхаться и сил поднять меч у него уже не было. Глаза застилала кровавая пелена, оружие выпало из рук, но он, едва держась на ногах, вытащил из-за спины более легкую секиру, и пошатываясь сделал два шага, уже почти вслепую нанеся последний удар. Однако, не иначе как Белый Бог решил вступиться за своего последователя, потому что ничем другим нельзя объяснить то, что Ярополк сумел увернуться от удара Чёрного Молота и даже не ударить, а уронить на него свой меч... плашмя. Впрочем и этого хватило для умирающего врага: кровь хлестала из разрубленной шеи свея, и вместе с нею уходили силы, ноги воина подломились:
- Один! - захрипел он, валясь боком на землю: - прими меня в твои палаты!
Секиру он все еще сжимал в руке, но уже не мог даже защититься, не то что сделать удар. Пошатываясь, Ярополк подошел к Свею, и воткнул в него меч, пробивая кольчугу и пронзая грудь. Свей ничего не видевший и задыхающийся, задергался в предсмертной агонии, сказать он уже ничего не мог, только хрипел и булькал.
- Сдохни уже! - выдохнул Хольмгардец еле стоящий на ногах. - Сдохни! - и упал рядом со свеем.
Стоявшие рядом руги наконец зашевелились, и сняв с русича кольчугу, стали поспешно его перевязывать. Сам Велибор склонился над Ярополком, достав флягу с бальзамом и вылил его на раны - "Терпи, - сказал он зашипевшему от боли русичу. -
Это остановит кровотечение".
- Ваш вождь проиграл, - произнес после Велибор, сурово посмотрев на свеев. - Это значит что вы все умрете. Последуете за ним.
Воины Свена встали спина к спине, готовясь к последней схватке - они даже вспоминать не стали о данном воеводой слове, лишь клинки обнажили. Десяток ругов налетели на них, и через пару минут короткой схватки все было кончено. Руги деловито обчистили погреб, вынеся оттуда все мало мальски ценное, затем перенесли трупы свеев в дом. Свена уложили на его ложе, положив в правую руку меч, а в левую его секиру, и накрыв щитом. На глаза ему положили по серебряной арабской монете. Его пятерых хирдманов уложили рядом с ним - со щитами и оружием в руках. Возле каждого оставили по миске с кашей и кружке пива.
Тех свеев, что были в погребе быстро обезоружили и задушили. После их тоже отнесли к ярлу, а возле дома сложили охапки хвороста и сена и подожгли их. Так дом, некогда принадлежащий Эйнару, стал могилой для Свена Черного Молота. Жадные языки пламени стремительно пожирали большой дружинный дом со всеми его пристройками. Все что руги моги унести ценного было перенесено на корабли, все что не могли или не хотели увезти было сложено в кучи возле корабельного сарая.
Челядь, уцелевшая после резни, испуганно наблюдала за действиями захватчиков. Никто из местных жителей, как и во время прихода свеев, не решился оказать сопротивление врагам. Идол с четырьмя ликами был вынесен на берег к причалу, и перед ним были зарезаны четверо свеев, попавших в плен - их принесли в жертву, окропив кумира кровью, и тут же сожгли на большом костре. С ужасом местные жители смотрели, как язычники справляют свой кровавый обряд.
Затем руги закатили пир. Теперь они погребали своих мертвецов, сжигая их прямо в домах - с оружием, с добычей, с пищей в горшках и с домашним скарбом. Из местных женщин они выбрали десять самых фигуристых, и задушив их бечевкой, положили тут же, возле павших воинов. До утра раздавались пьяные крики, гудели дуды, горели костры. Руги отмечали победу. Время от времени раздавался женский визг - захватчики позволили себе немного позабавиться с уцелевшими женщинами. Практически все старики и старухи тоже были удушены и сожжены вместе с убитыми - ведь павшим воинам нужна прислуга. Так же не поскупились они и на скот. Два десятка коров и полсотни овец отправились вслед за воинами.
В полдень же руги погрузились на корабли и поплыли назад, вниз по реке, мимо разоренных, сожженых ими хуторов и деревень. Лишь четыре дома на краю усадьбы избежали огня, и в них теперь ютились оставшиеся после набега. Всех мужчин кто держал в руках оружие перебили еще в начале штурма, остались лишь бонды, да женщины-молодухи, да дети малые. Едва ушли руги, собрали жители пожитки свои и отправились на север - туда где Асмунд Альхеймсон бродил со своими не знающими страха витязями....

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 28-02-2008, 11:45

Сигурд

Наутро сморенные ночной беседой и застольем Сигурд и купцы пробудиться не сумели. Лишь когда солнце выползло в зенит, один из них продрал слезящиеся глаза и, окончательно разубедившись в возможности продолжить сон, растолкал других.
Прощание бывшего корсара с новообретенными товарищами было легким и скоротечным. Получив в прощание напутствие, некоторые полезные советы-указания да немного сыра с хлебом, оседлал жеребца гнедого и, погруженный в думы тяжелые, отправился восвояси.
Беспокоило его имя Снорри Крушителя Драккаров, одним из торговцев ночью названное. Перед глазами встали дела дней давно минувших – на несколько мгновений, чуть более длинных, чем хотелось Сигурду, предстала битва у Сольскела. Вспомнилась яростная сеча на борту драккара Аудбьерна-конунга – палуба пенилась кровью горячей, дымящейся, вздымалась телами исковерканными, рвало небеса звоном стали беспорядочным. Вспомнилось, как схлестнулись пират и конунг – только искры во все стороны летели, на зависть валькириям, над головами воев тенями незримыми кружившим. Сигурд победителем вышел из схватки той. А Аудберн достался валькириям.
Конунг – валькириям, а добыча – пирату. И знатный куш бы вышел, если бы не Снорри, будь он трижды проклят до самого последнего колена, который, трусливо сбегая от боя, поджег драккар. В огне пропал корабль, а вместе с ним пропала и добыча, и часть людей - кто погорел, а кого волны бездушные, холодные поглотили… давно это было, да разве забудешь такое?
Может, улучить момент, раз уже ярл неподаелку, подобраться поближе… но нет. С каких пор в голову к рассудительному пирату, брату Рогволда Мудрого, такие мысли мальчишеские лезут?.. Еще успеется. Сигурд мотнул головой, прогоняя прочь сладостный морок. Все успеется – в свой день, не время предаваться мечтаниям.

Многими слухами полнится землица и тому, кто ищет, охотно исторгает из себя сплетни, с языков длинных сорванных. Две недели прошло с той поры, как ступил он в Фиорды. Две недели – в седле, меж деревнями, в грязных халупах, землянках, а то и вовсе под небом ночным, пустым. Что узнал, увидел, услышал – все запомнил, как по клинку стальному резьбу узорчатую провел. Будет чем порадовать братца, в Мере вестей ожидающего.
Среди прочего особо привлекло внимание то, что беглянка-Хильд, сестричка мальчишки-Вемунда, объявилась. В Фиордах. Уставший, изнуренный долгими поисками Сигурд не стал предаваться размышлениям о том, как бы распорядиться этим знанием. Первым делом ему хотелось ступить на борт драккара и увериться в том, что драконья голова вперила цепкий взгляд в прибрежные мерские скалы. А там уж и отдаться во власть раздумий можно.

Хрольв

Холодное утро выдалось. Чувствуется, что зима на пороге с ноги на ногу переминается. Войти все не решается, но чувствуется ее дыхание ледяное – злые северные ветры яростно трепали полы рубахи, рвали бороды и волосы, стучали ставнями, заставляя бондов протапливать избушки и землянки.
Хрольв Пешеход как раз ополаскивался, смывая с тела богатырского сон, когда в светлицу ворвался юнец светловолосый, запыхавшейся весь.
- Рать, рать на подходе! Не меньше пяти десятков! – заорал он, спотыкаясь о лохань с грязной водой и плюхаясь на живот перед сыном Рогволда.
В ответ тот лишь рассмеялся, ухватил паренька пятернею, коей подковы без труда сгибал, да поднял, на ноги поставил.
- Так то ж наши, - добродушно проговорил он, - небось Свей Трехпалый подоспел. Еще неделю назад отправлял ему гонца с посланием. Ты пойди моих вояк разбуди лучше, пущай встретят. А то утро раннее совсем, петухи спят еще.
Мальчонка пискнул что-то и тут же исчез – столь же стремительно, как и появился. Оставил Хрольва в одиночестве. Сын Рогволда не торопясь обтерся насухо, облачился да нацепил пояс с мечом. С тоской неожиданной покосился он на рукоять, что словно его собственная пятерня, мозолями покрыта была. Кожа обтерлась, поизносилась совсем. Перетянуть бы…
- Эй, Хрольв, - гаркнул кто-то за дверью, - выходи давай. Тута вои пришли да тебя спрашивают…
- Знаю, знаю, - проворчал сын Рогволда, покидая светлицу.

Встрепенулась земля южная, всколыхнулась, вздыбилась.
По узким, извивающимся лесным тропкам шныряли туда-сюда посланники, разнося по деревням клич Рогволда Мудрого, устами Хрольва Пешехода озвученного. Вои, разбросанные по всему Южному Меру, собирались и десятками стекались под стяг Черного Коршуна. Вместе с дружинниками шли и просто бонды, и наемники, и прочая шваль – вроде разбойников да негодяев всяких, решивших, что за Коршуна биться выгоднее, чем за собственную шкуру.
Третью неделю Хрольв бездельничал, поджидая рать, кою отец вести поручил. Скучал могучий богатырь, душу облегчая постоянными боями тренировочными. Да и недавно Ивар, брат старший приезжал навестить да новости от отца привезти.
Ничего интересного да нового, как выяснилось. Соскучился просто – вот и приехал. Впрочем, Хрольв тому куда больше рад был, поскольку сам по брату тосковал. Сложилась между ними двумя связь неразрывная, прочная, словно Глейпнир, цепь, Фенрира удержавшая. Немало они бок о бок пережили, не раз спина к спине вставали, от врагов отбиваясь. Тяжко одному без второго было…
Погостил три дня Ивар да обратно в отцовскую усадьбу уехал, сказал, Сигурда встречать-привечать надобно.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 29-02-2008, 0:01

Руины Гиллисберга

Подмога пришла слишком поздно - когда собранные по разрозненным деревням свеи и гауты подоспели Гиллисбергу, от усадьбы и окружавшей ее деревни остались лишь дымящиеся руины. Черный дым уносился к небесам, вместе с душами павших воинов - свеев ли, гаутов, вермаландцев или их врагов, пришедших в тяжких силах и заставших людей Свена врасплох.
Бесполезно было снаряжать погоню - у свеев здесь не было ни кораблей, ни лодок даже. Как бы не хотели они отомстить за убийство ярла своего и соратников - а не смогли бы. Местных людей найдя немногих, кто уцелеть сумел, стал хельд свейский их о набеге этом расспрашивать, что случилось. Не сразу вспомнили как все было люди - дети и женщины слишком испуганы были, а мужчины и вовсе сбежали, кто мог, поскольку их бы первых убили или в жертву принесли.
- То руги были, - женщина одна наконец сказала, и всем телом вздрогнула, вновь вспомнив, как двое захватчиков над ней надругались.
- Точно руги, - мальчишка ей вторил. - Я в усадьбе при конюшне служил, повезло, что не заметили лиходеи...
Паренек всхлипнул, а свей потрепал его по волосам, успокаивая:
- Дальше говори, ты больше других видел ведь. Они твоих близких кого убили?
- Отца и брата, - сквозь плач парень промолвил. - И...
- Расскажи, - попросил хельд. - Мы отомстим.
- Они, - наконец, успокоившись продолжил мальчик. - Стены штурмовали, пока ваши воины не стали отступать. Руги... во двор ворвались и убили... отца, брата - всех убили... они бились в усадьбе с...
- С ярлом Свеном? С Черным Молотом? - Схватил его за плечи свей, и парень медленно кивнул. - Скольких убил Свен? Сколько паршивых ублюдков он отправил в Хель, прежде чем они его убил?
- Если они и взяли Свена, так только числом, - добавил другой воин. - Ярл стоил семерых лютых бойцов.
- Он погиб в поедииинке, - всхлипнул мальчишка, пытаясь вырваться из рук свея, но тот лишь сильнее его тряхнул:
- Да ты лжешь! Свен переломил бы хребет любому! Отвечай, как все было?!
- Я сам видел, как одиииин из ругов перерубиииил ему гоооорло, - заголосил маленький свидетель. - А потом вонзил клииинок в сееердце... отпустите!
Хельд неохотно разжал пальцы, выпуская паренька, немедленно упавшего на землю.
- Что еще?
- Военачальник ругов, он... обещал отпустить пленников, но когда ваш ярл погиб - велел убить и всех остальных.
- Слово нарушил... Парень - скажи как его звали! Ты помнишь имя их воеводы? Ну! Скажи мне его имя!
- В... В... Ве
- Велибор, - женщина, молчавшая до этого, подала голос. - Они называли его по имени.
- Значит я знаю, о чьей смерти просить Одина и Тора! - Хельд оскалился, а после вновь посмотрел на мальчика. - Скажи, парень, ты крещеный?
- Нет, - покачал тот головой.
- Я возьму тебя с собой, быть может - ты сам вонзишь кинжал в подлое сердце Велибора. А сейчас расскажите мне, что было после битвы.
И вингульмеркцы поведали свею обо всем, что совершили руги, когда захватили усадьбу. О кровавых жертвах, убийствах и насилии, о жестокой тризне и сожжении домов. Наутро же хельд велел отправить гонца с черной вестю к Эйрику конунгу.

Асмунд Кровавый

Порою судьба делает весьма хитрый ход, такой, о каком никто и не догадывался даже, пока он не произойдет. Разве мог помыслить Асмунд, что Харек посмеет послать иноземное воинство на земли Вингульмерка, чтобы очистить их от свеев? Поступок достойный уважения, но вот действия ругов ничего, кроме презрения и злобы в Асмунде не вызывали. Кровавые языческие ритуалы, от которых он сам отрекся, были ему ныне противны, как и те, кто их совершал.
Свеи захватили и поработили Вингульмерк. Руги превратили его в руины. Дымящиеся, засыпанные пеплом руины. Будь у Асмунда больше людей - он бы даже помог свеям в их безнадежной битве, но у него оставалось лишь двадцать воинов - самые верные, самые лучшие и глупо было бросать их на смерть. В конце концов Свен Черный Молот получил по заслугам.
Вдоволь насмотревшись на разорение Гиллисберга, повернул коня Альхеймсон. Оттара дожидаться следовало, а уж после решать, что дальше делать.

Боже храни Тельтиара, с коим это было писано.
Сарасберг. Кюна Рагхильда и компания

Еще не взошло солнце, когда всадник усталый ворвался в Сарасберг - конь его уже на последнем издыхании был, да и сам гонец неважно выглядел, стражники же, одежу его рассмотрев в нем не воина признали, а худородного бонды или же карла какого.
- Может беглый раб? - Один хирдман другого спросил.
- И так нагло приехал? Такие по лесам скрываются, а не в селения бегут, - второй плечами пожал, к приезжему подходя. - Кто таков?
- Кюну... Кюна... знать... - тяжело прохрипел он.
- Что кюна?
- Я ей... сказать...
- Знай свое место, смерд! - Хирдман нанес хлесткий удар по щеке оборванца, но и этого оказалось достаточно. - Кюну он видеть хотел! Ишь ты!
- Чтобы всякая голь подзаборная! - Другой стражника древком копья замахнулся, но не успел удар нанести.
- Оставьте его, - спокойный, уверенный голос позади раздался. Голос тихий, словно ветра шелест. Оба воина обернулись и невольно поклонились говорившему. - Это мой человек. Если он должен видеть кюну - он ее увидит.
Взгляд Хемунда, спокойного и добродушного на вид, был подобен разящей стали. Воины поспешили убраться прочь от опасного человека, которого так ценил конунг Харальд.

Рагхильде уже успели сообщить, что видеть ее желает кое-кто, кого сам Хемунд пустил, и что вести он принес важные и, как говорили сплетники, неважные.
Потому уже с нетерпением, которое, однако, только те, кто давно Рагхильду знал, ожидала правительница гонца в своих самых дальних и самых маленьких покоях.
Когда вошел наконец посланец, молча встретила его кюна, всем своим видом давая понять, что ему лучше сразу начать говорить и по делу.

- Госпожа.. беда... - выдохнул тот, падая на колени.
- Говори, - только и произнесла кюна, не отрывая взгляда от гонца.
- Торвард лендрман, что был тобою назначен Вестфольдом управлять убит разбойниками-христианами, когда к ответу их призвать пытался, - начал рассказ гонец. - В Вингульмерке убит.
Несколько мгновений молчала Рагхильда, и казалось, что слышно, как от ее дыхания звенит холодный воздух.
Но вот наконец она вдохнула глубоко и выдохнула, а затем спросила снова:
- То Асмунда трусливые приспешники были?
- Они, они кюна... - Затараторил тот.
- Хватит, убирайся, - Хемунд, до этого за дверью ждавший, дабы беседы не нарушать, вошел в покои кюны. - От него, госпожа, толку мало - он мало дельного сказать сможет.
- Постой, Хемунд, - обратилась к нему Рагхильда, хотя хотелось ей больше запустить в них обоих чем-нибудь тяжелым, да прогнать вон всю свиту, чтобы без Асмундовой головы не возвращались, - еще не все, что хотела, услышала я.
- Неужто так многочисленна армия Асмунда? Или хитрость какую задумал поганец?
- Торвард был дураком, потому и попался в ловушку не слишком умелую, - объяснил голосом спокойным конунжий приближенный. - Человек, из той битвы спасшийся про все Ассе поведал, а этот вот, - перст на карла указал. - Тогда старухе прислуживал, вот и услышал больше чем должен был, да к тебе поспешил. Видимо награды хотел.
- Постой, пусть же он сам говорит, - настаивала Рагхильда, едва сдерживаясь, - Ну же!
- Т-так все было, как господин сказал, - усердно закивал слуга. - А Асса все утаить хотела. У нее же... Она теперь Хрингарики управляет, не только Вестфольдом.
Еще спокойнее стало лицо кюны, но оттого и холодом повеяло больше, будто ветер северный в окно ворвался и лица присутствующих яростно обдал ледяным своим дыханием. В ярости была Рагхильда оттого, что столькое за ее спиной происходило, и что победы пока даже не маячили на горизонте, а все больше беды и враги копились.
- Когда же она успела там власть взять?
- Да как только наумдальцев сбросили, тамошние бонды под ее руку попросились...
- А она, конечно же, не отказала, - Хемунд улынулся. - Не удивлюсь, если при этом слов обидных о тебе, кюна, много сказано было.
- На меня многие зуб точат, - холодно кюна отвечала, - Однако ж скора оказалась Асса. Надобно, чтобы был кто-то рядом с ней из верных мне и напоминал ей все время, под чьей рукой старуха ходит..
- Торвард с этой задачей не управился, но я найду человека, - пообещал викинг. - Человек, который принес скорбные вести Ассе сейчас в Сарасберге, я посчитал уместным позвать его сюда, кюна.
- Это ты верно придумал, - кивнула Рагхильда, - Где же он?
- У Горма.
- Так приведите его сюда, я хочу поговорить с ним.
- Это датский наемник, госпожа, - пояснил Хемунд. - Как только он завершит разговор со своим воеводой - он предстанет перед тобой.
Рагхильда задумалась, а затем кивнула:
- Хорошо, я буду ждать его. Этот может быть свободен. Наградите его чем-нибудь.
Сказав это, кюна тяжело опустилась на скамью, будто то не статная и сухая телом женщина была, а каменная скала, что над морем высится неприступная и суровая. Тяжесть легла ей на сердце, та тяжесть, что всех правителей косит. Тяжесть заговоров, лжи и смерти. Молча сидела Рагхильда, размышляя о том, что делать дальше надлежит ей как правительнице мудрой.
Советник ее тихо в тень отошел, не желая присутствием своим смущать госпожу и там оставался, пока наконец датчанин не появился. Придя, поклонился воин, как то положено было:
- Звала, великая кюна?
- Звала, - негромко Рагхильда отвечала, кивнув воину, - Приветствую тебя. Ты принес вести Ассе о поражении Торварда. Расскажи мне, что там было.
- Так - битва большая была, госпожа, - отвечал дан. - Сотни четыре воинов, если не больше сошлись. Поди пойми где друг, где враг - все перемешалось, когда Оттар Рваный в спину нам ударил!
Вскинула кюна брови, в который раз удивляясь за сегодняшний день.
- Так еще и Оттар в этом деле замешан? Он тоже теперь изменник и к разбойникам примкнул?
- Да, кабы не он - голова Асмунда уже на колу висела!
- Вот! - воскликнула Рагхильда, сбрасывая наконец оковы сдержанности, - Вот они, христиане! А всё говорят, что-де Рагхильда жестокая, против чести и дружбы пошла, Эйнара повесив! А что было бы, если б остался жив он? Сколько еще честных и могучих воителей разбойниками-белобожниками стали? Какой из них нож в спину сыну моему бы воткнул? Вот она, правота моя! Говори, воин, знаешь, куда христиане поганые стопы свои направили? - повернулась она снова к дану.
- Не могу ведать, - честно ответил хускарл.
- Ладно же.. Значит, и Оттар теперь с ними. Ну что ж, ответят они, что сердца и земли народа моего разоряют. Благодарю тебя, мужественный воин, да пребудет с тобой Тор.
Когда дан ушел, из тени вновь показался Хемунд, руки на груди сложив:
- Если где и появиться негодяй этот, так в землях Харека Волка, - легкая усмешка по губам скользнула. - Никак я понять не могу, почему славный воин разбойника защищает?
- Все они, христиане, друг друга покрывают, а чести не ведают, - вздохнула кюна, - Прав ты, наверняка к Хареку направился предатель, там его и достать надобно.
- Госпожа будет требовать выдачи разбойника? - Поинтересовался советник, и невзначай добавил: - Когда он жреца убил, Харек его не отдал нам.
Усмехнулась Рагхильда горько, да взглянула на Хемунда:
- А сейчас и подавно не выдаст, что и говорить. Своими силами надо его наказать, своей хитростью. Правда, без помощи посторонней не обойдемся, да ведь немало желающих золота получить...
- Только прикажи, кюна.
- Я подумаю еще. Нам и Оттара наказать за предательство надо, и Асмунда-разбойника, и девку мерскую отловить, пока ублюдков не наплодила. И ты подумай, глядишь, и развернем все так, как нам надо. А теперь ступай, я одна побуду. Благодарствую тебе за службу верную.

Сообщение отредактировал Мориан - 29-02-2008, 1:17

Сарасберг

В отличии от кюны осторожной, воевода Горм ожиданием себя и без того истомил сверх меры. И пусть исправно платили воинам его за то, что границы Вестфольда они охраняли, но все же не в деревнях сидеть - воевать его храбрые даны прибыли, сейчас же оружие ржаветь начало без дела в ножнах. О гибели ярла Регнара узнав, сильно осерчал воевода - и если раньше не горел желанием особым в дела внутренние агдирских правителей влезать, то теперь делом чести стало для него Асмунда найти и отомстить ему жестоко за убийство ярла доверенного.
Велел позвать к себе Свибрагера и Альрика сын конунга датского - вскорости оба явились к нему, поклонившись, как положено.
- Уж ты, Свибрагер, мог бы и не кланяться - чай не первый год вместе, - усмехнулся датчанин. - И тебе Альрик приветствие мое. Слышали вы уже, что друг наш Регнар погиб в бою неравном с христианским отребьем?
Головой покачал старый ярл, молодой же воскликнул жарко:
- Как так случиться могло?! Регнар был силен, как медведь и...
- Так случилось, Альрик, - осадил его Горм. - Не мне судить о том, как. Быть может в спину его сразили, а может не один противник с ним бился. Есть способов много славного воина погубить. Помнишь ведь битву Агдирскую?
Альрик помнил, ибо много славных датских витязей погибло там от рук жалких карлов и бондов, да разбойного люда, что в числе великом пришел. И все же победа за ними осталась.
- Останется и теперь, - твердо молодой ярл произнес.
- Что?
- Говорю, только позволь, Горм, и я тебе головы их принесу.
- Не к добру это, - головой покачал старый Свибрагер. - Войско дробить. Нас и так чуть больше двадцати сотен осталось, а коли сейчас Альрик часть возьмет, что мы сделать сможем, удумай кюна подлость какую?
- Я быстро вернусь, - улыбнулся Альрик. - Да и нет у Рагхильды войска сильного - только наемники-венды, а они скорее нам товарищи.
Призадумался Горм, но все же гордость верх взяла, нельзя было безнаказанным оставлять гибель славного ярла и воев его. Потому дозволил он Альрику взять поболе людей и на поиски отправиться, да ценою любой привести к нему Асмунда или же голову его, да и Оттара Рваного тоже.

Нидорас
Рогволд и Сигурд
С Тельтом

Последний месяц осени наступил неспеша, на редкость холодным ноябрь выдался, разве что снег не выпал еще да реки льдом не стянуло - но то дело времени недолгого, понимали все. Да и солнце все реже появлялось, больше за тучами прячась, оттого суеверные бонды близкий конец света пророчили, о том говоря, что волки пожрали светило.
В один из дней этих причалил к берегам Мера Северного корабль приметный, только на сей раз не скрывал знамени своего Сигурд Эйстейнсон, чай не во вражьи земли приехал - на родину вернулся, к брату родному. И не с пустыми руками. Коней велев заложить, направился прямиков в Нидорас пират, дабы вести своевременно сообщить, покуда цены своей не потеряли они и в бесполезную болтовню не превратились.
Навстречу Сигурду выехал племянник его – Ивар. Нарядно одетым предстал стырший сын Коршуна, на коне вороном да при десяти гриднях личных. Ивар привстал на стременах и с улыбкой широкой поднял руку, приветствуя дорогого гостя.
- Давно не виделись, дядя! Долгие лета! - хмыкнул он, поближе подъезжая, - как живется во землях заморских? Чем подкармливают юного звереныша? Когти уже прорезались?
- Когтей не видел, но шипит так, что и у берегов слышно, - оскалился пират. - Эх, давно же я здесь не был! Почитай с тех пор, как старого Неккви на тот свет отправили. Как его голова - висит еще?
- Висит, хотя воронье ее так поклевали, что от Гадюки кроме черепа и не осталось то ничего, - ответил Ивар, попутно коня разворачивая, - отец тебя уж заждался совсем. Все уж приготовлено. Драккары, вои – все есть, только вот вестей от тебя не хватает.
- Ну так поехали, Коршуна ждать заставлять - себе же потом дороже выйдет, - рассмеялся Сигурд, да коня в бока с силой ударил, быстрее ежать заставляя. Из седла упасть ярл новоиспеченный не боялся - в отличии от обычных воев, у него были стремена из земель франкских привезенные.
Усадьба встретила гостей гостеприимно распахнутыми воротами. Во дворе Сигурда ожидал сам Рогволд с женой и младшим сыном Ториром. В жилистых руках Хильд ожидал кувшин с брагой да каравай хлеба, солью обильно сдобренный.
- Чай братец мой к нам пожаловал! – расхохотался Рогволд, заключая спешившегося Сигурда в могучие объятия, - не видали давно, не видали… да отойди, женщина, - отпихнул он напористую жену в сторону, которая все норовила угостить пирата скупыми символами гостевого радушия, - пройдем во внутрь, там для тебя уж стол накрыт.
- Ну пошли-пошли, - согласился викинг, за ярлом следуя (успев при этом у жены братовой, все же кувшин изьять и к нему приложиться). - Чего расскажу - не поверишь.
Пустовали длинные скамьи, на которых обычно в веселых пирушках резвились дружинники да родственники властителя Мера, молчали музыканты, шуты и прочие скабрезники, не сновали туда-сюда рабы. Видать, не до веселья братцу было. Впрочем, на обилие снеди Сигурд пожаловаться не смог, посуда его никогда не пустовала и раз за разом наполнялась то жарким, то рыбой, то овощами – прислуживала гостю сама Хильд. Напротив пирата восседал Рогволд Мудрый, а более за столом никого не было.
- Ну, рассказывай, - обождав немного да позволив братцу слегка насытиться, приказал он.
- Ну, во-первых новость хорошая: конунгишку этого молокососа люди фиордские не жалуют, а как раз наоборот, - приступил к рассказу своему Сигурд, в то же время достаточно внимания уделяя и угощению. - Это значит раз, а два - то, что нет мальчонка мстить хочет и сдаеться мне, знаю я, кто жажду этой мести в нем подогревает рьяно.
- Не жалуют.. – поглаживая бороду, кивнул Рогволд, - сие добро нам сослужит. Покорять скальные Фиорды всяко легше деньгами, уговорами да обещаниями, нежели огнем да мечом… расскажи про Вемунда. Кто при нем? Кто направляет его пыл?
- Ярл этот недобитый, - скривился, как если бы заморский фрукт лимон съел, пират. - Снорри... его теперь Крушителем Драккаров именуют.
- Уж не потому ли, - хохотнул в ответ Коршун, - что пожег твою добычу у Аудбьерна в бою взятую?
- Мог бы и не поминать.
- Прости, уж больно потешное лицо у тебя было, когда ты мне в последний раз историю эту рассказывал. Впрочем, кто старое помянет… значит, Снорри. Что же, видать ему призрак мертвого конунга жить тихо не мешает. Уверен, ярлы Вемунда таким недугом не страдают.
Рогволд потянулся к кувшину с медовухой, отхлебнул, поставил на стол.
- Ты лучше вот чего мне скажи… про девку позорную слыхал? Ну, Хильд которая?.. – со словами этими Коршун опасливо покосился по сторонам. Вдруг женушка-ведьма услышит да чего не то поймет…
- Да уж, и она объявилась, - кивнул на то пират. - Люди говорят - полудохлая совсем, да на всю голову больная. Не удивлюсь, если тоже мальчишку подбивает новую войну начать.
- Отлично. Захватим ее, утерем нос Гутхорму. Пусть знает как на меня жрецов натравливать… итак, вернемся к Фиордам. Гляди, братец, у меня тут с собой около сотни дружины имеется. Остальное я с Хрольвом на север отправил, бондам об их задолжностях напомнить. Я думал к весне в Фиорды вторгнуться, когда сынишка с основной силушкой вернется, но после твоих новостей у меня мысль дерзкая возникла.
Рогволд лукаво усмехнулся, руки потирая.
- Думаю, ты уж понял все. Злата у нас в достатке, а воев – наоборот. Значит, заставим за нас воевать злато. Подкупим особо недовольных Вемундом, пущай заманят его или Снорри этого на наши мечи. А ежели конунга не будет, то сотня уже не просто сотня, а целая сотня. Иными словами, малой кровью тут обойтись можно. Как думаешь?
- Думаю - скорость здесь решит все и неожиданность, - кивнул брат его, что-то недоброе явно обдумывая. - Скоро уж реки льдом стянуты будут - вот тогда точно никто нас ожидать не станет. А пока... слышал я - тебе жрецы эти сильно жизнь осложняют?
- Да прям язва, не знаю прям чего сказать им, - вздохнул Рогволд, - убить и не убьешь без последствий, а словам вникать отказываются. Пока держать их подле приходится, спаивать да откармливать, словно свиней на убой. Ну ничего… дождутся они мясника, дождутся.
Ярл постучал пальцами по столу, после чего вернулся к планам.
- Отлично. Значит, морем отправимся, под утесами высадимся. Сюрпризец мальчишке к зиме знатный выйдет. Ладно, ты давай заканчивай с трапезой, после иди отдохни, а завтра… а завтра, глядишь, и одесную меня во главе дружины стоять будешь. Скорость и неожиданность, как ты верно сказал.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 3-03-2008, 14:00

Виккен. Харек и прочие
Со Скальдом

Оттар Рваный и его люди появились в Виккине в конце октября. Уже стало заметно холодать и все они кутались в меховые плащи, однако, не смотря на холод на лицах их играли довольные улыбки - они все же вернулись домой, пусть и не все. Отправив воинов отдыхать, сам Оттар поспешил в усадьбу, рассказать Хареку о том, как он исполнил данное поручение.
Харек сидел в своих покоях у очага, держа на руках дочь. Постепенно все перебирались в большой зал, где не было окон, а посреди зала алым огнем горели разогретые камни. И хотя по привычке они с Гиллеад спали в своей спальне, и служанки относили туда котел наполненный разогретыми камнями из очага, дни он проводил разъезжая по усадьбе? а вечера коротал с женой, дочерью, Сигрун и ее сыном. Гиллеад спала тут же неподалеку на лежанке, накрывшись одеялом. После бессонных ночей ей требовался отдых, а Харек не хотел поручать свою дочь одной из служанок - любая из них могла унести девочку жрецам, чтобы они принесли ее в жертву. Из-за этого в Виккене возник небольшой бунт. Местный жрец, прознавший от кого-то из болтливых служанок, что у конунга родилась дочь, тут же стал требовать, чтобы асам преподнесли царский подарок - и то, что девочку уже посвятили другому богу. Для него роли не играло. Когда Харек вернулся с пристани, проводив ругов, он увидел возле стены усадьбы возбужденную толпу с копьями и топорами, а за стеной стояли вооруженные до зубов ирландцы.
Харек подъехал ближе., и крикнол в толпу:
- Что тут за сброд затеяли, охальники? С оружием на конунжью усадьбу пошли?
Бонды подались назад, с недоумением взирая на Харека.
- Я тут врага от наших земель отваживал, а вы значит, в это время мой дом разграбить решили?
Из толпы вперед вышел жрец, увешанный амулетами.
- Ты конунг все правильно говоришь, но обычаи соблюдать следует, - сказал он, посохом для солидности погрозив.
- Ты про что? Какие я обычаи не соблюдал?
- Скажи конунг, когда у викинга рождается сын - то большой праздник устраивать принято, так?
- Так, - Харек кивнул, чувствуя неладное.
- А когда рождается первой дочь - ее отдают богам.
Харек покачнулся и чуть не вылетел из седла, хотя к седлу и были прикреплены франкские стремена.
- Это спорный обычай. Его нет у данов. И лишь отец и его род волен решать - оставить ли дочь в семье или отдать ее богам. Или у вас голод, неурожай?
- Мы не в Дании, - отрезал жрец. - Ты и без того гневишь богов своей верой.
- Это уже не тебе решать, жрец, -жестко ответил Харек. - Я чту того бога, который мне помог, и который не раз спасал меня, когда все было безнадежно. Я не посягал ни на ваши капища, ни на статуи богов, и вы обязались не посягать на нашу веру. И в стране этой был обильный урожай. Если же ты требуешь мою дочь в качестве жертвы, то мой ответ - нет. Это моя дочь, и я глава рода, и она моя наследница и будущая невеста конунгов.
- Боги будут не довольны, - пригрозил служитель Асов.
- Богам не нужны наши жертвы и прочие приношения. Пока не было людей, они все себе добывали сами. Я сам вознесу им обильные жертвы, если уж такая нужда. Но впредь никто не посмеет убивать здесь детей. Лучше их продать в трэли, чем лишить жизни.
- А это уже не тебе решать, конунг, - оскалился жрец, и резко развернулся, бросив за спину. - Этой ночью Асы будут ждать от тебя даров.
- Тогда заберете дары. Но дочь я вам не отдам.
Народ, видя, что жрец уходит, частью последовал за ним, частью остался, ожидая чем все это закончиться.
- Разойдитесь, дайте дорогу конунгу! - Прокричал Ратибор, видя что толпа настроена по прежнему враждебно. - У нас никогда боги не требовали в жертву кровь людей. Почему боги вашей земли столь кровожадны? - Обратился он к Хареку.
- Либо жрецы, которые их придумали, - ответил Харек. - Сказывают же, что раньше боги нашими предками были, а потом их стали почитать как богов.
Бонды, понимая, что в меньшинстве остались, поспешили прочь убраться.
Харек подъехал уже к самим дубовым воротам. Створки, которых были окованы железом, и постучал в них ногой.
- Открывайте, конунг приехал! - прокричал за его спиной Эдмунд.

Ранрики (с Тельтиаром)
- Я вернулся, Харек, - прервал воспоминания конунга Оттар, заходя в залу.
Харек позвал одну из служанок, велев тут же при нем присмотреть за девочкой. Малышка спала, уткнувшись лицом в плащ Харека. Конунг на миг застыл, увидев на руках у Оттара сверток.
- Что, так рад меня видеть?
- Не могу сказать, что не рад... Где ты пропадал столько времени? И что у тебя на руках?
- В Вингульмерке, в Хейдмерке, в Раумарики тоже заходил, - Оттар опустился на стул, кивком поздоровавшись с Сигрун. - Ты же сам меня послал искать Асмунда со свеями.
- И ты нашел его?
- Вот, - он протянул конунгу сверток. - Все что от него осталось.
В свертке была девочка. Малышка спала, посавывая во сне хлебный мякишь, смоченный в молоке.
- Это его дочь? - Харек долго разглядывал ребенка. От шума голосов ребенок проснулся и закричал. От крика проснулась Гиллеад, а следом за ней и дочь Харека закричала на руках у няни.
- Сестра.
- Дочь Альхейма? А кто мать?
- Кюна Хейдмерка, - Оттар принялся укачивать девочку, но та не желала успокаиваться.
- Тогда... Получается что Хейдмерк и Раумарики теперь без конунгов?
- Конунг у нас один - Харальд, - как-то не слишком весело заметил херсир.
Гиллеад едва протерла глаза, когда услышала конец разговора. Она сначала забрала у няни свою дочь, принявшись ее качать и успокаивать, и затем бросилась к Оттару и выхватила у него из рук сверток, тут же начав ее укачивать другой рукой.
- Бедняжка, она наверное голодная, и сильно замерзла?
Не дождавшись ответа, Гиллеад прижала девочку к своей груди, и та счастливо зачмокала
- Ну вот, совсем другое дело. Теперь у нее здесь буде дом.
- Ты ее удочеришь? - с удивлением произнес Харек
- А почему бы и нет? - Удивилась Гиллеад. - Она же такая хорошенькая! Неужели ты ее бросишь на произвол судьбы?
- Тогда я приму ее, если ты так хочешь, - сказал Харек растерянно.
Он взял девочку на руки, посадил к себе на колено, и окропил ее водой.
- А теперь смените ей пеленки. Теперь она будет расти как моя дочь.
Оттар наблюдал за этой сценой с довольной ухмылкой.
- Я знал куда ее следует отвезти. Ведь в Хейдмерке ей грозила смерть
- Вот как? Мою дочь тоже хотели принести в жертву,- Харек коротко рассказал, что произошло, пока он ездил на пристани, и как разъяренное мужичье, подстрекаемое жрецом, окружило и чуть не подожгло усадьбу
- Асмунд убил жреца и еще многих людей, чтобы сохранить жизнь сестре, - рассказал Оттар, припоминая слова сопровождавших их хейдмеркцев. Впрочем, те всегда сдабривали упоминания об Асмунде потоками отборной брани.
- Я всего лишь откупился. Но с этим обычаем что-то делать надо.
- Перебить жрецов, вот что, - сквозь зубы процедил херсир. - Я помниться одному глотку перерезал - и так хорошо на душе стало.
- Фредрик был тем еще мерзавцем, а уж Тордлейв - двуличная собака с змеиным языком. Мало среди них людей достойных.
- Значит, ты со мной согласен?
- Согласен, что мерзавцы заслужили свою участь, а что с кюной Хейдмерка случилось?
Вздохнул Оттар:
- Умерла родами она.
- И эти изверги ее все равно в жертву хотели? Единственную дочь, последнюю из всего рода?
- Они сказали, что род проклят, и она в искупление за весь род должна немедленно к асам отправиться
- Что им до того, - сказала Сигрун, до сих пор молчавшая. - Не знают они жалости. Оттого и идут наши воины на смерть и в походы дальние, что женщин здесь мало, а какие и есть, так все у знатных бондов и ярлов в усадьбе. Коли могли они здесь себе невесту найти, то не ходили бы в края дальние за рабынями
- Кто за рабынями, а кто и за златом ходит, - Оттар произнес. - Видел бы ты, конунг, какой ненавистью глаза ярла свейского горели. Он злость лютую против нас копит - боюсь, скоро ему и клятва его конунга не указ будет.
- Ты про которого ярла?
- Свена Черного Молота.
- Пока что ему думаю, будет не до нас. А там уже Харальд прибудет.
- И почему ты думаешь, он не придет к нам?
- Гости к нам наведывались недавно, - Харек рассказал, как к нему заплыли руги из земли вендской, и про то какой выкуп ему довелось им выплатить, чтобы пристань и весь Виккен они с землей не сровняли. Но умолчал про свою роль в том, чтобы они на Гиллисберг и на Вьярмланд плыли.
- Вот оно как, экая орава, - хмыкнул Оттар. - Может, снарядим флот да обратно у них все отберем?
- А потом придет Эйрик и все назад отберет. Не могу я теперь оставить жену и усадьбу. Без меня сам знаешь, что тут будет. Я уже три мятежа тут подавил - стоило мне куда-то отправиться, тут же мятеж где-то ярлы поднимают
- Пираты, подлое семя, - согласился херсир.
- Еще не всех тут выкорчевали. - согласился Харек. - Остается ждать пока Харальд сам разбираться с Эйрикмо явится или пошлет кого-то
- Как бы он вместо этого с тобой не разобрался.
- А какие у него к тому причины? Я для него фюльк добыл и удерживаю его с тысячей войска. Ранрики - кусок лакомый. Здесь богатые земли, и на них зарятся и даны, и свеи, и всякий морской конунг здесь обосноваться не прочь
- Вот именно, а у Харальда полно лизоблюдов, земли получить желающих, - напомнил Оттар. - Я когда назад возвращался, с Торвардом столкнулся. Старый хрыч, который сначала Асмунду служил, а потом к Асгауту переметнулся последнее же время при старой карге Ассе состоял.
- И таких людей немало. - Вздохнул Харек. - И что ты мне предлагаешь делать?
- Я прикончил этого ублюдка и всех, кто с ним был, - признался Рваный. - Они все еще не отменили награды за мою голову, подлые бабы!
- Тогда тебе не стоит туда возвращаться, Оттар. Тебя рано или поздно схватят.
- А ты предлагаешь прятаться, как крысе?
- Я тоже думал об этом. Нет, не прятаться, а уходить к другому властителю. К Рюрику в Хольмгард, или к Храфну во Фризию. Везде норманские мечи в почете.
- Я клятву дал - отомстить, - покачал головой херсир. - Если уйду я - разве ответят злодеи за смерть Эйнара?
- Бог им отомстит, - сказал Харек. - Я бы и сам отомстил, но у меня жена, дети, и о вдове его и сыне кто-то позаботиться должен. Уж если запахнет жареным - погружу все что есть на корабли и всей усадьбой поплывем по морю в новые земли.
- А у меня нет никого - мне терять нечего.
- Поступай, как знаешь, ответил Харек устало вздохнув. Располагайся тут на ночлег, но елси решишь уйти, возврата тебе не будет.
- Я подумаю, - Оттар кивнул и повернулся к Сигрун. - Ты все еще хочешь, чтобы я отомстил за твоего мужа?
- Я не знаю, - произнесла Сигрун. - Я не хочу тебя заставлять и посылать на верную смерть. Но если ты все еще хочешь этого, я не стану тебя отговаривать, и буду за тебя молиться, чтобы бог тебя уберег на твоем пути...
- Спасибо. В любом случае - мы должны вернуть Сигрун ее владения в Вингульмерке, это наследство Эйнара.
- Я посмотрю, что скажет Харальд. У меня может, хватит сил, чтобы отбить Вингульмерк на какое-то время, но у меня не хватит сил, чтобы удержать его хотя бы в течение недели. Этот фюльк разорен, и его почти некому защищать.
- Я хочу, чтобы Харальд и Эйрик пожрали друг друга, - внезапно произнес Оттар. - Когда оба зверя издохнут, Норвегия вздохнет с облегчением.
- Тогда нам лучше подождать, - сказала Сигрун. - Я не хочу чтобы еще и Харек и его дружина полегли в неравном бою. Я не хочу оставлять своего сына без отца, а Гиллеад без мужа.
- У нас пока есть время, - согласился викинг. - Возможно, что-то измениться, но я не верю, что Рагхильда оставит нас в покое.
- Тогда я буду молиться, чтобы наши желания сбылись. И я буду молиться, чтобы ты совершил то что ты задумал, - лицо Сигрун оставалось каменным, но ее глаза загорелись холодной яростью.

Нидорас,
Рогволд , Сигурд, Ивар

Суровый северный ветер яростно трепал паруса, раздувая их в красно-белые полосатые дуги. Пришвартованные драккары мерно поднимались и опускались на набегающих к берегу волнах. Ощеревшиеся драконьи морды хищно глядели на запад, в сторону Британии.
Все, включая рядовых воев, полагали, что Рогволд задумал поход к англам, решил позабавиться перед долгой зимой. И мало кто задумывался о том, что истинные намерения ярла так же далеки от действительности, сколь, скажем, Сарасберг от Нидораса.
- Скоро же у вас дела делаются,- задумчиво протянул Сигурд шагающему подле него Ивару, - я думал, не меньше недели пройдет прежде, чем Мер соберет должную ватагу.
- Отец давно уже обо всем обеспокоился, - отвечал Ивар, сварачивая за двумя гриднями, которые прокладывали впереди путь. Толпа, заполонившая пристань, не без труда и ворчания расступалась, пропуская родичей ярла в сопровождении его собственных воев.
- А ныне, - продолжил старший сын Коршуна, - дожидались лишь твоего возвращения. Сам же говорил, тут скорость и неожиданность пуще всего остального важна.
- Так и есть, - кивнул Сигурд.
Они вместе прошествовали вниз по деревянным ступеням, спустились к помостам. Здесь толпа провожающих неожиданно обрывалась, сдерживаемая щитами дружинников. Впрочем, заместо праздных зевак место занимали ровнехонько выстроившиеся вои, изготовившиеся к погрузке на корабли. Сбоку кричал кто-то из вечно недовольных херсиров, позади гудела толпа, впереди клекот чаек сливался с шумом волн – пристань жила, дышала полной грудью. Не спрашивая приглашения, через порог воспоминаний Сигурда переступили картины из давно минувших дней.
Вот он, пламя-молоко, безусый мальчишка, уже прославившийся за дерзость в бою, стоит в ряду с матерыми волками-пиратами, чьи могучие тела иссечены шрамами поболе, чем Фиорды - ветрами. Широким уверенным шагом ступает он по дрожащим под топотом сотен ног мосткам, поднимается на гордый драккар…
- Привет тебе, брат! – вырвал его из небытья прошлого зычный голос Рогволда Великого. Вои расступились, пропуская вперед ярла. Был он ныне не в одежды богатые, меха роскошные разодет, а по-свойски облачен в кольчугу да мечом подпоясан. Пусть и доспех, и оружие побогаче, чем у прочих будет. Ярл, как-никак…
- Славное утречко, брат, - с улыбкой отвечал Сигурд, - вижу, нет тебе преграды в твоих замыслах. Задумал – сделал, значит.
- Прекрати меня охаживать, - притворно скривился Рогволд, - чай не девка, не трахнешь.
- А жаль. Впрочем, неудобно было б родственников трахать, некрасиво как-то, - в ответ съязвил пират, - ты мне лучше скажи, где мое место.
Ярл ткнул пальцем в один из драккаров. Вои, глядевшие с бортов на пристань, заметили жест Коршуна и отвечали нестройным галдежом.
- Вон те твоими будут.
- Славно, - кивнул Сигурд да поправил пояс с мечом, - готов об заклад побиться на девку гутхормовскую, что мои поболе твоих голов накошут.
- А вот там и посмотрим, - расхохотался ярл, - вон и сынишка старшой мне тем же грозился.
Стоявший подле Ивар улыбнулся широко да стукнул себя кулаком в грудь, мол, да, молодость свое возьмет. Его гридни оживились, заворочались за его спиной, перебрасываясь словами.
- Вижу, предстоящая драка, - пробубнил себе под нос Сигурд, когда в одиночестве шагал по мосткам к вверенному ему драккару, - большой энтузиазм вызывает. Как бы не случилось так, что одной сотней Фиорды не взять, лишь кровью умыть. И то… стопы одни…
И правда. Драккаров всего ничего было – четыре судна, вместе на которых всего десять десятков умещалось. Да, пусть то были ветераны, во многих битвах закаленные, отметинами с головы до ног покрытые, но их было всего ничего – по сравнению с тем, что совместно могли выставить Вемунд с ярлами своими. Вот только вопрос – захотят ли ярлы помогать зверенышу?.. особливо, когда их души златом да обещаниями всякими бередить начнет…
- Там и посмотрим… - совсем уже неслышно буркнул Сигурд, перемахивая через борт драккара.
Извивающимися змиями поползли по воде обрубленные канаты, и с добрым молодецким «у-ухх» упали весла в волны. Заныло, заскрипело просмоленное дерево. Медленно, а потом быстрее и быстрее драккары стали отходить прочь от берега…

Ранрики. Оттар и Ярополк.
Оттар Рваный прогуливался по Виккену, раздумывая о том, как ему стоит поступить дальше, когда увидел небольшую толпу на окраине деревни.
- Что там такое? - Спросил он у пробегавшего мимо бонда.
- Ярополк вернулся!
"А он разве куда-то уезжал?" Пожав плечами, херсир двинулся навстречу старому товарищу.
- Здрав будь, гардец - окликнули его хирдманы.
- И вам не хворать, дубы ограды Большого дома
- Эй, слезай с коня, - крикнул Ярополку Оттар, расталкивая встречающих.
Ярополк бойко спрыгнул с коня.
- Кого я вижу? Оттар, дружище! -Ярополка слегка шатало
- Иди сюда! - Он крепко обнял воеводу. - Где был-то?
- Да водил одних язычников на других язычников. Хоть и разным богам молимся ныне, но люди нашей речи... Как бдуто в Хольмгарде побывал
- Это ругов чтоли? - Приподнял бровь Рваный, отводя товарища от остальных людей, чтобы те не мешали разговору.
- А то... славно они свеев потрепали... Те драпали во Вьярмаланд, а потом их во Вьярмаланде достали. А я за отца Григория отомстил. Свен Черный Молот мертв. Его тело спалили в Большом доме вместе с его хирдом. Пусть пируе с ними в Валгалле
- Погоди, я сам дрался со Свеном не больше, чем две недели тому и он тогда был вполне живехонек, - остальное, сказанное другом, Рваный понял не сразу. - То есть... вы... сожгли Гиллисберг?
- Не мы. Они... Руги. Челядь свеев тоже посекли.А жителей которые сразу бежать бросились они не тронули.
- А ты просто рядом стоял, да? - С некоей укоризной заметил Оттар.
- Свена я сам убил. - ответитл он. - Этот нгад в погребе спрятался. Я его на поединок вызвал. Обещали что если он победит то всех отпустят. Бог мне помог.
- Славная победа, - хлопнул Ярополка по плечу херсир. - Дальше что было?
- Дальше? Дальше они тризну врагам учинили. Стали хватать мужичье и девок из челяди. И захоронили со свеями вместе. Потом все из скарбницы свеев выгребли и на корабли погрузили. Пока суть да дело почти весь Гилисберг сгорел. Потом они еще по Вьярмаланду прошлись.
- Проклятые ублюдки! - Скрежетнул зубами Оттар. - Они провели свои языческие ритуалы и предали огню усадьбу, принадлежащую Сигрун и ее сыну, а ты еще отзываешься о них так, словно они какие герои!
Ярополк отшатнулся, потом что Оттар бросился в его сторону, сжав кулаки.
- Усадьбу можно заново отстроить.
- Они осквернили это святое место богомерзкими ритуалами.
- Его осквернили еще свеи.-тут же возразил Ярополк. - А на месте сожженой церкви я поставил крест. И вообще-то, верят они в того же бога что и мы. Только они сичтают что у него не один сын а много, еще и дочери есть.
- Ну ну. - процедил херсир. - Уверен, они убили всех, до кого только смогли добраться без разбору, и вывезли все добро, должное перейти ко вдове нашего ярла!
- Вот наш ярл это все к ним и выскажет. Покамест они наши союзники. Сказали если что - зови сородич, подсобим еще, есл кому надо бока намять.
- Еще неизветсно, что подумают свеи, вдруг они скоро к нам заявятся?
- Откупимся. -ответил Ярополк. - Все наши тут были. Мало ли кто из викингов мог заплыть куда?
- Наш конунг и так порядком поизедржался.
- И что злато? Злато всегда добыть можно. А союзники важнее
- Ну вот и зови, а я им глотки порежу, когда напьються. Все одно язычники, - усмехнулся Оттар. - Ладно, пошли к Хареку.

Сарасберг.
Кюна Рагхильда


Выдался холодный серый день, и лишь суровые облака, что плыли степенно по бесцветному небу, оживляли природу вокруг усадьбы кюны.
В светлой комнате ждала Рагхильда, мрачная и холодная, Трюггве-жреца, чтобы поручение ему дать. Долго не шел он, чем еще больше рассердил кюну. Совсем распоясался жрец, себя выше всех ставит: госпожу свою ждать заставляет, высокомерен со всеми, смеет говорить надменно с теми, кому и в глаза-то смотреть бояться должен.
В бешенство повергало его поведение кюну, однако ж чтобы спровадить его, нужно было поручение придумать, и такое как раз нашлось.
Утром сообщили ей верные люди, что Оттар-предатель у Харека прячется, и теперь думала Рагхильда, как бы его там достать и наказать так, чтобы остальным не повадно было с белобожниками путаться и ярлов своих предавать. А то мало им Асмунда было, за которым и свеи гонялись, и люди Ассы старой (будь она, к слову, тоже неладна!), и христиане - а все на свободе мерзавец, и нет на него управы. Пока.
Впрочем, Харек тоже, как оказалось, не овцой белой был. Узнала кюна, что дочь у него родилась, но не принес он ее, как требуют того традиции, в жертву богам, а жрецов, кои пришли к нему, с позором выгнал. Недоброе предзнаменование видела в том Рагхильда, но дочь Харека была дорожкой к сердцу его, кое, как и у любого родителя, за чадо свое болит.
Раз уж нарушил традиции Харек Волк, так пусть теперь и отвечает за поступки свои. О том, что требовала от него Рагхильда, она написала в письме. А надобно ей было, чтобы он, как верный слуга конунгу своему Харальду, отправил дочь свою на воспитание в Сарасберг, к ней, Рагхильде. Коли не отправит - врагом конунга станет и потеряет все, а отправит - вечно в страхе жить будет. И все же не сомневалась правительница Сарасберга, что отправит Волк новорожденную к ней на воспитание, и таким образом доберется до него Рагхильда, а там и до остальных христиан продажных да руки в крови по локоть утопивших, что земли ее сына терзают.
Наконец явился Трюггве, не спеша вошел в палаты Рагхильды, поклонился, чуть шевельнувшись и произнес:
- Чего кюна моя хотела, зачем звала слугу Асов?
- Что-то ты не торопишься поручение госпожи своей выполнять, - Холодно заметила Рагхильда, на жреца даже не глядя, - Али видеть меня не рад? Али хворь у тебя какая, что даже поклониться мне не можешь? Так это мы быстро исправим, - голос кюны становился все громче, - Чай, деревьев много, а веревка всегда найдется!
Проскользнул тут, как зверек пугливый в кустах, в глазах Трюггве страх, и бухнулся он на колени перед Рагхильдой.
- Что ты, что ты, матушка-кюна, изо всех сил спешил я твое поручение выполнить, и за-ради твоих приказов головы своей не пожалею!
Удовлетворенно кивнула правительница, хоть и знала цену лживым клятвам жреца нахального. За власть и могущество он и кюну, и конунга, и отца родного продаст.
- Дело у меня к тебе важное, ответственное. Возьмешь мое письмо и доставишь его Хареку. И чтоб носа там не задирал, вел себя, как подобает служителю Асов достойному! - рыкнула напоследок Рагхильда, - Вот, бери. Да поспеши!
Кланяясь, поспешил Трюггве к выходу, да поскорее из дому вышел, злобно оглядываясь.
Рагхильда же собралась, взяла Вальборг, служанку свою любимую, да на прогулку отправилась развеяться и планы кое-какие обдумать.

Северный Мер
Хрольв

- Так мы, энто, все отправить оброк хотели, - замялся деревенский староста, - но бандиты на дорогах лютуют… боялися мы, что до ярла нашего лишь телеги пустые дойдут. Без колес и лошадок.
- Что-то не видали мы никаких бандитов, - хмыкнул херсир, - грят, давно уж спокойно тут.
- Кто ж грит то?.. Да и впору вам лиходеев видеть, коли вас тут не меньше пяти десятков! – всплеснул руками старик.
- Ты не дерзи мне, - холодно отвечал сотник, - за утаивание налога и головой поплатиться можно. Или головами, - он зыркнул в сторону прочих крестьян.
Бонды испуганно прижались к стенам лачуг, вжались в черные провалы землянок, взирая на дружинников. Вои скалили ухмылки, похотливо поглядывая на деревенских девок, поигрывая рукоятями мечей и секир боевых. Казалось, поведи херсир бровью и от деревни не останется и следа.
- Все будет, все будет, - забубнил старик, ломая руки и грызя испуганным взглядом каменистую землю, - на завтра отдадим вам оброк!
Примерно так и протекало окончательно завоевание Северного Мера. Все двухсотенное воинство Рогволда разделилось на множество отрядов маленьких да гуляли по дорожкам, тропинкам лесным, выискивая деревеньки, селения, хуторы. Иными словами всякое место, где можно было во славу Коршуна выудить поболе – серебра, мехов, скота, хлеба, медовухи али еще чего.
Порой, конечно, приходилось силушку показать, но редко, очень редко, ибо одного взора дружинников до зубов вооруженных хватало, чтобы любой бонд растерял всякое желание за вилы хвататься.
Единственный раз пришлось воям ярла в брани крупной поучаствовать. Случилось то как раз тогда, когда Хрольв вместе с дружинниками добычей нагруженные возвращались с одной из деревень. Богатое поселение было, ничего не скажешь. Всего в достатке – и баб, и скота. Хорошую дань взяли посланцы Коршуна. Староста же то ли злопамятным оказался, то ли до сих пор не унялась в его сердце тоска по убиенному Неккви (отметить надобно, что недружелюбно к Рогволду все старое поколение было, ибо больно привыкло к кольцам гадюки, тело сковавшим) – в спину уходящим воям, коих всего три десятка было, выслал деревенских да еще и откуда-то наемников-разбойников выудил.
Засаду устроить им не удалось – вовремя услыхали разведчики шебуршение в кустах отдаленное да предупредить своих успели. Пали пронзенные стрелами к ногам Хрольва, но вои уже к бою изготовились, щиты подняв да мечи обнажив.
Короткой, но злой сеча вышла. Ворога не менее пяти десятков было – навалились со всех сторон, из густых кустарников повыскакивали. Дружинники сошлись спина к спине и на щиты приняли первый напор. Забарабанила сталь о дерево. Хруст, треск, вопли. Не выдержал кто-то из юных, пал с головой разрубленной – Хрольв сам то видел – да остальные не успели дыру залатать. Дрогнул наспех составленный строй, рассыпаться стал.
Но не зря о Хрольве по Норвегии слухи ходили, что де ныне он величайший вой, ой не зря. Ловко орудуя уже успевшим испить кровушки мечом, бросился он к бреши. Посторонились дружинники, предводителя своего пропуская. Посторонились и вражины, узнав в широкоплечем великане сына Рогволда Великого – кто ж не знал о Пешеходе, что настолько огромен, что ему коня не положено?
Посторонились, но тут же опомнились и обрушились на Хрольва. Но не тут то было. Упер Пешеход стопы в землицу хладную и не палец назад не сдвинул. Как стоял, орудуя щитом с неменьшим проворством, нежели и с мечом, так стоять и остался. И плевать ему было на то, что супротив него сразу четверо бились. Разве в такой толчее – когда врага проще за нос укусить, чем мечом достать – считают?
Уперся плечом Пешеход в щит, напряг тело богатырское да с такой силищей приложился к разбойникам, напротив сгрудившимся, что тем не помогло число превосходящее. Враз отлетело трое врагов, в ту брешь и бросился могучий сын Рогволда. Как увидали прочие вражины, что Пешеход сквозь их строй пробился да головы всем направо-налево срубает, так тут же растеряли всю спесь и в позорное бегство бросились.
Позже, когда дружинники отдышались да допросили нескольких разбойников, что в плен попали, Хрольв оборотил стопы обратно к деревне и такой трепке задал бондам, что те тысячу раз пожалели о коварстве свершенным. Добычу куда большую, нежели в первый раз, взял Пешеход.

Фиорды

Тем временем четыре драккара, воями от нетерпения изнывающими, уже достигли скалистых брегов. Грозно вздымались над мерцами отвесные скалы, предупреждая, мол, не вздумайте подступаться. Не пройдешь. Но разве для Коршуна, крыльям находчивости и изворотливости которого даже небо подвластно, остановишь скалами?..
Не долго стояли, на волнах покачиваясь, драккары. Вскоре неподалеку обнаружилась лодчонка с рыбаками, которые охотно согласились провести воев тайными тропами – за отдельное вознаграждение, конечно. Рогволд не поскупился.
Подходить к берегу небезопасно было – уж больно опасно выглядывали из воды пенистой острые клыки-рифы, посему пришлось воям оружным вплавь на тюках добираться. Благо недалеко было, далее по дну, в воде по грудь, шагали дружинники.
Ох и замысловат был путь по скалам опасным. Если б не рыбаки, долго бы бродить пришлось. Но все окончилось с наилучшим исходом. Ни один из воев не сорвался с обрыва, ни один не потерялся по дороге. К концу дня вся сотня во главе с Рогволдом, Сигурдом и Иваром стояла на вершине утеса да глядела вниз, на мерно покачивающиеся на волнах драккары.
- Ты рыбаков все ж с утеса б сбросил, - насоветовал Сигурд, скашивая взгляд на проводников, - вдруг донесут на нас.
- Толку то, - отвечал ему брат, - рядом деревня их. Ежели эти тут промышляют, то и другие тоже. Заметят корабли наши, как ни выкручивайся. Ну да нам какое дело? Мы не воевать с местными ярлами пришли, а договариваться.
- И то верно, - кивнул пират, - правду глаголишь.
На том и порешили. Проводников с дарами отпустили и по пути ими указанному зашагали.
- Тут неподалеку усадьба хозяина нашего, - отвешивая земные поклоны, прощались рыбаки, - он человек мудрый, рассудительный, обязательно вас примет…
- Еще бы не принял, - усмехнулся Ивар, - кто же не примет Рогволда Великого, когда тот в дверь стучится?..

Сообщение отредактировал НекроПехота - 7-03-2008, 10:47

Альвхеймар. Гандальв Серый со товарищи.

Видимо, крестьяне и впрямь позабыли, каков в гневе их конунг. А вероятней всего – просто не ожидали Гандальва обратно. Асы отвратили свой взор от владыки из Дома Альвов, даруя Харальду Косматому победу в боях, так что мятежные бонды забыли учесть конунга в планах. Загубленный ярл был суров и не снискал любви в землях, подвластных ему волей Асгейра. Но по сравнению с Гандальвом он казался ягненком перед разбуженным не в пору медведем. Мужики, привыкшие сеять зерно да ходить за скотиной, не были ровней дружине Гандальва. Суровые викинги, много раз обагрявшие в сече клинки, без труда сломили неумелое сопротивление, предав бондов, дерзнувших поднять топоры против конунга, показательной казни. Но дело тем не закончилось. Гандальв и Асгейр въехали в селенье, провожаемые испуганными взорами местного люда. Крестьяне сидели по домам, дабы не быть принятыми за мятежников. Кровь тех, кто предпочел сгинуть в бою, еще даже не потемнела. Но, глядя на каменное лицо Серого конунга, застывшее в маске неотвратимой расправы – хоть берись за резец да точи с него Одинов лик из полена!- говорило про то, что сие лишь начало. Кони конунга и ярла шарахались от мертвячины, опасаясь ступать по телам. Викинги бились пешими, и жеребцы, бывшие ныне под предводителями, еще не видели сечи.
- Глупая тварь! – в сердцах ругнулся Гандальв на очередную попытку испуганного коня свернуть с пути краткого. – Едва лишь вернемся в усадьбу, Асгейр, велю бить кнутом холопа того, что дал мне сию лошадь. Ужель перемерли умельцы, коней для битвы воспитывающие?
Ответа на речи те конунг не ждал. Вот Асгейр и промолчал, не желая словом неловким вызвать на себя гнев властелина. Видно было, как сбирается он темной тучей – и вот-вот блеснут молниями мечи и польются кровавые капли. Ой, не простит Гандальв ослушания!
Проехав по единственной улице, Гандальв и Асгейр спешились у дома покойного. Дружина же разошлась по доминам, не в чем себе не отказывая. Все здесь, включая схоронившихся по домам селян, понимали: не будет пощады мятежникам.
Улица селенья осталась пустынной даже тогда, когда прозвенел первый девичий крик. Бонды боялись Гандальвовых викингов, что ныне вели себя, как захватчики в покоренном селенье. Но еще больше они опасались бежать прочь. Терпение и покорность сулили надежду, в то время, как бегство или сопротивление являлись воротами в лютую смерть. Гридни ждали малейшего повода для убийства.

Уппсала. Эйрик и Др.
(с Тельтиаром)

Как вернулся конунг Эйрик домой, словно ожила усадьба его – и слуги проворнее да расторопней стали, и у Сванхильд синеокой очи ее заблестели, как прежде, и дети повеселели, отца снова видя рядом с собой. Оба – и сын, и дочка – подросли за этот год, что Эйрика не было, так, что едва смог узнать он их сразу.
Здесь, вдали от войны и привычной уже жестокости, понял вдруг Эйрик, что не хочет вновь покидать эти стены. Уют, тепло, забота, семья… Да что такое по сравнению с этим Восточный Гаутланд? Впрочем, слава ратная, что стяжал он в своих походах, стоила того, определенно стоила.
- Эйрик, - спросила его Сванхильд однажды, словно чувствующая сердцем что-то неладное, - ты не собираешься ведь снова уезжать?
Где-то там за ставнями шумел ветер и падал снег, белый-белый. Ночной холод, пробравшийся в комнату, ощущался даже когда Сванхильд всем телом прижималась к супругу.
- Нет, - отвечал он удивленно, - нет, если и уеду, то нескоро. Пока Свен в Вингульмерке, я могу не беспокоиться, уж у него-то христиане как в ежовых рукавицах. Спи и не думай о грустном, не собираюсь я тебя покидать.
Успокоилась женщина и скоро уснула. Но не знал еще Эйрик, сколь неожиданные вести ему судьба приготовила.
Утром же, после того, как проснулись все, спросила Сванхильд конунга, в то время как в трапезной они сидели:
- А помнишь ли ты, что обещал вчера мне и Бьорну?
Задумчиво Эйрик взглянул в улыбающееся жены лицо.
- Нет… ах да! Что же я… Сам ведь мальчишке сказал, что воинскому искусству обучать его стану.
- Вот то-то же, - супруга наградила его поцелуем в щеку. – Коли уж не у тебя никаких дел срочных, поди на двор, старое чучело соломенное, что в сарае лежит, на палку одень, а я покуда одену Бьорна да меч его деревянный найду.
Покорно кивнул Эйрик, в глубине души ворча, мол, не конунжее это дело – чучела сооружать. Но обещание есть обещание, тем более, что и сынишка ждет-не дождется чему-нибудь у отца научиться.
Наука же на деле больше потешной оказалась, чем настоящей, но не настоящий же меч в десять лет пареньку в руки давать – так можно и собственной головы лишиться.
- Вытяни руку, Бьорн.
Мальчишка послушно вытянул вперед руку с деревянным мечом.
- Подними повыше, - он держал меч ровно, хотя тот, пусть даже деревянный, для его роста был все же великоват. - Так… теперь ударь его!
Солома полетела в стороны, и вид у чучела стал совершенно жалкий. Юный воитель в огромном полушубке и меховой шапке выжидающе посмотрел на отца.
- Славный вой выйдет из тебя, - широко Эйрик улыбнулся, по плечу похлопав мальчика. – Будет кому сменить меня на престоле конунжем!
Сванхильд, с крыльца наблюдавшая за потешным боем, тоже улыбнулась.
- Государь! Государь! - Прервал общение конунга с семьей дозорный, стоявший у ворот усадьбы. - Люди какие-то сюда едут!
Мгновенно Эйрик в лице переменился, по старой привычке ладонь к поясу метнулась, но меча не было там сейчас.
- Сколько их? - крикнул конунг.
- Не один десяток! И знамена наши с молотом черным!
Успокоился конунг, но лишь отчасти.
- Видно, вести какие несут, - объяснил он Сванхильд, тоже заметно забеспокоившейся. - Ладно же, идите в дом с мальчишкой, я один их встречу.
Послушно кивнула женщина и забрала сына с собой, огорченного тем, что помешали какие-то люди их играм с отцом.
Вскоре в ворота вьехал человек один, остальные верховые снаружи остались, этот же, побогаче остальных одетый, спешился перед конунгом, да поклонился в пояс.
- Беда, Эйрик, стряслась.
- Какая же? - нахмурился владыка свейский. - Говори уж, не томи.
Потупил взгляд хельд, дух перевел, и ответил:
- Потерян Гиллисберг нами и иные владения в Вингульмерке.
- Что?! - вне себя Эйрик воскликнул. - Да ведь Свена ж я там оставил, как мог он земли эти упустить! Неужто.... нет, никогда в его измену не поверю, я ведь его как облупленного знаю.... и врагу он не мог уступить ни за что...
- Свен мертв, государь, - мрачно воин ответил.
- Мертв? - словно со стороны услышал конунг свой голос, непривычно тихий и враз охрипший. - Убит?..
- Он до последнего сражался, хотел спасти выживших воинов и отступить с честью, - медленно кивнул хельд.
Дрогнувшей рукой потер лоб конунг, замолчав на минуту.
- Отрадно слышать это, - произнес он наконец. - Но кто же... кто осмелился напасть на нас?
- Это руги, государь - они прошли по реке из Ранрики и напали на Гиллисберг, - немного запинаясь, начал неприятный рассказ воин. - Свен разослал людей за подмогой, но мы запоздали - сражение было быстрым и яростным, все воины, что защищали Гиллисберг, погибли.
- Руги, выходит? - насторожился Эйрик. - А с чего же они решились на..? Ладно, оставим это на потом. Нужно решить, что делать теперь...
Но в висках конунга одна только мысль билась. Отомстить. Отомстить за верного друга, который не предал земли родной, конунга своего, богов всевышних - ценой собственной жизни и жизней других воинов.
- Будь земля ему пухом, - чуть слышно произнес Эйрик, одними губами.
- Большего героя давно не видела земля наша, - кивнул гонец, а после добавил: - Он удерживал усадьбу до последнего, пока руги не поклялись, что если он отдаст им дом - то они отпустят наших воинов. Свен согласился на поединок, но когда его жизнь оборвалась - руги нарушили свое слово и убили всех, а после сожгли Гиллисберг и много иных деревень.
С горечью слушал Эйрик слова эти, вспоминая Свена, покойного ныне. Именно его смерть меньше всего ожидал он когда-либо пережить - херсир казался более всех остальных живым, жизнь в нем кипела и бурлила, равно как и нрав его буйный.... а может, они и связаны были, поди разбери. Часто в лице Черного Молота взгляды, собственным совершенно противные, встречал конунг, однако никогда против воли владыки Свен идти не осмеливался, и приказы, данные ему, выполнял беспрекословно. В бою не было равных ему по силе, ярости и искренней ненависти, которую питал он к любому врагу свеев - и благодаря которойи стяжал славу великого воителя он.
"И такого-то мужа из-за предательства мы потеряли..." Нет, никак не укладывалось у Эйрика в голове, что больше ему не увидеть Свена, не ударить своим кубком о его... Оборвали нить эту Норны, не связать вновь.
- Руги получат свое, клянусь... - сквозь зубы процедил Эйрик. - Жаль, что потеряли мы эту землю, но пуще того жаль наших воинов доблестных. Отомстить им - мой долг теперь. Я виноват - это я там Свена оставил.
- В Валгалле ныне пируют они, но не все, - продолжил гонец, взглядом виноватым за вести черные словно извиняясь. - Иных раненых руги удушили или позорной смерти предали, не вложим оружия в руки их. Я собрал всех воинов наших, что в Вингульмерке оставались - ныне земля та суть - пожарище, и увел к Верманланду. Аки лендрман у себя многих приютил, другие со мной в Уппсалу вернулись.
- Значит, были те, кто вернулись, - вздохнул конунг. - Ну нет худа без добра... Что же, выходит, собирать войско надобно да на ругов идти. В Вингульмерке не будет нам надобности более, не станем на выжженной земле сызнова все отстраивать. Как лед на реках крепкий ляжет, двинемся в путь.. а пока же - с завтрашнего дня объявлю сборы.
Внезапная мысль еще одной болью отозвалась в сердце Эйрика - как сказать теперь Сванхильд о том, что снова он покидает ее?
Отпустив вестника, вернулся в дом Эйрик, решив назавтра совет собрать да обо всем с дружинниками ближайшими переговорить.

Фиорды,
Кари и Рогволд
писали вместе с Сержиком.

Кари с нетерпением ждал Рогволда в своей усадьбе. Верные люди принесли весть о том, что близ скалистого утёса у рифов дрейфуют четыре драккара. Позже пожаловали рыбаки, которых хитрый пират прикормил звонкой монетой. Старый берсерк давно знал Рогволда и догадывался, какое дело привело его сюда. Прослышал верно ярл, что Кари разохотился посылать людей своих на битву с Харальдом, знал и то, что не шибко привязан берсерк к конунжьему роду… Оставалось только дождаться, когда Рогволд заявится на порог. И всё же приказал Кари своим воинам быть начеку и держать под рукой оружие. Пират служил теперь Харальду – только Один знает, что у Косматого на уме.
Долго ждать не пришлось. Отрок юный, весь пунцовый от вести важной, ворвался в покои Кари да вскричал взволнованно:
- Под частоколом воев толпа собралась! Грят, не меньше сотни!
И правда. Стоило выйти наружу, да подняться на палисадник, как описанная юнцом толпа предстала как на ладони: выстроились чуть поодаль от стен, усадьбу обрамлявших, собрались. Стяги на ветру трепещут, развеваются. Пляшет черный коршун, на белой ткани тканый. Значит, правду рыбаки сказали, сам Рогволд Мудрый, управитель Мера явился в Фиорды.
Однако ж, видать, не искал он ссоры с Кари. В подтверждение тому у ворот, на засов дубовый надежно запертых, стоял посланник с двумя воями статными. В одежи красивые одет был, при доспехе да оружии. Видать, не последним в дружине был.
- Привет шлет Рогволд Великий! Говорить с ярлом Кари он хочет!
Над частоколом показалась голова и плечи Эйвинда:
- Если хочет он говорить с отцом, пусть войдёт сам-третей за ворота!
- Так не спустится к нам отец твой? Где ж гостеприимство ваше хваленое? – воскликнул посланник, - чего так холодно привечаете? аль не рады гостям? Мы ж не с мечом к вам явились, а с разговором.
Люди Кари, слушавшие за частоколом речь посла, подивились: только глухой не прослышал во Фьордах, что берсерк изгнал из дома своего сына, Альвира. Была ли нужда так задевать его речами о гостеприимстве? Ответил Эйвинд:
- Зато хвалёную мощь конунга Харальда видно издалека - сотня воинов ходит разговоры разговаривать! Будет для вас вдоволь пива и снеди, только сначала пусть войдёт ярл за ворота и поговорит с лендрманном.
- Ворота откройте сначала! – рассмеялся посланник, обернулся и рукой махнул, мол, хорошо все.
Вскоре у порога усадьбы сам Рогволд объявился, а за спиной не меньше десятка гридней вместе с посланником, который, как выяснилось, старшим сыном его был.
Уверенным шагом ступал Коршун, оглядываясь внимательно, испытующим взглядом выискивая равного – с кем бы побеседовать мог.
Откинули дубовый засов люди Кари и растворили ворота - не полностью, по одному войти. Викинги расступились - от усадьбы шёл неторопливо сам старый берсерк. Не было при нём оружия, сам он был в расшитой рубахе и высоких сапогах. С прищуром посмотрел на ярла:
- Постарел ты, Рогволд... - затем радушно распростер руки, - Пусть всегда прибудет над тобой десница Одина, а Ньёрд посылает попутный ветер! Будь моим гостем и отведай моего пива! - Кари указал на свой дом, приглашая Коршуна и его спутников.
- Время никого не щадит, - отвечал тот, не колеблясь принимая приглашение и направляясь к порогу, - есть дело у меня к тебе. Большой важности.
- Нет большей важности, чем угостить старого друга! - возразил лендрманн. Когда дверь за гостями захлопнулась, он кивнул на накрытый стол. Кари занял главенствующее место за столом, рядом сел Эйвинд, кивнув на почётные места для гостей. Всего в усадьбе было не больше десятка человек - ближние воины Кари. Берсерк заговорил, радушия в его голосе поубавилось слегка:
- Если старый друг заявляется на твой порог во главе войска - значит грядет большое немирье во Фьордах... Но ты пришёл говорить. Что же, выкладывай, а мы послушаем.
- Большое немирье, гришь, - сказал Рогволд, присаживаясь на отведенное ему место, - без смертей, да, не обойдется, но в наших с тобой силах, Кари, вместо поубавить их число. Значительно. Однако ж давай чуть отложим эти разговоры…
Чтобы не расстраивать хозяина и показать себя благодарным гостем, Коршун потянулся к яствам обильным, стол украшавшим. То же сделал и сын его, Ивар, рядом с батькой сидевший. Некоторое время мерцы угощались, и с уст их слетали исключительно комплименты застолью. Наконец, когда первый голод был утолен, Рогволд откинулся на спинку деревянного кресла и приготовился говорить.
- Видишь ли, Кари. Конунг твой Вемунд затеял большое зло. Вздумалось мальцу, поверх которого Снорри Разрушитель Драккаров свои интересы свободно пропихивает, спуститься на юг да в одиночку удачи супротив Харальда пытать. О том, что Вемунд войско собирает, всем уже известно. Да вот только к чему войско ему это? На мой взгляд, ему легче загубить свои две тысячи прямо тут – под жертвенный нож, словно баранов воев отправить. Хоть богам какая-то угода выйдет, а так мужи без толку всякого помрут. Харальд ведь, поди, не менее пятнадцати тысяч может выставить.
Рогволд прервался на несколько секунд, изучая лица слушавших его викингов. Как встретят их сердца слова его?
- Есть вам резон погибать за одержимого духами прошлого конунга? Стоит ли посылать сыновей да мужей на то, чтоб они поплатились головами за дурь и спесь юнца? А ты погляди как он за эту спесь цепляется – налоги ужесточил, отменил возможность откупаться от воинской обязанности. Одним словом, твердо решил в крови чужой искупаться. В наших с тобой силой, Кари, бойню предотвратить.
Складно говорил Рогволд, но воины стали переглядываться: "Как так? Предать конунга, подвести под Косматого? Да ведь тот сам не чурается неповинных в крови купать! Уж сколько люда и Мера бежало, когда легли в битве Аудбьерн и Арнвинд, небось добра от Харальда никто не ждал!" Кари слушал запустив пальцы в седую бороду. Затем заговорил:
- Против Вемунда идти сейчас - много врагов себе нажить... Ты предлагаешь мне сменить сторону и сменить вождя. Но что станет с моими землями? Крепко держит Харальд-конунг ярлов в ежовых рукавицах... Что получат мои люди взамен нынешней свободы? Рабство?
За столом одобрительно загудели. Хитро повёл речь Кари, не о себе - о людях своих и землях. А во взгляде его, направленном на Рогволда, читалось явно: "Обещай, обещай... а я послушаю. Над моими людьми нету твоей власти - как я решу, так тому и быть."
Так ответствовал Коршун, хищно потянувшись вперед, словно добычу учуяв:
- Со своей стороны обещаю, что не будет вам кабалы после смерти Вемунда. Земли эти отойдут моему роду, а мой род при Харальде одним из первых стоит. Чай не просто так держу Мер Южный и Северный да и Транделаг весь в придачу. Иными словами, смогу постоять за друга своего, ежели у того нужда в том возникнет.
Вновь взял короткую паузу Рогволд, в глаза и лица вглядываясь.
- Да и ты, Кари, должен понимать. Что после того, как Вемунд умоется кровью, Харальд сам придет в Фиорды. И не с разговорами да предложениями, как я к вам сегодня явился, а с мечом и огнем. Сами знаете, мало чего остается в той земле, по которой воинство Харальда прошлось.
На этот раз Кари слушал, удивленно приподняв брови. «Вот те на! Думал, сейчас наплетет невесть чего… а он никак решил правду сказать!» Воины за столом восприняли сказанное как угрозу, зашумели, над столом понеслись выкрики:
- Мы свою свободу мечом взяли!
- Нету веры Харальду-конунгу!
Кари стукнул кулаком по столу пресекая спор:
- Слышал ли ты, что говорят мои люди?
Помолчал немного, глядя прямо на ярла. Затем завел речь издалека, обращаясь к своим людям:
- Этим летом ходил мой сын со своими людьми в поход против воли конунга… Половину добычи пришлось отдать Аудбьерну, чтобы откупиться от бойни. Половина награбленного осталась. Так получили мы больше, чем другие: вместо верной гибели – кольца и браслеты нашим женам и сестрам, а себе славные мечи и брони.
Кари сделал паузу, давая своим войнам и ярлу обдумать сказанное, затем продолжил:
- И сегодня получим мы больше других. Спросите у людей за околицей, сытно ли живут они у Харальда-конунга, вдоволь ли у них ратной добычи? Вемунду никогда не собрать войско, подобное полчищам Харальда. Так где же нам быть – между молотом и наковальней, или тот молот держать?
Воины молчали, переглядывались. Затем снова загудели, одобрительно. А Кари закончил:
- Пусть теперь уйдут все из дому, кроме Рогволда, Ивара и тебя, Эйвинд. Передайте другим викингам наш разговор. Вечером будем тинг держать. И отоприте ворота, сегодня не будет сечи – старый друг приехал гостем ко мне. Он слово не нарушит. Мне же нужно с ярлом другое дело обсудить.
Воины стали подыматься со скамей, благодарить хозяина за угощенье. Скоро за столом остались только Рогволд с Иваромс одной стороны и Кари с Эйвиндом с другой.
- Мои воины слушают меня и верят мне. Но по-настоящему убедить их будет непросто – но это моё дело. Твое же дело, старый продоха, убедить меня, что дело того стоит. Обещает ли конунг мне тёплое место в дружине? Обещает ли он ратные походы и славную добычу? Обещает ли он оставить мне мои земли?.. Пока ты обещал лишь смерть тем, кто ослушается Косматого, но ты ведь сам служишь ему не из страха, верно?
Заулыбался широко Коршун, бороду короткую, аккуратно остриженную пальцами лаская. В таких разговорах он был известный мастак, а убедить того, кто уже готов слушать, и подавно большого труда не стоит.
- Не из страха, не из страха. Твоя земля останется за тобой и, кто знает, наверняка средь прочих ярлов найдутся и такие, кто окажется достаточно глуп и решит держаться Вемунда. Часть их владений тебе отойдет – в награду за то, что не нарушаешь дружбы нашей старинной да и за рассудительность тоже. Что касается походов и добычи… - тут Рогволд сощурил глаза хитро да лукаво, - по секрету тебе скажу, что Харальд давно заглядывается на англов земли. Там богатств всяких столько, что каждому поживиться чем найдется. Никто из воев обиженным не уйдет. А ярлы и подавно.
Кари довольно ухмыльнулся:
- Ну что же, мои люди пойдут за тобой. К твоим четырем кораблям добавлю я два своих драккара. Но взять его будет не так просто… Мальчишку охраняют воины Снорри.
Берсерк задумался. Затем улыбнулся:
- Недавно затаил Торстейн зуб на Вемунда. Знаешь, небось, что сестру родную вернул он конунгу? Так не то, что награды – доброго слова от того не услышал!.. Есть у меня мысль. Попросим Торстейна зазвать конунга в гости – тот ему доверяет, а я пошлю гонца к Снорри и пообещаю привести Вемунду своих людей. Когда Торстейн закатит им праздничный пир и все воины налижутся как свиньи, мы перебьем охрану, а самого конунга свяжем и доставим Харальду. Уж тогда точно наградит нас Косматый должным образом. Что думаешь?
- Прекрасный план! – кивнул Рогволд, - славно было б еще и самого Снорри схватить. Уж больно братец мой Сигурд на него злился. Впрочем, это уже другой разговор. А что касается Вемунда – хорошо придумано. Слыхал я про его манеру пирушки за чужой счет закатывать, пущай поплатится.
Сказав это, Коршун помолчал и добавил.
- Не забуду помощи твоей, Кари. Как все закончится, сполна награду получишь.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 9-03-2008, 12:23

Фиорды. Эйвинд-Ягнёнок у херсира Торстейна. Затевается злое дело.

Кони у ворот горячились и всхрапывали, всадники, коих было пять человек, также проявляли нетерпение. Наконец, ворота отворились и впустили всадников на широкий двор, где уже стоял Торстейн со своими людьми. Херсир вплеснул руками:
- Эйвинд, сын храброго Кари! Как поживает твой старик?
Ягнёнок спешился и поклонился херсиру:
- Здравствуй Торстейн! Отец здоров и тебе передает пожелание удачи и богатства. Я приехал, чтобы говорить с тобой от его имени.
Торстейн скривил губы в усмешке:
- Значит, мне говорить с тобой, как с лендрманном? А ты не слишком ли молод для этого?
Эйвинд пропустил насмешку мимо ушей:
- Слова его велено передать тебе лично, наедине.
- Почему же сам он не приехал? Не пожелал навестить своего друга?
- У лендрманна гости… А дело, с которым я приехал – срочное, отлагательства не терпит.
Торстейн хитро посмотрел на Ягнёнка:
- Гости, значит? Нынче кроме конунга мало кто по гостям-то ездит… Ну, проходи в мой дом. Там лишних ушей нет – там всё и обсудим. А люди твои пусть идут в дружинный дом – там им накроют стол. Только урожай в этом году скуден был, вы уж не обессудьте.
Эйвинд велел сопровождавшим его воинам привязать коней и идти в длинный дом, сам пошел вслед за Торстейном. Херсир привел его в небольшую клеть в своем доме – две лавки по стенам, низкий столик, да сундук в углу.
- Садись, рассказывай, чего Кари велел передать?
Разговор начинался не так, как планировал Ягнёнок, о деле говорить было покамест рано:
- Интересуется отец, как дела в усадьбе? Хватает ли зимних запасов, вдоволь ли едят твои люди?
- Не жалуемся. – отрезал Торстейн. Он уже уловил, что Эйвинд хочет выведать у него что-то, о чём ходят слухи, но что неизвестно наверняка. Вот только хитрости молодому викингу явно недоставало. На лбу у него было написано: «Нужна нам помощь твоя, херсир»… вот только помогать кому ради слов пустых – не его, Торстейна, обуза.
Эйвинд вздохнул:
- Хорошо то… Весть шла, приезжал к тебе Вемунд конунг.
- Был давеча – седьмицы три назад уехал. А к вам, стало быть, не собрался?
- К нам пока не доехал. – Эйвинд покачал головой, - Также говорили люди, что ты вернул ему родную сестру, Хильд.
- Вернул, было то. От агдирцев она бежала, а рыбаки мои подобрали. – кивнул Торстейн.
- Так может, правда и то, что конунг, прогостив у тебя седьмицу с сотней хирдманнов и ярлами, не наградил тебя за спасение сестры?
Торстейр с притворным безразличием пожал плечами:
- Конунг сам знает, когда награждать, а когда наказывать нас. Я ему не указ.
Ягнёнок замолк. Дело принимало воистину неожиданный оборот: по словам Кари, жадный Торстейн должен был уже поносить Вемунда на чем свет стоит, но… Неужели конунг и Снорри Крушитель Драккаров настолько его испугали? Может ли такое быть, что Кари ошибся с ним? Неужели он не поможет?
- Так чего лендрманн-то передать велел? Али язык ты проглотил? Может, попросить, чтобы пива тебе принесли – горло смочить? – прервал его размышления Торстейн. Эйвинд собрался с духом и выпалил:
- Отец просит тебя пригласить конунга вновь к себе в усадьбу!
Тут-то Торстейн и не выдержал:
- Чтобы он привел вновь сюда свою ватагу, а я, как проклятый, стол для них собирал целыми днями?! Да еще рожу этого мерзкого Снорри пред собой видел постоянно?! Знаешь, Эйвинд, сын Кари из Бердлы, возвращайся-ка ты к своему отцу и передай, что ежели хочет он с конунгом за одним столом попировать, так пусть к себе в усадьбу его приглашает! Я этого сопляка принимал как самого Хеймдалля светлого, а он даже плату обещанную до сей поры не прислал! И еще войско с меня требует!
Довольно ухмыльнулся Эйвинд в ладонь: «наконец-то достал я тебя, прохвост ты эдакий!». Затем примирительно поднял руки:
- Дай же договорить мне, почтенный херсир! Уже сказал я, что гостит у моего отца важный человек. – Ягнёнок глянул в дверной проем – не идёт ли кто? Там было пусто, и он продолжил тихо:
- То сам Рогволд-ярл, а с ним сотня воинов.
Торстейн прикусил язык, и тоже из клети выглянул. Затем проговорил, понизив голос :
- И что же Рогволд отцу твоему сказал, а мне передать велел?
- А то, - Эйвинд почти на шепот перешел, - Что коли пригласишь ты к себе Вемунда, да посулишь конунгу, что приведут к нему Кари из Бердлы да Ульв Бьяльвиссон своих воинов – будешь ты награжден, да так щедро, как сам и помыслить не посмел бы.
Алчно загорелись глаза херсира, и тем выдал он себя с головой:
- Я много злата могу представить себе... Что же замыслил Рогволд – неужто Вемунда и его людей извести под корень?
Ягнёнок только кивнул. Херсир помолчал, затем кивнул:
- Ну что же, если обещает мне Рогволд золото из закромов самого Харальда Косматого, то уж верно наградит он меня достойно за голову конунга Фиордов!
Эйвинд довольно кивнул: дело было сделано. Торстейн поднял глаза:
- Ну что же, теперь давай подробнее план ваш обговорим…

Сообщение отредактировал SergK - 10-03-2008, 16:58

Харальд конунг (соскучились по нему?)
с Дарки

Так уж случилось, что не смотря на время не малое, проведенное в Халагаланде Северном за пирами и забавами, слухи о кончине преждевременной славного лендрмана Сигурда, отца Сигрид-красавицы, до конунга добрались, когда он уже корабли в путь обратный отправил, к Транделагу и усадьбе Хладирской, что ему как родная уже стала, да где его жена дожидалась и ребенок, коему родиться уже срок подходил.
Купцы встречные поведали, что найден был Сигурд в своем подполе с головою проломленной, а до того на пиру грозился, что коли клятва его неверна - так пусть Тор его Мьельниром своим сразит. Вот и допросился. Улыбнулся тому конунг, но вида не подал, отпустив торговцев дальше в Финнмарк, сам же к Хакону молодому пошел, что на корме находился.
Хакон, заслышав зов конунжий, не стал томить властелина и родича: тотчас пред очи предстал. - Звал ты меня, Харальд конунг? - спросил он у властителя. - случилось что, не дай Один худого, али просто ты заскучал ты в пути долгом?
- Услыхал я историю занятную, - отвечал Хальвдансон. - Хотел мнения твоего спросить.
- Слух мой к услугам твоим, - отвечал Хакон с поклоном. - Скажи, что тебя поразило. Сколько зим живу я на Севере - а все так же дивлюсь воле асов - и делам люда норвежского. Будто мальчишка, а не вой, мечом опоясанный.
- Помнишь, старый Сигурд клялся, Тора в свидетели призывая,
- Было дело, - усмехнулся конунжич транделагский. - Слышал я сам. как старик речи те баял.
- А под утро его нашли с головою разбитой, - Харальд улыбнулся. - Не иначе - Тор сам и поработал.
- Воистину, надо быть осторожнее с клятвой богам. Говоря честь по чести, Сигурд этот был мужем чести невеликой, - скривил губы Хакон младой, - иначе не ставил бы условия Барду. Любая девица за мужа такого руку по локоть отдаст - а ухватит, а он рядить вздумал. Серебра, видать, мертвяку мало было. Такой и богов обманет, только дай выгоду. Помер - и Тюр с ним.
- Да, негоже ему было богов на суд призывать, - согласился конунг, рядом встав с дрижинником, да в даль морскую вгляделся. - Но уж коли Асы сами так рассудили, то и мне скрывать не зачем, что смерть эта по сердцу.
- Значит, ты - законный наследник Высокого, коль сердца ваши одинаково бьются, - ответил на то транделагец. - Люди покорны заветам богов, но, ежели веления их будто собственные решения принимаются и в груди тепло порождают - то знак избранности. Люб ты асам без меры. Сие - лишь подтверженье того.
- Вериться мне - то знак, что и дальше будет нам успех сопутствовать во всем.
- Значит - то истина. Кому, как не конунгу прозревать будущее? Жрецы читают знаки по кишкам жертв, но лишь ум великого повелителя способен приблизится к пониманию замысла Игга.
Гордо вскинул голову, копною волос длинных тряхнув, Харальд, приятна ему лесть была, но еще приятнее что умирали те, кто супротив власти его становился.

Уппсала, Эйрик.

- Что случилось? – таков был вопрос, Эйрика застигший, сразу же, как вошел он в дом. Сванхильд смотрела на него если не с испугом, то с тревогою точно.
- Мы потеряли Вингульмерк, - отрывисто конунг бросил. – Руги напали на наши владения. Свен убит, почти все воины тоже.
В бессильной злобе он опустился на лавку, сдавил виски пальцами, так что кончики их побелели.
- Они обманули его, - прорычал он, - подлые предатели… Я не я, если не отомщу за друга!
- Подожди… - супруга присела у ног его, положила теплую ладонь на колено мужу и заглянула в глаза. – О мести ты говоришь? Значит, все же покинуть нас собираешься?
- Не прямо сейчас, Сванхильд, - отвечал Эйрик, - войску ведь время нужно на сборы, да и решить нужно, куда именно отправляться нам войной…
- Но разве непременно ты должен отправляться вместе с ними?! – воскликнула женщина. – Почему Вальгарда во главе рати не послать на ругов?
- Это вопрос чести, жена, - конунг резко встал, выпрямился во весь рост, глаза его метали молнии. – Я поклялся отомстить.
- А мне ты раньше дал обещание не покидать нас прежде времени, - Сванхильд схватила его за руку, сжала ее обеими ладонями, узкими, бледными, тонкопалыми. – Эйрик, посмотри мне в глаза. Я год, целый год, коли не больше, тебя не видела, дети тоже. Они вырасти без тебя успели, ты и сам ведь заметил! Нападение это, убийство Свена – ужасно все это, я понимаю… Но почему в одночасье должно разрушиться теперь все, что едва только восстановилось?!
Удивленный такой речью обычно немногословной супруги, владыка свейский вдруг почувствовал – она права. Сейчас он взбешен, полон решимости нанести ответный удар ругам, но в запале таком стоит ли принимать решение?
- Я… - слова застряли комом в горле. – Я ввечеру созову совет, где мы все обговорим. Обговорим спокойно и без спешки. Там… там будет видно. А пока же… обними меня, Сванхильд, и не думай пока о разлуке.
Прильнула к груди Эйрика женщина, крепко и горячо обняла, и только капелька-слеза по щеке из уголка глаза покатилась.

На совет собрались многие знатные херсиры и ярлы; Вальгард, среди них бывший, больше других скорбел по погибшему в поединке товарищу. Сын его желанный, рожденный не так давно, не иначе как по волшебной воле Норн Свеном был наречен. Удивительное дело – при жизни Черного Молота вечно разногласия находились меж ними, а смерть словно стерла границы всех ссор и раздоров.
- Видится мне, - говорил один из мужей, седобородый уже, хоть и не старый еще, Альмод, - что из всех племен ругов рогаландские никак не могли напасть на Вингульмерк – с Харальдом они воюют, не дело им нас ослаблять да свои силы тратить на поход этот.
- Да и про баварских сразу забыть можно, - вставил Вальгард, - слишком далеко они.
Эйрик, с лицом, думой омраченным, наконец произнес:
- Я тогда больше склоняюсь к мысли, что на Хольмагард нам войной идти следует. Ведь, помнится мне, Эйнар Однорукий, которому Вингульмерк-то принадлежал ранее, прежде в Хольмагарде около десятка лет провел.
- А руяне да ругейландцы как же? – вмешался Кнуд, херсир, хладнокровием своим известный. – Знаешь ведь, конунг, что только разбоем и грабежом промышляют они. Что помешало бы им на Вингульмерк обратить свои корабли?
- Я и не забывал о них, - махнул рукой Эйрик, - да только не отправишься же в три места одновременно, хоть я и рад был бы.
- Мы об одном забыли, - Вальгард встал, привлекая к себе внимание. – Они столько добычи увезли с собой, что не смогут ей не похвастаться. Да и о том, что свеев так потрепали, тоже навряд ли умолчат.
- И ты предлагаешь…? – нахмурился, сосредоточившись, Эйрик.
- Я предлагаю купцов послать к ним ко всем под предлогом, понятное дело, торговли. А те пусть расспросят там, не ходил ли кто на свеев летом. Не думаю, что умолчат о подвигах своих руяне, ругейландцы или Хольмагарда жители.
- Здравая мысль, и в самом деле, - согласился конунг. – Значит, покуда только разведчиков отошлем к ругам, а сами потихоньку, но будем оружие готовить к тому, чтобы кровью его обагрить.
На том и порешили свеи, чему несказанно обрадовалась Сванхильд, а следующим днем уже люди торговые отправились в путь…

Хильд и Вемунд

Хильд металась как в бреду, на миг выплывая из горячего угара. Ей казалось, что кто-то положил ее в бане и забыл об этом. Ее тело было покрыто липким потом, хотя он не был холодным. То накатывал, то отступал лихорадочный бред, она не осознавала себя, как и не могла понять, что происходит вокруг. Периодически лба касалось, что-то прохладное, но это не приносило облегчения. Девушка, вновь падала в жар и видения. Приходил Арнвинд, она видела его живым, он смеялся, потом появился Аудбьерн, который вручал ей Малыша. Но она твердо была уверена, что рысь уже выросла и большая.
Постепенно выбиралась мерийка из этих огненных пустошей, в которых не было ничего кроме боли и братьев.
С трудом разлепив веки, она мутным взглядом обвела комнату и пересохшими губами, прошептала:
- Пить.
Кто-то, сидевший рядом, провел ей мокрой тряпицей по лбу, холодные капли стекли к уголкам губ.
- Пить, - повторила Хильд, пытаясь подняться и сесть, но общая слабость не позволила ей сделать этого. - Что со мной?
Вопрос сопровождался падением девушки на подушку.
- Ты потеряла ребенка, - голос старухи раздался откуда-то сверху. Служанка снова смочила ее лоб.
- Чей это был ребенок? - На этот раз в голосе конунга звучала безжалостная твердость.
Сначала Хильд почти задохнулась от горя, которое затопит любую осиротевшую мать как разбушевавшееся море прибрежные скалы. Но потом, печаль отступила, когда поняла мерийка, что не стало бы жизни ей и ребенку.
- Харальда видать, - глухо голос ее звучал, с хрипотцой из-за горла пересохшего. - Али ты думаешь он кровь мерийскую уважал?
- Сжечь, чтобы и пепла не осталось! - Скрипнув зубами мальчишка приказал, а после руку сестры сжал в ладонях. - Он и за это заплатит.
Хильд глаза закрыла, к словам брата прислушиваясь, слезинки в уголках глаз сверкнули.
- Что слышно о Мере?
- Ты отдыхай, - склонился над ней Вемунд. - После расскажу.
- Но..., - едва выдохнула девушка.
- Не стоит тебе волноваться, девонька, - прошамкала старая служанка сзади. - Крови ты много потеряла, оттого и слабость такая.
- А если я неведеньем терзаться буду? Это лучше? - упрямо Хильд повторила.
- Не думай об этом сестра, я конунг - я все улажу, - мальчик говорил уверенно.
- Может быть ты и прав, брат, - прошептала девушка. - Только я это изнутри видела. И это страшно.
- Теперь ты в Фиордах и все будет хорошо, - пообещал конунг.
- Я верю тебе, брат, но мне страшно.
- Отдыхай, сил набирайся, - Вемунд попрощался с сестрой и вышел, оставив ее на попечение служанок.
Хильд закрыла глаза в надежде, что сможет уснуть. Только сон не шел к ней более.

(С Тельтиаром)

РАНРИКИ.
(с Тельтиаром)
Гонец из Сарасберга в ворота Виккена вьехал один - да и чего ему было бояться, человеку, посвятившему свою жизнь служению Асов (о том посох говорил, у седла притороченный). Но вот зачем прибыл он к Хареку Волку?
Стражи встретили его хмурыми взглядами, явно показывая ему, что он здесь гость непрошенный. Памятуя о прошлом появлении жреца, ирландцы и норманны из дружины Харека явно не были рады визиту еще одного жреца. Кто знает, что у него там на уме?
Впрочем жрец их тоже одаривал взглядом высокомерным и гордым, а с коня спешился лишь у крыльца усадьбы самого:
- Надобно мне немедля Харека ярла видеть, - сказывал он.
-Завтра с утра увидишь, жрец . - ответил дозорный. - нынче он почивать пошел. Негоже его с постели поднимать.
- Я ему от кюны веление привез, - процедил жрец. - Негоже меня ждать заставлять.
Стражник нехотя отворил ворота, пропуская жреца внутрь.
- Располагайся в покоях для гостей. Харек примет тебя завтра.
- Ну смотри, хирдман, - хмыкнул Трюггве. - Пока пусть поесть принесут.

Поужинав наскоро, да побранив христиан в полголоса, лег спать Трюггве жрец, под утро же вновь потребовал, чтобы к Хареку его провели.
Но и утром его не спешили к Хареку отводить. Хирдман, потаращившись на облачение жреца, ухмыльнулся. пообещав что соощит конунгу. но конунг сейчас заня сильно , и когда он принят гостя сможет,он не ведает.
- У меня дело от кюны, - напомнил Трюггве. - Коли узнает она, что вы меня ждать заставили!
- Поелику наш господин сможет, примет тотчас же. Я скажу ему, что дело важное.
С этими словами хирдман скрылся за дверями. Но прошло не менее часа, пока хирдман вернулся с товарищем, и сообщил, что ему велено отвести гостя для трапезы в покои для приема гостей, и угощением попотчевать, а потом уже и хозяин к нему выйдет.
Пробормотал что-то зло жрец, но все же за воином пошел, да трапезы вкусил поданной.
Стол был накрыт с запасом. Хлеб, пироги и пряники испеченные на меду, куски вяленой и копченой рыбы, несколько кувшитнов с пивом и еще какого-то кислого напитка, да пучки зелени и миска с капустой и нарезанными овощами. Видно было, что гостей здесь ывает много. и угощения хозяин выставляет щедрые.
- Где же ваш господин? - у слуг спросил он, голод утолив.
С голодом, как ни странно, и раздражение улеглось.
- Господин уехал хозяйство осматривать. Случилось что-то нехорошее, вот он с утра пораньше выехал. Я к нему не успел, чтобы о прибытии вашем сообщить. Но к тнему уже послали вестника, и мне сказали, что скоро он вернется.
- Да что вы за дурни! - Взьярился на него Трюггве. - Я второй день жду, а ты, песий выродок, не можешь своему ярлу сообщить!
- Сообщили уже. А тебе жрец, не следовало бы гостеприимством нашим пренебрегать, а тем паче оскорблять бранью род мой славный. За это кровную месть схлопотать можешь!

В это время дверь отворилась , и в зал вошел Харек, сопровождаемый пятью хирдманами. Все были выпачканы в золе, и от них несло гарью и конским потом.
- А вот и господин наш, - радостно сообщил хирдман.
- Что, по хлевам ходишь, ярл? - Усмехнулся жрец.
- Если в тех хлевах запасы на зиму, то не только по хлевам ходить будешь, - ответил Харек, вытирая ноги об сено, расстеленное в прихожей.
- Я к тебе из Сарасберга приказ принес, - оборвал его Трюггве.
Харек уселся за стол, и следом уселись сопровждавшиеего хирдманы.
- Ну так говори, с чем пожаловал.
- Оттара Рваного в твоих землях видели, а то человек беззаконный и подлый, - жестко жрец начал. - И долг всякого конунжего слуги его головой выдать!

- Оттар Рваный больше не мой хирдман. - ответил Харек. - Я освободил его от клятвы, и впредь он не будет появляться в моих землях.
- Почему же ты его не схватил, когда возможность была?
- Потому что не по обычаю это. - ответил Харек. - Он был моим человеком, и когда попросил освободить его от службы, не мог я ему отказать. Всякий кто со службы уходит имеет право уйти свободно.
- Убив верховного жреца? Или ты сам крамолу какую задумал?
- Какого жреца? О чем ты? -удивился Харек.
- А ты не знал, значит, что Оттар Фредрика погубил!
- Не знал, - ответил Харек. - Говорил лишь, что его схватить пытались, но он тех воев побил, вырвался и сбежал. А после уже поздно его рассправшивать было, потому что он ушел, и более сюда не вернется уже.
- Складно баешь, ярл, - брови сдвинул посланец. - Но коли узнаем мы, что лжешь ты - тяжко тебе придется.
- Ни к чему мне лгать. Или ты обычаев не знаешь, жрец? Покуда он мой человек был, я его защищать был обязан. А раз он перестал быть моим человеком, то отпустить его я должен был прежде, чем мне его ловить по обычаю дозволено. Теперь не я уже, а он сам за себя отвечать должен. Если за убийство жреца вашего вира какая полагается, то готов я ее выплатить.
- Вира? -всричал один из хирдманов. - За то что хирдмана ярла схватили и казни лютой предать пытались без суда и без тинга, и тебя. ярл, в известность не поставив?
- Значит люди твои про убийство знали, а ты и ведать не ведал, - оскалился Трюггве.
- Знали лишь, то что он сам рассказал. Никого из Саросберга кроме него не было. Да и узнать мы не могли многого, потому что свеи под боком были.
- Как удобно. Виру все равно выплатишь за жреца, - заключил служитель асов. - А про то, как ты обычаи блюдешь, нам тоже ведомо.
- Тебе ли меня упрекать, жрец. что обычаи не соблюдаю?
- А кому иному, как не мне.
- И какие же обычаи, я по твоему нарушил? -Харек говорил спокойно и уверенно.
- Дочь твоя должна быть в жертву принесена была, - улыбнулся в усы густые Трюггве. - Или не так, скажешь?

- Ты не хуже меня знаешь, что этот обычай неправедный придумал и ввел, и чем он руководствовался. Нынче год урожайный, и голодная смерть не грозит никому. Кроме того, она дочь ярла, и иному богу посвящена уже была. И от жрецов я откупился уже, если уж так гнева богов они опасались. Или же все конунги должны теперь пример того конунга наследовать, который за молодость и долголетие своих сыновей в жертву приносил, и последнего заклал за победу? Но и это ему не помогло, как ты должен помнить.
- Иные боги тут власти не имеют, - зло процедил Трюггве.
- Если бы не имели, то и не чтили бы их тут. - ответил Харек. - Боги повсюду власть имеют, где их почитают.
Оскалился жрец, была бы сила у него в земле этой - точно велел бы со всех кресты снимать, да плетьми бить до смерти, но сейчас он один был среди иноверцев, а потому унял злобу:
- Кюна Рагхильда в добросердечии своем, согласилась, что мог ты от Асов подарками дорогими откупиться.
- Кли сами асы непротив, то и кюне против быть не след, - сказал кто-то из хирдманов.
- А этому стоит язык вырвать, чтобы не болтал больше дозволенного, - излил злобу накопившуюся на воина Трюгге.
- Аудмунд, помолчи, покуда тебя не спрашивают. -строго сказал ему Харек. - А кому что вырвать или не вырвать, это уже мне тут решать.
- Ты Харек с огнем играешь.
- До сих пор я и Белого бога чтил, и асов не забывал. И никому от этого хуже еще не стало. Наоборот, где еще в землях северных найдутя земли столь цветущие и обильные?
Жрец промолчал, и посомтрел на Харека таким взглядом, который бы насковзь его мог прожечь.
- Значит для того ты только приехал, чтобы спорить, кто каким богам должен молиться, и лишь за тем тебя к нм кюна посылала? -спросил Харек с иронией. - Или еще какие всти есть. которые я знать должен?
- Еще кюна желает, чтобы дочь ты ей на воспитание отдал, - процедил мстительно Трюггве.
- Прямо сейчас? Ведь положено когда лет 5-6 исполнится?
- Кюна так велела...- ответил жрец жестко.
- Ее еще молоком вскормить нужно. - сказал Харек. - Моя супруга ее сама вскармливает, и даже в руки кормилицам не дает. Тогда ей с ребенком придется ехать. Или кюнаменя заодно и супруги решила лишить?
Стиснул зубы жрец, но поспорить было сложно - не брать же вместе с младенцем и мать его. Ославят не хуже Торлейва только за намерение такое.
- Так что покуда ребенка от груди не отнимут, то и обсуждать нечего. - сказал Харек. - Еще как жена решит. Я понимаю, что это почетно, но тут не мне решать.
- Да уж, не тебе, - жестко Трюггве процедил. - Когда девочке исполниться два года, я за ней вернусь.
- На том и порешим. - ответил Харек.
А сам при этом подумал. что кюна уже последнего ума лишилась, если грудного младенца на воспитание к себе потребовала. Вернее в заложники. На этот счет Харек иллюзий не питал. И сразу подумал про дочь Асмунда. Не отдаст Гиллеад свою дочь. в этом он был уверен. А потому план хитроумный у него в голове созрел.
- С дани положенное не забудь в Сарасберг уплатить, - хмуро бросил жрец, из-за стола поднимаясь. - За хлеб-соль благодарствую.
- Погоди, ты не сказал. сколько мне виры выплатить следует.
- А ты отсчитай сам и поглядим, насколько ты жизнь жреца верховного ценишь...
Харек молча протянул жрецу с пояса кошель с деньгами.
- Этого хватит?
Жрец схватил кошелек, и повесил к себе на пояс. Затем молча повернулся спиной и покинул зал.

Фиорды

Спустя несколько дней, после того как разродилась Хильд, мертвеца из чрева своего исторгнув (о чем уже по всей усадьбе судачили, да и за пределами ее - порою говоря, что Харальд сам отродье хелево, оттого и ребенок мертвый был), Вемунд покоя сестры до того не нарушал больше, но вот велел Снорри позвать дабы держать с ним разговор.
Снорри, тем временем, воев гонял до седьмого пота, надеясь, что успеет их натренировать до того, как Харальд придет со злым умыслом во Фиорды. Когда ему веление конунга передали, накинул он плащ на плечи обнаженные, да как был от труда ратного потом покрытый, с волосами мокрыми к Вемунду и явился.
- Ну на кого ты похож, - с усмешкой ему мальчик бросил, со скамьи поднимаясь. - Не мог умыться прежде?
- Извини, конунг, но я с воями тренировался, а не на полатях лежал.
- И как, хороши воины?
- Сносно.
- Помнишь ты Торстейна херсира? - Сменил разговора тему Вемунд.
- Ну помню, как забыть, - отозвался Снорри. - А что стряслось-то конунг?
- В гости нас зовет, говорит сумел увещевать берсерка Кари и Квельдульва дружинников мне дать, - пояснил конунг, вновь на скамье располагаясь, да ярла жестом рядом сесть приглашая. - А ты ему не доверял.
- А я ему и сейчас не доверяю, - опускаясь на скамью, мрачно заявил Снорри. "Ох, темнит херсир, нутром чую".
- Ты никому не доверяешь, - напомнил Вемунд.
- И потому жив пока.
Вздохнул юный конунг, в ладоши хлопнул - тут же слуга в дверях появился, точно ожидал когда его владыка позовет.
- Принеси меда два рога, - велел мальчик властно. Раньше-то брат ему напитков хмельных пить не позволял.
Неодобрительно Снорри на слугу посмотрел, взглядом медовый хмель водой разбавить велел. И понял слуга, что не жить ему коли ослушается он Снорри.
- Надобно нам к Торстейну идти, покуда Ульв с Кари не передумали, иначе тяжко их будет вновь к присяге склонить, - продолжил Вемунд. - Они даже брату моему подчинялись не охотно.
- Что ж, конунг, - задумчиво Снорри усы погладил. - Думаю, стоит на рассвете выехать.
- Истино так, - кивнул мальчишка, рог принимая от слуги подошедшего и тут же приложился к нему. - Хм... что-то жиденький мед...
- вполне себе нормальный мед, - осушив кубок и губы утерев, Снорри ответил, едва заметно слуге кивнув.
- Вчера лучше был, - Вемунд вздохнул, рог отбросив. - Надо нам в полной силе приехать к херсиру, пусть лендрманы видят, что конунг я грозный.
Едва заметно Снорри в усы усмехнулся. Грозный. Мальчишка он и есть мальчишка, как его не ряди.
- Как скажешь, конунг.
- Сам-то ты что думаешь, ярл?
- Я думаю, что сюда звать их надо.
- То было бы хорошо, но опасаюсь я, что не приедут тогда. Торстейн-то к нам близко усадьбу поставил, а вот лендрманы западные из своих домин и вовсе носу не кажут.
- Негоже конунгу за лендерманами гоняться, - недовольно проговорил ярл.
- Постращать их надобно, да и в усадьбе мне сидеть наскучило, - как веский аргумент добавил Вемунд.
Снорри поднялся и сморив мальчишку тяжелым взглядом, пожал плечами.
- Хорошо. На рассвете выступаем.
На том распрощались ярл и конунг молодой, утром же, собрав воинов лучших числом чуть более сотни поехали к Торстейну. Надеялся Вемунд, что вновь сможет дружину прокормить за счет чужой, да еще и двоих лендрманов непокорных к повиновению привести, что большим подспорьем для дальнейшего правления его станет.
Снорри все эти идеи не нравились. Он хмур был как осеннее небо над северным морем, когда на коня своего садился.
Потому путь больший в молчании ехали они - Вемунду тоску хмурого ярла развеивать не хотелось вовсе, с другими же воинами он по обыкновению говорил редко, те же без дела к конунгу-ребенку не обращались, меж собой переговариваться предпочитая.
Так в молчании и достигли они ворот усадьбы. Где Снорри с коня сходить не стал, дожидаясь когда херсир встречать выйдет.
Когда в ворота постучали гридни, в скором времени отворили их холопы Торстейна, внутрь пропуская дружину немалую. С удивлением многие на свиту конунга смотрели - взял он с собой спутников поболе, чем в прошлый визит свой, впрочем и у Торстейна на подворье люда всякого не мало было, так что даже тесно стало поначалу, покуда слуги коней у гриди принимали. Наконец и сам херсир показался, улыбку приветственную на лицо натянув.
- Добро пожаловать, государь! - Он воскликнул.
Снорри недоверчиво на Торстейна посмотрел, остановив коня подле конункова. Не нравилась ему вся эта затея с поездками в гости к херсирам, для того чтобы люд обязанный заставить выполнить то что ему предписано выполнять.
- И тебе по здорову, Торстейн, - произнес Вемунд, стараясь выглядеть величественно.
- Проходите, в доме располагайтесь, всем место найду...
- А Ульв и Кари где? - К делу перешел конунг.
- В скорости прибудут, - пообещал Торстейн. - От них гонец в утро приезжал, так что они поспешают уже.
- Что же ты меня, конунга, раньше времени позвал и теперь ждать заставляешь? - Грозно сдвинул брови мальчик, как то брат делал, но если Аудбьерн при этом выглядел сурово, то Вемунд смех вызывал лишь.
"Ох не по нраву мне то. Не по нраву", - пронеслось в голове у Снорри.
- То есть конунг будет лендерманов своих ожидать? Торстейн, ты богов гневишь?
- То по разному стараться можно, - Снорри все с коня не сошел.
- Может в усадьбу пойдем? Я стол накрыть велю, с дороги-то проголодались? - Предложил херсир.
- Мы тут погодим, - отозвался Снорри. - Пока вот эта тень от телеги не коснется вон той бадьи. Если берсерков нет, мы уезжаем.
- Ну и сиди, - спешился разозлившийся на советника конунг. - Хочешь голодным остаться - воля твоя, а остальным накрывай на стол, херсир.
Снорри так и остался восседать на коне, чуя подвох в деяниях херсира. Только мальчишка был глуп еще, чтобы почуять ловушку.
Кто по примеру ярла так же бдительны остались, иные же за правителем своим в усадьбу и дружинный дом последовали, где уже на столах угощение готовилось.

(С Тельтиаром)

Совместно с Тельтиаром

Драккар плыл медленно и неторопливо, под мерные взмахи весел - ветер, как назло дул в сторону противоположную, нежели плыли корабли Харальда конунга, а потому паруса
пришлось убрать. На сей раз Бард и родичь его Альвир находились не на Волке Волн, а на судне, принадлежавшем Брюнольвосону. Быть может, все еще вспоминая о произошедшей на пиру у Сигурда перебранке, Бард не хотел лишний раз попадаться на глаза правителю, считая себя виноватым в ссоре конунга и лендрмана, хотя Харальд его ни в чем не винил. Однако же, сам Бард понимал - обида глубоко ранила сердце государя, если он велел плыть мимо Аласта, лишний раз не заходя в гости к правителю Среднего Халагаланда.
- Что за ненастье, что за бортом там, что за бортом тут. – Скальд проводил взглядом прошедшего мимо родича, кой весь день хмурее тучи ходит.
Альвир, чувствуя настрой Барда, не сразу отважился распачать разговор с ним, однако не удержался он, и при первой же возможности, оставшись наедине с родичем, молвил ему:
-От чего ты так хмур? Что сердце твое гложет?
- Сам помнишь же, чем наше гостевание у Сигурда закончилось, - сквозь зубы Бард процедил, но затем уже спокойнее добавил: - Все мниться мне, что не сдержит старик слова своего, оттого и не спокойно мне.
Дружески хлопнув Барда по плечу Альвир с улыбкой, подобной улыбки посылаемой барышне, замолк на несколько минут, видимо обдумывая ответ свой.
-Ты не забивай головушку-то свою этим. Что было - не воротишь, что будет - не минуешь. Ветер вот дует не туда – вот это проблема истинная! А я гляжу ты не договариваешь что-то! Ну! Я же родич твой! – скальд сызнова похлопал Барда по плечу и вопросительно глянул на него.
- Похоже, и месяца не прошло, а мы уже и местами поменялись, - улыбку нежеланную натянул Брюнольвсон. - Теперь уже не я тебе, а ты мне в душу лезешь.
-Отчего же сразу в душу. Вовсе и не в душу. ДА коли не имеешь желания рассказывать- я тебя тянуть не буду. Копи в себе желчь, покудава не лопнешь.
Скальд демонстративно развел руками и уже было направился прочь от родича незговорчивого.
А ну-ка постой, - окликнул его лендрман. - Расскажу я тебе, что меня тяготит, поближе подойди - не хочу, чтобы гриди нас слышали.
Неуклюже ковыляя, хотя уже привычно для себя и для глаз окружающих, Альвир вернулся до родича, стал поближе и молча глянул на него, ожидая историю достойную его ушей.
- Тревожно мне за старика этого, - прошептал Бард, к уху родича наклонившись. - Он хоть и негодяй да обманщик, а все же невесты моей отец. Видел, Альвир, как на него Харальд посмотрел, уходя?
- Угу. – утвердительно качнул головой скальд. – Видать…-совсем тихо прошептал скльд, - видать не повезет кому-то. Да как не повезет. Похуже моего гляди! Но, а ты то чем подсобить старику можешь? Хочешь скажу? Ниии-чем! Только беду на свою голову призовешь. А она у тебя и так… -Скальд многозначительно зажмурился.
- Вот тут и оно, что жениться я на девице смогу, только если с отцом ее худо станет, - вздохнул грустно Бард. - Только тогда о счастье семейном можно позабыть будет.

- Эх, как у тебя все сложно…А может старичку подсобить? Да так, что б ты героем вышел? – Заговорчески подмигнул хромоногий скальд родичу. – Конечно, за сохранность головушки твоей отвечать некому будет, зато глядишь – проблемы все разрешатся!
- И чем я ему помогу, когда по морю мы плывем, а на Аласт Харальд править не велел вовсе? У тебя мысли есть?
-Ну что я могу тебе посоветовать, одно только что - просить у Харальда прощение. Наедятся на богов! Может и простит государь, не прогневается. Тут уж только решимости твоей дело. Каков ты изнутри!
- Просить Харальда - простить человека, который при всех меня же и оскорбил! - Поднял голос лендрман. - И так и так против чести идти.
-Ну не знаю. Да знаешь что – ты без меня жил, уважения со стороны Харальда заслужил, значит не детенок не разумны, советы мои тебе ни к чему.
Поставив для себя в этом разговоре точку, скальд направился прочь, как-то еще более неуклюже ковыляя, чем обычно.

Сарасберг.
Кюночка Рагхильдочка, Трюггве-жрец и Хемунд-умничек.
С Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром, Тельтиаром. Боже храни Тельтиара.

Трюггве жрец возвернулся к Сарасбергу в непогоду самую - декабрьская метель, предвестница веселого Йоля вовсю бушевала в селении и особенно за его пределами. Как только не заблудился жрец пришлый в такую вьюгу - он и сам не понял, но в плащ теплый кутаясь, стал он стучать в ворота усадьбы, когда же пустили его стражи с трудом великим признав, поспешил он и в дом сам обогреться, да кюне поведать о путешествии своем.
Разошлась погода в Сарасберге, но то, как ни странно, настраивало Рагхильду на безмятежный и спокойный лад. Потому она сидела и наблюдала за тем, как вышивает ее служанка. При этом кюна, отогнав от себя все заботы и печали, предавалась мыслям о Харальде, о том, как он вырос, о том, что было раньше..
Ее раздумья прервал слуга, сообщивший, что явился Трюггве-жрец и что он желает видеть Рагхильду. "Принесло ж его в такую-то метель," - чуть раздраженно кюна думала, стряхивая с себя остатки размышлений и выходя в ту комнату, где ждал ее гость.
- Приветствую, - коротко кивнула правительница, опускаясь на лавку и не отрывая чуть усталых глаз с пришедшего.
- Долгих лет, кюна, - голову склонил Трюггве. - Был я по поручению твоему в Ранрики у Харека-вероотступника.
- Мм, - чуть оживилась Рагхильда. Мерные движения вышивающей служанки, ее тихое пение и воспоминания разморили совсем женщину, и будто выпала она из событий, что сейчас важны как никогда были, - И что за новости ты принес?
- Не внял Волк твоим мудрым словам, госпожа! Отказался дочьку отдавать - мол мала она еще.
- Видать, и впрямь вера новая затмила ему разум и отняла совесть, коли так поступать смеет.. - Помрачнела кюна, - Настолько, что и конунга своего забыл, и обычаи старинные, Асами данные. Что ж... Так ли уж тверд он в своем решении?
- Сказал, покуда двух годков не сравняеться девочке, не отдаст ее и на своем настоял.
Долго думала кюна, молча в стену глядя и наконец молвила:
- Что ж, спасибо, что вести принес, пусть и не добрые. Теперь же можешь идти, у меня нет к тебе поручений.
- Он еще Оттара выдавать отказался, а напротив с миром того отпустил, - добавил мстительно Трюггве.

- Есть ли еще вести, кои ты не рассказал мне? - спросила кюна, и голос ее стал строже и холоднее, каким, впрочем, он так часто становился в последнее время.
- На том все, госпожа, разве что обряды их непотребные землю нашу оскверняют...
- Тогда отправляйся по своим делам, коих сейчас должно быть в достатке, - сурово заметила Рагхильда, поднимаясь и поворачиваясь к жрецу спиной.
- Да... конечно... как пожелает кюна, - поспешил уйти тот, раздосадованный что никакой награды за долгий путь не получил, но на выходе добавил уже: - Скорой Йоль, госпожа... пора жреца верховного выбирать.
- Да, да, помню. Ступай, - махнула рукой правительница, сердясь еще больше из-за навязчивости жреца честолюбивого, - Ступай же.
Тот ушел, двери за собою закрыв, да решив стужу переждать в дружинном доме.


Прошло еще несколько дней, буря улеглась и холодное северное солнце осветило серо-голубое небо над Сарасбергом. Тепло на улице принесло и тепло в души обитателей усадьбы. Видя, что ладу у кюны на душе нет, всячески развлечь ее пытались служанки. Добры были девушки и любили свою госпожу, да к тому же когда не в духе правительница, то за каждую маленькую шалость или недочет гневалась она, обрушивая свою ярость на слуг, а когда улыбается Вещая, то и на дворе спокойнее.
- Врешь ты все!
- А вот и не вру! Сама видала, зубищи - воооот такие, а глаза прямо сверкают!
- Ты ж говорила, кума твоя видела, а не ты!
- Так мы вместе ходили ж, вместе и видели!
Кюна посмеивалась над спором двух подружек, одна из которых якобы видела волка гигантского неподалеку от дома, но, судя по ее рассказу, врала так, что и Локи бы покраснел еще пуще.
Хемунд вновь вороном черным скользнул в палаты кюны, бесшумно, точно смерть сама и столь же незаметно - лишь когда фигура его невысокая нависла над служанками, спор они прервали, обернувшись опасливо. Неприметного советника конунга Хальвдана, а после его супруги и сына, многие боялись - и тому немало причин было. Люди, подобные ему в обили водились при Ромейском Базилевсе да Верховном Жреце Белого Бога в далеком Риме, откуда приходили в земли северные проповедники и попы, но в самой Норвегии ремесло Хемунда считалось подлым и позорным, однако - в разуме советника понятия чести и доблести давно извратились, поскольку с малых лет был он к делу своему приставлен... То была Ассы коварной задумка - людей тихих, не ратным исскуством, но хитростью славных, при себе держать, дабы они ее приказы исполняли - от матери же Хальвдану перешли соглядатаи-убийцы, и многих врагов конунга Агдира сгубили эти лихие люди, много сведений тайных, для победы необходимых ему доставили.
- Приветствую тебя, кюна Рагхильда, - улыбнулся уголками губ Хемунд.
- И ты здравствуй, Хемунд, - благодушно кивнула Рагхильда. Екнуло что-то в груди. Явился Хемунд не зря - видать, стряслось что-то, - С чем пожаловал?
- Я ведь как ворон, - он усмехнулся, припоминая слухи о себе самом, что по селению ходили. - Прилечу, накаркаю да восвояси улетаю. Новости у меня, хотя, быть может для Вещей Кюны то и не новости вовсе.
Вздохнула правительница, встала.
- Ну не томи уж, ворон. Рассказывай, что хотел рассказать.
- Несколько дней назад к тебе приходил жрец, что из Хладира бежал. Его словам тебе верить не следует госпожа.
Замерла Рагхильда на секунду, мысли птицами испуганными заметались у нее в голове.
- Продолжай. Почему не стоит мне верить словам его, и чьим же стоит? - плавно произнося слова, спросила кюна.
- Госпожа, ты ведь не хуже меня знаешь, что верить можно лишь себе, - улыбка так же незаметно как появилась, исчезал с посерьезневшего лица Хемунда. Лица, по которому невозможно было определить его возраст - не старик и не юноша... что-то среднее. - У меня есть человек в ближнем окружении ярла Харека, конечно - подобраться к нему совсем близко мне не удалось - он держит подле себя ирландцев, а они служат ему слишком верно, - но все же соглядатай мой многое рассказал, пусть и с запозданием.
Внимательно слушала кюна Хемунда, и как не сомнительна была его верность и добрые намерения, однако не согласиться с ним было нельзя. Верить теперь только себе.
- И что же говорит твой соглядатай?
- Что Хареку предлагали назваться конунгом и отделить ту землю от твоих владений многие знатные люди, однако же, приняв правление, он назвался ярлом Харалда, - начал советник свой рассказ. - И хотя верность его уже не раз оспаривалась, но то может быть и не хитрость, а воля его добрая. Пусть я и не сторонник его веры, но многие дела Харека говорят, что он человек благородный и честный.
- О его честности и благородности я, поверь, знаю не понаслышке, - усмехнулась Рагхильда, - Что еще слышно оттуда?
- Что у него действительно родилась дочь, а так же он приютил у себя вдову Эйнара Сигрун и ее новорожденного сына. И, мнится мне - захочет он детей этих обручить.
- Час от часу не легче.. - вздохнула кюна, - А верно ли то, что упорствует он так, не желая дочь до двух лет отдавать?
- Верно и то, и есть у меня совет, как его принудить решение это изменить, - кивнул Хемунд.
- Не премину им воспользоваться. Что же это за совет?
- Пригласить следует его с женою и дочерью на Йоль в Сарасберг, или же к весне ближе, дабы не боялся он девочку в пути застудить, - пояснил советник. - А когда прибудут они в усадьбу, уже не смогут оспорить приказания твоего.
Задумалась кюна и, помолчав, кивнула.
- Ты прав, это правильная мысль. Что ж, так тому и быть, - наконец произнесла она, - Сегодня я все обдумаю, а завтра пошлю гонцов, чтобы не было неожиданностью известие то. Спасибо, Хемунд, надоумил.
- В том служба моя, госпожа. Быть может даже позже стоит гонцов отправить, пусть думает пока Харек, что позабыли мы про него, - казалось, уйти хотел Хемунд, но затем добавил: - И уж точно не жреца этого посылать следует.
Рагхильда уж было приготовилась уединиться в светлице своей, чтобы подумать хорошенько над словами Трюггве и Хемунда, но то, что сказал последний, насторожило ее.
Глянула пристально она на советника:
- Почему не следует?
- Потому что он лжец жадный до чужого злата.
Усмехнулась кюна, глазами сверкнув, да поближе к Хемунду шагнула:
- То, что он жаден и что только и мыслей у него, что о том, как бы место верховного жреца занять, мне известно. Что для этого он костьми поляжет и отца родного продаст, тоже мне известно. Но почему ты считаешь, что в этот раз обманет он меня, зная, что Иоль скоро?
- Он уже тебя обманул, госпожа. Ведомо ли тебе, что за убийство Фредрика, Оттаром подлым совершенное - большую виру заплатил Харек?
- Неведомо мне было то... Слышала я, что Харек Оттара не выдал и отпустил восвояси. Что, как ты сам понимаешь, приводит меня в ярость, ибо все, чего Оттар, будь он проклят, заслуживает - это дуба и веревки! - сначала настороженным был голос Рагхильды, и лишь под конец рычащие нотки появились в нем.
- Вот так, а мне люди мои весточку прислали, что много злата за то взял с Харека Трюггве да так себе и оставил.
Снова усмехнулась кюна, возвращая себе трезвость мысли и холодность чувств.
- Вот значит как. Пригодится мне то, что ты сказал. Что еще Трюггве утаил от меня?
- Пока злато лишь, но сдается мне - не с проста он из Хладира бежал, - рассказал о подозрениях своих советник. - Видать есть за ним вина какая.
- Разузнаешь про то - благодарность моя не только на словах будет, - кивнула Рагхильда, - А если еще придумаешь, как бы мне Оттара заполучить...
- Такие как он не могут скрываться - мы услышим о нем уже скоро, я уверен.
Помрачнела кюна, вздохнула тяжело.
- Чуется мне, что когда мы услышим о нем, его не только повесить надо будет, но и еще как-нибудь наказать. Не хочу я, чтобы снова сотрясали земли мои христианские призывы.
- Кюна, если дозволено мне будет сказать, то я не вижу в вере этой худого, коли кресту поклоняться бонды худородные будут - лишь покорнее станут.
- Сначала бонды худородные, потом господа их, а потом и меня крестить придут. Не думаешь ты так, Хемунд? Видишь, ты сам уже не против, а потом будешь ходить с крестом на груди. Вот так и предают веру истинную... - грустно проговорила Рагхильда, поворачиваясь, - Но ты все же подумай над этим, подумай как следует. А я подумаю над твоими словами, пожалуй. Да.
- Вновь остается только преклониться мне пред мудростью Вещей кюны, - поклонился советник.
Молчание неловкое повисло - ожидала кюна, что уйдет наконец мужчина, но тот не спешил покидать ее покои:
- Есть у меня просьба одна, - наконец произнес. - Госпожа помнит двоих отроков, которые во многом помогли раскрыть личину коварную Эйнара ярла?
- Припоминаю. Что за просьба, говори? Я надеюсь, смогу ее выполнить.
- Хотел бы я талантам юношей этих достойное применение найти, дабы могли они хорошую службу сослужить сыну твоему.
- Так за чем дело стало, - Пожала плечами Рагхильда, даже немного уняв тревогу, ибо ждала просьбы посложнее, - Что от меня требуется?
- Дозволь мне их себе в услужение взять.
- Изволь, бери. Помнится мне, воины они славные, много дел добрых сделали. Бери, конечно.
- Благодарю тебя, госпожа моя, - на этот раз, с поклоном, переместился к дверям дубовым Хемунд, да скрылся за ними.
В след ему Рагхильда задумчиво глянула, думая о том, кому же все-таки можно верить и почему так несправедливы к ней Асы. Да и вообще о судьбе своей задумавшись, отправилась Вещая к себе.

Сообщение отредактировал Мориан - 19-03-2008, 23:05

Тем временем в Мере.


В то ясное зимнее утро Нидорас едва не сотрясался от громоподобной ругани Гутхорма.
-Ну кто, кто так бьёт, а?!! Тьфу, ты, а ещё в хирдманы лезет! Мешок с песком сколько удержал? Две нити*?!!! А весло возьмешь сразу сдохнешь, так что ли?!! - рычал ярл, уже который день маявшийся скукой и оттого злой, как десяток йотунов.
- Ссобачьи дети! Да за какие такие прегрешения меня Тор вами наказал?!
И такое могло продолжаться часами. Гутхорм был недоволен всем, что видел и от того домашние старались попадаться суровому ярлу под горячую руку (читайте: на глаза) как можно реже. Отроки с ужасом ждали решения своей скорбной участи, когда во двор влетел страж, именем Орри Дуб, верхом на взмыленном коне.
- Хэйль, Гутхорм-ярл! - отсалютовал он. - Я к тебе с Торова фьорда прибыл. Гость пришёл к нам, а как привечать не знаем!
- Чего?! - светлые брови ярла метнулись было к повязке кожаной, что волосы на лбу удерживала, да вернулись назад. -А щиты у гостя какие?
- Белые ярл, белые. Да мы и сами знаем закон, да вот только звать его Свэном Рыжим.
- Сам разберусь! - помолчав, ответил Гутхорм. - Коня мне! А ты, Орри, десяток молодцов собери, да и этих мешком с коровьим дерьмом прихвати, пусть посмотрят хоть на воинов!
Спустя десяток нитей Гутхорм во главе тридцати конных двинулся к Торову фьорду, облачённый в кольчугу шлем, да при оружии. Пусть с белыми щитами приплыли гости, доверия им тут нет, пусть видят!
Вскоре ярл прибыл на берег, куда люди Свэна Рыжего уже вытащили трёпанный драккар и разводили костёр. При види оружной рати Гутхорма, хирд морского конунга тут же собрался вокруг него, враз напомнив морского зверя, который пусть ещё не ощетинился иглами мечей, но видно было, готов сделать это.
- Прекратить! - властно приказал рослый, огненно- рыжий мужчина в одежде синего цвета и с деревяшкой, вместо одной ноги. - Ярл нам честь оказал с такой свитой явившись, а вы как от врага меня хороните! Мы говорить будем.
Нехотя воины расступились, и навстречу Гутхорму выступили трое. Первым и по центру хромал сам Свэн, чья деревянная нога, видно то было, в бою ему нимало не помешает. Справа от него шагал светловолосый молодой воин, вошедший в ту бурную пору, в которую легендарные герои совершают свои подвиги, а слева юнец с луком на плече. Хрингарийский Олень понял, что это были хёвдинг Вёмунд и Арни Стрелок, спутники Рыжего.
- Здрав будь, славный Гутхорм- ярл, - первым поздоровался гость, качнув рыжей гривой.
- И тебе привет, Свэн. Доселе ты меня мальцом только видел при конунге Хальвдане, так что узнать не мог. Кто же сказал тебе, что я здесь сижу? И как не испугался прийти, раз знал?
- Племянник твой, Харальд Хальвданнссон и сказал. И велел к тебе плыть, коли мира с ним хочу. А мне и надоело с Инглингами воевать, вот я и послушал конунга.
- Мира, значит захотел, - недобро посмотрел на Рыжего Гутхорм. - Ну что же, тогда поедем в усадьбу мою, там и поговорим...

* во многих северных странах время измеряли нитями. которые выпрядает умелая пряха. Одна нить - это примерно три минуты.

Сообщение отредактировал Orrofin - 21-03-2008, 21:11

Закончив беседу с Харальдом, Хакон млад посмотрел вдаль, слегка улыбаясь чему-то. Глядя на молодца сложно было узнать, что за мысли бродят за его высоком челом, и дума какая заставляет уста улыбаться. Вспоминает ли Хакон девичьи объятья – или грезит о песнях валькирий, предпочитая дев Один земным женщинам? Все было возможно: сын конунга был пригож, да и в бою показал себя справным воем. Но на сей раз Хакон думал не о противнике, сраженном честной сталью в бою, а о злосчастном Сигурде, что был столь невежлив и неудачлив. Сын Транделагского медведя, даже не будучи признанным конунгом наследником, привык примерять к себе лучшее. Конец, корабли, оружие, гридней. И женщин – иначе не спутался бы с младой мачехой, рискуя добрым отношением властелина. Сигурд был слаб и труслив. Его поведение с Бардом Хакон счел про себя предрассудительным, а уж неуваженья к Харальду не спустил бы, даже не знай новый родич его потаенный секрет. Слова старца дали лазейку – и сын старого Хакона действовал без колебаний. Труп найдут еще очень нескоро: сын старого Хакона не желал разборов в присутствии Харальда. А, как отыщут – то разом вспомнят про слова роковые. Кто посмекалистее – поймут, что не след бы перечить агдирцу. А остальных жрецы убедят, что покойник погрешил перед асами, и те его наказали. Будто сейчас прадедовские времена, когда сам Высокий ходил по Норвегии в обличие странника!
Улыбка молодого воя сделалась ослепительной. Все же, поход начинается хорошо.

Возвращение Харальда
С Дарки

Отплывали драккары - золотая осень царила в Норвегии, когда возвернулись же они к берегам Транделага, зима в права свои вступила, падал снег пушистыми хлопьями на пристань Трондхейма, воды же прибрежные льды сковали.
Сошел на землю первым Харальд Хальвдансон, едва только сходни поставили воины, в плащ мехом куньим подбитый кутаясь. Не он один добрым плащом разжился после путешествия в Халагаланд - многие дружинники пушнину получили в подарок али в награду - кому плащ, кому шапку.
- Заложите сани, - велел конунг людям, встречать его вышедшим к берегу.
Мужики поклонились, проворно бросившись исполнять волю властителя. Воины Хакона Хладирского, хоть и не проявили бондовой прыти, но смотрели на Харальда с почтением. Все знали, сколь благоволит агдирцу Транделагский медведь. А кому охота испортить отношение с будущим хозяином всех этих земель - к тому же, уже расширившим свои владенья секирой?
Временем тем, покуда сани готовили, Бард Брюнольвсон к конунгу подошел, за Сигурда просить. Выслушав его, Харальд с улыбкой доброй пообещал, что гнев на милость сменит, коли старик сам к нему с извинениями придет. Благодарный покинул его лендрман, людей своих подгонять отправившийся, сын Хальвдана же тому удивился немного, что не знал еще о судьбе своего неудавшегося тестя Бард - но то и к лучшему, теперь врядли сможет смерть его связать с именем конунга.
- Что-то, Хакон, мужичье долго возиться, - бросил он пасынку хладирского конунга, что рядом, по обыкновению находился.
- Видать, перины лебяжьи тащут из закромов, чтобы на сани их застелить, - хищно усмехнулся на то Хакон млад. - Крепко боится тебя мужичье. Спорить готов: молви ты слово - и дочек родных в те сани мигом посадят, чтобы ехать тебе до Хладира не холодно было.
- Хорошо же они тут живут, коли такие перины имеют, - прикинул Харальд. - Надобно узнать, что за дань с них твой отец собирает.
- Довольно берет, это я и я мгу тебе молвить. Да только при бреге селиться - то дело хлебное, хоть и опасное. Приходит купец - награждает за ласку. Причаливают драккары из викинга - вои тоже серебра не считают. Хоть и убыток бывает: разные люди ныне по морю-то путешествуют. Разбойники тоже случаются, хоть, к чести отца моего, не рискуют они часто транделагские берега навещать. За своих людей конунг горой встанет, даже будь это бонд худородный.
- Ну коли довольно, то ладно это, - Хальвдансон протянул, о тому думавший, где золота еще на продолжение войны взять, ибо добыча-добычей, а жалование хирдманам платить требовалось за каждый поход, да еще кормить и одевать их.
Временем тем, все же приготовили сани конунгу и людям его ближним, коней резвых запрягли - понеслись по снегу, полозьями скрипя они ко Хладиру.
Хакон Хладирский на зря кормил своих гридней: не успел Харальд Косматый поставить сапог на причал, как вести о госте сием полетели в Хладир. Асса, чей срок был уже близок, засияла от счастья, велев служанкам тащить лучшие платья из коробов. Эйсван тоже возрадовалась возвращению любовника: в тех пор, как тяжесть е стала всем очевидна, муж избегал покоев младой кюны, отговариваясь благом дитяти. И Эйсван тосковала без ласки. Но, ежели жена Харальда могла радоваться открыто, то мачеха ее чувства скрывала. Сам же властитель, хоть и был суров, как положено конунгу, тоже радовался прибытию сына и зятя. О том говорили приготовления: вся усадьба стала, как муравейник, отроком разворошенный. Все желали тут отличится, угодить конунгу старому да понравится молодому.
Добрую встречу подготовили в усадьбе ему - то едва лишь сани к воротам подъехали, увидал Харальд, а потому улыбку приветливую на уста натянул, да в сопровождении свиты прямо к дому направился - с дороги морозной сильно аппетит в нем заговорил, из усадьбы же запах яств отчетливо тянулся.
На сей раз хозяин усадьбы не стал томить Харальда ожиданием - сам вышел навстречу, что было честью для гостя. Даром, что прибывший тоже был конунгом: под кровом своим хозяин на многое волен. - Ну, здравствуй, зять! - сказал старый Хакон, объятия открывая. - По лику вижу - вернулся с победами.
- Да какие там победы, - обнял тестя юноша. - Стоило приплыть, как все сами челом бить стали.
- То есть наивеликая из побед. Ныне слава твоя была такова, что каждый муж с разумом светлым, уж видет: лучше бы поклонится, чем воевать.
- Вот только в южных землях так не выйдет, - Харальд головою покачал. - А по весне на Фиорды выступать необходимо будет.
- До весны может многое переменится, - Хакон вестям о битвах глюдущих отнюдь не расстроился. - Думаю я, что удача твоя не настолько капризна, как хочется ворогам. Оставим же гаданья жрецам, а нити судьбы - норнам и отпразднуем твое возвращение.
Хакону младшему конунг лишь благосклонно кивнул.
- Отпразднуем, - согласился агдирец. - Из Халагаланда я много добра привез, будет чем людей пожаловать за службу верную.

Усадьба Гутхорма в Мере.

Пока к приезду гостей спешно собирали пир, ярл, пребывающий в сомнениях, провёл Свэна, Арни и Вёмунда в свои покои. Там мужи доблестные воссели за стол дубовый, и некоторое время висела тишина.
- Рассказывай, что и как, - наконец прервал её Гутхорм. – Всё по порядку, а заодно покажи грамоту, что тебе Харальд вручил несомненно…
- Скажу тебе прямо, ярл, - отвечал ему Рыжий. – Харальд Хальвданссон меня и в глаза не видел. А видел бы. Так не разговоры разговаривал бы…горяч он, люди говорят, ох как горяч!
- Значит, обманом ко мне в дом проник? - спокойно поинтересовался Хрингарийский Олень. – Тогда зачем же? Или в Валгаллу захотел?
Рука юного Арни рванулась к кинжалу, висящему у него на поясе, но насмешливый взгляд Вёмунда остановил его. Не тягаться мальчишке, пусть даже лук превозмогшем, как не всякий бывалый воин, с Гутхормом-ярлом, многие битвы и испытания прошедшим.
- Обман мой был для того, чтобы среди воинов твоих, особенно старых, Хальвданна ещё помнящих и мою вражду с ним, разговоров ненужных не пошло. В остальном же, я тебе чистую правду сказал: немирье моё с Инглингами затянулось. Хальвданн мёртв, я в том не повинен, а сын его, хоть и похож, но всё же совсем другой муж и обид ему я не чинил. К тому же, - Свэн улыбнулся, - я знаю, что после последней битвы силы его истощились изрядно. И подкрепление в виде хирда опытных воинов совсем не лишним вам будет, тем более, что Агдир захвачен.
Гутхорм задумался, остервенело дёргая себя за ус. Рыжий был прав со всех сторон, но ярл помнил лютое немирье Хальвданна с ними и не знал, поймут ли воины бывалые, если он примет Свэна с ближниками? Не сочтут ли уроном чести мёртвого конунга?
- Ты принесёшь мне личную клятву, - хмуро оглядев всех троих, проговорил Гутхорм. – И вы двое тоже. Вы предложите мне ваши мечи и жизни. Клятву дадите сегодня же на пиру. И берегитесь, если обманете. Хаки-берсерку позавидуете, когда встретитесь с ним! В замен же я договорюсь с Харальдом, и он не станет искать мести.
- Не пугай, ярл! – снова ощерился Рыжий. – Я честь свою с ногой вместе не потерял!

Фиорды. Снорри, Вемунд и предатели.

Спустя несколько дней, после того как разродилась Хильд, мертвеца из чрева своего исторгнув (о чем уже по всей усадьбе судачили, да и за пределами ее - порою говоря, что Харальд сам отродье хелево, оттого и ребенок мертвый был), Вемунд покоя сестры до того не нарушал больше, но вот велел Снорри позвать дабы держать с ним разговор.
Снорри, тем временем, воев гонял до седьмого пота, надеясь, что успеет их натренировать до того, как Харальд придет со злым умыслом во Фиорды. Когда ему веление конунга передали, накинул он плащ на плечи обнаженные, да как был от труда ратного потом покрытый, с волосами мокрыми к Вемунду и явился.
- Ну на кого ты похож, - с усмешкой ему мальчик бросил, со скамьи поднимаясь. - Не мог умыться прежде?
- Извини, конунг, но я с воями тренировался, а не на полатях лежал.
- И как, хороши воины?
- Сносно.
- Помнишь ты Торстейна херсира? - Сменил разговора тему Вемунд.
- Ну помню, как забыть, - отозвался Снорри. - А что стряслось-то конунг?
- В гости нас зовет, говорит сумел увещевать берсерка Кари и Квельдульва дружинников мне дать, - пояснил конунг, вновь на скамье располагаясь, да ярла жестом рядом сесть приглашая. - А ты ему не доверял.
- А я ему и сейчас не доверяю, - опускаясь на скамью, мрачно заявил Снорри. "Ох, темнит херсир, нутром чую".
- Ты никому не доверяешь, - напомнил Вемунд.
- И потому жив пока.
Вздохнул юный конунг, в ладоши хлопнул - тут же слуга в дверях появился, точно ожидал когда его владыка позовет.
- Принеси меда два рога, - велел мальчик властно. Раньше-то брат ему напитков хмельных пить не позволял.
Неодобрительно Снорри на слугу посмотрел, взглядом медовый хмель водой разбавить велел. И понял слуга, что не жить ему коли ослушается он Снорри.
- Надобно нам к Торстейну идти, покуда Ульв с Кари не передумали, иначе тяжко их будет вновь к присяге склонить, - продолжил Вемунд. - Они даже брату моему подчинялись не охотно.
- Что ж, конунг, - задумчиво Снорри усы погладил. - Думаю, стоит на рассвете выехать.
- Истино так, - кивнул мальчишка, рог принимая от слуги подошедшего и тут же приложился к нему. - Хм... что-то жиденький мед...
- вполне себе нормальный мед, - осушив кубок и губы утерев, Снорри ответил, едва заметно слуге кивнув.
- Вчера лучше был, - Вемунд вздохнул, рог отбросив. - Надо нам в полной силе приехать к херсиру, пусть лендрманы видят, что конунг я грозный.
Едва заметно Снорри в усы усмехнулся. Грозный. Мальчишка он и есть мальчишка, как его не ряди.
- Как скажешь, конунг.
- Сам-то ты что думаешь, ярл?
- Я думаю, что сюда звать их надо.
- То было бы хорошо, но опасаюсь я, что не приедут тогда. Торстейн-то к нам близко усадьбу поставил, а вот лендрманы западные из своих домин и вовсе носу не кажут.
- Негоже конунгу за лендерманами гоняться, - недовольно проговорил ярл.
- Постращать их надобно, да и в усадьбе мне сидеть наскучило, - как веский аргумент добавил Вемунд.
Снорри поднялся и сморив мальчишку тяжелым взглядом, пожал плечами.
- Хорошо. На рассвете выступаем.
На том распрощались ярл и конунг молодой, утром же, собрав воинов лучших числом чуть более сотни поехали к Торстейну. Надеялся Вемунд, что вновь сможет дружину прокормить за счет чужой, да еще и двоих лендрманов непокорных к повиновению привести, что большим подспорьем для дальнейшего правления его станет.
Снорри все эти идеи не нравились. Он хмур был как осеннее небо над северным морем, когда на коня своего садился.
Потому путь больший в молчании ехали они - Вемунду тоску хмурого ярла развеивать не хотелось вовсе, с другими же воинами он по обыкновению говорил редко, те же без дела к конунгу-ребенку не обращались, меж собой переговариваться предпочитая.
Так в молчании и достигли они ворот усадьбы. Где Снорри с коня сходить не стал, дожидаясь когда херсир встречать выйдет.
Когда в ворота постучали гридни, в скором времени отворили их холопы Торстейна, внутрь пропуская дружину немалую. С удивлением многие на свиту конунга смотрели - взял он с собой спутников поболе, чем в прошлый визит свой, впрочем и у Торстейна на подворье люда всякого не мало было, так что даже тесно стало поначалу, покуда слуги коней у гриди принимали. Наконец и сам херсир показался, улыбку приветственную на лицо натянув.
- Добро пожаловать, государь! - Он воскликнул.
Снорри недоверчиво на Торстейна посмотрел, остановив коня подле конункова. Не нравилась ему вся эта затея с поездками в гости к херсирам, для того чтобы люд обязанный заставить выполнить то что ему предписано выполнять.
- И тебе по здорову, Торстейн, - произнес Вемунд, стараясь выглядеть величественно.
- Проходите, в доме располагайтесь, всем место найду...
- А Ульв и Кари где? - К делу перешел конунг.
- В скорости прибудут, - пообещал Торстейн. - От них гонец в утро приезжал, так что они поспешают уже.
- Что же ты меня, конунга, раньше времени позвал и теперь ждать заставляешь? - Грозно сдвинул брови мальчик, как то брат делал, но если Аудбьерн при этом выглядел сурово, то Вемунд смех вызывал лишь.
"Ох не по нраву мне то. Не по нраву", - пронеслось в голове у Снорри.
- То есть конунг будет лендерманов своих ожидать? Торстейн, ты богов гневишь?
- Я лишь ради государева блага стараюсь, - бородой потряс тот.
- То по разному стараться можно, - Снорри все с коня не сошел.
- Может в усадьбу пойдем? Я стол накрыть велю, с дороги-то проголодались? - Предложил херсир.
Мы тут погидим, - отозвался Снорри. - Пока вот эта тень от телеги не коснется вон той бадьи. Если берсерков нет, мы уезжаем.
- Ну и сиди, - спешился разозлившийся на советника конунг. - Хочешь голодным остаться - воля твоя, а остальным накрывай на стол, херсир.
Снорри так и остался восседать на коне, чуя подвох в деяниях херсира. Только мальчишка был глуп еще, чтобы почуять ловушку.
Кто по примеру ярла так же бдительны остались, иные же за правителем своим в усадьбу и дружинный дом последовали, где уже на столах угощение готовилось.
Бросив взгляд осуждающий на воспитателя, прошел конунг в усадьбу с ближними своими и облизнулся аж - после пути утомительного аромат яств почувствовав. Накрыл на стол щедро Торстейн, слуги же вокруг суетились явно неумелые, чуть из рук не роняя горшки с кашей да лоханки супа, коими гостей угощать надобно было. Во главе стола отвел место высокое конунгу Торстейн, сам же сел подле него по правую руку.
- Здесь обычно Снорри ярл сидит, - недовольно заметил Вемунд.
- Но сейчас он на коне сидит, так что не в обиде будет, - пожал плечами херсир, придвинув к мальчику тарелку с жареным мясом. - Скажи, господин, ты будешь эль или мед?
- Мед... покрепче, - выбрал конунг, наблюдая за тем, как едят и пьют его дружинники. В усадьбу их пришло человек десять, да еще не меньше полусотни отправились в дружинный дом, однако некоторые, и таких было не мало, остались вместе со Снорри и ими все больше овладевала тревога.
- Что, так и будете верховыми сидеть? - Подошел к ярлу слуга, до этого отведший к коновязи лошадей спешившихся гридей.
Снорри внимательным взглядом слугу окинул и ответил:
- Так и будем. Тебе что заняться нечем? Иди вон гостям прислуживай.
Голос его звучал опасно, металлом звенел ратным. Верные вои кивнули, слова ярла подтверждая.
- Пойду лучше за водой схожу, - пожал сплюнул слуга. - А то ваших скакунов напоить - все запасы ушли. Эй, Магни, возьми пару ведер еще и со мной пойдешь!
- Ага, - протянул паренек, неуклюже тащивший мешок с овсом к коновязи. - Как что, так Магни.
Но все же, дотащив свою ношу, он подхватил ведра и присоединился к первому слуге, который ожидал его у ворот.
Снорри сопроводил слугу и паренька хмурым взглядом, в котором царило подозрение. Что-то было не так и ему это не нравилось.
- Рагнар, съезди с этими, проверь за какой такой водой они пошли.
Викинг кивнул и направил лошадь к воротам.
Двое слуг, о чем-то разговаривая, шли по дороге - один весело размахивал ведрами, словно пытаясь что-то изобразить, другой держал руки на поясе и отвечал неохотно, обрывисто. Вскоре они свернули на тропинку ведущую к рощице неподалеку, откуда доносилось журчание ручейка.
Викинг замер в отдалении невидный для челяди и внимательно следя за действиями слуг. Раз Снорри что-то показалось подозрительным, значит то было не спроста. Это вои его дружины уже выучили.
Временем тем оба уж слуги исчезли за деревьями и время некоторое ни того, ни другого видно не было.
Викинг к ручью двинулся, мягко конь по земле ступал. Не слышно.
Тот что помоложе - Магни - сидел на берегу ручья, рядом с наполненными ведрами. Погода в Фиордах ныне стояла необычайно теплая для декабря - снег, выпавший дня три назад весь стаял, да и вода льдом станута не была. Последние теплые деньки перед большим похолоданием - не иначе.
Рагнар замер невдалеке наблюдая и прислушиваясь. Теперь и к нему закрались сомнения.
Спустя некоторое время из-за деревьев и второй показался.
- Ну, что расселся, пошли, - бросил он юноше, сам подхватив одно ведро.
Тут Рагнар подъехал к слугам и глядя на них с седла.
- А теперь говори, куда ты ходил?
- Отлить, - процедил тот. - Или теперь это только с разрешения ярла можно?
- Надо будет и разрешение спросишь, - голос тяжелым камнем упал на челядинина.
Слуга медленно поставил на землю поднятое было ведро и зло взглянул на воина:
- Мы вас тут кормим, поим, а теперь еще оскорбления терпеть должны?
- А мы вас от псов агдирских защищаем, пока вы по полатям сидите, да брагу хлыщите.
- И где они, эти агдирцы! - Воскликнул мужик, в сердцах кулаком по ладони ударив. - Пока только и видно, как конунг малолетний пирует по всем усадьбам!
- Так и радуйся, дурак, что мы пируем а не агдирцы.
В этот миг вспышкой, в лучах солнца блестнувшей, бросил нож стоявший в стороне Магни, в шею викингу, покуда тот с его товарищем беседу вел.
Конь всхрапнул и рванулся к спасительным воротам.
Второй слуга, что Рагнара заговаривал, на поводьях повис, из мертвых рук воина их вырывая.
Конь, храпя, дернулся. Чувствуя мертвого всадника, рванулся из рук слуги, сбил его с ног и поволок по снегу.
Поволочился мужчина, поводий не выпуская из ладони крепкой вослед за конем по буреломам да оврагам, другой же слуга за ними побежал.
Конь рвался туда, где считал, что в безопасности будет. А именно к собратьям своим. Ржание его, Снорри услышал и всем отрядом на звук отправился.
Снорри сидел на коне и не спускал глаз с подозрительной усадьбы, когда вдруг со стороны леса, куда уехал Рагнар и ушли слуги, раздался топот копыт и икое ржание испуганной лошади, а также возмущенные крики. Ярл махнул рукой и его вои потянули с тихим шелестом мечи из ножен. Как раз в этот момент к воротам подлетел жеребец, с завалившимся на шею человеком. Двое викингов по знаку Снорри бросились ему навстречу, остальные с подозрением двор оглядели.
Всадник чудом лишь с коня не свалился, покуда нес тот его - в шее нож торчал, по самую рукоять вогнанный. Как-то тихо сделалось в миг единый на подворье - лишь из усадьбы гомон веселый слышался.
Воины Снорри тут же боевые позиции заняли. Мечи обнаженные на колени положив, цепкими взорами двор и окрестности оглядывая. По мановению руки ярла, один из хирдманов в дом кинулся, буквально скатившись с лошади. Конунга вывести.
Да только поздно - слуги нерадивые, что на стол накрывали не оттого неловкими были, что в детстве им медведь руки оттдавил, а потому, что не привычно им было прислуживать - то хирдманов переодетых своих Торстейн к столу приставил - у каждого под одеждой по кинжалу острому было, и едва лишь увидал один с порога, что насторожились враги, как сигнал подал, сам за дверь подавшись.
Обнажили клинки ряженые, кому в спину, кому в затылок вонзили воинам пирующим в дружинном доме резню устроив, покуда не донесся до них зов Снорри. Кто из воинов коварство такое разглядел - схватился с хозяевами вероломными, да только оружие к стенам отставлено было на время трапезы - голыми руками драться приходилось людям конунга. Пусть больше их было, чем Торстейна людей, да неожиданно слишком удар коварный пришелся.
Выхватил нож херсир предательский, к горлу Вемунда приставил, со скамьи его стаскивая:
- Вели людям своим оружие сложить, конунг, - прошипел зло. - Немедля вели.
Но только всхлипы непонятные из глотки мальчика вырвались.
Снорри велел закрыть ворота, дабы не смогли други предателей прийти на помощь им. Разделил отряд на двое, да половину двор вычищать от скверны предатльской направил, десяток на ворота отправил, а сам к длинному дому направился с людьми верными. Конунга спасать.
Из сарая на встречу им чуть больше десятка оружных воинов выбежало - видать в засаде до поры схоронились, чтобы потом в спину ударить, да не вышло - пришлось на честный бой выходить. В дружинном доме схватка кипела, да столько крови пролито было уже, что по полу порой скользили воины, обороняясь, в доме же, где Торстейн правителя захватил, уже стихло все - малую свиту Вемунда быстро зарезали злодеи, теперь же один из дверей показался:
- Бросайте оружие! - Прокричал он. - Или ваш конунг умрет!
- А что потом делать будешь, предатель? - усмехнулся ярл. - Убьешь, так мы тебя и сожжем прям там в доме.
- Это ты так думаешь? Может проверим? - Оскалился воин.
- Давай, - Снорри с равнодушным видом скрестил руки на груди, встав перед дверьми. Воины его тем временем дом длинный окружили.
- Хорошо, - тот сплюнул и за дверью скрылся. Люди Торстейна, что во дворе были, в нерешительности застыли - вроде и нападать им не с руки, коли в меньшинстве - и их никто не тронет, покуда конунг в плену у Торстейна.

(С Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Sarina - 25-03-2008, 22:27

Фиорды.
С Сариной

В дружинном же доме вскоре стихло все - стали выходить оттуда люди Снорри израненные, да слишком мало их было - пировать больше полусотни отправилось, вернулось же меньше полутора десятка.
Снорри с места не двинулся, ожидая. Воины его решимости мрачной полны были. Лишь насмешливо-презрительным взглядом ярл горе-воев одарил.
Из дома крик раздался сдавленный, затем же вышел вновь слуга Торстейна:
- Сдавайтесь, или конунга вашего на куски порубим.
Сказав так, он бросил к ногам ярла отрезанный палец Вемунда.
- Руби, - спокойно Снорри ответил, на крики внимания не обращая. - Меня это не сделает сговорчивее.
- Смерть конунга будет на твоей совести, - процедил человек Торстейна, вновь уйдя в дом. Воины выжидающе смотрели на Снорри, ожидая его приказа.
Только на Снорри слова предателя действия не возымели.
- А ты убьешь своего конунга, - его голос был тверд как скала. - Кто из нас будет менее достоин Вальгаллы. К тому же ты прикрываешь свою шкуру ребенком, херсир.
- Наш конунг теперь Харальд Хальвдансон, - слуга Торстейна процедил. - А вы все умрете, коли добром не сдадитесь.
Снорри лишь хмыкнул в усы.
- Это ты меня убьешь чтоль? - его голос насмешлив стал. - У щенка такие же шавки в прислужниках.
Надоело ярлу лясы точить с продажным людом, сделал знак он людям своим, те стали соломой дом обкладывать, несколько лучников ловили в прицел любые щели какие только можно было.
- Ты не посмеешь спалить своего конунга, Снорри, - предатель бросил. - Жди второй палец, коли не сдашься.
И вновь в доме скрылся.
- Штурмуйте, - спокойно Снорри приказал, устав уже от глупости Вемунда и предателей во всех их проявлениях.
Хирдманы быстро юркнули в жвери вслед за скрывшимся в доме слугой предателя.
Там их мечами встретили люди Торстейна, оборону занявшие в трапезной и сенях.
Так я тебе про что. Сейчас штурм дома и начнется. Двор то зачищен. Ворота закрыты и никого не пускают и не выпускают.
Люди Снорри в атаку бросились, сам ярл во главе отряда шел, рубя противника.
После сражения жаркого, заняли воины конунжие дом, хоть и сами потери понесли тяжкие, лишь Торстейн, кинжал у горла Вемунда удерживая, к стене отступил:
- Ну, кто готов конунга своего погубить, подходите! - Зубами скрипел он, лезвием кожу мальчика протыкая, так что тонкая струйка крови потекла. - Сейчас я ему глотку перережу!
Страх дикий в глазах Вемунда читался, с мольбой смотрел он на Снорри.
- И что дальше делать будешь? - насмешливо ярл поинтересовался. - Помрешь за щенка агдирского?
- Ты отсюда не выберешься Снорри, - процедил предатель. - Твои люди изранены и их мало осталось.
- А твоих и нет вовсе, а тех кто в лесу тебя ждет тоже не хватит, чтобы нас уничтожить. Да и гонец в поместье ускакал уже, скоро подмога придет. Думаешь конунг со всей дружиной к тебе направился?
- Даже если и так - твой гонец даже до усадьбы не добереться, вы все уже здесь передохните, - Торстейн рассмеялся, хватки не ослабляя. - Сдайся и склонись перед Харальдом - тогда пощадят тебя и всех других, кто присягу примет.
- Я клятву уже принес. Одину, - твердо ответил Снорри. - И клятва та Одину дадена, что не останется скверны агдирской на земле Норвегии. И тебя выжечь придется как заразу какую.
- Идите за ворота выгляньте - там смертушка ваша, коли упорствовать будете.
- Смотрел за ворота, - ответствовал ярл фиордский. - Сбежали союзнички твои. Пусто там как зимой в море.
- А ну прочь с дороги убирайтесь! Иначе зарежу мальчишку! - Вспыхнул херсир, к двери медленно направившись.
- Зарежешь мальчишку умрешь медленно и мучительно, отпустишь умрешь быстро.
Медленно ладонь ото рта Вемунда поникшего убрал Торстейн, крепко держать его продолжая:
- Снорри, да отпусти ты его! Я жить хочу! - Завопил конунг, едва лишь смог.
- Нет, конунг, такое не прощается, никогда. За предательство всегда платят кровью, - Снорри твердо ответил.
- Ты что же... дашь ему меня убить, - оторопел Вемунд.
- Привыкай, конунг, такова доля правителя. Не прощать предательств и не давать предателям того, что они хотят, - твердо ответил ярл, сделав знак вою своему, чтобы тот за спину херсиру зашел.
- Да как же я привыкну-то если...
- Все конунг, прощайся с жизнью да благодари своего ярла, - оскалился Торстейн.
В этот момент как раз и ударил мечем херсира по шее воин дружины Снорри, второй кинулся вперед руку с ножом от горла отводить.
Закричал от страха Вемунд, точно действительно резали его, да только завалился предатель, застыла гримаса злобная ни лице его.
- Крепись, конунг, не последняя кровь это в жизни твоей, - сказал Снорри и на двор вышел.

Мер. Гутхорм- ярл и все-все-все*
(третий пост и без Тельтиара...уже как-то одиноко!)

Когда потянули Арвак и Альсвинн колесницу девы-Солнца к западному краю Мидгарда, устроили в усадьбе Гутхорма пир, не уступающий и тому, что Сигурд, да Беовульф закатывали!
Пиво и хмельные меды лились пенящимися реками из пузатых бочонков в подставленные кружки, свинина и говядина, казалось, не знали скончания, а девы разносившие питьё были таковы, что глаза, да руки горячих хирдманнов сами к ним тянулись!
Гутхорм-ярл осушил рог пива, удовлетворённо крякнул и утёр усы рукавом. Свэн, сидевший рядом с ним, азартно расправлялся с целой свиной ногой, а его люди не выказывали никакой враждебности - пили, ели и веселились так заразительно, что даже у тех воинов Агдира, которые помнили вражду Рыжего с Хальвданном, не могли устоять в своей суровости и присоединились к ним.
Хрингарийский Олень давно слышал от одного проезжего руса присловье "дым коромыслом", так вот, сюда эти слова подходили, как никакие другие! Именно дым и именно коромыслом.
Вдруг один из людей Свэна встал и рявкнул на весь зал:
-А ну тихо, клянусь роговым задом Сигурда! Я, Асмунд-скальд, спою вам вису о том, как мой хёвдинг, Свэн, встретил племянника своего, сам того не зная, и усыновил его, родство подтвердив!
- Где же бубен твой, скальд или гусли? - выкрикнул Рысьи Глаза, приобнимая молодуху, которую до этого усадил рядом с собой.
- Да вот незадача, так я в него стучал, что лопнул бубен мой! - ответил Асмунд гордо. - А не веришь, так подойди ближе, да шлем не одевай, докажу!
Под громовой хохот Рысьи глаза смутился и махнул рукой, а скальд, завёл свою вису.
Гутхорм слушал, и перед ним, как наяву, проходили недавние события.
Вот раненного, но свершившего месть Свэна подбирает простой пастух именем Арни, холоп у бонда на острове Орлиная Круча. Тогда ни один из них ещё не знает ни о родстве, ни о доле своей. Вот Рыжий уходит, пообещав вернуться и забрать юного Арни с собой. Вот Арни пасёт своих коров и бесконечно тренируется стрелять из лука, чтобы не несмышлёныша мог взять к себе Свэн, но мужчину и воина. А вот его хозяин покупает ещё двоих рабов, девку, да парня. Вот приплывают викинги и Арни, вроде уехавший с остальными бондами хорониться в лесу, возвращается. чтобы найти там Свэна, но, увы, на главном месте в зале сидит незнакомец, оказавшийся Вёмундом. И вот, желая испытать мастерство парня, пришедшего с неплохим луком за плечами, хёвдинг приказывает ему прибить к стене волосы той самой девчонки, которая уже успела войти в сердце Арни. Стрелок же в ответ, предлагает ему быть мишенью или жертвой Улю, богу лучников. Вёмунд же не боится и сидит спокойно, пока две стрелы прибивают его волосы к стене по бокам, а третья сверху. А вот и сам Свэн, до того задержавшийся на драккаре приходит в зал и усыновляет храброго юношу.
После скальд заявил, что в глотке у него суше. чем в заду у дракона и потребовал пива.
Пока он утолял жажду, Гутхорм вспомнил, что уже слышал историю про то, как этот самый Асмунд, рассказал Арни, чьим тот является сыном, и таково было удивление окружающих, что отцом его был Орм, брат Свэна, за которого тот и вершил месть, что молва эта с одного из островов Северного Мера распространилась по всей округе и дошла до ушей ярла.
"Чудно норны нити вьют!" - подумал он и вновь хлебнул пива.
________________________________________________________
* в данном посте используется повесть М. Семёновой "Орлиная круча". Заменено только имя скальда по настоянию Мастера.

Сообщение отредактировал Orrofin - 27-03-2008, 21:45

Ярл Рогволд и лендрман Кари, близ усадьбы херсира Торстейна.

С Некропехотой. Без Тельтиара, но его вороны парят где-то над нами в небе)

В версте к югу от усадьбы Торстейна находилась роща. В том лесу до поры до времени и скрывались люди ярла Рогволда и Кари-берсерка: костры не палили, песни не горланили – тихо сидели. Готовились к сече: хоть и задумано было людей конунга врасплох застать, но ярла Снорри все знали – хитер был старый викинг не в меру и засаду всегда чуял. Коли так – дорого заплатит Торстейн за дружбу Харальда Косматого… Туда ему и дорога, жадному глупцу! Так думали люди лендрманна Кари, а воинам Рогволда, верно, и вовсе было плевать на херсира.
- Долго ль еще ждать? – процедил сквозь зубы Сигурд, рукоять меча яростно терзая.
- Что, уж не подождать часок другой? – с усмешкой бросил Коршун-ярл, - неужто так сильно запал в душу Снорри?
- В душу девки западают, - буркнул в ответ пират, - а этот занозой в заднице засел.
- Экий ты, брат, чувствительный!
- Так ладно смирно б сидел, он же все дрыгаться норовит, паскуда!
- Эва, батька, - позвал Рогволда подошедший Ивар, - там Кари зовет, говорит, гонец объявился.
- Славно. Пошутковали, пора и за дело приниматься… - кивнул тот, - пойдем, брат. Будет у тебя возможность зуд в заду облегчить.
Кари было не узнать - куда подевался рассудительный ленрманн? Теперь лицо викинга кривилось в усмешке, в глазах плясали безумные огоньки... Близилась битва и Кари из старика превращался обратно в молодого берсерка, который ходил в походы вместе с оборотнем Кведульвом:
- Вперёд, воины! Пора людей Вемунда попотчевать честным железом!
Викинги его уже были готовы, а сын стоял рядом с большим круглым щитом - пожилого отца не даст в обиду.
Дрожь пробежала по лесу – то вои с земли вставали, клинки обнажая. Дабы раньше времени врага кличем боевым не предупреждать из уста в уста передавали викинги друг другу – пора, вперед! Дождались!
Вынырнули из-под покрова лесного рать многочисленная, Рогволдом и Кари ведомая, лёгким бегом двинулись засадники к усадьбе – чтобы силу не растерять перед боем, но и момент удачный не упустить. Человек Торстейна передал, что Снорри не пожелал спешиться и сесть за стол, а с ним отказались пировать и его люди. Мог ярл увезти мальчишку из-под носа у заговорщиков, и рухнул бы тогда их план.
Вскоре впереди показалась усадьба херсира. Скрываться боле не было толку – топот викингов за милю слышно было да и некоторые вражьи вои на дозоре во дворе стояли, не приметить нападающих не могли. И вырвался рев из многих десятков глоток – словно сам Фенрир с цепи сорвался да отведать молодого мясца конунжьего возжелал и ныне стучится в дверь. Да только ворота усадьбы Торстейна закрыты были – у стены остановилось войско. Теперь в западне был конунг с людьми, да только и засадники не могли проникнуть на двор. Кари бросил вопросительный взгляд на Рогволда, потом вышел вперёд с мечом в руках, сын прикрывал его щитом:
- Торстейн, старый плут, ты там?! Чего гостей не встречаешь!?

Сообщение отредактировал SergK - 27-03-2008, 23:31

Хардаланд. Гюда
С Темной

Нелегким выбор Гюде казался. Невозможным казалось игрушкой для колдуна стать, но и нападение обещанное Харальда с пленением, ничуть не прельщало.
Обещала дева на следующий день Витгейру вернуться, да никак решиться не могла. Лишь неделю спустя на разговор нелегкий отправилась.
- Отворяй, колдун, - тихо в избушку постучала.
- Открыто, - голос колдуна изнутри донесся.
Гюда растворила дверь,нерешительно проскальзывая внутрь.
- Вот и я. Пришла,как и обещала, - пробормотала она, глаз на колдуна не поднимая.
- Отрадно это, - наверное колдун улыбнулся, но лица его не было видно, так как он в тени сидел, навстречу девушке не подавшись. - Я было подумал, что не появишься ты больше.
- Значит,и колдуны ошибаться умеют, - молвила Гюда,по-прежнему глаз не поднимая.
- Ты ведь не за тем пришла.
- Подумала я над предложением твоим, - оттягивая разговор присела а стол дева.
- Расскажи тогда, что надумала, - спрокойно Витгейр произнес.
Гюда неспешно поднялась, подходя к колдуну ближе, словно стремясь разглядеть его:
- Невелик мой выбор был. Коль пришла к тебе, неужто об ответе догадаться не можешь?
- Догадаться я могу, - мужчина поднял голову, в лицо кюне посмотрев: - Но хочу чтобы ты сама сказала.
-Я согласна, - прошептала дева, в глаза колдуна глядя.
- Ну вот и хорошо, - руку протянув приобнял за талию тонкую Гюду чародей и к себе притянул.
Попыталась Гюда от Витгейра вырваться, да вспомнила, что по своей воле в лачугу вернулась. Коснулся колдун губ дочери конунга, в поцелуе долгом к устам ее приник, крепче обнимая. Попыталась дева Витгейру взаимностью ответить: лишь убедилась, что противен он ей с каждым мгновением боле становится; обмякла в руках, полностью себя отдавая. Приподнял он кюну, на ложе ее отнеся и там положив, медленно одежды снимать принявшись. Не противилась дева ничему, казалось, что не с ней всё это происходит.

усадьба херсира Торстейна
В ответ на крик из-за ворот сначала тишина ответом была, а потом в ответ прилетело:
- Мертвы предатели, а вы в Хель убирайтесь, тут конунг Вемунд правит.
- Открывайте, псы трусливые! – разошёлся Кари, - Примите честный бой! Иначе как собак вас всех постреляем!
Рогволд отослал десять воинов в рощу – вырубить древо покрепче. Вперёд вышли пятеро рослых парней с двуручными секирами да принялись долбить и расшатывать ворота. Лучники держали частокол под прицелом: высунется чья голова – враз тетивы спустят!
Несколько раз хирдманны Снорри
пытались высунуться и стрельнуть со стены в одного из воинов, что рушили ворота, но стрелки Коршуна вскоре их от того отохотили. После того кидали они стрелы чрез стену навесом, только тех парней уже прикрыли товарищи широкими щитами. Вскоре из леса приволокли таран – увесистый ствол с обрубленными ветками, и пристроили к работе – ворота стали подаваться внутрь, грозясь рухнуть и открыть проход осаждающим.
- Что, сволочи, жить надоело - так к
нам спешите?! - Со двора донесся злой голос, а после вновь стрелы запели. Вслепую стрелять не слишком удобно было - ну коли дадут асы удачи, так кого и найдет жало каленое.
И верно, за воротами послышался вскрик - одному из воинов, державших на весу таран, шальная стрела вонзилась в ногу. Его оттащили в сторону, место викинга занял другой.
- Ну, держитесь, Фенрир вас раздери! Сейчас вашей кровью всё подворье зальём! - кричал берсерк, ему вторили воины дружным рёвом викинги.
Снорри велел собрать все что можно было на голову осаждающим скинуть. Все складывалось не очень удачно. Дернул Локи конунга пойти к херсиру, довериться. А ведь чуял он подвох в этом. Велел ярл Бревна притащить, да ворота ими подпереть.
Брёвна поставить не успели – ворота крякнули, и одна из створок просела внутрь, сломав запор. Ещё один удар, и ворота распахнулись – во двор хлынули воины Коршуна и Кари.
- Бейте их, никого не щадите! Кто конунга схватит - два коня рубленым серебром! - прокричал Кари.
Хирдманы Снорри оружие выхватили, сомкнули щиты и стали отступать к усадьбе.
Летели стрелы, с обоих сторон падали воины, но преимущество было у наступавших. Споро теснили они людей конунга к дому покойного Торстейна. Кари дрался со своими людьми, опуская тяжёлый топор на щиты врагов - его неизменно закрывал щитом Эйвинд-Ягнёнок, оберегая от чужих клинков. Рядом среди воинов мелькали шлемы Рогволда, Сигурда и Ивара - люди Косматого разошлись не на шутку, там где мелькали их мечи враз становилось свободней, враги их падали

(с Сержем)

Рогволд, Кари и все-все-все
с Сержем

- Эх, где же ты, брат? – мелькнула мысль в голове у Ивара, когда застучали о поднятный щит стрелы вражьи, - такую славную битву упускаешь!
А битвы и вправду была славной. Пусть воев не более двух сотен сошлось перед усадьбой Торстейна, но уж больно мужи знатные смерти друг друга искали. Коварный Коршун и хитрый брат его Сигурд позабыли про уловки, интриги и прочие недостойные настоящего воина дела, в один ряд с простыми викингами вышли, доказывая им, что по праву стоят над прочими. И не просто за клочок земельки бондовой сошлись – за конунга кровь проливают! Воистину, не откажут валькирии тем, кто пал и падет в этой битве – всем им найдется место за столом в Валгалле.
Ивар подле Кари-берсерка бился, злой сечей от отца отрезанный. Видел лишь как раз за разом поднимался отцовский меч и с каждым разом крови на его лезвии жадном больше становилось. Слышал, но не видел, как Сигурд кричит, вызывая на бой Снорри-ярла, голосом могучим перекрывая рев жаркой битвы.
Под натиском воинов Рогволда и Кари отступали люди конунга. Сам Снорри дрался, сжав зубы – призывал, верно, проклятья на голову глупого мальчишки, которого правителем своим называл и оберегал как сына. Как мог он, Крушитель Драккаров, пойти на поводу у Вемунда, попасть на острогу, что подлый Торстейн приготовил для них, да постелит ему Хель ложе из змей и пауков! Бился ярл умело, но раз за разом падали его люди справа и слева, и приходилось ему отступать на несколько шагов. Глянул он по сторонам – людей его осталось в живых десятка два, не больше…
- Все в усадьбу, живо! – приказал ярл, продолжая отбиваться мечом от нескольких викингов Рогволда сразу. Люди его стали отступать, втягиваясь в широкие двери дома Торстейна, за ними устремились самые ретивые из нападавших, но получили в упор несколько стрел и попадали наземь. Последним в усадьбу заскочил Снорри, а двоих храбрецов, прикрывавших ярла, порубили мечами. Тяжело лязгнули железные запоры на крепкой двери – люди конунга Вемунда заперлись в усадьбе.
Кари-берсерк устало опустил меч, тяжело дышал старик:
- Псы трусливые… Отродья… Тащите таран, сейчас мы их достанем!
- Нееет, не видать им легкой смерти, - зло прошипел Сигурд, отирая о чей-то плащ меч, - прикажем поджечь усадьбу. Пущай либо в огне и дыму дохнут, аки крысы, либо выскакивают сюда. К нам на мечи!
- Да ведь там Торстейн в заложниках быть может!? - изумился Кари, затем подумал чуть, и хитро прищурился:
- Хитёр ты, Сигурд... бережешь золото своего правителя, не хочешь платить предателю его долю? Что же, я тоже, пожалуй, не захочу славу и награду делить с Торстейном. Всегда я его ублюдком считал, и заступаться за его никчёмную жизнь не стану.

Хладир
С ДЛ

Дни бежали за днями, неотличимые друг от друга. Землю покрыл снег, и на душе Ассы Хладирской, чей срок приближался, тоже царила зима. Харальд уделял жене мало внимания, предпочитая возню с гриднями в поединках потешных и пьянки с молодым Хаконом. В качестве же досуга он принимал гонцов и вел мудрые разговоры со старым конунгом. Сегодня кюна с утра была особо не в духе: ребенок активно пинал ее изнутри и поясницу ломило. Нездоровие только ухудшило норов. И, как на беду, именно этот час избрал Харальд для визита к супруге.
- Доброго утра, жена, - улыбнулся конунг с порога. - Как мой наследник? Готовиться выйти на свет?
- Твой сын столь же нетерпелив, как и ты, - ответила мужа Асса, положив ладонь на живот. - Не хочет ждать отведенного ванами срока и пытается выйти. Видишь, пинается...
- Властитель родится, - Харальд прошел в комнату и обнял супругу.
- Конечно. В кого ему быть тихоней? - слова кюны были, вроде бы, правильные, но в тоне почему-то звучала обида. Будто желала она, чтобы младенец стал трусом, а не храбрым воителем.
- В моем роду малодушных не встречалось, - прошептал конунг.
- В моем тоже, конунг, - Асса гордо выпятила подбородок. - Однако же, доблесть твоя странна несколько. Думаешь, что неведомо мне, как вы с братцем Хаконом, от рабыни прижитым, мед пьете ночь на пролет, а после - служаночек задираете? Глядишь, так усадьба плодами доблести вашей до самого частокола заполнится.
- Это кто тебе сказал? - Пристально взглядом смерил женщину сын Хальвдана.
- Да о том вся усадьба судачит! - жена повысила голос, раздражение выказывая.
- У этой усадьбы слишком много болтливых языков, - процедил конунг. - Некоторые можно и повырвать.
- От того, что ты выдернешь языки слугам, животы у служанок не перестанут расти. сама слышала, как они хвастались перед дверью светлицы: мол, доблестен конунг на ложе, будто сам Фрейр.
- Это какие еще служанки?
- А ты уж и лица их позабыл? Ну и развратикик. Хоть бы сына своего нерожденного постыдился.
- Больно нужно мне служанок помнить, каких сотни, - огрызнулся Харальд.
- Скажи лучше, что меры хмельному не знаешь, - фыркнула Асса. - От того и девки все тебе на одно лицо. Ну, ладно бы пригожих рабынь только охаживал. Но Ингрид-то... вобла сушеная, ни лика ни тела. Чтоб на такую польститься надо и имени своего не разуметь.
- С ней был Хакон, - тут же бросил молодой конунг.
- А она говорит - обы вы были, да хвалили еще.
- И чего ты от меня теперь хочешь?! - Не выдержал Харальд, разъяряясь пуще жены.
- Обманул ты меня с Хильд, сокрыл полюбовницу от жены аш во Фьордах. А теперь - тут лиходейства творишь. Родит Ингрид сына - как делить его с Хаконом будите? Ему голова, тебе - тело?
Скрипнул зубами конунг, неприятно ему было обвинение, что строптивую мерянку он укрыл - сама сбежала от его гнева, дядю обманув, да толку теперь объяснять. Выдохнул зло и вышел из опочивальни.
Асса присела на ложе, стремясь успокоится. в ответ на гнев матери младенец, еще нерожденный, начал сильнее толкаться. На глазах кюны вскипали слезы обиды, ей же самою придуманной. То, как ушел муж, виделось ей доказательством, что все то - правда.
Однако же спустя время небольшое вновь дверь открылась - конунг вернулся, а в руках его был сверток, который он бросил жене:
- Вот, держи - голова тебе.
Простыни медленно окрасились алой кровью, протекающей сквозь ткань мешка.
Асса рукою дрожащею простыню развернула - и вскрикнула, без чувств упав на кровать. Голова Ингрид из свертка смотрела в потолок широко распахнутыми глазами. А через несколько часов первенец Харальда родился.

Гибель Снорри
+Сарина

Разозленные тем, что враг скрылся в усадьбе, вои не заставили долго ждать, когда Коршун отдал приказ. Живо распотрошив сараи и абмары, они раздобыли сухое сено и доски, которыми тут же обложили бывшую обитель Торстейна, ныне последнее пристанище Вемунда и Снорри.
- Жги! – рыкнул Сигурд, и тут же зачиркали огнива, задымились содранные бересты. Несколько минут спустя огонь весело пожирал приготовленную ему жертву, попутно приглядываясь к стенам усадьбы.
- Внимательно! Кто высунется, бейте сразу, - крикнул Ивар лучникам, что заняли позиции на палисаднике, - только за мальчонкой глядите. Ежели кто ему лоб стрелой проткнет, сам потом на кол сядет.
Прочие вои молча взяли понемногу зачинающееся пожаром здание в кольцо. Сигурд с Рогволдом подле главной двери встали. Весело потрескивало пламя, поднимаясь все выше и выше. Стало жарко, и вои сделали несколько шагов назад – невыносимо было подле огня находится. Повалил густой дым.

Снорри тяжелым взглядом конунга смерил, как бы пытаясь сказать, что он предупреждал его. Все кончилось именно так, как и ожидал ярл. Предательством во Фиордах.
- Прорываться будем, - твердо сказал викинг, к оставшимся в живых воинам обращаясь. - Если и не выживем, хоть погибнем в бою.
Воины кивнули, выстроившись небольшим, сильно поредевшим клином пред выходом. На острее Снорри сам оказался, твердой рукой меч сжимавший.
Густой чад просачивался сквозь щели в стене, дверях, ставнях, заставляя воев кашлять от едкого дыма. Да и припекать начало – не хуже бани. Ждать боле нельзя было. Снорри кивнул воям, что у дверей стояли, и те, крякнув, отодвинули тяжелый засов, настежь распахивая створки дверей.
- Вперед! – взревел ярл, прежде прочих на вражьи порядки вперед устремляясь.
Зло свистнули стрелы, сбивая бегущих фьердцев, вырывая из пронзенных глоток сдавленные стоны да колотя о удачно поднятые щиты. Едва ль можно было перекрыть оглушительный грохот, с коим столкнулись вои Снорри с захватчиками мерскими, но у викингов, на смерть спешащих, вышло. Яростный клич взметнулся над полем брани: некуда отступать, лишь кровью да сталью проложить путь можно было, по изувеченным вражьи телам.
Лихо рубил себе и юному конунгу проход пожилой ярл. Только свет солнца лучи сверкали на смертоносной стали его клинка. Вемунд кашляя из дома вывалился, спрятавшись за спинами воинов своих.
- Помнишь меня?! – лязгнул о металлический умбон тяжелый меч. Несмотря на царившую вокруг неразбериху, ярл узнал руку, что раз за разом обрушивала на щит яростные удары. Сигурд, тот самый Сигурд, которого он, Снорри, когда-то оставил с носом. Без кораблей, без добычи.
- Как не помнить, - усмехнулся Снорри. - Предателем был, предателем и остался.
Свистнул тяжелый меч воздух рассекая, с хищным блеском к шее пирата направился.
Закружила, завертела сеча Снорри и Сигурда, изредка позволяя им ударами обмениваться, поскольку приходилось следить как бы не сложить голову под случайным ударом сбоку. А возможностей таких у Снорри было множество – уж больно много мерцев к Торстейну пожаловало! И числом али умением, но противник, втрое или вчетверо по количеству превосходящий, давить стал. Непросто стало старому ярлу сдерживать одновмеренно и натиск Сигурда, местью одержимого, и прочих желавших заполучить награду за голову ярла.
- За сколько продался щенку агдирскому? - в очередной раз столкнувшись с Сигурдом, прошипел в лицо ему Снорри.
- Спросишь у Хель! – прорычал Пират, щитом наотмашь ударяя.
Теснота боя не давала Сигурду размахнуться, да и Снорри был не первый раз в бою. Ушел от удара и тут навершием меча в лицо пирату наметился.
- Я тебя спрашиваю, а не Хель.
- Вот тебе ответ! – окантовкой щита удар в сторону, Сигурд клинок тяжелый со всего размаху на Снорри обрушил. Взвыл воздух, путь разъяренной стали давая.
Крякнул Снорри на щит удар принимая. Онемела рука, но сдержала оружие, лишь царапнул меч по лицу. Без замаха ткнул в бедро мечем Снорри. то бой был, а не поединок.
Укол достиг цели и наверняка бы прошил треклятого пирата насквозь, если бы не кольчуга, плотным переплетением стальных колец встретившее меч. Достаточно силы вложил ярл, чтобы пробить защиту, но недостаточно, чтобы рана глубокой оказалась.
И в следующее мгновение пришел ответ, тускло сверкнув лучиками осеннего солнца. Захрипел Снорри, кровью горячей сквозь распоротую шею брызжа. Тело онемело, наливаясь холодной, словно свинец, тяжестью. И не поднялась рука, чтобы второй удар отразить, с лихим свистом срубивший седую голову…
Зарычав, в последнем порыве ринулись в бой вои ярла убитого. Пытаясь убить Сигурда, что отправил Снорри в Вальгаллу.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 4-04-2008, 13:15

Хисинг. Халльвард и Сигтрюгг.
(простите за долгое отсутствие))

Прочь от горестных мыслей, от тягостных дум, вдаль по морю, по ровной глади; пусть поет ветер, натягивая паруса, пусть плещутся волны о дерево весел, пусть…
Там, за спиной, Сарасберг, вторым домом когда-то ставший, а ныне казавшийся чужим и таким холодным, неприветливым. А тот дом, что родным был – там, впереди, - там, может, и не ждут вовсе. Вот ведь не было горя, так сразу же рана в горло нашлась. Одно дело – знать, что, несмотря на теперешнее одиночество, есть кому к тебе вернуться, и другое – знать, что вернуться некому. Халльвард, к мачте прислонившись, грел перстень дареный в руках, вспоминая Асгаута…
Пусть останется хотя бы память.

На Хисинг приплыли братья с частью дружины в самой середине дня. Видно, заметил кто-то приближение их корабля, потому как на берегу, когда причалили они, встретил их сам Торхалльи несколько воинов.
- Да вы не иначе как на праздники приехали? – бывший дружинник, а теперь имением управляющий, пожал руки Вебьернссонам крепко.
До "материнской ночи", кануна зимнего солнцестояния, всего день оставался, а там – дюжина да еще день, вернее, ночь празднеств.
Темное время, брешь между двумя годами…
- И на праздники тоже, - отвечал Сигтрюгг.
- Конечно, чего бы вам не остаться, - продолжал Торхалль, обрадованный встречей и потому, к раздражению Халльварда, не замолкающий, - в кругу семьи ведь встречать Йоль принято, семья-то ваша тут. С братишками вашими познакомился, херсир Халльвард, удивительно они на вас с братом похожи…
Сигтрюгг прервал его движением ладони.
- Давай отложим разговоры пока, - он выразительно указал управителю взглядом на старшего брата. – Лучше за столом обсудим все, нам тоже есть что рассказать…

- Значит, убит? – переспросил Торхалль.- Жаль его.
- Чего уж тут жалеть, - проронил Халльвард, пустой кубок вертя в руке. – Жизнь за Харальда положил, как и подобало ему.
- А вам теперь продолжать его дело, - напомнил дружинник бывший, - не забывай об этом и не давай печали себя подчинить. Наполните кубки и выпьем за Асгаута-ярла, за храбрость его и доблесть! Авось и он за нас в Вальхалле пропустит чарочку с Одином…
Стоя осушили свои кубки все, кто за столом был. Взглянул в этот момент Сигтрюгг на дядю своего, Вестейна, за другим концом стола стоящего – и поразился ненависти, бывшей на лице того, когда Вестейн смотрел на Халльварда.
- Выйдем ненадолго, Торхалль, - шепнул Сигтрюгг управителю, когда сели они за стол вновь. И только когда дверь входная закрылась за ними, младший Вебьернссон спросил:
- Что произошло тут без нас? Дядья каждый грознее тучи глядит…
- Э, - махнул рукой Торхалль, - сам ведь понимаешь, моему назначению-то здесь никто особо не радовался. Имение хоть и вам с Халльвардом принадлежит, однако дядьки ваши не оставляют надежд его к рукам прибрать. А уж после расправы, которую здесь учинили до того…
- Я и не ждал, что любви к нам с братом прибавится здесь, - горестно обронил Сигтрюгг. – Что же, выходит, нам здесь и опасность может грозить?
- И еще какая, - кивнул Торхалль. – Когда я приплыл сюда, чуть ли не бунт здесь устроили. Но удалось усмирить их… мы держимся пока лишь тем, что очень много тут людей, вашему отцу и вам верных. Ульвбьерна, что прежде тут заправлял, не особо любили, а некоторые даже радовались, его голову, к воротам приколоченную, увидев. Но не все… не все, - он многозначительно на дверь оглянулся.
- Я все это Халльварду позже передам, - Сигтрюгг взошел на порог. – Будем остерегаться… а сейчас надо вернуться, чтобы не заподозрили чего. Хотя верно, уже заподозрили.

Усадьба Торстейна. Огненное погребение конунга Фьордов.

(с Сариной)

Викинги сражались словно дикие звери, выкрикивая имя убитого ярла. Раненого Сигурда закрыли щитами побратимы и стали отбрасывать нападавших обратно к усадьбе, загоняя их обратно в пылающий дом. Слишком мало осталось бойцов на стороне Вемунда-конунга - падали воины Снорри Крушителя Драккаров, отправляясь в Вальхаллу вслед за предводителем своим. Тех же, кто ещё держался на ногах, кашляя и задыхаясь от дыма, тяжёлой пеленой окутавшего усадьбу, заставляли отступить обратно в дом, где языки пламени уже прорывались меж брёвен. И викинги отступали, закрывая собой юного конунга. А после и вовсе навалились осадники щитами и силой впихнули в дом уцелевших, да дверь захлопнули.
- Подоприте дверь! - кричал Кари своим воинам, глаза его пылали безумным огнём, - Пускай там задохнутся, пусть кашлем изойдут, да живьём сгорят! – седой берсерк бросил взгляд на Рогволда и его людей, но они, похоже, не собирались его останавливать, спасая Вемунда от жуткой участи.
Воины отступили вглубь, взявшись за топоры, в надежде прорубить выход с противоположной стороны, только предназначенные для убийства, не слушались они в дерево не желая вгрызаться.
Клети дома наполнялись удушливым едким дымом, прятаться от него было уже негде. Викинги хватались за грудь, падали на колени. В усадьбе царил невыносимый жар, а в щелях между брёвнами уже вовсю плясали язычки пламени. Многие воины срывали бронь и одежду, истекая потом и задыхаясь. Некоторые пытались вновь открыть тяжёлую дверь, вырваться наружу, чтобы от мечей вражьих смерть принять, но люди Кари надёжно дверь подпёрли.

Вемунд метался по пиршественной зале, требуя скорее стену рубить, чтобы вырваться из огненной ловушки. Мальчик уже в истерике просто бился, визжа.
Снаружи воины Рогволда и Кари молча смотрели, как полыхает усадьба огнём. Многие ежились и поводили плечами - представляли, верно, себя на месте несчастных пленников. Некоторые злорадно ухмылялись, а несколько бывалых воинов не стали дожидаться конца зрелища, да разбрелись по подворью в поисках добычи.
- Вот тебе и конунг Фьордов! - Кари повернулся к сыну, - Не видать ему больше нашего золота да серебра, что мы в походах добыли. Пресёкся проклятый род!
Огонь постепенно сжирал дерево и тех, кто в усадьбе был. Вемунд в какой-то миг просто дымом задохнулся, потому зря злорадствовали враги на улице стоявшие. Взвилось жадное пламя над усадьбой. Дом жалобно заскрипел - пламя бушевало внутри, превращая пленников в горящие останки. Послышались страшные отчаянные вопли... Обрушилась задняя стена, но выбираться из дому было уже некому - сгорел конунг и все его люди. Рушился и оседал дом Торстейна-херсира, пожираемый огнём - стал он посмертным обиталищем Вемунда, юного правителя, которого неудача великая постигла.

Хисинг. Вебьернссоны и проч.

Ночь была на редкость темной, а может, просто казалась таковой – все же по сравнению с остальными это была особенная ночь.
Самая важная. Самая длинная в году.
Торд и Торгейр сидели на лавке и внимательно слушали Сигтрюгга, который с воодушевлением расписывал им значение праздника Йуле. Торхалль, сидевший в углу, на краю лавки, посмеивался в густую бороду.
- … и все миры сходятся в Мидгарде, - Сигтрюгг сделал огромные глаза, изображая движениями рук, как именно сходятся эти миры. – Боги и богини ходят по земле, так же как тролли… О, я однажды видел настоящего тролля!
Малыши вздрогнули.
- Он был во-от такой огромный, заросший мхом и лишайником, а воняло от него, - Вебьернссон едва сдержался, чтобы не сказать "как от дядюшки Вестейна", - как из выгребной ямы. Он шел и длинными своими лапищами задевал землю…
- И вы с Халльвардом с ним дрались? – затаив дыхание, спросил Торгейр.
- Что ты, - серьезно покачал головой Сигтрюгг, - разве мы бы с ним сладили. Растоптал бы и не заметил! Но тролль прошел мимо и не увидел нас, вот нам повезло-то…
Торхалль не выдержал и хохотнул, тут же скрыв смех за притворным приступом кашля.
- Да, вот так-то, - строго взглянув на управителя, закончил Сигтрюгг. – Так что не бегайте на улицу одни ввечеру. Тут может бродить кто и пострашнее троллей…

Трещал, вздымая языки пламени и выбрасывая яркие искры, костер. Халльвард ворошил ветки длинной палкой, чтобы те не вздумали погаснуть раньше времени.
Пока вращается веретено богини Урд…
Сигтрюгг неслышно подошел сзади; он ступал совсем бесшумно, словно крадущийся в курятник лис.
- Охраняешь дом от злых духов? – рука младшего брата легла на плечо неожиданно, Халльвард вздрогнул и напрягся, но поняв, кто это, облегченно вздохнул.
Пока открыты проходы между мирами…
- Да этот дом от дядек наших охранять надо, а не от духов. Во всяком случае, даже йотуны больше пользы, чем Вестейн с прихвостнями, принесли бы.
Халльвард, которому младший брат его обо всем, что от Торхалля узнал, рассказал подробно, с большим подозрением стал относиться к каждому слову родственников, что на Хисинге жили. Да и не только к словам… даже еду, которую ему подавали за общим столом, сперва давал собаке попробовать, чем вызывал невероятное возмущение у всей здешней родни.
- Знаешь, такая ночь сегодня, - тщательно слова подбирая. Сигтрюгг заговорил после долгого молчания. – Не след тебе быть тут одному, вот я и решил…
- Спасибо, брат, но я хотел…
- А еще, - перебил его тот, - в эту ночь даются клятвы, которые нельзя нарушить.
Молодой херсир прищурился, разглядывая отблески костра на лице брата.
- Халльвард, давай поклянемся, что не оставим друг друга. Что бы ни случилось.
- Неужто после всего, что мы вместе пережили, нам нужны какие-то клятвы? – усмехнулся он. – Ладно же. Я обещаю, что до смерти своей тебя не покину.
- И я в том же клянусь, - отвечал Сигтрюгг. Братья обнялись крепко; костер все потрескивал, выстреливая искорками в темноту.

- И насчет отравы какой я думал, - продолжал разговор Вестейн, - но гаденыш мелкий собаке прежде все скармливает, чем сам в рот берет.
- Как будто знает, - Бруни, старший брат вестейновой жены, покачал головой, зло перед собой глядя. – Это его мужик этот надоумил, я уверен.
- Торхалль-то? - собеседник его сжал кулак и распрямил пальцы, хрустнув суставами. – Сразу он мне не по душе пришелся. Проклятые харальдовы слуги…
Вейстейн в душе все еще оставался верен Гандальву Серому, как и многие на Хисинге. Даже после того, как голову Ульвбьерна прибили к воротам, показав, как поступает Харальд-конунг с предателями.. Да пусть поступает, как ему заблагорассудится, думал Вестейн, где мы, а где Харальд? Ульвбьерн-то дурак был, выставился против мальчишек, а мальчишки хитрые, как хорьки... Тут по-другому действовать надо – избавиться от них, пока приехали, и все дела. Но ведь прибыли они с дружиной, а всех не перебьешь – придется и с Торхаллем тогда расправиться, а это верная война с Харальдом или Рагхильдой. Нет, здесь нужен был какой-нибудь роковой случай, чтобы все поверили, будто Вестейн не при чем, и мальчишки сами виноваты в своей смерти. Яд был все же не слишком подходящим решением, что бы ни говорил Бруни…
Но сейчас такое время, что произойти может что угодно – духи бродят по земле, и кто знает, что придет им в голову.

О Рогволде, братце его Сигурде и чуть-чуть об отроке Иваре

Соблазн отпраздновать смерть молодчика-Вемунда и опекавшего его Снорри у мерийцев разом пресек Ровголд, который, памятуя о том, что целью его было не обезглавить Фиорды, лишив их конунга, но заставить их признать в Харальде своего повелителя, а в Коршуне – его законного посланника, не позволил воям задержаться в усадьбе Торстейна. Не медля ни дня, он выступил по направлению к усадьбе Вемунда.
Пусть Фиорды не шибко любили мальчишку, однако мужи, что лично присягали Аудбьерну, а потому и Вемунду, не забудут убийства последнего. Покуда дурная голова последнего из них не отделится от бренного тела, праздновать победу рано. Меньше всего Рогволду хотелось заполучить второго Сельви, который бы грабил и вырезал деревни во славу давно почившего конунга.
- Насилие порождает насилие, брат, - как-то после доброй кружки медовухи хмыкнул Сигурд.
- Не тебе меня укорять, - рассмеялся Рогволд, - уж не голова ли Снорри к крупу твоего коня прикручена? Что-то сомневаюсь, что ярл расстался с нею добровольно, по обоюдному вашему согласию.
- Ну, положим, добровольно, но лишь наполовину.
- Это ж как?..
- А вот так. Голова бы его от тела не отделилась, не отруби ее в нужный момент мой меч, - кося пьяными глазами принялся объяснять Сигурд, видно было, что смех он сдерживал с большим трудом, - соответственно, не будь моего меча, не болталась бы голова Снорри у меня на седле. Значит, в том половина доброй воли, ибо меч мой действовал исключительно по моему желанию и никак не вопреки ему. А значит, в том аж на одну половину доброй воли.
- Иди проспись, - зевнул Рогволд.
- Нет, ты послушай, брат, я ж о другом сказать хотел. Объединять Норвегию огнем и мечом оно, конечно, можно. И, глядишь, получится это у Харальда. Или у кого другого получится. Но, представь, помрет Харальд или этот кто-то другой. И что тогда?.. распадутся на маленькие, крошечные части все владения его. Ярлы же не меча и огня боятся, а скорее конунгу доверяют. Не сталь землю завоевывает, а авторитет того, кто эту сталь несет.
- Увы, но в том природа человека. Умирать. И забывать об умерших.
- Да, правду говоришь. Значит, нужно установить такой закон – для всех – чтобы он сам по себе существовал, без того, кто закон этот устанавливает.
- Закон недолговечен. Закон стоит на том, чтобы подчиняться и жить в вечном страхе наказания за неподчинение. Стоит пропасть мечу, которым закон подпоясан, как пропадает и закон.
- Значит, нужен такой меч, который не исчезнет.
- Не бывает бессмертных людей.
- И правда, брат, - усмехнулся Сигурд, сверкнув неожиданно протрезвевшими глазами, - людей бессмертных не бывает.
Воцарилась тишина. Наконец, Рогволд произнес, поглаживая бороду, в коей уже поблескивали седые волоски:
- Ох и дурное же ты говоришь. О богах толкуешь? Да и не о наших, как я погляжу?.. О ромейском?..
- О нем самом.
- Вот, что я скажу тебе, брат, - после недолгого молчания сказал Рогволд, тверже камня и холоднее льда был его голос, - ты о мыслях своих не смей никому рассказывать. Люди, на чьих костях мы воздвигли нашу власть, не поймут смысла, скрытого за ними. Для них их вера – все равно, что кости, на которых мясо держится. Знаешь, что бывает, когда ломаешь ногу аль какую другую конечность?.. знаешь. Одним словом запри свои мысли на замок покрепче и запрячь в себя поглубже.
На том примерно и окончилась их беседа.
На следующее утро мерское воинство вышло к деревне, что недалече от усадьбы Вемунда расположена была. По слухам и рассказам крестьян, что встретились по пути, крепко усадьба стояла – частокол двойной, высокий, ворота железными скобами оббитые, лучники на башнях в большом количестве да и за стеной тоже немало расположилось. Не хотелось Коршуну терять людей силой пытаясь взять то, что можно взять иначе.
- Всяк, кто присягнет Харальду, кто обязуется вносить за землю и доход с земли должную плату Рогволду, его посланнику и наместнику в Фиордах, будет пощажен! - громко, так, чтоб последняя деревенская крыса слышала, кричал Ивар, - остальных же на кол посадим, повесим али в хатах ваших поспаляем! Пришло время нового порядка!
Крестьяне, толпою окружившие Ивара и небольшую горстку воев (полтора десятка гридней захватил с собой сын Коршуна), понуро глядели под ноги. Их было не в пример больше, да вот только никому в голову и мысли за оружие взяться не пришло. Трусливы бонды. Впрочем, о каких подвигах можно думать, ежели под деревней дружина Коршуна встала, не меньше сотни воев?..

Сообщение отредактировал НекроПехота - 19-04-2008, 22:25

Транделаг. Усадьба Хладир.

С тех пор, как родился сын Харальда, владения Хакона пребывали в веселье да празднествах. Асса, столь припозднившаяся с замужеством, теперь дневала и ночевала у колыбели, ревниво следя за благополучьем дитяти. Впрочем, мужчин занимало то мало: подержав на руках сына, конунг Агдирский отправился праздновать. Хакон Хладирский был не менее зятя рад продолжению рода – а потому мед в усадьбе полился рекой. Гости, и прежде катавшиеся как сыр в масле, ныне и вовсе сделались почти что обласканными домочадцами. Естественно, ласки те едва ль ограничивались вкусной едой. Конунг транделагский, окрыленный появлением внука, махнул рукой на все шалости Харальда с присными. А против воли Медведя слова на скажешь, да и не особо хотелось. Хмельной дух праздника летал по усадьбе, не затронув, казалось, только Эйсван. Ее срок тоже был близок, и ныне обиженной кюне казалось, что забыли про нее все. Муж носится с младенцем Харальда, как девица с новой одежей. Сам Харальд или бегает по лесам за дичиной, или гоняет гридней в потешных учениях. И, разумеется, пьет да гуляет вместе с Хаконом младшим. Последнее обстоятельство особенно удручало: Эйсван казалось, что полюбовник к ней охладел, и винила она в том не рожденного пока сына. Мнительность, присущая женщинам в тягости, шептала ей, что красота ее пострадала. К тому же, старухи, ревниво следящие за здравием кюны, велели ей избегать мужских ласок. Желая удержать при себе молодого любовника, Эйсван легко бы нарушила тот запрет, коли б не страх. Вдруг Фрейа и впрямь покарает за блуд, младенца отняв? Муж ведь дознается о причине: лекари, говорят, по биению сердца знают все о здоровье, а ныне в усадьбе аш двое заморских целителей. Вот и пришлось Эйсван смотреть, как любимый ее обнимает покорных рабынь, вслед за Харальдом. После похода Хакон младой ходил за агдирцем, как хвост. Видно, купил чем-то Холя конунжья – закон, однако же не похоже, чтобы юношу положение то тяготило. Ныне страдала только Эйсван, и горе ее углублялось бессилием. Это Асса, супруга законная, могла Харальда девками попрекать, а у Эйсван не было прав поучать неженатого пасынка. Муж же, на робкие речи ее о поведении младшего Хакона, небрежно велел жене смирить бабью ревность: мол, все равно пасынку не быть конунгом вперед ее, Эйсван, сына. Слова грозного конунга лишь усилили тоску молодой кюны: она почти желала, чтобы вместо сына у них с мужем родилась дочь. Тогда положению Хакона младшего, как единственного сына старого конунга, ничего не будет грозить. А уж потом она своего не упустит: родит второго младенца от юного Хакона взамен пожилого.

Разорённая усадьба Торстейна. Кари-берсерк и его люди.

В воздухе ещё пепел усадьбы Торстейна покойного кружился, а Кари уже отправил гонцов к правителям окрестных земель с вестью о гибели Вемунда. Не шибко любили они юного конунга, как и его брата Аудбьерна, что требовал у подданных злата и воинов уводил на верную гибель. На том и порешили: предложить лендрманнам и херсирам Фьордов признать своим конунгом Харальда. Кто же не согласится с тем – потеряет всё, что дорого ему, и жизни лишится.
- Нет теперь во Фьордах вождя, что сможет противостоять Косматому! – так говорил Кари своему сыну, - Надо созвать тинг. Многие, как и мы, примут его своим правителем. Те же глупцы, что решат ему воспротивиться, потеряют земли и власть. А кому власть достанется?
- Харальду-конунгу и тем, кто принёс ему голову Вемунда. - отвечал Эйвинд-Ягнёнок, - Сегодня ветер дует в наши паруса, отец, но ветер изменчив. Как Торстейн, предавший Вемунда, получил вместо злата конунжьего да серебра только железо и огонь, так и…
- Не смей меня сравнивать с этим глупцом! – ударил берсерк кулаком по столу так, что расплескалось пиво в глиняной чарке. Эйвинд замолчал. Кари посмотрел на него так, словно собирался и его кулаком вогнать в земляной пол:
- До сих пор моя удача была со мной и впредь не оставит! Только толковыми сыновьями, вижу, обделили меня боги!
Помрачнел Ягнёнок лицом и, поднявшись, вышел из дома, что раньше трэлям Торстейна служил пристанищем. Кари же трапезу в одиночестве продолжал… только веселье всё, что берсерка охватило после удачной битвы, ушло куда-то.
Люди Рогволда отправились в набег на усадьбу. Викинги Кари продолжали грабить двор Торстейна – делили уцелевших рабов, скот, оружие. Сокрушались теперь: самый богатый дом сожгли! Но обгоревшие останки усадьбы обыскать не решились.
- Думаешь, доброе дело мы сделали? – Эйвинд подошёл к Эйрику Топору, задумчиво глядевшему на золу и угли, в которых покоились ныне конунжьи кости, - Отдали Фьорды Косматому и его коршуну…
Эйрик глянул в глаза ему:
- Знаю, о чём думаешь. Предательство, мол, Кари совершил, а мы все за ним пошли. Только понять тебе следует: если бы не этому двору гореть сегодня, то завтра – нашему двору гостей от Харальда принимать с мечами в руках. Твой отец умён, оттого за ним люди идут. Ему и служить стану, а не Рогволду или Косматому. А после – тебе, потому наживай свой ум и отца слушай.

Сообщение отредактировал SergK - 20-04-2008, 20:59

Гутхорм открыл глаза. После вчерашней пытки болело всё и особенно голова, а во рту был мерзостный привкус крови.
"Губу что ли прикусил?" - мысли катились тяжело, словно громадные валуны в ещё не разогнавшейся лавине.
С трудом подняв голову, ярл оглядел пиршественный чертог, сейчас более похожий на поле брани. За столом остались лишь он, да ещё чья-то рыжая голова тяжело упиралась в столешницу могучим лбом.
- Свэн, - хриплым голосом позвал Гутхорм. - Ты живой?
- Не тряси стол, ярл, а то помру, - раздалось в ответ. - Ты что вчера последнее помнишь?
- Сивуху, - Гутхорм аккуратно опустил голову на кулаки. Надо было кликнуть слуг, но одна мысль о громком звуке была болезненной.
Ответить ему Свэн не успел - дверь с грохотом распахнулась и в зал шагнул юнец в плаще на волчьем меху.
- Гутхорм-ярл! - рявкнул он, насколько позволял ещё не сломавшийся голос. - Я Эйнар, гоне..., - договорить он не успел - боевой нож, пущенный рукой Гутхорма, вонзился в стену чуть левее его головы.
- Постарел ты что ли? - открыв один глаз и медленно повернув голову, тихо спросил Свэн
- Не иначе, - грустно ответил Гутхорм. - Я в горло целил. Ну да ладно...эй ты! Не ори, во-первых, не видишь, плохо нам! А, во-вторых, говори, с чем пришёл и кто таков. Тихо говори...
- Я Эйнар, - не в пример тише и полуприсев начала паренёк. - Гонец конунга Харальда. С вестью благой приплыл, что в Хладире у владыки сын родился...Гутхормом назвали!
- Как?! - заорал ярл, единым духом взлетая с лавки. - И ты молчал, не сказав эту весть с порога! Срочно будить всех! Я собираюсь в Хладир!
Свэн Рыжий с тихим стоном упал с лавки на пол. От вполей Гутхорма ему стало ещё хуже...
К вечеру, из Мера отплыли несколько драккаров. Гутхорм с частью своих воинов и Свэн Рыжий с хирдом шли поздравить Харальда, отцом ставшего, и обсудить с ним дела дальнейшие...

Сообщение отредактировал Orrofin - 22-04-2008, 22:02

Транделаг. Конунг Хакон.

Вести о том, что бонды видели корабли, похожие на драккары Гутхорма, близ берегов Транделага, заставила старого Хакона отвлечься от празднеств. Воистину: продление рода есть величайшее благо, и славно, что первым родился у Харальда сын, да еще – вослед за вестями победными. Хорошее то знамение, и не надо жрецом зваться для толкования. Великим воином станет дитя победившего, эдак асы свою благосклонность высказывают. Однако же, вороги не дремали, и вести о приближении Гутхорма Оленя Хакон воспринял как весть: достаточно лагоде предаваться, надо уж и о ратных свершениях побеспокоится. пламя мятежа, вспыхнувшее было во фьордах, ныне тлело умирающими головешками. Но Гандальв Серый в Альвхеймаре пока что не отправился к Хель и вовсю скалил зубы на Агдирского волка. А ныне Волк и Медведь – в одной лодке, и родом единым уж стало. Так что для блага внука ему, Хакону, следует силушку поберечь да хитрость на помощь призвать. Охотники справные знают: не только силой великой хозяин пчел славен – но и лукавым умом. Так что все время, потраченное берсерком на борьбу с упрямыми волнами, старый медведь в раздумьях провел. И в итоге на пристани Гутхорма с соратниками встречала не челядь, а сам властелин транделагский.

Гутхорм-ярл. Путешествие в Транделаг
________________________________________

Почти всё плавание провёл Хрингарийский Олень либо на скамье гребца, без устали работая веслом, либо под бортом, где лежал, завернувшись в плащ. Гутхорм чувствовал, что приближается нечто очень важное, а потому мысль его блуждала в глубинах памяти. Он вспоминал тот далёкий бой в усадьбе Хаки, куда он с присягнувшими ему берсерками и Харек Волк со своими воинами пришли, как гости на свадьбу, а уходили победителями. Это было первое серьёзное сражение Гутхорма, носившего тогда прозвище Юный конунг, и оно оставило ему сразу две отметины, словно напоминание: седая прядь на правом виске и шрам точно в центре ладони, куда попал наконечником своего копья Хаки-берсерк незадолго до своей смерти. Потом пришла ещё более далёкая картина: грубое мужское лицо, по самый нос заросшее спутанной бородой и искажённое яростью. Той самой яростью, которую Гутхорму ещё только предстоит испытать. И летит его нож в грудь воину, превосходящему его и могутой и уменьем, и вытягиваются удивлённо лица опытнейших из берсерков, уже понимающих, что сейчас должно случиться...
"Где вы, друзья?" - беззвучно прошептали губы ярла.
Ответа не было. Век берсерка короток и все, кто присягнули ему в тот день уже пировали у Одина в чертоге, а Харек был далеко. Очень далеко. Чувство одиночества и странной тоски по прошлому снедало Гутхорма, но он знал - это пройдёт. Просто море и корабль решили ему что-то сказать. А он не понимает, ведь не жрец и не вещий колдун.
"Сестра, ты лучше меня читаешь знаки Богов...", - долетел до ярла из прошлого его собственный, только ещё не окрепший, ломающийся, голос, и Гутхорм улыбнулся. Нет, у него всё ещё есть сестра и племянник, а значит есть ещё смысл топтать Мидгард.
"Одноглазый! - подумал он весело. - Я к тебе ещё приду. Но не сейчас!"
В Транделаг прибыли с рассветом. Гутхорм ждал, что встречать его будут воины, да какой-нибудь доверенный ярл Хакона, однако, Рысьи глаза ещё издали разглядел на пристани статную фигуру конунга Хладира.
- Здоров будь, Хакон! - сказал Гутхорм, спрыгивая с борта драккара. - Благодраность прими нашу за честь, что ты оказал!
левее с шумом въехал в песок корабль Свэна Рыжего.

Транделаг. Пристань. Хакон, Гутхорм, Торлейв и все, все, все.
ДЛ со Скальдом и Оррофином.

- И тебе поздорову, Гутхорм, - ответил Хакон, внимательно оглядывая дядю Харальда. Но ни битвы, ни возлияния после победы не могли поколебать силы грозного берсерка. На Хакона с палубы драккара взирал грозный воитель, и старец остался доволен осмотром. - Была ли с тобой милость Ньорда, хорошо ли добрался? Харальд и сын его уж давно ждут явления твоего корабля. Мыслю я - пора представить наследника асам, но без тебя мы обряд провести не решились.
- Ньорд испытал нас, когда от Мера отошли, но потом милостью своей не обделил, - качнул головой Гутхорм. - Хорошо, что меня дождались, по чести это! Да я и не один, как ты, конунг, видишь, приплыл...
- А без меня решитесь? - Торлейв выбрался откуда-то из кучи мешков, в беспорядке наваленных на палубе, и проворно соскочил на доски причала
- Ну, что ты, жрец, - Хакон спрятал улыбку в густых усах. - Твой опыт будет нам кстати, тем паче, что ты, мыслю я, и самого Харальда в вере нашей воспитывал. Глубоки корни традиций в земле Транделага, и я, как властитель, их всецело поддерживаю.
- И тебе здравия, процветания и лет долгих, Хакон, властитель Транделага - произнес жрец, поклонившись
Гутхорм нахмурил светлые брови, но промолчал. Нелюбо ему было то, что жрец пробрался на его драккар тайно, но и свару он устраивать не хотел.
- А ещё со мной пришёл опытный и умелый хёвдинг, который подспорьем нам неплохим станет. Свэном Рыжим кличут, слыхал ли о таком?
: - Слава этого воина бежит впереди него, как рассвет предварят восход девы-солнца, - кивнул Хакон Трондский. - Я рад видеть его в своих землях - и вод знаменем Харальда. Но, не пора ли нам пройти в дом а жрецу - подготовить обряд? Даже конунгам ожиданье не любо, что уж молвить об асах?
- Асы умеют ждать - ответил Торлейв, - но негоже их заставлять слишком долго
- Прав жрец хитромудрый, - кивнул Гутхорм. - Должно нам поспешить и посвятить богам сына моего племянника!
- Посвятим. Я готов исполнить обряд, как должно, - сказал Торлейв.
Тем временем подошёл и Свэн Рыжий. Он слышал последние слова Хакона и намёк прекрасно понял.
- Поздорову тебе, тесть моего конунга! - произнёс он громко.
Хакон кивнул одобрительно: хоть и враждовал некогда Свэн с Хальвданом Черным, но ныне разум цепкий явил. А коли так - конунг лишь рад был приветить подобного война. Старик положил руку на плечо Гутхорму, увлекая родича нового в сторону конунжьего дома. - Пойдемте, отметим приезд. А жрец пусть готовит обряд да нас кликнет попозже.
- Как скажут владыки, - ответил Торлейв, кивнув. - А кто хозяйством тут распоряжается?
- Хакон млад, - конунг кивнул в сторону сына, что смиренно стоял поодаль, голову перед владыками опустив.
- Он даст тебе все, что в обряде потребно - лишь назови. Здесь для богов не жалеют ни руды, ни золота.
- Боги благоволят к такой усадьбе, и одаривают ее удаче и изобилием. - сказал Торлейв, пристально рассматривая Хакона младшего.
Тот поднял голову и слегка улыбнулся жрецу, с ходу увидев в нем схожую душу. О похождениях Торлейва с чужими женами
Хакон млад был наслышан, и, учитывая его положение, жрецу более, чем сочувствовал. - Я сделаю все, чтобы удача и впредь озаряла сей дом, - ответил он на слова служителя асов.
Торлейв учтиво поклонился в ответ. Конунги со свитою удалились в усадьбу, где дорогих гостей уж дожидались столы с угощением.

Харальд

Сын Хальвдана уставал от Хладирской усадьбы, пиры с молодым Хаконом уже не разгоняли его скуку, не смотря на то, что с каждым разом он пил все больше - ему хотелось вновь вести войско в бой, видеть как по его приказу сотни воинов бросаются на врага и ломают всякое сопротивление, как хрипят, умирая, враги, как разносится над полем битвы его имя, выкрикнутое тысячами глоток. Но здесь он слышал лишь пьяные крики и детский плач, постоянный плач - стоило только Харальду взять сына на руки, как тот, даже спящий, начинал реветь и успокаивался лишь вернувшись к матери. Молодой конунг успел возненавидеть этот вопящий комок мяса.
"И ему отойдет моя держава?!" Харальд с содроганием думал о том моменте, когда Гутхорм будет ему наследовать. Он назвала младенца в честь дяди, чтобы тот вырос храбрым и сильным мальчиком, но судьба словно насмехалась над ним! Каждый раз, после того, как конунг виделся с сыном - он звал Хакона Хаконсона и они много пили, причем столь много, что порой слугам приходилось относить их в покои. Однако в тот день, когда молодой Хакон встречал Гутхорма, конунг пил с Бардом, а потому - не смог даже выйти на порог, когда прибыли гости. Сам Бард, оставшийся более-менее трезвым, сказал, что конунг внезапно занемог и просил не беспокоить его некоторое время.
Немногим позже, Харальд велел позвать Торлейва - жрец поспешил явиться в скорости, поскольку и сам желал переговорить с конунгом с глазу на глаз. Протрезвевший Харальд встретил жреца хмурым взглядом в котором внимательный человек мог бы увидеть жажду чего-нибудь еще выпить, однако Торлейв решил, что конунг до сих пор таит на него обиду за прошлогодние события и согнулся в смиренном поклоне, спешно размышляя о том, как ему добиться прощения у государя.
- Приветствую тебя, почтенный жрец, - возможно Харальд говорил искренне, но мнительному служителю Тора в этих словах послышалось напоминание.
- Долгих лет тебе, славный конунг, - не поднимая головы отвечал Торлейв.
- Ты знаешь, зачем я позвал тебя? - Продолжил сын Хальвдана, Торлейв же решил, что сейчас ему конунг все обиды припомнит, какие были и какие не были, столь сурово звучал голос властителя, и потому решил повиниться заранее.
- Нет, но таю надежду, что милосердный конунг простит меня, если я в чем-то не оправдал его доверие, - со всем возможным достоинством произнес жрец.
- А, это ты про ту ирландку? - Харальд зевнул, показывая, что данная тема его не интересует. - Или еще на чью-то жену успел глаз положить?
- Видит Один, у меня и в мыслях не было, - теперь уже Торлейв клял себя за то, что не дослушал государя, поскольку тот явно хотел говорить не о его провинностях. - Рыжеволосая ведьма дала мне какого-то зелья...
- Довольно, - прервал его конунг. - Я больше не хочу слышать голословных обвинений относительно Харека или его семьи. Если тебе нечем подтвердить своих слов - лучше не касайся более этой темы, жрец.
Торлейв вновь склонил голову, хотя и хотел поспорить.
- Пока же только стараниями Харека удержана восточная часть моих владений, и если он раньше чем-то обидел меня - то его вина полностью искуплена верной службой.
После смерти Асгаута, более иных осуждавшего ярла-христианина, Харальд не раз задумывался о том, так ли серьезна вина Харека, как о ней говорили и, вспомнив о том, как осрамил он Эйрика Свейского, пришел к выводу, что сначала следует самому побеседовать с Хареком, а уже потом прислушиваться к иным новостям.
- Господин, ты наверное слышал уже, что Оттар Рваный убил верховного жреца, - так и не дождавшись, когда Харальд продолжит разговор, подошел к теме с другого бока Торлейв.
- Опять ты за старое, - вздохнул конунг. - Изловите Оттара - утопите, а меня более этим разговором не утомляй.
- Не о том я, конунг - место высокое опустело, нет у твоей державы Верховного Жреца, как бы не осерчал на нас Один...
"Понятно, на место высокое захотел, - улыбнулся Харальд. - Сколько его в снег не бросай, а все до власти охоч остается".
- И почему же мать моя, Рагхильда не созвала жрецов в Сарасберге, чтобы они выбрали достойного чести этой?
- О, господин мой, - протянул служитель Тора. - Один подлый человек смутил ее разум и ныне дает дурные советы кюне...
- Кто?! - Резко поднялся с ложа Харальд, а лицо его на мгновение исказила злая гримаса.
- Пришлый жрец, Трюггве, - вздохнул притворно Торлейв. - Он подлостью и коварством, словно змей втерся в доверие твоей матери и ныне желает стать Верховным жрецом в Агдире.
"Понятно, значит такой же как ты властолюбец - то-то вы характерами не сошлись".
- Какой негодяй, - покачал головой, пряча улыбку конунг. - И откуда же он взялся?
- Так отсюда, из Хладира как раз... - начал было Торлейв.
- Понятно, - остановил его Харальд. - Теперь слушай, я хочу чтобы ты провел все необходимые обряды над моим сыном, как старший из моих жрецов.
- Это великая честь, государь, - вновь поклонился служитель Тора, не обмолвившись, что о том его уже просили и Гутхорм, и Хакон.
- А теперь ступай.
Конунг махнул рукой, и жрец поспешил скрыться. То, что хладирские жрецы затаят на него обиду за такое решение Харальду было даже приятно - пусть знают, кто их конунг, а пока стоило узнать, что же это за Трюггве.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 5-05-2008, 16:10

Cарасберг
Рагхильда Сигурдовна Черная (в девичестве Олень) и Трюггве

Тишину горницы кюны Рагхильды нарушил шум тяжелых шагов и шорох одежды.
Распахнулась дверь тяжелая, и в комнату, будто ворон в небо, влетел Трюггве-жрец, всклокоченный, испуганный, в порванных одеждах.
Следом за ним два воя, стражника правительницы, вошли, хмуро на провинившегося поглядывая.
Сама Рагхильда сидела у стены в кресле резном, да глядела куда-то вдаль, будто один из своих снов вещих с открытыми глазами смотрела.
Даже не шевельнулась она, когда жреца привели, а только вздохнула негромко.
- Кюна мудрая, за что в немилость я впал, за что слуги твои меня, как мешок с зерном, приволокли к тебе? Неужели не мчусь я сам по первому твоему зову? - тонко воскликнул Трюггве, пытаясь подняться, однако один из воителей правительницы грубо сапогом его в спину ткнул, не давая выпрямиться.
Лишь тогда повернула голову кюна и с презрением взглянула на жреца.
- Мчишься, - кивнула она, - Но не на зов мой, а за наградой и чином верховного жреца. Неужели того, чем одаряла я тебя за службу, мало тебе было? Неужто доверие, что оказала тебе, приняв и место хорошее предоставив, тебе в тягость было, что обмануть меня решил?
- Что ты, Вещая кюна, да я бы не в жизнь тебя не подвел, помня о доброте твоей и великодушии, - начал провинившийся жрец, подняв голову и глядя снизу на Рагхильду. Негодование от якобы незаслуженной обиды и удивление отразилось на его лице, да только волновался жрец, и сразу было видно, что лгут его глаза.
- Тихо, - глухо прервала его кюна, - Все, что тебе нужно было, ты уже сказал. Теперь я тебе скажу, а затем и руки моих слуг-палачей, к которым ты, мерзавец, отправишься после нашей беседы.
Рагхильда говорила негромко, но голос ее звенел по всей горнице. Холодный взгляд серых глаз неотрывно следил за Трюггве, будто пытаясь его приковать к полу ледяным колом.
- Я тебя доверием и золотом наградила, а ты еще наживы захотел. Виру, которую Харек Волк за убитого Фредрика заплатил, куда дел? Себе, чай, забрал, и живешь припеваючи, благородного воина оклеветав! Только и можешь, что клеветать на мужей честных! Помнишь - только приехал ты в Сарасберг - а тут же начал обвинять и хаять Хакона, что Харальду тестем приходится! Помнишь? Ни слова честного или доброго!
- Да как подумать можно было..
- Да тут не думать, Трюггве, надо. Тут надо раскаяться и золото украденное вернуть. И наказание за воровство и обман принять, как подобает мужу достойному. Хотя тебя достойным с трудом назвать можно.
- Мудрая, добрая Рагхильда, - снова затараторил обманщик, но правительница махнула стражникам устало:
- Уведите его в погреб, да узнайте, куда деньги дел.
Стража кюны снова схватила жреца провинившегося и, предварительно рот ему тряпкой заткнув, грубо потащила его вон из горницы в погреб.

Погреб
...
- Я скажу, скажу... - стонал жрец. Ледяная вода стекала со спутанных волос, глаза были выпучены от страха, а руки вывернуты и связаны так, чтобы не было ущербу, а только боль и неудобство от такой позы.
На спине его красовалось несколько свежих ран от прикосновений раскаленного железного прута, и хоть немного времени он провел в темном помещении, да все тело уже ломило от неудобной позы, ожоги на спине болели. Правая рука, на которой теперь три пальца распухли и искривились от сильных движений палачей, когда те ломали ему суставы, казалась опальному жрецу неутихающим горнилом боли.
- Говори, - спокойно произнес один из тех, кто пытал Трюггве.
Жрец, с трудом выговаривая распухшими губами слова, рассказал, куда дел золото, посланное Хареком в качестве виры за смерть Фредрика.
- От... отпустите.... - взмолился он под конец, теряя силы.
- Отпустим, - невозмутимо ответили ему, - Однако сначала кару ты понесешь за то, что осмелился кюну предать и доверие ее обмануть ради жадности своей и честолюбия.
С этими словами он приказал раскрыть жрецу рот и взял длинные щипцы...
Ворон сорвался с крыши усадьбы, испугавшись дикого крика жреца, которому вырывали язык...

Сообщение отредактировал Мориан - 5-05-2008, 17:25

Утро осветило Хладир неласковыми зимними лучами - ночью случилась мететь и теперь конунжею усадьбу сильно завалило снегом, а потому слуги и трэлли, орудуя лопатами, пытались очистить двор. Торлейв, кутаясь в меховой плащ добрался до дружинного дома, где остановились прибывшие из Мера витязи во главе с Гутхормом и, найдя комнату, отведенную дяде конунга, вошел в нее, постучав до того.
Гутхорм уже не спал, но сидел на лавке голый по пояс и точил свой меч. Камень размеренно двигался по клинку издавай рвущий душу звук, так и врезающийся в незащищённые уши.
- Жрец, - сказал ярл не слишком-то ласково. - Ну заходи, раз пришёл. А то ведь и без приглашения пролезешь!
- Пора, Гутхорм, - кивнул служитель Тора. - Скоро слуги расчистят двор и нам надлежит провести обряд над сыном Харальда.
- Ну что же, - ответил ярл, поднимаясь и надевая льняную рубаху. - Идём!
По пути викинг застегнул на себе пояс с мечом и откинул белую прядь, упавшую на лицо.
- Сегодня великий день, жрец, так что сделай всё правильно!
- Ты сомневаешься в моем знании, ярл? - Чуть изогнул бровь Торлейв.
Они вышли из дома к тому времени, когда во дворе уже собралось немало народа - люди знали, что сегодня их будущего конунга благословят Асы, однако же на агдирского жреца они смотрели с недоверием и неприязнью, трандхеймцам было непонятно, почему Харальд поручил такое важное дело чужаку, а не их верховному жрецу. Что же до самого почтенного хладирского служителя Асов, то он сохранял на морщинистом лице спокойную маску безразличия, однако во взгляде его, направленном на Торлейва, читалось: "Допусти ошибку и о ней узнает вся Норвегия, так что тебя больше никто не позовет служить богам даже в самую захудалю деревню".
Гутхорм приветствовал толпу выброшенным над головой кулаком. Ему нетерпелось стать свидетелем обряда посвящения племянника богам, и гордость за то, что наследника всей Норвегии назвали в его честь лишь усиливала его чувства.
Торлейв со всей торжественностью разжег приготовленные еловые ветви, немного потряс ими, чтобы пламя разгорелось сильнее, а затем двинулся вокруг усадьбы, обмахивая стены - за ним шли старый конунг Хакон, дед мальчика, и Гутхорм, а после уже иные люди соответственно их положению - все старались вдохнуть аромат благословленной хвои, поскольку считалось, что это приносит удачу. Таким образом жрец трижды обошел дом, очистив его от всякого зла, которое могло причинить вред ребенку и направился к растопленной бане - кюна Асса с младенцем уже была там, ожидая начала обряда. Увидив Торлейва, женщина невольно вздрогнула - он не нравился ей, к тому же она больше привыкла к знакомому с детства хладирскому жрецу и надеялась, что Харальд изменит принятое решение, однако эта ее надежда не сбылась, как и другие относившиеся к ее супругу.
Служитель Тора принял у нее маленького Гутхорма и уложил его на стол, быстро распеленовав, а затем опустил в теплую воду:
- Узри, Один! Родился младенец, коему суждено править Норвегией! - Возвестил жрец, вынимая дитя из воды. - Будь свидетелем, Повелитель Конунгов, что наречен он Гутхормом Харальдсоном!
Пришло время осенить новорожденного родовым оружием. Потом говорили, что над баней, где проходил обряд кружили два ворона и облако приняло вид одноглазого лика, но всё было не так. Просто ярл вдруг почувствовал, что правильным будет протянуть Торлейву собственный меч, и пусть только попробует, морда жреческая, отказаться!
Служитель асов клинок принял и пложил его в руку младенца - ладошка мальчика скользлунла по рукояти, пухлые пальчики на секунду попытались сжать необьемное для его детской пятерни оружие:
- Смотрите - он сжимает меч! - Воскликнул Торлейв. - Тор наградил его отвагой! Это будет могущественный конунг!
- Клянусь Одином! - от рёва счастливого Гутхорма едва не начали вылетать брёвна из стен. - Я обучу своего племянника всему, что знаю сам! Но я не только передам ему знания и умения, но и приобщу к тайной силе Сынов Одина. Да будут мне Асы свидетелями!
Поскорее отложив меч в сторону, Торлейв протянул младенца берсерку, не смотря на испуганый взгляд молодой кюны.
Гутхорм принял младенца бережно и всмотрелся в его лицо. Он знал, что пока ещё рассмотреть черт будущего могучего воина и мудрого конунга нельзя, но всё же почудилось ему что-то такое в этом взгляде...не совсем младенческое.
Ярл сел на скамью и усадил младенца на правое колено.
Мальчик с интересом рассматривал незнакомого человека, а затем ухватил его за бороду.
- Цепок...власть удержит, - прошипел Гутхорм. с трудом отдирая племянника от бороды. - Жрец, не тяни канаты!
- Отнеси его в дом, - наклонившись к ярлу, сказал Торлейв.
Гутхорм поднялся со скамьи и, держа племянника на вытянутых руках, словно тот мог откусить ему голову, двинулся к выходу из бани. Собравшиеся хладирцы приветствовали ярла громкими криками, а солнце ярким лучом выхватывало баню из окружающего пейзажа.
"Добрый знак!" - решил Гутхорм и двинулся в усадьбу
Ярл шел быстро, чтобы ребенок не застудился на морозе, а потому Торлейв едва поспевал за ним. В доме, в большом зале на расстеленных шкурах сидел конунг Харальд - при виде дяди и сына он улыбнулся, однако улыбка эта вышла слишком наигранной. Не смотря на всю торжественность - обряд был скучен Харальду, и он присутствовал на нем лишь потому, что без него попросту нельзя было провести всей церемонии.
- Держи! - не придумал ничего умнее Гутхорм, в конец растерявшийся столь близким общением с ребёнком.
Хальвдансон принял младенца и надел на него приготовленную заранее льняную рубаху, а затем окропил водой из деревянной миски, стоявшей рядом. Мальчик, впервые за время проведения обряда, заплакал. Служанки, столпившиеся в сенях заохали, Асса хотела броситься к сыну, но кто-то удержал ее, Харальд попытался было снова вручить малыша Гутхорму, однако между ними уже встал Торлейв:
- Чувствует дитя, сколь великое бремя ложиться на его хрупкие плечи - оттого и плачет, - произнес он. - Одину, Тору и Фрейру отныне будут посвящены все деяния его! Во славу богов и народа своего будет он править, когда придет срок! Так пусть же щедно одарят его светлые Асы умом, плодовитостью и отвагой, дабы не завяло древо рода конунжего, дабы великими подвигами оно расцвело!

(с Телем)

Бабушка Рагхильда и Хемунд
С Тельтиаром


Ближе к вечеру опального жреца в изодранном одеянии выставили за ворота усадьбы - час был уже поздний, а потому кроме стражи никто и не видел, в каком состоянии находился служитель Асов. Коли и пойдут потом слухи по Сарасбергу, так кто доказать сможет, что это кюна великая, столь ревностно древнюю веру от христиан стерегущая, так со жрецом почтенным поступила? Быть может то люди лихие его покалечили - всяко ни рассказать, ни написать ничего не сможет уже Трюггве - славно над ним гриди поработали, исправно дело свое они знали.
А там и ночь миновала, под утро же, едва лучи первые селение осветили - в спальню прямо к кюне постучался кто-то, настойчиво постучался и понятно было, что не уйдет, коли посмел покой правительницы нарушить.
Вышла из комнаты служанка, узнать, кто решил нарушить кюны доброй покой, да как увидела, что Хемунд то, мрачная слава которого вперед него идет, так тут же обратно в спальне скрылась.
А через пару мгноевний снова нос высунула, сказав:
- Мудрая кюна к тебе в горницу придет, только соберется. Жди ее там.
Через некоторое время спустилась и сама Рагхильда. Следы сна еще остались на ее лице, но тем не менее была кюна собрана и серьезно.
Войдя в помещение, правительница кивнула раннему гостю:
- Привет тебе, Хемунд. С чем пожаловал в такую рань?
- Люди мои вернулись, что за золотом я отправил, жрецом украденным, - коротко отвечал советник, но судя по лицу его хмурому, явно не с золотом возвратились гриди.
- Нет, обманул нас жрец, пусть даже эта ложь и была последним, что сказать он смог, - покачал головой мужчина, усаживаясь медленно. - Молодцы мои весь день потратили до места условного добираясь, да все там перекопали - Асвер только дохлую крысу нашел.
Ничего не сказала на то Рагхильда, лишь губы поджала - поторопилась видимо с пытками, надо было сначала его до места дотащить.
Ну да что уже горевать - языка жрецу не вернуть. Однако показать, где спрятал украденное, он все еще сможет.
- Что ж... Сказать нам Трюггве ничего не скажет, а вот показать.. - озвучила свои мысли кюна, раздумывая, что если и не ради самого золота, то хотя бы назло жрецу найдет виру Харека, - Что думаешь?
- Я, только люди мои возвернулись, послал двоих жреца изловить - да теперь уже и не сыскать его, бежал негодяй!
Лишь едва заметно царапнула ногтями столешницу Рагхильда.
- Вот прохвост, провел нас. Только боюсь, не даст он нам покою все равно - еще где-нибудь яму выроет.
- Был бы это какой бандит, на подобии Оттара - так клич бы кликнули по селениям, чтобы поймали злодея, - вздохнул соглядатай. - А за жреца,чего доброго, еще народ заступится. Пусть даже за такого гнилого, как этот Трюггве.
- Это верно, однако ж как-то оградить себя от его козней злых тоже надо. Правда, теперь-то ему клевету наводить сложнее, нежели раньше, и все же мне кажется, что отомстить он нам попробует, - задумчиво молвила кюна, глядя в пустоту.
- Я пошлю людей, быть может они сумеют его выследить, если Один поможет.
- Пошли, - кивнула Рагхильда, - А если не сумеют его найти, так пусть хоть весть какую разнесут, что-де и среди служителей Одина изменники и обманщики попадаться стали, и что-де такого-то и такого-то лучше не слушать.
- А вот это уже нам боком выйти может - одного жреца обвиним, так потом других за обманщиков народ держать будет, - наморщил лоб Хемунд, думая как еще изловить можно жреца изувеченного. - Помнишь кюна, как-то Торлейв в одной рубахе по селению бегал - а после, на то насмотревшись, много людей к Эйнару ушло, крест принимать - мол служители Белого Бога такого себе не позволяют, веры своей не порочат.
Нахмурилась Рагхильда, потому как прав был Хемунд, и затея та могла вовсе не к желаемому привести.
- И то верно, к моему сожалению, - молвила наконец она, - Тогда просто найти его пусть попытаются, хотя, чуется мне, не так оно легко будет.
- А много ли увечных с языками вырванными ныне землях наших? Обычно не такой казни преступников предают - так что не сможет он долго скрываться - обещаю, госпожа, все силы приложу к поимке негодяя, - склонил голову советник. - Не найдут люди мои - так сам отправлюсь.
- Ну, не такая уж он и важная птица, с другой стороны, - добавила Рагхильда, - И все же изловить бы его надо.
- Чтобы не повадно было лгать пред кюной, - улыбнулся мужчина.
- Именно, друг мой, - улыбнулась сонно правительница, чуть прищурившись
Советник поднялся со скамьи, посчитав разговор завершенным:
- Дозволено ли мне будет удалиться?
- Да, можешь идти, - зевнула Рагхильда, также поднимаясь.

Сигурд, Рогволд, Ивар, а также Хильд Мерская...
Скучали?
С Сариной и с

Не желая терять людей и опасаясь случайного предательства, Коршун ждал до последнего. Лишь когда он окончательно удостоверился, что боле ни один клоп не сможет прийти воям, что заперлись в усадьбе Вемунда, на помощь, был отдан приказ о выступлении.
- Ну, братец, тебя только за смертью посылать, - запрыгивая на коня, бросил Сигурд, - заждались мы уж!
Промолчал Рогволд Мудрый, лишь принялся поглаживать заметно отросшую бороду. С тревогой посматривал он на неровные зубья частокола, окружившие берлогу дикого зверя. Меньше всего желал он остаться на милость фиордцев, пусть и присягнувших Харальду, с горсткой из десятка выживших. Тут аккуратность потребна…
Прикрывшись щитами дубовыми, мерцы выстроились полумесяцем вокруг усадьбы почившего Вемунда. Угрюмо глядела на них усадьба – вратами, на тяжелые засовы закрытые и еще, небось, для прочности приваленные телегами. Над палисадником возвышались немногочисленные башенки, на которых Коршун разглядел лучников.
Строй мерцев разомкнулся, пропуская вперед посланца. Юный Ивар, демонстрируя презрение к опасности, шел, выставив широкую грудь вперед, позволив щиту болтаться за спиной.
- Эй! Те, кто до сих пор не присягнул Харальду-конунгу! – громко, так, что трава к земле припала, закричал он, - Вемунд-мальчишка давно уж мертв, не за кого сражаться! Бросайте оружие, отпирайте врата, нет над вами боле никого, за кого стоит проливать кровь! Дома ваш ждут жены и дети, присягайте Харальду и возвращайтесь к родному очагу!
В ответ было только гробовое молчание, которое нарушил голос женский:
- Знакома мне милост харальдова. Никому такой не пожелаю.
- Это что ж, ныне за мужей Фиордов бабы говорят?! – воскликнул Ивар, с трудом сдерживая смех, - право слово, вам настоящий конунг нужен! Как Харальд! Не губите себя понапрасну и присягайте Харальду! Иначе украсим головами вашими и девок ваших, что вздумали мужами добрыми понукать, дорогу отсель и до Мера самого!
- Кто от имени Мера говорит?
- Ивар, сын Рогволда Мудрого, ближайшего ярла Харальда!
- А я Хильд Мерская, - в ответ прозвучало.
- Вот и чудно! Своячница! Открывай врата, ибо перед тобой посланник владыки всего Мера!
- И кто ж владыка сей?
- Рогволд Мудрый, - ответствовал Ивар.
- Не смешите меня. У Мера правитель один был. Арнвинд.
- Женщина, не гневи своего господина! Твоя жизнь и жизнь твоих людей зависит от его воли!
- Господина? Нет у нас господина!
Юный Коршун, ровно как и ряды воев за спиной, уж гневиться стали. Где это видано – разговаривать с бабой, когда в усадьбе полно добрых воев?.. или же одни женщины с детьми и козами остались?
- Долго мне препираться с тобой?! – вскричал Ивар, - открывай врата, иначе смерть ждет всех вас!
- Я решать не буду, пусть люди решат.
- Пусть решают. Передай им мои слова. Рогволд Мудрый боле ждать не будет.
Ответом была тишина. Ивар потоптался, походил взад вперед, оглядывая палисадник и башни с лучниками. Тихо было. Только он уж в сердцах плюнуть собирался, как над частоколом вой старый поднялся.
- Хей, передай Рогволду, что мы отопрем ворота! – хрипло крикнул он, - однако прежде пусть даст слово, что жизни наши сохранит!
- Я, кровь от крови его, Ивар, ручаюсь, что с ваших голов не упадет ни единого волоска, ежели Харальду присягнете!
- Быть по сему, сын Рогволда Мудрого!
Скрипнули врата, настежь перед довольным бескровной победой Иваром распахиваясь да являя взору хмурых воев фиордских, понуро оружие опустивших. Ивар уж собирался первым, задолго до прочих в усадьбу войти, однако окликнул его отец, который опасался подлости со стороны противника.
Впрочем, предосторожности излишние были. Подтянулись дружинники Коршуна, во главе которых сам Рогволд шагал. Едва прошел он сквозь врата усадьбы, как бывшие вои Вемунда стали бросать к его ногам мечи, показывая верность данному слову.
И пусть немного их было – всего десятка два или три, однако наверняка потеплело на сердце у Рогволда, поскольку укрытые прочным частоколом, втридорога продали б свои жизни. Немало бы дев прекрасных овдовело бы.
- Где Хильд, что со мной говорила? – спросил Ивар седого воя, что от лица всех фиордцев говорил.
- Заперлась у себя в покоях. Не желает выходить, сдаваться псам Харальда… так она сказала.
- А вы чего?
- Так баба нам не указ, - отвечал старик, кулаки сжав, - Вемунд мертв, Снорри мертв. Бабе мы в верности не клялись, за ее глупость кровь проливать не намерены.
Тут, растолкав воев, из толпы вынырнул Сигурд, услыхавший знакомое имя. Не теряя ни мгновения, он вклинился в разговор:
- Что ж, мудрое решение! Пойдем, покажешь ее покои. Уж больно охота поболтать с нею.
Кривые губы пирата сложились в паскуднейшую из ухмылок, свидетельствуя о недобрых мыслях, роившихся в его голове. Ивар покосился на дядю, но ничего не сказал, лишь головой покачав.

Сообщение отредактировал НекроПехота - 8-05-2008, 21:32

Хисинг. Халльвард и Сигтрюгг.

Еще одиннадцать дней пролетели, как во сне, сменяя один другой с удивительной скоростью и почти ничем не отличаясь один от другого. Вебьернссоны время проводили в основном в упражнениях с оружием – Халльвард все пытался научить Сигтрюгга мечом владеть как подобает, но тот, будучи искусным в стрельбе да кинжальном бою, неизменно проигрывал брату.
- Меч – то для сильных, крепких телом оружие, - говорил Сигтрюгг, в очередной раз с заснеженной земли поднимаясь. – Я сложением не очень-то удался, братец. Вот дайте мне мой лук верный да стрелы, тут уж я промаху не дам.
- Да знаю, что не дашь, - кивнул Халльвард. – Но выучиться-то любой может. Слова твои – так, отговорки, все ведь начинали с чего-то. Нельзя на одном останавливаться.
Сигтрюгг ухмыльнулся. Брат его старший во владении мечом действительно преуспел, да и с топором, и с копьем, и с луком (хотя тут ему до младшего все равно далеко было) управлялся не хуже. А вот по части всяческих дел, где мозгом раскинуть было надобно, были и неудачи у Халльварда. Хотел он было кольнуть этим брата побольнее, но не пришлось – Вестейн явился к ним зачем-то.
- И не надоело вам мечами-то махать? – будто беспечно воскликнул он. – Все праздники только и делали, что тут на дворе торчали, нет бы отдохнуть… намашетесь ведь еще, с вашим-то конунгом.
- Ты бы о Харальде более почтительно отзывался, что ли, дядюшка, - скривился Халльвард. – А то вон Ульвбьерна его язык длинный далеко не до добра довел.
- Остынь, племянник, - Вестейн, к вящему неудовольствию хельда, потрепал его по плечу примирительно. – Давайте-ка выберемся на рыбалку с нами. Ведь вам уезжать скоро, коли празднества кончились, а кто знает, когда еще свидимся.
Братья переглянулись. Сигтрюгг странное что-то почувствовал, пока вроде не опасность, но с родней на Хисинге аккуратнее быть следовало.
- Ну… - молвил Халльвард. – Ладно, и в самом деле. Мы тогда собираться пойдем…
Он надеялся по дороге Торхалля найти да предупредить его, что они к реке отправляются, но Вейстейн, улыбнувшись, покачал головой:
- Да уже собрано все и кони приготовлены. Пойдемте, парни, к воротам. Можете и оружие с собой взять… - «Все равно оно вам не поможет», подумал он при этом.
- Я только лук со стрелами отнесу, - никто и сказать ничего не успел, как младший из братьев сорвался с места и скрылся в усадьбе.

Повезло Сигтрюггу – сам он еще не сознавал пока, насколько, - что Торхалль в усадьбе был, какие-то распоряжения отдавал служанкам. Запыхавшись, младший Вебьернссон чуть с ног его не сбил.
- Неужли пожар у нас где-то, что ты так спешишь?- подивился тот.
- Хвала богам, нет, - отвечал тот, тяжело дыша. – Просить хотел тебя вот о чем: собери дружину нашу да пусть наготове будут – едем мы на реку рыбачить с дядьями, и мнится мне, что могут они недоброе замышлять. Следуйте за нами на отдалении, а если рог мой услышите, мчитесь к нам без промедления. Но я надеюсь, что не дойдет до такого…
Слушал его Торхалль и все серьезнее становилось лицо его.
- Хорошо, - кивнул он, - так и сделаю, - он оглянулся на девок: - Ну, чего встали? А ну бегом, сказанное выполнять!
Те разлетелись, Торхалль за воинами отправился, а Сигтрюгг, вздохнув тяжело, оставил лук свой и стрелы – ведь сказал Вестейну, что именно это сделать собирается, а после к воротам пошел, где уже коней взнуздали.

…Вопреки ожиданиям братьев, на берегу не было видно ничего, что могли коварно подготовить дядьки. Лед, лежащий на реке, был припорошен белым снежком, нетронутым, девственно-чистым. Такой же и на ветках деревьев белел, срываясь иногда, Бруни стал разматывать удоч от холодного, даже сквозь меховую одежду пробирающего ветра.
Они спешились; Вебьернссоны взялись разматывать удочки, а Вестейн отправился разбивать лед. Бруни же рядом с братьями стоял, с усмешкой на них глядя, потом с двумя зятьями своими, которые их также сопровождали, коней привязывать пошел.
Сигтрюгг оглядывался – нету ли Торхалля на горизонте, но не потому, что было ему страшно. Он не хотел, чтобы Вестейн или кто еще дружину, за ними следовавшую, заприметил. Но управляющий имением, как и воины, не показывался… С одной стороны стало поспокойнее, а вот с другой…
- Иди сюда, Халльвард, да уду возьми! – крикнул дядя с середины реки. – Тут место хорошее должно быть! – рядом с ним уже довольно широкая прорубь зияла. Покорно вздохнув, Халльвард поплелся к нему с двумя удочками.
Бруни и зятья возвращались… Сигтрюгг только мельком глянул на них и с ужасом увидел, как Бруни тянется к кинжалу на поясе. Так вот оно что!
- Халльвард, назад! – крикнул он. И тут же об этом пожалел. Брат оглянулся на зов его, тем самым упустив из виду Вестейна. Тот бросился на него, они покатились по льду к проруби.
Сигтрюгг успел дунуть в рог, прежде чем Бруни заломил ему руку.
- На помощь кого-то зовешь, щенок? – прорычал он. – Напрасно, здесь нет никого, кто тебе поможет…
Парень изловчился и пнул его посильнее. Бруни взвыл и ослабил хватку. Свободной рукой Сигтрюгг дотянулся до кинжала на поясе, но один из родичей, Льётольв, схватил его за руку и вырвал кинжал, едва не сломав ему запястье.
Халльварда же Вестейн упорно в прорубь столкнуть пытался, и подошва сапога хельда соскользнула наконец. Ломая лед и увлекая дядьку за собой, он упал в воду. Сразу же промокла одежда. Удерживаться стало тяжело, но одной рукой Халльвард как-то еще цеплялся за лед, а тот резал ему руки острыми сколами… Вестейн упорно пытался выбраться, хватаясь за плечи племянника, и легче тому от этого не становилось.
«Хвала норнам, не потерял…» - Халльвард ухитрился вытащить длинный нож из-за пояса, развернулся и воткнул его Вестейну в правое плечо. Тот взвыл и отпустил отнявшуюся руку, а уж с одной рукой ему никак было не справиться с Халльвардом. Уже через несколько мгновений, наглотавшись воды и не в силух удержаться, Вестейн на корм рыбам отправился, а хельд же бросился на помощь брату.
Бруни и пособники его злодейские, конечно, без труда бы втроем с Сигтрюггом уже справились, да и с Халльвардом, пожалуй, если бы не Торхалль с дружиною, вовремя появившиеся и смешавшие планы убийц. Трусы, едва завидев всадников, побросали оружие и бежать бросились в лес, надеясь, что не поймают их там, но напрасно. Схваченных, их швырнули в ту же самую прорубь и не давали выбраться, покуда они не потонули, вслед за зачинщиком злодеяния отправившись.
- Поделом, - глядя на поверхность воды успокоившуюся, молвил Халльвард, которого уже крупная дрожь била – купание в ледяной воде даром не прошло, а тут еще и ветер усилился. – Ладно же. Поехали обратно, да и мне бы одежку сменить на сухую поскорее…
- Что в усадьбе-то скажем? – Торхалль спросил, плащ с себя снимая, да одевая его на Халльварда, которому брат уже помогал вещи промокшие стащить.
- Лед провалился на реке, - такое оправдание Сигтрюгг придумал. - Выплыть только Халльвард сумел. А я в то время на берегу был, потому и одежда на мне сухая… а кто не поверит, тот сам себе яму выроет. То, между прочим, и правда будет – они ведь сами потонули.
Другой вопрос был, конечно, в том, кто перед этим в прорубь их затолкал… но вряд ли об этом кто-нибудь спросит.

До того, как в ворота усадьбы въехали они, Сигтрюгг спросил у брата:
- Ты помнишь, какой день сегодня, Халльвард?
- Какой же?
- Первый день после Йуле, День Судьбы.
Тот помолчал.
- Как его встретишь, такой и весь следующий год будет, так? – мрачно спросил он.
- Несладкий у нас будет год, - вздохнул Сигтрюгг в ответ.

(с мастером, да будет куратор его снисходителен)
До пира должного ознаменовать свершение посвящения сына Харальдова оставалось всего ничего, когда Гутхорм-ярл подошёл к племяннику своему, да сказал, как бы невзначай.
- Что-то я никак не могу запомнить, где здесь что, в Хладире этом! Может ты мне подскажешь?
- Отхожее место найти не можешь, дядя? - Рассмеялся в золотистые усы Харальд (в отличии от начавшей слишком быстро в последний месяц расти бороды, усы конунга пока еще оставались не слишком пышными).
- Ну может и не совсем, но столь же укромное. Где мужи достойные без помех поговорить могут и языков потом никому рвать не придётся. чтобы не треплаи лишнего!
- Пошли, есть здесь роща недалеко, - сын Хальвдана взял мех с вином и направился к выходу - за ним увязался Бард, решивший, что правитель вновь собрался где-то предаться обильным возлияниям, однако юноша наклонился к нему и прошептал: - А ты останься, мой верный Бард, и проследи за Торлейвом - как бы он чего худого не учинил.
Лендрман Халагаланда кивнул, пообещав что в точности исполнит волю конунга.
Весь путь до рощи Гутхорм следил, чтобы никто не увязался за ними и, лишь когда деревья надёжно скрыли их от посторонних глаз, начал свою речь.
- Помнишь ли ты, Харальд, как давным-давно я рассказывал тебе о первом берсерке? - спросил он задумчиво.
- Что рассказывал - помню, - пожал плечами конунг и откупорил мех. - Будешь?
- Успею сегодня ещё. да и ты тоже, - сказал Гутхорм многозначительно. - Но помнишь ли ты. что было в том рассказе?
Харальд задумался, отхлебнул вина, чуть скривился и пожал плечами:
- Нет.
- Плохо, - вздохнул ярл. - Тогда послушай ещё раз! Дело было в давние времена, когда Асы чаще спускались в Мидгард, а люди не ведали ещё ни мёда поэзии. ни вдохновения битвы. Случилась тогда в те времена великая битва между родом Бирса-медведя и нето племенем турсов измельчавших, не то ещё каким врагом, силы человеческие превосходящим. Таяли силы людей и многие из них бежали с поля битвы, бросив своё оружие и на щиты наступив, но вот младший сын главы рода был не таков... Он бился всё яростнее, так что враги ложились кольцом рядом с ним, но всё же силы его были не беспредельны и пал бы он, но Один, узревший его отвагу и ярость, неслышно подошёл к нему сзади. да и набросил на спину шкуру прародителя-медведя, да окропил её своей кровью, освещая родство. И стал юный сын Бирса покрытый его шкурой неуязвим для оружия, и ярость его крушила всех, и смеялся он в бою... После Один даровал и другим сильнейшим бойцам вдохновение битвы, научил, какие травы надо есть или вдыхать, высушив, чтобы причаститься его дара, но сын Бирса был первым и медвежья шкура лежала на его плечах, оттого и стали именовать нас люди берсерками, что означает "медвежьи шкуры". Такова легенда, которую многие знают. Однако мой ...старый друг и первый учитель, Берг, да будет хмелен мёд у него в Валгалле, рассказл мне её полностью. Сын Бирса погиб в той битве, оттого, что потерял он в упоении яростью разум, и один из врагов изловчился сбить с его плеча волшебную шкуру. От этого воин потерял все силы и был повержен. Потому и не помнят люди его имени, - Гутхорм помолчал. - Понимаешь, зачем я тебе всё это рассказываю?
Покуда ярл говорил, они дошли до поляны, на которой был установлен камень-алтарь, и Харальд опустиля на его край, вновь отхлебнув из меха:
- Видимо, хочешь сказать, чтобы я не терял рассудка?
- Верно мыслишь! - одобрительно кивнул Хрингарийский Олень. - Но ещё я хотел тебе сказать, что давать своему нраву владеть собой - погибель не только для берсерка, но, во сто крат, для вождя! Прошло уже много времени, и ты мог вдоволь подумать об ошибках, что совершил в Мере. Скажи мне, теперь-то ты понял, в чём был не прав?
Юноша улыбнeлся:
- Думаю я, ошибочной была моя связь с этой девкой, сестрой Арнвинда, - он стиснул кулак так, что хрустнули костяшки: - Надо было отдать ее кому-нибудь из моих ярлов, и этим избежать разлада с Хаконом.
- Верно! - снова качнул бородой Гутхорм. - Это всё?
- Пожалуй, что все, - он хотел было снова отпить из меха, но сначала добавил: - Хотя стоило с людишками мерскими жестче поступить сразу, а не устраивать эти игрища тинговые.
Гутхорм с трудом подавил желание снять кожанный ремень и вновь напомнить Харальду о благоразумии. Однако, конунг не могущий сидеть на празднике в честь сына выглядел бы глупо, оттого он вновь обратился к силе слов, вознеся краткую молитву о терпении и красноречии Одину.
- В таком случае Мер сперва бунтовал бы. покуда ты не вырезал бы поголовно всех, а потом долго бесполезен был бы! Харальд, я там всего зиму пробыл, являю людям справедливость и почитание законов данных Асами и теперь меряне верны нам! Ужели и это ни о чём тебе не говорит?
- У тебя, видимо, терпения больше, дядя, - вздохнул юноша. - А я, как вижу эти рожи вечно недовольные, так и хочеться каждому второму плетей всыпать.
- Вот об этом я и говорил. Твой горячий нрав и энергия юности править тобой стремятся. Но ты не простой юнец, Харальд! Ты конунг и будующий правитель Норвегии, потому с тебя и спрос особый! Держи свой нрав в узде, сберегай ярость для боя...
- А коли подумают, что конунг слабоволен?
- Мудрый так не подумает, а что до глупцов...их во все времена было легко вразумить!
- Вот и я говорю - вразумлять их надо!
- Вразумлять кнутом надо если другие средства уже исчерпаны!
- А ещё, Харальд, - поспешил переключить конунга Гутхорм. - Не страшишься ли ты, что когда завоюешь Норвегию, об волосы свои уже спотыкаться будешь?
- Что? - Молодой конунг уже привычным движением откинул длинную пряд на затылок, на мгновение задержав руку. - И правда растут...
Он замолчал в задумчивости, мня одной рукой мех с вином, а другой накручивая волосы.
- Вот...занешь ли, с мехом вина в Хладире сидючи ты Новрегию не завоюешь!
- Да в этом Хладире без вина я с тоски помру скоро, - пожаловался Харальд.
- И это говорит мой племянник, познавший веселие битвы и радость победы! - поразился ярл. - Харальд, не время пить, время собирать верных и возвращаться к делам! Зиму мы отдохнули, а теперь время вновь размять мускулы!
- Нагрянем на Фиорды, дядя, - расплылся в мечтательной улыбке Харальд. - Надо добить этих змей, покуда новые змееныши не поползли!

- Верно говоришь, сын Рагхильды Вещей! - хлопнул его по плечу Гутхорм. - Но сперва надо должным образом отметить посвящение твоего наследника Асам!
- Да ведь ты только что говорил, что пить нынче не время?
- Пить без дела - одно, а светлых Асов уважить - совсем другое! - рассудительно заявил Гутхорм. - да и людей потешить тоже не лишне сейчас будет. Вот сегодня отметим, а завтра будем думы думать, мечи точить и войско собирать!
- Теперь не отговоряться, что воевать устали, - сверкнул злой огонек в глазах Харальда. Конунг припомнил, как бонды разошлись по домам после Мерской битвы, вместо того, чтобы продолжать поход.
- Верно говоришь! - подтвердил ярл. - Впрочем, не надо забывать, что любому войску отдых нужен!
- В Альвхеймаре отдохнут, там земли богатые, - сын Хальвдана прикрыл глаза, представляя владения своего заклятого врага. - И до сих пор войной не затронутые.
- Об этом завтра! А сейчас, столы уже наверняка накрыты!
- А мы тут разговоры говорим, - юноша спрыгнул с жертвенного камня.

Пир и прочие разговоры. Хладир.
С ДЛ

После обряда Асса, наконец-то заполучившая плачущего младенца, спешно унесла его с глаз долой, не доверив сына служанкам. Хакон проводил дочь взглядом, но с места не тронулся. Внук интересовал его, как продолжение рода, но вот возня с пищащим младенцем привлекала мало. Впрочем, не его одного: судя по лицу Харальда, отцовские обязанности уже успели ему надоесть. Оно и понятно: сыновья интересны мужам, когда уже примеряют руку к мечу да разумеют воинскую науку. Один Гутхорм, никогда не имевший своих сыновей, выглядел будто кот, съевший крынку сметаны.
- Эх, пора праздновать! - задумчиво сказал старый конунг, кинув взгляд на младшего Хакона. Тот кивнул, тряхнув русыми волосами:
- Все готово, о, государь. Сделаем все, как положено, дабы боги были довольны да и мужи не корили за угощение.
Угощение, и впрямь, было знатным: даже бондов тут угощали, будто они - родовитые ярлы. Так что серчать на хозяина дома в лице Хакона Хладирского было бы совестно. Однако же, сам старый конунг, многое повидавший за жизнь, про себя думал:
"Плохо, ежели имя Харальда будет прятатся за моим. Того и гляди, он почувствует себя мне обязанным и озлится али, напритив, утратит самостоятельность".
Он хотел сильного воя в зятья, на вовсе не мальчишку, слушающего чужие советы. Эти мысли были причиной того, что Хакон старый встав из-за стола, как бы для приветствия вновь вошедших, на свое законное место не сел, а вместо того остановился за креслом жреца, положив ему на плечо руку. Торлейв медленно обернулся, отрываясь от угощения, и увидав конунга улыбнулся - капли хмельного меда стекали по его седеющей бороде, однако жрец того не замечал, его больше интересовало, что потребовалось старому Хакону, не иначе ведь относительно прошедшего ритуала говорить намерен.
- Перемолвится бы, - сказал владыка Хладира. и, не дожидаясь ответа, направился к выходу. Годы еще не согнули спины старого конунга, и шел он с таким властным видом, что подвыпившие гридни расходились с дороге быстрее, чем успевали его рассмотреть. Поздравления летели уже Хакону в спину - он не собирался задерживаться. Мед и гуляния хороши для юнцов, еще не отягощенных проблемами зрелости да тяжкими думами. А удел воев опытных - продумавать все наперед.
Утвердившись во мнении, что старый конунг решил выразить свое недовольство тем, что обряд над его внуком проводил пришлый жрец, Торлейв медленно, явно неохотно, последовал за Хаконом.
- Ты, верно, гадаешь, жрец, зачем я позвал тебя от стола да от девок пригожих, - отрывисто сказал конунг Торлейву. – Для начала скажу, что обряд ты провел хорошо и благодарность моя ждать тебя не застанет. Однако же, ныне ты в зале трезвей многих. Гутхорм пьян счастьем, Харальд – медами, да и не им разбирать вопросы подобные. Ты же назвал себя слугой Харальда конунга. Вот и скажи, как слуга, что печется о благе хозяина: ужели все любо тебе во Хладире?
- Крепкое имение - Хладир, - уклончиво ответил жрец, понять пытаясь, зачем затеял разговор этот старик.
На деле у Хакона было, что сказать жрецу пришлому и по обряду и по тому. как провел он его. Но конунг смолчал: бонды были довольны и ладно.
- Крепкое, это да, - без скромности ложной сказал властелин Транделага. - И богатое, как ты заметил. Многие на усадьбу мою да земли зубы точили, но я выбрал Харальда. А ныне вот думаю: как отвадить его от праздной жизни под кровом моим. Придя победителем из сечи кровавой, конунг Агдирский одарил воев, как истиный повелитель. А ныне, того и гляди, скажут, что Хакон зятю за пребыванье на ложе супружеском платит. Викинг должен добывать злато в боях. Ждать дани от покорееных народов, может, и безопаснее, но еще жив Серый Гандальв, да и другие враги головы не соложили. Нельзя Харальду останавливатся на пол пути. А так, я боюсь, запал в нем перегорит. Боги, а особенно, асы, не любят ждать деяний избранников. они благоволят к тем, кто берет нужное, не спрося, а не стоит возле входа.
- Я успокою тебя, славный конунг - то пламя, что разгорелось в сердце Харальда, не угасло, - покачал головой жрец, тщательно слова подбирая. - И он лишь ожидает, когда спадут снега и растаят льды, чтобы вновь вести отважных воинов. Что же до праздности - так сам Один велит воинам в пирах и забавах проводить время между сражениями.
«Ты, конунг, может, и умный, а только я тоже на конюшне родился, - думал про себя жрец, не забывший намека про девок. – Прав ты: пора Харальду в бой. Да и средство в запасе имеется: Гюда. Ныне конунгу нашему Один отец, а Тор – брат, а потому память о старой обиде легко растревожить. Вот только тебе, Хакон старый, в том выгодны мало: ежели Харальд рядом с собой эту деву положит, то Асса ему будет и через тын не нужна. А потому я не буду тебе говорить, что надумалось от твоих слов: сам, глядишь, себе яму выроешь. А меня кюна Рагхильда за это приветит».
- Хотя – я согласен: даже лучшая сталь в ножнах тупится. Я поговорю с конунгом молодым на правах наставника бывшего. Может быть, он послушает голос служителя Асов, если не внемлет словам деда своего сына, - Торлейв поклонился, пряча глаза от очей Хакона. Как бы не рассмотрел блеска лукавого.
- Я надеюсь на тебя, жрец, - кивнул конунг – и ушел в наступающую ночь.
Торлейв же на пир вернулся, о том раздумывая, как ему на пользу себе обернуть разговор с конунгом Трандхейма. А на следующий день, когда солнце уже высоко поднялось, направился жрец к Харальду, вновь найдя его в окружении молодых воинов - для правителя пир словно и не кончался. Однако же, напоминание о Гюде лишь разозлило конунга:
- Вчера дядя, сегодня ты жрец, - бросил он. - Неужели думаешь, что без советов твоих все на свете позабуду я? Ни слова о клятве своей более слышать не хочу - вот лучшее о ней напоминание!
Он ухватил пальцами светлую прядь и помахал ею перед носом жреца.
- Уходи, Торлейв, коли сказать больше нечего.
- Узнал я, кто таков Трюггве этот, - изумленный реакцией Харальда, произнес наконец служитель Тора. - При верховном жреце Транделага он был, человек подлый и злопамятный, по словам люда Хладирского.
"Значит такой же, как и ты, Торлейв", - отметил про себя конунг.
- Недавно же бежал, а отчего - непонятно то никому, - продолжал жрец. - После же в Сарасберге объявился и...
- Дальше я знаю уже, - остановил его Харальд. - И напишу матушке, чтобы в шею его гнала.
Улыбнулся в бороду Торлейв, исходом таким довольный.

(пост от Хаке, трудности с выходом на прикл испытывающей)

Хисинг. Халльвард и Сигтрюгг.

- Потонули?! – ахнула супруга вестейнова, когда сообщили ей о гибели мужа. – Да как же…
- Проломился лед, - Торхалль ответствовал ей. – Мы-то уж поздно подоспели, не сумели помочь. Только Халльвард и выплыл, а Сигтрюгга лишь то спасло, что он на берегу остался с вещами разбираться.
Та уже не слышала конца фразы его, и в рыданиях на лавку опустилась. Однако заметив Халльварда, из-за спины могучей Торхалля вдруг вышедшего, на него бросилась и в волосы юноше вцепилась.
- Из-за тебя, из-за тебя все беды, турсово отродье, предатель...!!! Лучше бы ты сдох, щенок, а Вестейн жив бы остался!..
Халльвард вырвался и звонкую пощечину ей влепил, так, что голова у той в сторону мотнулась. Удивленно она на него уставилась, глаза выпучив и рот то закрывая, то открывая беззвучно, и от того на рыбу походя. Торхалль за плечи ее взял крепко, чтобы чего еще не выкинула.
- Вздумала с норнами спорить, Йорунн? – нехорошо Халльвард улыбнулся, по щеке ладонью проведя. Красный след на той остался, влажная полоса – до крови лицо ему расцарапала женщина в припадке. – Попробуй… попробуй. Учти, если услышу слова подобные снова – в той же проруби утоплю, где Вестейн конец свой нашел.
И с совершенно равнодушным выражением лица покинул он комнату.

Несмотря на это, в душе у херсира молодого бушевала буря из самых разных чувств, да к тому же и лихорадить его начинало, хоть и переодет был уже в одежду теплую. Но нельзя было этого показать кому-нибудь… кроме, конечно, брата родного, единокровного.
- …она как будто знала, что там произошло, Сигтрюгг, - Халльвард, в одеяло кутаясь, смотрел на младшего Вебьернссона.
- Стоит ли думать об этом? – пожал плечами тот. Состояние брата ему не нравилось, дрожь – верный признак того, что болезнь все же подступает. Теперь разве что за бальзамом лечебным винным послать кого… надо будет распорядиться, чтоб принесли. – Знать она только в одном случае может – если Вестейн ей говорил о том, что учинить расправу над нами сбирается. А рассказать она об этом тогда всяко не сможет, ведь, желая нас обвинить, себя с головой выдаст.
- Пожалуй, прав ты, - Халльвард силился не стучать зубами.
- Ты бы не волновался по этому поводу, братец, - мягко произнес Сигтрюгг, по плечу потрепав того. – Нам ли привыкать к крови на руках, свой ли, чужой ли… Вспомни, что Асгаут говорил…
«Кстати», подумал он в то же время, «насчет Йорунн да прочих вдов, которые благодаря дню сегодняшнему в усадьбе нашей остаются, нужно будет предпринять что-то. Ведь если и в самом деле те в курсе заговора были, могут попытаться худое сделать либо нам, либо младшим нашим братьям в отместку. Убивать неохота, а кормить чужих баб за свой счет еще больше неохота… Добре, скажу Торхаллю, пусть пожитки собирают под его присмотром да убираются откуда пришли.» Мысли эти его внезапно брат прервал.
- Асгаут! – Халльвард вскочил, сбрасывая с себя одеяло. Сигтрюгг недоуменно на него уставился: уж не сошел ли тот с ума от купания в ледяной воде? – Обратно, обратно скакать надо…!
- Куда - обратно? Сядь, успокойся! О чем говоришь ты? – усаживая брата на постель, младший почувствовал, как того колотит лихорадка.
- Кинжал, который Асгаут подарил… я же, балбес, в проруби его утопил, с Вестейном вместе!
- И ты за ним нырять решил, да? Не дури, ложись обратно, - кое-как успокоив Халльварда, что ножик ножиком, а жизнь-то дороже, Сигтрюгг за лекарем послал какую-то из девиц.
Хоть и натерли херсира тем самым бальзамом, да еще и вина пригубить дали, чтобы и изнутри согрелся, еще два дня после этого провел он в постели, мечась между бредом и явью. Но по прошествии их встал, как ни в чем не бывало – и принялся готовиться к отплытию в Сарасберг.

Семейство Рогволда,
Усадьба Вемунда

- Как видите, Рогволд Великий не нарушает данного слова, - медленно прогуливаясь меж сидящими на земле воями, говорил Коршун, - как и было уговорено, сохраню я ваши жизни, однако там ваш черед будет. Присягнете Харальду на верность, признаете его своего конунгом.
Безоружные фиорды, собравшиеся перед крыльцом дома, который когда-то был пристанищем сначала Аудбьерна, а потом и Вемунда, обменивались хмурыми взглядами. Никто из них не смел прервать речь ярла.
- Конунг ваш своей глупостью устлал себе предсмертное ложе, - продолжал тем временем Коршун, - ежели последуете его стопами, то ляжете подле него. Как думаете, равзе есть место глупцам и слепцам за столом в Вальгалле?.. ежели и есть, каково будет вам терпеть насмешки собратьев своих?.. А последуете за мной и Харальдом, обрящете богатство и земли, о коих доселе лишь мечтать приходилось.
Наконец один из фиордцев, что бородой длиннее и белее прочих был, встал и так молвил:
- Не трать понапрасну красноречие, ярл. Вместе с твоей дружиной за твоей спиной встанем, а там уж пусть боги нашими судьбами распоряжаются. Коли умудрился ты с сотней подчинить воле Харальда все Фиорды, знать, благоволят к тебе небеса. И к нам благоволить будут, коли присоединимся.
- Быть по сему, - кивнул Рогволд, - повторишь речь сию на тинге, коий соберем мы вскоре. Чтоб все слышали слова мудрые.
В то время распахнулись двери дубывые, и из дома вышел Сигурд, а вслед за ним двое воев. Словно змея скользкая, извивалась в их руках молодая девица. С уст ее вишневых такие ругательства слетали, что у невольных слухачей сами собой улыбки на лица сползали.
- Кто такая? – спросил Рогволд, ступая навстречу брату.
- Не узнаешь? – усмехнулся пират, кивая на девку, - Хильд, сестричка Вемунда и Аудбьерна. От Гутхорма сбегла.
- От Гутхорма? – хмыкнул Коршун, - знатно! Вернем обратно в Мер, утерем ему нос. Пусть знает как на меня жрецов, да выжрет Фенрир их печень, напускать!
- Покуда суть да дело, братец, отдашь ее мне?.. – хищно оскалился Сигурд.
- Делай что хошь! – махнул рукой Рогволд, - как будто дел у меня иных нет, кроме как о бабах всяких думать.

Тинг

- Слушайте, мужи доблестные! Слушайте, ибо от того зависят жизни и дома ваши! – выйдя в середину лобного места и уперев руки в бока, крикнул Ивар. Рядом с ним стоял отец его, Рогволд Великий. Многочисленные вои, плотным кольцом окружившие крохотную полянку, на которой проходил Тинг, притихли и замерли.
- Думаю, не для кого не секрет то, что я скажу сегодня, - выдержав паузу, начал Рогволд, - как не секрет и то, что именно сегодня вы выберете процветать вам и краю вашему или же пойти на корм червям да коршунам.
Не по нраву слова насмешливые Коршуна фиордцам были, но перебить они не посмели.
- Завтра али послезавтра вся Норвегия ляжет к ногам Харальда. Одни вняли словам, другие вняли копьям и мечам. Так или иначе, ныне почти не осталось тех, кто не платит дань Харальду-конунгу. Вам, фиордцам, ныне придется выбрать – последовать за вашими соплеменниками, что уже присягнули Косматому, али отказаться. Отказаться и окропить землю кровушкой своей.
Те, кто помоложе, кто еще не успел бороду отрастить, повскакивали с мест, объятые гневом. Вои постарше лишь сжимали кулаки, не позволяя злобе затуманить рассудок. Убеленные же сединами старцы остались сидеть, ни словом, ни движением не выдав мыслей своих.
- Уважайте законы тинга! – громко и отчетливо произнес один из старейшин, обернувшись к распаленным юнцам.
Коршун, прищурив черные птичьи глаза, произнес:
- Нет нужды мне перед вами рассказывать то, о чем вы и так знаете. Расклад известный – либо присяга Харальду, либо погибель. Выбирайте. А о том, что Рогволд Великий слово свое держит вы и так знаете. Я все сказал.
С этими словами ярл прошествовал через ряды расступившихся воев, предоставляя фиордцам самостоятельно свою судьбу решать. Нет нужды ему оставаться на тинге было, ибо заранее знал на чем сойдутся старейшины. А молодые… так кто ж послушает молодых?

Гокстад
Кюна Асса (снова в моих ручонках)

Из полутьмы комнаты выплыло сморщенное лицо, обрамленное седыми косами, в которое были вплетены две чуть поблескивающие ленты. Глаза, бывшие когда-то зоркими и ясными, прятались теперь под выбеленными годами бровями и сверкали оттуда ледяными осколками.
Асса, старая кюна,медленно подошла к зеркалу и пристально всмотрелась в свое отражение в зеркале. Драгоценные камни на пальцах таинственно переливались в тени на уже ослабевших пальцах, богатые одежды казались тяжелее брони воинской.
Давно минули годы, когда Асса, легконогая девочка, только начинала цвести. Одряхлело ее тело, осунулось и покрылось морщинами лицо. И хоть ослабела Асса, но телом, а не умом. Все еще жива в ней гордость, сила духа, мудрость и властность. Сжала старая кюна пальцы в кулак, пытаясь ощутить получше свою силу.
Несмотря на то, что порой излишне деспотична была Асса, тем не менее под ее опытной рукой процветала земля, и то было еще одни подтверждением того, что еще нельзя списывать со счетов мудрую кюну, на чьей стороне опыт, лета и красноренчие. Что бы там не говорили недруги, какие бы козни не плела невестка, а все ж долог еще будет век Ассы.
Так думала кюна, разглядывая себя в зеркало. Вдруг чуть замутило старую женщину, поплыло в глазах отражение и помутнело, кровь застучала в висках.
Шагнула назад Асса, пытаясь равновесие удержать, да совсем закружилась голова. Пошатнулась кюна, упала тяжело на пол, только захрипеть успела.
Благо, были в усадьбе слуги, услышали они звук от падения тела и прибежали спасать свою госпожу.

Прошло несколько дней с тех пор, как не выдержало сердце кюны Ассы, и суета в усадьбе возобновилась снова. Все это время ходили между слуг сплетни и шепот, выживет ли хозяйка, да теперь вроде все уже убеждены были, что призвали к себе Боги старую Ассу.
Новая же суета началась тогда, когда приняли решение, что пора бы проводы готовить, тризну по умершей. Снова управляющие отдавали указания, торопились девки дворовые, траур одевал усадьбу.
В один из таких дней, наполненных заботами, пронеслась испуганной птицей новость по дому - пришла в себя кюна. А через день и еще одна новость - гневается Асса, что не верили и не желали видеть свою госпожу слуги, что нет в них преданности истинной и любви к своей госпоже. И за то они понесут наказание. Тогда уж все точно уверовали, что вернулась с того света Асса.
И вправду, неожиданно для всех бледная, уже почти отошедшая к предкам кюна вдруг очнулась, и, хоть и слаба была, но на поправку быстро стала идти. Через пару дней стала она вставать с кровати, а потом и совсем было выздоровела, хоть и многие замечали, что подкосил недуг силы мудрой старой женщины.
И обещание о наказании сдержала Асса.
- Забыли доброту мою, забыли, как я вас к себе под крыло взяла? Не гулял по вам давно кнут, а? - громко чеканила слова старая кюна. Правда те, кто слышали ее, клялись, что говорила она медленнее чем обычно, да и заговаривалась порой, - Нет в вас веры в силы мои, нет поддержки мне! Как я могу доверять вам, слугам моим, тем, кто должен за меня жизни не жалеть, силы все на мое выздоровление положить и богам молитвы о спасении моем возносить? Тем, кто, обрадовавшись, что рука хозяйская на секунду ослабела, уже в землю меня уложить решили!
Так говорила Асса, стоя во дворе и видя, как получают плетей те слуги, которые, судя по донесению, больше всех за проводы кюны ратовали и быстрее всех от надежды на выздоровление отказались. После того стали ходить слухи о том, что Асса-де богам приятна и что поддерживают они ее правление и силы. А недоброжелатели посмеивались, что и отправилась старая ведьма вроде в Хель, да даже там ее не вынесли и обратно возвратили.
Слабее во много крат стала старая Асса, не до конца восстановились ее силы после удара, однако снова села она на трон свой и в руки власть взяла, на мгновение утерянную.

После того, как Харальд конунг подчинил себе Южный Мёр, Вемунд, брат Аудбьёрна конунга, удержал Фьорды и стал конунгом в этом фюльке. Была уже поздняя осень, и люди советовали Харальду конунгу не пускаться на юг за мыс Стад в холодную пору. Тогда Харальд конунг посадил Рогволда ярла править обоими Мёрами. При нем было тогда очень много народу. Затем Харальд конунг повернул на север назад в Трандхейм и там провел много времени.
В ту же самую зиму Рогволд ярл пустился по внутреннему пути к Эйд и дальше на юг во Фьорды. Там к нему присоединился Кари из Бердлы со своими людьми и оба они отправились по Фиордам. Им донесли, где Вемунд конунг, и они подошли ночью к месту, которое называется Наустдаль. Вемунд конунг пировал там. Рогволд ярл окружил дом, в котором шел пир, и сжег конунга и с ним девяносто человек. После этого к Рогволду ярлу присоединились многие знатные люди Фиордов. Рогволд захватил корабли, которые были у Вемунда конунга, и все добро, которое он у того нашел, а Кари из Бердлы отправился на север в Трандхейм к Харальду конунгу, чтобы стать его человеком.
Харальд в ту пору с ближайшими соратниками праздновал рождение наследника в Хладире и оттого в усадьбе собралось много знатных людей. Гутхорм же, дядя конунга, настаивал на том, чтобы Харальд продолжал начатые завоевания.
Не способные более продолжать войну, правители Теламерка и Роголанда, конунги Хроальд и Сульки обосновались в Агдире, копя силы и ожидая случая захватить Сарасберг, где в окружении наемников правила землями сына мудрая кюна Рагхильда.
Эйрик Конунг Свеев и Гаутов, сильно уязвленный нападением ругов, на время забыл о планах покорения Норвегии и всю помыслы свои устремил к осуществлению мести за гибель лучших воинов и любимого ярла.
Гандальв Серый, усмирив мятеж в Альвхеймаре, вторгся с небольшим отрядов в Гудбрандсдалир и захватил несколько деревень, прежде чем наступили холода, заставившие его прервать наступление.
Однако единственной силой, способной противостоять Харальду являлся не затронутый еще войной Хардаланд, где правил отец прекрасной Гюды, конунг Эйрик Ватнарсон.
В разоренном же Вингульмерке Оттар Рваный и Асмунд Кровавый, со своими бесстрашными воинами, искали возможность отомстить Рагхильде за убийство Эйнара и гонения на христианскую веру...

Монах медленно перевернул исписанную страницу и отложил перо. Впереди было еще много тяжелой работы, предстояло вспомнить события почти вековой давности, но здоровье старого хрониста было еще крепко, и он знал, что успеет завершить свой труд до того, как смерть протянет к нему свои костистые пальцы.