Ворота уже знакомого автосервиса были открыты, только мотоциклов стало на порядок больше. Чопперы, кастомы, даже трицикл, искусно отделанный кожей. Некоторые - ухожены куда лучше собственных хозяев, беседующих неподалёку. Все соответствовали типичному образу байкера, воспетому Голливудом. Длинные волосы, бороды, кожа, цвета клуба на жилетах. В основном белые, пара латиносов, ни одного чёрного. Богатырская фигура Чарли, уже знакомого Змею, на фоне соратников не слишком выделялась. Любителей помахать кулаками тут, очевидно, было немало.
"Петру бы понравилось", - подумал про себя Курт. На фоне байкеров он казался себе совсем уж тщедушным и низкорослым, хотя всегда старался о себе думать как о человеке (ну, мутанте) среднего роста. Впрочем, учитывая, что в последний век четверть населения мира принадлежала к росту "160 не сильно плюс", средний рост, наверное, был от него недалёк. В итоге... Чувствовалось, что попал Змей в обитель великанов. Путешествие Курта в Утгард, не меньше. Впрочем, сказочные великаны от местного населения отличались хотя бы тем, что честно ездили на многоногих конях, оборачивались птицами, а не творили ради скорости и стиля... это.
"Это", впрочем, соответствовало представлениям Курта об эстетике вполне, а уж как некоторые его друзья обрадовались бы... Да. Да уж.
Не иначе йотуны были-таки предками современных байкеров.
- Давненько не виделись, - дружелюбно пробасил один из мужчин. На вид ему было уже за шестьдесят, из носа за уши тянулись тонкие кислородные трубки, навевая не слишком приятные ассоциации с больницей.
- Это точно, - сестрички по очереди крепко обняли мужчину. В глазах не было столько восторга, как при встрече с Вулканом, но видно было, что Волковы рады видеть старых знакомых.
- Проблемы? - кивнул в сторону Курта и ребят молодой латинос с вытатуированной лысой головой. В отличие от прочих, от отличался небольшим ростом.
- И да, и нет.
Света достала две сигареты из пачки и прикурила одну для себя, вторую для сестры.
- Друзья, у которых проблемы.
- Вот почему нормальные бабы притаскивают домой котят и щенков, а вы вечно тянете всяких охламонов? - раздался властный женский голос.
Из здания автосервиса вышла уже не молодая, но всё ещё очень привлекательная особа. Было в её облике что-то особенное. Спокойное достоинство почтенной матери семейства и огонь силы в глазах.
- Да ладно тебе, Джемма, - рядом с ней такие уверенные в себе близняшки казались школьницами, робевшими в присутствии любимой учительницы. - Ты же всегда заботилась о наших котятах.
Первая леди Нью-Йоркского чаптера Ангелов оценивающе оглядела незнакомцев ожидая, что те хотя бы представятся.
- Курт Вагнер, - коротко кивнул даме Змей и, чуть погодя, счёл нужным добавить. - Священник... и порой более того.
- Священник? - сморгнул блондинчик из остальных двух спутников сестрёнок. И тут же сморщился, когда рука, лежавшая на его левом плече, немного неаккуратно сжалась. Здоровяк, опиравшийся на блондина, поднял руку, наощупь поправил толстенные очки и, сориентировавшись по памяти на голос, буркнул:
- Мелв. Был фокусником. Теперь никто - пока что. Это Лукас. Со мной.
- Джемма Тайлер, - рука, протянутая для рукопожатия, выдавала возраст куда лучше, чем лицо. Тонкое суховатое запястье, морщинки, небольшая аккуратная татуировка в виде какого-то кельтского узора.
- Что на этот раз? - вопрос был обращён к Волковым. Удивительно, но норовистые байкеры даже не вмешивались в беседу. Старуха Клэя, лидера клуба, и мать Джекса, его зама, пользовалась немалым авторитетом. Надо сказать, даже не за счёт мужа и сына.
- Ребятам надо отсидеться, - охотно пояснила Ангелина. - С копами всё в порядке.
- Долго?
- Пока не закончится суд. Может, чуть дольше.
- Суд? - саркастически поинтересовалась Джемма. - С каких пор вы решаете вопросы такими сложными путями?
- Ну надо же когда-то начинать, - пожала плечами Света.
- Ладно, пойдёмте, котятки, - смилостивилась миссис Тайлер. - И не шуметь, внука разбудите.
Вопроса о благонадёжности гостей она не ставила. Джемма была одной из немногих, кто знал о талантах Ангелины. И, кстати, с огромной охотой им пользовался. - Вы обе нужны Клэю завтра утром. Есть одно дело.
- Не вопрос.
- Могу помочь?
"И зачем?" - резонно поинтересовался внутренний голос у Змея, после чего был торжественно объявлен недоразумением. Страсть девочек находить приключения на "вторые девяносто" как-то очень воодушевляла. И воодушевляла приятно, без излишнего напряжения. Может потому, что позволяла отвлечься от неприятных мыслей, не соответствовавших сану священнослужителя и образу жизни Змея куда больше, чем байкерские клубы, развалюхи с бомжами и подаяние лжецам по незнанию. Мысли были... о работе. Строго о ней. И слишком много, чтобы давать себе на них задерживаться.
Друзья смолчали. От слепца и сердечника помощи в делах таких крутых ребят было наверняка мало.

- Есть немного. Но это нье страшно. Вот, собcтвенно.
Курт поравнялся с сидевшим на холодильнике очкариком и с удовольствием протянул ему хвост. Жёсткие пальцы борца сомкнулись на стрелке - немного больно, и Вагнер вовремя поймал "ой", не подавая виду.
- Ну как?
- Тёплый, - с удовольствием отметил здоровяк, неловко водя пальцами по синей коже.
- Будешь так на людях разгуливать - быстро станешь холодным и мёртвым, - предупредила эмпатка.
- Я с этим уже не первый год живу как бы, - хихикнул Курт. - Пока вроде бы справлялся. Ну всё, хорошенького понемногу.
И очередной щелчок часов на руке восстановил для окружающих привычный вид гостя - может быть, не так чётко, но через несколько секунд изображение окончательно приняло человеческую форму, спрятав и синие волосы, и кожу, и даже хвост.
- Клёво, - восхитилась иллюзионистка. - А сколько такая приблуда стоит?
- Штучная работа на заказ.
- Фрэнки такими часами барыжил, - встрял блондин. - И не только... То есть по виду такими. На деле просто китайщина в красивой обёртке.
- А что за Фрэнки? - перевёл взгляд на Лукаса Змей. Тот, состроив наимерзейшую ухмылку, щёлкнул зубами.
- Фрэнки - гнида. Исчерпывающий ответ.
- Под это описание половина наших знакомых подходит, - хором заметили близнецы.
- А родичей?
- Мы двое - это все наши родичи.
- А вот у меня есть двоюродный брат. И он - все мои родичи. И гнида, - резюмировал Лукас. - Торгует. Всем. Судя по всему - даже родичами.
- Ты не подумывал стать сиротой? - то ли в шутку, то ли в серьёз поинтересовалась эмпатка.
- Я - нет. Вовсе даже нет. Фрэнки - подумывал, ещё даже как. Кто взгрел меня с деньгами на жильё? Кто... Аааа, ладно.
- Его правда хотели продать, - Мелв резко поднялся и сделал шаг вперёд. - Лу, вот теперь молчи. Сам молчи, лады?
- А что молчать? Да, тех паскуд нанял Фрэнки. И связи в полиции у него же - естственно, когда половина этой полиции покрывает его тёмные делишки. Мелкий делец, просто бизнес-хрен, как же! И договор о том, что некоему обеспеченному старику нужна...
- Лу, не смей!
-... новая печень, когда он пропил старую вконец - я тоже видел! Мне охота жить, учиться, работать, не валяясь с пеной у рта и тисками в грудной клетке на полу под жалостливые взгляды сытых и здоровых, которым похрен на нас, на всех, на своих мам и сестрёнок, братцев и папочек - да даже на себя было бы похрен, не умри они, если б на себя забили! А жирная образина не только просирает теперь мои деньги, но и хочет за полмиллиона - вот знал бы что столько стою, я бы... Эх, м-мать! Да, за полмиллиона мой двоюродный брат - продаёт МОЮ ПЕЧЕНЬ. И продаст, если меня найдут. Хорошо, что не шибко ищут пока, раз тут не находят!
Змей размашисто перекрестился. И выругался. На немецком, но предельно цветасто.
На лицах Волковых появилось недоумённое выражение. Одно на двоих.
- Чё-то мы не догнали. Ладно бабло из тебя как-то выудили. А потроха-то как?
- У него был образец моей подписи. А за небольшой откат никто не задаст ненужных вопросов. И потом - кто я такой? Ну пропал и пропал, бывает же. Особенно когда единственный, кто мог бы начать искать - тот, по чьей воле исчезаешь. И гнида. Гнида он, - потирая подбородок, снова кисло скривился Лукас. Похоже, это были его любимые "выражения лица на все случаи жизни".
- Оспорь договор в суде, - столь законное и скучное решение из уст Светы звучало шокирующе. - Признай его там незаконным, кабальным, или ещё каким.
- На какие шиши? И даже если я потрачу на это энные чудом, - кивок в сторону Волковых, - взявшиеся деньги... В прошлый раз избили. Били аккуратно, печень берегли, остальное - не жалели. В этот раз - не удивлюсь, если окажусь без неё раньше, чем до суда дойду.

- Берни на руки наличку не давать, - сразу предупредила Ангелина. - Пропьёт.
- Я? - возмутился Шоу, пряча за спину недопитую бутылку, свистнутую у спящей особы.
- Ты, - кивнула Света. Обвинение было вполне обоснованным. Все попытки Волковых как-то обеспечить старого приятеля обычно заканчивались тем, что он спускал всё на выпивку. Так что теперь они ограничивались доставкой еды и прочей мелочёвки.
- Учтём, - кивнул Мелв. - Спасибо. Правда.
- Всегда пожалуйста, - девушки уселись на картон, устилающий пол. - Мы тут тоже когда-то успели пожить.
- Да ну? А потом как? - не удержался Лукас.
- А потом нашли работу, - в детали Света не вдавалась.
- Понятно, - распрашивать Лукас не стал, а вот Курт тихо хмыкнул, словно ставя галочку в блокноте.
- Чего ухмыляешься, морда фашистская? - несколько хамские шуточки со стороны близнецов стали уже чем-то привычным.
- Запоминаю для доклада гаульяйтеру, - парировал Змей. - Он у нас льюботыный, вы ж сами помните.
- Гуль-кому? - озадачились Волковы.
- Начальство. Капо. Командир. Шеф. Босс. Суверен. Бокор. Арваарад, - последнее слово Курт вставил, даже не вспомнив, из какой культуры его вытащил. - Тот, кто над нами. Крыша. Начальство в общьем и есть.
- Эт который лысый? - уточнила Света, подразумевая профессора Ксавье.
- Он самый. И кстати, аккуратнее с этим. Не факт, что сейчас нье слышит, - подмигнул Змей. Всё же - в шутку. Скорее всего.
- Да пусть себе слушает, - безразлично пожала плечами Ангелина. - Нам как-то сугубо монопенисуально.
- Сами додумались или цитируете?
- А тебе не поровну? - полюбопытствовала нахалка.
- Льюбопытно?
- Придумай ответ сам. Какой уж тебе больше понравится.
- А вот это не очень уж интересно. Но допустим ваша креативность на такое способна.
- О, милашка, ты даже не представляешь на что способна наша... креативность, - протянула Света, весело поглядывая на Вагнера.
- А будет шанс поинтьересоваться? - не смущаясь, бросил тот.
- Придумай ответ сам, - ехидно процитировала сама себя Ангелина.
- Повторьяешься. Впрочем, похоже, я часто буду это слышать, - нравоучительно покачал головой Вагнер.
- Разве не из этого состоит жизнь? Череда собственных выдумок и выбора между ними?
Берни давно уже углубился в изучение съестных припасов и прихлёбывание из тишком одолженной бутылки. Новичкам, похоже, было не слишком уютно в компании странных пришельцев.
- Да, каждый проживает жизнь в собственной голове. Если не телепат. Тогда и из чужих можно многое почерпнуть. Иногда внаглую, хотя профессор обычно старается так не дьелать, к примеру. Но когда умеешь читать мысли - сложно этого не дьелать.
- Чего не знаем, того не знаем, - беспечно пожала плечами эмпатка, незаметно бросив взгляд на Мэлва. Ребята что-то изрядно разволновались от этой беседы.
- Т-так, стойте... Я чего-то не догоняю. Вы тут шутите, играете во что-то, из дурдома массовый побег, в цирковом училище экзамены... или я всё же чего-то не понимаю?
- Хм... Мистер Шоу, это место - надёжное? - Логан назвал бы это безумством. Показательная мысль, если вдуматься. Но близость сестёр, кажется, действовала на Курта расслабляюще. Или одуряюще, раз в голову Змею пришла столь... неординарная идея.

(далее - с Эртан)

- Мрази, - сказал как выплюнул мордоворот, опрокидывая себе в глотку остатки пива. - Мрази. Как...
- Мелв, не надо, - махнул рукой светловолосый. - Не исправишь. Ты пытался.
- Всё равно - мрази! - рявкнул детина, сжимая опустевшую бутылку в руке, словно желая раздавить её - вместо убийц. - Нельзя. Так - нельзя.
- Оно того... не стоит, - выдохнул блондин и, словно только что заметив Курта, буркнул. - Лукас. А это Мелв. Я называю его "братец кролик", когда у него хорошее настроение.
- Спасибо не "крот", дружище, - почесав затылок, слабо улыбнулся большой.
- Сейчас плохое, - сделал вывод Лукас и, покачав пальцем, подмигнул. - Акуратно. Поймает - обнимет. Выживают редко.
- Давно вы тут? - с некоторым сомнением поинтересовалась эмпатка. Знакомых примесей, присущих эмоциям наркоманов, она не ощущала, но изъяснялись ребята как-то странненько. По голове их часто били, что ли? Да и выглядели они достаточно молодыми и здоровыми, чтобы найти себе работу и жильё. Какого хрена они тогда тусуют здесь с бомжами?
- Недавно. Я... переехал, когда мать умерла. Продал квартиру, хотел найти тут работу и жильё, - фыркнул Лукас. - Взгрели. Потом, когда я пожаловался в полицию... В общем, денег у меня теперь нет, и если дёрнусь - придушат. В лёгкую. У этих сукиных детей везде оказалось всё схвачено. Попробовал найти "честного копа" - в кино такой всегда бывает, верно? А мы не в кино. В общем, от толпы отморозков, желавших сделать из меня фарш, меня Мелв вытащил. И сам получил по...
- Лукас. Не надо, - здоровяк опустил глаза. Большие чёрные глаза за толстенными очками. - Не. Надо.
- Ну почему же? Людям ведь интересно, с чего два оглоеда тут торчат, верно? - скривился блондин. - С того, что у меня каждую неделю минимум один приступ - не знаю, куда мне двинули, но... Сердечника, да ещё непонятного, в любой момент готового согнуться от боли, мало где ждут. Как и человека, который даже в этих очках...
- Лукас! - кулак очкарика-амбала впечатался в стенку холодильника с глухим, болезненным звоном. - Перестань! Жалеть начнут! НЕ ХОЧУ!
- Он боролся. На деньги от этого учился. А бороться вслепую... даже на избиениях, у подпольщины - не хотят. Скучно. Я всё сказал. Хау! - Лукас деланно высоко всинул правую руку.
- Хау... - его друг повторил жест приятеля. В сторону и неловко.
- И на кого учился? - вполне буднично поинтересовалась Света, не заостряя особого внимания на болезненных аспектах истории.
- Смеяться будешь?
- Если только на комика, - подумав, ответила за неё Ангелина.
- Почти. На иллюзиониста. Даже уже номера придумал.
- Волшебное исчезновение бабла из закрытого сейфа? - пошутила эмпатка. Бугай явно что-то недоговаривал, хотя в целом был совершенно честен.
- Не. Кролики из чужих шляп. Ленточки из платков, в собак там или кошек превращал. Птиц доставал из сумочек. Заставлял исчезнуть Луизу. Сокурсница, - фыркнул Мелв. Почти точ-в-точь как Лукас. - Ещё немного... Странного. Могло понравиться. Иногда... иногда бывало чудновато.
- Мелв, - настал черёд блондина одёргивать друга.
- Да мы почти коллеги, - хмыкнула Света. - Мы вот тоже иногда занимаемся фокусами на потеху публике.
Она ничуть не лукавила. Вот только вместо ловкости рук использовала свой дар мутанта.
- А пока... - Лукас осёкся. Глянул на друга, толкнул того в бок. Мелв махнул рукой - снова неуклюже, хотя и беззлобно. - А покажете?
- Легко!
Света подошла к блондину и вынула у того из-за уха четвертак. Продемонстрировав монету, она пустила её плясать между пальцами, после чего она исчезла в неизвестном направлении. С настоящей у мутантки так бы не получилось, но зачем настоящая, когда есть иллюзия?

Просьба

Под сизым небом грохочут яро раскаты грома,
И первых капель в горячий пепел упали слёзы.
А где-то ту, что тебя ждала, отдают другому,
И в старом парке рукой железной срывают розы.

Она конечно про всё узнает – но будет поздно.
В родные земли преступно долго доходят вести.
И белый рыцарь ещё ночами глядит сквозь звёзды,
И ей сквозь грёзы в любви до гроба клянётся честью.

Она не знает. Никто не знает. Так, видно нужно.
Кому? Неважно. Ты никогда не любил вопросы.
И тёплым ливнем стекают в пепел любовь и дружба,
А ворон чёрный с засохшей ивы взирает косо.

И всем казалось, что надо выждать ещё немного,
Держаться, верить и не сдаваться, и ждать, надеясь,
Что белый рыцарь ещё не предан железным богом,
И чёрный князь не стреляет в спину, почти не целясь.

Она забудет. Рукой холодной сжимая чашу,
Прольёт счастливый в огонь богам приношенье верой.
И время света и мира будет – но их, не ваше.
Тебе останутся дождь, и ворон, и пепел серый.

Не злу отдавшись, не в помутненье, не под заклятьем
Она отринет, и никогда не захочет слышать,
Как белый рыцарь изменой брошен в глубины ада,
Где просто быть – в сотни раз труднее, чем просто выжить.

Твой мир обрежут с твоей души лоскутами кожи,
И будут жечь, присыпая раны стеклянной солью.
Ты будешь вновь умирать – и вновь умереть не сможешь,
И даже вера и честь твои обернутся болью.

А бог железный в ладони скомкал кусочек глины.
И чёрный князь золочёной маской улыбку спрятал.
Он знает: скоро покорно рыцарь подставит спину,
И в душу рваную чёрной ночью вонзятся латы.

И все забудут. И всё забудут. Но кто-то где-то
Прошепчет имя, и, мрак пронзая, помчатся звуки,
И ты очнёшься – среди грозы, далеко от света,
И пепел в кожу войдёт, огнём обжигая руки.

Ты знать не будешь, что я звала, а она забыла,
И будешь злиться, что мне негоже, а я посмела.
Но я прошу, как уже когда-то тебя просила:
Мой рыцарь, если ты только можешь – останься белым…

- Незабываемый? - с лукавцей в голосе уточнил Курт и (мысленно перекрестившись: "Ну, с Богом, Вагнер, во что влез - сам и расхлёбывай!") лилейным голоском продолжил, - ну чтож... Мой второй раз. Ей нравился хвост, а я не умел им толком управляться, стрелка вечно попадала куда-то не туда, она смеялась, бранилась и порой сама мне помогала... Выглядели мы оба безумно нелепо, палатка ходуном ходила, и от ласки куда меньше, чем от возни. Никогда не забуду, как смешно и глупо тогда всё было.
Выслушав всё это, двойняшки расхохотались. Громко, искренне, по-доброму.
- Даже завидно, - подмигнула Вагнеру одна из девушек.
- Наличию хвоста? Увы, поделиться не могу... разве что дать потрогать, - кивнул Курт, подхватывая смех, словно брошенный мячик. - Мы уже достаточно знакомы, чтобы я его вам лично представил? Или будем продолжать играть в вопросы?
- В вопросы интересней, - сделали нелёгкий выбор двойняшки. Поравнявшись со входом в супермаркет, они безо всяких объяснений свернули туда. - Выходит, твоя очередь спрашивать.
- Хм, допустим... три самых больших отличия между вами двумя, из тех, что не относятся к ДНК, - Курт спрятал улыбку. Чувствовать себя Реми было очень забавно.
- Линка у нас осторожная и рассудительная, - без труда ответила Света, оценивающе разглядывая полки с провиантом. Приглягувшиеся копчёности переместились в тележку. - А я легкомысленая раздолбайка.
- Меня больше интересуют люди, - продолжила её сестра, - а Светку события.
- Я люблю пиво, - вновь взяла голос Свитти.
- А я коньяк, - завершила Ангелина.
- Ключевые пункты, что ни говори. Валяйте, ваша очередь, - Вагнер подхватил с соседней полувитрины кусок твёрдого сыра.
- Убийство, которое тебе приятно вспомнить, - вкрадчиво шепнула ему на ухо Света.
- Всъего-то? - выстроил наигранно-разочарованное лицо Курт. - Хм... дайте подумать. Он был большой, красный, и владел силой, которой могли позавидовать многие - управлял огнём. А ещё у него было множество подручных и верные соратники, которые за него не раз готовы были перегрызть мне глотку. Но я не сдавался. Только вперёд, не обращая внимания на раны - впрочем, у меня всё было схвачено, но всё равно - это огрхомный рьиск. Он вызывал огненные круги, от которых не было спасения. У вас знакомые, управляющие огнём - есть?
- Были, - воспоминания о гибели неунывающей Мэг омрачили лицо эмпатки.
- Ну вот. Ещё - пускал какую-то розовую волну, с электричеством или ещё чем. Руками сильно бил - у него были очень острые когти. Но и у меня - не хуже... - Змей подмигнул. - Я ведь играл ассасинкой.
- Это не ответ, - голос Светы прозвучал сухо и безрадостно. Упоминание знакомых пироматнов изрядно испортило настроение обеим девушкам.
- А лучшего я дать не могу. Убийство радовать или оставлять приятные воспоминания не должно. Просто то, что иногда приходится делать. Чем реже, тем лучше, но порой - приходится, - пожал плечами Вагнер. - Это - ответ?
Близняшки синхронно кивнули.
- А если смерть более чем заслужена? - уточнила одна из них. Позицию синекожего Волковы не разделяли. Были, есть и, пожалуй, будут те, чьё убийство доставило бы им самую настоящую радость.

Вопреки ожиданиям, остановились они не у клуба, ресторана или иного увеселительного заведения. Вывеска "Автосервис" выглядела насквозь обыденно и даже скучно. Въехав во двор, девушки уверенно припарковались у стоящих в ряд байков с уже знакомыми крылатыми черепами на бензобаках.
- Та-ак... Хм, значит, место поиска приключений на свою... голову мы уже определили. Старое или что-нибудь новенькое? Для вас, разумеется?
Или занудство и правда было у немцев в крови, или Курт сегодня был уж слишком-слишком немцем, даже для себя. Впрочем, вопросы Змей задавал, не переставая улыбаться и то и дел комично вертя головой. Привыкшие видеть Вагнера серьёзным сейчас могли бы и не узнать его - залёгшие на лбу морщинки морфер скрывал неплохо.
Своеобразный ответ на вопрос явился со стороны. Богатырского сложения мужчина (или уже старик?) вышел из просторной мастерской и двигался навстречу гостям.
- О, как я скучал по этой парочке! – восторженный рёв Вулкана, механика клуба, был способен перекрыть даже грохот, доносившийся из гаража. По поводу светлого времени суток он самозабвенно возился в мастерской, собирая новую игрушку. Здоровенный как бык, но при этом поразительно добродушный старик с золотыми руками всего себя отдавал главной страсти – мотоциклам.
– Дня не мог провести, чтобы не вспомнить о вас, мои милые, - продолжил он, обращаясь к чопперам двойняшек. – Как представлю, что вам в движок норовили залезть чужие грязные ручонки, зубы сводит от ярости!
- Очень смешно, Чарли.
Рожа, которую скорчила Света, могла по праву претендовать на звание мимического шедевра. Ангелина же крепко обняла старого друга.
- Ну и по вам я немножко скучал, - смилостивился механик, осторожно похлопав эмпатку по плечу. – Как там ваш бизнес, малышки? Мулен Руж уже закрыли из-за оттока клиентов в ваше заведение?
В голосе седовласого байкера слышалась законная гордость. Именно он несколько лет назад не захотел проехать мимо сутенёра, избивавшего затравленного вида девчонок. Не отличавшийся особенным даром убеждения, он как уж умел объяснил тому правила приличия и, оставив корчиться на асфальте, увёз двойняшек с собой. А потом и к клубу пристроил, присматривая, чтобы девочек не обижали.
Вместе с ним они перебрались из ЭлЭй в Нью-Йорк, а теперь его малышки встали на ноги и Вулкан тихо радовался, не подавая вида. Вот только эти чудеса конспирации никогда не обманывали Ангелину.
- Они уже пакуют вещи, - уверила его Света.
Курт на происходящее лишь смотрел, стараясь не влезать. Друг - судя по поведению, а судя по виду - головорез, явно хорошо знал симпатяшек, и встревать в их разговор сперва было совершенно нетактично. И возможно вредно для здоровья - не своего так ещё чьего-нибудь. Телепортироваться из таких объятий можно ведь и не успеть...
- А это что за пешеход? - здоровяк наконец обратил своё внимание на спутника девочек.
- Это Курт, наш новый знакомый, - представила его эмпатка. - Мы собирались погулять, а волчат оставить тут.
Ласковое прозвище определённо подходило к чопперам. Аэрография придала им сходство с серыми хищниками, а нежное отношение двойняшек к своим железным друзьям оправдывало уменьшительно-ласкательную форму.
- Вернёмся и поболтаем как следует, Чарли.
Девушки повесили шлемы на мотоциклы, чмокнули в обе щеки старика и приглашающе махнули рукой Змею.
- Пошли, святоша.
- Честь имею, - предельно корректно кивнул великану Вагнер и, щёлкнув каблуками (и снова - хотелось хвостом!), зашагал вслед за своими спутницами. Всё-таки приключения продолжали... обещать быть.

- Милый, - почти ласково обратилась к нему эмпатка. - Ты с какой луны упал? Посмотри на этих ребят. Где они, и где копы? Минимум двое сидели, остальные, если продолжат в этом духе, сядут. Искать они нас если и будут, то сами. И если найдут - решать проблемы будет клуб. Косяк с них, да и связываться с Ангелами они не станут. Не те деньги.
- А при чём тут "особый род" мы вообще понятия не имеем, - добавила её сестра. - Ты где-то видишь мутантов? И я не вижу. Поехали.
- За "милого" спасибо конечно, а насчёт "сидели-сидят"... ну допустим. И всё равно поаккуратнее. Не первый день на свете живёте. Вы мутанта не видите, и я не вижу - а не факт, что он не есть. И не пить. Гдье-то за столиком рядом. Или под. Или над. Всё, давайте отсюда. Аминь, - Змей размашисто перекрестил сборище пьяных, - И да снизойдёт на вас похмелье карою, ибо не положено божьему образу уподобленному создание дланей Его уподобляться в питии скотине четвероногой. Всё.
- Слышь, - выслушав сию тираду, Света дёрнула Курта за рукав. - Отсыпь чего ты там в своём кадиле раскуриваешь.
- Тебе такие колёса в выпивку кинут, ещё не такой скотине уподобишься, - Ангелина подмигнула мутанту и направилась к выходу.
- Надеюсь, они с того, что вы тут намешали, не предстанут сразу перед Всевышним. Благо, как вы заметили - слабаки, и до моего явления не дотянули. Посему без покаяния - под стол... - Змей хотел вымолвить ещё что-то, но махнул рукой и, сунув свежемахнутые - в карман, поспешил запустить одну из них под руку Свете. - Всё, шагом марш отсюда, знахарки. Итак, программа на дальнейшее?
Иллюзионистка несколько удивлённо покосилась на Курта, однако комментировать хождение под ручку не стала.
- Человек, с которым мы должны были встретиться, перенёс встречу на вечер. Так что пока просто гуляем. Заодно попробуем обналичить бабло с кредиток.
- Гуляем без цели или со смыслом? Если обналичить - уличный автомат в таком местечке вряд ли встретится, они тут долго не живут, - заключил Вагнер. - Во сколько точно вечером? То есть сколько врьемени до встречи у нас есть?
- Чуть больше четырёх часов, - бросив взгляд на запястье, ответила Света. Со времени прибытия в Штаты девушки успели нажить не только одежду, но и аксесуары. По увиденному ранее можно было догадаться как.
Воздух на улице после душной забегаловки показался едва ли не альпийским.
- Проедем по знакомым местам, посмотрим что изменилось, - предложила Ангелина, успевшая уже завести мотор своего чоппера. Самое интересное, что вопрос был задан Свете в то время, когда её сестра уже была на улице.
- Та-ак... - не подав виду, Змей картинно присмотрелся к драндулетам спутниц. - Так-так-так. На меня у вас, прелестные дамы, места хватит? Конечно, могу и попытаться догнать, но отвечу честно, как Распутину в нашу беседу о Пасхе - влом. Так что выбирайте, кто из вас поедет нынче с Дьяволом за спиной.
При упоминании дьявола почему-то зачесался кончик хвоста. Курт, стараясь привлекать как можно меньше внимания, чуть поелозил им о кожу спины. Вроде бы отпустило... но всё равно сочетание покзалось хоть и смешным, но в лучшем случае наполовину от "ожидаемого".
- А с кем тебе больше нравится? - в один голос поинтересовались двойняшки. Судя по виду, они были довольны незатейливой шуткой.
- До первой остановки с одной, потом с другой, и так будем меняться, если вас такой расклад, крошки, устраивает, - подмигнул красавицам Курт и нагло уселся сзади на ближайший из чопперов. - Если что, я хорошо держусь на поворотах!
- Без остановок перепрыгивать будешь, - пообещала Ангелина, которой и достался седок.
- А это разве не грех? То с одной, то с другой, - подмигнула Змею Света, усаживаясь на свой байк. - Прелюбокатание какое-то.
- Прелюбоезда, я бы сказал. Но вроде бы в заповедях нигде не написано "неприлюбоездий", так? - подмигнул в ответ синекожий (потенциально) пассажир, - А перепрыгивать - лучше не надо. Занесёт - чего доброго вьедьем куда-нибудь... не туда.
- "Не туда" за двойную плату, - спошлила Света надев шлем.
- Держись, - посоветовала седоку Ангелина, трогаясь с места. Байки выехали на дорогу и бодро понесли седоков к центру города.
От скорости захватило дух... и захотелось вцепиться в... наездницу? ездочку? ездяйку?... в красотку спереди всеми конечностями. Пятью. Так что снова пришлось себя одёрнуть и удержать хвост в повиновении. Змей улыбнулся мысли, улетающей за спину вместе с ветром - водить девочки и правда умели недурственно.

Вера

"Мне не надо". Я эти слова заучил наизусть.
В первый раз отказав, ты и в тысячный раз отказала.
Я кивал, улыбался, шепча: "Ничего. Ну и пусть.
Но зато в этот раз ты хоть что-то сказала".

За поступок - полстрочки, за сердце - полвзгляда, и всё.
Это много. Ты знаешь сама, как немыслимо много.
Завтра синяя линия снова на юг унесёт.
Память - счастья вдова-недотрога.

Но пока в небесах догорают краски,
С чьих-то губ обрывается первый стих.
И пока в этом мире бывают сказки -
Я буду одной из них.

Взмах ладони - как будто насмешливо отдана честь,
И вопросов - две тысячи двести на двадцать ответов.
Это очень непросто - пытаться понять, что же есть,
Если в целом ни капельки нету.

За улыбку - улыбка, за шутку - порою по две,
А за слово - солёный, горяче-смешной комментарий.
И роятся сомнения в чьей-то пустой голове,
Уступая заманчивой маре.

Но пока я с тобою могу быть честным,
В ожидании чуда весь мир затих.
Ведь пока в этом мире поются песни -
Я буду одной из них.

Взгляды - копья, и искренность ранит больнее ножа.
Справедливо? Быть может, и точно случается с каждым.
Кто осмелится первым застывшие пальцы разжать?
Это кончится. Это неважно.

"До свиданья" - завёрнутый в шёлк ядовитый "прощай",
Чтобы было что вспомнить и чем иногда любоваться.
"Не забудь". "Позвони мне ещё". "Напиши". "Навещай".
Это горько - уметь расставаться.

Но кривляется маска из терракоты,
Солнце пляшет на гардах мечей стальных.
И пока в этом мире мечтает кто-то -
Я буду одним из них.

И пока в этом мире не сдался кто-то -
Мы будем из них. Из них.

В летнюю...

Если честно - мы кажется накрепко спятили,
Если смеем. И, смея, смеёмся навзрыд.
Эх, рванём-ка на пару, да к чёртовой матери,
Пусть прошедшее в спину толпой голосит!

Через лес - ибо лесом пошло оно, скучное,
Где ни смеха, ни песен, ни взрывов шутих,
Где любили и били - от случая к случаю.
Жаль, что в этом мы были не лучше других.

Хоть на миг, хоть на час... Нет уж, хватит, нахотькались!
Навсегда - и не думай теперь возразить!
Мы и так на себя, словно волки, охотились,
Хватит пальчиком собственной дури грозить!

Пусть пьянее вина этот бред разгулявшийся -
Я тебя закружу, и спасения нет,
Коль вплелись в твои волосы листья опавшие
И пылают короной, рождающей свет...

Итак, работы присланы, работ больше нет. Но те - что есть - ждут оценки! Нижайше просим всех желающих и просто интересующихся, в первый ли раз, нет ли, пройти в тему для голосования и поведать авторам работ своё авторитетное мнение.
Будем рады видеть всех - в первую очередь, конечно же, самих авторов! Но - не только.

Да откроется голосование здесь и сейчас!

По решению координаторского состава конкурса Кисточка и с благословения администрации форума время проведения конкурса продлевается ещё на неделю (до 23:59 25:12:2011). Вы всё ещё можете присылать нам свои работы, а мы всё также рады будем их принимать.

Спешите! Мы будем очень рады!

Не Икар

Усмехнись.
Ведь ещё не поздно - и не рано ещё почти.
Вы бежали по жгучим звёздом,
В небесах не ища пути.

Оттолкнись.
Разрывают путы два железных твоих крыла.
Хватит даже одной минуты,
Чтобы вечно она ждала.

Оторвись.
От постылой тверди ты и так ничего не ждал.
Потянувшись за маской смерти,
Жизнь не прячет кривой оскал.

Поднимись.
И путей окольных не ищя, опрокинься в тишь.
Усмехнись, если станет больно.
Даже падая, ты - летишь...

Ритуал Правосудия не шёл ни в какое сравнение с происходящим вокруг него. Чувства дракона, заполнившее укутанное мраком слепоты сознание Давиона Волитара, переливались мириадами красок и оттенков, плеща белым пламенем в каждой капельке сине-чёрной крови. Пустота, изуродовавшая лицо, пылала и билась, словно впившийся в открытую рану паразит. Вскинутые руки, держащие клинок, будто сжигало отовсюду – разом изнутри и снаружи – бесконечное пламя.
«Кто-нибудь, помогите!» - рыдало сознание волитара испуганным ребёнком.
«ДЕРЖИСЬ! ТЫ У ЦЕЛИ» - трепетали в рвущемся от бесконечного калейдоскопа мыслей разуме воля дракона.

«Помогите! – ДЕРЖИСЬ! – Пожалуйста! – НУ ЖЕ! – Не могу больше! – СОСРЕДОТОЧЬСЯ!»

Колонна света ударила вверх, из многоцветного щита, окружавшего Императора. Блистающее чистое сияние взмыло к потолку, вбирая в себя коснувшуюся его мощь вечных скал, неукротимого пламени, бушующих ветров, безбрежной воды… вбирая и направляя их в единый поток, как линза собирает воедино солнечные лучи.
Линзой звался Давион Жеррод Астерион-Волитар, и Рантельм даже не мог представить – что он сейчас переживает. Как выдерживает это напряжение сил, текущих от Мечей и как может направлять его.
Но Архимагу оставалось лишь одно – оставаться на месте, и произносить, не останавливаясь произносить незапоминающиеся, неподвластные обычному разуму слова изначального языка. И видеть сплетение стихий, постоянно следить за ним, не отстраняться и смотреть…

Взлёт. Стремительный, невероятно быстрый, когда небо несётся навстречу безбрежной чёрной глубью, а ты – ты клинок, нацеленный прямо в сердце этой холодной бездны. Где-то там, за гранью не только мира, но и просто понимания и осознания смертного лежит твоя цель, и ты не остановишься ни перед чем, лишь бы прорваться к ней.
«Четверо! Четверо, прошу вас… пожалуйста… В ведь видите это, вы… Мы же ваши дети! Четверо!» - кричит вся суть волитара, и вторит ей гремящим эхом сущность дракона, но голоса не слышно – он тонет в сиянии, растворяющем звуки, затопляющем взор со всех сторон кроме маячащей перед самым носом чёрной глубины.
«Так вот почему ты зовёшься Разящим светом», - понимание приходит, когда мрак расступается, отлетая по сторонам кусками раполосованной черной холстины, за которой скрывается истинное полотно великого художника… Новый кусок черноты. И ещё один, и следующий – острие света прорезает её всё глубже, слой за слоем, вечность за вечностью, Пустоту за Пустотой… У этой ночи должна, обязана быть граница, и силы хватит, точно хватит, чтобы её достичь – и позвать их! Докричаться до Творцов и привести их вслед за собой по переливающейся белизной колонне света с разноцветной основой на защиту их величайшего творения…

- СТОЙ! ОГЛЯНИСЬ!
Давион рухнул на колени, изо всех сил сжимая меч. Сознание всё ещё устремлялось ввысь, пробиваясь сквозь барьеры Пустоты, оно не могло и не желало оглядываться.
Тело оглянулось.
И увидело Мрак.
Мрак полз, едва двигаясь, силясь продолжать своё стылое, едва теплящееся подобие жизни – ради битвы и смерти. Мрак умирал уже много раз и возвращался – и раньше, и сегодня. Мрак смотрел на него – на возносящийся свет Четверых, и пылал рубинами жаждущих крови глаз.
Мрак двигался к нему.
- ОН ВИДИТ ТЕБЯ. ТОЛЬКО ТЕБЯ.
«Мне нет дела!» - хотел огрызнуться Свет-Джаст – но тот, кто говорил, отбросил ещё не родившиеся слова, словно отец, отбирающий ненужную для важного урока игрушку.
- ОСТАНОВИ ЕГО. СЕЙЧАС. ПОСЛЕДНИЙ РАЗ. ЕСЛИ ОН ВОЙДЁТ СЮДА.
Архимаг и все при ритуале или заняты, или не смогут…
- Р-ррр-риуатл… Я не могху… прррерв-а-А-А-а-ать!!! – на этот раз сумел прорычать драконоволитар.
Говорящий ухмыльнулся… Откуда? Он же не…
Свет мог видеть. Давион Астерион-Волитар – нет.
«Четверо, мне уже неважно, кто я и что я! Вы…»
- ОТДАЙ МНЕ ЕГО И ИДИ.
- Я не смогу беззз нег-гхррр-го… - сорвался на скрежет голос.
- ТАК НУЖНО. ИДИ.

Давион Волитар, драконоволитар, на глазах у всех выпал из сияющей колонны света… вылетел. Вылетел, размахивая крыльями, одним движением разламывая дверь и расшвыривая оторопевшую охрану. Уже в коридоре переходя на обычный волитарский полёт, Император понял, что оставил клинок там. В руках говорящего.
Драконьи чувства вели Джаста вперёд – навстречу Мраку.

В самом сердце ритуала висел в воздухе скромный волитар-секретарь, гордо держа над головой разящий свет, клинок из чистого лидиума, пылавший ярче тысячи звёзд. Четыре стихии обвивали тело Анэхая, сливаясь между собой – прямо внутри защиты, созданной Архимагом. И все четыре льнули к волитару как родные.

Упало последнее сочетание невероятных звуков – и на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь симфонией сияния и сплетенных воедино стихий.
А затем…
А затем пришел Свет.

(окончание, снова те же)

День 14
Ритуал смертных
(В основном Ви-зет и немного меня)

Рантельм еще раз оглядел вычерченные фигуры, и медленно кивнул. Медлить было нельзя, но и начинать… Архимаг мог лишь самому себе признаться, что в глубине души испытывает страх: ему предстояло руководить тем, чего не совершал никто из его предшественников. Ошибка тут недопустима, и, в отличие от привычных заклинаний, ее можно и не успеть исправить…
Но и бездействие абсолютно непозволительно.
Корион взглянул на тех, кто замер у символов пяти стихий. Какие же они разные – человек, корлад, волитар, орк… И император в центре, еще не полностью ставший драконом, но уже переставший быть просто волитаром. Разные – но при этом объединенные одной целью, впервые за века.
«О, Четверо, – подумал старый маг. – Неужели необходимо было пробуждение демонов, чтобы мы объединились?»
Но он тут же покачал головой, изгоняя туманящие уверенность мысли из разума, наполняя его лишь чистым холодным сосредоточением.
– Начинаем, – произнес Рантельм. Бросил взгляд в сторону. – Прошу вас.
Рокларион коротко кивнул, и мягко опустился на пол. Могучие руки дракона коснулись камня, по гладкому полу и стенам прошла едва заметная дрожь. Вовлеченные в обряд энергии даже при правильном исполнении могли разрушить зал, и вырваться наружу – все-таки дворец не был приспособлен под такие ритуалы. Сила Дракона Земли могла если не погасить подобный откат энергий, то хотя бы перенаправить его и ненадолго сдержать.
Корион закрыл глаза; в темноте внутреннего взора поплыли цепочки символов, слова давно забытого языка, сплетаясь в сияющую вязь. Он ощутил, как кожу покалывает знакомая сила молний – даже простое представление формул ритуала взывало к его собственной мощи.
Архимаг медленно поднял посох, собирая энергию. Ритуальное движение заставило отозваться вычерченные фигуры – линии мягко засветились, озарив зал слабым белым сиянием. Рантельм удержал нужные символы перед глазами, посмотрел на рисунок и участников обряда через сплетение древних знаков.
И произнес слово.

Было интересно. Словно мальчонке, которому местный волшебник вдруг сказал, что обнаружил у него дар и даже готов немного подучить, прежде чем отправить в храмовую школу и затем – на полноценное обучение колдовству.
Всё же почему эти школы – храмовые? Ведь храмов и святилищ Четверым не возводят, а их служителем является каждый одарённый?
Сивар пожирал глазами всё вокруг: выданный Испепелитель – клинок тяжело лежал в руке Грома, который поминутно озирался, не понимая, что такое с ним творит этот «самый главный шаман в Орясе», и пытался нашарить свою секиру; то на сосредоточенные лица всех, кто присутствовал при свершении таинства; то натыкался на Анэхая, единственного из всех, кто сохранял показную беспечность.
Вот бы Айми это увидела! Жаль, что не до того…

На мгновение линии вспыхнули так, что стало больно глазам; сияние опало, но символы стихий продолжали ярко пылать, и с каждой секундой световые колонные поднимались все выше, обволакивая тех, кто стоял на них. Защита – которая должна сохранить жизнь самим участникам, не дать мощи обряда испепелить их; такая же колонна вознеслась и вокруг самого Архимага.

Пальцы Тормариана сжались на рукояти меча, но кодарон остался недвижим. Сейчас он казался статуей, изваянной из металла и белого камня, столь же неподвижной, как и стены дворца.

Второе слово – и колонны света, уже поглотившие пятерых, замерцали изменили форму, окружив носителей Мечей и императора хрустальными щитами. Архимаг с внутренним смятением осознал, что произносит слова, но не может повторить их даже в уме сразу после этого, или хотя бы описать их звучание. Этот язык не был предназначен для обычных разговоров – он сам по себе нес в своих звуках силу…
Но это и верно.
Как еще наилучшим образом взывать к Богам, если не на Их языке?
Рантельм произнес еще три слова, невидимыми волнами разошедшихся от его фигуры. Призрачный хрусталь замерцал, обращаясь несокрушимыми щитами, надежно охватывая всех пятерых участников могучим доспехом.
Пауза – пока стремительно разгораются линии, заливающие зал ярким светом, подобным свету первого дня творения. Этот свет не давал теней; каждый камешек стен, каждая трещина на камне были сейчас ясно видны, и не надо было подходить близко, чтобы рассмотреть их.

«Видишь ли это, отец? Смотри. Мы их победим. Мы и наши боги – вместе, когда больше всего на свете они нужны нам. Наши Четверо!» - думал Сандер Элрус, и изящный клинок, выкованный для народа волитаров, выглядел в могучей ручище силача-воина скромной, почти церемониальной вещицей. Мир вокруг кружился, зрение подводило, не давая сквозь чародейскую защиту рассмотреть то, что осталось за гранью хрустального купола оберега. Каждая из множества переливающихся граней щита мерцала и искрилась первородной силой Богов, маня протянуть к себе руку, коснуться, впустить в себя хоть каплю этой истинной, первородной чистоты… Но отвлекаться было нельзя, и сын лорда Сакондара стискивал собственную душу вместе с рукоятью славного клинка – до синевы костяшек пальцев.

- Девушки были красивые, - улыбнулся Курт. - Хотя... некоторые переигрывали. Некоторым нравилось танцевать, другим было всё равно - просто работа. Пара - явно презирала всьех, кто смотрел, видя одно похотливое стадо, которое хочьет с ними переспать. С одной я - когда впервые такое увидьел - хотел поговорить. Не сумел. Второй раз не хотьел - был не тот случай.
- Знакомо, - Ангелина кивнула и снова устремила взгляд куда-то в потолок. - На нас смотрят по-разному, и это вызывает совершенно противоречивые чувства. Большая часть взглядов полна хмельного желания, кто-то веселится, кто-то бесится, вспоминая бывших подружек и неудавшиеся романы. А вот один... Знаешь, иногда один взгляд в толпе способен приковать. Один из тысячи. Он мало чем выделялся из толпы, может был чуть менее пьян, но его глаза... Они были полны восхищения.
Иллюзионистка успела вновь умоститься на подлокотнике кресла сестры. По мере повествования её улыбка становилась всё более мечтательной. Стоило сестре умолкнуть, вновь приложившись к бутылке, как она подхватила нить беседы. Их голоса были настолько неотличимы, что невнимательный слушатель мог бы и не заметить смены рассказчика.
- Как у ребёнка, держащего в руках яркую коробку с подарком и уже тянущего цветную ленточку, чтобы его открыть. Для него внутри не машинка или робот, не пистолет или динозаврик. Внутри сказка. Целый сказочный мир. Невероятный, но такой желанный.
- Это было невероятно заразительно, - призналась Ангелина. Она беспечно развалилась в кресле, устроив белокурую голову на аппетитных коленях сестры. Одну ногу эмпатка перекинула через свободный подлокотник, а ступнёй второй ноги девушка бездумно водила по мягкому ворсу ковра. - И невероятно желанно. Словно мы сами вдруг стали частью этой самой волшебной сказки.
- Надо ли говорить, что мы его розыскали едва освободились от работы?
Близняшки переглянулись, будто советуясь о чём-то, а потом с некоторым сомнением посмотрели на Курта.
- При ближайшем рассмотрении у него на пальце оказалось кольцо.
- И при этом он смотрьел на вас, словно зачарованный ребьёнок. Так? И что же дальше?
- Обычно мы не имеем дел с женатиками. Лишние проблемы и сложности, знаешь ли. Но тут... - пока одна из сестёр подбирала нужные слова, вторая продолжила.
- Это показалось не таким уж и важным. Знаешь, у нормальной жены мужик не будет смотреть на шлюх с такой тоской по чуду в глазах. С таким желанием вырваться из опостылевшей жизни к чему-то настоящему.
- Короче, - нить разговора вновь была беззастенчиво отобрана, - мы совершенно "случайно", - особо выделила это слово рассказчица, - повстречали его в толпе, предложили выпить и прогуляться куда-нибудь. Он согласился, но не потащил в какую-нибудь забегаловку или отель. Мы пешком дошли до пляжа и гуляли босиком, разговаривая о ерунде. Знешь, всякие глупости, вроде старых легенд и забытых историй. Мы бродили без особой цели до самого заката, а потом он развёл костёр, и мы уселись вокруг огня в темноте.
Мутантки даже покинули гостеприимное кресло и сели напротив Вагнера, вокруг воображаемого костра.
- О чём он рассказывал? Что сказал о себье? Кто он вообще был, чем жил? Вам же наверняка было интерьесно, - поджав ноги под себя и обернувшись хвостом, Курт почему-то всё отчётливее напоминал очень большого... котёнка. Синего, человекоподобного - но совершенно точно котёнка.
- Мы не спрашивали, - просто пожала плечами Света. Длинные светлые волосы рассыпались по плечам и практически скрыли загорелое тело до самой талии. - Даже имён не спрашивали. Это казалось ненужным, лишним. Будто два мира, которым не следует соприкасаться.
- Мне кажется, что он был писателем или изучал языки и литературу, - предположила Ангелина. - Он разговаривал... необычно. Непривычными и сложными словами, нам иногда приходилось переспрашивать, чтобы понять этот волшебный птичий язык.
- Если бы мы точно знали кто он, это знание убило бы всех тех, кем он мог быть в нашем воображении. И он тоже не хотел знать никаких фактов. Ему нравилось мечтать и самому придумывать нашу жизнь.
- Могу поспорить, что у него получилось куда лучше, чем оно было на самом деле, - саркастично заметила иллюзионистка.
- Надеюсь, что так. Это было бы правильно. Вы просидели до утра - или было что-то ещё интересное?
Эмпатка бросила насмешливый взгляд на Курта и неожиданно поинтересовалась.
- Скажи, ты любишь море?
- Среди немцев есть поверие - на ньебесах все хоть что-то говорят о морье и очень странно, когда человек его не видел... Хотя наверное мы просто всьегда мечтали иметь к нему выход. Как "военно-морской флот Австрии", - пожал плечами Курт. - Да, я люблю морье. Разное. Ночное чуточку больше. В полдень, когда очень жарьит... я могу в нём претворьяться невидимым. Особенно в Средьиземном.
Ангелина покачала головой, словно одновременно соглашаясь и не соглашаясь со сказанным.
- Плавать в море, это всё равно, что заниматься любовью, - её голос изменился, стал как будто глубже и мягче. Так влюблённые говорят о предмете своего обожания, а может и вожделения. Эмпатка смотрела в глаза Вагнера, словно ища там что-то. Понимание этой страсти? Насмешку? Эхо его собственных желаний? - Вода прикасается к телу, ласкает его так нежно, как никогда не сумеет ни один из людей, - рука девушки неосознанно скользнула по коже, будто тщась передать то самое сокровенное прикосновение. - Она принимает тебя как есть, без оценки, осуждения, ожиданий. Море просто любит тебя, всецело и без оглядки.
- Да... что верно, то верно, - хвост Змея, словно в насмешку над таким прозвищем, поднялся и, как змея, обвился вокруг шеи Курта. - Словно мама... Добродушно, по-свойски. Хотя... море - как человек. Оно разное бывает. Шторм в норвежском фьорде или цунами ведь никто не назовёт ни нежностью, ни добротой, ни даже страстью...
Рассказчица отмахнулась от последнего высказывания. Не споря, не отрицая, но как бы давая понять, что это сейчас не важно. Её сестра приблизила губы к уху Вагнера. Сквозь запахами табачного дыма и выпивки едва уловимо проступал совсем иной аромат. Тонкий и восхитительный.
- Нет ничего прекраснее человека, одетого только в капли воды и лунный свет.
- Он называл нас русалками, - Ангелина с улыбкой провела пальцами по шее и плечу, будто воскрешая давнее прикосновение. Потом откинула волосы за спину, невольно вновь открыв взгляду священника едва прикрытое тело. Загорелое, молодое, сильное. Агрессивная татуировка на предплечье не слишком вязалась с мечтательно-сказочным образом, напоминая безмолвного стража.

(всё тежее и тамжее)

- Благодарью, - синекожий принял предложенное, наградив подательницу вежливым кивком. Резко опрокинул содержимое себе в горло на два крупных глотка. Жидкий огонь чиркнул по глотке, прокатился в желудок и на миг заставил сморщиться... Но внутри сразу же начало теплеть.
- Хорошая вещь. Расслабляет, и правда. Впрочем... вам её, как вижу, мало. Давно увльекаетесь?
- Лет с четырнадцати, - припомнив, ответила эмпатка.
- Неужто так нравится? Мне доводилось видеть последствия... Порой бывает прьепогано. Не опасаетесь?
"Проповедь о вреде наркотиков? До безумия тупо. Но хоть отвлечься. Может и их отвлечь - хоть пять минут поговорят, авось на раз меньше нюхнут этой дури".
- А нас тогда не спрашивали, - подала голос валявшаяся на кровати Света. Косяк был докурен, бычок раздавлен в пепельнице и девушка включилась в разговор. - Потом некоторые клиенты требовали составить компанию. А теперь правда нравится иногда чуть поднять настроение.
О зависимости Волковы знали даже больше, чем хотелось, а потому старались употреблять как можно реже. После вынужденного полугодичного пребывания "в чистоте" на Дженоши, где наркотики были негласно запрещены по совершенно понятным причинам, они воспользовались подвернувшейся возможности побаловаться "снежком". Кто-то бы назвал это признаком зависимости, но сами близнецы небрежно отмахнулись бы от этого мнения. Возможно, напрасно.
- Не спрашивали, говорите? Много ещё не знаю о вас. Хотя - я вроде ещё толком не спрашивал, Были друзья, которым вышло боком. Потому не люблю. Ах да, ещё это, надо полагать, грьешно, - воздев два пальца к небу, Курт выстроил как можно более пафосное выражение лица. - Так что на досуге раскайтесь и зарьекитесь больше не употреблять. Проповедь о тяжкой борьбе с наркозависимостью кому-то тут нужна? Или вам до менья уже читали?
Эмпатка задумчиво уставилась в потолок, пошевелила губами, загибая пальцы, а затем торжествующе уставилась на Вагнера: - Что-то не припомню, чтобы употребление наркотиков было в списке смертных грехов.
- О ньет, оно в списке грехов бессмертных. И почти неистребимых. Ещё в Египте, как помнится, уже кто-то чем-то... употреблялся.
- Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не спасёшься, - поделилась Света народной мудростью.
- Ну да, ну да. Согласно "матчасти", святые грьешили по девять раз в час. Надо будет засечь на будущее. Вы кстати не засьекали для себя, раз уж концепция греха вам не чужда? - ухмыльнулся Курт. Выпитое чуть подтягивало за язык, но двух глотков с тех пор, как он "исповедовал" кое-кого из своих приятелей, чтобы свалить его было явно недостаточно.
- Мы как-то не сильны в религии, - призналась Света. Заскучав на кровати, она перебралась поближе к сестре, умостившись на подлокотнике кресла. - Но у вас там, вроде, куда не плюнь - всё грех.
- Плевать на грех - как раз не грех. От него вообще всячески стоит отрекаться. Но вообще - да, грьехов немало. За каждым. Вон за мной например наверняка имьеются, - фыркнул Курт. - И отпустить даже некому. Нельзя самому себье. Вам могу, если желание есть... Ну или просто выслушать. Как говорится "подсчитаны, запьисаны, обозначены"! Как оно на латыньи? Извиняюсь, позабыл...
- Так может мы тебе твои грехи и отпустим? - насмешливо поинтересовалась эмпатка. - Раз уж сам себе не можешь.
- Ну, официально у вас нье получится. А что до "выслушать" - может потом... Постепьенно. Хотя... В общем, как разговор потечьёт. А то выболтаю вам что-нибудь, не совместимое с... ни с чем нье совместимое.
Последние слова явно заинтересовали сестричек.
- Как это - несовместимое? - непонимающе-наивно захлопала ресницами Света.
- Ну, напримьер, развращение малольетних или кровавые оргии мало совместимы с кем угодно в своём умье... Эй-эй, на менья не смотрите, - взмахнул разом руками и стрелкой хвоста Вагнер. - В этом меня пока ещё не замечали, к счастью.
- "Не замечали" - не значит "не делал", - уточнила Ангелина.
- Совершенно вьерно, - подмигнул Курт. - Но в этой конкретной ситуации я и правда ни в чём нье участвовал. Во всьяком случае не осталось свидетелей!
"Всегда есть хотя бы один свидетель", - подумала эмпатка, внимательно изучая эмоции собеседника. До сих пор он был вполне себе милягой, но ведь она действительно не видела его реакции на детей. А уж сколько с виду хороших ребят оказывалось законченными психами, извращенцами и маньяками - лучше не вспоминать. Но этот, похоже, просто зубоскалил. И не знал, насколько неподходящую тему выбрал.
- Любишь молоденьких? - деловито уточнила Ангелина. - Сколько лет? Пять, десять, тинейджеры? Мальчики, девочки? Покупаешь или берёшь с улиц?
- Люблю читать детям сказки. На ночь. Не люблю, когда кто-ньибудь обижает детей. Это не по-христиански... и просто паршьиво, - фыркнул Курт. Вполне искренне. - Была одна поганая история в прошлом, в которой был замешан - косвенно. Могу рассказать, если уж исповьедь приняла обоюдный характер.
Вспоминать отца Пальмери было не то чтобы неприятно, но это ведь было. Седовласый урод, как метко отозвался о нём тогда Мульци. А вот о Мульци вспомнить было очень даже недурно... Пиво баварское, пицца миланская... и так целую ночь напролёт.
Всколыхнувшиеся в хвостатом знакомом отвращение и неприязнь, вызванную её словами, успокоили эмпатку. Пусть Вагнер и не подал вида, но в фан-клуб педофилов он явно не входил.
- Расскажи, - Ангелина сделала приглашающий жест бутылкой.

(те же там же)

- ТЕМ, ЧТО ТЕБЯ, УМНЕЙШИЙ ИЗ ДЕТЕЙ ОТЦА, СЕЙЧАС НЕ БУДЕТ - А ВСЁ, ЧЕГО НЕ БУДЕТ, БУДЕТ МНОЙ. ПОТОМУ ЧТО Я - И ЕСТЬ НЕБЫТИЕ! КАКАЯ РАЗНИЦА, КОГО Я ПОБЕДИЛ - ЕСЛИ ПОБЕДИЛ? НЕКОМУ БУДЕТ СУДИТЬ МЕНЯ!
Из вьющейся пустотной силы рванулась вниз, к самому Нагриашу, длинная, рваная тень руки, увенчанной более чем десятком пальцев-когтей, на конце каждого из которых разверзалась пустотная пасть, хранившая в глубине огромный алый глаз, испепелявший Герцога испытующим взглядом. - ВПРОЧЕМ, Я МИЛОСТИВ! ПРЕРВИ РИТУАЛ - И Я ДАЖЕ СОХРАНЮ ЗА ТОБОЙ ПРАВО... ЕДИНЕНИЯ С НОВОЙ, МОЕЙ ПУСТОТОЙ! ТЕБЕ ВЕДЬ НЕ ВПЕРВОЙ ПРЕДАВАТЬ, А, МЫСЛИТЕЛЬ И СТРАТЕГ? ОЩУТИ СВОЮ ВЫГОДУ... У ТЕБЯ ЕСТЬ МИГ НА РАЗДУМЬЯ, И ЭТО УЖЕ - РОСКОШЬ! НО Я СКАЗАЛ - Я ЩЕДР. ТАК КАК ЖЕ?
Миг раздумья. Всего один миг - после чего ударит неминуемая атака, причем исполненная всей доступной Наместнику силы... если он поведет себя умно.
Миг раздумья... но не миг выбора, потому что свой выбор Нагриаш сделал уже очень давно. Он всегда тщательно взвешивал все варианты, просчитывал последствия, но если уж выбирал - то придерживался выбора до конца. Разве не частью его был Экаделл, воплощенная верность?
Венаат направил в щит всю доступную силу: он слишком хорошо знал своего соседа по телу, и прекрасно понимал, что сейчас произойдет.
Разделять сознание, направляя его на разные задачи, Нагриаш умел не хуже своего барона... собственно, именно у него Экаделл этому и научился. И сейчас половина внимания Герцога устремилась на то, чтобы поддерживать путь - или даже ускорять его, укреплять, сделать все возможное, чтобы Отец вернулся в мир... и решил, что будет дальше.
А вторая половина устремилась на оборону - противник сам предоставил ему мгновение, которого мастеру Пустоты уровня Нагриаша вполне хватало.
Колышущиеся тени вдруг расцвели черными воронками, в которых вращались тысячи клыков - слишком знакомое Наместнику зрелище. Именно это оружие пустил против него и Скамаха в ход Экаделл - и Нагриаш вновь призвал изобретение своего барона, соединяя его с собственным мастерством работы с Пустотой.
Чем еще сейчас защищаться? И чем тянуть время, давая пути окончательно укрепиться и позволить пройти по нему?
- ГЛУПЕЦ! ТЫ ОДИН ПРОТИВ ВСЕЙ МОЩИ ПУСТОТЫ!
Огненные глаза рванулись из пастей на длинных щупальцах, распускаясь роями тонких арканитовых игл - словно более десятка шипастых булав. Одни напарывались на защиту Нагриаша, другие обходили её и рвались - не к противнику, но к самой его сущности, истончаясь в едва заметные, почти плоские полоски-лезвия, стоило им только обойти оборону Исказителя.
- ТВОИМ ЖЕ ОРУЖИЕМ - ТЕБЯ И РАЗОРВУ! ЗНАНИЯ ВСЕХ ВИЕРА - МОИ! ВЫ - ЧАСТЬ МЕНЯ! НЕПОКОРНАЯ - НО ТОЛЬКО ЧАСТЬ. Я - СУЩНОСТЬ, А ВЫ - ЖАЛКИЕ ТЕНИ!
Наместник и не вспоминал сейчас, что истинный Барон Теней, что служил ему уже какое-то время, может быть оскорблён такими словами. Кто он есть - теперь, рядом с ним, величайшим из великих?
Тени горели, сталкиваясь друг с другом, менялись, истончались и утолщались, атакуя и защищая. Никто не смог бы различить детали пляски теней, однако восприятие высших виера это позволяло - и они своим даром пользовались.

День 14
Лже-Творец и Исказитель
(Визет и я)

Колыбель пульсировала, словно огромный нарыв, готовый вот-вот прорваться и кипящий изнутри заразой. Или...
Наместник, великий Ках'Ша'Раа, знал, что билась там, по ту сторону сотворённого мира и одновременно в нём, как в ужасном узилище, вовсе не зараза - по крайней мере не для него. Отец, великий, всемогущий и несокрушимый, непознаваемый в своём могуществе и неограниченный в пике своей силы - Отец, Рождённый Сном, владыка виера... Величайший пример для подражания, если бы демоны говорили такими словами. Величайшая цель, последняя и первая истина для любого виера.
Против этой истины он, мятежный во всех начинаниях теперь властитель демонов, посмел восстать.
Но ведь Отца ещё нет в этом мире, чтобы бросить ему вызов, а Нагриаш... Что такое один Герцог, если трое и то с трудом, обманом и предательством сковали Первого Сына, предав его в лапы Каменного Ящера, мерзкого зверя в услужении подземного народа. будь прокляты они все вместе и каждый отдельно силами самой Пустоты.
Нагриаш падёт. Его сила станет достоянием самого Первого сына, и тот, кто ещё миг назад был Вторым из всех, станет Единственным. Фераи переродятся в сиянии его безжизненной силы, и породят новую, совершенную Пустоту, способную соперничать с Отцом.
Так будет. Так сбудется.
Неуклюжие извращённые твари неровно виляли и роились вокруг несущейся к Колыбели безбрежной тени Наместника. сущность Венаата и Нагриаша - одна и две, Владыка и Придаток из хрупкой оболочки хиетра, бились в омуте чёрного сознания чудовищ, отдаваясь эхом от мыслей и отблесками гнева их породителя.
- НЕБЫТИЕ, - громыхнуло в сознании всех, затронутых Пустотой. Первый сын восходил на трон Отца - и стремился устранить последнюю из преград на своём пути. Одним взмахом - раз и навсегда. раз - и никогда. ничего. Ничто - вечное, великое. Его Ничто. Его Пустота!
Наместник спешил - но даже при всей скорости древнего виера ему требовалось время на преодоление расстояния. И мощь, рвавшая сейчас пространство, плескалась перед Первым, незаметная для смертных, почти неощутимая для виера и связанных с ними...
Почти.
Далеко внизу резко вскинул голову Ларса Венаат, впервые сумев оторвать взгляд от воронки абсолютной тьмы и переведя глаза на небо. Время, проведенное вместе с одним из Герцогов, не проходит даром... как и присутствие при бушующей мощи ритуала Возвращения. Венаат бы мог поклясться, что стихийную силу он бы не ощутил - слишком давила на восприятие воронка мрака, и слишком могучим фоном был творящийся обряд. Но приближающаяся сила тоже принадлежала Пустоте - и ее Ларса мог почуять, хотя и слабо.
У него не возникло и тени сомнения в том, что приближается. Существо Пустоты, способное излучать мощь, не теряющуюся на этом фоне, способную проникнуть сквозь выстроенный им барьер... Это мог быть только Наместник. И не стоило даже и думать - зачем он идет.
Проклятье! Ритуал... не должен быть сорван или перехвачен!
Венаат рискнул ослабить щит, потянуться мыслью к Нагриашу, предупредить - и чуть не согнулся пополам, когда по чувствам ударила волна древнейшей тьмы; только рефлексы помогли магу не потерять сознание, а вновь восстановить барьер.
- Нагриаш! - крикнул он вслух, даже не надеясь, что Герцог его услышит. - Он приближается!
Виера не слышал. Вернее - древний разум запечатлел слова где-то на границе сознания, они начали пробивать себе путь к ясному мышлению... но даже при всем желании Нагриаш не смог бы сейчас полностью уделить им внимание. Силы и мощь разума уходили на одну-единственную задачу - держать путь, не дать дороге обрушиться... позволить Отцу пройти в мир...
А дальше уже будет все равно. Но он сделает то, что начал... как и всегда.

Стая

Я не всё понимаю в этой жизни. И в своей судьбе – тоже не всё. А вы?
Риторический вопрос. Нам, любителям судить и рассуждать, только такими вопросами и бросаться, чуть что. Вроде «куда ты идёшь?», «в чём смысл бытия» или «что может изменить природу человека?»
Помимо Первого Изменения, я имею ввиду. Этот ответ был бы банален, а банальность – не по моей части. Я достаточно изучил за последние годы тех, кто имеет дело с банальностью. Спасибо Мерлину – и слава ему же.

- Я, Сокрушивший-Чёрный-Утёс. Я – Его коготь. Именем Его я вызвал тебя на бой, и пусть Он судит, кто из нас прав. Да будет так.
Он лаконичен. Это хорошо. Значит, долгих прелюдий не будет, а сразу перейдём к делу. Не люблю трепотни, когда дело уже дошло до когтей и клыков. Да и не я до них его довёл – Эдвард решился сам. Достойный жест, достойное дело… Много пафоса и высокопарных поз. Я не люблю пафос. Его слишком много в нашей повседневной жизни, слишком. Серьёзности, величия, дела – мало. Пафоса – много, а он ни к величию, ни к делу не имеет отношения. Как церемониальный клинок – к боевому.
- Я, Тот-Кто-Возжигает-Истину. Я – Его крыло. Именем Его я принял вызов.
- К бою!
Эдвард рычит, и в свете Луны когти его блещут серебром. Шерсть – тоже в серебре. К слову о пафосе. К счастью, он не владеет чем-то серьёзнее, но мне достаточно. Он намерен убить. Они все – намерены убить. Впрочем, я привык. С тех самых пор.
Первый выпад. Размашистый, нацеленный в лицо. Пощёчина серебряными когтями. Мерлин, не оставь меня в этот час…

Когда я вспоминаю, с чего всё это началось – мне всегда хочется выть. Я не умею так красиво выть, как сестра – но когда вой рвётся из груди, раздирая когтями лёгкие и требуя отпустить его, словно цепной пёс, почувствовавший, что звенья впервые за долгие годы подаются… Порой – я не держу его. Пусть. Пусть слуги отводят взгляд, а друзья озабоченно стучатся посреди ночи и спрашивают, всё ли со мной хорошо. Большинство тоже привыкли и не задают вопросов. Другие просто знают. Франсуа и Зои садятся и воют рядом со мной. Они понимают. У них было также. Пшецлав – счастливчик. Если можно назвать счастьем гибель всей стаи в одном бою… Хотя – с чем сравнивать. Но он не лезет. Понимает – я знаю – но не суётся и просто молчит рядом. Иногда – ходит кругами, как заполошный, ещё реже – подсаживается, но всё равно не воет. Густав – тот вечно приходит под самый конец и спрашивает: «Ну как, отрыдались, нытики?» Один раз Зои даже двинула ему за это в челюсть – крепко, наверняка. Он не уворачивался и не жаловался. Справедливо.

Когти проходят в паре волосков от моего уха. Я бью кулаками. Не хочу ранить. Не хочу воевать с собратом, пусть он и дубина, какие не во всяком лесу произрастают…
- Изменник!
Пошло-поехало. Обвинения. А дыхание беречь кто будет? Хотя… Это мне надо беречь дыхание. Эдвард крепкий. Много крепче меня. Как был Йохан…

Знаешь, брат, мне ведь всё известно. Я увидел тебя первый раз на суде. Мельком. Слышал имя. Красиво, тебе идёт. Впрочем, я никому не скажу – Когти и его стая и так знают, а остальным ни к чему.
Жаль, что мы тогда разошлись. Впрочем, ты поступил честно, брат. Я не виню тебя. А вот ты, думаю, меня винишь. Может быть, думаешь, что смог бы сделать всё лучше. Хотя – кто так не думает? Со стороны всегда всё очень просто, и каждый точно знает, какое решение нужно принять, с кем считаться, а с кем – нет. Кого убить, кого – нет, тоже со стороны всегда видно хорошо, правда? Хотя… когда нужно было рискнуть собой, своей шкурой и даже своим духом – ты рисковал. Как положено Потомку. Не думай, что я хоть в чём-то тебя упрекаю, брат. Ты не мог иначе. Также как и я.

Когти Сокола – хороший друг и наставник. Надеюсь, вы с ним хорошо поняли друг друга. Порой, когда мы встречаемся взглядами – где бы то ни было, я читал в его глазах один и тот же упрёк.
«Что же ты наделал, мальчик?»
Как же ты не понял, герой? Ты, один из лучших из нас – не понял. Как? У меня нет ответа. Нет и не может быть. Ответить – значит признать, что у тебя были причины, что у нас у всех есть причины – не понимать не желать понять. А это – то, что я делаю всю жизнь.
Желаю понять. И понимаю, Червь побери!
И я верю, что это нужно. Что в этом – наш шанс. Что стоило тебе – поверить?

Ну да. Что стоило – отречься от всего привычного мира и попытаться признать если не вою неправоту, то хотя бы возможность другой правды? Всё равно что признать, что всё, за что мы сражаемся – только полуистина и полусуть, а настоящая, подлинная правота лежит где-то по ту сторону… нас. И нужно буквально выйти из себя, выйти за грань себя и своих убеждений, чтобы к ней приблизиться.
Всё это – потому, что какой-то мальчишка с пеной у рта и блеском в глазах тебя убеждает.
Немыслимо. Просто немыслимо. Я понимаю. Но – не приму и не смирюсь. Смириться – всё равно что сдаться. А мы – не сдаёмся. Никогда.

Ветроход. Странный, непонятный, нахальный и в то же время на удивление трезвомыслящий… для себя. Наверное смешной, если бы мы тогда умели смеяться. Теперь я умею. Это стоило дорого, но видимо чтобы научиться смеяться, нужно выплакать всего себя ещё тогда, в молодости, когда очень хочется быть важным и серьёзным. Я – был. Мы все – были.
Мне интересно, куда ты подевался, братец? Что было для тебя так важно, что ты… Одним словом, я не знаю. Не понимаю. Многовато я не понимаю для Крыла, верно?

- Умри!
Эдвард рвётся вперёд. Подножка – уход, взмах, поддых коленом, Эд сгибается пополам – по затылку наотмашь, чтоб знал.
- Уймись уже. Хватит рисоваться!
- Я. Не. Рисуюсь!
- Тогда не трепись! Хочешь убить – убивай, а красивые слова тебе потом припишут, - если оскал бывает ехидным, то у меня сейчас такой. Шерсть переливается белым золотом. Дом Золотого Неба. Нас мало – здесь. Там – намного больше, но мало кто из них решил последовать сюда ко мне. Зато те, что есть…
Это и правда золото. Настоящие герои своего народа. Три стаи – но этого достаточно. Пока. Будет ещё. А с такими сподвижниками, как Надёжный и Рвущийся-к-Цели – мы обречены победить.
О том, что другого выхода у нас нет, я предпочитаю не думать.
Эд снова бросается в атаку. Ещё немного. Всё же устаёт. Даже блестящая шерсть взмокла – видно. Ну, на сколько ещё у тебя хватит злобы?

Злоба… Поганое чувство. Ненависть, злость, ядовитая зависть, обида – это всё та же погань. Червь как он есть, если уж совсем честно. Я помню, что злоба сделала с сестрой.
Сперва – с её лицом. Потом – с нею самой.
Интересно, как ты там, сестра? Мы всегда звали тебя Малиновкой. Видящий придумал удачное прозвище… Он вообще умел метко что-то сделать. Даже умереть – и то умудрился очень… правильно. Хотя – как посмотреть.
Я помню – ты ему очень доверяла. Помню, сколько всего тогда было… И доброты, и честности, и недомолвок, и обид, и раздоров. Сейчас – вы там. Ты и Смотритель. Хотя – это по моим последним данным. Всё же я не так часто могу о вас что-то узнать.
Иногда мне жаль, что вы там.
Стая. То, что осталось. Те, кто остался. Можно, конечно, наедине с собой встать в позу «я был во всём прав, меня все предали». Можно – и к чему? Выйдет глупо и бестолково. Можно в «я всех подвёл, в меня не поверили». Та же песня. А я не Клюв, песнями не славен.
Мне даже не жаль. Просто ноет что-то внутри, когда смотрю на звёзды. Зои старается не оставлять меня одного. Чувствует. Даже лучше, чем знает, чувствует. Я не знаю, как объяснить ей, что это не помогает. Я вообще не уверен, что это можно объяснить. Показать тоже. А сказать – не то. Слова, глифы, письмо… Всё нетто. Как раскрыть своё сердце и показать в самой середине дырку. Там, где была твоя первая настоящая Стая? Как?
Самой Зои легче не думать о том же, когда я рядом. И пусть себе. Пусть хотя бы одному из двоих будет попроще.

- СДОХНИ!
- Заткнись! – встречный удар в морду останавливает Эдда. Устал. Всё, пора.
- Я говорил тебе – не болтай! – сразу же схватить его. И – за плечо клыками – заживёт, но прочувствовать даст.
- Тварь! Нару…
Нет. В нарушении Литании ты меня не обвинишь. Не твоё право здесь – говорить что-то о Литании!
Новый удар валит Эдварда с ног. Я от всей души добавляю ногой по печени. И ещё раз. И ещё. Если вы думаете, что это – мелочь для нас, то вас так никогда не били. И дай Гелиос, чтобы и не довелось узнать на деле. Хотя – доведётся. Нам всем приходится сражаться рано или поздно.
Мы для этого и существуем. Мы сражаемся. Но не между собой, и ты, Сокрушивший-Чёрный-Утёс из Дома Врагов Червя, сейчас это поймёшь. Так поймёшь, чтобы не повадно было вызовами бросаться!

Интересно, брат… Интересно, Видящий-Тени-На-Лике-Луны… Интересно, Алексей – а ты хотел когда-нибудь бросить мне вызов? Хоть когда-нибудь?
Впрочем, наверное ты и бросил. Или сама мать Гея – твоими руками.
Прими решение, Феникс. Предать свой народ – на деле или напоказ? Стать предателем в глазах всех людей-волков – или перед собственной совестью?
Я помню, что я выбрал. Я помню, что выбрал ты. Иногда мне кажется, что всё это время из нас двоих выбирал только ты. Можешь возразить. Но… Это твоё родство с Яркими определило то, что с нами случилось. Твоё – не моё, не кого-то ещё. Ты – решал.
Я… нет, не соглашался. Не согласиться я мог в любой момент. Отказаться, не идти дальше. Но я – поддерживал.
Ведь мы братья. Что бы нас ни объединяло, что бы ни разделяло, что бы ни стравливало.
Мы братья. Я это помнил и не забывал никогда. Я помню это и сейчас. Мои дела говорят за меня, брат. А то… то осталось там. Каким бы оно ни было.
Как и ты – остался там. Где-то. Там, где делал выбор много тяжелее моего. Сам за себя – и ради всех нас. Не их, а нас. Я надеюсь, ты понимал это, когда выбирал. Я – понимал. Прости, что не говорю за тебя в твою поддержку. Это будет зря.

Эдвард лежит передо мной. Морда в крови. Ещё я, кажется, случайно выдрал несколько клоков шерсти.
- Д..д..д-добей меня, убийца.
- Зачем?
Теперь ещё и «убийца». Интересно, только потому, что я победил?
Я не убиваю на дуэлях. Те два идиота, что бросились на свои клэйвы, «не вынеся позора» - не в счёт. Это проблемы их собственной дурости. Хотя – жаль. Гея прими их духи в свои милостивые объятия.
- Окажи мне… честь, если ты ещё… Клык.
- А ты? Ты – Серебряный Клык?
- Да, - он глядит на меня, не скрывая злобы. – Я – сын Хоруса-Сокола, и умру, как…
- Как дурак. Если умрёшь от своей руки. А от моей ты не умрёшь.
Я меняю облик. Надоело. Хватит и того, что в Умбре я не могу это сделать. Здесь – хватит. Смущаться всё равно некого.
Голый человек с длинными, белыми с золотистым отливом волосами до плеч, покрытый шрамами по всему телу, кое-где даже скрещенными с татуировками – стоит над огромным, лежащим в крови человековолком. В пору вписывать в германский эпос. Хотя потомки не поймут… Чтобы Клык был героем ИХ творений. Да ещё и на дуэли с таким же Клыком? «Благородные грызутся», - вот и всё, что они скажут.
И правы будут кстати.
Я протягиваю Эдварду руку.
- Подыхать от лап друг друга – невелика доблесть. Согласен, брат?
- Ты мне… не… брат!
- Мы все – братья. Это давно пора понять. И не только тебе, герой.
- И танцоры тоже? И эти… изменники – братья?
- Эти «изменники» - воины, готовые биться бок о бок с нами в последний день. Когда каждый будет на счету. Ты это знаешь не хуже меня.
- Я знаю, что они – струсили! Сбежали! Предали!
Всё же порой жаль, что мы так быстро приходим в себя от ран. Даже разодранное плечо Эдда уже затягивается. И жесты его становятся понятнее. Всё же говорить на языке гару, будучи избитым – то ещё удовольствие…
- Они – вернулись. И на чью сторону они встанут – нам решать. Некоторые из них – уже с нами. Другие ещё не решили. Хочешь, чтобы их танцоры обработали? Чтобы они отдались Червю?!
- Они уже ему отдались!
- Нет. Я – знаю это. Но они попадут в его лапы, если кто-то не поможет этого избежать.
- Кто-то – это ты?
- Я. И ты. Если захочешь. Или тебе проще сдохнуть? Ну тогда давай, уклоняйся от общего дела? Трусь, как щенок!
- Я не трус! И не щенок!
Гигантский человек-волк вскакивает на все четыре лапы. Я – не двигаюсь.
Я не настолько и меньше его. В криносе. Странно, но за последние годы я сильно вырос… в боевой форме.
- Так докажи. Подумай о том, что я сказал. Буду ждать ответа до завтра. Здесь же, как взойдёт луна.
- Стой! Стой, мразь!
Я не оборачиваюсь. Пусть. Не первое оскорбление, не последнее.
- Завтра. Здесь же. Попробуй хоть раз подумать головой, а не гордостью предков. Хватит уже помоить собственную честь. «Мы – короли народа»? Докажи. Королю пристало работать головой – не то корона слетает.

Назавтра он будет здесь. Хотя бы чтобы узнать больше. Он ведь уже не первый.
Спасибо тебе за знания, Мерлин. И… я не знаю, молятся ли тебе ещё мои братья и сестра. Но если вдруг…
Я написал для них письмо. И оставил в твоей библиотеке. Если вдруг. Оно подписано «Стае».

Станислав Пухов. Тот-Кто-Возжигает-Истину из Дома Золотого Неба племени Серебряных Клыков, Крыло сокола крови человека, потомок королей народа гару по крови и деянию.
Слава Гее.

Защитил кандидатскую диссертацию.
И... никогда я не чувствовал, что у меня ТАК много друзей и НАСТОЛЬКО все за меня рады. Спасибо вам большое всем за то, что вы есть, что помните обо мне, что всегда были со мной и не оставляли в действительно трудные минуты без своей поддержки.
Сейчас, когда закончилось семейное праздненство, а до этого - встреча с друзьями, поздравлявшими меня... Сейчас я чувствую себя самым счастливым на свете человеком. И теперь могу сказать с уверенностью - я знаю, что такое счастье. По-настоящему знаю. Это - как сейчас.

Было бы проще...

Было бы много проще
Поненавидеть ещё немножко,
Из сердца, как из пореза
Выдавить старой досады крошку.
Но жаль - не лезет,
И просит опять и опять
Не стрелять по стеклу
Пропускающей свет и тепло
Доброй памяти. Доброй - назло.

Было бы много проще
Извиниться и мило болтать,
А из жизни, как из прихожей,
Чихая, несбывшийся сор выметать.
И мы ведь можем?
Да только где же тогда
Города в сером
Мраморном платье и солнце?
Холод пальцев. Досада - смеётся.

Было бы много проще
Признать: разошлись дороги,
И выкурить трубку над тем,
Сколь завистливы боги.
Но вот ответь - с кем
Ты сидишь у окна по ночам?
Знаю сам - не сидишь.
Доброта и наивность - мои.
Рассветает. Пора. Уходи.

Тайные мысли самого обычного чёрта

Подвернулся случай.
Торговал душою -
Не своей, чужою,
В розницу и кучей.

Что просил - немного,
Что словил - немало.
На судьбу хватало,
Да на свечку богу.

Кочергою гнали,
Звали - ныли-ныли,
Пальчики кровили,
Гадость предлагали.

Продавал, вертелся,
Покупал, смеялся,
Не хамил, не клялся,
У жаровни грелся.

Только сны мешали -
Солнце в синь-просторе,
И тепло, как в море.
Зря, видать, сбежали.

Многим так не спится.
Сами виноваты,
Что теперь рогаты...
Сволочь ты, Денница.

Пустота! Пустота звала и рвалась наружу, пытаясь вскрыть тело и кинуться куда-то в сторону, вытекая с кровью сквозь вновь открывшийся раскуроченный шрам на щеке...
Пустота тянула в сторону, заставляя ноги двигаться сами, руки - хватать невидимые цепи и пытаться оборвать их, вырвать с корнем из собственной души...
"На запад!" - мелькнуло в переполненном болью сознании. И тут же чиркнуло светлой молнией: "Не пойду!"
- П-пустота... ЗОВЁТ! - рявкнул Джаст, выпрямляясь, несмотря на сильную боль. - Нужно... быстрее... Иначе ничего н-не... НЕ УСПЕЕМ! Они что-то... делают... что-то-о-о... с-с-СТРРРАШНОЕ!
- Да... - выдавил Архимаг, державшийся за сердце. Он бы рухнул - но рядом высился несокрушимой башней Рокларион, поддержавший старого мага под локоть. - Я почувствовал... словно вновь влили холод в жилы...
Корион сам сейчас не мог подобрать слова - однако сейчас он на краткие мгновения вновь пережил ощущение, знакомое по тем временам, когда Архимаг пребывал в дурмане яда. Сейчас кольнуло отличающимся - но очень похожим чувством.
- Нельзя медлить, - эхом повторил он, стараясь стряхнуть боль.
- Хорошо... Значит - волитар. И потом - носители силы для тех, кто сами не являются магами, - заключил Анэхай, вновь вмешавшись в разговор без позволения. - А потом...
- Прошу прощения, для чего вам необходим был волитар, - в дверном проёме возникла широкая доспешная фигура Сандера Элруса. И не успели ответить хоть кто-то из присутствующих, как по коридорам пронёсся раскатистый чих, сдобренный отборной матерной руганью, сводившейся к вопросу "кому тут нужно было орка?"
- Похоже, Четверо сегодня к нам определенно милостивы, - удивленно заметил Рантельм.
Рокларион же, неторопливо повернувшись к двери, с типично драконьей тактичностью пояснил:
- Волитар и орк нам нужны, дабы взять в руки легендарные мечи и рискнуть собой в обряде, который может спасти весь мир. Причем делать это надо сейчас. Даже если вы погибнете, то войдете в легенды. Всех устраивает?
- Мне в легенды, разумеется, не предложили, - чуть демонстративно надулся Анэхай.
- Уступить? - усмехнулся Элрус, скользнув взглядом по секретарю.
- Да нет, пожалуйста. Мы у леди Ваш'тэ вежливые. Лорды вперёд, - и секретарь галантно раскланялся.
- Значит устРРРАивает всех, - подытожил Джаст. - Мой меч - в центр. И... его держать мне? Потому что...
Когтистая лапа Императора указала на растрескавшееся лицо - пустотные трещины тихо переливались чернотой. Пустота в крови Императора.
- Да, - наклонил голову Рантельм. - Свет - в центре, ваше величество. И кому держать его, как не вам.
- Нууу... - раскрыл было рот Анэхай.
- Без ну. ПРРРЕЕступим, - прорычал Император-дракон.

Тормариан, замерший у стены, казалось, дремал, касаясь пола острием Земного меча. Кодарон пользовался кратким временем отдыха и тем, что технодар позволял ему расслабляться при невозможных для человека условиях.
- Лучше все же уйти, - посоветовал Дракон Корладов. - Тут будет...
в общем, без защиты лучше рядом не стоять. Или ты у вулкана захочешь походить, полюбоваться на текущую во время извержения лаву?
- У вулкана врядли. Но я маг. Могу защититься. Или стесняетесь при посторонних? Я отвернусь, - не смущаясь разговором с Драконом Земли, хихикнул волитар.
- Отойди хотя бы к дверям пока, - прохрипел Давион. - И вот этим народом мне править придётся...
- Если народ жив останется... Молчу-молчу, - Анэхай виновато потупился. Видимо, чтобы спрятать ухмылку излишками стыда и совести это существо не только не страдало, но наоборот - наслаждалось их полным отсутствием в обществе величайших смертных оставшегося мира.
- Так что... теперь? - поворачиваясь к Рантельму, вопросил Давион. Кажется, у правителя начинали проявляться ещё и драконьи повадки - постоянно складывались, пытаясь завернуться вокруг тела на манер плаща, широкие кожистые крылья.
Роклариона это нисколько не смущало; Рантельм тоже уже успел привыкнуть, сосредоточившись на иной задаче, хотя все еще и вздрагивал неосознанно.
- Всем участникам ритуала необходимо занять места, - Архимаг указал на участки, каждый из которых был помечен символом должной стихии, и на центр. - Затем... вот затем все начнется. Медлить не стоит, и больше ничего уже сделать для повышения шансов нельзя.
- Тогда делаем. Располагайте мечи и носителей, - фыркнул Давион. - Что всё же будем делать с Водой? Хотя надеюсь, что, что бы не делали, Океанская Дева на нас не обидится. Мы немного не в том положении, чтобы учитывать мнение даже Четверых, а всё нужное нам они уже описали в схеме ритуала. Итак?
Архимаг коротко кивнул.
- Кодарон, - позвал он, и Тормариан открыл глаза. - Прошу, встаньте сюда.
Рантельм указал на символ Земли; корлад наклонил голову в ответ и двинулся к своему месту.
- Ваше величество, ваше место - в центре. Лорд Олдгейт, - Корион помедлил пару секунд, разглядывая аристократа, - вам должно занять место Воды.
- Вы уверены, Николас? Точно уверены? - Миклас Дерри стиснул руку двинувшегося было к указанному месту лорда Николаса Бейли но, поймав на себе полный достоинства и тихой, суровой решимости взгляд предводителя дворянства, смолк. Тот, высвободил локоть из ладони Дерри - и протянул руку. Военный министр также скупо пожал её.
- Если что-то случится... Моей дочери может потребоваться поддержка. И её жениху - тоже.
- Вы можете во мне не сомневаться.
- И во мне, - поспешил добавить следом Давион. Ответный взгляд Олдгейта смерил Императора с ног и хвоста до кончиков крыльев. Если в этих глазах идущего к неведомому человека могло проскользнуть сейчас хоть немного странной, жалостливой теплоты - то это, наверное, так и было.
- Настоящий Харрант, - расслышал за спиной Николас чей-то голос.
- А я с вашего позволения возьму Огонь, если мне скажут, как его тут брать, или встану на него, если узнаю, как на него встать, - раздался под скрип дверей очередной голос.
- Да вы кого-нибудь можете не про... Сивар?! Сивар Брион-Волитар здесь и сейчас? - на изодранных своими же клыками губах Давиона проступило неуклюжее подобие улыбки.
Волитар, влетевший в зал, больше всего походил на бродягу. В изодранном тряпье, запачканный синей и красной кровью, с просоленными потом волосами, в которых то и дело искрили огненные отблески, Сивар Брион-Волитар остановился, словно налетев на каменную стену при виде всех собравшихся...
- Я... Не понимаю... Джаст? - забыв про придворный церемониал и собственную только что столь ярко проявленную только что расторопность, волитар глупо уставился на существо, которому ничего не оставалось, кроме как быть Давионом Астерион-Волитаром... и которое могло быть им только в самом жутком кошмаре.
- Джаст, - кивнуло существо. - И не только он. Продолжайте, мастер Рантельм. Покажите нашему другу, куда ему встать и что взять. А ты, Сивар, можешь сейчас сделать только одно.
- Н-не задавать вопросов? - чуть сбившимся языком уточнил волитар.
- Уг-гррх... - голос драокноволитара сорвался, но всё же вывел. - Урггхххадал.
- В таком случае, молодой человек, - похоже, сегодня Рантельма уже ничем нельзя было удивить, - прошу вас занять место Огня и принять Меч. Вы уверены, что справитесь в нынешнем состоянии?
- Смотря что надо делать. Если обращаться к Дару - то на это я способен даже будучи лишён рук и ног. Тренировка мага-капитана, - ухмыльнулся чародей. - Я разберусь. Слово наследника Брионов.
- Единственного наследника, Сивар. Ты уверен?
- Джаст, тут все - так или иначе единственные наследники или представители, если я хоть что-то понимаю в происходящем. Я знаю о гибели дракона... И теперь вижу тебя. Как на всё это реагировать - если начну разбираться, упустим время. Но всё, что ты делаешь в последнее время, имеет одну цель - в очередной раз победить виера и спасти мир. Это ритуал, вы перепачкали пол тронного зала и собираетесь что-то сделать с этими мечами. Так? так, можете не отвечать. Делайте. И... этот меч - орочий?