Властитель Норвегии. Плач по свободе, Сага о Северных Землях - 5

Колдовство.

Южный ветер насылал могучие волны на скалистый берег фиорда. Тот самый южный ветер, что наполнял скоростью паруса драккаров конунга Харальда, спешащих к Хафснфиорду, спешащих расправиться с конунгами, бросившими вызов его могуществу. Витгейр смотрел на небо, желая увидеть там грозовые тучи, желая услышать раскаты грома и завывания лютого урагана, желая лицезреть бурю, которая разметает флот косматого конунга и утопит его в пучине, но море было поразительно спокойно. А ведь всего неделю назад здесь бушевал шторм, в щепы разбивающий корабли о скалы. Неужели действительно сам Ньорд благоволит Харальду?
Колдун отказывался в это верить. В жизни он привык полагаться на свои силы, достигать желаемого любой ценой. Ведь это он привел Сельви к Эйрику, дал конунгу столь значимое подспорье, как законного правителя Мера – о, если бы у них было больше времени, то Сельви мог бы поднять бунты в Фиордах и Южном Мере, где было много недовольных правлением Коршуна и его родни. Однако Харальд пришел слишком рано, свеи оказались неспособны задержать его так долго, как того требовалось Витгейру и весь план его развалился. Все теперь должна была решить битва у Хафнсфиорда, причем исход ее зависел сейчас лишь от того, успеет Харальд придти на помощь ярлу Хакону, или же Эйрик разгромит северян до того, как придет флот Косматого.
Плюнув в море, и произнеся хулительную ниду в адрес Харальда, Витгейр развернулся и пошел к своей хижине. Все, что ему сейчас оставалось, это прибегнуть к древнему искусству, которое он некогда перенял от финнов в те годы, когда был изгнан из Мера. Колдун поставил на огонь большой котел, наполнил его водой и бросил туда несколько щепоток высушенных трав и кореньев. С губ его слетали странные слова, частью финские, частью еще более древние.
Оставив варево закипать, он сходил на двор и зарезал свинью, нацедив полный рог ее крови, часть отпил сам, часть вылил в котел. Из-за некоторых листьев, частью попавших в огонь, повалил густой дым, заволокший тесную комнату, и начавший постепенно выбиваться в окно. Колдун не обращал на него внимания. Отперев ящик, стоявший в углу и откинув крышку, Витгейр достал мешок, сшитый из желчного пузыря быка, и туго завязанный. В таких мешочках хитрые саамы хранили якобы пойманный ими ветер и продавали его морякам, наказав развязать в открытом море. Сам Витгейр обычно в подобное не верил, но сейчас он находился в отчаянном положении и готов был искать выхода в любом, даже самом необыкновенном способе. В конце концов, он же колдун – так почему бы не выпустить на Харальда бурю?
И все же, в то время, как он творил это заклинание, его не покидало странное чувство тревоги, что что-то пойдет не так, что Харальду покровительствуют силы куда более могущественные, нежели можно даже представить. Помотав головой, мужчина развязал мешочек, вытряхнув его содержимое в котел. По воде пробежала рябь, густеющее пойло потемнело от свиной крови, дыма и копоти, колдун практически ничего не мог рассмотреть.
- Зря стараешься, - немного насмешливый голос оторвал его от созерцания пойла в котле.
Обернувшись, Витгейр увидел на пороге окутанную клубами дыма фигуру в плаще из оленьей кожи. Рыжеволосый гость был уже не молод, но и не стар, круглое лицо его обрамляла аккуратная бородка.
- Сваси, - колдун был немного удивлен визиту человека, некогда научившего его колдовскому ремеслу. – Я не ждал тебя.
- Ты дурак, Витгейр, - спокойно ответил финн. – Страсть тебя ослепила, эта девка тебе не предназначена.
- И я должен просто взять и отдать ее Косматому?!
Колдун даже не заметил, как сжал кулак – сама мысль о том, чтобы расстаться с Гюдой была для него неприемлема.
- Да, - безжалостные слова глубоко вонзились в сердце Витгейра. В этот миг он возненавидел былого наставника, но не находил в себе сил открыто бросить ему вызов. Сваси был могущественным колдуном, способным сглазить и обречь на гибель любого в Норвегии. – Знай свое место. Харальду предначертано править этой страной, стать величайший конунгом за тысячу лет и никому не по силам изменить этого.
- Зачем ты говоришь мне все это? – Голос молодого чародея дрожал, на глаза его наворачивались слезы, но быть может, это было от едкого дыма, тянущегося из очага. – Почему?..
- Когда-то я потратил на тебя несколько лет своей жизни, - холодно ответил финн. – Не хочу, чтобы ты погиб как дурак, пытаясь уберечь бабу от притязаний Харальда.
Витгейр выдохнул, пытаясь удержать рвущуюся наружу ярость, и опустил взгляд.
- Склонись перед конунгом и будешь жить.
Плащ Сваси взметнулся, разгоняя клубы дыма, когда он ушел из хижины. Витгейр после этого разговора еще долго сидел на ковре, накрыв лицо ладонями, и плакал, как ребенок.

Продолжение битвы. Хакон.

Увидев на приближающихся кораблях алое знамя Агдира, молодой ярл позволил вспыхнуть надежде. Нет, еще не сегодня минует он радужный мост в крепость асов и сядет за стол рядом с отцом. Похоже, что норны сплели нитку его судьбы по-иному, и Хакона это плетенье устраивало. Викинг был уверен в том, что его доблесть достаточна для того, чтобы светлый Хеймдалль отворил для него ворота в Асгард, но умирать пока не хотел.
Столь радостное для глаз зрелище оказало закономерный эффект: хитроумие Хакона вновь подняло голову и стало нашептывать в ухо хозяину. Воткнув меч кому то в живот и отразив щитом удар секиры, ярл хладнокровно подумал о том, что надо бы задержать супротивников. Если бы битва еще затянулась, то, объединившись с Харальдом, они легко раздавали бы флот врагов, прижав его к берегу. Вражеские предводители тоже должны то понимать, но - кто знает? Может быть, битва заставила их кровь вскипеть так, чтобы они забыли о благоразумии? Хакон знал, что подобное качество на Севере не слишком в чести и потому редко говаривал что-то подобное вслух. Но ярл понимал: властелин славен, пока ему есть, кем править. Если сегодня убъют всех его войнов, Хакон обретет славу, но утратит влияние. Харальду мечи транделагской дружины нужны куда больше, чем родичи нелюбимой жены, пусть даже и столь полезные, как он сам. А, значит, людей следует по возможности сохранить.
Расшвыряв наседавших противников, Хакон воспользовался передышкой, чтобы как следует оглядеться. Картина ему не понравилась: транделагцы сражались отчаянно, но их постепенно теснили. Ярл нашел взглядом вражеского предводителя, с которым норны решили столкнуть его в битве, и чуть поморщился: Хадд Суровый. Этот вряд ли утратит хладнокровие, жрец был совсем не похож на своего скудоумного брата. С другой стороны - забрать жизнь такого врага было просто необходимо. Так почему бы не сделать этого самому?
Еще перед сражением транделагцы сцепили драккары вместе, чтобы враги не смогли нарушить их строй. Конечно, в тех пор некоторые корабли оторвались от общей цепи, но их было мало. Противники же использовали носы своих кораблей, как таран, и теперь оба флота оказались связаны намертво. Так было и с тем драккаром, на котором зоркий взор Хакона заметил фигуру врага. Это существенно облегчило задачу для ярла. Он подбежал к борту, и стукнув краем щита как раз перелезавшего через него противника, перепрыгнул на соседний корабль. Несколько транделагцев из дружины старого конунга, заметив, что ярл куда-то пропал, поспешили за ним. Старые воины недоумевали: с чего это сыну их прошлого властелина понадобилось бегать, как заяц, вместо того, чтобы биться на собственной палубе, словно медведь. Но доблесть, показанная Хаконом в этом бою была столь очевидно, что обвинение в трусости было бы глупостью. В итоге почти все, мимо кого пробегал транделагский ярл, в удивлении оборачивались, провожая его взглядом. Врагов подобный рывок озадачил еще сильней, чем союзников, и многим из них минутное удивление стоило жизни. А Хакон, не обращая внимание на порождаемую им суматоху, добрался до цели. И, подняв меч над головой, зычно крикнул:
- Хадд! Вызываю тебя на бой.

Участь Теламерка.
с ДЛ

Когда жрец Тюра увидел запрыгнувшего на борт его драккара Хакона, он хотел было просто приказать дружинникам убить его, и тем самым лишить вражеское войско предводителя, но Хладирский ярл успел бросить вызов и Хадд не мог ему отказать. Тюр требовал честной битвы от тех, кто поклонялся ему, и сам жрец всегда придерживался пути справедливости (естественно в своем понимании), а потому, дабы не уронить чести в глазах воинов, и что важнее - не потерять уважение к самому себе, правитель-жрец велел устроить на палубе круг для поединка. Нет, Хадд Суровый не собирался подобно брату прятаться за спинами хирдманов, напротив - медведь Теламерка со всей яростной решимостью сразиться с медведем Транделага, и Тюр дарует победу более достойному.
Увидев, что враг делает именно то, на что он, Хакон, рассчитывает, ярл внутренне улыбнулся, хотя внешне остался бесстрастным. Хотя транделагский правитель был верен вере своих предков, его подход к их заветам был не слишком буквальным. И сейчас Хакон очень надеялся на то, что на драккарах Харальда хорошие гребцы.
Транделагцы тоже выстроились вдоль борта, намереваясь следить за поединком. Кровопролитие временно прекратилось - а это было именно то, чего добивался ярл.
- Ты служишь человеку, попирающему заветы предков, - Хадд направил меч острием в грудь юноше. - Бесчестному правителю, не достойному зваться конунгом.
- Будь он таков, как ты говоришь, асы не даровали бы ему столько побед, - ответил Хакон, внимательно следя за противником.
- Один зачастую судит не праведно - потому я служу Тюру!
Последнее слово на выдохе - рванувшись вперед, жрец наотмашь ударил мечом, наметив целью шею хладирца.
- Один всевидящий и всезнающий, - ответил Хакон, парируя удар. - И сомневаться в его мудрости - глупость. Тюр еще молод по меркам богов, а потому даже он внемлет словам Игга с почтением, и не пытается нарушать старшинство. К сожалению, многие из земных мужей такому примеру не следуют.
Транделагец откровенно намекал на сложные отношения Хадда с его братом-конунгом, и вои то поняли. Среди викингов там и тут прозвучали смешки.
- Харальд ищет только власти, - зубы жреца скрипнули от злобы. - Он ограбил и закабалил людей в покорившихся ему фюльках, казнит и калечит тех, в ком еще жива отвага.
- Мой конунг карает лишь тех, кто выходит против него с секирами и топорами, - Хакон любил словестные поединки и был почти что уверен в своем превосходстве над косноязычным жрецом, привыкшим сносить головы с плеч в ответ на злословие. - И забирает их дома и рабынь по праву победителя в битвах. Наши предки поступали так испокон века, - он в свою очередь нанес удар, легко отраженный противником. И продолжил: - Ты обвиняешь Харальда, забыв о том, что никто с тех времен, когда боги ходили среди людей, не был столько раз жертвой подлости. Враги поделили Агдир еще до того, как он вошел в возраст, величайшие конунги заключали союзы с давними врагами - и шли на него со своими дружинами, его верных людей убивали и подло преследовали. Я знаю, что говорю: отец мой тоже погиб, приехав для разговора к союзникам. Я взял с них жестокую виру - и не стыжусь, потому что те ярлы забыли заветы наших богов. А ты, жрец, их помнишь?
- Ты умрешь так же, как твой отец, когда станешь не нужен Косматому, - ядовито ответил Хадд, принимая на щит клинок Хакона. - Конунги по чести бросали ему вызов для боя, а он крал победы по ночам!
- Может быть, потому, что тех конунгов было куда больше, чем трое на одного? - ядовито ответил ему транделагец. - Отца моего убил вовсе не Харальд, напротив, Косматый был ему будто родной сын и с почтением слушал советы. Многие ли старцы могут сказать подобное о молодых? - на сей раз, он обращался уже не столько к Хадду, сколько к воям, стоящим вокруг. Большая часть их была уже в летах и, наверняка, болезненно переживала уход былых сил.
- Для воина, - мечи с лязгом скрестились, высекая искры. - Тем паче для конунга, лучше умереть с честью, чем победить и покрыть себя позором!
Служитель Тюра начал напирать на врага, нанося тяжелые удары и тесня Хакона к борту. Хадд был уже не первой молодости, хоть и крепок, но понимал - в долгом бою молодой ярл сумеет одолеть его, а потому все силы вкладывал в каждый удар, стремясь в щепы изрубить щит хладирца, а затем погрузить лезвие в податливую плоть.
Однако, Хакон был крепок сложением, а в битвах минувшего года обрел и значительный опыт. Поэтому каждый удар Хадда Сурового встречал на своем пути меч или шит транделагца. Ярл в свою очередь понимал, что противник его много опытнее, а потому нападать не спешил, лишь парируя наносимые уму удары. И пытался найти слабые стороны своего врага. Первым не выдержал щит. Хакон принял на него очередной удар Хадда – и шит раскололся на две половины. Ярл отбросил их в сторону и начал биться всерьез. Теперь уже он теснил супротивника, двигаясь с быстротой юности.
Тот же напротив чувствовал, что слабеет, что с каждым разом все сложнее поднимать меч и больше укрывался за щитом, конечно понимая, что скоро это укрытие треснет и тогда исход боя решат несколько ударов. Старый жрец смерти не боялся, напротив именно так он и хотел умереть - на глазах верной дружины, в бою, но не сейчас, когда его гибель стала бы роковой для Теламерка. Ни Хадд, ни его беспутный брат не оставили еще сыновей, а значит древний род конунгов мог прерваться, а одаль - стать добычей Косматого, которого жрец ненавидел всем сердцем.
Удар, еще один - и шит Хадда разлетелся в щепки. Хакон видел, что противник ослаб, но не спешил праздновать победу. Жрец все еще был опасен.
Новый выпад молодого противника заставил Хадда Сурового прижаться к борту драккара. Она оказался как раз в том положении, в которое стремился загнать транделагца в начале их поединка. Обидно, что Хакон оказался отнюдь не тем молодым неумехой, каким его считали в Теламерке. Хадд исхитрился - и нанес ярлу удав в голову. Голову Хакон сберег, но зато потерял шлем. На лбу у него налилась кровью алая полоса, а по плечам рассыпались темные волосы. Подобная масть с очевидностью выдавала нечистую кровь, текущую в жилах Хакона, и тем обидней Хадду было явиться к предкам, поверженным сыном безвестной южанки-рабыни.
- Ах ты рабье отродье! - Прошипел служитель Тюра, ослабшей рукой заслоняясь от удара хладирца. - Таких к себе Харальд приблизил!
Следующий удар Хадд едва выдержал, перехватив меч обоими ладонями - руки его дрожали, ноги подкосились, спиной он прижался к борту, чтобы не упасть. По морщинистому лицу градом катился пот. Хакон давил сверху, вкладывая неиссякаемую энергию молодости, опуская клинок врага все ниже - еще чуть чуть и лезвие его меча оказалось бы напротив глаз Хадда, и тогда одного движения было бы достаточно, чтобы раскроить ему череп.
В какой-то миг Хадд понял, что у него нет шанса выйти из этого боя победителем, и потому он сделал то единственно, что еще мог - попытался уравнять исход поединка. Перестав сопротивляться он намеренно опустил руку - меч его ушел вниз, к палубе, а затем все силы, что остались правитель Теламерка вложил в один удар, желая пырнуть Хакона в живот.
То, что враг ухитрился-таки наступить на его любимый мозоль – незаконность рождения – Хакона разозлило. Но это была не та ярость, что застилает глаза, а холодная злость. Ярл зорко следил за противником, ожидая, когда тот решиться атаковать. И вот дождался. Гибким движением отскочил в сторону, так, чтобы меч врага вспорол воздух, и, в свою очередь, нанес удар по ногам. Жрец тяжело рухнул на палубу, а ярл тут же вонзил свой клинок ему в горло. Сталь перерубила Хадду хребет и, почти отделив голову от тела, на насколько пядей вошла в дерево борта. Если бы не слова про «отродье» ярл, может быть, позволил бы противнику еще немного пожить, но гнев сыграл свою роль.
Так угодно было Норнам сплести нити теламеркских конунгов, что оба брата погибли в одно время - когда меч Хакона обагрился кровью Хадда, грузное тело Хральда Понурого с плеском погрузилось в соленые воды. Для Теламерка война окончилась - оставшиеся без предводителей, разрозненные, упавшие духом хирдманы уже не могли найти в себе силы для решительного натиска, их участь была предрешена.

Продолжение битвы.
С Тельтиаром

Битва с Хаконом была уже в самом разгаре, когда появились драккары под знаменами Харальда-конунга и, ощеряясь змеиными пастями, начали окружать врагов. Волк Волн плыл в центре флота, так, чтобы все видели статную фигуру конунга, облаченного для боя – Косматый накинул на плечи красный плащ, подбитый белым мехом. Конечно, так правитель стал хорошей мишенью для стрелков, но верные телохранители готовы были заслонить его от любой опасности. Харальд распорядился, чтобы возле него стояли Эйвинд Ягненок и Хрольв Пешеход, а так же берсерки Гутхорма и другие самые могучие и многообещающие мужи Норвегии. Среди тех, кто находились на борту Волка Волн не найти было слабых или неопытных – все они проявили доблесть в боях и желали вновь показать свою удаль.
Халльвард и Сигтрюгг, братья Вебьернссоны, были на одном из драккаров, шедших подле конунжего, и оба наблюдали сейчас за течением боя. Харальд в знак расположения подарил это судно старшему из братьев незадолго до отплытия из Сарасберга, однако намекнул, что им следует оправдать его доверие, проявив себя в бою (хотя, несомненно, братья и без этого жаждали бранной славы).
Эйрик Хардаландский, вовремя увидавший флот Харальда, повел те свои корабли, что свободны были от текущего боя, против них, и скоро зоркий Сигтрюгг мог разглядеть лица вражеских воинов, что готовились уже к сражению… А Халльвард в то время смотрел на иное – на чужие знамена, что развевал ветер.
Змей конунгов Мера.
Меч Асмунда Кровавого.
И даже крест, такой знакомый крест Эйнара!..
- Брат, - хлопнул он по плечу младшего, - гляди! Никак, Оттар Рваный тоже тут!
- Оттар? – Сигтрюгг нахмурился, вспоминая, как пытались они убить проклятого херсира, да так и не вышло (о чем оба крайне жалели сейчас). – Ох, вот бы до него добраться… Я бы и целого колчана не пожалел, всего бы стрелами утыкал, чтоб ему…
- Ты не забудь, нам не до него добраться надо, - остерег его Халльвард.
Тут раздался глухой удар; драккар качнуло. Корабли сцеплялись.
- Эйрик, - одними губами произнес младший Вебьернссон.
Шансы были почти равны – кораблей у Эйрика было чуть меньше, чем у Харальда. И все же гораздо безопаснее было убрать того, кто распоряжается и отдает приказы – ведь известно, что в отсутствии такового, будь то конунг, херсир, или просто могучий и опытный хельд, все остальные сразу терялись. А уж если вместо одного командира появлялось несколько – то и вовсе воинство ожидало полное смятение. Людям нужно, чтобы кто-то командовал ими. Или даже не командовал, а просто был во главе, как символ величия и власти. Во главе тех, кто решился встать против агдирского конунга. Именно этого-то и нужно было лишить людей Эйрика – не просто недруга, собравшего вокруг себя прочих ненавистников Харальда, но еще и отца его будущей супруги.
А в том, что Гюда будет принадлежать конунгу, у братьев и сомнений не было.

Воины, спешившие на подмогу дружине Транделага и Халагаланда едва успели подготовить корабли к бою и убрать снасти, когда флота сошлись для сражения. Начали распрю лучники и метатели дротиков, затем в ход пошли копья и даже тяжелые камни - одним таким здоровяк Хрольв проломил борт вражеского драккара, отправив его на дно. Хардаландцы поспешили покинуть судно, перебираясь на соседние, однако подставили спины и многие из них были убиты зоркими стрелками Косматого. Волк Волн вгрызся в ряды вражеских кораблей, подобно хищному зверю, в честь которого и был назван. Отборная дружина Харальда даже не покидала палубы, просто рубя и забрасывая метательными снарядами врагов на проплывающих мимо кораблях – они лишь расчищали путь, чтобы те, кто шел сзади могли расправиться с ослабленным противником.
Вот уже пропал из виду Рогволд – ярл Мера возглавлял правую часть флота, двадцать кораблей, самыми лучшими из которых управляли его брат Сигурд и сын Ивар. Там тоже кипело жаркое сражение – жители долин, агдирские карлы, наемники, морские конунги, приглашенные Эйриком – вот с кем довелось столкнуться Коршуну. То были лихие люди, видевшие в Харальде большую угрозу своему благополучию, а потому готовые сражаться против него с яростью и отчаянием. Во главе их дальновидный правитель Хардаланда поставил Сельви Разрушителя (поначалу наблюдавший за сражением находясь подле Эйрика, безземельный конунг перебрался на свой корабль, когда появился флот Харальда). Внук Неккви, ненавидевший Рогволда, желал яростной атакой сокрушить его, а после соединиться с Ватнарссоном, однако хитрый Коршун вовремя разглядел знамя своего давнего врага, и велел своим воинам приготовиться к обороне.
- Стоять до последнего! – Прокричал он, и приказ его передали дальше верные люди кто криком, кто знаками.
Подчиняясь воле ярла, корабли Рогволда отстали от конунжего флота, открывая фланг для атаки, но Сельви, влекомый местью, не заметил этого и находящиеся у него в подчинении суда напротив слишком оторвались от основных сил. Сражение на правом краю оказалось несколько обособленным, но от того не менее яростным и кровопролитным. И хотя у Коршуна было небольшое преимущество в численности, враги рубились столь жестоко, что казалось – каждый из них стоил двух, а то и трех хороших бойцов. Лишь одно судно не вступило в бой – драккар Кьятви Богатея. Самозваный конунг Агдира считал, что мальчишка Сельви не достоин приказывать ему, к тому же предпочитал наблюдать за ходом битвы, нежели самому в ней участвовать. Быть может, вступи он в сражение сразу – и Разрушитель смог бы переломить хребет дружине Рогволда, однако Кьятви из страха за свою жизнь, не сделал того вовремя и упустил победу.

В самом Хафнсфиорде сражение постепенно затихало – многие предводители транделагской дружины были уже ранены, а иные сильно устали. У Хакона более не осталось резервов, воины сражались из последних сил, однако у противников их дела обстояли куда хуже. Оба конунга Теламерка пали, признанный всеми лидер – Эйрик - сражался где-то вдали, и лишь Сати ярл пытался организовать остатки флота и дожать трендов, выдавив их на скалистый берег. К несчастью для него, остатки теламеркцев, а так хардаландцы и даже агдирцы не желали подчинятся ярлу из Роголанда – положиться он мог теперь только на ругов, а большую их часть увел с собой Сульки, чтобы поддержать Ватнарссона.
- Стадо баранов! Сами же под нож ползут! – Утирая пот, Сати ругался сквозь зубы, глядя как союзные предводители – ярлы и херсиры из Теламерка, начали беспорядочную атаку на суда халейгов и мерийцев. Каждый из них мнил себя равным другому, а потому был сам себе командиром. Даже такое посмешище, как Хроальд Понурый, являлся лучшим военачальником, нежели несколько опытных воинов, повздоривших о первенстве в дружине.
Еще более печальную картину являли собой бывшие рабы, которых в великом множестве привел Кьятви. По мнению ярла, этих следовало в первую очередь бросить на убой, так как они были абсолютно бесполезны, но глупый толстяк заупрямился и в итоге погибло двое конунгов, а карлы так и остались обузой.
- Только зря им оружие роздали! – Скрипел зубами ярл, в бессильной злобе смотря, как ускользает, казалось бы уже добытая победа. И все же отступать он не собирался – что проку в жизни, если править твоей землей будет Косматый?
Переведя дух и вновь надев шлем, Сати поудобнее перехватил верную секиру и двинулся к борту корабля – все вражеские суда были скреплены бортами, а потому захватив одно и закрепившись на нем, можно было продолжать атаку до тех пор, пока не доберешься до противоположного края фиорда… или не умрешь. Сати предпочел бы первое.

Харальду пришлось тяжко – когда Волк потерял скорость, два хардаландских драккара зажали его, останавливая и, закрепившись с бортов, начали яростный приступ. В дружнее Эйрика было множество опытных воинов, не раз ходивших в морские походы, однако молодцам, собравшимся на драккаре Хальвдансона они уступали и статью, и мастерством, хотя и превосходили в числе. Несомненно, Эйрик сам желал сразиться с Косматым, припомнить ему сватовство к дочери, но Волк Волн пробился слишком глубоко, и судно конунга Хардаланда уже осталось позади.
Предводитель союзного войска, защищенный верными людьми, с сожалением смотрел вслед удаляющемуся судну Косматого – что же, значит кому-то другому выпадет возможность снять голову с мальчишки, возжелавшего получить власть над Норвегией. Эйрик был уверен в том, что добьется победы в этом бою – у Хафнсфиорда он оставил Сати и Хадда, которым оставалось только довершить разгром Хакона, а после они должны были помочь в этом сражении. Сельви, возможно, проиграет, но сможет занять мерийцев достаточно долго, чтобы они не успели объединиться с Харальдом, на левой стороне сражается не более десятка кораблей, а значит главное завершить разгром основной части вражеского флота.
Размышляя над планом дальнейшего сражения, Эйрик улыбнулся – Торир должен был замкнуть окружение, а Асмунд и его иноверцы отрежут корабли Косматого от подкреплений. Сульки тем временем должен будет покончить с ранирами (судя по тюленьему стягу), находящимися на левом крыле харальдового войска. Своей отборной дружине Ватнарссон отвел основную роль, и оттого намеренно завяз в самом центре сражения.
Конунг Хардаланда поднял легкое копье и что было силы метнул его за борт – острый наконечник пробил вражеский щит, глубоко погрузившись в грудь хирдману из вестфольда. Среди хардаландских воинов Эйрик лучше всех управлялся с копьем. Довольный броском, конунг взял у телохранителя еще одно, прицелился и послал в гущу сражения – острое жало впилось в живот, повергая харальдова дружинника на палубу.
- Вперед!
Прокричал своим людям Ватнарссон, видя смятение среди противников на соседнем корабле. Хардаландцы стремительным потоком устремились на вражеский драккар, но там эта неудержимая волна разбилась на несколько малых ручейков, дружинники бились на карме и носу, и в центре палубы, возле основания мачты. Эйрик желал поскорее закончить здесь, чтобы перейти на следующий корабль, и так до конца, пока все, присягнувшие Харальду не будут мертвы! Конунг уже сбросил тяжелый меховой плащ прямо в кровь – в нем неудобно было биться, а Эйрик желал идти впереди войска, дабы воодушевлять хирдманов, хотел чтобы они видели – он рядом, сражается наравне с ними, в то время, как трусливый агдирский щенок прячется за спинами могучих телохранителей.
Врагов оставалось все меньше, и Ватнарссон устремил взор на следующий корабль, тот самый, где находились Халльвард и Сигтрюгг, однако братья не стали ждать, пока он пожалует к ним и сами бросились навстречу отборной хардаландской дружине. На усеянную телами палубу братья перебрались, когда схватка вовсю разгорелась – особенно прыткие из воинов уже колотили противников веслами, а кто предпочитал сражаться более привычным оружием, либо тоже оказались уже на вражьем корабле, либо обороняли свой. Остатки вестфольдцев приободрились, получив подкрепление, и теперь жаждали поквитаться с людьми Эйрика.
Битва шла стремительно, и к Ватнарссону братьям приходилось подбираться, буквально прорубая себе путь. Они действовали длинными ножами, прикрывая друг друга; однако перед конунгом Халльвард возник один – и без лишних слов бросился на него.
По вооружению юноши конунг мог понять, что перед ним не простой воин, а припомнив, что говорили про двоих верных слуг Харальда, когда-то мальчишек, а теперь возмужавших воинов, Эйрик догадался, что то был один из них. Однако, который именно, он не знал, а поискав глазами второго, так его и не обнаружил. Ему оставалось только отражать атаки юнца («Борода едва пробивается!») и надеяться, что сзади его прикрывают викинги.
Да, конунг Эйрик был сильным противником, и старшему из братьев пришлось вспомнить всю науку Асгаута, да и Хемунда заодно. Впрочем, обманные его приемы позволили лишь неглубоко задеть лезвием руку Эйрика, и сам он едва не пропустил опасный удар.
Однако, самая хитрая из уловок была припасена под конец. Вот Халльвард чуть отступил назад и споткнулся о топор, оброненный кем-то на палубе (тело этого несчастного уже, кажется, сбросили за борт). И, хотя равновесие возможно было удержать, Вебьернссон неловко упал на спину, вскрикнув. Эйрик усмехнулся, занося меч – и вдруг острая боль вспыхнула между лопаток.
Когда конунг упал на колени, Сигтрюгг – которому стоило огромных усилий остаться незамеченным, – быстро перерезал ему горло.
- Убийца!
Телохранитель Эйрика, до этого уверенный, что его господин легко расправиться с мальчишкой, отвлекся лишь на мгновение, чтобы бросить дротик – и это стоило жизни его конунгу. Занося секиру, хирдманн бросился на Сигтрюгга, но двое воинов из дружины Халльварда подняли его на копья и выбросили за борт.
- Конунг Эйрик мертв!
Эта весть быстро разнеслась по кораблям и хардаландцы пали духом. Самые верные из них, уже утратив надежду на победу, продолжили сражение лишь для того, чтобы с честью умереть рядом с предводителем, а иные уже начали искать пути к отступлению. В то, что конунги Роголанда или Агдира смогут исправить положение не верилось даже их собственным подданным.

(с Кошкой и Тельтиаром)

Молот и Крест
В основном Оррофин


- Хей-я! Хей-я!
Расцветали за кормой драккаров цветки пены под ударами весёл, надувались попутным ветром тугие паруса, скалились пять драконьих голов, предвкушая пир мечей.
- Быстрее! – Гутхорм Белая Прядь стоял на носу первого корабля, вросши рукой в гребень и вглядываясь в изрезанную рифами линию берега. Хафнсфиорд был совсем близко, но жалеть гребцов ярл и не собирался, напротив, торопил их всё более и более. Всех, кто пришел с ним из Готланда, Гутхорм с помощью асов и пары-тройки крепких слов смог разместить на пяти имеющихся у него драккарах, понимая: сядь они хотя бы на один кнорр и неминуемо опоздают.
Вот, показался сторожевой утёс фиорда, и полетел по кораблям приказ ярла готовиться к бою. Двое из незанятых на вёслах, притащили к Гутхорму связанного и трепыхающегося чёрного козла. Животное яростно блеяло, гадило на сапоги мучителям и всё норовило лягнуть или укусить кого-нибудь.
«Хороший знак, – решил ярл. – Такая жертва будет более угодна Тору»
Не будучи жрецом, он не стал затягивать песнь Хлорриди-Тору, просто рявкнув:
- Метатель, помоги! – и одним мощным ударом снёс козлу рогатую башку с плеч.
Кровь оросила драконьи клыки, поднял козлиную голову за рога Гутхорм и вскричали приветственно хирдманы на вёслах: сторожевой утёс остался позади, и драккары вошли в Хафнсфиорд.
Битва была в самом разгаре: корабли с разных сторон уже сошлись во взаимном абордаже, яростный рёв, предсмертные крики и звон оружия взлетали до самых облаков, а вода в заливе обрела кровавый оттенок. Гутхорм поискал взглядом парус Харальда и стиснул зубы в бессилии: драккар конунга, ушедший изрядно в глубь фиорда, окружали куда более многочисленные силы противника. Ярл ощутил, как просыпается внутри знакомое безумие, но воли себе не дал: рано.
- Эгей! – вскричал он так, чтобы его было слышно на всех пяти кораблях. – За мной! На помощь конунгу!
И пятёрка драккаров врезалась в битву, как меч в беззащитную плоть. Воинственные, злые до боя хирдманы Гутхорма налегали на вёсла, опытный кормчий, поминая асов, ванов и всяческую нечисть, орудовал правилом так, будто пытался вовсе его оторвать, и корабль ярла летел вперёд, указывая путь остальным. Его словно вело звериное чутье – или же это сам Тор указал ему путь к тому из вражеских предводителей, кто хотел отрезать Харальда от подкреплений, заманить в окружение и тем самым решить исход битвы. Стяги с разбивающим цепи крестом и обращенным к нему рукоятью мечом развевались рядом, на одном судне, и Гутхорм знал, кому принадлежат оба этих символа. Маневрировать в битве было не легко, но искусство кормчего и скорость, которую развили корабли, сыграли свою роль: к драккару Рваного Гутхорм прибыл не ввязавшись ни в одну мелкую стычку.
- Готовьтесь! - громко приказал ярл, надевая шлем.
Корабли сходились, и хирдманы с крючьями уже готовились подтянуть врага для абордажа. Вокруг уже кипел бой: воины, прибывшие я Белой Прядью ожесточённо рубились с бойцами Оттара, Асмунда и агдирскими карлами, превосходивших числом, но во много раз уступавших умением.
- Не щадить никого! – взревел Гутхорм и первым ринулся на крестоносный драккар, как только крючья впились в деревянный борт.
Его люди и не собирались являть врагу пощаду, ведь против них сейчас бились иноверцы и рабы, посмевший восстать против Харальда, купившись на посулы Кьятви Богатея. Более того, среди воинов Белой Пряди были многие агдирцы, лишившиеся земли и имущества по вине взбунтовавшихся карлов и теперь у них выпал шанс поквитаться с былой прислугой за все.
Ярл распластался в длинном прыжке, приземлился, чуть присел, принял на щит чей-то удар, не глядя, рубанул мечом и шагнул дальше, уступая место следующему воину. Хирдманы верные Харальду заполоняли корабль Оттара, как вода хлещет в пробитый борт. Разгорячённые, в хорошей броне, ставшие ветеранами в долгом походе своего конунга, они не щадили никого, собирая для Одина обильную жатву. И первым из них, остриём копья, венцом пламени, бился Гутхорм сын Сигурда.
Опытный, далёкий от старости и могучий муж, он хохотал в лицо врагам, и рубился так, словно на его месте стояло одновременно трое!
Белая Прядь давно жаждал настоящего, достойного боя и сейчас был счастлив, гуляя по опасной грани боевого безумия. Ему казалось, что он снова юн, и снова горит усадьба Хаки, а рядом бьются Берг, Харек и берсерки, те самые, что уже давно пируют в Валгалле.
- Один и Тор! – рычал Гутхорм, отбрасывая иссечённый щит и ударом кулака ломая шею какому-то бонду. – Идите и любите друг друга! Вот вам эйнхейрии! Эй, Берг! Выбей там дерьмо из этих землероек, что я к вам отправляю!
Ярл распалялся всё сильнее, изрыгая бессвязную ругань и богохульства. Он рубил с двух рук, подхватив чей-то короткий топор и обратившись в живую мельницу. Он был счастлив и далеко не сразу понял, что врагов впереди больше нет, а у мачты стоит рослый воин в добротном доспехе. Шлем скрывал его лицо, но по большому кресту, висящему поверх кольчуги нельзя было не узнать Асмунда.
- Ага, Кровавый! Раб Белого Бога…. Не вижу на тебе ни ошейника, ни цепей! – Гутхорм прекрасно умел оскорблять христиан несмотря на уважение к Хареку Волку.
- Я намотаю твои кишки тебе же на шею, кто бы ты ни был! – ответил Асмунд, поднимая оружие. – Отправляйся в свой ад, языческий дерьмоед!
Похоже, сын Альхейма не узнал ярла, а быть может и не желал признавать. Все, кто служили Харальду, кто почитали Одина и Тора слились для него в один ненавистный образ смертельного врага, которого необходимо истребить на корню. Когда-то Эйнар из христианского милосердия оставил жизнь этому чудовищу и крестил его, надеясь что так жестокое сердце Асмунда подобрее, однако единственно, что понял из учения Белого Бога Кровавый ярл – так это то, что «Не мир принес он, а меч».
Он атаковал Гутхорма топором на длинной рукояти, умело прикрываясь от ответных ударов большим щитом. Белая прядь ловко увернулся, заставил противника защищаться дождём быстрых ударов с обеих сторон и сильно ударил ногой в низ щита.
Кровавый с криком отскочил назад и припал налево. Щит его почти коснулся палубы, когда христианин резко подался вперёд и ударил так яростно, что древко топора Гутхорма преломилось, но ярл сумел уйти в сторону и достать Асмунда в плечо.
- Ах ты, -начал было проклятие тот, но Белая прядь и не думал останавливаться, впечатав колено врагу в живот и добавляя рукоятью меча в переносье шлема.
Кровавый с грохотом опрокинулся на палубу и уже был готов предстать перед Господом, но смертельного удара всё не было и не было. Асмунд с трудом поднялся, ощущая, как в груди что-то хрустит, а разрубленное плечо повинуется всё хуже, и увидел, что дядю Харальда яростно теснит Оттар.
- Мой добрый друг… - Альхеймсон простонал, поднимаясь на четвереньки и ища выроненное оружие, однако невыносимая боль в груди заставила его скрючиться и отбросить любые мысли о продолжении битвы. С ранами, полученными от Гутхорма, он не мог помочь Оттару, не мог сражаться дальше и был вынужден отползать к корме. Рядом, треща побитыми бортами, причалил хардаландский корабль и хирдманы, прежде чем вступить в бой, вытащили Асмунда к себе на палубу, где он провалился в забытие.
Уже рухнули срубленные стяги с Мечом и Крестом, но жестокая схватка продолжалась. Невесть где оставивший шлем и щит, Рваный так яростно наседал на опытного берсерка, что тому ничего не оставалось, кроме как защищаться. Краем глаза он видел, как скрылся Кровавый, видимо Господь не хотел его смерти сейчас.
- Это за Эйнара! - кричал тем временем неистовый Оттар, гончим псом наскакивая на Гутхорма. – От его меча сдохнешь ты, а потом и ведьма Рагхильда, чтоб её йотуны драли!
Ярл Хрингарики оборонялся молча. Он видел, что юнец почти испил Силы Одина и сейчас опаснее иных опытных бойцов, но самого Гутхорма учили сражаться берсерки, так что, он привык к подобным сражениям. Ни разу не ошибся опытный воин, ни одной атаки не пропустил, иные на клинок принимая, а от иных ловко уворачиваясь.
- От меча, говоришь? – ярл выждал момент и резко плеснул своим клинком по ногам Оттара, заставляя его прервать свою бесконечную атаку. – Возможно. А вот ты, щенок, утонешь, как тебе и положено!
Рваный никак не ожидал этого, но Гутхорм, быстро подшагнув и пользуясь преимуществом большего роста, сильно боднул его шлемом в незащищённое лицо. Оттар отшатнулся, чувствуя резкую боль и вкус крови во рту, но его горло уже сдавила жёсткая лапа Белой пряди.
- Служи Эгиру хорошо, - прошипел ярл и швырнул Рваного через борт.
Он отчаянно боролся и даже сумел вынырнуть на поверхность, но какой-то хирдман с драккара Гутхорма заметил его и приложил веслом по голове. Больше Оттара никто и никогда не видел.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 22-07-2009, 15:23

Бой уХрафнсфьорда. Левый фланг флота Харальда.
Харек Волк и раниры.
(совместно с Тельтиаром)
Когда началось сражение, Хареку ярлу выпало возглавить левую часть конунжего флота - Харальд велел ему обогнуть вражеские суда и взять их по возможности в окружение. Конечно, кораблей у Косматого было не многим больше, нежели у его врагов, однако те уже были измотаны сражением и это давало надежду на скорую победу.
Хмурый Вестмар встал рядом с Волком на носу драккар, прикрываясь щитом от стрел и легких дротиков.
- Вот гады, я же только новый щит сладил, - проворчал он.
Харек усмехнулся..
- Не к спеху жалеть о щите, когда руки можно лишиться.
- Я им сам руки пообрубаю, - огрызнулся херсир. - А кому и голову. Только подойдем поближе!
Корабли продолжали сближаться, но поскольку раниры немного оплывали врага, то битва в центре уже вовсю кипела, когда они только начали сходиься бортами со своим противником.
- Харек, ты глянь на их знамя! - С негодованием бросил Ярополк, лезвием клинка указывая вперед, где высился один из вражеских стягов - Крест с разбитыми цепями. - Мерзавцы!
Служивший Эйнару, хольмгардский воин поначалу не мог поверить своим глазам, когда увидел символ своего покойного ярла. Кто мог посметь поднять его знамя? И, более того, выйти против Харека Волка.
- Асмунд. - пробормотал Харек.
- Будешь против единоверца биться? - спросил Вестмар с ехидной усмешкой
- Асмунд просто убийца, - покачал головой хольмгардец.
Харек нахмурился.
- Сын Альхейма убийца, но с ним Оттар. А с ним бы я не хотел в бою встретиться. И против креста воевать...
Он не успел договорить потому что в плечо ему впилась стрела с красным оперением.
- Это руги! Поднять щиты! -крикнул Вестмар, но он ошибся. им наперерез шли отборные драккары Эйрика -коннунга Хардаланда.
Корабли сошлись бортами, воины бросали крючья, чтобы хорошенько их сцепить, кто-то из наиболее отчаянных стал перепрыгивать с палубы на палубу. Первый же враг, сделавший это, получил в лицо топорищем - Вестмар попросту выбросил его за борт, и тут же погрузил лезвие в грудь второму смельчаку. Рядом с херсиром встали другие раниры, кто-то поспешил прикрыть Харека, испугавшись, что тот получил тяжкую рану - но по счастью у ярла была крепкая кольчуга.
- Ну-ка захватим этот корабль! - Закричал Вестмар, перекрывая шум сражения. - Конунг обещал нам половину всей добычи!
Харек сердито топнул ногой ,видимо разозлившись что тот взял командвоание на себя, но в последний момент передумал, и поддержал его:
- Покажем этому турсовому отродью, как умеют биться воины креста!
Дружинники воодушевленно закричали и, отбросив очередной натиск хардаландцев, сами кинулись на их корабль, тесня врага к противоположному борту. Вестмар и Ярополк шли плечом к плечу, прикрывая друг друга, и умело рубя противников. Кого-то убивали наповал, большую часть просто ранили, однако за ними следовали их люди - и пощады хардаландцам не было.
Вражеский предводитель стоял на палубе, и с удивлением разглядывал выгоревший на солнце черный флаг с белой волчьей головой. Он не ожидал такого натиска от прислужников Белого Бога.
- Эй, Харек - ты глянь, - расхохотался Вестмар, только что раскроивший очередному хардаландцу череп. - Они бегут, как трусливые бабы! Есть среди вас мужчины?!
В ответ херсира кто-то пустил стрелу с носа корабля, где враги продолжали обороняться от раниров, однако это лишь разозлило могучего воина – прикрывшись щитом, он двинулся на лучника.
- Такие вы смельчаки, - рычал Вестмар. – Только стрелять горазды!
Его топор взметнулся и точным ударом раздробил вражеский щит, погрузившись в шею хардаландцу. Тот захрипел, заваливаясь на колени, и херсиру пришлось отпихнуть его ногой, чтобы высвободить оружие. Увлеченный боем, он даже не заметил, как вырвался вперед соратников, буквально в одиночку оказавшись против оставшихся на корабле врагов. Те попытались окружить его и достать копьями, но старик был достаточно ловок, чтобы уворачиваться от ударов, срубая порой наконечники – всего за несколько мгновений противники остались с бесполезными палками против его топора и уж тогда Вестмар повеселился вволю – лишь трое успел обнажить мечи, прежде чем их товарищи были убиты разъяренным раниром.
- Эй, мне хоть кого-нибудь оставь! – Закричал спешащий ему на помощь Ярополк, но старик лишь прорычал в ответ что-то неразборчивое с силой погружая лезвие секиры в грудь замешкавшемуся врагу. Следующий получил обухом по шлему и оглушенный рухнул на палубу. Издав торжествующий рев, херсир обернулся к вражескому предводителю…

(продолжение со Скальдом)

Пронзительно зазвенела тетива, стрела, пущенная почти в упор, вонзилась Вестмару в глаз и прошла насквозь, пробив череп. Замахнувшись, старик что было сил метнул топор в трусливого лучника – его удар оказался настолько силен, что негодяя отбросило к борту, и он медленно сполз на доски истекая кровью.
- Одиииин… - прохрипел Вестмар, смеясь. – Я иду пировать!
Когда Ярополк оказался рядом, старый херсир был уже мертв. Хольмгардец не считал убитых Вестмаром в этом бою, но их явно вышло больше десятка – достойная гибель для закоренелого язычника, единственного из ближних людей Харека, кто до конца упорствовал в своей вере, отказавшись принять крест.
- Сдавайся, - холодно приказал оставшемуся в одиночестве предводителю хардаландцев Ярополк.
- Мой конунг мертв, - ответил тот, обнажая меч. – Я покрою свое имя позором, если сложу оружие.
Они обменялись несколькими тяжелыми ударами, однако Хольмгардец оказался более умелым воином – отбив клинок противника, он разрубил тому голову вместе со шлемом надвое. Увидев гибель предводителя, оставшиеся хардаландцы сложили оружие.
Раниры начали деловито вязать пленников и перевязывать раны. Потери их были невелики, но один Вестмар стоил пятерых. Харек перешел на вражеский корабль, осматривая морское сражение. Раниры, поддерживаемые четырьмя кораблями с воинами из других фюльков теснили оставшихся ругов и хардаландцев, которые уже значительно уступали в числе, но не сдавались.
Взгляд Харека остановился на большом драккаре конунга Сульки, который качался на волнах недалеко от захваченного Ярополком корабля. Наметанный взгляд ярла тут же отметил богатые ромейские украшения, и увидев красное полотнище с белым конем - стяг Роголанда, понял кто перед ним.
- Это конунг Роголанда! Взять его! - крикнул Харек.
- Харальд даст серебро за его голову, а за живого отвесит золото по его весу! - сказал Эдмунд.
Два корабля раниров резко развернулись и двинулись наперерез большому драккару Сульки - шестидесятивесельному кораблю с резной конской головой на носу.
От правителя Роголанда не укрылся этот маневр, однако отступать ему сейчас было некуда - повсюду вокруг кипела битва, к тому же раниры были уже потрепаны, и Сульки надеялся управиться с ними, а потому велел гребцам сближаться одним из плывущих навстречу кораблей, так, чтобы второй вступил в бой как можно позже.
Харек вернулся на свой корабль, предоставив захваченный у хардаландцев драккар в полное распоряжение Ярополка. И тут увидел что Сульки хочет обогнуть один из его кораблей с другого борта. Харек приказал гребцам ускорить ход, и попытался сорвать маневр роголандского конунга, но ему это не удалось.
Руги настолько спешили, что не успели даже поднять весел, когда, оплыв ранирский драккар, подошли к его борту - раздался оглушительный треск, нескольких гребцов выбросило за борт, но другие, по приказу конунга, бросились на вражеское судно, пока их товарищи, бросали дроты, заставляя раниров укрываться за щитами. Кто-то поднял сломанное весло, орудуя им как дубиной.
В то время как два корабля сцепились, чуть повернувшись, драккар Харека врезался в корму драккару Сульки, пробив часть верхней обшивки. В это время большая часть ругов была уже на судне Ярополка. Харек первым запрыгнул на вражескую палубу – его люди смели нестройный ряд защитников, слишком малочисленных, чтобы оказать серьезное сопротивление. Харек искал глазами Сульки. Конунг роголандцев, перепуганный насмерть, прятался за телохранителей, но его начищенный до блеска золоченый панцирь ярко блестел на солнце, ярко сверкали вправленные в металл самоцветы, а гребень ромейского шлема был виден из-за спин хирдманов. Пухлый правитель окружил себя преданной дружиной, лучшими бойцами, приносившими ему нерушимые клятвы - на их лицах застыла мрачная решимость во что бы то ни стало защитить свого господина.
Один из воинов, перехватив копье ближе к наконечнику, метнул его в Харека. Тот успел подставить щит, и копье воткнулось в щит, побив его насквозь. Харек рассмеялся, и сплюнув сквозь зубы покричал в адрес конунга роголандцев хулительную вису – нид:

Где ты, Сульки, конь трусливый,
Чем купил ты сан конунга?
Разжирел на ложе лёжа,
Ратных дел как трус бежишь ты!

Люд-де сказывал, что видел
Будто ты служил кобылой
У правителей заезжих.
И неправдой свое злато,
как дракон Фафнир скопил ты!
А теперь дракона ложе
Жирным пузом своим греешь!
Жадность к злату тебя сгубит!

Выходи на бой, презренный,
Быть конунгом недостойный!
До чужих земель охочий,
Свой одаль побором душишь!

Чую как ты там от страха
Наложил в халат ромейский!
Ты трусливей бондской бабы,
Даром что в шелка оделся!

Харек Волк и раниры бьются с роголандцами (окончание)

Хирдманы Харека дружно захохотали и захлопали в ладоши, и некоторые стали стучать оружием в щиты и топать ногами, так что драккар заходил ходуном.
- Выходи сражаться или сдавайся! -крикнул Харек.
Его люди уже успели оттеснить оставшихся ругов, у которых лица побагровели от услышанных оскорблений в адрес своего конунга, но Сульки молчал. Тогда Харек приказал своим людям идти на помощь Ярополку, оставшись только с небольшим хирдом.
Только теперь, увидев, что у врага осталось совсем немного воинов, Сульки громко рассмеялся, высунувшись из-за телохранителей. Лицо его было перекошено гримасой гнева и злобы.
- Ты бранишься, точно склочная баба, - бросил он, потрясая палицей с узорчатой рукоятью, несомненно купленной в Миклагарде. - Но теперь-то я укорочу тебе язык!
Он взмахнул оружием, приказывая дружинникам атаковать, но сам остался на месте.
В ответ Эмунд. стоявший по правую руку от Харека, метнул в Сульки топор. Тут же хирдманы Харека сомкнули вокруг него стенку из щитов.
- Ты трус, Сульки, и все это теперь видят! -крикнул ему Харек. - И все что я сказал -истинная правда! Пусть все видят и знают. что Роголандом правит женоподобный трус и мужеложец, который за злато продаст все - и свой одаль выжмет до нитки!
- Убейте его! Сто марок серебра тому, кто снимет с него голову! - Заревел в ярости конунг, прикрывшись от брошенного топора. Лезвие засело глубоко в центре щита.
Руги, уже рубились с ранирами, стремясь отомстить за оскорбления, нанесенные их предводителю. Но Сульки было неприятно видеть, что Харек еще жив, он скалил зубы и выдавливал проклятия.
Тем временем сражение кипевшее на втором корабле стихло. Сначала Ярополку пришлось туго, когда большая часть роголандцев с корабля Сульки хлынули на его драккар, однако ратники стойко сражались, чтобы дать Хареку время захватить конунжий корабль, теперь же, когда подоспели хирдманы, посланные ярлом, ход боя изменился в пользу раниров. Руги, зажатые с двух сторон, оказались между молотом и наковальней, им осталось только защищаться - уже скоро многие были ранены, а остальные, понимая что бой проигран, сдались на милость победителей.
Ярополк велел хорошенько связать их и узнать, кто знатного рода, чтобы после взять выкуп, а сам поспешил к Волку.
Харек своим вызовом и нидом достаточно протянул время. чтобы его воины помогли Ярополку, и теперь Ярополк сам подоспел ему на помощь. Роголандцы уже начали было теснить раниров, но стенку держали стойко, каждый прикрывал товарища щитом. Харек стоял в стенке вместе со всеми, орудуя длинным франкским мечом, а Эдмунд рядом с ним крушил вражеские щиты. Потому в рядах нападавших ругов образовались бреши.
Видя, что его дружинники терпят поражение, Сульки сначала попятился, а после и вовсе побежал к носу корабля, тщетно вглядываясь вдаль и надеясь увидеть там очертания союзных кораблей.

- Сдавайтесь! - крикнул Харек, - ибо это позор умирать за такого трусливого конунга!
Роголандцы отступили, и понурые, молча сложили оружие и начали сдаваться в плен. Харек подошел к трясущемуся Сульки.
- Вяжите этого жирного борова! - крикнул он хирдманам.
- Дай мне уйти, - упавшим голосом, едва не плача, попросил конунг, вжимаясь в борт. - Я заплачу серебром... золотом... каменьями... сжалься!
- Нет уж! -засмеялся Харек. - Это за тебя нам Харальд заплатит серебром, золотом и каменьями... По твоему весу!
- И потом даст нам уйти куда мы захотим, - смеясь добавил Ярополк
- Я больше дам, много больше! - Он завопил, пытаясь вырваться, но хирдманы крепко схватили его и, заломив руки за спину, стянули запястья веревкой.
Ярополк, не скрывая отвращения, подошел к пленнику и кинжалом перерезал ремни его доспеха.
- Хороший панцирь, на такой можно целый корабль снарядить, - он рассмеялся. - Быть может, тебе именно этого корабля и не хватило!
Харек снова осмотрелся по сторонам, чтобы оценить обстановку.
- Надо еще Кьятви, самозваного агдирского конунга взять живьем.
- Тогда Харальд будет счастлив, -сказал Эмунд. – Он захочет им перерезать глотки своими руками.
- Но сначала соберем всех наших. Поворачивай!
Теперь у Харека в распоряжении было уже три корабля. Пленных связанных усадили на весла. поставив к ним нескольких хирдманов в надсмотрщики, чтобы они колотили древками копий непокорных. Оба драккара подплыли к остаткам еще сражавшихся роголандцев.
- Сложите оружие! Ваш конунг сдался в плен! - прокричал Харек.
- А Сати ярл еще сражается! - Донеслось им в ответ. - Он будет лучшим конунгом!
Из-за борта вражеского драккара полетели копья и дротики. В страхе Сульки забился под лавку, чтобы в него не попали. Раниры снова успели закрыться щитами, но трое упали раренными. Харек выругался сквозь зубы и приказал идти в атаку.

Последнее сопротивление

В какой-то момент ярл Сати осознал, что остался один. Его воины сражались отважно, однако с каждым мгновением число их таяло и подмоги ждать было неоткуда. Жалкие рабы, клявшиеся в вечной верности, уже уводили прочь корабли – некоторые даже набрались наглости и ставили мачты, показывая всем, что бегут из боя. Жалкие трусы! Кьятви привел тридцать драккаров, но лишь на десятой их части находились настоящие воины, а рабье племя – трусливое!
Эйрик был мертв, Хадд – тоже, их рати пришли в смятение и более не представляли из себя той грозной силы, какой были раньше. Сульки попал в плен, об этом враги кричали всякий раз, когда сталкивались с ругами, точно для воинов должна была представлять какую-то ценность жизнь трусливого обжоры, ценившего в жизни лишь золото и каменья. Да пропади он пропадом!
Единственный, о чьей гибели сожалел Сати, так это об Эйрике Ватнарссоне – тот был воином, настоящим стратегом, хитроумным и изворотливым, способным поражение превратить в победу, а теперь, вместе с ним умерла и надежда, что Харальд падет. В любом случае, Сати собирался стоять до последнего, объединив вокруг себя всех, кто желал сражаться с Косматым, а точнее – тех, кто признал бы его главенство. И таких, к сожалению было не много. Роголандский ярл вынужден был признать, что он – не Эйрик, он – не конунг, у него нет того дара красноречия, каким владел правитель Хардаланда, у него нет ни умения, ни возможности вести за собой людей, не связанных клятвой.
- Разбейте днища! – Велел Сати, обернувшись к дружинникам. – Пусть драконы идут ко дну!
Они захватили шесть кораблей у трендов и халейгов, но воинов и гребцов хватало только на два драккара, и потому ярл, понимавший, что скорее всего не выберется живым из Хафнсфиорда, приказал потопить остальные. Дружинники, вооружившись топорами, бросились в трюмы, откуда раздался мерный стук и треск. Вскоре они вернулись и перебрались на корабль Сати, с мрачной решимостью наблюдавшего, как величественные суда скрываются под водой.
- Пусть лучше они послужат Ньерду и Пивовару, чем Косматому! – Рявкнул ярл, готовясь к новому сражению. Тренды, возглавляемые Хаконом Хаконсоном, приближались.

Сельви Разрушитель продержался дольше, нежели любой из союзных конунгов – ярость придавала ему силы десятерых, к тому же под его началом были самые отчаянные бойцы, привыкшие что ни день бросать вызов судьбе. Те, кто более других противился порядку Харальда Косматого, ведь пока в Норвегии оставалось множество правителей, для морских конунгов и разбойников было раздолье, но если всю власть возьмет один властитель, то для них не останется ничего иного, кроме как покинуть родные земли. Поэтому они сражались, словно эйнхерии в день последней битвы.
К тому же, Сельви вновь выпало сражаться с мерийцами, со своим народом, с теми, кого он заклеймил, как предателей и жаждал покарать за измену, за то, что они отреклись от памяти Неккви и приняли руку Коршуна. Но более всего сейчас желал Сельви расправиться с предводителями вражеского флота – с Сигурдом и Иваром, а так же с самим Рогволдом. Безземельный конунг направил драккар в самое сердце сражения, туда, где видел стяг Коршуна. Он подкинул метательный топор и бросил его в неосторожно высунувшегося из-за щита воина. Одним предателем стало меньше. Не смотря на былые увечья, рука Сельви все еще была тверда – Разрушитель вновь сражался, как годы назад, когда еще жив был дед, когда самую большую опасность представлял завистливый отец… юноша не думал, что сможет возненавидеть кого-либо больше, нежели Хунтьова, но сейчас он не чувствовал к отцу ничего, кроме жалости.
Топор Разрушителя пел, рассекая воздух, щиты, кольчуги и плоть, вгрызаясь в черепа, лопающиеся подобно гнилым орехам, дробя кости врагов, посмевших встать на его пути. Он был ураганом, обрушившимся на изменников, забывших, кто их настоящий конунг. Он имел право вершить эту месть, и боги были на его стороне сейчас, а значит пришел черед Рогволда заплатить по счетам.
Сам Коршун, к его чести, битвы не избегал, но пошел на хитрость и находился на другом драккаре, с краю построения, так что шедший к знамени Сельви вынужден был утолить жажду крови лишь схваткой с дружинниками ярла.
- РОГВО-ОЛД!!! – Громогласно прокричал он, когда его враги испустили дух. – Покажись, выйди на бой!
Ответом ему был лязг железа. Отпихнув тело одного из поверженных хирдманов, Сельви поспешил в гущу сражения, расталкивая собственных соратников.
Мерский ярл даже не слышал вызова Разрушителя, да и если бы слышал – то вряд ли принял бы его. Сейчас Рогволд был занят тем, что постепенно окружал завязшие в битве вражеские суда, драккары, ведомые Иваром и Сигурдом сумели оплыть место боя и теперь зашли врагу с тыла, внося смятение во вражеские ряды. Единственное, о чем жалел сейчас Коршун, так это, что у него не было бесспорного численного преимущества и потому приходилось отчасти уповать на удачу и благосклонность асов.
Ярл Южного Мера рычащий, словно разъяренный вепрь, сражался с морскими разбойниками. Сам будучи известным пиратом, Сигурд привык к подобным схваткам и знал многие уловки этой братии, а потому ловко укрывался щитом от тяжелых сулиц, которые кидали противники и щедро одаривал их ударами тяжелой палицы. Облаченные в кольчуги и кожаные рубахи с нашитыми железными пластинами, враги были хорошо защищены от клинков, но булава Эйстенсона легко крушила их кости – с начала сражения Сигурд убил троих и еще пятерых искалечил. Спину ему прикрывал его сын Гутхорм, бывалый разбойник никому больше так не доверял, однако сегодня это едва не стоило ему жизни. Когда юноша увидел вражеского предводителя, когда узнал в нем Сельви Хунтьовсона, он позабыл, что должен защищать отца и бросился к тому драккару, где находился Разрушитель. Во время битвы у Сольскеля Сельви нанес Гутхорму довольно опасную и что хуже – весьма обидную рану, так что молодой викинг желал отомстить ему во что бы то ни стало.
- Стой! Куда?! – Только и мог, что всплеснуть руками Сигурд, видя как сын перепрыгивает через борт.

Драккары ругов, а так же немногочисленных уже теламеркцев и хардаландцев более не маневрировали. Встав боевым порядком, они преградили путь идущим на помощь Харальду трендам и халейгам, поклявшись сражаться до последнего человека, но дать Ториру хотя бы один шанс. Нет, речи о победе уже не шло, но сын Кьятви (куда более храбрый и достойный, нежели его отец) лично возглавил атаку на драккар Косматого и Сати надеялся, что этот храбрец успеет расправиться с главным их врагом. Тогда, по крайней мере, все их потери будут не напрасны.
В последний раз сошлись с треском суда, в последний раз предводитель ругов поднял секиру в этом бою, бросившись на врага, не терпя обороны и желая даже сейчас только наступать, только атаковать, не давая приспешникам Косматого ни мгновения передышки. Сати был наиболее опытным воином из всех союзных конунгов, умел беречь силы и быстро отдыхать, чтобы всегда быть готовым к новому бою, но даже его умения было не достаточно, чтобы переломить ход сражения.
Кто-то из наиболее зорких хирдманов видел улыбающегося Хакона, стоявшего в центре палубы и руководившего дружиной. Руги хотели броситься на него, но Сати запретил им – ярла несомненно хорошо охраняли, а потому он хотел сначала расправиться с теми врагами, кто находился на крайних кораблях, а после с двух сторон зажать хладирского ублюдка, и не оставить ему никаких шансов.
Приняв на щит чей-то дротик, роголандский ярл ответил могучим ударом секиры – он открылся всего на мгновение, но и этого хватило, чтобы еще двое противников ударили его копьями, пронзая добротную кольчугу и подкольчужник. Одно острие вошло в живот, другое пробило легкое, ярл начал ртом истекать кровью, однако лишь шагнул вперед, перерубив древки и размозжив голову одному из своих убийц. Третье копье вошло ему в грудь.
Атака ругов захлебнулась…

Мерийскому Гутхорму повезло – Сельви только разбил ему лицо рукоятью топорища и отшвырнул к борту драккара, сейчас на него наседало слишком много врагов, поэтому Разрушитель не успел добить его. К тому же, вслед за сыном, на палубе появился и отце, а прикончить Сигурд безземельному конунгу хотело гораздо больше, чем его жалкое отродье.
Они обменялись несколькими ударами, старый ярл оказался довольно быстрым и ловким для своих лет, но Сельви это лишь раззадорило – глаза его наливались кровью и безумием, он вновь вкусил ярости берсерков и теперь остановить его могла только смерть.
Дружинники укрыли Сигурда щитами, защитили от Разрушителя, когда тот нанес ему две опасные раны, однако за это трое из них поплатились жизнями. Молодой змей бушевал, подобно шторму – он успевал перехватывать брошенные в него копья и посылал их обратно, он рубил топором, а когда лезвие слишком затупилось, схватил чей-то меч, он метался с драккара на драккар, оставляя за собой вереницу изувеченных тел и ища Рогволда. Но ни сам Коршун, ни Ивар не желали встречи с ним, и напротив всячески его избегали, надеясь, что Разрушителя уже скоро оставят силы.
К тому моменту, когда это случилось, Сельви уже получил множество ран, и едва мог держаться на ногах, последнего врага он сразил, упав на колени, а затем и вовсе уткнулся лицом в палубные доски. Будь рядом мерийцы – и жизнь молодого берсерка оборвалась бы, но этот драккар уже был очищен от врагов.
Сражение завершилось – выживших воинов, бывших под началом Сельви осталось слишком мало, чтобы противостоять людям Коршуна и подходившим им на помощь кораблям, а потому пираты решили отступить, пока еще была такая возможность. Усердно налегая на весла, они направили суда прочь от Хафнсфиорда, увозя и тело Сельви Разрушителя, непримиримого врага Харальда.

На палубе конунжьего драккара.

(я запутался... кто из них правит Норвегией, а кто мастерит?)

Драккар Харальда, Волк Волн, оказался меж двух огней - на палубу, не считаясь с потерями, отовсюду лезли хардаландцы. Ягнёнок многое слышал об отваге конунга, но ни разу не видел его в бою. Он не думал, что предводитель огромного войска отважится направить свой драккар в гущу битвы, исход которой вовсе ещё неизвестен. Эйвинд впервые видел столь много кораблей в одной морской битве и слегка оторопел - насколько хватало зрения в беспорядке и тесноте на водной глади были разбросаны деревья моря, на которых сражались и убивали друг друга хладирцы, роголандцы, транделагцы, теламеркцы, халагаландцы, агдирцы, братья фиордцы и Один знает, кто ещё. Эйвинд сначала старался углядеть своих родичей в гуще сражения, а потом некогда стало смотреть по сторонам.
Волк был велик, и всё же вскоре на нём стало тесно - желание врагов убить Косматого можно было сравнить лишь с желанием сидеть за соседним столом с асами в Вальхалле. Эйвинд сражался рядом с Хрольвом, который был огромным, словно медведь, и опасным, словно волчья стая, и только диву давался - откуда в нём столько звериной ярости и силы? Только одного человека он знал, что мог бы поспорить с этим гигантом на равных, да и то неизвестно, сдюжил бы Торольв против Пешехода... И верно, мог Харальд проявить отвагу рядом с такими людьми как Хрольв. Впрочем, Эйвинд и сам недалеко отстал от соратника - хардаландцы, ослеплённые близостью вражеского предводителя, словно сами лезли под клинок, и вскоре Ягнёнок понял почему: сзади напирали их товарищи, и большее, что успевали сделать воины Эйрика, это прыгнуть на палубу и, распоров воздух несколькими суетливыми взмахами секиры или меча, погибнуть под умелыми ударами викингов конунжьей дружины.
Берсерки, собравшиеся на драккаре Харальда наконец дорвались до битвы - им, неистовым воинам, более других неприятно было смотреть, как корабль идет мимо врагов, но теперь-то они вновь могли показать свою удаль Отцу Битв и утолить жажду крови. Там, где рубились эти могущественные воины, боялись показываться даже союзники, а врагами овладевал суеверный ужас, ведь облаченных в волчьи шкуры берсерков не могло остановить никакое оружие, даже истекающие кровью, они продолжали теснить неприятеля, и единственным спасением было прыгать в бурные волны, надеясь на милосердие Ньерда.
Шестеро телохранителей ни на шаг не отходили от конунга, укрывая его от копий и стрел - красный плащ государя служил хорошей мишенью, но Харальд отказался снять его перед боем, он хотел, чтобы все видели правителя Норвегии, не боящегося никакого врага.
Уже были мертвы Эйрик и Хадд, и Хроальд, и Сати, а толстопузый Сульки стал добычей Харека Волка, но натиск на корабль Харальда не ослабевал. Целых шесть вражеских судов, скалясь драконьими мордами, кружили вокруг него, выжидая момента, чтобы присоединиться к сражению. Это была яростная, отчаянная, последняя атака - все силы врага были брошены на то, чтобы не допустить подмоги к конунгу, чтобы отнять его жизнь и этим лишить смысла такой ценой добытую победу.
Хрольв хохотал, расшыривая ругов и хардаландцев, его крепкий панцирь покрылся вмятинами и царапинами, но никто еще не смог ранить этого великана, сам же он отправил к Хрофту немало людей в этот день. Те, кто видели сейчас сына Рогволда, могли решить, что и сам он - берсерк, так безумно сверкали его глаза из-под шлема.
Палуба Волка Волн пропиталась кровью, страшно было идти по ней, поскольку можно было в любой момент поскользнуться и упасть на кучу трупов и тех, кому еще предстояло умереть от полученных ран. Мертвые тела, поваленные одно на другое уже поднимались выше бортов, затрудняя врагам проход на палубу.
Вскоре Ягнёнок заразился боевым безумием, которое охватывало воинов вокруг: он чувствовал ритм битвы и слышал глухие удары, словно кто-то, может, сам Одноглазый, бил в огромный невидимый барабан. Ритм то ускорялся, то замедлялся - и Эйвинд повиновался ему, словно плясал с мечом и щитом. Враги двигались медленно, а меч разрубал кольчуги, словно старое тряпьё. Фиордец уже получил несколько ран, но боли и усталости не было. Ему казалось, что вокруг драккара над водой пляшут девы битв, выбирая себе женихов, и он старался не ударить перед ними в грязь лицом.

(продолжение боя с Сержом).

С той стороны, где сражались Эйвинд и Хрольв, вражеский поток постепенно начал редеть, руги, казалось, начали бояться их, хотя скорее, их число просто поуменьшилось до такой степени, что они потеряли охоту сражаться. Усталые дружинники прислонялись к бортам, кто-то запросто сел на горку трупов, положив рядом меч - люди радовались внезапной передышке и старались использовать ее, чтобы восстановить силы и сменить тех, кто сдерживал врага.
Берсерки, окончательно сломив боевой дух противника, уже гнали хардаландцев прочь, обратно на их корабль. Еще пара мгновений, и воины Одина сами оказались на вражеской палубе, но это оказалось западней - несколько ругов перерубили канаты и драккар с берсерками, воющими от ярости, отплыл прочь, а на его место причалил другой, полный жаждущих битвы врагов. Дружина Харальда теперь уменьшилась вдвое, и хотя здесь были лучшие из его воинов, но они уже устали, а к ругам и хардаландцам подоспели свежие силы.
Эйвинду полагалось уже в изнеможении упасть на палубу, но опасность придала ему сил: захохотав подобно Пешеходу, он поднял щит навстречу врагам, которые лезли на палубу по телам мёртвых своих товарищей, и оскалил зубы: если они и доберуться до Харальда, то только через ещё одно мёртвое тело. Его заберут валькирии и проводят в Небесный чертог, чтобы усадить рядом с эйнхириями. Если же Харальд попадёт туда вслед за ним - ему не в чем будет упрекнуть викинга. Так думал Эйвинд, а меч его уже рубил руки и ноги, рассекал бока, перерубил чью-то шею... Щит его вскоре разбили в щепки, и руги стали теснить Ягнёнка к мачте, где телохранители берегли конунга.
- Это Торир Длиннолицый!
Один из защитников Косматого, Хастинг, указал лезвием меча на рослого воина, возглавлявшего ругов. Самой выдающейся частью тела его была, пожалуй поистине лошадиная челюсть с крупными зубами, торчащими из-под губ. Действительно, второго такого красавца в войске союзных конунгов быть не могло, а значит перед ними действительно стоял сын Кьятви Богатея.
- Расправьтесь с ним! - Харальд сам уже обнажил клинок, готовясь защищаться от напирающих врагов.
Руги и хардаландцы лезли отовсюду, уже невозможно было понять, где лежит мертвец, а где еще живой противник, способный всадить нож в спину, поэтому некоторые из людей конунга рубити и трупы, если у них возникали подобные сомнения.
Торир со своими людьми приближался к воинам конунга. Эйвинд шагнул ему навстречу, быстро нагнувшись и подхватив щит, который уронил один из ругов. Пусть и обещал он конунгу сразить не менее, чем самого конунга Сульки, однако сын Кьятви тоже был знатным противником. Он заслонился щитом и твёрдо стал на пути у Длиннолицего.
- Подойди и сдохни! - прорычал он роголандцу.
- Харальд, так и будешь прятаться!? - Прокричал Торир, поднимая копье и что было силы метнул его в закрывающего проход Ягненка.
Копьё летело быстро, но Ягнёнок мог бы увернуться, если бы хотел. Он принял копьё на щит, повернув его чуть плашмя и в сторону - чтобы оно ушло в сторону борта.
А Длиннолицый уже был рядом, обрушив на фиордца град ударов сразу двумя тяжелыми топорами. Он тоже был берсерком, сын Кьятви и потому быстро впадал в неистовство. Удары роголандца попадали в щит Эйвинда в такт ударам невидимого барабана, и фордец понял, что Длиннолицый тоже чувствует ритм битвы. Он делал ответные выпады, но тот без труда угадывал их - руг был свеж и бодр, а Ягнёнок начал уставать. Надо было убивать его сейчас, и Эйвинд решился: он вскинул щит так, чтобы оба топора ударили прямо в его центр - щит проломился, и одно из лезвий до кости прорубило левую руку. Тогда Ягнёнок, дико зарычав от боли, повернул щит так, чтобы топоры невозможно было вытащить, и со всей силой дёрнул его на себя. Торир посунулся вперёд, не выпуская из рук своего оружия, и открылся для удара - Эйвинд коротко рубанул его по шее.
Топор Ягненка рассек плоть, разодрал звенья кольчуги на груди и раздробил Длиннолицему ключицу - из раны фонтаном ударила кровь, берсерк завыл, выпуская оружие и то ли в предсмертной судороге, то ли от избытка не выплеснутых еще сил, руками отшвырнул сына Кари к борту, на на кучку мертвецов и обернулся. Его лошадиное лицо искажала окровавленная гримаса боли и ненависти, он что-то рычал, но все слова превращались в хрип, из разрубленной шее вытекала алая струя, но где нормальный человек уже умер бы, Торир Длиннолицый еще цеплялся за жизнь.
Именно тогда Харальд подошел к уже смертельно раненному врагу и вонзил меч ему в грудь, дважды провернув.
Где-то в стороне изрыгал проклятия Хрольв, круша последних ругов, их осталось уже совсем немного, гораздо меньше, нежели погибло в тщетной попытке убить конунга Норвегии.

Битва при Храфнсфьорде. Дружина Харека Волка.
(совместно с Тельтиаром)

Когда схватка завершилась, Ярополк снова перебрался на корабль Харека, выживших раниров уже не хватало, чтобы управлять двумя драккарами, руги сражались слишком отчаянно, пытаясь освободить своего правителя. Харек потерял многих верных соратников, иные были ранены и покалечены.
Переведя дух, Ярополк осмотрел поле боя, щурясь на солнце:
- Харек, - прокричал он. - Смотри, руги окружили драккар Харальда!
Ярл бросил взгляд в ту сторону, куда показывал Ярополк, и присвистнул.
Руги и хардаландцы сумели отрезать Волка Волн от остального флота и теперь не меньше пяти судов были рядом с драккаром конунга, пытаясь взять его на абордаж. Дружинники Харальда яростно отбивались.
Харек подозвал к себе Эдмунда и приказал ему перевести всех важных пленников на его корабль и отобрать всех легко раненых в охрану, а всех остальных пленных собрал на драккар Сульки и посадил со связанными ногами на весла. Затем он собрал на драккар Сульки всех кто был способен сражаться и приказал вести драккар на помощь Харальду как можно скорее. Он сам встал за руль, а Ярополк и ближайшие хёльды встали рядом с ним.
Пленники, подгоняемые тычками и затрещинами, начали грести в сторону конунжего корабля, однако Ярополку постоянно казалось, что они ленятся и поэтому он велел нескольким воинам хорошенько следить за ними. Руги огрызались и бранились, но были вынуждены налечь на весла.
Так получилось, что увлеченные сражением руги не сразу заметили приход корабля. К тому же Ярополк облачился в ромейский панцирь и плащ, снятый с сульки и надел на голову его гребенчатый шлем, а Харек в пылу боя забыл снять роголандский стяг с мачты. Увидев корабль конунга руги издали торжествующие вопли. Но к их удивлению и ужасу воины, перепрыгнувшие на их корабль, напали на них, навалившись всей кучей. На этот раз Харек приказал с врагами не церемониться.
Когда роголандцы сумели организовать оборону, большая часть их уже погибла, а оставшимся пришлось сгрудиться возле основания мачты спиной к спине, и тогда Ярополк велел закидать их дротиками, чтобы не терять людей. Уже вскоре на корабле не осталось живых ругов.
Хольмгардец сбросил гребенчатый шлем, показавшийся ему слишком неудобным для боя и одел более привычный:
- Скорее, - прокричал он, пока один из раниров перетягивал ему раненую руку. - Конунгу нужна наша помощь!
Он первым перепрыгнул через борт на следующий драккар (роголандцы успели связать три корабля, пока наседили на дружину Харальда), увлекая за собой раниров. Харек и Ярополк сумели оттянуть на себя часть ругов, тем самым облегчив задачу защитникам конунга, однако теперь уже ранирам пришлось не легко. Разъярившиеся от того, что им теперь не удасться добраться до Харальда, роголанцы пытались выместить всю злость на новых противниках и завязалась отчаянная схватка. Двое дюжих ругов насели на Волка, атакуя его копьем и секирой, постепенно тесня ярла к борту.
В этот раз Харек неосмотрительно оставил могучего нортумбрийца Эдмунда с его тяжелой секирой на своем драккаре стеречь важных пленников, и сейчас ему пришлось пожалеть об этом. Ярополк лихо размахивал тяжелой булавой, отобранной у Сульки, но он был не так скор, как Эмдунд - тяжелая булава не позволяла наносить молниеносные удары, хотя и крушила щиты врагов. Но ругов было слишком много, и напирали они слишком яростно.
Один из них смог достать Харека в ногу, и его удар пришелся по старой ране, полученной еще в Хрингасакре, вызывая острую боль. Ярополк успел прикрыть ярла щитом, а затем обрушил булаву на руга, смяв ему шлем и размозжив голову. Кто-то из раниров со стоном упал на палубу, пронзенный мечами.
- Конунг. прикажи отступать! -крикнул Ярополк
Харек произнес сквозь зубы какое-то ирландское ругательство, и волоча ногу отступил к борту драккара.
- Стройте стенку! - крикнул Ярополк.
Выученные раниры быстро встали в оборонительные порядки, закрывая ярла - следующий град вражеских ударов обрушился уже на их щиты, жалобно затрещавшие, но выдержавшие этот натиск.
Булава хольмгардца превратила в кровавое месиво лицо еще одного противника, однако тот успел ударить секирой и драгоценная ромейская кираса не выдержала - как оказалось, этот пышный доспех был совсем не пригоден для боя. Позолота окрасилась кровью, Ярополк осел, защищаемый соратниками, у него едва хватало сил, чтобы дышать.
Харек с яростным воплем замахнулся мечом и снес голову нападавшему. Голова покатилась по палубе, брызгая кровью под ногами у напиравших ругов. трое из них упали. споткнувшись об эту голову. Ярополка схватили под руки и оттащили за спины стоявших стенкой раниров. Один из знахарей тут же разрезал ремни панциря и попытался оказать первую помощь. Рана Ярослава оказалась слишком глубокой.
- Дайте мне меч. – прохрипел Ярополк. - Мне трудно дышать… я долго не протяну... хочу умереть как викинг, с мечом в руке и крестом в сердце...
Харек посмотрел на его посеревшее лицо и сразу все понял.
- Дайте ему меч... - сказал Харек с горечью.
- На, глотни напоследок - знахарь протянул к губам Ярополка глиняную флягу с каким-то пахучим зельем. - Это тебе придаст сил и успокоит боль.
Ярополк жадно выпил несколько глотков. Ему помогли встать на ноги. Издав яростный хрип, он ринулся на врагов. Его тяжелый полуторный меч обрушился по очереди на двоих ругов, и те упали на палубу, орошая ее кровью.
Следом за ним раниры поднялись в яростную атаку, налетев на ругов как ураган. Казалось Ярополк обрел второе дыхание, и никто не заметил в пылу сраженья, как Хольмагрдец неожиданно зашатался, и рухул на палубу, тут же погребенный под телами врагов, убитых и раненых его товарищами... Атака продолалась уже без него. Раниры теснили ругов...

Харек привстал, опираясь на доски борта, и прокричал нид в адрес врагов:

Племя трусливое ругов,
Память отцов утратив,
Славных позорит предков,
Слабого конунгом выбрав.

Трусами стали руги,
Турсовым детям слуги!
Будто собаки на волка
Будете кучей валиться,

Жалкого конунга-труса,
Жадного лодыря слуги,
Вижу - поджилки трясутся
Видя бесстрашье раниров!

Ведают боги - сок рдяный
Вволю на Волк Волн пролили,
Острые жала раниров
Быстро разят сельдь равнины!

Руки трясутся от страха -
Ругов разят жала рати,
Душ малодушных не примут
Девы из дивных покоев.

Меч здесь найдет свою жатву,
Месть вас настинет повсюду,
В море к морским великанам
Все вы отпраивтесь вскоре!

Произнеся последнюю строку, Харек подобрал булаву и со всей силы метнул ее в ближайшего руга. Тот не успел увернутся, и тяжелое оружие снесло ему полголовы. Роголандец медленно осел и рухнул под ноги своим товарищам, еще больше усилив замешательство от отчаянного натиска раниров. Харек неподвижно стоял на месте, отбиваясь мечом от двоих не сдававшихся ругов, рядом с ним был только безоружный знахарь. Наконец знахарь сообразил, что вождю нужна помощь, и плеснул свою хмельную настойку в глаза одному из врагов. Тот завопил что есть мочи, выронив оружие. Харек, изловчившись, нанес мощный удар в шею второму противнику, а затем сделав восьмерку, снес голову ослепленному, и тут силы оставили его. Он неминуемо свалился бы через борт, но знахарь подхватил его, и бережно опустив на палубу, перенес его обратно на корабль, ранее принадлежавший Сульки.
Тем временем отчаянный предсмертный рывок Ярополка и нида Харека возымели действие, вызвав замешательство среди ругов, и казалось силы раниров утроились. Руги дрогнули и побежали. Это больше не было войском, а была толпа испуганных ополченцев, которые думали только об одном - как спасти свои жизни. Но у них не было ни единого шанса, поскольку навстречу им с конунжего корабля шел великан Хрольв во главе усталой, но полной решимости дружины - они буквально разметали остатки ругов, не выказывая пощады ни к кому из тех, кто желал смерти Харальду, и лишь немногие успели броситься в воду, надеясь, что сумеют удержаться на плаву.
Когда с врагами было покончено, конунг в сопровождении верных воинов пришел на корабль, захваченный Хареком. Харальд сейчас вполне оправдывал свое прозвище - растрепанный, с волосами заляпанными кровью убитых врагов, в рваном, некогда алом, а сейчас покрытом грязью плаще, он торжествующе улыбался, видя как выжившие противники бегут по всему Хафнсфиорду, ставя паруса и лихорадочно работая веслами.
- Похоже, ты спас мне жизнь, Харек, - конунг присел рядом с раненым Волком.
- Я исполнил свой долг, конунг. - ответил Харек приглушенны голосом. Я выполнил обещание, которое я давал твоему отцу...
- Хотел бы я, чтобы все мои люди были так же верны клятве, как ты, - отбросив спутанную прядь с лица, правитель улыбнулся. - Проси любую награду.
- Я выполнил свой долг. И потому я попрошу дать мне войска, и злата, сколько мне будет нужно, чтобы собрать хорошее войско и вооружить его... И отпустить меня в Ирландию. У меня долг перед родичами моей жены... Ее родню вырезали... И я должен за них отомстить...
- А кто тогда останется в Ранрики, если ты уйдешь?
- Тот кто будет этого достоин больше всех. Я сам назначу приемника из своих людей, если ты позволишь, конунг.
- Хорошо, будь по твоему, - Харальд помрачнел. - Ты получишь достаточно золота и людей, которые согласятся идти с тобой в Эрин.
- И еще одно... - Харек перевел дух. - Должно быть ты заметил что мы приплыли на флагманском корабле роголандцев, который принадлежал их конунгу? Именно поэтому нам удалось провести внезапную атаку и застать ругов врасплох.
- Это было впечатляющее зрелище.
Харек засмеялся.
- Мы взяли их конунга живым. Впрочем., он так боялся потерять свою жалкую жизнь, что не осмелился принять вызов, который я ему бросил, и его собственные телохранители, огорченные его малодушием, сдали его в наши руки. Он сейчас сидит связанный на моем корабле под присмотром хёльда Эдмунда. Именно Эдмунда я хочу оставить править в Ранрики вместо себя. И еще, пообещай мне, конунг, что не тронешь тех кто молится Белому Богу в моих землях, а я потребую от своих людей. чтобы никто не чинил препятствий служению асам. Пусть люди молятся тем богам, которые им помогают.
- Пусть, - после некоторых раздумий согласился Харальд. - Пока они остаются верны мне - могут придерживаться любой веры. Что ты думаешь сделать с Сульки?
- Они будут верны тебе, - сказал Харек. - Жрецы Белого Бога говорят что всякая власть дается от бога. Потому и Белый Бог покровительствует тебе, хочешь ты этого или нет. А Сульки я предаю в твои руки и в твое полное распоряжение - как прощальный дар и доказательство моей верности.
Конунг вновь улыбнулся:
- Отвезешь его в мою усадьбу, в Сарасберге - там он получит по заслугам. А сейчас отдыхай, я вижу - ты сильно ранен и утомлен битвой.
- Благодарю тебя, конунг. Я знал, что ты самый достойный из всех кто правил фюльками в Норвегии, и именно тебе суждено сделать Норвегию единой и великой державой. А я хочу сделать тоже самое со страной Эрин. Если мне суждено.
Схватившись рукой за борт, Харальд поднялся на ноги. Он надеялся, что дружинники уже очистили палубу Волка Волн от павших врагов. Сражение было выиграно, а значит следовало поворачивать к берегу и объявиться хердам, что их земля теперь принадлежит ему, как и Роголанд, Теламерк... как и вся Норвегия.


(окончание сражения со Скальдом)

Последний бой

(с Тельтиаром)

   Кьятви-конунг первым соскочил на берег. За спиной его, глубоко въехав килем в прибрежную гальку, стоял его драккар, потрёпанный с переломанными вёслами, лишь волей Асов вырвавшийся из смертельной мясорубки.
- Живее! – отрывисто рявкнул викинг на своих бойцов, трёпанных не меньше корабля и изрядно уменьшившихся числом. – Живее, кротовьи дети или я сам отправлю вас к Ньерду!
Ответа ему не было. Хирдманы высаживались на берег маленького островка, по сути представлявшего собой скалу, покрытую чахлой растительностью, и устремлялись вглубь.
Конунг оглядел свои силы. Да, от его прежней дружины уцелело менее половины, а к острову уже рвались три драккара, полных людьми Харальда. Хирд Кьятви занял центр острова, и на какое-то мгновение воцарилась тишина.

   Сражение у Хафнсфиорда было окончено, и самозваный правитель Агдира мог лишь проклинать себя за нерешительность и малодушие, стоившее его родичам победы и жизни. О, если бы только он вступил в схватку сразу, как того требовал Эйрик, все могло сложиться иначе, но теперь-то чего жалеть? Союзные конунги мертвы, братья Кьятви, даже его единственный сын – все нашли смерть, и только Толстошеий попытался обмануть Хель, спастись бегством. Однако норны рассудили иначе – этот безымянный островок теперь должен был стать для него могилой. Руги и агдирцы смотрели, как плывут прочь те, кому посчастливилось вырваться из окружения, и готовились к последнему бою.

- Это Гутхорм, - наконец сказал конунг, разглядев предводителя вражьего воинства. – Пощады никому не давать. Мы идём на смерть, но пусть у валькирий переломятся хребты от обилия павших!
Первый драккар Белой пряди пристал к берегу. Кьятви крепче сжал топор и поднял сильно изрубленный щит.
- Смерть! – разлетелся над островком его последний боевой клич, и вся дружина устремилась к врагам.
Сейчас, глядя в лицо погибели, Кьятви Толстошеий совершил, быть может, единственный храбрый поступок в своей жизни. Викинги шли убивать.

   Гутхорм-ярл, оскальзываясь и хмельно шатаясь, шёл по покрасневшим камням. Его, в очередной раз вкусившего Силы Одина и впавшего после этого в бессилие, еле держали ноги, но воля стальным прутом удерживала воина прямо. Он шёл по полю битвы, где недавно, вот только что, в маленьком Рагнарёке перестала существовать дружина Кьятви. Гутхорм шёл, перешагивая через трупы и спотыкаясь об отрубленные конечности. Ярл не знал, что вело его вдоль берега, он лишь чувствовал, что ищет что-то и попутно вбирал в себя поле брани. Чувствовал опытный воин: этого ему не забыть никогда, хотя таких боёв в его жизни были десятки. Хотя, нет, битвы подобной этой не было с тех самых пор, как остыл пепел усадьбы Хаки-берсерка.

   Когда небольшая, измотанная абордажем дружина Кьятви вопреки всем ожиданием ударила первой, люди Харальда чуть было не дрогнули. Их застали врасплох у самых кораблей, при высадке, но не это едва не обратило просоленных насквозь и покрытых шрамами ветеранов в бегство. Ярость, нечеловеческая, звериная … божественная ярость Кьятви и его людей ужасала и восхищала. Они не чувствовали ран, они вырезали вдвое больше собственного числа, они жили только для одного: дотянуться до врага мечом, топором, ножом, голой рукой или даже зубами и порвать клочья, впиться мёртвым объятием и унести с собой всех, кто был рядом. Казалось, бились даже те, кто пал, тенями поднимая призрачное оружие. Гутхорма спасло лишь то, что его людей было втрое больше и, конечно же, то, что оправившись от первого трепета, его люди кинулись на врага с не меньшей яростью! Пир мечей удался на славу, кровью было залито всё вокруг: земля, море, живые и павшие, даже само небо виделось ярлу покрасневшим. Валькириям была дана нешуточная работа, а вороны, если их допустят сюда, будут лопаться от количества пищи.

   Гутхорм перешагнул старого воина, чьё лицо даже будучи рассеченным почти пополам не утратило свирепой гримасы.
«Так и должно быть, - подумалось ярлу. – Это и есть настоящая битва, настоящий пир Одина. Ты доволен, Высокий. Ты должен быть доволен, иначе, катись-ка ты в Хель! Таких битв больше не будет»
Гутхорм пошатнулся и был вынужден опереться на меч, который он нёс в руке, невесть где потеряв ножны.

- П-пёстрый, - прохрипел кто-то сзади, и ярл резко обернулся, едва не лишившись сознания от этого движения.
В первый миг ему показалось, что тень одного из воинов ускользнула от валькирий и сидит перед ним, опираясь на труп бывшего врага. Потом пришло узнавание. В рассечённой броне, израненный и с громадным, сочащимся кровью проломом в груди, перед Гутхормом сидел Кьятви, полностью подтвердивший свой титул конунга.
- Т-ты…жив, собака Х-харальда…хорошо! – он ещё жил. В страшенной ране, которую ярл лично нанёс ему в коротком, но яростном поединке, до сих пор слабо дёргался небольшой багровый комок.
- Чему радуешься? – спросил Гутхорм, чувствуя, как каждое слово отскакивает от зубов и бьёт ему в череп.
- Я…думал…успеть тебя …зарезать…теперь смогу …только…проклясть. Слушай. Если моя…ж-жертва…Одину х-хоть что-то…значит, пусть…с-сбудется. П-проклинаю… умри в своей…постели. Окружённый… внуками…немощным стариком…и п-пусть Валгалла…для тебя…не откроется! А я…буду…п-пировать та-ам.
Глаза Кьятви в последний раз вспыхнули яростью, он дёрнулся всем телом к своему врагу, но слабое тело не выдержало этого пламени, и конунг умер. Отправился к заслуженному месту в чертоге Одина.
- Пусть так и будет, - ярл шагнул вперёд и не выдержал, упал на колени. – Пируй за нас обоих и выпей у Одноглазого всё пиво.

   Гутхорм сын Сигурда и дядя Харальда Косматого, прозванный Белой прядью, положил свой меч на колени конунгу Кьятви, накрыл его рукоять дланью покойника и только тогда позволил себе потерять сознание. Так их и нашли хирдманны, хватившиеся своего предводителя. Ярл так и не пришёл в себя, но воины и без его приказа устроили павшим общий костёр в одном из драккаров. Когда очнувшемуся Гутхорму сказали об этом, он лишь кивнул и обернулся. Его корабль почти пересёк Хафнсфиорд, но место, где тонула погребальная ладья, было всё ещё видно.

   Гутхорм смежил веки. Его битва, начавшаяся с побега из усадьбы Хаки, наконец, закончилась.

Сообщение отредактировал Orrofin - 26-07-2009, 10:08

Участь Барда.
(с Тельтиаром)

После того, как погибла большая часть предводителей союзного войска, а иные выказали трусость и малодушие, остатки ругов и хердов бросились спасаться бегством - их уже никто не преследовал, ведь если они надумают вернуться в родные земли, то им все равно придется склониться перед Харальдом или принять смерть. К тому же, дружинники Косматого и сами утомились, а потому многие из них сейчас хотели просто сойти на берег и отдохнуть.
Флот Косматого вновь вошел в бухту Хафнсфиорда, и там драккары причалили к берегу - люди выносили на землю убитых, перевязывали раненых, иные уже приступили к дележу трофеев.
Бард и Торольв тогда оказались рядом, но если могучий сын Квельдульва, не смотря на полученные раны выглядел довольно сносно, то халейга начало лихорадить, а из-под тугой повязки продолжала сочиться кровь.
Торольв, увидев рану на груди Брюнольвссона, искривил губы в горькой усмешке:
- Про твою с Сати драку я уже слышал от твоего человека. Если бы ты разрешил мне быть подле тебя - я бы того не допустил!
Тот покачал головой:
- Так распорядились Норны... и рана моя была не опасной...
Он закашлялся, сплевывая кровь и скрючиваясь от боли.
- И верно, не пристало викингу стенать из-за такой пустяковой царапины, - Торольв осторожно но крепко взял его за плечо и крикнул одному из хладирцев:
- Принеси крепкой браги лендрманну, живо!
- Еще у Гримнира напьюсь, - Бард попытался скрыть кашель за смехом, но ему сделалось только хуже, и он едва не упал с того бревна, на котором сидел. - Альвир... брат.
Он подозвал скальда, стоявшего рядом с родичами.
- Да? - Сын Кари со скорбным выражением лица присел рядом. Он не знал, чем можно помочь халейгу, и оттого чувствовал себя бесполезной обузой.
- Похоже... теперь тебе... придется за нас двоих Ха... Харальду песни слагать...
- Не говори так!
- Иди... прошу позови конунга... я хочу сказать ему... Пусть придет...
Альвир поспешил выполнить просьбу Барда, а тот обернулся ко второму родичу:
- Торольв... ты... ты единственный из моей родни кому я... могу доверить самое дорогое... У кого хватит сил отстоять одаль...
- Ты ещё не помер, родич. Будешь ещё сам править своей землёй!
- Похоже... недолго мне осталось... - голос Барда срывался на хрип, покачнувшись он снова едва не упал, и был вынужден схватиться за ворот Торольва. - Поклянись, что позаботишься о моей жене... о моей Сигрид...
- Ни в чём не будет она знать отказа, если асам угодно будет забрать тебя.
Здоровяк поддержал Брюнольвссона, глаза его заблестели - горько было ему смотреть на раненого побратима.
Бард прижался к Ульвссону, и прошептал:
- Не доверяй... ее родне... боюсь - это они меня сгубили... Греттир смазал мои раны каким-то бальзамом...
Губы Торольва задрожали от ярости, он взревел:
- Я сейчас же приведу сюда ублюдка! Если он отравил тебя, я убью его на твоих глазах!
- Пошли людей... мне надо, сказать тебе еще...
Торольв приказал своим людям, которых осталось в живых всего семеро, найти и привести немедля Греттира, и снова склонился над Бардом.
- Когда я... отправлюсь в Золотой Зал, Халагаланд будет твой - опасайся Харека и Хререка, эти ублюдки хотят получить мою одаль с того дня, как... как умер мой дед... Гони их прочь, если придут к тебе..
Торольв только молча кивал, запоминая слова побратима. Он постоянно оглядывался, чтобы посмотреть, не ведут ли его люди предателя...
- Когда станешь лендрманом... женись на Сигрид, пусть весь Халаголанд будет под твоей рукой...
Говорить Барду было все сложнее, он чаще останавливался, чтобы перевести дух. Таким его и застал конунг, поспешивший к умирающему лендрману, едва Альвир ему обо всем рассказал.
- Люди запомнят твои подвиги, Бард Сильный, - произнес он, садясь рядом.
- Конунг... - прошептал сын Брюннольва. - Будь свидетелем. Все свои земли, все чем владею - я отдаю Торольву сыну Квельдульва.
В это мгновение голос его окреп небывало, и стало понятно, что он тратит на это последние силы.
- Он будет тебе служить так же верно... как служил я. Жену свою... я так же поручаю его заботам.
- Хорошо, твоя воля будет исполнена, - Харальд крепко обнял лендрмана.
Послышались крики - фиордцы тащили к ним сопротивлявшегося родича Сигрид. Лицо Торольва исказилось гримасой злобы, он шагнул к предателю, занося для удара здоровенный кулак:
- Ты, турсово дерьмо, отравил Брюнольвссона?! Отвечай!
- Зачем мне это делать?! - Огрызнулся Греттир. - Бард мне как родной!
- Вот тот бальзам, каким он смазал его раны, - сказал один из дружинников, показывая небольшой глиняный сосуд, закрытый пробкой.
- Не дёргайся! - зловеще оскалился Торольв, - Я нанесу тебе лёгкую рану, и мы смажем её этим бальзамом. Если ты говоришь правду - тебе нечего бояться, верно? Держите его!
Халейг стиснул зубы, в глазах его появился страх. Он дернулся, когда на его рану стали лить "целебный" бальзам, но фиордцы держали крепко.
- Отпустите его, - велел Харальд. - Если выживет - значит невиновен, а если нет - яд свое дело сделает.
- Будь ты проклят, Торольв, - процедил Греттир. - Халагаланд не признает тебя, никогда!
- Лучше молись асам, ублюдок, - бросил сын Ульва, - Отпустите его, только обыщите - у него может быть лекарство от яда. Если это так - признайся, Греттир, и мы оставим тебе жизнь!
- Да... да! - Негодяю хотелось жить, он достал из-за пояса какую-то траву, завернутую в тряпицу, и один лист прижал к свобственной ране. - Вот оно.
Торольв выхватил тряпицу у предателя и стал разматывать повязку на груди у Барда. Он приложил к гноившейся рана листы целебной травы, но Барда по прежнему трясло - лекарство уже не могло его спасти, яд проник слишком глубоко.
- Повесьте его, - приказал конунг, указав на Греттира.
- Но... ты же обещал сохранить мне жизнь! - повернулся предатель к Ульвссону.
- Это я поставил Барда над вами. А ты предал своего конунга и умрешь за это!
На шею педателя накинули верёвку и поволокли его к ближайшему дереву. Когда ноги мерзавца оторвались от земли и он страшно захрипел, Торольв сказал Брюнольвссону:
- Клянусь тебе, родич, так же я поступлю с каждым, кто незаконно посягнёт на твои земли.
Бард неожиданно сильно стиснул руку Ульвссона и кивнул, принимая клятву. Он был очень бледен и весь трясся, но нашёл в себе силы произнести ровным и чистым голосом:

Асы в Небесном чертоге
Славят конунга подвиг,
С ними Бард встретится вскоре...

... и замер, не окончив висы. Все молчали, а Торольв осторожно опустил тело на землю и закрыл Брюнольвссону веки. Так умер Бард Сильный, один из лучших скальдов и воинов Норвегии.

Флот раниров. Предательство Эдмунда и бегство Сульки
(написано не без помощи Тельтиара)
Корабль с белой волчьей головой на стяге мерно покачивался на волнах не далеко от берега - судов было слишком много, и всем им войти в бухту Храфнсфиорда не удалось. Связанный конунг Роголанда с опаской и злобой поглядывал в ту сторону, где высился шатер Косматого - он знал, жить ему осталось не дольше, чем до встечи с Харальдом, однако чтобы помучить врага томительным ожиданием, сын Хальвдана велел отвезти Сульки в Сарасберг. Руг слышал, как нортумбрийцу, оставшемуся на драккаре за главного, передали этот приказ.
Эдмунд в эту ночь не спал. Он слышал от хирдманов о том, какие почести Харальд воздал Хареку, и ему стало обидно. Еще больше англ злился, что Харек не взял его с собой в последнюю атаку, а оставил на корабле стеречь этого трусливого борова - Сульки. Хотя, он мысленно признавал что Сульки - это конунг нового типа. Такие хороши только в мирные времена, когда нужно управлять хозяйством, и рачительно преумножать богатство своей земли. А воюют пусть другие. Если уж Харек из простого хирдмана вышел в конунги, то чем он, Эдмунд из Дайры, сын нортумбрийского эрла (пусть внебрачный, но все же), хуже этого выскочки? Поглощенный такими мыслями, Эдмунд решил посмотреть, как там себя чувстует пленник. Да и просто вдруг захотелось с ним поговорить. Отчего вдруг такие мысли пришли ему в голову, Эдмунд сам не понимал, но его это и не волновало.

Руг сидел на скамье, насупившись, и глядя на пленителей исподлобья. Его дружинников, сдавшихся Хареку, сейчас посадили на весла, а раниры лишь следили, чтобы те не удумали чего плохого, и не утруждали себя ничем кроме гребли. Сам конунг ругов грести наотрез отказался, поэтому его крепко связали и привязали к скамье
- Не спится, конунг? - спосил Эдмунд, добавив в голос как можно больше насмешки. - Спать жестко? Может солому подстелить? Ах, да, ты же к коврам привык.
- Вы, раниры - оборванцы, - озлобленно ответил Сульки. - Не понимаете истинной цены роскоши. Харальд, быть может, выкажет Волку почести, но не даст и десятой доли того богатства, каким бы я выкупил свою голову.
- Выкупить голову? - задумчиво произнес Эдмунд - И трех дней не пройдет, как Харальд явится в твой дом, и все что тебе принадлежит, присвоит себе.
- Все достанется Косматому, - Сульки угрюмо кивнул, однако от него не укрылся алчный блеск, мелькнувший в глазах англа.
- Тогда что ты можешь обещать мне? Ведь все, чем ты владеешь, скоро не будет принадлежать тебе?
Конунг Роголанда искривил пухлые губы в улыбке:
- Харальд пока усмиряет хердов, если твой корабль достаточно быстр, а ты - храбр, можем поспеть к моей усадьбе раньше него. Я дорого дам за свободу.
- Корабль этот быстр, - кивнул Эдмунд. - Харек ходил на нем во многих морях. И сколько же ты дашь мне за свободу, если я помогу тебе?
- Золото, кольца и каменья, на которые можно собрать большую дружину, - толстяк наклонился ближе: - Ведь такой доблестный воин достоин собственного войска.
Слова пленного конунга упали на благоприятную почву. Если до этого Эдмунд еще колебался, стоит ли ему предавать Харека, то теперь обещания Сульки еще больше распалили в нем алчность, и развеяли все сомнения.
- Хорошо, - сказал наконец Эдмунд. - Я помогу тебе. Но как мне вывести этот корабль, не подняв лишнего шума? Стоит мне приказать хирдманам поднять парус... и меня тут же схватят
Глаза Сульки хитро заблестели.
- Развяжи меня, и я придумаю хороший план, как нам уплыть отсюда, - сказал конунг ругов.
Нортумбриец достал нож и перерезал путы, связывавшие Сульки руки и ноги. Тот тихонько закряхтел, разминая затекшие конечности, но остался сидеть на скамейке. Эдмунду показалось, что у Сульки в голове промелькнула мысль ударить его по голове чем-то тяжелым, поэтому он так осматривался по сторонам беглым взглядом.
"А что если толстяк не сдержит слова?" - подумал Эдмунд, но мысли о несметном богатстве, о сундуках, набитых золотом и каменьями, и собственном войске которое завоюет ему трон где-нибудь на островах, или проложит дорогу на службу к кому-нибудь из королей распавшейся Франкской державы (а может быть даже к самому Базилевсу!) - все это заглушило его подозрения.
- А ты забыл, кто гребцы на этом судне? - спросил Сульки, ухмыляясь. - Слушай и делай, как я тебе скажу. Я вознагражу тебя за усердие, ты об этом не пожалеешь!
Эдмунд сел на скамью рядом с пленником, и наклонил к нему ухо.
Сульки шепотом начал излагать ему свой план. Сначала англу надо было спуститься к гребцам и освободить их. Дать им оружие, чтобы они тихо и без шума захватили корабль и связали всех раниров, которых на судне было всего 10 человек. Потом перевязать весла тряпьем и тихонько уйти из фьорда.
Нортумбриец, бывший наемником и не питавший особой приязни к ранирам, добрался до сундука на корме драккара, и вынул из него кинжалы, которые спрятал под плащом, а затем вернулся к гребцам. Улучая момент, когда на него никто не смотрел, он тайно передавал оружие пленникам, шепча им несколько слов о том, что следует сделать, а после вернулся обратно к Сульки, отозвав одного из людей Харека с собой.
Когда конунг ругов подал условный знак, Эдмунд что было силы ударил товарища в лицо рукоятью меча, повергая его на палубу и это послужило сигналом для гребцов, уже успевших перерезать веревки. Уже скоро избитые раниры были связаны, нескольких из них руги ранили, но раны оказались не тяжелыми.
Теперь уже раниры сидели связанные на веслах, а торжествующие руги колотили их древками копий и стегали плетками. Пленители и пленники поменялись местами.
- Уплываем, скорее! - Поторапливал их Сульки конунг, опасливо поглядывая на флот Харальда. - Скорее!
Гребцов все равно не хватало, и кого-то все равно надо было сажать на весла. Руги, целый день просидевшие связанными на скамьях, упирались.
- Ну, плачу золотом, - прибегнул к испытанному средству их правитель.
Теперь наоборот грести захотели все. Руги теперь толкались и переругивались, начав спорить, кому грести. В конце концов спор разрешил Эдмунд, предложив тянуть жребий.
В конце концов, с руганью, корабль медленно поплыл прочь от Хафнсфиорда вдоль Хардаландских берегов. Сульки постоянно не оставляло ощущение, что за ними пустят погоню, что им не удастся так просто уйти, но в сгустившейся ночи было сложно разглядеть даже на расстоянии вытянутой руки.
И действительно им не повезло. Как раз в это время один из хирдманов ранирской дружины - по имени Бьярни Косолапый (прозванный так за то что когда напьется пива, то всем начинал наступать на ноги) пошел к корме чтобы отлить. И сделав свое дело, с удивлением заметил, что бывший флагман флота Харека - "Белый Волк" - тихо уходит вдоль берегов Храфнсфьорда на восток. Протерев глаза и убедившись что ему не мерещится, хирдман, уже немного протрезвевший после обильных возлияний, поспешил к своему хёльду - по имени Ньялль Нерасторопный.
- Хельд, я там такое увидел, такое увидел! - Быстро затараторил Бьярни, оживленно жестикулируя, и нечаянно наступил Ньяллюна ногу. Хёльд взвыл от боли, ибо весил Бьярни как настоящий медведь - весьма немало.
Рассерженный хёльд запрыгал на одной ноге, изрыгая брань и проклятия в адрес Бьярни, который снова наклюкался пива сверх меры, и норовит отдавить ноги всем кто нечаянно ему подвернется. Шум конечно же разбудил тех раниров, которые уже было улеглись спать, накрывшись шкурами и одеялами на мешках с провизией.
- Пьяница... - сцепив зубы пробурчал Ньялль. - Чего не спиться?
- Дык, - Бьярни икнул. - Корабль там уходит.
- Какой еще корабль?
- Ну тот... на котором мы сюда приплыли. Где пленников держат.
- Тебе не померещилось? Иди-ка проспись!
- Тором клянусь - ударил себе в грудь хирдман. - Своими глазами видел. И тихо так поплыл, будто и не весла там, а... - он снова икнул и замолчал.
- Ну-ка, пошли посмотрим, - хельд отвесил Косолапому подзатыльник, чтобы в следующий раз лучше смотрел под ноги, и пошел к корме.
Он некоторое время вглядывался в темноту, но ничего не заметил.
- Глаза протри, нет там никакого корабля!
- Так, а я о чем! - Воскликнул Бьярни. - Уплыли!
- Иди, позови Харека!
Немного поразмыслив, велел Ньялль.
Бьярни помчался к носу, где почивал ярл. Харек спал на мешках с провизией, как и все его хирдманы, подложив под голову подушку, набитую сеном. Но его покой стерегли двое хирдманов из его отборной дружины, тут же преградившие ему дорогу.
- Разбудите ярла, - наорал на них Косолапый. - Там... корабль уплыл! Скорее!

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 29-07-2009, 22:27

Хафнсфиорд - Ставангер - Сарасберг.
Скальд тут неплохо поработал.


Хирдманы разбудили Харека, и помогли ему подняться - рана на ноге была серьезной, и он все еще не мог передвигаться самостоятельно, не опираясь на копье или посох.
- Твой корабль, господин, - запыхавшись сообщил Бьярни. - Который с пленниками. Он уплыл.
- Как уплыл? Куда уплыл? - Харек, проснувшись, еще плохо соображал.
- Туда, - махнул рукой хирдман.
- Ты уверен?- спросил Харек.
- Ньялль, хельд моего отряда. может подтвердить. Я своими словами видел, как он отплывает. Я еще и удивился. Корабль-то вашей милости принадлежит, и мы все на нем сюда приплыли. Как же он так взяли отплыл? Но вот своими глазами видел, всеми богами клянусь!
Харек выругался на северном наречии и на ирландском, и приказал поднимать всех по тревоге. Вскоре и на других оставшихся кораблях его флота пробудились люди.
Харек собрал на совет командиров всех своих кораблей, и на совете были Бьярни и Ньялль как свидетели происшедшего. Бьярни повторил свои слова, сказанные Хареку.
- Ясно что это Сульки на выручку пришли. Много кто успел бежать, - сказал Сигурд Белоголовый - солидный викинг в летах.
- Мне почему-то тоже так кажется, - кивнул Харек. - И еще я думаю, что первое место куда Сульки направится - это его усадьба. Как поспеть туда раньше него - мы не знаем.
- И сдается мне, недолго Сульки быть в усадьбе, ведь знает он что Харальд туда скоро пожалует, едва усмирит хердов, - добавил Ивар, бывший раньше еще с Эйнаром и Ярополком.
- Тогда отправим два самых быстрых корабля в погоню, - решительно бросил Харек Волк. - А нам надо выведать у пленных ругов, где усадьба их конунга находится. Попробуем обогнать его. Слишком мало на моем корабле было людей, чтобы грести и день и ночь.
Ньялля и Бьярни посадили на один из драккаров, отправленный в погоню. Сам Харек приказал плыть в открытое море на восток, и разбудить пленных ругов, чтоб выведать, где усадьба их конунга находится. В средствах дознания Харек позволил себя не ограничивать. Нашлись пара человек среди ополченцев, кто испугался боли и увечья, и пообещали показать как проплыть в усадьбу конунга Роголанда.
Догнать "беглый корабль" хельду Ньяллю не удалось. Через четыре дня Харек на самых быстроходных драккарах вошел в бухту Морских Коней, на берегу которой Сульки обустроил богатый дом,и велел приготовить засаду.
Когда Белый Волк добрался до берегов Роголанда, Эдмунд не сразу заметил поджидающие их суда, а гребцы так устали, что уже не могли повернуть назад.
- Чьи это корабли? - Спросил нортумбриец. - Тебя ждут, конунг?
- Нет... - побледнел Сульки, вглядываясь в очертания драккаров.
Тем временем два драккара вышли навстречу Белому Волку, и еще два появились из-за мыса, отрезая ругам путь к отступлению. Конунг Роголанда, стиснув зубы стоял возле борта, смотря на медленно приближающиеся суда. Бежать было некуда, сражаться его люди, изможденные и малочисленные, не могли. Эдмунд отступил назад, пытаясь придумать, как оправдаться перед Хареком. Сульки разглядел наконец один из корбалей, который к нему приближался. Это был его собственный драккар – длинный, на шестьдесят весел с позолоченной конской головой.
- Вот и все, - тяжело вздохнув, руг опустился на скамью. Выхода не было.
Драккар Харека подошел с кормы. Тут же были перекинуты канаты с крючьями. Руги спешно стали вооружаться готовясь подороже продать свои жизни, только Сульки сидел опустив голову, безучастный ко всему. Снова Харек выкрикнул боевой клич, и его воины перебрались на вражеский корабль. Битва была недолгой. Измученные долгой греблей руги не смогли оказать достойного сопротивления и были разбиты, но на этот раз сражались они упорно, не желая снова попасть в плен. Вскоре Эдмунд остался один против пятерых раниров.
- Дайте мне лук, - приказал Харек, и ему принесли оружие.
Эдмунд изрыгал насмешки и проклятия, но раниры кружили вокруг него, и не атаковали. Тогда нортумбриец, взревев, как дикий зверь, сам бросился на бывших соратников. И тут Харек выстрелил - стрела, просвистев, впилась нортубрийцу в ногу. Тот наклонился, пытаясь вытащить стрелу, в этот момент вторая впилась ему в предпльечье. Бросив щит, нортумбриец перехватил топор левой рукой.
- Теперь мы в равных условиях, не так ли, Эдмунд? - спросил Харек, пока ему помогали перебраться на корабль. - Сражайся. Я не буду тебя спрашивать, почему ты предал меня, Эдмунд. Ты и сам знаешь, что тебе не удастся оправдаться.
- Я не клялся в верности Харальду. - резко ответил Эдмунд, косясь на раниров.
- Вот как? - губы Харека скривились в ироничной усмешке.
- Сульки обещал награду. Я ничем не хуже тебя! Тоже хочу иметь корабль, войско, золото, рабынь! Хочу править землями!
- У тебя могло быть все это, - ответил Харек.- Я собирался оставить тебя в Ранрики править, а ты предал меня.
Эдмунд зарычал и бросился на Харека, но ярл, упершись в борт, отразил его натиск. Эдмунд, чьи силы удвоились от злобы, яростно налетал на Харека, а тот, раз за разом отражал удары нортумбрийца, у которого из тела по прежнему торчали две стрелы. Англ уже потерял много крови, и вот наконец настал момент когда у него закружилась голова, и он споткнулся. В этот момент Харек нанес ему сильный удар по левой руке, обрубив ее по локоть. Кисть упала, все еще сжимая в древко топора, а Эдмунд, взревев от боли, нанес сильный удар кулаком в лицо ярлу. Удар кольчужной рукавицы пришелся по носу, раздался хруст, но тогда же Харек погрузил клинок в плечо англу, сам при этом потеряв равновесие, и упав на палубу. Споткнувшись о его тело, Эдмунд перевалился через борт, и с пронзительным криком ушел под воду.
- Пируй теперь у Эгира! - Крикнул ему в след один из хирдманов.
Тяжелая кольчуга уже утянула нортумбрийца на дно.
Хирдманы тут же бросились к Хареку. Он все еще лежал у борта на правом боку, и его правая рука была вывернута под неестественным углом.
Старый знахарь, склонившись над ним, покачал головой:
- Перелом.
Затем он вправил ярлу руку и туго перевязал полотном.
Сульки, который поначалу настолько упал духом, что лишь наблюдал за гибелью своих воинов, сейчас схватил топор, и бросился на раниров, с криком:
- Я больше не дам себя взять! Лучше смерть!
Однако Харек еще до битвы запретил убивать такого знатного пленника – раниры, окружив врага, скопом навалились на него, отобрали оружие и крепко связали.
Когда Харек пришел в себя, он приказал похоронить убитых ругов на берегу и завалить их тела камнями. В тот же день раниры пришли усадьбу Сульки, взяли ее штурмом, быстро подавив сопротивление немногочисленных защитников, а затем разграбили ее. Но Харек запретил пировать в самой усадьбе, и также не дал сжечь ее, и приказал не чинить зла никому из челяди. Таким образом дочь Сульки конунга избежала надругательства - никто ее не тронул.
Раниры разбили лагерь на берегу, выставив на всякий случай дозоры, а на следующий день, дождавшись остальной флотилии, и равномерно распределив награбленное добро по кораблям, Харек приказал отплыть к Сарасбергу.
Кюна Рагхильда радушно встретила Харека, когда он передал ей своего пленника, и казалось, что все былые обиды были в тот день прощены. С Сульки же Рагхильда поступила так, как он того, по его мнению заслуживал – конунга ругов облачили в драное рубище и водили на веревке по двору усадьбы и окрестным деревням, а иногда сажали задом наперед на коня, хорошенько привязав к седлу, чтобы не упал, и так возили по всему фюльку, и любой, будь то даже простой бонд мог бросать в него грязью и посыпать бранными словами. Для могущественного правителя, каким был Сульки, то был позор гораздо большей, чем могла бы ему причинить любая, даже самая лютая казнь, и Рагхильда знала это.

(на самом деле это не я, но судя по последнему абзацу, здесь был Тэль)

Дни сражения обернулись для Гюды временем томительного ожидания, то и дело выглядывала она в окно усадьбы посмотреть, не мчится ли гонец от отца, чтобы сообщить о гибели Косматого, выходила девушка и на скалистый берег фиорда, вглядывалась вдаль желая увидеть желто-красные паруса с орлиными стягами. Но нет, пустовала дорога, спокойно было море и никто не мог сказать, как же закончилось столкновение Эйрика Ватнарссона с Харальдом. Однако, Гюда верила, что колдовство ее любимого поможет совладать с захватчиком, и что чары, наложенные Витгейром защитят ее отца не хуже клинков и копий верных дружинников. А какие были с ним воины! Лучшие хирдманы Хардаланда, прославленные герои встали плечом к плечу со своим конунгом, чтобы защитить родную землю. Разве могли они проиграть?!
Служанка, на второй день посланная в селение к Витгейру, вернувшись, рассказала, что колдуна и след простыл. Замерло в этот миг сердце Гюда, едва смогла она вздохнуть, да о стенку оперлась – подкосились ноги от новости такой. Неужели бросил ее колдун? Как он мог уйти, не сказав даже? Или все слова его ложью были? Снова вздрогнула девушка, страх льдом вены сковал – а если отец погибнет?!
- Колдунство большое вчера там делалось, - служанка шепотом добавила. – Люди подойти боялись к дому…
- Вели найти его!
Воскликнула Гюда, не столько увидеть желая чародея, сколько узнать, что за волшбу готовил он. Помчались всадники по деревням, изловить хитроумного Витгейра пытаясь, но того уже и след простыл.
А на утро вестник долгожданный к воротам прибыл – да не простой воин, а сам ярл Скули седоусый. Старик этот был ближайшим советником Эйрика, подолгу жил в его доме, а раньше едва ли не каждый вечер рассказывал маленькой Гюде сказки про богов и героев. Девушка с порога бросилась к ярлу, заключив его в объятия, Скули застонал – от радости дочь Эйрика даже не заметила, что одежда старика запачкана кровью, а сам он тяжело дышит.
- Дядя Скули, расскажи как Отец?! Он победил?! - Что-то во взгляде ярла заставило Гюду вздрогнуть – раньше он никогда не был таким мрачным.
- Конунг Эйрик погиб, кюна, - старый ярл медленно, кряхтя опустился перед девушкой на колени. – Я не смог его уберечь… никто не смог.
Гюда уже не слышала его слов, она стояла, точно пораженная громом, а затем медленно стала оседать на землю, и точно упала бы, не подхвати ее Скули. Очнулась девушка уже в усадьбе, старый ярл сидел возле ее постели, мрачно выдирая волосы из бороды.
- Прости, прочти меня, - тяжело вздохнул он, заметив, что Гюда пришла в себя. – Я заслонил бы его, если б только мог…
Скули был воспитателем Эйрика, большим другом конунга Ватнара и когда старый правитель погиб, ярл поклялся защищать его сына, а теперь, получалось, что он нарушил клятву.
- Но, мы победили?..
Она отчаянно цеплялась за последнюю надежду, что Витгейр не обманывал ее, что его чары имели силу, ведь теперь, без отца у нее остался только он. Но старый ярл безжалостно покачал головой.
- Проиграно наше дело, кюна, и все союзники Эйрика мертвы, и дружинники – весь цвет Хардаланда.
Девушка промолчала, только стиснула что было сил морщинистую ладонь ярла.
- Крепись, Гюда – скоро Косматый будет здесь. Теперь, его власть безгранична, бонды и многие знатные люди, каких я видел на пути сюда, готовы ему присягнуть.
- Скули… - прошептала ослабевшим голосом кюна. – Прошу, сожги усадьбу. Пусть я сгорю, но…
- Нет! – Борода старика возмущенно затряслась. – Ты станешь женой Харальду, как он того хотел…
- Но…
Гюда задыхалась от ярости, неужели все предали ее?! Даже Витгейр! Даже Скули! Старик приложил ладонь к ее губам.
- Пусть думает, что победил, пусть празднует свой триумф, - ярл и сам чувствовал себя предателем, но он должен был сделать это во имя своего погибшего конунга, пусть даже Эйрик никогда не согласился бы на такое. – Тебе не на кого положиться сейчас, кюна. Люди боятся Харальда и восхищаются им, ненавидят и преклоняются, он словно бог, спустившийся из Асгарда, но не об этом думай! Твой долг – продолжить род конунгов Хардаланда, сделать так, чтобы жертва твоего отца была не напрасной. И если это будут дети Харальда – пусть так, но поклянись сейчас, что не дашь им забыть, кто их дед! Из какого рода они происходят и при каких условиях ты стала женой Косматого!
Он убрал руку. Гюда понимающе кивнула – месть. Разве не так поступила старая Асса, когда Гудред Охотник насильно взял ее? И разве у нее, кюны хердов, не достанет мужества повторить это?
- Как можно скорее выезжай навстречу Харальду, проси, чтобы он взял тебя в жены.

В лагере конунга царило веселье – уже были погребены павшие соратники, раненым оказали помощь, и теперь воины похвалялись ратными подвигами у костров. Дружинники Харальда поставили множество шатров и палаток, словно собирались надолго здесь остаться, хотя на самом деле, их правитель ожидал лишь, когда ему приведут достойного коня, а его приближенные достаточно оправятся, чтобы ехать верхом.
Гюда шла по лагерю закутавшись в плащ, и с опаской поглядывая на захмелевших хирдманов – на врагов, которые убили ее отца, ее подданных. Сзади, нерушимый как скала, шел Скули, надвинувший на лоб шлем, их сопровождало еще несколько оставшихся верными слуг, нервно сжимавших рукояти мечей – они все ждали, что агдирцы и тренды нападут на них, но здесь никому не было дела до кучки хердов, явившихся на поклон к их Косматому повелителю.
Возле большого шатра, несомненно принадлежавшего конунгу, собралось множество людей, все они окружили человека в лисьей шапке с густым, ухоженным хвостом, и лисьем же плаще, жадно вслушиваясь в каждое его слово:

Пенные кони Ньёрда
В лязге несытой стали
Мчат повелителя хирдов
На щитов пированье.
Ран, расставляй свои сети!
Воин им даст добычу!
Сшиблись киты сраженья!
Конунгу имя - Доблесть!

Скальд играл на небольших гуслях, извлекая из них замысловатые, но чарующие и мелодичные звуки. Это был Тормунд Насмешник, по мнению многих дружинников – лучший из певцов Харальда Хальвдансона. Хитрец решил восславить победу своего правителя теми же словами, какими почти двадцать лет назад был воспет его отец Хальвдан Черный после сражения с сыновьями Гандальва.

Пляшет жаркое пламя,
Вепрю бока лаская.
Радостью жидкой полон
Рог в руках господина.
Песня скальда взметнулась
Над весельем дружины:
"Славься, колец даритель!
Конунгу имя - Щедрость!"

Увидев конунга, гордо восседавшего на троне, девушка остановилась, не в силах сделать дальше и шага – он казался ее омерзительным, с длинными нечесаными волосами, спутанными и покрытыми грязью, за которыми даже лица было не видно. Харальд был очень рослым и широкоплечим, а оттого еще больше напоминал лесного тролля. Он смеялся, полной горстью разбрасывая серебряные монеты своим людям, жадно подбиравшим их и прячущим в пояса и кошели – драгоценности подаренные конунгом были не просто дорогими безделушками, в каждой из них таилась частица его удачи, а удача Харальда Косматого, как известно, была непомерно велика.
Ярл Скули, заметив, что девушка застыла в нерешительности, подтолкнул ее, заставляя войти в круг. Тормунд первым обернулся, и совершил насмешливый поклон, пропуская Гюду к правителю. Она медленно опустила капюшон, обнажая голову.
- Кто ты? – Благосклонно спросил Харальд.
Девушка ожидала любого вопроса, только не этого, но в какой-то миг она осознала – ведь Косматый никогда раньше ее не видел.
- Кюна хердов Гюда, дочь Эйрика, - гордо вскинув голову, ответила она, стараясь, чтобы в голосе не просочилось предательской дрожи. – Теперь, когда ты правишь всей Норвегией, я согласна стать твоей женой.
Харальд поднялся с престола, медленно подойдя к девушке, его волосы покачивались на ветру и теперь, на расстоянии нескольких шагов, Гюда увидела всю живность, копошившуюся в космах агдирца. Она невольно отшатнулась, не в силах скрывать омерзения, однако конунг схватил ее за руку, притянув к себе:
- Видишь, я держу клятву, которую дал, когда ты отказала мне.
Крепко стиснув девушку в объятиях, Харальд поцеловал ее под одобрительные крики дружинников, некоторые из которых даже стали бить рукоятями по умбонам щитов.

ЭПИЛОГ

Спустя три дня, после битвы у Хафснфиорда, Харальд победоносно вошел в Хардаланд. Знатнейшие люди этого фюлька вышли ему навстречу, чтобы признать господином – за это Харальд позволил хердам забрать тела своих родичей для погребения, руги и теламеркцы были похоронены безо всяких почестей, а многие из них и вовсе нашли упокоение на морском дне. Хуже была лишь участь агдирских карлов и рабов, служивших Кьятви – конунг позволил своим людям найти тех бунтовщиков, что были у них в услужении и самим решать их дальнейшую судьбу.
Тело конунга Эйрика Ватнарссона внесли в усадьбу четверо херсиров. А на следующее утро ему был насыпан большой курган, куда богатые и могущественные бонды, любившие правителя, снесли множество драгоценностей и дорогой утвари. Харальд, к тому времени уже объявивший Гюду своей женой, велел похоронить правителя хердов в боевой ладье и сам принес в жертву двоих породистых жеребцов, чем снискал себе любовь и уважение жителей фюлька. Все они изъявляли новому конунгу покорность, поскольку таили надежду, что род Эйрика найдет продолжение в его дочери и ее дети станут править всей Норвегией.
По прошествии месяца, Харальд, до этого занимавшийся устройством покоренных фюльков, вернулся к матери. Там он дал большой пир, вновь наградив всех, кто помогал ему в сражениях и воздав им большие почести. Изможденного, осунувшегося Сульки, в жалком облике которого теперь мало что напоминало о былом правителе Роголанда, заставили прислуживать на том пиру, и каждый дружинник или бонд мог бранить и бить его за нерадивость.
Тогда же скальд Торбьерн Хорнклови сложил вису о сражении Харальда с южными конунгами. Там были такие слова:

Кто не слыхал
О схватке в Хафнсфьорде
Великого конунга
С Кьётви Богатеем?
Спешили с востока
На битву струги -
Всё драконьи пасти
Да острые штевни.

Были гружены струги
Щитами блестящими,
Заморскими копьями,
Вальской сталью.
Бряцая мечами,
Выли берсерки,
Валькирия лютых
Вела в сраженье.

Им вдосталь досталось,
Когда удирали
От ударов страшных
Властителя Утстейна,
Князь, чуя битву,
Коней пучины
Пустил - и в грохоте
Сгиб Длиннолицый.

У Косматого земли
Устал оспаривать,
Спрятался вождь
Толстошеий за остров.
Ползли на карачках
Под скамьи раненые,
Мужи головами
Киль прошибали.

Под градом камней
Удирали премудрые,
Черепицами Вальгаллы
Прикрывши спины.
Как стадо баранов
На восток пустились,
Домой с Хаврсфьорда -
Утешиться медом.

После этого Хорнклови был в еще большем почете у конунга. Харальд очень любил его и всюду брал с собой в походы, поскольку считал, что этот скальд приносит ему удачу. Торбьерн одевался в золото, шелка и бархат, привезенные из Хадебю, а зимой носил подбитый горностаевым мехом плащ и соболиную шапку. Он стал очень гордым, заносчивым и сварливым. Пользуясь благосклонностью конунга, Торбьерн часто позволял себе говорить дерзкие речи о ярлах и лендрманах. Люди знали, что Хорнклови вхож к Харальду и конунг к нему прислушивается, потому часто делали скальду подарки, чтобы он замолвил за них словечко. Тех же, кто не приносил ему подношений, Торбьерн часто очернял перед правителем.
Тормунд Лисий Язык (или Насмешник, как его еще звали), другой скальд Харальда, очень не любил Хорнклови за это, и они часто состязались в своем искусстве, стараясь уколоть друг друга язвительными словами. Однако, когда влияние Торбьерна стало расти, Насмешник был вынужден покинуть Агдир и перебрался в Вик, к Гутхорму Белой Пряди, где и прожил до конца дней. Несмотря на прямой характер и привычку говорить людям правду в лицо, у Тормунда было мало врагов, поскольку ходили слухи, что его проклятия всегда сбываются. И действительно, Лисий Язык до конца жизни, щедро раздавал ниды тем, кто на его взгляд, того заслуживал.
После сражения у Хафнсфиорда Харальд конунг больше не встречал сопротивления внутри страны. Все его самые могущественные враги погибли, а некоторые бежали из страны, и таких было очень много, ибо тогда заселялись дальние и пустынные земли. Многие знатные люди, бежавшие из Норвегии от Харальда конунга, стали викингами в западных морях. Они оставались зимой на Оркнейских и Южных островах, а летом совершали набеги на Норвегию и причиняли стране большой ущерб. Во главе их встал непримиримый враг Харальда – Сельви Разрушитель, всякий раз, когда он устраивал разбойные рейды, ему сопутствовала удача, которой он был лишен в крупных сражениях. Но многие знатные люди отдавались под власть конунга, становились его людьми и оставались у него в стране.
Сын Хальвдана был однажды на пиру в Мере у Рогволда ярла. Теперь, когда ему была подвластна вся Норвегия, его клятва была исполнена - он помылся в бане и велел причесать себя. Коршун сам постриг ему волосы, а они были много лет не стрижены и не чесаны (потому конунга называли Харальд Косматый). Рогволд дал конунгу другое прозвище и назвал его Харальдом Прекрасноволосым. И все, кто его видели, говорили, что он по праву носит это имя, ибо волосы у него были густые и красивые.
У Харальда конунга было много жен и еще больше детей. Первой его женой была Асса, дочь конунга Хакона, у нее родились Гутхорм, близнецы Хальвдан Черный и Хальвдан Белый, а так же Сигфрид, он был младшим. Вторая жена конунга, Гюда, родила ему сначала дочь, которую назвали Алов Краса Года, а затем сыновей – Хререка, Сигтрюгга, Фроди и Торгисля (хотя, злые языки поговаривали, что то были ублюдки, зачатые неким колдуном из Мера). Другой женой Харальда стала Сванхильд, дочь Эйстейна ярла из Долин, ее детьми были Олав Альвгейр, Бьерн Купец и Рагнар Рюккиль. Еще был конунг женат на Асхильд, дочери Хринга из Хрингарики, она родила сыновей - Дага, Хринга, Гудреда, и дочь - Ингигерд. Так же, Харальд взял в жены Снефрид, дочь финна Сваси (того самого колдуна, что когда-то помог ему перебраться через оркдальские горы), ее сыновьями были Сигурд Хриси, Хальвдан Высоконогий, Гудред Блеск и Рогволд Прямоногий. Последнюю его жену звали Рагхильда Могущественная, она была дочерью Эйрика, конунга Ютландии. Люди говорят, что когда Харальд женился на ней, он прогнал других своих жен и подверг опале сыновей. Вскоре у Рагхильды родился мальчик, которого в честь деда назвали Эйриком. Дети конунга воспитывались там, где жила родня их матери, они крепко держались этого родства, но ненавидели своих единокровных братьев и желали им смерти.
Харальд часто слышал от правителей фюльков, что викинги, зимующие на западе за морем, совершают набеги далеко внутрь его страны, он каждое лето собирал войско и обследовал все острова и островки вблизи Норвегии, но как только викинги узнавали о приближении его дружины, они все обращались в бегство, и большинство их уходило за море. Когда конунгу надоела эта докука, он однажды летом поплыл со своим войском на запад за море. Сначала он подошел к Хьяльтланду и перебил там всех викингов, которые не успели спастись бегством. Затем он поплыл на юг к Оркнейским островам и очистил их от викингов. После этого он отправился на Южные острова и воевал там. Он перебил там много викингов, которые раньше предводительствовали дружинами. Он дал там много битв и обычно одерживал победу. Потом он ходил походом в Шотландию и воевал там. А когда он приплыл на остров Мен, то там уже знали о разорении, совершенном им, и весь народ убежал с острова внутрь Шотландии. На острове никого не осталось, увезено было и все добро, которое можно было увезти. Так что когда Харальд конунг сошел на землю со своим войском, им не досталось никакой добычи. Хорнклови говорит так:

С щитоносной ратью
Шёл даятель злата,
Князь войнолюбивый
На села морские.
С песков войско скоттов
Всем бежало скопом,
Остров в страхе бросив,
Скалу тропы ската.

Тогда из морских конунгов смог спастись только Сельви Разрушитель, в жестоком бою убив Ивара, сына Рогволда. В возмещение этого Харальд, вернувшись с запада, подарил Рогволду ярлу Оркнейские острова и Хьяльтланд, а Коршун сразу же отдал обе земли своему брату Сигурду, и тот остался на западе, когда конунг уплыл на восток. Сигурд совершал набеги на Шотландию и убил Мельбригди Зуба, шотландского ярла, а затем привязал его голову к подхвостникам на своем коне. Зуб, торчавший из головы, вонзился ему в ногу. Нога распухла, и от этого Сигурд умер. Он погребен в кургане на берегу Эккьяля. Тогда там стал править Гутхорм, его сын. Он правил один год, а после в те земли вернулся Сельви Разрушитель и убил его. С той поры в этих краях обосновались викинги - датчане и норвежцы.
Рогволд послал двоих своих сыновей – Халлада и Хроллауга, - отбить острова, но они испугались викингов и бежали в Данию, где стали простыми бондами. Старший сын ярла, Хрольв Пешеход в то время вернулся из похода, высадившись в Вике. Ему показалось, что он взял за морем мало добычи и стал забивать скот у местных жителей. Харальд конунг тогда был в этом фюльке, он очень разгневался, узнав, что делает Хрольв, поскольку раньше запретил грабить внутри страны. На тинге конунг объявил, что изгоняет Пешехода из Норвегии, и под страхом смерти запретил ему возвращаться.
Харек Волк передал власть в Ранрики Сигрун, заставив жителей фюлька присягнуть ее малолетнему сыну, а сам, получив на то дозволение конунга и его поддержку, отбыл с дружиной в Ирландию. Там он сражался против датчан и норвежцев, грабивших эти земли, в особенности же против Олава Белого, объявившего себя конунгом Дублина и Ивара Бескостного, его родича. Далее о судьбе Харека известно мало.
Сделавшийся к тому времени верховным жрецом, Торлейв был очень рад тому, что Харек покинул Норвегию. До самой смерти, Торлейв оставался советником конунга, и как мог боролся с последователями Белого Бога, обосновавшимися в Ранрики, однако Харальд оставался верен своему обещанию и не оказывал жрецу в этом деле поддержки.
Братья же Вебьернссоны после войны в полной мере познали и славу, и почести – ведь в последнем бою, кроме конунга Эйрика, сразили они еще многих и многих. Однако, помимо признания, познали они и зависть прочих доблестных мужей, и даже ненависть. И хотя Халльвард стал ярлом при конунге, а Сигтрюгг со временем заменил самого Хемунда, ибо по хитрости мог не только с ним равняться, но и превзойти его, верных друзей у братьев по-прежнему не было. Так и не смогли простить бывшим мальчишкам, а затем взрослым мужам иные люди конунга того, что когда-то отец их воевал под началом Гандальва. Не смогли простить в первую очередь потому, что им удалось подняться от отступников к приближенным Харальда, выполнявшим особые его повеления. Конунг ценил их превыше всех других своих людей, сажал возле себя на пирах и богато одаривал, но по-прежнему Вебьернссоны полагались во всем только друг на друга, и не раз это их выручало. В то время, как они были в походах, исполняя волю Харальда, имением их управляли их младшие братья – Торд и Торгейр, успевшие подрасти и сделавшиеся крепкими, рачительными хозяевами.
Торольв сделался лендрманом в Халагаланде и женился на Сигрид, как обещал Барду. У него было большое немирие с сыновьями Хильдерид – Хареком и Хрериком, а так же с родственниками жены, что в итоге послужило причиной его гибели. Торольв был человеком отважным и гордым, и многие приближенные конунга его не любили.
Ярлом Транделага тогда был Хакон Хаконсон, его Харальд наделил властью над всем севером Норвегии и позволил собирать дань с хевдингов и лендрманов. Один лишь Торольв отказывался платить ему, считая, что только конунг вправе получать его дары. Тогда Хакон поддержал притязания сыновей Хильдерид, и помог им получить Халагаланд, а Торольв снова стал вольным викингом. Харек и Хререк за то исправно отдавали треть дани хладирскому ярлу, обложив народ тяжелыми поборами, отчего жителю фюлька с тоской вспоминали о временах, когда ими правил сын Квельдульва.
Когда у Хакона родился сын, он назвал его в честь конунга Харальдом. Он возлагал большие надежды на этого мальчика, но Норны распорядились иначе – служанки недоглядели за ним во время купания, и младенец утонул. Еще дважды жена ярла разрешилась от бремени мертвыми сыновьями, и Хакон отчаялся получить наследника, смирившись с тем, что одаль отойдет его брату-пасынку Сигурду, постепенно входившему в мужской возраст. Лишь спустя двадцать лет, Эйсван родила ему здорового сына – ярл назвал мальчика Гротгардом, по имени своего деда.
Гутхорм Белая Прядь вернулся в Вик, с той поры ему принадлежала вся власть на юге Норвегии, а так же он ведал обороной страны и сражался с Эйриком Свейским, чьи войска появлялись на границе Гаутланда каждую весну. Ярл взял на воспитание Гутхорма, старшего сына Харальда, когда тот достаточно подрос и обучил его всему, что знал сам. Под его опекой мальчик стал статным и многообещающим юношей, очень похожим на отца. Сам Гутхорм ярл к тому времени женился, у него было два сына и две дочери. Дожив до преклонных лет, он умер от лихорадки в Тунсберге – так сбылось проклятие Кьятви Толстошеего.
Тогда Гутхорм, сын Харальда взял власть на Юге страны. Он был сильным и справедливым правителем, люди хотели видеть его следующим конунгом Норвегии. Однажды в Вик нагрянул Сельви Разрушитель, вступивший с ним в бой. Гутхорм пал.
Торольв, сын Квельдульва, продолжал ходить в дальние походы и брать дань с финнов. Он был удачливым предводителем и люди тянулись к нему. Конунга сильно злило то, что Торольв не выказывает ему покорности, потому Харальд запретил ему торговать в пределах Норвегии. Родичи конунга, Халльвард и Сигтрюгг, воспользовавшись этим запретом, отобрали у него корабль, груженый товарами – в отместку Ульвссон разграбил их имение на Хисинге и убил Торда и Торгейра, их братьев, а так же Торхалля херсира, возглавлявшего дружину на острове. Узнав о том, конунг пришел в ярость, собрал войско и отправился к усадьбе Торольва. Там произошел бой: Торольв, а так же многие его домочадцы и дружинники были убиты.
Говорят, что после этих событий, Кетиль Лосось, родич Барда, нагрянул в усадьбу Хильдерид и убил обоих ее сыновей, Харека и Хререка, за то зло, что они причинили Торольву. После он бежал из страны, опасаясь гнева конунга. С той поры Эйвинд Ягненок стал править в Халагаланде с дозволения Харальда, и взял в жены Сигрид, вдову Торольва. Эйвинд очень дорожил дружбой с конунгом и ни в чем ему не перечил.
После смерти Гутхорма, своего дяди, Харальд захотел взять на воспитание его сыновей, и отправил за мальчиками Халльварда и Сигтрюгга, которым доверял больше, чем кому-либо. Квелльдульв, отец Торольва, прознал об этом, и ночью напал на стоянку Вебъерссонов во главе небольшой дружины, в том бою погибли братья Вебьерссоны и все их люди, сыновья Гутхорма ярла так же были убиты. Квелльдульв, решив, что этим он достаточно отомстил конунгу, продал свое имение и поспешно уплыл из Норвегии, спасаясь от ярости Харальда.
У ярла Рогволда был еще один сын, который звался Эйнар – он был рожден невольницей Коршуна, дочерью бывшего конунга Мера Астрид. Этот Эйнар был безобразен, да к тому же слеп на один глаз, но очень силен и воинственен, к тому же мать часто напоминала ему, что кровь мерийских конунгов течет в его жилах и по чьей вине погиб его дед. Отец не любил Эйнара, и заставлял того жить с рабами. Вот, до Рогволда дошли вести, что его сыновья, Халлад и Хроллауг, бежали с островов, испугавшись викингов, тогда он хотел было сам прогнать разбойников из своих владений, но к нему пришел Эйнар, и попросил поручить ему это дело. Рогволд дал сыну боевой корабль с людьми и велел более не возвращаться в Норвегию, как бы ни закончился его поход. Когда юноша приплыл на Оркнейские острова, там стояло два корабля викингов: на одном вожаком был Торир Деревянная Борода, на другом – Кальв Перхоть. Эйнар сразу же вступил в бой и одержал победу над обоими. Люди говорили, что так же он расправился потом и с Сельви Разрушителем, но по слухам, внуку Неккви и тогда удалось избежать смерти.
Когда Харальду конунгу исполнилось сорок лет, многие из его сыновей уже были взрослыми. Все они рано стали зрелыми мужами. Сыновьям Харальда не нравилось, что конунг не давал им власти, а назначал ярла в каждом фюльке, им казалось, что ярлы — ниже их по рождению. Одной весной Хальвдан Высоконогий и Гудред Блеск отправились в Мёр и, застигнув врасплох Рогволда ярла, сожгли его в доме вместе с дружинниками. Затем Хальвдан взял три боевых корабля, набрал людей и поплыл на запад за море, а Гудред захватил земли, которые принадлежали Рогволду, объявил себя конунгом и стал править там. Когда Харальд конунг услышал об этом, он сразу же отправился туда с большим войском. Гудреду ничего не оставалось, как сдаться на милость родителя. Конунг отослал его в Агдир, а в Мере он посадил Торира, младшего сына Рогволда, и отдал ему в жены Алов, свою дочь, в качестве выкупа за отца.
Когда Хальвдан Высоконогий приплыл на Оркнейские острова, он застал Эйнара ярла врасплох, и тот был вынужден скрыться, но вернулся назад той же осенью. Они сошлись, и после битвы Хальвдан обратился в бегство. Это было уже с наступлением ночи. Эйнар и его люди заночевали без шатров, а утром, как только начало светать, они стали искать бежавших и убивали каждого на месте. Нагнав Хальвдана Высоконогого, хирдманы схватили его. Эйнар ярл подошел к врагу и вырезал у него на спине орла, раскроив ему спину мечом, перерубив все ребра сверху и до поясницы и вытащив легкие наружу. После этого он снова стал править на Оркнейских островах, как он раньше правил.
Когда вести об этих событиях дошли до Норвегии, братья Хальвдана были в большом гневе и сказали, что нужна месть, и многие другие подтвердили это. Харальд велел созывать людей, и собрав большую рать, поплыл с ней на Оркнейские острова. Услышав, что из Норвегии прибыл конунг, Эйнар отправился ему навстречу. Конунг и ярл вступили в переговоры через гонцов и в конце концов договорились о встрече. Они встретились, и Эйнар отдался на суд конунга. Харальд присудил ему и всем оркнейским бондам уплатить шестьдесят марок золота. Крестьянам показался этот выкуп слишком велик, тогда ярл предложил им, что он один уплатит все, но за то получит в собственность их отчины на островах. Они согласились, и в основном потому, что у бедных было мало земли, а богатые думали, что они смогут выкупить свои земли, когда захотят. И ярл выплатил весь выкуп конунгу. После этого на Оркнейских островах долго так было, что ярлам принадлежали все земли.
Харальду конунгу было тогда пятьдесят лет. Сыновья его повзрослели, а некоторые уже умерли. Многие из них были очень запальчивы и ссорились между собой. Они прогоняли ярлов конунга из их владений, а некоторых убивали. Тогда Харальд конунг созвал многолюдный тинг на востоке страны и пригласил на него жителей Уппленда. Он дал всем своим сыновьям сан конунга и сделал законом, что каждый его потомок по мужской линии должен носить сан конунга, а если он происходит по женской линии, то сан ярла. Он разделил между ними страну. Вингульмерк, Раумарики, Вестфольд и Теламерк он дал Олаву, Бьерну, Сигтрюггу, Фроди и Торгислю. А Хейдмерк и Гудбрандсдалир — Дагу, Хрингу и Рагнару. Сыновьям Снефрид он дал Хрингарики, Хадаланд, Тотн и то, что к этому относится. Харальд конунг сам жил обычно в середине страны. Хререк и Гудред всегда были при конунге, и у них были большие владения в Хардаланде и Согне. Эйрик, сын Рагхильды Могущественной, жил с Харальдом. Из сыновей конунг любил его больше всего и ценил выше всех. Ему он дал Халогаланд, Северный Мер и Раумсдаль. На севере в Трандхейме он передал власть Хальвдану Черному и Сигрёду. В каждом из этих фюльков он дал своим сыновьям половину своих доходов, а также право сидеть на престоле на ступеньку выше, чем ярлы, но на ступеньку ниже, чем он сам.
Каждый из его сыновей притязал на то, чтобы занять престол после его смерти, сам же конунг предназначал власть Эйрику. Но люди из Трандхейма хотели, чтобы Хальвдан Черный занял его, а люди из Вика и Упплёнда предпочитали, чтобы верховная власть досталась тому конунгу, который был к ним поближе. Отсюда снова и снова возникали большие раздоры между братьями. И так как им казалось, что у них слишком мало владений, они отправлялись в походы. Уже пал, как было сказано, Гутхорм в битве с Сельви Разрушителем (после этого Олав стал править в Вике). Хальвдан Белый погиб, пытаясь собрать дань с эстов, Хальвдан Высоконогий – от руки Эйнара на Оркнейских островах. Торгислю и Фроди Харальд конунг дал боевые корабли, и они отправились в викингский поход на запад за море и совершали набеги на Шотландию, Бретланд и Ирландию. Там они овладели Дублином и сражались против Харека Волка, стоявшего на защите этой земли. Рассказывают, что Фроди был отравлен, а Торгисль и погиб в бою.
Эйрик, прозванный за жестокость Кровавой Секирой, хотел быть верховным конунгом над всеми братьями, и Харальд тоже хотел этого, потому он никуда не отпускал от себя Эйрика надолго. Рогволд Прямоногий правил в Хадаланде, он обучился ведовству и стал колдуном, а Харальд конунг ненавидел всех колдунов. Эйрик отправился по его велению в Упплёнд и нагрянул в усадьбу Рогволда, там он сжег своего брата и с ним восемьдесят других чародеев. Его очень хвалили за этот подвиг. Гудред Блеск, брат Рогволда, услышав об этом, собрал людей чтобы отомстить и отплыл на большом корабле. Когда они плыли вдоль Ядара, начались сильные бури и струг потонул, а все, кто на нем был – погибли.
Бьерн, сын Харальда, правил тогда в Вестфольде и обычно жил в Тунсберге. Он редко ходил в походы, ведь в Тунсберг приходило много торговых кораблей из Вика, а также с севера страны, с юга из Дании и страны Саксов. У Бьерна тоже были торговые корабли, которые ходили в другие страны, так он добывал себе драгоценности или другое добро, которое ему было нужно. Братья называли Бьерна Мореходом или Купцом. Бьёрн был человек умный и степенный, из него вышел бы хороший правитель. Женился он удачно и как ему подобало, а вскоре у него родился сын, которого звали Гудред. Эйрик Кровавая Секира тогда вернулся из похода в Восточные Страны с боевыми кораблями и большим войском. Он потребовал, чтобы Бьерн, его брат, отдал ему подати, которые причитались Харальду конунгу с жителей Вестфольда, но было в обычае, чтобы Бьёрн сам отвозил подати конунгу или отсылал их ему со своими людьми. Он хотел сделать так и в этот раз, а не отдавать добро Эйрику. Однако, Эйрик нуждался в еде, шатрах и питье, он нагрянул в Сэхейм ночью, когда воины Бьерна сидели за питьем. Тут погиб Бьерн и с ним много людей, а Эйрик взял большую добычу и отправился на север страны. Люди в Вике были крайне возмущены этим поступком, ходили слухи, что Олав конунг будет мстить за брата, если ему представится случай. Сейчас Бьерн лежит в Кургане Морехода в Сэхейме.
Хакон сын Хакона, ярл из Хладира, правил всем Трандхеймом, когда Харальд был в другой части страны, и пользовался в Трандалаге наибольшим почетом после конунга. После смерти Хакона Сигурд, его сын, принял бразды правления и стал ярлом в Трандхейме. Он жил в Хладире, у него воспитывались сыновья конунга — Хальвдан Черный и Сигфред (они были почти одного возраста, сыновья Харальда и Сигурд). Ярл был женат на Бергльот, дочери ярла Торира Молчаливого, а по матери она приходилась внучкой конунгу Харальду. Сигурд хотел, чтобы Хальвдан Черный правил в Норвегии после отца.
Эйрик конунг отправился зимой на север в Мер, когда Сигурд и его воспитанники узнали об этом, они отправились туда с войском, окружили дом и убили всех, кто был в нем. Эйрику чудом удалось спастись, он вернулся к отцу и рассказал ему о случившемся. Харальд был в страшном гневе, он собрал войско и пошел против жителей Трандхейма. Его сын, Хальвдан вооружил трендов и выступил навстречу, готовый умереть, если нужно. Люди стали пытаться их примирить, и, в конце концов, Хальвдан Черный повинился перед отцом и выплатил Эйрику большую виру за его людей.
Эйрик женился на Гуннхильде, дочери Горма конунга Дании, и она родила ему семерых сыновей. Одного из этих мальчиков Харальд сам окропил водой, назвал своим именем и сказал, что он будет править Норвегией после Эйрика. К тому времени Харальду конунгу было уже восемьдесят лет, он стал тяжел на подъем, ему трудно было ездить по стране и управлять ею. И вот, он возвел Эйрика Кровавую Секиру на престол и передал ему власть. Когда об этом услышали другие сыновья Харальда, то Хальвдан Черный объявил себя верховным конунгом в Трандхейме, и все Тренды были с ним заодно, а Олав сделался верховным конунгом в Вике и при поддержке могущественных бондов стал править там. Это очень не понравилось Эйрику. Спустя два года Хальвдан скоропостижно умер, и люди говорили, что от яда. После этого конунгом в Транделаге стал Сигфред, разделивший власть с ярлом Сигурдом, своим побратимом.

Сейчас Эйрик третий год правит Норвегией, недовольство его властью велико по всей стране, Олав и Сигфред жаждут мести, и только то, что Харальд еще жив удерживает людей от открытого мятежа. Не знаю, сколько ему еще отмерено, не знаю, доведется ли мне пережить конунга, но только Господу ведомо, как страстно я этого желаю! Более полувека я с замиранием сердца слежу за событиями, которые происходят в моей родной Норвегии, жадно ловлю каждое слово, каждую новость, привезенную купцами и путешественниками, и жалею о том лишь, что не могу вернуться назад. Моя битва закончилась тогда, у Хафнсфиорда, когда Оттар, ценой собственной жизни, позволил мне, едва дышащему, спастись…

Монах отложил перо и закрыл книгу, гулко хлопнув тяжелым переплетом с золотой окантовкой. Он не знал, успеет ли добавить сюда еще что-нибудь. С каждым днем, старость все сильнее сжимала костистые пальцы у него на горле, и сейчас он чувствовал себя слабее, чем когда либо. Грозный ярл, каким был он когда-то, теперь стал немощным старцем, и вряд ли кто-нибудь узнал бы в нем сейчас Асмунда Альхеймсона, прозванного Кровавым.



КОНЕЦ.