Ну, я никогда и не утверждал, что у эмбиента есть какая-либо мелодия.)))

Но эмбиент это далеко не только звуки природы. Вот взять хотя бы Акиру Ямаоку, саундтрек то ли ко второму, то ли к третьему Silent Hill (эх, память-память...) - металлические "механизированные" звуки на нечетком музыкальном фоне. Такую музыку, думаю, вполне можно считать индастриал-эмбиентом. Если сравнить "обволакивающий" эмбиент с подушкой, то нойз - это доска с гвоздями. К тому же, если в основе эмбиента лежат именно звуки окружающего мира, то в нойзе это скорее исключение, чем правило. Хотя в любом случае мое знакомство с эмбиентом можно расценивать лишь как поверхностное. Да и между индустриальной стилистикой и нойзом, все же есть серьезная разница. Если в индастриале почти всегда есть четкий ритм, чем-то похожий на звук работающего станка, то нойз это скорее визжащий, хрипящий, скрипящий поток звука. Сравнить хотя бы Godflesh или тех же Nine Inch Nails с Sonic Youth, у которых частенько встречался гитарный нойз, или с "припадочными" Melt-Banana. Ну ладно, это всё уже совсем не электроника, потому замолкаю.

А "злостное извращение" это бесспорно комплимент.

К электронной музыке отношение у меня довольно неоднозначное. Как, впрочем, и к любому другому музыкальному жанру ввиду огромнейшего количества стилей и поджанров. Вот танцевальную электронную музыку я очень не люблю, для меня это даже не музыка, а просто ритм, не содержащий ни эмоционального или идейного посыла, ни виртуозного исполнения. D'n'B тоже особого интереса не вызвал (я своим разрушенным джазом мозгом до сих пор не могу понять где там вообще бас и барабаны?). Гораздо более тепло отношусь я к трансу. Встечались очень красивые транс-композиции с вкраплениями флейты и сэмплов природы (типа там птички всякие и прочие твари лесные ).

Кстати о нойзе.
Не надо путать нойз с эмбиентом. Такие тихие композиции со звуками окружающего мира, без определенной структуры и мелодии это именно эмбиент, хотя эмбиент, действительно, частенько смешивают с нойзом. Нойз, а особенно чисто электронный харш-нойз, это полное уничтожение любой мелодии, любого подобия на привычные звуки, глобальный дестуктивизм, надругательство над слухом и злостное музыкальное извращение. Послушайте Масами Акиту, он же Merzbow, или японскую группу MASONNA. Их творчество больше похоже на неуправляемый ураган статических помех (реально разрушает мозг - проверено ). Хотя нойз гораздо вкусней в смешении с другими жанрами, там нойз-рок или помесь нойза с джазом, но это уже не совсем электронная музыка. И - да, нойз я люблю.

Ну и конечно, электронные эксперименты музыкальных гениев вроде Джона Зорна (например, его трио Hemophiliac) тоже весьма вкусны. Все-таки мастерство - его не пропьешь.)))

Buried Secrets: Pain Killer
1991 год
Жанр: авангард/джаз/грайнд-кор



1. Tortured Souls (1:52)
2. One-Eyed Pessary (1:50)
3. Trailmarker (0:03)
4. Blackhole Dub (3:29)
5. Buried Secrets (6:13)
6. The Ladder (0:22)
7. Executioner (2:48)
8. Black Chamber (2:28)
9. Skinned (0:54)
10. The Toll (6:25)

Джон Зорн (John Zorn): альт-саксофон; Билл Лэсвелл (Bill Laswell): бас; Мик Хэррис (Mick Harris): ударные, вокал; Джастин Броэдрик (Justin Broadrick): гитара, драм-машина, вокал; Дж. С. Грин (G. C. Green): бас.

Вы слушаете джаз? Если да, то это хорошо. Вы слушаете death metal? Если да, то это тоже хорошо. А вот вы никогда не думали о том, что будет, если привнести джазовую импровизацию в грайнд-кор? Что будет, если скрестить тяжелый, мрачный звук того же, скажем, death metal и свободу исполнения фри-джаза? А получится, если кто еще не понял, потрясающий музыкальный проект Джона Зорна - “Painkiller”. Вообще говоря, “Buried Secrets” не был последним из недавно прослушанных мной альбомов, но зато был альбомом, оставившим самое сильное впечатление. Альбом производит эффект забивания гвоздя в ухо: Мик Хэррис со всей дури (а ее много) лупит по барабанам; Лэсвелл извлекает из своей бас-гитары какой-то совершенно звериный рык, и на фоне всего этого безобразия Зорн выводит на саксофоне такие визгливые и скрипящие трели, точно кто-то водит скальпелем по стеклу или мучает кошку. Музыка в высшей степени нестандартная. Еще один плюс, по-моему, в крайнем случае, состоит в том, что “Buried Secrets” чисто инструментальная (не считая всяких там воплей ) музыка: текст, скорее всего, во многом испортил бы очарование всех этих жестких хаотических звуков.

Это, подчеркиваю, НЕ мелодичная музыка. Это НЕ фоновая музыка, включив которую практически перестаешь обращать на нее внимание: бренчит и бренчит что-то там, а что - неважно. Но всем любителям авангарда и вообще экспериментальной музыки творчество Зорна можно смело рекомендовать… нет, даже требовать к обязательному прослушиванию.

Люди, которые дорожат своим временем, дальше могут не читать. ^_~

Очень мне нравятся японские композиторы, которые, в основном, пишут саундтреки к аниме и играм. Это Йоко Канно ("Cowboy Bebop"), виртуоз гитары Цунэо Имахори ("Trigun","GunGrave"), бас-гитарист Ясуси Исии ("Hellsing") и Акира Ямаока (игры серии "Silent Hill"). А от группы the pillows, чьи песни можно услышать в "FLCL" я просто без ума.

Дальше у нас джаз. Точнее, джаzzz. Слушаю начиная бибопом и кулом и заканчивая такими великолепными джазовыми направлениями, как фьюжн и аванград. Также нравится ладовый джаз и фри-джаз, хотя слушал эти жанры, к стыду своему, не слишком много. Любимые исполнители: трубачи Майлз Дэвис и Диззи Гиллеспи, пианисты Билл Эванс, Дэйв Брубек, Чик Кориа, басисты Мирослав Витуш и Дэйв Холланд, саксофонист Джон Колтрэйн, гитаристы Джон МакЛафлин и Ральф Таунер и многие другие. Отдельно в этом списке стоит безбашенный нью-йоркский еврей Джон Зорн, жесткий авангард которого можно слушать только людям с железобетонными нервами.))) Отечесвенный джаз, к сожалению, знаю совсем плохо.

Также слушаю:
Dire Straits - "когда он играет на гитаре, она поет и плачет". Это про Нопфлера.
Doors - величайший шаман рок-музыки Джим Моррисон.
Другие любимые группы - Mr. Bungle, Pixies, Nirvana, Pearl Jam, White Stripes и прочие, прочие, прочие. Нравится музыка Фрэнка Заппы и еще группы Henry Cow, хотя опять же знаком с их творчеством плохо. Из отечественных - группы "АукцЫон" и "Вермишель Orchestra".

Ну, и в заключение просто два слова. %))
Pink Floyd

Прошу любить и жаловать, а, может, и не очень жаловать, там видно будет. V__V

День, каких не бывает

На дворе стоит двадцать первое июля. Лето нависает над миром своим широким бронзовым лицом, а в солнечных глазах весело пляшет карусель искр. Сегодня Яну исполняется семь лет. Целых семь лет, вы только подумайте! Отец говорит, что это очень важный возраст, что это одна из самых значительных вех в жизни человека, подобно таким выдающимся событиям как исполнение восемнадцати, двадцати одного, тридцати двух или сорока годов. Мать смеется и говорит, чтобы отец не нес всякую чушь, а лучше пошел бы и распаковал фейерверки, все одно Ян их уже нашел, поэтому таиться теперь бесполезно. Ян сидит на стуле, болтая затянутыми в белые носки ногами, пьет горячий и сладкий-сладкий чай и зелеными блюдцами восторженных глаз взирает на мир. Семь лет кажутся целой жизнью, а такой немыслимо большой промежуток времени как сорок лет граничит с самой бесконечностью. В принципе, сегодня так оно и есть.
Отец, ворча что-то о вселенской несправедливости, правах человека и артрите, который на самом деле еще лет двадцать не посмеет и близко к нему подойти, поднимается по лестнице на чердак. Сверху слышится оглушительное чихание, недовольный шепот оберточной бумаги и ворчливый скрип досок, жалующихся на ревматизм. На чердаке сейчас кружит настоящая метель, только не из белых мотыльков снега, а из крупинок старой пыли, которая в июльском свете, что льется из чердачного оконца подобно упругому лучу театрального прожектора, кажется осыпавшейся с солнечного абажура позолотой, пыльцой райских цветов, что незнаемо как расцвели под старой черепицей. Отец Яна, впрочем, не спешит любоваться янтарным танцем: видать, аллергия на небесную флору.
Близится полдень, и скоро должны прийти Алиса с Вильгельмом. Необычное старинное имя очень не идет Вильгельму, но он не разрешает называть себя Виллом или Гиллом, только так – Вильгельм. Отец Яна любит состроить картинную, и от того еще более потешную, серьезную физиономию и сказать что-то вроде: “Вильгельм Завоеватель и Алиса из Страны Чудес – похоже, наш сын собирается вырасти в великого человека.” Ян с нетерпением ждет их прихода, потому что Вильгельм и Алиса его самые лучшие друзья.
С лестницы раздается очередное оглушительное чихание, и отец, стряхивая с бровей мохнатый туман пыли, протягивает руку:
- Ян, твоя кавалерия приближается. Прикажете открыть врата, господин комендант? - Ян смеется, отец иногда говорит так забавно.
Но мать не подхватывает гостеприимную инициативу:
- Еще не готово ничего, пусть пока погуляют. А ты почему не при деле? Мы тебе работу быстро найдем…

Небо над их головами высокое и пронзительно чистое. Только где-то далеко в обманчивой и нечеткой дымке Не-Здесь небеса хмурятся черной вуалью печали. Но, право же, кто поверит, что в такой прекрасный день есть место дождю?
Темным разлапистым силуэтом клен разрывает ровную гладь горизонта и, просвечивая по краям яркой синевой, тянет узор листьев в вышину. Клен – старый друг. Он – узел, который связывает три детских сердечка, свидетель их радостей и тот, кто утешал в печали. На многие мили вокруг нет ни одного дерева, кроме него, все застлано изумрудным шелком, и клен, словно властитель в высокой башне, гордо взирает на свои бескрайние травяные королевства. Ветерок шагов доносится до древа, и твердые морщины на коре изгибаются в теплой улыбке.
Ян бежит впереди, так быстро, словно незримый спутник – сверкающая белизна – окутывает его, несет в своих зачарованных объятиях, и кажется, что даже трава тянет сотни пальцев, чтобы прикоснуться к этому сиянию, что манит сильнее живительной влаги и греет жарче летнего полдня, и в то же самое время нежнее жемчужной капели звезд, падающей с ночного неба. Вот все трое тихо поднимают полог резных теней и оказываются у самого клена.
- Так, - говорит Алиса, - ты закрывай глаза, а я сейчас.
Ян опускает веки, и зеленый шепот травы тонет в шорохе ресниц. Ян застывает посреди невесомого шума: шу-шу-шу – секретничают в своем кружеве кленовые листья; шу-шу-шу – сплетни волнами расходятся по бархатистым стебелькам под ногами; шу-шу-шу – вливаются в общий шелестящий поток два тихих ручейка детских голосов, из которых Ян и пытается выловить (тщетно) серебристые слова, что могут намекнуть на ожидающий его подарок.
- Не уснул еще? Нет? – рука Вильгельма на плече.
- Все, уже можно открывать.
На картонной коробке – стайка неизлечимо косоглазых зверей, именно таких, каких, по-мнению взрослых, дети должны считать “милыми”, но на деле вызывающих лишь недоуменное моргание. Звери заняты исследованием предметов, отдаленно напоминающих кисточки и палитру. “Жертв пока нет, - сказал бы отец Яна, - но, сдается мне, что только пока.”
Краски. Акварель.
И…
Капелька.
Свежая чистота неба мутнеет дождливой дремой. Небосвод стремительно падает на головы. Кто поверит, что в такой прекрасный день есть место дождю? Должно быть, именно этому дождю об этом и забыли сказать. (капелька) Нет, Ян любит дождь. С детской непосредственностью он может жадно ловить сумеречные струи, но ему хочется, чтобы именно сегодня небо оставалось бесконечно ясным, чтобы днем он мог почувствовать прикосновение солнца, а ночью пересчитать звезды. (капелька) День кажется безнадежно испорченным. (еще капелька)
- Это просто нечестно, - шепчет Ян. Капли рождающего дождя трутся о его щеки влажными носами слепых щенков. Небо наливается темнотой, словно зреющий плод – соками.
- Придется возвращаться, промокнем, наверное, - расстроено произносит Алиса. Яркие запятые веснушек на ее лице тускнеют, более не подсвечиваемые ни солнцем, ни внутренним светом.
- Пошли, - Вильгельм тянет Яна за руку, но тот не двигается с места. Левая рука его сжимает коробку-подарок, а правая безвольной плетью висит вдоль тела, словно все кости в ней сломаны.
- Уходите, убирайтесь прочь, - Ян поднимает лицо и не кричит, нет – только шепчет, так тихо, что только по бледным движениям губ можно понять, что он вообще что-то говорит. – Уходите, вас не звали, зачем вы пришли сегодня? – он говорит (капелька), обращаясь к сгущающейся тьме туч. – Слышите?
За его спиной клен пытается развернуть изрезанный орнамент зелени, пытается защитить три крошечные фигурки под его ветвями. Ян поднимает свободную руку и…
…достает пальцами до самых туч. Рваное серое марево кружится вокруг его тонкого запястья. Тающие мартовским снегом обрывки темных облаков крошатся, превращаясь в мелкую пепельную пыль. Ладонь Яна пробивает в тяжелом траурном занавесе аккуратную круглую дырочку, сквозь которую моментально начинают сыпаться праздничные конфетти золотисто-голубых искр. Брешь расширяется, затопляя глубокой синевой плоскогорья туч, вливая потоки бирюзы в каждую туманную рытвину, в каждое бугристое ущелье, в каждый волнистый излом облаков. Живая лазурь все течет и течет, словно вода, втекающая в пробоину на дне лодки и тянущая гибкими пальцами раненую посудину вниз, в мягкий капкан ила. И небо вновь становится чистым и невероятно высоким. Брызгами грязной воды тают на пальцах Яна воспоминания о ливне, которого не было. Ян опускает руку, перепачканную несбывшейся грозой.
- Как… что… - звенящие слова катятся по голубой равнине, соскальзывая в бездонную печь солнца и сгорая в ней, становясь тихим безвкусным дымом. – Не... такого не…
Алиса и Вильгельм, не веря, смотрят вверх, словно пытаясь найти ту трещину, в которую утекли тучи, замочную скважину той двери, что захлопнулась перед дождем, не оставив даже ворчливых причитаний грома. Взгляд Яна падает вниз, прыгает в траве, со стебля на стебель, с одного зеленого пика на другой, но вдруг спотыкается и утыкается прозрачным носом в землю. Рядом с упавшим взглядом возвышается что-то большое, ровное, цветастое.
Акварель. Краски.
Картонная крышка коробки, которую Ян уронил, сам того не заметив, отлетает в сторону, и на Яна смотрят глянцевые кружки всех цветов радуги и еще белого, и еще черного. Пушистый конец кисточки напоминает снежинку, только прирученную, одомашненную, утратившую свою январскую строгость и облачившуюся в теплые меха. На пальцах Яна все еще есть немного влажной темноты, и капли, выжатые из нее, росой падают на палитру, оживляя лепестки красок. Сначала кисточка окунается в снег. Ян ведет ею над своей головой и там, где кисточка касается неба, на чистой васильковой скатерти разливаются белоснежные кляксы молока, которые через миг оборачиваются хлопьями ваты вялых кучевых облаков. Ян окунает свою волшебную кисточку в озерцо заката и проводит между облаками яркую рубиновую дугу. По ней потом скользит сочный аромат южных садов – то оранжевая краска. Солнце делится своей пышной соломенной шевелюрой, аккуратно состригая пару вьющихся упругих локонов, и золотой мост тоже не заставляет себя ждать. Поющая голосами птиц и пахнущая крепкой хвоей череда зеленых пятен размазывается единой линией; небеса густеют, набирают цвета и выплавляют из них ярко-сапфировый завиток; ручьи, реки, озера, моря и океаны становятся в шестой ряд, а последним приходит глубокий, наполненный мириадами планет, словно монетами - кошель, цвет той сирени, что растет в пустоте меж звезд.
- Знаешь, Ян, мой дядя говорит, что радуга бывает только после дождя, - дядя Вильгельма работает в школе учителем физики, знает, наверное, о чем говорит.
Что-то шелестит за спиной, и, обернувшись, они видят, что один конец радуги Яна уперся в верхушку клена, и сияние втекает под его кору лиловыми жилками. Листья вспыхивают изнутри один за другим, а потом слетают с ветвей и неслышно падают на землю. По их поверхности бегут стайки искр, и сами листья и не листья теперь, а вырезанные ножницами из костра кусочки нежного пламени.
- Алиса… с каких это пор ты выше меня? – удивленно произносит Ян, и только спустя секунду замечает, что и Вильгельм тоже странно подрос. Лишь когда по его ноге пробегает осторожное и чуткое прикосновение верхних ветвей клена он понимает, что уже несколько минут не касается земли.
Вечером в небе вспыхивает настоящий карнавал фейерверков, и карабкающаяся на свой пост Луна удивленно взирает на него, потому что ожерелья огней висят в воздухе невероятно долго, словно их кто-то держит на ниточках. К соседям Яна неожиданно возвращается кот, пропавший еще в мае: непонятно как оказавшаяся на кухне грязная потрепанная зверюга сидит на столе и нагло требует еды у потрясенных хозяев. Больница внезапно опустела – врачи только и успевают выписывать больных, которые уже совсем не больные. И воздух становится чище и свежее, и простая вода на вкус, словно лунное серебро, и еда кажется приготовленной руками ангелов. И все хорошо. Нет, даже не так, все не просто хорошо, и даже не прекрасно, не чудесно, не волшебно. Все правильно.

На дворе стоит двадцать первое июля. Холодный купол бирюзы накаляется в душном приливе зноя, исходит невидимыми трещинами и хлопьями падает на головы, устилая землю до самого горизонта кусочками летнего неба. Яну сегодня исполняется восемь лет. Алиса не приходит, у нее страшная ангина, совершенно неясно, где она ее нашла в конце июля. Но Ян с Вильгельмом все равно навещают ее. И вроде бы радость, и вроде бы праздник, и вроде бы все хорошо. Но нет, нет того, что было в этот самый день годом раньше. Нет чудес, нет сияния внутренней белизны, нет волшебных красок, нет полетов над облаками, нет огненных листьев, нет магии. Потому что таких дней, как тот, не бывает.

...а умеете ли вы петь, милая барышня?
Ну вот, кругами да кругами, потихоньку да потихоньку мы таки возвращаемся к принцессе Лютик.
- Петь? – нахмурившись, сказала принцесса, пристально рассматривая точку чуть выше и левее головы графа. – Пе-е-е-еть… Петь. Петь?
Принцесса грызла это слово, точно собака - мозговую кость, время от времени ковыряясь в зубах, чтобы прочистить рот от набившихся звуков. Слово “петь”, которой принцесса как раз произнесла в очередной раз, явно вызывало у нее какой-то бурный ассоциативный процесс, полностью завладевший сознанием Лютика. Через некоторое время повторения мантры “петь” ассоциативное брожение начало выливаться во вполне различимые образы и, страшно подумать, другие слова.
- Я не умею пе-е-еть… - протянула принцесса, жуя козырек бейсболки. Тем временем в ее разуме выстраивался следующий ряд: петь - значит есть песня, а для песни, наверное, нужно музыкальное сопровождение, для которого, в свою очередь, нужны инструменты, а…
- Я умею играть на гитаре! – воскликнула Лютик с радостью и наивным простодушием человека, которого врачи подозревают в маниакальном психозе. – Принесите мою гитару! Эй! Гита-а-ару!

Двое слуг, стоявших ближе всего, затравленно переглянулись.
- Ну, принесем ей эту гитару, ничего страшного же не случится, - неуверенно сказал первый слуга.
- Ты что не помнишь, что случилось в прошлый раз? – ответил второй.
- Эээ… нет, я тогда же еще здесь не работал, - сказал первый слуга, который действительно был во дворце не так давно.
- Вот как раз после прошлого раза пришлось нанять тебя, еще двенадцать слуг и нового придворного таксидермиста, - сказал второй слуга. Это был настоящий ветеран коридорных битв, служивший еще дедушке покойного короля Скалозуба. Он был с ног до головы усеян шрамами от туфелек, шляпок и пудрениц массового поражения. Единственным его желанием было спокойно дослужить до пенсии, до которой ему осталось восемь суток, четыре часа, тридцать семь минут и двадцать четыре с половиной секунды. – Ты еще парень молодой, крепкий, а я рисковать не хочу. Мне до пенсии осталось всего восемь суток, четыре часа, тридцать семь минут и двадцать одна с половиной секунда.
- Нет, я все же схожу, - сказал первый и вышел из столовой залы. Второй слуга, слуга-ветеран, проводил его взглядом, в котором, казалось, сквозила боль всего мира.

Когда в руках у принцессы оказалась ее бас-гитара, она обрадовалась как ребенок. Впрочем, к музыкальным инструментам эта гитара имела примерно такое же отношение, как электрический стул - к эргономичной офисной мебели. Больше всего она напоминала помесь шипастой попоны для боевого бронтозавра и собственно гитары. История создания этой вещи весьма поучительна. Кузнец очень долго отказывался сделать этот чудовищный инструмент. В конце концов, Лютик пригрозила ему ямой с полуразумными плотоядными шлепанцами – этих занятных существ принцесса во время своих опытов приволокла то ли из невообразимо далекого прошлого, то ли из еще более далекого будущего, то ли с соседней помойки. В общем, с тех пор у принцессы есть гитара, а кузнец даже в самый лютый мороз ходит только босиком.

Гитару принцесса не настроила. Она никогда не настраивала свою гитару. Она вообще понятия не имела о том, что гитару можно настраивать. Впрочем, это ей не особо мешало. Для начала она решила сыграть вступление из “Smells Like Teen Spirit”. Я вам скажу, это было ужасно. Это было чудовищно. Это было патологически бездарно. Это звучало так, словно человек со сломанными руками решил исполнить басовое соло, используя в качестве контрабаса больную радикулитом газонокосилку. Остальное можете додумать сами. На миг стало неестественно тихо. За окном замолкли птицы. Стало слышно, как в углу агонизирует таракан. Где-то заплакал младенец.

Прошу прощения, что так надолго пропал да еще без предупреждения. Совершенно не было доступа в интернет.(((
Бесконечно сожалею и искренне раскаиваюсь в своем безответственном поведении. Отведите Синдри в экзекуторскую и побейте его там камнями.(((

Принцесса пришла в сознание.
- Пф! Бе… что это за гадость такая? – отплевывалась принцесса. – Хм? А почему от меня так странно пахнет? Ах да, это милая… мышка. Привет. Я… чувствую себя… как-то… необычно…
Тут надо отметить, что подсознание принцессы категорически не принимало понятий “легкий”, “умеренный” и “эй-приятель-клянусь-эта-последняя-а-потом-я-пойду-домой”. Либо да, либо нет, мы с вами здесь, в конце концов, не в покер играем. Подобный радикализм мышления проявлялся в основном в том, что принцесса и в трезвом виде была порой довольно… эээ… неадекватной. Что же говорить о приеме всякого рода “гомеопатических” средств.

Принцесса достала из кармана изрядно помятую красную бейсболку, гордо нацепила ее на голову и, вооружившись двумя серебряными вилками, вспрыгнула на стол.
- Майор! Они прорвали нашу линию обороны! Вторая дивизия разбита! Майор, скорее телеграфируйте в штаб, нам срочно нужно подкрепление бронетехники! Вызовите авиаудар и подводные лодки! Спешите, майор, они уже захватили окопы в квадрате четыре-пятнадцать-сигма. Я задержу их здесь! – с этими слова Лютик не слишком метко, но зато с большим энтузиазмом швырнула вилки в графа. Видимо, она решила сделать все возможное, чтобы неизвестный майор смог добраться до радиостанции.

Вдруг принцесса склонила голову набок и села, скрестив ноги, на стол. Она понюхала свое плечо:
- А все-таки, почему от меня так странно пахнет?

- Ну-у-у… - протянула Лютик, нюхая, словно таможенная собака, брошь. – Я в химии, признаться, не сильна. Одно время я проводила исследования порошковых смесей алюминия с оксидом железа, но после того случая с почтальоном, растительным маслом и сгоревшей башней, мне почему-то вдруг стало трудно находить реактивы для опытов. Такое ощущение, будто их кто-то постоянно от меня прячет, - принцесса хихикнула, попробовала брошь на зуб и задумалась, прислушиваясь к ощущениям на языке.
Принцесса повертела брошь в руках.
- Так как, говорите, нажимать тут надо? Эм? Подождите, подождите, не подсказывайте - я сама догадаюсь… вот так?
Мышиные крылья согнулись, и брошь с блеском продемонстрировала свою поражающую функцию. Принцесса изменилась в лице, кашлянула, схватилась за горло, издала странный звук, похожий на предсмертную песнь больного ангиной лебедя, который при этом воображает себя саксофоном Чарли Паркера, два раза ударила головой об стол и притихла.

Выслушав очередной монолог на тему “крестьянское невежество и его фундаментальные недостатки”, принцесса решила постараться не затрагивать в будущем подобных вопросов – у графа, похоже, был серьезный пунктик на это дело. Наверное, его в детстве собака укусила или что-то вроде того.
- Румынская? Это там, где чили и текила? – задумалась Лютик.

Тут в зал промаршировала сестричка Риана (“Тот же “Государь ” Макиавелли, только с ногами”, - по классификации принцессы Лютик). В воздухе запахло оружейной смазкой и патологическим интриганством.
- Прыфет! – поздоровалась с сестрой Лютик, обгладывая кость животного, чья видовая принадлежность по-прежнему вызывала сомнения. Принцесса выплюнула кость и убила муху.
А вот граф расцвел, словно павлин, представленный к награде “За Особые Заслуги перед Отечеством”.
- Показушник, - проворчала Лютик и, растянув пальцами уголки рта, показала графу язык. – Бе-е-е!

Принцесса Лютик с недоумением глядела на вазу с лилиями, презентованную графом. С крайне недовольным видом она ногой (не вставая, разумеется, из-за стола) отшвырнула вазу с вегетарианским рационом. Эпическое сражение с драконьей версией одуванчика не произвело на принцессу особого впечатление, она только пробормотала что-то вроде: “Ну, почему – почему?!! – мы хотя бы раз не можем позавтракать нормально?!”.

Принцесса, никого не дожидаясь (она вообще никого никогда не ждала, особенно если дело касалось еды), притянула к себе ближайшие тарелки, в которых оказались лапша, мясо неизвестного животного и унылого вида салат. Свалив все это в наиболее вместительную посудину, которая была под рукой, принцесса сделала следующие манипуляции: посолила, поперчила, посыпала сахаром, приправила томатным соусом, соевым соусом, еще каким-то зеленым соусом с запахом мяты, каким-то фиолетовым совсем без запаха, каким-то оранжевым, который, кажется, шевелится, и еще во-о-он тем, да-да, в котором что-то плавает. Перемешав все ингредиенты, Лютик начала поглощать эту термоядерную смесь, проявляя при этом все возможные признаки удовольствия.

- Фы абфолюфно пфавы, - ответила Лютик упаковавшемуся в плащ (“Я тоже люблю комиксы про Бэтмена”, - одобрила про себя принцесса) графу. – Мы долфны отфазаться от любофо проявфения шовинифма. Ф конфе конфов, эфо нефевливо, - принцесса с громким звуком проглотила свое химическое оружие, которое она называла завтраком, и вполне дружелюбно (надо отметить, что тут принцесса неосмотрительно расслабилась – еда была ее слабым местом) продолжила. – Вот вы, эрц-герцог, что ж ничего не едите? Вот возьмите салатик, а то вы бледноваты чуток, витаминов явно недостает. Поешьте там шпината, капусты морской. Чеснока, на худой конец.

“Надеюсь, ты там задохнешься”, - думала Лютик, производя свои инженерно-технические работы на вершине мебельного саркофага, как вдруг ощутила непроизвольное и совершенно необъяснимое желание одеть шарф. Когда сзади раздался знакомый и порядком уже надоевший голос, принцессу чуть не парализовало. “Так, значит, намеков он не понимает”, - сообразила Лютик. Медленно обернувшись, принцесса угрюмым взглядом президента США, которому только что сообщили, что на Форт Нокс упал метеорит, смерила розу:
- О, да заткнись уже, - пробормотала принцесса, схватила бедный цветок и принялась его грызть, работая челюстями с увлеченностью голодающего бобра, скоростью автоматического уничтожителя бумаги и неумолимостью злого рока. Покончив с розой, Лютик шумно сглотнула.

Выудив из под ног один из стульев, Лютик запустила им в слугу, который пытался замаскироваться под висевший на стене гобелен:
- Эй, там на палубе! Нам скоро принесут поесть, я спрашиваю? Если будем ждать всех, то с голоду тут помрем – до того как склеить копыта, папаша был тем еще кобелем.
Графа принцесса решила пока что игнорировать. Или хотя бы попытаться.

- Считайте, благородный дон, что это чисто академический интерес, - ответила Лютик. – Считайте, что я борец за идею, который идет… вот тут придержите, ага, спасибо… идет к своей цели, не руководствуясь соображениями логики и практической пользы. К тому же, я уверена, в прошлом есть много чего привлекательного. Например, где-нибудь в прошлом точно нет вас. Да и дедушку своего оставьте при себе, пусть пенсионер отдыхает на своей даче. Кстати, вы не соскучились по дедушке? Может, вы уже хотите вернуться домой в Словакию? У вас там, я смотрю, хорошие стоматологи.

Краем глаза Лютик отметила, что в зале появился еще какой-то нахальный хмырь с задатками камикадзе (иначе с чего это он решил приударить за Селиной?) и еще какой-то низкорослый хмырь (“Гном”, - решила Лютик). Впрочем, у принцессы были свои проблемы. Точнее, одна проблема.

На этот раз Лютик решила прибегнуть к испробованному средству - дезинформации противника. Она взмахнула рукой в неопределенном направлении и воскликнула:
- О! Смотрите – потерпел крушение ковер-самолет Красного Креста, который летел в Алжир с грузом донорской крови, - сказав это, принцесса столкнула уже основательно разросшуюся Вавилонскую Башню из стульев на графа. Вспрыгнув на свежеобразовавшийся курган, Лютик стала прыгать по этому холму из стульев, стараясь как можно плотнее утрамбовать несчастные предметы мебели, и приговаривать:
- Сеньор команданте, вы в порядке? Если что, кричите – я позову на помощь!

- Сириус? Как же, как же. Я там себе кота купила, порода – депрессивно-ездовой. Он сдох.

“Юркий, гад”, – подумалось принцессе, когда атака захлебнулась, а кавалерия, поджав хвосты, вернулась в стойла. Генералы срочно собрались в штаб-квартире для разработки нового стратегического плана.
- Да-да, крайне невежливо со стороны этих мужланов, было бы забавно посмотреть на этого вашего милого соседа с его созданием, - сказала принцесса, пытаясь незаметно высморкаться в графский плащ. – Как я понимаю, вы в вашей Сербии способствуете прогрессу? Это правильно. Это хорошо. Не знала, что хорваты такой развитый в техническом отношении народ.

Принцесса сделала такой рывок к столу, которому позавидовал бы и Брусилов, и начала сооружать баррикаду из стульев между собой и графом.
- Ммм… ну, мои скромные опыты, конечно, не столь интересны, как работы вашего соседа, - донеслось из-за импровизированного редута. – Я, господин пэр, строю машину времени. Немножко темпорального интегрирования плюс статистическая инверсия квантов времени, затем берем производную от пространства по парадоксальности, и, пожалуйста, злющая тринадцатитонная ящерица превращает подопытного в высококачественный фарш. Правда, иногда это раздражает. Вот, например, мою предыдущую лабораторию до сих пор не могут вычистить. А вы, даймё-сама, не желаете ли стать добровольцем?

Граф оказался неожиданно шустрым, и, пожалуй, немного напористым, примерно как наглотавшийся амфетаминов локомотив на паровой тяге. Лютик слегка отстранилась - в присутствии незнакомых людей она всегда хмурилась, сквернословила, пинала мебель и вообще чувствовала себя неловко.
- Эээ… - механическим движением принцесса подняла правую руку. - Как уполномоченный представитель цивилизации разумных грибов Альфы Центавра, я официально приветствую вас на нашей планете, барон… ээ… лорд… гмм… князь Мышкин (что поделаешь, у принцессы Лютик всегда была плохая память на имена).
Далее принцесса задумалась над предложенной зверушкой.
- Вот не знаю как у вас там в вашей Венгрии – вы же венгр? – но у нас в Трилаше подобные извращения не приветствуются. Хотя, если, конечно, вам все равно, я могу взять вашу “зверушку” для опытов. Ммм… вы уверены, что у вас все в порядке с глазами? Они какие-то красноватые, нездорово сверкают и вообще дергаются. Если хотите, я могу послать свою фею, - Лютик показала на Хоппельгоффер, которая как раз сделала в воздухе бочку, потом мертвую петлю, а затем врезалась в пол и затихла, - за глазными каплями… хм.

Тут принцесса решила, что пора перейти в атаку и форсировать графа, потому что иной возможности добраться до стола не представлялось. Полководец взмахнул сверкающим на солнце клинком, трубы возвестили наступление, и кавалерия принцессы начала обходной тактический маневр (проще говоря, Лютик пнула графа по ноге).
- Ой.. аяй.. я наступила вам на ногу, я такая неуклюжая, извините… эээ… герцог, мне так жаль, - говорила Лютик голосом, в котором сожалений нельзя было разглядеть даже под электронным микроскопом, и бочком-бочком продвигалась мимо Мышкевича к столу.

Принцесса Лютик, засунув руки в карманы и угрюмо шаркая ногами, шла по направлению к главной зале. На ней были: китайские шлепанцы, шорты с чудовищным количеством карманов, футболка с надписью “Свободу Монголии!!” и недовольное выражение лица. Хоппельгоффер уже рассказала ей, что рыцари прибыли. Затем фея приняла такую дозу успокоительного, которая заставила бы даже бешеного берсерка мгновенно успокоиться и безоговорочно принять буддизм, индуизм и стать хиппи одновременно. Теперь Хоппельгоффер, блаженно хихикая, выписывала сложные траектории над головой принцессы.

Завтрак с точки зрения принцессы был не слишком приятной обязанностью. А все потому, что в другое время достать еду в этом проклятом замке было невозможно: повара даже перед страхом быть запертыми в клетку с белками отказывались “перебить аппетит Вашему Высочеству перед главным блюдом”. В ходе нескольких партизанских вылазок принцессе удалось похитить несколько бутербродов, но этого явно было мало.

А теперь там, небось, еще и “женихи” эти будут. Тем временем принцесса подошла к залу.
- Ее высочество, принце… - начал было герольд.
- Заткнись! - выпалила Лютик и идеально выверенным ударом ноги распахнула дверь, отшибив при этом пальцы слугам, которые собирались открыть перед принцессой двери.
В зале уже были сестричка Селина (человеческий аналог ямы со змеями) и еще какой-то мрачный бледный хмырь, имеющий, похоже, серьезные проблемы с содержанием витаминов в организме.
- Йоу, - поздоровалась Лютик.

Доктор Липшиц, профессиональный фей-психиатр, кивнул своей пациентке:
- Продолжайте.
- Доктор, я уже не могу. Это ведь не принцесса, а сущий кошмар, - запричитала фея Хоппельгоффер, чье лицо сейчас могло служить пособием на тему: “Нервный срыв и его симптомы”. – Она вечно заставляет меня летать в другие страны, а то и в другие измерения, и привозить ей какие-то совершенно дикие чужеземные механизмы. Я уже не говорю о том, как она одевается, с этим уже все смирились. Я думала, что, может быть, сестры как-нибудь на нее повлияют, но бесполезно, она такая упрямая. А эти ее выходки? Однажды она устроила демонстрацию перед дворцовыми воротами, требуя избирательного права для белок. А в другой раз, я как раз почистила палочку от волшебной накипи и собиралась идти спать, она выскочила на меня из-за угла, в черном плаще и маске, да как закричит: ”Я Призрак Оперы! Я ПРИШЕЛ ЗА ТОБОЙ!”.
- Может, вам следует найти другую принцессу? – заметил доктор Липшиц. - Наподобие Спящей Красавицы, такие обычно не доставляют лишних хлопот.
Фея помрачнела:
- Профсоюз фей-крестных вынудил меня подписать пожизненный договор на обслуживание принцессы Лютик. Они, конечно, платят надбавку за вредность, но на самом деле просто никто не хочет с ней связываться…
Доктор Липшиц привычно отключил сознание, не вслушиваясь в истеричные излияния феи. У него, в конце концов, были свои проблемы: жена беспрестанно пилила его, жалуясь на его мизерную зарплату. Но, скажите на милость, как простой фей может противостоять инфляции, ведь в финансовой области волшебные палочки не работают. Да еще дети связались с бандой, торгующей нелегальной цветочной пыльцой.
- ХОППЕЛЬГОФФЕР!!!
Дверь комнаты феи-крестой распахнулась, и рука принцессы Лютик, протянувшись через длинную (по размерам фей, конечно) комнату, схватила и вытащила вопящую фею в коридор. “Все хорошо, что хорошо кончается,” – решил доктор и вышел через окно из комнаты, а заодно и из этого повествования.

- Какого черта я узнаю все последней?! – прорычала принцесса.
- Я… эээ… не хотела вас расстраивать, - пролепетала Хоппельгоффер, чувствуя себя кроликом, на которого из-за ближайшего куста напала армия Александра Македонского.
- Какие-то идиотские рыцари приедут в наш идиотский замок и будут приставать со своим идиотским браком, - проворчала Лютик. – Вот (тут принцесса употребила некоторые речевые обороты, которые принцессам, по идее, знать не полагается)!! Ладно, когда они сюда припрутся, скажешь. Хочу разобраться с этим раз и навсегда. Я буду в своей лаборатории.
- Где? – не поняла фея.
- В своей комнате!!!
Принцесса ринулась в свою комнату и произвела небольшой раскат грома, а так же причинила определенный ущерб штукатурному покрытию дворца и нервам Хоппельгоффер, хлопнув дверью, на которой болтались таблички: “Не постучишь – умрешь” и “Осторожно – биологическая опасность”.

Принцесса

Имя: Лютик
Раса: человек (если судить по характеру, то - помесь тролля с колючей проволокой)
Возраст: 18 лет
Описание: довольно сложно опознать в этой невысокой стройной девушке принцессу. Если, конечно, вы не считаете что старые джинсы, кроссовки с вечно развязанными шнурками и черная футболка с надписью “NIRVANA” являются традиционной одеждой сказочных принцесс. А что насчет волос? Золотые косы? О чем это вы? Нельзя сосчитать скольких профессиональных парикмахеров один только вид этих коротких, лохматых, криво остриженных черных волос довел до инфаркта, инсульта и острого психоза, осложненного паранойей, на всю оставшуюся жизнь. Цвет глаз: зеленый. Любимая фраза: “Заткнись!”. Любимый цвет: черный. Дополнительные аксессуары: надкушенный бутерброд, ярко-красная бейсболка и бас-гитара, на которой принцесса не умеет играть, но никто ей этого не говорит, если не хочет заработать травму черепа средней тяжести от уже вышеупомянутой гитары. Если принцессу вымыть, причесать, хорошо одеть, то получилась бы вполне миловидная девушка, если бы не одно “но” (большое такое и толстое): в свободное от действия окружающим на нервы, принцесса занята изобретением… машины времени, и несчастье черным вороном, диким ураганом, безжалостной стихией настигнет того, кто осмелится выдернуть принцессу из дебрей темпоральной математики.

Фея

Имя: Хоппельгоффер
Описание: одета в бесформенные черные одежды, на голове – помятая остроконечная шляпа, в руке – волшебная палочка со звездой на конце, на лице – выражение постоянной настороженности и нервный тик, вызванные долгим общением с принцессой. Неадекватно реагирует на неожиданные громкие звуки.
Способности: вызывать массовые и не очень галлюцинации.

С видимым трудом Марвин все-таки поднял голову и вперил в Зафода взор воспаленных глаз.
- Зачем куда-то идти? Разве в этом есть смысл? Разве есть смысл хоть в чем-нибудь? В космическом масштабе все становится таким пустым и ненужным. Всюду тлен и запустенье, - мрачно провозгласил робот и вновь опустил голову. Видимо, если бы Марвин был Злом, то он был бы очень подавленным Злом с глубоким маниакально-депрессивным психозом. – Но, если вы хотите куда-то отправиться, то, думаю, следует вам напомнить, что в данный момент времени мы находимся на корабле с невероятностной тягой, о чем, я уверен, вы давно позабыли ввиду примитивной организации ваших органических мозгов, - Марвин, не поднимая, глухо бубнил слова себе под нос, словно и не надеялся уже, что кто-нибудь станет его слушать (а из “кто-нибудь” здесь был только Зафод, который слушал в основном себя), - Введите в навигационный компьютер первое пришедшее вам в голову число или номер телефона и вы окажетесь в нужном вам месте.

- Или еще где-нибудь, - не без злорадства добавил Марвин и вызывающе отключился.

Ровно за наносекунду Марвин просчитал именно тот угол наклона головы, который абсолютно и полностью выразит все презрение, которое он испытывал по отношению к органическим формам жизни.

- Не надо делать вид, будто вас интересует мое состояние, - со страдальческим надрывом начал Марвин. – Я знаю, что никому не нужен. Но просто для того, чтобы сохранить ту лживую лицемерную маску, которую именуют “этикет”, - слово это он выплюнул с гулким ржавым звоном, и эхо похоронных колоколов заметалось по рубке, хотя совершенно непонятно было, откуда это самое эхо могло тут объявиться, - я отвечу на этот вопрос и скажу, что невероятно подавлен и удручен. Но кого это волнует?! - тут голова Марвина резко склонилась, словно под суммарной массой печальных дум, и блестящее лицо робота с жалобным звоном уткнулось в металлические колени.

Марвин был роботом производства “Кибернетической корпорации Сириуса”, что не могло не сказаться на его мировоззрении, характере и трудоспособности. Все дело в том, что означенная корпорация считалась во всей Вселенной местом изготовления самых идиотских, самых бесполезных и самых бездарных творений инженерной мысли. Достаточно сказать, что единственным более-менее покупаемым товаром этой корпорации была плазменная кофеварка. И дело тут вовсе не в кофе, поскольку вместо кофе этот агрегат выдавал невнятную субстанцию без цвета, без вкуса, без запаха и, кажется, даже без химического состава. Зато в качестве зенитных орудий кофеварки шли на ура. (Впоследствии корпорация пыталась продвинуться на рынке военных технологий, но их поздние разработки в этом направлении годились разве что как средства эвтаназии для больных комаров)

На мостике “Золотого Сердца” царили идеальная чистота и не менее идеальный порядок. И настолько они были идеальными, что даже неприлично, ей-богу. Казалось, глянцевая чистейшая белизна растаяла в плазменной плавильной печи и по воле неведомого Творца (или, что ближе к истине, по воле неведомого дизайнера “Кибернетической Корпорации Сириуса”) приняла эти полные безукоризненной плавности и сияющего изящества черты. Но нет - все-таки что-то выбивалось из общего праздника гармонии, подобно колючей соринке в глазу, подобно призрачной ряби на зеркале горного озера, подобно астероиду, пробившему борт межзвездного лайнера. Это был Марвин. Забившись в самый дальний угол рубки, он методично пересылал по эмоциональным цепям массивы данных, полных тоски и космического уныния, да изредка, от скуки, анализировал потоки частиц, дрейфующих в пространстве мимо корабля, что отвлекало его от глубочайшей депрессии на какие-то тысячные доли пикосекунды, после которых тьма накатывала на эмоциональный блок робота с новой силой.

Уловив приемниками звуковых волн какой-то звук, который, как подозревал Марвин, был тем самым звуком, который он услышал, робот бросил на дверь, за которой раздавались радостные вздохи, взгляд столь тяжелый, что даже нейтронная звезда показалась бы рядом с этим взглядом каким-нибудь легкомысленным одуванчиком.
- Только не это… - прорвавшееся из речевого модулятора омерзение было прямо таки физически плотным.

1-й ранг
Школа - Иллюзии
Школа-антагонист - Некромантия

От северных ворот до центральной площади

Простучали частой дробью копыта по желтоватой ленте камней, и величественные шатры-кареты продолжили свой полет по улице. Не то чтобы Ким ожидал, что люди на улицах при виде стали и пурпура начнут падать на колени и биться лбом в пыль, но все же бродяга в очередной раз удивился местам, в которые занесла его своенравная дорога: каждый человек здесь, похоже, сделан был то ли из глины, то ли из железа, то ли из камня, то ли еще из чего-то не менее прочного, но все же эти вездесущие сухость и спокойствие, спокойствие и сухость… От таких людей сложно ожидать, что они станут, скажем, пялиться на чужеземца и показывать на него пальцами – Киму думалось, что самое большее, на что в этом вопросе тут можно рассчитывать, это пара мимолетных взглядов.

Шаги ложились на улицу, и здания каменной рекой текли мимо Кима. Вуаль тихих бесед, накинутая на город, лишь изредка прерываемая ярким и глубоким узором колокольных вздохов, еле слышно скользила по плечам нашего путника. Через некоторое время Ким вышел к площади, и здесь он невольно замер, озираясь по сторонам: все-таки в таких больших городах бывать нашему бродяге еще не доводилось, - копейные наконечники дворцовых башен, что вечно нацелены на лазоревую гладь неба, с одной стороны и гудящий сочными грудными голосами глиняных певцов Храм – с другой. Пытаясь придумать, что сказать храмовой страже, ежели такая будет (черт возьми, наверное, это будет невероятно глупо, как вы себе такое представляете: “Хм… извините, не могли бы вы научить меня премудростям магической науки?” – “Да-да, конечно, заходите, чувствуйте себя как дома, что будете пить чай, вино?..” – но, как бы то ни было, отступить было бы еще глупее), Ким пошел через площадь ко входу в Храм.

Патрик МакКинли. Лейтенант полиции.
Возраст: 32 года
По имени, фамилии и неопрятной рыжей шевелюре нетрудно догадаться, что Патрик имеет ирландские корни. Семья Патрика (отец, отставной капитан торгового флота, и мать, работающая медсестрой в Общественном Госпитале Портленда) жила в Портленде, штат Мэн. После окончания школы и службы в армии, Патрик решил поступить в полицейское училище, несмотря на то, что родители хотели… да что там хотели, фактически требовали, чтобы он поступил в Университет штата Мэн в Ороно. Но из-за природного упрямства и непреодолимого, порой доходящего до абсурда стремления к независимости, Патрик пошел наперекор воле родителей. Денег на обучение не хватало, поэтому долгое время ему приходилось по ночам подрабатывать охранником. Училище Патрик закончил не то чтобы блестяще, но и последним он не был. Хотя если бы не вспыльчивость ему присущая, из-за которой он переругался едва ли не со всем училищем, возможно, Патрик был бы одним из лучших в своем выпуске. К работе в полицейском управлении Ороно Патрик приступил весьма успешно, получив вскоре звание сержанта, а через несколько лет был переведен в Отдел Криминальных Расследований штата Мэн в звании лейтенанта.
Патрик – полицейский до мозга костей. Кто-то молится Богу, кто-то – дьяволу, а лейтенант полиции Патрик МакКинли молится Закону с большой буквы.

Возле Северных ворот

Ну, вот вы и внутри городских стен, господин путник, как ощущения? Ощущения, был вынужден признать Ким, весьма противоречивые. Воль-Ах не напоминал ни один из тех городов, в которых довелось побывать Киму. Атмосфера какой-то (Ким на миг задумался, подыскивая слово) самодостаточности что ли, цельности и единства жизни внутри желтого круга стен наложила свой отпечаток на неспешные фигуры людей, что порой казались Киму ожившими глиняными статуями; на четкие черты зданий, подобно тому, как ветер накладывает черные шрамы морщин на лица людей. Сухая тишина не слишком дружелюбно взирала на чужеземца, и Ким вдруг подумал, что, может быть, зря он решил прийти сюда, что нигде больше слово “чужеземец” не имеет такого отчуждающего привкуса. На секунду Ким решил было повернуться и покинуть этот город, но… какого черта! Тот треклятый стражник был прав насчет всех этих сомнений, и не дело теперь уходить, раз пришел. Вперед!

Разумеется, прям так сразу вперед не получилось: Киму, как и прочим, пришлось посторониться, пропуская величественную процессию, точнее, избегая участи быть затоптанными. У Кима почему-то сложилось такое впечатление, что, окажись он на пути кортежа, его бы просто сравняли с камнями дороги, не обращая особого внимания. Пару мгновений Ким глядел на всадников, от стальной выправки которых веяло хищным предупреждением, будто говорящим: ”Увидишь нас – обойди стороной.”; на мягко вздымающиеся купола карет, которых даже ветер старался касаться с почтением. В сказках в таких каретах обычно разъезжают дочки (прекрасней нет которых, ля-ля) царей или какие-нибудь мудрецы-волшебники, хотя скорее всего там на самом деле не принцессы или маги, а обычные сановники, с обычной для сановников распухшей гордыней. Ну что ж, оставим этот кортеж и его неизвестных пассажиров пока в покое, поскольку и Ким почти выкинул их из головы. Его больше интересовал Храм, которым должно быть одно из тех двух строений возвышавшихся над городом. Пожалуй, Ким знал которое из них Храм: вряд ли башни какого другого здания стали бы приютом для глубокого пения колоколов, при звуке которого хотелось достать флейту и вдохнуть поцелуем жизнь в музыку, ставшую бы откликом на этот бесконечный зов.

Ким зашагал по улице к площади, оставаясь позади проезжающего кортежа.