Izumo nagaremono, Бродяга из Идзумо

[SonGoku >>>]

Багровое солнце висело в плотной дымке западного горизонта, черной толстой и очень ленивой змеей извивалась в долине река Кисо, а на скальном уступе, границе между плодородными землями и каменистым спуском к далекому морю разложили небольшой костерок. Подкладывая в огонь сухие ветки, там держали военный совет, на котором решили, что для штурма их сил недостаточно. Даже если учесть фактор внезапности (крайне сомнительный) и фактор большой неожиданности (в лице очень решительно настроенного тануки).
- Вот что, Дынька, малыш, - сказал Киба; он по большей части молчал и поглядывал на остальных, как на озорных, пусть и очень смышленых детей. – Ты – великий колдун, но...
Толстый оборотень тут же оскалился, но пират остановил полноводный поток возмущения одним взмахом ладони.
- ...воевать ты не умеешь, - завершил свою мысль капитан.
- Слушай его, Лисья мордочка, - поддержал главаря Сичибеи. – Это тебе не айву воровать.
- Пустого не скажет, - поддакнул Тобое.
Вкратце и без того недлинная мысль Кибы сводилась к тому, что нахрапом замок не взять, а компанию их, хоть и маленькую, заприметить легко. Зато странствующий горный воин не вызовет подозрений, а мальчишек в округе полно.
- А тануки и того больше, - согласился улыбчивый Онивака, вытирая ладонью румяное лицо; волосы его спутались от ветра, напоминали гриву того, с кем ямабуси был призван сражаться и кто дал ему имя.
Посох с бронзовыми кольцами – увесистая дубина, скорее, - лежал между ним и Дынькой, и тануки в задумчивости колупал его пальцем.
- Мы пойдем к кораблю, - сказал Киба, и пираты кивками поддержали своего главаря. – Приведем остальную команду.
- И все вместе возьмем штурмом замок! – не усидев на месте, подскочил Тобое.
Несмотря на сомнения и быстро сгущающую вечернюю тьму, решено было идти сейчас, вооружившись факелами, верой в Кибу и обезьяньей ловкостью мореплавателей. Чем скорее – тем раньше вернутся.
- Повелитель морей не обманывает, - Онивака потрепал взгрустнувшего Дыньку по холке. – Он не врет. Потому что не может. Запасись-ка лучше терпением.
- Одолжишь?
- Самому не хватает.

(унд Bishop)

[Bishop >>>]

Дынька погрузился в размышления; при этом он, сам не замечая того, ритмично постукивал себя сжатым кулаком по животику. Не барабан, конечно, но на танцы оборотня все равно не тянуло. Получающийся звук не доставлял радости, несмотря на то, что отпущенный на ночную охоту тануки совсем недавно полакомился сочным кузнечиком, а на десерт не побрезговал грибами.
- Koi-koi-koi... – вздохнул Дынька и поправил зеленый листик, водруженный на голову для вдохновения, а вовсе не колдовства или из предосторожности, как хэнге объяснил монаху, когда тот беззлобно пошутил, что чары невидимости не сработали. – Может быть, все дело в луне?
- А что в ней неправильного? – Онивака посмотрел на бледный, обгрызенный с края полумесяц, что завис над горами.
Оборотень разочарованно вздохнул, потому что не мог в двух словах объяснить человеку прелести полнолуния. И стремление всей танучьей родни собираться на лугу или лесной поляне и танцевать до упаду, самозабвенно колотя себя кулачками по животам.
Они ждали всю ночь, а под утро тануки растолкал похрапывающего Ониваку, увернулся от тумака и возвестил, что сейчас они встанут и пойдут в деревню. Подкрепление все равно не подтянется раньше, чем пройдет два, а то и все три дня, так зачем же сидеть на одном месте, голодая и привлекая ненужное внимание. Монах согласился, не объяснив, какой аргумент повлиял на него в большей мере – первый или второй.

(sou desu)

[Далара >>>]

На этой же горе

Той ночью на рисовом поле, стиснутом со всех сторон лесом, было неспокойно. То взбулькнет вода, то закачаются без ветра сочные зеленые побеги. Удивительно, кто вообще додумался выращивать рис здесь, на маленьком пологом пятачке между горными склонами, где земля не может быть плодородной.
На толстой ветке раскидистого дерева у края леса восседала сова и разглядывала старое поле, не промелькнет ли мышь.
- Ух-у, - крикнула она.
- У! – ответили ей из кромешной тьмы между деревьями.
- Ух! – изумлению совы не было предела.
Эти места из поколения в поколение считались неудачными для охоты, от них советовали держаться подальше. Других сов здесь быть не могло.
- Ух-ух-ух! – засмеялись в глубине поросшей бамбуком рощи.
Птица, обиженная до глубины своей совьей души, снялась с ветки и, громко хлопая крыльями, умчалась на восток, поохотиться в низине у реки.
Небольшим горбом поднялась влажная, поблескивающая в лунном свете, земля. Вода стекала с бугра потоками, унося с собой ростки. Зашевелились корни, сложились в трехпалую руку. Стала видна голова – будто камень, кое-где покрытый мхом и уложенный сверху на земляную кучу. Открылся глаз, обшарил взглядом все поле.
- Каса-каса! – позвало существо из грязи.
- Каса! – отозвались из лесу.
- Хороша лунная ночка, - причмокнуло существо на поле.
- Ночка... – блаженно протянули в лесу.
- Выходи, поболтаем, - предложил земляной.
- И поболтаем! – с готовностью откликнулся второй.
Зашуршали ветки, и маленькое существо, покрытое коротким рыжеватым мехом, выползло на ту же ветку, где еще недавно сидела сова.

[SonGoku >>>]

Путь вниз сквозь непролазные заросли оказался тернистым и сложным, не таким, как они полагали. На крутом горном склоне хорошо себя чувствовал разве что Онивака – привыкший к высоте монах карабкался с завидной ловкостью, но и ему приходилось хвататься за любую подвернувшуюся под руку малость, будь то ветка, выступивший из земли камень или тоненький корешок, норовивший лопнуть в самый неподходящий момент.
Упитанный Дынька сопел, пыхтел и цеплялся штанинами за колючки, но из солидарности к человеку не превращался в зверька. Хотя и не отказал себе в удовольствии: когда они устроили себе привал на широком уступе, вволю пошнырял по бамбуковой рощице, в которой, по его словам, играл в детстве.
- Только раньше кусты были ниже, - пожаловался тануки, устраиваясь рядом с монахом, чтобы перекусить перед следующим спуском.
Отсюда, если взглянуть через реку Кисо, были видны башни замка над кромкой леса.
- Иж-ше-е? - раздалось шипение из густого переплетения веток, которые совсем недавно казались необитаемыми.
Вроде и не угрожающий звук, но такой, какого стоит опасаться, если только ты не змея. Тануки подскочил на месте, но для кувырка ни времени, ни пространства не нашлось. Монах же - не выпуская из зубов уже надкушенного куска лепешки, - взмахнул единственным своим оружием. Звякнули кольца, что украшали посох. Дынька при виде такой решимости тоже вдруг осмелел и схватил большой камень. Уронил его и вооружился булыжником чуть поменьше.
- А ну выходи немедленно! - потребовал низкорослый вояка.

(мы с Бишем плюс Далара в кустах)

[Bishop >>>]

- Медленно? - уточнили из кустов, но выйти не пожелали, лишь зашуршали ветками.
Попутчики недоуменно переглянулись.
- Как хочешь, но выходи!!! - яростно заверещал оборотень и, потеряв остатки терпения, запульнул каменюкой в невидимого пересмешника. - Или я сейчас все кусты перерою, хуже будет!
- ...е будет, - убежденно ответил некто из сплетения веток, но вопреки словам оттуда высунулась востроносая мордочка.
Серовато-рыжее, существо походило на смесь мышки-полевки и собаки, крупнее первой, но много меньше второй. Оно шевельнуло короткими усами и вопросительно уставилось на шумливых чужаков. Онивака расхохотался - так, что хозяин мордочки чуть не свалился с ветки, - отложил посох, добыл, порывшись в дорожной котомке, сухарь. Дынька ревниво покосился на угощение, облизнулся, но не стал устраивать сцену.
- Ты кто?
- Кто?! – изумился такому невежеству пришелец и презрительно повел острым носом.
И не преминул потянуться за угощением мохнатой лапкой с длинными пальцами. Онивака чуть-чуть отодвинул руку, заставил маленького забавного гостя - или все-таки хозяина этой полянки? - сделать шажок вперед. В тануки немедленно проснулся охотничий инстинкт, напомнивший толстяку-оборотню, что весь его род питается не только корешками и фруктами, но не прочь закусить мышкой, птичкой или рыбкой. Дынька еще раз облизнулся, но был пристыжен монахом.
- Получишь в лоб, - без обиняков предупредил Онивака. - Ну, а тебя как звать?

(и Далара - из кустов)

[Sayonara >>>]

Замок

За прочными, угрюмыми стенами недоброго замка-крепости, в лабиринте запертых дверей, в глубине темных коридоров, словно старый змей в земляной норе-западне, затаился хитрый колдун, выжидая подходящий случай, чтобы напасть, схватить врага и стереть его с лица земли. И деревья, и камни, и лесные твари были верными слугами Дзенчи-дзенно, и следил йокай за каждым шагом, слышал слово, произнесенной Дынькой или одним из его товарищей.
Иногда властелину замка Инуяма казалось, что на деле никакой и нет опасности в этих чудных незваных гостях, и нервически смеялся над самим собой, приговаривал:
- Штурмом? Штурмом? Ха-ха! Нет, нет, нет, никаким штурмом, никакой осадой, никаким голодом не возьмете меня, мою крепость!!! Ничего не получите!!!
Но бывало, выслушает Дзенчи-дзенно очередное донесение, и накатывает на него страх, липучий и беспощадный. Тогда юноша-колдун отказывался от питья и яств, долго бродил по замку, проверяя все комнаты, коридоры, ходы, щели и даже мышиные норы в поисках коварных похитителей, пришедших с моря.
В ту ночь он, казалось, совершенно успокоился. Прислуга вздохнула свободно, и весь замок вместе с окружавшей его деревенькой погрузился в тревожно-беспамятный сон, чтобы наутро вновь познать безумие повелителя; он же был единственным, кто не спал.
Дзенчи-дзенно уложили в его покоях как ребенка, умытого, причесанного, переодетого в ослепительно белые одежды. Но не мог он уснуть – ревнивое, злобное беспокойство, затаившееся глубоко-глубоко, грызло, точило червем холодное сердце демона.
Долго ворочался колдун под прохладным одеялом, и все мысли его были об одном. В конце концов не выдержал он.
- Убить... Убить... Немедленно убить! Всех!
Дзенчи-дзенно неуклюже вскочил, поспешно взял лампу и, путаясь в рукавах, наступая на подол и падая, засеменил, заторопился вниз, туда, где по соседству с комнатами, полными излишне роскошного и потому ненужного теперь добра старого хозяина, ютилась заветная каморка.
Среди разноцветного магического барахла, чутко сторожившего его сокровище, демон отыскал заморскую шкатулку из какого-то светлого дерева, покрытую сползшей в некоторых местах позолотой. Задвижка долго не желала поддаваться дрожащим влажным пальцем, но, устав сопротивляться горячечному упрямству Дзенчи-дзенно, громко щелкнула. Хозяин откинул резную крышку; в глубине клубилась темнота, с пушистой дымной синевой. Прижав шкатулку к груди, он подбородком припал к ней и торопливо, со свистом, зашептал:
- Проснись, проснись...
Темнота оставалась безответна; колдун всхлипнул и позвал снова. Темнота лишь сильней сгустилась, будто сжалась.
Демон замахнулся и ненавистно ударил шкатулку об пол.
- Просни-и-ись!!!!
На деревянную крышку с неслышным шлепком вывалился кусок ткани темно-серого шелка, с тонкими кобальтовыми и серебристыми нитями.
Безвольная, чуть сиявшая в ровном неярком свете лампы масса вздрогнула и распласталась на сыром каменном полу под тяжелым, свирепым взглядом влажных красноватых глаз Дзенчи-дзенно.
Он, тяжело дыша из-за распиравшей его ярости, призывно вытянул вперед руку, запрятанную в белоснежный струящийся рукав так, что видны были лишь холеные тонкие пальцы.
Ткань-призрак скользнула по-змеиному наискось и накрыла с тихим шелестом пальцы хозяина. Тот ловко сжал тонкую материю в кулак.
- Знаешь, чего я хочу? – Дзенчи-дзенно поднес полупрозрачного слугу к своему искаженному злостью лицу. Ткань не шелохнулась. – Знаешь? Видишь? Поторопись и отправь их к праотцам, как ты всегда делал. Иди же!
Йокай разжал кулак, и шелковая тряпка водой стекла на пол, дернулась, оправилась, заскользила змеей к стене и исчезла – очевидно, обнаружила там щель.

[Далара >>>]

И снова на горе

Малыш безразлично пожал плечами (у мохнатого существа это движение выглядело смешно), словно ему все равно, как его зовут и зовут ли вообще. И снова потянулся к угощению.
- Он откликается на Каса-каса, - возвестил из-за кустов еще один голос, низкий и глухой; в нем звучало чавканье мокрой земли под ногами.
Его обладатель не спешил выходить, наверное, стеснялся.
- Каса-каса, - согласился неизвестный зверек.
- Этого тануки я помню, - разговорился второй, - он бегал здесь маленьким, когда еще махал крысиным хвостиком вместо того, что носит сейчас. И всегда совал свой нос куда не следует. Но что забыл здесь ты, монах?
Второй сухарик оставили на плоском камне, Онивака сел удобнее, провел широкой ладонью с толстыми длинными пальцами по волосам. Веселое румяное лицо монаха сейчас больше напоминало луну, чем само ночное светило, что устыдилось сравнения и спряталось, чтобы переждать день. Не красотой или светом – округлостью.
- Никогда еще не бегал от хорошей драки, - сообщил Онивака. – А кое-кто...
Дынька спрятал нос в кулак.
- ...обещал мне ее. Очень скоро.
Он не договорил, лишь удивленно – и приглушенно – засипел, когда серая тряпка замотала ему лицо, сдавила шею. Сражение было неравным, и вскоре тануки молотил по воздуху передними лапами и свирепо клацал зубами, стараясь ухватить за край полупрозрачную тень, струйкой дыма утекающую сквозь ветки. Он бы кубарем скатился вниз по склону, не ухвати его Онивака за хвост. Второй рукой монах держался за горло, стараясь вдохнуть хоть немного воздуха.
- Ваш приятель? – спросил он, прокашлявшись.
- Приятель?! – возмутился Каса-каса и запрыгал на ветке со второй порцией угощения в лапках.

(японское трио в сборе)

[SonGoku >>>]

- Это иттан-момен. Он всегда сам по себе, - пояснили из кустов. – Любит людей, обычно на ужин или пораньше с утра. Говорят, в прошлом месяце он задушил кого-то из крестьян, когда тот имел неосторожность пойти ночью через всю деревню. Без него здесь совсем было бы скучно: люди такие пугливые, старательно обходят наши места.
Вздох был похож на унылое бульканье болотных газов.
- Растерзаю!!! – горел жаждой мести тануки.
Его щелкнули по носу.
- Прибереги пыл до замка.
- А зачем он вам потребовался, замок? – вежливо поинтересовался стеснительный йокай из кустов.
Монах посмотрел на тануки, тануки посмотрел на монаха. Затем оба кивнули друг другу. Но короткого рассказа не получилось. Дынька, вначале стесняясь, затем все с большей охотой и жаром, в лицах (буквально) изобразил трагическую историю любви и подлого убийства, произошедшую в стенах Инуямы. Онивака больше поглядывал по сторонам, потирал шею, зато маленький оборотень старался так, будто хотел попасть в труппу столичных актеров. Он даже помнил, какую маску требуется надевать к какой роли. Окончив повествование, Дынька, отдуваясь и обмахиваясь маской, которая у всех на глазах потихоньку превращалась в зеленый лист, повалился в траву. Во время импровизированного спектакля Каса-каса скакал по веткам, издавая неразборчивые, но восхищенные звуки. Теперь он спустился вниз и даже сунул Дыньке подарок: щедро оставленную половинку сухарика. Из кустов высунулся коричневато-черный нос, похожий на вывалянный в грязи рисовый колобок, а среди веток блестели три любопытных глаза.

(мы втроем, отразившие нападение лазутчика Сай)

[Далара >>>]

- Благородному делу следует всячески помогать, - воодушевленно проговорил их обладатель. – Возьмете меня с собой?
Тануки утвердительно чавкнул. Монах – как положено быть монаху – быть настроен скептически.
- Вот так просто? – спросил он. – Задаром?
Задумчивый шорох листьев.
- Слякоть устроить могу такую, что в ней потонут люди, а то и постройки. Еще... еще могу завывать – очень страшно.
Онивака отмахнулся от Дыньки, который вцепился обеими передними лапами в край поношенной монашеской одежды и тряс так, будто вознамерился разорвать на лоскуты ее, раз не удалось расправиться с иттан-момен.
- Что потребуешь взамен? – спросил он.
- Мое поле! – взвыл демон в кусте так, словно решил немедленно доказать свою силу. – Пусть подлые люди отдадут мое рисовое поле!
Тануки отпустил монаха и зажал уши, Онивака сморщился, оценив мощь зычного голоса. Посмотрел на толстячка-хэнге:
- Тебе решать.
- Мне? – растерялся Дынька.

(и теперь втроем же решаем важный вопрос)

[Bishop >>>]

Все присутствующие уставились на него и кивнули.
- А... тебе любое поле подойдет или только твое?
- Большое, - любовно заворковали в ответ. – Хорошее поле. Любое. Уж я за ним присмотрю.
Некто, похожий на земляную кучу с трехпалыми руками-корешками вылез из приглянувшегося ему куста, оставляя за собой потеки грязи. Единственный глаз торчал посреди лба. Два других оказались и не глазами вовсе, просто блестящими отшлифованными речной водой камешками.. Дынька с перепугу попытался вторично свалиться с уступа и опять был схвачен Онивакой – на этот раз шкирку.
- Это же дора-то-бо! – хохотнул монах-ямабуси. – С каких пор ты боишься испачкаться по пузо в грязи? Или разлюбил есть улиток?
Тануки на всякий случай огрызнулся, но пребывал он в человеческом облике, и оскаленные зубы вызывали скорее веселье, чем ужас.
- Хорошо, старик, подберем тебе поле! – вынес окончательное решение Онивака, посмотрел на притихшего Касу-Касу. – Ну, а твой приятель тоже пойдет?
Грязнуля не успел ответить. Мохнатый зверек оживился, прошмыгнул мимо него на низкую ветку и оттуда выпалил:
- Пойдет!

(minna)

[Genazi >>>]

Замок

- Значит…Не получилось, - голос Дзенчи-дзенно был спокоен и где-то даже миролюбив. Ни нотки фальши, ни дрожи в тихой речи. Слабая улыбка теплилась на бледном и худом лице, пальцы его нежились в темно-красной вазочке, до краев наполненной золотым песком. Мелкие, солнечно-оранжевые пылинки покрывали руку мерцающей и тонкой перчаткой.
- Значит… Не получи-и-илось? – голос Дзенчи-дзенно был мурлыкающе-нежен, и где-то даже радостен. Ни нотки раздражения и ярости. Алые глаза щурились, пристально разглядывая шелковую тряпицу на полу, тихо шелестящую что-то им одним известное.
- Значит… Не получилос-с-с-сь… - голос Дзенчи-дзенно был подобен шипению встревоженной змеи, и где-то даже чуть испуган. Ни нотки былой нежности и радости. Лицо его превратилось в маску – и маска эта была сделана плохим мастером.
- Значит… НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ?!! – голос Дзенчи-дзенно был подобен рыку льва, и где-то даже чуть истеричен. Ни нотки спокойствия и миролюбивости. Пальцы его сжались в кулак, собирая в горсть золотой песок, что тут же вспыхнул ярко-красными искрами.
Вздохнул тяжко и замолчал демон. Молчание его было долгим – взгляд помутнел, дыхание наполнилось хрипами. Прикрыв глаза, он промолвил тихо:
- До сей поры мне неизвестно: умеют ли тени страдать? И это досадный пробел в моих мыслях. Очень досадный. Очень.
Так и сидел Дзенчи-дзенно – глаза его были закрыты, отрешенная улыбка змеилась на белом лице.
- Страдай, тень. А я посмотрю.
Порыв неизвестно откуда взявшегося ветра. Лунный свет окрасил в голубой песчинки золота, что разлетелись по комнате мерцающим облаком. Каждая из них, падая на пол, с тихим шипением вспыхивала ярко-красным огоньком, и вспыхивая – тут же погасала.
Вскоре в комнате было слышен только шелест пепла.
- Мгновение было коротким. А я так и не узнал…

Сообщение отредактировал Genazi - 16-12-2008, 17:24

[Далара >>>]

В деревянную раму перегородки-фусума поскреблись с наружной стороны. На тонкой дорогой бумаге меж роскошных цветов пастельных тонов скорчилась густая тень, слишком резкая в сравнении с рисунком. Человеческие очертания искажал фонарь, что стоял сбоку от пришедшего. Мужской голос с определенным трепетом, какой порождает сдерживаемый в узде и привычный почти до обыденности страх, испросил разрешения нарушить уединение.
- Ты можешь войти, - без интонаций прошелестел Дзенчи-дзенно, внимательно изучая стены своей комнаты, и с неудовольствием отмечая про себя убогость обстановки.
И уже готовый взъярится на тех неумех, коим даровал честь обустроить его святая святых, он вдруг вспомнил, что именно по его указаниям, комната была приведена в такой вид. А поскольку ярится на себя было бы немного неумно…
- Что ты мешкаешь!? Я же сказал – войти можешь!
Створка медленно и почтительно отворилась. От притока воздуха колыхнулось пламя в открытых светильниках, и тени скакнули в углах. Журавль на ширме, казалось, приготовился сорваться в небо. Невысокий коренастый стражник, не разгибая головы, шагнул внутрь, развернулся и закрыл перегородку за собой. Сделал два шага вглубь комнаты и отпустился на колени. На колдуна он не смотрел, устремив взгляд в стык циновок.
- Этой ночью мне выпала честь охранять ваши покои, господин.
Уголки тонких и бледных губ поползли вверх – скривились в недоброй усмешке.
- В глаза гляди. Или ты замыслил худое против своего господина? Хочешь что-то скрыть от меня, а? Неужели ты пришел сюда ради такой малости? Ответь мне, - Вкрадчиво молвил юноша, внимательным взглядом смерив стража. – Что ты утаиваешь от меня?
Тот попытался переместиться назад, не сделав ни единого движения.
- Не смею оскорбить господина, глядя ему в лицо.
По правде сказать, то была лишь половина правды. Вторая состояла в том, что стражник опасался лишиться души, встретившись с колдуном взглядом.
- Господин велел сообщать ему о каждом, кто будет охранять его покой. Но старший каро не успел сегодня добраться до замка, и во исполнение приказа я докладываю о себе сам.
Амулет из главного святилища в родной деревне давал надежду воину на защиту ками, если вдруг он слишком прогневит Дзенчи-дзенно.
- Старший каро не успел?.. - колдун удивленно моргнул, - Значит, "не успел", говоришь... Ни разу не было такого, на моей памяти, страж. Ни разу.
На самом деле Дзенчи лгал - такие мелочи быстро стирались из его памяти, и даже если бы каро точно так же опоздал вчера, ответ юноши не изменился бы.
- И вдруг, представляешь, вдруг! Он, каро, таинственно "не успевает". А ты отказываешься смотреть мне в глаза. Ответь мне, страж, в чем связь здесь?
Тот упал духом, поняв, что отвертеться не удастся. И с чего это молодой властитель вбил себе в голову, что надо смотреть ему в глаза?.. С отчаянием почти наверняка обреченного на страшные муки человека буси поднял голову. Дернулся, едва его с колдуном взгляды встретились, но заставил себя не смотреть в сторону.
- Здесь нет связи, господин.

(& Genazi)

[Genazi >>>]

Много слухов ходило о страшных глазах Дзенчи-дзенно – некоторые говорили, что они вытягивают душу, некоторые утверждали, что один только взгляд этого жуткого человека, превращает несчастную жертву в безвольную куклу. Что здесь правда, а что – ложь? Неведомо.
- Глупец! – Воскликнул юноша недовольно. – Связь есть везде – даже там, где ты её не видишь.
Сказав это, хозяин замка выдержал короткую паузу, а затем, свистящим шепотом продолжил:
- Или видишь, но не хочешь в этом признаться…
- Я не нахожу никакой связи, господин. Мне не дано постичь ваших мудрых мыслей. Позвольте глупому стражнику удалиться исполнять его приземленные обязанности, - последние слова он чуть не выкрикнул, так хотелось ему убраться подальше от внушающей болезненный трепет комнаты и ее хозяина.
Он еще в детстве понял, что быть крестьянином, жить в деревне не по нему. Оружие – вот его призвание. И когда пришел в замок Инуяма, его встретили здесь не то чтобы радушно, но и не гнали. Испытали и поставили на службу, обучили. А потом хозяином замка стал этот маль... – а вдруг мысли читает?! – этот молодой господин. И с тех пор никому здесь не жилось спокойно.
Дзенчи внезапно расхохотался, ибо, для того чтобы понять мысли стража, никакой магии не требовалось – лицо его выражало все мысли гораздо яснее и четче, нежели глаза. Не нужно быть магом тому, кто хорошо читает лица.
Отсмеявшись, он промолвил:
- Ну что же, иди. Иди-иди, в тебе нет нужды более - Йокай ласково улыбнулся мужчине, на миг, превратившись в обычного, правда, очень бледного мальчонку. Но только на миг – через мгновение на лице его вновь появилась презрительно-подозрительная гримаска.
- Благодарю, - больше не нашлось слов для него у средних лет бывшего крестьянина.
Он вылетел наружу с такой поспешностью, что чуть не перевернул им же оставленный фонарь. Мысли скакали что лошади весной по полю: да что его охранять, колдуна, к такому никто в здравом уме сам не сунется! И к замку за целый ри не подойдет! А если и подойдет, так через двор не просочится, разве что по воздуху прилетит...
Стражник нашарил в рукаве амулет и покрепче сжал его потной ладонью. С трудом верилось, что Дзенчи-дзенно ни с того ни с сего повелел каро выставить охрану на галерее вокруг его покоев именно сегодня. Никогда ведь раньше не патрулировали там, чтобы не мешать господину заниматься его тайными делами.

(и Далара)

[SonGoku >>>]

На горе напротив замка Инуяма

Такого трезвона давно не было слышно в маленьком храме, прилепившемся на склоне горы. Местечко тут было спокойное, тихое, все передряги и беды текли стороной, не затрагивая небольшую обитель. Даже в самые бурные годы, когда замок, который хорошо было видно отсюда, его главная башня высоко поднималась над деревьями на соседней горе, переходил из рук в руки, подношений хватало, чтобы содержать тут все в полном порядке. Ну а крышу всегда можно было починить самому.
Чем местный служитель и занимался весь день, потому и прилег спать пораньше. Потому и выскочил, протирая заспанные глаза, когда посреди ночи раздалось такое «динь-дон», что проснулись бы не только ками (для обращения на себя внимания которых и предназначался бубенчик над алтарем), но и вся округа. Спросонья ему показалось, что толстая, разлохмаченная веревка раскачивается сама собой. Монашек еще раз протер глаза, но никто не появился, а колокольчик продолжал заливаться надтреснутым дребезгом. Порой кто-то вторил ему в кустах и хихикал.
- Н-н-наму амида б-б-буцу...
- А поможет? – спросили из темноты.
Монах вспомнил, что не должен бояться порождений ночи и тьмы, и повторил молитву еще несколько раз. Веревка продолжала раскачиваться, колокольчик звенеть, а из-за алтаря вышел тот, кто был пострашнее всех демонов вместе взятых. Ямабуси добродушно посмотрел на монашка, монашек запаниковал. Второй луной разгорелся на ветке круглый желтый фонарь-гифу, и при его неровном свете стало видно, что веревка болтается не сама по себе, кто-то маленький, толстенький и очень усердный раскачивается на ней, превращая ночь в тарарам.

Сообщение отредактировал SonGoku - 8-10-2009, 16:53

[SonGoku >>>]

Киото

Погоня настигла беглецов у переправы, они успели преодолеть лишь пятый камень. Мальчишка постарше вертелся легендарным вьюном в ручье у деревни Катано, стараясь одновременно освободиться и не упасть в стремительный поток Камо. Еще он возмущенно оглашал громкими воплями оба берега к большой потехе случайных прохожих и двух самураев, до того обсуждавших между собой несомненные достоинства новой девушки из окийя госпожи Хираи и слухи о недавно появившемся в столице - и уже проявившем себя на празднике во время шествия - чужаке. Второй мальчишка, помладше, которого слуга держал под мышкой, свисал с достоинством придворного и молчал. Только методично колотил пяткой по колену своего пленителя.
Старшему мальчонке, тощему, как угорь, удалось все-таки вывернуться из рук крепкого мужчины, оставив на память укус на одной руке и обрывок тряпки в другой. С водой получилось хуже – одна нога соскользнула в ледяные струи, а следом и вторая. Мелкий вцепился в плоский шершавый камень, словно перепуганный котенок в дерево, заскреб ногтями. Пальцами ноги кое-как нащупал плиты, которые здесь положили в незапамятные времена для укрепления дна. И завопил: плита стояла ребром, открывая узкую еще более холодную пропасть, до дна которой было не достать. А может и не было у нее никакого дна. Где-то в районе пупка стало вдруг обжигающе горячо, а перед глазами стояли водоросли – темные, густые, словно волосы. Мягкие...
Крики с берега и даже те, которые раздавались совсем рядом, вдруг куда-то отодвинулись, и совсем уж приглушенно, как будто из другой жизни, прозвучало: «Онодэра-саа-ан!» Удивленно-недоуменный зов младшего из двух самураев, когда старший, на бегу вытаскивая мечи и швыряя их в сторону, ринулся вниз по склону, разнесся над рекой и ближайшими кварталами.

(тройственный союз)

[Далара >>>]

В воду рядом с пускающим пузыри мальчишкой свалилось что-то тяжелое. Тот, не открывая плотно зажмуренных глаз, инстинктивно вцепился в то, что его коснулось, почувствовал под руками мягкие складки ткани и судорожно полез вверх. Вода обнимала по-женски мягко и настойчиво, не хотела отпускать, а сквозь ужас перед неизвестной пропастью между плитами начало пробиваться отстраненное, как будто чужое, любопытство. Мальчишку вытолкнули наверх, на нагретые солнцем камни, и кажется, собрались тонуть вместо него, потому что ледяные струи Камо требовали себе жертву. Куда там. Долговязый спутник нежданного спасителя примчался следом за ним, точно так же бросив мечи по дороге. Только нырять он не собирался. Бесцеремонно растолкал слуг, один из которых все еще держал на руках упитанного паренька, и встав на одно колено, ухватил старшего товарища за одежду. Дернул изо всех сил.
- Онодэра-са-ан, хватайтеся! – заорал он, безбожно коверкая слова и протягивая вторую руку.
Его товарищ не стал заставлять упрашивать себя слишком долго. Он вообще не стал заставлять упрашивать, а сжал на запястье долговязого приятеля пальцы и, борясь с течением, вылез на берег, отфыркиваясь и плюясь, будто тигр некрупных размеров, которого против воли окунули в воду. Пару эти самураи составляли более чем забавную, только горожане и не подумали смеяться.
- А ну стой! – мокрый с головы до ног спаситель ухватил паренька, который решил под шумок дать деру, за штаны. – Ты откуда здесь взялся?
- Он со мной, - проинформировал второй мальчишка, теперь уже восседавший на руках у слуги что император Антоку.
- А ты сам что здесь забыл? – немедленно вопросил младший из самураев, обладатель жуткого акцента и лица, напоминавшего обезьянью мордочку.

(трио)

[Bishop >>>]

Второй слуга, кланяясь и постоянно извиняясь, пояснил, что наследник Секишусая из Нары опять сбежал из дома, но это совсем не стоит внимания таких доблестных воинов, как...
- Мой дом на том берегу, - упитанный круглощекий мальчишка указал куда-то вдаль. – И оттуда я не сбегал. И поставьте меня на землю.
Его полуутонувший приятель собрался что-то сказать, но передумал и плюхнулся на нагретый солнцем камень, рассудив, что держать за пояс не будут, если он покажет, что никуда не убегает (да и не убежишь далеко, если подгибаются ноги). Слуга, поколебавшись, опустил свою одетую нарядно, несмотря на парочку новоприобретенных прорех и прицепившийся репей, ношу. Второй украдкой все еще потирал укушенную руку, взгляд его, в противоречие скромному поведению, обещал кару наглому мальцу.
Младший из самураев, очевидно выходец из какой-то северной деревни, отнесся к ситуации скептически, а во взгляде его горело желание разобраться и восстановить справедливость.
- Он говорит, что его дом там, вы говорите, что он сбежал от вас. Вы что, держали его против воли?
Ухмылка на круглой мордочке «беглеца» злокозненностью начинала напоминать улыбку не очень крупного, но крайне активного йокая.
- Я из Фудзивара, - гордо заявил малец и выпрямился, из-под презрительно полуопущенных век разглядывая взрослых. – И я не собираюсь жить...
Тут ему то ли отказало воображение, то ли малыш вовремя прикусил язык, сообразив, что сейчас не самый благоприятный момент, чтобы высказывать свое мнение о «всяком там сброде».
- ...на неправильном берегу, - победно завершил он свою тираду, слегка подпорченную паузой.

(sanbiki desu)

[Далара >>>]

В замке Инуяма

Воздух снаружи был благостно свежим после наполненной тяжелыми ароматами (или так только показалось?) комнаты колдуна. Закатное солнце рдело над кромкой западных гор, словно кто-то макнул кисть с алой краской в воду. Стражник Мурахата постоял, глядя на отражение в медленно текущей реке, и принялся за исполнение своих обязанностей. Главное, думал он, больше не надо показываться на глаза колдуну. Вот же ведь не повезло им всем с ним... И тут же зажал себе рот и на всякий случай зажмурился. Что будет, если колдун подслушивает!..
Южная галерея была спокойна, внизу мирно шуршали под ветром деревья и стражники отзывались на приветствие, коротко взмахивали руками. Он свернул за угол. На восток, куда видит глаз, уходила равнина с редкими горами, лишь на горизонте вздымалась многоярусная гряда, которая наверху сливалась с небом. Но сейчас ее видно не было, темновато. Мурахата аккуратно поставил фонарь на поскрипывающие под его весом доски пола и перегнулся через перила. Внизу медленно светляками ползали другие фонари.
- Эй! – позвал он дозорных внизу. – Все в порядке?
- Все хорошо, - донесся ответ.
Люди. Было важно услышать именно человеческий голос, потому что в темноте непрошенными гостями стали подкрадываться мысли о мире, соседствующем с человеком, и порой враждебном ему. Мире йюреи, йокаев и прочих демонов, которых, конечно, иногда можно задобрить дарами, но иногда ведь и нет. Средних лет стражник помотал головой, поднял фонарь и отправился дальше вокруг галереи. И жалел мельком, что нет с собой ничего для подношений.
На всей восточной стороне не было ни души. С северной стороны открывался вид на узкую с этакой-то высоты (замок и сам был высокий, так еще и стоял на возвышении) реку. Мурахата ласково погладил хмурую звериную морду на углу крыши, не столько из дружелюбия, сколько из нежелания иметь раздор хоть с кем-либо из демонов. Черепица еще хранила дневное тепло. Заглянул вниз, но в быстро сгущающейся темноте сумел разглядеть лишь ветки деревьев. И освещенные окна на первом этаже. И густую струю дыма, вылетающую оттуда... минутку, то был не дым! Стражник перегнулся еще сильнее, рискуя свалиться через нагретые за день солнцем перила. Кусок полотна, летящий сам по себе! Словно скользкий угорь в воде. Показалось, у него даже есть глаза. Мурахата поспешно спрятался за балюстрадой, не желая, чтобы его заметили, а когда решился выглянуть, увидел тонкую извивающуюся змейку, устремившуюся к противоположному берегу реки.
Кто знает демонов лучше, чем колдун, будь он хоть самый страшный в округе?
- Господин! – стражник ворвался в комнату, которую не так давно с ужасом покинул. – Демон вылетел из замка!
Быть может, если бы разум бравого стражника обладал хоть частичкой благоразумия, он бы не стал прятаться от огонька в горящем доме. И, вполне возможно, если бы он хоть на минуту задумался и произвел бы нехитрые подсчеты, минусы принятого им решения стали бы очевидны. Быть может, если бы…

(это мы вместе с Дженази сварганили)

[Genazi >>>]

(продолжение - маде бай Далара и Джен)

В тот миг, когда Мурахата вломился в комнату, Дзенчи-Дзенно предавался блаженному ничегонеделанию – пожалуй, один из наиболее скучных способов времяпровождения. Впрочем, равно как и один из наиболее затягивающих, губительных для тех, кто ему предается – будь то колдун, йокай, человек… Да кто угодно.
Тем не менее, нельзя сказать, что альтернатива в виде запыхавшегося и кричащего о демоне стражника, больше пришлась ему по душе. Скорее уж наоборот.
- Ты думаешь, этого достаточно, чтобы вот так врываться в покои господина, не выказав ему и доли уважения, которого он заслуживает? – Вкрадчиво промолвил йокай.
Стражник громко бухнулся на колени в поклоне, едва не стукнувшись лбом о начищенные до блеска доски.
- Господин, прошу простить меня! Но этот демон... И огни... Там не должно быть ничего такого, но они там есть! Может быть, там много демонов... Господин должен защитить нас!
- Должен? - В голосе Дзенчи появились странные нотки. Нечто среднее между отрешенной задумчивостью и удивлением. Настроение его, голос, мимика - все менялось так быстро, что и не понять, один ли человек пред тобой или же...
- Пожалуй и должен. Возможно и должен. Только ответь мне, мой... Подданый...
Юноша наконец опомнился, и лицо его вновь приняло раздраженное выражение.
- Ответь мне, прежде чем я разберусь с этими "демонами", которые вполне могли оказаться бреднями твоего разума, иллюзией для пьяных глаз... Даже если так, имеешь ли ты право, указывать, давать советы и замечания тому, кого ты назвал своим господином? Смей просить, смей даже жаловаться... Но что-то требовать и указывать мне - слишком дорогая для тебя привилегия. Будь готов, в один прекрасный момент, заплатить за эту дерзость своим языком или... головой.
Вконец растерянный Мурахата громко икнул и попятился со всей, скоростью, которую позволяло передвижение на четвереньках. Где-то на задворках его мозга промелькнула искорка радости, что стражникам положены не хакама, а узкие штаны, в которых не запутаешься. Но бывший крестьянин совершил большую ошибку, позабыв оглядываться и проверять, что у него за спиной. Подставка с письменными принадлежностями опрокинулась с хрустом, кисти рассыпались, а на досках быстро растекалось блестящее черное пятно.
Когда за грохотом наконец стала слышна тишина, Дзенчи наконец удостоил своего слугу совершенно спокойным и равнодушным взглядом. И лишь только очень внимательный человек (если бы такой отыскался в комнате) мог бы подметить, что правое веко юноши чуть подергивается.
- Иногда мне кажется, что ты просто не желаешь оставлять мне выбора, так? Ну что же, ты можешь радоваться, ведь цель благополучно достигнута.
В глазах хозяина замка зажглись недобрые огоньки. Спокойное, словно выточенное из мрамора, лицо его хранило чуть усталое выражение.
- До сих пор ты приносил мне только раздражение и недовольство. Приготовься же скрасить свое существование хоть какой-то пользой для меня.
Мурахата выставил руки ладонями вперед, как будто такая скромная защита могла помочь против колдуна. Из-за пазухи, словно сбежал, вывалился мешочек с вышитыми на нем охранными иероглифами и табличкой внутри, начал медленно тонуть в черной луже. Стражник неестественно замер и стал уменьшаться в размерах. Тело его сузилось, голова же наоборот расширилась. Вместо двух ног стала одна. На полупрозрачном колпаке открылся единственный глаз. Удивительная лампа неуклюже скакнула с места на место и... с диким визгом умчалась за перегородку на внешнюю галерею, не озаботившись открытием и закрытием. Посреди тонкого рисунка на бумаге осталась рваная дыра, в которую тут же заглянул любопытный ветер с реки.

Сообщение отредактировал Genazi - 17-01-2009, 21:39

[Далара >>>]

Бывший стражник, а ныне дырявая и сильно поношенная лампа, не сразу сообразил, что перемещаться можно не только неуклюжими скачками (хоть после некоторой тренировки они начали выходить не так уж плохо, порой даже изящно), но и плыть по воздуху. Он бы и не сообразил, погруженный в мысленные рыдания о своей горькой участи, но ему подсказали бывшие сослуживцы.
- Эй, кто там идет? – заорал один из них.
- Дурак! – зажал ему рот ладонью второй. – Это же бакэ-чочин. Не видишь, что ли, лампа плывет сама по себе и светится без огня!
- Нныхэры, - ответил ему первый сквозь ладонь.
- Точно, бежим, - согласился второй.
- Куда же вы? – провыла им вслед лампа. – Это же я, Мурахата!
И только когда стрелы, выпущенные очередными стражниками, чуть не продырявили и без того рваную бумагу, несчастный обакэ понял, что здесь ему не помогут. Разве что отправиться на тот свет.
Так и получилось, что Мурахата медленно летел вдоль берега, проклиная колдуна, даймё, который позволил Дзенчи-Дзенно жить в замке, собственных товарищей и несправедливость мира. Он еще не до конца освоил тонкости полета, поэтому то и дело приходилось делать перерыв в горестном вое, чтобы увернуться от стволов, веток и не свалиться на землю. Или не окунуться в реку.