"Мансарда", побеседуем о том, что пишем.

Все вопросы в эту тему или в PM.

Внешняя лестница, перила которой в весеннее и летнее время украшают цветы, в осеннее – гирлянды рыжих листьев, в зимнее – еловые ветви, ведет к последнему этажу небольшого дома, который находится на Улице Творцов. За стеклом зеленой двери висит табличка: «Кафе «Мансарда». Открываешь дверь – и видишь зал, похожий на сбывшуюся сказку: удобные стулья, диваны вдоль стен, деревянные столы, над которыми мягко и ненавязчиво светятся зеленые фонари.

Виртуальное кафе «Мансарда» - место для беседы о Вашем и чужом литературном творчестве.

Чтобы принять участие, Вам следует:
1) Оставить заявку, отправив PM Кысь и Соуль с текстом работы или ссылкой на неё (если она находится на одном из ресурсов prikl.ru) а также с пожеланиями об оформлении текста и о соблюдении Вашей анонимности. Тема и форма произведений любая. Объем до 30 000 символов. Не более одной работы от одного автора на один вечер.
2) Обратится в PM к Darkness и Соуль с предложением рассмотреть чужое понравившееся произведение из тем: Сквер Художников, Сквер Поэтов, Парк для писателей, Фотография, Осторожно, креатив!, Сад Камней, а так же из архивов официальных конкурсов и архивов неофициальных конкурсов.
3) Придти на обсуждение.

Встречи проходят в 2 этапа:
1. Подача работ (не более пяти для одного вечера).
2. Обсуждение работ (от десяти дней до двух с половиной недель).

Принимая участие, Вы обязуетесь соблюдать следующие правила:
1. Каждый подавший заявку обязан прочитать работы остальных участников в рамках одного вечера и написать о них мнение. В противном случае подавший заявку лишается доступа как автор, пока не примет участие на одном любом вечере в качестве посетителя.
2. Придерживаться корректных рамок поведения и не переходить на личности.

Если Вы полагаете, что вас оскорбили:
1. Убедитесь, что Вы действительно оскорблены и оскорбитель именно этого добивался.
2. Составьте цитатник фраз, которые вас оскорбили и аргументировано поясните, в чем именно состоит обида.
3. Подайте жалобу одному из модераторов раздела.
а) Рассмотрение жалобы модераторами и администраторами форума.
б) Допрос провинившегося критика.
с) Вынесение решения.

С уважением, персонал кафе «Мансарда»
(Ри, Соуль, Кысь, Даркнесс.)

PS мы только рады, если в обсуждении принимают участие не только авторы.

Примечания:
1) Автор, если не желает выкладывать работу под своим именем, может использовать псевдоним, как регулярно, так и единожды.
2) Анонимный автор может отправить свою рецензию через персонал кафе, как и остальные сообщения в обсуждении.

А это наши постоянные посетители.

© Аншерра aka Переплетчица (с позволения автора)

Сообщение отредактировал Соуль - 3-08-2011, 15:01

Присоединённые файлы
 the_maintenance____11.04.2009.txt ( 3.77кб ) Кол-во скачиваний: 1117

Хигф

Соглашаюсь. Миниатюра написана хорошо. С темой соглашаюсь. С выводами тоже. Как-то иначе прокомментировать - сложно, поскольку ...пейзаж ведь.


Соуль
Хорошо. / И даже знакомо./
Из этого можно сделать хороший модуль или прекрасный рассказ.
"Из этого" - следует читать "прекрасной миниатюрки"


Genazi

Каждый мастер боевых искуств проходит три стадии.
Первая - он изучает простые движения.
Вторая - его техника всё усложняется и усложняется. Приемы становятся всё фантастичнее и фантастичнее.
Третья - он понимает, что всё это наносное. Не рабочее. Пыль в глаза. И возвращается к простой техники.

Хигф...
Что сказать? Разве что ответить на критику и заметить, что у Соуль та же идея воплощена красивее. И - да, это именно зарисовка. Зарисовка настроения.

Рюдо
Мне кажется, не слишком характерная для тебя вещь. Возможно, потому, что более оптимистическая, что ли? Или я ошибаюсь? Видеть забавно и приятно, и даже форма, ИМХО, неплоха.

Genazi
Затрудняюсь сказать, что это. Рассказ? Сюжета нет... То ли зарисовка, то ли эссе. Написано вроде и неплохо, но не очень понятно, для чего. Точнее, как раз понятно, а сложнее понять, почему выставлено в Мансарду.
- Дорогой Дженази, - перейдя на ты, - ты уверен, что хочешь услышать отзыв на это? Разбор?

Соуль
Красивая вещь. В общем-то, о том же, что писал и я, только с другим антуражем и более иносказательно. Хорошая вещь!

Лис поднялся на передних лапах, встряхнулся, смахивая с полинялой к зиме белой шерстки снежинки. Неторопливо подошел к высокой круглой табуретке рядом со стойкой, запрыгнул, обернулся хвостом, устроившись. Хотелось высказаться.

Higf
Честно скажу, не уверен, оставило ли бы что-нибудь, если бы Не.
«Не» выразилось в том, что я… да, я это пережил, первого января сего года.. Именно это. Сказку, изогнутую переброшенными над мостовой змейками огней. Праздничный свет в каналах и зеркало Невы. Да-да, это все правда, могу заявить авторитетно!! Посему и киваю, каждому-каждому слову. Возможно, я неправ, и это не отзыв, а ерунда какая-то. Только все равно – спасибо. За чудесную миниатюру.

Рюдо

Как-то режет льдиной по венам, и безнадегу к горлу приставляет… Извини. Не празднично. Более чем грустно. Веры нет. Почему? Тоже киваю каждому слову, но без улыбки, с трудом, сам себе не верю, что киваю.
*вот они, Грани Реального, - мелькнуло в голове*
Размер и правда не твой, поэтому несколько непривычно, зато содержание успокаивает- это все-таки Рюдо.
Мнение? Двоякое. Больше к «нет», так как .. нет, не знаю. Для подобной идеи оно должно быть посильнее.. я немного разочарован. Извини.

Соуль

Закончено, кругло. Осязаемо. Хорошо.
Взрослые и правда не верят, на то они и взрослые. Хотел бы я знать, кто они, фави?.. и правда, что звезды днем сияют ярче?
Девочка Ита.. она сама себя так назвала? Или это фави?

Очень приятная вещь. Зарисовка? Я бы назвал рассказом. Который можно развить, а можно оставить и так. Мне нравится.

Genazi

*Лис сморщился, топорща усы, будто собирался чихнуть*

И правда, присоединюсь к словам мессира higf`а. Зачем было выкладывать в Мансарду? Праздника нет. Новогода нет, даже рождества. Нет, не нравится.
Просто не нравится, изивните.

Зверь уважительно поклонился присутствующим, важно спрыгнул, сделал два шага. И удрал на шкаф.

Сообщение отредактировал Сигрид - 3-01-2008, 17:26

"Дыши со мной...
Отражая тени, мы танцуем под водой.
Дыши со мной...
Может быть когда-то мы увидемся с тобой"

Все то время, когда все что-то говорили, морщили губы, размышляли о техниках боевых исскуств, топорщили усы и даже прыгали по шкафам, Джен, прикрыв глаза, слабо шевелил губами. Затем, когда песня вдруг окончилась, он еще несколько минут посидел, словно в трансе и...вытащил из ушей наушники-таблетки, а затем выключил iPod.

- Что? О, простите, я не слушал... - юноша приподнял уголки губ в слабой улыбке. Затем хихикнул и поднял руки ладонями вверх.

- Шучу-шучу. Многоуважаемые...Многоуважаемая...Многоуважаемый...Сигрид, в общем. Я никого не хочу обижать, но подобные извинения мне совсем не нужны...как то...они фальшивые какие-то. Может быть потому, что извиняться то де факто и незачем. Это как в трамвае случайно на ногу кому-нибудь наступил, и извиняешься. О. Мало кто из нас при этом чувствует раскаяние.

Дженази слабо поморщился, словно вместо вина, ему подсунули уксус.

- Эээ...как бы...Милый...нет, не пойдет...дражайший...официоз...обожа...не правда...эээ...ладно...Хигф!

"О как!"

- Любой отзыв лучше молчания. Будь уверен, если меня ударить по лицу критикой, плакаться к кому-либо и жаловаться на Нехороших Администраторов я не побегу.

Что до несоответсвия теме...Да, несоответствует теме. Жалко-жалко, конечно, но что поделать.

Наконец, юноша повернулся к Рюдо.

- О. Эмм...Рю? Наверное лучше будет так. Не о том рассказ. Совсем не о том.

Густой хвойный аромат витал в воздухе и кружил голову. Сидеть за столиком решительно не хотелось. Прихватив бутылку шампанского, Вуззл отправилась бродить между столиками, периодически присаживаясь то за один, то за другой, чтобы побеседовать с авторами.

Higf
Да. Удивительно накладывается на настроение – настроение отшумевшего, затихшего, спрятавшегося, но не ушедшего праздника. Потому что сказка – это и правда состояние души. И… это произведение стало для меня самым новогодним из всех текстов сегодняшнего вечера. Потому что Новый Год – это тоже состояние души, и для каждого оно свое. Моему новогоднему состоянию Ваша зарисовка очень импонирует.
- Шампанского, сударь? – Вуззл многозначительно указала на бутыль зеленого стекла. – Можно на брудершафт!

Рюдо
Новогодняя сказка с бытовым уклоном? Интересно, но на любителя. Не вписывается в мой Новый Год, не подходит ни по настроению, ни по звучанию.
- А вот это, - Вуззл подняла бокал с искрящимся напитком, - в мой Новый Год вписывается!

Соуль
Печально, но очень светло и красиво. И волей неволей задумываешься, кто из них несчастнее – санитар, который не верит в звезды, или маленькая богиня Ита, которая может свои звезды потерять. И действительно ли те, кто пытается вытащить таких маленьких богинь и богов из их внутреннего мира, делают благое дело...
- Мадемуазель пьет шампанское? – за нарочитой веселостью тона легко скрыть грустные мысли. – Праздник все-таки… Ой, а можно мне блюдечко?
Не дожидаясь разрешения, Вуззл схватила блюдце, набулькала в него шампанского и унесла на шкаф.
-Эй, лисЬ! Вылезай! Праздновать будем!

Дженази
Соответствие темы оставляет желать… Ой, прости, это из другой оперы ;о)
Еще одна исповедь? Если верить тексту, ты заранее знаешь все, что тебе могут о ней сказать.
Вуззл ненадолго задумалась, какую из типовых реплик, приведенных в рассказе, выбрать в качестве отзыва, не нашла подходящей и принялась с трудом подбирать слова.
Итак. Искренне, да. Смело – как мне кажется. Автору нередко приходится в той или иной мере обнажать душу, но степень обнажения души на исповеди – она не для всякого…
- Но, скажи на милость, что ты пьешь?! – Вуззл возмущенно воззрилась на бокал в руке Дженази. – В Новый Год нужно пить игристое!

Сообщение отредактировал Woozzle - 4-01-2008, 21:44

Woozzle
- Спасибо! - наливает себе и даме шампанского. - На брудершафт! - Хигф поднял бокал и посмотрел на лиса. - Присоединяйся!

Genazi
Ведь действительно - предусмотрены все возможные реакции, и остается только выбрать один из штампов, правда? Вот меня и интересует - зачем. Могу сказать, что производит впечатления некоторого неуважения к читателям и критикам. Впрочем, к себе тоже. Такие мысли либо им подобные посещают почти каждого пишущего человека и что по поводу их ответить? Это из разряда вечных вопросов.
Грамматически не мешало бы выгладить, разбивка по абзацам иногда кажется произвольной. Сам язык неплох и соответствует содержанию.
Так вот...
Пить с нами будешь?

Дженази зевнул. Сладко-сладко, едва не вывихнув челюсть.
Затем потянулся, и положив ногу на ногу, сонно пробормотал:

- Эээ...Пить? Да нет...

Он улыбнулся и пригубил из бокала.

- Я просто не очень люблю шампанское. Оно - кокетка. Игристое, ненадежное... Нет. Мне больше нравится коньяк. Или пиво. Мессир Хигфе, ты, кстати, рискуешь получить по голове от органов милиции, ибо спаивание малолетних - есть тяжкий грех... Но я как всегда шучу.
Впрочем... Кому какое дело?

По твоему вопросу... Чего ты хотел? Все мои "праивзеденья" - результат от тридцати минут до двух-трех часов. На большее меня не хватает. Равно как и на вычитку.

Я НЕ хотел никого оскорблять. Правда. Просто... Ну это как бы реквием по оригинальности, знаете ли. В весьма фальшивом исполнении меня любимого, но это - мелочи.

- О, да Господь с тобой, Вуззл! Коль скоро это "обнажение души", то стриптиз вы ведь явно не заказывали, верно? Просто...Ну один раз я словил себя на мысли, что угадываю "рецензии" читателей. Человечек А., меня похвалит, даже если я напишу явную бяку, вследствие личной ко мне симпатии, человечек Б., скажет нехорошее слово, ибо считает что подобных мне, стоит вывешивать на позорном столбе вверх ногами, ну а человечек С., тоже чего-то скажет, но настолько прозрачное и незначительное, что его никто и слушать не будет. Цинично? Да, безусловно. Честно? Нет, конечно. А как тогда? Едко. Грустно. Обидно.

Сообщение отредактировал Genazi - 7-01-2008, 3:59

Хигф, а вот у меня не ассоциируешься ты и подобные зарисовки. Большой, взрослый, серьезный человек и совершенно общепушистое нечто... Я бы посоветовала немного пройти наждачной бумагой, но в целом - без замечаний. Маленькая волшебная миниатюра.
Идеи похожи. Сказка внутри. Но у тебя это просто улыбка, а у меня получилась улыбка сквозь слезы. Надеюсь.

Сигрид, фави - и есть звезды. Я хотела поиграть словами, но не уверена, насколько получилось. Ита - скорее самоназвание для Иры.

Woozzle *поднимает бокал* Благодарю.

Рюдо, это рассказ в миниатюре. Сюжетная линия закончена. )
Спасибо тебе за необычное стихотворение.

Дженази, попытка оригинальности... удалась, не удалась - может быть, если бы рассматривали в другом контексте выглядело бы по-другому. Но... не знаю.

Искренне.

Дверь приоткрылась впустив внутрь человека и клубы морозного воздуха, секунду вошедший стоял на пороге привыкая к полумраку зала, после учтиво поклонился, снял меховую куртку и перекинув ее через руку, направился к свободному столику. Если можно, стакан глинтвейна, - на ходу попросил он у бармена и устало опустился на стул.
Прошу меня извинить я редкий гость, дела, дела – смущенно пробормотал он. Обхватил обеими руками принесенный барменом бокал и с наслаждением вдохнув аромат, продолжил. Зимняя сказка тема благодатная и в то же время сложная. Трудно внести и придумать что-то новое и необычное, но сегодняшним авторам это удалось.

Хигф – красиво, словно карандашные наброски на тетрадных листках. Кто-то скажет что это не искусство, да и времени на работу наверняка ушло немного, но… В графических работах есть свое изящество, они словно осколки наших снов. В них есть что-то неуловимо родное и знакомое. От них веет домашним теплом и пусть их не повесить в золоченой раме на стену в гостиной. Зато их можно хранить в старой бумажной папке, в ящике письменного стола и всякий раз доставая их оттуда невольно улыбаться.

Рюдо – дружеский шарж? А кто сказал, что новый год именно в конфетти и хлопушках, с запахом мандаринов и хвои? Немного ироничный, с горчинкой, но все же светлый взгляд на праздник. Мне доводилось отмечать новый год по разному, в том числе и на маленькой кухне, с раскаленной до рубинового жара плитой печки каменки, с фырчащим металлическим чайником и запахом залитой кипятком душицы. Новый год у каждого свой. Без всяких бесполезных – буду краток! За последнюю фразу отдельное спасибо.

Соуль – Удар в сердце! Удар такой силы, что слезы из глаз. До стискивания кулаков и комка в горле. И только одна мысль – мало. Ужасно мало написано, я хочу больше! Я хочу увидеть свет в конце и знать, что она поправится или же раствориться в своем сказочном мире, но я хочу, чтоб у нее все было хорошо. Чтобы у этой маленькой феи с большим сердцем все было прекрасно.
Написано сказочно. Я всегда завидовал людям, умеющим в трех строках передать мысли и чувства человека, его видение мира и состояние души. Мой низкий поклон.

Genazi – затрудняюсь сказать что-либо, слишком сложно для меня. Технически, на мой непрофессиональный взгляд, все грамотно. Но я заплутал в словах. Возможно, я просто непривычен к такой прозе.
Суть я вроде понял, искания автора и нежелание его ломать персонаж в угоду обстоятельствам. Возможно даже перешагивание в чем-то через самого себя. Но эти вставки с названиями песен, они должны мне о чем-то говорить? А если я не знаю этих песен, никогда их не слышал? Возможно, это сбило мое восприятие рассказа.
Иногда же мне казалось что соль вовсе не м учениях автора над персонажем и искания внутри самого себя. В общем, заблудился я этом рассказе, вы уж меня простите.

I
qwerty

Аллея.

Не бойся стука в окно - это ко мне
Это северный ветер, мы у него в ладонях.

В этот раз ставня хлопнула так резко, что и я сам невольно вздрогнул. Облако снежинок ворвалось внутрь и медленно-медленно опало на потертый ковер, истекая капельками воды на жестком ворсе. Вокруг - километры снега и бесприютного ветра, ночь и слепые окна редких домов. Здесь тихо и пусто, и нет даже настоящего холода.
Думал ли я когда-нибудь, что вся моя жизнь закончится этим? Капли воды на ковре слились в темное пятно. Скоро он станет похож на болото, зачавкает от шагов, запахнет плесенью. Или замерзнет быстрее?.. Нет, я не мог знать. Сейчас уже прошлое кажется причудливым и нелепым танцем.
Я верил во многие вещи. Не помню, любил ли я что-нибудь?.. Думал, что любил. Функция тела состоит в том, чтобы желать близости, функция души - прощать ее как-бы-ни-сло-жились карты. Я всегда путался в этой игре. В моих снах часто мерещился мне творец, недоуменный и рефлексирующий, многие жизни потративший на то, чтобы понять сотворенное, но так и не сумевший найти эту ниточку. Очеловеченный, ослепленный, спутанный, невозможный творец.
И все-таки я считался человеком знающим. Я понимал правила толкования снов и то, какими словами стоит идти к нужной цели. Я читал того и другого, и даже третьего, хотя так и не стал с ним согласен. Человеческие проблемы приходили ко мне, подчас волоча за шкирку своих обладателей, покорно ложились на стол и позволяли мне обрезать отросшие концы симптомов. Гуманным считалось не мешать их жизни в ответ. Я построил себе прочное имя, но оно оказалось слишком тяжелым, чтобы носить с собой. Поэтому здесь "я" это просто "я".
Я встретил Клен в полупустом полуденном парке. Пронзительно-лимонные лучи проходили через зеленую мозаику листьев и вниз падали уже мешаниной ярких пятен, слишком контрастной для взгляда. От их движения начинала болеть голова, и я закрыл глаза. Островки тепла и прохлады бездумно разбрелись по коже, запах листьев, пыльцы и живой, словно пропитанной медом земли отдавался в темноте позади век счастливым кружением. Лавочка неслышно, но ощутимо подалась - кто-то сел рядом. Я еще немного не шевелился, но настроение уже было вспугнуто.
Мой сосед по скамейке оказался молодым человеком, худым, высоким и по-собачьи лохматым. Мужчиной или женщиной он мог быть с равным успехом. Блеклые, вымытые краски его волос, одежды и кожи не могло расцветить даже солнце, и оттого казалось, что в пятнах света он просто исчезал, становился белым. Сосед улыбнулся мне, и не думая отводить взгляда.
Я представился длинным привычным именем, похвалил погоду, даже сослался на возраст. Существо продолжало смотреть - благожелательно, неподвижно, молча. Я нервно рассмеялся и сказал еще об утренней спешке. Существо ответило улыбкой. Я пожал плечами, свел свои слова в ноль и продолжил смотреть на пятна. Существо положило мне на плечо худую блеклую руку.
- Хочешь, расскажу тебе что-нибудь интересное?
- Если будет на то ваше желание, - я оторопел от перехода на "ты".
- Мне все равно о чем говорить. И мне одиноко, Владислав захарович, - пожал плечами мой невозможный собеседник.
- Хорошо, молодой человек. О чем вы можете мне поведать? - на моем лице против воли возникла привычная благожелательная улыбка.
- О том, что я видел, - повторил свой недавний жест мой сосед. - Но это все слишком долго.
- В таком случае поинтересуюсь, где вы бывали. И... простите, как мне вас называть?
Существо закрутило головой, рассматривая парк так, словно искало свое имя написанным где-то поблизости. Потом снова повернулось ко мне.
- Клен. Я - Клен.
Я склонил голову, принимая странное именование. Собеседник мой покрутил в пальцах шнурки собственного жилета, потом продолжил.
- Я уже четыреста лет тут живу.
Мне ничего не оставалось, как молча покачать головой. Никогда не хотел бы бессмертия - каждый год берет от мира часть новизны. Вот и эта встреча обернулась банальностью.
- Простите, где именно вы живете?
- Тут, - Клен развел руками. - В мире.
- А раньше вы жили где?
- В... другом месте, - мой собеседник снова начал озираться вокруг, потом уточнил, - пусть будет Аллея.
- А где находится ваша Аллея? - разговор забавлял, но одновременно меня не оставляло чувство, что я развлекаюсь, пользуясь чужим несчастьем. Юноше нужна была помощь, и, что хуже, не моя помощь.
- За миром. И немного вокруг, - Клен подтянул ноги на лавочку и теперь обнимал колени, снова рассматривая меня. Его взгляд был живым и темным, даже почти ироничным. - Мы вас создали.
- Давно?
- Никто сам не помнит. Особенно игроки, - мой сосед задумался. - Понимаешь, я сам - тоже игрок. Просто что-то стало неправильно. Я все помню и не могу умереть.
Последняя фраза была сказана с настоящей грустью. Я невольно поверил - пытался, не раз.
- Если тебя не пускают, значит ты нужен, - неуверенно предположил я.
- Нет, - мальчишка (теперь легче было называть его так) рассмеялся и покачал головой. - Я вообще не могу. Даже если катком.
Увидев, что я не верю, Клен подскочил на ноги и почти потащил меня за руку прочь из парка.
- Пойдем, покажу.
- Нет, нет, я верю. Просто это... неожиданно, - меньше всего мне хотелось проверять, так что оставалось только довериться. По крайней мере, на время.
- В общем... теперь я тут живу, - Клен снова упал на скамейку. - Устал.
- Здесь не так плохо, - попытался я его утешить. - Можно путешествовать, осваивать новые профессии...
Клен посмотрел на меня, как на умалишенного. Потом грустно покачал головой и снова уложил подбородок на худые коленки.
- Чего бы ты хотел? Невозможного?
Я задумался. В детстве я мечтал о решительности, сильном теле и опасной профессии. Потом - доказать всем, что болезненные, но умные мальчики тоже достойны своей доли мира. Потом было множество целей, побольше и поменьше, но исполнение их уже раз навсегда не меняло курс моей жизни, только делало новый шаг.
- Стать чем-то похож на Горбовского, - предложил я, наконец.
Мальчишка сделал грустное, почти плаксивое лицо.
- Я тебе это подарю... Потом. Но сначала давай ты просто пару часов будешь мне верить?
- Тогда расскажи мне больше.
- О чем?
- Кто... Что такое эта Аллея? Что за игроки? Что не так?
- Ну... Очень многие из "мы" любят играть, - это явно было не той темой, о которой мальчишке больше всего хотелось рассказывать, но говорил он охотно. - Ну... Наверное это точно назвать "жить реальной жизнью". Чтобы вот так как вы. Ну и чтобы ничего никогда не бывало гладко, - смешок на секунду отметил ямочки на бледных щеках.
- Вы создали нас для этого?
- Ну... да. Вы уже были созданы, но в других целях. Но Там все закончилось, и тогда решили переделать для игр. Тогда у вас был... парк? Мы убрали границы и перестали отслеживать неправильности. Потом запускали изменения, потом часть убирали.. Над вами работали очень многие и никто не договаривался. Старались сделать непонят... нет, не так. Интересным. Вот что вышло. Очень много неправильностей, и уже давно никто не контролирует, - Клен вздохнул.
- И вы приходите сюда пожить? Как на экскурсию?
- Нет. Это было бы скучно. Мы рождаемся. Как вы. И тоже ничего не помним.
- А потом - вспоминаете?
- Уже после того как уйдем.
- А в.. ты, Клен?
- А я все помню, - мальчишка опустил голову резким, почти судорожным жестом. Мне скучно. И ничего не меняется.
- А почему тебе не привлечь внимание? Каким-нибудь знанием, или поступком?... - я снова начал предполагать, что это тощее создание просто позерствует.
- Ты не понимаешь, - мой сосед вздохнул и покачал головой. - Этого не может быть, чтобы я остался. Меня просто накроют как помеху.
- Вот так просто возьмут и накроют?
- Ну... это же мир. Тут ничего не понятно. А они будут думать что если меня накрыть я просто стану там а не здесь.
- А ты не станешь?
- Ну _я_ же здесь! Настоящий я - даже оболочка видит, - мальчишка с неприязнью покосился на собственные коленки. - Я не стану там. Не знаю почему, но точно знаю что нет.
- И что теперь?
Мой собеседник горько пожал плечами, и я почувствовал себя живодером.
- Зато у тебя есть время.
Мальчишка кивнул, но не ответил. Я призвал на помощь то, что считал еще богатым опытом, и попытал счастья еще раз.
- А Аллея? Расскажи про нее.
- Она красивая, - покачал головой Клен. - Очень. Нельзя сказать, но похоже на северное сияние. Или на перламутр. Но это не свет, а...
Мой собеседник взохнул, отчаявшись подобрать верное слово, потом улыбнулся.
- Но это правда красиво.
- У тебя есть там родные?
- Родных... - рассмеялся. - Мы не рождаемся. Там просто есть другие. Мы много делаем с... частицами.
- Устанавливаете физические законы? - я тоже перешел на полушутливый тон.
- Нет. Мы сами немножко законы, - задумался Клен. - Но другие - не как у вас. Эти тоже бывают разные.
Обещанная Кленом пара часов закончилась тогда целым огромным днем. У меня были дела и планы, и даже, кажется, лекция, но долговязое существо с полудетской улыбкой и вечным недостатком слов смяло все планы. Тогда я говорил себе, что ему этот день важнее, чем мне мой, сейчас - начинаю думать, что было обратное. Это мне было нужно на день поверить в его Аллею и богов, что по-своему играют в опасность и смертность, утраты и героизм. Клен то замолкал на целые часы, то снова болтал без умолку, один раз даже предположил, что я и сам его родич. Мысль сразу же вдохновила моего долговязого приятеля, и он долго просил не забыть о нем там, наверху.
Расстались уже под вечер. Клен сам вспомнил о своем обещании, попросил не просыпаться раньше утра. Предупредил, чтоб не совался на север и лично убил того, кто запретит ядерное оружие. Желательно до, а не после. Когда изломанный силуэт растворился в вечерних тенях, я сначала не мог поверить, что он ушел, потом - что не померещился. И еще долго гулял по стынущим аллеям парка, пытаясь разобраться, кто же кого изменил.

На следующее утро я проснулся нынешним собой, и старая жизнь быстро стряхнулась пеплом куда-то далеко-далеко. Разведка надоела мне через восемь лет, я уехал в леса и немного на север. Прошли война, разоружение, похолодание, брак и множество иных событий, глобальных и мелких. Что-то, конечно же, пошло не так и мне всегда сорок лет. Поселок заметает снегом. слепые окна одно за одним медленно погружаются в белесую тьму, а мне отчаянно хочется проснуться в Аллее.

Я помню движение губ, прикосновенье руками.
Я слышал, что время стирает все:
Ты слышишь стук сердца - это коса нашла на камень.
И нет ни печали ни зла,
Ни гордости ни обиды.
Есть только северный ветер, и он разбудит меня,
Если взойдет звезда...

Мне кажется, еще четыреста лет, и я ее вспомню.

_____
Использованы фрагменты песни «Аделаида» группы «Аквариум».

II
wwwolk, Woozzle

Поляница

Родомир, прищурив глаза, издали разглядывал темную стену леса.
– Это бессмысленно, – наконец выдал он. - Она не пропустит.
– Почему? – смуглый человек, сжимающий в руке повод коня, медленно перевел взгляд на своего спутника
– Не знаю. У нее всегда находится повод, – пожал плечами Родомир. – У поляниц хватает причин не любить людей. Взять хотя бы то, что мы рубим священные деревья.
– А другого пути нет? – смуглый нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Несмотря на жару, он вырядился в черный плащ, застегнутый на груди широкой серебряной брошью, и теперь обливался потом.
– Если только в обход, через топи, – Родомир задумался, что-то прикидывая в уме. – Это дней на десять, а то и больше. Топи торопливых не любят.
– Дьявол! – мужчина в гневе отшвырнул поводья. – Не станут столько ждать в Константинополе! Ты уверен, что она действительно так страшна, как о ней говорят?
Родомир странно усмехнулся, передернул плечами, будто охваченный внезапной дрожью.
– Боюсь, еще не все рассказывают. От нас до леса четыре сотни локтей, не меньше. Ах да, - улыбнулся он, поймав вопросительный взгляд спутника, – вы же так не понимаете. Ну, шагов двести будет, а то и поболее.
Смуглый молчал. Забытый конь мягко ткнулся мордой в его плечо, но хозяин не обратил на это внимания.
– Пустить стрелу на такое расстояние не у каждого дружинного выйдет, – продолжил Родомир, вновь поежившись. - А она нам ее под ноги вогнала, да так, что только перья из земли торчат. А если б в грудь? Из седла бы вышибла. Огонь-девка… Неуютно мне под ее взглядом.
– Она что, нас видит?
– А ты как думал? Это мы ее даже в трех шагах не заметим, а она в лесу, как я за печкой – впотьмах что хошь найду.
– Эгей! – шагнув вперед, крикнул смуглый и помахал рукой. – Я Одигаст, гонец! У меня срочное донесение к Кесарю! Я клянусь, что ничего общего не имею с местными, мне нужно всего лишь пройти через лес!
– Без толку, – бросил ему в спину Родомир и уселся на траву. – Купцы, бывало, по трое суток ждали, пока ведьма не объявится. Она одна знала, как лесом проскользнуть и с Поляницей не столкнуться. А с тех пор, как ведьма померла, никто еще не проходил.
– Я пройду! – отрезал Одигаст, вскочил на коня и, круто повернув, галопом пустил его в сторону печища.
Родомир проводил недавнего спутника тяжелым взглядом.

***

– Поляницу-то? – переспросил мужик, вздернув брови. – Да кто ж тебе поможет такой грех на душу взять. Да и не убить ее простому смертному, она ж дитя бога! Ее сам Дажьбог бережет. Неее… – заблеял он, мотая засаленной гривой всклоченных волос, быстро допил пиво, рыгнул и уставился на Одигаста осоловевшими глазами.
– Встречник тебе нужен, – наклонившись через стол, зашептал он.
– Что за Встречник? – Одигаст слегка поморщился от кисловатой вони, исходившей от мужика, но не отодвинулся
– Дух такой, – воровато оглядываясь, пробормотал мужик – Купи еще пива, расскажу.
Получив еще одну запотевшую кружку, мужик на некоторое время смолк, жадно прильнув к пойлу, затем почесал кадык и продолжил:
– Встречник – это дух такой, его пускают по следу человека или кого другого, главное чтоб не из высших богов был. Дух этот будет метаться по свету, покуда не найдет свою жертву, а как только ее укокошит, так сразу и успокоится. Сладить с ним невозможно, он неподкупен и почти бессмертен.
– Что значит почти? – нахмурился Одигаст.
– А то и значит, – мужик отхлебнул пива и расплылся в довольной улыбке, – не берет его ни стрела, ни копье. Либо меч заговоренный, либо нож, коим вызывали к жизни. Так-то вот!
Мужик откинулся на спинку скамьи, явно довольный собой и собственной осведомленностью.
– Ну и как же его вызвать? – прищурился Одигаст.
– Хитер, – ухмыльнулся мужик. – Серебрушку дай, подскажу человечка.
– Жадность – одна из худших человеческих черт, – проворчал гонец, роясь в кошельке. – Но не будь ее, скольких подлостей не удалось бы совершить!
– А ты не ругайся, – обиделся мужик. – Я тебе дело говорю, а ты бранишься. Кроме меня никто тебе тут не поможет.
– Держи, – Одигаст катнул серебряную монету через стол.
Мужик ловко ухватил ее и тут же попробовал на зуб.
– Чистая, – ухмыльнулся он, разглядывая незнакомый портрет. – Это что, князь ваш?
– Тебе не все равно? – Одигаст нетерпеливо барабанил пальцами по столу. – Ты имя говори.
– Пойдешь на окраину деревни, – мужик еще раз оглядел полупустой кабак – парочка погонщиков, да несколько завсегдатаев, с утра перехвативших пива за чужой счет. – Там дом стоит. Высокий, крыша дранкой крыта.
– Чем?
– Корой липовой, язви тебя в корень! – возмутился мужик. – Не перебивай. Так вот, на воротах череп козлиный. Постучишь, бабке скажешь, мол, Сологуб нужен. А уж с ним сам договаривайся. Только наперед скажу, нужна вещь того, на кого Встречника будешь пускать, любая вещь, лишь бы действительно ему принадлежала.

***

Сологуб оказался низеньким толстым мужичком, весьма смахивающим на паука, с мясистым лицом и сальной улыбочкой. Ухмылялся гаденько, словно знал, что с добрыми мыслями к нему не приходят.
– Беда никак? – слащаво-участливо поинтересовался он.
– Есть такое, – хмуро кивнул смуглый и выпалил прямо в лоб, – Поляницу хочу извести, Встречник нужен.
– Ох ты, батюшки! – Сологуб аж присел от испуга – В своем уме? Она ж дитя богов! Не взять ее Встречником. Он против тебя обернется!
– Сказали, что возьмет, – наступал Одигаст. – Она же не высший бог. Она человек, пусть не такой как все, но все же смертная.
– Дурья твоя башка, – закудахтал Сологуб – Научили тебя, небось, за твои же деньги. Дурень тебе это сказал, сам не знал чего лопочет. Смерть тебе твою продал. Встречник как поймет, против кого ты его отправил, на тебя же и кинется. Ему умирать тоже не в жилу, а убивать он любит! Да и при том, убив хозяина, он обретет свободу, так же как при выполнении приказа. Вот и посуди, с кем ему легче сладить – с тобой или с ней!
– И что делать? – гонец нахмурился еще больше – Мне срочно нужно через лес пройти, за любые деньги!
Упоминание о деньгах подействовало магически, Сологуб засуетился, забегал по двору, точь-в-точь как ощутивший биение жертвы паук по паутине.
– Через лес, говоришь? – лопотал он, пыля онучами по двору. – Через лес...
Смуглый ждал.
– Есть! – мужичок замер, выпучив глаза, словно получил поленом по лбу. – Сведу тебя к Одинцу. Только мне половину платы.
И ухмыльнулся еще гнуснее.
– Деньги не вопрос, – Одигаст тряхнул расшитым кошелем.
Домишко, в который привел его Сологуб, оказался на редкость запущенным – Одигаст счел бы его давно покинутым, кабы не хозяин, развалившийся на лавке. Но хозяин был здесь – нечесаный, косматый, такой же неухоженный, как и сам дом.
– Через лес? – Одинец приподнялся и сверкнул темным взглядом. – А для чего тебе через лес?
– Я гонец, везу важную весть в Константинополь, очень спешу, потому и пришел, – смуглый брезгливо разглядывал подгнившие стены, местами покрытые плесенью.
– А-а… – многозначительно протянул Одинец, словно сам не раз писал такие вести. – Полста монет серебром.
Одигаст чуть не поперхнулся. Вместе с долей Сологуба это была почти вся наличность в его кошельке.
– В своем уме?!
– Тогда сам иди, – пожал плечами Одинец и повалился обратно на лавку.
– А ты точно проведешь?
– Если б не смог, на кой ляд мне деньги? – Одинец хмыкнул, не вставая.
– Сговорились! – гонец хлопнул кошелем по столу.
Двинулись без промедления, шли ходко, к полудню уже были у самой опушки. Пешими шли – коня Одинец брать наотрез отказался.
– Коли выйдем из лесу, другого купишь, а не выйдем, зачем тебе конь? – расхохотался он.
Одинец гонцу не нравился – мутный какой-то, с тяжелым взглядом, и быстрыми движениями. От его улыбки у Одигаста пробегал мороз по коже. Сологуб, получив свою долю, шепнул на ухо, чтоб был настороже и, кивнув в сторону Одинца, сделал страшные глаза, после чего убежал, пыля онучами по избитой копытами коней и телегами дороге.
– Натрись, – проводник протянул Одигасту, какую-то пахучую смесь. – Да не кривись, три как следует. Воняет, понятно… А что ты хотел – барсучий жир с медвежьим пометом, ну и травки кое-какие. Зато мошка не лезет, и чуют тебя меньше.
Одигаст мазался бурой жижей, сжав губы и стараясь поменьше вдыхать.
– Ну, чего уснул?
Оклик заставил Одигаста вздрогнуть, он суетливо отер руки о плащ и двинулся следом.

***

Она любила лес, любила за то, что он был всегда честен. Тут всегда знаешь от кого чего ждать. А люди… – она чертыхнулась про себя – люди – это жадность, подлость, трусость и невесть что еще. Нечего им делать в лесу, пусть грызутся у себя на пашнях.
– А любовь? – что-то тихонько кольнуло ее в сердце, – Как быть с ней?
– Пусть катится к черту! – она зло пнула ногой первую попавшуюся поганку.
– Сердцу не прикажешь, – не унимался внутренний голос, – оно не люди, стрел не убоится.
– Да чтоб тебя! – Поляница стремительно понеслась по лесу, едва успевая уклоняться от упругих ветвей, норовивших хлестнуть по лицу.
Бешенный бег вытолкнул из головы все мысли и заставил замолчать голос. Кровь вскипела в жилах, слух и обоняние обострились до предела. Она слышала, как рядом в чаще тихо крадется лиса, то и дело останавливаясь и принюхиваясь. Слышала, как в трех сотнях шагов, в ложбине, молодой самец оленя трет народившиеся рога о кору дуба. Слышала сердитое гудение пчел, охраняющих старое дупло, и чуяла исходящий из него аромат меда. Лес, не таясь, раскрывал ей себя – такой родной, такой привычный. Привычный? Она замерла. Что-то было неправильно.
Запах был до боли знаком, Поляница стиснула зубы – опять!? Она осторожно двинулась кругом, оставляя источник запаха в центре. В этот раз она сможет, пора положить этому конец. Сердце бешено колотилось о ребра, заставляя сбиваться дыхание. Усилием воли она успокаивала его.
“Смогу, смогу, я смогу”, – как заклинание твердила она себе.
Так и есть! Все было как всегда, на том же месте, ей можно было не прятаться.
– Выходи! – Одинец оглядывался по сторонам, улыбался, сверкая клыками.
Поляница бесшумно шагнула из зарослей.
– Этот здоров оказался, – мужчина указал на смуглого человека с разбитым лицом, лежащего на земле.
– Отпусти его! – она напряглась и вскинула лук.
– Ты же знаешь, я не могу, – улыбался Одинец. – Это не моя вина, твоя!
– Лжешь! – в уголках глаз блеснули слезинки. – Нет тут моей вины!
– Есть! – его голос дрогнул. – Гордая слишком была, да? Не подходил я тебе!? Простой охотник, конечно!
– Ты знаешь, что это не так! – лук опустился, Поляница похоже с трудом сдерживала слезы. – Ты же знаешь! Я не могла!
Она тяжело втянула воздух, почти всхлипнула.
Все начиналось здесь же, на этой поросшей травой поляне. Она – растерянная, смущенная отводила глаза, он - разъяренный, чувствующий себя не просто отвергнутым – униженным, бросал злые, хлесткие слова. Он ушел, не став слушать, не пожелав понять, что просил невозможного, не сумев почувствовать ее боль и ее нежность. Ушел, чтобы вернуться – другим. Одинцом. Не человеком – волком.
Волк трогал лапой остывающее тело с разорванным горлом и щерил в злой усмешке окровавленные зубы: Смотри, Поляница, смотри, все одно глаз отвести не можешь. Это ты – убийца, на тебе кровь этого юнца. И следующего – тоже не тебе. И всех, кто будет потом. За все в этом мире приходится платить, за твою гордыню расплатятся они, расплатятся своей кровью.
Она и смотрела. Вскидывала лук и опускала его вновь, не в силах сделать единственный выстрел.
Поляница зло тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания.
– Отпусти его, он не виноват!
– Мне плевать! – охрипший голос Одинца выдавал волнение. – Мне нужна кровь, я не собираюсь по этим лесам волком бегать.
– Отпусти, я найду средство!
– Нет! – Одинец упрямо мотнул головой. – Слишком поздно.
Тугой лук скрипнул, собирая силы для мощного удара.
– Все равно не сможешь, – обнажил в улыбке клыки Одинец. – В первый раз не смогла и теперь не сможешь.
Слезинка, скатившись по щеке, коснулась уголка губ – Поляница ощутила ее соленый вкус. Раздался хлопок тетивы, весь мир завертелся перед глазами, в сердце словно вогнали ледяной кол.
Одинец удивленно уставился на древко стрелы, торчащее из груди.
– Заговоренная? – удивленно пробормотал он и повалился навзничь в лесную траву. Глаза его посветлели и стали синими, как небо за верхушками елей. Поляница рухнула на колени, сотрясаясь от рыданий.
Безучастное солнце все так же скользило по небу, изредка касаясь лучами холодного тела, лежащего на лесной поляне, легонько гладило по голове сидящую рядом светловолосую девушку. За все в этом мире приходится платить. И вполне возможно, что разбитый нос гонца, спешащего к Константинополю, еще самая малая плата из уплаченных ныне.

II
Cha-tora

Рожденный.

Я никогда не верил в то, что мы были рождены для какой-то особой цели, что у нас есть какое-то таинственное предназначение, обычным людям неизвестное и непонятное. И даже несмотря на то, что жрецы называли нас Пророками и Оракулами, во мне всегда жил тот червячок неуверенности, что заставлял сомневаться в истинности сказанного нам. Глупо. В конце концов, мы были всего лишь обыкновенными мальчишками, которые по воле случая родились в определенный день, в определенный момент, определенного года. На нас надели ризы с вплетенными в них золотыми нитями, и сказали «Предсказывайте!».Что предсказывать, как это делать, нам никогда не говорили. Подразумевалось, что мы должны знать это с рождения. Подразумевалось, что мы есть Уста Великого. Дурацкое пророчество, изреченное пять сотен лет назад старым маразматиком, которого все почему-то именовали Великим. Хотя, почему «именовали»? И сейчас именуют. Поклоняются, несут богатые дары. Но кому? Ему, мертвому, чье имя потерялось в веках, или жрецам, что потирают руки и лицемерно прикрывают нами свою алчность и желание обогатиться?
Нас было трое. Я, рожденный в семье кожевенника, Второй, появившийся на свет в доме терпимости, в одной из грязных комнат для посетителей и Первый, о прошлом которого практически ничего не знали. Всех нас забрали в возрасте двух лет, поместили в Храме. Я ничего не помню о своей семье. Помню только розги наставников и смутные, размытые крики в ту самую ночь, когда у меня украли прошлое. И еще… Помню странную обиду, ужасную, почти невыносимую. Обиду за то, что у меня украли детство. Обиду за то, что у меня украли жизнь. Взамен дали ризы с золотыми нитями и поклонение народа. Но к чему оно нам, тем кто никогда не поймет ценности золота, ведь мы не испытывали бедности, и поклонение, которое каждый из нас сменил бы на одну колыбельную, спетую ласковым и таким знакомым голосом.
Порой, я думаю, все мы ощущали себя куклами в руках чревовещателей. Мы говорили то, что должны были говорить, мы предрекали то, что хотели услышать. Нашими именами развязывались беспощаднейшие войны, заключались судьбы стран, и я могу поклясться, что когда я облизывал свои губы, то чувствовал на них вкус крови и пепла. Наверное, остальные чувствовали то же. Мы были обожаемы и ненавидимы, нам поклонялись и нас осыпали ругательствами. Но нам было все равно. Потому что за долгие годы забываешь о том, что такое стыд и чувство вины. Потому что оружие не чувствует вины, когда им пронзают противника.
Иногда, нам казалось, что мы действительно Уста Великого, иногда мы слышали отзвуки Его голоса, но, думаю, все это было не более чем последствие тягостных ароматов благовоний.
Мое имя - Ниа Ка’Таллиор. Огонек в Ночи. Это единственное что у меня не отобрали. Это единственное что я могу назвать своим. И хоть предыдущие Уста, забыли свои имена, сохранив лишь свое название, я верю в то, что сохраню его, как величайшую ценность. И никто не сможет её у меня отобрать.
Я не знаю что будет дальше, даже несмотря на то что я – Третьи Уста. Не знаю, и не хочу знать. Единственное что я хочу сейчас – забыть хоть на секунду то, что я лишь инструмент в чьих-то руках, и вспомнить голос, что пел мне колыбельную.
И это – война для Бога. Ведь я по прежнему Третьи Уста Великого.

Сообщение отредактировал Китти - 7-02-2008, 14:31

День был морозный и солнечный. Искристый снег приятно поскрипывал под ногами. На индевелых ветках задиристо ссорились воробьи. И лазурное небо навевало мысли о далеких затерянных в океане островах. Волк немного потоптался перед дверями мансарды, затем, решительно толкнув дверь, вошел внутрь. Как всегда секунду он стоял на пороге, привыкая к полумраку, затем присел за свободный столик и попросил крепкого чая с лимоном. Немного нынче участников. Видимо я буду первым высказавшимся. Ну да ничего, начнем по порядку…

Qwerty – читал, читал, ничего не понял. Еще раз перечитал. Все равно ваш текст загадка для меня. Написано хорошо, в смысле техники, а сюжет… я никогда не был силен в философской и абстрактной прозе. Вы уж меня простите. Все эти недомолвки иносказания и недосказанности вгоняют меня в ступор. Читать интересно, но обидно, потому что не понимаешь ничего. Что за мир, кто эти двое, о чем говорят, кто кого накроет? Зачем вообще это все? Как будто ты во сне и что самое обидное в чужом сне! И просыпаешься с чувством обиды и негодования. И все время хочется спросить кого-нибудь, объясните мне, что это было?

Cha-tora – надо полагать для конкурса рассказ писали? Только я не понял, в чем война для бога состоит? В том, что трое предсказывают? В том, что один из них все еще помнит свое имя и не желает быть предсказателем, не смирился со своей судьбой? Не понял я. Но это моя вина. Возможно, вам хотелось передать душевную боль, страдания и терзания персонажа. Но в паре строк это мало кому удается. Я не успел проникнутся героем. Может, стоило текст раскрыть полнее чуть-чуть? Технически рассказ вполне грамотен.

Мансарда
Задумчиво улыбается, наклонив голову, смотрит.
- Постграневская мансарда. Как говорится, из ненаписанного и неизданного...

qwerty
Присоединюсь к вопросам. Хотелось бы поподробнее, чтобы понять «как все было». Для описания мироустройства информации тут слишком мало, а для красивой психологической зарисовки (как, наверное, и задумывалось) – слишком много подкинутых загадок. В общем, если второе, замысел не мешало бы упростить, чтоб детективная сторона меньше отвлекала если идея продумана – объяснить больше и понятнее.
Настроение, навеянное песней, передано хорошо, текст техничный и грамотный.

wwwolk, Woozzle
Хороший рассказ. Вычитанный, все на месте. Только вот у меня возникло ощущение легкой дисгармонии частей – или просто неправильно понял замысел. Если это просто – показ истории, то все на месте. Но у меня возникло ощущение, что авторы хотели что-то изложить, последовательно донести мысль... И вот, если они действительно задумывали создать рассказ цельным, часть с гонцом слишком велика по размеру и самостоятельна, а главная по идее конечная – мала, и кажется, в некотором роде, придатком. Не знаю, понятно ли выразился...

Cha-tora
Отчасти могу повторить обращенное к первому рассказу, хоть и в меньшей степени. Глобальных подробностей о мире мало для его описания и много для зарисовки. Да, согласен с волком, что непонятно, в чем война и коротковато. Возможно, это только часть? Если так, показывать ее отдельно – не лучший выход!

Устав бродить по вечерней, сияющей огнями улице, Вуззл поднялась по узкой лесенке и толкнула дверь «Мансарды». Оглядела зал, словно разыскивая кого-то, удовлетворенно кивнула и неспешно зашагала к столику, за которым расположился Волк. Отодвинула стул, но так и осталась стоять, облокотившись на спинку и рассеянно накручивая на палец прядь волос. Потом, вспомнив, что зашла сюда не просто так, встряхнулась и еще раз оглядела зал.

Qwerty
А мне вот кажется, что этот текст из разряда тех, где и не обязательно вовсе понимать все. Как кадр, выхваченный фотографом, из чьей-то жизни – чтобы оценить его, совсем ни к чему знать, что происходило до зафиксированного момента, что будет происходить после него. Важно только то, что здесь и сейчас. Здесь и сейчас мне понравился парнишка- Клен, а вот второго героя я «раскусить» не смогла.


Cha-Tora
Почему-то мне было очень трудно сформировать какое-то мнение о вашем рассказе. Пытаясь понять, в чем дело, я перечитала его еще пар раз – все в порядке, все на месте, претензий по ходу чтения возникает не много… Но эмоционального отклика почему-то не вызывает. Потом я поняла, какой ситуации подошел бы такой отстраненный, скупой на эмоции монолог. Герой, глядя в пустоту, предается воспоминаниям, проговаривая все это вслух – скорей для себя, чем для читателя.

Higf
Вуззл уже собралась что-то сказать, но тут со своего места чуть приподнялся Ввволк и негромко произнес несколько фраз. Девушка согласно кивнула.
Wwwolk попросил меня озвучить его ответ, что-то у него сегодня с голосом… Вот что он хотел бы сказать:
"Согласен с замечанием полностью. Рассказ написан был именно, как описание случая. Для раскрытия истории между Поляницей и Одинцом, требовалось бы куда больше работы.  И возможно, когда-то она будет проделана, если госпожа соавтор решится на это! А пока это просто отрисовка случая."
От себя добавляю – учитывая, что в соавторы меня записали за красивые глаза, незначительную шлифовку и десяток строк в финале, мне даже как-то неудобно рассуждать об этом рассказе с авторских позиций. Но я попробую. Мне, подключившейся к работе над уже практически готовым текстом, как-то сразу показалось, что мытарства гонца затянуты намеренно, чтобы передать это тягостное ощущение человека, который очень торопится, но не может преодолеть какое-то досадное препятствие, а финальная часть просто демонстрирует, что препятствия порой могу оказаться совсем не тем, чем представлялись в начале. Потом из разговора с Ввволком я поняла, что задумка была немного иной, но видимо мое первоначальное восприятие сделало свое дело - измотанный гонец так и остался первым планом рассказа.

Сообщение отредактировал Woozzle - 17-02-2008, 21:38

Несчастное антикавайное существо в попыхах забежало в "Мансарду".
- О, гоменасай, гоменасай за опоздание, я не сильно припозднился? Нет... Ну слава Яхве. Краткость - сестра чего-то там, поэтому сразу к делу, ОК? Заранее извиняюсь за поверхностные отзывы.
Мальчик дернул плечом:
- Хотя вообще, свинство - писать такие длинные и интересные рассказы, когда у меня совсем-совсем нет времени их прочитать.

АЛЛЕЯ
И это вновь моя любимая, в кавычках, категория рассказов "Красиво-но-не-по-ня-тно". Да, это интересно читать, но:

Вариант А.
Ты знаешь автора и знаешь задумку которую он вкладывал в этот рассказ.

Вариант Б.
Ты не знаешь автора, но сам догадался... Вернее думаешь, что догадался что именно автор хотел этим сказать.

В силу низкого коэффициента моего IQ, антикавайное чудовище не осуществило вариант Б и не имеет никакой возможности использовать вариант А. Рассказ для меня так и остался "вещью в себе" полностью замкнутый на авторе.

ПОЛЯНИЦА
А вот здесь уже интересно. В начале мне в голову закралась подленькая мыслишка что разнесчастного гонца просто надуют, а рассказ сведут к юмористической (тоже в кавычках) концовке. Слава Богу этого не случилось.
Вообще, мне понравилась так называемая "перчинка" в конце (для тех кто в танке - последняя фраза). Люблю я такие вещи. Они напоминают мне любимого Шекли, а тем кто мне его напоминает готов дать двести баллов вперед.
Хотя...

Дженазийная сущность прищурила глаз.

... В начале возникали серьезные подозрения что миледи Вуззл прикладывалась к этому творению лапками.

Дженазийная сущность обратила внимание на пост сей дамы.

... А, понял. Однако... Что для меня особо обидно - так это то что концовку на мой взгляд не развили так как должно. Ну не развили и все. Бе! Это не тот случай, где оставлен задел под продолжение, или широкий простор для "домысливания". А посему - антикавайное существо в непонятках - часть названная "придатком", в перспективе превосходит, лично для меня, ценность "зачина" ака "Мытарства Гонца". Не буду говорить: "А вот я бы на вашем месте...", ибо неприлично. Но... Ох, Дженази расстроеное какое-то.


РОЖДЕННЫЙ
См. комментарий намбер уан.

Все три рассказа оставили смутное чувство истории то ли недорассказанной, то ли недоуслышанной. В первом еще хотелось бы отметить не очень удачный диалог, во втором... Ну, "славянская фэнтези" - тоже жанр, но здесь все эти имена смотрятся больше декоративным моментам, чем чем-то, что влияло бы на действие или смысл рассказа. Не очень понравился этот момент ) В третьем - рассказчик высказывает свои впечатления о чем-то известном обоим собеседникам, а потому непосвященный читатель - увы, лишний.
Сорри за краткость )

– Что-то я давно ничего не говорил, – вздохнул Визет, отставляя чашку. – Увы, увы, нельзя так глубоко уходить в себя, можно и утонуть… Позволю сказать пару слов.
qwerty
Красиво, почему-то осенне. Напомнило некоторые вещи Стругацких (в частности из-за поминания Горбовского), и парой мест – «Нечто неопределенное» Брэдбери. Но мне понравилось. Вопросы, правда, есть... но их уже высказали.

wwwolk, Woozle
Вввв… прошу прощения, но мимо такой аллитерации в именах авторов пройти не могу. Случайно вышло?
А история любопытная. Мне она понравилась, хотя становление охотника волком не совсем уловил.

Cha-tora
А интересный рассказ. Он не на Грани планировался, судя по окончанию?
Мне понравилось, но кажется частью большего целого…

I
wwwolk

Без названия

Когда сенатор Онесимо Санчес встретил женщину своей судьбы,
до смерти ему оставалось шесть месяцев и одиннадцать дней. ©

– К черту, к дьяволу пропадите вы все пропадом! – Сенатор Джон О`Коннел яростно отшвырнул газету. Он вскочил так, что дорогое кожаное кресло, скрипнув колесиками, отлетело назад и с грохотом врезалось в стену.
– Как, как они могли это узнать?! – О`Коннел расхаживал по кабинету, размахивая руками. – Это было тысячу лет назад! Об этом никто не знал! Милли! – от рева сенатора задрожали стекла шкафов. Дверь в кабинет приоткрылась и в нее просунулась испуганная белокурая головка секретарши.
– Срочно ко мне Дрейка! – рявкнул О`Коннел.
Дверь захлопнулась, сенатор вернулся к столу, вернул кресло к столу и с тяжелым вздохом опустился в него.
Чертова свободная пресса, – пробормотал он. – Они всегда помнят о правах, но никогда – об ответственности или обязанностях.
Он снова встал, подошел к бару, скрытому в стене, и плеснул в бокал добрую порцию виски. Секунду разглядывал содержимое бокала, затем залпом опрокинул в рот. Сглотнул, шумно выдохнул и налил еще столько же.
– У русских научились?
Голос за спиной остановил бокал на полдороге.
– У них самых, – не оглядываясь, ответил О`Коннел и принял внутрь еще одну порцию. – Вот скажи мне, Дрейк, за что я плачу тебе?
– Я полагаю, за вашу личную безопасность.
– А как ты думаешь, если я уйду с этого поста, я по-прежнему буду платить тебе?
– Полагаю, нет сэр.
– Тогда возьми газету и скажи мне, какого хрена на передовице делает эта статья?!
Дрейк невозмутимо поднял газету и уселся в одно из кресел.
При своей мощной комплекции и шести футах роста он казался еще одним шкафом в кабинете, который по странному недоразумению ходит и разговаривает.
О`Коннел, не отличавшийся большим ростом и крепким телосложением, иногда с завистью поглядывал на эту гору мышц с волевым лицом и квадратной челюстью. Сам О`Коннел был наполовину ирландцем, наполовину непонятно кем. Национальность папаши всю жизнь оставалась для него загадкой.
От матери ему досталась рыжая курчавая шевелюра, невыразительное лицо и неисправимый акцент. А также одержимость, упрямство и невероятная сила воли. Возможно, сплав именно этих качеств вознес его с окраин рабочего городка на вершины политического олимпа.
– Итак, Дрейк, что ты скажешь?
Дрейк отложил газету, глянул в окно на хмурое небо затянутое низкими свинцовыми тучами, на скучный парк, в котором темно-зеленые ели стояли рядами, словно солдаты на плацу и в который раз пожалел о том, что согласился на эту работу.
– Я жду, – напомнил О`Коннел.
– Что я скажу, – тяжело выдохнув, начал Дрейк. – Скажу, что пресса наша вконец ссучилась. Что предвыборная кампания никогда не шла ей на пользу, но в последнее время приемы становятся все более грязными. Еще скажу, что староват я стал для этой работы. И что, наверное, мне пора на покой. Все что мне сейчас хочется - это сидеть в шезлонге на берегу океана, потягивать «малибу» и пялится на длинноногих красоток. Но вместо этого я сейчас возьму двух крепких толковых ребят и поеду искать репортера, который написал всю эту чушь.
– Нет, Дрейк, никуда ты не поедешь, – О`Коннел закрыл бар и вернулся к столу. – Там написана чистая правда.
Лицо Дрейка слегка вытянулось, он взглянул на шефа, и впервые за утро безразличие во взгляде сменилось заинтересованностью. – Вы хотите сказать…
– Именно – кивнул сенатор.
– Да ладно, – ухмыльнулся Дрейк – это розыгрыш?
– Говорю тебе, чистая правда, – О`Коннел помассировал виски руками. – Я думал, об этом никто не знает. Прошло ведь столько времени. Сам понимаешь, это не столичные прилизанные улицы, где на каждом углу торчит по бездельнику полицейскому. Это окраины рабочего поселка. Закон там был один. Либо ты, либо тебя.
Сенатор поднялся и подошел к окну.
– Мне интересно другое, – продолжил он, – каким образом чертовы писаки откопали этот мусор?
– Я узнаю, сенатор, – Дрейк поднялся и направился к дверям. – Может мне все-таки навестить репортера или редактора?
– Не стоит, – улыбнулся О`Коннел – в конце концов, они написали правду. И я нисколько не жалею о том что тогда произошло.
Он уткнулся лбом в холодное стекло и предался воспоминаниям.

Дождь лил вторые сутки, стояла холодная ветреная осень и дрова уже ценились дороже золота, конкурировало с ними в цене только спиртное, такое, что в состоянии было гореть. О`Коннел шлепал по лужам в сторону кабака одноглазого Бейби. Он был при деньгах и в хорошем настроении. В отличие от многих своих сверстников он уже прилично зарабатывал. И пусть не совсем легальным путем, но, слава богу, ему для заработка не приходилось никого убивать или калечить.
Крик о помощи он услышал далеко не сразу. Дождь умело скрывал посторонние звуки, однако в следующую секунду крик повторился и намного громче. Кричала женщина. О`Коннел остановился и прислушался: судя по всему, крик донесся из переулка с противоположной стороны улицы. В этих кварталах не принято было вмешиваться в чужие дела. И О`Коннел двинулся было дальше, но крик повторился.
Было в нем нечто, затронувшее самую глубину души О’Коннела"
Кричала женщина, кричала так, словно у нее отнимали самое дорогое, что может быть в этом мире, то, что иногда цениться выше жизни.
О`Коннел не выдержал и бросился в переулок.
Картина, представшая его глазам, перспективами не баловала. Два здоровенных амбала охаживали ногами распростертую на земле женщину. А та, судорожно дергаясь, делала бесплодные попытки прикрыть своим телом что-то скрытое от взгляда О`Коннела. Секунду он наблюдал как мутная дождевая вода, смешиваясь с кровью, струится по обочинам мостовой. А после, не помня себя от гнева, кинулся вперед.
Если б его спросили сейчас, каким чудом он тогда не остался лежать рядом с той женщиной, он бы не ответил. Потому что не знал, не помнил. Он пришел в себя только от слабых стонов женщины, увидел обоих амбалов с проломленными черепами и ржавый окровавленный обломок трубы у себя в руках.
Еще отметил ноющую тупую боль в левом боку. А после было уже не до размышлений, рядом с женщиной он увидел закутанного в лохмотья младенца и небольшую охапку сырых плесневелых досок.
Как он, семнадцатилетний пацан, доволок до приюта женщину с ребенком, не смог объяснить никто. А сам О`Коннел и не пытался этого сделать. Он только сунул пришедшей в чувство женщине несколько смятых купюр и спросил, как ее зовут. После чего ушел обратно в промозглую сырость осенней ночи.

Дрейк вернулся поздно вечером. В приемной, неловко скрючившись в кресле, спала Милли.
Он на цыпочках прошел мимо и, войдя в кабинет, тихонько прикрыл за собой дверь.
– Ты узнал, от кого они получили информацию? – раздался из темноты голос сенатора.
– Да, – Дрейк прошел на ощупь к столу и опустился в кресло. – От одной женщины по имени…
– Сюзанна, – опередил его О`Коннел.
– Да, – ошалел Дрейк – но откуда вы…
– Не важно,– О`Коннел включил лампу. – Неважно. Главное, она до сих пор жива.
– Она продала им информацию, всего за пять тысяч. – продолжил Дрейк. – Мы можем перекупить ее и заставить их опубликовать опровержение.
– Не стоит, – тихо произнес сенатор.
– Но почему!?
– Знаешь в чем разница между ними, – О`Коннел кивнул на газету – и нами?
– И в чем?
– Мы никогда не отказываемся от своих слов и всегда несем ответственность за свои поступки.

II
Веселый Роджер

***

Мне в сумерках привидится опять
Твой силуэт, размытый и нечеткий.
Я южных звезд сверкающие четки
Перебираю, словно время, вспять.
Прости меня. Я знаю свой удел
Из века в век вымаливать прощенье.
Я тонкой шпаги танец и скрещенье,
Я отражение в стынущей воде.
Прости меня. За все, прости. Вдвойне
За эту глупую любовь без спроса,
За ласку слов без общего наркоза,
Которая чем дальше, тем больней.
Прости меня. Прости за то, что я
Ворвалась в жизнь твою когда не звали.
За злость, за смех, за лязг ожившей стали,
За холод роз из льда, за жар огня.
Прости меня... И каждое "прости"
Как выстрел. Гвозди в гроб. Как поцелуи.
О, славься, славься, память. Алилуйя!
Ты навсегда со мной в моем пути.

III
Сha-Tora

Треугольники

Грань первая, блин.

- Хррум.
- Чего ты там жрешь опять?
- Хрр-ум…Хрррумс.
- Блин, прекрати немедленно!
- Хрум-хрум.
- Задолбал уже со своею морковкой.
- Хрум?
- Я предупредила.
С силой запущенная подушка, баллистической точности которой мог позавидовать снайпер, точно ударила в цель.
- Получил? Доволен?
- Ага.
Хитрый взгляд, рука, тянущаяся к очередному корнеплоду. Угрожающее рычание.
- Даже не…
- Хрум-с! Хи-хи…
- Где-то я тебя видела…Ты еще в белых тапках был. Гад.
- Сама такая.
- А подушкой между глаз?
- А поцелуем в ухо? Чмок!
Покраснение частями. Сначала шея, а затем уши.
- Дурак. Прекрати, мне не нравится.
- Врушка, врушка – нос вертушкой.
Ответный удар коварен. Смелые маленькие ручки нежно проходят незащищенным ребрышкам, заставляя поверженного противника, корчится в судорогах.
- Перестань, перестань, перестань! Я…хих…я щекотки боюсь.
- Аккуратно положи морковку на место! Руки вверх! Не двигаться, все, что вы скажете, может быть использо…
Страстный поцелуй. Молчание. Ступор.
- Хрумс!
- РРРРРРР!

Вторая, блин.

- Хлюп.
- А кто это у нас здесь плачет? А кто это у нас не весел – нос повесил?
- Иди ты…В баню.
- Черт, да в чем дело-то?!
- А вот не кричи на меня! Я нежное и чувственное существо!
Задумчивое шевеление бровями.
- Э?
- А, все равно не поймешь. Я ведь женщина! Мягкая, хрупкая, женственная.
- Аааа…
- Ага-а-а-а…
- И чего же это мы хрупкие, женственные, мягкие, плачем? Рауль бросил Патрицию?
- Дурак! Ты что совсем не понимаешь?.. Я вдруг, знаешь ли, осознала конечность всего… Подбери подбородок.
Звук клацающей челюсти.
- И?
- И понимаешь…Все ведь уйдет… Нас с тобою закопают, всем мы исчезнем, и нас…не будет. Хлюп.
Молчание вновь. Нежное объятье. Тихий шепот на ушко.

Третья, епт.

- Ля-ля-ля…А я иду-иду-иду теперь сама по себе, и не друг тебе, и не враг тебе…Пурум-бурум-пурум…
- О Боже. Выключи эту ерунду.
- Щаз-з-з-з…То что у тебя нету слуха, совсем не значит, что я должна лишать себя музыки. Да, да, такие уж мы – творческие люди.
- Ах, значит творческие…
- Нежные, глубоко ранимые, глубокие…
- Да-да…Чуткие скажи. Сострадательные.
- Конечно, а ты как хотел?
- …И не ты еще вчера, когда тебя гаишники тормознули, долго ругалась нехорошими словами?
Пауза.
- Нет, ну какой же ты…
- Весь во внимании?
- Черствый!
- О как.
- Мизантропичеческий…Мизантропенический…Миза…Мизантроп, в общем.
- Ого.
- Циник.
- Естественно.
- Бяка-бука.
- Угу-угу, дорогая.
- Наглый…
- Конечно.
Хитрые глазища.
- Давай ты купишь мне новую шубу…
- Разумеется, милая…ЧТО?!

IV
Higf

Узник

Сколько времени прошло? Здесь в не имеющей даже зарешеченной щелки камере, считать было невозможно. Сперва я пытался запоминать, сколько раз принесли еду, но быстро прекратил. Во-первых, отдающую тухлятиной пищу давали редко и нерегулярно – как подают неудачливому нищему. Во-вторых... Зачем?
Чтобы знать, каждый ли день приходят они?
По тяжелым шагам я угадывал, что дверь сейчас отворится, пропуская свет факелов, а за ним - гору мышц в палаческой одежде и человека с холодными и колючими, как льдинки, глазами. Меня не спрашивали ни о чем – между нами всё давно было сказано. Тяжелая, как гора, тишина, стук раскладываемых инструментов... А затем я начинал захлебываться в темном отравленном озере боли, растекавшемся по телу.
День за днем... Нет! Приход за приходом. Сперва я сжимал зубы, потом истошно кричал, затем, много времени спустя... много... - перестал. Боль уже не уходила от меня вовсе. Стала спутником – неприятным, но неизменным настолько, что я почти не замечал её. Больше не было мучительно-горькой памяти о прошлом, мыслей о будущем. Какое тут будущее? Даже вязкая горячая ярость и жгучее желание умереть утихли, сменившись застывшим безразличием.
И однажды я прочел в ледяных глазах растерянность и недоумение. Окрик подхлестнул палача. Тот старался, как мог, но так и не смог ничего добавить к моим ощущениям... Ничего. И они ушли, потеряв интерес к своей сломанной игрушке. Распотрошенной кукле, брошенной на полу.
Все забыли про меня, кроме мышей, тараканов и приносившего пищу тюремщика. Не знаю, зачем ел – пища казалось вовсе лишенной вкуса, но это как-то заполняло остановившееся в странно звеневшем безмолвии время. Заставляло его шевелиться.
Мир - как за толстой стеной. Нет, не так. Я сам стал стеной или статуей, окаменев внутренне. Серой шершавой стеной, бесчувственной, чуть холодящей при касании. Чувства, ощущения и мысли стали твердыми и лишенными жизни прожилками в камне, от которого можно откалывать кусочки, не боясь причинить боль. Не боясь - и не надеясь.

Прошло немало приносов пищи прежде, чем я смог подниматься хотя бы на колени. Еда стала лучше... во всяком случае свежее. Я обратил внимание, что прежнего грузного пожилого тюремщика сменил тощий молодой парень. Он постоянно сутулился и, казалось, чего-то опасался. Однажды в его серых глазах мне почудилось сочувствие. Неужели?..
Стражник стал задерживаться, уходить не сразу. Рассказывал о положении в крепости, о том, что все устали от войны, и боятся генерала, который сурово наказывает за мелкие провинности. А одного из офицеров, начавшего ему возражать, приказал казнить на месте, и приказ был исполнен напуганными солдатами. Генерал смотрел холодно, даже голоса не повысил. Пошел дальше.
Я равнодушно слушал и молчал. Камень ведь молчит?!..
Порции стали чуть больше и свежее, а рассказы – длиннее. И однажды...
- Хотите, я помогу вам бежать? – казалось, уши его вытянулись – так напряженно парень прислушивался к коридору, готовый сорваться при самом слабом шорохе.
Я молчал.
- Вы ведь князь... И замолвите за меня слово. И вместо того, чтоб дрожать за свою жизнь здесь, - его взгляд снова испуганно прыгнул к двери, - я буду спокойно жить в вашей стране. И, надеюсь, мне не придется голодать.
Что-то внутри попыталось вздрогнуть, но не смогло сдвинуть каменную глыбу. Я измерил его взглядом, сел и сухо, негромко сказал:
- Согласен.
Он сказал, что сражения идут недалеко, и всем не до нас. Я уже мог подниматься на ноги, и бежать решили через три дня. Точнее, решил он. Я соглашался, не позволяя себе никаких чувств и ожиданий.
Накануне – тюремщик сказал, что это канун – по коридору прозвучали знакомые до боли шаги. До боли в буквальном смысле слова. С тяжелой неумолимостью судьбы они приближались к моей камере. Камень слегка тряхнуло... Я знал, что не смогу бежать, если эти двое войдут снова и примутся за дело.
Заставил себя успокоится. Шаг, другой... Звуки приблизились, затихли около дверей и застучали дальше, удаляясь. Я перевел дух.
Нет, мне все равно!..
Как будто унесенное потоком, мимолетное волнение исчезло, и я снова стал непроницаем.
Тюремщик пришел вовремя. Он открыл дверь и мы пошли по коридору. Он пошел, а я - я побрел, медленно переставляя ноги, отвыкшие носить тело и только зажившие. Боль вернулась снова, но по-прежнему была для меня ничем, а вот бессилие...
Не знаю, какими ходами мы шли, и почему никто не попался навстречу. Главной задачей было переставить ногу, потом другую.
По моим ощущениям прошел месяц, пока в темноте не добрались до конюшен. Тюремщик, имени которого я так и не спросил, нырнул туда. Мой обостренный тишиной и одиночеством слух уловил негромкие голоса, затем – короткий тоненький стон и падение тела.
Две лошади были высокими, невероятно высокими. При попытке взобраться на одну я упал, хотя не издал при этом ни звука – как мешок. Парень помог мне подняться, усадил в седло. Казалось, что я раскачивался, как маятник часов, пытаясь не упасть направо или налево, но, думаю, это было не так. Во всяком случае, стражник у малых врат выпустил нас, услышав пароль.
Ветер обвевал горящее от усталости лицо, бросая в ноздри аромат весеннего леса вместо привычных запахов пыли, крови и прелой соломы. И небо. Небо.
Я успел забыть, как оно выглядит. Забыть, как перемигиваются искорки звезд, как бегут облака, для полета которых не существует стен и засовов. Казалось, я сам не скакал – летел над ночной травой, забыв о боли и усталости, и камень, повинуясь чарам свободы, превращался в живые тело и душу. Будущее снова расстилало передо мной свою дорогу. Нет – дороги, сотни дорог, из которых можно выбрать любую. Кажется, я смеялся, а спутник смотрел на меня с сочувствием. Наверное, решил, что я сошел с ума. Может быть, и так – какая, к черту, разница?! Душа, лети выше! Я жив и надеюсь теперь!
Кони, несясь почти галопом, вылетели за поворот дороги и остановились, чтоб не столкнуться с ожидавшими нас всадниками.
Блеснули льдинки вечнозамерзших глаз и голос, колючий под стать взгляду произнес:
- Рад видеть, что вы более не так безразличны, князь. Мы поговорим позже, – он кинул кошелек моему спутнику. – Отличная работа. А вы, - стражники окружили нас, - отведите его сиятельство обратно.
Когда, замерев в небесах, душа подстреленной птицей рухнула вниз, я завыл. И уже на соломе своей камеры понял – надежда нужна и для настоящего отчаяния.

V
Ведети

Вехи

Между тем, кем я был,
И тем, кем я стал,
Лежит бесконечный путь.
(с) Б.Гребенщиков

Вехи… Мы идем по жизни, отмеряя километры лет, сталкиваемся, проходим сквозь или мимо событий, извлекаем из них уроки, которые делают из нас тех, кем мы являемся сейчас…

1
Ты юн и пылок. У тебя есть друг. Ты веришь в честь.
Как ты поступишь, если кто-то сделает твоего друга калекой?
Я был в мгновении от убийства. Моя рука сжимала палицу, занесенную над головой ублюдка. Я жаждал мети. Я сгорал от ярости. Но мой учитель был мудр. Он остановился в метре от драмы и произнес бесцветным голосом:
– Ты – вор.
Я – вор. Я – тень. Я – дым.
Ярость выцвела. Палица выпала из обессиленных рук.
– Я ненавижу тебя, – ровно и холодно, лишь констатация факта, – но мы – напарники. Я обещаю тебе, что если ты и погибнешь, то лишь из-за собственной глупости, но не от моей руки.
Я развернулся и ушел. Он остался жив и смертельно напуган. Я стал тенью – властелином своих чувств: какими бы они ни были, они касались лишь меня.

2
Ты – вор. Ты ранен. Ты не веришь во второй шанс.
Как ты ответишь человеку, спасшему тебе жизнь?
Я спросил: «Зачем?».
Он знал, кто я. Он знал, чей я. Он стерпел все насмешки, сказав лишь:
– Жизнь ценна не потому, что она принадлежит Свету или Тьме, а потому, что она – жизнь.
И оставил меня наедине с моим растерзанным миром.
Я воссоздавал его по крупице, с помощью этого монаха: он сказал мне «живи», когда я уже похоронил себя; он сказал мне «твоя жизнь бесценна, кем бы ты ни был», когда я знал лишь беспощадных врагов. Я хотел верить ему. Я вцепился в эту веру и выдернул себя из мрака.

3
Ты – Мастер Клинка на службе у Света. Твой долг – защитить мир от нашествия Тьмы.
Как ты посмотришь в глаза ребенку, чьего отца ты только что убил?
Я не смог.
Я спрятал меч, подхватил ее на руки и побежал в ночь. Мой путь осветило алое зарево горящего замка.
Усыпленная заклинанием она мирно посапывала в моих объятиях, не подозревая об известии, ожидающем ее по пробуждении. Я всматривался в ее тонкие, аристократические черты и вслушивался в звук рвущейся ткани моего мира… или это трещали поленья в костре?!
Опустошение... не способное породить даже крик. Свет и Тьма оказались ничего не значащими именами, шелухой, скрывающей единое ядро; а я – марионеткой.
Я нашел семью, готовую позаботиться о ней, и исчез из ее жизни.

4
– Натан, посмотри! Посмотри на это! – ее головка лежала на моей ноге, а пальчик был устремлен в небо. – Правда похоже на иволгу?!
Она расхохоталась:
– А это хмурится точно как ты!
Я напевал какую-то незатейливую мелодию из своего детства, беспечно улыбался и просто радовался жизни… и тому, что в ней есть Мириэль.
Именно здесь – на холме, заросшем травами и цветами, под нежно-голубым небом, кокетничающим белоснежными облаками, – я со всей отчетливостью и остротой осознал, стольким обязан этой девочке. Она была моим возрождением, бальзамом, залечившим раны моей души.
Сейчас я оглядывался назад без боли и скорби: события моего прошлого, каждое по-своему, привели меня к этой точке и сделали тем, кто я есть. Я видел основания Тьмы и Света, я стоял на них и отрекся от них. Я создал свои, впитавшие в себя принципы обеих мировых Сил, – и в этом было мое освобождение.

В приоткрывшуюся дверь прошмыгнул тощий чёрный кот с рваным правым ухом, запрыгнул на стойку, обвёл присутствующих изучающим взглядом (никто сгонять не собирается? Ну вот и отлично, все целее будем) и произнёс самым что ни на есть обычным, мужским голосом без всяких мурлыкающих ноток:
- Бармен, блюдце молока и полрюмки валерьянки будь добр! - он повернулся к собравшейся компании.
- Ну что же, - начал он, - пора и мне в этом заведении засветиться. За сим, начнём!
Итак,
wwwolk.
Основное чувство, зародившееся в самом начале и дожившее до самого конца произведения это крик души: "Не верю!" Может кот конечно и циник, но не бывает, имхо, таких политиков! Вымирают в ходе естественного отбора, и это особенно бросается в глаза на фоне остальной реалистичности. Впрочем, есть язык, есть стиль, читается легко и есть мораль.

Весёлый Роджер
Эхх, мне бы так стихи писать, да вот не дал Бог, не вложил!
Очень понравилось, и почему-то в голове звучит голосом Джэм.

Сha-Tora
Весьма интересный стиль изложения, твёрдое первое место по оригинальности изложения среди данных работ, но вот почему-то хочется процитировать великого советского психолога Александра Романовича Лурию, который завернул огромное количество научных работ статей и так далее пометкой на полях "И что?"
Вот и здесь не очень понятно, что хотел сказать автор. Впрочем, вполне может быть, конечно же, что это я где-то до чего-то не дошёл, или автор писал нечто понятное исключительно ему.

higf
Зацепило. Тяжкое настроение передалось, а концовка заставила поморщиться. Не хотел бы я оказаться на месте этого князюшки, попавшего к столь изобретательному палачу! Вобщем, понравилось, причём очень.

Ведети
Интересное впечатление. Картинки на старой, позленевшей от сырости и потрескавшейся от времени, стене пещеры, выхватываемые неверным светом фонарика. Нравится общая идея, которая, впрочем, несколько не нова. Есть лишь один минус: насколько я понял, герой один. Так вот, получается и чтец, и жнец, и вообще звездец! Несколько это царапнуло, но в целом хорошо.

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-03-2008, 20:21

Радостно потер руки.
- Ура, наконец-то мы видим новый вечер в этом замечательном месте, да еще и со стихами, и с прозой. Сейчас я всех обругаю, себя похвалю... Или наоборот. Впрочем, ура, - поднял зловеще заточенное перов в приветственном жесте, - и к делу, господа и дамы.

wwwolk
А с названием всегда легче, чем без него!
технически несколько царапнули мелочи в начале, особенно "сенатор вернулся к столу, вернул кресло к столу". Такое впечатление по еще нескольким мелочам, что при вычитке начало было упущено.
Текст написано несколько суховато, без лишних красивостей и отступлений. Впрочем, полагаю, так и было задумано. Как понимаю, главной должна была стать последняя фраза - мораль, но она не очень прозвучала. особенно из-за слова "мы". Лучше бы "я", а так, кто мы - политики? Даже не смешно...
А вообще идея мне нравится, личность вышла сильная и неординарная.

Веселый Роджер
Стих-ощущение. История, что за ним стоит, может быть разной, но важно ли это? Образ, танец, ощущение... Браво!
Что до техники - сам в ней не очень понимаю. Слоги считать не буду - может, размер и нарушается где-то, но мне при прочтении вслух это не режет ухо. Режет слово "отражение". Понятно, что автор хотел разнообразие после прощенья и скрещенья, но все равно или читается как "отраженье", с мягким знаком, или ломается ритмика.
Общий наркоз - спорный медицинский образ в таком поэтичном ряду. Никак он у меня лично не становится рядом со стынущими лужами и сверкающей шпагой... Впрочем, придираюсь к мелочам именно потому, что очень понравилось.

Сha-Tora
Для меня геометрический образ треугольника в названии никак не вписывается в текст, и ничего не отражает.
Лирика. Красивая, мягкая, приятная с оттенком иронии лирика отношений. Тепло, хорошо... Правда, спорно, что почти одни диалоги. Возможно, стоило быть последовательным и убрать короткие вставки авторского текста? Создавать атмосферу только репликами. Иначе эти короткие фразы просят расширения... А если расширить - получится совсем иной рассказ. лучше или хуже - не знаю, но иной. Впрочем, это чистейший субъективизм, поскольку технических замечаний или хотя бы относительно объективных претензий к тексту нет. Завершенная вещь, в себе - и для других. На вкус.

higf
Ага, что скажут - отвечу позже, а пока замечу, что замысел появился в весьма мрачном настроении. Что родилось - то родилось.

Ведети
Первые две части мне очень понравились. Третья спорная. Что же это за дело Света такое? Или это, как сейчас модно, не подлинный Свет в Толкиеновском значении слова, а просто одна из делящих мир сил? Судя по всему, да. Но монах говорил, по сути, то же самое, так что герой его просто плохо понял, видимо. Понадобился еще один человек.
Кстати, стать мастером клинка, начав учиться уже взрослым (а ведь он довольно долго был вором) очень сложно.
Если девочка - та самая, как они снова встретились, если он "исчез из ее жизни"? Если нет - это надо было уточнить... Если да - тоже, хоть чуть-чуть. Но это не самое главное. Последний абзац слишком пафосный для этого текста и портит впечатление. Может, стоило написать это иначе? Не так явно и по-житейски, проще? Знаю, найти хорошие слова и образы для этого уже не раз сделанного вывода очень сложно, и все же хорошая попытка улучшила бы произведение.

Надеюсь, что никого не обидел!

Волк был хмур, его терзала болезнь. Обычная весенняя простуда. Не смотря на это, кожаная куртка была нараспашку, а голова непокрыта. Он плюхнулся на стул возле барной стойки и попросил стакан кипятку. Лекарство растворить, - он потряс красочным пакетиком. Приятно, что после долгого перерыва столь много участников. Приступим.

Веселый Роджер
Стихи… я уже говорил, что не разбираюсь в стихах? Говорил да. Хорошо. Но стихи мне понравились, в них есть настроение, они легко читаются, образы четкие и яркие и картина составляется как мозаика, по кусочкам к целому. Красиво.

Сha-Tora Треугольники
Гораздо внятнее предыдущего. Мне понравилось, наброски образов, эдакие картинки - раскрась сам. Фактически передача ситуации и взаимоотношений. Конечно роман в таком стиле странновато бы выглядел, а для малой формы вполне оригинально и интересно.

Higf Узник
Интересно, я признаться думал конец будет иным. Думал, подарят надежду, для того чтобы отнять ее и начать истязать снова. Тут же просто игра сознания. Понравилось, но местами текст трудно читаем. Возможно, стоит поработать над построением предложений.

Ведети Вехи
Философия… Поучай играя. На мой вкус мало художественности. Для философии в чистом виде и размышлений есть Кант, Софокл, Аристотель, Конфуций и многие другие. Я хочу художественной философии, такой чтоб не видеть философской составляющей в тексте, чтоб она не выпирала явно. Я хочу познать философию через чувства. А текст для этого слишком сух. Но стилистика хороша на мой вкус.

Теперь о себе любимом.
Рассказ называется - ошибка сенатора. Наверное забыл написать при пересылке.
А вот как это я пропустил «вернулся, вернул», ума не приложу… сам себе огромный минус, внимательнее надо быть, внимательнее. Суть рассказа была именно в нереальности происходящего. Это размышление на тему - политики, которых бы мне хотелось иметь. То что такого нет в природе, я в курсе. Ну, вот, в общем-то и все. Ах да мораль… Упор на нее вовсе не хотел делать. Это скорее не мораль, а пожелание политикам.

Сообщение отредактировал wwwolk - 26-03-2008, 4:54