Властитель Норвегии. В Кольце Врагов, Сага о Северных Землях - 2

Смерть шла по северной земле. И ковалось оружие. И созывались рати. Кьятви Ярл и Сати Ярл людей вооружали, Рагаландский стяг высоко взметнулся. Недаром отдал приказ ко сбору Сульки конунг, не даром велел он ближним людям приводить воинов, не даром златом платил наемникам – далек Харальд ныне от своих родовых владений, супротив Гандальва конунга идет – и пусть там свою смерть встречает! Не одолеть молодому волку старого, не сломить бывалого воина юнцу!
Так что же – ждать пока Гандальв Серый себя великим конунгом объявит? Нет, Сульки не для того ждал пять лет со смерти Хальвдана, чтобы кто другой его земли захватил. Ударить следовало, едва лишь спадут холода, едва лишь снега начнут таять – пока нет воинства в Агдире, пока грузутся точно звери Гримкиль и Гутхорм, пока сыны Эйстена грабят владения Хальвдана.
И вооружались рати Рагаландские…

Лощина. Перед поединком.
Весть о поединке двух наследников старых коннунгов Агдира и Альвхеймара широко разошлась по округе. Многие бонды побросали свои дела, и отправились в лощину посмотреть. Многие, услышав что коннунг с войском находится недалеко, вооружились кто чем смог, и пришли в стан агдирцев. Весь день в лагерь агдира стекался народ Вестфольда, чтобы отомстить за обиды, нанесенные им захватчиками. Жрецы возносили молитвы богам и приносили им скромные жертвы, молясь о победе своих вождей, и бросали руны. Харальду руны сулили победу. Хаки руны сулили поражение и смерть.
Торлейв с удивлением смотрел на то, как беседуют двое конунжичей. Слишком долго пожалуй. Они были неуловимо похожи -эти двое. Жрец подумал, насколько прихотлива бывает судьба -ведь преуспей Хаки с братьями, и не победил бы тогда Харек Волк в том сражении на берегу Согна - не взял бы Хальвдан в жены Рагнхильду Вещую, и не появился бы на свет Харальд. Теперь сын будет мстить за отца. На все воля богов. И все жетерзало его смутное беспокойство.
- Альвгейр! Скагги! Хаггир! Идите сюда. Тихонько проберитесь вон в те заросли и прочешите их... Если таит ить м вдруг прячется какой-то трусливый тролль с луком - убить на месте...
Воин кивнул, и подозвал соратников. Все пятеро скрылись в зарослях.
И все ранво на душе у Торлейва было неспокойно. Он чувствовал опасность,а чутье редко подводило его.
"Я поклялся оберегать его жизнь. И неважно, где даются эти клятвы -в Священной Роще, на Поляне Тинга или в постели. Клятва есть клятвы, и ей свидетели боги, и не сдержать клятву - хуже смерти. Несдержанная клятва не дает попасть в чертоги Повелителя Ратей".
Он вспомнил ту короткую ночь в шатре перед тем судьбоносным тингом, где харальда объявили конунгом. С тех пор Рагнхильда больше е оставалась в его шатре, и даже с тех пор стала избегать его. Матери коннунга негоже путаться с таким как он, даже если он не простой человек, а жрец могучего бога...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 24-01-2007, 21:40

Весфольд. Поединок.
Совместно с Ви-Зетом.
____________________________________________

Выбор оружия – важная вещь для любой рати. И, хоть и считается исстари, что поединки конунгов судят сами боги, все же мужественные асы едва ли начнут благоволить к неумехе, что не накоротке со славными клинками. Так что поединщики подготовились знатно.
Воинская правда не требовала от них равного вооружения, а потому Хаки не последовал примеру соперника, взявшему в руку прямой меч, и вооружился секирой. И то верно – здесь всякий может взять то оружие, в котором больше уверен. Оба мужчины взяли в левую руку щиты. Правила дозволяли использовать все, включая копья, но после краткого разговора, враги решили упростить богам оценку их боя. Только честная сталь в правой руке, шит в – в левой, да молитва Тору и Одину на устах.
Противники вошли в круг – и остановились друг напротив друга. Теперь они уже не принадлежали этому миру, творящееся в кругу касалось только двух конунгов и богов Асгарда. Никто был не вправе вмешаться в действо словом али рукой, а покинувший круг считался побежденным. Короткое затишье – и вот первый удар нанесен.
Знающие люди из агдирской дружины уж многократно прославили тот факт, что Хаки не отличался богатырским сложением, а посему был только на чуть тяжелее Харальда, еще не распрощавшегося ныне с юношеской стройностью. В боях викингов не приветствовались увертки, и часто судьбу поединка решала лишь сила удара. Опытные воины, славные подвигами, могли сокрушить щит противника с одного удара. Хаки и Харальд обменялись уже десятком, но без особого перевеса. Сталь тупилась о сталь, на щитах поединщиков оставались зарубки и вмятины, но снег на земле пока не окрасился кровью. Поединок затягивался – и наблюдатели стали поговаривать: проиграет тот, кто первым выбьется из сил. Пока оружие легко взлетало в привычных руках, но спустя недолгое время вес его должен был напомнить о своем праве. Харальд горячился, а тот, кто совершает лишние движения, вполне способен проиграть. Если его враг не ошибется. Хаки ошибся. Лезвие секиры в очередной раз обрушилось на щит агдирского конунга, но Хаки замешкался о отражением ответного выпада, промедлил долю мгновения. Харальду этого мига хватила. Бою на мечах юношу учил сам Гутхорм, славный искусством на всю Норвегию. Вот и сейчас ученое тело сделало то, что должно почти без участия головы. Харальд змеей поднырнул под рукоять топора, а его меч, проскользнув мимо щита Хаки, впился в плечо альвхеймерца. Наблюдатели ахнули: колющий удар! Сие было не совсем типично для викингов, они мечами рубили, а кололи все же более копьями. Однако – в круге агдирский властитель волен сражаться, как пожелает. Самые строгие ревнители традиций не могли бы придраться. Хаки немедленно отскочил назад, чудом остановившись у границ круга. Однако же, всем было ясно, что далее честной битвы не выйдет: видимо, меч Харальда серьезно повредил что-то в плече, и правая руга альвхеймеркого конунжича практически повисла. Он отбросил щит, переложив оружие в левую, но исход подобного боя ясен без слов. Юный конунг помедлил, давая противнику возможность покинуть круг с честью, однако Хаки лишь упрямо сжал зубы. Становилось очевидно, что он скорее пойдет на верную смерть, чем позволит врагам видеть собственную спину. Это можно было поименовать мужеством отчаяния – и в таких условиях Харальд не желал быть холодным убийцей. В голове юноши еще витали сказания скальдов о благородных воителей, что кланялись врагам и брезговали бить противника в спину. Он поднял руку с мечем, показывая, что отказывается продолжить битву.
- Боги видели, что я победил, - возвестил конунг. – Едва ли им люба кровь, взятая у того, кто временно не может взять в руки оружие. Да и мне подобное славы не прибавит. Я победил. Иди себе с миром, Хаки.
«Вот именно – с миром. Надеюсь, хоть это принесет мир между Альхейвмаром и Агдиром, которого не было у наших отцов.
Да и не только мир – но и соединение.
Но править в нем буду я. Даст Один – с твоей помощью».
Рука гандальвова сына разжалась, и топор упал на припорошенную снегом траву, Хаки тяжело дышал, а рубаха на правом плече уже пропиталась кровью, набрякла темно-багровыми каплями. Слегка пошатываясь, альвхемерец подошел почти вплотную к агдирцу – и все смотрели на происходящее с замершим сердцем.
- Ты победил, - проговорил Хаки, - и Харальд еще успел удивиться, как внезапно поблекли его голубые глаза.
«Неужели его так глубоко ранило поражение?» - удивился юноша, - но в этот момент сын Гандальва начал тихонько оседать на землю. Такое часто случается с воинами после боя, когда уходить горячка схватки и боль от ран добирается до сознания.
Выпустив щит, Харальд машинально подхватил руками падающее тело. Лишь через долгих пару мгновений руки сообщили юноше праву того, во что совершенно отказывались верить глаза. В спине у Хаки подрагивала стрела с альвхеймерским оперением.
Предательство!

Лощина в Вестфольде. В кустах. Гурмир.
(мое)
_______________________________________________
Воспользовавшись тем, что все внимание гридней обращено на поединок, Гурмир и подговоренные им воины без помех заняли оговоренные позиции. Сам сын Сагги устроился в кустах, откуда круг был виден как на ладони, сжимая в руках снаряженный лук. С такого расстояния промахнется лишь близорукий. Харальд умрет. Но – сначала пусть сдохнет Хаки Гандальвсан.
Когда агдирский конунг отказался добить раненого противника, Гурмир с трудом сдержал рвущееся с губ ругательство – не ровен час, агдирцы услышат. Что же – Хаки временно спасся, хотя – какой из него мужчина, ежели правая рука от ран не оправиться? Однако, едва ли что может помешать его замыслу. Харальд был отличной мишенью и в честь поединка не вздел ни кольчуги, ни даже куртки, способной задержать стрелу. Однако, боги явно были сегодня благосклонны к юному конунгу. В тот момент, когда предательская стрела покинула тетиву, Харальд сдвинулся, чтобы поддержать упавшего противника.
На сей раз, сын Сагги озвучил проклятие, выдергивая из ножен меч.

Лощина. Агдирцы и альвхеймерцы.
(совместно с Ви-Зетом)
________________________________________________
Как стая голодных волков, дружина альвхеймерцев кинулась на противника. Второй раз они нарушали данное конунжичем слово, словно забыв, как жестоко покарали боги ослушников годы назад. Гурмир рассчитывал на внезапность – однако, среди агдирцев было довольно умудренных опытом мужей, знающих цену дружине Гандальва. Мудрые советники нашептали конунгу сокрыть часть людей по соседству:
«Ежели враг сделает все по чести – говорили они, - мы всегда можем сказать, что не желали давить на глаза численным перевесом. Мол, сие не по правде, почти как угроза. А, ежели снова псы альвхеймерские подлость учинят – приструним мы их враз, не вспотевши».
Нельзя сказать, чтобы такой совет был по душе сыну Хальвдана… но зачем мудрые, если их не слушать? Так что Торир с верными людьми наблюдал за поединком. Лишние свидетели не помешают… ну а в случае чего – и вмешаются.
Правда, юному конунгу отчаянно хотелось, чтобы повода не было.
Увы, как ни печалило это Харальда, но мудрые советники оказались правы. Бешеных волков надо уничтожать без жалости и сострадания, дабы не несли впредь заразу по селам. А предавший раз – повторит это и снова. Суровый урок выучил ноне Харальд Хальдансон, и, глядя на то, как взвивается наверху алое знамя с волком, как его витязи бегут вниз по склонам, сметая альвхеймерцев, как река в половодье сносит запруду, Харальд испытывал только сердечную боль.
Ему не пришлось поучаствовать в схватке: бой конунга уже был не сегодня выигран. Даже селяне, возмущенные подлостью Альвхеймера, вступили в сражение наравне с агдирскими гриднями. Через недолгое время вся дружина сгрудилась вокруг конунга, по-прежнему сжимающего в руках тело своего врага.
– Агдир и Харальд! – рявкнул Торир, первым кидаясь вперед.
Альхейвмарцы, набравшие скорость, отступить уже не могли – и налетели прямо на клинки. Рассвирепевшие агдирцы рубили всех на своем пути.
Гурмир рвался к самому конунгу; он понимал, что ему не победить, но желал хотя бы окунуть меч в кровь юного выскочки. В бешенстве он даже не чувствовал боли и ран… но вот сталь, прошедшую сквозь шею, не почувствовать было невозможно.
Торир стряхнул с клинка кровь и бросил презрительный взгляд на убитого. Даже меч не хочется о таких марать…
Ослепленные яростью, гридни и селяне били врага без жалости, не слушая ни мольбы не оправданий и боевой дух противоположной стороны сломался в первые же мгновения боя. Бывшего отряда ярла Барвайга, а еще утром – отряда Хаки больше не существовало: альвхеймерцы утратили дисциплину и бежали, не разбирая дороги. Но все равно – из лощины, ставшей кровавой западней выбралась лишь половина: агдирские стрелки, заблаговременно облюбовавшие пригорки, хорошо знали свои луки.
Место поединка конунгов оказалось усеяно мертвыми телами. Сегодня боги севера судили совершенно особенный суд.
– А с этим что? – кто-то из гридней, распаленных битвой, указал на Хаки.
– Отнесите к лекарям, – велел Харальд. – Пусть что угодно делают, но задержат его в Мидгарде.
– Так это ж… – поперхнулся пожилой воин, помнивший сына Гандальва в лицо и не питавший к нему никакой приязни.
Харальд повернул к бойцу лицо и гридень замолк: взгляд конунга был острее меча.
– Мне что, повторить? – тихо прошипел сын Хальвдана, и воин покорно склонил голову.
А над землями Вестфольда снова взвился стяг с волком Агдира. Конунг Харальд доказал свое право властителя перед богами и людьми.

Буря улеглась, и вот увидели люди кюны Рагнхильды на берегу озера великое множество костров. Послала она своего слугу Модольва посмотреть что это за люди, и что им понадобилось в этой глуши, возле могилы ее покойного мужа...

Модольв увидел множество воинов, рассевшихся греться вокруг костров, и множество шатров, хижин и шалашей. Один из дозорных заметил, что кто-то идет к ним, и окликнул Модольва, и спросил кто он, откуда и с чем пожаловал. И позвали Модольва к костру погреться, не пренебрегая законами гостеприимства. Вскоре и сам Эйнар, услышав о госте, подошел к костру и заговорил с Модольвом, и Асвальд присоединился к ним. Модольв, узнав что перед ним ярлы его госпожи. весьма этому обрадовался, и поведал им, что их госпожа расположилась возле самого кургана, на окраине леса, где ее застигла метель. И тотчас же оба ярла возжелали навестить госпожу.
Рагнхильда встретила ярлов приветливо, и удивлена была тем, что они явились сюда. Когда же Эйнар поведал о сне, в котором увидел он Хальвдана, и то что велено ему было повренуть в Вестфольд и идти до Лондира, еще больше удивилась этому Рагнхильда, и она поведала ярлам свой недавний сон...
Утром ветер утих, и они отправились по берегу озера к реке Скаун, и так как снег уже лег плотно, все войско встало на лыжи, а Рагнхильде были изготовлены крытые сани. День шли они по притоку Скауна, вытекавшему из озера, и к вечеру вышли к самой реке. Еще два дня шли они вдоль реки к Лондиру, и само селение они нашли в большом запустении. Дома были покинуты, и часть дружины разместилась в большом доме. И вот приснился Рагнхильде сон. Два волка бились в кругу из камней, и белый волк ранил серого, и вот черный ворон вылетел из зарослей и сразил серого волка ударом клюва. И стая черных волков прогнала серых. Но вот небо заволокло тучами, и неисчлимая стая серых псов вновь обступила белого волка со всей его стаей... Один за другим падали его защитники, и вот с неба спикировал на белого волка коршун, и вцепился ему в голову когтями... Рагнхильда проснулась с криком... Сын ее уже вступил в схватку с врагом и победил, но вот идет на него враг более сильный и более многочисленный, и Харальд не устоит, если не помочь ему...
На утро они увидели, что снег всюду утоптан, и на нем было оставлено множество следов людских ног и конских копыт. И дальше они шли по следам, оставленным войском Гандальва...
Много дней шли они по следам войска Гандальва, останавливаясь лишь на краткий отдых и недолгий сон, и всюду находили сгоревшие деревни. Но были усадьбы, не отворившие ворота перед ярлами Альвхеймара, и отбившие попытки взять их наскоком - и в них ратники Эйнара и Асвальда находили пропитание, а Рагнхильда и ее слуги - гостеприимство и приют на ночь...
После битвы хирдманы Харальда собирали тела павших, относили раненых в шалаши, где ими занимались знахари. Победа была полной. Войско Харальда потеряло лишь чуть более двух десятков убитыми и полсотни ранеными, тогда как все поле было усеяно телами врагов, и многих из них сразили, когда они бежали. Но все равно многие смогли уйти от расправы, и убежали к реке, и усталые с дороги воины агдира не стали их преследовать. Всю ночь копали ямы, и в них горели погребальные костры. Мерзлая земля не позволяла соорудить курган даже своим павшим товарищам, и лишь небольшая кучка камней была нагромождена над их могилой, а Торлейв вырезал на поминальном камне руны, повествовавшие об этой битве. Закончив резать руны, Торлейв пошел в шатер альвхеймарского ярла, чтобы осмотреть рану Хаки. Хаки был все еще без сознания, хотя кровь смогли остановить, но рана воспалилась. Торлейв осмотрел раны, и аккуратно обработав их соком крапивы и кабаньим жиром, смешанным с хвойным отваром, повернулся к Харальду и Ториру ярлу.
- С плечом - ничего страшного, тут рана не смертельная, но если рана заживет, то рука еще будет двигаться, но вот меч больше никогда не сможет поднять. А вот рана, нанесенная той стрелой плохая - наконечник не вышел и застрял глубоко в груди. Достать его - большой риск. Оставить - верная смерть. И еще эта стрела могла пробить легкое - он дышит тяжело, и временами кашляет кровью. Боюсь, недолго ему жить осталось... Но в том уже не твоя вина, конунг... Стрела та предназначалась тебе. И твое счастье, что она сразила Хаки ярла, а не тебя... Видать, велика еще твоя удача... Но это урок для нас всех. Не искушай больше судьбу, конунг. Твоя жизнь слишком важна для нас всех. В этот раз я не смог помешать тебе прибегнуть к древним обычаям, но впредь я не позволю тебе идти в битву впереди войска. Для этого есть ярлы и гридни... А ты должен править народом и командовать войском. Или ты забыл, что ты последний из рода Инглингов в Норвегии? Если на тебе прервется род Фрейра, то его благословение покинет наши земли, и земля наша перестанет приносить обильные плоды. Ты не просто правитель, Харальд - через тебя боги проявляют свою волю...

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-01-2007, 8:29

Вестфольд. Близ Саросберга. Конунг Гандальв.

Воинство владыки альвхеймера уже приближалось к усадьбе властителей Вестфольда, когда из ближайшего леска показалась группа небрежно одетых воителей, явно побывавших в лютом сражении. Велико было удивление альвхеймерцев, когда признали они в людях, возникших из чащи, своих братьев по оружию, ушедших недавно в поход с ярлом Барвайгом.
Гридни были немедленно провожены под строгие очи Гандальва. И то, что услышал от них конунг, повергло его в неописуемую ярость. Даже дружинники, знающие владыку своих земель не первую зиму, попятились в ужасе, хоть и не они были причиной конунговой злости. Однако, Гандальв сдержал до времени свой знаменитый норов, повелев конным гридням разъехаться во все стороны да собрать всех бывших воинов своего сына, схоронившихся по оврагам. Отряд альвхеймерцев встал лагерем. До агдирских воителей было недалече, однако необходимость стянуть силы в единый кулак тормозила серого конунга на подходе. Стоит ли говорить, что это только усиливало его ненависть?
Несколькими часами позже перед конунгом предстали трое жрецов, сопровождавших отряд Хаки-Барвайга в походе. Чуть ранее, они благодарили своих богов за чудесное избавление от лютой смерти, но один взгляд на лицо конунга заставил тревожно забиться сердца всех трех ослушников. Альвхеймер много раз зрил вождя своего во гневе, но сегодняшнее спокойствие его внешнее пугало более любого крика.
- Итак, - конунг начал дознание опасно мягким голосом, - я вижу пред собой храбрых воителей, бежавших от отряда мальчишки-конунга, меньшего вас числом да своры холопов, не умеющих держать меч, как должно? Славных же гридней пестовали под моим кровом! Сказывайте уж, почто бежали вы, аки зайцы, побросав даже секиры? Али трусость сына моего – столь заразная хворь, что поселилась в сердцах всех моих воинов?
- Виновны мы, конунг, и смиренно стоим перед твоим судом.
- Я облек вас своим доверием. Почто позволили вы Хаки эту глупость затеять?
- Конунг вопрошал конунга о поединке. Не посмели мы прекословить древним законам.
- Хаки – не конунгом был, жрец неразумный! Али забыл ты, чей хлеб ешь да под чьим стягом ходил на провальную битву? Один урон моей чести от дел ваших … однако, ответь мне, любитель обычаев: коли так уважаете вы конунгову кровь – где сын мой единственный? Разве не должно воителям защищать своих конунгов спинами? Дело ли это – бежать сломя голову, бросив тело предводителя своего на срам и поруганье?
- Вина на нас, конунг, - жрецы – и вослед за ними все воины стыдливо потупили глаза, опустив голову перед судом. Хаки они отродясь не любили – вот и не нашлось среди альвхеймерцев желающих рисковать для него головой. Так что нынешние речи Гандальва были истиной. Как и то, что за такие дела воинский обычай спрашивал очень жестоко.
- Воины ярла Барвайга! – серый конунг возвысил голос, произнося приговор. – Вы потеряли двоих командиров, не принеся тел их для честного погребения, – и нет у вас ныне воинской чести. Однако, не столь лют я, чтобы запретить вам навеки дорогу в Вальгаллу – ратным трудом в будущей битве, может, отмолите прегрешения. Что же до этих троих лживых советчиков, - их вина много хуже. Так не видеть им смерти от честного меча, не пировать в воинском чертоге в посмертии. Гридни! Повесьте сих собак на том ясене – и пусть души их вовек сгинут во тьме и холоде.
К жрецам потянулось множество рук: воины были рады, что отделались только их жизнями.
Через минуту конунг уже смотрел на их тела, извивающиеся в предсмертных конвульсиях. Бывшие товарищи не явили жалости, сломав веревкой шейные позвонки – и жертвы гандальвого гнева были обречены на долгую смерть от удушья.
- Конунг, - осмелился привлечь внимание владыки один из ярлов. – Со слов трусов не явно, что твой сын - мертв.
- А ты – оставил бы в живых вражеского наследника? – ответствовал Гандальв. – Кроме того – жив Хаки или мертв мне ныне без разницы. Сей щенок слишком долго срамил мою кровь, – и, даже коль жив, ныне не сын он мне более. Пусть Харальд его умертвит любой смертью – не будет ему от меня и капли уступки. Хвала ванам, мне еще далеко до старости. Любая дева этих земель будет рада родить мне наследника, всякий старейшина примет за честь породниться… кличь-ка народ, выступаем!

Холодные ветры дули над землями Норвегии, неся с собой колючий снег. И в этом ветре был запах гари, запах крови и запах смерти. Стучали кузнечные молоты в Рогаланде, собирали рати в Теламерке, и банды налетчиков появились в Агдире, грабя и разоряя ставшие беззащитными селения. и вот к бывшей кюне Ассе Сигундоттир заявились ходоки, и молвили "Харальд далеко воюет где-то на окраине своих земель, Рагнхильда уехала в какое - то далекое святилище, чтобы служить богам, а из Рогаланда нападают на нас, грабят, убивают и разоряют. Приди же, госпожа, и собери ополчение, чтобы дать отпор разбойникам, ибо ярл Ормкиль не имеет тут веса, и никто его не слушается, а тем временем землю разоряют...
После битвы с Хаки агдирцы похоронили своих павших товарищей, а убитых врагов сожгли на погребальных кострах собрав их оружие и доспехи - добычи было столько, что даже ополченцам досталось по новому доспеху, мечу и щиту, снятых с альвхеймарских воинов. Торлейв жрец принес в жертву богам семь вражеских коней, а мертвого Гурмира, а также двух пленных ярлов приказал повесить на священном дереве как жертвоприношение Одину. Помнил он про то, что есть еще войско Гандальва конунга, и настоящая битва за наследие Хальвдана еще впереди...

Эйнар и Асвальд тем временем шли по следам альвхеймарского войска. И вот на третий день, как вышли они к фьордам, увидели они лагерь альвхеймарцев. И стала Рагнхильда гадать на рунах, и выпали им перевернуые руны тейваз и алгиз, и руна Лагуз, и руна Торн, и руна Туризас, и перевернутая руна Солвейг. И сказала им Рагнхильда, что не пришел еще час битвы, и что было ей видение, что суждено им сойтись в битве вместе с молодым волком Агдира, и спасти его от гибели в урочный час, но не следует лезть им в битву раньше времени. А сейчас усталые воины лишь зря отдадут свои жизни, и не будет в том сражении пользы. Тогда Эйнар велел своему войску спрятаться в лощине, но разослал финских охотников, чтобы внимательно следили за всеми перемещениями альвхеймарцев... И вот утром следующего дня снялись с места альвхемарские воины, и все огромное войско двинулось на агдирцев, предвкушая легкую победу, ибо в три раза превосходило войско собранное Гандальвом число воинов Харальда... "


Сообщение отредактировал Ноэль - 1-02-2007, 20:09

Хаки и лекарь.
Совместно со Скальдом.

Красный туман перед глазами – таково было последнее воспоминание Хаки о поединке. Он еще успел подумать, что негоже сие – являть слабость супротивнику, но тело отказалось повиноваться воле рассудка. Конунжич плавал в кровавом тумане, почему-то дивно горячем… он никогда не встречал такого жара в холодных землях Норвегии. Периодически наплывали странные видения, в которых он сам то сражался с чудищами, то от них убегал. Теперь странные сны ушли и Хаки, вновь утвердившись в здравом рассудке, приоткрыл глаза, рассмотрев знакомый до мелочей полог шатра. Он был у себя? Вот диво! Сын Гандальва четко помнил, что проиграл. Но… что же случилось? Разум требовал ответов, – и Хаки попробовал пошевелится. Ответом явилась немилостивая боль, пронзившая руку да пальцев и грудь. Кажется, он застонал. Во всяком случае, некто, не замеченный конунжичем вначале, резво подошел к ложу альвхеймерца. Слегка нахмурившись, Хаки всматривался в смутно знакомые черты, тщетно вопрошая память об имени этого мужа. В конце концов, он сдался – и вопросил незнакомца:
- Кто ты?
Голос прозвучал глухо – Хаки и сам сперва не узнал свой говор в этом хрипении. Видимо, рана его была тяжела…
- Очнулся, соколик? - послышался старческий голос. - На выпей отвар - полегче будет. - Старик закашлялся, и протянул ему глиняную миску с терпкой на вкус жидкостью, но пахнущий душистыми травами леса.
: Хаки отворотил голову от миски, пытаясь заглянуть старцу в глаза:
- Ты не ответил мне, отец славных мужей. Кто ты, ныне предлагающий мне лекарское снадобье?: - Кто ты? И - где я?
- Знахарь я. Вот лечить тебя мне велели. Конунг сам велел за тобой тут присмотреть, чтобы к предкам не попал скоро. Говорит, чтобы сберегли.
- Кто говорит? - вопросил Хаки. В глазах плыло, мысли путались. Ужели Гандальв отбил своего отпрыска у агдирцев? Конунжичу альвхеймерскому верилось в то слабо – больно хорошо знал он отцову дружину да гандальвовы мысли.
- А зовут меня Беркир целитель, - продолжил меж тем старец. - Я с детских лет людей лечу. Еще Хальвдана лечил, когда он только на ноги встал. Вот уж не думал, что сына Гандальва лечить буду. Тяжкая у тебя рана, Браги тинга. Ну я все сделаю, что смогу.
Хаки устало откинулся на ложе. Харальд! В одной стороны глянь – так все ясно. А с другой подойди – полная нелепица.
- Значит, я агдирского конунга пленник? – промолвил альвхеймерец. – Дивно тогда, что ты меня лечишь. Зачем сыну Хальвдана сохранять жизнь сыну врага своего?
Знахарь не ответил – да Хаки этого и не ждал. Разрешить все сомнения мог разве что Харальд, а ему, видимо, недосуг.


Агдир и Альвхеймер. Битва.
Совместно с мастером.

Заслышав о приближении альвхеймарской рати, ближние гридни конунга Харальда времени даром не теряли, постаравшись из прибывающего люда организовать хоть какое-нибудь подобие сносной рати, при этом не имея ни оружия, ни доспехов в достатке. Вместе с тем - одно преимущество было у агдирцев - Гандальв наступал, а значит, место сражения выбирать следовало Харальду.
Выдвинув воинство навстречу подступающим ратям Серого Конунга, агдирцы остановились в дне пути от памятной лощины, ныне названной Хакадаль, в память о поединке и славной победе над альвхеймарцами.
Торир Алый Ус, один из ярлов, служивших еще Хальвдану, и Торлейв избрали местом для лагеря небольшую возвышенность справа и слева прикрытую лесом, и приказали выстроить на ней частокол, считая, это место идеальным для обороны. Уже к вечеру стук топоров утих, возвещая о завершении устроения лагеря, однако отдыхать пришедшим под знамена Харальда бондам не довелось - предвидя, что в бою от них будет мало проку, Торир приказал им копать волчьи ямы на пути гандальвского войска, и устраивать иные ловушки, пока еще было время.
А времени становилось все меньше - Гандальв-конунг, вынужденно задержавшийся столь недалече от врагов, не желал терять времени даром. И, едва на избранном агдирцами холму появилось подобие частокола, как зоркие глаза юношей, поехавших дозором, заметили войско альвхеймерцев. Гандальв шел не таясь, полный уверенности в своей силе, и на то были у конунга веские резоны. Велика была альвхеймерская рать, сильна, умела и - полна решимости отмстить за бесславное бегство сородичей
Агдирские же воеводы, тем временем оставили за деревянным частоколом рабов и крестьян, вооруженных дубьем, да деревянными копьями, заточенными и обожженными в кострах, да вилами, а бывалых воинов расставили в лесах по правую, да по левую руку от частокола, сокрыв их от глаз вражеских. Самого конунга, предвидя, что именно его смерти, более всего жаждет Гандальв, оградили от битвы, оставив в окружении избранной дружины позади частокола.
: Гандальв остановился, не доехав до вражеского холма два полета стелы, и придержал коня, оскалив зубы в злой усмешке. - Видимо, юного волчонка все же заставили поджать хвост, - презрительно молвил он, не увидев Харальва в первых рядах войска. Жаль, что нет тут его матери - небось, схоронился бы под ее юбками. Однако же - не по правде ратиться без объявления немирия. Лучники! Пошлите стрелу
: - Конечно, для нас это лишь обычай, но - кто знает? Может, Харальд хочет говорить перед тем, как наша сталь споет по нему погребальную песнь? Надо уважить его волю последнюю.
Однако в ответ на ратную стрелу, заговорили не агдирские ярлы, не молодой конунг, а тугие луки, дав понять, что быть бою в этот день. Шесть стрел вонзились в землю, не долетев до альвхеймарского воинства.
- Добре, - кивнул Гандальв в ответ на такое приветствие. - Ярлы! Начинайте битву. И пусть агдирский щенок молит ванов о милости, потому что асы ныне стоят за нашими спинами. Вперед!
Альвхеймерская рать спешилась и начала медленное движение к холму, ощетинившемуся частоколом. И если бы кто смотрел с высоты, но испугался бы, сколь крохотным казалось укрепление воинов Харальда перед толпой нападающих.
Едва лишь ратники Гандальва подошли на дальность полета стрелы, как тетивы финов и охотников запели вновь, посылая из-за частокола смертоносный дождь железноклювых птиц. Расчет Торира Алого Уса, вставшего во главе ополчения, был на то, чтобы мертвыми телами устлать подход к холму, затруднив продвижение альвхеймарских воев, потчуя их стрелами до той поры, пока хоть одно жало еще остается в колчане агдирского стрелка. Враги стреляли в ответ, кровью добывая себе каждый шаг, но их стрелы летели не прицельно, ибо должны были миновать частокол, то там, то здесь, проваливались в волчьи ямы ратники Гандальва, напарываясь на заостренные колья, воткнутые в землю, а затем с холма покатились бревна, до этого держащиеся на веревках подле частокола.
Однако конунг альвхеймерский имел достаточно опыта, дабы предвидеть уловки врага - был готов платить кровью за каждый шаг свой к Харальду. В первых рядах его воинства шли неудачники, замаравшие свою честь в провальной битве. Смерть для них была единственным способом обелить свое имя перед потомками. Гандальв их не жалел, посылая на верную гибель, а сами воители умирали с улыбками, очищая дорогу для товарищей. Однако же, альвхеймерские стрелы, пусть и посланные верхом, без четкого прицела, тоже исправно поражали врага. То один, то другой агдирец оседал наземь. Все понимали; славно использовало Харальдово воинство выгоды местности, но у Гандальва людей много больше. И на всех стрел не напасешься. Тем более, что воины Альвхеймера, пусть с потерями, но минули первую линию обороны, уже схватившись кое-где с врагом врукопашную. Уж больно велико было превосходство войска Гандальвова в людях – агдирцев просто давили числом, заставляя отступать. Пусть и с боем, пусть и прореживая ряды нападающих. Стрелы все еще летели на холм и с холма, но все понимали, что судьба битвы решиться позже, когда воины враждующих конунгов сойдутся грудь на грудь, обагрив честную сталь кровью противника. И, если вначале битвы гридни Гандальва спешили, преодолевая простреливаемый из лука участок пути чуть не бегом, то сейчас альвхеймерцы перегруппировались, а часть ярлов во главе с конунгом и вовсе отошла подальше от боя, дабы иметь хороший обзор. Агдиру оставалось сражаться до последнего человека, зная, что пощады не будет. У альвхеймерского владыки, в отличие от Харальда, было довольно людей, чтобы удержать часть воителей в стороне от битвы и потом – добить обескровленного противника свежими силами. Будучи постоянным участником всех норвежских усобиц, Гандальв Серый отлично знал, что большое количество воинов при штурме могут лишь помешать друг другу вместо помощи. И сейчас он с удовлетворением смотрел на то, как медленно, но неумолимо, агдирцы отступают к вершине холма, теснимые его воинами. Много будет ныне пищи для воронов, много душ отлетят пировать в чертоги Асгарда.
Конунг смотрел на кровавую сечу – и довольно улыбался себе в бороду.
Наступали воины альвхеймарские, по три-четыре человека отдавая за каждого убитого агдирца, но сминая заслоны. Не жалел людей Гандальв, но не жалел их и Торир, не жалел и Торлейв, чей разум измыслил эту ловушку для альвхеймарского войска - ведь, дабы ловушка захлопнулась, следовало обильно окропить землю Вестфольда кровью, как вражеских воев, так и своих. Не поведя и бровью, бросал ярл Торир мужичье с дубинами и топорами на верную смерть, дабы сдерживали они натиск вражеских сил - уже миновали псы Гандальва первый ряд частокола, приближаясь ко второму, но в них продолжали лететь стрелы лучников, сокрывшихся за рядами своих обреченных соратников.
Точно звери лютые вгрызались ратники в строй агдирцев, а из-за их спин, навесом, нет-нет, да били стрелки, и падали бездоспешные ополченцы, не успевшие укрыться за щитами. Но как скала стоял Торир Алый Ус в окружении отборных хирдманнов - не без умысла заняли они позицию по другую сторону холма, отнюдь не за Гандальвовой ратью наблюдать, а не дать вестфольдским бондам отступить под ударами умелых ратников. Невелик был выбор у брошенных на убой крестьян - впереди бой и смерть на клинках альвхеймарцев, а побежишь, так свои же зарубят.
И снова лилась кровь на норвежскую землю, почервонил снег от руды, исторгнутой из вен, и нельзя было уж разобрать, где сложили голову агдирцы. а где – альвхеймерцы. Смерть уравнивала всех – но лютость живых только лишь возрастала. Вот уже первые воины Гандальва преодолели и второй ряд частокола. Впереди была вершина холма – и конунг. Альвхеймерцы рванулись вперед, будто отведав доброго хмеля. Каждый желал принести грозному владыке голову его врага.
Мудрый Торлейв говорил, что этот момент настанет, и ярлы кивали головами, подтверждая, что холм их воинству не удержать - а то, что немало людей погибнет, так на то и война. И если храбрый конунг по молодости и горячности поначалу противился подобному решению, то седовласые мужи убедили его в необходимости оного. След правителю с юности воинскую науку познавать было и не по рассказам, а на деле - где подлость, где маневр - о том законоговорители и асы решат, а победа в этой битве была необходима Агдиру, ибо проиграв здесь, не было бы уже шанса оправиться.
О том думал Торир Ярл, глядя на падающих под ударами мечей и топоров бондов, чьи жизни должны были стать ценой за победу. Медленно вышел клинок из кожанных ножен, а воздух со стоном покинул легкие - каленое острие стрелы вошло в незащищенное кольчугой горло ярла Торира, точно месть за брошенных на убой крестьян. Кто пустил эту серооперенную стрелу, кто натянул лук - не дано было узнать, но упал Алый Ус на колени, издав предсмертный стон и веля гридям вступить в бой с дружиной альвхеймарской.
Тотчас сокрытый в подлеске резерв пришел в движение – и ударил прямо по втянувшимся в битву альвхеймерцам. Советники Харальда ожидали, что войско противников несколько смешает порядки, да убавит бдительность в предвестии триумфа. В первый момент так и вышло: казалось, победа голова ускользнуть от воинов Серого конунга, – настолько не ожидали они нового удара, не убоялись, что уж затравленный зверь еще может кусаться. Добрая наука!
Однако, Гандальв не зря столько зим прожил на свете. Велик был ратный опыт альвхеймерского конунга, и хитрость врага его не смутила:
- А ну, сомкнуть ряды, псы смердячие! Выставьте вперед копья – ногами крепче в землю упритесь! – крикнул он замявшимся с отражением удара гридням. – Али дети малые, не ногах еще не утвердились? За Альвхеймер!
Не смутила гибель предводителя среднее агдирское воинство, хирдманны врубились в ряды нахлынувшей альвхеймарской лавины, сражаясь доблестно и отважно. Не зря поставил здесь, за рядами неумелых крестьян, Харальд, лучших своих гридней - расслабились, рубя мужичье, прихвостни серого конунга, не ожидали подобного отпора.
А с флангов ударили сокрытые в лесу дружины Ярла Хлодира и Ярла Тормунда. Хорош был план агдирских воевод: заманить войско вражье, окружить его, да всеми силами ударить, когда час придет, вот только много было воинов у Гандальва, не хватало людей, дабы в окружение взять их. Быстро опомнились серые псы, сдержали яростный натиск.
И хотя теперь в бой шли не бонды-землепашцы да рыбаки, а умелые воины, теснили их Гандальвовы хирдманны обратно в лес. Велика, видимо, была ярость за позорное поражение, велик страх перед гневом конунга, раз столь свирепо бились альвхеймарцы.
Да и куда им было идти, коли сегодня стоял за их спинами ни Хаки Малодушный, над чьими словами можно смеяться, а сам конунг грозный, в гневе немилостивый? Не было выбора у альвхеймерцев, крепко держала свою власть рука Гандальва-конунга. и в памяти воителей намертво зарубилось наказание для ослушников.
- За Альвхеймер и Гандальва! Да здравствует Серый конунг! – заорали викинги.
Храбры были агдирские гридни, изобретателен ум советников Харальда да велика доблесть юного конунга, уже проявленная в ратных делах, но ныне боги, казалось, отворотили от него свой взгляд. Битва разгоралась, – но перевес альвхеймерцев, пошатнувшийся было после маневра ворогов, снова стал ощутимым. Воины Гандальва-конунга были злы, сильны и опытны. А главное – их было больше. И стало казаться воителям, что обречен ныне черный волк, разорвет его алый медведь на куски и съест, не оставив и косточки.
И шла битва кровавая час за часом, и никто не желал отступить, спину врагу показав. Агдирцам ступать было некуда, сзади - только Харальд, их последняя надежа. Срубят коль голову конунгу – его гридням тоже, хоть в петлю лезть самолично. А вот альвхеймерцев гнал на клинки давешний позор, стыд справедливый да страх нутряной. И только боги знали, какова будет цена нынешней победы в сечи, столь немилостивой, что и опытные воители уж устали махать клинками на поле.
Вот рванулся вперед Харальд-конунг, видя, что теснят его воинов на холме, но рука телохранителя взяла конунжьего коня под уздцы, не давая увести в бой храбрую дружину.
- Не для того ты пришел сюда, Харальд сын Хальвдана, чтобы голову сложить в лютой сече! Не та судьба тебе предначертана! - Жестко произнес Торлейв. - Но и то правда, что не устоят наши воины без свежих сил!
Ормульв-херсир понял приказ жреца, высоко подняв копье и ударив в бока коню - сему славному мужу выпала доля вести в бой последний резерв агдирский, лучших воинов, что были у конунга. Отсвечивали на солнце их кольчуги двойного плетения, играли лучи на полированных шеломах, падали отблески на лезвия мечей и топоров. Неслась агдирская конница встреч прорвавшемуся на холме врагу, усталому и озлобленному, врезавшись в ряды бойцов, топча их копытами и рубя, точно молодые деревца.
- Последний шанс наш, - донеслись слова Торлейва, а вдали от битвы остались лишь личные телохранители Харальда.
Однако, сие понимал и Гандальв. В очередной раз оскалил конунг зубы в злой ухмылке, и светлые очи его загорелись бешеным пламенем, так пугавшим альвхеймерских витязей:
- Это - последний резерв. Гридни мои, срубите им головы, дабы могли мы добраться до труса, хоронящегося за спинами землепашцев.
Боги наградили Гандальва Серого голосом звучным, под стать телесной могуте, и сейчас, невзирая на шум битвы, глумливые слова долетали до Харальда и советников невозбранно:
- Поглядим, может, на последнем рубеже у него – и вовсе девки поставлены, и будет волчонок Хальвданов их прелестями наш взор от себя отводить…
Битва вспыхнула с новой силой – но ныне Агдир могло спасти только чудо.

Гандальв же конунг с верными дружинниками отъехал еще дальше от холма – дабы иметь возможность лучше обозреть битву да решить, где усилить натиск, а где можно и выжидать, противника изматывая. Холодной осталась его голова, а сам владыка Альвхеймера еще не обнажал топора в этой битве. Дело конунгов – думать. А для того, чтобы рати в бой вести много разума не надобно. И, хоть и желал конунг сам снять голову с Харальда – но в сечу не лез, и лишь старики, знавшие Гандальва с пеленок, видели в нем нетерпение...

Эйнар, Сигрун, Асвальд и Рагнхильда
совметсно с Драконессой и Мориан

Как только последние воины Альвхеймра выступили в поход, Эйнар велел своим людям выходить из укрытий и идти по следам вражеской рати. С тех пор как Эйнар взял в жены Сигрун воительницу, он ничего не предпринимал без ее советов. Теперь же две мудрые женщины сопровождали его в походе, и долго они говорили Эйнару, что должен он разумно распорядиться теми немногими людьми, которые у него есть, а не вести их на верную гибель...

Эйнар еще издали приметил небольшой холм с крутыми склонами, примыкавший к полю битвы с севера... С небольшим отрядом он смог незаметно подкрасться из леса... Оставленные на вершине холма Гандальвом стрелки увлеченно следили за битвой, и никак не ждали появления врагов у них в тылу прямо из леса. А когда заметили, что кто-то взбирается по холму, было уже поздно. Эйнар первый запрыгнул на вершину, и за несколько мгновений успел зарубить троих, а когда лучники спустили тетивы, лишь две стрелы ранили воинов Эйнара. Гридни Асмунда быстро сразили оставленный для прикрытия десяток хирдманов. Эйнар издал торжествующий вопль, и вот уже отборный отряд стал карабкаться на холм, помогая Сигрун и Рагнхильде с ее свитой взобраться по крутому склону.
Эйнар взобрался одинокий молитвенный "стоячий камень", и увидел, как альвхеймарские воины теснят Агдирцев.
- Надо выступать...-пробормотал он, увидев рядом с камнем свою жену. - Эти собаки теснят агдирцев... Они их обложили со всех сторон...
- Не сейчас, муж мой... - сказала Сигрун, держа Эйнара за рукав. -Они быстро опомнятся и сомнут всех. Их еще слишком много... Может быть юный конунг что- то припас для них. Не верится, что он мог оставить за частоколом все свое войско...
Вот вышли резервы из засады в лесу, и тоже ненадолго восстановили они равновесие. И когда уже из засады вышла конница агдирцев, разметав пехоту. не стала уже Сигрун удерживать руку мужа. И затрубил рог Эйнара, и трубный рев прокатился по ратному полю и по холмам. И тогда ударила рать Асмунда сына Альвхейма на ряды наступающих Авльхеймарцев, и ряды их смешались. На короткое время наступило замешательство, и побежавшие из задних рядов давили на тех, кто был впереди, сбивая их с ног, и внося еще больше сумятицы. Наступление остановилось, но постепенно альвхеймарцы пришли в себя, и стали уже теснить свежую агдирскую рать, пришедшую на помощь...

Тем временем Эйнар, обозревая поле битвы, услышал, откуда доносился знакомый голос, и увидел, где расположился ненавистный Гандальв конунг. И воспылало его сердце яростью, и взяв из оставшихся в резерве полутора сотен сотню отборных винов, Эйнар утсремился к ставке альвхеймарского конунга, будто смерч прорубая к нему дорогу...

Альвхеймарцы первое были застигнуты врасплох и невольно раступались перед напором сотни Эйнара. но потом пришли в себя и встали стеной, преграждая путь к ставке своего конунга на небольшом холме...

И вдруг сверху разнесся мелодичный женский голос...


Руны я режу на камне молитвы
пусть предрешат они исход этой битвы!
рунами в камне к богам я взываю
жертвенной кровью я их окропляю!

Фрейр - отец наш и прародитель
всякого блага земного даритель
Руной Феох заклинаю тебя
смерть дай врагам, как огню от дождя
потомка от ран своего сбереги
Да не обретут исцеленья враги!

Видар - великий и славный воитель
гроза великанов и их погубитель
руною Анзус тебя заклинаю
пусть наши воины страха не знают
Руки пусть станут, как камень тверды
Кровь вражья прольется потоком воды!
Рагнхильда взяла чашу с жертвенной кровью, окропила камень с вырезанными на нем рунами , и запела сильным голосом, сплетая заклятия из вис. Альвхеймарские гридни на миг оцепенели, завороженные жуткой красотой этой песни. И начали агдирцы теснить альвхеймарцев, и многие поверили, что наслала Рагнхильда на врагов заклятие боевые оковы, ибо напуганные ее словами, утратили воины привычную ловкость.
Разъяренный Гандальв показался из своего укрытия, и в ярости прокричал своим воинам "Чего уши развесили, олухи?! Кто-нибудь, скорее туда шуруйте, и убейте эту ведьму, пока она не натворила бед!"
Небольшая группа альвхеймарских воинов отделилась от остальной рати и повернула к холму, где стояла Рагнхильда рядом с натянувшей тетиву лука Сигрун, в окружении полусотни вооруженных до зубов телохранителей... Вот уже первые альвхеймарские псы полезли на крутой склон холма. И тут вних полетели одна за одной стрелы из тугого лука Сигрун. Первые четверо альвхеймарских воинов попадали, сраженные стрелами, и покатились по склону, сбивая с ног своих товарищей, которые взбирались на холм следом.
А Рагнхильда продолжала...

Тюр справедливый, что Волка сковал
В сердце Гандальва вонзи ты металл!
Руною Тейваз тебя заклинаю
Пусть разорение в землях настанет
Серого пса...И отец отомщен
Сыном, что мной терпеливо взращен

Защитник наш вечный, о яростный Тор
Свой молот обрушь на врагов, что из нор
как крысы полезли на запах добычи
Пусть станут они беззащитнее дичи
Уменьши же рати Гандальва в числе
Взываю я руной Туризас к тебе

Отчаявшись после трех неудачных попыток вскарабкаться на холм, Альвгейр -ярл приказал выстрелить в ведьму из луков. Но, увы, ветер, помогавший стрелять Сигрун, дул против них, и отклонял все стрелы. Альвгейр открыл было рот, и прокричал чтобы воины обходили Холм с подветренной стороны, и тут стрела из лука Сигрун впилась в его горло. Воины попятились, потом с ругательствами и ревом снова стал карабкаться вверх по холму, и часть из них побежали в обход, чтобы вскарабкаться по холму с наветренной стороны, или попробовать подсрелить кого-то. Но Сигрун стреляла метко, уверенно посылая стрелу за стрелой, и ни один из них не добежал до другой стороны холма... Тем временем, увидев, что по ним больше не стреляют, оставшиеся Альвхеймарцы снова начали карабкаться на холм. Вот голова одного показалась за краем, и тут же на его голову опустился тяжелый боевой топор, раскроив шлем и голову. Тех кто шел следом, встретили копья и топоры телохранителей Рагнхильды, а Сигрун в это время стреляла в тех кто карабкался по холму... И снова натиск был отбит, вся цепочка обрушилась вниз, воинов сбивали с ног тела их мертвых товарищей, и они катились вниз к крутому склону, ударяясь об выступы мерзлой земли и торчащие камни...
А Рагнхильда стояла, расставив руки и высоко подняв голову, продолжала плести свои колдовские висы, хоть и очень простые, но эффектные . И в стихах своих колдовских воззвала она к Локи - мятежному богу огня, и к Хель - что держит в заточении души мертвых, и призвала их вернуть на землю душу своего мужа Хальвдана...

Руной Кеназ я огонь пробуждаю
пламя что в царстве душ мертвых пылает
Локи, Великий, позволь же Хальдвану
Сыну помочь нанести врагу рану,
Долг свой исполнить и месть совершить.
На миг мира мертвых врата отворить...

Хель - о царица чертогов подземных
много ты держишь костей в них нетленных
руны Гар заклинаю я тайною силой
выпусти Хальвдана с этой могилы!

Один Великий, отец всех богов
Заклятье скрепи силой крепче оков
Силы придай ты моей ворожбе!
Вирд - руной тайны взываю к тебе!

И вот осыпалась земля со склона холма, показав зев кургана, и оттуда выехал могучий всадник на черном коне, и на нем был погребальный саван. Было видно алый плащ на его плечах, и черные как воронье крыло волосы ниспадали из под старинного бронзового шлема и слегка развевались по ветру. В одной руке он держал факел, в другой держал меч, и его жуткий хохот наполнял сердца альвхеймарцев ужасом.
Агдирцы слышали колдовскую песнь кюны. Кто-то среди альвхеймарцев закричал: "Мертвец! Хальдван вернулся!"
Это воодушевило агдирцев, и с удвоенными силами наетели они на замешавшизхся альвхеймарцев, и вот все войско откатилось назад... Понемногу стали агдирцы теснить врагов назад, устилая склоны двух холмов трупами и ранеными...

Сообщение отредактировал Ноэль - 1-02-2007, 20:18

Битва. Продолжение.
Совместно с мастером.

Однако, если конунг и оставался спокоен, то часть его гридней пребывала в таком ужасе, что чуть не бросила копья да секиры. Мудрым казалось прежде решение Гандальва напугать трусов перед битвой, посулить им лишение пира в Вальгалле. Ныне, увидев восприявшего из тлена Хальвдана, провинившиеся полностью утратили мужество. Помстилось им, что Локи не желает терять их души, обещанные конунгом для его воинства, вот и послал самого лютого врага Альвхеймера за ослушниками. Никого живого не боялись гридни так, как этого мертвого. Многие сами открывали грудь для агдирского железа, предпочитая уйти от меча, чем быть забранными мертвецом страшным в вечный холод, Локи мятежному во слуги. Все знали, как пал Хальвдан и никто на поле не усомнился, какой бог ныне явил свою волю сражающимся.
Охватил суеверный трепет не только альвхеймарцев, но и тех воинов агдирских, что видели Хальвдана, однако вид его лишь предал им сил. Многие помнили, как клялся конунг вернуться даже погибнув в самый тяжкий для его страны час.
- Конунг! Конунг вернулся!
- Хальвдан Гудредсон!
- Хальвдан Черный!
Раздавались крики воспрявших духом хирдманнов. А среди тех ветеранов, что участвовали в походе в Хрингарику живы еще были воспоминания о силе Хальвдана, собственноручно убившего трех альвхеймарских ярлов и воинов без счету.
С новыми силами ударили вои, сминая замешкавшихся врагов, и полным на этот раз было окружение - с четырех сторон давили агдирские рати, не оставляя возможности избежать копья или клинка, не оставляя и шанса покинуть битву.
И альвхеймерцы дрогнули. Гандальв кусал усы и с силой сжимал рукоять меча с ладони – но не мог ничего сделать: воинов у него было много, но дух их боевой угас, как лучина на ветру. Живой властитель Альвхеймера проигрывал агдирскому мертвецу. В страшном гневе, Гандальв оглянулся в поисках коня, дабы лично ринуться на сие злостное привидение, посмотреть, есть ли кровь в жилах гнусного порождения Локи. Но, едва конунг добрался до верного скакуна, схороненного в осиннике, как рядом возникли несколько гридней.
- Битва уж ныне проиграна, конунг! Садись в седло – и скачи прочь – не дело это оборвать славный род властителей, не для того воители кровь проливали, - молвил один сивоусый.
Грозен был взор конунга, а слова его хлестки, как плети удар:
- И ты, воин простой, дерзнул конунгу своему путь указывать? На кол твою голову за речи такие посадить надобно, да выставить перед тыном, чтоб собакам другим лаять неповадно стало. Отпусти повод, смерд, дай мне дорогу!
- Волен ты мою голову снять, Гандальв Серый, но послушай речи мои, умоляю! Битва ныне проиграна. Ты же видишь это как я, а один храбрец против рати – не воин.
- Бежать предлагаешь мне? – спросил конунг, но уже без прежнего гнева. Он тоже видел, что немилостивы ныне боги к альвхеймерцам, и печально положение на поле ратном. Да будет так – но только ради рода я покажу Агдиру спину. Страшной будет моя месть, клянусь Одином!
И конунг пришпорил скакуна, сопровождаемый конными гриднями числом десять.
Однако, не только Гандальв был опытным бойцом на этом ратном поле, Эйрар Губитель Заговоренных в дружине Хальвдана тоже не порты по лавкам просиживал, а потому зорко следил его взгляд за битвой, отмечая все передвижения вражеские. И не ускользул отряд конный от внимания славного война. Знал он – коль уйдет сегодня Гандальв, то долго еще мира в Норвегии не будет, снова ужалит Агдир гадина не обезглавленная, и может не быть тогда Хальвдана средь воителей. Милость Локи ненадежны, редко нисходит мятежный бог до желаний смертных викингов, на то он и владыка Огня. А потму не раздумывая далее, кинулся Эйнар в погоню, отбрасывая альвхеймерцев с пути мощными ударами, и казалось пораженным врагам, что не смертный муж, но один из богов Асгарда сражается с ними на поле, столь велика была отвага викинга да точны его удары. Не велика была дружина Губителя Заговоренных, но стоял они насмерть, не желая ни одного врага выпускать. Сильны были Хольмгардские воины, храбры и отважны юные гриди Асмунда Альхеймсона, дюже сдерживали натиск альвхеймарский, пока дружина Харальдова давила с другой стороны, но не сдержали. Отброшено прочь было пробитое копьями тело Асмунда, и лишь благодаря верным воинам, был вынесен он из битвы живым, а Эйнар продолжал рубиться яростно и зло, как и подобало воину, какой бы веры он не был.
Тем не менее, ворогов было много больше.
- Этот христианин! - Воскликнул кто-то из воинов гандальвовых, увидев блеск серебряного креста на груди Эйнара.
- Тор, ниспошли сил сразить иноверца!
Разметана была дружина хольмагардца, и сам он отбивался от шестерых врагов, точно псов повисших на нем, нанося рану за раной, и не было сил у Губителя Заговоренных сразить их всех. Наконец топор одного из супротивников отсек Эйнару руку, а другой ударом меча сшиб его наземь, и понеслись дальше альвхеймарцы, спасаясь от жуткого призрака Хальвдана, от ратей агдирских, едва лишь возможность. Тем паче, что бежал уж Гандальв конунг, и не было возможности достать его ни стрелой, ни копьем, ни мечем агдирским. Без конунга дрогнули воины, зависшие меж войсками Эйнара и Харальда, как между молотом и наковальней. Не в силах они были уже раздробить наковальню, но из сил последних подались назад, отстраняя молот.чтобы сокрыться в лесу. Много воинов полегло в сечи, однако усталость уж сковывала члены даже закаленных в боях мужей, не хотели они стоять между войском альвхеймерским и спасением. Гридни гандальвовы ныне раненого кабана напоминали – собьют и не заметят. А потому командиры агдирские, щадя воинов, сторонились, давая дорогу бегущим. Кое-кого все же достали стрелами да оружием, но часть их значительная скрылась в дебрях бесславно.
Харальд вновь победил.

Раумарики.
Нет, Хари Лысый не первый день топтал мёрзлую землю. Ветеран многих компаний, он понимал, что это его последний бой, последний путь и проделать его надо, как настоящему мужчине, с мечом в руках, дабы после смерти светловолосые валькирии потчевали его мёдом в небесных палатах у Одина.
- Бенка, бери десяток и чтобы Фроди узнал о нападении первым. Всё действуй. Эх, не зря я не верил этому Кукушке, за что и плачусь. Сикстен, обходи справа. Никого не жалеть! Жгите всё, что жжётся. Андерс, ты со своими – справа. Ну, Один с нами!
Рыжебородые гиганты-близнецы, бывшие одновременно друзьями Хари на пирушках и в бою и видевшие в жизни не меньше чем он, принялись раздавать указания своим людям, дабы заманить клин вражеских войск вглубь, а там окружа его, захлопнуть ловушку. Сам Хари, как могучий столб, поднял боевой молот и занял глухую оборону прямо перед наступавшим на него клином. Что, что, а к нападению успели подготовиться. Сперва прибежал паренёк от заставы у ручья, как уж его там, потом от Чёрного Камня примчался Оттар Рваное ухо и стал пугать такими ужасами, что пришлось приказать ему заткнуться. Но и врасплох никого не удалось взять. В подштанниках ни один не выскакивал. Лучники сидели в схронах и ждали того момента, когда враги окажутся на пристреленных площадках, чтобы обрушить на них залп стрел. Сила шедшая на них, при прикидкам старого воина, была не меньше их гарнизона, а то и больше, если учесть, что не всё воинство выступило против них в первой же волне атаки. А значит, это не случайный рейд, а спланированная акция и их цель – продержаться как можно дольше, пока подойдут основные силы под управлением братьев и не сокрушат нападавших. А в том, что это случится, Кари не сомневался ни одной минуты. Крошка Бенка, кучерявый низкорослый живчик с залысиной под шеломом, уже разворачивал свой десяток и выводил их на территорию, куда ещё не проникли нападавшие, где в специальном месте лежали снегоступы. Опытные воины знали, что именно от них зависит теперь, насколько быстро придёт помощь и, в зависимости от этого, какими словами помянут их на том свете их соратники, встающие сейчас навстречу врагу с оружием в руках. Бенке Хари доверял самые важные дела, ибо тот обладал не только силой, но и хитростью самлго Локи. Говорили даже, что его мать спуталась давно в прошлом с каким-то торговцем, так не похож тот был на своего блондинистого отца. Но Бенка, когда подрос, самолично укоротил некоторые особо злые языки, при этом никто так и не смог ничего доказать. Снегоступы были на месте, сухой трут разгорелся быстро и вот уже дым пожара вознёсся над деревней, показывая дальним наблюдателям, что к Роумарики подошли чужаки. Несколько фигур, не заметные за этим самым дымом скрылись на снегоступах в лесу, кратчайшим путём направляясь в сторону, где расположился на зимовье Фроди со своим братом и основными силами своего войска.

Хрингарики.
____________________________
Малы оказались силы Гутхорма после жестокой сечи. С тремя сотнями воев приплыл он освобождать родную землю и лишь половина из них уцелела.
Олень Хрингарики был мрачен. Третью ночь уже не мог сомкнуть он глаз, терзая своё сердце тяжкими сомнениями: оставить ли Хрингарики и мчаться на подмогу Харальду или оставаться на родине, которая очень скоро притянет к себе множество охотников за дармовой наживой.
Он приказал испросить совета у Богов и знающие люди бросили руны. Слова Одина велели ждать знамения. Шёл уже четвёртый день, а его всё не было.
Гутхорм велел выставить разъезды, должные замечать, всё, что творится у границ Хрингарики и немедля доносить своему ярлу с вороном, наученным лететь в усадьбу, где веками жили и правили славные предки Оленя Хрингарики, ранее прозываемого Юным Конунгом...

– ...И горят дома, кюна, и проклятые роголандские разбойники убивают твоих людей. Разорение и смерть, кюна...
Седой бородач Скегги не видел лица своей хозяйки – она стояла у окна и глядела на пустой темный двор. Словно не слышала слов старого слуги.
– Твой внук в походе, госпожа моя, и некому защитить твои земли, некому кликнуть клич...
Голос Скегги сорвался. Он не видел лица старой Ассы, но знал: в глазах ее стынет безразличие, холодное, как пепел разоренного, спаленного дома.
Кюне – седьмой десяток. Что ей до дело до чужих смертей, если своя уже улыбается с порога? Что ей за печаль до чужого разорения, если власть уже уплыла из рук? И все, что осталось в жизни, – вот эта горница, ставшая темницей, и слабая надежда на безопасность...
И ради этого Скегги пробирался сюда, рискуя жизнью?
– Твоя невестка молит за нас богов в святилище. Твой внук бьется вдали от родного края. Твою землю терзают враги. И некому...
Скегги замолчал: слова мертво падали к ногам старой кюны, не задевая сердца. Он тоскливо, коротко вздохнул, затоптался у двери. Надо было уходить...
Но тут кюна Асса обернулась.
И Скегги понял, как он ошибся.
На этом старческом лице полыхали молодые глаза, полные страсти, гнева, ярости.
– Харальд – молокосос! Ормкиль – тряпка! Рагхильда пусть молит богов, больше она ни для чего не годится! Достань мне выносливого коня, Скегги! Слышишь – коня!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 29-01-2007, 23:23

Тунсберг, Вестфольд
Слуга поклонился и выбежал во двор. Слухи разносились быстро. Все слышали печальные новсти из Агдира. И никто из слуг и гридней, кому поручено было сторожить Ассу, не посмел ей перечить, но все вызвались сопровождать ее. Старая кюна послала ратную стрелу по округе, и призвала всех, кто еще мог держать оружие. ид ти с нею в поход на Агдир, чтобы избавить его от новой напасти.
Все мужчины в том краю, кто уцелел после нашествия альвхеймарцев и еще мог держать оружие встали под ее начало. И в тот же день старую кюну усадили в сани, в которые были запряжены двое могучих коней, и рать собранная ею в Вестфольде в окрестностях Тунсберга отправилась в Агдир по самой короткой дороге через лес...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 30-01-2007, 12:28

Стрелы полетели в клин, наступавший на Лысого. Близнецы повели свои звенья вокруг нападавших и завязали сечу. Сперва казалось, что противники, даже ворвавшиеся в укреплённые пределы посёлка, многим не повредят вставшим в глухую защиту воям Кари. Но это было только до поры до времени. Не успел Лысый развить атаку, не успел погнать нападавших, как в спину его викингам ударили подошедшие основные силы Харека. В спину Хари вонзилось копьё, посланное чьей-то меткой рукой и предводитель укрепрайона рухнул, погребя под собой кого-то из местных перебежчиков. Братья, увидев падение вожака, вместо того, чтобы идти на смычку и встать рядом, развернувшись всем фронтом против нападавших, отступили к телу Лысого, что стоило их десяткам нескольких бойцов. Лучники, дезориентированные невнятными действиями клина прекратили огонь, чтобы ненароком не задевать своих, что сыграла на руку нападавшим. Не сдерживаемые теперь абсолютно ничем, те выслали местных ополченцев в гнёзда, где те, выдав себя за подкрепление, вырезали почти без боя всех лучников. Оставшиеся воины сражались с отчаянностью обречённых, понимая, что время уже упущено и им не продержаться до подхода сил Фроди. Один, два, три десятка легло под их мечами. Натиск был сдержан. Но и только. Близнецы оставались одними из последних. Казалось, беда обходит два острова сопротивления, стоявших спиной к спине и пытающихся перемещаться в ту сторону, откуда слышались команды нападавшим.
- Мы его сделаем, - рявкнул Сикстен в секунду передышки.
Его брат только заржал в ответ. Говорить было нечего. Они понимали друг друга с полувздоха и теперь, видя, что Кари умер героем, они лишь хотели обезглавить наступление противника и попасть в Валгаллу за своим другом, потрясая головой вражеского лидера.

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:16

Первый бой Харека в Раумарики
Харека во время схватки оттеснили куда-то к стенам сараев и амбаров, в то время как Орм уже почти пробился сквозь сильно поредевшее войско Хейдемарцев к отряду Хрольва. Ополченцы, столь внезапно переметнувшиеся на сторону Агдирцев, в считанные минуты обезвредили всех засевших в домах лучников, и теперь стрелы летели уже в хейдемарцев, впрочем, не нанося им особого вреда.
Атака отряда Харека Волка была столь неожиданной, что боевой дух большинства Хейдемарцев сразу сник, и многие из них бежали, пытаясь пробиться к воротам, но Харек приказывал своим наемникам не щадить никого, и лишь единицам удавалось пробиться сквозь заслон и скрыться в лесу.
Сикстен с братом между тем резко кивнули друг другу и волной яростной атаки понеслись сквозь ряды неприятеля к человеку, которого почитали за лидера нападавших.
Их секиры мелькали, как молнии и вот перед ними он, тот, кто привёл эти войска и был виновен в гибели Кари. Почти одновеременно один из братьев ударил сверху, между тем, как второй подрубил противника под ноги. Этот приём почти всегда срабатывал в сечах, а братья, с детства понимавшие друг друга с полувзгляда, знали, когда начинать и как проводить совместную атаку.
Орм уже издал торжествующий вопль, увидев Хрольва Рыжего, подобно Тору размахивающего своим боевым молотом, сокрушавшим щиты и раскалывавший шлемы вместе с головами. Датчане плотно держал строй с обеих сторон, и пробиться сквозь него было совершенно невозможно. Некоторые хейдемарцы, растеряв остатки боевого духа, пытались скрыться в сараях и амбарах, и там их добивали местные - кого копьями, кого топорами, кого дубинами, а кого удавками. Местные мужики не могли простить чужакам надругательства над своими женами, сестрами и дочерьми, и теперь жестоко мстили хейдемарским воякам, как только выпала такая возможность.
Предательство местных было тем фактором, который чужаки использовали. Защищавшиеся не могли понять, чего ждать от того или иного мужика. Тот мог, как принести колчан, так и ударить дрыном сзади. Приходилось бояться всех и каждого. Прятаться было некуда. Тех, которые пытались убежать в лес настигали стрелы финов. Островком несокрушимости были только братья Хровсен, которые атаковали лидера нападавших, за которых приняли Орма. Одна яростная атака,
вторая. Третий удар топора пробил защиту. Орм пошатнулся. Удар по ногам следом перерубил ему нижние конечности и добить лидера теперь смог бы даже ленивый. Удар сверху и радостные крики рыжих братьев возвестили, что войско противника обезглавлено. Вот только слышать их было уже некому. Братья оставались вдвоём против нескольких десятков нападавших.
И на них с яростным ревом обрушился Хрольв. Высокий - на две головы выше остальных воинов, с растрепанной рыжей бородой, в рогатом шлеме и с большим молотом в руках он был живым воплощением бога Тора - такой же неистовый и смертоносный. С криком "Обернись и умри" - он нанес молниеносный удар, пробивший шлем как скорлупу ореха и раскроивший череп Сикстену.
Андерс еле увернулся и, бросившись вперёд рыбкой, секирой ударил нападавшего по ногам. Но спина рыжеволосого гиганта оставалась не защищённой и.. тут один из воинов Хрольва, Хольгер Крикун прокричал торжественным тоном:
- Посвящаю тебя в жертву Одину! - и метнул свое копье в спину гиганту.
Андерс дернулся и упал лицом вниз, сражённый копьем, и секира выпала у него из руки, три раза перевернувшись в воздухе. Деревня была занята.

Греттир - знахарь тут же подбежал к Хрольву, и принялся бинтовать ему подрубленную ногу, останавливая кровь. Хрольв стонал от боли и изрыгал проклятия.
К ним подошел Харек.
- Где Орм? - спросил он, осматривая ряды своего поредевшего войска.
- Орм убит - сказал Ивар Лисица. - Эти двое берсерков его убили. Но он теперь отомщен.
- Хрольв, ты славно сражался. Эта деревня твоя, назначаю тебя херсиром этой области. Собирай дань от имени коннунга Агдира, но не собирай больше положенного, и не чини обид бондам. В эту зиму не бери с них более, чем необходимо для содержания твоей дружины. Будь готов по первому моему зову послать людей мне на помощь... Теперь это твой народ и твои люди. Выбери себе тридцать человек в дружину, тренируй местных жителей - теперь и оружия и доспехов у них хватит на всех...
Раненого Хрольва отнесли в дом деревенского старосты. А в большом доме, который раньше принадлежал местному херсиру, которого убил Кари Лысый, был устроен пир в честь победителей и нового херсира Леддингнесса - усадьбы хёвдинга южной четверти Раумарики.
Местные музыканты играли незатейливые мелодии, девушки и женщины разносили охлажденное на морозе пиво и дымящееся мясо в мисках, и одаривали воинов улыбками и красноречивыми взглядами. мало мужчин осталось в деревне после нашествия хейдемарцев, и много вдов и незамужних девиц, потому многим был обещан домашний уют и теплая постель, и радушная хозяйка.
Харек решил дать своим воинам три дня на передышку, и потом предоставить Хрольву отобрать тех воинов, кого он хотел бы оставить с собой. Считая местных ополченцев, в усадьбе должно было остаться не менее пяти десятков хорошо вооруженных воинов...

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:20

Страшная гроза разразилась над Хрингарикой на пятый день ожидания Гутхорма. Тор яростно бился с турсами, посмевшими в очередной раз пробраться в Мидгард, и отзвуки его битвы разносились, казалось, над всей Норвегией. Летел к цели не знающий промаха Мьольнир, оглушительно грохотали колёса повозки и дождь из ран инеистых великанов, на лету становясь разящим градом.
Зимняя гроза - страшно и прекрасно!
Гутхорм стоял на крыльце своей усадьбы и с яростным восхищением сжимал рукоять меча. Он не возносил Богу Грозы молитв - не дело отвлекать воина в пылу битвы. Он просто всем сердцем желал тому победы, и это оказалось сильнее любой молитвы. Свистнул Мьолнир, и ярчайшая из всех молний протянулась через всё небо указывая Гутхорму путь. А потом удар грома перевернул всю землю.
В великом волнении ярл Хрингарики вернулся в дом и приказал найти жреца, способного истолковать этот знак.
Таковой служитель Тора нашёлся лишь на следующий день, да и не нашёлся, а сам пришёл к Гутхорму, ведомый велением своего божества.
- Твой бег, Олень Хрингарики, отныне будет проходить рядом с тропой того, кого люди нарекли также, как и тебя когда-то. Так повелел Тор!
Более ярл не сомневался, и уже на следующий день остатки его дружины неслись к Харальду на помощь. В родных землях он осталвил лишь тридцать воинов, для того, чтобы они создали ополчение, способное защитить Хрингарики хотя бы от разбойников.

(разговор курсивом написан совместно со Скальдом)
В бою нет места долгим раздумьям… все решения надо принимать быстро. Но до битвы, и после нее – всегда одолевают воспоминания.
И Харальду нередко вспоминался тот разговор с Торлейвом, состоявшимся накануне поединка.
–Чтобы там ни говорили, но я не слышал, чтобы сын Гандальва нарушал слово. Если я его сражу – думаю, они отступят.
- Может Хаки и сдержит слово, но вот сдержит ли его рать? Известно, что его никто не уважает. Я гадал на рунах, и мне выпало, что ты одержишь победу, но потом выпала перевернутая руна Эхваз - что значит обман и предательство, и руны показали, что ты можешь попасть в руки врагов. Потому я посоветую тебе - взять с собой все войско, нос прятать их в зарослях, а на битву выйти лишь со свитой. Я не верю альвхеймарцам и от них можно ждать любого подвоха. Надо соблюсти уговор, но быть наготове, что его нарушат.
Харальд поморщился, но кивнул.
– Твоя правда, мудрый. Не следует полностью верить альхейвмарцам. Я отдам приказы, и в случае чего – Торир придет на помощь.
– Если твоя удача с тобой, ты победишь. Боги судили тебе быть великим конунгом. Потому ты должен следовать своей судьбе, и отринуть весь страх и сомнения. Ты отомстишь за отца и за родичей твоей матери
– Я давал повод усомниться? – в глазах юноши блеснул холодный огонек. – В поединке или в битве, в одном сражении, или в войне – но Гандальву я заплачу за все бывшее и настоящее. Все. Больше я этого повторять не буду – просто сделаю.
– Сама земля наших предков поможет нам, – торжественно произнес Торлейв. – А я заручусь поддержкой богов. Ложись спать и наберись сил перед поединком.
И вот, они оба оказались правы – Хаки повел себя честно, но его воины замыслили предательство. Тролли и ётуны, как они могут вот так нагло нарушать правила чести? Да собственный конунг им в лицо должен за это плюнуть!
А коль не плюнет – так это Гандальв, а не его сын достоин презрения.

Потом, наблюдая за битвой, Харальд чуть ли не разрывался пополам. Не дело конунга – лезть в сечу, по крайней мере, пока у него нет наследника. Это верно. Это правильно.
Но там – его люди! Его воины! Он отправил их в смертный бой… а сам даже меча не вынимает…
Вот этим и отличается конунг от обычного воина. Обычный воин надеется выжить, а правителю выжить в битве надо. Простой боец не сможет потом отплатить в случае проигрыша…
Признаться, Харальд уже был готов рвануться в битву – да пение матери удержало. Молитва богам… и невидимые руки, простертые над войском Агдира.
Померещилось? Или тот разговор с Видаром действительно позволил видеть?
Харальд не знал, и не хотел знать точного ответа.
А потом был ликующий рев воинов, увидевших отступление врага. И крики «Харальд! Харальд!»
Конунг выпрямился в седле и вскинул руку.
Затихли воины. Смотрели на юношу-правителя.
– Сегодня – наша победа и наш день! – голос Харальда разнесся по всему полю. – Те, что живы – покрыли себя славой, павшие же заняли достойное их место в Вальхалле.
Краткая пауза – набрать воздуха.
– Но вы неправы, воины, когда кричите лишь мое имя. Командует правитель – но мечи бойцов вырывают победы! Сегодня – НАШ день! Нас, воинов Агдира.
Харальд вновь замолчал. Глубоко вздохнул. И, чуть привстав, бросил в пространство новое слово, новый клич:
– А-АГДИР!
– АГДИР! – единым ревом отозвались воины. – АГДИР!
Пожалуй, только этим он мог уравновесить неучастие в битве.

Уже вернувшись в лагерь, Харальд вдруг вспомнил о том, что во время боя вылетело из памяти. А точнее – о ком.
Не так сложно было отыскать шатер; тем более, что и лекарь оказался у входа.
– Как он, Беркир?
– Нехорошо, конунг, – покачал головой старик. – Что могу, то делаю. Да только… кто б не стрелял, бил точно.
– В сознании хоть?
– Это есть. Это я могу…
– Спасибо, Беркир.
Старик только кивнул.
А Харальд откинул полог и вошел в шатер.

– Говорят, что кровь воина больше по душе охотникам, чем кровь труса, – задумчиво промолвил Эгиль. – Как вам Барвайг, серые братья?
Ответом слепцу было удовлетворенное рычание.
– Что ж, мне это тоже по душе. Эх… жаль, что не все погибли. Рагнар… Барвайг… может, остальные еще по земле ходят. Ну ничего. Спешить мне некуда…
От места встречи с давним врагом Эгиль и его стая направились обратно к Вестфольду… и так уж вышло, попали туда, где прошел поединок – а потом и схватка воинов Альхейвмара и Агдира.
– Что такое? – нахмурился Эгиль, останавливаясь. – Кровь… да, тут кровь пролилась. А нас еще кровожадными зовут… да ни одна стая столько не убивает, сколько сами люди могут. Что, серый брат?
Волк – тот самый, что сопровождал вожака в Вестфольд, – забеспокоился. Пробежался немного вперед, потом позвал – коротким, отрывистым рычанием.
Озадаченный Эгиль, подойдя ближе, втянул воздух. И замер.
– Запах Хаки. И… его же кровь! Что такое?
Эта стая могла вызвать зависть у любых следопытов; не так уж много времени понадобилось на понимание. И еще меньше – на то, чтобы из всех запахов выделить один – удаляющийся.
И пойти по следу.

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:23

Когда Крошка Бенка со своими добрался до места дислокации основных сил Эйстейнсонов давно была уже тёмная ночь. Как быстро не бегай по лесу, а световой день на севере короток, а путь из деревни в деревню - неблизок. Тем более напрямки, через лес.
На стук в дверь вышел сам Хегни.
- Чтт-то сл-лучилось? - хмуро спросил он, увидев заиндевелую бороду Бенки и слыша его прерывистое дыхание. Даже ему было ясно, что пунцовые щёки этого человека раскрасило быстрое движение с одной из деревень-застав, ибо просто так для разминки никто бегать не будет.
- Нападение... Их голов триста... Лысый не выдержит... - только и сказал вошедший и рухнул на земляной пол, гнетомый сухим кашлем.
На звуки голосов подошёл и Фроди. Он знал Кари, знал и Бенку, одного их подручных последнего и чувствовал, что если Кари прислал человека, считавшегося в его отряде одним из наиболее хитрых и сметливых, то его сообщение никак нельзя просто проигнорировать. Себе же дороже встанет.
- Хегни, выводи всех. Побьём, пока те не оправились после стычки с Лысым. Я собираю остальных, а ты веди тех, кто есть. Что у них на щитах?
- Белый волк на черном, вороны на синем, ещё агдирский кабан...
- Наёмники... И за Агдир... Ладно, Фрейя с нами. Разгоним. Отдыхайте пока.
Фроди кивнул в сторону горницы.и сам прошёл за посланниками, дабы те присоветовали, как лучше напасть на противников. Хитрость Бенки давно ходила притчею во язцах и не воспользоваться тонкостями местности было бы непростительной ожибкой. Хегни между тем уже оделся и, выскочив на крыльцо, принялся отдавать приказания, готовя войско к походу. Вскоре ведомое младшим братом большинство воинов скрылось в лесу, оставляя за собой несколько проторённых полос от снегоступов.
Фроди, понявший, что брат увёл людей, даже не спросив совета, каким образом лучше нападать и с какой стороны заходить, лишь заскрипел зубами. Оставалась ещё надежда, что неожиданный натиск и усталость противника сыграют на них стороне и принесут победу. По его мнению, идти лесом не стоило. Этот путь был хоть и короче, но куда труднее.

Наумдаль.

На севере в Наумудале были конунгами два брата — Херлауг и Хроллауг, правившие вместе, как завещал им отец, погибший почти два десятка лет назад. Сильна была их дружина, пусть и не многочисленна, да скудны земли, и еще отец их желал расширить свои владения за счет соседей, но не вышло у него, и сам он пал в битве.
Братья же, едва достигнув возраста совершеннолетия, продолжили его дело, собирая ратных мужей, зазывая их посулами золота и земель.
Третий год строили Херлауг и Хроллауг курган в память об отце, так как один жрец нагадал им, что коли создадут они курган величайший во всей Норвегии, то и им быть величайшими конунгами.
- Боязно мне брат, - признался Хроллауг за ужином, когда братья сидели в тесной землянке недалеко от строящегося кургана. – Видел я сон, а в нем олень поднял ястреба на рога.
- То видел ты былое, брат мой, - отвечал ему Херлауг. – Ведь именно здесь Сигурд Олень погубил нашего отца…
- Но матушка щедро заплатила этому разбойнику Хаки, чтобы он убил Сигурда…
- Чем лишила нас возможности свершить месть за отца! – Зло перебил младшего брата старший. – Клянусь Мьельниром, не было бы для меня большей радости, нежели собственноручно перерезать глотку Хрингарийскому Оленю!
- Брат, боязно мне, что сон мой не о былом, о грядущем был, - покачал головой Хроллауг. – Что идя путем кровной мести, сами мы головы сложим.
- Так пристало ли викингу бояться гибели в честном бою? Али брат мой, в твоих венах течет не кровь, а студеная водица? Али ты уподобился Хаки Гандальвсону, что славен своей трусостью по всем фюлька норвежским? Али мне, брату твоем, краснеть за тебя и малодушие твое? – Краска действительно залила лицо старшего багровой яростью, казалось еще мгновение, и он схватит брата за жиденькую, едва-едва оформившуюся бородку. – Молчи брат, ни слова больше, покуда я не пожалел, что в родстве с тобой состою! Молчи брат и меня слушай – нет мира в Хрингарике, обескровлена она усобицей лютой: Гримкиль конунг и Гутхорм конунг рати в тяжких боях положили, нет сил у них Ястребу противиться. Сойдут снега по весне, и мы поведем рати, захватим земли Оленя, прольем кровь его, тем самым отомстив за отца. Клянись брат! Клянись, что до конца со мной пойдешь!
Хроллауг сидел бледен и испуган, не в силах и слова вымолвить, ибо страшен в гневе был брат его, точно турс.
- Клянись брат, молотом Тора, клянись копьем Одина, памятью отца клянись!
- Клянусь… - прошептал младший брат.

В шатре. Хаки и Тролейв.
Совместно со Скальдом
_______________________________
В последнее время конунжич не то, чтобы спал или бодрствовал – но находился в странном состоянии между дремой и явью. Вероятно, роль тут играла рана, отравляющая кровь и делающая его густой и горячей. Однако, тревожась массой вопросов без должных ответов, Хаки всеми силами старался удержаться от беспамятства, вскидывая голову на каждый шорох. Он давно потерял счет времени, но вот – полог откинулся. Вошедший муж глянул на раненого недобрым взором – и жестом повелел лекарю выйти вон:
- Вижу, рана все еще терзает тебя, конунжич, - хмуро произнес вошедший. - Уж не знаю, о чем вы говорили там, в кругу с нашим конунгом, но он приказал оставить тебе жизнь и сделать все возможное для твоего исцеления. Будь моя воля... Впрочем не будем об этом.
- Харальд милостив, - ответствовал сын Гандальва, - однако, в причинах его милости я сведущ не более твоего.
Говорить было больно, однако запинаться перед агдирцами Хаки не дозволяла гордость. Он уже понял, что является пленником, а посему - не мог не гадать о своей участи. У юного агдирца не было причин для любви к своему противнику, да и, судя по всплывающем в памяти отрывкам воспоминаний, альвхеймерцы снова показали себя отнюдь не доблестными мужами, а подлецами, каких не видывала Норвегия. За дела дружины должно спрашивать с конунга – так говорит древний закон, и Хаки готовился держать ответ за деяния своих людей… пусть они и не считали его над собой главным.
- По-моему даже чересчур, - буркнул Торлейв, присаживаясь на свернутую шкуру. - Будь на его месте его отец - он бы не задумываясь приказал бы принести тебя в жертву Повелителю ратей. Лучшая жертва, лучше и не придумать. Так обычно всегда и делали.
- Однако, раз уж ты пришел сюда, викинг, возможно, ты расскажешь мне то, что происходит снаружи? Я мало что помню из событий конца поединка. Молви же, что было потом – сделай милость. Не думаю я, что слово, сказанное мне – да в моем положении - может быть во вред твоему конунгу.
- Твой ярл подстрелил тебя из лука, сидя в кустах. Именно его стрела сделала тебя таким, как ты есть сейчас... И стрела эта предназначалась Харальду. Но они отплатили сполна за свое вероломство. Даже Один и Локи были наказаны не единожды за свое коварство, что уж тут говорить о людях. Наше войско прогнало твою рать, и едва ли половина смогла уйти живыми от наших мечей.
Но на следующий день они вернулись, и во главе войска был твой папаша. Он кричал так что даже я стоя на холме слышал каждое слово. И знаешь, что я услышал?
Хаки прикрыл глаза, стараясь осмыслить сказанное. Все было много хуже, чем он думал:
- Думаю, что ничего хорошего, - Хаки справедливо решил, что хуже его положение едва ли станет, а потому едва ли стоит отягощать свою совесть ложью. – Гандальв-конунг никогда не жаловал ни Агдир, ни его властителей. Это знают и дети.
- И тебя он видно тоже не сильно жаловал.
- Это тоже все знают, - согласился конунжич.
- Он сказал, что ты всегда был позором для его рода, и если ты погиб, то невелика потеря, и плакать о тебе он не станет. А если жив, но в руках врагов, то для него ты все равно, что мертв. Странно звучит для человека, потерявшего двух сыновей из троих...
- Не мне судить альвхеймерского конунга, - молвил Хаки, хотя сердце его болезненно сжалось от жестоких слов, переданных пришедшим. Да, Гандальв мог молвить такое - он и во времена мира-то часто грозил, что откажет сыну в праве носить титул наследника. Но каждый ребенок мечтает о родительской любви, и в глубине сердца Хаки надеялся на чудо. Теперь надежда умерла, порвав еще одну нить, связывавшую раненого с жизнью. - Если он так молвил - значит, будь по его воле. Однако, если мой конунг отказался от меня и не даст Харальду ни виры, ни переговоров – я еще менее понимаю мотивы, по которым меня лечат вместо того, чтобы отправить в Хель без проволочек.
- Это сможет разъяснить только сам Харальд. Он считает, что ты достоин занять место твоего отца в землях Алвхеймара и править там как его ярл. потмоу что ты показал себя достойным и благородным человеком, и он не питает к тебе вражды
- Будь я приверженцем Белого Бога, я сказал бы, что Харальд Хальвансан свят, - молвил Хаки, - но я поклоняюсь северным богам – и совершенно не согласен с конунгом в оценке. Прости, викинг, но это все смахивает на шутку.
- Харек ял бы сказал именно так. Он принял в стране Эйрин их веру в Белого Бога, и всем теперь говорит, что это и есть тот бог который пришел а смену нашим богам, которым уже в скором времени погибнут.
Племя пошло войной на племя, народ на народ, и даже отец на сына и брат на брата. отовсюду вести тревожны, и нигде в Митгарде сейчас не найти мирного уголка. Может и в самом деле приближается Рагнарок, и может и в самом деле белый Бог это тот самый кто возродит этот мир после Битвы богов? я этого не знаю. Но пока наши боги живы, я буду служить им.
- Харек-ярл мудр, и мудрость его не умалилась со сменой Бога, - ответил Хаки. – Он поминал мне клятву, данную годы назад. Учитывая то, как сложились наши судьбы, я даже рад, что норны не сплели нити судьбы так, чтобы сражаться друг с другом на ратном поле. Родись мы под одним знаменем – я счел бы за честь назвать его другом.
- Ты видел Харека ярла?
Брови Торлейва взметнулись вверх, на лбу пролегла продольная морщина, а его лицо сразу сделалось жестким.
: - Родись мы под одним знаменем – я счел бы за честь назвать его другом. Будь на то воля Харека, конечно. Я видел его - тебе ли не знать, что не мог ярл минуть Саросберг в своем путешествии?
- Значит альвхеймерцы дошли даже до Вингульмёрка? Плохие вести, очень плохие. Харальд очень рассчитывал на поддержку тамошнего люда, ибо еще помнят они великие дела Хальвдана.
- О тех делах ты ежели узнаешь, то не от меня. Моя битва ныне закончена – но сражение Гандальва продолжается. И, хоть он и отказал мне в праве считать себя его сыном, но никто не велел мне перестать быть его подданным. Дело всех, рожденных в Альвхеймере - блюсти интересы своей земли и ее властителя. Так что - прости, доблестный муж, так и не назвавший мне имени.
- Он отрекся от тебя, Хаки. Отрекся при все своем войске и ярлах, и жрецах, и перед богами
- Он - мой конунг и властелин
- А потом он поступил так, как, наверное, даже ты е смог бы поступить. Хоть твой отец при всех и везде называл тебя трусом.
- Я и сам называл себя трусом. Такова истина.
- Трус бросивший свое войско посреди битвы не достоин назваться конунгом и властителем, и боги явили свою волю. Они даже позволили Хальвдану выйти из Хель и принять участие в битве, чтобы покарать твоего отца за все совершенные им злодейства. Проявить благоразумие и уладить дело миром - это не трусость. Ты оказался лучше и мудрее твоего отца. Пожалуй прав был Харальд, он хоть и юн, но никто не может назвать его глупцом. И он, как и его отец обладает даром видеть в людях хорошее, даже то что не видят другие. За это любили и почитали его отца, и самого его любят и почитают не меньше.
- Не дело мне оспаривать мудрость Харальда. Он молод – он пока все решения его вели только к победе. Это факт, а не преклонение никчемности перед силой, как может погрезится. Но – молвил я тебе и снова повторю – нет у меня права судить конунга своего, нет и никогда не было. Трусость и отступление – вещи различные, а ты, враг мой, уж прости, желаешь Гандальву лишь зла. Не могут быть истиной слова, сказанные во гневе.
- Только боги имеют право судить дела смертных. - ответил Торлейв. - Но ты не овтетил на мой вопрос. Как ты встретил Харека Волка, каков он был, и о чем был ваш разговор, и куда он пошел дальше? Ибо с тех пор как кон ушел в свой поход от него не было вестей. - произнеся это, жрец прищурил глаза и пристально с ожиданием посмотрел на Хаки.
- Встретил я Харека Волка в селении близ Саросберга, - ответствовал Хаки. – Был он вполне здоров и жив, вот только удивился моему обществу. Говаривали мы в основном о прошлых днях – да о грядущих сражениях. Харек предрекал мне поражение в битве – и был прав, как ты видишь, но и я сдержал данное тогда слово и от угрозы сильно не бегал. Что было с ним дальше – не ведаю, но корабли его прошли мимо нас без ущерба. Благо стяги у него ноне уж не агдирские.
Торлейв сердито пробормотал что-то себе под нос.
- Что ж. буду считать что он лишь проявил осторожность. и не буду предполагать нечто более худшее...
- Воля твоя, викинг.
Беседа уже порядочно утомила ослабленного раной Хаки, так что голос его зазвучал устало
- Мне неведомо, держат ли клятвы люди, отрекающиеся от богов своих отцов. и принимающие чужого бога. но раз он сдержал свои старые клятвы... благодарю тебя, Хаки... ты сказал много такого, что мне необходимо было знать...
- Я не сказал тебе ни одной тайны - так что не трать зря слова благодарные. Мы же враги, а я – пленник ваш, чья судьба непонятна.
: -Вижу я утомил тебя. Не буду больше мучить тебя расспросами. Вижу что Харальд не ошибся в тебе, и мне тоже было бы лестно иметь тебя если другом, то хотя бы не врагом...
Он повернулся и пошел к выходу.
- Беркир! Кажется пора сменить повязки
- А тебе.... я бы пожелал выздоровления... Харальд будет великим конунгом. Потому что только великий человек может превращать своих врагов в друзей.
Торлейв последний раз взглянул в сторону хаки, и когда вошел Беркир: жрец посторонился, пропуская старика в хижину и вышел, столкнувшись на пороге с Харальдом.