Властитель Норвегии. В Кольце Врагов, Сага о Северных Землях - 2

На зов Эйрика ярлы откликнулись охотно и в назначенный день собрались под руку Конунга Гаутов, чтобы идти в новый завоевательный поход. Предвкушая сечу и грабеж, толпились вооруженные ратники, и недобрым огнем полыхали их глаза.
Ночь Сванхильд провела неспокойно: опять её возлюбленный муж уходит далече. Опять не спать ночами, ждать да надеяться. Буйная головушка у Эйрика-конунга, вспыльчив он и решителен. Только бы боги сохранили его и на этот раз…
Неспокойно спал и Эйрик. Виделись ему земли, что должны были пасть к его ногам, стать его наследством, его владениями. Виделись ему и печальные синие очи Сванхильд, которую снова придется оставить одну, и глазенки Гудрун, любимой баловницы-дочки, и серьезные голубые глаза Бьорна – его, Эйрика, глаза…
Утром же настала пора прощаться. В последний раз обнял Эйрик Гудрун, хлопнул по плечу Бьорна, прижал к себе Сванхильд и погладил её золотые косы. Теперь его ждала война – чудился конунгу шведов зов лесов Вермаланда…
Дружина уже ждала Эйрика. Оглядев свое войско, вынул конунг тяжелый меч из ножен, вскинул его в воздух – и сверкнула в солнечном луче добрая сталь. Золото света пробежало по клинку.
- На Вермаланд! – крикнул Эйрик, встав на стременах.
- На Вермаланд!!!! – отозвалось диким воплем войско…
Сванхильд же ушла в дом. Теперь ей оставалось одно – ждать.

Сообщение отредактировал Telperiel - 11-02-2007, 19:01

Лагерь агдирцев. Хаки Гандальвсон.

После ухода Харальда Хаки некоторое время лежал, уставившись в потолок и отчаянно пытаясь совладать чувствами. Болезнь истощает не только тело, но и дух, и, хоть рана альвхеймерца приключилась недавно, боль изводила, подтачивая выдержку. Но еще хуже боли телесной была душевная боль – вкупе с чутьем обреченности. Разумом Хаки давно сознавал, что у этого похода есть шансы все стать для него последним. Тот же рассудок говорил юному конунгу речи о чести да о почетном посмертии. Но реальная смерть вышла куда страшнее предполагаемой кончины, и душа, еда заглядевшись в царство Хель отшатнулась в испуге. Вопреки всей мудрой логике, Хаки хотел жить… и сейчас со смятением выспрашивал себя: был бы его отрицательный ответ Харальду столь тверд, кабы не явно читаемые смертные знаки? Раненого изводил мучительный кашель, заставляющей закусывать губы да вонзать в ладони ногти до мяса. Ему и дышать-то казалось мучение, а кашель виделся пыткой… даром, что конунг не велел своим людям измываться над пленным врагом. Харальд… он, Хаки, сделал все мыслимое, чтобы этот воитель не явился на свет, и вот теперь юноша защищает его даже пред родичами. Диво… для альвхеймерского конунжича, давно позабывшего про хорошее отношение, это было в новее и очень приятно. Однако, Хаки не давал этому чувству прижиться: так ведь недолго и замечтаться. Боги уже ясно показали ему, что он не достоин их милости, не дали ему быстрой смерти в бою. Будь с ним милость асов – и стрела вошла бы чуть ниже и левее, избавив тело Хаки от плена, а дух его - от мучений. Так что конунжич не шибко-то верил, что, будучи принесенным в жертву, он сумеет приблизиться даже к мосту в Асгард, не говоря у о том, чтобы пред ним отворились двери в Чертог Воинов. Не гоже курице летать в поднебесье, не дело трусу сидеть среди мертвых героев. Так что Хаки на сей счет не обманывался. Может, если бы он более чтил Одина да Тора, приносил им богатые жертвы да ходил с воинами в походы – боги бы смиловались. Увы… вера альвхеймерца в Северных богов была смертно ранена годы назад, и он не лгал Эгилю, говоря о безверии. Так что и пинать не на кого. По сути, он такой же отступник от веры предков, как те последователи Белого Бога, приносимые в дар Одноглазому. Хаки жил уж не первый день, и хорошо знал обычаи. Да и удивительно было бы конунговому сыну в неведении пребывать, тем паче, что Гандальв исправно снабжал асов жертвами. Так что наследник альвхеймерский вдоволь на то насмотрелся. Быть жертвой Одину… конечно, это не кровавый орел, тут не считалось честью длить страдания жертвы, но легкой смерти подобное все же не значило. И Хаки со стыдом понимал, что этот факт наполняет его душу его липким страхом.
«Наверное, настоящий викинг, угодный Северным богам ни за что не испытал бы подобного малодушного трепета, - думал про себя конунжич. – Но я – не воитель, и не вижу в себе сил принять рок с духом спокойным».
Хаки прекрасно осознавал, что, откажись он сам взойти на алтарь, его притащат туда силой, будто скотину, обреченную на убой. И хоть благи намерения Харальда – не столь он силен, чтобы идти против своих в одиночку. Юноше поддержка нужна и грех перед совестью – ссорить его с родовичами из-за труса, да и притом – из враждебного стана. Так что, альвхеймерец собрал волю в кулак и солгал конунгу, давая согласие на жертву. Согласие… разве что Харальд выдумал вопросить такое у пленника. Головы неудачников принадлежат победителю и тот волен делать с ними что хочет. Хоть снять с плеч, хоть назад отпустить за выкуп. В их случае речь и вире не шла и сие понимал, кажется, даже Харальд, еще веривший сказаниям скальдов по младости.
Все это так… но умирать все равно не хотелось. Если бы Хаки имел семью – он мог бы найти облегчение в мыслях о роде. Увы! Хедвиг едва ли хоть раз вспоминала постылого мужа, а отец отказал ему в праве сыном его зваться. Найти облегчение, моля о милости богов? Сие есть то же малодушие, что и большая часть его земных поступков. Зачем просить благоволения тех, кому ты уж давно не поклонялся дарами и кому не люб с такой очевидностью? Трусость, не более. Примерно, как то, чтоб Гандальва нижайше молить в род обратно принять. Посмеяться владыки над скорбным умом – и правы будут. Нет! Лучше уж как-то… самостоятельно сдюжить.
Хаки попробовал приподняться – и с трудом подавил болезненный стон. Позор! Он – конунг из рода конунгов, и, хоть и зовут его трусливым по всей Норвегии, все же не дело слабость свою врагам демонстрировать. Хаки знал многое из того, что не следует изучать воинам и конунгам , а потому понимал: тело, прикованное к постели быстро силы теряет. Полежи хоть седмицу – чтобы встать на стену обопрешься, даже коль ты молодец в цвете лет, кровь с молоком. А ежели он ранен еще…конунжич упрямо помотал головой. Нет! Не бывать тому, чтоб сына конунга альвхеймерского в последний путь агдирцы на хребтах потащили!
- Лекарь! Ты слышал слова своего конунга. Мне надобно встать. Может… есть у тебя травка какая, чтоб подстегнуть силы мои хотя бы на время?

Агдир, Тингефельд
(совместно Тельтиар с Мориан)

Кюна Асса долго вглядывалась в происходящее на поляне: все это сборище кричащих мужчин, и долго вслушивалась в их пустые споры. Наконец она встала и вышла на поляну, прошла между людьми и вышла на середину.
Везде, где она проходила, споры становились тише и слышалось приглушенное перешептывание: Кюна Асса! Старая Ведьма!
- Слушайте меня! - негромко произнесла она, - Слушайте меня, мужи агдирские, ибо я привезла спасение!
- Да какое спасение могла привезти вздорная баба, которую собственный внук сослал в изгнание?! - Воскликнул кто-то из ярлов.
- Да! Рати рагаландские идут против нас! - Выкрикнул другой, ударяя кулаком в щит - в этот день все пришли на тинг доспешно и оружно. - нам не старуха нужна, а конунг наш!
- Конунг нас бросил! - Посышался голос Раги-херсира, одного из правителей Агдира. - Так что же теперь, его бабку слушать?!
- Из ума выжила старуха!
Поляна вновь взорвалась сотнями криков, слившихся в непонятный гомон - страх и удивление, сопутствующие появлению кюны медленно сходили на нет, а ярлы и хевдинги все больше распалялись.
Кюна помолчала, ожидая, когда ярлы, хевдинги и прочие накричатся, утолят свою жажду гомона. "Как стая ворон эти мужчины. Кружат, кричат, хотят свой кусок урвать" - подумала Асса.
Постепенно под ее пристальным, тяжелым взглядом споры начали утихать. Когда стало чуть потише, Кюна снова заговорила:
- Внук мой послушал другую женщину, и ошибся. Он несчастный ребенок, которого жестокая жизнь заставила взойти на трон великого отца! И сейчас он занят спасением своих земель и изгнанием врагов! А вы? Вы спорите тут, гомоните, будто кучка напыщенных петухов, а пользы - как с козла молока! - теперь голос кюны звенел гневом.- Что толку что вы тут стоите, машете кулаками, потрясаете оружием, кичась своей знатностью и силой своего рода, если вы даже не можете сговориться, кто возглавит рати, и кто из вас начнет наконец ловить налетчиков, которые грабят дома ваших жен, и уводят в рабство в Рогаланд ваших детей, чтобы потом продать в рабство у данов в Висбю?
Старуха снова ненадолго замолчала, наблюдая за произведенным эффектом, а затем заговорила спокойнее:
- Я просто старуха, женщина, и мне далеко до вас, военных мужей, храбрых воинов. Но я знаю, что нужно для моей родной земли, знаю, куда вас вести, чтобы вы могли оказать достойную поддержку храброму конунгу!
- И что ты знаешь, ведьма?! - Выкрикнул кто-то. - Ормкель ярл тоже говорил, что знает, а теперь где он - этот Ормкель?! На корм воронам ушел!
- Чему нас научит баба, погубившая собственного мужа?!
- А что нам еще делать?! - В стрял Берн Шрамованный. - К Сульки на поклон идти? Али всем порозень бороться?! Мы здесь все знатного рода, знатнее нас только конунг Хальвдан был, а ныне сын его!
- Но он же сам от бабки своей отрекся?
- Не было этого!
Вновь заспорили ярлы, да немало их уже согласны были, что стоит выслушать Ассу, и узнать что желает она.
Асса еще чуть-чуть подождала, когда притихнут голоса ее новых союзников и противников.
- Хоть старость приносит слабость моему телу, но она же приносит знание, какого нет ни у одного из вас! - продолжила кюна, - Однако же от помощи моей всегда можете отказаться, коли лишний вам совет старухи, да и своих решений и действий много!
- Нет уж, ты говори, ведьма, коли пришла! - Бросил в ответ Раги, и несколько воинов поддержали его криками. - Али желаешь смутить нас речами бесполезными, а после уйти?
- Тогда я скажу! Во имя сына моего, погибшего безвременно, во имя внука моего, чье величие еще воспоют скальды, призываю я вас забыть ссоры и споры, объединиться и выступить против врага нашего! Вы были с конунгом, когда требовалась ему ваша помощь! Теперь же юный конунг просит вас! Я призываю вас соединить рати ваши и разбить врага на землях родных!
Асса обвела всех пылающим взглядом.
- Государыня! - Воскликнул кто-то из-за спин ярлов, и его слова подхватили воины, однако вскоре этот шум утих.
- А кто поведет нас? - Задал вопрос Берн. - Есть среди собравшихся воевода, готовый вести в бой всю агдирскую рать?
- Да и где нам рать собрать? - Возопил другой ярл. - Харальд с собой лучших воев увел, а следом за ним Альхейм, а после Асмунд с пришлецом из Гардарики!
- Что ж вы, трусы, что ли? По домам у жен под юбками от подвигов ратных прятаться собираетесь? - воскликнула старуха, грозно сведя брови, - Ежели страшно вам, я вас поведу!
Кто-то из гридей засмеялся во весь голос:
- Да от такой сварливой бабы, Сульки-конунг побежит поджав хвост!
- В доспехи рядиться будешь кюна-валькирия?!
- Али голосом зычным своим врагов пугать, да до смерти убалтывать?
- Коли есть у вас мысли дельные да готовность к делам отважным, то я вам лишь своим благословением помочь смогу! Да сидите вы тут уже столько времени, что стыдно должно быть каждому из вас! Я, старуха, вас вести готова, одни вы все еще боитесь, за свои шкуры дрожите! - гневно отвечала им Асса.
- Веди нас, кюна! - неожиданно выкрикнул кто-то из толпы. На некоторое время голоса стихли, и наступила мертвая тишина.
- Лучше ты, чем один из этих пустозвонов... -подхватил Раги херсир. - Ты ведь родовитее всех нас, и старше, жизнь прожила долгую, веди нас, и мы будем тебе послушны! Видишь же, что никто не хочет покориться равным себе...
- Нету тут никого, кто превосходит других атворитетоми знатностью! -подхватил Берн, - Так кого нам слушаться как не тебя, мать нашего конунга Хальвдана и бабку Харальда? Забіли про нас те выскочки из Хригнарики - они только о своей земле думают и отрока на то же подбивают, а что у нас тут делается, они и думать забыли! Ты хозяйка усадьбы, и мать всего рода, так кому нас вести как не тебе? Мы ждем твоих приказаний, кюна! Мы зададим жару этим рогаландским разбойникам!
Асса с каменным лицом слушала все эти похвалы, но внутренне она ликовала. Она снова обрела власть. Эти вздорные мужчины, которые только что как петухи выясняли, кто из них более знатен и влиятелен, чтобы возглавить полочение, стоило лишь ей окликнуть их и постыдить за гордыню, мигом присмирели, забыли свои распри, и склонили перед ней головы...
- Зададим им жару! Смерть рогаландцам! Смерть Сюльки!
Асса снова подождала, пока умолкнут самые ярые крикуны, и подняла руку, призывая к молчанию.
- Слушайте, люди Агдира! Я пришла сюда не затем, чтобы править вами! Я старая женщина, и хочу лишь покоя... Но земля наших предков стонет под ногами врагов, которые безнаказанно разоряют наши селения и грабят наши дома! И ради спокойствия и будущего наших земель... Я согласна снова стать той, кто будет стоять над вами! Но лишь до тех пор, пока законный конунг не вернется во владения своего отца, чтобы принять причитающуюся ему власть! А до тех пор здесь буду править я, и отныне мое слово здесь - закон!
Воины начали стучать оружием в щиты.
- Асса! Асса! Асса! - кричали ярлы, херсиры, хёвдинги, хёльды и простые бонды,
Асса стояла, гордо подняв голову, и с удовльствием слушала, как все эти мужчины с воодушевлением выкрикивают ее имя.
- Ассу на щит! -крикнул Раги херсир, и вот дюжие воины подошли к ней. подняли на щит, когда-то принадлежавший Хальвдану, и понесли Ассу над полем тинга, выкрикивая ее имя.
Власть вернулась к ней, пусть и ненадолго. И пусть свершится то, что сплели норны - судьбу не обмануть...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 12-02-2007, 7:45

Берка, заметив парламентёров, хитро прищурил левый глаз, прикидывая, что ожидать и, решив, что ничего худого быть не должно, отделился от других разведчиков и двинулся тем навстречу.
Лыжи-снегоступы легко скользили по насту, подтаявшей корочке на снегу и вскоре чернявый разведчик был уже рядом с воинами войска, идущего от озера.
- Чьи вы я вижу, если щиты чужие вам Локки не подсунул, - хитро сказал Берка, а после, немного подумав, добавил, - Ярлы Фроди и Хегни в моём лице приветствуют вас и готовы к обсуждению дальнейшего сотрудничества, во имя Фрейи и прочих богов, что вам покровительствуют.

Гудбрандсладир

- Скорбные вести ты принес, да не в моем обычае с верного гонца голову снимать за слова дурные, - Гудбранд старался выглядеть веселым, но тяжкая дума легла на его морщинистое чело - с верными людьми пришли вести о поражении Гандальва конунга в Вингульмерке. Не ждал такого поворота событий старый хевдинг - думал одолеет матерый волк дерзкого щенка, да оставит агдирские земли без сильных воев. Вновь обратил взгляд Гудбранд на дрожащего вестника. - Эй слуги, поднесите ему чарку браги, да за стол усадите!
К чему гонца бранить, коли вести худые? ослаб Харальд в сражении с Гандальвом, и то хорошо. Надобно теперь своих воев собирать, хотя и желал Гудбранд чужими руками врага сокрушить, но видать не обойдеться без рати людной и оружной в этой войне. Много храбрых ярлов сидело в трапезной в этот день, всех их собрал старый хевдинг, дабы среди достойнейших себе наследника выбрать, ведь не даровали ему боги ни сыновей, ни дочерей, с той поры, как сгубил Хальвдан его единственного сына.
- Эй, Ахти-йотун, подойди ко мне! - Крикнул он, и из-за ближайшего стола поднялся человек огромного роста, что с трудом умещался на скамье, и кулачищи его были, точно пудовые камни, а в шириной плеч он мог превзойти двух ярых викингов. Одежда на богатыре была знатная - в мехах и ромейских шелках пировал он, а лицо его было отнюдь не похоже на лицо глуповатого вояки, готового исполнить любой приказ, в глазах Ахти читался хитрый разум.
- Тебя я растил, точно сына, Ахти, - произнес Гудбранд, когда великан склонился перед его троном. - Не было у меня от тебя ни тайн, ни секретов - все что есть у меня, твоим вскорости станет.
Хевдинг запустил ладонь в свою пышную бороду, перебирая серебристые волосы.
- Знаешь же, Ахти, конунги мне челом бьют, будут и тебе пороги обивать, придет срок. А пока, отправляйся в земли братьев Эйстенсонов, да позови их ко мне.
Знал Гудбранд, что не смогут от подобного приглашения братья отказаться - да и Гандальв был где-то там, поблизости. Стоило всех их вместе собрать, да по Агдиру ударить, дабы не сдюжил враг ярости конунжей.

Раумарики с Дарклайт и Торвиком

Когда Гандальвов посланец, по воле конунга, отделился от гридней, высоко поднимая в руке белый стяг с вороном, в рядах хейдмеркцев наметилось волнение. Знать, прав был мудрый владыка, и ждали их предводители от встречи этой лютого боя а не разговоров. Однако, стяг с алым медведем там уже рассмотрели, и, судя по поведению воинов, нападать сей же час не намеривали. Знать, не альвхеймерсого конунга их владыки тут ждали. Хотя - сие и не диво, Хьялли и сам не поверил бы в такую возможность, не путешествуй с гандальвовым войском. Наконец, из рядов встреченной Гандальвом рати выехал одинокий всадник. В статусе его сомнеия быть не могло - братья-конунги тоже решили говаривать речи, а не драться.
- Да будет Один благосклонен к храбрым ярлам, - отвечал Хьялли, глядя на посланника Эйстенсонов. - Мой владыка, Гандальв конунг желает говорить с ними.
Странно, что отправили они одного человека всего лишь, либо уязвить этим хотели альвхеймарцев, либо с людьми у них совсем туго, - подумал альвхеймерец, но тут Берка-посланец заливисто свистнул вмиг оказался в окружении воинов. Видимо, часть хейдмеркцев при виде чужой рати пробралась на разведку оврагами, а теперь явила себя столь впечатляюще, удаль свою показало. Тоже мудро - ведь сегодняшний друг завтра нож навострит, мир на северных землях отродясь долго не длился.
- Веди, достойный ярл, да пребудет с тобой мудрость богов. Если у нас общие враги, то быть нам товарищами в грядущем.
- Отвести-то я вас отведу, - согласился старый викинг, слегка разворачивая коня, и делая знак своим людям приблизиться. - Да говорить конунг мой будет только с правителями, как предками заповедовано.
- Как же быть нам, достойнейший?
- Может, решим так: раз уж делить нашим властителям нечего, не лучше ли нам к вождям разойтись, неся слово о мире? Пусть они без камня за пазухой да сомнений мучительных ведут рати на смычку. А уж там и переговорят, как богами положено, решая дела конунговы на мудром совете.
Берка погладил кудрявую бороду и вежливо склонился пред Хьялли, признавая правду его слов.
- Да будет так, воин, - в свою очередь отвечал хейдмеркец. - Пусть встанут рати на расстоянии трех полетов стрелы, а затем властители с ближними гриднями встреч друг другу выйдут.
Кивнул в ответ Хьялли, и вместе с воинами повернул назад, в сторону войска альвхеймарского.
Берка тоже направился к строю, без опаски явив чужакам свою спину. Нет, не будет сегодня драки - или он все зимы свои на свете напрасно прожил, рода людского не зная. Гандальв хитер: видимо, что-то большое задумал, коли сам говорить речь вызывается. Обычно о переговорах просит слабейший, а у альвхеймерцев воинов поболе. И вот уже его лыжи снегоходы скользят в обратном направлении. Вот и войско. Где там ярл Фроди?
- Б-берка. Н-не меня ищешь? - Насупившийся Хегни преградил ему путь.

В то время Хьялли подъехал к своему конунгу и дал отчет, как должно, хоть и понимал: видел Гандальв что и он, и даже поболее.
- Хвала тебе, воин, достойно свой долг ты исполнил, - слова властителя подтвердили мысли гридня. - Рад я, что ныне столь мудрый мне ворон достался, - конунг Альвхеймера поворотился и нашел требуемого мужа взглядом. Тот с готовностью подошел, давно ожидая зова властителя:
- Ярл Асгейр, распорядись нашим перестроиться! Сделаем, как оговорено, а после вы оба со мной на ту встречу отправитесь. Хьялли, ты стяг наш возьмешь. Асгейр - одежу парадную вздень да доспехи, что ярлу рода знатного требуются. Не посрамим родную сторону перед чужими, покажем, что ныне не бедствуем. Конунга судят по ярлам, так что - не осрамись. Держите там уши распахнутыми а вот ртов без нужды не отворяйте. Знать я хочу ваше мнение о новых союзников, но приватно, а не перед ними.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-02-2007, 16:51

Разговор союзников.
Совместно Торвик, Тельтиар и DarkLight

Гандальв остановил белого жеребца в десятке шагов от братьев-конунгов, и, покуда Асгейр произносил витиеватые речи приветствия, пристально их разгадывал. Прошла уж не одна зима с тех пор, как они виделись, и альвхеймерского властителя интересовало, к добру ли пошло молодым это время, али остались они неразумными мальчишками. Памятуя о собственном сыне, ныне отринутом от рода, Гандальв предпочитал быть настороже. Тем паче, что общие враги – общими врагами, но от судьбы меч друг с другом скрестить норны никого из владык не заповедовали.
Наконец, альвхеймерский конунг поднял руку, и ярл покорно замолк, повинуясь сигналу:
- Приветствую славных сыновей достойного отца. Я не раз сидел за одним столом с вашим батюшкой и раз узреть, что род его не оскудел ныне воителями и в добрые руки его земли попали. Думаю, знаете вы, что за нужда привела сюда мое войско, так что не след нам зазря воду в ступе толочь да вокруг истины бегать. Прямо спрошу: есть ли желание в вас Агдир проучить, али ошибся я ныне с союзом?
Фроди почтительно поклонился конунгу и, сверкнув из под кустистых бровей карими глазами в сторону Хегни, начал разговор:
- Будь здрав, властитель. Мы с братом пришли к тебе с миром.
Если говорить об Агдире, то хитроумный Локи сподобил их вызвать помощником -наёмников из стран дальних. И войска подлым союзникам дал намерено. Наши силы побили большую часть нападавших, но не в сдюжили мы одолеть такую мощь без твоей помощи. Со своей стороны ставим мы всех своих воинов рядом с твоими, дабы локоть к локтю шли они на Агдир, дабы восстановить нарушенную некогда справедливость.
- Печальные вести ты приносишь мне, конунг, - вздохнул Гандальв. – Видимо, и впрямь Локи тропы попутал, чтобы не встретились мы ранее. Локоть к локтю нам агдирских собак бить было бы всяко сподручнее. Однако, и злокозненному богу Огня не всегда улыбалась удача. Пусть покровительствует он Харальду – даже родителя его из праха поднял по песне Рагхильды – но непостоянна его милость, то всяк викинг с младых ногтей знает. Мы, взывающие к Тюру и Одину, более крепко защищены, эти боги – мужи основательные да постоянством в милости славятся. Как и должно мужчинам: не пристала воинам ветреность юношеская, только по младости это дозволено. Так давайте же принесем богам жертву в честь нашего союза. А потом детали пред очагом чтимым обсудим. Не дело это – о войне посередь поля гуторить.

Там же. Жертвоприношение северным богам.
Dark Light совместно с Тельтиаром.

Весть о конунжьем договоре вмиг разнеслась по ратям. Не долгое время спустя воители уже образовали цепь вокруг испуганных пленников, хоть и делать еще по цвету стягов, но в едином строю. Гандальв-конунг вышел вперед и обвел оборванную толпу тяжелым взором: - Фу, будто драные коты, а не волки-воители. Уж и не знаю, люба ли богам подобная кровь. Один из жрецов выступил вперед, с поклоном подавая властителю жертвенный нож. Гандальв был старшим по летам, а значит - именно ему начать обряд предстояло. Братья-конунги тоже поклоняться асам жертвами, но чуть позже. Союзники порешили, что, раз нужна им милость нескольких богов, то воинственным божествам будет любо, если каждый из владык земных лишь одному асу кровью поклониться. А крови тут ожидалось много: Гандальву не по нраву было и дальше тащить за собой оголодавшую, но непокорную ораву полоненных врагов.
- Тор, могучий сын Одина! О милости тебя я прошу, жертвой щедрой тебе поклоняюсь... - двое дюжих альвхеймерцев уж вытащили из строя обреченного на убой пленника. Видно, он был не простого рода, так как старался сохранить достоинство и не молил о пощаде. - Прими же обещанное! - торжественно закончил альвхеймеркий конунг, привычным движением взрезав подставленное под его нож горло. Помощники сноровисто убрали руки, и умирающее тело осело на землю в конвульсиях, забрызгав снег и одежу альвхеймерцев рудой. Диво, но агдирец, следуя памяти тела, пытался зажать смертельную рану руками... Гандальв улыбнулся: они все ведут себя странно, прямо, как обезглавленные куры, что потом еще бегают по двору. - Давай следующего! - скомандовал властитель.
На сей раз хейдмеркцы выбрали жертву, волоча упирающегося парня в изодранной, но богатой одежде – видно было, что страх закрался в его сердце с видом первого убиенного, и он всеми силами еще цепляется за жизнь, словно бы способен что-то изменить.
- Уж не воинства ли агдирского себе на выручку поджидает, змееныш? – усмехнулся Асгейр, наблюдая за действиями новых союзников.
А Фроди конунг тем временем сбросил с плеч тяжелый меховой плащ, тотчас же подхваченный ближайшим гридем, и властным жестом приказал повалить мальчишку на землю. Крепко навалились дружинники на пленного, за руки – за ноги удерживая, и одежду на груди его разрывая, жрец же протянул старшему брату жертвенный нож, коей затачивался лишь один раз – когда появлялся из кузнечного горнила, и было это много лет тому назад.
- Видар! Воитель славный и мудрый! Одина сын и Аса-Тора брат! – Раздался раскатистый бас хейдмеркского владыки. – Тебя о милости прошу, придай силы воям! Даруй им дух боевой, какой у предков наших был великих! И прими в дар жертву сию!
Фроди упал на одно колено, рассекая кожу пленнику и глубоко в сердце вонзая нож. Долго умирал парень, точно не желал идти к богу в услужение, да только воля богов иная была. Вырвал лезвие конунг из раны, медленно поднимаясь с земли, и наблюдая за последними конвульсиями убитого.
Умело сделал дело старший Эйстенсон, что впрочем не было удивительно, ведь любой властитель с детских лет должен сам уметь богам дары приносить.
- Еще одного! – Махнул рукой Фроди.
- М-моя оч-чередь? – Оказался подле него Хегни, опирающийся на тяжелую дубину.
- Да брат, - Кивнул старший, хоть и не по душе ему было, что жертву принесет его неразумный братец, а затем добавил чуть слышно: – Смотри не посрами нас перед богами.
- С-справлю, - огрызнулся младший, сам направляясь к согнанным рабам и выхватывая за руку крупного детину, с побледневшим лицом – ни дать, ни взять какой бонд, хоть и виду воинского. Сам Хегни был ростом побольше своей жертвы, и потому споро опрокинул того на землю, поставив ему на спину ногу. – Т-тюр, бог с-справ-вед-дливый, прими!
Дубина взметнулась и опустилась, раскроив пленнику череп. Мозги брызнули, замызгав конунгу штаны, но тот, казалось, этого не замечал.
- Тверда, вижу, ваша рука, братья Эйстенсоны, - хохотнул конунг Гандальв, благосклонно следивший за действом союзников. – Люба будет богам столь умелая жертва. Однако, не только конунги есть в наших ратях, пора бы и ярлам да гридням родовитым клинки в крови жертвенной обагрить. Жрец! Распорядись, чтоб все было как должно. Всех богов уважим, иль не зваться мне боле владыкой Альвхеймера! Пусть на этих дубах вырастут желуди, посвященные Одину, да и бог огня славно потешиться. Не только Харальду милость его, едва ли жертва огненная очей его минет.

- Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! - гулко раздавалось над палубой драккара Гутхорма, в такт мерным ударам весёл о воду. Третий день плыли воины Гутхорма навстречу Харальду. Третий день Гутхорм-ярл стоял на носу корабля, и попутный ветер, надувающий паруса трепал и его подбитый мехом тяжёлый плащ. Он был мрачен. Ощущение стягивающейся на горле удавки не отпускало Гутхорма, несмотря на его собственную победу и слухи о триумфе Харальда.
"Всё равно, войск осталось слишком мало! Если на нас сейчас накинутся со всех сторон? то мы не удержимся. Агдир падёт, пророчество о Харальде не исполнится. Не бывать этому!" - мыслил ярл и кулаки его сжимались.
На третий день, когда драккар Гутхорма плыл мимо берегов Вестфольда, на горизонте показались чьи-то паруса.
Ярл Хрингарики всмотрелся вдаль, но не смог различить знаков на парусе.
- Рысьи Глаза! - громко позвал он своего самого зоркого хирдманна.
Тот как раз укладывался спать после длительной гребли, так что явился на зов ярла злой и несколько потрёпанный.
- Посмотри, кто там прямо по курсу?
Зоркий хирдманн смотрел вдаль долго. Настолько долго, что неизвестные корабли успели приобрети более чёткие очертания.
- На парусах Агдирский Волк! Это друзья, ярл!
Впервые за много дней лицо Гутхорма осветилось улыбкой. Через некоторое время драккары сблизились настолько, что можно было рассмотреть воинов обеих сторон.
Гутхорм-ярл поднялся на борт и повесил свой щит на него внутренней стороной вперёд, как ещё одно подтверждение мира. В ответ на это высокая фигура на борту ближайшего драккара сделал тоже самое.
- На сближение! - скомандовал Гутхорм
Гребцы вновь налегли на вёсла. Когда два боевых корабля сближаются в сраженьи - это тяжело и очень страшно, потому что ударами вёсел опытные хирдманны разят не хуже мечей или копий. Но когда два драккара сходятся в мире - это ещё тяжелее, потому что самое главное тут не ударить вёслами соседа. А то, как бы вместо мирного разговора не вышло бы беседы клинков...
Но Гутхорму опасаться было нечего. И гребцы и кормщик у него были опытны, а потому блестяще провели сложный манёвр.
Только теперь ярл Хрингарики понял, с кем свели его Боги.
- Хей, Асмунд ! Клянусь Одином, я рад видеть тебя здесь! - вскричал Гутхорм и гулко захохотал.

Сообщение отредактировал Orrofin - 16-02-2007, 14:45

Норны мудры, но не каждому дано постичь то, как они размышляют. Часто то, как они сводят людей вместе, наводит на мысль, что и судьба любит шутить.
Судьба вывела трех людей Гандальва к волчьей стае. Судьба свела наследника альхейвмарского конунга с сыном убитого.
И вот теперь судьбе оказалось угодно свести Эгиля с властителем Агдира.
Харальд даже и не думал о встрече; он просто решил пройтись по лагерю, еще раз обдумать все, что было сказано на совете. И в беседе с Хаки.
На душе было горько. Схватиться с любым человеком в битве и сразить его ударом – это одно. Но приходить к раненому и объявлять, что его зарежут на алтаре… это совсем другое. Не так должны умирать воины.
За размышлениями юноша и не заметил, как выбрел к самой границе лагеря.
Конечно, конунг был не один. Прямо за ним следовали Олаф и Торбранд, верные воины, преданные Харальду. Причем, ему самому, а не семье конунга вообще; Харальд, вспоминая об Ассе, с горькой иронией думал, что этому он рад.
И именно зоркий Олаф первым заметил неспешно идущую со стороны леса тонкую фигуру, сопровождаемую могучим серым псом.
– Конунг, – негромко проговорил он.
Харальд остановился, стряхнув раздумья и посмотрел туда же, куда и воин. Нахмурился.
– Это еще кто?
Странный гость шел не скрываясь. Похоже, даже нарочито неспешно.
Торбранд, подергав седой ус, вгляделся в лицо… и вдруг негромко ахнул.
– Да нет… бред какой… но похож…
– На кого?
– Да на знакомца моего… он уже давно как погиб… Воин из дружины отца твоего, конунг. Эгилем его звали. Хотя… слышал я, что у него сын был, да вроде тоже сгинул…
Идущий вдруг совсем сбавил шаг и рассмеялся.
– Это другие думали, что я сгинул, – ответил он, и ветер донес его слова до воинов. – Кто ты, знавший моего отца?
– Торбранд, сын Бьорна, – назвал себя опешивший воин.
– Который с полгода ходил с прозвищем «Одноусый», когда опалили лицо в бою?
– Точно, – еще больше удивился воин. – Эгиль мне его и прилепил… всегда был на язык остер…
– Я Эгиль, сын Эгиля, – теперь он был совсем близко, и воинам стало немного не по себе под неподвижным взглядом светлых глаз.
– Да он слепой, – первым сообразил Харальд. – Извини, путник, если задело тебя…
– Я слеп с рождения и не вижу в этом зазорного, – покачал головой Эгиль. – Но все же, ведь сейчас не пойму, кто здесь… с кем говорю сейчас?
– Я Харальд, сын Хальвдана. Конунг Агдира.
– Я слышал о тебе, – медленно улыбнулся Эгиль.

Харальд и сам не очень понимал, как ему удалось провести Эгиля к себе, не попавшись на глаза ни Торлейву, ни матери, ни Эйнару… да вообще, почти никому. Видно, судьба продолжала играть…
Но теперь гость был более чем странным. Харальду он казался едва ли не пришельцем из легенд… остановившийся, невидящий взгляд, светлая одежда и волосы… похож прямо-таки на призрака снегов. И угрюмый зверь, в котором конунг теперь уже узнал волка, – у ног.
– Хочешь ли поесть или выпить, Эгиль Эгильссон? – спросил Харальд.
– Благодарю, конунг, но сейчас я сыт, – покачал головой Эгиль. – Хотя не откажусь от воды.
Харальд кивнул; после длинных переходов часто хочется пить.
– Как же ты выжил в лесах? – спросил он, когда Эгиль осушил кружку. – Торбранд сказал, что отец твой погиб годы назад, и ты должен был быть совсем еще малышом…
– Так и было, конунг. Позволь, не буду я рассказывать подробно о том, как началась лесная жизнь… но все же я остался в Мидгарде. И подружился с серыми братьями, – он ласково погладил волка.
– И не появлялся эти годы среди людей?
– Последним моим воспоминанием о людях стали удары клинков, убивавшие моего отца, – вздохнул Эгиль. – Нет, конунг, меня не тянуло назад.
Харальд медленно кивнул. Он попытался поставить себя на место Эгиля… и понял его.
– Ты сказал, что слышал обо мне? Но где? Не думаю, что вести успели достичь лесов.
– Нет, конечно, – тихо рассмеялся Эгиль. – Имя твое я слышал от людей… и вот почему я пришел сюда. Скажи, конунг, жив ли человек по имени Хаки? Сын Гандальва?
Харальд вздрогнул. Вопрос слишком уж совпал с его недавними мыслями…
– Жив, хотя и тяжело ранен. Почему ты спрашиваешь?
– Я знаю его, конунг. Мы встретились не так давно, но он попытался меня понять; такое редко бывает среди людей.
– Расскажи, Эгиль, – в голосе Харальда зазвучал металл. – Его многие считают врагом, и, думаю, ты простишь мне недоверие.
– Конечно, конунг…
И Эгиль рассказал. О том, как случайно судьба свела их с Хаки. Как они говорили; как он даже зашел в лагерь альхейвмарцев. И о том, как, почуяв кровь сына Гандальва, он устремился по следу.
– Скажи, конунг, как он был ранен?
– Мы условились о поединке, – честно ответил Харальд. – Я победил… но кто-то из альхейвмарцев решил, что честь для него не существует – и выстрелил. Стрела и поразила Хаки… А Гандальв вообще решил отречься от него.
– Мало чести в Альхейвмаре, – задумчиво сказал Эгиль. Не будь глаза незрячими – в них отразилась бы ледяная злость. – Рассердится ли кто-то в Агдире, коль я скормлю Гандальва серым братьям?
– Не думаю, – усмехнулся Харальд. Помолчал.
Для своего возраста сын Хальвдана неплохо разбирался в людях... и сейчас чувствовал, что пришедшему довериться можно.
– Эгиль… у меня есть дело к тебе.
– Дело, конунг? – непритворно удивился Эгиль. – Какое?
– Торлейв… наш жрец… требует принести Хаки в жертву богам. И он сам согласен – не хочет слыть предателем или стать калекой. Хотя кажется мне, что смерти он не хочет… И я ее не хочу. В первый раз я встретил среди врагов человека, достойного уважения – и должен буду послать его под нож? Пусть по обычаям это, но мерзко.
– Я тоже хочу, чтобы он жил. Два человека пытались меня понять… и один уже умер.
– Тогда поможешь мне?
– Не знаю, что ты задумал, конунг, но помогу. Только дай мне самому поговорить с Хаки. Ведь за этим я сюда и пришел.

(совместно с DarkLight)
За прошедшее время здесь появлялись и лекарь, и жрец, и правитель... Но вот человек из леса - впервые.
Эгиль ступил внутрь осторожно - все же совершенно незнакомое пространство. Хотя запах человека, несмотря на все, был знаком.
Сначала Хаки показалось, что он бредит. Пленника терзал жар, и реальность периодически тускнела перед глазами. Конунжич мигнул, протер очи здоровой рукой (раненую лекарь привязал к торсу повязкой, чтобы меньше тревожить), но дух исчезать не желал.
- Эгиль? - неуверенно вопросил Хаки. - Ужели ты здесь во плоти, а не только мерещишься? Отзовись, скажи, тверд ли я разумом или уж нет?
- О твердости разума судить тебе - разум твой, - тихо усмехнулся Эгиль, садясь рядом. - Но что до меня - я точно нахожусь здесь.
Не удовольствовавшись ответом, Хаки прикоснулся к одежде слепца пальцами, ощутив ими реальный мех.
- Что ты здесь делаешь?
- Просто пришел, - пожал плечами Эгиль. - Если точно говорить - так побывал на месте битвы, ощутил твой запах и понял, что ты был ранен. Потому и пришел по такому следу.
- Просто пришел... - раненый удивленно покачал головой, в очередной раз признаваясь себе в том, как трудно ему постичь глубину эгилева безрассудства. - Так же, как с Саросберг? Ты нарываешься на беду, Эгиль сын Эгиля. Ну, да дело твое... хоть и дивно мне что ты, пришедший в лагерь победоносных агдирцев так прямо допущен к их пленнику, и даже без стражи.
- Один из стражей оказался тем, кто знал моего отца, и увидел его черты во мне. Что до простого... так и асы приходили прямо в гости к ётунам. И так уж вышло, что мне довелось беседовать с конунгом, который решил, что меня можно допустить.
- Речи про асов и етунов очень к месту в нашем примере, - усмехнулся Хаки. - Особенно учитывая то, что месть твоя все же свершилась. Зачем же ты здесь? Разве не все мы с тобой в прошлый раз обговорили? Или, при зрелом размышлении решил ты, что и мой долг тебе да волкам не уплачен? Я очень любил ярла Барвайга и не скрывал того никогда. Скажи, легко ли он умер? Для человека самолично глядящего в Хель это близкая тема.
- Он встретил смерть как волк, - помолчав, ответил Эгиль. - Серые братья били очень быстро; он это заслужил.
- Зачем ты здесь? - повторил Хаки.
- Поначалу просто хотел узнать - что с тобой случилось. Теперь узнал.
- И что дальше? - устало спросил конунжич. - Эгиль не мог видеть его посеревшего лица, но наверняка слышал подавляемую боль в голосе. - Ты узнал что случилось - как и то, что меня ждет. Учитывая все странности нашего знакомства, ты ныне знаешь обо мне больше, чем кто-нибудь. И я не понимаю... что искать тебе тут? Разговоров? Все, что ты желал знать, я сказал. Утешения? Ты мое бремя долой не снимешь, а над твоим я не властен. Хотя - над чем я вообще ныне властен, ожидая кончины в плену, да без рода и племени? Конунг молвил, что сказал мне отец? Ныне мы оба сироты, даром что Гандальв будет здравствовать много лет после меня.
- Ну, с этим можно и поспорить, - неопределенно усмехнулся Эгиль. - Что до моего... вообще-то, я хотел бы выручить второго из двух людей, пытавшихся меня понять.
- Выручить?! - раненый даже приподнялся на ложе. - Похоже, это не я, а ты ныне скорбен рассудком. Я понял бы такие речи в Харальде - он молод и еще не знает, как жизнь ломает людей под себя, заставляя идти против веры и совести. Но ты-то, Эгиль... мы же не юноши, полные мечтаний, и ты отлично знаешь что нет мне пощады.
- От людей - возможно, - согласился Эгиль. - От обычных людей.
- Значит, мои глаза изменили мне и агдирцы вдруг уверовали в Белого Бога и стали небесными созданиями, не помнящими зла, о которых толкуют их проповедники? - язвительно ответил Хаки. - Я не верю в их милосердие. Я вообще в милосердие больше не верю. Даже ты ведь его не явил, я твое сердце не видится мне как добрый гриб с червоточиной. Что ж говорить о воителях Агдира, коли кровь их родовичей на руках отца моего? Ты за своего родителя мстил, а я за дела своего головою отвечу. Таков закон крови.
- Мстить за убийство и отвечать за то, к чему касательства мало имеешь - дела разные, - возразил Эгиль. - Но не буду спорить, не искушен я в этом. В другом дело... Как бы там ни было - ты хочешь жить, Хаки?
- Я слишком хочу жить, - горько усмехнулся пленный конунжич, - в том и проблема. Сложи я пятнадцать зим назад свою голову рядом с братьями - и меня запомнили бы славным воителем. А теперь... все равно ведь умру, да только презренным трусом, чье имя уж нарицательным стало меж воинами.
- Не показалось мне, что Харальд такого допустит, - заметил Эгиль. - Ну а если я скажу, что ты можешь умереть для других и жить дальше?
- Для чего? - устало спросил Хаки. - Помогать агдирцам свой собственный род извести? Не буду обманывать, Эгиль, я не хочу умирать, но и жизни такой, как ты говоришь себе не представляю. Даже коль чудо какое-то вытащит стрелу у меня из груди да уймет пожар, сжигающий тело - я ныне калека, а агдирцы мести своей не забудут. Домой? Да не нужен я там никому даже невредимым, а в таком виде... - Хаки покачал головой. - Вообще, много думаю я тут, лежа на ложе, и думается мне, что живу я как последователь Христа: прощаю врагов да все время щеку вторую подношу под оплеухи. Даром, что Белому Богу я не молюсь... - Хаки закашлялся, и, вытерев выступившую на губах кровь, продолжил: - Правда, я вообще никому из богов жертв не давал. Видимо, за то они меня самого себе в дар и потребовали. Торлейв не отступит - я то по глазам его видел. А Харальд юн пока со жрецом совладать. Это отец мой может их вешать на дубах воронам на поживу.
Власть юного конунга еще не настолько крепка, чтоб вои такое самоуправство одобрили. Он будет великим правителем, но на то время потребно. От первого срубленного ствола до спуска корабля много сил положить надо, не в день все делается
- Почему тебе всегда надо выбрать сторону? - покачал головой Эгиль. - Да, агдирцы тебя не примут, а альхейвмарцы откажутся... так не иди ни с кем из них. Думаю, я смогу сделать так, что ты и калекой не останешься...
Размышление о христианах он просто пропустил мимо ушей; с их обычаями Эгиль был знаком крайне слабо, и предпочитал не обращать на них особого влияния.
- А как же мне сторону не выбирать? Там мой дом, тут - враги. Хоть и перепуталось все в голове - но кровь знает, откуда течет, - удивился Хаки.
Неясны мне твои речи, слишком на сказки похожи. В мире нашем все просто: ты или тут или там. Отшельников как ты - единицы, но много ли чести дом свой в беде бросить?
- Много ли чести в доме, который бросил тебя?
- Говорят, что родичей не выбирают, - ответил Хаки. - Но руду из жил не выцедишь по капле. Я - сын конунга и долг перед землей моей на мне. Ты знаешь, что мы с Харальдом родичи? Думаю, он так же бы думал, хоть и отстаивал бы те мысли решительнее.
- Долг перед землей на тебе? - повысил голос Эгиль. - Так говорят, когда могут этот долг исполнить. А как ты его исполнишь, когда лежишь здесь и просто ждешь смерти?
Хаки пораженно выдохнул: такого Эгиля он еще не видал.
- Твоя правда - все слова мои не совсем от сердца... скорее, от безнадежности. Ибо боюсь я поверить в твои слова. Слишком уж больно терять надежду, едва обретя. Я хочу жить, это правда. Но... боюсь, что не могу. Я боюсь, Эгиль, понимаешь?!
- Отдай свой страх мне, Хаки, – улыбнулся Эгиль, легко поднимаясь и шагая к выходу. – Я с ним справлюсь.

Дальнейшее слабо нуждалось в комментариях. В эту ночь воины спали мало. Не до того было. Праздничные ликования и обильные возлияния иногда только полезны, ибо придают гридням уверенность в завтрашнем дне, надежду на мудрость и доброту власть имущих, сплачивают будущих союзников за одним столом. Были из запасов Гэндальфа выставлены бочки с доброй брагой, дабы угодить Эйстенсонам и склонить их на свою сторону. Он мягко вербовал их в союзники и, судя по всему, добивался своего. Хегни на совет вождей пришёл пьяный, ибо возлияния с дружинниками заняли весь вечер, а отказаться было нельзя, никак нельзя. Фроди в очередной раз скрипнул зыбами, но указав брату место в дальнем углу шатра, сам пристроился рядом со старым конунгом.
- Так что за войско шло за вами? С какими щитами? - пытал Гандальф и Фроди в очередной раз рассказывал легенду о мнимой силе войска и о том, что связываться сейчас с наёмниками - себе дороже. Хегни поддакивал, вставляя то тут, то там свои скудные реплики. Показаться трусом совсем не хотелось, а лисий язык брата делал из его нападения героическую сагу. Гандальф кивал, но, хитро улыбаясь, думал свою думку. Не то, чтобы он не верил Эйстенсонам, но справедливо считал, что высадившееся войско не так велико, как это ему описывают. Потому и биться с ними не хотел. Стоило ли терять время ради победы над малым воинством. Один любит большие дела. Решено было идти на смычку к Гудбранду, большие дела надо делать большой армией.
Идти было далеко, но дело того стоило. Решено было выходить на рассвете, на чём и порешили. Даже Хегни покивал из угла, прежде чем покинуть палатку конунга.

Хейдмерк

Отряд в шесть с небольшим десятков воев выезжал уже из третьей по счету деревни, где они останавливались на постой - жители не особо возражали, тем паче что Гримкиль платил щедро, ибо не желал потом, чтобы на него Эйстенсонам жалобы шли от бондов, все же союз заключать ехал, а не оружьем бренчать.
На сей раз одноглазый конунг уже уверенно держался в седле - благо рану его худо-бедно, да залатали, хотя и напоминала она ему о себе на каждой колдобине, болью растекаясь по всей нижней части тела - и за эту боль стократ поклялся Гримкиль стребовать с Гутхорма.
Гордо реял стяг с охотником, пронзающим оленя копьем - на такое знамя сменил конунг родовые знаки, когда вышел против Гутхорма, да так и оставил, хотя не слишком радостны были думы его воев, да и самого Гримкиля. Мало осталось людей, что мог он предложить возможным союзникам, дабы завоевать их расположение и вместе ударить по врагу? Конечно дружина у него обученная, но - шесть десятков, что капля в море, когда большие рати сшибаются! Разве что часть Хрингарики, как ни жалко было - все лучше, чем всю ее оставлять Молодому Оленю.
Тем временем показались и другие знамена впереди, и знамена эти никак не могли Эйстенсонам принадлежать - могучий дуб, змеем обвитый - древний знак Гудбранда-хевдинга, но что могло потребоваться Гудбранду в здешних краях. Встречь отряду направил коня одноглазый.
- Здрав будь, Гримкиль, сын Гормкиля, - раскатистым басом поприветствовал его старший отряда, огромный детина в добротном доспехе. Гримкиль и сам был не из низкорослых, но даже рядом с ним гудбрандов молодец смотрелся великаном.
- Ты имя мое знаешь, я же твоего нет, - отвечал Гримкиль. - Как мне обращаться к тебе, воин славного хевдинга?
- Зовут меня Ахти-Йотун, и Гудбранд-хевдинг мне отец нареченный, так что ты, конунг храбрый, можешь меня Ахти Гудбрандсоном звать, - произнес ярл.
- Что же ищешь ты, Ахти Гудбрандсон в землях Хейдмерка?
- Быть может славы, быть может злата, - отвечал тот, - а быть может и тебя, отважный Гримкиль. Прослышал батюшка мой, что есть у тебя счет к конунгу Агдирскому, вот и приглашает с ним отобедать, да совместно виру кровавую с Харальда стребовать.
- Сладки слова твои, Ахти, слуху моему, - проскрежетал конунг. - Буду рад я трапезе с достопочтенным Гудбрандом.

Раумарики. Харек Волк.
Всю ночь и следующий день воинство Харека пировало, празднуя вторую победу над хейдемарцами. Пораженный Харек в первое не мог поверить, что такая случайность как отдаленное сходство деревенского старосты с ярлом Кари Лысым навело такой ужас на нападавших, и практически обеспечило им победу. Немного опомнившись от потрясения, Харек дал приказ финнам проследить за войском братьев Эйстенсонов и сообщить, в какую сторону они пойдут. Эйстенсоны отступили на другой берег, и Харек не счел возможным их преследовать. Но мысль о том, что войско теперь почти равное по численности его войску все еще находится в двух днях пути от него, когда его собственные силы были разделены, не давали ему покоя.
На следующий день ко двору Большого Дома явился посланник от Альвхейма Смелого, сообщивший, что Альвхейм всего с дюжиной воинов и тремя проводниками захватил усадьбу ярлов Раумарики. Этот рассказ привел всех людей в восторг, особенно Харека.
- Такой подвиг стоит сложения целой саги, - сказал он, улыбаясь. - Но что если Эйстенсоны захотят отбить усадьбу назад? - сказал староста, качая головой. А то еще и сюда вздумают вернуться с большим войском. чтобы отомстить за свое позорное бегство?
- Мудры слова твои, почтенный - сказал Харек. - Вот что мы сделаем.
Харек повернулся к предводителю финнов.
- Ты, Ахтисари, бери еще двоих и возвращайтесь в селение, и там поднимайте все войско. Мы больше не можем злоупотреблять гостеприимством ваших соплеменников. Заодно попроси вождя, чтобы он дал нам побольше охотников...
- Наша сделать - ответил Ахтисари.
харек повернулся к остальным воинам.
- Мы выступаем. Сегодня. Скоро. Здесь я оставляю Хрольва и три десятка тех, кто ранен и желает здесь остаться, чтобы не оставлять усадьбу совсем без защиты - хотя и так ясно, что хейлмарцы сюда еще не скоро сунутся. Теперь у жителей деревни достаточно оружия и доспехов, чтобы самим защитить свою деревню от любого нападения под бдительным руководством опытных воинов.
И вот поредевший отряд данов выступил лесными тропами к главной усадьбе, чтобы опередить хейдемарцев, если те додумаются послать отряд для захвата усадьбы ярлов...
Заночевали они в лесу, соорудив из еловых ветвей шалаши в ближайшем овраге, прикрывавшем от холодного ветра...
Однако, утром им повстречались отправленные утром разведчики, и сообщили, что чужаки ушли за реку, и оттуда виднеются какие-то дымы, Харек приказал поворачивать к реке и идти к усадьбе вдоль реки. В реке легче было добыть подо льдом рыбу, чем зверя в лесу, по которому уже прошло многосотенное войско, распугавшее дичь на много дней пути...
Харек долго вглядывался в серое небо. Маленькие клубы дыма за деревьями подлнимались к тучам, сливаясь с ними в одну пелену.
- Пиекси, что это за дымы? - спросил он проводника.
- Там жители жечь деревья. Но не зимой,- ответил охотник. - Они бросать там камень и делать железо.
Харек понимающе кивнул.
- Разведайте, что там происходит, - сказал он охотникам - а мы продолжим путь в Большую усадьбу. Вы идти в Большую Усадьбу, когда узнаете, что там происходит.
- Твоя сказать - наша сделать - ответил охотник, прикладывая руку к сердцу - подражая жестам викингов.
Отряд торопился, и хотя наст был твердый, и воины на снегоступах шли
быстро, к усадьбе они вышли глубокой ночью. Харек выслал вперед двух финнов, чтобы не поднимать переполох.
Жители усадьбы встретили огромное войско Харека с недоверием и даже скрытой враждебностью. Утром и к полудню прибыли подкрепления - две сотни ирландцев и сотня нортумбрийцев, а также остальные воины Альвхейма Смелого, пришедшие с ними из Агдира. С большим трудом удалось разместить всех, а тем, кому не хватило места в усадьбе, разместили в корабельных сараях и сараях для дров, вычистив их и устлав пол сеном и лапником.
А вечером прибыли разведчики с другого берега и поведали о том. что там произошло.
- Там злые люди, - сказал Пиексимеяки, хмурясь. - Они убивать там много людей, вешать на деревьях. Они сжигали людей в дырках в земле, и в большой яранге. Там много мертвые, много крови...
- Сколько примерно? - спросил Харек глухим голосом.
- Мне нужны палки, - сказал финн. - Я не уметь считать на пальцах столько много...
Люди, находившиеся в гриднице, тревожно переглянулись.
-Скажи, а там были люди с головами зверей и шкурами, увешанные зубами и костями зверей?
- Там быть шаманы, - ответил финн. - Шаманы камлать, а вожди убивать.
- Они приносили жертвы - заключил Альвхейм, качая головой. - Видно надеялись выслужить милость у богов.
Тем временем финн выложил внушительную кучку палок.
- Этих на деревья. - он указал на внушительную кучку не меньше чем два десятка палок. Этих в огонь - кучка палок была больше. Других просто убивать...
- Они заслужили кару. - Харек сжал кулаки. - Бог который все видит, он не простит убийство невинных. Мы отмстим за них... Это были люди нашего конунга. Проклятый мясник...
К Хареку подошел Лиам - предводитель ирландского отряда.
- С твоего разрешения, ярл, мы просим соорудить церковь и вознести там молитвы за победу нашего оружия и справедливое воздаяние. Прикажи позвать плотников.
Харек отдал распоряжения. Трое предводителей датчан позвали Харека к себе.
- Враги вознесли обильные жертвы, - сказал Свейн.- Мы тоже должны принести жертвы...
- Вы уже принесли их в боях, - возразил Харек, как и подобает истинным воинам, а эти трусы только и могут. что убивать мирных и беззащитных бондов, надеясь на расположение богов. У этих богов нет справедливости , но и я не стану соучастником в убийстве невинных, и вам подобное совершить не позволю... Не обагряйте руки кровью невинных, чтобы их души не взывали всех богов к отмщению... Кровь убитых вопиет к небесам и призывает несчастья на головы тех, кто их убил. Наш Бог сильнее, и ему противно кровопролитие. И он, будучи справедливым, дарует нам победу...
- Что ж... мы знаем о твоей мудрости, Харек ярл, и удача твоя велика. Если мы победим, мы тоже примем твоего бога, - сказал Свейн.
- Да будет так, - ответил Харек, обмениваясь рукопожатиями.
Через два часа местные плотники, понукаемые пришельцами, сколотили какое-то подобие часовни, и ирландцы вознесли молитвы перед грубо сколоченным алтарем. Трое ирландцев остались на ночное бдение, чтобы молить своего Белого Бога о ниспослании победы...

Утром к Хареку прибежал один из них, неся деревянное распятие, по которому стекала кровь.
- Христос явил нам знак, мы победим!
О знаке, явленном ночью Белым Богом, узнало все войско. Люди летели как на крыльях. К вечеру они осторожно переправились через реку по льду...
И их глазам явилась вся картины резни, устроенной конунгами Альвхеймара и Хедемарка. Следы вели на север...
Харек спросил у проводников, есть ли здесь более быстрый и короткий пусть на север, чем тот, которым пошли враги. Такие пути были - но такое крупное войско не могло пройти по узким и извилистым лесным тропкам, и им снова пришлось разделить войска. Но у Харека были финские охотники.
- Мы пойдем им навстречу... Они не уйдут от расплаты, - сказал Харек, сжимая кулаки...

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-02-2007, 20:19

совместно с Тельтиаром Разнопрофильным =))
- И ты будь здоров, отважный Гутхорм! - Рассмеялся Асмунд, едва лишь узнал в суровом викинге дядю властного конунга. - Какие вести принес ты из Хрингарийской земли? С победой ли возвращаешься, али нашим клинкам не суждено долго лежать в ножнах?
- Будь оно так, нам бы с тобой поговорить удалось бы разве что у Одина за рогом хмельного мёда! - ответил ярл Хрингарики. - Я плыву к Харальду с победой, да не полной - Гримкиль сумел сбежать, и как мы не дознавались - не узнали, куда!
- Добрые вести, ярл могучий! - Воскликнул молодой воин. - Эй, люди, вскройте бочонок меда, он у нас не хуже, чем у Небесного Отца! Несите добрую чарку, справим победу!
Асмунд дождался, пока воители перебросят две доски между бортами драккаров, и пригласил Гутхорма на свое судно.
- Слышал ли ты, что Харальд в младые лета одержал победу, о котой сложат немало героических саг?
- Доходили до меня слухи о разгроме старого конунга и его ничтожного сына Хаки-труса! - ответил Гутхорм. - Но расскажи же мне подробней, как случилось, что Харальд победил?
- Харальд в поединке сразил жалкого Хаки, и взял его в плен, а затем разбил трусливое альвхеймарское войско! - Быстро, словно боясь что-либо забыть, начал рассказ Асмунд, хотя сам он и не участвовал в той битве, и потому лишь перессказывал слова других воинов. - А затем мудрый Торлейв принес немало жертв Одину и Тору, в ожидании воинства старого пса! Сами боги встали на сторону законного конунга в том бою!
Асмунд тяжело вздохнул, восстанавливая дыхание, и пригубил чарку меда.
- Валькирии вились над полем боя, и лучшие из воинов нашли гибель в сражении, дабы служить Высокому, но затем раздалась песня, от которой кровь становилась льдом в венах наших врагов и ярость стократ разливалась по жилам агдирских храбрецов! То пела матушка конунга, кюна Рагхильда, и ее слова пробудили вернули к жизни самого Хальвдана Черного, ворвавшегося в ряды гридней Гандальва, и сразившего не меньше трех десятков лучших его воинов! Я сам сражался подле него, и от моего меча нашли погибель двое альвхеймарских ярлов!
- Хвала Одину, что всё обернулось именно так, как ты говоришь, Асмунд! - провозгласил Гутхорм, поднимая рог с мёдом. - Выпьем же во славу Асов, за победу Харальда и за доблесть Асмунда Убийцы Ярлов!
- Восславим Одина! - Подхватил молодой Асмунд. - Гандальв бежал точно заяц, а его ничтожный сын был принесен в жертву Одноглазому, и жаль мне, что я не смог присутствовать при этом.
Гутхорм осушил рог мёда и утёр усы.
- Наша битва, - произнёс он, закусывая вяленой рыбой. - Была не столь величественна. Гримкиль побоялся сам выйти на поле боя, выставив одного из своих ярлов, порази меня Тор, если помню его жалкое имя! Но, клянусь, Одином и Фригг, битва всё же была славная! Начали сечу мои лучники, беспощадно разя косоглазых отродий йотунов, держащихся за лук в войске Гримкиля, затем я связал его ополчением из верных сынов Хрингарики, а потом раздавил своми конными и пешими хирдманнами! Бой был жаркий! Солдаты этого ничтожества оказались прочнее своего предводителя и держались достойно, что, впрочем, их не спасло. Сам же ярл, командующий битвой бежал, а убегая получил стрелу точно в свой трусливый зад! Выпьем за то, чтобы павшие достойно вдоволь напились мёда в Валгалле, и за то, чтобы Хель славно помучила этого труса в своих чертогах!
- Отважным воинам - достойное посмертие, на чьей бы стороне они не сражались, ныне все в дружине Одина служат! - согласился молодой ярл. - Теперь осталось лишь Отбить Вестфольд у псов Гандальва, и все, что причиталось Харальду по праву рождения вновь будет ему принадлежать!
- Истину ты говоришь, да не всю!- произнёс Гутхорм. - Мало землю захватить, надо её ещё удержать! Уверен, найдётся много собак, которые поытаются взять Харальда за глотку, когда мы победим сильнейших своих врагов. И вот от этих мелких тварей нам ещё предстоит отмахаться. А впрочем, чего гадать! Как руны лягут, так и будет!
- Покуда с Харальдом мудрость Торлейва и сила Гутхорма, не думаю что кто-либо смогут совладать с Агдиром! - Рассмеялся Асмунд. - Ведомо ли тебе, ярл, что Вестфольд отныне моя земля, и до той поры, пока я способен держать меч - никто из врагов нашего конунга не посмеет сюда сунуться!
- Не ведома мне сия благая весть была, - ответил Гутхорм.- Ты достаточно рабр и верен Харальду, а значит сердце моё спокойно! Вестфольд будет под надёжной защитой. Так, значит, ты туда и плывёшь?
- Да, так оно и есть, - кивнул юноша, - не пройдет и недели, как не останется в сем благом краю ни одного прихвостня серого конунга! А Эйнар Губитель Заговоренных ныне очищает Вингульмерк, отец же мой, Альхейм вскоре разгромит трусливых хейдмеркцев в Раумарики! - Он хитро прищурился, проведя ладонью по едва-едва наметившейся бородке. - Не боишься, отважный Гутхорм, что всех врагов без тебя перебьют?
- Не боюсь! - ответил Гутхорм спокойно. - Я плыву к Харальду, а там где Харальд будет и битва. Вы будете добивать врага, а мы сойдёмся в решительно схватке, так что кто ещё должен боятся! - ярл хлопнул Асмунда по плечу и расхохотался
- Остер ты на язык, ярл, и язвителен! - Произнес Альхеймсон, тоже усмехнувшись. - Вот только на мой век врагов еще хватит! И еще есть у меня к тебе беседа, не для чужих ушей предназначенная.
- Не доверяешь своим хирдманнам? - ярл Хрингарики. - Или моим?
- Гримкиль когда-то тоже твоим хирдманом был, - напомнил молодой ярл.
Гутхорм помрачнел.
- Ты прав Асмунд, но я вовсе не пытался заставить тебя говорить здесь. Я спросил - всем ли своим хирдманнам ты доверяешь? Или есть у тебя на примете ниддинг-предатель?
- Нет, до этого не дошло покуда, но храбрости наших предков слишком мало осталось в нынешних воинах, - покачал головой Асмунд, говоря уже тише. - Толи людей стало больше, а отваги боги отмерили лишь на определенное число, толи вера наша стала слабже. Торлейв Мудрый говорит тебе, чтобы не верил ты словам вероотступников и не надеялся на помощь их! Белый Бог слаб и жалок, такими же он делает мужей, что ему поклоняются. Верно ли, чтобы Богу в жертву не крови горячей приносить, но свечи жечь?
- Я ценю слова Мудрого, но произнёс он их зря! Вера моя крепка, а что до Бога франков, то я его не знаю и помощи не известно от кого не приму!
- Не в твоей вере усомнился Торлейв, - шепотом произнес молодой ярл. - За гриднями юными смотри, как бы ложь иноземная их сердца не разъела. Отдалил Торлейв Эйнара от Харальда далече - и тому причина была. Не признают христиане наших древних обычаев, свои навязывать пытаются. Даже Хаки-труса хотели уберечь! Помни слова мои, отважный Гутхорм - Торлейв просил тебя поспешать, дабы ближним советником Харальду быть и помочь ему идти путем Одина и Тора!
- Боги наших дедов и отцов не оставили меня в час великой нужды. Не оставят они и Харальда сейчас. Но ты прав, и я поспешу к нему! А тебе же надлежит поспешить в Вестфольд, дабы силой своей руки и остротой своего меча защитить эту землю!
- Что же, в таком случае, пора нам путь продолжить, Гутхорм ярл, надеюсь еще не раз свидимся мы!
Вскорости разошлись драккары - Гутхорм отправился дальше к Вингульмерку, где ожидал его молодой конунг, Асмунд же вел воинов по разоренному Гандальвом Вестфольду, добивая последних из людей альвхеймарского владыки.

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-02-2007, 20:26

Лагерь агдирцев. Хаки.

В противовес словам агдирского ярла, сказанным Гутхорму далече отсюда, указанный трус был пока жив. И в данный момент – учился снова ходить. Остатки конунжьей чести мешали ему демонстрировать слабость перед врагом пусть даже и лекарем, насмотревшимся на болезных. Тот, без сомнения, сие понимал – и Хаки был благодарен агдирцу за то, что тот стал частенько отлучиться из палатки. Вставать было трудно. По правде сказать, кабы не особые отвары, убивающие боль, альвхеймерец вряд ли вообще оторвал голову от ложа, однако, эти волшебные снадобья не могли ничего сделать ни с идущей кругом головой, ни с подкашивающимися ногами. Разум говорил, что для обретения сил надо хотя бы поесть, но непрекращающийся жар не давал проглотить и кусочка. В таких условиях то, что все так или иначе скоро закончиться виделось благом. Эгилю удалось-таки посеять надежду в душе Хаки, но, так как честность с собой вошла у конунжича в привычку, то он старался не особенно надеяться. И, тем не менее, эта именно надежда – да еще вкупе с родовой гордостью родичей Ингве, не давала ему просто лечь, как бревно, и не двигаться в ожидании топора. Именно она побуждала Хаки бороться, доказывать себе, что дух его пока еще не сломлен неуспехами. Скальды пели о том, как полоненные владыке до последнего хаяли победителей, не боясь ни стали, ни веревки, ни пламени. Что же! Ему, Хаки Гандальсану не с руки лаять Харальда, потому как в делах его нет кривды не перед людьми, ни перед богами. Ну, да он и не ожидал, что смерть его удостоиться баллад. Скорее уж в красках распишут альвхеймерскую стрелу, попавшую в альвхеймерскую же спину…
Хаки спустил ноги с ложа и осторожно встал, цепляясь пальцами за ткань палатки, голова тут же побежала куда-то в сторону, верх перепутался с низом. Было даже хуже, чем когда он чуть раньше пробовал сесть… но наученный конунжич прикрыл глаза, упрямо ожидая, пока мир встанет на место. Встать все же получилось! Само по себе это было значительной победой и над телесным недугом, и над душевной тоской, призывающей сдаться унынию. Альвхеймерец улыбнулся: если он смог это, то сдюжит и остальное. Локи с этими балладами да сказаниями! Главное, чтобы себе самому за себя стыдно не было.

после совета

С первого же момента, по прошествии всего нескольких ударов сердца после того, как Эйнар переступил порог шатра, Сигрун поняла, что совет прошел совсем не так, как им бы того хотелось. Во взгляде мужа воительница читала раздражение и досаду. К потихоньку начинающему разгораться пламени гнева примешивались крупицы ярости и кристаллы…азарта? Сигрун, конечно, не могла определить в точности, чем было вызвано такое настроение Эйнара, но она решила попробовать отгадать. Насколько ей было известно, на совете кроме ее любимого присутствовали Харальд, Торлейв, Рагхильда и Асмунд. Самым подходящим кандидатом на роль молнии, попавшей в соломенную крышу дома, был, судя по всему, Торлейв.
- Родной мой, что произошло?, - участливо спросила Сигрун, тихонько садясь рядом с мужем на расстеленные на полу шкуры.
Эйнар, резко бросая слова, прорезавшие воздух, словно копья, кратко пересказал жене предмет их ссоры с Торлейвом и Рагхильдой.
Опасения Сигрун подтвердились -в вопросах веры редко бывают правые и виноватые, зато поводом для битвы они становятся чересчур часто.
- Кроме того, завтра мы с нашей дружиной покинем стены этих не столь гостепреимных земель
- Куда же отправимся мы, о волк нашей стаи?
- К Саросбергу и дальше - освобождать Вингульмерк,- ответил Эйнар, причем азарт слышался Сигрун в его словах - но так же, как и в самом начале разговора, она ничем не могла объяснить его. Помолчав немного, отважная дева все же решилась задать мучивший ее вопрос:
- Что ждет нас так далеко, муж мой? Что за причина побудила тебя идти в бой ради свободы этого края?
- Желаю я видеть кровь врагов на своей секире, ответил ей Эйнар, и хищная улыбка заиграла на его губах, словно луч солнца на стали оружия, - знаешь ли ты, что те земли нашими станут навеки, если будет дружина храбра? Харальд поклялся, что отдаст нам Вингульмерк, если все приспешники Гандальва постучатся в ворота Хель. Пусть верных немного, но каждый из них стоит десятка блохастых псов, что бегут за этим трусом, в надежде на подачку.
- О, Эйнар, Боги, кажется, услышали мои молитвы. Это Святая дева посылает тебя в этот поход, не Харальд. Теперь нашему сыну не придется скитаться по стране, словно нищему, своей кровью расплачиваясь за еду и доспехи. А наша дочь сможет получить хорошее приданое и ей не придется выходить замуж за старца или мужлана, обличенного властью.
- Да, ты, как всегда права, сердце мое, - кивнул Эйнар, обнимая жену
Он понимал, что не стоило бы брать в подобный, полный опасностей поход беременную жену, однако оставлять ее здесь, рядом с недругом, который в любой момент мог сорвать на ней зло, стало бы еще большим безрассудством.

Сообщение отредактировал SkyDragoness - 17-02-2007, 22:56

Агдир. Тьодольв Каменная Башка.

Не много времени миновало с того дня, как агдирские ярлы вновь признали Ассу своей владычицей, и казалось - страна оживала на глазах. Стекались из деревень бонды, державшие в руках крепкие охотничьи луки, вновь собирались отважные хирдманны, а когда старая кюна велела открыть сундуки в усадьбе конунга и на то злато призвать наемников с побережья - рать увеличилась едва ли не на треть.
Случилось даже так, что отряд из двух десятков роголандских воев, пришел в лагерь Тьодольва и предложил свои мечи в обмен на золото, мол Сульки конунг мало им платил, и от старой Ассы они больших почестей ждали. Приняли их действительно хлебосольно, а затем, узнав все что требовалось и дождавшись покуда они захмелеют, по велению кюны всех до единого отдали жрецам.
Поговаривали что Асам любо, когда льется людская кровь, и Тьодольв поверил в это, когда в предрассветный час, после жертвоприношения, возглавил отряд лучших хирдманнов, окруживший лагерь роголандских викингов.
Несколько воинов тараном выбили ворота, ворвавшись внутрь, а следом за ними хлынула волна закованных в железо агдирцев и наемников, буквально разметавших сонных врагов. Сам ярл бился в первых рядах и его клинок не раз обагрился кровью, прежде чем он скрестил оружие с предводителем роголандцев - Кьятви Толстошеим. Сражение было коротким, но ожесточенным - отбросив расщепленные щиты, ярлы яростно рубились на мечах, высекая искры, пока рукоять не выскользнула из длани Тьодольва. Обрадовавшийся Кьятви обрушил меч на голову врага, но лезвие преломилось, едва лишь соприкоснулось со шлемом ярла, а затем агдирец ударом кулака сшиб противника наземь.
С той поры имя Каменная Башка окончательно закрепилось за могучим викингом, пленниками же победители украсили все окрестные деревья, отдав их в дар Одину, и одновременно оставив как предупреждение всякому, кто посмеет напасть на Агдир.
Кьятви же усадили на лошадь и отправили в сторону Роголанда, дабы он рассказал своему родичу о позорном поражении, которое потерпели его вои.

- Славьте великую кюну! - Провозгласил Раги, едва лишь хирдманны собрались отпраздновать первую победу. - С ней благословение Асов!
- Да, вот истинная правительница из рода конунгов! - Подхватил Бьерн. - В ее руках Нити Норн, и она приведет нас к победе!
- Да здравствует Асса! - Возопили ратники, пока слуги разливали по кружкам хмельной мед и брагу. - Слава кюне!
Бонды и знатные ярлы с того дня готовы были исполнить любую прихоть старой правительницы, приведшей их к победе. Стоит ли говорить, что когда она назначила главным полководцем над ярлами Тьодольва, никто и не вздумал роптать, приняв ее волю как должное.
Да и сам Тьодольв начинал чувствовать, что с каждым днем крепнет его вера в казалось бы безумную старуху, сумевшую отстоять родную землю тогда, когда могущественные мужи сидели сложа руки. Он все меньше ощущал себя человеком Рагхильды, и все больше - ярлом кюны Ассы, настоящей заступницы Агдирских людей.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 17-02-2007, 23:51

Отряд расположился посреди леса, недалеко от тракта у берега реки, который вел на Хейдемарк. Харек внимательно слушал сообщения проводников - саамских охотников, которые не переставали следить за передвижением вражеского войска.
- Значит, они уходят на север? Ты уверен? Значит на Хейдемарк... Все?
Охотник кивнул.
- Сколько их примерно? - Харек нетерпеливо расхаживал взад и вперед, сцепив руки за спиной, уже в третий раз задавая вопросы финнам.
- Много, очень много, - отвечал охотник.
- Больше чем нас? - спросил Харек, уже теряя терпение.
- Много больше, - сказал охотник устало, - хочешь, сам посмотри, добрый человек.
Харек вздохнул.
- Харек-ярл - обратился к нему Лиам, тебе нет смысла вести все войско. Возьми лучших и самых выносливых, и посмотри на них вблизи, может и потреплем их хорошо, если нападем внезапно.
Харек кивнул. Воины устали. Мало кто сейчас хотел покидать теплый уютный лагерь на ночь глядя. Даже если он утром поведет всю рать на вражеское войско, судя по всему, мало кто будет способен сражаться в полную силу. А о численности врага он по-прежнему мог лишь догадываться. А бросаться "в воду не зная броду" - не зная о количестве вражеского войска, и рисковать потерять все, что он завоевал за последнее время, он не хотел. Если враги поймут, что у Харека гораздо меньше войска, и они тоже измотаны, они могут вернуться, и все его завоевания будут потеряны в один миг.
- Враги скоро тоже расположатся на ночлег, и совсем недалеко отсюда, - сказал охотник.
Харек снова кивнул, обдумывая услышанное. Явное преимущество было в том, что ударил мороз, и мало найдется охотников бегать по замерзшему насту среди леса в ночной темноте, рискуя упасть в овраг и переломать себе ноги, или выколоть себе глаза о ветки... Значит можно попытаться внести некоторй переполох в лагере, и потом отступить по скрытым тропам, но сначала наставить ловушек на пути, чтобы оторваться от преследователей.
- Я беру полторы сотни человек. Все, кто еще чувствует в себе силы, и в ком еще горит жажда мести... Но я возьму только тех, в ком хватит сил на обратный путь. Я знаю, многие из вас сочтут такой бой бесчестным. Те, кто так думает, пусть остаются здесь и ждут завтрашнего дня, когда выпадет возможность сойтись в честном бою. Сейчас я должен уравнять наши шансы. Кто пойдет со мной?
При этих словах из строя выступили агдирцы, из тех, кто пришел с Альвхеймом, но кому так и не довелось столкнуться с Хейдемарцами. Также из строя вышли кое-кто из старых товарищей Харека - ирландцы и норвежцы жившие с ним в Ирландии. Харек и командир датчан - Родрик прошли весь строй тех, кто изъявил желание принять участие в ночной вылазке. все выглядели немного уставшими, и лишь около десятка Харек попросил остаться в лагере.
Вскоре небольшой отряд, разбившись на несколько частей, и ведомый по лесным тропинкам проводниками, приблизился к тому месту, где должны были расположиться на ночлег вражеские войска... Каждый нес в мешке вымоченные в масле факелы... Через некоторое время, поднявшись на лесистый холм, они увидели низину, выходившую к берегу реки, огни костров и шевелящиеся черные фигурки людей, разбивающих лагерь. Харек отдал приказ остановиться и затаиться.
- Будем ждать, пока они успокоятся и расположатся на ночлег. Огней не зажигать. Говорить только шепотом.
После этого он удалился в сторону с двумя сотниками и тремя охотниками, чтобы обсудить план нападения на лагерь...

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:10

Лагерь союзников.

Близилась ночь, и викинги стали обустраивать лагерь. Не дело это - ходить в темноте по незнакомой чащобе, даром, что зимою светло бывает от снега. Те же сугробы обманчивы - ступишь вроде бы на твердую землю, и враз по пояс провалишься. Ежели не ноги сломаешь. Так что конунги порешили не спешить больше нужного и дать людям нужный им отдых.
Правда, опыт недавних поражений кое-чему научил и ярлов, и простых воителей, так что оба войска больше уже не напоминали бесшабашную ватагу удальцов. И к ночному охранению они отнеслись с должным вниманием.
Пока молодые делали настил из веток, стелили шкуры да вбивали в землю шесты для шатров, воины постарше руководили устройством охраны. Повозки, сопровождавшие войско, поставили в круг, дабы, в случае нападения, врагам было тяжко метать стрелы да камни прицельно. К тому же, Гандальв уж давно заповедовал ярлам скидывать на ночь одежу, да и мечи велел держать в изголовье.
"Не надорветесь, мол, а в случае немирия будите встречать опасность как воины, подтянутые и оружные, а не сонными мужиками в исподнем".
Гридни ворчали - но делали. В первую ночь было неуютно, на вторую - привыкли. Как и к тому, что изрядное число мужей, избранных жребием, караулило сон товарищей, а еще десяток - обходило лагерь кругом пять раз за ночь, высматривая лиходеев.

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:12

Ночь темна. Ночь безлунна. Но Хегни не далее как вечор наставлял караульщиков. Наставлял лично, брызгая слюной и заикаясь. И все стояли. Стояли и слушали. Стояли и внимали. А Олаф Беличья Шубка даже по зубам получил, ибо позволил себе хихикнуть не в том месте. Потом ходил, за щёку держась. Говорил, что клык у него шатается. Ничего, пошатается и встанет ровно. Зато теперь все ходят и пялятся в темноту, вслушиваюся. Это те не на хуторе, где и девок можно было пощупать и бражки попробовать. Вот то была зимовка. А это что? Спи на земле и ешь из котла. Но - службу есть служба. Ещё перехода три и всё вернётся. Так Фроди сказал. Он умный. Стоп, что-то шуршит. Ветер или как? Нет, ветер вроди-ть как не оттуда.
- Эй, тама чёй-то лезет! - голос Щуплого Хедрика донёсся с западной стороны.
- Тревога! Подъём! Факелы, факелы жгите! - лагерь всколохнулся моментально. Хегни, лёгший тут же прямо в кольчуге уже стоял впереди слегка сонных гридней. Стоял без шлема и ветер трепал русые волосы на его голове. Двуручник был поднят, готовый обрушиться на любое, что может оказаться противником.
- Щуплый? Откуда шорохи? Если ложная тт-тревога - уб-бью п-паскуду.
- Вона тама, возле леса.
- Ид-дём все, - Хегни ещё что-то хотел добавить, но, язык, как всегда начал спотыкаться. Он плюнул, махнул мечом и воины вслед за ним устремились в указанном направлении. Тени на снегу стали подниматься и все увидели, что то, что сперва казалось кучками талого снега было воинами. Кто с топором, кто с мечом, поднимались они, щурясь от света факелов в руках людей Эйстенсонов.
- А-а-а! - заорал кто-то из противников, пытаясь напугать защитников лагеря. Полетели стрелы. Но этого было мало. Злость. Вся злость, что накеопилась за последние переходы, злость, что была рождена кружениями по лесу и горечью поражений, злость, которую Хегни срывал на своих людях вечером нашла свой выход.
- Бе-ей!
- Бей! - кричал Хедрик Щуплый, несясь на врагов.
- Бей! - басил Бенка, пуская стрелы то в один, то в другой силует.
- Бей! Мочи! - Хегни уже рубил ближайших нападавших, берсерком бросаясь вперёд и пена кипела на его губах.
- Бей! - откуда вышли, туда и войдут. Да, кто-то остаётся лежать. Кто-то. Но те, кто напал ночью, как соратники Локи бегут. Бегут. Ибо в руках смелых победа, в руках правых и чистых, - Бей!

Роголанд. Сульки-Конунг

Кьятви Толстошеий понуро смотрел в глаза родичу, не зная как умалить его гнев, ведь воистину позорным было поражение в Агдире.
- Позор на твою голову, ярл! - Желчь словно струилась изо рта Сульки с каждым извергаемым словом. - Воинов славных потерять, злато-серебро истратить, да на наемников рассчитывать, коие разбежались аки зайцы трусливые?! Молчишь ты, а мне стыдно! Стыдно такого родича-глупца иметь, как ты!
- Но Сульки, брат...
- Не называй меня братом более, покуда позора своего не искупишь победой достойной! - Проскрежетал конунг, с силой до хруста сжав могучую длань. - Подумать только, бабе сварливой войну проиграть! Даже гандальвово отродье трусливое такого позора на отца своего не навлекало! Что сказал бы твой отец, мой славный дядя, узнай он об этом?! Молчишь, Кьятви, ну молчи-молчи!
- Ведьма она, старуха подлая... - попытался оправдаться ярл.
- Ведьма, говоришь, так даром что ли мы Одину жертвы приносили? Даром Тору коней лучших отдали, или скажешь ты - Асы слабее ведовства черного? Молчи, ярл недалекий! Довольно я уже слышал о бабе этой вздорной - и что валькирия она в сиянии доспехов над полем боя летящая, и что колдунья могущественная, и что сама Хель ее устами говорит, а Норны по ее велению пряжу свою прядут! Не будь хоть ты мужичью глупому ровней.
- Но, брат, мой меч сломался о голову ее бойца! Что это как не ведовство?
- То мне не ведомо - о том у жрецов спроси, они тебе верный путь укажут! А до сей поры отринь страх свой! Обещал я отцу твоему, что ты станешь знатным конунгом, перед его смертью и обещание свое сдержу! Править тебе Агдиром, а старуху скверную сам я смерти позорной предам, дабы все видели, что не устрашимся мы ведовства подлого! Иди, Кьятви, собирай людей ратных - по весне сам я рати поведу. Знатные земли мы получим, покуда Харальд-юнец Хейдмерк воюет.

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:27

Кюна Асса

Твердо дерево, холоден камень, одиноко то место и тяжел груз взошедшего на него.
Но не кюне Ассе теперь слушать о тяготах предводительницы. И не ей жаловаться на свою долю, на возвращенную, долгожданную власть. Укрепляет дух дерево, ярким огнем блестят камни на руках ее и греют старую душу, полно место ее триумфа воспоминаний и мыслей, что лучше любого собеседника, и приятной ношей стоновится долг ее.
Снова почет окружает ее, верные войны стерегут покой кюны, готовые выполнить любое ее приказание.
Но рано еще радоваться победе, нужно поднимать раненый Агдир, восстанавливать ее мощь, добытую сыном. Пусть снова зацветет великая земля!
Первым делом стала кюна распоряжаться насчет хозяйства. Собрала всех нужных людей, разослала гонцов с указаниями и кое-какими поощрениями. Дальше ее взор обратился к ее воинам. Много она говорила с Тьодольвом и другими своими сподвижниками, обсуждая будущие действия.
Постепенно, постепенно будет Агдир снова пышен и богат, возродит его могущество кюна Асса, а не Рагхильда - девка приблудная, да не внук ее - мальчишка малосильный. Со временем и его час придет, да сделает кюна так, чтобы достойно продолжал он дело своей бабки и отца.


Кюна Рагхильда.

И снова проснулась Рагхильда, утирая с лица холодный пот. Приснился ей сон, дурной сон. Вещей девой была Рагхильда, и беду предвещал тот сон.
Снилось ей, что схватитись в жестокой битве два Харальда, два ее сына, ее родные кровиночки, и бьются они не на жизнь, а на смерть. Один Харальд одет богато, в сверкающие доспехи, а второй Харальд - в лохмотьях. Тот, что в роскошных одеяниях - взрослый муж, а тот, что в рубище был - тот молодой воин. И было то сражение страшно, а закончилось еще страшнее. Молодой воитель путем немыслимых усилий сразил старшего Харальда и тот, хрипя, погиб. Но и второй Харальд не прожил долго. Вслед за своим двойником упал на камни, обагривая их кровью, и застыл, отправившись в Вальгаллу.
Ужасна смерть собственного сына, а сразу две смерти вдвойне страшны. И теперь Рагхильда сидела на своем ложе, думая, что значит это предзнаменование. Но лишь плохие мысли посещали ее, и тревогой была объята ее душа.
Чтобы как-то развеяться, решила кюна заняться своими делами. Следовало поговорить с Торвальдом, чтобы скорее принесли в жертву Хаки дабы боги были к ним благосклонны.. Да и не хотела она оставлять этого пленника в живых - уж больно многое было против него в душе женщины. Также ждала она, когда уплывет Эйнар восвояси. Ну и пусть, что спасла эта чета когда-то жизни их с братом - так в том не только их заслуга. Презрением и подозрением тлело ее сердце по отношению к девке, что корчит воина из себя великого, и неверному предателю богов, что только гнев их навлечет на их воинство.

Сообщение отредактировал Мориан - 20-02-2007, 21:04