Властитель Норвегии. В Кольце Врагов, Сага о Северных Землях - 2

Лагерь союзников. Конунг Гандальв.

Ночной переполох, без сомнения, пробудил и альвхеймерцев. Однако, их конунг, тоже явивший себя в полном доспехе и с секирой в руке, осадил самых ретивых, внимательно вглядываясь в ночь. Это младым воинам дозволено сразу бросаться в сечу, не видя перед собой ничего от берсерксого неистовства. Гандальв же дожил до своих лет лишь потому, что бил каждый раз наверняка, предпочтя один но коварный удар бесконечным сражениям ради драки. Так жил конунг - и по мерке той мужей прочих мерил. А потому смотрел он теперь не туда, где кипело сражение, а совершенно в обратную сторону. И узрел-таки требуемое: помимо атаки от леса. ночные лиходеи пробирались и от реки. Кое-то из врагов, воспользовавшись случаем, уж перерезал горло сторожам да пробирался за ограждение. Звездами вспыхнули факелы, принесенные с собой нападающими, огонь начал жадно лизать обломанный ельник. На счастье союзников, ветки были сырыми, с вечера гридни все древа изругали по матушке, пробуя наломать. В итоге воспользовались оружием, но вот теперь мокрая древесина больше дымила, не давая заняться пожару.
- Вперед! - скомандовал конунг, ринувшись на врага. Теперь битва шла с двух сторон лагеря, и численное преимущество обороняющихся давало себя знать. Нападающие, огрызаясь стрелами, поспешили укрыться в чаще, тут и там оставляя врагу мертвые тела. Противникам Гандальва повезло трошку меньше: их командир вздумал утечь от врага по речному льду, а тот был пока тонок. Осторожно идущих разведчиков выдержал, а вот бегущих воителей - предал. Видимо, Харека охранил Белый Бог: под лед провалилось лишь несколько, остальные смогли обогнуть коварный участок.
Но все равно - это была победа. Воители ликовали.

Сообщение отредактировал Ноэль - 26-02-2007, 19:36

На самом деле лагеря было два. Две рати разбили лагерь рядом, поблизости друг от друга. Хареку пришлось разделить и без того незначительные силы примерно поровну - один отряд должен был ударить со стороны реки, а другой со стороны леса. Лесной отряд повел сын Гудреда Охотника - Гудред... Харек повел свой небольшой отряд в обход.
Первый отряд едва успел забросить факелы и горящие стрелы внутрь лагеря Эйстенсонов, как на них напали дозорные во главе с Хегни. В той короткой схватке отряд Гурмира потерял семерых, прежде чем они успели отступить под спасительную сень деревьев, прикрываемые выстрелами из луков с вершин сосен, где финские союзники устроили "вороньи гнеда", и оттуда расстреливали отдельных вражеских воинов. Пока длился переполох, сонные воины вскакивали на ноги, надевая кольчуги и кожаные куртки, и хватались за оружие, около трех десятков воинов было выведено из строя. Но паники не было. Хейдемарские воины довольно быстро пришли в себя. От стрел финнов пали Хедрик щуплый и Бенка. Хегни был ранен тремя стрелами в плечо, но и не такие раны у него бывали - выкарабкивался. Преследовать в темной чаще леса хейдемарцы не стали, а повернули через некоторое время назад - Фроди не хотел рисковать зря своими воинами - не хватало, чтобы кто-то в яму угодил, или в овраг...
И все же толк от той атаки был. Заготовленные охапки хвороста, лежавшие возле шатров и шалашей, загорелись, и огонь охватил чуть лен половину лагеря. Занялись сани и поклажа, а обезумевшие кони рвались с привязи, вырывая столбы, и волоча их за собой, внося еще большую сумятицу. Вместе с поклажей сгорели и многие припасы. Воины бегали по лагерю, пытаясь сбить пламя и пытаясь поймать коней. Многие обожгли кто руки, кто лицо, а у кого и одежда истлела.
Хареку и его отряду повело еще меньше, чем отряду Гурмира. У альвхеймарцев шатров было куда меньше, а древесина была отсыревшая, и плохо загорелась. И хотя шатер самого Гандальва и шатры его ярлов тоже загорелись от метко пущенных финнами стрел, урон нанесенный лагерю был намного меньше. Выстеленные сырыми еловыми ветками крыши шалашей и навесов горели плохо, вязанки с хворостом быстро удалось потушить, но вот саней с провизией альвхеймарцы тоже большей частью лишились. Коней они тоже поймали быстро. После короткой битвы и поспешного бегства отряд Харека потерял около дюжины бойцов, и еще пятеро упали в воду, когда лед проломился. Троих из них товарищи вытянули из воды, протянув другим концом копья, и теперь они стучали зубами от холода...

Через час весь отряд, участвовавший в налете, собрался в лагере посреди леса на другом берегу притока реки Скаун.
Снова предводители держали совет.
- Их больше нас втрое, если не вчетверо, и не похоже чтобы они выдохлись или устали - сказал Гурмир.
- Наши воины измучены переходом, - добавил Свейн. - нам не выиграть такую битву.
- Я и сам это вижу - ответил Харек, угрюмо глядя в снег. - Только рука бога и стрелы наших союзников -финнов спасли нас всех от гибели. Отходим на свой берег и готовим оборону. Биться сейчас с ними бессмысленно - мы в один миг можем потерять все, что сегодня завоевали. Я отправлю нашему коннунгу послание, что нам нужна помощь. Я видел стяг Альвхеймара. Похоже, кто-то из ярлов, если не сам Гандальв, пожаловал к нам сюда. А с такими силами нам в одиночку не управиться...
В молчании и скорби по погибшим товарищам поредевший отряд Харека вернулся на другой берег Скауна, и присоединился к основному войску. всем было сказано возвращаться к главной усадьбе. Потом мелкие отряды были посланы по деревням, чтобы укрепить оборону. Харек не был уверен, что теперь, после провального ночного рейда, враги не повернут назад и не решат отбить назад западный берег Скауна, который был более населен и богат провизией, чем почти безлюдный восточный берег...

Сообщение отредактировал Ноэль - 26-02-2007, 19:39

Вингульмерк

С легким сердцем покидал Эйнар лагерь Харальда конунга – не рады ему были здесь, что же, к этому он привык, как и к тому, что благодарность людская недолговечна, и скорее станут славить спасителем молодого Асмунда, нежели иноверца. Вои из ближней Хольмагардской дружины уже были собраны и оружны – эти храбрые русичи, принадлежали его вере и им он доверял много больше чем конунжим гридням, покорным Торлейву жрецу.
Скоро он получит земли Вингульмерка и сможет первыми крестить его жителей, дабы они познали благость Христа в сравнении с жестокими идолами Севера. Сигрун, изначально желавшая ехать верхом, все же согласилась проделать этот путь в санях, подобных тем, на каких в свое время путешествовала старая кюна Асса. Эйнар все время старался держаться подле нее, и дружинники не серчали на него за это – все же однорукий калека не мог уже вести их в бой, но способен был повелевать воинами.
Спустя пару дней воины к дружине Губителя Заговоренных присоединились крестьяне, согнанные воинством Гандальва со своих земель. По их словам, едва только пришли вести о поражении Хаки, стали альвхеймарцы чинить им обиды жестокие, словно желая унять позор от битвы проигранной. Заодно указали бонды и где можно было найти основные силы захватчиков – не меньше сотни воинов расположились лагерем в деревне недалеко от усадьбы Лагисберг.
Перед битвой заповедал Эйнар приносить жертвы и велел лишь богу молится да просить о милости в сражении. Многим не по душе пришелся такой приказ, но исполнили его воины, промеж себя поклявшись, что коли не будет им победы – то самого иноверца принесут они в жертву Одину, дабы не нарушал обычаев священных. Но на сей раз удача сопутствовала Эйнару и альвхеймарцы были разбиты, а на следующий день Хольмагардцы заняли и саму усадьбу, лишившуюся большей части защитников. Мал помалу, освобождался Вингульмерк от захватчиков – кто прочь бежал, а кто и сам сдавался, прослышав о необычайной милости однорукого ярла, сохранившего всем пленникам жизни.

Вестфольд

Другое совсем зрелище можно было в те дни видеть в Вестфольде, где огнем и мечом возвращал отнятые Гандальвом земли Асмунд Убийца Ярлов. Молодой воин жестоко расправлялся со всеми врагами, что попадались ему на пути, и не являл пощады бондам, переметнувшимся на сторону альвхеймарского владыки – по примеру Торлейва, обильно увешивал он деревья мертвыми телами, пронзая их копьями и рубил головы во славу Тора. И вскоре страх овладел теми из людей Серого Конунга, что еще оставались в Вестфольде, и они бежали, не желая встречаться в битве с безжалостным воином, который не смотря на младость свою уже по локоть обагрил руки в крови.
Немногим больше чем Эйнару потребовалось Асмунду времени, чтобы привести Вестфольд к покорности и вновь объявить его частью владений Харальда Хальвдансона.

Раумарики

Посланные Хареком гонцы, уже на исходе дня столкнулись с немалой ратью, идущей под агдирскими стягами – то были воины, отправленные Харальдом на подмогу Альхейму Смелому. Поворотив коней, люди Харека поведали союзникам о победе над хейдмеркцами, а так же о том, что сейчас отброшено войско братьев за Скаун, а немногие их воины, что остались по усадьбам сидеть, так же разбиты. Поведали они и про альвхеймарское знамя подле хейдмеркского.
- Не добрая весть – союз этот, - произнес Стейнмод Молчаливый. – Знать ко времени нас конунг прислал.
И велел отвести его и его людей к Альхейму Смелому. В скорости добрались сотни Стейнмода к захваченной ярлом усадьбе, как раз в то время, как там шла трапеза, и расслышал агдирец такую вису среди пьяных голосов:

Во хмелю уснули,
Воины Хейдмерка,
Ласки ив обручий
Им дороже бранной
И кровавой славы,
Что усладой Асам,
Не бывать в Валгалле
Сим мужам позорным

Альхейм, ярл Отважный,
С войском невеликим
Подошел к усадьбе
Пьяный гомон слыша.
И подобный Тору,
В дом ворвался храбрый
Сокрушая пьяных,
Полоня уснувших…

- Смотрю я, не меркнет с годами слава твоя, Альхейм, - усмехнулся Стейнмод, подходя к старому другу, и возложив ладонь ему на плечо.
- И я рад видеть тебя здесь, храбрый воин агдирский, - с улыбкой отвечал ему Альхейм. – Садись за стол, вместе отпразднуем мы победу над врагами нашего конунга!
- Смотрю я, победы тебе голову вскружили, а враг близок, - покачал головой воин. – С альвхеймарцами стыкнулись Эйстенсоны, не ровен час обратно пойдут в силах великих. На тот случай прислал меня Мудрый Торлейв, если враг в бой пойдет сызнова – мои молодцы уже бивали гандальвовых псов, и рады будут опять вражину потрепать.
- Сколько с тобой людей?
- Три сотни, и все верны нашему конунгу, да соблюдают заветы предков, не то, что Харек-отступник, - проскрежетал Стейнмод, видимо повторяя слова Торлейва.
- Не говори так, друг, - осадил его Альхейм. – Харек Волк верен был Хальвдану и сейчас отважно сражается на стороне сына его. Без его помощи не удалось бы нам освободить Раумарики.
- Вот только предал он богов наших, Альхейм, и потому нет к нему того доверия, каким был он ранее обличен. – Покачал головой посланник конунга. – Но довольно споров, слушай волю конунга, Альхейм Смелый! Отныне ты, а после тебя дети твои будут владеть Раумарики, коли сумеешь оградить ее от посягательств вражеских.
- То есть теперь эта земля моя? – Переспросил, все еще не веря в щедрость Харальда Альхейм, ведь от Хальвдана, он получал в награду лишь золото.
- Именно так, - склонил голову Стейнмод.
- Воистину славные вести принес ты, друг мой! – Воскликнул ярл, но в глубине его разума уже зародилась подлая мысль, что следует как можно скорее избавиться от данов и иных чужеземцев, что пришли с Хареком, дабы не заявляли они своих притязаний на жалованную ему владыкой землю.

Преследовать ворогов в чащебе было глупо: кто знал, где еще свили гнезда коварные фины, и да преимущество числа, столь важное в сече грудь на грудь, терялось в лесных дебрях. Там первым будет тот, кто места нужные знает, так что альвхеймерский конунг и не думал шибко преследовать бегущих. Коли их главные умом не скудны - сами лыжи прочь поворотят. Умный муж об одну дверь дважды чела не попортит. А для дурней агдирских еще много дубов в округе.
- Владыка вод ныне сам для себя жертву сыскал, - молвил Гандальв Асгейру. - Знать, кровь иноверных наемников, милее ему, чем мука бессловестных животин. Однако же, Один и Тор тоже наши мечи да секиры в битве сией не оставили, помогли разить поганых без промаху. Вели же, ярл, всех агдирких покойников вздернуть на древа. Богов наших потешим, да воронов местных прокормим. А наши воители, павшие в битве, с утра на ладье в Чертог воинский поплывут, предкам в ноги поклоняться. Торопись! Не дело нам тут портов долго просиживать. Славные битвы Альвхеймера еще впереди!

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-02-2007, 17:47

И продолжилось путешествие Хрингарийского Оленя на помощь его воспитаннику. Вновь и вновь взлетали вёсла, а попутный ветер вновь надувал приспущенный во время встречи вождей парус. Гутхорм всё так же стоял на носу своего драккара, но если раньше его гнело беспокойство, то теперь сердце ярла пылало. Ведал он, что последователи бога франков небывало расплодились в землях викингов, а потому боялся за Харальда. И страх этот, перерастая в гнев, придавал ему силы.
"Я удержу Харальда от этой скверны,- думал он. - Мудрый Один, помоги мне!"
Едва сойдя на берег Гутхорм громогласно потребовал у подошедших воинов:
- Отведите меня к конунгу Харальду!

Решение было принято Харальдом еще до того, как он зашел поговорить с Хаки. Но лишь появление Эгиля, и беседа с ним позволила конунгу окончательно понять – что и как надо делать.
А также осознать, что самому тут не справиться… да и нельзя. Очень многого из того, что хочет Харальд-воин, Харальд-конунг позволить себе просто не может. Как в этом случае…
Над помощниками раздумывать долго не пришлось. Кто же еще, если не Олаф и Торбранд? Преданные именно ему, умелые и разумные… Пару минут Харальд потратил, прикидывая – а не привлечь ли Укси? Но все же отказался. При всей медвежьей силе и верности, воин был недалек умом, и мог потом сболтнуть лишнее… А Олаф и Торбранд умели хранить тайны.
И Хёмунд – умный, внимательный, верный и способный запереть в душе любой секрет.
Когда конунг объяснил своим воинам, чего именно он от них хочет, те переглянулись. Хёмунд лишь пожал плечами и кивнул, но остальные заговорили.
– Конунг, – нахмурился Олаф, – но дело ли это? Да, сын Гандальва повел себя честно… не ожидал от него… но стоит ли обманывать всех? Стоит ли оно того?
Харальд вздохнул, вызывая на лицо выражение человека, вынужденного сказать нечто тайное.
– Торлейв – хороший жрец, но жертвует он лишь по положенным обрядам. Гандальв же силен, и, чтобы боги даровали победу, нужно особое дело… Нет времени убеждать Торлейва. Все сделает Эгиль. Вы же оба видели его волков, и должны понимать, что он знаком с тайнами мира больше, чем многие жрецы.
– Верно ты говоришь, – признал Торбранд. – Что ж, мы все выполним. И не расскажем никому.
– Никому, – повторил Харальд с нажимом. – Даже моей матери.
Воины кивнули.
Когда они ушли, Харальд позволил себе горькую усмешку. Ну надо же – соврал, и не сказал ни слова лжи. Торлейв хорош в своем деле? Так. Следует установленным обрядам? Да. Для победы над Гандальвом нужны особые усилия – но Харальд имел в виду лишь военное дело. И нет времени убеждать жреца, что Хаки надо оставить жизнь… об этом позаботится Эгиль.
Теперь главное – чтобы Олаф и Торбранд сделали все как надо. Почти все зависит от них.

Не так уж трудно оказалось отыскать крепкое, могучее дерево. Дубы ведь часто растут в этих краях, и несложно найти то, что для обряда подходит.
Хорошо, что оно почти на границе леса – проще будет. И хорошо, что уже темнеет… А еще лучше то, что немногие пришли смотреть на обряд. Коварен Гандальв, и не след собирать всех воинов, отвлекая их от охраны и готовности к битве. Так сказал конунг – и все согласились.
С самого начала Харальд словно надел на лицо откованную из холодной стали маску. Не дрогнул ни один мускул и тогда, когда Торлейв готовил место… и когда появились два воина с Хаки.
Многие знали, что Харальд был против – и не удивлялись застывшему лицу конунга. Лишь кто-то шепнул: «Во как, против своего желания пошел – и хоть бы в лице изменился. Крепок конунг, хоть и юн».
Хаки шел к дереву. Хоть и слаб был – но шел своими ногами, не несли его воины. И среди собравшихся пробежал шепот – воины признавали смелость человека, идущего на жертву.
– А что ж делать? – сказал кто-то. – Отец же от него отказался… хоть его же вои Хаки и ранили.
– Чтоб Гандальва свиньи сожрали, – плюнул другой.
Крепкие веревки перечеркнули торс Хаки, прикрутив его к дереву. Торлейв сам завязал узлы, провел пальцами по веревкам и удовлетворенно кивнул.
Харальд на мгновение встретился глазами с сыном Гандальва. Юноша очень надеялся, что его собственный взгляд сейчас не отражает ничего… особенно его мыслей.
Меж деревьев и людей прокатились слова Торлейва – жрец начал молитву богам. Харальд не вслушивался – он и так знал, что сейчас говорится.
«Удачи в походе. Славы и богатства воинам. Смерти Гандальву. Крепкой власти конунгу Агдира. Погибель всем, кто замыслил недоброе».
И уж тем более хорошо Харальд знал, что обещается взамен – обильные жертвы и прославление богов.
«Но разве того же Тора должно славить жертвой? Ему приятны битвы, и рассеченный мечом в бою должен быть лучшим приношением, чем заколотый на алтаре.
Впрочем… не мне говорить о делах богов и обрядах. Если вновь приснится мне сын Одина – я спрошу у него. А пока думать и говорить – уподобляться тем из людей креста, которые по-разному толкуют собственные писания».
Четыре крепких воина ввели несколько коней, захваченных у врага и отобранных жрецами. И еще – троих из альхейвмарских пленников, выбранных Торлейвом по разрешению конунга.
Раз за разом сверкал в отблесках огня нож – и на снег проливалась конская и человеческая кровь.
«Наверное, так убивать ножом не проще, чем мечом в бою, – неожиданно подумалось Харальду. – Даже если убитый связан или до удара не понимает, что с ним будет. Думать тут по-особому надо».
Сын Хальвдана не смотрел теперь на Хаки; не хотел видеть, как тот глядит на смерть своих соплеменников. Пусть и не друзей – но рожденных в тех же землях и давно знакомых.
Пролилась кровь последнего пленника и вновь раздался голос Торлейва, берущего копье.
Харальд внутренне напрягся, сохраняя на лице все ту же маску. Сейчас… сейчас нужно действовать…
Копье рассекло воздух, вонзившись в тело Хаки; сын Гандальва вздрогнул от боли. В обычном случае удар был бы направлен в сердце и прекратил бы жизнь жертвы… но сейчас все было по-особому. И Торлейв вырвал копье из бока Хаки; снег под деревом окрасился алым.
Харальд помнил, что должен сейчас сказать жрец. Но закончить речь ему было не суждено.
Потому что тишину, воцарившуюся после броска, вдруг нарушил низкий, переливчатый вой. Волчий хор, пронизывающий до самых костей.
Тоскливый, рвущий душу, и заставляющий отступить. Заставляющий вспомнить, что лес не принадлежит людям, а лишь терпит их в своих пределах. И кто знает, что или кто обитает в самом сердце леса?
Наверное, Торлейв, оправившись от удивления, сумел бы что-то сделать… да вновь помешали.
Две фигуры в белой одежде бесшумно шагнули из леса по обеим сторонам дерева. Лица их были в тени, но Харальд и Хёмунд стояли близко, и могли рассмотреть.
– Сыновья Гандальва! – пронесся над людьми удивленный вскрик Хёмунда. – Хюсинг и Хелсинг! Мертвые пришли за братом!
Что бы там ни подумали вначале воины… но теперь слова одного из них вылепили из суматохи мыслей нужный образ. И каждый бы поклялся, что видел именно сыновей Гандальва.
Харальд знал, что в этот момент острые клыки одного из «серых братьев» Эгиля полосуют веревку; слепец обещал, что так оно и случится. И не подвел – Хаки, чье тело внезапно освободилось, рухнул прямо в руки «братьям».
И те отступили в лес – под неумолкающий волчий вой.
Кто-то из гридней дернулся вперед; изумление на лице Торлейва сменилось яростью… но тут наперерез шагнул Харальд.
– Остановитесь!
Сильный голос конунга отразился от деревьев.
– Духи решили забрать его себе – и вы хотите помешать им? Не смогли бы они взять жертву богам без их позволения – так стоит ли нам прекословить?
Расчет был верен. Без воли богов пойти на такое могли разве что слуги Локи… но вставать поперек пути им уж точно никому не хотелось. Все помнили, что за чудовища рождены от Хитреца, и мало кому захотелось бы встретиться с подобными им. Кое-кто припомнил, что два могучих волка служат Одину – так не по его ли воле пришли мертвые Гандальвсоны?
– Если сыновья Гандальва решили и младшего брата забрать к себе – пусть будет так, – продолжал Харальд. – Вы пойдете за ним в Хель? А в Вальхаллу нам еще рано – жив еще Гандальв!
Конунг и сам не знал, как подбирает слова, что срываются с его уст. Но, видно, подбирал правильно; замерли воины, задумались.
И никто не бросился в погоню. Даже Торлейв – как бы он выглядел, кинувшись в чащу один?
План Харальда и Эгиля удался.
А про себя сын Хальвдана пообещал, что неполученную жертву он возместит богам десятикратно.

Новый Совет с Визетом


Утро выдалось морозным, да настолько, что и не ожидал никто - ведь прошедшим вечером погода была гораздо теплее. Тем не менее большая часть гридней уже покинули палатки и навесы, готовясь к следующему переходу, дабы остановиться в Саросберге, и там переждать зиму.
Ульф остановился у шатра конунга, миновав охрану, и поднял полог:
- Мой господин, Торлейв жрец зовет вас к себе, просит без промедления придти.
"Интересно, что случилось? - сонно подумал Харальд. - Вроде вчера прошло все удачно... Ладно".
- Передай ему, что сейчас приду, - ответил конунг.
Минут через десять Харальд был полностью готов к беседе.
На сей раз для беседы Торлейв избрал свой шатер, хоть и окружил его десятком лучших дружинников, но все же особых мер предосторожности не предпринимал - видимо считал сию беседу не такой важной, как предыдущую.
- Приветствую тебя, конунг, да продляться твои лета, как у Ауна Ерундсона , - улыбнулся Торлейв, привставая со стула. - Прошу, садись за стол, разговор будет долгим.
Помимо самого жреца в шатре находился еще один воин, судя по потрепанному виду, уставший с дороги.
- И да будет твоя мудрость вечной, - кивнул Харальд, опускаясь за стол. Перевел взгляд на воина. - Что, принесли вести из других краев?
Торлейв усмехнулся в бороду, как видно конунг не узрел в его словах насмешки, но тем лучше.
- Сей ворон прилетел из Раумарики, от Альхейма Ярла, да Харека Волка, - произнося его имя, не стал жрец скрывать презрения к вероотступнику. - И тревожные вести принес.
- Так, - подобрался Харальд. Он припомнил свой недавний разговор с Торлейвом, и ощутил острый интерес к словам гонца. - Что же ты должен передать, воин? И как твое имя?
- Имя мое Вестейн, славный конунг, а слова такие мой господин передать велел, - с поклоном отвечал дружинник. - Разбили в тяжких сечах войско хейдмеркское люди Харека Волка, славные победы одержал он в Раумарики и ныне вся та земля под стяг Агдира встанет. Альхейм Ярл не меньше отличился, с отрядом малым усадьбу ярлов захватил, и ныне там воины новых битв ожидают. Братьям же Эйстенсонам бежать удалось, и сколь долго не преследовал их отважный Харек, но в новый бой вступить не смог. Не далее чем два дня тому объединились хейдмерцы с большим отрядом, что под стягами Альвхеймара шел. О том союзе я прибыл тебя известить, Харальд конунг.
Первые слова Вестейна заставили Харальда просиять - значит, не зря он надеялся на Харека. Бьет врагов и пощады не дает.
Но вот последняя весть была недоброй. Плохо, когда силы врагов сливаются вместе... очень скверно...
- Известно ли больше об этом союзе?
- Обильные жертвы принесли они Одину и Тору, и другим Асам, видел я своими глазами пепелище с костями обугленными, и людей иссеченных, да на дубах повешанных - не один десяток, и не два. Все то были пленники, в Вестфольде и Вингульмерке захваченные, в том уверен я, да и Харек ярл то же мнение имеет. - Отвечал гонец. - Думаеться, отступят они в Хейдмерк и там воинство новое соберут, конунг.
- Боги гневятся, - добавил Торлейв. - Отняли порождения Локи жертву у них, давеча! И верю я, что Фенрира-волка вой ночью лес оглашал, да не призраки воинов, а духи из Хель пришли дабы у Асов отнять им принадлежащее! Видишь, морозы землю сковали, конунг - не к добру это! Слышишь, задобрили враги наши богов жертвами великими, так к лицу ли нам благословения лишаться? Вели новые жертвы готовить, пусть Один вновь милость свою нам явит, покуда не поздно еще!
- Конечно, - кивнул Харальд. - Разве забыл ты, мудрый, что можешь из числа пленников жертвы выбирать? И когда победим - то вновь можешь многих взять, по старому обычаю.
Нахмурившись, он добавил:
- Но вот известия о союзе - недоброе это дело... Надеюсь, появятся вскоре другие гонцы с хорошими вестями...
- Хорошие вести не ждать надобно, на других уповая, но самим сотворить, - в нависшей тишине слышно было, как хрустнули костяшки сжатого жрецом кулака. - Сегодня же к Высокому отправятся три десятка ратных мужей альвхеймарских, быть может их боль и крики усладой послужат Отцу Ратей. Иди, воин, тебя накормят до сыта, и спасибо тебе за вести сии, - когда же гонец ушел, Торлейв добавил. - Тебе же Харальд, говорю я - в кольце врагов мы ныне, и едва лишь холода спадут, ничто не помешает им всю злобу затаенную на тебя излить. В Агдире ратных мужей нет совсем, в Ранрики морские конунги всем заправляют, и надежа наша лишь на тех воев, что с тобой сейчас находятся, ибо далеки все, кто мог нам союзниками быть, но близки те кого страх, да злоба супротив тебя направит.
- Согласен, - отозвался конунг. - Потому и слежу, чтобы все были готовы к бою... и можем вскоре удар нанести, не дожидаясь, пока враги наши окончательно договорятся. Ожидать можно любых вестей, но рассчитывать - на худшее. Тогда никакой исход не сможет поразить.
- В том ты прав, Харальд! - Полог шатра взметнулся, позволяя войти в шатер широкоплечему воину, слегка присыпанному снегом. - Смотрю я оставлял юнца, а вернувшись застал конунга, мужам зрелым умом равного. И ты здоров будь, Торлейв Мудрый!
Гутхорм сбросил припорошенный плащ у входа, и сел подле конунга, там где до сей поры гонец Харека находился.
- Отрадно видеть мне славного ярла Хрингарийского, - чинно отвечал Торлейв. - С победой ли воротился ты?
- С победой, пусть и не такой великой, как у племянника моего, но Хрингарики ныне от ворогов свободна, хоть и бежал Гримкиль-предатель, - усмехнулся Сигурдсон.
- Не этой ли благой вести ожидал ты, конунг? - Произнес жрец, довольный как словами Гутхорма, так и тем, что вернулся ярл. - Вижу, Асы еще помогают нам, так стоит ли гневить их промедлением?
- Мы о жертвах богам говорим, - пояснил для Гутхорма Харальд. - Торлейв советует таковые сделать обильными, дабы нам была удача в походе. Ты слышал уже о том, что случилось в твое отсутствие?
- Дело Торлейв говорит, - согласился ярл, внимательно посмотрев в глаза конунгу. - Не гоже нам, точно приспешникам франкского бога крови жалеть для Асов. С торицей все возвратят дети Одина! Что же до случившегося - то немало наслышан я о подвигах твоих, Харальд от Асмунда ярла, встреченного мной в Вестфольде. Восхищен он победой великой, да и не он один! Вряд ли сыщется во всей Норвегии конунг, что в твои лета подвиги такие свершать способен был.
- Всему обязан я своим воинам, - заметил Харальд. - Без них никакой конунг победы не одержит... Спасибо на добром слове. Но расскажи, чего ты добился? Сможет ли Гримкиль вновь доставить хлопоты Агдиру, или сейчас уже не с кем ему идти в бой?
- Войско его разбито, ярлы мертвы, - отвечал Гутхорм. - А сам трус даже на битве не показался, бежал видать поджав хвост в Хейдмерк, к братцам Эйстенсонам в ножки кланяться. Не думаю я, что оправиться он сумеет после поражения в ближайшее время. Иное худо - моих людей тоже немало полегло, нет в Хрингарики дружины храброй, придет ворог - защитить землю некому будет.
Харальд помрачнел. Странный день сегодня - за добрыми вестями тут же приходят худые.
- Не все ладно и в других землях, - признался он. - Вот тут сейчас был гонец, и говорил о многом. Харек Волк разбил хейдмеркцев... да соединились они с отрядом под стягами Альхейвмара.
Он пристально глянул на дядю и вздохнул.
- Я рад, что ты вернулся. Вместе будет легче сражаться.
- Тяжко, коли Хейдмеркцы с Гандальвом стыкнулись, жди беды - как бы по весне не начали они новый поход, - пятерня берсерка погрузилась в густую бороду.
- А там и до Гудбранда не далеко, боюсь не усидит старый хевдинг на месте, большую рать соберет, - добавил жрец. - У него сейчас самое великое воинство в Норвегии, с таким врагом мы боя не сдюжим.
- Значит не след нам и дня ждать! - Бросил Гутхорм. - Слышал я сынка гандальвова подвесили уже, пора и отца его к Одину спровадить! Собирай войска, Харальд, ударим сейчас, покуда дух победный жив в воях! Вослед Гандальву стопы направим, не ожидает он до конца зимы от нас удара!
- Верны слова твои, - улыбнулся Харальд. - Коль войско уже отдохнуло от прошлых битв - мы скоро ударим.
"Хорошо, что дядя вернулся. Что бы там ни говорили, а опыт ничем не заменишь..."
Вопрос о том, как принесли в жертву Хаки, Харальд пока решил обойти стороной.
- Воинам битва - усладой, - усмехнулся ярл, погладив рукоять меча. - Отдыхать будем, когда враги наши навсегда успокоятся, все же прав мудрый Торлейв, много их у нас, и шанс побидить будет, лишь если поодиночке их побьем, не дав силы соединить.
Замолчал Гутхорм, словно обдумывая что-то, а затем на лице его появился хитрый оскал, едва видный из-за усов и бороды.
- Завтра, когда будут принесены жертвы, я возьму четыре сотни гридней и двинусь налегке след в след за Гандальвом, а в Раумарики объединюсь с людьми Волка, и мы займем Хейдмерк еще до исхода зимы, ты же, племянник, собирай ратных людей, да не жалей злата - его вернуть проще, чем жизни загубленные, да время упущенное! По весне двинешься следом за мной и соединив наши силы вместе ударим по Гудбранду-хевдингу, уверен, не сдюжит он такого удара! А падет Гудбранд, другие псы еще поостерегуться супротив нас выступать.
Харальд задумался, оценивая план. Хороша идея... Гутхорм умеет бить быстро и точно, так что врагу придется нелегко... А потом подойдут основные силы и довершат успех.
- Так и сделаем, - решил конунг и посмотрел на Торлейва. - Есть у тебя что сказать, мудрый?
- Слова отважного Гутхорма отрадны моему сердцу, - размеренно произнес жрец, разглаживая длинную седую бороду сильной ладонью, унизанной перстнями. - На том и порешим, что пойдет он вперед и Тор ему в помощь в битвах грядущих, тебе же конунг следует порядок навести в землях уже тебе принадлежащих. Собрать воинов статных да бондов, вооружить их, в Хрингарики сотню удальцов отправить, дабы удержать владения, в Ранрики послать гонцов, конунги морские на злато падки - сумеем мы их на свою сторону привлечь, будет у нас рать умелая, щитом супротив свеев вероломных будет, что в Вермаланде бесчинствуют, да мечом карающим на Рагаланд обрушаться наемники, коли пошлем их бабке твоей в помощь.
- Вновь согласен, - лицо Харальда посветлело. Хоть и тяжел этот день... да богат на хорошие советы. - Главное тут - дабы времени на все хватило...
"Хватит, - прикинул про себя Харальд. - Если не медлить - то успеем все. Особенно с такой помощью".
- Спасибо за добрые советы, - сказал он, обращаясь одновременно и к воину, и к жрецу.
- Теперь же пора советы эти делами сдобрить, - отвечал Гутхорм, поднимаясь из-за стола. - Не гоже викингам, когда решения приняты, зазря сидеть. Идем, Харальд, к воинам, огласить волю свою ты сам им должен.
Но стоило только покинуть конунгу с дядей шатер, как донеслась до него песня скальда, от косторов воинских, и были слова в ней такие:

Знаю, что Аун
В давние годы
В Уппсале
Впал в детство.
И, живот
Свой спасая,
Старец стал
Сосать тюрю.

И был в руках
Его дряхлых
Турий рог,
Словно соска.
День-деньской,
Как младенец,
Конунг пил
Из копья турья,
И не под силу
Сыноубийце
Было поднять
Клинок бычий

Харальд, припомнив приветствие жреца, усмехнулся и оглянулся на шатер.
"Не по нраву тебе мои решения, Торлейв? Пусть. Придется тебе смириться. Конунг тут один, и зовут его Харальд Хальвдансон".

Сообщение отредактировал Тельтиар - 23-02-2007, 17:12

Антихаральдовская коалиция. Встреча.
Совместно с Тельтиаром, конечно.

С утра заметно повеселевшие воители продолжили движение. Супротив ожидания, битва прошлой ночи, хоть и повысила гридням настроение, но не привела к перемешиванию отрядов. Хейдмаркцы ехали со своими, а альвхеймерцы - со своими. По традиции последней недели, Асгейр ехал подле Гандальва, и никто не дерзил оспаривать это место у ярла. Потому, может, младший воитель первым заметил черные точки на границе снегов. - Конунг, - молвил Асгейр, прикрывая ладонью глаза. Солнце стояло высоко, и блики снежные дюже слепили. - Кажись, гости пожаловали.
Кто такие и откудова взялись, стало понятно чуть позже, когда расстояние сократилось до шести-семи полетов стрелы, пущенной из доброго лука, да солнце скрылось за редкими облаками, позволив разглядеть знамя с охотником, пронзающим оленя.
- Никак Гримкиль Одноглазый, - произнес вполголоса ярл. - Вот уж встреча так встреча.
- Да… видно, сам Один направлял наши стопы, - молвил Гандальв. – Когда чудом встречаться два конунга, желающих смерти Харальду – сие можно счесть и везением. Хотя – думается мне, что так помыслит лишь неразумный, ибо что есть удача, как не милость богов?.. как бы то не было, теперь умолкнут все недоверчивые. Гримкель ведь – тоже ворог этому роду. Небось, не менее нас жаждет кишки агдирцам повыпустить.
- Да уж, был его отец загублен Хальвданом, так что великое немирие между ним и Харльдом, - согласился с властителем Асгейр.
А меж тем войска сближались, и узреть можно было теперь и второе знамя с клинком, надвое щит рассекающим, а на щите том Мировое Древо изображено было. Стяг самого Гудбранда-хевдинга.
При виде сего зрелища см конунг не сдержал удивления:
- Боги Асгарда! Верил я в вашу благость да милость, но что столь вы щедры и не мыслил, – удивленно молвил Гандальв. – Надобно почтить асов жертвой обильной, ибо все кто нам требуем, ныне уж в сборе. Скорее, ярл, шли гонцов к нашим союзникам… или – лучше сам к ним скачи, последи, чтоб оружья не вскинули. Мужи они достойные, но млады еще. За такими порой присмотр потребен.
- Справлю, властитель! - отвечал Асгейр, ударив коня в бока и погнал к хейдмерским конунгам, да те и сами уже различили, кто едет к ним - ведь издревле был Гудбранд Эйстену добрым другом, и вместе в былые годы воевали они с Хальвданом Черным.
- Смотрю я, да не узнаю, кто под стягами Гудбранда едет, - произнес Фроди. - Большой только как медведь, а лицо не знакомое. Второй поди Гримкиль?
- Да, славный конунг, прав ты, - кивнул Асгейр. - И сдается мне знак это добрый, что едва лишь преступив границы Хейдмерка, мы их повстречали.
- Так оно, верно, и есть, - ответил более разумный из братьев, прикинув свою выгоду. – Что наказал конунг твой передать, ярл Альвхеймара?
- Наказал наготове быть, да оружия из ножен не вынимать, вы хозяева этой земли, так вам и надлежит гостей принимать по обычаям предков.
- Хозяева? - молвил Фроди. - Права на землю надобно подтвердить, но лесть немудреная конунгу по нраву была. Кроме того - почему бы. и впрямь, не сказать про свое владение угодьями перед славными конунгами Севера. Гандальв - воин известный, родом от Ингве и Одина, а Гудбранд, хоть древностью крови и подкачал, не зря в честь клинка назван - всякому слову ответ оружием споро найдет, коль речи ему не по нраву. Славны такие союзники, много дел великих с ними можно содеять. Правда, о Гримкеле мнение Фроди было не шибко высоким, но злой кот порой опаснее рыси.
Сближались рати, и вот, остановившись полетах в трех стрелы, выехали от меньшего войска четверо - со знаменами мужи, да конунг в маске, да великан широкоплечий, что от Гудбранда был.
Негоже было ждать их заставлять, а потому хейдмеркские конунги порешили встречь им поехать, и Хегни сам знамя поднял, а Асгейр вернулся к Гандальву.
- Господин, не гоже Фроди давать возможность за нас всех слово говорить, - почтительно произнес он.
- Твоя правда, ярл, - ответствовал Гандальв. – Торопи коней.
Альвхеймерцы присоседились к союзникам, гордо реял над снегами стяг с алым медведем. И глядя на конунга, многие воители чуяли суеверный трепет, столь воинственен был его облик. Гандальв шел побеждать.
- Чаяли мы увидеть лишь Эйстенсонов-братьев, - раздался мощный бас посланца Гудбранда. - А вижу самого Гандальва Серого, сына Альва Гейрстадира! Отрадно столь великого конунга видеть в этих землях!
- Рад слышать глас посланца Гудбранда, - молвил в ответ Серый конунг, - хоть и не знаю пока твоего назвища, добрый воитель. Но мыслю - едва ли доверил бы столь славный в боях викинг знамя свое воителю плоше себя. Вот рука моя - и дружба, и предложение союзное.
Крепко сжал ладонь конунга воин, отметив, сколь силен еще был альвхеймарский владыка.
- Зовут меня Ахти-Йотун, и я названный сын Гудбранда-Хевдинга и наследник его, - отвечал великан. - С такими славным воителями, как Гандальв и Фроди Эйстенсон отец мой будет рад мир и дружбу вновь подтвердить!
- Всем нам Харальд-щенок ныне поперек глоток. Будь воля моя – извел бы кровь поганую еще в утробе его матери, девки блаженной из рода Оленева. Да не судьба – подвели меня тогда люди, что я надежными почитал. Говаривают мудрые – сам сделай дело, коли посланцы твои неумехами уродились. Вот я исправлю я ошибку норн, давшую жить этому выродку их рода моих предков, очищу кровь конунжью от яда предательства. Хорош ли род, где жена мужа изводит, да брат против брата ножик вострит? Одна пакость с Ассой-старухой в семейство пришла, и жалею я, что не утопил ведьму в стылой воде, когда была у меня та возможность. Увы мне, – сердце отеческое порой судит пристрастно, - Гандальв напустил на себя скорбный вид. – Как узнал я про угрозу детищу своему неразумному – мигом воинство свое через земли погнал, к Саросбергу. Даже поквитаться с отцовой губительницей обождал… ибо вещают в сказаниях, что почитать мертвых надобно, но и живых родичей сохранять все же потребно. Только напрасным был мой поход – ныне последний я в своем роде.
- Да, слухами земля полнится, что загубила ведьма подлая отца твоего знатного, - возможно Ахти старался произнести эту фразу с сожалением, но вот получилось у него все же скорее яростно. - И беда конунгу, чей сын надежды отеческие не оправдал. Но ведь ты, властитель в полной силе - можешь и нового, достойного наследника завести! Есть у ярлов отца моего дочери младые, справные - любой с тобой породниться пожелает!
- Твоя правда, Ахти-воитель, но новая жизнь мести за кровь не отменит. Задолжал мне крепко конунг Харальд - как и дядя его. Кровью виру возьму - а ежели поможете мне, - другом вам буду навечно.
- Месть кровная кровью смывается. Многих родичей моих загубил Хальвдан, многим в Гудбрандсдалире жизнь исковеркал - за грехи отца сын расплатится!
- И пес его верный, Гутхорм сполна ответит за гибель друзей моих и отца моего! - Проскрежетал Гримкиль.
- Отца и дядю потеряли мы по вине Хальвдана, так не гоже нынче в стороне оставаться, - за обоих братьев сказал Фроди.
- Значит, сам отец богов пересек ныне наши тропы, - подытожил Гандальв. - Рад я с вами в одном стою биться, и за одним столом пировать. Один у нас враг.
- Стоит нам все рати наши в единый кулак собрать! - завершил разговор Ахти. - Уж коли вои из Альвхеймара и Гудбрансдалира вместе пойдут - одолеем змееныша!
- Есть у меня усадьба на границе Хейдмерка с владениями Гудбранда, - сказал Фроди. - Хрингисакр называется, там можем мы с Гудбрандом самим встретится.
- На том и порешим, - молвил конунг Альвхеймера, как старший по летам.

Раумарики.
(совместно с Мастером)
Вечерело, когда мальчишка поставленный ярлом наблюдать за окрестностями прибежал с вестью о возвращении Харека.
- Волк! Волк вернулся! - Кричал он, ворвавшись в усадьбу. Альхейм, выглянув в окно, слегка улыбнулся и велел приготовить браги для воинов.

Харек вошел в гридницу, шатаясь от усталости. Его лицо было бледным, изможденным и осунувшимся. Он сразу будто постарел на несколько лет.
- Я вернулся, но на этот раз не с победой. В первый раз я отступаю перед врагом...
- Видимо боги были к нам суровы на сей раз, Харек ярл, - с улыбкой отвечал Альхейм, приглашая вернувшегося соратника за стол. – Или, быть может, Гандальв их прельстил великими жертвами?
- Возможно. все деревья увешаны трупами наших соотечественников...
- Так в чем же дело, пленников и у нас довольно, да и жрецы есть! - Бросил Стейнмод. - Али наши жертвы будут Высокому не так приятны, как альхеймарского пса?
- Нет ничего приятного в убийстве беззащитных людей. И богам не столь приятны эти жертвы. Кому как не тебе это следовало бы знать. Ты помнишь, как принесли в жертву Брана?
- Помню я, да ты кажись, забыть успел заветы предков наших! - Вспылил Стейнмод. - Быть может, ведьма с острова изумрудного тебе голову так вскружила, что готов ты от богов родных отказаться, да распятому поклоны бить?!
- Охолонись, воин, - встрял в разговор Альхейм ярл. - С дороги вернулся Харек, подустал в пути. И вести не радостные принес - должно ли нам браниться аки псам?
- Мы принесли достаточно жертв на ратном поле. Все прочее - служит погибели мира...
- Садись, Харек, испей меда из рога турьего, - примиряющее сказал Альхейм. - После погуторим о иных делах, а пока поведай нам, что в последней битве стряслось, ушли сыны Эйстена от тебя невозбранно почему?
- Их по трое, а то и по четверо на каждого моего воина, и не юнцы там безусые - этих в гарнизоны по деревням оставили, и все теперь по сараям сидят, кто был помилован, воины там бывалые и опытные. Думали их врасплох застать, куда там... еле живыми от них ушли... Еще и рать Альвхеймарская здесь объявилась... нет, мне не померещилось. Уж я - то стяг Альвхемарский по ночам видел в тревожных снах, на всю жизнь запомнил...
- Альвхеймарцы говоришь, - стиснул зубы Стейнмод. - Уж никак сам Гандальв битый пришел! - Он скрежетнул зубами, а затем добавил: - Ты, поди, и не знаешь, Волк, что разбит был Гандальв, и отродье его трусливое во славу Одина на дереве вздернули, а Харальд конунг победу празднует!
- Не знаю. До нас не дошли еще вести, когда в поход мы выступили. Но стяг его в лагере своими глазами видел, а мои воины в него стрелу горящую пускали...
- Поди, поджарил ты пятки альвхеймарцам, - усмехнулся ярл. - Но не след нам тут ожиданием томиться.
- Приказание привез я от Харальда конунга, - добавил Стейнмод, отпив из рога. - Ту часть, что Альхейма ярла касалась, я уже поведал, теперь и тебе, Харек Волк, честь выпала слова властителя слушать.
- Что же, поведай мне волю конунга. Не забывайся тут, воин, с кем говоришь! Я ярл свободный, и конунгу твоему служу по доброй воле, и волен уйти, если не будет мне оказано должное уважение. У меня и злата и владений достаточно, и не за богатством и не за землями я сюда пришел, а лишь по старой памяти ради дружбы с покойным Хальвданом. Так что обдумывай речи свои, юнец ретивый, прежде чем бросаться громкими обвинениями!
Хрустнули кулаки Стейнмода. Иноверец смел его, воина заслуженного юнцом назвать, да на глазах у дружины высмеять, но сдержал гнев воитель, хотя и желал вопросить, где же владения эти и злато, коим Харек кичится, коли нет у него на Норвежской земле наделов, окромя пары деревень, данами занятых.
- Слушай же, ярл. Харальд, сын Хальвдана благодарен тебе за помощь и службу верную, а потому лично тебя видеть желает, дабы наградить соразмерно заслугам. Такие слова велел он передать тебе, что Ранрики земля добрая, да нет в ней крепкой власти. Достанет ли смелости у Харека Волка в свои руки сей надел взять, да от врагов конунжих оборонять?
- В смелости отродясь недостатка у меня не было. А Ранрики и вправду добрая земля... Берег там долгий, и фьордов множество, где викинги сокровища свои прячут... И морские конунги там ходят, падкие до злата и почестей. В этой войне, если заручиться их поддержкой, будут они подспорьем Харальду против всех недругов...
- На то и надежда была у конунга нашего, что доблестный ярл сумеет крепкой рукой морских разбойников усмирить, да рати их на дело доброе направить, - согласился Альхейм. - Две сотни воинов дозволяет тебе Харальд с собой взять, но не более - остальные здесь нужны, Раумарики удерживать, от хейдмеркских братьев землю оборонять. Кого возьмешь ты - тебе решать, но я бы просил тебя храбрых ирландцев да нортумбрийцев увести с собой - там им чести больше выпадет, да на старость себе богатств стяжают.
Харек печально вздохнул и покачал головой.
- Я бы и рад был, но даны без меня не останутся здесь, ибо клялись они служить мне, а не Харальду, и ровно один год и один день. Их из трехсот воинов всего чуть более двух сотен осталось. Каждому из них обещал я землю. Иначе не станут они воевать за нас. А эта дикая земля их не манит и не прельщает. И коли я уйду, то разбегутся они... А то и к врагу перебежать могут. Один я их держу пока в повиновении...
- Не думал я, что так непостоянны воители датские, - задумчиво произнес Альхейм. - Но и ты пойми, что больше людей, чем две сотни, ты забрать не можешь сейчас, иначе мы Раумарики не удержим, и все битвы напрасны будут.
Харек вздохнул.
- И ирландцы со мной пришли, и лишь со мной уйдут... Не могу я их здесь оставить... Тогда вот что сделаем. Я пойду с вами в Хейдемарк. Там мы отомстим за смерть наших товарищей. А захвативши Хейдемарк, заберу я всех, кого привел с собой из Ирландии, чтобы Ранрики под руку Харальда поставить, и лишь тех тут оставлю, кто с нами из Агдира сюда пришел. И втрое больше воинство я пришлю оттуда вам на помощь, чем сам сюда привел... В этом я могу поклясться... Ведь шесть сотен воинов куда лучше чем две сотни. И с Гандальвом поквитаться за все его злодеяния мне и честь и долг велит...
Стейнмунд сердито сжал кулаки.
- Ярл, акстись! Приказ конунжий нарушить желаешь?
- Не нарушу я приказ конунга, но исполню его, так или иначе. Негоже нам сейчас силы свои разделять пере битвой лютой, когда каждый человек на счету. Не реши я когда-то по своему, как сердце мне подсказывало, не было бы невесты у Хальвдана, и не родился бы нынешний конунг на свет...
Стейнмунд ответил сердитым взглядом, и тяжело дышал, обдумывая ответ на такие дерзкие речи, но тут снова вмешался Альвхейм.
- Воля твоя, Харек, не будем зазря спорить, - взмахом руки заставив подавить негодующие слова, готовые сорваться с языка Стейнмода, произнес Альхейм. - Я помню те славные битвы, и то, что мудрость твоя помогла нам врагов лютых сокрушить. Нет среди нас более знатного, так пусть же владыка рассудит - Стейнмод, друг мой, немедля пошли гонца к конунгу, пусть слова Волка Агдирского передаст, да не медля с ответом воротится. Как порешит Харальд, так пусть и будет.
Харек покачал головой.
- Я сам напишу конунгу послание, и в нем объясню, почему я так поступаю. Многочисленны враги наши... Ведь не всю рать сюда привели Эйстенсоны, многих в Хейдемарке оставили. К тому же, у меня с финнами здешими уговор есть. Без них нам не пройти тайными тропами, и до усадеб вражьих быстро и незаметно не пройти... Конунг наш мудр не по летам, и рассудит здраво. И приказ его я выполню, но не столь быстро, как ему хотелось. Ранрики не уйдет никуда за то время, пока мы Хейдемарк покорять будем. А помощь моя здесь важнее намного будет...
- На том и порешим, - примиряюще улыбнулся Альхейм Смелый. - Справного гонца с твоим посланием отправим, Харек, да вражине хребет переломим! Сегодня же оставим дела державные, эй слуги! Несите яства!

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-02-2007, 20:37

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Сегодня от старого конунга ушел харальдов посланец. Как и мыслил Хакон, юный властитель Агдира отказываться не стал… однако, и сам за невестой бегом не спешил, цену согласию набивая. Понимал Харальда владыка Тронделага, и как конунг, и как мужчина – однако, в пору было кручиниться, что юнец вышел столь прозорлив.
Спешить Хакону ныне было некуда, посланец уехал в Агдир с приглашением жениху самому приезжать к новым родичам, да и в землях конунга ныне было тихо. Все стервятники в Агдир полетели. Так что было у владыки Хакона время помыслить о новом родстве, да и своем положении. Думы те были невеселы: конунг чувствовал, что осень жизни уж на пороге, а союзники сегодняшние завтра могли стать хуже врагов. Харальдов род для того массу примеров давал. Старцы вообще склонны прошлое поминать, да и понятно то. Ведь, когда середина жизни за спиной потерялась, то мыслить о прошлом всяко приятнее взора в будущее… хоть и велит долг хозяина земель прежде всего грядущие беды просчитывать, на опыт нажитый основываясь. Помнил Хакон дела своей молодости, когда шла по Норвегии слава о Гудрёде Великолепным, предке Харальда-конунга. Он был женат на Альвхильд, дочери Альварика Альвхеймарского, счастлив в супружестве и сын их, Олав, тоже удачным воителем уродился. Знали то имя в Северной земле не только по батюшке, но и по собственным заслугам, и прозвали потом сына Гудреда старшего Альвом Гейрстадира - или Альвгейром. Однако же, прихотливой бывает воля богов, и сошла Альвхильд в Хель, осиротив сына и мужа. Погоревал Гудред, смурным походил – да с новой девицей утешился.
В этом месте старый конунг нахмурился: хоть и жил он по заветам богов да по правде Северной земли, однако не находили в сердце его доброго отклика такие деяния. Оскорбленный отказом избранницы, конунг взял в жены ее силой, через кровь отца да пожары в усадьбе. Часто бывало такое меж викингов, однако же Хакон, прожив все свои годы, не видел примеров, чтоб ненависть меж родителями на дитяти их не откликнулась. Вздорным нравом их сын Хальвдан славился, много врагов нажил… а Харальду ныне расхлебывать.
Конунг в очередной раз задумался. Стоит ли мешать кровь свою с этим родом, коли у них между родичами самые лютые схватки. Не ценят одни связи кровные – и другие легко предадут, тут лишь един раз преступишь – потом не свернуть. Харальда лаять ему не по чести, но плохо, что млад он пока, да рано без поддержки отцовой остался. А мать… про себя Хакон почитал «вещую деву» Рагхильду весьма странной, в его представлении она была далека от веселых жен, что предпочитали себе викинги. Его собственную дочь побаивались за славу сказительницы, Рагхильда же дальше пошла… а свекровь ее – вообще сущая ведьма. По слухам, не ладит мать Харальда и родительницей Хальвдана, а там, где две женщины дом не поделят третьей и вовсе плохо придется. Однако же – не дело то вечно своих детей от невзгод прятать за пазухой. Куда более тревожило Хакона влияние жреца Торлейва на конунга. И особенно на кюну. Жена, потерявшая мужа – что птица подраненная, а они даже дикие порой в человеческие руки даются. Вот только не дело то, чтоб мать конунга утешения не в тех объятьях искала. Жрец мудр – но богов конунгу с умом полагается почитатать. Хакон по своим служителям знал: дай волю им – пол Норвегии опустошат во славу своего Бога. а Один сам некогда конунгом земным был, и понимает поди, что порой живая корова спасет три семьи, а будучи жертвой – лишь самолюбие чье-то порадует. Не отберет хороший владыка последнее – на том твердо Хакон стоял, и асам такое же пониманье приписывал. А вот слухи про войну вокруг владений Харальдовых вовсю пестрели картинами жертв человечьих. Того конунг старый вовсе не жаловал. К чему гробить младых мужей, руки рабочие, когда милость асов и кровью животных призвать себе можно? Да и не всегда боги требовали себе кровавого дара, порой им и не беря жизни чужой поклонялись. Осердятся ваны на такое расточительство своих величайших даров, как бы не заперли силы плодородия в земле, чтоб она не родила. А то – и виновников непотребства самих без потомства оставят. Вон, Гандальв уж последним из рода остался, а жажда кровавая никак уймется. И родич его Харальд по той же дороге идет, жреца слушая. Ой, не по нраву придется такое мудрым мужам, что не войной одной живы! Тем же сподвижникам Хальвдана, принявшим Белого Бога. Хакон ему не молился, но про обычаи знал. Конечно, Христу его люди тоже по-разному кланялись, кто-то и в той вере костры зажигал, ставя Белого Бога в ряд с Локи по жертвам. Но были ведь мудрые…

Агдир. Кюна Асса

Возвращалось все на круги своя. Вновь храбрая дружина стерегла ее покой, вновь били челом ярлы и хельды, вновь каждый приказ, любую прихоть были готовы исполнить верные слуги. И казалось что старость и слабость отступили прочь, да мрачное царство дочери Хитреца уже не манит холодным огнем.
Власть придавала ей сил. Да, далеки те дни, когда испуганная девчушка с криком и слезами отбивалась от дюжих воинов, боясь даже бросить взгляд на отца... мертвого отца, распластанного посреди гридницы и нещадно иссеченного мечами. Тогда она отвернула лицо, лишь бы не видеть распятого на вратах усадьбы брата, медленно истекающего кровью под хохот ярлов и хирдманнов ее будущего мужа.
- Асса... - хрипел умирающий конунжич, пытаясь сорваться и вновь бросится на врагов, дабы защитить единственную сестру, но не было у него уже сил такие.
Ненавистная свадьба, ненавистные объятия мужа-старика, мужа-убийцы, сгубившего всех ее родичей - Асса затаила злобу, оставив на лице лишь маску смирения и покорности, да выжидала, когда сумеет она свершить кровную месть, и носила под сердцем сына, должного стать достойным наследником Агдирских конунгов. Ее наследником. Не Гудреда.
Верный слуга, последний, быть может, кто действительно служил ее отцу не за страх, а за совесть исполнил ее приказание в точности – хмельному конунгу вонзил копье в грудь, в сердце, что было так отвратительно молодой кюне, и Гудред пал, захлебываясь кровью, извергая проклятия. Пал на глазах у своего новорожденного сына. Жаль лишь, что его ждала Валгалла, а не хладные объятия Хель.
А кюна бежала обратно в Агдир, заставив ярлов присягнуть ее сыну, ее Хальвдану и защищать его от любых врагов. Там она взрастила могучего воителя, свирепого нравом и скорого на расправу. Покорного одной лишь ей, и способного бросить вызов самим богам.
Олав, подлого Гудреда сын от девки Альвхеймарской был тогда годами уже старше, нежели сама Асса, и сам детей завел – не любы были кюне такие родичи, великую угрозу видела она в конунгах альхеймарских да вестфольдских, но сильны и горды они были, не узрели в женщине младой угрозы себе. Не спешил Олав Альвгейр за отца мстить, медлил отчего-то.
Побелело лицо кюны от тех воспоминаний – памяти ее былых страданий, но и триумфа ее великого. Славного сына взрастила она в Альвхеймаре, силен был Хальвдан и ладен на загляденье, не то, что внук – мальчишка избалованный!


Гудбрандсдалир. Гудбранд-хевдинг

Старому человеку память дороже дней нынешних – о том Гудбранду было ведомо, ибо там вдали остались деяния славные, остались подвиги ратные. Не каждый способен в преклонные лета клинок поднять да в брони облачиться, но могучий Хевдинг еще мог в силе с лучшими из гридей своих поспорить.
Ведь тот правитель способен земли удержать и приумножить, кто меча из рук ослабевших не выпустит, да сыновьям храбрым власть свою передаст. Не было детей родных у Гудбранда – погиб его сын-богатырь в сражении со свирепым Хальвданом, не смог Волка Агдирского одолеть, да и никто не сумел, кроме Ньорда Владыки! Отрадно было старому хевдингу слышать, как утонул в полынье жестокий ворог, да прямиком в Хель отправился! Но и до этого не в страхе жил Гудбранд – разбитый, лишенный земель и воев, он смог из руин вновь создать сильную державу, что поболе чем у конунгов родовитых разрослась. До поры не видел в нем Хальвдан угрозы, а когда узрел – поздно уже было – конунги и ярлы многих фюльков Гудбранду присягнули – и Тотн, и Хадаланд, и Хейдмерк отчасти. Гудбрандсдалир назвал свою землю воитель, но после призадумался – что останется после гибели его, не растащат ли ярлы алчные, да конунги гордые землю его по кускам, коли не будет наследника?
Тяжкая болезнь, не иначе как ведьмой насланная, лишила его возможности нового сына завести, и он взял себе пасынка – крепкого младенца в одной деревне, на которого жрецы указали, что будет он надежной опорой старому хевдингу. Ахти назвал нового сына Гудбранд, а когда вырос викинг, за силу и рост небывалый, прозвали его Йотуном.
Доверял старый хевдинг ему более, нежели любым из своих слуг, но все же и сам приглядывал за тем, как Ахти приказания исполняет.
Вот и на сей раз, приставил человека рунам обученного, да птиц заговаривать умеющего, чтобы сообщал о любых успехах молодого воина.
Опустился воробей на ладонь хевдингу, снял с его лапки старец берестяную грамоту, рунами испещренную, и улыбнулся. Достойного сына вырастить удалось, славный будет правитель, а покуда стоит и в дорогу собираться – то-то сюрприз Гандальву и Фроди будет, коли у Хрингисакра сам он их встретит.

Раумарики. Альхейм Смелый

Возможно в былые времена и не даром прозвали Альхейма Смелым, да с годами стал он рассудительнее и скорее Хитрый, подошло бы прозвище ярлу. Во время разговора с Хареком, едва удерживался он, дабы недовольство свое скрыть, да еще и Стейнмода горячего удержать. Хороший был товарищ Стейнмод в бою, но на брань не сдержан, и прозван Молчаливым видимо в насмешку.
Не любо было ярлу и то, что остался Харек с ними – сызнова, как и в том походе хрингарийском, вся слава ему достанется, а о других лишь вскользь упомянут. Но – нет худа без добра – будет кого первого в бой послать, не жаль ведь чужеземцев, так пусть о них клинки хейдмеркские тупятся.
Снарядили они гонца быстрого, вручил ему Харек Волк послание к конунгу, да повелел Альхейм посланцу поперед Харальда, Торлейву жрецу грамоту ту показать.

Альвхеймар. Хедвиг.

Тревожные вести приходили в исконную вотчину Гандальва-конунга, злые вести из дальних краев. Часть воев Хаки, не найденных посланцами Серого владыки, явилась а Альвхеймер с рассказами о битве. А потом и беглецы войска Гандальвова новостей скверных добавили. Прикрыли они спинами отступление конунга – до потом, отдавшись без главных, в родную землю направились, ибо не было с ними больше жрецов чтоб погадать, где конунга своего искать должно. Помыслили воители, что дома родного Гандальв не минует – там и вести от него будут, наверное. Вот и двинулись в путь. Кто дошел, а кто пленным у Харальда остался. Многих потерял Альвхеймар. Плакали матери, сжимали кулак старики, Харальду смерть призывая. Вдовы младые - уж в темную прорубь поглядывали. Ну, да этим потеря всего меньше: не вернешь сына матери, наследника старцу – а жена молодая с другими утешиться.
Хедвиг, невестка конунга, первые знаки о неудаче мужниной спокойно послушала. Мало кто верил, что Хаки храбрость явит, лишь на Барвайга надеялись. То отец ее говорил – да и сама кюна за ним повторяла. Мало веры в конунжича было в Альвхеймаре. Однако ж, прослышав про смерть его от агдирцев, Хедвиг нежданно заплакала.
- Дура! – воскликнул отец, – тут песни петь надо. От труса ты ныне свободна – так справного мужа себе сыщешь, детей заведешь. Неужто такая краса без вниманья мужского останется? А ты… тьфу!
Хлопнул ярл дверью, да пошел посидеть со старым Гурмиром, былое вспомнить да хмельным напитком потешиться. Внук старика тоже пал в битве, как сказывали. Кто-то из вернувшихся видел, как рвался он к Харальду-конунгу, себя не щадя – да пал не добравшись, зарубленным. «Славная смерть», - говорил Хильден-ярл старцу Гурмиру. а Хаки кончине оба лишь радовались. ибо терпеть его не могли. трусом злосчастным в глаза называли.
Хедвиг же плакала: супруг не был ей люб – но и обиды от него жена молодая не видела. Может, мужчинам и странно, коль викинг с мужами другими не пьет да после жену кулаком не воспитывает, но Хедвиг та жизнь весьма нравилась. В Хаки плоха была более слава его малодушная, чем сам он. И чуяла кюна: грядут перемены большие. как бы Гурмиру с отцом своей радостью после не подавиться…

Эгиль знал, что Хаки проживет еще не слишком долго. Рана от стрелы, удар копья, мороз – все это убивает. Не мгновенно, но неотвратимо.
Но… ведь он и затеял все это именно для того, чтобы не допустить смерти.
Вот и оно… место, намеченное еще раньше, сразу после разговора с Харальдом.
Снег. Небольшое озерцо, прикрытое тонкой пленкой льда. Деревья, окружающие его.
Почти в таком же месте Эгиль пришел в себя… тогда, давно… и впервые ощутил рядом любопытного серого брата. Сперва испугался, но потом преодолел страх – и потянулся к зверю. И встретил понимание…
Помотав головой, он отогнал воспоминания. Не время для них… и так уже Хаки еле дышит…
Эгиль осторожно опустил сына Гандальва на землю рядом с озером, заботливо расчищенную ранее. И не просто на землю – в самый центр круга из тщательно вычерченных рун.
Этому его научил Ворон; Эгиль не мог видеть рисунков, но чуткие руки позволяли ему ощущать вырезанное в дереве, и он проводил линии столько раз, что они намертво въелись в память. И сейчас он был уверен, что начертил каждую правильно.
Да. Теперь остались слова.
Эгиль не был уверен в их абсолютной правильности, но знал – искреннее пожелание обязательно достигнет цели.
- Отец конунга всех волков. Тот, кого зовут Обманщиком и Лукавым. Тот, кто всегда находит выход. Ты помог мне, и я платил тебе службой; помоги же и этому человеку. Дай его телу силу исцелиться… и я обещаю тебе, что расплачусь и за него.
Эгиль не мог видеть, как золотистым сиянием зажглись руны. Но серые братья невольно отступили – не любили они таких сил рядом. Человек же улыбнулся.
«Ты услышал»…
Темнота, с рождения сопровождавшая его, и на сей раз не позволила увидеть – что же происходит с Хаки. Но в одном Эгиль был убежден: сын Гандальв проснется исцеленным.
Так же как и он сам когда-то очнулся живым.
Правда, потом его стоит перенести от озера… все же это место лучше сохранить в тайне. Но – чуть позже, когда сила Обманщика уйдет.

(совместно с DarkLight)
Сначала Хаки решил, что он умер. Последним его воспоминанием было ощущение движения, когда он скользил по жертвенному дубу, лишившись поддержки веревок. Странные люди - или призраки? - помешавшие жрецу, почему-то запомнились смутно. Гаснущим сознанием Хаки удивился, почему люди говорят про них, как про его братьев... но тут наступила темнота. Он счел темноту смертью, однако теперь свет почему-то вернулся. "Таково царство Хель?", - поразился альвхеймерец. Было прохладно, но лютый мороз тело не язвил. Однако же, ран он не чувствовал, а сие могло значить лишь смерть... Хаки открыл глаза - и с удивлением осмотрел звездное небо. "Странно в посмертии", - в мыслях конунжича скользило явное замешательство. Однако в следующий момент рядом с ним шевельнулся потревоженный волк
Серый зверь глянул на лежащего и неспешно поднялся. Побрел куда-то в темноту, и вернулся несколько мгновений спустя.
А еще через пару секунд из темноты появилась крайне знакомая фигура в сопровождении остальной стаи.
- Серый брат сказал, что ты уже очнулся, - улыбнулся Эгиль. - Ну как, теперь ничего не болит?
- Я боюсь даже спрашивать, как... - Хаки замолкнул, не докончив вопроса: картины прошлого (или - не прошлого?) вечера ярко всплыли в его памяти. Смерть альвхеймерцев под ножом. Люди отца, хоть и не уценимые, но знакомые с малолетства. Он смотрел на их кровь, не вправе пошевелиться. Его собственная боль - как это чужого страдания. Тело его было здорово - конунжич чувствовал - но дух пребывал в смятении, вновь столкнувшись с реальностью. Слабые часто просят о смерти. Сейчас Хаки на мгновение пожалел, что не умер... хоть и не сознавал - как.
- Спрашивать можешь, хотя для понимания ответа надо знать многое.
Пожав плечами, Эгиль сел рядом, прямо на снег.
- Можно сказать, что ты был спасен так же, как и я выжил... сбежав от убийц. Хотя тут еще поблагодарить надо сына Хальвдана - без него бы ничего не вышло.
- Ты уж прости, но язык у меня для од ему ныне не поворачивается. - Хаки сел, с удивлением не ощутив привычной уже дурноты. - Хоть и обязан он был... ну, да ладно. Всему виной проклятие инглингов - сказала же ведьма, что будет наш род руки мыть в крови родичей
- Это ты про Гандальва? - поинтересовался Эгиль.
- Харальду тем же заняться придется, - мрачно предрек альвхеймерец. - Не только отец мой на этой войне худых дел натворил. Хальвдан тоже хорош был, а мать его... ладно, дело то прошлое. Прости за речи мои злые - не ты в том виновен.
- Дела войны меня мало занимают, - признался Эгиль. - Я и не видел войн... только чуял кровь, что после нее остается. Знаю, что все зависит от человека - кого сочтут героем, а кого драугром при жизни ославят.
- Здесь дело в мести, Эгиль. Ее то ты знаешь, значит, судить тоже можешь. Дед мой Хальвдану братом приходился, сыном отца его от первой жены. Поехал он в гости к родичам, да поранился на охоте и умер в один миг, сгорел, словно свечка. Поговаривали, что Асса так своему детищу земли отцовские сберегла. С того и пошла наша усобица. Тем паче, что и брат отца моего странно так умер... сразу вослед за дедом. Не должны викинги гибнуть от подлости - да видимо плохо за тем смотрят боги. Может, и правда ослабла власть асов да ванов?
- Кто знает, - задумчиво ответил Эгиль. - Когда родичи начинают друг друга убивать, а не поддерживать... значит, плохо что-то в мире. Хотя Лукавый на своем месте останется всегда... для него навеки будет время.
- Может и так, - молвил Хаки. - Но что людям с того, вот вопрос?
- Люди всегда найдут себе выгоду. Во всем. Как, наверное, и сейчас агдирцы и альхейвмарцы находят... Впрочем, конечно, не все таковы.
- В этом ты прав, лесной человек. Люди разные.. и в селениях, и в хоромах. Вот только... плохую войну Хальвдан сыну оставил. Не поймешь там уже кто прав, а кто по кривому пути ходит. Все наши мертвые с собой такие бадьи с кровью родственой волокут, что думаеться мне - любы ли они после дел сиих в Вальгалле? Хрецы гуторят, что да, однако же я больше верю проповедникам Христа, говорящим про то без почтения.
- Их я не слышал. Только так... как пересказывали, а до меня доносилось... Так что тут спорить не буду. Но, похоже, Харальд справляется.
Эгиль махнул рукой.
- А впрочем - что говорить? Хальвдану служил мой отец, но не я.
- Так что же ты со мной сделал?
- Я призвал те же силы, что помогли мне. В чем-то - по наитию, в чем-то - по науке. Но мне ответили, и твои раны, как видишь, исцелились. Конечно, отец конунга всех волков не славится милосердием, но иногда его проявляет.
- Ого! Не думал, что смогу сыскать его милость, - поразился Хаки. - Хоть отец и говаривал, что подменил он меня в колыбели, но я, признаться то шуткой считал. Ныне не знаю, - Хаки посмотрел на свои руки, убеждаясь в их материальности. И правда - здоров. - И что же вы с Харальдом ныне задумали?
- Он лишь хотел оставить тебе жизнь, - ответил Эгиль. - Я же... вообще, я хотел того же. Ну а что делать дальше - выбирать тебе. Я могу лишь научить тому, как выжить здесь.
Он повел рукой, указывая на лес вокруг.
- Не думаю, что у меня есть выбор, - вздохнул бывший конунжич. - Но, думаю, что просить тебя научить жить с этим - излишне. Эгиль... все же - спасибо за помощь. Я рад, что мы встретились, и это все - искренне.
- А я рад, что повстречал тебя, - незрячий взгляд отыскал в темноте лицо Хаки. - Ворон учил меня, а ты попытался понять. Кроме вас это смогли только серые братья.

(C разрешения мастера)

Cельви угрюмо взирал на Оркнейские острова, уже зримые обычным орлиным глазом викинга. Предрассветный туман только вздымался над могучим скандинавским морем. Были слышны рычания воинов, помогающих Одину, который жаждал мести за убитых дядей Сельви. Бушующий ветер чуть ли не рвал парус драккара, и приободренные хорошими новостями друзья юного мстителя гребли веслами в пол - силы. Не нужно перед смертным боем уставать. Иначе топор над головой не поднять.
"Не поднимешь топор – умрешь, " - говорил Гюрик Собачья Кость своему племяннику. А сам перед смертью напился так, что не то чтобы топор, даже лук поднять не смог... Прирезали как барана... Оркнейские пираты долго и продуктивно разрушали дома своих соседей - северных мерейцев. И теперь пришла пора отомстить. Знамя мести пришлось тащить молодому Сельви - сыну Хунтьова и внуку великого Неккви. Перед этим он уже пивал крови оркнейских разбойников, и поэтому знал, что и как с ними нужно делать. Просто их нужно убивать. Резать, убивать, размозжить их кости об прибрежные скалы... Только убивать. В плен их брать нельзя. Убивать их надо, оставляя безоружными, пусть знают свой позор. В Валгалле таким нет места. Бесчестие - их главный и первостепенный удел. И пусть они лучше сгорят в костре, чем погибнут в бою... Но у Сельви не было времени на разработку планов, как сделать так, чтобы оркнейские разбойники были сжарены как вонючие, искупавшиеся в болоте вепри. Значит, надо биться. Насмерть.
Послышался выкрик Грика Свирепого Медведя. Сельви не услышал слов из - за бьющего в лицо холодного жесткого ветра и лишь усмехался, смотря как свирепый викинг тормошит тралла, еле - еле махающего веслом. Грик - опытнейший и, наверное, сильнейший в дружине Сельви. Его широкие карие глаза и тусклая черная борода делали его невозможно похожим на младшего брата - Торьгарда, гогочущего за широкой спиной Грика. Прозвище "Свирепый Медведь" ему дали за могучий склад тела и очень жесткий нрав. Хотя к молодому Сельви он относился чуть ли как не к сыну...
А вот Хуньтов в отличии от Грика - был немного поумнее и своего сына опасался, поскольку с самых ранних лет Сельви проявлял свое дивное стремление к жизни. Отцу Сельви это очень не нравилось, поскольку сын не хотел погибать доблестно и отважно, в неравной схватке с врагом. Во время последней атаки оркнейских разбойников, Сельви вместе с его отрядом скрылся в лесу, пока мерейцы отбивались. Но здесь надо возблагодарить его ум - подуставшие оркнейцы уже не были так сильны, и вовремя вышедшая дружина юного мудреца разбила остатки разбойников. Лишь единицы смогли сбежать от правосудия...
Хуньтов немало говорил с Сельви на эту тему, и ему так и не удалось узнать, почему сын так не хочет погибать в открытой схватке. И из-за этого - великий конунг стал немного побаиваться - а вдруг Сельви его предаст?
Старый Неккви наоборот, нисколько этого не боялся, потому что старость все видит - все знает, его внук был ему предан, хоть и хотел жить, но не боялся смерти. Значит, он лишь не хотел тратить ее зря. Он верно поступал.
От колющей жизни больше пользы, чем от рубящей смерти.

Сельви верил в свою победу. Оркнейцы не успеют и подумать о нападении. Пока что они в малых количествах разбрелись по своим деревням, значит, у мерейцев есть большой шанс на великую победу... А точнее - прекрасную месть...

Наверняка драккар в море не особо волновал островитян, они ожидали возвращения своих разбойников, которым теперь приходиться прятаться по Меру чтобы их не нашли. Удар об берег был не хилый, даже самые коренастые викинги невольно шатнулись от столкновения с брегом.
Пока дружинники готовились к предстоящим битвам, Сельви обдумывал план действий. Сначала одну деревню, затем другую, третью... Главное - чтобы ни одна живая душа не сбежала из деревень - иначе оркнейцы могли сплотиться, и даже после того, как многие из них погибли на территориях Неккви - живые еще составляли силу, которая могла выбить юного мстителя и его дружину с островов. Но больше - его поражала жадность его отца - нет чтобы дать сыну два или три драккара с людьми, так нет, ему нужно защищать остров, несмотря на то, что войск у Северного Мера - навалом... Возможно Хунтьов просто решил испытать Сельви на прочность. И он ее докажет...

Отряд медленно перебирался по крутым скалистым фьордам, и наконец, вышел к маленькой деревеньке посреди лесов. Выглядело это как кучка навоза среди травы - рядом роскошные леса - что уже плохо для Сельви, а в центре - захолустная деревенька. Значит - пора атаковать... Только - как? Окружить? Слишком мало войск, кто-нибудь может прорваться. В лоб? Нет, догонять никого не хочется... Значит - хитрость...
Юный воевода поручил своим войскам распевать песни, чтобы сделать вид, как будто оркнейский поход удался на славу, и теперь победоносные воины возвращаются домой. Хитрость удалась - жители деревни в количестве около семидесяти человек начали медленно выходить из домов и направляться к отряду. Совершенно безоружные, с радостью в глазах... Дети, женщины, старики, мужчины...

"Убей их!!! УБЕЙ!!!" - требовал неясный голос внутри Сельви. А он и сам того хотел... Как только люди подошли на достаточно близкое расстояние, он зарычал и побежал на местных жителей... Войско этот знак уяснило и побежало вслед за своим воеводой...
Лица жителей быстро переменились. Теперь был лишь страх. Ничего - кроме страха... Топор юного мстителя отразил зарево рассвета и разрубил жертву напополам.
"Топчи, убивай, уничтожай! УБИВАЙ!!! УБЕЙ!!! УБЕЙ!!!" - все сильнее и сильнее кричал внутренний голос.
А Сельви убивал. Разрубал топором каждого, кто под него попался. Самые умные - начали убегать, но их настигла дружина и ждала их та же участь, что и тех, кто попадался под топор Сельви и остальных безумных от запаха крови варваров.
"УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ!"
Сельви понял, что сходит с ума, но ничего не мог поделать, на его руках уже слишком много крови...

Первая деревня - полностью уничтожена... Каждый, кто жил в ней - были убиты безумными викингами - дружиной мстителя.
В этой реке крови не искупался лишь один человек - Торьгард. Он наблюдал за действиями Сельви и отряда и не мог поверить в массовое безумство... Даже самые уравновешенные воины дружины впали в берсеркство - вызванное одним человеком... Сельви...

"Что ж. Есть что доложить Хунтьову, когда вернемся..." - подумал Торьгард и не ясно улыбнулся...

Пока воины восстанавливались после бойни, Сельви сидя, взялся руками за колени и начал качаться.

"Что это со мной? Я убил мирных людей... Они даже не убегали - будто ждали смерти! Что со мной? Зачем я их так? За что? Это месть? Нет, это безумство... Я - берсерк..."

-Я - берсерк? - спросил сам у себя юный убийца.
-Я - берсерк... - с гордостью ответил он сам себе.
-Эй, Сельви, чего ты там разнылся? Я понимаю, мне тоже сейчас море нюхать хочется, но мы еще не закончили, тем более, мне так кажется, что это из-за тебя у меня шлем с головы съехал... - Грик подошел сзади и похлопал по спине воеводу. - Мы правильно сделали, что их растоптали. Иначе бы их дети растоптали бы нас, понял, рогатый? - Грик усмехнулся и присел к воеводе.

Сельви вспомнил о шлеме. Красивый... Подаренный дедом... Черный... Рога - чуть красноватые от засохшей крови...

- Грик... Скажи мне, теперь это со мной будет происходить в каждом бою?
- А это разве был бой?
- Ты прав... Это была просто бойня... Но... Во мне что - то есть... Или кто - то... Он приказывает мне, орет, кричит...
- Этот тип есть в каждом из нас. У одних, вроде Торьварда, он глубоко в душе, а у других, вроде тебя - постоянно пытается вырваться наружу...
- А что будет, если он вырвется?
- То ты станешь волком. - усмехнулся вновь Грик.
- Да уж, не очень хороший у меня путь...
- Какой есть. Путь выбирает сам Один, и не нам его менять... Мы играем под бой его молота...
- А Тор?
- Тор - это его сын, он только помогает нам в бою...
- И не только...
- И не только.
- Но почему каждому из нас уготована своя дорога, неужели ее не изменить?
- Как ты не пытайся ее изменить, а все равно, когда будешь говорить с Одином, будешь знать, что именно по его воле ты пошел по другой дороге...
- Да, Один велик...
- И не пытайся усомниться в его могуществе. Это может плохо кончиться...
- Я и не пытался. Я просто хотел немного... свободы...
- А что такое свобода?
-Ну... Это...
Здесь Грик его перебил.
- Вот именно, ее нет. На все - воля Одина...
- А ты не думаешь, что это все очень сложно - владеть всеми судьбами?
- Да, это сложно, но на то они и бог, на то что бы делать очень сложные вещи, непостижимые для нашего разума... Ладно, заболтались мы с тобой, пора и в путь...Куда идем?
- Я думаю, следует пойти на север, отец говорил что там у них есть большая богатая деревня без всяких укреплений...
- Как это - богатая, и без укреплений???
- Да. Говорил он так же, что защищают эту деревню злые духи... Но я думаю, духов нам бояться не стоит...
- Это верно!
- Войско! За мной!

Сельви повел своих воинов через густой лес.

Они с легкостью завоевали ту деревню, поскольку злых духов не оказалось, а жителей было намного меньше, чем в первой деревне, поэтому, даже взяв оружие в руки, они не смогли оказать сопротивления завоевателям и те дальше продолжили грабить земли Оркнейских островов без потерь. Сельви боем доказал что он достоин называться берсерком и сыном своего отца. Много оркнейцев погибло в тот день. Намного больше чем было людей в буквально неуязвимом отряде воеводы - берсерка. Прошла первая ночь. Без устали воины Северного Мера полностью опустошили еще две деревни и только тогда сделали долгий привал.

На утро, подсчитав ночные потери, а их оказалось сравнительно немного - всего пять человек, Сельви с гордостью заявил о конце славного похода и решил вернуться домой победителем оркнейцев. Но для начала - нужно было, чтобы враги узнали о нем, поэтому по пути он опустошил еще одну деревню, взял одного пленного, и приказал ему идти в еще не разграбленные деревни островов и говорить о нем в обмен на жизнь. Теперь - можно и домой.

Сообщение отредактировал Ноэль - 2-03-2007, 13:46

Грютинг, хозяин Оркдаля
Оркдаль, резиденция

- Конунг, это... - попытался было оправдаться Торстейн, но молчание Грютинга, читавшего пергамент, затягивалось, а потому воин решил, что пора бы молча выходить из залы, покуда хозяин Оркдаля еще не совсем разозлился.
Обычно, когда Грютинг злился, кто-то умирал. Опять-таки, обычно - крестьяне. Однако сейчас была совсем другая история. Нехорошая история...
- Ты смотри-ка, - спокойным голосом произнес конунг, ударяя двумя пальцами по пергаменту и не отрывая взгляда от рун, - он выдает замуж Ассу... да не просто так... сам попросил... ты слышал, Торстейн?
- Да, конунг... я...
- Он сам попросил! - повысив голос, сообщил Грютинг, поднимаясь с места и отбрасывая пергамент в сторону. - Сам! Чертова шлюха!
Рука конунга мощно и быстро опустилась на деревянный стол, заставив тарелку с уже остывшим мясом подскочить и опрокинуться на пол.
- Когда я, Грютинг Оркдальский, попросил ее руки, этот старый хрыч отказал мне, сославшись, что она еще недостаточно созрела для брака!.. А сама, как только рабы не шептались, уже успела со всем городом на каждом чердаке предаться объятиям любви!.. Любому встречному с такой-то рожей отдавалась, но даже взгляда на меня не бросила, проклятая чертовка!..
Торстейн с грустью подумал, что упустил момент ретироваться от своего господина. Закатил глаза, пытаясь сконцентрироваться на потолочной балке, нежели на словах Грютинга.
- ...вели снаряжаться! - рявкнул чуть ли не в самое ухо воину конунг, и Торстейн вздрогнул, проворно отступив и кивнув.
- Да, владыка! - развернулся и дернул дверь на себя, стараясь скрыться с глаз Грютинга.
- И чтобы ни одна сволочь не позабыла свой меч!.. - крикнул вдогонку конунг, с размаху наступая на тарелку, представляя на ее месте голову ненавистного Хакона.

Халльвард и Сигтрюгг

Весна, хмельная весна с ее запахами диких цветов и верескового меда!.. Снега сходят с нагорий, тая, растекаясь ручьями по островным равнинам. Двое братьев, Сигтрюгг и Халльвард, стоят у одного из ручьев, наблюдая за крохотной лодчонкой, выструганной ими самими из обломка игрушечного деревянного щита.
- Я хочу плавать на корабле, брат, - Сигтрюгг говорит серьезно, несмотря на то, что ему минуло только девять весен. – Но только под твоим началом.
Взор его быстр и мимолетен, а речь отрывиста. Временами искорки вспыхивают в глазах – у Сигтрюгга живой ум и скорая мысль.
- Нет, Сигтрюгг, - мягко возражает Халльвард. Он старше брата на две весны. Слова льются из уст его плавно и взрослая стать уже проявляется в нем. – Мы равны. И так будет всегда, несмотря ни на что
И слова его оказались пророческими – лишь три коротких, мимолетных весны минуло до того, как братьям пришлось в этом убедиться.


- Нести знамя, сын – великая честь! – говорил Халльварду отец, шедший рядом с ним. А древко, неумело обтесанное, кололо руки занозами, стяг трепал буйный ветер, норовя вырвать его из рук. Но он муж, и он должен терпеть.
На ветру развеваются длинные, до плеч, светлые волосы. Голубые глаза сверкают ледяным огнем. Руки крепко сжимают древко. "Ты - воин".
Битва под Саросбергом – его первая битва. Ульфсарки и берсерки, лязг боевых топоров…В руках Халльварда – не меч, а знамя. Но он – воин. "Ты – воин!"
Умирает отец – но умирает достойно, в бою. И его ждет Вальхалла, где он станет одним из приемных сынов Одина, но Халльвард – Халльвард все еще и жив и он будет сражаться, за смерть отца. "Ты – воин…"
Он взял меч отца – Гуллинхьялти, Меч с Золотой Рукоятью – и приготовился к битве…которая могла стать не только первой для него, но и последней. Могла, но не стала.
В плен он попал вместе с младшим братом, Сигтрюггом.

Они сидели друг напротив друга. Халльвард смотрел в такие же голубые глаза брата – наследство матери, недавно умершей. Братья были похожи, только Сигтрюгг имел темные волосы, а не светлые.
Они молчали, словно волчата, загнанные в ловушку. Но каждый из них точно знал, о чем думает другой.

(совместно с Тельтиаром)

Едва лишь переговорив с Харальдом, хрингарийский властитель отправился разыскивать ярлов и херсиров, которых знал уже долгое время - предстоящий поход был не простым набегом, и все должна была решить сила и выучка, а не количество воинов, поэтому он лично отбирал каждого хельда, особое предпочтение отдавая ветеранам, служившим еще Хальвдану и берсеркам, которых помимо его личного окружения, набралось еще человек сорок.
Выступали затемно, след в след, чтобы даже свои не смогли узнать, сколько ушло человек, а то как знать, быть может у Гандальва или Фроди были соглядатаи в воинстве Харальдовом? Четыре сотни закаленных в боях воителей следовали путем, по которому несколько дней назад бежал с остатками воинства Гандальв Серый, минуя сожженные и разоренные деревни, усеянные обглоданными волками да вороньем трупами - тяжкое зрелище даже для видавших виды воинов.
Но и этих кошмаров было мало.
Когда отважные воины, на третий день марша вошли в один из лесов, они поразились количеству несчастных, висящих на дубах. Земля в рощах Деревьев Одина была густо покрыта кровью, а на телах обильно расселись многочисленные вороны, с криками и драками делящие уже подгнивающее мясо. Гутхорм осмотрел одно из тел и понял, что смерть этот человек принял не от быстрого удара священным копьём в сердце, а от страшнейшей боли, которые ему доставляли выпавшие из распоротого живота внутренности. Об этом говорили так же и искусанные до мяса губы и навсегда искажённое в муке лицо, ещё не до конца выеденное.
Но и этого было мало Гандальву. Там, где дубов не было в великом множестве были свалены в кучи жестоко изрубленные в куски и сожжёные до тла трупы. Некоторых же пожвергали особой пытке - насаживали на копьё и поджигали, воткнув копьё в землю. Муки горящих заживо были ужасны
- Обильные жертвы принесли Одину враги наши! - громко произнёс Гутхорм. - Но возрадовались от их дара лишь Хель, да Локи! Светлые Асы с нами, воины! Вперёд!
И воинство ярла Хрингарики двинулось дальше.
Недолго прошли отважные воины Хрингарики, не смогли миновать лес, отмеченный кровавыми следами, поскольку перед дозорными, словно ниоткуда возник человек, вскинувший руки, и произнесший:
- Твоя вести моя к ваш старший, моя говорить много... много слов нужный.
-Не троньте его! - на всякий случай скомандовал Гутхорм своим воинам, а затем, уже обращаясь к пришельцу. - Кто ты и кем прислан?
- Моя Ансси, охотник, - представился финн, и только сейчас стало понятно, что он просто лежал в сугробе, прячась под белым плащом - потому и появился столь внезапно. - Добрый человек наша деревня защищать, человек-волк, враг тех злых людей, что много человек убить... на деревьях вешать... твоя тоже враг злых людей, я вижу.
- Человек-волк, - протянул Гутхорм. - Уже не о доблестном ли ты Хареке, прозываемом Волком говоришь?
- Хареком его зовут железные люди, да, - кивнул охотник. - Твоя знать добрый человек?
- Разумеется я знаю Харека! - воскликнул ярл. - Он мой давний друг и соратник. Но скажи мне, куда он направился? Куда двинул свои силы Волк?
Финн замялся, с одной стороны он не видел в этих людях той злобы, что в воинах Гандальва, но с другой - кто знает, может они и не друзья Хареку. А Ансси не хотел приводить к доброму ярлу врагов и прослыть предателем или того хуже ротозеем. Впрочем, долго размышлять было нельзя и он, здраво рассудив что в усадьбе и подле нее воинов едва ли не по двое на каждого из людей в этом отряде, произнес:
- В большой дом человек-волк и другой большой человек. И с ними много железных людей! Я отвести, если вы идти.
- Мы пойдём за тобой, доблестный муж! - ответил Гутхорм, про себя добавив: "А если ты обманешь - вздёрнем на ближайшем дубу и такое устроем, что Хель родной мамкой покажется!"
- Идтить быстро, путь далекий, - предупредил охотник, вставая на лыжи, припрятанные в соседнем сугробе.
К вечеру они пришли к частоколу, который не далее, как неделю тому штурмом взял Альхейм Смелый всего с дюжиной людей. На этот раз и за частоколом, и перед ним расположились воины Харека Волка и агдирцы, приведенные Стейнмодом, однако в большинстве преобладали даны и ирландцы, которых Харек собирал в ожидании похода на Хейдмерк.
- Харек Волк! - во всю мощь рявкнул Гутхорм, предваряя возможный ливень стрел выпущенных в темноте на звук. - Идёт Гутхорм Олень с подмогой!
Впрочем, представления были излишни - во всей Норвегии вряд ли сыскался бы другой воитель с золотым оленем на щите, и потому его, и еще десяток знатных воинов пропустили внутрь, остальным же пришлось остаться за частоколом - все же даже главная усадьба не могла вместить несколько сотен воинов.
Вскоре Гутхорм оказался в гриднице, где слуги поспешно накрывали стол, а Харек ярл и Альхейм ярл уже ожидали его.
- Альвхейм! Так вот кого тот охотник назвал "второй железный человек"! - расхохотался Гутхорм. - Привет вам, славные воины!
- И тебе доброго здоровья Гутхорм, Олень Хрингарики, - отвечал Альхейм.
- Надеюсь, легок был твой путь, воин отважный, - произнес Харек, а затем добавил. - Возмужал ты, ярл - помню когда мы виделись в последний раз, ты был совсем юн.
- А ты уже вовсю рубил врага и славил Одина при победе! - хлопнул воина по плечу Гутхорм. - Кстати, Альвхейм! Не давно, я говорил с твоим сыном, следующим на защиту земель, данных ему Хальвданном. И поверь мне, достойного воина и славного мужа вырастил ты!
Харек промолчал насчет веры, воспользовавшись тем, что остаток речи был посвящен сыну Альхейма, все же не желал он браниться с Гутхормом, да понимал, что ярл-берсерк не со зла ему это сказал, не в укор, а в память о днях былых.
- Да, наследник мой дальше меня пойдет, знаю, славную службу сослужит он конунгу, как мы все в стародавние времена, - в ответ улыбнулся Альхейм. - Как в Хрингарике дела, давно не слышал я оттуда вестей?
-Дела там так, что славно пирует вороньё на трупах павших славно, да за правителя неправого! - Гутхорм жёстко усмехнулся. - Я разбил войска Гримкиля, но сам трусливый ярл не только сбежал, но и не явился на поле боя, выставив вместо себя какого-то Лысого!
- Случаем не на его ли стяге умерщвляемый олень виден?
- На его, -помрачне Гутхорм. - Хотел посмеяться надо мной и моими воинами, вражина, да всё одно мы над их трупами веселились последними!
Харек вздохнул, не по нраву ему была такая радость, по случаю чужой гибели, да только между ним и молодым ярлом лежала пропасть, именуемая религией.
- Значит вот кого видели финские охотники на границе Хейдмерка, и с ним людей Гудбранда, и Гандальва, да братьев Эйстенсонов. Тяжко нам придется, коли сговорятся они супротив Харальда выдвинуться.
- Значит добрался и до сюда этот трус...уж не он ли устроил эту резню для тёмных асов в землях Раумарики?
- Гутхорм стиснул зубы и едва удержался от гулкого удара кулаком по столу
- То дело рук конунга Серого, да отпрысков ведьмачих - Хегни и Фроди, - процедил Харек. - И за то они ответ держать должны.
- Отродья Хель! - Гутхорм грязно и с удовольствием выругался, бегло перечислив всех предков Серого конунга и пройдясь по некоторым их свершениям. Скотоложество, причём, было наиболее пристойным из них. - И что же мы будем делать с этими ублюдками, отца не помнящими?
Пожалуй напоминать, что предки Гандальва были так же и предками Харальда в этот момент было бессмысленно, а потому оба ярла промолчали на этот счет.
- Преследовать их, покуда войска нового не собрали, - твердо объявил Волк, сжав пальцы в кулак. - Мои даны изголодались по новым битвам, да и ирландцы не привыкли сидеть сложа руки. Охотники сумеют провести тайными тропами, так что заставы хейдмеркские не заметят и не пошлют к конунгам гонцов.
Однако другое удивляет меня, Гутхорм, почему ты пришел сюда с небольшой ратью, да бросил конунга?
- Харальд справится и без меня, - ответил Гутхорм, помрачнев лицом. - А сейчас ему потребен скорее мудрый совет, чем сильная рука рядом. А лучшего советчика, чем Торлейв - жрец во всей Норвегии не сыскать. Я нужнее здесь, где собрались псы, что обязательно вцепятся клыками в спину
- Да, мудр Торлейв и предан Агдиру как никто иной, - добавил Альхейм, едва лишь поймал взгляд Харека, словно бы хотевшего что-то сказать про жреца. - Значит решено - идем на Хейдмерк теми силами что имеем?
- Решено! - кивнул Гутхорм. - Идём и добьём недобитков!

Странная улыбка пробежала по лицу Альхейма - сейчас почти все воины, что пришли с Хареком были подле усадьбы - и даны, и нортумбрийцы, и ирландцы и иные наемники, в то время как люди Стейнмода, верные Альхейму рассредоточились по деревням и усадьбам Раумарики, дабы удерживать эту землю - так что с людьми Гутхорма агдирцев здесь осталось едва ли пять сотен - примерно столько же, сколько и воинов Харека. В этот поход Волк отправится несомненно - и дай Один, чтобы там полегло побольше чужеземцев и поменьше агдирцев - сам Альхейм мог и вовсе остаться в Раумарики, как назначенный конунгом ярл, но - но он не желал, чтобы всю славу вновь поделили Гутхорм и Харек.
- Выступим на рассвете, - наконец произнес он. - Надеюсь твои фины действительно так хороши, как ты говоришь, Харек ярл.

Сообщение отредактировал Orrofin - 28-02-2007, 21:12

Рагхильда мерила шагами шатер.
- Не пожелает ли чего моя госпожа? - робко спросила служанка, что была при ней.
Но грозен был взгляд кюны и холоден и зол, как вьюжная ночь, голос:
- Пожелает она, чтобы глупыми вопросами да бесполезными словами не донимали ее боле! Или я уже настолько слаба стала, что и спросить не смогу?
Опустила глаза девка-служанка, а хозяйка ее тяжело упала на резной стул.
- И ты тоже думаешь, что не заслужила кюна Рагхильда внимания сына? И не заслужила она приветствия брата? Может, и боги, как родные, отвернулись от Вещей девы?
Служанка не отвечала, боясь навлечь на себя гнев хозяйки. Была Рагхильда доброй госпожой, да в последнее время все чаще сталь звенела в голосе да холод стоял в глазах.
- Отвечай же, или уже голос мой значения не имеет даже для последней рабы?! - воскликнула женщина, не дождавшись ответа, а затем рывком поднялась и замахнулась на девушку.
Та в ужасе закрылась руками, но не последовало удара.
- Стану что ли, бить тебя? - уже беззлобно произнесла Рагхильда, снова опускаясь на стул, - Или совсем я озверела, что уже и родной сын с братом меня боятся? Или мудрость моя выветрилась? Нет, украл ее Торлейв, пособник Локи! К нему с советами идут, с ним считаются! Уж не много ли он возомнил себе, а?
- Я.. я не знаю, госпожа, но.. но... Ваш сын.. - кюна терпеливо ждала, пока служанка договорит, - Он уже такой смелый воин и мудрый правитель, что любого конунга затмит!
Рагхильда удовлетворенно кивнула, будто одобряя слова своей собеседницы.
- И то верно, красавица, и то верно.. Ему править в Агдире, а не хитрому Торлейву. Поигрался со властью, и будет с него.
После этого замолчала вещая дева, и долго еще тишина висела в ее шатре, прерываемая лишь тяжкими вздохами.

Владения Хакона Хладирского. Конунг и приближенные.

- Тревожные вести доходят до нас, владыка, - ярл с назвищем Бьорн почтительно склонил чело перед конунгом. Статью он напоминал одноименного зверя, но хорошо помнил лета когда Хакон гонял его с прочими мальчишками хворостиной, оттачивая военные навыки. Мудр был конунг, различий меж детей в ратных забавах не делал… вот только не уберегло то сынов его от вражьего железа. Война немилостива и ныне вновь она подступала к границам. Ныне уж Бьорн стал богатырем, но снизу вверх смотрел на властителя. Хакон задумчиво потер подбородок, глядя на младшего воя. Предан, вынослив, силен. Сделает, что скажешь, но не любил конунг указывать без разъяснения. Много зим прожил Хакон Хладирскимй, и знал: слово, затверженное без понимания, из памяти вмиг вылетает, сердце и краешком не зацепив. А вот понятое да принятое – словно орудием вострым в душах людских высекается. Конунг не боялся прослыть трусом – много уж зим скальды по всему побережью пели песнь о его воинской доблести. Никому из врагов Хакон спуску не дал, владенья свои защищая, Гютинг не первый на Трандхейм позарился. Конунг земли отцовы мечем отстоял, секирой затем приумножив. И не любо ему было после кончины их в жадные руки отдать, чтоб падальщики норвежские деяния славного рода сгубили.
- Что Гютинг на земли мои слюни пускает – знаю давно я. Как и то, что не смириться он с другими владыками, коль угодья за фьорды мои уж под свою руку примерил, - сдержанно молвил старый конунг. – Однако ж, досель я тут правлю и сам в срок решу, кому власть передать. Гютинг-правитель урок заслужил, и нарочно я слухам про дочку мою до владений его дойти дозволил. Подлый он враг, – в спину мне меч свой вонзить как раз такому по стати. А так – знаю я, что в усадьбе при таких вестях он не усидит. Стяг возьмет да за местью подастся. Так что, сбирай, Бьорн, дружину – встретим мы «гостей» на границе да покажем, что викинги наши – не южные слабаки, чтоб силой у них брать желаемое. Заодно и прочие призадуматься. Слишком многим война головы кружит, ой, силен ныне в северных землях запах легкой поживы…
Хакон про Хальвдана промолчал, но намек был прозрачен…

(совместно с Тельтиаром и с его же благословления)

Погибнуть в бою, как отец - вот чего хотел Халльвард, но...Видно, Один приготовил для него другую смерть. От спертого воздуха в бараке, где заперли пленных, кружилась голова, а сердце - сердце терзало ощущение собственного позора.
- Попробуем сбежать? - шепнул ему Сигтрюгг. - Можно выломать доску, я присмотрел...Мы сможем пролезть.
- Замолчи, - оборвал его Халльвард, - и не смей думать об этом. Или мы, как трусливые зайцы, побежим от врага, в то время как наш отец отдал свою жизнь за Гандальва Серого?
Искорки, хитро поблескивающие в глазах Сигтрюгга, угасли.
- В таком случае, нам остается только ждать, пока нас казнят, - как бы невзначай обронил он.
Скрипнули старые несмазанные петли, дверь отворилась, но никто и не думал о побеге - здесь были заперты в основном ополченцы, сдавшиеся на милость Харальда, в то время как хирдманны сражались за Саросберг до последнего, даже узнав, что Барвайг мертв, Хаки пленен, а их рать разбита.
Поэтому крупный мужчина в кольчуге зашел, спокойно держа руки за поясом, не боясь, что на него нападут - он всматривался в лица пленников, будто бы размышляя, или ища кого-то.
- Что, мало вам было жертв, еще отобрать пришел? - Не выдержал какой-то парень, вскакивая с соломы.
Вошедший отвесил ему пощечину латной перчаткой, и бедняга повалился, сглатывая кровь из рассеченной губы. Взгляд агдирца остановился на братьях.
Халльвард и Сигтрюгг переглянулись. "Вот и оно", подумалось старшему."Значит, сейчас".
Он подтолкнул Сигтрюгга и оба встали, гордо выпрямившись - как и подобает воинам. Пусть они и самые младшие из всех, кто сейчас в этом душном сарае, но вести себя они будут достойно. Во всяком случае, достойнее того пленного, который вытирал сейчас кровь тыльной стороной ладони.
Сжав зубы, Халльвард взглянул агдирцу в глаза. Сигрюгг же смотрел на брата - он словно увидел в его лице какие-то новые черты, незнакомые ране.
- Ты пришел, чтобы отвести нас на казнь? Мы готовы.
- Много проку будто бы с вашей казни, - уголком рта усмехнулся воин. - Это ты Халльвард, сын Вебьерна?
- Да, я Халльвард. И со мной мой брат, Сигтрюгг, - насторожившись, отвечал Халльвард. Странный вопрос удивил и его, и младшего брата.
- Хорошего пленника, стало быть взяли, - прошептал сам себе мужчина. - Добрый выкуп взять можно будет. Скажи, ты ведь теперь отцово наследство получаешь, так?
- По праву старшинства получить его должен я, но...- Халльвард запнулся. - Но я не понимаю, к чему эти вопросы?
- Идем, - стальная длань схватила парня за руку, и воин буквально дернул его за собой. - А второй пока пусть тут посидит!
Сигтрюгг недоуменно поднял брови, Халльвард же, которого просто утащили за собой успел только обернуться и растерянным взглядом посмотреть на брата. Потом за ним захлопнулась дверь, и Сигтрюгг остался внутри.
- Куда мы идем? - почти выкрикнул Халльвард.
- Никуда. Твое счастье, щенок, что ты не только Гандальву родичем приходился, а мой конунг кровь родственную зазря проливать не любит, раз уж с Хаки-трусом столько возился.
Про альвхеймарского конунжича он говорил с явным пренебрежением.
- Хочешь, чтобы отцово наследство тебе досталось, а не по миру пошло, отвечай! Жить хочешь?!
Халльвард снова сжал зубы. Он-то собирался было умереть с гордо поднятой головой, а судьба все же предоставила ему шанс, довольно странный, но кажущийся верным.
- Хочу, - он снова взглянул мужчине в глаза. - Но только если брата тоже оставят в живых.
- Стоило бы конечно заставить тебя прирезать своего братца для верности, - вполголоса процедил викинг, но уже совсем беззлобно. - Да времена уже не те, что во времена Сигурда. Будешь служить Харальду конунгу, и родичи твои все ему служить будут - станешь хельдом заместо отца своего - такова воля конунга.
- Тогда...подчиняюсь воле конунга, - ответил Халльвард. - Я постараюсь заменить отца...если уж не получилось геройски умереть.
- Подохнуть всегда успеешь, - усмехнулся викинг и протянул юноше могучую длань. - Меня зовут Асгаут ярл, и поверь, в ближайшее время я буду твоим лучшим другом.
Халльвард молча пожал протянутую руку, не зная, что еще сказать. Он только что спас две жизни: свою и брата.
Так ли важно, кому служить? Главное - жизнь. А умереть он, и правда, всегда успеет.