Властитель Норвегии. В Кольце Врагов, Сага о Северных Землях - 2

Лес. Хаки.
На прощание...
_________________________________________

Белым снегом укутался лес, звери да птицы, вспугнутые проходившими викингами, снова успокоились, а Эгиль и волки его уж давно тут своими были. Хаки считал себя лесным человеком, но слепец ему по части этой сто шагов вперед дал бы. С новой стороны открывались давно, казалось бы, известные тайны следа звериного да древ лесных с вольными ветрами. Тут все было иначе. Да и как быть иному? В селении меж людей за одним смотришь, в походе близ ворога лютого – за другим, а в чаще лесной – за третьим.
Диво ведь дивное… лежа в харальдовом шатре да Хель в глаза глядя, не мог конунжич мыслить как это – быть самому по себе. Тогда не мог – а сейчас все само по себе получилось. Спокойно так, правильно. И возвращаться домой не тянуло. Совесть злая душу не грызла, долг перед родом жил из тела не тянул. Словно и впрямь умер тогда Хаки Гандальвсон у жертвенного дуба, отдав жизнь свою дереву Одина… хоть и не слышал он о таком прежде. Дуб – не рябина, чтоб хвори людские себе забирать, да и та лечит лишь муки телесные, от страданий духа ей не помочь. Два дерева у отца богов – а какие отличные: дуб могучий – да рябина тонкая. Разная у них стать – и разное предназначение, прямо как у людей, меж мужчин и женщин. Первым дано – биться в сражениях, вторым –хранить очаг да деток воспитывать. Так и у древ священных разделено. Дуб – дерево жертвы, кровью багряное, рябина же – знак исцеления, но красны ее ягоды и без руды.
Хаки вытягивает руку, касаясь пальцами тяжелых багряно-огненных гроздьев. Не было еще настоящих морозов, вот и они цвета еще не сменили.
«Почему мне не больно? Как отгорело…»
Гроздья ягод, припорошенные утренним снегом… как та, давешняя кровь на снегу… Странное древо – рябина. Никто в здравом уме веток не сломит, да ягоды в рот не возьмет. В дерево то лекари мудрые боль людскую перемещают, так кому же охота горечь доли чужой на зубах ощутить? Рука сжимается, выдавливая из горьких ягод сок вместе с мякотью. Вот так: прошлого не изменишь, хоть зиму всю ешь ягоды горькие, за ошибки себя казня да боль чужую себе принимая.
Хватит уже. Хватит.

Халльвард и Сигтрюгг (вместе с Тельтиаром)

Это казалось почти предательством.
Предательством памяти отца, памяти матери, погибшей не так давно от поветрия. Предательством младших братьев. Предательством конунга Гандальва Серого. Халльвард закусил губу. О боги...
Словно весы, на одной чаше которых твоя жизнь, а на другой чужая. Задай любому вопрос, что должно перевесить, склонить чашу в одну из сторон - и тот, почти не задумываясь, скажет, что отдаст за другого свою жизнь. Но в глубине души - совсем, совсем другой ответ.
Но, поразмышляв еще немного, Халльвард окончательно уверился в том, что вину свою - да и была ли это вина? - перед отцом можно искупить, верой и правдой служа конунгу Харальду. Может, он в силу малого возраста и не может принести столько же пользы, сколько опытный взрослый воин и зрелый муж, но он будет всеми силами стараться завоевать доверие конунга.
Да ведь их с братом двое! И Сигтрюгг, разумеется, тоже с радостью отдаст свою судьбу в славные руки Харальда...по крайней мере, ему придется это сделать, для собственного же блага.
Полностью оправдав себя в собственных глазах, Халльвард даже слегка повеселел.
- Слова твои сказаны, молодой Халльвард, - наблюдавший за ним ярл, чуть прищурил глаза, словно всматриваясь в душу парню. - Но многое надо делом доказать. Вечером ты и твой брат принесут клятву на кольце, дабы боги заверили искренность твоих слов.
Он повернулся, жестом приказав юноше следовать за ним, и направился к усадьбам.
- Не беспокойся за своего брата, он будет жить, покуда ты служишь Харальду, и станет заложником твоей верности. Докажешь, что не таишь в душе худого - будет он свободен. Я знал твоего отца в свое время, и то славный воин был, надеюсь сын пошел в отца?
- Плоть от плоти и кровь от крови - различий не может быть больше, чем между древом и молодыми его побегами, - отвечал юный воин. - Нас четверо - сыновей Вебьерна, и все мы похожи на него, как челом, так и помыслом...и да не опустеет кубок его, что поднимает он ныне в Вальхалле.
- Да уж, все мы когда-нибудь с ним по чарочке пропустим, - Асгаут похоже особого энтузиазма, относительно посмертия не испытывал. - Пока же, будешь в моей дружине ходить, хотя... - он задумался на мгновение, и добавил. - Зазорно будет наследнику знатного хельда простым хирдманном быть. Старшим над десятком быть сумеешь?
- Сумею, - чуть наклонил голову Халльвард.
Битва под Саросбергом была его первой и единственной битвой. Да и разве он бился? Он успел только поднять меч отца, но не пролил им ни капли вражеской крови. Только когда его заталкивали в барак, темный и душный, он вспомнил, что выронил Гуллинхьялти там, на поле...
Но он сам выбрал эту дорогу. Если нужно руководить десятком - он будет руководить десятком.
- Но будут ли твои воины подчиняться мне, Асгаут? - усомнился Халльвард. - Я же был враг им, да и не сочтут ли они меня юнцом, недостойным чести командовать ими?
- А разве я сказал, что ты получишь моих воинов, юнец? - Усмехнулся ярл, положив ладонь на плечо Халльварда и резко развернув его к сараю, где содержали пленников. - Приведи к присяге тех, что полоненые сидят - заодно и посмотрю насколько в тебе кровь отцовская сильна.
Халльвард не сразу понял, чего потребовал от него Асгаут. Но, когда мысли его прояснились, он попросту опешил.
"Да если я к ним сейчас войду с такими словами, они меня растерзают!" - хотел было воскликнуть он, но понял, что спорить бесполезно. "Значит...значит, нужно просто подобрать верные слова"
Он открыл дверь и вошел внутрь. Взоры пленных обратились к нему. В лицах некоторых явно читалось удивление: "Живой?"
- Воины! - произнес Халльвард. - Я вернулся с вестью о том, что...Что все вы можете вернуть свою честь и свободу. Но с тем, чтобы служить Харальду-конунгу.
Последние слова он произнес совсем тихо. Из дальнего угла на него смотрел Сигтрюгг, скрестив руки на груди и настороженно вглядываясь в его лицо.
- И ты смеешь говорить нам о чести? - один из пленных мужей, рослый воин с длинной рыжей бородой и рассеченным лбом, поднялся на ноги. - Ты, щенок, которого послали сюда, чтобы уговорами заставить нас предать Гандальва?
- Я не щенок, но сын Вебьерна, одного из дружинников Гандальва,- отвечал мужу Халльвард, стараясь держатся достойно. - И послан я не кем-либо, а по своей воле вернулся сюда, чтобы спасти вас от позора смерти в плену.
Халльвард обвел взглядом пленных.
- Подумайте, воины - вам не попасть в чертоги Одина и Фрейи, ибо отказавшись, не в бою погибнете вы, а от рук палача! Хотите ли вы, чтобы жены ваши говорили сыновьям своим о том, как погибали их отцы? Мой отец сложил голову за своего конунга и теперь он в Вальхалле. Но вам - вам не присоединиться к нему! Так не лучше ли вернуться к свободной жизни воинами? Пусть воинами Харальда, но по-прежнему доблестными мужами, верными слугами своего конунга. Или ты предпочтешь пасть смертью опозоренного?
Последние слова его были обращены к рыжебородому. Чело того омрачилось думой. На лицах остальных пленником тоже читались раздумья...уже не полное неприятие слов Халльварда, но раздумья.
- А ведь он прав, - выдохнул откудо-то из угла парень с рассеченной губой, уже успевший унять кровь. - Чего нам умирать тут! Гандальв нас бросил!
- Да, а сын его трус, каких поискать! Плохой род - и нас до добра не доведет верность такому конунгу! - Поддержал его другой, мужик с простецким лицом лапотника-землепашца, видимо попавший в ряды воинства альвхеймарского не по своей воле.
- Халльвард, скажи, - протянул Гисли-тралл. - А свободу! Свободу всем ли обещал Харальд?
- Смотря что значит для тебя это слово, доблестный муж, - Халльвард почувствовал себя по-настоящему взрослым в эти мгновения. - Войти в десяток под моим началом и служить Харальду в обмен на жизнь, кров и пищу - свобода или нет? Но уж всяко не плен, ведь так?
"Да, брат", подумалось Сигтрюггу, "и когда только ты научился говорить такие речи?"
- Вот щенок, еще молоко на губах не обсохло, а уже хельдом себя возомнил, - бросил рыжебородый, однако другие явно не разделяли его неприязни. Все же здесь собрались в большинстве своем такие же юнцы, да ополченцы, не связанные с Серым Конунгом ни долгом, ни кровью.
- А я бы не прочь судьбину испытать, - усмехнулся кучерявый парень лет двадцати пяти со шрамом через все лицо. - С Гандальвом не повезло, так может у Харальда удача не минует?
- И то верно, - поддержал его Гисли, бывший лишь рабом в войске, а теперь увидевший шанс стать настоящим хирдманном. - Я с тобой, Халльвард.
- И я!
- И я!
Голоса раздавались со всех сторон, и только рыжебородый надменно отвернулся, проскрежетав бывшим товарищам:
- Проклятые предатели, все вы попадете в Хель за свое вероломство.
Сигтрюгг подошел к Халльварду:
- Думаю, для брата тоже найдется место в твоем десятке?
- Найдется, - улыбнулся Халльвард.

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

На белых просторах, где слышно, как хрипло, словно простужено, кричит птица, одиноко вьющаяся в сером небе, люди не горят желанием много говорить. Конунг, возвышаясь впереди в накинутой на плечи меховой накидке, был угрюм и замкнут, глядя перед собой вперед, иногда поправляя шлем, дабы не сползал на глаза.
Воины говорили мало, вслушиваясь в крики птицы над их головами, да в поступь лошадей, что глухо раскатывалось по равнине. Холодный ветер нес странные звуки спереди, и птица, медленно и величаво взмахивая крыльями, улетала куда-то в сторону, оставляя отряд на растерзание ветру. И тем звукам, что он нес в их сторону.
- Владыка! - крикнул с холма разведчик, протягивая руку в сторону севера и глядя туда же. - Кажется, мы не вовремя!
- Это стервятники только вовремя, - себе под нос ответил Грютинг, дергая поводья лошади и посылая ее вперед, на преодоление холма.
Позже будут сказывать много разного - и то, что Грютинг побледнел в лице, и то, что приказал срочно разворачиваться, и даже то, что он яростно хватил кулаком по раскрытой ладони и прошипел сквозь плотно стиснутые зубы, мол, не щадить никого и пустить этим северянам кровь...
Правда была куда как банальнее. Грютинг не именился в лице, с таким же раздражением в глазах посмотрел с холма на стоявшую внизу дружину, перегнулся с седла и сплюнул на землю.
- Я знал, что так будет, - сообщил он разведчику, который дергал поводья своей лошади, глядя то на конунга, то на армию.
- Прикажешь белый флаг поднять, владыка? - викинг обернулся на подтягивающийся отряд, насчитывающий не многим более тридцати человек. - Или будем отступать?
- Это по наши души, - Грютинг указал пальцем на размахивающего внизу воина, похожего на вспорхнувшую с куста птичку. - И нас уже заметили.
Подъехавший Торстейн взглянул вниз, прошептал что-то, помянув Локи и Одина с Тором заодно, обернулся на хозяина Оркдаля.
- Слухи, владыка, наверное пустили наши враги...
- Ты глуп, Торстейн, как мой сапог! - рявкнул Грютинг. - Нет, сапог умнее, чем твой телячий разум! Это Хакон сам пустил эти слухи! Теперь все северные земли говорят, что Грютинг, владыка Оркдаля, двинулся на Хакона с армией невиданной, а тот его "встречать" вышел...
Конунг вновь сплюнул, вытер рот тыльной стороной ладони и кивнул Торстейну.
- Вперед. Пускай в штаны наложат, когда нашу армию увидят...

(Совместно с о Скальдом)
Под покровом утреннего тумана, агдирское войско, возглавляемое Гутхормом, Хареком и Альвхеймом отправились в Хейдемарк, в то время как все войско Стеймунда осталось в Раумарики удерживать землю. Они шли по подтаявшему во время короткой оттепели снегу на лыжах, и, таща на себе сани с провиантом и амуницией, разбившись на более мелкие отряды, ведомые по укромным лесным тропам финскими проводниками.
Гутхорм лыжи не любил. Можно даже сказать терпеть не мог, но сейчас ему было не до личных предпочтений. Он шёл наравне со всеми, уступая в ловкости разве что финнам. Удивительного в этом ничего не было - плох тот воин, который и в нелюбимом деле не мастер.
На одном из привалов, когда войска остановились, дабы дождаться возвращения заранее засланных вперёд разведчиков, он поравнялся с Хареком Волком и произнёс:
- Дурные вести принесли наши посылы, Харек. Они обнаружили усадьбу, полную вражеских воев.
- Меня это не удивляет. Эйстейсоны хорошие овины, и дураком Фроди Эйстенсон никогда не был
- Это к счастью - нет славы одержать верх над глупцом!
- Надо на них напасть поскорее, пока они не подняли тревогу и не оповестили остальных. Нас было намного меньше в Раумарики, и лишь благодаря внезапности мы тогда взяли над ними верх
- Согласен! - Гутхорм кивнул. - Но они могут успеть подать сигнал своим или послать конного вестового. Нападём на них ночью и с двух сторон. Пусть захлебнутся в своей крови, не успев понять, что с ними случилось!
- Твоя правда, Гутхом ярл - подхватил подошедший Альвхейм, прислушиваясь к их разговору. - Хотя теперь они будут начеку, и не так легко будет их застать врасплох
- С помощью Одина мы и великана прирежем так, что он этого не заметит! - Кулак Гутхорма с силой врезался в его же раскрытую ладонь. - Вышлем вперёд финнов с луками. Пусть разберутся с дозорными, а мы подоспеем позже!
- Финны уже поднаторели в этом - улыбнулся Харек, - тем более что Эйстенсоны успели немало обид причинить их народу
- Тем более! Праведная месть всегда была угодна Богам! Пусть финны идут вперёд, но так осторожно, как только смогут!
- Они с детства обучены красться подобно троллям - сказал Харек, и не позавидуешь тому, кто станет их врагом
- Истину говорят, хитроумный Локи приложил руку к созданию этого племени! - беззлобно и тихо усмехнулся Гутхорм
- Говорят Локи и к победе нашего конунга приложил руку, - сказал Альвхейм. - Так что надо заручиться милостью асов, прежде чем идти на такое дело.
- Точно! Принесём жертву...но вот что или кого?
- Только не людей, -встрял в разговор Харек. - Богам угодны жертвы принесенные им в честном бою а не резня и убийство беспомощных и безоружных
- Принесем им в жертву оленей, которых добыли финны, и пообещаем много новых эйнхериев в грядущих битвах.
-Если мы будем вести себя подобно нашим врагам, то и нас асы могут оставить своей милостью.
- Мудро... - Гутхорм нахмурился. - Хоть перед столь важным делом стоит приносить человека, но сейчас Асы устали от таких жертвований! Принесём им оленей!
Альвхейм кивнул.
- Хоть ты теперь не нашей веры, Харек ярл, но и я вижу в твоих словах мудрость - сколько бы не приносили подлый пес Гандальв и прочие наши недруги. Не им боги даровали славные победы. Значит, не всю правду говорят нам жрецы.
- Я велю своим людям сложить костёр, - произнёс Гутхорм и отправился отдавать приказания.

Сообщение отредактировал Ноэль - 5-03-2007, 20:01

Хакон Хладирский и его дружина.
___________________________________________
- Вижу вражеское войско, конунг! - остроглазый отрок Сагги повторил то, что Хакон видел и лично. Властитель был стар. но годы еще не лишили глаза его зоркости, да и ум был остер как прежде. Грютинг ныне в том убедился. На устах Хакона возникла довольная улыбка, когда представил конунг растерянную злость супротивника. Однако ж, сие есть зачин, глупо думать что этот захватчик ит вида клинков побежит прочь, будто олень лесной от волков земней стаи. Нет, Грютингу теперь - на клинки их дорога, не снесет гордость соседова такой раны, не стерпит владыка Оркдаля что конунг Трандхейма в ноги ему не кланялся. Конунг довольно усмехнулся: пусть идет глупый юнец прямо в ловушку. Не столь уж он, Хакон, стар, чтоб со счетов силушку его сбрасывать.
- Бьорн, - тихо молвил властитель. Ярл тотчас же подошел, а вои дружинные умолкли, как по команде. Редко Хакон голос свой повышал - но и слова тихие его слушали, как откровения асов. Знали ведь - без дела сей старец рта не раскроет.
- Подготовь встречу сим молодцам, - молвил конунг ярлу. - Опалим сей час Грютингу лапы - чтобы в иную годину он ими к чужому добру не тянулся.

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-03-2007, 10:53

Саросберг с Аццкой Кошкой

Но недостаточно одного слова, чтобы из воинов Гандальва Серого стать воинами Харальда. Скрепить клятвой свои речи, подтвердить свою верность должны были нынче и Халльвард, и Сигтрюгг, и десяток бывших пленников, которые теперь были объединены под началом старшего из двух братьев.
Больше всех волновался Халльвард, хотя старался этого и не показывать. Сигрюггу же словно было все равно. Поняв, что теперь его жизни ничто не угрожает, он вернулся к обычному своему спокойному состоянию.
Асгаут, а с ним еще человек пятнадцать хирдманнов, окольчуженных и отлично вооруженных, повели бывших пленников во двор усадьбы, где их уже ожидал жрец Торлейв. Он первый из приближенных Харальда вернулся в Саросберг, дабы приготовить молодому конунгу и его воинам достойную встречу. Ему и следовало принимать клятву у новых воинов, как он сделал это с другими пленниками, что были захвачены в последней битве.
- Скажи мне, Халльвард, что мыслишь ты о Белом Боге, - прошептал юноше Асгаут, пока они еще не миновали ворот.
- Я...- Халльвард задумался. - Он должен быть обманом, этот бог. Как он один может уследить за всеми детьми своими? нас защищают Один и Тор, два Ворона Одина следят за тем, что делается в мире, Локи сбивает людей с пути, Скади помогает охотникам, а Фрейя - влюбленным...Нет, Асгаут, одного бога над всеми быть не может. Он бы не справился с таким грузом.
Сигтрюгг прищурился. Он слышал весь разговор, ибо шел рядом, но ни сказал ни слова, хотя мнение его полностью совпадало со словами брата.
- Смотрю я, крепка вера в людях альвхеймара, - одобрительно улыбнулся ярл, про себя добавив: "Как жаль, что многие агдирцы ступили на путь ложного бога, отринув заветы предков".
Тем временем, пройдя во двор усадьбы, увидели они и Торлейва в праздничных одеждах, уже успевшего отдохнуть с долгой дороги.
- Приветствую тебя, славный Асгаут ярл, - произнес приближаясь Торлейв.
- И я рад видет тебя в добром здравии Мудрый, - отвечал воитель, после чего мужчины обнялись, и лишь затем жрец бросил оценивающий взгляд на тех, кого привел с собой ярл. Видно было, что Торлейв не большого мнения о десятке Халльварда, ровно как и о самом юноше, и не скрывает этого.
- Пошто ты привел их, Асгаут? - Вопросил мудрец. - Ты говорил о воителях, что желают присягнуть конунгу, но я вижу лишь юнцов да деревенщин, разве нужны Харальду такие воины?
- Клянусь Молотом Тора, Торлейв, - отвечал ярл. - В груди этого парня бьется сердце настоящего берсерка! К тому же он из рода, знатного и славного могучими воителями.
Халльвард решил вмешаться в разговор, при этом не забывая об учтивости.
- Да снизойдет благодать на тебя, досточтимый Торлейв, посланник богов на земле, - произнес Халльвард. - Твои сомнения ясны мне - челом и статью я мало похож на доблестного мужа, но ты видишь перед собой сына Вебьерна, отважного воина, сложившего голову на поле брани. И по старшинству ныне я должен занять место павшего отца, став таким же могучим воином, каким был он - и верой и правдой служа конунгу Харальду!
- Отец твой Гандальву служил, как и все в Вике, - покачал головой жрец. - А ты значит готов Харальда господарем признать. Нет у меня повода усомниться в словах твоих, воин, но и на веру их принять не могу я. Делом стоит доказать тебе, что готов любой приказ конунга исполнить.
- Так поручите мне дело! - с жаром воскликнул Халльвард.- Я готов приняться за любую работу, и если слова мои - не пустой звук, то боги услышат мои молитвы и помогут мне в выполнении задачи.
"Осторожнее, брат" -мысленно предостерег его Сигтрюгг,- "так можно и беду накликать."
- Скор ты, Халльвард, и любо мне это, - говорил Торлейв, доставая из-за пояса железное кольцо, уместившиеся на ладони. - Но остынь до поры. Клятву на кольце принеси в верности, именем отца своего и рода клянись Харальду служить не щадя жизни своей и чужих жизней, в свидетели Одина призовем и Тора, дабы помогли тебе клятву исполнить или же покарали за нарушение ее нещадно.
Он медленно протянул ладонь к юноше.
- И вы все тоже клянись, как и юный хельд ваш, - бросил воинам Халльварда Асгаут.
Халльвард осторожно взял кольцо с холодной ладони жреца, сжал в руке и приложил к груди - там, где билось его сердце, отсчитывая секунды жизни. Затем преклонил одно колено и поднял глаза на Торлейва.
- Клянусь служить конунгу Харальду, сыну Хальвдана, верой и правдой, не щадя ни своего живота, ни чужого - именем Вебьерна, отца моего, и именем Вика; и да будут Один и Тор свидетелями сей клятве!
Словно боясь, что молния, посланная Одином, не верящим в его слова, сейчас ударит в землю и поразит его, Халльвард взглянул на небо. Но над головами их оно оставалось ясным. Почти с облегчением Халльвард поднялся и передал кольцо брату.
Сигтрюгг повторил клятву слово в слово, у него была хорошая память как на слова, так и на лица. Затем передал кольцо следующему воину. Грубые голоса взрослых мужей тяжело зазвучали в воздухе, один за другим, и многие имена славных и почти неизвестных, забытых родов были произнесены в тот час сими воинами - а отныне дружинниками Халльварда..
- Что же, Одину по сердцу твои слова, - взглядом Торлейв указал на севшего на частокол ворона, наблюдавшего за принесением клятвы. - Но Тор требует больше, чем просто слов!
По знаку жреца, двое воинов втащили во двор рыжебородого, что отказался присоединится к отряду Халльварда этим утром. Воин бы в каком-то изодранном рубище, а лицо его представляло сплошной кровопдтек, однако взгляд заплывших синяками глаз все еще излучал ненависть.
- Убей его, пусть предсмертный крик нашего врага станет усладой могучему Аса-Тору! - Провозгласил верховный жрец, протягивая жертвенный кинжал юноше. - Не медли, только так ты докажешь, что все сказанное тобою - не пустые слова.

Отряд Грютинга, поравнявшись с передовой линией армии Хакона, сохранял молчание. Конунг, с застывшей на устах полуулыбкой, лениво поднял руку в привественном жесте:
- Что, испугался, владыка Хакон, что силами тридцати человек я проломлю стены твоего дома и увезу дочку насильно?.. - громко проговорил он.
- Предки заповедовали в гости ходить без оружия, а вести от конунга конунгу носят вороны, а не стрелы, - молвил Хакон, выехав вперед, дабы предстать перед Грютингом. - А в дочери своей только отец волен и никто более.
- Волен-то ты волен, спору нет, - еще сдержанно, но уже с явными нотками раздражения ответил Грютинг. Птица, что недавно вилась над его отрядом далеко вверху, протяжно крикнула в небесной выси. - Поведай мне, владыка Хакон, чем это я так не люб твоей дочке, а? Она, кажется, уже не только созрела для замужества, но и готова буквально на днях выскочить замуж. Но при этом ты мне на дверь указал, а к агдирскому мальчишке, о ком еще вчера даже вороны не кричали, говорят, сам гонцов шлешь, с предложением? Поведай мне, владыка Хакон, чем же этот безусый юнец, который за подвигами дяди и отца своего прячется, как за широкой спиной, лучше конунга и воина, - Грютинг ударил себя кулаком в грудь, - которого ты знаешь с малолетства? Поведай мне, владыка Хакон, где твоя честь?
Воины Оркдальского дружно зашумели, поддерживая своего предводителя.
- Про честь мою не тебе судить, - спокоен был Хакон, но тут гнева тень в голосе конунга мелькнула. - Сам говоришь - я воинов в бой водил, когда твой отец еще в люльке покоился...
- То время прошло, владыка Хакон! - перебил конунга Грютинг. - Сейчас ты агдирцу сам в ноги поклонишься? Говорят, люди умнеют с годами, а ты решил спину гнуть перед юнцом-то?
- Мои дела с Харальдом - не твоя забота... конунг, - ледяным тоном молвил властель Тронделага. - Али ты в доме моем как в своей земле распоряжаться задумал?
- Я - свой, и доблесть моя всем известна, - прошипел Грютинг, ткнув пальцем в сторону Хакона.
- Ну да... с девками в бане, - хохотнул Бьорн. Хакон досадливо скривил губы - мальчишки! Но дело сделано. В плохом настроении приехал сюда Грютинг - а ныне и вовсе в злобу лютую впал, насмешку заслышав.
Конунг Оркдаля досадливо рванул поводья коня, но не развернулся, оглядел войско Хакона.
- Ну что, конунг, дашь нам свободно уехать, или нынче принято гостей в спину бить, мечами, да топорами гостеприимство свое показывать? - злость рвалась наружу, душила, кричала злой снежной вьюгой, но Грютинг сдерживал себя. В глазах его мелькали молнии Тора, гремел гром и лилась кровь...
Хакон не ответил, но и жеста никакого не сделал, дабы не преследовали воины его Грютинга и отряд, с ним приехавший.
Конунг Оркдаля вновь рванул поводья и рванул прочь от войска. Воины, опасливо косясь на викингов Тронделага, последовали за своим предводителем.

(совместно с DarkLight)

Гюда, дочь Эйрика. Хардаланд
Дни текли всё той же нескончаемой чередой. И вновь ничего не менялось. Слова отца о замужестве запали Гюде в душу. Но, похоже, это были всего лишь слова. Ни разу больше не затрагивалась эта тема в её присутствии. Девушка всё также сидела ночами у окна, грезя своим единственным, существующим пока лишь в её воображении. Неужели этому будет когда-нибудь суждено сбыться или мир фантазий столь разительно отличается от реальности? Отец пока не привёл ни одного достойного лишь её жениха, впрочем, как и недостойного.
- Госпожа, вы не больны, - в очередной раз задавала один и тот же вопрос служанка, убирая пустой кувшин. Ощущение отчуждённости
юной Гюды с каждым днём всё больше настораживало её. И поделиться бы своими опасениями с конунгом Эйриком, но станет ли он её слушать. Мать же постоянно твердила, что скоро всё будет в порядке, надо лишь проявить чуточку терпения.
- Сколько можно повторять, со мной всё в порядке, - раздражённо выговорила девушка. - Оставь же меня наконец одну или постоянно
околачиваться рядом будешь?
Служанка попятилась к двери, опасаясь навлечь на себя гнев.
Гюда нервно теребила в руке оберег. Что она может сделать, пытаясь изменить серость будней? Сбежать из дома? Закрадывалась к ней и такая мысль, но тут же приходило осознание невозможности сего.
"Подожду ещё немного, а там видно будет, - девушка резко распахнуло окно, впуская в комнату пронизывающий ветер, ветер перемен, столь необходимый ей сейчас."

Сообщение отредактировал Ноэль - 11-03-2007, 18:00

Граница Трандхейма. Хакон Хладирский и дружина.

Гридни Грютинга уж скрылись за ближним пригоркам, когда Хакон наконец-то изволил раскрыть уста да сметить непроницаемую личину, нацепленную для гостей, на что-то почти человеческое. Дружинники вроде того же Бьорна, вспыльчивые как сухая солома и неистовые в гневе яко берсерки, с почтительным уважением взирали на такое спокойствие. Мыслилось им, что то от мудрости да опыта: мол видит врагов Хакон насквозь, не только кости да жилы, но и мысли, сокрытые в самой груди. Игг, отец богов, за дар видеть незримое глазом своим заплатил, а конунга Трандхейма жизнь выдержке выучила. Правило было у конунга: сперва – думай, потом – делай. От того и мало опрометчивых деяний у старика за плечом было. Всегда сперва думай… но – коли уж делаешь…
- Ярл, - снова негромкий голос седовласого владыки заставляет смолкнуть говор дружинный, и побуждает горластых воев внимать Хакону-старцу с почтением. – Шутки твои были не к месту.
- Прости дерзость мою, конунг, - склонил Бьорн буйну голову перед Хаконом, и стал мальчишкой смотреться, хоть и был уже мужем в зрелых летах. – Но Грютинг-сосед к нам ругаться приехал…
- Не должно мужчине вниманья на лай обращать, - наставительно заметил конунг. – Воин – не зверь леской, шальной сворой затравленный. Он сам решит с кем и когда надо ратиться. А препираясь с мелкими людьми, намеки срамные с уст упуская, ты людям кругом говоришь, что на волк ты, а псина брехливая.
- Конунг, - протестующее вскинулся ярл. – Прости за слова мои глупые, но ведь сам ты вещал, что слово порою язвит больше стрел, и от него труднее сберечь свое сердце…
- Именно потому и пользовать речи надобно с толком, - перебил война конунг. – Ты же мечом боевым дров не колешь… а вот за речи вроде грютинговых, виру не словом, а кровью берут. Препираясь со слабыми, ты роняешь свою честь, злословя над ворогом – принижаешь ценность своей же победы… но простить дерзнувшего силой взять твою кровь – не путь для Вальгаллы. Я стар, но речи мои – для достойных. А для таких Грютингов стали довольно найдется.
- Я понял тебя, конунг. Воистину, мудр ты и чело я склоняю, покорно, речи твои слушая. Значит, готовиться к битве?
- Готовь войско мое, ярл. Чует сердце мое – Грютинг утек недалече. Черная злоба глаза ему застилает…
– И рудой им она отольется. Дозволь выполнять?
- Иди, Бьорн. И пусть будет с тобой мудрость Видара и Фрейра…

Сообщение отредактировал DarkLight - 6-03-2007, 15:03

Саросберг

Халльвард взял протянутый ему кинжал, сделал шаг вперед и остановился на месте. Убить человека? Уж не ослышался ли он?
Кажется, совсем еще недавно он был всего лишь мальчишкой-знаменосцем, которого отец взял с собой на битву только лишь для того, чтобы сын посмотрел и узнал, что такое бой. Но сейчас Халльвард уже воин конунга Харальда, он принес клятву, и не имеет права нарушить ее.
"Ты - воин", так говорил ему отец. Но почему, почему он не сказал, что воин - всегда убийца? Почему не рассказал, как тяжело поднять кинжал и вонзить его в человеческую плоть? "Я не смогу", подумал Халльвард. "Один, помоги мне!"
Сигтрюгг не понимал, почему брат его медлит. Халльвард стоял к нему спиной, и он не мог видеть выражения его лица...а на лице того читался едва ли не страх.
Рыжебородый стоял на коленях, связанный, но несмотря на это, весь вид его говорил о том, что он убьет любого, кто осмелится подойти. И все же Халльвард пошел вперед, подгоняемый внимательными взглядами Торлейва и Асгаута. "И как можно убить безоружного?", думал Халльвард. Рука его, сжимавшая кинжал, начала дрожать.
- Ну что, убьешь меня, щенок? - хрипло прошептал мужчина. - По глазам вижу, впервые оружие держишь...давай, подходи...попробуй!
Халльвард стоял совсем близко к нему, и только поэтому мог расслышать слова рыжебородого. Остальные же начали перглядываться.
- Что он говорит ему, Торлейв? - нахмурившись, спросил у жреца Асгаут. Тот лишь покачал головой и еще пристальнее стал смотреть на мальчика и мужчину, которого тот должен был убить.
Халльвард стоял спиной ко всем остальным, пленник же, наоборот, лицом, и Халльвард частично загораживал его от остальных. За спиной рыжебородого никого не было, поэтому никто не увидел, что мужчине удалось ослабить веревку...
- И ты думаешь, я собираюсь погибнуть от твоей руки, предатель, жалкий выродок? - Халльвард уже занес было кинжал, как пленник вдруг набросился на него.
Сигтрюгг, следивший за братом, не отрывая глаз, бросился вперед, но Асгаут, стоявший рядом, удержал его.
- Стой на месте! - осадил мальчишку ярл.
- Он же убьет его! - воскликнул Сигтрюгг.
- Вот и увидим...
Халльвард почувствовал, как стальные пальцы, сжимаются на его горле. Воину ничего не стоило повалить юнца на землю, и теперь, глядя в его налитые кровью глаза, Халльвард впервые ощутил дыхание смерти. Но кинжал все еще был у него в руке: каким-то чудом он не выронил оружие. Собрав все оставшиеся силы, Халльвард воткнул кинжал в тело воина, наугад. Он надеялся, что хотя бы причинит боль пленнику, и тот ослабит хватку. Но боги были на стороне сына Вебьерна в тот день.
Сигтрюгг увидел, как рыжебородый внезапно застонал и обмяк. Халльвард выбрался из-под неподвижного уже тела, лицо его было белее снега.
Рыжебородый лежал на спине, распростав руки. Кинжал вошел точно в сердце, по самую рукоять. Халльвард вытащил его; темное пятно начало расплываться на одежде убитого. Юноша подошел к Торлейву и протянул ему кинжал.
- Я сделал...я убил. Я убил его.

Торлейв смерил юнца презрительным взглядом. Затем улыбнулся, и положил руку ему на плечо.
- Что же, теперь я вижу, что исполнил ты свою клятву, Халльвард. Ты свершил то, что тебе должно было, и теперь будешь хорошим викингом. Но впредь, если собрался кого-то убить, не раздумывай - иначе убьют тебя. Или ты, или тебя - ты меня понял?
Халльвард кивнул. Его руки все еще тряслись, а лицо оставалось бледным.
- Привыкнешь, сказал жрец - ибо первое что должен уметь воин - убивать, притом убивать быстро. Добро пожаловать в дружину Харальда коннунга, Халльвард- хёльд. С этого момента ты и твои гридни служат Харальду. Удача его велика, и милостью богов он обласкан, и если покажете верность и проявите усердие служа ему, то тоже прославитесь и разбогатеете.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 6-03-2007, 16:49

После принесения клятвы.

- Я знаю, - Сигтрюгг заглянул Халльварду в глаза.
Они сидели на каком-то бревне, валяющемся во дворе у сарая, который теперь был уже не бараком для пленников, а местом, где новопринятые воины Харальда будут коротать свободное время и недолгие часы сна.
- Я знаю, что ты чувствуешь. По глазам вижу.
Дружина - те самые бывшие пленные - переговаривались внутри; дверь была приоткрыта, обрывки слов долетали до братьев, но старший не обращал на них внимания, хотя речь шла о нем. И о том, что едва произошло. "Случайность", "совпадение", "знак свыше", "будущий воитель"...Слишком разные слова, чтобы быть произнесенными в одно и то же время.
- Скажи хоть что-нибудь, Халльвард.
- Из меня как будто душу вынули, - прошептал Халльвард, сжимая в руке тонкий прутик, подобранный на земле. - Я ощутил, как из человека выходит жизнь. И тебе однажды тоже придется это испытать. Даже думать об этом не хочется.
- Дорога воина должна где-то начинаться, - пожал плечами Сигтрюгг.
Он относился к этому много проще - то ли потому, что был моложе, то ли потому, что принимал судьбу, не раздумывая.
- Ты прав, - Халльвард резким движением выпрямился, сломал прутик пополам и отбросил веточки на землю. - Это только начало.
"Он даже улыбнулся", заметил Сигтрюгг.

Вечером они получали оружие и броню у Асгаута.
- Шлемов на всех не хватит, - разводил руками ярл, - но уж берите, что есть. Щитов и того меньше, битые почти все, ну да ничего.
Парень с разбитой губой уже ловко перекидывал топор из одной руки в другую, а Сигтрюгг и Халльвард все разглядывали доставшееся им оружие - младший получил лук, а старший - лангсакс, длинный боевой нож.
- Что, непривычно оружие-то в руках держать? - усмехнулся Асгаут. - Вот и идите во двор, попробуйте, каково.
Братья вышли, с ними и некоторые воины. Двое устроили потешный бой на мечах, так, что все остальные хохотали, хлопая друг друга по плечам. После всего, что они испытали в плену (а чего стоят одни мысли плененного берсерка!), к ним определенно возвращался боевой настрой.
Прислонившись к дверному косяку, Халльвард только наблюдал: испытать оружие он всегда успеет...А вот Сигтрюгг всерьез решил опробовать свой лук.
Натянуть тетиву ему было немного сложно: лук был рассчитан на мужчину, а не на мальчика. Но наложенная стрела все же сорвалась с тетивы и попала точно в ствол старого дерева, росшего у сарая.
- Попал! - Сигтрюгг был так удивлен, что Халльвард едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
"Пожалуй, толк из них выйдет", мимоходом подумал Асгаут, наблюдая за братьями.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 8-03-2007, 11:08

Хардаланд с Темной Госпожой
Гюда блаженно потянулась в кровати, отгоняя последние остатки сновидений. Пересекая порог между миром грёз и пока ещё зыбкой реальностью, сны незаметно улетучились, не оставив в памяти ничего кроме сладостного ощущения происходившего.
После непродолжительных и бесполезных попыток вспомнить увиденное, девушка нехотя откинула одеяло и ступила босыми ногами на холодный
пол.
Солнце уже давно взошло, заливая комнату ярко-золотистым светом через открытые ставни. Не собираясь оповещать домашних о пробуждении,
а следовательно продолжении ежедневных рутинных занятий, девушка измерила шагами комнату от окна до двери и обратно, пытаясь ступать по
вытянувшемуся лучику. Наконец, остановившись у двери, она собралась кликнуть служанку, но в последний момент, услышав конское ржание и
громкие голоса людей со двора, влекомая любопытством, направилась к окну.
Во дворе же тем временем было не по времени людно - помимо челяди, появились воины, напряженные и готовые по первому приказу старшего
обнажить клинки, несомненно, заняли свои места и лучники, уже натянувшие тугие тетивы.
Ворота медленно распахнулись, пропуская отряд в десять человек с черным волком на стяге, да белым флагом поверх него - посланцы от
агдирского конунга, во главе со знатным ярлом - не иначе, если судить по дорогим доспехам и плащу, подбитому соболиным мехом.
Редкие гости в доме Хардаландского владыки, да и путь явно проделали неблизкий и опасный.
Но вот всадники спешились, передавая коней слугам, да оставив двоих молодых гридей приглядывать за ними, и направились ко входу, а на
крыльце уже появился сам конунг Эйрик в торжественном облачении. Знамо - весть о непрошенных гостях он давно получил, да
ожидал их, желая узнать, чего же хотел агдирский мальчишка-конунг.
- Здрав буде, владыка могучий, - произнес агдирский ярл, и хотя были в его словах уважение и почтение, не совершил он поклона перед
старшим как по годам, так и по положению. - Из дальних земель к тебе слова конунга своего несем.
- То вижу я, воины славные, - отвечал Эйрик, и в каждом слове его чувствовалась уверенность и превосходство. Должны были гости понять,
что в этих краях он владыка безраздельный и всемогущий.
Глядя во двор, Гюда перестала даже дышать, страшась упустить хоть одно слово, доносившееся со двора и одновременно боясь быть замеченной.
Цель визита посланцев была загадкой, требующей немедленного решения. Через мгновение дверь распахнулась, впуская не вовремя вошедшую служанку.
- Госпожа, вы же простудись. Да и сраму не оберёшься, увидь вас кто в таком виде.
Девушка лишь досадливо отмахнулась рукой.
- А знаешь что, беги-ка туда. Разузнай, кто такие и зачем явились. Потом мне доложишь.
- Уж не знаю кто, но матушка просила вас принарядить да не велеть спускаться раньше времени.
- Сама оденусь, беги уже. Да без вестей возвращаться ко мне не смей! - последние слова Гюда произнесла, вытолкав её за дверь и разворачивая
выхваченные из рук наряды.

- Проходите же, будьте гостями, - произнес тем временем конунг, приглашая агдирцев в усадьбу. - Не гоже достойным мужам во дворе беседу вести.
Тем самым вновь показал он, что не страшится в своих владениях ничего, однако же, оружие пришлось им отдать гриндям Эйрика, прежде чем порог дома конунжего переступить, и было видно, что молодые воины чувствуют себя неуютно без верных мечей и топоров, но бывалые викинги, а среди них и начальствующий над чужаками, держались уверенно, как и подобает посланцам властителя.
Вскоре прошли они в освещенную гридницу, где слуги уже накрывали стол - не поскупился на яства Эйрик конунг, желал показать, что во всем есть
достаток у Хардаланда. Сели гости по одну сторону стола, а ярлы да приближенные конунга - по другую, как было заповедано, во главе же сам конунг разместился, и велел налить всем по хмельному кубку, прежде чем беседу начать. Догадывался Эйрик, что не спроста прибыли к нему гости, не ради разговора пустого путь держали через земли враждебных Агдиру властителей, но предоставил им самим рассказать о цели визита.
- Имя мое Асбъерн ярл, - начал посланец, поставив опустевший кубок на стол. - Служу я конунгу агдирскому Харальду, как раньше служил отцу
его могучему Хальвдану Черному.
- Приятно мне видеть воителя столь прославленного и грозного, - с великодушной улыбкой отвечал Эйрик, с одной стороны признавая заслуги Асбьерна, а с другой словно показывая, что в его дружине таких воев немало. - С какими же словами послал тебя твой властитель?
Сейя деловито сновала вокруг стула, желая во всём угодить гостям, а заодно разведать вести для своей юной госпожи. Все слуги были опрошены, но никто и ведать не ведал цели прибытия гостей. Ни словом не обмолвились гости между собой. Ни конюхи, отводившие лошадей, ни забиравшие мечи, ни провожатые не услышали и намёка. Величественно и властно держались гости. Конунг же, не уступая, не торопился с вопросами, чинно позволяя гостям отведать яств.
Но вот настала минута, начали мужи речи вести. Позабыв про обязанности, замерла служанка, стремясь запомнить в точности каждое произнесённое слово.

Рассматривая себя в новом наряде, Гюда вся извертелась, поправляя малейшие складки, собиравшиеся на пышном нежно-фиолетовом платье. Ожидание казалось
неимоверно долгим. Пока отец вкушал за одним столом с гостями. Её же никто так и не удосужился просветить, заставляя умирать одну от любопытства.
Во дворе никого не осталось. Лишь слуги с повседневными заботами сновали по своим делам, негромко обсуждая заезжих, как некую диковинку, не так часто удающуюся встретить.

- Прослышал Харальд Хальвдансон, что есть у тебя, владыка, дочь красотою славная во всех землях северных, - ответствовал ярл Асбъерн, глядя прямо в глаза конунгу. - Много добра и Агдиру, и Хардаланду принесла бы их женитьба. Харальд конунг молод, но уже успел в битве одолеть Гандальва Серого, - многие подвиги юного конунга перечислил Асбьерн, поведал и о поединке с Хаки, и о милости своего господина, и о силе войска его, и богатстве земли агдирской. - Свою дружбу предлагает тебе Харальд, владыка Эйрик, - завершил рассказ Асбьерн. - Коли отдашь ему дочь свою в жены, станет она владетельницей большой державы, славной кюной, а тебя Харальд готов тогда отцом назвать. Буде объединятся Агдир и Хардаланд, разве достанет у врагов сил что худое против вас измыслить?
Призадумался Эйрик - вот так просто отдать любимую дочь, его бесценное сокровище агдирскому юнцу? Не склонен был конунг принимать необдуманные решения, для него дочь дороже владений и злата была - а потому хотел он знать, как ласково будет с ней Харальд обращаться. Добро бы, был он зрелым мужем, уже жен имеющим - тогда на их примере все видно бы было, но едва получивший власть мальчишка, да еще окруженный врагами со всех сторон - разве мог он быть хорошим мужем Гюде, если ни разу не видел ее? Разве мог он быть добрым союзником Хардаланду, если сам вот-вот лишится всего? С другой стороны - Хальвдан тоже в юные годы власти не имел и свое царство своим же клинком создал, а подле Харальда верные дружинники его отца - воины в боях закаленные. Эх, знать бы, чем противостояние юнца с Гандальвом завершиться? Одна битва - еще не вся война, а супротив Серого конунга идти Эйрик не желал - слишком близко Альвхеймар находился, чтобы с судьбой играть. Выждать следовало, посмотреть, что по весне будет, а потом уже принимать решение.
- Хороши слова Харальда, - промолвил Эйрик. - Да только не желаю я дочь свою неволить. Эй, Сейя! Хвати уже у стола вится, иди, позови Гюду, пусть ответит гостям люб ли ей Харальд Агдирский!

Близ усадьбы Хрингисакр. Объединенное войско союзников. Гандальв. с Дарклайт

После нескольких дней пути, проделанного викингами так, будто за ними гнались все темные альвы во главе и любимыми порождениями Локи, союзники подошли к границе владений конунгов Хейдмерка. Однако, ученые горьким опытом. Сразу в усадьбу не кинулись, выслав вперед соглядатаев. Посмотреть чего, или послушать. Сейчас Гандальв альвхеймерский сожалел, что не озаботился задружиться с местным людом – от них было бы больше толка в дознании, да и ходили бы они по родным землям шустрее чужаков. Конечно, можно было взять какого мужика из деревни, да вместе с семьей.. для родной крови что хочешь поделаешь, а не только сбегаешь в дозор до усадьбы… однако же, конунг и сам понимал, что с жертвами своими богам зашел он далече. Пусть вои простые славят пролитую кровь – Гандальв предпочел бы видеть тех бондов под своими знаменами. Коли не вышло – незачем им жить, рать Харальдову умножая, но все ж стал серый конунг умнее да осмотрительнее. Злобу в душе до поры затаил, союзникам да гридням своим лишь улыбки являя. Однако, все это время. И в седле, и на лавке и перед рогом хмельным ум его грызла единая мысль – победить Харальда. В итоге к тому моменту, как впереди показались крыши Хрингисакра, замысел владыки альвхеймерского уже ясно сложился и детали какие-то приобрел. Так что ныне он, чуть не впервые с Вильгуменака, ждал вестей в неподдельно хорошем расположении духа.
Посланные в дозор гридни принесли странную новость: мол, на подходе к усадьбе есть особо много лишнего народа, вплоть до небольшой дружины, причем стоят они там без боязни… да еще и пируют к тому же.
Конунги переглянулись – и решили ближе идти, благо силы их объединенные позволяли по лесу от врага ныне не хорониться. Впрочем, сегодня того и не требовалось: засевшие в усадьбе своего стяга не прятали, и радостью наполнились сердца всех союзников. Удивил снова Гудбранд-хевдинг соседей своих родовитых, вперед всех усадьбу облюбовал и столы уж накрыл...
Нахмурился малость Фроди, и тому причина была - все же не Гудбранда то земля, а его - и вот стоило ненадолго ее покинуть, как уже сосед себя полным хозяином возомнил. Конечно, был Гудбранд союзником близким и отцу его, и ему с братом, но кто ему право давал по чужим усадьбам ходить с дружиной немалой, покуда хозяева в гости не позвали? Однако скрыл подобные мысли конунг, благодушную улыбку на лицо натянул.
Рядом улыбался в бороду Гримкиль - вот уж кто был доволен стечением обстоятельств и уже сейчас считал дни до своего возвращения в Хрингарику. Триумфального возвращения. А подле него на могучем жеребце гарцевал Ахти, которому не терпелось поговорить с отцом, но он не хотел проявить неуважение к союзникам и попасть в усадьбу раньше них.
Медленно Конунги приближались к воротам, а увидевшие их гридни спешно открывали створки.
Гандальв Серый ехал молча, постановив для себя сперва осмотреться на месте, а после судить да рядить. Многих мужей поражение разуму не учит. Конунг Альвхеймера. хоть и зол был как ледяной великан, все же разум за яростью не утратил.
Едва заметив коренастую фигуру на крыльце, Ахти спешился, припадая на колено и опустив голову, приветствуя властного хевдинга. Гудбранд двигался на встречу союзникам нарочито медленно, словно бы был он уже немощным старцем, а не могучим воином, о котором и по сей день скальды складывали длинные саги. Хевдинг опирался на резную трость, привезенную ему сыном из самого Миклагарда - пожалуй эта трость была единственной вещью, которая напоминала Гудбранду о сыне, убитом Хальвданом Черным. В отличие от воинов, окружавших его, сам старик не имел при себе оружия, но видно было по его движениям - медленным и уверенным, что силы в его руках хватит удушить медведя. - Приветствую вас, храбрые братья Эйстенсоны, и тебя славный Гандальв Альвхеймарский, и тебя Гримкиль, - и видно было, что если к братьям он обратился с некоей насмешкой, а к Гримкелю так и вовсе с презрением, то Гандальва приветствовал хевдинг с уважением в голосе.
- И тебе славного здравия, Гудбранд-хевдинг, - первым молвил Гандальв по праву сильнейшего, да и по праву старшинства. Многие младые вои робели перед Гудбрандом, но конунг альвхеймерский в жизни немало людей повидал, да и сам ох как не прост порою оказывался. Хотя на сей раз и его пожелания были искренни: хоть и не конунжьего рода был этот хевдинг, но слава дел его по всем землям звенела. С таким за столом пировать - честь, да и братом назвать - не убыток.
Приветствовали Гудбранда и другие конунги по старшинству, и последним среди них был Гримкиль, как слабейший, да и не слишком славный ратными делами. Одноглазый конунг, тем не менее, дольше других распылялся в пожелания могучему Гудбранду, что вызвало у хевдинга снисходительную улыбку, спрятавшуюся в густой бороде - этот уже принадлежал ему, так же как и десятки других ярлов и конунгов.

Сообщение отредактировал Ноэль - 11-03-2007, 18:11

(совместно с Тельтиаром)
После принесения жертв вожди собрались на совещание. Гутхорм настаивал на том, чтобы дождаться утра, и обложить усадьбу, Харек настаивал на ночном штурме.
- Нас больше тысячи, а усадьба рне слишком крупная. - настаивал Харек. - Если осторожно подойдем к стенам со всех сторон и сделаем оцепление, чтобы никто не выскользнул, мы ее сходу возьмем.
- Не годится так воевать - возражал Гутхорм. - Может еще сдаться надумают.
- Не надумают. - возразил ему Альвхейм. - Они теперь посмле Раумаики будут драться как загнанные звери - это же их земля. Я понимаю что хочется тебе сберечь жизни хирдманов, но тут не выйдет. Придется биться, и выбирать не приходится. Врагов всееще больше чем нас... Если дать им возможность поднять тревогу и собрнать все войско - нам их не осилить... Нас просто числом задавят...

С этим было не поспорить, то и Гутхорм ярл понимал, и другие вожди, что на совет собрались - следовало штурм начинать, пока петухи не пропели. Все же - эта усадьба, по словам финнов была единственной на их пути - дальше лес, и войско вражее, к Гудбрандсдалиру идущее. Коли взять ее сходу - то не сложно будет Гандальва догнать.
На том и порешили, что с запада, да юга люди Харека пойдут, с востока воины Гутхорма, а с севера - Альхеймовы гриди.

Шли молча, прикрывая факелы тряпьем со стороны усадьбы, прячась в тени деревьев. Впереди шли финны, обвязавшие свои снегоступы тряпьем, чтобы не скрипели на подтаявшем а затем подмерзшем насте.

Воины долго обступали усадьбу, смыкая кольцо - и потому, когда прозвучал сигнал к атаке - уже начало светать. Просвистели стрелы, вонзаясь стажей на частоколе, ударил в ворота таран, закидывали веревки с крючьями викинги и ирландцы, а воины Хейдмерка, еще не успевшие придти в себя, появлялись на пороге, едва ли облаченные в бронь и достойно вооруженные. Никто из них не ждал нападения.

Один за другим воины перепрыгивали через частокол. Почти сразу же створки ворот рухнули под ударами тарана. Хейдемарцы, в беспорядке выбежавшие на улицу, были быстро оттесенены, и оставив половину своих воинов убитыми и ранеными на снегу и спрятались в домах. Раги-хёвдинг отступил с остатками дружины в Дом Старейшин, забарикадировав двери скамьями. В агдирцев из-за оконных отверстий полетели стрелы.
- Хватит с ними церемониться! Поджигайте гридницу, и дело с концом! - крикнул Альвхейм.
Воины уже тащили охапки хвороста, и обкладывали большой дом.
- Эй, -крикнул Гутхорм - выводите женщин и детей! Хватит прятаться за стенами, как последние трусы ! Выходите и умрите как мужчины или сдавайтесь!

- Чтобы вы нас перебили?! - Донеслось из дома, а затем вновь полетели стрелы. Казалось, стреляли все, кто был в усадьбе - даже женщины и дети.
Гутхорм прокашляля и прокричал в ответ:
- Мы воюем не с вами, а с братьями Эйстенсонами. Вам всем будет дарована жизнь, и ваше имущество никто не тронет, если вы присягнете Харальду коннунгу.
- Присягать какому-то мальчишке внуку мужеубийцы и сыну братоубийцы? -послышался голос хёвдинга - Ну уж нет, лучше смерть,чем такое бесчестье!
- Ты это сказал сам или от имени всех людей? -спросил Гутхорм.
- Люди меня выбрали, чтобы я говорил от их имени. И сейчас я говорю от имени всех. Тут все жители селения, от младенцев до стариков, и все умрут проклиная вас!
Поджигайте - крикнул Альвхейм. Сухое дерево загорелось быстро, потянуло едким дымом, и языки пламени стали быстро лизать бревна стены. Завопили женщины, заплакали дети. Внутри дома послышалась ожесточенная ругань.
Возле дверей слышалась ожесточенная возня - кто-то пытался оттащить от дверей скамьи, а кто-то пытался этому помешать, перепалка переросла в нешуточную драку. И вот уже некотореы люди начали выпрыгивать в окно. Несоклько воинов бросились на них с мечами и топорами, но послышался грозный оклик Гутхорма
- Тех кто без оружия не трогать! убивать тех, у кого в руках оружие. Безоружные пусть идут восвояси. Рабы нам самим тут нужны будут!
Двоих работников успели проткнуть мечами, прежде чем до разгоряченных битвой воинов дошел приказ вождя.
Внезапно парадные двери Большого Дома распахнулись настежь, а на пороге возник работник могучего сложения. В руках он держал отрубленную голову Хаги - хёвдинга.

Не убивайте! - закричал он. - Мы сдаемся на милость конунга Харальда!
- Бросайте оружие и выходите во двор! - Скомандовал Гутхорм, глядя на убийцу хевдинга. Пожалуй так даже лучше, если рабы сами перебили своих господ - меньше погибнет агдирцев.
- Он хотел умереть, а мы хотим жить! - проговорил раб, бросая голову под ноги Гутхорму.
Тем временем огон уже всерьез принялся за стены.
Вскоре перепуганные люди стали выбираться из дома через окна и дверные проемы. Судя по всему, как только запахло дымом, весь пыл жителей усадьбы куда-то улетучился - одно дело бахвальство и бравады, а другое когда умирать нужно по-настоящему, в общем большом костре.
Прошло не так много времени, и победители смогли лицезреть около сотни пленников - женщин, детей, воинов, выглядевших жалкими и испуганными. Гутхорм что-то хотел сказать, но вперед вышел Альхейм ярл, вскинувший руку, и прокричал:
- Лучники, перебейте их всех! - Десятки стрел сорвались одновременно, вгрызаясь в незащищенные тела, а ярл уже вполголоса добавил: - Не хочу, чтобы какой-нибудь пес убежал и предупредил Фроди Эйстенсона, а их клятвам у меня веры нет.
- Ты... - Гутхорм кипел от ярости. - Отродье Локи! Я давал им свое слово! Я, а не ты! И ты выставил меня лжецом!

- Прекратить стрелять! - крикнул Харек, вытаскивая меч. Лучники тут же встали как вкопанные, не зная что им делать дальше.
Ярл спокойно взирал на разъярившегося дядю конунга, изредка бросая взгляд на умирающих Хейдмеркцев. Стрельба тут же прекратилась, хотя хейдмеркцам и без того было достаточно.
- Ты готов поставить свое слово против успеха всей нашей войны, храбрый Гутхорм?
- Я готов всегда держать слово, и никогда не даю его попусту! И я не потерплю, чтобы такие выскочки как ты втаптывали мою честь в грязь! Ты мне за это ответишь! Эти люди сдались под мое слово! А ты их убил! И ты за это сейчас ответишь! -Гутхорм вытащил свой меч и двинулся на Альвхейма
- Я не буду драться с тобой, Гутхорм, - проскрежетал ярл. - Один свидетель - у нас и без этого достаточно врагов!
- Нет, будешь! - прорычал Гутхорм - У нас итак много врагов, и ты создашь их еще больше! если не оставлять людям надежды на жизнь, то они будут драться за свою жизнь, и много мы так навоюем? ты хочешь чтобы твои воны каждую деревеньку брали штурмом и устилали своими телами каждый хутор? так будет, если ты и дальше будешь здесь командовать! А пока здесь командую я именем сына моей сестры! Эти люди сдались на милость Харальда и согласились быть его людьми! А ты выставил своего конунга клятвоприступником, и за это ты должен понести наказание!
- Опомнись, эти же люди клялись в верности Фроди Эйстенсону, а потом зарезали собственного же хевдинга! - Пальцы ярла нервно сжимали рукоять меча, однако вступать в бой с хрингарийским берсерком он боялся. - Разве можно было верить их словам? Стоило бы нам только ослабить бдительность - и они ударили бы нам в спину, или чего доброго послали бы гонца к своему конунгу. Думаешь у нас достанет людей воевать со всей хедмерской ратью?
- Мне очень жаль Гутхорм, произнес Харек хриплым голосом, кладя руку на плечо Гутхорму, - но на этот раз он говорит правду, хоть и поступок его бесчестный.
Всех этих связать. Отправим их в Раумарики. Там нужны будут их рабочие руки после того как Эйстенсоны поублажали там богов. Оставлять их здесь мы не можем. Но пусть это будет нам всем уроком. В походе должен быть один вождь. А впредь, Альвхейм, заруби себе на носу, что бондов следует оставлять в живых - Гутхорм мудро судит, что если не будет у людей надежды на спасение, то тем паче они будут биться, и тем больше воинов наших падет в чужой земле...
Альвхейм заскрипел зубами, переводя взгляд то на Гутхорма, то на Харека, но промолчал. Тем временем воины деловито связывали оставшихся в живых жителей хутора. Из воинов, защищавших хуторов, не уцелело и десятка. Из жителей селения уцелели примерно половина. Теперь Альвхейму пришлось выделять десяток своих людей из числа раненых, чтобы конвоировать пленников и своих тежело раненых товарищей в Саросберг. Огонь пришлось спешно потушить, чтобы не дать разгореться пожару - огонь пожарища могли заметить издали...
От греха подальше всем воинам пришлось покинуть обезлюдевшую усадьбу и уйти снова в лес, а не остаться отсыпаься в теплых домах -все равно мест на всех в усадьбе не хватало...
К полудню уставшие после ночной схватки воины наконец рсположились лагерем в лесу. До Хригнисакра было еще два дня пути...

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

Грютинг молчал, равно как и его воины, что тянулись унылой колонной позади конунга. Торстейн, сглотнув, подъехал к предводителю, но решился заговорить не сразу, поначалу просто поравнявшись с конунгом.
- Владыка... - наконец, проговорил воин, пытаясь что-то высказать.
- Езжай вперед, Торстейн, - перебил его Грютинг спокойным, будто бы неживым голосом. Такой голос мог быть у обнаженного клинка, который звенит металлом и просится в бой. - Езжай вперед, возьми с собой запасного коня. Чтобы к моему приезду, вся дружина была в начищенных доспехах и готовая к походу.
- Разумно ли это, владыка?.. - прошептал Торстейн. - Вы видели войско Хакона, эти головорезы так просто под топор не полезут, а наша...
Рука Грютинга, до этого лежавшая на шее коня, взметнулась и ухватила Торстейна за бороду, притягивая к себе:
- Спорить вздумал? - прошипел конунг. - В конунги наметился? Что тебе Хакон пообещал? Титул? Земли? Золото?
- Владыка... - прохрипел Торстейн, пытаясь отстраниться. - Я...
Рука Грютинга выпустила бороду воина, и тот резко отдалился, чуть не свалившись с лошади.
- Я сказал - езжай вперед! Мы встанем лагерем здесь. Хакон знает, что я приду, и его разведчики вряд ли заберутся так далеко. А если заберутся - так мы отдыхаем, не легкое это дело по северным землял ездить. Но чтобы дружина пришла в кратчайшие сроки! Понял, Торстейн?!
Воин кивнул, разглаживая светлую бороду:
- Понял, владыка.
Он не добавил, что видит эту идею самой глупой выходкой Грютинга, у которого гордость затмила разум.

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

После приветствий, по обычаю положенных, пригласил Губранд гостей к столу. - Не серчай, конунг, - молвил он насупившемуся было Фроди.
- Что земли твои тут - ведаю, да и на волю излишнюю не претендую, однако ж я первый на встречу пришел и не мудро было бы ждать вас с пустыми желудками. Тем боле, что не вороги мы, чтоб меж собою чиниться. Твой род выше, да годами я старше, так что - без обид.
Гандальв на то улыбнулся в усы - мудр сосед оказался, мог бы и приневолить юнца - у того силушки мало супротив Гудбранда идти, ан нет, все по чести рассудил да пояснил без обиды. Может, Фроди то и не любо, а молчать ныне придется.
Разместились воины за столами - конунги да ярлы за одним (а привел с собой Гудбранд немало вассалов знатных), хирдманны за другими, и каждому угощения хватило. Слуги только и успевали, что подносить яства, да подливать хмельной браги в кубки и рога.
Наконец, едва лишь утолили голод свой прибывшие, перешел к беседе Гудбранд, ибо не желал терять время попусту, покуда воины веселятся - конунгам должно дела державные решать.
- Прослышал я о битвах ваших, и не скрою - удивлен чрезмерно, что волчонок, едва когти отрастивший сумел вас так потрепать, - начал хевдинг.
- На все воля богов, - мрачно ответствовал Гандальв, - Однако же плох воин тот, кто ворога недооценивает. Харальд, может, и млад, да дядя его давно из пеленок вырос и не потешным мечом ныне играется. Кроме того Хальвдан - да замерзнуть ему в Хель во владениях! - с благородными был на ножах, а средь простых ярлов да гридней друзей все же сыскать себе сдюжил. Харек волк ныне под его стягом, да и Эйнар, говаривают, воротился сюда из чужбины. Не стоит того сын братоубийцы - да вот сердцам воев то не прикажешь. Мыслю я - покажет еще конунг свое гнилое нутро сим воителям, но нам от того проку мало.
- Вероотступники, разбойники и чужеземцы - вот с каким войском пришли ярлы Харальда, - добавил сквозь зубы Фроди, вспоминая о своих поражениях в Раумарики.
- Вижу я, каких воинов под стяги свои собрал щенок Хальвдана, - покачал головой Гудбранд. - Да только много ли проку от люда разбойного в битве с мужами ратными? Ты, Гримкель, как известно мне, лучшую дружину Гутхорма в Хрингарики потрепал так, что в годы ближайшие он не оправится - да и Харек всегда был лишь правой рукой своего конунга, сам он не предводитель.
- Однако же, будем честны - ныне везет Харальду в битвах немеренно, снова взял слово Гандальв. - Сам я дивлюсь: вроде и силы мои были больше, и опыт богаче.. да и правда, как не тяни - на моей стороне, а асы так странно наш спор рассудили. Конечно, едва ли стоит пенять на богов, коль руки кривые да ум короток. Знаю я, Гудбранд, что поражения ты моею виной почитаешь. Может, и повинен я. В том, что сын мой единственный трусом родился, да в том. что муж смертный - не бог, чтоб в местах нескольких быть. Да разговор тот пустой. Прошлые ошибки хороши в научении, но думать надо о будущем.
- До сей поры все вы поодиночке с Харальдом совладать пытались, оттого и поражения ваши, что не было согласия в делах ратных, - хевдинг провел ладонью по окладистой бороде, переводя суровый взгляд то на Эйстенсонов, то на Гримкиля, то вновь на Гандальва. - Следует нам всем вместе этого щенка проучить за дела былые и обиды старые, да для нашего же спокойствия в грядущем.
- Дело ты молвишь, хевдинг, славный победами, - ответил владыка Альвхеймара.
- Оттого и победы мои славные, что не даю гневу рассудок застить, - словно поучающе произнес Гудбранд, хотя сам он был лишь на год-другой старше Гандальва. - След нам нынче же все разногласия меж нами разрешить, дабы потом от общего дела не отвлекали.
Ясно было что то за разногласия. Силы соединить да воев всех вместе построить - дело нехитрое. А вот вопросы с вождем - камень преткновения. Все конунги горды, едва ли кто голову склонит перед соседом. Один тут не битый Харальдом - Гудбранд, да где видано то, чтоб конунги под хевдингом худородным в битвы ходили! Понимал то Гандальв - да не спешил речи толкать. пусть соседушка скажет, что на уме. ныне уж не до жиру.
- Надобно нам не просто рать собрать, да на пролом идти, - продолжал Гудбранд. - А жалить Харальда по всем владениям его, ударами быстрыми и неотвратимыми, чтобы не знал он - куда дружину свою бросать, что защищать первее! Кусок за куском земли его отбирать, и затем лишь битву давать решающую, когда ослабнет и выдохнется.
Хевдинг перевел дух - возраст сказывался, не мог он уже с жаром речи гуторить без передышки.
- В том нам Сульки Роголандский поможет - пусть западный Агдир ему отойдет, но во многом он Харальда ослабит. А мы тем временем атакуем сызнова, едва лишь снега спадут - в Хрингарику, в Раумарики, в Вестфольд с Вингульмерком одновременно войдем. Начнет распылять силы щенок - раздавим! В единый кулак войска соберет - окружим да сомнем!
- Хитер ты, Гудбранд.Но ведь и я по плану тому же вону начинал. Ярлы Харальдовы не по заветам дедов наших воюют, привезли хитрости новые из чужеземщины. Может, то Белый бог их так учит - не знаю. Однако ж ты прав - чем сидеть тут, локти кусая, - лучше первыми нападать.
- От изменщиков честности ждать - что снега летом, нет у Агдира чести и не было. Любую подлость измыслят, такую, что нам, живущим по правде отцовой, и у ум не придет, - мрачен был Гандальв, но решителен. Едва ли отступит.
- Наслышан я о битвах твоих, Гандальв - сын тебя подвел, так то вина его и тех ярлов что при нем были, а то что в спину тебе враги ударили - не всегда же у Харальда свежие рати найдутся. Уверен я - истощен он поболе вашего, и новых воев в Агдире не соберет.
- Коль слышал ты о моих битвах, то и про измену людей моих слышал, - ответил Серый Конунг. - Хвала богам, сыну моему трусливому хоть умереть с честью воли хватило, а вот прочие щенки подкачали. Что ж за порода такая, Гудбранд? Видимо, Рагнарек и впрямь близок, что кровь викингов столь жиденькой стала? Не надобно харальду люда в Агдире сбирать - свои же вои на меня клинки обратят, по трусости да малодушию жизнь сберегая.
- От трусов на поле боя проку мало, Гандальв конунг - благодари асов, что малодушие их раскрылось, и ты можешь покарать их за измену. - Он вновь запустил пятерню в бороду, словно это помогало ему думу думать. - Есть у нас и еще вопрос нерешенный - земли след Харальдовы сейчас поделить, дабы потом разногласий не возникло.
- За спинами малодушных агдирцам хорошо прятаться, - возразил Гандальв соседу-хевдингу. - А ведь известно тебе, Гудбранд, что и стадо овец в страхе диков волков затоптать может. Однако, ничего тут не сделаешь... что до земли - мыслю я, победить сперва надобно. однако, коль речь ты завел - скажу, что не жаден. Вильгуменак вернуть - для меня дело чести, ибо не по правде Агдир им владеет, воровство то у рода моего и не более, остальное - меж вами делите. Я уж гуторил, что воюю из мести, а не серебра ради.
- Вингульмерк твой по праву, - согласился Гудбранд. - Раумарики же должна братьям Эйстенсонам отойти. Помню я те дни, когда еще молод был, Эйстен Могущественный, дед ваш, - обратился Гудбранд уже к Фроди и Хегни. - Той землей владел и в страхе жестоком народ держал.
Странный шепот по рядам пронесся - все помнили предания об конунге Эйстене, что имел славу великого колудна, финами взращенного. Подняли как-то в Раумарики мятеж, так Эйстен над ними пса своего посадил хевдингом, а пес тот разумом трех мудрейших жрецов обладал и жестокостью яростных берсерков. Тяжко жилось под гнетом Суора-пса в Раумарики, но боялись Эйстена и потому пса его в почете держали - на высоком престоле восседал Суор, в серебрянном ошейнике с гривнами златыми ходил - суд рядил, да на казнь обрекал. А после умер конунг и чары его рассеялись, а Раумарики вновь взбунтовалась.
- Что же до Хрингарики - Гримкиля то вотчина будет. Мне же многого не надобно - Вестфольд лишь возьму, - завершил деление хевдинг. - Или у вас, конунги славные иное мнение есть?
Гандальв с любопытством глянул на младших властителей. вот тут и узрееться их нутро, как на ладони. Знают ли меру, достаточно ли осмотрительны? Хорошо знать, с кем в поход ходишь - не дай Отец Битв недадедному щит свой доверить.
Молчали под тяжелым взглядом Гудбранда конунги, и молчание из понятно было - Фроди лишь из-за Раумарики войной пошел на Харальда, Гримкель же только за свою Хрингарики воевал с Гутхормом. Да и видя, что Гандальв не против решения такого, не желали они спорить.
- Вижу я, мудрые мужи собрались здесь!
- Не оскудела Норвегия храбрыми викингами! - подхватил Гандальв речи Гудбранда. Ныне они хорошо понимали друг друга, будто сам один их разумы слил воедино. - Да будет же так. как решили.
- У нас одна цель и один враг, - согласился хевдинг. - Будем же на рать собираться! Пока же стоит договор наш кубком браги скрепить!
- Что не слово - то злато, что не мысль - то дельная, - ответил альвхеймерец. - Клич слуг своих, соседушка. и выпьем по полному рогу за нашу будущую победу!

Сообщение отредактировал Ноэль - 14-03-2007, 14:25

Хрингисакр. Конунги на пиру.

Совместно Тельтиар, Скальд и DL

Разговор конунгов завершился, и вои всех властителей собрались под одним кровом, дабы скрепить новоприобретенную дружбу да ратный союз совместною трапезой. Много речей говорилось в честь конунгов. Много рогов было осушено, много яств отведано. И немногие из перующих кроме стоящих на страже под конец удерживались на ногах. Гандальв Серый же не позволил себе расслабиться, да и Фроди-конунг особо еду да питье не налегал.
Зато не отходил от рога Гримкиль конунг, точно хотел горести свои в браге утопить. А подле него пили ярлы Гудбранда, споря - кто больше опустошит кубков, прежде чем захмелеет. Лишь Гудбранд сидел, точно волк среди овец, пристальным взглядом рассматривая каждого из гостей - вот Хегни, что пьет не пьянея, вот Ахти пожирающий уже третью курицу, рядом Вемунд, измазавший бороду в жиру, чуть дальше Лейф, едва держащийся на ногах, но готовый пустится в пляс - лишь бы дали музыку.
Странная улыбка скрывалась в густой бороде хевдинга. Он видел, что из всех, разве что Гандальв и Фроди не пригубили хмеля, всегда начеку - и то хорошо.
- Что скажешь, конунг храбрый, - обратился он к Фроди. - Любо тебе пиршество?
- Как не любо ему быть, коль сижу я за столом с такими мужами, - ответил старший из братьев-конунгов.
- Добро будет, когда мы такой же стол в Агдире накроем, - благодушно согласился Гудбранд. - Пока же, хочу я вас развлечь. Есть у меня скальд - что ни слово скажет, будто мед льется. Хочу я, чтобы он спел вам!
- Благодарим за заботу. - ответил Гандальв. - Муж, испивший крови Квасира - люб каждому из вождей, ибо все мы желаем слышать песни о своих деяниях рядом с хвалой битв наших предков. И, конечно, щедро отдарим сладкоголосого скальда за его висы. Зови своего умельца. Гудбранд!
- Эй молодцы, позовите Тормунда - скальда! - Приказал хевдинг.
Скрылись гридни за порогом, а после появились вновь - и следом за ними вошел еще один человек среднего роста (а потому едва ли по плечо ближним гридням Гудбранда), одетый в дорогие одежды. Он был крепок, плотно сложен, с наметившимся животом - знать неплохо кормился при хевдинге. На круглом лице его выделялись голубые глаза, цепко выхватывающие любые детали, на что бы он ни бросил взгляд, а так же неимоверно крупный рот - создавалось впечатление, что он постоянно смеется.
- О чем тебе спеть, Фрейр усадьбы, ясень пляски копий?
- Поведай нам, скальд, о подвигах давно ушедших дней, - произнес Гудбранд. - Потешь моих гостей своим пением.
И скальд запел густым, сильным басом, без страха смотря в глаза властителям:

Пышет прядь гривы Локки,
Подножье кроны трясется,
Взмывает язык зверя Сурта
До самого асов чертога.

Редкий решится вяз битвы
Губителя леса осилить,
Прыгать иль прямо проехать
Пляску светил Муспельхейма,

Ляжет, как вепрь моря
Перед дверями одлинга,
Жар пред ждущим славы,
На ком рдеет ратная сбруя!
Тот же кто жара страшится,
Тот будет добычей Сурта

- Славно поешь ты, сказитель, - молвил Серый конунг, поднимая рог в честь скальда. - Слышали мы про дела дней минувших... спой же теперь про грядущее.
- А то и было про грядущее, славный Ингви кроны ясеня, - с улыбкой отвечал скальд, и от улыбки его едва ли не все присутствующие смогли смех сдержать - столь потешно выглядел он в тот миг. - Видел я намедни сон... Вот и вспомнил древнюю песнь.
- И что же снилось тебе, скальд? - молвил Фроди. - Не то ли, как Отец Мудрости падал с мирового ясеня, обретя тайное знание?
Эйнстансону не нравились туманные речи и еще менее - непонятные уху воина намеки.
- Нет, славный Браги беседы лезвий, - не смотря на почтение и благодушие, блеск в глазах скальда выдавал издевку. Видимо ему нравилось обладать тайным от других знанием.
- Видимо, это мед поэзии дарует тебе дивные сны, - вмешался Гандальв. - Коли так, то проси милости асов, что расшифровать виденное, ибо короток ум человечий. Познав тайное, многие горят, как лучина, коли не готовы они к тому знанию. А то, что познал да не можешь истолковать - груз мертвый, не более.
- Видел я гриву Локи, что восходит по ветвям кроны этого раскидистого ясеня и пожирает жадными ртами змей Муспельхейма корни ветви и листья, - продолжал Тормунд.
- То есть закон жизни, - ответил конунг Альвхеймара.- Что из земли пришло в нее и вернется. Различен лишь срок. Много зим подгрызает дракон корень Мирового древа - да стоит оно и поныне.
- Говори проще, краснобай! - Прокричал Хегни, перебивая Гандальва. - У меня башка трещит, я не приучен угадывать твои кеннинги!
- Брат мой дело гуторит, - мрачно сверкнул очами Фроди. - Хорошо ты поешь, скальд, но не след так терпение конунгово испытывать.
- Ну, довольно речей, - молвил примиряюще Гудбранд. - Спой нам еще, мой сладкоголосый Тормунд.
- Да, спой! - Едва ворочая языком прикрикнул Гримкиль, оторвавшись от кубка.
- Но пой попонятнее, - влез младший из братьев Эйнстансонов
- Понятнее, что же, быть может действительно - понятнее вам будет не грядущее, что еще мутно, но дела былые, которые всем вам хорошо известны! - Произнес скальд и запел вновь:
В Хейдмерке конунгом,
Эйстейн Великий,
Финнов науку
Злую постигший,
Был. Тяжко бремя
Рабов Государя -
Земли Уппланда
Силою взял он!

Смерть непокорным,
Позор и страданья
Тем кто склонился
Принес Эйстен конунг,
Властитель Хейдмерка.
Пса или Тралла
Дал он на выбор
Людям Уппланда.

Люди избрали Суора,
Что волку подобный,
Верно служил
Своему господину.
Хитростью Финнов,
Да злым чародейством
Разум жрецов трех,
Псу был подарен...

Известную сагу на сей раз пел Тормунд - о покорении дедом Фроди Уппланда, да о том, как ненавидели его подданные и сгубить жаждали за его жестокость и злодеяния.
Потемнели лицом братья. Не только Фроди. но и Хегни - видать, почуял злость старшего хоть и не понял причины за хмелем. Гандальв наклонился к уху Гудбранда, и молвил ему тихо:
- Не знаю, хевдинг, чего желает твой скальд, но песни его опасно близки от обиды. Смотри, кабы гости твои не помыслили, что хозяин пира с певцом тем согласен. Ты на их землях. Уж этого было достаточно.

Лаял Суор лишь два слова,
Третье людской было речью,
Злобою черной исполнен,
Был этот пес хуже плети,
Ясеней копий отважных,
И седоусых дубов поля брани,
Он погубил своим лаем,
К дочери Локи отправил...

Вскинул руку Гудбранд, останавливая песнь скальда, на что тот скорчил явно недовольную мину.
- Сладко поешь ты, да деяния сии известны людям, - произнес он. - Неужели не можешь ты, лучший из моих певцов, чем-либо удивить добрых гостей?
- Отчего же, - с насмешливой улыбкой отвечал скальд. - Есть песня о ведьме коварной, ее не слышали вы:

Недолго печалилась ива обручий,
Отца благородного гибель,
Была ей не в тягость,
И ясень себе найдя в утешенье
Взрастила побег могучий
В древе стропила Эмблы.

Змеей на супружеском ложе,
Волка распри секир заманила,
На сходни, где подлым холопом,
Погублен даритель был злата.
И сына его ночью темной
Пойлом змеиным сгубила,

И вот уже два кургана,
Пред ведьминым высится домом,
И ведьмы отпрыск жестокий
Как волк готовы уже впиться
Любому в могучую глотку
Наследство отца отбирая,
Не ведая жалости братской.

Но отпрыск Ингви одаля
От гнева родни неблизкой
Бежал в море елок пушистых,
Законных владений лишенный
Проклятой ведьмы коварством
Скверной питья оскверненный,
Долго волченок скитался,
Без помощи и поддержки

Ведьмин щенок же вырос,
И за волчатами следом
На охоту пустился,
Рать к себе созывая.

В битве сошлись жестокой
Дятлов мечей пированья,
Вдоволь водою сердца
Насыщены были секиры.
Множество воинов славных
Дом обрели в Вальхалле,
Ныне грудастые девы
Медом их поят вседенно
И услаждают всенощно
Двух из троих детей волка.

: - Твоими б устами... - молвил Гандальв в ответ на песню. Теперь и он помрачнел - слишком очевидны были намеки в сей висе, видать, скальд решил пойти на поводу у недалеких слушателей и изложить все прямо
Однако ж веселье пира вышло загубленным безвозвратно: речи про смерть сыновей властитель Альвхеймера воспринимал без толики радости.
Хоть и не в чем ему прямо было винить певца - не грешил тот супротив правды, но... иные истины таковы. что уши закрыть хочется. да не сдюжишь. по всем скальд прошелся. каждого задел. кажись, только сам Гудбранд без висы остался.
Тормунд же, словно не обращая внимания на мрачность гостей Гудбрандовых, продолжал:
Третий щенок с помета
Силой был маломощный,
Битвы мужчин не сдюжил,
С поля сражения сгинул.

Ведьмину сыну невесту
Вмиг уступил малодушно,
Долго потом добирался
Лесом замерзшим в берлогу.

Годы прошли и снова
Волк на врага войною
Вышел чтоб ведьмина внука
Жизнь сгубить безвозвратно
Снова не сдюжил волчонок
Сечу с ведьминым внуком
Пал от стрелы своих гридней,
В ноги врага повалившись.

Все же он был хорошим скальдом: пение завораживало, незаметно стихли все хмельные разговоры и вои прислушивались, дыша в унисон. резкий звук заставил их вздрогнуть, будто пробуждаясь от чародейского сна. Гандальв Серый вскочил из-за стола, опрокинув кубок. Страшен был его взгляд, обращенный на скальда.
- Не знал я таких подробностей, певец, - воины альвхеймерского конунга от тона речи холодного потянулись к мечам да секирам.
Легкая усмешка пробежала по кривым, слишком пухлым губам Тормунда, но он все продолжал, словно не в силах остановится:

Волка же сын ведьмы старой
В Мидгард из Хель возвернувшись
В бегство неверные рати
Видом своим обративший,
Прочь отвратил и гнала
Ведьмина свора до леса.
И вот старый, волк маломощный
Помощи просит у вепря.
Топор свой поднять уж не может,
Без соседней подмоги,
Добрый Клинок ему в помощь,
Коли уж сам ослабел он.

- Спасибо за угощение, хевдинг. Ныне я сыт, - молвил Гандальв.
Следом за ним поднялся и Асгейр ярл, и злая гримаса была не его лице - точно верный пес своего господина, и на себя перенял он нанесенные конунгу обиды:

Где ж это видано, чтобы
Скальд рода вшивой собаки
Злата Дарителю слово злое
За словом лаял, и подлым
Пеньем своим еще горше
Оскорблял властелина?

Гнать того скальда в зашеи,
Всыпать плетей на конюшне!
То ведь не Бальдра мед сладкий,
А яд злого Локи струится
Из уст его мерзких и лживых!

Видно было, что желал ярл не столько наказать скальда, сколь одолеть его в поэтическом поединке, и показать, что как слагатель вис из Тормунда ничтожный.
Скальд стоял слегка понурив голову и потупив взор, и сжимая в руке арфу. Даже в такой скользкой ситуации Тормунд умудрился скорчить уморительную гримасу. что сидевшие за столом женщины прыснули от смеха.
Что взять с глупых баб? Они и не ведали, что за беда носиться над головами. Убить гостя - позор, но оскорбить его под своим кровом - тоже есть дело не праведное. Гудбранд покусал седой ус, переводя взгляд с ярла на конунга. Асгейр - тот рисуется. верность показывает, а вот Гандальв задет за живое. Не добре! Страшный он враг, диво злопамятный, кабы за длинный язык Локи отродья лукавого его властелину счет не поставили...
Но видимо мало было бед сегодня Гудбранду, ибо не стерпел его скальд:

Чей это лай я слышу жалкий
Под столом где бросают кости?
Шавке слова не давали...
Не был званым ты тут в гости...
Уста скальда молвят правду
трусу правда очи колет
льстецу правда не по нраву.

В кровь прокусил себе губу Асгейр, добавив сквозь зубы:

Черный язык змеиный
Ты прикуси, приплод Локи!
Знаю твое я семя –
Любишь браниться словом,
К брани клинков суровых
Ты же не приспособлен,
За спинами храбрых воев,
Прячешься пес брехастый!

И теперь даже те, кто были пьяны, не могли не заметить предвестие бури, готовой разразится в доме Гудбранда.

- Довольно речей! Висы – есть дело скальдов, ну, а мы мечами свою сагу напишем. Стыдись, ярл. Не дело и собаку бить сапогом, когда господарь ее рядом. Пусть плетка будет в руках, что для нее предназначены, - взгляд альвхеймерца ясно говорил, что милости к злосчастному наглецу он Гудбранду не простит.
Нахмурилось чело Гудбранда, в этот миг заметно стало, насколько он стар на самом деле. Словно вся тяжесть лет навалилась на его плечи, заставляя могучего старика опустится на свое сидение. Тяжек был выбор его - с одной стороны любимец давний, обласканный, с другой - союзник старый, необходимый! Но сам свою судьбу предопределил Тормунд - не к чему было задевать конунгов столь жестоко, раз уже не раз ему про то говорено было.
- Мой это человек, мне и суд рядить, - вымолвил хевдинг, взглядом осаждая Асгейра, все еще тянущегося к мечу, да Ахти, сжавшего под столом рукоять секиры. - Ты же Тормунд, поди прочь из усадьбы, и более под мои очи не являйся! Эй, Бранд, Скагги! Всыпьте ему плетей за речи его дерзкие!

Рассмеялся скальд, глядя прямо в лицо властному хевдингу:

Не тебе ль, орел наш ясный
Пса побитого бояться
Голос правды заглушая
Угодить гостям стараясь?
Много битв прошел ты Гудбранд
Ни пред кем ты не склонялся
А сейчас с тобой что сталось?
Что пред беглецом ты гнешься?

- Постой, Гудбранд, неожиданно вмешался Фроди. - Стоит ли марать руки свои, скальда наказывая? он ведь молвит нашим врагам, что били за правду, а не за то, что языком змеиным раны чужие травил да пир славный портил. Пусть идет себе нетронут, но без славы, с презрением нашим как грузом на шее.
- Будь по твоему, Фроди, - согласился Гудбранд, но неприятная горечь осадком мутным осела на его сердце, так, словно вскормил он гадюку на груди у себя. - Убирайся, певец злоязычный, и на очи нам не попадайся больше.

- Так и будет, славный Гудбранд
больше скальда не увидишь
не услышишь восхвалений
твоим подвигам несметным
Но когда услышишь ниды
то не сильно удивляйся
что удача отвернулась
и врагам твоим удача
ликом светлым повернулась!
- отвечал Тормунд, гордо вскинув голову, а затем вышел из усадьбы, направившись к конюшне. Не было у него больше дел в землях Гудбранда.

Сообщение отредактировал DarkLight - 11-03-2007, 1:10

После недавней ссоры Гутхорм и Харек с Альвхеймом практически не разговаривали. Зато двое старых приятелей шли всю дорогу, вместе рассказывая про то, что с ними было за все эти годы, пока они не виделись. Харек рассказал про свои приключения в Ирландии. Гутхорм поведал о том каково ему было после смерти Хальвдана и как он боролся с властной старой Ассой
-...и наконец эту Хель во плоти сослали в дальнюю усадьбу, вместе со всеми верными ей людьми. Уж оттуда-то она свои лапы до Агдира не дотянет! – закончил своё повествование ярл и осмотрелся. - Кажется, мы почти на месте. Как будем действовать?
Вдалеке виднелись костры лагерей и еле видные в полутьме дымы из домов усадьбы Хригнисакр. - Я бы сначала выслал вперед разведчиков. Пусть все разнюхают, что к чему, мы до сих пор не знаем, сколько у супостата войска
- Верно мысилишь, Волк! - Гутхорм усмехнулся в усы. - Отправим финнов-охотников. Они уже показали себя в деле хитроумного подкрадывания.
Финны отправились на разведку. Через полчаса они вернулись, волоча за собой связанного человека в лисьей шапке с лисьим хвостом и в лисьем же тулупе. На руках его было несколько обручий.
- Этот человек выйти за ворота Большой Дом, хотеть сесть на лошадь. Наша его поймал - коротко пояснил финн, скалясь во весь рот. - Наша хороший охотники
- Никто не заметил? - обеспокоился Гутхорм.
- Кто заметил тот не жить - ответил финн.- Два сидеть на воротах, как вороны, теперь они лежать под воротами
- Наша хороший охотник - добавил другой финн
- Тааак, - Гутхорм слегка подёргал себя за бороду. - Давайте сюда вашу добычу!
Ярл был недоволен тем, что не удалось обойтись без жертв. Он вовсе не жалел вражеских воев, но трупы могут найти и поднять тревогу.
Гутхорм смерил явленного пред очи ярлов пленника и спросил его:
- Кто ты и как тебя зовут?
- Не пристало Вязам битвы
скальду причинять обиды
Тормундом меня прозвали
из усадьбы той изгнали! - несколько нараспев произнёс пленник
- Скальд, - ухмыльнулся Гутхорм. - Ты, верно, не врёшь, только ваш брат так говорить может! Отпустите его! А ты, вкусивший мёда, поведай нам, что же ты делал в этой усадьбе и за что тебя изгнали?
- Им не любо слово правды лесть им сладкая по вкусу.
- Значит конунги всё же там, - в глазах Гутхорма мелькнул кровожадный огонёк. - Поведай же нам, сколько воинов и прочих там внутри?
- Просили сложить стихи про подвиги гостей, вот я и сложил на свою голову, - вздохнул скальд. - Возмутились сначала братцы Эйстенсоны а Гандальв так вообще рассвирепел
- Эстерсоны...Гандальв...кто же ещё там есть?
- и Эйстенсоны, и Гандальв со своими ярлами, и Гримкиль Гормкильсон, и Гудбранд Многовладный хёвдинг, и вопситанник его Ахти - и каждый привел сюда дружину немалую. Воев там немного- более чем три сотни усадьба вся не вместит. Прочие все в лагерях вокруг. А если со всеми кто в лагерях - то тысячи три наберется
- Про Гандальва я уже нид сложил:
"В битве штаны потерявший
Гандальв альвхеймарский драпал
от молодого волчонка
до самого Хедемёрка
И стал лизать ботинки
знатного Гудбранда-вепря
мол помогите осилить
агдирского волчонка
ибо ушла удача
и не хватило силенок"

- Все конунги там! - Гутхорм не мог поверить в такую удачу. - Воистину, Боги благоволят нам! Глупо упускать такую возможность, Волк! Нападём на усадьбу ночью и подожжём её! А всех, кто наружу побежит - прирежем! Оставшись без головы и змея дохнет...
- Воистину так, Гутхорм. - сказал Харек. - Ни к чему столько воинов нам губить, коли голову вражине отрубим малой кровью. Всеотец должно быть нам тебя послал, скальд!
- А чтобы дело вернее сладилось, пусть уста скальда скажут нам правду! Спой нам, испивший мёда, и мы щедро наградим тебя!
- Только вот не сможем мы незаметно с таким войском прокрасться туда, - сказал Харек. - Надо лучших воинов отобрать. А остальных на ближние лагеря кинуть -чтобы разогнать отсюда подальше, дабы на помощь не пришли
- Разогнать? - Гутхорм скривился. - Бондов мы может и разгоним - этим землеройкам только меч покажи, они и рады удрать! А вот хирдманнов придётся резать. Всех. Они пусть и не на нашей стороне, но воины славные и смерть в битве для них великое счастье!
Скальд усмехнулся во весь свой широкий рот до ушей, и начал:
"Битых ратей вожди
битвы лютой бежавшие
в усадьбу Хригнисакр пришли
и Гудбранда встретили.
Он в владенья Эйстейна
как хозяин явился
но никто с сыновей слова против не молвил."

- Истинно так - сказал Свейн ярл, предводитель датских наемников. - Вы не смотрите что их так много, истинные воины поди сейчас все в той усадьбе пируют. А бондов кто в гридницу с конунгами пировать пустит?
- Тогда двух сотен лучших нам хватит! - рубанул воздух ладонью Гутхорм.
Харек кивнул.
- Теперь пусть мои ирландцы себя в битве покажут и твои лучшие вои.
- Я из своих выберу лучших! Как стемнеет - идём в бой!
- Нет уж, Харек ярл, - сказал Лиам, мы не будем в той бойне участвовать. Пусть твои люди у кого месть к тем конунгам туда идут, а мы вас от подкреплений вражеских прикроем - в этом нам будет больше чести
- Так и поступим. По рукам. - Харек протянул кулак Гутхорму и они по древнему воинскому обычаю несколько раз ударили кулаком об кулак, скрепив уговор рукопожатием.
Едва лишь стемнело, отборные две сотни, под предводительством Гутхорма и Харека тайно пробрались в усадьбе. С собой каждый вой нёс кроме обычной справы по факелу, густо политому горючей смолой и кремню с трутом. Всё для утроения Пляски Скёгулль* было готово...


*Пляска Скёгулль - пожар

Сообщение отредактировал Ноэль - 14-03-2007, 14:31

(Скальд, Скальд, Скальд и Мориан)

Утреннее солнце взошло на небеса, а кюна уже проснулась и встречала его с широко распахнутыми ясными глазами, в которых, как в колыбели, уютно устроилась тяжелая, капризная печаль. Она сосала сердце Рагхильды, как младенец сосет грудь матери, делая ее дряблой и слабой.
Женщина тяжело опиралась на подоконник, размышляя о сыне, и о том, что встает он и его величие также, как солнце это над землей, и что согреет он земли родные, как греют лучи светила дневного, когда в зените оно.
Вдруг в дверь постучали и слуга сообщил, что к ней прилшла знатная женщина и просит о встрече с кюной.
- Кто бы это мог быть? - удивилась кюна.
- Молвит, что сама - чужестранка, и женою одному из ярлов твоих приходится, и путь из Агдира сюда долгий проделала, и пришла она изведать вестей о своем муже, ибо ничего не слышно в Агдире о том, что происходит в дальних владениях.
- Пусть войдет, - произнесла Рагнхильда.
В горницу вошла молодая женщина с рыжими волосами и изумрудно-зелеными глазами. Ирландка - Гиллеад, супруга Харека-волка.
- Здравия и долгих дней тебе, королева-мать! - произнесла она певучим голосом с легким акцентом на нортумбрийском наречии. Прости, если побеспокила тебя в столь ранний час.
Одежда женщины - изящно отделанный мехом плащ из леленой шерсти - была слегка запорошена снегом.
- Не стоит беспокоиться, - тепло ответила Рагхильда, - Времена такие, что спать - значит не знать... Даже для меня, - усмехнулась она.
Затем Вещая оглядела вошедшую и указала на лавку возле стола:
- Присаживайся, будь моей гостьей. Я вижу, ты проделала большой путь. Что привело тебя ко мне?
Кюна на минуту отвернулась, чтобы приказать служанкам принести вина и еды, а затем ее внимательный взгляд вновь вернулся к гостье.
- Вы, может быть, меня не помните,королева... Я Гиллеад, супруга вашего верного и преданного ярла, Харека Вольфсунга. А путь свой я проделала сюда потому, что дошли вести о великой победе юного короля, но не доходят к нам вести о моем муже, в поход дальний еще осенью ушедшем. И меня беспокоит, что вестей о нем все еще никаких, и жив ли он, я не знаю...
- д..Да, я помню тебя, почтенная Гиллеад.. - проговорила Рагхильда, вспоминая все, что известно ей об этой женщине, - Истинно верная ты жена, коли решилась на такое путешествие ради мужа.
Кюна отошла к окну, на минуту погрузившись в свои воспоминания. В этот момент слуги принесли кушанья и вино и принялись все это расставлять. Тишину нарушал только стук опускающихся на стол блюд. Когда он ушел, Рагхильда повернулась к жене Харека.
- Ты можешь быть спокойна за своего мужа - он жив и победа сопутствует ему везде. Он победил в битве, где все было не в его пользу, вернул конунгу Раумарику, и теперь пошел вместе с братом моим, Гутхормом, в Хейдмёрк. Воистину гордость и радость такой муж для жены!
И кюна пристально, с легкой улыбкой, посмотрела на Гиллеад.
- Принесли ли тебе радость такие известия?
Глаза женщины загорелись.
- Воистину радостные вести я услышала от тебя, сиятельная королева, и нету вести для меня слаще, что жив мой муж возлюбленный, цел и невридим и слава его лишь растет день ото дня... Отрадно слышать что победу он одержал славную, а с братом вашим еще одну он одержит и живым вернется домой... Ведомо мне,что брат ваш - славный воитель, и благороден он.
Рагхильда лишь кивала, слушая жену Харека, и ни на секунду не сводила с нее глаз.
- Верно ты говоришь, таков мой брат. Я счастлива тем, что сын мой, брат мой и помощники мои - столь храбрые люди. И что боги, благодаря знаменитому Торлейву, славному своей верностью богам и знанием их тайн. Воистину он честный и достойный человек...
- О, знаю я Торлейва-жреца, и нет мне от него жизни! - голос Гиллеад зазвенел яростно и сурово, - Вечно вокруг меня вьется, будто змей, и прохода не дает. Достойно ли это его? Я ведь замужняя женщина, и Харек мне дороже всех мужчин, поэтому встречи с ним для меня лишь мука! Королева, может ваша власть умерит пыл его?
Кюна мягко улыбнулась и снова кивнула.
- Я поговорю с ним, о моя дорогая гостья и верная жена нашему с братом другу. Не волнуйся, оставит тебя Торлейв, и молись богам, чтобы вернулся целым и невредимым твой муж!
На этом женщины расстались, и Рагхильда вернулась к окну и к своим тягостным размышлениям..

Сообщение отредактировал Мориан - 14-03-2007, 14:43

Совместно с Мастером

За три дня, проведенных в Саросберге, Халльвард успел наловчиться в искусстве боя. Пару ему составлял обычно кто-нибудь из дружины или Асгаут; ярла порой забавляло рвение Халльварда, но он того не выказывал. Сигтрюгг же тренировался один, мишенью ему служило то же дерево либо воробьи, сидящие на плетне.
Из мальчишек, никогда не державших оружия в руках, они начинали становиться берсерками. Разумеется, нескоро придет к ним настоящее умение, оба это знали, но все с чего-то начинается, как сказал однажды Сигтрюгг.
Волчата тоже не сразу становятся волками. Ведь для того нужно попробовать крови, пройти по вольчьим тропам, наплевав на запреты...А крови, если так можно сказать, Халльвард уже вкусил.
За то время, что братья постигали премудрости боя, многое изменилось - вернулся в Саросберг конунг Харальд и его дружина. С каждым днем все больше разрастался лагерь возле усадьбы, приходили бонды и наемники, жаждавшие славы, денно и нощно работали кузницы, латая старые доспехи и создавая новые, плелись кольчуги во многих избах - все, кто был в дружине агдирского владыки знали: война только началась, и от того, как скоро они смогут выступить по весте, зависит их победа. Нельзя было дать Гандальву собраться с силами в Альвхеймаре - затянется тогда на годы война.
Выступать вместе с войском Харальда, конечно, должен был и Халльвард, во главе своего десятка. Несмотря на то, что Гандальв, за которого воевал их отец, им самим теперь стал врагом, никаких сомнений братья уже не испытывали: назвался груздем - полезай в кузов. Да и виру за убитого отца должны были заплатить немалую.
Халльвард больше всего ждал возможности совершить какое-нибудь деяние, которое запомнилось бы более всего из грядущих битв остальным воителям. Вдруг ему случится спасти жизнь самому конунгу или поразить какого-нибудь знатного хирдманна...мысли его были заняты только этим, так что Сигтрюгг порой не мог даже предположить, что отражается на лице Халльварда в такие моменты. Сам же он думал лишь о том, как бы остаться живому, а там - одному Одину известно, как все обернется.
Однако, покуда братьев беспокоили проблемы грядущие, ярл Асгаут думал о насущном - и задуматься было о чем - в его личной сотне теперь был хорошо вооруженный отряд альвхеймарских перебежчиков, да к тому же с каждым днем все более набирающий силу. То же творилось и у других херсиров - тех из Альвхеймара, кто служить Харальду согласился, раскидали по десяткам и сотням, дабы не смогли сговорится меж собой да бунт поднять, но их было слишком много! А ну как случится кому вновь к Гандальву переметнуться - да другие его поддержат? Тут не далеко и до повальной бойни прямо в Саросберге. Потому-то и старался ярл Халльварда к себе приблизить, чтобы у того мыслей крамольных не возникало и сам он держал в узде своих людей.
Да еще покоя не давали те пленники, что служить отказались! Кого Торлейв прирезал, кого на дубах повесили, а других по дальним усадьбам разослали рабами - но как знать, чем все обернется! Гордость Альвхемара не сломить, пока жив их властитель - и только когда его поганый род пресечется, можно будет поверить в лояльность полоненных.
С такими мыслями пришел к братьям ярл.

- В своих людях я, Асгаут, сейчас уверен, - вздохнул Халльвард, - но с толку сбить любого можно.
- Это как муравейник, - вдруг произнес Сигтрюгг. Заметив удивление остальных, он пояснил: - Все муравьи по сути суетятся вокруг королевы, матки. Они действуют, как один, и все для нее. Но стоит ее раздавить - и в муравейнике хаос.
- Значит, нужно давить королеву, - усмехнулся Халльвард. - Иначе, в случае бунта, мне своих точно удержать не удастся. Сейчас у них еще есть выбор: Гандальв или Харальд. они знают, что могут переметнуться, потому что есть куда. И этого выбора их и надо лишить...Вопрос как, Асгаут.
- Вопрос не в том как, вопрос - какой ценой, - покачал головой ярл. - Вы ребята смекалистые, я смотрю, и своего не упустите - с Харальдом вас обоих ждет большое будущее, а Гандальв врятли простит предательство. Это стоит и другим сказать, да так - чтобы они поняли. - Казалось, Асгаут хотел что-то еще сказать, но не стал. Слишком уж богохульными ему показались мысли его. - Следует идти в поход, воевать Хейдмерк. Там-то ни у кого друзей-родичей нет из наших хирдманнов.
- Если надо сказать - скажем, - начал было Халльвард, но младший брат не дал ему договорить.
- Поход? - взор Сигтрюгга загорелся. - Мы выступаем? Когда?
- Охолонись, - успокаивающе произнес мужчина. - Не раньше, чем снега спадут, сейчас войска вести - настоящее смертоубийство, да и лошади не приспособлены к таким переходам. Надобно Фрейра просить о скорой весне.
- Так по весне, значит, - разочарованно протянул Сигтрюгг. - А ежели что раньше успеет случиться?
"Неужто ему не так терпится?" - не уставал удивляться Халльвард.
- К оружию мужи всегда привычны, - ответствовал ярл. - А в Саросберге оборону держать всяко сподручнее, чем в поле.
Правоту Асгаута нельзя было не признать, и младший сын Вебьерна успокоился, старший же рассудительно изрек:
- Тогда и впрямь, остается лишь молить Фрейра о наступлении весны да надеяться на то, что не удастся никому смутить дух пленников и вызвать переполох.
- На то ты и хельд, чтобы воев в узде держать, - сурово заметил ярл. - Пока же, хочу я посмотреть, на что способны вы стали, идем во двор.
Похоже, ярла не смущало, что уже давно было за полночь, а луна светила довольно тускло.
Братья, переглянувшись, пошли вслед за Асгаутом, недоумевая, чего он хотел.

Темень поначалу казалась кромешной, но со временем глаза начали привыкать. Воитель кивком указал Сигтрюггу на дерево, едва видневшееся в темноте.
- Стреляй, парень. - Он усмехнулся. - Викинг должен уметь бить в цель даже с закрытыми глазами.
- А.. - открыл рот Сигтрюгг, но тут же замолчал. Поди возрази, как же!
Он достал стрелу из колчана, попробовал оперение, наложил на тетиву и отчаянно прищурился. Глаз никак не хотел выделять ствол из сгустившейся темноты листьев и веток, окружавших этот ствол. Сигтрюгг закусил губу и отпустил стрелу, тетива тренькнула...
Асгаут прищурился, наблюдая за полетом стрелы - наконечник чиркнул по стволу, исчезая где-то в темноте.
- Еще стреляй, - приказал он.
Сигтрюгг попытался вспомнить, откуда исходил звук, с которым стрела процарапала по дереву. Если он все правильно представляет, значит, надо целиться чуть правее. Он отпустил вторую стрелу.
- Что-то я смотрю, тебе не везет сегодня, - усмехнулся ярл, наблюдая за стараниями мальчика. - А ну как нападут на нас ночью? Тоже косо стрелять будешь?
- Но ведь люди-то двигаются, не то что деревья! - вспылил Сигтрюгг. - Их в темноте и по движению, и по звуку можно различить. А дерево...дерево...
Пусть его зоркости и не сравниться с зоркостью Хеймдалля, но ведь и дерево шевелится! Ветер колышет листья и ветви, что окружают ствол, а он в самом центре и совершенно неподвижен. Чтобы не отвлекаться, Сигтрюгг закрыл глаза и сосредоточился на звуке. Он точно знал, где растет это дерево. Он слышал, как ветер играет его листьями. Даже не спросив позволения у яра, попытать судьбу еще раз, Сигтрюгг выстрелил в третий раз.
На сей раз удача была на стороне юного лучника: стрела впилась в дерево у самого края ствола, но засела глубоко, и даже Асгаут не мог его больше упрекнуть в недостаточной зоркости и твердости рук.
- Молодец, - произнес ярл с неохотой. - Так и тренируйся каждый день, покуда не сможешь поражать дерево за пятьдесят, сто шагов. Теперь ты, Халльвард.
Старший из братьев с опаской забрал лук у Сигтрюгга. Ему подумалось, что стрелять после брата не в пример легче, тот ведь уже попал; а как и куда Сигтрюгг целился, Халльвард вроде бы успел рассмотреть. Даже тетиву ему натягивать было легче, небольшая разница в возрасте давала преимущество. Почти не сомневаясь, Халльвард выстрелил.
Стрела просвистела свой нехитрый мотив, и, сбив какую-то ветку, растворилась в темноте.
- Да, посмотрю я, младший получше старшего стреляет.
Халльвард вспыхнул. Сигтрюгг же, заметив его негодование, спешно произнес:
- Но я промахнулся два раза, а брат - всего один. Стреляй еще, Халльвард.
Тот мельком взглянул на ярла и выстрелил снова.
На сей раз стрела затерялась где-то в кроне, и было непонятно, засела она в стволе, или же пролетела дальше.
Ярл улыбаясь, кивком приказал юноше оставить лук.
Халльвард даже с каким-то облегчением бросил его на землю.
- И что следует из этого испытания, Асгаут? - поинтересовался он. - Или мы еще не закончили?
- Сигтрюг закончил, а тебе еще предстоит попотеть, - отвечал ярл, беря загодя приготовленный деревянный меч. Второй такой же он бросил парню. - Не хочу, чтобы ты в темноте, со своей косорукостью поранился.
"И чем я ему не угодил сегодня?" - подумал Халльвард, ловя меч. Ладно, деревянный так деревянный...
- Ну что ж, тогда к бою! - воскликнул он, подаваясь вперед и делая выпад на левую сторону.
Асгаут зло отбил деревяшку своим оружием, вложив в удар столько силы, что у парня запросто могла отняться рука.
- Давай, дерись парень, в бою тебя щадить не будут.
Халльвард едва не застонал - рука и впрямь чуть не отнялась. Он перекинул меч в другую и, со свистов рассекая ночной воздух, попытался поразить ярла в живот.
Цель действительно было крупной, но в потемках у Асгаута было одно преимущество - он действительно был обучен ночному бою, не считая того, что и в ратевом искусстве заметно опережал юношу.
Меч скользнул, отклоняя клинок Халльварда, и уводя его вверх, а затем ярл свободной рукой схватил юнца за запястье и с силой бросил на снег.
Халльвард откатился в сторону и снова вскочил на ноги, запоздало заметив, что еще не выронил меч. Ну, уж нет, просто так он не сдастся! И он снова бросился на Асгаута, решив теперь бить не сверху, а снизу - малый рост давал ему такую возможность.
Деревянный меч поразил ярла в бедро, однако в следующий момент Асгаут сделал шаг вперед и с силой огрел Халльварда по затылку ладонью. Если бы он сделал это зажатой в другой деснице рукоятью, видимо мог и дух из парнишки выбить.
Халльвард почувствовал тупую боль в затылке и пошатнулся. От неожиданности удар оказал наи него более сильное воздействие, чем-то, что могло быть в иных обстоятельствах. Медленно он опустился на колени, пытаясь, тем не менее, удержаться в сознании.
- Все, Вебьернсон? - С ухмылкой спросил его ярл. - Неужели ты так быстро ослаб?
Халльвард поднял голову, глаза его были мутны. Оперевшись на меч, он поднялся, но по лицу было видно, каких усилий над собой ему это стоило. Чуть отступив назад и стиснув зубы, он снова размахнулся, метя в грудь.
"Он ведь не убьет его? Не покалечит?" - Сигтрюгг следил за схваткой, готовясь, если что, кинуться на помощь брату. Если дело, конечно, дойдет до такого...
Асгаут подставил клинок вновь, на сей раз ударом снизу отклоняя меч противника и отступил, позволяя тому пролететь мимо. Ярлу было интересно удастся ли юноше удержаться на ногах.
Халльвард пролетел вперед, не угадав такого шага Асгаута, но успел развернуться; он только поскользнулся на утоптанном снегу.
- До утра...будем держаться..? - задыхаясь, выпалил он.
- А сумеешь, - оскалился воин, так же развернувшись к мальчишке. - В реальной битве ты бы уже был мертв, так что охолонись! Будешь драться до изнеможения - сгоришь как свеча.
- А не того ли ты добиваешься? - Халльвард занял оборонительную позицию. - Хотя как мне еще учиться, если не на своих же ошибках!
- Да много мне проку будет, если ты околеешь, - сплюнул Асгаут, опуская меч. - Как мы с тобой разговоры ведем, так разумный юноша, а как меч в руки берешь - куда весь твой разум девается?
Халльвард выдохнул. На сегодня пытка вроде бы была окончена.
- Знать не знаю, ярл...Ни сил, ни времени не жалею, а толку - как с козла молока.
- Днем, кстати, у тебя получше драться выходит, - ярл похвалу словно нехотя говорил, видно гораздо приятнее ему было братьев бранить. - Это лишь то значит, что чаще следует ночью разминаться. И тебе Сигтрюг тоже.
- А спать когда же? - не успев еще подумать над словами Асгаута, удивился Сигтрюгг.
- Учись спать урывками - два часа там, три здесь, - бросил ему мужчина. - Вы воины, и не просто воины, а десятком руководите. Халльвард, ты должен быть сильнее и умелее своих людей, иначе как ты их в повиновении удержишь?
- Согласен, ярл, - Халльвард наконец выпустил меч из рук. - И что же, мы, получается, времени столько потеряли впустую, раз ночью-то ни разу не упражнялись?
- Не скажи, надо же было мне присмотреться - кто из вас на что способен при свете дневном, - Асгаут приблизился к юноше и положил ему руку на плечо. - А теперь запомни, кинжал свой как второе оружие оставь на всякий случай, а лучше брату подари, сам же выбери по руке меч - оружие достойных мужей, пусть тяжек тебе будет он поначалу, но рука привыкнет.
- А не все ли мечи ты роздал воинам, Асгаут? - поинтересовался Халльвард. - Я дорого бы дал, чтобы отыскать меч отца своего, который обронил я на поле боя, но что упало, то пропало, как говорят...
- Родовой меч утерять - позор великий, - покачал головой воитель. - Боги от тебя отвернуться могут, коли не возвернешь его. Скажи, что за клинок у тебя был - бросим клич, да узнаем у кого он ныне! А там - хорошую цену дадим.
- Клинок у отца был добрый, ни разу не подводил его в бою. С золоченой рукоятью он был; отец поэтому звал его Гуллинхьялти.
- Негусто знаем мы о клинке этом, - ярл невольно провел ладонью по бороде, призадумавшись. - Клеймо на нем какое стояло? Узорная ли была рукоять?
- Драконьи головы были на ней вырезаны, - вспомнил вдруг Сигтрюгг. - А вот клейма я не помню. Да еще две приметные зазубрины на лезвии.
- Добро, хорошая у тебя память, отрок, - кивнул Асгаут. - Что же, поспрошаем поутру.
Словно дожидаясь его слов, где-то вдалеке небо озарилось первыми лучами восходящего солнца - похоже они за беседой да битвой потешной дождались рассвета.
- Да вот оно и утро, - рассмеялся Халльвард. Но смех его вышел каким-то невеселым, и немудрено - он почти валился с ног от усталости.
- Надобно вам отдохнуть, - согласился воин. - Часа два у вас поди будет еще, прежде чем людей будить.
Внезапно невдалеке от дома послышалось конское ржание и скрип полозьев - так, словно повозка остановилась. Интересно стало ярлу, кто же пришел в ранний час. Позвав за собой братьев, Асгаут остановился у изгороди, выглянув за угол, и увидал, как в усадьбу, где жила кюна, зашла укрытая плащом женская фигура, а подле самой усадьбы сани расписные, да коня в них запряженного.
- Кто это? Это зачем? - спросил Сигтрюгг, выглядывая из-за ярла. Любопытство его не знало покоя.
- Не ведаю я, но тревожно мне, - отвечал ему вполголоса Асгаут. – Сходи-ка легконогий Сигтрюг под окно к кюне, послушай, что за речи пришелица говорить будет, да все мне поведай, как вернешься.
Сигтрюгг обрадовано кивнул и, осторожно ступая по снегу, так, что тот даже не заскрипел, подошел к резному окошку. Пригнулся, чтобы нельзя было его разглядеть или как-то заметить. И внимательно прислушался.
Хоть и не все слова точно расслышал Сигтрюгг, но к Асгауту и Халльварду вернулся не без вестей - ровно за несколько минут до того, как вышла из усадьбы незнакомая гостья, а кюна вернулась к окну.
- Услыхал я, что женщина, приехавшая сейчас, разыскивает своего мужа. Воин этот, с ее слов, еще осенью отправился в поход, но она не получала вестей от него и ныне беспокоится. Кюна что-то отвечала ей, но , кажется, успокоила женщину. Но насторожило меня больше то, что о жреце, о Торлейве было что-то ею сказано...А вот что именно - не расслышал я.
Призадумался ярл, головой покачал - не могла жена гридя простого так к кюне ходить, видать ее супруг - ярл знатный, да к Харальду близкий. Таких Асгаут всех знал - Асбьерн ныне в Хардаланде, Альхейм вдов, Асмунд не женился еще, Торир в битве сгинул, Гутхорм тоже жены не имеет. Долго можно было вспоминать ярлов храбрых конунга.
- Расслышал ты имя женщины этой, чуткий Сигтрюгг?
- Гиллеад, так она себя назвала, ежели я не ослышался, - отвечал Сигтрюгг. - Да и кюна ее так называла, признав ее.
- Жена Харека Волка, - прошептал Асгаут, скорее самому себе, нежели парню.
- О ком ты, ярл? - заинтересовался Сигтрюгг.
- Это бывший ярл Хальвдана Конунга, отца Харальда, - отвечал Асгаут. - Только не верю я в его благородство. Предал он наших богов, теперь распятому поклоняется. Так я тебе скажу, юный Сигтрюг - не ищи с ним дружбы, кто богов предает - тот и данное людям слово сдержать не сможет. Будь начеку - скверна Белого Бога разлагает души воинов. А теперь иди, отдохни и брату мои слова передай.
- Всенепременно, ярл, - кивнул Сигтрюгг и побежал в сарай, куда минутою раньше ушел еле державшийся Халльвард.

Сообщение отредактировал Ноэль - 15-03-2007, 13:14