Властитель Норвегии. В Кольце Врагов, Сага о Северных Землях - 2

В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ

И вновь горит чадящая лампада. Вновь скрипит гусиное перо в душной и тесной келье, где старый монах склонился над книгой, вписывая на пустые страницы историю своей страны. Историю, что он слышал с детства, что пела ему мать, когда он был еще мал, что рассказывали сказители-скальды на шумных пирах и у походных костров. Историю о юноше, объединившем Норвегию, принесшем мир и процветание землям, до этого знавшим лишь звон железа и предсмертные крики.
Историю о Харальде, сыне Хальвдана и Рагхильды, Норвежском Конунге и основателе династии Харфагеров.
«Было это в лето 866 от Рождества Христова. Темные времена настали для Агдира, когда погиб конунг Хальвдан. Тело его было разделено между ярлами и похоронено в отдаленных землях, а трон его перешел к сыну Харальду, однако мать Хальвдана, старая Асса не желала отдавать власть мальчишке и его родне со стороны матери.
Однако беда не приходит одна – прослышав о гибели могущественного конунга, многие соседи, что раньше боялись Агдирского владыки, ныне собирали свои рати, дабы отобрать земли у законного наследника. Первым был Гандальв конунг, что желал вернуть себе Вельгумерк, за ним последовали братья Хёгни и Фроди, сыновья Эйстейна конунга из Хейдмёрка. Хёгни сын Кари совершал набеги на Хрингарики, где его поддержал ярл Гримкиль, сын Гормкиля, убитого на берегах Согна людьми Хальвдана. Также Хаки сын Гандальва пошел с тремястами людей походом в Вестфольд.
Казалось, что все, созданное Хальвданом в течении его жизни, готово пасть в одно мгновение…
Четыре года прошло со смерти Хальфдана Конунга, не единожды юный Харальд заявлял о своих правах на Агдир, но бабка его, старая кюна Асса всякий раз удерживала власть в своих руках.
Близился большой Тинг, и в этот раз для Агдирской земли настало поистине трудное время - слишком много врагов было вокруг, слишком мало союзников »


Косматое лицо берсерка не предвещало хорошего конца. Жалость и сострадание не были знакомы этому сыну ярости Одина. Впрочем ему не были знакомы и писаные законы - лишь власть меча и золотой гривны.
Когда деревня занялась с четырех концов, а вопли насилуемых женщин и умирающих мужчин слились в оглушающий ор, Кегни вскинул топор в небеса, издавая утробный победный рык.
Ему не было дела до тех, кого он убил - жалкие селяне не были достойны попасть в Валгаллу - там есть место лишь для настоящий воинов. А бонды и траллы пойдут на корм турсам и исчадьям Мунспелля.
Пусть, пусть гриди Молодого Оленя ищут его, пусть люди мальчишки Харальда или старой карги Ассы попробуют отыскать воинов Одина среди заснеженных лесов и замерзших озер. Они все умрут, поскольку это земля принадлежит лишь тем, кто силен духом и телом. Слабый умирает...
Вновь, как и пятнадцать лет назад, когда был убит коварным Хаки Сигурд Олень, началась жестокая борьба за власть в Хрингарики, и кровь заструилась быстрым ручьем меж снегов.



Роли:

Харальд Хальвдансон, 14 лет - юный конунг Агдира и прилегающих земель. Рассудительный, умный и храбрый юноша, унаследовавший отвагу и стать отца, красоту и мудрость матери.

Гутхорм Сигурдсон, 28 лет – конунг Хрингарики, дядя Харальда, его доверенный советник и военачальник, в битве подобный берсерку. Орофин

Рагхильда, 34 года– вдова Хальвдана, сестра Гутхорма и мать Харальда, правительница Агдира при юном сыне, вещая дева, мудрая и осмотрительная. Мориан

Асса, 61 года – мать Хальвдана, желающая править Агдиром, поговаривают что вещунья и ведьма. Бабка Гульда

Харек Волк, 35 лет – ближайший ярл Хальвдана, отправившийся в Ирландию, и там пропавший. Скальд

Эйнар Губитель Заговоренных, 31 год – друг и союзник Харека, ныне на службе у конунга Рюрика в Хольмагарде. Соуль

Сигрун Дева Битвы, 29 лет, - воительница, жена Эйнара, находиться в Хольмагарде. Соуль

Гюда, дочь Эйрика Конунга, 15 лет – невеста Харальда. Ская


Гандальв Серый Конунг, 52 года– властитель Альвхеймара, давний враг Хальвдана. DarkLight

Хаки Гандальвсон, прозванный Малодушным, 30 лет – сын и единственный наследник Гандальва. DarkLight

Хегни и Фроди, 23 и 25 лет, - сыновья Эйстейна, властители Хейдмерка, враги Харальда. (возможен отыгрышь одним игроком). Торвик

Рогволд Могучий, 22 года – ярл Мера Северного, один из противников Харальда.

Гримкиль Гормкильсон, 27 лет, - претендент на Хрингарику, враг Харальда, поклявшийся отомстить за отца, убитого в сражении с Хальвданом Черным десять лет назад. In Ferow

Кегни, сын Кари, 30 лет – берсерк и предводитель большого отряда разбойников, союзник Гримкиля. Жестокий и могучий воин, получающий удовольствие, разрушая дома, сжигая деревни, убивая людей в битве и забаве.

Эгиль, сын Эгиля, 25 лет - слепец, живущий в лесу. V-Z

Гудбранд, 37 лет - знатный ярл, один из противников Харальда, отличавшийся богатством, силой и влиянием на бондов.

Торлейв Торлейвсон, 42 года, - провидец, жрец, лекарь при дворе Харальда. Один из воспитателей молодого конунга. Скальд

Тормунд - Скальд, 36 лет - вольный скальд, бродячий сказитель. Скальд

Хакон, 39 лет, - ярл Тронда, отец Асы Молчаливой.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 14-03-2007, 21:26

Агдир. Гутхорм Юный Олень и Харальд.
(совместно с Тельтиаром)

- Резче удар! Чётче движения! - хрипловатый резкий голос Гутхорма, изредка заглушаемый звоном стали, разносился по тренировочному двору. - Вот, уже лучше! - подбодрил он племянника, а потом резко перешёл в атаку. Юному Харальду было 14 лет, но он уже вполне сносно владел мечом. Оставалось лишь отточить его навыки до необходимого уровня, чем Гутхорм Юный Олень и занимался. Бились обнажёнными до пояса, но в шлемах и настоящими боевыми мечами, а не тренировочными деревяшками. Сам Гутхорм, примерно в том же возрасте, что и его племянник, получил самые важные навыки непосредственно в бою, а потому не признавал никаких иных способов обучения, кроме предельно приближённых к реальности. Сам не опасался поранить племянника - слишком уж у него самого были хорошие учителя, а за себя конунг Хрингарики не боялся - пара царапин не проблема, а на более серьёзное племяннику пока сил не хватит. Тем более, что Рагхильда всё же настояла на своём и мечи были затуплены...
Харальд старался изо всех сил, хотел показать, что дядя не зря учит его ратевому делу. В свои четырнадцать конунг уже сравнялся ростом с Гутхормом и статью, и единственное, что выдавало в нем юнца, а не могучего мужа, так это мальчишеские глаза, и гладкий, словно у женщины подбородок, без каких-бы то ни было признаков бороды.
Лязг железа оглашал двор - редко, редко когда конунгу выпадало сразиться с кем-либо еще, кроме дяди, и на то была причина - Гутхорм Сигурдсон являлся одним из лучших воинов Агдира и Хрингарики, некоторые говорили, что он уступал лишь покойному Хальвдану, а Харальд старался стать похожим на отца, даже волосы отпустил, как у Хальвдана Черного, только вот цвет их был отнюдь не воронового крыла, а напротив бело-золотоватый, как у матери.
- Придет день, дядя, и я в настоящем бою покажу, чему ты меня научил!
Голос конунга был еще не огрубевший, как у воинов, но отнюдь не тонкий, как у юнцов его возраста.
Меч рванулся к боку Гутхорма.
Гутхорм отпарировал удар, с искренним удовольствием отметив, что сделать это было не так уж и легко, затем ловко перекинул меч из правой руки в левую и ударил с неожиданной стороны.
- Покажешь, Харальд, покажешь! И не мне одному, но самому Одину покажешь, научил ли я тебя хоть чему-нибудь!
Харальд изогнувшись, отпрыгнул назад, не успевая блокировать удар дяди, кончик меча слегка задел его бок, оставив небольшую алую отметину - потом и синяк проявиться, но руку Гутхорм удержал, не стал бить в полную силу.
Юноша стал медленно обходить учителя, приготовившись к новому удару.
Гутхорм сдул с лица упавшую снежно-белую прядь и тут же атаковал, не давая племяннику опомниться. Пусть привыкает.
Седая прядь ещё раз пролетела перед его лицом, и Гутхорм невольно поморщился. Сколько лет прошло, а это напоминание о том, что когда ему не хватило собственных сил и пришлось зачерпнуть там, где черпать нельзя, всё ещё маячило у него перед лицом и здорово злило. Впрочем, сейчас конунг не позволил себе злиться. А то ещё увлечётся боем...

Альвхеймар. Хаки.
___________________________________________________

Он стоял и смотрел на горизонт - а внизу, у подножия обрыва разбивались свинцово-серые валы. Это место Хаки любил с детства - а теперь стал приходить на берег при каждой возможности. Корабли... Альвхеймар издавна славился своими кораблями, и именно отсюда его, Хаки, предки выходили на поиски боевой славы. В детстве он смотрел на отцовские корабли - и юному Гандальвсану мерещились плечистые воины в старинных доспехах - сопровождаемые златокудрыми валькириями. Однажды он поделилился этой тайной со старшим братом - и тот, с презрительной улыбкой заявил, что Хаки слушает скальдов больше, чем это пристало мужчине и войну. Сам же он был идеален... как и другой брат, родившиейся следом за ним. Они оба давно умерли - и теперь Хаки избегал упоминать имена братьев. Пятнадцать лет прошло... а вина осталась. Возможно, потому, что то давнее поражение, стоившее конунгу сыновей, было лишь началом цепи событий. приведших его, Хаки в подобное положение?
Взгляд скользнул по мокрым камням - и снова уперся в корабли. Сейчас они находились на берегу - никто в здравом уме не станет рисковать ими в подобную погоду - и драконьи головы на носу тоже выглядели уныло. Или - это ему все кажется унылым и серым - даже картина ярости морских божеств.. будящая во всех викингах, дивущих морем, преклонение перед их мощью?
Хаки вздохнул - и в очередной раз спросил себя, что здесь делает. Он всегда слишком много и долго раздумывал - вместо того, чтобы сразу хватать боевой шит и секиру, бросаясь на врага. Возможно, это одна из причин того, что к тридцати годам - отнюдь не маленький возраст для северных земель - он вместо славы, богатства и почестей снискал для себя лишь всеобщее презрение да прозвище "малодушный". Впрочем, Хаки и не протестовал - искренне считая упреки заслуженными. Что же делать, если великий Один не отмерил младшему сыну конунга безоглядной храбрости и ярости берсерка? В юности он попытался - но итогом похода стала жизнь, омраченная позором неудачи.
Ибо, как выразился тогда Гандальв: " Гибель на поле битвы во славу богов открывет воину севера дорогу в Валгаллу, куда его на руках относят прекрасные девы. Жизнь же, купленная на торгах - слабаков с юга. Наши мужчины не платят за то, что можно взять силой оружия - и тем более не дают виры кровному врагу. Мой НАСТОЯЩИЙ сын вместо досужей болтовни укоротил бы убийцу братьев на голову - и умер с честью. А ты..." - и Хаки оставалось лишь в стыде потупить взор. С тех пор он куда чаще разглядывал свои сапоги - чем лицо могущественного владыки и родителя, не осмеливаясь перечить конунговой воле. А презрение Гандальва росло - и Хаки уже несколько лет ожидал, когда же родитель лишит его права наследования. Пока этого не произошло...
- Хаки! - звучный голос ярла вспугнул несколько чаек, а сам наследник Альвхеймара вздрогнул, - и чуть не растянулся на мокрых камнях. - Где тебя носит Локи и все его прихвостни? - в голосе Хильдена звучала неприкрытая злость. Наверное. он был единственным человеком, не любившим Хаки сильнее отца - с тех пор, как Гандальв повелел ярлу выдать него любимицу-дочь. Это считалось честью, но Хильден всегда считал что его умница Хедвиг достойна штопать рубашки настоящему викингу, а не пародии на мужчину, неизвестно как народившейсся в славном роде конунгов Альвхеймара.
- Тебя ищет Гандальв, - закончил ярл, сверля мужа дочери неприязненным взором. Хаки молча кивнул - и зашагал по камням вслед за развернувшимся Хильденом, старась не слушать его обличительное бурчание.
День только начинался.

КЮНА АССА

Волчата возились в лукошке, они были мягкими, теплыми и сонными — и, не открывая глаз, отползали в сторону, когда унизанные перстнями пальцы женщины трогали их бока, покрытые младенческой шерсткой.
— Ульв и Рыжий нашли логово, убили мать, — пояснил слуга, державший лукошко.
Грузная пожилая женщина снисходительно кивнула, продолжая гладить волчат.
"Славные, добрые, безобидные... и не скажешь, что из них вырастают звери... могучие, свирепые звери..."
Женщина отвернулась от слуги, неспешно подошла к окну.
Двое обнаженных до пояса мужчин с мечами кружились в пляске боя. Глядя на отчаянную удаль подростка, нападающего на своего наставника, легко было забыть о его возрасте. И о затупленном мече.
Воин. Взрослый воин.
"Все детеныши хороши, пока чуют во рту вкус молока. Ну, почему волчата не могут всегда оставаться славными маленькими зверенышами? Почему превращаются в хищников со вздыбленной на загривке шерстью и с глазами, сияющими лунным светом смерти? Почему у них вырастают клыки, которые могут перехватить горло тому, кто стоит на пути?.."
Кюна Асса обернулась к слуге и кивнула на волчат в лукошке:
— Утопить!

Рагхильда появилась во дворе, неся небольшую корзинку с цветами и пахучими травами. За ней следовал рослый воин и гибкая девушка-служанка. Девочка была рядом с правительницей еще в раннем возрасте, и та очень любила слушать песни своей служанки. А на присутствии воина настоял Гутхорм, который все еще беспокоился о своей сестре, видя опасность чуть ли не за каждым деревом. Так, по крайней мере, считала вещая жена покойного Хальфдана.
Рагхильда взглянула на сына, передала корзинку служанке и присела на скамейкуу стены. Взгляд ее глубоких глаз был направлен на сына, а губы растянулись в нежной и немного грустной улыбке.
- Думы туманят твой взгляд, мать Правителя, - негромкозаметила ее любимица, оставившая корзинку в комнате своей госпожи и теперь стоящая справа от нее.
- Мой сын крепнет день ото дня, будто самим богам не терпится посмотреть на него взрослого.. - с улыбкой ответила Рагхильда.
- Но взгляд твой мрачен, а улыбка грустна.. - продолжала служанка.
Женщина улыбнулась шире. Она ценила эту девочку за ее проницательность.
- Годы... Грядут тяжелые годы, когда даже я не в силах буду уберечь его от тяжких испытаний, и это ранит сердце матери. Но тот велик, кто прошел извилистый путь к Величию, и это вселяет надежду в сердце правительницы.
Рагхильда замолчала, отдав разум мыслям о будущем, а глаза - поединку брата и сына.

Гутхорм заставил племянника замкнуться в глухой обороне, а потом хитрым приёмом выбил меч у него из руки и отправил в в короткий полёт к стене. Он был уверен - теперь Харальд загоняет молодых гридней до полусмерти, но выучит этот приём, с тем, чтобы завтра "удивить" им своего дядю и получить контрприём, затем снова учить уже его и так далее. Затем он бросил меч в ножны, хлопну Харальда по лоснящемуся от пота плечу и развернулся к Рагхильде.
- Привет тебе, сестра! - радостно воскликнул он. - Ну и воина ты породила, ещё немного, и он вполне может идти вязать Мирдгардсорма в узел!

Торлейв сын Торлейва откинул полог своей хижины, и с интересом наблюдал за тренировкой юного коннунга. Юноша показывал большите успехи. Торлейв с упоением смотрел за поединком, и не мог налюбоваться на юношу. Стройный, гибкий, красив как Бальдр, и стремителен как Форсети. Бальдр меча. Так бы назвали его скальды, если бы хотя бы один стихоплет забрел в их усадьбу... Скоро, ближе к дню осеннего равноденствия ему должно исполниться 15 лет. Возраст совершенолетия. Гутхорм в его годы уже стал коннугом после смерти отца, и вел в бой умелых и опытных воинов, а когда ему исполнидлось 15, вернул свои земли во владение своего рода... Пора бы и Харальду готовиться сесть на трон своего отца. Уже 4 года не прекращались кровавые стычки с соседями, и соседние вожди становились все наглее и бесцеремоннее. Они открыто говрили что негоже годному коннунгу парвить тремя землями, когда столько знатных родов вообще без земель. И что надо бы отобрать у него 2 надела а то и вовсе лишить всех, потому что его отец якобы их приобрел неправедным путем... Эта наглая ложь вызывала у Торлейва бешенство. Но пока он ничего не мог поделать...
Отовсюду доходили тревожные вести. Скорее бы сын Хальвдана подрос, окреп и взял в руки меч, чтобы с оружием в руках отстоять свое наследие и выполнить свое предназначение...
Вот наконец юный конунг и его воспитатель закончили тренировку и направились в дом. Снедаемый смутными предчувствиями, Торлейв вернулся в хижину. И тут он ощутил, что с ним говорят Норны. Мало кто умел толковать язык сновидений, ниспосланных богинями судьбы. Сны Торлейва были полны тревоги и страшных видений, но ничего определенного из них он не мог узнать. Торлейв умел разгадывать смысл посланий норн в очено редких- случаях, а основном узнавал хитросплетения нитей судьбы только посредством рун. Вот и сейчас он, почувстствовав вдохновение, решил погадать на судьбу юного коннунга. В день полной луны - это было самое подходящее время, хотя солнце еще стояло в зените, Торлейв каким-то смутным предчуствием уловил, что вот он- тот момент, когда в один миг открывается истина, и завеса грядушего приоткрывается. . Жрец достал кожаный мешочек, где были сложены гладкие, плотно обтесаные камешки морской гальки, на которых былит вырезаны руны. 24 руны Футарка и еще три тайные магические руны, которые запрещено было видеть простым смертным... Торлейв высыпал руны на круглый дубовый стол для гаданий, и аккуратно первернув пустой стороной кверху, выложил их в несколько рядов... Торлейв возвал к мудрой Фригг и знатоку рун и поэзии Браги, которому были известны смутные тени грядущего, и который иногда насылал смертным вещие сны, а скальдам давал вдохновение. Закрыв глаза, Торлейв потянул со стола первую руну. Не глядя на рисунок, но удерживая камешек в том же положении, в котром его вытянул, Торлейв положил камешек в изголовье стола. Затем вытянул еще две, и сложил их по бокам. Одну руну жрец выложил в центре. Затем вытянул еще две, и положил их снизу. Затем он открыл глаза и посмотрел на "фигуру человека", выложенную из 6 рун. Рисунок был необычным и пугающим. И сами руны показывали, что юный коннунг (будущий коннунг) в опасности. Что за опасность, по рунам было понять трудно. Он отобрал шесть рун, выложив их с помощью подобие человеческой фигуры. Воин, Муж, Владение, Сила, Свет, Радость... Все руны кроме верхней были перевернуты... С удивлением и ужасом Торлейв увидел, что в "ногах" у "человека" была запретная руна - перевернутая руна "Манназ" - руна прошлого. Урд не отпускала мальчика из своих цепких тенет. Развилка. Распутье. Бремя прошлого. "Все прошлое его и его предков следует за ним по пятам, и старые обиды и ссоры собираются в одном месте, чтолы обрушиться сразу - стремитльно и неотвратимо." - пробормотал Торлейв слова своей учительницы - старухи Гюльды, знавшей толк в рунах. И эта руна вела из прошлого в будущее...
Он окинул взглядов весь рисунок. В "голове" сияла руна Воина - тейваз. Это означало конец пути - обретение воли через действие, осознание того, что все, что можно сделать, позволив Воле Неба протекать сквозь себя и не останваливаться на собственном пути...
Слева были две перевернутые руны - Манназ внизу, и Вунйо вверху. Торлейв пробормотал слова, толковавшие их значения. " Преграда, препятствие на пути к самопознанию. Быть честным с самим собой, не думать об окружающих, заглянуть внутрь себя в поисках врагов своего развития. Внешний «враг» — не более чем отражение того, что можешь или не хочешь осознать как идущее изнутри. Вызов здесь — сломать сопротивление прошлых привычек." Вторая руна означала примерно следующее: "Процесс рождения долог и труден. Кризис, тяжелый этап — пусть даже короткий — близок. Нужны обдумывание и размышление, потому что свет и тень еще переплетены, и сомнения, колебания могут омрачить радость, если не понять, что сейчас их время. Увиденное в правильном свете, все является испытанием." А в центре біла руна Одаль - владение, разделение. борьба за наследство. и тоже перевернутая. "Не время быть связанным старыми условностями и авторитетами. Спросите себя, что правильно, и действуйте. В это время нужна не жесткость, а текучесть. Мы действуем без делания, и все оказывается сделанным." Чтобы это могло означать? Неужели весь путь предначертан, и нужно лишь идти по нему? Торлейв взглянул на две крайние руны, и его лицо просветлело. Уруз сверху, и Райдо снизу. Руна силы и руна радости. Таков будет итог всех испытаний, которые выпадут на долю юного коннунга, если он не свернет с намеченного пути -на который его толкает сама судьба -причудливые нити, сплетенные норнами...
Торлейв зашептал то, что предполагал увидеть за символическими занчениями рун."СВЯЗЬ. ОБЪЕДИНЕНИЕ. ВОССОЕДИНЕНИЕ. ПУТЕШЕСТВИЕ. Гармонизация имеющего две стороны, окончательное воссоединение, которое достигается в конце странствий, когда верхнее и нижнее становятся одним. Старствие направлено к самоисцелению, самоизменению и союзу..." "Завершение и новые начинания. Жизнь подопечного выросла за пределы формы, которая должна умереть, чтобы энергия жизни могла воплотиться в новом рождении, новой форме. То, что сейчас происходит, может побуждать вас претерпеть смерть внутри собственной личности. Ну что же, новая жизнь всегда лучше, чем старая. Следует подготовить мальчика к новой возможности, внешне выглядящей, как потеря". Он пробормотал уже вслух. Ищите среди пепла — и откройте новое рождение."
Торлейв издал радостный крик. Теперь судьба юного коннунга была ясна ему как никогда - и путь его был открыт ему в одно мгновение, когда шесть рун легли на его столе.
"Теперь я знаю, что его ждет, и что должно ему совершить" - бормотал Торлейв, кружась вокруг своеого стола. "И я помогу всему этому свершится. И ни боги, ни великаны, ни тролли, ни люди не доложны заставить его свренуть с пути, предначертанного судьбой..."
Торлейв вышел из своей хижины... Харальда уже не было видно, он ушел куда-то со своим воспитаталем. Торлейв попросил служанку принести ему пива, и поискать сына Хальвдана, дабы поговрить с ним о его судьбе. Глаза ведуна горели лихорадочным блеском, что вызвало у женщины чувство ужаса и благоволения. Торлейв был тем, кто по всеобщему убеждению беседовал с духами и богами, и потмоу вызывал у простых людей чувство ужаса, благоговения и почитания... Должно быть именно такие чувства вызывал Всеотец Один, когда на заре мира бродил среди людей в простом человеческом обличье..." Должно быть сам Отец мудрости прислал ему ответ на его вопросы... Юноше грозила беда. Путь к великому будущему лежал через тяжкие испытания и большие опасности. И в его власти было если не предотвратить, то хотя бы предупредить о них...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 6-09-2006, 9:01

Рагхильда улыбнулась брату.
- Он и для меня счастье. Его отец радуется на Вальхалле, видя успехи Харальда. Но он еще покажет себя, даю тебе слово.. - женщина загадочно улыбнулась, и снова к улыбке ее примешалась затаенная печаль.
- Во всем ли преуспел мой сын, моя отрада? Везде ли он силен он, как говорит его дядя? - с шутливой строгостью спросила мать юноши, говоря достаточно громко, чтобы тот мог услышать, - И силен его дух также, как и рука?
Теплота и нежность придавали глазам Рагхильды мягкий блеск, делая их еще более глубокими и прекрасными.

Рагнар проклинал тот час, когда отправился в дорогу; своя доля проклятий досталась и Барвайгу, чей приказ погнал воина в путь…
Потому что стоило Рагнару устроиться на ночлег, как из темноты возникли волки – и кинулись на воина. Без воя или рыка – молча и стремительно.
Топор лежал рядом, но один из волков полоснул клыками по запястью – и тяжелое оружие выпало из рук. А меч Рагнар выхватить из ножен не успел: серые тела обрушились на него, вдавили в землю. Страшные клыки сомкнулись на ногах и руках – и воин не мог сдвинуться с места.
«Но почему они они не продолжают? Почему не перегрызут горло?»
Ответ на свой вопрос Рагнар получил через пару секунд.
Потому что из ночной темноты появился человек.
Худой, легко ступающий – совсем не похожий на могучего Рагнара. Хотя было в нем что-то, заставившее бывалого воина содрогнуться… правда, он никак не мог понять – что именно.
Он спокойно прошел между волками, опустился на одно колено рядом с Рагнаром, и воин понял – странный пришелец еще молод. Не старше двадцати-двадцати пяти… хотя светлые волосы казались седыми.
– Здравствуй, Рагнар Олафсон, – прозвучал мягкий приятный голос.
– Ты меня знаешь? – хрипло выдохнул воин.
– Знаю… хотя никогда не видел. Но я помню твой голос и твой запах, Рагнар. Я помню голоса всех вас… как и запахи. Отец называл вас по именам, а вы смеялись в ответ.
– Отец? О чем ты говоришь, ты… – Рагнар запнулся.
Потому что странный человек посмотрел ему в глаза, и воин понял, что тот незряч.
Не так уж много он встречал людей со слепыми сыновьями…
– Сын Эгиля?
– Да, Рагнар Олафсон. Я Эгиль, сын Эгиля. Ты и твои друзья убили отца – и я намерен взять с вас плату кровью. Разве не справедливо?
– Так, – вынужден был признать Рагнар.
– Тогда скажи мне, где остальные.
– Пошел к ётунам!
– Не стоит, – тихо засмеялся Эгиль. – Я предлагаю тебе выбор, Рагнар Олафсон… Если ты скажешь мне все, я вложу тебе в руку меч и убью своим клинком, – он коснулся висевшего на поясе ножа. – Вот погребального обряда не обещаю – серые братья не умеют, а я не вижу.
– А если… не скажу?
– Тогда меч останется в ножнах, – пожал плечами Эгиль. – А я просто дам серым братьям делать все, что они захотят. И в Вальгаллу тебе путь будет закрыт… скорее уж к Локи.
Рагнар невольно содрогнулся – слепец без промаха ударил в самое больное место. Не попасть в Вальгаллу… для воина это было страшнее всего.
– Хорошо, – выдохнул Рагнар. – Я расскажу. Слушай…
Эгиль слушал очень внимательно, кивал после каждого имени. Потом улыбнулся:
– Я сдержу слово. Ты будешь первым, Рагнар Олафсон.
Он вытянул из ножен на поясе воина меч, обошел лежащего, вновь опустился на колени. Проведя рукой по земле, нащупал руку Рагнара и вложил в нее рукоять меча; пальцы немедля сомкнулись.
Тонкие пальцы Эгиля пробежали по лицу Рагнара, коснулись шеи. Воин резко дернулся, пытаясь вырвать руки и достать проклятого драугра мечом… но волчьи зубы держали крепко.
В свете костра блеснул кинжал, сталь холодом обожгла горло… и все кончилось.
Эгиль вытер кинжал, встал, отряхнул одежду. Нащупал ножны и сунул в них клинок.
– Пошли, – негромко сказал он, шагнув вперед.
Отпустившие мертвого воина волки последовали за ним.

Альвхеймар. Коннунг и его сын.
__________________________________________________
Гандальв, коннунг Альвхеймара прожил на свете более пяти десятков зим, но бесжалостная старость догонять сего мужа не спешила. Рослый и крепкий, Серый Коннунг был отнюдь не номинальным вожаком: редкий воитель из местных викингов мог стоять против него в поединке. В противовес отцу, Хаки выглядел младще своих реальных тридцати, сохранил юношескую гибкость фигуры (уступал родителю в габаритах раза в два) - и рядом с Гандальвом смотрелся мальчишкой даже в доспехах.
Гандальв окинул сына недовольным взором. Прошедшие годы лишь ухудшили характер коннунга, а уж рука у него была тяжелой во все времена. Парадоксально но факт: Гандальв не терпел противоречия даже от ярлов - но покорность сына считал возмутительной слабостью. Хаки в принципе не мог ему угодить, что бы не делал. Да он и не пытался. Просто знал по опыту - в таких случаях куда безопаснее молчать.
- Боги севера явили нам милость, отправив Хальвдана Черного к Локи до срока. Однако, Одину любы воители, а не холопы, ждущие милости неба, - правитель кинул неприязненный взгляд на сына. "Опять смотрит в пол, песий выродок!" В последнее время. Так называемый "наследник" бесил коннунга даже одним видом. Объяснение простое: "И это - моя кровь?! Единственное, что останется на земле, когда я улечу пировать с предками в Вальгалле? Ха! Вместо пира за порожденное мною позорище рода отец просто изобьет меня палкой , в дед - еще добавит кнутовищем. Рабская кровь!"
И все же - теперь Хаки был его единственным сыном.
- Конечно, это слишком смело с моей стороны - ожидать, что мой храбрый сын справиться с волчонком, разменявшим четырнадцатую зиму! - наследник слегка покраснел - но не возразил ни словом. Это завело коннунга еще больше:
- Поэтому - я даже не предлагаю ярлам тебя для похода. Моему хилому отпрыску, видать, более по стати воевать с женами. Да и то - вряд ли, если учесть что твоя супружница еще не на сносях, - тут Хаки из розоватого сделался малиновым - но Гандальв наступил сам себе на большую мозоль - и разошелся пуще прежнего:
- В моем возрасте мужчины вовсю нянчут правнуков. Сын твоей несостоявшейся невесты - Рагхильды уже подошел к порогу совершеннолетия и скоро введет в дом собственную избранницу. Наши враги продолжили свой род - и укрепили позиции. А ты - до сих пор бездетен. Я запретил тебе заглядываться на рабынь - твоим потомством от хилой южанки побрезгают даже вороны. Расчитывал, что при виде прекрасной Хедвиг природа сделает все сама - но, видать, она и тут на тебе отдохнула. Что молчишь?!
Хаки взрогнул. Ну, и что отвечать? Что между супругами нет не только любви - даже привязанности, и все попытки сблизится похожи на взаимное истязание? И как тут прикажите обзаводится наследниками? Особенно под бдительным оком Хильдена, не оставляющим Хаки в покое...
- Что сделать, если боги не посылают нам наследников, отец мой? Преклоняюсь перед твоим опытом - и жду совета.
- У меня проблем с потомством не возникало - до того, как обмащик-Локи подменил тебя в колыбели. По сей день поражаюсь - как кровь моя могла перетечь в ту водицу, что струится в твоих жилах? Позор Альвхеймара! - Хаки снова уставился в пол - и Гандальв чуточку остыл - сразу вспомнив о вопросе сына.
- Я принесу жертву богине плодородия. А потом - просто запру тебя вместе с Хедвиг. Будете сидеть под замком - вдвоем, пока опытные старухи не возвестят о грядущем прибавлении.
- Возможно... просто стоило бы попробовать с другой женщиной? - перспектива быть запертым в одной комнате с женой на пару месяцев была столь ужасна, что сын коннунга даже осмелился возразить отцу. В ответ Гандальв насмешливо оскалился:
- Я бы заменил девку, если бы думал что дело в ней. Но - думаю, это тебе стоит доказыть, что ты назывешься мужчиной не только из-за бороды. Ступай!
И Хаки оставалось лишь подчинится.

Хегни Эйстейнсон сегодня гостил у своего брата. Да, что значит "гостил". Под "гостил" понимается длительное пребывание не под своим кровом. А тут растояние между их усадьбаами было таким, что даже без лошади, выйдя с утра, к обеду можно было быть у брата. Поэтому визиты одного к другому были, как данность. Хотя чаще, впрочем, Хегни бывал у брата. Свободнее. А там жена-зануда, девки мелкие. Так и приходится рявкать на всех, решать вопросы разные. А как их все перерешить? И так башка пухнет после отвара, а к тебе ещё лезут по мелочам, куда девать опорос или чем подшить новую юбку. А у самих будто каша вместо мозгов. То ли дело у Фроди. Тишина. Лепота. Дворня вся почтительна. Пиво и эль - вроде ка без меры. И как ему удаётся?
- А не мал ли тебе, брат, твой удел, что от отца достался? - Рваный ехидно взглянул на брата, наливая его кружку по самые края.
Хегни задумался. Если удел больше, так меньше повода видеться с постылой женой. Можно ведь быть и подальше от всевидящих этих вечно грустых глаз.
- Ну, мал, а т-ты мне, что, своё пп-редложишь? - не сразу врубился младший в то, на что намекает брат.
Фродо заржал, откинувшись. Свет факела блеснул на его зубах.
- А разве нет вокруг мало земель? - обвёл Фроди рукой комнату, предлагая брату оценить перспективы. Тот глотнул из кружки и задумался.
- А где у нас много земель мальчишка держит? Где? А как раз рядом. А кто сказал, что он по праву тут? Вот и подумай. И Локки нам в помощь, если с его смертью не мы будем первыми претендентами на его удел. По праву секиры. Один любит смелых.
В словах брата был резон. Но всё это надо было переварить. Хегни опустил пустую кружку на стол и потянулся за кувшином.

Сообщение отредактировал Torvik - 8-09-2006, 5:08

Торлейву снился сон. Он был в палатах Одина. Во главе стола сидел прекрасный и сияющий Бальдр. Вокруг него толпились друзья и товарищи по играм и забавам, по правую руку от него сидел суровый Тюр (еще с двумя руками) - и улыбаясь смотрел на своего подопечного. В углу сидела прекрасная и сияющая радостью Фрейя. Но вот в зале появилась великанша. Она на две головы возвышалась над всеми остальными, а от ее грузной фигуры веяло мощью.
- Возьми этот рог, и выпей этот пенный напиток богов, да придаст он тебе сил и мудрости, ибо многое тебе предстоит совершить...
Бальдр взял протянутый рог...
- Осуши его до дна, возлюбленный сын Фрейра...
Бальдр осушил рог до дна, и вдруг его кожа потрескалась, полилась кровь, и вот юношу охватило пламя, пожиравшее его плоть. Пряо на глазах перкрасный юноша превращался в обугленный скелет...
Торлейв проснулся в холодном поту, а на его крик сбежались слуги. Жрец долго осматривал свою хижину, приходя в себя и вспоминая, где же он находится. От выпитого накануне хмельного напитка, который пили обычно перед тем, как приступить к гаданиям и прорицаниям - "зеленого меда" болела и кружилась голова, а во всем теле ощущалась пьянящая легкость. Это был вещий сон, нисполсанный богами. Торлейв знал, что ему снова нисполсано видение о юном коннунге. Его воспитанник был в опасности. И опасность ему грозила в его собственном доме. Кряхтя и пошатываясь, будто джревний старик, Торлейв поднялся со своей постели из сшитых вместе волчьих шкур, и набросил на плечи свою курткуц из волчьего меха.
- Где сейчас хозяйка усадьбы? - спроисл Торлейв слугу - веснусчатого мальчугана чуть постраше Харальда.
- Которая из них? Старая или молодая?
- Есть одна законная хозяйка усадьбы - жена покойного коннунга. Передайте ей, что я жду ее у себя. Боги открыли мне, что наследнику Хальвдана грозит опасность, и я должен предупредить об этом хозяйку. Я должен поговрить с ней с глазу на глаз... Скажи ей, чтобы поспешила...
- Слушаюсь, господин...- ответил юноша. - А вы погадаете мне, провестите мою судьбу?
- Если так угодно богам... - ответил Торлейв.
Мальчишка выбежал из хижины жреца. Жрец долго смотрел на вырезанные из священного дуба изваяния девяти наиболее чтимых богов Асгарда.
"Помогите мне, Тор и Фрейр, Ингви, Идуна, Фриг и Фрейя, и могучий Тюр, сохраните жизнь тому, кого вы избрали ждя великих деяний и во благо нашего народа"...
Торлейв опустил голову. В хижине была мертвая тишина, и ему казалось что слова его молитвы уходят в пустоту... Нужно провести обряд и принести жертвы, чтобы молитвы были услышаны. Богам нет дела до людских горестей, и смерть одного юноши пустяк для тех, кто создает и разрушает целые миры...

Гутхорм улыбнулся сестре.
- Во всём! - также громко ответил он. - Вот если бы он ещё иногда думал, прежде чем делать выпады, которых ещё не выучил, так вобще бы цены ему не было!
Юный конунг заметил, как запунцовели при этом уши племянника и отметил про себя, что больше Харальд той ошибки не повторит.
- Ну да ладно, сестра, пойду я. А то пока я с сына твоего семь потов согнал, с самого столько же сошло!
С этими словами Гутхорм ещё раз улыбнулся сестре и направился к большорму корыту, в котором омывали пот и кровь гридни после тренировки.

Альвхеймар. Коннунг и Барвайг Красный.
___________________________________________________
Ярл Барвайг был крепок телом, славен доблестью и по праву считался одним из знатнейших воинов в Альвхеймере. Сам грозный Гандальв, во гневе неудержимый и скорый на расправу, порой смирял свой нрав вослед за его речами. Достойным мужем почитали Барвайга Красного люди Серого коннунга, любили и уважели. И именно Барвайга пригласил Гандальв для обсуждения военных дел:
- Уж много зим рошло с тех пор, как Тор и отец его Один лишили моих сыновей милости в битве. Ныне же враг наш уже отправился в последние плавание на погребальной лодье, и сердце мое возрадовалось предчувствием мести. Боги справедливы и кровь моих детей отольется этому роду кровью юного коннунга. Волчонок Харальд еще мал дабы удерживать титул по праву, но с ним сейчас Гутхорм, из рода Оленей. Ты, Барвайг, уже сталкивался с этим воином в прошлом, да и людская молва славит родича Харальда за подвиги. Однако, как бы не был доблестен муж, только боги могут находится в нескольких местах одновременно. Земли юного коннунга - слишком лакомая добыча для многих, и - мне не стоит вопрошать норн для ответа: не мы одни вострим мечи в ожидании схватки. Не мы одни - но мы будем первыми, умывшими руки во вражеской крови.
- Слова твои, коннунг - речи воина, предпочитающего музыку битвы остальным звукам, - с достоинством молвил Барвайг. - Скоро ли ты намерен выступить в поход?
- Немного погодя, когда совершеннолетие Харальда даст мне достойный повод для рати. Да сих под землями правила вдова Хальвдана, а выступать в поход против женщины противно воинской правде. Иное дело - сражение с мужчиной, пусть даже пятнадцати зим от роду. Прочие коннунги, мыслю, ожидают того же - возможности взять добычу, не осрамив памяти предков. Этот день настанет очень скоро - и для начала я верну себе утраченное сыновьями. Вельгумерк снова отойдет нод мою руку, а тебя, Барвайг, я желаю отослать в Вествольд с несколькими сотнями воинов. Скоро северные земли содрогнуться, услышав нашу победную песнь!
- Ты мудр, коннунг, и слова твои справедливы. Однако - не боле ли по правде, чтобы людей из Альвхеймера вел на рать человек твоего рода, а не простой ярл?
- Твоя правда, Барвайг Красный. Я бы поставил во главе отряда кого-то из своих сыновей, если бы они не пировали с предками в Чертоге Воинов.
- У тебя есть еще одни наследник, Гандальв.
- Наследник мой труслив, а воинской доблести в нем меньше, чем в рабыне, - поморщился властитель Альвхеймера. - Ужели я должен причинить обиду своим гридням, отдав их под руку подобного существа?
- Сын твой - не медведь, а лиса, - ответствовал ярл. - Любой отец судит детей очень строго, ибо по ним составляют мнение обо всем роде. Но - послушай меня, коннунг! Только боги ведают распределением талантов, и мужчины могут лишь пользоваться их милостью, а не судить о ее правильности. С прошлой войны под твоим кровом выросло достаточно воинов, но на войне только Хаки будет твоим представителем по закону. Иначе поход наш будет выглядеть разбоем, а не местью за родственную кровь.
Гандальв задумался - и кивнул:
- И снова слова твои мудры, Красный ярл. Будь у тебя только один глаз - я бы решил, что Барвайг - лишь иной лик Одина, некогда испившего из источника мудрости, - тот довольно погладил усы, польщенный похвалой. - Я отправлю сына с твоим отрядом - но командования ему не дам. Пусть едет рядом с тобой как символ нашего рода.
- Не слишком ли ты строг к Хаки, Серый коннунг?
- Никогда не понимал твоей снисходительности к трусу. Барвайг, - раздраженно ответствовал Гендальв, - тем паче, что сам ты - воин изрядный и доблестью своей славен далеко за пределами Альвхеймара. Ну, да ладно - дело твое. Иди, занимайся делами - я сказал уже все, что хотел.
Ярл поклонился и вышел.

нрпг: временно отыгрываю Харальда
В оценке своего племянника Гутхорм нисколько не ошибся: едва расставшись с дядей, Харальд позвал пару молодых воинов – и принялся старательно отрабатывать недавно показанный прием. Сперва получалось не очень, но постепенно начало выходить.
Когда меч одного из противников в пятый раз улетел к стене, лицо юноши просияло таким счастьем, что воины невольно улыбнулись в ответ.
В конце концов Харальд остался доволен. И, вытерев честный трудовой пот, задумался над тем, чем бы еще заняться. Известно ведь – старики думают над тем, как бы не потратить силы, а молодые – куда бы таковые девать.
И решение нашлось быстро. Харальд вспомнил, что еще вчера собирался зайти к Торлейву, да не успел.
У Торлейвсона юному конунгу всегда было интересно. И пусть там болтают, что долго у лекаря сидеть не подобает мужчине… да может, каким-нибудь детям ётунов и не подобает! А Харальду стыд отказываться – благо мать вещим даром обладает, а уж что про бабушку говорят…
Так что уже очень скоро сын Хальвдана появился на пороге хижины Торлейва.
– Мудрости Одина тебе!

Альвхеймар. Гурмир Кривой

Когда-то его дом был полной чашей, у него была мудрая жена и двое сыновей, продолжателей рода. Но пятнадцать лет назад он лишился всего - оставшись один в пустой усадьбе. За годы сила ушла из его могучих рук, а седина окрасила бороду и волосы.
Скагги и Хасли погибли, пытаясь достать невесту этому трусливому щенку Хаки. Гандальв заплатил золотом за потерю сыновей, но это не уняло боли потери. Невестку Гурмира загрызли волки в лесу, когда она ушла за ягодами, а единственный внук, отрада старого деда - теперь служил в дружине Гандальва. Молодой воин, названный в честь деда Гурмиром, сын Скагги, лицом и статью похожий на убитого врагами сына.
Сегодня ему исполнилось восемнадцать, и Гурмир подарил ему свой меч Губитель Медведей, потребовав, чтобы он верой и правдой служил старому конунгу, но не его трусливому сынку.
- Мои Хасли и Скагги были ему друзьями, названным братом величали, защищали и готовы были жизнь за него отдать. Трус подобной чести не достоин. Они погибли, он выжил, и покрыл себя бесчестьем! В моем доме он был желанным гостем тогда, но не теперь. И ты, внук, служи Серому Волку, а не его трусливому щенку.
Так напутствовал Гурмира молодого Гурмир старый...

Агдир.

Гонец ворвался в ворота усадьбы на взмыленном коне.
- Где Гутхорм? Где Юный Олень Хрингарики?! - Воскликнул он, и слуги указали на мужчину во дворе, умывавшегося из кадки. Спрыгнув с лошади, гонец подбежал к конунгу, припав на колено перед ним.
- Мой господин, беда! Беда стряслась в ваших владениях! Разбойники грабят деревни, убивают жителей и угоняют скот. Насилуют дев и женщин, режут детей, уводят в рабство тех, кто не сопротивляеться! И стреляют в спины бегущим!
Он перевел дух.
- Знак оставляют везде - отрубленную волчью голову, выкрашенную в черный цвет, с прикрепленными к ней рогами! Словно в насмешку!

Агдир.

- Таааак! - нехорошо протянул Гутхорм. - А что Атли Тощий? Он что-нибудь сделал?!
Юный Конунг сжал кулаки. Сердце его рвалось в Хрингарику, но разумом он пониал, что оставлять здесь племянника нельзя.
"Может взять его с собой? Нет. Опасно оставлять Агдир без своего властелина в стол трудный час! Надо что-то делать, но что?!" Вновь Гутхорма охватило полузабытое чувство, как он вместе с Рагхильдой бежал чрез незнакомый лес, падая от усталости и не зная, куда ему идти. Тогда Один вывел его куда надо. Выведет ли сейчас?
- Атли разослал гридней на поиски разбойников, но в схватке погибло трое воинов и многие были ранены, - слова гонца были тихи, словно он боялся конунга. - Они исчезают и появляються, наносят удар и снова уходят. Так словно хотят разорить вас...
- Что ж, гонец, горькую весть ты принёс, что уж там говорить! Ну да ладно - иди отдохни, поешь сам, да накорми своего коня. Будь моим гостем здесь! - сказал конунг и направился к Рагхильде. Сестра должна знать, что происходит в Хрингарике.
- Рагхильда! - произнёс он входя. - В Хригарике беда!

Сообщение отредактировал Orrofin - 8-09-2006, 19:52

Рагхильда резко встала, чуть напугав этим отшатнувшуюся служанку. Лицо ее из печальной задумчивости перешло в строгую твердость, делая женщину старше на несколько лет.
- Брат, поезжай. Они же не управятся без тебя. Пока тут дело терпимое и мы продержимся. Как случится беда большая, кою своими силами не разгребем - пошлем гонца. А пока - я здесь, и боги с нами.
На последних словах, произнесенных негромким, уверенным голосом, Рагхильда подошла к брату и положила ему мягкую ладонь на плечо, вкладывая в этот нежно-обнадеживающий жест как можно больше теплоты. Она знала, что сейчас они должны быть вместе душами, но если одна неспокойна и в беде, то и остальные вслед за ней. Так что вдовая правительница скрепила сердце молитвой и уже была готова к началу самых тяжких испытаний.

Сообщение отредактировал Мориан - 8-09-2006, 20:04

И вновь Гтухорм следовал закам Богов. Сестра дала ему совет даже не узнав подробностей, а значит следует ехать и как можно быстрее.
Сборы не заняли много времени - Гутхорм опоясался мечом, одел доспехи, шлем и плащ с вышитой головой оленя, взял щит и оседлал доброго коня. С собой он взял десятерых воинов - было бы глупо брать больше и обескровливать Агдир в столь смутное время.
Уже уезжая он встретил племянника и дал ему наказ:
- Помни, Харальд, ты - воин и сын конунга! Один любит тебя и не оставит в беде, но и ты почитай его. Держись своей матери и жреца Торлейвсона - они тебе дадут совет в минуту сомненья. Опасайся своей бабки Ассы. И всегда поступай по Правде, даже если ради этого придётся переступить через себя самого. Береги Агдир - теперь государсво твоего отца в твоих рках. И...не забывай тренироваться! - Юный Конунг хлопнул Харальда по плечу, и отряд выехал из-за ворот.

(совместно со Скальдом)

Торлейв как раз закончил умываться, когда в двери его хижины показалась голова Харальда.
Жрец обернулся, почувствовав чье-то присутствие, и увидев юного коннунга, улыбнулся.
- Рад что ты зашел, Харальд сын Хальвдана, ия рад тебя видеть. Садись. Выпей пива, я его сварил только вчера. Оно пробуждает силу и скрытое знание. Ты хочешь узнать, что за путь тебе уготовили Норны?
- Спасибо, мудрый, - поблагодарил Харальд. Отпил глоток пива - и выжидательно глянул на хозяина хижины. - А ты видел что-то, Торлейв?- Я видел многое в этом мире и в других мирах, но тебе скажу лишь то, что тебе следует знать, коннунг. Видишь эти руны? Взгляни на эту фигуру хорошенько. Что ты видишь? Я происл богов ниспослать мне видение твоей судьбы... Я удостоился этого видения... Изветсно ли тебе, какой пророческий сон видела твоя матушка, еще когда ноисла тебя под сердцем?
- Мне рассказывал дядя, - кивнул Харальд. - Но... лучше расскажи ты. Ты ведь больше понимаешь в пророчествах.
- Есть пророчество что когда от рода Инви останется лишь один побег, он даст древо, которое накроет своей кроной всю Норвегию... Так вот, этот сучок, который разрастется в великое древо - это ты...
Сказать, что лицо юноши стало удивленным - значит сильно смягчить.
"Один и Фригг! Великий Тор..."
- И это еще не все. Известие о пророчестве про великого воина, который поставит под свою руку все фюльки страны Ноуригг известно не только твоей матери... Тепреь его знают и твои враги... Те, кто был врагами твоего отца...
- Я помню, - вот теперь во взгляде Харальда блеснула сталь.
- Вот, взгляни еще раз на руны. Они расскажут тебе о том. какую судьбу уготовили тебе боги. Норны спряли тебе прядь, как никому другому, и ты должен исполнить их волю, иначе погибнешь бесславно...
- Поверь, я сумею это сделать, - кивнул Харальд, запоминая все сказанное. - Во всяком случае, постараюсь...
- Ты должен знать, что у тебя есть твоя Прядь Судьбы, и иной не может быть. Либо ты исполнишь то , что преначертано, либо... Лучше тебе было бы не родиться... Руна Тейваз в "голове" означает что ты должен стать великим воином, и вести за собой в битву своих людей, что ты станешь великим и прославленным вождем... Правая рука - руна "манназ" – перевернутая, означает трудности в познании себя и преодоление себя и своих слабостей. Ты должен стать воином духа, заглянуть внутрь своей души и понять кто ты есть на самом деле и что от тебя ждут. Торс - руна Одаль -наследство. Перевернутая руна означает разделение и борьбу. Ты должен сам потребовать и завоевать твое наследство, иначе его у тебя отберут враги и поделят между собой. Левая рука «Груз» - сила – означает поддержку и соратников. Если ты выберешь тот путь который тебе предначертан, путь славы и величия, путь борьбы и сражений, то тебе окажут поддержку даже те, от кого ты этого совсем не ждешь… Левая нога - перевернутая руна «Вунйо» - означает процесс перерождения и испытаний. Ты должен изменить себя. Только так ты переживешь то, что тебе предстоит. Правая нога –«Райдо» - руна радости – объединение всех под твоим именем, слава, богатство, уважение и почитание. А теперь… Смотри что будет, если ты откажешься от своей предначертанной судьбы… Выбери три руны…
Харальд выбрал наугад три руны и положил их перед Торлейвом. Торлейв побледнел.
- Арлауг. Тайная руна. Означает позор, падение, юесславную гибель. Это итог твоего выбора. Анзус - руна посланника богов. Как ты видишь, перевернутая. Ты отвергаешь дар, ты отказываешься быть посланником и проводником воли богов, и ты не будешь знать что делать, и события будут непождвластны ни тебе ни тем кто хочет тебе добра. Все потраченные усилия будут тщетны. А перевернутая руна Уруз - значит, что против тебя будет исопльзована твоя собственная сила. Даже самые незначительные неудачи и тревоги - это предветсник больших бед, и в конце концов все они сольются воедино, чтобы захлестнуть тебя. Ты окажешься на пути во тьму и забвение, возможнол изгнание и даже рабство...
- Как это? - юноша даже вскочил. - Я - конунг! Пусть еще и юный, но я буду правителем! А ты говоришь...
- Твой отец, захватив три удела, не оставил тебе выбора. Все наши соседи выступят против тебя, чтобы захватить твои владения, а потом и лишить тебя того, чем он сам владел от рождения... И твой едиснвтенный выбор - стать воином и идти на войну со всекми кто против тебя... Враги твои многочисленны, но воля богов будет хранить тебя...Норвегия устала от непрестанных войн между племенами и их коннунгами, которые грызутся за клочки земли, в то время как их народ вымирает от голода и целыми селениями садится на корабли и ищет другие места для жизни... Никто больше не соблюдает древнихъ законов, которые нам дали Один, Тор и Фрей, когда еще ходили среди людей.. Приближается Рагнарок... И если ты внесешь порядок в этот хаос, то ты отодивнешь срок гибели мира и гибели богов. Судьба небожителей решается здесь, в нашем мире, и каждым из нас...
Харальд молчал. Слова мудреца были убедительны.
- Завтра тебе исполнится пятнадцать лет... Это возраст совершеннолетия. Ты должен заявить о своих правах и взять власть над теми землями, которые тебе завещал твой отец Хальвдан. Зная о твоем скором совершеннолетии, сосдение конунги уже начали собирать рати, чтобы идти на тебя войной... - Скоро Осенний тинг. На него соберутся законоговрители, уважаемые ярлы и бонды со всех четырех фюльков... Люди недовльны правлением твеой бабушки... И они хотят виденть во главе молодого и сильного коннунга, а не вздорную старуху. которая хоть и крепка телом, но помутилась разумом... Я поговорю с твоей матерью, и настрою бондов, чтобы они провзнгласили тебя коннунгом.
- Спасибо, мудрый. Я не забуду этого.
- Нужно только чтогбы ты согласился стать тем, кем ты должен стать. Не медли... И еще... Я видел вещий сон. Не принимай ни еду, ни питье, ни одежду ни из чьих рук, кром ерук твоей матери, ее брата и моих... Враги могут наслать порчу или подсыпать яд... Твоя жизнь в опасности...
- Это тебе тоже сказали руны?
- Нет, Харальд. Руны лишь говорят, что нужно делать... Я видел вещий сон... Мой отец и мой дед были не только жрецами Тора, они иногда могли виджеть видения и вещие сны... Крайне редко, не по совему желанию, а когда это было нужно, чтобы уберечь кого-то от опасности... И сейчас опансоть для твоей жизни велика как никогда...
- Бояться опасности - не ходить в бой, - фыркнул Харальд. - Но и щит не помешает... Что ты посоветуешь, Торлейв?
- Ты должен пройти посвящение в воины и принести обеты Тору и Ингви Фрею, и Отцу Всех Богов Одину... Ты, твой дядя и товя мать дожны будете участовать в том обряде... ты получишь меч твоего отца, и к тебе перейдет часть его могучего духа воина, который всегда был присущ твоему роду. Ты последний из рода Фрея... Либо ты путсишь корни и от тебья побегут ветви по всему Морскому пуи, либо род Фрея угаснет навеки...
- Не угаснет, - пообещал Харальд. - Род матери пытались уничтожить - и где теперь те, кто пытался? Я поступлю так же.
- А теперь позови свою матушку... Без нее мне не сделать того, что я задумал... И помни - из любых рук тебе может достаться яд, а из-за любого угла - нож или стрела. Будь осторожен... Возьми эту рубашку... Она вышита защитными рунами... Она защищает как от заклятий, так и от всякого оружия...
- Спасибо, - юноша принял дар. - Повторяю - я не забуду этого, Торлейв. Можешь быть уверен. Да не оставит тебя мудрость Одина.
И конунг покинул хижину Торлейва - чтобы позвать Рагхильду.

Хрингарика. Гримкиль и его дружина.
День назад.
_________________________

- Гримкиль, этот берсерк грабит наши деревни!!! - В покои Гримкиля ворвался Эрик Безбородый, его лицо было пунцовым от злости, не давно в деревне, которая подчиняется ему, побывал Кегни со своей оравой.
- Я знаю... - из угла послышался хриплый голос Гримкиля.
- Так сделай же что-нибудь!!!
- Кегни на нашей стороне...
- Что?! - Эрик стал ещё краснее.
- Вызови всех кроме Лактара, я всё объясню...

________________________

Тоже место.
В этот день.

________________________

- Мои дружинники. Грядут перемены. Наши земли во власти Гутхорма, сын убийцы моего отца, скоро станет конунгом, я в этом уверен... Моя честь не позволяет мне допустить этого. Мы начинаем войну. Собирайте ополчение и дружину. На воротах своих деревень вывесьте мой стяг и срывайте все упоминания об Олене. Берсерк вас не тронет если увидит упоминание обо мне. Крепитесь братья - грядут перемены.
- Как скажешь ярл. - поддержали его дружинники

Барвайг Красный разыскивал Хаки, дабы сообщить ему новости. Достаточно зная привычки коннунгова сына, ярл не оглядываясь прошел мимо его собственных хором а также мимо костра, где шумная и уже изрядно хмельная компания гридней обмывала грядущие победы. Война! Лишь сегодня Гандальв произнес это слово, но дух сражения уж давно будоражил кровь ветеранов и умы юнцов. Барвайг даже улыбнулся у усы, вспомнив свой собственный первый поход. Ведь, что не говори, для грядущей славы это – зачин, и немалый. А вот Хаки Гандальвсану не повезло – слишком немилостивы оказались боги да слишком тяжкими для этой земли – смерти соратников, коим Хаки, по разумению мужей, уступал и силой и доблестью. Много раз шли подобные разговоры, – и не единожды Красный ярл осаждал злоязыких, возражая, что лишь норнам ведомы пути людских судеб. Но гордые мужи Альвхеймера лишь смеялись в ответ на заступничество Барвайга – искренне считая это странностью воина достаточно великого, чтобы стать терпимым к трусости.
Хаки обнаружился на укромной лесной поляне – и был застигнут ярлом за упражнениями с луком. Спрятавшись за чахлыми кустами, Барвайг некоторое время наблюдал, как белооперенные стрелы ложатся точно в центр мишени. Осторожность наследника коннунга снискала ему прозвище «малодушный» - но отнюдь не сделала его скверным воителем. Конечно, в бое на мечах Хаки уступал многим, – ибо подобная наука требует постоянных упражнений с живым противником. А желающих скрестить с известным трусом клинок как-то не находилось - мужи видели в подобном убыток для чести. Но вот стрелы, нож, рогатина и прочие атрибуты человека лесного, привычного к охоте, отпрыском Гандальва были освоены давно и довольно неплохо. Каждый викинг с младенчества приучает руку к оружию и грезит смертями врагов. Хаки, несомненно, выпадал из общей массы ровесников, но при этом не был ни слабым, не изнеженным. Проблема коннунгового сына крылась в голове, а не в теле, давно привычном к нагрузкам и непогоде.
«Видимо, поход все же не станет для него проблемой». – удовлетворенно подумал Барвайг, когда Хаки отложил лук и с размаху метнул нож в чахлую осину. Оружие пару раз перевернулось в воздухе и застряло в древесине добротно, на два пальца. Не враз и вытащишь, коли захочешь.
- Рад, что встречаю тебя с оружием, Хаки, - заявил ярл, покидая кусты. – Ибо отец твой планирует поход и видит тебя на поле брани.
Далее следовал короткий рассказ о планах коннунга, во время которого Гандальвсан упорно молчал, рассматривая сапоги.
- Не мне перечить отцовской воле, ярл Барвайг, - промолвил Хаки, когда повествование красного ярла подошло к концу. – Я склоняюсь перед его мудростью – и готов сопровождать тебя в любом качестве.
«Быстро же он все понял», - с недовольством помыслил Барвайг. Ярл был человеком прямым и честным, так что увертки и прочие проявления деликатности давались ему с трудом. Впрочем, дело было даже не в его искренности, а в том, что сын правителя хорошо представлял ход мыслей Гандальва. И его мнение о собственной персоне.
А Хаки между тем продолжил:
- Я благодарен тебе за возможность участия в битве – и вероятность достойной воинской смерти. Понимаю, что самое место мне – в отряде Локи, когда бог Огня поведет трусов на битву с достойными мужами… но слишком тяжело мне будет стоять там против отца, братьев и предков.
- Мужи Севера не страшатся смерти, ибо знают – что впереди их ожидает Асгард и звание эйнхерия – дружинника Одина. Однако, радужный мост в крепость асов может и подождать, дав викингам возможность земных радостей. Мы же идем за победой, Хаки.
- Как скажешь, ярл. Когда мне готовится к выступлению? Скажи сейчас, ибо Гандальв и старшие ярлы едва ли потерпят меня на совете.
- Скоро, очень скоро, Хаки Гандальвсан. Мы покроем себя неувядаемой славой и порадуем предков, пирующих в Вальгалле.
- Мне не слишком-то везло к прошлых походах, - криво улыбнулся Хаки. – Не боишься, ярл, брать с собой на битву неудачника, обделенного милостью богов?
- Милость богов порой переменчива, как ветер, - с досадой ответствовал Красный ярл. – Альвхеймер - силен, а дружина отца твоего - храбра. Мы принесем знатные жертвы богам – и воротимся с победой.
- Я буду молить Тора, покровителя воинов об удаче… хотя и сомневаюсь: достигнут ли его слуха слова такого ничтожества как я, - сказал сын коннунга.
- Твой отец очень строг к неудачам, - осторожно заметил Баргайг, - но ты сам казнишь себя более жестоко, и яда в твоих речах больше, чем у Гандальва.
- Увы мне, ярл известный своей мудростью. Распределяющие дары обделили меня храбростью, но не лишили ни глаз, ни ушей. И я часто сетую на то, что ум мой достаточно остр, мешая уподобится юродивым. Ведь они, по крайности, не знают своего ущерба...
- Меня печалят твои разговоры. Хаки сын Гандальва, - нахмурился ярл. – Впрочим, война – дело долгое, и, думаю, у нас еще достанет времени поговорить и о доблести, и о вине.
- Воля твоя, Барвайг Красный, - Хаки слегка наклонил голову в знак смирения. – Хотя, если по правде – я не вижу, что же тут обсуждать.
- Увидишь, - буркнул его собеседник, - и тяжело затопал через подлесок, в сердцах сильно толкнул ту самую осину. Наследник коннунга аккуратно извлек нож из сломавшегося ствола, задумчиво глядя вслед Барвайгу. И даже Фрея не знала, что царило у него на сердце.

(Со Скальдом)

Рагхильда подошла к хижине и стукнула раз по стене перстнем.
- Заходи, госпожа... Я ждал тебя... Боги послали мне весть, не менее тревожную., чем вести из Хригнарики... Не только враги извне желают смерти твоего сына... Твоя свекровь... Мне было видение... Она хочет смерти мальчика, чтобы и дальше править владениями своего сына.
Власть это испытание. Одних власть делает мудрыми и теперливыми, заботящимися о своеих подданных. А у других власть высушивает сердце и и убивает душу... Так что ради власти слабые духом могут убить даже родных... Не единожды Асса отравляла своих недругов, и кажется пришел черед твоего сына... Сегодня утром ко мне прибежал перепуганный слуга и рассказал что Асса приказала утопить волчат... Потому что волчата вырастут в волков и загрызут хозяев... Я понял сразу что у нее на уме... А потом... Боги явили мне вещий сон... На пиру Асса предложит твоему сыну выпить мед из рога отца... В нем будет яд, который действует медленно, и действие котрого видно не сразу... Но яд сожжет его изнутри... мы должны незаметно подготовить все, чтобы отстранить старуху от власти и возвести на престол Агдира, Вестфольда и Винугльмерка твоего сына, на что он имеет законное право...
Рагхильда подавила тяжелый вздох, ее прекрасное, мягкое лицо вдруг стало жестким, а глаза сверкнули сталью.
- Не бывать старухе на троне. Не видать ей власти, по праву принадлежащей моему сыну. Мы должны предупредить его перед пиром, а ее.. - женщина задумалась, - Может, отправит ее к далекому лекарю или на "лучшее место, где безопаснее"?
- Нет... - Торлейв покачал головой. - Нужно сделать вид, что мы ни о чем не догадыаваемся... Но... следите за тем, чтобы ничьи руки не касались ни еды, ни питья, ни одежды твоего сына кроме твоих собственных...
- Я прослежу. - твердо ответила вдова, а затем опустилась на скамью. Глаза ее потухли, спина согнулась, как будто под тяжелым грузом, - Бедный мой мальчик, бедный...
- Пусть народ прогонит старуху с трона, и возведет твоего сына. Я позабочусь об этом. Завтра я выезжаю в Вестфольд, в святилище Тора, дощечки с рунами о созыве тинга будут разосланы в каждое селение... А перед тингом я соберу жрецов которые служат Тору и Фрею, и они начнут подговаривать народ, что все беды из-за того что трон коннунга заняла женщина, не имеющая на него никакого права. И что боги оставили нас, потому что их избранник, в жилах которого течет кровь самого Фрейя и прародительницы Эмблы не допущен к трону..
- Спасибо тебе, я тоже сделаю, что смогу. Старуха отправится на покой.. Сын взойдет на трон.. Как и положено. Благословят тебя боги..
Женщина посмотрела на Торлейва мутными от застилающих их слез глазами, и благодарно улыбнулась. Несмотря ни на что, она была женщиной, и в трудный момент, который снова тучей надвигался на ее судьбу и, что страшнее, судьбу её сына, Рагхильде нужна была поддержка.
- я жалею только что тогда, после смерти твеого мужа, ни у кого не хватило духу тихонько удавить эту старуху во сне.. никто бы не удивился..
- Я не могу никак этого понять.. Разум говорит мне, что Асса должна быть устранена с моего пути, а чувства противятся, считая это бесчестным. Но, что бы там ни было, ради сына, ради спокойствия нашей земли я готова на все.
Торлейв кивнул, и, серьезно глянул на свою гостью:
- Харальд должен стать коннунгом... И не бойся от пустить его на войну.. Пока он будет в походе, боги будут беречь его.. Он уже достаточно взрослый... Вспомни, твой брат взял меч и сражался на равных будучи даже младше Харальда.. Но я думаю, что лишь с твоим братом он может быть в безопасности.. Еще во время моего отца ни один коннуг не решился бы убить сопеника иначе чем на поле боя в открытой битве.. не то что теперь...
- Я помню, ты прав. Да будет так. Он должен пройти все испытания, как прошли мы, а мой брат поможет ему, не более, - Рагхильда чуть задумалась, а затем продолжила тихо, - А я сделаю все, чтобы никто не смел даже посмотреть на законное место Харальда, сына Хальвдана.
- Не лезь на рожон, госпожа.. . Я знаю о твоей честности и благородстве, но мужчины должны сражаться с мужчинами, а женщины с женщинами... У женщин иное оружие, и помни - пусть Асса думает что все идет так как она хочет. Иначе нашим планам не суждено сбыться..
- Я так и сказала, - чуть высокомерно заметила женщина, но тут же добавила, - но ты прав, разумеется. Так и будет.
- На самом деле... Вс етолько в наших руках... Богаапм нет дела будет жив наш мальчик или умрет... так и не став мужчиной... На самом деле его судьба в наших руках... Да хранят тебя боги, госпожа... - Жрец поколнился, и почтительно поцеловал ей руку. - Фрея из чертогов Асгарда да будет тебе в помощь..
Рагхильда чуть улыбнулась, поклонилась и вышла, на прощание коснувшись плеча Торлейва, выражая этим свою дружескую признательность.

Harek Wolfgar, Ирландия
- Завтра мы собираем поход на Гримагаэль. - произнес король Малхи, меряя шагами шатер. - Пойдут ли твои воины с нами?
- Даны такие же враги нам, как и вам. - ответил норманн.
- Они жестоки и не знают жалости. Ваши убивали лишь тех, кто держал оружие в руках, и то, пока те оказывали сопротивление...
- Какая в том честь - убивать слабых и безоружных? - ответил Харек..- А убить женщину или ребенка, не говоря уже про человека, который не полнял на тебя оружие - для истинного воина позор. Такой не попадает в валгаллу по врованиям нашего народа...
- Значит те Даны которые приходят из-за моря не слишком беспокоятся на счет загробного мира. жажда наживы сделала их бесстрашными и беспощадными...
- Они заслужили наше презрение... То что они сотворили в Ингьяланде, до сих пор заставляет наших= воинов морщиться от отвращения...
- Ты принял нашу веру, и ты взял в жены дочь моей сестры. ты теперь один из нас. И я тебе верю... Но тебе не верят мои вожди... Хотя кровь финнагаэль и народа эйрин перемешалась уже настолько, что мы отличаемся только по верованиям и языку..
- Я на твоей стороне, Властитель Тары. Ты хочешь взять Дюпплинн?
- Не только. Я повешу Гримикиля Чернобородого на его воротах... Как подлго разбойника и убийцу коим он и является... И я рад что твои соотечественник помогут мне в этом...
- В моей стране нет единства. У нас много племен и все воюют друг с другом.
- Как и у нас. -с усталым вздохом произнес король. - Мой дед и его дед мечтали что наша страна когда-нибудь стала едина... Будь наши кланыф едины. разве сунулись бы чужестранцы на наши берега? В наших летописях рассказывается, что еще до того как к нам пришел святой Патрик и святой Колумбан, наш народ совершал набеги на Британию, а скотты с севера даже завоевали весь север острова. Мы надеялись что истинная вера принесет нам едиснтво. Но разделение осталось, и лишь границы королевств и графств устоялись.. И до сих пор В Ульстере ликуют, услышав что в Коннахте чуждеземцы ограибитли и сожгли усадьбы...
- Как и у нас... - повторил Харек.
- Я в дестве мечтал объедингить весь остров под свеой властью, как только стану королем. Но став королем, я понял что мне это не по силам. Я не Карл Магнус, и не Оффа Мерсийский... ИТ у меня нет преданных людей, которые пойдут за мной в огонь и воду. У каждого клана свои интересы.ю А моя страна горит под ногами чужеземцев...
- Наши воины пойждут за тобой, куда бы ты не позвал...
- Вас мало... Слишком мало... И я так утсал от всего... Пожалуй взятие Дюплинна и изгнание темных чужаков будет единствененым подвигом, который переживет меня в веках...
- На все воля бога, как говорят ваши пасторы...
- Истинно так. Ты давно не был в Дюплинне, с тех пор как даны прогнали ваших людей оттуда...
- Мы помним и благодарны тебе за, то что ты дал приют нашему народу в своем королевстве. Вы считаете нас варварами, но мы умеем платить вреной службой за добро... мы будем сражаться и возьмем Дюплинн.
- На самом деле мне не нужен этот город. Он чужой для насм, и мы никогда не сделаем его своим... Но мне нужен там верный мне управитель, будешь ли ты им, Харек Вольфгар?
- Как угодно моему королю.. - произнес Харек, и склонил голову.
Король положил ладонь на слегка склоненную голову норманна, и сделал благославляющий жест.
- Может ты и не сможешь объединить Ирландию, мой король, но ты покажешь, ка кэто можно сделать. Кто-то из втоих сыновей сделает это...
- Я на это надеюсь... И верю, что Господь услышит мои молитвы...
Харек вышел из королевского шатра. Прошло много лет с тех пор, ка кон отпраивлся в странствия. Сначала он приплыл в Дюплинн. Ему так и не удалось разыскать родню своего друга и соратника - видно его соотечественники изрядно пострались, когда разрушали его селение... Но его очаровала эта страна, и этиот народ, их язык, обычаи, музыка, песни и их хмельные напитки. Дух страны Эйр вошел в него и не желал оставлять. Он принял их веру и женился на дочери вождя. Но в душе он оставался норманном... С родины не доходило никаких вестей, ибо он пребывал там, куда никакие вести из-за пределов острова не доходили. И вот если они возьмут город, в котором укрепились датские викинги, он наконец узнает, что произошло у негог на родине. Он на это очень надеялся...

КЮНА АССА

Рабыня держит перед лицом госпожи зеркало. Хорошее зеркало, серебряное. Подарено еще покойным мужем. Стоит дороже, чем эта рабыня.
Оно отражает красивую, в самоцветах повязку на волосах, золотые височные кольца, привезенные из Гардарики. Отражает золотые перстни на руке, поправляющей волосы. Много, много перстней, с камнями багровыми, как сгустки крови, и зелеными, как листва.
Это главное. А то, что оно отражает еще и морщинки у глаз, неестественную отдуловатость лица, некрасиво опустившиеся углы рта, седину... Асса не видит этого, не хочет видеть. Больше драгоценностей, больше украшений с яркими камнями, пусть все глядят на них, а не на морщины.
Время меняет людей и мир? Асса не желает этого знать. Если бы она могла, она приказала бы убить Время.
И поделом. Время без вины карает женщин старостью. И заставляет их смотреть, как их место в жизни занимает глупая молодежь.
Ничего не должно меняться. Она молода. Она сильна. Она способна удержать власть вот в этих руках. Смотрите, люди, сколько на них перстней! Это не руки нищенки или служанки. Это руки истинной кюны.
Альтинг? Ладно. Пусть. Альтинг – это бой, где женщина можит помериться с мужчинами и победить их. Если она – истинная кюна.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 11-09-2006, 17:47

Альвхеймер. Хаки и его жена.

Хедвиг, невестка Гандальва, занималась рукоделием. Возможно, женщина ее положения, и могла бы прожить весь век в праздности, однако коннунг не терпел под крышей бездельников. Ходили слухи, что даже его покойная супруга собственноручно доила коров и шила мужу рубахи в обход служанок. Может, именно поэтому боги не дали грозному коннунгу дочери, только мальчишек? Впрочем, к подобной работе Хедвиг было не привыкать. Единственная дочь небогатого ярла, она рано заняла место хозяйки под опустевшим кровом родителя. Ей не было и двенадцати, когда жестокая горячка после родов лишила девушку и матери… и новорожденной сестры. Отец, сраженный внезапно свалившимся горем, дал дочери куда больше воли, чем принято в северных семьях. Возможно, поэтому замужество казалось Хедвиг не счастием, а кабалой?
Веретено пляшет свой затейливый танец по плиткам пола, умелые пальцы сноровисто скручивают шерсть в тонкую нить. Но голубые глаза женщины не сморят на то, что делают руки – они устремлены на мужа. Хаки смотрит в окно – и не упрекнет жену за разглядывание. Впрочем, временами ей почти хотелось его упреков. Пусть бы повысил голос, накричал… повел себя хоть немного подобно Гандальву, перед которым Хедвиг до сих пор трепетала, как девочка. Она думала так – и тут же возражала сама себе: ужели она, привычная к свободе отцовского дома, желает себе жизни в рабской покорности? Так она осталась сравнительно вольной… временами – даже вольнее, чем хотелось. Задумчивые глаза оценивающе скользят по фигуре мужа. И не скажешь, что плох – и статен, и родовит, и даже по своему красив. А вот – не люб. И даже не хочет нравится. Последнюю истину Хедвиг с обидой поняла на вторую же ночь их брака, которую Хаки предпочел провести у лесного костра, а не в супружеской опочивальне.
«За что мне подобная доля, о златокудрая Сид?»
Давно уже дочь Хильдинга-ярла не верила сказаниям скальдов о великой любви, давно знала: большая часть браков ищет блага для рода, и любовь супружеская приходит лишь после. Если уж повезет.
Комната расплывается перед глазами.
Хаки… перед свадьбой она проплакала все ночи ,– слишком уж неприглядно описывала молва ее суженого. Истина проста: любая женщина Севера грезит могучим викингом с топором, красным от крови врагов. Именно такими видят девушки отцов своих сыновей, именно о таких вздыхают долгими зимними вечерами. О героях – а не о трусах, над которыми потешается пол Альвхеймера.
Воля коннунга закон – и потому Хильден-ярл, хоть и бледнел от гнева, слыша рыдания дочери, все же отдал ее в срок Хаки Гандальвсану. И с тех пор не было у сына коннунгового хулителя, более злобного на словах, - пока сам властелин этих земель не призвал отца Хедвиг к умеренности. Клюквенной краснотой наливались щеки девушки от хмельных отцовских речей, а на глаза наворачивались злые слезы. Ибо знала она, – не прибавит такая хула ни чести роду ее, ни счастья супружеского – ей самой. Не любят мужи поношений, а видят все – именно она – причина отцовской лютости.
Но время шло, и в юном сердце змеей затаилась злая обида. Она не желала для себя этого мужа, однако – не могла простить того, что он ее не любил.
Даже сейчас Хаки здесь лишь по приказу коннунга – да и то смотрит в окно, а не на жену. Как будто не густы ее волосы, ни ясны глаза да не горда поступь! Многие парни заглядывались на нее еще в девичестве, разбивали друг другу носы за право пронести ее ведро с водой от колодца. Да и сейчас во след Хедви гоборачиваются даже сивоусые гридни, а скальды Гандальва вовсю славят по Северу красу его невестки. Вот только муж той красы будто не видит, - словно всучили ему на ложе беззубую старуху, а не признанную красавицу!
Рука вздрагивает – и на кончике пальца появляется алая капля. Вот уже много лет прошло с тех пор, как Хедвиг колола пальцы веретеном в последний раз. Должно быть она охнула – ибо Хаки резко оборачивается – и вопросительно смотрит на жену:
- Я просто укололась, - говорит женщина. Сын коннунга кивает – и отворачивается так, чтобы Хедвиг не видела гримасы сожаления у него на лице.
Возможно, они были бы счастливы под иными небесами, где нет родительской воли и людских языков. Однако, норны сплели свою нить таким образом, чтобы этот брак не заладился с самого начала.
Увы. Иногда воля богов слишком мучительна для людей.

Сообщение отредактировал DarkLight - 11-09-2006, 21:57

Хрингарика. Гримкиль, Раги Лысый и его дружина.

___________________________________________________
- У вас в руках топор, топор, топор, а не меч. Мечом сражаются, как капризной женщиной стремясь ударить так, чтобы другого удара не понадобилось. Топор же идеальная женщина, которую вам хочеться использовать ещё и ещё. - Гримкиль Изобрёл целую философию для своей дружины, которая целиком вооружена топорами. - Не отказывайте себе, но держите контроль над ней, не смейте баловать её. Не давайте ей обладать вами. Знайте куда и когда полетит ваше оружие. Свен, у топора есть не только боёк.
- Ярл, мне нужно с тобой поговорить... - на краю арены появился Раги Лысый, его десятник.
- Что тебе нужно, друг мой? - Гримкиль вышел из черты арены и приказал воинам тренироваться дальше.
- Мне не нравиться твоя идея с захватом Хрингарики.
- Хрингарики? - Если бы на нём не было маски, то Раги увидел бы его улыбку, хотя от его зорких глаз не утаилась склдка под его живым глазом.
- Именно, нам придётся делиться с Кегни нашими же землями, к тому же такие безумцы, как он не остановяться никогда. Они будут продолжать убивать даже если их загнать по землю в объятия Хель.
- Кегни не должен тебя волновать - он лишь ступень, как и Гутхорм и Хрингарика, ты понимаешь меня?

Сообщение отредактировал In Ferow - 11-09-2006, 21:42

Хегни пришёл домой пьяным. Почти пришёл. Его нашли дружинники, когда тот пытался перелезть через межу. Долго пытался. И почти перелез, когда его взяли под руки и оттранспортировали в усадьбу. Очнувшись, он увидел перед собой постылую Кару с её вытянувшимся лошадиным лицом и жалкой полуулыбкой.
- А Крр... - хотел было выругаться Хегни и ударитm жену, но лишь взмахнул рукой. Потом подгрёб её под себя, в надежде хоть этим победить головную боль похмелья. Когда всё было кончено, Хегни запахнулся и вышел из помещения. Голова не прошла. Мало того - появились мысли, вспомнилось вчерашнее. "Ещё одна дочь будет", - подумал он, - "А куда их? Правильно говорил брат - расширять владенья надо."

Агдир.

Тинг. Тинг. Тинг это не просто совет вождей, это место где можно увидать друзей и родичей из дальних селений, поторговаться и похвалиться ратными подвигами да новыми нарядами. Здесь молодые воины ищут себе невест, а старики вспоминают молодость.
Тинг - это шанс попасть в дружину конунга. Тинг - это тинг. Поэтому, когда по всей земле разнеслись вести о новом тинге, бонды и хирдманы с радостью поддержали эту весть. Люди собирались в дорогу, охотники сдирали шкуры с убитых зверей, чтобы продать подороже, кузнецы выбирали лучшее оружие из кованного за год, ратники чистили доспехи и мечи.
Все знали, что этот тинг будет судьбоносным для Агдира, Вестфольда и Вельгумерка. Из уст в уста передавалась весть о скором совете.
Тинг.

Олень стремительно несся по лесу, огибал деревья, наклонял увенчанную рогами голову, чтобы не зацепить низкие ветки… Останавливаться ему было нельзя – ведь по пятам шла стая.
Волки мчались молча, слышен был лишь скрип снега под подушками лап. Они не особенно спешили; их задачей было – загнать оленя к трем высившимся неподалеку скалам.
И им это удалось.
Действуя необычно слаженно даже для стаи, волки заставили оленя с разбегу влететь между скалами… и увидеть впереди несокрушимый камень. Бежать дальше было некуда.
Единственное, что оставалось – это молотить копытами любого, кто подойдет… что олень, похоже, и вознамерился сделать.
Только вот волки даже и не собирались кидаться на него. Просто угрожающе рычали, не выпуская из ловушки.
А потом появился Эгиль, положивший руку на загривок крупного волка.
– Похоже, вы нашли хорошую пищу, серые братья, – заметил он. – Где у него голова? Здесь? Здесь?
Эгиль касался ладонью камня на разной высоте, пока не получил утвердительное рычание.
– Очень хорошо…
Он прекрасно знал, где находился олень. У слепых превосходный слух… а те, кого жизнь заставит, научатся метать ножи на звук и без промаха.
Что и вышло – клинок Эгиля вошел в жилу на шее оленя и тот повалился на снег.
Эгиль немного подождал, пока зверь умрет. Подошел, нащупал рукоять ножа, выдернул его и принялся вырезать куски мяса.
Стая собралась вокруг и ждала, пока вожак даст им еду.
– Вот так же будет и с Барвайгом и его воинами, – заметил Эгиль, бросая мясо своим спутникам. – Серые братья, вы не против отправить нескольких бойцов к своему конунгу?
Волки совершенно не возражали.

Хрингарики.

Гутхорму повезло. Едва въехав в границы Хрингарики он наткнулся на кучку разбойников, как рах нападавших на деревню. Драка была короткой и жестокой. Юный конунг всегда не навидел бессмысленно и бесчестное кровопролитие, так что просто осатанел от гнеа, когда увидел, что творят разбойники на его земле. Ну а в гневе он всегда становился берсерком, так что не было ничего удивительного в том, что он спокойно увеличил в количестве, но уменьшил в качестве вожака разбойников, перерубив его пополам вместе с мечом, шлемом и кожаным доспехом. Увидев это, воины его воодушевились и вступили в бой. разбойники были сломлены быстро, однако бежать не смогли - воины конунга их догнали и отправили в Хель. После этого Гутхорм не мешкал - тут же направился к Атли Тощему. По дороге к нему на руку опустился ворон, с привязанной к лапе грамотой. Не так давно Гутхорм выучился читать, вдохновлённый примером сестры, так что руны не скрывали для него никакой тайны.
"Тинг! - подумал он. - Я не могу пропустить его - Харальду понадобится моя помощь! Плохо. Очень плохо! Значит так, сперва к Атли, сказать ему всё, что думаю, а потом обратно в Агдир и побыстрее!"
Сказано-сделано! К закату одинадцать всадников были у Атли, а на рассвете они устремились обратно в Агдир. Всю ночь перед этим Гутхорм имел долгую беседу со своим наместником, после которой тот выглядел малость потрёпанным.

Хрингарика.

- Куда ушёл?! Как ушёл?! Кто позволил?! Я зарублю Атли и созывателя этого богами проклятого тинга, а потом вырву кишки ублюдку Гутхорму.
- Ярл ты должен присутствовать на тинге, как и Олень.
Живой глаз Гримкиля покраснел от злости, сосуды полопались - он жаждал крови, но не как Гутхорм, он жаждал крови Атли... И Гутхорма... И Харальда... И всех...
- Раги, Владимир, Эрик... В деревню Атли. Убить всех воинов. А Атли оставить мне в целости и сохранности. Я хочу его крови... Когда я вернусь с тинга всё должно быть в лучшем виде...

Сообщение отредактировал In Ferow - 12-09-2006, 20:11

Вечером в бухту Агдира, из усадьбы Акерхус. что расположена в Вестфольде, прибыл большой корабль на вадцать скамей по одному борту. На корабле были синие паруса. Паруса Тора. Мачта была в форме молота. А на носу судна была голова козла. Ни один морской разбойник в здравом уме и трезвой памяти не станет нападать на корабль посвященный богам. В любом фьорде такой корабль - желанный гость. Торлейв Мудрый сошел на берег вслед за агдирцами, чтобы встретить гостей. Завидев синие паруса, на берег выбежало пол селения. Дощечки с вызовом на тинг уже были разосланы три дня назад, и в течение недели должны были дойти до самых удаленных уголков трех одалей Инглингов.
- Приветствую тебя Торлейв наследник Тора. - сошедший с корабля первым жрец с руной Тиу поклонился Торлейву, и тот поклонился в ответ.
- Привествую тебя Игни наследник Ингви.
Каждый выходящий человек в просторных белых одеждах с руническим знаком своего бога спускался с корабля, и приветствовал главного жреца Агдира. Торлейв приветствовал каждого лично, называя его имя и имя бога или богини, которым они были посвящены... Двадцать жрецов и жриц, каждый представявший своего бога или богиню, прибыли в Агдир из Вестфольда, чтобы помочь Торлейву и его подручным провести Великий Зимний тинг, который по традиции проводился накануне Первого Дня Зимы - осеннего равноденствия. На тинге решались споры, справлялись свадьбы, заключались торговые сделки и мирились соперники. Тинг проводился в Священной Роще, на горе в десяти милях от усадьбы Агдирских коннунгов. Торжественная процессия из тридцати жрецов и жриц, сопровождаемые служками, изобравшими альвов, валькирий, дисов и дис, прошли в священную рощу, и встали кругом в круге камней...
- Все ли готово для проведения тинга, Сын Тора? - спросил жрец в сером одеянии, с широкополой шляпой на голове, и один его глаз был закрыт повязкой. Жрец представлял здесь самого Одина.
- Клянусь кольцом Тора -Тунора и Обручьем Тюра - Тиу, и Ожерельем Ингви-Фрея, что все готово к проведению тинга, и все перед лицом богов будет справедливо, и каждый сможет высказать все, что считает необходимым, и никому в этом не будут чиниться препоны... Асы и Ваны Асгарда будут свидетелями...
- Ньерд покарает тех, кто не сдержит свои клятвы, и чертоги мрака ждут их за порогом мира живых... - произнес жрец Ньёрда с амулетами в виде двух не то змей, не то волнистых линий...
- Тор покарает тех, кт не сдержит свои клятвы... - ответил Торлейв, поклонившись в ответ.
- Фрей и Фрейя не дадут своих благ тому, кто отступится от своих слов... - хором произнгесли мужчина и женщина с амулетами в виде колоса и жолудя...
- Да будет так! Да будет всякое слово, произнесенное в этом месте, правдиво, да будет всякое обещание, выданное здесь, нерушимо, да будут решения, вынесенные здесь, справделивы...
- Да будет так! - произнесли хором все тридцать жрецов и жриц, и взялись за руки....
- А теперь, мы призовем богов, чтобы боги снизошли к нам, и чтобы боги вселились в нас, и чтобы боги говорили через вас. - объявил жрец Одина... Он взял свой бубен и затянул песню на древнем языке... - Водан услыши нас, Водан посмотри на нас, Водан снизойди к нам, Водан явись к нам, Водан вселись в нас! - ритм выбивамемый руками жреца на бубне, стал более четким. Каждый жрец подхватывал ритм, и начинал призывать своего бога, пока все 12 богов и богинь не явили свою силу...
- Водан херкомен! Тунар херкомен! Фрея херкоме! Фрейар Херкомме. Ньёрдэ херкоммен! Видар херкомме! Тиу Херкомме! ...
На короткий миг в священной роще воцарилась тишина... Служки снова забили в бубны. затренькали струны на гуслях, зазвучали флейты свирели ... Взявшись за руки, жрецы стали обходить большой валун в форме человеческой фигуры из черного железняка, распевая не то молитвы, не то пожелания. Обойдя один круг, жрецы начинали двигаться в противоположном направлении... Сделав двенадцать кругов в обе стороны, жрецы и жрицы сели на дубовые сиденья, вырезанные прямо из дубовых, ясеневых. вязовых и березовых пней... Совет жрецов начался... Всем служкам и прислужникам было велено удалиться из священной рощи. и не приближаться к ней ближе чме на 200 шагов... Совет был тайным. Сегодня ночью они - эти тридцать мужчин и женщин, старых и молодых, вершили судьбу трех племен владений рода Инглингов - которому грозило угасание взамен предсказанного процветания...

Альвхеймер. Барвайг Красный.
____________________________________________________
Ярл Барвайг пребывал в заботах с раннего утра и до самого вечера. Воинская слава - это хорошо, но подготовка к войне - дело хлопотное. В древности боги были ближе к людям, и дозволяли полюбившимся героям не заботится о пропитании, кладя все силы на подвиги, снабжали их вечной одеждой и неуничтожимым оружием. Ныне правнуки тех воителей могут лишь с завистью вздыхать - но даже викингам не хватит сил побороть изменение мира. Приближается последняя битва - и боги удалятся от людей, предоставляя им заботится о себе самостоятельно. Вот Баргайг и заботился, являя Альвхеймеру лик мудрого старейшены, а не берсерка. Сколько надобно запасов? Как их перевозить? Откуда брать? Где хранить? Сплошные вопросы - и для каждого спрашивающего у Красного ярла находилось мудрое слово.
"Воистину, мудрого командира поставил Гандальв над своими гриднями", - одобрительно шептались старики, а сам коннунг лишь одобрительно крутил ус, глядя за усилиями ярла. Ибо был Гандальв вспыльчив, но умен, и не видел в помощи Барвайга замыслов коварных и посягательств на власть свою. Серый коннунг был опытен - и уверен в силе своей, а потому не боялся понести урон от чужой мудрости.
А Барвайг все работал.

КЮНА АССА

Трон был мрачен и грозен. Древний, из потемневшего дуба, украшенный резьбой. Подлокотники щерились пастями чудовищных то ли зверей, то ли демонов. Кюна вспомнила, что каждый раз, садясь на этот трон и кладя свои руки в тяжелых кольцах на эти резные головы, она чувствовала себя чародейкой, усмирившей, подчинившей себе двух могучих духов.
Ах, если бы было так же просто подчинить себе нынешних врагов...
Кюна еще раз окинула трон взглядом.
На альтинг кюна Асса не пойдет пешком, как бредет простонародье. И не поедет на коне, как едут повелители отрядов. Нет, ее понесут на троне, под кличи свиты! Пусть все видят, кто она такая!

Фроди сидел и думал. Хегни дурак. Сильный, могучий, любимый дружиной, яростный в битве, но дурак. А, если планировалась война, нужны были союзники. Союзники сильные, союзники опытные. Мальчишка был мальчишкой, но у него было много советчиков. Без них он был никем, но с ними. И всё надо было делать быстро, как бы меду прочим, чтобы никто особо и не заподозрил ни его ни брата в каких-то там приготовлениях. Союзников собирать и переманивать умеют все. Тем более старая ведьма. Этой бабе в житейской мудрости не отказать. Её надо опасаться особо. Уже было, что она вставала поперёк пути тем, кто и без неё жил спокойно.
И Фроди вышел во двор.
- Барди, обратился он к чернобородому дружиннику. Как ярла Гримкиля найти знаешь. Разговор у меня к нему. Так и передай. И ещё он знает, что я человек слова. По пустякам тягать не буду. А разговор для него выгодный. И не только денежный. Дело чести. Он поймёт. И к Гандальфу загляни. Этому скажи, что я буду у него вскоре. Ну, всё. Да, по дороге заедь к Хегни, скажи - пусть гридней готовит. И при деле будет и отойдёт. Хватит с него пьянства и блуда. Только, передай как просьбу. А то пришибёт ненароком. Ласковый он с утра. Ну, двигай.
Чернобородый кивнул и стал седлать коня. Конфиденциальные поручения он выполнял и ранее и знал, что ярл, как строго спросит выполнение, так и хорошо наградит, если всё будет исполнено быстро и правильно.

Альвхеймер. Коннунг Гандальв.
____________________________________________________
Серый коннунг ехал по селению верхом и с удовольствием разглядывал следы Барвайговых приготовлений к походу. Сам Красный ярл гонял молодняк вокруг коннунговой усадьбы. Из каждого окне на юношей смотрели прекрасные девичьи очи - за воинскими состязаниями наблюдали и служанки, и дочери гридней и даже их матери и бабушки, вспоминающие молодость. Естественно, при таком "надзоре" осрамится было немыслимо - и каждый юнец трудился за дюжину, показывая отвагу и силу .
Коннунг улыбнулся в усы: стараниями Барвайга в Альвхеймере удвоится число свадеб. Однако - уловка вышла действенной, и подготовка к войне шла быстро.
Гандальв смотрел и тихо радовался... пока взгляд его не наткнулся на сына. Хаки не принимал участия в молодетских забавах, одиноко стоя в стороне, под вышитым стягом Альвхеймера. Коннунг остановился невдалеке, угрюмо разглядывая сына - и в очередной раз вопрошая богов, откуда в его роду такое недоразумение. Серый коннунг был горд до лютости - и ему было тяжко сносить справедливые насмешки гридней над наследником. Пусть даже он сам положидл начало подобной молве - результат коннунга мало радовал. И Гандальв в очередной раз задумался: а стоило ли вообще посылать это чудо на войну? Да, речи Барвайга мудры - но если сын в очередной раз продеманстрирует воинам ирусость - срама не оберешься. Хаки уже тридцать - так что его поведение уже не спишешь на молодость и отсутствие опыта...
Увы, но властитель Альвхеймера не видел в наследнике сына - нет, Хаки был для него лишь ходячей проблемой.
И, несомнено, это чувствовал.
Гандальв пришпорил жеребца - и стрелой пронесся по главной улице, едва не сбив пару торговцев.
Главное - подальше от скверных мыслей. Ибо серый коннунг уже не впервые ловил себя на том, что почти желает смерти своему единственному сыну...

Агдир. Тинг

Пять статуй богов. Пять избранных жрецов. Жертвенные огни и дым, возносящих молитвы. Четыре резные скамьи, на которых сидели старцы, избранные законоговорителями от Агдир, Вингульмерка, Весфольда и Хрингарики: Бьерн Старый, Свен Свенсон, Хаген Секира и Торлейв Торлейвсон, представлявший Агдир. Старшим среди них был Хаген, согбенный под властью лет, но все еще крепкий и сильный, а в глазах его светилась та мудрость, которой может обладать тот, кто прожил не один десяток зим.
Собирались люди, рассаживаясь на скамьи и голую землю, приезжали херсиры и ярлы, воины окольчуженные, но безоружные, слуги, разносившие чарки доброго эля и хмельного меда.
На дороге показалась процессия, шедшая из конунжей усадьбы - четверо дюжих слуг несли трон с могущественной кюной, восседавшей на нем, точно сама Фригг в чертогах Валгаллы. А следом за ней шел дворовый люд.

Трон плыл над головами собравшихся на тинг людей. Говор смолк, воины отставили чары с медом.
Все взоры были устремлены на приближающуюся кюну.
Обычно Асса любила всеобщее внимание, оно пьянило ее, придавало силы и красноречия. Но сейчас... что видела сейчас старая кюна в этих волчьих взорах?
По пятам за владычицей катилась волна криков: "Кюна Асса! Грядет кюна Асса! Дорогу владычице!"
А впереди... почему повелительницу не приветствуют крики собравшихся на тинг воинов?
Ассу мутило от ярости и дурных предчувствий. Накануне она видела недобрый сон: выброшенный на берег, разбитый в щепы корабль. И хотя старая служанка истолковала сон -- дескать, от моря к кюне придет новое богатство! -- Асса не могла отрешиться от чувства, что близится ее конец.
Но показать это... о нет, не дождутся!
Трон был осторожно поставлен наземь, и кюна поднялась во весь рост. Слуга поспешно подал ей посох, украшенный самоцветами.
— Доблестные воины! — Голос Ассы был ровен и громок. — Мужи, украшенные мудростью! По воле богов сошлись вы на тинг — и да послужит все, что вы решите, на благо вам и людям, что идут за вами! Да не устыдятся ваши доблестные предки, что из Вальгаллы глядят сейчас на вас, и да гордятся потомки каждым словом, что вы произнесете сегодня! Да будут речи ваши совершенны и ценны, как камни ожерелья, и да будут слова ваши так же метки, как копья в ваших могучих руках!

Гутхорм чуть запоздал и прибыл на тинг, когда Асса уже садилась на своё место. Въехал он не менее величественно, чем старая кюна, но величие его было другим. Это было величие могучего воина, до сих пор не знавшего себе равных во всей Норвегии, величие конунга, отвоевавшего свою страну собственными силами и не собиравшегося отдавать её никому, величие наставника того, кому пресказанно стать первым конунгом объединившим под своей рукой всю Норвегию. Гутхорм не произносил долгих речей - он просто въехал на альтинг, вынул из ножен меч, воздевая его в салюте и прокричал:
"Сыны Одина! Да не прогнётся под вами Биврёст!!!"
Ответом ему служили приветственные крики. Гутхорм и его воины сложили оружие, как того требовала традиция в специальный сундук и проследовали к столу, где сидели Рагхильда, Харальд и воины Агдира.
- Привет тебе сестра! - поклонился он. - Рад видеть твою красоту не потускневшей, а мудрость не пошатнувшейся! Привет и тебе, Харальд! Да не ослабеют твои руки и разум, когда придёт время!
С этими словами он расположился слева от воспитанника и положил ему руку на плечо, чтобы все на тинге видели - Гутхорм из Хрингарики своего племянника не оставит!
Уже сев, он кинул на Ассу быстрый взгляд, и рука его тут же потянулась к пустующим ножнам. Глаза старой кюны горели неприкрытой ненавистью...

Сообщение отредактировал Orrofin - 17-09-2006, 18:28

Агдир
Тинг начинался, а Харальд все не мог справиться со своими чувствами. Хоть и сохранял спокойное выражение на лице.
"Ну почему так! Мы же одна семья... так почему мать моего отца желает мне зла? Тор свидетель - я никогда не наносил ей обиды. И сражаться вместе - лучше, чем обращать мечи друг против друга".
Юноша посмотрел на мать, на стоящего рядом дядю.
"Нет, что бы не случилось - я не дрогну. Как и они не дрожали - тогда, пятнадцать лет назад..."
От невеселых мыслей Харальд чуть ссутулился. Теперь же он сел ровно и устремил прямой взгляд на Ассу.

Близ Альхейвмара, лес
- Что ты увидел, серый брат?
Ответные рычания и поскуливания не принял бы за ответ никто из людей - кроме Эгиля.
Один из его волков отправился на разведку - посмотреть, что и как.
И посмотрел - ворваться внутрь явно было не по силам стае.
- Значит, будем ждать, - улыбнулся Эгиль. - Рано или поздно кто-нибудь выйдет...

Альвхеймер. Хаки.
__________________________________________________
Деятельный Барвайг всячески пытался привлечь Хаки к подготовке похода. Однако, сын коннунга, хоть и не отказывая ярлу в просьбах, не получал ни малейшего удовольствия от процесса. Пусть он являлся формальным главой отряда, все знали, что это - лишь дань традиции, и знали - почему. Так что Хаки по-прежнему не встречал в воинах приязни.
Сегодня Красный ярл махнул левой рукой на попытки сблизить коммандира с его гриднями - и отправил Хаки в лес. Военный поход - дело трудное, а посему старики заповедовали брать с собой все с запасом, чтобы бегать по лесам вместо подготовки к рати. В частности, это касалось оружия. Лук - верный друг воителя и охотника. Однако, древесина недолговечна, а интенсивная стрельба вкупе в непогодой причиняет урон самому и хорошему оружию. Вот ярл и озаботился проблемой, повелел Хаки найти подходящие деревья и пометить их для слуг-лесорубов. Дело это тонкое, на рабов полагатся нельзя - а отряжать гридней - боязно, что обидой сочтут. В отличае от остальных, сын правителя вовсе не жаждал демонстрировать воинское мастерство в потешных стражениях, так что его кандидатура явилась оптимальной. Выбор устроил и ярла, и Хаки.
Он быстро прошел по селению, стараясь не попалаться на глаза прохожим, и ступил под сень леса.
В отличае от родительского крова, здесь Хаки Гандальвсан чувствовал себя, как дома.

Сообщение отредактировал DarkLight - 18-09-2006, 21:57

– Что-что, серый брат?
Крупный волк утвердительно рыкнул.
– Значит, человек вышел из Альвхеймара и направился в лес, – задумчиво произнес Эгиль. – Это несомненный шанс. Что ж, последуйте за ним, серые братья. Не показывайтесь на глаза – но подождите, пока он не зайдет достаточно далеко. Вперед!
Эгиль был способен приказывать волкам одной лишь легкой мыслью… но редко поступал так. Только когда нужно было вести себя тихо.
Звучащая речь позволяла помнить о том, что ты – человек. А не вожак стаи волков.

Серыми, неслышными тенями скользили волки меж деревьев, следя за каждым шагом человека. Ни одного звука не доносилось от них – на охоте стая Эгиля никогда не выла, чем и отличалась от других.
Когда человек в очередной раз остановился, они поняли – пора.
И вышедший из Альхейвмара внезапно оказался в кольце волков – широком, не меньше двадцати шагов… но в кольце.
А спустя пару мгновений меж деревьев показался Эгиль, положивший руку на загривок крупного волка.
– Приветствую тебя, – произнес он.

Тинг в Агдире Совметсно с Тельтиаром.
Старший Законоговоритель поднялся со своего места, и, осмотрев собравшихся на холме людей прищуренными глазами из под кустистых бровей, молча подал знак. Мальчишка в крылатом шлеме трижды протрубил в рог. Трубный рев эхом прокатился по окрестностям, всполошив стаю ворон, сидевших на ветвях дубов и вязов в священной роще, и с карканьеми подняшихся в небо. Толпа затихла в благоговейном трепете.
Старший законоговритель прокашлялся, и прокричал:
- Это знак, что Один среди нас! Люди Агдира, Вестфольда и Вингульмёрка! Ярлы и Бонды! Мы собрались здесь, на Холме Собраний, чтобы почтить память предков, вознести хвалу богам за собранный урожай, договориться про свадьбы, и воссатновить справедливость и порядок, если они где-то былои нарушены, и покарать тех, кто нарушил законы или обывчаи нашей земли. . Если у кого-то есть жалобы, которые не смог разрешить ваш хёльд или хёвдинг, пожалуйте сюда. Вас выслушают и вынесут справедливое суждение. Если у вас есть спор, который не смог разрешить ваш хёльд или хёвдинг, пожалуйте сюда. Если у вас есть жалобы и вы недовольны правлением вашего хёльда, хёвдинга или ярла, выскажите это здесь, и законники и старейшины вынесут справедливое решение.
Однако жалобщики не спешили подниматься со скамей, молчали ярлы и хевдинги, хотя у них и были заготовлены вопросы, которые они хотели решить. Кто-то собирал рать в поход, и желал получить благословение богов, другой собирался взять виру за убийство родича с соседа, третий хотел вступить в права умершего отца, но - они молчали, словно ожидая, пока первым не выскажеться конунг.
- Есть ли у вас дела, которые на дают вам покоя, и с которыми вам нужно обратиться к нам, или к Кюне, чтобы решить их? - спросил Старший Законоговритель, осматривая притихшую толпу...
И тут людей как будто прорвало. Разом послышались возмущенные крики мужчин и женщин, перекрывающие и перебивающите друг друга, и складывающиеся в нестройный хор голосов.
- Какие там споры? Какие могут быть разборки? Все наши соседи пошли на нас войной!
В этот момент, точно по условному знаку, поднялся один из богатых бондов Хрингарики:
- Нашу страну грабят и жгут. Наших детей насажитвают на копья, а наших жен насилуют! Враги жгут наше добро! Почему не собирают войско? Где тот кто поведет нас в битву?
Толпа разразилась одобрительными криками, а следом встал другой землевладелец, уже из Вестфольда:
- Да разве может женщина вести войска на битву? Где тот обещанный нам конунг, который возьмет под свою руку весь Северный Путь?
И тогда встал Хегни Золотой Пояс - самый богатый и уважаемывй бонд Агдира:
- Почему только чужеземный конунг беспокоится о наших домах и землях? Почему у нас нет своего конунга - воителя или хотя бы того кто его заменит? Сколько можно терпеть?
Тут встал бонд Трори из Усеберга:
- С тех пор как умер наш конунг Хальвдан, урожаи снизились, и приплод у скотины не тот что раньше. А тут еще град побил посевы, и буря угнала косяки сельди далеко в море. Не гнев ли это богов, что у нас все еще нету конунга, которому они благоволят?
Тут поднялся хёльд из Вестфольда.
- Мою усадьбу сожгли викинги из Гаутланда, пока я ходил на Хригнарики. Мыслимо ли такое было во времена Хальдвана?
- А у меня кобыла понесла двуногого жеребенка! - крикнул конюший из конунжьей усадьбы Агдира.
Кто-то из женщин в толпе засмеялся.
- Все потому что кобылы тебе милее чем женщины... - крикнула какая-то женщина - видимо жена хёльда или ярла.
- Так кобылы хоть благодарны за заботу, и не требуют новых украшений и нарядов... А то каждая карла хочет быть колодой нарядов, березой браслетов и рябиной гривен, даже если у нее самой лицо как у кобылы ..- ответил конюший, ничуть не растерявшись.
По толпе прокатился смех, даже Торлейв смеялся, утирая слезы...
- А я вот что вам скажу... Зачем нам старая кобыла на троне, которая уже в Хель вот вот должна отправиться, и уже не помнит, сколько у нее там владений, и что в них надо делать, коли есть молодая и умная кобылица, да и жеребенок ее уже подрос... - сказал хёвдинг из Агдира по имени Орм Косматый Медведь, про которого говорили, что у него 4 жены и 2 дюжины сыновей и дочерей не только от жен, но и от служанок. - Какое процветание может принести женщина, в которой самой силы жизни иссякли?
- Да и времена нынче не те... - подхватил Арни Сварливый- хёльд из Вингульмерка. - Пора бы бабушке угомониться и уйти на покой... Сыну Хальдвана нынче столько же, сколько было Гутхорму конунгу Хригнарики, когда он свой удел отвоевал у врагов, и сам сразил троих неслабых воинов собственными руками!
- Конунг! Нам нужен конунг! Харальда в конунги! - закричали сразу несколько голосов, и вот уже несколько голосов переросли в хор, и слились в нескончаемый гул...
- Тише! - крикнул Торлейв, встав со своего места, и протрубил в висевший на его шее рог. - Пусть сама кюна ответит на ваши жалобы.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 20-09-2006, 12:56

Гутхорм сидел на своём месте и внимательно вслушивался во вроде бы не разборчивые, а на самом деле очень важные выкрики толпы. Пока ярлы, бонды и прочие гости альтинга были настроены поддержать Харльда, но конунг Хрингарики слишком хорошо знал, что способна творить Асса своим красноречием. С тревогой ждал он ответной речи старой кюны и продумывал свои действия.
"Мне было куда проще! - неесло усмехнувшись подумал Гутхорм. - Всего-то пришлось сбежать от Хаки-берсерка, победить Хьялли, да и самого Хаки, а потом пережить неравную битву! Но это всё сущий пустяк против старой ведьмы! Она куда опасней и Хаки и Хьялли, да и Гримкиля вместе взятых!"

Альвхеймер. Лес. Хаки Гандальвсан.
___________________________________________________
Избитая истина: Хаки был известным трусом. Его считал трусом отец, обвиняла в малодушии молва и высмеивала коннунгова дружина. Однако, неожиданно оказавшись в окружении волков, он почему-то не испугался. Возможно, потому, что все это выглядело слишком ирреальным, как сцена из древнего сказания. Волки, обладающие почти человеческим разумом, - и человек в окружении волков. Сказка!
Возможно, поэтому, обыденные слова незнакомца, которые должны были смутить, испугать, - вызвали у Хаки неожиданный смешок:
- Приветствие от злого духа леса? Видимо, мне пора возносить мольбы Хеймдаллю, дабы бог света защитил меня там, где бессильно оружие? - он выразительно покасиля на волков.
- Если ты враг - то делай свое дело, не смущая мой дух разговорами. Может, я и не первый из воинов - но все же продам свою жизнь подороже. А, если человек... прости, но твое появление больше располагает к битве, чем к беседе. Гости не заходят на порог дома с оружием, а здесь ты - чужак.

ТИНГ

Кюна Асса вскинула руки над толпой.
— Мужи Норвегии! — Голос ее был громок, но это был голос матери. — Вы говорите о грозных бедствиях и великих деяниях, что ждут нас, — а ведете себя, как молокососы. Не накричались в колыбели?
Королеве удалось добиться того, что шум стих.
— Старая кобыла, говорите вы? — Ассе удалось скрыть гнев, она говорила насмешливо, почти весело. — Слышала я, слышала, не оглохла еще ваша кюна от старости... Но мне ли вам объяснять, что даже старая кобыла лучше, чем жеребенок, едва-едва научившийся переступать копытцами по дороге. И такого вы хотите запрячь в тяжкий воз государственных забот?!
Голос женщины стал грозным и страстным:
— Харальд, сын сына моего, плоть плоти моей... кто любит его больше, чем я? И вы по неразумной прихоти хотите обрушить на него, юного, неокрепшего, тяжкий груз правления, который сомнет и раздавит мальчика? Не позволю! Не дам!
На миг кюна замолчала, взглядом хищной птицы оглядывая толпу, притихшую под ее страстным напором, и заговорила немного спокойнее:
— Вы кричите о бедствиях, настоящих и грядущих, и призываете мечи и секиры на пир валькирий? Пусть так. Твоя кюна согласна с тобой, народ Норвегии. Быть войне! И возглавит войска — слышите ли слово мое?! — возглавит войска Харальд!
Последнее слово она выкрикнула молодо, звонко, пронзительно.
— Я кусаю свои губы в кровь, произнося это имя, я рву свое сердце, но я не могу этого не сказать, это долг кюны. Боги молча и безжалостно ждут, когда я брошу вам это имя! Так спряли пряжу норны! Если Харальд не юнец, а мужчина, он покажет это именно сейчас!
Кюна выхватила взглядом из толпы ненавистное лицо — и голос стал сердечным, почти просящим:
— Гутхорм, ясень брани, муж доблестный, тебе и никому другому могу я доверить своего внука! Будь щитом у его плеча, храни его, сына сестры своей! Молю, не забывай, как он юн, неопытен и слаб!
Голос кюны дрогнул, оборвался — и женщина вновь опустилась на резной, темный от времени дубовый трон.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 21-09-2006, 15:33

Гутхорм был в смятении. Что имела ввиду старая кюна на самом деле, каке планы крылись за её речью? Он не знал, но догадывался, что ничего хорошего ни ему ни Харальду планы Ассы не принесут!
Но тинг ждал, обратив на него свои взоры, так что Гутхорм встал и ответил:
- Я буду с ним, мудрая Асса. Я защищу его, пусть даже ценой своей жизни от любого, -он едва заметно выделил это слово, - врага, откуда бы он не ударил!
Произнеся это, Гутхорм сел и взглянул на Ассу, пытаясь по лицу понять её замыслы...

Агдир. Тинг.
Лицо Торлейва помрачнело. Война. Она уже пришла и от нее не скрыться. Умна старая кюна. И Харальду кость броисла, и сама в кресле усидела.
- Да будет так. - сказал Торлейв. - Сейчас нас всюду обступили враги, и грядут тяжелые времена. Но как только юный Харальд вернется домой с победой, он будет достоин занять трон своих предков - не только по праву рождения, но и по заслугам. Пусть юный конунг ведет войска в битву и держит знамя Агдира! А мы встанем с ним плечом к плечу и прикроем ему спину. Да зравствует конунг Харальд, и да продлятся дни его! И да даруют Боги ему победу над всеми врагами, которые замышляют против него худое... Отныне сам конунг поведет вас на битву!

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 22-09-2006, 8:50

Осень постепенно вступала в свои права – ночи все больше удлинялись, а дни, напротив, становились короче, трава потеряла свой насыщенный изумрудный цвет, враз став какой-то тусклой, с деревьев начали облетать листья. Все чаще холодные ветры прикасались к щекам Гюды, напоминая ей о том, что скоро начнется длинная-длинная Ночь. Ячмень и рожь уже давно были сжаты, так что многие люди томились от безделья, не зная, чем занять время.
Гюде были понятны их мучения – раньше ее жизнь в отцовской усадьбе не отличалась особым разнообразием. Днем она ткала гобелены, а по вечерам мечтала, глядя на далекие звезды.
А однажды в ее жизни произошел резкий поворот – отец подарил тринадцатилетней девице жеребенка. Прошло полгода – и Гюда целыми дня пропадала за стенами дома, осваивая науку верховой езды. Но после взлетов обычно бывают падения – наступила осень, и прогулки закончились. Вновь потянулась тоскливая череда однообразных дней. Воины пили пиво и ели оленину. Воины тренировались и уходили в викинги. Девушка оставалась дома и под чутким руководством матери училась управлять огромным имением.
А вечерами задумчивая луна глядела прямо в душу Гюды и читала там, словно в раскрытой книге, все ее мечты и желания. О чем могла грезить дочь Эйрика? О далеких странах, рассказы о которых слышала порой от отца и его воинов. О красивых украшениях, что будут привезены из очередного викинга специально для нее. О богатом и знатном женихе. Да, последнее занимало ее мысли чаще всего остального. Девушка часто представляла себе высокого, светловолосого воина, одинаково искусного в обращении с мечом, секирой, боевым жеребцом. Он, конечно же, будет властелином половины Норвегии и все свои богатства бросит к ее ногам. Он увезет ее далеко-далеко, туда, где зимы не бывает вовсе, и она, Гюда, будет сопровождать его во всех походах.
-Госпожа, госпожа!, - рябая служанка Сейя прервала мечтания девушки в самый неподходящий момент, - вас зовет конунг Эйрик.
Гюда кивнула, показывая, что слышала слова финки.(Рабыня была захвачена во время одного из викингов в финском поселении), неторопясь поднялась и пошла к отцу. Тот встретил ее странным вопросом, словно зеркало отразившим ее недавние мысли:
- Ты уже не девчонка, но девица, Гюда. Пора бы подумать о твоем замужестве. Скажи мне, дочь моя, каким бы ты хотела видеть своего жениха?
Впрос застал Гюду врасплох, она покраснела, словно была уличена в каком-либо преступном деянии, а затем, запинаясь, ответила:
- Он…Он должен быть могучим воином, враги должны трепетать при одном звуке его имени.
- Правильное требование, - одобрил Эйрик, а еще?
- Он должен быть красив, как сам Тор и еще, - Гюда потупилась, - он должен твердой рукой держать поводья жеребца, имя которому – Норвегия.
Конунг Эйрик усмехнулся в ответ на последние слова дочери, но ничего более не прибавил.

Агдир. Тинг.
Укси Рагнарсон стоял в толпе в окружении воинов Харальда, он слышал все что говорилось на тинге, но особо не вдавался в подробности. Его интересовало только одно, кто и когда поведет войско в битву! Ему надоели эти бесконечные тренировки в полсилы, он жаждал настоящего боя, он жаждал крови!
Услышав речь Торлейва, Укси воспрял духом!
- Да зравствует конунг Харальд! - поддержал он Торлейва.
Наконец-то все встало на свои места, все стало ясно, скоро война.
Укси чувтвовал как ржавеет без дела, но ничего, скоро он умоется кровью врагов! Он будет биться плечом к плечу с Харальдом, как когда-то бился рядом с его отцом!

Агдир. Харальд
- Харальда - конунгом! - кричали воины, и слова эти отзывались в сердце юноши.
Он знал, что ему уготован трон - был уверен в этом еще до слов Торлейва.
"Я не посрамлю ни памяти отца, ни чести матери и дяди. Они сражались - и я буду сражаться!"
Взгляд Харальда вновь скользнул по лицам - Гутхорм, Торлейв, Рагхильда, Асса...
На последней юноша задержал взгляд подольше.
"Ты бросила слово за меня - но чего ты хочешь на самом деле? Дядя прав - ты в самом деле мудра... и смогу ли я разгадать, что у тебя на уме? И сделать так, чтобы твои слова шли от сердца?"
Харальд вздохнул - совсем беззвучно. И постарался выглядеть достойно конунга.

Близ Альхейвмара. Эгиль
При первых словах гостя из Альхейвмара Эгиль повернул лицо к нему - до этого он смотрел чуть в сторону.
- Ду-ух? - насмешливо протянул он. - Нет. Я рожден человеком от человека, как и ты. Только боги уготовили мне иной путь.
Он сделал шаг вперед. Взглянул в лицо незрячими глазами.
- А кто - ты?

Близ Альвхеймера. Хаки.
__________________________________________________
Незрячий взгляд чужака всеже пробудил страх в сердце Хаки. Сказка стремительно начала обретать черты реальности. Незванный гость и, правда, был похож на нечисть лесную, однако повторно усомниться в его словах сын коннунга не рискнул. Впрочем - говорить незнакомцу правду он тоже не собирался:
- Я человек Гандальва Серого на земле Альвхеймера. Я здесь дома. А кто ты - не ведаю. Ежели гость - я с удовольствием провожу тебя в селение, ибо коннунг наш славен своим гостеприимством. А - ежели враг... кем буду я, выдавая тебе секреты? Предки лишь посмеются надо мной из Чертога воинов. Хотя - мне к насмешкам не привыкать... так ответь же, чего ты желаешь, человек из леса? Ведь не просто же так ты... и твои... - Хаки слегка запнулся, подыскивая подходящее определение волкам, - друзья появилмсь так близко от врат коннунговой усадьбы?

Сообщение отредактировал DarkLight - 23-09-2006, 12:03

Гутхорм унял свою подозрительность и обвёл собравшихся на тинге внимательным взглядом. На первый взгляд, все приветствовали Харальда, так что теперь юноше пути назад нет. Он либо докажет своё право на этот трон, либо погибнет.
"И ему придётся выгрызать себе место в жизни!" - невесело усмехнулся воин и тихо шепнул племяннику:
- Встань, Харальд. Встань, пусть все увидят конунга и скажи...что Один в сердце вложит, то и скажи!"
Он слегка сжал плечо племянника и с надеждой на него посмотрел. Чтобы не задумала Асса, у Харальда есть шанс, а он, Гутхорм Сигурдсон, сделает всё, чтобы помочь ему!

Близ Альхейвмара
– Никакой конунг, даже самый гостеприимный, не примет меня под свой кровь, – улыбка Эгиля при неподвижных глазах смотрелась по-настоящему жутко. Хотя сам он этого не знал – пока не объяснили. – Я не враг людям Альхейвмара… пока. Но я ищу человека, которого зовут…
Он помедлил. Раскрывать всей правды не хотелось. А жизнь в лесу учила доверять предчувствиям.
В памяти всплыло одно из имен, которые называл Рагнар, рассказывая о своих товарищах.
– …Хаки Гандальвсон, – закончил фразу Эгиль. – Знаешь ли ты его?

Агдир
Харальд бросил взгляд на дядю, коротко кивнул. Поднялся, выпрямившись во весь рост.
Юноша обвел взглядом собравшихся воинов, мудрецов, мать, бабку, дядю… всех, кто пришел на тинг.
– Люди Агдира! – звонкий голос юноши был слышен даже стоявшим далеко. – Я не силен в речах – но не одним медом поэзии живет воин. Я рожден здесь, и корни мои в этой земле – как у ясеня или дуба, который не сдвинуть и не сломить. И пусть я еще молод – но руки мои сильны, а за плечами стоят те, на чью мудрость я могу положиться.
– Это верно! – крикнул один из парней, с которыми Харальд отрабатывал все, узнанное от Гутхорма. Силу руки Харальда он познал на себе в должной мере.
– Это наша земля, – продолжал Харальд. – Это моя земля. И да будут Один и Тор свидетелями – я буду сражаться за нее, не щадя себя; если погибну – пусть будет так! Слово воина крепче, чем сталь лучшего меча; клятву конунга не разобьет и Мьёлльнир!
Вновь быстрый взгляд по рядам.
Харальд не мог видеть себя со стороны – но сейчас юноша казался куда старше, чем был на самом деле. И кое-кто из мудрых шептал, что может видеть тень Хальвдана у него за спиной.
– Юный или нет – я буду сражаться. Конунг или нет – я буду сражаться. Суждено ли мне сокрушить врага или погибнуть – я буду сражаться! И отступить от слова меня не заставит даже рог Хеймдалля. Таково мое слово, люди Агдира. Таково мое первое и последнее слово. Моя клятва!
«Поверят ли они? Поймут ли, что я искренен? Примут ли меня, как отца и дядю?»
Сам того не замечая, Харальд сжал руку в кулак на рукояти меча – которого не было на поясе. Но таково уж воинское воспитание – всегда прежде всего касаться оружия.

Лес близ Альвхеймера. Хаки.
_______________________________________________
Речи незнакомца удивляли Хаки все больше:
"Не примет под свой кров", - всемилостивейшие боги, кем считает себя этот чужестранец: Он пугается гостеприимства? И это многозначительное "пока"... невольно захотелось попятится, хотя умом он понимал - никуда уйти волки не позволят.
А уж услышать здесь свое имя... Хаки был так поражен, что во второй раз за встречу позабыл о страх:
- Кто в Альвхеймере не знает сына конунга? Разве что - чужак, - ответствовал наследник Гандальва. - Однако, путник, меня дивят твои речи, ибо все, приходившие раньше, искали общества воинов, знатных доблестью... или женской красы в украшение рода. Никто из них никогда не спрашивал труса, наследующего конунгу лишь по имени.

Агдир. Тинг.
Укси преданно слушал своего молодого вождя. Он не все понял, но когда юный Харальд напомнил присутсвующим что он уже не мальчик и сил у него достаточно, Укси вспомнил изнуряющие тренировки с Харальдом.
– Это верно! – подтвердил Укси Рагнарсон слова своего конунга. Удар у вождя был действительно крепкий и с каждым днем крепчал. Харальд умел бить правильно, прилагая усилия всем телом, а не одной рукой, он бил корпусом в отличие от Укси, который пытался одолеть врага за счет силы рук. Да, у молодого конунга был хороший учитель!
- Да здравствует Харальд, конунг Агдира!- проревел Укси, после того как Харальд закончил свою речь.

Агдир. Тинг


- Да здравствует Харальд! Конунг Харальд Хальвдансон!
Бонды и хирдманы выкрикивали имя молодого конунга, и их голоса сливались в нестройный гул, подобный реву бурной реки или грохоту обвала. И понятно в этом гуле было лишь одно слово: "Харальд".
- Довольно стервятникам покушаться на наши земли! - Донесся голос ярла Альхейма, звавшегося Смелым. - У Агдира теперь есть конунг, который защитит владение своего отца!
- Да здравствует Харальд, конунг Агдира, Вингульмерка и Вестфольда!
И снова дружный рев, сопровождающийся ударами рукоятей ножей о щиты и скамьи.
Наконец, когда шум улегся, настал черед жрецам огласить волю богов.

"Молодец! Молодец, Харальд! - думал Гутхорм. - Теперь осталась сущая мелочь - проявить себя на поле боя так же, как и сейчас, и тогда Асса уже ничего не сможет поделать!"
Всё это время конунг Хрингарики не отрываясь смотрел на старую кюну, но ничего, чтобы могло выдать её истинные намерения на лице Ассы не отражалось. Лишь благожелательная улыбка и неимоверная гордость за внука.
Гутхорм почесал бороду и приготовился слушать жрецов.
"Один, ты всегда слышал меня, так услышь же и сейчас! Помоги Харальду! Направь свои знамения на его пользу! Услышь меня, Отец Дружин!" - жарко и очень тихо прошептал он...

В кричащей толпе, среди восторженных слов, среди поднятых рук, и даже в тишине, когда жрецы взяли слово, за Харальдом наблюдал, нет, сопутствовал один взгляд, выделяющийся из толпы, из всего мира. Взгляд, готовый соперничать со взорами богов - взгляд матери, Рагхильды.
На лице женщины была радость, гордость и спокойная уверенность, мол, я с самого начала знала результат. Она и вправду гордилась сыном - он весь пошел в отца, и да смилостивятся боги, дальше будет также.
Однако материнское счастье и гордость омрачало гнетущее предчувствие тяжких испытаний - как для ее сына, так и для всей Норвегии. Старая Асса не даром славилась своей мудростью - и она точно что-то замыслила. Рагхильда знала это, и знание не давало покоя материнскому сердцу. Сама дочь Сигурда Оленя была и мудра не по возрасту, и сильна духом, и умела в хозяйстве. Но сердце ее было мягким и добрым, и никакие испытания не смогли высушить его.
Как ни жестока, как ни опасна была Асса, чувства Рагхильды по отношению к ней были скорее ожесточением, защитой своего единственного сына, нежели прямой злостью и ненавистью. До сих пор ей сложно было душою понять, как можно не взлюбить так потомка своего сына, свою кровь и плоть.
Тревога съедала Рагхильду, погружая в тягостные мысли и омрачая нежный взор, обращенный к сыну. что-то будет дальше..

Во время этих бурных изъяснений жрецы о чем-то совещались в стороне. Неожиданно встал жрец Одина из Винугльмерка. Он направил взгляд своих колючих глаз из -под кустистых седых бровей прямо на Ассу, и произнес глухим и скрипучим голосом. Увидев что жрец Верховного бога поднялся со своего места, толпа сразу затихла.
- Кюна Асса. Ты сидишь на этом троне не по праву рождения, и не по праву наследования, и даже не по заслугам. Ты заняла его своею волей и по своему произволу, чем прогневила богов. Ты порпосила отсрочки, потому что на границах наших земель война, и все соседи ополчились против нас и идут войной против нашего коннунга, пользуясь тем что он еще молод и не успел взять бразды правления. Коннунг сейчас нам нужен на поле боя, чтобы через него боги явили нам свою волю, и если на то будет их воля, приведут наширати к победе. Ты лучше всего справлялась с управлением мирными землями, но в годы войны и бесдвтйи от женщины на троне не больше пользы, чем от собаки с рулевым веслом на боевом корабле. Посему от имени всех жрецов, которым дано право говорить от имени богов, я говорю тебе. Сегодня ночью Харальд пройдет обряд посвящения богам в Священной Роще, и он уже завтра он сможет возглавить поход. Ты видишь, что народ нашей страны готов и желает признать и провозгласить Харальда законным наследником Хальвдана. Народ Агдира, Вингульмерка и Вестфольда, признаешь ли ты Харальда, сына Хальвдана, достойным звания и коннунга, и таким, кто имеет право на перстол?
В ответ донеслись громкие крики.
- Харальда в коннунги! да здравствует коннунг!
- Воистину неопытный юнец не может взять бразды правления. не пройдя посвящения, не познав бремя власти и горечь отвественности не только за себя , но и за свой дом, свою семью, и свой род и своюб страну. Посему я объявляю вам решение Законоговорителей - пусть юный Харальд возглавит наши войска. и поведет рати на битву. И если он победит, отстоит родную землю, и покажет себя достойным править совим народом - ты, кюна Асса, должна будешь покинуть этот трон, и на следующем Тинге в день Летнего солнцестояния Харальда должны провозгласить коннунгом. Таково наше решение, ты знаешь кюна, что оно соответствует нашим законам и обычаям, которые были даны нам самими богами в ту пору, когда они ходили среди нашего народа. Берегись, кюна, если ты осмелишься нарушить наш закон. Ибо ты на этом троне была временно, а Харальд по праву рождения имеет право наследовать Хальвдану коннунгу и править его землями. Это не мешает тебе быть советчицей и наставницей юного коннунга, но бразды правления ты должна передать ему. Я все сказал. - с этими словами старый жрец Одина уселся на скамью.
С места поднялся Торлейв.
- Законоговрители огласили свою волю. Теперь, когда сам юный коннунг поведет в битву свои войска, пусть все Хёвдинги соберутся вечером в священной роще и произнесут клятву привести свои рати под начало Харальда и дать ему свое войско.
А пока пусть те, у кого етсь жалобы и нерешенные споры идут для решения к кюне и законоговорителям, а потом с заходом солнца, у нас будет большой пир и праздник в честь нового года. Радуйтесь и веселитесь люди. Старый год умрет, но после него родится новый.

Вот теперь у Гутхорма полегчало на сердце. Теперь, если конечно Харальд покажет, а конунг Хрингарики был уверен в племяннике, себя хорошим вождём и сумеет отстоять Агдир, то кюна Асса уже не отвертиться. Решение тинга неоспоримо! Правда, старуха хитра и вполне может подослать к Харальду ниддингов, или ещё чего по-хуже придумать, но уж с этой напастью он, Гутхорм Юный олень, постарается справиться.
Уже во время пира, следовавшего за тингом, конунг учитель Харальда посмотрел на Рагхильду.
"Да, сестра справится! Она помешает врагу внутреннему, а я помогу справиться с внешним! Харальду нечего бояться" - словно пытаясь успокоить самого себя, думал Гутхорм.

Пока звучала речь жреца Одина, кюна Асса не шелохнулась на каменном троне. Бровью не повела, взгляд не опустила. Так и сидела, молча и неподвижно, словно резное изваяние, густо увешанное золотыми украшениями.
Говорить? Зачем? Согласиться со жрецом — значит заранее освободить трон и ждать любимого внука с войны: царствуй, вяз сражений! А возразить — потерять все, что только что удалось отстоять. Передышку. Надежду.
Харальд уходит на войну. Война — дело опасное. Многие возвращаются оттуда только в песнях скальдов и в воспоминаниях соратников.
Если Харальд погибнет — кюна Асса будет рыдать. Искренне. Горько. Внук все-таки...
Зато ее перестанут мучить воспоминания о постылом муже, убитом копьем на сходне собственнного корабля. Причем копье метнул слуга Ассы. Преданный, доверенный слуга, унесший в могилу тайну пославшей его госпожи.
Муж — ладно, мужа не жаль. А вот Харальд...
"Боги, избавьте меня от страшного греха! Отворите для юного героя двери чертогов Валгаллы, посадите его по правую руку Одина, поднесите ему рог с хмельной брагой!.."
Ну, почему маленькие волчата вырастают и становятся волками?..

После тинга к Укси подошел Гутхорм и велел ему не спускать глаз с Харальда. Укси и так все время был рядом с юным конунгом, но раз Гутхорм сказал не спускать глаз, значит опасность может исходить от кого угодно.
Поэтому телохранитель не расставался со своим вождем ни на минуту. Укси Рагнарсон подозревал всех и каждого, как говорил ему когда-то отец "самый опасный враг - предатель, тот кто ходит с тобой рядом, кто сидит с тобой за одним столом, а предать может каждый, поэтому не верь никому".
На пиру Укси держался рядом с конунгом, в этот вечер он пил только воду. За столом рядом с конунгом сидели еще два телохранителя, он знал их обоих. Укси обменивался с ними напряженными взглядами, один из телохранителей не выделялся из толпы гуляющих гостей, это была идея Гутхорма. "Пирующий" воин прикрывал двух других телохранителей.
Укси старался следить за каждым из присутствующих и за всеми сразу. Вот один из них схватился за нож и стал размахивать им, обьясняя своему собеседнику подробности какого-то поединка, другой пялился на конунга не сводя глаз, но заметив взгляд Укси, отвернулся. По другую сторону стола "гуляющий" телохранитель отпил из поднесеного служанкой кувшина и незаметно кивнул Укси, тот сделал знак служанке, чтобы она наполнила кубок конунга.
Пока ничего серьезного не происходило, пару раз кто-нибудь из гостей начинал буянить, но таких особо буйных унимали или соседи, или охрана, которая выводила не в меру выпившего воина из за стола.

Альвхеймер. Гандальв и Барвайг.
___________________________________________________
- Приветствую тебя, Серый коннунг, - Барвайг Красный наклонил голову перед вошедшим Гандальвом.
- И тебе, ярл, поздорову, - чинно, как и велел обычай, ответствовал владыка Альвхеймера. - Как подготовка к войне?
- Хвала богам, руки у твоих гридней крепки, глаза - остры, а доблесть - несомненна, - произнес ярл Барвайг. - С такими воинами можно биться и с ледяными великанами и воинством Локи, не то, что с людьми. Отдавай приказ выступать - и клянусь бородой, нам не потребуется и пары седмиц на все сборы.
- Воистину, я рад, что мои воины еще не прикипели сердцами к покою и желают себе ратной славы, как и положено викингам.
- Видит Один - все мужчины твоих земель будут рады битве... даже почтенные старцы, уже заслужившие отдых. Что же тогда молвить про молодых, грезящих славой?
- У Одина только одни глаз - но этим оком он зрит исключительно правду, - хмуро ответил коннунг. - Я - не бог - смертный муж, - но даже я вижу в речах твоих долю лукавства, хоть и рожденую заботой.
Скажи мне, Барвайг, где сейчас... этот?
Никто из двоих воинов не усомнился в том, кого имеет в виду коннунг Альвхеймера:
- Твой сын ушел в лес по моему поручению.
- В лес и по поручению ярла... Тор мне свидетель, Барвайг - я сам поставил тебя руководить Хаки, но сердце мое обливается кровью.
Видя, как коннунг из рода коннунгов бесприкословно подчиняется одному из моих людей и шастает по лесам, вместо того, чтобы сидеть во главе стола средь моей дружины, я, муж и воин, готов плакать как Сид, когда коварный Локи обрезал ей волосы.
- Легенды гласят, что жене Тора затем многократно воздалось за ее слезы, - осторожно возразил Баргайг. - Я - лишь ярл, но молю тебя, коннунг о милости. Дай Хаки еще один шанс.
- Этот поход и будет его шансом, Барвайг. Но... отправляю его на войну без должной гордости в сердце.
- Наша победа избавит тебя от сомнений, владыка.
- Очень надеюсь на то, Красный ярл. Сообщай мне все новости.

Близ Альхейвмара
Эгиль мысленно помянул кровь ётунов – тогда он слышал мало, и лишь сделал вывод, что Хаки – не из простых.
И верно – сын конунга… Но вот думают люди о нем дурно.
Однако что-то надо было сказать.
– Воинов, знатных доблестью, у меня самого хватает, – Эгиль вновь улыбнулся и погладил шерсть волка. – А найти красавицу, что пойдет за мной… скорее уж в Вальхалле кончится эль. Но слова твои меня удивляют – разве может наследник конунга быть трусом? Многие могут считать его таковым…
Почему-то брошенные слова насчет труса зацепили Эгиля. Может, потому, что он хорошо помнил, как сотоварищи убеждали отца, что из слепого воина не выйдет… и что он им тогда ответил.
А у Хаки, видно, такого отца нет.
– Если же он и в самом деле таков, то мне жаль, – промолвил Эгиль. – Или мне следует пожалеть тех, кто считает его трусом – когда поймут, что ошибались? Но оставим этот спор. Послушай же…
Убив Рагнара, Эгиль, сам не зная зачем, снял с его шеи ожерелье – веревку с деревянным молоточком. Видно, знак Тора… Пробежав пальцами по молотку, он различил знаки, складывающиеся в имя «Рагнар» и понял, что воин носил это, чтобы не оставить свое тело безымянным.
Сейчас Эгиль вытащил именно это ожерелье.
– Я встретил человека, разбудившего опасные силы, – промолвил он. – И погибшего от них… я видел его смерть. Он назвал имя Хаки, и умер. Потому я и искал Гандальвсона – чтобы сказать о смерти знающего его. Держи.
Эгиль уверенно бросил ожерелье в сторону собеседника.

Пока другие пировали за большими пиршественными столами, которые были вынесены на лужайку для тинга, к Хапральду тихонько подошел Торлейв.
- Идем со мной, Харальд. - прошептал он на ухо юноше. - Возьми с собой двоих телохранителей, и сейчас мы пойдем в Священную рощу. Выйди тихо, якобы отлить, чтобы никто ничгео не заметил. Я и жрецы главных богов посвятим тебя в коуннунги. Кто знает, будет ли еще у нас время для подобных церемоний. Я чувствую, что уже не будет, и грядут тяжелые времена, когда засмыпая после тряжелого дня,ты не будешь знать, что случится завтра. И положение светил не всегда будет таким благопритяным, как сегодня, а это ведь преджрекает всю судьбу твоего будущего правления... Что касается твоей бабки, за ней присмотрит твоя матушка и наши жрецы... Идем...

Лес близ Альвхеймера. Хаки Гандальвсан.

Хаки склонился, чтобы подобрать ожерелье.
«Рагнар… человек ярла Барвайга. Но… почему он упомянул меня? Разве что – как проклятие, в знак потерявшейся удачи?».
- Мне знаком этот амулет, незнакомец. Его носил один из воинов моего коннунга, никогда не дававший поводов усомниться в собственной доблести. Но… возможно, ты скажешь, что за зло подстерегло в лесу достойного гридня, и почему он произнес имя Хаки вместо коннунга и богов?
Конечно, я передам твои слова родне Рагнара… и сыну Гандальва, если желаешь. Однако, знаю я, что Хаки отнюдь не в чести у воинов своего отца, и никогда не был другом Рагнара.
На этом вполне можно было остановится, однако сына коннунга всерьез зацепили слова незнакомца о жалости. Поэтому, он все же продолжил:
- Видимо, ты и правда издалека, раз не знаешь истории этого труса. Иначе удивился бы предсмертным речам Рагнара больше моего. Я расскажу тебе – благо подобное здесь не секрет. Много лет назад коннунг Гандальв потерял двух сыновей в битве с врагами. А Хаки вернулся… врагов было много, но злые языки говорили о трусости в битве. Коннунг закрыл глаза на малодушие сына – благо, тому было лишь пятнадцать зим ,и он почти не имел опыта подобных походов. Младший сын – не наследник, однако, волею богов, Хаки вдруг сделался сыном единственным, и Гандальв вновь отправил его на войну… и за невестой. Прекрасный способ восстановить замаранную честь и доказать свою храбрость… - Хаки слегка запнулся перед тем, как продолжить, - не взирая на давность лет, воспоминания были очень болезненными: - В итоге из посланного с Гандальвсаном отряда вернулась лишь горстка пленников, выживших милостью супротивников. Множество воинов, краса и гордость Альвхеймера, отправились в Валгаллу до срока, а Хаки был слугой на свадьбе своего соперника.
- В твоем сердце еще осталось какая-то жалость, путник? Судить – дело богов, но – думаю я, что неудачник и трус достоин презрения воина, а не его жалости.

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-10-2006, 10:00

Близ Альхейвмара
«А голос у него дрожит, – отметил Эгиль. – И это не страх перед моими братьями… такое чувство, что ему тяжело говорить такое о Хаки. Уж не друг ли он ему? А рассказывает такое лишь из привычки говорить правду».
– Не мне упрекать других, – чуть усмехнулся Эгиль. – Ты видишь у меня на поясе меч? Или топор? Обычно убиваю не я, а мои братья. Так что я не буду марать грязью человека, которого никогда не видел и не знаю – не мое это дело и не дело вообще. А жалость… я никого не жалел и не буду жалеть. Ни себя, ни других.
Он вновь погладил шерсть стоящего рядом волка.
– А что до погибшего – знай, что за ним явилась тень из прошлого. У таких созданий бывают острые клыки… очень острые…
«Все. Хватит разговора – а то еще кто удивится, что посланный в лес не возвращается и отправит воина посмотреть».
– Я сказал все, что хотел, человек из Альхейвмара, – промолвил Эгиль. – И передал оставшееся от воина твоего конунга. Теперь прощай… или до встречи?
Не давая времени на ответ, Эгиль шагнул назад в лес, повернулся и перешел на бег, не снимая руки с загривка волка; следуя за движениями того, он избегал деревьев.
Стая еще с полминуты недружелюбно разглядывала человека, а затем последовала примеру вожака.

Агдир
Харальд кивнул, про себя удивляясь мудрости Торлейва, и делая зарубку в памяти. Конунгу нужно учиться у всех – иначе не стать ему великим правителем.
А проблему ухода юноша решил очень быстро: поймал за рукав разносившего еду, и тихо велел – передать пару слов двум верным воинам. Со стороны казалось, что юный конунг приказывает принести еще вина; и ведь действительно принесли – такой была вторая часть приказа.
Через пару минут Харальд встал и покинул зал; кто бы этому удивился? По нужде уже некоторые выходили. К его счастью, по той же надобности вышли еще пятеро, среди которых и были позванные Харальдом.
Так что какие-то несколько минут спустя Харальд уже подходил к Священной роще.

Сообщение отредактировал V-Z - 4-10-2006, 11:50

"Как я и думал, Харальд - коннунг." Подумал Гримкиль провожая Харальда взглядом. На тинге он пару раз встретился с Гутхормом взглядом и теперь очень хотел кое-что ему сказать.
Найдя его он прошёл мимо, намеренно задев его плечом.

Хрингарика

- От кого? - возмущался Владимир, увидев посланника Фроди.
- От фроди сына Эйстейна, я к Гримкилю...
- Пускай проходит. Эй, повара накормите нашего гостя... - Встрял в разговор Раги. - Гримкиль скоро вернётся, так что подожди немного...

Лес близ Альвхеймера. Хаки
_______________________________________________________

Волки скрылись из виду так же неожиданно, как и появились, но Хаки понадобилось еще некоторое время, чтобы выйти из ступора.
- До встречи, лесной призрак... до встречи... - запоздало прошептал во след незнакомцу сын коннунга. Почему-то он был уверен, что нити их судеб еще пересекутся под ловкими пальцами прядильщиц судьбы. Но – лишь лес ответил ему недовольным шелестом ветвей. Здесь, под сенью столетних древ властно царила осень, и Хаки для себя неожиданно обнаружил, что уже успел замерзнуть. Он зыбко передернул плечами и направился к воротам, на ходу запахивая плащ. Амулет Рагнара Гандальвсан машинально засунул в карман - и тут же о нем забыл, погруженный в собственные раздумья.
А возле усадьбы Хаки натолкнулся на Хильдена - и сразу же вспомнил о цели лесного похода. Стрелы!!! О главном-то он и забыл! Но злоязыкий ярл не дал зятю произнести слов оправдания:
- Где тебя так долго носило, сын Гандальва? - недовольно молвил отец его жены. – Уж, верно, не по воинским делам, раз возвращаешся с пустыми руками. Прибыл гонец издалече, наш коннунг ждет тебя в горнице. Поспешай!
И Хаки бегом бросился на зов, оставив без ответа насмешку ярла.
При мысли об отцовском гневе все остальные мысли просто вылетели из головы. Властитель Альвхеймера никогда не славился мягкостью… и милосердием

Альвхеймер. Коннунг и дружина.
_________________________________________________
Гандальв нахмурил кустистые брови, когда его сын Хаки вбежал в дверь с неподобающей властителю поспешностью. Дело коннунгов - выступать не спеша, неся себя, как славный меч предков на подушке. А этот... мало того, что уродился Локи знает в кого - ни кожи, ни рожи, да еще с сердцем заячьим, так еще и бегает по дому, что черная девка по поручениям госпожи. Тьфу! Хоть бы видимость достоинства пред гостем явил! Нацепил хоть умную личину, коль нутро подкачало...
Коннунг мрачно пообещал себе серьезно разобраться с наследником после - и посмотрел на чернобородого посланника:
- Приветствую тебя на землях Альвхеймера, воин! Мои мудрые гридни говорят, у тебя дело большой важности. Так молви же слово о том, чей ты человек и какой из коннунгов Севера говорит твоими устами?
- Доброго здравия - и богатой добычи тебе, Гандальв, - поклонился в пояс посланник. - Прибыл я издалече, а свои слова мой коннунг доверил не мне, а рунам. Ибо мой ум - скуден, а язык - слишком беден для разговоров мудрейших.
И гонец с очередным поклоном протянул коннунгу свиток пергамента.
"Значит, тут дело приватное", - смекнул стоявший рядом с властителем Барвайг. Гандальв лишь кивнул Хаки - возьми, мол. Тот принял послание с аккуратностью человека, преклоняющегося перед книгами.
- Благодарю за службу, гонец. Отдохни же под моим кровом, утоли голод едой, услади уши музыкой скальдов, а очи - девичьей красой. Но - не налегай на хмель, ибо я скоро напишу ответ пославшему тебя с вестью.
Посланник вышел, а Гандальв жестом отпустил всех, кроме Хаки и Барвайга. Затем - бросил сыну только одно слово: "Читай".
Гордый коннунг Альвхеймера так и не затруднил себя изучением грамоты.
__________________________________________________
На рассвете следующего дня войско Альвхеймера выступило в поход. Воинов провожали всем селением.
Но по ту сторону ворот единая масса людей и лошадей организованно разделилась надвое. Гандальв с дружиной направился в одну сторону, а Хаки и Барвайг со своими гриднями - в другую.
Война начилась.

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-10-2006, 10:07

Агдир. Пир после тинга.
___________________________
- Осторожнее, доблестный! - не очень дружелюбно сказал Гутхорм и только потом посмотрел на толкнувшего его.
Где-то он его видел. Вкупе черты лица никого не напоминали конунгу, но вот по отедльности. Где-то он уже видел их.
"Скорее всего мы знались с его братом...или может с отцом"
- Скажи мне, воин, как тебя зовут и не мог ли я где-нибудь видеть тебя или твоих славных родственников? - уже теплее произнёс конунг.

Сообщение отредактировал Orrofin - 4-10-2006, 16:32

Торлейв вышел из зарослдей навстречу Харальду и его телохранителей и знаком велел следовать за ним.
Деревья в Священной Роще были высолтой с дом или даже с два дома, а смтволы были такие толстые, что обзвтаить их могли лишь 8-10 человек, взявшись за руки. Это была одна из старейших священных рощ в Северных землях, по преданию посаженная еще тогда, когда боги еще являлись людям и ходили среди них.
Юного коннунга уже ждали. 10 жрецов и жриц - все в белых одеждах, с венками и ги рляндамии из цветов и трав. Посреди поляны горел костер, а отблески костра бросали причудливые тени на вырезанные прямо в стволах деревьев статуи богов. Возле трех статуй стоял огромный круглый стол, тоже вырезанный из ствола огромного священного дуба, который уже был повален бурей. на столе лежали копье, меч, молот, боевая секира, серп, тесак, пила и рыбацкая сеть. А посреди стола лежало кольцо - копия кольца Драуппнир на котором клялись сами боги. На алтаре лежала круглая буханка хлеба, рыба, кусок мяса и очищенная от кожуры репа. Междлу ними стояли четыре чаши - с водой, с молоком, с кровью и с пивом.
- Как видишь, все готово к твоему посвящению. Подходи к алтарю... - сказал Торлейв.

- Скорее всего ты знал моего отца Громкиля. Я скрываю своё лицо из причин, о которых тебе знать не нужно. Я хочу задать тебе вопрос: почему ты ушёл на тинг, когда твои земли раздирают разбойники? - Глаза Гримкиля - единственные, нескрытые маской, черты его лица он унаследовал от отца - горели от злости. В переговорах он был подобен бешеной собаке, а в бою - хладнокровному вожаку стаи.

Хрингарика

- Кегни, знаешь, где деревня Атли Тощего? - Раги решил, что ярл излишне торопился и поэтому посмел дать его задание Кегни и его банде.
- Намёк понят...
- Стой, Атли оставь в живых.

Чернобородый Барди вернулся с хорошими вестями. Мысли, аналогичные тем, что бродили в его голове, посещали и ещё кое-кого из мужей. Войско Альвхеймера уже выступило в поход, Гримкилm ответил более уклончиво, но, как понял облачённый доверием дружинник из разговоров, тот давно уже сам оторвать себе кусок от жирного пирога, ибо старые обиды и жажда мести так и пенились в нём, то и дело выходя из берегов. По словам чернобородого тот держал своё войско в боевой готовности беспрерывно и готов был отправить своих молодчиков в рейд в любой момент.
За те дни, пока посол мотался по другим уделам, Хегни тренировал дружину. В первый вечер он, по своему обыкновению, пришёл к брату, но на этот раз тот не стал с ним пить пиво.
- Пива выпьем, когда дело сделаем, - сверкнул глазами из под кустистых бровей старший брат и Хегни понял, что сегодня пирушка отменяется. Но широкая душа Хегни просила чего-то. Чего-то важного, не мелкого, сиюмоментного, а глобального. И этим глобальным стали планы Фроди, так старательно запиханные в его душу. И Хегни тренировал воинов, проверял их оружие, суетился между кузней и ристалищем, давая советы больше жестами и рыком нежели членораздельными словами. Но все и так его слушались и повиновались с полуслова, ибо попадаться под горячую руку не хотелось никому. Тут и застал его Фроди, который, сам в тот день пожаловал на надел брата.
- Пора, - сказал старший из сынов Эйстейна младшему.
И тот понял, что пришло время выступать.

Сообщение отредактировал Torvik - 24-10-2006, 8:13

Гутхорм нахмурился.
- Хрингарика мне дорога...но судьба племянника и сестры сейчас важнее!ь От Харальда зависит вся Норвегия, и я был бы просто ниддингом, если бы поставил это ниже судьбы своей вотчины. К тому же, там Атли Тощий. Он сможет продержаться! - ответил конунг, внимательно изучая собеседника. - А теперь скажи ты, Гримкиль Гормкильсон, почему ты скрыл своё лицо за маской7 Али боишься, что узнает кто?
Гутхорму очень не понравились глаза собеседника. Казалось, что ещё секунда и тот вопьётся ему в горло.
"Интересно, откуда эта злоба?"- подумал конунг и не нашёл ответа

Сообщение отредактировал Orrofin - 5-10-2006, 15:59

Дорога на Вестфольд. Хаки Гандальвсан.

Ну, вот и началось. Снова кони приминают копытами траву, уже тронутую ночными заморозками, снова весело галдят молодые и чинно беседуют опытные вояки.
Отряд во время похода, – будто особый мир, абсолютно оторванный от мира внешнего. Наверное, так повелось еще в те века, когда боги ходили по земле…
… погрузившись в свои мысли, Хаки несколько отстал от Барвайга, – и теперь досадливо пришпорил жеребца, нагоняя ярла.
Как и требовал обычай, предводители ехали во главе отряда, – хотя, Один свидетель – сын Гандальва предпочел бы затеряется в толпе. Здесь, рядом с Красным ярлом, он чувствовал себя еще одним знаменем.
Подобные думы имели под собой основание, ибо Гандальв, недовольный явлением сына пред посланником, лично распорядился его экипировкой в поход. И одежа та боле подобала девице на выданье, чем мужу, едущему на войну. Алый плащ, отороченный волком, - дорогая вещь, сотворенная для хвастовства пред соседями, но никак ни для того, чтобы в нем спать у костра. Такие же алые сапоги, с богатой вышивкой и самоцветными каменьями, – что и говорить, то что надо по осенней грязи! Жесткая от обилия узоров рубаха… кольчуга… ну, это, пожалуй, единственная добротная вещь. Вороненая броня обещала надежную защиту телу… но в довершение всего отец строго запретил сыну лук:
- Не конунгово оружие, - веско молвил Гандальв, – и Хаки оставалось лишь поклониться.
Топор властитель тоже отверг, мотивируя это хлипкостью сыновьего сложения – мол, и не размахнется, как должно. Вот и отправился наследник в битву с мечом. Сейчас этот самый клинок – новодел, еще не проливший крови – лежал в повозке среди прочего добра. Оружия предков, закаленного веками, в этот раз Хаки не предлагали - репутация не та. Да последний и не настаивал: к чему обижать доброе оружие рукою неумехи? Сын коннунга никогда не был хорошим мечником, а за последние годы и вовсе утратил все нужные навыки. Новенькая игрушка в усыпанных яхонтами ножнах – тут самое то. Что называется, по руке «умельцу»… до первого поединка.
Когда Хаки был маленьким, отец привозил из викингов берестяные короба, покрытые диковинными узорами. На тонкой коре под рукой мастеров расцветали диковинные цветы, появлялись рыбы, похожие на дев, и лошади с крыльями. Мальчик скользил по узору пальцами, мысленно оживляя фигуры. Зеленые, желтые, красные… а вот теперь сам выросший Хаки казался себе такой фигурой с короба. Пририсованной к отряду для услаждения взора, со всеми функциями красочной безделушки.
А впереди их ждал бой… и старые противники.

Гримкиль лишь фыркнул в ответ.
- Жизнь Харальда не стоит и ломанного гроша, если вокруг не будет ни одного живого человека... Я уберегу Хрингарику от разбойников, если жизнь сотен ты готов променять на одну, то я готов встать между Хрингарикой и разбойниками, чтобы дать тебе возможность понять свою ошибку. А насчёт маски... Моё лицо может увидеть лишь враг в последний миг своей жизни. Можешь быть спокоен за Хрингарику: я не проиграю, не имею права. - с этими словами ярл двинулся к своему коню
"Остался лишь один элемент в ловушке, будем надеяться Раги пустил Кегни, а не наших."

Гримкиль выжал из своего коня всё, что можно, чтобы оказаться у деревни Тощего в срок. Она была на пути в его деревни, так что ярл мог остановить продвижение своей дружины.
Но Раги был умён, чертовски умён. Когда Гримкиль увидел Волчью голову в лесу рядом с деревней, в которой улюлюкали головорезы Кегни. Ни Раги, ни Эрик, ни Владимир не позволили бы такого своим людям, а Лактар убил бы на месте за такое.
Деревня была серьёзно укреплена, поразительно, как разбойники её взяли - наверняка числом. Сейчас нужно было убить разбойников и Кегни, в первую очередь его. Он мог рассказать о нашем договоре, а это непозволительно.

- Ярл, в деревне две сотни берсерков, Атли закидали камнями до смерти, а всех жителей вырезали. - Почти шёпотом говорил Эрик.
- Так уж и всех?
- Всех, включая детей.
- Звери... Чтож, сколько у нас луков?
- Сотня. У ополченцев. - вставил Раги.
- Вы ещё и ополчение успели собрать? Раги, ты воистину подарок богов. Мы превратим деревню в царство Хель. Огненные стрелы, достать мне что угодно, из чего их можно сделать за кратчайшие сроки. Больше сотни стрел нам не нужно. Быстрее, пока ветер дует так, как нам нужно.

Укси по знаку Торлейва не стал подходитьс конунгом к алтарю, вместе с другим телохранителем, они расположились немного в стороне.
Укси стал с интересом наблюдать за происходящим, впервый и, возможно, впоследний раз ему выпала честь оказаться на церемонии посвящения.
Он достал из-за пояса нож и стал вертеть его в руках. Укси вглядывался в лица людей окружающих конунга, под их белыми просторными одеждами можно было не то что меч, а топор спрятать. Телохранитель понимал что с этого растояния, он не успеет подбежать и отразить удар, а вот метнуть нож, это другое дело. Правда метатель из Укси был неважный, но уж лучше что-то чем ничего.
Второй телохранитель стоял по другую сторону алтаря, по его виду нельзя было сказать что он напряжен, но Укси хорошо знал его - парень тоже не спал.

Агдир
Харальд невольно сглотнул - столь отличалась Священная Роща от дома и обычного окружения. И внезапно понял, что даже и не знает, что ему делать.
Его учили владению клинком, но не священным обрядам. И сейчас юноша тщетно пытался найти в памяти подсказку - как же ему должно поступить?
А может... может, это испытание? И ему намеренно всего не сказали?
Харальд решительно подошел к алтарю; провел ладонью над чашами.
И твердо взглянул на Торлейва.
- Я готов, мудрый.

Лес
- Войско готовится к походу? - задумчиво произнес Эгиль. - Плохо. И хорошо одновременно. Правда, серые братья?
Утвердительное рычание прокатилось по поляне.
- Пойдем за ними, - решил Эгиль. - А пока - поохотимся...

- Подойди, потомок Одина и Фрейра. - сказал кто-то из жрецов. -Боги призывают тебя ступить на путь служения богам и своей стране. Возьми то, что считаешь самым важным, и поклянись, как сочтешь нужным, что будешь использовать это во благо своей страны... Из всех предметов ты можешь выбрать только три. Они и станут твоими,пока ты будешь править... Потом отпей из каждой чаши столько, сколько сможешь, а потом пролей оставшееся на алтарь тех из богов, кого ты чтишь более других. Одна чаша на одного бога. Ты сам призовешь удачу и судьбу на свое правление... Твой выбор должен идти от сердца...

Сигрун Дева Битвы и Эйнар Губитель Заговоренных.

Не хотел Эйнар Губитель Заговоренных, чтобы его жена вновь брала в руки оружие, но не пожелала она остаться в Хольмагарде и присоединилась к нему и его дружине на дороге в Агдир, чтобы поступить на новую службу с теми, с кем раньше бились.
После многих дней пути, показался город, и понятно стало, что слухи, о том, что не все нынче спокойно, верны, и что не зря Дева Битвы и Губитель Заговоренных отправились в путь.
Эйнар с любовью смотрел на супругу свою, спрятавшую тугую золотистую косу: трудности пути не пугали ее, но усталость легла на круглые плечи. Иногда она поднимала взгляд и устремляла его на мужа, улыбалась.
-Славны будьте. Мы прибыли в Агдир, чтобы поступить на службу правителю. - Произнес Губитель Заговоренных - сказал о цели, и сердце Сигрун забилось чаще: может, может, увидит она тех людей, кто принял ее, не постыдившись, с кем билась она плечом к плечу.
Сколько дней было проведено в Хольмагарде и сколько дней в пути из него в Агдир в ожидании?

Сообщение отредактировал Соуль - 9-10-2006, 18:03

Агдир

- Правителю на службу, говорите, - страж у ворот города был еще молод, и едва отпустил бороду, но взгляд его был суров - чужаков нынче в Агдире не жаловали, с одной стороны, но с другой напротив были бы только рады, если к дружине присоединяться ратные мужи. - А сами кто будете?
-Эйнар Губитель Заговоренных ранее сражавшийся во славу Хальфдана, а ныне прибывший вместе с дружиной служить Харольду. - Отвечал славянин.
- Эйнар? - Недоверчиво переспросил стражник. - Не ты ли ходил в поход к Хрингарике пятнадцать лет назад?
-Ходил. Да не только я, но моя жена Сигрун Дева Битвы. - Воительница подъехала к мужу своему и наклонила голову, опустив взгляд в гриву коня.
- А помните ли вы ярла Альхейма Смелого, храбрые воины? - Задал второй вопрос стражник.
-Помним. - Был короткий ответ.
- А лицо его вы помните? Или быть может вы помните знамя, под которым вас вел Харек Волк? - Казалось стражнику нравилось задавать вопросы, хотя скорее его мучило простоею любопытство, нежели необходимость.
-Да коли бились. - Усмехнулся Эйнар. - И сколько же еще вопросов будет у воина к пришедшей на подмогу дружине? Чай не короткий путь мы проделали, ради того, чтобы встретится.
- Прости мое любопытство, Эйнар, - отвечал страж. - Имя мне Гуннар Альхеймсон, и немало я слышал о подвигах твоих от отца, а потому желал узнать, не самозванец ли пришел, именем твоим славным назвавшись.
-Рада я видеть сына славного Альхейма Смелого, да горько знать, что встречает он боевых товарищей отца с недоверием. - Подняла голову Сигрун. - Так убедили тебя слова наши или жаждешь ты иного подтверждения?
- Довольно уже было подозрительности в моих словах, - произнес Гуннар, улыбнувшись. - Тепрь же прошу остановиться в доме моего отца, и вас, и ратных мужей ваших. Думаю отец будет рад видеть вас.
-Благодарю, - произнес Эйнар и, посмотрев на супругу свою, обернулся к воину - Веди нас тогда, а между тем, расскажи, что происходит у вас. Слухи доходят, что не все спокойно
Стражник кивнул, и обернулся к напарнику, так и не вмешавшемуся в разговор:
- Эрик, я отведу старых друзей отца в город, - бросил он. - Ты сможешь один нести караул?
- Конечно, - ответил тот. - Но лучше позови Магни, хватит ему спать.
- Так и сделаю.
Гуннар открыл ворота, позволяя отряду Эйнара пройти в город, а затем зашел в небольшую присторйку, разбудив Магни. Усатый хирдман, недовольно надул щеки, но, узнав, кто прибыл в город, с радостью согласился подменить Альхеймсона.

Очень медленно Харальд подошел к предметам, из которых ему предстояло выбрать лишь три.
Но что же взять? Меч – без сомнения. Его избрали для битвы, и именно мечом он может прославить свое имя.
Только… это простой воин может думать лишь о войне. А конунг обязан вести людей и в мирное время. А потому – не подойдет ли пила, которая помогает строить дома, пилить дрова… вообще, вести жизнь, отличную от звериной?
И что же третье? Война, ремесло… чем еще может быть богат народ?
Да, богат. Именно так. Никто не выживет без золота – каким бы путем его не взял. Один человек может обойтись без монет (Харальд был в этом уверен), но целый народ… А потому очевиден третий выбор – кольцо, подобное изделию цвергов.
Юноша уверенно коснулся всех трех предметов, которые выбрал.
– Клянусь кровью, текущей в моих жилах. Клянусь землей, на которой стою – что буду править во славу моего народа и сокрушу врагов его.
Теперь оставались чаши. Нелегкий выбор… но конунгу ли страшиться выбора?

Агдир. Несколько месяцев до тинга
Гутхорм омыл тело из бадьи и подошёл к Орри, одному из вернейших гридней Хальвданна.
- Скажи мне, храбрый, идут ли из Агдира в Ирландию корабли с надёжными капитанами?
- Идут, о могучий, как не идти! Вот например кнорр Хагена Хромого, или...
- Хорошо-хорошо, я тебе верю. Так вот, Орри, договорись с капитаном этого корабля, чтобы он вызнал в Ирландии, нет ли там, я полагаю при дворе одного из сильнейших владык, викинга Харека Волка. И если таковой найдётся, пусть передаст ему вот это, - конунг протянул гридню грамоту, написанную заранее и ждавшую как раз такого часа. - Пусть передаст, а уж я в долгу не останусь.
Воин кивнул и спрятал грамоту запазуху.
Агдир. Тинг
Гутхорм, вспомнил разговор, выпил рог доброго пива, утёр усы и подумал:
"В такие времена один верный и мудрый муж стоит цельного войска. Надеюсь, Харек всё же внемлет мне и вернётся послужить сыну своего конунга...."

Сообщение отредактировал Orrofin - 13-10-2006, 17:24

Ирландия, норманская колония Дублин.
Тяжелые дубовые створки ворот крепости, обитые пластинами железа, наконец поддались ударам тарана, и вылетели из своих петель. Послышались восторженные крики. Толпа ирландцев в килтах , клетчатых рубашках и плащами-пледами на плечах попыталась пробиться через проем выбитых ворот, но были отброшены группой берсерков. Бешено вращая топорами и мечами, группа воинов в медвежьих и волчьихьшкурах легко разметала передовой отряд ирландских воинов и двнулась дальше. Перепуганные ирладцы попятились.
- За мной! Смерть данам! - раздался крик Харека -Волка. Опытные бойцы вышли навстречу отряду берсерков, вооруженные, как и их противники, двумя мечами или двумя топорами, или мечом в дной руке и топоом в другой.
-Выманите их из ворот. Не вступайте в схватку пока я не скажу! -крикнул Харек.
Отступая, норвежцы выманили разяренных берсерков датчан на несколько десятков шагов от ворот, но этого оказалось достаточно, чтоб пришедшие в себя ирландцы смогли обойти их и ворваться в город. Многие из норвежцев были сыновьями тех поселенцев, которых убили датчане, и их самих когда -то продали в рабство ирландцам. Теперь работорговцы должны были пожалеть о той сделке, когда сотни норвежских женщин и детей были проданы безвестному вождю мелкого соседнего клана, с которым датчане вели торговлю. Спустя 5 лет этот вождь стал вождем Тары, а из купленыхиз датского плена норвежцев он создал свое опорное войско. Позже и другие беглые норвежцы стал приходить и наниматься в его войско. Оказалось что финнагаэль ненавидят датчан куда больше чем самих ирландцев, и так сложился союз представителей двух народов на почве общей неанвисти. Король Тары считался формально верховынм королем всей Ирландии, но до сих пор месные короли мало считались с мнением Верховных королей, и даже во время войн с чужеземцами не прекращали свои межклановые и междоусобные разборки.
Отряд берсерков был окружен. Воины Харека ввязались в схватку, с флангов и тылаих атаковали ирландцы. Спустя несколько минут все было кончено. Однако победа далась очень дорогой ценой - потери были по 2-3 человека на 1 берсерка. Но путь в город теперь был открыт. Ворвашиеся в город ирландцы и норвежцы смели последний заслон, спешно собранный датчанами, и ворвались в город. Сопртивление было бесполезно, и челядь из рабов и местных жителей поспешно поброслаи оружие и целыми десятками сдавалась в плен. Сами датчане со своими женами и детьми укрылись в форте на холме, огражденом высокой стеной из дубовых бревен. Ирландское воинство разбрелось по городу, и все воины кроме норвежцев и дружинников короля предались грабежам. И Харек и король не без оснований опасались, что уцелевшие отбороные датские воины перегруппируются, и устроят ряд вылазок, чтобы разбить распорошившееся войско. Но вот вчерашним крестьянам - пастухам и землепашцам трудно было привить принципы воинской дисциплины. В отличие от норманов, они не знали что такое беспрекословное повиновение вождю, и тем самым численное преимущество союзиков нивелировалось.
Король Малхи спешно собрал военный совет вождей, чтобы обсудить, как им взять форт...

Земли Альвхеймера. Дорога. Коннунг Гандальв.
__________________________________________________
Войско выступило в поход и до сей поры все знаки, толкуемые мудрыми, свидетельствовали о победе. Коннунг был достаточно опытен, чтобы судить: лютая норвежская зима - не время для воинских походов. Эдак половину дружины положишь еще пути, а другая половина вместо прелестей битвы будет мыслить о вине и очаге.
Какая же победа с подобными думами?
Однако, расстояния в северных землях невелики, и хитроумный Гандальв замыслил овладеть вражьими землями до холодов, а затем затвориться за теплыми стенами. Пусть вон безусый Харальд морозит гридней в чистом поле, коли охота! Он, коннунг Альвхеймера, лишь закрепит свою власть до весны.
Именно таким планом делился Гандальв с ярлами перед выступлением, благо погода была не по-северному хороша. И именно поэтому сейчас он с тревогой поглядывал на тучи, сгущающиеся над дорогой. Сам владыка Альвхеймера был изрядным моряком, а посему знал: они вполне могут разразиться снегом или - не привиди Тор! - чем-то похуже. от таких "облачков" бесстрашные викинги всегда правили к берегу, как пузатые купеческие ладьи. А после, стоя земле, изумленно смотрели, как рушаться скалы под напором волн, почтительно внимая гневу богов.
Сейчас такие тучи клубились в аккурат там, куда ушел отряд под рукой ярла Барвайга. Коннунг нахмурился: непогода могла спутать их планы. Такая вероятность была, а, значит, измышления следовало проверить.
Гандальв привстал на стременах - и кликнул юношу, ехавшего под стягом. Почетное место - для мужей славного рода, значит, но воин славен не только предками.
- Слушаю тебя, коннунг, - наклонил голову юноша, и Гандальв с гордостью отметил, как возмужал единственный внук его старого боевого товарища.
- Тревожно мне ныне, - обронил Гандальв. - Видимо, боги раньше времени решили проявить нрав, и всех нас ожидает ненастье. Конь твой быстр, а глаза зорки, воитель. Будь же гонцом моим к ярлу Барвайгу. Ибо смекаю я - самая злая буря будет в той стороне, и болит сердце мое за воинов Альвхеймера. Доложи мне, что там будет - успокой старика.
- Я сделаю все по твоей воле, властитель - и ворочусь вборзе, - молвил гонец, пришпоривая коня.

Теперь - чаши. Тут важно не ошибиться...
Как там мать говорила?
Харальд медленно поднял чашу с молоком; отпил половину. Больше не хватило - молоко он никогда не любил.
Вода - почти вся чаша. Вода закаляет тело воина и утоляет жажду.
Кровь. Вкус крови - не из лучших, но воин не может от нее отворачиваться. Однако тут Харальд намеренно отпил немного.
И пиво. Радость воина - хотя не стоит перебарщивать. Тоже не очень много - чтобы не захмелеть.
А теперь - к алтарям.
Молоко - прекрасной Фрейе, несущей жизнь. Воду - Ньёрду, покровителю мореплавателей. Пиво - мудрому Одину... да поможет он мне обрести мудрость...
И кровь - на алтарь Тора-Воителя. Щедро окропить, так чтобы хозяин Мьёлльнира остался доволен.
- Прими эту кровь и возьми кровь наших врагов, - негромко произнес Харальд.
Пришло странное спокойствие. Он сделал все, что требовалось... и теперь можно было уже не волноваться.

Гонец Гандальва

Получив приказ конунга, юный Гурмир сильнее дернул поводья, разворачивая коня, и что было сил, погнал его назад, к той дороге, по которой ушла армия храброго Барвайга. Он, как и многие другие воины, не считал, что посланный с Барвайгом Хаки значит хоть что-нибудь, а потому старался даже в мыслях не упоминать лишний раз имя труса, приведшего к гибели его отца и дядю. Гурмир Кривой, его дед, многое рассказал внуку о былых днях, когда Хаки был желанным гостем в его доме, и о том, чем отплатил ему сын конунга.
Тучи на небесах становились все чернее, точно ярость богов, накапливающаяся, дабы пролиться смертоносным дождем молний и льдин, убивая неугодных, однако викинг смотрел не в небеса, но вперед, видя перед собой лишь протоптанную сотнями сапог, дорогу, и где-то далеко впереди, гридней Барвайга, красу и цвет Альвхеймара, юных волков, наточивших клыки и когти, дабы отомстить за своих отцов, убитых Хальвданом Черным.
Но чем ближе была цель, тем более ненавистной казалась юноше мысль, что ему придеться ехать рядом с Хаки Гандальвсоном, недостойным даже имени своего великого отца.

Священная Роща в Агдире
- Ты прошел последнее испытание, и боги приняли твое подношение. - произнес седой жрец в широкополой шляпе с повязкой на глазу. - а тееперь прими то, что боги приготоивли для тебя. - Жрец накинул на Харальда алый плащ с вышитой на нем черной головой Агдирского волка. - Этот плащ носил твой отец... - Торлейв надел шлем с полумаской, с шишаком, на котором был приделан наконечник стрелы. - Это шлем Инглингов... Сам Тор выковал его когда-то для твоего предка Ингви. Носи его с честью...
К юноше подошел еще один жрец, с перевязанной рукой.
- Ты сам выбрал этот меч, и я от имени Тюра -заступника приподношу его тебе. Защищай им свою землю и свой народ, и береги правду, верши волю богов и соблюдай справедливость, и этот меч будет хранить тебя.
- Возьми это путеводное копье - если положить его в воду, оно само укажет путь на север. Его носил твой отец. Это дар самого Одина. - жрец одина вложил в руку Харальда копье из черного железа с тяжелем ясеневым древком.
- А это боевой топор Браги - им тоже сражался твой отец... - сказал Торлейв, вкладывая топор в левую руку Харальда.
А теперь. Ты выбрал кольцо Тюра - оно твое. На нем клянутся и заключают союзы, дают зароки и клятвы, которые нерушимы как корни гор. И еще - путь этот котел цвергов служит тебе в пути, и да не оскудевают припасы.... И да будут обильны урожаи в твоей стране - там где этот котел, там и процветание, и изобилие...
- Именем богов и по их воле, мы жрецы ассов и ванов Асгарда провозглашаем тебя коннунгом Агдира, Винугльмерка, Вестфольда и Гренхейма, и всей Северной страны на Запад от Морского Пути... Прими трон и власть твоего отца, собирай и веди войско твоих земель на битву. Отныне ты имеешь прпаво посылать ратную стрелу, созывать рати ив ести их на защиту твоих земель. Исполняй волю богов и свое великое предназнечение... Мы будем всегда с тобой, и помогать тебе, где бы мы не находились...
Торлейв положил Харальду руку на плечо...
- Оставь реликвии здесь. Я позабочусь о том, чтобы их отнесли в твой свяещнный шатер... Отныне я буду заботитьс я о том. чтобы молиться в нем богам и блюсти реликвии, но никогда не расставайся с эти мечом, и с этим кольцом. И еще.. - Торлейв достал из-за пазухи гривну и вордрузил ее на шею. - Это оберег. Он принадлежал твоему предку Ингви и считался утерянным. Но брат твоей матери недавно нашел его. Разбойники разграбили курган, и он отбил эти сокровища, ис реди них была эта гривна... Никогда не снимай ее без нужды... А теперь ступай за пиршественный стол и объявляй свой первый приказ... Пора посылать ратную стрелу по стране... Ты теперь коннунг...

Дорога. Отряд ярла Барвайга. Барвайг, Хаки и Гурмир.
_________________________________________________
Красный ярл осадил коня - и с тревогой посмотрел на небо. Погода стремительно ухудшалась, Барвайг, тоже знакомый с северными бурями не по наслышке, понимал, что такие вещи лучше пережидать за крепкими стенами домов, а никак ни в лесу. Наконец, подлиный руководитель отряда принял решение - и подъехал к вожаку номинальному.
- Хаки! - ветер усилился настолько, что даже в двух шагах приходилось кричать.
- Нам придется свернуть с пути и переждать бурю в селении.
Гандальвсан мрачно кивнул - и прокричал в ответ:
- А мы доберемся до сумерек?
Далеко не праздный вопрос: уже теперь, в середине дня, воины с трудом различали друг друга. Барвайг в очередной раз прикинул, какое из двух зол хуже: рискнуть - и срезать путь через лес, или же придерживаться дороги. Во втором случае они рисковали заночевать под открытым небом, а в первом - переломать ноги лошадям. Хлынувший сплошной стеной ливень избавил ярла от сомнений:
- Пришпорим лошадей - и будем молить Одина явить свою милость. Вскоре нам на пути встретится нужная развилка.
- Ярл! - обратился к Барвайгу один из гридней, демонстративно игнорируя Хаки. - Гонец от коннунга!
Из пелены дождя возникла фигура Гурмира, и Красный ярл поднял руки в приветственном жесте:
- Приветствую тебя, воин! Какие вести ты привез от Владыки?
- Хвала богам, избавившим меня от доли гонца, несущего черные вести, - ответил Гурмир. - В отряде Гандальва все хорошо, но - нашего коннунга взволновала погода. Он беспокоится за гридней.
- Воистину, вождь славен своими воинами, - согласно кивнул Барвайг, - а наша дружина уж много зим славит Гандальва Серого за заботу. И мне более, чем близка его тревога. Я решил вести наш отряд в селение - ибо глаза говорят мне: буря будет лютой. Поезжай же с нами до времени. Я - не коннунг, но коммандир, и знаю, как легко в такую погоду сгинуть до времени. Переночуем - а утром тронешься в путь с добрыми вестями.
Спорить с Красным ярлом Гурмир не посмел.

Гридни шли, крепко стиснув зубы. Сотня, вторая. Не одну ладью наладили братья в дальний поход. Даже сереброусых старцев уломал Фроди двигаться. Кого-то прижал за старst долги, кому-то насулил, если не залотые горы, то пирушки с гуриями, кого-то уговорил льстивыми речами, помятуя о былой братской славе. В наделе остались лишь калеки, да женщины. Хегни шёл впереди. Крепкий, молодой, без шлёма. Хегни не любил шлёмы. Мешают они в битве. Да и не спасёт никакой шлём от хорошего удара. А плохой и секирой отвести можно, пока руки на месте. Скоро и условленное место, где дожны состыковаться войска из разных уделов. Нападение - дело серьёзное и ничего не выйдет из затеи, если каждый начнёт клевать сам по себе. Одного Тора с его силой мало в покровители. Лишь хитроумный Локи сможет помочь Эйстейнсонам.
Фродо, качаясь в седле на кауром коне подозвал к себе одного из своих приближенных, здоровенного детину с лицом младенца.
- Трувор, ненастье близится. Пошли вперёд наблюдателей. За холмом должно быть становище. Если всё чисто - там и переждём бурю.
- Будет сделано, ярл, - широко улыбнулся десятник, громко свистнул и несколько человек, отделившись от отряда, ушли вперёд.

Совместно с Тельтиаром.
__________________________________________

Гурмир и Хаки.

Боги, сотворившие мир, учредили его столь дивно, что то, чего воин более всего избегает, как раз и сваливается на голову. Гурмир всячески старался забыть имя Хаки, – но на привале оказался в аккурат рядом с ним. Не иначе, произволом Одина, любящего шутки над смертными, ибо сам ярл Барвайг едва ли дошел до подобного рода издевки. Крохотный по своей протяженности отрезок пути за развилкой оказался настоящим проклятием для отряда, и гридни уж не единожды поминали Етунхейм, объезжая поваленные стволы. Но переправа через «ручей» всех доконала. Крохотный водоем – лошадям по колено – вмиг сделался полноводным потоком. Нескольких гридней чуть не мыло водой – хотя мудрый Барвайг и запретил воителям заходить в «ручеек» без привязанной на берегу веревке. Естественно, после такого Красному ярлу было не до чувств Гурмира и Хаки. Последний был сыном коннунга, а посему его первым отправили под навес. Как бы не относились к Хаки в отряде, честь Гандальва требовала уважения , и гридням не пришло в голову бросить наследника своего вождя под дождем. А Гурмир, как гонец от Властителя, удостоился той же чести. И нет дела до того, что он предпочел бы десять раз вымокнуть!
Двое мужчин скинули промокшие насквозь плащи, развели огонь, уселись… молчать и дальше вежество не дозволяло. И Хаки начал разговор первым:
- Я рад видеть Гурмира, которого знал еще мальчиком, в образе бравого воителя. Несомненно, твой досточтимый дед горд таким внуком.
Гурмир Скаггиссон старался смотреть на дождь, на гридей, привязывавших лошадей, на устанавливающих навесы хирдманов, на карлов, завершающих переправу, но только не в лицо Гандальвсона, ему было неприятно сидеть рядом с сыном конунга, и он не желал смотреть на него чаще, нежели того требовали обстоятельства. Но Хаки завел разговор, и не ответить было нельзя:
- Несомненно, поскольку моему деду есть чем гордиться, - ответил Гурмир, особенно выделив слово "моему".
Хаки предпочел проигнорировать тон Гурмира. Тем паче, что ничего действительно обидного тот не сказал, а любить его, Хаки, воинам никто не приказывал. Да и как тут прикажешь! Собственно, сын Гандальва тоже бы с удовольствием помолчал, - потому как слишком много горечи было в его памяти о семье Гурмира. Однако – вбитая в наследника конунгом вежливость к «воинам подостойнее» требовала строго блюсти все формальности:
В доблести седоусого Гурмира усомниться лишь слепой, - ответил Хаки, - И он, несомненно, передал свое имя достойному отпрыску. В добром ли здравии твой достопочтенный дед? Видимо, да, коли ты, его единственный родич, не у его ложа, а здесь, ищешь славы в конунговой дружине. Его благополучие - для меня - добрая весть… хотя твой дед и не желает пускать меня на порог.
Возможно, эти слова были сказаны случайно, но в них молодой Гурмир узрел насмешку. Так, словно Хаки обвинял его деда в недостаточном радушии и гостеприимстве. Но затевать ссору с конунжим сыном, да еще и признанным трусом - молодой воин не стал.
- Тому есть причины, - лишь проскрипел он сквозь зубы, лишь слегка скосив глаза, наблюдая за лицом Хаки.
Хаки слегка покраснел: слова Гурмира живо напомнили ему прошлые события:
- Возможно и так. Это ему решать, - ответил Гандальвсан
Гурмир нахмурился, слишком много слов готовы были сорваться с его языка, но все же он сдержался - не хотелось, чтобы конунжич выставил его дураком перед гридями, если он вдруг начнет ссору на пустом месте.
Надо сказать, что Хаки правильно истолковал Гурмирову гримасу - и тоже прикусил язык. Правда, по иной причине: слишком много добра он видел от родичей Гурмира. И не желал омрачать сварой память былой дружбы
А буря тем временем крепчала, завывания ветра вдали превращались в вой волков... черных волков Агдира, смертельных врагов Альвхеймара. Молнии вспыхивали, разрезая небеса, и исчезали во тьме налитых тяжестью туч, высвобождавших непосильную ношу на головы гридей. Проводник, посланный найти ближайшее селение, вернулся, промокший до нитки, и, спрыгнув с коня, направился к навесу Гандальвсона, видимо не найдя взглядом Красного Ярла.
- Впереди деревня, славный конунг, - произнес он, видимо решив, что немного польстит Гандальвсону, назвав его не принадлежащим ему титулом. Сам проводник был из финов, и потому плохо разбирался в сложных внутренних отношениях Альвхеймарского войска. - Совсем недалеко, но... боюсь лошади не пройдут. Несколько деревьев вывернуло с корнем, их остовы перегородили дорогу.
- Я отнюдь не конунг, воитель, - ответил сын Гандальва. - Решать же судьбу отряда надлежит ярлу Барвайгу, ибо опыт его неизмеримо богаче, а мудрость - очевиднее. Однако, я мыслю, что хотя бы часть воинов надо отправить в селение. Ведь не все гридни отца моего конные.
- Я принес вести, как поступить - решать вам, господин, - склонился фин, видимо ожидая, что его старания будут вознаграждены.
- Я пойду, найду ярла, - бросил Гурмир, и не дожидаясь разрешения Хаки, вышел из-под навеса, накрыв голову плотным капюшоном плаща. По счастью Барвайго оказался неподалеку.
Ярл выслушал рапорт - и похвалил гонца, заодно одобрив распоряжения Хаки. Гурмир отчетливо скрипнул зубами - и от наследника Альвхеймера это не укрылось:
- Ты не враг мне, сын названного брата - но смотришь все равно, что волком. Отколь такая неприязнь?
Взгляд Гурмира не стал мягче, но лишь сильнее врезался в лицо Хаки. А затем юноша медленно вынул из ножен меч, положив его перед Гандальвсоном.
- Это Губитель Медведей, меч деда моего отца, меч, который мой дед дал тебе, конунжич, потому что любил тебя как сына, но ты своей трусостью запятнал этот клинок, - медленно, словно через силу произнес Скаггассон. - Мой отец и мой дядя называли тебя братом, но погибли из-за тебя. Из-за того, что у тебя не хватило храбрости вести в бой воинов.
Какой бы тихой овечкой не был обыкновенно наследник Альвхеймера, временами кровь все же давала о себе знать. Сам Хаки потом жестоко сокрушался о подобных вспышках раздражения, но сейчас слово юного Гурмира его по настоящему разозлили:
- То есть слова твоего деда, мальчик, и я готов выслушивать их от него, – но не от тебя, - ответил Хаки, глядя в глаза Скаггасона с неожиданной для последнего яростью. Сын коннунга шагнул вперед, так, что острие древнего меча почти коснулось его собственной груди, и чуть спокойнее продолжил: - Мудрый Гумир – один из мужей, составляющих гордость Альвхеймера, но он – еще и отец, потерявший детей, и муж, оставленный без жены. И сердцу моему близко его горе - и потому я молчу в ответ на его обвинения. Один свидетель – в детстве я видел от родителей твоего отца одну доброту. Но даже сие не дает ТЕБЕ права злословить о вещах, что вне твоего разумения. Разве ТЫ был в том походе, юный Гурмир? Твой путь жизненный еще долог, воин, и однажды конунг Гандальв поставит тебя головой над отрядом. Вот тогда ты поймешь, в какие тиски между доблестью и долгом попадает каждый из властвующих. И дай тебе Один сил выдержать ношу, от которой сломалось немало славных воителей! – Хаки криво усмехнулся, на мгновение напомнив старика: - Нет, я не СЕБЯ в виду разумел. Радуйся, Гурмир – ибо даже сейчас, годы спустя я казню себя за смерть отца твоего и дяди многократно боле чернейшей молвы. Ведь, яви я тогда власть и запрети им то безрассудное нападение, – очаг в доме твоего деда горел бы для них и поныне. Я утешаюсь лишь тем, что они оба прошли тот путь, что им предназначили боги – и покинули нас в зените славы. И не тебе, отрок, судить о том, плоха ли была их доля – Тор свидетель, временами люди живые очень завидуют мертвым.
Гурмир отшатнулся, невольно опуская меч, чтобы не пронзить конунжича. Еще никогда он не видел Хаки столь разъяренным. Где-то в уголке сознания даже мелькнула мысль, что за таким вождем не позорно следовать храбрым воинам, мелькнула и исчезла, как будто ее и не было.
- Пусть так конунжич, - наконец сумел произнести юноша, отступая еще на шаг. - Не смею больше спорить.

Когда Харальд вернулся за пиршественный стол, многие гости были уже слегка пьяны, и мало кто обратил внимание, что на юноше надет алый плащ Хальвдана с вышитой на нем черной волчьей головой, а на бедре в вышитых серебряной нитью ножнах из алой кожи висит меч Хальвдана. Наконец кто-то из гридней заметил это, и гости за столом стали шептаться, удивленно поглядывая в сторону Харальда...
- Что же ты сразу не надел эти великолепные одеяния? - спросила Асса, нахмурившись. - Зачем приберег их на уонец пира? Что у тебя на уме, внук?
К Харальду подошел слуга с рогом дикого быка, окованным бронзой, который по всей видимости тоже раньше принадлежал его отцу.
- Выпей, хозяин, за великое будущее нашего дома, и за победу - сказал слуга тихо. Телохранитель Харальда глухо заворчал, и прежде чем Харальд успел сделать глоток, сам отпил из рога.
- Не нравится мне это пиво, хозяин, пробормотал воин, нахмурившись. - А ну-ка сам выпей, что принес - воин протянул слуге рог, и слуга испуганно отшатнулся. Воин полеснул ему пенный напиток в лицо.
- Что-то не нравится мне это пиво.- повторил воин. - Боюсь, оно может быть отравлено... Задержите этого грязного пса! Пусть раскажет, что он туда намешал.
Слуга побледнел.
- Меня просили только отнести это конунгу, - произнес слуга, трясясь от страха. - Сказали что для него там снадобье, дарующее силу и храбрость.
- Силу и Храбрость? На кой оно ему в обители Хель? - спросил телохранитель. - Скажи мне кто тебя с этим послал, или ты умрешь...

- И очень больно! - добавил Гутхорм, поднимаясь. - Клянусь Одином, перед отправкой в Хель ты узнаешь, что чувствовал Тюр, когда Фенрир отгрых ему руку! Только я тебе твои пообрываю!
Конунг Хрингарики шагнул к слуге, схватил его за шею и поднял на вытянутых руках. В глазах Гутхорма метались яростные огоньки, предвестники боевого безумия. Он все ещё контролировал свои действия, но вот нечеловеческая сила бересрков уже струилась по жилам конунга, позволяя ему держать слугу на вытянутых руках совершенно свободно.
- Ну! - он встряхнул несчастного. - Я внимательно слушаю!!!

Cлуга беспомощно болтался в руках у Гутхорма, и сипло пролепетал:
- Распорядитель пира велел мне отнести этот рог с пивом которое с травами настояно.... сказал что это пиво только для нашего наследника конунгов, чтобы ему была сила и удача в походе... Я больше ничего не знаю...
Телохранитель слегка ударил слугу наотмашь по лицу...
- Идите к распорядителю, я ничего не знаю... - повторил слуга, захныкав как маленький мальчик.
- Ну и что с ним прикажете делать? - спросил воин Гутхорма, кивнув в его сторону. - Я бы эту крысу удушил своими руками...

Хрингарики... Рядом с Деревней безвременно почившего Атли Тощего...

- Ярл, стрелы готовы...
- Не прошло и года!!! - Гримкиль снова пылал от злости - Ну что так долго? Уже ночь, А если кто сбежал...
- Найдём! Прикажете стрелять?
- Прикажу, но не сейчас. Дайте мне подготовиться...
Гримкиль ушёл в глубь леса с Раги.

Через 15 минут... Сама деревня Атли (С разрешения Тельтиара)

- Кегни, тут больше нечего грабить.
- Ну, тогда пошли. - огромный берсерк в медвежьей шкуре уже собирался было уходить с этой бойни, перебираясь через трупы, как, внезапно, с неба полился огонь, по крайнеё мере скудный ум Кегни так думал. - Один, это сам Локи выбрался из под земли...
Как и ожидал Гримкиль, Огонь распространился быстро, окружив деревню стеной пламени. Тех, кто смог убежать раньше, чем огонь был способен это предотвратить, отстреляло ополчение. Дружина же разбиралась внутри. Но в этой битве важно было не это...
- Кегни!!!!!! - Сквозь пламя, держа в руке односторонний, двуручный топор, на боевом коне вылетел Гримкиль.
- Гримкиль!! - Кегни понял, что его предали, но единственное, что останавливало его от плевка в лицо Ярлу - то, что он лично его атаковал.

Об этом бое ещё воспоют скальды. Бой Медведя с Волком, Безумного Гнева с Рассчитанной Злобой, Эмоций с Разумом. Бой Секиры с Топором. Битва шла долго и скоро в деревне не осталось ни одного живого человека кроме Гримкиля и Кегни. Не одну зазубрину сегодня получил топор Гримкиля, пока рука Кегни не напоролась на лезвие. Заливая кровью рукоять собственного топора, свою одежду и тело, Кегни продолжал сражаться. Казалось Его сила только возросла после ранения, но Гримкиль потому и считался мастером топора, что не позволял силе одолеть себя. Уворачиваясь от секиры он ждал, ждал момента, когда Кегни увязнет в атаке... И он дождался... Голова Кегни покатилась по земле, оставив тело берсерка, до сих пор сжимавшего секиру, застрявшую в чьём то теле...
- Вот и всё, Кегни... и Гутхорм.... - Гримкиль взял Голову Кегни за волосы и закричал на всю округу...

Пожар тушить не стали - зачем, но путь Гримкилю отчистили, чтобы не испортить шкуру вожака стаи волков, которого Гримкиль убил пытаясь получить совершеннолетие. Из противостояния Кегни - Гримкиль - Гутхорм Вышел один член, теперь осталось только двое...

- Испытайте Рунами! - прорычал Гутхорм. - если Боги покажут, что он говорит правду - вышвырнуть за ворота, а если врёт - утопить в нужнике! И приведите распорядителя! Он мне ответит за "питьё с травами"!
Затем конунг Хрингарики успокоился и повернулся к Харальду.
- Отныне, Харальд, зарекись есть и пить что-то пока не проверятна яд или пока не поробует кто-нибудь другой! Ты теперь конунг, на тебя возложена великая миссия и ты просто не имешь права погибнуть так глупо!

Торлейв стоял в стороне за спиной у телохранителей, и наблюдал за всем происходящим. Услышав распоряжения Гутхорма- ярла, жрец подошел к телохранителю Харальда, которого звали Хегни, и что-то прошептал ему на ухо.
Хегни покачал головой.
- Не знаю, что за зелье было в этом пиве, и вкус его можно было бы списать на несвежесть. Во рту какая-то кислятина...
- Плохо дело. - сказал Торлейв, покачав головой. Идем ко мне в хижину, я дм тебе рвотное. Потом выпьеш чашу чистой воды и молока с медом. Не медли. Яд уже может начать действовать. Эта ведьма могла сделать зелье из болиголова... Достаточно было одного глотка, чтобы убить мальчишку... Гридь, мать вашу, ищите распорядителя! И ведите его ко мне... А эту крысу я буду допрашивать сам...

Гридни не замедлили начать поиски, однако ни у костров, ни в пивном погребе, ни где бы то еще ни было - распорядителя они не нашли. Воины и бонды, пившие здравницы за нового конунга, наперебой говорили, как видели распорядителя то там, то здесь, но точного его месторасположения не могли указать.
- Я видел его, - Произнес Снорри Камень, отхлебывая из чарки пива. - Сел на коня, и погнал в сторону города, да так, словно за ним сам черт гнался! - При этом Снорри перекрестился.
- Вот пес паршивый! - Гридень в сердцах сплюнул. - Сообщите Гутхорму! И Торлейву!

Сообщение отредактировал Тельтиар - 1-11-2006, 11:52

(совместно с Тельтиаром)
Торлейв тихо выругался.
- Как это уехал? И никто его не задержал пи не спросил куда и зачем?
- Нет... он же распорядитель, - пожал плечами воин. - Кто его знал, зачем поехал... Да! Да знал бы я, что он конунгу пойло свое подмешать хотел, голыми бы руками придушил!
Торлейв махнул рукой.
- Что теперь говорить. Улизнул он. Отправьте гонцов. Конунг будет рассылать . по усадьбам ратную стрелу. Дорог всего несколько. Вместе со стрелой пусть каждый гонец распространит ветсь чтобы его задержали. С описанием всех примет и прочего... Может в какой-то усадьбе его и задержат... Не будет же он прямиком через лес ломиться...
А я пойду в рощу погадаю... Может боги подскажут , нат какой он дороге...
- Господин, быть может, лучше вам взять с собой охрану? Времена нынче не спокойные.
- Ни один человек не пойдет в священную рощу с оружием если он в своем уме.. И кроме того- жрец достал из складок плаща маленький метательный молот
- Да будет так, - согласился гридень. - Я оповещу людей. Пошлем стрелу с нарочными.
Жрец не договорил. Телохранитель Харальда, стоявший рядом, вдруг согнулся пополам и упал на землю, корчась от боли. У него началась рвота.
- Хватай те его за руки и за ноги и тащите ко мне в хижину... Он отпил немного, так что еще успеем его откачать..
- Ребята! - Прокричал кто-то из воинов, подхватывая упавшего, вскоре ему помогли еще двое, потащив мужчину в хижину жреца.
- Пошлите за старухой Ульвхильдой... У нее должно быть рвотное зелье и кое-какие травы...
В хижине Торлейв на скорую руку согрел воды, и бросил в кипящую воду щепотки каких-то трав.
Он остудил миску с отваром в кадке с холодной водой и влил питье воину в рот. Тем временем прибежал один из воинов, правда без старухи, зато с данным ею зельем.
- Карга старая скоро придет, - добавил он.
- Как старый тюлень ходит по дороге волка... - пробормотал Торлейв, и с благодарностью взяв зелье, влил его в глотку воину.
- Он будет жить?
Хирдман опасался за друга, ведь погибнув не с мечом в руке, тот мог навсегда попасть в мрачное царство Хель.
- Одним богам ведомо - ответил Торлейв. Но он берсерк. Так что простые яды его не берут. Только старая знахарка может сказать, что за варево ему могли подсунуть. Страшно даже подумать, что было бы, глотни Харальд это питье первым...
Воин что-то пробормотал и впал в забытье.
- Один хранит нашего конунга.
- Но и нам бы тоже не мешало... проявлять бдительность...
- Правда ваша, господин. – сказал хирдман..
Тут неожиданно слуга , дрожавший как осиновый лист, снова подал голос...
- Я ничего не знал... Мне сказали, я и сделал... А про зелье спросите старую Альвхильду... Она у нас все про них знает...
- Хочешь сказать, что это у нее взяли то зелье? - спросил Торлейв, сурово взглянув на слугу из под черных кустистых бровей..
- Но она могла не знать , для кого... сказал слуга.
- Вот и славно... Значит и старуху допросим... Как только она сюда дойдет... - Торлейв почесал затылок. - что же это делается? Выходит старая кюна совсем из ума выжила?

- Так это Асса зелье подослала? Как и мужа своего сгубила, так и внука хотела? - Удивленно воскликнул воин.

- А кто же еще? Или ты думаешь что старый Арнульф который столько лет служил этому дому мог сам до таокго додуматься?

Только мужа она грибочками сгубила. Теми самыми которые берсерки жрут перед битвой...

- И что прикажете сделать? Убить старуху?

- Воистину власть вскружила ей голову...

- Если ее убить сейчас, то многие усадьбы могут восстать против Харальда, как только он отправится в поход... Лучшеее просто изолировать... Заменить всех слуг которые слушают ее приказы..

- И выслать в Вингульмерк! - в сердцах выпалил хирдман, взбешенный догадкой жреца.
Окружить ее слугами госпожи Рагнхильды и ее брата. А всех прочих отослать в дальние имения... А еще лучше ее саму отослать... Под любым предлогом. Например где-то в Вестфольде , дошли слухи, бонды выгнали упарвляющего. Не помню где именно.
- Гокстад. Это в усадьбе Гокстад.
-Вот и отправить ее туда..
- Точно! Правильно! Выслать старую каргу! - воинов, окружавших жреца , охватило радостное возбуждение.
- А ты вообще молчи! - Шикнул на внезапно охрабревшего слугу хирдман.
- А что я? я рад служить... - пролепетал слуга.
- А с тобой еще не закончили.. - оборвал его Торлейв. - Пройдешь испытание огнем и водой. .

- Я позову Гутхорма, мой господин! – отозвался

- И заберите юного коннунга с пира... Мало ли что? Готовим его к отъезду. руны мне сказали что чем далее он будет от дома, тем меньше его жизни будет что-либо угрожать ...

- Я поеду с ним по ближайшим усадьбам собирать войско...
- Да будет так! Все сделаем! – прокричали воины, приложив кулаки к сердцу
- Приведите Харальда ко мне... Он еще не осознал всей опасности...
-А гости пусть себе пируют. Пусть коннунг учится, что преждле всего долг, и даже в веселье нужно соблюадть умеренность...
Двое воинов молча отошли и бросились к конунгу, благо искать его долго не пришлось - отцовский плащ был виден издалека, и привели к жрецу.
- Ты видел что бывает, если потерять бдительность. Видишь этого воина? Сейчас на его месте был бы ты, если бы не его бдительность... Завтра же мы выезжаем... Лучше будет если сам коннунг будет собирать свое отборное войско...

Все серьезней и серьезней..
Рагхильда была холодна и спокойна внешне, и казалось, что все льды севера сковали душу гордой вдовы Хальфдана. Когда к ней подошел слуга и выслушал ее приказание и ушел, глаза его выражали недоумение - всегда ласковая, дружелюбная повелительница стала как мертвец твердой, напряженной. "Голос-то что меч берсерка!" - подумал слуга, но побежал исполнять приказание.
Ему было поручено собрать выбранных Рагхильдой людей, собрать сумки и организовать вмеру торжественный и тихий отъезд кюны Ассы в места не столь отдаленные, предложеные там же, на пиру.
Теперь Рагхильда была неумолима.

Селение в лесу. Отряд Барвайга. Хаки.
________________________________________________
Наконец-то все воины Альвхеймера оказались в селении, относительно обезопасив себя от случайных последствий божьего гнева. Мудрые трактовали внезапное ненастье предупреждением, но благим, так как ни один гридень даже не пострадал.
Честно сказать, подобные речи приводили Хаки в недоумение:
"Предупреждение? О чем? Коли о том, что ноне не время для похода, то пропадать ему зря, ибо само воинство Локи не вынудит нас поворотить коней. Вестимо, что отец мой не упустит времени свести старые счеты, а удел наш - лишь доброе исполнение приказов. Ежели о неудаче на поле брани - то к чему так уповать на благой исход? Место в Валгалле и так ожидает всех храбрых..."
Естественно, вслух эти мысли Хаки не озвучивал. Викинги были суеверны, и столь скверное начало похода заронило сомнение во многие сердца . Но - не дело известному трусу баять о том, что опасаются явить миру даже умудренные сединами и славные в битвах старики. Не дело это - ходить на бой, внутренне ожидая поражения.
И Хаки молчал.

Харальд медленно кивнул. Произошедшее его потрясло, хотя юноша и не подавал виду.
К ядам он испытывал отвращение. Меч, топор, нож - да, это оружие воина. Но яд... от которого не закроешься щитом, который не отобьешь клинком...
Харальда даже передернуло.
- Я понимаю, дядя, - кивнул он. - А войско... что ж, я уже начал думать о том, кому следует участвовать в походе. Правда, перед этим я хочу еще посоветоваться с тобой. Есть кое-какие сомнения...
"А стоит ли конунгу обсуждать свои решения? Стоит. Обратиться к мудрости старших никогда не вредно".

- Сомнения? - переспросил Гутхорм. - это хорошо! Лишь глупец никогда не сомневается в своих поступках, но не все это понимают, так что постарайся не показывать их кому-то кроме самых близких тебе людей. А насчёт войска...я бы советовал тебе рассказать обо всех, кого хочешь взять Торлейву и матери твоей, Рагхильде. Мудрость жреца и материнское сердце никогда не обманут. Просто расскажи им, каких ярлов ты собираешься привлечь на свою сторону, а я займусь набором твоей собственной дружины. Да, она и сейчас у тебя есть, но пока хирдманнов Агдира маловато. Кинем клич! И тут уже я буду разговаривать со всеми, кто придёт...А сейчас, Харальд, выйди к людям и успокой их! Покажи им свою власть конунга!
Гутхорм повернулся к двум воинам из дружины Агдира. Вроде бы он знал их давно и доверять каждому из них было можно.
- Ульв, Браги, вы пойдёте с конунгом. Смотреть в оба! Убийцы могут поробовать стрелы, или кинжал в спину, так что в случае чего будьте готовы закрыть конунга даже собой, если это понадобится!

"Так вышло, что лютые холода подступали к Норвегии раньше обычного, словно сам Один разгневался на своих детей. Старики поговаривали, что нет нужды собирать дружину, ибо скоро падет снег, заметая дороги и тропы, а водную гладь скует лед.
Могущественную некогда кюну, Ассу сослали в дальнюю усадьбу, окружив новыми слугами, преданными Рагхильде и Гутхорму. Харальд же с дядей отправился собирать гридей по ближайшим усадьбам, разослав вперед ратную стрелу.
Готовились к походу люди Вестфольда и Вингульмерка, однако основную силу воинства Харальда составляли агдирские волки, и пришедший с малой дружиной русичей Эйнар. Не было вестей лишь от Харека Волка.
Но не один Харальд собирался на битву. Приближались к границам его владений братья-конунги Хейдмерка, конунг Гандальв и его сын, херсир Гудбранд воспротивился власти Харальда, собирая бондов и вольных викингов, не желавших становиться под руку молодого государя.
Приближался судьбоносный час для северной земли."

Ирландия, Дублин.
Уже две недели прошло с тех пор, как войска короля Тары и норвежские наемник завладели городом Дюплинн, только вот форт на горе оставался неприступным. Несколько раз воины шли на приступ, пытаясь вскарабкаться на стены, и несколько раз штурм отбивали. Король Малхи ходил по своему шатру взад-вперед, то кипя от злости, то предаваясь мрачным раздумьям. Стоит только восточному ветру занести сюда хотя бы небольшой флот датчан с небольшой дружиной, и его потрепанные войска будут зажаты как между молотом и наковальней. Сил его армии было явно недостаточно, чтобы взять такое хорошее укрепление. А уже приближалась зима, а зимовать в Дублине королю не хотелось совершенно. Он боялся и этого города, и постоянной угрозы новых вторжений северян со стороны моря...

Харек стоял на одной из улиц города, и долго всматривался в форт, чернеющий на фоне серого пасмуроного неба. Форт возвышался над городом подобно горе. Собственно, это был сначала просто земляной вал, насыпанный на вершине холма. В прежние времена и этого хватало. Каждый завоеватель сравнивал эти валы с землей, а потом вереницы пленников с корзинами земли и камней на спинах карабкались вверх по холму, насыпая новые валы на остатках прежних насыпей...
Самым неприятным было то, что по ночам засевшие в форте датчане регулярно устриавали вылазки в лагерь осаждающих, похищая провиант и сжигая предавая огню палатки воинов, а днем камни из пращей и стрелы из длинных луков могли поразить кого угодно прямо на улице...
Раздумья Харека прервал мальчишка -гонец, один из тех кто бегал по лагерю, и разносил простые донесения или послания.
- Ты есть вождь фейни Харек Волф? -переводя дыхание после бега, спросил мальчишка.
- Да, я ... Какое у тебя дела?
- Тебя искать большой человек. Который торговать там на пристани. Большой человек говрить он плавать далеко, его просить искать вождь который звать Харек. Он говорить он иметь послание к тебе.
- Ну что же, веди меня к нему. К тому большому человеку.
- А как я вас веди, господин, коли в моей руке не звенит? -спросил мальчишка, хитро прищурив глаз.
Харек порылся в кармане штанов, и вытянул медную монету.
- В моей руке не звенит. - повторил мальчик, пряча монету.
Харек порылся, и дал ему три медяка, мальчик довольно потряс монеты в ладони, и сунул их за пазуху.
- Твоя идти на пристань, там твоя увидит большой лодка с красные полотна...
- Лучше проведи меня туда. - ответил Харек, слегка шлепнув маленького хитреца по затылку...
Мальчишка ненмого поартачился для виду, но в конце концов согласился еще за пару медяков провести Харека в гавань.
В гавани стояло а причале множество кораблей, в основном когии и кожаные лодки местных жителей -рыбаков и торговцев, несколько драккаров датчан. не успевших уйти в море и доставшихся победителям. Но среди этих судов больше всех выделялся крупный торговый корабль с алым парусом резной фигурой волка на корме...
Харек ощутил волнение. На корабле заметили его синий плащ, расшитый серебряным шитьем. Кто-то его оклинкунл, и Харек увидел дороджного мужчину в роскошной одежде. Мужчина был невысок ростом, но плечист, на нем был суконный кафтан крашеный в алый цвет и темно багровый плащ с золотой фибулой в форме птицы с распростершимися крыльями.
- Орм? Морской Бродяга? Неужели это ты? - Харек с удивлением оглядывал знамнеитого торговца. Тот почти не изменился за прошедшие 10 лет, правда в рыжих как медь волосах и в бороде добавитлось несколько седых волосков.
- А ты... Кажется. Нет, надо всопнмить. -купец почесал лысину, и нахмурился.
- Я Харек из Агдира по прозивщу Волк. Мне сказали. что меня тут кто-то искал.
- А, да, вспомнил... я искал тебя, Харек. Видишь ли, я плавал мимо берега Агдира... Даже заходил в усадьбу Хладир. И там меня спросили, куда я держу путь. Я ответил, что намереваюсь посетить Британию и возможно Ирландию... Тогда меня попросили узнать, нет ли там некоего Харека по прозвищу Волк... Я согласился помочь старому другу...
- Кто тебя просил меня разыскать?
- Эх.... щас вспомню. Годы помутили мою память, но еще не помутили мой разум. Это был... Ярл... Гутхорм Ярл... Он теперь правит все Юго-востоком Норриге при малолетнем коннунге. Как там его... Харальд.
- Конунг Харальд? А что случилось с Хальдваном?
- Говорят потонул он весной... Лет шесть назад... А Харальду нынешней осенью стукнет шестнадцать зим... Вот и пришла пора занять трон.. Только вот много кто эторт трон хочет у него оспорить... Мне сказали что ты в рунах сведущ... Вот здесь тебе послание... Нашими старыми рунами Морского пути...
Купец протянул Хареку кусок дубленой кожи, хорошо выскобленной с однйо стороны. так что на ней можно было писать краской.
Харек пробежал глазами знаки. Слова с трудом угадывались в наборе символов. Церковное письмо было удобнее. В рунах хоть и разбирались многие, но звуки часто обозначались одними и теми же рунами разные в зависимости от местности и диалекта...
Полсание означало примерно следующее "Конунг Хальдван умер. Харальд должен получить наследство. Препятствия, враги... козни. угроза жизни. Помнить клятву. Собери рать. Пириди на помощь. Мы тебя ждем. Поспеши... Враги идут на нас со всех сторон"...
Харек не стал читать все до конца. Смысл послания и так был ясен.
- Это все что ты хотел передать, Орм? - спросил Харек.
- Тебе все. Но у меня еще есть кое-что... Сведения для вашего короля... Но я эти сведения даю не просто так...
- Идем со мной... Договоришься с королем лично... Малхи сам принимает все решения... И не любит когда кто-то договаривается без него...
Король не стал долго торговаться, и согласился на условия торговца - а именно - разрешить открыть свой торговый пункт в Дублине, и беспошлиннно торговать в нем следующие 10 лет.
- Сюда идет флотилия Гудмунда Жадного из Камбрии. ОН прослышал про падение города и хочет захватить его... И он не первый кто придет сюда... Самое большее через 3-4 дня он будет здесь... Когда я проплывал через Данегельд, мне пришлось огибать берега Валлиса и Камбрии, и там я видел сбор войска...
- Тогда почему ты не стал просить у них привелегии?
- Они бы обчситили меня как селедку от чешуи, и хорошо еще если бы живым ушел. Этот Гудмунд - редкая скотина. Он жесток как вепрь и жаден как лягушка... Этот город нелегко захватить, а потмоу легко удержать... Но если форт на горе не в твоих руках...
- Я знаю, что мы должны взять этот прокятый форт - со злостью прервал его Малхи, и снова заходил по шатру, сцепив руки за спиной. - Но их там слишком много, и припасов у них запасено впрок...
- Должно быть они будут рады, увидев как даны высаживаются в гавани?- проборомотал Харек, и тут он буквально подпргынул...
А что если мы их выманим из форта?
- Интересно как? -спроисл король Малхи устало...
- Напдо изобразить, что город атковали датчане... С моря движется туман, и они такм в крепости не сомгту разглядеть.ю сколько кораблей прибыло.
Купец расхохотался, держась за объемистый живот.
- Вот и будет : им радость. а вам потеха...
- Я одену своих северян под данов, а ваши пусть изобразят панику... А те на радостях вылезут из форта. И тут вдруг их "соотечественники" атакуют форт со всех сторон...
- Это красиво на словах... Но не так все легко будет вополотить.. -пробормотал король Малхи.
- А у нас есть выбор? - спросил Харек. - Если датчане и вправду нас атакуют, то биться на стороны мы не сможем. И город быстро
падет...
- Тогда действуй. -сказал Малхи, и устало опустился на шкуры, устилавшие пол в шатре. - А если ты сможешь сделать так, чтобы датчане вылезли из форта, и взять его... Проси у меня что хочешь, хоть пол королевства, хоть этот город со всеми домами и пристанью... Я устал воевать...

Дорога. Коннунг Альвхеймера.
___________________________________________________
Гандальв в который раз мерял шагами пространство шатра, а слуги испуганно толпились у входа, не решаясь зайти. Конунг не в духе - и вполне мог сорвать свою злость на их собственных спинах. Наконец самый храбрый откинул холстину, закрывавшую вход, и робко вопросил:
- Прости, что нарушаем твои думы, о, Великий! Мы принесли ужин. Прикажешь подать?
- Ну, уж точно, не студить его у порога! - рыкнул Гандальв. - Вноси, да поживее - или сам заночуешь там без одежи.
Слуги сноровисто занесли снедь в шатер и поспешно вышли, радуясь, что отделались одной лишь угрозой. Конунгу было не до них. Его беспокоил запропавший гонец - и судьбы Барвайгова отряда. И злость владыки Альвхеймера нашла себе проторенную дорогу - в виде брани по адресу Хаки.
"Боги мои, за что роду моему такое посрамление? Чует отеческое сердце - этот трус опять зачернил наше имя какой-то выходкой, не полагающейся воину. Вот Барвайг и не шлет гонца обратно - опасается, что кручина вождя опечалит и воинов. Или... - Гандальв старательно гнал скверные измышления, но они упорно требовали внимания. Больно лютая буря пронеслась в той стороне. - Может, ярл пострадал? Храни нас ваны в этом случае! Ибо увидеть Хаки командиром - значит отвратить милость асов навечно, а боги плодородия может и сжалятся над сирыми да убогими... проклятие! Где же гонец?"
В этот момент в шатер зашел один из гридней, и конунгу пришлось вернуться к обсуждению дел более насущных, но беспокойство осталось, терзая Гандальвого сердце как змея - корни великого древа.

Переночевали без особых проишествий. Буря прошла мимо, понаделав шуму в лесу и улетев восвояси. Утром двинулись на Агдир. Хегни метался, строя гридней. Фродо подсчитывал первые потери. Два умника ночью подрались из-за того, кто первей будет выбирать место для ночёвки. Выбитые зубы, свороченный нос, косые взгляды. Троих пришлось оставить, ибо нажрались вчера каких-то ягод а утром маялись животами. Обещали догнать. Две лошади оторвались от коновязи во время бури и искать их не стали. Поручили оставшимся. Это всё цветочки. Ягодки будут потом. Пока ели большей частью запасы, то, что тащили с собой. Потом перейдут на подножный корм. Станет сложнее. Надо было взять с собой хоть одну понимающую в травах бабу, дабы проверяла, что воины варят в котлах, да не до того было.

Сигрун Дева Битвы и Эйнар Губитель Заговоренных.

Славны были первые дни, проведенные у Альхейма Смелого. Много вспоминали воины о совместных битвах и говорили о тех, что еще будут. Хорошо отдохнули с дороги и подготовились к последующим путям.
-Может стоит тебе остаться, дева моя? - в который раз спрашивал Эйнар у своей жены, зная, что в которой раз ответ будет отрицательным. - Еще не поздно...
-О чем говоришь ты? - Сигрун прильнула к супругу своему и положила голову на крепкое плечо. - Столько дорог мы прошли вместе, столько вместе пережили и сражались против общих врагов.... и не для того, чтобы в один день это прекратилось. Нет у меня радости, ради которой стоило оставаться в мире.
-Но может последняя ночь проведенная и принесет ее?
-Столько раз это повторялось, что устала я уже надеяться. - Понурила голову Дева Битвы и отвернулась, застегивая плащ. - Путешествовать нам вместе, губитель мой. А теперь - в дозор с дружиной.
Прошла неделя с того момента, как они прибыли. И пять дней с часа поступления на службу. С того утра каждые сутки отправлялись в дозор, объезжая усадьбы вместе с остальными отрядами.

(С ДаркЛайт)

Над лесом взошла полная луна. Непогода умчалась вдаль так же внезапно, как налетела, и теперь диск ночного светиланевозбранно висел над лесом, не затмеваемый и облаком. Колдовская ночь. сказывают, что в такое время вся нечисть бродит по чащобе в поисках заблудших душ. Хаки накинул плащ - и направился к лесу. сам недоумевая почему. на сердце было тяжело после разговора с сыном названного брата.
А меж деревьев тем временем скользили бледно-серые тени. Нет, сейчас волки не охотились - просто наблюдали, возвращались, изучали...
Эгиль неспешно двигался по ночному лесу; он уже знал, что лагерь воинов не так уж далеко. Подходить к нему он не собирался... но и удаляться на большое расстояние - тоже.
погруженный в свои мысли, сын Гандальва минул незримую черту, отделявшую земли обихоженные человеком от диких, где властвовали иные силы, недоступные людскому разуму. и вошел в лес. Снаружи казалось, что луна дает много света, но здесь сразу же стало очень темно. вековые деревья давали лишь тень, и Хаки несколько одумался, заколебавшись. Ум говорил, что он ведет себя глупо. В лес, да после бури. Так и сгинуть недого
Знакомый запах. И знакомая походка. Интересно...
Порывшись в памяти, Эгиль уверенно соотнес ее с определенным человеком - тот самый воин, которого он встречал ранее.
"Какие же бывают на свете совпадения..."
Он и сам не знал, что именно его подтолкнуло - но стая, повинуясь приказу, скользнула из-за деревьев.
Сам Эгиль появился полуминутой позже.
Учитывая все предшествующие злоключения, Хаки даже не удивился. Появление знакомого незнакомца идеально ложилось в одну форму с прочими событиями. И даже его собственное желание уединится в лесу начало казаться присками свыше.
- Снова ты. Наверное, это проделки норн, так причудливо сплетающих нити судеб.
- Что ищещь ты в этих лесах, путник? явно ведь не людей - они тебе чужды. Может, славы? Опять таки нет, для того нужны те, кто оценит. Может, мести? Странно... ведь ты не похож на врага. Иначе убил бы меня сразу. Или нет? Скажи же, не томи мою душу.
- Норны? - усмехнулся Эгиль. - Уж не знаю, касались ли они моей судьбы или нет... твоей, видимо, коснулись.
Что я ищу? Слава мне не интересна. А тебе я не враг - ты не принес мне никакого зла. И надеюсь, что не принесешь... Однако, что ты сам делаешь в лесу? Обычные люди не ходят сюда ночью погулять.
- Луна... - Хаки запнулся. не зная, как продолжить. - сегодня странная ночь - и наша встреча тому свидетельство. Был тяжкий день, путник. Будет еще хуже. А я... может, норны моей судьбы и коснулись - да только запутали. И нет мне покая - равно, как и места. Наверное, мы этим похожи с тобой - оба не принадлежим себе, и оба не знаем, что ищем
- Странно, - удивился Эгиль. - Со мной все ясно... но что у тебя? Ты среди людей, с товарищами... Почему тебе нет покоя?
- Ты тоже с товарищами, - усмехнулся Хаки. - Но всегда ли ты видишь себя волком?
- "Видишь?" - протянул Эгиль. - Я ничего не вижу, воин. Я слышу. Обоняю. Чувствую. Но не вижу. Я помню жизнь среди людей... но серые братья отнеслись ко мне лучше, чем сородичи. Только двум из людей я мог доверять - но они давно ушли из этого мира.
- Я задел тебя ненароком? Прости. Мой язык сегодня явно не дружит с мудростью, - покаялся воин.
- Чтобы меня задеть, нужен меч, а не слово, - тихо усмехнулся Эгиль. - Но я понимаю, о чем ты. Неужели и тебя - живущего среди людей - бьет холодом одиночества?
Хаки непроизвольно поежился - слова незнакомца попали в цель, как добрая стрела в центр мишени.
- Все в жизни бывает, и чужую долю не примеришь, как плащ.
- "Чтобы одолеть врага - представь себя в его шкуре. Чтобы помочь другу - представь, что бы он делал".
Эгиль словно цитировал чьи-то слова. Впрочем, почему - "словно"?
- Ты мудр, странник. как мне тебя называть? думаю, знакомство наше отнюдь не случайно. Хоть и не поймуя в собственном скудоумии чего же хотят от меня боги. смирения? Али - напротив?
- Называй по имени - Эгилем. Пожалуй, только оно у меня и осталось. А что хотят боги... кто знает? Я мог прислушаться лишь к одному.
- Видимо, велика твоя вера раз лишь один бог занял место в твоем сердце, - склонил голову Гандальвсан. - Я слышал такое - но сам ныне не верю почти ничему. Моя мать назвала меня Хаки. Зови и ты как она.
- Хаки? - поднял бровь Эгиль. - Одно имя с сыном конунга? Интересно. Что ж, теперь мы знакомы.
- Это частое имя в Альвхеймере, - отвелил сын коннунга. - я могу назвать дюжину Хаки не сходя с места.
- Да я сам бы мог... раньше, - пожал плечами Эгиль.
Он остановил незрячий взгляд на лице собеседника, раздумывая, что сказать дальше.
- Раньше? А чтоже переменилось ныне? - удивился Хаки Гандальвсан. - прости, я погружен в свою печать - и не замечаю твоей. а она, должно быть, велика. Я, конечно. не волхв и не посланец богов - но слушать умею.
- Раньше я жил среди людей, - пояснил Эгиль. - А к этому времени - уже забыл большую часть того, что меня тогда окружало.
- Что же за горе вынудило тебя стать лесным жителем? Впрочем - догадываюсь. Война. Увы, мой друг: кто-то стяжает там славу, а кто-то лишь скорбь. хоть это и отдает малодушием, но я предпочел бы мир новому кровопролитию.
- Война? Почти. Убийство. Песнь клинков, после которой выжил лишь я.
- Страшные вещи, ты рассказывешь, Эгиль - покачал головой Хаки. - неужто род твой был кому-то столь не по сердцу, дабы измарать свою честь убийством? Хотя - мне ли ведить о воинской чести. я не подтвердил ничем своего права на суд тех, кто воюет.
- Я тогда был ребенком, - сухо ответил Эгиль. - И не знаю, что случилось. Но... все, что мне известно - так это то, что мой отец был убит в собственном доме; его меч дал мне время уйти - чего он и хотел.
- Он был великим воином, - сын коннунга склонил голову, почитая память усопшего - и лишь потом вспомнил: Эгиль жестов не видет. Впрочем, в такй тьме они были почти на равных Хаки и сам не видел дальше одного шага. - наверное, ты желаешь наказания для убийц? Неужели они служат под знаменем Гандальва -конунга?
- Не знаю, - пожал плечами Эгиль. - Я помню их голоса. Помню их запах. Окажусь рядом - узнаю. Но не раньше.
Конечно, тут он немного кривил душой. Но не стоит рассказывать воину, что намереваешься убить конкретных его товарищей.
- Мне странно слушать тебя, странник. Голос... запах... не слишком ли шатко сие для узнавания? И в мыслях не чиню обиды - но незрячие редко встречались мне на пути. И трудно представть, каково это - жить не видя света...
- А на что мне еще полагаться? - ответил мрачной улыбкой Эгиль. - У меня же нет зрения... Ты прав - зрячему сложно представить такую жизнь. Но я слеп с рождения, и не могу представить, что такое "видеть". Умом я понимаю это - но не представляю чувствами.
- Прости мое праздное любопытство, Эгиль. Вероятно, тебе не по сердцу такие воппосы. У нас дома часть говорят: "смотреть чужимо глазами", подчеркивая их важность. не мне судить, чья ноша тяжелее. В отношении мести - скажу лишь одно: порой она отнимает все силы. не оставляя времени для жизни. Когда умерла мать, я скорбел - и гневался на богов, хотя и знал, что им не за что наказывать ее муками. Ты гневаешься на людей. Мой отец поступил так же... и живет своей сестью много лет. он с ней ест, спит, он ей дышит. не знаю, кому от того хуже: врагам али другам
- Жить местью... - протянул Эгиль. - Даже мне это кажется странным. Но что интересно... не будь тех убийц - я бы никогда не обрел серых братьев.
Он ласково погладил по загривку крупного волка.
- Жизнь человека меняется - к лучшему или худшему... но меняется. И я не гневаюсь... я просто должен отомстить - в память об отце.
- Да, никгда не знаешь, где зло где добро. Может, все это - лишь часть твоего пути... к которому не прикасались норны?
- Кто знает, - пожал плечами Эгиль. - Я не пил мед поэзии, и не смогу сказать точно. Я просто иду по этому пути.
- Не знаю, желать ли удачи. Но - прощай! Мне пора.
- Удача пусть будет твоей, - ответил Эгиль, отступая в ночной лес. - Мне помогут и без нее.

Ирландия, Дублин. Датский Форт, 2 дня спустя.
Утром, с самого рассвета с моря на город полз туман. Клочья тумана шли, наползали и скрывали под молочно-белой пеленой участки частокола, стены башен и крыши домов. Уже на расстоянии протянутой руки ничего не было видно... И тут сам воздух затрепетал от звука боевых рогов, и раздался стук мечей и топоров о щиты, топот подкованных сапог и боевые клики.
Засвистели стрелы, слышались вопли и звон оружие, затем от несокльких ударов ворота разелетелись в щепки, и уже по камням городской мостовой послышался стук кованых сапог. Слышались вопли - "пощады! сдаемся!" нас смеси норвежского и гэльского, и торжествующие выкрики на датском наречии.
В крепости с удивлением смотрели вниз, но за пеленой тумана ничего не было видно. Только дым, смешивающийся с клочьями тумана, и слышались приближающиеся звуки сражения, которые вскоре стихли. Через какое-то время послышались траурное пение рогов.
- Что бы это значило? - Фрейвид - хёльд вслушивался и всматривался в пелену тумана.
- Кто-то только что захватил город, ответил ему Свен Вилобородый, названный так, потому что когда - то перерубленный вражеским топором подбородок больше не зарастал волосом, и оттого борода старого воина была как бы раздвоена.
- Это могут быть даны? спросил Фрейвид. - ведь я все еще подданный короля Гутрида.
- Кто знает. Но я бы посоветовал послать на переговоры кого-то о из трэллей с белым полотном. Чтобы просто спросил, кто и зачем пожаловал. А если его убьют, то невелика потеря. Сразу ясно, что это новые враги... Может еще кто-то пришел из стран Нордвегр... Там сейчас снова смута, и все воюют со всеми... Фюльк против фюлька, коннунг против коннунга. Если бы кто-то их объединил, то они бы всю Ирландию за один присест покорили бы, да и Британию, пожалуй, тоже... А мы грыземся с ними за клочки земли...
-Не мне и не тебе решать за верховного Коннунга Данов, с кем нам воевать. Почему ты думаешь, что если сил пяти конунгов недостаточно для покорения всех Больших островов, то если северяне нам помогут, то их хватит?
- Хватило бы, если бы северяне не сговорились о мире с саксами, и если бы ярлы не подрались за наделы. В итоге саксы все еще держатся. В конце концов, они всех нас выгонят с этой земли, и с земель за морем, помяни мое слово. Врага надо добивать, а не оставлять недобитым...
- Скажи это Гутриду. - буркнул Фрейвид. И Гутторму из Нортумбрии который сним воюет уже который год...

Трэлль вскоре вернулся, цел и невредим.
- Они говорят, что пришли из-за моря, от Гутрида короля Мерсии. И они говорят, что их вел Гудмунд коннунг Кембрии, но его убили во время штурма. Стрела проклятых собак попала ему в глаз. В полдень его похоронят в кургане. И просят нас всех собраться яи воздать ему последние почести... И еще они говорят, что готовы служить тебе как конунгу Дюплина.
Фрейвид покосился на трэлля.
- Что-то слишком легко они захватили город. Я бы еще поверил, если бы северяне сдали своих союзников и открыли ворота соотечественникам, хотя в Нордвегре сроду не было единства и единого коннунга.
- У данов сейчас тоже нет единого коннунга. Их целых три... И это в то время, когда франки снова пошли на наших войной. Я слышал что они опять атаковали Датский Вал...
- Ну и пусть.. Им никогда не взять Датский вал. А на море хозяева мы, и их корыта ни за что не поспеют за нашими кораблями. Мы раздавили англов и саксов, раздавим и франков. Рагнар Лодброк уже трижды брал их столицу... Нам не страшны ни англы, ни франки, ни смуглые люди с юга. Викинги - самые смелые в мире воины.... Особенно когда мы едины - нас никто не может победить...
Их прервал слуга.
- Тут какой-то человек идет. Он говорит что он Торгрим-ярл, и его прислали чтобы он привел вас на погребение конунга. И еще он говорит чтобы вы оставили ворота открытыми. Вам хотят доставить провизию...
- Вот еще... У нас тут провизии хватит на три месяца - хвастливо выкрикнул Фрейвид, и тут он понял что сболтнул лишнее... Кто знает. вчерашние друзья могут в любое время стать злейшими врагами если между ними встанет золото или земли...
- И еще... Им тут надо где-то спрятать пленников. Они захватили короля, его ярлов и ярлов норвежцев...
- Это воистину славная весть. Пусть ведут пленников сюда. Я сам хочу на них посмотреть... Я хочу видеть как их закуют в цепи и привяжут в сарае вместе со скотиной...
- Так и будет, мой коннунг. - сказал воин, прижав кулак к сердцу.
Мне не нравится его говор. - произнес шепотом Свен на ухо Фрейвиду...
-А откуда ты родом, ярл?
- Я из Вика. - ответил воин. - Это рядом с Халландом... Где правит Эйрик конунг. Сейчас он правит Сконе, Халландом, Виккеном и Фюном. Говорят он скоро будет конунгом всех данов....
Через некоторое время привели пленников. Они угрюмо смотрели на датчан.
- я вижу тут много ирландцев... - задумчиво сказал Фрейвид. - но не вижу тут никого кто похож на короля.
- Это я король. - произнес один из ирландцев, черноволосый, и почти ниже всех по росту. - И я требую, чтобы со мной обращались как с королем.
Фрейвид подошел к нему, и плюнул в лицо, затем ударил так, что пленник повалился на землю, корчась от боли, и сплевывая кровь.
- Вот как я обращаюсь с королями... - ответил Фрейвид с презрительным смешком. И тут произошло неожиданное. Пленник стремительно вскочил на ноги, кандалы соскользнули с его рук, и цепь сомкнулась на горле датчанина, так и не успевшего вытащить меч из ножен... Датчанин захрипел, и упал замертво. Воины, охранявшие конунга, застыли от изумления, и уже спохватились слишком поздно ... "Конвоиры" неожиданно тоже вытащили мечи и преградили им путь. Несколько коротких схваток и все было кончено.
Харек Волк снял шлем, и вытер пот со лба.
- Ну вот... Столько сил, а как все было просто...
Ирландец, игравший короля, разразился проклятиями на своем кельтском языке..
- Чтобы я , благородный фенний получал по морде от какого-то датского пса!
- Потише, Лиам... Ты и так облегчил нам работу. Теперь достаточно сказать что раб убил коннунга, и форт теперь принадлежит нам. А затем мы заставим их принести клятву новому конунгу... И я уйду вместе с ними на их кораблях... Я должен отплыть, пока осенние шторма не стали слишком сильными, и привести войско сыну моего прежнего повелителя. Я должен сдержать клятву. Город вы удержите и без меня. Малхи умелый воин и мудрый предводитель...

К полудню воины короля Малхи заняли форт. Свежий ветер подувший с реки разогнал туман, и как только маскарад закончился, датчане поняли что их жестоко одурачили. Но они клялись именами богов и своей кровью что будут служить новому конунгу... Но новый коннунг им обещал добычу, и что они не будут воевать против своих сородичей... Из норвежцев, пришедших в город с Хареком , только немногие захотели вернуться на родину, которую они покинули... Зато многие ирландцы, особенно из молодых, жаждали ратных подвигов. Три сотни воинов собрал Харек, но кораблей было только пять.
Король Малхи, услышав просьбу Харека, пожалел, что скоропалительно поклялся исполнить любую просьбу Харека. Единственное что он пообещал отослать его жену в безопасное место, но Гиллеад твердо решила следовать за своим мужем, и никто не мог ее отговорить...
На следующее утро, такое же туманное, как утро в которое столь стремительно пал Датский форт, пять кораблей, наполненные людьми как сельдью в засоленной бочке, отплыли от берегов Дублина. Они шли вдоль берега, чтобы затем причалить у берегов острова Мэн. Малхи дал Хареку много серебра и золота, добытых в городе, чтобы он мог пополнить в пути запасы, и даже нанять новых людей и корабли, если пристанет к берегу Британии...
Через четыре дня лоцман увидал на горизонте чужие корабли, и Харек велел свернуть в сторону, чтобы не вступать в бой с чужаками. Флот был велик - не менее сотни кораблей шли небольшими группами под парусом в сторону Ирландии. Только один раз они вступили в бой с арьергардом флота Гудмунда Жадного, и смогли захватить еще три корабля, а два ветхих и невзрачных пустили на дно. Увидев что у врага большой численный перевес, остатки флота поспешили уйти от погони в сторону берегов Британии. Пленные викинги после гибели их вожака согласились присоединиться к войску Харека и тут же принесли клятву на молоте и кольце ровно один год служить ярлу Хареку Волку, а затем идти куда пожелают. Харек распределил пленников по разным кораблям, и его флот продолжил плаванье. Пару раз его корабли встречались со сторожевыми судами саксов, но видя, что викинги не собираются нападать на их берега, саксы не стали рисковать и ввязываться я в ненужную битву. Спустя 10 дней флот Харека вошел в гавань Йорка в Нортумбрии, где правил норвежский коннунг. Хотя большинство в войске Харека и составляли пленные даны, Харек поставил своих верных сподвижников во главе каждого десятка и каждой сотни. Ирландцы же занимали отдельно два корабля, и у них были свои командиры - Лиам Душитель Конунгов, как его шутя прозвали сородичи, и Бран Верная Рука, известный тем что мог попасть из лука в цель в кромешной тьме и с закрытыми глазами. Конунг Нортумбрии тоже был христианином, потому принял Харека очень радушно, так как тот был одновременно и соотечественником, и единоверцем. Три дня Харек хотел погостить в Нортумбрии. но противный ветер и буря на море продержали его там две недели. Радушный коннунг Регвальд даже выделил Хареку еще пять кораблей и два когга с припасами, и разрешил набрать добровольцев среди молодых поселенцев, кому не хотелось пахать и сеять, а кому хотелось ратных подвигов и славы, чего в мирной Нортумбрии им еще долго не светило. Датские конунги грызлись между собой, и им не было дело до далеких северных земель, и лишь шотландцы изредка досаждали норвежским поселенцам своими набегами.
Спустя месяц после осеннего солнцестояния, за 2 дня до наступления праздника Йоль, Харек Волк на дюжине боевых кораблей с почти четырьмя сотнями воинов причалил в бухте у усадьбы Хладир. Никто не вышел их встречать. Местные жители испугались, что это набег вождей враждебных племен, и заперли ворота усадьбы, осыпав воинов Харека стрелами из охотничьих луков. От пастухов-трэллей, пойманных прямо возле усадьбы, Харек узнал что все господа отбыли на Поляну Тинга в трех днях пути от усадьбы. Отобрав у пастухов быков и овец, сколько им было нужно для пропитания на несколько дней, войско Харека отправилось в селение Стратхольм, возле которого им находилась Поляна Тингов. В усадьбу они прибыли уже поздно вечером, когда уже вовсю шел праздничный пир накануне празднества Йоль. И первыми, кто их встретил, были угрюмые дружинники Гутхорма, конунга Хригнарики. Лишь увидев знамя Харека, старые дружинники с трудом удержали соратников от столкновения с пришельцами...


Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 20-11-2006, 18:53

Всего на день опоздал Харек Волк. Юный Харальд и дядя его сотоварищи покинули тинг, направившись по усадьбам ярлов собирать верную дружину. Однако Альхейм Ярл и Торлейв Жрец радушно встретили старого героя и его людей. Столь большое войско, какое привел с собой Харек стало как благодатью для Агдира, так и бедой, ибо никто по неведению, не приготовил еды для более чем пяти сотен воинов, не запас хмельного меда и пива. Однако вскоре было исправлено и эта оплошность...

Харальд стиснул голову обеими руками, потирая виски. Нет, точно надо было выспаться – зевающему воину сам Тор не поможет, а сонный конунг из мудрости Одина ни ётуна не поймет…
Вот уже несколько дней юноша вместе с дядей занимался подготовкой войска и выбиранием лучших командиров. И вот это было очень непросто – лучший воин не всегда бывает отличным вождем.
Правда, Харальду все же удалось своего добиться.
Торир должен был вести первые части войск; его рассудительности, спокойствию и умению воевать конунг доверял. Если войско разделится, то Торир и продержаться долго сумеет, и увести своих в случае чего.
Дела защитные Харальд препоручил Хёгни; малоподвижный воин умел так построить оборону, что сквозь нее инеистые великаны не проломятся, не то, что обычные воины.
Ну а гонять молодых воинов, готовя их к походу, конунг доверил Эйрику. Старый боец умел кому угодно втолковать любую премудрость боя; правда, сыпал при этом такими словами, каких иные старцы за всю жизнь не слышали. А некоторые скальды признавались, что им и в голову не придут такие сочетания, в которые Эйрик свою речь заплетал.
Конечно, обучением можно было заняться самому с Гутхормом. Но именно им и так приходилось следить за всем подряд.
Итак, войско было практически готово. Жаль, конечно, что Асса приняла свою сторону… ее мудрость, сочетаемая с мудростью Торлейва, могла сильно помочь.

Отряд ярла Барвайга. Хаки и Барвайг.
___________________________________________________
Сыну Гандальва не давал покоя ночной разговор с Эгилем. Являясь человеком достаточно скрытным, Хаки отлично видел то же поведение в других. А новый знакомый говорил то, что вполне могла быть намеками. Для желающего прочитать.
Викинг достал из кармана амулет, отданый ему Эгилем - и спросил себя, почему до сих пор не отдал его Красному ярлу. Сначала - мешала суета. Сбор отряда в поход легок лишь в сказаниях скальдов. а воля конунга заставила их отправится спешно. Тогда времени не было. Но - теперь?
"Теперь подозреваю я, что он враг. И гоню эти мысли прочь, потому как слова Эгилевы близки моему сердцу. Да и он сам..."
Ночной знакомец нравился Хаки - и ничего поделать с этим было нельзя. Однако - плох же тот вождь, что отворачивает взор от угрозы дружине... даже когда он вождь лишь на пергаменте. Так что Гандальвсон решился на компромисс между хотениями и долгом - и отправился искать ярла Барвайга.

- Доброго здравия тебе, Красный ярл.
- И тебе поздорову. Присаживайся, Хаки - у нас был тяжелый день.
- Благодарю. Прости, что мешаю твоему отдыху - когда виной тому лишь праздное любопытство.
- Жадный до знания ум - самый краткий путь к мудрости, - проницательно заметил Барвайг. - Однако, не все знания - благо. Иногда правда горчит. Так о чем будет разговор?
- Скажи... знал ли ты средь наших врагов воина Эгиля?
- Отколь слышал ты это назвище? - с Красного ярла мигом слетела всякая сонливость - и Хаки это заметил.
Вот только привычка мешать правду и кривду, маскируя истинные цели давно вошла у него в привычку. И, не желая до времени говорить про слепого охотника, сын Гандальва ответил со смешком:
- Да верно из разговоров гридней в память запало. Больно редкое. Едва ли много "Эгилей" в Норвегии - а наши воители едва ли будут поминать друга в походе.
- Да, Эгилей мало, - Барвайг по-прежнему был мрачен - и Хаки укрепился в своих подозрениях. - Я знал в прошлом лишь одного... служил он Хальвдану Черному. Да ты, верно, помнишь его - Эгиль сидел за столом конунга во время нашего полона.
- У Хальвдана было много славных дружинников, и далеко не все из них ныне пируют с ним вместе в Вальгалле. Тот Эгиль, видимо, из мертвецов, коли ты молвишь о нем как про прошлое. С живыми гриднями Харальда мы скрестим клинки еще до весны.
- Тебе не откажешь в смекалке, Хаки Гандальвсан. Тот Эгиль уж умер - но смерть его не прибавила чести Альвхеймеру.
- Как смерть врага может не быть прибавкой к доблести воина? Ты же сказал - он сидел за столом нашего врага, и меч его служил Агдиру, не Гандальву, - деланно удивился Хаки.
- Смерть врага добавляет чести, когда явилась итогом ратного поединка, - буркнул Баргайг. - Эгиль же пал жертвой нашей злобы - и своего языка.
- Что за насмешка заслуживает лютой расправы?
- Насмешка над пленниками, не могущими ответить. Правда не запрещает такого - враг побежденный приравнен к холопу, коль победитель не мыслит обратное. Но старики учили нас, что войны никогда не будут лишь слугами.
- Значит я - не воин ни чуть, коли служил убийце собственных братьев ради нашей свободы , - горько сказал сын конунга.
- Редко кто прощает обиды, как ты, - ответ Барвайга прозвучал несколько резко. - Я не оправдываю себя: в том, что мы нарушили слово, виновен не Хаки, а в том, что боги за то покарали нас полоном - не Эгиль.
"Но именно их боги заставили за все заплатить", - мысленно закончил сын Гандальва.
- Невиновных тут нет, ярл Барвайг. Прости, что потревожил старые раны.
- Иди, Хаки. Не любо мне поминать к ночи таких мертвецов.

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-11-2006, 10:03

- Раз-два! Раз-два! Удар!!! Кто так бьёт, ты, смрадный дух у Хель из заднего места выползший?!!!!! А ну повтори!!! - голос Гутхорма раздавался по всему подворью, на котором Харальд остановился переночевать. Конунг Хрингарики гонял по этому самому подворью добрый десяток молодлых воинов, отобранных им лично. Вообще, вёл себя конунг Хрингарики в последнее время странно. Почти всё свободное от помощи Харальду время, он проводил с этой десяткой. Днём -гонял их до седьмого пота, а ночью затворялдся в отдельном покое. Что там творилось, не знал никто, только слуги, убиравшие их, рассказывали, что часто находят там на полу следы пены, желчи и глубокие царапины, словно кто-то так корчился от боли, что избороздил ногтями деревянные доски. Правда, рассказывали шёпотом, ибо одного говорливого Гутхорм уже отправил в помойной яме поплавать...

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-11-2006, 13:54

Вестфольд. Войско конунга Альвхеймера. Гандальв.
__________________________________________________
Добрыми али худыми были божественные знаки, конунг двигался дальше. Ну, вот и она. Вражеская территория под копытами скакунов. Гандальв шагал по землям конунга Харальда - и оставлял за собой только пепел. Альвхеймерские клинки снова обагрились кровью, но пока это в основном была руда из жил мирных поселян.
Все войско напоминало сейчас волчью стаю, мчущую по следу подранка.
Кровь... мало кто из воинов может забыть ее запах. Лишь хилые южане... да Хаки бегают от сражения, предпочитая дракам болтовню.
Вострейшим клинком врезались альвхеймерцы в Вестфольд - и быстро достигли центральной усадьбы. И не было на пути их мужей, способных заступить им дорогу. Холопья Харальда с кольями за бойцов не считались - и Гандальв велел вырезать их, как овец и побросать на дороге на поживу псам и воронам. Та же судьбы постигла и весь персонал усадьбы. Гридни конунга не знали жалости... но даже на их хищный норов сыскалась управа.
Кюна Асса.

Сообщение отредактировал DarkLight - 26-11-2006, 18:02

Агдир.
Утро выдалось пасмурное, моросил мелкий дождь.
Харек сидел на бревне, подстелив седло, и внимательно аблюдал за тренировкой воинов из числа приведенных им датчан. Орм по прозвищу Ястреб с кожаной повязкой налбу, к которой были привязяны ястребиные хвостовые перья, то и дело прикрикивал на наемников.
- Слева, слева, держи удар! И чему вас там учили, бездари? Да вас в первойже битве посекут как капусту. А про боковой замах вам не говорили? Как ты замахиваешься, это что, ты удар наносишь или от мух отмахиваешься?
Чья-то рука легла на плечо Харека. Харек обернулс яи увидел Торлейва - хедина семьи коннунга.
- Ты привел хороших бойцов, Харек. Но уверен ли ты, что они не разбегутся в первой же битве? Это датчане, а они всегда для нас были врагами. Им не свойственна доблесть жителей страны Нордвегр...
- Они принесли клятву на Кольце Тюра и молоте Тора. Если они верят в богов, они будут бояться кары. Я им обещал что за верную службу конунг предоставит им земли и их ждет почет, или они смогут взять своюдобычу и идти куда пожелают...
- Через один год и один день? А ты уверен что все закончится?
- Разве не таков закон Ратной стрелы? Только гридни находятся неотступно при ярле и коннунге. а прочий хирд и ополчение должны быть распущены через три месяца, чтобы они могли вернуться к своим семьям, собрать урожай и подготовиться к весне....
- Так было раньше... Но сейчас не просто война. На нас напали все соседи, думая что старая кюна уже тронулась умом и не может удержать в руках бразды правления, а конунг еще слишком мал чтобы их подхватить. И поэтому каждый соседний решил позариться на часть владений которые Хальвдан завещал сыну... Близится зима. Каждый конунг кроме властителей Тронделага и Хеймдаля прислал свое войско, которое тепреь идет по нашей земле, разоряя усадьбы, угоняя скот... Видимо они думают укрепиться и перезимовать на зимних припасах, а весной ударить по нам снова. Ты знаешь что зимой никто не воюет...
- Но я же воевал тогда, когда Хальдван посылал насза Рагнхильдой....
- Тогда зима пришла слишком рано и неожиданно.... И вам повезло что не было сильных морозов, иначе бы вы не пережили и одной ночи под открытым небом...
- Мы шли через лес, делали шалаши из еловых веток, жгли костры всю ночь... Все как нас учили финны. Даже на лыжах научились ходить...
- Теперь нам очень понадобится твой опыт. Альвхейм Смелый теперь учит гридь коннунга делать шлаши и ходить на лыжах. А ты должен научить этому своих воинов.
- Мы будем воевать зимой? - спросил с недоумением Харек.
- Может быть, даже всю зиму... Пока не очистим свою землю от врагов... мы должны делать то, чего враги ждут от нас меньше всего... Обойти все наши владения вдоль северной границы, и уничтожать поодиночке каждый вражеский отряд, засевший в усадьбе или укреплении на холме... Те кого ты привел уже знаю как это делается...
- Некоторые испытали это на своей шкуре. Датский Форт в Дублине мы взяли не силой, а хитростью...
- Подчас хитрость важнее и действеннее грубой силы. Побеждать надо не числом рати, а умением драться... У Хальвдана тоже было меньше воинов чем у Хаки разбойника.
- Мы действовали внезапно... Они были разобщены, а мы держались вместе... А сейчас... Я даже не представляю, как я буду командовать таким разношерстным войском, в котором часть воинов ненавидит друг друга. Ирландцы не любят норвежцев и ненавидят датчан, датчане ненавидят нас всехи связаны только клятвой... Только нортумбрийские добровольцы и норвежские поселенцы из Ирландии которые пошли со мной добровольно дойстойны доверия... Ирландцам я тоже верю- они меня не предадут, потому что дл яних я давно стал своим, и моя женга ирландская принцесса.... Мне нужны еще воины, чтобы держать в узде датчан... В Ирландии и в Британии я много раз слышал про их вероломство...Для каждого моего хёльда нужен отряд телохранителей, чтобы кто-то малодушный не всадил ему нож в спину...
- Мы дадим тебе воинов сколько нужно... Если это поможет тебе удержать датчан в узде... Но мой тебе совет... Держи Ирландцев и норвежцев ближе к себе, чтобы они могли сплотиться и спасти тебя от бунта... А бунт очень возможен... А если даны не награбят добычу... то даже неизбежен... ты обещал им добычу, а если они ее не получат, то они могут забыть про клятву и поднять бунт...
- Я буду помнить об этом, хедин.
- Сегодня утром пришел гонец из Раумарики. Он сообщил что войско из Хеймдаля идет по этим землям, разоряя усадьбы и убивая жителей... Тамошние бонды не робкого десятка - они оказывали сопротивление, но кто может устоять против вооруженной рати в чешуе Эвгира?
- Где они могли взять столько кольчуг? -недоумевал Харек. - Даже у меня в отряде едва ли треть имеет кольчугу, остальные ходят в кожаных куртках с чешуей...
- Они очень долго готовили этот поход. Должно быть, с самого дня смерти Хальвдана они точили мечи и клепали доспехи... Они просто ждали дня пока Харальда объявят коннунгом, чтобы никто не мог сказать, что они отбирают имущество у сироты и вдовы...
Руки Харека сжались в кулаки...
- А что изменилось? Парню исполнилось 15 лет, и он уже не сирота? И это Турсово отродье может претендовать на то что им не принадлежит? Знал бы, Торлейв, какие законы в землях под сенью Креста... Никто не может отобрать землю и имущество у того, кому она принадлежит... Права на землю там нерушимы.
- Не рассказывай мне больше про бога франков... И не поминай имя Белого Бога при мне, Харек... Я не знаю, что сподивгло тебя на перемену веры, должны быть в Ирнландии Крест сильнее Молота, и он тебе даровал удачу. но здесь земли под властью Одина и Тора. И я живу для того, чтобы так здесь было всегда. Мы не запрещаем рабам и карлам молиться тем кому им хочется, но я никому не позволю здесь
проповедовать свою веру и порочить богов наших предков, ты меня понял?
Харек молча кивнул.
- А теперь... Ты должен меня внимательно выслушать и сделать так, как я тебе скажу. Завтра тебе нужно выступить в поход к Хеймдалю... Ты должен будешь искать отряды хеймдальцев. Если у тебя будет достаточно сил, ты должен ударить по их землям и отомстить за наши обиды их бондам...
- А в чем провинились их бонды? Не лучше ли прийти и мирно взять их под свою руку?
- Ты можешь даже взять усадьбу их коннунга и объявить эту землю своей по праву победителя... Если сможешь... Это будет большая помощь для коннунга...
- Я так и сделаю... Ты сказал мне что нужно сделать, а как я это сделаю, это я буду решать сам.
Торлейв пристально посмотрел на Харека.
- Редко какой коннунг может спокойно вопринять такие слова. Ноя не конунг , а Харальд еще не вождь. Ситчай что я ничего не слышал

Старуха с каменным лицом прислушивалась к крикам за окном.
– Госпожа, госпожа! – испуганно суетились вокруг служанки. – Может быть нам спрятаться? В подпол... и золото, золото с собою...
– Нет, – разомкнула жесткие губы старая кюна. – Мое золотое оплечье, быстро! И обруч с височными кольцами... тот, из Гардарики, с изумрудами... посох, быстро! Шевелитесь, сороки!
Обе девушки понимали, что через несколько минут их могут изнасиловать и убить. Но они так привыкли повиноваться этой грузной старой женщине, что им и в голову не пришло бросить хозяйку и спасаться самим...

Когда Гандальв перешагнул порог, захватчика встретил твердый, даже чуть насмешливый взгляд. Старая кюна ждала его в дерзком, вызывающем сверкании золота и драгоценых камней. И свидетели все боги Асгарда – она не походила на женщину, с которой можно было сорвать хищной рукой эти украшения...

- Рад видеть тебя в моем новом доме, кюна Асса, - не спеша молвил Гандальв. Победа альвхеймерцев была несомненна, так что спешить конунгу было некуда и незачем.
- А также – рад правдивости молвы: что волчонок Харальд вошел в возраст и уже натачивает клыки на родовичах. Добре! Тем лепше будет снять с него голову, изведя песий род на корню, - он насмешливо прищурился: - Али я не прав, и за твоей ссылкой сюда, в глухомань, на поживу врагам твоего сына стоит не крепкая рука мужчины – но женские персты? Мне вдвойне любо, коль на такую змеищу, как ты, сыскалась тварина покрупнее.

(Совместно с ДаркЛайт)

Асса чуть откинула голову, бестрепетно разглядывая вошедшего к ней по-хозяйски воина. И когда кюна ответила, голос ее был ровным, чуть-чуть насмешливым:
– Далекий же путь ты проделал, о Гандальв, чтобы посочувствовать горестной судьбе одинокой старухи! Но успокой свое благородное сердце: Асса, истинная кюна Норвегии, не из тех, кого можно загубить. Да, я в ссылке... в ссылке, а не на погребальном костре! Хотя мой ослепленный жаждой власти внук и его хитрая мамаша считают меня убийцей... Почему же ни крепкая рука мужчины, ни женские персты не расправились со "змеищей"? Отгадай-ка эту загадку, о многомудрый сокол сражений!
- Думаю, что твои вороги не возжелали марать рук родственной кровью, - пожал плечами Гандальв. - Да и к чему, коль Рагхильда уж вырвала у тебя клыки?
Усмехнулась тогда старая Асса и сказала такую вису:

Падают под сталью
Вязы молодые.
Древних гор вершины
Не боятся стали.
Головы льняные -
Звона сеч добыча.
Голова седая
Силой чар хранима...

- Ведьма, - кивнул конунг собственным измышлениям, - это многое объясняет. Чуяло мое сердце, что не только ратной сталью, но и черным чародейством охранен был Хальвдан. Да не помогло это ему, окаянному!
Взгляд Ассы стал еще насмешливее.
– Глупый заботится о других, мудрый – о себе. Хальвдана нет, а я жива. Жива – хотя внук с невесткой брызжут ядом, заслышав мое имя. Но гадина, которую мой сын когда-то взял на свое ложе, достаточно умна. И она знает, что будет с тем, кто решит оборвать нить жизни старухи Ассы.
Взор старой кюны уплыл за плечо воина, словно женщина вспоминала что-то бесконечно важное для себя. И говорила она уже словно не для Гандальва, а для себя:
– Да, она была мудрой женщиной, старая пророчица Гульда. Но почему – была? Люди говорят, что она бессмертна. Говорят, что она бродила по нашим краям, когда старики были детьми, и была она такой же древней. На свадьбе Хальвдана напророчила она, что жена родит ему воина... вот только не сказала, что станет этот воин врагом своей же плоти и крови. Вот уже несколько лет, как ничего не слышно о старой Гульде. Но я все жду, что она войдет на мой двор...
Старуха устремила взгляд в лицо Гандальву, словно только что заметив его присутствие:
– Но тогда, в ночь Черного Самайна, я не ждала пророчицу на своем дворе. Я сама вышла в лес – одна, без охраны, оставив дома даже нож... о да, я не взяла в лес холодное железо! Я хотела узнать, как спрядется пряжа норн...
- И что же? - вопросил Гандальв, зачарованный повествованием. Гордый воин привык говаривать на языке стали, и, не будучи уж дюже косноязычен с гриднями, попался в полон старухиных речей. Тем паче, что был он истинным сыном своего народа. полным предрассудков в веры в промысел богов, причем - довольно невежественным и склонным доверять прорицателям.
– О, – благоговейно выдохнула Асса, – я никогда не забуду тот ночной путь. Не забуду зарницы молний, что рвали ночную тьму и высвечивали меж деревьев серые тени. Но страшнее звериных теней была женщина, что шла впереди меня по тропе, указывая дорогу. Никто бы не поверил тогда, что эта владычица ночи днем бродит по хуторам, прося подаяния. Черный Самайн преобразил старую Гульду... Я никогда не была робкой, я не дрогнула даже тогда, когда поняла, что мы идем напрямик сквозь топь, прозванную Кабаньей Гибелью. Не повернула, не бросилась прочь, когда из трясины меня начали окликать по имени голоса неупокоенных утопленников. Может, потому и жива... А Гульда смеялась, а когда голоса звучали совсем рядом – отмахивалась веткой рябины, алые ягоды срывались и летели в ночь... А потом, на островке среди топи, колдунья развела костер и раскаленным ножом вскрыла мою вену. Не золотом – кровью заплатила я за прорицание...
Асса показала Гандальву левое запястье с тонким белым шрамом.
– Он не сойдет никогда. Я на костер с ним лягу!
- В землях Белого Бога таких как ты, старуха, зажигают как факелы. что мешает мне поступить так же? - насупился конунг. - Ужели мощь Тора, бога-воителя, убоится ведовства?
– Я говорю не о ведовстве, а о воле богов, что узнала в ту ночь, – грустно улыбнулась Асса. – Могла бы и тебе поведать о судьбах мира, но за все надо платить. Я заплатила страхом и кровью, а тебе... тебе, наверное, придется платить удачей в бою...
Одного взгляда старухе хватило, чтобы понять: этот вояка отнюдь не рвется рисковать военной удачей ради каких-то там судеб мира. И Асса мягко закончила:
– А вот про свою судьбу могу и рассказать, беды в том нету. Я уже рассказала доверенной служанке, а та, дрянь, проболталась дружку. Я приказала ее высечь, но тайна - что рыбачья сеть. Одну ячейку порви – вся сеть расползется. Так что все – и невестка с внуком! – знают, что Гульда сказала про мою смерть...
Прикрыв глаза тяжелыми веками, кюна произнесла такую вису:

Шум богатой тризны
Огласит полмира,
Но ответит эхом
Плач иных поминок.
Пламя погребенья
Ночь размечет в клочья,
Заревом ответит
Свет костра второго.
Хель, открой пошире
Черные ворота!
Двух гостей ты встретишь –
Жертву и убийцу...

- Твоя взяла, старая карга - не от моей руки оборвется твоя жизнь. Возможно, ваны в своей мудрости решили покарать тебя так, чтобы ты видела упадок рода перед своей кончиной. Однако, сие отнюдь не значит твоего благоденствия при моей власти в имении, - глаза Гандальва остановились на служанках, не смевших дышать. - Для начала - твои девки всласть послужат моим воинам.
И - вышел, хлопнув дверью.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 29-11-2006, 13:40

Там же. Конунг Гандальв.
______________________________________________
Владыка Альвхеймера был в ярости, и радость победы уж не мягчила его сердце. Много зим Гандальв покорялся воле лишь собственной, и много лет минуло с тех пор, как некто иль нечто смущали конунгов ум. И вот теперь - кюна. Гандальв вспомнил Ассу, - и плюнул на измаранный пол. Все равно рабам оттирать.
В мире конунга уж давно было все прото и однозначно. Был он, были его желания и были те, кто стоял между ними и властелином Альвхеймера. Ряды последних быстро редели усилиями Гандальва. Старая же кюна вышла неизвестным конунгу зверем. Она принадлежала к роду, что он вознамерелся извести - но не показывала к ним теплоты, смотрела с превосходством - но не заступала врагам своего сына дороги.
Встань Асса на пути планов Гандальва - ее голова уже украсила бы частокол. Но кюна была много хитрее и - как с яростью осознавал конунг - умнее своего супротивника. Вот потому вождь альвхеймерцев с трудом распрощался с ощущением, что его провели. Но - распрощался. В мире сурового викинга остутствоволо место для признания чужого превосходства. В нем были лишь гандальвовы слуги... и мертвецы.
Пинком сапога распахнул он последнюю дверь - и недовольно крикнул ярлу, старшому над гриднями:
- Прекращай ужо девок за косы таскать! Пора о делах воинских погутарить.
- Слушаю тебя, конунг, - ответствовал тот.
Мир снова стал прежним.

Торлейв долго смотрел вслед удаляющемуся Хареку.
- Дерзкий он. Может лучше действительно дать ему завоевать себе владение и править в нем в качестве союзника. Не знаю как там с ним ладил Хальдван, но Харальду с таким союзником не ужиться. Кроме того, он еще и носит знак Белого Бога. Выживет - его счастье. Такого друга лучше держать подальше от себя... Не говоря уже о ненадежных данах, на верность которых данной клятве он сам не надеялся. Все это воинство могло разбежаться в первом же бою, или переметнуться к сильнейшему врагу - братьям-конунгам из Хейдемёрка.
- Пусть его Белый Бог спасает его, если сможет.-пробормотал он, последний раз бросив взгляд в сторону Харека. Харек стоял на крыльце дома и о чем -то говорил со своей супругой. Ирландка была хороша собой, а ее раскрасневшееся о гнева лицо светилось в веврних сумерках. - Сидел бы себе в Ирландии... Никогда не понимал Гутхорма... Неужели он думает что так мы победим всех врагов? А вот женщину он привез хорошую... Знал кого выбрать.... Будет кому ее утешить, если супруг не вернется с войны... - он усмехнулся, представляя себе все остальное.
Бросив последний раз угрюмый взгляд на парочку, Торлейв отправился к себе в шатер. Присев на корточки перед очагом, жрец поднял камни и расшевелил угли. Жрец подбросил в очаг два полена. Пламя вспыхнуло, осветив внутренности хижины. Торлейв зажег светильник на тюленьем жире. Потом он расстелил на полу куски кожи, сшитые вместе. На каждом куске кожи была нарисована грубая карта владений коннунга. В Центре была карта Агдира с обозначениями усадеб, и головой Агдирского волка вверху. Сверху были пришиты карты Раумарики и Хригнарики. На карте были приколоты булавки с головами волка, медведя и вепря. Торлейв взял из кучи талисманов кельтсткий крест, приплавленный к булавке, и водрузил его на севере Агдира - на границе с Хейдемёрком.

Не было покоя северной земле, точились мечи, ковались шеломы, гнулись луки, заброшено было мирное ремесло - в приближении зимы бонды готовили оружие, едва лишь получив ратную стрелу, но не все, отнюдь не все избрали сторону Харальда.
Вестфольд и Вингульмерк ведь были не исконной его вотчиной, а землями, что некогда захватил Хальвдан Черный, в Хрингарики зрело недовольство конунгом, забросившим своих людей на произвол судьбы, следили за еще не окрепшим Агдиром соседи, словно вороны готовые слететься на кровавую тризну, едва лишь Альвхеймар и Хейдмер сломает Черному Волку хребет.
Но много хуже было для молодого конунга то, что некоторые из его людей отказались ему подчиниться - многие бонды задумали отколоться от Агдира, и искать себе владыку посильнее, да побогаче, нежели юный Харальд...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-02-2007, 14:42

Харек и Гиллеад.
- О чем ты разговаривал так долго с этим язычником? - рыжеволосая красавица - ирландка вышла на крыльцо, встав на пути у своего супруга, и выжидательно смотрела на него.
- О войне. -Харек сгреб жену в объятия и стал покрывать ее лицо поцелуями. Ирландка тщетно уклонялась, наконец отолкнула Харека от себя.
- Я пришла поговорить. Нежности можно оставить на потом...
- Утром я поднимаю войско и отправляюсь в поход на севереную границу. -сказал угрюмо Харек. - таков приказ конунга.
- Конунга? -брови ирландки взметнулись вверх. - Конунг неизвестно где собирет войско, и это мальчишка 15 лет от роду. Всем здесь заправляет этот язычник. Я не раз ловила на себе его вожделенные взгляды...
- Вот как? Я сам поговорю с ним...
- Я еду с тобой... - Гиллеад обняла мужа за шею. - Куда ты Кай, туда и я Кая.
- Ты не выдержишь пути, Гиллеад. Скоро выпадет снег, даже выносливые и закаленные в боях воины - не все выдержали переход через зимний лес и по реке. Спроси у Гутхорма, ярла Хригнарики. Из остни воинов тогда вернулись лишь два десятка. Сейчас будет еще хуже. Расскажи о своих подозрениях кюне Рагнхильде, и ни один человек не осмелится бросить на тебя взгляд, пока я жив.
- Пока ты жив - перебила его Гиллеад. - а что будет со мной, еслир тебя убьют? Меня сделают рабыней, которая будет молоть им зерно и месить тесто на кухне, или чистить очаг? Нет, муж мой, мы повенчаны перед Богом, и я не оставлю тебя... Я пойду за тобой, куда бы ты не пошел... Не оставляй меня тут одну...
- Нет, Гиллеад... - Харек покачал головой. - Я не могу нарушить обычаи воинов. Ты моя жена и мать моих детей, которые у меня будут... Устав викинга велит беречь женщин пуще всех сокровищ - молодая женщина продолжает род, старая - сберегает все обычаи, предания и умения, и передаст их молодых, чтобы род жил и не угас. Только месть позволяет женщине взять в руки оружие, и то ей нельзя идти в бой если ее со всех сторон не прикрывают мужчины. Я не смогу сражаться спокойно, зная что ты рядом, и тебя могут убить или увести... Я не смогу выполнить свой долг. Я буду лучше сражаться, зная что здесь ты в безопасности... Послушай, жена моя... Я разобью этих захватчиков.... И я захвачу трон того кто осмелился претендовать на трон Агдира. Я возьму их земли себе... И ты будешь королевой...
- Малхи предлагал тебе Дублин... Ты бы мог стать королем в Дублине - со своей дружиной и своими кораблями...
- Я предпочел долг. Я клялся в верности Хальдвану и его потомкам. Если погибнет Харальд - тогда я буду свободен от клятвы, но мое имя будет покрыто позором, что я не смог уберечь своего короля...
- Может ты и прав... Тогда я попрошу об одном, муж мой... Побудь со мной до рассвета, и не оставляй меня... Я не хочу чтобы твой род прервался...
Харек обнял жену и поцеловал ее в губы, гладя и перербирая руками ее роскошные рыжие локоны.
- Тогда я сооружу хижину... Я хочу чтобы мы были одни, и никто не знал о том что будет... -сказал Харек.
Гиллеад кивнула.
Они удалились в сторону священной рощи, обнявшись, и разговаривая о чем-то своем, и их провожал пристальный взгляд хедина Торлейва...
- Еще придет мое время... - пробормотал жрец... - Не бывать тебе королем, если ты предал свой род и свох богов...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 2-12-2006, 0:21

Что нужно для того, чтобы боевой дух гридней был высок? Ничего особого. Нужна маленькая, но победоносная война, маленькая виктория, которая позволила бы тем думать, что любой бой – пустяки и разрешится на «Ура». Так думал и Фроди, планируя компанию. И во многом он был прав. Кого же хитроумный кузен Локки избрал жертвой своего плана? Кто должен был поплатиться за то, что гридни устали идти вперёд, невзирая на непогоду и скудный провиант? Да население деревушек, располагая которые Один просчитался и поместил их на пути братьев Эйстейнсонов. А повод? Да разве он важен? Не было – найдём.
- Хегни, - прищурил правый глаз старший брат и взлохматил свою бороду в раздумьях, - А не из этих ли мест, мать нашего врага?
Хегни, который в географии разбирался более со стороны практической, то бишь знал, где лучшие места для водопоев, а где возможны снежные лавины, а в генеалогии не смыслил дальше своих родителей, сперва даже и не понял, куда клонит брат.
- А Ло-локки её знает… А нам-т-то что с т-того?
- А то, что, как ты думаешь, не встанут ли они за нашей спиной, дабы поддержать свою бабу, когда мы встретимся с войском её ублюдка?
- Эт-то… Надоть их того… - Младший провёл рукой по шее, и старый согласно кивнул.
- А д-дети?
- Детей и баб – отдай гридням. Пусть душу отведут…
Гридни душу отвели. Они, конечно, не сразу поняли, чем провинились те, кто жил в деревнях, но кто будет возражать, если ему предоставляется возможность взять военную добычу? Налёт был быстрым и обошёлся смешными потерями. Два убитых – это ерунда. Да и убиты-то были по своей дурости. Ну, кто влезает на голосящую девку, не проверив, есть ли в доме ещё кто-нибудь? Это один. А второй сам наклюкался до такой степени, что утонул в поросячьем корыте в хлеву. Не зря говорят, что война первыми прибирает дураков. А вторыми – героев. Во дураки и погибли. Матерей жалко, но не более. Вот и все потери. Да ещё трое отстали. Небось, где-нибудь под подолом пригрелись. Ничего, вот обратно пойдут Фроди им такого выпишет – мало не покажется. Только и останется, как в разбойники идти и набегом себе честь возвращать. Нет места в Вальгалле с валькириями для молокососов и предателей. Один всё видит. Сутки- двое хода и они будут у цели. Теперь парни идут с песнями. Хегни и то лыбится. Небось и тут не одна молодуха носит уже в себе его ублюдков.

Сообщение отредактировал Torvik - 4-12-2006, 14:18

Торлейв.
Жрец хотел было удалиться в свою хижину, когда по пути мимо священной рощи заметил там незнакомое ему строение, хотя раньше он мог поклясться его там было. Все стало ясно, когда возле наскоро сооруженной хижины, покрытой бычьими и овечьими шкурами он увидел Харека и Гиллеад, державшихся за руки. Тихонько, чтобы его не увидели, Торлейв прошел за их спинами, и пробрался в свою хижину, приподняв полог с другой стороны. В хижине было тепло - стены и хвороста, обложенные в несколько слоев дублеными кожами и шкурами, пока хорошо держали тепло и не пропускали сырость. Как и положено Хедину, Торлейв никогда не ночевал за стенами Длинного Дома. Образ красивой ирландки преследовал его во сне, и не оставлял в покое наяву. Он чувствовал, как при виде стройной рыжеволосой ирландской красавицы с изумрудно-зелеными как весенняя листва глазами в нем нарастает неодолимое вожделение. Он даже не мог спокойно возносить молитвы богам. Он с рождения обладал очень чутким слухом, и поэтому слышал весь разговор между Хареком и его женой.
"Что если эта ирландка в самом деле пожалуется кюне? - подумал Торлейв. - Тогда Харек вызовет меня на поединок - и даже звание жреца меня не спасет".
Он встал возле стола, вырубленного из целого ствола ясеня, и нащупал рукой мешочек с рунами. "Знаки Богов, что они мне скажут?"
Времени у него было достаточно, но Торлейв решил погадать на три руны - для гадания "что делать" это был лучший способ.
Торлейв мысленно задал вопрос и вытянул три руны - перевернутый "Оттила", перевернутый "Райдо", и перевернутый "Лагус". Он вспомнил, что означало это сочетание "Не желай того что тебе не принадлежит. Посягая на чужое, ты посеешь разделение и вражду. То что будет сделано, будет препятствием к тому, чтобы воплотить планы".
Торлейв задумался. "Получается мне не стоит и пытаться заполучить сейчас эту женщину. Если я попытаюсь - это вызовет раскол среди нас, и помешает планам осуществиться".
Торлей задал следующий вопрос, и снова вытянул три руны. Руна "Перт" - посланник, которая напоминала о долге, руна "Эйхваз" - напоминавшая о путешествии, и руна "Туризас" - врата, ведущие в неведомое. "У меня есть долг, и я должен его выполнить, все прочее не имеет значения. Нужно двигаться в путь. И пройти через врата навстречу своей судьбе. А какова эта судьба? "
Он снова вытянул три руны. "Феннез" - "Будь твердым и стойким". Перевернутый "Нидас" - "много испытаний и разочарований, и неудач", и "Вуньо" - единство.
"Я должен идти в дорогу. И быть с Харальдом. Вот и ответ богов. И забыть про эту женщину. Но как мне ее забыть? Есть старый проверенный способ..."
Торлейв отправился в дом Рагнхильд. Хозяйки не было в доме, но можно было обойтись и без нее. В горнице возле очага сидели несколько женщин, ткавших при свете лучины.
- Мне нужна девушка, знающая травы, - произнес хедин, осматривая сидевших за столом работниц. - Хоть немного знающая, способная отличить ромашку от дурмана, и полынь от заячьей капусты -добавил он.
Женщины снова захихикали, весело перемигиваясь и перешептываясь.
- И еще мне нужна помощь юной девы в обряде. Нужна ее кровь - совсем немного. Кто мне поможет, чтобы обеспечить успех в походе конунга?
Женщины переглядывались, перемигивались, смеялись.
Наконец одна девушка – стройная, еще совсем юная - на вид лет 14 - немного приподнялась, но сидевшая рядом с ней пожилая ткачиха что-то ей шепнула на ухо, и девушка, густо покраснев, тут же притихла и застыла на месте.
- Для обряда подойдет любая молодая женщина, способная рожать детей, - сказал Торлейв. - Этот обряд будет посвящен Тору и Фрейе. И он обеспечит удачу в будущем походе. Его должен провести конунг, но конунг пока в отъезде, и еще слишком юн, чтобы выполнить его как полагается.
Женщины снова захихикали, подталкивая друг дружку локтями и коленками, наконец одна из них - светловолосая Хильдрид- скотница, румяная молодая женщина лет двадцати, встала и подошла к хедину. Торлейв невольно залюбовался ее фигурой - а посмотреть было на что - она была сложена как истинная валькирия. Торлейв осмотрел женщину с головы до ног оценивающим взглядом, Хильдрил спокойно выдержала его взгляд, слегка улыбнувшись.
- Идем. Думаю богам будет угодно твое участие, - и взял женщину за руку. Он знал, что муж этой женщины ушел вместе с конунгом собирать рать, но ведь он мог и не вернуться из похода. В любом случае сделать он ничего не мог. Что он там будет делать, это его личное дело. Женщина явно готова была помочь ему во многом - если не сказать во всем. А нужный обряд Торлейв помнил до мелочей - обряд древний, как сам земля, и сейчас уже редко практикуемый в Северных землях, но все еще действенный. Почему бы не сделать себе приятное, а заодно и полезное для своего народа?
"Все- таки быть жрецом иногда очень выгодно - можно послужить общему делу, и себе с пользой" - с усмешкой подумал Торлейв, ведя женщину за руку в свою хижину. Время от времени он бросал взгляды на валькирию, шедшую рядом с ним, и образ ирландки поблек, уступив место иным образам.
"Завтра я отправлюсь навстречу конунгу. Нам придется создать три дружины и послать их в разные стороны. Но первым делом мы должны разбить альвхеймарцев. Это турсово отродье должно, наконец, получить по заслугам"...

Сообщение отредактировал Ноэль - 9-12-2006, 13:14

Был еще в Норвегии конунг Хакон, властитель Транделага - богатой и обширной земли. Да вот беда - стар был конунг, и не было у него сыновей, способных взять правление в свои руки - а рядом находились земли Гудбранда-хевдинга, да Неккви-конунга, и слухи о том, что они собирали большую рать дошли до Транделага.
И вот Хакон собрал свою дружину, приказав воинам отложить морские походы (ибо хороши были берега Транделагские, чтобы держать флот и совершать дерзкие набеги на соседей), и послал ратную стрелу по деревням, опасаясь, как бы воинственные соседи не обратились к нему, едва лишь будет раздавлен юный агдирский конунг. А в том, что Харальд падет, если не отыщет союзников, Хакон не сомневался ни мгновения - ведь против него были многие знатные соседи.
Была у конунга дочь, не то чтобы красавица, да и не молодая, и кроме того слабая глазами, а потому и не брали ее в жены ярлы, пусть даже и немалое давал с ней отец приданное, покуда были живы сыновья Хакона, да не стало отбоя от женихов, едва лишь сделалась она единственной наседницей. И вот, Хакон Трандалагский послал к Харальду гонцов, предлагая ему дочь в жены и свою рать в союзники...

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-02-2007, 14:45

- Так, расскажи еще раз. Про тех, кто с нами, я хорошо помню. Что с Гудбрандом?
Харальд пристально взглянул на Хёмунда - невысокого, но сильного и жилистого человека. Среди бойцов он был не последним... да только ценили его за другое.
За память.
Шутили, что Хёмунд способен сказать, сколько раз мать его во младенчестве кормила. Так это или нет... но память у него была действительно исключительной.
Именно потому Харальд и Гутхорм и прибегали к его услугам; если конунг и его дядя не могли вспомнить какую-то деталь - Хёмунд помогал.
- Решил отколоться, - вздохнул воин. - Говорит, что конунг нужен сильный и крепкий...
- Дурень, - раздраженно бросил Харальд. - Ну да, в возраст я только вошел. И что с того? Нет человека, который не был молодым... Ну хорошо. Что еще?
- Хаки Гуртрумсон предлагает дочь тебе в жены, конунг, - напомнил Хёмунд.
- Гонца я вчера выслушал, - кивнул Харальд. - Интересно, он вообще знает, что невеста у меня есть?
Вопрос ответа не требовал. Даже если очередной Хаки и знал - его бы это не остановило.
Харальд задумчиво потер подбородок. Враги действовали быстрее, и Гандальв, конечно, был поопытнее юного конунга... но не всегда опыт помогает.
Сейчас Харальд не собирался искать войско Гандальва. Нет, пусть он сам придет... туда, куда конунг и Гутхорм захотят. И вот тогда - посмотрим, чей меч крепче.
А Гудбранду придется крепко подумать над своими поступками.

Рагаланд

Жрецы поговаривали - скоро должны были морозы ударить, лютые морозы. Сильные. Зима, какой еще не знала Норвегия. А значит глупо собирать войска сейчас, чтобы они сидели по усадьбам и ждали весны - зачем? Пальцы в кулак сжимать следует перед ударом, а не за день, до драки.
Конунг Сульки ходил по трапезной, сложив руки на груди, и оглядывая стены. Немало хороших наделов в Норвегии, немало сильных воинов их держат, а в руках у какого-то мальчишки - земли лучшие, богатые - Вестфольд, Вингульмерк, Хрингарики, Агдир... а что дальше? Войдет в силу - дружину соберет, пойдет по соседским землям. И трех лет не пройдет - будут пылать пожарища, кровью заплатят все за такое соседство. Хальвдан Черный, отец его (хвала Одину, давно почивший), опасен был - не даром на гербе Черный Волк, не даром ближайшего его ярла - тоже Волком звали. Зверье Агдирское никогда пощады не ведало, на лютые сечи ходило, достойных воев губило.
Потерял Рогаланд в двух битвах с Хальвданом знатных мужей, да новые подросли, и любо было Сульки видеть, как ловко умеют они сражаться. Приятно было это предвкушение скорой мести...
Силен и могуч был Хальвдан, великую славу стяжал, да многих врагов нажил - и пусть Гандальв Альвхеймарский был первым из них, то Сульки считал, что обиды, нанесенные его земле не многим меньше. А за обиды надо платить. Кровью платить. И златом.
Не пристало ждать, покуда обратит свой взор щенок агдирский на соседей, первый удар нанести следует.
Сидели подле конунга двое его вернейших людей - Сати Ярл, родной брат Сульки, и Кьетви Ярл - брат названный, глава дружины Рогаланда, сидели и ждали, что решит конунг.

Уппланд

Гудбранд херсир долго ждал своего часа, но что значат двадцать лет для того, кто поклялся свершить месть на жертвеннике Одина и Тора? Что значат тридцать лет для того, кто в один день лишился всего, чем владел, а затем, год за годом восстанавливал разрушенное?
Хальвдан сны Гудреда был ему врагом, кровным и непримиримым. Давно это было... Гудред конунг погиб, не на поле брани, не от руки убийцы - но смерть его была лютой, а сын его - еще младше, чем нынешний владыка Агдира. Земли Гудреда разделили между собой соседи - властный молодой Гандальв и старый Эйстен из Хейдмерка.
Кто ждал, что мальчишка вырастет в свирепого Волка? Кто мог подумать, что загнанный в Агдир, Хальвдан вернется и разобъет своих врагов, одного, за другим? Эйстен до тех дней не дожил, а вот его сын Сигтрюг погиб, сражаясь за Раумарики. Эйстейн сын Эйстена сумел бежать, и ему на помощь Гудбранд послал своих воинов... своего юного сына. Хальвдан убил его мальчика, а затем разорил его земли, дабы устрашить других своих врагов.
Но день пришел - Хальвдан мертв, а Харальд слишком слаб, чтобы противиться. Гандальв и сыны Эйстена Эйстенсона уже пришли, чтобы забрать принадлежавшее им по праву.
Херсир обернулся к окну:
- Слышишь меня, Хальвдан! Черви жрут твое тело в мрачных чертогах Хель! Твоя жизнь была кровава, а гибель бесславна! Ты убил моего сына - я убъю твоего!
Уже скоро, когда его бонды будут готовы обрушить град стрел на дружину мальчишки, он нанесет свой удар.
Многим обиды нанес Хальвдан. Никто не придет на помощь его сыну.

Близ Саросбёрга. Отряд Барвайга. Хаки.
________________________________________________

Не без некоторых приключений преодолев оставшееся расстояние, альвхеймарцы достигли цели своего похода. Усадьба Саросбёрг находилась на берегу моря в устье речки Хагген, и являлась важным пунктом в плане затеянной конунгом войны. По сути, тот кто владеет Саросбёргом правит всем Вильгумерком... а, кроме того, река была средством связи Харальда с союзниками. И хотя думал Гандальв, что ныне есть мало желающих встать под знамена юного конунга, но не дюже то желал рисковать понапрасну. Любой воин стремиться в Валгаллу, но попадать туда надо в час битвы, а не по глупости. Новые головы у гридней не вырастут, да и новые отцы у детей не появятся. Воля Гандальва была ясна: Саросбёрг должен быть взят. Но ярл Барвайг, как мудрый командир не бросил подросших волчат на укрепленные стены - пусть прежде в селении похоробрствуют, да мечи обагрят. Юношу не след беречь от войны - но и бросать в самое пекло без должного опыта - что златом дорогу посыпать. Да, телегам проехать легче - но цена за то выйдет немеренная. Великими воинами не рождаются, ими становятся. Вот и разделился отряд на несколько частей. Хищно оскалив мечи, гридни Гандальва кинулись на на спящее селение. Охранявшие усадьбу воины до последнего не чуяли опасности. Не даром властитель выбрал Барвайга в предводители - знал Красный ярл, как победить врага не столько силой, сколь хитростью и умом...
За рекой Хагген запылали костры, а чуть позже пожар занялся и на этом берегу. Хаки, доселе следивший за событиями с холма, тревожно нахмурился: альвхеймерцам не след было забывать о планах на зимовье. В землях врага можно оставить за собой пепелище, но здесь Барвайг планировал остаться надолго. И, хотя велел ярл сыну конунга и еще десятку викингов, не обзаведшихся наследниками, ждать недалече, Хаки пришпорил коня. Кому-то следовало остеречь неразумных юнцов, пьяных от крови и грабежа, а у ярла и без того дел много в усадьбе. Стены ее крепки, да и воители ее охраняют отменные. Хорошо после смерти похваляться такими врагами в чертоге воинов... однако, сейчас промедление могло обратить доблесть Барвайга в победу напрасную. Страшное это дело - пожар. Огонь не выбирает себе пищи, ему нет дела до людей и их всяких потребностей. Вот потому Хаки и спешил вниз, к реке, туда, где в темном по зимнему небе цвело алое зарево.
Вихрем влетел белый конь на улицы селения, темными тенями последовали за ним гридни, не осмелившиеся отстать от Гандальвсана. Благо Барвайг их хорошо остерег, обещал лично глаза тому выдавить, кто сыны конунга проворонит.
- Ошалели вы что ли, во имя богов! - напустился Хаки на двух безусых, со смехом вытаскивающих из дома вопящую молодуху. - Эдак все селение запалите к етунам! Тор любит доблестных, однако Одину не милы дураки, за усладами запамятовшие долг. Нам же здесь зимовать! Быстро ведра хватайте.
Сказал - и припустил дальше. Юнцы переглянулись - и припустили в клеть за ведерками, оттолкнув от себя позабытую бабу. Уж больно разгневанным показался гридням сын конунга, а его алый плащ на фоне отблесков пожара родил в суеверных норвежских душах мысли о Локки и Гибели Богов. О том, что это воитель - всего лишь Хаки, Хаки Малодушный, всеобщее посмешище юноши даже не вспомнили. Ну, да ладно. Опамятуются еще.

Сообщение отредактировал Ноэль - 8-12-2006, 22:36

Близь усадьбы. Хаки и Гурмир. вместе с ДЛ

Совместными усилиями захватчиков и местных жителей, пожар оказался потушен, и перемазанная в саже толпа, собравшаяся у реки, начала потихоньку вспоминать, что служат они разным конунгам. Все взоры устремились на стены усадьбы. Воины Гандальва - как и селяне ждали оттуда известий. сил на грабеж уже не осталось, так что - ожидание текло вполне мирно.
Молодой Гурмир, медленно сполз спиной по стене одного из домов, опускаясь на корточки - как ни странно, но тушение пожара вымотало его гораздо больше, мем предшествовавшее ему сражение. Воин пытался отдышаться, и со злостью отбросил подальше кадку, с которой совсем недавно бегал от колодца к этому самому дому.
Хаки тоже был здесь. Правда, в столь перемазанном виде, что отличить его от простых гридней мог лишь тот, кто хорошо знал Гандальвсана в лицо.
Гурмир узнал его, наверное лишь потому, что не раз мысленно представлял себе эту картину - ярл Асгейр не раз рассказывал о битве близь Согна, где лучшие люди Альвхеймара пали или были захвачены в плен, а Хаки, перемазанный сажей, так и не был узнан Хальвданом и его прихвостнями.
- Ты никак молодость вспомнил? - Процедил Гурмир, внутри его грызла злость и чувство того, что его отец бы никогда не помешал воинам предать огню эту деревушку.
Хаки обернулся, нашел Гурмира глазами. Надо сказать, что он тоже серьезно вымотался на тушении пожара, а посему настроения спорить особо не имел. Однако же оставить без ответа поношение на глазах у людей Харальда было бы глупо:
- Я очень надеюсь, что ты намекаешь лишь на работу, сын названного брата, - молвил Хаки, пристально глядя на Гурмира. - Иначе предположу я, что язык твой много длинее разума. Здесь не место выносить давний сор из избы.
- Только на работу, ведь в твоей жизни, названный брат отца, не было ничего, более значительного, чем прислуживать на пиру у нашего врага, когда он брал в жены твою невесту, - Гурмир понизил голос, но явно не собирался остывать так же быстро, как потушенные бревна.
-Гурмир! - Хаки несколько повысил голос. - Не вынуждай меня применять власть - видят боги, кем бы ты меня не считал в моей воли добиться повиновения. Я переживу то, что тебе не люб. Но урон чести Альвхеймера так легко не исправишь. Не позорь своего конунга, коли за злобой забыл о собственном достоинтстве. Враги смотрят - и слышат. кем ты станешь пред ними, волчонок? Лающим псом, и не более.
- Кто? Эти? - Он обвел рукой селян, жмущихся к стенам. - Порубить им головы, вот и вся недолга. Так бы поступил викинг.
- А кормить этого викинга потом будут ваны? - вкрадчиво спросил Хаки
Глаза Гурмира сверкнули, но через мгновение он потупил взор, не находя, что можно было на это ответить. Все же зима близилась... Но признать себя неправым, и перед кем? Перед Хаки Малодушным. Это было сверх его сил.
Не услышав возражения, Хаки отвернулся, утратив к Гурмиру интерес. Слишком многое на него навалилось, так что времени сокрушаться недоставало. Сын конунга посмотрел на упомянутых "врагов" - и устало произнес:
- Расходитесь по домам. Новости вас уж точно не минут.
- Как быть с погорельцами, господин? - робко заикнулся белобрысый юноша.
- Сами не дети малые. Разберетесь, - ответствовал Хаки.

Отпустив Хёмунда, Харальд еще долго пребывал в задумчивости. Он прекрасно понимал, каким шатким стал сейчас мост, по котором приходится идти… и как быстро его надо вновь починить.
Что ж, сейчас главное – терпение. Охотник всегда ждет, прежде чем ударить – и не промахнуться. Так и он поступит.
Распахнув дверь, Харальд подозвал ближайшего из гридней.
– Позови Торира, Хёгни и Гутхорма, – велел конунг.
Нужно было оговорить планы.

– Все-таки странно, – задумчиво произнес Эгиль, запустив пальцы в шерсть ближайшего волка. – Идут. Сражаются. Лю-уди… А потом еще болтают о жестокости зверей. Нет, ни один волк не станет грызть другому горло из простой мести. Правда, серый брат?
Зверь ответил одобрительным рычанием. Он тоже не понимал людей, и не любил их. Исключение составлял лишь Вожак… но его никто из стаи к людям не причислял.
– Нет, не совсем так, – не согласился Эгиль. – Хорошие люди бывают. Отец, например. Или Ворон…
С человеком, называвшим себя Вороном, Эгиль встретился давно – через пару лет после того, как начал жить в лесу. Тогда вокруг него уже начали собираться волки…
Он тоже был отшельником, только куда более старым. Правда, никто не осмеливался его тронуть – глядя человеку в глаза, Ворон мог без труда сломать его волю, и покорить себе. Так он и поступал с теми, у кого хватало наглости его потревожить.
Против Эгиля, правда, властный взгляд оказался бесполезным. Даже столь сильный взор не мог пробить завесу врожденной слепоты.
Они чем-то были похожи. Может, потому Ворон и взялся обучить Эгиля… тому, как оставаться человеком, двигаясь по грани. И рунам обучил… Конечно, юноша не мог их видеть – но, проводя пальцами по вырезанным на дереве линиям, он запомнил их и теперь мог уверенно начертить.
Ворон учил его и многому другому; Эгиль остался вечно благодарен ему за это.
А потом отшельник умер. И Эгиль снова остался один.

Саросбёрг. После боя. Барвайг .
_______________________________________________
Ярл Барвайг шел по комнатам усадьбы, скверно ругаясь сквозь зубы. Воистину, не добре лютым волкам поживать в сытости - зубы повыпадут да когти затупяться. С их отрядом взятие усадьбы должно было быть легкой разминкой пред сечей, а стало чуть не проблемой. Хорошо хоть Хаки вышел смекалистым, остудил головы молодых ключевой водицей. Иначе было бы ему, ярлу, с чего голову пеплом посыпать. Ватага удальцов - есть еще не отряд, тут надобно чувство локтя да дисцеплина. А гордые мужи Альвхемера, похваляясь былыми битвами в горницах, кажись, позабыли что бог на войне один - Тор, а конунг - его земная личина. И не личную славу поперед всего выискивать надо- но славить стяг своего государя. А через могущество вождя и гридень вес поимеет, не забудут ему скальды службы верной да битвы славной. Да... не добре, когда воины конунга умом быстрее его самого, но много хуже, ежели в глупости слушают они лишь себя, закрывая уши от мудрых. Не будет в битве успеха с такими воителями, даже при умном вожде и сильной дружине.
Волки знают про то, у них в стае старшинство чтут свирепее, чем в конунговых хоромах да княжьих теремах. А тут... прав Хаки в своих речах для Гурмира, кругом прав. И то, что шептуны уж данесли ярлу о разговоре - тому подтвержение. Нет, не стая то волчья - но шальная собачья свора, просящая кнутовища. Слишком слаб был противник, слишком легкой вышла взятая кровь и слишком долгим был мир с соседями. Воины поверили в неуязвимость, и ярл едва мог придумать, как их остеречь. Старый конь борозды не портит: случись что худое, ветераны мигом забудут о гоноре. А вот младшие... это проблема. Как бы голов зазря не сложили да еще прочь не бежали...

Второй Поход Харека Волка на Север
Весь день и всю ночь в прибрежном селении Аскеймсурсунд, расположенном на мысе, уходящем далеко в море в Агдирской бухте, в кузницах пылали горны и стучали кузнечные молоты. На берегу с утра до позднего вечера плотники заливали воском щели между досками, и потом заливали смолой днища кораблей, ставили на свои места балки, крепили снасти, проверяли уключины весел. К семи потрепанным кораблям, которые привел в Агдирскую бухту Харек Волк в период осенних штормов, добавились еще 7, стоявших в прибрежных сараях долгие годы - с того самого года, когда в озере Эйм потонул Хальдван Черный. Теперь эти корабли чинили, приводили в порядок и готовили к тяжелому переходу вдоль берегов Нордвегр к Виккенскому заливу. Сначала им предстояло плыть два дня бех передышки, чтобы достичь острова Свеймир - который по преданию быд окаменевшей отрубленной Тором головой морского великана, чье тело стало грозными подводными скалами. В Усебёрг, куда отправили в изгнание старую кюну Ассу, решено было не заходить - никто не мог поручиться, что с воинами ни чего там не случится, да и слава Ассы как вещуньи и злой колдуньи не добавляла желания испытывать ее гостеприимство. Потому, после отдыха на острове Свеймир и пополнения припасов планирвоался еще один рывок - на 3 дня без передышки, постоянно сменяя гребцов, и отдохнуть уже в болшой усадьбе Саросбёрг, где праивл посаженный Гутхоромом престарелый ярл Витгар из Раумарики...
И вот через два дня сборов, тренировок новичков (из числа тех слуг и рабов, кто твердо решил рескнуть и выбороть себе свободу, взяв меч или боевой тпор, и усесться за весла драккаров) в полдень туманного осеннего дня, когда море казалось бы стихло на какое -то время, Харек отдал приказ об отправлении. Но перед тем, как воины сели на свои корабли, Харек построил все отряды клином, и произнес перед ними длинную речь, начав с описания трудностей предстоящего похода и предлагая всем малодушным еще раз подумать и выйти из строя. Никто не вышел. Тогда Харек похвалил всех за стойкость, и напомнил о чувстве долга, о данных клятвах, за нарушение которых каждого оступника должна была постигнуть неминуемая кара, ибо каждый клялся в верности ярлу Хареку Волку на кольце Тюра и молоте Тора или на кресте с солнечным кругом, и напомнил о своем обещани и каждого кто выживет сделать ярлом, хёвдингом или хёльдом, и каждого одарить имением или оптустить с равной целому имению добычей куда те пожелают.
- Не только оружие и число воинов решает исход битвы, а также желание победить и стойкость в борьбе. Проигрывает битву тот, кто первым дрогнет и побежит. Мы, агдирцы всегда стяли до конца, и потому никогда нам не было равных на поле боя. Воины разразились одобрительными криками, и застучали оружием по щитам. И хоть смог Харек собрать всего не более семи сотен и пяти десятков воинов, каждый знал, зачем он шел в этот поход. Даже пленные даны были преисполнены решимости идти до конца и добиваться победы, что уж тут было говорить о пришлых ирландцах и викингах из Британии, каждый из которых стоил двух а то и трех ополченцев. Харек позаботился о том, чтобы каждый воин был наделен хорошим оружием и прочными доспехами и щедро одарил кузнецов, которые за обещанное щедрое вознаграждение трудились днем и ночью, чтобы приветси в порядок доспехи.
И вот затрубили горны, и белые в алую полоску паруса взвились над палубами кораблей. Морды диковинных зверей украсили форштевни. И корабли цеполчкой покинули Агдирпскую бухту. Молитвы ли, возносимые всем богам или просто удача сопуствовала ярлу - но попутный ветер наполнил паруса, так что не пришлось особо налегать на весла. Два дня попутный ветер гнал корабли к острову, и вот вдали показались утесы круглого как череп великана острова Свеймир, и флот Харека причалил к бухте. Отдохнув один день в прибрежном длинном доме, пополнив запасы воды и пищи, корабли отчалили в северном направлении, взяв курс на Виккенскую бухту. И там встретили три чужих корабля. Уйти далеко при противном ветре корабли не могли, и очень быстро они были захвачены воинами Харека, и их команда практически не оказав сопростивления, сдалась на милость ярла, видя его подваляющее численное преимущество. Они оказались пиратами с острова Соньёр, куда сбегались все изгои из соседних племен Морского пути. Как узнал Харек от пленных, они шли чтобы ограбить Усебёрг, так как до них дошли слухи об идущей на севере войне. Отобрав лучший из кораблей, который почти не пострадал в битве, Харек отпустил большую часть экипажа, отобрав у них оружие и припасы, кроме двух десятков молодых воинов, которые впервые вышли на викингский промысел, и желали добыть себе славу в большом походе. Поймав боковой ветер, корабли пересекли Виккенскую бухту вдали от берегов, и на третий день пути уже к вечеру они вошли в устье реки Скаун. Утром они увидели на западном берегу следы пожаров, и два разоренных селенеия. Угрюмые бонды заново возводили жилища, но увидев на реке паруса, тут же поспешили скрыться в ближайшем лесу, так что выпытать что либо у местных жителей Харек не смог. Точно также вели себя жители на обоих берегах, завидев плывущий по реке флот из 15 боевых кораблей, под разноцветными стягами - Алым полотном датских викингов с изображением белого морского змея, Бело-зеленым знаменем Ирландцев с красным драконом, и сине-белым знаменем нортумбрийцев с изображением черного цветка чертополоха.
Наконец в утреннем тумане показался мост через реку Скаун, и протянутая под ним цепь из прочного черного железа, преграждавшая реку. Над сторожевыми башнями, построенными над мостом и пристанью. горели факелы. Только вот флагов над башнями не было, и это поставило Харека в тупик... Тем не менее он решил сначала попробовать договориться с местным ярлом, чтобы его корабли пропутсили через мост - кто бы тут не правил, ему не было никакого - он должен был попасть Раумарики и удерживать эту землюд под своим контролем до весны, пока не подойдут основные силы Агдирцев...
Хареку не давало покоя какое-то смутное предчувствие. что что-то здесь не так. Он видел как в башнях на его корбали наведены охотничьи луки. Не так должны были всречать ярла Агдира во владениях Хальвдана...

Близ Саросбёрга. Харек Волк и Хаки Гандальвсон.
Совместно со Скальдом


Корабли шли в утренней дымке, один за другим, как стадо лебедей, и весла рассекали серую гладь реки Скаун. Харек стоял на мостике, на носу корабля-флагмана с изображением диковинного зверя- с головой орла и телом льва. И с удивлением увидел, что под мостом свисает цепь, и река перегорожена бревнами. На мосту из башен в них угрожающе целились из луков.
- Кто вы, чужаки и куда держите путь? - строго спросил старшина в карауле
- Мы воины, пришедшие на призыв Гутхорма – ярла, - ответил Харек. - Мы плывем в Раумарики на помощь нашим братьям. На них напали викинги из Хейдемарка. Я хочу поговорить с вашим ярлом или хёвдингом, или кто тут вами командует.
- Ныне нами правит ярл Хаки, - ответил бородатый викинг. – А Гутхорма мы не слыхали и служим не под его стягом. Конунгов много, а люди мы простые. Разбирайтесь уж сами кто за кого.
Харек нахмурился. Насколько он помнил, именно Гутхорм в последний раз ставил тут своего наместника.
- Я ярл Харек, прозванный Агдирским Волком. Я долго отсутствовал, и не знаю, кто ноне здесь главный. Хотя мне говорили, что здесь правит другой... Поднимите цепи и пропустите же нас, добрые люди.
Старшина стражи покачал головой, и его седые висячие усы запрыгали в разные стороны:
- Не серчай, воин славный - приказ есть приказ, - донеслось до Харека в ответ.- Сперва ты один проходи да с господарем нашим новым все дела порешай. А уж после цепи поднимать станем. Жить нам тут, а твой путь далече. Не сможет твой меч наши шеи уберечь, коли правитель на своеволие осерчает. Время смутное ныне.
- Что верно то верно, - согласился Харек. - Зови твоего ярла Хаки, я с ним побеседую.
Харек попросил кормчего причалить к берегу, и вышел на причал. Старшина вышел ему навстречу, и отворил дверь в сторожку, окна которой выходили на реку.


После взятия усадьбы отношения Хаки с отцовскими гриднями не улучшились. Молодые поминали ему "рабью работу" на пожаре, старшие - окатывали презрением за не окровавленные клинки. Так что сын конунга редко бывал в усадьбе и часто в селении. Местные относились к нему много добрее, чем к прочим захватчикам, памятуя про ночное нападение и пламя, пожирающее дома. Нет, своим он тут не стал, но люди знали альвхеймерца в лицо и звали «ярлом». Он их не поправлял. К чему?
И вот сегодня, когда сын Гандальва шел по улице, к нему подбежал чернявый пацаненок зим эдак одиннадцати, и поясно поклонившись, повел такую речь:
- Здраве будь, ярл Хаки. Тут чужаки на реке, с тобой погуторить хотят. Отец велел мне найти ибо приказ у него цепей не выбирать, а воинов обидеть - страсть как боязно.
- Понимаю его опасение, - кивнул головой Гандальвсан, - и ценю чувство долга. Веди же меня к отцу - не дело это заставлять славных воителей дожидаться у двери, как бродяг да попрошаек.
Харека встретил седовласый воин в кожаной куртке в потрепанной с железными бляхами, подпоясанный старым мечом в потертых ножнах.
- Прошу пожаловать в избу. Здесь переждите, господин. Я уже послал моего сынишку за ярлом. Заходи, будь моим гостем, и не поднимай оружия на хозяина. Угощайся, тем что на столе – небогато у нас – но все что имеем – твое.
- Благодарю, любезный, ответил Харек. И уселся за стол.
-А пока -вот угощайтесь. Тут пиво, хлеб...-старик протянул кувшин и миску с хлебом и мясом.
Харек с благодарностью принял угощение и принялся за трапезу

Хаки довольно быстро преодолел расстояние до нужного дома, кивнул в ответ на поклоны и, не ожидая худого, отворил дверь.

Дверь отворилась.
Харек встал из-за стола, и вышел навстречу вошедшему:
- Мы где-то уже встречались. - сказал он. - Твое лицо мне кажется знакомым, но я не могу вспомнить где я тебя мог видеть

Зато Хаки отлично помнил этого воителя - постоянные насмешки тренируют выдержку, и только по этой причине викинг не отпрянул прочь, уронив достоинство. Вместо того он благодарственно кивнул хозяину дома: - Благодарю тебя, добрый человек, за кров и угощение. Теперь прошу, оставь нас одних для решения дел важных и неотложных.
Хозяин, пятясь, вышел, так и не разогнув спину, а Хаки посмотрел к глаза ярлу:
- Уж второй раз не узнаешь ты меня, Харек Волк. Неужто так я неприметен, чтобы дважды обманывать глаза воина и охотника?
Харек пошатнулся, но быстро взял себя в руки .
- Что ты ту делаешь... ты? Ты – Хаки, сын Гандальва?
- Мыслю я, догадаться не трудно, - усмехнулся Хаки, опускаясь на лавку напротив Харека. - Хотя - Один свидетель, не ждал я тебя под этим кровом. Так что здесь делаешь ТЫ, Харек Волк?
- Я прибыл в Агдир по призыву Гутхорма ярла, конунга Хригнарики. Я был в Ирландии, и оттуда привел рать ему в помощь. И я плыву в Раумарики, на которую напали псы из Хейдмарка. – Так что Я здесь по просьбе Гутхорма Сигурдсона и Торлейва, его хедина. А вот что тут делаешь ТЫ? Или отец выгнал тебя из дома, и ты теперь служишь здесь?
- Интересное предположение, - усмехнулся Хаки. - Это ожидаемо, правда? Но нет, я все еще наследник Гандальва, хоть и не знаю, милость ли то от богов али кара за мою собственную глупость. Речь не о том. Твой друг Хальвдан многих восстановил против себя, но Альвхеймер всегда был среди врагов его первым. Продолжать али сам догадаешься?
Харек с вздохом устало опустился на скамью.
- Тогда я тебя не понимаю. Почему твои воины не осыпали нас стрелами? Зачем этот разговор, приглашение в дом?
- Тут нет обмана, Харек, все просто. Люди те - не мои, и не Гандальву служат их луки.
Харек нахмурился и сердито посмотрел на Хаки.
- А чьи тогда? Ты ведь понимаешь, что если я не вернусь скоро на корабль, мои люди начнут штурмовать мост. Они возьмут и этот мост, и пожгут эти сторожки, и всех тут поубиваю. Не разбирая, кто кому служит… Усадьбе, которая на том берегу, тоже достанется. Я набрал с собой не только воинов. Со мной и викинги из числа тех. кто идет в поход только ради добычи…
- Формально, это люди Харальда, - отозвался Хаки. - Но конунг, не могущий защитить - не конунг.
Харек вздохнул.
- Вот как? Харальд еще не успел показать, что он за конунг – еще неделя прошла с тех пор, как его провозгласили властителем на тинге. И люди его готовы были выпустить в меня стрелы? Что ж, я могу их понять. Но Харальд будет здесь самое меньшее через месяц – и покажет всем, чего стоит как конунг. Когда я выходил из Аскеймрсунда, он все еще ездил по фюлькам и собирал войско. И первым делом он придет в Вестфольд, а потом и сюда. И войско его будет немалым. Так что уходи отсюда, Хаки сын Гандальва, чтобы не погибнуть здесь напрасно.
- Меня часто называют трусом, - усмехнулся Хаки. - Но все же я не настолько труслив, чтобы бежать, как заяц от призрака опасности. Харальд собирает войско? Пусть сперва соберет. А смерть... все мы там будем.
Харек вздохнул и покачал головой:
- Верно говоришь. Но Я никогда не называл тебя трусом, Хаки. Наоборот я тогда похвалил твою мудрость. И сейчас готов повторить свои слова…
- Похвала от врага стоит многого, но не боле, чем осуждение друзей…- возразил конунжич.
Харек в ответ покачал головой:
- Друзья ли те кто хулят тебя и оскорбляют, кто называет трусом тебя, и забывает про тех кто бежал впереди тебя, бросив оружие и щиты? Не тот храбрец кто кидается с голым торсом на целое войско. И не тот трус, кто помогает избежать ненужного кровопролития. А кровопролитие сейчас не нужно ни мне, ни тебе… если ты помнишь меня, Хаки, то также должен помнить и данную нами обоими клятву?
Хаки побледнел, и произнес, закусив губу:
- Не вредить друг другу и не поднимать меча -доколе не встретятся рати на поле битвы, и не мешать исполнению своих целей? Я не раз жалел что дал ее, пытаясь обмануть вас всех, а обманул сам себя… пусть все рассудят боги. Они не обделили меня памятью, Харек. Нет! Мне горе лишь от того, что она зело как хороша, - последние слова сын Гандальва произнес несколько резко, почти что с ожесточением. И продолжил: - Не покривлю душой, Харек прозванный Волком, мне, как и прежде, тяжела лишняя кровь. Да и ты не с оружием ноне ворвался, - как гость вошел, вежество соблюдая. И пусть причина того - лишь ошибка, но боги видят все. И едва ли сие недоразумение сочтут они как повод, чтоб клятву нарушить. Иди себе с миром, Волк, и не нарушай этого мира пролитой кровью.
- Сначала ответь на мой вопрос: Что ты здесь делаешь, Хаки? Я сразу сказал тебе, зачем иду по этой реке. Чтобы все было честно, открой и ты мне: зачем ты здесь?
- Иди с миром, Харек –повторил Хаки, опустив взгляд в пол.
- Так ты меня отпускаешь? – удивился Харек.
- Моя роль тебе интересна али планы отцовы, а, Харек? – прямо вопросил конунжич.
- Ты так и не ответил мне, зачем ты здесь, Хаки. Измышления Харальда я тебе тоже не говорил, и, оттого, будучи честным, и про отца твоего я выспрашивать не буду. Но про свои планы я сказал сразу, и требую от тебя того же. Долг велит мне напасть на мост и захватить усадьбу.
- Едва ли у тебя достанет на то сил, - пожал плечами Хаки. - Не один я тут, и даже не я решаю, куда держать путь отряду. Если ты нападешь на усадьбу - не поможет тебе ни клятва, ни сталь, ни даже боги. Тем паче, что помнит еще Альвхеймер твою роль в тех событиях… да и ярл Барвайг про плен свой тоже не позабыл. И он врагов не прощает.
Харек пристально посмотрел в глаза Хаки, и тот, вздохнув, снова отвел взгляд в сторону. Такая манера давно стала у сына Гандальвова привычкой, но Харек легко не сдавался:
- Сколько у вас тут людей? Врать ты не умеешь, Хаки, да и я тоже. И меньше всего мне хотелось бы столкнуться с тобой на поле боя. Редко когда можно встретить такого четсного и здравомыслящего вождя, как ты. Разве что иначе боя нельзя миновать. Со мной тут пять сотен опытных и закаленных в боях воинов, и еще сотни три новичков, которые горят желанием отличиться и заслужить славу и почет.

- Я мог бы солгать, - ибо это как раз подходящее дело для труса, но едва ли стоит так отвечать тебе за добро, которое ты мне сделал, пусть и сомнительное, - во имя Локки-обманщика, да Харек сам вызнает, что хочет, ежели и впрямь озаботится! К чему же прятать очевидное? - На каждого твоего воителя будет четверо из Альвхеймера да еще несколько из союзников бывших, от Харальда отринутых. Не твоя это война Харек. Говорю же - ступай. Пока можешь.
Хареку наконец-то удалось поймать взгляд собеседника, и теперь он пристально посмотрел в глаза Хаки. Потом - шумно выдохнул:
- Вижу я, что ты не лжешь, Хаки. Если я даже смогу взять усадьбу, без поддержки местных, то ни удержать, ни закрепиться в ней я не смогу. А значит я не смогу выполнить то. о чем меня просил коннунг. Пока мы говорим тут с тобой, в Хригнарики и Раумарики сжигают селения, грабят, убивают и насилуют. Может хевдинги и собрали свои войска, но они не организованы, и без опытных командиров не смогут продержаться там до весны. Значит мне ничего не остается как отступить, - добавил Харек со вздохом.- Без поддержки местных жителей нам не совладать с твоим войском. Значит ли сказанное тобою, что ты прикажешь поднять цепи и пропустить мои корабли вверх по реке?
Хаки кивнул.
- Именно так, Волк - и простят меня боги за помощь- пусть малую - врагам отца моего и конунга. Не только клятва связывает мне руки - ты же воин и знаешь, чего стоят в бою твои люди. Многих храбрых и умелых воинов потеряет Альвхеймер, и нам тоже сложно будет выполнить слово Гандальвово. Но, ежели увидит тебя кто из наших воителей - сечи не избежать. С Барвайгом я все решу, а остальные... стыдно говорить мне подобные речи, но благом будет, коль ты в трюме пока посидишь, а кто из людей твоих союзником врагов Харальдовых скажется…
Харек упрямо мотнул головой.
- Прятаться в трюме я не буду. Это ниже моего достоинства. Стяги у меня теперь свои, а не агдирские, как ты мог бы заметить, и я иду. чтобы завоевать владение для моей жены и моих людей у тех, кто позарился на владение моего конунга, и буду удерживать их до последней капли крови. Единственное что я могу сделать - надену свой шлем с маской, и тогда никто не поймет, кто перед ним.
В ответ на слова о "достоинстве" Хаки горько усмехнулся. Едва ли желал Харек провоцировать сына конунгова, да напомнил разницу меж ними. И оттого двойной болью отозвались в сердце Хаки последние слова Волка
- Да будет так… -сказал Хаки устало.
- И должен сказать - я не ошибся в тебе. Плохо что коннунг Альвхеймара не ты, а Гандальв. И еще. Если ты останешься жив после этой войны, я уговорю Харальда, чтобы он поставил тебя ярлом над Альвхеймаром. Ты достойный человек, Хаки, и из тебя будет мудрый правитель. Не приведи Боги встретиться нам снова на поле боя. Мне жаль будет убивать такого рассудительного и мудрого мужа. как ты. Поэтому послушай мой совет и увод свои войска. прежде чем Гутхорм придет сюда со всем агдирским войском. Надеюсь, мы больше не встретимся, и мне больше не придется поднимать на тебя оружие. Оставил ли ты дома наследников, или род прервется в случае твоей гибели?
- Не стоит о грустном, Харек, - Хаки снова уставился в пол. И «мудрый вождь» пропал как дух обманный, оставив пред Волком лишь усталого гридня. - Роду нашему не везет вот уж пятнадцать зим, с тех пор как на этих самых землях пролилась кровь моих братьев. И не мне судить о мудрости Гандальва - даже если война сия затеяна им из мести, - снова короткий взгляд на Харека. как объяснение и оправдание: - Кем бы не считали меня в родной земле, но Хаки-Малодушного не назовут Хаки-Предателем. А остальное… - на то воля богов. Возможно, они даруют нам свою милость и славную победу. И может - норны оборвут наш род недрогнувшей рукой. Как уж распорядятся великие, чьих дум не понять человечьему разуму. А моя судьба - быть с отцом и исполнять его волю, как надлежит послушному сыну.
Харек наклонил голову и кивнул, вставая из-за скамьи.
- Быть посему. Прощай, Хаки. Пусть бережет тебя бог, которому ты поклоняешься. Если есть на свете справедливость, то никто не оборвет твою жизнь. Я буду молиться за тебя, исполняя заветы своего бога.
С этими словами Харек вышел из избы и спустился к причалу.
Хаки не встал со скамьи, чтобы его проводить. Он просто сидел, смотрел широко открытыми глазами в пространство - и видел перед собой призраки давних событий. Ум говорил, что благо сейчас отпустить Харека к другим делам и иной войне. Но - воспитание говорило иное, напоминало о пролитой крови братьев и о том, что Гандальву ой, как не по сердцу будет такое самоуправство.
"Что же, видеть положили мне боги так и умереть трусом, презираемым своими. Ибо едва ли могу доказать, что Волк ушел целым не из-за страха моего да неумения воинского. Может, и сам он потом потешаться будет, говоря своим, как меня вокруг пальца обвел, а если и нет – достойный и честный враг он, но не более. Боги, да свершиться ваш суд!"

Хрингарика

- Кто защищал деревни, пока ваш конунг пировал на тинге? Кто отрубил голову Кегни-берсерку?
- Гримкиль! - Прокричал Раги Лысый, и его крик подхватили дружинники. - Гримкиль ярл!
- Гримкиль Гормкильсон! - Поддержал его Эрик Безбородый.
Хрингарийские ярлы, собравшиеся перед усадьбой пока сохраняли молчание. Формально Гримкиль был равен им, но - после набегов Кегни многие ярлы ослабли, а Гормкильсон не только остался в полной силе, но еще и прикончил берсерка, а после спас конунжего наместника - Атли Тощего, едва не погибшего позорной смертью. Да и дружина у Гримкиля была лютая, гридни к ратному делу привыкшие, многие иноземцы, такие как Владимир и Петр Грек, не стеснявшиеся лить кровь северян.
- Где наш конунг теперь? Когда на Хрингарику надвигается опасность? Когда усадьба Сигурда Оленя вновь сожжена, словно Хаки Однорукий вернулся из Хель! - Воскликнул Эрик.
- Конунг с племянником войска собирают, - подал голос ярл Асгиль.
- Агдирские войска, для агдирской битвы! - Бросил ему Раги. - Что, придут они нам на помощь, когда сыны Эйстена жгут наши дома? Коли уж Гутхорм выбрал Агдир, должно ли нам почитать его конунгом?
- Должно ли собирать ему дань?
- Должно ли отдавать воинов?
- Конунг своих людей защищать должен, или не конунг он!
- Много ли проку от господина, коли так далече он?!

Усадьба Саросбёрг. Хаки и Барвайг.
_______________________________________________
- Здравия тебе, Красный ярл!
- Милости Одина тебе, Хаки. Все ли ладно в селении? Дружелюбны ли местные, или ножи вострят да стрелы вытачивают?
- Коли бы луки они на нас снаряжали - я бы первый стрелу получил, - ответил конунжич. - Нет нам пока угрозы отсели. Люд из селения рад, что животы сохранил да еще и защиту на смутное время стяжал. А что скарб какой поутратили - так дело то наживное. Жизнь за злато не купишь.
- Ты молвил "пока", сын Гандальва?
- Верно все, ярл. Харальд молод, но дядя его умом своим славен. И хоть отрезали мы Агдир от резервов - войско их нас не минет. Тогда и проверится верность холопская. Хорошо чтить захватчиков, пока никто с вилами на своего конунга бежать не велит.
- Прав ты, Хаки - трудность тут знатная. Однако же время нам до весны долгое. Люди ведь зрячи - так пусть и решат, с кем по весне будут. С волчонком младым, бросившим их на поругание врагам али с новым властителем, обласкавшим да милость явившим.
- Я выбрал бы тебя, Барвайг, но я - не агдирец. Сужу ведь предвзято, вестимо, - проговорил конунжич.
- Не Барвайга селяне правителем величают, - возразил ярл. Хаки отвернулся: слишком уж живо это напомнило разговор с Хареком. Не было у сына Гандальвова в мыслях таиться от ярла, да сложно слова подобрать. Хоть верил он в правильность выбора - а все же боязно было. Много зим Хаки был одинок средь людей - и теперь очень пугала его мысль утратить расположение Барвайга. Но - как верно говаривал Харек Волк - ложь на устах Гандальвсона не селилась:
- Вся заслуга моя - конунгом в роде конунгов родиться. Хвалишь ты меня - а зря. Я виниться пришел, на суд твой проступок тяжелый представить.
Барвайг серьезно встревожился, мигом утратив веселость:
- Случилось там что?
- Харек Волк случился. Молвил, что плывет в Раумарики, на которую напали из Хейдмарка, земли своему роду завоевывать.
- Харек Волк? Воин знатный, я помню его доблесть, хоть и служил он тогда под знаменем Хальвдана Черного, - Барвайг не зря славился быстрым умом, сопоставил слова Хаки и корабли, только что минувшие усадьбу. - Значит, теперь он завел свои стяги? Добре. Не место ястребу в клетке сидеть, не дело вождю в подчинении быть. Пусть и другу своему.
- Он враг нам, - Хаки повинно опустил голову, ожидая хулы.
- Ныне он враг Хейдмарку, - справедливо заметил Барвайг. - Мы союзники против Харальда, однако те псы, глядишь, и землями Гандальва поживятся, дай мы слабину. Пусть Харек их там поучит - зачем нам чужая война?
- Значит, ты не осерчал на меня, ярл Барвайг?
- Я пожил довольно, чтобы видеть не только битву, но и последствия ее возможные. Много зим на то потребовалось, Хаки, но я не жалею ничуть. Однако, ум наших гридней короток, а языки дюже длинные. Не след им правду о Хареке знать.
- Селяне все слышали.
- Гридни наши носы от селения воротят, так что едва ли у местных про корабли дознавать пойдут. А я молвлю что союзники по приказу моему прошли по реке.
- Снова ты защищаешь меня от кары, Барвайг, - вздохнул Хаки. - Скажи, почто так?
- Решения твои мудры, и то единственная причина, - ярлу не нравилось такое самоуничижение. - Ступай себе с миром - и не держи камня на сердце.

Сообщение отредактировал Ноэль - 12-12-2006, 20:26

Зима подкралась, как всегда, вовремя. А змой никто в здравом уме народ в бой не поведёт. А почему? Да, половина гридней помёрзнет по глупости, а вторая собьётся с пути и в непогоду и перемолотит третью, которая будет заходить в тыл сама себе, ибо ориентировка на местности потеряет всякий смысл в принципе. Поэтому всем было сказано вставать на постой там, где найдётся свободное место. А свободного места в мелких деревушках было не так много, чтобы их отряд квартировался единой группировкой. Десятникам были даны комманды уводить своих на периферию, дабы никакая вошь не смела сунуться ни с севера, ни с юга, ни со стороны фьордов. Броди взял с собой сотни две, ещё пять десятков Эгни Костлявый, около сотни увёл Сигурд Заячья Лапа, восемь десятков - Кари Лысый. Остальные расположились В центре долины, в крупной деревне. Хегни Фроди от себя отрускать отказался, хотя тот очень просился в дозорные группы, напирая на мобильность и боевую значимость тех.
- Как же. Тут и сколотишь своих получше. А там и Броди с Заячьей Лапой спрвавятся, - отрезал старший брат, про себя отмечая, что скорее всего младший просто хочет большей свободы, щупать чужих бабёнок и дуть пиво без его пригляда. Хегни побурчал, но наутро он уже гонял в хвост и гриву своих подчинённых, дабы не расслаблялись на зимовке, а находились в полной боевой готовности. Иное дело - на выселках. Если Броди и Кари Лысый были десятниками бывалыми и знали, насколько серьёзная лежит на них ответственность. Эгни же Костлявый, хоть годами и был ровня тому же Броди, и в походы ходил не один раз, но должность десятника была ему внове. Не зная толком, как сплотить своих гридней, он сперва решил завоевать себе дешёвый авторитет и разрешил им всё, что не запрещено. В итоге караулы неслись або как, брага лилась рекой, а местные девки и бабы к осени все поголовно должны были народить кучу мелких детёнышей известно от кого. Что касается Заячьей Лапы, то такого он не допускал, дисциплину держал, но, что греха таить, в стратегах не ходил. Поэтому его люди, хоть и были сыты и ходили регулырно в дозоры, но посты и тайники были расположены все с наветренной стороны, возле утёса. Со стороны же фьордов их лагерь был открыт семи ветрам и просматривался, как на ладони.

Сообщение отредактировал Torvik - 20-12-2006, 9:51

Харек Волк.
Через три дня корабли поднялись вверх по реке до пределов Раумарики. Теперь с наступлением темноты викинги были вынуждены причаливать к берегу, и там располагаться на ночлег, раскладывая шатры и шалаши из нарубленных в лесу еловых веток. Погода испортилась. Вечером пошел мокрый снег, налипавший на волосах и на одежде, а за ночь гладь реки сковало тонким льдом, и лед хрустел и трескался под бортами драккаров, крошился на мелкие кусочки...
- Долго наши корабли так не протянут, Харек. - сказал Орм, один из десятников-норвежцев, воевавший вместе с ним в Ирладнии.
- Того и гляди корпуса судов протрутся и дадут течь. Видно плохо, и движемся мы медленно. Здесь где-то по правому берегу должна быть затока. В ней мы можем вывести корабли на берег...
Затока показалась уже ближе к вечеру. Снег уже укрыл землю белым покрывалом. Было очень сыро, но пока еще сравнительно тепло.
- Ночью будут заморозки... - сказал Альвхейм Смелый.
- Найдем большой овраг, разожжем костры, нарубим еловых веток и сделаем крышу. - ответил Харек. - Так всегда делают финны. И у них много есть, чему нам следует поучиться. Иначе как они живут всю зиму в лесу, и ходят на охоту даже в то время, когда может налететь снежный буран?
- До бурана еще далековато, но зима уже наступает,- встрял в разговор сотник данов Хродрик Щербатый. - А когда снег валит и не видно, можно и заплутать в лесу...
- Мы не заплутаем в лесу, - ответил Харек. - Я здесь бывал раньше и хорошо запомнил эти места. А в этом лесу, в дне пути отсюда есть большое селение финнов, которые платят дань нашему коннунгу. И в качестве такой дани я намерен заручиться их помощью. Нам нужны будут их охотники и следопыты. А те знают лес как мы морские пути, ведь этот лес для них родной. И, кроме того, по приказу Хальвдана 12 лет назад каждый хёльд для своего хёвдинга нарисовал приблизительные очертания своих владений на дубленой шкуре оленя и обозначил на них усадьбы. Потом каждый свозил шкуры своему хёвдингу, и те сшивали их вместе по их расположению. А затем каждый ярл сшивал 4 шкуры. Так конунг получил представление о каждом своем владении, и знал точно, с кого и где нужно собирать дань. Перед отъездом хедин Торлейв вручил мне изображение земель Раумарики на шкуре оленя. Так что в этой земле мы не заблудимся. А вот нападение на Хейдмарк подорждет до весны, пока мы накопим силы и укрепимся здесь. И, разумеется, соберем подкрепления. Сейчас немало жителей подались в леса, спасая свои жизни, и много охочих найдется, чтобы отомстить хейдемарцам за все причиненные обиды...
Только после полудня следующего дня разведывательный отряд во главе с Ормом нашел финское селение. Увидев издалека чужаков, финны укрылись в своих землянках за частоколом, а в воинов полетели стрелы, отскакивавшие от их доспехов из дубленой кожи почти без всякого вреда...
Разведчики не стали испытывать судьбу и отступили. пара человек получили по стреле в руку, другие отделались легкими царапинами.
- Ну что ж. Кажется время поднять на древко копья алый стяг Агдирского Волка. -сказал Харек. Увидев издали знамя с Черным Волком Агдира на алом фоне, финны прекратили стрельбу и отворили ворота. Навстречу Хареку вышел сгорбленный старик, опиравшийся на посох - в белой волчьей шкуре и шапке с овечьими ушами и хвостом - видно шаман или старейшина племени.
- Моя твоя рада видеть, вождь, - произнес староста, слегка наклонив голову в знак приветствия. - Хуомана кве тойвиста.
Харек наклонил голову в ответ.
- Приветствую тебя, вождь лесных охотников. Я тоже рад тебя видеть. Неужели ты меня еще помнишь?
- Аднака твоя есть великий мудрый вождь... твоя есть великий хороший храбрый воин... Моя твоя хорошо помнить, наши люди тебя помнить. Твоя быть справедливый. Много дани не просить. Много наша помогать. Наша твоя люди помнить. Наша твой тотем помнить. Наша твоя приглашать быть наша гости.
Викинги посмеивались, услышав ломаную речь лесного жителя.
- Он никак твой друзья? - удивился Брандон Душитель конунгов.
- А почему бы и нет? - Харек пожал плечами. - Всюду надо друзей иметь, особенно там, где живешь. Эти люди тогда нам здорово помогли. Если бы не они, мы бы заблудились и замерзли в лесу, и никогда не дошли бы до Хригнарики, не то что невесту Хальвдану привезти. Сами бы не вернулись. Да и люди они простые, бесхитростные и гостеприимные - если к ним с добром придти, то и тебе худо не сделают.
Ирландец понимающе покивал.
- Не похож ты на других викингов, Харек. Может быть, в этом и состоит твоя удача. Вон как войско целое сплотил. Кабы не ты, впились бы все друг другу в глотки... А так все под твоим стягом идут.
- Я одного опасаюсь... Что будет, когда войско мое разделится...
- Не отпускай от себя данов... И держи верных друзей подле себя, чтобы спину твою прикрывали. А мы ирланды и сами о себе позаботимся, и тебя не предадим...
Финны встретили войско радушно. Этакую ораву прокормить было бы тяжело, потому Харек отобрал людей, которые отправились вместе финнами добывать мясо медведей, уже залегших в берлогах, а также кабанов и оленей, какие попадутся. Надо было заготовить запас вяленого на огне мяса на неделю. Все воины получили горшочки с чаем из лесных трав и ягод. Местные охотники вовсю помогали викингам с обустройством лагеря.
- Мне нужны будут твои стрелки, - сказал Харек.
- Много? - спросил вождь, пристально глядя в глаза ярлу.
- Я не знаю. Столько сколько сможешь дать... Но чтобы и для обороны деревни кое-кто остался.
- Чужие люди приходить к нашим охотникам. Но далеко в лес не ходить, селение не найти. Всю добычу забрали, людей пытали, выпытывали где наше селение. Ночью охотники приходить, чужие люди убить. Все назад ушли. Чужие люди быть злые люди... Жадные... Много хотеть... Женщин принуждать и бить...
- Я понимаю, что ты хочешь сказать. С нашими людьми они обошлись еще хуже.
- Наша хотеть те люди уйти, - сказал вождь. - Наша дать ваша люди одежда, лыжи, луки, охотники и проводники. Наша дать ваша сани и олени. Зима кончиться - ваша все вернуть.
- Клянусь Белым Богом - сказал Харек, достав из-за пазухи белый крест. Выгоним врагов -верну тебе все назад. И награжу твоих людей щедро.
- Моя твоя верить. Твоя моя не обманывать раньше. Твоя моя не обманывать потом. Твоя слово выполнять. Моя твоя помогать, - вождь финнов улыбнулся, приоткрыв поредевшие зубы.
- Значит по рукам.
- Моя спросить, кто с ваша воина идти, - сказал вождь. - Моя сказать можно люди кто хотеть с твоя идти. Моя не держать. Но твоя дать наша твердые стрелы.
- Я выполню наш уговор, Белый Волк.
- Моя понимает. Твой дом - мой дом. Ты - мой гость.
Харек снова поблагодарил вождя и пошел посмотреть как его войско обустраивает лагерь. Еще перед тем как подойти к селению, Харек строго - настрого запретил чинить обиды местным жителям, потому что только от их помощи зависела вся судьба его похода. Всякому кто словом или делом обидит хотя бы одного финна, Харек пригрозил быстрой расправой. Датчане недовольно заурчали, сжав кулаки, говоря, что пошли за добычей, но Харек прикрикнул на них, напомнив, кто здесь командует, и что ему решать, у кого брать добычу.
- Все что отберете у Хейдмарских вояк - ваше. Никто этого не оспорит. А мирных жителей трогать не велю. Ослушнику - смерть!
Наконец лагерь был обустроен за селением, в ближайших оврагах, сверху были сооружены крыши, запылали костры из сухих веток и сосновых поленьев. Финны притащили убитую дичь, и над лагерем поползли ароматы жареного мяса...
Харек же со своими приближенными отправился ночевать в хижины финнов, дабы не обидеть их отказом принять их гостеприимство и разузнать у охотников, что тут к чему в этой местности, и где и как расположились "чужие люди".
Как и предполагал Харек, хейдемарцы рассеялись почти по всей Раумарики, грабя жителей, а кое - где расположились на постой небольшими отрядами в маленьких деревеньках. План действий он уже продумал заранее, на пути сюда, пока они плыли по реке.
Войско он решил разделить на 2 неравные части, оставив себе своих старых товарищей норвежцев и датчан с викингами с Соньёра и нортумбрийскими добровольцами, а Агдирских добровольцев во главе с Альвхеймом Смелым и ирландскими союзниками выделил в отдельные три отряда, дав им задание двигаться всем вместе, а затем сойтись возле усадьбы ярла Раумарики - самом крупном поселении в этой местности на 2 тысячи душ, где и должны были находиться главные силы захватчиков... Как минимум сотня финнов готовы были примкнуть к его отрядам в качестве лучников и проводников, что уже было немало в этих краях, до сих пор еще не так густо заселенных, как южные берега Нордвегр...

Сообщение отредактировал Ноэль - 12-12-2006, 20:36

Хрингарика

Владимир Иноземец обрушил топор на шею ярла Асберна, отсекая ему голову. Эрик Безбородый подхватил голову ярла за бороду, и с силой насадил на кол.
Это была уже седьмая голова, а само подворье напоминало поле брани - изрубленные, истыканные стрелами тела валялись повсюду, вместе со втоптанными в грязь стягами Хрингарийского Оленя и Агдирского Волка. Те ярлы, что не признали Гримкиля своим новым конунгом, либо пали в битве, либо нашли смерть на плахе, под топором дородного русича.
Едва лишь начался спор, едва лишь воины начали хвататься за оружие, как появился сам Гримкиль, во главе трех десятков хирдманов, вооруженных самострелами и тяжелыми секирами. Бой оказался недолгим...
Те, кому посчастливилось выжить, принесли ему клятву на мече и молоте, и провозгласили новым Конунгом Хрингарики. Головы тех, кто посмел отказаться от клятвы - теперь украшали подворье.

Гутхорм читал послание, доставленное ему из Хрингарики. Все верные ему ярлы пали. Хрингарика захвачена, и теперь там новый конунг. Кулаки викинга сжались до хруста. Он не мог, просто не мог позволить себе оставить свои владения в руках врага, подобно тому, как не мог когда-то давно бросить свою сестру насильнику Хаки-берсерку на потеху. Впрочем, оставить Харальда он тоже не мог.
Дверь приоткрылась, и в комнату заглянул рослый воин.
- Ярл, - сказал он. - Конунг зовёт тебя.
Гутхорм поднялся, свернул письмо в трубку и сунул за пазуху. Надо будет обязательно показать его Харальду.
Через несколько минут он уже был у молодого конунга.
- Ты звал меня, Харальд?

Сообщение отредактировал Ноэль - 17-12-2006, 16:40

Раумарики
Утром Харек Волк собрал всех командиров отрядов на совет.
Совет был устроен не поляне - в ложбине между двумя холмами. По приказу Харека воины начали рубить деревья, на которые указывали финны, и закладывать форт. Землю для насыпи набирали из оврага со стороны, неплотно присыпанной снегом. К счастью, наступила небольшая оттепель, и снег немного подтаял, от чего верхний слой земли был влажный, и добраться до слоев глины было нетрудно. Датчане наотрез отказались валить деревья и возводить насыпь. Так что пришлось засучить рукава ирландцам и агдирцам.
Датчане уже ропщут, -сообщил Альвхейм, теребя усы. - они ожидали добычи. А тут их еще заставляют бревна таскать.
- Посмотрим, как они будут воевать.
- Боюсь, у них терпения не хватит, - сказал Орм, покачав головой.
- Ну, что скажешь, Хрольв? - спросил Харек, обратив укоризненный взгляд в сторону датского хёльда.
Датчанин опустил голову.
- Правду он говорит. Недовольны наши люди. Не это ты там обещал...
- Чтобы получить награду, ее надо заслужить, завоевать, - резко ответил ему Харек.
- Вот она добыча. Надо было взять это селение и разграбить, а не цацкаться тут с этими дикарями, - огрызнулся датчанин.
- И что бы мы потом делали в этом лесу? Или ты еще не понял? Эти дикари - наши союзники. Без них мы не сможем ничего. Ни пройти через лес, ни найти деревни и усадьбы в этом краю - ничего. Не говоря уже про изготовление лыж и саней и присмотр за оленями. Если ты еще не понял - если хотя бы одному финну здесь будет причинена какая-нибудь обида - обидчик будет повешен на дереве. Я не шутил. Вот когда отвоюем этот край у врагов - каждый получит усадьбу или деревню, или получит стоимость владения в качестве откупного. Дезертиры будут преследоваться как враги и не могут рассчитывать на снисхождение. Передай это своим людям. Награда за верную службу, или смерть за предательство и клятвоотступничество.
- Я передам, - сказал Хрольв. - Но не думай, что нашим людям это понравится.
- Мы пришли на войну, а не в игрушки играть, - голос Харека звучал сердито и грозно. - И враги наши сильны, это вам не ирландские пастухи и не мирные поселяне - это противник равный нам по силе и превосходящий нас числом. Только в бою твои люди смоют позор перед людьми или богами.
Харек подошел к датчанину и положил ему руку на плечо.
- Вот что, Хорольв. Я тебе выделю четверть этой земли, то есть сделаю тебя хёвдингом. Как сможешь, успокой своих людей, и настрой их на ратные подвиги. Сегодня я пошлю отряды разведчиков, а завтра мы все пойдем в бой.
- Я на это надеюсь, конунг - произнес Хрольв. - А то мой меч покрывается ржавчиной...
В полдень десять маленьких отрядов по два десятка человек в каждом, включая финских проводников и лучников, отравились в разведку по соседним деревням. В случае внезапной атаки такой маленький отряд мог даже захватить врасплох остановившийся на постой отряд, даже превосходящий его в численности в 2-3 раза... Но Харек велел не вступать в бой без необходимости, и не нападать на превосходящие силы, если есть шанс тихо уйти незамеченными.
- Мне сейчас нужны точные сведения. Какие деревни захвачены врагом, и сколько там ратников из Хейдемарка расположились на постой. Я уже не надеюсь, что кто-то из ярлов или посадников мог там уцелеть, но по возможности вступайте в мирный контакт с местными жителями, и вознаграждайте их за полученные сведения. Местным жителям никаких обид не чинить. Мы сюда пришли как освободители, и пришли чтобы осесть здесь навсегда. Только если местные жители будут нам сочувствовать, мы сможем завоевать эту землю и удержать ее в своих руках. Грабежей местных жителей я не позволю. Но все, что снимите с убитых хейдемарцев, принадлежит вам, и этого у вас никто не отнимет. Драки за добычу тоже будут пресекаться. Зачинщиков разборок я буду вешать. Каждый человек сейчас у нас на счету. За любого убитого соратника - смерть через повешение.
Командиры молчали. У всех кроме ирландцев был хмурый вид.
- Где это видано, чтобы не грабить и не брать добычу... - пробормотал Орм.
- Все слышали, что я сказал. Дождитесь весны. Когда пойдем на Хейдемарк, там и пограбите в усадьбах у тамошних ярлов. Здешнее население уже достаточно натерпелось, и брать у них по большому счету нечего. А нам здесь жить, и зимовать, и кормиться надо. Я ясно сказал?
Командиры закивали.
- Привести ко мне добровольцев, кто хочет идти на разведку. Остальные пусть отдыхают и строят форт. Пусть датчане помогают сносить и складывать бревна. Рано или поздно сюда могут придти хейдемарцы, может даже с превосходящими силами. Поэтому мы должны быть готовы встретить их как подобает. Половина войска будет в этом укреплении, половина будет оборонять деревню наших союзников, пока большая часть наших воинов будет в рейдах. И еще раз: вы должны доступно разъяснить мои слова всем своим воинам, чтобы больше никаких вопросов ко мне у них не возникало...
С этими словами Харек отпустил часть командиров, оставив лишь ближайших соратников. Он расстелил на полу шкуру, где были обозначены жилища и дороги Раумарики, и приступил к обсуждению плана действий. Не раз он добрым словом помянул мудрого Хальвдана, который додумался отобразить на шкурах очертания всех своих владений. Это давало ему огромное преимущество перед врагом в предстоящей войне...

Сообщение отредактировал Ноэль - 17-12-2006, 17:49

Незадолго до происходящих событий

Вернувшись из Гардарики вместе со своею храброй дружиной, Эйнар и Сигрун остановились у своего старого друга - ярла Альхейма Смелого, где собирались пробыть до окончания тинга. Хозяин принял их весьма радушно.Кроме того, в доме на данный момент гостили еще несколько человек, среди них Торлейв, носивший прозвище «мудрый» и Харек, прославленный воин. Пиво и хмельной мед лилоиь рекой, не раз и не два за вечер вновь наполнялись рога и произносились тосты, слуги едва успевали уносить опустошенные блюда. Однако каждый пир когда-нибудь заканчивается, бесконечно лишь празднование в Валгалле, где храбрые герои, сидя рядом с валькириями и самим Одином, едят мясо священного кабана.
Все когда-нибудь заканчивается – так и несколько веселых вечеров унесло, словно палые листья, вдаль течение времени.
Альхейма дела звали прочь. Ему, вместе с Хареком вновь нужно было покинуть уютный дом. Сыны Эстейна из Хейдмерка захватили земли Харальда и ныне там учиняют разбой – кары заслуживали они за сей бесчестный поступок, потому Харек, став во главе войска, должен был пламенный меч возмездия обрушить на головы нечестивцев.
Эйнар же, вместе со своею женой, утомился от бесконечных сражений, и надеялся отдохнуть душой и телом. Хозяин усадьбы, всецело доверяя давним друзьям, уговорил их дождаться его возвращения, а заодно присмотреть за хозяйством ( заговорщически подмигнув, Альхейм также присовокупил к предметам наблюдения своего сына, Асмунда). Эйнар и Сигрун переглянулись и, улыбнувшись про себя, пообещали другу в точности исполнить его указания. К тому же, обоим хотелось услышать речи знаменитого Торлейва Мудрого.
- Да будет Тор в сражении биться с вами рядом!- так сказала светловолосая дева битв, провожая Альхеймаа, уходящего в поход.
- Такая поддержка была бы впору, - улыбнулся ей собеседник, однако мои воины храбры и бесстрашны, мы поставим на место этих зарвавшихся щенков!
- Не сомневаюсь, - поддержал Альхейма Эйнар, -ведь всем известно, что рядом с тобой сражаются волки и медведи, а вовсе не простые люди.
- Что ж, я благодарен вам, гости в моем доме, за такие слова. Надеюсь, я не задержусь в Хейдмерке и вскоре мы вновь славно попируем под крышей моего дома!

Сообщение отредактировал SkyDragoness - 17-12-2006, 20:33

– Ты звал меня, Харальд?
– Да, дядя, – конунг поднялся из-за стола и жестом показал Гутхорму прикрыть дверь. – Вижу, ты уже получил известия…
Хёмунд выполнял еще одну обязанность – именно ему подчинялись разного рода люди, вовремя доставлявшие сведения о том, что происходило в землях под рукой Харальда. Назначил им такую службу еще Хальвдан; его сын лишь укрепил сделанное отцом.
Так что юный конунг знал о том, что произошло.
– В Хрингарике – Гримкиль, – перечислил Харальд. – В Вестфольде – альхейвмарцы. Словом, все похоже на то, что от наших владений отрывают кусок за куском… Но только этими кусками они подавятся.
Конунг расстелил на столе карту.
– Хёмунд по моему приказу отправил несколько людей к усадьбе – там, как доносят, пришла помощь. Помнишь Харека, дядя? Вскоре туда выступит Торир – и если Волк действительно там, то альхейвмарцы попадут между Мьёлльниром и головой ётуна.
А тебя я прошу ударить по Гримкилю. Ты его знаешь – и ты сумеешь его разбить. И… сделай это так, чтобы все остальные поняли – предателей мы прощать не будем.

– Ха-арек, – задумчиво повторил Эгиль, привычным движением поглаживая шкуру одного из серых братьев. – Слышите, он зовет себя Волком. А это интересно…
Власть его над волками не ограничивалась простыми приказами. При надобности Эгиль мог слышать ушами своей стаи и чуять через них. Зрение, увы, и здесь было для него закрыто…
Потому он и послал одного из волков в усадьбу. Тот вел себя верно – держался так, чтобы собаки не учуяли. А люди… не каждый сумеет мгновенно распознать в проскользнувшей рядом тени волка, а не пса. Это если альхейвмарцы вообще знают морду каждой собаки в Вестфольде…
Эгиль был уверен, что это не так.
Уши стаи донесли до него имя человека, который приходил в усадьбу – и ушел оттуда. Говорили о нем, как о враге.
– Медведь – враг собакам, но не друг волку, – задумчиво промолвил Эгиль. – Но этот Харек – не медведь. А вот мы – волки.
Он решительно поднялся на ноги.
– Пойдем, серые братья. Нам надо отыскать зовущего себя Волком.

Усадьба возле Поляны Тинга.
Торлейв проснулся рано, еще засветло. И все же на сборы и прощания ушло много времени. Первым делом он попытался разыскать кюну Рагнхильду, но от полусонных слуг он узнал что еще вчера вечером Рагнхильд собрала все вещи, и никому не сказавшись, уехала с несоклькими верными слугами. На вопрос куда домочады не могли сказать ничего вразумительного.
"Неужели она обиделась? - подумал Торлейв. - Или... она уехала еще раньше... Впрочем, не имеет значения... Значит ирландка одна... Но нет, не сейчас... Сейчас она будет упорствовать. А если обставить так, чтобы сообщили, что ее муж погиб, вот тогда... Вот ведь проклятая ведьма... Зачаровала одним взглядом, и может и не ведает о том, что в ней таится большая колдовская сила... Как-нибудь потом. Может и удастся отвратить ее от ее Белого Бога, который, как говорят, так не любит колдовство..."
С большим трудом Торлейв отыскал в конюшне верховую лошадь. Теперь ему нужно было поскорее найти Харальда и Гутхорма. Хотя бы принести им известие о том, что на зов Гутхорма отклинкулся его старый боевой товарищ, и привел на помощь целую рать. Он не был уверен в том, что до них могли дойти вести из Рогаланда и Телемарка - западныхсоседей Агдира. Кроме того, коннунг Рогаланда все еще удерживал западную часть Агдира, которую ему уступила Асса после смерти Хальвдана, и вполне мог претендовать на его Южную и восточную часть. Зато у него росла невеста на выданье -ровесница Харальда по имени Гюда. Вот если бы посватать Харальда к Гюде... Одним врагом меньше, одним другом больше. А в качестве приданого можно попросить Западный Агдир. Между прибрежной усадьбой коннунгов Агдира и крупными усадьбами внутри страны располагалсь холмитсая местность, с которой хорошо просматривалось почти все побережье до самого устья реки Стаун. Именно там мог себе выбрать место сбора юный коннунг и его родич. И, должно быть, именно туда и отправилась Рагнхильда - повидать сына и помочь ему советом. Что ж, и его помощь будет нелишней. Жрец Тора по роду свеого призвания и служения должен быть сведущ в ратном деле. Как бы то ни было, неразумно оставлять Агдир без защиты. Часть войск нужно оставить на западнной и северной границах, на случай если все войска не успеют вернуться из зимних вылазок, и застрянут на зимовку в других землях. Тогда, по весне, если властители Телемарка и Рогаланда вздумают напасть на Агдир, страна не устоит, и Харальд утратит самое крупное мощное из своих владений. Хотя, с точки зрения обороны, куда выгоднее ему было бы укрепиться в Вестфольде, с двух сторон окруженному реками, и с юга омываемым морем, так что большое войско не сможет быстро пересечь его запдную или восточную границы. Только вот плохие вести доходили из Вестфольда -что невзирая на приближающуюся зиму, альвхеймарцы вторглись в его пределы. Но как много они прошли, и как далеко они продвинулись, и собираются ли они зимовать там - об этом никто из соглядатев с уверенностью сказать не мог.
С этими невеселыми мыслями Торлейв собрал свои скудные пожитки, свернул шатер и погрузил все это на лошадь. Затем он вскочил в седло, и снег поднялся подобно пылевому облаку из под копыт коня...

Зимнее селение саамов в Раумарики.
- Как продвигается строительство форта? - спросил Харек у вошедшего в хижину Альвхейма Смелого. Борода и тулуп ярла были присыпаны липким мокрым снегом. Днями напролет Харек сидел над развернутой грубо нарисованной угольной краской картой Раумарики, накладывая мотки ниток, втыкая в какие-то места иголки, и перекладывая с места на место мелкие щепки. Альвхейм с интересом следил за ярлом.
- Уж не колдовством ли ты решил заняться, Харек? - спросил Альвхейм, ухмыльнувшись. - Вот уж не думал, что ты променяешь военное ремесло на презренное колдовское искусство...
- Не променял... - Харек оторвался от расстеленной на полу шкуры, и искоса посмотрел на вошедшего ярла. - Хотя, не скрою, этому искусству я обучился у одного из жрецов, но оно не имеет ничего общего с колдовством. Только Хальвдан мог держать в голове названия всех этих усадеб и деревенек и помнил где и как они расположены. Моя голова тога была занята другим... Этой науке обучают каждого коннунга... А если все пойдет, как мы задумали, то мне предстоит стать наместником этой земли и всех земель к востоку и северу отсюда, которые мы сможем завоевать...
- Разведчики все еще не вернулись... - заметилАльвхейм с хмурым видом. - А это полторы сотни отборных воинов из Агдира и Гренланда...
- Вернутся или завтра, или послезавтра. А за это время мы возведем форт.
- Не возведем. - Альвхейм покачал головой. - датчане упорно отказываются работать, и только и делают что устраивают игровые схватки, бегают за местными женщинами и жрут как не в себя. Еще три дня, и они учинят бунт. Они просто маются от безделья... А это три сотни опытных и закаленных воинов... Харек их нужно занять делом, и побыстрее...
- Ты прав, Альвхейм... Раз такое дело, устроим им разведку боем. Пройдем несколько деревень у реки... Пусть покажут себя в деле.
- А кого ты оставишь тут?
- Тебя, Альвхейм, если не возражаешь... И ирландцев. Они преданы мне как никто другой и хорошо умеют биться, потому я пока буду их беречь. Эти люди устали от войны, и не будут тут мучаться от безделия. Что касается остальных... Им нужно дело, и я их займу делом.
- Не боишьс яли ты, что нас тут слишком мало?
- Я уже просил вождя Тойво послать к сосденим кланам за лучниками и проводниками. Через несколько дней они будут здесь. И еще я послал за молодыми шаманами, которые будут сопровождать наших воинов и предсказывать погоду. Так что в случае метели мы успеем отойти в лес и соорудить лагерь, чтобы не замерзнуть во время метели...
- Мудрое решение - Альвхейм с удовлетеворением кивнул. - А разве твой бог тне будет против, что ты спелся с заклинателями духов?
- Для моего бога достаточно того что я не участвую в их обрядах и не позволяюим совершать их перед носящими крест. А их знания окружающей природы не противоречат моей вере... И было бы глупостью эти знания не использовать, тем более что от этих знаний будет зависеть жизнь воинов и успех всего похода...
- Вот что, Харек... Ты тут заведушь всем... Так позволь мне пойти в поход с датчанами, а сам оставайя здесь...
- Не могу, Альвхейм. Датчане клялись в верности только мне. и если я оставлю их без присмотра, они могут воспользоваться случаем и нарушить клятву...
- Что ж делать... И вообще зачем ты их взял на службу?
- Это вышло случайно... Я заставил их поклясться мне в верности и присягнуть на службу ровно на год и один день, так как они считали меня новым коннунгом Дублина. Если быя не взял их на службу, их бы всех ждала смерть. А тут на счету каждый воин. Надеюсь, что в предстоящих схватках самые буйные и беспокойные слоат свои головы. а те кто останутся в живых будут более осмотрительными... Каждый из них стоит двоих или троих из хейдемарского ополчения.
- Ты ведь все еще не знаешь сколько сюда пришло хейдемарцев, и сколько их здесь осело?
- Не меньше двух тысяч но не более трех тысяч. Больше воинов их земли просто не прокормят. Хальвдан мог бы легко их завоевать за два месяца, но просто не успел...
- Надеюсь, что ты завершишь его миссию - сказал Альвхейм... Значит, агдирцев ты оставляешь в селении, а ирландцев в форте?
- Именно так. А датчан и наемников без присмотра здесь оставлять опасно. Финны слишком важные для нас союзники. а поссориться с ними будет легко, стоит лишь кому-то из них посягнуть на их имущество и жизнь.
- Они уже дерутся между собой за женщин и подарки. Тебе надо было сразу подумать о том, чем их занять.
- Пока что не спускайте с них глаз, и как только заметите что-то неладное, зовите меня. А пока... Позови ко мне Хрольва. Он пока -что единственный, кому я могу доверить хоть что-нибудь...
- будет сделано, конунг. - сказал Альвхеймар, и приложил кулак к груди, заметив входящих двух командиров ирландцев... Альвхейм посторонился, пропуская соратников, и обменявшись с ними короткими приветсвиями и рукопжатиями, поспешил покинуть шатер.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 19-12-2006, 18:05

- Благодарю тебя, Харальд! - коротко и несколько резковато кивнул Гутхорм. Он был очень доволен, ведь теперь ему больше не нужно разрываться между долгом и родиной. - Я немедля выступлю в поход! Сколько ты позволишь мне взять с собой воинов?
Он говорил, а в голове уже прокручивался план действий.
"Собрать дружину. Пойдём морем, так быстрее. Обязательно возьму с собой молодых. Обучение они не закончили, но уже смогут постоять за себя!"
Потом его мысли плавно перетекли в короткую олитву: "Один, ты всегда мне помогал, так не оставь и теперь! Тор, направь мою разящую руку, против нечестивцев, осквернивших родную землю! Светлые асы, дайте мне связать ворога боем! Лишь этого прошу, и тогда я клянусь наполнить Валгаллу эйренхийями!"

Сообщение отредактировал Orrofin - 20-12-2006, 17:23

Раумарики.
Тем же вечером Харек Волк зашел в лагерь к датчанам. Его встретили хмурые и косые взгляды.
- Орм,- Харек еще издали заметил пожилого ярла, и приветствовал его взмахом руки. - Соберите всех кто сейчас тут в лагере.
Все кто был, высыпали из землянок.
- До меня дошли вести, что вы недовольны, и измучились от безделья, - начал Харек.
- Мы пришли за добычей, а не затем чтобы в этих халупах сидеть и мерзнуть, - огрызнулся один из датских десятников с огненно рыжими волосами и шрамом на лбу. Зимней одежды хватало не на всех, а климат в Нордвегр был куда холоднее, чем в стране Эйрин или в Дании.
- Что ж... Не буду вам говорить, чтобы вы еще набрались терпения... Терпения у вас, что хвост у рыси... Вы хотели битвы? Будет вам битва. Разведчиков я ждать не могу... Завтра же утром выступаем в поход. На ближайшие деревни. Я поведу вас сам. Нападем вслепую... Так что готовьтесь к потерям... Зато многие из вас попадут в Валгаллу...
Воины издали радостные крики...
- Это будет славная битва. Не забывайте, что хоть вас будет и больше, но вам предстоит сражаться с равным противником. Урво, сколько у вас лыж уже готово? - спросил Харек стоявшего рядом с ним саама. Тот широко улыбнулся и показал две пятерни, затем опустил руки, и сделал так четыре раза.
- Две сотни? Молодцы.. - Харек пожал сааму руку, и похлопал его по плечу.. Значит, каждый третий из вас должен пока остаться здесь и ждать моего возвращения. Все, кто не хочет завтра идти в сражение, отойдите на два шага назад...
Таких, увы, не нашлось.
- Вы все славные воины... - сказал Харек, пристально рассматривая свое воинство. - Потому я не хотел вашей смерти, а предпочел взять вас себе на службу... И я надеюсь, вы это когда-нибудь оцените.
Датчане молчали, многие из них опустили глаза.
- И я сдержу свое обещание, если вы сдержите свои клятвы. Никто из вас не уйдет из моего войска без награды... Увы, я могу взять лишь двух из трех воинов... Потому будем тянуть жребий... Но через пару дней я вернусь, и вы все тоже пойдете в поход...
Сопровождавшие Харека саамы набрали сосновых иголок.
- Подходите ко мне по три человека, и тяните из моей руки иголки... Кому достанется короткая, тот остается... Те, кто остается, идет помогать моим людям перевозить бревна на холм. Мы должны достойно здесь встретить врага. Как только мы нападем хотя бы на одно селение, через день-два об этом станет известно в главном лагере, и еще через пару дней нас найдут. И если у нас не будет укрепления, нас перебьют, и весь поход будет неудачным...
Те, кому выпал жребий остаться, больше не роптали. Они молча отошли в сторону.
- Мы сдержим свою клятву... - сказал один из хёльдов. - Среди нас есть такие, кто хотел бежать... Но сейчас зима, и мы в чужой земле, и бежать нам некуда. Мы решили идти за тобой. Не подведи нас, конунг. Если удача отвернется от тебя - мы пойдем искать ее сами...
- С каких это пор неудача конунга стала предлогом для отказа от клятвы? - спросил Харек, нахмурив брови...
- на все воля богов, - ответил ярл. - Боги даруют удачу, и боги ее отнимают... - с этими словами он коснулся амулета в виде молота.
Харек молча коснулся кельтского креста.
- Моя удача не от местных богов, - ответил он, - и не зависит от их прихоти. И завтра вы все в этом убедитесь. Для победы мало одной удачи...

Объектом нападения Харек выбрал то самое селение на берегу реки, которое они видели издали... Может уже нашли их корабли, спрятанные в овраге, и прикрытые еловыми и сосновыми ветками от непогоды... Ждали их или нет, возможности проверить у него не было - ни один из посланных в разведку отрядов так и не вернулся. И как только рассвело, боевой рог поднял воинов - датчан с их постелей из грубо выделанных шкур и наспех сколоченных землянок. По команде воины надели сделанные для них накануне туземцами лыжи, и, привязав их онучами прямо к своим кожаным сапогам, взяв в руки по два копья с недавно грубо выделанными древками, они последовали примеру своего предводителя и финских проводников. Первое время они держались на лыжах неуклюже, кто-то то и дело падал, несколько копий были сломаны, но через пару часов все более -менее приноровились, и по накатанной лыжне они уже двигались в 2-3 раза быстрее, чем шли бы пешком. А когда приходилось съезжать с горки, это занятие им стало даже нравиться, хотя и мало кому в первое время удавалось удерживать равновесие. И все-таки опыт плавания на кораблях давал о себе знать...
Ночь пришлось провести в лесу, в овраге, в наскоро сооруженных из еловых веток шалашах, греясь у костров.
- Зато уже завтра вас ждут теплые натопленные избы, хорошая еда и женщины... Как только вырежете тех ублюдков с севера.. - Поучал своих воинов Орм. - Главное - будьте начеку, когда приблизитесь к деревне. Там наверяка будут дозоры...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 23-12-2006, 0:22

Кари Лысый твёрдо держал своих. Да и люди, в основном были испытанные, матёрые. Первогодков, кого мамки только в эту зиму снарядили в поход, было раз, два и обчёлся. Да и тех старшие, опытные воины по одному в дозоры не отпускали. Вот и сегодня так. Светило тусклое зимнее солнышко. Кари стоял на крыльце и всматривался вдаль. Всё было спокойно. Пять дозоров только утром сменились, и за охрану поселения можно было не волноваться.
- Сигурд! Крикнул Кари помощнику, - выводи молодых. Нечего им тянуться. Пусть мастерство повышают.
Кари любил, когда его люди тренировались с боевым оружием. В поход шли не несмышлёныши. А уж коли кто и покалечится, так на всё воля богов.
Вскоре на поле завязался тренировочный бой молодых воинов. Усатые ветераны стояли вокруг и подбадривали то одного то другого бойца за удачные удары, кривились, когда выходило кривовато, давали советы и тут же заключали ставки на победу того или иного из бойцов.

Со Скальдом
Утром, едва рассвело, войско Харека опять двинулось в путь, теперь уже с удвоенной прытью. После полудня, когда настало уже время для второго завтрака, наконец, показались дымы из печных труб селения Лэкнисхенд. Харек остановил воинов на опушке, и велел сложить лыжи на сани, объяснив, что лыжи хороши для дальнего перехода, но не для ближнего боя, так как лишают маневренности. Затем он разделил всех на 10 отрядов по два десятка воинов в каждом, и разделил войско на две части, поручив командование вторым отрядом молодому ярлу из Нортумбрии по имени Ульв. Он показал Ульву направление, куда двигаться, а сам вместе с двумя саамскими проводниками и пятью лучниками отправился в обход вокруг деревни, чтобы зайти с другой стороны... И тут они увидели одинокий дымок от костра прямо посреди лесной чащи... Там была засека... Дымок вился не спроста. Именно в этот момент доблестные защитники Лэкнисхенда трапезничали. Не весь же день всматриваться в густые заросли, тщась увидеть злобного врага, которого может и не быть поблизости, и пугаясь от малейшего крика птицы. Тем более, что мороз не давал сидеть на месте, и от долгого лежания в укрытиях можно было и зимнюю болезнь прихватить.
- Кай, плесни-ка кипяточку, да Мунди прикрой - суровый бородатый викинг послал двадцатилетнего за отваром, стоящим на огне, а сам принялся смотреть, не кончились ли дровишки. Третий дозорный, Мунди Рваный, кутаясь от ветра, отошёл от костра по малой надобности. Кай, не зная, что делать в первую очередь, решил, что сперва кипяток и потянулся за котелком.
И тут в незащищенную кожаным дублетом шею парня впилась стрела с совиным оперением.
- Э... - только и сказал Кай и шлёпнулся возле костра. Котел опрокинулся. Отвар вылился на землю. Седоусый напарник, обернулся посмотреть, что там случилось, но было уже поздно.
Перед ним буквально вынырнул из зарослей рослый викинг с волчьей шкурой на плечах, и со всей силы метнул в седоусого копье. Копье с легким жужжанием рассекало воздух, и с ходу пробило грудь дозорного.
- Мунди, беги, - были последние слова викинга, и он свалился рядом с Каем, не понимая, что слова, вырвавшиеся из его глотки, больше напоминают хрип, чем крик и товарищ вряд ли услышит его предсмертные слова.
Тем временем парень услышал, как заскрипел наст под чьими-то ногами и обернулся, и тут же острие копья воткнулось ему в горло.
- Стой и не шевелись, - сказал воин, и легонько нажал наконечником на горло. - Одно движение, и ты мертвец. Если ты, конечно, не хочешь придти к Хель со спущенными штанами. Вдруг да оценит. Все таки женщина, хоть и мертвая наполовину. Викинги заржали.
Ситуация была не из лёгких. Мунди посмотрел на окружающих его людей и кивнул. Жить хотелось больше.
- Свяжите ему руки,- приказал Харек. - Сколько людей у вас в деревне? Отвечай, а то отправим в Хель. Жратвы тут на всех не хватит, так что церемониться не будем.
- Скажешь - отпустим восвояси? - добавил одноглазый воин, стоявший слева, - Без оружия конечно, но шанс остаться в живых тебе дадим. Только не вздумай идти в сторону деревни. Увидим - убьем на месте. Ну?
Выдавать своих Мунди не собирался. О судьбе своей догадывался более чем и понимал, что пока нападавшие не всё знают, он живёт. Но и то, что сперва его будут спрашивать известные им вещи, тоже понимал, поэтому численность населения деревни, в которой они остановились, он назвал более-менее точно, хоть и сперва хорошенько поразмыслив, для виду, над своими словами.

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-12-2006, 18:54

Хаки и Гурмир с ДЛ


Ночью выпал снег.. Вроде бы по сезону, но Хаки Гандальвсон все равно смотрел вокруг и дивился. Белое покрывало заботливо укрыло селение, спрятав от взора и грядь, и следы того давешенего пожара. И дома казались новыми и красиваыми, будто их нарочно убрали в честь торжества. Надо бы вспомнить празднования на родине, в землях Альвхеймера. но память упорно подсовывало другое событие. Свадьбу Хальвдана Черного и Рагхильды, ту самую, на которой Хаки был в роли прислуги, неузнанный и потому отпущенный с миром.
Супротив ожиданий, воспоминания Хаки не злили, скорее - настраивали на мечтательный лад. Рагхильда никогда не была ему люба, вся идея с ее похищением было плодом Гандальвова ума да измышлений о пользе для рода. А потому попавшийся на глаза Гурмир, своим лицом и статью напомнивший отца, тоже вызвал у конунжича неожиданно добрые чувства. Хаки продолжал надеятся, что юный викинг смягчит свое сердце и откроет уши для его слов. Сын Гандальва уже хотел первым произнести приветствие, затеяв беседу, как неожиданно к нему подошел один из местных мужчин, комкая в руках шапку.
- Приветисую тебя, ярл. Тут у нас с соседом размолвка нежданная вышла. Подсоби нам с решением, сделай милость. Страсть, как надеемся на мудрость твою - ибо сами разобраться в сим деле не сдюжили.
Для Гурмира видеть лицо конунжича было неприятно в любую погоду, а в снего - почему-то особенно. А потому он хотел было свернуть за угол ближайшего дома, лишь бы не видеть Хаки, вот только подошедший к нему селянин с просьбою своею заинтересовал воина. Захотелось Гурмиру послушать, о чем они толковать будут.
- Судить люд - дело старейшены, судить воителей - дело конунга. А же не тот и не иной, - удивленно молвил Хаки. - Старейшина наш уже пирует в Чертоге воинов, - ответил осмелевший селянин, видя, что викинг не гонит его с глаз да не грозит кнутом али палками. - А конунг далече, да и не служим мы ему более. К кому же идти с такой просьбой, воитель? Ежели только к тебе, о других воинах конунга твоего мы мало, что ведаем.
Неужели эти оборванцы агдирские Хаки конунгом уже считают. Хаки Малодушного. Премного удивился Гурмир, слыша такие слова, да еще и из уст недванего врага... Хотя - разве можно считать врагами селян, да земледельцев - песью сыть. Они к тому, кто посильнее всегда жмуться, защиты ищут себе. Ни чести, ни доблести в них нет.
Таким размышлениям предавался юный Гурмир, да продолжал смотреть.
- Не по чести это - отказывать в просьбе, тем более, что не будет мне с того никакого убытка, - ответил Хаки, справившись с изумлением. - Веди же меня к соседу, а по дороге сказывай, сколь серьезное у вас дело. Возможно, и впрямь придется нам ярла Барвайга тревожить. Селянин побледнел и отрицательно замотал головой. Все захватчики, кроме Хаки, по-преднему внушали народу опасение, а Барвайг, редко показывавшийся из усадьбы, пугал их почти так же, как далекий Гандальв, представлявшийся в невежественном сознании людей пасынком Одина с богатырской статьи и - уж конечно - столь же беспощадного к слабым. Вестимо ли: такого героя судом озадачивать? Ему можно разве что молится. А вот Хаки - почти свой, ему и пожалостится можно, как отцу родному, и не пугаться за жизнь свои после таких слов. Трусов тут было мало - но кто же хочет жену да деток по дурости сиротить?
- Нет нужды ходить к ярлу, о Хаки. Мы верим в твою мудрость.
- Никак знатным конунгом себя чувствуешь, Хаки, - не сдержался Гурмир, подходя поближе. - Смотрю я и думаю, почему разный сброд к тебе тянеться со своими просьбами, а ты и рад откликнуться.
Никогда не был юноша сдержан на язык, и хмеля не требовалось, чтобы слово острое и обидное соскользнуло, особенно если чем-то не люб был ему собеседник, Хаки же воплощал в себе все, что так неприятно было Гурмиру.
- А ты не думал – почему люд не тянется к тебе, воин из рода воинов? – спокойно вопросил Хаки, в то время, как его собеседник, невольно отпрянул назад, оскорбленный словами юнца. Гурмир годился селянину в младшие сыновья, если не во внуки, а собственную родню за такие слова он испокон века драл прутьями во хлеву. Не дело это, коли младшие не чтят старшинства. И мужчине стало обидно за Хаки, - а восхищение выдержкой молодого ярла удвоилось. Не каждый так сразит метким словом, ох, не каждый. Иной предпочтет стрелу али кинжал в спину.
- Воину должно в бою остроту меча проверять, - скривился уязвленный викинг. - А ты только и можешь, что разговоры городить. От такого конунга одни беды.
Брага, что с вечера нашли в одном погребе молодые гридни, давала о себе знать - крепкий был напиток, добротный, с любовью сваренный, да настоянный. А уж сколько выпили - одному Одину известно, да еще то известно, что Гурмир среди других больше всего браги приговорил, потому и сейчас, не смотря на снег, да прохладный ветер, не весь хмель из головы повыветрился.
Хаки в ответ лишь повернулся спиной, и пошел прочь.

Вестфольд. Селение близ усадьбы. Хаки.

Сын Гандальва следовал за селянином, назвавшимся Фроди Рыжим (и впрямь – рыж был некогда, да уже седина волос убелила) – и размышлял. Селянин же искоса поглядывал на альвхеймерца, находясь во внутреннем раздрае. С одной стороны – промолчать всяко безопаснее. С другой – любопытство свойственно ни единому лишь Локки, люди тоже таким страдают. Ближе к концу улице интерес пересилил. Тем паче, что пришлый ярл вроде как не расправу не скор, а потому, может, и не осерчает на скудоумного.
- Прости слова мои неразумные, ярл, но почто позволяешь ты юноше безусому лаять тебя перед всеми? Уже второй раз возвышает он голос против тебя,
забыв про вежество и чтя старшинства.
- Гурмир молод, - рассеянно ответил Хаки. – У него пока кровь горяча да разумения мало. Войдет в возраст, остепенится – все это пройдет.
- Не скажи, ясноокий ярл, - покачал головой селянин. – Молодые – они во всех землях одинаковы, и беда, если твердой руки родительской на них нет. Ох, и ломают они тогда дрова, удаль доказывая. Да и головы - тоже. Одна печаль от таких родовичам… а виновен вестимо тот, кто слишком бережет их от науки. Не набив шишек ходить не научишься.
- Возможно, ты и прав, Фроди Рыжий. Боги не дали мне детей, и нет у меня опыта их воспитания. Кроме того, Гурмир мне – не родич, едва ли есть у меня право голос на него возвышать.
- А у него, значит, это право имеется? – проницательно прищурился мужик. Хаки промолчал. Не получив ответа, Фроди продолжил:
- Он что – сын вашему конунгу, что ты, ярл, так его бережешь? – это предположение было настолько противоположно истине, что вызвало у конунжича невольный смешок.
- Фрейа-волшебница и златокудрая Сид не столь благосклонны к Гандальву, - ответил Хаки случайному знакомцу. – Сын у него ныне только один. Ты, конечно, знаешь историю этого рода – все в этих землях происходило. Здесь и родитель Гурмира голову сложил. Не совладал славный викинг с агдирским волком, не сдюжил.
У Фроди было что сказать насчет «славного» - молва передала, как именно пленены были альвхеймерцы, и справедливой сочли старики такую кару за клятвопреступление. Но говорить это ярлу из отряда Гандальва было бы лишним.
Как ни добр у ним Хаки, а все же плох тот гридень, что поношение на конунга и воинов его без наказания оставит. Честь для властителя первое дело, и не след позволять всякому люду имя его в грязи полоскать.

Так уж виышло, что сами боги оказались не на стороне Харальда, окружив его владения кольцом непримиримых недругов. Много врагов нажил Хальвдан Черный, мало верных союзников было у него. На западе на Агдир точили клинки люди конунга Рагаланда, и его родичи, в Хрингарике правил Гормкиль Гримкильсон, и его ярлы, Вестфольд и Вингульмерк сумели захватить альвхеймарцы, да и братья Эйстенсоны без дела не сидели.
Приближалась лютая зима, и первые снега выпали, словно хороня под собой последнюю надежду Агдирского конунга, поскольку даже самый искусный из вождей не способен воевать сразу со столькими врагами.

Первые снега выпали на землю, что уже несколько дней маячила за левым бортом драккара. Гутхорм Олень Хрингарики нахмурился.
"Если так пойдёт и дальше, то лёд прочно скуёт фиорды, и тогда нам придётся туго" - подумал он.
Ветер был попутный, а потому крабли шли на одних лишь парусах.
- Сесть на вёсла! - скомандовал ярл. - Мы должны успеть в Хрингарику до того, как лёд нас остановит!
Вёсла были извлечены и вставлены в специальные отверстия.
- Хей-ха! Хей-ха! - опытные дружинники взяли ритм гребли легко, молодёжь втянулась следом.
"Успеем ли мы? - гадал Гутхорм. - Должны успеть!"

*Вместе с Тельтиаром

Вечером второго дня Асмунд вернулся в дом мрачнее тучи. После отъезда отца он заменил его, как Агдирский Ярл, и вот, последние новости, принесенные им, были весьма неутешительны. Отослав прочь слуг и домашних, он приказал оставить его с гостями и позвать Тормунда Рябого, старшего среди гридней. Молодой воин сам зажег свечи, поставив их на стол в тесной комнатке, и всмотрелся в лица собравшихся.
- Недобрые вести принес я, - молвил он. - Эйнар, что прозван Губителем Заговоренных, о тебе ходила молва, как о великом воине, и желал ты добрую службу сослужить нашему конунгу. Время пришло.
- Немало вражеской крови обагрило мою секиру,- так молвил Эйнар, слегка нахмурив густые брови,- однако поет еще сталь в моих руках и не утолена ее жажда. Я готов сражаться плечом к плечу с тобой и твоими воинами, если возникнет в том нужда. Доброе пиво и свежее мясо вкушал я под этой крышей - пусть же знаком дружбы станет яростный бой, из тех, что всегда теснее сплачивают мужей и определяют цену дружбе.
- Хорошие слова, вдвойне хороши, когда произнесены достойным мужем, - ответствовал Асмунд, дотронувшись до подбородка, словно проверяя - растет ли борода, вот только - не пришло еще время ей расти, но на его юном, почти мальчишеском лице, все же показалась улыбка. - Отец мой, ровно как и Харек Ярл в свое время воевали против отца того, кто ныне беззаконно правит в вотчине нашей славной Кюны Рагхильды и ее брата Гутхорма Конунга. Гримкиль имя ему.
- Доброе дело совершим мы, если поможем Рагхильде и брату ее прогнать наглых захватчиков, кои, словно муравьи, чувствующие запах меда, явились в дом, где видеть их совсем не рады. Как насекомых, должны мы вымести их оттуда, дабы в корне пресечь подобные посягательства на собственность наших союзников и друзей - произнесла дева битв, слегка коснувшись руки мужа.
- Воистину, мудрые слова говорит жена моя,- поддержал ее Эйнар, - смирение - это удел монахов, мы же поступками своими заслужим себе место в раю
- Мужественные деяния ведут в Валгаллу, - не по-юношески твердо произнес Асмунд. - Таковы были слова мудрого Торлейва, что надлежит нам забрать воинов наших и идти в Хрингарики, а там расправиться с врагами конунга и Гутхорма Сигурдсона встретить.
- Согласен я с планом Торлейва, - после некоторого раздумья произнес Эйнар, - воины наши сильны - переход до Хрингарики не займет много времени. Отдохнем мы хорошенько после битвы, празднуя нашу победу в доме Рагхильды.
Эйнар лишь слегка покачал головой, ничего не ответив на комментарий сына Альхейма. Они с Сигрун удалились в одну из отведенных им комнат, дабы отдохнуть перед пиром, а также ради разговора.
- Жаль, что Бог не послал нам сына, - посетовала Сигрун, печально глядя на мужа.
- Да, достойны были слова Асмунда. Великим воином будет он, но жаль мне, если сердце его покроется суевериями, словно льдом и навек останется холодно.
- Пылкая его душа еще не ожесточилась в битвах, словно горячее железо она - придавай любую форму, коль ты умелый кузнец, - задумчиво произнесла девушка, сплетая и расплетая пальцы.
Эйнар поймал ее пальцы, заключил ладони девушки в свои, отметив, насколько они холодны.
- Я тоже молю Бога день и ночь, прося его быть милосердным к нам и озарить нашу жизнь рождением ребенка. Но, видимо, грехи наши слишком тяжелы и долго следует нам искупать их...
- Быть может, если мы сможем отвратить юную душу от почитания идолов, Господь смилостивится? - глядя невидящими глазами куда-то вдаль, произнесла Сигрун
- Я поговорю с Асмундом, душа моя… Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, дабы не пошел он тропою, ведущей к адовым воротам
Пир прошел в напряженном веселии, мало на нем было знатных воинов - многие слишком ушли с Харальдом, а после с Альхеймом, те же, что остались - сейчас прощались с родовичами, да собирались в путь. Не близко было идти до Хрингарики - гораздо ближе Харальду этот путь был бы, да связан конунг силами Гандальва, ровно как и Харек, должен был еще биться с сынами Эйстена.
Поутру выступили воины, с храброй дружиной - немало воинов было с ними как гордых русичей, так и отважных викингов, числом не меньше семи сотен, и вели их храбрые мужи. Но тяжело было на сердце у Асмунда - слишком малая рать в Агдире. Оставалась, одна надежда - до весны вернуться, иначе от соседей жди беды: давно уже, поди, мечи да стрелы каленые точат на Хальвданово наследство.

Сообщение отредактировал Ноэль - 26-12-2006, 21:29

На засеке возле Чёрного камня было спокойно. Гюнтер Рваный только что закончил свой круг бдения и протёр глаза. Всё спокойно. Можно было и вздремнуть часок. Скоро их должны и сменить. Сон смежал покрасневшие, напряжённые очи и сваливал опытного воина на кучу лапника. Позади была напряженная. Можно немного положитться и на молодых. Один из них,Оттар, бдительно расхаживал вправо-влево, вглядываясь в лесную чащу и прислушиваясь к подозрительным шумам. Но шумов не было. Стрекотали синицы, прыгая по веткам, серебрился иней. Чёрный Камень, оправдывая своё название, выделялся одиноким пятном. Юноша прислонился к нему и засмотрелся на птах. Ишь, прыгают шустрые. Значит - всё спокойно. Да и откуда тут враги. Эти ветераны вечно перестраховываются, лишь бы их молодых гонять. Вон и Рыжий Сигурд того же мнения. Тоже надвинул шлём на глаза и, вроде как, похрапыват.

Первая застава
- Ну. Теперь пошел вон. - Харек что есть силы пнул парня сапогом под зад. - И чтобы больше на глаза мне не попадался!
парень побежал, быстро перебирая ногами, несколько раз поскользнулся, но удержался на ногах, и скрылся в чаще.
- Ну и зачем было ему оставлять жизнь? - спросил Орм, хмурясь и теребя ус.
- А зачем нам его тут убивать? Надо же ему дать хоть небольшой шанс на жизнь. Он то нам оказал какую-то помощь - неважно добровольно или нет... Потому что больше никому мы этого дать не сможем. Здесь не хватит припасов еще и на пленных...
Харек отдал команду, и отряд, растянувшийся цепочкой, двинулся к деревне, подходя к другой - вернее третьей заставе.

А в это время другой отряд во главе с Хрольвом Рыжебородым двигался в обход, приближаясь к деревне с северной стороны... Солнце начало припекать, снег немного подтаял, и стало очень скользко. То и дело кто-то из воинов падал, и поднимался, ругаясь и отряхиваясь. О том, чтобы подобраться незаметно датчане как-то подзабыли, да и не учил их никто этому умению. Настоящий воин идет так, что земля дрожит под ногами, стучит оружием о щит, призывая богов на помощь в ратном деле, и выкрикивая оскорбления в адрес противника. А крадутся незаметно только трусы, кому ратное дело не по плечу, и кто может только стрелу пустить, спртавшись за стволом дерева или частоколом. Вот как эти охотники - финны. Все с луками. О том чтобы самому на зверя с копьем или рогатиной пойти и речи нет...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 28-12-2006, 11:47

На севере от деревни Эрик Громобой и ещё двое из его десятка пришёл сменить тех людей, что ночевали там. Пока старшие троек обменивались репликами, остальные смотрели на лес и внимательно слушали, нет ли посторонних шумов. Не стоило терять бдительность даже на мгновение, ведь от этого зависела и их жизнь тоже. Стоило проспать лишний час, и следующий рассвет можно было встретить разве что в Валгалле.
- Эрик, - молодой чернявый Густав, вертевший головой вправо-влево, вдруг окликнул старшого, - Синиц не слышно. Что-то неладно. Тот тоже прислушался. Да, пение смолкло. Зато всполошилось вороньё. Эти как раз галдят по любому поводу, когда их беспокоят.
- Внимание... - замерли уже абсолютно все. И тут из чащи показалась чья-то харя. Свои тут не ходят. Значит враги.
- Густав, в деревню. Бегом, недоделанный. Шутки кончились.
И молодой воин, низко пригибаясь, помчался по своим же следам назад, петляя между могучих деревьев.
- Взять его, - приказ Эрика был краток, но преждевременен. За первым врагом показался второй, а за ним ещё и ещё.
- Бей всех. Последнего живьём.
И тут они, мягко говоря, просчитались. С десяток рож вынырнули из-за деревьев, застучали мечи об щиты, разносясь по лесу многократным эхом, и нечеловеческий вой и рев разнесся по лесу, всполошив всех птиц. Сразу с десяток копий полетели в сторону дозорных.

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-12-2006, 15:13

Приближалась зима, а значит – надо было успеть ударить до наступления настоящих холодов. Харальд не сомневался, что его воины выйдут и в снежное поле… да только лучше все ж биться в теплую погоду.
И к этому он был готов.
Многие дивились: как переменился юный конунг. Особенно родичи – которые знали сердце Харальда, и точно могли сказать, когда он скрывает неуверенность, а когда на деле полон решимости.
Сам юноша никому не рассказывал о том, почему он изменился. И лишь легкая улыбка скользила по лицу, когда до него доносился шепот «Сдается, благословение богов на нашем конунге…»
Как ни странно, но воины были совершенно правы.
В ночь после памятного пира Харальд долго не мог уснуть. Привыкал к тому, что теперь он правит. Именно он… и что теперь от его слова и дела будет зависеть судьба окрестных земель.
Но в конце концов молодое тело потребовало отдыха – и веки смежились.
Он стоял посреди весеннего луга; солнечные лучи мягко касались волос. Жарко не было, хотя свет и был очень ярким.
Чуть впереди лежал громадный валун… а рядом с ним сидел человек, неторопливо точивший меч.
Впрочем… да человек ли? На две головы выше Харальда, явно куда сильнее, да и чувствуется от него… что-то такое…
Он повернул голову, и Харальд окончательно утвердился в своих предположениях. Не бывает у людей таких спокойных-преспокойных глаз, в глубине которых сверкает сталь. Похожие – встречаются, но не такие.
А потом он его узнал… непонятно почему.
– Привет тебе, Видар Одинссон, – склонил голову конунг. Перед богом – не зазорно.
– Привет и тебе, Харальд Хальвдансон, – отозвался сын Одина. – Садись.
Юноша сел рядом; Видар же вновь принялся затачивать меч. Простой клинок, прямая рукоять, прочное лезвие. Ничего особенного… да только не в мече дело. Вся фигура его хозяина дышала уверенностью – и чувствовалось, что он любым оружием развалит любого врага.
– Важен не меч, а рука, – неожиданно сказал молчаливый бог, полностью в тон мыслям Харальда. – Рука – ты.
«А меч – мои люди, – мысленно закончил фразу Харальд. – И даже если рука еще не принадлежит взрослому… другой нет. А значит…»
– Спасибо, – негромко произнес он вслух. И, помедлив, не удержался от вопроса: – Но… почему ты?
– Отец приходит к мудрецам и правящим давно, – Видар не отрывал глаз от клинка меча. – Брат-Молот приходит к знаменитым воинам. А я просто прихожу. И молчу.
– Порой молчание лучше длинных речей и песен скальдов, – задумчиво кивнул Харальд.
– Порой, – согласился Видар.
Проснувшись, конунг ощутил странную уверенность в себе… и властность. Да, властность. Которые и сохранились до сих пор.

Сейчас Харальд склонился над картой, глядя на Вестфольд. За Хрингарику он был спокоен – Гутхорм вышибет мятежников со своей земли не хуже, чем Тор – мозги ётуну.
А вот Вестфольд…
– Торир выступил? – негромко поинтересовался Харальд.
– Да, конунг, – кивнул Хёмунд.
– Пошлите ему весть – мы идем следом. И еще… пусть передаст предводителю альхейвмарцев мое слово – я вызываю его на бой. Кто победит – тот и примет под свою руку Вестфольд.
Рискованно. Но затягивать поход нельзя; если есть возможность одним ударом убрать врага – надо бить.
Конечно, Харальд был юн. Но уверенность, оставшаяся после разговора с Видаром, по-прежнему жила в его душе; так что он был убежден в победе.
– Выступаем немедля, Хёмунд. Почему ты еще здесь?

Эгиль разрывался между желанием отыскать этого «Харека» и обрести поддержку… и опасением упустить Барвайга и его людей. Кто знает… может, они продолжат свой поход?
Серые братья принесли весть – кто-то из других людей ходил близ Вестфольда. Эгиль не разбирался в воинских делах, но счел, что это может стать подготовкой к удару.
Ему не слишком хотелось вмешиваться в войны. Но… убийцы отца не должны были уйти в Вальгаллу под мечами противников. Не должны.
Кроме того, был тот тезка сына конунга… в котором чувствовалось такое же одиночество. Друзей у Эгиля не было, и он не думал, что этот человек может стать ему другом. Но все же… после Ворона он был единственным, с которым вожак стаи говорил.
В конце концов Эгиль принял решение – он придет в Вестфольд, и там узнает, что и как происходит. Даже над маской думать не надо; слепой скальд с псом-поводырем – чем не маска?

(совместно с Визетом)
Агдир. Торлейв жрец Тора сын Торгрима.
Прибыв на смотровой холм, Торлейв не застал никого. Он увидел следы недавнего пребывания здесь большого отряда, и цепочку следов, одну ведущую на север в сторону реки, и другую, идущую в сторону усадьбы в Агдире. Снова пришлось бросить руны. И руны не подвели: некто старший и опытный пошел на север, а юный и неопытный пошел на юг. Торлейв дал своему коню немного отдохнуть, развел костер, согрел воды из выпавшего снега, пустил свою лошадь попастись и отдохнуть. Снег был мягкий, и лошади не стоило больших трудов выкопать пучки завядшей осенней травы. Лишь через пару часов жрец пустился в путь. Утром он был в Агдире. От слуг, гнавших скот в зимние стойбища, жрец Тора узнал, что Харальд отдал приказ готовить войско, и сам стал собираться, но он еще где-то здесь - у себя дома или рядом с воинами...
Рядом с воинами найти конунга было бы несложно. Везде где появлялся юноша, царило небывалое оживление. Сейчас же такого не наблюдалось... Поэтому, пристроив в стойле уставшую после долгой ночной скачки лошадь, Торлейв уверенно направился в Большой дом.

Харальд перебрал в памяти все подготовленное. Да, верно... жаль, что приходится так спешить. Что ж, будем надеяться, что скорость действительно дарует преимущество.
Поговорить бы с Торлейвом. Только вот где его сейчас отыщешь...

Внезапно дверь в хозяйские покои открылась, и на пороге возник жрец в меховой шапке с рогами молодого горного козла и тулупе из черной козлиной шкуры...

- А я как раз хотел тебя искать, мудрый! - обрадовано воскликнул Харальд, увидев входящего Торлейва. - Есть ли у тебя добрые вести?
Торлейв вытер ноги, и потопал на пороге, сбивая снег с кожаных сапог. Затем аккуратно прикрыл дверь.
- Есть, но недобрых больше. Прибыл отряд некоего Харека Волка, который воевал бок о бок с твоим отцом. Он привел большой отряд в семь сотен, и я уже отослал его в Раумарики воевать с братьями Эйстейнсонами. С сожалением скажу, что он оставил наших богов и теперь чтит чужого бога. Потому я решил не гневить наших богов, а отправить его подальше, чтобы он принес свою пользу, но не принес нам вреда...
- Об этом я уже слышал, хотя и не знал деталей, - кивнул Харальд. - Случилось ли еще что-то?
- Еще прибыл отряд Эйнара из Гардарики в пять сотен душ. Все хорошие и опытные воины. Он сейчас сидит в усадьбе Альвхейма Смелого в дне пути отсюда и ждет твоих распоряжений.
- Вот это интересно, - протянул Харальд. - После похода я обязательно уделю этому внимание... хотя Эйнару можно отправить весточку сейчас.
Конунг задумался, жестом попросив продолжать.
- И еще... твоя матушка уехала два дня назад куда-то с двумя служанками, не сказав ничего и никому, куда и зачем она отправилась. Нет ли ее здесь?
- Где моя матушка, мне, к сожалению, тоже неведомо. А что говорят твои руны?
- Пока что она не в опасности, но кто знает, что будет завтра? Может, она поехала в святилище на Севере, молить богов он нашей победе?
- Не будем загадывать. Я сам беспокоюсь о моей матери, но она ничего не делает просто так. И она всегда знает что делает. Какие еще вести привез ты, Торлейв?
- Дошли до меня вести, которые предназначались тебе, мой конунг, что альвхеймарцы уже в Вестфольде, и ведет их сам Гандальв - конунг.. Они спустились на многих кораблях вниз по Согну, и разорили всю северную четверть, и народа там много сгубили, и где они сейчас - неведомо. А про Винугульмерк вообще ничего неясно - вестей оттуда нет, и посланники наши к местному ярлу еще не вернулись. Может, от Харека придут вести - на пути в Раумарики ему не миновать Винугльмерка. Скоро все и узнаем... Нам надо идти сначала в Вестфольд, чтобы там отрезать Гандальва от возможных подкреплений, и отбить у него вотчину твоего отца...
- Мы сейчас туда выступаем, - прервал его Харальд. - Так решил мой дядя, и я был с ним согласен, и ждал тебя, чтобы начать поход. Говорят, ты сведущ не только в делах богов, но и в военной науке...
- Это верно. Первым делом нам надо покончить с серым псом раз и навсегда, и успеть вернуться назад в Агдир к весне, потому что купцы говорят, что в Рогаланде и Теламерке уже точат мечи и собирают войска. И явно не против Эрика коннунга Хьйордаланда... Я вот подумал, ведь у него нету причин любить наших соседей. Кроме того, у него растет дочь-красавица на выданье - если скрепить браком союз с ним, то никто из наших соседей не западе не решится напасть на нас, иначе получат войну на два фронта. Как ты смотришь насчте женитьбы, Харальд? Знаю, ты еще слишком юн, но год пройдет со времени обручения, прежде чем тебя обяжут возлечь с девой на ложе, чтобы скрепить брак, а до того союз с Хьйордаленном был бы нам просто необходим.
- Недавно мы застали в пути посланца с далекого севера. Конунг Трандхейма предлагал мне жениться на его дочери в обмен на союз и ее приданое. Она, правда, как мне сказали, на несколько лет старше меня и говорят слаба глазами, но может родить наследников. Так кого мне выбрать?
- Ты конунг из рода богов, Харальд. Ты можешь взять одновременно и двух, и трех жен, и никто худого слова о тебе не скажет. Это твое право. А если ты через брак сможешь обеспечить мир и союз с могучими правителями - то не следует от такого брака отказываться. А что до твоей невесты... Она всего лишь дочь твоего ярла. Ты ведь любишь её?
Харальд кивнул, и лицо его помрачнело.
- Люби ее, тебе никто не запрещает. Бери ее наложницей, если отец ее не будет против...
- Он будет против... И она тоже...
- Ты уходишь на войну. А она пусть решает сама. Но сдается мне, ее отец может переменить планы насчет ее. Ее отец может быть уже не ходит среди живых... И приданого за ней уже может не быть. Северный Агдир разорен Гандальвом. И если он уже вошел в Восточный Агдир... Может статься, кто-то из его ярлов уже забрал твою невесту в наложницы, если ее не забрали в рабыни...
- О нет! Моя Эльвхильд...- Харальд тяжело опустился на скамью и закрыл лицо руками. Торлейв присел рядом, и положил мальчику руку на плечо.
- Думай лишь о том, как покарать наших врагов за вероломство и жестокость. И возноси молитвы и жертвы богам, чтобы они нам даровали победу над Гандальвом. Если Норны не сплели ваши судьбы так, чтобы они вновь переплелись... У конунгов своя судьба, и никто из них не женится по любви... Брак - это способ породниться с соседями, и лучший способ сделать возможных врагов добрыми друзьями. А Хальдван и так оставил нам в наследство слишком много врагов и ни одного верного друга...
- А как же Харек, Эйнар? А как же мой дядя?
- Они соратники, верные своей клятве... Ему повезло тогда с соратниками ... Но вот находить друзей среди тех, кто ему не подчинялся добровольно, он не умел и так не научился за всю свою жизнь... не повторяй же ты его ошибок... Войны выигрывает не только сталь...

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-12-2006, 15:22

Со Скальдом
Полетело десять, но долетели не все. Далековато ещё было нападающим до прицельного выстрела. Три копья врезались в землю, не долетев до воинов Фроди. Несколько на излёте были отбиты щитами. Лишь Берну, не успевшему развернуться в навстречу наступавшим и глядящему в противоположную сторону, летящее копьё пробило левую икру и он, ругаясь, упал на четвереньки. Но, не взирая на это, воин вытащил меч и приготовился, как и все прочие, встретить волну наступавших вместе с товарищами. Десяток пришельцев сцепились с дозорными в рукопашной, а тем временем остальные датчане стали выходить из зарослей и подходить к сражающимся с флангов. И вскоре они обступили со всех сторон. Трое датчан упали, окрасив снег своей кровью, и еще один десяток вступил в бой. Рыжебородый воин в круглом шлеме из вороненой стали, какие носили в Валанде, прокричал нараспев фразу посвящения жертвы Одину, и швырнул жертвенное копье в ближайшего к нему воина. Бой был короткий и жестокий. Что пощады не будет, защитники поняли даже раньше, чем произошло посвящение, а потому лишь старались унести с собой как можно большее число врагов. Успокаивало одно, что нападавшие, кажется, не заметили гонца, который ринулся в сторону деревни, и они будут отомщены. Эрик махал секирой, как берсерк, только успевая отбивать сыпавшиеся градом со всех сторон удары. Вот уже упал и Берн и Свен Жжёный, прикрывавший ему спину, а он всё стоял, как пень и сопротивлялся противникам, которые не могли подойти к нему больше чем втроём, ибо боялись задеть друг друга. И его прикончило то самое жертвенное копье, которое рыжий Хрольв подобрал в пылу битвы. Копье, сделанное из черного небесного железа, вонзилось Эрику в левый бок, между нашитыми железными пластинами, и, пробив куртку, вышло посреди спины, прочно застряв в теле викинга. Воин осел в рыхлый снег с улыбкой на устах. Теперь он встретится с товарищами в Валгалле. Датчане подобрали тела убитых хейдемарцев, и, пронзив их копьями, подвесили на ближайшем ясене.
- Это была славная жертва, - произнес Хрольв, вытирая кровь с кольчуги обрывком полотна. - Но если и другие будут сражаться так же, а вы будете такими же тюфяками... Вас просто перебьют. Соберитесь и покажите что вы тоже не худшие воины, чем все эти оборванцы. Их было всего пятеро, а наших полегло вдвое больше! Так не годится! Или вы совсем драться разучились? Каждый, кто распустит нюни, - мертвец. Помните про это. Немного нам осталось странствовать. Возьмем эту деревню - в ней и осядем. До самой весны. Уж я Харека - ярла уговорю.
А теперь идем на эту деревню. Скорее всего, там уже нас ждут. Нас ждет славная битва... Но сначала похороним под ветками этих остолопов, что так легко дали себя убить.
- А может спалить их на костре?
- Нет времени. И потом... нам еще могут понадобиться их оружие и доспехи... сделайте зарубки на деревьях, чтобы бы нашли это место...
Через полчаса весь отряд, уже не таясь, направился к деревне... Там их уже ждали...

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-12-2006, 15:38

Драккар Гутхорма с шумом разрезал своими носом каменистый берег небольшого фиорда. Множество сильных мужских рук вытащили боевой корабль из воды. Гутхорм вдохнул полной грудью и нахмурился. Да, это был воздух Хрингарики, но...как будто к нему что-то примешалось. Был ли это дым от сгоревших деревень, или запах тления от пущенных на корм воронью трупов, но одно Гутхорм знал точно - его родине нанесена страшная рана. Со временем она затянется, но заразу из неё надо убрать. Огнём и мечом.
Тем временем, высадка продолжалась. Вот уже три из шести драккаров ярла Хрингарики были вытащенны на берег.
"Неплохо бы сходить, да разузнать, что и как!" - подумал Гутхорм.
- Пятьдесят воинов со мной. Остальные пусть разбивают лагерь! - приказал он.
Естественно, десятка самолично обученных им юнцов вызвалась первой. У каждого из них оружие было парным - либо мечи, либо топоры. И доспехи они носили исключительно лёгкие. Бывалые воины, также вставшие с Гутхормом косились на них с недоверием, не подведут ли, но ярл был сама уверенность.
Когда нужное количество воинов набралось, Гутхорм выступил в путь. Он помнил, что неподалёку отсюда, за земляной грядой, есть рыбацкая деревушка, которая вполне могла стать вражеским постом здесь.
Подозрения ярла оправдались - даже издали было видно, что сейчас в деревне стоит отряд из тридцати воинов, причём у одного из домов было привязано несколько лошадей - подать весть, в случае чего.
Гутхорм решил дождаться вечера.

Печальная конная процессия ехала по пустынному краю. Небольшая кучка людей в серых одеждах, на косматых мохноногих лошадках окружала одну фигуру на высокой, крепкой каурой кобыле. То, что это была женщина, можно было узнать даже по одежде. Но вот богатство ее нисколько не соответствовало положению этой дамы.
Рагхильда ехала на лошади, погрузившись в тяжкие мысли о судьбе родной страны, сына, рода.. Были трудные и печальные дни в судьбе жены Хальфдана, и еще будут, так говорил ей разум, так подтверждало и сердце. Оставалось лишь спросить Богов, что же ожидает ее и сына, как долго им мучаться и вымолить себе долю лучшую, нежели их может ждать.
Ни слова не проронили спутники Рагхильды, только переглядывались изредка да кидали унылые взгляды на свою повелительницу. Изредка всхрапывали лошади, похрустывая серым снегом при каждом шаге.

Капище Одина.

Вот они были на месте. Рагхильда спрыгнула со своей кобылы и степенным, спокойным шагом направилась туда, где ей предстояло провести довольно много времени, говоря с богами. Ведь когда обращаешься к ним, спешка недопустима. Женщина медленно взошла на небольшой холм. Опустилась на колени, подняла глаза к небу.
Бледные, потрескавшиеся губы зашептали слова древней молитвы. Боги, Рагхильда говорит с вами!
Глаза правительницы были прикрыты, веки слегка дергались.
Орел летел по небу, преследуемый двумя другими орлами. Они клюют его, он пытается защищаться, окровавленные перья летят во все стороны. И, как это ни странно, он одерживает победу и с трудом долетает до гнезда. Но в гнезде, в гнезде его ждет змея! Вот, вот она извивается у ног орла совсем еще маленьким змеенышем, пока Орел пытается восстановить силы! Вот она съедает всех орлят, разоряет гнездо! О ужас!
Рагхильда вскрикнула, и одновременно с испуганным криком ее в небе раздался тоскливый крик ворона, пролетевшего над группой людей. Тут же среди них послышался шепот, кто-то порывался подойти к лежащей на холодной земле повелительнице, но его останавливали.
Через какое-то время она встала сама, напуганными, дикими глазами оглядела своих слуг и буквально взлетела на лошадь. При взгляде на ее лицо ужас и жалость метались в глазах тех, кто служил ей верой и правдой уже много лет - за то время, что Рагхильда молилась и видела видение (а прошло достаточно много времени, возможно несколько часов), она постарела так, будто прошло не менее десятка лет.
За госпожой сели на коней и остальныее ее спутники, и процессия двинулась в путь.

Дождавшись ночи, Гутхорм и его воины выдвинулись к деревне занятой врагом. Старые и бывалые воины не роптали на кажущуюся "трусость" ярла. Они понимали - сейчас нужно не только победить в битве, но и не дать врагам передать весть Гримкилю. А потому отряд Гутхорма осторожно пробирался к деревне под покровом ночи. Густые зимние тучи затянули небо, ни малейший ветерок не колыхал стяга Гримкиля, вывешенного над одним из срубов. Ярл Хрингарики подобрался на расстояние выстрела, опытным взглядом наметил часовых и коротко кивнул лучникам.
Засвистели стрелы, и ночь разорвали крики раненных и убитых, а также пронзительное ржание гибнущих лошадей. Гутхорм не хотел давать врагам ни малейшего шанса.
Воины Гримкиля высыпали из срубов на улицу. Некоторые, зелёные новички без сомнения, даже не успели надеть броню, но большая часть была в полном вооружении.
- В атаку! - скомандовал ярл Хрингарики. - Сыны Одина, начали!
Последняя фраза была сигналом для его десятки. Парни, все как один, полезли под кольчуги, что-то оттуда извлекли и быстро сунули в рот. Мгновение спустя, первый из них издал рёв взбешённого тура из лесов Гардарики и ринулся в бой. За ним последовали все остальные.
- Берсерки!!!! - завопил кто-то, перед тем, как меч Гутхорма раскроил его пополам.
Воины Гримкиля содрогнулись от ужаса. Одиннадцать берсерков! Одиннадцать! Да и об одном из них до сих пор ходят легенды, как он ещё в юном возрасте убил могучего воина Хьялли. Одиннадцать Сынов Одина врубились в толпу врагов, нанося им ужасные потери и, что самое главное, начисто сломив боевой дух. Остальные воины Гутхорма быстро окружили деревню и присоединились к битве, тесня врагов со всех сторон. Вскоре всё было кончено. В живых остался лишь командир отряда, которому Гутхорм отсёк несколько пальцев в самом конце битвы, сбил с ног и крепко прижал к земле.
Когда всё закончилось, ярл встал с поверженного врага и коротко приказал:
- Возвращаемся в лагерь. Этого - допросить, но так, чтобы жив остался, и говорить потом ещё мог.
Затем ноги его подкосились и он первым рухнул на землю. Рядом с ним повалились и остальные берсерки. Проклятие Сынов Одина - бессилие берсерка подточило их силы.

Сообщение отредактировал Ноэль - 29-12-2006, 19:16

Усадьба. Барвайг Красный и Хаки Гандальвсон.

- Наши воины говорят, что в округе шныряет все больше агдирских лазутчиков, - Барвайг расстегнул пояс с оружием – и раздраженно кинул его на лавку.
- Ты ожидал иного, ярл? – в отличие от Барвайга, Хаки был полностью спокоен, и ярлу это не нравилось.
- Признаться, я рассчитывал, что Харальд так и не соберет людей для наступления.
- Он собрал, - ответил сын конунга, и истинный глава альвхеймерцев насупился, сердито сдвинув брови:
- Ты словно восхищаешься им, Хаки, - в противовес выражению лица, в тоне ярла было скорее удивление, чем осуждение.
- Наш враг - из хорошего рода, где не привыкли бросать своих слов на ветер. Судя по донесениям наших разъездов – решительности ему не занимать, - пояснил свое замечание Хаки, и ярл медленно кивнул, соглашаясь со своим конунжичем:
- Один свидетель – я предпочел бы противника постарше да повыдержаннее.
- Не боязно, ярл, что Одноглазый не поймет твоих слов? – теперь уже Хаки выглядел удивленным. – Ему любы именно берсерки, не щадящие в битве себя и других, а отнюдь не мужи с холодными головами.
- Тору – возможно, но отец его, как и всякий глава рода, поймет мои сетования, - ответил Красный ярл.
Возможно, Хаки и возразил бы ему, – но тут отворилась входная дверь, впуская запыхавшегося гридня.
- Прощения прошу, ярл Барвайг, - воин, оказавшийся одним из молодых приятелей Гурмира, начисто проигнорировал гандальвова сына, и Барвайг в который раз задумался над тем, что делать с паскудниками. Дерзость отроков переходила все мыслимые грани, но сейчас принесенные вести были важнее вражды меж альвхеймерцами.
- Надеюсь, твоя непочтительность, викинг, объяснятся срочностью вести, - неудовольствие Барвайга все же прорвалось в его голос. Юнец, полоненный собственной значимостью, этому значения не предал, а вот Хаки кинул на ярла укоризненный взгляд, разозлив его окончательно.
- Очень спешные, клянусь всеми асами, - ответил гонец. – Прибыл воин от Харальда-конунга и привез послание от своего господина. Он желает говорить только с главным в усадьбе, отказываясь отдать пакет кому-либо кроме предводителя. Гридни бы отняли – да убоялись немилости богов. Агдирский пес не оружен, – мы проверили.
- Рад я, что воины моего конунга чтят заветы предков, - ответил Барвайг. – Известно, что богу Тору милы честные схватки один на один, и он непременно осерчал бы на неразумных, поднявших руку аль меч на переговорщика. Приглашай сюда этого серого волка.
- Прикажешь ли позвать гридней в охрану, Красный ярл?
- Ты же сказал – он без оружия. Ежели что дурное умыслит – мы сдюжим зарубить его самостоятельно. Чай, не калеки безрукие, - отрезал Барвайг.
Хаки весь разговор промолчал. Что, впрочем, никого не удивило – конунжич редко брал слово на воинских советах, предпочитая потом обговаривать все лично с Барвайгом.

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-01-2007, 23:25

Тревожные вести дошли до Гримкиля ярла, что Гутхорм - наследный хозяин Хригнарики пришел воевать в его землю и забрать назад свое владение. Тогда Гримкиль послал ратную стрелу по всем ближайшим деревням, люди же Хригнарики, кто уцелел после набегов Альвхеймарцев и Хейдемарцев, были в растерянности и недоумении - кого же им величать конунгом, и кого следует слушаться. Грозен был в гневе Гримкиль ярл, и страшен был в ярости Гутхорм конунг, и стали бонды забирать свои пожитки, кто что мог прихватить, и бежали подальше в лес, оставляя пустые усадьбы и избы... Мало кого находили гонцы, присланные Гримкилем-ярлом в усадьбах - были то лишь немощные старики и калеки, которые е могли далеко уйти... Отчаявшись, послал Гримкиль-ярл гонцов в Наумадаль - к соседям Хригнарики - к правящим там братьям-близнецам, которых звали Херлауг и Хроллауг. Братья же враждовали также и с Гандальвом, конунгом Альвхеймара, и все лето были заняты тем, что сооружали родовой курган, готовясь к грядущим битвам. Этот курган был из камня и глины, и укреплен бревнами, и сооружали его на случай своей гибели, чтобы обрести посмертное пристанище... Узнав же, что Гандальв ушел с войском в Вестфольд, а в Хригнарики теперь свой конунг, преисполнились братья решимости прибрать к рукам владение, которое ускользнуло из рук троих конунгов. И решили они сами свергнуть самозваного нового конунга Хригнарики, и прибрать его владения себе, и снарядили они большое войско, чтобы выступить в поход по реке Снауг, и захватить богатое владение... А заодно и подстеречь Гандальва, если он будет вовращаться по реке в свои владения...

Тем временем Гандальв, разорив всю страну на запад от реки Согн, и до берегов моря, ушел на север к реке Снауг, и засел со своим войском в Лондире, что на севере Вестфольда, чтобы при необходимости оттуда перебраться в Гренмар или Вингульмерк, или отступить обратно в свою страну через Хригнарики, покуда ожидая вестей отовсюду...

Войско же Эйнара с хирдманами Асмунда сына Альвхейма было застигнуто в пути метелью, и остановилось возле озера Фьявн на границе Вестфольда и Хригнарики, на котором шесть лет назад погиб Хальвдан Черный, и где он пятнадцать лет тому назад одержал победу над всеми своими врагами... И так случилось, что разбили они свои шалаши прямо у кургана, где была захоронена часть тела Хальвдана... И вот, во сне сам Хальвдан явился Эйнару Губитею Заговоренных, и велел ему повернуть на юг, к Лондиру, ибо оттуда грозила опасность его сыну...


Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 13-01-2007, 12:53

Усадьба. Гонец от Харальда, Барвайг и Хаки Гандальвсон.
Совместно с Ви-Зетом.

– Приветствую воинов Альхейвмара, – сдержанно произнес Сигвар. Говорить вежливо ему совсем не хотелось… но хамство при таком поручении – это пятно на чести конунга, пославшего такого невежу. Подводить Харальда он не хотел. – Я ворон Харальда, коннунга Агдира, Гренмара, Вестфольда и Вингульмерка, и ныне он говорит моими устами.
- И что же говорит нам агдирский волченок? – произнес Барвайг. Тон его был серьезен, но слова отдавали насмешкой. Однако же, посланнику не с руки было затевать ссору – да и не рассчитывал он на теплый прем у исконных врагов Хальвдана Черного. Видимо, не пить ему сегодня хмельного меда, да и лечь спать придется без ужина – едва ли альвхеймерцы упустят единственную дозволенную предками возможность уязвить агдирца. Но Сигвар очень гордился тем, что именно пал выбор юного конунга, обласканного богами – и был полон решимости сохранить достоинство и высказать волю конунга так, чтобы слова его вошли после в былины:
- Наш конунг, Харальд Хальвдансон, вызывает на бой предводителя здешней дружины. «Я сам скрещу с ним меч – и пусть сами боги решают, кому из двух владеть землями Вестфольда», - так говорит властитель.
Взгляд Сигвара метнулся между Барвайгом и Хаки. Воин помнил обоих… и не так уж долго размышлял. Конечно, Барвайг – воин старый и опытный, да только Хаки, как ни крути, сын конунга. А значит, он тут должен быть главным… хотя бы для виду.
Но назвался вождем – так и отвечай за сказанное.
– Какой ответ мне отвезти конунгу, Хаки, сын Гандальва? – громко вопросил Сигвар – и не без злорадства увидел, что альвхеймерец вздрогнул. Однако, к чести гандальвова сына, голос его остался спокойным. Хаки слишком хорошо догадывался, какой именно реакции ожидал от него харальдов посланец – тот, кто слаб душей и не может доказать правду мечем, часто ищет спасения в словесном яде. Конунжич твердо решил, что не доставит врагу такого удовольствия:
- Я слышал слова Харальда, сына Хальвдана. Однако же, такие дела не решаются в спешке… и даже крылья ворона устают после дальнего пути. Раздели же хлеб под крышей моего дома – я дам ответ Агдирскому конунгу перед закатом.
И Сигвару оставалось лишь поклонится, скрывая свое удивление. Впрочем, он почти не сомневался в ответе Хаки Гандальвсона: трус единожды остается трусом навсегда. Даже если кто-то, храня конунгову честь, назовет это качество «осторожностью».

Утомительное путешествие пагубно влияло на правительницу. Лицо ее было бледно, как снег под ногами путников, прекрасные глаза больше не блестели, как раньше, а гибкие руки устало лежали на луке седла.
Рагхильда чувствовала, что засыпает. Мерные шаги лошади, тихие переговоры слуг усыпляли ее, и вот женщина уже погрузилась в дрему.
Вдруг она услышала чей-то голос, доносившийся издалека, как будто из колодца. Это был голос ее усопшего мужа. Хальвдан звал ее сквозь беспросветную серую мглу. Она стояла где-то в тумане, а кругом падал снег, окутывая ее фигуру.
- Рагнхильда, жена моя? Ты слышишь меня?
Рагхильде стало страшно: увидеть мертвеца во сне - плохой знак. Может, он пришел, чтобы забрать с собой свою возлюбленную? Женщина стояла, чувствуя, что душу обволакивает липкий страх. Замерла гордая Вещая Дева, боясь раскрыть уста.
- Не бойся, ты проживешь еще много лет, я пришел не для того, чтобы забрать тебя.. Я пришел говорить о волчонке, что рано начал охотиться.
Рагхильда поняла, что муж говорит об их сыне. Тогда побежала она быстро к нему, однако на расстоянии вытянутой руки что-то остановило ее.
- Возлюбленный мой муж.. Хальвдан.. - проговорила она, вглядываясь в черты погибшего супруга, - Откуда ты? Зачем пришел? Говори, и я всегда буду внимать тебе.
- Сейчас я в Муспельхейме, и к моему удвилению нашел там многих из тех, кто должен был почивать в Валгалле. Страшная буря катится по родной земле. Так и грозит она навалиться на мои земли, как на парус лодки и порвать его в клочья, разнеся по свету.
Рагхильда молча слушала покойного, который говорил о том, что он видит в месте своего пребывания, что он знает о жизни семьи и Агдира. Но вдруг поднял он голову и ясно увидела женщина его ясные глаза, полные страдания.
- Молодой волк выходит на охоту, еще не зная, что сам может оказаться дичью. И нет стаи, чтобы научила его, и нет старого волка, чтобы оберегал его. Охотники идут по лесу, зная, что волчонок вышел на охоту. Много у волка сил, много ума, на его стороне правда. Но человек силен, хитер, много способов изловить и убить волка есть у него. Много капканов расставлено по лесу, и не знает еще Волчонок, что его ждет на охоте. Попадет в капкан и пропадет, и лес осиротеет.
Силуэт Хальвдана начал пропадать.Вот уже голос его глуше и глуше, лишь ветер завывает, оставляя в воздухе обрывки фраз:
- Капканы.. Лоскутья.. по свету.. Хитрые.. охотники..
Свист ветра закрыл от слуха Рагхильды голос мужа, а метель скрыла его самого. Все завертелось перед глазами женщины, и она проснулась.
Тут же кликнула она своего ближайшего слугу, начертала на дощечке слова:
"Будь осторожен, охотники готовят капкан Волчонку. Будь мудр."
И, отдав послание слуге, приказала дать ему самую быструю лошадь и отправить в сопровождении еще двух слуг в Вестфольд к Харальду.
Остальным же она приказала оставаться с собой и двигаться в том же направлении быстрее.

Усадьба Саросбёрг. Гурмир
(с разрешения Тельтиара)
______________________________________________

Вся усадьба только и судачила о вызове Харальда – и обещанном ответе на него Хаки. Деревня, похоже, поступала так же, - Гурмир раз за разом втыкал нож в истерзанную древесину, но злость уходить не желала. Хальвдан – дурак, но Хаки – и трус и неумеха. С него вполне станется проиграть поединок агдирскому щенку – тот, говаривают, уродился с мечом в руках, а вот белым рученькам Хаки более пристало бы веретено, чем славный клинок. Сын Саги всегда презирал своего конунжича, но в этом походе ненависть юноши к Хаки только удвоилась. Во-первых, потому, что путешествие бок о бок не давало возможности видеть этого труса пореже, а во-вторых, потому что Хаки по-прежнему вел себя как недостойный звания викинга холоп, а не конунг старинного рода. И ответ Хаки Харальдову гонцу нисколько не переменил мнение Гурмира. Последний просто не верил в способность конунжича выиграть и, злорадно надеясь, что сын Хальвдана Черного все же снимет отпрыску Гандальва голову с плеч, отнюдь не намеревался признавать себя побежденным по результатам этого… поединка. Аналогично думала большая часть дружины – благо, их вера в способности Хаки, как воителя развеялась множество зим назад. Кто будет ждать успеха в битве от конунга «для картинки»? Подобным же образом можно счесть воителем быка, ведомого хозяином на убой. Но нет, Хаки не достоин подобного сравнения. Гораздо лепше для него будет заяц. Заяц, в помрачении рассудка вообразивший, что спорит с волком на равных. Хороша идея для потехи – кабы от этого «зайца» не зависели их честь и жизни, - Гурмир смачно сплюнул на пол. Ему - подчиняться Хаки Гандальвсону? Да никогда! К счастью. В их отряде полно мужей, еще не забывших как держаться за меч. Харальд еще удивится возможностям альвхеймерцев.
Гурмир вложил в ножны нож и усмехнулся неприятной улыбкой.
«Когда-то ты предал доверие названного брата, трусишка-Хаки. Посмотрим, как понравится тебе ответ от его сына. Думаю, я еще успею назвать тебя жалким ничтожеством… перед смертью».

Там же. Хаки и Барвайг.
_______________________________________________

- Хаки, это безумие! Ты не можешь драться с Харальдом в поединке! Кроме всего прочего, это еще и глупо.
- Старики говаривают, что такие бои судят сами боги.
- Так то старики, Хаки… тяжко мне на сердце от таких слов, но едва ли едва ли гридни отца твоего, да и сам конунг Гандальв возрадуются от этой идее.
- Ты предлагаешь мне отказать юному Харальду в праве, завещанном властителям Богами? Едва ли милость людская должна быть важнее их гнева. Асгард далеко, но все мы не минуем радужного моста в эту крепость. Возможно, я трус, но отказ сражаться в поединке конунгов – это чернейшее бесчестие, и я на сие не пойду. Хотя – ты прав, мудрый Барвайг: ежели я одолею Харальда, гридни молвят: «невелика честь для матерого волка загрызть щенка, едва вошедшего в лета». Ежели наоборот – начтут гуторить, что трус, не единожды показывавший врагу спину, едва ли достоин отстаивать конунгову честь.
- Предложение Харальда подтверждает твои давешние слова о его храбрости, однако и речи твои сегодняшние полностью справедливы. К счастью, воинская правда предоставила нам выход – и я предлагаю тебе, сын конунга, этим воспользоваться. Вызовем лучших воинов из наших дружин, потешим асов боем меж опытными воителями, славными прошлыми победами. Едва ли всем в Агдире люба идея рисковать так юным конунгом. Думаю, что мое предложение устроит обе стороны.
- Однако, воины решат, что я снова струсил, - Хаки Гандальвсон поджал губы – но потом резко кивнул головой. – Что же, подобные речи слушать мне не впервой. – Но кто будет говорить про это с советниками Харальда и самим конунгом? Коли пошлем весточку с их гонцом, конунг по молодости может скрыть ее от опытных гридней. Никто не вправе прочесть послание одного викинга из рода властителей другому. Передать же устно, как велит традиция… ворон не должен добавлять ничего от себя, но когда речь идет о давних врагах, слова часто обретают двойное дно. Этому гонцу мы с тобой явно не любы. Я мог бы поехать сам…
- Нет! Сыновья конунгов одевают плащи посланников во время мира, дабы укрепить дружбу с соседями, но не на войне. Лишь побежденные приезжают в стан противника сами и без шапок, чтобы говаривать о сдаче. Мы – же сильны, и вряд ли след давать злоязыким очередной повод для речей. Тем паче, что ты – наследник Альвхеймера. К Харальду поеду я.
- Ты же понимаешь, Барвайг – если агдирцы решат поступить против правды, руководствуясь выгодой, гридни не признают меня вождем? Войско без командира – что тело без головы, ничего путного сделать не сможет. Лучше уж мне самому выйти на ратное поле.
- Мы уже это обсудили, сын конунга! Доселе Харальд воевал по правде, и не след загодя подозревать его в черных замыслах. Поднявший руку на посланника – замаран перед богами, а они едва ли даруют победу недостойному.
- Едва ли боги могут углядеть за всеми несправедливостями в Норвегии, - покачал головой конунжич. – Однако, вижу я, что ты тверд в своем решении ехать – и не смею прекословить воле твоей далее. Я ценю твою помощь, и восхищаюсь твоей отвагой, Красный ярл, но все же… прошу тебя – возвращайся живым. С тех пор, как мы обосновались тут, я часто вижу во сне своих братьев – и воронов Одина. И кажется мне, что мертвые являют себя не к добру.
- Воители, пирующие в Валгалле, часто являются живым на пороге славного сражения, – возразил ярл Барвайг. – В сказаниях скальдов, они часто наделяют воителей, борющихся за правду, невиданной силой или рассказывают древние секреты. Тебе следует радоваться, что братья твои не оставляю тебя перед войной, а не открывать сердце свое черным мыслям.
- Ты мудр, как всегда, ярл. Позовем же гонца – и выскажем ему то, что решили.

В ходе допроса пленника Гутхорм выяснил, что творится в Хрингарике и где сейчас находятся доверенные ярлы Гримкиля.
На утро следующего дня его войско выступило в путь. Воины Агдира шли вглубь родины своего ярла, безжалостно расправляясь со встреченными по дороге войсками врага.
Через несколько дней трое из ярлов Гримкиля отправились в Хель.
Гутхорм чувствовал, что приближается к самому сердцу захватчиков и был готов дать решительный бой.

Усадьба Саросберг. Двор. Хаки, Барвайг, гридни Гандальва и гонец агдирского конунга.

Никто не посылал глашатая, для того, чтобы позвать воителей во двор, однако сказанное Хаки слово «перед закатом» каким-то образом обошло всю усадьбу. Так что в указанный час во дворе собрались практически все пришедшие с Барвайгом альвхеймерцы.
Сигвар стоял в середине мощеного двора, а за спиной его – полукругом выстроились исконные враги Харальда. Наверное, гонцу было не особенно приятно чувствовать их присутствие за спиной, однако, к чести воителя, он стоял не оборачиваясь, полный спокойного достоинства.
Хаки на мгновение позавидовал подобной выдержке – неизвестно, смог ли бы он сам вот так простоять долгое время, подставляя врагам беззащитную спину.
«Воистину, хорошего ворона послал юный владыка Агдира. Если все его воины хоть вполовину так хороши – врагам Харальда надо бы призадуматься», - подумал конунжич, выходя на крыльцо. Впервые за весь поход он вот так вот явно явил себя в роли главы отряда – и ответом стали нахмуренные брови и взгляды, далекие от восхищения. Сын альвхеймерского конунга лишь упрямо приподнял подбородок: что бы там не думали гридни, ему придется участвовать в затее, придуманной Харальдом. И, значит - дать ему ответ именно так, как велели древние законы этой земли, составленные стариками еще до рождения деда Гандальва-властителя.
- Внемли же мне, ворон, и передай услышанные слова в точности тому, кто теперь говорит твоими устами. Альвхеймер принимает вызов Агдира. Поединок состоится, когда на небе появится новая луна, дабы конунг Харальд успел доехать до Саросберга и отдохнуть от пути, а досточтимые жрецы – совершить все обряды, согласно обычаю. Так говорит тебе Хаки Гандальвсон – и твой долг, ворон, как можно быстрее донести мои слова в уши Харальда. Скажи ему – мы пошлем собственного гонца, дабы оговорить с витязями Агдира все делали предстоящего боя. А теперь – можешь ехать. Ворота открыты.
Сигвар кивнул – и ушел, не оборачиваясь.
А Хаки скрылся в усадьбе, смиренно моля Одина о мудрости.

Прежде чем проводить решительную атаку на главные силы Гримкиля, Гутхорм решил зачистить тыл своих войск и направился на охоту за головами трёх ближайших прихвостней своего врага: Раги Лысого, Владимира Иноземца и Стефана Грека. Все трое были хорошими воинами и военачальниками Гримкиля, помогавшими ему захватить Хрингарику и заслуживали смерти.
Раги Гутхорм нашёл в усадьбе в Северной части Хрингарики. Там он держал что-то вроде главной твердыни, откуда зорко следил за землями, которые ему доверил Гримкиль.
Войска Гутхорма взяли его усадьбу штурмом, вырезав поголовно всех воинов, а самого Раги сразил Гутхорм, боевым топором отделив его лысую голову от тела.
Следующим был новый страж западных границ Хрингарики - Владимир Иноземец. С гардарцем у Гутхорма вышел очень короткий разговор - войска гардарца были разбиты, а сам он был казнён, как некогда Атли Тощий.
Последним был засевший на юге Грек. Он заперся в усадьбе, окружив себя воинами, и был готов дорого продать свою шкуру. Гутхорм вызвал его на Суд Богов, произнеся неговоримые речи так, чтобы слышала дружина. Грек был вынужден выйти и биться. Он вооружился прямым греческим мечом и круглым щитом, разделся до пояса и вышел против Гутхорма, небрежно помахивающего двумя топорами. Славно бился грек, но в конце концов истинный ярл Хрингарики превозмог его и сразил, сперва разрубив пополам щит, а потом пробив грудь. Стефан умер, как воин.
"А теперь твоя очередь, Гримкиль Гримкильсон! Я иду за тобой!" - думал Гутхорм, направляясь во главе своего войска к усадьбе, где когда-то он оставил Атли наместником.

Сообщение отредактировал Ноэль - 16-01-2007, 13:46

Все же, не простая случайность привела Эйнара с дружиной к кургану, в коем погребен был славный Хальвдан. Верил воин, что божественное провидение послало ему этот сон, дабы не сбился он с пути истинного и исполнил в точности все, что ему предначертано совершить во славу Христа.
Случилось же следущее - однажды ночью, едва смежил Эйнар веки, как возник перед ним Хальвдан, одетый, словно только что явился из самого сердца битвы - капли свежей крови сверкали на его боевой секире, бисеринки пота блестели на лбу.
- Здравствуй, Губитель Заговоренных - так приветствовал Хальвдан Эйнара, тяжело выдыхая воздух при каждом слове.
- Приветствую тебя, о доблестный предводитель стаи волков, с коими сравнима твоя дружина, - кажется, мужчина не осозновал, что его собеседник давно погиб и говорил с ним так, словно они лишь недавно расстались.
- Темные времена грядут, о друг мой, и помощь твоя мне потребна, ибо сам я уже не тот, что был раньше, а ныне изредка лишь я советом могу помочь. Или предостереженьем - не силой оружья.
- Чего же ты хочешь, помощь какая нужна?
- Друг мой, прошу тебя, поварачивай нынче ж на юг и даьше, по берегу озера вместе с дружиной ступай. Туда, где в последний раз солнце глаза мои видели.
С этими словами призрак кивнул головой на прощание и исчез. Эйнар открыл глаза - рядом с ним на коленях сидела Сигрун и обеспокоенно вглядывалась в его лицо.
- Ты кричал во сне, но потом успокоился губы твои беззвучно открывались, словно ты говорил с кем-то. Но слов слышно не было...
Эйнар вкратце пересказал жене все, что сказал ему дух Хальвдана. Обсудив случившееся, воин и воительница решили, что исполнят волю умершего и поведут дружину к югу.
Возле озера жуткая метель настигла отважных воинов. Не было видно даже на ладонь вперед, потому Эйнар приказал разбить лагерь прямо здесь, благо до кургана осталось идти совсем недолго. СБитые с толку свирепой непогодой, воины не знали, что Курган находился всего в паре десятков минут ходьбы от них.
На исходе третьего дня один из дозорных сообщил, что, кажется, сквозь свист ветра слышен цокот копыт - кто-то приближался к лагерю, но друзья или враги? На всякий случай, каждый мужчина проверил, на месте ли оружие и легко ли выходят из ножен клинки.

(c DarkLight)
Селение близ усадьбы Саросберг, Вестфольд. Хаки и Эгиль
Совместно с Ви-Зетом

Стража у входа в Вестфольд поглядела на пришельца весьма озадаченно; не каждый день объявляются слепые скальды с крупной собакой-поводырем. Но угрозы он вроде не представлял; что может сделать один слепой с ножом против всех воинов, что здесь расположились?
А окончательно опасения улеглись, когда слепец, остановившись на окрик, на ходу сложил вису. Нельзя сказать, что стражи в ее смысл вникли, но впечатлились.
Так что Эгиль в Вестфольд прошел. И надо такому случиться - почти сразу попал в поле зрения сына Гандальва.
Хаки как раз обсуждал детали зимовки своего отряда все с тем же рыжим Фроди, как новоизбранным старостой. Гридни у ворот делали вид, что не замечают конунжича в упор, а тот был только рад подобному отношению. После истории с Харальдом языки у воинов развязались окончательно, и даже терпеливый Хаки временами с трудом удерживался от резкости.
При виде Эгиля конунжич побледнел, - а Фроди удивленно обернулся, недоумевая, что за диво так впечатлило молодого "ярла".
Сын Гандальва постарался взять себя в руки - не дело это, коли на лице твоем окружающие читают потаенное, как на свитке с рунами. Но мысли его скакали, как лошади в добром галопе. Хаки искренне недоумевал, зачем его знакомцу Эгилю рисковать животом, являясь прямиком во вражеский стан. Хорошо зная гридней своего отца, конунжич не сомневался: многие из них с радостью принесут голову слепого на блюде ярлу Барвайгу.... хотя сам воитель и не принял бы подобного "дара". Красный ярл высоко почитал воинскую честь, однако многие из альвхеймерцев не забивали себе голову "старинными сказками". Эгиль был кровником Барвайга - теперь Хаки знал это наверняка. Однако, даже не владея подобным знанием, молодые воины могли умышленно задеть слепца насмешкой или оружием. У отряда Барвайга уже было несколько стычек с селянами, и сыну конунга с большим трудом удалось удержать шаткий мир. Хаки со стыдом сознавал. что воины Альвхеймера показывают не самую достойную свою сторону, и разрывался между долгом любого альвхеймерца - славить дружину вождя, и честью, шептавшей обратное.
Кем бы не был Эгиль - наследник Гандальва не мог отдать его на поругание Гурмиру с дружками, которые как раз показались на улице. Жестом отстранив Фроди с дороги - мол, подожди пока, добрый человек, - Хаки шагнул вперед к слепому сказителю:
- Приветствую тебя, путник. Мы всегда рады сказителям, славящим словом и песней деяния богов и подвиги великих героев. Но - времена ныне пошли неспокойные, такие, что и брат брата в умысле заподозрит. Не боязно тебе, скальд, путешествовать одному в столь лихую годину? Расскажи, издалече ли следуешь?
Знакомый голос... Хаки. Вот удача, что именно он попался на улице.
Впрочем, на лице Эгиля не дрогнул ни один мускул, когда он повернул голову на звук.
- Путь мой был долог, воин. И, не скрою, опасен. Но меня хранят боги и клыки друга, - усмехнувшись, слепец потрепал по голове волка.
- Трус и калека, - раздался сбоку насмешливый голос Гурмира. - Хаки, неужто ты наконец нашел себе компанию по вкусу? Кого-то такого, на чьем фоне даже ты смотришься не мышью, но вепрем?
Сын Сагги снова был пьян. Однако, это не извиняло его речей - кровь прилила с щекам Хаки, задетого оскорблением. Если бы не Эгиль - он, возможно, опять сорвался бы, дав на сей раз щенку добрую оплеуху. Но слепец был здесь - и все слышал.
Ворон, старый мудрый Ворон... От таких вот он и ушел в леса. Хотя остроту ума сохранил - и на всякий случай и Эгиля обучил, как отвечать.
- Кабан рвется сквозь чащу, не глядя под ноги, - заметил "скальд". - Так и многие люди бросают слова, не глядя, куда они попадут - и удивляются потом, что налетают на рогатину. Кабан может гордиться своей силой - но охотник заберет его домой.
Он помолчал и добавил:
- Так кто же тут вепрь?
Хаки сдержал усмешку - так же, как чуть ранее обуздал собственный гнев. Зато Гурмир, хоть и бывший во хмелю, осознал, что получил в ответ тонкую насмешку. На такие речи ум его достойного ответа не давал и в трезвости - а, если так, стоило дать отпор кулаками.
- Ах, ты...
"Собака" вздыбила загривок и зарычала, гридни у ворот предупреждающе схватились за мечи: в таком состоянии зверь казался воинам опасным. Однако, сын Гандальва не допустил насилия, сноровисто встав между Гурмиром и его жертвой.
- Ты забываешься, гридень. Скальд этот ныне - наш гость.
- Ходишь под руку с деревенщиной, и кормишь лесных оборванцев за столом? Не ждал такого дадже от тебя, - презрительно бросил сын Сагги - и кивнул младшим, столпившимся поодаль. - Пошли! Потешим себя молодецкой забавой! А песенки детские пусть слушают те, кто для битвы не годен
- Скальдам дает вдохновение мед поэзии, - ехидно заметил Эгиль. - Один протягивает руку над теми, кто слагает висы. Уж если Отец Богов не годен для битвы... воистину, великий воин стоит рядом со мной.
К счастью для всех, Гурмир решил, что скальд говорит про Хаки - благо, сын конунга и впрямь стоял почти рядом с Эгилем. Да и остальные гридни, расслабились, посмеиваясь: насмешка над конунжичем всегда вызывала у них оживление. Хаки сжал губы - но думал не о двусмысленности слов Эгиля, а о том, как бы увести слепого от ворот. К счастью. молодой викинг составляя хулительную речь дал Хаки нужную зацепку.
- Будь гостем под моей крышей, скальд. Ныне я редко слышу хорошие сказания да веселые песни. Пропой мне про Одина и Тора - а в ответ получи защиту гостя, как велит древний обычай.
- С радостью, - кивнул слепец. - Боги благоволят к тем, кто соблюдает обычаи.
- Пожалуйте под мою, крышу, уважаемые, - вмешался молчавший до сей поры Фроди. - В усадьбе воители заняты делом, и, как сказал уважаемый Гурмир, могут осерчать на чужое веселье. У меня же все домочадцы зело благоволят к сказаниям - и сказителям.
Рыжий староста опять понял больше альвхеймерцев - и Хаки благодарно улыбнулся селянину.
- Мы принимает приглашение под твой кров, достопочтенный муж, - ответил он за обоих.
Переступив через порог, Эгиль на секунду замешкался. Звуки... запахи... все так похоже на дом, где он был рожден...
Качнув головой, он отогнал воспоминания. Это - прошлое.
Волк вошел без особой охоты. И старался держаться поближе к вожаку.
- Я снаружи покараулю, ясноокий ярл, - проговорил Фроди. - Домочадцев пока нет - беседуйте без помех
"Интересно, обратится ко мне кто-нибудь так? - задал себе вопрос Эгиль. - Отец говорил, что у меня светлые глаза. Но пойди пойми, что такое "светлый"..."
Хаки кивнул, и захлопнул дверь. Его менее всего заботили вопросы глаз и запахов: по мнению конунжича. ситуация была хуже некуда:
- Эгиль, расскажи, что заставило тебя так рисковать своей жизнью? Неужели тебе так надоело ходить по лесам, что готов ты сгинуть понапрасну?
- Рисковать? - незрячие глаза безошибочно нашли лицо Хаки. - А разве есть риск? Кто из здешних знает меня в лицо? И надо иметь воображение скальда, чтобы в бродяге искать черты убитого полтора десятка лет назад.
- А... - Хаки прошелся по горнице, - значит, мы с тобой уменьшаем число недоговорок? Что же - ты, верно, понял - я пошел к Барвайгу с вопросами, так что знаю кто он тебе, и кто ты ему. красный ярл дорог моему сердцу... однако, тебе ли не знать норова гридней. Ныне альвхеймерцы очень злы. Дай им любой повод - набросятся без жалости. Биги Севера, ты понимаешь, что чуть не остался лежать там, перед воротами всего из-за пары слов?
- Я давно понял, что покорность уважают еще меньше, - пожал плечами Эгиль. - Да и... мне хотелось проверить, сумею ли я ответить словом не хуже, чем ножом.
- Да, язык у тебя подвешен на славу, - признал Хаки Гандальвсан. - Однако, ужели ты не видишь, что тот, кто больно язвит словом может получить ответ сталью, да хорош если в поединке? Эгиль, неужели судьба твоего отца не научила тебя не разбрасываться насмешками?
- Если они меня приведут к тем, кто его убил, я втрое больше насмешек скажу, - очень серьезно ответил Эгиль. - А что до нападения... слава Покровителю, есть кому меня предупредить.
- Чувствую, сей разговор бесполезен, - махнул рукой Хаки, - слова про осторожность не достигают твоих ушей, а считать врагов ты, видимо, отродясь не обучен. Воля твоя! Так - зачем ты пожаловал, Эгиль? Ты спокойно можешь выйти сейчас в эту дверь, избавив себя от моих речей. Если на деле ты этого хочешь
- Зачем? Как ни странно - из-за твоих слов. Помнишь, ты говорил о жизни людей? Мне захотелось почувствовать, как они живут. Понять, чем мир воинов отличается от леса.
Хаки чувствовал, что Эгиль лукавит, но - не обвинять же его прямо во лжи? Сын Гандальва сделал первый шаг к откровенности (хоть и не назвав свою главную тайну), а Эгиль продолжал играть в прежние игры.
- ну, посмотрел? И что же теперь? Может, и правда развлечешь нас сказаниями за пиво и угощение? Тебе идет личина Скальда, Эгиль сын Эгиля.
- Сказаниями... что ж, при игре словами я многое могу поведать. Хотя не все поймут, что я хочу сказать.
Эгиль повернул голову, вслушиваясь в шум Вестфольда. Вздохнул.
- Наверное, тут все-таки можно жить.
-Наверное. но мы пришлю сюда воевать. и кто знает... - Хаки замолчал, задумавшись о своем
- Кто знает, чем кончится, да? Я всегда предпочитал не гадать, а приближать. Что бы не делалось - все принесет плоды.
- По-моему, мы с тобой уже говорили о предопределенности, - усмехнулся Хаки. - Хотя, согласен: в ночном лесу это слышалось по иному, чем в доме у чтимого очага.
- Место определяет мысли, - процитировал Эгиль Ворона. - Кстати о местах... такое впечатление, что здесь все угрюмы и ожидают чего-то скверного. Я не вижу лиц, но могу судить по иным признакам.
- Конечно, ожидают, - согласился конунжич. - Нашу неприятность кличут агдирским конунгом. и самое паршивое заключается в том, что юный Харальд столь же честен, сколь и безрассуден. Думаю, что в этом деле он переплюнет даже тебя.
- Безрассуден - потому что решит напасть? - с любопытством осведомился Эгиль. - Но безрассудство - путь к смерти, как я знаю. Так чего его бояться?
- Не бояться... - конунжич помедлил, подбирая слова. - Ненавидят. Харальд юн, однако дерзнул воспользоваться древним обычаем, предложив поединок нашему предводителю. Никто не смеет оспорить это право - и согласие получено. Однако, конунг наш придет в ярость, да и гридни не пышут восторгом. А все потому, что никакие речи не изменят истины. Харальд - мальчишка, а Хаки - трус. В таком составе поединок кажется не судом богов, а насмешкой
- А богам не все равно, чьим мечом судить? - искренне удивился Эгиль. - Поединок есть поединок.
- Зато людям до этого есть очень большое дело, - ответил Хаки. - И наши гридни очень недовольны подобным раскладом
- Как будто у них есть выбор, - хмыкнул Эгиль. - Судя по описанию...
- Судя по описанию - что? - переспросил наследник Альвхеймера.
- Судя по описанию того, что сложилось. Предводитель у агдирцев - один. И здесь - один. Других нет. Выбирать не из кого.
- Будь воля конунга - поединка бы не было. Сам Гандальв мог позволить себе отказать юноше - хотя бы под предлогом "мол, молоко еще на губах не высохло".
- Но его воли здесь нет, как я понимаю.
- Это - решение Хаки и ярла Барвайга, - мрачно подтвердил альвхеймерец. - С них если что и спросится. Конунг суров... но проиграть еще хуже, чем получить порицание от властителя.
При имени Барвайга Эгиль словно окаменел. На мгновение. Потом пожал плечами.
- Сын конунга же вроде старше. И повидал бои. Разве он не имеет шансов на победу?
- Не мне судить о воинской доблести, - сдержанно отозвался Хаки. - Однако, я говорил тебе в прошлую встречу, наш конунжич как боец никого не впечатляет.
- Главное, чтобы противника впечатлил, - усмехнулся Эгиль. - Среди серых братьев тоже есть слабый. Но обычно он оленя и приканчивает - его челюсти не разожмешь.
- Твои слова были бы справедливы... - начал Хаки - и запнулся. Эгиль - враг, так стоит ли делиться с ним сокровенными страхами. Но, в итоге желание высказаться пересилило: Хаки слишком долго вынужден был молчать, обрывая собственные речи еще до начала. - Они были бы справедливы, если вы воинов заботила честь. Но они все желаю победы. А Хаки никогда не бывать конунгом - это стало понятно много зим назад. Вожаком надо родиться - так есть и у волков. У Хаки это не вышло
- Гандальв не вечен, как не вечен никто из людей. И если в Агдире может править совсем юный - почему здесь не может вести людей старший?
- Старший тут - ярл Барвайг. Ты не любишь его, и это понятно - но все же он - славный предводитель, заботящийся о людях, - возразил Хаки.
- А что, правителю обязательно быть первым на мечах? В серой стае вожак не только сильнее, но и мудрее других.
- На сей раз первенство придется доказывать именно в бою. Да и вообще - мы с тобой несколько отклонились от темы. Не столь важно, плох или хорошо Хаки Гандальвсон, как то, что Весфольд ныне - как котел с крышкой, под которой развели огонь. Того и гляди взорвется - и вполне может зашить многих, виновных и невинных насмерть. Конунги воюют - а страдают селяне. Хочешь, я позову тебе Фроди, хозяина этого дома? Витязи Гандальва - не худшие из викингов, и разрушения тут зря не чинили. Так повезло не многим.
- Когда стая травит оленя, могут пострадать и зайцы, - согласился Эгиль. - Может, исход боя поможет выплеснуться этой злости внутри котла?
-Смиренно молю об этом богов, - сдержанно ответил Хаки
- Некоторых богов не надо молить... они дают помощь в обмен на что-то другое. Правда, не сразу понимаешь, - что.
- Ну, тогда я, наверное, не разумею этих намеков, - отмахнулся от слов слепого конунжич. - Потому что тьма над Саросбергом видится мне беспросветной. Однако - прости меня за грустные слова - мы пришли сюда поговорить о тебе, а не о камне на моем сердце.
- А беседа - как нить в руках. Вьется так, что не всегда уверен, ты ли ее направляешь.
Молчание вновь нарушил Эгиль.
- Что ж, я вижу, что мое появление здесь - источник лишней тревоги. Да и мне, если честно... не по себе среди людей. Я могу уйти... но хотел бы задать вопрос. Кто носит имя Харек Волк?
- Где ты его слышал? - встрепенулся Хаки. - Впрочем, не важно. Этот воитель славен по всей Норвегии, и тайны тут нет. Он был ближайшим другом Хальвдана Черного до его смерти. Однако ныне Харек завел собственные стяги, хоть и сохранил дружбу с Агдиром.
- А почему он носит имя Волка?
- Честно признаться - не знаю. Вроде бы, была там история на охоте, когда Харек был юн. Людям запомнилась - а он сам начертил на щите белого волка, - пожал плечами Хаки
- Вот так сделаешь что-то - и определишь себе печать на всю жизнь, - усмехнулся Эгиль. - Значит, он в союзе с Агдиром? Хм, а я только имя слышал... здесь же...
- От кого? - насторожился Хаки. То, что Харек был в Саросберге являлось тайной, известной немногим.
- От них, - рука Эгиля ласково прошлась по шерсти волка.
- Прости, Эгиль - я не совсем разумею, - развел руками конунжич. - Харек общается волками? Не думаю, что знак на щите дает такую силу. На знамени Агдира - тоже волк, но их земли люто страдают от серых, особенно по зиме
- Нет, - по лицу Эгиля скользнула улыбка. - Один из моих серых братьев был здесь - и слышал про Харека. А значит, слышал и я.
- Я многое тебе рассказал - так ответь же любезностью Может твой брат сказать, кто гуторил про Агдирского волга? - в голосе Хаки отчетливо слышалось напряжение.
- Крики доносились от реки, как я понял, - пожал плечами Эгиль.
- А... - Хаки вздохнул с явным облегчением. - Харек был здесь - но эти сведения не для всех. Плохо, коль есть у одних соратников тайны от других, да не поделаешь тут ничего. Нам с Хареком нечего делить - однако, уже то, что он сидел за столом рядом с Хальвданом достаточно для сражения. Хотя, думаю, он очень удивился, увидев тут альвхеймерцев. Знай он, кто главный в Саросберге - едва ли прокричал бы свое имя так, чтоб услышали оба берега
- Но ты вроде бы без ненависти о нем говоришь, - заметил Эгиль.
- Неужели я должен ненавидеть весь мир, начиная с Харальда? - ответил вопросом Хаки. На лице его впервые появилась легкая улыбка: - Хотя - он очень удивился. увидев меня тут. Даже сразу и не признал. Впрочем, в нашу прошлую встречу я был... ну, да не важно
- А вы уже встречались ранее?
- Да... во время прошлой войны Агдира с Альвхеймером. Я был достаточно в летах, чтобы подержать честь моего... конунга на ратном поле, - при разговоре о прошлом оживление альвхеймерца угасло, как свечка.
От слуха Эгиля заминка не ускользнула; вообще, от его слуха сложно было что-то спрятать.
- Твоего... только конунга? - общее имя и пара оговорок сплелись в единую цепь. - Или...
- ... моего отца, - тихо дополнил Хаки. - Да, теперь ты все знаешь, Эгиль.
Некоторое время слепец молчал. Потом пожал плечами:
- Ты думаешь, мое отношение от этого переменится? В лесу доверяешь не сплетням, а своим чувствам.
- И что же ты чувствуешь, сын Эгиля? - улыбка конунжича вышла горькой. - Что чувствуешь, зная то, что ты знаешь? Впрочем - можешь смолчать: большой шанс, что мы никогда более не свидимся. Надвигается война - и я почти рад этому. Пусть она расставит по местам все то, что запутала наша прошлая компания, - он снова запнулся - но продолжил, как через силу: - Я должен просить у тебя прощения. Не освободи я альвхеймерцев из плена - твой отец может быть жил бы и поныне. Да, Барвайга и его воинов, может, и отпустили бы за деньги - но часть вины все же на мне. Увы... слишком многие благие дела потом оборачиваются потерями. По крайней мере - у меня.
- Провидеть, к чему приведут поступки, могут лишь норны, - негромко заметил Эгиль, шагнув к двери. - Я же не буду судить... мне хватит своей памяти.
У самого выхода он обернулся.
- Думаю, мы встретимся еще, Хаки. Искренне хочу, чтобы это произошло при хороших условиях.

Сообщение отредактировал V-Z - 22-01-2007, 13:33

Барвайг и Эгиль
Совместно с Ви-Зетом.

– Что-что, серый брат?
Рука Эгиля коснулась шерсти волка; несколько мгновений он неподвижно стоял, а затем холодно улыбнулся.
– Так он вышел? И идет куда-то… один?
Именно этот волк был с Эгилем в Вестфольде, и хорошо запомнил облик и запах Барвайга. Так что ошибиться он не мог.
– Я хотел оставить его напоследок… но раз уж так решили норны…

В руке у ярла Барвайга было белое полотнище с черным знаком ворона – древнейший символ гонца, извечный знак неприкосновенности. Времена менялись, из душ людей уходил страх перед богами и уважение к предкам, а неспокойные времена прибавляли лютости, но мало кто из негодяев осмелился бы нарушить дедовской завет, покусившись на жизнь посланника одного конунга к другому.
Увы, для волков бело-черный флаг ничего не значил. А самого мстителя боги еще до рождения лишили возможности видеть свет – и потому узреть, что за деяние он совершает. Истина ли, что неведение освобождает от ответа? Эгиль не знал статуса Барвайга, но, даже увидь он милостью волшебницы Фрейи знак ворона на полотне – ужели это остановило бы душу, много зим дожидавшуюся мести?
К сожалению – или к счастью – богине сегодня было не до дел смертных, Эгиль оставался слеп и не видел, какое преступление совершает.
Обычно волки, загоняя дичь, воют. Но сейчас была иная охота… и им требовалось как раз отрезать все пути. Поэтому они молчали.
До поры, до времени.
А потом серые тени неожиданно скользнули, образуя кольцо вокруг ярла Барвайга.
И человеческая фигура возникла из-за ствола ближайшего дерева.
– Здравствуй, Барвайг Красный, – промолвил Эгиль. – Я давно ждал такой встречи…
- Я не припомню тебя, воин, - спокойно ответил Барвайг, хотя по спине его пошел холодок а сердце, на которое сивоусый ярл не грешил отродясь, пропустило удар. Он был отнюдь не худшим из мужей в дружине Гандальва, редко осквернял уста свои ложью и никогда – злыми наветами. Барвайга давно уж ценили за зрелую мудрость – но он был лишен дара чистой совести. Много зим прошло с того дня, когда ярл, прозванный Красным, оступился – но воздаяние догнало его лишь сегодня, посмотрело в душу желтыми очами волков. Ярл искренне надеялся, что ошибся, но чувство что древнее рассудка, нутряной инстинкт, еще называемой «совестью» уже дал альвхеймерцу ответ на вопрос кто и зачем его тут караулил. Карой богов показалась ярлу Эгилева слепота – от иного врага ярл чуял бы себя в безопасности до окончания миссии.
«Прости меня, Хаки».
- А я никогда и не видел твоего лица, – усмешка на лице Эгиля была острее ножа. – Но запомнил твой голос и запах… Что ж, придется расшевелить твою память. Вспомни человека, которого убили за насмешливые слова. Вспомни, как он рубился на пороге своего дома. Вспомни, что он кричал своему сыну, ушедшему в лес. Вспомни Эгиля, воина Хальвдана… вспомни, и посмотри мне в лицо. Не знаю, похож ли я на отца.
В запахе врага не было страха, который люди обычно испытывают перед волками. Но Эгиль не сомневался, что такая примесь появится.
- Что же, на отца ты похож, - до сего дня Барвайг часто задумывался, как поведет себя перед лицом смерти, и вот теперь, когда конец земного пути из отдаленного события вдруг сделался близким до жути, не ощутил должного трепета. Только щемящее сожаление о том, что ему уже не закончить задания, и душа его будет отлетать, памятуя о невыполненном зароке.
– Не буду же больше юлить – словоблудие не престало воину и мужчине. Да, я помню Эгиля. Его кровь не украсила мой клинок, однако, я не жалею о том давнем решении. Боги свидетели – твой отец поступил против воинской правды, и, хоть это не красит деяния моего в очах всемогущественных асов, но все ж позволяет мне без краски стыда глядеть на твое лицо, юный мститель. Потребовать взамен мою жизнь – твое кровное право. Я совершал много деяний, о которых потом сожалел, но даже сейчас, глядя в твои безжалостные глаза, я не вижу в себе сожаления в том, что не велел тогда воинам продолжить погоню. Пусть мои руки в крови недалекого витязя, чей ум был короче языка, но я все же не замарал их убийством ребенка. Теперь ты вырос – и я вполне готов принять то, что мне предначертано норнами. Единственное, о чем я сожалею на случай возможной кончины – так это о том, что прошлые грехи не дадут мне исполнить волю властителя… и обещание, данное другу. Будь мы с тобой, Эгиль, поединщиками, дерущимися по правилам – я бы смиренно простил тебя об отсрочке… ибо в воинском мире есть дела, что важнее жизни, и те, чья честь для гридня и мужчины дороже славы труса, бегающего от битв. Но – кровная месть не знает жалости, ни отсрочек.
Нападай же! Я жду.
– Речь волка, – произнес Эгиль. С его точки зрения это была лучшая похвала – смелость противника он сравнил со характером своих братьев. Правда, раскрывать смысл этого выражения он не стал; не было желания. – Ты можешь достать меч, Барвайг. Впрочем, сомневаюсь, что он тебе поможет…
Вступать в схватку сам Эгиль не собирался. Острейший слух и другие чувства уравновешивали слепоту, однако все равно… Он ведь пришел мстить, а не устраивать поединок.
И с этой точки зрения все было справедливо. Отряд воинов против одного человека – и стая волков против одного человека.
«Да примет тебя отец конунга всех волков…»
Эгиль не сказал ни слова, но серые братья уловили желание вожака.
И стремительно ринулись вперед.

Усадьба. Хаки.
(мое)

С тех пор, как уехал Барвайг, конунжич не находил себе места, тяготимый дурными предчувствиями. Стоило Хаки сомкнуть глаза, как перед его внутренним взором вставали Хюсинг и Хелсинг. Красный ярл говорил, что это хорошо – видеть перед войной достойных воинов, уже пирующих в Чертоге, но младший сын Гандальва предпочел бы увидеть мать, а не братьев. Мертвые сыновья отца казались немым упреком для живого родича, один их вид ясно сказывал о том, что пролитая кровь не отмстилась. В глубине души Хаки считал, что участь братьев, павших в бою, лучше чем смерть, доставшаяся Хальвдану, утонувшему в стылой воде… или ему самому, ставшему наследником Альвхеймера без желания и почти супротив воли. Разумеется, он никогда не говаривал этого вслух. Пожалуй, только Барвайг и догадывался об истинных чувствах конунжича, а прочие – как свои, так и враги, – считали, что слабосильный трус должен радоваться, что меч Хальвдана очистил для него место альвхеймерского конунга. Хаки от подобного счастлив не был – но и говорить о том, что младший брат сильно тоскует по старшим, было бы ложью. Вот Гандальв – тот до сих пор печалился об участи сыновей, в коих гордый отец видел надежу и опору Альвхеймера. Единственный наследник – это беда для рода, ибо неисповедима воля богов, а жизнь полниться случайностями. Наследника же в лице Хаки славный конунг не желал видеть вовсе. Конунжич сознавал, что он, единственный из детей Гандальва удался в мать, и, хоть и не дело детям судить о делах родителей, похоже брак ради блага правящего рода не принес им особого счастья. Хаки было с чем сравнивать – благо и его собственная женитьба казалась скорее наказанием, чем благом. Однако же им с Хедвиг боги не послали детей, а вот Гандальва с супругой все же благословили, и не единожды. Конунг, правда, всегда утверждал, что младшим сыном его, вероятнее всего, наказали, да причем - по прямому указанию Локки. Но – это конунг. Для матери же младший сын был любимцем, с его рождения и до тех самых пор, пока коварная болезнь не унесла ее в царство Хель.
В последнее время Хаки практически не спал – и очень много думал о смерти и посмертии. Какого там, под корнем Иггдрасиль, в доме туманов, куда уходят недостойные Вальгаллы, те, для кого не отворяются ворота Вальгринд? Желания сражаться на стороне бога огня в дни приближающейся Гибели Богов он по-прежнему не приобрел, но в остальном Нифльхейм виделась ему вполне приемлемым местом. По крайней мере, по сравнению с отчим домом.
«Видимо, боги распорядились так, чтобы я все же умер как воин, и посылают мне подобную возможность. Почему? Было совершенно ясно, что Барвайг не пустит в бой сына и наследника Гандальва потому как судьба конунжьего рода важнее минутных хотений какого-то Хаки. И тут – поединок, как вызов судьбе. Ярл верен своему конунгу, он желает бороться – и пропадает. Да так, что лишь одна дочь Локки ведает, что с ним сталось. Что же… кто я, чтобы спорить с провидением? Я давно уж не верю в милость асов ко мне – но, возможно, в своем скудоумии просмотрел какие-то пожелания ванов? Кто знает. Как бы то ни было, я подчиняюсь их воле – и выйду на поединок с Харальдом, как и должно конунгу из древнего рода. И тогда - пусть свершиться то, что сплетено норнами».
Размышляя о себе, Харальде и собственных братьях, конунжич все же не мог избавиться от въевшегося в натуру обычая сравнивать. Ныне он сам старше, чем Хюсинг и Хелсинг в год их гибели. А вот Харальду всего на одну зиму больше, чем самому Хаки во время того проклятого богами похода альвхеймерцев, – и последующей бесславной охоты на Рагхильду. Сложись все иначе – и в жилах Харальда текла бы его кровь, кровь конунгов Альвхеймера… Хаки сознавал, что это глупо – видеть в сыне Агдирского волка молодого себя, ведь вещий сон еще тогда предсказывал дочери Оленя рождение величайшего победителя. Это он, Хаки, навечно обречен жить в тени собственных неудач, а солнце Харальда еще только восходит… но ум людей часто достаточно глуп, чтобы делать то, чему противится воля. Вот и конунжич думал, что Харальд гораздо более достоин жизни чем он сам – пусть это и являлось крамолой и преступлением против рода. У юноши еще все впереди. А он… Хаки смотрел в завтрашний день – и не видел там радости. А потому – готовился к грядущему бою с камнем на сердце.

Решение принято – и все же сыновья почтительность заповедовала Хаки содеять подобное, не ставя в известность грозного отца. Наследник Альвхеймера хорошо умел считать, и сознавал, что, даже отправь он гонца немедленно и на самом лучшем скакуне, ответ от Гандальва не поспеет к нему до поединка. Так что известие превращалось в дань традиции, и не более. Даже, коли конунгу Альвхеймера придется не по нраву решение сына, он не сможет исправить положение данной ему властью отца и господаря.
Ну, все же лучше, чем промолчать. Вторым затруднением становилась форма известия. Викинги исстари передавали сообщения устно, кроме того Хаки достоверно знал, что руны ничего не скажут грозному конунгу. Но, после отъезда Барвайга, Гандальвсон не находил подле себя верного человека, которому мог безбоязненно доверить такое сообщение. Значит – придется писать. В отряде отцовском есть грамотные мужи, да и потом – даже доверь Гандальв разбирать «каракули» простому рабу – ему, Хаки, будет уже все равно. Смерть или победа, без иных вариантов.

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-01-2007, 18:44

Раумарики. Харек Волк (совместно с Торвиком)
На засеке возле Чёрного камня было спокойно. Гуннар только что закончил свой круг бдения и протёр глаза. Всё спокойно. Можно было и вздремнуть часок. Скоро их должны и сменить. Сон смежал покрасневшие, напряжённые очи и сваливал опытного воина на кучу лапника. Можно немного положиться и на молодых. Один из них, Оттар Рваное Ухо бдительно расхаживал вправо-влево, вглядываясь в лесную чащу и прислушиваясь к лесному шуму. Ничего подозрительноо не было. Стрекотали синицы, прыгая по веткам, пищали сойки, и в редких солнечных лучах, пробивавшихся сквозь плотный ельник, слегка искрился серебристый иней . Чёрный Камень, оправдывая своё название, выделялся одиноким пятном на белом снегу. Юноша прислонился к нему и засмотрелся на птах. Ишь, прыгают шустрые. Значит - всё спокойно. Да и откуда тут враги? Эти ветераны вечно перестраховываются, лишь бы их молодых гонять. Вон и Рыжий Сигурд того же мнения. Тоже надвинул шлем на глаза, накрылся меховым плащом и вроде бы спит, даже похрапывает...
Гуннар очередной раз усилием воли согнал дрёму. Где же смена? Чего же это Вильбранд задерживается? Так и сам он скоро уснет тут прямо на снегу... Гуннар поежился, и еще больше запахнулся в суконный плащ, подбитый птичьим пухом. Рано в этом году началась зима, слишком рано. Едва жители успели скот пастбищ увести и по загонам загнать, у тут и снег, и морозец сразу. Явно не к добру...
Оттар оглянулся. Недалеко от будки-со стороны деревни послышался смех, негромкая речь, и позвякивание оружия. Ну вот, пришли они, наконец...
Птахи внезапно забеспокоились и все стайкой вспорхнули. рассевшись по верхним веткам, и недовольно заверещали. Кто это мог быть? может свои так всполошили их? Не похожи. Те были еще далеко... Волки? По лесу пролетел одинокий волчий вой, и тут же стих.

Волки? Какие тут волки? Нет, серые разбойники так близко при свете дня не подходят. Уж не двуногие ли это разбойники? Парень обернулся на сотоварищей и хотел было крикнуть Гуннару, что что-то не то, но посмотрел на Сигурда и подошедшего Вильбранда с двумя товарищами, и тут же успокоился. Что напрасно зевать? Ещё и получишь за ложную тревогу по полной программе, так что мало не покажется. Назовут трусливым зайчонком, потом оправдывайся.

И тут из кустов вылетела стрела. Оттар резко тряхнул головой - стрела просвистела перед самым его рваным ухом.

Стрела... Нет. Серые разбойники стрелять не умеют.
- Гуннар, Вильбранд, тут стреляют, - крикнул юноша, и вот уже седобородый воин и его сменщик Вильбранд Секира уже вскочили с пеньков и были на ногах. Даже Сигурд вскочил и завертелся вокруг себя, понимая, что что-то прозевал и, чувствуя, что его за это могут и наказать...
- Оттар, - бегом, тварь ленивая, знаешь куда! Да быстрее, песья душа! Сигурд, пригнись, малохольный. Заметили откуда? Вот и держите направление! Угостите их стрелами!
- А щас мы их тут порубим! - проревел Вильбранд, вытащив из-за пояса секиру и вынимая из-за спины щит. Другие двое дозорных вскинули охотничьи луки и наложили стрелы на тетивы... Они прислушались, и каждый выпустил в лес по стреле.

Внезапного нападения не вышло. Финн промазал. И тут со стороны деревни донеслось пение рогов. Все. Затея с внезапным нападением провалилась. Придется драться против неизвестно какого числа противников. Датчане вовсю кичились своей доблестью, и тут им представится возможность. А что при этом поляжет половина отряда, то это дело такое... Харек был рассержен, но поделать ничего уже не мог. Он пропел боевую песню:
Пляски лютой стали
вязы битвы ждали
стражи гнезд вороньих
спляшут пляску мертвых.
Мы ж идем за славой
к брани рати бравой
крови горной жала
соберут здесь жатву!

Датчане затрубили в рога, начали стучать мечами и секирами об щиты, и, спокойно и не торопясь, вышли из-за деревьев.
- Их много! Мы не выстоим! Бежим! - крикнул Сигурд. Его руки тряслись, а глаза были вытаращены от ужаса. Гуннар Рыжий от души пнул труса ногой под зад, и влепил ему подзатыльник.
- Поздно бежать! Примите бой как мужчины!
- Их всего пятеро! - крикнул Хрольв. - Я хочу принести их в жертву. Пусть будет равный бой! - Он швырнул копье, и копье воткнулось в кисть Гуннара, пригвоздив ее к доскам. Вильбранд взревел, и обрубил наконечник копья.
Фроди и Броди - двое пришедших с Вильбрандом дозорных выпустили по стреле из своих луков, но никого даже не ранили - враги закрылись щитами. Больше им сделать не дали.
Первые десять воинов Харека уже были у сторожевой будки, и выбив топором дверь, уже вступили в бой с Вильбрандом и Сигурдом. Сигурд пал первым, сраженный рыжим воином в шлеме из черной вороненой стали и синем плаще. Вильбранд остался один. Он ловко отбивал удары сразу двоих воинов, а тем временем оставшиеся выпускали стрелу за стрелой. Судя по выкрикам, нескольких им удалось хотя бы ранить. Ругаясь, хирдманы подходили к финским шаманам вынуть стрелы и перевязать раны. Шаманы свое дело знали - они останавливали кровь отваром из крапивы, и тут же мазали рану топленым оленьим жиром, и плотно перевязывали раны. Стрелы, наконец, кончились. Возле будки лежали уже трое мертвых. Харек подскочил к Вилбранду, все еще неистово вращающего своим топором. Несколько ударов пришлось на дубовый щит Харека, окрашенный в черный цвет, с изображением серебряного волка на умбоне, но щит из мореного дуба выдержал удары, лишь несколько вмятин осталось на нем.
- Тупой громила, - пробормотал Харек сквозь зубы, только и можешь что топором махать будто дровосек!
Вильбранд взревел и тут же споткнулся об окровавленное тело Сигурда. Он удержал равновесие, но в этот момент Харек нанес молниеносный удар, пробив кольчугу. Вильбранд поперхнулся, но все же нашел в себе силы и ударил Харека по руке, обтянутой плотной кольчугой с металлическими полосами. От удара могучего топора железные полоски слетели с рукава, а звенья кольчуги прогнулись, а рука Харека онемела. Рассерженнй Харек нанес удар щитом в челюсть, и тут Вильбранд осел, осматривая поле боя мутным взглядом. Харек отступил назад, пропуская в будку соратников. Сразу четверо один за другим ворвались в будку. Гуннар упал сразу же с рассеченным горлом, а стрелки оказались с уже бесполезными луками и малыми секирами в руках против разъяренных воинов. Через пару мгновений все было кончено. Оба дозорных не имели щитов, и вот они упали, пронзенные копьями.
- Вы будете жертвами Одину! - Прокричал Хрольв, потрясая окровавленным копьем.
- И каков итог вашей битвы? - Харек со злостью смотрел на изрубленные топором Вилбранда трупы своих неудачливых товарищей. - Нравится вам терять соратников? Или лучше было послушать меня, и подкрасться тихо?
- Все равно в деревне уже подняли тревогу, -ответил Хрольв, вытирая копье об одежду одного из убитых. - Наверняка нас там уже ждут. А этих - он указал на убитых хейдемарцев - мы повесим на том дубе. Перед битвой нужна жертва.
-Вешайте. Они все равно мертвые, - процедил Харек сквозь зубы. - Я был против того, чтобы убивали безоружных и вешали на дереве еще живых людей, особенно пленников. Это будет просто убийством.
А своих надо сжечь в этой будке со всем оружием, будь они прокляты...
Трупы убитых хейдемарцев, повесили на раскидистом ясене, пригвоздив их копьями. Тем временем другие воины заготовили хворост и нарубили дрова из сухих деревьев для погребального костра. Харек набрал сухого мха прямо в будке, который рос между бревнами. Он чиркнул огнивом, и раздул огонь. Огонь весело побежал по хворостинкам и затрещал, затем загудел, и принялся за поленья. Тела троих убитых были сложены рядом, на спальных шкурах, и накрыты одеялами. Через несколько минут будка запылала большим костром, и крыша строения обрушилась, погребая под собой останки.
- А теперь идем в деревню, - Харек взял со шнурка на шее свой окованный медью рог, и затрубил. Его воинство двинулось к деревне... Но он ошибся. Их там не ждали...
Оттар Рваное Ухо наблюдал за битвой из-за кустов. Рассудив, что он успеет хотя бы одним глазом взглянуть на врага, и оценить число врагов хотя бы приблизительно, он остался следить за битвой. Но, увидев какое множество вражеским воинов пришло к ним, он пустился со всех ног бежать к реке, чтобы там сесть на лодку или найти сарай с лошадьми. Эту деревню уже не спасти. У Кари Лысого мало воинов, чтобы тягаться с пришельцами, кем бы они ни были... Нет уж, лучше он поедет к братьям- конунгам и расскажет им о нападении. И еще поживет на свете, и получит награду. Он не считал себя героем, хотя и трусом тоже себя не считал, но он полагал, что лучше немного пожить, построить дом, завести жену и детей и оставить им что-то в наследство, чем так по-глупому погибнуть, сражаясь с превосходящими силами...
Сарай он нашел быстро. Увидев бляху с изображением медного орла, жители хутора не стали долго отпираться и дали ему лошадь, мешок овса и припасов на дорогу. Оттар вскочил в седло, и лошадь, подняв снежное облако, поскакала рысью в сторону главной усадьбы ярлов Раумарики...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 24-01-2007, 8:10

Лондир. Конунг Гандальв.

«Досточтимый отец!
Прими весть от сына твоего, Хаки – и сам решай, открыть ли для новостей свое сердце.
В первых строках сообщу, что конунг Харальд, сын и наследник Агдирского Волка Хальвдана, прислал в наш отряд ворона, вызывая меня на поединок. Чтя твое напутствие стеречь меня от ратных битв, ярл Барвайг Красный сам решил стать посланником в лагерь врага – да, видать, сгинул во тьму по дороге. Вестимо, что сердце мое полнится печалью. Хотя - глаза мои не видели еще юного конунга, а посему удержу я на языке черные слова, не рискуя винить его в бесчестии без доказательств. Ведомо мне, что зимой в лесу много опасностей… но ярл ныне пропал, и я уж отчаялся дождаться вестей от Барвайга. Значит – бывать поединку по договору.
Мы с Харальдом сражаемся в кругу, когда родится новая луна.
И пусть боги даруют достойному победу, а у неудачника - заберут его жизнь вместе с мечем.
Твой сын, Хаки».

Сильные пальцы смыли тонкий пергамент. Прыщавый юнец, прочитавший для конунга послание сына, невольно отпрянул назад, испугавшись, что вослед за письмом в пятерне конунга окажется его шея. Чтец невиновен в содержании известия – но сейчас юный воин был в том неуверен.
Какое-то время Гандальв просидел, молча глядя в одну точку, но грудь его сильно вздымалась, выдавая подавляемые чувства. Затем властитель Альвхеймера как бы очнулся. И, брезгливо откинув в угол мятый лоскут, уже ничем не напоминавший послание, нашел гридня налитыми кровью глазами.
- Что, отрок, стоишь, аки столб? Клич сюда ярлов, и вборзе! А гридням - вели седлать лошадей да доставать лыжи из-под полатей. Мы выступаем сей же час – пока этот йетунский щенок, мой сын, не погубил наше дело своей тупостью.

Дружинники конунга были привычными к походам воинами, так что много времени сборы в путь не потребовали. Альвхеймерцы выступили налегке, мысля, что возьмут все что надо в дороге, у местного люда. Двигались отрядами по 200-300 человек каждый, в сопровождении десятка конных, а впереди скакал сам властитель с отрядом в 50 конных воителей. Дружинники ехали тихо, старясь не обмениваться лишними словами. Конунг был в ярости, а Гандальв и в спокойном-то нраве не многим любился. Говаривали, мол, тяжел он на руку да скор на расправу. Ныне же властитель был зол, а преданный Барвайг, способный смирять гнев Гандальва советами да речами подле конунга отсутствовал. Масла в огонь добавило то, что жители первой же усадьбы у реки, к которой подошел отряд Альвхеймера, при виде алого медведя на стяге затворили ворота. Люди прослышали, что Харальд собрал-таки воинов – и не желали пускать под свой кров немилостивых захватчиков. В итоге, прежде просто недовольный жизнью Гандальв превратился в мстительного демона. Усадьба не была сильно укреплена, и, по приказу впавшего в ярость Серого конунга, альвхеймерцы взяли ее штурмом. А потом - залили кровью. Не щадили ни женщин, ни детей, не собак.
- Пусть же будет на сем месте пустыня, где сто лет после наших внуков не растет трава, да не селятся люди, - гласил вердикт конунга – и гридне с охотой исполнили его волю, предаваясь грабежу, насилию и убийствам.
Оставив за спиной остывающее пепелище, конунг Альвхеймера поспешил дальше, и путь его северным землям отмечался сожженными селами да стаями воронья, кружащими над непогребенными телами. Много крови впиталось в снег той зимой, многие деревья украсились ужасающими «плодами». Теперь Гандальв уже не стучался в ворота, хотя многие, напуганные участью соседей, были бы и рады поднести ему угощения, смиренно целуя сапоги.
Основный силы альвхеймерцев двигались кратчайшим путем на Саросберг, а вот конные отряди гридней сеяли ужас в округе. Хорошо укрепленные усадьбы конунг наказал обходить стороной – мол, штурм дело долгое, а он спешит к юному агдирцу и не след задерживать отряд ни на миг. Однако, многочисленные селения по 5-8 дворов защитить себя не могли и стали легкой добычей для умелых в бою викингов. Альвхеймерцы успевали опустошить все окрестные земли - воины конунга были привычны к многочасовой скачке, да и пролитая кровь как бы добавляла им силы, заставляя глаза блестеть, а тела – проявлять чудеса выносливости. В селениях они захватили дополнительных лошадей - и число разбойничающих отрядов умножилось. Кони были единственными, кто удостаивался чести избежать альвхеймерской стали. Люди бежали в леса, бросая нажитое предками, едва лишь доходил до них слух о приближении конунжьего отряда. Викинги не знали пощады, а мечи в их руках не ведали устали. Селение за селением исчезали в пламени – но чужая кровь не могла унять пожар в сердце Гандальва. Конунг желал мести – и знал, что она совершиться. Он придушит Харальда своими руками, медленно выдавит из него жизнь каплю за каплей. А, после того, как прибьет голову волчонка над своим порогом – снова займется воспитанием сына.
При этой мысли могучие руки Гандальва Серого сжались в кулаки: да, Харальд умрет, но и Хаки пожалеет, что не умер прежде той встречи.
Викинги двигались вперед. Снег был еще неглубок, но уже достаточен для использования лыж, так что и пешие воины двигались быстро. Саросберг неминуемо приближался.

Сообщение отредактировал DarkLight - 22-01-2007, 23:19

Раумарики.

Отряд Орма Седого своим появлением прямо из леса поднял настоящую панику. Прибежавший запыхавшийся от долгого бега дозорный с выпученными от страха глазами сказал, что со стороны леса пришли какие-то люди с черным знаменем с эмблемой белого волка, и их очень много. Кари кусал усы, и скрежетал зубами, спешно пытаясь припомнить, кто из вождей может носить белого волка, и не мог припомнить.
Люди в деревне спешно прятали свое добро в погреба, на улицах селения началась суматоха и полная неразбериха - истошно голосили и причитали женщины, лаяли собаки, ревели коровы. Ярл Кари Лысый, с трудом перекрикивая шум, отдавал приказания отрывистыми фразами. Хейдемарские воины спешно натягивали шлемы, кольчуги и кожаные доспехи, и выбегали на улицу. Наконец удалось закрыть ворота, и подпереть их бревнами. Наконец перепуганные бонды начали понимать, чего от них хотят, и быстро принесли из сараев приставные лестницы, и после долгих окриков и понуканий поставили их к стене частокола. По лестницам быстро вскарабкались стрелки с наполовину пустыми колчанами, и некоторые держали луки наготове. Бондов - из тех мужчин, кто уцелел во время захвата селения - с пинками и руганью тоже заставили вооружиться, кого чем попало под руку - кого топорами, кого копьями, а кого вилами, и тоже заставили идти к воротам. Кари Лысый хоть и был суров к местным, но не так жесток как иные предводители ратей, и, зная, что им здесь придется зимовать, приказал никого из местных бондов без нужды не убивать, жилища не разрушать, и обид не чинить. Лишь местному херсиру - Гудмунду Кукушке, которого здесь поставил еще Хальвдан и его тридцати хирдманам не повезло - и его, и его небольшую рать, и всех его родичей мужского пола старше десяти лет захватчики перебили, а трупы сложили в овраг и засыпали снегом. На остальных родичей и челядь либо надели рабские колодки, либо ограничились простым грабежом и изъятием лучших домов в свою пользу...

А в это время датчане срубили топорами три осинки, и, подняв на плечи, потащили бревна к воротам, сделав из них тараны. Ворота были простые, из сосновых досок, и даже не были обиты железом. Сверху на датчан посыпались стрелы, но лишь четверо из них упали на снег, зажимая раны, у остальных стрелы застревали либо в кольчуге, либо в плотной кожаной рубахе. Наконец после десятка мощных ударов петли зашатались, и створки ворот открылись. С дружным ревом, держась плотным строем, датчане кинулись в проем ворот. Их встретила стена хейдемарцев...

Харек стоял на опушке леса, смотрел на догорающую сторожку, и прислушивался к звукам, доносившимся из селения.
- Там уже идет бой! - крикнул ему Хрольв.
Харек кивнул.
- Мы пойдем на помощь товарищам. - Он снял с кожаного шнурка свой окованный серебром ирландский рог и затрубил. И побежал, а за ним побежали остальные.
Вторые ворота тоже были на запоре, хотя никаких воинов врага в этой части деревни даже не было видно...
По приказу Харека воины быстро срубили небольшую осинку, и с нескольких ударов выбили ворота.
- Вперед, за Агдир! - прокричал Харек, первым вбегая в пролом.
Из домов высунули головы перепуганные женщины, и тут же запирали двери, истошно вопя и проклиная новых захватчиков.
- Вы сказали за Агдир? - из дверей одного из домов выглянул седой старик. - Кто вы?
Харек остановился возле дверей избы, и крикнул Хрольву:
- Подними щит с гербом Агдира, чтобы все видели!- датчанин поднял свой щит на древке копья.
- Я Харек, ярл Харальда конунга, пришел выкинуть отсюда незваных гостей из Хейдемарка и угостить их теплой сталью. А кто вы, папаша?
- Меня зовут Хагир бонд, у меня было четверо сыновей, один был в дружине херсира, и его убили. А трое сейчас в колодках, но и их проклятый Кари ярл приказал с оружием отправить к западным воротам... Прошу вас, не убивайте их!
- Ведите нас к тем воротам и побыстрее! Чтобы никого из ваших людей не успели убить по недоразумению. И передайте всем, чтобы не повиновались приказам чужеземного ярла! Я здесь представляю нашего конунга, и только я имею право здесь командовать!
- Хильдрид, Эйра, где вы, лентяйки! А ну быстро бегите! Пришли воины нашего конунга, бегите скорее, пусть наши парни бросают оружие и бегут по домам! скажите пусть все передают весть!
Из дома показалсиь растрепанные девицы, наспех обувая унты и набрасывая на плечи тулупы.
- Ярл Агдира пришел! Ярл Агдира здесь! Смерть захватчикам!
Паника в деревне сменилась каким-то нездоровым воодушевлением.
- Я стар, ноги мои уже не идут, вот он - старик показал на мальчишку лет десяти - пусть вас и ведет к другим воротам.
Мальчишка тут же пристроился к Хареку, и взял его за руку, державшую щит.
- Веди нас, мальчик, чтобы мы не теряли времени. Но как только подойдем близко -сразу беги.
Мальчик закивал, и побежал, показывая направление.
- Все кто за мной выстроиться клином. Остальные - в ряд! - крикнул Харек, и воины на бегу стали выравнивать строй.
Как и предполагал Харек, на другом краю селения уже вовсю кипела битва. Увидев что враги идут на них с тыла, местные ополченцы тут же бросили оружие и бросились бежать.
- Не трогать их! - крикнул Харек, увидев как кое-кто из воинов попытался броситься наперерез убегающим.
- Идите по домам, добрые люди - это не ваш бой! - крикнул Харек. - Смерть захватчикам! за Агдир! За Хальдвна и сына его - Харальда конунга!
Воины Харека подхватили клич.
- Разбиться на десятки! - крикнул Харек, и его воины послушно перегруппировались.- Строиться хирдом! В бой!
Тотчас же дюжина отрядов выстроились тупым клином, и снова перешли на бег. У ворот кипела битва, отряд Орма уже пробился за ворота, но сопротивление хейдемрацев было упорным, хоть их и теснили к стенам ближайших домов...
(продолжение следует)

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-01-2007, 10:12

Вестфольд. Перед поединком.
_________________________________________________

Поединок в круге – все равно, что суд богов. По традиции он должен проходить на глазах у людей, дабы все были уверены – что поединщики чисты в намерениях и нет нарушений обычая. Местом для ратных подвигов была избрана узкая лощина близ берега реки. Начало зимы выдалось малоснежным, но здесь, в низине, землю уже припорошило изрядно. Избранные по жребию войны из обоих отрядов подготовили площадку, выложив круг. Тот, кто выйдет за его пределы – считался побежденным, но агдирцы как и альвхеймерцы понимали, что это – не соревнование удалых молодцев, до первой крови, дабы предков умением потешить, а бой старинных врагов, едва ли ждущих друг от друга пощады.
Воины молча делали свою работу, следуя указаниям жрецов, но временами обменивались хмурыми взглядами. Видимо было – лишь уважение обычая мешает этим людям тут же вцепиться друг другу у глотки.
Глядя на эти лютые взгляды, народ из деревни шушукался, а Фроди, тот самый знакомец Хаки Гандальвсана, едва удержался от грубого слова. Не след говорить речи, годные для изгнания клыкастой нечисти, в месте, предназначенном для суда богов. Но – голова селянина уж поседела от возраста, но видел много вражды – и разбирался в людях довольно, чтобы понять: тут мира не будет. Даже реши конунги и впрямь замириться – воины их слишком уж жаждут отворить вены друг другу. Особенно – альвхеймерцы. Гридни за пропавшего ярла Барвайга напоминали цепных псов, у которых чужак отнял сладкую кость. Ишь, как сверкают глазами! Дай им хоть невеликий повод – кинуться и разорвут. Фроди повел плечами, вспоминая ту ночь, когда альвхеймерцы стали хозяевами усадьбы, а деревня их чуть не погибла в пламени. Тогда у главы этого отряда достало сил навести должный порядок… но в ту ночь люди были хмельны от удачи, и перед их очами не маячили старинные враги в образе легкой добычи. Возраст еще не лишил Фроди зрения, и он отлично видел – воинов у Харальда пусть ненамного, но менее чем, у его супротивников. Ох, и сомнительно, что они смирятся в случае неудачи. Селянин вытянул шею, стараясь разглядеть подъезжающих с разных сторон поединщиков. Харальд вполне оправдал все ожидания Фроди: он был молод, как сказывали, но крепок телом и отнюдь не казался хлипким и беззащитным. А вот второй… повернув голову, Фроди не сдержал вздоха, узнав в появившемся воителе Хаки, которого все они, не чинясь, называли лишь «ярлом».
«Так вот он каков - сын Гандальва Серого?! Да сохраните нас боги!»
Фроди нервно скомкал сдернутую с головы шапку в руках, не зная, кому из двух он желает победы. Все же быть вассалами Харальда всяко привычнее, да и конунг юный, похоже, вполне может постоять и за себя, и за отцовские земли. Вызов на поединок вполне это доказал. Однако, и Хаки сумел завоевать расположение простого люда – не один только Фроди снимал перед ним шапку.
Собравшийся поглазеть на властителей народ сдвинул ряды и зашушукался. Все с нетерпением ждали начала поединка.

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-01-2007, 10:15

Гутхорм откинул белую прядь со лба. Место, на котором должна была состояться решающая битва за Хрингарику было знакомо ему до боли. Да, именно там он едва ли не пополам разребил Хаки-берсерка. А чуть по одаль стояла его усадьба. Теперь от неё не осталось ничего, кроме воспоминаний, и пустого места, на котором не росло ничего. Вообще. Гутхорм нахмурился. Воспоминания были не из приятных, но они не должны были мешать ярлу сейчас, а потому он опустил шлем "сову" себе на голову, плечами ощущая прятную тяжесть бармицы и скомандовал:
- Построиться! Лучников в первую линию, срзу за ними пусть идёт ополчение. Как только Гримкиль приблизится на расстояние выстрела - сделать три залпа и отойти за ополченцев. Конные - быть готовыми ударить с фланга. Хирд - в центр! Быть готовыми!
Гримкиль ярл подходил в боевых порядках - впереди копейное ополчение, сотни две набранных по деревням бондов и карлов, на которых из брони разве что кожанные куртки, да шлемы, которые не спасли бы и от скользящего удара, но у каждого по крепкому копью и деревянному щиту. Шаг чеканят ровно - неплохо выучены были дружинниками хрингарийского конунга, что никогда не снимал маску. Следом за ними лучники из охотников и финов, но были среди них и те молодцы, что когда-то уничтожили Кегни сына Кари, расстреляв всех его воинов издали.
Настоящая дружина шла после лучников - с топорами и мечами, окольчуженные воины, прошедшие не одну битву - разве что после смерти Стефана Грека, покинули ряды воинов Гримкиля византийские наемники, но и без них воинство это смотрелось грозно, а в самом тылу - конный отряд в пятьдесят человек, во главе с опасным воином Локтаром Немым, последним из ярлов Гримкиля.
- Готовьтесь! - скомандовал Гутхорм - Лучники прицел по ополчению и дружине. Конные - ждите пока подойдут, потом бейте в стрелков!! Ополченцы, как только лучники остреляются выходите вперёд и связывайте ублюдков Гримкиля боем! Мы обязаны победить, сыны Агдира и Хрингарики! Обязаны! Один с нами!
- Одииииииииннннннннннн! - согласным воем откликнулись его воины.
- Стоять! - повинуясь знаку Локтара, воскликнул глашатай, и воины замерли, ощетинившись копьями, слегка раздвинув ряды. О военных успехах Гутхорма они знал, потому и не спешили бросаться в бой очертя голову - все же численное преимущество было слишком незначительным. Давить.. давить надо было Оленя когда он только высадился, но что теперь думать.
Лучники вышли из-за пехоты, натягивая луки - несомненно, что этим же займеться и враг. Оставалось лишь проверить, чьи стрелки лучше.
- Стреляйте! - махнул рукой Гутхорм.
Лучники единым порывом спустили тетивы, стрелы загудели в полёте, вознося острые кованные лбы под самый Престол богов, чтобы всего миг пробыв в полёте всей своей убийственной тяжестью обрушиться на врага. Ветер дул в лицо войскам Гримкиля, а потому настоящее облако из стали и дерева обрушилось не только на лучников, но и на передний край копьеносных ополченцев. А в след первому залпу уже неслись следующие. Лучники видели, что враг встал и получили возможность пристреляться
- Щиты!!! - Рявкнул глашатай, сам укрываясь за стальным кругом. Вскинули свои щиты и ополченцы, выдвигаясь чуть вперед и прикрывая лучников - каленые жала застревали в дереве, не в силах пробить его, но то здесь, то там падали воины, не сумевшие укрыться - раненые, убитые. Перестрелка продолжалась.
- Конные - вперёд! Ударить с боков и отступить! Лучники стреляйте больше, мать вашу в Хель! Чтоб эти отродья Йормунганда головы не подняли! - Гутхорм чувствовал, как внутри поднимается горячая волна боевого безумия и сдерживал её, ругаясь, как надсмотрщик. Это помогало остаться ему рассудительным командиром, пока это нужно
- Остановить конницу! - Локтар Немой осознал, что настал решающий момент в этой битве, а потому решился на отчаянный шаг - лучники сменили цель с даллеких воинов на приближающиеся конные валы, а находившиеся по флангам ополченцы уперли копья, ожидая атаки. В готовности был и конный отряд самого Локтара.
Ополченцы Гримкиля опустили щиты и заплатили за это дорогую цену. Следующие стрелы из уже ополовинившихся колчанов стрелков Гутхорма собрали обильную жатву!
- Поджечь стрелы! Живо! - скомандовал Гутхорм.
Его коннице оставалось до первой стены копий совсем немного, когда на ополченцев и лучников Гримкиля обрушился огненный дождь.
"Это вызовет панику! Один, всели ужас в их сердца!" - думал ярл Хрингарики, до боли стискивая рукоять своего меча
Лучники, бросились бежать от вражеских стрел, но вот копейщики напротив двинулись вперед, на конницу Гутхорма, сбивая передовых всадников или вонзая копья в лошадей, заставляя их валиться на землю, давя своими тушами наездников. Похоже Гримкиль понимал, что это его последний шанс.
- Ополчение вперёд! - скомандовал Гутхорм. - Лучники, простыми стрелами, по вражеским ополченцам!
Всадники тем временем отступили, чтобы дать союзным воинам связать копейщиков Гримкиля боем
Копейщики, добив раненых врагов, вновь выстроились в линию, ощетинив копья и закрывшись щитами, в ожидании наступающей вражеской пехоты, и медленно отступая назад, дабы не отделяться на большое расстояние от основного войска.
Ополченцы Гутхорма вломились во вражескую стену копий, которые были чрезвычайно опасны для конницы, но малополезны в ближнем бою. Да, некоторые из бойцов Гутхорма погибли, налетев на острые стальные жала, многие из которых были окровавлены, но остальные прорвали строй врага и завязался ближний бой, где куда лучше были короткие топоры и мечи хрингарцев верных своему истинному конунгу.
- Хирдманны, вперёд! - скомандовал Гутхорм, сам первым трогаясь с места. - Лучники за нами, когда дойдёте на расстояние выстрела обстреляйте хирд Гримкиля!
Тем временем конница обошла основные силы Конунга В Маске с тылу и готовилась напасть, как только это будет нужно.
Страшный, утробный смех раздался из глотки Локтара, больше похожий на булькание, нежели на человеческую речь, когда его копейщики раздались в стороны, пропуская большую часть вражеского ополчения внутрь, и завязав битву лишь на флангах, отборная же дружина Гримкиля единым строем ударила по оружным крестьянам, давя их, сминая и оттесняя назад, стремясь расправиться с ними до того, как подойдут хирдманы Гутхорма.
Коннице молодого ярла так же не слишком повезло, обходя врагов с тыла, они попали под обстрел уцелевших лучников, и было ясно, что чем дольше они будут тянуть с атакой конного отряда Локтара, тем скорее их всех перестреляют.
И атака последовала - конники Гутхорма ударили по на мгновение смешавшимся силам Гримкиля и сминали, сминали их, словно копыта, которые сминают первый снег. А сверху на врагов Гутхорма посыпались стрелы и апофеозом битвы стала решительная атака хирда под стягом Оленя Хрингарики в лоб. Сам Гутхорм вёл своих хирдаманнов в атаку и сам первым же ударом пробил кольчугу одного из воинов Гримкиля. Боевое безуми накатывало и Олень Хрингарики смеялся, совершенно нечеловечески смеялся в битве, посвящая кажду отобранную жизнь Одину. Он видел, как валькирии носятся на крылатых конях над полем битвы, собирая души павших в Валгаллу, он слышал карканье воронов на плечах у Одина и всем своим существом чувствовал взгляд единственного глаза своего небесного покровителя
Когда стало понятно, что пехота не выдержит удара молодого конунга, а последние воины падали под ударами конников... Локтар приказал своим всадникам идти на прорыв, не желая терять ближнюю дружину. Свежие войска разметали конницу Гутхорма, топча там же и своих воинов, не успевших убраться с дороги и скрылись оставляя на расправу своих хирдманов.
Воины Гримкиля дрались отчаянно, понимая, что им не будет пощады в этом сражении, и стараясь лишь подороже продать свои жизни, ополченцы же, бросая оружие, пустились в бегство, едва увидав, что Локтар покинул их.
Локтар в своём бегстве совершенно забыл про Агдирских лучников, один из которых, по имени Торгрим Рысьи Глаза и спустил свой мощный составной лук в затылок ярла. Стрела пропела, но не желали Боги гибели Локтара, и вонзилась она в то место, где заканчивалось седло и начинался трусливый ярл. Битва была окончена. Гутхорм был победителем.
Вот только победа отдавала горьким привкусом, поскольку люто сражались обреченные воины - усеяно поле битвы было мертвыми телами, как и пятнадцать лет назад, только больше погибших было, много больше.
Было в хрингарики до этой битвы два больших войска, два сильных правителя - ныне и одна армия была малочисленна.

Лощина. Перед поединком. Хаки и Харальд
Совместно с Ви-Зетом

Харальд еще не родился, когда шла война между его отцом и отцом Хаки. До сих пор он лишь слышал о сыне Гандальва… и сам не знал, чего ожидать. Да, его честили трусом и неспособным к сражению… но сын Хальвдана понимал – иногда острый ум лучше острого клинка. А его противника в глупости не обвиняли. И потому следовало быть осторожным. Очень.
– Мы можем скрестить мечи хоть сейчас, Хаки Гандальвсон, – произнес Харальд, касаясь рукояти оружия. – Я готов. Если ты ничего не желаешь сказать.
Хаки задумчиво смотрел на сына Хальвдана Черного – но видел в нем отражение Рагхильды. Воистину, юноша пошел в мать, и через пару лет грозил отнять сон у всех молодых дев Норвегии. Если он выживет сегодня… Хаки с трудом подавил рвущийся с губ тяжкий вздох.
Поединок в кругу не всегда должен был заканчиваться смертью, но вражда Агдира и Альвхеймера началась слишком давно, и у их конунгов было довольно причин для кровной мести всем потомкам враждебного рода:
- Едва ли стоит мне возвышать голос, перечисляя причины для вражды, Харальд сын Хальвдана. У нас с тобой их более чем довольно, – и все пришедшие сюда войны хорошо знают историю. Гандальв и Хальвдан с переменным успехом враждовали годы подряд, а нас с тобой один из воителей назвал «спешащими на встречу сыном и папочкой», - Хаки криво усмехнулся. – Злая шутка – а ведь не отворотишь лица в силу истинности. Что же - оправдания тут не помогут, а сожаления будут выглядеть малодушием. Мне не по сердцу биться в кругу с мальчиком, но вызов брошен тобой, и мною принят. Достаточно же речей – пусть нас рассудят всевидящие боги. Я спрошу тебя лишь еще об одном: ведома ли тебе судьбы ярла Барвайга, прозванного Красным? Он уехал к тебе, неся в руке стяг с черным вороном - и сгинул без вести.
«Что бы там о Хаки не говорили – но обвинять его в трусости не стоит, – подумал Харальд. – Обреченность в словах. Обреченность – но не страх».
Юный конунг медленно покачал головой.
– Я знаю имя ярла Барвайга, но не встречался с ним. Если он уехал к нам – то не добрался до меня. Не знаю, что произошло с ярлом, но клянусь Мьёлльниром – я не отдавал приказа причинить ему вред.
«Первый вопрос – о пропавшем бойце, а не о чем-то другом… это хорошо.
Жаль, что он – из врагов. Мне бы пригодился такой человек. Пусть и не в первых рядах воинов, но позади… чтобы было куда вернуться после боя. Такие обычно умеют сохранять».
- У меня нет причин сомневаться в твой клятве, Харальд сын Хальвдана. Хотя мы и враги – но людей надобно судить по поступкам, а не по досужим речам. Твои деяния исключают возможность заподозрить тебя в обмане. Однако же… - Хаки слегка поколебался, следует ли продолжать, однако природная честность все же победила. Харек Волк не зря говорил, что сын Гандальва так и не научился подлости. – Если хорош конунг, то сие вовсе не значит, что хороши все идущие за ним люди. Мой долг – остеречь тебя, Харальд сын Хальвдана от излишнего доверия окружающим.
Разговор поединщиков прежде касался ярла Барвайга, и сторонние наблюдатели, не ищущие двойного дна в беседе властителей, увидели в этих речах лишь банальное оскорбление. Мол, наследнику Альвхеймера не след прямо сомневаться в клятве конунга Агдира, однако же, вполне можно заявить, что гридни Харальда не чисты на руку и могли… устранить ярла Барвайга тайком от властителя. На деле же, Хаки сильно подозревал, что за исчезновением Красного ярла стоит его старый знакомый Эгиль, а не агдирские викинги, а посему надеялся, что Харальд вполне унаследовал проницательность вещей матери.
«Берегись наших альвхеймерцев, юноша. Боюсь, что они снова замыслили недоброе. Так уже было когда-то, – и память моя живо воскрешает прошлые события. Я не удержал тогда их клинков от удара тогда – а в сей раз, похоже, Тор не даст мне и возможности попытаться. Останется лишь верить, что Фрейр убережет своего далекого потомка от лихой доли, и прекрасный юный зверь не умрет в волчьей яме, вырытой коварными охотниками», - подумал Хаки Гандальвсон про себя. К сожалению, верность роду и клятве замкнула ему уста, не дозволяя сделать своему врагу больше одного единственного намека.
Харальд медленно кивнул, понимая намек. Он был уверен, что его люди вряд ли бы закололи Барвайга где-то в пути, не желая допустить к конунгу… но понимал, что Хаки имеет право на такие подозрения. Можно было только поблагодарить за эти слова.
Что Харальд и сделал – взглядом и наклоном головы.
- Приступим же в битве, - возвысил голос наследник Альвхеймера, давая понять, что беседа закончена, и, подавая пример, первым спешился. По традиции, поединщики раздевались до рубах, показывая, что у них нет иного оружия, кроме оговоренного условиями боя и каких-либо оберегов, могущих повлиять на его исход.
Хаки скинул с плеч теплый плащ – и зябко повел плечами. Неспешная поездка сюда от усадьбы не дала телу разогреться, и, хотя кровь едва перешагнувшего третий десяток зим конунжича еще не была стылой, мороз все же кусался. Ничего. Скоро он согреется в поединке – или замерзнет навеки. Мороз разрумянил бледные щеки Хаки, от чего он казался значительно моложе, почти юношей. Харальд последовал примеру врага – и наблюдателям на холме пришло в голову, что они и правда похожи, как родичи. Оба светловолосые и стройные, почти одинаковые по росту. Сейчас мало кто из незнающих мог бы сказать, что этих двоих разделяет два десятилетия кровной вражды – и шестнадцать лет разницы в возрасте.
Медленным движением Харальд вытянул из ножен меч;
«Он старше и, может быть, сильнее. Но, если слухи верны, – не слишком уделял внимания бою. А меня дядя гонял с мечом с тех пор, как я его вообще в руке удержать сумел».
– Пусть Один и Тор даруют победу достойнейшему.
Луч солнца отразился от клинка, когда Харальд шагнул вперед.

Смерть шла по северной земле. И ковалось оружие. И созывались рати. Кьятви Ярл и Сати Ярл людей вооружали, Рагаландский стяг высоко взметнулся. Недаром отдал приказ ко сбору Сульки конунг, не даром велел он ближним людям приводить воинов, не даром златом платил наемникам – далек Харальд ныне от своих родовых владений, супротив Гандальва конунга идет – и пусть там свою смерть встречает! Не одолеть молодому волку старого, не сломить бывалого воина юнцу!
Так что же – ждать пока Гандальв Серый себя великим конунгом объявит? Нет, Сульки не для того ждал пять лет со смерти Хальвдана, чтобы кто другой его земли захватил. Ударить следовало, едва лишь спадут холода, едва лишь снега начнут таять – пока нет воинства в Агдире, пока грузутся точно звери Гримкиль и Гутхорм, пока сыны Эйстена грабят владения Хальвдана.
И вооружались рати Рагаландские…

Лощина. Перед поединком.
Весть о поединке двух наследников старых коннунгов Агдира и Альвхеймара широко разошлась по округе. Многие бонды побросали свои дела, и отправились в лощину посмотреть. Многие, услышав что коннунг с войском находится недалеко, вооружились кто чем смог, и пришли в стан агдирцев. Весь день в лагерь агдира стекался народ Вестфольда, чтобы отомстить за обиды, нанесенные им захватчиками. Жрецы возносили молитвы богам и приносили им скромные жертвы, молясь о победе своих вождей, и бросали руны. Харальду руны сулили победу. Хаки руны сулили поражение и смерть.
Торлейв с удивлением смотрел на то, как беседуют двое конунжичей. Слишком долго пожалуй. Они были неуловимо похожи -эти двое. Жрец подумал, насколько прихотлива бывает судьба -ведь преуспей Хаки с братьями, и не победил бы тогда Харек Волк в том сражении на берегу Согна - не взял бы Хальвдан в жены Рагнхильду Вещую, и не появился бы на свет Харальд. Теперь сын будет мстить за отца. На все воля богов. И все жетерзало его смутное беспокойство.
- Альвгейр! Скагги! Хаггир! Идите сюда. Тихонько проберитесь вон в те заросли и прочешите их... Если таит ить м вдруг прячется какой-то трусливый тролль с луком - убить на месте...
Воин кивнул, и подозвал соратников. Все пятеро скрылись в зарослях.
И все ранво на душе у Торлейва было неспокойно. Он чувствовал опасность,а чутье редко подводило его.
"Я поклялся оберегать его жизнь. И неважно, где даются эти клятвы -в Священной Роще, на Поляне Тинга или в постели. Клятва есть клятвы, и ей свидетели боги, и не сдержать клятву - хуже смерти. Несдержанная клятва не дает попасть в чертоги Повелителя Ратей".
Он вспомнил ту короткую ночь в шатре перед тем судьбоносным тингом, где харальда объявили конунгом. С тех пор Рагнхильда больше е оставалась в его шатре, и даже с тех пор стала избегать его. Матери коннунга негоже путаться с таким как он, даже если он не простой человек, а жрец могучего бога...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 24-01-2007, 21:40

Весфольд. Поединок.
Совместно с Ви-Зетом.
____________________________________________

Выбор оружия – важная вещь для любой рати. И, хоть и считается исстари, что поединки конунгов судят сами боги, все же мужественные асы едва ли начнут благоволить к неумехе, что не накоротке со славными клинками. Так что поединщики подготовились знатно.
Воинская правда не требовала от них равного вооружения, а потому Хаки не последовал примеру соперника, взявшему в руку прямой меч, и вооружился секирой. И то верно – здесь всякий может взять то оружие, в котором больше уверен. Оба мужчины взяли в левую руку щиты. Правила дозволяли использовать все, включая копья, но после краткого разговора, враги решили упростить богам оценку их боя. Только честная сталь в правой руке, шит в – в левой, да молитва Тору и Одину на устах.
Противники вошли в круг – и остановились друг напротив друга. Теперь они уже не принадлежали этому миру, творящееся в кругу касалось только двух конунгов и богов Асгарда. Никто был не вправе вмешаться в действо словом али рукой, а покинувший круг считался побежденным. Короткое затишье – и вот первый удар нанесен.
Знающие люди из агдирской дружины уж многократно прославили тот факт, что Хаки не отличался богатырским сложением, а посему был только на чуть тяжелее Харальда, еще не распрощавшегося ныне с юношеской стройностью. В боях викингов не приветствовались увертки, и часто судьбу поединка решала лишь сила удара. Опытные воины, славные подвигами, могли сокрушить щит противника с одного удара. Хаки и Харальд обменялись уже десятком, но без особого перевеса. Сталь тупилась о сталь, на щитах поединщиков оставались зарубки и вмятины, но снег на земле пока не окрасился кровью. Поединок затягивался – и наблюдатели стали поговаривать: проиграет тот, кто первым выбьется из сил. Пока оружие легко взлетало в привычных руках, но спустя недолгое время вес его должен был напомнить о своем праве. Харальд горячился, а тот, кто совершает лишние движения, вполне способен проиграть. Если его враг не ошибется. Хаки ошибся. Лезвие секиры в очередной раз обрушилось на щит агдирского конунга, но Хаки замешкался о отражением ответного выпада, промедлил долю мгновения. Харальду этого мига хватила. Бою на мечах юношу учил сам Гутхорм, славный искусством на всю Норвегию. Вот и сейчас ученое тело сделало то, что должно почти без участия головы. Харальд змеей поднырнул под рукоять топора, а его меч, проскользнув мимо щита Хаки, впился в плечо альвхеймерца. Наблюдатели ахнули: колющий удар! Сие было не совсем типично для викингов, они мечами рубили, а кололи все же более копьями. Однако – в круге агдирский властитель волен сражаться, как пожелает. Самые строгие ревнители традиций не могли бы придраться. Хаки немедленно отскочил назад, чудом остановившись у границ круга. Однако же, всем было ясно, что далее честной битвы не выйдет: видимо, меч Харальда серьезно повредил что-то в плече, и правая руга альвхеймеркого конунжича практически повисла. Он отбросил щит, переложив оружие в левую, но исход подобного боя ясен без слов. Юный конунг помедлил, давая противнику возможность покинуть круг с честью, однако Хаки лишь упрямо сжал зубы. Становилось очевидно, что он скорее пойдет на верную смерть, чем позволит врагам видеть собственную спину. Это можно было поименовать мужеством отчаяния – и в таких условиях Харальд не желал быть холодным убийцей. В голове юноши еще витали сказания скальдов о благородных воителей, что кланялись врагам и брезговали бить противника в спину. Он поднял руку с мечем, показывая, что отказывается продолжить битву.
- Боги видели, что я победил, - возвестил конунг. – Едва ли им люба кровь, взятая у того, кто временно не может взять в руки оружие. Да и мне подобное славы не прибавит. Я победил. Иди себе с миром, Хаки.
«Вот именно – с миром. Надеюсь, хоть это принесет мир между Альхейвмаром и Агдиром, которого не было у наших отцов.
Да и не только мир – но и соединение.
Но править в нем буду я. Даст Один – с твоей помощью».
Рука гандальвова сына разжалась, и топор упал на припорошенную снегом траву, Хаки тяжело дышал, а рубаха на правом плече уже пропиталась кровью, набрякла темно-багровыми каплями. Слегка пошатываясь, альвхемерец подошел почти вплотную к агдирцу – и все смотрели на происходящее с замершим сердцем.
- Ты победил, - проговорил Хаки, - и Харальд еще успел удивиться, как внезапно поблекли его голубые глаза.
«Неужели его так глубоко ранило поражение?» - удивился юноша, - но в этот момент сын Гандальва начал тихонько оседать на землю. Такое часто случается с воинами после боя, когда уходить горячка схватки и боль от ран добирается до сознания.
Выпустив щит, Харальд машинально подхватил руками падающее тело. Лишь через долгих пару мгновений руки сообщили юноше праву того, во что совершенно отказывались верить глаза. В спине у Хаки подрагивала стрела с альвхеймерским оперением.
Предательство!

Лощина в Вестфольде. В кустах. Гурмир.
(мое)
_______________________________________________
Воспользовавшись тем, что все внимание гридней обращено на поединок, Гурмир и подговоренные им воины без помех заняли оговоренные позиции. Сам сын Сагги устроился в кустах, откуда круг был виден как на ладони, сжимая в руках снаряженный лук. С такого расстояния промахнется лишь близорукий. Харальд умрет. Но – сначала пусть сдохнет Хаки Гандальвсан.
Когда агдирский конунг отказался добить раненого противника, Гурмир с трудом сдержал рвущееся с губ ругательство – не ровен час, агдирцы услышат. Что же – Хаки временно спасся, хотя – какой из него мужчина, ежели правая рука от ран не оправиться? Однако, едва ли что может помешать его замыслу. Харальд был отличной мишенью и в честь поединка не вздел ни кольчуги, ни даже куртки, способной задержать стрелу. Однако, боги явно были сегодня благосклонны к юному конунгу. В тот момент, когда предательская стрела покинула тетиву, Харальд сдвинулся, чтобы поддержать упавшего противника.
На сей раз, сын Сагги озвучил проклятие, выдергивая из ножен меч.

Лощина. Агдирцы и альвхеймерцы.
(совместно с Ви-Зетом)
________________________________________________
Как стая голодных волков, дружина альвхеймерцев кинулась на противника. Второй раз они нарушали данное конунжичем слово, словно забыв, как жестоко покарали боги ослушников годы назад. Гурмир рассчитывал на внезапность – однако, среди агдирцев было довольно умудренных опытом мужей, знающих цену дружине Гандальва. Мудрые советники нашептали конунгу сокрыть часть людей по соседству:
«Ежели враг сделает все по чести – говорили они, - мы всегда можем сказать, что не желали давить на глаза численным перевесом. Мол, сие не по правде, почти как угроза. А, ежели снова псы альвхеймерские подлость учинят – приструним мы их враз, не вспотевши».
Нельзя сказать, чтобы такой совет был по душе сыну Хальвдана… но зачем мудрые, если их не слушать? Так что Торир с верными людьми наблюдал за поединком. Лишние свидетели не помешают… ну а в случае чего – и вмешаются.
Правда, юному конунгу отчаянно хотелось, чтобы повода не было.
Увы, как ни печалило это Харальда, но мудрые советники оказались правы. Бешеных волков надо уничтожать без жалости и сострадания, дабы не несли впредь заразу по селам. А предавший раз – повторит это и снова. Суровый урок выучил ноне Харальд Хальдансон, и, глядя на то, как взвивается наверху алое знамя с волком, как его витязи бегут вниз по склонам, сметая альвхеймерцев, как река в половодье сносит запруду, Харальд испытывал только сердечную боль.
Ему не пришлось поучаствовать в схватке: бой конунга уже был не сегодня выигран. Даже селяне, возмущенные подлостью Альвхеймера, вступили в сражение наравне с агдирскими гриднями. Через недолгое время вся дружина сгрудилась вокруг конунга, по-прежнему сжимающего в руках тело своего врага.
– Агдир и Харальд! – рявкнул Торир, первым кидаясь вперед.
Альхейвмарцы, набравшие скорость, отступить уже не могли – и налетели прямо на клинки. Рассвирепевшие агдирцы рубили всех на своем пути.
Гурмир рвался к самому конунгу; он понимал, что ему не победить, но желал хотя бы окунуть меч в кровь юного выскочки. В бешенстве он даже не чувствовал боли и ран… но вот сталь, прошедшую сквозь шею, не почувствовать было невозможно.
Торир стряхнул с клинка кровь и бросил презрительный взгляд на убитого. Даже меч не хочется о таких марать…
Ослепленные яростью, гридни и селяне били врага без жалости, не слушая ни мольбы не оправданий и боевой дух противоположной стороны сломался в первые же мгновения боя. Бывшего отряда ярла Барвайга, а еще утром – отряда Хаки больше не существовало: альвхеймерцы утратили дисциплину и бежали, не разбирая дороги. Но все равно – из лощины, ставшей кровавой западней выбралась лишь половина: агдирские стрелки, заблаговременно облюбовавшие пригорки, хорошо знали свои луки.
Место поединка конунгов оказалось усеяно мертвыми телами. Сегодня боги севера судили совершенно особенный суд.
– А с этим что? – кто-то из гридней, распаленных битвой, указал на Хаки.
– Отнесите к лекарям, – велел Харальд. – Пусть что угодно делают, но задержат его в Мидгарде.
– Так это ж… – поперхнулся пожилой воин, помнивший сына Гандальва в лицо и не питавший к нему никакой приязни.
Харальд повернул к бойцу лицо и гридень замолк: взгляд конунга был острее меча.
– Мне что, повторить? – тихо прошипел сын Хальвдана, и воин покорно склонил голову.
А над землями Вестфольда снова взвился стяг с волком Агдира. Конунг Харальд доказал свое право властителя перед богами и людьми.

Буря улеглась, и вот увидели люди кюны Рагнхильды на берегу озера великое множество костров. Послала она своего слугу Модольва посмотреть что это за люди, и что им понадобилось в этой глуши, возле могилы ее покойного мужа...

Модольв увидел множество воинов, рассевшихся греться вокруг костров, и множество шатров, хижин и шалашей. Один из дозорных заметил, что кто-то идет к ним, и окликнул Модольва, и спросил кто он, откуда и с чем пожаловал. И позвали Модольва к костру погреться, не пренебрегая законами гостеприимства. Вскоре и сам Эйнар, услышав о госте, подошел к костру и заговорил с Модольвом, и Асвальд присоединился к ним. Модольв, узнав что перед ним ярлы его госпожи. весьма этому обрадовался, и поведал им, что их госпожа расположилась возле самого кургана, на окраине леса, где ее застигла метель. И тотчас же оба ярла возжелали навестить госпожу.
Рагнхильда встретила ярлов приветливо, и удивлена была тем, что они явились сюда. Когда же Эйнар поведал о сне, в котором увидел он Хальвдана, и то что велено ему было повренуть в Вестфольд и идти до Лондира, еще больше удивилась этому Рагнхильда, и она поведала ярлам свой недавний сон...
Утром ветер утих, и они отправились по берегу озера к реке Скаун, и так как снег уже лег плотно, все войско встало на лыжи, а Рагнхильде были изготовлены крытые сани. День шли они по притоку Скауна, вытекавшему из озера, и к вечеру вышли к самой реке. Еще два дня шли они вдоль реки к Лондиру, и само селение они нашли в большом запустении. Дома были покинуты, и часть дружины разместилась в большом доме. И вот приснился Рагнхильде сон. Два волка бились в кругу из камней, и белый волк ранил серого, и вот черный ворон вылетел из зарослей и сразил серого волка ударом клюва. И стая черных волков прогнала серых. Но вот небо заволокло тучами, и неисчлимая стая серых псов вновь обступила белого волка со всей его стаей... Один за другим падали его защитники, и вот с неба спикировал на белого волка коршун, и вцепился ему в голову когтями... Рагнхильда проснулась с криком... Сын ее уже вступил в схватку с врагом и победил, но вот идет на него враг более сильный и более многочисленный, и Харальд не устоит, если не помочь ему...
На утро они увидели, что снег всюду утоптан, и на нем было оставлено множество следов людских ног и конских копыт. И дальше они шли по следам, оставленным войском Гандальва...
Много дней шли они по следам войска Гандальва, останавливаясь лишь на краткий отдых и недолгий сон, и всюду находили сгоревшие деревни. Но были усадьбы, не отворившие ворота перед ярлами Альвхеймара, и отбившие попытки взять их наскоком - и в них ратники Эйнара и Асвальда находили пропитание, а Рагнхильда и ее слуги - гостеприимство и приют на ночь...
После битвы хирдманы Харальда собирали тела павших, относили раненых в шалаши, где ими занимались знахари. Победа была полной. Войско Харальда потеряло лишь чуть более двух десятков убитыми и полсотни ранеными, тогда как все поле было усеяно телами врагов, и многих из них сразили, когда они бежали. Но все равно многие смогли уйти от расправы, и убежали к реке, и усталые с дороги воины агдира не стали их преследовать. Всю ночь копали ямы, и в них горели погребальные костры. Мерзлая земля не позволяла соорудить курган даже своим павшим товарищам, и лишь небольшая кучка камней была нагромождена над их могилой, а Торлейв вырезал на поминальном камне руны, повествовавшие об этой битве. Закончив резать руны, Торлейв пошел в шатер альвхеймарского ярла, чтобы осмотреть рану Хаки. Хаки был все еще без сознания, хотя кровь смогли остановить, но рана воспалилась. Торлейв осмотрел раны, и аккуратно обработав их соком крапивы и кабаньим жиром, смешанным с хвойным отваром, повернулся к Харальду и Ториру ярлу.
- С плечом - ничего страшного, тут рана не смертельная, но если рана заживет, то рука еще будет двигаться, но вот меч больше никогда не сможет поднять. А вот рана, нанесенная той стрелой плохая - наконечник не вышел и застрял глубоко в груди. Достать его - большой риск. Оставить - верная смерть. И еще эта стрела могла пробить легкое - он дышит тяжело, и временами кашляет кровью. Боюсь, недолго ему жить осталось... Но в том уже не твоя вина, конунг... Стрела та предназначалась тебе. И твое счастье, что она сразила Хаки ярла, а не тебя... Видать, велика еще твоя удача... Но это урок для нас всех. Не искушай больше судьбу, конунг. Твоя жизнь слишком важна для нас всех. В этот раз я не смог помешать тебе прибегнуть к древним обычаям, но впредь я не позволю тебе идти в битву впереди войска. Для этого есть ярлы и гридни... А ты должен править народом и командовать войском. Или ты забыл, что ты последний из рода Инглингов в Норвегии? Если на тебе прервется род Фрейра, то его благословение покинет наши земли, и земля наша перестанет приносить обильные плоды. Ты не просто правитель, Харальд - через тебя боги проявляют свою волю...

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-01-2007, 8:29

Вестфольд. Близ Саросберга. Конунг Гандальв.

Воинство владыки альвхеймера уже приближалось к усадьбе властителей Вестфольда, когда из ближайшего леска показалась группа небрежно одетых воителей, явно побывавших в лютом сражении. Велико было удивление альвхеймерцев, когда признали они в людях, возникших из чащи, своих братьев по оружию, ушедших недавно в поход с ярлом Барвайгом.
Гридни были немедленно провожены под строгие очи Гандальва. И то, что услышал от них конунг, повергло его в неописуемую ярость. Даже дружинники, знающие владыку своих земель не первую зиму, попятились в ужасе, хоть и не они были причиной конунговой злости. Однако, Гандальв сдержал до времени свой знаменитый норов, повелев конным гридням разъехаться во все стороны да собрать всех бывших воинов своего сына, схоронившихся по оврагам. Отряд альвхеймерцев встал лагерем. До агдирских воителей было недалече, однако необходимость стянуть силы в единый кулак тормозила серого конунга на подходе. Стоит ли говорить, что это только усиливало его ненависть?
Несколькими часами позже перед конунгом предстали трое жрецов, сопровождавших отряд Хаки-Барвайга в походе. Чуть ранее, они благодарили своих богов за чудесное избавление от лютой смерти, но один взгляд на лицо конунга заставил тревожно забиться сердца всех трех ослушников. Альвхеймер много раз зрил вождя своего во гневе, но сегодняшнее спокойствие его внешнее пугало более любого крика.
- Итак, - конунг начал дознание опасно мягким голосом, - я вижу пред собой храбрых воителей, бежавших от отряда мальчишки-конунга, меньшего вас числом да своры холопов, не умеющих держать меч, как должно? Славных же гридней пестовали под моим кровом! Сказывайте уж, почто бежали вы, аки зайцы, побросав даже секиры? Али трусость сына моего – столь заразная хворь, что поселилась в сердцах всех моих воинов?
- Виновны мы, конунг, и смиренно стоим перед твоим судом.
- Я облек вас своим доверием. Почто позволили вы Хаки эту глупость затеять?
- Конунг вопрошал конунга о поединке. Не посмели мы прекословить древним законам.
- Хаки – не конунгом был, жрец неразумный! Али забыл ты, чей хлеб ешь да под чьим стягом ходил на провальную битву? Один урон моей чести от дел ваших … однако, ответь мне, любитель обычаев: коли так уважаете вы конунгову кровь – где сын мой единственный? Разве не должно воителям защищать своих конунгов спинами? Дело ли это – бежать сломя голову, бросив тело предводителя своего на срам и поруганье?
- Вина на нас, конунг, - жрецы – и вослед за ними все воины стыдливо потупили глаза, опустив голову перед судом. Хаки они отродясь не любили – вот и не нашлось среди альвхеймерцев желающих рисковать для него головой. Так что нынешние речи Гандальва были истиной. Как и то, что за такие дела воинский обычай спрашивал очень жестоко.
- Воины ярла Барвайга! – серый конунг возвысил голос, произнося приговор. – Вы потеряли двоих командиров, не принеся тел их для честного погребения, – и нет у вас ныне воинской чести. Однако, не столь лют я, чтобы запретить вам навеки дорогу в Вальгаллу – ратным трудом в будущей битве, может, отмолите прегрешения. Что же до этих троих лживых советчиков, - их вина много хуже. Так не видеть им смерти от честного меча, не пировать в воинском чертоге в посмертии. Гридни! Повесьте сих собак на том ясене – и пусть души их вовек сгинут во тьме и холоде.
К жрецам потянулось множество рук: воины были рады, что отделались только их жизнями.
Через минуту конунг уже смотрел на их тела, извивающиеся в предсмертных конвульсиях. Бывшие товарищи не явили жалости, сломав веревкой шейные позвонки – и жертвы гандальвого гнева были обречены на долгую смерть от удушья.
- Конунг, - осмелился привлечь внимание владыки один из ярлов. – Со слов трусов не явно, что твой сын - мертв.
- А ты – оставил бы в живых вражеского наследника? – ответствовал Гандальв. – Кроме того – жив Хаки или мертв мне ныне без разницы. Сей щенок слишком долго срамил мою кровь, – и, даже коль жив, ныне не сын он мне более. Пусть Харальд его умертвит любой смертью – не будет ему от меня и капли уступки. Хвала ванам, мне еще далеко до старости. Любая дева этих земель будет рада родить мне наследника, всякий старейшина примет за честь породниться… кличь-ка народ, выступаем!

Холодные ветры дули над землями Норвегии, неся с собой колючий снег. И в этом ветре был запах гари, запах крови и запах смерти. Стучали кузнечные молоты в Рогаланде, собирали рати в Теламерке, и банды налетчиков появились в Агдире, грабя и разоряя ставшие беззащитными селения. и вот к бывшей кюне Ассе Сигундоттир заявились ходоки, и молвили "Харальд далеко воюет где-то на окраине своих земель, Рагнхильда уехала в какое - то далекое святилище, чтобы служить богам, а из Рогаланда нападают на нас, грабят, убивают и разоряют. Приди же, госпожа, и собери ополчение, чтобы дать отпор разбойникам, ибо ярл Ормкиль не имеет тут веса, и никто его не слушается, а тем временем землю разоряют...
После битвы с Хаки агдирцы похоронили своих павших товарищей, а убитых врагов сожгли на погребальных кострах собрав их оружие и доспехи - добычи было столько, что даже ополченцам досталось по новому доспеху, мечу и щиту, снятых с альвхеймарских воинов. Торлейв жрец принес в жертву богам семь вражеских коней, а мертвого Гурмира, а также двух пленных ярлов приказал повесить на священном дереве как жертвоприношение Одину. Помнил он про то, что есть еще войско Гандальва конунга, и настоящая битва за наследие Хальвдана еще впереди...

Эйнар и Асвальд тем временем шли по следам альвхеймарского войска. И вот на третий день, как вышли они к фьордам, увидели они лагерь альвхеймарцев. И стала Рагнхильда гадать на рунах, и выпали им перевернуые руны тейваз и алгиз, и руна Лагуз, и руна Торн, и руна Туризас, и перевернутая руна Солвейг. И сказала им Рагнхильда, что не пришел еще час битвы, и что было ей видение, что суждено им сойтись в битве вместе с молодым волком Агдира, и спасти его от гибели в урочный час, но не следует лезть им в битву раньше времени. А сейчас усталые воины лишь зря отдадут свои жизни, и не будет в том сражении пользы. Тогда Эйнар велел своему войску спрятаться в лощине, но разослал финских охотников, чтобы внимательно следили за всеми перемещениями альвхеймарцев... И вот утром следующего дня снялись с места альвхемарские воины, и все огромное войско двинулось на агдирцев, предвкушая легкую победу, ибо в три раза превосходило войско собранное Гандальвом число воинов Харальда... "


Сообщение отредактировал Ноэль - 1-02-2007, 20:09

Хаки и лекарь.
Совместно со Скальдом.

Красный туман перед глазами – таково было последнее воспоминание Хаки о поединке. Он еще успел подумать, что негоже сие – являть слабость супротивнику, но тело отказалось повиноваться воле рассудка. Конунжич плавал в кровавом тумане, почему-то дивно горячем… он никогда не встречал такого жара в холодных землях Норвегии. Периодически наплывали странные видения, в которых он сам то сражался с чудищами, то от них убегал. Теперь странные сны ушли и Хаки, вновь утвердившись в здравом рассудке, приоткрыл глаза, рассмотрев знакомый до мелочей полог шатра. Он был у себя? Вот диво! Сын Гандальва четко помнил, что проиграл. Но… что же случилось? Разум требовал ответов, – и Хаки попробовал пошевелится. Ответом явилась немилостивая боль, пронзившая руку да пальцев и грудь. Кажется, он застонал. Во всяком случае, некто, не замеченный конунжичем вначале, резво подошел к ложу альвхеймерца. Слегка нахмурившись, Хаки всматривался в смутно знакомые черты, тщетно вопрошая память об имени этого мужа. В конце концов, он сдался – и вопросил незнакомца:
- Кто ты?
Голос прозвучал глухо – Хаки и сам сперва не узнал свой говор в этом хрипении. Видимо, рана его была тяжела…
- Очнулся, соколик? - послышался старческий голос. - На выпей отвар - полегче будет. - Старик закашлялся, и протянул ему глиняную миску с терпкой на вкус жидкостью, но пахнущий душистыми травами леса.
: Хаки отворотил голову от миски, пытаясь заглянуть старцу в глаза:
- Ты не ответил мне, отец славных мужей. Кто ты, ныне предлагающий мне лекарское снадобье?: - Кто ты? И - где я?
- Знахарь я. Вот лечить тебя мне велели. Конунг сам велел за тобой тут присмотреть, чтобы к предкам не попал скоро. Говорит, чтобы сберегли.
- Кто говорит? - вопросил Хаки. В глазах плыло, мысли путались. Ужели Гандальв отбил своего отпрыска у агдирцев? Конунжичу альвхеймерскому верилось в то слабо – больно хорошо знал он отцову дружину да гандальвовы мысли.
- А зовут меня Беркир целитель, - продолжил меж тем старец. - Я с детских лет людей лечу. Еще Хальвдана лечил, когда он только на ноги встал. Вот уж не думал, что сына Гандальва лечить буду. Тяжкая у тебя рана, Браги тинга. Ну я все сделаю, что смогу.
Хаки устало откинулся на ложе. Харальд! В одной стороны глянь – так все ясно. А с другой подойди – полная нелепица.
- Значит, я агдирского конунга пленник? – промолвил альвхеймерец. – Дивно тогда, что ты меня лечишь. Зачем сыну Хальвдана сохранять жизнь сыну врага своего?
Знахарь не ответил – да Хаки этого и не ждал. Разрешить все сомнения мог разве что Харальд, а ему, видимо, недосуг.


Агдир и Альвхеймер. Битва.
Совместно с мастером.

Заслышав о приближении альвхеймарской рати, ближние гридни конунга Харальда времени даром не теряли, постаравшись из прибывающего люда организовать хоть какое-нибудь подобие сносной рати, при этом не имея ни оружия, ни доспехов в достатке. Вместе с тем - одно преимущество было у агдирцев - Гандальв наступал, а значит, место сражения выбирать следовало Харальду.
Выдвинув воинство навстречу подступающим ратям Серого Конунга, агдирцы остановились в дне пути от памятной лощины, ныне названной Хакадаль, в память о поединке и славной победе над альвхеймарцами.
Торир Алый Ус, один из ярлов, служивших еще Хальвдану, и Торлейв избрали местом для лагеря небольшую возвышенность справа и слева прикрытую лесом, и приказали выстроить на ней частокол, считая, это место идеальным для обороны. Уже к вечеру стук топоров утих, возвещая о завершении устроения лагеря, однако отдыхать пришедшим под знамена Харальда бондам не довелось - предвидя, что в бою от них будет мало проку, Торир приказал им копать волчьи ямы на пути гандальвского войска, и устраивать иные ловушки, пока еще было время.
А времени становилось все меньше - Гандальв-конунг, вынужденно задержавшийся столь недалече от врагов, не желал терять времени даром. И, едва на избранном агдирцами холму появилось подобие частокола, как зоркие глаза юношей, поехавших дозором, заметили войско альвхеймерцев. Гандальв шел не таясь, полный уверенности в своей силе, и на то были у конунга веские резоны. Велика была альвхеймерская рать, сильна, умела и - полна решимости отмстить за бесславное бегство сородичей
Агдирские же воеводы, тем временем оставили за деревянным частоколом рабов и крестьян, вооруженных дубьем, да деревянными копьями, заточенными и обожженными в кострах, да вилами, а бывалых воинов расставили в лесах по правую, да по левую руку от частокола, сокрыв их от глаз вражеских. Самого конунга, предвидя, что именно его смерти, более всего жаждет Гандальв, оградили от битвы, оставив в окружении избранной дружины позади частокола.
: Гандальв остановился, не доехав до вражеского холма два полета стелы, и придержал коня, оскалив зубы в злой усмешке. - Видимо, юного волчонка все же заставили поджать хвост, - презрительно молвил он, не увидев Харальва в первых рядах войска. Жаль, что нет тут его матери - небось, схоронился бы под ее юбками. Однако же - не по правде ратиться без объявления немирия. Лучники! Пошлите стрелу
: - Конечно, для нас это лишь обычай, но - кто знает? Может, Харальд хочет говорить перед тем, как наша сталь споет по нему погребальную песнь? Надо уважить его волю последнюю.
Однако в ответ на ратную стрелу, заговорили не агдирские ярлы, не молодой конунг, а тугие луки, дав понять, что быть бою в этот день. Шесть стрел вонзились в землю, не долетев до альвхеймарского воинства.
- Добре, - кивнул Гандальв в ответ на такое приветствие. - Ярлы! Начинайте битву. И пусть агдирский щенок молит ванов о милости, потому что асы ныне стоят за нашими спинами. Вперед!
Альвхеймерская рать спешилась и начала медленное движение к холму, ощетинившемуся частоколом. И если бы кто смотрел с высоты, но испугался бы, сколь крохотным казалось укрепление воинов Харальда перед толпой нападающих.
Едва лишь ратники Гандальва подошли на дальность полета стрелы, как тетивы финов и охотников запели вновь, посылая из-за частокола смертоносный дождь железноклювых птиц. Расчет Торира Алого Уса, вставшего во главе ополчения, был на то, чтобы мертвыми телами устлать подход к холму, затруднив продвижение альвхеймарских воев, потчуя их стрелами до той поры, пока хоть одно жало еще остается в колчане агдирского стрелка. Враги стреляли в ответ, кровью добывая себе каждый шаг, но их стрелы летели не прицельно, ибо должны были миновать частокол, то там, то здесь, проваливались в волчьи ямы ратники Гандальва, напарываясь на заостренные колья, воткнутые в землю, а затем с холма покатились бревна, до этого держащиеся на веревках подле частокола.
Однако конунг альвхеймерский имел достаточно опыта, дабы предвидеть уловки врага - был готов платить кровью за каждый шаг свой к Харальду. В первых рядах его воинства шли неудачники, замаравшие свою честь в провальной битве. Смерть для них была единственным способом обелить свое имя перед потомками. Гандальв их не жалел, посылая на верную гибель, а сами воители умирали с улыбками, очищая дорогу для товарищей. Однако же, альвхеймерские стрелы, пусть и посланные верхом, без четкого прицела, тоже исправно поражали врага. То один, то другой агдирец оседал наземь. Все понимали; славно использовало Харальдово воинство выгоды местности, но у Гандальва людей много больше. И на всех стрел не напасешься. Тем более, что воины Альвхеймера, пусть с потерями, но минули первую линию обороны, уже схватившись кое-где с врагом врукопашную. Уж больно велико было превосходство войска Гандальвова в людях – агдирцев просто давили числом, заставляя отступать. Пусть и с боем, пусть и прореживая ряды нападающих. Стрелы все еще летели на холм и с холма, но все понимали, что судьба битвы решиться позже, когда воины враждующих конунгов сойдутся грудь на грудь, обагрив честную сталь кровью противника. И, если вначале битвы гридни Гандальва спешили, преодолевая простреливаемый из лука участок пути чуть не бегом, то сейчас альвхеймерцы перегруппировались, а часть ярлов во главе с конунгом и вовсе отошла подальше от боя, дабы иметь хороший обзор. Агдиру оставалось сражаться до последнего человека, зная, что пощады не будет. У альвхеймерского владыки, в отличие от Харальда, было довольно людей, чтобы удержать часть воителей в стороне от битвы и потом – добить обескровленного противника свежими силами. Будучи постоянным участником всех норвежских усобиц, Гандальв Серый отлично знал, что большое количество воинов при штурме могут лишь помешать друг другу вместо помощи. И сейчас он с удовлетворением смотрел на то, как медленно, но неумолимо, агдирцы отступают к вершине холма, теснимые его воинами. Много будет ныне пищи для воронов, много душ отлетят пировать в чертоги Асгарда.
Конунг смотрел на кровавую сечу – и довольно улыбался себе в бороду.
Наступали воины альвхеймарские, по три-четыре человека отдавая за каждого убитого агдирца, но сминая заслоны. Не жалел людей Гандальв, но не жалел их и Торир, не жалел и Торлейв, чей разум измыслил эту ловушку для альвхеймарского войска - ведь, дабы ловушка захлопнулась, следовало обильно окропить землю Вестфольда кровью, как вражеских воев, так и своих. Не поведя и бровью, бросал ярл Торир мужичье с дубинами и топорами на верную смерть, дабы сдерживали они натиск вражеских сил - уже миновали псы Гандальва первый ряд частокола, приближаясь ко второму, но в них продолжали лететь стрелы лучников, сокрывшихся за рядами своих обреченных соратников.
Точно звери лютые вгрызались ратники в строй агдирцев, а из-за их спин, навесом, нет-нет, да били стрелки, и падали бездоспешные ополченцы, не успевшие укрыться за щитами. Но как скала стоял Торир Алый Ус в окружении отборных хирдманнов - не без умысла заняли они позицию по другую сторону холма, отнюдь не за Гандальвовой ратью наблюдать, а не дать вестфольдским бондам отступить под ударами умелых ратников. Невелик был выбор у брошенных на убой крестьян - впереди бой и смерть на клинках альвхеймарцев, а побежишь, так свои же зарубят.
И снова лилась кровь на норвежскую землю, почервонил снег от руды, исторгнутой из вен, и нельзя было уж разобрать, где сложили голову агдирцы. а где – альвхеймерцы. Смерть уравнивала всех – но лютость живых только лишь возрастала. Вот уже первые воины Гандальва преодолели и второй ряд частокола. Впереди была вершина холма – и конунг. Альвхеймерцы рванулись вперед, будто отведав доброго хмеля. Каждый желал принести грозному владыке голову его врага.
Мудрый Торлейв говорил, что этот момент настанет, и ярлы кивали головами, подтверждая, что холм их воинству не удержать - а то, что немало людей погибнет, так на то и война. И если храбрый конунг по молодости и горячности поначалу противился подобному решению, то седовласые мужи убедили его в необходимости оного. След правителю с юности воинскую науку познавать было и не по рассказам, а на деле - где подлость, где маневр - о том законоговорители и асы решат, а победа в этой битве была необходима Агдиру, ибо проиграв здесь, не было бы уже шанса оправиться.
О том думал Торир Ярл, глядя на падающих под ударами мечей и топоров бондов, чьи жизни должны были стать ценой за победу. Медленно вышел клинок из кожанных ножен, а воздух со стоном покинул легкие - каленое острие стрелы вошло в незащищенное кольчугой горло ярла Торира, точно месть за брошенных на убой крестьян. Кто пустил эту серооперенную стрелу, кто натянул лук - не дано было узнать, но упал Алый Ус на колени, издав предсмертный стон и веля гридям вступить в бой с дружиной альвхеймарской.
Тотчас сокрытый в подлеске резерв пришел в движение – и ударил прямо по втянувшимся в битву альвхеймерцам. Советники Харальда ожидали, что войско противников несколько смешает порядки, да убавит бдительность в предвестии триумфа. В первый момент так и вышло: казалось, победа голова ускользнуть от воинов Серого конунга, – настолько не ожидали они нового удара, не убоялись, что уж затравленный зверь еще может кусаться. Добрая наука!
Однако, Гандальв не зря столько зим прожил на свете. Велик был ратный опыт альвхеймерского конунга, и хитрость врага его не смутила:
- А ну, сомкнуть ряды, псы смердячие! Выставьте вперед копья – ногами крепче в землю упритесь! – крикнул он замявшимся с отражением удара гридням. – Али дети малые, не ногах еще не утвердились? За Альвхеймер!
Не смутила гибель предводителя среднее агдирское воинство, хирдманны врубились в ряды нахлынувшей альвхеймарской лавины, сражаясь доблестно и отважно. Не зря поставил здесь, за рядами неумелых крестьян, Харальд, лучших своих гридней - расслабились, рубя мужичье, прихвостни серого конунга, не ожидали подобного отпора.
А с флангов ударили сокрытые в лесу дружины Ярла Хлодира и Ярла Тормунда. Хорош был план агдирских воевод: заманить войско вражье, окружить его, да всеми силами ударить, когда час придет, вот только много было воинов у Гандальва, не хватало людей, дабы в окружение взять их. Быстро опомнились серые псы, сдержали яростный натиск.
И хотя теперь в бой шли не бонды-землепашцы да рыбаки, а умелые воины, теснили их Гандальвовы хирдманны обратно в лес. Велика, видимо, была ярость за позорное поражение, велик страх перед гневом конунга, раз столь свирепо бились альвхеймарцы.
Да и куда им было идти, коли сегодня стоял за их спинами ни Хаки Малодушный, над чьими словами можно смеяться, а сам конунг грозный, в гневе немилостивый? Не было выбора у альвхеймерцев, крепко держала свою власть рука Гандальва-конунга. и в памяти воителей намертво зарубилось наказание для ослушников.
- За Альвхеймер и Гандальва! Да здравствует Серый конунг! – заорали викинги.
Храбры были агдирские гридни, изобретателен ум советников Харальда да велика доблесть юного конунга, уже проявленная в ратных делах, но ныне боги, казалось, отворотили от него свой взгляд. Битва разгоралась, – но перевес альвхеймерцев, пошатнувшийся было после маневра ворогов, снова стал ощутимым. Воины Гандальва-конунга были злы, сильны и опытны. А главное – их было больше. И стало казаться воителям, что обречен ныне черный волк, разорвет его алый медведь на куски и съест, не оставив и косточки.
И шла битва кровавая час за часом, и никто не желал отступить, спину врагу показав. Агдирцам ступать было некуда, сзади - только Харальд, их последняя надежа. Срубят коль голову конунгу – его гридням тоже, хоть в петлю лезть самолично. А вот альвхеймерцев гнал на клинки давешний позор, стыд справедливый да страх нутряной. И только боги знали, какова будет цена нынешней победы в сечи, столь немилостивой, что и опытные воители уж устали махать клинками на поле.
Вот рванулся вперед Харальд-конунг, видя, что теснят его воинов на холме, но рука телохранителя взяла конунжьего коня под уздцы, не давая увести в бой храбрую дружину.
- Не для того ты пришел сюда, Харальд сын Хальвдана, чтобы голову сложить в лютой сече! Не та судьба тебе предначертана! - Жестко произнес Торлейв. - Но и то правда, что не устоят наши воины без свежих сил!
Ормульв-херсир понял приказ жреца, высоко подняв копье и ударив в бока коню - сему славному мужу выпала доля вести в бой последний резерв агдирский, лучших воинов, что были у конунга. Отсвечивали на солнце их кольчуги двойного плетения, играли лучи на полированных шеломах, падали отблески на лезвия мечей и топоров. Неслась агдирская конница встреч прорвавшемуся на холме врагу, усталому и озлобленному, врезавшись в ряды бойцов, топча их копытами и рубя, точно молодые деревца.
- Последний шанс наш, - донеслись слова Торлейва, а вдали от битвы остались лишь личные телохранители Харальда.
Однако, сие понимал и Гандальв. В очередной раз оскалил конунг зубы в злой ухмылке, и светлые очи его загорелись бешеным пламенем, так пугавшим альвхеймерских витязей:
- Это - последний резерв. Гридни мои, срубите им головы, дабы могли мы добраться до труса, хоронящегося за спинами землепашцев.
Боги наградили Гандальва Серого голосом звучным, под стать телесной могуте, и сейчас, невзирая на шум битвы, глумливые слова долетали до Харальда и советников невозбранно:
- Поглядим, может, на последнем рубеже у него – и вовсе девки поставлены, и будет волчонок Хальвданов их прелестями наш взор от себя отводить…
Битва вспыхнула с новой силой – но ныне Агдир могло спасти только чудо.

Гандальв же конунг с верными дружинниками отъехал еще дальше от холма – дабы иметь возможность лучше обозреть битву да решить, где усилить натиск, а где можно и выжидать, противника изматывая. Холодной осталась его голова, а сам владыка Альвхеймера еще не обнажал топора в этой битве. Дело конунгов – думать. А для того, чтобы рати в бой вести много разума не надобно. И, хоть и желал конунг сам снять голову с Харальда – но в сечу не лез, и лишь старики, знавшие Гандальва с пеленок, видели в нем нетерпение...

Эйнар, Сигрун, Асвальд и Рагнхильда
совметсно с Драконессой и Мориан

Как только последние воины Альвхеймра выступили в поход, Эйнар велел своим людям выходить из укрытий и идти по следам вражеской рати. С тех пор как Эйнар взял в жены Сигрун воительницу, он ничего не предпринимал без ее советов. Теперь же две мудрые женщины сопровождали его в походе, и долго они говорили Эйнару, что должен он разумно распорядиться теми немногими людьми, которые у него есть, а не вести их на верную гибель...

Эйнар еще издали приметил небольшой холм с крутыми склонами, примыкавший к полю битвы с севера... С небольшим отрядом он смог незаметно подкрасться из леса... Оставленные на вершине холма Гандальвом стрелки увлеченно следили за битвой, и никак не ждали появления врагов у них в тылу прямо из леса. А когда заметили, что кто-то взбирается по холму, было уже поздно. Эйнар первый запрыгнул на вершину, и за несколько мгновений успел зарубить троих, а когда лучники спустили тетивы, лишь две стрелы ранили воинов Эйнара. Гридни Асмунда быстро сразили оставленный для прикрытия десяток хирдманов. Эйнар издал торжествующий вопль, и вот уже отборный отряд стал карабкаться на холм, помогая Сигрун и Рагнхильде с ее свитой взобраться по крутому склону.
Эйнар взобрался одинокий молитвенный "стоячий камень", и увидел, как альвхеймарские воины теснят Агдирцев.
- Надо выступать...-пробормотал он, увидев рядом с камнем свою жену. - Эти собаки теснят агдирцев... Они их обложили со всех сторон...
- Не сейчас, муж мой... - сказала Сигрун, держа Эйнара за рукав. -Они быстро опомнятся и сомнут всех. Их еще слишком много... Может быть юный конунг что- то припас для них. Не верится, что он мог оставить за частоколом все свое войско...
Вот вышли резервы из засады в лесу, и тоже ненадолго восстановили они равновесие. И когда уже из засады вышла конница агдирцев, разметав пехоту. не стала уже Сигрун удерживать руку мужа. И затрубил рог Эйнара, и трубный рев прокатился по ратному полю и по холмам. И тогда ударила рать Асмунда сына Альвхейма на ряды наступающих Авльхеймарцев, и ряды их смешались. На короткое время наступило замешательство, и побежавшие из задних рядов давили на тех, кто был впереди, сбивая их с ног, и внося еще больше сумятицы. Наступление остановилось, но постепенно альвхеймарцы пришли в себя, и стали уже теснить свежую агдирскую рать, пришедшую на помощь...

Тем временем Эйнар, обозревая поле битвы, услышал, откуда доносился знакомый голос, и увидел, где расположился ненавистный Гандальв конунг. И воспылало его сердце яростью, и взяв из оставшихся в резерве полутора сотен сотню отборных винов, Эйнар утсремился к ставке альвхеймарского конунга, будто смерч прорубая к нему дорогу...

Альвхеймарцы первое были застигнуты врасплох и невольно раступались перед напором сотни Эйнара. но потом пришли в себя и встали стеной, преграждая путь к ставке своего конунга на небольшом холме...

И вдруг сверху разнесся мелодичный женский голос...


Руны я режу на камне молитвы
пусть предрешат они исход этой битвы!
рунами в камне к богам я взываю
жертвенной кровью я их окропляю!

Фрейр - отец наш и прародитель
всякого блага земного даритель
Руной Феох заклинаю тебя
смерть дай врагам, как огню от дождя
потомка от ран своего сбереги
Да не обретут исцеленья враги!

Видар - великий и славный воитель
гроза великанов и их погубитель
руною Анзус тебя заклинаю
пусть наши воины страха не знают
Руки пусть станут, как камень тверды
Кровь вражья прольется потоком воды!
Рагнхильда взяла чашу с жертвенной кровью, окропила камень с вырезанными на нем рунами , и запела сильным голосом, сплетая заклятия из вис. Альвхеймарские гридни на миг оцепенели, завороженные жуткой красотой этой песни. И начали агдирцы теснить альвхеймарцев, и многие поверили, что наслала Рагнхильда на врагов заклятие боевые оковы, ибо напуганные ее словами, утратили воины привычную ловкость.
Разъяренный Гандальв показался из своего укрытия, и в ярости прокричал своим воинам "Чего уши развесили, олухи?! Кто-нибудь, скорее туда шуруйте, и убейте эту ведьму, пока она не натворила бед!"
Небольшая группа альвхеймарских воинов отделилась от остальной рати и повернула к холму, где стояла Рагнхильда рядом с натянувшей тетиву лука Сигрун, в окружении полусотни вооруженных до зубов телохранителей... Вот уже первые альвхеймарские псы полезли на крутой склон холма. И тут вних полетели одна за одной стрелы из тугого лука Сигрун. Первые четверо альвхеймарских воинов попадали, сраженные стрелами, и покатились по склону, сбивая с ног своих товарищей, которые взбирались на холм следом.
А Рагнхильда продолжала...

Тюр справедливый, что Волка сковал
В сердце Гандальва вонзи ты металл!
Руною Тейваз тебя заклинаю
Пусть разорение в землях настанет
Серого пса...И отец отомщен
Сыном, что мной терпеливо взращен

Защитник наш вечный, о яростный Тор
Свой молот обрушь на врагов, что из нор
как крысы полезли на запах добычи
Пусть станут они беззащитнее дичи
Уменьши же рати Гандальва в числе
Взываю я руной Туризас к тебе

Отчаявшись после трех неудачных попыток вскарабкаться на холм, Альвгейр -ярл приказал выстрелить в ведьму из луков. Но, увы, ветер, помогавший стрелять Сигрун, дул против них, и отклонял все стрелы. Альвгейр открыл было рот, и прокричал чтобы воины обходили Холм с подветренной стороны, и тут стрела из лука Сигрун впилась в его горло. Воины попятились, потом с ругательствами и ревом снова стал карабкаться вверх по холму, и часть из них побежали в обход, чтобы вскарабкаться по холму с наветренной стороны, или попробовать подсрелить кого-то. Но Сигрун стреляла метко, уверенно посылая стрелу за стрелой, и ни один из них не добежал до другой стороны холма... Тем временем, увидев, что по ним больше не стреляют, оставшиеся Альвхеймарцы снова начали карабкаться на холм. Вот голова одного показалась за краем, и тут же на его голову опустился тяжелый боевой топор, раскроив шлем и голову. Тех кто шел следом, встретили копья и топоры телохранителей Рагнхильды, а Сигрун в это время стреляла в тех кто карабкался по холму... И снова натиск был отбит, вся цепочка обрушилась вниз, воинов сбивали с ног тела их мертвых товарищей, и они катились вниз к крутому склону, ударяясь об выступы мерзлой земли и торчащие камни...
А Рагнхильда стояла, расставив руки и высоко подняв голову, продолжала плести свои колдовские висы, хоть и очень простые, но эффектные . И в стихах своих колдовских воззвала она к Локи - мятежному богу огня, и к Хель - что держит в заточении души мертвых, и призвала их вернуть на землю душу своего мужа Хальвдана...

Руной Кеназ я огонь пробуждаю
пламя что в царстве душ мертвых пылает
Локи, Великий, позволь же Хальдвану
Сыну помочь нанести врагу рану,
Долг свой исполнить и месть совершить.
На миг мира мертвых врата отворить...

Хель - о царица чертогов подземных
много ты держишь костей в них нетленных
руны Гар заклинаю я тайною силой
выпусти Хальвдана с этой могилы!

Один Великий, отец всех богов
Заклятье скрепи силой крепче оков
Силы придай ты моей ворожбе!
Вирд - руной тайны взываю к тебе!

И вот осыпалась земля со склона холма, показав зев кургана, и оттуда выехал могучий всадник на черном коне, и на нем был погребальный саван. Было видно алый плащ на его плечах, и черные как воронье крыло волосы ниспадали из под старинного бронзового шлема и слегка развевались по ветру. В одной руке он держал факел, в другой держал меч, и его жуткий хохот наполнял сердца альвхеймарцев ужасом.
Агдирцы слышали колдовскую песнь кюны. Кто-то среди альвхеймарцев закричал: "Мертвец! Хальдван вернулся!"
Это воодушевило агдирцев, и с удвоенными силами наетели они на замешавшизхся альвхеймарцев, и вот все войско откатилось назад... Понемногу стали агдирцы теснить врагов назад, устилая склоны двух холмов трупами и ранеными...

Сообщение отредактировал Ноэль - 1-02-2007, 20:18

Битва. Продолжение.
Совместно с мастером.

Однако, если конунг и оставался спокоен, то часть его гридней пребывала в таком ужасе, что чуть не бросила копья да секиры. Мудрым казалось прежде решение Гандальва напугать трусов перед битвой, посулить им лишение пира в Вальгалле. Ныне, увидев восприявшего из тлена Хальвдана, провинившиеся полностью утратили мужество. Помстилось им, что Локи не желает терять их души, обещанные конунгом для его воинства, вот и послал самого лютого врага Альвхеймера за ослушниками. Никого живого не боялись гридни так, как этого мертвого. Многие сами открывали грудь для агдирского железа, предпочитая уйти от меча, чем быть забранными мертвецом страшным в вечный холод, Локи мятежному во слуги. Все знали, как пал Хальвдан и никто на поле не усомнился, какой бог ныне явил свою волю сражающимся.
Охватил суеверный трепет не только альвхеймарцев, но и тех воинов агдирских, что видели Хальвдана, однако вид его лишь предал им сил. Многие помнили, как клялся конунг вернуться даже погибнув в самый тяжкий для его страны час.
- Конунг! Конунг вернулся!
- Хальвдан Гудредсон!
- Хальвдан Черный!
Раздавались крики воспрявших духом хирдманнов. А среди тех ветеранов, что участвовали в походе в Хрингарику живы еще были воспоминания о силе Хальвдана, собственноручно убившего трех альвхеймарских ярлов и воинов без счету.
С новыми силами ударили вои, сминая замешкавшихся врагов, и полным на этот раз было окружение - с четырех сторон давили агдирские рати, не оставляя возможности избежать копья или клинка, не оставляя и шанса покинуть битву.
И альвхеймерцы дрогнули. Гандальв кусал усы и с силой сжимал рукоять меча с ладони – но не мог ничего сделать: воинов у него было много, но дух их боевой угас, как лучина на ветру. Живой властитель Альвхеймера проигрывал агдирскому мертвецу. В страшном гневе, Гандальв оглянулся в поисках коня, дабы лично ринуться на сие злостное привидение, посмотреть, есть ли кровь в жилах гнусного порождения Локи. Но, едва конунг добрался до верного скакуна, схороненного в осиннике, как рядом возникли несколько гридней.
- Битва уж ныне проиграна, конунг! Садись в седло – и скачи прочь – не дело это оборвать славный род властителей, не для того воители кровь проливали, - молвил один сивоусый.
Грозен был взор конунга, а слова его хлестки, как плети удар:
- И ты, воин простой, дерзнул конунгу своему путь указывать? На кол твою голову за речи такие посадить надобно, да выставить перед тыном, чтоб собакам другим лаять неповадно стало. Отпусти повод, смерд, дай мне дорогу!
- Волен ты мою голову снять, Гандальв Серый, но послушай речи мои, умоляю! Битва ныне проиграна. Ты же видишь это как я, а один храбрец против рати – не воин.
- Бежать предлагаешь мне? – спросил конунг, но уже без прежнего гнева. Он тоже видел, что немилостивы ныне боги к альвхеймерцам, и печально положение на поле ратном. Да будет так – но только ради рода я покажу Агдиру спину. Страшной будет моя месть, клянусь Одином!
И конунг пришпорил скакуна, сопровождаемый конными гриднями числом десять.
Однако, не только Гандальв был опытным бойцом на этом ратном поле, Эйрар Губитель Заговоренных в дружине Хальвдана тоже не порты по лавкам просиживал, а потому зорко следил его взгляд за битвой, отмечая все передвижения вражеские. И не ускользул отряд конный от внимания славного война. Знал он – коль уйдет сегодня Гандальв, то долго еще мира в Норвегии не будет, снова ужалит Агдир гадина не обезглавленная, и может не быть тогда Хальвдана средь воителей. Милость Локи ненадежны, редко нисходит мятежный бог до желаний смертных викингов, на то он и владыка Огня. А потму не раздумывая далее, кинулся Эйнар в погоню, отбрасывая альвхеймерцев с пути мощными ударами, и казалось пораженным врагам, что не смертный муж, но один из богов Асгарда сражается с ними на поле, столь велика была отвага викинга да точны его удары. Не велика была дружина Губителя Заговоренных, но стоял они насмерть, не желая ни одного врага выпускать. Сильны были Хольмгардские воины, храбры и отважны юные гриди Асмунда Альхеймсона, дюже сдерживали натиск альвхеймарский, пока дружина Харальдова давила с другой стороны, но не сдержали. Отброшено прочь было пробитое копьями тело Асмунда, и лишь благодаря верным воинам, был вынесен он из битвы живым, а Эйнар продолжал рубиться яростно и зло, как и подобало воину, какой бы веры он не был.
Тем не менее, ворогов было много больше.
- Этот христианин! - Воскликнул кто-то из воинов гандальвовых, увидев блеск серебряного креста на груди Эйнара.
- Тор, ниспошли сил сразить иноверца!
Разметана была дружина хольмагардца, и сам он отбивался от шестерых врагов, точно псов повисших на нем, нанося рану за раной, и не было сил у Губителя Заговоренных сразить их всех. Наконец топор одного из супротивников отсек Эйнару руку, а другой ударом меча сшиб его наземь, и понеслись дальше альвхеймарцы, спасаясь от жуткого призрака Хальвдана, от ратей агдирских, едва лишь возможность. Тем паче, что бежал уж Гандальв конунг, и не было возможности достать его ни стрелой, ни копьем, ни мечем агдирским. Без конунга дрогнули воины, зависшие меж войсками Эйнара и Харальда, как между молотом и наковальней. Не в силах они были уже раздробить наковальню, но из сил последних подались назад, отстраняя молот.чтобы сокрыться в лесу. Много воинов полегло в сечи, однако усталость уж сковывала члены даже закаленных в боях мужей, не хотели они стоять между войском альвхеймерским и спасением. Гридни гандальвовы ныне раненого кабана напоминали – собьют и не заметят. А потому командиры агдирские, щадя воинов, сторонились, давая дорогу бегущим. Кое-кого все же достали стрелами да оружием, но часть их значительная скрылась в дебрях бесславно.
Харальд вновь победил.

Раумарики.
Нет, Хари Лысый не первый день топтал мёрзлую землю. Ветеран многих компаний, он понимал, что это его последний бой, последний путь и проделать его надо, как настоящему мужчине, с мечом в руках, дабы после смерти светловолосые валькирии потчевали его мёдом в небесных палатах у Одина.
- Бенка, бери десяток и чтобы Фроди узнал о нападении первым. Всё действуй. Эх, не зря я не верил этому Кукушке, за что и плачусь. Сикстен, обходи справа. Никого не жалеть! Жгите всё, что жжётся. Андерс, ты со своими – справа. Ну, Один с нами!
Рыжебородые гиганты-близнецы, бывшие одновременно друзьями Хари на пирушках и в бою и видевшие в жизни не меньше чем он, принялись раздавать указания своим людям, дабы заманить клин вражеских войск вглубь, а там окружа его, захлопнуть ловушку. Сам Хари, как могучий столб, поднял боевой молот и занял глухую оборону прямо перед наступавшим на него клином. Что, что, а к нападению успели подготовиться. Сперва прибежал паренёк от заставы у ручья, как уж его там, потом от Чёрного Камня примчался Оттар Рваное ухо и стал пугать такими ужасами, что пришлось приказать ему заткнуться. Но и врасплох никого не удалось взять. В подштанниках ни один не выскакивал. Лучники сидели в схронах и ждали того момента, когда враги окажутся на пристреленных площадках, чтобы обрушить на них залп стрел. Сила шедшая на них, при прикидкам старого воина, была не меньше их гарнизона, а то и больше, если учесть, что не всё воинство выступило против них в первой же волне атаки. А значит, это не случайный рейд, а спланированная акция и их цель – продержаться как можно дольше, пока подойдут основные силы под управлением братьев и не сокрушат нападавших. А в том, что это случится, Кари не сомневался ни одной минуты. Крошка Бенка, кучерявый низкорослый живчик с залысиной под шеломом, уже разворачивал свой десяток и выводил их на территорию, куда ещё не проникли нападавшие, где в специальном месте лежали снегоступы. Опытные воины знали, что именно от них зависит теперь, насколько быстро придёт помощь и, в зависимости от этого, какими словами помянут их на том свете их соратники, встающие сейчас навстречу врагу с оружием в руках. Бенке Хари доверял самые важные дела, ибо тот обладал не только силой, но и хитростью самлго Локи. Говорили даже, что его мать спуталась давно в прошлом с каким-то торговцем, так не похож тот был на своего блондинистого отца. Но Бенка, когда подрос, самолично укоротил некоторые особо злые языки, при этом никто так и не смог ничего доказать. Снегоступы были на месте, сухой трут разгорелся быстро и вот уже дым пожара вознёсся над деревней, показывая дальним наблюдателям, что к Роумарики подошли чужаки. Несколько фигур, не заметные за этим самым дымом скрылись на снегоступах в лесу, кратчайшим путём направляясь в сторону, где расположился на зимовье Фроди со своим братом и основными силами своего войска.

Хрингарики.
____________________________
Малы оказались силы Гутхорма после жестокой сечи. С тремя сотнями воев приплыл он освобождать родную землю и лишь половина из них уцелела.
Олень Хрингарики был мрачен. Третью ночь уже не мог сомкнуть он глаз, терзая своё сердце тяжкими сомнениями: оставить ли Хрингарики и мчаться на подмогу Харальду или оставаться на родине, которая очень скоро притянет к себе множество охотников за дармовой наживой.
Он приказал испросить совета у Богов и знающие люди бросили руны. Слова Одина велели ждать знамения. Шёл уже четвёртый день, а его всё не было.
Гутхорм велел выставить разъезды, должные замечать, всё, что творится у границ Хрингарики и немедля доносить своему ярлу с вороном, наученным лететь в усадьбу, где веками жили и правили славные предки Оленя Хрингарики, ранее прозываемого Юным Конунгом...

– ...И горят дома, кюна, и проклятые роголандские разбойники убивают твоих людей. Разорение и смерть, кюна...
Седой бородач Скегги не видел лица своей хозяйки – она стояла у окна и глядела на пустой темный двор. Словно не слышала слов старого слуги.
– Твой внук в походе, госпожа моя, и некому защитить твои земли, некому кликнуть клич...
Голос Скегги сорвался. Он не видел лица старой Ассы, но знал: в глазах ее стынет безразличие, холодное, как пепел разоренного, спаленного дома.
Кюне – седьмой десяток. Что ей до дело до чужих смертей, если своя уже улыбается с порога? Что ей за печаль до чужого разорения, если власть уже уплыла из рук? И все, что осталось в жизни, – вот эта горница, ставшая темницей, и слабая надежда на безопасность...
И ради этого Скегги пробирался сюда, рискуя жизнью?
– Твоя невестка молит за нас богов в святилище. Твой внук бьется вдали от родного края. Твою землю терзают враги. И некому...
Скегги замолчал: слова мертво падали к ногам старой кюны, не задевая сердца. Он тоскливо, коротко вздохнул, затоптался у двери. Надо было уходить...
Но тут кюна Асса обернулась.
И Скегги понял, как он ошибся.
На этом старческом лице полыхали молодые глаза, полные страсти, гнева, ярости.
– Харальд – молокосос! Ормкиль – тряпка! Рагхильда пусть молит богов, больше она ни для чего не годится! Достань мне выносливого коня, Скегги! Слышишь – коня!

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 29-01-2007, 23:23

Тунсберг, Вестфольд
Слуга поклонился и выбежал во двор. Слухи разносились быстро. Все слышали печальные новсти из Агдира. И никто из слуг и гридней, кому поручено было сторожить Ассу, не посмел ей перечить, но все вызвались сопровождать ее. Старая кюна послала ратную стрелу по округе, и призвала всех, кто еще мог держать оружие. ид ти с нею в поход на Агдир, чтобы избавить его от новой напасти.
Все мужчины в том краю, кто уцелел после нашествия альвхеймарцев и еще мог держать оружие встали под ее начало. И в тот же день старую кюну усадили в сани, в которые были запряжены двое могучих коней, и рать собранная ею в Вестфольде в окрестностях Тунсберга отправилась в Агдир по самой короткой дороге через лес...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 30-01-2007, 12:28

Стрелы полетели в клин, наступавший на Лысого. Близнецы повели свои звенья вокруг нападавших и завязали сечу. Сперва казалось, что противники, даже ворвавшиеся в укреплённые пределы посёлка, многим не повредят вставшим в глухую защиту воям Кари. Но это было только до поры до времени. Не успел Лысый развить атаку, не успел погнать нападавших, как в спину его викингам ударили подошедшие основные силы Харека. В спину Хари вонзилось копьё, посланное чьей-то меткой рукой и предводитель укрепрайона рухнул, погребя под собой кого-то из местных перебежчиков. Братья, увидев падение вожака, вместо того, чтобы идти на смычку и встать рядом, развернувшись всем фронтом против нападавших, отступили к телу Лысого, что стоило их десяткам нескольких бойцов. Лучники, дезориентированные невнятными действиями клина прекратили огонь, чтобы ненароком не задевать своих, что сыграла на руку нападавшим. Не сдерживаемые теперь абсолютно ничем, те выслали местных ополченцев в гнёзда, где те, выдав себя за подкрепление, вырезали почти без боя всех лучников. Оставшиеся воины сражались с отчаянностью обречённых, понимая, что время уже упущено и им не продержаться до подхода сил Фроди. Один, два, три десятка легло под их мечами. Натиск был сдержан. Но и только. Близнецы оставались одними из последних. Казалось, беда обходит два острова сопротивления, стоявших спиной к спине и пытающихся перемещаться в ту сторону, откуда слышались команды нападавшим.
- Мы его сделаем, - рявкнул Сикстен в секунду передышки.
Его брат только заржал в ответ. Говорить было нечего. Они понимали друг друга с полувздоха и теперь, видя, что Кари умер героем, они лишь хотели обезглавить наступление противника и попасть в Валгаллу за своим другом, потрясая головой вражеского лидера.

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:16

Первый бой Харека в Раумарики
Харека во время схватки оттеснили куда-то к стенам сараев и амбаров, в то время как Орм уже почти пробился сквозь сильно поредевшее войско Хейдемарцев к отряду Хрольва. Ополченцы, столь внезапно переметнувшиеся на сторону Агдирцев, в считанные минуты обезвредили всех засевших в домах лучников, и теперь стрелы летели уже в хейдемарцев, впрочем, не нанося им особого вреда.
Атака отряда Харека Волка была столь неожиданной, что боевой дух большинства Хейдемарцев сразу сник, и многие из них бежали, пытаясь пробиться к воротам, но Харек приказывал своим наемникам не щадить никого, и лишь единицам удавалось пробиться сквозь заслон и скрыться в лесу.
Сикстен с братом между тем резко кивнули друг другу и волной яростной атаки понеслись сквозь ряды неприятеля к человеку, которого почитали за лидера нападавших.
Их секиры мелькали, как молнии и вот перед ними он, тот, кто привёл эти войска и был виновен в гибели Кари. Почти одновеременно один из братьев ударил сверху, между тем, как второй подрубил противника под ноги. Этот приём почти всегда срабатывал в сечах, а братья, с детства понимавшие друг друга с полувзгляда, знали, когда начинать и как проводить совместную атаку.
Орм уже издал торжествующий вопль, увидев Хрольва Рыжего, подобно Тору размахивающего своим боевым молотом, сокрушавшим щиты и раскалывавший шлемы вместе с головами. Датчане плотно держал строй с обеих сторон, и пробиться сквозь него было совершенно невозможно. Некоторые хейдемарцы, растеряв остатки боевого духа, пытались скрыться в сараях и амбарах, и там их добивали местные - кого копьями, кого топорами, кого дубинами, а кого удавками. Местные мужики не могли простить чужакам надругательства над своими женами, сестрами и дочерьми, и теперь жестоко мстили хейдемарским воякам, как только выпала такая возможность.
Предательство местных было тем фактором, который чужаки использовали. Защищавшиеся не могли понять, чего ждать от того или иного мужика. Тот мог, как принести колчан, так и ударить дрыном сзади. Приходилось бояться всех и каждого. Прятаться было некуда. Тех, которые пытались убежать в лес настигали стрелы финов. Островком несокрушимости были только братья Хровсен, которые атаковали лидера нападавших, за которых приняли Орма. Одна яростная атака,
вторая. Третий удар топора пробил защиту. Орм пошатнулся. Удар по ногам следом перерубил ему нижние конечности и добить лидера теперь смог бы даже ленивый. Удар сверху и радостные крики рыжих братьев возвестили, что войско противника обезглавлено. Вот только слышать их было уже некому. Братья оставались вдвоём против нескольких десятков нападавших.
И на них с яростным ревом обрушился Хрольв. Высокий - на две головы выше остальных воинов, с растрепанной рыжей бородой, в рогатом шлеме и с большим молотом в руках он был живым воплощением бога Тора - такой же неистовый и смертоносный. С криком "Обернись и умри" - он нанес молниеносный удар, пробивший шлем как скорлупу ореха и раскроивший череп Сикстену.
Андерс еле увернулся и, бросившись вперёд рыбкой, секирой ударил нападавшего по ногам. Но спина рыжеволосого гиганта оставалась не защищённой и.. тут один из воинов Хрольва, Хольгер Крикун прокричал торжественным тоном:
- Посвящаю тебя в жертву Одину! - и метнул свое копье в спину гиганту.
Андерс дернулся и упал лицом вниз, сражённый копьем, и секира выпала у него из руки, три раза перевернувшись в воздухе. Деревня была занята.

Греттир - знахарь тут же подбежал к Хрольву, и принялся бинтовать ему подрубленную ногу, останавливая кровь. Хрольв стонал от боли и изрыгал проклятия.
К ним подошел Харек.
- Где Орм? - спросил он, осматривая ряды своего поредевшего войска.
- Орм убит - сказал Ивар Лисица. - Эти двое берсерков его убили. Но он теперь отомщен.
- Хрольв, ты славно сражался. Эта деревня твоя, назначаю тебя херсиром этой области. Собирай дань от имени коннунга Агдира, но не собирай больше положенного, и не чини обид бондам. В эту зиму не бери с них более, чем необходимо для содержания твоей дружины. Будь готов по первому моему зову послать людей мне на помощь... Теперь это твой народ и твои люди. Выбери себе тридцать человек в дружину, тренируй местных жителей - теперь и оружия и доспехов у них хватит на всех...
Раненого Хрольва отнесли в дом деревенского старосты. А в большом доме, который раньше принадлежал местному херсиру, которого убил Кари Лысый, был устроен пир в честь победителей и нового херсира Леддингнесса - усадьбы хёвдинга южной четверти Раумарики.
Местные музыканты играли незатейливые мелодии, девушки и женщины разносили охлажденное на морозе пиво и дымящееся мясо в мисках, и одаривали воинов улыбками и красноречивыми взглядами. мало мужчин осталось в деревне после нашествия хейдемарцев, и много вдов и незамужних девиц, потому многим был обещан домашний уют и теплая постель, и радушная хозяйка.
Харек решил дать своим воинам три дня на передышку, и потом предоставить Хрольву отобрать тех воинов, кого он хотел бы оставить с собой. Считая местных ополченцев, в усадьбе должно было остаться не менее пяти десятков хорошо вооруженных воинов...

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:20

Страшная гроза разразилась над Хрингарикой на пятый день ожидания Гутхорма. Тор яростно бился с турсами, посмевшими в очередной раз пробраться в Мидгард, и отзвуки его битвы разносились, казалось, над всей Норвегией. Летел к цели не знающий промаха Мьольнир, оглушительно грохотали колёса повозки и дождь из ран инеистых великанов, на лету становясь разящим градом.
Зимняя гроза - страшно и прекрасно!
Гутхорм стоял на крыльце своей усадьбы и с яростным восхищением сжимал рукоять меча. Он не возносил Богу Грозы молитв - не дело отвлекать воина в пылу битвы. Он просто всем сердцем желал тому победы, и это оказалось сильнее любой молитвы. Свистнул Мьолнир, и ярчайшая из всех молний протянулась через всё небо указывая Гутхорму путь. А потом удар грома перевернул всю землю.
В великом волнении ярл Хрингарики вернулся в дом и приказал найти жреца, способного истолковать этот знак.
Таковой служитель Тора нашёлся лишь на следующий день, да и не нашёлся, а сам пришёл к Гутхорму, ведомый велением своего божества.
- Твой бег, Олень Хрингарики, отныне будет проходить рядом с тропой того, кого люди нарекли также, как и тебя когда-то. Так повелел Тор!
Более ярл не сомневался, и уже на следующий день остатки его дружины неслись к Харальду на помощь. В родных землях он осталвил лишь тридцать воинов, для того, чтобы они создали ополчение, способное защитить Хрингарики хотя бы от разбойников.

(разговор курсивом написан совместно со Скальдом)
В бою нет места долгим раздумьям… все решения надо принимать быстро. Но до битвы, и после нее – всегда одолевают воспоминания.
И Харальду нередко вспоминался тот разговор с Торлейвом, состоявшимся накануне поединка.
–Чтобы там ни говорили, но я не слышал, чтобы сын Гандальва нарушал слово. Если я его сражу – думаю, они отступят.
- Может Хаки и сдержит слово, но вот сдержит ли его рать? Известно, что его никто не уважает. Я гадал на рунах, и мне выпало, что ты одержишь победу, но потом выпала перевернутая руна Эхваз - что значит обман и предательство, и руны показали, что ты можешь попасть в руки врагов. Потому я посоветую тебе - взять с собой все войско, нос прятать их в зарослях, а на битву выйти лишь со свитой. Я не верю альвхеймарцам и от них можно ждать любого подвоха. Надо соблюсти уговор, но быть наготове, что его нарушат.
Харальд поморщился, но кивнул.
– Твоя правда, мудрый. Не следует полностью верить альхейвмарцам. Я отдам приказы, и в случае чего – Торир придет на помощь.
– Если твоя удача с тобой, ты победишь. Боги судили тебе быть великим конунгом. Потому ты должен следовать своей судьбе, и отринуть весь страх и сомнения. Ты отомстишь за отца и за родичей твоей матери
– Я давал повод усомниться? – в глазах юноши блеснул холодный огонек. – В поединке или в битве, в одном сражении, или в войне – но Гандальву я заплачу за все бывшее и настоящее. Все. Больше я этого повторять не буду – просто сделаю.
– Сама земля наших предков поможет нам, – торжественно произнес Торлейв. – А я заручусь поддержкой богов. Ложись спать и наберись сил перед поединком.
И вот, они оба оказались правы – Хаки повел себя честно, но его воины замыслили предательство. Тролли и ётуны, как они могут вот так нагло нарушать правила чести? Да собственный конунг им в лицо должен за это плюнуть!
А коль не плюнет – так это Гандальв, а не его сын достоин презрения.

Потом, наблюдая за битвой, Харальд чуть ли не разрывался пополам. Не дело конунга – лезть в сечу, по крайней мере, пока у него нет наследника. Это верно. Это правильно.
Но там – его люди! Его воины! Он отправил их в смертный бой… а сам даже меча не вынимает…
Вот этим и отличается конунг от обычного воина. Обычный воин надеется выжить, а правителю выжить в битве надо. Простой боец не сможет потом отплатить в случае проигрыша…
Признаться, Харальд уже был готов рвануться в битву – да пение матери удержало. Молитва богам… и невидимые руки, простертые над войском Агдира.
Померещилось? Или тот разговор с Видаром действительно позволил видеть?
Харальд не знал, и не хотел знать точного ответа.
А потом был ликующий рев воинов, увидевших отступление врага. И крики «Харальд! Харальд!»
Конунг выпрямился в седле и вскинул руку.
Затихли воины. Смотрели на юношу-правителя.
– Сегодня – наша победа и наш день! – голос Харальда разнесся по всему полю. – Те, что живы – покрыли себя славой, павшие же заняли достойное их место в Вальхалле.
Краткая пауза – набрать воздуха.
– Но вы неправы, воины, когда кричите лишь мое имя. Командует правитель – но мечи бойцов вырывают победы! Сегодня – НАШ день! Нас, воинов Агдира.
Харальд вновь замолчал. Глубоко вздохнул. И, чуть привстав, бросил в пространство новое слово, новый клич:
– А-АГДИР!
– АГДИР! – единым ревом отозвались воины. – АГДИР!
Пожалуй, только этим он мог уравновесить неучастие в битве.

Уже вернувшись в лагерь, Харальд вдруг вспомнил о том, что во время боя вылетело из памяти. А точнее – о ком.
Не так сложно было отыскать шатер; тем более, что и лекарь оказался у входа.
– Как он, Беркир?
– Нехорошо, конунг, – покачал головой старик. – Что могу, то делаю. Да только… кто б не стрелял, бил точно.
– В сознании хоть?
– Это есть. Это я могу…
– Спасибо, Беркир.
Старик только кивнул.
А Харальд откинул полог и вошел в шатер.

– Говорят, что кровь воина больше по душе охотникам, чем кровь труса, – задумчиво промолвил Эгиль. – Как вам Барвайг, серые братья?
Ответом слепцу было удовлетворенное рычание.
– Что ж, мне это тоже по душе. Эх… жаль, что не все погибли. Рагнар… Барвайг… может, остальные еще по земле ходят. Ну ничего. Спешить мне некуда…
От места встречи с давним врагом Эгиль и его стая направились обратно к Вестфольду… и так уж вышло, попали туда, где прошел поединок – а потом и схватка воинов Альхейвмара и Агдира.
– Что такое? – нахмурился Эгиль, останавливаясь. – Кровь… да, тут кровь пролилась. А нас еще кровожадными зовут… да ни одна стая столько не убивает, сколько сами люди могут. Что, серый брат?
Волк – тот самый, что сопровождал вожака в Вестфольд, – забеспокоился. Пробежался немного вперед, потом позвал – коротким, отрывистым рычанием.
Озадаченный Эгиль, подойдя ближе, втянул воздух. И замер.
– Запах Хаки. И… его же кровь! Что такое?
Эта стая могла вызвать зависть у любых следопытов; не так уж много времени понадобилось на понимание. И еще меньше – на то, чтобы из всех запахов выделить один – удаляющийся.
И пойти по следу.

Сообщение отредактировал Ноэль - 4-02-2007, 15:23

Когда Крошка Бенка со своими добрался до места дислокации основных сил Эйстейнсонов давно была уже тёмная ночь. Как быстро не бегай по лесу, а световой день на севере короток, а путь из деревни в деревню - неблизок. Тем более напрямки, через лес.
На стук в дверь вышел сам Хегни.
- Чтт-то сл-лучилось? - хмуро спросил он, увидев заиндевелую бороду Бенки и слыша его прерывистое дыхание. Даже ему было ясно, что пунцовые щёки этого человека раскрасило быстрое движение с одной из деревень-застав, ибо просто так для разминки никто бегать не будет.
- Нападение... Их голов триста... Лысый не выдержит... - только и сказал вошедший и рухнул на земляной пол, гнетомый сухим кашлем.
На звуки голосов подошёл и Фроди. Он знал Кари, знал и Бенку, одного их подручных последнего и чувствовал, что если Кари прислал человека, считавшегося в его отряде одним из наиболее хитрых и сметливых, то его сообщение никак нельзя просто проигнорировать. Себе же дороже встанет.
- Хегни, выводи всех. Побьём, пока те не оправились после стычки с Лысым. Я собираю остальных, а ты веди тех, кто есть. Что у них на щитах?
- Белый волк на черном, вороны на синем, ещё агдирский кабан...
- Наёмники... И за Агдир... Ладно, Фрейя с нами. Разгоним. Отдыхайте пока.
Фроди кивнул в сторону горницы.и сам прошёл за посланниками, дабы те присоветовали, как лучше напасть на противников. Хитрость Бенки давно ходила притчею во язцах и не воспользоваться тонкостями местности было бы непростительной ожибкой. Хегни между тем уже оделся и, выскочив на крыльцо, принялся отдавать приказания, готовя войско к походу. Вскоре ведомое младшим братом большинство воинов скрылось в лесу, оставляя за собой несколько проторённых полос от снегоступов.
Фроди, понявший, что брат увёл людей, даже не спросив совета, каким образом лучше нападать и с какой стороны заходить, лишь заскрипел зубами. Оставалась ещё надежда, что неожиданный натиск и усталость противника сыграют на них стороне и принесут победу. По его мнению, идти лесом не стоило. Этот путь был хоть и короче, но куда труднее.

Наумдаль.

На севере в Наумудале были конунгами два брата — Херлауг и Хроллауг, правившие вместе, как завещал им отец, погибший почти два десятка лет назад. Сильна была их дружина, пусть и не многочисленна, да скудны земли, и еще отец их желал расширить свои владения за счет соседей, но не вышло у него, и сам он пал в битве.
Братья же, едва достигнув возраста совершеннолетия, продолжили его дело, собирая ратных мужей, зазывая их посулами золота и земель.
Третий год строили Херлауг и Хроллауг курган в память об отце, так как один жрец нагадал им, что коли создадут они курган величайший во всей Норвегии, то и им быть величайшими конунгами.
- Боязно мне брат, - признался Хроллауг за ужином, когда братья сидели в тесной землянке недалеко от строящегося кургана. – Видел я сон, а в нем олень поднял ястреба на рога.
- То видел ты былое, брат мой, - отвечал ему Херлауг. – Ведь именно здесь Сигурд Олень погубил нашего отца…
- Но матушка щедро заплатила этому разбойнику Хаки, чтобы он убил Сигурда…
- Чем лишила нас возможности свершить месть за отца! – Зло перебил младшего брата старший. – Клянусь Мьельниром, не было бы для меня большей радости, нежели собственноручно перерезать глотку Хрингарийскому Оленю!
- Брат, боязно мне, что сон мой не о былом, о грядущем был, - покачал головой Хроллауг. – Что идя путем кровной мести, сами мы головы сложим.
- Так пристало ли викингу бояться гибели в честном бою? Али брат мой, в твоих венах течет не кровь, а студеная водица? Али ты уподобился Хаки Гандальвсону, что славен своей трусостью по всем фюлька норвежским? Али мне, брату твоем, краснеть за тебя и малодушие твое? – Краска действительно залила лицо старшего багровой яростью, казалось еще мгновение, и он схватит брата за жиденькую, едва-едва оформившуюся бородку. – Молчи брат, ни слова больше, покуда я не пожалел, что в родстве с тобой состою! Молчи брат и меня слушай – нет мира в Хрингарике, обескровлена она усобицей лютой: Гримкиль конунг и Гутхорм конунг рати в тяжких боях положили, нет сил у них Ястребу противиться. Сойдут снега по весне, и мы поведем рати, захватим земли Оленя, прольем кровь его, тем самым отомстив за отца. Клянись брат! Клянись, что до конца со мной пойдешь!
Хроллауг сидел бледен и испуган, не в силах и слова вымолвить, ибо страшен в гневе был брат его, точно турс.
- Клянись брат, молотом Тора, клянись копьем Одина, памятью отца клянись!
- Клянусь… - прошептал младший брат.

В шатре. Хаки и Тролейв.
Совместно со Скальдом
_______________________________
В последнее время конунжич не то, чтобы спал или бодрствовал – но находился в странном состоянии между дремой и явью. Вероятно, роль тут играла рана, отравляющая кровь и делающая его густой и горячей. Однако, тревожась массой вопросов без должных ответов, Хаки всеми силами старался удержаться от беспамятства, вскидывая голову на каждый шорох. Он давно потерял счет времени, но вот – полог откинулся. Вошедший муж глянул на раненого недобрым взором – и жестом повелел лекарю выйти вон:
- Вижу, рана все еще терзает тебя, конунжич, - хмуро произнес вошедший. - Уж не знаю, о чем вы говорили там, в кругу с нашим конунгом, но он приказал оставить тебе жизнь и сделать все возможное для твоего исцеления. Будь моя воля... Впрочем не будем об этом.
- Харальд милостив, - ответствовал сын Гандальва, - однако, в причинах его милости я сведущ не более твоего.
Говорить было больно, однако запинаться перед агдирцами Хаки не дозволяла гордость. Он уже понял, что является пленником, а посему - не мог не гадать о своей участи. У юного агдирца не было причин для любви к своему противнику, да и, судя по всплывающем в памяти отрывкам воспоминаний, альвхеймерцы снова показали себя отнюдь не доблестными мужами, а подлецами, каких не видывала Норвегия. За дела дружины должно спрашивать с конунга – так говорит древний закон, и Хаки готовился держать ответ за деяния своих людей… пусть они и не считали его над собой главным.
- По-моему даже чересчур, - буркнул Торлейв, присаживаясь на свернутую шкуру. - Будь на его месте его отец - он бы не задумываясь приказал бы принести тебя в жертву Повелителю ратей. Лучшая жертва, лучше и не придумать. Так обычно всегда и делали.
- Однако, раз уж ты пришел сюда, викинг, возможно, ты расскажешь мне то, что происходит снаружи? Я мало что помню из событий конца поединка. Молви же, что было потом – сделай милость. Не думаю я, что слово, сказанное мне – да в моем положении - может быть во вред твоему конунгу.
- Твой ярл подстрелил тебя из лука, сидя в кустах. Именно его стрела сделала тебя таким, как ты есть сейчас... И стрела эта предназначалась Харальду. Но они отплатили сполна за свое вероломство. Даже Один и Локи были наказаны не единожды за свое коварство, что уж тут говорить о людях. Наше войско прогнало твою рать, и едва ли половина смогла уйти живыми от наших мечей.
Но на следующий день они вернулись, и во главе войска был твой папаша. Он кричал так что даже я стоя на холме слышал каждое слово. И знаешь, что я услышал?
Хаки прикрыл глаза, стараясь осмыслить сказанное. Все было много хуже, чем он думал:
- Думаю, что ничего хорошего, - Хаки справедливо решил, что хуже его положение едва ли станет, а потому едва ли стоит отягощать свою совесть ложью. – Гандальв-конунг никогда не жаловал ни Агдир, ни его властителей. Это знают и дети.
- И тебя он видно тоже не сильно жаловал.
- Это тоже все знают, - согласился конунжич.
- Он сказал, что ты всегда был позором для его рода, и если ты погиб, то невелика потеря, и плакать о тебе он не станет. А если жив, но в руках врагов, то для него ты все равно, что мертв. Странно звучит для человека, потерявшего двух сыновей из троих...
- Не мне судить альвхеймерского конунга, - молвил Хаки, хотя сердце его болезненно сжалось от жестоких слов, переданных пришедшим. Да, Гандальв мог молвить такое - он и во времена мира-то часто грозил, что откажет сыну в праве носить титул наследника. Но каждый ребенок мечтает о родительской любви, и в глубине сердца Хаки надеялся на чудо. Теперь надежда умерла, порвав еще одну нить, связывавшую раненого с жизнью. - Если он так молвил - значит, будь по его воле. Однако, если мой конунг отказался от меня и не даст Харальду ни виры, ни переговоров – я еще менее понимаю мотивы, по которым меня лечат вместо того, чтобы отправить в Хель без проволочек.
- Это сможет разъяснить только сам Харальд. Он считает, что ты достоин занять место твоего отца в землях Алвхеймара и править там как его ярл. потмоу что ты показал себя достойным и благородным человеком, и он не питает к тебе вражды
- Будь я приверженцем Белого Бога, я сказал бы, что Харальд Хальвансан свят, - молвил Хаки, - но я поклоняюсь северным богам – и совершенно не согласен с конунгом в оценке. Прости, викинг, но это все смахивает на шутку.
- Харек ял бы сказал именно так. Он принял в стране Эйрин их веру в Белого Бога, и всем теперь говорит, что это и есть тот бог который пришел а смену нашим богам, которым уже в скором времени погибнут.
Племя пошло войной на племя, народ на народ, и даже отец на сына и брат на брата. отовсюду вести тревожны, и нигде в Митгарде сейчас не найти мирного уголка. Может и в самом деле приближается Рагнарок, и может и в самом деле белый Бог это тот самый кто возродит этот мир после Битвы богов? я этого не знаю. Но пока наши боги живы, я буду служить им.
- Харек-ярл мудр, и мудрость его не умалилась со сменой Бога, - ответил Хаки. – Он поминал мне клятву, данную годы назад. Учитывая то, как сложились наши судьбы, я даже рад, что норны не сплели нити судьбы так, чтобы сражаться друг с другом на ратном поле. Родись мы под одним знаменем – я счел бы за честь назвать его другом.
- Ты видел Харека ярла?
Брови Торлейва взметнулись вверх, на лбу пролегла продольная морщина, а его лицо сразу сделалось жестким.
: - Родись мы под одним знаменем – я счел бы за честь назвать его другом. Будь на то воля Харека, конечно. Я видел его - тебе ли не знать, что не мог ярл минуть Саросберг в своем путешествии?
- Значит альвхеймерцы дошли даже до Вингульмёрка? Плохие вести, очень плохие. Харальд очень рассчитывал на поддержку тамошнего люда, ибо еще помнят они великие дела Хальвдана.
- О тех делах ты ежели узнаешь, то не от меня. Моя битва ныне закончена – но сражение Гандальва продолжается. И, хоть он и отказал мне в праве считать себя его сыном, но никто не велел мне перестать быть его подданным. Дело всех, рожденных в Альвхеймере - блюсти интересы своей земли и ее властителя. Так что - прости, доблестный муж, так и не назвавший мне имени.
- Он отрекся от тебя, Хаки. Отрекся при все своем войске и ярлах, и жрецах, и перед богами
- Он - мой конунг и властелин
- А потом он поступил так, как, наверное, даже ты е смог бы поступить. Хоть твой отец при всех и везде называл тебя трусом.
- Я и сам называл себя трусом. Такова истина.
- Трус бросивший свое войско посреди битвы не достоин назваться конунгом и властителем, и боги явили свою волю. Они даже позволили Хальвдану выйти из Хель и принять участие в битве, чтобы покарать твоего отца за все совершенные им злодейства. Проявить благоразумие и уладить дело миром - это не трусость. Ты оказался лучше и мудрее твоего отца. Пожалуй прав был Харальд, он хоть и юн, но никто не может назвать его глупцом. И он, как и его отец обладает даром видеть в людях хорошее, даже то что не видят другие. За это любили и почитали его отца, и самого его любят и почитают не меньше.
- Не дело мне оспаривать мудрость Харальда. Он молод – он пока все решения его вели только к победе. Это факт, а не преклонение никчемности перед силой, как может погрезится. Но – молвил я тебе и снова повторю – нет у меня права судить конунга своего, нет и никогда не было. Трусость и отступление – вещи различные, а ты, враг мой, уж прости, желаешь Гандальву лишь зла. Не могут быть истиной слова, сказанные во гневе.
- Только боги имеют право судить дела смертных. - ответил Торлейв. - Но ты не овтетил на мой вопрос. Как ты встретил Харека Волка, каков он был, и о чем был ваш разговор, и куда он пошел дальше? Ибо с тех пор как кон ушел в свой поход от него не было вестей. - произнеся это, жрец прищурил глаза и пристально с ожиданием посмотрел на Хаки.
- Встретил я Харека Волка в селении близ Саросберга, - ответствовал Хаки. – Был он вполне здоров и жив, вот только удивился моему обществу. Говаривали мы в основном о прошлых днях – да о грядущих сражениях. Харек предрекал мне поражение в битве – и был прав, как ты видишь, но и я сдержал данное тогда слово и от угрозы сильно не бегал. Что было с ним дальше – не ведаю, но корабли его прошли мимо нас без ущерба. Благо стяги у него ноне уж не агдирские.
Торлейв сердито пробормотал что-то себе под нос.
- Что ж. буду считать что он лишь проявил осторожность. и не буду предполагать нечто более худшее...
- Воля твоя, викинг.
Беседа уже порядочно утомила ослабленного раной Хаки, так что голос его зазвучал устало
- Мне неведомо, держат ли клятвы люди, отрекающиеся от богов своих отцов. и принимающие чужого бога. но раз он сдержал свои старые клятвы... благодарю тебя, Хаки... ты сказал много такого, что мне необходимо было знать...
- Я не сказал тебе ни одной тайны - так что не трать зря слова благодарные. Мы же враги, а я – пленник ваш, чья судьба непонятна.
: -Вижу я утомил тебя. Не буду больше мучить тебя расспросами. Вижу что Харальд не ошибся в тебе, и мне тоже было бы лестно иметь тебя если другом, то хотя бы не врагом...
Он повернулся и пошел к выходу.
- Беркир! Кажется пора сменить повязки
- А тебе.... я бы пожелал выздоровления... Харальд будет великим конунгом. Потому что только великий человек может превращать своих врагов в друзей.
Торлейв последний раз взглянул в сторону хаки, и когда вошел Беркир: жрец посторонился, пропуская старика в хижину и вышел, столкнувшись на пороге с Харальдом.

(совместно со Скальдом, да хранят его боги!)

Рагхильда открыла глаза. Она лежала, заботливо укрытая шкурами, в хижине. Вокруг было темно, лишь факел на подставке горел в углу. Женщина приподнялась, чувствуя, что все еще слаба. В памяти постепенно всплывали картины произошедшего. Вдова Хальфдана чуть улыбнулась, вспоминая случившееся. Ночь, тихая северная ночь, успокаивала, будто отодвигая все страхи и невзгоды дня, и побуждала к размышлениям.
Рагхильда сидела в тишине, думая о прошлом и будущем, о сыне и погибшем муже, о судьбе родной земли и своей семьи..
Но ее размышления были прерваны звуком шагов, который услышала женщина.
В хижину заглянула Сигрун в сопровождении того самого светловолосого и голубоглазого ярла (как его звали) который до самого конца стоял у нее за спиной, готовый защитить свою госпожу и отдать за нее жизнь.
Рагхильда, все еще не пришедшая окончательно в себя, вопросительно глянула на вошедших. Несмотря ни на что, Сигрун ей не нравилась, еще с самого начала, когда она и ее муж помогали им с братом бежать.
Тем не менее, в глазах Сигрун было искренне сочувствие и беспокойство за ее жизнь.
- Вижу, вы вернулись из мира теней, кюна... Опасно вызвать эти силы даже в тяжелую минуту - они слишком много требуют за свою помощь...
- Однако дело стоило моих усилий. Кажется, сейчас все мы бредем в ночи, и кажется, что она вот-вот превратится в сам мир теней.. - печально заметила Рагхильда
- не говорите так, госпожа, уже все позади... Враги разбиты, и никогда больше не собрать Гандальву-псу такой рати. Он бежал как перепуганный заяц, поджав хвост, бросив все свое войско. Теперь у нас пленных стало больше, чем все наше войско. Даже не знаю, что с ними делать нашему конунгу. Эйнар предложил ему, чтобы эти люди присягнули ему на верность и отправить их защищать свои земли от других врагов... Харальд сказал что подумает... Да и чем они виноваты, если конунг их злодей и предатель?
- Я верю в то, что они еще способны показать себя на поле битвы, послужив нам верой и правдой, - согласилась женщина. Но что нам делать дальше? Возвращаться? Но куда?
Сигрун вздохнула.
- Вы можете возвратиться домой или мы все можем остаться зимовать в Вестфольде. Но Харальд еще больше распалился, и жаждет преследовать Гандальва Серого до тех пор, пока не настигнет и не убьет. И этот жрец с ним заодно...
- Торлейв - хорошая поддержка моему сыну.. Он был рядом, и.. видят боги, пытался заменить ему отца. Он не пожелает ему плохого.
Сигрун пристально глянула на собеседницу и качнула головой.
- О да, его влияние на мальчика заметно. Но, похоже, он заменяет не только отца ему, но и вообще Хальфдана.. разве что его власть над Агдиром еще не в руках этого жреца.. - проговорила Сигрун, пристально рассматривая фигуру Рагхильды. В этом взгляде читалось большее, нежели слышалось в словах.
Кюна ответила лишь холодным взглядом, сохраняя молчание, и тогда Сигрун продолжила:
- Но вот что меня удивило, госпожа. Хальфдан, выйдя из преисподней, даже не обмолвился с тобой словом, даже не подарил тебе взгляда. Разве так ведет себя дух мужа, безвременно погибшего и оставившего любимую жену?
- Ты многого не знаешь, Сигрун, - произнесла властительница, оглядывая пришедших суровым взглядом, - То был не дух Хальфдана, а переодетый слуга. Мы специально придумали эту ловушку, чтобы победить наших врагов, и хитрость Локи была с нами. Благословение богов было с нами.
Воительница нахмурилась.
- То есть твои вещие силы не что иное, как хитрость и коварство? Тогда что как не случай победило ваших врагов?
Лицо Рагхильды по ходу разговора становилось все мрачнее и суровее, сейчас же от правительницы повеяло ледяным колючим ветром презрения.
- Случай то был или благословение богов - не тебе знать. Где ты была, когда мы спасали себя и дом наш? Что за благословение посылали тебе боги?
Поверь мне госпожа, о таком благословлении я мечтала и молила все эти годы, и только сейчас я получила его.
- Тебе боги послали сына почти сразу после свадьбы, мы же с моим супругом все эти годы ждали и надеялись, но все было напрасно. Теперь же я убедилась, что не был глух наш Бог к нашим молитвам...
Рагхильда лишь усмехнулась словам женщины.
- Теперь надейтесь, чтобы судьба этого "благословения" была не менее благословенна. А теперь идите прочь - мне нужно отдохнуть и подумать.
- Как скажете, госпожа моя кюна... – Произнесла Сигрун, и, кивнув ярлу, вышла из хижины, воин, последний раз бросив взгляд на Рагнхильду, молча, поклонился ей и вышел следом.
Кюна проводила их пристальным взглядом и облегченно вздохнула, когда осталась одна. Сейчас ее тяготило общество других людей, ее мысли возвращались к сыну. Постепенно Рагхильда снова заснула.

Сообщение отредактировал Мориан - 2-02-2007, 0:45

Греналанд (восточный Агдир). Дорога через лес между Агдиром и Вестфольдом.
(совместно с Гульдой)
Ранние сумерки пали на дорогу. Черные ели вражеским войском клонили ветви над возком, который везли две сытые, бойкие лошадки.
Закутанная в медвежью шубу старая женщина неодобрительно глядела на человека, который, сложив руки на коленях и глядя перед собой, сидел напротив нее. Уже который день этот упрямый ярл, когда то поставленный Гутхормом над частью западной Вестфольда, шел следом за нею со своей небольшой дружиной в тридцать человек, не удаляясь далее чем на несколько шагов. и не похоже было, что он остынет, ему надоест и он в конце концов покинет всем надоевшую старуху.
"Ах, деревянный чурбан... нет, не деревянный, дерево хотя бы когда-то было живым, а этот... правильно его прозвали Каменным! Обломок скалы, а не человек!"
– Как же ты решился оставить дом и молодую жену, Тьодольв, – заговорила Асса, пряча в голосе насмешку, как прячут нож в рукаве, – и последовать за мной, старухой?
- За женой мне не надо приглядывать, потому что в ней я могу быть полностью уверен. Она делает все что должно, и некому упрекнуть ее в чем-либо худом... А за тобой мне было велено присматривать... Лицо Тьодольва было таким же спокойным и непроницаемым.
– Присматривать? – Взгляд кюны был таким же безмятежным, но насмешка чуть явственнее прорезалась в голосе. – Как ты заботлив! Интересно, надолго ли ты взял на себя эти многотрудные заботы? Вдруг боги дадут мне еще силы на много лет царственных деяний... твой дом за это время разрушится и придет в запустение, а твоя жена, глядишь, успеет родить и вырастить дюжину детишек...

Тьодольв на мгновение насупился, и сердито зыркнул глазами, но тут же взял себя в руки.
- На все воля норн. Не думаешь ли ты, что твоя воля сильнее воли владычиц источника Урд под мировым древом? Никто из нас не будет жить в этом мире вечно... И никому не дано знать наперед, что будет... Единственное что мы можем - следовать своей судьбе и прожить достойно...

Женщина, прозванная за красноречие Агдирской Сорокой, согласно покивала.
– Золотые слова сказал ты, Тьодольв! Каждый из нас следует своей судьбе. Одному судьба – сражать врагов в бою. Другому судьба – вести драккар по штормовым безумным волнам. Третьему судьба – слагать висы, переживающие века, и ниды, острые, как лезвие меча. Твоя же судьба – сторожить старуху и грозить ей смертью. По приказу другой женщины. Следуй своей достойной судьбе, о Тьодольв Каменный!
- Если ты что-то будешь делать на благо нашей стране - мне не следует тебе в этом перечить. Кто я такой. чтобы противиться воле Норн и воле богов? Но если ты будешь настраивать людей против Харальда, его матери или дяди - мне придется самому тебя убить... Ничего личного, госпожа... Моя судьба ничем не лучше и не хуже твоей, женщина... - сказал Тьодольв ровным голосом. - Она у каждого своя и не нам судить, чем лучше она или хуже. .. - Но помимо судьбы у каждого из нас есть свой долг. Твой долг - разумно править твоим народом и делать все чтобы он жил, процветал, и успешно защищался от своих врагов...
Улыбка кюны Ассы становилась все шире, все насмешливее.
– О да! Я об этом и говорю! Долг вот этих лошадей – тащить наш возок. Долг раба, что провожал нас в дорогу, – не забыть положить в возок соломы, чтобы у нас не мерзли ноги. Твой долг – грозить смертью старой женщине. И ты непоколебим в исполнении этого долга. О, прозвища даются не напрасно! О Тьодольв, ты и впрямь Каменный... от шеи и выше... – добавила она негромко, словно самой себе, но так, чтобы собеседник расслышал.
- Воистину так. - Тьодольв улыбнулся уголками рта. - Боги наделили тебя мудростью, и если ты знаешь что нужно делать ради нашей страны и нашего народа, то кто я такой, чтобы мешать тебе исполнять свой долг? Посему, госпожа, - он вежливо наклонил голову - по мудрости твоей не суди строго мое рвение в исполнении моего долга. Я позволю тебе исполнить твой долг, и даже буду помогать тебе в этом, покуда это не расходится с моим долгом, ты же, госпожа, не препятствуй мне в исполнении моего долга. И мы оба будем чисты перед богами, и не будет за нами вины в том, что мы пошли наперекор их воле.
Кюна равнодушно кивнула – пустой разговор уже прискучил ей.
Ну вот, она уже начинает мыслить как этот Каменный Болван. Но в чем-то он был прав, и этого она не могла не признавать. Он делал лишь, что как он верил, он должен делать, и не делал того, чего по его убеждению ему делать было не положено. Пожалуй знал Гутхорм младший конунг кого сделать ярлом...
Но про себя она пообещала маленькую месть: не лечь ей в честный погребальный курган, если ее собеседник не сойдет в могилу с прозвищем Каменная Башка... Мысленно приободрившись от этой мысли, она стала в уме слагать про него ниду.


Не отличен Тьодольв
В битве и на тинге,
А отличен Тьодольв
В сваре со старухой.
Не испытан Тьодольв
Ни в пирах, ни в битвах,
А испытан Тьодольв
В службе злобной бабе.
Не прославлен Тьодольв
Ни умом, ни силой,
А прославлен Тьодольв
Каменной башкою.

"И когда-нибудь эти строки кто-то вырежет этот стих на его поминальном камне над его могилой" - со злорадством подумала Асса. она даже в преклонном возрасте обладала прекрасной памятью, и каждый стих, сложенный ею, помнила многие годы... ну и что, если женщину, которая слагает стихи не принято называть скальдом, а лишь сказительницей и колдуньей? И от сказительницы и от колдуньи бывает немало пользы... А ее слава вещуньи и колдуньи не раз служила ей, и преумножала ее славу и власть...

Снежные вихри крутились среди придорожных стволов, сумерки становились все гуще. До жилья было еще далеко, а волки уже перекликались в лесу по обе стороны дороги, и от их голосов лошади нервно и тревожно вскидывали головы... и людям от этого ночного разговора становилось не по себе. О чем переговаривались между собой эти звери? Может, видели волки добычу, и сейчас договаривались, кто с какой стороны будет обходить, и кто первым нападет на усталых людей и лошадей, остановившихся на этой поляне, вдалеке от всякого человеческого жилья...
Тьодольв выставил усиленную стражу. Воины держали оружие наготове, чтобы в любой момент вытащить меч или секиру, или взять в руки копье, и проткнуть лютого хищного зверя, как только он осмелится приблизиться, чтобы напасть . От голода волки становились злее и храбрее, и даже вид обнаженной стали не мог их испугать, когда в их желудке пусто...

..Им предстояло еще два трудных дня и две тревожных ночи пути через зимний лес, откуда могли внезапно появиться волки, или того хуже -инистые великаны, или лесные тролли, и прочая нечисть, чуждая людям и враждебная им. Всего можно было ожидать в этом лесу, но выбора не было, и каждый шел навстречу своей судьбе, исполняя то, что должен был делать, полагая, что только так а не иначе предначертали их судьбу всеведущие Норны у Источника Судьбы - Урд, Верданди и Скульд, без конца прядущие ковер судьбы из бесчисленных нитей, и обрывающие их в урочный час ...

***
А на расстоянии двух дней пути впереди от того места, где расположилась немногочисленная свита кюны Ассы их ждала Тингфелд - Поляна Тинга, священное место для всех жителей Агдира. Здесь выбирали правителей и здесь изгоняли их, если они не выполняли своего предназначения...
Если бы знала кюна Асса, что ихждет, этобы не изменило ее намерений. Правду сказал Тьодольв Каменная Башка - у каждого своя судьба и свой долг. А ждали их тревожные вести. Ормкель -ярл был убит в одной и стычек, нарвавшись на засаду рогаландских разбойников, а все окрестные ярлы, хевдинги и хёльды не могли между собой решить, кто командует и кто подчиняется, и рассыпалась вся армия, оставшаяся на охране давнего родового владения Инглингов, подобно пучку проса, когда на венике ломается скрепляющий их обруч. Те же ярлы, кто еще не утратил рассудка, теперь собрались на поляне Тинга. Много дней спорили они до хрипоты, кричали, ругались, и даже кулаки шли в ход, но никто не хотел признавать кого-либо выше себя, а народ так и вовсе махнул рукой и перестал приходить на тинг, где остались лишь сами ярлы, хёвдирнги и хёльды, все еще надеявшиеся поделить меж собой власть в Агдире, и никак не могли поделить они власть меж собою, и договориться, кто из них должен быть главнее, кто за кем пойдет на битвы, и кто будет вести ополчение и дружины других ярлов на бой с захватчиками...

Раумарики.
Охотники.
Сегодня Ахтисари пошел в лес на охоту. Погода была хорошая, и охота была славная. Эти Железные люди, конечно, распугали все зверье на день пути, пока шли сюда. Даже вон медведи кое-где из берлог повылазили. А здоровым мужчинам, особенно тем, кого ранили в бою надо мясо - много мяса. Сейчас большинство этих Железных людей спят без задних ног в своих ярангах обложенных бревнами. Хороший человек их вождь - добрый и справедливый, и держит себя с ними на равных, и голову не задирает как другие. Такой человек им нравился, хоть и чужак. Жаль, что он как другие любит ходить увешанный множеством железа и убивать других людей. Главное зачем? Земли им тут мало? хотя и в самом деле их тут стало за последние поколения намного больше, чем всех саамов, которые когда-либо жили тут в окрестностях. А уж прокормить такое население нелегко. Ахтисари покачал головой. Саамы не любили воевать, и убивать людей предпочитали лишь тогда, когда иного выхода им не оставалось. Эти люди верят в лесных троллей - что ж, иногда можно и троллями прикинуться, и развлечься, заводя чужаков в непроходимую чащу.

Охотник втянул носом воздух и принюхался. Лоси. Целое стадо. Следы еще свежие. Ахтисари присвистнул, достав свистульку, издал длинную трель. Такая же трель послышалась далеко в чаще, и вот уже в нескольких местах разносится заливистая трель сойки. Кто не знает, ни за что не догадается, что это люди так переговариваются. Зверю так точно нипочем не сообразить, что так его в ловушку загоняют. Лайки, приученные тихо идти за зверем, принюхивались, пробуя языками наст, чтобы взять след... Ахтисари довольно промурлыкал собакам что-то на своем языке, и осторожно начал красться вслед за собаками, насколько можно красться на лыжах. Саами очень давно жили здесь - и не было охотников, которые сравнились бы с ними умением выслеживать и добывать зверя. И никогда саами не брали у природы больше, чем им нужно для поддержания жизни, и лес давал им все что нужно...

Тут охотник отвлекся от своих мыслей. Какое-то внутреннее чутье заставило его насторожиться. Птицы всполошились. Неспроста это все. Неужели опять чужаки пожаловали? С них станется... Точно они... Скрипит снег под множеством ног в сапогах из жесткой кожи, трещат ветки под подошвами окованными железом, гудят приглушенные голоса.... Сколько шума! неотесанные людишки! Никакого уважения к величественному спокойствию леса!
Ахтисари свистом подозвал собак, и скрылся в кустах, сняв с ног лыжи и надев насадки. теперь он оставлял следы копыт. Потом он натянул маску и шапочку с лисьими ушами. Ну вот. Теперь он и в самом деле похож на злобного тролля. Ахтисари взял свистульку и издал тревожную трель. Теперь все напарники знали - и Куовитиста, и Тавастамияки, Пиексимилаки, и Тойвопиемаки - они все теперь знали, что в лес пожаловали враги, и они все с детства знали что делать. Железные люди боятся троллей, им становится страшно в темной глубокой чаще, и они не знают что значит дружить с духами леса... А еще они боятся колдовства. А каждый охотник немного колдун, а уж вместе они наколдуют... Ахтисари улыбнулся, предвкушая небывалое развлечение...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 7-02-2007, 21:59

со Скальдом
Ночной путь труден, даже, если идти по следам. Когда Хегни повёл скандинавов напрямки через лес, он и не думал, что там, где четверо быстро проскочат один за другим, три сотни лыжников на снегоступах могут застрять или запутаться. Да и это было бы ещё ничего, если бы погода не начала резко портиться. В ветвях загудело, ледяной пронизывающий ветер в лицо сбивал воинов с ног и заметал следы.
- Впе-перёл! Нас ждд-дут! - орал Хегни, но его мало кто слышал. Буря относила звук в противоположную сторону и в ушах лыжников слышался лишь какой-то вой. Да ещё и темнота. Немногочисленные следопыта тщетно искали следы и, наконец, посовещавшись решили идти по мху на деревьям. Но такие ориентиры были не точны и несколько раз приходилось корректировать направление, когда отряд выходил на собственные следы. То тут то там начал раздаваться ропот. По двое, по трое, наиболее пугливые из войска стали отделяться от Хегни и поворачивать обратно, считая, что это сам Локки шуткует, а потому их поход обречён на гибель.
- Хегни не любим богами, - стали говорить то тут, то там.
Да ещё и огни. Странные огни начали возникать то с левого бока от отряда, то с правого, то заходя вперёд, то отставая. Огни не приближались и не уходили. Иногда меж деревьев мелькали рогатые силуэты и слух, что без северных троллей тут не обошлось, прокатился по рядам.
- Вперёд, - орал Хегни, но его войско уменьшалось на глазах ещё до вступления в бой с недругом.

Сквозь вой ветра звучали трели. Теперь охотники были близко друг от друга, настолько близко, что могли перекрикиваться на своем непонятном для чужаков протяжном и певучем языке...
- Рууккки куотосавейя квиметосаври руотомакайтви. Квеморотокварти пеконасамекто квосаломиетятви...
Голоса многократно отражались эхом, и разносилось по лесу...

Время от времени, придумав нечто забавное, охотники заливались смехом. Вот упало на дорогу подпиленное раньше дерево - еще не завершился обряд выспрашивания милости у древесного духа так чтобы он успел покинуть свое жилище.

Дорога заплести
ваша в чаща завести
путь отсюда не найти
следы ваша замести...
Протяжная колдовская песня на искаженном северном наречии доносилась то с одной стороны, то с другой.
- Руки ваша ослабеть
ваша смелость не иметь
дальше ноги не идти
путь отсель вам не найти.
И снова дикий визгливый хохот и огни
Когда привидения запели, присел даже Хегни, но он был настоящим воином и сумел побороть в себе детские страхи.
- Вы в-воины, или б-баб-бы? - пытался сын Эйгнара урезонить струсивших подчинённых, но его заикание и срывающийся голос никак не соответствовали голосу вождя. Люди оглядывались и топтались, не зная, что и предпринять. Наконец Хегни, решив, что словами помочь делу он не сможет, один рванул прямо в чащу, подняв над собой своё оружие. И именно в этот момент ветер притих и оказалось, что отряд находится прямо у опушки леса. Правда, вышли они не к лагерю Лысого, а к реке, что был в получасе быстрого бега до последнего. Видно, тролли всё же поводили скандинавов по лесу. Но и этому все были рады. Теперь подбадривания Хегни начали делать своё дело, хотя около трети воинства ещё продолжало где-то блуждать по столь не гостеприимному лесу.

Харек волк проснулся с гулом в голове. Он даже не помнил, как он очутился в этой лежанке. Молодая хозяйка дома в одной льняной рубахе подошла к Хареку, держа в руках кувшин с молоком и ячменную лепешку с куском масла, и смотрела на него с обожанием.
- Бог ты мой, что я наделал... - пробормотал Харек, спешно натягивая на себя одежду. Уже темно...
- На самом деле еще день... Два часа по полудни. Долгая ночь скоро будет, там и Йоль уже не за горами...
"Не дай Бог Гиоллеад узнает что я ей изменяю... хотя... это вдовы... а род свой надо продолжать как-то. закончится это все, переплыву через пролив исповедаться пастору... В Хедебю или Гамбурге - не столь важно..."
В дверь без стука протиснулся охотник.
- Моя вернулся однако. Много узнал аднака. Твоя должно знать аднака! - весело и задорно произнес охотник.
- Пиесимякки... - произнес Харек, обводя еще мутным взглядом горницу и переводя взгляд с женщины на охотника. - А где же ваше мясо?
Охотник снова засмеялся.
- Охотник говорить - моя вернулся. Другие там в лесу...
- Ты один? А где мясо? Мои воины будут роптать, что не всем вчера мяса хватило...
Охтник снова загадочно улыбнулся.
- Мясо само идет сюда. Много мяса, но ваша люди это мяса кушать не захотеть. На том мясо железо много аднака.
Харек сразу помрачнел. Хорошо еще, что местные жители все таки починили ворота, с самого утра забивая в мерзлую землю столбы и крепкие дубовые доски, и уже должны были поставить ворота на место.
- Чужие? воины? Много?
- Столько твоя, столько их... мы тролли им показали. Много люди путь потеряли и зашли далеко... Но ты быстро твоя люди собирать... Встречать чужие надо...
- Я тебя понял, друг... Я ваш должник...
Харек натянул на себя крепкую кольчугу эйринской работы, и выскочил во двор, и стал что есть в силы бить молотком в гонг. На двор высыпали заспанные хирдманы.
- К оружию! - прокричал Харек. - Сюда идут хейдемарцы! Кажется, мы тут всех всполошили. Готовьтесь оборонять усадьбу! Мало завоевать, теперь еще удержать надо. Да поживее вы! Прямо как сонные мухи копошитесь! Нечего было так пиво хлестать!
Воины беспорядочно засуетились, изображая бурную деятельность, но ярлы и хёльды быстро навели порядок и начали отдавать распоряжения своим десяткам. Сильно поредевшая дружина и местные ополченцы, щеголявшие в плохо подогнанных трофейных доспехах и с трофейным оружием принялись за дело, и стали готовиться к обороне. Стрелки залезли на крыши, к частоколу приставили лестницы, на сторожевых вышках зажглись факелы, освещавшие ночную темноту...

Сообщение отредактировал Ноэль - 5-02-2007, 22:30

На удивление Хегни усадьба впереди вдруг освеилась факелами.
- Это Кари ещё дерётся, - крикнул вдруг кто-то.
- С нами Фр-ея! - рявкнул Хегни и, отхлебнув настойки из мухоморов из притороченного к поясу бурдюка, ринулся на к частоколу. За ним побежали и остальные. Лобовая атака - самая верная. Это трусы идут кружными путями. Хегни вёл воинов в бой.

Фроди, между тем, собрал с хуторов оставшееся воинство и двинул его туда же. Но повёл он воинов берегом реки, здраво рассудив, что зайдёт в тыл к противнику, так как те должны были отвлечься на отояд Хегни, что выйдет из леса.
Естественно, сам Фроди шёл в арьергарде. Это Хегни любит лезть под топор врага. А его дела командовать, головой думать, а не тупо махать секирой направо и налево, как ополоумевший тролль. Вёл всех Бенка, знавший эти места лучше всех и уже оправившийся после ночного перехода. Двигались не торопясь, справедливо полагая, что пол-часа погоды не сделают, а людей лучше сохранить бодрых. Какой резон идти в бой с устатку. Победа даётся тем, кто более свеж.

(совместно со Скальдом)
- Не сейчас, конунг - сказал Торлейв, сделав предупредительный жест рукой. - Я сильно утомил раненого беседой. И мне нужно тебе многое сообщить
Харальд удивленно взглянул на мудреца.
- Что за беседа такая была? И чем ты хочешь со мной поделиться, Торлейв?
- Оказывается Хаки по приказу своего отца захватил весь Винугльмерк по эту сторону реки Скаун. На тот берег он не пошел. Но неизветсно, сколько он оставил там гарнизона. и оставил ли вообще. Но одно знаю точно - Вингульмёрк больше нам не принадлежит, и его надо брать назад. Я вот подумал. Может лучше отправить твоего лучшего ярла Эйнара - и посулить ему, коль возьмет фюльк обратно, пусть садится там ярлом и правит там от твоего имени
- А разумно ли? - нахмурился Харальд. - Эйнар и его воины могут пригодиться и тут.
- Его войско потрепано было последней битвой, и едва ли половина осталась от его, и многие из них ранены. А сам Эйнар потерял в битве руку. Он более не может сражаться.
- Тюру откусил руку Фенрир, - возразил Харальд. - И я бы не сказал, что ас скорбит из-за этого. Кроме того, предводитель не всегда участвует в битве - как я в этот раз.
- Есть еще кое- что. Его жена теперь носит ребенка. И он сам просил оставить его здесь, чтобы он мог присмотреть за женой. Все то время как ты живешь на свете они ждали детей и лишь теперь дождались этого
- Вот это меняет дело, - согласился конунг. - Я понимаю Эйнара - не дело быть где-то вдалеке, когда первенец готов появиться на свет. Что ж, мы еще поговорим с ним, и составим должный план.
- Тем более что Эйнар своим своевольным приходом спас нам всем жизнь. А за это и одного фюлька будет мало в качестве награды. У тебя есть еще немало других ярлов которые будут воевать не хуже него.
- Ты прав, мудрый, - после некоторого раздумья кивнул Харальд. - Как я уже сказал, мы все обсудим с Эйнаром... Ты хотел что-то еще сказать?
- Хаки видел Харека Волка.
- Харека? Так он все же вернулся. Приятная новость.
- Нет. Харек прошел Скану и ушел воевать в Раумарики. Когда Хаки только захватил Саросбёрг и мост через Скаун... Харек не мог попасть в Раумарики, не миновав Саросберг и его большой подвесной мост на сваях. Они снова договорились и разошлись миом, не вступая в битву между собой, как 16 лет назад при твоем отце...
- Странно, - удивился Харальд. - Хотя... Хаки - более мирный человек, чем Гандальв. Они могли договориться и не проливать кровь воинов.
- Хаки без боя пропустил корабли Харека и тот спокойно уплыл в Раумарики. И с тех пор как он уплыл, еще шесть кораблей с людьми умудрился раздобыть по пути... Если Хаки не ошибся в числе кораблей...
- Надо будет об этом с ним поговорить, - задумчиво констатировал Харальд. - А где Харек сейчас? Раумарики - его нынешний лагерь, или нет?
- Мы можем лишь гадать. Скорее всего он сейчас воюет там с хейдемарцем освобождая эту землю от войск Хедемарка. Только вот для кого? Вот что важно. Харек не поднял на кораблях щит Агдира. Он шел под своим собственным стягом... Я уж не знаю что это -военная хитрость или предательство.
- Так, - Харальд сосредоточенно потер подбородок. - Хм. Я бы сказал, что скорее хитрость... если враги посчитают, что Харек откололся от нас, то пока не обратят на него внимания, дав время укрепиться и ударить по ним. Ты так не считаешь?
- Я просто ничего об этом не знаю. А догадки можно строить какие угодно. Да у него не так много войска, враги могут превосходить его численностью... Но он оставил веру в наших богов и принял чужого бога, а потому я считаю что такие люди не стоят полного доверия. Предавший богов предаст и конунга.
- Но Эйнар - христианин, - возразил Харальд. - И храбро бился рядом с нами, совсем недавно.
- Я верю только тем кто чтит наших богов. И не верю тем кто не чтит их. Ты можешь думать что хочешь , конунг. Но я не скрываю того что думаю.
- Это хорошая черта, - кивнул конунг. - Скажи, возможно ли отправить к Хареку гонца? Тайно, разумеется.
- Это хорошая мысль, конунг. Это заставит его вспомнить о своих клятвах, даже если он на время забыл о них. А если забыл...тут осталась его жена... Если он предаст нас. я попрошу отдать ее мне в услужение... в качестве рабыни
- Если, - подчеркнул Харальд. - Пока даже этим и угрожать не стоит - не дело для воина прикрываться гостьей.
- Ты прав. конунг -Торлейв покорно склонил голову.
- Что ж... с этим тоже ясно. Да, Торлейв! А сколько у нас после боя осталось пленных?
Вопрос был по адресу - кому, как не мудрецу, их сосчитать.
- Боюсь, это для нас головная боль. Пленных столько, что мы не знаем, что нам с ними делать. Их гораздо больше, чем наших воинов. оставшихся на ногах после битвы. Кормить их почти нечем, отпустить их просто так нельзя, убивать всех сразу будет бесчестно.
- А если... - Харальд задумчиво сощурился. - Если взять с них клятву на крови и присоединить к нашему войску?
Торлейв удивленно посмотрел на Харальда
- Такого сроду еще не бывало, конунг.Хотя... как знать..Ведь большая часть уцелевшего войска Гандальва сама пришла сдаваться на милость, а часть даже, презирая своего конунга за трусость, или просят принять в твое войско и произнести клятву верности потому что боги явили всем свою волю, или просят позволить им уйти из страны и самим искать свою долю в море, и тоже готовы принести какие угодно клятвы не поднимать на нас оружия..
- Ну вот, - улыбнулся конунг. - Глупо будет не воспользоваться таким случаем. Правда, довериться им до конца будет не менее глупо... Что ж, пусть получат выбор - клятва... или рабство.
Отпускать их - тоже не дело. Чего доброго, сколотят разбойные шайки.
- Мудры слова твои, конунг. Так и следует нам поступить. Только вот что меня беспокоит, конунг. Ведь люди Хаки нарушили священный обычай? Кто поручится что эти лживые люди не нарушат своих обетов? Разве что заставить всех клясться своим родом и своей кровью. Ведь если кто нарушит клятву, то проклятие падет на весь их род и на их потомков...
- А кроме того - пусть идут в первых рядах, - добавил Харальд. - И там кровью и клинком докажут, на чьей они стороне.
- Это будет разумно... и справедливо. А еще... Я считаю что тебе пора поискать невесту среди дочерей других конунгов. Весть твоей великой победе и проявленном тобой великодушии разойдется по своей стране.
Харальд поморщился - все же он считал, что победу вырвали клинки всех воинов Агдира, и не пытался именовать ее "своей".
- Есть какие-то предложения?
- Я в вспомнил про конунга Тронделлага. но это далеко на севере... Но раз он предложил свою дружбу и свою дочь, то не стоит отказывать ему. Тем более что еще никому он сам не предлагал свою дочь в жёны... Хакен из Трандхейма - очень богатый и могущественный правитель. Но боги отняли у него сыновей и жену. а он уже стар чтобы продолжить свой род. И некому более из его родичей наследовать трон правителей Трандхейма. Ведомо ли тебе, что десятки женихов - самых знатных сыновей ярлов и коннугов обивают порог его усадьбы, но не было никого, кто прошел бы все испытания...
- А что за испытания? - заинтересовался Харальд. - Видно, Хакен - почитатель старых обычаев.
- Да он чтит все древние обычаи как настоящий жрец, и исправно приносит богам жертвы. Всем разные. Но об этом рассказывают легенды. А его дочь... Говорят что она не слишком умна. и не слишком красива, и зрение ее не отличается остротой, отчего неспособна она как все воспитанные женщины прясть и рукодельничать. Ее единственная ценность -ее приданое и наследие ее отца. Только ради приданого к нейидут женихи, и это печалит конунга Хакена. Как и всякий хороший отец, он горчо любит свою дочь и хочет чтобы ее любили.
На лице Харальда отразилось некоторое замешательство. Да, приданое и отцовские владения - это хорошо.
Но все равно в этом возрасте хочется взять в жены красавицу, а не слыть расчетливым женихом.
- Я понимаю о чем ты думаешь... та девушка - Эльдис , которую ты знаешь с детства была уведена людьми Гандальва коннунга... никто не занет куда... А отцу ее Гандальв сделал кровавого орла, и он испустил дух на пороге своего дома, прежде чпем Гандальв предал его огню...
- Хмм... - сощурился Харальд. - А Хаки не может знать, куда его отец отправил девушку?
- Об этом ты спроси его сам. К тебе он более...расположен.. Но ты должен помнить что ты конунг...И судьба страны выше твоих чувств... ты можешь взять в сволих владенгиях любую деву, какую пожелаешь... И даже во всей Норвегии сейчас не сыщется невесты, котора ятебе откажет... Ведь сейчас ты законный конунг пяти фюльков.
- Или... - очень медленно произнес конунг, - невест.
- Значит и тебе ведом наш древний обычай. Что чтобы связать себя с каждым ярлом родственными узами и заручиться его верностью, конунг берет в жены его сестру или дочь. Обычай не воспрещает брать тебе сразу двух или даже трех жен...
Харальд несколько смущенно отвел глаза - столь яркие видения из рассказов гридней его посетили. Помотав головой, конунг отогнал их.
- Ну, тут еще надо предложения получить, - твердо заявил он.
- Теперь ты должен требовать себе невесту, а не ждать предоложений. -жестко сазал ТОрлейв. - Жених выбирает невесту и добивается ее согласия и согласия ее рода, чтобы взять ее в жены. И не забывай. что хороший брак - лучший способ заручиться поддержкой и найти союзников.
- Но тому, кто требует, предъявляют условия, - усмехнулся Харальд. - Если кто-то предлагает дочь в жены - то условия ставить будем мы, а не наоборот. Хотя, конечно, все зависит от того или иного человека.
- Харальд.- Торлейв устало перевел дух. - Как давно смотрел ты на карту своих владений? Ведомо ли тебе, что повсюду вокруг нас враги?
- Хальвдан оставил тебе в наследство множество врагов и очень мало друзей.
- Ненадолго, - холодно отрезал Харальд. - Или не ты только что говорил о том, как разнесется слух о победе? Те, кто не уверены в своих силах, будут колебаться. Те, кто чрезмерно уверен - могут кинуться в бой... и погибнуть. А те, кто хорошо себя знает... с такими обычно можно и договориться.
- Я бы не был столь уверен... Возможно все.. о боюсь я, что теперь все они позабудут про свои старые распри и лишь сильнее сплотятся против тебя...
- А вот этого, - хищно улыбнулся конунг, - нам и нельзя допускать.
- Страх мирит даже врагов. А тебя теперь станут бояться все. Ведь - никто не смел воевать с Гандльвом кроме тебя и Эйрика -конунга Хёрдалена.
- Страх имеет и обратную сторону - враги не сразу решатся выступить. А значит - у нас будет время на укрепление своих сил.
- И его надо использовать не только для укрепления сил, но и поиска союзников. Вспомнить всех, кто имеет друг на друга зуб, и использвать это.. Вот конунг Хёрдалена... Гандальв когда-то отонял уего отца часть его владений, а еще он враждует с Рогаландом и Телемарком - те тоже не питают к нам любви и только ждут момента чтобы напасть на нас. И у него есть дочь. Говорят что красавица, умница, и на год или два младше тебя.. И зовут ее Гюда. Но она очень гордая... И долго ее придется тебе укрощать ее строптивый нрав..
- Сражение путем свадеб? - усмехнулся Харальд. - А что, хорошая мысль... Гандальв ведь нажил себе тоже немало врагов, и на этом можно сыграть...
- Потому я тебе предлагаю. Шли посланца в Тронделаг... Через месяц -два он доставит наше послание Хакену...И еще отправь посланцев к Рогволду в Хёрдаланд. ты попросишь руки его дочери Гюды... и дай ей месяц на раздумья.
- И еще гонца к Хареку... - напомнил Харальд. - Да, конунгу работать словом надо не меньше, чем мечом.
- Воистину так, мой конунг...
- Это все, что ты хотел сказать?
- Да, мой конунг. Помни мои слова... Я уполваю нга твою мудрость и рассудительность.
- А я - на твою мудрость, - улыбнулся Харальд.
"И еще на опыт дяди и мудрость матери, - но об этом позже".

Сообщение отредактировал V-Z - 6-02-2007, 14:24

Снова конунг Гандальв.
_________________________

с Тельтиаром, конечно

Отступление Гандальва с поля битвы все же не обратилось в поспешное бегство. Конунг отходил по тем землям, которые ранее предал огню и мечу, собирая оставленные гарнизоны. В этом имелись некие минусы – ведь без воинских сил завоеванной земли не удержать, однако Гандальв понимал, что усидеть на двух скакунах всяко трудно даже властителю. И сейчас ему нужнее было войско под боком, чем чужие угодья... тем паче, что земли эти уже разорены его молодцами.
«Нет, - мыслил конунг, - пусть Агдир наводит тут порядок, ежели сможет. А мой путь ныне лежит в иную сторону и дело гридней – быть подле конунга, а не хорониться по избам, утешая младых вдовушек».
Альвхемер ждала новая битва и Гандальв, побежденный но не сломленный, уже вовсю строил планы отмщения. Ярл Асгейр, один из тех, кто был оставлен конунгом для надзора за захваченными землями, подъехал к Гандальву. Он был ровесником Хаки, и так же участвовал в том злополучном походе в Хрингарики пятнадцать лет назад, вместе со своим погибшим братом.
- Неужели мы отступаем, господин?! - Воскликнул ярл, едва лишь его конь поравнялся с конем Гандальва. Пятнадцать лет ждал Асгейр новой битвы, а теперь ему претило уходить, даже не обнажив меча.
- Молчи, ярл неразумный, - грозно сдвинул брови Гандальв. – Вы, воины мои храбры, однако не дело смертным мужам спорить с богами. Жрецы, сопровождавшие в походе это отродье, по недомыслию звавшееся моим сыном, навлекли на нас немилость асов. Не дело снова вступать в бой, не принеся достаточной жертвы. Мы не бежим. Клялся я кровью, что покуда жив мой род на земле Норвегии, не сидеть агдирскому господарю в покое ни дня. Ужели я мог позабыть о подобном обете? Стыдись, гридень. Только смелость твоя ныне защищает твою голову, ибо понимаю я, как тяжко тебе уходить от врага, не пролив крови его поганой в достатке. Сам еду – будто жилы из тела тяну с каждым шагом.
- Простите мне слова мои, государь, - склонил голову Асгейр. - Не по уму, во гневе они были сказаны. Но неприятные слухи доходят до нас, и поначалу я было подумал, что враги, точно змеи поганые, ложью коварной обмануть нас пытаются, но ныне и не знаю чему верить. Люди говорят - войско ваше на поклон к Харальду пошло, вместо того, чтобы за законным государем следовать.
Вместо ответа конунг скрипнул зубами, но затем – все же разверз уста для хулительных слов:
- Тяжко не говаривать такие речи, да, видать, трусость – как черная болезнь, поражает дух незаметно для глаза. Ну, да ничего. Те, кто предал своего властителя, навек утратили благословение Одина, и не будь я Гандальв-конунг, если агдирцы не отплатят им вместо нас, погнав как скот впереди войска. Даже щенок хальвданов имеет довольно ума, чтобы знать: преступивший клятву единожды сделает это и снова, ибо нет в нем ни верности ни чести воинской. Пусть их. Но есть еще в землях моих зоркие глаза да крепкие руки, и, милостью ванов, и мужи, способные натянуть лук да примериться к мечу пока не перевелись. Пусть трусы кормят воронье своими потрохами – воинам не след о них даже помнить. Волею моей имена их пусть вычекнуться из памяти, а жены да дети станут холопами безродными. Ежели выживут - узнают предатели, какова кара за лжу да нечистые помыслы в Альвхеймере.
- Истину говоришь, господин, но пойдут ли вои наши против собственных братьев и отцов, буде те станут служить Харальду? Лучшие гриди полегли из-за глупости вашего сына, а те что сейчас с нами совсем юнцы безусые. - Асгейр опустил голову, понимая, что мог пробудить в гневном конунге злобу, упомянув про Хаки. - Не придется ли нам союзников искать в других землях?
- Твои слова мудры не по возрасту, ярл, - против ожидания Гандальв не прогневался. Видимо, и сам мыслил в том же направлении, – жаль мне, что не ты, а трус злосчастный звал меня отцом. Ну, да волю богов не переменишь. Не поминай при мне Хаки – клянусь, он первый разделит участь изменников. Когда гридни увидят, что не щажу я даже наследника своего, последний, хоть и кривой росток рода конунжего, – так уйдет из их сердец сомнение. Но и про союзников прав ты, мудрый советчик. Кулак сильнее, чем пальцы в отдельности. И, хоть и и достаточно у меня сил воинских и воли для мести, но грех Альвхеймеру пренебречь союзами с иными недовольными Агдиром владыками. Хальвдан имел много врагов, Харальд унаследовал их от отца. И все они мне скорее друзья, чем противники. Разногласия коснуться лишь дележа завоеванного, ну, да там видно будет. Где правит месть - нет места корысти.
За разговорами конунг и ярл вместе с гриднями доехали до селения, где Асгейр с воинами стоял на постое. Последний нарочно выехал вперед, чтобы встретить властителя, теперь полнился гордостью за то, как споро местных холопы приняли коней, оборели да накормили воителей. Воистину, хлыст да палки творят чудеса! Однако же, едой да напитками сюрпризы ярла конунгу вовсе не ограничивались:
- Слышал я, Гудбранд херсир обиду на Харальда большую имеет, такой друг большим подспорьем стал бы Альвхеймару, и еще, есть у меня подарок для тебя, государь, - Асгейр ухмыльнулся в усы, надеясь, что сумеет угодить Гандальву. - Схватили мои люди одну деву в усадьбе разоренной, а прислуга молвила, будто она - невеста агдирского волченка. Отцу ее я собственноручно орла врезал тогда, сильный воин был, долго умирал.
- Невеста, говоришь? – конунг покрутил ус, а в глазах его зажглось яростное пламя. – И люба, небось? Знаю я, что такое для юноши первая страсть. Ведь Харальд еще не женат, как я знаю? Добре… небось, видит в девке своей Сид собственной персоной? А ну, ярл, тащи ее сюда. Поглядим, из какого теста боги сделали любу Харальда.
- Эй, гридни! - Повысил голос Асгейр ярл. - Тащите сюда харальдову девку!
Споро исполнили приказ воины Асгейра, притащив упирающуюся девушку к остановившемуся конунгу и бросив ее на землю перед Гандальвом. Хотя, после шести дней пути в повозке с пленниками и рабами красота ее поблекла, да и изорванное платье не добавляло фигуре изящества - пока еще можно было понять, что перед ними дева благородных кровей.
Конунг глумливо, с демонстративным презрение оглядел худощавую фигурку, и таков был тот взор, что дева поспешно запахнула драные лохмотья на груди, а щеки ее налились румянцем.
- Не красавица, да и не в теле, - так завершил конунг осмотр. – Плох вкус у адирца, сразу видать – ничего он в женах не смыслит. Может, на ложе она хороша? Как думаешь, Асгейр? Коли отец ее так долго умирал под твоим ножом – может, и дочь диво вынослива в утехах? Чай, проверял?
- Нет пока, но только прикажи - и споро проверим, - с ухмылкой отозвался Асгейр.
Гандальв еще раз задумчиво окинул жертву взором, - и слегка поморщился:
- А ну, молодцы, стащите с девки эти лохмотья.
Пленница сопротивлялась, как кошка, но – куда ей против здоровых мужчин во цвете силы? Конунг смотрел на мытарства с глумливой усмешкой, и, когда приказ его был исполнен – взял деву за подбородок, вынуждая поднять на него глаза. В очах девушки закипали слезы – но она крепилась из последних сил, не желая показывать слабость убийцам.
- Ну что, люба – мне велеть гридням проверить твои силы? Или – может, скрасишь мою одинокую ночку своей прелестью? Решать тебе, сизокрылая. Что молвишь ты конунгу в ответ на слова?
Страх отражался в глазах девицы, покуда жадные глаза гридей пожирали ее тело - видно было, что вои изголодались по женской ласке, покуда были в походе, а тех немногочисленных рабынь, что удалось захватить им уже не хватало.
Смеясь в усы наблюдал за ее терзаниями ярл Асгейр, отметив про себя, что именно этот страх был ему стократ приятнее, чем если бы он даже овладел этой девой сам. Любо было ярлу смотреть, как силится гордая дева дать достойный ответ, да только понимание последствий такого ответа удерживает ее язык.
Наконец, она медленно кивнула, не в силах вымолвить и слова.
- Похоже, нашли слова твои, великий конунг, отклик в сердце девичьем, - рассмеялся Асгейр.
- Вот и славно, - усмехнулся Гандальв. – Отведите ее в опочивальню…

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-02-2007, 0:10

Эйнсугнвильд. Асгейр ярл.

Малая дружина Гандальва конунга остановилась на постой в деревне на границе Вингульмерка и Раумарики, называемой Эйнсугнвильд. Жители ее, завидев грозное воинство с радостью предоставили и стол и кров, лишь бы их самих не затронула бушевавшая в Вестфольде война. Херсир управлявший областью, сам предоставил грозному конунгу собственное жилище, надеясь, что милостью Гандальва, его людей не постигнет участь тех, кто не покорился Альвхеймару - хорошо говорить о верности Харальду, покуда враг далеко, но не дело крестьян с воинами пререкаться.
Проследив чтобы его воины получили все необходимое, Асгейр устроился за крепким столом в одном из домов, прислушиваясь к разговорам гридней.
- Слышал я, в лесах здешних отшельник живет, Хильдебранд-старец, коего и звери лютые и птицы слушают, и сам он их язык разумеет, - начал рассказ один седоусый воин из ближней дружины конунга, видимо решив немного развлечь все еще не отошедших от поражения молодых воинов. - Видет этот старец грядущее, знает былое, поговаривают, сам Один его устами говорит.
- И сколько же лет ему? - Задал вопрос Асгейр, придвигаясь поближе к огню.
- Еще при старом Гудреде Агдирском Хильдебранд был ветераном в его дружине, а после смерти своего конунга подался в лес. Я, лет семь тому назад его видел, когда в этих землях был.
- Так что же, старик и правда видит будущее?
- Все что мне предсказал - сбылось, - кивнул гридень.
- Отведи меня к нему!
- Поздно уже, ярл, да и стужа лютая на дворе, куда пойдем мы, не видно ничего!
- А медлить мы не можем! - Отрезал Асгейр. - Завтра поутру надобно уже дальше идти, так что веди гридень, на твою память уповаю!

Долго плутали они по лесу в ту ночь, но вот перед ними оказалась изба отшельника, не иначе как сам Хильдебранд ждал гостей и указал им путь. Асгейр первым вошел в дом, снимая шапку.
- Здрав будь, мудрый Хильдебранд, чьи седины подобны пикам вечных гор, - приветствовал ярл старца, поднимая мешок, что взял с собой. - Прошу, прими дары мои и уважь просьбу малую.
- Горяч ты ярл, хоть и не первый год на свете живешь, а все так же жить торопишься. Али не охладил лес студеный твой пыл? Али даром ты столько времени тропу в дом мой искал, чтобы с порога о деле своем говорить? Ты садись к столу, и ты Хьялли сын Вильмунда проходи, не стой на пороге.
- Благодарствую, мудрый Хильдебранд Ворон, - поклонился викинг, проходя в дом.
- Испейте по чарке, гости дорогие, - произнес старик, когда воины сели за стол. - И расскажите, что вас тревожит? Зачем ко мне пришли в глушь лесную?
Асгейр отпил крепкой браги, чуть вымочив усы, и довольно улыбнулся - хороший напиток настаивал Хильдебранд, вкусный и к тому же в голове была легкость необыкновенная, все мысли пришли в порядок, выстраиваясь как должно для чинной беседы.
- Из Вестфольда я путь держу...
- То мне ведомо, ярл Асгейр, как и то, что потерпели поражение от агдирского конунга войска ярого Гандальва, - поторопил его старец. - И погони нет за вами, хоть и должно бы, да остановился пока Харальд-конунг, силы собирает.
- Добрая весть, мудрый Ворон, но я пришел от тебя узнать - что ждет в будущем Альвхеймар?
- Будущее изменчиво, вьется нить Норн, да по разному сплетается ее узор - каждое деяние приводит к своему итогу. Внемли же, нетерпеливый ярл моим словам!
Произнеся так, бросил на стол мудрец руны, ловко пальцами расставляя их, точно собирая некий узор.
- Вижу храбрых воинов в крепкой броне, вижу сечи лютые, вижу кровь на снегу и траве, на дерев и в воде, вижу мудрых конунгов и горящие усадьбы, вижу смерть что не щадит никого...
Хильдебранд запрокинул голову, и голос его изменился, став словно рокотом грома:

Сотни их отважных
Вязов копий стройных
В брань клинков лихую
Поведет могучий
Блеск шеломов ратей
Блеску солнца равен.
Зову древней клятвы,
Конунги покорны.

Оросится алым
Топоров размолвка,
Вепри моря сгинут
На тюленей поле.
И узрит Валькирий
Гридя взгляд последний,
Но мужей в Валгалле
Множество прибудет.

Славен тот властитель,
Что в размолвке копий,
Мудр и хладен будет,
Воинам примером.
Тор его рукою
Вражий ненавистный
Древний род погубит
Даровав победу…

Прояснился взгляд Хильдебранда, но видно было по его глазам, что не помнит он ничего, из сказанного им, словно боги сами говорили его устами. Но Асгейру и того было достаточно – запомнил он слова мудреца, и домыслил про себя, что предрекаю боги великую победу Гандальву конунгу, а род юнца Харальда навеки вечные пресечен будет.
- Доволен ли ты предсказанием моим, ярл? – Осведомился старец.
- Более чем, мудрый, - ответствовал ему Асгейр. – Прими в благодарность мою это злато и ткани, и…
- Ничего не приму от тебя, викинг, милостью богов живу я, - отвечал Хильдебранд.
- Знаю я, что прошу чрезмерно, благородный старец, но исполнишь ли ты еще одну мою просьбу?
- Говори, не я, боги будут судить чрезмерна ли она, и подумай, не будешь ли ты о ней сожалеть потом? – Седобородый старец улыбнулся.
- Скажи, что ждет меня в будущем?
- Смотри и сам узри свою судьбу, нетерпеливый ярл, - изрек Хильдебранд, положив ладонь на лоб викинга и закрыв ему глаза.

Видел Асгейр лес, и дорогу в лесу. Видел Барвайга Красного, окруженного стаей волков. Рьяно бился Барвайг, метался меч его, пронзая серые тела, копытами отбивался конь, но серых хищников много больше было, чем сил у храброго ярла. И пал он, пронзенный острыми клыками…
Видел Асгейр лес, и хижину в лесу. Видел отряд воинов, стоящий у порога, и хозяина, смеющегося в густую бороду.
- Говорят ярлы Гандальва как слуги ярлам Хальвдана прислуживали, да еду-питие на свадьбе его подносили! Так должно ли мне слугам кров давать и пищей господской их потчевать? – Рассмеялся он, пьяный. – Подите прочь!
- Языку твоему не дорога голова, бонд, - ответствовал Барвайг ярл. – Коли он речи такие ведет. Будь радушным хозяином, прими нас на постой и мы щедрой наградой тебя одарим.
Но позади него раздался ропот гридей, недовольных язвительными словами. Был там и Рагнар, и Вали, и Локтар, и Бьярни, и другие кто сгинул уже, видел Асгейр там и себя. Припомнил ярл имя злословного бонда – Эгилем того звали.
- Меч ему в глотку наградой будет! – Прокричал Рагнар.
- Довольно уже с ним говорить, Барвайг, потешаеться над нами это турсово отродье! – Подал голос разъярившийся Бьярни.
- Убирайтесь, покуда вас Хальвдановы гриди плетьми до Альвхеймара не погнали, - Перебил их Эгиль. – Али только и можете, что браниться, как бабы! А в битве сразу бежите прочь, точно зайцы пугливые!
- Довольно с нас этих оскорблений! – Асгейр первым нанес удар, и клинок глубоко вошел в плечо могучему бонду, а затем каждый гридень оставил по ране на его теле.

Видел Асгейр лес, и убегающего в чащу слепого мальчишку, да останавливающего воев Барвайга.

Видел Асгейр лес, и себя самого, прочь бегущего, да волками окруженного… Но убрал ладонь Хильдебранд и видение прервалось.

Мало кто выжил из того отряда – кто в битве голову сложил, кто от болезни коварной, а кого и правда волки загрызли. Только Бьярни еще по лесам скитается, если на поклон к Харальду не пошел, да Орм Говорливый в Альвхеймаре юнцов воинским премудростям обучает.
Хмур был Асгейр, не многое из видения сумел понять, но поблагодарил Хильдебранда и уйти поспешил, ибо близился рассвет.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 5-02-2007, 0:16

Дорога. Ярл Асгейр и конунг Гандальв.
С Тельтиаром.

Опоздал Асгейр ярл к утреннему сбору, небольшое воинство альвхеймарского конунга уже покинуло деревню и нагонять его пришлось ярлу. Однако конь его был уже оседлан, и потому быстро сумел поровнятся со своим конунгом Асгейр.
- Хорошо ли спалось тебе, мой господин, - сдерживая усмешку, поприветствовал он Гандальва.
- Недурственно, - ухмыльнулся конунг. – Хотя, бывало и лучше. Девы в Норвегии хороши, но, на мой личный вкус, вдовушки много приятнее да сговорчивее. Однако же, занят был я, а в отряд опоздал именно ты. Ужели подвиги мои полуночные и тебя на приключения подбили? Должен властитель пример подавать. Но не столь же буквально, право слово! А ну, сказывай, ярл, где ты ночь коротал?
- Ночь я провел не столь приятно сколь ты, господин, - ответствовал Асгейр. - Да тоже не без пользы. Был я в жилище провидца вещего, что еще отцов и дедов наших знал. Добрые вести принес я от него.
- Значит, в здешней чащобе провидец свой век доживает? - изумился конунг Альвхеймера. - Вот ведь диво дивное, боги Асгарда. И о чем же вопрошал ты вещего мужа, ярл?
- Хорошо живет провидец, конунг, дай боги тебе дожить до его лет в добром здравии. Да только не о секретах долгой жизни я его расспрашивал, а о грядущих летах, - вечно улыбающееся лицо Асгейра сделалось излишне суровым. - Предрекает он битву великую, многим отважным мужам сулит смерть. И обещает победу тебе над щенком Хальвдана!
- Слава ему за те речи, да и тебе почет за добрые вести, муж достойный, - молвил Гандальв. – Однако же – мало радости на твоем челе. Почто так, сказывай, как перед жрецами. Ужели тебе победа моя не мила, али какую весть недобрую ты припас напоследок?
- Пресечется род Хальвдана, то молвил вещий Хильдебранд, - неохотно отвечал Асгейр. - А затем мою гибель он показал мне, и был я в том видении не седоусым мужем, но в своих летах. Боюсь я, что не дожить мне будет до нашего триумфа, сгину в лесах этих дремучих, как сгинул Барвайг ярл.
- Погибнуть не от стали – то, что может вселить робость в самого стойкого викинга, - понимающе кивнул Гандальв. – Но на то мы и мужчины, чтобы, увидев свой страх сразить его, как соперника. Расскажи мне о своем видении. Может, ты неверно истолковал вещий сон? Так бывает и с мудрыми.
- Видел я лес, и себя в нем. Одного видел, а вокруг волки черные, точно на знаменах агдирских. Их много, загоняют меня как зверя!
- Ба! Да Агдир спит и видит, как нас затравить! – хохотнул конунг. – Вот только кишка тонка на то была у Хальвдана-конунга. Не говоря уж о щенке его, что зубы молочные еще не уронил.
- Все равно, боязно мне, господин, что умру не увидев как будешь ты попирать агдирское знамя, - хотя видно было, что страх медленно покидал ярла, но доброе расположение духа утратил он.
- Только норны знают судьбу смертных мужей, - ответствовал конунг. – Однако, я бы не стал так верить морокам ночи. Часто духи леса самые потаенные страхи людские обрекают плотью да страх вызвать пытаются. Ужели ты слабодушен, ярл храбрый? Не думаю я такого про тебя. Так отринь же сомнения. Страх единственный дозволен в сердце у викинга – род оборвать. Поезжай же в Альвхеймер, да жену возьми из рода хорошего, чтоб сыновья на тебя были статью похожи. А тогда – и в курган можно ложиться.
- Была у меня жена, конунг, да ее и сына моего малого болезнь отняла, ровно как Хальвдан проклятый отнял у меня брата, а меня пощадил на потеху своим гридям! С тех пор жажду я мести, мой конунг! - Ярл стиснул зубы. - Но не мне одному ныне стоит думать о продолжении рода. Когда ты подаришь Альвхеймару достойного наследника, могучий Гандальв?
- Знаешь ты, что и ко мне норны не явили милости, - молвил в ответ властитель. – Видят боги – до последнего надеялся я на то, что сын мой последний одумается да явит миру сердце медведя, а не заячьи пятки. Увы, мне! Видимо, зал Локи-насмешник, что делал. Однако, и моя вина в этом есть. Как и ты, не брал я другой жены после смерти матери сыновей. Думал, надежно защищен мой род, три мужа ведь в доме росли. Урок впрок: немилостива война, да и норны шутить любят жестоко. Обзаведусь я наследником вскорости, будь уж покоен, да и тебе о том мыслить советую. Черное время грядет, война прихотлива, как красавица, вниманием избалованная. Никогда не знаешь, что посулит. Слушай же мои слова да мудрость перенимай. Не то – повторишь ту же судьбу, на радость Харальду.
- Не долго щенку дышать с нами одним воздухом, - зло проскрежетал Асгейр. - В откровении мудрый Хильдебранд пророчил гибель ему скорую и нашу победу! А не дозволишь ли ты, конунг, - он сделал паузу, опасаясь вызвать ярость Гандальва. - Взять мне в жены вдову Хаки, коль скоро мертв он стал для всех доблестных мужей Альвхеймара?
- Прости мне, Асгейр, но не отойду я от слова своего покарать Хаки пред воинами. Жив он аль мертв - мне без разницы, но жена его будет служанкой, а не женой викингам. Как и другие женщины предателей моего стяга. Такая не годна для продления рода, не по закону будут те дети. А наложница из семьи конунгов в доме у ярла – это позор перед предками. Другую выбери, – сам для тебя высватаю, слово владыки.
- Мудры слова твои, повелитель, неразумна была просьба моя, - склонил голову Асгейр. - Найду я себе невесту достойную среди дочерей ярлов наших, и будут мои дети верой и правдой служить Альвхеймару, как я служил.
- Для такого воина как ты заботы не жалко, - ответил Гандальв.

Сообщение отредактировал DarkLight - 4-02-2007, 22:25

Хейдмерк. Конунг в Маске

Гримкиль, после поражения, покинул Хрингарику - не с его войсками было возможно противостоять Гутхорму конунгу, тем паче, что лучшие гриди полегли в жестокой сече, а те, что выжили, большей частью бежали, подались в соседние наделы, на службу к более удачливым властителям. К тем же братцам-наумдальцам, но ничего - рассчитывал Гримкиль на успех Эйстенсонов, да на их дружбу и помощь в ратных делах - ведь с одним врагом воевали. С Гутхомом Оленем. Только слепой мог не заметить, что Харальд конунг лишь кукла в руках своей матери да ее брата-берсерка. Стоит убить Гутхорма - и будет обезглавлен Агдир, в то верил Гримкиль конунг.
На постой он встал деревеньке Карибрандир, небольшой, но пяти десяткам дружины Гримкиля хватило мест в домах, подле жен и дочерей ушедших воевать Раумарики воинов Эйстенсонов. Уж его молодцы девок утешат, в том Гримкиль не сомневался - жаль лишь, сам он пока не мог позабавиться с молодушками, тяжелую рану нанесли ему гриди Гутхорма, причем не столько телу его, сколь гордости.
Старосту деревни звали Хади Хромой, однако сейчас это прозвище больше подошло бы самому Гримкилю, еле ноги переставлявшему - глубоко вошла вражеская стрела в его седалище, тяжело было ему ходить - и впервые тогда ближние гриди услышали голос Локтара, доселе Немого, причем в реве его не было ни одного пристойного выражения, а все боле воспоминания о роде хрингарийских конунгов, да их связи с турсами, змеями и другими тварями. Не мог больше Гримкиль тайну свою держать - пришлось ему открыться гридям, что под личиной Локтара сам он скрывался.
Сейчас грозный конунг лежал на лавке, а старуха-мать Хади, видимо столь древняя, что даже великаны ей в сыновья годились, обрабатывала его рану травами да кореньями.
- Скоро, скоро будешь как новенький, - шамкала беззубая старуха.
- Уж как бы мне твоими стараниями раньше срока в Хель не попасть, ведьма, - процедил в ответ Гримкиль, ворочаясь на постели, ведь от долгого лежания затекли все его члены, а вставать пока знахарка не дозволяла.
Но, знал Гримкиль, что ему делать - отлежаться пару дней, а потом к братьям Эйстенсонам наведатся, да с ними потолковать о том, как бы вместе приструнить щенка хальвданова.

Раумарики. Усадьба Хёвдинга Южной Четверти.
Харек не повторил ошибку прежних хозяев усадьбы. Сам он повел своих людей к тем воротам, к которым шли подошедшие хейдемарцы. Нападавшие остановились, чего-то ожидая, видимо оценивая ситуацию...
Харек отдал метсному старосте распоряжение вести ополченцев к тыловым воротам, и по его примеру устроить там "места для лучников", приставив лестницы к частоколу. Увы, все сторожевые башни были снесены не в меру ретивыми данами, и чтобы восстановить хотя бы одну смотровую вышку, времени не было.
К счастью крыши многих строений возвышались над стеной из частокола на три-четыре сажени, и для лучников это было достаточно...
- Сколько их там? - спросил Харек сидевшего на крыше местного парнишку с натянутым луком.
Тот повесил лук на плечо, и забормотал, как будто пересчитывал кур на насесте...
- Их там сотни 4-5 будет, ярл - крикнул он.
Харек помрачнел лицом. А из его дружины пришедшей сюда едва наберется две сотни. Снятые с убитых доспехи числом в 2 сотни комплектов лежали аккуратно сложенными кучками на постеленных шкурах и досках.
- Биргир! - крикнул он, подзывая старосту.
- Да, господин, -бонд поклонился, не теряя при этом важного вида.
- Срочно сзывай своих людей, пусть все, включая женщин, надевают доспехи, сложенные на площади...
- Но господин... все кто может и умеет сражаться... все и так взяли в руки оружие...
- Ты плохо слышишь? Тут не менее пяти сотне врагов у ворот стоят, того и гляди ворота высадят! Если они увидяьт что у нас много войска, они сразу падут духом. И никто из них не должен вступать в бой. Если что пусть сразу отходят и укрепляются в сараях или хлевах. Наши подоспеют и добьют.
- Как скажете, ярл, - староста поклонился и поспешно побежал выполнять приказание.
- Эйдир, Йодур! -крикнул он датским ярлам. - Тащите все что плохо лежит - бревна, дрова, лавки - подпирайте ими ворота! Чтобы их не могли так просто выбить, как это мы сделали два дня назад. Эрнвид! - крикнул он другому парнишке из местных. Бери коня, скачи к южным воротам, и передай, чтобы там сделали то же самое. Если кто-то появится с той стороны, скачи сюда. Я пошлю помощь. Вооружайте всех, чтобы враги видели, что у нас большое войско!
- Да, эрл, -ответил парнишка, и вскочив на коня, поскакал к другим воротам.
Хирдманы, кряхтя и ругаясь, подтащили к воротам всякий хлам, подпирая тяжелые ясеневые створки ворот. Нападающие уже тащили наспех срубленные стволы сосен и по створкам раздались первые удары. В то же время лезть через частокол желающих не нашлось. В тех, кто тащил бревна, из-за частокола полетели стрелы, однако среди хейдемарцев не все были одеты в кольчуги, и стрелы сразили многих.
Разъяренный Хегни прокричал своим хирдмамнам, чтобы те выстроились по бокам тарана и держали щиты, а бревна приказал тащить пленникам. Те упирались, и Хегни пригрозил им мечом, для пущей убедительности зарубив одного из фраллей на месте, что сразу сделало остальных сговорчивее. Однако пока те дошли до ворот, стрелы метко сразили половину из них, и бревно так и не дошли до ворот... Один только финский охотник сразил четверых. А из зарослей донеслись дикие крики, и полетели камни из пращей. Нескольким хирдманам камни угодили в лицо, рассадив скулы, или расквасив носы, а одному воину камень из пращи угодил прямо в кадык, и тот упал, хрипя и задыхаясь, а изо рта полились струйки крови. Из зарослей раздались радостные вопли.
- Проклятые тролли! - проревел Хегни, сплевывая на землю и топая ногами, видя какой урон наносят его войску какие-то камешки. Ему самому камешки ударяли по шлему, но шлем выдержал, хотя в голове его мутилось от звона. - Кньюки! Бери полсотни, и добейте этих проклятых троллей! Чего уставился? Никаких но! Тролли боятся железа! Призови Тора, рабское отродье! Не самому же мне идти воевать с троллями, пока мое войско стоит под стенами этой жалкой деревушки! Спалю все здесь до голой землю, клянусь муспелами и турсами! Да любой ребенок, имея руны и железо, этих троллей штабелями уложит! Вы мужчины или бабы недоделанные?
Тем временем штабелями уже укладывали раненых от стрел и камней, и уже трое лежали бездыханными на снегу, накрытые своими окровавленными плащами. Фраллей заставили спешно сооружать нечто вроде лежанок и носилок из нарубленных сосновых веток.
А проклятые ворота лишь немного подкосились и поддались внутрь, но какая-то сила будто держала их.
А прицельные выстрелы из луков и пращей продолжали косить хейдемарцев, и число убитых уже достигло десятка, а раненых около полусотни.
Наконец Кньюки - сын финской рабыни - заложницы и двоюродный брат самого Броди пытался вспомнить магию матери, но ничего путного придумать не мог. Наконец ему удалось собрать с полсотни вояк и они стали подкрадываться к троллям.
- Покжитесь, турсово отродье! Все прячетесь, мерзкое отродье!
- Наша аднака не дурак! - донеслось из кустов. И вновь одновременно из четырех или пяти пращей вылетели камешки, и вот уже трое корчатся на снегу, зажимая кровавые раны на лицах.
Один из троллей, наконец, показался. Он был на 2- 3 головы ниже среднего воина норманов, и худощавого телосложения. Тролль как будто специально манил к себе, потом исчезал в кустах, потом снова появлялся чуть подальше. Усталые хирдманы в основном из ополченцев и вольноотпущенников не могли угнаться за юркими жителями леса, которые в этих лесах знали каждую кочку. Для саамов это было просто забавой. Еще один отряд затерялся в лесных дебрях, и устроился на ночлег в овраге, перепуганный перекличкой троллей... четырех человек они так и не досчитались - или сами забрели в чащу, или тролли утащили в холмы себе на поживу...
Тем временем уже несколько попыток высадить ворота провалились по причине того, что многие воины выбывали из строя, раненые стрелами и камнями. Броди был в ярости. Наконец, взревев, будто бык, он налетел на ворота с топором и принялся рубить толстые жерди. Ярость придала ему сил, а ни одна стрела так и не попала ему ни в лицо ни между сочленением колец кольчуги... Рядом с ним встали и другие берсерки, и тоже принялись крушить ворота топорами.
- Отворяйте ворота - крикнул Харек.
Ворота отворялись наружу, поэтому как только с вот сняли запор, стоврик сильно ударили броди и стоявшим рядом с ним, отшвырнув на сажень. Хегни снова выругался яростно, так и сыпал неприличными словами по случаю и не ко случаю поминая всех матерей и отцов этого проклятого отродья, и когда глянул за ворота, ему стало дурно - за воротами стояло войско не меньше чем его собственное. Его воины это тоже видели...
Вперед выступил человек с пшенично светлыми волосами и длинными висячими усами, как могли выглядеть древние герои - а его шлем из черной вороненой стали с серыми полосами, и ярко алый плащ свидетельствовали что перед ними явно ярл из дальних земель - о чем также свидетельствовали его застежки на плаще ирландской работы серебряный кельтский крест на груди.
- Убирайтесь отсюда, пока целы! Это не ваша земля! Вас сюда никто не звал!
- Кто ты такой, чтобы приказывать мне? - возмущенно крикнул ему в ответ Броди, потирая место соприкосновения со створками ворот. Один из берсерков, взревев, метнул в ярла топор. Ярл молниеносно покачнулся, и топор был отражен подставленным щитом, тут же от удара развалившимся на части.
- Хороший знак! В бой! - Хегни не успел и рта открыть после своего крика, как его берсерки ринулись в пролом ворот, но их ту же встретили копья. Трое упали, нанизанные на копья, как кабаны, прежде чем они сошлись в битве. Двое воинов Харека упали, сраженные берсерками, но сам Харек сразил двоих молниеносными ударами своего меча, легко перерубившего здоровенных хедемарцев пополам - меч из черной стали со странными серыми полосами разрубал кости и железо так же легко, как серп разрубает солому. Трое других хедемарских берсерка тоже пали - пока он нападал на одного противника, другой заходил сбоку
и всаживал свой меч по самую рукоять - противники не отличались щепетильностью и спокойно лезли по длове а тоо и по трое на одного берсерка, и вскоре все берсерки пали на снег, орошая его своей кровью. На щитах новых "хозяев " усадьбы в неровном свете луны и факелов были видны стилизованые изображения черных воронов, соколов и волков на красном фоне - знаки наемников и знак Агдира.
Это подействовало на Броди как красная тряпка на быка:
- Вперед! Это агдирские псы и наемники из Данемарка!
Часть воинов ринулись к воротам, но часть из них остались стоять, как вкопанные.
- Вас что, тоже кнутами как фраллей в битву гнать?! - прокричал им Хегни. - Я не потерплю в своем войске трусов!
Неохотно и неуверенно, остальные двинулись к воротам, и в этот момент первые ряды столкнулись, и вот наступающие подались немного назад, а затем строй неожиданно рассыпался, и воины Хедемарка, развернувшись к врагам спинами, побежали. Увидев бегущими своих боевых товарищей, побежали и остальные...
- Там наши стоят. мертвые! Там Кари ярл! Кари лысый сам весь в крови! Они подняли мертвецов!
Отчаянно ругаясь и роняя слезы от ярости, Хегни крикнул своим команду к отступлению. В отступающих снова полетели стрелы. Когда войско при одном виде врага охватывает паника, дела не будет. Остается только отступить и вернуться уже позже, с более крупными силами. Правда это была про мертвецов или выдумки перетрусивших молокососов, в первый раз взявших меч в руки - сейчас уже было без разницы. Его хирдманы -новички и ветераны драпали со всех ног к реке, уже неосознанно огибая по дуге темную громаду враждебного леса.
А вдали горели факелы - к реке приближалось какое-то войско...
Хегни застонал, но тут же успокоился, увидев шесты с медвежьими шкурами и кабаньими головами. Это было войско его более осторожного и более рассудительного братца, который никуда и никогда не торопился...

Сообщение отредактировал Ноэль - 8-02-2007, 20:56

Не успел Фроди подвести отряд к месту предстоящего завершающего удара, как воины, идущие впереди, доложили, что навстречу им идёт чьё-то войско. Не желая быть окружённым, а тем более пленённым Фроди разослал дозорных в обе стороны и они, вернувшись через малое время, сообщили, что это войско не чьё иное, как остатки, от гарнизона, ушедшего с Хегни, причём бегущего почти в полном беспорядке.
- Остановить ублюдков и узнать, в чём дело? Где брат? Самолично придушу каждого, кто… - на этот раз чернобородый Фроди лютовал даже больше обычного.
Вскоре узналось, что Хегни тоже где-то тут, в задних рядах отступавших, и вскоре русоволосый брат уже стоял перед Фроди, виновато потупив голову и лишь сверкая голубыми глазами из под слипшихся от пота волос:
- Ну и? Это то, что ты мне обещал, засранец? Это ты их водил их в атаку или сам Локи?
- Тт-там духи… В десу тт-троли…
- Тролли? А больше там никого не было? Трусы там были и выродки, которым титьку сосать, а не воевать? Позорники!
- Их ттам пп-пара т-тысяч?
- Кого? Троллей? Или мокрых штанов? Вот и поотшибали бы им рога по самое ой, а мне и показали, - Фроди кричал и брызгал слюной, хотя ещё неизвестно, как бы повёл себя он сам, очутись на месте младшего брата. – А что вы тут, а не со стороны леса, недотёпы сухопутные?
- Дд-духи сюд-да вывели.
- Ах, духи? А там, там что? – поняв, что ничего кроме невнятных слов насчёт духов и их хитростей от бежавших не добьёшься, Фроди указал рукой в сторону хутора, на котором раньше дислоцировались люди Кари Лысого.
- Их т-ттам много. Больше, чем нас. С ними финны и дат-тчане, - Хегни на этот раз решил несколько приукрасить картину, дабы не показаться совсем уж беспомощным пащенками. Не было ничего зазорного в отступлении перед сильным противником. Лишь совсем дурной станет переть на превосходящие силы. Даже обпившись настойки из мухоморов берсерки не кидались один на десяток с голыми руками против топоров. При этом Хегни знал, что Фроди и сам поостережётся при этом и не станет перепроверять правильность сведений, доставленных им, коли соотношение таково, что можно остаться и совсем без войска. И его ожидания оправдались. Не будучи сам страстным любителем биться в рукопашной сече, Фроди тут же подозвал Барди, Берку и других десятников и приказал поворачивать войско. При таком раскладе надо было собирать тех, кто отстал от Хегни и идти к союзникам. Лишь объединённые войска могли справиться с наёмниками, взявшимися, казалось ниоткуда и так некстати разрушившими все его планы.

Снова альвхеймерцы. С Тельтиаром.

Альвхеймерцы двигались дальше по направлению к озеру Эйн, и ярл Асгейр снова подъехал к конунгу.
- Что ты снова приуныл, воин? - окликнул ярла Гандальв. - Скучно без ратных подвигов, тебе, вестимо? Сам таков был по младости, каждый день без драки пропавшим казался.
- Жалею я, конунг, что меч мой сух остался, - отвечал ярл. - По ночам видение Хильдебранда вспоминаю, днем же не больше радости снежный путь перед собой видеть - была бы хоть какая отдушина, так может проще возвращаться домой стало бы? Скажи конунг - быть может перебьем пленных, к чему нам обуза такая, когда враг по пятам идет?
- Не дело это - зазря головы людям рубить, даже псам трусливым, - молвил конунг. - Пусть послужат Альвхеймеру да жертвой богам нашим будут. Пока, хвала Одину мудрому агдирцы нам пяток не оттаптывают. Смири нетерпение - будет нам еще сеча вскорости. Вдоволь крови прольешь, будь покоен
- Мудры слова твои, конунг, да истомился я в безделье, - отвечал Асгейр ярл, вглядываясь в ледяную даль озера Эйн. - Чем бы путь занять, тоску развеять, на твою мудрость, владыка уповаю.
- Увы, ярл - я не скальд чтобы гридням досуг разнообразить. Петь и плясать не обучен, - беззлобно молвил властитель. - Уж и не знаю, чем твое сердце порадовать. Может, и ты девицей развеселишься? Чай, муж ты доблестный, глядишь, и тучи на челе поредеют. Придем вот в селение...
Плотоядная улыбка появилась на лице Асгейра, пока внимал он слова конунжьи. Уж действительно, не каждую же ночь к провидцам за советом бегать, всяко приятнее с девой младой ложе разделить. А уж тогда он бы развлекся, жаль лишь, что после развлечений его не всякая дева жива оставалось - но в военном походе замену легко найти, а в родном Альвхеймаре мало кто пропавших рабынь хватится мог.
- Приятственен совет мне твой, мудрый государь, был бы я дюже рад ему последовать.
- За чем же дело стало? Али эта земля женами оскудела? - полушутя спросил Серый конунг. - Мои глаза говорят про иное, воитель.
- Дозволишь государь, хальвданову девку взять, коли тебе она без надобности? - Вновь обратился с просьбой воин. - Все больше позора будет Харальду.
- Почему нет? Мне она вовсе не люба, а тебя радовать всяко приятно. Владей! Будет тебе личная холопка, слово владыки. Сам ты мне славно служил и награда заслужена
По этому случаю сказал Асгейр такую вису:

Славен тот властитель,
Что рукою щедрой
Блеск дракона ложа,
Фрей обручей дивных,
Гридям верным дарит,
И в веках прославлен
Навсегда он будет
Одина любимец.

- Да ты, оказалось, не только в битве талантлив? Воистину, хорошо благословляли боги твоих родителей! - изумился Гандальв. - Ну, езжай, не томись. Понимаю твое нетерпение.
- Благодарю тебя, властитель, за слова добрые, Тормунд Старый был моим нареченным отцом, конунг, и он многому меня научил, - отвечал Асгейр, и не стал добавлять, что был убит Тормунд ярл на берегах Согна в том злополучном походе за Рагхильдой.
Повернул коня ярл, и к обозу с пленными направился, где особо немощных на возы покидали, а воинов да крестьян связанных пешком идти вослед дружине заставили.
Гандальв посмотрел во след гридню, и недоброй усмешка, губы кривившая. Не обольщался он насчет намерений Асгейра, понимал - не краса пленницы ярлу голову кружила. Да и сам он с девой той лег не ради услады телесной. Месть тут всем правила, нелюбовь альвхеймерцев к конунгу Агдира, да ненависть из-за поражения постыдного. Отнюдь не страсть роковая, но злобы черная. Гандальв поворотил коня и поехал к озеру. В сердце его не было жалости ни к кому.
Крепок был лед на Эйне, кони ступали ровно, вои в железе, сани проезжали, да неспокойно на душе у ярла Асгейра было, пока смотрел он на переправу. Слишком сильно растянулось войско, слишком хорошую мишень из себя представляло. Вот так же Гормкиль ярл, когда в погоню за Хареком Волком и Рагхильдой бросился, вывел войска на ледяное озеро, и треснул лед, а сам он ко дну пошел.
Но на этот раз лед оказался крепче. Подгоняли разозлившиеся гридни отстающих пленников плетьми, тычками, да словом бранным, скрипели полозья нагруженных добычей саней - не с пустыми руками возвращался конунг Альвхеймара, пусть и не одержал он победы.
Конунг первым выехал на берег, как и положено владыке. гордо держал он голову и ясно было - не согнет такого одно поражение. И, глядя на Гандальва приободрилась дружина, посыпались шутки. Печать молчания, сковавшая гридней с самой проигранной битвы, наконец, рухнула. Злоба ушла с лиц, но пустила корни в сердцах. Достаточно было глянуть в глаза конунгу - да на ухмылку Асгейра, чтобы понять: опасен сей враг. как раненый вепрь. Потому что жесток чрезмерно да не щадит никого в своей лютой свирепости.
- Вот она, Раумарики, господин, - объявил ближний к конунгу гридь. - Здесь власти Харальда по молве людской конец пришел, Хейдмерские братья сей край под свою руку взяли. Их отец ведь добрым другом Альвхеймара был.
Хьялли, замолчал, понимая что говорит и без того известное властителю.
- Значит, дело наше ту дружбу продолжить. Вперед! - лаконично ответил Гандальв.

Раумарики. Отряд Гандальва. с ДаркЛайт

Воинство Гандальва конунга, долго ли коротко, но добралось до деревушки на том берегу озера, встав на постой - переход оказался слишком долгий, а ночи зимой наступали рано, потому и двигалась рать медленно, от деревни к деревне. Благо здесь жители приняли их достаточно радушно, хоть и косясь на оружие викингов, да и Гандальв зла бондам не чинил, испросив у здешнего старосты крова и пищи, чего и получил в достатке.
Для знающих его людей, конунг Альвхеймере вел себя на удивление сдержанно. Гридни дивились и не знали, стоит ли радоваться. А местные же были рады услужить могучему властителю. Не видели они грозы, собирающейся за спокойствием конунга. Не видели - но чуяли, как псы чуют след звериный. От того и старались угадать все желания, спеша выслужится. Но Гандальв ничего не просил. Сдержанно поблагодарил старейшину за хлеб и кров, и удалился в свою комнату.
Асгейр ярл же, едва лишь отдал необходимые указания старшим десятков, пошел в отведенные ему покои, волоча за собой новую рабыню. Со смехом бросил он испуганную девушку на ложе, срывая с нее платье. Нет, сегодня она держалась много менее гордо, нежели вчера - видать ласки Серого Конунга прошли не даром, и сейчас, она дрожа ожидала от ярла того же.
Но Асгейр, с доброй улыбкой, обнажил охотничий нож, подойдя ближе, и наблюдая за возрастающим страхом в глазах у пленницы. Резко взметнулось лезвие, рассекая ей плечо, раздался сдавленный крик и хлесткий удар сильной ладони. Девчушка прерывисто дышала, силясь не дать волю слезам, заполнившим ее глаза, и обхватив руками колени.
- Что, по нраву тебе пришлись забавы Гандальва конунга, так уважь и меня, знатного ярла! - Асгейр схватил ее за запястье, резко дергая на себя, и повалил на ложе, лезвием вырезая на ее спине подобие кровавого орла, с тем лишь отличием, что клинок не впивался глубоко в плоть, оставляя лишь поверхностные раны. - Любы тебе ласки Асгейра Асмундсона?
Но та в ответ лишь закусила губу, не желая кричать от боли врагам на забаву, и это лишь разозлило Асгейра. Схватив рабыню за подбородок, он перевернул ее лицом к себе и провел ножом по щеке, рассекая ее.
- Кому ты теперь нужна будешь, харальдова подстилка?! И раньше красавицей не была, и после не будешь! Эй слуги!
Дверь тихо отворилась, так, словно хозяева в доме подслушивали да подсматривали в щель. На лицах их застыло некоторое изумление. Видимо ожидали они увидеть что-то иное.
- Принесите мне углей горящих в горшке, да щипцы, и подите вон спешно!
Тех как ветром сдуло, потом лишь хозяин дома, дородный бонд принес небольшой горшок с углями, поставив его у ложа, и быстро ретировался, не желая гневить злого ярла.
- Молчишь, девка, ничего, заголосишь сейчас, что твой соловей, - ухмыльнулся Асгейр, беря в руки щипцы, и, удерживая пленницу весом своего тела, приложил уголь к еще целой половине ее лица, ближе к глазу. Раздалось шипение, а затем девушка издала полный боли, даже не крик, рев, метаясь из стороны в сторону и силясь высвободиться, но тщетно. - Каждый по разному бесчестит врагов своих - конунгу конунжье, ярлу ярлово.
А гриди в округе, видать не смогли бы уснуть, слыша ее стенания.
Перепуганные слуги осмелились побеспокоить самого конунга, ибо испугались что разум ярла помутился. Где ж это видано - так обращаться с девушкой? Женщины - ценность, даже самые жестокие из викингов их не убивали. А тут... хоть и дрожали селяне, а постучались к конунгу. Тот молча выслушал сбивчивые слова - и красноречивые крики, и так же без слов направился к Асгейру. Дверь тихо скрипнула, и ярл, повернув голову, увидел Гандальва. Тот молчал и по лицу было неясно, что ждать.
Ладонью накрыл ярл рот визжащей пленнице, дабы приглушить ее крики.
- Приветствую тебя, господин, хочешь лично посмотреть забавы мои?
Вместо ответа, конунг повернул голову, найдя взглядом старейшину, тоже пришедшего на шум.
- Отче! Не дело слугам господарей средь ночи тревожить. Возьми этого юношу - Гандальв кивнул на посеревшего прислужника, - и вели выпороть на конюшне. Лично проверю, и если что...
Угроза была излишней. Свидетели забавы ярла боялись и помыслись о гневе конунга.
- Пришли баб - путь уберут мусор. Эту - к лекарю. Ты - за мной.
Последние слова относились с Асгейру, и, когда конунг отвернулся, выйдя из комнаты, ярлу ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. В покоях конунга было тихо и уютно. Гандальв сел на ложе, жестом указав ярлу место напротив. Речи говорить не спешил, лишь смотрел выжидающе.
Улыбался ярл, накинув на плечи меховой плащ, и усаживаясь на стул. Не видел он в глазах конунга ни злобы затаенной, ни гнева, а потому и в его душе страха не было.
- Готов внимать тебе, повелитель, и понести наказание, коли сделал что супротив воли твоей.
Конунг пожал плечами:
- Я отдал тебе девку в холопы, так что волен ты в ней совершенно. Однако же, сложно понять, почему ты предпочитаешь уродок на ложе. Это что - веяние новое средь юнцов? Не знал я такого, не ведал.
- Сложно мне объяснить это, славный конунг, но было время и я любил свою жену и детей, а сейчас, - он запнулся, подбирая слова. - Сейчас радость мне доставляет лишь кровь и страдания, врагов на поле бранном, дев на ложе брачном. Не знаю я, от чего стало так, но душа моя опустела после гибели родичей и ничто другое не дает мне вновь почувствовать вкус к жизни, кроме боли других.
- Странно мне это, ярл, - медленно проговорил Гандальв. - Ну, да судить строго не буду. Нет у меня милости к врагам, и не было отродясь. Однако, знаешь ты, викинг, что ценны для нас все жены, что могут принести сына? Путь холопка она - но слуги тоже не из воздуха нарождаются. А после твоих забав никто ее на ложе не всхочет. Готов ли ты держать ущербную при себе постоянно, наложницей? Глядишь, и утолится твоя жажда страдания, и с женой ласковым будешь. Иначе боязно будет отцам дочь в твой дом отдавать. Жена законная - не рабыня без имени.
- То мне ведомо, господин мой, - отвечал Асгейр, а в глазах его потихоньку утихала жажда крови, и становился он вновь смешливым весельчаком с неизменной улыбкой. - Но есть для девы этой у меня другая участь, коли дозволишь ты.
- И что же задумал ты, ярл?
- Знатен стал Харальд, хальвданово отродье, после тех побед, что хитростью да обманом, да неумением нашим добыл он - многие ярлы и конунги, что раньше боялись супротив тебя идти с ним союза возжелают. Дочерей своих отдать ему захотят.
Хитрой стала улыбка Асгейра, почти змеиной.
- Так вернем ему девку калеку - знаю, чувствую, люба она была ему, не сможет так просто от нее отказаться юнец, тяжелы раздумья будут его, сломим мы тем дух конунга Агдирского, - ярл чуть ближе придвинулся к Гандальву, переходя на шепот. - Ведь коли возьмет ее он в жены али наложницы, слух пойдет по фюлькам, что неразборчив и глуп Харальд в выборе невесты, разве ж отдаст ему кто дочь свою, чтобы она наравне с уродиной такой жила? А коли откажется от нее Харальд, так вдвое горше будет ему, и ненависть рассудок его затопит, и ярость глаза ослепит. И будет тогда уязвим он для мести нашей хладной.
- Коварен ты, ярл, но мысли твои близки моему сердцу, - медленно проговорил Гандальв. - Действуй, как сказано. Только не буди больше местных средь ночи. Страх хорошо в меру, если труса сильно напугать - он за вилы возьмется. Нам нужна покорность но не бунт. Ты слышал мои слова? Делай что хочешь но тихо.
- Во всем ты мудрее меня, господин, - склонил голову Асгейр. - Сделаю как велишь.
Покинул ярл покои Гандальва, да спать ушел, повелев знахарям сохранить девке жизнь, да не особо беречь красу ее оставшуюся.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 5-02-2007, 21:50

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон.
____________________________________
Конунг Тронделага был стар, но ослабевшее с годами тело отнюдь не значило скудости ума. А посему Хакон слал гонцов во все стороны, пристально следя да битвой Агдира с противниками. Вот уже довольно времени прошло с тех пор, как предложил он Харальду-конунгу руку дочери своей, Ассы и поддержку военную. Ответа из Агдира пока не было, но Хакон, знавший, что есть немирие в родных землях, до поры не торопился кручиниться да копить зло на юнца.
С тех пор, как все сыновья конунга пали в битвах с Гудрандом, ум Хакона терзали злые думы о судьбе собственной земли. Богаты были его владения, один Трандхейм чего стоил... вот и не хотелось старику отдавать земли родовые в руки стервятников. А ведь сам он не вечен. Поздно жену взял, дети уж в зрелих летах народились. Вот и вышла такая оказия: только дочь у отца и осталась. Покуда живы были его сыновья, никто к Ассе и ног на порог не казал. Конунг любил в ней свою кровь родную, но понимал - не удалась девка красотой да статью, не на таких викинги любуются, не таких в жены сватают. Слабость зрения мешала сей деве даже рукоделием заниматься, как должно, а ее слава сказительницы более отпугивала женихов, чем прельщала. Чаровница хороша на соседнем двору, а не у себя в горнице. Тут на рабыню пристально глянешь - так тут тебе ячмень под глаз или что хуже. Нет! От такого лучше держаться далече!
Так думали юноши до той поры, пока Асса не стала единственной наследницей у отца. Тут-то сваты зачастили, чуть не толпами побежали. Вот только Хакон, понимая их интерес, всех женихов прочь заворачивал. Любил старец наследницу свою, да счастья желал. Ну, да, видимо, придется ей все же земле своей послужить да долг дочки конунговой выполнить. Хорошо знал Хакон Гандальва, и меж ним и Харальдом выбрал последнего не каясь да не колеблясь. Но вот агдирцу то должно быть неведомо, иначе слишком много за брак конунг запросит. Он молод, за умен. А, коло сам муж несведущ - советчики живо найдуться.

Бьярни Кривошеему повезло в битве – он не попал под мечи агдирцев. И уж точно ему повезло, когда он не оказался под рукой у Гандальва; многие справедливо полагали, что конунг после поражения будет пребывать не в самом хорошем настроении.
Несколько хуже было то, что он углубился в лес, и сейчас пытался выбрести обратно к своим, что получалось довольно плохо. Но Бьярни был уверен, что ему повезет и на этот раз – как везло всегда.
Мелькнувший меж деревьев волк заставил его лишь ускорить шаг и покрепче сжать рукоять меча; в целом воин не слишком беспокоился.
Но следующий десяток шагов вывел его на полянку… и там уже ждали. Молодой человек с застывшим взглядом и целая стая волков.
– Здравствуй, Бьярни, – с легкой улыбкой произнес Эгиль. – А твой запах не слишком изменился.
– Ты еще кто? – выдавил воин, оглядываясь. Но нет, и позади обрисовались серые тени.
– Помнишь Эгиля, воина Хальвдана? Убитого тобой и другими на пороге собственного дома? Посмотри мне в лицо, и посмей сказать, что не узнаешь. Жа-аль, что многие из вас уже ушли от меня навсегда… Хотя Рагнар и Барвайг со мной повстречались.
– Так вот куда пропал ярл! – понял Бьярни. – Тварь лесная! Ну, меня ты не возьмешь…
Сверкнул выхваченный клинок, и воин бросился через поляну.
Не успел.
Острые клыки вонзились в запястье, заставляя выронить оружие; тяжелое серое тело обрушилось на спину.
Благоволение удачи Бьярни Кривоеший исчерпал.

Тем временем Харальд, после беседы с Торлейвом как следует поразмысливший, принялся за дело. А точнее – провел немалое время за составлением посланий к возможным союзникам… и возможным родственникам.
И, разумеется, к Хареку. Последнее письмо должны были понести люди Хёмунда, из тех, кто легко проберется куда угодно и будет незамеченным. Ни к чему пока что объявлять, что конунг Агдира говорит с вернувшимся Волком.
Ну вот, письма закончены и верные гонцы донесут их до цели. А вот с ответом и будем решать.
Харальд задумчиво потер подбородок. Вот, к слову, о решениях… Неплохо бы подумать над дальнейшим планом. И не одному – все же маловато еще опыта.
Вопроса о том, кого именно позвать на совет, не возникло. Торлейв, мать и… Эйнар. Да, несомненно. А потом можно будет пойти и поговорить с Хаки.
– Ульф!
– Да, конунг! – встрепенулся стоявший у входа воин.
– Найди Торлейва, Эйнара и мою мать, и передай им, что я хочу с ними поговорить.

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон и Асса.

- Звал ли ты меня, батюшка?
- Да, дочь моя. Садись, разговор долгим будет.
- Я внимаю тебе, конунг мой и родитель.
- Тебе уже минуло 20 зим, Асса. Возраст немалый... но знаешь ты, что не из-за скверного нрава отказывал я женихам.
- Решения твои справедливы, мой конунг, а то, что не пригожая викингам - так это к богам, а не к людям.
- Не наговаривай на себя, дочь. Верю я - найдется в Норвегии муж, что оценит тебя по достоинству.
- Ужели снова сваты понаехали?
- Нет, ноне я сам сватом заделался. Что делать - нужна этим землям рука мужская, да и тебе семья своя все же потребна. Не дело это - девицу женского счастья лишать.
- И кого вы в мужья мне назначили, батюшка?
- Конунга Агдирского, Харальда.
- Но сказывают, что он очень молод. Ребенок почти.
- Оно и славно, когда жена старше мужа. У супругов таких дом стоит крепче да дети лучше присмотрены.
- Видимо, решение ваше твердо?
- Да, Асса. Политика тому виной - но хочу я, чтоб ты была счастлива. И, ежели Харальд почтения не проявит - не видать ему ни земель моих, ни воинов ни дочери, слово владыки!
При этих словах глаза Хакона грозно сверкнули. Конунг был стар - но вовсе не немощен, и рука, держащая власть в этих землях, пока не ослабла.
Столь убеленный сединами и мудростью муж может указывать даже властителям. И Хакон планировал это использовать.

Раумарики с Дарклайт и Торвиком



Войска Хегни были собраны. Фроди провёл разъяснительную работу и, убедившись, что за ними нет никакой погони, совсем уже смело принял командование на себя. Берегом войско пошло на юг, в сторону озера, в которую и впадала пресловутая река.
- Уж туда не сунутся, - думал старший Эйстенсон, - если куда и пойдут, так исключительно на север, где мы раньше стояли. А мы и их тылы разведаем, не так ли, Броди?
С Хегни он общался мало. Не хотелось, После того, как тот растерял в лесу треть своих людей, да ещё треть положил штурмуя укрепления, Фроди хотел только задушить меньшого брата. Это надо же быть настолько бестолковым, чтобы с кондачка, без разведки ринуться на врагов, даже не узнав, может, ведёт на верную смерть. Тут хитрость поможет больше, нежели тупая бравада под действием настойки из мухоморов. Помогло оно им? Как же. До сих пор башками мотают, как лоси в период гона.
- Фроди, там впереди кто-то есть, - шустрый Бенка подлетел на лыжах.
- Вот и узнай со своими. А пока стоп. Эгни, Сигурд, вы тут что? Разводи свои по флангам. Броди - центр. И ждём. Чтобы, пока разведка не вернётся, никто не пикнул. Всё.

Поздний зимний рассвет застал войско Гандальва в походе. Конунг спешил, после ночлега вновь следовали вои проторенным путем, вдоль берега, к следующей деревне, где можно было бы заночевать и пополнить припасы. Седоусый Хьялли ехал впереди с несколькими разведчиками, на случай, если кто из Харальдовых прихвостней, али пропущенных Хаки людей Харека, окажется у них на пути - дать знать конунгу, но заметили они несколько иное воинство, а зоркие глаза одного из гридней различили и стяги, принадлежавшие, без сомнения Хейдмеркским владыкам.
Хьялли оставил несколько людей наблюдать за приближающимся войском, а сам повернул к конунгу.
Хьялли, слегка запыхавшись, появился перед конунгом, остановившись по правую его руку.
- Владыка, немалое воинство впереди нас, под стягами Хейдмерка, - доложил он. - И часа не пройдет - здесь оно будет.
- Мы подождем. Это - не стяги наших врагов, так что - молви мое слово гридням: стоять и не рыпаться с места. Любые властители нервничают, видя на землях своих войско чудное да мечами не бедное. Хьялли, возьми на себя роль моего ворона, поприветствуй хозяев.
- Исполню как прикажете, господин, - повиновался викинг. - Одному след мне идти, али людно?
- Возьми десяток мужей да юношу с моим стягом, - решил конунг. Пусть видят, что мы не слабы. Перед войском за два полета стрелы отъедешь от сопровождающих и путь одиноко продолжишь.
- Враз справлю! - Поворотился Хьялли и, сменив лыжи на коня боевого, поехал отбирать людей.
- Конунг, велишь воинов в ратевые порядки выстраивать, да стрелкам луки гнуть? - Обратился Асгейр к грозному властителю.
- Погоди пока. Мы говорить, не ратиться приехали, - одернул Гандальв ретивого ярла. Луки пусть приготовят - если что, их не враз снарядишь, но строиться подождем.
- Посмотрим, с чем к нам Эйстенсоны пожаловали, и не обман ли это врага лживого, - кивнул Асгейр.
- Скорее - это мы к ним пожаловали, - поправил конунг ярла. - Так что - держи уж язык за зубами. Хватит нам тех врагов. что имеем, не время зазря кулаками махать. Харальд... ты помнишь? Вот о его смерти и думай.
- Уж сколько раз я себе его смерть представлял, владыка, и матери его, и дяди...
- Представлял? Это славно. А теперь - делом мечтам поспособствуй. Эти конунги тоже не с пятью рабоми в поле выехали, нужно стараться, чтоб в грязь лицом не ударить. Могучие союзники стоят трудов. И не потерплю я речей необдуманных. С меня станет язык оборвать - так воителям передай
- Не след тебе владыка руки марать, - усмехнулся ярл. - Я сам болтунам языки поукорачиваю, только приказ дай.
- Тогда - сам их примером порадуй. Викинг - не баба, чтобы трепать слова там, где можно обнажить честную сталь, но ради смерти Харальдовой я даже с Локи самим замирюсь да за стол один сяду. А потом... видно будет.


Скаунлундсладир со Скальдом

Как только братья Эйстенсоны ушли в поход на врага лютого, который нежданно негаданно во владения их явился, Кеттиль наконец-то почувствовал, что значит власть и что значит свобода, которую эта власть дает, пусть и ненадолго. Вопреки запрету выкатили воины Кеттиля бочки с медом и пивом, и учинили пир, и девок местных с собою в баню потащили, чтобы вволю потешиться. Лишь десяток оставили на страже. Да и кто сюда в здравом уме сунется? Откуда им знать, что Фроди со своим войском ушел?

Отряд Альхейма, добрался до усадьбы, захваченной сынами Эйстена немногим после того, как сами братья и большая часть их войска покинула ее. Но стены строения по прежнему были крепки, а оставшиеся воины явно не собирались сдаваться без боя.
- Приготовьте луки, - приказал Альхейм. - Чем больше их мы убьем сразу, тем проще потом будет взять усадьбу приступом!
Воины согласились с ним, медленно подходя к окружавшему дом частоколу. Им повезло - ворота отворились, и наружу выскользнул паренек в холщевой рубашке, видимо собравшийся в деревню к девкам. Соскользнувшая стрела пробила юнцу горло до того, как он успел позвать соратников. А затем несколько людей Альхейма придержали створку, проникая во двор.
Мечи Агдирцев скрестились со сталью стоящих у ворот воев, однако тех было лишь трое, нападавших же целый десяток, и после нескольких мгновений ожесточенной схватки, хейдмерцы пали, так и не успев поднять тревогу.
Брошенный Альхеймом нож воткнулся в спину вояке у колодца, еще пара стрел воткнулась в парня, выходившего из лошадиного загона - видимо коней проведать ходил. Остальные враги, похоже, еще спали - и по их счастью не знал Альхейм, что прошлой ночью все они напились, и даже те, кто на страже оставался - не удержались от пары чарок.
- Кари ранили! - Крикнул усатый викинг Альхейму, оглядывавшему усадьбу.
- Оставь его! - Бросил ярл. - Завершим бой, осмотрим раны!
Двое дозорных выступили из темноты, и потребовали чтобы "гости" назвали себя. Никому из них не пришло в голову что то могут быть враги, а действовали уже просто "как положено".
- "Что, никак закончилась сеча? " - спросил Гудмунд, морщась на свет факелов.
- "А где старшой брат? Ужели ранили его там? " - спросил другой стражник - Бьярни Дубина.
- Да нет, битва только началась, - отвечал ему Альхейм, нанося колющий удар мечом в грудь. Гудмунд взвыл, хватаясь руками за лезвие, которое ярл дважды провернул в ране. Второго стража взяли на себя двое воинов с секирами, ударив разом – Бьярни отразил один выпад, но лезвие другого топора вошло ему в шею.
Крик на дворе всполошил находившихся в доме.
Но после бурной ночи и не менее бурного дня бравые вояки Кеттиля Распутника все еще отсыпались, и потому тем кто вскочил на ноги стоило немалых трудов растолкать остальных. В суматохе молодчики сталкивались друг с другом, впопыхах хватали чужие шлемы, кольчуги и куртки, из-за чего начинались перебранки. Только пятеро выглянули во двор во всеоружии, чтобы проверить что там происходит на улице.
Уже запрыгнувший на крыльцо Альхейм оттолкнул первого из врагов, воспользовавшись их замешательством и ударил в лицо другому рукоятью меча, ломая воину нос и на время ослепляя, а затем подоспели и другие хирдманны, вступившие в короткую, но ожесточенную схватку с защищавшими усадьбу хейдмеркцами.
Когда последний враг упал, орошая снег кровью, викинги ворвались в усадьбу, не теряя ни мгновения – некогда было считать раненых да убитых, ведь оставшиеся в доме враги могли собраться с силами. С обнаженными мечами и кинжалами, агдирцы сновали по усадьбе, заглядывая во все комнаты, иногда вступая в сражение с врагами, иногда заставая тех врасплох, еще спящими в объятьях деревенских девок, или облачающимися в доспехи. Кого убивали, кого просто оглушали и связывали, под женский визг и крики пробуждающихся девок.
Сам Кеттиль сражался, словно загнанный зверь, сумев ранить двоих противников, и убить третьего, прежде чем его пленили, однако вскоре усадьба была захвачена людьми Альхейма, коих осталось всего семеро.
- Пошлите весть Хареку, что Скаунлундсладир взят, - велел ярл, едва лишь выживших хейдмерцев заперли в погребе. – Коли он не пришлет еще людей, мы не удержим усадьбу, случись штурм.
- Да будет так, ярл, - кивнул один из воинов. – Великую победу ты одержал сегодня! Два десятка врагов убиты, еще полтора – теперь пленники наши!
- Да уж, пленных у нас больше чем нас самих, так что смотри, чтобы они не сбежали ненароком!

Поутру, Альхейм приказал всем, находящимся в доме женщинам, навести порядок и прибрать усадьбу к приходу войск Харека, а заодно приготовить еды. Своим же людям он строго наказал девок не трогать, а стеречь усадьбу и смотреть, не появится ли вдали воинство братьев-эйстенсонов, буде они одолеют Волка, и в этом случае ярл был готов дорого продать свою жизнь.
Но время шло, а на подступах не показывалось ни Харека, ни Фроди.
- Эй, Кари, приведи мне сюда их главного, - приказал ярл.
Раненый воин с перетянутым пропитавшейся кровью тканью торсом, кивнул, отправившись к погребу, и, вместе с еще двумя викингами, вытащил оттуда упирающегося Кеттиля.
- Что тебе надобно, трус, по ночам крадущий победы у доблестных мужей?! - Проскрежетал пленник.
- У тех доблестных мужей, что напиваются до поросячьего визга и лапают девок, наплевав на приказы собственного конунга? Позор тебе, воин и поделом получил ты прошедшей ночью, - спокойно ответил Альхейм. - Что думаешь, будь твои вои трезвы, сумел бы я занять усадьбу?
Ничего не ответил Кеттиль на эти слова, лишь злым взглядом смерил ярла.
- Ладно, Кари, на воротах его подвесь со стороны входа, пусть все видят, как мы с захватчиками поступаем.
- Нет! Позволь мне умереть с мечом в руке, ярл! - Воскликнул хейдмеркец, и страх читался в его глазах. - Не лишай пути в Валгаллу!
- Пьяницам и глупцам нет места в Валгалле, - отрезал Альхейм, наблюдая как двое воинов под руки уволокли пленника. - А ты, Раги ведь сыном жреца являешься?
- Да, храбрый ярл, - с готовностью ответил юноша.
- Сумеешь те копья заговорить? Жертву Одину приносить будем.
- Я... я сделаю это!

Альхейм сотоварищи смотрел на извивающегося в веревках Кеттиля, привязанного к воротам за руки, за ноги.
- Один, прими жертву сию, - вознес руки к небесам ярл. - За победу славную тебя благодарю!
Он схватил копье, и замахнувшись, метнул его в Кеттиля. Тот дернулся, когда острие распороло ему бок, воткнувшись в дерево ворот. Второе чуть оцарапало висок гридя - кричать тот не мог, так как в рот ему Кари вложил деревянную табличку с посланием Одноглазому.
- Никак Один не желает принимать нашу жертву? - Спросил Раги.
- Да нет, посмотри, как вороны над вратами кружатся, наблюдают мудрые птицы. Эх!! - Еще одно копье вонзилось в ногу Кеттилю, и кровь, капля за каплей потекла на землю. - Хочешь бросить?
Раги быстро закивал, обрадованный тем, что может принести Отцу Богов жертву собственными руками. Сомкнув пальцы на древке копья, парень прочитал вполголоса наговор, и метнул его, поразив пленника точно в сердце.
Кеттиль дернулся несколько раз, и повис, пригвожденный к воротам.
- Один! Прими жертву сию! - Вновь воскликнул Альхейм. - Идем, Раги, поутру Властитель явит свою волю.

Сообщение отредактировал Ноэль - 11-02-2007, 17:47

Совет (совметсно с Тельтиаром, Визетом и Мориан)
Как и приказал конунг, Ульф справил все по чести, найдя достойную владыки усадьбу и окружив ее верными воинами из числа верных дружинников, - предосторожность отнюдь не лишняя, если учесть что и сам конунг, и все ближние его соберуться в этом доме и буде сыщется враг какой коварный - одним ударом сможет Агдир обезглавить. Но - не бывать тому, покуда стерегут Харальда отважные гриди.
Ближе к вечеру накрыл хозяин усадьбы стол, проверили яства телохранители и покинули дом все, кроме советников молодого конунга - матушки его, Рагхильды, и верховного жреца Торлейва Мудрого, да Погубителя Заговоренных, отважного Эйнара, был с ними и младой ярл Асмунд, получивший немало ран в битве, но собственной рукой сгубившего двух гандальвовых ярлов.
После должных приветствий Харальд подождал, пока рассядутся все. И заговорил, не прибегая к окольным речам:
- Я позвал вас, чтобы обсудить дела, которые для нас сейчас важны. Первое касается пленников из Альхейвмара. Я решил дать им выбор - пусть поклянутся в верности Агдиру на крови или же станут рабами. Те, кто выберут клятву - пойдут в первых рядах, и своими мечами докажут, что умеют держать слово.
- Мудро решение твое, юный конунг, - первым, как и было должно отвечал Торлейв. - Мало осталось у нас верных воев, а бонды да траллы разбежались по лесам не хуже альвхеймарских трусов. Что же до тех, кто клятву принять откажеться, часть из них по дальним усадьбам сослать, дабы друг с другом не стокнулись, следует, других же и знатных пленных - Одину и Тору отдадим, за победу великую благодаря.
Харальд кивнул.
- Тогда, мудрый, ты и проследишь за принесением клятвы и отберешь тех, кому суждено стать жертвой. Хочет ли еще кто-то сказать по этому делу?
- Если конунг дозволит, - учтиво произнес Эйнар, чуть склонившись над столом, и было заметно, что Торлейв невольно отодвинулся назад, точно не хотел дела иметь с христианином и калекой. - Не гоже будет альвхемарцев даже присягнувших супротив собтсвенных собратьев пускать, они и дрогнуть могут, и вновь под руку Гандальва вернуться, ведь в Альвхеймаре их жены, дети, матери. Другое измыслил я, ведь немало врагов, точно стервятников вокруг Агдира собралось - почему бы не подтвердить слова клятвы пленникам в том же Хейдмерке в бою с алчными сынами Эйстена?
- Верно говоришь, - согласился Харальд. - Не стоит их бросать против бывших соратников и друзей. А вот против тех, кто и их прежнему конунгу был не лучшим другом - пойдут. И увидим, чего они стоят в бою.
- Есть и другие заботы, - на этот раз голос подал Асмунд, который и сам был всего на пару лет старше конунга, а потому по молодости позволил себе заговорить поперед других. - Разбит Гандальв, да его люди по нашей землей владеют и без боя ее отдавать не спешат.
- Значит, отберем обратно, - Харальд усмехнулся. - Или кто-то не хочет? Но это нас ведет к другому делу... к союзникам. Я уже разослал письма тем, кто может поддержать нас; например, Хакону.
- Хакон - властитель могучий, но старый уже, - Торлейв, взглядом осадил Асмунда, дабы тот помолчал, пока не дойдет до него черед. - Взяв в жены его дочь, много пользы принесешь Агдиру, Харальд, но - не стал бы я ярлам Хакона доверять, ведь каждый из них видит себя владыкой Трандхейма.
- Да и будет ли его дочь тебе хорошей парой? Сможет ли здоровых детей родить, коли уродилась с изъяном, - то уже слова Рагхильды были. - Не пресечется ли род великих конунгов, коли будет она бесплодна?
- Вспомни старый обычай, матушка, - улыбнулся Харальд. - Когда конунг связывал себя с ярлами кровными узами... взяв несколько жен. Не может так выйти, чтобы все оказались бесплодными.
- Добрый обычай был, - скорее кюне, нежели Харальду, добавил Торлейв. - Богам угодный, много детей будет, да славно расцветет род конунжий, коли как сказал, так и сделает властитель.
Эйнар же ничего не промолвил, но сжал левой ладонью крест на груди.
Харальд едва заметно вздохнул. Он помнил про обычаи, коим теперь верен Эйнар... но он должен понимать, что сейчас не время говорить о христианских традициях.
- Будем ждать ответов и уже тогда поймем, кто нам другом быть хочет, - подвел итог Харальд. - Вернемся же к Гандальву... Сокрушить его - надо, и сомнений в этом нет. Но как взять под свою руку его земли? Не лучше ли будет поставить над ними того, кто в Альхейвмаре рожден?
- Много лучше, да где нам взять верного человека, которого люди бы приняли? - Согласился жрец.
- Есть человек, который не нарушил клятву. Бился честно - и получил удар в спину от своих предателей.
- Уж не про Хаки ли ты говоришь, сын мой?
- Именно. Я догадываюсь, что вы не питаете к нему добрых чувств... но он принял вызов и вышел на бой. И бился честно, в отличие от других.
- Хаки слаб, и болен, и репутацию труса имеет, - ответствовал Торлейв, переглянувшись с мудрой кюной. - Такого поставить ярлом, больше позора альвхеймарцам нанести, нежели пришлого назначить.
- Есть смысл в твоих словах, Харальд, да забыл ты, что Хаки- злейший враг отца твоего, и мой враг! - добавила Рагхильда, сердито сверкнув глазами. Вот уж не думала она, что будет сын ее столь небрежно к делам предков относиться. - Он много бед принес нашей семье, помни об этом.
- Если он - трус, то кто тогда его люди? - резко ответил Харальд. - Я помню, чей он сын, и сам Гандальв у меня пощады не получит... но я ведь говорил с Хаки перед битвой. И не показалось мне, что он враждебен... скорей уж похож на человека, уставшего воевать. Смертельно.
Вспомнив пару фраз из разговора, Харальд вдруг спросил:
- Да, никто не знает, что произошло с Барвайгом, альхейвмарским ярлом? Хаки говорил, что послал его к нам - но здесь он не появлялся.
- Уставший воевать и править не сможет, - твердо сказал жрец, вновь встретившись взглядом с иноверцем, но в этот раз Эйнар не смолчал.
- Я помню Хаки еще по хрингарийскому походу, и слово свое он всегда держал, а то, что люди его лживы и коварны, в том его вины нет. Коли принудишь его клятву принести, конунг, уверен, вернее ярла подле тебя не сыщется. А то, что не воин он, так разве это для правителя главное?
- Молчи, неразумный, видимо с рукой тебя последнего рассудка клинки альвхеймарские лишили! - Перебил его Торлейв. - Разве может у змеи лебедь народиться? Разве может у волка ласковый котенок сыном быть? Предательство и жестокость в крови у владык Альвхеймара, и покуда жив Гандальв, покуда род его не изведен под корень - не будет тебе покоя властитель! О том мне боги поведали, о том матушка твоя вещий сон видела!
- Приди к одному мнению, мудрый, - немного повысил голос Харальд. - Или Хаки неспособен воевать и слаб - или опасен. Одно с другим сочетаться никак не может.
- Учись слышать и тайный смысл слов, юный конунг, - назидательно произнес мудрец. - Сам по себе Хаки может быть безобиден, как уж, но и у него могут появиться дети, что змеи ядовитые - желаешь ты такое наследство потомкам своим оставить? Или не помнишь, что войско первое вел не сам Хаки, а ярл Гандальва доверенный, что в лесах без вести сгинул - вот уж воистину благословление Одина с нами было, что твари лесные опасного врага загубили. И тем кто опосля Гандальва останеться - Хаки что знамя будет, чтобы супротив тебя собраться!
Слова были верными... но лучше от того не становилось. Харальд альхейвмарцев, прямо скажем, не сильно любил... и тем сильнее хотел сохранить жизнь тому из них, кто показал себя честным.
- Твоя правда, Торлейв. Хотя и говоришь ты о том, что может случиться через десятки лет, если вообще случится.
- Воин ждет битв ближайших, мудрец же и правитель должен на долгие годы вперед смотреть, и любой опасности избегать, и делать что должно, а не что желаемо! Отдай Хаки Одину, он конунжей крови, люба будет Отцу Ратей такая жертва, по нраву придеться, так быть может и крови отца скорее пролится придется!
- Должно ли беспомощного человека умерщвлять? - Воспротивился Эйнар. - Много ли нам чести от того будет, что единственного достойного среди многих лжецов умертвим?
- Не нашей веры ты, Эйнар, не знаешь таинств великих, не знаешь что богам угодно, - молвил Торлейв. - И не будь ты в бою отважен, не потеряй ты руку в битве с псами Гандальва, я и тебя повелел бы вместе с Хаки на дубу распять, за такие слова!
Вспомнился тогда Эйнару отважный Бран, ирландец, что вывел их отряд через лес, когда заплутали воины Агдира, но началась стужа, и жрец Рунольв повелел распять иноверца в дар Одину. Именно тогда, глядя на тело невинно убиенного поклялся Эйнар принять его веру. Немногим лучше кровожадного Рунольва был сейчас Торлейв, но много больше власти было у верховного жреца.
- Быть тому, коли конунг решит, - жестко отрезал Эйнар. - Но я мыслю, не след Хаки в жертву отдавать! Не будет с этого божьего благословения!
- Торлейв! - сверкнул взглядом Харальд. - Следи за словами своими; все мы здесь на одной стороне. Что до жертвы... не должно все же воину так погибать. Умирать надо в бою, с мечом в руках, а не под ножом... хотя многие и считают это честью.
- Хаки не воин, его таковым даже собственные гриди не считают, - задели жреца слова конунга, мальчишка уже не так легко соглашался с его советами, как ранее. - Принеси его в жертву конунг, это вселит уверенность в наших людей, и заставит альвхеймарцев служить тебе лучше! Отдай его мне.
- Харальд, сынок, - рука матери опустилась на ладонь конунгу. - Послушай Торлейва, мудры его речи, разве должно тебе одного труса жалеть, пусть и совершившего в своей жизни единственный благородный поступок, когда судьба всех владений твоих не ясна. Вспомни, что желал Хаки меня отнять у отца моего, отнять у отца твоего - что хуже бесчестья любого было бы мне стать женой этого труса! Отдай его Торлейву, он все по чести сделает! - Рагхильда чувствовала, что это может слишком дорого обойтись им, но не могла допустить, чтобы сыну советовал иноверец, женатый на девке-воительнице. Не по нраву придется такое богам, и еще больше бед принесут они, не уберегут любимого сына. Этого боялась кюна, вставая на сторону Торлейва.
- Я буду говорить с Хаки после совета, - решил Харальд. - И скажу ему об этом... Если он сочтет это честью - то согласится. Не правда ли, лучше будет, коль он сам, по своей воле взойдет на алтарь, а не будет туда притащен?
- Богам угодны жертвы добровольные, властитель, в том ты прав, - согласился Торлейв. - Но не след нам богов гневить, и у пленника согласия испрашивая. Коли откажеться он - должно нам не колеблясь отправить его к Отцу Ратей! И довольно об этом - к нам пришли вести тревожные, обсуждения они требуют больше, нежели судьба щенка гандальвского.
- Поговорим позже, - согласился Харальд. - Что за вести?
- В Раумарики, куда Харек Волк с дружиной отправился, сеча лютая, сыны Эйстена, древнего врага отца твоего, деревни разоряют. И не знаю я, сойдется с ними Волк на ратном поле, али союз заключит, да рать супротив нас повернет.
- Там отец мой, с Хареком, - не выдержал Асмунд. - Разве дозволит он ратям верным против законного владыки меч поднять?
- Знаю я Альхейма, не даром он Смелым прозван, - обернулся к юноше Торлейв. - Но ты видел что за рать у Харека, наемники да ирландцы-христиане, под стать ему самому - вероотступнику!
- К Хареку отправлено послание, - отчеканил Харальд. - Не оскорбляй его недоверием до времени, Торлейв. Мы ведь уже говорили об этом.
- Говорено было, и говорено еще будет, властитель, - ответствовал Торлейв. - Но о том я мыслю, чтобы послать отряд небольшой в Раумарики и Альхейма Смелого там ярлом поставить, когда Эйстенсонов прочь изгоним. Отважен ярл и знатен, а владения у него невеликие, след исправить сие.
- Мысль хорошая... - медленно кивнул Харальд. - Асмунд, Эйнар, а что вы скажете? Как бывалые воины.
- Любо будет отцу моему такое решение, конунг, - улыбнулся в реденькие, еще не отросшие усики, Асмунд. - Ты знаешь, верой и правдой служит он тебе!
- Не учинишь ли ты таким велением Хареку обиды, властитель? - В свою очередь произнес Эйнар. - Ведь его рать в Раумарики стоит, его воины с Хейдмерком воюют. Он старый друг отца твоего и вернен слову всегда был.
Помнил Эйнар и то, как один Харек был против жертвы Брана, и то, что ему самому вои расправой угрожали. Не забыть было того дня воину-калеке.
- Разве ж будет по сердцу ему, коли земли другому под руку отойдут?
Яростного взгляда не смог сдержать Асмунд, услышав такие слова.
- Альхейм воюет рядом с Хареком, и имеет право на долю в добыче, - возразил Харальд. - А ведь может так случится, что Хареков опыт нужен будет нам здесь, иль на других рубежах. Кто присмотрит за землями в его отсутствие?
- На том и порешим, - довольно произнес жрец. - Теперь же по Вестфольду следует людей верных и оставшихся Альвхеймарцев изгнать.
- А вот тут уже слово воинам, - заметил Харальд. - Что скажете?
- Не будет полной победа, покуда псы Гандальва нашу землю топчут! - Воскликнул Асмунд.
- Кто спорит? - усмехнулся конунг. - Но все же - говорите по существу. Что именно надо для победы сделать.
- Воинов послать надобно, с верным и отважным воеводой, - добавил Эйнар. - Деревню за деревней освобождать, пока снова земля не будет твоей, конунг.
- Значит, будем говорить отдельно по каждой битве перед ней, - решил Харальд. - Кому что еще сказать нужно?
- Дозволь мне, конунг совет дать, - взял слово Торлейв. - Асмунд воин храбрый, и раны его почти зажили уже - кто как не он сможет Вестфольд от ворогов освободить и закон Агдирский вернуть? Эйнар воитель прославленный и не одну битву прошедший, кто как не он сумеет Вингульмерк вновь тебе подчинить? Оба они сиих владений достойны, дабы под твоей рукой умело ими править.
- Похоже, боги дали тебе дар читать мысли, Торлейв, - улыбнулся Харальд. - Именно это я и хотел сказать.
Он посмотрел на упомянутых воинов.
- Если вы своим мечом прогоните врага - обретете земли.
- Для меня то будет великой честью, властитель! - Обрадовался юный викинг. - Завтра же, клянусь, выступлю в поход с малой дружиной!
- Клялся я служить тебе конунг, как повелишь, так и будет, - чинно ответил Эйнар. - И пусть у меня нет правой руки, но левая еще долго, будь на то воля Божья, тебе послужит верой и правдой.
- Да будет удача со всеми вами, - улыбнулся Харальд.
Не стоило говорить обычных слов насчет благословения Одина и Тора - к Эйнару это не относится. А удача нужна любому.
- Не все еще сказано, мой повелитель, - продолжил Торлейв. - Тьодольв ярл говорит, что конунг Рагаланда воев собирает супротив нас, и ему навстречу лишь бабка твоя идет, старая ведьма с немногими, кто верен тебе остался.
- Она выступает против него? - уточнил Харальд.
- По словам Тьодольва - да! Но кто знает что на уме у хитрой бабы.
- К сожалению, да, - Харальд помрачнел. Горько, когда близкий родич становится если не врагом, то недоброжелателем. - Успеем ли мы, в случае чего, провести туда войско?
- Нет, - покачал головой Торлейв. - Мало у нас воев, чтобы так силы дробить. Случись что - придется нам пожертвовать Агдиром.
- Но будь в одном уверен, сын, - твердо добавила Рагхильда. - Тьодольв Ассу не пощадит, коли она нас предать измыслит.
- За родную землю многие будут яростно биться, - сказал Харальд. - Так что Агдир мы и отобрать сможем... И ты права, матушка. Может, это и поможет ей верное решение принять... и хоть кюна Асса - не воин, но может быть опасной. Будем надеяться, что для Сульки такой поход плохо кончится.
- Будем надеятся, что времени у нас хватит, дабы с врагами нынешними расправится, покуда новые не появились, - согласился Торлейв. - Куют клинки в Наумдале, братья-конунги тамошние давние враги твоего дяди. Да и не ведомо нам, что в самой Хрингарики твориться, добился ли храбрый Гутхорм победы, али голову сложил...
- Не говори злых слов, Торлейв! - Одернула его кюна. - Почувствовала бы я, случись беда с моим братом!
- Если с Гутхормом все в порядке - пришлет весть, я уверен, - заметил Харальд. - Что толку гадать?
- Все равно, есть у Рогаланда сосед опасный, - дал совет Эйнар. - Эйрик, конунг Хердаланда.
- У него дочь-красавица на выдание, Гюда подрастает, - подхватила Рагхильда. - Вот достойная невеста для тебя, сын мой!
- Вкупе с тем, что уже обсудили - дело верное, - кивнул Харальд.
Опустил голову Эйнар, не по душе ему были речи о многоженстве, но понимал он, что по другому не удержать будет Харальду своих владений.
- Посылать сватов вели, конунг, - улыбнулся Торлейв. - Но пока слушай последнее слово мое - есть подле Альвхеймара враг и поопаснее Гандальва, старый Гудбранд-хевдинг, что не конунжьего рода, но конунги ему челом бьют. Силен и могуществен сей муж, хоть и седобород. И погубил отец твой его единственного сына, так что не ищи возможности примирится с ним, но будь готов к любому удару.
- Мы будем смотреть за ним, - решил Харальд. - И если задумает недоброе - постараемся справиться с опасностью.
- Да будут благосклонны к нам боги, - согласился Торлейв. - Пора нам собирать воев, властитель, трофеи делить, да юнцов и бондов учить оружие в руках держать. Зима скоротечна, а по весне - ждут нас битвы много более лютые, чем уже минувшие. И нужно быть к ним готовыми, чтобы не посрамить высокий род Фрейра и заручиться помощью всех богов, и даже чужеземных, если от них будет какая-то помощь. Более мне нечего сказать.

Лагерь агдирцев. Хаки и Харальд.
Совместно с Ви-Зетом


Разговор Харальд начал не сразу. Посмотрев на лежащего собеседника, он припомнил слова лекаря и сам удивился своим мыслям - и просто жалости к раненому, и сожалению из-за того, что смерть Хаки может спутать будущие планы.
«Откуда у меня такие мысли? Наверное… так и должен думать конунг. Неприятно. Но надо».
- Привет тебе, Хаки Гандальвссон, - произнес наконец Харальд. - Я хотел поговорить с тобой.
- И тебе здравия доброго, Харальд Хальвдансан, - ответил раненый. - Мои уши открыты для твоих речей, агдирский владыка. Я слушаю.
Харальд снова помолчал, собираясь с мыслями. Собеседник его не торопил.
- Думаю, Торлейв уже рассказал о том, что произошло после поединка, - сказал он. - И наверняка, не только об этом.
- Торлейв? - Хаки слегка приподнял бровь в удивлении. - А... это, наверное, тот хмурый воитель так и не назвавший мне имени. Да, он многое порассказал. Не скрою - часть из его слов я предпочел бы не слышать. Но - увы, завязав глаза, истину не сокроешь.
- Верно, - кивнул Харальд. - Правда достигает даже слепых... Я скажу сразу - с Гандальвом я буду воевать, поскольку причин на то у меня много. Но к тебе я вражды не питаю, потому сейчас и пришел сюда.
Короткое молчание, и вопрос, вроде бы совершенно не связанный с предыдущими словами:
- Говорят, что ты беседовал с Хареком. Так?
Конунжич, забывшись, сделал попытку пожать плечами, - и нечаянно потревожил рану:
- С Хареком нам было нечего делить, - ответил он Харальду севшим от боли голосом. Что да Гандальва... слова твои меня не дивят. Более того: даже вели ты своим гридням сложить оружие, наш владыка успокоится только в кургане. Слишком уж много крови было между Агдиром и Альвхеймером, слишком сильно в сердцах желание мести.
- Несомненно, - вновь согласился Харальд.
Упоминание о Хареке его удовлетворило; судя по тону, они просто встретились и разошлись.
- А ты хотел бы его заменить?
- Кого? Конунга? - Хаки прекрасно понял намек Харальда, но все же переспрашивал для верности. - Видишь ли, Харальд, учитывая все происшедшее, "заменить" его кем-то возможно, лишь умертвив, а на родственной крови счастья не сыщешь. Кроме того - как ты видишь, у меня лучше выходит гуторить с врагами, чем с собственными гриднями
- Не спорю. Но... отец твой сейчас тянет Альхейвмер к Хель. Будет продолжать войну - и мы его разобьем. Даже если он сумеет победить, то ослабнет, причем очень сильно... и соседи спокойно сидеть не станут. При любом исходе Альвхеймеру придется плохо; но есть возможность поставить во главе, человека, там рожденного.
- Мудрые сказали бы, что делишь ты шкуру живого медведя, конунг, - ответствовал Хаки. - Но я не мудр, да и слово свое уж сказал. Рана моя все равно отправит меня в Хель в скором времени. Знахарь молчит, но я вижу все и без его слов, не так уж не сведущ в знаках болезни, как кажется. Но, даже будь у меня надежда выздороветь - я не стал бы покупать себе жизнь, давая неисполнимые обеты. Ты родился властителем и им стал. У меня - иная стезя.
- Чему я точно научился - это тому, что судьбу можно переписать, - пожал плечами Харальд. - Маме и дяде тоже казалось, что им не избежать плена и смерти... как видишь, все случилось не так.
- Что было, то было, - согласился Хаки, хотя слова агдирца будили в душе не самые лучшие воспоминания. - Однако, саму смерть не победить даже конунгу, храброму в битве. Кроме того - твои мать, дядя и советники наверняка воспротивиться идее мира с Альвхеймером в виде любом. И тем более не сладко им будет увидеть меня под вашими знаменами. Известный трус - едва ли сойдет за украшение победоносной дружины... скорее, за чучело. Кроме того, твоя матушка, должно быть, обижена еще на меня за ту историю с нашей женитьбой. Такие вещи ни в раз забываются. Так что - спасибо, за веру в меня, конунг славный, но не по силам тебе этот камень подвинуть. Оставь же меня мой судьбе - много славных ярлов вокруг, есть из кого выбрать.
Харальд помрачнел. Сказанное Хаки очень хорошо укладывалось в то, что ему сказали при совещании. И даже желая все изменить, он не мог не понимать правоту собеседника.
- Думаешь, твоя судьба - умереть от раны, нанесенной даже не врагом?
- Судьбы людей знают лишь норны, - ответил Хаки. - Однако, все говорит за то, что именно такова воля богов в моем отношении, Во мне нет к тебе неприязни, Харальд - видит Тор и Один, ты славно сражался и победа твоя тоже по чести. Ныне мне стыдно за поступок альвхеймерцев, и рад я, что не пришлось мне биться в том бою в их рядах. Боги помиловали, а за такое и смерть - не цена. Я себя не предал и совести не испачкал. Без дрожи трусливой в глаза предкам смотрю.
- Согласен, - медленно кивнул Харальд. - Знаешь, Хаки, что бы там не говорили, но я постараюсь, чтобы тебя запомнили по чести.
Он помолчал и честно сказал:
- Торлейв все настаивает на жертве.
- Это ведь - тоже честь, - напомнил конунжич собеседнику. - Умереть в постели - не путь для Вальгаллы. Так что Торлейв мудр, и дал тебе дельный совет. Польза будет от того одному в жизни, другому - в посмертии. Все справедливо.
- Честь честью, но погибать лучше в бою, - вздохнул Харальд. - Скажу без утайки: найдется способ тебе жизнь сохранить - я сделаю. Но твой выбор - твоя судьба.
- Я знал человека, что говорил "норны не имеют к судьбе моей отношения", - уголки губ раненого дрогнули в легкой усмешке. - Ты почти повторяешь его, о, конунг. Не бери лишнего груза на сердце. У тебя же война впереди.
- И я ее выиграю, - жестко сказал Харальд. - Не знаю, хорошо ли так говорить - но отец твой тебя ненадолго переживет. До встречи, Хаки. Думаю, мы еще увидимся.
- Я не желаю удачи - но прошу Одина сохранить тебя от напастей. Ты слишком хорош для этой войны, конунг. Люди чести порой гибнут от подлости - надеюсь, эта тропа не твоя. Береги себя, Харальд. Прощай! Думаю, все между нами уж сказано.
Агдирец молча кивнул и вышел. На душе было... кто-то из скальдов бы обозвал "горьким пеплом".
"Привыкаю быть конунгом. Привыкаю..."

На зов Эйрика ярлы откликнулись охотно и в назначенный день собрались под руку Конунга Гаутов, чтобы идти в новый завоевательный поход. Предвкушая сечу и грабеж, толпились вооруженные ратники, и недобрым огнем полыхали их глаза.
Ночь Сванхильд провела неспокойно: опять её возлюбленный муж уходит далече. Опять не спать ночами, ждать да надеяться. Буйная головушка у Эйрика-конунга, вспыльчив он и решителен. Только бы боги сохранили его и на этот раз…
Неспокойно спал и Эйрик. Виделись ему земли, что должны были пасть к его ногам, стать его наследством, его владениями. Виделись ему и печальные синие очи Сванхильд, которую снова придется оставить одну, и глазенки Гудрун, любимой баловницы-дочки, и серьезные голубые глаза Бьорна – его, Эйрика, глаза…
Утром же настала пора прощаться. В последний раз обнял Эйрик Гудрун, хлопнул по плечу Бьорна, прижал к себе Сванхильд и погладил её золотые косы. Теперь его ждала война – чудился конунгу шведов зов лесов Вермаланда…
Дружина уже ждала Эйрика. Оглядев свое войско, вынул конунг тяжелый меч из ножен, вскинул его в воздух – и сверкнула в солнечном луче добрая сталь. Золото света пробежало по клинку.
- На Вермаланд! – крикнул Эйрик, встав на стременах.
- На Вермаланд!!!! – отозвалось диким воплем войско…
Сванхильд же ушла в дом. Теперь ей оставалось одно – ждать.

Сообщение отредактировал Telperiel - 11-02-2007, 19:01

Лагерь агдирцев. Хаки Гандальвсон.

После ухода Харальда Хаки некоторое время лежал, уставившись в потолок и отчаянно пытаясь совладать чувствами. Болезнь истощает не только тело, но и дух, и, хоть рана альвхеймерца приключилась недавно, боль изводила, подтачивая выдержку. Но еще хуже боли телесной была душевная боль – вкупе с чутьем обреченности. Разумом Хаки давно сознавал, что у этого похода есть шансы все стать для него последним. Тот же рассудок говорил юному конунгу речи о чести да о почетном посмертии. Но реальная смерть вышла куда страшнее предполагаемой кончины, и душа, еда заглядевшись в царство Хель отшатнулась в испуге. Вопреки всей мудрой логике, Хаки хотел жить… и сейчас со смятением выспрашивал себя: был бы его отрицательный ответ Харальду столь тверд, кабы не явно читаемые смертные знаки? Раненого изводил мучительный кашель, заставляющей закусывать губы да вонзать в ладони ногти до мяса. Ему и дышать-то казалось мучение, а кашель виделся пыткой… даром, что конунг не велел своим людям измываться над пленным врагом. Харальд… он, Хаки, сделал все мыслимое, чтобы этот воитель не явился на свет, и вот теперь юноша защищает его даже пред родичами. Диво… для альвхеймерского конунжича, давно позабывшего про хорошее отношение, это было в новее и очень приятно. Однако, Хаки не давал этому чувству прижиться: так ведь недолго и замечтаться. Боги уже ясно показали ему, что он не достоин их милости, не дали ему быстрой смерти в бою. Будь с ним милость асов – и стрела вошла бы чуть ниже и левее, избавив тело Хаки от плена, а дух его - от мучений. Так что конунжич не шибко-то верил, что, будучи принесенным в жертву, он сумеет приблизиться даже к мосту в Асгард, не говоря у о том, чтобы пред ним отворились двери в Чертог Воинов. Не гоже курице летать в поднебесье, не дело трусу сидеть среди мертвых героев. Так что Хаки на сей счет не обманывался. Может, если бы он более чтил Одина да Тора, приносил им богатые жертвы да ходил с воинами в походы – боги бы смиловались. Увы… вера альвхеймерца в Северных богов была смертно ранена годы назад, и он не лгал Эгилю, говоря о безверии. Так что и пинать не на кого. По сути, он такой же отступник от веры предков, как те последователи Белого Бога, приносимые в дар Одноглазому. Хаки жил уж не первый день, и хорошо знал обычаи. Да и удивительно было бы конунговому сыну в неведении пребывать, тем паче, что Гандальв исправно снабжал асов жертвами. Так что наследник альвхеймерский вдоволь на то насмотрелся. Быть жертвой Одину… конечно, это не кровавый орел, тут не считалось честью длить страдания жертвы, но легкой смерти подобное все же не значило. И Хаки со стыдом понимал, что этот факт наполняет его душу его липким страхом.
«Наверное, настоящий викинг, угодный Северным богам ни за что не испытал бы подобного малодушного трепета, - думал про себя конунжич. – Но я – не воитель, и не вижу в себе сил принять рок с духом спокойным».
Хаки прекрасно осознавал, что, откажись он сам взойти на алтарь, его притащат туда силой, будто скотину, обреченную на убой. И хоть благи намерения Харальда – не столь он силен, чтобы идти против своих в одиночку. Юноше поддержка нужна и грех перед совестью – ссорить его с родовичами из-за труса, да и притом – из враждебного стана. Так что, альвхеймерец собрал волю в кулак и солгал конунгу, давая согласие на жертву. Согласие… разве что Харальд выдумал вопросить такое у пленника. Головы неудачников принадлежат победителю и тот волен делать с ними что хочет. Хоть снять с плеч, хоть назад отпустить за выкуп. В их случае речь и вире не шла и сие понимал, кажется, даже Харальд, еще веривший сказаниям скальдов по младости.
Все это так… но умирать все равно не хотелось. Если бы Хаки имел семью – он мог бы найти облегчение в мыслях о роде. Увы! Хедвиг едва ли хоть раз вспоминала постылого мужа, а отец отказал ему в праве сыном его зваться. Найти облегчение, моля о милости богов? Сие есть то же малодушие, что и большая часть его земных поступков. Зачем просить благоволения тех, кому ты уж давно не поклонялся дарами и кому не люб с такой очевидностью? Трусость, не более. Примерно, как то, чтоб Гандальва нижайше молить в род обратно принять. Посмеяться владыки над скорбным умом – и правы будут. Нет! Лучше уж как-то… самостоятельно сдюжить.
Хаки попробовал приподняться – и с трудом подавил болезненный стон. Позор! Он – конунг из рода конунгов, и, хоть и зовут его трусливым по всей Норвегии, все же не дело слабость свою врагам демонстрировать. Хаки знал многое из того, что не следует изучать воинам и конунгам , а потому понимал: тело, прикованное к постели быстро силы теряет. Полежи хоть седмицу – чтобы встать на стену обопрешься, даже коль ты молодец в цвете лет, кровь с молоком. А ежели он ранен еще…конунжич упрямо помотал головой. Нет! Не бывать тому, чтоб сына конунга альвхеймерского в последний путь агдирцы на хребтах потащили!
- Лекарь! Ты слышал слова своего конунга. Мне надобно встать. Может… есть у тебя травка какая, чтоб подстегнуть силы мои хотя бы на время?

Агдир, Тингефельд
(совместно Тельтиар с Мориан)

Кюна Асса долго вглядывалась в происходящее на поляне: все это сборище кричащих мужчин, и долго вслушивалась в их пустые споры. Наконец она встала и вышла на поляну, прошла между людьми и вышла на середину.
Везде, где она проходила, споры становились тише и слышалось приглушенное перешептывание: Кюна Асса! Старая Ведьма!
- Слушайте меня! - негромко произнесла она, - Слушайте меня, мужи агдирские, ибо я привезла спасение!
- Да какое спасение могла привезти вздорная баба, которую собственный внук сослал в изгнание?! - Воскликнул кто-то из ярлов.
- Да! Рати рагаландские идут против нас! - Выкрикнул другой, ударяя кулаком в щит - в этот день все пришли на тинг доспешно и оружно. - нам не старуха нужна, а конунг наш!
- Конунг нас бросил! - Посышался голос Раги-херсира, одного из правителей Агдира. - Так что же теперь, его бабку слушать?!
- Из ума выжила старуха!
Поляна вновь взорвалась сотнями криков, слившихся в непонятный гомон - страх и удивление, сопутствующие появлению кюны медленно сходили на нет, а ярлы и хевдинги все больше распалялись.
Кюна помолчала, ожидая, когда ярлы, хевдинги и прочие накричатся, утолят свою жажду гомона. "Как стая ворон эти мужчины. Кружат, кричат, хотят свой кусок урвать" - подумала Асса.
Постепенно под ее пристальным, тяжелым взглядом споры начали утихать. Когда стало чуть потише, Кюна снова заговорила:
- Внук мой послушал другую женщину, и ошибся. Он несчастный ребенок, которого жестокая жизнь заставила взойти на трон великого отца! И сейчас он занят спасением своих земель и изгнанием врагов! А вы? Вы спорите тут, гомоните, будто кучка напыщенных петухов, а пользы - как с козла молока! - теперь голос кюны звенел гневом.- Что толку что вы тут стоите, машете кулаками, потрясаете оружием, кичась своей знатностью и силой своего рода, если вы даже не можете сговориться, кто возглавит рати, и кто из вас начнет наконец ловить налетчиков, которые грабят дома ваших жен, и уводят в рабство в Рогаланд ваших детей, чтобы потом продать в рабство у данов в Висбю?
Старуха снова ненадолго замолчала, наблюдая за произведенным эффектом, а затем заговорила спокойнее:
- Я просто старуха, женщина, и мне далеко до вас, военных мужей, храбрых воинов. Но я знаю, что нужно для моей родной земли, знаю, куда вас вести, чтобы вы могли оказать достойную поддержку храброму конунгу!
- И что ты знаешь, ведьма?! - Выкрикнул кто-то. - Ормкель ярл тоже говорил, что знает, а теперь где он - этот Ормкель?! На корм воронам ушел!
- Чему нас научит баба, погубившая собственного мужа?!
- А что нам еще делать?! - В стрял Берн Шрамованный. - К Сульки на поклон идти? Али всем порозень бороться?! Мы здесь все знатного рода, знатнее нас только конунг Хальвдан был, а ныне сын его!
- Но он же сам от бабки своей отрекся?
- Не было этого!
Вновь заспорили ярлы, да немало их уже согласны были, что стоит выслушать Ассу, и узнать что желает она.
Асса еще чуть-чуть подождала, когда притихнут голоса ее новых союзников и противников.
- Хоть старость приносит слабость моему телу, но она же приносит знание, какого нет ни у одного из вас! - продолжила кюна, - Однако же от помощи моей всегда можете отказаться, коли лишний вам совет старухи, да и своих решений и действий много!
- Нет уж, ты говори, ведьма, коли пришла! - Бросил в ответ Раги, и несколько воинов поддержали его криками. - Али желаешь смутить нас речами бесполезными, а после уйти?
- Тогда я скажу! Во имя сына моего, погибшего безвременно, во имя внука моего, чье величие еще воспоют скальды, призываю я вас забыть ссоры и споры, объединиться и выступить против врага нашего! Вы были с конунгом, когда требовалась ему ваша помощь! Теперь же юный конунг просит вас! Я призываю вас соединить рати ваши и разбить врага на землях родных!
Асса обвела всех пылающим взглядом.
- Государыня! - Воскликнул кто-то из-за спин ярлов, и его слова подхватили воины, однако вскоре этот шум утих.
- А кто поведет нас? - Задал вопрос Берн. - Есть среди собравшихся воевода, готовый вести в бой всю агдирскую рать?
- Да и где нам рать собрать? - Возопил другой ярл. - Харальд с собой лучших воев увел, а следом за ним Альхейм, а после Асмунд с пришлецом из Гардарики!
- Что ж вы, трусы, что ли? По домам у жен под юбками от подвигов ратных прятаться собираетесь? - воскликнула старуха, грозно сведя брови, - Ежели страшно вам, я вас поведу!
Кто-то из гридей засмеялся во весь голос:
- Да от такой сварливой бабы, Сульки-конунг побежит поджав хвост!
- В доспехи рядиться будешь кюна-валькирия?!
- Али голосом зычным своим врагов пугать, да до смерти убалтывать?
- Коли есть у вас мысли дельные да готовность к делам отважным, то я вам лишь своим благословением помочь смогу! Да сидите вы тут уже столько времени, что стыдно должно быть каждому из вас! Я, старуха, вас вести готова, одни вы все еще боитесь, за свои шкуры дрожите! - гневно отвечала им Асса.
- Веди нас, кюна! - неожиданно выкрикнул кто-то из толпы. На некоторое время голоса стихли, и наступила мертвая тишина.
- Лучше ты, чем один из этих пустозвонов... -подхватил Раги херсир. - Ты ведь родовитее всех нас, и старше, жизнь прожила долгую, веди нас, и мы будем тебе послушны! Видишь же, что никто не хочет покориться равным себе...
- Нету тут никого, кто превосходит других атворитетоми знатностью! -подхватил Берн, - Так кого нам слушаться как не тебя, мать нашего конунга Хальвдана и бабку Харальда? Забіли про нас те выскочки из Хригнарики - они только о своей земле думают и отрока на то же подбивают, а что у нас тут делается, они и думать забыли! Ты хозяйка усадьбы, и мать всего рода, так кому нас вести как не тебе? Мы ждем твоих приказаний, кюна! Мы зададим жару этим рогаландским разбойникам!
Асса с каменным лицом слушала все эти похвалы, но внутренне она ликовала. Она снова обрела власть. Эти вздорные мужчины, которые только что как петухи выясняли, кто из них более знатен и влиятелен, чтобы возглавить полочение, стоило лишь ей окликнуть их и постыдить за гордыню, мигом присмирели, забыли свои распри, и склонили перед ней головы...
- Зададим им жару! Смерть рогаландцам! Смерть Сюльки!
Асса снова подождала, пока умолкнут самые ярые крикуны, и подняла руку, призывая к молчанию.
- Слушайте, люди Агдира! Я пришла сюда не затем, чтобы править вами! Я старая женщина, и хочу лишь покоя... Но земля наших предков стонет под ногами врагов, которые безнаказанно разоряют наши селения и грабят наши дома! И ради спокойствия и будущего наших земель... Я согласна снова стать той, кто будет стоять над вами! Но лишь до тех пор, пока законный конунг не вернется во владения своего отца, чтобы принять причитающуюся ему власть! А до тех пор здесь буду править я, и отныне мое слово здесь - закон!
Воины начали стучать оружием в щиты.
- Асса! Асса! Асса! - кричали ярлы, херсиры, хёвдинги, хёльды и простые бонды,
Асса стояла, гордо подняв голову, и с удовльствием слушала, как все эти мужчины с воодушевлением выкрикивают ее имя.
- Ассу на щит! -крикнул Раги херсир, и вот дюжие воины подошли к ней. подняли на щит, когда-то принадлежавший Хальвдану, и понесли Ассу над полем тинга, выкрикивая ее имя.
Власть вернулась к ней, пусть и ненадолго. И пусть свершится то, что сплели норны - судьбу не обмануть...

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 12-02-2007, 7:45

Берка, заметив парламентёров, хитро прищурил левый глаз, прикидывая, что ожидать и, решив, что ничего худого быть не должно, отделился от других разведчиков и двинулся тем навстречу.
Лыжи-снегоступы легко скользили по насту, подтаявшей корочке на снегу и вскоре чернявый разведчик был уже рядом с воинами войска, идущего от озера.
- Чьи вы я вижу, если щиты чужие вам Локки не подсунул, - хитро сказал Берка, а после, немного подумав, добавил, - Ярлы Фроди и Хегни в моём лице приветствуют вас и готовы к обсуждению дальнейшего сотрудничества, во имя Фрейи и прочих богов, что вам покровительствуют.

Гудбрандсладир

- Скорбные вести ты принес, да не в моем обычае с верного гонца голову снимать за слова дурные, - Гудбранд старался выглядеть веселым, но тяжкая дума легла на его морщинистое чело - с верными людьми пришли вести о поражении Гандальва конунга в Вингульмерке. Не ждал такого поворота событий старый хевдинг - думал одолеет матерый волк дерзкого щенка, да оставит агдирские земли без сильных воев. Вновь обратил взгляд Гудбранд на дрожащего вестника. - Эй слуги, поднесите ему чарку браги, да за стол усадите!
К чему гонца бранить, коли вести худые? ослаб Харальд в сражении с Гандальвом, и то хорошо. Надобно теперь своих воев собирать, хотя и желал Гудбранд чужими руками врага сокрушить, но видать не обойдеться без рати людной и оружной в этой войне. Много храбрых ярлов сидело в трапезной в этот день, всех их собрал старый хевдинг, дабы среди достойнейших себе наследника выбрать, ведь не даровали ему боги ни сыновей, ни дочерей, с той поры, как сгубил Хальвдан его единственного сына.
- Эй, Ахти-йотун, подойди ко мне! - Крикнул он, и из-за ближайшего стола поднялся человек огромного роста, что с трудом умещался на скамье, и кулачищи его были, точно пудовые камни, а в шириной плеч он мог превзойти двух ярых викингов. Одежда на богатыре была знатная - в мехах и ромейских шелках пировал он, а лицо его было отнюдь не похоже на лицо глуповатого вояки, готового исполнить любой приказ, в глазах Ахти читался хитрый разум.
- Тебя я растил, точно сына, Ахти, - произнес Гудбранд, когда великан склонился перед его троном. - Не было у меня от тебя ни тайн, ни секретов - все что есть у меня, твоим вскорости станет.
Хевдинг запустил ладонь в свою пышную бороду, перебирая серебристые волосы.
- Знаешь же, Ахти, конунги мне челом бьют, будут и тебе пороги обивать, придет срок. А пока, отправляйся в земли братьев Эйстенсонов, да позови их ко мне.
Знал Гудбранд, что не смогут от подобного приглашения братья отказаться - да и Гандальв был где-то там, поблизости. Стоило всех их вместе собрать, да по Агдиру ударить, дабы не сдюжил враг ярости конунжей.

Раумарики с Дарклайт и Торвиком

Когда Гандальвов посланец, по воле конунга, отделился от гридней, высоко поднимая в руке белый стяг с вороном, в рядах хейдмеркцев наметилось волнение. Знать, прав был мудрый владыка, и ждали их предводители от встречи этой лютого боя а не разговоров. Однако, стяг с алым медведем там уже рассмотрели, и, судя по поведению воинов, нападать сей же час не намеривали. Знать, не альвхеймерсого конунга их владыки тут ждали. Хотя - сие и не диво, Хьялли и сам не поверил бы в такую возможность, не путешествуй с гандальвовым войском. Наконец, из рядов встреченной Гандальвом рати выехал одинокий всадник. В статусе его сомнеия быть не могло - братья-конунги тоже решили говаривать речи, а не драться.
- Да будет Один благосклонен к храбрым ярлам, - отвечал Хьялли, глядя на посланника Эйстенсонов. - Мой владыка, Гандальв конунг желает говорить с ними.
Странно, что отправили они одного человека всего лишь, либо уязвить этим хотели альвхеймарцев, либо с людьми у них совсем туго, - подумал альвхеймерец, но тут Берка-посланец заливисто свистнул вмиг оказался в окружении воинов. Видимо, часть хейдмеркцев при виде чужой рати пробралась на разведку оврагами, а теперь явила себя столь впечатляюще, удаль свою показало. Тоже мудро - ведь сегодняшний друг завтра нож навострит, мир на северных землях отродясь долго не длился.
- Веди, достойный ярл, да пребудет с тобой мудрость богов. Если у нас общие враги, то быть нам товарищами в грядущем.
- Отвести-то я вас отведу, - согласился старый викинг, слегка разворачивая коня, и делая знак своим людям приблизиться. - Да говорить конунг мой будет только с правителями, как предками заповедовано.
- Как же быть нам, достойнейший?
- Может, решим так: раз уж делить нашим властителям нечего, не лучше ли нам к вождям разойтись, неся слово о мире? Пусть они без камня за пазухой да сомнений мучительных ведут рати на смычку. А уж там и переговорят, как богами положено, решая дела конунговы на мудром совете.
Берка погладил кудрявую бороду и вежливо склонился пред Хьялли, признавая правду его слов.
- Да будет так, воин, - в свою очередь отвечал хейдмеркец. - Пусть встанут рати на расстоянии трех полетов стрелы, а затем властители с ближними гриднями встреч друг другу выйдут.
Кивнул в ответ Хьялли, и вместе с воинами повернул назад, в сторону войска альвхеймарского.
Берка тоже направился к строю, без опаски явив чужакам свою спину. Нет, не будет сегодня драки - или он все зимы свои на свете напрасно прожил, рода людского не зная. Гандальв хитер: видимо, что-то большое задумал, коли сам говорить речь вызывается. Обычно о переговорах просит слабейший, а у альвхеймерцев воинов поболе. И вот уже его лыжи снегоходы скользят в обратном направлении. Вот и войско. Где там ярл Фроди?
- Б-берка. Н-не меня ищешь? - Насупившийся Хегни преградил ему путь.

В то время Хьялли подъехал к своему конунгу и дал отчет, как должно, хоть и понимал: видел Гандальв что и он, и даже поболее.
- Хвала тебе, воин, достойно свой долг ты исполнил, - слова властителя подтвердили мысли гридня. - Рад я, что ныне столь мудрый мне ворон достался, - конунг Альвхеймера поворотился и нашел требуемого мужа взглядом. Тот с готовностью подошел, давно ожидая зова властителя:
- Ярл Асгейр, распорядись нашим перестроиться! Сделаем, как оговорено, а после вы оба со мной на ту встречу отправитесь. Хьялли, ты стяг наш возьмешь. Асгейр - одежу парадную вздень да доспехи, что ярлу рода знатного требуются. Не посрамим родную сторону перед чужими, покажем, что ныне не бедствуем. Конунга судят по ярлам, так что - не осрамись. Держите там уши распахнутыми а вот ртов без нужды не отворяйте. Знать я хочу ваше мнение о новых союзников, но приватно, а не перед ними.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 12-02-2007, 16:51

Разговор союзников.
Совместно Торвик, Тельтиар и DarkLight

Гандальв остановил белого жеребца в десятке шагов от братьев-конунгов, и, покуда Асгейр произносил витиеватые речи приветствия, пристально их разгадывал. Прошла уж не одна зима с тех пор, как они виделись, и альвхеймерского властителя интересовало, к добру ли пошло молодым это время, али остались они неразумными мальчишками. Памятуя о собственном сыне, ныне отринутом от рода, Гандальв предпочитал быть настороже. Тем паче, что общие враги – общими врагами, но от судьбы меч друг с другом скрестить норны никого из владык не заповедовали.
Наконец, альвхеймерский конунг поднял руку, и ярл покорно замолк, повинуясь сигналу:
- Приветствую славных сыновей достойного отца. Я не раз сидел за одним столом с вашим батюшкой и раз узреть, что род его не оскудел ныне воителями и в добрые руки его земли попали. Думаю, знаете вы, что за нужда привела сюда мое войско, так что не след нам зазря воду в ступе толочь да вокруг истины бегать. Прямо спрошу: есть ли желание в вас Агдир проучить, али ошибся я ныне с союзом?
Фроди почтительно поклонился конунгу и, сверкнув из под кустистых бровей карими глазами в сторону Хегни, начал разговор:
- Будь здрав, властитель. Мы с братом пришли к тебе с миром.
Если говорить об Агдире, то хитроумный Локи сподобил их вызвать помощником -наёмников из стран дальних. И войска подлым союзникам дал намерено. Наши силы побили большую часть нападавших, но не в сдюжили мы одолеть такую мощь без твоей помощи. Со своей стороны ставим мы всех своих воинов рядом с твоими, дабы локоть к локтю шли они на Агдир, дабы восстановить нарушенную некогда справедливость.
- Печальные вести ты приносишь мне, конунг, - вздохнул Гандальв. – Видимо, и впрямь Локи тропы попутал, чтобы не встретились мы ранее. Локоть к локтю нам агдирских собак бить было бы всяко сподручнее. Однако, и злокозненному богу Огня не всегда улыбалась удача. Пусть покровительствует он Харальду – даже родителя его из праха поднял по песне Рагхильды – но непостоянна его милость, то всяк викинг с младых ногтей знает. Мы, взывающие к Тюру и Одину, более крепко защищены, эти боги – мужи основательные да постоянством в милости славятся. Как и должно мужчинам: не пристала воинам ветреность юношеская, только по младости это дозволено. Так давайте же принесем богам жертву в честь нашего союза. А потом детали пред очагом чтимым обсудим. Не дело это – о войне посередь поля гуторить.

Там же. Жертвоприношение северным богам.
Dark Light совместно с Тельтиаром.

Весть о конунжьем договоре вмиг разнеслась по ратям. Не долгое время спустя воители уже образовали цепь вокруг испуганных пленников, хоть и делать еще по цвету стягов, но в едином строю. Гандальв-конунг вышел вперед и обвел оборванную толпу тяжелым взором: - Фу, будто драные коты, а не волки-воители. Уж и не знаю, люба ли богам подобная кровь. Один из жрецов выступил вперед, с поклоном подавая властителю жертвенный нож. Гандальв был старшим по летам, а значит - именно ему начать обряд предстояло. Братья-конунги тоже поклоняться асам жертвами, но чуть позже. Союзники порешили, что, раз нужна им милость нескольких богов, то воинственным божествам будет любо, если каждый из владык земных лишь одному асу кровью поклониться. А крови тут ожидалось много: Гандальву не по нраву было и дальше тащить за собой оголодавшую, но непокорную ораву полоненных врагов.
- Тор, могучий сын Одина! О милости тебя я прошу, жертвой щедрой тебе поклоняюсь... - двое дюжих альвхеймерцев уж вытащили из строя обреченного на убой пленника. Видно, он был не простого рода, так как старался сохранить достоинство и не молил о пощаде. - Прими же обещанное! - торжественно закончил альвхеймеркий конунг, привычным движением взрезав подставленное под его нож горло. Помощники сноровисто убрали руки, и умирающее тело осело на землю в конвульсиях, забрызгав снег и одежу альвхеймерцев рудой. Диво, но агдирец, следуя памяти тела, пытался зажать смертельную рану руками... Гандальв улыбнулся: они все ведут себя странно, прямо, как обезглавленные куры, что потом еще бегают по двору. - Давай следующего! - скомандовал властитель.
На сей раз хейдмеркцы выбрали жертву, волоча упирающегося парня в изодранной, но богатой одежде – видно было, что страх закрался в его сердце с видом первого убиенного, и он всеми силами еще цепляется за жизнь, словно бы способен что-то изменить.
- Уж не воинства ли агдирского себе на выручку поджидает, змееныш? – усмехнулся Асгейр, наблюдая за действиями новых союзников.
А Фроди конунг тем временем сбросил с плеч тяжелый меховой плащ, тотчас же подхваченный ближайшим гридем, и властным жестом приказал повалить мальчишку на землю. Крепко навалились дружинники на пленного, за руки – за ноги удерживая, и одежду на груди его разрывая, жрец же протянул старшему брату жертвенный нож, коей затачивался лишь один раз – когда появлялся из кузнечного горнила, и было это много лет тому назад.
- Видар! Воитель славный и мудрый! Одина сын и Аса-Тора брат! – Раздался раскатистый бас хейдмеркского владыки. – Тебя о милости прошу, придай силы воям! Даруй им дух боевой, какой у предков наших был великих! И прими в дар жертву сию!
Фроди упал на одно колено, рассекая кожу пленнику и глубоко в сердце вонзая нож. Долго умирал парень, точно не желал идти к богу в услужение, да только воля богов иная была. Вырвал лезвие конунг из раны, медленно поднимаясь с земли, и наблюдая за последними конвульсиями убитого.
Умело сделал дело старший Эйстенсон, что впрочем не было удивительно, ведь любой властитель с детских лет должен сам уметь богам дары приносить.
- Еще одного! – Махнул рукой Фроди.
- М-моя оч-чередь? – Оказался подле него Хегни, опирающийся на тяжелую дубину.
- Да брат, - Кивнул старший, хоть и не по душе ему было, что жертву принесет его неразумный братец, а затем добавил чуть слышно: – Смотри не посрами нас перед богами.
- С-справлю, - огрызнулся младший, сам направляясь к согнанным рабам и выхватывая за руку крупного детину, с побледневшим лицом – ни дать, ни взять какой бонд, хоть и виду воинского. Сам Хегни был ростом побольше своей жертвы, и потому споро опрокинул того на землю, поставив ему на спину ногу. – Т-тюр, бог с-справ-вед-дливый, прими!
Дубина взметнулась и опустилась, раскроив пленнику череп. Мозги брызнули, замызгав конунгу штаны, но тот, казалось, этого не замечал.
- Тверда, вижу, ваша рука, братья Эйстенсоны, - хохотнул конунг Гандальв, благосклонно следивший за действом союзников. – Люба будет богам столь умелая жертва. Однако, не только конунги есть в наших ратях, пора бы и ярлам да гридням родовитым клинки в крови жертвенной обагрить. Жрец! Распорядись, чтоб все было как должно. Всех богов уважим, иль не зваться мне боле владыкой Альвхеймера! Пусть на этих дубах вырастут желуди, посвященные Одину, да и бог огня славно потешиться. Не только Харальду милость его, едва ли жертва огненная очей его минет.

- Хей-хо! Хей-хо! Хей-хо! - гулко раздавалось над палубой драккара Гутхорма, в такт мерным ударам весёл о воду. Третий день плыли воины Гутхорма навстречу Харальду. Третий день Гутхорм-ярл стоял на носу корабля, и попутный ветер, надувающий паруса трепал и его подбитый мехом тяжёлый плащ. Он был мрачен. Ощущение стягивающейся на горле удавки не отпускало Гутхорма, несмотря на его собственную победу и слухи о триумфе Харальда.
"Всё равно, войск осталось слишком мало! Если на нас сейчас накинутся со всех сторон? то мы не удержимся. Агдир падёт, пророчество о Харальде не исполнится. Не бывать этому!" - мыслил ярл и кулаки его сжимались.
На третий день, когда драккар Гутхорма плыл мимо берегов Вестфольда, на горизонте показались чьи-то паруса.
Ярл Хрингарики всмотрелся вдаль, но не смог различить знаков на парусе.
- Рысьи Глаза! - громко позвал он своего самого зоркого хирдманна.
Тот как раз укладывался спать после длительной гребли, так что явился на зов ярла злой и несколько потрёпанный.
- Посмотри, кто там прямо по курсу?
Зоркий хирдманн смотрел вдаль долго. Настолько долго, что неизвестные корабли успели приобрети более чёткие очертания.
- На парусах Агдирский Волк! Это друзья, ярл!
Впервые за много дней лицо Гутхорма осветилось улыбкой. Через некоторое время драккары сблизились настолько, что можно было рассмотреть воинов обеих сторон.
Гутхорм-ярл поднялся на борт и повесил свой щит на него внутренней стороной вперёд, как ещё одно подтверждение мира. В ответ на это высокая фигура на борту ближайшего драккара сделал тоже самое.
- На сближение! - скомандовал Гутхорм
Гребцы вновь налегли на вёсла. Когда два боевых корабля сближаются в сраженьи - это тяжело и очень страшно, потому что ударами вёсел опытные хирдманны разят не хуже мечей или копий. Но когда два драккара сходятся в мире - это ещё тяжелее, потому что самое главное тут не ударить вёслами соседа. А то, как бы вместо мирного разговора не вышло бы беседы клинков...
Но Гутхорму опасаться было нечего. И гребцы и кормщик у него были опытны, а потому блестяще провели сложный манёвр.
Только теперь ярл Хрингарики понял, с кем свели его Боги.
- Хей, Асмунд ! Клянусь Одином, я рад видеть тебя здесь! - вскричал Гутхорм и гулко захохотал.

Сообщение отредактировал Orrofin - 16-02-2007, 14:45

Норны мудры, но не каждому дано постичь то, как они размышляют. Часто то, как они сводят людей вместе, наводит на мысль, что и судьба любит шутить.
Судьба вывела трех людей Гандальва к волчьей стае. Судьба свела наследника альхейвмарского конунга с сыном убитого.
И вот теперь судьбе оказалось угодно свести Эгиля с властителем Агдира.
Харальд даже и не думал о встрече; он просто решил пройтись по лагерю, еще раз обдумать все, что было сказано на совете. И в беседе с Хаки.
На душе было горько. Схватиться с любым человеком в битве и сразить его ударом – это одно. Но приходить к раненому и объявлять, что его зарежут на алтаре… это совсем другое. Не так должны умирать воины.
За размышлениями юноша и не заметил, как выбрел к самой границе лагеря.
Конечно, конунг был не один. Прямо за ним следовали Олаф и Торбранд, верные воины, преданные Харальду. Причем, ему самому, а не семье конунга вообще; Харальд, вспоминая об Ассе, с горькой иронией думал, что этому он рад.
И именно зоркий Олаф первым заметил неспешно идущую со стороны леса тонкую фигуру, сопровождаемую могучим серым псом.
– Конунг, – негромко проговорил он.
Харальд остановился, стряхнув раздумья и посмотрел туда же, куда и воин. Нахмурился.
– Это еще кто?
Странный гость шел не скрываясь. Похоже, даже нарочито неспешно.
Торбранд, подергав седой ус, вгляделся в лицо… и вдруг негромко ахнул.
– Да нет… бред какой… но похож…
– На кого?
– Да на знакомца моего… он уже давно как погиб… Воин из дружины отца твоего, конунг. Эгилем его звали. Хотя… слышал я, что у него сын был, да вроде тоже сгинул…
Идущий вдруг совсем сбавил шаг и рассмеялся.
– Это другие думали, что я сгинул, – ответил он, и ветер донес его слова до воинов. – Кто ты, знавший моего отца?
– Торбранд, сын Бьорна, – назвал себя опешивший воин.
– Который с полгода ходил с прозвищем «Одноусый», когда опалили лицо в бою?
– Точно, – еще больше удивился воин. – Эгиль мне его и прилепил… всегда был на язык остер…
– Я Эгиль, сын Эгиля, – теперь он был совсем близко, и воинам стало немного не по себе под неподвижным взглядом светлых глаз.
– Да он слепой, – первым сообразил Харальд. – Извини, путник, если задело тебя…
– Я слеп с рождения и не вижу в этом зазорного, – покачал головой Эгиль. – Но все же, ведь сейчас не пойму, кто здесь… с кем говорю сейчас?
– Я Харальд, сын Хальвдана. Конунг Агдира.
– Я слышал о тебе, – медленно улыбнулся Эгиль.

Харальд и сам не очень понимал, как ему удалось провести Эгиля к себе, не попавшись на глаза ни Торлейву, ни матери, ни Эйнару… да вообще, почти никому. Видно, судьба продолжала играть…
Но теперь гость был более чем странным. Харальду он казался едва ли не пришельцем из легенд… остановившийся, невидящий взгляд, светлая одежда и волосы… похож прямо-таки на призрака снегов. И угрюмый зверь, в котором конунг теперь уже узнал волка, – у ног.
– Хочешь ли поесть или выпить, Эгиль Эгильссон? – спросил Харальд.
– Благодарю, конунг, но сейчас я сыт, – покачал головой Эгиль. – Хотя не откажусь от воды.
Харальд кивнул; после длинных переходов часто хочется пить.
– Как же ты выжил в лесах? – спросил он, когда Эгиль осушил кружку. – Торбранд сказал, что отец твой погиб годы назад, и ты должен был быть совсем еще малышом…
– Так и было, конунг. Позволь, не буду я рассказывать подробно о том, как началась лесная жизнь… но все же я остался в Мидгарде. И подружился с серыми братьями, – он ласково погладил волка.
– И не появлялся эти годы среди людей?
– Последним моим воспоминанием о людях стали удары клинков, убивавшие моего отца, – вздохнул Эгиль. – Нет, конунг, меня не тянуло назад.
Харальд медленно кивнул. Он попытался поставить себя на место Эгиля… и понял его.
– Ты сказал, что слышал обо мне? Но где? Не думаю, что вести успели достичь лесов.
– Нет, конечно, – тихо рассмеялся Эгиль. – Имя твое я слышал от людей… и вот почему я пришел сюда. Скажи, конунг, жив ли человек по имени Хаки? Сын Гандальва?
Харальд вздрогнул. Вопрос слишком уж совпал с его недавними мыслями…
– Жив, хотя и тяжело ранен. Почему ты спрашиваешь?
– Я знаю его, конунг. Мы встретились не так давно, но он попытался меня понять; такое редко бывает среди людей.
– Расскажи, Эгиль, – в голосе Харальда зазвучал металл. – Его многие считают врагом, и, думаю, ты простишь мне недоверие.
– Конечно, конунг…
И Эгиль рассказал. О том, как случайно судьба свела их с Хаки. Как они говорили; как он даже зашел в лагерь альхейвмарцев. И о том, как, почуяв кровь сына Гандальва, он устремился по следу.
– Скажи, конунг, как он был ранен?
– Мы условились о поединке, – честно ответил Харальд. – Я победил… но кто-то из альхейвмарцев решил, что честь для него не существует – и выстрелил. Стрела и поразила Хаки… А Гандальв вообще решил отречься от него.
– Мало чести в Альхейвмаре, – задумчиво сказал Эгиль. Не будь глаза незрячими – в них отразилась бы ледяная злость. – Рассердится ли кто-то в Агдире, коль я скормлю Гандальва серым братьям?
– Не думаю, – усмехнулся Харальд. Помолчал.
Для своего возраста сын Хальвдана неплохо разбирался в людях... и сейчас чувствовал, что пришедшему довериться можно.
– Эгиль… у меня есть дело к тебе.
– Дело, конунг? – непритворно удивился Эгиль. – Какое?
– Торлейв… наш жрец… требует принести Хаки в жертву богам. И он сам согласен – не хочет слыть предателем или стать калекой. Хотя кажется мне, что смерти он не хочет… И я ее не хочу. В первый раз я встретил среди врагов человека, достойного уважения – и должен буду послать его под нож? Пусть по обычаям это, но мерзко.
– Я тоже хочу, чтобы он жил. Два человека пытались меня понять… и один уже умер.
– Тогда поможешь мне?
– Не знаю, что ты задумал, конунг, но помогу. Только дай мне самому поговорить с Хаки. Ведь за этим я сюда и пришел.

(совместно с DarkLight)
За прошедшее время здесь появлялись и лекарь, и жрец, и правитель... Но вот человек из леса - впервые.
Эгиль ступил внутрь осторожно - все же совершенно незнакомое пространство. Хотя запах человека, несмотря на все, был знаком.
Сначала Хаки показалось, что он бредит. Пленника терзал жар, и реальность периодически тускнела перед глазами. Конунжич мигнул, протер очи здоровой рукой (раненую лекарь привязал к торсу повязкой, чтобы меньше тревожить), но дух исчезать не желал.
- Эгиль? - неуверенно вопросил Хаки. - Ужели ты здесь во плоти, а не только мерещишься? Отзовись, скажи, тверд ли я разумом или уж нет?
- О твердости разума судить тебе - разум твой, - тихо усмехнулся Эгиль, садясь рядом. - Но что до меня - я точно нахожусь здесь.
Не удовольствовавшись ответом, Хаки прикоснулся к одежде слепца пальцами, ощутив ими реальный мех.
- Что ты здесь делаешь?
- Просто пришел, - пожал плечами Эгиль. - Если точно говорить - так побывал на месте битвы, ощутил твой запах и понял, что ты был ранен. Потому и пришел по такому следу.
- Просто пришел... - раненый удивленно покачал головой, в очередной раз признаваясь себе в том, как трудно ему постичь глубину эгилева безрассудства. - Так же, как с Саросберг? Ты нарываешься на беду, Эгиль сын Эгиля. Ну, да дело твое... хоть и дивно мне что ты, пришедший в лагерь победоносных агдирцев так прямо допущен к их пленнику, и даже без стражи.
- Один из стражей оказался тем, кто знал моего отца, и увидел его черты во мне. Что до простого... так и асы приходили прямо в гости к ётунам. И так уж вышло, что мне довелось беседовать с конунгом, который решил, что меня можно допустить.
- Речи про асов и етунов очень к месту в нашем примере, - усмехнулся Хаки. - Особенно учитывая то, что месть твоя все же свершилась. Зачем же ты здесь? Разве не все мы с тобой в прошлый раз обговорили? Или, при зрелом размышлении решил ты, что и мой долг тебе да волкам не уплачен? Я очень любил ярла Барвайга и не скрывал того никогда. Скажи, легко ли он умер? Для человека самолично глядящего в Хель это близкая тема.
- Он встретил смерть как волк, - помолчав, ответил Эгиль. - Серые братья били очень быстро; он это заслужил.
- Зачем ты здесь? - повторил Хаки.
- Поначалу просто хотел узнать - что с тобой случилось. Теперь узнал.
- И что дальше? - устало спросил конунжич. - Эгиль не мог видеть его посеревшего лица, но наверняка слышал подавляемую боль в голосе. - Ты узнал что случилось - как и то, что меня ждет. Учитывая все странности нашего знакомства, ты ныне знаешь обо мне больше, чем кто-нибудь. И я не понимаю... что искать тебе тут? Разговоров? Все, что ты желал знать, я сказал. Утешения? Ты мое бремя долой не снимешь, а над твоим я не властен. Хотя - над чем я вообще ныне властен, ожидая кончины в плену, да без рода и племени? Конунг молвил, что сказал мне отец? Ныне мы оба сироты, даром что Гандальв будет здравствовать много лет после меня.
- Ну, с этим можно и поспорить, - неопределенно усмехнулся Эгиль. - Что до моего... вообще-то, я хотел бы выручить второго из двух людей, пытавшихся меня понять.
- Выручить?! - раненый даже приподнялся на ложе. - Похоже, это не я, а ты ныне скорбен рассудком. Я понял бы такие речи в Харальде - он молод и еще не знает, как жизнь ломает людей под себя, заставляя идти против веры и совести. Но ты-то, Эгиль... мы же не юноши, полные мечтаний, и ты отлично знаешь что нет мне пощады.
- От людей - возможно, - согласился Эгиль. - От обычных людей.
- Значит, мои глаза изменили мне и агдирцы вдруг уверовали в Белого Бога и стали небесными созданиями, не помнящими зла, о которых толкуют их проповедники? - язвительно ответил Хаки. - Я не верю в их милосердие. Я вообще в милосердие больше не верю. Даже ты ведь его не явил, я твое сердце не видится мне как добрый гриб с червоточиной. Что ж говорить о воителях Агдира, коли кровь их родовичей на руках отца моего? Ты за своего родителя мстил, а я за дела своего головою отвечу. Таков закон крови.
- Мстить за убийство и отвечать за то, к чему касательства мало имеешь - дела разные, - возразил Эгиль. - Но не буду спорить, не искушен я в этом. В другом дело... Как бы там ни было - ты хочешь жить, Хаки?
- Я слишком хочу жить, - горько усмехнулся пленный конунжич, - в том и проблема. Сложи я пятнадцать зим назад свою голову рядом с братьями - и меня запомнили бы славным воителем. А теперь... все равно ведь умру, да только презренным трусом, чье имя уж нарицательным стало меж воинами.
- Не показалось мне, что Харальд такого допустит, - заметил Эгиль. - Ну а если я скажу, что ты можешь умереть для других и жить дальше?
- Для чего? - устало спросил Хаки. - Помогать агдирцам свой собственный род извести? Не буду обманывать, Эгиль, я не хочу умирать, но и жизни такой, как ты говоришь себе не представляю. Даже коль чудо какое-то вытащит стрелу у меня из груди да уймет пожар, сжигающий тело - я ныне калека, а агдирцы мести своей не забудут. Домой? Да не нужен я там никому даже невредимым, а в таком виде... - Хаки покачал головой. - Вообще, много думаю я тут, лежа на ложе, и думается мне, что живу я как последователь Христа: прощаю врагов да все время щеку вторую подношу под оплеухи. Даром, что Белому Богу я не молюсь... - Хаки закашлялся, и, вытерев выступившую на губах кровь, продолжил: - Правда, я вообще никому из богов жертв не давал. Видимо, за то они меня самого себе в дар и потребовали. Торлейв не отступит - я то по глазам его видел. А Харальд юн пока со жрецом совладать. Это отец мой может их вешать на дубах воронам на поживу.
Власть юного конунга еще не настолько крепка, чтоб вои такое самоуправство одобрили. Он будет великим правителем, но на то время потребно. От первого срубленного ствола до спуска корабля много сил положить надо, не в день все делается
- Почему тебе всегда надо выбрать сторону? - покачал головой Эгиль. - Да, агдирцы тебя не примут, а альхейвмарцы откажутся... так не иди ни с кем из них. Думаю, я смогу сделать так, что ты и калекой не останешься...
Размышление о христианах он просто пропустил мимо ушей; с их обычаями Эгиль был знаком крайне слабо, и предпочитал не обращать на них особого влияния.
- А как же мне сторону не выбирать? Там мой дом, тут - враги. Хоть и перепуталось все в голове - но кровь знает, откуда течет, - удивился Хаки.
Неясны мне твои речи, слишком на сказки похожи. В мире нашем все просто: ты или тут или там. Отшельников как ты - единицы, но много ли чести дом свой в беде бросить?
- Много ли чести в доме, который бросил тебя?
- Говорят, что родичей не выбирают, - ответил Хаки. - Но руду из жил не выцедишь по капле. Я - сын конунга и долг перед землей моей на мне. Ты знаешь, что мы с Харальдом родичи? Думаю, он так же бы думал, хоть и отстаивал бы те мысли решительнее.
- Долг перед землей на тебе? - повысил голос Эгиль. - Так говорят, когда могут этот долг исполнить. А как ты его исполнишь, когда лежишь здесь и просто ждешь смерти?
Хаки пораженно выдохнул: такого Эгиля он еще не видал.
- Твоя правда - все слова мои не совсем от сердца... скорее, от безнадежности. Ибо боюсь я поверить в твои слова. Слишком уж больно терять надежду, едва обретя. Я хочу жить, это правда. Но... боюсь, что не могу. Я боюсь, Эгиль, понимаешь?!
- Отдай свой страх мне, Хаки, – улыбнулся Эгиль, легко поднимаясь и шагая к выходу. – Я с ним справлюсь.

Дальнейшее слабо нуждалось в комментариях. В эту ночь воины спали мало. Не до того было. Праздничные ликования и обильные возлияния иногда только полезны, ибо придают гридням уверенность в завтрашнем дне, надежду на мудрость и доброту власть имущих, сплачивают будущих союзников за одним столом. Были из запасов Гэндальфа выставлены бочки с доброй брагой, дабы угодить Эйстенсонам и склонить их на свою сторону. Он мягко вербовал их в союзники и, судя по всему, добивался своего. Хегни на совет вождей пришёл пьяный, ибо возлияния с дружинниками заняли весь вечер, а отказаться было нельзя, никак нельзя. Фроди в очередной раз скрипнул зыбами, но указав брату место в дальнем углу шатра, сам пристроился рядом со старым конунгом.
- Так что за войско шло за вами? С какими щитами? - пытал Гандальф и Фроди в очередной раз рассказывал легенду о мнимой силе войска и о том, что связываться сейчас с наёмниками - себе дороже. Хегни поддакивал, вставляя то тут, то там свои скудные реплики. Показаться трусом совсем не хотелось, а лисий язык брата делал из его нападения героическую сагу. Гандальф кивал, но, хитро улыбаясь, думал свою думку. Не то, чтобы он не верил Эйстенсонам, но справедливо считал, что высадившееся войско не так велико, как это ему описывают. Потому и биться с ними не хотел. Стоило ли терять время ради победы над малым воинством. Один любит большие дела. Решено было идти на смычку к Гудбранду, большие дела надо делать большой армией.
Идти было далеко, но дело того стоило. Решено было выходить на рассвете, на чём и порешили. Даже Хегни покивал из угла, прежде чем покинуть палатку конунга.

Хейдмерк

Отряд в шесть с небольшим десятков воев выезжал уже из третьей по счету деревни, где они останавливались на постой - жители не особо возражали, тем паче что Гримкиль платил щедро, ибо не желал потом, чтобы на него Эйстенсонам жалобы шли от бондов, все же союз заключать ехал, а не оружьем бренчать.
На сей раз одноглазый конунг уже уверенно держался в седле - благо рану его худо-бедно, да залатали, хотя и напоминала она ему о себе на каждой колдобине, болью растекаясь по всей нижней части тела - и за эту боль стократ поклялся Гримкиль стребовать с Гутхорма.
Гордо реял стяг с охотником, пронзающим оленя копьем - на такое знамя сменил конунг родовые знаки, когда вышел против Гутхорма, да так и оставил, хотя не слишком радостны были думы его воев, да и самого Гримкиля. Мало осталось людей, что мог он предложить возможным союзникам, дабы завоевать их расположение и вместе ударить по врагу? Конечно дружина у него обученная, но - шесть десятков, что капля в море, когда большие рати сшибаются! Разве что часть Хрингарики, как ни жалко было - все лучше, чем всю ее оставлять Молодому Оленю.
Тем временем показались и другие знамена впереди, и знамена эти никак не могли Эйстенсонам принадлежать - могучий дуб, змеем обвитый - древний знак Гудбранда-хевдинга, но что могло потребоваться Гудбранду в здешних краях. Встречь отряду направил коня одноглазый.
- Здрав будь, Гримкиль, сын Гормкиля, - раскатистым басом поприветствовал его старший отряда, огромный детина в добротном доспехе. Гримкиль и сам был не из низкорослых, но даже рядом с ним гудбрандов молодец смотрелся великаном.
- Ты имя мое знаешь, я же твоего нет, - отвечал Гримкиль. - Как мне обращаться к тебе, воин славного хевдинга?
- Зовут меня Ахти-Йотун, и Гудбранд-хевдинг мне отец нареченный, так что ты, конунг храбрый, можешь меня Ахти Гудбрандсоном звать, - произнес ярл.
- Что же ищешь ты, Ахти Гудбрандсон в землях Хейдмерка?
- Быть может славы, быть может злата, - отвечал тот, - а быть может и тебя, отважный Гримкиль. Прослышал батюшка мой, что есть у тебя счет к конунгу Агдирскому, вот и приглашает с ним отобедать, да совместно виру кровавую с Харальда стребовать.
- Сладки слова твои, Ахти, слуху моему, - проскрежетал конунг. - Буду рад я трапезе с достопочтенным Гудбрандом.

Раумарики. Харек Волк.
Всю ночь и следующий день воинство Харека пировало, празднуя вторую победу над хейдемарцами. Пораженный Харек в первое не мог поверить, что такая случайность как отдаленное сходство деревенского старосты с ярлом Кари Лысым навело такой ужас на нападавших, и практически обеспечило им победу. Немного опомнившись от потрясения, Харек дал приказ финнам проследить за войском братьев Эйстенсонов и сообщить, в какую сторону они пойдут. Эйстенсоны отступили на другой берег, и Харек не счел возможным их преследовать. Но мысль о том, что войско теперь почти равное по численности его войску все еще находится в двух днях пути от него, когда его собственные силы были разделены, не давали ему покоя.
На следующий день ко двору Большого Дома явился посланник от Альвхейма Смелого, сообщивший, что Альвхейм всего с дюжиной воинов и тремя проводниками захватил усадьбу ярлов Раумарики. Этот рассказ привел всех людей в восторг, особенно Харека.
- Такой подвиг стоит сложения целой саги, - сказал он, улыбаясь. - Но что если Эйстенсоны захотят отбить усадьбу назад? - сказал староста, качая головой. А то еще и сюда вздумают вернуться с большим войском. чтобы отомстить за свое позорное бегство?
- Мудры слова твои, почтенный - сказал Харек. - Вот что мы сделаем.
Харек повернулся к предводителю финнов.
- Ты, Ахтисари, бери еще двоих и возвращайтесь в селение, и там поднимайте все войско. Мы больше не можем злоупотреблять гостеприимством ваших соплеменников. Заодно попроси вождя, чтобы он дал нам побольше охотников...
- Наша сделать - ответил Ахтисари.
харек повернулся к остальным воинам.
- Мы выступаем. Сегодня. Скоро. Здесь я оставляю Хрольва и три десятка тех, кто ранен и желает здесь остаться, чтобы не оставлять усадьбу совсем без защиты - хотя и так ясно, что хейлмарцы сюда еще не скоро сунутся. Теперь у жителей деревни достаточно оружия и доспехов, чтобы самим защитить свою деревню от любого нападения под бдительным руководством опытных воинов.
И вот поредевший отряд данов выступил лесными тропами к главной усадьбе, чтобы опередить хейдемарцев, если те додумаются послать отряд для захвата усадьбы ярлов...
Заночевали они в лесу, соорудив из еловых ветвей шалаши в ближайшем овраге, прикрывавшем от холодного ветра...
Однако, утром им повстречались отправленные утром разведчики, и сообщили, что чужаки ушли за реку, и оттуда виднеются какие-то дымы, Харек приказал поворачивать к реке и идти к усадьбе вдоль реки. В реке легче было добыть подо льдом рыбу, чем зверя в лесу, по которому уже прошло многосотенное войско, распугавшее дичь на много дней пути...
Харек долго вглядывался в серое небо. Маленькие клубы дыма за деревьями подлнимались к тучам, сливаясь с ними в одну пелену.
- Пиекси, что это за дымы? - спросил он проводника.
- Там жители жечь деревья. Но не зимой,- ответил охотник. - Они бросать там камень и делать железо.
Харек понимающе кивнул.
- Разведайте, что там происходит, - сказал он охотникам - а мы продолжим путь в Большую усадьбу. Вы идти в Большую Усадьбу, когда узнаете, что там происходит.
- Твоя сказать - наша сделать - ответил охотник, прикладывая руку к сердцу - подражая жестам викингов.
Отряд торопился, и хотя наст был твердый, и воины на снегоступах шли
быстро, к усадьбе они вышли глубокой ночью. Харек выслал вперед двух финнов, чтобы не поднимать переполох.
Жители усадьбы встретили огромное войско Харека с недоверием и даже скрытой враждебностью. Утром и к полудню прибыли подкрепления - две сотни ирландцев и сотня нортумбрийцев, а также остальные воины Альвхейма Смелого, пришедшие с ними из Агдира. С большим трудом удалось разместить всех, а тем, кому не хватило места в усадьбе, разместили в корабельных сараях и сараях для дров, вычистив их и устлав пол сеном и лапником.
А вечером прибыли разведчики с другого берега и поведали о том. что там произошло.
- Там злые люди, - сказал Пиексимеяки, хмурясь. - Они убивать там много людей, вешать на деревьях. Они сжигали людей в дырках в земле, и в большой яранге. Там много мертвые, много крови...
- Сколько примерно? - спросил Харек глухим голосом.
- Мне нужны палки, - сказал финн. - Я не уметь считать на пальцах столько много...
Люди, находившиеся в гриднице, тревожно переглянулись.
-Скажи, а там были люди с головами зверей и шкурами, увешанные зубами и костями зверей?
- Там быть шаманы, - ответил финн. - Шаманы камлать, а вожди убивать.
- Они приносили жертвы - заключил Альвхейм, качая головой. - Видно надеялись выслужить милость у богов.
Тем временем финн выложил внушительную кучку палок.
- Этих на деревья. - он указал на внушительную кучку не меньше чем два десятка палок. Этих в огонь - кучка палок была больше. Других просто убивать...
- Они заслужили кару. - Харек сжал кулаки. - Бог который все видит, он не простит убийство невинных. Мы отмстим за них... Это были люди нашего конунга. Проклятый мясник...
К Хареку подошел Лиам - предводитель ирландского отряда.
- С твоего разрешения, ярл, мы просим соорудить церковь и вознести там молитвы за победу нашего оружия и справедливое воздаяние. Прикажи позвать плотников.
Харек отдал распоряжения. Трое предводителей датчан позвали Харека к себе.
- Враги вознесли обильные жертвы, - сказал Свейн.- Мы тоже должны принести жертвы...
- Вы уже принесли их в боях, - возразил Харек, как и подобает истинным воинам, а эти трусы только и могут. что убивать мирных и беззащитных бондов, надеясь на расположение богов. У этих богов нет справедливости , но и я не стану соучастником в убийстве невинных, и вам подобное совершить не позволю... Не обагряйте руки кровью невинных, чтобы их души не взывали всех богов к отмщению... Кровь убитых вопиет к небесам и призывает несчастья на головы тех, кто их убил. Наш Бог сильнее, и ему противно кровопролитие. И он, будучи справедливым, дарует нам победу...
- Что ж... мы знаем о твоей мудрости, Харек ярл, и удача твоя велика. Если мы победим, мы тоже примем твоего бога, - сказал Свейн.
- Да будет так, - ответил Харек, обмениваясь рукопожатиями.
Через два часа местные плотники, понукаемые пришельцами, сколотили какое-то подобие часовни, и ирландцы вознесли молитвы перед грубо сколоченным алтарем. Трое ирландцев остались на ночное бдение, чтобы молить своего Белого Бога о ниспослании победы...

Утром к Хареку прибежал один из них, неся деревянное распятие, по которому стекала кровь.
- Христос явил нам знак, мы победим!
О знаке, явленном ночью Белым Богом, узнало все войско. Люди летели как на крыльях. К вечеру они осторожно переправились через реку по льду...
И их глазам явилась вся картины резни, устроенной конунгами Альвхеймара и Хедемарка. Следы вели на север...
Харек спросил у проводников, есть ли здесь более быстрый и короткий пусть на север, чем тот, которым пошли враги. Такие пути были - но такое крупное войско не могло пройти по узким и извилистым лесным тропкам, и им снова пришлось разделить войска. Но у Харека были финские охотники.
- Мы пойдем им навстречу... Они не уйдут от расплаты, - сказал Харек, сжимая кулаки...

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-02-2007, 20:19

совместно с Тельтиаром Разнопрофильным =))
- И ты будь здоров, отважный Гутхорм! - Рассмеялся Асмунд, едва лишь узнал в суровом викинге дядю властного конунга. - Какие вести принес ты из Хрингарийской земли? С победой ли возвращаешься, али нашим клинкам не суждено долго лежать в ножнах?
- Будь оно так, нам бы с тобой поговорить удалось бы разве что у Одина за рогом хмельного мёда! - ответил ярл Хрингарики. - Я плыву к Харальду с победой, да не полной - Гримкиль сумел сбежать, и как мы не дознавались - не узнали, куда!
- Добрые вести, ярл могучий! - Воскликнул молодой воин. - Эй, люди, вскройте бочонок меда, он у нас не хуже, чем у Небесного Отца! Несите добрую чарку, справим победу!
Асмунд дождался, пока воители перебросят две доски между бортами драккаров, и пригласил Гутхорма на свое судно.
- Слышал ли ты, что Харальд в младые лета одержал победу, о котой сложат немало героических саг?
- Доходили до меня слухи о разгроме старого конунга и его ничтожного сына Хаки-труса! - ответил Гутхорм. - Но расскажи же мне подробней, как случилось, что Харальд победил?
- Харальд в поединке сразил жалкого Хаки, и взял его в плен, а затем разбил трусливое альвхеймарское войско! - Быстро, словно боясь что-либо забыть, начал рассказ Асмунд, хотя сам он и не участвовал в той битве, и потому лишь перессказывал слова других воинов. - А затем мудрый Торлейв принес немало жертв Одину и Тору, в ожидании воинства старого пса! Сами боги встали на сторону законного конунга в том бою!
Асмунд тяжело вздохнул, восстанавливая дыхание, и пригубил чарку меда.
- Валькирии вились над полем боя, и лучшие из воинов нашли гибель в сражении, дабы служить Высокому, но затем раздалась песня, от которой кровь становилась льдом в венах наших врагов и ярость стократ разливалась по жилам агдирских храбрецов! То пела матушка конунга, кюна Рагхильда, и ее слова пробудили вернули к жизни самого Хальвдана Черного, ворвавшегося в ряды гридней Гандальва, и сразившего не меньше трех десятков лучших его воинов! Я сам сражался подле него, и от моего меча нашли погибель двое альвхеймарских ярлов!
- Хвала Одину, что всё обернулось именно так, как ты говоришь, Асмунд! - провозгласил Гутхорм, поднимая рог с мёдом. - Выпьем же во славу Асов, за победу Харальда и за доблесть Асмунда Убийцы Ярлов!
- Восславим Одина! - Подхватил молодой Асмунд. - Гандальв бежал точно заяц, а его ничтожный сын был принесен в жертву Одноглазому, и жаль мне, что я не смог присутствовать при этом.
Гутхорм осушил рог мёда и утёр усы.
- Наша битва, - произнёс он, закусывая вяленой рыбой. - Была не столь величественна. Гримкиль побоялся сам выйти на поле боя, выставив одного из своих ярлов, порази меня Тор, если помню его жалкое имя! Но, клянусь, Одином и Фригг, битва всё же была славная! Начали сечу мои лучники, беспощадно разя косоглазых отродий йотунов, держащихся за лук в войске Гримкиля, затем я связал его ополчением из верных сынов Хрингарики, а потом раздавил своми конными и пешими хирдманнами! Бой был жаркий! Солдаты этого ничтожества оказались прочнее своего предводителя и держались достойно, что, впрочем, их не спасло. Сам же ярл, командующий битвой бежал, а убегая получил стрелу точно в свой трусливый зад! Выпьем за то, чтобы павшие достойно вдоволь напились мёда в Валгалле, и за то, чтобы Хель славно помучила этого труса в своих чертогах!
- Отважным воинам - достойное посмертие, на чьей бы стороне они не сражались, ныне все в дружине Одина служат! - согласился молодой ярл. - Теперь осталось лишь Отбить Вестфольд у псов Гандальва, и все, что причиталось Харальду по праву рождения вновь будет ему принадлежать!
- Истину ты говоришь, да не всю!- произнёс Гутхорм. - Мало землю захватить, надо её ещё удержать! Уверен, найдётся много собак, которые поытаются взять Харальда за глотку, когда мы победим сильнейших своих врагов. И вот от этих мелких тварей нам ещё предстоит отмахаться. А впрочем, чего гадать! Как руны лягут, так и будет!
- Покуда с Харальдом мудрость Торлейва и сила Гутхорма, не думаю что кто-либо смогут совладать с Агдиром! - Рассмеялся Асмунд. - Ведомо ли тебе, ярл, что Вестфольд отныне моя земля, и до той поры, пока я способен держать меч - никто из врагов нашего конунга не посмеет сюда сунуться!
- Не ведома мне сия благая весть была, - ответил Гутхорм.- Ты достаточно рабр и верен Харальду, а значит сердце моё спокойно! Вестфольд будет под надёжной защитой. Так, значит, ты туда и плывёшь?
- Да, так оно и есть, - кивнул юноша, - не пройдет и недели, как не останется в сем благом краю ни одного прихвостня серого конунга! А Эйнар Губитель Заговоренных ныне очищает Вингульмерк, отец же мой, Альхейм вскоре разгромит трусливых хейдмеркцев в Раумарики! - Он хитро прищурился, проведя ладонью по едва-едва наметившейся бородке. - Не боишься, отважный Гутхорм, что всех врагов без тебя перебьют?
- Не боюсь! - ответил Гутхорм спокойно. - Я плыву к Харальду, а там где Харальд будет и битва. Вы будете добивать врага, а мы сойдёмся в решительно схватке, так что кто ещё должен боятся! - ярл хлопнул Асмунда по плечу и расхохотался
- Остер ты на язык, ярл, и язвителен! - Произнес Альхеймсон, тоже усмехнувшись. - Вот только на мой век врагов еще хватит! И еще есть у меня к тебе беседа, не для чужих ушей предназначенная.
- Не доверяешь своим хирдманнам? - ярл Хрингарики. - Или моим?
- Гримкиль когда-то тоже твоим хирдманом был, - напомнил молодой ярл.
Гутхорм помрачнел.
- Ты прав Асмунд, но я вовсе не пытался заставить тебя говорить здесь. Я спросил - всем ли своим хирдманнам ты доверяешь? Или есть у тебя на примете ниддинг-предатель?
- Нет, до этого не дошло покуда, но храбрости наших предков слишком мало осталось в нынешних воинах, - покачал головой Асмунд, говоря уже тише. - Толи людей стало больше, а отваги боги отмерили лишь на определенное число, толи вера наша стала слабже. Торлейв Мудрый говорит тебе, чтобы не верил ты словам вероотступников и не надеялся на помощь их! Белый Бог слаб и жалок, такими же он делает мужей, что ему поклоняются. Верно ли, чтобы Богу в жертву не крови горячей приносить, но свечи жечь?
- Я ценю слова Мудрого, но произнёс он их зря! Вера моя крепка, а что до Бога франков, то я его не знаю и помощи не известно от кого не приму!
- Не в твоей вере усомнился Торлейв, - шепотом произнес молодой ярл. - За гриднями юными смотри, как бы ложь иноземная их сердца не разъела. Отдалил Торлейв Эйнара от Харальда далече - и тому причина была. Не признают христиане наших древних обычаев, свои навязывать пытаются. Даже Хаки-труса хотели уберечь! Помни слова мои, отважный Гутхорм - Торлейв просил тебя поспешать, дабы ближним советником Харальду быть и помочь ему идти путем Одина и Тора!
- Боги наших дедов и отцов не оставили меня в час великой нужды. Не оставят они и Харальда сейчас. Но ты прав, и я поспешу к нему! А тебе же надлежит поспешить в Вестфольд, дабы силой своей руки и остротой своего меча защитить эту землю!
- Что же, в таком случае, пора нам путь продолжить, Гутхорм ярл, надеюсь еще не раз свидимся мы!
Вскорости разошлись драккары - Гутхорм отправился дальше к Вингульмерку, где ожидал его молодой конунг, Асмунд же вел воинов по разоренному Гандальвом Вестфольду, добивая последних из людей альвхеймарского владыки.

Сообщение отредактировал Ноэль - 20-02-2007, 20:26

Лагерь агдирцев. Хаки.

В противовес словам агдирского ярла, сказанным Гутхорму далече отсюда, указанный трус был пока жив. И в данный момент – учился снова ходить. Остатки конунжьей чести мешали ему демонстрировать слабость перед врагом пусть даже и лекарем, насмотревшимся на болезных. Тот, без сомнения, сие понимал – и Хаки был благодарен агдирцу за то, что тот стал частенько отлучиться из палатки. Вставать было трудно. По правде сказать, кабы не особые отвары, убивающие боль, альвхеймерец вряд ли вообще оторвал голову от ложа, однако, эти волшебные снадобья не могли ничего сделать ни с идущей кругом головой, ни с подкашивающимися ногами. Разум говорил, что для обретения сил надо хотя бы поесть, но непрекращающийся жар не давал проглотить и кусочка. В таких условиях то, что все так или иначе скоро закончиться виделось благом. Эгилю удалось-таки посеять надежду в душе Хаки, но, так как честность с собой вошла у конунжича в привычку, то он старался не особенно надеяться. И, тем не менее, эта именно надежда – да еще вкупе с родовой гордостью родичей Ингве, не давала ему просто лечь, как бревно, и не двигаться в ожидании топора. Именно она побуждала Хаки бороться, доказывать себе, что дух его пока еще не сломлен неуспехами. Скальды пели о том, как полоненные владыке до последнего хаяли победителей, не боясь ни стали, ни веревки, ни пламени. Что же! Ему, Хаки Гандальсану не с руки лаять Харальда, потому как в делах его нет кривды не перед людьми, ни перед богами. Ну, да он и не ожидал, что смерть его удостоиться баллад. Скорее уж в красках распишут альвхеймерскую стрелу, попавшую в альвхеймерскую же спину…
Хаки спустил ноги с ложа и осторожно встал, цепляясь пальцами за ткань палатки, голова тут же побежала куда-то в сторону, верх перепутался с низом. Было даже хуже, чем когда он чуть раньше пробовал сесть… но наученный конунжич прикрыл глаза, упрямо ожидая, пока мир встанет на место. Встать все же получилось! Само по себе это было значительной победой и над телесным недугом, и над душевной тоской, призывающей сдаться унынию. Альвхеймерец улыбнулся: если он смог это, то сдюжит и остальное. Локи с этими балладами да сказаниями! Главное, чтобы себе самому за себя стыдно не было.

после совета

С первого же момента, по прошествии всего нескольких ударов сердца после того, как Эйнар переступил порог шатра, Сигрун поняла, что совет прошел совсем не так, как им бы того хотелось. Во взгляде мужа воительница читала раздражение и досаду. К потихоньку начинающему разгораться пламени гнева примешивались крупицы ярости и кристаллы…азарта? Сигрун, конечно, не могла определить в точности, чем было вызвано такое настроение Эйнара, но она решила попробовать отгадать. Насколько ей было известно, на совете кроме ее любимого присутствовали Харальд, Торлейв, Рагхильда и Асмунд. Самым подходящим кандидатом на роль молнии, попавшей в соломенную крышу дома, был, судя по всему, Торлейв.
- Родной мой, что произошло?, - участливо спросила Сигрун, тихонько садясь рядом с мужем на расстеленные на полу шкуры.
Эйнар, резко бросая слова, прорезавшие воздух, словно копья, кратко пересказал жене предмет их ссоры с Торлейвом и Рагхильдой.
Опасения Сигрун подтвердились -в вопросах веры редко бывают правые и виноватые, зато поводом для битвы они становятся чересчур часто.
- Кроме того, завтра мы с нашей дружиной покинем стены этих не столь гостепреимных земель
- Куда же отправимся мы, о волк нашей стаи?
- К Саросбергу и дальше - освобождать Вингульмерк,- ответил Эйнар, причем азарт слышался Сигрун в его словах - но так же, как и в самом начале разговора, она ничем не могла объяснить его. Помолчав немного, отважная дева все же решилась задать мучивший ее вопрос:
- Что ждет нас так далеко, муж мой? Что за причина побудила тебя идти в бой ради свободы этого края?
- Желаю я видеть кровь врагов на своей секире, ответил ей Эйнар, и хищная улыбка заиграла на его губах, словно луч солнца на стали оружия, - знаешь ли ты, что те земли нашими станут навеки, если будет дружина храбра? Харальд поклялся, что отдаст нам Вингульмерк, если все приспешники Гандальва постучатся в ворота Хель. Пусть верных немного, но каждый из них стоит десятка блохастых псов, что бегут за этим трусом, в надежде на подачку.
- О, Эйнар, Боги, кажется, услышали мои молитвы. Это Святая дева посылает тебя в этот поход, не Харальд. Теперь нашему сыну не придется скитаться по стране, словно нищему, своей кровью расплачиваясь за еду и доспехи. А наша дочь сможет получить хорошее приданое и ей не придется выходить замуж за старца или мужлана, обличенного властью.
- Да, ты, как всегда права, сердце мое, - кивнул Эйнар, обнимая жену
Он понимал, что не стоило бы брать в подобный, полный опасностей поход беременную жену, однако оставлять ее здесь, рядом с недругом, который в любой момент мог сорвать на ней зло, стало бы еще большим безрассудством.

Сообщение отредактировал SkyDragoness - 17-02-2007, 22:56

Агдир. Тьодольв Каменная Башка.

Не много времени миновало с того дня, как агдирские ярлы вновь признали Ассу своей владычицей, и казалось - страна оживала на глазах. Стекались из деревень бонды, державшие в руках крепкие охотничьи луки, вновь собирались отважные хирдманны, а когда старая кюна велела открыть сундуки в усадьбе конунга и на то злато призвать наемников с побережья - рать увеличилась едва ли не на треть.
Случилось даже так, что отряд из двух десятков роголандских воев, пришел в лагерь Тьодольва и предложил свои мечи в обмен на золото, мол Сульки конунг мало им платил, и от старой Ассы они больших почестей ждали. Приняли их действительно хлебосольно, а затем, узнав все что требовалось и дождавшись покуда они захмелеют, по велению кюны всех до единого отдали жрецам.
Поговаривали что Асам любо, когда льется людская кровь, и Тьодольв поверил в это, когда в предрассветный час, после жертвоприношения, возглавил отряд лучших хирдманнов, окруживший лагерь роголандских викингов.
Несколько воинов тараном выбили ворота, ворвавшись внутрь, а следом за ними хлынула волна закованных в железо агдирцев и наемников, буквально разметавших сонных врагов. Сам ярл бился в первых рядах и его клинок не раз обагрился кровью, прежде чем он скрестил оружие с предводителем роголандцев - Кьятви Толстошеим. Сражение было коротким, но ожесточенным - отбросив расщепленные щиты, ярлы яростно рубились на мечах, высекая искры, пока рукоять не выскользнула из длани Тьодольва. Обрадовавшийся Кьятви обрушил меч на голову врага, но лезвие преломилось, едва лишь соприкоснулось со шлемом ярла, а затем агдирец ударом кулака сшиб противника наземь.
С той поры имя Каменная Башка окончательно закрепилось за могучим викингом, пленниками же победители украсили все окрестные деревья, отдав их в дар Одину, и одновременно оставив как предупреждение всякому, кто посмеет напасть на Агдир.
Кьятви же усадили на лошадь и отправили в сторону Роголанда, дабы он рассказал своему родичу о позорном поражении, которое потерпели его вои.

- Славьте великую кюну! - Провозгласил Раги, едва лишь хирдманны собрались отпраздновать первую победу. - С ней благословение Асов!
- Да, вот истинная правительница из рода конунгов! - Подхватил Бьерн. - В ее руках Нити Норн, и она приведет нас к победе!
- Да здравствует Асса! - Возопили ратники, пока слуги разливали по кружкам хмельной мед и брагу. - Слава кюне!
Бонды и знатные ярлы с того дня готовы были исполнить любую прихоть старой правительницы, приведшей их к победе. Стоит ли говорить, что когда она назначила главным полководцем над ярлами Тьодольва, никто и не вздумал роптать, приняв ее волю как должное.
Да и сам Тьодольв начинал чувствовать, что с каждым днем крепнет его вера в казалось бы безумную старуху, сумевшую отстоять родную землю тогда, когда могущественные мужи сидели сложа руки. Он все меньше ощущал себя человеком Рагхильды, и все больше - ярлом кюны Ассы, настоящей заступницы Агдирских людей.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 17-02-2007, 23:51

Отряд расположился посреди леса, недалеко от тракта у берега реки, который вел на Хейдемарк. Харек внимательно слушал сообщения проводников - саамских охотников, которые не переставали следить за передвижением вражеского войска.
- Значит, они уходят на север? Ты уверен? Значит на Хейдемарк... Все?
Охотник кивнул.
- Сколько их примерно? - Харек нетерпеливо расхаживал взад и вперед, сцепив руки за спиной, уже в третий раз задавая вопросы финнам.
- Много, очень много, - отвечал охотник.
- Больше чем нас? - спросил Харек, уже теряя терпение.
- Много больше, - сказал охотник устало, - хочешь, сам посмотри, добрый человек.
Харек вздохнул.
- Харек-ярл - обратился к нему Лиам, тебе нет смысла вести все войско. Возьми лучших и самых выносливых, и посмотри на них вблизи, может и потреплем их хорошо, если нападем внезапно.
Харек кивнул. Воины устали. Мало кто сейчас хотел покидать теплый уютный лагерь на ночь глядя. Даже если он утром поведет всю рать на вражеское войско, судя по всему, мало кто будет способен сражаться в полную силу. А о численности врага он по-прежнему мог лишь догадываться. А бросаться "в воду не зная броду" - не зная о количестве вражеского войска, и рисковать потерять все, что он завоевал за последнее время, он не хотел. Если враги поймут, что у Харека гораздо меньше войска, и они тоже измотаны, они могут вернуться, и все его завоевания будут потеряны в один миг.
- Враги скоро тоже расположатся на ночлег, и совсем недалеко отсюда, - сказал охотник.
Харек снова кивнул, обдумывая услышанное. Явное преимущество было в том, что ударил мороз, и мало найдется охотников бегать по замерзшему насту среди леса в ночной темноте, рискуя упасть в овраг и переломать себе ноги, или выколоть себе глаза о ветки... Значит можно попытаться внести некоторй переполох в лагере, и потом отступить по скрытым тропам, но сначала наставить ловушек на пути, чтобы оторваться от преследователей.
- Я беру полторы сотни человек. Все, кто еще чувствует в себе силы, и в ком еще горит жажда мести... Но я возьму только тех, в ком хватит сил на обратный путь. Я знаю, многие из вас сочтут такой бой бесчестным. Те, кто так думает, пусть остаются здесь и ждут завтрашнего дня, когда выпадет возможность сойтись в честном бою. Сейчас я должен уравнять наши шансы. Кто пойдет со мной?
При этих словах из строя выступили агдирцы, из тех, кто пришел с Альвхеймом, но кому так и не довелось столкнуться с Хейдемарцами. Также из строя вышли кое-кто из старых товарищей Харека - ирландцы и норвежцы жившие с ним в Ирландии. Харек и командир датчан - Родрик прошли весь строй тех, кто изъявил желание принять участие в ночной вылазке. все выглядели немного уставшими, и лишь около десятка Харек попросил остаться в лагере.
Вскоре небольшой отряд, разбившись на несколько частей, и ведомый по лесным тропинкам проводниками, приблизился к тому месту, где должны были расположиться на ночлег вражеские войска... Каждый нес в мешке вымоченные в масле факелы... Через некоторое время, поднявшись на лесистый холм, они увидели низину, выходившую к берегу реки, огни костров и шевелящиеся черные фигурки людей, разбивающих лагерь. Харек отдал приказ остановиться и затаиться.
- Будем ждать, пока они успокоятся и расположатся на ночлег. Огней не зажигать. Говорить только шепотом.
После этого он удалился в сторону с двумя сотниками и тремя охотниками, чтобы обсудить план нападения на лагерь...

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:10

Лагерь союзников.

Близилась ночь, и викинги стали обустраивать лагерь. Не дело это - ходить в темноте по незнакомой чащобе, даром, что зимою светло бывает от снега. Те же сугробы обманчивы - ступишь вроде бы на твердую землю, и враз по пояс провалишься. Ежели не ноги сломаешь. Так что конунги порешили не спешить больше нужного и дать людям нужный им отдых.
Правда, опыт недавних поражений кое-чему научил и ярлов, и простых воителей, так что оба войска больше уже не напоминали бесшабашную ватагу удальцов. И к ночному охранению они отнеслись с должным вниманием.
Пока молодые делали настил из веток, стелили шкуры да вбивали в землю шесты для шатров, воины постарше руководили устройством охраны. Повозки, сопровождавшие войско, поставили в круг, дабы, в случае нападения, врагам было тяжко метать стрелы да камни прицельно. К тому же, Гандальв уж давно заповедовал ярлам скидывать на ночь одежу, да и мечи велел держать в изголовье.
"Не надорветесь, мол, а в случае немирия будите встречать опасность как воины, подтянутые и оружные, а не сонными мужиками в исподнем".
Гридни ворчали - но делали. В первую ночь было неуютно, на вторую - привыкли. Как и к тому, что изрядное число мужей, избранных жребием, караулило сон товарищей, а еще десяток - обходило лагерь кругом пять раз за ночь, высматривая лиходеев.

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:12

Ночь темна. Ночь безлунна. Но Хегни не далее как вечор наставлял караульщиков. Наставлял лично, брызгая слюной и заикаясь. И все стояли. Стояли и слушали. Стояли и внимали. А Олаф Беличья Шубка даже по зубам получил, ибо позволил себе хихикнуть не в том месте. Потом ходил, за щёку держась. Говорил, что клык у него шатается. Ничего, пошатается и встанет ровно. Зато теперь все ходят и пялятся в темноту, вслушиваюся. Это те не на хуторе, где и девок можно было пощупать и бражки попробовать. Вот то была зимовка. А это что? Спи на земле и ешь из котла. Но - службу есть служба. Ещё перехода три и всё вернётся. Так Фроди сказал. Он умный. Стоп, что-то шуршит. Ветер или как? Нет, ветер вроди-ть как не оттуда.
- Эй, тама чёй-то лезет! - голос Щуплого Хедрика донёсся с западной стороны.
- Тревога! Подъём! Факелы, факелы жгите! - лагерь всколохнулся моментально. Хегни, лёгший тут же прямо в кольчуге уже стоял впереди слегка сонных гридней. Стоял без шлема и ветер трепал русые волосы на его голове. Двуручник был поднят, готовый обрушиться на любое, что может оказаться противником.
- Щуплый? Откуда шорохи? Если ложная тт-тревога - уб-бью п-паскуду.
- Вона тама, возле леса.
- Ид-дём все, - Хегни ещё что-то хотел добавить, но, язык, как всегда начал спотыкаться. Он плюнул, махнул мечом и воины вслед за ним устремились в указанном направлении. Тени на снегу стали подниматься и все увидели, что то, что сперва казалось кучками талого снега было воинами. Кто с топором, кто с мечом, поднимались они, щурясь от света факелов в руках людей Эйстенсонов.
- А-а-а! - заорал кто-то из противников, пытаясь напугать защитников лагеря. Полетели стрелы. Но этого было мало. Злость. Вся злость, что накеопилась за последние переходы, злость, что была рождена кружениями по лесу и горечью поражений, злость, которую Хегни срывал на своих людях вечером нашла свой выход.
- Бе-ей!
- Бей! - кричал Хедрик Щуплый, несясь на врагов.
- Бей! - басил Бенка, пуская стрелы то в один, то в другой силует.
- Бей! Мочи! - Хегни уже рубил ближайших нападавших, берсерком бросаясь вперёд и пена кипела на его губах.
- Бей! - откуда вышли, туда и войдут. Да, кто-то остаётся лежать. Кто-то. Но те, кто напал ночью, как соратники Локи бегут. Бегут. Ибо в руках смелых победа, в руках правых и чистых, - Бей!

Роголанд. Сульки-Конунг

Кьятви Толстошеий понуро смотрел в глаза родичу, не зная как умалить его гнев, ведь воистину позорным было поражение в Агдире.
- Позор на твою голову, ярл! - Желчь словно струилась изо рта Сульки с каждым извергаемым словом. - Воинов славных потерять, злато-серебро истратить, да на наемников рассчитывать, коие разбежались аки зайцы трусливые?! Молчишь ты, а мне стыдно! Стыдно такого родича-глупца иметь, как ты!
- Но Сульки, брат...
- Не называй меня братом более, покуда позора своего не искупишь победой достойной! - Проскрежетал конунг, с силой до хруста сжав могучую длань. - Подумать только, бабе сварливой войну проиграть! Даже гандальвово отродье трусливое такого позора на отца своего не навлекало! Что сказал бы твой отец, мой славный дядя, узнай он об этом?! Молчишь, Кьятви, ну молчи-молчи!
- Ведьма она, старуха подлая... - попытался оправдаться ярл.
- Ведьма, говоришь, так даром что ли мы Одину жертвы приносили? Даром Тору коней лучших отдали, или скажешь ты - Асы слабее ведовства черного? Молчи, ярл недалекий! Довольно я уже слышал о бабе этой вздорной - и что валькирия она в сиянии доспехов над полем боя летящая, и что колдунья могущественная, и что сама Хель ее устами говорит, а Норны по ее велению пряжу свою прядут! Не будь хоть ты мужичью глупому ровней.
- Но, брат, мой меч сломался о голову ее бойца! Что это как не ведовство?
- То мне не ведомо - о том у жрецов спроси, они тебе верный путь укажут! А до сей поры отринь страх свой! Обещал я отцу твоему, что ты станешь знатным конунгом, перед его смертью и обещание свое сдержу! Править тебе Агдиром, а старуху скверную сам я смерти позорной предам, дабы все видели, что не устрашимся мы ведовства подлого! Иди, Кьятви, собирай людей ратных - по весне сам я рати поведу. Знатные земли мы получим, покуда Харальд-юнец Хейдмерк воюет.

Сообщение отредактировал Ноэль - 22-02-2007, 14:27

Кюна Асса

Твердо дерево, холоден камень, одиноко то место и тяжел груз взошедшего на него.
Но не кюне Ассе теперь слушать о тяготах предводительницы. И не ей жаловаться на свою долю, на возвращенную, долгожданную власть. Укрепляет дух дерево, ярким огнем блестят камни на руках ее и греют старую душу, полно место ее триумфа воспоминаний и мыслей, что лучше любого собеседника, и приятной ношей стоновится долг ее.
Снова почет окружает ее, верные войны стерегут покой кюны, готовые выполнить любое ее приказание.
Но рано еще радоваться победе, нужно поднимать раненый Агдир, восстанавливать ее мощь, добытую сыном. Пусть снова зацветет великая земля!
Первым делом стала кюна распоряжаться насчет хозяйства. Собрала всех нужных людей, разослала гонцов с указаниями и кое-какими поощрениями. Дальше ее взор обратился к ее воинам. Много она говорила с Тьодольвом и другими своими сподвижниками, обсуждая будущие действия.
Постепенно, постепенно будет Агдир снова пышен и богат, возродит его могущество кюна Асса, а не Рагхильда - девка приблудная, да не внук ее - мальчишка малосильный. Со временем и его час придет, да сделает кюна так, чтобы достойно продолжал он дело своей бабки и отца.


Кюна Рагхильда.

И снова проснулась Рагхильда, утирая с лица холодный пот. Приснился ей сон, дурной сон. Вещей девой была Рагхильда, и беду предвещал тот сон.
Снилось ей, что схватитись в жестокой битве два Харальда, два ее сына, ее родные кровиночки, и бьются они не на жизнь, а на смерть. Один Харальд одет богато, в сверкающие доспехи, а второй Харальд - в лохмотьях. Тот, что в роскошных одеяниях - взрослый муж, а тот, что в рубище был - тот молодой воин. И было то сражение страшно, а закончилось еще страшнее. Молодой воитель путем немыслимых усилий сразил старшего Харальда и тот, хрипя, погиб. Но и второй Харальд не прожил долго. Вслед за своим двойником упал на камни, обагривая их кровью, и застыл, отправившись в Вальгаллу.
Ужасна смерть собственного сына, а сразу две смерти вдвойне страшны. И теперь Рагхильда сидела на своем ложе, думая, что значит это предзнаменование. Но лишь плохие мысли посещали ее, и тревогой была объята ее душа.
Чтобы как-то развеяться, решила кюна заняться своими делами. Следовало поговорить с Торвальдом, чтобы скорее принесли в жертву Хаки дабы боги были к ним благосклонны.. Да и не хотела она оставлять этого пленника в живых - уж больно многое было против него в душе женщины. Также ждала она, когда уплывет Эйнар восвояси. Ну и пусть, что спасла эта чета когда-то жизни их с братом - так в том не только их заслуга. Презрением и подозрением тлело ее сердце по отношению к девке, что корчит воина из себя великого, и неверному предателю богов, что только гнев их навлечет на их воинство.

Сообщение отредактировал Мориан - 20-02-2007, 21:04

Лагерь союзников. Конунг Гандальв.

Ночной переполох, без сомнения, пробудил и альвхеймерцев. Однако, их конунг, тоже явивший себя в полном доспехе и с секирой в руке, осадил самых ретивых, внимательно вглядываясь в ночь. Это младым воинам дозволено сразу бросаться в сечу, не видя перед собой ничего от берсерксого неистовства. Гандальв же дожил до своих лет лишь потому, что бил каждый раз наверняка, предпочтя один но коварный удар бесконечным сражениям ради драки. Так жил конунг - и по мерке той мужей прочих мерил. А потому смотрел он теперь не туда, где кипело сражение, а совершенно в обратную сторону. И узрел-таки требуемое: помимо атаки от леса. ночные лиходеи пробирались и от реки. Кое-то из врагов, воспользовавшись случаем, уж перерезал горло сторожам да пробирался за ограждение. Звездами вспыхнули факелы, принесенные с собой нападающими, огонь начал жадно лизать обломанный ельник. На счастье союзников, ветки были сырыми, с вечера гридни все древа изругали по матушке, пробуя наломать. В итоге воспользовались оружием, но вот теперь мокрая древесина больше дымила, не давая заняться пожару.
- Вперед! - скомандовал конунг, ринувшись на врага. Теперь битва шла с двух сторон лагеря, и численное преимущество обороняющихся давало себя знать. Нападающие, огрызаясь стрелами, поспешили укрыться в чаще, тут и там оставляя врагу мертвые тела. Противникам Гандальва повезло трошку меньше: их командир вздумал утечь от врага по речному льду, а тот был пока тонок. Осторожно идущих разведчиков выдержал, а вот бегущих воителей - предал. Видимо, Харека охранил Белый Бог: под лед провалилось лишь несколько, остальные смогли обогнуть коварный участок.
Но все равно - это была победа. Воители ликовали.

Сообщение отредактировал Ноэль - 26-02-2007, 19:36

На самом деле лагеря было два. Две рати разбили лагерь рядом, поблизости друг от друга. Хареку пришлось разделить и без того незначительные силы примерно поровну - один отряд должен был ударить со стороны реки, а другой со стороны леса. Лесной отряд повел сын Гудреда Охотника - Гудред... Харек повел свой небольшой отряд в обход.
Первый отряд едва успел забросить факелы и горящие стрелы внутрь лагеря Эйстенсонов, как на них напали дозорные во главе с Хегни. В той короткой схватке отряд Гурмира потерял семерых, прежде чем они успели отступить под спасительную сень деревьев, прикрываемые выстрелами из луков с вершин сосен, где финские союзники устроили "вороньи гнеда", и оттуда расстреливали отдельных вражеских воинов. Пока длился переполох, сонные воины вскакивали на ноги, надевая кольчуги и кожаные куртки, и хватались за оружие, около трех десятков воинов было выведено из строя. Но паники не было. Хейдемарские воины довольно быстро пришли в себя. От стрел финнов пали Хедрик щуплый и Бенка. Хегни был ранен тремя стрелами в плечо, но и не такие раны у него бывали - выкарабкивался. Преследовать в темной чаще леса хейдемарцы не стали, а повернули через некоторое время назад - Фроди не хотел рисковать зря своими воинами - не хватало, чтобы кто-то в яму угодил, или в овраг...
И все же толк от той атаки был. Заготовленные охапки хвороста, лежавшие возле шатров и шалашей, загорелись, и огонь охватил чуть лен половину лагеря. Занялись сани и поклажа, а обезумевшие кони рвались с привязи, вырывая столбы, и волоча их за собой, внося еще большую сумятицу. Вместе с поклажей сгорели и многие припасы. Воины бегали по лагерю, пытаясь сбить пламя и пытаясь поймать коней. Многие обожгли кто руки, кто лицо, а у кого и одежда истлела.
Хареку и его отряду повело еще меньше, чем отряду Гурмира. У альвхеймарцев шатров было куда меньше, а древесина была отсыревшая, и плохо загорелась. И хотя шатер самого Гандальва и шатры его ярлов тоже загорелись от метко пущенных финнами стрел, урон нанесенный лагерю был намного меньше. Выстеленные сырыми еловыми ветками крыши шалашей и навесов горели плохо, вязанки с хворостом быстро удалось потушить, но вот саней с провизией альвхеймарцы тоже большей частью лишились. Коней они тоже поймали быстро. После короткой битвы и поспешного бегства отряд Харека потерял около дюжины бойцов, и еще пятеро упали в воду, когда лед проломился. Троих из них товарищи вытянули из воды, протянув другим концом копья, и теперь они стучали зубами от холода...

Через час весь отряд, участвовавший в налете, собрался в лагере посреди леса на другом берегу притока реки Скаун.
Снова предводители держали совет.
- Их больше нас втрое, если не вчетверо, и не похоже чтобы они выдохлись или устали - сказал Гурмир.
- Наши воины измучены переходом, - добавил Свейн. - нам не выиграть такую битву.
- Я и сам это вижу - ответил Харек, угрюмо глядя в снег. - Только рука бога и стрелы наших союзников -финнов спасли нас всех от гибели. Отходим на свой берег и готовим оборону. Биться сейчас с ними бессмысленно - мы в один миг можем потерять все, что сегодня завоевали. Я отправлю нашему коннунгу послание, что нам нужна помощь. Я видел стяг Альвхеймара. Похоже, кто-то из ярлов, если не сам Гандальв, пожаловал к нам сюда. А с такими силами нам в одиночку не управиться...
В молчании и скорби по погибшим товарищам поредевший отряд Харека вернулся на другой берег Скауна, и присоединился к основному войску. всем было сказано возвращаться к главной усадьбе. Потом мелкие отряды были посланы по деревням, чтобы укрепить оборону. Харек не был уверен, что теперь, после провального ночного рейда, враги не повернут назад и не решат отбить назад западный берег Скауна, который был более населен и богат провизией, чем почти безлюдный восточный берег...

Сообщение отредактировал Ноэль - 26-02-2007, 19:39

Вингульмерк

С легким сердцем покидал Эйнар лагерь Харальда конунга – не рады ему были здесь, что же, к этому он привык, как и к тому, что благодарность людская недолговечна, и скорее станут славить спасителем молодого Асмунда, нежели иноверца. Вои из ближней Хольмагардской дружины уже были собраны и оружны – эти храбрые русичи, принадлежали его вере и им он доверял много больше чем конунжим гридням, покорным Торлейву жрецу.
Скоро он получит земли Вингульмерка и сможет первыми крестить его жителей, дабы они познали благость Христа в сравнении с жестокими идолами Севера. Сигрун, изначально желавшая ехать верхом, все же согласилась проделать этот путь в санях, подобных тем, на каких в свое время путешествовала старая кюна Асса. Эйнар все время старался держаться подле нее, и дружинники не серчали на него за это – все же однорукий калека не мог уже вести их в бой, но способен был повелевать воинами.
Спустя пару дней воины к дружине Губителя Заговоренных присоединились крестьяне, согнанные воинством Гандальва со своих земель. По их словам, едва только пришли вести о поражении Хаки, стали альвхеймарцы чинить им обиды жестокие, словно желая унять позор от битвы проигранной. Заодно указали бонды и где можно было найти основные силы захватчиков – не меньше сотни воинов расположились лагерем в деревне недалеко от усадьбы Лагисберг.
Перед битвой заповедал Эйнар приносить жертвы и велел лишь богу молится да просить о милости в сражении. Многим не по душе пришелся такой приказ, но исполнили его воины, промеж себя поклявшись, что коли не будет им победы – то самого иноверца принесут они в жертву Одину, дабы не нарушал обычаев священных. Но на сей раз удача сопутствовала Эйнару и альвхеймарцы были разбиты, а на следующий день Хольмагардцы заняли и саму усадьбу, лишившуюся большей части защитников. Мал помалу, освобождался Вингульмерк от захватчиков – кто прочь бежал, а кто и сам сдавался, прослышав о необычайной милости однорукого ярла, сохранившего всем пленникам жизни.

Вестфольд

Другое совсем зрелище можно было в те дни видеть в Вестфольде, где огнем и мечом возвращал отнятые Гандальвом земли Асмунд Убийца Ярлов. Молодой воин жестоко расправлялся со всеми врагами, что попадались ему на пути, и не являл пощады бондам, переметнувшимся на сторону альвхеймарского владыки – по примеру Торлейва, обильно увешивал он деревья мертвыми телами, пронзая их копьями и рубил головы во славу Тора. И вскоре страх овладел теми из людей Серого Конунга, что еще оставались в Вестфольде, и они бежали, не желая встречаться в битве с безжалостным воином, который не смотря на младость свою уже по локоть обагрил руки в крови.
Немногим больше чем Эйнару потребовалось Асмунду времени, чтобы привести Вестфольд к покорности и вновь объявить его частью владений Харальда Хальвдансона.

Раумарики

Посланные Хареком гонцы, уже на исходе дня столкнулись с немалой ратью, идущей под агдирскими стягами – то были воины, отправленные Харальдом на подмогу Альхейму Смелому. Поворотив коней, люди Харека поведали союзникам о победе над хейдмеркцами, а так же о том, что сейчас отброшено войско братьев за Скаун, а немногие их воины, что остались по усадьбам сидеть, так же разбиты. Поведали они и про альвхеймарское знамя подле хейдмеркского.
- Не добрая весть – союз этот, - произнес Стейнмод Молчаливый. – Знать ко времени нас конунг прислал.
И велел отвести его и его людей к Альхейму Смелому. В скорости добрались сотни Стейнмода к захваченной ярлом усадьбе, как раз в то время, как там шла трапеза, и расслышал агдирец такую вису среди пьяных голосов:

Во хмелю уснули,
Воины Хейдмерка,
Ласки ив обручий
Им дороже бранной
И кровавой славы,
Что усладой Асам,
Не бывать в Валгалле
Сим мужам позорным

Альхейм, ярл Отважный,
С войском невеликим
Подошел к усадьбе
Пьяный гомон слыша.
И подобный Тору,
В дом ворвался храбрый
Сокрушая пьяных,
Полоня уснувших…

- Смотрю я, не меркнет с годами слава твоя, Альхейм, - усмехнулся Стейнмод, подходя к старому другу, и возложив ладонь ему на плечо.
- И я рад видеть тебя здесь, храбрый воин агдирский, - с улыбкой отвечал ему Альхейм. – Садись за стол, вместе отпразднуем мы победу над врагами нашего конунга!
- Смотрю я, победы тебе голову вскружили, а враг близок, - покачал головой воин. – С альвхеймарцами стыкнулись Эйстенсоны, не ровен час обратно пойдут в силах великих. На тот случай прислал меня Мудрый Торлейв, если враг в бой пойдет сызнова – мои молодцы уже бивали гандальвовых псов, и рады будут опять вражину потрепать.
- Сколько с тобой людей?
- Три сотни, и все верны нашему конунгу, да соблюдают заветы предков, не то, что Харек-отступник, - проскрежетал Стейнмод, видимо повторяя слова Торлейва.
- Не говори так, друг, - осадил его Альхейм. – Харек Волк верен был Хальвдану и сейчас отважно сражается на стороне сына его. Без его помощи не удалось бы нам освободить Раумарики.
- Вот только предал он богов наших, Альхейм, и потому нет к нему того доверия, каким был он ранее обличен. – Покачал головой посланник конунга. – Но довольно споров, слушай волю конунга, Альхейм Смелый! Отныне ты, а после тебя дети твои будут владеть Раумарики, коли сумеешь оградить ее от посягательств вражеских.
- То есть теперь эта земля моя? – Переспросил, все еще не веря в щедрость Харальда Альхейм, ведь от Хальвдана, он получал в награду лишь золото.
- Именно так, - склонил голову Стейнмод.
- Воистину славные вести принес ты, друг мой! – Воскликнул ярл, но в глубине его разума уже зародилась подлая мысль, что следует как можно скорее избавиться от данов и иных чужеземцев, что пришли с Хареком, дабы не заявляли они своих притязаний на жалованную ему владыкой землю.

Преследовать ворогов в чащебе было глупо: кто знал, где еще свили гнезда коварные фины, и да преимущество числа, столь важное в сече грудь на грудь, терялось в лесных дебрях. Там первым будет тот, кто места нужные знает, так что альвхеймерский конунг и не думал шибко преследовать бегущих. Коли их главные умом не скудны - сами лыжи прочь поворотят. Умный муж об одну дверь дважды чела не попортит. А для дурней агдирских еще много дубов в округе.
- Владыка вод ныне сам для себя жертву сыскал, - молвил Гандальв Асгейру. - Знать, кровь иноверных наемников, милее ему, чем мука бессловестных животин. Однако же, Один и Тор тоже наши мечи да секиры в битве сией не оставили, помогли разить поганых без промаху. Вели же, ярл, всех агдирких покойников вздернуть на древа. Богов наших потешим, да воронов местных прокормим. А наши воители, павшие в битве, с утра на ладье в Чертог воинский поплывут, предкам в ноги поклоняться. Торопись! Не дело нам тут портов долго просиживать. Славные битвы Альвхеймера еще впереди!

Сообщение отредактировал DarkLight - 21-02-2007, 17:47

И продолжилось путешествие Хрингарийского Оленя на помощь его воспитаннику. Вновь и вновь взлетали вёсла, а попутный ветер вновь надувал приспущенный во время встречи вождей парус. Гутхорм всё так же стоял на носу своего драккара, но если раньше его гнело беспокойство, то теперь сердце ярла пылало. Ведал он, что последователи бога франков небывало расплодились в землях викингов, а потому боялся за Харальда. И страх этот, перерастая в гнев, придавал ему силы.
"Я удержу Харальда от этой скверны,- думал он. - Мудрый Один, помоги мне!"
Едва сойдя на берег Гутхорм громогласно потребовал у подошедших воинов:
- Отведите меня к конунгу Харальду!

Решение было принято Харальдом еще до того, как он зашел поговорить с Хаки. Но лишь появление Эгиля, и беседа с ним позволила конунгу окончательно понять – что и как надо делать.
А также осознать, что самому тут не справиться… да и нельзя. Очень многого из того, что хочет Харальд-воин, Харальд-конунг позволить себе просто не может. Как в этом случае…
Над помощниками раздумывать долго не пришлось. Кто же еще, если не Олаф и Торбранд? Преданные именно ему, умелые и разумные… Пару минут Харальд потратил, прикидывая – а не привлечь ли Укси? Но все же отказался. При всей медвежьей силе и верности, воин был недалек умом, и мог потом сболтнуть лишнее… А Олаф и Торбранд умели хранить тайны.
И Хёмунд – умный, внимательный, верный и способный запереть в душе любой секрет.
Когда конунг объяснил своим воинам, чего именно он от них хочет, те переглянулись. Хёмунд лишь пожал плечами и кивнул, но остальные заговорили.
– Конунг, – нахмурился Олаф, – но дело ли это? Да, сын Гандальва повел себя честно… не ожидал от него… но стоит ли обманывать всех? Стоит ли оно того?
Харальд вздохнул, вызывая на лицо выражение человека, вынужденного сказать нечто тайное.
– Торлейв – хороший жрец, но жертвует он лишь по положенным обрядам. Гандальв же силен, и, чтобы боги даровали победу, нужно особое дело… Нет времени убеждать Торлейва. Все сделает Эгиль. Вы же оба видели его волков, и должны понимать, что он знаком с тайнами мира больше, чем многие жрецы.
– Верно ты говоришь, – признал Торбранд. – Что ж, мы все выполним. И не расскажем никому.
– Никому, – повторил Харальд с нажимом. – Даже моей матери.
Воины кивнули.
Когда они ушли, Харальд позволил себе горькую усмешку. Ну надо же – соврал, и не сказал ни слова лжи. Торлейв хорош в своем деле? Так. Следует установленным обрядам? Да. Для победы над Гандальвом нужны особые усилия – но Харальд имел в виду лишь военное дело. И нет времени убеждать жреца, что Хаки надо оставить жизнь… об этом позаботится Эгиль.
Теперь главное – чтобы Олаф и Торбранд сделали все как надо. Почти все зависит от них.

Не так уж трудно оказалось отыскать крепкое, могучее дерево. Дубы ведь часто растут в этих краях, и несложно найти то, что для обряда подходит.
Хорошо, что оно почти на границе леса – проще будет. И хорошо, что уже темнеет… А еще лучше то, что немногие пришли смотреть на обряд. Коварен Гандальв, и не след собирать всех воинов, отвлекая их от охраны и готовности к битве. Так сказал конунг – и все согласились.
С самого начала Харальд словно надел на лицо откованную из холодной стали маску. Не дрогнул ни один мускул и тогда, когда Торлейв готовил место… и когда появились два воина с Хаки.
Многие знали, что Харальд был против – и не удивлялись застывшему лицу конунга. Лишь кто-то шепнул: «Во как, против своего желания пошел – и хоть бы в лице изменился. Крепок конунг, хоть и юн».
Хаки шел к дереву. Хоть и слаб был – но шел своими ногами, не несли его воины. И среди собравшихся пробежал шепот – воины признавали смелость человека, идущего на жертву.
– А что ж делать? – сказал кто-то. – Отец же от него отказался… хоть его же вои Хаки и ранили.
– Чтоб Гандальва свиньи сожрали, – плюнул другой.
Крепкие веревки перечеркнули торс Хаки, прикрутив его к дереву. Торлейв сам завязал узлы, провел пальцами по веревкам и удовлетворенно кивнул.
Харальд на мгновение встретился глазами с сыном Гандальва. Юноша очень надеялся, что его собственный взгляд сейчас не отражает ничего… особенно его мыслей.
Меж деревьев и людей прокатились слова Торлейва – жрец начал молитву богам. Харальд не вслушивался – он и так знал, что сейчас говорится.
«Удачи в походе. Славы и богатства воинам. Смерти Гандальву. Крепкой власти конунгу Агдира. Погибель всем, кто замыслил недоброе».
И уж тем более хорошо Харальд знал, что обещается взамен – обильные жертвы и прославление богов.
«Но разве того же Тора должно славить жертвой? Ему приятны битвы, и рассеченный мечом в бою должен быть лучшим приношением, чем заколотый на алтаре.
Впрочем… не мне говорить о делах богов и обрядах. Если вновь приснится мне сын Одина – я спрошу у него. А пока думать и говорить – уподобляться тем из людей креста, которые по-разному толкуют собственные писания».
Четыре крепких воина ввели несколько коней, захваченных у врага и отобранных жрецами. И еще – троих из альхейвмарских пленников, выбранных Торлейвом по разрешению конунга.
Раз за разом сверкал в отблесках огня нож – и на снег проливалась конская и человеческая кровь.
«Наверное, так убивать ножом не проще, чем мечом в бою, – неожиданно подумалось Харальду. – Даже если убитый связан или до удара не понимает, что с ним будет. Думать тут по-особому надо».
Сын Хальвдана не смотрел теперь на Хаки; не хотел видеть, как тот глядит на смерть своих соплеменников. Пусть и не друзей – но рожденных в тех же землях и давно знакомых.
Пролилась кровь последнего пленника и вновь раздался голос Торлейва, берущего копье.
Харальд внутренне напрягся, сохраняя на лице все ту же маску. Сейчас… сейчас нужно действовать…
Копье рассекло воздух, вонзившись в тело Хаки; сын Гандальва вздрогнул от боли. В обычном случае удар был бы направлен в сердце и прекратил бы жизнь жертвы… но сейчас все было по-особому. И Торлейв вырвал копье из бока Хаки; снег под деревом окрасился алым.
Харальд помнил, что должен сейчас сказать жрец. Но закончить речь ему было не суждено.
Потому что тишину, воцарившуюся после броска, вдруг нарушил низкий, переливчатый вой. Волчий хор, пронизывающий до самых костей.
Тоскливый, рвущий душу, и заставляющий отступить. Заставляющий вспомнить, что лес не принадлежит людям, а лишь терпит их в своих пределах. И кто знает, что или кто обитает в самом сердце леса?
Наверное, Торлейв, оправившись от удивления, сумел бы что-то сделать… да вновь помешали.
Две фигуры в белой одежде бесшумно шагнули из леса по обеим сторонам дерева. Лица их были в тени, но Харальд и Хёмунд стояли близко, и могли рассмотреть.
– Сыновья Гандальва! – пронесся над людьми удивленный вскрик Хёмунда. – Хюсинг и Хелсинг! Мертвые пришли за братом!
Что бы там ни подумали вначале воины… но теперь слова одного из них вылепили из суматохи мыслей нужный образ. И каждый бы поклялся, что видел именно сыновей Гандальва.
Харальд знал, что в этот момент острые клыки одного из «серых братьев» Эгиля полосуют веревку; слепец обещал, что так оно и случится. И не подвел – Хаки, чье тело внезапно освободилось, рухнул прямо в руки «братьям».
И те отступили в лес – под неумолкающий волчий вой.
Кто-то из гридней дернулся вперед; изумление на лице Торлейва сменилось яростью… но тут наперерез шагнул Харальд.
– Остановитесь!
Сильный голос конунга отразился от деревьев.
– Духи решили забрать его себе – и вы хотите помешать им? Не смогли бы они взять жертву богам без их позволения – так стоит ли нам прекословить?
Расчет был верен. Без воли богов пойти на такое могли разве что слуги Локи… но вставать поперек пути им уж точно никому не хотелось. Все помнили, что за чудовища рождены от Хитреца, и мало кому захотелось бы встретиться с подобными им. Кое-кто припомнил, что два могучих волка служат Одину – так не по его ли воле пришли мертвые Гандальвсоны?
– Если сыновья Гандальва решили и младшего брата забрать к себе – пусть будет так, – продолжал Харальд. – Вы пойдете за ним в Хель? А в Вальхаллу нам еще рано – жив еще Гандальв!
Конунг и сам не знал, как подбирает слова, что срываются с его уст. Но, видно, подбирал правильно; замерли воины, задумались.
И никто не бросился в погоню. Даже Торлейв – как бы он выглядел, кинувшись в чащу один?
План Харальда и Эгиля удался.
А про себя сын Хальвдана пообещал, что неполученную жертву он возместит богам десятикратно.

Новый Совет с Визетом


Утро выдалось морозным, да настолько, что и не ожидал никто - ведь прошедшим вечером погода была гораздо теплее. Тем не менее большая часть гридней уже покинули палатки и навесы, готовясь к следующему переходу, дабы остановиться в Саросберге, и там переждать зиму.
Ульф остановился у шатра конунга, миновав охрану, и поднял полог:
- Мой господин, Торлейв жрец зовет вас к себе, просит без промедления придти.
"Интересно, что случилось? - сонно подумал Харальд. - Вроде вчера прошло все удачно... Ладно".
- Передай ему, что сейчас приду, - ответил конунг.
Минут через десять Харальд был полностью готов к беседе.
На сей раз для беседы Торлейв избрал свой шатер, хоть и окружил его десятком лучших дружинников, но все же особых мер предосторожности не предпринимал - видимо считал сию беседу не такой важной, как предыдущую.
- Приветствую тебя, конунг, да продляться твои лета, как у Ауна Ерундсона , - улыбнулся Торлейв, привставая со стула. - Прошу, садись за стол, разговор будет долгим.
Помимо самого жреца в шатре находился еще один воин, судя по потрепанному виду, уставший с дороги.
- И да будет твоя мудрость вечной, - кивнул Харальд, опускаясь за стол. Перевел взгляд на воина. - Что, принесли вести из других краев?
Торлейв усмехнулся в бороду, как видно конунг не узрел в его словах насмешки, но тем лучше.
- Сей ворон прилетел из Раумарики, от Альхейма Ярла, да Харека Волка, - произнося его имя, не стал жрец скрывать презрения к вероотступнику. - И тревожные вести принес.
- Так, - подобрался Харальд. Он припомнил свой недавний разговор с Торлейвом, и ощутил острый интерес к словам гонца. - Что же ты должен передать, воин? И как твое имя?
- Имя мое Вестейн, славный конунг, а слова такие мой господин передать велел, - с поклоном отвечал дружинник. - Разбили в тяжких сечах войско хейдмеркское люди Харека Волка, славные победы одержал он в Раумарики и ныне вся та земля под стяг Агдира встанет. Альхейм Ярл не меньше отличился, с отрядом малым усадьбу ярлов захватил, и ныне там воины новых битв ожидают. Братьям же Эйстенсонам бежать удалось, и сколь долго не преследовал их отважный Харек, но в новый бой вступить не смог. Не далее чем два дня тому объединились хейдмерцы с большим отрядом, что под стягами Альвхеймара шел. О том союзе я прибыл тебя известить, Харальд конунг.
Первые слова Вестейна заставили Харальда просиять - значит, не зря он надеялся на Харека. Бьет врагов и пощады не дает.
Но вот последняя весть была недоброй. Плохо, когда силы врагов сливаются вместе... очень скверно...
- Известно ли больше об этом союзе?
- Обильные жертвы принесли они Одину и Тору, и другим Асам, видел я своими глазами пепелище с костями обугленными, и людей иссеченных, да на дубах повешанных - не один десяток, и не два. Все то были пленники, в Вестфольде и Вингульмерке захваченные, в том уверен я, да и Харек ярл то же мнение имеет. - Отвечал гонец. - Думаеться, отступят они в Хейдмерк и там воинство новое соберут, конунг.
- Боги гневятся, - добавил Торлейв. - Отняли порождения Локи жертву у них, давеча! И верю я, что Фенрира-волка вой ночью лес оглашал, да не призраки воинов, а духи из Хель пришли дабы у Асов отнять им принадлежащее! Видишь, морозы землю сковали, конунг - не к добру это! Слышишь, задобрили враги наши богов жертвами великими, так к лицу ли нам благословения лишаться? Вели новые жертвы готовить, пусть Один вновь милость свою нам явит, покуда не поздно еще!
- Конечно, - кивнул Харальд. - Разве забыл ты, мудрый, что можешь из числа пленников жертвы выбирать? И когда победим - то вновь можешь многих взять, по старому обычаю.
Нахмурившись, он добавил:
- Но вот известия о союзе - недоброе это дело... Надеюсь, появятся вскоре другие гонцы с хорошими вестями...
- Хорошие вести не ждать надобно, на других уповая, но самим сотворить, - в нависшей тишине слышно было, как хрустнули костяшки сжатого жрецом кулака. - Сегодня же к Высокому отправятся три десятка ратных мужей альвхеймарских, быть может их боль и крики усладой послужат Отцу Ратей. Иди, воин, тебя накормят до сыта, и спасибо тебе за вести сии, - когда же гонец ушел, Торлейв добавил. - Тебе же Харальд, говорю я - в кольце врагов мы ныне, и едва лишь холода спадут, ничто не помешает им всю злобу затаенную на тебя излить. В Агдире ратных мужей нет совсем, в Ранрики морские конунги всем заправляют, и надежа наша лишь на тех воев, что с тобой сейчас находятся, ибо далеки все, кто мог нам союзниками быть, но близки те кого страх, да злоба супротив тебя направит.
- Согласен, - отозвался конунг. - Потому и слежу, чтобы все были готовы к бою... и можем вскоре удар нанести, не дожидаясь, пока враги наши окончательно договорятся. Ожидать можно любых вестей, но рассчитывать - на худшее. Тогда никакой исход не сможет поразить.
- В том ты прав, Харальд! - Полог шатра взметнулся, позволяя войти в шатер широкоплечему воину, слегка присыпанному снегом. - Смотрю я оставлял юнца, а вернувшись застал конунга, мужам зрелым умом равного. И ты здоров будь, Торлейв Мудрый!
Гутхорм сбросил припорошенный плащ у входа, и сел подле конунга, там где до сей поры гонец Харека находился.
- Отрадно видеть мне славного ярла Хрингарийского, - чинно отвечал Торлейв. - С победой ли воротился ты?
- С победой, пусть и не такой великой, как у племянника моего, но Хрингарики ныне от ворогов свободна, хоть и бежал Гримкиль-предатель, - усмехнулся Сигурдсон.
- Не этой ли благой вести ожидал ты, конунг? - Произнес жрец, довольный как словами Гутхорма, так и тем, что вернулся ярл. - Вижу, Асы еще помогают нам, так стоит ли гневить их промедлением?
- Мы о жертвах богам говорим, - пояснил для Гутхорма Харальд. - Торлейв советует таковые сделать обильными, дабы нам была удача в походе. Ты слышал уже о том, что случилось в твое отсутствие?
- Дело Торлейв говорит, - согласился ярл, внимательно посмотрев в глаза конунгу. - Не гоже нам, точно приспешникам франкского бога крови жалеть для Асов. С торицей все возвратят дети Одина! Что же до случившегося - то немало наслышан я о подвигах твоих, Харальд от Асмунда ярла, встреченного мной в Вестфольде. Восхищен он победой великой, да и не он один! Вряд ли сыщется во всей Норвегии конунг, что в твои лета подвиги такие свершать способен был.
- Всему обязан я своим воинам, - заметил Харальд. - Без них никакой конунг победы не одержит... Спасибо на добром слове. Но расскажи, чего ты добился? Сможет ли Гримкиль вновь доставить хлопоты Агдиру, или сейчас уже не с кем ему идти в бой?
- Войско его разбито, ярлы мертвы, - отвечал Гутхорм. - А сам трус даже на битве не показался, бежал видать поджав хвост в Хейдмерк, к братцам Эйстенсонам в ножки кланяться. Не думаю я, что оправиться он сумеет после поражения в ближайшее время. Иное худо - моих людей тоже немало полегло, нет в Хрингарики дружины храброй, придет ворог - защитить землю некому будет.
Харальд помрачнел. Странный день сегодня - за добрыми вестями тут же приходят худые.
- Не все ладно и в других землях, - признался он. - Вот тут сейчас был гонец, и говорил о многом. Харек Волк разбил хейдмеркцев... да соединились они с отрядом под стягами Альхейвмара.
Он пристально глянул на дядю и вздохнул.
- Я рад, что ты вернулся. Вместе будет легче сражаться.
- Тяжко, коли Хейдмеркцы с Гандальвом стыкнулись, жди беды - как бы по весне не начали они новый поход, - пятерня берсерка погрузилась в густую бороду.
- А там и до Гудбранда не далеко, боюсь не усидит старый хевдинг на месте, большую рать соберет, - добавил жрец. - У него сейчас самое великое воинство в Норвегии, с таким врагом мы боя не сдюжим.
- Значит не след нам и дня ждать! - Бросил Гутхорм. - Слышал я сынка гандальвова подвесили уже, пора и отца его к Одину спровадить! Собирай войска, Харальд, ударим сейчас, покуда дух победный жив в воях! Вослед Гандальву стопы направим, не ожидает он до конца зимы от нас удара!
- Верны слова твои, - улыбнулся Харальд. - Коль войско уже отдохнуло от прошлых битв - мы скоро ударим.
"Хорошо, что дядя вернулся. Что бы там ни говорили, а опыт ничем не заменишь..."
Вопрос о том, как принесли в жертву Хаки, Харальд пока решил обойти стороной.
- Воинам битва - усладой, - усмехнулся ярл, погладив рукоять меча. - Отдыхать будем, когда враги наши навсегда успокоятся, все же прав мудрый Торлейв, много их у нас, и шанс побидить будет, лишь если поодиночке их побьем, не дав силы соединить.
Замолчал Гутхорм, словно обдумывая что-то, а затем на лице его появился хитрый оскал, едва видный из-за усов и бороды.
- Завтра, когда будут принесены жертвы, я возьму четыре сотни гридней и двинусь налегке след в след за Гандальвом, а в Раумарики объединюсь с людьми Волка, и мы займем Хейдмерк еще до исхода зимы, ты же, племянник, собирай ратных людей, да не жалей злата - его вернуть проще, чем жизни загубленные, да время упущенное! По весне двинешься следом за мной и соединив наши силы вместе ударим по Гудбранду-хевдингу, уверен, не сдюжит он такого удара! А падет Гудбранд, другие псы еще поостерегуться супротив нас выступать.
Харальд задумался, оценивая план. Хороша идея... Гутхорм умеет бить быстро и точно, так что врагу придется нелегко... А потом подойдут основные силы и довершат успех.
- Так и сделаем, - решил конунг и посмотрел на Торлейва. - Есть у тебя что сказать, мудрый?
- Слова отважного Гутхорма отрадны моему сердцу, - размеренно произнес жрец, разглаживая длинную седую бороду сильной ладонью, унизанной перстнями. - На том и порешим, что пойдет он вперед и Тор ему в помощь в битвах грядущих, тебе же конунг следует порядок навести в землях уже тебе принадлежащих. Собрать воинов статных да бондов, вооружить их, в Хрингарики сотню удальцов отправить, дабы удержать владения, в Ранрики послать гонцов, конунги морские на злато падки - сумеем мы их на свою сторону привлечь, будет у нас рать умелая, щитом супротив свеев вероломных будет, что в Вермаланде бесчинствуют, да мечом карающим на Рагаланд обрушаться наемники, коли пошлем их бабке твоей в помощь.
- Вновь согласен, - лицо Харальда посветлело. Хоть и тяжел этот день... да богат на хорошие советы. - Главное тут - дабы времени на все хватило...
"Хватит, - прикинул про себя Харальд. - Если не медлить - то успеем все. Особенно с такой помощью".
- Спасибо за добрые советы, - сказал он, обращаясь одновременно и к воину, и к жрецу.
- Теперь же пора советы эти делами сдобрить, - отвечал Гутхорм, поднимаясь из-за стола. - Не гоже викингам, когда решения приняты, зазря сидеть. Идем, Харальд, к воинам, огласить волю свою ты сам им должен.
Но стоило только покинуть конунгу с дядей шатер, как донеслась до него песня скальда, от косторов воинских, и были слова в ней такие:

Знаю, что Аун
В давние годы
В Уппсале
Впал в детство.
И, живот
Свой спасая,
Старец стал
Сосать тюрю.

И был в руках
Его дряхлых
Турий рог,
Словно соска.
День-деньской,
Как младенец,
Конунг пил
Из копья турья,
И не под силу
Сыноубийце
Было поднять
Клинок бычий

Харальд, припомнив приветствие жреца, усмехнулся и оглянулся на шатер.
"Не по нраву тебе мои решения, Торлейв? Пусть. Придется тебе смириться. Конунг тут один, и зовут его Харальд Хальвдансон".

Сообщение отредактировал Тельтиар - 23-02-2007, 17:12

Антихаральдовская коалиция. Встреча.
Совместно с Тельтиаром, конечно.

С утра заметно повеселевшие воители продолжили движение. Супротив ожидания, битва прошлой ночи, хоть и повысила гридням настроение, но не привела к перемешиванию отрядов. Хейдмаркцы ехали со своими, а альвхеймерцы - со своими. По традиции последней недели, Асгейр ехал подле Гандальва, и никто не дерзил оспаривать это место у ярла. Потому, может, младший воитель первым заметил черные точки на границе снегов. - Конунг, - молвил Асгейр, прикрывая ладонью глаза. Солнце стояло высоко, и блики снежные дюже слепили. - Кажись, гости пожаловали.
Кто такие и откудова взялись, стало понятно чуть позже, когда расстояние сократилось до шести-семи полетов стрелы, пущенной из доброго лука, да солнце скрылось за редкими облаками, позволив разглядеть знамя с охотником, пронзающим оленя.
- Никак Гримкиль Одноглазый, - произнес вполголоса ярл. - Вот уж встреча так встреча.
- Да… видно, сам Один направлял наши стопы, - молвил Гандальв. – Когда чудом встречаться два конунга, желающих смерти Харальду – сие можно счесть и везением. Хотя – думается мне, что так помыслит лишь неразумный, ибо что есть удача, как не милость богов?.. как бы то не было, теперь умолкнут все недоверчивые. Гримкель ведь – тоже ворог этому роду. Небось, не менее нас жаждет кишки агдирцам повыпустить.
- Да уж, был его отец загублен Хальвданом, так что великое немирие между ним и Харльдом, - согласился с властителем Асгейр.
А меж тем войска сближались, и узреть можно было теперь и второе знамя с клинком, надвое щит рассекающим, а на щите том Мировое Древо изображено было. Стяг самого Гудбранда-хевдинга.
При виде сего зрелища см конунг не сдержал удивления:
- Боги Асгарда! Верил я в вашу благость да милость, но что столь вы щедры и не мыслил, – удивленно молвил Гандальв. – Надобно почтить асов жертвой обильной, ибо все кто нам требуем, ныне уж в сборе. Скорее, ярл, шли гонцов к нашим союзникам… или – лучше сам к ним скачи, последи, чтоб оружья не вскинули. Мужи они достойные, но млады еще. За такими порой присмотр потребен.
- Справлю, властитель! - отвечал Асгейр, ударив коня в бока и погнал к хейдмерским конунгам, да те и сами уже различили, кто едет к ним - ведь издревле был Гудбранд Эйстену добрым другом, и вместе в былые годы воевали они с Хальвданом Черным.
- Смотрю я, да не узнаю, кто под стягами Гудбранда едет, - произнес Фроди. - Большой только как медведь, а лицо не знакомое. Второй поди Гримкиль?
- Да, славный конунг, прав ты, - кивнул Асгейр. - И сдается мне знак это добрый, что едва лишь преступив границы Хейдмерка, мы их повстречали.
- Так оно, верно, и есть, - ответил более разумный из братьев, прикинув свою выгоду. – Что наказал конунг твой передать, ярл Альвхеймара?
- Наказал наготове быть, да оружия из ножен не вынимать, вы хозяева этой земли, так вам и надлежит гостей принимать по обычаям предков.
- Хозяева? - молвил Фроди. - Права на землю надобно подтвердить, но лесть немудреная конунгу по нраву была. Кроме того - почему бы. и впрямь, не сказать про свое владение угодьями перед славными конунгами Севера. Гандальв - воин известный, родом от Ингве и Одина, а Гудбранд, хоть древностью крови и подкачал, не зря в честь клинка назван - всякому слову ответ оружием споро найдет, коль речи ему не по нраву. Славны такие союзники, много дел великих с ними можно содеять. Правда, о Гримкеле мнение Фроди было не шибко высоким, но злой кот порой опаснее рыси.
Сближались рати, и вот, остановившись полетах в трех стрелы, выехали от меньшего войска четверо - со знаменами мужи, да конунг в маске, да великан широкоплечий, что от Гудбранда был.
Негоже было ждать их заставлять, а потому хейдмеркские конунги порешили встречь им поехать, и Хегни сам знамя поднял, а Асгейр вернулся к Гандальву.
- Господин, не гоже Фроди давать возможность за нас всех слово говорить, - почтительно произнес он.
- Твоя правда, ярл, - ответствовал Гандальв. – Торопи коней.
Альвхеймерцы присоседились к союзникам, гордо реял над снегами стяг с алым медведем. И глядя на конунга, многие воители чуяли суеверный трепет, столь воинственен был его облик. Гандальв шел побеждать.
- Чаяли мы увидеть лишь Эйстенсонов-братьев, - раздался мощный бас посланца Гудбранда. - А вижу самого Гандальва Серого, сына Альва Гейрстадира! Отрадно столь великого конунга видеть в этих землях!
- Рад слышать глас посланца Гудбранда, - молвил в ответ Серый конунг, - хоть и не знаю пока твоего назвища, добрый воитель. Но мыслю - едва ли доверил бы столь славный в боях викинг знамя свое воителю плоше себя. Вот рука моя - и дружба, и предложение союзное.
Крепко сжал ладонь конунга воин, отметив, сколь силен еще был альвхеймарский владыка.
- Зовут меня Ахти-Йотун, и я названный сын Гудбранда-Хевдинга и наследник его, - отвечал великан. - С такими славным воителями, как Гандальв и Фроди Эйстенсон отец мой будет рад мир и дружбу вновь подтвердить!
- Всем нам Харальд-щенок ныне поперек глоток. Будь воля моя – извел бы кровь поганую еще в утробе его матери, девки блаженной из рода Оленева. Да не судьба – подвели меня тогда люди, что я надежными почитал. Говаривают мудрые – сам сделай дело, коли посланцы твои неумехами уродились. Вот я исправлю я ошибку норн, давшую жить этому выродку их рода моих предков, очищу кровь конунжью от яда предательства. Хорош ли род, где жена мужа изводит, да брат против брата ножик вострит? Одна пакость с Ассой-старухой в семейство пришла, и жалею я, что не утопил ведьму в стылой воде, когда была у меня та возможность. Увы мне, – сердце отеческое порой судит пристрастно, - Гандальв напустил на себя скорбный вид. – Как узнал я про угрозу детищу своему неразумному – мигом воинство свое через земли погнал, к Саросбергу. Даже поквитаться с отцовой губительницей обождал… ибо вещают в сказаниях, что почитать мертвых надобно, но и живых родичей сохранять все же потребно. Только напрасным был мой поход – ныне последний я в своем роде.
- Да, слухами земля полнится, что загубила ведьма подлая отца твоего знатного, - возможно Ахти старался произнести эту фразу с сожалением, но вот получилось у него все же скорее яростно. - И беда конунгу, чей сын надежды отеческие не оправдал. Но ведь ты, властитель в полной силе - можешь и нового, достойного наследника завести! Есть у ярлов отца моего дочери младые, справные - любой с тобой породниться пожелает!
- Твоя правда, Ахти-воитель, но новая жизнь мести за кровь не отменит. Задолжал мне крепко конунг Харальд - как и дядя его. Кровью виру возьму - а ежели поможете мне, - другом вам буду навечно.
- Месть кровная кровью смывается. Многих родичей моих загубил Хальвдан, многим в Гудбрандсдалире жизнь исковеркал - за грехи отца сын расплатится!
- И пес его верный, Гутхорм сполна ответит за гибель друзей моих и отца моего! - Проскрежетал Гримкиль.
- Отца и дядю потеряли мы по вине Хальвдана, так не гоже нынче в стороне оставаться, - за обоих братьев сказал Фроди.
- Значит, сам отец богов пересек ныне наши тропы, - подытожил Гандальв. - Рад я с вами в одном стою биться, и за одним столом пировать. Один у нас враг.
- Стоит нам все рати наши в единый кулак собрать! - завершил разговор Ахти. - Уж коли вои из Альвхеймара и Гудбрансдалира вместе пойдут - одолеем змееныша!
- Есть у меня усадьба на границе Хейдмерка с владениями Гудбранда, - сказал Фроди. - Хрингисакр называется, там можем мы с Гудбрандом самим встретится.
- На том и порешим, - молвил конунг Альвхеймера, как старший по летам.

Раумарики.
(совместно с Мастером)
Вечерело, когда мальчишка поставленный ярлом наблюдать за окрестностями прибежал с вестью о возвращении Харека.
- Волк! Волк вернулся! - Кричал он, ворвавшись в усадьбу. Альхейм, выглянув в окно, слегка улыбнулся и велел приготовить браги для воинов.

Харек вошел в гридницу, шатаясь от усталости. Его лицо было бледным, изможденным и осунувшимся. Он сразу будто постарел на несколько лет.
- Я вернулся, но на этот раз не с победой. В первый раз я отступаю перед врагом...
- Видимо боги были к нам суровы на сей раз, Харек ярл, - с улыбкой отвечал Альхейм, приглашая вернувшегося соратника за стол. – Или, быть может, Гандальв их прельстил великими жертвами?
- Возможно. все деревья увешаны трупами наших соотечественников...
- Так в чем же дело, пленников и у нас довольно, да и жрецы есть! - Бросил Стейнмод. - Али наши жертвы будут Высокому не так приятны, как альхеймарского пса?
- Нет ничего приятного в убийстве беззащитных людей. И богам не столь приятны эти жертвы. Кому как не тебе это следовало бы знать. Ты помнишь, как принесли в жертву Брана?
- Помню я, да ты кажись, забыть успел заветы предков наших! - Вспылил Стейнмод. - Быть может, ведьма с острова изумрудного тебе голову так вскружила, что готов ты от богов родных отказаться, да распятому поклоны бить?!
- Охолонись, воин, - встрял в разговор Альхейм ярл. - С дороги вернулся Харек, подустал в пути. И вести не радостные принес - должно ли нам браниться аки псам?
- Мы принесли достаточно жертв на ратном поле. Все прочее - служит погибели мира...
- Садись, Харек, испей меда из рога турьего, - примиряющее сказал Альхейм. - После погуторим о иных делах, а пока поведай нам, что в последней битве стряслось, ушли сыны Эйстена от тебя невозбранно почему?
- Их по трое, а то и по четверо на каждого моего воина, и не юнцы там безусые - этих в гарнизоны по деревням оставили, и все теперь по сараям сидят, кто был помилован, воины там бывалые и опытные. Думали их врасплох застать, куда там... еле живыми от них ушли... Еще и рать Альвхеймарская здесь объявилась... нет, мне не померещилось. Уж я - то стяг Альвхемарский по ночам видел в тревожных снах, на всю жизнь запомнил...
- Альвхеймарцы говоришь, - стиснул зубы Стейнмод. - Уж никак сам Гандальв битый пришел! - Он скрежетнул зубами, а затем добавил: - Ты, поди, и не знаешь, Волк, что разбит был Гандальв, и отродье его трусливое во славу Одина на дереве вздернули, а Харальд конунг победу празднует!
- Не знаю. До нас не дошли еще вести, когда в поход мы выступили. Но стяг его в лагере своими глазами видел, а мои воины в него стрелу горящую пускали...
- Поди, поджарил ты пятки альвхеймарцам, - усмехнулся ярл. - Но не след нам тут ожиданием томиться.
- Приказание привез я от Харальда конунга, - добавил Стейнмод, отпив из рога. - Ту часть, что Альхейма ярла касалась, я уже поведал, теперь и тебе, Харек Волк, честь выпала слова властителя слушать.
- Что же, поведай мне волю конунга. Не забывайся тут, воин, с кем говоришь! Я ярл свободный, и конунгу твоему служу по доброй воле, и волен уйти, если не будет мне оказано должное уважение. У меня и злата и владений достаточно, и не за богатством и не за землями я сюда пришел, а лишь по старой памяти ради дружбы с покойным Хальвданом. Так что обдумывай речи свои, юнец ретивый, прежде чем бросаться громкими обвинениями!
Хрустнули кулаки Стейнмода. Иноверец смел его, воина заслуженного юнцом назвать, да на глазах у дружины высмеять, но сдержал гнев воитель, хотя и желал вопросить, где же владения эти и злато, коим Харек кичится, коли нет у него на Норвежской земле наделов, окромя пары деревень, данами занятых.
- Слушай же, ярл. Харальд, сын Хальвдана благодарен тебе за помощь и службу верную, а потому лично тебя видеть желает, дабы наградить соразмерно заслугам. Такие слова велел он передать тебе, что Ранрики земля добрая, да нет в ней крепкой власти. Достанет ли смелости у Харека Волка в свои руки сей надел взять, да от врагов конунжих оборонять?
- В смелости отродясь недостатка у меня не было. А Ранрики и вправду добрая земля... Берег там долгий, и фьордов множество, где викинги сокровища свои прячут... И морские конунги там ходят, падкие до злата и почестей. В этой войне, если заручиться их поддержкой, будут они подспорьем Харальду против всех недругов...
- На то и надежда была у конунга нашего, что доблестный ярл сумеет крепкой рукой морских разбойников усмирить, да рати их на дело доброе направить, - согласился Альхейм. - Две сотни воинов дозволяет тебе Харальд с собой взять, но не более - остальные здесь нужны, Раумарики удерживать, от хейдмеркских братьев землю оборонять. Кого возьмешь ты - тебе решать, но я бы просил тебя храбрых ирландцев да нортумбрийцев увести с собой - там им чести больше выпадет, да на старость себе богатств стяжают.
Харек печально вздохнул и покачал головой.
- Я бы и рад был, но даны без меня не останутся здесь, ибо клялись они служить мне, а не Харальду, и ровно один год и один день. Их из трехсот воинов всего чуть более двух сотен осталось. Каждому из них обещал я землю. Иначе не станут они воевать за нас. А эта дикая земля их не манит и не прельщает. И коли я уйду, то разбегутся они... А то и к врагу перебежать могут. Один я их держу пока в повиновении...
- Не думал я, что так непостоянны воители датские, - задумчиво произнес Альхейм. - Но и ты пойми, что больше людей, чем две сотни, ты забрать не можешь сейчас, иначе мы Раумарики не удержим, и все битвы напрасны будут.
Харек вздохнул.
- И ирландцы со мной пришли, и лишь со мной уйдут... Не могу я их здесь оставить... Тогда вот что сделаем. Я пойду с вами в Хейдемарк. Там мы отомстим за смерть наших товарищей. А захвативши Хейдемарк, заберу я всех, кого привел с собой из Ирландии, чтобы Ранрики под руку Харальда поставить, и лишь тех тут оставлю, кто с нами из Агдира сюда пришел. И втрое больше воинство я пришлю оттуда вам на помощь, чем сам сюда привел... В этом я могу поклясться... Ведь шесть сотен воинов куда лучше чем две сотни. И с Гандальвом поквитаться за все его злодеяния мне и честь и долг велит...
Стейнмунд сердито сжал кулаки.
- Ярл, акстись! Приказ конунжий нарушить желаешь?
- Не нарушу я приказ конунга, но исполню его, так или иначе. Негоже нам сейчас силы свои разделять пере битвой лютой, когда каждый человек на счету. Не реши я когда-то по своему, как сердце мне подсказывало, не было бы невесты у Хальвдана, и не родился бы нынешний конунг на свет...
Стейнмунд ответил сердитым взглядом, и тяжело дышал, обдумывая ответ на такие дерзкие речи, но тут снова вмешался Альвхейм.
- Воля твоя, Харек, не будем зазря спорить, - взмахом руки заставив подавить негодующие слова, готовые сорваться с языка Стейнмода, произнес Альхейм. - Я помню те славные битвы, и то, что мудрость твоя помогла нам врагов лютых сокрушить. Нет среди нас более знатного, так пусть же владыка рассудит - Стейнмод, друг мой, немедля пошли гонца к конунгу, пусть слова Волка Агдирского передаст, да не медля с ответом воротится. Как порешит Харальд, так пусть и будет.
Харек покачал головой.
- Я сам напишу конунгу послание, и в нем объясню, почему я так поступаю. Многочисленны враги наши... Ведь не всю рать сюда привели Эйстенсоны, многих в Хейдемарке оставили. К тому же, у меня с финнами здешими уговор есть. Без них нам не пройти тайными тропами, и до усадеб вражьих быстро и незаметно не пройти... Конунг наш мудр не по летам, и рассудит здраво. И приказ его я выполню, но не столь быстро, как ему хотелось. Ранрики не уйдет никуда за то время, пока мы Хейдемарк покорять будем. А помощь моя здесь важнее намного будет...
- На том и порешим, - примиряюще улыбнулся Альхейм Смелый. - Справного гонца с твоим посланием отправим, Харек, да вражине хребет переломим! Сегодня же оставим дела державные, эй слуги! Несите яства!

Сообщение отредактировал Ноэль - 28-02-2007, 20:37

Тронделаг. Усадьба Хладир. Хакон.

Сегодня от старого конунга ушел харальдов посланец. Как и мыслил Хакон, юный властитель Агдира отказываться не стал… однако, и сам за невестой бегом не спешил, цену согласию набивая. Понимал Харальда владыка Тронделага, и как конунг, и как мужчина – однако, в пору было кручиниться, что юнец вышел столь прозорлив.
Спешить Хакону ныне было некуда, посланец уехал в Агдир с приглашением жениху самому приезжать к новым родичам, да и в землях конунга ныне было тихо. Все стервятники в Агдир полетели. Так что было у владыки Хакона время помыслить о новом родстве, да и своем положении. Думы те были невеселы: конунг чувствовал, что осень жизни уж на пороге, а союзники сегодняшние завтра могли стать хуже врагов. Харальдов род для того массу примеров давал. Старцы вообще склонны прошлое поминать, да и понятно то. Ведь, когда середина жизни за спиной потерялась, то мыслить о прошлом всяко приятнее взора в будущее… хоть и велит долг хозяина земель прежде всего грядущие беды просчитывать, на опыт нажитый основываясь. Помнил Хакон дела своей молодости, когда шла по Норвегии слава о Гудрёде Великолепным, предке Харальда-конунга. Он был женат на Альвхильд, дочери Альварика Альвхеймарского, счастлив в супружестве и сын их, Олав, тоже удачным воителем уродился. Знали то имя в Северной земле не только по батюшке, но и по собственным заслугам, и прозвали потом сына Гудреда старшего Альвом Гейрстадира - или Альвгейром. Однако же, прихотливой бывает воля богов, и сошла Альвхильд в Хель, осиротив сына и мужа. Погоревал Гудред, смурным походил – да с новой девицей утешился.
В этом месте старый конунг нахмурился: хоть и жил он по заветам богов да по правде Северной земли, однако не находили в сердце его доброго отклика такие деяния. Оскорбленный отказом избранницы, конунг взял в жены ее силой, через кровь отца да пожары в усадьбе. Часто бывало такое меж викингов, однако же Хакон, прожив все свои годы, не видел примеров, чтоб ненависть меж родителями на дитяти их не откликнулась. Вздорным нравом их сын Хальвдан славился, много врагов нажил… а Харальду ныне расхлебывать.
Конунг в очередной раз задумался. Стоит ли мешать кровь свою с этим родом, коли у них между родичами самые лютые схватки. Не ценят одни связи кровные – и другие легко предадут, тут лишь един раз преступишь – потом не свернуть. Харальда лаять ему не по чести, но плохо, что млад он пока, да рано без поддержки отцовой остался. А мать… про себя Хакон почитал «вещую деву» Рагхильду весьма странной, в его представлении она была далека от веселых жен, что предпочитали себе викинги. Его собственную дочь побаивались за славу сказительницы, Рагхильда же дальше пошла… а свекровь ее – вообще сущая ведьма. По слухам, не ладит мать Харальда и родительницей Хальвдана, а там, где две женщины дом не поделят третьей и вовсе плохо придется. Однако же – не дело то вечно своих детей от невзгод прятать за пазухой. Куда более тревожило Хакона влияние жреца Торлейва на конунга. И особенно на кюну. Жена, потерявшая мужа – что птица подраненная, а они даже дикие порой в человеческие руки даются. Вот только не дело то, чтоб мать конунга утешения не в тех объятьях искала. Жрец мудр – но богов конунгу с умом полагается почитатать. Хакон по своим служителям знал: дай волю им – пол Норвегии опустошат во славу своего Бога. а Один сам некогда конунгом земным был, и понимает поди, что порой живая корова спасет три семьи, а будучи жертвой – лишь самолюбие чье-то порадует. Не отберет хороший владыка последнее – на том твердо Хакон стоял, и асам такое же пониманье приписывал. А вот слухи про войну вокруг владений Харальдовых вовсю пестрели картинами жертв человечьих. Того конунг старый вовсе не жаловал. К чему гробить младых мужей, руки рабочие, когда милость асов и кровью животных призвать себе можно? Да и не всегда боги требовали себе кровавого дара, порой им и не беря жизни чужой поклонялись. Осердятся ваны на такое расточительство своих величайших даров, как бы не заперли силы плодородия в земле, чтоб она не родила. А то – и виновников непотребства самих без потомства оставят. Вон, Гандальв уж последним из рода остался, а жажда кровавая никак уймется. И родич его Харальд по той же дороге идет, жреца слушая. Ой, не по нраву придется такое мудрым мужам, что не войной одной живы! Тем же сподвижникам Хальвдана, принявшим Белого Бога. Хакон ему не молился, но про обычаи знал. Конечно, Христу его люди тоже по-разному кланялись, кто-то и в той вере костры зажигал, ставя Белого Бога в ряд с Локи по жертвам. Но были ведь мудрые…

Агдир. Кюна Асса

Возвращалось все на круги своя. Вновь храбрая дружина стерегла ее покой, вновь били челом ярлы и хельды, вновь каждый приказ, любую прихоть были готовы исполнить верные слуги. И казалось что старость и слабость отступили прочь, да мрачное царство дочери Хитреца уже не манит холодным огнем.
Власть придавала ей сил. Да, далеки те дни, когда испуганная девчушка с криком и слезами отбивалась от дюжих воинов, боясь даже бросить взгляд на отца... мертвого отца, распластанного посреди гридницы и нещадно иссеченного мечами. Тогда она отвернула лицо, лишь бы не видеть распятого на вратах усадьбы брата, медленно истекающего кровью под хохот ярлов и хирдманнов ее будущего мужа.
- Асса... - хрипел умирающий конунжич, пытаясь сорваться и вновь бросится на врагов, дабы защитить единственную сестру, но не было у него уже сил такие.
Ненавистная свадьба, ненавистные объятия мужа-старика, мужа-убийцы, сгубившего всех ее родичей - Асса затаила злобу, оставив на лице лишь маску смирения и покорности, да выжидала, когда сумеет она свершить кровную месть, и носила под сердцем сына, должного стать достойным наследником Агдирских конунгов. Ее наследником. Не Гудреда.
Верный слуга, последний, быть может, кто действительно служил ее отцу не за страх, а за совесть исполнил ее приказание в точности – хмельному конунгу вонзил копье в грудь, в сердце, что было так отвратительно молодой кюне, и Гудред пал, захлебываясь кровью, извергая проклятия. Пал на глазах у своего новорожденного сына. Жаль лишь, что его ждала Валгалла, а не хладные объятия Хель.
А кюна бежала обратно в Агдир, заставив ярлов присягнуть ее сыну, ее Хальвдану и защищать его от любых врагов. Там она взрастила могучего воителя, свирепого нравом и скорого на расправу. Покорного одной лишь ей, и способного бросить вызов самим богам.
Олав, подлого Гудреда сын от девки Альвхеймарской был тогда годами уже старше, нежели сама Асса, и сам детей завел – не любы были кюне такие родичи, великую угрозу видела она в конунгах альхеймарских да вестфольдских, но сильны и горды они были, не узрели в женщине младой угрозы себе. Не спешил Олав Альвгейр за отца мстить, медлил отчего-то.
Побелело лицо кюны от тех воспоминаний – памяти ее былых страданий, но и триумфа ее великого. Славного сына взрастила она в Альвхеймаре, силен был Хальвдан и ладен на загляденье, не то, что внук – мальчишка избалованный!


Гудбрандсдалир. Гудбранд-хевдинг

Старому человеку память дороже дней нынешних – о том Гудбранду было ведомо, ибо там вдали остались деяния славные, остались подвиги ратные. Не каждый способен в преклонные лета клинок поднять да в брони облачиться, но могучий Хевдинг еще мог в силе с лучшими из гридей своих поспорить.
Ведь тот правитель способен земли удержать и приумножить, кто меча из рук ослабевших не выпустит, да сыновьям храбрым власть свою передаст. Не было детей родных у Гудбранда – погиб его сын-богатырь в сражении со свирепым Хальвданом, не смог Волка Агдирского одолеть, да и никто не сумел, кроме Ньорда Владыки! Отрадно было старому хевдингу слышать, как утонул в полынье жестокий ворог, да прямиком в Хель отправился! Но и до этого не в страхе жил Гудбранд – разбитый, лишенный земель и воев, он смог из руин вновь создать сильную державу, что поболе чем у конунгов родовитых разрослась. До поры не видел в нем Хальвдан угрозы, а когда узрел – поздно уже было – конунги и ярлы многих фюльков Гудбранду присягнули – и Тотн, и Хадаланд, и Хейдмерк отчасти. Гудбрандсдалир назвал свою землю воитель, но после призадумался – что останется после гибели его, не растащат ли ярлы алчные, да конунги гордые землю его по кускам, коли не будет наследника?
Тяжкая болезнь, не иначе как ведьмой насланная, лишила его возможности нового сына завести, и он взял себе пасынка – крепкого младенца в одной деревне, на которого жрецы указали, что будет он надежной опорой старому хевдингу. Ахти назвал нового сына Гудбранд, а когда вырос викинг, за силу и рост небывалый, прозвали его Йотуном.
Доверял старый хевдинг ему более, нежели любым из своих слуг, но все же и сам приглядывал за тем, как Ахти приказания исполняет.
Вот и на сей раз, приставил человека рунам обученного, да птиц заговаривать умеющего, чтобы сообщал о любых успехах молодого воина.
Опустился воробей на ладонь хевдингу, снял с его лапки старец берестяную грамоту, рунами испещренную, и улыбнулся. Достойного сына вырастить удалось, славный будет правитель, а покуда стоит и в дорогу собираться – то-то сюрприз Гандальву и Фроди будет, коли у Хрингисакра сам он их встретит.

Раумарики. Альхейм Смелый

Возможно в былые времена и не даром прозвали Альхейма Смелым, да с годами стал он рассудительнее и скорее Хитрый, подошло бы прозвище ярлу. Во время разговора с Хареком, едва удерживался он, дабы недовольство свое скрыть, да еще и Стейнмода горячего удержать. Хороший был товарищ Стейнмод в бою, но на брань не сдержан, и прозван Молчаливым видимо в насмешку.
Не любо было ярлу и то, что остался Харек с ними – сызнова, как и в том походе хрингарийском, вся слава ему достанется, а о других лишь вскользь упомянут. Но – нет худа без добра – будет кого первого в бой послать, не жаль ведь чужеземцев, так пусть о них клинки хейдмеркские тупятся.
Снарядили они гонца быстрого, вручил ему Харек Волк послание к конунгу, да повелел Альхейм посланцу поперед Харальда, Торлейву жрецу грамоту ту показать.

Альвхеймар. Хедвиг.

Тревожные вести приходили в исконную вотчину Гандальва-конунга, злые вести из дальних краев. Часть воев Хаки, не найденных посланцами Серого владыки, явилась а Альвхеймер с рассказами о битве. А потом и беглецы войска Гандальвова новостей скверных добавили. Прикрыли они спинами отступление конунга – до потом, отдавшись без главных, в родную землю направились, ибо не было с ними больше жрецов чтоб погадать, где конунга своего искать должно. Помыслили воители, что дома родного Гандальв не минует – там и вести от него будут, наверное. Вот и двинулись в путь. Кто дошел, а кто пленным у Харальда остался. Многих потерял Альвхеймар. Плакали матери, сжимали кулак старики, Харальду смерть призывая. Вдовы младые - уж в темную прорубь поглядывали. Ну, да этим потеря всего меньше: не вернешь сына матери, наследника старцу – а жена молодая с другими утешиться.
Хедвиг, невестка конунга, первые знаки о неудаче мужниной спокойно послушала. Мало кто верил, что Хаки храбрость явит, лишь на Барвайга надеялись. То отец ее говорил – да и сама кюна за ним повторяла. Мало веры в конунжича было в Альвхеймаре. Однако ж, прослышав про смерть его от агдирцев, Хедвиг нежданно заплакала.
- Дура! – воскликнул отец, – тут песни петь надо. От труса ты ныне свободна – так справного мужа себе сыщешь, детей заведешь. Неужто такая краса без вниманья мужского останется? А ты… тьфу!
Хлопнул ярл дверью, да пошел посидеть со старым Гурмиром, былое вспомнить да хмельным напитком потешиться. Внук старика тоже пал в битве, как сказывали. Кто-то из вернувшихся видел, как рвался он к Харальду-конунгу, себя не щадя – да пал не добравшись, зарубленным. «Славная смерть», - говорил Хильден-ярл старцу Гурмиру. а Хаки кончине оба лишь радовались. ибо терпеть его не могли. трусом злосчастным в глаза называли.
Хедвиг же плакала: супруг не был ей люб – но и обиды от него жена молодая не видела. Может, мужчинам и странно, коль викинг с мужами другими не пьет да после жену кулаком не воспитывает, но Хедвиг та жизнь весьма нравилась. В Хаки плоха была более слава его малодушная, чем сам он. И чуяла кюна: грядут перемены большие. как бы Гурмиру с отцом своей радостью после не подавиться…

Эгиль знал, что Хаки проживет еще не слишком долго. Рана от стрелы, удар копья, мороз – все это убивает. Не мгновенно, но неотвратимо.
Но… ведь он и затеял все это именно для того, чтобы не допустить смерти.
Вот и оно… место, намеченное еще раньше, сразу после разговора с Харальдом.
Снег. Небольшое озерцо, прикрытое тонкой пленкой льда. Деревья, окружающие его.
Почти в таком же месте Эгиль пришел в себя… тогда, давно… и впервые ощутил рядом любопытного серого брата. Сперва испугался, но потом преодолел страх – и потянулся к зверю. И встретил понимание…
Помотав головой, он отогнал воспоминания. Не время для них… и так уже Хаки еле дышит…
Эгиль осторожно опустил сына Гандальва на землю рядом с озером, заботливо расчищенную ранее. И не просто на землю – в самый центр круга из тщательно вычерченных рун.
Этому его научил Ворон; Эгиль не мог видеть рисунков, но чуткие руки позволяли ему ощущать вырезанное в дереве, и он проводил линии столько раз, что они намертво въелись в память. И сейчас он был уверен, что начертил каждую правильно.
Да. Теперь остались слова.
Эгиль не был уверен в их абсолютной правильности, но знал – искреннее пожелание обязательно достигнет цели.
- Отец конунга всех волков. Тот, кого зовут Обманщиком и Лукавым. Тот, кто всегда находит выход. Ты помог мне, и я платил тебе службой; помоги же и этому человеку. Дай его телу силу исцелиться… и я обещаю тебе, что расплачусь и за него.
Эгиль не мог видеть, как золотистым сиянием зажглись руны. Но серые братья невольно отступили – не любили они таких сил рядом. Человек же улыбнулся.
«Ты услышал»…
Темнота, с рождения сопровождавшая его, и на сей раз не позволила увидеть – что же происходит с Хаки. Но в одном Эгиль был убежден: сын Гандальв проснется исцеленным.
Так же как и он сам когда-то очнулся живым.
Правда, потом его стоит перенести от озера… все же это место лучше сохранить в тайне. Но – чуть позже, когда сила Обманщика уйдет.

(совместно с DarkLight)
Сначала Хаки решил, что он умер. Последним его воспоминанием было ощущение движения, когда он скользил по жертвенному дубу, лишившись поддержки веревок. Странные люди - или призраки? - помешавшие жрецу, почему-то запомнились смутно. Гаснущим сознанием Хаки удивился, почему люди говорят про них, как про его братьев... но тут наступила темнота. Он счел темноту смертью, однако теперь свет почему-то вернулся. "Таково царство Хель?", - поразился альвхеймерец. Было прохладно, но лютый мороз тело не язвил. Однако же, ран он не чувствовал, а сие могло значить лишь смерть... Хаки открыл глаза - и с удивлением осмотрел звездное небо. "Странно в посмертии", - в мыслях конунжича скользило явное замешательство. Однако в следующий момент рядом с ним шевельнулся потревоженный волк
Серый зверь глянул на лежащего и неспешно поднялся. Побрел куда-то в темноту, и вернулся несколько мгновений спустя.
А еще через пару секунд из темноты появилась крайне знакомая фигура в сопровождении остальной стаи.
- Серый брат сказал, что ты уже очнулся, - улыбнулся Эгиль. - Ну как, теперь ничего не болит?
- Я боюсь даже спрашивать, как... - Хаки замолкнул, не докончив вопроса: картины прошлого (или - не прошлого?) вечера ярко всплыли в его памяти. Смерть альвхеймерцев под ножом. Люди отца, хоть и не уценимые, но знакомые с малолетства. Он смотрел на их кровь, не вправе пошевелиться. Его собственная боль - как это чужого страдания. Тело его было здорово - конунжич чувствовал - но дух пребывал в смятении, вновь столкнувшись с реальностью. Слабые часто просят о смерти. Сейчас Хаки на мгновение пожалел, что не умер... хоть и не сознавал - как.
- Спрашивать можешь, хотя для понимания ответа надо знать многое.
Пожав плечами, Эгиль сел рядом, прямо на снег.
- Можно сказать, что ты был спасен так же, как и я выжил... сбежав от убийц. Хотя тут еще поблагодарить надо сына Хальвдана - без него бы ничего не вышло.
- Ты уж прости, но язык у меня для од ему ныне не поворачивается. - Хаки сел, с удивлением не ощутив привычной уже дурноты. - Хоть и обязан он был... ну, да ладно. Всему виной проклятие инглингов - сказала же ведьма, что будет наш род руки мыть в крови родичей
- Это ты про Гандальва? - поинтересовался Эгиль.
- Харальду тем же заняться придется, - мрачно предрек альвхеймерец. - Не только отец мой на этой войне худых дел натворил. Хальвдан тоже хорош был, а мать его... ладно, дело то прошлое. Прости за речи мои злые - не ты в том виновен.
- Дела войны меня мало занимают, - признался Эгиль. - Я и не видел войн... только чуял кровь, что после нее остается. Знаю, что все зависит от человека - кого сочтут героем, а кого драугром при жизни ославят.
- Здесь дело в мести, Эгиль. Ее то ты знаешь, значит, судить тоже можешь. Дед мой Хальвдану братом приходился, сыном отца его от первой жены. Поехал он в гости к родичам, да поранился на охоте и умер в один миг, сгорел, словно свечка. Поговаривали, что Асса так своему детищу земли отцовские сберегла. С того и пошла наша усобица. Тем паче, что и брат отца моего странно так умер... сразу вослед за дедом. Не должны викинги гибнуть от подлости - да видимо плохо за тем смотрят боги. Может, и правда ослабла власть асов да ванов?
- Кто знает, - задумчиво ответил Эгиль. - Когда родичи начинают друг друга убивать, а не поддерживать... значит, плохо что-то в мире. Хотя Лукавый на своем месте останется всегда... для него навеки будет время.
- Может и так, - молвил Хаки. - Но что людям с того, вот вопрос?
- Люди всегда найдут себе выгоду. Во всем. Как, наверное, и сейчас агдирцы и альхейвмарцы находят... Впрочем, конечно, не все таковы.
- В этом ты прав, лесной человек. Люди разные.. и в селениях, и в хоромах. Вот только... плохую войну Хальвдан сыну оставил. Не поймешь там уже кто прав, а кто по кривому пути ходит. Все наши мертвые с собой такие бадьи с кровью родственой волокут, что думаеться мне - любы ли они после дел сиих в Вальгалле? Хрецы гуторят, что да, однако же я больше верю проповедникам Христа, говорящим про то без почтения.
- Их я не слышал. Только так... как пересказывали, а до меня доносилось... Так что тут спорить не буду. Но, похоже, Харальд справляется.
Эгиль махнул рукой.
- А впрочем - что говорить? Хальвдану служил мой отец, но не я.
- Так что же ты со мной сделал?
- Я призвал те же силы, что помогли мне. В чем-то - по наитию, в чем-то - по науке. Но мне ответили, и твои раны, как видишь, исцелились. Конечно, отец конунга всех волков не славится милосердием, но иногда его проявляет.
- Ого! Не думал, что смогу сыскать его милость, - поразился Хаки. - Хоть отец и говаривал, что подменил он меня в колыбели, но я, признаться то шуткой считал. Ныне не знаю, - Хаки посмотрел на свои руки, убеждаясь в их материальности. И правда - здоров. - И что же вы с Харальдом ныне задумали?
- Он лишь хотел оставить тебе жизнь, - ответил Эгиль. - Я же... вообще, я хотел того же. Ну а что делать дальше - выбирать тебе. Я могу лишь научить тому, как выжить здесь.
Он повел рукой, указывая на лес вокруг.
- Не думаю, что у меня есть выбор, - вздохнул бывший конунжич. - Но, думаю, что просить тебя научить жить с этим - излишне. Эгиль... все же - спасибо за помощь. Я рад, что мы встретились, и это все - искренне.
- А я рад, что повстречал тебя, - незрячий взгляд отыскал в темноте лицо Хаки. - Ворон учил меня, а ты попытался понять. Кроме вас это смогли только серые братья.

(C разрешения мастера)

Cельви угрюмо взирал на Оркнейские острова, уже зримые обычным орлиным глазом викинга. Предрассветный туман только вздымался над могучим скандинавским морем. Были слышны рычания воинов, помогающих Одину, который жаждал мести за убитых дядей Сельви. Бушующий ветер чуть ли не рвал парус драккара, и приободренные хорошими новостями друзья юного мстителя гребли веслами в пол - силы. Не нужно перед смертным боем уставать. Иначе топор над головой не поднять.
"Не поднимешь топор – умрешь, " - говорил Гюрик Собачья Кость своему племяннику. А сам перед смертью напился так, что не то чтобы топор, даже лук поднять не смог... Прирезали как барана... Оркнейские пираты долго и продуктивно разрушали дома своих соседей - северных мерейцев. И теперь пришла пора отомстить. Знамя мести пришлось тащить молодому Сельви - сыну Хунтьова и внуку великого Неккви. Перед этим он уже пивал крови оркнейских разбойников, и поэтому знал, что и как с ними нужно делать. Просто их нужно убивать. Резать, убивать, размозжить их кости об прибрежные скалы... Только убивать. В плен их брать нельзя. Убивать их надо, оставляя безоружными, пусть знают свой позор. В Валгалле таким нет места. Бесчестие - их главный и первостепенный удел. И пусть они лучше сгорят в костре, чем погибнут в бою... Но у Сельви не было времени на разработку планов, как сделать так, чтобы оркнейские разбойники были сжарены как вонючие, искупавшиеся в болоте вепри. Значит, надо биться. Насмерть.
Послышался выкрик Грика Свирепого Медведя. Сельви не услышал слов из - за бьющего в лицо холодного жесткого ветра и лишь усмехался, смотря как свирепый викинг тормошит тралла, еле - еле махающего веслом. Грик - опытнейший и, наверное, сильнейший в дружине Сельви. Его широкие карие глаза и тусклая черная борода делали его невозможно похожим на младшего брата - Торьгарда, гогочущего за широкой спиной Грика. Прозвище "Свирепый Медведь" ему дали за могучий склад тела и очень жесткий нрав. Хотя к молодому Сельви он относился чуть ли как не к сыну...
А вот Хуньтов в отличии от Грика - был немного поумнее и своего сына опасался, поскольку с самых ранних лет Сельви проявлял свое дивное стремление к жизни. Отцу Сельви это очень не нравилось, поскольку сын не хотел погибать доблестно и отважно, в неравной схватке с врагом. Во время последней атаки оркнейских разбойников, Сельви вместе с его отрядом скрылся в лесу, пока мерейцы отбивались. Но здесь надо возблагодарить его ум - подуставшие оркнейцы уже не были так сильны, и вовремя вышедшая дружина юного мудреца разбила остатки разбойников. Лишь единицы смогли сбежать от правосудия...
Хуньтов немало говорил с Сельви на эту тему, и ему так и не удалось узнать, почему сын так не хочет погибать в открытой схватке. И из-за этого - великий конунг стал немного побаиваться - а вдруг Сельви его предаст?
Старый Неккви наоборот, нисколько этого не боялся, потому что старость все видит - все знает, его внук был ему предан, хоть и хотел жить, но не боялся смерти. Значит, он лишь не хотел тратить ее зря. Он верно поступал.
От колющей жизни больше пользы, чем от рубящей смерти.

Сельви верил в свою победу. Оркнейцы не успеют и подумать о нападении. Пока что они в малых количествах разбрелись по своим деревням, значит, у мерейцев есть большой шанс на великую победу... А точнее - прекрасную месть...

Наверняка драккар в море не особо волновал островитян, они ожидали возвращения своих разбойников, которым теперь приходиться прятаться по Меру чтобы их не нашли. Удар об берег был не хилый, даже самые коренастые викинги невольно шатнулись от столкновения с брегом.
Пока дружинники готовились к предстоящим битвам, Сельви обдумывал план действий. Сначала одну деревню, затем другую, третью... Главное - чтобы ни одна живая душа не сбежала из деревень - иначе оркнейцы могли сплотиться, и даже после того, как многие из них погибли на территориях Неккви - живые еще составляли силу, которая могла выбить юного мстителя и его дружину с островов. Но больше - его поражала жадность его отца - нет чтобы дать сыну два или три драккара с людьми, так нет, ему нужно защищать остров, несмотря на то, что войск у Северного Мера - навалом... Возможно Хунтьов просто решил испытать Сельви на прочность. И он ее докажет...

Отряд медленно перебирался по крутым скалистым фьордам, и наконец, вышел к маленькой деревеньке посреди лесов. Выглядело это как кучка навоза среди травы - рядом роскошные леса - что уже плохо для Сельви, а в центре - захолустная деревенька. Значит - пора атаковать... Только - как? Окружить? Слишком мало войск, кто-нибудь может прорваться. В лоб? Нет, догонять никого не хочется... Значит - хитрость...
Юный воевода поручил своим войскам распевать песни, чтобы сделать вид, как будто оркнейский поход удался на славу, и теперь победоносные воины возвращаются домой. Хитрость удалась - жители деревни в количестве около семидесяти человек начали медленно выходить из домов и направляться к отряду. Совершенно безоружные, с радостью в глазах... Дети, женщины, старики, мужчины...

"Убей их!!! УБЕЙ!!!" - требовал неясный голос внутри Сельви. А он и сам того хотел... Как только люди подошли на достаточно близкое расстояние, он зарычал и побежал на местных жителей... Войско этот знак уяснило и побежало вслед за своим воеводой...
Лица жителей быстро переменились. Теперь был лишь страх. Ничего - кроме страха... Топор юного мстителя отразил зарево рассвета и разрубил жертву напополам.
"Топчи, убивай, уничтожай! УБИВАЙ!!! УБЕЙ!!! УБЕЙ!!!" - все сильнее и сильнее кричал внутренний голос.
А Сельви убивал. Разрубал топором каждого, кто под него попался. Самые умные - начали убегать, но их настигла дружина и ждала их та же участь, что и тех, кто попадался под топор Сельви и остальных безумных от запаха крови варваров.
"УБЕЙ! УБЕЙ! УБЕЙ!"
Сельви понял, что сходит с ума, но ничего не мог поделать, на его руках уже слишком много крови...

Первая деревня - полностью уничтожена... Каждый, кто жил в ней - были убиты безумными викингами - дружиной мстителя.
В этой реке крови не искупался лишь один человек - Торьгард. Он наблюдал за действиями Сельви и отряда и не мог поверить в массовое безумство... Даже самые уравновешенные воины дружины впали в берсеркство - вызванное одним человеком... Сельви...

"Что ж. Есть что доложить Хунтьову, когда вернемся..." - подумал Торьгард и не ясно улыбнулся...

Пока воины восстанавливались после бойни, Сельви сидя, взялся руками за колени и начал качаться.

"Что это со мной? Я убил мирных людей... Они даже не убегали - будто ждали смерти! Что со мной? Зачем я их так? За что? Это месть? Нет, это безумство... Я - берсерк..."

-Я - берсерк? - спросил сам у себя юный убийца.
-Я - берсерк... - с гордостью ответил он сам себе.
-Эй, Сельви, чего ты там разнылся? Я понимаю, мне тоже сейчас море нюхать хочется, но мы еще не закончили, тем более, мне так кажется, что это из-за тебя у меня шлем с головы съехал... - Грик подошел сзади и похлопал по спине воеводу. - Мы правильно сделали, что их растоптали. Иначе бы их дети растоптали бы нас, понял, рогатый? - Грик усмехнулся и присел к воеводе.

Сельви вспомнил о шлеме. Красивый... Подаренный дедом... Черный... Рога - чуть красноватые от засохшей крови...

- Грик... Скажи мне, теперь это со мной будет происходить в каждом бою?
- А это разве был бой?
- Ты прав... Это была просто бойня... Но... Во мне что - то есть... Или кто - то... Он приказывает мне, орет, кричит...
- Этот тип есть в каждом из нас. У одних, вроде Торьварда, он глубоко в душе, а у других, вроде тебя - постоянно пытается вырваться наружу...
- А что будет, если он вырвется?
- То ты станешь волком. - усмехнулся вновь Грик.
- Да уж, не очень хороший у меня путь...
- Какой есть. Путь выбирает сам Один, и не нам его менять... Мы играем под бой его молота...
- А Тор?
- Тор - это его сын, он только помогает нам в бою...
- И не только...
- И не только.
- Но почему каждому из нас уготована своя дорога, неужели ее не изменить?
- Как ты не пытайся ее изменить, а все равно, когда будешь говорить с Одином, будешь знать, что именно по его воле ты пошел по другой дороге...
- Да, Один велик...
- И не пытайся усомниться в его могуществе. Это может плохо кончиться...
- Я и не пытался. Я просто хотел немного... свободы...
- А что такое свобода?
-Ну... Это...
Здесь Грик его перебил.
- Вот именно, ее нет. На все - воля Одина...
- А ты не думаешь, что это все очень сложно - владеть всеми судьбами?
- Да, это сложно, но на то они и бог, на то что бы делать очень сложные вещи, непостижимые для нашего разума... Ладно, заболтались мы с тобой, пора и в путь...Куда идем?
- Я думаю, следует пойти на север, отец говорил что там у них есть большая богатая деревня без всяких укреплений...
- Как это - богатая, и без укреплений???
- Да. Говорил он так же, что защищают эту деревню злые духи... Но я думаю, духов нам бояться не стоит...
- Это верно!
- Войско! За мной!

Сельви повел своих воинов через густой лес.

Они с легкостью завоевали ту деревню, поскольку злых духов не оказалось, а жителей было намного меньше, чем в первой деревне, поэтому, даже взяв оружие в руки, они не смогли оказать сопротивления завоевателям и те дальше продолжили грабить земли Оркнейских островов без потерь. Сельви боем доказал что он достоин называться берсерком и сыном своего отца. Много оркнейцев погибло в тот день. Намного больше чем было людей в буквально неуязвимом отряде воеводы - берсерка. Прошла первая ночь. Без устали воины Северного Мера полностью опустошили еще две деревни и только тогда сделали долгий привал.

На утро, подсчитав ночные потери, а их оказалось сравнительно немного - всего пять человек, Сельви с гордостью заявил о конце славного похода и решил вернуться домой победителем оркнейцев. Но для начала - нужно было, чтобы враги узнали о нем, поэтому по пути он опустошил еще одну деревню, взял одного пленного, и приказал ему идти в еще не разграбленные деревни островов и говорить о нем в обмен на жизнь. Теперь - можно и домой.

Сообщение отредактировал Ноэль - 2-03-2007, 13:46

Грютинг, хозяин Оркдаля
Оркдаль, резиденция

- Конунг, это... - попытался было оправдаться Торстейн, но молчание Грютинга, читавшего пергамент, затягивалось, а потому воин решил, что пора бы молча выходить из залы, покуда хозяин Оркдаля еще не совсем разозлился.
Обычно, когда Грютинг злился, кто-то умирал. Опять-таки, обычно - крестьяне. Однако сейчас была совсем другая история. Нехорошая история...
- Ты смотри-ка, - спокойным голосом произнес конунг, ударяя двумя пальцами по пергаменту и не отрывая взгляда от рун, - он выдает замуж Ассу... да не просто так... сам попросил... ты слышал, Торстейн?
- Да, конунг... я...
- Он сам попросил! - повысив голос, сообщил Грютинг, поднимаясь с места и отбрасывая пергамент в сторону. - Сам! Чертова шлюха!
Рука конунга мощно и быстро опустилась на деревянный стол, заставив тарелку с уже остывшим мясом подскочить и опрокинуться на пол.
- Когда я, Грютинг Оркдальский, попросил ее руки, этот старый хрыч отказал мне, сославшись, что она еще недостаточно созрела для брака!.. А сама, как только рабы не шептались, уже успела со всем городом на каждом чердаке предаться объятиям любви!.. Любому встречному с такой-то рожей отдавалась, но даже взгляда на меня не бросила, проклятая чертовка!..
Торстейн с грустью подумал, что упустил момент ретироваться от своего господина. Закатил глаза, пытаясь сконцентрироваться на потолочной балке, нежели на словах Грютинга.
- ...вели снаряжаться! - рявкнул чуть ли не в самое ухо воину конунг, и Торстейн вздрогнул, проворно отступив и кивнув.
- Да, владыка! - развернулся и дернул дверь на себя, стараясь скрыться с глаз Грютинга.
- И чтобы ни одна сволочь не позабыла свой меч!.. - крикнул вдогонку конунг, с размаху наступая на тарелку, представляя на ее месте голову ненавистного Хакона.

Халльвард и Сигтрюгг

Весна, хмельная весна с ее запахами диких цветов и верескового меда!.. Снега сходят с нагорий, тая, растекаясь ручьями по островным равнинам. Двое братьев, Сигтрюгг и Халльвард, стоят у одного из ручьев, наблюдая за крохотной лодчонкой, выструганной ими самими из обломка игрушечного деревянного щита.
- Я хочу плавать на корабле, брат, - Сигтрюгг говорит серьезно, несмотря на то, что ему минуло только девять весен. – Но только под твоим началом.
Взор его быстр и мимолетен, а речь отрывиста. Временами искорки вспыхивают в глазах – у Сигтрюгга живой ум и скорая мысль.
- Нет, Сигтрюгг, - мягко возражает Халльвард. Он старше брата на две весны. Слова льются из уст его плавно и взрослая стать уже проявляется в нем. – Мы равны. И так будет всегда, несмотря ни на что
И слова его оказались пророческими – лишь три коротких, мимолетных весны минуло до того, как братьям пришлось в этом убедиться.


- Нести знамя, сын – великая честь! – говорил Халльварду отец, шедший рядом с ним. А древко, неумело обтесанное, кололо руки занозами, стяг трепал буйный ветер, норовя вырвать его из рук. Но он муж, и он должен терпеть.
На ветру развеваются длинные, до плеч, светлые волосы. Голубые глаза сверкают ледяным огнем. Руки крепко сжимают древко. "Ты - воин".
Битва под Саросбергом – его первая битва. Ульфсарки и берсерки, лязг боевых топоров…В руках Халльварда – не меч, а знамя. Но он – воин. "Ты – воин!"
Умирает отец – но умирает достойно, в бою. И его ждет Вальхалла, где он станет одним из приемных сынов Одина, но Халльвард – Халльвард все еще и жив и он будет сражаться, за смерть отца. "Ты – воин…"
Он взял меч отца – Гуллинхьялти, Меч с Золотой Рукоятью – и приготовился к битве…которая могла стать не только первой для него, но и последней. Могла, но не стала.
В плен он попал вместе с младшим братом, Сигтрюггом.

Они сидели друг напротив друга. Халльвард смотрел в такие же голубые глаза брата – наследство матери, недавно умершей. Братья были похожи, только Сигтрюгг имел темные волосы, а не светлые.
Они молчали, словно волчата, загнанные в ловушку. Но каждый из них точно знал, о чем думает другой.

(совместно с Тельтиаром)

Едва лишь переговорив с Харальдом, хрингарийский властитель отправился разыскивать ярлов и херсиров, которых знал уже долгое время - предстоящий поход был не простым набегом, и все должна была решить сила и выучка, а не количество воинов, поэтому он лично отбирал каждого хельда, особое предпочтение отдавая ветеранам, служившим еще Хальвдану и берсеркам, которых помимо его личного окружения, набралось еще человек сорок.
Выступали затемно, след в след, чтобы даже свои не смогли узнать, сколько ушло человек, а то как знать, быть может у Гандальва или Фроди были соглядатаи в воинстве Харальдовом? Четыре сотни закаленных в боях воителей следовали путем, по которому несколько дней назад бежал с остатками воинства Гандальв Серый, минуя сожженные и разоренные деревни, усеянные обглоданными волками да вороньем трупами - тяжкое зрелище даже для видавших виды воинов.
Но и этих кошмаров было мало.
Когда отважные воины, на третий день марша вошли в один из лесов, они поразились количеству несчастных, висящих на дубах. Земля в рощах Деревьев Одина была густо покрыта кровью, а на телах обильно расселись многочисленные вороны, с криками и драками делящие уже подгнивающее мясо. Гутхорм осмотрел одно из тел и понял, что смерть этот человек принял не от быстрого удара священным копьём в сердце, а от страшнейшей боли, которые ему доставляли выпавшие из распоротого живота внутренности. Об этом говорили так же и искусанные до мяса губы и навсегда искажённое в муке лицо, ещё не до конца выеденное.
Но и этого было мало Гандальву. Там, где дубов не было в великом множестве были свалены в кучи жестоко изрубленные в куски и сожжёные до тла трупы. Некоторых же пожвергали особой пытке - насаживали на копьё и поджигали, воткнув копьё в землю. Муки горящих заживо были ужасны
- Обильные жертвы принесли Одину враги наши! - громко произнёс Гутхорм. - Но возрадовались от их дара лишь Хель, да Локи! Светлые Асы с нами, воины! Вперёд!
И воинство ярла Хрингарики двинулось дальше.
Недолго прошли отважные воины Хрингарики, не смогли миновать лес, отмеченный кровавыми следами, поскольку перед дозорными, словно ниоткуда возник человек, вскинувший руки, и произнесший:
- Твоя вести моя к ваш старший, моя говорить много... много слов нужный.
-Не троньте его! - на всякий случай скомандовал Гутхорм своим воинам, а затем, уже обращаясь к пришельцу. - Кто ты и кем прислан?
- Моя Ансси, охотник, - представился финн, и только сейчас стало понятно, что он просто лежал в сугробе, прячась под белым плащом - потому и появился столь внезапно. - Добрый человек наша деревня защищать, человек-волк, враг тех злых людей, что много человек убить... на деревьях вешать... твоя тоже враг злых людей, я вижу.
- Человек-волк, - протянул Гутхорм. - Уже не о доблестном ли ты Хареке, прозываемом Волком говоришь?
- Хареком его зовут железные люди, да, - кивнул охотник. - Твоя знать добрый человек?
- Разумеется я знаю Харека! - воскликнул ярл. - Он мой давний друг и соратник. Но скажи мне, куда он направился? Куда двинул свои силы Волк?
Финн замялся, с одной стороны он не видел в этих людях той злобы, что в воинах Гандальва, но с другой - кто знает, может они и не друзья Хареку. А Ансси не хотел приводить к доброму ярлу врагов и прослыть предателем или того хуже ротозеем. Впрочем, долго размышлять было нельзя и он, здраво рассудив что в усадьбе и подле нее воинов едва ли не по двое на каждого из людей в этом отряде, произнес:
- В большой дом человек-волк и другой большой человек. И с ними много железных людей! Я отвести, если вы идти.
- Мы пойдём за тобой, доблестный муж! - ответил Гутхорм, про себя добавив: "А если ты обманешь - вздёрнем на ближайшем дубу и такое устроем, что Хель родной мамкой покажется!"
- Идтить быстро, путь далекий, - предупредил охотник, вставая на лыжи, припрятанные в соседнем сугробе.
К вечеру они пришли к частоколу, который не далее, как неделю тому штурмом взял Альхейм Смелый всего с дюжиной людей. На этот раз и за частоколом, и перед ним расположились воины Харека Волка и агдирцы, приведенные Стейнмодом, однако в большинстве преобладали даны и ирландцы, которых Харек собирал в ожидании похода на Хейдмерк.
- Харек Волк! - во всю мощь рявкнул Гутхорм, предваряя возможный ливень стрел выпущенных в темноте на звук. - Идёт Гутхорм Олень с подмогой!
Впрочем, представления были излишни - во всей Норвегии вряд ли сыскался бы другой воитель с золотым оленем на щите, и потому его, и еще десяток знатных воинов пропустили внутрь, остальным же пришлось остаться за частоколом - все же даже главная усадьба не могла вместить несколько сотен воинов.
Вскоре Гутхорм оказался в гриднице, где слуги поспешно накрывали стол, а Харек ярл и Альхейм ярл уже ожидали его.
- Альвхейм! Так вот кого тот охотник назвал "второй железный человек"! - расхохотался Гутхорм. - Привет вам, славные воины!
- И тебе доброго здоровья Гутхорм, Олень Хрингарики, - отвечал Альхейм.
- Надеюсь, легок был твой путь, воин отважный, - произнес Харек, а затем добавил. - Возмужал ты, ярл - помню когда мы виделись в последний раз, ты был совсем юн.
- А ты уже вовсю рубил врага и славил Одина при победе! - хлопнул воина по плечу Гутхорм. - Кстати, Альвхейм! Не давно, я говорил с твоим сыном, следующим на защиту земель, данных ему Хальвданном. И поверь мне, достойного воина и славного мужа вырастил ты!
Харек промолчал насчет веры, воспользовавшись тем, что остаток речи был посвящен сыну Альхейма, все же не желал он браниться с Гутхормом, да понимал, что ярл-берсерк не со зла ему это сказал, не в укор, а в память о днях былых.
- Да, наследник мой дальше меня пойдет, знаю, славную службу сослужит он конунгу, как мы все в стародавние времена, - в ответ улыбнулся Альхейм. - Как в Хрингарике дела, давно не слышал я оттуда вестей?
-Дела там так, что славно пирует вороньё на трупах павших славно, да за правителя неправого! - Гутхорм жёстко усмехнулся. - Я разбил войска Гримкиля, но сам трусливый ярл не только сбежал, но и не явился на поле боя, выставив вместо себя какого-то Лысого!
- Случаем не на его ли стяге умерщвляемый олень виден?
- На его, -помрачне Гутхорм. - Хотел посмеяться надо мной и моими воинами, вражина, да всё одно мы над их трупами веселились последними!
Харек вздохнул, не по нраву ему была такая радость, по случаю чужой гибели, да только между ним и молодым ярлом лежала пропасть, именуемая религией.
- Значит вот кого видели финские охотники на границе Хейдмерка, и с ним людей Гудбранда, и Гандальва, да братьев Эйстенсонов. Тяжко нам придется, коли сговорятся они супротив Харальда выдвинуться.
- Значит добрался и до сюда этот трус...уж не он ли устроил эту резню для тёмных асов в землях Раумарики?
- Гутхорм стиснул зубы и едва удержался от гулкого удара кулаком по столу
- То дело рук конунга Серого, да отпрысков ведьмачих - Хегни и Фроди, - процедил Харек. - И за то они ответ держать должны.
- Отродья Хель! - Гутхорм грязно и с удовольствием выругался, бегло перечислив всех предков Серого конунга и пройдясь по некоторым их свершениям. Скотоложество, причём, было наиболее пристойным из них. - И что же мы будем делать с этими ублюдками, отца не помнящими?
Пожалуй напоминать, что предки Гандальва были так же и предками Харальда в этот момент было бессмысленно, а потому оба ярла промолчали на этот счет.
- Преследовать их, покуда войска нового не собрали, - твердо объявил Волк, сжав пальцы в кулак. - Мои даны изголодались по новым битвам, да и ирландцы не привыкли сидеть сложа руки. Охотники сумеют провести тайными тропами, так что заставы хейдмеркские не заметят и не пошлют к конунгам гонцов.
Однако другое удивляет меня, Гутхорм, почему ты пришел сюда с небольшой ратью, да бросил конунга?
- Харальд справится и без меня, - ответил Гутхорм, помрачнев лицом. - А сейчас ему потребен скорее мудрый совет, чем сильная рука рядом. А лучшего советчика, чем Торлейв - жрец во всей Норвегии не сыскать. Я нужнее здесь, где собрались псы, что обязательно вцепятся клыками в спину
- Да, мудр Торлейв и предан Агдиру как никто иной, - добавил Альхейм, едва лишь поймал взгляд Харека, словно бы хотевшего что-то сказать про жреца. - Значит решено - идем на Хейдмерк теми силами что имеем?
- Решено! - кивнул Гутхорм. - Идём и добьём недобитков!

Странная улыбка пробежала по лицу Альхейма - сейчас почти все воины, что пришли с Хареком были подле усадьбы - и даны, и нортумбрийцы, и ирландцы и иные наемники, в то время как люди Стейнмода, верные Альхейму рассредоточились по деревням и усадьбам Раумарики, дабы удерживать эту землю - так что с людьми Гутхорма агдирцев здесь осталось едва ли пять сотен - примерно столько же, сколько и воинов Харека. В этот поход Волк отправится несомненно - и дай Один, чтобы там полегло побольше чужеземцев и поменьше агдирцев - сам Альхейм мог и вовсе остаться в Раумарики, как назначенный конунгом ярл, но - но он не желал, чтобы всю славу вновь поделили Гутхорм и Харек.
- Выступим на рассвете, - наконец произнес он. - Надеюсь твои фины действительно так хороши, как ты говоришь, Харек ярл.

Сообщение отредактировал Orrofin - 28-02-2007, 21:12

Рагхильда мерила шагами шатер.
- Не пожелает ли чего моя госпожа? - робко спросила служанка, что была при ней.
Но грозен был взгляд кюны и холоден и зол, как вьюжная ночь, голос:
- Пожелает она, чтобы глупыми вопросами да бесполезными словами не донимали ее боле! Или я уже настолько слаба стала, что и спросить не смогу?
Опустила глаза девка-служанка, а хозяйка ее тяжело упала на резной стул.
- И ты тоже думаешь, что не заслужила кюна Рагхильда внимания сына? И не заслужила она приветствия брата? Может, и боги, как родные, отвернулись от Вещей девы?
Служанка не отвечала, боясь навлечь на себя гнев хозяйки. Была Рагхильда доброй госпожой, да в последнее время все чаще сталь звенела в голосе да холод стоял в глазах.
- Отвечай же, или уже голос мой значения не имеет даже для последней рабы?! - воскликнула женщина, не дождавшись ответа, а затем рывком поднялась и замахнулась на девушку.
Та в ужасе закрылась руками, но не последовало удара.
- Стану что ли, бить тебя? - уже беззлобно произнесла Рагхильда, снова опускаясь на стул, - Или совсем я озверела, что уже и родной сын с братом меня боятся? Или мудрость моя выветрилась? Нет, украл ее Торлейв, пособник Локи! К нему с советами идут, с ним считаются! Уж не много ли он возомнил себе, а?
- Я.. я не знаю, госпожа, но.. но... Ваш сын.. - кюна терпеливо ждала, пока служанка договорит, - Он уже такой смелый воин и мудрый правитель, что любого конунга затмит!
Рагхильда удовлетворенно кивнула, будто одобряя слова своей собеседницы.
- И то верно, красавица, и то верно.. Ему править в Агдире, а не хитрому Торлейву. Поигрался со властью, и будет с него.
После этого замолчала вещая дева, и долго еще тишина висела в ее шатре, прерываемая лишь тяжкими вздохами.

Владения Хакона Хладирского. Конунг и приближенные.

- Тревожные вести доходят до нас, владыка, - ярл с назвищем Бьорн почтительно склонил чело перед конунгом. Статью он напоминал одноименного зверя, но хорошо помнил лета когда Хакон гонял его с прочими мальчишками хворостиной, оттачивая военные навыки. Мудр был конунг, различий меж детей в ратных забавах не делал… вот только не уберегло то сынов его от вражьего железа. Война немилостива и ныне вновь она подступала к границам. Ныне уж Бьорн стал богатырем, но снизу вверх смотрел на властителя. Хакон задумчиво потер подбородок, глядя на младшего воя. Предан, вынослив, силен. Сделает, что скажешь, но не любил конунг указывать без разъяснения. Много зим прожил Хакон Хладирскимй, и знал: слово, затверженное без понимания, из памяти вмиг вылетает, сердце и краешком не зацепив. А вот понятое да принятое – словно орудием вострым в душах людских высекается. Конунг не боялся прослыть трусом – много уж зим скальды по всему побережью пели песнь о его воинской доблести. Никому из врагов Хакон спуску не дал, владенья свои защищая, Гютинг не первый на Трандхейм позарился. Конунг земли отцовы мечем отстоял, секирой затем приумножив. И не любо ему было после кончины их в жадные руки отдать, чтоб падальщики норвежские деяния славного рода сгубили.
- Что Гютинг на земли мои слюни пускает – знаю давно я. Как и то, что не смириться он с другими владыками, коль угодья за фьорды мои уж под свою руку примерил, - сдержанно молвил старый конунг. – Однако ж, досель я тут правлю и сам в срок решу, кому власть передать. Гютинг-правитель урок заслужил, и нарочно я слухам про дочку мою до владений его дойти дозволил. Подлый он враг, – в спину мне меч свой вонзить как раз такому по стати. А так – знаю я, что в усадьбе при таких вестях он не усидит. Стяг возьмет да за местью подастся. Так что, сбирай, Бьорн, дружину – встретим мы «гостей» на границе да покажем, что викинги наши – не южные слабаки, чтоб силой у них брать желаемое. Заодно и прочие призадуматься. Слишком многим война головы кружит, ой, силен ныне в северных землях запах легкой поживы…
Хакон про Хальвдана промолчал, но намек был прозрачен…

(совместно с Тельтиаром и с его же благословления)

Погибнуть в бою, как отец - вот чего хотел Халльвард, но...Видно, Один приготовил для него другую смерть. От спертого воздуха в бараке, где заперли пленных, кружилась голова, а сердце - сердце терзало ощущение собственного позора.
- Попробуем сбежать? - шепнул ему Сигтрюгг. - Можно выломать доску, я присмотрел...Мы сможем пролезть.
- Замолчи, - оборвал его Халльвард, - и не смей думать об этом. Или мы, как трусливые зайцы, побежим от врага, в то время как наш отец отдал свою жизнь за Гандальва Серого?
Искорки, хитро поблескивающие в глазах Сигтрюгга, угасли.
- В таком случае, нам остается только ждать, пока нас казнят, - как бы невзначай обронил он.
Скрипнули старые несмазанные петли, дверь отворилась, но никто и не думал о побеге - здесь были заперты в основном ополченцы, сдавшиеся на милость Харальда, в то время как хирдманны сражались за Саросберг до последнего, даже узнав, что Барвайг мертв, Хаки пленен, а их рать разбита.
Поэтому крупный мужчина в кольчуге зашел, спокойно держа руки за поясом, не боясь, что на него нападут - он всматривался в лица пленников, будто бы размышляя, или ища кого-то.
- Что, мало вам было жертв, еще отобрать пришел? - Не выдержал какой-то парень, вскакивая с соломы.
Вошедший отвесил ему пощечину латной перчаткой, и бедняга повалился, сглатывая кровь из рассеченной губы. Взгляд агдирца остановился на братьях.
Халльвард и Сигтрюгг переглянулись. "Вот и оно", подумалось старшему."Значит, сейчас".
Он подтолкнул Сигтрюгга и оба встали, гордо выпрямившись - как и подобает воинам. Пусть они и самые младшие из всех, кто сейчас в этом душном сарае, но вести себя они будут достойно. Во всяком случае, достойнее того пленного, который вытирал сейчас кровь тыльной стороной ладони.
Сжав зубы, Халльвард взглянул агдирцу в глаза. Сигрюгг же смотрел на брата - он словно увидел в его лице какие-то новые черты, незнакомые ране.
- Ты пришел, чтобы отвести нас на казнь? Мы готовы.
- Много проку будто бы с вашей казни, - уголком рта усмехнулся воин. - Это ты Халльвард, сын Вебьерна?
- Да, я Халльвард. И со мной мой брат, Сигтрюгг, - насторожившись, отвечал Халльвард. Странный вопрос удивил и его, и младшего брата.
- Хорошего пленника, стало быть взяли, - прошептал сам себе мужчина. - Добрый выкуп взять можно будет. Скажи, ты ведь теперь отцово наследство получаешь, так?
- По праву старшинства получить его должен я, но...- Халльвард запнулся. - Но я не понимаю, к чему эти вопросы?
- Идем, - стальная длань схватила парня за руку, и воин буквально дернул его за собой. - А второй пока пусть тут посидит!
Сигтрюгг недоуменно поднял брови, Халльвард же, которого просто утащили за собой успел только обернуться и растерянным взглядом посмотреть на брата. Потом за ним захлопнулась дверь, и Сигтрюгг остался внутри.
- Куда мы идем? - почти выкрикнул Халльвард.
- Никуда. Твое счастье, щенок, что ты не только Гандальву родичем приходился, а мой конунг кровь родственную зазря проливать не любит, раз уж с Хаки-трусом столько возился.
Про альвхеймарского конунжича он говорил с явным пренебрежением.
- Хочешь, чтобы отцово наследство тебе досталось, а не по миру пошло, отвечай! Жить хочешь?!
Халльвард снова сжал зубы. Он-то собирался было умереть с гордо поднятой головой, а судьба все же предоставила ему шанс, довольно странный, но кажущийся верным.
- Хочу, - он снова взглянул мужчине в глаза. - Но только если брата тоже оставят в живых.
- Стоило бы конечно заставить тебя прирезать своего братца для верности, - вполголоса процедил викинг, но уже совсем беззлобно. - Да времена уже не те, что во времена Сигурда. Будешь служить Харальду конунгу, и родичи твои все ему служить будут - станешь хельдом заместо отца своего - такова воля конунга.
- Тогда...подчиняюсь воле конунга, - ответил Халльвард. - Я постараюсь заменить отца...если уж не получилось геройски умереть.
- Подохнуть всегда успеешь, - усмехнулся викинг и протянул юноше могучую длань. - Меня зовут Асгаут ярл, и поверь, в ближайшее время я буду твоим лучшим другом.
Халльвард молча пожал протянутую руку, не зная, что еще сказать. Он только что спас две жизни: свою и брата.
Так ли важно, кому служить? Главное - жизнь. А умереть он, и правда, всегда успеет.

Лес. Хаки.
На прощание...
_________________________________________

Белым снегом укутался лес, звери да птицы, вспугнутые проходившими викингами, снова успокоились, а Эгиль и волки его уж давно тут своими были. Хаки считал себя лесным человеком, но слепец ему по части этой сто шагов вперед дал бы. С новой стороны открывались давно, казалось бы, известные тайны следа звериного да древ лесных с вольными ветрами. Тут все было иначе. Да и как быть иному? В селении меж людей за одним смотришь, в походе близ ворога лютого – за другим, а в чаще лесной – за третьим.
Диво ведь дивное… лежа в харальдовом шатре да Хель в глаза глядя, не мог конунжич мыслить как это – быть самому по себе. Тогда не мог – а сейчас все само по себе получилось. Спокойно так, правильно. И возвращаться домой не тянуло. Совесть злая душу не грызла, долг перед родом жил из тела не тянул. Словно и впрямь умер тогда Хаки Гандальвсон у жертвенного дуба, отдав жизнь свою дереву Одина… хоть и не слышал он о таком прежде. Дуб – не рябина, чтоб хвори людские себе забирать, да и та лечит лишь муки телесные, от страданий духа ей не помочь. Два дерева у отца богов – а какие отличные: дуб могучий – да рябина тонкая. Разная у них стать – и разное предназначение, прямо как у людей, меж мужчин и женщин. Первым дано – биться в сражениях, вторым –хранить очаг да деток воспитывать. Так и у древ священных разделено. Дуб – дерево жертвы, кровью багряное, рябина же – знак исцеления, но красны ее ягоды и без руды.
Хаки вытягивает руку, касаясь пальцами тяжелых багряно-огненных гроздьев. Не было еще настоящих морозов, вот и они цвета еще не сменили.
«Почему мне не больно? Как отгорело…»
Гроздья ягод, припорошенные утренним снегом… как та, давешняя кровь на снегу… Странное древо – рябина. Никто в здравом уме веток не сломит, да ягоды в рот не возьмет. В дерево то лекари мудрые боль людскую перемещают, так кому же охота горечь доли чужой на зубах ощутить? Рука сжимается, выдавливая из горьких ягод сок вместе с мякотью. Вот так: прошлого не изменишь, хоть зиму всю ешь ягоды горькие, за ошибки себя казня да боль чужую себе принимая.
Хватит уже. Хватит.

Халльвард и Сигтрюгг (вместе с Тельтиаром)

Это казалось почти предательством.
Предательством памяти отца, памяти матери, погибшей не так давно от поветрия. Предательством младших братьев. Предательством конунга Гандальва Серого. Халльвард закусил губу. О боги...
Словно весы, на одной чаше которых твоя жизнь, а на другой чужая. Задай любому вопрос, что должно перевесить, склонить чашу в одну из сторон - и тот, почти не задумываясь, скажет, что отдаст за другого свою жизнь. Но в глубине души - совсем, совсем другой ответ.
Но, поразмышляв еще немного, Халльвард окончательно уверился в том, что вину свою - да и была ли это вина? - перед отцом можно искупить, верой и правдой служа конунгу Харальду. Может, он в силу малого возраста и не может принести столько же пользы, сколько опытный взрослый воин и зрелый муж, но он будет всеми силами стараться завоевать доверие конунга.
Да ведь их с братом двое! И Сигтрюгг, разумеется, тоже с радостью отдаст свою судьбу в славные руки Харальда...по крайней мере, ему придется это сделать, для собственного же блага.
Полностью оправдав себя в собственных глазах, Халльвард даже слегка повеселел.
- Слова твои сказаны, молодой Халльвард, - наблюдавший за ним ярл, чуть прищурил глаза, словно всматриваясь в душу парню. - Но многое надо делом доказать. Вечером ты и твой брат принесут клятву на кольце, дабы боги заверили искренность твоих слов.
Он повернулся, жестом приказав юноше следовать за ним, и направился к усадьбам.
- Не беспокойся за своего брата, он будет жить, покуда ты служишь Харальду, и станет заложником твоей верности. Докажешь, что не таишь в душе худого - будет он свободен. Я знал твоего отца в свое время, и то славный воин был, надеюсь сын пошел в отца?
- Плоть от плоти и кровь от крови - различий не может быть больше, чем между древом и молодыми его побегами, - отвечал юный воин. - Нас четверо - сыновей Вебьерна, и все мы похожи на него, как челом, так и помыслом...и да не опустеет кубок его, что поднимает он ныне в Вальхалле.
- Да уж, все мы когда-нибудь с ним по чарочке пропустим, - Асгаут похоже особого энтузиазма, относительно посмертия не испытывал. - Пока же, будешь в моей дружине ходить, хотя... - он задумался на мгновение, и добавил. - Зазорно будет наследнику знатного хельда простым хирдманном быть. Старшим над десятком быть сумеешь?
- Сумею, - чуть наклонил голову Халльвард.
Битва под Саросбергом была его первой и единственной битвой. Да и разве он бился? Он успел только поднять меч отца, но не пролил им ни капли вражеской крови. Только когда его заталкивали в барак, темный и душный, он вспомнил, что выронил Гуллинхьялти там, на поле...
Но он сам выбрал эту дорогу. Если нужно руководить десятком - он будет руководить десятком.
- Но будут ли твои воины подчиняться мне, Асгаут? - усомнился Халльвард. - Я же был враг им, да и не сочтут ли они меня юнцом, недостойным чести командовать ими?
- А разве я сказал, что ты получишь моих воинов, юнец? - Усмехнулся ярл, положив ладонь на плечо Халльварда и резко развернув его к сараю, где содержали пленников. - Приведи к присяге тех, что полоненые сидят - заодно и посмотрю насколько в тебе кровь отцовская сильна.
Халльвард не сразу понял, чего потребовал от него Асгаут. Но, когда мысли его прояснились, он попросту опешил.
"Да если я к ним сейчас войду с такими словами, они меня растерзают!" - хотел было воскликнуть он, но понял, что спорить бесполезно. "Значит...значит, нужно просто подобрать верные слова"
Он открыл дверь и вошел внутрь. Взоры пленных обратились к нему. В лицах некоторых явно читалось удивление: "Живой?"
- Воины! - произнес Халльвард. - Я вернулся с вестью о том, что...Что все вы можете вернуть свою честь и свободу. Но с тем, чтобы служить Харальду-конунгу.
Последние слова он произнес совсем тихо. Из дальнего угла на него смотрел Сигтрюгг, скрестив руки на груди и настороженно вглядываясь в его лицо.
- И ты смеешь говорить нам о чести? - один из пленных мужей, рослый воин с длинной рыжей бородой и рассеченным лбом, поднялся на ноги. - Ты, щенок, которого послали сюда, чтобы уговорами заставить нас предать Гандальва?
- Я не щенок, но сын Вебьерна, одного из дружинников Гандальва,- отвечал мужу Халльвард, стараясь держатся достойно. - И послан я не кем-либо, а по своей воле вернулся сюда, чтобы спасти вас от позора смерти в плену.
Халльвард обвел взглядом пленных.
- Подумайте, воины - вам не попасть в чертоги Одина и Фрейи, ибо отказавшись, не в бою погибнете вы, а от рук палача! Хотите ли вы, чтобы жены ваши говорили сыновьям своим о том, как погибали их отцы? Мой отец сложил голову за своего конунга и теперь он в Вальхалле. Но вам - вам не присоединиться к нему! Так не лучше ли вернуться к свободной жизни воинами? Пусть воинами Харальда, но по-прежнему доблестными мужами, верными слугами своего конунга. Или ты предпочтешь пасть смертью опозоренного?
Последние слова его были обращены к рыжебородому. Чело того омрачилось думой. На лицах остальных пленником тоже читались раздумья...уже не полное неприятие слов Халльварда, но раздумья.
- А ведь он прав, - выдохнул откудо-то из угла парень с рассеченной губой, уже успевший унять кровь. - Чего нам умирать тут! Гандальв нас бросил!
- Да, а сын его трус, каких поискать! Плохой род - и нас до добра не доведет верность такому конунгу! - Поддержал его другой, мужик с простецким лицом лапотника-землепашца, видимо попавший в ряды воинства альвхеймарского не по своей воле.
- Халльвард, скажи, - протянул Гисли-тралл. - А свободу! Свободу всем ли обещал Харальд?
- Смотря что значит для тебя это слово, доблестный муж, - Халльвард почувствовал себя по-настоящему взрослым в эти мгновения. - Войти в десяток под моим началом и служить Харальду в обмен на жизнь, кров и пищу - свобода или нет? Но уж всяко не плен, ведь так?
"Да, брат", подумалось Сигтрюггу, "и когда только ты научился говорить такие речи?"
- Вот щенок, еще молоко на губах не обсохло, а уже хельдом себя возомнил, - бросил рыжебородый, однако другие явно не разделяли его неприязни. Все же здесь собрались в большинстве своем такие же юнцы, да ополченцы, не связанные с Серым Конунгом ни долгом, ни кровью.
- А я бы не прочь судьбину испытать, - усмехнулся кучерявый парень лет двадцати пяти со шрамом через все лицо. - С Гандальвом не повезло, так может у Харальда удача не минует?
- И то верно, - поддержал его Гисли, бывший лишь рабом в войске, а теперь увидевший шанс стать настоящим хирдманном. - Я с тобой, Халльвард.
- И я!
- И я!
Голоса раздавались со всех сторон, и только рыжебородый надменно отвернулся, проскрежетав бывшим товарищам:
- Проклятые предатели, все вы попадете в Хель за свое вероломство.
Сигтрюгг подошел к Халльварду:
- Думаю, для брата тоже найдется место в твоем десятке?
- Найдется, - улыбнулся Халльвард.

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

На белых просторах, где слышно, как хрипло, словно простужено, кричит птица, одиноко вьющаяся в сером небе, люди не горят желанием много говорить. Конунг, возвышаясь впереди в накинутой на плечи меховой накидке, был угрюм и замкнут, глядя перед собой вперед, иногда поправляя шлем, дабы не сползал на глаза.
Воины говорили мало, вслушиваясь в крики птицы над их головами, да в поступь лошадей, что глухо раскатывалось по равнине. Холодный ветер нес странные звуки спереди, и птица, медленно и величаво взмахивая крыльями, улетала куда-то в сторону, оставляя отряд на растерзание ветру. И тем звукам, что он нес в их сторону.
- Владыка! - крикнул с холма разведчик, протягивая руку в сторону севера и глядя туда же. - Кажется, мы не вовремя!
- Это стервятники только вовремя, - себе под нос ответил Грютинг, дергая поводья лошади и посылая ее вперед, на преодоление холма.
Позже будут сказывать много разного - и то, что Грютинг побледнел в лице, и то, что приказал срочно разворачиваться, и даже то, что он яростно хватил кулаком по раскрытой ладони и прошипел сквозь плотно стиснутые зубы, мол, не щадить никого и пустить этим северянам кровь...
Правда была куда как банальнее. Грютинг не именился в лице, с таким же раздражением в глазах посмотрел с холма на стоявшую внизу дружину, перегнулся с седла и сплюнул на землю.
- Я знал, что так будет, - сообщил он разведчику, который дергал поводья своей лошади, глядя то на конунга, то на армию.
- Прикажешь белый флаг поднять, владыка? - викинг обернулся на подтягивающийся отряд, насчитывающий не многим более тридцати человек. - Или будем отступать?
- Это по наши души, - Грютинг указал пальцем на размахивающего внизу воина, похожего на вспорхнувшую с куста птичку. - И нас уже заметили.
Подъехавший Торстейн взглянул вниз, прошептал что-то, помянув Локи и Одина с Тором заодно, обернулся на хозяина Оркдаля.
- Слухи, владыка, наверное пустили наши враги...
- Ты глуп, Торстейн, как мой сапог! - рявкнул Грютинг. - Нет, сапог умнее, чем твой телячий разум! Это Хакон сам пустил эти слухи! Теперь все северные земли говорят, что Грютинг, владыка Оркдаля, двинулся на Хакона с армией невиданной, а тот его "встречать" вышел...
Конунг вновь сплюнул, вытер рот тыльной стороной ладони и кивнул Торстейну.
- Вперед. Пускай в штаны наложат, когда нашу армию увидят...

(Совместно с о Скальдом)
Под покровом утреннего тумана, агдирское войско, возглавляемое Гутхормом, Хареком и Альвхеймом отправились в Хейдемарк, в то время как все войско Стеймунда осталось в Раумарики удерживать землю. Они шли по подтаявшему во время короткой оттепели снегу на лыжах, и, таща на себе сани с провиантом и амуницией, разбившись на более мелкие отряды, ведомые по укромным лесным тропам финскими проводниками.
Гутхорм лыжи не любил. Можно даже сказать терпеть не мог, но сейчас ему было не до личных предпочтений. Он шёл наравне со всеми, уступая в ловкости разве что финнам. Удивительного в этом ничего не было - плох тот воин, который и в нелюбимом деле не мастер.
На одном из привалов, когда войска остановились, дабы дождаться возвращения заранее засланных вперёд разведчиков, он поравнялся с Хареком Волком и произнёс:
- Дурные вести принесли наши посылы, Харек. Они обнаружили усадьбу, полную вражеских воев.
- Меня это не удивляет. Эйстейсоны хорошие овины, и дураком Фроди Эйстенсон никогда не был
- Это к счастью - нет славы одержать верх над глупцом!
- Надо на них напасть поскорее, пока они не подняли тревогу и не оповестили остальных. Нас было намного меньше в Раумарики, и лишь благодаря внезапности мы тогда взяли над ними верх
- Согласен! - Гутхорм кивнул. - Но они могут успеть подать сигнал своим или послать конного вестового. Нападём на них ночью и с двух сторон. Пусть захлебнутся в своей крови, не успев понять, что с ними случилось!
- Твоя правда, Гутхом ярл - подхватил подошедший Альвхейм, прислушиваясь к их разговору. - Хотя теперь они будут начеку, и не так легко будет их застать врасплох
- С помощью Одина мы и великана прирежем так, что он этого не заметит! - Кулак Гутхорма с силой врезался в его же раскрытую ладонь. - Вышлем вперёд финнов с луками. Пусть разберутся с дозорными, а мы подоспеем позже!
- Финны уже поднаторели в этом - улыбнулся Харек, - тем более что Эйстенсоны успели немало обид причинить их народу
- Тем более! Праведная месть всегда была угодна Богам! Пусть финны идут вперёд, но так осторожно, как только смогут!
- Они с детства обучены красться подобно троллям - сказал Харек, и не позавидуешь тому, кто станет их врагом
- Истину говорят, хитроумный Локи приложил руку к созданию этого племени! - беззлобно и тихо усмехнулся Гутхорм
- Говорят Локи и к победе нашего конунга приложил руку, - сказал Альвхейм. - Так что надо заручиться милостью асов, прежде чем идти на такое дело.
- Точно! Принесём жертву...но вот что или кого?
- Только не людей, -встрял в разговор Харек. - Богам угодны жертвы принесенные им в честном бою а не резня и убийство беспомощных и безоружных
- Принесем им в жертву оленей, которых добыли финны, и пообещаем много новых эйнхериев в грядущих битвах.
-Если мы будем вести себя подобно нашим врагам, то и нас асы могут оставить своей милостью.
- Мудро... - Гутхорм нахмурился. - Хоть перед столь важным делом стоит приносить человека, но сейчас Асы устали от таких жертвований! Принесём им оленей!
Альвхейм кивнул.
- Хоть ты теперь не нашей веры, Харек ярл, но и я вижу в твоих словах мудрость - сколько бы не приносили подлый пес Гандальв и прочие наши недруги. Не им боги даровали славные победы. Значит, не всю правду говорят нам жрецы.
- Я велю своим людям сложить костёр, - произнёс Гутхорм и отправился отдавать приказания.

Сообщение отредактировал Ноэль - 5-03-2007, 20:01

Хакон Хладирский и его дружина.
___________________________________________
- Вижу вражеское войско, конунг! - остроглазый отрок Сагги повторил то, что Хакон видел и лично. Властитель был стар. но годы еще не лишили глаза его зоркости, да и ум был остер как прежде. Грютинг ныне в том убедился. На устах Хакона возникла довольная улыбка, когда представил конунг растерянную злость супротивника. Однако ж, сие есть зачин, глупо думать что этот захватчик ит вида клинков побежит прочь, будто олень лесной от волков земней стаи. Нет, Грютингу теперь - на клинки их дорога, не снесет гордость соседова такой раны, не стерпит владыка Оркдаля что конунг Трандхейма в ноги ему не кланялся. Конунг довольно усмехнулся: пусть идет глупый юнец прямо в ловушку. Не столь уж он, Хакон, стар, чтоб со счетов силушку его сбрасывать.
- Бьорн, - тихо молвил властитель. Ярл тотчас же подошел, а вои дружинные умолкли, как по команде. Редко Хакон голос свой повышал - но и слова тихие его слушали, как откровения асов. Знали ведь - без дела сей старец рта не раскроет.
- Подготовь встречу сим молодцам, - молвил конунг ярлу. - Опалим сей час Грютингу лапы - чтобы в иную годину он ими к чужому добру не тянулся.

Сообщение отредактировал DarkLight - 5-03-2007, 10:53

Саросберг с Аццкой Кошкой

Но недостаточно одного слова, чтобы из воинов Гандальва Серого стать воинами Харальда. Скрепить клятвой свои речи, подтвердить свою верность должны были нынче и Халльвард, и Сигтрюгг, и десяток бывших пленников, которые теперь были объединены под началом старшего из двух братьев.
Больше всех волновался Халльвард, хотя старался этого и не показывать. Сигрюггу же словно было все равно. Поняв, что теперь его жизни ничто не угрожает, он вернулся к обычному своему спокойному состоянию.
Асгаут, а с ним еще человек пятнадцать хирдманнов, окольчуженных и отлично вооруженных, повели бывших пленников во двор усадьбы, где их уже ожидал жрец Торлейв. Он первый из приближенных Харальда вернулся в Саросберг, дабы приготовить молодому конунгу и его воинам достойную встречу. Ему и следовало принимать клятву у новых воинов, как он сделал это с другими пленниками, что были захвачены в последней битве.
- Скажи мне, Халльвард, что мыслишь ты о Белом Боге, - прошептал юноше Асгаут, пока они еще не миновали ворот.
- Я...- Халльвард задумался. - Он должен быть обманом, этот бог. Как он один может уследить за всеми детьми своими? нас защищают Один и Тор, два Ворона Одина следят за тем, что делается в мире, Локи сбивает людей с пути, Скади помогает охотникам, а Фрейя - влюбленным...Нет, Асгаут, одного бога над всеми быть не может. Он бы не справился с таким грузом.
Сигтрюгг прищурился. Он слышал весь разговор, ибо шел рядом, но ни сказал ни слова, хотя мнение его полностью совпадало со словами брата.
- Смотрю я, крепка вера в людях альвхеймара, - одобрительно улыбнулся ярл, про себя добавив: "Как жаль, что многие агдирцы ступили на путь ложного бога, отринув заветы предков".
Тем временем, пройдя во двор усадьбы, увидели они и Торлейва в праздничных одеждах, уже успевшего отдохнуть с долгой дороги.
- Приветствую тебя, славный Асгаут ярл, - произнес приближаясь Торлейв.
- И я рад видет тебя в добром здравии Мудрый, - отвечал воитель, после чего мужчины обнялись, и лишь затем жрец бросил оценивающий взгляд на тех, кого привел с собой ярл. Видно было, что Торлейв не большого мнения о десятке Халльварда, ровно как и о самом юноше, и не скрывает этого.
- Пошто ты привел их, Асгаут? - Вопросил мудрец. - Ты говорил о воителях, что желают присягнуть конунгу, но я вижу лишь юнцов да деревенщин, разве нужны Харальду такие воины?
- Клянусь Молотом Тора, Торлейв, - отвечал ярл. - В груди этого парня бьется сердце настоящего берсерка! К тому же он из рода, знатного и славного могучими воителями.
Халльвард решил вмешаться в разговор, при этом не забывая об учтивости.
- Да снизойдет благодать на тебя, досточтимый Торлейв, посланник богов на земле, - произнес Халльвард. - Твои сомнения ясны мне - челом и статью я мало похож на доблестного мужа, но ты видишь перед собой сына Вебьерна, отважного воина, сложившего голову на поле брани. И по старшинству ныне я должен занять место павшего отца, став таким же могучим воином, каким был он - и верой и правдой служа конунгу Харальду!
- Отец твой Гандальву служил, как и все в Вике, - покачал головой жрец. - А ты значит готов Харальда господарем признать. Нет у меня повода усомниться в словах твоих, воин, но и на веру их принять не могу я. Делом стоит доказать тебе, что готов любой приказ конунга исполнить.
- Так поручите мне дело! - с жаром воскликнул Халльвард.- Я готов приняться за любую работу, и если слова мои - не пустой звук, то боги услышат мои молитвы и помогут мне в выполнении задачи.
"Осторожнее, брат" -мысленно предостерег его Сигтрюгг,- "так можно и беду накликать."
- Скор ты, Халльвард, и любо мне это, - говорил Торлейв, доставая из-за пояса железное кольцо, уместившиеся на ладони. - Но остынь до поры. Клятву на кольце принеси в верности, именем отца своего и рода клянись Харальду служить не щадя жизни своей и чужих жизней, в свидетели Одина призовем и Тора, дабы помогли тебе клятву исполнить или же покарали за нарушение ее нещадно.
Он медленно протянул ладонь к юноше.
- И вы все тоже клянись, как и юный хельд ваш, - бросил воинам Халльварда Асгаут.
Халльвард осторожно взял кольцо с холодной ладони жреца, сжал в руке и приложил к груди - там, где билось его сердце, отсчитывая секунды жизни. Затем преклонил одно колено и поднял глаза на Торлейва.
- Клянусь служить конунгу Харальду, сыну Хальвдана, верой и правдой, не щадя ни своего живота, ни чужого - именем Вебьерна, отца моего, и именем Вика; и да будут Один и Тор свидетелями сей клятве!
Словно боясь, что молния, посланная Одином, не верящим в его слова, сейчас ударит в землю и поразит его, Халльвард взглянул на небо. Но над головами их оно оставалось ясным. Почти с облегчением Халльвард поднялся и передал кольцо брату.
Сигтрюгг повторил клятву слово в слово, у него была хорошая память как на слова, так и на лица. Затем передал кольцо следующему воину. Грубые голоса взрослых мужей тяжело зазвучали в воздухе, один за другим, и многие имена славных и почти неизвестных, забытых родов были произнесены в тот час сими воинами - а отныне дружинниками Халльварда..
- Что же, Одину по сердцу твои слова, - взглядом Торлейв указал на севшего на частокол ворона, наблюдавшего за принесением клятвы. - Но Тор требует больше, чем просто слов!
По знаку жреца, двое воинов втащили во двор рыжебородого, что отказался присоединится к отряду Халльварда этим утром. Воин бы в каком-то изодранном рубище, а лицо его представляло сплошной кровопдтек, однако взгляд заплывших синяками глаз все еще излучал ненависть.
- Убей его, пусть предсмертный крик нашего врага станет усладой могучему Аса-Тору! - Провозгласил верховный жрец, протягивая жертвенный кинжал юноше. - Не медли, только так ты докажешь, что все сказанное тобою - не пустые слова.

Отряд Грютинга, поравнявшись с передовой линией армии Хакона, сохранял молчание. Конунг, с застывшей на устах полуулыбкой, лениво поднял руку в привественном жесте:
- Что, испугался, владыка Хакон, что силами тридцати человек я проломлю стены твоего дома и увезу дочку насильно?.. - громко проговорил он.
- Предки заповедовали в гости ходить без оружия, а вести от конунга конунгу носят вороны, а не стрелы, - молвил Хакон, выехав вперед, дабы предстать перед Грютингом. - А в дочери своей только отец волен и никто более.
- Волен-то ты волен, спору нет, - еще сдержанно, но уже с явными нотками раздражения ответил Грютинг. Птица, что недавно вилась над его отрядом далеко вверху, протяжно крикнула в небесной выси. - Поведай мне, владыка Хакон, чем это я так не люб твоей дочке, а? Она, кажется, уже не только созрела для замужества, но и готова буквально на днях выскочить замуж. Но при этом ты мне на дверь указал, а к агдирскому мальчишке, о ком еще вчера даже вороны не кричали, говорят, сам гонцов шлешь, с предложением? Поведай мне, владыка Хакон, чем же этот безусый юнец, который за подвигами дяди и отца своего прячется, как за широкой спиной, лучше конунга и воина, - Грютинг ударил себя кулаком в грудь, - которого ты знаешь с малолетства? Поведай мне, владыка Хакон, где твоя честь?
Воины Оркдальского дружно зашумели, поддерживая своего предводителя.
- Про честь мою не тебе судить, - спокоен был Хакон, но тут гнева тень в голосе конунга мелькнула. - Сам говоришь - я воинов в бой водил, когда твой отец еще в люльке покоился...
- То время прошло, владыка Хакон! - перебил конунга Грютинг. - Сейчас ты агдирцу сам в ноги поклонишься? Говорят, люди умнеют с годами, а ты решил спину гнуть перед юнцом-то?
- Мои дела с Харальдом - не твоя забота... конунг, - ледяным тоном молвил властель Тронделага. - Али ты в доме моем как в своей земле распоряжаться задумал?
- Я - свой, и доблесть моя всем известна, - прошипел Грютинг, ткнув пальцем в сторону Хакона.
- Ну да... с девками в бане, - хохотнул Бьорн. Хакон досадливо скривил губы - мальчишки! Но дело сделано. В плохом настроении приехал сюда Грютинг - а ныне и вовсе в злобу лютую впал, насмешку заслышав.
Конунг Оркдаля досадливо рванул поводья коня, но не развернулся, оглядел войско Хакона.
- Ну что, конунг, дашь нам свободно уехать, или нынче принято гостей в спину бить, мечами, да топорами гостеприимство свое показывать? - злость рвалась наружу, душила, кричала злой снежной вьюгой, но Грютинг сдерживал себя. В глазах его мелькали молнии Тора, гремел гром и лилась кровь...
Хакон не ответил, но и жеста никакого не сделал, дабы не преследовали воины его Грютинга и отряд, с ним приехавший.
Конунг Оркдаля вновь рванул поводья и рванул прочь от войска. Воины, опасливо косясь на викингов Тронделага, последовали за своим предводителем.

(совместно с DarkLight)

Гюда, дочь Эйрика. Хардаланд
Дни текли всё той же нескончаемой чередой. И вновь ничего не менялось. Слова отца о замужестве запали Гюде в душу. Но, похоже, это были всего лишь слова. Ни разу больше не затрагивалась эта тема в её присутствии. Девушка всё также сидела ночами у окна, грезя своим единственным, существующим пока лишь в её воображении. Неужели этому будет когда-нибудь суждено сбыться или мир фантазий столь разительно отличается от реальности? Отец пока не привёл ни одного достойного лишь её жениха, впрочем, как и недостойного.
- Госпожа, вы не больны, - в очередной раз задавала один и тот же вопрос служанка, убирая пустой кувшин. Ощущение отчуждённости
юной Гюды с каждым днём всё больше настораживало её. И поделиться бы своими опасениями с конунгом Эйриком, но станет ли он её слушать. Мать же постоянно твердила, что скоро всё будет в порядке, надо лишь проявить чуточку терпения.
- Сколько можно повторять, со мной всё в порядке, - раздражённо выговорила девушка. - Оставь же меня наконец одну или постоянно
околачиваться рядом будешь?
Служанка попятилась к двери, опасаясь навлечь на себя гнев.
Гюда нервно теребила в руке оберег. Что она может сделать, пытаясь изменить серость будней? Сбежать из дома? Закрадывалась к ней и такая мысль, но тут же приходило осознание невозможности сего.
"Подожду ещё немного, а там видно будет, - девушка резко распахнуло окно, впуская в комнату пронизывающий ветер, ветер перемен, столь необходимый ей сейчас."

Сообщение отредактировал Ноэль - 11-03-2007, 18:00

Граница Трандхейма. Хакон Хладирский и дружина.

Гридни Грютинга уж скрылись за ближним пригоркам, когда Хакон наконец-то изволил раскрыть уста да сметить непроницаемую личину, нацепленную для гостей, на что-то почти человеческое. Дружинники вроде того же Бьорна, вспыльчивые как сухая солома и неистовые в гневе яко берсерки, с почтительным уважением взирали на такое спокойствие. Мыслилось им, что то от мудрости да опыта: мол видит врагов Хакон насквозь, не только кости да жилы, но и мысли, сокрытые в самой груди. Игг, отец богов, за дар видеть незримое глазом своим заплатил, а конунга Трандхейма жизнь выдержке выучила. Правило было у конунга: сперва – думай, потом – делай. От того и мало опрометчивых деяний у старика за плечом было. Всегда сперва думай… но – коли уж делаешь…
- Ярл, - снова негромкий голос седовласого владыки заставляет смолкнуть говор дружинный, и побуждает горластых воев внимать Хакону-старцу с почтением. – Шутки твои были не к месту.
- Прости дерзость мою, конунг, - склонил Бьорн буйну голову перед Хаконом, и стал мальчишкой смотреться, хоть и был уже мужем в зрелых летах. – Но Грютинг-сосед к нам ругаться приехал…
- Не должно мужчине вниманья на лай обращать, - наставительно заметил конунг. – Воин – не зверь леской, шальной сворой затравленный. Он сам решит с кем и когда надо ратиться. А препираясь с мелкими людьми, намеки срамные с уст упуская, ты людям кругом говоришь, что на волк ты, а псина брехливая.
- Конунг, - протестующее вскинулся ярл. – Прости за слова мои глупые, но ведь сам ты вещал, что слово порою язвит больше стрел, и от него труднее сберечь свое сердце…
- Именно потому и пользовать речи надобно с толком, - перебил война конунг. – Ты же мечом боевым дров не колешь… а вот за речи вроде грютинговых, виру не словом, а кровью берут. Препираясь со слабыми, ты роняешь свою честь, злословя над ворогом – принижаешь ценность своей же победы… но простить дерзнувшего силой взять твою кровь – не путь для Вальгаллы. Я стар, но речи мои – для достойных. А для таких Грютингов стали довольно найдется.
- Я понял тебя, конунг. Воистину, мудр ты и чело я склоняю, покорно, речи твои слушая. Значит, готовиться к битве?
- Готовь войско мое, ярл. Чует сердце мое – Грютинг утек недалече. Черная злоба глаза ему застилает…
– И рудой им она отольется. Дозволь выполнять?
- Иди, Бьорн. И пусть будет с тобой мудрость Видара и Фрейра…

Сообщение отредактировал DarkLight - 6-03-2007, 15:03

Саросберг

Халльвард взял протянутый ему кинжал, сделал шаг вперед и остановился на месте. Убить человека? Уж не ослышался ли он?
Кажется, совсем еще недавно он был всего лишь мальчишкой-знаменосцем, которого отец взял с собой на битву только лишь для того, чтобы сын посмотрел и узнал, что такое бой. Но сейчас Халльвард уже воин конунга Харальда, он принес клятву, и не имеет права нарушить ее.
"Ты - воин", так говорил ему отец. Но почему, почему он не сказал, что воин - всегда убийца? Почему не рассказал, как тяжело поднять кинжал и вонзить его в человеческую плоть? "Я не смогу", подумал Халльвард. "Один, помоги мне!"
Сигтрюгг не понимал, почему брат его медлит. Халльвард стоял к нему спиной, и он не мог видеть выражения его лица...а на лице того читался едва ли не страх.
Рыжебородый стоял на коленях, связанный, но несмотря на это, весь вид его говорил о том, что он убьет любого, кто осмелится подойти. И все же Халльвард пошел вперед, подгоняемый внимательными взглядами Торлейва и Асгаута. "И как можно убить безоружного?", думал Халльвард. Рука его, сжимавшая кинжал, начала дрожать.
- Ну что, убьешь меня, щенок? - хрипло прошептал мужчина. - По глазам вижу, впервые оружие держишь...давай, подходи...попробуй!
Халльвард стоял совсем близко к нему, и только поэтому мог расслышать слова рыжебородого. Остальные же начали перглядываться.
- Что он говорит ему, Торлейв? - нахмурившись, спросил у жреца Асгаут. Тот лишь покачал головой и еще пристальнее стал смотреть на мальчика и мужчину, которого тот должен был убить.
Халльвард стоял спиной ко всем остальным, пленник же, наоборот, лицом, и Халльвард частично загораживал его от остальных. За спиной рыжебородого никого не было, поэтому никто не увидел, что мужчине удалось ослабить веревку...
- И ты думаешь, я собираюсь погибнуть от твоей руки, предатель, жалкий выродок? - Халльвард уже занес было кинжал, как пленник вдруг набросился на него.
Сигтрюгг, следивший за братом, не отрывая глаз, бросился вперед, но Асгаут, стоявший рядом, удержал его.
- Стой на месте! - осадил мальчишку ярл.
- Он же убьет его! - воскликнул Сигтрюгг.
- Вот и увидим...
Халльвард почувствовал, как стальные пальцы, сжимаются на его горле. Воину ничего не стоило повалить юнца на землю, и теперь, глядя в его налитые кровью глаза, Халльвард впервые ощутил дыхание смерти. Но кинжал все еще был у него в руке: каким-то чудом он не выронил оружие. Собрав все оставшиеся силы, Халльвард воткнул кинжал в тело воина, наугад. Он надеялся, что хотя бы причинит боль пленнику, и тот ослабит хватку. Но боги были на стороне сына Вебьерна в тот день.
Сигтрюгг увидел, как рыжебородый внезапно застонал и обмяк. Халльвард выбрался из-под неподвижного уже тела, лицо его было белее снега.
Рыжебородый лежал на спине, распростав руки. Кинжал вошел точно в сердце, по самую рукоять. Халльвард вытащил его; темное пятно начало расплываться на одежде убитого. Юноша подошел к Торлейву и протянул ему кинжал.
- Я сделал...я убил. Я убил его.

Торлейв смерил юнца презрительным взглядом. Затем улыбнулся, и положил руку ему на плечо.
- Что же, теперь я вижу, что исполнил ты свою клятву, Халльвард. Ты свершил то, что тебе должно было, и теперь будешь хорошим викингом. Но впредь, если собрался кого-то убить, не раздумывай - иначе убьют тебя. Или ты, или тебя - ты меня понял?
Халльвард кивнул. Его руки все еще тряслись, а лицо оставалось бледным.
- Привыкнешь, сказал жрец - ибо первое что должен уметь воин - убивать, притом убивать быстро. Добро пожаловать в дружину Харальда коннунга, Халльвард- хёльд. С этого момента ты и твои гридни служат Харальду. Удача его велика, и милостью богов он обласкан, и если покажете верность и проявите усердие служа ему, то тоже прославитесь и разбогатеете.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 6-03-2007, 16:49

После принесения клятвы.

- Я знаю, - Сигтрюгг заглянул Халльварду в глаза.
Они сидели на каком-то бревне, валяющемся во дворе у сарая, который теперь был уже не бараком для пленников, а местом, где новопринятые воины Харальда будут коротать свободное время и недолгие часы сна.
- Я знаю, что ты чувствуешь. По глазам вижу.
Дружина - те самые бывшие пленные - переговаривались внутри; дверь была приоткрыта, обрывки слов долетали до братьев, но старший не обращал на них внимания, хотя речь шла о нем. И о том, что едва произошло. "Случайность", "совпадение", "знак свыше", "будущий воитель"...Слишком разные слова, чтобы быть произнесенными в одно и то же время.
- Скажи хоть что-нибудь, Халльвард.
- Из меня как будто душу вынули, - прошептал Халльвард, сжимая в руке тонкий прутик, подобранный на земле. - Я ощутил, как из человека выходит жизнь. И тебе однажды тоже придется это испытать. Даже думать об этом не хочется.
- Дорога воина должна где-то начинаться, - пожал плечами Сигтрюгг.
Он относился к этому много проще - то ли потому, что был моложе, то ли потому, что принимал судьбу, не раздумывая.
- Ты прав, - Халльвард резким движением выпрямился, сломал прутик пополам и отбросил веточки на землю. - Это только начало.
"Он даже улыбнулся", заметил Сигтрюгг.

Вечером они получали оружие и броню у Асгаута.
- Шлемов на всех не хватит, - разводил руками ярл, - но уж берите, что есть. Щитов и того меньше, битые почти все, ну да ничего.
Парень с разбитой губой уже ловко перекидывал топор из одной руки в другую, а Сигтрюгг и Халльвард все разглядывали доставшееся им оружие - младший получил лук, а старший - лангсакс, длинный боевой нож.
- Что, непривычно оружие-то в руках держать? - усмехнулся Асгаут. - Вот и идите во двор, попробуйте, каково.
Братья вышли, с ними и некоторые воины. Двое устроили потешный бой на мечах, так, что все остальные хохотали, хлопая друг друга по плечам. После всего, что они испытали в плену (а чего стоят одни мысли плененного берсерка!), к ним определенно возвращался боевой настрой.
Прислонившись к дверному косяку, Халльвард только наблюдал: испытать оружие он всегда успеет...А вот Сигтрюгг всерьез решил опробовать свой лук.
Натянуть тетиву ему было немного сложно: лук был рассчитан на мужчину, а не на мальчика. Но наложенная стрела все же сорвалась с тетивы и попала точно в ствол старого дерева, росшего у сарая.
- Попал! - Сигтрюгг был так удивлен, что Халльвард едва сдержался, чтобы не рассмеяться.
"Пожалуй, толк из них выйдет", мимоходом подумал Асгаут, наблюдая за братьями.

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 8-03-2007, 11:08

Хардаланд с Темной Госпожой
Гюда блаженно потянулась в кровати, отгоняя последние остатки сновидений. Пересекая порог между миром грёз и пока ещё зыбкой реальностью, сны незаметно улетучились, не оставив в памяти ничего кроме сладостного ощущения происходившего.
После непродолжительных и бесполезных попыток вспомнить увиденное, девушка нехотя откинула одеяло и ступила босыми ногами на холодный
пол.
Солнце уже давно взошло, заливая комнату ярко-золотистым светом через открытые ставни. Не собираясь оповещать домашних о пробуждении,
а следовательно продолжении ежедневных рутинных занятий, девушка измерила шагами комнату от окна до двери и обратно, пытаясь ступать по
вытянувшемуся лучику. Наконец, остановившись у двери, она собралась кликнуть служанку, но в последний момент, услышав конское ржание и
громкие голоса людей со двора, влекомая любопытством, направилась к окну.
Во дворе же тем временем было не по времени людно - помимо челяди, появились воины, напряженные и готовые по первому приказу старшего
обнажить клинки, несомненно, заняли свои места и лучники, уже натянувшие тугие тетивы.
Ворота медленно распахнулись, пропуская отряд в десять человек с черным волком на стяге, да белым флагом поверх него - посланцы от
агдирского конунга, во главе со знатным ярлом - не иначе, если судить по дорогим доспехам и плащу, подбитому соболиным мехом.
Редкие гости в доме Хардаландского владыки, да и путь явно проделали неблизкий и опасный.
Но вот всадники спешились, передавая коней слугам, да оставив двоих молодых гридей приглядывать за ними, и направились ко входу, а на
крыльце уже появился сам конунг Эйрик в торжественном облачении. Знамо - весть о непрошенных гостях он давно получил, да
ожидал их, желая узнать, чего же хотел агдирский мальчишка-конунг.
- Здрав буде, владыка могучий, - произнес агдирский ярл, и хотя были в его словах уважение и почтение, не совершил он поклона перед
старшим как по годам, так и по положению. - Из дальних земель к тебе слова конунга своего несем.
- То вижу я, воины славные, - отвечал Эйрик, и в каждом слове его чувствовалась уверенность и превосходство. Должны были гости понять,
что в этих краях он владыка безраздельный и всемогущий.
Глядя во двор, Гюда перестала даже дышать, страшась упустить хоть одно слово, доносившееся со двора и одновременно боясь быть замеченной.
Цель визита посланцев была загадкой, требующей немедленного решения. Через мгновение дверь распахнулась, впуская не вовремя вошедшую служанку.
- Госпожа, вы же простудись. Да и сраму не оберёшься, увидь вас кто в таком виде.
Девушка лишь досадливо отмахнулась рукой.
- А знаешь что, беги-ка туда. Разузнай, кто такие и зачем явились. Потом мне доложишь.
- Уж не знаю кто, но матушка просила вас принарядить да не велеть спускаться раньше времени.
- Сама оденусь, беги уже. Да без вестей возвращаться ко мне не смей! - последние слова Гюда произнесла, вытолкав её за дверь и разворачивая
выхваченные из рук наряды.

- Проходите же, будьте гостями, - произнес тем временем конунг, приглашая агдирцев в усадьбу. - Не гоже достойным мужам во дворе беседу вести.
Тем самым вновь показал он, что не страшится в своих владениях ничего, однако же, оружие пришлось им отдать гриндям Эйрика, прежде чем порог дома конунжего переступить, и было видно, что молодые воины чувствуют себя неуютно без верных мечей и топоров, но бывалые викинги, а среди них и начальствующий над чужаками, держались уверенно, как и подобает посланцам властителя.
Вскоре прошли они в освещенную гридницу, где слуги уже накрывали стол - не поскупился на яства Эйрик конунг, желал показать, что во всем есть
достаток у Хардаланда. Сели гости по одну сторону стола, а ярлы да приближенные конунга - по другую, как было заповедано, во главе же сам конунг разместился, и велел налить всем по хмельному кубку, прежде чем беседу начать. Догадывался Эйрик, что не спроста прибыли к нему гости, не ради разговора пустого путь держали через земли враждебных Агдиру властителей, но предоставил им самим рассказать о цели визита.
- Имя мое Асбъерн ярл, - начал посланец, поставив опустевший кубок на стол. - Служу я конунгу агдирскому Харальду, как раньше служил отцу
его могучему Хальвдану Черному.
- Приятно мне видеть воителя столь прославленного и грозного, - с великодушной улыбкой отвечал Эйрик, с одной стороны признавая заслуги Асбьерна, а с другой словно показывая, что в его дружине таких воев немало. - С какими же словами послал тебя твой властитель?
Сейя деловито сновала вокруг стула, желая во всём угодить гостям, а заодно разведать вести для своей юной госпожи. Все слуги были опрошены, но никто и ведать не ведал цели прибытия гостей. Ни словом не обмолвились гости между собой. Ни конюхи, отводившие лошадей, ни забиравшие мечи, ни провожатые не услышали и намёка. Величественно и властно держались гости. Конунг же, не уступая, не торопился с вопросами, чинно позволяя гостям отведать яств.
Но вот настала минута, начали мужи речи вести. Позабыв про обязанности, замерла служанка, стремясь запомнить в точности каждое произнесённое слово.

Рассматривая себя в новом наряде, Гюда вся извертелась, поправляя малейшие складки, собиравшиеся на пышном нежно-фиолетовом платье. Ожидание казалось
неимоверно долгим. Пока отец вкушал за одним столом с гостями. Её же никто так и не удосужился просветить, заставляя умирать одну от любопытства.
Во дворе никого не осталось. Лишь слуги с повседневными заботами сновали по своим делам, негромко обсуждая заезжих, как некую диковинку, не так часто удающуюся встретить.

- Прослышал Харальд Хальвдансон, что есть у тебя, владыка, дочь красотою славная во всех землях северных, - ответствовал ярл Асбъерн, глядя прямо в глаза конунгу. - Много добра и Агдиру, и Хардаланду принесла бы их женитьба. Харальд конунг молод, но уже успел в битве одолеть Гандальва Серого, - многие подвиги юного конунга перечислил Асбьерн, поведал и о поединке с Хаки, и о милости своего господина, и о силе войска его, и богатстве земли агдирской. - Свою дружбу предлагает тебе Харальд, владыка Эйрик, - завершил рассказ Асбьерн. - Коли отдашь ему дочь свою в жены, станет она владетельницей большой державы, славной кюной, а тебя Харальд готов тогда отцом назвать. Буде объединятся Агдир и Хардаланд, разве достанет у врагов сил что худое против вас измыслить?
Призадумался Эйрик - вот так просто отдать любимую дочь, его бесценное сокровище агдирскому юнцу? Не склонен был конунг принимать необдуманные решения, для него дочь дороже владений и злата была - а потому хотел он знать, как ласково будет с ней Харальд обращаться. Добро бы, был он зрелым мужем, уже жен имеющим - тогда на их примере все видно бы было, но едва получивший власть мальчишка, да еще окруженный врагами со всех сторон - разве мог он быть хорошим мужем Гюде, если ни разу не видел ее? Разве мог он быть добрым союзником Хардаланду, если сам вот-вот лишится всего? С другой стороны - Хальвдан тоже в юные годы власти не имел и свое царство своим же клинком создал, а подле Харальда верные дружинники его отца - воины в боях закаленные. Эх, знать бы, чем противостояние юнца с Гандальвом завершиться? Одна битва - еще не вся война, а супротив Серого конунга идти Эйрик не желал - слишком близко Альвхеймар находился, чтобы с судьбой играть. Выждать следовало, посмотреть, что по весне будет, а потом уже принимать решение.
- Хороши слова Харальда, - промолвил Эйрик. - Да только не желаю я дочь свою неволить. Эй, Сейя! Хвати уже у стола вится, иди, позови Гюду, пусть ответит гостям люб ли ей Харальд Агдирский!

Близ усадьбы Хрингисакр. Объединенное войско союзников. Гандальв. с Дарклайт

После нескольких дней пути, проделанного викингами так, будто за ними гнались все темные альвы во главе и любимыми порождениями Локи, союзники подошли к границе владений конунгов Хейдмерка. Однако, ученые горьким опытом. Сразу в усадьбу не кинулись, выслав вперед соглядатаев. Посмотреть чего, или послушать. Сейчас Гандальв альвхеймерский сожалел, что не озаботился задружиться с местным людом – от них было бы больше толка в дознании, да и ходили бы они по родным землям шустрее чужаков. Конечно, можно было взять какого мужика из деревни, да вместе с семьей.. для родной крови что хочешь поделаешь, а не только сбегаешь в дозор до усадьбы… однако же, конунг и сам понимал, что с жертвами своими богам зашел он далече. Пусть вои простые славят пролитую кровь – Гандальв предпочел бы видеть тех бондов под своими знаменами. Коли не вышло – незачем им жить, рать Харальдову умножая, но все ж стал серый конунг умнее да осмотрительнее. Злобу в душе до поры затаил, союзникам да гридням своим лишь улыбки являя. Однако, все это время. И в седле, и на лавке и перед рогом хмельным ум его грызла единая мысль – победить Харальда. В итоге к тому моменту, как впереди показались крыши Хрингисакра, замысел владыки альвхеймерского уже ясно сложился и детали какие-то приобрел. Так что ныне он, чуть не впервые с Вильгуменака, ждал вестей в неподдельно хорошем расположении духа.
Посланные в дозор гридни принесли странную новость: мол, на подходе к усадьбе есть особо много лишнего народа, вплоть до небольшой дружины, причем стоят они там без боязни… да еще и пируют к тому же.
Конунги переглянулись – и решили ближе идти, благо силы их объединенные позволяли по лесу от врага ныне не хорониться. Впрочем, сегодня того и не требовалось: засевшие в усадьбе своего стяга не прятали, и радостью наполнились сердца всех союзников. Удивил снова Гудбранд-хевдинг соседей своих родовитых, вперед всех усадьбу облюбовал и столы уж накрыл...
Нахмурился малость Фроди, и тому причина была - все же не Гудбранда то земля, а его - и вот стоило ненадолго ее покинуть, как уже сосед себя полным хозяином возомнил. Конечно, был Гудбранд союзником близким и отцу его, и ему с братом, но кто ему право давал по чужим усадьбам ходить с дружиной немалой, покуда хозяева в гости не позвали? Однако скрыл подобные мысли конунг, благодушную улыбку на лицо натянул.
Рядом улыбался в бороду Гримкиль - вот уж кто был доволен стечением обстоятельств и уже сейчас считал дни до своего возвращения в Хрингарику. Триумфального возвращения. А подле него на могучем жеребце гарцевал Ахти, которому не терпелось поговорить с отцом, но он не хотел проявить неуважение к союзникам и попасть в усадьбу раньше них.
Медленно Конунги приближались к воротам, а увидевшие их гридни спешно открывали створки.
Гандальв Серый ехал молча, постановив для себя сперва осмотреться на месте, а после судить да рядить. Многих мужей поражение разуму не учит. Конунг Альвхеймера. хоть и зол был как ледяной великан, все же разум за яростью не утратил.
Едва заметив коренастую фигуру на крыльце, Ахти спешился, припадая на колено и опустив голову, приветствуя властного хевдинга. Гудбранд двигался на встречу союзникам нарочито медленно, словно бы был он уже немощным старцем, а не могучим воином, о котором и по сей день скальды складывали длинные саги. Хевдинг опирался на резную трость, привезенную ему сыном из самого Миклагарда - пожалуй эта трость была единственной вещью, которая напоминала Гудбранду о сыне, убитом Хальвданом Черным. В отличие от воинов, окружавших его, сам старик не имел при себе оружия, но видно было по его движениям - медленным и уверенным, что силы в его руках хватит удушить медведя. - Приветствую вас, храбрые братья Эйстенсоны, и тебя славный Гандальв Альвхеймарский, и тебя Гримкиль, - и видно было, что если к братьям он обратился с некоей насмешкой, а к Гримкелю так и вовсе с презрением, то Гандальва приветствовал хевдинг с уважением в голосе.
- И тебе славного здравия, Гудбранд-хевдинг, - первым молвил Гандальв по праву сильнейшего, да и по праву старшинства. Многие младые вои робели перед Гудбрандом, но конунг альвхеймерский в жизни немало людей повидал, да и сам ох как не прост порою оказывался. Хотя на сей раз и его пожелания были искренни: хоть и не конунжьего рода был этот хевдинг, но слава дел его по всем землям звенела. С таким за столом пировать - честь, да и братом назвать - не убыток.
Приветствовали Гудбранда и другие конунги по старшинству, и последним среди них был Гримкиль, как слабейший, да и не слишком славный ратными делами. Одноглазый конунг, тем не менее, дольше других распылялся в пожелания могучему Гудбранду, что вызвало у хевдинга снисходительную улыбку, спрятавшуюся в густой бороде - этот уже принадлежал ему, так же как и десятки других ярлов и конунгов.

Сообщение отредактировал Ноэль - 11-03-2007, 18:11

(совместно с Тельтиаром)
После принесения жертв вожди собрались на совещание. Гутхорм настаивал на том, чтобы дождаться утра, и обложить усадьбу, Харек настаивал на ночном штурме.
- Нас больше тысячи, а усадьба рне слишком крупная. - настаивал Харек. - Если осторожно подойдем к стенам со всех сторон и сделаем оцепление, чтобы никто не выскользнул, мы ее сходу возьмем.
- Не годится так воевать - возражал Гутхорм. - Может еще сдаться надумают.
- Не надумают. - возразил ему Альвхейм. - Они теперь посмле Раумаики будут драться как загнанные звери - это же их земля. Я понимаю что хочется тебе сберечь жизни хирдманов, но тут не выйдет. Придется биться, и выбирать не приходится. Врагов всееще больше чем нас... Если дать им возможность поднять тревогу и собрнать все войско - нам их не осилить... Нас просто числом задавят...

С этим было не поспорить, то и Гутхорм ярл понимал, и другие вожди, что на совет собрались - следовало штурм начинать, пока петухи не пропели. Все же - эта усадьба, по словам финнов была единственной на их пути - дальше лес, и войско вражее, к Гудбрандсдалиру идущее. Коли взять ее сходу - то не сложно будет Гандальва догнать.
На том и порешили, что с запада, да юга люди Харека пойдут, с востока воины Гутхорма, а с севера - Альхеймовы гриди.

Шли молча, прикрывая факелы тряпьем со стороны усадьбы, прячась в тени деревьев. Впереди шли финны, обвязавшие свои снегоступы тряпьем, чтобы не скрипели на подтаявшем а затем подмерзшем насте.

Воины долго обступали усадьбу, смыкая кольцо - и потому, когда прозвучал сигнал к атаке - уже начало светать. Просвистели стрелы, вонзаясь стажей на частоколе, ударил в ворота таран, закидывали веревки с крючьями викинги и ирландцы, а воины Хейдмерка, еще не успевшие придти в себя, появлялись на пороге, едва ли облаченные в бронь и достойно вооруженные. Никто из них не ждал нападения.

Один за другим воины перепрыгивали через частокол. Почти сразу же створки ворот рухнули под ударами тарана. Хейдемарцы, в беспорядке выбежавшие на улицу, были быстро оттесенены, и оставив половину своих воинов убитыми и ранеными на снегу и спрятались в домах. Раги-хёвдинг отступил с остатками дружины в Дом Старейшин, забарикадировав двери скамьями. В агдирцев из-за оконных отверстий полетели стрелы.
- Хватит с ними церемониться! Поджигайте гридницу, и дело с концом! - крикнул Альвхейм.
Воины уже тащили охапки хвороста, и обкладывали большой дом.
- Эй, -крикнул Гутхорм - выводите женщин и детей! Хватит прятаться за стенами, как последние трусы ! Выходите и умрите как мужчины или сдавайтесь!

- Чтобы вы нас перебили?! - Донеслось из дома, а затем вновь полетели стрелы. Казалось, стреляли все, кто был в усадьбе - даже женщины и дети.
Гутхорм прокашляля и прокричал в ответ:
- Мы воюем не с вами, а с братьями Эйстенсонами. Вам всем будет дарована жизнь, и ваше имущество никто не тронет, если вы присягнете Харальду коннунгу.
- Присягать какому-то мальчишке внуку мужеубийцы и сыну братоубийцы? -послышался голос хёвдинга - Ну уж нет, лучше смерть,чем такое бесчестье!
- Ты это сказал сам или от имени всех людей? -спросил Гутхорм.
- Люди меня выбрали, чтобы я говорил от их имени. И сейчас я говорю от имени всех. Тут все жители селения, от младенцев до стариков, и все умрут проклиная вас!
Поджигайте - крикнул Альвхейм. Сухое дерево загорелось быстро, потянуло едким дымом, и языки пламени стали быстро лизать бревна стены. Завопили женщины, заплакали дети. Внутри дома послышалась ожесточенная ругань.
Возле дверей слышалась ожесточенная возня - кто-то пытался оттащить от дверей скамьи, а кто-то пытался этому помешать, перепалка переросла в нешуточную драку. И вот уже некотореы люди начали выпрыгивать в окно. Несоклько воинов бросились на них с мечами и топорами, но послышался грозный оклик Гутхорма
- Тех кто без оружия не трогать! убивать тех, у кого в руках оружие. Безоружные пусть идут восвояси. Рабы нам самим тут нужны будут!
Двоих работников успели проткнуть мечами, прежде чем до разгоряченных битвой воинов дошел приказ вождя.
Внезапно парадные двери Большого Дома распахнулись настежь, а на пороге возник работник могучего сложения. В руках он держал отрубленную голову Хаги - хёвдинга.

Не убивайте! - закричал он. - Мы сдаемся на милость конунга Харальда!
- Бросайте оружие и выходите во двор! - Скомандовал Гутхорм, глядя на убийцу хевдинга. Пожалуй так даже лучше, если рабы сами перебили своих господ - меньше погибнет агдирцев.
- Он хотел умереть, а мы хотим жить! - проговорил раб, бросая голову под ноги Гутхорму.
Тем временем огон уже всерьез принялся за стены.
Вскоре перепуганные люди стали выбираться из дома через окна и дверные проемы. Судя по всему, как только запахло дымом, весь пыл жителей усадьбы куда-то улетучился - одно дело бахвальство и бравады, а другое когда умирать нужно по-настоящему, в общем большом костре.
Прошло не так много времени, и победители смогли лицезреть около сотни пленников - женщин, детей, воинов, выглядевших жалкими и испуганными. Гутхорм что-то хотел сказать, но вперед вышел Альхейм ярл, вскинувший руку, и прокричал:
- Лучники, перебейте их всех! - Десятки стрел сорвались одновременно, вгрызаясь в незащищенные тела, а ярл уже вполголоса добавил: - Не хочу, чтобы какой-нибудь пес убежал и предупредил Фроди Эйстенсона, а их клятвам у меня веры нет.
- Ты... - Гутхорм кипел от ярости. - Отродье Локи! Я давал им свое слово! Я, а не ты! И ты выставил меня лжецом!

- Прекратить стрелять! - крикнул Харек, вытаскивая меч. Лучники тут же встали как вкопанные, не зная что им делать дальше.
Ярл спокойно взирал на разъярившегося дядю конунга, изредка бросая взгляд на умирающих Хейдмеркцев. Стрельба тут же прекратилась, хотя хейдмеркцам и без того было достаточно.
- Ты готов поставить свое слово против успеха всей нашей войны, храбрый Гутхорм?
- Я готов всегда держать слово, и никогда не даю его попусту! И я не потерплю, чтобы такие выскочки как ты втаптывали мою честь в грязь! Ты мне за это ответишь! Эти люди сдались под мое слово! А ты их убил! И ты за это сейчас ответишь! -Гутхорм вытащил свой меч и двинулся на Альвхейма
- Я не буду драться с тобой, Гутхорм, - проскрежетал ярл. - Один свидетель - у нас и без этого достаточно врагов!
- Нет, будешь! - прорычал Гутхорм - У нас итак много врагов, и ты создашь их еще больше! если не оставлять людям надежды на жизнь, то они будут драться за свою жизнь, и много мы так навоюем? ты хочешь чтобы твои воны каждую деревеньку брали штурмом и устилали своими телами каждый хутор? так будет, если ты и дальше будешь здесь командовать! А пока здесь командую я именем сына моей сестры! Эти люди сдались на милость Харальда и согласились быть его людьми! А ты выставил своего конунга клятвоприступником, и за это ты должен понести наказание!
- Опомнись, эти же люди клялись в верности Фроди Эйстенсону, а потом зарезали собственного же хевдинга! - Пальцы ярла нервно сжимали рукоять меча, однако вступать в бой с хрингарийским берсерком он боялся. - Разве можно было верить их словам? Стоило бы нам только ослабить бдительность - и они ударили бы нам в спину, или чего доброго послали бы гонца к своему конунгу. Думаешь у нас достанет людей воевать со всей хедмерской ратью?
- Мне очень жаль Гутхорм, произнес Харек хриплым голосом, кладя руку на плечо Гутхорму, - но на этот раз он говорит правду, хоть и поступок его бесчестный.
Всех этих связать. Отправим их в Раумарики. Там нужны будут их рабочие руки после того как Эйстенсоны поублажали там богов. Оставлять их здесь мы не можем. Но пусть это будет нам всем уроком. В походе должен быть один вождь. А впредь, Альвхейм, заруби себе на носу, что бондов следует оставлять в живых - Гутхорм мудро судит, что если не будет у людей надежды на спасение, то тем паче они будут биться, и тем больше воинов наших падет в чужой земле...
Альвхейм заскрипел зубами, переводя взгляд то на Гутхорма, то на Харека, но промолчал. Тем временем воины деловито связывали оставшихся в живых жителей хутора. Из воинов, защищавших хуторов, не уцелело и десятка. Из жителей селения уцелели примерно половина. Теперь Альвхейму пришлось выделять десяток своих людей из числа раненых, чтобы конвоировать пленников и своих тежело раненых товарищей в Саросберг. Огонь пришлось спешно потушить, чтобы не дать разгореться пожару - огонь пожарища могли заметить издали...
От греха подальше всем воинам пришлось покинуть обезлюдевшую усадьбу и уйти снова в лес, а не остаться отсыпаься в теплых домах -все равно мест на всех в усадьбе не хватало...
К полудню уставшие после ночной схватки воины наконец рсположились лагерем в лесу. До Хригнисакра было еще два дня пути...

Грютинг, хозяин Оркдаля
Близ границ владений Хакона

Грютинг молчал, равно как и его воины, что тянулись унылой колонной позади конунга. Торстейн, сглотнув, подъехал к предводителю, но решился заговорить не сразу, поначалу просто поравнявшись с конунгом.
- Владыка... - наконец, проговорил воин, пытаясь что-то высказать.
- Езжай вперед, Торстейн, - перебил его Грютинг спокойным, будто бы неживым голосом. Такой голос мог быть у обнаженного клинка, который звенит металлом и просится в бой. - Езжай вперед, возьми с собой запасного коня. Чтобы к моему приезду, вся дружина была в начищенных доспехах и готовая к походу.
- Разумно ли это, владыка?.. - прошептал Торстейн. - Вы видели войско Хакона, эти головорезы так просто под топор не полезут, а наша...
Рука Грютинга, до этого лежавшая на шее коня, взметнулась и ухватила Торстейна за бороду, притягивая к себе:
- Спорить вздумал? - прошипел конунг. - В конунги наметился? Что тебе Хакон пообещал? Титул? Земли? Золото?
- Владыка... - прохрипел Торстейн, пытаясь отстраниться. - Я...
Рука Грютинга выпустила бороду воина, и тот резко отдалился, чуть не свалившись с лошади.
- Я сказал - езжай вперед! Мы встанем лагерем здесь. Хакон знает, что я приду, и его разведчики вряд ли заберутся так далеко. А если заберутся - так мы отдыхаем, не легкое это дело по северным землял ездить. Но чтобы дружина пришла в кратчайшие сроки! Понял, Торстейн?!
Воин кивнул, разглаживая светлую бороду:
- Понял, владыка.
Он не добавил, что видит эту идею самой глупой выходкой Грютинга, у которого гордость затмила разум.

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

Хрингисакр. Совет Конунгов с Дарклайт

После приветствий, по обычаю положенных, пригласил Губранд гостей к столу. - Не серчай, конунг, - молвил он насупившемуся было Фроди.
- Что земли твои тут - ведаю, да и на волю излишнюю не претендую, однако ж я первый на встречу пришел и не мудро было бы ждать вас с пустыми желудками. Тем боле, что не вороги мы, чтоб меж собою чиниться. Твой род выше, да годами я старше, так что - без обид.
Гандальв на то улыбнулся в усы - мудр сосед оказался, мог бы и приневолить юнца - у того силушки мало супротив Гудбранда идти, ан нет, все по чести рассудил да пояснил без обиды. Может, Фроди то и не любо, а молчать ныне придется.
Разместились воины за столами - конунги да ярлы за одним (а привел с собой Гудбранд немало вассалов знатных), хирдманны за другими, и каждому угощения хватило. Слуги только и успевали, что подносить яства, да подливать хмельной браги в кубки и рога.
Наконец, едва лишь утолили голод свой прибывшие, перешел к беседе Гудбранд, ибо не желал терять время попусту, покуда воины веселятся - конунгам должно дела державные решать.
- Прослышал я о битвах ваших, и не скрою - удивлен чрезмерно, что волчонок, едва когти отрастивший сумел вас так потрепать, - начал хевдинг.
- На все воля богов, - мрачно ответствовал Гандальв, - Однако же плох воин тот, кто ворога недооценивает. Харальд, может, и млад, да дядя его давно из пеленок вырос и не потешным мечом ныне играется. Кроме того Хальвдан - да замерзнуть ему в Хель во владениях! - с благородными был на ножах, а средь простых ярлов да гридней друзей все же сыскать себе сдюжил. Харек волк ныне под его стягом, да и Эйнар, говаривают, воротился сюда из чужбины. Не стоит того сын братоубийцы - да вот сердцам воев то не прикажешь. Мыслю я - покажет еще конунг свое гнилое нутро сим воителям, но нам от того проку мало.
- Вероотступники, разбойники и чужеземцы - вот с каким войском пришли ярлы Харальда, - добавил сквозь зубы Фроди, вспоминая о своих поражениях в Раумарики.
- Вижу я, каких воинов под стяги свои собрал щенок Хальвдана, - покачал головой Гудбранд. - Да только много ли проку от люда разбойного в битве с мужами ратными? Ты, Гримкель, как известно мне, лучшую дружину Гутхорма в Хрингарики потрепал так, что в годы ближайшие он не оправится - да и Харек всегда был лишь правой рукой своего конунга, сам он не предводитель.
- Однако же, будем честны - ныне везет Харальду в битвах немеренно, снова взял слово Гандальв. - Сам я дивлюсь: вроде и силы мои были больше, и опыт богаче.. да и правда, как не тяни - на моей стороне, а асы так странно наш спор рассудили. Конечно, едва ли стоит пенять на богов, коль руки кривые да ум короток. Знаю я, Гудбранд, что поражения ты моею виной почитаешь. Может, и повинен я. В том, что сын мой единственный трусом родился, да в том. что муж смертный - не бог, чтоб в местах нескольких быть. Да разговор тот пустой. Прошлые ошибки хороши в научении, но думать надо о будущем.
- До сей поры все вы поодиночке с Харальдом совладать пытались, оттого и поражения ваши, что не было согласия в делах ратных, - хевдинг провел ладонью по окладистой бороде, переводя суровый взгляд то на Эйстенсонов, то на Гримкиля, то вновь на Гандальва. - Следует нам всем вместе этого щенка проучить за дела былые и обиды старые, да для нашего же спокойствия в грядущем.
- Дело ты молвишь, хевдинг, славный победами, - ответил владыка Альвхеймара.
- Оттого и победы мои славные, что не даю гневу рассудок застить, - словно поучающе произнес Гудбранд, хотя сам он был лишь на год-другой старше Гандальва. - След нам нынче же все разногласия меж нами разрешить, дабы потом от общего дела не отвлекали.
Ясно было что то за разногласия. Силы соединить да воев всех вместе построить - дело нехитрое. А вот вопросы с вождем - камень преткновения. Все конунги горды, едва ли кто голову склонит перед соседом. Один тут не битый Харальдом - Гудбранд, да где видано то, чтоб конунги под хевдингом худородным в битвы ходили! Понимал то Гандальв - да не спешил речи толкать. пусть соседушка скажет, что на уме. ныне уж не до жиру.
- Надобно нам не просто рать собрать, да на пролом идти, - продолжал Гудбранд. - А жалить Харальда по всем владениям его, ударами быстрыми и неотвратимыми, чтобы не знал он - куда дружину свою бросать, что защищать первее! Кусок за куском земли его отбирать, и затем лишь битву давать решающую, когда ослабнет и выдохнется.
Хевдинг перевел дух - возраст сказывался, не мог он уже с жаром речи гуторить без передышки.
- В том нам Сульки Роголандский поможет - пусть западный Агдир ему отойдет, но во многом он Харальда ослабит. А мы тем временем атакуем сызнова, едва лишь снега спадут - в Хрингарику, в Раумарики, в Вестфольд с Вингульмерком одновременно войдем. Начнет распылять силы щенок - раздавим! В единый кулак войска соберет - окружим да сомнем!
- Хитер ты, Гудбранд.Но ведь и я по плану тому же вону начинал. Ярлы Харальдовы не по заветам дедов наших воюют, привезли хитрости новые из чужеземщины. Может, то Белый бог их так учит - не знаю. Однако ж ты прав - чем сидеть тут, локти кусая, - лучше первыми нападать.
- От изменщиков честности ждать - что снега летом, нет у Агдира чести и не было. Любую подлость измыслят, такую, что нам, живущим по правде отцовой, и у ум не придет, - мрачен был Гандальв, но решителен. Едва ли отступит.
- Наслышан я о битвах твоих, Гандальв - сын тебя подвел, так то вина его и тех ярлов что при нем были, а то что в спину тебе враги ударили - не всегда же у Харальда свежие рати найдутся. Уверен я - истощен он поболе вашего, и новых воев в Агдире не соберет.
- Коль слышал ты о моих битвах, то и про измену людей моих слышал, - ответил Серый Конунг. - Хвала богам, сыну моему трусливому хоть умереть с честью воли хватило, а вот прочие щенки подкачали. Что ж за порода такая, Гудбранд? Видимо, Рагнарек и впрямь близок, что кровь викингов столь жиденькой стала? Не надобно харальду люда в Агдире сбирать - свои же вои на меня клинки обратят, по трусости да малодушию жизнь сберегая.
- От трусов на поле боя проку мало, Гандальв конунг - благодари асов, что малодушие их раскрылось, и ты можешь покарать их за измену. - Он вновь запустил пятерню в бороду, словно это помогало ему думу думать. - Есть у нас и еще вопрос нерешенный - земли след Харальдовы сейчас поделить, дабы потом разногласий не возникло.
- За спинами малодушных агдирцам хорошо прятаться, - возразил Гандальв соседу-хевдингу. - А ведь известно тебе, Гудбранд, что и стадо овец в страхе диков волков затоптать может. Однако, ничего тут не сделаешь... что до земли - мыслю я, победить сперва надобно. однако, коль речь ты завел - скажу, что не жаден. Вильгуменак вернуть - для меня дело чести, ибо не по правде Агдир им владеет, воровство то у рода моего и не более, остальное - меж вами делите. Я уж гуторил, что воюю из мести, а не серебра ради.
- Вингульмерк твой по праву, - согласился Гудбранд. - Раумарики же должна братьям Эйстенсонам отойти. Помню я те дни, когда еще молод был, Эйстен Могущественный, дед ваш, - обратился Гудбранд уже к Фроди и Хегни. - Той землей владел и в страхе жестоком народ держал.
Странный шепот по рядам пронесся - все помнили предания об конунге Эйстене, что имел славу великого колудна, финами взращенного. Подняли как-то в Раумарики мятеж, так Эйстен над ними пса своего посадил хевдингом, а пес тот разумом трех мудрейших жрецов обладал и жестокостью яростных берсерков. Тяжко жилось под гнетом Суора-пса в Раумарики, но боялись Эйстена и потому пса его в почете держали - на высоком престоле восседал Суор, в серебрянном ошейнике с гривнами златыми ходил - суд рядил, да на казнь обрекал. А после умер конунг и чары его рассеялись, а Раумарики вновь взбунтовалась.
- Что же до Хрингарики - Гримкиля то вотчина будет. Мне же многого не надобно - Вестфольд лишь возьму, - завершил деление хевдинг. - Или у вас, конунги славные иное мнение есть?
Гандальв с любопытством глянул на младших властителей. вот тут и узрееться их нутро, как на ладони. Знают ли меру, достаточно ли осмотрительны? Хорошо знать, с кем в поход ходишь - не дай Отец Битв недадедному щит свой доверить.
Молчали под тяжелым взглядом Гудбранда конунги, и молчание из понятно было - Фроди лишь из-за Раумарики войной пошел на Харальда, Гримкель же только за свою Хрингарики воевал с Гутхормом. Да и видя, что Гандальв не против решения такого, не желали они спорить.
- Вижу я, мудрые мужи собрались здесь!
- Не оскудела Норвегия храбрыми викингами! - подхватил Гандальв речи Гудбранда. Ныне они хорошо понимали друг друга, будто сам один их разумы слил воедино. - Да будет же так. как решили.
- У нас одна цель и один враг, - согласился хевдинг. - Будем же на рать собираться! Пока же стоит договор наш кубком браги скрепить!
- Что не слово - то злато, что не мысль - то дельная, - ответил альвхеймерец. - Клич слуг своих, соседушка. и выпьем по полному рогу за нашу будущую победу!

Сообщение отредактировал Ноэль - 14-03-2007, 14:25

Хрингисакр. Конунги на пиру.

Совместно Тельтиар, Скальд и DL

Разговор конунгов завершился, и вои всех властителей собрались под одним кровом, дабы скрепить новоприобретенную дружбу да ратный союз совместною трапезой. Много речей говорилось в честь конунгов. Много рогов было осушено, много яств отведано. И немногие из перующих кроме стоящих на страже под конец удерживались на ногах. Гандальв Серый же не позволил себе расслабиться, да и Фроди-конунг особо еду да питье не налегал.
Зато не отходил от рога Гримкиль конунг, точно хотел горести свои в браге утопить. А подле него пили ярлы Гудбранда, споря - кто больше опустошит кубков, прежде чем захмелеет. Лишь Гудбранд сидел, точно волк среди овец, пристальным взглядом рассматривая каждого из гостей - вот Хегни, что пьет не пьянея, вот Ахти пожирающий уже третью курицу, рядом Вемунд, измазавший бороду в жиру, чуть дальше Лейф, едва держащийся на ногах, но готовый пустится в пляс - лишь бы дали музыку.
Странная улыбка скрывалась в густой бороде хевдинга. Он видел, что из всех, разве что Гандальв и Фроди не пригубили хмеля, всегда начеку - и то хорошо.
- Что скажешь, конунг храбрый, - обратился он к Фроди. - Любо тебе пиршество?
- Как не любо ему быть, коль сижу я за столом с такими мужами, - ответил старший из братьев-конунгов.
- Добро будет, когда мы такой же стол в Агдире накроем, - благодушно согласился Гудбранд. - Пока же, хочу я вас развлечь. Есть у меня скальд - что ни слово скажет, будто мед льется. Хочу я, чтобы он спел вам!
- Благодарим за заботу. - ответил Гандальв. - Муж, испивший крови Квасира - люб каждому из вождей, ибо все мы желаем слышать песни о своих деяниях рядом с хвалой битв наших предков. И, конечно, щедро отдарим сладкоголосого скальда за его висы. Зови своего умельца. Гудбранд!
- Эй молодцы, позовите Тормунда - скальда! - Приказал хевдинг.
Скрылись гридни за порогом, а после появились вновь - и следом за ними вошел еще один человек среднего роста (а потому едва ли по плечо ближним гридням Гудбранда), одетый в дорогие одежды. Он был крепок, плотно сложен, с наметившимся животом - знать неплохо кормился при хевдинге. На круглом лице его выделялись голубые глаза, цепко выхватывающие любые детали, на что бы он ни бросил взгляд, а так же неимоверно крупный рот - создавалось впечатление, что он постоянно смеется.
- О чем тебе спеть, Фрейр усадьбы, ясень пляски копий?
- Поведай нам, скальд, о подвигах давно ушедших дней, - произнес Гудбранд. - Потешь моих гостей своим пением.
И скальд запел густым, сильным басом, без страха смотря в глаза властителям:

Пышет прядь гривы Локки,
Подножье кроны трясется,
Взмывает язык зверя Сурта
До самого асов чертога.

Редкий решится вяз битвы
Губителя леса осилить,
Прыгать иль прямо проехать
Пляску светил Муспельхейма,

Ляжет, как вепрь моря
Перед дверями одлинга,
Жар пред ждущим славы,
На ком рдеет ратная сбруя!
Тот же кто жара страшится,
Тот будет добычей Сурта

- Славно поешь ты, сказитель, - молвил Серый конунг, поднимая рог в честь скальда. - Слышали мы про дела дней минувших... спой же теперь про грядущее.
- А то и было про грядущее, славный Ингви кроны ясеня, - с улыбкой отвечал скальд, и от улыбки его едва ли не все присутствующие смогли смех сдержать - столь потешно выглядел он в тот миг. - Видел я намедни сон... Вот и вспомнил древнюю песнь.
- И что же снилось тебе, скальд? - молвил Фроди. - Не то ли, как Отец Мудрости падал с мирового ясеня, обретя тайное знание?
Эйнстансону не нравились туманные речи и еще менее - непонятные уху воина намеки.
- Нет, славный Браги беседы лезвий, - не смотря на почтение и благодушие, блеск в глазах скальда выдавал издевку. Видимо ему нравилось обладать тайным от других знанием.
- Видимо, это мед поэзии дарует тебе дивные сны, - вмешался Гандальв. - Коли так, то проси милости асов, что расшифровать виденное, ибо короток ум человечий. Познав тайное, многие горят, как лучина, коли не готовы они к тому знанию. А то, что познал да не можешь истолковать - груз мертвый, не более.
- Видел я гриву Локи, что восходит по ветвям кроны этого раскидистого ясеня и пожирает жадными ртами змей Муспельхейма корни ветви и листья, - продолжал Тормунд.
- То есть закон жизни, - ответил конунг Альвхеймара.- Что из земли пришло в нее и вернется. Различен лишь срок. Много зим подгрызает дракон корень Мирового древа - да стоит оно и поныне.
- Говори проще, краснобай! - Прокричал Хегни, перебивая Гандальва. - У меня башка трещит, я не приучен угадывать твои кеннинги!
- Брат мой дело гуторит, - мрачно сверкнул очами Фроди. - Хорошо ты поешь, скальд, но не след так терпение конунгово испытывать.
- Ну, довольно речей, - молвил примиряюще Гудбранд. - Спой нам еще, мой сладкоголосый Тормунд.
- Да, спой! - Едва ворочая языком прикрикнул Гримкиль, оторвавшись от кубка.
- Но пой попонятнее, - влез младший из братьев Эйнстансонов
- Понятнее, что же, быть может действительно - понятнее вам будет не грядущее, что еще мутно, но дела былые, которые всем вам хорошо известны! - Произнес скальд и запел вновь:
В Хейдмерке конунгом,
Эйстейн Великий,
Финнов науку
Злую постигший,
Был. Тяжко бремя
Рабов Государя -
Земли Уппланда
Силою взял он!

Смерть непокорным,
Позор и страданья
Тем кто склонился
Принес Эйстен конунг,
Властитель Хейдмерка.
Пса или Тралла
Дал он на выбор
Людям Уппланда.

Люди избрали Суора,
Что волку подобный,
Верно служил
Своему господину.
Хитростью Финнов,
Да злым чародейством
Разум жрецов трех,
Псу был подарен...

Известную сагу на сей раз пел Тормунд - о покорении дедом Фроди Уппланда, да о том, как ненавидели его подданные и сгубить жаждали за его жестокость и злодеяния.
Потемнели лицом братья. Не только Фроди. но и Хегни - видать, почуял злость старшего хоть и не понял причины за хмелем. Гандальв наклонился к уху Гудбранда, и молвил ему тихо:
- Не знаю, хевдинг, чего желает твой скальд, но песни его опасно близки от обиды. Смотри, кабы гости твои не помыслили, что хозяин пира с певцом тем согласен. Ты на их землях. Уж этого было достаточно.

Лаял Суор лишь два слова,
Третье людской было речью,
Злобою черной исполнен,
Был этот пес хуже плети,
Ясеней копий отважных,
И седоусых дубов поля брани,
Он погубил своим лаем,
К дочери Локи отправил...

Вскинул руку Гудбранд, останавливая песнь скальда, на что тот скорчил явно недовольную мину.
- Сладко поешь ты, да деяния сии известны людям, - произнес он. - Неужели не можешь ты, лучший из моих певцов, чем-либо удивить добрых гостей?
- Отчего же, - с насмешливой улыбкой отвечал скальд. - Есть песня о ведьме коварной, ее не слышали вы:

Недолго печалилась ива обручий,
Отца благородного гибель,
Была ей не в тягость,
И ясень себе найдя в утешенье
Взрастила побег могучий
В древе стропила Эмблы.

Змеей на супружеском ложе,
Волка распри секир заманила,
На сходни, где подлым холопом,
Погублен даритель был злата.
И сына его ночью темной
Пойлом змеиным сгубила,

И вот уже два кургана,
Пред ведьминым высится домом,
И ведьмы отпрыск жестокий
Как волк готовы уже впиться
Любому в могучую глотку
Наследство отца отбирая,
Не ведая жалости братской.

Но отпрыск Ингви одаля
От гнева родни неблизкой
Бежал в море елок пушистых,
Законных владений лишенный
Проклятой ведьмы коварством
Скверной питья оскверненный,
Долго волченок скитался,
Без помощи и поддержки

Ведьмин щенок же вырос,
И за волчатами следом
На охоту пустился,
Рать к себе созывая.

В битве сошлись жестокой
Дятлов мечей пированья,
Вдоволь водою сердца
Насыщены были секиры.
Множество воинов славных
Дом обрели в Вальхалле,
Ныне грудастые девы
Медом их поят вседенно
И услаждают всенощно
Двух из троих детей волка.

: - Твоими б устами... - молвил Гандальв в ответ на песню. Теперь и он помрачнел - слишком очевидны были намеки в сей висе, видать, скальд решил пойти на поводу у недалеких слушателей и изложить все прямо
Однако ж веселье пира вышло загубленным безвозвратно: речи про смерть сыновей властитель Альвхеймера воспринимал без толики радости.
Хоть и не в чем ему прямо было винить певца - не грешил тот супротив правды, но... иные истины таковы. что уши закрыть хочется. да не сдюжишь. по всем скальд прошелся. каждого задел. кажись, только сам Гудбранд без висы остался.
Тормунд же, словно не обращая внимания на мрачность гостей Гудбрандовых, продолжал:
Третий щенок с помета
Силой был маломощный,
Битвы мужчин не сдюжил,
С поля сражения сгинул.

Ведьмину сыну невесту
Вмиг уступил малодушно,
Долго потом добирался
Лесом замерзшим в берлогу.

Годы прошли и снова
Волк на врага войною
Вышел чтоб ведьмина внука
Жизнь сгубить безвозвратно
Снова не сдюжил волчонок
Сечу с ведьминым внуком
Пал от стрелы своих гридней,
В ноги врага повалившись.

Все же он был хорошим скальдом: пение завораживало, незаметно стихли все хмельные разговоры и вои прислушивались, дыша в унисон. резкий звук заставил их вздрогнуть, будто пробуждаясь от чародейского сна. Гандальв Серый вскочил из-за стола, опрокинув кубок. Страшен был его взгляд, обращенный на скальда.
- Не знал я таких подробностей, певец, - воины альвхеймерского конунга от тона речи холодного потянулись к мечам да секирам.
Легкая усмешка пробежала по кривым, слишком пухлым губам Тормунда, но он все продолжал, словно не в силах остановится:

Волка же сын ведьмы старой
В Мидгард из Хель возвернувшись
В бегство неверные рати
Видом своим обративший,
Прочь отвратил и гнала
Ведьмина свора до леса.
И вот старый, волк маломощный
Помощи просит у вепря.
Топор свой поднять уж не может,
Без соседней подмоги,
Добрый Клинок ему в помощь,
Коли уж сам ослабел он.

- Спасибо за угощение, хевдинг. Ныне я сыт, - молвил Гандальв.
Следом за ним поднялся и Асгейр ярл, и злая гримаса была не его лице - точно верный пес своего господина, и на себя перенял он нанесенные конунгу обиды:

Где ж это видано, чтобы
Скальд рода вшивой собаки
Злата Дарителю слово злое
За словом лаял, и подлым
Пеньем своим еще горше
Оскорблял властелина?

Гнать того скальда в зашеи,
Всыпать плетей на конюшне!
То ведь не Бальдра мед сладкий,
А яд злого Локи струится
Из уст его мерзких и лживых!

Видно было, что желал ярл не столько наказать скальда, сколь одолеть его в поэтическом поединке, и показать, что как слагатель вис из Тормунда ничтожный.
Скальд стоял слегка понурив голову и потупив взор, и сжимая в руке арфу. Даже в такой скользкой ситуации Тормунд умудрился скорчить уморительную гримасу. что сидевшие за столом женщины прыснули от смеха.
Что взять с глупых баб? Они и не ведали, что за беда носиться над головами. Убить гостя - позор, но оскорбить его под своим кровом - тоже есть дело не праведное. Гудбранд покусал седой ус, переводя взгляд с ярла на конунга. Асгейр - тот рисуется. верность показывает, а вот Гандальв задет за живое. Не добре! Страшный он враг, диво злопамятный, кабы за длинный язык Локи отродья лукавого его властелину счет не поставили...
Но видимо мало было бед сегодня Гудбранду, ибо не стерпел его скальд:

Чей это лай я слышу жалкий
Под столом где бросают кости?
Шавке слова не давали...
Не был званым ты тут в гости...
Уста скальда молвят правду
трусу правда очи колет
льстецу правда не по нраву.

В кровь прокусил себе губу Асгейр, добавив сквозь зубы:

Черный язык змеиный
Ты прикуси, приплод Локи!
Знаю твое я семя –
Любишь браниться словом,
К брани клинков суровых
Ты же не приспособлен,
За спинами храбрых воев,
Прячешься пес брехастый!

И теперь даже те, кто были пьяны, не могли не заметить предвестие бури, готовой разразится в доме Гудбранда.

- Довольно речей! Висы – есть дело скальдов, ну, а мы мечами свою сагу напишем. Стыдись, ярл. Не дело и собаку бить сапогом, когда господарь ее рядом. Пусть плетка будет в руках, что для нее предназначены, - взгляд альвхеймерца ясно говорил, что милости к злосчастному наглецу он Гудбранду не простит.
Нахмурилось чело Гудбранда, в этот миг заметно стало, насколько он стар на самом деле. Словно вся тяжесть лет навалилась на его плечи, заставляя могучего старика опустится на свое сидение. Тяжек был выбор его - с одной стороны любимец давний, обласканный, с другой - союзник старый, необходимый! Но сам свою судьбу предопределил Тормунд - не к чему было задевать конунгов столь жестоко, раз уже не раз ему про то говорено было.
- Мой это человек, мне и суд рядить, - вымолвил хевдинг, взглядом осаждая Асгейра, все еще тянущегося к мечу, да Ахти, сжавшего под столом рукоять секиры. - Ты же Тормунд, поди прочь из усадьбы, и более под мои очи не являйся! Эй, Бранд, Скагги! Всыпьте ему плетей за речи его дерзкие!

Рассмеялся скальд, глядя прямо в лицо властному хевдингу:

Не тебе ль, орел наш ясный
Пса побитого бояться
Голос правды заглушая
Угодить гостям стараясь?
Много битв прошел ты Гудбранд
Ни пред кем ты не склонялся
А сейчас с тобой что сталось?
Что пред беглецом ты гнешься?

- Постой, Гудбранд, неожиданно вмешался Фроди. - Стоит ли марать руки свои, скальда наказывая? он ведь молвит нашим врагам, что били за правду, а не за то, что языком змеиным раны чужие травил да пир славный портил. Пусть идет себе нетронут, но без славы, с презрением нашим как грузом на шее.
- Будь по твоему, Фроди, - согласился Гудбранд, но неприятная горечь осадком мутным осела на его сердце, так, словно вскормил он гадюку на груди у себя. - Убирайся, певец злоязычный, и на очи нам не попадайся больше.

- Так и будет, славный Гудбранд
больше скальда не увидишь
не услышишь восхвалений
твоим подвигам несметным
Но когда услышишь ниды
то не сильно удивляйся
что удача отвернулась
и врагам твоим удача
ликом светлым повернулась!
- отвечал Тормунд, гордо вскинув голову, а затем вышел из усадьбы, направившись к конюшне. Не было у него больше дел в землях Гудбранда.

Сообщение отредактировал DarkLight - 11-03-2007, 1:10

После недавней ссоры Гутхорм и Харек с Альвхеймом практически не разговаривали. Зато двое старых приятелей шли всю дорогу, вместе рассказывая про то, что с ними было за все эти годы, пока они не виделись. Харек рассказал про свои приключения в Ирландии. Гутхорм поведал о том каково ему было после смерти Хальвдана и как он боролся с властной старой Ассой
-...и наконец эту Хель во плоти сослали в дальнюю усадьбу, вместе со всеми верными ей людьми. Уж оттуда-то она свои лапы до Агдира не дотянет! – закончил своё повествование ярл и осмотрелся. - Кажется, мы почти на месте. Как будем действовать?
Вдалеке виднелись костры лагерей и еле видные в полутьме дымы из домов усадьбы Хригнисакр. - Я бы сначала выслал вперед разведчиков. Пусть все разнюхают, что к чему, мы до сих пор не знаем, сколько у супостата войска
- Верно мысилишь, Волк! - Гутхорм усмехнулся в усы. - Отправим финнов-охотников. Они уже показали себя в деле хитроумного подкрадывания.
Финны отправились на разведку. Через полчаса они вернулись, волоча за собой связанного человека в лисьей шапке с лисьим хвостом и в лисьем же тулупе. На руках его было несколько обручий.
- Этот человек выйти за ворота Большой Дом, хотеть сесть на лошадь. Наша его поймал - коротко пояснил финн, скалясь во весь рот. - Наша хороший охотники
- Никто не заметил? - обеспокоился Гутхорм.
- Кто заметил тот не жить - ответил финн.- Два сидеть на воротах, как вороны, теперь они лежать под воротами
- Наша хороший охотник - добавил другой финн
- Тааак, - Гутхорм слегка подёргал себя за бороду. - Давайте сюда вашу добычу!
Ярл был недоволен тем, что не удалось обойтись без жертв. Он вовсе не жалел вражеских воев, но трупы могут найти и поднять тревогу.
Гутхорм смерил явленного пред очи ярлов пленника и спросил его:
- Кто ты и как тебя зовут?
- Не пристало Вязам битвы
скальду причинять обиды
Тормундом меня прозвали
из усадьбы той изгнали! - несколько нараспев произнёс пленник
- Скальд, - ухмыльнулся Гутхорм. - Ты, верно, не врёшь, только ваш брат так говорить может! Отпустите его! А ты, вкусивший мёда, поведай нам, что же ты делал в этой усадьбе и за что тебя изгнали?
- Им не любо слово правды лесть им сладкая по вкусу.
- Значит конунги всё же там, - в глазах Гутхорма мелькнул кровожадный огонёк. - Поведай же нам, сколько воинов и прочих там внутри?
- Просили сложить стихи про подвиги гостей, вот я и сложил на свою голову, - вздохнул скальд. - Возмутились сначала братцы Эйстенсоны а Гандальв так вообще рассвирепел
- Эстерсоны...Гандальв...кто же ещё там есть?
- и Эйстенсоны, и Гандальв со своими ярлами, и Гримкиль Гормкильсон, и Гудбранд Многовладный хёвдинг, и вопситанник его Ахти - и каждый привел сюда дружину немалую. Воев там немного- более чем три сотни усадьба вся не вместит. Прочие все в лагерях вокруг. А если со всеми кто в лагерях - то тысячи три наберется
- Про Гандальва я уже нид сложил:
"В битве штаны потерявший
Гандальв альвхеймарский драпал
от молодого волчонка
до самого Хедемёрка
И стал лизать ботинки
знатного Гудбранда-вепря
мол помогите осилить
агдирского волчонка
ибо ушла удача
и не хватило силенок"

- Все конунги там! - Гутхорм не мог поверить в такую удачу. - Воистину, Боги благоволят нам! Глупо упускать такую возможность, Волк! Нападём на усадьбу ночью и подожжём её! А всех, кто наружу побежит - прирежем! Оставшись без головы и змея дохнет...
- Воистину так, Гутхорм. - сказал Харек. - Ни к чему столько воинов нам губить, коли голову вражине отрубим малой кровью. Всеотец должно быть нам тебя послал, скальд!
- А чтобы дело вернее сладилось, пусть уста скальда скажут нам правду! Спой нам, испивший мёда, и мы щедро наградим тебя!
- Только вот не сможем мы незаметно с таким войском прокрасться туда, - сказал Харек. - Надо лучших воинов отобрать. А остальных на ближние лагеря кинуть -чтобы разогнать отсюда подальше, дабы на помощь не пришли
- Разогнать? - Гутхорм скривился. - Бондов мы может и разгоним - этим землеройкам только меч покажи, они и рады удрать! А вот хирдманнов придётся резать. Всех. Они пусть и не на нашей стороне, но воины славные и смерть в битве для них великое счастье!
Скальд усмехнулся во весь свой широкий рот до ушей, и начал:
"Битых ратей вожди
битвы лютой бежавшие
в усадьбу Хригнисакр пришли
и Гудбранда встретили.
Он в владенья Эйстейна
как хозяин явился
но никто с сыновей слова против не молвил."

- Истинно так - сказал Свейн ярл, предводитель датских наемников. - Вы не смотрите что их так много, истинные воины поди сейчас все в той усадьбе пируют. А бондов кто в гридницу с конунгами пировать пустит?
- Тогда двух сотен лучших нам хватит! - рубанул воздух ладонью Гутхорм.
Харек кивнул.
- Теперь пусть мои ирландцы себя в битве покажут и твои лучшие вои.
- Я из своих выберу лучших! Как стемнеет - идём в бой!
- Нет уж, Харек ярл, - сказал Лиам, мы не будем в той бойне участвовать. Пусть твои люди у кого месть к тем конунгам туда идут, а мы вас от подкреплений вражеских прикроем - в этом нам будет больше чести
- Так и поступим. По рукам. - Харек протянул кулак Гутхорму и они по древнему воинскому обычаю несколько раз ударили кулаком об кулак, скрепив уговор рукопожатием.
Едва лишь стемнело, отборные две сотни, под предводительством Гутхорма и Харека тайно пробрались в усадьбе. С собой каждый вой нёс кроме обычной справы по факелу, густо политому горючей смолой и кремню с трутом. Всё для утроения Пляски Скёгулль* было готово...


*Пляска Скёгулль - пожар

Сообщение отредактировал Ноэль - 14-03-2007, 14:31

(Скальд, Скальд, Скальд и Мориан)

Утреннее солнце взошло на небеса, а кюна уже проснулась и встречала его с широко распахнутыми ясными глазами, в которых, как в колыбели, уютно устроилась тяжелая, капризная печаль. Она сосала сердце Рагхильды, как младенец сосет грудь матери, делая ее дряблой и слабой.
Женщина тяжело опиралась на подоконник, размышляя о сыне, и о том, что встает он и его величие также, как солнце это над землей, и что согреет он земли родные, как греют лучи светила дневного, когда в зените оно.
Вдруг в дверь постучали и слуга сообщил, что к ней прилшла знатная женщина и просит о встрече с кюной.
- Кто бы это мог быть? - удивилась кюна.
- Молвит, что сама - чужестранка, и женою одному из ярлов твоих приходится, и путь из Агдира сюда долгий проделала, и пришла она изведать вестей о своем муже, ибо ничего не слышно в Агдире о том, что происходит в дальних владениях.
- Пусть войдет, - произнесла Рагнхильда.
В горницу вошла молодая женщина с рыжими волосами и изумрудно-зелеными глазами. Ирландка - Гиллеад, супруга Харека-волка.
- Здравия и долгих дней тебе, королева-мать! - произнесла она певучим голосом с легким акцентом на нортумбрийском наречии. Прости, если побеспокила тебя в столь ранний час.
Одежда женщины - изящно отделанный мехом плащ из леленой шерсти - была слегка запорошена снегом.
- Не стоит беспокоиться, - тепло ответила Рагхильда, - Времена такие, что спать - значит не знать... Даже для меня, - усмехнулась она.
Затем Вещая оглядела вошедшую и указала на лавку возле стола:
- Присаживайся, будь моей гостьей. Я вижу, ты проделала большой путь. Что привело тебя ко мне?
Кюна на минуту отвернулась, чтобы приказать служанкам принести вина и еды, а затем ее внимательный взгляд вновь вернулся к гостье.
- Вы, может быть, меня не помните,королева... Я Гиллеад, супруга вашего верного и преданного ярла, Харека Вольфсунга. А путь свой я проделала сюда потому, что дошли вести о великой победе юного короля, но не доходят к нам вести о моем муже, в поход дальний еще осенью ушедшем. И меня беспокоит, что вестей о нем все еще никаких, и жив ли он, я не знаю...
- д..Да, я помню тебя, почтенная Гиллеад.. - проговорила Рагхильда, вспоминая все, что известно ей об этой женщине, - Истинно верная ты жена, коли решилась на такое путешествие ради мужа.
Кюна отошла к окну, на минуту погрузившись в свои воспоминания. В этот момент слуги принесли кушанья и вино и принялись все это расставлять. Тишину нарушал только стук опускающихся на стол блюд. Когда он ушел, Рагхильда повернулась к жене Харека.
- Ты можешь быть спокойна за своего мужа - он жив и победа сопутствует ему везде. Он победил в битве, где все было не в его пользу, вернул конунгу Раумарику, и теперь пошел вместе с братом моим, Гутхормом, в Хейдмёрк. Воистину гордость и радость такой муж для жены!
И кюна пристально, с легкой улыбкой, посмотрела на Гиллеад.
- Принесли ли тебе радость такие известия?
Глаза женщины загорелись.
- Воистину радостные вести я услышала от тебя, сиятельная королева, и нету вести для меня слаще, что жив мой муж возлюбленный, цел и невридим и слава его лишь растет день ото дня... Отрадно слышать что победу он одержал славную, а с братом вашим еще одну он одержит и живым вернется домой... Ведомо мне,что брат ваш - славный воитель, и благороден он.
Рагхильда лишь кивала, слушая жену Харека, и ни на секунду не сводила с нее глаз.
- Верно ты говоришь, таков мой брат. Я счастлива тем, что сын мой, брат мой и помощники мои - столь храбрые люди. И что боги, благодаря знаменитому Торлейву, славному своей верностью богам и знанием их тайн. Воистину он честный и достойный человек...
- О, знаю я Торлейва-жреца, и нет мне от него жизни! - голос Гиллеад зазвенел яростно и сурово, - Вечно вокруг меня вьется, будто змей, и прохода не дает. Достойно ли это его? Я ведь замужняя женщина, и Харек мне дороже всех мужчин, поэтому встречи с ним для меня лишь мука! Королева, может ваша власть умерит пыл его?
Кюна мягко улыбнулась и снова кивнула.
- Я поговорю с ним, о моя дорогая гостья и верная жена нашему с братом другу. Не волнуйся, оставит тебя Торлейв, и молись богам, чтобы вернулся целым и невредимым твой муж!
На этом женщины расстались, и Рагхильда вернулась к окну и к своим тягостным размышлениям..

Сообщение отредактировал Мориан - 14-03-2007, 14:43

Совместно с Мастером

За три дня, проведенных в Саросберге, Халльвард успел наловчиться в искусстве боя. Пару ему составлял обычно кто-нибудь из дружины или Асгаут; ярла порой забавляло рвение Халльварда, но он того не выказывал. Сигтрюгг же тренировался один, мишенью ему служило то же дерево либо воробьи, сидящие на плетне.
Из мальчишек, никогда не державших оружия в руках, они начинали становиться берсерками. Разумеется, нескоро придет к ним настоящее умение, оба это знали, но все с чего-то начинается, как сказал однажды Сигтрюгг.
Волчата тоже не сразу становятся волками. Ведь для того нужно попробовать крови, пройти по вольчьим тропам, наплевав на запреты...А крови, если так можно сказать, Халльвард уже вкусил.
За то время, что братья постигали премудрости боя, многое изменилось - вернулся в Саросберг конунг Харальд и его дружина. С каждым днем все больше разрастался лагерь возле усадьбы, приходили бонды и наемники, жаждавшие славы, денно и нощно работали кузницы, латая старые доспехи и создавая новые, плелись кольчуги во многих избах - все, кто был в дружине агдирского владыки знали: война только началась, и от того, как скоро они смогут выступить по весте, зависит их победа. Нельзя было дать Гандальву собраться с силами в Альвхеймаре - затянется тогда на годы война.
Выступать вместе с войском Харальда, конечно, должен был и Халльвард, во главе своего десятка. Несмотря на то, что Гандальв, за которого воевал их отец, им самим теперь стал врагом, никаких сомнений братья уже не испытывали: назвался груздем - полезай в кузов. Да и виру за убитого отца должны были заплатить немалую.
Халльвард больше всего ждал возможности совершить какое-нибудь деяние, которое запомнилось бы более всего из грядущих битв остальным воителям. Вдруг ему случится спасти жизнь самому конунгу или поразить какого-нибудь знатного хирдманна...мысли его были заняты только этим, так что Сигтрюгг порой не мог даже предположить, что отражается на лице Халльварда в такие моменты. Сам же он думал лишь о том, как бы остаться живому, а там - одному Одину известно, как все обернется.
Однако, покуда братьев беспокоили проблемы грядущие, ярл Асгаут думал о насущном - и задуматься было о чем - в его личной сотне теперь был хорошо вооруженный отряд альвхеймарских перебежчиков, да к тому же с каждым днем все более набирающий силу. То же творилось и у других херсиров - тех из Альвхеймара, кто служить Харальду согласился, раскидали по десяткам и сотням, дабы не смогли сговорится меж собой да бунт поднять, но их было слишком много! А ну как случится кому вновь к Гандальву переметнуться - да другие его поддержат? Тут не далеко и до повальной бойни прямо в Саросберге. Потому-то и старался ярл Халльварда к себе приблизить, чтобы у того мыслей крамольных не возникало и сам он держал в узде своих людей.
Да еще покоя не давали те пленники, что служить отказались! Кого Торлейв прирезал, кого на дубах повесили, а других по дальним усадьбам разослали рабами - но как знать, чем все обернется! Гордость Альвхемара не сломить, пока жив их властитель - и только когда его поганый род пресечется, можно будет поверить в лояльность полоненных.
С такими мыслями пришел к братьям ярл.

- В своих людях я, Асгаут, сейчас уверен, - вздохнул Халльвард, - но с толку сбить любого можно.
- Это как муравейник, - вдруг произнес Сигтрюгг. Заметив удивление остальных, он пояснил: - Все муравьи по сути суетятся вокруг королевы, матки. Они действуют, как один, и все для нее. Но стоит ее раздавить - и в муравейнике хаос.
- Значит, нужно давить королеву, - усмехнулся Халльвард. - Иначе, в случае бунта, мне своих точно удержать не удастся. Сейчас у них еще есть выбор: Гандальв или Харальд. они знают, что могут переметнуться, потому что есть куда. И этого выбора их и надо лишить...Вопрос как, Асгаут.
- Вопрос не в том как, вопрос - какой ценой, - покачал головой ярл. - Вы ребята смекалистые, я смотрю, и своего не упустите - с Харальдом вас обоих ждет большое будущее, а Гандальв врятли простит предательство. Это стоит и другим сказать, да так - чтобы они поняли. - Казалось, Асгаут хотел что-то еще сказать, но не стал. Слишком уж богохульными ему показались мысли его. - Следует идти в поход, воевать Хейдмерк. Там-то ни у кого друзей-родичей нет из наших хирдманнов.
- Если надо сказать - скажем, - начал было Халльвард, но младший брат не дал ему договорить.
- Поход? - взор Сигтрюгга загорелся. - Мы выступаем? Когда?
- Охолонись, - успокаивающе произнес мужчина. - Не раньше, чем снега спадут, сейчас войска вести - настоящее смертоубийство, да и лошади не приспособлены к таким переходам. Надобно Фрейра просить о скорой весне.
- Так по весне, значит, - разочарованно протянул Сигтрюгг. - А ежели что раньше успеет случиться?
"Неужто ему не так терпится?" - не уставал удивляться Халльвард.
- К оружию мужи всегда привычны, - ответствовал ярл. - А в Саросберге оборону держать всяко сподручнее, чем в поле.
Правоту Асгаута нельзя было не признать, и младший сын Вебьерна успокоился, старший же рассудительно изрек:
- Тогда и впрямь, остается лишь молить Фрейра о наступлении весны да надеяться на то, что не удастся никому смутить дух пленников и вызвать переполох.
- На то ты и хельд, чтобы воев в узде держать, - сурово заметил ярл. - Пока же, хочу я посмотреть, на что способны вы стали, идем во двор.
Похоже, ярла не смущало, что уже давно было за полночь, а луна светила довольно тускло.
Братья, переглянувшись, пошли вслед за Асгаутом, недоумевая, чего он хотел.

Темень поначалу казалась кромешной, но со временем глаза начали привыкать. Воитель кивком указал Сигтрюггу на дерево, едва видневшееся в темноте.
- Стреляй, парень. - Он усмехнулся. - Викинг должен уметь бить в цель даже с закрытыми глазами.
- А.. - открыл рот Сигтрюгг, но тут же замолчал. Поди возрази, как же!
Он достал стрелу из колчана, попробовал оперение, наложил на тетиву и отчаянно прищурился. Глаз никак не хотел выделять ствол из сгустившейся темноты листьев и веток, окружавших этот ствол. Сигтрюгг закусил губу и отпустил стрелу, тетива тренькнула...
Асгаут прищурился, наблюдая за полетом стрелы - наконечник чиркнул по стволу, исчезая где-то в темноте.
- Еще стреляй, - приказал он.
Сигтрюгг попытался вспомнить, откуда исходил звук, с которым стрела процарапала по дереву. Если он все правильно представляет, значит, надо целиться чуть правее. Он отпустил вторую стрелу.
- Что-то я смотрю, тебе не везет сегодня, - усмехнулся ярл, наблюдая за стараниями мальчика. - А ну как нападут на нас ночью? Тоже косо стрелять будешь?
- Но ведь люди-то двигаются, не то что деревья! - вспылил Сигтрюгг. - Их в темноте и по движению, и по звуку можно различить. А дерево...дерево...
Пусть его зоркости и не сравниться с зоркостью Хеймдалля, но ведь и дерево шевелится! Ветер колышет листья и ветви, что окружают ствол, а он в самом центре и совершенно неподвижен. Чтобы не отвлекаться, Сигтрюгг закрыл глаза и сосредоточился на звуке. Он точно знал, где растет это дерево. Он слышал, как ветер играет его листьями. Даже не спросив позволения у яра, попытать судьбу еще раз, Сигтрюгг выстрелил в третий раз.
На сей раз удача была на стороне юного лучника: стрела впилась в дерево у самого края ствола, но засела глубоко, и даже Асгаут не мог его больше упрекнуть в недостаточной зоркости и твердости рук.
- Молодец, - произнес ярл с неохотой. - Так и тренируйся каждый день, покуда не сможешь поражать дерево за пятьдесят, сто шагов. Теперь ты, Халльвард.
Старший из братьев с опаской забрал лук у Сигтрюгга. Ему подумалось, что стрелять после брата не в пример легче, тот ведь уже попал; а как и куда Сигтрюгг целился, Халльвард вроде бы успел рассмотреть. Даже тетиву ему натягивать было легче, небольшая разница в возрасте давала преимущество. Почти не сомневаясь, Халльвард выстрелил.
Стрела просвистела свой нехитрый мотив, и, сбив какую-то ветку, растворилась в темноте.
- Да, посмотрю я, младший получше старшего стреляет.
Халльвард вспыхнул. Сигтрюгг же, заметив его негодование, спешно произнес:
- Но я промахнулся два раза, а брат - всего один. Стреляй еще, Халльвард.
Тот мельком взглянул на ярла и выстрелил снова.
На сей раз стрела затерялась где-то в кроне, и было непонятно, засела она в стволе, или же пролетела дальше.
Ярл улыбаясь, кивком приказал юноше оставить лук.
Халльвард даже с каким-то облегчением бросил его на землю.
- И что следует из этого испытания, Асгаут? - поинтересовался он. - Или мы еще не закончили?
- Сигтрюг закончил, а тебе еще предстоит попотеть, - отвечал ярл, беря загодя приготовленный деревянный меч. Второй такой же он бросил парню. - Не хочу, чтобы ты в темноте, со своей косорукостью поранился.
"И чем я ему не угодил сегодня?" - подумал Халльвард, ловя меч. Ладно, деревянный так деревянный...
- Ну что ж, тогда к бою! - воскликнул он, подаваясь вперед и делая выпад на левую сторону.
Асгаут зло отбил деревяшку своим оружием, вложив в удар столько силы, что у парня запросто могла отняться рука.
- Давай, дерись парень, в бою тебя щадить не будут.
Халльвард едва не застонал - рука и впрямь чуть не отнялась. Он перекинул меч в другую и, со свистов рассекая ночной воздух, попытался поразить ярла в живот.
Цель действительно было крупной, но в потемках у Асгаута было одно преимущество - он действительно был обучен ночному бою, не считая того, что и в ратевом искусстве заметно опережал юношу.
Меч скользнул, отклоняя клинок Халльварда, и уводя его вверх, а затем ярл свободной рукой схватил юнца за запястье и с силой бросил на снег.
Халльвард откатился в сторону и снова вскочил на ноги, запоздало заметив, что еще не выронил меч. Ну, уж нет, просто так он не сдастся! И он снова бросился на Асгаута, решив теперь бить не сверху, а снизу - малый рост давал ему такую возможность.
Деревянный меч поразил ярла в бедро, однако в следующий момент Асгаут сделал шаг вперед и с силой огрел Халльварда по затылку ладонью. Если бы он сделал это зажатой в другой деснице рукоятью, видимо мог и дух из парнишки выбить.
Халльвард почувствовал тупую боль в затылке и пошатнулся. От неожиданности удар оказал наи него более сильное воздействие, чем-то, что могло быть в иных обстоятельствах. Медленно он опустился на колени, пытаясь, тем не менее, удержаться в сознании.
- Все, Вебьернсон? - С ухмылкой спросил его ярл. - Неужели ты так быстро ослаб?
Халльвард поднял голову, глаза его были мутны. Оперевшись на меч, он поднялся, но по лицу было видно, каких усилий над собой ему это стоило. Чуть отступив назад и стиснув зубы, он снова размахнулся, метя в грудь.
"Он ведь не убьет его? Не покалечит?" - Сигтрюгг следил за схваткой, готовясь, если что, кинуться на помощь брату. Если дело, конечно, дойдет до такого...
Асгаут подставил клинок вновь, на сей раз ударом снизу отклоняя меч противника и отступил, позволяя тому пролететь мимо. Ярлу было интересно удастся ли юноше удержаться на ногах.
Халльвард пролетел вперед, не угадав такого шага Асгаута, но успел развернуться; он только поскользнулся на утоптанном снегу.
- До утра...будем держаться..? - задыхаясь, выпалил он.
- А сумеешь, - оскалился воин, так же развернувшись к мальчишке. - В реальной битве ты бы уже был мертв, так что охолонись! Будешь драться до изнеможения - сгоришь как свеча.
- А не того ли ты добиваешься? - Халльвард занял оборонительную позицию. - Хотя как мне еще учиться, если не на своих же ошибках!
- Да много мне проку будет, если ты околеешь, - сплюнул Асгаут, опуская меч. - Как мы с тобой разговоры ведем, так разумный юноша, а как меч в руки берешь - куда весь твой разум девается?
Халльвард выдохнул. На сегодня пытка вроде бы была окончена.
- Знать не знаю, ярл...Ни сил, ни времени не жалею, а толку - как с козла молока.
- Днем, кстати, у тебя получше драться выходит, - ярл похвалу словно нехотя говорил, видно гораздо приятнее ему было братьев бранить. - Это лишь то значит, что чаще следует ночью разминаться. И тебе Сигтрюг тоже.
- А спать когда же? - не успев еще подумать над словами Асгаута, удивился Сигтрюгг.
- Учись спать урывками - два часа там, три здесь, - бросил ему мужчина. - Вы воины, и не просто воины, а десятком руководите. Халльвард, ты должен быть сильнее и умелее своих людей, иначе как ты их в повиновении удержишь?
- Согласен, ярл, - Халльвард наконец выпустил меч из рук. - И что же, мы, получается, времени столько потеряли впустую, раз ночью-то ни разу не упражнялись?
- Не скажи, надо же было мне присмотреться - кто из вас на что способен при свете дневном, - Асгаут приблизился к юноше и положил ему руку на плечо. - А теперь запомни, кинжал свой как второе оружие оставь на всякий случай, а лучше брату подари, сам же выбери по руке меч - оружие достойных мужей, пусть тяжек тебе будет он поначалу, но рука привыкнет.
- А не все ли мечи ты роздал воинам, Асгаут? - поинтересовался Халльвард. - Я дорого бы дал, чтобы отыскать меч отца своего, который обронил я на поле боя, но что упало, то пропало, как говорят...
- Родовой меч утерять - позор великий, - покачал головой воитель. - Боги от тебя отвернуться могут, коли не возвернешь его. Скажи, что за клинок у тебя был - бросим клич, да узнаем у кого он ныне! А там - хорошую цену дадим.
- Клинок у отца был добрый, ни разу не подводил его в бою. С золоченой рукоятью он был; отец поэтому звал его Гуллинхьялти.
- Негусто знаем мы о клинке этом, - ярл невольно провел ладонью по бороде, призадумавшись. - Клеймо на нем какое стояло? Узорная ли была рукоять?
- Драконьи головы были на ней вырезаны, - вспомнил вдруг Сигтрюгг. - А вот клейма я не помню. Да еще две приметные зазубрины на лезвии.
- Добро, хорошая у тебя память, отрок, - кивнул Асгаут. - Что же, поспрошаем поутру.
Словно дожидаясь его слов, где-то вдалеке небо озарилось первыми лучами восходящего солнца - похоже они за беседой да битвой потешной дождались рассвета.
- Да вот оно и утро, - рассмеялся Халльвард. Но смех его вышел каким-то невеселым, и немудрено - он почти валился с ног от усталости.
- Надобно вам отдохнуть, - согласился воин. - Часа два у вас поди будет еще, прежде чем людей будить.
Внезапно невдалеке от дома послышалось конское ржание и скрип полозьев - так, словно повозка остановилась. Интересно стало ярлу, кто же пришел в ранний час. Позвав за собой братьев, Асгаут остановился у изгороди, выглянув за угол, и увидал, как в усадьбу, где жила кюна, зашла укрытая плащом женская фигура, а подле самой усадьбы сани расписные, да коня в них запряженного.
- Кто это? Это зачем? - спросил Сигтрюгг, выглядывая из-за ярла. Любопытство его не знало покоя.
- Не ведаю я, но тревожно мне, - отвечал ему вполголоса Асгаут. – Сходи-ка легконогий Сигтрюг под окно к кюне, послушай, что за речи пришелица говорить будет, да все мне поведай, как вернешься.
Сигтрюгг обрадовано кивнул и, осторожно ступая по снегу, так, что тот даже не заскрипел, подошел к резному окошку. Пригнулся, чтобы нельзя было его разглядеть или как-то заметить. И внимательно прислушался.
Хоть и не все слова точно расслышал Сигтрюгг, но к Асгауту и Халльварду вернулся не без вестей - ровно за несколько минут до того, как вышла из усадьбы незнакомая гостья, а кюна вернулась к окну.
- Услыхал я, что женщина, приехавшая сейчас, разыскивает своего мужа. Воин этот, с ее слов, еще осенью отправился в поход, но она не получала вестей от него и ныне беспокоится. Кюна что-то отвечала ей, но , кажется, успокоила женщину. Но насторожило меня больше то, что о жреце, о Торлейве было что-то ею сказано...А вот что именно - не расслышал я.
Призадумался ярл, головой покачал - не могла жена гридя простого так к кюне ходить, видать ее супруг - ярл знатный, да к Харальду близкий. Таких Асгаут всех знал - Асбьерн ныне в Хардаланде, Альхейм вдов, Асмунд не женился еще, Торир в битве сгинул, Гутхорм тоже жены не имеет. Долго можно было вспоминать ярлов храбрых конунга.
- Расслышал ты имя женщины этой, чуткий Сигтрюгг?
- Гиллеад, так она себя назвала, ежели я не ослышался, - отвечал Сигтрюгг. - Да и кюна ее так называла, признав ее.
- Жена Харека Волка, - прошептал Асгаут, скорее самому себе, нежели парню.
- О ком ты, ярл? - заинтересовался Сигтрюгг.
- Это бывший ярл Хальвдана Конунга, отца Харальда, - отвечал Асгаут. - Только не верю я в его благородство. Предал он наших богов, теперь распятому поклоняется. Так я тебе скажу, юный Сигтрюг - не ищи с ним дружбы, кто богов предает - тот и данное людям слово сдержать не сможет. Будь начеку - скверна Белого Бога разлагает души воинов. А теперь иди, отдохни и брату мои слова передай.
- Всенепременно, ярл, - кивнул Сигтрюгг и побежал в сарай, куда минутою раньше ушел еле державшийся Халльвард.

Сообщение отредактировал Ноэль - 15-03-2007, 13:14

Хрингисакр. Конунги Гандальв и Фроди.

Тяжелый осадок оставили висы зловредного скальда. Хоть и прогнал Гудбранд-хевдинг пса брехливого прочь, но в сердце конунга Альвхеймера свило гнездо беспокойство. Вроде бы, все хорошо: дружина верная под боком, преданные да храбрые союзники через стол... а вот неспокойно. Оставил Гандальв дружеский пир, да вышел на улицу. Небо было свездным, к морозу, и прекрасный юноша-месяц вовсю поторапливал скакунов, от чего луна высоко стояла на небосводе. Конунг задумчиво глянул на желтый диск ночного светила - и перевел взор на селение близ усадьбы. Огоньки в окнах, дымки над крышами - обычная повседневная жизнь. Не о чем беспокоиться?
- Почто ты не весел, Гандальв? - старший из братьев Эйнстансонов незаметно возник в дверном проеме. Как и сам Серый конунг, Фроди был почти трезв, да и глаза зрили неожиданно цепко.
- Что-то тревожно, - отвелил альвхеймерец.
- То скальд злоязыкий повинен? Прости, знал бы я что ты весь верер будешь смурной - не стал бы возвышать глас на защиту его от плетей.
- В своих словах ты прав был, конунг Хейдмарка, - возразил Гандальв. - Да и певец тот лишь повод - чуеться мне что-то неладное.
- Мы тут среди друзей, - судя по голосу, Фроди тоже настрожился. Гандальв - зверь травленый, ежели гуторит про чувства какие - то и проверить их надо. Конунг хорошо помнил ночную атаку агдирцев - и с той поры начал верить альвхеймерскому чутью на врагов.
- Пойду посты гляну, - заявил конунг. - Заодно и развеюсь.
С собою он не позвал. Властитель Хейдмарка глянул вослед Серому конунгу, пожал плечами - и воротился в тепло. Было б предложено. Если Гандальв хочет остатьяся один - не его, Фроди, дело навязываться.

Сарасберг со Скальдом
Поглядев во след убегающему Сигтрюгу, Асгаут вновь покачал головой. Хорошо ему было, вот так беззаботно убегать - пусть молодые викинги потеряли отца, но пока еще они видят врагов лишь в битвах, да не понимают, что куда большая опасность кроется в собственной рати.
Харек Волк и так был опасен, а теперь его жена, без сомнения настраивает кюну против жреца.
Ярл, не теряя времени, отправился к Торлейву, постучав в занимаемую им избу.
- Ты, Асгаут? - послышался голос Торлейва. - заходи, не стой на пороге.
- Благодарю, мудрый, - отвечал ярл, проходя в дом, да за стол садясь. - Неспокойные я известия принес, с тобой совет держать должно. Так мне думается.
- Что за известия, ярл? - Торлейв поднял на него взгляд, лицо его было спокойно, и лишь уголки рта еле заметно подрагивали.
- Дева Гиллеяд недавно в Сарасберг прибыла, супруга Харека Волка, - начал Асгаут. - Думается мне, ты ее помнишь, премудрый. И тайную беседу с кюной Рагхильдой вела.
Торлейв издал смешок.
- Тайный разговор? Что ж... Даже мне становится интересно... так поведай мне... Известно тебе, о чем этот разговор был?
- Не много, любимец Одина, мне известно, - отвечал ярл, слегка пощипывая бороду. - Но скажу я - говорили они о Хареке Волке поначалу, а после о тебе. И есть у меня дума горькая, что может девка иноверная злыми словами разум кюны от тебя отвратить.
- Плохого же ты мнения о нашей кюне! - сердито сверкнув глазами, произнес Торлейв
- Не должно женщине много власти держать, таково мое слово, - Асгаут старался выглядеть спокойно, но на душе становилось горько, оттого, что не внимал жрец его словам да предостережениям. - Поначалу Асса, ныне Рагхильда - уж не знаю, что будет, когда конунг женится.
- А то уже моя забота, - твердо ответил Торлейв. - Верны слова твои, что не должно женщине много власти держать, но кому домом и хозяйством заправлять, как не жене конунга? Или Один самолично двором Асгарда управляет? Что бы было, ежели не было бы Фригг, которая ему в том помогает, и Всеотец не знает иных забот, кроме как смотреть на Митгард и в битвах искать наслаждение, и в странствиях?
- В том и правда, что не след бабе в дела мужей лезть, - согласился воин. - Но, тебе решать, как слова мои истолковать, мудрый Торлейв, и да будет с тобой мудрость Одина. Другую думу я вынашиваю в сердце своем - слишком много в войске нашем иноверцев, что не чтят древних обычаев, да распятому чужеземцу поклоны бьют. Один уже фюльком овладел, другой с немалой дружиной в Раумарики держится.
- Недолго ему там быть. Я его в Ранрики решил направить и приказ на то дал, и направил с подручным. А там сейчас власти никакой кроме власти морских конунгов, которые сами себя выше всякой власти мнят. А зная его характер, недолго ему жить...
- Мудрое решение, надеюсь он ему последует, как верный ярл конунга Хальвдана, - не смог Асгаут удержать усмешки. - Со вторым что делать, жрец многомудрый?
- Харальда то было решение - наградить сподвижника отца его, и я тому не смог помешать... Но, как посадили его на трон в Сарасберг, так и скинут с него... - Уверенно произнес жрец. - Стоит ему хоть в чем-то закон преступить или уложения наши древние нарушить, - и народ его низложит на следующем же тинге.
- Да, а до той поры будет щитом от свеев, - воитель заметно повеселел. - Что же, пусть теряет людей в битвах тщетных.
Тем временем в дверь вновь постучали, и, отворившему ее ярлу предстал уставший посланец, едва держащийся на ногах.
- Господин мой, из Раумарики я иду, - проговорил он, едва переводя дыхание.
Торлейв мигом вскочил со скамьи.
- Говори... Но сначала отдышись, воды выпей, и расскажи все подробно и складно! Давно я вестей оттуда ждал. Долог и легок ли был твой путь? Когда ты выехал оттуда?
Испив воды, гонец сел на скамью подле ярла Асгаута, и начал рассказ:
- Труден был путь, я на лыжах шел из усадьбы конунжей, которую отважный Альхейм захватил, - поведал он. - Туда прибыл Стейнмод-херсир, с приказом Хареку в Ранрики идти, но упрямый ярл конунжий приказ исполнять не стал.
Видно было, как в этот миг улыбка появилась на губах Асгаута.
- Он оскорблял Стейнмода, бранился с Альхеймом, - продолжал воин. - Дело едва не дошло до битвы, но Харек остался в Раумарики вопреки воле конунга, а ныне с Гутхормом вторгся в Хейдмерк.
Торлейв открыл рот, и некоторое время не произносил ни слова, а затем, наконец, выдохнул:
- Он посмел ослушаться приказа конунга? Что он говорил? Перескажи мне подробнее, что там произошло.
- Да, господин, он говорил, что в своих поступках волен и что союзник Харальду, а не вассал, что делать будет то, что по его разумению лучше, пусть и вопреки указу владыки, - с готовностью отвечал посланец, успевая при этом поедать хлеб и запивать его брагой. - Альхейм едва сумел его усмирить, иначе было бы кровопролитие, сам знаешь, жрец, что за люди с ним - сплошь разбойники и иноверцы!
Видно было, что не слишком любил викинг чужеземцев.
- Вот, написал он письмо Харальду, - воин достал из сумы переметной послание и протянул его Торлейву. - Да Альхейм меня надоумил поперед не к конунгу, но к тебе, мудрый, придти.
Торлейв пробежал глазами послание.
- Великий владетель Агдира, Вестфольда, Вингульмерка и прочих фюльков, кому предсказано владеть всей Норвегией, - прочитал верховный жрец, и поднял глаза на воинов, ожидая их реакции. - Неплохо он видать научился лести на чужбине. С первых же слов конунга нашего с толку сбить пытается!
- Ишь как сладко поет, - присвистнул Асгаут. - Прям скальд.
- Есть у него такое дарование - ответил Торлейв с усмешкой. - И раньше, еще при Хальвдане, сочинял он висы перед каждой битвой и после нее... Хотя далеко ему до великих скальдов, но словом очаровать может.
- Да, ты не томи, жрец, дальше читай, - поторопил Торлейва Асгаут, ибо ему тоже интересно было.
- Ты велел мне оставить свое войско и, взяв двести мужей умелых, идти в Ранрики, где ныне власти херсира, отцом твоим поставленного, более нету. Я же при всем желании приказ твой исполнить не могу, ибо войска, мое из чужеземцев набрано, и одному мне клялись они служить, и стоит мне покинуть их, как разбегутся они, а то и к врагам переметнуться могут.
- Гуторит-то он складно да ладно, - ухмыльнулся Асгаут, да что-то пробурчал гонец, продолжавший пить Торлейвову брагу. - Не войско, а банда разбойная. Что еще там, в послании?
- Сейчас... Руны кое-где не наши надписаны. разбирать нужно долго. Набрался видать мудрости чужеземной, - погрузился жрец в чтение, а после вновь вслух произнес, что понял: - Посему я должен либо все мое войско забрать и оставить твою рать в Раумарики ослабленной, либо приказа твоего ослушаться. Ведомо ли тебе, сын друга и господина моего Хальвдана, что не ослушайся я однажды его воли, и не поступи по своему разумению и совести, не было бы ни свадьбы его с матерью твоей, ни твоего появления на свет? Не всегда даже мудрому человеку дано знать издали, что делается. Оттого печально сердце мое, что долг мой велит поступать мне несообразно твоей воле, но наперекор ей... И нету в том моей вины...
- Да уж, безвинен как ягненок, - проскрежетал ярл, ударив кулаком по столу, да так, что подпрыгнули чаши медные. - Ну да не стоит конунгу того знать!
Асгаут взял послание Харека из рук жреца.
- Постой-ка ярл! Что ты себе позволяешь! -Торлейв ударил ярла кулаком по руке. - Даже дочитать не дал! Чтобы победить врага, надобно знать его мысли!
- Прости, мудрый, не думал я, что там еще что сказано, - отвечал Асгаут. - А ты, хирдманн иди, да о том, что здесь видел и слышал - молчи.
Хирдманн поспешно встал, поклонился, и вышел из горницы. Казалось, с него весь хмель разом слетел - столь грозен был взгляд Асгаута. Торлейв продолжил чтение:
- И еще... Знаю я, что прибыл в Раумарики Гандальв конунг с остатками своей рати... И объединился он с братьями Эйстенсонами, и все вместе пошли они в Хейдмерк. И такова была численность обоих армий, что все мои воины и ополчение местное не могли бы его осилить. Даже со всеми подкреплениями, учитывая местные гарнизоны, не сдюжат твои ярлы войну в Хейдмерке, и потому я, будучи не вассалом, но преданным и верным союзником, не могу покинуть твое войско в Раумарики, и должен идти с ними. Я один воевал против Эйстенсонов, и знаю все их слабости и хитрости. И только я могу сговориться с финнами, чтобы помогли они нашему войску, и провели до Хейдмерка незаметно, тайными тропами через лес, как я при твоем отце еще ходил этой же дорогою в Хригнарики, минуя заставы вражьи, чтобы внезапно обрушиться на вождей вражьих.
- Тяжело будет супротив этих слов идти, - согласился Асгаут, и чело его помрачнело. - Но иного шанса с Хареком расправиться может и не возникнуть.
- Подожди малость, - одернул его Торлейв. - Много пишет... Слишком много слов, не станет такое Харальд читать.
- Кто знает, быть может, завелись подле конунга друзья этого предателя, - покачал головой ярл. - Мыслю я, что лучше бы и не видеть Харальду послания этого. Сожги его, Торлейв, а сам другое напиши, да так, чтобы понял конунг - не друг ему Харек, а противник опасный и подлый.
- Мудро говоришь... Так, пожалуй, и сделаем. И письмо напишем короткое вместо этого... А это я дочитаю и спрячу хорошо, может еще пригодится.
Торлейв снова заглянул на свиток из кожи, на котором были начерчены руны.
- Тоже верно, главное чтобы в руки к Хареку он не попал сызнова, - не желал ярл со жрецом в столь малом спорить.
- Верю я в свою удачу которая еще меня ни разу не оставляла на всем моем пути, и в помощь бога моего милостивого, - читая эти строки, жрец невольно скривился, столь неприятно ему было упоминание чуждого бога. - Потому хоть и знаю я, что врагов будет там побольше, чем всех наших воев вместе взятых, надеюсь я на победу. А после победы славной вернусь я в Саросберг, а оттуда и на Ранрики пойду со всем моим войском, чтобы привести эту землю под твою руку и порядок там навести.
Торлейв перевел дух.
- Еще он пишет, что ведомо ему, что на такую войну у конунга не хватит людей в его владениях. И он пишет. что может привести к нему людей столько же, сколько он сейчас имеет, если кинуть клич по викам и среди морских конунгов, и богатства их отнять, чтобы было чем с наемниками расплатиться. И если на то его воля, советует послать послов к конунгу данов, чтобы помог ратью родичу своему дальнему, а не разорял земли саксов, которые ни ему ни нам не угрожают.
- Стоит, думаю, это тебе, мудрый Торлейв, как собственную мысль, конунгу преподнести... - подумав, сказал воин. - Все там?
- Почти все уже... - сказал Торлейв, ухмыльнувшись. - Далее он пишет, что надеется вернуться с победой, и изложить все свои соображения конунгу лично, вместе с извинениями за невольное ослушание и заверениями в своей преданности не как вассала, а как верного друга его отца и его преданного союзника.
- Надеюсь, сгинет он в Хейдмерке, - в сердцах выпалил ярл.
- А если не сгинет, не должен он конунга увидеть... Еще куда-нибудь пошлем, и конунгу о том знать необязательно. Мальчику забот и так хватает, а со вдовой его я сам дело решу... С женой то есть...
- Уж в том я не сомневаюсь, - ухмыльнулся Асгаут, знавший сколь охоч до красивых дев старый жрец. - Главное смотри, как бы вдова Хальвдана тебя не взревновала, уж больно часто ты ей постель согревал.
- О том не тебе судить! - Отрезал Торлев. - И верить всяким слухам и пересудам тебе не пристало, много злата дадут даны за такую рабыню, а то и войско целое
- О, конечно, - пряча улыбку в усах, подумал ярл, про себя добавив: "А перед этим ты с ней вдоволь потешишься".
Торлейв порылся в своем вещевом мешке, доставая пергамент, и начал аккуратно выводить на нем руны.
- Пусть конунг знает только то, что знать ему следует... А что до другого, то в том моя забота будет. Только вот печать где мне взять такую же, как у Харека?
- Скажем, гонец неосторожный сковырнул, - отвечал Асгаут. - Всякое ведь в пути случается.
- Э нет... Мальчишка наш летами юн, но не глуп. Мастера нам надо, кто с металлом работать может и вещи умеет делать. Задержится в пути посланник на день. А когда печать будет готова, скрепим ее заново.
- Я такого найду, да умеющего язык за зубами хранить, - кивнул ярл. - Пока же пойду я, многомудрый. След дела сразу делать, не откладывая.
- Вот... Готово послание для нашего конунга. Найди да поскорее... Что делать ты знаешь...
Торлейв протянул свернутый пергамент ярлу.
- Дай мне его печати образец, для верности.
Жрец взял кинжал и отрезал нижний кусок пергаментного свитка, где красовалась печать Харека: изображение волчьей головы в ветвях дуба и руническая надпись - ХАРЕК (хагалаз, альгиз, райдо, ехваз, кеназ).
- Да будет Один милостив к нам! - Прошептал Асгаут, принимая печать. - Не ради злого умысла на это идем, ради обычаев, богами заповедованных.
- Воистину. - ответил Торлейв. - Сколько раз уже Один шел на обман ради дела благого. Цель благая оправдывает средства для ее достижения.

Покинул Асгаут избу жреца, в рукаве унося подложное послание, да печать спрятав. На скользкий путь пришлось ступить, но сомнений ярл не испытывал - иноверцы еще похуже Гандальва будут! Никогда не знаешь, чего ждать от них, вероломных, какой скверной разум добрых хирдманнов отравят! Чего только стоит их заповедь: "Коли по щеке ударили, другую подставь". Разве есть в том честь для викинга? Разве не следует за любое оскорбление виру брать кровью и златом? Нет, не бывать Хареку ярлом при Харальде!
Теперь следовало о гонце позаботится, ибо знал он много слишком, и хоть верен был Альхейму ярлу, но отпускать его далеко от себя Асгаут не хотел.

Хрингасакр. Стоянка конунгов

Богата была усадьба конунжья - не даром раньше здесь жил сам Эйстен Могущественный, колдун великий и потомок Олава Дровосека. Не один дом, а целых четыре были обнесены могучим частоколом в два человеческих роста, тяжелые створки ворот с трудом отпирали двое-трое ратных мужей, следили за всем в округе зоркие дозорные - не просто усадьба, а настоящая крепость неприступная.
Однако и этого великолепия оказалось мало, чтобы разместить всех воинов, что прибыли с владетелями северными. Обосновались гринди в лагерях, недалеко от усадьбы, и самой обширной была стоянка Эйстенсонов, где не меньше четырех сотен бойцов обосновалось, да в палатках и землянках на ночлег устраивалось, следом шел лагерь Гандальва - там было немногим больше трехсот человек, но все как на подбор славные хирдманны (ведь ополченцы по лесам разбежались, едва лишь поражение Серый Конунг потерпел), а руководил ими, вернувшийся в дурном расположении духа, ярл Асгейр. Потому, чтобы хоть как-то унять злобу, клокотавшую в душе, а заодно, прислушавшись к словам своего властелина, приказал ярл лагерь укрепить на славу, да дозорных поболе выставить, и пусть роптали воины - но приказ выполняли.
Далее шел лагерь Гудбранда-хевдинга, где людей было не мало, но в основном то бонды и ополченцы были, наскоро ярлами собранные, а совсем возле них, небольшой отряд Гримкиля остановился.
Находились все стоянки к западу от усадьбы, на расстоянии семи сотен шагов, там где лес вырублен был, да поле пахотное начиналось. Там же и в деревне недалече человек сто на постой встало.
Но то снаружи, а за частоколом каждый конунг в собственном доме остановился - Фроди и Хегни с семью десятками воинов в главной усадьбе, Гудбранд с ярлами да хевдингами, да конунгами подвластными - в соседней, с другой стороны усадьбу отрядили Гандальву, да пяти десяткам его приближенным хирдманнам, а Гримкилю же достался последний дом, самый малый из всех.

Сообщение отредактировал Ноэль - 18-03-2007, 15:40

Сарасберг. Халльвард и Сигтрюгг

Сидя на ворохе соломы, сваленном в кучу в углу сарая, Халльвард все еще потирал ушибленный затылок. В таком виде его и застал вернувшийся брат.
- Болит? - поинтересовался он.
- Заслужил, - пожал плечами Халльвард. - Верно Асгаут рек, воин из меня пока никудышный.
- Ничего, брат, мы свое до весны наверстаем, - успокоил его Сигтрюгг. - А пока нам о воях наших думать надо. Помнишь, что ярл говорил?
- Как не помнить... Сейчас подождем, покуда проснутся все, а там будем речи с ними вести.

Чуть позже того, как забрезжил рассвет, начали хирдманны подниматься. И пока не начали они расходиться кто куда, Халльвард обратился к ним с речью. Повторил юноша все то, что говорил ему Асгаут, а конце прибавил:
- Сказал я сегодня Асгауту, что уверен полностью в своей дружине. Но знаю я, вы и с другими воинами Харальда-конунга уже знакомство имеете. Есть среди них полоненые бывшие. Так вы разузнайте, не затевается ли чего худого у них. А уж Харальд в долгу не останется.
- Мы твоего слова ослушаться не смеем, Халльвард-хельд, - ответил за всех Торхалль, один из самых опытных воинов в десятке. - Хотя слухи собирать - не дело для мужа. Едва узнаем что, непременно знать дадим. А пока разрешишь ли откланяться? Сбирались мы во двор, руку на меткость проверить...
- Идите, - кивнул Халльвард.- Ну что же, дня три пройдет, и узнаем, что где творится.

Но едва закрылась за дружиной дубовая дверь, как вошел незнакомый братьям хирдманн. На вид ему было около двадцати весен, и лик его еще не был обезображен шрамами, как у многих воинов, из чего Халльвард сделал вывод, что в сражениях юноша сей принимал участия мало.
- Утра доброго, отроки, - пориветствовал он братьев. - Кьярваль сын Кьяртана имя мое. Не знаете ли вы, где искать здесь Халльварда-хельда? Не один ли он из тех воев, что во дворе?
- Я Халльвард Вебьернсон, - отвечал старший, - по какому делу ты меня разыскиваешь?
Как ни старался юноша скрыть свое удивление, лицо его выдавало.
- Дело...дело вот какое - прибыл я гонцом из Раумарики, и асгаутом-ярлом был определен пока в дружину Халльварда.
- Ежели Асгаут того хотел, то быть тебе с нами, Кьяртанссон, - отвечал Сигтрюгг. - И не смущайся тем, что по возрасту мы с братом всех младше. Преданность свою конунгу Харальду мы доказали всех прежде.

С Тельтиаром

-Госпожа, госпожа! Сваты приехали! От Харальда, конунга Агдирского. Вас ждут. Отец вашего ответа просить хочет.
- Харальд? - радость от известия быстро сменилась разочарованием. Гюда быстро восстанавливала воспоминания, сложенные из обрывков разговоров. С ней никто таких тем не обсуждал, но и не бранился, если вечно изнывающая от скуки дочь Эйрика присутствовала при советах или рассказах обо всём, что творится в мире. А ничего интересного для себя об этом юнце не удалось почерпнуть. Да что она с ним делать будет? Ждать захвата новых земель и трястись, что и без того шаткая власть молодого конунга пошатнётся? А как же грёзы об уже возмужавшем любимом, исполненного отваги и безоговорочного могущества, на власть которого ни один здравомыслящий человек не посмеет покуситься, чья решимость и геройство в боях не раз доказывались делом? Отказаться от желаний ради какого-то ребёнка? Ну уж нет. Не бывать этому. И хватило же наглости сватов послать к ней, к самой Гюде, дочке славного Эйрика. Лучше уж в девках остаться, нежели с таким мужем по жизни идти.
- Хватит, - девушка оттолкнула служанку, собиравшую непослушные волосы в аккуратную причёску. - Нечего. Не собираюсь я спускаться, не о чем мне разговаривать с ними. Передашь отказ мой.
- Негоже батюшку гневить и гостей уважить надо. Что ж потом скажут про вас? Прислали к Гюде сватов, а она и показаться им не пожелала.
- А хоть бы и так. Пусть говорят, - из чистого упрямства возразила та, осознавая верность слов. Разумные слова уже погасили эмоции.
Повертевшись перед зеркалом и не найдя, к чему бы ещё придраться, Гюда, стерев с лица последние капли гнева, направилась к гостям.
При входе в залу девушка почувствовала на себе восхищённые взгляды. Мысленно улыбнувшись, не поменяла она выражения лица своего, сохраняя достоинство.
Первым, едва лишь Гюда появилась в гриднице, поднялся Асбьерн, бросив строгий взгляд на своих спутников, слишком откровенно любовавшихся красотой девушки. Не к лицу это посланцам конунга, ан нет – у Лаги аж брага по усам течет, а он не замечает, Гуннар то взгляд опускает, то вновь бросает на красавицу. Не хорошо это, однако сам ярл не мог не признать – действительно прекрасна была дочь Эйрика, прекрасна, надменна и холодна, как богиня из Асгарда, а не смертная женщина.
- Вижу я, скальды нисколько не приукрасили красы твоей, госпожа, - с достоинством произнес Асбьерн.
- Благодарю за столь лестные сердцу моему слова и вас приветствую, - слегка склонила голову Гюда. - Мне передали что ты, отец, видеть меня желал.
"А трудно мне придётся. Этот от своего не отступит. Ну, так и я решения своего не поменяю."
Девушка остановилась, не дойдя до стола, в ожидании слов Эйрика.
- Звал я тебя, дочь моя, вот за каким делом, - отвечал конунг, стараясь сохранить спокойствие в голосе, но, почувствовав недовольство дочери, ему самому стало не по себе. - Люди эти из дальних земель приехали, с тобой говорить хотят. Выслушай их.
- Конечно, выслушаю. Негоже в собственном доме гостей обижать. Только устали ведь они с дороги, неблизким путь их был. Пусть угоститься вдоволь, а потом и речи держат,- Гюда одарила отца одному лишь ему понятным взглядом, в котором читалось всё её отношение и к Харальду, и к сватам, им посланным.
- Спасибо, госпожа, отведали мы уже вашего угощения, - за всех отвечал ярл Асбьерн. - Посланы мы были Харальдом Конунгом, победителем Гандальва, победителем братьев Эйстенсонов, властителем Агдира, Вестфольда и Вингульмерка. Господин наш желает, чтобы ты стала его женой и кюной над всеми его землями.
Ярл считал, что основные вопросы, касательно женитьбы, следует разрешить с конунгом, а дочери же его и этих слов довольно будет.
- Надеюсь, ничем не обделил вас батюшка, со всем почтением стол накрывал. Порадовал вас и едой и напитками, - в глазах Гюда плясали уже не скрываемые искорки злости. - А чем же так хорош ваш конунг? Сватов прислал знатных да учтивых. А сам из себя что представляет?
- Древен род конунга нашего, - с достоинством отвечал Асбьерн, однако неприятное предчувствие закралось в его сердце: не так проста оказалась Гюда, как он думал, но сумеет он ее еще уговорить пойти за Харальда. - К самому Ньорду и Ингви-Фрейру восходит он корнями, Велланди Храбрый и Аун Старый были его предками, а они правили не только Норвежской, но и Свейской землей. Ингьярд Коварный и Олав Лесоруб - конунги храбрые и отважные, его предки, о их подвигах спето достаточно саг! Гудред Великолепный его дед, а Хальвдан Черный - отец ему, мать же его - Вещая Рагхильда, дочь Сигурда Оленя, и род ее восходит к Сигурду Кольцо и Рагнару Убийце Змей. Достойный он властелин, одолевший самого Гандальва в битве, объединивший под своей рукой обширные земли - весь юг Норвегии ныне ему принадлежит!
- Славен род конунга вашего, - согласно кивала девушка. – Да только сам он еще юн, и недавно на трон взошел. Мало он совершил подвигов, да побед славных одержал.
- Мало славных побед? - Асбьерну дорогого стоило сохранить самообладание, слыша надменные речи гордой девы. - Другие конунги в его годы еще потешными мечами сражаются, а Харальд рати сильнейших владык в открытой битве побил. О подвигах его уже скальды легенды слагают, а мудрецы да жрецы гадают, что будет, когда он в полную силу войдет!
- Так может и кажется ему, что с потешным мечом играет, оттого и страха нет перед поражением и победы легко даются? А скальды о любом песни сложат, коль узнают, что перепасть за это что-то может, - притопнула ножкой Гюда.
"Хоть с виду и красива дева, да по жилам яд течет, и в груди сердце змеиное бьется!"
Понимать начал ярл, что не желает замужества дочь Эйрика, а потому всячески язвить их пытается, да оскорбляет конунга славного.
- Стоило видеть тебе битвы те, и ты не стала бы говорить таких речей, Гюда, - отвечал ей Асбъерн, сурово сдвинув брови. - В поединке одолел Харальд Хаки Гандальвсона на глазах у обеих ратей, и то большой подвиг. Нет нужды недобрых слов о славном властелине говорить.
- Прости, коль обидела тебя, славный Асбьерн, - слегка успокоилась девушка, заметив реакцию на слова свои, - но ведь нет в речах моих ни доли лжи. Ну а про Хаки и до
меня слухи доходили, и не было в них ничего лестного о нём, только что трусом он был, об этом ведаю. Может юный конунг в числе первых, подвигнувших его на поединок был, оттого и далась победа.
- Что же, о том лишь норнам ведомо, - с улыбкой кивнул ярл. - Но дядя его в свои пятнадцать лет могучего берсерка одолел, а отец так же царством владел - Харальд им ни в чем не уступает в силе, учителем же его был сам Торлейв Жрец, и потому по мудрости, не смотря на лета свои, конунг наш зрелым мужам равен.
Немного помолчал посланец, а затем добавил:
- Не томи, Гюда Эйриксдотр, ответь - готова ли стать женой Харальда Хальвдансона, конунга Агдирского?
Гордо вскинула она голову.
- Не убедил ты меня. Не достоин Харальд руки моей. Не бывать нам с ним вместе, не пересечься нашим дорожкам. Передавай моё почтение конунгу своему. Но ничего более от меня не дождётся он.
- Будь по-твоему, гордая дева, - грозно сверкнули очи посланца, видно было, что могучая длань готова меч обнажить. Но гнев Асбьерн сдержал, и, поднявшись, произнес: - Благодарю тебя за угощение, Эйрик конунг, сладок мед, да горьки слова дочери твоей. А ты Гюда, благодари Тора и Фрейра, что Харальд - не Гудред Великолепный.
Сказав так, направился к выходу ярл, а следом за ним и его хирдманны.
- Лёгкой дороги вам. Ну и славно, что конунг ваш не Гудред, надеюсь, ему-то жизнь собственная дорога, - резко произнесла девушка, разворачиваясь к противоположной двери. Но, словно вспомнив что-то, развернулась она, как за гостями дверь закрылась, и последовала к выходу. Во двор поспешно вывели лошадей, быстро занятых седоками.
- А руки моей лишь тот конунг удостоится, что Норвегию всю завоевать сможет! - гордо крикнула отъезжающим послам Гюда и направилась к себе.


Эйрик проводил послов суровым взором. Отвечать на пустые угрозы у него желания не было, а потому он лишь послал людей проследить, чтобы в скорости покинули агдирцы его земли. И не возвращались больше.
Лишь затем последовал он за дочерью, дабы спросить, чем вызвано ее решение было.

Гюда быстро взбежала по лестнице, хлопнув со всей злости дверью. Да кто он вообще такой, чтоб так с ней разговаривать. А отец хорош, ни словом не обмолвился, не поддержал дочь свою, не спровадил сватов, не прервал разговора неприятного. Чувствуя себя устало и одиноко, девушка, не раздеваясь, повалилась на кровать, разрыдавшись в подушку.
Дверь отворилась, тихо зашел конунг, сев подле дочери.
- Дочь моя, не пристало тебе слезы лить, из-за слов грубых, от мужичья неотесанного услышанных, - холодно произнес он, приобняв дочь за плечи. - Утри слезы. Не должны слуги твоей слабости видеть.
-И не видит никто. Это и есть муж, которого ты обещал мне? - приподнялась девушка от подушки.- Это с ним ты хочешь меня видеть? Вот никогда не думала, что дочь свою так ты ценишь.
- Не я их звал, Гюда, - отвечал Эйрик. - Сами сваты пожаловали, не жданы, не званы. Ты их слова слышала, ничего я от тебя утаивать не стал - Агдир владение богатое, да много врагов у Харальда, оттого и людей он прислал своих, что не ты ему, а мечи моих хирдманнов нужны.
С каждым словом мрачнело лицо конунга.
- Коли не люб тебе он - так не бывать ему твоим мужем, покуда я жив.
По щеке скатилась последняя слезинка, лицо быстро разгладилось и приобрело беспечное выражение.
-Правда? Обещай, что отдашь меня лишь тому, кого я сама тебе укажу. Не хочу я жизнь свою с кем попало проводить, - Гюда вопросительно заглянула в глаза отцу.
Эйрик смотрел на дочь, но вспоминал ее мать - слишком похожа была Гюда на безвременно погибшую кюну. Разве мог ей отказать конунг? Разве не любил он дочь больше жизни своей, не ценил больше всех своих владений?
- Как скажешь, так и будет, - отвечал он, крепко обняв ее. - В том тебе мое слово.

Сообщение отредактировал Ноэль - 18-03-2007, 15:45

Вестфольд. Асмунд Убийца Ярлов

Воины в усадьбе Гокстад сражались яростно, уже прослышав о жестокости Харальдова ярла, однако их сопротивление было вскоре сломлено. Асмунд, облаченный в кольчугу двойного плетения, забрызганную кровью ступал по двору усадьбы, копьем добивая раненых врагов. Иссеченные тела валялись повсюду, ошметки плоти и отрубленные конечности устилали землю, а снег таял от горячей крови, озверевшая дружина, никак не сдерживаемая предводителем, нещадно убивала всех, кто попадался на пути, будь то хирдманн или бонд, или тралл.
- Милости! Милости прошу, храбрый ярл! - Взмолился, падая на колени, один из слуг. - Не губи, верой и правдой тебе служить буду!
- То же ты Гандальву говорил, пес жалкий, - процедил Асмунд, с силой вгоняя копье в тело человека, да так что отбросил его на пять шагов назад, да там и оставил с копьем в груди умирать. Лезвие меча показалось из кожанных ножен, на губах ярла играла улыбка - эта земля принадлежала ему по праву и воле конунга, и здесь он мог делать все, что должно, дабы навсегда отвадить у холопов желание поклонятся чужим государям.
Звякнула тетива, стрела вошла в спину ярла, на полпальца погрузившись в звенья кольчуги. Скривившись от боли, Асмунд вырвал ее из раны, отбросив прочь, и повернулся к лучнику. То был Бьорн, хирдманн Асмунда, его ровесник и друг.
- Ты? Как ты посмел поднять на меня, своего ярла оружие? - Донесся удивленный, но в то же время яростный крик Амсмунда.
- Не Убийца Ярлов ты, Асмунд, а пес бешеный! - Бьорн наложил еще одну стрелу, натягивая лук. - Женщин и детей губишь, траллов не щадишь, стариков жизней лишаешь! Какой из тебя ярл, когда ты хуже разбойника на своей земле злодейства творишь!
- Не тебе меня судить, коли я конунгом и жрецом на то благословлен!
Ярл рванулся вперед, занося меч. Вторая стрела вошла ему в грудь, но третью юноша выпустить не успел - клинок Асмунда опустился ему на голову, рассекая череп. Тяжело дыша Альхеймсон опустился рядом с телом предателя.
- Лекаря! - Бросил он наблюдавшим за этой схваткой хирдманнам. - Лекаря сюда!
Несколько воинов все еще смотрели на тело Бьорна, не в силах поверить, что тот решился напасть на ярла, но наиболее расторопные уже побежали за знахарем.
- Гисли, поди сюда, ближе! - Прохрипел Асмунд, подзывая херсира.
- Да, мой господин, - бородатый воин склонился над ярлом. - Что пожелаешь?
- Слушай меня, эта усадьба ваша! Убивайте, насилуйте, грабьте! Одину жертвы принесите, благодарите его за победу! Но домов не жечь! - Последнюю фразу наиболее жестко произнес Асмунд. - Отсюда буду я править этой землей. Из узилища Ассы Кюны, из древнего имения конунгов рода Инглингов!
Прозван был после этой бойни Асмунд Кровавым Ярлом, а дружинники его Зверьми Лютыми, однако мало кто теперь дерзал в открытую бросить вызов ярлу, поселившемуся в Гокстаде.


Вингульмерк. Эйнар Губитель Заговоренных

Миновав Сарасберг, немалый путь проделал Эйнар, объезжая свои новые земли, да принимая клятвы от деревенских старост. Обид он людям не чинил, дружину свою в строгости держал и лишней крови лить не дозволял. Многие воины Гандальва, что в Вингульмерке держались, добровольно под его начало перешли, когда он им всем тот же почет обещал, что и в альвхеймарском войске, другим же позволил Эйнар беспрепятственно покинуть Вингульмерк, будь на то их воля, и отпустил без боя.
Имением своим избрал он усадьбу Гиллисберг, покуда в Сарасберге конунг Харальд и жрец Торлейв обитали, поскольку не хотел более Губитель Заговоренных в споры со жрецом вступать бесполезные, да за спокойствие жены своей ратовал. С каждым днем приближался ей срок родить, и ждал этого мига воитель с нетерпением, ибо пятнадцать долгих лет не было у них наследника.
- Что скажешь ты, Ратибор, - спросил Эйнар дородного русича, бывшего старшим над сотней в его дружине. - Что узнали твои люди, о чем еще мне не ведомо?
- Народ любит тебя, Эйнар, - отвечал дружинник. - Старый Харальдов ярл много обид чинил людям Вингульмерка, потому рады были люди, когда Барвайг Красный зарубил его, Хаки же Гандальвсон сумел к себе здешних людей расположить до тебя, и - многие удивлены, что ты еще лучший правитель оказался, чем он. Из Раумарики и Вермаланда бонды бегут под твою руку, многие из них в деревнях разоренных войной селятся, другие новые веси строят.
- Будешь удел этот славным и богатым, краше Агдира и Трандхейма! - Добавил Ярополк, сын хольмагардского воеводы, ради славы отправившийся вместе с Эйнаром в Норвегию. - С таки добрым государем, как ты Эйнар, страна воспрянет!
- Благодарю вас за слова теплые, - произнес ярл, и вздохнул. - Есть у меня другая дума - жестоки боги северные, крови жаждут да смертей постоянно. Видел я гибель друга своего, на дубу повешенного, лишь за то что спас товарищей своих! Видел я жертвы, что Торлейв жрец приносил, и кровью обливалось сердце мое. Слышал я о том, как губил Гандальв конунг пленников, в Вингульмерке и Вестфольде захваченных! Не бывать здесь миру, покуда идолу деревянному народ поклоны бьет!
- Но, ты же не думаешь, что сумеешь крестить своих людей? - Удивился Ратибор. - Что скажет конунг? Торлейв же тебя со свету сживет за одну мысль подобную!
- Не говори речей таких, Ратибор, - отвечал Эйнар. - В полную власть мне отдана сия земля, и здесь я хозяин. Тем, кто Христа в свое сердце добровольно примет, гонения не страшны будут. А я за веру свою и с клинком постоять смогу, пусть даже лишили меня руки в битве!
- Эйнар, тяжкое дело ты задумал, - покачал головой Ярополк, сжав серебрянный крестик, висевший на его груди. - Но верное! Тотчас я отправлю гонцов к отцу в Хольмагард, пусть дружину пришлет храбрую, крещеную!
- И священников-греков пусть пришлет, - кивнул Эйнра. Кому, как не ему было знать, что в Хольмагарде, пусть большая часть людей Перуну поклонялась, но немало было и христиан, и купцов греческих, и священнослужителей их. - Должно нам добро и свет в эти земли принести, коли уж судьба нам этот шанс дает. Желаю я чтобы мой сын в христианской стране рос, а не во тьме языческой.
- Прав ты, княже, - согласился Ратибор.

Харек выслушивал донесения финнов-охотников, которых он посылал в разведку. В его шатре горели три плошки с рыбьим жиром, разгоняя полумрак на несколько шагов... Внимательно выслушав путанные объяснения охотников, Харек высыпал на пол фигурки игры "Занятие земли" (Ланданам). Он расставил некоторые фигурки домов в произвольном порядке и показал на них.
- Так? - спросил он, показывая на фигурки домов.
- Нет, не так - покачал головой финн, и слегка переставил дома.
- Их 4. дальше ограда. За ними много малый дома...
- Сколько?
Финн растопырил пятерню и показал два раза. Потом показал 4 пальца.
- Четырнадцать?- харек показал десять пальцев потом четыре.
Финн покачал головой, показав две руки с растопыренными пальцами.
- Значит сорок... - произнес Харек.
- Тут мало... - ответил финн.
Дома, судя по тому как финн расположил игровые фишки на доске, были расположены по кругу. Задача несколько усложнялась...
- А теперь покажи мне, как там проходит стена.
Харек протянул финну лучины. Финн усмехнулся в свои пышные усы и расположил лучины по кругу.
- Здесь войти люди - сказал он, показывая в оставленный зазор.
- Ворота? Сюда входят и выходят люди?
- Да сюда входить и выходить... Там дверь большая. -подтвердил финн.
- Спасибо, Ахти... - произнес Харек. – Значит, два дома выходят прямо к этой двери, так?
Финн кивнул.
- Значит, придется выбивать ворота, чтобы не увязнуть среди хижин... Ты нам здорово помог, Ахти - сказал Харек, и протянул финну обручье. - Бери, это тебе за работу. На эту штуку ты купишь много оленей или железных вещей.
- Спасибо, вождь - ответил Ахти, поклонившись, и вышел из шатра.
В шатер вошел Гутхорм.
- Играешь в Landnám? Да еще и сам с собой? Уже не решился ты колдовать?
- это наши предки верили в подобное... Нет, я просто пытаюсь наглядно себе представить расположение домов в усадьбе по донесениям финнов. Ну и память же у них. Чуть ли не каждый дом запомнили. Смотри. Вот эти четыре дома напротив ворот - это собственно и есть Большой дом и гостевые дома. самый большой дом - вероятно это и есть дом Эйстенсонов где все пируют. Его нужно будет окружить в первую очередь. Впрочем, не мне тебя учить... Я еще жду разведчиков, которые пошли смотреть расположение лагерей. А тут. Фигурками лошадей я обозначил хлева для скота, а фигурками лодок - сараи и амбары. Ни то ни другое я бы не стал трогать - нам понадобятся припасы чтобы накормить войско. Поэтому, когда подпалите дом, следите чтобы огонь не перекинулся на сараи. Хозяйские амбары сгорят тоже, но на дома треллей огонь перейти на должен. Хотя и среди них надо будет провести зачистку и выставить всех из усадьбы, чтобы не мешали... Они и вам самим еще пригодятся. Совсем ни к чему убивать хороших работников.
Гутхорм молча кивнул, выражая свое согласие.
Тем временем в хижину вошел еще один разведчик.
- Юкка? -Харек поднялся и вышел навстречу гостю. - Расскажи, что ты видел.
- видел яранги, видел люди. Много спят, мало бдят.
- Это хорошо, - сказал Харек. - Видишь эти фигурки? Расставь их так, как расположены их яранги. И так, как они есть против Большого Дома за оградой.
Финн кивнул.
- Что ты видел на ткани, которая на палке?
- Собака. Голова собаки - ответил финн.
- Гандальв? Вот он где, серый пес... Прямо на окраине возле леса... - пробормотал Гутхорм. - Сами боги дают нам его в руки...
- Это еще увидим... - ответил Харек. - Возьми эти фигурки и поставь их там, где ты видел людей, которые бдят. - Харек высыпал на пол игрушечные деревянные фигурки.
Финн кивнул, взял с десяток фигурок и расставил их возле фигурок домиков.
- Сколько всего их там приблизительно?
- Три руки, - ответил финн, показывая все десять пальцев. - На каждую руку по руке... Трудно было считать...
- Триста... - произнес харек в полголоса.
- Вот память у них - восхитился Гутхорм. - И как все упомнил?
- Моя хороший охотник - гордо ответил Юкки. - Моя много знает и много умеет.
- Ты хорошо поработал - сказал Харек, протягивая ему золотое обручье. - Купишь на это много вещей из железа.
Юкки благодарно поклонился.
- Спасибо тебе, Юкки, - сказал Харек, похлопав его по плечу. - А теперь можно идти в твою ярангу.
Саам улыбнулся, тоже похлопал Харека по плечу и вышел.
- Как ты с ними спелся, - сказал Гутхорм. - До сих пор удивляюсь.
- Нет ничего удивительного. Я просто отношусь к ним с уважением и общаюсь как с равными. Они это ценят. А для друзей последним поделятся. Если бы не они, не нагнали бы мы тогда Хаки берсерка и не забрали бы у него кюну. Хальвдан наградил их потом за помощь. Хорошо чтобы и Харальд последовал его примеру...
В шатер вошел третий охотник.
- Пиексимяки, доброго здравия! Все целы?
- Все хорошо, никто не увидел как наша идти. А мы много видеть,- ответил финн.
- Садись, выпей отвар... Вот, видишь те фигурки? поставь их так, как ты видел там яранги, и людей, которые бдят.
Финн послушно исполнил просьбу. Вскоре все фигурки домов кончились.
- Бери еще эти- он показал на фигурки коней.
Финн кивнул.
- У тебя есть свой набор Ланданам? - спросил Харек Гутхорма.
- А как же. Сейчас принесу, - Гутхорм вышел из шатра.
- Нам очень важно знать, сколько там шатров и шалашей: так мы хоть приблизительно оценим численность их войска. Сколько там яранг?
Финн показал десять пальцев
- Четыре руки. И еще пол руки...
- четыре с половиной сотни, - произнес Харек. - и откуда они взялись?
Он поспешно расставил фигурки.
- Видишь те большие дома? Как они к этому месту, которое ты видел?
Финн, не задумываясь, ткнул к северо-западу от лагеря Гандальва.
Харек быстро переставил туда все фигурки домов, лодок и лошадей.
- А теперь расставь, как ты видел...
Финн долго и скрупулезно расставлял фигурки домов, лодок лошадей и людей.
- Я все видел так.
- Спасибо, ты хороший охотник. Ты хорошо поработал. - Харек снял еще одно обручье с руки. - На это ты купишь много железных вещей...
- И у меня будет много жен - добавил финн.
- И это тоже. Теперь иди отдыхай. Спасибо тебе - Харек пожал финну руку и похлопал его по плечу. - Нет, погоди, что ты видел над ярангами? Там была большая тряпка с рисунком?
- Да, там быть большая тряпка.
- Что на ней было?
- Зверь.
- Что за зверь?
- Похож на медведь, - ответил финн. - Я не видел красный медведь. Красный медведь нет.
- Это тотем. Эйстенсоны, - произнес Харек, сжимая кулаки. - Что ж, ты мне хорошо помог, спасибо тебе еще раз. Теперь можешь идти.
Финн вышел и в шатер вошел Гутхорм, неся мешочек и доску для игры в Ланднам.
- Ну как?- спросил Гутхорм.
- Уже есть два лагеря. Жду следующего разведчика.
Следующий финн появился лишь полчаса спустя.
- Наша заметить и наша убегать. Руукки ранен, - сказал он, отдышавшись.
- Вы его отправили к шаману?
- шамана его лечить, - подтвердил финн - они в нас стрелять из луков.
- Плохо дело. Сколько их примерно?
- мы их посчитать. Их там пять рук и еще на каждую руку по руке. И еще две руки.
- Пятьсот двадцать, - пробормотал Харек. Нехилое войско. У кого такое может быть? Кто там у нас остался? Гудбранд и Гримкиль?
- Нет, у Гримкиля столько людей не найдется,- возразил Гутхорм. - Мы его тогда потрепали здорово. Хорошо если у него хоть сотня уцелела.
- Значит Гудбранд,- произнес Харек.- Про него я не знаю ничего.
- Зато я знаю, - ответил Гутхорм с усмешкой. - Достойный враг. Оставь его на моих людей...
- Сам Гудранд наверняка в усадьбе, а в лагере его ярл сидит, - сказал Харек, начав расхаживать по шатру. - Да и то наверняка многие из них ополченцы из бондов. Где он сейчас столько войска возьмет? Да и не стал бы он в гости с большой ратью идти. Если сложить все что мы знаем - против нас полторы тысячи войска. Еще неизвестно сколько там в усадьбе...
- Сколько бы их там ни было, от нас они не уйдут - сказал Гутхорм с усмешкой. Думаю, надо созвать всех наших ярлов и начать совет.
Харек высунулся из палатки и кликнул двух хирдманов. стоявших на карауле. - Гейр, Бранд, позовите всех ярлов. Всех кто спят, разбудите. Скоро выступаем.
- Слушаюсь, ярл - ответили оба хирдмана, приложив кулак к сердцу, и бросились исполнять приказания.
- А еще я позвал бы того скальда, которого те олухи выгнали из усадьбы, - произнес Гутхорм с ироничной усмешкой. - Кому как не ему знать про численность войска в усадьбе?

Сообщение отредактировал Ноэль - 19-03-2007, 14:55

Трудно быть конунгом. Тем, кто отвечает за многое, и каждое его решение способно либо лечь тяжким грузом на плечи других, либо, напротив, облегчить их ношу.
Удачлив тот, кто заранее знает, что ему предстоит доля правителя, и может приготовиться к ней.
Харальд уже убедился, что он действительно может принимать решения. И претворять их в жизнь, пусть другие и высказываются против.
Вот, кстати, о высказываниях...
Юноша уже научился владеть собой; никто не смог бы прочитать по лицу конунга его нынешние мысли. О доверии.
Он знал, что может смело довериться матери и дяде. Вот матери отца... это сложнее. Сейчас она защищает дом, и быть на ножах с кюной Ассой в это время совершенно неуместно. Но... она должна понять, кто теперь правит в Агдире.
И не только там.
И Торлейв... он мудр, сомнений в этом нет. Но слишком уж много берет на себя; может, и правы те конунги, которые важные жертвы приносят сами, не давая их в руки служителям богов.
Значит, и Торлейва тоже надо вразумить.
Вот задача: как поставить людей на место, сохранив при этом их в союзниках?
Эти мысли сами навели на раздумья о недавних воинах Гандальва, занявших теперь место в войске Агдира. Харальд поручил Хёмунду приглядывать за ними, и докладывать о выдающихся.
Вот тот и доложил о двух братьях. Еще юны... но Хёмунд утверждал, что воины из них получатся хорошие.
"Время молодых, - подумал Харальд. - Отец умер, бабушка тоже стара. Гандальву, если взяться как следует, тоже недолго осталось... Приходит время молодых. Таких, как я. Как эти братья".
Конунг вышел наружу. Подозвал одного из воинов.
- Позови ко мне Халльварда.

Харек, Гутхорм и другие со Скальдом

Медлить ярлы не стали, едва только их позвали люди Харека, явились все. Даже Альхейм ни слова не сказал на то, что Харек им командовать вздумал. Дорого было время. Но вот все они расселись вокруг плана, составленного Волком. Были здесь и Свейн, и Альхейм, и Стейнмод Молчаливый, и Гилли Шесть Пальцев - херсир Гутхорма.
- Ну говори, Харек, что узнать сумел, - велел Олень Хрингарийский. - Пусть ярлы наши послушают.
- Вот это усадьба - показал Харек на доску,- как ее описали финны. Эти четыре дома - там где сейчас сидят все конунги, ярлы и их хирдманы. Скальд, в котором из них пируют?
Тормунд показал пальцем на левый сзади.
- Вот в этом. Это и есть Большой Дом, там гридница.
- Неплохо расположен, - кивнул Гилли. - Вот только от ворот далеко. Если на него нападать, то через забор перелезать придется.
- Нам не привыкать, - ответил Харек и обратился к скальду. - Скажи нам, скальд. Кто в каком доме расположился? - спросил Харек.
- В этом малом крайнем - Гримкиль. С ним немного людей. В том дальнем справа - хирдманы Гудбранда-хёвдинга, а вот в этом доме справа у ворот - вроде Гандальва люди ночуют.
Гутхорм скрипнул зубами:
- Тогда с Гримкиля и начнем!
- Пусть горит синим пламенем, одноглазый сын змеи! - Прибавил Гилли, у которого тоже были свои счеты с несостоявшимся конунгом Хрингарики.
- Ладно, с усадьбами понятно, - прервал их Альхейм, вновь глядя на игрушечные фигурки. - Что там к западу расположено?
-Лагеря. - ответил Харек. - Четыре лагеря каждого вождя. Правда, два отряда разведчиков не воротились еще.
- Когда на усадьбу нападем, надобно, чтобы никто из лагерей подмогу прислать не смог, - покачал головой Стейнмод. - Иначе просто числом задавят.
- Дело говоришь - кивнул Гутхорм. - а потому мы решили поделить войско на отряды. Я поведу людей на усадьбу, а Харек на лагеря.
- Харек? - Как-то недобро произнес Альхейм. - Как же он сразу на три лагеря воинов поведет?
- Я поведу на один, - сказал Харек. - А вот вы уже между собой решайте, на какой лагерь пойдете. Лично у меня с Эйстенсонами счеты не доведены. Вот я и добью их войско.
- И как же мы войско делить будем? - На сей раз спросил Гилли. - Тут же каждый хирдман на счету, когда врагов так много.
- Финны посчитали, сколько у них палаток и шалашей стоит. Вот все расставлено примерно. По моим подсчетам сотни две должно быть у Гандальва. Во втором лагере Эйстенсоны, он будет посевернее, расположен на пахотном поле. Людей в нем где-то сотни четыре. Финны говорят, что там многие пьяны, другие спят. Третий лагерь, расположен еще севернее, в летних загонах для скота, и судя по всему, принадлежит Гудбранду. Там почти пять сотен разместилось. Гримикль скорее всего где-то в рыбацкой деревушке или возле нее и у него не больше сотни людей.
- Немалое войско, - присвистнул Гилли, уже по-другому взглянув на разложенные фигурки. - Тяжко нам с ними воевать придется, коли сразу не положим, пока сонные.
- Есть у меня такая дума, - добавил Гутхорм. – Ты, Гили, возьмешь две сотни хирдманнов, и обрушишься на Гудбрандово воинство. Режьте их сонных, жгите в загонах, никто уйти не должен! И пусть с тобой пойдут финны, да с остатками гримкелевых псов расправятся. Лучше них в такую темную ночь никто не стреляет.
- Думаю, мы быстро хейдемарцев положим, - сказал Харек. А там уже на подмогу придем, кому тяжко придется.
- Сколько людей для этого дела возьмешь? - Спросил его Гутхорм.
- Думаю Свейна вместе с его датчанами тебе в помощь дам. Они на усадьбы нападать умеют. Опыт у них уже есть. А со мной пойдут ирландцы и нортумбрийцы. Две с поливной сотни получится.
- А мне что ли на Гандальва полторы сотни вести? - Воскликнул Альхейм. - Это же самоубийство!
- Возьми у Гутхорма, - ответил Харек. - Своих людей тебе дать не могу. Тем более что напрасно ты гневаешься. Силы ваши равны примерно. С вами пойдут десяток финнов. Они уравняют шансы
- Конечно, твои дикари, даже говорить нормально не обученные, большим подспорьем станут! - Проскрежетал ярл. - Мне же не бондов пьяных резать, а с хирдманами драться!
- Гутхорм, и в самом деле дай ему в помощь кого-то из твоих ярлов поопытнее и посмекалистей. А против Гудбранда я сам подсоблю
- Верю, что пособишь, да только сначала с Эйстенсонами разобраться тебе надобно, - покачал головой берсерк. - Но и Альхейма я без поддержки не оставлю. Скажи, скальд, сколько людей у них в усадьбах осталось?
Тормунд покачал головой:
- Мне сложно судить, вяз рубашки Сёрли всадник коня стремнины. Но более пяти сотен людей вся усадьба не вмесит, а челяди там всего сотни две-три будет. Значит, сотни две три носителей стали там и поместится. – Скальд улыбнулся и добавил: - К тому же муж, вкусивший воду из котла Фрейи, в пляске лезвий будет малорасторопным.
- Добре, - улыбнулся в бороду Сигурдсон. - Дам я тебе, Альхейм, тогда десяток Фрейвара-хельда, он воин бывалый, поможет тебе в битве многим.
- Вот спасибо, - сдержанно отвечал Альхейм. - Удружил ты мне, ярл. Теперь-то с десятком Фрейвара совсем безбоязненно можно на Гандальва нападать!
И хотя говорил он серьезно, сарказм ядом сочился из его речей.
- Дай ему уж хотя бы полсотни, которые в бою троих стоят - сказал Харек. - А то и в самом деле не сдюжат. Хотя у Эйстенсонов и Гудбранда в усадьбе тоже вины отборные сидят, летами и многими битвами умудренные
- Ну смотри, Альхейм, - наконец кивнул Гутхорм, хотя и по нраву ему было свою рать ослаблять. - Своих берсерков тебе даю, попробуй теперь сказать, что несправедливо мы войско разделили.
- Не по правде теперь было бы такие слова говорить, - отвечал ярл, гордо обводя взглядом всех присутствующих. - Благодарю тебя за славных хирдманов, добрую сечу устроим мы с гандальвовыми воями.
- Мудро ты рассудил, Гутхорм, - сказал Харек, - ибо воистину берсерки во вражьем лагере нужнее будут. Там из псов альвхеймарских никого не щадить надобно, за то что они с людьми нашими сотворили...
- Довольно обсуждать, ярлы, - поторопил их Гилли-херсир. - Утро близится, можем время нужное упустить!
- Только нам нападать следует единовременно, - прибавил, молчавший до этого Свейн. - Ну или почти...
- Да, лучше бы нападения по очереди совершать, - согласился Гутхорм. - Первыми на усадьбу я и Свейн, следом на Гандальва, уж больно опасен он, думаю нельзя им шанса дать опомниться, а затем на Эйстенсонов, да Гримкиля и Гудбранда лагеря. Быть может, кто из них успеет подмогу другим послать, и тем себя ослабить, а покуда хирдманы их до боя доберутся посланные - и их теплая встреча ожидать будет!
- Мудро. - Сказал Харек. - Я согласен с твоим планом, Гутхорм. А что нам пора выступать - по костру в усадьбе знать будем. Но вот нападать первым на лагеря лучше я буду. А то я узнаю, что пора нападать уже, костер в лагере Гандальва увидев.
- Пока костер разгорится, многие насторожится могут, - покачал головой Гилли Шесть Пальцев. - Надобно другой знак подавать. Например, стрелу зажженную - ее не все заметят, а лишь те, кто действительно ее ожидать будут.
- Хорошо, тогда на усадьбу нападете, едва огни в каком-то лагере увидите - сказал Харек.
- Так и сделаем, а теперь выступайте, - приказал Гутхорм. - Закончилось время для речей! Через лес все вместе двинетесь, а перед нападением разделитесь, и пусть каждый наготове будет!
- И факелы заготовьте побольше,- добавил Харек.- Шатры в лагерях тоже жечь будем, чтобы суматохи было вначале побольше.
- То-то потеха будет, - рассмеялся Гилли.
- Хорошо, теперь выступаем, - согласился Харек Волк.
Выступили они довольно споро, сказывалось то, что все воины уже готовы были к битве, и лишь приказа ожидали. Гутхорм и Свейн повели отряд ближе к воротам усадьбы, и там затаились, ожидая, пока остальные воины до нужного места доберутся.
Вскоре и Альхейм остановился, едва лишь обошел с юга лагерь Гандальва, и приказал ждать до сигнала.
Только Харек и Гилли продолжали огибать вражеские лагеря с запада, собираясь зайти им в тыл, и уже тогда начать атаку, появившись с той стороны, откуда никто бы не смог ожидать нападения.

Сообщение отредактировал Ноэль - 19-03-2007, 14:56

В лесу возле лагеря хейдемаркского войска
совместно с мастером
Вскоре среди деревьев уже показался просвет - то лунные лучи отражались от речной глади, да и плеск волн стал вполне различим.
- Мы пришли, Харек, - произнес Гилли, останавливаясь, и делая знак своим воинам. - Дальше река, значит лагерь Гудбранда совсем рядом. Мне на него нападать, а тебе дальше, на хейдмеркцев.
Он вздохнул и добавил:
- Тяжело у меня на сердце из-за Гутхорма, своих лучших воинов Альхейму отдал, с малой ратью на конунжьи усадьбы пошел. Как бы не случилось с ним беды.
- В усадьбе берсерки только беды наделают, и своих и чужих посекут, а в лагере Гандалвьа они буду всего нужнее - возразил Харек
- В том ты прав, Волк, - согласился херсир.
Внезапно они увидели в темноте четыре фигуры.
- Харек - вождь! -крикнул чей-то голос.
Харек остановился. Четверо людей небольшого роста в меховых тулупах тащили чье-то тело.
- Что с ним?
- Убили. -Ответил охотник. - Наша хотеть посмотреть что в деревня и на наша напали. Урви ранен, а Харви убили.
- Обязательно было его тащить сюда?-рассердился Харек. - мы же вести от вас ждали.
-Наша не может бросить наша человек. Наша отнести его домой и закопать с предками.
- Тогда... Положите егоздесь в лагере. У вас будет возможность отомтсить за него. А потом за ним вернетесь.
- Ладно, с деревней потом поквитаетесь, - Гилли покрепче сжал рукоять меча, медленно вынимая его из ножен. - Пора, Харек. Я выступаю на Гудбранда вдоль берега, и ты не медли с нападением! Готовь горящую стрелу!
- Так и будет.-ответил Харек. - А как только управлюсь с войском Эйстенсонов, сразу же к тебе приду на подмогу. Думаю, с берсерками Гандальва побьют и без нас. Пааскиви, идите с ним. -сказал Харек. - потом объединимся и вместе пойдем на ту деревню.
- Пусть фины пойдут со мной, Волк, - прошептал Шесть Пальцев. - Мне понадобится все их мастерство, чтобы перебить людей Гримкиля до основной атаки.
- Ахти. Идешь со мной. Все остальные - Он кивнул на Гилли - с ним пойдете! ну все, удача да сопутствует всем вам!
- Спасибо тебе, Харек, - кивнул агдирец. - Воины, за мной!
Войско разделилось вновь, две сотни хирдманов ушли вслед за Гилли-херсиром, люди Харека остались ожидать его приказов здесь.

Сообщение отредактировал Skaldaspillir - 18-03-2007, 14:16

Сражение. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий


- Ну, говори, чего видел! – Грозно повелел Альхейм посланному в сторону лагеря финну.
- Колья видеть, людей много, - он начал загибать пальцы.
- Голову мне не морочь, коли считать не умеешь, - рявкнул ярл. – Что за люди?
- В железных шкурах, во хмелю нет никого…
- Быть того не может, - не поверил Альхейм. – Ты плохой охотник, коли дальше своего носа не видишь. Эй, Стейнмод!
- Да, господин, - отозвался херсир.
- Возьми своих молодцев, да Фрейвара-хельда и в тыл альвхеймарцам зайдите, а я пока им тут гостинцев припасу. И смотри, Стейнмод, вернись живым!
- Пожалуй, тут наши желания как никогда раньше, совпадают, - ухмыльнулся херсир.
- Начинайте!
- Но Харек и Гилли еще сигнала не подали! – Возразил Стейнмод.
- И что с того? Нам первыми эту битву начинать! Снимайте часовых!
Разделив отряд, Альхейм первым вышел из леса, и, наблюдая, как стрелы финов разят дозорных, пустил в небо зажженную стрелу. Пусть все видят, что он – Альхейм Смелый эту битву начал.

- Барди! Барди!!! – Закричал Бедмод, увидав, как его друг валится на землю со стрелой в глазнице. – Люди, на нас напали!
Его крик захлебнулся в крови, когда каленая стрела вошла ему в глотку. Хорошие стрелы дал финнам Харек, не было от них спасения. Да только крик дозорного лагерь всполошил, а гандальвовы вои и без того нападения ожидали и к битве готовы были, как им конунг велел, да как Асгейр приказал. Сам ярл одного хирдмана плетью нещадно уже избил этой ночью, за то, что он позволил себе браги испить. Не велел Гандальв пока отдыхать своим людям – значит и не должны они были его приказа ослушатся. Но только сейчас осознали хирдманы, сколь мудр был приказ их повелителя.
- Щитовой строй! – Воскликнул Асгейр, сам прячась за большим круглым щитом, да натягивая на голову крепкий шлем. Тут же две стрелы вонзились в дерево – как видно затаившиеся во тьме стрелки его узрели.
«Ну, ничего, я вам еще припомню Хакадаль и Согн!» - Пронеслось в голове у храброго ярла.
- Хьялли! Строй хирдманов! – Прокричал Асгейр, отходя за полог шатра, и собирая вокруг себя ближних телохранителей. В следующий миг две горящие стрелы вонзились в шатер, и он запылал, точно костер.
- Альвхеймарцы! Не убоимся коварного врага! В бой! – Ревел, точно медведь могучий Хьялли, вскинув секиру и первый бросился туда, откуда летели стрелы, а за ним, сомкнув щиты, шли гридни. Изредка стрелы вонзались в незащищенные руки и ноги воинов, но большая их часть увязала в щитах. Сам Хьялли получил стрелу в плечо, но она застряла в кольчуге, другая чиркнула по шлему.
Полторы с лишним сотни альвхеймарцев приближались к лесу, когда из него показались агдирские воины, облаченные в сталь люди Альхейма, да голые по пояс берсерки Гутхорма, уже начинавшие впадать в ярость. По крайней мере глаза их горели недобрым огнем. Наконец Тормульв, старший над ними, с рычанием впился в край раскрашенного алым щита, отрывая от него солидный кусок и сплюнул деревяшку в сторону врагов. Издавая вой и рычание, берсерки бросились на альвхеймарцев. Следом за ними, но уже более неспешно, наступали и воины Альхейма числом около сотни, а лучники и фины отходили назад, не забывая угощать врагов дружными залпами.
Берсерки не чувствуют боли, не носят брони, двигаются быстрее любого человека, не замечают ран, их не может остановить даже смерть, каждый из них стоит трех-четырех умелых хирдманов, каждый разит насмерть с одного удара! Все это знал Хьялли, и потому побледнело его чело, едва только он увидел приближающихся врагов, у которых пена стекала с губ, застревая в длинных, всклокоченных бородах. У самого Гандальва едва ли был десяток таких бойцов, а здесь их оказалось почти полсотни! Однако знал воин, что стоит ему показать страх, и его воины тоже обратятся в бегство, а враги будут разить их в спины. Пригнувшись и схватив секиру двумя руками, он нанес первый удар, едва только противник оказался рядом. Меч берсерка срубил навершие шлема, а сам неистовый воин побежал дальше, кровь алыми каплями стекала с секиры Хьялли. Еще три шага, и могучий берсерк рухнул в снег, а его голова покатилась по земле. Отдышатся, предводитель альвхеймарцев не успел – другой берсерк уже навалился на него, рубя двумя тяжелыми топорами и извергая поток непонятных, звериных слов, больше похожих на волчье рычание.
Отражая удар берсерка секирой, воин пнул его в колено носком сапога, ломая ногу, но враг даже не заметил этого удара, продолжая обрушивать град стали. Топор вонзился Хьялли в плечо, разрубая крепкую кольчугу, плоть и кость, так что рука повисла плетью, однако в следующий миг альвхеймарец чуть извернул секиру, которой до этого удерживал другое оружие врага, и с силой полоснул лезвием по горлу берсерку, одновременно стараясь оттолкунть его от себя. Но воинская удача уже отвернулась от викинга: оружие берсерка погрузилось в бок Хьялли, пересчитывая острым клинком все его ребра, открамсывая мясо и разрезая кишки. Тяжело выдохнув, Хьялли рухнул на землю, а его враг еще несколько мгновений простоял над ним, обагряя струящейся из рассеченной шеи кровью, а затем повалился рядом.
Приподнявшись на здоровой руке, Хьялли перевернулся на спин, хватая топор убитого врага, и, размахнувшись, бросил его в лицо подходящему агдирцу, но тот подставил щит, а затем вогнал копье в грудь альвхеймарцу.
Тяжко пришлось войску гандальва в этой битве – точно звери лютые, ворвались берсерки в бой, разрушая щитовой строй врагов. Кого-то успели альвхеймарцы поднять на копья, отбрасывая назад, но другие, словно звери лютые рубились до конца, забирая с собой в могилу двух-трех врагов, и продолжая хохотать даже тогда, когда клинки погружились в их глотки. Отсеченные пальцы и стопы, разрубленные тела, сгустки крови и обрубки рук, все еще сжимавших оружие валялись повсюду. Над полем боя возносились предсмертные хрипы и исполненные боли стоны раненых хирдманов, все еще силящихся продолжить сражение. Дружина Альвхеймара достойно встретила врага, позволяя воинам под началом Асгейра собратся с силами. Вот уже запели тетивы и в лагере альвхеймарцев, отвечая на выстрелы финских охотников да агдирцев, однако с противоположной атаке Альхейма стороны, внезапно лагерь занялся огнем пожарища, и в ярком свете бушующего пламени, воины видели фигуры врагов с факелами, продолжавших поджигать шалаши и палатки.
- Турсовы отродья! – Асгейр знаком приказал воинам идти за ним. – Напали с двух сторон! Ничего, сдюжим! Гудмунд, Кари! Окружите этих ублюдков! Эйстен Боров, берию людей и на помощь к Хьялли!
Взяв по два десятка, хельды Асгейра ринулись в обход, покуда сам Асгейр двинулся прямо на новых врагов. Ярл пока не знал, кто напал на него, но был уверен что люди щенка Харальда устроили эту подлую атаку, а потому рвался сам скрестить клинок с нападавшими, ибо за все время войны он еще ни разу не учавствовал в настоящей битве.

Внезапной атаки не получилось. Альхейм понял это, когда увидел ровные ряды врагов, вышедших навстречу его воинам. Похоже, финн все-таки был прав и подозрительный Гандальв не позволил своим людям расслабиться ни на мнговение. Отлично подготовленное нападение, в единый миг превратилось в настоящее побоище, где уже сложно было понять, кто свой – кто чужой.
- Бранд! Отзывай людей! Нечего хороших хирдманов зазря губить! – Приказал ярл, до этой поры наблюдавший за битвой из леса.
- Но, господин, нам же следует разгромить врага и…
- Нет, нам следует не подпустить их к усадьбе, покуда Гутхорм не перебьет всех конунгов. С этим мы лучше справимся, уж поверь, если больше людей сохраним.
- А как же наши берсерки?! – Не унимался молодой Бранд.
- Они живут ради битвы, и уже утром будут пировать в доме Одина! – Ответил Альхейм и прикрикнул на воина: - Отзывай наших людей, мальчишка! Видишь, из лагеря идет еще отряд!
Юноша хотел было возразить, но смутился под тяжелым взглядом ярла, а затем поднес к губам военный рог, играя приказ к оступлению.

Удивлен был Моди, увидав, как начинают отходить воины агдира, однако пока преследовать их никто не собирался – берсерки, эти раненые, загнаные в угол псы, дрались с яростью обреченных, похоже даже не понимая, что их союзники бросили их на погибель. Уже больше половины воинов одина полегло, но альвхеймарцы дорогую цену уплатили за гибель каждого из них. Вот разьяренный бородач размахивает огромной дубиной, и никто не смеет приблизится к нему, поскольку он играюче разбивая клинки мечей и топоров. Вот другой, ужа израненый, с двумя мечами в мускулистых руках, больше похожий на вихрь лезвий, нежели на человека. Третий, казалось, выдохся, опустив плечи, и тут же на него набросились двое хирдманов – но в следующий миг берсерк вновь вскинул широкий топор, отсекая врагам руки, после чего погрузил лезвие в брюхо одному, а другого просто схватил могучей дланью за горло, ломая шею.
- Хватит терять воинов! – Воскликнул Эйстен Боров, дородный херсир в начищенной до блеска кольчуге Миклагардской работы. – Отходите! Лучники, пли!
Дважды упрашивать альвхеймарцев не пришлось – оставив подле берсерков человек шесть, не столь расторопных, и потому не успевших отойти, остальные же успели отскочить шагов на десять-пятнадцать, не смотря на вес доспехов, а затем запели альвхеймарские луки. Стрелы со столь малого расстояния разили без промаха, погружаясь в голые тела берсерков, пробивая шеи, застревая в глазницах, вгрызаясь в плоть, точно клювы хищных птиц. Однако, один за другим, оседали берсерки, точно подрубленные дубы, падали они на орошенный кровью их и их врагов снег. Последним умирал Тормульв, раскрутив над головой свою дубину, он бросил ее в строй врагов, зашибив двоих лучников, и уже на излете его оружие врезалось в лицо Эйстену Борову, превращая его в кровавую кашу. Рухнув на колени, херсир обхаватил разбитое лицо руками, издавая непонятные звуки, поскольку все его зубы уже были выбиты изо рта.
- Сомкнуть строй! – Закричал Моди, пока двое хирдманнов уносили раненого херсира. – Лучники, стреляйте по их стрелкам! Остальные, соберите раненых! Врага не преследовать!
Молодой воин чувствовал, что если бы он не начал отдавать приказы, то никто бы не сдвинулся с места, люди были слишком ошарашены произошедшей битвой с неистовыми берсерками, чтобы самим принимать решения.
Тем временем над Хрингисакром поднялся дым, а пламя пожарища можно было разглядеть даже из лагеря – беда, страшная беда приключилась в конунжей усдьбе, понял Моди.
- Бьернульв! – Подозвал он одного из хирдманов. – Скорее расскажи Асгейру!

Близ усадьбы. Хейдмаркцы и люди Харека Волка
DL&Skald

С Эйстансаноми шли войны, когда подошли к усадьбе, воинов оставили за частоколом, а руководить Фроди поставил головастого мужика. Он был не сильно знатен, не у локтей конунга за столом сидел, но кулаки имел увесистые, да и секиру держал уверенно. Так что громко оспаривать распоряжение конунжье никто не осмелился
Более всего желал Фроди избегнуть усобицы меж своими – ведь на место погубленных ярлов многие зубы точили. Значит, и выбрать надо такого, что умом не обижен да и другим его в головы вобьет.
Так вот и вышло, что ныне Вебранд Заячий Тулуп, хейдмеркский херсир был старшим над хейдмаркцами. Под его руководством лагерь поставили да стали ждать новостей из усадьбы.
Вскоре вести пришли: задружились мол, конунги с хевдингом-соседом, силушку теперь взяли немереную и Харальдов хребет живо перебьем
Возрадовался Вербанд тем вестям, но на лице то почти не выказал: не дело мужу в летах скакать, как юнец безбородый. Выслушал гонца, да собрал воев - речь говорить:
"Славные дела ждут наших властителей, но хитер пес агдирский, а, значит и нам не след победу свою править заранее, да брони снимать, хмелем упившись. Пусть усадьбу люд гудбрандов сохраняет - не нам на честь хевдинга покушаться. Недоверие его воям выказывая. но и мы свой дозор поставим, чтобы пакость разная мимо нас к усадьбе не пробиралась.
Спокойно ныне в лесах, нет слухов про ворога поблизости, но добросовестный гридень в походе всегда насторожен. Тем паче, коли конунг ныне отдельно, без наших копий да секир за спиною. На том и решили. Усталые вои разбрелись спать, но дозорные бдили, зорко глядя за окрестностями. Точнее - должны были за ними смотреть. Однако же, долгий поход да призрачность угрозы дело свое делали - и юнцы, оглянувшись, что нет рядом старших да на руку тяжких, вместо наблюдения игру потешную затеяли. Лишь одного караулить оставили, да и тот боле на лагерь смотрел, мечтая пойти к друзьям а не мерзнуть в дозоре. Прилетевшая из мрака стрела оборвала его жизнь. Юный вой даже не пикнул - с раной-то в горле. В отличие от хейдмаркцев, финны не расслаблялись и стрелы их язвили без промаха.
Харек наблюдал из-за деревьев, как стрелы финнов поразили дозорного. А затем достал огниво, и пустил из лука огненную стрелу. Молча, подкрадываясь как тени воины его отряда вышли из под полога ночного леса.
- Валите колья -тихо произнес Харек, и несколько дюжих хирдманов взявшись за топоры. Перерубили веревки, связывавшие отдельные жерди. Колья посыпались внутрь ограждения.
- Огнем по палаткам - крикнул Харек финнам, и те выпустили горящие стрелы по палаткам.
- Зажигайте факелы - сказал Волк, и вот огненный ручеек пополз по рядам воинов, превращаясь в огненную реку.
Издав боевой клич, ирландцы и нормтумбрийцы - все как на подбор в добротных кольчугах - бросились на шатры, подрубая опоры, а те кто держал в руках факелы тут же поджигали палатки или бросали факелы в дальние палатки.
Вебранд Заячий Тулуп выскочил один из первых на шум - сказалась славная выучка. Да только не на пользу она ныне: агдирцы еще не поспели добежать, и схоронившиеся во мраке стрелки без труда нашли цели для лука. И пал викинг, не успев и секиру свою обагрить, пал вместе со многими опытными бойцами. Оставшиеся сражались - не сила не их ныне была.

Сражение. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий

Стеймод выжидал ровно столько, сколько требовалось, то есть до той поры, пока в отдалении от лагеря не началась битва. Теперь настал и его черед. Десяток Фрейвара зашел с юго-востока, сам он повел людей с северо-востока, врываясь в лагерь. Единственному часовому в грудь воткнулось копье, брошенное умелой рукой Стерна, затем в ход пошли факелы, и огонь занялся сразу на нескольких соломенных крышах, задорно перепрыгивая с одного шалаша на другой. У Фрейвара дела шли не хуже, и вскоре уже большая часть лагеря оказалась обьята пламенем, однако из дыма внезапно появились альвхеймарцы, уж кого-кого, а их люди Стейнмода не ждали – ведь по словам финов тут было не больше двух сотен, где-то столько же воевало сейчас на другом конце лагеря.
Клинок погрузился в живот одного хирдмана, альвхеймарец два раза провернул оружие в ране, наматывая на лезвие кишки, а затем резко выдернул, оставляя врага умирать. То там то здесь сходились в сражении воины, однако людей Гандальва было больше. Пляска Скегуль, пляска стали и огня продолжалась. Падали воины, иссеченные клинками, медленно сползал по разгарающемуся пологу шатра Фрейвар, копьем отбивающийся от троих напавших на него. Наконец наконечник копья погрузился в плечо одному из альвхеймарцев, но тут же двое других зарубили хельда. Воины метались меж ярившегося пламени, кто ища врагов, кто напротив стремясь поскорее выбратся из лагеря, но люди Гудмунда сумели зайти агдирцам в тыл, и, тяжело дыша в дыму пожарища, медленно гнали их на Асгейра и его воинов. Где-то в отблесках пламени сверкали мечи, где-то слышался свист рассекаемого воздуха и скрежет металла. Убитые падали на землю, а сапоги живых втаптывали их тела в кровь и грязь.
Раскрутив клинок на ладони, Асгейр с усмешкой перерубил древко копья у своего противника, и, сблизившись с ним, нанес удар – тот попытался закрытся рукой, но клинок разрубил сначала ее, а затем и череп агдирца, из головы потекли мозги, смешиваясь с алым.

Смотрю я, немного
Могзов у Агдирцев,
Коли решились
Ночью жестокой,
Напасть вероломно,
На войско Гандальва!
Смерть им наградой,
За доблесть такую!

Рассмеялся ярл, произнося ниду, а заодно пнул бездыханное тело, и дальше повел своих людей.
Стейнмод стоял сжимая в одной руке меч, в другой щит, зло глядя на окружавших его врагов. Свою задачу он выполнил, но вот похоже второй приказ ярла – вернутся живым – исполнить уже не удастся. Все его люди либо погибли, либо разбежались, зато гандальвовых прихвостней вокруг было хоть отбавляй.
- Вот и отбавим, - мрачно улыбнулся Стейнмод Молчаливый, ударяя рукоятью меча по щиту. – Ну, подходите, турсовы дети! Будет вам веселье!
Не смотря на скверный нрав, Стейнмод был отличным воином, а потому не сомневался, что успеет отправить в Вальгаллу двоих-троих альвхеймарцев, чтобы предупредили Одина о его приходе. Наконец один их врагов ринулся на него, занося меч, агдирец сместился в сторону, подрубив врага по ногам, и тут же принял на щит два клинка, с силой отталкивая недругов от себя. Золотистая рукоять сверкнула языках пламени, ослепляя другого гридя и тут же он получил щитом в лицо, падая оглушенным. Стейнмод крутился волчком, ухитряясь отражать сразу два – три удара, подставлял то щит, то клинок, тех, кто ухитрялся приблизиться, бил рукоятью. Кому-то уже на излете удара отрубил нос, однако альвхеймарцев вокруг него было слишком много. Наконец, не выдержав града ударов, его щит треснул, а после и вовсе раскололся, пятеро противников наседали на агдирца со всех сторон, и это были не зеленые юнцы, а закаленные боями ветераны. Чье-то лезвие чиркнуло его по руке, перерубая мышцы – херсир перебросил меч в другую руку, продолжая драться, затем топор подрубил ему сохожилие на ноге, так что Стейнмод рухнул на колено, все еще отбивая удары. Лезвия разрывали на нем кольчугу, впивались в кожу, оставляя десятки легких, неглубоких ран, так, словно враги решили позабавиться, прежде чем убить его. Но кровь сочилась слишком быстро и вот викинг начал ослабевать. Наконец меч выпал из его рук, и лишь тогда появился сам Асгейр, ногой отталкивая оружие подальше от опасного врага.
- Ну здравствуй, агдирец, - ухмыльнувшись произнес ярл.
- И тебе чтоб пусто было, фернрирово отродье! – Сплюнул Стейнмод.
- Спасибо на добром слове, вот только не в твоем положении сейчас огрызаться!
- И не тебе мне приказывать, - в ответ рассмеялся агдирец. – Твои люди меня достаточно поранили, скоро меня заберут валькирии.
- Да, твоя кровь хорошо сочится из ран, - согласился Асгейр. – Но у тебя в руке нет оружия, и ты издохнешь как пес, а потом отправишся в Хель.
- Будь ты проклят! – Вырвалось у Стейнмода, но вместе со словами из его горла вытекла небольшая струйка крови. – Дай мне меч! Это долг викинга… уважение к противнику…
- Который напал среди ночи? – Асгейр вскинул брови. – Вот уж не ожидал подобной наглости. Может тебе еще чарку браги поднести?
- Сжалься… - донеслись еле слышные слова агдирца, он стремительно терял силы.
- Хорошо, - гандальвов ярл обошел пленника. – Кто напал на наш лагерь? Сколько вас? Кто ведет, какие благородные мужи в вашем воинстве?
- Провались ты в Хель! – На этот раз плевок Стейнмода был кровавым, а затем он рухнул в снег, едва сумев вновь приподнятся.
- Это ты скоро там будешь, если не ответишь мне!
- Ну будь по твоему, - процедил викинг, глядя в глаза мучителю. – Много с нами ратных мужей да знатных, почитай вся рать Агдирская тут, и не будет вам спасения!
- Шутить изволишь, смерд! – Взорвался Асгейр, занося ладонь для удара. – Что же тогда столь малыми силами напали?
- Господин! – Раздался позади крик Бьернульва. – Усадьбы горят, господин! На конунга вороги напали! Скорее, господин!
Исполненный злобы и ярости вскрик донесся из-за стиснутых зубов Асгейра, уже по другому он взглянул на захваченного агдирца.
- А может и не врешь, - прошептал он. – Кто вас ведет, сколько людей? Говори, или я брошу твое тело воронам на поживу!
- Гутхорм нас ведет, и как раз сейчас голову Гандальву-псу рубит, да дружкам его! – Собрав последние силы, бросил в лицо мучителю Стейнмод. – И Альхейм Смелый, что вас, собак, в лесу дожидается с ратью немалой!
- Вот оно как, знакомые все имена, - словно сам себе, произнес Асгейр. – Будь они неладны, ужели со времен Согна они меня преследовать будут?
- Да Харек Волк, - продолжал пленник.
- Харек! – Столько ненависти было в этом слове, столько злобы, что даже умирающий Стейнмод ее почувствовал.
– Он сейчас хмельных хейдмеркцев режет, точно скот! Хотя воинов у него вдвое меньше будет, чем у Альхейма. – Сердце его последние удары отсчитывало, но не мог викинг упустить возможности недругу своему подлость совершить, да врага кровного на иноверца натравить.
- Бьернульв, зови людей! – Проскрежетал Асгейр. – Властителю нашему мы уже помочь не в силах, но с Хареком за все поквитаемся!
- Постой, - прохрипел агдирец. – Меч… ты обещал дать мне меч…
- Ах да, - ярл поднял оружие Стейнмода, внимательно разглядывая золотую рукоять. – Сдается мне, где-то я этот клинок уже видел, и уж точно не в твоих руках. Негоже песьим сынам добрую сталь своим прикосновением поганить.
Меч медленно опустился в ножны Асгейра.

Знай, губитель воев,
Тать ночной разбойный,
Здесь конец твой горек,
Средь домов горящих,
С ними запылаешь,
Без меча в деснице,
И пойдешь неспешно,
К змеевой сестрице!

- Ты… - голос Стейнмода захлебнулся в крови, а затем тело его повалилось на землю.
- Кари, Гудмунд сколько? – Бросил хельдам Асгейр.
- Шестерых, - отвечал Кари.
- Восемь, - добавил Гудмунд. – Многие ранены. Этот ублюдок четверых хороших воинов увечными сделал!
- Довольно по убитым плакать, - приказал Асгейр. - Хирд собирайте. Сей же час по Хареку вероломному ударим!

- Тридцать два, - произнес седоусый хирдман, подсчитывая тела врагов. – Тридцать два берсерка.
- А наших людей они почти семь десятков положили, - сокрушался Моди, глядя на распростертые тела хирдманов, а затем перевел взгляд на раненых, многие из которых лишились конечностей. И не поймешь сразу, победа это или поражение тяжкое. Простых агдирцев человек десять-пятнадцать еще полегло, прежде чем они отступили, и Моди боялся подумать, что было бы, коли враги стояли до конца. Судя по всему, он бы уж точно погиб.
- Уж коли бы не Хьялли, еще больше наших полегло бы, - произнес кто-то. – А если у них еще берсерки?
- Вряд ли, - покачал головой Моди. – Такие воины по кустам не отсиживаются, да из битвы не бегут. Мы их всех тут поубивали! И это хорошо!
- Моди, - подозвал его Торир Шелудивый. – Еще двое от ран скончались. Нас так не били даже под Сарасбергом!
- Что лучники?
- Эйстен теперь калека, другому дубина плечо раздоробила, третий на пути к Одину. – Отвечал Торир. – Остальные стреляют, вроде кого-то подранили.
- Усадьба горит, надо туда людей вести, конунгу на подмогу!
- А если засада?! Зря только все погибнем и Гандальва не спасем! – Остановил его Торир. – Асгейра ждать надо, с ним еще люди!
Ожидание было томительным, но вот из лагеря появился Беьернульв размахивающий руками:
- Моди! Торир! Асгейр всех к себе зовет!
- А как же Хрингисакр? Конунг?!
- Нам не пробится! – Кричал запыхавшийся гонец. – Врагов слишком много в лесу! Обойдем и с тылу ударим!
- Всех людей бери! Раненых тоже неча оставлять! – Добавил Торир.

- Проклятье на твою голову, Альхейм! – Прорычал Хедмунд, ставший главным берсерком, после смерти Тормульва. – Почему нас остановил, когда братья наши умирали в битве? Почему не дал с ворогами сразиться?!
- Пусть считают, что всех берсерков убили, - спокойно отвечал Альхейм. – Тогда новой атаки ожидать не станут. Пусть думают что сумели нас разбить – тогда либо на прорыв пойдут, и здесь подохнут, либо в лагере окопаются, а нам того и надо!
- Но их же перебить все надо, скотов альвхеймарских! – Рявкнул берсерк.
- О нет, надо лишь, чтобы они к конунгу своему не подоспели на помощь, - осадил его ярл. – Ужели ты этого не слышал, когда я Бранду говорил. Ужели ты, воин бывалый спорить будешь?
- Не по нраву мне это!
- Мне тоже, но следует не только врага рубить, но и своих воинов сберечь. Потом в единый кулак силы соберем, раздавим гадину альвхеймарскую! Эй, финны, почему не стреляете больше?
- Они наша убивать, - отвечал охотник. – Наша стрелять, наша умирать. Железный люди больше, стрелы их больше, наша не победить. Наша уходить!
- Ах ты зверенышь! – Альхейм схватил низкорослого финна за ворот, поднимая его над землей и несколько раз встряхнул. – Сколько ваша умирать?
- Столько, - показал тот четыре пальца. – Много хороший охотник умирать, наша деревня такой потеря не выдержать!
- Плевать на вашу деревню, - проскрежетал ярл. – Бери тех, кто остались и иди следи за альвхеймарцами. Если что увидишь, сразу мне говори, иначе голову отрублю!
- Зачем ты с ними так? – Спросил Бранд.
Ярл зло выдохнул:
- Это Харек со всякой швалью может на равных говорить, потому что сам вероотступник! А они другого не заслуживают, полузвери! Сколько у нас людей осталось, Бранд?
- Дык сотня вся и еще десятка три, да те, кто со Стейнмодом ушел…
- Альхейм! – Раненый воин, держась за деревья оказался возле ярла. – Всех альвхеймарцы перебили! Один я выжил!
- А Стейнмод? – Воскликнул ярл.
- Я видел, как он… против семерых дрался.
- И не помог? Трус! – Кулак ярла с силой врезался в дерево. – Иди к лекарю! Остальные будте к бою готовы!

Асгейр вновь пересчитал своих воинов, это же надо, больше сотни убитых, еще четыре десятка так изранены, что без лекаря воевать уже не смогут. Хьялли мертв, Эйстен тоже недалеко от роковой черты. Из бывалых воинов разве что Гудмунд с Кари, да Торир Шелудивый. Но прикончить Харека Асгейру хотелось более всего в это час. Даже возможная гибель властелина его так не печалила, как то, что старый враг может ускользнуть. Ведь там, у Согна именно Харек пленил его.
Полторы сотни хирдманов, да еще три десятка воев пока еще были с ним и могли дратся, а значит Волку не поздоровится.
- Если бойцы Эйстенсонов хотя бы в половину так отважны, как мы, то победа у нас в руках! – Воскликнул Асгейр. – Идем, сокрушим проклятых врагов, славные вои альвхеймара!
- ДА! На Иноземцев!
- На иноверцев!
Раздались крики альвхеймарцев, и уже вскоре рать Асгейра покинула лагерь, оставив в нем лишь раненых и увечных, кто не мог быстро расстояние, отделявшее их от стоянки хейдмеркцев, преодолеть.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 18-03-2007, 21:19

Усадьба. Бой.
Совместно с Тельтиаром.

Когда посреди темной ночи в твой дом врываться вражеские берсерки - это очень страшно. У селении близ усадьбы внезапность позволила агдирцам сломить ратный дух противника еще до сражения. При виде перекошенных лиц да обагренного оружия, с бондами приключился ступор. Тем более, что крестьяне, в отличие от воев беды не ждали и спали себе мирным сном. уверенные что четверо конунгов уж как-то оборонят свой покой - да и шеи хирдманов заодно. Увы... эти же самые властители и были тем лакомым куском, из-за которого гости ночные столь усердствовали этой полуночью. Впрочем, агдирцы спешили: надо было достичь усадьбы, пока там никто не проснулся. Так что местный люд просто откидывали с дороги, ежели бонды не оружными на шум выбегали. сколько-то погибло, но большая часть отделалась синяками: удар латной перчатки и челюсть свернет с легкостью, а вои, разгоряченные битвой, силы удара не меряли.
А случилось все вот как: едва увидев жженную стрелу над лагерем Гандальва, Гутхорм приказал своим воинам атаковать, и те, привычно рванулись к частоколу, причем шестеро самых дюжих данов несли на плечах таран из свежесрубленного дерева, однако прежде чем бить в ворота и громогласно объявлять о своем приходе, несколько ловких воев забросили на частокол веревки с крючьями, да по ним поднялись наверх, перемахнув через забор. Короткая схватка со стражей, а затем тяжелые створки сами начали открываться навстречу рати агдирского ярла.
- Свейн! В деревне зла не чинить! Времени не тратить! - Бросил Сигурдсон датчанину. - К усадьбам, да поживее!
Из некоторых домов вырывались полураздетые хирдманны, что встали здесь на постой, но их, сонных, секли скорее походя, нежели действительно считая угрозой. Взвились стрелы, где-то бренчала сталь - мало было людей ратных в деревне. Вот уже вскоре и второй частокол показался, повыше первого, да тоже с воротами.
- Бейте, храбрые даны! Эта ночь наша! - Возопил ярл, и спустя мгновение таран ударил в ворота.
За воротами, естественно, проснулись, послышались удивленные голоса. Однако, если в лагерях воев по периметру люди спали в пол уха, то тут, видимо, сочтя себя надежно охраненными, дрыхли весьма крепко. Тому способствовали и потребленная на пиру хмельная настойка. Так что, пока вои в усадьбе натягмвали порты да продирали очи от сна, атакующие уже ворвались за частокол. Свистнули стралы, сталь запела погребальную песню по незадачливым соням
Ворота поддались, распахиваясь и пропуская вал атакующих, кому-то в шею впилась пущенная стрела, ктото оскользнувшись упал, но в целом агдирцы и датчане уже были внутри, окружая ближайшие дома.
- Свейн, веди своих молодцев к Гандальвову дому! - Прокричал Гутхорм, в то время как его люди уже окружили усадьбу, указанную Тормундом, как жилище Гримкиля. - Закладывай окна! Подпирайте двери!
Приказывал Олень Хрингарийский, и воины расторопно исполняли его приказание, уже вскоре дом был замурован и заколочен так, что из него практически невозможно было бы выбратся. А хирдманы уже раскладывали возле дерева сухой валежник, да зажигали факелы.
- Что Гримкиль! Сын одноглазой гадюки, страшно тебе?! - Воскликнул ярл, поднося факел к сухим веткам. - Давай, гори! Гори ясно, Гримкиль сын Гормкиля! Отец твой нашел погибель в холодных водах, а ты сгинешь в яром пламени!
Дому же начал тлеть, когда изнутри раздался стук. Люди явно не хотели умирать, а потому пытались раскрыть ставни или выбить дверь, но пока их усилия были тщетны.
Тем временем Свейн и его даны добрались до усадьбы Гандальва, попути зарубив несколько не слишком расторопных воинов, бросившихся им навстречу.
- Эй, Серый Конунг! Выходи биться, трус поганый! - Прокричал дан, в то время как его люди подпирали ставни окон и дверей, оставив незакрытым лишь главный вход. В доме слышалось какое-то движение, однако пока еще никто не показался из дверей. - Женщины и старики могут выходи беспрепятственно! - Добавил Свейн. - Мужчины пусть бросают оружие и сдаются, или прорубают себе путь к выходу, как сумеют!
Из дома выбежала простоволосая баба, едва не сбив с ног воя, подпиравшего дверь. Страх дал женщине силу вроде мужской, так что агдирец глянул вослед служаночке с удивлением. Потом, кашляя от дыма, показалось еще пара дев и мальчонка. Вионы же выходить не спешили. Да и сам конунг на речи дерзкие не ответил не словом. Переглянулись атакующие, ослабла их радость перечеркнутая сомнением. Но тут как по команда, альвхеймерцы ринулись прочь из горящего дома. Их оказалось на диво немного... но конунга среди них не было
Одного из данов зарубили почти мгновенно, другой получил копьем в плечо и отскочил, однако прорвать окружение воям Гандальва сегодня не удалось - быть может уверенность их ослабла от того, что не было с ними сейчас их повелителя? Или просто сон и хмель дело свое делали. Однако сеча продолжалась.
Один за другим падали альвхеймерцы, но каждый перед смертью славил Гандальва вместе с Тором. Знать, сильна была вера гридней в своего конунга. Через недолгое время последний альвхеймерский вой испустил дух, насажанный на копье. Агдирцы переглянулись - запропавшая вражина не давала покоя. Не остался же Гандальв сгорать заживо? Такого ни один викинг не сотворит: променять Вальгаллу на Хель по доброй воле! Не бывать!
- Горм, Ингар, - бросил Свейн воинам. - Усадьбу проверьте, покуда вся не сгорела, а остальные пока не отходите, вдруг еще выползет поганый из норы какой!
Однако ему и самому в это не верилось, хотя не мог же, право слово, Гандальв сквозь землю провалиться. Надо было искать его, ведь коли сбежит, то немало бед еще сотворить сумеет. Потому и ждали даны возле горящего дома, до последнего, да проверяли каждого ворога убитого, чтобы точно удостоверится.
- Нет его в доме! - Бросил Ингар, появляясь из дверей, весь в дыму и гари.
- Или погорел уже, злодей!
- Ладно, так мы его не найдем, - согласился Свейн. - Время дорого! За мной, воины!
Траллы и холопы с визгом разбегались кто куда, тушить подожженную усадьбу явно никто не собирался, а потому даны просто завалили дверь, и двинулись к большому дому, туда, где должны были спать Хегни и Фроди. Потери у них были не большие, так что в своей победе они были уверены полностью. Да и дом не так далеко находился.
Языки пламени уже лизали крышу дома Гримкиля, когда двое воев выбили ставни и выпрыгнули наружу. Гутхорм тут же проткнул одного мечом, другому же в грудь вонзились сразу три стрелы.
- Давай, выползай, Одноглазый потомок Локи, - прикрикнул хрингарийский ярл. - Я тебя тут заждался уже.
- Так заходи в гости! - Донеслось из дому. - Али огня испугался!
Похоже, Гримкиль, поняв, что конец его близок, собрался с духом и решил умереть как и подобает конунгу, то есть с достоинством. Еще чья-то лохматая голова показалась из окна, но тут же юркнула назад, так что брошенный топор воткнулся в оконную раму. Из окна полетели стрелы, какая-то по случайности вонзилась в одного из гридей Гутхорма, и агдирцы начали стрелять в ответ.
Хегни и Фроди тоже оказались застигнуты атакой врасплох, однако, как и подобает справным войнам, очухались быстро. Этих братьев не надо было и призывать пробивать себе путь к жизни рукою оружною – сами додумались, да взялись за дело столь рьяно. Что агдирцы, сунувшиеся было дверь подпирать, отлетели прочь, сметенные с ног безумным напором.
Фроди-конунг, брат старший и мудрый, уже понял, что в огне гибнет не только дом, но и все их вечерние планы отмщения. Агдирский щенок и его йетунские советчики опять вышли впереди на пол пяди. И горько так стало Фроди от сознания того, что в душе всколыхнулась черная ненависть. Отродясь не был старший Эйнстансон берсерком, но ныне один за одним падала агдирцы под меткими ударами лютого ворога.
Да и брат его не отставал, хоть и короче был ум у Хегни, но силушки меч воздеть меньшому брату хватало. Зим с 13 мало кто с ним сойтись в поединке желал, могута телесная позволяла шутя тяжким железом махаться. Вот и сегодня, Хегни-конунг, с перекошенным от ярости ликом и пеной в бороде щедро делился ударами. Смерть царила вокруг. Братья Эйнстансоны, хоть и захваченные врасплох, оказались тяжкими противниками.
Даны, поначалу не ожидавшие столь рьяного сопротивления, все же вскоре опомнились, кольцо вокруг дома стягивая, а кто и с тылу заходил с факелами, ветхие пристройки подпаливая, чтобы те, кто еще в доме, поскорее высвободится пытались.
- Не дайте им всем разом выйти! - Приказал Свейн. - Бейте поодиночке!
Однако приказ запаздал, ободренные лихой яростью конунгов, хейдмеркцы уже успели занять пространство около дома.
Вот когда впору было пожалеть нападающим, что позволили они быть битве, а не затворили двери покрепче. Однако же, число в битве роль играет, утомились хейдмеркцы, свой рывок совершая, а к нападающим новый люд подходил
Вот уже пламенем усадьба занялась, покуда шло сражение. А даны продолжали кружить вокруг своих противников, теперь уже не спеша нападать, да кольцо смыкая - хейдмерцев от силы пять десятков тут было, а у Свейна полторы сотни людей, так что не было ни единого шанса у врагов прорваться. Но и датчанин не желал людей задаром терять, выжидал.
: Первым пал Фроди. Метко кинутая из темноты сулица вонзилась в глаз – и старший Эйнстансон осел наземь. Хегни ринулся подхватить брата – да лишь подставил бок супротивнику. Забился он, аки медведь, и как и тот до ранившего добрался, шею в руках раздавил. Но жизнь уходила из тела вместе с рудой, а тут и другие агдирцы поспели. И пал Хегни-конунг, бормоча окровавленным ртом страшное проклятье для Харальда Ночного Губителя.

Усадьба. Бой.

Неспешно расправлялись даны с остатками хейдмеркского воинства, да и куда им торопится-то было, коли конунги убитыми пали, а врагу подмоги ждать неоткуда. Забрасывали топорами издали, да стрелами потчевали, обратно к дом горящий загоняли. Не было силы у воинов Эйстенсонов отбиваться, отступали, орошая кровью землю. Пока наконец все не пали.
- Конунгам их головы отсеките и на копья взденьте, - приказал Свейн ближним воинам. - Добрый трофей будет.
- Как прикажешь! - Отвечал Горм.
- А нам что дальше делать? - Появился рядом со Свейном Ингар.
- Не расходиться, вместе держаться! - Бросил тот. - Кто знает, может еще какая вражина недобитая здесь есть?



- Эй, Варди! - Приказал Сигурдсон, подозвав гридя. - Возьми сотню молодцев и иди к дому Гудбранда! Не хочу, чтобы этот старый змей спастись сумел!
- Сделаю, господин! - Кивнул воин, и, собрав людей, бросился к следующей усадьбе.
- Горишь, Гримкиль! Давай я еще огоньку подбавлю, - продолжал смеятся ярл, пока его люди стояли вокруг дома. Больше никто не смел высунутся, продолжая отстреливатся. Но вот рухнула крыша, и крики врагов стихли. Похоже все они погибли под обвалившимися балками.
- С одним ублюдком покончили, теперь очередь другого настала! - Бросил Гутхорм, и в его словах звучало торжество. Наконец-то он покончил со своим подлым недругом! - За мной, агдирцы! На Гудбранда!

А подле дома Гудбрандова уже молодцы Гутхормовы вовсю орудовали, как и прежде пытаясь окна заложить, да двери подпереть, но не тут-то было! Всполошенные шумом, вырывались из дома ярлы и гридни властного хевдинга, кто уже одоспешенный, кто в одном исподнем, но непременно с мечом. И сеча во дворе лютая пошла.
- Знатных ярлов скручивайте! - Прокричал Варди хирдманам. - От низ живых проку больше будет!
Но то и сами гриди понимали - ведь за ярла живого можно и выкуп стребовать, а за мертвого только родичи мстить придут. Потому накидывались на гудбрандовых людей по двое - по трое, руки заламывали, оружие отбирали, кнутами стегали, простых же хирдманов рубили нещадно, но и те огрызаясь не сдавались, сражаясь до последнего.
К тому моменту, как подоспел Гутхорм, сражение возле усадьбы уже завершилось. А саму ее, зная, что внутри еще люди оружные сидят, викинги подпалили с четырех углов.

Пробудился в холодном поту Гудбранд от криков предсмертных, вскочил, сапоги обучая да пояс ратный с мечом вокруг талии затягивая, набросил шелом на седую голову.
- Ахти! Ахти, сын мой, сюда! - Закричал старый хевдинг, запоздало вспоминая, что отослал пасынка в лагерь, за людьми следить. - Воины, ко мне!
Понимал старец, что не спроста эти крики во дворе, что добрался враг до них когда никто не ждал, не гадал! Зря! Зря он позволил воинам отдыхать в самый разгар войны, зря надеялся что в такой дали от битв последних не доберутся до них убийцы. Всю свою жизнь был подозрителен Гудбранд, а на закате дней такую ошибку допустил!
Рванулся хевдинг к двери, отворил ее, выбежал в горницу - мертвое тело увидал. Тело слуги преданного, что с оружием в руках погиб. Развернулся - увидал в дверном проеме сражение, да людей своих окровавленных. Туда бросился! Да не успел!
Захлопнулась дверь, привалили ее бревном агдирцы подлые. Сколько не бился могучий старец, не сумел ее отпереть, не сумел на свободу пробиться и смерть в бою принять.
Тяжелый дым проник в дом, разрывая старческие легкие. Тяжко дышать стало хевдингу. Бросился он наверх, да сердце крепкое прихватило. Осел на ступенях, вдыхая гарь едкую. Там и смерть могучего властителя настигла.

- Свяжите этих, - приказал, глядя на пленников, Гутхорм. - После разберемся кто есть кто. Варди, за домом следи!
Сам же ярл с гридями направился к большому дому, да там даны и без него уже управились, и теперь трофеи собирали.
- Добрая была битва, Свейн! - Прокричал со смехом хрингариец.
- Да уж, яростно враги сражались, да не сумели нас одолеть! Но теперь конунги мертвы! Что дальше делать?
- Деревня ваша, - бросил Гутхорм. - Но прежде, возьми сотню воинов и загляните в рыболовецкое селение к северу. Быть может там ваши клинки пригодятся больше!
- А сам пока трофеи собирать будешь? - Недоверчиво бросил Свейн.
- С тобой Варди пойдет и еще шесть десятков агдирцев. Так по справедливости будет, - оборвал спор ярл. - Остальные пусть здесь все проверят! В домах еще вои остаться могли, кого мы не поймали.
Вскорости уже воины покинул Хрингасакр, к рыболовецкой деревеньке направившись, да и даны не слишком на этот приказ серчали - там ведь тоже было чем поживиться, несомненно.

Битва. Альхейм Смелый и Асгейр Жестокий

- Наша следить, они уходить! – Сообщил Альхейму финн, столь ловко прокравшийся за спину ярлу, что тот невольно вздрогнул – ведь пожелай этот охотник его убить, никто бы даже и не заметил ничего! Правду говорят, что все они – колдуны и злодеи, эти финны!
- Куда они ушли? Сколько?
- Все кто были здоровы оружие взять и уходить, в ту сторону, где добрый Волк с железными людьми воевать, - отвечал тот. – Те кто ходить не могут, те в остаться. Своих ждать.
- Много?
- Вот, и еще вот, - показал финн несколько раз по десять пальцев.
- Понятно, спасибо тебе, - благодарность сквозь зубы выдавил ярл.- Эй, Хедмунд, ты битвы жаждал?
- В погоню идем, ярл? – Удовлетворенно зарычал берсерк.
- Нет, в лагерь. Всех там добить надобно, - отрезал Альхейм. – И не перечь мне!
Вскоре уже оставшиеся десять берсерков, да с ними еще пять десятков воинов и финские охотники. Раненые альвхеймарцы сопротивления оказать достойного уже не могли, хотя многие и сражались яростно, но сначала стрелы финнов свое дело сделали, а после на них накинулись и берсерки гутхормовы, за погибших товарищей мстя.
Не бой, но бойня случилась в тот миг, как и любил Альхейм – чтобы враги его не могли сражаться наравне с ним, чтобы гибли, точно скот в сражении, поэтому и упивался он видом битвы. По молодости-то был ярл совсем другим, в битву врывался отважно, сражался неистово, за то и получил себе имя Смелый, ибо не было в дружине Хальвдана более храброго и умелого воина, да только после пленения в Хрингарике, что-то в Альхейме переменилось, и стал он более осторожным и рассчетливым, не честную битву полюбил с той поры, а обман коварный и расправы жестокие. И всегда наверняка бил, когда знал, что победа ему принадлежать будет.

Немного времени понадобилось, чтобы раненых альвхеймарцев добить, вытирали об одежды мертвецов оружие запыхавшиеся берсерки, стояли поодаль агдирские хирдманы. Не всем по душе такая битва пришлась, но и потери были совсем небольшие - все-го то четыре человека, да еще шесть ранено оказалось. Умел Альхейм людей беречь, да врагов без жалости истреблять.
- Наша показать, как дальше идти! - Сказал финн, едва лишь воины отдышались. - За железными людьми, к Волку...
- Нет, - отрезал ярл. - Мы свое дело сделали. Люди мои устали и не выдержат еще одной битвы. Не хочу я их напрасно губить.
- Но как же Харек?
- Пусть ему его Бог помогает, - сурово бросил ярл.
И даже берсерки не стали с ним спорить, слишком ослабли они после неистовства ратевого, чтобы действительно на новую битву спешить. Да и другим воинам отдых нужен был и никто не хотел иноземцам на помощь идти, кроме финнов.
Охотники же, поняв, что не сумеют ярла убедить сами пошли по следам альвхеймарцев, впятером.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 18-03-2007, 23:26

Харек шел впереди своего войска, врубаясь в гущу перепуганных и еще сонных хейдемарцев. не менее полусотни полегли сразу, прежде чем поняли, в чем дело. Следом за хареком шли пятеро его боевых товарищей - норвежцев из Ирландии и люди нортубрийского ярла Торольва.
Стрелы пятерых финнов Ахти и десятка ирландцев с луками продолжали разить тех кто выбегал из палаток во всеоружии.
Отряд Лиама навалился на лагерь хейдемарцев по левую руку от Харека, а отряд Брана -по правую. Увидев гибель своего ярла и внезапный напор врагов сразу с трех сторон, бонды и карлы, совсем недавно призванные к оружию и принятые в дружину Эйстенсонов, растерялись и вскоре обратились в бегство. Остальные тоже держались недолго. Некому было ободрить растерянных хидманов и призвать к дисциплине. И немногие хотели умереть достойно, многие думали об оставленных родичах и семьях.
Впрочем, то, что часть карлов обратилась в бегство, лишь разозлило хирдманов, готовых сражаться за своих господ до последнего вздоха.
- Эй, трусы! Куда вы понеслись?! - Кричал Ульв Сивая Борода, размахивая топором. У него в боку уже торчала финская стрела, но он похоже этого еще не замечал. - А ну назад! За Хейдмерк! За Фроди Эйстенсона!
Немногочисленный и нестройный гул был ему ответом. Бонды разбегались кто куда, не сильно задумываясь о воинской доблести и посмертии в Вальгалле, кто-то из карлов развернулся, то ли решив, что все равно нечего терять, то ли просто не понимая что происходит.
По крайней мере те, кто сумели составить приличный строй, ударили по правому флангу нападавших со всей возможной яростью, и надеясь, что их примеру последуют другие воины.
Харек сразу смекнул что происходит.
- Окружайте! Финны бейте стрелами! Никакой пощады! Все кто хотел убежали! За святой крест, Езуса и святого Патрика! За Агдир и Эйр! Рази врагов! Пусть идут в свою Валгалу!

Харек и нортумбрийцы ударили с фланга, а воины Лиама, мгновенно перестроившись, ударили с тыла.
Преимущество ирландцев теперь было колоссальным.
- Сомкнуть строй! Мечники в первый ряд, копейщики во второй! - прокричал Харек. Услышанные от священников в Нортубмрии, читавших древние манускрипты, рассказы про тактику воинов древнего Рима не прошли просто так, и сейчас он вспоминал все, что узнал тогда о тактике древних прославленных полководцев. Удар отряда Лиама с тыла был решающим. Карлы в хейдемарском войске снова дрогнули.
Смекнули про то и хейдмеркцы, что, отбросив щиты, ринулись в свою последнюю атаку. Не выжить... нет, просто забрать побольше врагов в Хелль!
- Хейдмерк! - Возопил Ульв, израненный врубаясь в гущу иноземцев, следом за ним шли еще четверо воев, все в крови, но мечи и топоры поднимались и опускались... пощады не было никому в ту ночь. Меч одного из ирландцев настиг Ульва, и тот рухнул с рассеченной грудью под ноги иноземцам.

Во время первого яростного натиска воины - ирландцы организованно отступили, услышав команду Харека, и дали возможность выступить вторым и третьим рядам, которые встретили врага, сомкнув строй и ощетинившись мечами и копьями. Отчаянная атака наткнулась на организованный строй, в котором уже не было просветов. Копья разили хейдемарцев издали, а тех, кто рубил древки натыкались на ирландские мечи, и немногие успевали увернуться.

Видно было, что развязка уже недалека, падали навзничь изрубленные дружинники, кричали от боли и страха те, кому повезло вырваться из лагеря, однако не все трусливо бежали от битвы. Часть бондов, сумев отступить далече и перевести дух, пока ирландцы рубили людей Ульва, вскинули крепкие луки, и начали стрелять в спины своим врагам, желая, уж коли победить не удалось, хоть пожалить недругов изрядно.
Несколько ирландцев пали от стрел, направленных в спины, но большинство стрел удержали звенья кольчуг и кожаные рубахи. Харек, увидев, что делается, тут же приказал финнам и ирландским лучникам перевести огонь, и вот уже вражеские лучники стали валиться в снег.
Обернуться, сомкнуть щиты! - Прокричал Харек - Первый ряд на колени. Второй ряд, делайте крышу ото стрел, наклоните щиты! Третий ряд накройте щитами!
- Ублюдки! -прорычал Харек, глядя на бондов. - Никакой пощады!
Ответные залпы из луков дали свой результат, и вот уже раненые и убитые вражеские лучники валятся один за другим, ничем не защищенные от прицельных выстрелов лучников, которые укрылись за спинами воинов в кольчугах и за их щитами.
Харек сам повел оставшихся три десятка нортумбийцев на бондов.
Увидев, как выстроились враги, да после того, как боле десятка их товарищей стали падать замертво от финских стрел, бонды побежали, через каждые десять-пятнадцать шагов разворачиваясь и делая залп по наступающим иноземцам. Били в незащищенные ни щитами, ни доспехами ноги, надеясь не убить, но вывести из строя.
В это время их самих разили стрелы ирландцев, и продолжали разить тех, кто бежал, в незащищенные спины. У иноземцев ряды тут же смыкались. К раненым тут же подбегали двое финских шаманов, аккуратно вытаскивая стрелы и останавливая кровь отваром крапивы, и делая перевязки.

В конце концов, бонды разбежались, побросав раненых на произвол судьбы, и не желая больше гибнуть за своих конунгов, отсиживающихся за крепкими стенами усадьбы. Всего-то полторы сотни потеряли убитыми в сражении хейдмеркцы, зато больше двух сотен попросту разбежались, кто в начале сражения, кто в конце - своя шкура дороже оказалась, нежели честь воинская, хотя - какая честь могла быть у бондов-земледельцев, да карлов-холопов?
Часть к Гудбранду защиты искать поспешала, часть напротив к Гандальву, надеясь, что уж там сумеют отпор врагам дать.
Только лучникам не было пощады, и все полегли либо от стрел. либо от мечей наемников. Хирдманы хейдемаркские пали все до единого, и никого не оставили в живых чужеземцы, и даже раненых добивали они без милосердия. Много зла натерпелись ирландцы от викингов, и теперь вымещали свою злость на тех, кто сражался против них.

Всего 32 человека потеряли убитыми в этом бою ирландцы и нортумбрийцы, и намного больше было раненых, и половина из них были ранены стрелами. Финнские охотники быстро подключились на помощь шаманам, и помогли раненым остановить кровь и перевязали раны. И еще сорок человек не могли больше продолжить битву. Их отнесли в лес, и там устроили лагерь в урочище. Тем временем финны помогли скрыть следы их ухода в лес, разрывая снег ветками.
Харек собрал всех, кто уцелел после битвы. Все уцелевшие нортумбрийцы были оставлены с ранеными, чтобы охранять их в случае повторного нападения разбежавшихся карлов и бондов.
А сам Харек, призвав уцелевшие полторы сотни ирландцев, направился на помощь к херсиру Гили в лагерь хирдманов Гудбранда, как и обещал. Снегоступы скользили по влажному насту, и вскоре воинство Харека подоспело к месту другого сражения...

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-03-2007, 10:58

Битва в лагере Гудбранда. Ахти Йотун и Гилли Шесть Пальцев С Фазером

В предрассветный час в лагере Гудбранда, оставленного на попечение Ахти Йотуну, царило нечто вроде утреннего затишья, когда особо пьяные уже не сильно ворочали языками, дабы мешать тем, кто решил забыться спокойным сном, уверенный, что на четыре лагеря с ратью невиданной напасть не решится ни один враг.
Медленно тянулась чья-то унылая песня, заведенная у одного костра и по ходу пения успевшая опустошить кувшины соседней группы. Кто-то, приспустив штаны и покачиваясь от порывов ветра, пускал струю на стенку палатки, не особо заботясь, что внутри кто-то похрапывал, уткнувшись лицом в материю. Два ополченца, обхватив друг друга руками, брели в сторону выхода из лагеря, доказывая каждый сам себе о том, что звезд на небе всего-то штук двадцать. При этом каждый сбивался со счета и не мог с точностью вспомнить, до скольки же они сосчитали.
В палатке, что была отведена Ахти, горело несколько лампадок, освещая пятерых человек, что бросали кости на поверхность перевернутой бочки. Йотун постоянно протягивал кружку, чтобы ее наполнили, и не замечал во хмелю, что подливающий уже большую часть вина льет мимо на землю. Один из пятерки тихо посапывал, уткнувшись подбородком себе в грудь.
А воины Гилли Шесть Пальцев подбирались к затихшему лагерю, со стороны реки, для начала послав несколько финнов и лучников к стоянке Гримкиля. Сам Гилли был уверен, что с людьми одноглазого конунга расправятся без проблем, поэтому вел основную часть войска туда, где спали, не ожидая нападения слуги Гудбранда.
Тем временем, одна за другой в небесах загорелись стрелы - над лагерем Гандальва, у Усадьбы, возле лагеря Эйстенсонов. Начали союзники атаку, что же, как бы гудбрандовы псы не переполошились раньше времени. Тихо подкрадывались вои, но вот один перехватил топор поближе к краю топорища и бросил его в спину часовому, а другой натянул лук, посылая стрелу другому дозорному в грудь. Лишь бы не закричали!
Финны же, в тот момент, стрелу за стрелой посылали по слугам Гримкеля конунга, некоторых разя прямо в палатках, других убивая едва проснувшихся. До рукопашной так и не дошло тогда - лишь один вскинул лук, по случайности попав охотнику в живот стрелой, остальные же, кто успел бросились бежать в деревню, едва похватав оружие, а кто и без него. Еще нескольких удалось финнам расстрелять в спины, прежде чем скрылись хирдманы в домах - ну да ничего, этих потом можно выкурить! Поспешили стрелки доложить херсиру, что с малым лагерем покончено, пора за большой приниматься.
- Слышь, Асбранд, - полупьяно проговорил Дядька Гицур, сидя в тени от застывшей во мраке телеги, - я, когда в твоих годах был, не стоял так, тупо пялясь куда-то в небо. Я, как настоящий воин, ходил всегда и всюдучи, да-да... Слышь, Асбранд?
Асбранд, щурясь, чтобы разглядеть что-то в темноте, не отвечал, уперевшись копьем в землю и облокотившись на него. Ему чудились странные движения там, за чертой лагеря, но он не мог точно сказать видел ли что-нибудь или же это хмель в голове шумит и воображением своим играет.
- Асбранд, ты уснул, что ли?
- Слышу, слышу, - пробурчал часовой, поворачиваясь к Дядьке.
Из темноты, как только Асбранд отвернулся, вылетел нож, крутанувшись в воздухе один-единственный раз, и вонзился точно воину в затылок, заставив того клюнуть носом и начать падать вперед, на телегу.
- Не держат ноги тебя, Асбранд, на посту стоишь, а так нажрался... - прокомментировал сиё событие Гицур, опрокидывая на себе бутылку и открывая рот, чтобы поймать красную жидкость.
В небе появились горящие стрелы, и Дунгаль, удивленный сим странным событием, поднялся от костра, чуть пошатнувшись и мотнув головой.
- Мерещится мне, что ли? - произнес он вслух, и оба его товарища, утерев вино с бороды, уставились в небо.
- Чертовщина какая-то, - сказал второй, отворачиваясь. - Эйстенсоны, небось, совсем напились, раз такие вещи вытворяют...
- Отправляй четвертую! - Бросил ближнему гридню огниво Гилли. Однако стрела еще не успела пламенем рассечь ночную тьму, как агдирцы ворвались в лагерь, уже и не скрываясь почти, часть бросилась к кострам, другая к палаткам. То здесь, то там вспыхивали факелы - это еще два десятка воинов оказались возле загонов для скота и начали их поджигать, покуда люди в них ночевавшие не успели пробудиться.
Сам Гилли-херсир шел впереди своих людей, щедро одаривая ударами тех, кто ему на пути попадался, спящих не трогал - не дело командиру такие убийства чинить, коли позади восемь гридей идут, да копьями всех тычут, что живых, что мертвых. Другие вои палатки подрубали, да крепления обрушивали, чтобы никто выбраться не мог, а после поджигали или клинками рубили. Много было людей в лагере, много еще сделать требовалось.
- Ахти! - Гардар обернулся на шум, пытаясь разлепить слипающиеся от хмеля глаза. - Ахти, крики... Крики... ик!.. это...
Йотун медленно поднялся, его могучее тело, наполненное вином больше, нежели соратников, однако ж не утеряло ни силы, ни подвижности, а разум мигом стал похож на стекло, в котором зашевелились спокойные, трезвые мысли.
Первой - и единственно-правильной - мыслью было то, что на лагерь напали. Вопросы "Где Эйстенсоны?", "Почему не предупредили?" и "Где взять подмоги?" пронеслись один за другим, уступая место устрашающе-холодной резолюции - раз напали на лагерь Гудбранда, то Эйстенсонов и нет уже в живых, не предупредили, потому что предупреждать некому, так же как и сражаться, и что теперь каждый сам за себя, и поле битвы больше смахивает на скотобойню.
В том, что среди ополченцев и бондов найдутся приличные и трезвые воины, успевшие схватить оружие и соорудить нечто вроде правильного порядка, Йотун сомневался. А потом особо дольше и не мешкал, хватая свой топор с пола и рывком откидывая полог в сторону.
Гардар засеменил следом и тут же захрипел, когда мимо уха Ахти просвистела стрела, попав гридню в горло. Тот взмахнул руками, ухватившись за материю палатки, и быстро сполз, отрывая ткань вслед за своим падением.
- Тр-р-р-р-ревога-а-а-а!! - орал Дядька Гицур, покуда кто-то, пробегая мимо, не саданул его по голове топором. Кровь брызнула на белую палатку позади Гицура, а сам Дядька рухнул, как подкошенный, мигом прервав свой истошный крик.
- В строй! В строй! - зарычал Йотун на Дунгаля, который уклонился от жужжащего в воздухе меча, и вонзил короткое копье противнику в брюхо, насадив того, как приманку на крючок. - В строй, сукины дети!
Удар, звон, топор Ахти откидывает меч врага, огромный кулак соприкасается с носом противника, и тот отлетает назад, под ноги товарищам.
- Рубите этого турса! - Закричал кто-то из агдирцев, разглядев массивную фигуру предводителя врагов. Человек пятнадцать бросились на его крик, но там, возле гиганта тоже собирались те из воев Гудбранда, что еще могли держаться на ногах. Вокруг бегали, что-то вопя, точно бабы, разбуженные бонды. О сопротивлении никто из них уже и не помышлял - скорее думали, как убежать, или есть ли возможность сохранить жизни, если сдаться на милость врагу. Где-то на окраине лагеря поднимались ополченцы из тех, кому банально не хватило этой ночью браги.
Десяток Агдирцев продолжал жечь палатки с уже убитыми врагами, чтобы пламя разгоралось повсюду, пара гридней ринулась к спящим вокруг одного из костров противникам, но, как выяснилось - те не так уж крепко спали, как хотелось бы.
Из большого шатра выбежало несколько ярлов, все еще злых, что Гудбранд не пригласил их в усадьбу, а оставил здесь, да к тому же спросони не понимающих, что же твориться в лагере.
Один тут же полетел лицом вниз - кто-то особо умелый бросил топор, попавший северянину прямо в грудь, тут же выбив и злость, и спесь, и жизнь из тела. У костра занялась знатная сеча - гридни, навалившись скопом на спящих противников, уже не скрывались и жаждали добычи, а потому не заметили выбежавших позади них лучников, уравнявших шансы меж людьми Гудбранда и Гилли. Скрежет металла, вопли и крики, призывы к Одину, а также мольбы о пощаде - все смешалось в такую какофонию звуков, что в голове у Йотуна уже будто гремел огромный колокол, призывая богов на кровавый пир. Одному из воинов рядом с Ахти поперек лица оставили кровавый, брызжущий алым во все стороны, шрам, и викинг, истошно вопя, начал падать назад, в угли кострища. Йотун сделал полуоборот вокруг себя топором, укоротив противника на одну голову. На лице Ахти уже не видно было кожи, все было бордово-алым, отражающим полыхающее в лагере пламя.
- На выход! - рявкнул он державшимся вокруг себя воинам. - На выход, чтоб вам всем оглоблю в задницу! Двигайтесь!
Дунгаль вновь пригнулся, на сей раз просто споткнувшись. Метнувшаяся к его горлу стрела прошла поверх, вонзившись в одного из дружинников позади. Воин ошалело ухватился за стрелу окровавленной рукой и дернул ее из тела, вырвав вместе с наконечником и кусок собственного мяса. Алая струя рванула в сторону, а воин упал на колени, теряя силы и жизнь. Кто-то толкнул его в спину, опрокидывая полностью. Дунгаль поспешно поднялся, когда заметил летящий на него топор. Инстинктивно вскинул руку, прикрывая глаза, и почувствовал дикую боль в предплечье, перекинувшуюся на запястье и кисть, кровь попала ему на лицо, а Дунгаль уже протыкал противника мечом, вонзая клинок ему в живот. Оружие застряло внутри, и Дунгаль толкнул от себя врага, только сейчас заметив, что вместе с агдирцем вниз падает и половина его левой руки... Секунду Дунгаль смотрел на нее, затем раскрыл рот и закричал от боли.
Отряд Йотуна оставил его позади, падающим, как дружинник до него, на колени.
- Не дайте никому вырваться! - Кричал Гилли Шесть Пальцев, попутно вгоняя меч в лицо какому-то бонду, даже не попытавшемуся защититься. Похоже первоначальный успех до того вскружил ему голову, что он уже и забыл, сколь велико было различие в численности его войска и гудбрандовых людей.
В скотских загонах, уже охваченных огнем, шла жестокая схватка - агдирцы пытались не выпустить оттуда ни одного врага, но те рубили и ломали стены, вырываясь из огненного ада. Однако снаружи их встречала сталь. Взывая к Тору и Видару, воины сражались, неистово рубясь секирами и клинками, несколько карлов били тяжелыми молотами одного, подвернувшегося им агдирца, пока не превратили его тело в сплошную мешанину железа, мяса и костей. Продолжали свистеть стрелы, только теперь гибли и финские охотники, вступившие в перестрелку с лучниками Гудбранда.
С одной стороны победа была на стороне Гилли, но с другой - он слишком распылил свои силы по лагерю, а потому очень скоро победа могла обернуться и горьким поражением.
Что понимал своим холодным, несмотря на царящее вокруг безумие, разумом Ахти Йотун, полностью отрезвевший после очередного убитого им воина, подвернувшегося под руку. Пытаться организовать среди полупьяного, полуспящего сброда, что сейчас представлял собой лагерь, достойную оборону было задачей благородной, честной и достойной последующих песен скальдов. Только вот Ахти совсем не стремился стать героем скальдовых песен, превратившись лишь в воспоминание. Жизнь, дрожащая в его руках и готовая в любой момент оборваться, казалось настолько привлекательной, насколько никогда не казалось Ахти ни одна женщина Севера. Решение уже вызрело и даже огласилось пару раз криком "На выход!", но лишь теперь Йотун окончательно понял, что терять в лагере ему осталось лишь жизнь и больше ничего. А следовательно - нужно прорываться. И чем скорее - тем лучше.
- Прорываемся! - рявкнул он отряду, что успел сколотиться вокруг него. - За мной, живо, отродья Хеда!
Ахти вскочил на телегу, перепрыгнул с нее на какого-то лучника финской внешности, и пока воин падал, успел раскроить тому череп лезвием топора. Упав на землю, Йотун покатился по ней, вскочил и вновь ударил топор агдирца, нависшего над командиром. Топор подбросил противника в воздух, и враг упал посреди охваченной пламенем палатки. Сбоку от Ахти трех лучников Гудбранда навалившиеся гридни превращали в исколотых ежиков, рубя безжизненные тела мечами и копьями, не замечая, что в безумии схватки начинают слизывать кровь со своих губ. Залп лучников из отряда Ахти заставил парочку упасть, остальная часть рванула прямиком на Йотуна. Командир поднырнул под первый удар, почувствовал острую горящую боль в боку и локтем откинул в сторону одного противника, перехватывая удар меча на свой топор. Крутанув рукоять, он отбросил оружие врага, схватил его за грудки и ударил лбом в нос, вызвав громкий хруст ломаемых костей. Кто-то вонзил гридню меч под лопатки, и лезвие показалось спереди. Изо рта агдирца потекла кровь.

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-03-2007, 11:06

Битва в лагере Гудбранда. Ахти Йотун и Гилли Шесть Пальцев

Гилли взмахнул мечом, отправляя на свидание с Одином кем-то не добитого врага, ползающего в окровавленном снегу. Только сейчас он заметил, что рядом с ним всего двое хирдманов, вдали продолжалось сражение, сам же он вырвался на окраину лагеря, где вели перестрелку несколько лучников, да обирали трупы трое молодых викингов.
- Эй, вы, за мной! - Приказал им Шесть Пальцев, заметив невдалеке все того же могучего врага, до сих пор играючи расправлявшегося с его лучшими воинами. - Этого убить любой... любой ценой!
Парни кивнули, поднимая мечи, хотя, сказать по правде, любая цена их, по меньшей мере, не устраивала, слишком уж они хотели жить, особенно сейчас, когда посрывали золотые кольца и обручья с убитого ярла. Тем не менее, ослушаться приказа они не могли. Трое юнцов бросились на Ахти, обходя его с разных сторон, а Гилли и его телохранители так же поспешили за ними.

Один из гудбрандовых ярлов ринулся прочь от шатра, едва увидев оседающего собрата, по дороге подхватив чей-то широкий клинок, и вогнав его практически тут же в грудь вставшему у него на пути врагу. Что ни говори, а неумех Гудбранд в ярлах не держал, все по заслугам чины и почести получали, а не по знатности рода. Развернувшись, ярл зарубил еще одного агдирца, разрубив его от плеча до пояса, да потом вскрикнул от боли, почувствовав стрелу, вонзившуюся в поясницу. Вскрикнув, вырвал воин ее из раны, со злостью преломив древко, да поздно было, вражьи клинки обрушились, плоть шинкуя. Воин, что крутился рядом с помирающим ярлом, попятился, выронил оружие и поднял руки вверх:
- Смилуйтесь, братья, я... - его никто не послушал, лишь особо ретивый обернулся и с ходу, с плеча, рассек подбородок маленькой секирой, отправив парня на снег, скулить и пытаться закрыть свою рану.

Ахти обернулся, не расслышав позади себя топота ног, и понял, что оказался среди трупов лишь с двумя самыми храбрыми из отряда - остальная часть рассеялась по ходу безумного бега сквозь лагерь, сквозь огонь и крики. Кто-то не добежал вовсе...
- Ахти! - крикнул один из викингов, ткнув окровавленным клинком в сторону, и Йотун тут же пригнулся, отпрыгивая. Нанесенный удар из-за полуобрушившейся палатки пришелся на грудь крикнувшему, распорол тому кожаную куртку, и дружинник захрипел, опрокидываясь на спину. Второй налетел на врага, их мечи сошлись в жалобном стоне, и агдирец попятился перед напором человека, который очень хотел жить и был загнанной в угол жертвой. Однако не суждено было дружиннику выжить в эту ночь, несмотря на то, что отбросил он клинок противника и разрубил икры на ноге мечом, отправив молодого викинга вниз, заглушая шаги позади гудбрандового воина своим истошным криком. Удар пришелся воину на ключицу, дружинник зарычал, разворачиваясь и нанизывая врага на клинок. Йотун, ударившийся при падении головой об оглоблю, встал, покачиваясь, когда последний из троицы напавших на них попытался достать командира секирой. Ахти перехватил оружие в воздухе за древко, напряг мускулы, выворачивая руку викинга, а затем ударил свободной по шее, ломая позвонки и сворачивая челюсть. Позади дружинник, так и не выпустив рукояти меча, уже тихо рыча от потери крови, рухнул вслед за поверженным врагом. Йотун попятился, утирая кровь после удара об оглоблю с виска, поднял с земли топор.
- Сопляки ни на что не способные, - прохрипел Гилли Шесть Пальцев, глядя на окровавленного Ахти, что был точно загнанный зверь, из последних сил отбивающийся от наседавших на него собак. Позади херсира стояли двое его воинов, а потому он уже не слишком боялся ослабшего от долгой битвы врага-гиганта. - Что, страшно тебе, турсово отродье. Ну да скоро Одину в ножки поклонишься! Убейте его!
Викинги молча кивнули, обходя старшего - один, поигрывая копьем, другой чуть занеся меч для удара. В своей победе оба не сомневались. Не даром же оба сражались и убивали еще когда те, кого Ахти только что убил, еще под стол пешком ходили.
Тот что с копьем первый сделал выпад.

Как ни странно, подмога пришла, откуда не ждали, на окраине лагеря, где три десятка агдирцев уже уверенные в своем полном превосходстве и разогнавшие большую часть своих врагов, а других поубивавшие, появился еще один отряд, причем немалый. То, что это были разбитые и разогнанные Хареком бонды из хейдмеркского лагеря никто еще не знал, ровно как и сами земледельцы не ожидали увидать на месте лагеря гудбрандова такое побоище, поскольку шли сюда искать защиты от иноземцев волчьих. Однако, увидав, что к чему, один из бондов скинул с плеча лук, отправив стрелу в какого-то агдирца, следом полетело еще пять. Другие бонды бросились в рассыпную, не желая погибать в новой битве, но наиболее слаженные и попросту уставшие отступать, продолжили обстреливать ошарашенных врагов. И на повернувшихся к бондам агдирцев из глубины лагеря выскочили новые гудбрандовы воины, те самые, что прорывались вместе с Ахти Йотуном, да затерялись среди улочек пылающего лагеря. С криком, стремясь прорваться-таки на столь близкую свободу, они устремились к отряду, зажимая его, как в тиски, вместе с бондами по другую сторону. Кровь хлынула на снег, мешаясь с кровью тех, кто совсем недавно не оказывал агдирцам никакого сопротивления.
- Что здесь происходит?! - Воскликнул Бруни-бонд, переступая через тело только что убитого им агдирца. - Кто напал?
- А то ты не видишь! - рыкнул в ответ гудбрандов хирдман. - Агдирцы проклятые! Вы где были, почему на помощь не пришли?!
- На нас... - Просипел бонд. - Иноземное воинство навалилось! Жестокое и подлое! Ярлы мертвы, воины разбиты, мы за помощью к вам шли, а тут...
- А тут самим в пору спасаться! К усадьбе?
- Нет! Там огонь пылает! Похоже, конунгам тяжко пришлось этой ночью!
- И назад бежать смысла нет, коли уж там тоже враги, - запоздало поняли воины.
Можно было еще в деревню рыбацкую прорваться, да тогда снова через весь лагерь с боем идти - нет, не выход.

Йотун лишь скривил губы, не чувствуя боли в боку и в виске, откуда медленно текла кровь. Горячка боя и гнев, страх за жизнь и желание прорваться прочь из смертельной ловушки смыли из разума Ахти то, что люди звали болью. Усталость? Усталость была - но он о ней не знал. Лишь тело чуть замедлило уже свои движения, но по-прежнему было проворным, несмотря на габариты. Чего и не знал напавший с копьем в руке.
Тычок должен был прийтись Йотуну в плечо, замедлив его для удара напарника, что изготовился с мечом чуть в стороне, однако гридень не ожидал, что Ахти быстро и точно вскинет правую руку, попросту отбивая острие копья в сторону, что по инерции прошло мимо могучего тела командира. Зажатый в левой руке топор взмыл и опустился на руку, державшую копье ближе к Йотуну. Телохранитель успел одернуть ее, но не сумел спасти пальцы, рванувшие под ударом в сторону, оставляя в воздухе кровавый шлейф. Воин взвыл, отшатываясь, а Ахти добавил скорости его падению ударом ноги в грудь, отбрасывая тело к покосившемуся забору. Второй телохранитель не стал ждать - резко пошел вперед, занося удар. Йотун начал уклоняться, но лезвие царапнуло его по кольчуге, что Ахти так и не снял за вечер, забывшись за игрой в кости. Звенья полетели вниз, одежда порвалась, и железо распороло кожу, оставив на ней алую борозду. Командир лагеря зашипел, сильно пригнулся и устремился с опущенной головой на врага, врезаясь в него и вздымая противника в воздух. Телохранитель перекувыркнулся через Йотуна и рухнул позади, а Ахти уже поднимал с земли оглоблю, о которую сам расцарапал себе висок, и опустил тяжелое дерево прямиком на лицо агдирца. Тот успел слабо вскрикнуть, когда голова превратилась в кровавую кашу.
Позади, из пылающего лагеря, показалось три фигуры, во главе которых бежал один из ярлов. Он радостно вскрикнул, сделав еще пару шагов, но его настигла стрела, вырвавшаяся из огня и поразившая ярла в ногу. Он с хрипом выпустил воздух из легких и упал, а два воина, перескочив через тело, рванули в стороны, спасаясь от новых выстрелов.
Гилли попятился, глядя, как великан расправился с его ближними. Сам он сражаться уже не хотел, хотя меч все еще сжимал в руке. Скосив глаза, рассмотрел недалеко нескольких лучников.
- Эй, сюда! - Прокричал он им. - Стреляйте!
Двое воинов вскинули луки, третий только успел натянуть тетиву, когда из темноты вылетели чужие стрелы, пробивая тела агдирцев. Гилли бросился бежать, не желая становиться мишенью для новых врагов, а его лучники падали один за другим. Лишь первый успел отправить смертоносную птицу в Ахти, и то выстрел не прицельным вышел. Стрела поразила тяжело дышавшего Йотуна в плечо, командир дернулся, но остался стоять на ногах. Увидел бы его сейчас Гилли - переменил бы свое мнение, пошатнувшееся, когда он узрел гиганта, сражающегося из последних сил.
Оттерев кровь с лица, застилающую ему взор, Йотун сделал несколько неверных шагов, силясь придти в норму, встряхнул головой и рванул в противоположную сторону, покуда лучники были заняты перестрелкой с кем-то, кто пытался прорваться из лагеря.

Черный дым, стелющийся по кроваво-белому снегу, объял чью-то фигуру, нехотя выпуская ее перед столпившимся воинам и бондам, что неуверенно косились во все стороны, не решаясь куда податься. Одинокая фигура медленно и молча вышла из тумана, явив взорам Ахти Йотуна, лицо которого было похоже на кровавую маску, а из плеча торчала стрела. В руке Йотун держал топор, подобранный где-то взамен оставленного, в другой красовался слегка побитый круглый щит.
- Ахти! - крикнул Ингольв, один из выживших хирдманнов, что вывел людей вслед за собой и перерубил агдирцев, на которых напоролись бонды под командованием Бруни-бонда. - Ахти!
Йотун морщился от боли, что медленно брала вверх над уставшей волей и разумом, однако крик заставил его взгляд обрести осознанность и поднять голову.
- Что делать будем, Ахти? - Ингольв поднял руку, указывая на пылающий лагерь. - Говорят, везде все такое же...
- Что с конунгом? - прохрипел Ахти, дотрагиваясь до виска. Висок болел. Сильно.
- Горит вся усадьба, пылает, что ваш лагерь, - встрял Бруни-бонд.
Повторять Йотуну было незачем, он сразу все понял. Усадьба пылает, от лагеря Гудбранда не осталось хороших воспоминаний, значит и конунгов уже давно нет. А если и есть - спасать их дело еще безумнее, нежели оставаться здесь.
- К деревне... - начал было Ингольв, но Ахти его тут же перебил:
- В лес, на запад, через реку, - рубленными фразами проговорил Йотун, глядя на два пальца, которыми он касался разбитого виска. - Сколько с тобой человек?
- Около трех десятков, что спаслись из того огненного безумия, - Ингольв провел по опаленной бороде рукой.
- А с этим? - крутанул головой Йотун в сторону Бруни.
- Пять десятков, - ответил бонд, крепче сжимая свой лук. - Что осталось от нашей прежней стоянки...
Ахти кивнул, хотя кивок стоил нового звона и гула в голове, затем взмахнул рукой:
- За мной, нам здесь больше нечего ни терять, ни ждать, кроме своих жизней и смерти!
Отряд, потрепанный кровавой резней, рванул вслед за вожаком и скрылся в лесу, оставив былую мощь Гудбранда пылать, дабы привлечь внимание небожителей...

(с Тельтиаром)

Сообщение отредактировал Ноэль - 30-03-2007, 9:43

Селение близ усадьбы. Конунг Гандальв.

Великим богам севера было угодно, чтобы злые ночные захватчики, ринувшиеся на штурм посреди ночи, не застали Гандальва мирно почивающим на мехах. Невнятное беспокойство, в коем сознался Серый конунг Эйнстансону после пира, не давало уснуть. Хоронясь от дозоров, Гандальв подошел к лагерю Альвхеймара, и оказался доволен обустройством своих воев. Да и бдительность их вышла на славу. Будь дозорные сонными аль занимайся вещами, непотребными на службе – грозный властитель явил бы себя им во всей мощи конунгового гнева. Но все было чинно и правильно, так что Владыка Альвхеймара просто повернулся и, скрытый подлеском, неспешно направился в сторону усадьбы. Когда-то он был славным охотником – пока животин на иную дичь не сменил, в облике человеческом. Однако, искусство не пропало – даже теперь, погруженный в свои мысли. Конунг шел почти без шума, ветвей не тревожа да птиц не пугая. Идти в дом не хотелось – сон, похоже, сегодня решил вовсе оставить Гандальва, а пролежать пол ночи, смотря в потолок – удовольствия мало. Так что конунг альвхеймарский уж битый час нарезал круги по селению, надвинув шапку пониже. Не хотелось ему на вопросы всякие отвечать – бессонница к доброте не располагает, а ссориться с воями союзников – дело последнее. А так… ну, ходит себе мужик…может, в дозоре, али по поручению какому направился… словом, в личине такой был конунг неузнанным – да и мало кто из союзников его хорошо различал без конунжьих знаков. А крепких мужей такой стати в Северных землях в достатке. Гандальв – не Ахти, чтоб ростом меж люда с первого взора выделяться. Все было тихо… и вдруг ночь раскрасилась бликами пламени. Сперва конунг не понял, что же стряслось: мелькнула мысль, что вои хмельные селение подпалили. Однако, пожар занимался над крышей усадьбы… да над отведенными ему лично хоромами. Серый конунг стал пробираться к месту побоища… активно работая локтями, потому как обезумевший от страха поток тел тек по узким улицам как раз в обратном направлении. До горящего дома Гандальв так и не дошел – с первого взора было понятно, что ныне явление его положения не спасет, а врагов лишь порадует. Лица агдирцев были славно видны в бликах пламени – и узнал владыка Альвхеймара старых врагов. В бессильной злобе сжались гандальвовы кулаки – видел он, как падают вои его под безжалостной сталью. И диво хотелось сейчас выйти да стереть насмешку с лика Гутхорма-поганца, сделать так, чтобы кровью он, как водицей студеной умылся… за спиной помстилось движение, и конунг ударил, не оборачиваясь. Кого в такой час ждать за спиной, кроме врага? И лишь позже глаза сказали ему про ошибку – не агдирец то был, а баба всего лишь любопытная. Кого-то смерть да огонь гонит прочь, а кого-то притягивает к себе, как волшебный манок. Ныне любопытство стоило женщине жизни – бил конунг не жалеючи, а выучка его славной по праву считалась. Пусть ее. Конунг забыл бы о жертве сей же момент, кабы не воспрянула в груди его мудрая осторожность, до того поглощенная бешенством.
«Нападающие ведь не уймутся, огненной бороной пройдутся по всему селению, в поисках уцелевших врагов», - говаривали его опыт до смекалка. А Гандальв вовсе не желал умирать, загнанным в угол, от стрел какого-то худородного бонда. Тем более - не отмстив Харальду с дядей за новую подлость да за кровь своих воев погибших.
Решение нашлось быстро: в коей то век вспомнил конунг добром меньшего сына, сказаниями да песнями интересовавшегося. Бог Тор, как гласили легенды, чтобы молот вернуть в платье невестино переоделся, да в том виде и отомстил тем ворам-великанам… значит, и потомкам его деяние бога повторить не зазорно. Конунг подхватил убитую бабу и потащил ее в дом, откуда несчастная вышла минуту назад. Он ждал шума – но напрасно. Боги были ныне на стороне Гандальва - горница оказалась пуста, только в углу тонко заплакал ребенок. Владыка Альвхеймара задумчиво посмотрел на люльку, скрывавшую розовое тельце, и подумал не стоит ли взять с собой дите для достоверности. Однако же, новорожденные орут в самый неподходящий момент – то конунг помнил по собственным детям. Кроме того, если он вырвется, идти придется по зимнему лесу, пешком да далече. Для младенца то – верная смерть, а отправить его с легким сердцем в сугроб не желал даже жестокосердный конунг. Так что вместо живого чада взял он полено да укутал, как малое дитятко. И в виде том вышел вон…
Разгоряченные битвой да кровью нападающие пробегали мимо, особого внимания на местных не обращая. Известно только богам, какой волей удержался Гандальв от того, чтобы добавить агдирцам улыбок, глотки порезав, но – сдюжил. И вскоре стоял уже на окраине леса, глядя на кладбище собственных надежд. Ну, да ничего! Покуда он жив, Альвхеймар не сломлен!
Конунг повернулся и углубился в лес. Впереди его ждало многодневное путешествие в одиночестве.

Харек увидел еще издали, что битва превратилась в настоящее побоище, и что пока они возились со своими ранеными и собирали стрелы с поля боя, бонды, сбежавшие из битвы, пришли теперь на помощь Гудбрандову войску. По его приказу ирландцы вскинули луки, и выпустили четыре залпа. Стрелы начали разить бондов в незащищенные спины, и один за другим стрелки стали валиться в снег. Опытные лучники разили почти без промаха. Увидев, что и здесь враг настиг их, ополченцы побежали в сторону леса, все еще отстреливаясь. И тут их настиг другой отряд выходящий прямо из леса.
Харек видел как отряд врагов, ведомый воином огромного роста, прорвался и поспешно отступает к реке. Харек приказал отряду Брана добить врагов, а сам, прихватив три десятка из отряда Брана, устремился наперез отступающим супостатам.
- Не успеем, задыхаясь, с хрипом проговорил один из воинов. - Воины устали.
- Лучники ко мне! Крикнул Харек. - Видите тех викингов, которые идут к реке? Догоните на расстояние выстрела, и поразите стрелами.Пусть думают, что они в безопасности и ступят на лед. Там их и настигнет кара божья...
Тем временем отряд Лиама вклинился в толпу усталых хирдманов из дружины Гудбранда. Увидев бегство своего вождя, и пришедшее в помощь агдирцам подкрепление, даже опытные хирдманы упали духом.
Людям Ахти повезло - Харек подошел слишком поздно, чтобы остановить их и заставить принять битву, поэтому бонды и хирдманы успели в лес забежать, да там среди деревьев от стрел укрыться, хотя - понимали и они, что усталые споро от погони убежать не сумеют. Несколько бондов пали от финских стрел уже у кромки леса - на их гибель остальные внимания не обратили, своя жизнь дороже была. О сражении никто и не помышлял уже. Остатки войска Ахти бежали кто куда думая лишь о спасении своих жизней - кто к усадьбе, кто к деревне. Им в спины летели копья и стрелы.
- Пусть бегут! - крикнул Лиам, устало опускаясь прямо на снег.
- Воины устали! - сказал кто-то из десятников. - Третью битву мы не выдержим!
Из лесу вышел невысокий человек в волчьем тулупе и меховой шапке.
- Урво! - воскликнул Харек.
было видно, что финн бежал со всех ног, и запыхался.
- Вождь твоя уходить! Сюда идти люди их вести Серый Волк! Много люди! - прохрипел он.
- Люди Серого Волка? Гандальва? Много?
Финн закивал.
- А наши?
- Люди Серого Волка убить наши люди много. Наши люди бежать. Люди Серого Волка идти сюда! Я бежать впереди! Они идут сюда! Ваша нужно уходить быстро!
- Спасибо тебе, друг, - сказал Харек, положив руку на плечо финну. - Я этого не забуду. Возьми это обручье - он снял последнее золотое обручье с руки.
- Отходим к лесу! - прокричал Харек. - Всех своих раненых с собой! Сюда идут подкрепления!
Ирландцы бросились подбирать своих раненых товарищей, которые еще дышали, и вдвоем или втроем потащили их к лесу. Благодаря усталости противников и внезапности нападения, убитых среди отряда Харека было немного, а раненых всего около двух десятков. Вскоре все ирландцы отступили за стену деревьев.
- Рубите стволы! Делайте засеки! Если сюда придет все альвхеймарское войско... мы не выстоим. Быстрее!
Ирландцы поспешно принялись за работу, рубили деревья и перетаскивали бревна, образуя заслон.
- Ахти! Беги к лучникам и верни их назад!
- Мой бежать и сказать -ответил Ахти, привязывая снегоступы.

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-03-2007, 11:23

Халльвард и Сигтрюгг.
С Тельтиаром

Когда Кьярваль, новый воин в их отряде и бывший гонец, уснул на ворохе соломы, сказавшись уставшим с дороги, Халльвард и Сигтрюгг вышли из сарая, чтоб не мешать ему.
- Мы так и не узнали, каким оружием владеет он ладнее всего, - вдруг вспомнил Сигтрюгг. - А ведь оружие и доспех ему тоже предоставить надобно. Да и приходилось ли ему сражаться вообще?
- Уж кому говорить об опыте в сражениях, так не нам с тобой, брат, - напомнил ему Халльвард, подтрунивая над братом. - Впрочем, мы ведь порешили - раз Асгаут его послал, значит, не просто так.
- А не осведомиться ли нам о том у самого Асгаута? - предложил младший. - Пойдем найдем его, Халльвард.
- Знать бы где, - вздохнул Халльвард. - Начать, что ли, с кузницы? нам в любом случае туда дорога - касемо оружия-то...
Как ни странно, сам ярл тоже был кузнице, причем говорил с мастером совсем не об оружейных делах.
- Сумеешь такую же сотворить? - Показал кузнецу обрывок послания с печатью Асгаут.
- Отчего же не сумею, сумею - отвечал широкоплечий бородач, одетый в один только кожанный передник, да добрые сапоги. - Но стоить будет немало, ровно как и мое молчание.
- За ценой не постою, сам ведаешь, железодел, - хмуро пообещал ярл. Слова о плате за молчание его не радовали.
- Ну что же, тогда золотом плати, десять кусков сейчас, еще двадцать после...
Еще за два шага до кузницы услышал Сигтрюгг голос ярла.
- Там он, - кивнул мальчишка старшему брату, и тот толкнул дверь.
- Дня доброго вам обоим, - начал Халльвард, входя, но что-то его остановило. Кажется, они потревожили и Асгаута, и кузнеца.
- Согласен, - прервал слова кузнеца ярл, - опуская ему что-то в большой карман на переднике. - Чтоб к вечеру сделано было.
Затем он обернулся к мальчикам:
- И вам не хворать, выспались?
- Выспались, - усмехнулся Халльвард, - да только мне и во сне чудилось, что ты меня боевой науке опять учишь.
- А мы ведь по делу тебя искали, ярл, - вставил Сигтрюгг, - человек тот новый, которого ты к нам прислал - кто он таков, кроме что гонец? Не все он нам рассказал, да и мы его не обо всем спросили. Не ждать ли нам худа от него?
- Ты лучше наяву науку боевую наяву постигай, - кивнул старшему ярл. - Что же до воина того, то и сам я о нем мало знаю, кроме как, что он из людей Альхейма Смелого, человека достойного и отважного. У такого плохих хирдманнов в дружине быть не может.
- Славно это, - Халльвард откинул упавшую на лоб прядь волос, - но его нужно оружием обеспечить и доспехами. Найдется ли у тебя, ярл, лишнее, или ковать придется? - при последних словах он мельком взглянул на кузнеца, который смотрел на него как-то подозрительно.
- Думаю, добрый Гудвар что-нибудь подберет хорошее, - отвечал Асгаут, кивнув кузнецу. - Кинжал, как я помню, при гонце был, так что ему какой доспех бы не помешал по размеру и топор боевой.
- Справим, к вечеру заходи, господин, все будет.
- Он ведь поначалу как пришел, за Халльварда меня признавать отказался, - вспомнил вдруг старший брат с улыбкой. - Да, по всему видать, что на воина я покуда не похож... А что за дело у тебя тут, Асгаут? Ты, верно, насчет оружья нового приходил?
- Да, насчет оружия супротив ворога коварного, - отвечал ярл. - Хотя есть у меня и для вас, братья, новость, добрая или худая, тут уже вам решать.
- Так говори, не тяни, - насторожился Халльвард. - Случилось чего?
- Отыскал я меч вашего отца, народ поспрашал, - произнес Асгаут, приблизившись к старшему. - Херсир по имени Стейнмод Молчаливый ныне им владеет.
- Какое же он на него право имеет? - возмутился Халльвард. - МОй отец был всем известен в дружине Гандальва Серого... а Стейнмод этот кто же таков? Как к нему мог этот меч попасть?
- То в дружине Гандальва, - отвечал ярл назидательно. - Но Гандальв разбит, а херсир Стейнмод - знатный воин Харальда Хальвдансона, и меч этот как трофей себе взял.
- А нельзя ли мне этот меч назад получить, Асгаут? - понадеялся халльвард. - Быть может, смогу я убедить Стейнмода отцовское оружие мне возвратить?
Ярл нахмурился, обдумывая слова Халльварда, и через некоторое время ответил:
- Стейнмод воин знатный и благородный, богов чтящий, а потому понимать должен, что такой меч родовой, - говорил Асгаут. - Конечно, виру он с вас стребует, но не думаю, что в просьбе этой откажет.
- Значит, мы его можем назад получить, - обрадовался Сигтрюгг. - Вот только виру где же взять?
- Обещали нам за отца выплатить, - тихо проговорил Халльвард. - В любом случае, брат, нужно нам будет переговорить с херсиром этим.
- Думаю, того, что за смерть отца вашего от конунга положено было, вполне хватит, чтобы меч отцов вернуть, да еще брагой пенной сделку эту скрепить, - улыбнулся Асгаут. - Впрочем, чего нам здесь разговор говорить, кузнецу честному мешать, пойдем во двор.
- Пойдем, - согласился Халльвард. Выходя, он оглянулся на кузнеца - тот провожал их напряженным, по-прежнему подозрительным взглядом.
Однако, не успели они отойти и на пару шагов от кузницы, как подбежал немного подуставший хирдман, остановившийся подле мальчиков.
- Грозный ярл, прости, что беседу вашу прерываю, - обратился он к Асгауту, и после кивка обернулся к Халльварду. - Хельд Халльвард Вебьернсон, конунг Харальд тебя видеть желает!
- Меня? - опешил Халльвард. - Что же, тогда спешить мне надобно...знать бы еще зачем. Оставлю я вас, Асгаут-ярл и брат мой.
И с этими словами Халльвард удалился вместе с посланником молодого конунга.
"Неужели какое дело для нас нашлось?" - подумалось младшему его брату. Но мысли свои он решил покуда держать при себе.

Битва. Лагерь Гудбранда со Скальдом

Звуки сражений постепенно затихали, расправившись с большей частью гудбрандовых людей, агдирцы собирались в центре разоренного лагеря, куда уже успел подоспеть Гилли Шесть Пальцев, утирающий с меча кровь - надо сказать, разозленный бегством Ахти Йотуна, херсир зарубил какого-то бонда, уже готового испустить дух от полученных ран. Люди стекались медленно, многие неся на себе раненых товарищей, или уже бездыханные тела - оставлять воронам на поживу соратников никто не собирался. Другие возвращались груженые добычей - с золотыми перстнями да обручьями, Вемунд гривну себе на шею повесил, даже кровь с золота не оттерев.
Собирались агдирцы, да слишком мало их осталось. Со злостью вспоминал херсир бежавшего великана - тот только на глазах у него пятерых гридей погубил, а скольких еще до этого прикончил - одному Одину ведомо. Семь десятков погибших, и это не считая тех, кто сгорели в загонах вместе с гудбрандовыми псами. Никак не ожидал Гилли, что его атака такой крови стоить будет. Да еще раненые, многим даже до рассвета не дожить, другие, быть может, уже никогда меча в руку взять не сумеют. Способных сражаться не больше сотни осталось, да может еще кто на окраине лагеря затерялся. Дорогого победа стоила, однако ж - не напади они ночью, и вовсе все полегли бы!
Да неизвестно еще, сколько воев вражьих во тьме снует, атаку готовит. Пааскиви, последний финский разведчик в отряде, всмотрелся в темноту.
- Люди идти! Много люди! - Прокричал он херсиру.
- Посмотри, добрый финн, что за люди там идут! - Приказал ему Гилли. - А вы, воины, оружие к бою! Не ровен час, это враг коварный подобрался!
- Может к деревне отойдем? - Бросил Вемунд. - Там, поди, врагов поменьше будет!
- Нет, здесь останемся! И молите Тора, чтобы Харек нам на помощь пришел, как и обещал.
Медленно тянулось ожидание, крепко стиснули рукояти клинков бывалые хирдманы, всматриваясь в даль, туда, где исчез во тьме финн. Ожидали атаки. Дрожали натянувшие тетивы жилистые руки.
Наконец появилась одинокая фигура, в которой вскоре уже все узнали финна.
- Вождь, большой вождь Харек там! - Прокричал херсиру охотник. - С ним воинов много, однако!
- Добрая весть, Пааскиви! - Крикнул в ответ Гилли, снимая с пальца перстень. - Вот возьми, для хорошего охотника и такой вещи не жалко.
- Спасибо, - кивнул финн.
- Берите раненых, идем к Хареку! - Приказал Шесть Пальцев, понимая, что раз уж Волк подошел к гудбрандову лагерю со своей ратью, то значит остатки воев гудбрандсдалирских рассеяны уже, да разбежались кто куда.

Подоспели воины Гилли, когда ирладцы уже в лес уходили, да последних увидал Херсир и закричал:
- Постойте, хирдманы!
- Вы кто будете? - спросил ирландский десятник - на его плечах был плед с четырьмя серебряными заколками. Воины сразу потянулись к мечам.
- Что же ты, иноземец, совсем не помнишь нас? - Удивился Шесть Пальцев. - Этой же ночью вместе через лес шли! Я Гилли-херсир, а со мной воины агдирские, все храбрецы отчаянные да умелые.
- А... Прости...-десятник с усмешкой спрятал меч в ножны - Не узнал тебя сразу, фингаэль. богатым будешь....
- Богатым поди я уже стал, - усмехнулся воин, словно невзначай откинув плащ, так чтобы могли ирландцы на его трофеи полюбоваться с ярлов вражеских снятые. - Где Харек, веди меня к нему воин!
- Харек лагерь в лесу строит. И мы туда идем. И раненых своих тащим. Поспешите. Сюда еще одна рать идет может даже поболее той, что мы тут встретили.
- Ох, не к добру это! - Вздохнул Гилли. - Помогите нам своих раненых донести.
- Поможем конечно, отчего же не помочь, - ответил десятник. - Меня зовут Кайл Мак Лири. - он протянул руку Гилли. - Скажи своим чтобы шли за нами в лес.
- Эй воины, следуйте в лес за добрыми ирландцами! - Прокричал херсир, крепко сжав руку Кайлу.
В лагере полыхали костры. Грели в котелках воду, готовили отвары, перевязывали раненых, аккуратно замазывали открытые раны мазью на тюленьем жиру, обламывали древки стрел, и аккуратно вынимали их из тел раненых. Тут же, немного поодаль, наиболее здоровые воины рубили деревья и стаскивали в кучу бревна, создавая из них засеки и заграждения.

После боя. Асгейр Жестокий

Скорым шагом двигались Асгейровы хирдманы, надеясь поскорее добраться до ненавистного врага, да всю злость на нем выместить. Каждый в лагере знал, что у Эйстенсонов больше людей было, а стало быть, и битва там нешуточная, и Хареку не поздоровиться должно. Эти мысли уверенности придавали.
Вскоре же увидал Асгейр люд бегущий, да вздрогнуло его холодное сердце – не иноземцы волковы, а ополченцы Фроди встречь ему бежали, дороги не разбирая, оружие побросав, да руками размахивая. Немало их было.
- А ну стойте, трусы! – Закричал зычным голосом Асгейр, вскинув боевой топор. Несколько бондов остановились, глядя на него, а затем тот, что постарше среди них был, в ноги к ярлу бросился.
- Асгейр, славный воитель, защиты твоей просим! – Запричитал он.
- Стряслось что? – Скорее по привычке спросил ярл, и без того зная, что это Харек подлый их так перепугать сумел.
- Вороги лютые на лагерь напали, точно звери лесные! Воины храбро бились, да не хватило сил с ними сладить! – Продолжал бонд. – Вот мы все, кто спастись сумели от клинков вражьих! Хотели помощи просить, да ты ярл светлый, сам нам на выручку идешь!
- Благослови тебя Один! – Поддержали старшего другие бонды. – Асгейр Погуба Волков, отомсти за людей наших! Помоги в бою с войском иноземным!
- Да иноверным! – Вставил старший бонд.
- Сколько их?
- Много!
- Ой, много, ярл!
- Сотни! – Дрожащим голосом добавил третий бонд. – И каждый в бою четверых стоит!
- Замолкни, трус! – Кулак ярла врезался в живот земледельцу. – Кто из вас мне все обстоятельно рассказать может, или у всех вас сердца заячьи, да глаза рыбьи?
Замялись бонды, глаза опустили. Не знали, что отвечать грозному ярлу и понимали, что глупо было просто бежать, ибо никакой пользы не могли воинам союзным принести. Но, наконец, один юноша голову поднял:
- Помню я воина с белым волком на щите, что людей в бой вел, да помню подле него десятка три умелых бойцов. И еще по сотне другие воины вели. У всех оружие и броня иноземные, да лица раскрашены - я таких отродясь не видал. Я тогда в палатке лежал, не сразу выбраться смог – это меня и спасло, за убитого вороги приняли!
- Сколько вы их погубить смогли?
- О том нам не ведомо, ярл, - отвечал главный бонд. – Но немалое воинство еще у иноземцев осталось.
- О, Один, неужто лишил ты могуты телесной воинство Эйстенсонов?! – Возопил Асгейр ярл. – Пошто победу легкую даровал врагам нашим? Неужто малые жертвы тебе принесены были? Так знай же, ас вероломный, не дарует тебе более Асгейр ни капли крови жертвенной, покуда бьется сердце в груди Харека Волка!

Посмотри Высокий,
Здесь даю обет я,
Сердце вражье вырвать,
Кровь пролить гнилую.
Не прошу подмоги,
Мне мой меч вернее,
Властелина Ратей
Милости недолгой!

Хулительную ниду произнес ярл, вздрогнули воины, что ее слышали, да не воротить уже было слов обратно. Грозен был взгляд Асгейра, боялись даже старые хирдманы в такой миг ему в глаза смотреть.
- В строй, землеройки! – Бросил он бондам. – Пора вам за поражение отомстить, да честь свою утраченную вернуть!
Немало тогда людей присоединилось к войску альвхеймарскому, уж больно сильным и могущественным казался ярл, дерзнувший самому Одину вызов бросить. Поверили они в то, что сумеет альвхеймарец ход сражения переломить, и потому не продолжили бегства позорного.
Вскоре дошли до лагеря хейдмеркского они, да там не нашли никого, кроме тел иссеченных. Уйти успел Харек Волк, следы вели к лагерю Гудбранда. Тяжелая дума осилила ярла – а коли и гудбрандовы люди разбиты? Он тогда один останется против многих врагов. Но отступать Асгейр не собирался.
- Ярл, - крикнул Гудмунд. – Посмотри, тут еще следы в лес ведут, да обрываются так, словно кто сокрыть их хотел.
- Знамо дело, - отвечал ему юный Моди. – Видно раненых схоронить Харек желал! Может, пойдем перебьем их?
- Сначала найти надобно, - покачал головой Гудмунд. – А следы они хорошо скрыли, и не найдешь, куда дальше пошли. В лесу же не ровен час на засаду наткнемся!
- После найдем! – Оборвал их спор ярл. – Ныне за Волком идти надо, покуда гудбрандсдалирцам конец не настал! Кари, Гудмунд! Люд беглый высматривайте, да сюда зовите! Светает уже, а при свете солнца мы вероломного врага на раз сокрушим!

По мере продвижения, разрасталось воинство Асгейра за счет беглых бондов и карлов, что из лагерей спаслись, да в лес идти опасались, и к усадьбе приближаться не желали, видя какое в ней пожарище пылает. Всех собирал жестокий ярл, бондам велел луки гнуть, да стрелы собирать, карлам – щиты крепкие держать и строя не нарушать, кольчуги и оружие знатное приказал с убитых в хейдмеркском лагере поснимать, чтобы никто безоружным на рать не пошел.
Однако вскоре достигли они и третьего разоренного лагеря – ни единой живой души в нем не было, лишь десятки и сотни тел повсюду, да обгоревшие остовы загонов скотских. Похоже, и здесь опоздал Асгейр, покуда войска выстраивал, покуда клинки добрые и брони подбирали его воины, удалось вновь бежать Хареку.
- Строя не нарушать, всем наготове быть! – Приказал он. – Чувствую я, близко наш враг!
- Деревня горит у реки! – Воскликнул Бьернульв, вглядываясь в огненные всполохи. – Быть может там они?
- Возможно, - согласился Асгейр, но все же не хотел сразу воинство из лагеря уводить. – Сбегай – посмотри, что за вои там дерутся, да вот бонда этого с собой возьми, он своих обидчиков помнит.
Гонцы времени даром терять не стали, бросились к деревне, поглядеть, что же там происходило…

Рыбацкая деревня. Свейн

Дабы не идти в обход, гутхормовы воины тараном часть частокола выбили в Хрингасакре, да через пролом с северной стороны вышли, к деревне рыболовецкой направляясь. Свейн и даны его тоже не отставали, надеясь, что уж там-то сумеют в вдосталь повеселиться. Споро приближались отряды к деревне, да не ведали того, что всполошенные прибежавшими людьми Гримкеля, успели жители к обороне подготовиться. Хирдманы что в домах спали в ратевые одежды облачились, да оружие в могучие руки взяли, бонды на крыши залезли с луками, притаившись. В каждом доме тоже по несколько стрелков сидело, а несколько воев возле сарая с пленными остались, на случай, если прорвется враг – подпалить строение, дабы рабы Гандальва никому не достались.
Ожидали атаки люди, да не думали, что так много нападавших будет. Первыми даны в деревню ворвались, но их встретили стрелы и трое особо ретивых рухнули на снег, однако почти сразу агдирские луки в ответ заголосили, стальную погибель бондам посылая. Кто-то с крыши свалился, кто-то выбежал из дома, лука натягивая, да стреляя – мимо ушла стрела, а топор датский смельчака в миг на голову укоротил. Почувствовали викинги вкус к сражению, ведь в Хрингасакре все больше людей в усадьбах жгли, нежели в схватке встречали, вот рвались в деревню, дом за домом от жителей очищая, лишь тех щадя, кто сопротивления не оказывал.
Но навстречу им уже хирдаманы плотным строем шли, и не разминуться им было на узкой улочке – ударились рати грудь в грудь, пошли в ход мечи и топоры, да копья, стреляли с крыш бонды и своих и чужих разя, да одолевать потихоньку ворогов агдирцы стали. Но и цену платили за каждый дом захваченный немалую – рьяно защищались жители деревенские, ведь издали заметили, какой дым над Хрингасакром вьется, а потому готовы были до конца стоять, лишь бы не позволить деревню их с пеплом смешать – ведь тогда все равно смерть от холода и голода ожидает.
Вот рухнул Варди с чьим-то кинжалом в груди, но его смерти воины не заметили в горячке боя, все их мысли были лишь о том, как бы самим выжить, да врагов к Одину с Тором отправить. Вздрогнул Свейн – вошла ему в плечо стрела, и верный меч из руки выпал. Прикрыли предводителя даны, увели из сражения, а сами вновь на врагов ринулись.
И суждено было деревне пасть этой ночью, не спасла ее ни доблесть защитников, ни храбрость, ни умение – слишком много было нападавших, да все они воинами бывалыми, в сражениях закаленными были. Смяли датчане сопротивление вражеское, расшвыряли по углам остатки воинства гудбрандова да гримкилева, да добили без жалости, а после деревню подпалили за то, что бонды деревенские им противиться вздумали. Вскоре уже горело селение со всех четырех концов – славный погребальный костер павшим викингам получился.
Гутхормовы же люди, тем временем пленных из горящего сарая высвободили, прежде чем крыша рухнуть успела. Сорок человек спасли от смерти огненной лютой, хотя и было среди освобожденных больше девок, чем мужчин, что на битву бы сгодились.
Чувствовал Свейн – не конец это еще, пусть и рассвет близится.

Сообщение отредактировал Ноэль - 24-03-2007, 11:31

(Вернувшийся я совместно с Тельтиаром)


Свейн перевязывал свою рану обрывком рубахи одного из павших воинов, предварительно обломив древко стрелы. Наконечник он вытащит позже, когда будет безопасно, а сейчас надо быть готовым к битве. Закончив перевязывать рану он обнажил меч и присоединился к грабежам. В деревне творилось то, что христиане зовут "Содом и Гоморра" воины Агдира и даны всласть грабили,добивали раненных и насиловали немногих жён, которых бонды спрятали в подполах. После того, как очередной дом бывал разраблен, на крышу его забрасывался факел. В разорённо деревне было светло, как днём.
- Ну что, те чужеземцы? – Спросил Бьернульв, когда они с молодым бондом притаились в сугробах, недалеко от деревни и стали наблюдать за пожарищем.
- Иноземцы, да не те, - отвечал парень. – Доспехи другие, и на щитах узор. Сколько же врагов на нас напало? Сотни!
- Молчи! – Прикрикнул на него хирдман. – У страха глаза велики. Возвращаемся к Асгейру, достаточно уже посмотрели!
Тихо развернувшись, оба воина поползли обратно в разоренный лагерь, докладывать ярлу о том, что видели. Недобрыми были думы Асгейра, покуда он слушал их слова:
- Стало быть Харека там нет, - наконец вымолвил воин. – Однако ж, сколько народу пришло по наши души!
- Надо напасть на них! – Прокричал Моди. – Ни один враг не должен уйти безнаказанно!
- Молчи, юнец неразумный, -оборвал его Асгейр. – Харек Волк где-то здесь поблизости, он враг куда более опасный, не след сейчас силы дробить, а жителям деревни мы все одно помочь не сумеем.
- А коли эти с Хареком соединятся? – Подал голос Бьернульв, отчаянно размахивая руками, словно пытаясь добавить веса своим словам. – Так у него на сотню больше воев станет!
Призадумался ярл.
- Гудмунд, следы воинства волкова нашел?
- Сложно это, господин, - отвечал хельд. – К лесу уходят, а дальше я идти не рискнул.
- Ладно! Тогда слушайте меня, храбрые воины Альвхеймара, Хейдмерка и Гудбрандсдалира! – Повысил голос Асгейр. – На деревню! Никого не щадить, пленных не брать! Отомстим за конунгов наших, вероломно погубленных! Отомстим за друзей наших, что во сне убиты были!
- Альвхеймар!
- Хейдмерк!
Послышались крики воинов и бондов. Разросшееся воинство Асгейра двинулось к речной деревеньке. По словам Бьернульва воинов там было не больше сотни, да к тому же большая часть из них занималась разбоем.
Вдали, за рекой показались лучи восходящего солнца. Страшная ночь безжалостной резни завершилась – Асгейр верил, что днем сумеет расправиться с врагами, как они того и заслуживают.
- Стреляйте, как подойдете на расстояние выстрела, - велел он бондам.
Свейн одним из первых заметил воинство Асгейра.
- Альвхеймарцы!!! - завопил он в голос. - Держитесь сыновья Дании и Агдира! Атакуем их, пока они не зажали нас здесь!
Он уже мало что понимал, в безумной круговерти ночного боя и с раной в плече, но продолжал командовать. Агдирцы подчинились команде дана и пошли в атаку на Асгейра.
Вот только составить хирд сходу викинги не успели – сказывалась и усталось, и то, что многие из них разбрелись по деревне. Так что прежде, чем сумели воины построиться, вражьи стрелы обрушились на них смертоносной птичьей стаей, без жалости разя острыми клювами. Много злости накопилось у бондов за эту ночь, вот хотели они ее на врагах выместить, стрелами истыкать, а карлы в щиты били, на бой врагов зазывая и обидные слова бросали.
Сползал по стене дома какой-то дан, с тремя стрелами в груди, так и не выпустивший из рук вынесенной из избы кухонной утвари, валялся, раскинув руки, в утоптанном снегу другой, у которого наконечник из затылка вышел. Стрелять продолжали бонды.
Свейн одним из первых заметил воинство Асгейра.
- Альвхеймарцы!!! - завопил он в голос. - Держитесь сыновья Дании и Агдира! Атакуем их, пока они не зажали нас здесь!
Он уже мало что понимал, в безумной круговерти ночного боя и с раной в плече, но продолжал командовать. Агдирцы подчинились команде дана и пошли в атаку на Асгейра. Дан же на миг остановился и приказал сгрудившимся в стороне бондам и женщинам:
- Фрёккен, все бегите отсюда и не путайтесь под ногами! Остальные, либо с ними, либо подбирайте оружие и в бой!
Прорычав это, он кинулся вслед за своими воинами. Расчёт дана был прост - они должны были достичь войска Асгейра, пока его лучники не положили их всех на расстоянии, а там, как боги положат!
Вот только составить хирд сходу викинги не успели – сказывалась и усталось, и то, что многие из них разбрелись по деревне. Так что прежде, чем сумели воины построиться, вражьи стрелы обрушились на них смертоносной птичьей стаей, без жалости разя острыми клювами. Много злости накопилось у бондов за эту ночь, вот хотели они ее на врагах выместить, стрелами истыкать, а карлы в щиты били, на бой врагов зазывая и обидные слова бросали.
Сползал по стене дома какой-то дан, с тремя стрелами в груди, так и не выпустивший из рук вынесенной из избы кухонной утвари, валялся, раскинув руки, в утоптанном снегу другой, у которого наконечник из затылка вышел. И все же сноровка агдирским воинам не изменила - со злостью смотрел Асгейр, как бежит ему на встречу вражеский отряд.
- Не подпускать их! - Приказал он, заставив воинов сдвинуть щиты и ощетиться копьями, а бонды продолжали стрелять.
Свейн был опытным и удачливым воином, так что стрелы его миновали, ну а как поступать с копьевым строем он знал давно! Сильным ударом меча отбросив одно из них, он подскочил к воину его держащему и, не замедляясь ни на секунду прыгнул двумя ногами прямо на его щит. Альвхеймарца снесло, и в пробитую брешь ринулись даны и агдирцы. Многие из них оставались на копьях или поили своей кровью наконечники стрел, но всё же большая часть либо прошла вслед за Свейном, либо повторила его действо.
- Руби их! Руби!!! - ревел дан, размахивая мечом
Какой-то бонд в упор пустил стрелу в лицо датчанину, но в следующий же миг был зарублен, а по его упавшему телу уже шли новые враги. Лучники подались в разные стороны, желая избежать смерти, а навстречу прорвавшимся врагам ринулись альвхеймарцы во главе с Кари и Гудмундом, каждый хельд вел за собой по тридцать человек, карлы же, поняв, что их копейный строй больше не поможет, обернулись к бреши, побросав уже бесполезные копья и похватав топоры. Уже вскоре датчане и агдирцы оказались в окружении, и на каждого из них приходилось по два-три противника.
Подбросив топорик в руке, и перехватив его по удобнее, Асгейр метнул оружие в грудь ближайшему дану - лезвие разодрало кольчугу и погрузилось в плоть.
- Спииина к спинеее!!! - заорал Свейн, понимая, в какой безнадёге они оказались, дорого продадим свои жизни, волчьи дети!
Он уже не верил в то, что хоть кто-то из бондов осмелится прийти на помощь...и зря не верил - буквально сразу после его крика на альвхеймарцев, прямо из разорённой деревни, обрушились стрелы!
Две стрелы угодили в спину карлу, тот с хрипом рухнул на земь, затем еще один, остальные, ослабив напор на окруженных, поворотились к деревне, удивленно вглядываясь в стрелков - неужто после той резни, что учинили агдирцы, кто-то сражался на их стороне?!
Первым понял, что произошло Бьернульв, который, прикрывшись щитом, бросился к деревне.
- За мной, песье семя, иначе они нас всех стрелами попотчают!
Десятка два карлов ринулись вслед за ним, держа щиты так, чтобы закрывать грудь и голову. Худо должно было придтись лучникам, помнил молодой Альвхеймарец, в каком состоянии находились пленники, когда их в сарай сажали, а потому не верил, что они сумеют оказать достойное сопротивление. Главное лишь добраться, а там клинки свое дело сделают.
Тем временем альвхеймарские хирдманы, да те их бондов хейдмеркских, что похрабрее были, продолжали кольцо сужать вокруг врагов, а из-за их спин снова несколько воинов копьями кололи, какие подлиннее были.
Когда кольцо разомкнулось, стало много легче, и всё же врагов было больше и они были свежее. Свейн понимал, что скорее всего найдёт здесь свою погибель и вдруг заметил Асгейра. Заметил совсем близко!
- Бей гада! - завопил он. - Не жалей жизни, руби змее башку, может выкарабкаемся!!!
И, ругаясь на всех известных ему языках, он врубился во вражий строй, стремясь достать Асгейра. Даны и агдирцы последовали за ним. Многие пали от атаки этой, а Свейн, как ни рубился, да как ни уходил от смерти стальной, получил смертельный удар в грудь, но всё же своего достиг - меч дана взлетел и развалил шлем Асгейра пополам, а самого предводителя альвхеймарцев ринул на землю.
- Живой гадюка! - успел прошипеть дан, прежде чем чьё-то копьё пронзило его шею
Удивленным был взгляд ярла гандальвова, поднял руку, утер лоб - кровавая струйка стекала с рассеченной кожи. Еще бы чуть-чуть, и не миновать погибели. Рывком поднялся Асгейр, хватаясь за выроненное кем-то копье, да нога подломилась. Едва удержался, чтобы вновь не упасть. Подоспел тем временем Моди, поддержал господина.
- Есть еще храбрецы?! - Возовпил Кари, вырывая копье из горла предводителя данов, да так и замер, когда топор ему хребет перерубил. Яростно сражались даны, видя свой смертный час, каждый да постарался с собой кого-нибудь прихватить, или же навсегда жизнь испортить раной жестокой. И все же битва к концу подходила.

- Всего семеро... - удивленно протянул Бьернульв, оттирая меч об одежду убитого стрелка. Семеро грязных бондов сумели сразить стрелами девять его людей, а еще четверых ранить, прежде чем альвхеймарцы сумели подарить им стальную смерть. И видно было, что еще немало людей сумели уйти. Не вовремя поспели вои альвхеймарские, упустили ворогов!
Услышал тут молодой воин ржание испуганное от коновязи горящей - видимо не довелось захватчикам до коней вовремя добраться, пока грабежом занимались. Ринулся туда, двери выломал топором, да стал коней выводить, покуда не сгорели. Четырех добрых скакунов вывел, прежде чем крыша рухнула. С таким трофеем не стыдно было и к ярлу возвращаться.

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-03-2007, 9:42

Вернувшийся из дозора ирландский наемник вошел в палатку ярла.
- Харек - ярл, они ушли...
- Как ушли? Они не стали нас искать?
- Они обошли лагерь и направились в сторону деревни. Деревня горит...
Харек выругался.
- Свейн пошел в деревню. Собаки!
Харек выскочил из палатки и прокричал приказ срончособирать всех кто может держать оружие.
Снова поднялась суматоха, все кто более-менее мог держать оружие, надевали кольчуги, шлемы, поднимали оружие и щиты... Через четверть часа полторы сотни, ведомые двумя финнами, шли через лес к деревне. Огонь, пылающий в деревне, был виден даже отсюда.
Когда отряд Харека вышел из леса, они увидели побоище возле бывшего лагеря Гримкиля. Враги окружили кольцом отряд Свейна. Харек достал висящий у него на шее боевой рог и что есть силы протрубил в него. Низкий яростный гул прокатился по лесу и по полю на котором кипела битва...

Эйрик-конунг.

Звонко смеется сталь, захмелевшая кровью. Распускаются на соломенных крышах яркие цветки безжалостного пламени. Сладкой песней звучат крики бьющихся в истерике женщин и стоны их умирающих мужей для Эйрика.
Усадьба хевдинга разорена полностью. Жечь не стали только один дом - в нем сегодня праздновать очередную победу шведским воинам. Деревенские же избы остались нетронутыми; селяне сами признали над собою власть нового конунга, лишь бы остаться живыми. Впрочем, их и так никто не собирался убивать. Эйрик не хотел излишней жестокости.
Тем не менее, всю семью хевдинга они вырезали - в назидание остальным. Молва об Остерготланде далеко пойдет, разлетится по всему Верманланду. И скоро, совсем скоро Верманланд окажется под властью Эйрика, властителя шведских земель. А затем и вся Северная Земля.

Вечером, когда воины пировали, празднуя успешное продолжение похода, в двери усадьбы постучался кто-то из дозорных. Они как раз совершали обход деревни - искали съестные припасы, ценности, словом, все, чем могли теперь возпользоваться шведы по праву захватчиков-победителей.
- Поглядите, вои, какое сокровище мы обнаружили прямо здесь, в погребе! - и высокий жилистый хирдманн втолкнул в горницу девушку лет семнадцати, в грязной одежде, со спутанными волосами, но дивно красивую. Гордая осанка и непримиримость во взоре, злость, с которой смотрела она на пирующих воинов заставили Эйрика обратить на нее внимание. "Не дочь ли хевдинга то?", подумалось ему.
- Отпусти ее, - кивнул он хирдманну. Тот недоуменно взглянул на Эйрика, но отпустил девушку. Та осталась стоять как стояла, неизменным остался лишь взгляд. - И зачем ты привел ее сюда?
- Не грех и потешиться нам пред грядущими битвами, конунг, - со смехом отвечал хельд, сидящий по правую руку от Эйрика. Хмельной взгляд его уже блуждал по телу девушки.
- Не позволю, - тихо проговорила она. - Что же, думаете вы, после того, как всю семью мою вырезали до последнего ребенка, добровольно отдам я себя в руки вам, палачам? Не бывать тому!
И только Эйрик поднял руку, чтобы жестом приказать дозорному снова заломить ей руки и отвести к пленным, как девушка резко повернулась, выхватила из ножен дозорного кинжал и ударила себя под самое сердце. Медленно осела на пол, у ног хирдманна, так и не успевшего понять, что же произошло.
- Недоброе это знамение, конунг, - шепнул Эйрику один из приближенных его, Свен Черный Молот.

Тело девушки вынесли на задний двор, и тут же забыли о нем...Все, кроме Эйрика. Ему и вправду недобрым показался этот знак. Так что же впереди, конунг?

Сообщение отредактировал Hellish Cat - 24-03-2007, 21:39

Грютинг, хозяин Оркдаля

Когда горела усадьба, когда ложились на снег мертвые хирдманны, когда свистели стрелы бондов и ревел яростно Ахти Йотун, обрывая жизненные нити окруживших его врагов, когда Харек и его ирландцы гоняли выживших по алой земле, на другом конце собиралась иная рать.
Вились стяги, стучали молотки, подгоняя кольчуги, обновляя щиты, свистели точильные камни, соприкасавшиеся с лезвиями и высекавшие от этого соприкосновения искры. Шли тяжело груженные обозы с провизией, которая расхватывалась воинами, а потом обратно эти же обозы летели легко и быстро. Храпели коня, прядая ушами, тряса гривами и нетерпеливо стуча копытом по земле.
В воздухе, где над всей этой какофонией звуков вился орел, пахло войной. Даже не войной, но битвой, кровавой, жестокой, битвой за поруганную честь.
Грютинг разослал гонцов и голубей почтовых ярлам ближайшим, вспоминая о том, какие обиды причинил им их общий враг Хакон. Писал Грютинг гладко, к каждому находя свой подход, хотя душила его злоба и обида изнутри, вставала алой пеленой перед глазами, и даже оттягиваемый ворот плаща не допускал больше воздуха, заставляя конунга тяжело дышать и сжимать в бессильной пока ярости кулаки.
Видел он, как своими руками достает сердце Хакона, как потрясает им в воздухе и втаптывает его в грязь. Видел он это, и хватался рукой за меч...

...Торстейн покачал головой, наблюдая за своим конунгом и прикрывая полог шатра.

Сражение у деревни со Скальдом

Звуки рога разносились над полем битвы, заставляя альвхеймарцев обернуться - и увидеть воинство, идущее со стороны разоренного лагеря.
- Бросайте этих ублюдков! - Прокричал Асгейр. - Отступаем к деревне, воины!
Гудмунд пинком оттолкнул от себя тело зарубленного дана, высвобождая меч, зло поглядел на уцелевших врагов, все еще отбивавшихся от его воинов. Их было не больше полутора десятков, но они могли задержать войско на слишком долгое время.
- Отходим, альвхеймарцы! К деревне! - Зычным голосом приказал Гудмунд. - Торир, Моди! Берите лучников и прикрывайте наш отход стрелами!
Опираясь на копье, Асгейр одним из первых заковылял к горящему селению, а следом за ним бросились его воины, подхватив ярла - не след было оставлять командира на поле боя. Вскоре большая часть войска Асгейра откатилась к деревне, а на расстоянии пятидесяти шагов от основной рати, отступали бонды, державшие наготове натянутые луки.
- Вперед, храбрые сыновья земли Эйр! -крикнул Харек, не дайте им уйти!
Ирландцы бросились в атаку. Бонды выпустили залп стрел и кинулись бежать в деревне, сразу поняв что их бросают тут на расправу врагу. Неожиданно со стороны реки в убегающих полетели стрелы.

Несколько бондов упали со стрелами, вонзившимися им в спины, кто-то обернулся, стреляя в ответ, а войско Асгейра начало выстраиваться возле деревни в боевые порядки, и к ним присоединились выжившие бойцы Бьернульва. Сам юноша подвел к ярлу найденных коней:
- Славный ярл, думаю будет славно вести в атаку воинов верхами, - произнес он.
- Да, достойна саг будет битва сия, где мы отомстим убийцам наших владык! - Воскликнул Асгейр. - Эй, Гудмунд, Бьернульв, Торир, седлайте резвых скакунов, дайте отпор подлым иноземцам, да коварным агдирцам!
Не нужно было упрашивать хельдов - вскочили они на коней, да мечи вскинули, всматриваясь в приближающиеся рати. Бонды же, под началом Моди перестрелку начали с подступающими от реки врагами.
Увидев своих стрелков, Харек приказал отправить два десятка хирдманов на помощь финнам и ирландским лучникам, чтобы прикрыть их от вражеских атак.
- Гилли, в резерв! Лиам! Стройтесь в фалангу! первый ряд -мечники. копейщики во второй!
- Агдирцы! Все ко мне!
Гилли Шесть Пальцев и его люди быстро построились позади ирландских воинов, прикрываясь щитами, и немного растянувшись, так, чтобы враги подумали, что их гораздо больше, чем есть на самом деле. Хитрый херсир взял с собой в эту атаку даже легкораненых, скорее не для битвы, а для того, чтобы напугать врага - все же у Асгейра было немало людей.
Хейдмеркские лучники сделали еще пару залпов, сразив пятерых воинов, прежде чем хирдманы прикрыли финнских стрелков, однако и сами несли потери. Лишь страх перед Асгейром, да жажда мести удерживали бондов от того, чтобы не разбежаться.

Тем временем ряды альвхеймарцев немного раздались в стороны, позволяя пройти чуть вперед своему ярлу в блестящей от высохшей крови кольчуге.
- Эй, Харек Волк! Ужель я наконец встретил тебя в битве, подлый Ночной Убийца?!
- Ужели я слышу твое гавканье, трусливый пес, насилующий детей и убивающий женщин?

Чей я лай услышал
Ты ли пес Асгейр
Голос повышаешь
Из-за спин у гридней?
Вижу очень храбр
Позади дружины
Если солнца битвы
Бок твой прикрывают
Выйди -ка навстречу
Пусть змея кольчуги
Твой язык змеиный
Сделает короче!

Скривился Асгейр:

Как запел наш Харек,
Волчее отродье,
Трус из жалких трусов,
Что глубокой ночью
Резал храбрых гридней?
Убивал их сонных,
Ползая в потемках,
Точно нищий жалкий!

Так отвечал ему Харек:

Все клевещешь Асгейр,
Точно подлый Локи,
Чтоб свои деянья
Оправдать лихие.
Знай - не любы жертвы
Вязу дома павших,
Если их не в битве
Лютой умертвили.
Если кровь невинных
Землю напитала
Отмстит жестоко
Бог мир сотворивший.
Так не жди удачи
В пляске лезвий эхе
Железяки Тора
Выходи на битву!
Никогда не трусил
Харек победитель
С ворогом столкнуться
В честном поединке.
Ты же уклонился
В прошлой нашей встрече
Ныне ж без позора
Не уйти отсюда.
Выходи не прячься
Воинам за спины
А скрести битв жало
С асом пляски лезвий!

Воины застыли, даже бонды опустили оружие и стояли открыв рты.

Кичишся, злословный,
Нет в той битве чести,
Где горит в усадьбе,
Конунгов властилеть!
Нет в той битве чести,
Где на поле брани,
Сонных бондов режет,
Войско иноземцев!
Ты призвал жестоких,
Иноземных змеев,
Что не чтят заветов,
Что не славят Тора!
Пусть язык отсохнет,
Лживый твой и подлый,
Ты, богов предатель,
Волк Агдирский лютый!

Асгейр рванул из ножен меч, да увечная нога подкосилась, и он едва сумел удержать равновесие. Но он и он сам, и его воины видели, что сам ярл не сможет выйти на поединок с такой раной.

- Выходи на бой, подлый убийца! -крикнул Харек, вынимая из ножен меч из вороненой стали. Меч светился в лучах утреннего солнца зловещим синим огнем, а крестовидная рукоять пускала зайчики прямо в ряды вражеского войска. пока шла перебранка, остатки дасткого отряда отступили к к краю леса, и несколько человек из отряда Гилли-херсира вышли им навстречу, помогая добраться до лагеря, и залечить раны.


Чист пред людом и богами,
Выхожу на брань мечей я
И взываю к властелину
Всей земли, Всех вод и неба,
Будет Белый Бог свидетель,
Что моей рукой воздастся
За убитый люд агдирский,
За повешенных на древе
И порубленных в кургане
Для богов что жаждут крови.
Будет этот меч возмездьем
За страданья и увечья.
Чтобы конунг справедливый
Всей Норвегией стал править.

Все слова твои лихие
Я вобью обратно в глотку
Переломит копье асов
Меч что сделан в Свартальвхейме!

- Один! Как мог ты позволить иноверцам сокрушить твоих верных сынов? Как мог дать победу им, когда мы принесли тебе столько жертв?! – Возопил Асгейр, зло ударяя копьем в землю. – Моди, мой верный хельд! Возьми мой топор и убей этого пса, что предал наших богов и привел чужеземцев в наши владения!
- Сделаю, ярл, - отвечал юный воин, принимая топор господина. – Смотри Харек! Это оружие отсечет твою пустую голову!
Моди сбросил с плеч плащ и вышел из-за спин карлов, разминая руки да помахивая топором. Кто-то из слуг поднес ему крепкий щит с изображением серого волка.
Харек перекрестился, и сбросил с себя подбитый мехом плащ из черного сукна, и вытащил меч из ножен.
- Сначала я рассеку твою наглую рожу, а потом доберусь и до твоего господина. Рагнарок уже был, и все боги ваши мертвы! А все жертвы которые вы приносите радуют лишь Йотунов и Хель! Я служу тому кто пришел на смену старым богам обновить этот мир и очистиь его от зла и жестокости! Кирие Элейсон, амен!
Ирландцы, до сих пор стоявшие неподвижно, перекрестились и стали бормотать молитвы.
- Что ж, посмотрим, чей бог сильнее! Наш могучий Тор или жалкий раб распятый на дереве! – Рассмеялся Асгейр. Он верил в силу своего ближайшего Хельда, уже сумевшего одолеть этой ночью берсерков. Харек же не казался слишком умелым воином. Другая мысль не давала покоя ярлу – что если на помощь им подойдут еще воины? Сколько врагов осталось в Хрингасакре? Есть ли хоть один шанс всех их к Хель отправить?
Ярл и Хёльд вышли навстречу друг другу. Размахнувшись, Моди сделал быстрый пошаг и обрушил топор на голову Харека. Харек уклонился, и топор лишь слегка скользнул по шлему-полумаске. И тут же Харек нанес молниеносный удар в грудь. Меч, скользнув между стальных пластин, тут же разрезал кожаную броню и на снег брызнула кровь. Агдирцы и ирландцы издали торжествующий крик.
Однако радоваться им было рано, клинок Харека вошел неглубоко. Застонав от боли, Моди рубанул топором мо лезвию меча, ближе к рукояти, пригибая его к земле, и рванулся вперед, ударяя щитом в лицо врага. Харек едва успел подставить свой щит, и лишь край щита соприкоснулся со шлемом. Край полумаски больно ударил Харек по лбу. Это его только разозлило.
Быстро высвободив меч, Харек нанес несколько молниеносных ударов, рассекая куртку на плечах врага. Меч разрубал даже железные пластины, которые тут же слетели на землю, перерубленные как деревяшки.
- Колдовство! - Отпрянул Моди, едва лишь перерубленные доспехи с лязгом упали на землю. Из его ран сочилась кровь, лишая молодого воина сил, однако он еще держался, укрывшись за щитом и призывно ударяя в него топорищем.
- Сдавайся или умри! -прохрипел Харек. занося меч еще для одного удара.
- Да лучше смерть, чем такой позор! – Отвечал хельд, опасливо следя за клинком противника.
«Почему он медлит? Ожидает подкреплений, не иначе!» Размышлял Асгейр, и мысли эти не принесли ему радости.
- Руби его, Моди! Руби подлого иноверца! – Закричал ярл.
И в этот момент об его кольчугу ударилась стрела. наконечник попал прямо на сочленение колец, и стрела, слабо звякнув, бессильно упала к ногам Харека. Харек демонстративно наступил на стрелу, и послышался хруст сломанного древка
- Прекратить! - Зарычал Моди, словно понимая, что стрелял кто-то из хейдмеркцев, не выдержавших томительного ожидания и желавших отомстить за гибель друзей. - Я его сам убью! Сам!
Юный хельд рванулся вперед, пока Харек отвлекся на стрелу, и вновь нанес рубящий удар, на этот раз сбоку, под ребра агдирцу. На этот раз Харек ге успел отскочить. Кольчуга выдержала удар, но прогнулась, и пару ребер с правой стороны хрустнули. И тут снова Харек поймал противника на встречном контрударе. На этот раз он вложил в него всю силу и ловкость, и удар был столь стремителен, что хельд даже не успел шелохнуться. Лезвие меча разрубило куртку сверху вниз и вспороло живот.
Моди тяжело выдохнул, не веря, в произошедшее. На две половинки распался его дубовый щит, кровь хлестала из разрубленной руки, а кишки медленно вываливались из полученной раны. Однако хельд еще стоял на ногах, побелевшими от напряжения пальцами сжимая топор Асгейра.
- Будь ты проклят, иноверец, - прохрипел он, падая на колени, а затем, вложив в удар все оставшиеся силы, вогнал лезвие в незащищенную доспехами ногу Харека, рассекая крепкие штаны и плоть, оцарапывая лезвием кость, но перерубить ее так и не смог.
Харек снова опустил меч, разрубая плечо хельда. В этот момент к нему подбежали двое ирландцев и финн с мехом в котором была мазь
- Стреляйте! Убейте их всех! - Закричал Асгейр ярл, видя гибель Моди. - Они должны умереть! За Альвхеймар! За Хейдмерк!
Дважды просить бондов не было нужды, натянутые луки зазвенели в унисон, выпуская алчущих крови белооперенных птиц.
- Поднять щиты! Держите строй! - только и успел прокричать Харек. его самого сбили с ног и повалили на землю. Стрелы утыкали землю рядом, не задев ни финна, ни его товарищей, тащивших Харека на себе.
тут же Ирландцы и финны выпустили ответный залп, но их выстрелы были прицельные, и почти все стрелы нашли цели.
- Бьернульв, Гудмунд! В атаку! Торир, бери лучших хирдманов и в бой! - Отдавал приказы Асгейр.
- Господин, со стороны усадеб приближается войско! Уж не конунг Гандальв ли это? - Бросил Торир, вглядывающийся вдаль.
- Нет, то наши враги, быстрее воины, сокрушите иноземцев, прежде, чем они подойдут слишком близко!
Первым вырвался из рядов альвхеймарцев Гудмунд, на вороном коне, буквально врезавшийся в ряды ирландцев, и разорвав их ряды. Хельд рубил мечом всех, кто был подле него, до тех пор, пока воины Харека не подняли его на копья, однако к тому времени альвхеймарцы уже оказались достаточно близко, и, не обращая внимания на сраженных стрелами товарищей, вступили в рукопашную.
Тем временем финн закочил перевязывать рану харека. Ему удалось остановить кровь.
- Дай мне настойку притуплящую боль. Быстро! я знаю она у тебя есть!
К ним приближались альхеймарские воины. Двое ирдландцев встали прикрывая своего командира щитами. Финн дрожащими руками протянул глиняную флягу. Харек вырвал затычку и залпом выпил дурно пахнущую жидкость. А затем вскочил на ноги.
Альвхеймарцы же, благодаря жертве Гудмунда сумев прорвать заслон ирландцев, хлынули в брешь. Пятеро их, занося оружие бросились на ярла и его телохранителей.
Харек почуствовал прилив сил, боль утихла, осталась лишь ярость. Он подхватил меч и набросился на подступающих врагов. Меч со свистом рассекал воздух. Одним-двумя молниеносными ударами Харек разрубал щиты и кожаные куртки. Семь взмахов меча, и трое опытных альвхеймарских хирдманов пали под его ударами. Остальные шарахнулись в разные стороны, и их тут же стали настигать воспрявшие духом ирландцы.
- Берсерк! Берсерк! - Кричали воины, стараясь избежать сражения с ним. Однако сзади напирали свои же, жаждавшие поскорее вступить в битву, и вскоре большая часть воинов уже рубилась, в одной большой свалке. Взметались копья и топоры, падали ставшие бесполезными луки, кто-то выхватывал кинжалы, кто-то мечи - альвхеймарская дружина сражалась отважно, не видя никакого пути к отступлению, кроме как сквозь ряды врагов.
В этот момент загудел рог, и из укрытия, не дожидаясь приказа, вынырнул затаившийся до поры отряд Гилли, присоединившейся к тем людям херсира, что до этого были на виду. Не ожидали люди Асгейра, что столько воинов присоединится к Хареку, славно клин вошел в правый фланг войска альвхеймарского, где одни ополченцы сражались.
- Нас окружают! К ним подмога! Бежим! - кричали бонды, разбегаясь кто куда, точно не понимая, что так их еще вернее ожидает смерть.
Харек с неистовым ревом врезался в ряды альвхеймарцев, его меч сверкал, круша всех на своем пути, а следом шли ирландцы из сильно поредевшего отряда.
- Вперед! за Агдир! Помощь близка! Я слышу рог Гутхорма! - Кричал Гилли, круша вокруг себя хейдмеркских ополченцев двуручным топором. Под напором его людей и отряда Харека в полсотни человек, альвхеймарцы попятились.
Снова протяжно затрубил рог, на этот раз гораздо ближе - к полю боя приближалась рать Хрингарийского Оленя.

Усадьба Хладир. Конунг Хакон и его дочь.

Так издавна повелось, что истинный воин Севера стяжает славу только в сражении. Но лишь тот кто прошел несколько войн да стал головой над селениями многими понимает значение мира. Хакон был стар и ему уж много зим не было потребно доказывать доблесть соседям. А потому не спешил конунг Тронделага и владыка Трандхейма идти на кого-то войной. Сторонний человек, ныне пришедший в усадьбу мог бы решить, что Хакон мирно живет да слыхом ни об какой угрозе не слыхивает. На деле то впечатление было обманным – конунг не выступил первым, сохраняя надежду на мудрость соседскую, но серебра соглядатаем вдоволь пожаловал. Так что теперь щедрый владыка был достоверно в курсе, кому именно Грютинг шлет воронов, и как гонцов его там привечают. Истину говорят: много тяжб в прошлом было с соседями. Да и где на земле северной без них обойтись, коли один конунг другому и родич и родичев губитель единовременно? Однако, Хакон, даже младой да пылкий, разумом не был обижен, и ум тот порой останавливал руку оружную. А потому ныне не имели враги его столь лютой обиды, как неприятели Хальвдана. И меж собою теперь скублись больше, чем с Хаконом. Так что напрасными были думы Грютинга-конунга про то, чтоб объединить разные земли в борьбе против обидчика – каждый конунг тут свой интерес соблюдал да к соседу больше врага неприяздни испытывал.
- Грютинг – щенок, лающий на медведя, и конунги то понимают, - произнес Хакон на беспокойные речи Ассы. Девушка мучилась, зная, что стала причиной немирия, но конунг настроениям тем не потворствовал:
- Будут в сторонке стоять да на сечу смотреть из усадеб. Вот коли бы Грютинг победил – мигом владения бы делить кинулись.
- Но он же не одолеет, отец?
- На все в этом мире воля богов, однако, асы и ваны редко когда дарят помощь свою неумехам, - ответил дочери конунг. – Нападать во гневе на сильного врага, что к тому же и насторожен – путь славный в балладах, но отнюдь даже не умный. Грютинг зря не слушает мудрых… но то выбор его и кончим на этом.
Асса не смела более отвлекать вниманье родителя, и ушла к себе в горницу.
Мужи часто считают, что у женщин отсутствует разуменье в военных делах, и не видят они далее огорода да тына. Порой то действительно так. Однако же, жены и дочери викингов, живущих войной да походами, тоже не слепы и не глухи. Асса верила в мудрость отца – но беспокойство о будущем все же не оставляло. И не в последнюю очередь потому. что ныне вся битва вокруг родительских земель да титула владык Тронделага шла вокруг ее свадьбы. Асса надеялась, что муж будет ей люб. Грютинг подобных надежд не оправдывал – в жены горластому да грубому конунгу женщины меж собой прочили лишь худородных холопок. И дочь конунгова радовалась, что отец отослал наглеца восвояси. Но будет ли Харальд получше? Дед его, говорят, был страшно как лют. да и отец нравом кротким не славился. однако, решать тут было не Ассе, и она хорошо то разумела. А потому и молчала, не прекословя воле отцовой не словом.

Гутхорм руководил тушением горящей усадьбы, когда двое рослых воев притащили к нему щуплого мужичонку, чьи кудрявые, чёрные с проседью волосы и точёный нос выдавали в нём грека.
- Ярл! - пробасил один их воев. - Тут бонды какие-то пришли, говорят, есть им чего тебе поведать. Мы вот этого пропустили, а остальные там дожидаются, - он махнул рукой куда-то себе за спину.
- Чего надо, говори! - проворчал Гутхорм. - Ему было не до бондов сейчас, но всё же известия могли быть важными.
- С-славный ярл, - слегка заикаясь начал тот, - моя имя - Тюрк, я бывший раб, а ныне свободный бонд. До недавнего времени я был в плену у конунгов, но сегодня ночью меня и моих товарищей и товарок по несчастью освободили славные воины Агдира.
- Короче! Говори по делу, без вашего греческого словоблудия!
- Как пожелаешь, ярл! Один из отрядов воинов Агдира сейчас гибнет под ударами Асгейра Жестокого. Я слышал, командира того отряда звали Свейн.
- Асгейр! Где?!! - Гутхорм схватил бонда за грудки. - Где он?!!
- В той стороне...в деревне, - прохрипел бонд.
Первым порывом Гутхорма было брать всех, кто есть и как можно скорее расправиться с Асгейром, но потом он немного остыл и принялся раздавать указания:
- Сотня воинов - за мной! Остальные, продолжайте тушить пожар!
Вскоре ярл Хрингарики во главе сотенного отряда вышел из усадьбы и направился в указанном направлении. Он хотел зайти во фланг Асгейра, но потом заметил ещё один отряд, двигающийся в ту же сторону...

Сообщение отредактировал Orrofin - 25-03-2007, 15:40

V-Z & Hellish Cat

Гутхорм, Альхейм и Харек бьют врага… Даже Асса воюет. А он пока вынужден быть здесь… Одни боги ведали, каких сил стоило Харальду подавить ярость и желание идти в бой.
Но конунг есть конунг. Обычный воин и даже ярл видит только нынешнюю битву, и лишь о ней и мыслит. А вот конунгу надо смотреть на всю войну разом – и не может он кидаться в схватку, забыв о других планах.
Будь проклят Гандальв, решивший нападать сейчас!
Более взрослому человеку легче удержаться от боя. Да и значимости в глазах других с возрастом прибавляется. А сейчас… в юности… так тяжело себя сдерживать.
Но разве это – не битва? Схватка с собственным сердцем, еще более тяжелая, чем с врагом?
Открылась дверь, и Харальд обернулся.
– Входи, Халльвард. Есть у меня разговор к тебе.
Юный хельд, склонившийся было в почтительном полупоклоне, тут же выпрямился, видя, что конунг решил перейти сразу к делу.
"А он ведь ненамного меня старше", почти с удивлением подумал Халльвард. "Видать, ему еще раньше, чем мне повзрослеть пришлось..."
- Я весь внимание, Харальд-конунг, - серьезно ответил он, ожидая...сам не зная чего.
Харальд помолчал, глядя на юношу. Впрочем, ему ли называть его так? Сам-то...
- Ты принял мое предложение и стал в наши ряды, - заговорил конунг. - Скажи, почему? Знаю, что ответили бы мне многие другие... но я хорошо знаю, как думают сверстники. И хочу слышать твой ответ.

Халльвард замялся.
- Знаю, конунг, должен я на вопрос сей ответить со всей прямотой. Но опасаюсь, что не больно обрадует тебя мой ответ. Отец мой, хирдманн Гандальва Серого, был убит в бою, а мы с братом попали в плен. Но потому как мы роду знатного, не стали нас убивать, а предложили верой и правдой тебе служить - иными словами, перебежчиками сделаться. Хоть и тяжкий это был выбор - прослыть предателем или себе и брату жизнь сохранить, но я выбор сделал. Признаться, не думаю я, что подобные причины достойны настоящего воина. Но свое былое малодушие я искуплю в грядущих битвах - ценой жизни ли, крови ли, - но искуплю.
Смолк Халльвард и поднял очи свои на молодого конунга.
- Ты думаешь, что это малодушие? - Харальд встретился взглядом с юношей и вздохнул. - Я уже понял, что часто умереть - самое легкое, а вот чтобы дальше жить... и не просто жить... Вот для такого иногда требуется куда больше мужества. Да и боги будут больше ценить не короткую, а длинную и полную деяний жизнь.
Он прошелся по комнате. Потом вновь повернулся к Халльварду.
- Я ведь не слишком знаю тех, кто служил Гандальву, - искренне признался он. - Своих, агдирцев, я видел с детства, и каждого из них помню по имени и в лицо. И могу сказать, кто что подумает... А вот вас всех я еще не знаю. Хотя и верю, что воины вы хорошие.
Вновь пара шагов... и взгляд, устремленный на собеседника.
- Скажи, Халльвард, к чему ты стремишься?
- А к чему должен стремиться истинный викинг? - взор Халльварда прояснился. - Стяжать себе славу, покрыть зазубринами и кровью врага верный меч и с честью окончить земные дни свои в битве, чтобы потом вкусить меда в чертогах Одина. Все хотят того, Харальд-конунг. Или должны хотеть.
"Странные речи ведет он, странные вопросы задает", подумалось Халльварду. "Но скрывается за ними пытливый ум...Достойному конунгу служу я теперь, не жалею ни капли о своем выборе!"
- Кто будет спорить? - чуть улыбнулся Харальд. - Добыть славы, добиться, чтобы имя твое в веках помнили... род свой продолжить так, чтобы он не угас и через столетия... Все хотят именно того. И я хочу - чего отказываться?
(Харальд не знал, да и не мог знать, что желание его исполнится лучше, чем он себе представлял. Ибо и в далеком-далеком двадцатом столетии от рождества малоизвестного здесь Сына Человеческого Норвегией по-прежнему правят его потомки).
- Но этого, как ты и сказал, хотят все. Наверное, даже Гандальв хочет того же... ну, и еще земель под своей рукой. И ничего большего.
Конунг помолчал. И негромко проронил:
- А я хочу, чтобы еще при моей жизни наша Норвегия стала единой. Не стеной из разных камней, которые друг друга крошат... а гранитной скалой, неподвластной ни стали, ни природе. Власть над землями других - лишь способ такого добиться.
И я стремлюсь, к тому, чтобы и другие мои воины шли к той же цели. Пойдешь со мной ради этого, Халльвард? Поможешь мне сделать страну - скалой?
- Я сделаю все для этого, конунг, - Халльвард опустился на одно колено в знак почтения к правителю и непреложности своих слов, - Вместе с братом мы пойдем с тобой до конца, каким бы ни был этот конец, обещаю тебе!
Немного подавшись вперед, Харальд опустил руку на плечо юноши.
- Я рад это слышать, - улыбнулся он. - Встань, Халльвард. Теперь ты - воин, а не слуга, и не надо опускаться на колени.
И помолчав, он повторил:
- Я рад, что ты со мной.

- Нам нет спасения! - Возопил кто-то из бондов, увидев приближающихся агдирцев.
- Битва проиграна!
- Стойте, трусы! - Древко копья с силой ударило в грудь бонду, повергая его наземь, Асгейр ярл занес острие над поверженым ополченцев. - Каждый ублюдок, который вздумает бежать, будет убит! Сражайтесь, волчья сыть! Ни шагу назад!
Однако страх перед ярлом был уже не столь силен, да и воинство его изрядно поредело в этой битве, чтобы удержать бондов в повиновении. многие из них обратились в бегство, падая на колени перед надвигающимися хирдманами Гутхорма, моля о пощаде. Агдирцы бондов не трогали, разве что слегка били по головам рукоятями особо ретивых, и бежали дальше, торопясь вступить в сражение с отборной альвхеймарской ратью, медленно отступающей к деревне.
- Они бегут! - закричал Гилли. - Дави гадов! Бей альвхеймарских псов! Подмога на подходе!
- Эта подлая победа не принесет вам счастья, агдирские ублюдки! - Бросил Асгейр, запрыгивая на коня. - Бьернульв, Торир, за мной!
Ударив пятками в бока скакуну, и превозмогая боль, ярл рванулся прочь по деревне, сквозь пламя, с следом за ним ринулись выжившие всадники, пешие же хирдманы, понимая, что их участь предрешена, лишь сильнее стиснули оружие, готовясь встретить неизбежное.
- Сдавайтесь или вы все умрете! - крикнул Гутхорм. - Ваш ярл бросил вас как и ваш конунг!
Гнаться за убегающим ярлом и его свитой ни у кого из агдирцев и их союзников уже не было сил, хотя и упустить его - означало, что потом придется вновь столкнуться с ним в битве. Зная Асгейра, и Гутхорм и Харек понимали, что он не забудет этой ночи и будет всячески искать возможность отомстить.
- Мы не те жалкие псы, что предали своего конунга ради агдирского щенка! - Воскликнул один из альвхеймарских хельдов, взглядом провожая исчезающих в дыму всадников. Их ярл спасся, но у других воинов не было коней, а значит оставался лишь один выбор - тот, который отличает викинга от бесхребетного труса. - Валгалла ждет нас! За Гандальва и Альвхеймар!
Мечи скрестились вновь, обреченные воины стояли насмерть, уже не отступая, некоторые даже бросились на врагов в тщетной попытке прорвать сжимающийся круг. Рухнул подрубленный воин, которого тут же добили копьем, с другой стороны со стрелой в глотке упал хейдмеркский стрелок, так и не успевший спустить тетиву. Люди Гутхорма прорубались через утомленных сражением альвхеймарцев, нещадно побивая их острыми клинками. Уставшие воины не могли сдержать их натиск.
- Пощади! Прошу! - Упал на колени молодой гридень, но Гилли Шесть Пальцев вонзил ему в грудь лезвие и отпихнул труп. Херсир, увлеченный битвой, уже не слышал и не видел вокруг себя ничего, кроме кровавой пляски клинков, щедро одаривая альвхеймарцев ударами. уже вскоре оказался он подле своего повелителя, неистового берсерка Гутхорма, чей меч обагрился кровью шестерых противников, вместе прорубались дальше двое воинов, покуда не разметали строй вражеский.
Харек же и его ирландцы с другой стороны напирали, теснили щитовым строем, кололи копьями - не было спасения рати альвхеймарской, бросали оружие выжившие, желая пощады вымолить, сбили всю спесь с гридней гандальвовых мечи каленые.
- Асгейр с вас кровавую виру возьмет за каждого погубленного! - Возопил умирающий викинг, падая на землю.
- Той же монетой он виру получит, что и все вы! - Отвечал ему Гутхорм.
Тридцать семь воинов пленили отважные агдирцы, да больше двух сотен посекли. Завершилась битва в Хрингасакре, никто более не посмел сопротивление оказать харальдовой рати.

Сарасберг с Тельтиаром

Халльвард покинул конунга вдохновленный. Хоть Харальд так и не дал ему никакого поручения, как того ожидал парень, он все равно чувствовал себя много увереннее, чем раньше. Доверие молодого конунга значило для Халльварда очень много, теперь он окончательно решил забыть, кем он был раньше, и смотреть только вперед.
Небо над головой было необычайно ясным, с редкими перистыми облаками, медленно тянущимися на запад. Постояв на пороге несколько минут, Халльвард повернулся и отправился обратно, туда, где оставил брата и Асгаута.
Как это ни странно, но и ярл и юный Сигтрюг все еще были у кузницы, расположившись на поваленом дереве, некогда обтесанном под скамью. Асгаут как раз оторвался от кружки с брагой, так что по его усам стекала пена, слуга же, стоявший рядом с кувшином, тут же принялся подливать напиток в ополовиненую кружку.
- Вот и я, - Халльвард сел рядом с младшим братом. - За здравие, ярл! Крепок ли твой напиток?
- И покрепче пивал, - отозвался Асгаут, но лицо у него, как можно было различить за бородой, было довольное. - А ты не стой столбом, холоп! Налей славному Хальварду чарочку!
Халльвард удивился, но полную кружку из рук слуги принял. Доводилось ему как-то за отцовским еще столом пробовать хмельной мед - но тогда его почти сразу сморил сон.
- Что ж - за конунга Харальда пью! - он сделал несколько глотков. Ох и крепко для юнца! Но чтоб на ветру согреться, - а ветер как раз усилился, - как раз это и было нужно.
- Ну что, говори, о чем конунг-то речи вел? - спросил Сигтрюгг, когда Халльвард постаивл чарку рядом с собой на бревно. - Дело какое у него было?
- То и удивительно, что нет. Вопросы он мне задавал, знать хотел, почему я на его сторону перешел. А больше ни о чем серьезном и не говорили мы.
- Так уж и ни о чем? - Удивился не меньше Сигтрюга ярл, аж кружку отставил. - конунг наш хоть и годами не вышел, да умен и прозорлив. Быть может испытывал тебя как?
- Даже не знаю теперь, - Халльвард смутился. - Разве только на словах. Но он и не спрашивал ничего сложного...над чем я бы надолго задуматься мог...
- Не буду тебя пытать, юный Хальвард, вижу, праздной была беседа твоя, - благодушно кивнул воин. - А значит по душе ты пришелся конунгу, коли он с тобой разговор говорил, да приказов не отдавал. Впрочем, есть у меня дело как раз таким молодцам как вы по плечу.
- Наконец-то, - улыбнулся Сигтрюгг. - Хоть пользу принесем какую-никакую. Ну давай, Асгаут, не томи, что за дело?
- Скажите, братья, вы грамоту разумеете? Рунному письму обучены?
- Добре, - видно было удивление в глазах ярла, сам он грамоте оружные упражнения предпочитал, потому и остался его разум слеп к рунам колдовским, непонятными значками они ему казались. - Вижу я муж ты не только ратный, но и образованный. Такой вдвойне ценен!
- Рад я слышать это, ярл. И что же, все эти умения мне в деле пригодиться могут? Куда же ты нас отправлять собрался?
- Вот, - он достал дощечку, испещренную рунами, и поставленной на ней печатью. - Здесь послание славному ярлу Асмунду Альхеймсону, властителю Вестфольда и моему доброму другу. В целости должен ты доставить его и передать ярлу, Хальвард. Заучи его наизусть, дабы, коли утеряешь послание, сумел передать словами волю жреца Торлейва.
Халльвард взял у ярла послание и наскоро просмотрел его.
- Что же - так и сделаю, как ты сказал, Асгаут. А скоро ли доставить нужно это письмо? Когда нам с братом двигаться в путь?
- Сегодня же собирайтесь, - отвечал им Асгаут, и тон его стал серьезнее. - Вечером кузнец все оружие, что необходимо вашим людям даст, ни в чем отказа не узнаете. коней быстрых возьмете. Дюжина воинов с тобой пойдет твоя, хельд, сам - тринадцатый будешь. Неси весть Асмунду ярлу, довольно ему уже имя отца доброе позорить!
- Все справим, ярл, - пообещал Халльвард. Затем кивнул брату: - Сбирайся, Сигтрюгг. Нужно хирдманнам сообщить, что выдвигаемся мы.
И, попрощавшись с Асгаутом, братья направились ко двору.

Кипящая в жилах кровь постепенно остывала, бой барабанов в висках стихал, а сияние крыльев валькирий затухало. Гутхорм рывком вогнал меч в ножны, а затем бессилие берсерков, это проклятие избранных сынов Одина, навалилось ему на плечи, словно каменное одеяло.Гутхорм покачнулся, но устоял на ногах. Накатывающая дурнота была подобна выматывающему повороту ножа в ране, но ярл стиснул зубы и, выбросив вверх кулак издал рёв, достойный самого Тора:
- Победа!!!!
- Славная битва, мой господин! - Гилли херсир подставил плечо, позволяя ярлу оперется на него. - Вы подошли как раз вовремя, чтобы разметать этих альвхеймарских трусов!
Вокруг сновали воины, кто-то перетягивал раны, кто-то искал убитых товарищей, другие вовсю снимали ценности с поверженных врагов или союзников. Никто уже не сомневался в победе, а потому и не опасались нового нападения.
Гутхорм боролся с мутью в глазах изо всех сил, но всё было тщетно. За великую ярость и неуязвимость в бою расплатой было полное бессилие после него, а потому даже плечо Шести Пальцев перестало быть надёжной опорой.
- Выставьте часовых! - прохрипел он, погружаясь в липкий мрак беспамятства
- Ярл! Ярл! - Начал трясти Гутхорма Гилли, да бестолку. - Эй, люди! Отнесите славного Гутхорма в Хрингасакр! А вы пленных ведите - в селении стены крепкие, подвалы глубокие - пусть посидят, охолонятся!
Обернулся херсир в сторону воинства ирландского, нашел глазами Харека Волка.
- Отважный Харек, - прокричал ему Шесть Пальцев. - Сходи раненых наших из леса выведи, миновала для них угроза, негоже на снегу лежать, кости морозить, когда в деревне их теплая постель и похлебка ожидает!
Кивнул ему ярл, согласился со словами разумными. Двинулись Ирландцы обратно к лесу, оставив на попечение людей Гутхорма тех, кто уже двигаться сам не мог.

Халльвард и Сигтрюгг
(H/C & Тельтиар)

- А это далеко? – Сигтрюгг не поспевал за братом: тот почти бежал к баракам.
- Смотря как добираться, - пожал плечами Халльвард, толкая дверь. – По воде, знамо дело, было бы скорее, но мы на конях поскачем.
В бараке, однако же, не было и половины воинов. Кьярваль, казалось, не выходил отсюда с того момента как появился; Арнульв и Торхалль, двое самых опытных мужей в десятке, говорили о чем-то своем; Фрейгейр, статный красивый юноша, чуть старше Кьярваля-гонца, начищал меч.
- Где же остальные? – вопросил Халльвард, оглядывая барак – может, он грешным делом кого не приметил?
- Знамо дело, разошлись по твоему приказанию, Халльвард-хельд, - отвечал Торхалль. – Ты ведь наказал нам поспрошать у остальных, кто в плену был, что да как, да кто о чем помышляет.
- Собрать всех нужно, и немедленно, - вздохнул Халльвард. – Сегодня в путь трогаемся, в Вестфольд нам дорога.
- Мы их отыщем, - подал голос Фрейгейр и вышел, за ним остальные.
Спустя час все воины уже были в сборе. Нельзя сказать, что известие о предстоящей поездке всех обрадовало – кому-то спокойная жизнь в Сарасберге была мила, а кому-то успела наскучить. Но ни одного слова против не было высказано, и дружина стала собираться в путь.

- Еды собрать надо в дорогу, - напомнил Сигтрюгг брату, целиком занятому оружием. – Оставь пока доспехи и клинки, все равно их не хватает, только вечером кузнец принести обещался.
- И правда, - согласился Халльвард.
Старосту им удалось найти скоро. Седеющий уже муж с необычайно суровым лицом долго выслушивал Халльварда а под конец хмыкнул и покачал головой.
- На честное слово мне ваше полагаться, а, юнцы? Как да когда рассчитываться будете?
- Асгаут-ярл рассчитается, - быстро вставил Сигтрюгг. – Он сказал, нам ни в чем отказа не будет…Что же, не отопрешь нам амбары?
- Асгаут? – переспросил староста. – Тогда не стану задерживать вас более, возьмете сейчас солонины, сколько вам надобно, нацедим браги воинам в путь…
Сигтрюгг хитро посмотрел на брата, мол, что бы ты делал без меня? Тот прекрасно понял его и без слов.
Недостающее вооружение, доспех и лошади – все было доставлено к вечеру. Дощечку с письменами, с которой Халльвард не расставался все это время, поглядывая на нее и запоминая послание, он сунул в мешок, притороченный к седлу и вскочил на своего коня . Остальные уже были в седлах, даже Сигтрюгг, который вспрыгнул на своего скакуна достаточно ловко, несмотря на малый рост.
- В путь, воины! – крикнул Халльвард и натянул поводья.
Солнце только начинало садиться, когда тринадцать всадников выехали из деревни.
- Все удивляюсь этому юнцу, - Кьярваль, ехавший рядом с Фрейгейром, решил вдруг заговорить с ним, указывая на Халльварда. – Два дня в седле, почти без отдыху, а ему как будто все равно.
Тот лишь пожал плечами. В конце концов, что удивительного? Назвался десятником – так должен вести себя достойно и быть примером для остальных. Вовсе не в возрасте здесь дело и даже не в опыте.
Они пересекли границу Вингульмерка и Вестфольда., и сейчас проезжали деревню. Точнее, то, что раньше было деревней.
Ни одного полностью нетронутого дома Халльвард так и не увидел, как ни оглядывался кругом. Несколько изб были сожжены полностью. На дубе, растущем у дороги, покачивались на ветру двое повешенных: глаза их уже были выклеваны воронами, а ноги обглоданы почти до костей псами, бегавшими окрест, а может, и волками, которых всегда много близ леса. Людей на улице не было – лишь изредка можно было заметить испуганные лица, мелькающие в окнах.
- Набег? – предположил Сигтрюгг, пуская своего коня рядом с конем Халльварда.
- Воины Асмунда, - усмехнулся Халльвард. Содержание письма он помнил наизусть.

Спинами воины могли почувствовать направленные на них острия стрел и копий, да провожающие их недобрые взгляды. Видно было - много горя приченили деревне такие же воины, как и десяток Хальварда.
Но вот из большого дома, с почерневшими от гари стенами, появился старец, опирающийся на трость и, прихрамывая, направися к прибывшим воинам. Его испещренное морщинами чело было мрачно, и не сулило гостям ничего хорошего, а судя по недоброму блеску глаз, слишком живых для столь потрепанного годами мужа, ожидать стоило всякого.
- Приветствую вас, воины, откель путь держите? Какому конунг служите? - Произнес он с хрипотцой в голосе, однако вновь могло показатся, что голос его слишком силен для старика.
- Привет и тебе, мудрый, - Халльвард наклонил голову, но спешиваться из осторожности не стал. - Люди Харальда-конунга мы, из Сарасберга едем по его поручению.
- Приезжал тут уже один из Сарасберга, тоже по конунговой воле, - пробормотал себе под нос староста. - И что же за дело у вас к деревне нашей, к Ульвстадиру?
- К деревне у нас дела нет никакого, - честно отвечал Халльвард, - послание мы везем Асмунду-ярлу, волю конунга сообщить ему надобно. Скажите, давно ли был он здесь..?
Сигтрюгг нахмурился. Как бы не боком вышло им упоминание об Асмунде.
Сжал губы старик, ничего не ответил, только голову опустил, словно думая о чем-то. Затем спиной поворотился и бросил не оборачиваясь:
- За мной следуйте, да с коней слезайте. Иначе мигом по стреле получите, вояки конунговы!
На последних словах он откровенно рассмеялся.
Братья переглянулись, воины же насторожились. Халльвард оглянулся и кивнул. Хирдманны спешились, взяли коней под уздцы и направились за старцем.
"Что же тут происходит?" - задумался Халльвард. Предчувствие подсказывало ему что-то недоброе...Да и немудрено это, когда тебе в спину целятся лучники.
Подошли они к дому большому, старик дверь отворил, снег с сапог отряхивая.
- Ну заходи, герой-хельд, потолкуем, а молодцы твои пусть во дворе постоят.
Не глядя назад, чтобы дружина поняла - бояться Халльварду нечего, юный хельд вошел в дом.
- Что же, веди свою речь, старче, - произнес он.
Резким жестом приказал старик юноше сесть на лавку у стола, да придвинул к нему миску с черствым хлебом.
- Угощайся, гость сердечный, пусть потом не говорят люди, что в Ульвстадире обычаев древних не чтят, - произнес он, а затем ближе к Хальварду придвинулся. - А после мне поведай, что же за дело такое у тебя к Асмунду-убийце?! Сызнова конунг крови нашей пролить желает, да землицу трупами задобрить? Такие семена любы Харальду, из них он всходы победы пожать собирается?
Халльвард вспыхнул и положил обратно в миску взятый было из вежливости хлеб.
- Добре, - заговорил он, - слушай же, ежели знать хочешь. Никогда Харальд не проливал крови чужой понапрасну! И недоволен он поэтому Асмундом, и шлет весть к нему, чтобы остановил тот свои бесчинства. Я грамоте разумею, читал послание и наизусть знаю его. Если не веришь ты мне, посланье хранится в мешке, что к седлу моего коня приторочен - пошли за ним, проверь. Но словами такими не поноси Харальда, победу свою он честным путем стяжать сбирается, а не таким, как Асмунд-ярл, которого ты убийцей кличешь!
- Рад бы слова твои проверить, да грамоту я не разумею, - отвечал юноше староста, однако говорил он уже не столь сурово. - Но коли есть дело до нас конунгу, то передай ему о всех тех бесчинствах, что ярл Кровавый с народом Вестфольда учинил, пусть уймет наконец чудище это жестокое!
- Все, что видел я здесь, расскажу конунгу, - пообещал Халльвард, - ибо нельзя терпеть такое более. Но время не ждет, мудрый. Дозволишь ли нам свой путь продолжать? Ведь донести нужно до Асмунда, что недоволен Харальд.
- Ночь уж близко, славный хельд, оставайся в деревне - пусть скромно, но попотчуем, да и ночлегом не обделим, - покачал головой старик. - Отрадно мне слышать, что не все в воинстве Харальда убийцы жестокосердые, есть и доблестные мужи. А то ведь - верой и правдой служил я Хальвдану, за то прошелся Гандальв по деревне моей, точно буран нещадный, а после подмоги мы ожидали от харальдового воинства, а он прислал нам зверя лютого, крови алкающего!
- Видать, невдомек было конунгу, что муж сей такое вытворять начнет, - вздохнул юноша. - Не всесилен наш конунг, хоть и многое ему дано сверх того, что сверстникам его отсыпано рукою Одина.
Немного помолчав, он продолжил:
- Принимаем мы приглашение ваше, хоть и стеснять вас не хотели бы - и так неудобства вы терпите, вестимо.
- Гостя принять - и хозяину почет, - возразил его собеседник, надкусывая черствую корку. - А что до неудобств - верю я, скоро времена лучшие настанут, будем жить как при Хальвдане Черном, в державе крепкой.
Вздохнул старик, приподнял, и вновь рухнул - подломилась стопа.
- Ох, видел я злодейства, что Асмунд млад вытворял, да остановить его хотел - за то он мне пальцы большие на ногах повелел отрубить.
Халльвард поддержал старца под локоть.
- Не думал я, признаюсь, что среди подданных Харальда столь жестокосердные люди скрываться могут, - и тут еще одна мысль смутила сознание Халльварда. - Что же с нами он сделать повелит, когда мы ему вести доставим?..
- Властью конунга вам надлежит от его злых помыслов укрыватся, - посоветовал староста. - Коли он не потерял еще остатки рассудка, убоится гнева конунжего и уступит.
- Верно говоришь ты, - улыбнулся юноша, - благодарю тебя за совет. Что же - пойти сказать воинам, чтобы к ночлегу готовились?
- Иди, юноша, я подам бондам знак, чтобы луки опустили да угощение готовили.

Гюда с нетерпением ждала ночи, изнывая от желания бросить всё и устремится к намеченной цели. Точнее, к выбранному человеку.
После приезда сватов прошло несколько недель, но событие глубоко отпечаталось в девичьей памяти. Раз за разом вспоминала она разговор, страшась будущего. Кто знает, что придёт юному конунгу в голову. Ведь угроза его приближенных могла воплотиться в жизнь. Возьми юность власть над разумом и не избежать кровавой бойни.
Но это были всего лишь оправдания, должные успокоить совесть и объяснить эгоизм. Больше всего девушку интересовала её собственная судьба, желание приоткрыть завесу тайны, окутывавшей будущее, узнать, что за судьба уготована богами. Ну и, конечно, узнать своего суженного.
Наконец, на мир опустилась долгожданная ночь. Тихо одевшись, и прислушиваясь к голосам и шагам, девушка шустро выбежала в сад. Выбравшись через знакомое с детства неприметное местечко, она спокойно направилась в сторону расположенной неподалеку деревушки.
Слуги неоднократно перешёптывались между собой о появившемся не так давно молодом колдуне. Явившись неизвестно откуда, он быстро удостоился славы истинного провидца. Поговаривали, что не было ни одного предсказанного им слова, оказавшегося ложным.
Эйрик же не отпустил к нему дочь, сколько она не упрашивала. "Человек сам творец своей судьбы. Нечего богов понапрасну тревожить лишними вопросами, - лишь таких ответов можно было дождаться". Никакие упрёки и уговоры не трогали конунга. Даже слёзы, последнее проверенное средство во всём, не поколебали твёрдости его.
Именно поэтому и двигалась в ночи Гюда, да и не было никогда такого, чтобы прихоть осталась не претворённой в жизнь.
Отыскав в деревне нужную лачугу, девушка легонько постучала в дверь.
- Кому не спится в такое время, - послышался недовольный голос.
- Пусти на порог, не смотря на время позднее, за советом я твоим пришла.
Дверь с явной неохотой приоткрылась, явив заспанное лицо довольно молодого ещё на вид мужчины. Сквозь образовавшуюся щель поспешно проскользнула Гюда, не оставляя тем самым возможности отказать себе в визите и сразу за порогом скинула с себя капюшон. Мужчина впервые видел её, но не догадаться, кто же наведался к нему в гости, было невозможно. Во всём облике девушки видны были гордость и достоинство. Хотя и помимо этого наслушался он рассказов про конунжью дочку, коя удостоила своим ночным присутствием.
- Приветствую тебя, - девушка чуть склонила голову, выражая своё почтение. – Не гони обратно в ночь, поделись сначала знаниями своими, а потом и сама я уйду и тебя за поздний визит вдвойне отблагодарю.
Колдун жестом указал на поставленный в углу комнаты стол, приглашая присесть, попутно разглядывая в неровном свете черты лица ночной гостьи, стараясь запомнить и не упустить ни одной детали, одновременно поражаясь, как же людская молва не может передать всей красоты её в полном объеме.
- И я тебя приветствую, Гюда, дочь Эйрика. Зачем пожаловала ко мне. Что серьёзное стряслось или в неизвестности прозябать наскучило?
- Обо всём хочу знать я, но интересует меня больше, какая судьба мне уготована. Если ты не ответишь, то и обратиться не к кому больше, - девушка всматривалась в глаза севшему напротив хозяину, словно пытаясь в них прочитать ответы на мучавшие её вопросы.
- Что ж, не могу я тебе отказать. Коль пришла будущее узнать, не буду от тебя ничего таить, расскажу тебе всё, что сам увижу.
Колдун направился в соседнюю комнату, вернувшись с тёмным потёртым мешочком в руках, хранящего в себе руны. Его первые и единственные руны, сделанные им самим давным-давно, когда ниспосланный дар только открывался глупому мальчишке, нисколько не постигнувшему мир.
Присев за стол и любовно перемешав своё сокровище, запустил он руку в мешочек. Первая – прошлое, вторая – настоящее, третья – будущее. Нежно отшлифованные не одной сотней прикосновений костяные овальные руны с аккуратно выведенными на них символами в свою очерёдность ложились на столешницу.
Колдун внимательно рассмотрел каждую из них, то отрываясь и пристально вглядываясь в лицо нетерпеливо дожидавшейся ответа Гюде, то снова склоняясь к столу. Затем одним лёгким движением скинул руны обратно в мешочек, тут же ловко завязав его.
- Не могу я тебе ничего определённого сказать, госпожа. Вижу прошлое твоё отчётливо, но ты сама его знаешь, вижу настоящее твоё словно сквозь туман, не вижу будущего твоё, неясно оно и расплывчато. Не хотят боги, чтоб знала ты о грядущем. Строй сама судьбу свою, ничего не упуская.
- Да как же тебя люди мудрым и могущественным называют, коль даже мне ответить не можешь? – Девушка резко вскочила из-за стола, грозно глядя на несостоявшегося предсказателя. – Как смеешь ты головы людям морочить?
- Не в моей власти это, во власти богов. И не нам, смертным, решать, что правильно, а что нет, - колдун слегка прикрыл глаза. – Могу сказать тебе то, что вижу, но к тебе лично не относится. Коль пригодятся тебе, быть тому. Запали незнакомцу слова твои переданные, будет у Норвегии правитель единый и великий. Удержит он власть, и дети его править ещё будут. Пересекутся ваши дорожки. А когда и зачем, то мне неведомо.
Ничего не добавил более колдун, не поддался на уговоры.
- Вот плата твоя, как и обещала. Негоже словами впустую разбрасываться, - промолвила Гюда, бросив на стол мешочек с монетками и направляясь в обратный путь.
Колдун же надолго остался сидеть за столом, глядя на покоившиеся руны.

Харек поручил Гилли отыскать второй лагерь, где и его раненые воины размещались. А сам направился в первый лагерь, где были оставлены воины, раненые в битве с войском Эйстенсонов.
Кайл, оставленный Хареком стеречь раненых, вышел навстречу своему командиру.
- Мы победили?- спросил он, оглядывая усталых людей.
- Победили...-произнес Харек, устало опираясь на пень. Это была славная победа. Три победы за одну ночь... Мы разбили три рати... И треть нашего войска полегла в той битве...
- Это деяние достойное самого Кухулина или Зигфрида убийцы дракона.... Или Беовульфа... - произнес Бранд - Хёльд - один из немногих норвежцев, живший в Ирландии, и пришедший сюда с Хареком.
- Боюсь, здесь никто не оценит наших подвигов... -произнес Харек с печалью в голосе. Потому что мы не признаем богов этой земли, а я отрекся от них...
- Как это не оценит? А скальды на что? - коренастый мужчина возник из темноты, и не дожидаясь приглашения сел на ближайшее бревно.
Тоже даром не обижен
Ткани Игга дарованьем
Машешь ты змеей кольчуги
Мечем уст разишь не хуже...
Харек усмехнулся, и потеребил ус. Затем произнес:
- Лестно похвалы послушать
если речей муж достоин
но не верю славословьям
от людей мне незнакомым.
Гость усмехнулся в ответ, и хлопнул Харека по плечу.
- То ли дело, чтоб знакомства
Турсов гнателя питомцы
как трясины избегали
кровь скрепит обручье стали...
Ну а Видар пляски лезвий
Новых вис пусть не стыдится
Кто прошел тропой медведей
К вражьим станам, и без страха
много больший хирд сразивший
славных вис поток снискает...

- Вижу я не зря ты пьешь мед Игга, словоплет. - сказал Харек, засмеявшись. - Но бледнеет искусство наших лучших скальдов перед уменьем певцов из страны Эйр, которые двенадцать лет искусство пения, игры на арфе и сложения стихов постигают... Оттого и я не смею более слагать ничего кроме вис коротких, что войска на битву вдохновляют...
- Видел я твои битвы все. -сказал гость. - Меня зовут Тормунд скальд сын Торварда из Мёра.
- Далеко же тебя занесло, Тормунд сын Торварда... -сказал Харек задумчиво.
- Все мой меч врат ума палаты. - вздохнул скальд. - Разит всех без разбору, и ручьи бури слов проливает, оттого и неприятности мои всюду за мною следуют, и гонят от дома к дому. Нельзя же прославлять властителей за то что они не сделали, иначе это не похвала, а насмешка будет. И разве виноват скальд, если правдиво деяния властителей воспевает, а властители этих деяний стыдятся и погоняют правдивого скальда куда подальше?
- Плохи те властители, которые деяний своих так стыдятся, что даже скальда не боятся обидеть - произнес Бранд, нахмурившись.
- Вот и постигла их кара. И братьев Эйстенсонов, и Гандальва из Альхеймара, покровителя моего, который в угоду гостям лихим меня на мороз выгнал в одной рубахе...
- А кто был твоим покровителем? - спросил Харек.
- Гудбранд хёвдинг, да забери Хель его черную душу вместе со всеми его гостями знатными... Мало кто из костра того вышли, который Хригнарийский олень учинил в усадьбе... Слышал я что конунг ваш хоть и юн, но умен и справедлив, и великие деяния ему пророчат в грядущем...
- Истинно так... Хороший сын у Хальвдана Агдирского уродился - сказал Даг, один из хёльдов Гилли ярла. - Когда в Вестфольде битва с Гандальвом была, стоял он впереди своей рати, и не боялся летучей смерти, и клювов птиц Одина не сторонился, и победу одержал великую. И даже с пленниками обошелся милостиво, многие ему служить пожелали, и удача его велика...
- Оттого и я решил на службу вашему конунгу поступить, что где удача и милость властителя, туда и сердце скальда тянется...

- Падки осы на мёд, вороны на кровь, волки на мертвечину, а скальды на награды - съязвил Бранд. Однако к его удивлению, Тормунд никак на насмешку не отреагировал, а лишь усмехнулся.
- Я тут к вам с посланием пришел. Велел мне передать Гутхорм конунг, что негоже вашим раненым задницы на снегу отмораживать, и что ждут вас в Хригнисакре палаты для ратных мужей, еда и питье теплое. Значит, велено вас поднять из лесу, и к усадьбе всех привести.
- Мы в лесу с начала похода жили, а поход наш еще с осени длится - сказал Бранд.
- Тем более мыс радостью примем гостеприимство конунга. А много ли от усадьбы уцелело? - спросил Харек.
- От самой усадьбы мало что уцелело, а вот селение все цело, потом что собрал Гутхорм конунг всех бондов окрестных и велел ограду сносить и воду носить, чтобы огонь далее не пошел, и на скирды с сеном и амбары не перекинулся. Потому уцелело многое.
Харек вздохнул.
- Что же. Передохнем тут малость, потом соорудим волокуши и носилки и потащим своих раненых в Хригнисакр. Только тяжелых раненых у нас нету почти. Либо легкие раны получили в бою и в строю остались, либо смертельные раны получили и ушли в страну предков...
Он поднялся на ноги, и окликнув десятников, отдал приказ, а также приказал финнам передать приказ Гилли ярлу и оставшимся с ним людям, чтобы собирали раненых на носилки и шли в селение.
- В селении знахари и женщины тамошние о наших раненых позаботятся - сказал Даг - не больно любо им было правление братьев, а гутхорм милость им показал свою и великодушие, и теперь его своим конунгом они величают...
- Это хорошо, что врагами нас не считают более местные жители, тем спокойнее нам будет в селении - произнес Харек.
Спустя полчаса уцелевшие воины из отрядов Харека и Гилли шли к усадьбе, и несли своих раненых на носилках, или везли на санях вместе со сложенными шатрами и шкурами... С грустью смотрел Харек на свое поредевшее воинство. И хотя полторы сотни ирландцев и три десятка нортумбрийских наемников все еще в строю были, и еще полсотни везли они на санях или несли на носилках, печальны были думы ярла. Мало у него теперь было сил, чтобы еще в один поход идти... Но хоть и был он лишь союзник конунгу, а не слуга его, волю конунга исполнять надо. Он попытался вспомнить все, что ему было известно про Ранрики и окрестности этой земли... Ясно было, что не захотят его ирландцы и прочие наемники в этой бедной и глухой земле обосноваться, и если где и осесть возжелают, так в земле богатой, которая на перекрестке торнговых путей лежит, и куда вести все из других краев слетаются. Именно такой страной и была Ранрики - земля Ран, супруги Эгира - владыки морских чертогов. Издревле там строили свои усадьбы морские викинги, и свозили туда все добро свое, награбленное в других краях. и кто той землей завладеет, тот и богатство большое получит, и рать большую собрать сумеет, и нету равных тем воинам.
Помнил Харек со слов хёвдинга острова Мьён, что большинство викингов сейчас в краях чужих остались зимовать, а это значило что мало людей остались в виках стеречь их богатства. Братья Рагнарсоны сейчас в Англии уже третий год свирепствуют, и про земли свои совсем позабыли, хоть и отец отмщен уже давно, а видать вошли во вкус, и не угомонятся теперь, а ярл Ранрики Торкель нынче в земле Франков сидит, оброк с их властителя собирает, чтобы уйти весною восвояси с добычей, а Торстейн из Халланда в земле Саксов засел, сжег их город Гамбург, и его богатства разграбил, и устье Эльбы зимовать остался, а домой вовсе не торопится, и даже Хаки Черная Шкура из Вермаланда в земле фризов остался в своей новой крепости Арнемборг - видать много добра в землях смуглых людей награбил, и слишком там засиделся, а теперь из-за зимних штормов побоялся не довезти все домой,. А еще многих викингов Хельги Вещий Воитель- регент конунга Гардарики Ингвара, сына Рюрика- с собою позвал, чтобы все страны и племена по пути в Микльгард по рекам покорить, и теперь плывут его струги по рекам лесным... А это значило, что ни данов, ни готов, ни свеев, ни тех же саксов опасаться сейчас не стоит. Первый, кто решится придти в Ранрики и наложить руку на ее богатства, будет иметь и время, и возможности, чтобы в той земле закрепиться, и удерживать ее от всех кто на нее права предъявит...

Сообщение отредактировал Ноэль - 30-03-2007, 9:37

Асса задумчиво смотрела в окно. Это не входило в ее привычки, просто там сейчас о чем-то переговаривались и смеялись две служанки. Обе молодые, статные девушки со звонкими голосами и блестящими глазами.
Щурится Кюна, как кошка на подоконнике, пригрела старые кости на солнце. Да, силы в ней еще остались, да не те. Раньше вот, когда была молодой да шустрой, только так выпутывалась из передряг.
А теперь..
Вспомнилась Ассе история, когда Гандальв в плен ее взял, да сам уехал. То-то кюне не до смеху было. Это быстроногой Рагхильде можно было от Хаки с братцем по лесам бегать, да не тот возраст уже у старой Ассы.
Расплылась в улыбке старуха. Ноги ее тяжело несут, спина к земле сгибает, в могилу тянет, а в своем уме еще кюна, хватило знаний да опыта, чтобы выбраться!
Кого опоить, кого заговорить - быстро нашлись тогда, в плену темном и суровом для ее изнеженных в последнее время старых костей, сообщники да заговорщики против своего господина. Помогли мудрой Ассе бежать, да еще думали, что в выйгрыше остались!
Снова усмехается старуха, хитро блестят мутные старые глаза на солнце. Не та она уже, чтобы доброту свою направо и налево разбрасывать - сама спаслась, и ладно, хоть трава не расти. Земля, добро свое в опасности было, спешила Асса и шла, как и всю жизнь до этого, по головам.
Конечно, выпали и в старости ей испытания в виде этого плена. Да все равно теперь сидит старая кошка у окна, щурится на дворовых девок да усмехается своим старушечьим, пыльным мыслям.

Лес. Конунг Гандальв.

Тяжек путь через зимний лес, но еще более тяжкий камень ныне лежал у Гандальва на сердце. Горд был властитель Адьвхеймара, и, вестимо, не по нутру было ему бегать от ворога лукавого, в кустах хоронясь. Да от кого – от мальчишки, едва вошедшего в возраст.
«Ой, хлебнет еще Норвегия горя с этим йотунским отродьем», - ожесточенно думал конунг, продираясь через подлесок. Сил да умения ему было не занимать, старость серого владыку догонять пока не спешила, так что переход сквозь чащобу не отгонял дурных мыслей. Хоть и спешил конунг вперед, сил не щадя – желал побыстрее успеть в свою кровную вотчину да стрелу по селеньям послать, воев сбирая. Ибо, как и говорил Гандальв покойным ныне соратникам, не будет ему покоя, коли Харальд еще ходит под небом. Счет альвхеймарского конунга агдирскому стал не просто велик – огромен, и Гандальв сам затруднялся представить, что надо сделать с врагом, какой смертью его умертвить или какому позору подвергнуть, чтоб сердце его успокоилось. Ярость ослепляла – и тут, в одиночестве средь столетних деревьев не было мудрых советчиков, вроде ярла Барвайга. Да и духи лесные, сгубившие Красного ярла, явить себя не спешили. Видимо, даже лесных обитателей пугала горевшая в сердце гандальвовам злоба. В таком состоянии одиночество – отнюдь не хороший выход.
Не имея возможности прямо сейчас достать супротивника клинком, конунг прибег к яду словесному. Никогда прежде Гандальв не пил меда поэзии и висы не складывал. Всю свою жизнь он крепко стоял на земле, в отличие от праздных мечтателей, и поединкам из слов предпочитал споры оружные.
А вот время пришло – и будто другой кто уста конунговы разверз и вынул яд из его сердца наружу, заставил его излиться словами. Ой, черен был тот наговор, и некому было молить владыку Альвхеймарского отступиться:

Слушайте, асы, Гандальвов сказ
Сагу про Харальда, порчу и сглаз
Родичу этому конунгу желал
Чтоб побыстрее в Вальгаллу попал
Ну, коли в Хель забредет по дороге
Не почернеет Гандальв от тревоги.
Чтобы Харальдова подлая сила
Беды потомкам его приносила
Чтобы под кровом тем мира не знали
Чтоб за столом не друзей привечали
Чтоб один брат топор поднял на брата.
Чтоб тяжела была Харальда плата.
Чтоб отлились ему дяди деянья
Чтобы за бабку пришло воздаянье.
Чтобы в веках эта злость повторялась.
Чтоб недостойным корона досталась.
Примешь проклятье, ты, Один-отец?
Будет счастливым Гандальва конец.

Кровь – это страшная сила. Шептуны, знающиеся с темным колдовством многие заговоры на крови накладывали. Из нее начинается жизнь, и через нее можно достать сердце тех, в ком течет та же руда. Харальд и Гандальв были близкие родичи. Ослепленный яростью и мечтающей о мести, конунг обещал асам свою жизнь – и свою кровь за право исполнить проклятие.
И боги услышали.

… а далече оттуда Хаки Гандальвсан вздрогнул, зябко поведя плечами. Как будто холодная рука на миг сжала его сердце, а перед глазами встал лик отца. Недобрым было видение: от призрака холодом вдруг потянуло…

Хрингасакр. Гутхорм. Харек С Оррофином


Гутхорм очнулся как и всегда резко и сразу. Мути, предшествовавшей погружению в небытие не было, наооборот! Разум ярла был кристалльно, болезненно ясен. Над ним стоял верный Гилли.
- Шесть пальцев, - сказал Гутхорм, поднимаясь на соломенном ложе и осматриваясь. - Сколько я был в беспамятстве?
- Три часа, господин, - отвечал Гилли, сам подавая ярлу студенной воды. - Харек и другие наши люди вернулись в Хрингасакр, только вот Альхейма все нет.
- Сколько наших погибло и было ранено в битве с Асгейром? - спросил Гутхорм, утирая усы и поднимаясь с ложа. Голова тут же закружилась, но ярл быстро одолел эту мгновенную немочь.
- Даны почти все полегли, немного их выжило, - отвечал Гилли, чуть отстранясь, чтобы не мешать ярлу вставать. - А наши люди до сих пор погибших считают, да среди домов обгорелых тела ищут. Могу сказать лишь, что несметное воинство погубили мы этой ночью - не меньше двух тысяч врагов пали, другие же разбежались или в плен попали! У нас потерь меньше намного!
- Всем павшим в битве, да с оружием в руках надо дать достойное погребение! - немного подумав приказал Гутхорм. - Не важно, с какой стороны они бились - в Валлгале только по доблести различают!
- Даже рабам и бондам? - Удивился Гилли.
- Тем, что в битве, да с оружием пали - да! - кивнул ярл. - Один примет их!
- Отдам я распоряжение, мой господин, да только много времени это займет, а у нас люди уставшие и измотанные, - согласился херсир. - Однако есть у меня и другое дело к тебе, ярл.
- Устройте общий погребальный костёр для рабов и бондов и общий же для воев! Пусть на огненных лодьях несуться к мосту Биврёст! Что за дело?
- Среди людей, что Свейн освободил в деревне, были вестфольдские бонды, да окромя них девица одна, - начал Шесть Пальцев, однако с трудом давались ему слова, точно подобрать он их не мог.
- Кто такая? - Гутхорм заметил странность херсира и решил подбодрить его. - Говори всё как есть!
- Скажу тебе так, Гутхорм, никогда я не видел, чтобы так мужчина с женщиной обращался, как с ней обошлись, - выдохнул херсир. - Я воин бывалый, много смертей видел, много пыток знаю, многие сам применял, но что бы так с девицей поступить - зверем лютым надо быть, не человеком!
- Что с ней? - нахмурился Гутхорм. С тех самых пор, когда Хаки-берсерк хотел силой жениться на Рагхильде, ярл Хрингарики не терпел насилия над женщиной, с огромным трудом приучив к этому и свою дружину.
- На теле следы от побоев нещадных, спина иссечена вся и ножом изрезана, я уж о другом насилии и не говорю - ты сам понимаешь, сколько охочих молодцев до тела молодого у Гандальва в войске было, - отвечал Шесть Пальцев. - Да боюсь, не приглянется она боле никому, даже бонду распоследнему или рабу. Лицо ее - один ожег сплошной, кожа струпьями свисает, глаз один выжжен, да и волосы... трудно мне подобное описывать, да не это самое неприятное, пойми меня, ярл.
Гутхорм выругался. Очень и очень грязно.
- Она жива вообще? - хмуро спросил он.
- Коли была бы мертва, так стал бы я тебя беспокоить? - Удивился Гилли, а затем сам приложился к кружке, точно забыв, что в ней вода простая. - Там бы в костер или в могилу, вот и вся недолга, так ведь нет, жива девица, и более того - не простая холопка это, а невеста конунга нашего, в доме отца полоненая - Эльвинг.
- Великий Один! - выдохнул Гутхорм.
- Да, скорбна весть моя, господин, - продолжал херсир, переведя дыхание. - Сам Гандальв над ней насилие совершил, лишил девства да опозорил, а пес его Асгейр пуще конунга зверствовал. Об одном я жалею - что сумел уйти негодяй этой ночью!
- Гилли, кто ведает про это?
- Про Асгейра? Да все воины наши видели, как бежал трус!
- Да не про Асгейра, Тор его порази! - махнул рукой Гутхорм. - Про то, что с невестой конунговой случилосью
- Один я ведаю, да еще может Свейн покойный знал.
- Тогда сделай вот как: тайно выведи её, пристрой где-нибудь и позаботься о ней. как о сестре собственной! А Харарльду скажем, что мертва его невеста. Что погибла в плену у Гандальва. Молод он ещё и может наделать глупостей, правду узнав.
- Справлю я все, как ты велишь, мой господин! Ни в чем отказа девушка знать не будет...
Стук в дверь прервал слова благородного херсира, появился в проеме дверном воин молодой с волосами от бега растрепанными:
- Ярл Гутхорм! Ярл Гутхорм!- Бросился он на колени перед Сигурдсоном. - Не вели казнить, дозволь слово молвить!
-Встань, воин, - нахмурился Гутхорм.- Встань и молви, а заоно скажи, как звать тебя
- Бранд имя мое, был я хельдом ярла Альхейма Смелого, да тяжко мне теперь о службе ему говорить!
- Что с Альвхеймом? - быстро спросил Гутхорм
- Ушел он, едва только битва закончилась, собрал всех людей своих и ушел! - Ответствовал молодой викинг. - К головной усадьбе хейдмерской он идет - поклялся ярл захватить ее и весь Хейдмерк отдать под руку Харальда.
Гутхорм с большим трудом подавил подсердечное ругательство в адрес Альвхейма и поинтересовался:
- Скажи мне, Бранд, а не ведаешь ли ты, что случилось с берсерками, коих я Смелому в помощь дал?
- Полегли берсерки в сече лютой! – Произнес Бранд дрожащим голосом. – Их первыми поставил Альхейм, да подмоги им не дал! Славно сражались воины Одина, но было на каждого по три-четыре врага, не сдюжили… А после и вовсе уйти позволил ярл ворогам альвхеймарским, только раненых их добил – не стяжал доблести, лишь позором имя свое покрыл!
- Из-за его трусости многие хорошие воины полегли у деревни, - вмешался Гилли. – Это же он, Альхейм, Асгейру уйти позволил!
Тяжко вздохнул Гутхорм, неприятные мысли его терзали.
- Пошли за ним людей, Гилли…
- Не догнать его уже, далеко ушел, - сокрушался Бранд. – Ты прости мне ярл, что я раньше рассказать тебе не сумел об этом!
- Пусть его, господин, - примиряюще произнес Шесть Пальцев. – Будет на то воля Одина, сгинет Альхейм в сражениях, много еще воинства вражьего в Хейдмерке, а коли нет – так перед конунгом в свое время ответ держать будет. У нас еще здесь забот немало!
Согласился с ним ярл, многое еще сделать требовалось, чтобы власть укрепить, да дальше двигатся, покуда враги в замешательстве.
Приказал Гутхорм привести к нему знатных пленников, и повелел им в верности присягнуть Харальду конунгу или же встретить смерть достойно. Но согласились ярлы принять правление сына Хальвдана, ибо их повелитель Гудбранд Хевдинг пал, а за мертвеца умирать они не желали. Так вскорости выступил Гутхорм и Гилли с ним в Гудбрандсдалир, подчиняя ярлов и карая непокорных, и нигде им препон не было, ибо далеко разошлись слухи о битве в Хрингасакре, о гибели Гудбранда и с ним еще троих славных конунгов – многие сами бежали в ноги дяде конунгову кланялись, воинов своих ему в помощь давали.
И месяца не прошло – овладел Гутхорм Сигурдсон всем Гудбрандсдалиром, без единой большой битвы, крови по напрасну не лил, власть ярлам подчинившимся во всей полноте оставлял, дома не жег, девиц не насиловал, людей не грабил. Другой порядок установил хрингарийский ярл на захваченых землях – в каждом фюльке сажал он верного Харальду ярла, и должен был тот ярл поддерживать закон и порядок в своем владении и собирать с людей взыски и подати, треть себе оставляя на расходы и содержание люда чернового, а две трети конунгу отходили. В подчинении у ярла было не меньше четырех херсиров, а у господ знатных и богатых и того больше, и следовало каждому ярлу отряжать на службу конунгу по шестьдесят воинов, а каждому херсиру – по двадцать, да в тяжкое время ополчение по всей земле собирать. Хуже бондам пришлось – присвоили конунжьи люди их отчины, и за владение землей да домами большой данью их обложили, с той дани и ярлы и хирдманы кормились, прославляя властителя своего нового. Настолько увеличил Харальд конунг эти дани и подати, что у ярлов его было теперь больше власти, чем у конунгов иных, а потому все новые знатные владетели шли к нему на поклон и становились его людьми.

Харек же Волк со своими ирландцами поворотился в Раумарики и дальше в Вингульмерк к Харальду конунгу, который сам уже выехал к Хейдмерку, едва лишь получив вести о славной победе дяди своего и соратников.

Хейдмерк. Альхейм Смелый

Уведя воинство от Хрингасакра, спустя два дня добрался Альхейм ярл до конунжей усадьбы, лишь ненамного опередив вести о гибели Фроди конунга, а потому с наскоку сумел занять ее, да смерти лютой предал многих родичей Эйстенсона, холопов же и другой люд себе на службу определил.
К усадьбе же Хегни послал ярл Хедмунда берсерка с его неистовыми воинами. Жестокая сеча там случилась, да не выжил никто из хейдмерских людей, дом свой защищавших. Не пощадил берсерк в священной ярости своей ни детей, ни женщин, лишь когда пелена кровавая с глаз его спала осознал, что натворил он, да поздно уже было.
Альхейм ярл, в то время, едва лишь усадьбой завладел, взял себе в жены младшую сестру Фроди конунга, не смотря на то, что она на двадцать лет моложе его была и жрецов принудил брак их освятить перед Одином и Фригг. Так сделался ярл Альхейм правителем всего Хейдмерка и когда подошло воинство хейдмеркское, спешно собранное вышел он ему навстречу, и заместо битвы клятвы верности от ярлов и хевдингов принимать стал. Вскорости Альхейм гонцов послал к Харальду с заверениями в своей верности и дорогими подарками. Уже видел он себя старшим среди ярлов конунговых, да правителем не только Хейдмерка, но и Раумарики и Вестфольда, где сын его поставлен был.

Наумдаль. Хроллауг и Херлауг

- Час настал брат мой, - глаза Херлауга горели таким ярым пламенем, что по сравнению с ними огни Мунспельхейма показались бы холодными. - Курган достроен, и прорицание сбывается! Никто не посмеет встать на пути у рати наумдальской! Воины, сегодня я приведу вас к славе!
- Наумдаль! Херлауг Конунг! - Разразились дружинники дружными криками. Седоусые ветераны и безбородые юнцы - все как один сегодня собрались оружно и доспешно, по приказу своего повелителя, дабы идти на давнего врага. Многие из них помнили, какие обиды нанес им Сигурд Олень, а потому жаждали поквитаться если не с ним, так с его сыном. Жаждали разорить Хрингарики и обратить в полон всех ее людей.
- На коней воины!
Дружно шла облаченная в железо рать, ехали плотным строем всадники - знатные ярлы, лучшие мужи Наумдаля, блестели на солнце шлема и наконечники копий. Тянулась длинная вереница мимо огромного кургана, где погребли братья-конунги своего отца, убитого Сигурдом. Огромен был курган, воистину не нашлось бы во всей земле Северной большего, каменная дверь закрывала в него вход, да столь тяжелая, что шестеро мужей лишь могли ее отварить. Четыре окна было у кургана, и туда ссыпали слуги серебро и золото, а на вершине кургана поставили трон золоченый. На нем сидючи и следил Херлауг конунг за войсками своими. А подле него стоял брат его Хроллауг, и не разделял он радости братовой.
- Чую беду я, не в добрый час мы войной идем на соседей, - прошептал он.
- Лучшего времени и не подгадать было б, - отмахнулся Херлауг. - Враги наши в Хейдмерке увязнут, дорого им битва с Фроди обойдется. А на юге Сульки конунг Агдир теснит, да на востоке Эйрик Энундсон - смотри брат, не сдюжит Харальд-щенок, раздавим его и за отца отомстим!
Далеко уносились слова, сотнями глоток выкрикнутые:
- На Хрингарики!

Рагаланд. Сульки, Сати и Кьятви

Гремели сталью верные гридни, готовились к дальнему походу. Никто не сомневался в победе, да только пример Кьятви мало кого вдохновлял, потому-то и не слышалось в их возгласах глупой бравады. Лишь за конунгом своим, в доспехи облаченным следили.
Мрачнее тучи был Сульки властитель. Не желал он покидать усадьбы богатой, да жены и детей малых, но и воинов родичам доверять, однажды уже доверия не оправдавшим не мог. Потому-то и главенствовал Кьятви ярл над одной лишь частью рати, а над другой Сати, конунга брат родной поставлен был. Могуч Сати, кулаки пудовые у него: дерево ударит - кору расшибет, по камню ударит - крошка посыплется. Топор в руках у ярла огромный, таким деревья перерубать только.
Сам Сульки коня седлает, в стремена ноги ставит.
- Должно нам, воины, забрать то, что по праву нам принадлежит, - провозгласил конунг. - Агдир из дряхлых старушечьих рук мы заберем. Много в Агдире дев красивых да усадеб богатых, всем вам добычи хватит!

***

...Продолжали сгущаться тучи над землей северной, так, словно наступили Сумерки Богов и пожрал Волк Солнце, настал Век Меча, Век Топора – поднимали оружие друг против друга ярлы и конунги. Борьба за власть, за единство страны – самая жестокая борьба! И суждено одному лишь было из нее победителем выйти, другим же всем головы склонить или сложить в битвах нещадных...

Закрыл старый монах книгу буквами испещренную, отложил, да за чистым пергаментом руку протянул - эта сага завершена была, но многое еще поведать следовало о деяниях Харальда конунга, да его знатных соратников и о врагах его сильных и могучих. Лишь бы сил старческих хватило перо в руке удержать, лишь бы разум ясен оставался да память злой шутки не сыграла.

Сообщение отредактировал Тельтиар - 30-03-2007, 0:06

Прикл доведен до логического конца и добавить больше нечего. Посему закрыто.