Йиркманская баллада, парный прикл с элементами жесткого ЛСР

[Кысь >>>]

Потом о них всех, конечно же, сложат балладу. Это будет романтичная история любви короля и шута, наполенная подвигами и лирическими моментами. Глупости, ссоры и слабости останутся вне стройных куплетов, минуют их и судьбы тех, кто был рядом. Таковы законы жанра, ничего не попишешь. Сильный голос барда разнесется под гулкими сводами Ктежского Замка, нежное сопрано певицы подхватит припев у стойки "Светлячка". Какой мир без своих легенд? А пока жизнь продолжается и до конца песни далеко. Пока что его шрам нисколько не романтичен, а в речах не сквозит героизм. Пока что ее никто не назовет образцом изящества и скромности. Пока что их выходки вызывают у окружающих раздражение чаще чем что либо иное. А значит, будут и глупости и ссоры, и слабости, и маленькие повседневные чудеса. Но и в выверенных строках баллады, и в неуклюжих абзацах нашего повествования красной нитью сквозит одна и та же идея - неуместных романов не бывает. Потому что иначе очень быстро неуместным становится окружающий мир.

Ну, кто в курсе сюжета Гибели Йиркмана, наверняка, в курсе и этой истории. Мой герой в то время был королем Аргодора. И был у него шут... Нет, нифига, шутесса. Девчонка, хорошо если пятнадцать дадут. Слепая. Король был гневлив, резок и капризен, его дурак был зол и остроумен, как и положено дураку. Периодически в шутессу летали предметы, периодически остроты попадали в цель не хуже... В общем, все как и положено быть при дворе обычного узурпатора.
А потом не то друг, не то враг наслал на короля кошмары. Скажете, фигня, просто плохие сны? А вот король сдался через неделю. Даже жаловаться начал, не придворным, ясное дело, даже не женщинам. Шуту. А дальше плавное течение оригинальной истории Йиркмана тихо и в муках сдохло, и начался этот прикл.

Заранее предупреждаю всех, кто собирается это читать: мы пишем мелодраму. А значит правда жизни идет лесом, хэппи энд все равно будет. Правда до него еще надо дожить. Вся история сосредоточена вокруг одного романа, хотя иногда и делает мертвые петли в сторону. Соответствие оригиналу - на уровне того, что начинали-то мы работать с ним ) а все что ниже - выглючилось впоследствии. Бобро пожаловать, кушайте не обляпайтесь. Прикл ни разу не закрытый, периодически тут появляются и другие игроки. Все роли аккуратно подписаны. Желающим принять участие в безарбузии - в личку.

Ну и конечно реверансь в сторону мастеров и игроков Гибели Йиркмана. За сюжет, терпение, мир и вообще )

Китти:
Брэдгер, Сечен, Декорф, Сэтталь, Ллаатай-Икке, Амариссэ Деришан, Зейлат/Саргиин, мелкие неписи.

Соуль:
Каий, Арьете Вирт, Ирьера Вирт, Мейхани Изумрудная Ведьма, Джангаш Малахитовый Кулак, Аэль-хэль, Кларисто Деришан, Каратэль, мелкие неписи.

Хигф: Вулуфи, отчасти Ахторон.
Ри: Рии.

Сообщение отредактировал Китти - 25-01-2007, 9:07

[Соуль >>>]

Приключение шло своим ходом. Соуль единственный глагол в предыдущем предложении хотелось заменить на другой, соответствующий образу движения пресмыкающихся… без злости и раздражения, с грустным вздохом и расстроенным видом.
Чашка с глухим стуком опустилась на стол, кресло повернулось вокруг своей оси, и лампа на потолке превратилась в сияющую звезду на долю секунды. Пальцы вновь накрыли клавиатуру, верстая сообщение в приключение. Из Ульмара в Ктеж, из Ктежа в Ульмар – два города разделяли четыре игровых дня… полгода тему можно не читать, если персонаж послушается очередного приказа сумасшедшего покровителя.
Раздражение игрока (…о чем думал автор колдуна, отправляя в дальний путь слепую?), обида и усталость персонажа (…словно хочет от меня избавиться!) не давали сосредоточиться.
“Enter” отбил абзац, и сообщение по клику мыши отправилось в тему. Взгляд остановился на неловко устроившейся на ободе кружки чаинке, мысли сосредоточились вокруг героини. Дорога в неудобной почтовой карете оставила следы: ветер простудил гуттаперчевое тело, в груди заскребся хрип – очередное путешествие в Ульмар могло, если не покалечить, то выкинуть из происходящих событий на продолжительный срок. Бездействовать, как и описывать несколько месяцев в постели, не хотелось.
Пыльцы отстраненно набирали описание костюма дурака и путь в королевское крыло. Замелькало оранжевым окошко QIP – списалась с Китти по поводу предстоявшего диалога. Юродивая и обаятельная в своей ненаказуемости шутесса уже подобралась для новых острот над незадачливым и раздражительным правителем. В глубине души еще тлела надежда, что получится зацепиться в Ктеже и не терять времени даром.
В голову лезли идиотские рассуждения о быте и нравах средневековья, о проклятом жонглеровском хоре, о придворной жизни, о… они цеплялись одно за другое в поисках окончания лабиринта.
Решение пришло неожиданно: сумасшедшее, безумное, невероятное. Глупое. Но кто тогда мог предположить, что персонажи попадутся в расставленные игроками сети, выпутаются и оживут в том, чужом, мире?

[Кысь >>>]

Его величество король Брэдгер Первый, в народе больше известный как Брэдгер-Урод, мерил шагами узорчатый абисский ковер собственного кабинета. День не задался с самого начала. Завтрак был пресен, сиденья жестки, придворные одеты на редкость аляповато, и, вдобавок ко всему, ему уже десятую минуту приходилось ждать доставки шута.
Нет, что вы, король, высокий темноволосый мужчина лет тридцати, с глубоко посаженными черными глазами и тонким, с аристократической горбинкой, носом, совсем не был некрасив сам по себе. Вот только шрам - уродливый фиолетовый шрам, пересекавший его щеку, рассекавший бровь и почти лишивший левого глаза - раз и навсегда сводил на нет всю физическую привлекательность повелителя. Шрам... Пустяк для бравого воина, ничего не значащая помеха для пахаря или кузнеца. Вот только не был Брэдгер ни тем ни другим. Вспыльчивый и мнительный, король видел насмешку в каждом взгляде на лицо его, слышал сарказм в каждой похвале осанке его. Во дворце были запрещены всякие разговоры о шрамах или мужской красоте, и только безумец осмелился бы вытащить карманное зеркальце в присутствии государя. Слуги и вассалы сбились с ног, разыскивая по королевству слепого шута - по традиции, шут настоящего короля мог говорить все, что ему вздумается, и весь дворец заранее лихорадило от мысли, _что_ будет, отвесь дурак правителю хотя бы простенький комплимент.
Впрочем, на деле тема внешности занимала в жизни Брэдгера не такую уж большую роль. Не имея возможности любоваться собственным отражением в зеркале, король с лихвой компенсировал это удовольствие другими. Дорогие вина, роскошные ткани, редкости и диковинки, прекраснейшие женщины и сильнейшие бойцы были к его услугам. Внутренние враги государства давно были растоптаны, внешние сами подставляли под топор шеи, благосостояние государства восстанавливалось удивительно быстро даже учитывая всю жесткость принятых мер, жречество удалось изолировать, натравив на оставшуюся еще в пределах Аргодора нелюдь. Безусловно, было и чем гордиться и о чем мечтать. Только характер величества портился с каждым новым месяцем, вызывая уже смутную тревогу у некоторых придворных.

[Соуль >>>]

…Перед королем стояла девочка, затянутая в серо-синее трико. Колпак, доставшийся по наследству от того, кто занимал место шута прежде, был ей слегка великоват и оттого сидел нелепо и смешно. Из-под него выбивались прядки черных волос, неаккуратно торчавших в разные стороны. Жезл, которому по моде полагалось быть не длиннее пары футов, являлся для нее едва ли не посохом, а глаза закрывала неопрятная повязка. Впрочем, не будь ее и дурак бы догадался, что девочка слепа: она вздрагивала при каждом шорохе, оборачивалась на каждый звук, и при этом на остреньком личике с правильными чертами появлялось озадаченное выражение.
- Где ты откопал это чудо? - в интонации короля можно было найти и веселость, и скрытую чуть поглубже ярость: узнать бы имя того шутника, что завязал глаза девчонке. Или привел слепую ко двору в качестве шута.
- Она сссама пришла, Ваше Величество - распорядитель крепко не любил нового монарха, и было за что, но он был пожилым человеком, обремененным семьей - и не хотел терять должность. Так что сейчас просто пнул девушку локтем в бок, дабы не подумала возражать. - Исскала работу. А после того как ваш шут сбежал...
- Ну раз сама пришла... - Король расхохотался: испуганный вид старика его развеселил. - Пусть покажет, что умеет.
-Что умеет, пусть показывает камергер Вашего Величества. Убеждена, он куда лучше, чем я выполнит роль неуклюжего медведя! – Звонко сообщила девочка и в мгновение ока сделала невероятный кульбит. Замерла на руках, и добавила. – Я-то не медведь. Ладно, коли сгожусь на роль южного диковинного зверька!
И, словно подтверждая свои слова, она прошлась на руках кругом приведшего ее распорядителя; то ли нарочно, то ли нет, едва не задев его плечо носком прохудившегося сапога. Тот рассержено ткнул ее в бок, и девочка упала, ловко приземлившись на колени.
- Девочка остается здесь. Даже разрешаю тебе переодеть ее, только не переборщи с парчой, а то кое-кто из знати начнет ей кланяться. Представляешь, какое нарушение этикета? - Брэдгер усмехнулся как кот, слопавший коллекционного жаворонка. Прежний шут смылся в неизвестном направлении через две недели после коронации, поговаривали, что последними его словами было "не хочу оставаться при дворе, где правда может стоить головы". Брэдгер даже не стал его искать, - уже пятнадцать лет назад дурак был слишком глуп, а сейчас он был еще и стар. Если девочка окажется слишком колючей игрушкой - всегда можно отправить ее обратно на улицу. Или отдать в служанки распорядителю. Последняя мысль опять заставила короля рассмеяться.
Камергер сдержанно поклонился, и девочка, мгновенно вскочив, повторила с точностью до жеста все его движения, разве что с мимикой не угадала. Заметив это, старик зашипел и повернулся, чтобы наказать мерзавку еще одним заслуженным подзатыльником, но она весело смеясь, сделала шаг назад и спряталась за дверью. Когда отступала, споткнулась, то ли специально, то ли случайно… а, может, и правда была слепой, Шаа ее знает!
- И да... Трогать ее запрещаю. Избивать шутов - моя привилегия. - Старику показалось, что сейчас мальчишка покажет ему язык. Пожалуй, только коренные обитатели замка могли называть короля так, пусть даже и про себя: Брэдгер даже в двадцать лет выглядел слишком взрослым, а сейчас ему зачастую давали и на десяток лет больше его настоящего возраста. Но камергер видел - дерзкого мальчишку, что когда-то резким нравом и странными идеями заставил себя невзлюбить полдворца. И, несмотря на корону, шрам, осанку бывалого фехтовальщика, несмотря на тяжелый, неуютный взгляд короля - все еще очень хотел устроить монарху хорошую взбучку.
Девочка ойкнула и исчезла с глаз грозного монарха долой.

[Кысь >>>]

Брэдгер сидел в своем кабинете и смотрел на отблески огня в камине, обхватив голову руками. На душе была тоскливая муть, болела голова – плохо спалось последнее время. Оставалось еще несколько писем – надушенные и плотные конверты с просьбами баронов, потрепанные – с донесениями издалека. Одно – простое и без многочисленных пометок, но зато с оттиском Семерых на сюргуче. И еще одно, качество выделки пергамента которого не уронило бы достоинства и самого Брэдгера, что означало – послание было самого высочайшего уровня. Медленно, словно нехотя, сорвал печать.

Его Величеству королю аргодорскому Брэдгеру графа Виндорского Ольрика -
приветствия!

О, венценосный господин мой! Да приумножится твоя слава, и продлятся годы твоего мудрого правления!
В час тяжкой нужды и снедаемый великой тревогой вынужден я просить тебя о помощи. По скромному своему разумению полагаю, что тебе, о король, известно, как страдал и продолжает страдать мой вольнолюбивый народ под тяжелой дланью Арлиона. Так же как я прекрасно помню, что мой край всегда пользовался благосклонностью славных королей Аргодора.
Разумеется, государь, для тебя не является тайной, что арлионский трон сейчас шаток в виду малолетства престолонаследника и ненависти, которую питает огромное количество знати к регенту, графу Химбольту. Для меня и всех виндорцев это воистину знак Божий. Именно сейчас мы можем навсегда сбросить гнет Арлиона.
Но даже сейчас, во времена смуты, его войско достаточно сильно для того, чтобы силой оружия помешать нашим стремлениям. И поэтому я именем Шеан прошу тебя, о король, о покровительстве и поддержке в моих начинаниях. Ибо я убежден, что слово великого Брэдгера, подкрепленная доброй аргодорской сталью заставит Арлион покориться неизбежному, а задуманное мной угодно Матери Мира. Вместе, мой высокочтимый господин, мы сможем поставить нашего общего врага на свое место.
Но меж тем я прекрасно понимаю, что в этом деле нам потребуется поддержка Семерых. Думаю, и тебе и мудрейшему Ахторону будет небезынтересно, что я, чтобы снискать благосклонность Милосердной Шеан и доказать праведность своих устремлений, дал обет принести свет нашей веры на дикую землю Славии и заставить населяющих ее невежественных язычников вместо ложных богов чтить Матерь Мира. Я надеюсь, что и ты, государь, не откажешься принять участие в этом богоугодном деле. Это должно не только обезопасить наши земли от варварских набегов, но и распространить наше влияние на восток.

С надеждой жду твоего ответа, и да благословит тебя единственно истинная Богиня наша, Матерь Мира, Милосердная Шеан.

Письмо уже давно лежало на столе, а строчки его все еще проносились перед мысленным взором Брэдгера. Что-то здесь было не так... Судя по донесениям доверенных людей короля, Ольрик не был ни фанатиком, ни наивным ребенком. Впрочем, и на старуху бывает проруха, а не воспользоваться таким шансом... Нет, Брэдгер бы себе этого не простил никогда.
Колокольчик зазвенел так, словно коронованная особа всерьез собралась его разбить. Когда в дверях появился паж, король вызвал к себе писаря и дежурного из тайной службы. Последний был тут же отослан со странным на первый взгляд поручением - потрудиться, чтобы как можно больше людей узнало о данном Ольриком обете.
Первое письмо предназначалось графу.

Его сиятельству графу Виндорскому Ольрику от Брэдгера Первого, короля Аргодора - ответные приветствия.
В знак расположения нашего лично к правителю Виндора, снискавшему всеобщее почтение своей мудростью, а также снисхождения нашего к бедам народа, вынужденного терпеть притеснения и поборы со стороны захватчиков, мы готовы прийти на помощь вам в этом благородном начинании. Есть ли у графа уже план действий? Возможно, граф сочтет пригодной ту стратегию, что разработали лучшие полководцы Аргодора. Состоит она в следующем: в графстве вспыхивает мятеж. Недостаточно серьезный, чтобы всерьез напугать арлионцев, но достаточно обширный, чтобы Ваше Сиятельство могло просить помощи у Клэймора. И когда армия выдвинется из Арлиона на усмирение мятежа, Аргодор ударит ей в спину. После этого добить страну-узурпатора не составит труда.
Кроме того, мы желаем выразить графу наше восхищение его благородными устремлениями. Разумеется, мы всецело поддерживаем дело подобной святости - озарить дикие восточные земли светом истинной веры.
Да пребудет удача с нами в наших начинаниях.

Король диктовал тихо, прикрыв глаза. Он никогда не умел ни говорить ни писать правильно на неуклюжем официальном языке – писарь даже позволил себе поморщиться на особенно некрасивом повторе. Сам Брэдгер, казалось, тоже не был в восторге.
Второе письмо было адресовано Его Величеству Хенрику Третьему. Оно выражало самые дружеские чувства по отношению к монарху с точки зрения Брэдгера, и самую полную безграмотность с точки зрения писаря. Как бы между прочим, Брэдгер намекнул в этом письме, что его кузина, особа королевской крови, как раз подошла к брачному возрасту, и король прилагает все усилия, чтобы найти девушке пару, достойную ее красоты и положения. По мнению писаря, намек вышел слишком прозрачным.

[Соуль >>>]

В тот день пажи и слуги с самого утра ходили на цыпочках - о плохом настроении короля самым мистическим образом в считанные минуты узнавала вся челядь. Никого не интересовали причины - Брэдгер мог злиться плохой погоде, что мешала тренироваться, мог быть недоволен исходом приема, раздражен чем угодно другим. Важен был итог - король не любил хандрить один, так что с удовольствием срывал зло на всех, кто попадал под руку. Когда Брэдгер был занят или доволен, ему можно было подавать ледяную воду или даже не убирать в его комнатах неделями - монарх едва ли вообще замечал такие вещи. Но стоило ветру переменится - и положенный на два пальца дальше положенного места столовый прибор мог стать причиной жестокой порки.
Пожалуй, только один человек во дворце был не в курсе дворцовых обычаев. Слуги сторонились ее, то ли пугаясь повязки, то ли опасаясь, что завтра эта девочка разделит судьбу большинства дворцовых шутников, а собственного опыта общения с королем у нее почти не было. Поэтому, когда шутесса застыла на пороге кабинета, приставленная распорядителем к ней девушка только жалобно посмотрела вслед, задумавшись: «Не стоило ли хотя бы предупредить?» Потом вздохнула и решила, что это не ее дело, да и не надо, наверное.
Девочка остановилась, пытаясь ощутить, что ее окружает. Она медленно оборачивалась, словно оглядывалась, а затем сделала несколько не слишком уверенных шагов в сторону. Вернулась на свое место и, подпрыгнув, щелкнула каблуками. Зажатый в руках жезл зазвенел, отвлекая и без того раздраженного короля.
Брэдгер, дотоле с сумрачным видом разглядывавший крыши дворовых построек, обернулся на звук. Холодный ноябрьский ветер ворошил на столе бумаги, хлопал створками раскрытого окна. Король любил такую погоду странной, болезненной любовью - казалось, что самой земле больно и одиноко, что именно этой осенью - мир умрет навсегда, без надежды на возрождение. Но сегодня серое небо и промозглый сырой ветер только сильнее отделяли Брэдгера от всего, что его окружало.
- Подойди. - От холодного ветра голос короля охрип и здорово походил на воронье карканье.
Она сразу же обернулась и, стараясь заглушить в сознании слишком громкий и путающий шелест, сделала несколько шагов в ту сторону, откуда донесся приказ. Жезл по обыкновению выписывал замысловатые фигуры вокруг девчонки, то застывая на секунду у какого-нибудь предмета, то вращаясь с дикой скоростью. Зажатый в кулаке бубенец молчал, как задушенный. Было ли видно, что этими движениями она пытается исследовать мир вокруг, акробатка не знала, но надеялась, что нет.
Брэдгер с недобрым интересом следил за ее действиями. Девочка шла слишком гладко для слепой, но в то же время обходила предметы не сразу, а только приблизившись к ним на достаточно близкое расстояние. Особенно заметным это выглядело, когда предметы были достаточно широкими и загораживали прямую дорогу. Король предпочитал считать ее слепой: девочка забавно издевалась над дворцовыми павлинами, а без шута двор был отчаянно скучен. Но просто носить повязку в присутствии короля, словно лишний раз напоминая о его шраме, было прямым оскорблением. Брэдгер подошел к столу и сгреб оттуда какую-то книгу.
- Держи, - книга полетела в руки шутессе. - Почитай мне.
Она поймала книгу почти у самой земли, словно не видела куда она летит. Брови сошлись к переносице, словно девочка не сразу поняла приказ. Наконец, она выпрямилась и, нашарив рукой ближайшую горизонтальную плоскость, оставила книгу там.
-Я не могу читать обычные книги.
Брэдгер криво усмехнулся и выдернул из стенного щита легкий сулимхадский ятаган. Верить на слово не получалось. Тонкое, обманчиво-безопасное лезвие выписало в воздухе восьмерку - король привык к тяжелому оружию и теперь приспосабливался к новому для себя балансу.
- Не двигайся. - Лезвие полетело к лицу шутессы снизу вверх, так, что его можно было бы углядеть даже с повязкой на глазах. Быстрое движение - из тех, что кажутся неостановимыми - пока отточенная кромка не замирает всего в паре пальцев от кожи.
Она замерла, выпрямившись и сжав руки в кулаки. Губы превратились в тоненькую ниточку. Девочка чувствовала холодное дыхание и едва ощутимый запах металла и от того становилось по-настоящему страшно. Сердце замерло, а в голове испуганно забила крыльями мысль: «Убьет».
Не отшатнулась... То ли хорошая выдержка, то ли правда не видит.
- Это игрушка. Их вешают на стену для красоты, - Брэдгер посмотрел на ятаган: наверное, он провисел тут много лет, но кромка до сих пор была острой как бритва. Плохое оружие королям не дарили. - Даже если я и не удержу его, не останется даже пореза.
Еще пара легких восьмерок. И - быстрый, резкий замах - говорят, сулимхадские пустынники способны рассечь человека надвое своими легкими мечами. И сейчас легко можно было в это поверить.
Она кивнула и попыталась улыбнуться – не получилось. Раздражал слух свист стали и было тяжело не сорваться с места. Желание броситься в сторону было настолько сильным, что девочка не выдержала и отступила на шаг.
- Зачем ты врешь? - ятаган полетел на стол, жалобно звякнула упавшая чернильница. Взгляд Брэдгера стал ледяным.
- Я не вр-ру, Ваше Вел-личество. - Испуганно выдавила шутесса, - Я... я просто чувствую луч-чше, ч-чем другие л-люди.
- Кто тебя сюда привел? - Король, казалось, не услышал ее ответа. Или услышал, но не поверил.
- Бар-рд Катар-рель, Ваше Величество.
- Зачем?
- Он сказал, что двор ищет сл-лепого шута, Ваше Величест-тво.
- Отлично. Иди. - Тон не допускал возражений.
Девочка развернулась и двинулась к выходу, на этот раз намного увереннее, чем когда совершала свои первые шаги по кабинету. Сердце трепетало, и, только закрыв за собой дверь, она смогла чуть-чуть успокоиться. Шутесса прижалась к прохладной стене и часто-часто задышала, стараясь привести мысли в порядок. Никогда в жизни ей еще не было так страшно.
Брэдгер рывком захлопнул окно и повалился на кресло. Злости не было, только тяжелое чувство собственной обреченности. Можно было казнить полдворца, но нельзя было расправиться с сочувственными или насмешливыми взглядами в спину. Слепой шут. Черт, слепой шут.

[Кысь >>>]

Наконец, король жестом приказал старику удалиться. Пробежал глазами послание Семерки. Желали казни «одного из морских баронов Вашего Величества, Арьете Вирта». Им ответ написал своей рукой, буквально парой фраз - «Сделаю все, что в моих возможностях. С почтением к Седьмому Совету, Брэдгер, король Аргодора». Запечатал оба письма одной из печаток – массивным перстнем с короной и дубом. А потом откинулся на спинку стула, закрыв лицо руками. Кажется, он уже знал, что будет делать с известиями. С обоими. Снова вызвал дежурного Сечена.
- Вирт должен быть где-то на севере. Найти, передать вот это, - черкнул пару строк на бумаге, запечатал уже герцогской меткой. Найти в числе узников человека, похожего по внешним признакам. Казнить как изменника короне – не снимая капюшона. Объявить.
Худой темноволосый мужчина – один из помощников начальника тайной службы – взял письмо, поклонился и вышел.
Король поднялся с места и раскрыл окно – деревянная створа глухо стукнула о камень стены. В полутемный кабинет – правитель не признавал ири – ворвался по-ночному холодный ветер. Брэдгер прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Снаружи доносился шум человеческого жилья и даже далекий плеск воды. Король не любил Ктеж так, как только может не любить человек, выросший среди тихих замков Эррани шумный каменный лес с коробкой дворца посередине. Но и любил – тоже. Тут можно было что-то делать, всегда было вдосталь как союзников, так и врагов. Джад Сечен, начальник тайной службы, любил говорить, что столица похожа на большую головоломку. Нужно было учитывать все факторы – и это обычно не оставляло места для хандры. Брэдгер любил драться, еще больше любил выигрывать битвы, но сейчас он все чаще оставался в стороне от реальных действий – от короля требовалось быть на месте, управлять, сдерживать, думать над каждым шагом. Это парализовало и злило, заставляло совершать ошибки, которые, в свою очередь, злили еще больше. Не спасали ни долгие часы тренировок, ни вино, ни женщины – правитель казался себе навечно замурованным в Ктеже, прикованным цепями к письменному столу, обреченным всю жизнь видеть только постные лица придворных. И дороги назад уже тоже не было.
Когда на скаты крыш за окном легли первые рассветные блики, последнее письмо как раз догорало в камине. На столе остался дорогой пергамент послания Ольрика и белый плотный прямоугольник приказа семерки. Остальное благодарно пожрал огонь. Ощущение загнанности сменилось странной глухой пустотой.
Поднялся и пошел спать.

[Соуль >>>]

-Очередной визит сорвался. – Философски констатировала сидящая на полу шутесса. – Очередной, я говорю, за неделю. Люди – не болваны для тренировок, а его Величество тренирует на них словесное искусство, как фехтование – на чучелах. – Говорила она, делая вид: ей совершенно все равно, что главное действующее лицо монолога сидит за столом и молчит. – Точнее, они мои болваны, личные, для отработки шуток. Все. Поголовно. – Сообщила девушка с серьзным видом крысе на посохе. Крыса согласно зазвенела бубенцом.
Брэдгер молчал. Комментарии девочки по неуместности могли поспорить разве что с коровьей лепешкой посреди аудиенц-зала. Но разговаривать не хотелось. Арлион давил, явно давил, намекая на союз с Иллерией. А у Брэдгера - не вызывало восторга уступать даже в малом: слишком часто играл на этом сам, складывая из легких уступок пудовую гирю на плечах недругов. Переложить бы на плечи послов - но Брэдгер знал сильные и слабые стороны этих лис лучше, чем свои собственные. Они бы не потянули. Так что дипломатический балет с непременным участием короля продолжался уже почти пять дней, и, кажется, не оставил от его нервов даже пустого места. А шутесса - перемывала кости дворцовым обезьянам.
-Что будет… - Издевательски протянула она. – Вы распугаете все посольские корпуса, прибывшие в страну, причем не только своим внешним видом.
Больше всего ей сейчас хотелось, чтобы ее отправили прочь. Дали официальное разрешение фразой: «И чтобы больше здесь не видел!». Тогда ее можно было бы толковать довольно широко и, даже воспользоваться, как предлогом, для того, чтобы покинуть дворец. «Желательно, навсегда. Король-идиот, король-болван – как только его не называют подданные. И в последнее время я склонна согласиться с ними», - она покачала головой в такт своим мыслям.
Брэдгер отправил в сторону шутессы испепеляющий взгляд.
- Не переходи границ, девочка. - Вспышку злобы пришлось подавить. Протокол сегодняшних встреч вызывал головную боль одной своей длиной. Слова пробегали перед глазами, не оставляя ничего - в сознании. Минут через десять король окончательно понял, что сегодня работы уже не будет. А если продолжить - не будет ее и завтра.
- Вина, - коротко сообщил Брэдгер прибежавшему на звон пажу. - И скажи, чтобы приготовили лошадей на утро.
Она пожала плечами и поднялась, чтобы по своему обыкновению, перебраться поближе к двери, и, если представиться возможность, ускользнуть. На лице блуждала ехидная улыбка:
- А после вина не изволит ли Ваше Величество с лошадки утром… сверзиться?
- После вина его величество изволит сверзить тебя. Из окна. - Необходимость что-то отвечать на шпильки только прибавляла к общему бешенству, но отпускать шутессу не хотелось. Ночь была из тех, когда даже сопение собаки под дверью кажется необходимым условием душевного спокойствия. Брэдгер бы и предпочел сейчас собаку - она по крайней мере не говорила.
- Тогда мое шутовство помолчит. Оп - и нету. Можно?
- Нельзя. Сиди тут.
Вошли слуги, принесли вино и большую лепную вазу с фруктами. Король некоторое время сумрачно разглядывал фарфоровых химер, потом потер виски пальцами и взял со стола кубок.
- Если хочешь язвить, займись послами а не мной.
- Ими - не интересно... - язвительно протянула девочка. - Их рядом нет.
- Тогда камином: он прямо рядом с тобой, - огрызнулся Брэдгер. Сказывалось ли вино, или утомление последних дней, но тонкий золотой обруч, заменявший ему корону, казался орудием пыток. Безделушка шлепнулась на стол.
-Глубокоуважаемый камин, как вы полагаете, почему в последнее время представители дипломатических корпусов предпочитают покидать Ктеж в срочном порядке…? – Вежливо обратила свое лицо шутесса в ту сторону, откуда шло тепло от огня.
- Заткнись. - Девочку хотелось прибить. Брэдгеру всегда казалось, что злиться лучше на кого-то, и сейчас все напряжение последних дней плавно перетекало в гнев. - Я приказал не трогать эту тему.
Она послушно замолчала и опустилась на пол, положив шутовский жезл на колени. На лице возникла непроницаемая маска, губы превратились в тоненькую ниточку, словно внутри шла самая настоящая борьба – еще секунду опять скажет что-нибудь и засмеется.
Король криво усмехнулся и, обойдя стол, прошелся по комнате. Кажется, если завтра он даст послу в морду и тот уберется обратно в Арлион, весь двор все равно будет уверен, что это из-за внешнего вида короля или его ужасающих привычек. Когда-то давно Брэдгеру нравилось быть единственным в своем роде - тогда он гордился и слишком резкими для аргодорца чертами, и манерой одеваться, привычной с детства, и умением запросто говорить вещи, за которые как правило сносят голову. Но сейчас собственная непохожесть вызывала только раздражение. Простые горожане не знали ни единого настоящего просчета Брэдгера, но случись бунт, и они поддержат его: не потому что налоги высоки, или дороги опасны... Урод на троне. Достаточное основание для любого действия против.
- Займись пока вот этим, - не глядя, бросил акробатке какой-то фрукт. - Голова целее будет.
Девчонка, как обезьянка, вцепилась в грушу, поднесла к лицу и отложила в сторону. «Как мне приказали – я молчу», - тоскливо думала она. Хотелось покинуть кабинет поскорее – общаться со разгневанным королем было равносильно самоубийству. Она чуть поближе подобралась к выходу и замерла у самой двери.
- Человеческое стремление к правде - самое ненадежное качество. Перегорает от запаха жареного, - произнес Брэдгер в пространство. Страх шутессы и веселил, и злил одновременно. Компания тяготила, но и оставаться одному не хотелось. - Или тоже испугалась моего лица?
-Я не видела – чего бояться? Вам ведь для того и подобрали слепого шута – чтобы гадости о внешнем виде не говорил. – Уязвленная, она отвернулась. – Вот и молчу.
- Рассуждать о том, о чем не имеешь понятия - тоже забавное качество.
- Мне и положено - забавлять Его Величество.
- Так и забавляй. Вот ковер. Ты умеешь ходить на руках? Это у тебя лучше получается, чем говорить.
Она шумно вздохнула и... проглотила рвущуюся наружу язвительную фразу. Кувыркнулась и замерла, опираясь лишь на левую ладонь. Локоть задрожал – тело качнулось, и шутесса осталась стоять, на этот раз на левой руке.
- Остальных вы дрессировать не умеете. – Буркнула девочка.
- Они уже не научатся так кувыркаться. А некоторые - ценны и без бубенцов. За ум, например...
Она плавно опустилась на мостик и поднялась, гибкая, как тростинка.
- Жаль, кому-то не досталось ни того, ни другого. - Вежливо сообщила она, обратившись к камину и демонстративно пожала худенькими плечиками.
- Или за храбрость, - продолжил Брэдгер уже откровенно насмешливо. Реплику шутессы он то ли проигнорировал, то ли не принял на свой счет.
- Третьего ему тоже не досталось. - Хмыкнула девочка. - А еще голос не понимает, о ком говорит.
- Зато он произносит слово - и ты молчишь. Еще слово - и ты кувыркаешься, - раздраженно проговорил Брэдгер.
-Все правильно, остальных же дрессировать не выходит! - С наигранным восторгом закончила шутесса фразу.
- Боюсь, если продолжить дрессировать камердинера, он даже спать повадится в поклоне, - рассмеялся король. Подобострастный вид старого дурня всегда отчаянно его забавлял. Как только разговор съехал с больной темы оценки собственных действий, даже присутствие девчонки перестало быть в тягость.

[Кысь >>>]

Шутесса не знала, каким путем извозчик решил вести экипаж в Ульмар, но, логично предположить, что наикрадчайшим. Несколько раз карету останавливали постовые службы и патрули, но стоило путешественнику предъявить все грамоты и списки, как далее его пропускали беспрепятственно, путь продолжался. Прошло еще несколько часов, и неожиданно равномерный галоп коней прервали. Экипаж недовольно скрипнул и остановился. «Во имя Шаа!», - пронеслась мысль-проклятье. Цепляясь грязными пальцами за коробки, акробатка поднялась и, нащупав небольшую створку – слуховое окошко, - открыла ее и обратилась к путешественнику мягко и вкрадчиво:

-О достопочтимый сэр, что же произошло, не изволите ли мне сообщить? - Она замолчала, прислушиваясь к ноткам, скользившим в голосе ее немудрого собеседника. Похоже, он был чем-то заинтересован, но не взволнован. А еще, неровное, чуть сбитое дыхание, выдавало: он или лжет, или не говорит всей правды.
-Да так, леда, мы тока что у Ульмар прибыли, ото щас с окраин да в городок, я-то просто передохнуть решился, да и усе.
-О достопочтимый сэр, не изволите ли мне сообщить, что же все-таки так привлекло ваше внимание, а то эта ужасно скрипящая нота «ля» звучит безумно фальшиво в гамме ваших слов, - тонкие пальцы легли на шею извозчика. Кожа оказалась неприятной на ощупь: липкой, потной, холодной. Жилка быстро билась, очередное подтверждение: ложь.
-Ота, домик, эта… ведьмы одной. Та городские хакие-то туды идуть.
-А… Сразу так, о достопочтимый сэр, правда так облегчает жизнь, - Шутесса покинула экипаж и потянулась. Каким наслаждением было вновь ощутить свободу движения актера, - и порой она так часто спасает от смерти. Благодарю вас, о достопочтимый сэр. Ульмар в той стороне, куда направлен ваш взор? А в какой стороне в таком случае эти горожане и домик ведьмы, не подскажите ли, о достопочтимый сэр?

Словно боясь своей спутницы, извозчик положил ладонь на ее плечо, указывая дорогу. Через несколько шагов Шутесса отстранилась и направилась дальше сама. Возможно, она бы не встревожилась, не задумалась бы ни о чем и отправилась до самой конечной вместе с поднадоевшим невежой-путешественником, но привлекло ее одно имя, о котором приказал порасспросить господин Ахторон – «Натаниэль». В переливах слогов слышалась едва ощутимая музыка, перекаты арпеджио и классический минорный аккорд «эль», так характерный для актеров трагедии. Только вот по скромному мнению акробатки, последнее амплуа совершенно не подходило этой жрице.

[Соуль >>>]

Шутесса пожала плечами и склонила голову, как если бы рассматривала носки сапог. Было обидно от заслуженных - если задуматься - слов, но не столько от этого, сколько оттого, что остроты не достигли нужной цели, что означало: придется провести здесь еще некоторое время. Еще несколько десятков неприятных минут.
Король рассматривал акробатку так, словно она была одним из диковинных экспонатов зверинца. Большинство обитателей этого замка просчитывались вплоть до реплики: в умении предугадывать действия как союзников, так и противников и заключалась львиная доля так называемой удачи Брэдгера. Иногда двор напоминал ему большую игру в сулимхадскую клетку, где каждая фигура ходит по-своему, и только пешки одинаковы. А вот шутессу предугадать было трудно. Она не пыталась зарабатывать свой хлеб, угождая во всем королю, но и на неповиновение ради того, чтобы король в очередной раз узнал правду о самом себе ее тоже не хватало. Словно еще не решила, что хуже - необходимость подчиняться или вероятное наказание за непослушание. Брэдгер частенько пытался вывести ее из себя, просто чтобы посмотреть, что она есть на самом деле - и еще ни разу не добился успеха.
-Шут может идти, чтобы в очередной раз не бить по больному месту - дипломатии? - Подчеркнуто вежливо осведомилась девочка и "посмотрела" на правителя через плечо. В одном движении было столько неприкрытого ехидства, что в пору было отвернуться.
- Шут может бить по дипломатии сколько ему угодно... И по чему другому иному тоже, - Брэдгер почему-то был уверен, что сейчас способен спокойно выслушать что угодно. А еще - интересно было посмотреть на реакцию.
-Кроме больного самолюбия Его Величества? - Методично уточнила акробатка.
Ан нет, не что угодно. Король нахмурился. Невозможность подыскать достойный ответ бесила еще больше. Так что Брэдгер предпочел не отвечать вовсе.
-Значит, "кроме".
Повисшее молчание здорово отдавало озоном.
Шутесса пожала плечами и, довольная тем, что ей наконец-то удалось попасть в точку, сделала шаг по направлению к двери. "Отдых... мне просто нужен отдых..."
Кубок с вином полетел на пол с таким ускорением, что даже не разбился - рассыпался в мелкую труху.
Девчонка обернулась и недоуменно приподняла брови. Развела руками и нахально улыбнулась.
Брэдгер скрипнул зубами. Хотелось ее убить - просто убить. Даже в состоянии крайнего бешенства король держался в некоторых рамках - никогда не калечил людей по-настоящему (противники на поле боя не в счет - там и сам Брэдгер зачастую здорово получал). И сейчас, запуская вслед девчонке массивную вазу с нелепыми химерами, невольно вложил меньше сил, чем хотел бы.
Она не успела поднять руку, чтобы защититься. Слишком медленно – немного пригнулась, отклонилась, и… не смогла. Ваза ударилась о тонкое плечо и упала, рассыпавшись на сотни осколков. Девчонка присела рядом, сжав левой ладонью правое плечо, и свободной рукой нашаривая посох. Сжала его, оцарапав пальцы осколками и… швырнув жезл в сторону стола своего повелителя, кинулась прочь.

[Кысь >>>]

«Праздник» – шум, гам, и место, где приходится выставлять себя на посмешище, - подумала Шутесса, остановившись на входе в зал и машинально поправив свой идиотский колпак, - я слишком устала, чтобы сегодня не злословить». Она приложила тонкие ладошки к вискам и тяжело вздохнула: этот день требовал слишком многих сил. Вначале изматывающая дорога, потом проклятая Шаа праведная жрица, теперь сумасшедший праздник, - если к завтрашнему утру акробатка не сойдет с ума, это будет чудом.

Шутесса задумалась, воскрешая в памяти события прошедшего дня с того момента, как ей пришлось покинуть почтовый экипаж при упоминании имени служительницы. Тогда она вышла и сколь было возможно приблизилась к дому городской ведьмы лишь для того, чтобы лишний раз убедится в своих самых наихудших предположениях. Говорят, что благие намерения к добру не приводят: эта пословица в очередной раз подтвердилась и в данном случае. Вы видели когда-нибудь, как целителя или травника, уважаемого местными за то, что тот просто, качественно, и недорого способен с помощью подручных средств излечить любую болезнь, обвиняли в ереси, черном искусстве и убеждали отречься от его веры? Акробатка не видела, однако ей доводилось подобное слышать, и не раз, но… в словах Натаниэль звучало такое убеждение, граничащее с фанатизмом и безумием, что Шутесса просто не могла не заслушаться, однако воспринимать ее слова всерьез, было уже слишком; и не только потому, что она чуралась религии жрицы. Просто выступление служительницы казалось ей игрой плохой актрисы, где не хватает тона, но слишком много экспрессии. Подобная слепая вера забавляла и пугала. Подумать только: какие силы скрываются в человеческом убеждении, и ведь сумей кто-нибудь подкрепленные этими убеждениями чары Натаниэль направить в нужное русло – жрица стала бы настоящим оружием в руках умелого мастера. Жаль только, что оное никогда не будет на стороне Шаа, а это значит, что жрица для этого мира подобна потоку буйной реки, вырвавшейся из дамбы на свободу: она уничтожит и сотрет все, к чему прикоснутся ее потоки. В том числе и святые чары, за которые Натаниэль готова сжигать любого, кто использует их, не поставив служителей в известность…….. В какой-то мере акробатка сочувствовала ведьме, которую уничтожат за помощь другим и в назидание отступникам. Впрочем, вряд ли та всегда вела себя «праведно», однако выбирая между стороной колдуньи и Натаниэль, Шутесса, само собой обратилась бы к первой из этих двух.

Потом пришлось уходить от этого проклятого богами домика, и скрываться в толпе, и пробираться к дому наместника: как тяжело и неприятно это слепому человеку. Едва ли не каждый прохожий чурался слепого, и на простой вопрос чаще спешил отойти в сторону, нежели ответить. Без жезла или посоха тяжело было в незнакомом городе: Шутесса спотыкалась о все выбоины, о каждый камень на дороге, сталкивалась с людьми: ссадины, царапины и синяки от тычков озлобленных жителей начали покрывать руки с ужасающей быстротой… Но неожиданно все закончилось: ей удалось добраться до места назначения: вначале стражники не хотели даже пропускать нищую слепую, но печать короля открывает и не такие двери – факт давно проверенный и не требующих лишних доказательств, за исключением убеждения, что ты все-таки Шутесса, а не местная оборванка, что сложнее, но также вполне выполнимо.

Здесь наконец-то представилась возможность отдохнуть и собраться с мыслями, чтобы составить письмо Ахторону. Одна из девушек принесла перо и лист и остановилась неподалеку, с интересом наблюдая: как же это так? Слепой может писать? Шутесса усмехнулась и покачала головой: порой люди казались такими наивными, что хотелось улыбаться не переставая. Да, калеки писали с трудом: зачастую строки скакали вверх и вниз по листу, но ведь буквы и слова были совсем не обычными в языке слепых: дуги, кресты, галочки: Ахторон поймет, что хотела сказать его посланница в этих четырнадцати строках, коротких, ясных и посвященных Натаниэль (о, Шаа, как же раздражает это аристократичное артистическое имя!). Тонкий лист был прикреплен к лапке почтового голубя, и птица отправилась по назначению.

Потом Шутесса узнала про вечер: расстройствам в этот день не было конца. Она так хотела и хоть раз за последнюю неделю выспаться, не испортив себе настроение обществом местной «знати», но и на этот раз счастливая возможность ускользнула от нее: пришлось провести более часов вместе со служанкой-помощницей приводя себя в порядок и выбирая костюм для королевского дурака. Черные волосы были вымыты и уложены заботливыми руками в косы, лицо покрыл белый грим, а на щеках возникли индиговые слезы – под тон двубуденцового колпака и сине-голубого ромбированого трико, немного узкого в плечах – видимо он принадлежал бывшему местному дураку. В руках наконец-то оказался жезл, на этот раз с кошачьей мордой и колокольцем. Вот и все – привычный образ образцового шута - так любят каламбурить бродячие циркачи, чей путь кажется не таким уж и плохим после времени, проведенного при дворе.

Шутесса тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и вновь «почувствовала» зал: слишком много всего, чтобы принять хоть что-либо определенное, но попытаться стоит.

[Соуль >>>]

Шутессы не было видно уже третий день. Она пряталась по темным закоулкам замка и ни слуги, ни кто другой не мог ее найти. Комната, где девушке полагалась находится, пустовала. И, как ни крути, на то были причины.
Изредка она появлялась на дворе для тренировок, чтобы отпустить несколько язвительных замечаний по поводу оттачивавших там свое мастерство людей. Она не видела, как они фехтуют, но это не мешало говорить гадости. Насмешки с каждым разом становились все злее и злее, словно отвечая настроению акробатки. Кто-то должен был сорваться рано или поздно, и на беду этим человеком оказался Декорф… Старый вояка вообще не понимал шуток, а наличие при дворе дурака считал чем-то вроде легкого помешательства своего владыки. Так что и церемониться не стал - ухватил девчонку за шкирку и бросил к ногам как раз появившегося во дворе короля.
- Сначала вот это, потом обещанный поединок, ваше величество. Она оскорбляет воинскую честь.
Брэдгер, еще не до конца проснувшийся, замер на пороге. Ситуация была презабавной - Декорф, несмотря на лишение себя всех регалий, был воителем до мозга костей, и теперь бы не удовлетворился меньшим, чем публичная порка нарушителя дисциплины. Но лично Брэдгеру шутессу наказывать не хотелось - в сущности, в издевательстве над двором и состояла ее работа.
- Она ребенок, Декорф. Дети часто говорят глупости, - лениво произнес король. Было жарко и хотелось, наконец, отыграться за прошлый раз.
Шутесса приземлилась легко, как кошка и подобно этому же зверьку недовольно зашипела. Ситуация ее забавляла. В последнее время настроение акробатки можно было назвать мрачно-ироничным, не иначе. Она издевалась над придворными обезьянами, над слугами, и, наконец, над собой. По сути, девушке было все равно кого подначивать – лишь бы не молчали в ответ. Это приносило определенное удовольствие – вроде бы смеются над тобой, а на самом деле – смеешься ты.
-Вот-вот. Тем более, как я могу что-то говорить? Я же ничего не вижу! О чем вы, министр!?
- Ваше величество, если я плохо служу вам, скажите, и я сей же час покину замок. Но не позволяйте даже детям издеваться надо мной, - вельможа здорово напоминал кипящий чайник - разве что подшлемник не подпрыгивал. Но усмешку себе позволить король не мог - Декорф был ценным союзником и вполне отвечал странным вкусам Брэдгера.
- Замолчи, девочка. Чего ты хочешь от нее, Декорф?
- Хочу, чтобы ее наказали сообразно проступку. Если бы она была солдатом, я бы посадил ее на неделю под арест, или дал полсотни плетей. Но что положено делать с девкой - я не знаю.
-Дуракам молчать не положено, на то они и дураки. Не правда ли, Ваше Величество? Грех юродивого обижать… - Невинно улыбнулась шутесса, и в несколько легких прыжков оказалась на лестнице, где, зацепившись за перила, повисла, как обезьянка.
- Девку я накажу, - король уже с трудом сдерживал смех. - Сообразно проступку. Обещаю. Берись за меч, господин Декорф, у тебя две минуты на разминку.

[Кысь >>>]

«Интересно, на что похоже ощущение боли?» Дремавшая на каменном подоконнике голубятни Шутесса повернула свое лицо в сторону площади, откуда, еще со вчерашнего вечера тянуло дымом костра и запахом горелой человеческой плоти. «Наверное, на то, что почувствовала я, когда схлестнулась с Натаниэль, - рассудила акробатка, - сжигающая ярость от невозможности ответить, и ничего более… хотя, может еще обида?»

Она положила подбородок на колени и спрятала в длинных рукавах уже бледно-желтого с красным трико замерзшие ладони. Желчь и язвительный сарказм сменились грустной задумчивостью, как всегда случалось после шумных торжеств. Ночь и первая половина дня прошли мимо нее: она спряталась среди едва слышно воркующих птиц и разговаривала сама с собой, не то успокаивая, не то утешая. «… чувствовать горелую горечь от невозможности увидеть свет», - слова ведьмы затронули самые дальние струны души и эта тревожная мелодия взбудоражила Шутессу.

Шелковая повязка, скрывавшая глаза намокла от слез. Акробатка всхлипнула и неожиданно со злостью прикусила губу: «А что ей в конце-концов? Она же дурак короля-идиота и служитель Шаа. То, что обычные люди называют душой и сердцем, давно окаменело от пошлых грубых шуток дворовых собак, называющих себя знатью. Сколько обид и болезненных тычков под ребра пришлось ей вытерпеть за годы службы? И столько же, даже вдвое больше вытерпит еще. И никогда не увидит... этот проклятый "высший свет", как и любой другой, впрочем, тоже». Хищная улыбка изогнула тонкие губы. И все-таки хорошо, что она успела отправить Ахторону то письмо, хоть и было тяжело держать в руке перо.

Стерев тыльной стороной ладони с лица редкие капли и натянув тонкие, в тон трико, перчатки, чтобы скрыть следы чернил, Шутесса, тихо смеясь, сбежала вниз: пора возвращаться в эту собачью жизнь и кошкой объезжать обладателей блошиных шкур. Главное не заразиться. Ведь она так много пропустила, а сколько предстояло сделать? В запале, она даже не чувствовала окружающее ее пространство, но все равно брела по помещениям, не спотыкаясь, не задумываясь: главное заглушить это опасное чувство жалости к себе, давно вынашиваемой обиды, слез. Забыть. Выжить.

Акробатка повела носом, безошибочно чувствуя откуда тянет старым костром: может, стоит потренироваться на стражниках?

[Соуль >>>]

К вящему ужасу пажей, шутессу было не найти. Ни в комнате, ни во дворе, ни даже у правителя. Слуги сбились с ног - мало ли кого королю придет в голову наказать за внезапную пропажу? Наконец, один из судомоев случайно натолкнулся на девушку в одном из служебных коридоров.
- Госпожа, идите, пожалуйста, к королю! Он же всех кто вас искал выпорет! Очень прошу!
Она флегматично пожала плечами:
-И меня. Потом. Если не забудет.
-Госпожа! – Голос мальчишки стал умоляющим. – Прошу Вас, госпожа, мне совсем не хочется быть поротым.
-По сути, мне все равно.
-Госпожа!
-Прекрати ныть, дай руку и проводи меня. – Жестко отрезала девушка и сжала тоненькими пальцами грубое плечо.
-Да хоть на руках понесу, госпожа.
Вопреки общей панике, король не выглядел сумрачным, а увидев отчаянное выражение на лице судомоя - даже улыбнулся. Мальчик тут же спрыснул в коридор - выяснять, что именно подкинула правителю его богатая фантазия, совсем не хотелось.
- И что теперь с тобой делать? - Судя по голосу, Брэдгер откровенно наслаждался происходящим.
-А что можно сделать с юродивым дураком? Слабого да убогого всяк обидеть норовит, монеточку отобрать. – Улыбнулась девушка и театральным жестом прижала к груди резной жезл.
- Не стыдно издеваться над господином министром?
-А должно?
- Он хороший воин и смелый человек, - Брэдгер произнес это не то всерьез, не то в качестве провокации - по тону нельзя было определить точно.
-Что воины, что люди-человеки, что…, - она на секунду замолчала, - короли. Все одно – соломенные болваны для острот юродивой дурочки.
- Профессиональный подход, - усмехнулся Брэдгер. - Зачем тебе столько болванов? Оттачивать мастерство можно и на полудюжине.
-Можно и на одном!
- Надеюсь, этот "счастливец" не мой министр, - глаза Брэдгера полыхнули недобрым огнем: на самом деле вопрос, конечно, был не о Декорфе.
Угадав настроение короля, Шутесса саркастично улыбнулась, и отступив на шаг и поклонившись, делано возмутилась:
-Конечно не он. Как я могу отдать эту привилегию кому-либо, кроме правителя?! То есть, Вас.
- Тогда отстань от Декорфа. В следующий раз меня не окажется рядом и тогда он может и впрямь посадить тебя на гауптвахту, - ухмыльнулся король.
-Ай-яй-яй! Его Величеству жалко что его дурак тратит свое время на кого-то еще? Фи, как не великодушно! - Продолжала издеваться шутесса. На лице нельзя было прочитать и эмоции, но голос... голос просто искрился от капелек змеиного яда.
Король некоторое время смотрел на шутессу. Неопределенное выражение лица как нельзя лучше соответствовало неопределенности в мыслях. Акробатка была сейчас похожа на одну из тех маленьких лесных гадюк, что способны без сомнений кинуться на тяжелую боевую лошадь. Кажется, стоило временно ее изолировать - от всего двора... И от самого себя - в первую очередь.
- А в качестве наказания - убери в старой оранжерее. Прямо сейчас. Времени - до вечера. Завтра до разговора со мной никому не говоришь ни слова. Иди.
-Наивно полагать... - Начала было она и осеклась. - Ну да все равно. Наивно.
Шутесса скользнула за дверь и остановилась, зашипев, как кошка, которой наступили на хвост тяжелым сапогом. "Интересно, как полагает этот венценосный урод уборку в оранжерее?! Легче просто пропустить первую часть приказа мимо ушей, чем изгаляться и искать возможные выходы. И пусть - в очередной раз кинут чем-либо за неповиновение!" - плечо заныло, напоминая о том случае, когда король запустил в своего дурака тяжелой вазой. Вздрогнув и тихо пробормотав что-то, акробатка изо всех сил ударила жезлом по стене, так, что покрытое узорами дерево треснуло. Замерла, удивленная, и кинулась прочь.
"Кажется, в этом замке не только я доставляю декораторам вечные хлопоты", - мысль вызвала улыбку. Можно было сказать Декорфу, что наказание превзошло все его ожидания.

[Кысь >>>]

Огонь в камине давно догорел, и король начал зябнуть. Он не спешил вызывать слуг - ему нравилась атмосфера одиночества и полумрака. Пусть там, за дверью, кто-то бегал, кто-то на кого-то кричал, здесь, в покоях Брэдгера, царило то настроение, которое было угодно ему. Солнечный свет не пробивался сквозь плотно сомкнутые шторы, и тепло середины дня давно сдалось в борьбе с вечными сумерками внутренних покоев. Словно бы сами камни чутко стояли на страже своего уединения. Король невольно припомнил события первой половины дня - бумаги-доносы-интриги-дипломатические искусы. Бесконечный поток, не дающий ни минуты покоя. И эта звенящая пустота сейчас.
Брэдгер не любил врачей. С детства привык сам обрабатывать раны, а на то, что обработке не подлежало, просто не обращать внимания. Но сейчас он был близок к тому, чтобы сдаться на руки лекарей. Бессонница выматывала, напрочь лишая силы и злости, тренировки оборачивались только идиотскими царапинами – сознание просто не успевало адекватно реагировать на привычный ритм боя. К тому же куда-то пропала девчонка. Остроты шутессы зачастую задевали за живое – но и заставляли собираться, доказывать что-то... Не ей, самому себе.

[Соуль >>>]

Была странная ночь. Полнолуние никогда не считалось добрым знаком, а сегодняшнее - могло бы напугать и не слишком суеверного человека. Тонкие лиловые облака словно бы пытались закрыть от взгляда огромный, непривычно огромный диск, но каждый раз оказывались слабее порывов ветра. Или, быть может, они пытались закрыть от этого холодного золотого взгляда землю?
Здесь, на крыше одной из замковых башен, ветер мог разгуляться вовсю: только зубчатое ограждение препятствовало неистовству его холодных плетей. Перед тем как подняться, король послал за шутессой, но сейчас уже почти жалел об этом: хотелось просто смотреть, ни о чем не думая, забыв даже о своей природе.
Она появилась, словно тень, тихо и незаметно, выдал только хрустальный перезвон бубенца, но и тот, не договорив, замолчал, словно смутившись, что посмел нарушить безликую тишину.
Шутесса как всегда на новом месте, остановилась, пытаясь почувствовать пространство, затем подошла к краю и провела руками по ледяному камню, описывая контур громоздкого зубца – до вершины дотянуться не получилось. Покачала головой и повторила свой жест… нахмурилась, словно не могла понять, где она оказалась. Подтянулась на руках и забралась на край… Повернулась и… тихо ойкнула.
- Сдует. - Король даже не повернул головы. Конечно, не шестое чувство - просто боковое зрение и некоторая доля интуиции.
Шутесса молчаливо кивнула и, свесив ноги, села там, где зубец плавно опускался, переходя в горизонтальную площадку. Ветер теперь дул в спину, пытаясь растрепать темную косу.
Присутствие, даже молчаливое, немного раздражало: не получалось по-настоящему отвлечься. Когда-то давно у короля было несколько человек, с которыми было приятно делить такие вот моменты - просто молчать, наблюдая за водопадом или слушая цокот копыт по лесной тропе. Но пара лет - и они уже не могли спокойно смотреть друг другу в глаза. С тех пор, кажется, Брэдгер был настоящим только в полном одиночестве. Ну и, может, иногда, по ночам, когда шум вина в голове заставляет верить в искренность собеседника, и приписывать его поступкам те мотивы, что хочется, а не что есть на самом деле. Все чаще монарху хотелось и самому набрать полный замок молодых оболтусов из числа дальних родственников - но в отличие от Ародора он понимал, что никогда не вернет таким образом старых друзей. И... Он прекрасно помнил, чем все закончилось у старого короля. Слишком много наследников, слишком много планов, исключающих друг друга.
Пальцы акробатки покраснели и частично потеряли чувствительность. Чтобы хоть как-то согреться, она спрятала ладони в рукава и подтянула колени к груди. Этим вечером ее вызвал к себе Ахторон – старый чародей, единственный человек, который заботился о ней с того момента, как она оказалась в замке. Он научил ее читать обычные книги, следуя только тому, что видят руки, и писать… почти ровно. Но вся благодарность к колдуну не могла сгладить обиду. Он отправлял ее в пограничный городок, одну. Шутесса пыталась найти оправдания, но не могла.
- Ступай, красавица, - Брэдгер, кажется, соизволил, наконец, посмотреть на нее прямо. - И постарайся не показываться мне на глаза хотя бы пару дней.
Жаль, что нельзя было отправить гулять весь этот дворец...
Она легко спрыгнула, приземлившись на носки и в пару шагов достигла выхода.
-Меня долго не будет, - то ли отвечая королю, то ли отвечая своим мыслям произнесла она и помчалась вниз по витой лестнице.

[Кысь >>>]

Дайс выдал пятерку. "Мрак", заявили ему мысленно. Аккуратный полупрозрачный двадцатигранник отправился обратно в коробку, не смущая более своим видом остальной бардак. На столе были кучей свалены бумаги, кожа, ракушки, карандаши, керамические кошки и коробки лакомства для крыс. Завершал композицию пятнадцатилитровый бак с водой - "чтобы на кухню не бегать".
Персонаж не шел. В очередной раз не понимался, не получался, не чувствовался. С самого начала не выходило увязать - сначала роль и собственные привычки, потом рельсы и оживающий характер. Брэдгар/Брэдгер выходил чем угодно - после каждого нового поворота становился новым. Но он не выходил собой. Каждое новое воплощение затягивало, но в перерывах между постами все равно появлялось неприятное чувство неправильности.
Стукнулся игрок, пнул на предмет совместки. Идея и заинтриговала и заставила сомневаться - у Китти все чаще возникало желание Брэдгера просто убить. Чтобы не мучался. Потому что если писать его серьезно - он просто загибался во дворце. Если несерьезно - то загибалась уже Китти. От той же самой неправильности.
В таких вот сдвоенных чувствах и написали первый вечер. Понравилось... Узнала много нового о персонаже. Китти даже честно решила что еще парочку таких отыгрышей и она его наконец поймет. А потому нагло пообещала игроку, что если шутесса останется, ее ждет презабавная сцена жалующегося монарха...

4/12/2006 12:02:23, Соуль
Соблазнить что ли короля?

4/12/2006 12:02:54, Соуль
нрпг м??? мастер нас закопает...

4/12/2006 12:03:11, Соуль
нрпг: или не закопает... *задумчиво*

4/12/2006 12:05:19, Kt
мне идея нравится =)

4/12/2006 12:05:36, Соуль
мне тоже... (но это в пять часов утра)
пишем?

4/12/2006 12:05:50, Kt
ага =)



Сообщение отредактировал Китти - 18-01-2007, 4:14

[Соуль >>>]

В помещении пахло пылью, сырыми стенами и полевыми цветами. За три с половиной года шутесса привыкла к маленькой комнате в крыле слуг и знала, где находятся предметы. У двери стояла жаровня, рядом – бочка. Каждый вечер воду приносила назначенная замковым распорядителем девушка.
У узкой бойницы приютилась кровать, в шкафу висели трико, рубахи. Потрепанный плащ шутесса бросила на единственный стул.
Трехдневный путь из Ульмара в Ктеж оказался тяжелым. Девушка свернулась клубком в почтовом экипаже среди мешков с письмами и слушала ровную дробь копыт, дыхание лошадей, скрип колес, ругань извозчика и шорохи бумаги. В карете было сыро, ветер метал в щели дождинки и забирался следом. Спину продуло, в груди поселился кашель. Виски сдавливало, словно тисками, зато усталость и боль приносили сны.
Шутесса любила покой – время, когда слепые могут видеть. Мир складывается из иллюзий, а не звуков, запахов и ощущений. Так из осколков собирался витраж. Но с цветами ночью приходили голоса: ехидные, злые. Они спорили между собой, занимали пространство в голове, и иногда было тяжело отыскать в десятках криков себя.
Властное сопрано Старейшины Храма переплеталось с высоким тенором северного полуэльфа и драматическим баритоном капитана городской стражи, в серую массу слипались ульмарские сплетни, и сквозь упругую мешанину рвался яростный, вибрирующий фальцет сжигаемой ведьмы.
Шутесса со стоном окунулась в прохладную воду. Недавно подрубленные до талии волосы намокли и тяжелым полотном облепили худую спину – по телу прошла дрожь. Неловким движением перевернула плошку с мыльным песком, и острые крупинки закружились, стремясь ко дну. Девушка яростно смывала дорожную пыль – вместе с грязью вызывающие отвращение воспоминания.
Она отправилась в Ульмар девятого апреля по приказу Ахторона, колдуна Седьмого Совета. В Ктеже проводил один человек, в северном городе встретил другой. Тяжело было забыть брезгливые и испуганные прикосновения посредников к рукам. Слепота вызывала ужас даже, когда у человека не наблюдалось других увечий. Вернулась… и этот разговор – вновь отправляться в путь. Приказ звучал как попытка избавиться. Придется, хотя еще есть незаконченные дела. Последняя шутка в адрес короля.
Прощай. Как жонглерский взмах рукой в день отъезда – девятнадцатое апреля. Только в путь завтра утром.

[Кысь >>>]

Когда в дверь постучались, король уже битый час пытался сосредоточиться на придворных бумагах. Все шло наперекосяк. Ночью его мучила бессонница, днем - одолевала сонливость, и в результате оба времени проходили на редкость бездарно. Перед тем как отозваться, король долгие полминуты просто смотрел в камин - ему нравилось когда люди разделяют его чувства. Наконец, Брэдгер поднял голову:
- Кого там еще принесло?
В проеме стояла Шутесса, задумчиво склонившая голову набок и водившая вытянутым носком по каменым плитам пола. Желз, зажатый в руках, фривольно позвякивал, отмечая такты детской песенки "про короля". Мотив был известен едва ли не каждому придворному франту, но мало кто решался даже насвистывать отдельные ноты, поскольку текст относился к разряду запрещенных, а если быть точным - крайне нелюбимых Брэдгаром, поскольку именно он высмеивался там на протяжении двух строф.
Между тонкими черными бровями Брэдгера сразу же образовалась глубокая складка.
- Давно тебя не было здесь, красавица, - голос короля, тренированный сотнями званых приемов, был сама патока. - Хочешь яблоко?
Не дожидаясь ответа, он взял фрукт из вазы и кинул его шутессе.
-Чуть больше декады, - Оставив посох в левой руке, Шутесса резко вскинула правую и едва успела поймать фрукт. Для этого ей пришлось подпрыгнуть и изогнуться. - Благодарю, благодарю, вы не позволите отправить его вам обратно тут же, поскольку я, увы и ах, не голодна. Его письмом почтовой птицей и метанием из ладоней в ладони?
- Грузовыми лошадьми, - Брэдгер улыбнулся довольной улыбкой сытого кота. Отдельные шутки его игрушки здорово попадали в цель, да. Но в целом он даже успел соскучиться. - Полагаю, ты ездила проветриться? Много ли интересного видела?
-Хорошо, я так и поступлю. - Она невозмутимо убрала яблоко за пояс, застегнутый поверх трико и озорно улыбнулась в ответ на вопрос своего короля. - Да как сказать... я видела все одно, а вот слышала... но вас же не интересует, что я слышала, ведь так?
- Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - усмехнулся король. - Но за неимением иного, пожалуй, это меня интересует.
Девушка упала на пол и демонстративно закрыла ладонями глаза:
-А в ином случае, лучше один раз услышать, чем унюхать или осязать! Воистину мудры слова Нашего Величества. А слышать приходилось побасенки, да слухи и сплетни, - акробатка сосредоточилась, понимая, что ее настоящий повелитель не будет в востороге, если венценосная особа будет знать слишком много, - придворный гомон на приеме в Ульмаре, да пустой треп тамощних жриц. Воистину, это самые пустоголовые жрицы, которых мне видеть доводилось. Своими мыслями пресветлыми, задурили голову еще не светлую принцессы маленькой... чего еще можно ожидать от тех, кто далеко так от разумного ветра столицы?
Складка опять появилась между бровями Брэдгера - на этот раз больше задумчивая чем гневная. То ли принцесса желает в монахини - и это очень хорошо, то ли она теперь инструмент церкви - и это уже совсем не хорошо. Церковников Брэдгер не любил настолько, что даже в личной королевской часовне не обитало никого из служителей Шеан. И они, кажется, отвечали ему взаимностью.
- Разве что бунта, красавица, разве что бунта. Скажи казначею, чтобы выдал тебе пару дюжин золотых. И не вздумай никуда отлучаться - королю никогда не помешает пара острых глаз.
Брэдгер облокотился на стол и снова вперил взгляд в догорающий огонь.
-То есть мне вернуться? - Шутесса подобралась поближе ко столу и оперлась плечом о теплое от жаркого огня дерево. Она, играя, порятянула жезл и дотронулась им до ног Брэдгара, - да? да?
- Завтра утром вернешься, - нахмурился снова Брэдгер. - Я тебя люблю, но не настолько, чтобы слушать всю ночь. На сегодня достаточно.

Сообщение отредактировал Китти - 18-01-2007, 8:14

[Соуль >>>]

Остаток вечера пролетел почти незаметно - запомнилась только головная боль, да еще один особенно вычурный вензель, отблескивавший прямо в глаза, куда ни поставь свечку. Но когда последний лист пергамента отправился в корзину и подогретая кровать приняла короля в свои объятия, пришел тот, кого уже не ждал Брэдгер. Сон навалился тяжелым ватным одеялом, так, словно и не было многих дней бессонницы.
Король был в поле. Давно он не выезжал в таком виде даже на парады - но сейчас его черно-зеленый доспех сидел на нем как влитой, а конь слушался малейшего движения поводьев. Вот только вокруг не было ни пестрых лоскутов полевой стоянки, ни даже стройных шеренг его личной гвардии. Он был один - только чахлые кусты, невысокие холмики и мрачная крепостная стена.
Крик заставил его обернуться. Варвары появились ниоткуда, еще секунду назад там была только равнина - а сейчас глазам становилось больно от солнечных бликов на шлемах и панцирях. Высокорослые, светловолосые люди с перекошенными яростью лицами летели прямо на Брэдгера. Конь короля взвился на дыбы и начал отступать к стенам, но было уже слишком поздно. Наконечники копий все ближе, ближе...
Брэдгер стоит на крыше высокой башни. Над ним - только небо и королевское знамя. Внизу кипит битва - орды варваров кидаются на стены, возводя новый крепостной вал из мертвецов, но каждый раз добираясь все дальше. Даже отсюда видно напряжение на лицах лучников. У них не остается времени целиться, а движения продуманы до автоматизма - скорость, главное скорость. По стенам мотаются люди, что-то кричат, но Брэдгер не слышит ни звука. "Слишком далеко" - мелькает мысль.
И теперь он уже на ближней стене. Прямо перед ним на камни шлепается верхняя перекладина лестницы - а через пару мгновений уже появляется чья-то небритая физиономия с коротким мечом в зубах. Король быстрым, почти танцевальным движением сносит варвару голову. Подбегает кто-то из защитников с рогатиной и лестница летит вниз. Но через секунду всего в нескольких шагах уже шлепается новая перекладина.
И тут взгляд короля натыкается на странную фигуру далеко на холмах. Ни арбалет, ни лук не стреляет на такое расстояние, но король отчетливо видит каждую морщинку на старческом лице. Длинные волосы колдуна переплетены кожей, и деревянные подвески мягко постукивают на ветру. Но страшнее всего - глаза. Король не может оторваться от этих глаз - теперь он уже не на стене, он близко, близко, и в этих глазах нет ничего разумного, одна тоска и слизь, словно бы смотришь в глубокий гнилой омут...
Король проснулся разбитым. При одном воспоминании о ночных кошмарах его передернуло - постель вся была мокрой и липкой, словно бы всю ночь он потел без остановки, и вдобавок здорово вертелся. Даже подогретая розовая вода, как всегда, появившаяся по первому жесту, не смыла гадливого ощущения.
- Эй ты, как тебя. Приведи сюда шутессу. И вина. Много вина.