Четыре истории

[SonGoku >>>]

История вторая. Каллиграф

В маленькой комнате было все, что можно было ожидать за ту скромную плату, которую усталые путешественники могли предложить скупердяю-хозяину. Вернее было бы сказать, что там не было практически ничего, но им сейчас ничего и не требовалось, разве что крыша над головой и возможность пару ночей выспаться, не думая о том, занесен ли над тобой чей-нибудь клинок или можно и дальше видеть сны.
- А тебе что-нибудь снится? – полюбопытствовал Шэ, когда хозяин оставил их наедине, подарив каллиграфу на прощание такую понимающую ухмылку, что стало радостно за слепоту девочки.
- Мне? Ну, вообще снится... - Чан нащупала жесткую поверхность кровати и села. - Только я не знаю, что это. Ничего похожего я не слышала. Но, наверное, так и должно быть, - девочка слабо засмеялась.
Шэ развязал узелок и разложил на столе нехитрые принадлежности. И задумался: бумагу так просто не купишь, а ее потребуется очень много, если он хочет исполнить задуманное. И ее нельзя будет просто так тратить на слепую девчонку. Ах какой он глупец! Да зачем им бумага? Шэ взял старую кисть; она давно разлохматилась и даже сухая походила больше на метелку из перьев, какой хозяйки смахивают пыль, наводя в доме порядок. Каллиграф подсел к девочке и сунул ей в руку «орудие своего труда». Почему-то он ждал, что Чан вздрогнет от его прикосновения, но видимо, прошлые их приключения наложили свой отпечаток.

(и Sayonara)

[Sayonara >>>]

Девочка крепко сжала кисть. Она оказалась удивительно тонкой. Чан ощупала ее. Кисточка была мягкой, пыльной и растрепанной, но приятной. Девочка улыбнулась и повернула лицо.
- Господин Шэ, а почему она такая большая? Я думала, линии должны быть тонкие.
- Потому что ты только учишься. Есть и тоньше, но пока и такая сойдет, - улыбнулся в ответ каллиграф. - Кроме того, все зависит от нажима.
Надо признать: затея выходила безумная, как и все, что он замышлял в своей жизни. Почему-то ему не везло на спокойные и тихие дни. Шэ осторожно обнял девочку сзади за плечи, крепко взял ее руку.
- А теперь... - он сморщил нос, когда ее волосы защекотали ему лицо, и чуть не чихнул. - Запоминай движения.
Он провел по жесткому покрывалу кровати первую воображаемую линию.
Чан расслабила руку, когда каллиграф вел ее. Девочка даже затаила дыхание - впервые в жизни она училась делать что-то, что видели другие. Поэтому ей было немного страшно, жутковато. Она попыталась вообразить то, что только что изобразил на поверхности Шэ, но не смогла. Она поняла только, что этот маленький значок довольно прост. Это было восхитительно - Чан всегда мечтала увидеть то, что писал ее друг, а теперь она сможет это ощущать!
- А что это значит? - тихо спросила Чан; как она поняла, основная ценность письменности была в ее значении.

(с SonGoku)

[SonGoku >>>]

- Солнце.
Шэ еще раз начертил прямоугольник и перечеркнул его горизонтальным штрихом посередине. Это было так странно – писать и не видеть, что получается.
- Это солнце. А если пририсовать к нему снизу две ножки, то получается месяц.
Чан почти про себя прошептала:
- Солнце... - ей много рассказывал про него старый монах. Он говорил, что оно огромное и теплое. А про месяц она помнила старую легенду, где жена могучего охотника выпила напиток бессмертия и поселилась на луне - взрослом месяце.
- А они похожи на настоящие?
Шэ задумался. Он не видел квадратного солнца и не помнил никаких ног у луны, кто знает, какими они были раньше.
- Порой – очень похожи. Луна очень похожа на солнце, а ножки ей для того, чтобы быстрее бежать, у нее совсем мало времени, - он сдул прядь волос, выбившуюся из прически девочки. – А теперь поставим эти два значка рядом. Получается свет, потому что когда светят луна и солнце одновременно, то гораздо светлее, верно?

(and once more!)

[Sayonara >>>]

Чан засмеялась. В ее сознании начинал строиться еще один маленький и удивительный мирок, который объединял в себе все остальные скудные ее познания о жизни.
- А разве они могут быть на небе одновременно? Я думала, луна только ночью, а солнце днем.
- Очень редко, но их можно увидеть... - Шэ прикусил губу. - Порой даже они встречаются, хотя и нечасто. А теперь - попробуй написать без меня.
Чан неуверенно держала на весу руку, отпущенную каллиграфом. Потом она опустила голову.
- А... Если у меня не получится?..
- Тогда мы повторим еще раз. Не бойся.
Девочка напряженно сморщила нос и дрожащей рукой провела в воздухе линию. Потом аккуратно сделала еще одну. На третью духу у нее не хватило, и Чан опустила кисть. И почувствовала у себя на запястье сильные уверенные пальцы каллиграфа.
- Я помогу тебе.
Они на пару вывели «солнце».

(те же)))

[Reytar >>>]

История вторая

Людовик Гвезда из Карлштайна, некогда юный армигер, участник победоносного Шестого Крестового похода, моравский рыцарь, опоясанный самим Фридрихом І в освобожденном Иерусалиме, пан на Дубне, а затем обвиненный в принадлежности к катарской ереси, изгнанник, наемный воин и участник немалого числа битв и стычек, а в данный момент – уволившийся охранник каравана, сидел за наиболее дальним от входа столом небольшого постоялого двора и пил из глиняной чашечки пиво.
Его занесло в этот небольшой приграничный городок теми ветрами, которые несли его подобно упавшему с бука листу, гонимого силой стихии, вот уже около десяти лет. Несли, то, приподнимая вверх, ближе к сиянию славы и тепла, то, опуская вниз, в сумрак и безвестность, но, не роняя на землю, на которой множество подобных листьев судьбы были втоптаны в пыль копытами неутомимых коней монгольских батыров. Как бы то ни было, но все эти годы высшие силы хранили Людовика. Хоть и не раз приходилось быть среди потерпевших поражение, долговязый морав как-то ухитрялся выкрутиться из самой неприятной ситуации и, спустя некоторое время, опять оказывался на коне и не без серебряной монеты в кошеле у пояса.
Вот и сейчас, он сидел и попивал местное пиво, такое непривычное, но все же удовлетворительного качества, частенько смахивая пену с длинных вислых усов, какие только и полагалось носить моравскому дворянину, пусть и лишенному всех вотчин и объявленному вконец сбрендившими и жадными до денег попами, еретиком. Полученных от главы каравана монет хватало на то, что бы довольно скоромно прожить некоторое время, значит стоило, не откладывая в долгий ящик, подыскивать нового нанимателя, способного заплатить сумму достаточную для содержания тяжело вооруженного всадника и его боевого коня, и устраивающую довольно придирчивого Гвезду.
Морав покрутил головой, оправив просторную сине-зеленую рубаху и проверив, на месте ли кошель, кинжал и ножны с мечом, но среди местных жителей, набившихся в общий зал харчевни, найти того, кто бы соответствовал облику будущего нанимателя, пока что не удавалось.
- Еще пива, почтенный! И свинины, если только в этих диких землях водятся добрые свиньи, бока которых сочны и не состоят из одного лишь сала! – Пробурчал рыцарь, обращаясь к хозяину заведения, льстивый прищур глаз которого за версту выдавал сквалыгу и обманщика, после чего смахнул в очередной раз пену с усов и хмыкнул.
Так как делать пока все равно было особенно нечего, Людовик взял в руки прислоненный к ножке стола сельджукский кобыз, поправил пару колышков подтягивая струны и провел по ним ладонью, заставив инструмент отозваться аккордом:
- Есть два пути: либо славить Свет, либо сражаться с Тьмой… - громким баритоном пропел морав.

[SonGoku >>>]

История вторая

После нескольких повторений Шэ счел, что, по крайней мере, «луну и солнце» его спутница не забудет. Каллиграф проголодался, как выяснилось, не на шутку. Оказывается, есть хочется не только тем, кто что-нибудь учит, но и тем, кто делится знанием. Он сказал об этом маленькой Чан. Девочка полностью поддерживала Шэ в этом интересном вопросе. Только вот она не на шутку не доверяла людям в этом городке, а тем более тем, которые были в гостинице. А если есть, то наверняка надо спуститься. Но внизу, из зала доносились грубые голоса, шум перебранки.
- А тут очень странный народ? - боязливо спросила Чан. За свою недолгую жизнь она знала разных людей, но все же очень их боялась.
- Мы на границе, здесь всегда много разного... сброда.
Взять хотя бы его, он чужак здесь, и многие с удовольствием воткнут ему нож под ребра. Чтобы отомстить за давний удачный набег, который устроил кто-то из его соплеменников, с кем Шэ даже не был знаком, да и вообще в глаза не видел. Или наоборот – отомстить за неудавшийся набег, но уже по другую сторону границы. Или решат, что не он один должен владеть этой девочкой.
- Может, ты здесь меня подождешь? – спросил каллиграф, не очень уверенный в успехе предложения.
- Нет! Пожалуйста, не надо! Я боюсь одна. Тут так страшно... - Чан вцепилась в рукав каллиграфа.
Да, наверное, так будет лучше; кто знает, что может случиться, оставь он ее здесь. Жаль, что нельзя научить ее и защищаться. С собой Шэ хотел взять только меч, но передумал.
- Держи, - он всунул в руки девочки ящик, куда складывал письменные принадлежности.
Чан крепко прижала к себе коробку. Девочка склонила лицо, прислушалась.
- Там кисточки, да? - весело спросила она. И снова вспомнила два сложных значка - солнце и месяц.
- И кисти, - кивнул каллиграф. – А еще там палочка туши...
(Почти использованная и не очень хорошего качества, только новую пока купить не на что).
- И дощечка, чтобы ее растирать. Там даже есть печать и немного красной краски.
(Совсем на донышке, а печать не его, Шэ нашел ее в разграбленной лавке; свою он не успел получить, не сложилось).
- В общем, много полезного барахла.
Он помог ей спуститься по лестнице, и они устроились в общем зале подальше от всех. Хозяин постоялого двора не горел желанием обслуживать этих странных гостей, но делать ему было нечего.

(на пару с Sayonara)

[Bishop >>>]

История первая. Гадатель

Два солдата против одного беглеца, зато в небольшом помещении негде им разгуляться. Короткий меч в таком случае – удобнее. Митора подождал, когда хозяин дома первым пройдет внутрь, а затем – ударил под кромку небольшого щита, снизу вверх, того стражника, что шел следом. Солдат изумленно вздохнул и начал заваливаться набок.
Гадатель, примеривший уже для своих целей плотную тяжелую на вид скамью, схватил ее, намереваясь исполнить то, чему помешал минуту назад Осман. Размахнулся как следует. Но подвижный островитянин то ли нарочно, то ли ведомый своими богами, оказался вне досягаемости. Вместо него медового цвета доска впечаталась в лоб второму солдату. Тот еще успел охнуть и даже выпучить глаза перед тем как осесть на пол.
- Kanpuku! – восхитился нихонец, на развороте добил противника.
Вскочил на ноги, одновременно вытирая клинок, отправляя меч в ножны и прислушиваясь.
- Ikushou?

(вместе с Даларой)

[Далара >>>]

Сам Осман даже не успел ничего предпринять, как оба блюстителя порядка уже лежали на ковре, не подавая никаких признаков жизни. Ошеломленный купец, быстро осознав, что произошло, и грозящие ему в связи с этим опасности, бросил на Чжона уничтожающий взгляд, острый, как ятаганы аскеров его родины.
Возможно, тут произошло бы еще одно убийство, но сельджук предпочитал бить наверняка, и по возможности - в спину. За отсутствием времени он даже не стал говорить всего, что подумал о своих гостях - а говорить он умел выразительно и пышно, - и ограничился парой тюркских слов, которых никто, кроме него не понял, хотя вложенная в них экспрессия не давала усомниться в его чувствах.
- Ты подводишь меня под меч палача, - коротко и зло сказал Осман. - Мы позже еще поговорим, а сейчас убирайтесь!
- Погоди, Осман! – непритворно взволновался гадатель.
Остаться сейчас без укрытия в городе, полном солдат, не улыбалось. Его-то самого, конечно, не ищут, но Саньиня тут же схватят, еще и умертвят. А он, Чжон Джиан Гуэй, обязан принести смерть островитянину собственными руками!
Митора деловито осмотрел трупы, кивнул сам себе и - направился к двери во двор. Не то чтобы он был знаком с домом, рассудил: раз сюда вошли стражники, выйти лучше всего в другую сторону. На каменной дорожке отпечатался кровавый след, видимо, наступил ненароком в натекшую лужицу - на ковре не разглядишь. Забор был высоковат для низкорослого островитянина. Точнее - он был слишком высок. Только, кажется, нихонец не собирался останавливаться.

(soshite higf to Bishop)

[higf >>>]

- Чем я так прогневил Аллаха, что он послал мне такого... – снова последовала краткая вставка из родной речи купца. – Тебя, в общем! Чего ждать? Чтоб пришли и арестовали меня вместе с вами?! Даже этот, - хозяин дома ткнул пальцем в сторону уходящего спутника гадателя, - понимает, что к чему, хотя молчит! Кстати, он вообще говорить умеет? И кто это?
Джиан хотел было поспорить с купцом, но, увидав удаляющуюся спину Саньиня, махнул рукой и кинулся следом. Догнал, когда тот уже почти перелез через забор, ухватил островитянина за ноги и дернул обратно во двор.
- Стой, неразумная твоя голова!
Разница в массе оказалась достаточной, несмотря на немалую силу рук смуглого гостя страны. Воин и гадатель чуть не в обнимку покатились по земле. От волнения Чжон говорил быстрее, чем обычно, не особенно заботясь, понимает ли его Саньинь, но сила убеждения была вложена немалая. В конце концов оба вернулись в дом, и Гуэй принялся уговаривать хозяина.
- Хозяева! - донесся с улицы зычный крик.
Все замерли.
- Именем императора!
- Делай, что предлагаешь, некогда с тобой спорить, - отмахнулся Осман. – Только быстрее. Еще что натворишь - больше рядом не появляйся. И вообще в этом городе...
Он отправился встречать незваных гостей. Отворить им дверь возможным не представлялось, ибо она все еще валялась у порога.

(с Даларой и Сон)

[Bishop >>>]

Свет в подвал проникал только сквозь щели меж досками, создавая ощущение длинных порезов в кромешной тьме. Зажигать лампу не решились - могут увидеть или почувствовать запах горящего масла. Сверху слышались шаги и недовольные голоса. Осман вовсю играл роль добропорядочного горожанина, больше всего на свете жаждущего посодействовать императору в лице стражи. Солдаты, кажется, верили, что заставляло Чжона с трудом удерживать полные иронии смешки и фырканье.
Как бы то ни было, сейчас, может быть, наиболее подходящий момент, чтобы избавить земной мир от одного низкорослого островитянина. Гадатель снова держал кинжал наготове, пробираясь поближе к Саньиню. Осман будет только благодарен, можно будет отдать труп солдатам и получить награду за убийцу их товарищей. Уже намечена точка на шее, Джиан уже почти чувствует, как тонкое лезвие прокалывает кожу, пронзает тонкие мышцы...
В свете, идущем из щели сверху, блеснул металл. Чжон замер как вкопанный, по спине стекла капелька пота, взмокли ладони. Как он узнал? Темные глаза гадателя оглядели занесенный короткий меч в руках Саньиня. Нихонец не отрывал взгляда от светлых узких полосок у них над головами. Доски прогибались, поскрипывали, иногда сверху сыпался мелкий мусор.
- Osoru runakare.

(Далара mo)

[higf >>>]

В глубине души было страшновато, но мало ли что там было в глубине души! Как известно, умение скрывать свои мысли как лицом, так и словами – профессиональное умение купца. И сейчас сельджук красноречиво излагал свою любовь и почтение к императору, уважение и готовность помочь – к стражам порядка и ненависть – к нарушителям закона. Жалуясь на убытки, он демонстрировал окровавленный ковер, говорил, что позаботится о телах, и просил поскорее догнать беглого преступника.
Стражники, которые не только не забывали о награде, но и разъярились, увидев тела своих товарищей, бросились по следам так рьяно, что даже не пошли в обход, а перелезли стену по садовой лестнице, надеясь на той стороне найти продолжение кровавого следа.
Тут, наконец, Осман позволил себе вытереть со лба начавший проступать пот, и начал отдавать слугам распоряжения привести все в порядок. Вытаскивать гостей из-под пола он не спешил – так спокойнее. Лишь когда слуги все убрали, заменили ковер и выволокли тела, чтобы отвезти их куда положено, купец открыл потайной люк, чтобы узнать, в каком состоянии пребывают столь дорогие по нервным и материальным затратам гости.

[Bishop >>>]

История четвертая. Воин

По крытой тростником крыше шуршал дождь, капли выбивали звонкую барабанную дробь на бабучинах, что скрепляли настил. Плоские мокрые камни дорожки - от входа к небольшой кашикаке мачиай* - тонули в зеленом мху и казались лужицами черной туши.
Гость сидел неподвижно, сложив руки на коленях, стараясь укрыть от посторонних глаз возбуждение. Подглядывать за ним было некому - только сойке, что раскачивалась на ветке куста, или непоседливой белке, недовольно шумевшей в кроне пинии. Белка тарахтела и сыпала вниз ореховую шелуху.
Гостя проводили сюда, под навес, не дали отдышаться, позволили только оставить вещи и сменить таби* на свежие и чистые. Он не успел отойти от бешеной скачки через ночной лес - сумасшедшей, почти безрассудной, лишь бы успеть к часу Тигра, который был указан в переданной тайком записке.
Гость терялся в догадках и - пытался не подавать вида. Молчаливым предутренним призраком рядом возник помощник хозяина чайного дома, поклонился, отпер калитку, чтобы впустить в сад молодого человека, сидящего под навесом.

----
*кашикаке мачиай - специальное помещение при чайном доме у входа, где гости могут переодеться, оставит все лишнее и выпить кипятка перед тем, как идти под навес, где им следжует ждать приглашения в сам дом.
*таби - хлопчатобумажные белые носки с отдельным большим пальцем.

[Далара >>>]

История первая. Гадатель

Шаги и голоса наверху стихли, больше не сыпались пыль и труха. Чжон, пригнувшись, начал пробираться к выходу из подпола. Митора вложил меч в ножны и собрался идти следом. Гадатель, заметив, шикнул и замахал на него руками. Воин напрягся, и гадатель понял, что делает что-то не то. После не слишком долгих уговоров Саньинь кивнул и издал что-то среднее между хмыканьем и мычанием. Джиан предположил, что это выражение согласия. Крышка подпола откинулась и взгляду подоспевшего Османа предстал гадатель, чьи белые одежды приобрели оригинальные узоры из собранной по углам паутины.
- Оба живы? - на этот раз в устах купца этот вопрос отнюдь не имел риторического оттенка.
- Живы-здоровы. Будь добр, Осман, дай ключ от подпола.
Хозяин вопросительно посмотрел на гадателя.
- Зачем? Мне начинает казаться, клянусь именем Аллаха и гуриями Эдема, что я даже слишком добр!..
- Не беспокойся, твоя доброта сегодня не выходит за рамки той чрезмерности, которую ты проявляешь всегда. А если ты дашь ключ, то он, - многозначительный кивок вниз, - точно никуда не денется, и никто его здесь у тебя не найдет.
Видя, что сельджук не слишком торопится подчиняться, прорицатель склонился к нему поближе и доверительно прошептал:
- Если этот дикий островитянин вырвется, тебе придется его удерживать одному. А ну как он решит попортить твое имущество или, еще хуже, присвоить что-нибудь.
Джиан изящным жестом протянул ладонь, в которую следовало вложить ключ.

(с безбожным акцентом и перевиранием: Хигф лянь тон... ну все поняли)

[higf >>>]

- А если он сейчас начнет тут греметь вовсю? – сельджук ткнул ключом в руку гостя. – Теперь скажи мне, что ты собрался делать дальше, зачем хочешь его убить, и почему шайтан в своем злокозненном хитроумии привел тебя для этого в мое мирное жилище?
Гадатель отобрал ключ, запер крышку подпола и отвел хозяина подальше, чтобы Саньинь не подслушал.
- Кому же, как не тебе стоять на пороге между жизнью и смертью, о хитрейший из сельджуков? Солдаты гоняются за ним, но не за мной. Сейчас я схожу разузнать, к чему они пришли, а позже мы устроим... чаепитие. Да-да, именно чаепитие.
Джиан явно был в восторге от этой идеи. У него горели глаза, как у человека, который точно знает, какой путь приведет его к успеху.
- Нужно показать гостю, как это делается у нас. Пусть слуги приготовят все, что требуется для чайной церемонии.
Кажется, Осман догадался, в чем дело - его знакомец сошел с ума. Наверное, это наказание свыше за то, что, имея пример истинного правоверного в его лице, гяур не познал свет ислама. С теми, кто поврежден разумом, лучше не спорить и говорить осторожно.
- Хорошо, - он кивнул, - сейчас распоряжусь, и все приготовят. Все лучшее здесь к услугам гостей, и особенно – достославнейшего из знатоков письма, которому так мешали сыны шакала, именуемые местной стражей, что единственным местом, где он мог чувствовать себя свободно оказался мой воистину скромный дом. - Он еще раз посмотрел на испорченный ковер и подумал, что, если пятна не отстираются, придется его заменить на недавно купленный, и не менее роскошный. - Когда ты все-таки расскажешь мне, почему свет твоего разума породил подобные дела?
Он непременно скажет слугам, чтоб было все необходимое для церемонии, а заодно – чтоб были начеку и вооружились дубинками – безумие может проявить себя по-разному.
Собеседник посерьезнел.
- Терпение, Осман, терпение. Я расскажу тебе, когда дело будет завершено.

(with Далара - язык определите сами)

[higf >>>]

История четвертая. Воин

(higf and Bishop, начало)

В самом домике посетителя ждали. Там сидел мужчина - или молодой человек, все ведь зависит от точки зрения - лет двадцати пяти - тридцати на вид. Уверенно, почти по-хозяйски ведущий себя первый гость свой простой коричневый дорожный костюм-сугата носил с каким-то неуловимым изяществом, будто наряд придворного.
- Ты вовремя. Здравствуй, Митора-кун!
Чтобы попасть внутрь, приходилось не только опуститься на колени, но и согнуться в поклоне. Юкихико нетерпеливо выпрямился, занял отведенное ему по рангу место.
- Ходжо-доно не стал бы звать понапрасну.
Хозяин чайного дома еще был занят, и поэтому его помощник с извинениями принес намоченные в кипятке салфетки - чтобы гости могли обтереть лицо и руки.
Старший гость не спешил - церемония не терпит суеты, и разговор может немного подождать - по крайней мере, до окончания приготовлений, тем более, что сейчас постоянно рядом посторонний человек... Он по праву главного гостя принял чашу со сладостями, поставив ее на место, и взял в руки свой веер.
Взгляд Ходжо встретился с беспокойным взглядом того, кого он позвал:
- Да, это так. Отдышись и успокойся - нам предстоит серьезный разговор, но немного позже. А пока - смотри, только пошли первые дни весны, а в токонома уже стоят бутоны!
Юкихико мазнул взглядом по нераспустившимся цветам камелии в простой бамбуковой вазе, но взял себя в руки и заставил - если не полюбоваться нехитрым украшением, то хотя бы не нарушать приличий. Горячая, пахнущая благовониями салфетка пришлась кстати, как и маленький бумажный веер. Дождь за тонкой стеной зарядил, похоже, надолго; все дороги размыты, больше некуда торопиться.

[Bishop >>>]

- Не так давно кто-то хотел меня убить, - сказал Юкихико, когда помощник мастера вышел.
На лице Ходжо, привыкшем выражать только положенные эмоции, ничего не отразилось, но в глазах промелькнула тень сперва досады, потом - снисхождения. Вряд ли кто-то, менее опытный, чем сам Кансукэ, мог бы уловить бег мыслей: "Мальчик так тороплив и недостаточно воспитан... Впрочем - он молод и в опасности. Можно понять и простить".
- Поэтому ты здесь. Я знаю, впрочем - без подробностей. Расскажи, как это было.

***
Небо лишь оттенком отличалось от пустоши. Унылое завывание раковин не могла оживить даже звонкая перекличка трещоток. Загонщики вязли по щиколотку в оттаявшей и размокшей земле, застревали в колючем безлистном пока кустарнике. Наблюдая за ними, Митора радовался – сегодня ему позволили участвовать в охоте почти наравне с остальными. Не с гостями – не тот ранг и не тот возраст, зато не приходится месить грязь. И в руках не трещотка, а длинный лук, блестящий черным лаком. И дан шанс показать умение обращаться с оружием. Юкихико – давно не мальчик, почти четыре года – уже целых четыре! – как не носит волосы распущенными и не надевает алое хитатаре*. И пусть генпуку* провели в спешке, без особых торжеств, но с той поры он – взрослый, ему нечего делать со слугами и загонщиками.
День был серый, ненастный, вершины гор Хиэй, что гигантскими волнами поднимались вдали, прятали вершины в низких тучах, пахло скорым дождем. Загонщики не мерзли, колотили длинными хворостинами по сухой траве, выгоняя затаившуюся там дичь - к огороженному полотнищами небольшому пространству, где ждали охотники. Каждый надеялся, что ему выпадет удача поднять кабана, но выскакивали только зайцы. Хорошо им, загонщикам, хорошо даймё и его гостям, что одеты в подбитые ватой одежды из плотного шелка.

----
*хитатаре - сначала одежда только для дома, типа пижамы, потом – верхняя одежда, часть каригину; как правило – одного цвета и типа ткани со штанами-хакама. Без запаха, боковины не сшиты. Рукава сначала были узкие, потом были сделаны более официальные – широкие. Алое хитатарэ и распущенные длинные волосы носили мальчики, состоящие пажами при господине.
*генпуку - церемония «вхождения во взрослую жизнь»; мальчиков в возрасте от 12 до 16 лет приводили в храм божества, покровительствовавшего им, где им давалась их первая взрослая одежда, детская прическа менялась на взрослую, вручалось оружие и давалось взрослое имя.


(higf to)

[higf >>>]

Громко захлопали крылья, из колючих зарослей вспорхнул фазан. Заскучавшие в ожидании гости пустили коней вскачь. Митора тоже поторопил мохнатую приземистую лошадку, боясь отстать. Красные потрепанные кисти - украшение сбрую - мотались из стороны в сторону. Топот копыт сотрясал блеклую пустошь.
Они поднимались все выше по склону, кое-где еще лежал не растаявший снег. Митора держался в стороне от прочих охотников.
- Молодой господин! Молодой господин!
Юкихико придержал лошадь, оглянулся на голос. Один из загонщиков - в грязной одежде, запыхавшийся, в съехавшей на затылок соломенной шляпе-амигаса, - махал ему рукой.
- Пусть молодой господин поспешит, там, у водопада, я заметил кабанов!
Митора благодарно кивнул. Азартные крики охотников раздавались с другой стороны, искаженные горным туманом и эхом. Юкихико направил коня к водопаду, туда, где лес становился гуще, а склон каменистее. В непролазных зарослях кто-то ворочался и пыхтел. Митора спешился, опасаясь, что конь переломает себе ноги.
Загонщик оглянулся. Заросли скрывали остальных из виду, а в криках было не разобрать слов.
- Сюда, господин! - снова помахал он, при этом скрещивая пальцы в незнакомом самураю жесте.
Кусты сзади затрещали. Юкихико повернулся, стрела уже лежала на тетиве, оставалось - натянуть лук. Стрелял он хорошо, его часто хвалили. Но одно дело - когда скачешь верхом, и другое - среди кустов. Звонко щелкнула тетива. Однако вместо ожидаемого визга из кустов послышалось нечто нецензурное, и оттуда вывалило два вооруженных увесистыми дубинками и ножами громилы, у одного из которых по разорванному левому рукаву текла кровь.

(все те же на сцене)

[Bishop >>>]

Митора бросил лук, теперь стало понятно – почему лицо загонщика было ему незнакомым. Но и думать – было некогда. Молодой человек выхватил меч, не особо надеясь, что если позвать на помощь – кто-нибудь прибежит. И скорее всего, не услышат.
Нападающие начали расходиться в разные стороны, размахивая оружием - как никогда не делают те, кто мастерски им владеет, но явно привлекая внимание. Сзади послышался тихий шорох, как будто по траве скользила змея... Перчатки-югаки и иготэ* сейчас только мешали. Юный воин ждал, кто первый из троицы нанесет удар, - меч опущен острием к земле в отведенной в сторону руке. Юкихико выждал удобный момент, шагнул к ближайшему противнику, ныряя под удар дубинки. Рукоять меча врезалась громиле под дых. Дубинка скользнула по траве, а бандит согнулся вдвое, мешая второму. Подумав, что настал удобный момент, лжезагонщик бросил веревочную петлю, пытаясь, чтобы она опустилась на плечи разгибающегося юноши. Распрямляясь, Митора перехватил за запястье левую руку противника, ту, что уже была повреждена стрелой, сильно дернул – вниз и от себя, – крутанулся на месте. Второй противник обрушился на колени, зажимая ладонями распоротый живот. Вот тут загонщику и повезло заарканить свою добычу. Бандит сильно дернул за другой конец петли правой рукой, левой выхватывая нож.

---
*югаки – перчатки из мягкой ткани для стрельбы из лука, порой весьма веселой расцветки
*иготэ – надевается поверх всего костюма на правую руку, что-то вроде отдельного рукава на завязках.


(futari)

[higf >>>]

Прошло не меньше часа, прежде чем гадатель вернулся. Судя по лицу, он был невероятно доволен. На губах играла улыбка, отчего усы были похожи на расправившую крылья морскую чайку, только черную.
- Добродетельнейший Осман, все хорошо, в твой дом солдаты больше не собираются, - возвестил Чжон. - Они думают, что преступник скрывается на окраинах, а то и вовсе покинул город с только что ушедшим караваном. Все ли готово для чаепития?
- После волнений, что принес этот день, - купец пропустил гостя, открыв пока кое-как привешенную дверь, обиженно скрипнувшую при этом, - это первая новость, что радует мое сердце, о достойнейший! Все готово, как велит долг хозяина, - продолжал говорить он, провожая гостя в комнату, где стоял стол со всей необходимой утварью, и высилась маленькая жаровня. - Но не пора ли к нам присоединиться и другому гостю?
- Конечно, конечно, сейчас мы его выпустим из временного заточения.
Чжон отпер замок и откинул крышку подпола. Заглянул, стоя на коленях. После солнечного света на улице в почти полной темноте подвала ничего не разглядеть.
- Эй, Саньинь, ты там?
- Un.
Глаза, наконец, привыкли. Островитянин сидел в той же позе, в какой Гуэй его оставил, похоже, даже рукой не пошевелил за все время. Неудобно, поди, так-то сидеть, подогнув под себя ноги.
- Вылезай, солдаты не вернутся. Они думают, ты уехал с караваном.
Митора выбрался наверх, умудрившись сделать это быстро и одновременно казаться несуетливым.

(И Далара и Биш)

[Далара >>>]

- Хозяин дома приглашает нас выпить с ним чаю. Этого господина широкой души зовут Осман.
Гадатель сделал широкий жест, указывая на сельджука. Тот вежливо и неторопливо склонил голову перед гостем, затем столь же спокойно, без суеты, произнес:
- Прошу Вас садиться и отдохнуть. Надеюсь, что Вы хорошо чувствуете себя после пережитых испытаний, но теперь можно отдохнуть и насладиться славным чаем. Надеюсь, почтенный Чжон Гуэй окажет нам честь приготовить этот благородный напиток, ибо я опасаюсь совершить оплошность в столь тонком деле, поскольку родился не под здешним солнцем. Не позволите ли узнать имя человека, почтившего мой дом столь... м... необычным и неожиданным образом?
Гадатель опередил островитянина:
- Его зовут Саньинь.
Все трое расположились за столом, хотя гость страны слегка заколебался прежде, чем сесть на стул. Чжон принял тот вид, с которым изрекал свои пророчества и предсказания, независимо от крупности или ничтожности их.
- История чая насчитывает много сотен лет, - начал он, - но трудно сказать точно, когда этот напиток был открыт. Существует множество легенд о том, как это произошло.
Гадатель жестами демонстратора насыпал темные чайные листья в небольшую коробочку-чахэ и по очереди предложил участникам действа вдохнуть аромат, похожий на аромат чистой земли с легкой примесью сухих трав. Вода в металлической посуде уже закипала. Когда на поверхности начали набухать и лопаться пузыри, Джиан осторожно снял котелок с огня. Ловко ссыпал в подогретый глиняный чайник листья и залил их кипятком.

(вместе)