Четыре истории

[SonGoku >>>]

- Ты что, собрался лечить его тушью?
Толстяк с переменным успехом пытался влить в горло монаха немного воды, но большая чашка все норовила выскользнуть из рук, а вода попадала больше на лицо, чем в рот.
- Только если бы знал, что тушь поможет...
К их собственному изумлению, они сумели развести огонь в огороженном камнями подобии походного очага. Шэ приладил небольшой котелок, с которым Вонючка не расставался ни в одном карауле, над огнем и, когда вода в нем забулькала, высыпал в кипяток пригоршню сухих листьев из кожаного мешочка. В воздухе разлился смолисто-пряный аромат.
- Тьфу ты, скорпион! – неожиданно возопил старший караульный, да так громко, что показалось: вздрогнула сама башня. – Не двигайся резко, каллиграф, он рядом с тобой.
И действительно тот был очень близко. Большой, со зловеще поблескивающими в отблесках огня пластинами панциря и аккуратными, похожими на острые боевые серпы клешнями. Шэ замер на месте. Скорпион как будто чего-то ждал, и каллиграф попробовал отступить к стене, но незваный гость повел клешней, словно предупреждая: стой иначе убью. Шэ кивнул.
- Ты можешь его прогнать? – шепотом спросил он.
Вонючка свернул собственный пояс в подобие хлыста и попытался орудовать им, но сумел лишь поднять тучу пыли. Невредимый скорпион презрительно качнул хвостом и направился в сторону злополучного монаха. Страж башни не сдавался, выхватил меч и пошел в атаку. Но то ли промахнулся, то ли песок скользнул под ногой, только круглолицый человек растянулся на земле, тогда как житель пустыни невозмутимо продолжал путь.

(с Даларой, пока один монах валяется без сознания)

[Далара >>>]

Теперь, когда внимание скорпиона было приковано к другой цели, Шэ, воспользовавшись шансом, вытащил из ножен свой меч. Старинный клинок глубоко вошел в почву между ядовитым гостем, не причинив злодею никакого вреда, и монахом, который все еще лежал без сознания. Пустынный житель замер и несколько долгих мгновений словно изучал лезвие, вставшее на пути к цели. Смертоносный бросок был молниеносным, и никакой человек не смог бы увернуться или отразить его.
Старший охранник бросился на помощь, а скорпион вдруг куда-то подевался, как будто зарылся в песок.
- Прижечь... – процедил Шэ сквозь стиснутые зубы (даже в глазах потемнело, так стало больно). – Надо прижечь.
Вонючка хотел было раскалить на костре нож ил меч, но каллиграф помотал головой.
- Слишком долго... давай так.
Горящая ветка потрескивала в руках, негодуя, что ее выдернули из костра. Толстяк цепко ухватил пострадавшую руку напарника и поднес огонь, старательно не обращая внимания на мучительное выражение бледного как полотно молодого лица перед собой. Запахло паленым. Все тот же пояс пошел на перевязку, а обрывок веревки Вонючка туго затянул выше раны.

(и тем манкирует снова)

Сообщение отредактировал Далара - 22-01-2008, 16:55

[SonGoku >>>]

- Все будет в порядке, - успокаивал напарника Шэ. – Чжушуай даже не заметит...
Иногда сквозь ругательства Вонючки (а тот костерил весь белый свет без передыха) его тоже было слышно. Затем они разделили питье на троих и поставили кипятиться еще.
Буря утихла, и остаток ночи прошел в сопровождении тихого дыхания спящего монаха, постанываний Шэ, которого тоже удалось уложить спать, и еле слышного, почти незаметного ему самому сквернословия толстяка. Вода кончилась задолго до рассвета, полностью израсходованная на странный напиток каллиграфа, зато, как потом неоднократно рассказывал Вонючка чжушуаю, этот драгоценный отвар спас жизни и Шэ Дзяню, и монаху-найденышу, а может и самому Вонючке.

***

- Ты с сестрой поменялся местами, - обратился каллиграф к лунному диску (тот забрался выше по черному небосклону и лишился оранжевой теплоты; взгляд повелителя ночи был холоден и равнодушен), - потому что ей было невмоготу быть свидетельницей всех тех дел, что люди творят в темноте. Но, по-моему, вы с ней просчитались...
- Почему? – спросила ночь голосом чжушуая.
- Разве девушке стоит смотреть, как казнят человека?
- И солнце может быть жестоким, - ответил Лай Зо как будто скорее своим мыслям. – Но другая девушка ведь не увидит казни, даже если она действительно состоится.
Белоснежные одеяния казались призрачными в ночи. Лицо чжушуая было безмятежно, освещенное факелами вдалеке. Не боясь испачкаться, командир гарнизона опустился на корточки на краю ямы и передал свернутый трубочкой лист. Грязные пальцы каллиграфа оставили темные следы на бумаге, сколько Шэ не пытался оттереть их об одежду, прежде чем расправить письмо. Луна висела над головой, будто небесный фонарь, ее белого мертвого света хватало, чтобы разобрать слишком крупно написанные значки.
- «...Я не могу прийти, - читал каллиграф. - Пожалуйста, не умирайте. Небо вас спа...»
Одного иероглифа не хватало. Шэ усмехнулся: послать стихи на его погребение Небо всегда успеет. Он вытер нос рукавом.
- Способная девушка, жаль что недоучка, - чжушуай нагнулся еще ниже, взглянул Шэ в глаза: - Я услышал твои слова, они порадовали меня. Сохраняй надежду, каллиграф, и завтрашний день принесет тебе удачу.


(конец этогоэпизода и начало следующего)

Сообщение отредактировал SonGoku - 22-01-2008, 19:40

[Grey >>>]

История восьмая. Нойон.

Городок медленно замирал в сумерках, готовясь к неторопливому погружению в ночную дремоту. Смолкали на улицах голоса, гасли огни за бумажными перегородками-окнами, матери сгоняли по дома упирающихся детишек, а отцы (кто чинно и важно, а кто тайком от жен через задний двор) начинали собраться привычных для себя местах. Те, кто побогаче шли в чайную, те, что победнее облюбовывали давно известные завалинки, на которых в свое время еще сидели их отцы и седые деды.
Страхи дня давно улеглись, и несмотря на то, что в нескольких домах по-прежнему разносился плачь, соседи и окружающие лишь тихо радовались, что беда обошла их стороной, в отличие от тех, кому были близки погибшие сегодня стражники. Но радость была преждевременной, и местные жители действительно плохо знали повадки северных воинов-кочевников.
Монголы налетели на поселение, когда последний край рубинового солнца скрылся за горизонтом. Они двигались бесшумно, пока впереди не замелькали глиняные стены и тростниковые крыши домов. Первые призывные крики раздались в ночном небе одновременно с тем, когда на покатые скаты полетели чадящие факела. Всадники в легкой броне носились по переулкам, примыкающим к дороге, выходящей из городка, и в разгорающемся пламени их силуэты казались тенями демонов, пришедших за свежей человеческой кровью.
С каждой минутой пожаров становилось все больше, люди начали выбегать из домов и пытаться затушить огонь, но, налетавшие из ниоткуда, конники рубили их саблями и гнали обратно в пылающие постройки или прочь к центру города. Первые двое стражников, прибежавших на шум, так и не успели ничего понять. Старший выскочил на совещенное пожаром место и рухнул, сжимая пальцами дрожащее древко, впившейся в шею, стрелы. Второй обернулся на раздавшийся позади конский топот и успел лишь увидеть тусклый блеск сабли, через мгновение отделившей его голову от плеч.

[Далара >>>]

История первая. Гадатель
Эпизод второй

- Пожар!
- Горим!!!
Девушки в коридоре визжали так, что всполошили бы и мертвого, не то что ужинавших за кальяном Чжун Цзина и Саньиня.
После того, как эти двое вышли от судьи, получив бессердечный отказ и указание подчиняться уже принятому решению, гадатель понял, что Саньиня надо успокаивать немедленно и эффективно. Если сам он просто огорчился, то островитянин был готов лезть на стену или объявлять войну, лишь бы добиться справедливости. Удивительно, как судья не велел арестовать эту подозрительную «невесту». Увещевания ни к чему не приводили, нихонец не успокаивался, сколько его ни просили, сколько ни грозили вероятностью попасть в ту же самую клетку и увлечь туда же гадателя. Кальян был необходимым средством, решил гадатель.
И от кальяна островитянина развезло. Он еще пытался пойти драться со стражей и перебить всех, кого сможет, или погибнуть, но отвратить казнь безвинно осужденного, но сейчас делал это заметно более вяло, скорее по инерции. Гадатель по-прежнему удерживал его уговорами, не будучи уверен, что до разума Саньиня доходит хоть слово.

(и Биш, который разве что локтем не толкал)

[Bishop >>>]

Пожар!
Чжун Цзин выскочил из комнаты первым, а около лестницы уже метался, заламывая руки и раздавая подзатыльники служанкам, хозяин дома. Его поросячье лицо было преисполнено отчаяния, а визгливый голос перекрывал даже девчоночьи крики. Мимо в угрюмом молчании пронеслись телохранители, нагруженные вещами. Ву Цай проводил их горестным взглядом.
- С таким трудом накопленное, так долго собираемое... Ох, горе!
- Ginyama no mochinushi wa monohoshige da…
Можно даже не оглядываться, чтобы понять, кто следом выскочил в коридор. На ногах нихонец держался нетвердо, зато – кто бы сомневался? – меч уже держал в руке.
- Houka? – пожелал знать неугомонный гость.
- Хоу?.. – наморщил лоб гадатель. – А! Ву Цай, дом подожгли?
- Еще как подожгли! И мой, и соседние, вся улица горит! Горе, горе... – Низкорослый круглый толстячок сверкнул глазами: - Это все клятые монголы, их днем выставили из города, так теперь они вернулись и подожгли все вокруг!
В дальнем конце коридора пламя лизнуло яркую занавеску, будто пробовало на вкус. Потом кинулось уже со всей силой; тонкая ткань запылала в один миг.

(Далара mo)

[Далара >>>]

Саньинь кошкой метнулся назад в комнату, но – не успел гадатель кинуться следом с вопросом, что он там забыл, - как нихонец вернулся, запихивая небольшой сверток за пазуху. Схватил остолбеневшего хозяина дома за руку.
- Tasuke!
Ву Цай замахал свободной рукой в неожиданной панике, косясь снизу вверх на островитянина. Заверещал нечто столь нечленораздельное, что даже Чжун Цзин понял только единственное слово: «Спасите!» К счастью, поблизости не наблюдалось телохранителей, зато пара перепуганных девчонок жалась друг к другу за столбом и хлопала круглыми от страха глазами. Саньинь указал гадателю на них мечом: их спасай, одному мне не справиться. Сдвинуть толстячка – нелегкое дело. Особенно – если он упирается и не хочет идти.
Кое-как они сумели выволочь бестолковых (их спасают, а они упираются!) людей из охваченного пламенем здания. К тому времени начала проваливаться крыша, а телохранители успели вынести едва ли пятую часть сокровищ безутешного Ву Цая.

(Bishop to)

[Bishop >>>]

Тот ломал руки, попеременно стремился усесться в пыль и кинуться в огонь спасать добро. Пришлось держать вдвоем, упрямой его силы было слишком много для Саньиня.
- Все потеряно! – громко и жалобно страдал Ву Цай. – Что же мне теперь делать?! Я почти разорен!
- Чтобы ты, да не нажил себе богатства? – искренне усомнился Чжун Цзин.
Толстячок глянул на него искоса, от такого взгляда становилось не по себе, и как-то сама собой забывалась комичность пузатого маленького человечка в пестрой одежде.
- Даже мне нелегко начинать почти с нуля.
Гадатель заложил руки за спину и склонил голову на бок с таким видом, словно изучал что-то в памяти собеседника.
- В таком случае теперь тебе ничто не мешает заняться тем предприятием с картой, о котором ты недавно спрашивал меня.
- Карта! - Подрагивающими руками Ву Цай вытащил из-за пазухи аккуратный сверток, прижал к себе, как великую драгоценность. – Ты прав, любезный Чжун Цзин, карта еще при мне, и она мне поможет!

(снова - с Даларой)

[Далара >>>]

История вторая. Каллиграф
Эпизод третий
Ночь. Тюрьма

Ночь полностью вступила в права, принесла с собой холод; луна играла в прятки за кронами деревьев. Стражники тюрьмы, числом пятеро, играли в очередную незамысловатую игру подле открытого очага. Азарт игре придавали деньги, отложенные заманчивой кучкой сбоку – победитель забирает все. Запретное развлечение, но чем еще занять себя в долгую ночную смену. Осторожности ради никто вслух не выражал восторга или отчаяния, игра проходила под разгоряченный шепот.
Бань Фан замер – он первый услышал ритм, будто рожденный самой ночью, но постепенно вылившийся из нее, отделившийся в собственное звучание. Гулкая перекличка маленьких барабанов сложилась в музыку, сложную и трепетную. Один за другим стражники закрутили головами в поисках музыканта. Тогда-то во тьме вспыхнули два парящих факела. Вспыхнули и двинулись под ритм барабанов. Стражники оставили игру, поднялись на ноги, глядя во все глаза на ожившее пламя.
- Там кто-то есть, - прошептал Бань Фан, указывая в пространство между огненными шарами.

(спасаем Шэ, без Сон в роли которого не обошлось)

[SonGoku >>>]

Словно услышав его слова, факелы описали большой круг, и в их свете блеснули внимательные глаза. Музыка ускорилась, в такт с ней быстрее запорхал огонь в диком ночном танце, меняя направление, оставляя за собой яркие дуги, то широкие, то узкие. Так машут крыльями большие пестрые бабочки.
Магия это или к ним явился огненный демон, Бань Фан не знал. Он никогда прежде не видел такого зрелища, и стоял теперь, открыв рот и забыв обо всем, рядом с остальными. Барабаны яростно заспорили, и наконец первый подавил второй, заставив умолкнуть. Огонь затрепетал на одной высоте и вдруг распался на четыре шара. Ропот удивления и благоговения прошел между стражниками. Пламя пошло выписывать головокружительные круги и спирали, то замедляя, то ускоряя темп, но не прерывая движения ни на миг.

На фоне дальних факелов появился темный силуэт. Понадобилось несколько коротких точных ударов большого ножа, чтобы перерубить веревки и освободить решетку, закрывавшую яму. С шорохом упала веревка; вниз протянули руку, чтобы помочь выбраться.
- Вылезай, - телохранитель чжушуая не стал приглушать голос до шепота, хотел, чтобы его узнали.

(спасаем меня с Даларой)

[Далара >>>]

Несколько секунд яма, полная темноты и зловония, хранила молчание, затем на дне ее зашевелились. Пальцы, ухватившие «тень» за запястье, были настолько грязны, что днем добродетель лишь брезгливо бы отряхнулся. Ночь – великий парламентер. От Шэ несло помоями за несколько ли, и видимо, поэтому телохранитель удержался и не зажал ему рот – с каллиграфа сталось бы удивиться, чего это тут происходит. Впрочем, Шэ молчал; когда надо было, ему хватало на это ума.
Спаситель смог бы вытащить неожиданно легкого – вероятно, от голода – каллиграфа и без помощи веревки, но удача не сопутствовала ему. Песчаный край ямы начал вдруг осыпаться, хотя, Шо йин мог бы в этом поклясться, еще минуту назад был немного сырым и прочным. В шорохе песка послышался недобрый шепот.
- Хватай веревку, - взволнованно прошептал телохранитель. – Справа от тебя.
Еще немного, и яму завалило бы почти по края, но Шэ так отчаянно хотел выкарабкаться (и из грязи, и из ситуации), что добычей не в меру жадному песку достался не первой свежести кожаный сапог.

(уже почти спасли)

[SonGoku >>>]

- Ну вот... – хмыкнул каллиграф, наблюдая, как исчезает в яме обувка. – Теперь мне попадет еще и за это.
Затем снял второй сапог и кинул туда же. Жадный песок с шорохом и даже, показалось, чавканьем утянул добычу. Дуновение ветерка презрительно бросило пыль в глаза двоих людей.
- Идем, - поторопил Шо-йин.
- Меч, - сказал Шэ. – Без него я никуда не пойду. Где мой меч?
Нечаянный ветерок закрутил над ямой темный смерчик, жгутик его вытянулся к беглецу и спасителю.
- Твой меч у господина Лай Зо. Получишь его на рассвете. Идем же, времени мало, - «тень» дернул упрямого каллиграфа за рукав.

Зачарованные стражники позабыли, на каком они свете. Живое воплощение музыки ярко пылало у них перед глазами, они не могли оторвать от него взглядов, не могли стряхнуть оцепенения. Все чувствовали – грядет кульминация. И она настала: один из сгустков пламени метнулся вверх мимо их голов, отозвался позади сухим ударом. Потом второй вырвался из плена темной фигуры и радостной ласточкой упорхнул на крышу боковой пристройки. Еще два факела резко скрестились и отлетели в разные стороны под стены.
- Пожар! Тушите! – завопил кто-то в здании; ему вторил голос с другой стороны.
Стражники очнулись, недоуменно заморгали, но фигура перед ними уже исчезла, не оставив следов.

(и подожгли тюрьму, кажется; тоже вдвоем)

Сообщение отредактировал Далара - 25-06-2008, 20:23

[Sayonara >>>]

Дом Лай Зо

Господин Лай Зо, похоже, ушел, и дом словно омертвел. Даже запахи куда-то пропали – воздух стал густым, безвкусным, недвижным. Ничто не нарушало торжественной тишины. Дыхание телохранителя терялось в ней, и Чань понимала, где он, только по шагам.
Ей принесли ужин, но девчонке кусок в горло не лез, и похлебка осталась остывать на полу. Слуга неодобрительно фыркнул, шепнул что-то стражу и убежал. Мягкий топот его ног затих в коридоре.
Чань тронули за плечо.
- Спать.

Опять этот кошмар. Что-то черное вихрем пролетело, зашипело, развернулось и бросилось в глаза. И снова плач – болезненный, пронзительный. Голос господина Шэ. Что он говорит, непонятно. Треск горящего дерева заглушает слова. Он все громче, а пылающий жар все сильнее...
- Ааа! – китаянка проснулась от собственного крика. Вскочила, скинув легкое покрывало.
- Тише, - ледяно откликнулись ей.
Внезапно с улицы донесся шум – кто-то звал Лай Зо. Телохранитель резко сорвался с места в углу комнаты, но остановился у двери и угрюмо кинул китаянке:
- Сиди здесь, не ходи никуда.
И скрылся.
А за стеной толпа куда-то спешила. Топот дясятков ног, неровные вскрики...
- Огонь! Пожар!
- Где?
- У площади!
- Что?!
Девочка покрылась холодным потом. «Пожар?..»
- Г-господин стражник...
Тишина.
- Где вы?
Тихо.
- Пож-жалуйста... Не бросайте меня!
Снова ничего.
- Кто-нибудь!!!
Опять ее оставили... Чань сжала кулаки и, схватив под мышку ящик господина Шэ, по стенке пробралась к двери.
В коридоре было прохладно и пахло пряным дымом. Девчонка ввалилась в соседнюю комнату, споткнулась о порог и упала.
- Ай!
Лоб Чань ударился обо что-то небольшое и твердое. Ящик, к счастью, плотно закрытый, откатился в сторону. Слепая оперлась руками о предмет, на который налетела. Наверное, то был меч, старинный – его рукоять, тяжелая, сложная, была выполнена искусным мастером в форме... (Чань внимательно ощупала ее) ...собаки?
Недоверчиво приподняла девочка меч. Неужели он каллиграфа? Это было возможно, ведь, в конце концов, Лай Зо как-то общался с плененным Шэ.

Держать и ящик, и меч было ой как непросто, но не оставлять же их здесь! Господин Шэ очень расстроится, если пожар дойдет до этого дома, и его вещи сгорят.
Долго искала Чань выход из обители господина Лай Зо – помещений было много, а девчонка одна и с тяжелой ношей. Некому было ее остановить, и маленькая упрямая китаянка наконец добилась своей цели – и попала прямо на неожиданно людную для такого позднего часа улицу.
Действительно, издалека тянуло гарью. Чань хватило ума развернуться и осторожно побрести в прямо противоположную от пожара сторону, волоча за собой меч каллиграфа.

Сообщение отредактировал Sayonara - 7-02-2008, 12:40

[Bishop >>>]

Кто бежал, не разбирая дороги, расталкивал толпу, кто метлами на длинных ручках сбивал пламя с соломенных крыш. Самые расторопные нагрузили узлами со скарбом тележки и тачки, другие тащили спасенное из пожара добро на собственно горбу, кое-кто – волоком. Спотыкались, кричали, суетились, падали и поднимались, если могли. Другие – оставались лежать. С высоко поднятой головой, выпрямившись, будто кол проглотила, в окружении слуг чинно просеменила красиво одетая дама.
Вэй Сяо Фу помогал вытаскивать свитки из мастерской городского писаря, крыша небольшого дома уже занялась, вскоре обрушилась, сломавшись посередине, балка, и помещение заполнилось едким дымом, что мешал дышать, выдавливал из глаз слезы. Монах закрыл лицо рукавом, чтобы не наглотаться вонючей пакости – краски горели на редкость хорошо. У входа он споткнулся о тело писаря, из спина несчастного торчала стрела, наконечник был обмотан паклей, и язычок пламени уже облизывал оперение.

Почему-то запах дыма становился все резче, а паника вокруг усиливалась. Чань не понимала, в чем дело – девчонка была уверена, что сначала пожар был у нее за спиной. Вряд ли она вернулась назад. Там кричали, что горит на площади, а это точно была улица – давка была ужасная. Наверное, кто-то решил сжечь весь город...
Пробиваться вперед становилось все трудней. Мало кто замечал хрупкую девчонку, зато почти все спотыкались о меч каллиграфа. Китаянка постаралась идти, прижавшись к забору, но, как оказалось, это было еще опасней.

(Sayonara to)

[Sayonara >>>]

Через несколько шагов она почувствовала, что людей стало меньше, и уже нет опасности быть раздавленной. Дым, какой-то очень едкий, противно щекотал ноздри, грел глаза.
Тут меч за что-то зацепился, Чань потянула его, но влажные от жара руки соскользнули с рукояти, и девочка отлетела в сторону вместе с ящиком, ударилась боком. Слезы брызнули из глаз, но слепая, сжав кулаки, попыталась подняться.

Вэй Сяо Фу оглянулся на грохот копыт - будто слышал их сквозь крики и треск пожара. Толпа расступалась перед чужаками, никому не хотелось попадать под удары их сабель, лишь какая-то перепачканная в золе девчонка ползала по земле, прижав к груди старый ящик для письменных принадлежностей. А рядом с ней дрожал воткнутый в землю меч.
- Хватай его! - крикнул девчонке Сяо Фу. - Или беги!
Девочка завертела головой и жалобно протянула руку вперед, ощупывая стоптанную поверхность вокруг себя.
- Где... где меч?! - раздался тоненький крик.
"Да прямо перед тобой..." хотел сказать монах, но времени не оставалось. Вэй Сяо Фу бросился наперерез лошади - понадеявшись, что судьба будет к нему благосклонна, - одной рукой подхватил девочку, второй выдернул меч. Металл скрежетнул о металл, прямой древний клинок против степной сабли.
(и Bishop)

[higf >>>]

Тишина мягким покрывалом окутала и поглотила звон монет, шорох бумаг. Усталость неслышно прокралась следом, и на лице судьи вытянутые темные пятнышки сменились полосками, когда глаза закрылись. Голова резко качнулась вниз, и Бу проснулся, помотал ей из стороны в сторону. Что-то засиделся он сегодня, пора идти домой!
Пряча в карман увесистый мешочек, он подумал, что удача была с ним в этот день. Вспомнился этот странный офицер...

Дело близилось к ночи. В здании городской управы оставалось всего несколько человек - никого уже не ждали в такой час. Стражник у двери опасливо прикорнул в углу так, чтобы сразу проснуться при малейшей тревоге. Он и пробудиллся, заслышав звук открываемой двери.
Несколько минут спустя в одну из комнат заглянул кто-то из мелких служителей, за чьей спиной в полумраке коридора маячило нечто белое.
- Господин судья, к вам посетитель. Говорит, у него безотлагательное дело.
Огоньки светильников беспокойно подпрыгнули от тока воздуха, заставив тени заплясать на стенах. Один из свитков кодекса законов, который изучал Мао-джи, с шуршанием лег на стол, и лишенные выражения глаза глянули с плоского лица.
- Пусть проходит, надеюсь, дело действительно важное, - сухо произнес судья.
Служитель убрался в сторону.
Казалось, свет льнет к человеку, который прошел в комнату, окутывает его мягким ореолом. Ни пятнышка на белоснежных одеждах. Нейтральное выражение на загорелом закаленном ветрами лице. Посетитель остановился перед столом, заложив руки за спину.
- Приветствую господина судью. Я чжушуай форта Ша Чжоу, где служил Шэ Дзянь, чья казнь назначена на завтра.
- Вы хотели свидетельствовать по его делу? – Бу прищурился, пристально посмотрев на посетителя, откинувшись на спинку стула. – Поздно.
Улыбка на лице чжушуая не вызывала желания ответить тем же.
- Нет. Как старший командир, я прошу передать мне личное оружие преступника.
Мао-джи снова оглядел белую фигуру, постучал пальцами правой руки по столу. Когда он так смотрел на людей, те понимали, что в каждом судья видит еще не уличенного нарушителя закона.
- На каком основании, позвольте узнать? – можно было бы сказать, что в голосе судьи слышались насмешливые нотки, если есть что-то общее между скрежетом и смехом.
- Каждый, кто находится в форте, принадлежит форту. И мне, как начальнику гарнизона. Меч принадлежит Шэ Дзяню, а значит, мне, его чжушуаю. Прошу отдать это оружие мне.
- Меч принадлежит Шэ Дзяню, - кивнул Бу и спокойно продолжил. - Это правда, остальное – нет. Я не знаю такого закона. Может быть, уважаемый чжушуай укажет мне на него?
Он обвел рукой свой стол, на котором громоздились свитки со статьями закона и записями о разобранных делах.
- Это закон моего форта и он не записан в свитках.
Неторопливым движением посетитель вынул из-под верхнего слоя одежды туго набитый мешочек. Взвесил в руке и положил на стол перед судьей.
Внимательный взгляд из-под желтоватой металлической подвески на лбу не покидал лица собеседника.
- Я покупаю этот меч.

(с Даларой)

Сообщение отредактировал Далара - 8-02-2008, 11:40

[Далара >>>]

Судья наклонил голову, подозрительно посмотрел на дарителя, потом на мешочек. Развязал его и заглянул внутрь – монеты тускло отблескивали там. Это была цена не одного меча. Какая разница, какой отобрали у дезертира? Жаль, конечно – ему нравилось, как вырезана собачья голова...
Бу снова стянул веревку и кивнул:
- Сейчас.
Посетитель терпеливо сложил руки на груди.
Мао-джи вышел, ненадолго оставив посетителя одного, и вскоре вернулся с длинным предметом, завернутым в полотно. Он с сожалением погладил его и протянул сверток Лай Зо.
- Вы умеете добиться соблюдения своих законов, чжушуай, - по неподвижным штрихам лица сложно было понять, шутит он или говорит серьезно.
Командир форта откинул ткань, полюбовался на резную рукоять и неспешно кивнул.
- Благодарю вас. Я хотел бы навестить Шэ Дзяня.
- Надеюсь, спускаться в яму не пожелаете? – взгляд судьи скользнул от лица на белоснежные одежды офицера.
- Пусть господина судью не беспокоит моя чистота. Я хотел бы увидеть своего бывшего подчиненного в последний раз. К моему великому сожалению, дела заставляют меня покинуть город завтра утром с первым караваном.
- Вы увидите его, - открыв дверь, Бу громко позвал все того же служителя, который поспешно подбежал, заслышав начальственный окрик.
- Проведи господина чжушуая к заключенному!

Задумавшийся Мао-джи уже подошел к дверям, когда услышал крик «Пожар!». Он выбежал наружу и огляделся. Язык пламени взметнулся над крышей рядом.
Там, внутри – вещи, которые раньше были собственностью арестованных, и к которым судья так привык; и бумаги, доказывавшие вину преступников, что теперь избегнут заслуженной жестокой кары!
Судья Бу закричал, созывая всех оставшихся в управе, да они и сами уже выбегали, всполошенные воплями, которые, словно по воле колдуна, поднялись с разных сторон, сопровождаемые недобрым багровым светом.
- Спасайте документы! – заорал Бу на них и ринулся в здание, к себе.
О заключенном вспомнил лишь на миг, и тут же забыл, мысли выручать из ямы его даже не возникло. Не рисковать же жизнями ради все равно приговоренного преступника!
За судьей последовал только один стражник, щуплый и напуганный, остальные разбежались – к родным домам, решил Мао-Джи.
Отблески злого пламени теперь освещали комнату вместо погашенных светильников. Судья Бу спешно хватал самое ценное или то, что считал таковым. Несколько вещей, не очень дорогих – те перекочевали домой – но любимых. И бумаги, бумаги, бумаги... Треск пламени послышался ближе и, закричав, юный стражник, что бестолково суетился рядом, убежал.
Роняя все из рук и оглядываясь, Бу бросился следом, дым ел глаза и горло. У судьи осталась лишь стопка документов, да мешок с деньгами чжушуая в кармане. Остановившись на середине улицы среди бегущих людей, то и дело толкавших его, Бу Мао-джи смотрел на горящее здание, и слезы текли по щекам, делая плоский рисунок лица объемным и живым, каким он не был давно...
Кто-то толкнул особенно сильно, чуть не сбив с ног. Словно очнувшись, судья побежал в сторону своего дома. Там тоже горело – впрочем, пылало теперь со всех сторон.

(и higf)

[Grey >>>]

История восьмая. Нойон.

Монголы носились по пылающим улицам, подбадривая сами себя криками и раздавая удары направо и налево. Никто не смел заступить им дорогу, никто не пытался оказаться сопротивления. Воины Гуюк-нойона знали, что сейчас они подобно степным демонам-мангусам мчатся на крыльях страха через сборище слабых перепуганных людей, и это, уже столь знакомое им чувство, пьянило и возносило на вершины известного им блаженства. Ни сытная еда, ни ночлег после долго перехода, ни объятья самой сладострастной гурии, не способны были сравниться с этим ощущением. Ощущением божественной власти над всем, что тебя окружает. Сейчас не важны были договоры и мотивы, что привели их обратно на эти улочки, сейчас для них вообще ничего не было важно…
Грохот конских копыт заставлял ханьцев шарахаться к стенам домов, скуля забиваться в какие-то канавы и подворотни, а свист сабель лишь сопровождался отчаянными криками под чарующую магию бесчинства огненной стихии.
Десятник вылетел на своем поджаром коне на широкую длинную улицу, на которую выходили фасады лавок и богатых домов. Сзади как тень скользил верный Саклаб, за ним мчались Бурак и Воргул, подгонявшие лошадей саблями, нанося удары плашмя по крупу. А впереди, на небольшой площадке, озаренной багровыми отсветами, у колодца суетились люди. Высокий стражник, явно не простой солдат, отдавал указания, и несколько его подчиненных и горожан таскали ведра и крутили деревянный ворот, силясь сдержать огонь на каком-то им одним ведомом рубеже.
Гуюк вскинул руку, и первая стрела прочертила воздух. Молодой стражник с ведром упал навзничь, без криков и стонов, лишь слегка зашелестело оперение на древке, торчащем из его правой глазницы. Вторую стрелу Саклаб выпустил когда первая еще была в пути, и другой солдат, хрипя, повалился рядом с первым. Люди на площади оглянулись и в испуге отпрянули.
Приближаясь монголы замедлили бег коней, а Гуюк вздыбил своего жеребца. Над улицами города, охваченного страхом, понесся еще совсем молодой, но уже грозный и прославленный в сражениях кличь:
- Кху! Кху! Кху!!!
Фигура низкорослого кривоногого воина в легком доспехе из железных пластин и ремней ловко спрыгнула на землю. Нойон зашагал прямо к высокому ханьцу-стражнику, единственному, кто не бросился бежать при появлении степных воителей. Десятник стражи ждал приближения врага, молча, чуть склонив голову и обнажив длинный прямой меч, почему-то он был уверен, что сейчас в него не будут стрелять.
- Посмотри! Здесь всего десять воинов великого хана Угэдэя! Всего десять! – вскричал Гуюк, распаленный дикой рубкой и стремительной скачкой. – Всего десяти достаточно, чтобы наказать за непочтение весь этот городишко! Но следом за нами придут тысячи тысяч, и поверь, они не обойдут стороной это поселение, в отличие от тех, где нас встретил радушный прием и щедрый стол!
- Вы всего лишь убийцы, нарушившие наши законы, - беззлобно и бесстрастно ответил стражник, с прищуром рассматривая низкую фигуру нойона. – Вы первыми напали на стражу.
- Мы защищали слугу кагана! Защищали его именем славного сына Потрясателя Вселенной, чьи законы и повеления исполняются во всех землях и при любых стечениях Рока! Потому, Империя Чингизидов будет властвовать над миром, и ваше жалкое царство падет к ее ногам, как и все остальные!
Стражник атаковал первым, прямой и кривой клинок скрестились, вышибая искры из первосортной стали, вышедшей совсем из разных кузен. Длиннорукий и высокий, противник Гуюка пытался держать верткого монгола на расстоянии, но в отличие от нойона он не прошел той долгой и страшной школы десятков сражений и штурмов. Никто не учил Гуюка мечному бою, отцы монголов воспитывали своих сыновей лучниками и всадниками. Но десятник выучился сам, выучился выжив в столь жестоких и кровавых побоищах, которых не видывал свет со времен нашествия аваров, едва не поставивших на колени гордую Империю франков Карла Великого.
Скрежет и свист лезвий слились в сплошной однообразный звук, притихшие зрители заворожено наблюдали за этим зрелищем, позабыв о пылающих поблизости стенах. Словно не два простых воина, два младших командира сошлись сейчас в поединке. Царство Сунь сражалось со степной Империи. Монгол бился против ханьца, и пламя грядущей войны уже озаряло их лица.
Когда враг попытался достать его колющим ударом, Гуюк отбросил прямой меч в сторону вертикальным блоком. Сделал шаг вперед, вывернул в нормальное положение кисть и ударил сам, прежде чем стражник успел среагировать. Запела полая жемчужина, на верхней кромке монгольского клинка. Высокий воин вздрогнул, холодное острие кривой сабли вошло ему точно в маленькую ложбинку между нижней челюстью и кадыком, туда, где не было ни прочного панциря, ни толстого кожаного ворота рубахи. Монголы-всадники, внимательно приглядывавшие за окрестностями, переглянулись с кривыми ухмылками. Гуюк рванул свой клинок обратно, уводя лезвие вниз и налево, расширяя и углубляя рану. Поток крови из рассеченной артерии хлестнул вверх, оросив лицо молодого ханьца. Медленно разжались пальцы, и тяжелый прямой меч с грохотом упал на землю. Несмотря на крики со стороны и шум пламени, все, кто видел эту картину, почему-то очень четко различили этот последний звук в жизни десятника городской стражи.
Ханец медленно опустился на колени, в его, уже пустых глазах, плясали зловещие огоньки пожаров. Замахнувшись кулаком к самому уху, Гуюк нанес последний удар.

Сообщение отредактировал Grey - 11-02-2008, 17:38

[Далара >>>]

История вторая. Каллиграф
Эпизод третий

Всполошенный судья Бу бежал так быстро, что сумел обогнать Шэ Дзяня и троих его сопровождающих, облаченных в одинаковые черные одежды. Тот, кто шел впереди, снял капюшон, и в свете недалекого пожара стало возможно разглядеть волосы, заплетенные в сотни тонких косичек. Лай Зо Шу проводил судью холодным взглядом прищуренных глаз.
- Этого человека не озаботила судьба места, где он проводит все дни за работой. Но что гораздо хуже, его не озаботила судьба осужденного, вверенного ему. Идите следом и приведите его на площадь.
Телохранители кивнули в унисон и растворились в толпе, как две тени, - верные прозвищу, которое носили. Чжушуай оглядел едва стоящего на ногах от истощения каллиграфа.
- Следуй за мной.
Паническая суета вокруг, похоже, не затрагивала этого человека вовсе. Он рассекал толпу так же легко, как меч в его руках рассекал полосу шелка.
Молодой каллиграф шел нога за ногу, спотыкаясь, но на грязном лице уже начинало прорисовываться знакомое начальнику гарнизона упрямство.
- Где мой меч? - спросил Шэ. - И где девочка?
- Не наоборот? – усмехнулся чжушуай и, откинув полог, зашел в чафань.*

(это мы с Сон наиграли)
---------------
* Чафань – заведение для еды, таверна.

[SonGoku >>>]

Пустой зал, похоже, был оставлен в одно мгновение. Все позабыли о еде и напитках, узнав о большом пожаре. Вряд ли кто-то задумался об оплате. Не было видно даже хозяина, вообще ни единого человека.
- Садись, ешь, - велел Лай Зо.
Столичный мальчишка подавился первым же куском, но после того, как залпом выпил несколько кружек воды, дело пошло на лад.
- Где меч и девчонка? – с набитым ртом трудно было говорить внятно, но у Шэ почти получилось.
- В безопасности.
Лай Зо обошел весь зал, даже поднялся по узкой лестнице на второй этаж. К юноше он вернулся с большой, на три вэй* в ширину, деревянной пластиной, на которой обычно хозяин записывал извещения для посетителей.
- Найди чем сделать надпись.
Вот уж не велика задача! Наставник всегда говорил, что Шэ сумеет изобразить иероглифы даже палкой в воздухе, если захочет. А хотел он почему-то всегда. Не то чтобы Шэ был самым усидчивым и примерным из всех его учеников... просто как-то так получалось. Юный каллиграф сунулся к жаровне; та (как будто в насмешку над объятым пламенем городком) была полна остывших углей. Шэ подобрал тот, который показался ему лучше остальных.
- А что нужно писать?
- Отрывок из Танского кодекса. Ты ведь хорошо помнишь кодекс? – сейчас Лай Зо больше всего напоминал проверяющего на экзамене.

-------------
* Вэй - мера длины около 12 см.

(с Даларой, конечно)

Сообщение отредактировал SonGoku - 13-02-2008, 17:49