Дорожная сказка

(сэр Хантер и Филиппа)
- У кого покончено, а у кого и нет, - сэр Хантер сощурился на барда. - Котелок надо помыть, тарелки тоже, да и чаю попить не мешало бы, а? Но если вы так торопитесь... то я охотно предоставлю вам на следующем привале отдирать с тарелок и котелка присохшие остатки каши. А пока...
Сэр Хантер свистнул псу.
- Пойдем, Фокси! Составишь мне компанию!
Спустившись к ручейку, рыцарь быстро ополоснул тарелки, отскреб пучком травы и пригоршней крупного песка котелок, вымыл его, набрал чистой воды для чая и огляделся. А вот и нужные травки... пучок чабреца и несколько стеблей душицы, корзинка глазастых ромашек и листья дикой смородины... все сойдет в душистый и бодрящий отвар.
Пес радостно - как же, простили! И гулять позвали! - ринулся следом. Ручеек, как ни странно, его не заинтересовал, даже пить он не стал - другое дело кусты. Досконально исследовав и пометив их, рыжий вернулся к сэру Хантеру, обнюхал каждый сорванный стебелек и забавно сморщил верхнюю губу - я это не ем!
Зато мы это пьем, - сэр Хантер потрепал рыжего по загривку и подался назад к костерку - пристраивать котелок над огнем. Брошенные на уголья сухие ветки весело затрещали, занимаясь жадными язычками пламени, и вскоре в булькающий кипяток отправились травы, превращая простую воду в целительный напиток. Пока вода закипала, сэр Хантер сводил напиться своего жеребца, снова заседлал его, тщательно протерев спину тряпочкой, и разлил по грубоватым деревянным же чашкам пахучий отвар.
Пес на этот раз решил не сопровождать его – то сидел на безопасном расстоянии от огня, то и дело принимаясь чесаться, то совершал очередной обход окрестностей – словом, проводил время с пользой.

«Еще и посуду мыть», - бард уныло посмотрел на свою тарелку, но, к счастью, рыцарь тут же забрал ее с собой и пошел к ручью. Пса сэр Хантер также забрал и это не могло не радовать. Потом, когда компания сидела и пила настой, Даниель то и дело поглядывал на Фокси. Глаза барда при этом недобро горели, словно он уже задумал каверзу. Впрочем, так оно и было.
«Сейчас, конечно, не время, но вот на вечернем привале не избежать тебе, голубчик, кардинальной чистки».
А тем временем на дороге послышался стук копыт. Даниель с любопытством приподнялся со своего места, чтобы рассмотреть путника, при этом от излишней поспешности чай из кружки пролился прямо ему на колени. Не весь, но все равно неприятно. Бард вскочил на ноги и принялся отряхиваться. Ну и разумеется попал в поле зрения путника с дороги.
Был это монах на ослике. Оба, и осел и монах, окинули барда проницательными взглядами, затем обратили внимание на двух рыцарей, а затем монах перекрестил их.
-День добрый, дети мои! – голос монаха легко преодолевал расстояние, при этом не срываясь на крик. Чувство внутреннего достоинства, похоже, сделало святого отца сильнее духом. – Вы едете на восток? Одумайтесь, там сейчас властвует большой бунт еретиков. Я еду к королю просить у него солдат. Если вы подождете, через несколько дней великое воинство сынов церкви пройдет по этой дороге, дабы истребить заразу.
Монах еще раз перекрестил рыцарей и, после секундной задержки, барда, а затем стукнул ослика пятками. Тот покорно потрусил далее по дороге на запад, к замку. Уже отъехав на порядочное расстояние монах крикнул на прощание.
-Берегитесь лягушек, падающих с неба, и кузнечиков!

Сообщение отредактировал Сейден - 27-06-2007, 22:38

(Мы с Сэром Хантером)

- Лягушки, кузнечики... - хмыкнул сэр Хантер, допивая травяной чай. - Вот сейчас и посмотрим, чему тебя твой браконьер учил. На лягушку сом хорошо берет, а на кузнечика кто, а, ваше сиятельство?
Маркиз ни на миг не задумался.
— Голавля на них хорошо ловить, иногда и плотва клюет. Да не на зеленых, а на сереньких таких, они уловистее! Больших по одному на крючок сажать надо, а маленьких — по несколько, букетиком этаким!
- Молодец! - Рыцарь одним глотком опустошил кружку, дождался остальных, сложил в суму посуду, подвесил к седлу не слишком тяжелый мешок с походной утварью и тщательно затоптал почти погасшие угли. Тушить их общепринятым походным способом он в такой компании не рискнул. Спустя несколько минут пучок ивовых прутьев оказался в колчане вместе со стрелами, а сам сэр Хантер - в седле.
- Ну что, на сытый желудок путешествовать веселее? - с лукавой улыбкой спросил он у спутников. - Тогда вперед, к лягушкам и кузнечикам, чтобы добыть на ужин свежей рыбки!
Маркиз не тронулся с места. Он все еще был полон сладкими воспоминаниями детства.
— Так днем же мы их не наловим! — сказал он. — Их утром надо цапать, у них по росе крылышки намокают, они не прыгучие... может, хоть одного поймаем, чтоб про запас был...
Флавий-Октавий не договорил. С проворством, совершенно не подобающим для аристократа, у которого за плечами сорок два поколения благородных предков, он растянулся на пузе на росистой траве и сомкнул на чем-то руки лодочкой.
— Есть! Ух, какая кобылка здоровенная! Таких я ловил и в пустой горшок сажал, так они друг друга жрать начинали!
Сэр Хантер весело и с явным одобрением рассмеялся.
- Нам не придется их ловить, если верить святому отцу, они сами на нас посыплются, к вящей голавлиной радости! Но запас карман не тянет. А теперь не пора ли все-таки в дорогу, господа?
Альфонсина-де-Аллюр при словах "какая кобылка!" заинтересованно потянулась к ладошкам маркиза, но сразу опомнилась и неодобрительно фыркнула. Она тоже считала, что пора в путь.

Вскоре маленький отряд уже скакал дальше. Изловленный кузнечик был увязан в носовой платок и лежал в седельной суме Флавия-Октавия.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 29-06-2007, 20:12

На большом тракте меж замком и рощей, у подножия самого высокого холма, которому его жители даже дали когда-то имя одного древнего мудреца, а потом это имя благополучно позабыли, аккурат друг напротив друга, разделенные достославным (то есть уже упомянутым) трактом, расположились поселение ткачей и поселение гончаров. Ни что им не мешало стать городом, тем более, что и крепость была у них общая, а за товарами к ним со всех окрестных и даже дальних мест съезжались. Ничто, кроме ихнего собственного упрямства. И ткачи, и гончары мнили себя наиважнейшими жителями во всем округе. Ну, лет двести назад доходило и до рукоприкладства, а потом как-то прижились, сговорились и каждое лето начали устраивать большой фестиваль, по результатам которого и решалось, кто же будет главнейшим весь следующий год, бургомист-ткач или же бургомистр-гончар. Беспристрастными судьями были призваны ремесленники-краснодеревщики, но не в том суть.
Все дело в том, что в день, когда наша славная тройка путников проезжала мимо этих двух поселений... Назовем их для краткости Подворьями. Так вот, в этот самый день случилось страшное.
Впервые за сто девяносто восемь лет фестиваль не решил спора о главенстве. В поединке на кулаках победил гончар Альрик, самым лучшим пловцом оказался ткач Илья, а в соревновании сказителей обе стороны так постарались, что почтенная публика до глубокой ночи слушала и смотрела за представлениями, а потом разом уснула, так и не в силах выбрать лучшего.
И вот в этот самый день, аккурат посередине тракта собрались по большой толпе народа с обеих сторон. Да и другие ремесленники и просто окрестный люд подтянулись в качестве зрителей. В общем, затор получился не шуточный. Здесь не то что телегу - короля не пропустят. А еще и снимут с коня и предъявят сопернику в качестве аргумента.
К полудню, когда и солнце поднялось высоко вверх, спор вместо того чтобы затихнуть, разгорелся настолько, что от одного вида спорящих можно было обжечься.
Путники издали увидели толпу народа, но решили не сворачивать, а подъехать поближе и посмотреть, что да как.
Не знаю ничего про остальных, но Даниель был пожалуй даже рад подобной задержке, острый глаз барда различил, что в задних, зрительных рядах помимо самой толпы наблюдались разносчики чего-то прохладительного, а еще закуси.

При виде толпы на тракте маркиз гневно приподнялся в стременах, готовясь разразиться речью о своих сорока двух поколениях предков, из уважения к которым чернь должна немедленно расступиться и дать ему дорогу.
К счастью для юного аристократа, его кобыла соображала молниеносно, как приказчик, подсчитывающий в лавке сдачу.
"Ах, бестолковый стригунок, он ничему не научился в деревне Большие Коряги, где коряжинцы у нас на пути устроили драку с соседями из-за заливных лугов, а мой дурень возжелал проехать прямо сквозь толпу... Нет, его не побили, я бы не позволила, не каким-то коряжинцам меня догнать, но камни вслед — это так неприятно..."
Полагаете, Альфонсина так и подумала? Ничего подобного. Ее умная головка не позволила себе такие длинные размышления, ибо некогда было. В мозгу ее возникло лишь одно слово, ёмкое и выразительное, включившее в себя все вышесказанное:
"Дурак!!!"
После чего Альфонсина-де-Аллюр рванула в сторону так резко, что маркиз вновь плюхнулся в седло. Свернула налево и пошла красивым шагом вдоль толпы. Причем на ее выразительной, гордо поднятой морде ясно читалось, что она ни за что не снизойдет до соприкосновения с этой грязной оравой...
Боевого коня не так-то просто смутить и втрое большей толпой, да еще в броне и при оружии. На то он и боевой конь. Собственно, Фар Лап без особого труда мог пройти насквозь это сборище, как горячий нож - масло, но как оставить без защиты кобылу, которая явно настоящего сражения не нюхала и хорошо, если хоть слышала без поэтических прикрас? Хорошо хоть додумалась не лезть в самую гущу, обошла краем... Опытный наездник мог бы возместить этот недостаток умением управлять конем в бою, но откуда было маркизу набраться такого опыта? Примерно схожие мысли бродили и в голове у сэра Хантера, потому рыцарь не стал возражать, когда гнедой жеребец решительно втиснулся между серой кобылой и краем толпы - во избежание. А то мало ли что могло прилететь из взбудораженного людского муравейника?

(Мы с СХ...)

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 3-07-2007, 13:36

От удивления бард даже привстал в стременах, глядя вслед удаляющимся рыцарям. Пожалуй, в этот момент Хэббот тоже разделяла беспокойство своего хозяина, что-то странное фырча по-своему, по-лошадиному.
-Мда. Ну ладно, Хэбби, - бард вновь опустился в седло, жизнерадостно улыбнувшись. – Давай устроим маленький сюрприз.
Лошадь одобрительно дернула ухом. И в самом деле. Ну и что, что толпа. Уж кого-кого, а ее, Хэббот, точно не прибьют. А этот щеголёнок выберется из любой ситуации, хоть в пустыне его привяжи к камню.
Поэтому Хэббот неспешно направилась в самую гущу толпы. Некоторые из зрителей, мимо которых проезжал Даниель с недоумением или безразличием посматривали ему вслед, но в основном лишь недовольно уступали дорогу и возмущенно хмыкали подобной наглости.
К сожалению для барда, кольцо зрителей очень скоро сменилось кругом участников спора.
А там в самом центре стояли два здоровенных детины и по наущрениям своих более умных соратников, осыпали друг дружку оскорблениями.
-Чтоб я когда-нибудь подчинился тому, кто пачкается в земле!
-А я близорукой сове, не видящей за иголкой белого дня!
-Что?! Значит одежа тебя не устраевает, да? Ту что у меня купил, я помню! А ну сымай, поганец, для нее найдется и более подходящий владелец!
-Ах так! Тогда гони сюда всю посуду, что у тебя в доме, а! Небось, ни одной-то чашечки деревянной нету. Все в узорах, а тарелочки так и вообще красота! Не про тебя и не про таких как ты созданы!
-Рожа воровская!..
Даниель смело вломился в ту толпу.
-Посторонись! Разойдись! Пропусти! Дорого королевскому барду!
Увы, его крики тонули в общем шуме, выглядя на его фоне слабыми и лишенными какой-либо значимости.
-Кому я говорю! – Даниэль окончательно завяз в толпе. Хэбби подняла голову вверх и заржала. Спокойствие-спокойствием, но если этот лопух сейчас чего-нибудь не придумает, у почтенной матроны может случиться нервная истерика.
-Я тебя по земле размажу, подельщик рванья! – не на шутку разошлись спорщики
-Собери сначала свою глиняную голову! – они уже закатали рукава, до драки оставались считанные мгновения
-Горячие смажни! – один из продавцов решил сорвать, похоже, последний барыш перед всеобщей потасовкой.
Бард вскинул вверх голову, смахнул волосы, прилипшие на капельке пота к щеке и как можно громче и беззаботнее запел:
-…
Хмелеет чья-то голова
От вида юных дев,
Ну а другим милей война –
Вот под вино припев!

И горячится кровь в сердцах
Под звуки труб и лир!
Гуляет ветер в головах,
Нам смерть и счастье - пир!

Беспечно день прошел – ура!
Нет против дурака.
Но подвиг есть – за ним пора!
Разгонится тоска.

И горячится кровь в сердцах
Под звуки труб и лир!
Гуляет ветер в головах,
Нам смерть и счастье – пир!

Но помним древних лет завет:
«Жизнь может быть любой».
И в ясный путь, и в жизнь во вред
Будь честен пред собой.

И горячится кровь в сердцах,
Под звуки труб и лир…
Но кем ты будешь там, в годах?
И после - будет мир?

Сомнений груз и бед толпа
Шагают об руку рука,
И поцелуй прекрасных дев
Cменяет плакальщиц припев.

И у дорожного столба
Представишь след свой сквозь века
И чудо – слышишь звуки лир.
И смерть, и счастье – пир!

Удивительный эффект от этой походной бесшабашной песенки дополнила Хэббот, аккомпанировавшая барду копытами по земле в такт мелодии. Ну
-А что такое «жизнь во вред?» - в задних рядах начались негромкие пересуды.
-Дурень, это значит вести лиходейский образ жизни!
-А…
-…Кажется, я такое уже где-то слышал…
-Да замолчите вы!
Толпа расступилась перед певцом, пропуская его в центр. А Даниель даже не притрагивался к поводу и не подстегивал лошадь. Хэббот сама спокойно и неторопливо направилась в образовавшийся проход.
Их встретили старейшины ремесленных цехов.
-Давненько в наших краях не появлялся королевский гонец. Хотя, почитай, под самым крылом замка и живем. Что нынче творится в замке? – голос взял седобородый старец, у которого была на удивление темная кожа, длинный нос и густые брови. Руки как раз прятали в этот момент во внутреннем кармашке большую швейную иглу, которую почтенный старец намеревался несколько минут назад пустить в бой.
-Ну, - Даниель смущенно отмахнулся. – Да, мы по поручению его величества, но ваше замечательное поселение лежало на пути еще более ответственного задания правителя.
-Мне выпала честь сопровождать двух замечательных рыцарей в их героическом походе по спасению принцессы из лап дракона… Вот они, кстати.
И бард махнул рукой в сторону рыцарей. Толпа заволновалась.
-Дракон?..
-Принцесса?..
–Где?..


*как автора меня мучают сомнения, что некоторые строки могли быть у других поэтов, даже точно были. Вот такая вот литературная кража. Но общая конструкция данного стиха выдает его с головой – мой. Исправления ацких кошек, Хэлиши и Иннельды.

Сообщение отредактировал Сейден - 8-07-2007, 14:17

Сэр Хантер чуть дернул щекой. Чтоб этому барду... Но что взять с человека, которому без внимания толпы жизнь не мила? Однако, разворачивая жеребца к толпе, рыцарь постарался оттеснить конским крупом кобылу подальше от толпы - чтобы в случае чего мальчишка мог унести ноги.
Сообразив, что лавры быстроногого пращура скорее всего привлекут юного маркиза в последнюю очередь, сэр Хантер тихо выругался сквозь зубы (Фар Лап с интересом прислушался, запоминая незнакомый оборот речи редкостной заковыристости) и указал на не в меру разговорчивого спутника.
- Я не речист, об этом лучше поведает наш провожатый. На то он и бард, чтобы красно говорить. А наше дело маленькое - избавить дракона от принцессы. То есть наоборот.
Легкий прищур давал понять, что оговорка не была случайной.

Маркиз де Разорилль был занят тем, что пытался справиться со своей кобылой. (Обычно он этим себя не утруждал, совершенно справедливо полагая, что Альфонсина сама знает, что ей делать... но сейчас на них смотрело столько глаз, что просто стыдно было идти на поводу у собственной лошади!)
Когда Альфонсина наконец подчинилась, Флавий-Октавий гордо вскинул голову — и успел услышать конец песни, ответы утихомирившейся толпы и реплику сэра Хантера.
Правильно! Так и должен вести себя истинный рыцарь, суровый и немногословный! А переговоры ведет бард!
Юноша украдкой бросил взгляд на своего мужественного спутника и расправил плечи, точно копируя манеру сэра Хантера сидеть в седле.

Даниель засиял как золотая монета, которую только что вынесли из горнила казначейства на божий свет, к солнышку. Ведь действительно, как это мило со стороны блистательных рыцарей предоставить столь ответственный и, безусловно, жизнеопределяющий разговор ему, барду.
На этот счет многоуважаемая Хэббот имела несколько иную точку зрения. По ней сейчас лучше всего было бы добраться до какой-нибудь гостиницы (все равно, похоже, дальше двигаться никто не собирается), сдать мальца на руки трактирщика-человека, а самой прошестовать в конюшню, где можно было б перехватить чего-нибдуь и послушать утренние новости. К сожалению, несмотря на весь такт, харизматичность и очарование Хэбби, лошадь не могла вот так просто взять и покинуть толпу. Похоже, вьюноше придется выкручиваться самому.
А Даниель любовно поправил шапочку, показывающую его принадлежность к цеху певцов, вздохнул, еще раз улыбнулся представительству обоих цехов и ляпнул.
-Велики подвиги, оставшиеся за плечами нашей дружины. Большие потери мы несли, изгоняя демонов с земель, верных руке королевской. И лишь трое нас осталось после последней схватки с чудищем многоголовым. Вот и сейчас ждет нас битва с драконом, королевскую дочку похитившим.
Старейшины хмуро переглянулись.
-Королевские, значит, - переспросил один из них.
-Глаза, Слово и Руки, - важно уточнил бард.
-Ну, - глава цеха гончаров посмотрел на главу цеха ткачей и развел руками. - Чего уж тут?
-Ась? - с не совсем успешно затаенной хитринкой в глубине глаз переспросил тот.
-Чего уж тут, - повторил первый. - Раз вы королевски, вам и решать, судари мои. Велики Подворья и знатны историей своей. И хлеб у нас, и ремесла не забыты. Да вот покоя нету. Должен же этим кто-нибудь заправлять? Раньше-то удавалось мирно решить. Но, видать, не всегда коту масленица.
Местные закивали головами, сочувственно завздыхали словам старейшины.
-Вот мы и надумали. Может кто из вас, благородных, решит стать головой города, а? Мы ж сразу с документами к королю. Он наш статус-то и подтвердит. Глядишь, недельки через две мы вас и бургграфом сделаем. А?
Бард счастливо покачал головой.
-Как чудесно-то. А я как бард разнесу весть об этом по всему королевству, а еще сложу песнь в честь столь мудрых жителей и их славного правителя.
-Не откажите уж, судари, а? - простой народ как-то незаметно, но безостановочно перемещался и вот уже рыцари оказались если не в кольце, то по крайней мере в окружении ремесленников, с надеждой смотрящих на них.

Сообщение отредактировал Сейден - 14-07-2007, 17:46

Чем дальше заходило дело, тем острее становилось желание рыцаря свернуть шею барду. Предварительно....
Мечтать о том, что будет предшествовать сворачиванию означенной шеи, сэр Хантер не стал - надо было срочно выпутываться. А хотелось, ох как хотелось...
- Благодарю, почтенные, за столь лестное предложение... но как вы думаете, что скажет король, узнав, что мы еще не выполнили его поручение, не спасли королевскую дочь? Что ближе отцовскому сердцу - страдания своего чада, или назначение на должность городского головы? Как бы вы на его месте рассудили, почтенные? Давайте уж лучше так сделаем. Королевское дело прежде всего. Вот им мы пока и займемся. А как принцессу освободим, так все одно через ваши Подворья проезжать будем - вот тогда, без спешки, все и обговорим... Что скажете, почтенные?

Тут все дело едва не испортил юный маркиз де Разорилль. Он порядком оскорбился: как же, его, доблестного рыцаря, устремленного к свершению доблестых деяний, собираются оставить в какой-то жалкой дыре и заставить решать вопросы, которые презренное мужичье не может решить само?
Он приподнялся на стременах и начал:
— Сорок два поколения моих благородных предков...
Но продолжить ему не удалось.
Умница Альфонсина всегда остро реагировала на цифру 42. Каждый раз, как ее юный господин произносил посреди большого скопления народа речь, которая начиналась с этих слов, толпа почему-то начинала швырять в него камни, большая часть которых попадала в лошадь.
Поэтому посреди гордой фразы лошадь вдруг панически заржала и встала на дыбы, изображая, что испугалась чего-то в толпе.
Она плясала на задних ногах, толпа с хохотом шарахалась прочь, а юный маркиз прилагал все усилия, чтобы удержаться в седле. Это ему удалось — не таким уж плохим был всадником.
Но когда Альфонсина, храпящая и злая, позволила себя успокоить, Флавию-Октавию было уже не до торжественных речей.

- Славные жители Подворья, - барда посетило внезапное вдохновение. - А что, если вы назначите благородных рыцарей главами города, а пока мы займемся спасением принцессы, вы решите вопрос с титулом и вернемся?
Горожане на несколько секунд замолчали, задумались, а затем староста от ткачей произнес, почесывая себя за ухом:
- И то верно. Или я неправильно говорю?
- Правильно!
- Куда уж правильнее!
- Так и поступим, - заключил староста и хмыкнул.Затем посмотрел на рыцарей. - Господа рыцари, спасибо вам за ваши намерения. Радетели вы наши. Ей-ей, впервые за много лет хоть кто-то...
Казалось, еще чуть-чуть и он расплачется. Но все-таки ткачу удалось взять себя в руки.
- Пойдемте к ратуше. Там вы принесете клятвы по обычаю благородному, а мы примем ваш сюзеренитет. Вот как.
Значимое завершение речи. Толпа, которая уже плотным кольцом окружила всадников, теперь начала подталкивать их в сторону Подворий.

Наградив барда ничего хорошего не обещающим взглядом, сэр Хантер вежливо поклонился старшинам.
- Почтенные, клятва для рыцаря - дело серьезное. Кому-то ее принести - что сплюнуть. Но я никогда не клянусь в том, чего могу не исполнить. Не на зайца ведь иду - на дракона. А с драконом никогда не знаешь заранее - ты его убьешь, или он тебя. И что же получится, если я проиграю этот бой, почтенные? Получится, что я нарушил рыцарскую клятву, и должен выполнить нарушенное слово любой ценой. Нужен ли вам в вашем замечательном городке неупокоенный дух рыцаря-клятвопреступника, почтенные? Я ведь не отказываюсь от высокой чести, оказанной мне... но уж и вы меня уважьте - не заставляйте губить мою бессмертную душу! Я уже обещал вам, что на обратном пути - если повезет нам, а не дракону, - мы еще поговорим об этом. И если вы к тому дню не найдете более достойного человека - вот тогда и клятвам будет самое время. А пока, прошу вас, не задерживайте нас, мы и так задержались сверх меры. Как знать, вдруг как раз сейчас дракон мучает бедняжку принцессу? Позвольте нам проехать почтенные, и примите слово рыцаря - мы вернемся, если сможем.

Но бард был в своей стихии и никакие взгляды не могли теперь поколебать его праведных убеждений. В отличие от Хэббот. Уж почтенная матрона заметила более чем внимательный взгляд сэра Хантера, обращенный к ее питомцу. И намекнула вьюноше об этом весьма чувствительно - встала на дыбы.
Толпа подалась в стороны. Даниель не ожидал ничего подобного и вывалился из седла, единственное, успев сгруппироваться, чтобы по возможности ничего себе не отбить. Кажется, именно в этот момент голову его посетила блестящая мысль.
-А с другой стороны, так ли вам нужен бургграф? Может, бургомистр, а? - слышавшие эти слова ремесленники невольно ахнули.
-Это ж... крамола! Это ж особый привилегий! Над нами, получится, никого кроме короля и церкви не станет! - зашептал, задыхаясь на каждом слове от волнения староста гончаров.
-И как? - староста ткачей вцепился в рукав куртки барда. Ремесленники моментально позабыли о рыцарях, переключив все свое внимание на Голос короля.
-Как-как, - недовольно буркнул бард, пытаясь высвободиться из цепких рук ткача. - Выберете голову города, создадите ему совет - и прошу. Власть готова.
Старшины переглянулись и одновременно покачали головами.
-Уж не первый год выбираем. Да все никак. Если побеждаем мы, ткачи, эти, желтоноги, делают все нам во вред. Ни с одним решением не соглашаются. А ежели верх берут эти гончары, то теперь уж мы не можем согласиться с их бездумной и бездарной, э... - старейшина на мгновение задумался, а затем все же вспомнил иностранное слово, - политикой. Вот. А может вы, сударь бард, станете во главе? Чай, человек почтенный, но не знатный. Аккурат бургомистрствовать.
-Нет уж, - бард решительно покачал головой. И подойдя к Хэббот положил руку ей на спину. - Я личный бард его величества! Как вы смеете предлагать мне такое?! Святотатцы!
-И! - многомудро ответил один старцев, находившихся в круге, но не пренадлежавший к соперничающим сторонам. Звали его Жак Пивовар. - Королевская милость - великая штука да вот насколько ее хватит? А тут и стол, и кров, и почтение. Да и дела найдутся на любой вкус.
-Нет и нет, - бард забрался-таки в седло. - Если только сэры рыцари не хотят все же стать главами ваших славных Подворий... Вон, прошу заметить, маркиз де Разорилль, еще слова своего не сказал, может, думает, взвешивает. Так вот, ежели рыцари все-таки не согласятся, знать, придется выбрать главу вам из своих. Вот у вас кто в городе пользуется уважением, но не является ни ткачом, ни гончаром.
-Ну, - старейшины переглянулись и нахмурились, затем неохотно кивнули в сторону давешнего старца. - Да пожалуй Жак Пивовар...
-Вот, - бард улыбнулся, казалось, на все стороны света. - Вот ежели рыцари не окажут чести, его и поставьте. Я, так и быть, освидетельствую.

- Сэры рыцари благодарят за оказанный почет, - покачал головой сэр Хантер. - Но предлагают подумать вот о чем... Кому лучше знать, что хорошо для городка - своему же горожанину, или заезжему рыцарю, будь он даже о сорока двух поколениях благородных предков? Кто будет больше радеть о благе своих земляков? Уж конечно же, не пришедший со стороны человек. Вы, почтенные, мудро рассудили, - он еще раз поклонился старейшинам. - Если бы мы знали, что у вас есть на примете достойный горожанин, отказались бы немедля.
Фар Лап, которому пару минут назад недвусмысленно дали понять, что сейчас придется прорываться с боем, расслабился и одобрительно фыркнул, покосившись на обеих кобыл - молодую и старую.
"Умницы!" - говорил его взгляд.

Формальности заняли почти половину дня. Солнце успело подняться высоко над головами, прикоснувшись своей макушкой к небу (как известно, Земля – это центр вселенной, а небо суть твердь ее окружающая), а затем начало медленно клониться к горизонту.
Были написаны и переписаны десятки полагающихся случаю документов. В частности, договор, по которому ремесленные цехи Подворий создавали ремесленно-торговый союз, статус которого в виде города следует другим документом представить его величеству на подписание. В другом документе регулировался порядок должностной очередности, а также порядок соблюдения будущими членами союза порядочности и правил объединения. В общем, порядочно попутались, пока разобрали всю гору документов. И только когда порядок был восстановлен, только тогда благодарные жители отпустили своих радетелей с полагающимися случаю выражениями признательности.
Но жизнерадостности барда можно было только позавидовать. С каждой новой строчкой он только расцветал. А когда все закончилось и путников, гм, проводили обратно на дорогу, он с нежностью провел пальцами по гриве Хэбби:
-Мы сделали это! Благодаря нам в мире стало на еще одно счастливое поселение больше! Сэры рыцари, мы можем собой гордиться. А теперь, в путь?

Юный Флавий-Октавий в бумажной неразберихе участия не принимал, ибо скучно.
Нет, сначала он покрасовался в центре внимания, повыпячивал грудь, но быстро потерял интерес и смылся. И, как выяснилось, не прогадал.
Альфонсина только фыркала, поглядывая на хозяина, восседающего под старой вишней, за врытым в землю столом, в кругу юных поселянок. На голове - венок из ромашек, на столе - кувшин молока и коврига хлеба, на физиономии - блаженная ухмылка, на языке - веселое вранье. А поселяночки вокруг млеют, хихикают, румянятся, шушукаются: мол, такой молоденький - и уже на дракона!..
"Жеребенок! Ну, как есть жеребенок!" - вздыхала Альфонсина.
Умная кобыла вздохнула с облегчением, когда узнала, что ночлега в деревне не предвидится. Вот и ладушки...
— И в какой же стороне у нас дракон, господа? — легкомысленно поинтересовался юный маркиз, не без сожаления оглядываясь на оставленное позади гостеприимное село.

Сэр Хантер провел время с гораздо большей пользой. Предоставив спутникам развлекаться кому чем нравится, рыцарь посидел в таверне, послушал разговоры, потолкался на ярмарке, к немалому огорчению Фар Рапа - не безрезультатно. Когда троица в сопровождении Фокси, чудом спасшего лапы и хвост в сутолоке, отъезжала от селения, седельные сумы изрядно округлились...
А вот во взгляде рыцаря, неотступно сверлившем спину королевского барда, явственно читалось желание укоротить тому что-нибудь. Как минимум - язык.

(мы с Сэром Хантером)

Лошадь шагала себе и шагала по пыли дороги. На ней покачивалось седло, а в седле точно так же покачивался бард. Прохладный вечерний ветер забирался ему за воротник и в рукава, холодил шею, спину, грудь и руки. Даниель съежился и напоминал своим видом какую-нибудь древнюю вымирающую птицу, примерно догадывающуюся о судьбе своего племени.
Эйфория прекрасно проведенного дня покинула его, оставив после себя чувство опустошенности и разбитости. А еще эта дурацкая нескончаемая дорога, по краям которой с безразличным спокойствием колыхались травы.
К тому же и рыцари, и даже Хэбби казались Даниелю крайне холодными и далекими от него в тот момент.
-Ну да, - тихонько вздыхал он. – Они-то своего дракона побьют. Да даже если и не побьют, я о них сложу балладу. Так что выживут – получат и славу и богатство. Не выживут – уйдут на небо. А мне трястись и трястись.
Рука погладила чехол лютни, прикрепленный с правого бока лошади. Роща все так же виднелась черной полоской на горизонте. Солнце все опускалось, и тени перед путниками все удлинялись и удлинялись.

Сэр Хантер медленно выходил из себя. Но успокаивался еще медленнее. И прошло немало времени, прежде чем он оставил кровожадные планы относительно не в меру склонного к самолюбованию спутника. Рука перестала поглаживать навершие меча, складка на лбу понемногу разгладилась, и хмурый взгляд постепенно начал сменяться безмятежным спокойствием.
Бормотание барда он пропустил мимо ушей, наслаждаясь дорогой. Нигде бродячий рыцарь не бывает так счастлив, как в пути... На губы сама собой легла мелодия, и слова песни, тут же подхваченной Фар Лапом, полились над простором, догоняя уходящие тени...

От этой тоски не излечит домашний уют -
Тоски по дороге, бескрайней, пустой и пылящей,
Тоски по ручьям, хрусталями и синью звенящим,
И по горизонтам, которые крылья дают.

От этой тоски не излечат покой и тепло -
Тоски по кострам, в чаще леса призывно горящим,
Тоски неизбывной по жизни, такой настоящей,
По жизни, которой живешь, а не видишь в окно.

И даже любовь не излечит от этой тоски -
Тоски по ни с чем не сравнимой бродячей свободе,
Тоски по несчитаным звездам в ночном небосводе,
По звездам, которые посеребрили виски.

От этой тоски оставалось бы лишь умереть,
Да вот ведь беда - даже вечное смерти забвенье
Бродячей душе от тоски не дает избавленья.
От этой тоски исцелить не способна и смерть.

Песня была хороша, но Флавий-Октавий ее не оценил. Даже то, что рыцарю явно подпевал конь, не привлекло внимания юного маркиза в должной мере, ибо веселое настроение его внезапно сменилось приступом ностальгии. Нахлынули воспоминания о родном замке, о сладком запахе пирожков с кухни, о мамином голосе — грудном, ласковом, похожем на воркование голубки. Даже рука отца, то и дело норовившая ухватить Флавия-Октавия за ухо, вспоминалась сейчас с умилением...
Грустное настроение передалось Альфонсине, которая, к своему удивлению, вдруг принялась вспоминать замковую конюшню, старые милые ясли с овсом и грубовато-ласковое ворчание конюха: "Жри, зараза, чтоб тебя живодеру продали..."
Под эти воспоминания Альфонсина сбавила ход и немного отстала от Фар Лапа и Хэббот... а потом и вовсе резко остановилась, чтобы не сбить с ног человека, внезапно возникшего из придорожных кустов и сунувшегося ей прямо под копыта.
Флавий-Октавий покачнулся в седле, стряхнул с себя воспоминания и схватился было за меч, но убрал руку с эфеса, увидев, что перед ним не грабитель, а всего-навсего нищий, протянувший руку за подаянием. Молодой еще парень, плутоватая рожа перевязана грязной тряпицей, правая нога поджата, под мышкой костыль.
"Такой молодой, а калека!" — посочувствовал нищему добрый Флавий-Октавий и, развязав висящий у пояса кошелек, достал медяк.
Нищий проворно поймал монетку на лету и произнес медовым голосом:
— Да хранит бог доброго господина... но если ему угодно будет дать мне еще одну монетку, я продам господину свою находку. Мне она ни к чему, я неграмотный, а там, может, что-то важное написано...
Усмехнувшись, маркиз швырнул еще медяк — и принял из грязной лапы нищего свернутый в трубочку кусок пергамента.
Развернул, глянул... и с новым интересом глянул на своего собеседника:
— Где ты это взял?
— Вчера мимо меня проскакали четверо господ. Спешили, даже не остановились бросить монетку бедному человеку... Ну, проскакали — гляжу, а на дороге фляжка валяется. Я обрадовался, думал — вино... а там только эта штука. Фляжку-то я, грешный человек, в трактире на обед сменял, а это трактирщику не надо было...
Маркиз де Разорилль уже не слушал, разглядывая нанесенные на пергамент линии карты. Только линии, без надписей.
Вот та река, где они завтракали. Вот деревня. Вот река, возле которой они намерены заночевать. Вот лес за рекой, вот полоса дороги. Вот лесное озеро в форме полумесяца. Вот утес за озером. Вот черное пятно на утесе — наверное, пещера.
А рядом с утесом — единственное слово: "КЛАД".
Флавий-Октавий пришпорил Альфонсину и поскакал вперед, чтобы скорее догнать спутников и показать им свою покупку.
Он не видел, какой насмешливо-злой взгляд бросил ему вслед нищий, прежде чем исчезнуть в кустах.

Сообщение отредактировал бабка Гульда - 23-07-2007, 0:27