Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[Далара >>>]

То ли погрустневшая, то ли просто задумавшаяся девочка подробно ответила на каждый вопрос, не забыла упомянуть имя и упрямо заявить, что он никакой не мальчишка, а очень даже милый юноша. Тут же вывалила на Такеду историю Рензо.
- Вот если бы мы могли помочь ему найти маму... – Девчачьи мысли совершили неожиданный поворот: - Дядя Хидэ, а зачем меня ждут в Замке Белого феникса? И кто?
- Я не знаю зачем, но думаю, для того, что бы воздать вам должные почести. Почести, каковых вы заслуживаете, Олури-химэ! – Кавалерист уважительно поклонился девочке и продолжил. – А вот кто ждет – уверен знаю. Мой Господин точно ждет вас. Он окружит вас должным почетом и заботой, окажет должное радушие и озаботится вашим обучением и воспитанием, так что очень скоро вы с вашей красотой, заткнете за пояс, наиболее прелестных придворных дам. А кроме того мой Господин подберет вам хорошего жениха и обеспечит достойный вас брак с молодым прославленным воином, который сделает вас счастливой, так я думаю.
По лицу девочки было видно, что такое предположение ей не по душе. Она предпочла бы носиться по полям и лесам с нагинатой, гордо восседая на коне, драться рядом с мужчинами, как у Шиобары. Зачем ей, деревенской девчонке, выросшей на свободе и почти без присмотра, обучение, воспитание и придворные тряпки? И молодой прославленный воин тоже зачем?.. Хотя, об этом еще можно подумать.
- Хотела бы я родиться мальчиком, - искренне поведала Олури. – Тогда я могла бы быть наследником. Если только...
Она вдруг оживилась, взволновалась.
- А какой флаг у господина из замка Белого феникса?

(и опять мы)

[Reytar >>>]

там же
(Далара+Reytar)

Десятник задумался, пытаясь сформулировать никогда не видевшей этот штандарт девушке, что он из себя представляет. С одной стороны, он отлично помнил сасимоно боевых товарищей, символы на которых включали герб господина, но с другой стороны, на сасимоно кроме родового герба клана рисовали и личные символы воина, или символы отряда, так что полного сходства между ними почти не бывало. Наконец, Такеда определился. Отбросив ненужную лирику, он решил остановиться на основном штандарте клана Санада и произнес:
- Оно белое, подстать названию гордого и прекрасного замка, в котором живет мой Господин. Но так как ни одно светлое не может без темного, как Небо не может без Земли, поэтому на белом поле штандарта расположены темные кружочки заморских монет, принятых в Поднебесной Империи. Вот такое знамя развивается над Замком Белого Феникса, Олури-химэ.
Девочка нахмурилась, притихла, поддавшись воспоминанию. Конский топот и ржание, крики людей - воинственные у нападающих, испуганные у деревенских. Потом дым начинающегося пожара, языки пламени, лижущие постройки, норовящие дотянуться до людей. Паника, бег, кого-то зовут, ревет младенец, в страхе бегут животные и люди вперемежку. Сверкание мечей и яростные неумолимые стрелы. А надо всем этим белое полотно с черными кругами на нем, как черное солнце, выжженное на снегу.
Олури вдруг посмотрела на Такеду новым взглядом. Не выдержала долго, опустила ресницы. Пальцы бездумно касались единственной почти по-настоящему своей вещи - танто в ножнах за поясом.
- Я пойду, посмотрю, как там Рензо и патэрэн, - тихо сказала она, неуклюже поднялась и пошла к выходу.
- Конечно, о Олури-химэ! - Кавалерист поклонился, как подобало при обращении к высокородной девице, втайне радуясь, что сможет еще вздремнуть, но при этом несколько обеспокоено заметив странное выражение лица подопечной. - Если вам что-нибудь понадобится от меня, я здесь и всегда готов служить вам!

[Sayonara >>>]

гора Ибуки, осень 1600 года

Сначала возник спор, порядком утомивший участников. Все сходились в том, что сидя на месте, ответов не отыщешь, а значит, нужно пойти... куда? Предлагались разные места и отвергались по разным на то причинам. К многочисленным богам никто обращаться не захотел, но все равно высказали мнение, что можно добраться до столицы, а там храмов много, в каком-нибудь да ответят.
Задремавший было Арима очнулся и пробормотал, что неплохо бы обратиться к какому-нибудь предсказателю, которых, впрочем, в столице гораздо больше, чем где-либо еще. Так, постепенно пришли к единому мнению.
Как только самурай поправился, ближе к декабрю, чтобы успеть до времени снегопадов и холодов, на лошадку, ту самую, которую бикуни увела с места сражения, погрузили нехитрые, но необходимые вещи, и небольшой группой отправились в путь.
Пришлось долго говорить с местными оборотнями, чтобы как следует приглядывали за домом, жили, пользовались посудой, а не растаскивали по склону, также и поступали с остальным. Мелкие и крупные обакэ, собравшиеся проводить соседку и ее нового знакомого, даже всплакнули немного, хотя некоторые и поглядывали вожделенно на крышу маленькой хижины, уж больно притягательный там лежал тростник. Ньё беззвучно зашипела на деловито шмыгнувшую в дом крысу (нахалка не обратила внимания), а потом по-хозяйски потерлась серым боком о ноги самурая, недвусмысленно намекая, что ее следует взять с собой и устроить так, чтобы было тепло и не пришлось лишний раз шевелить лапками. Бикуни выразительно посмотрела на воспитанницу и, вздохнув, перехватила поводья лошади.
Арима наклонился и подобрал пушистую, мгновенно зашкворчавшую мучительницу; при ходьбе он все еще опирался на палку, но понемногу возвращал себе уверенность движений.
- Мы должны успеть перебраться через горы, пока снег не закрыл перевалы, - сказал молодой самурай, поправляя мечи. - Но с костром у нас проблем не возникнет, это я обещаю.
- В это я верю, - согласилась бикуни, - как и хочу верить в то, что не сгорят окрестные леса.
Оголовье ньёбо оставляло едва заметные следы на земле.
- Хотелось бы знать, куда пропал Фукуро-сама собиравшийся отправиться с нами.

(Соуль с СонГоку, пока без меня)

Сообщение отредактировал SonGoku - 15-05-2007, 13:19

[SonGoku >>>]

(а вот и уже с тобой, Сай! И с Соуль)

Совиный дух не заставил себя долго ждать - вскоре послышался шум его серых крыльев, и взлохмаченная птица угнездилась на толстой ветке прямо над головой отшельницы.
- Я прилетел, - выдохнул дух, покосившись на демона. - Надеюсь, без нас в лесу ничего плохого не случится.
- И я надеюсь, Фукуро-сама, - согласилась бикуни.
Арима тем временем перевязывал голову свернутым в жгут платком, он больше не заплетал волосы, как положено. Кошку, чтобы не мешала, самурай посадил себе на плечо. Она уцепилась коготками за ткань и подняла пушистую мордочку, со странным интересом разглядывая сову.
- Не так, - прокомментировала действия молодого самурая бикуни.
Дух ответил кошке сердитым взглядом и вжал круглую голову в плечи.
- Небезопасный способ передвижения, - заметил он.
- Не у всех есть крылья, - ответил за беззвучно разинувшую пасть кошку Арима и посмотрел на отшельницу; он возвышался над ней, как будто за последние дни сделался выше ростом. – А как надо?
- Ребенок, - опустила поводья отшельница и выдернула из рук воина платок. - По-другому… расчесывал ли ты хоть раз волосы за то время, что у меня жил?
Бикуни удивленно попробовала провести пальцами по запутавшимся прядям и недовольно улыбнулась. Кошка на плече ехидно сощурила зеленые глаза.
- Фукуро-сама, вы можете отправиться в путь на моем плече.
Птица кивнула и слетела вниз, на мягкую мшистую землю.
- Госпожа Эйкуко, уверены, что вам будет не тяжело? - желтый глаз продолжал следить за пушистой спутницей женщины.

[Соуль >>>]

Арима тоже запустил согнутые когтями пальцы в гриву и недовольно сморщился, когда те увязли в черной массе волос.
-Не сейчас, - решил самурай.
-Ребенок. Забирайся в седло, - вздохнула отшельница и наклонилась, мягко, обеими ладонями поднимая с земли Фукуро. – Не волнуйтесь об этом.
Он чуть раскрыл крылья и осторожно уцепился за хрупкое плечо девушки. Прикрыл глаза, повернул назад голову и отрывисто крикнул. Эхом ответил сове лес. Потом дух нахмурился в сторону Аримы - он никак не мог привыкнуть к демону.
Это была самая необычная процессия, какую видел лес Ибуки в этот год. Звери, птицы и бакэмоно насмотрелись на вооруженные отряды и убегающих подальше крестьян и не сразу высовывались из убежищ. На мохнатой низкорослой лошадке ехал молодой человек, судя по одежде и мечам и осанке, из буси, а рядом, держась за стремя, шагала святая отшельница, у которой на плече сидела нахохлившаяся сова. Мордочка серой кошки выглядывала из притороченного к седлу мешка.
По осени пахло влажной хвоей, копыта лошади подминали редкие кленовые листы. На дороге тень сменяли пятна света – скользили по лицам резковатые солнечные лучи. В стороне нежно-зеленым мелькнула небольшая бамбуковая роща и пропала из виду, когда путешественники свернули к горе Татешима. До нее было недалеко: полдня, может, чуть больше. Решили следовать вдоль, к озеру. У подножия лежали огромные валуны, сейчас, ближе к зиме, полускрытые листвой. Склоны нависали ярусами.
Мягко подкрадывались сумерки, и, когда на небе от заката остался только росчерк багрово-алого, открылось озеро Сува, непроницаемо-темное к вечеру.

(та же пугающая компания... для местных)

[Reytar >>>]

Деревушка неподелеку от замка Ако (продолжение)

Урусаро, казалось, не замечал этой цветастой кавалькады. Он сидел на лавочке, не делая даже малейших попыток подняться и поклониться могущественным самураям, орудуя крючком и мотком прочной бечевы так, словно вокруг не происходило ничего неожиданного, а что происходило – успело приесться хуже самого дешевого рисового колобка с прокисшей начинкой.
Кавалькада приблизилась к дому, на скамеечке у стены которого и сидел Урусаро, невозмутимо штопающий последнюю, наиболее разлапистую дыру. Горделивый юноша в светлом панцире надменно качнул головой и плотный воин в темном доспехе сдвинув брови, взглянул на рыбака, после чего рявкнул:
- Эй ты, бездельник! Бросай свою грязную тряпку – мы пришли за тобой, подлый мятежник! Мы знаем, что ты не тот за кого себя выдаешь. Даже если ты вздумаешь молчать, твои волосы расскажут о том что ты таков куда красноречивее. Ты не простолюдин, ты запятнавший свою честь, трусливый енот! Выбирай, либо немедленно едешь с нами и принимаешь приговор, либо, если сеппуку слишком большая милость для столь бесчестного человечишки, мы убьем тебя на месте. Выбирай!
Щегольски одетые конники ответили радостным гулом, в котором звучала неприкрытая издевка и жажда доказать окружающим собственную удаль, без долгих разговоров зарубив мятежника. Воин в темном доспехе искоса, с некоторым презрением взглянул на разодетых всадников, но смолчал, уделяя основное внимание безразлично штопающему сеть, одетому в жалкую холстину, человеку.
Урусаро продолжал работу так, словно не слышал грозных слов, не видел пылающих яростью взглядов и отблесков на извлеченных наполовину клинках конных щеголей. Наконец, когда молчание затянулось, а щегольски одетые конники, сбились в плотную кучу, с надеждой поглядывая на своего господина, не разрешит ли он разделаться с наглым простолюдином, рыбак завершил работу. Он подбросил в руках сеть, посмотрел сквозь нее на небесную синеву, не пропустил ли где-то хоть одну дыру, и лишь после этого обратил свой взор на горделивого юношу, воина в темном доспехе и остальных, попугаистой расцветки, конников.
- Не тебе, Меняющий-Господ-Как-Сандалии-Слуга, упрекать меня в трусости. Ты оделся в дорогую одежду, прикрыл монами Токугава свой позор, но мы помним, кому ты служил до этого, и от кого сбежал, как только понял, что они могут проиграть. Ты носишь на себе обноски клана Такеда, ты, поджавший хвост пес Господина Клещи! Не тебе, и не этому щенку Токугава вякать на меня, обвиняя в бесчестье. Я был на поле Секигахара, я сражался там с Красными Дьяволами, а где был ты мальчишка? Или ты заплутал в трех соснах, объевшись праздничных никуманов, или трусил и не решался выйти на поле до тех пор, пока не стало ясно, кто победил? Хе! Вы пришли сюда всей толпой только ради того, что бы отвезти на казнь одно меня, или прямо здесь отсечь мне голову? Так попробуйте же, о грозные, ужасные для окрестных мышей, кроликов и подросших дочерей простолюдинов, воители! Кто первый рискнет приблизиться ко мне? Ты, недостойный сын достойного отца, Санада Нобуюки? Или ты, щенок от старого, неразборчивого в постельных утехах, пса Токугава Хидэтада? Или может быть кто-то из этих напыщенных фазанов, которым кто-то по скудоумию дал мечи? Ну же, подходите! Я перед вами один, без доспехов и оружия! Чего ж вы трусите?!

[Bishop >>>]

Разодетые всадники, все громче и громче роптавшие на протяжении всей речи простолюдина, под конец были вне себя от бешенства. Не дожидаясь какого бы то ни было жеста юноши, они с ревом обнажили мечи и коленями послали коней вперед, намереваясь раздавить и посечь на множество кусков наглеца, осмелившегося в таком тоне говорить с их господином.
Урусаро, положив обе ладони на сеть, подождал, пока отблескивающие яростью обнаженных мечей, фигуры, приблизятся настолько, что бы верхушками шлемов сравняться с дальней горой и вскочил на ноги. Свернутая упругим жгутом, толстая рыболовная сеть, разворачиваясь в воздухе, понеслась на встречу оскаленным конским мордам и раскрытым в вопле человеческим лицам. Понеслась, развернулась, опутывая, останавливая, сбивая с толку, пугая, заставляя паниковать и как можно скорее искать выход из ее, остро воняющих рыбой, объятьев.
Естественно, одна рыбацкая сеть не могла запутать весь десяток конников, но Урусаро не терял времени даром – его серая, грубого полотна, накидка, мелькала то у одного края сети, почти полностью сливаясь с нею, то у другого. Вставший в полный рост, этот плотный, широкоплечий человек не производил впечатления простолюдина. Слишком уж упруго и расчетливо он двигался, слишком точно наносил тычковые удары концом посоха, метя в лица, открытые рты и глаза всадников и слишком проворно уклонялся от полос остро заточенной стали, которыми пытались достать его канареечно разодетые противники, сноровка которых, похоже, оставляла желать много лучшего.
Юноша и воин в темном доспехе держались на некотором отдалении от свалки, к их чести, скорее потому что понимали – лишние всадники в такой свалке только мешали бы уже сражающимся, чем помогали. Остальные, кто уже вступил в схватку, старались дотянуться до верткого противника клинками катан, прижать его к стене крупами лошадей и раздавить или изрубить на куски, но всякий раз терпели поражение. Урусаро ускользал из-под ударов, хотя сам бил от всей широты души, так, что время от времени с седла валился очередной расфранченный воитель, с воплями закрывая руками подбитый глаз, или с хрипом сжимая поврежденное горло. Все же, одному из всадников удалось извернуться, переплести свой клинок с деревом посоха, отбивая тычок в лицо и дотянуться кончиком острия до ключицы противника, распарывая грубый плащ. Остальные, кто еще был в седле, откликнулись победным ревом, но вспоровший мешковину клинок негромко скрежетнул обо что-то, скрытое под ней, после чего, вместе с сжимающей его рукой, рухнул в истолченную копытами и ногами пыль.

(не я - Рейтар)

[Reytar >>>]

(там же)

Всадник взвыл благим матом и согнулся, зажимая здоровой рукой рассеченное запястье, откуда хлестала кровь, когда второй удар, неизвестно, как и когда выхваченного Урусаро из посоха, меча, отделило его голову от тела, прервав мучения. Вслед за первым погибшим, в дорожную пыль рухнули еще двое – один с вспоротым животом. Удар был так силен, что от такого неканонического сеппуку всадника не спас даже набрюшник нио-до. Второй канареечный конник обвис с седла, все еще пытаясь сжать руками рассеченное в поперек лицо, но, стоило коню вынести седока из свалки, обмяк и рухнул с седла. Остальные кавалеристы, а в седлах оставалось их немного, не более четверти дюжины, откатились назад, на дорогу, со смесью ярости и страха глядя на все еще стоящего на ногах, противника.
- Ну, кто еще рискнет?! Идите сюда, несчастные выкидыши попугая, кроличьи души! – Прорычал, тяжело дыша, Урусаро. Этот бой стоил ему немало сил и изрядно его измотал, но желания подороже продать свою жизнь ничуть не убавил.
– Подходите по одному, или все скопом, я найду, чем всех вас «порадовать»! – С горловым хрипом произнес простолюдин, скрещивая над головой клинок длинного кавалерийского меча и деревянный посох, одновременно являющийся ножнами.
Юноша в светлом доспехе вновь кивнул одетому в темное воину. Тот молча поклонился и мгновенно покинув седло, встал на ноги, поправляя подбородочный ремень шлема и одновременно обнажая катану.
- Кто ты? Назовись, я не привык биться с теми, кто стыдится своего рода. – С иронией произнес он. – Или твое родовое имя слишком запятнано, что бы его упоминать?
- Я воин из рода, которому клялся служить ты сам, а сейчас нахожусь на службе у того, кто раньше, пока ты не приник губами к пяткам Токугава, считал тебя братом. Думаю этого – достаточно, для того, что бы ты понял, насколько известно и запятнано ли, мое родовое имя! – Угрюмо пробурчал Урусаро, плавным шагом приближаясь к воину в темном.
Воин в темном доспехе ответил яростным взглядом и столь же плавно сделал два шага навстречу, сокращая дистанцию до условно-опасной, но все же недостаточной для удара без подшагивания. Противники на миг замерли в безмолвном приветствии, отбросив ножны и сжимая рукояти мечей обоими руками, а затем плавно пошли по кругу, поводя клинками, изучая один другого, присматриваясь и прислушиваясь, что умеет противник.

[Bishop >>>]

Так продолжалось некоторое время, а затем, словно лопнула струна – звон стали о сталь, два-три быстрых, на пределах скорости, удара и вновь пауза. Вновь два бойца неторопливо кружат один вокруг другого, присматриваясь, изучая, готовя внезапный, сокрушительный удар. Вот вновь схватка, скрещение клинков, обмен быстрыми, но благодаря искусству противника, не достигающими цели, ударами, сериями ударов, тщательно выискивающими дыры в обороне противника. И вновь пауза, вновь напряженные до предела в ожидании атаки нервы, мягкие упругие шаги и покачивание клинков, должное усыпить бдительность уже уставшего противника. И так раз за разом, пока тот, кто устанет быстрее или окажется медлительнее не откроется во время атаки, или не успеет закрыться, уйдя в оборону. Когда сражаются опытные бойцы, второй удар меча редко бывает необходим для победы. Так было и на сей раз – все, кто наблюдал за схваткой, отлично понимали, что оба противника примерно равны по силе и победу одному их них принесет либо усталость, либо ошибка другого.
Урусаро так же отлично понимал этот нехитрый закон боя. Он чувствовал, что усталость с каждой минутой все сильнее и сильнее давит ему на плечи, словно полновесные мешки риса, нагружаемые один за другим, и что долго такой темп боя выдержать просто не сможет. Следовало что-то делать, и выглядящий как простолюдин, человек, сделал свой выбор.
Когда в очередной раз, в схватке наступила напряженная пауза, он одним рывком развязал и отбросил подальше пояс, от чего его длинное одеяние обвисло и разошлось, открыв взглядам окружающих стальную скорлупу качественно изготовленного хотокэ-до, украшенного символом клана Санада на грудной пластине. Накидка начала сползать с плеч, начав стеснять движения Урусаро и тем самым давая воину в темном доспехе некоторое преимущество, которым он не замедлил воспользоваться, ринувшись в атаку. Урусаро тут же сбросил ее с правого плеча и, уклонившись от удара, перехватив рукоять левой рукой, вынул правую руку из отверстия рукава, одновременно раскручиваясь так, что накидку развернуло инерцией в сторону левого плеча. В следующий миг воин в темном доспехе нанес еще один рубящий удар, уворачиваясь от которого, Урусаро завершил разворот, вновь перехватывая меч правой рукой, а левой совершая резкий рывок в сторону противника, и заставляя тем самым снятую накидку полететь ему в лицо.
Воин в темном панцире тоже был не из осоки сплетен – понимая, что под прикрытием этого одеяния будет атакован, он несколькими широкими горизонтальными ударами рассек воздух перед собой, но все же, всего лишь на миг, опоздал. Клинок длинного кавалерийского меча Урусаро, распластавшегося над самой землей в низком выпаде, проник сквозь оборону противника и, нащупав щель между нагрудником и наплечником доспеха, впился в нее. Правая рука Санада Нобуюки безвольно обвисла – он не мог продолжать бой из-за раны, но и его противник устал настолько, что не спешил добить раненого, опаляя его полным ярости взглядом и старательно переводя дух.
- Ну… - Охрипшим голосом бросил в лица остальных противников Урусаро. – Кто следующий? Кто здесь хочет скоро увидеться с демонами? Может быть, ты рискнешь, сынок Токугава? Или мой меч недостаточно хорош для того, что бы выпустить из тебя кровь?

(все равно - Рейтар, ни слова моего)

[SonGoku >>>]

гора Ибуки, осень 1600 года

Они спустились к деревне, когда большая часть мародеров и погромщиков, похоже, все-таки, ушла. Несколько крестьян, изрубленных мечами и исколотых пиками, валялись в придорожной канаве. Кодзи даже не обратил на них внимания, направляясь к крайнему дому, обычной лачуге не слишком богатого сельского жителя. Откуда-то из-за домов раздался женский крик, бродяга лишь вздохнул и зашагал дальше. Его маленький спутник, обеспокоенный неприятными запахами, то крутился на месте, то пытался не отставать, цепляясь за одежду нищего музыканта. Один раз он запнулся и растянулся на дороге, подняв тучу пыли, из которой донеслось сначала "k's..." а потом "апчхи!!!"
Кодзи остановился и обернулся:
- Ты всегда такой… шумный? – музыкант явно не сразу подобрал нужное слово.
- Я стараюсь... - тануки смутился.
Он был очень несчастен, он даже лапкой поковырял дорожную пыль.
- Я могу опять превратиться, только тогда захочу есть еще больше. Можно?
- Я тебе не хозяин, чтобы разрешать ил запрещать что-либо, поступай сам как знаешь, - усмехнулся Кодзи. - Если мы найдем мало еды, то все получишь ты, поскольку меня мало не устраивает.
Музыкант ободряюще махнул рукой и вновь зашагал к зданию. Дынька постарался не устраивать тарарам, поэтому ступал весьма осторожно и смотрел себе под ноги. Он даже обошел по большой дуге дохлую лошадь (на ней уже сидели мухи и недовольно жужжали).

(пока что только с Греем)

[Кысь >>>]

С деревней было что-то не так. Рыжая так и застыла, подняв в воздух одну лапу. Подумав, повернула назад, нашла приметный камень и аккуратно закопала сверток. Потом снова начала спускаться - тихо, крадучись. Понемногу беспокойство начало принимать вполне конкретные очертания.
Во-первых, звуки. Обычно деревня журчала словно ручей - голоса людей, крики скота, скрип повозок. Особенно сейчас, по осени, когда уборка урожая закончилась и люди могут заниматься своими делами. А в этой деревне были только шорохи и крики. Еще - не было запаха еды, только начинающая остывать мертвечина, от которой добропорядочных лис воротило даже на грани голодной гибели. В-третьих... Нет, мальчишка определенно был йокаем. В-третьих отменялось.
Лиса осторожно сбежала вниз - а к путникам вышел уже тощий мальчишка лет двенадцати.
- Добрые люди, у вас поесть не найдется? Всех убили, один остался! - без зазрения совести соврал последний, обращаясь к музыканту и его коренастому спутнику.
Дынька приложил палец к пухлым губам.
- Тссс! - предупредил он. - Нельзя шуметь. А еды у нас нет, мы ее сами ищем.
В животе у него заурчало.
- Будем искать вместе... - полушепотом сообщил ему бродяга, с лица которого сразу же исчезла вселенская скорбь - вместо этого зеленые лисьи глаза зажглись энтузиазмом. - А где?

[SonGoku >>>]

- Я не знаю, - прошептал в ответ юный тануки. - Наверное, в каком-нибудь доме... Что-то же должно сохраниться!
Он забеспокоился: ведь если еды действительно отыщется мало, пусть она вся достанется ему, надо же поделиться! И тогда ее станет очень-очень немножко.
- Надо найти постоялый двор, - авторитетно изрек второй мальчишка. - Там всегда держат много еды... а осенью как раз пополняют запасы.
Пока они переговаривались, музыкант ушел далеко вперед, и Дынька вновь завертелся на месте, пытаясь определить, куда тот исчез.
- Меньше людей - больше еды, - философски изрек зеленоглазый, но тем не менее потянул новообретенного товарища к дому, возле которого в последний раз приметил силуэт взрослого.
Дынька решил не сопротивляться, пустой желудок способствовал обретению некоторой доли смирения. Они осторожно заглянули в щель между полуоторванными ставнями.
- Там кто-то есть... и это не Кодзи. Это кто-то другой.
Второй мальчишка попытался заглянуть в темную щель через голову тануки.
- Твой... спутник - ему можно доверять? - шепотом спросил зеленоглазый у Дыньки.
- Не знаю... меня пока не обижал.

(и Китти)

[Кысь >>>]

- Ладно. Выдашь - хвост оторву, - грозно предупредил тануки второй мальчишка. Тотчас же в полумраке хижины начал вырисовываться силуэт девушки с белым лицом - из-под нижнего края кимоно только струился туман. На лисьей мордочке лесного мальчишки отпечатался азарт. Дынька хотел ответить, что музыкант уже в общем-то видел превращения и ничего, обошлось, но благоразумно промолчал. Только уселся на землю, растопырил пальцы и забубнил, явно копируя заклинателя или колдуна. Человек, копавшийся в ворохе тканей, выброшенных из сундука прямо на пол, поднял голову. Белокожая девушка тоже подняла голову - черты копировали ту, что была известна два года назад в окрестностях Шиобары как Амэ - и, не открывая глаз, повернула лицо к мародеру. Простерла руку, словно собираясь коснуться лица мужчины и улыбнулась неживой улыбкой.
Мародер попятился, открывая и закрывая рот в беззвучном крике, и наткнулся спиной на огромную многоножку, вдруг высунувшуюся из стены. Девушка-призрак протянула пальцы вперед - те стали удлиняться, извиваться змеями. Оставался только один открытый путь - прочь из дома.

[Grey >>>]

И мародер побежал, выскочил за порог, запнулся обо что-то и рухнул лицом в грязь. Больше тело не шевелилось, замерев у крыльца однотонной кучей одежды.
На противоположной стороне улицы бродячий музыкант покачал головой и, подцепив ногтями несколько рисовых зерен из еще теплой миски, отправил их себе в рот.
- Совсем запугали бедолагу, - как-то удрученно сообщил Кодзи стене, на которую опирался спиной.
- Он первый начал, - Дынька вытер ладони о штаны, подкатился к тощему музыканту и попробовал заглянуть, нет ли в миске еще чего-нибудь.
Но ничего не получилось, ростика не хватило. Кодзи ухватил еще щепоть риса и отдал миску мальчишке, затем зашагал к мертвецу.
- Посмотрим, успел ли наш новый друг чего-то отыскать.
Добросердечный Дынька хоть и страдал, что придется отдавать половину второму новому товарищу, но тоже жадничать не стал. Чавкая и давясь рисом, он наблюдал за действиями музыканта. Юки тут же деловито присел рядом, на всякий случай внушительно положив ладонь на рукоять странного короткого меча, слишком дорогого для двенадцатилетнего оборванца.
Они жевали рис, потом немного поспорили, кто сбегает за водой, потом Дынька подавился. Мальчишка любезно постучал его по спине, но сил явно не хватало.
Кодзи тем временем опустился на колени возле умершего, снял с плеча котомку и быстрыми, хорошо отточенными движениями, принялся ворошить в карманах трупа, его вещах, складках одежды и прочих укромных местах, где могло скрываться что-то ценное. Деньги и какие-то мелочи отправились сразу в котомку, мародер неплохо потрудился за прошедшее время, вот только успехи его трудов выпали отнюдь не ему. Длинный нож бродяга почему-то отбросил в сторону, наконец, на свет был извлечен сверток с провизией. Кодзи уселся прямо на дорогу и принялся разворачивать материю.
Подобрав тыквенные фляги, зеленоглазый паренек прыснул в сторону ближайшего ручья - только сверкнули немытые пятки. Оттуда он не возвращался подозрительно долго, а, когда наконец появился, вид имел ошеломленный до крайности.

(+ SonGoku, + Китти)

[SonGoku >>>]

- Ты кого-то там встретил? - встревожился Дынька.
- Ага, - обладатель дорогого вакидзаши звучно плюхнул фляги на землю и покосился на них так, словно вспоминал не очень удачную - или наоборот, слишком удачную - проделку. - И этот кто-то мне не обрадуется... Наверное.
Все еще икающий тануки потянулся к ближайшей фляге и долго булькал водой, словно ему не приходилось пить очень долго. Потом вытер довольную пухлощекую мордочку ладонью.
- Давай попросим человека защитить тебя от... от... а кто это был?
- Он с ним не справится, - теперь лисенок уже в открытую фыркал. - Хотя... Сегодня он может быть поспокойнее. Пойдем, познакомлю.
Оставив фляги музыканту, пообещав, что не будут шуметь, а вести себя будут очень прилично, приятели со всех поспешили к ручью.
Не доходя до кустов нескольких шагов мальчишка пригнулся и... будь он сейчас лисой, наверняка бы прижал к голове уши. Из-за полуоблетевших веток слышалось конское фырканье, слишком басовитое и свирепое для поселковой лошадки. Зеленоглазый подобрался ближе и попытался схватить невидимую за ветками лошадь под уздцы. Конь взбрыкнул, целя наглецу копытом в голову. Дынька пригнулся, хотя для того, чтобы жеребец мог попасть по нему, ему следовало бы подпрыгнуть.
Лисенок увернулся и обиженно высказал коню, что тот, дескать, мог бы и узнать.
Конь опять зафыркал, мотая головой; в длинной гриве его запутались сухие листья.
- Он не отсюда, - авторитетно заявил Дынька из-под куста. - Он наверняка убежал с равнины.

(да все мы же)

[Кысь >>>]

- Где хозяина потерял? - мальчишка старательно делал вид что ему не страшно, но тем не менее держался от копыт жеребца подальше.
Конь промолчал из чистой вредности.
- Может, убили, - вместо него предположил Дынька.
- Вряд ли, - покачал головой зеленоглазый. - Надо его найти.
- Где?! Спускаться с горы опасно!
- Значит будем искать наверху, - мальчишка пожал плечами. - Ты с нами или студишь копыта дальше?
Жеребец, казалось, задумался, кося черным навыкате глазом на настырных зверенышей.
- А как же Кодзи? - спохватился Дынька.
- А мы его по пути подберем.
Им не удалось, как ни хотелось, усесться на коня верхом, ни даже вскарабкаться в седло, поэтому в деревню они вернулись втроем, а не двое на третьем. Дынька время от времени подпрыгивал на ходу, пытаясь разглядеть музыканта заранее, но по запаху он определил направление куда точнее. Кодзи сидел на обочине дороги с большим свертком. Пахло от свертка так, что можно было не сомневаться, еды бродяга набрал далеко не на троих, а на десяток взрослых здоровых мужчин. Где и как он это сделал в разрушенной деревне, оставалось загадкой. В тот момент, когда мальчишки увидели его, музыкант прятал в свой браслет длинный шип, похожий на колючку растения.

[Grey >>>]

- Мы вернулись! - порадовал нового друга, защитника и кормильца повеселевший от еды Дынька. - И нашли лошадь...
Он увернулся от копыта.
- Коня, - торопливо поправился тануки.
- Главное, чтобы нас теперь не нашел его владелец, - сказал Кодзи в ответ, поднимаясь и вскидывая на плечо увесистый сверток, который по замыслу музыканта должен был очень быстро перекочевать на обнаруженную скотину. Ездить верхом бродяга все равно не умел и учиться не собирался. С конем заключили соглашение, что стоило некоторого труда и уговоров. Когда Дынька выбрался из канавы и подтянул сползающие штаны, тючок уже был привязан к спине вредного животного, а сам зверь жевал пук травы. Мальчишка потер ушибленный бок и пожелал знать, что такое интересное хранится у музыканта в браслете.
- Иголки, - ответил Кодзи, явно не собираясь развивать эту тему дальше.
- А зачем? - не отставал любознательный Дынька.
- Чтобы колоть и прокалывать, - музыкант немного помрачнел, правда, почти незаметно. – Ну, так, что убираемся отсюда, еды мы нашли достаточно? Или у тебя с твоим новым приятелем есть еще какие дела?
Дел не нашлось у обоих мальчишек, и поскольку черный жеребец тоже не высказал желания остаться здесь подольше, то странные попутчики двинулись в путь по выложенной камнем (поначалу, потом им пришлось месить осеннюю грязь) лесной тропе.

(те же, там же, так же)

Сообщение отредактировал Grey - 17-05-2007, 17:35

[higf >>>]

1598 год

Что делает человека самим собой, определяя его судьбу и поступки? Обычно это мгновения и события, остающиеся с ним навсегда, рождающие потом чувства и мысли, слагающие вместе характер. Мимолетный, казалось бы, ответ матери на вопрос ребенка, роняющий в душу прочное, незыблемое убеждение, о возникновении которого взрослым потом не вспомнит и не поймет, как появился в сознании еще один краеугольный камень... Случайная встреча, породившая мечту... Взгляд пары прекрасных девичьих глаз, забравший душу если не навсегда, то на долгие годы...
То, что несешь с собой, где бы ты ни был. От этого бессмысленно и бесполезно бежать в другой город, на другой край света – еще никто не научился оставлять дома самого себя! Сабуро хранил в душе памятный день в Шиобаре, когда битва людей и страшные, нечеловеческие силы почти уничтожили деревню, а он потерял господина. Сейшин Киёмори убил его и забрал голову. Не стало древнего рода Тайра, и все его слуги и воины остались бездомными бродягами. Покончил с собой человек, который доверял ашигару* и выделял его среди прочих – Шимура Генпаку. И Сабуро поклялся, что отомстит убийце и станет самураем.
Да, тогда все пылали гневом, но их ярости хватило только на то, чтобы сжечь опустевший дом в окрестностях Нары, обитатели которого ушли в лес. А потом его товарищи принялись рассуждать о том, куда кому отправляться дальше, словно забыли обо всем, будто жар их сердец опадал так же, как пламя пожара, лениво угасавшее, не находя уже пищи для себя среди обгоревших развалин. Как можно было успокоиться? Ашигару так и сказал своим товарищам – конечно, с самураями он спорить не смел. Однако над ним только посмеялись и... продолжили решать, кто что будет делать для себя.
Тогда он зло выругался и, развернувшись, чуть косолапой походкой ушел в лес. При Сабуро осталась его оружие, которое стало средством добывать пропитание на дорогах. Обычно одинокие путники становятся сговорчивы, когда видят перед собой клинок нагинаты. Приятно, очень приятно было делать это на землях Сейшин, и молодой человек старался досадить им, как мог. Упорные труды не остались незамеченными, и юноши клана, жаждущие хоть каких-то подвигов и действий, начали настоящую охоту на появившегося разбойника.


* ашигару – пеший воин незнатного происхождения

[Bishop >>>]

1601 год, конец февраля

Дорога огибала гору, а затем, нырнув через перевал, опять спускалась к реке. Вернее, это река поднималась к дороге, а, та, превратившись в узкую тропу – с одной стороны заросшие мхом камни навалены и поднимается горный склон, с другой стремительный поток плюется холодными брызгами, - вела вверх по узкому, наполненному утренней тишиной ущелью к Камеяме, известной не только безрассудными лодочниками, которые везли в столицу товары через пороги, но и двумя предателями, один из которых уже снискал печальную славу, подняв руку на беззащитного господина в храме Хонноджи, а второй только ждал упоминания о себе.
Их путь проходил через по-зимнему еще звонкие бамбуковые рощи, по каменистому берегу горной речки, где под утро камни обволакивались сизым инеем, через перевал, уже чистый от снега. В верховьях Какогавы они наняли лодку - долгий спор с хозяином ее завершился, стоило долговязому бугейша взяться за мечи. Эта речка текла не так стремительно, как ее пенистая соседка, не нужно было то и дело хвататься за борт, оглашать воздух криками и восторженным визгом, хотя О-Санго именно так и поступала. Долговязый роши, закончив спор, устроился на дне лодке, дремал, прикрыв лицо шляпой; кот свернулся в клубок у хозяина за пазухой, только изредка тряс ушами, выпуская когти – когда брызги долетали и в его убежище.
Путников высадили на берегу недалеко от того места, где река впадала в море. Бугейша огляделся: лодочник выгружает мешки и бочонки, вокруг лодки снуют раздетые люди, таскают поклажу, от них валит пар. А неподалеку – словно три привидения – застыли три человека в дорожных накидках. И внимательно следят за каждым движением на берегу.

[higf >>>]

1598-1600 гг.

С каждым днем становилось труднее, иногда приходилось по несколько суток ходить полуголодным, но злость в душе от этого только росла. Правда, хотелось видеть людей не только из-за кустов. В родной деревне парень, хоть и не отличался красноречием, но был весьма общителен, а тут стал забывать, как звучит собственный голос...
Весь клан не победить в одиночку! Заставляло упрямо сжимать зубы лишь желание дождаться его главу – человека, который должен был умереть! Но Киёмори так и не появлялся.
В конце концов Сабуро был вынужден со скрежетом зубовным временно отступить, встав под стяги Ишиды, набиравшего армию, чтоб удержать за сыном Тоётоми Хидэёши власть, к которой Господин Клещи не смел протягивать рук, пока был жив сегун. Парню не было никакого дела ни до Ишиды, ни до Токугавы, он продолжал считать Тайра-но Акаихигэ своим единственным господином, однако его ремеслом оставалось воинское дело.
Под Секигахарой девятнадцатилетний юноша оказался на стороне потерпевших неудачу, но, видно, судьба решила сохранить ему жизнь – то ли для какой-то цели, то ли в качестве своей игрушки, – кто знает? Во всяком случае, ашигару избег участи множества погибших и немалого количества казненных, чего не смог сделать сам Ишида и многие другие мятежники.
Убегая с поля, ставшего местом разгрома, и скрываясь среди кустов, Сабуро почувствовал за собой топот ног и сперва припустил быстрее, но потом его обостренный жизнью разбойника слух уловил, что преследователь был один. От такой погони лучше избавиться совсем! Беглец, еще не отошедший от испуга за свою жизнь, напряженно замер за толстым деревом, несколько камней полетело в недальние колючие кусты, создавая шум. Когда с его убежищем поравнялся бегущий на звук воин в цветах одного из отрядов Токугавы, ашигару изо всей силы взмахнул оружием. Изогнутое лезвие нагинаты мелькнуло, сбивая еще не опавшие листья и рассекая горло врагу.
Тот по инерции пробежал несколько шагов, потом упал, чуть подергался, словно пытаясь уцепиться за отлетающую душу, и замер, недоуменно глядя остановившимися глазами на зацепившийся за ветку лист, красный, почти как текущая по земле кровь...
Сабуро остановился над ним, посмотрел сверху вниз и собрался было пробираться подальше, но внезапно пришедшая в голову идея заставила остановиться на полушаге и замереть, изучая покойника. Тот оказался мужчиной примерно вдвое старше беглеца, но того же роста – чуть ниже среднего. Широкие плечи, приземистая крепкая фигура, длинные руки и чуть кривоватые ноги – со спины его можно было бы принять за родного брата ашигару.
Ухмыльнувшись, юноша принялся раздевать покойника, затем скинул свой собственный наряд, и через пять минут над трупом в нижнем белье стоял воин армии-победительницы в перемазанной кровью и грязью одежде.
Он довольно улыбнулся, показав желтые крепкие зубы, и пошел обратно.