Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[дон Алесандро >>>]

- Стоило тебе познакомиться с Клещами и сразу стал удивительно бережливым, или это он снова сэкономил и не дал тебе мочала? - голос звучал насмешливо, но казалось, исходил отовсюду.
- Может быть, ему хочется приучить меня к более суровой жизни? - вполголоса проговорил мальчик и только потом оглянулся.
Во взгляде его читалось удивление и разочарование; как будто Акира ждал встречи, но не увидел того, с кем она была назначена. Он растер покрывшиеся "гусиной кожей" руки и плечи, потянулся за одеждой.
- Не льсти ему - рядом с одеждой парня стоял Тайра-но Акаихигэ, в огненно красном кимоно, с развивающими волосами в свете звезд он прямо таки излучал величие - Токугава это не человек, а мельничный жернов.
- Здравствуй, Нобору, узнал дядюшку? - дайме улыбался.
Мальчик улыбнулся в ответ, быстро, почти мимолетно, но радостно:
- Я узнал. Но теперь мое имя другое.
- Он изменил твоё имя? - князь скривился - И как же теперь тебя зовут?
- Я сам его попросил, - мальчик принялся одеваться, правда, теперь он не очень спешил. - Акира.
- Акира, - дайме будто пробовал это имя на языке - Значит Акира, чтож, новое всегда сменяет старое, так было, так будет.
Акаихигэ посмотрел на поле битвы.
- Но со старым надо прощаться, иначе оно любит возвращаться и запускать когти и клыки в тебя.

(СонГоку преувеличивает)

[SonGoku >>>]

- Да, - кивнул мальчик. - А как?
- Пойдём.
Акира взял призрака за руку и засмеялся; несмотря ни на что смех его оставался прежним.
- Теперь я тоже проклят, - сказал мальчик. - Я тоже скоро умру?
- А ты хочешь? - Акаихигэ посмотрел на паренька.
Тот покачал головой.
- Нет, но, должно быть, придется.
- Разочарую тебя, - Акаихигэ высвободил руку - тебе ещё придётся помучаться здесь, а теперь минутку тишины, если мы хотим выйти погулять, нам не нужны твои новые друзья...
- Да, - кивнул мальчик. - А как?
- Пойдём.


(что, больше не нравлюсь Акаихиге-доно?)

Сообщение отредактировал Bishop - 8-06-2007, 18:30

[дон Алесандро >>>]

Дайме приложил руки к губам и подул на них, будто пытался таким образом отогреть их, но пара не было, вместо него в ладонях замерцало зеленое сияние, оно медленно охватывало руки князя и начинало густеть, цвет становился более насыщенным, сочным. Вдруг Акаихигэ разжал руки и зелень ручейком потекла на землю, но едва достигая ей, оно начало принимать некую форму, она росла и мерцала вскоре столб сияния сравнялся с ростом мальчика, полыхнуло зелёным и перед дайме появилась, как две капли воды, точная копия Акиры.
- Теперь можно и погулять.
Мальчик попятился, но взял себя в руки, хотя старался держаться подальше от своего двойника.
- Научи меня, - попросил он, когда они отошли подальше.
Дайме улыбнулся.
- Боюсь, что для этого надо вначале стать вассалом князя Эмма - теперь уже Тайра взял Акиру за руку - Пока не дойдём до центра поля, не отпускай меня.
Миновав лагерь, Акаихигэ и его спутник вышли на поле битвы, свежие мертвецы заполняли все, куда только не падал взгляд, эманация боли, горя, и смерти переполняла окружающий воздух. Но князя Тайра не заботило это, в центре всё равно крови лилось больше, а по краям так, капельки. Они были не одни, вот слева два крупных они лакомились внутренностями воинов, вытаскивая их через страшные раны и с хлопаньем и чавканьем пожирая их.

(нет, по нраву, ещё как, СонГоку)

[SonGoku >>>]

Дальше несколько тэнгу свежевали лошадь и её всадника. Чем дальше к центру поля проходил дайме тем больше становилось всяческой нечисти, уже попадались одноглазые монашки и головы рокурокуби, оставившие тела в безопасном месте. Чудища поворачивали головы и смотрели на странных посетителей, некоторые рычали и скалили клыки, некоторые кивали, будто приветствуя парочку, но большинство просто возвращались к своей трапезе.
- Вот мы и пришли - князь отпустил руку паренька.
Акира медленно озирался по сторонам. Ночью поле казалось иным, не таким, каким мальчик его видел раньше: обманчиво-пустым под туманной пеленой, не помнящим ничего в пылу схватки, мертвым от тел, утонувших в холодной грязи. Сейчас оно было странно живым. Он наклонился и поднял пропитанную кровью головную повязку какого-то безымянного воина; два мохнатых зверька юркнули под выдранный почти с корнем куст, спасаясь от голодного демона.
- Зачем мы здесь? – спросил мальчик.

(еще не Токисада, конечно, но...)

Сообщение отредактировал SonGoku - 8-06-2007, 18:06

[дон Алесандро >>>]

- Не видишь? Хотя да. Мы же родня, смотри! - князь Тайра положил руку на глаза мальчика, на минутку их обожгло, но не как от огня, как от холода, жгучего холода.
Картина что открылась мальчику завораживала, души погибших поднимались над полем, они кружились над телами, которые были оставлены без погребения, кружились, пытались отогнать нечисть, что лопала их тела, но было тщетно, демоны и черти просто не обращали внимания на души.
- Видишь своих воинов? Тех, что шли за тобой? - голос Акаихигэ стал холодным как снег.
Акира сначала замотал головой; ему очень хотелось вернуться, но он всматривался в белые лица с обведенными черной тенью, будто тушью, глазами.
- Не всех... но... да, я их узнаю, - он присел возле трупа, взял за шкирку мелкого они, насыщающего бездонный желудок, оторвал от пиршества и швырнул в сторону; демон, возмущенно вереща, улетел в ночь.
- Тогда перед тем, как начать новую жизнь с новым именем, тебе нужно отдать им последний долг. Иначе они придут к тебе, при жизни или на пороге палат Смерти, но они встретят тебя и спросят, почему ты бросил нас, почему позволил уйти в забытье? такие долги, Нобору, - дайме подчеркнул это слово, - надо платить всегда.

Сообщение отредактировал SonGoku - 8-06-2007, 18:27

[higf >>>]

Все та же Секигахара, утро

Токугава проснулся рано, и долго лежал, открыв глаза и глядя в потолок. Он слушал собственное хрипловатое дыхание, и пытался себя убедить, что сон был обычным кошмаром. Не удалось, к тому же видение с проклятым Тайра никак не хотело расплываться, рвясь на куски и тая, как туман под лучами солнца. Так положено снам после пробуждения, но этот оставался все таким же ярким, играя в сознании красками, звуками, запахами... И словами. Весь диалог до последнего слова запечатлелся, как посмертное имя на камне.
Он хотел жить. Не для того он шел к своей цели, не останавливаясь ни перед чем, чтобы умереть сейчас. Иэясу нужны были власть и слава при жизни и память о своем величии после смерти - желательно нескорой. Пытаясь себя убедить, что не все так уж плохо, и нет причин для охватившего его премерзкого настроения, Токугава не преуспел, словно ночная встреча выпила ощущение недавнего триумфа победы, оставив неприятный осадок и легкую головную боль.
Нет, хватит! Он решительно сел на футоне, затем с кряхтением поднялся на ноги. Надо посоветоваться с теми, кто смыслит в таких делах, и побыстрее. Громкий и раздраженный крик, звавший слугу, отразил в себе испытываемое состояние...

Колдун пришел быстро, только лишь фактический владыка страны успел умыться и одеться. Прогнав всех, Иэясу дождался, пока мудрец сядет перед ним, почтительно склонил голову, и быстро заговорил о ночном сне – сухо и коротко, о главном, пренебрегая формальностями и некоторыми собственными мыслями.
- Он – опасный горьё, - задумчиво ответил онмиёджи. – И дело серьезное. Я могу помочь, но не уверен, что справлюсь. Лучший помощник для вас сейчас – Тошимару.
Токугава вздрогнул. Он слышал, как это имя произносили со страхом и почтением, хотя мало интересовался колдовством.
- Я не могу ждать так долго, чтоб найти этого Тошимару. Может быть, призрак явится этой ночью, - сердито и взволнованно бросил он.
- Я могу его позвать – он придет сегодня, - в глазах собеседника Иэясу разгорелся огонек гордости за себя, свое ремесло и собратьев по нему.
Взяв себя в руки, Токугава величественно и согласно кивнул, в этот миг напомнив Будду. Колдун вышел. Увы, дурное настроение и плохие предчувствия не покинули полководца вместе с ним.

[Bishop >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Господин приказал сделать факел, а когда господин говорит таким тоном, не надо спрашивать у господина, где взять палку. Существует возможность, что господин отыщет палку сам, и тогда чьим-то ребрам и спине не поздоровится. Сарутоби это твердо усвоил. Факел они соорудили вдвоем, конечно же.
- А кто-то хвастал, будто владеет магией, - поддел друга Сарутоби, наблюдая, как запасливый Недзу достает из одного рукава полоску ткани, а из другого бамбуковую флягу с сакэ.
- Магия привлекает демонов так же, как огонь мотыльков, - невозмутимо возразил тот, поливая ткань напитком. - Даже обезьяна вряд ли сумеет от них удрать.
- Можно подумать, пламя не привлечет! – проворчал невысокий телохранитель, поднимая разгоревшийся факел повыше. – Ух ты...
- Вот не думал, что осенью на деревьях распускаются цветы, - усмехнулся Саэмон-но сукэ, разглядывая не без любопытства разноцветные шелковые лепестки многослойных одежд; сверток с заключенным внутри неведомым существом раскачивался, зацепившись за сук, у него перед самым лицом.
- Да еще такие большие! – встрял Сарутоби.
- И с волосами.
Коренастый, лишь слегка повыше товарища, Недзу протянул руку в перчатке и дернул за черный локон, немедленно отдернув пальцы. "Бутон" шевельнулся, изнутри послышалось глухое мычание.
- А вдруг это демон? Кеукеген? – насторожился Сарутоби. – Вот нашлет на нас болезнь и...
- Кеукеген живет в домах и не носит одежды, - напомнил ему господин.
- Тогда фута-гучи онна! – не сдавался телохранитель, которому не хотелось отказываться от мысли, что испугаться демона не так уж и вредит чести.
- Или просто онна, - осадил его второй телохранитель. - Если подпалить волосы, сразу узнаем.
Сверток дернулся, затрещала ткань.
Господин отобрал факел у Сарутоби. Телохранитель все понял без слов - он не первый день был на службе, - и, оправдывая свое прозвище, ловко вскарабкался по стволу, дотянулся до нужной ветки. Один взмах клинка, и ночная гостья летит вниз в подставленные руки Саэмона-но сукэ.

(Далара mo, SonGoku mo)

[Далара >>>]

Ноябрь 1600 года
Секигахара

Сегодня не радовали даже смерти врагов - после разговора с колдуном Токугава успел отдать несколько приказов о казнях, но не почувствовал обычного удовлетворения. Решив несколько срочных, но мелких дел, и попутно холодно выговорив тем, кто попался под руку, он понял, что сейчас не лучшее время для чего-то важного - можно потом пожалеть о собственных словах.
По приказу все покинули шатер, в котором, казалось, стало мало места - его заполнило, плескаясь неслышными волнами, недовольство властного старца. Оставшись один, он некоторое время сидел неподвижно, в задумчивости, затем взялся за кисть и бумагу и начал при подрагивающем огоньке свечи выводить ровными, скуповатыми штрихами ряды иероглифов.
Шелохнулся полог шатра, возможно, движимый дуновением ветра. Глухой стук дерева о покрытую шкурами землю. Разом стало еще меньше места, новое присутствие заполнило пространство. Разлился едва заметный аромат цветов и ритуальных трав.
Подняв голову, Иэясу увидел перед собой одетого в темное человека. Полководец не знал в лицо знаменитого колдуна, но сразу понял, кто перед ним. Облик Тошимару отчетливо показывал спокойствие, уверенность в себе, властность. Вместе с тем было в этом человеке что-то пронизывающее до костей - зловещее, заставлявшее вздрагивать и поминать ками. Казалось, лекарство может быть хуже болезни...
- Приветствую тебя! Ты Тошимару, знаменитый заклинатель? - голос был нарочито невозмутим.
- Да, это я. В каком деле великому сёгуну потребовалась моя помощь?
Неожиданно молодые на старческом лице глаза сверлили взглядом Токугаву, словно проникая глубоко в душу, выискивая там потаенные уголки.
- Ты же знаешь, что меня пока рано так называть, - польщенно ответил Иэясу.
Он протянул руку, и бумага, по которой только что танцевала кисть, занялась от свечи огоньком - сперва робким, как проситель перед чиновником, потом сильнее. Хозяин шатра бросил ее в стоявшую рядом чашу, наблюдая за огнем, затем вновь перевел взор на онмиёджи.
- Сегодня ночью я видел дурной сон. В нем появился горьё и угрожал мне...

(совместно с Хигфом)

[higf >>>]

Старик вздернул бровь, на лице его появилась полуулыбка - такая бывает у охотника, приметившего дичь.
- Кто был тот горьё? И что содержала угроза?
Бумага догорела. Токугава палочкой перемешал пепел, превращая его в мелкое-мелкое крошево.
Иногда ему хотелось описать свои мысли и чувства. После этого приходило некоторое облегчение, успокоение, но он не мог позволить себе вести дневник. Каждый раз запечатлевшую движения души и ума бумагу ждала одна и та же участь.
- Даймё Тайра-но Акаихигэ, - с усилием, после колебания. – Он сказал, что я умру, если не выполню его требования. Можешь ли ты помочь мне защититься от мертвеца?
- Что же он требует? - колдун был сама безмятежность, словно здесь обсуждался вопрос, будет ли день солнечным или польется дождь.
Судя по всему, Тошимару не остановится, пока не выпытает все. Что ж, он и сам так поступал, когда планировал бой или интригу. Токугава задумчиво посмотрел на гостя… Они были на глаз почти одного возраста и оба достигли вершин – каждый своей, не щадя соперников.
- После его смерти, - голос был напряжен, как натянутая струна, - ко мне попал веер Акаихигэ. Призрак хотел, чтоб я своими руками развел огонь и сжег в нем веер со словами благодарности.
Смех колдуна упал в воздух тяжелыми каплями. Не глядя на собеседника, Тошимару протянул руку, будто что-то перебирая пальцами. Затрепыхался огонек свечи, как на ветру, но на коже - ни малейшего дуновения.
- Что может великий полководец предложить взамен за эту услугу?
Бросив быстрый, как удар катаной, взгляд на дрожащее пламя, Токугава сильно склонил голову, скрывая жесткую маску алчности и недовольства, которая мгновенно проявилась и исчезла. Он следил, чтоб кисти и пальцы были неподвижны – они чаще всего выдают собеседнику движения души – страх, волнение, нетерпение...
- Война дорого стоила, - сказал он. - Но я достойно оплачу твой труд. Только не зная работы – как могу назначать цену? Скажи, чего ты хочешь, Тошимару!

(С Тоши... Даларой)

[SonGoku >>>]

Гора Хиэй
последние месяцы 1600 года

Небольшой очень странный отряд поднимался по заросшим мхом ступеням, все выше и выше забираясь на гору. И чем дольше они шли, тем беспокойнее становился Арима. Ему пришлось спешиться; копыта лошадки скользили по зеленовато-серому камню, и теперь ее вели в поводу. Сов, нахохлившись, спал на плече у бикуни. Время от времени он покачивался, напоминая сильно уставшего человека, примостившегося на узком карнизе. Дорожка перепрыгнула через ручей с крутыми обрывистыми берегами и уперлась в небольшой двухэтажный дом с верандой и круглыми красными фонарями-гифу возле входа. Кто бы не был хозяином жилища, его не оказалось на месте, поэтому незваные гости оставили обувь за порогом, поклонились по обычаю и вошли в полутемное помещение.
Ньё сразу отыскала теплый угол, попробовала свернуться там клубком, но быстро, недовольная, подобралась к молодому самураю. Он появился последним - привязывал лошадь. Эйкуко поклонилась небольшому, изящно вырезанному алтарю, спрятавшемуся в уголке, и мягко заметила:
- Следует дождаться хозяина.
От ниши-токонома, в которой одиноко стояла в бамбуковой вазе изогнутая сосновая веточка, и алтаря Арима старался держаться подальше. Он устроился возле углубления в полу для жаровни и задумчиво водил ладонью над остывшими углями. Ньё подошла к нему ближе и привычно потерлась пушистой головой о колено. По белесым, как будто подернутым первым зимним инеем, углям расползлись огненные червячки. Кошка боднула юного самурая еще настойчивее, Арима неуверенно, одним пальцем, почесал ее за ухом.

(+ Соуль, - Сайонара)

[Соуль >>>]

Ньё вздохнула и недовольно на него покосилась. Перекувыркнулась, и вышла из дома уже человеком, а когда вернулась – несла в руках пучок сушеного дайкона. Протянула его самураю вместе с заполненной водой глиняной бутылью. Тот, морщась, пожевал ломтик, поспешно запил водой, но больше съесть отказался. Несколько дней после ночного происшествия он выглядел бодрым, но теперь вновь начал слабеть.
Угли в жаровне уже можно было раздувать, и в комнате стало заметно теплее. Бикуни вышла, чтобы снять с лошадки поклажу, а Ньё принялась недовольно ходить вокруг очага. Едва видимые блики от деликатно поблескивающих на гранях искр скользили по темным волосам. Наконец, обакэ остановилась где-то в углу, задумчиво склонила голову набок… а потом вернулась к очагу с сакедзюцу в ладонях. Подняла танто и рассекла кисть – из раны тонкой струйкой в маленькую чашечку потекла кровь. Фукуро, которого посадили в угол, проснулся, недовольно заухал и, перебравшись на притолочную балку, вновь опустил тяжелые веки. Арима наблюдал, как наполняется плоская чашечка; в сумерках казалось, будто туда налили церемониального черного сакэ. Полудемон-получеловек облизнулся. Постепенно ручеек начал обрываться отдельными каплями, и вот, каждая уже, упав, рисовала на поверхности дрожащие круги.
Нье отодвинулась, позволяя демону взять сакедзюцу в руки. Поднесла кисть к губам, останавливая кровь. Велико было желание осушить чашечку одним махом, но Арима пил медленно, наслаждаясь каждым глотком, и с каждым глотком огни в жаровне наливались оранжевым и алым огнем. Молодой самурай протянул к немой девушке руку, чтобы зажать кровоточащую рану. Прикосновение его обжигало.

(С Сон)

[SonGoku >>>]

Ньё повернула ладонь, чтобы Ариме было удобнее, но резко отшатнулась, когда от края пореза покраснели от огня. На пальцах самурая осталась кровь, а девушка откатилась в сторону, обернулась кошкой, и с обиженным видом принялась вылизывать обожженную лапку.
- Прости, - юноша поднял насупившегося зверька на руки. - Но иначе в рану попала бы грязь.
Он пощекотал ей между лопаток. Ньё тихо, пока еще угрюмо заворчала, но после следующего мягкого касания, умерила недовольство и устроилась на теплых коленях, вначале зализывая лапу, потом осторожно подвернув ее под себя.
Доски веранды негромко заскрипели под чьими-то ногами, как будто идущий опасался потревожить окружающую дом зимнюю тишину; в приоткрытую дверь втянулся язычок холодного воздуха. Кошка зашипела, встопорщившись, но тут же пригладила шкурку, как только косматое чудовище в дверях сделало шаг вперед и оказалось всего лишь монахом, закутавшимся в старый соломенный плащ. Монах стряхнул налипший снег, присел у жаровни, вытянув над раскаленными углями замерзшие руки.
- Приветствую вас, путники, на нашей горе и жалею, что нечем угостить.
- Простите, что потревожили ваш покой, - бикуни проскользнула внутрь и слегка укоризненно посмотрела на вновь встопорщившую шерсть кошку.
- Этот дом всегда открыт для тех, кому требуется прибежище. А святым здесь тем более рады, - монах скинул плащ в угол, налил свежей вод в чайник и повесил тот над жаровней. – Даже путешествующим в столь занятном сопровождении.

(и опять же + Соуль)

[Соуль >>>]

Арима поежился под взглядом монаха, пробормотал себе под нос проклятие на древнем языке.
-Сопровождение действительно занятно, но так случилось, - мягко ответила отшельница.
Монах предложил ей сесть поближе к огню, чтобы согреться. На притолочной балке тяжко недовольно вздыхал Фукуро и вертел иногда головой, словно у него затекла шея; в темноте его круглые глаза казались двумя фонарями. Арима забился в угол и притих там, то ли утомленный долгим переходом, то ли обессиленный близким соседством с монахом.
-Что погнало вас в путь в неурочное время? - поинтересовался тот.
-Просьба Фукуро, совиного духа, - Эйкуко посмотрела на сжавшегося в клубок Ариму и подтолкнула к нему серую кошку. Ньё недовольно вздохнула. – Другие… иногда существа, о которых следует позаботиться, оказываются рядом слишком неожиданно.
Чайник выпустил под потолок тонкую струйку пара. Монах достал из ящичка простые пиалы и, налив в каждую немного отвара, поднес гостям. Передавая чашку Ариме, он постарался не прикоснуться к юному самураю и сделал вид, будто не замечает амулета у него на шее.
-Не сегодня-завтра снег завалит дороги, - произнес он. - Вы можете остаться здесь, при храме, и дождаться весны.
Бикуни принялась баюкать пиалу в ладонях, изредка поднося ее к лицу, чтобы вдохнуть теплый пар.
-Благодарю за гостеприимство и приглашение, но мы надеемся пройти до снежной поры. К тому же мой спутник будет для вас неприятным гостем, прошу простить за мои слова.
- На горе, где живут боги и демоны, хватит места еще одному, - усмехнулся беззлобно монах. - Но кто я такой, чтобы останавливать тех, кто видит впереди цель? Хотя бы переночуйте здесь, а утром отправляйтесь в путь.
-За предложение ночлега – спасибо… благодарю.

(все)

[higf >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Тихий шорох поблизости коснулся ушей священника, заставив вынырнуть из глубин сна. После недавнего ночного нападения почти в таком же домике этот звук встревожил, побуждая проснуться. Нет, открывать глаза так не хочется, сладкая дремота растеклась по всему телу, не минуя даже век.
Отец Андрео чуть приподнял их, посмотрел, прищурясь, сквозь барьеры ресниц. Ничего не видно... Но вот темнота распадается на части, образуя для глаз очертания предметов... Что за фигурка там крадется к двери? Олури... куда-то пошла - пусть. Он проводил взглядом девочку, зевнул и снова устало закрыл глаза. Прошли минуты, однако сон почему-то не шел, кружа, как птица вокруг разоренного гнезда, но раз за разом отлетая. Что-то не давало покоя.
Вдруг, разом проснувшись, миссионер сел. Нагината! Она тащила с собой оружие, а это значит... Значит, что девочка решила покинуть дом. Что могло стрястись, зачем? Взгляд на Такеду... Нет, пусть спит, она не могла еще уйти далеко. Найти, понять, вернуть, чтоб все было спокойно!
Быстро накинув одежду, он выбежал на веранду – там лежала нагината. Где Олури? Хотелось крикнуть, но глаз уловил мелькание в темноте вдали, что-то похожее на быстрый топот. Он одним прыжком оказался на земле и бросился туда.
Скоро замелькал лес. Тревога нахлынула сильнее, чем когда-либо - волной, которую не сдерживали, как во время недавних событий в Шимоцуке, свет дня, горячка боя вокруг, тревога за других спутников. Что угодно может случиться с девочкой ночью в лесу, полном зверей, ям, злых духов!
Что это? Сломанная ветка? Наверное, она только что пробежала! Где-то слышен треск кустов. Глаза видели смутные очертания стволов, отблеск света звезд на краях листьев, а в голове мелькали иные картины: Олури, за которую он молится, отгоняя демонов; та же Олури в углу, за его спиной, заслоняемая от неведомых убийц; и вновь она, выбегающая из леса с нагинатой на его защиту от воинов Акаихигэ.
Странная и непривычная нежность заставила потерять голову. Наверное, чувство походило на отцовское - он не знал. Треск и шорох слышались то в одной стороне, то в другой, и европеец начал метаться по лесу, ломая кусты, которые цеплялись за одежду, словно стремясь оставить клок на память. Послышался чей-то злорадный хохот – может быть, демоны. Наверное, надо было кричать, но с губ не срывалось ни звука, как будто, бросаясь в погоню, Андрео дал обет молчания.
Мысль – что с ней? – так же хлестала разум, как ветки били по лицу и плечам.
Он ощутил, что потерял след, уже не знает, в каком направлении дорога и деревня, но все это было совершенно не важно. Вдали послышался чей-то знакомый голос, громкий крик, который долетел даже сюда, но слов было не разобрать. Священник продолжал бежать вперед, что было сил, будто вот-вот должна была мелькнуть знакомая фигурка.

Сообщение отредактировал SonGoku - 13-06-2007, 9:23

[SonGoku >>>]

1600 год, осень
Секигахара

Переполох начался на рассвете, когда хватились малолетнего пленника и не обнаружили его под соломенной накидкой, которой укрыли ночью, чтобы не закоченел насмерть. Только струйка зеленоватого тумана змеей уползала в щель между бамбуковыми кольями. Те, кто справедливо боялся "грозного старца" больше, чем призраков, кинулись на поиски, но отыскали пропажу не они, а самый трусливый, тот, который не стал надеяться на чудо. Но именно он, пробираясь через переломанные кусты, не погребенные тела и утонувшие в грязи валуны, которые гора Ибуки некогда стряхнула с себя в пору своей бурной молодости, обнаружил замерзшего мальчика, спавшего на земле среди мертвецов. Рядом воткнута обугленная ветка, а вокруг рядами были разложены легкие бамбуковые пластины (наверняка пришлось расплести шнуровку не на одних доспехах, так их было много). В руке мальчика был зажат небольшой нож-кодзука. Солдат поднял одну из дощечек, прочитал написанное на ней и чуть было не отбросил ихаи, но собрал последние ошметки храбрости и положил на место.
Он перенес ребенка к кострам, разведенным еще вчера вечером и поддерживаемым всю ночь; там мальчику дали горячего питья и обогрели.

- Скажи, чего ты хочешь, Тошимару!..
Перед тем, как колдун ответил, откинулся полог шатра, и в прохладную полутьму скользнул мальчик в красной одежде, с тщательно причесанными, распущенными волосами. Он принес лакированный деревянный поднос с двумя бутылочками и закрытыми крышками чашами-ван.
- Угощайтесь, пожалуйста, - Акира налил из одной бутылочки в маленькую пиалку и подал гостю

[Кысь >>>]

1601 год, зима
Сон знает где, в лесу

В первую же неделю Демон-У, как бывалый вояка, выстроил свой маленький отряд по струнке. Обязанности, среди которых был, разумеется, уход за боевым конем, должная почтительность к оному и даже выбор тропинок, подходящих строевой лошади, не привыкшей обходить препятствия, не касались только, разве что, бродяги. Оба оборотня наперебой ухаживали за норовистым конем, позволяя себе припоминать его вероятную биографию только за пределами слышимости, но и скакун иногда снисходил до того, чтобы пронести сотню другую метров на себе особенно уставшего йокая. Рыжая, уже успевшая разжиться аккуратным увесистым сверточком под каким-то камнем, периодически пыталась пристроить свою ношу на вороной загривок, но боевой конь, кажется, считал любой неживой груз личным оскорблением.
- Вот тебя-то мне и надо! - скрипуче-ворчливый голос возник прямо над ухом Юки. Когда мальчишка повернул голову, говоривший - толстоватый и щекастый коротышка лет сорока с заплывшими глазками и полуоткрытым словно в вечном вопросе ртом - ловко перехватил его ухо и дернул. Лисенок взвыл и взмолился о пощаде.
- Ты мне что обещала, чертовка? И это две недели? Э-то две недели, спрашивается???
Из-за спины низкорослого человечка показался розовый нос - потом к ноге коротышки прижался лисенок не крупнее трех ладоней, составленных вместе, и белый, как снег на вершинах гор.
- Аа-ай! Так получи-илось... Отпусти-и, - Юки состроил жалобную мордочку, а потом перевел взгляд на зверька. - Вы о-оба зде-есь?
В последнем вопросе звучало искреннее удивление.
Лисенок покачал острой мордочкой и снова опустил ее на вытянутые лапы, тихий, смирный.
- Скажи ему! - взмолилась о помощи кицунэ.
Зверек робко мазнул хвостом по вараджи коротышки и умильно скосил темно-багровые глаза - уговаривал.
- И-не-пытайся! - сделал суровое лицо последний. - Я про нее все теперь знаю! Ты когда не вернулась, я же тебя искать пошел. В семье твоей был, у енотов ваших был, где только ни был. Такого наслушался...
- Ой, - только и произнесла Рыжая.

(вообще и Соуль тоже, но у нее проблемы с сетью)

Сообщение отредактировал Китти - 13-06-2007, 17:35

[SonGoku >>>]

- И про кэн тоже...
- Ой, - отреагировала кицунэ еще тише.
- И про Шиобару.
Последнего "ой" уже совсем не было слышно - только сошлись жалостливой трубочкой губы.
- Значит так. Вот тебе зверь. Вот тебе ухо, - дернув еще раз, посильнее, на прощание, коротышка отпустил лису. - И катись с ними куда хочешь. А я тебе больше не тануки.
- Ои-й... - Кажется, чуть не расплакалась кицунэ.
Лисенок снова прильнул к ноге коротышки пушистым боком и подмел хвостом землю с каким-то флегматично-отстраненным выражением на мордочке. Посмотрел на Юки - опустил нос.
- А мы вовсе и не еноты! – возмутился неожиданно Дынька, который (на этот раз опять в виде мальчишки) в виде большого одолжения ехал верхом на Демоне-У и придумывал, как бы подольше оставаться в седле. Но его никто не послушал, и маленький тануки насупился, оттопырив пухлую нижнюю губу, отчего совершенно всем стало ясно, почему у него такое имя.
- Не еноты, так не еноты... В кэн-то вас лисы всяко обходят, - пожал плечами низкорослый человечек.

(с Китти и через гонца с Соуль)

[Кысь >>>]

- Они жулят! - уверенно заявил Дынька; он ехал высоко, не всякий дотянется. А ниже был холеный бок коня, с которым ссориться ну совсем не хотелось. Рыжая только посмотрела с тоской.
- Мы просто играем лучше.
Пушистая рыжая лиса, что оказалась на месте Юки уже через секунду, в шутку цапнула зверька за загривок. Привычно увернувшись от тяжелых копыт Демона-У, еще раз посмотрела на знакомого коротышку, словно на живодера, и скользнула вперед, приглашающе махнув белому хвостом. Малыш направился следом, двигаясь легко, почти танцевально, только взгляд оставался пустым и грустным. Низкорослый господин еще что-то проворчал под нос и вскоре скрылся в буром по зиме подлеске. На секунду снежный лисенок замер, приподняв лапку и обернувшись - смотрел, как уходит коротышка, - а потом встряхнулся и вновь побежал за Рыжей.
Тут загрустил и Дынька; он попробовал развлечь новых знакомых, но то ли от расстройства, то ли от недоученности с превращениями у него что-то не получалось, сплошные перебои и никаких чудес. Правда, фокус с таинственным бульканьем ему удался, хотя возможно, это просто бурчало у него в животике.

(те же трое)

Сообщение отредактировал Китти - 13-06-2007, 17:39

[Reytar >>>]

1598 год, осень
неподалеку от замка Уэда

Этой ночью десятник кавалерии-нагината славного клана Санада спал беспокойно, долго ворочался и что-то исключительно грозное бурчал себе под нос, но упорно не просыпался, хоть и очень этого хотел. Такеда Хидэтада снился плохой, изматывающий, полный ярости и горечи, сон. Сон, из цепких объятий которого он никак не мог вырваться, словно чья-то чужая, могучая воля пыталась запереть его дух в грезах, отвлечь от чего-то важного, что он мог бы вполне предотвратить, остановить, задержать убегающее мгновенье. Мгновенье, после которого только боль, позор и смерть – словно над головой смыкается зеленоватая морская вода и тебя тянет, тянет все глубже, туда где нет воздуха и где все твоя сила и гордость – ничто, если не сможешь удержаться на поверхности в это решающее мгновение.
Спящий кавалерист рванулся всем телом, словно пытаясь плыть и, сквозь сон прорычал настолько крепкое выражение, что, услышав такое, сам проснулся и обвел соловыми глазами комнату, в которой ночевал вместе с патэрэном и Олури-химэ. Он встряхнул головой, прогоняя остатки кошмара и переплетя пальцы, горячо помолился Каннон, а затем вскочил на ноги.
Такеда Хидэтада не помнил во всех деталях мучавших его видений, но кое-какие их обрывки, которые задержались в памяти достойного десятника, наводили на очень нехорошие мысли, поневоле заставляя быть предельно подозрительным. Так, среди прочего, Хидэтада запомнил сияющий, подобно лучшему из фонарей, диск луны в темных небесах, который внезапно закрывали черные крылья, роняющие сверху, подобные сгусткам пепла от сгоревших свитков, полных священных письмен, перья. Он помнил лунный отблеск на бледном, слишком правильном, для мужчины, лике и странный голос, звучавший у него в ушах, голос который то шипел подобно змее, то поднимался, словно звуки, издаваемые бегущим по перекатам ручьем.
Голос, звучание которого слагалось в незнакомую, но будящую в груди нехорошие предчувствия, песню:

Не спи же, о, Дева, не спи – мой конь под седлом
И я отпускаю чёрную птицу с плеча
В глазах отражаются звёзды крошащимся льдом
И пальцы смыкаются на рукояти меча
Под пологом ночи, под солнцем, в кромешном аду
Пусть ляжет мой путь, ведь ещё не проигран мой бой
Судьбу не обманешь, и я тебя всё же найду
Запомни – однажды я снова приду за тобой.

Не спи же, о, Дева, не спи – подковы звенят
Холодные искры меча отмечают мой путь
Вскипела река, и твой дом уж пожаром объят
Надежда разбита о камни – её не вернуть.
Ты зря тратишь время на поиски зла и добра
Хмельное вино обернётся безвкусной водой
Ты видишь – беда отражается в пляске костра
Осталось немного – я скоро приду за тобой.

Не спи, о, Дева, не спи – мятеж во дворце
Предательства крепкие цепи сомкнулись вокруг
Я вижу, как страх возникает на бледном лице
И зова не слышит надежный и преданный друг.
Ожившим кошмаром твоим я у цели стою
Я меч, занесённый над миром самою судьбой
Не смей шевельнуться, не смей – ты стоишь на краю
Быть может спасу, но однажды приду за тобой…*

Сообщение отредактировал Reytar - 14-06-2007, 19:40

[Далара >>>]

(это все Рейтар)

Такеда Хидэтада помнил достаточно много из странного ночного кошмара, так не похожего на обычные сны, что бы немедленно действовать. Оба меча мигом оказались за поясом кавалериста, нащупанное в полной темноте, огниво высекло искры, фитилек лампы озарился сперва тусклым, а затем все ярким огоньком, осветившим все вокруг, и кавалерист, быстрым шагом устремившегося к ширме, за которой должна была ночевать подопечная. Десятник страстно надеялся на то, что это всего лишь сон, но вместе с тем, он привык доверять своему чутью, которое, в этот момент во всю намекало на то, что к этому делу приложили лапу какие-то демоны, отзываясь в сердце мучительной болью позора. Хидэтада готов был увидеть сколь угодно страшную картину, но не то, что предстало его глазам. Олури-химэ за ширмой просто не было. Более того, судя по положению постели, не было видно, что бы подопечная вообще ложилась спать, что наталкивало десятника на несколько менее похоронные, мысли. Поклявшись самому себе, пожертвовать в святилище Каннон половину всего, что смог скопить, если подопечная всего лишь заболталась с найденным по пути мальчишкой, которого, как успел вечером заметить Хидэтада, она опекала старательнее чем брата, десятник отодвинул перегородку ведущую в коридор и поспешил в комнату больного но никого не нашел и там.
Мгновенно опустившись на колено у постели, и внимательно осмотрев ее, Такеда пришел к выводу, что больной лежал здесь довольно долго, но затем, возможно недавно, куда-то удалился. Это означало,шанс найти мальчишку и выяснить у него, куда могла направиться Олури-химэ был довольно велик и упускать его кавалерист не собирался. С громким топотом вылетев на веранду, он яростно взглянул на висящую в небе луну, на угрожающе возвышающийся скальный клык вдали, на небрежно валяющуюся у самого края помоста нагинату, которую самолично недавно преподнес подопечной и громко зарычал. Его сознание наконец-то собрало воедино уже известные куски головоломки и пришло к самым неутешительным выводам, например к тому, что Олури-химэ, девицу благородной крови, находившуюся на его попечении, похитил какой-то мелкий тэнгу, прикинувшийся заболевшим мальчишкой, но разум отказывался верить в это, как за спасительную соломинку, цепляясь за мысль о том, что все это – лишь череда ничего не значащих совпадений.
- Олури-химэ-е-е-е-е!!! Отзови-и-ите-е-есь! – Заорал Хидэтада в ночь, сложив ладони раковиной. – Где-е-е вы-ы-ы-ы?!
Но лишь тишина снаружи, да испуганные вскрики жителей внутри домика была ему ответом. Кавалерист заорал еще громче прежнего, но, видя что ситуация не меняется к лучшему, смолк и взглянул на заткнутые за пояс мечи. Он не смог защитить Олури-химэ, к которой, как теперь понимал, привязался душой, относясь к ней словно к младшей сестренке, каковой у него никогда не было. Он не смог исполнить долг, он опозорил себя и своего Господина, а значит, должен был ответить за все. И он готов был держать ответ. Единственным вопросом, который следовало решить здесь и сейчас, был, одеваться в белое немедленно, или же прибыть в Замок Белого Феникса и доложить о провале миссии, и том, как это произошло, надеясь, что Господин, в милости своей, не казнит его за нерадивость немедленно, но позволит очистить честь от такого позора. Все еще пребывая в тяжелом раздумье, Такеда Хидэтада прислонился спиной к поддерживающему крышу столбу и сполз по нему на пол, присев и невидяще глядя на висящий в небе лунный диск.
Луне мысли десятника кавалерии-нагината клана Санада, были совершенно безразличны.

----------
* - стихи принадлежат глубокоуважаемой Тэм Гринхилд.