Sekigahara no haishou, Проигравшие на Секигахаре

[SonGoku >>>]

1600 год, ставка Токугава

Колдун сел на шкуры, скрестив ноги, и принял чашечку аккуратно, чуть ли не с почтением. Отпил немного, довольно улыбнулся.
- У господина сёгуна хорошее сакэ и прекрасные слуги.
Взгляд на мальчишку говорил, что Тошимару и сам бы не прочь иметь такого у себя в услужении. Прикрывшись, словно девочка длинным алым, как мак, рукавом, мальчик хихикнул, но веселый бесстыдный взгляд его выдал: он совсем не такой уж послушный и вышколенный слуга, каким хочет казаться.
Недоумение проскользнуло так быстро, что могло сойти за начало появления на лице легкого самодовольства - до этого оно приняло деловое выражение торговца. Он умолчал о том, что хорошие слуги не входят без распоряжений, неожиданно для господина - это подождет.
- Так трудно в наше время упадка нравов подбирать хороших людей... - вздохнул Иэясу.
Акира с улыбкой протянул и ему пиалу, наполненную сакэ.
Тошимару окинул кошо* взглядом, не имеющим ничего общего со скромностью или целомудрием. Морщины на его лице странным образом разгладились; рука, еще минуту назад бывшая старческой и дрожащей, незаметно стала рукой обычного мужчины средних лет, привыкшего держать кисть и веер, а не мотыгу и серп. Не изменились глаза, но по ним нельзя было сказать, родился ли колдун сорок лет или несколько столетий назад. Не ушли и седые пряди в распущенных волосах, но теперь они казались скорее украшением, мерцающем в отблесках свечей.

(Хигфе еще и Далара)

[Далара >>>]

- Скажи, мальчик, как тебя зовут?
Прислужник стрельнул блестящими глазами на победителя мятежников и единственного, кто сейчас почти полноправно владел островами, словно спрашивал разрешения заговорить.
- Акира. Мое имя - Акира, - сказал он, не дожидаясь хотя бы кивка.
Улыбка озарила худощавое лицо колдуна, в по-птичьи круглых глазах сверкнули потайные искорки смеха.
- Напиши, - велел Тошимару.
На сей раз выражение явного недовольства на лице Токугавы было так же ясно видно, как растущая в небе перед непогодой темная туча.
- Если захотите, вы поговорите с ним позже, - рублено, отрывисто; пальцы сплелись и тут же снова успокоились. – Я думаю, мы должны обсудить дело... Акира, тебя позовут, - взгляд, казалось, выталкивал мальчика.
- Еще раз прошу прощения за то, что осмелился побеспокоить, - кошо поклонился, пряча улыбку.
У выхода из шатра маленькая алая фигурка вновь склонилась в поклоне, а затем выскользнула вон. В шатре стало как будто темнее.
- Действительно, дело следует поставить вперед удовольствий, - проскрипел Тошимару и сделал последний глоток из пиалы.
Его облик больше не менялся, и теперь едва ли кто-то сумел бы назвать колдуна ровесником Иэясу. Взгляд прищуренных глаз пробуравил лоб государственного деятеля, будто читая свиток. Потом, словно маска упала. Лицо Тошимару больше не выражало ничего, лишь спокойствие.
- Пусть этот мальчик, Акира, станет моим учеником.

(снова втроем, потом вдвоем)

[higf >>>]

Долгий взгляд Токугавы, казалось, хотел пронзить до костей, узнав все тайные намерения собеседника. От него не ускользнули ни изменение облика колдуна, ни то, как он смотрел на мальчишку.
Обычно, когда глаза полководца становились такими, собеседник терялся, начинал путаться и пугаться... Однако по Тошимару взор скользнул, словно потерявшая силу стрела на излете - по доспехам... Наступило долгое молчание - Иэясу думал и, очевидно, сделал выводы - губы сложились в странную, немного насмешливую улыбку.
- Это все?
Колдун неторопливо водил кончиком пальца по одному ему заметным узорам на темном дереве лежащего рядом посоха. Казалось, его занимают вещи, не имеющие отношения к разговору.
- Еще веер. Любой, с которым господин великий сёгун посчитает возможным расстаться. И тот, что требует покойный Тайра.
Второй раз пока не принадлежащее ему звание победитель при Секигахаре принял без возражений, однако с ответом не спешил, то ли медля, то ли колеблясь.
- Я хотел бы знать, правду ли говорит призрак, и что будет, если я сделаю так, как он хочет? Еще, - нехотя, тоном человека, рассказывающего врачу о своей болезни, - мне пришлось дать обещание сжечь веер...
Резкий взгляд. Тошимару сложил руки, переплетя пальцы.
- Призрак не лжет. Если требование не будет исполнено, вы лишитесь жизни в скором времени. Если же оно будет выполнено... - Пауза, треск пламени свечей. - В этом случае он может уйти, но я бы не стал рассчитывать на такой исход. Сейчас он имеет власть над вами, над вашей жизнью. Тайра любит власть и не выпустит ее из рук так просто. И он будет мстить.

(этот кусок - c Даларой)

[Далара >>>]

Властитель оглянулся, будто ожидая, не явится ли вдруг покойный даймё
- Откуда у него такая власть? И... Если мы договоримся – ты избавишь меня от него?
«Ты сам дал ему эту власть, сёгун. Связал себя желанием его смерти, затем данным ему обещанием. Чего же ты ждал, поступая так?»
- Если мы договоримся.
Был ли то неглубокий поклон или медленный кивок, кто знает.
- Откуда у него такая власть? - повторил Токугава неторопливо, медленно поворачивая голову, чтобы смотреть прямо на Тошимару, и вновь обретая неподвижность статуи. - И зачем вам мальчишка? - в голосе промелькнули нотки досады.
Колдун внимательно посмотрел на Иэясу, будто увидел его впервые.
- Эта власть пришла к нему вместе со смертью. Что же до мальчика, то у него есть способности, он может стать хорошим мастером чайной церемонии.
- Да, мертвые много теряют, но и могут многое, недоступное живым. Но почему надо мной? - несмотря на бесстрастие, во фразе было что-то от почти детской обиды.
Будто поймав себя на ней, полководец еще больше выпрямил спину, лицо стало строгим. Губы Тошимару сжались в тонкую горестную полоску, возможно, лишь капельку более горестную, чем требовали обстоятельства.
- Потому что вы отдали приказ о его убийстве.

(с Хигфом)

Сообщение отредактировал Далара - 15-06-2007, 12:33

[higf >>>]

Иэясу открыл рот, чтоб что-то сказать, но, глядя на колдуна, словно проглотил фразу, покачал головой, перевел взгляд на пламя свечи и обратно.
- Я могу дать вам в услужение мастера чайной церемонии. Мальчишка еще мало знает, - глаза в глаза, церемонии в сторону.
- Мне не нужен слуга, мне нужен ученик.
Взгляд хоть и прямой, но направлен куда-то мимо, словно колдун глядит насквозь.
- Я собирался его казнить, - слова Токугавы медленно и размеренно ложатся, как кирпичи в основание стены. - Но теперь не хочу отдавать.
В круглых глазах мелькает нечто, похожее на жалость. Губы изображают вселенское горе.
- Значит, великий полководец не хочет отдать неизвестного ему мальчишку в обмен на собственное спокойствие и собственную жизнь...
Цепкий, полный сомнения взгляд Иэясу - недоверчивость, ревность, что-то другое?
- А великий колдун хочет получить ребенка, которого видит впервые, и отказывается от иной цены?
- Разве другая цена была предложена? - деловой тон, эмоции испарились.
Тошимару сам налил себе сакэ, пригубил под изучающим взглядом Токугавы.
- Земли, деньги, женщины... В разумных пределах.
- Земли. - Колдун поставил пиалу на поднос. - Сколько и где, обговорим позже. - Жесткость неожиданно ушла из его черт. - Сейчас я попрошу у великого сёгуна в личное владение только один небольшой остров - Миякедзима.

(с Даларой)

[Bishop >>>]

Конец февраля 1601 года
Берег моря возле замка Ако

- Сменить тебя?
Сменить? Да, пожалуй, почему бы и нет? Долговязый бугейша ссадил прикорнувшую девочку, вручил ее спутнику и – пока барышня сонно протирала глаза – неторопливо распустил завязки шляпы-амигаса.
- Ждите здесь.

Амигаса не скрывала в себе никаких сюрпризов, ни клинков, ничего, просто – была скреплена для прочности и удобства изнутри свернутыми в кольца ивовыми прутьями. Она ударила коня по груди, заставляя подняться на дыбы; всадник с листьями дерево гингко на одежде не удержался, и хоть цеплялся за поводья, но все равно соскользнул на землю с седла. Из тени меж валунов, что принес когда-то оползень, вышел рослый воин в темной дорожной одежде; его волосы трепал морской ветер. Самурай прижал коленом распластавшегося на земле неудачливого наследника; зажатая в кулаке короткая, не больше ладони в длину бамбуковая палка уперлась бедолаге в горло.
- Не двигайся, - приказал бугейша, бросил короткий взгляд на остальных. – И вы тоже.
Сын победителя при Секигахаре, изловчившись, зыркнул на незнакомца. Остальные замерли в ожидании.
- Кто ты и зачем вмешиваешься не в свое дело? - Токугава старался говорить так, чтобы земля не попадала в рот.

(с Даларой)

Сообщение отредактировал Bishop - 15-06-2007, 17:06

[Далара >>>]

Вместо ответа ему сунули почти под нос все ту же палку; на блеклом желтовато-зеленом дереве ярко выделялась надпись, чернила глубоко въелись: mawashimono*. И герб из трех листьев гингко. Поверженный сердито выдохнул, скривил губы. Повернул голову, чуть не свернув шею.
- Не ты ли приходил к моему отцу, обсуждал с ним тайные дела?
Догадка, не более, - Иэясу никогда не делился с сыном тем, что делается за закрытыми фусума, когда приходят агенты. Не называл их даже агентами, но кто еще могли быть все эти разнообразные люди, ни разу не появлявшиеся открыто?
- Отпусти, - приказ человека, кому в жизни доводилось просить очень редко.
- Если и обсуждал, то тебя они не касаются, - отрезал бугейша. - Отзови людей.
- С какой стати? – заупрямился Токугава. – Мы на государственной службе. – Он поджал губы, но все же пересилил себя: - Если у тебя есть приказ, покажи его. Если нет, не мешай.
Из бамбукового футляра извлекли узкую полоску бумаги.
- Узнаешь почерк?
Не узнать было невозможно, наследник видел его множество раз, да и его собственный носил с этим некоторое сходство. Громко, для своих, Токугава произнес:
- Отступите. – И уже для они-но бан*: - Теперь пусти.

-------
*mawashimono или они-но бан - тайный агент

(с Бишем)

Сообщение отредактировал Bishop - 15-06-2007, 16:12

[Reytar >>>]

Конец февраля 1601 года
Берег моря возле замка Ако
(Bishop+Higf+Китти+Reytar)

Усталый воин в хотоке-до, которого местные жители знали под именем Урусаро, узнал бугейшу. Он встряхнул головой, пробурчал себе под нос что-то красочное, с упоминаниями родственных связей они и человека, подобрал с земли ножны и спрятал в них клинок.
- Ты всегда появляешься столь внезапно и своевременно? - Буркнул он, приосанясь и глядя в лицо воину. - Иногда я задумываюсь, а человек ли ты вообще, или все же сродни тэнгу. Ну да это не важно. Думаю, этого юнца стоит отпустить - как бы я ни относился к его родителю, мелочным клятвопреступником он никогда не был.
Не взирая на горделивый вид, старательно демонстрируемый окружающим, Урусаро понимал, что если бы не появление старого знакомого, бой завершился бы довольно быстро и не лучшим образом для него - слишком уж он устал.
- А второго? - ухмыльнулся долговязый воин; его меч так и остался в ножнах. - Того, чьему клану ты служишь.
Он поднялся, давая возможность наследнику Токугавы вдохнуть свежий морской воздух.
- И второго тоже... - Пробурчал Урусаро. - Он хорошо сражался, куда лучше этих разряженных фазанов, и вполне мог выиграть бой. Видно, что от доброго стебля этот, пусть и не лучший, побег.
Кряжистый воин подобрал с земли свою, рассеченную мечем Нобуюки, накидку повертел ее в руках и, с разочарованным вздохом, отшвырнул прочь, после чего вновь взглянул на бугейшу.

[Bishop >>>]

- Я так понимаю, ты куда-то собрался? Ведь не на прогулку ты выбрался в эти края? И думаю, общество того, кто не успел разучиться держать в руках меч, тебе бы не помешало. Это так?
Рослый мавашимоно - у него было много имен - кивнул, пряча за пояс бамбуковую палку с вложенным в нее приказом "великого военачальника" и провожая взглядом отступление пристыженного отряда.
Удостоив отступающий отряд пренебрежительного взгляда, Урусаро вернулся к нагретой его седалищем и еще не успевшей остыть, лавочке, на которую не замедлил взгромоздиться, вытянув усталые ноги, после чего произнес:
- Вот и славно, а то я здесь уже потихоньку звереть начинал от безделья – хорошо ками направили сюда этот отряд напыщенных юнцов, а не кого-то посерьезнее. С этими можно было развлечься, но против опытных воинов я бы продержался не дольше, чем сладкий рисовый колобок на ладони проголодавшегося мальчишки.
Кряжистый воин потянулся всем телом и встряхнул натруженными руками.
- Есть ли время собраться и насколько далекий путь предстоит одолеть? И еще, неужели ты отправился в путь без того молодого сацумца и юной девы, столь умело размахивающей нагинатой, словно собирается побрить волосы всей округе? Если ничего не путаю, они уговаривались сопровождать тебя. Почему же я их не вижу? Или молодой сацумец сумел очаровать деву столь успешно, что вместо путешествия зазвал ее на свадебный пир?

(те же и Китти, за что ей спасибо)

[higf >>>]

К Урусаро возвращалось хорошее настроение, подпорченное прибытием кавалькады, а следом и его непритязательное чувство юмора, которое он не замедлил проявить, со скрытой в уголках глаз улыбкой, взирая на бугейшу.
- Хотя, что это я? Ты же, наверное, утомился с дороги. Зайди в мой дом. Это конечно не замок могучего клана, но доброе жилище, возведенное для меня достойными жителями этой деревни, в котором всегда найдется, что перекусить и выпить усталому путнику.

Когда всадники уже отъехали, из-за того же камня выбрался молодой человека в некогда щеголеватой, а сейчас запыленной и потрепанной одежде. Он отстал, уговаривая их спутницу не следовать за ними, пока не минет прямая опасность. Он увидел, что драка закончилась, и на лице промелькнуло разочарование, затем взгляд остановился на предмете, который бугейша все еще держал в руке.
- Так ты все же!.. - выдохнул юноша, вспыхивая, как солома и делая шаг вперед.
- Изменил ход сражения? - усмехнулся его собеседник. - Не льсти мне. Это никому не под силу.
- Ты служишь узурпатору! - тон хорошо бы звучал, будь юноша облачен в одежды судьи и сиди на возвышении в окружении стражи перед пленником. Обстановка рыбацкой деревни и внешность молодого человека не соответствовали лицу и тону, однако вряд ли он сам это замечал.

(играем c Бишопом, Рейтаром и Китти - присоединяюсь к благодарностям последней)

[Reytar >>>]

там же
(те же, факт, Китти отдельное спасибо, причем большое)

- Да, он прав... - Урусаро устало улыбнулся, глядя на вспышку юного сацумца и грустно кивнул головой. - Один человек не мог изменить ход великой битвы, самой большой, что я видел хоть здесь, хоть на землях Коре. Скорее, воля ками, чем действия одного человека, даже такого заметного как ты, Мицуке-доно, смогли подтолкнуть недостойного к предательству, а жестокого - к истреблению тех, кто верен слову и клятве.
Воин еще раз пошевелил усталыми руками, улыбнулся и коротко кивнул юноше:
- Входи и ты в мой дом, истинный сын Сацума - такой же скорый на деяния, как твой меч - на удары. У меня найдется дзабутон и для тебя и для юной девы, которая, я теперь уверен, потащилась в неведомый путь вместе с вами.
- Тебе решать, - Мицуке тоже смотрел на Тенкьё. - Мы можем решить свои разногласия. Можем принять приглашение. Можем и отложить бой, мне все равно, когда ты умрешь.
Кряжистый воин кивнул с улыбкой, услышав слова бугейши и подумал, что не пожалел бы нескольких мон на ставку, поспорив с любым небожителем или демоном о том, вступят ли немедленно в схватку Мицуке-доно и Тенкьё-сан, или все же воздержатся от нее, под благовидным и не роняющим честь каждого из них, предлогом. Несдержанность, упрямство и лихость жителей Сацума давно стали поговоркой, но и уроженец Нары, насколько Урусаро смог его узнать, тоже был отличный воин, равнодушный как к чужой, так и собственной смерти. В любом случае, ставка в таком споре была бы вдвое интересней, чем любая другая и результат не смог бы предсказать почти никто, так что даже ставя против Каннон, шансы были бы почти равные.

Сообщение отредактировал Reytar - 15-06-2007, 18:37

[Bishop >>>]

Юноша ответил огненным взглядом, но затем, пока он смотрел на лицо старшего товарища, по лицу пробежала тень воспоминаний - будто в пламя начинающегося пожара плеснули ведро воды, не потушив его, но заставив опасть. Он скользнул рукой к катане, оставаясь стоять на месте.
- А ты бессмертный, да? - парень угрюмо набычился.
О-Санго замерла чуть поодаль - рассматривала вероятных противников с испугом и, кажется, долей любопытства.
- Когда-нибудь умру, - согласился долговязый воин, – но, думаю, что не сегодня.
Он уже не стоял просто так, теперь пошире расставил ноги, расслабил плечи, и взгляд перестал быть веселым.
- Итак?
Искоса заметив девушку, младший из спорщиков перестал колебаться. Вздернув подбородок, он постарался казаться решительным и высокопарно провозгласил:
- Истинные самураи не отступают!
Затем резко, будто прыгая в пропасть, выхватил клинок и сделал шаг вперед. О-Санго бросилась вперед так же быстро - только меча в руках не хватало. Встала между мужчинами. Решительно, как и подобает воину. Только вот что сказать - никак не придумывалось...
Два клинка замерли в волоске от ее головы.
- Мо-может быть позже, а? - наконец, произнесла девушка, скосив глаза на лезвие.
- Отойди, прошу тебя! - сказал Тенкьё, принуждая себя быть хоть немного мягче и, опустив меч, сделал попытку обойти девушку. - Так надо!

[higf >>>]

- Довольно. - Кряжистый воин смотрел на скрестивших мечи самураев без улыбки. - Можно подумать, на пирушку в чайный дом собрались, что от скуки ищете повод заработать лишнюю дырку в боку. Вы же куда-то шли вместе, по важному и, я уверен, опасному делу. Неужели в этом походе вам не представится возможность срубить пару-другую голов, что вы решили сейчас отделить от тела свои собственные?
Кряжистый воин с иронией покосился на обоих бойцов, хмыкнул и продолжил:
- Мне кажется, данное обещание куда важнее личной мести, по этому спрячьте клинки. Когда наш путь завершится и то, что обещано, будет выполнено, сможете продолжить поединок и решить, стоит ли месть для каждого из вас, головы другого.
Урусаро еще раз хмыкнул, буркнул под нос что-то о "горячих головах" и скрылся в хижине, бросив:
- Лучше пойдемте, перекусите чем ками послали и отведаете местного сакэ - лучшим я его не назову, но все же… - Слова Урусаро слились в неразборчивое басовитое бурчание.
На изрытый ногами и копытами берег величественно вышел рыже-белый кот с половинкой хвоста.
- Ма-а! - горестно вздохнул он.
Мицуке рассмеялся.
- Чиру, как всегда прав. Я не могу драться с тобой, не выполнив обещания. Подождешь?
Посмотрев на кота, Тачибана улыбнулся в первый раз с тех пор, как вышел из укрытия.
- Обещания святы, - меч картинно влетел в ножны, и так же, словно на сцене или страницах книги, были произнесены слова. - И я обязан тебе помочь, потому что ты спас мне жизнь. Сделав это, я выполню долг и верну его. Тогда буду свободен и смогу скрестить с тобой клинки.
Мицуке молча смотрел на Тенкьё - ни слова, ни движения, лишь какая-то искорка во взгляде. Юноша смешался, словно не знал, как закончить сцену, если собеседник не отзывается "как положено" и неловко, другим тоном, закончил:
- Пошли есть, что ли...

(те же, окончание)

[Далара >>>]

Монастырь Согендзи, Окаяма
1601 год

Бег и суета. Крики. И тишина в центре – нежданная, ненастная. Посреди двора, отведенного для молитв, вовек не знавшего ничего, кроме покоя, человек с окровавленной палкой в руке и смертью в глазах. Темные капли на песке, будто штрихи кисти жизни. Монахи сгрудились у стен, переговариваются, смотрят с испугом. Кто-то упрашивает привести настоятеля. Кто-то шепчет молитвы. Кто-то не может двинуться с места от страха. Ни единства, ни разума.
- Где вы прячете его?! – голос не послушника, командира.
Шепот, взгляды, толканье локтями.
- Где?! – Шаг вперед; монахи пытаются просочиться сквозь стены. – Покажите мне, не скрывайте. Пусть выйдет, ответит за предательство!
Никто не решается задать вопрос: кто, кто нужен, кто тот предатель? Неразличимая толпа: черное, белое, желтое. Один выступает вперед, отмахивается от предостережений, стряхивает тянущие назад руки, силится вразумить:
- Здесь нет предателей, здесь все честны. Прогони гнев из своего сердца...
Смотрит в глаза и видит лишь безумие, словно человек уже потерян для этого мира и не знает сам, как вернуться. Слова бессмысленны, их некому слышать.
- Настоятель, настоятель пришел... – шепоток за спиной.
Настоятель, невысокий пожилой человек с мудрыми глазами, поводит руками, взывает к спокойствию. Неторопливо подходит к безумцу, глядит ему в глаза, весь излучает доброту и сочувствие, как солнце тепло и свет. Говорит что-то тихо так, что не слышат остальные. Гладит послушника по руке, забирает палку. Тот отдает, опускает взгляд и обритую голову.
Настоятель уводит его к себе. Тот послушно идет следом, не замечая отвращения во взглядах. Вновь будут долго беседовать, никто не знает о чем. А после Тайкан заново станет собой: молчаливым, себе на уме, неизвестным.

Сообщение отредактировал Далара - 17-06-2007, 19:43

[Далара >>>]

Окаяма, 1601, несколькими днями позже

- Подаяние?
Тайкан недоуменно взирал на одежду, колотушку и деревянную чашу перед собой.
- Именно так, - в голосе монаха почти не было ехидства, почти. - Все живущие в общине обязаны помогать общине, в том числе собирая подаяние по окрестным деревням. Таков устав Согендзи.
Возразить было нечего.
В черно-белой одежде, спрятав голову от палящего солнца под широкими полями соломенной шляпы, послушник Тайкан отправился исполнять возложенную на него миссию. Самурай обязан исполнять свой долг перед хозяином, даже если "хозяином" является не человек, а объединение людей.
Скрыть себя под монашеским одеянием оказалось проще простого - никто и не пытался увидеть лицо, расспросить о чем-либо. Люди просто опускали в чашу деньги, кто молча, кто с одним-двумя словами. Разница была лишь в том, что обычно он находился "по ту сторону" этого действия.
Неприятное случилось в четвертой по счету деревне. Оставляя здесь своих спутников, Тайкан никак не предполагал явиться сюда в таком виде. Собирать деньги у тех, кому недавно заплатил сам, воистину боги любят пошутить. Он задержался перед входом в деревню, оглядывая уже знакомые дома. Потом надвинул амигаса поглубже и двинулся вперед. Так ходил он от дома к дому, скрывая лицо в густой тени, пока не прошел всю деревню насквозь. Тот дом он навестит в другой раз.

[higf >>>]

1598 год, осень
Неподалеку от замка Уэда

Лес равнодушно смотрел на бегущего человека – он был слишком велик, чтоб чувствовать боль от нескольких поврежденных веток и кустов, и слишком чужд, чтобы ощущать душевные терзания людей. Деревьям было все равно, когда католический священник бежал, они так же безразлично отнеслись к его падению после того, как кончились силы.
С трудом поднявшись на колени, затерявшийся начал молиться – горячо, проникновенно, с горькой ноткой боли, едким вкусом смятения и сомнений, которые рождали черную тень страха. И всю эту смесь придававшую вере и обращению к чужому здесь богу он вложил в свои слова. Лес на миг прислушался к водовороту чувств, затем снова забыл о мелких и сиюминутных делах и проблемах людей.
Постепенно слова затихали, тело навалилось на ствол клена, около которого упал миссионер, сползло на землю – молитва перешла то ли в обморок, то ли в сон.

[higf >>>]

1598 год, осень
Неподалеку от замка Уэда

Сперва было падение. Долгое, бесконечное, лишенное ориентиров и цели. Вокруг: справа, слева, спереди и сзади была темнота, он ждала снизу и накрывала сверху беспросветным куполом. Он не мог даже видеть, что падает, ибо не чувствовал сопротивления воздуха – просто знал, что летит вниз.
Затем мрак стал оживать, делиться на просто черное и еще чернее, движущееся, извивающееся. Появились звуки - насмешливое хихиканье раздалось со всех сторон. Подвижная чернота воплотилась в кружащихся демонов. Он понял, что сам породил их – давним стыдом, новым страхом, сомнениями от увиденного в эти дни, впитавшие в себя ощущений на года. Сопротивляться не было сил.
- Ты грешник! – шептали, кричали, царапающе визжали голоса. – Ты предал обеты, усомнился в вере!
Внизу разгорелась багровая точка.
- Адское пламя пожрет твою душу! – вкрадчивый неприятный голос. – Ты никого не способен защитить, никому помочь! – И он же, совсем тихо и непонятно. – И он погрузится в бездну вместе с тобой.
Отец Андрео не мог пошевелить рукой, ногой и даже говорить. Безразличие овладело душой, не было сил и желания его преодолевать. Все равно, что будет с ним, лишь бы ничего не случилось с другими. Другие? Перед глазами замерцали уже почти забытые и оттого расплывчатые, как отражения в неспокойной воде, лица оставленных на другом краю мира родных. И еще одно - Олури, которую он бросился искать, потеряв голову.
- Святой Андрей, мой покровитель... – губы не хотели шевелиться, безвольно немели, но священник с трудом заставил себя шептать, разрывая полное оцепенение. – Пусть прервется нить моей жизни и души за прегрешения мои, но да спасутся души и тела семьи моей и рожденной во язычестве, но невинной душой девочки...
Падение разом прекратилось, и если полет вниз не ощущался, то остановка была резкой и болезненной – враз заломило кости, как у старика на перемену погоды.
Злорадные звуки вокруг прекратились, утихли, во мраке появилось окно и из него глянуло чем-то знакомое лицо. Нет, не лицо – лик! Миссионер внутренне вздрогнул. Это был святой Андрей, каким он помнился по иконе – одной из тех, что висели в пропахшей дымом свечей комнате его матери. Тогда еще он не был монахом или даже послушником – просто Пабло, сын купца. И, казалось, та икона забыта навсегда за множеством иных, нарисованных возвышеннее, пышнее; а еще за глухой серой стеной прожитых лет...
Осунувшийся, усталый подвижник взирал на проповедника.
- Хорошо, что ты хоть о ком-то все же вспомнил, - голос у апостола оказался низкий и немного раздраженный. – Разве пристало тому, кто посвятил себя Господу, равнодушие? Запутавшись, хотел забыть о своем долге, радуя Сатану?
- Я недостоин, – слабо, потрясенно.
- Ты грешен, - сурово подтвердил святой, пронзая взглядом. – Как и многие другие, ибо совершенен лишь Иисус. Ты сделал много ошибок, но Христос милосерден, и его рука поддерживала и направляла тебя, ибо для каждого есть место в замысле Божьем. Знай, что твоя вина прощена, но долг не исполнен!
- Что я должен сделать? – португалец преклонил бы колени, если бы здесь была земля для этого. Он смотрел на морщинки в уголках глаз подвижника, одновременно горел от стыда за себя и возносился духом от гордости – святой удостоил его разговором!
- Не случайно ты попал в эту страну. Скоро здесь запретят нести Слово Иисуса под страхом жестокого наказания, но ты останешься тут.
- Мне не жаль умереть!
Он рванулся вперед и смог сдвинуться в пустоте, но святой Андрей лишь поморщился.
- Умереть могут многие, но ты избран для особого дела и должен его сделать. Ниспосланные сейчас испытания не были случайны. Теперь ты знаешь, ибо видел – мир живых существ гораздо шире, чем знают многие. Кроме людей и животных, есть не только демоны и ангелы, но множество духов и существ. Их души тоже поле битвы света и тьмы, добра и зла, Бога и Сатаны. В чем-то они такие же, как люди, хотя те именуют многих богами и молятся им.
Эти творения Создателя нуждаются в Божьем слове! Тебе дано то, чего нет у других – умение говорить с ними, понять и применить силу этой земли, - святой заговорил быстрее, словно предупреждая вопрос встрепенувшегося собеседника, не давая его задать. - Так есть, это замысел Господа, который надо принять! Держи уши и глаза открытыми для необычного. Как делать то, что должен, поймешь сам. В своем милосердии Бог хранит твоих родных, не беспокойся – через полгода с кораблем в миссию придут вести о них. Девочка же, о которой ты молился, пока идет своим путем. Она жива, но ваши дороги пока расходятся, не продолжай поиск. Когда ты очнешься в лесу, поймешь, куда надо идти. Да пребудет с тобой мир и благословение Господне!
Испуганному, обрадованному, взволнованному до дрожи португальцу хотелось сказать так много, задать хоть один из рвущихся наружу вопросов, приглядеться!.. Когда еще выпадет случай поговорить со святым? Однако видение истаяла, а в следующую секунду пропала и тьма. Его закрутило, словно перевернуло несколько раз и забвение – на миг или вечность – накрыло разум.

Разбудил луч солнца, игравший с ним, ловко перебирая ресницы. Иезуит проснулся разом, помня каждый миг, все слова, звук, запах того, что было в беспамятстве. Среди деревьев перед ним отчетливо рисовалась голая мрачная вершина горы неподалеку. Казалось, лес сторонится ее: то ли боится, то ли брезгует и потому наверху ничего не растет. От горы, казалось, исходит неприятное, давящее чувство, и монах удивился тому, что не ощутил этого вчера, когда та же вершина мелькала над деревьями. Еще вдруг стало понятно, что его дорога лежит именно туда.
В истинность видения он поверил сразу и безоговорочно, но долго не мог встать, словно не вмещая всего произошедшего. Сперва бросило в жар, потекли капли пота, несмотря на то, что утро было холодным. Затем португалец встал на колени и с благоговением произнес долгую благодарственную молитву небу. Пока говорил, успокаивались волнение и страх, ибо вера возвращалась на свое место, страхи отступили, становилось ясным, что делать.
Священник закончил обетом исполнить миссию, порученную Иисусом через святого Андрея. С трудом встал, разминая затекшие мышцы, ощущая боль в иссеченных накануне ветвями лице и руках. Одежда тоже была не в лучшем состоянии, зато неподалеку обнаружилась дикая яблоня – несомненно, не случайно! Он набрал мелких кислых плодов в узелок из разорванного рукава. Потихоньку откусывая и жуя одно яблоко за другим, отец Андрео побрел вперед.

[SonGoku >>>]

1600 год, ставка Токугава

- Видно, колдун что-то пообещал, - шептались меж собою приближенные Токугавы.
Властитель наконец несколько успокоился и занялся неотложными делами правления, проведя в заботах несколько часов. Когда вышел очередной чиновник, Иэясу ровным тоном сказал:
- Акиру ко мне.
Хотя приказания никто не ожидал, его поспешили исполнить – широкоплечий телохранитель в синих доспехах отправился искать мальчишку.
И очень скоро вернулся вместе с ним; маленького прислужника не пришлось искать долго, он сидел позади шатра и играл с веером, теперь украшенным только что сделанной надписью.
При виде мальчика старец слегка улыбнулся, но затем, будто облако набежало на лицо, нахмурился.
- Почему ты сегодня утром зашел без зова и разрешения? - голос был требовательным и немного хрипловатым.
- Потому что мне показалось это уместным.
Акира не смотрел на "грозного старца", он разглядывал ворох пепла, оставшегося от записок.
Токугава два раза пристукнул указательным пальцем по мягкой ткани хакама.
- Ты и впредь собираешься поступать так, как кажется уместным тебе, а не согласно распоряжениям?
- Если только это не прогневит моего господина, - отозвался мальчик, хотя улыбка его оставляла сомнения в абсолютной искренности его слов.
Полководец поглядел на мальчика, соревнуясь внушительностью со статуей Будды.
- Покорность господину есть добродетель мужчины и воина, - произнес он.
- Самурай обязан отдать своему господину душу и тело, - согласился Акира; глаза его опять заблестели. - Но я не самурай.

(вместе с Хигфе)

[higf >>>]

- И не хочешь стать им? - с удивлением. - Или ты думаешь, что это придет в один день после генпуку? Ошибаешься... Впрочем, твоя жизнь и так принадлежит мне, если ты еще не забыл, -медленно добавил Иэясу.
- Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть, - вот теперь мальчик кинул быстрый взгляд на могущественного человека, сидящего перед ним. – Думаю, что сумею этому научиться.
Он взял длинную палку и пошуровал ею в углях жаровни.
Токугаве вспомнилась первая их встреча и столь же странный разговор. Он медленно повел головой и посмотрел на Акиру словно сверху вниз, хотя сидел на татами.
- Ты согласился служить. Я нуждаюсь лишь в тех, кто выполняет мою волю, остальные – будут наказаны. - Он не пошевелился, но откуда-то взялось, что перед глазами встало поле, где до сих пор лежало немало незахороненных тел, и те места ближе, в лагере, где уже не первый день вершились казни. Не прямой угрозой, а призрачной дымкой ее, как туман над нагретым дневным светилом полем. - Принеси мне чай. На двоих.
Пока закипала вода в чайнике, подвешенным над жаровней, Акира вернулся с подносом, где были разложены все необходимые принадлежности: шкатулка с чаем, чашка и деревянная ложечка. Мальчик спокойными и медленными движениями, как будто слегка задремал, опустив ресницы, насыпал в чашку зеленый порошок и залил его кипятком. Потом так же сосредоточенно принялся взбивать густую массу в пену.
Старый полководец долго смотрел на огонь. Видел ли он там отражения пожаров, войн, которыми был отмечен его путь к власти? Или что-то свое, личное, сокровенное? Так или иначе, молчание наполнялось спокойствием, пока его не прервал негромкий голос, вскользь, небрежно обронивший:
- Акира, ты знаешь, что колдун хотел тебя забрать к себе?

(c Сон)

[SonGoku >>>]

- Да, - мальчик обеими руками протянул господину чашку; та была похожа на своего хозяина, без изысканного рисунка, из простой китайской глины, покрытая зеленовато-черной глазурью. – Он так и сказал мне.
Токугава принял чашку почти на ощупь, не отводя взгляда от одомашненного пламени, и голос, как и взгляд, не изменился ни на йоту.
- Когда ты успел с ним поговорить? Бери вторую чашку и пей...
Акира уже давно грел в ладонях шершавую пиалу. Мальчик сделал первый небольшой глоток; у зеленоватого напитка был горьковато-терпкий привкус. Когда чашка опустела, Акира вытер ее вынутой из-за пазухи бумагой.
- Он говорил со мной. Он еще раз спросил мое имя и попросил его написать.
- Хочешь к нему? - все точно так же, лишь глаза широко распахнулись на мгновение, пока мальчишка опускал глаза на чашку, взгляд ударил в огонь - казалось, язычки пламени должны испуганно отшатнуться.
- Разве самурай не должен быть верноподданным? – вопросом на вопрос ответил Акира; в полутьме его черные волосы маслянисто блестели. – Он не оставит господина даже в том случае, если число его воинов сократится со ста до десяти и с десяти до одного.
Недоверчивый вдруг Токугава довольно, с некоторым торжеством улыбнулся, снова посмотрев на мальчика так же, как глядел вчера или сегодня - Тошимару. Он вспомнил, что последний еще тут, и по лицу пробежала тень.
- Все же ты хорошо воспитан. Думаю, чтоб тебя снова поутру не пришлось искать, - тон ясно давал понять, что для Иэясу уже не секрет ночное происшествие, - останешься в моем шатре.

(вдвоем)